Книга: День Рождения




День Рождения

Даниэла Стил

День Рождения

Посвящается Беатрис, Тревору, Тодду, Нику Сэму, Виктории, Ванессе, Максу и Заре. Пусть слова «а почему бы и нет?» станут ответом, который принесет вам радость, счастье и откроет новые горизонты. Пусть жизнь будет к вам доброй и щедрой, пусть окружающие вас люди будут нежными и любящими, пусть вас все всегда любят!

Мама, Д. С.

Жизнь, хорошую жизнь, великую жизнь всегда сопровождают слова «а почему бы и нет?».

Давайте никогда не забывать этого!

Д. С.

Глава 1

Первое ноября. Валери Уайатт всегда с тревогой ожидала этого дня, каждый год ожидала с опаской, а особенно в последние двадцать лет. До сих пор она успешно боролась с проявлениями безжалостного времени. Вот и сегодня никто не должен догадаться, что, когда она проснется этим утром, ей исполнится шестьдесят. До сих пор Валери удавалось довольно успешно скрывать свой возраст. Никто даже не заметил, что она скостила себе десяток лет. Журнал «Пипл» недавно написал, что ей пятьдесят один год, что в принципе тоже ничего хорошего. Но шестьдесят — это за пределами всего мыслимого! Валери была признательна всем, кто будто бы не помнил ее истинного возраста.

Чтобы ввести окружающих в заблуждение, Валери делала все, что в ее силах. Впервые она подкорректировала себе веки, когда ей исполнилось сорок, а через пятнадцать лет повторила операцию. Результаты оказались выше всяческих ожиданий. Выйдя из клиники, она выглядела отдохнувшей и посвежевшей, как будто побывала на курорте. Операцию ей делали в Лос-Анджелесе летом, когда в ее напряженном графике возник перерыв в несколько свободных дней. Когда Валери исполнилось пятьдесят, врачи потрудились над ее шеей — восстановили идеальную линию и гладкую кожу. Пластический хирург согласился с тем, что полная подтяжка лица Валери не нужна. У нее были прекрасные здоровые кости и отличная упругая кожа, а подправленные веки и шея помогли ей стать такой, какой она хотела себя видеть. Четыре инъекции ботокса в год также делали свое дело, помогая ей выглядеть свежо и молодо. Ежедневные же физические упражнения и занятия с тренером трижды в неделю поддерживали в хорошей форме ее тело. При желании Валери не стоило бы большого труда убедить всех в том, что ей всего лишь сорок с небольшим. Впрочем, стать всеобщим посмешищем тоже не хотелось, и Валери удовлетворилась тем, что сбросила хотя бы девять лет. Людям было известно, что у нее есть тридцатилетняя дочь, так что отходить слишком далеко от истины было рискованно.

Естественно, для того чтобы добиться таких результатов, требовались время, деньги и самодисциплина. Лицо без единой морщинки не только тешило ее тщеславие, но и было крайне важно для карьеры. За тридцать пять лет Валери превратилась в настоящего гуру по части стиля и красивой жизни. Окончив колледж, она начала писать статьи для журнала, посвященного дизайну интерьеров, и превратила это занятие в главную страсть своей жизни. С годами она превратилась в своего рода верховную жрицу, обладавшую сокровенным знанием того, что нужно для хорошего дома, и поучавшую людей, как сервировать стол, принимать гостей и просто делать жизнь красивой и приятной. У Валери были лицензионные соглашения с производителями постельного белья, мебели, обоев, тканей, дорогого шоколада и деликатесной горчицы. Она написала шесть книг о проведении свадебных церемоний, искусстве интерьера и приема гостей, а также имела собственное телевизионное шоу с высоким рейтингом. Она взяла на себя организацию трех церемоний бракосочетания для Белого дома, когда замуж выходили дочери и племянницы президентов. Ее книга советов по проведению свадеб стала номером один в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс» в номинации нехудожественная литература и продержалась на этом месте пятьдесят семь недель. Ее конкуренткой номер один на этом поприще была Марта Стюарт. Валери с большим уважением относилась к своей главной сопернице, хотя и сама была не менее прославленной личностью. Обе были признанными авторитетами на этом поле.

За пределами телестудии Валери вела тот образ жизни, какой проповедовала с телеэкрана. Ее пентхаус на Пятой авеню, из окон которого открывался потрясающий вид на Сентрал-парк, и внушительная коллекция произведений современного искусства всегда были в идеальном состоянии — так же, как и сама хозяйка. Валери была одержима красотой. Люди хотели жить именно так, как советовала она, женщины мечтали о такой же безупречной коже и линии губ, юные девушки грезили именно о такой свадьбе, какую Валери устраивала знаменитостям, следуя советам, которые она раздавала на страницах своих книг или в выпусках телевизионного шоу. Валери Уайатт олицетворяла собой хранительницу семейного очага. Красивая женщина, сделавшая сказочную карьеру, она вела жизнь, достойную восхищения. Единственное, чего ей недоставало в жизни, — это мужчины, за последние три года в ее личной жизни не появился ни один представитель сильного пола. Мысль об этом приводила ее в отчаяние каждое утро. И пусть она выглядела на полтора десятка лет моложе, данные в водительском удостоверении безжалостно свидетельствовали о ее истинном возрасте. Кому нужна женщина шестидесяти лет? Даже восьмидесятилетним «мачо» — из которых, как говорится, песок сыплется, — и тем теперь подавай лишь двадцатилетних красоток! Вот и нынешний день рождения заставил ее почувствовать себя старой и никому не нужной. Не слишком приятная мысль! Неудивительно, что Валери с утра пребывала в подавленном настроении.

Прежде чем выйти этим утром из дома, она внимательно всматривалась в свое отражение в зеркале. Ей не нужно было торопиться в студию, запись телешоу начнется лишь ближе к полудню. А до этого на утро у нее были назначены две встречи. Валери надеялась, что первая из них немного ее приободрит. Единственное, что не позволяло ей окончательно пасть духом, — это уверенность в том, что истинный ее возраст никому не известен.

Валери посмотрела на себя в зеркало. То, что предстало ее взгляду, в очередной раз убедило ее, что на радостях жизни ставить крест еще рано. Моложавое лицо обрамляли светлые, стильно подстриженные волосы. Валери регулярно их подкрашивала, чтобы не была заметна седина у корней, так что цвет волос был неизменен, а спортивная подтянутая фигура — вне всякой критики. Для сегодняшнего дня Валери выбрала в шкафу красное кашемировое пальто. К нему подойдет короткое черное платье, которое выгодно подчеркивало безупречность ее стройных ног — в дополнение к сногсшибательным шпилькам туфель фирмы «Маноло Бланик». И сегодня в своей передаче она, как всегда, предстанет перед телезрителями эталоном элегантности и стиля.

У дверей дома швейцар поймал для нее такси; Валери назвала таксисту адрес в Верхнем Вест-Сайде. Нужное ей место находилось в сомнительном районе. Валери заметила в зеркале заднего обзора, что водитель бросил на нее восхищенный взгляд. Когда они проезжали Сентрал-парк, Валери погрузилась в раздумья. Две недели назад в Нью-Йорк пришла холодная погода, и последние листья на деревьях уже облетели. Красное пальто, которое она сегодня надела, оказалось весьма кстати. Валери задумчиво смотрела в окно такси, когда вдруг ожил радиоприемник. К этому времени они сворачивали от парка в Вест-Сайд. В следующее мгновение она услышала голос диктора, и ее словно ударило током.

— О боже! Вот уж ни за что не поверил бы, да и вы тоже! Эта женщина выглядит просто потрясающе для своего возраста! Знаете, кому сегодня стукнуло шестьдесят? Валери Уайатт! Ну и сюрприз! Молодчина, Валери, ты выглядишь на сорок пять, и ни днем больше!

Валери словно ударили под дых, она отказывалась верить собственным ушам. Откуда, черт побери, они узнали? Проныры, что выяснили ее возраст, вполне могли поковыряться в архивах, решила она, окончательно упав духом. Это было самое популярное в Нью-Йорке утреннее радио ток-шоу, и скоро о том, сколько ей лет, теперь не узнают только ленивые сони. Может, попросить водителя выключить радио, но что это изменит? Она сама только что услышала это своими ушами, равно как и добрая половина Нью-Йорка. Да что там, весь мир узнал, что ей исполнилось шестьдесят! Это было настолько оскорбительно, что не поддавалось описанию. Неужели в мире не осталось ничего личного? Даже если ты — знаменитая Валери Уайатт с собственным телевизионным шоу, которое ведешь вот уже многие годы! Валери едва не расплакалась прямо в такси. Страшно подумать, сколько еще радиоприемников сейчас включено, сколько телепередач и сколько газет повторят сегодня эту новость, на скольких светских приемах будут перемывать ее косточки, осталось только написать об этом огромными буквами в небе над Нью-Йорком!

Продолжая злиться, Валери расплатилась с таксистом и даже дала щедрые чаевые. День был безнадежно испорчен, не успев толком начаться. Впрочем, Валери никогда не любила собственный день рождения. Он неизменно становился поводом для расстройства: ведь что ни говори, а несмотря на успех и славу, у нее не было мужчины, с которым можно было бы разделить радость этого дня. Ни любовника, ни мужа. Дочь всегда слишком занята работой, и ее никуда не вытащить, ни в кино, ни в ресторан. Впрочем, Валери меньше всего хотелось объявлять друзьям свой настоящий возраст, и она намеревалась провести этот вечер в одиночестве дома, в собственной постели.

Валери быстро поднялась на крыльцо, едва не оступившись на выщербленной ступеньке, и нажала кнопку домофона. Под звонком значилось имя: Алан Стар. Валери обычно приходила сюда два раза в год, а между посещениями частенько звонила Алану по телефону, чтобы поднять настроение или развеять скуку. В ответ на ее звонок в холодном ноябрьском воздухе прозвучал знакомый голос:

— Дорогая, это ты? — В голосе слышалась искренняя радость, и возникало ощущение, будто его обладатель действительно счастлив слышать и видеть ее.

— Это я, — подтвердила Валери, и ей открыли. Она толкнула массивную дверь и торопливо поднялась по лестнице на второй этаж. Здание было старым и выглядело несколько обветшалым, но внутри было чисто. Алан ждал ее на пороге открытой двери и, широко улыбаясь, распахнул ей объятия. Это был высокий красивый мужчина лет сорока с небольшим. Пронзительные голубые глаза, длинные, до плеч, каштановые волосы. Несмотря на непрезентабельный адрес, хозяин квартиры был довольно широко известен в определенных кругах.

— С днем рождения! — поздравил он, прижимая Валери к себе, и улыбнулся, демонстрируя искреннюю радость от встречи с ней. Валери отстранилась от него и с недовольным и одновременно несчастным видом посмотрела на своего визави.

— Замолчи! Какой-то засранец на радио раззвонил всему свету про мой день рождения и сообщил, сколько мне лет. — Валери еле сдерживала слезы. Вздохнув, она шагнула в знакомую гостиную, где стояли несколько огромных скульптурных изображений Будды и мраморная статуя Кван Иня; а между белыми диванчиками примостился черный лакированный кофейный столик. В комнате висел густой запах ладана.

— А с какой стати тебе переживать по этому поводу? Можно подумать, ты выглядишь на свои годы! Это всего лишь цифры, моя дорогая, — заверил ее Алан, пока Валери снимала пальто, а затем бросила его на диван.

— Представь себе, а я переживаю. И что хуже всего, мне действительно столько лет. У меня такое ощущение, будто я прожила не меньше столетия.

— Не говори глупостей, — возразил Алан и сел напротив гостьи. На столике лежали две колоды карт. Алан считался лучшим экстрасенсом во всем Нью-Йорке. Валери понимала: приходить к нему — великая глупость с ее стороны. Тем не менее она доверяла его предсказаниям. Как правило, его советы помогали ей воспрянуть духом. И вообще Алан был душка — добрый, отзывчивый, с хорошим чувством юмора. Неудивительно, что у него было немало известных клиентов. Валери вот уже много лет приходила к нему, и его предсказания обычно сбывались. Постепенно у нее вошло в привычку каждый год назначать встречи с ним в день своего рождения. Это помогало немного смягчить горечь этого дня, и, если гадание не предсказывало ничего неприятного, Валери успокаивалась — ведь она получала то, что и хотела услышать.

— У тебя будет сказочный год, — сообщил Алан, перетасовывая колоду карт. — Все звезды приняли благоприятное для тебя расположение. Я вчера составил твой гороскоп и пришел к выводу, что это будет самый лучший год в твоей жизни. — Он указал на разложенные карты. Валери знала это упражнение. Они проделывали его не раз.

— Возьми пять карт и положи их вниз рубашкой, — сказал Алан, выкладывая перед ней всю колоду. Валери вздохнула, послушно взяла пять карт и положила их рубашкой вниз. Два туза, десятка треф, двойка червей и пиковый валет.

— В этом году ты заработаешь кучу денег, — с самым серьезным видом сообщил Алан. — Будут новые лицензионные соглашения. Рейтинг твоего шоу будет просто зашкаливать.

Он каждый год говорил примерно то же самое и до сих пор никогда не ошибался. Однако в ее случае предсказать нечто подобное не составляло большого труда. Валери и сама знала, что ее империя гламурной жизни процветает как никогда.

— А что означает пиковый валет?

Для обоих не было секретом, что после того, как закончился ее последний роман, ей нужен был мужчина. Валери вот уже двадцать три года была в разводе и привыкла посвящать больше времени и энергии карьере, чем личной жизни. Но она тосковала о любви и была немало разочарована тем, что за последние годы в ее жизни так никто и не появился. Она почти свыклась с мыслью, что этого больше никогда не случится. Похоже, она действительно постарела. Сомнений на этот счет, если таковые когда-то и были, у нее почти не осталось.

— Думаю, что кто-то из твоих адвокатов уволится, — сообщил Алан о валете пик. — Дай мне еще пяток карт.

На этот раз в пятерке карт оказался король червей и бубновая королева. Алан улыбнулся.

— А вот это уже интересно. Я вижу нового мужчину, — сказал он и улыбнулся еще шире. Валери восприняла его слова без особого воодушевления и пожала плечами.

— Ты говоришь эти слова вот уже третий год подряд.

— Терпение, моя дорогая, терпение. Своего мужчину стоит подождать. Он важный человек, со связями, очень высокий и симпатичный. Думаю, что ты познакомишься с ним благодаря своей работе.

Услышав это, Валери рассмеялась:

— Только не на моей работе, это уж точно. Мужчина, имеющий маломальское отношение к дизайну интерьеров или свадебным церемониям, наверняка окажется геем. Боюсь, с моим будущим мужчиной я познакомлюсь в каком-нибудь другом месте.

— Может, это один из твоих продюсеров, — ответил Алан, сосредоточив внимание на картах. — И все-таки что-то подсказывает мне, что ты встретишься с ним благодаря твоей работе. — Он говорил это и раньше, но в жизни Валери никто так и не появился. Другие его предсказания чаше всего сбывались, но они не касались мужчин. — И еще я думаю, что в этом году у твоей дочери родится ребенок, — сообщил он, переворачивая бубновую даму и снова передавая Валери колоду карт. Та улыбнулась и покачала головой:

— Я сомневаюсь, что такое когда-нибудь случится. У нее даже нет свободного времени для свиданий. Она не замужем, и я не уверена, что ей вообще нужен муж или ребенок. — Впрочем, и сама Валери отнюдь не горела желанием становиться бабушкой. Этого точно не было ни в списке ее желаний, ни на экране радара ее жизни. К счастью, у ее дочери тоже. С этим предсказанием Алан явно промахнулся.

— А по-моему, она преподнесет тебе сюрприз, — добавил Алан, когда Валери открыла пять новых карт и гадание продолжилось. Это было сродни тому, что он всегда предсказывал для нее: карьерный рост, новый мужчина в ее личной жизни и ряд незначительных предостережений насчет будущих проектов и сделок, а также людей, с которыми она ведет дела. Однако на этот раз мужчина всплывал в гадании несколько раз. Алан упрямо стоял на своем. Валери только вздыхала, слушая его. Ей всегда говорили, что в жизни не может быть сразу всего — и сказочной карьеры, и женского счастья. Так не бывает. Никто не получает всего, чего желает, говорили ей окружающие, и в случае с ней самой все было действительно так. Подобно большинству людей, успехи в работе имели свою цену, и она по-прежнему оставалась одинока. Тем временем гадание продолжилось. Алан сообщил, что еще видит в ее будущем. В целом все складывается хорошо. Со здоровьем проблем не возникнет, а рейтинги передач не снизятся. Разглядел он и какую-то сделку на Дальнем Востоке, возможно, что-то связанное с производством мебели. По его словам, сделка будет выгодной. Впрочем, Алан всегда предрекал именно то, что ей было приятно услышать. А все потому, что он искренне симпатизировал ей. Валери была человеком честным, прямым и справедливым. Кое-кто считал ее жесткой, хотя на самом деле это была требовательность к себе и окружающим. В том, что касалось работы, Валери никому не делала поблажек, в том числе и себе, любимой. Она поднялась к вершинам успеха не случайно. В течение тридцати пяти лет она медленно продвигалась к нему, вкалывая как лошадь, порой проявляя чудеса гениальности, но чаще руководствуясь безошибочным чутьем в отношении того, чем занималась. Алан ценил Валери и восхищался ею. Валери ни с кем не играла ни в какие игры, никогда и никого не вводила в заблуждение. Не в ее привычках было пускать окружающим пыль в глаза. Она была честна всегда и во всем. И не нужны были никакие карты, чтобы понять: сегодня она не просто расстроена, а подавлена именно собственным возрастом. Валери не раз заявляла, что шестьдесят лет — это порог, за которым начинается старость, и вот теперь о ее шестидесятилетии стало известно всем. Одна лишь мысль об этом вызывала у нее желание разрыдаться.




Пока Валери слушала предсказания Алана в его квартире в Вест-Сайде, Джек Адамс со слезами на глазах в буквальном смысле ползал по полу спальни. Еще никогда в жизни он не испытывал такой адской боли. Никогда! Ну, может быть, пару раз по молодости лет, когда профессионально играл в американский футбол, но с тех пор ни разу. Ощущение было такое, будто кто-то всадил в спину томагавк. Острая боль вонзалась и в мозг, и в ноги. Джек не мог ни стоять, ни ходить. С горем пополам он дополз до ванной комнаты и, уцепившись за раковину, медленно поднялся на ноги. Затем нащупал мобильный телефон и неуклюже, со стоном, уселся на унитаз.

— О боже! — простонал Джек, набирая номер и глядя на себя в зеркало. Вид у него был кошмарный, как будто он попал в автомобильную аварию и чудом остался жив. Как говорится, краше в гроб кладут.

Прошлым вечером он побывал на вечеринке по случаю Хэллоуина и в баре познакомился с потрясающей красоткой. Сам он был в костюме супермена, она же в костюме женщины-кошки из лакированной кожи в облипку, высоких сапогах и с кошачьими усами. У нее была восхитительная фигура, а когда она сняла маску, то оказалась очень даже хорошенькой. Настоящая киска! Она сказала, что работает моделью, но Джек прежде не слышал ее имени. По ее словам, ей было двадцать два года. И, главное, красавица. Крашеные, черные, как смоль, волосы, зеленые глаза, рост шесть футов четыре дюйма, всего на пару дюймов ниже его самого. Секс, которым они занялись у него в квартире, был верхом акробатики. Оба изрядно выпили, и он давно уже так славно не проводил время. Его партнерша на эту ночь была такой же, как и большинство девушек, с которыми он встречался. Им всегда было двадцать с небольшим, чаще всего это были манекенщицы, иногда актрисы, как правило, яркой, броской внешности. У Джека никогда не возникало проблем в отношениях с женщинами. Тем более с их обольщением. Девушки сами вешались ему на шею еще с тех пор, когда ему еще не было и двадцати. Временами он и сам уставал от их внимания и все же никогда не мог устоять перед ними. Эта женщина не стала исключением. Единственное отличие от обычной череды амурных приключений на этот раз состояло в том, что прошлой ночью, когда он занимался любовью, у него в спине что-то хрустнуло, и он не мог пошевелиться. От боли Джек вскрикнул так, что девица испугалась и предложила вызвать «Скорую». Он отказался. Было в этом нечто трагикомичное, если не откровенно унизительное. Из последних сил скрывая, насколько ему больно, он посоветовал ей отправляться домой. Красотка послушно удалилась. Остаток ночи он терзался жуткой болью в ожидании утра, чтобы позвонить своему мануальному терапевту. На его звонок ответила дежурная и пообещала сообщить доктору. Джек добавил, что это срочно и безотлагательно.

Голос ответившего прозвучал жизнерадостно и бодро. Джек Адамс был его пациентом уже с десяток лет.

— В чем дело, Джек? Мне сообщили, что дело безотлагательное.

— Думаю, да, — едва выдавил из себя Джек. Ему даже говорить было трудно. Он успел представить себя в инвалидной коляске, к которой будет прикован до конца своих дней. — Понятия не имею, что, черт побери, случилось со мной прошлой ночью. Похоже, что растянул мышцы спины или что-то в этом роде. Может, порвал связки. Я едва передвигаю ноги. — Он представил себя парализованным. Терзавшая его боль не поддавалась описанию. Джек даже подумал, что это инфаркт. Так или иначе, но муки были поистине адовы.

— Как это тебя угораздило, хотелось бы мне знать? — поддразнил его Фрэнк Баркер. Он был в курсе сексуальной жизни Джека. Они не раз смеялись над его похождениями. Увы, сегодня Джеку было не до смеха, и врач тотчас это понял.

— Об этом потом. Могу я приехать к тебе?

— Когда ты сможешь добраться до меня? — спросил Фрэнк. Джек Адамс был важным пациентом. Фрэнк был готов принять его вне очереди, тем более что речь, похоже, шла о неотложном случае.

— Надеюсь, минут через двадцать, — процедил Джек, стиснув зубы. Правда, он и понятия не имел, как выйдет из квартиры, но к Фрэнку он должен попасть в любом случае.

Положив трубку, он снова набрал номер, на этот раз он позвонил в гараж такси. Обычно он пользовался услугами этой компании. Затем с трудом натянул на себя спортивный костюм, валявшийся на полу в ванной. В крайнем случае он пошел бы к врачу в одних трусах. Может, лучше отправиться прямиком в больницу, подумал Джек, но потом решил, что Фрэнк сам разберется, что к чему. Так было всегда. Вдруг все не так плохо, как ему сейчас кажется. Однажды у него возникла проблема с камнями в почках, а ведь тогда все было гораздо хуже, чем сейчас.

Через десять минут он спустился вниз, медленно и осторожно, словно робот, не в силах распрямить спину. Заметив его страдания, швейцар помог ему сесть в такси и даже поинтересовался, что произошло, но Джек отделался неопределенным жестом и что-то невнятно промычал. Через десять минут он уже подъезжал к дому, в котором находился кабинет мануального терапевта. Водитель такси помог ему войти внутрь, и Джека тотчас же проводили в кабинет. Через пять минут врач занялся больным. От боли Джек едва мог пошевелиться. Фрэнк внимательно осмотрел его и, сверившись после осмотра со своими записями, улыбнулся.

— Да у тебя же, приятель, сегодня день рождения! Поздравляю!

— Господи… прошу тебя… ничего не говори… что я такого, черт побери, сделал с собой прошлой ночью? — Хотелось надеяться, что все обойдется, но, даже не будучи врачом, Джек понимал, что, увы, это не так. Травма наверняка серьезная, и он чистосердечно все рассказал Фрэнку. Тот снова не удержался от ехидного комментария.

— Это все молодые девушки, Джек… их слишком много!

— Думаю, она гимнастка или акробатка. Я в прекрасной форме, но она чуть не убила меня. Так что я там себе порвал? — Он почувствовал себя стариком, которого ночь акробатического секса превратила в сущую развалину, да еще вдобавок накануне собственного дня рождения. Сегодня ему исполнилось пятьдесят. Джеку неожиданно пришла в голову убийственная мысль: а сможет ли он когда-нибудь снова заниматься сексом? Во всяком случае, так, как минувшей ночью, уж точно никогда.

— Придется, дружище, отправить тебя на обследование. Сделаем тебе магнитный резонанс. У меня подозрение, что ты повредил позвоночный диск. Надеюсь, что это не так и ты всего лишь сместил его. Давай-ка посмотрим.

— Черт! — воскликнул Джек с таким видом, будто только что услышал смертный приговор. — Неужели понадобится операция?

— Надеюсь, что обойдемся без нее. Посмотрим, что покажут результаты обследования. Я тебя туда прямо сейчас и отправлю. — Фрэнк был гений по части уламывания других врачей, когда дело касалось важных пациентов. Его коллеги неизменно шли ему навстречу. — Одно скажу наверняка: на пару ночей тебе придется воздержаться от всяческих излишеств. — Фрэнк широко улыбнулся, глядя, как его пациент, морщась от боли, пытается встать.

В этот вечер Джек пригласил друзей в ресторан «Чиприани». Увы, ему еще утром стало понятно, что торжества придется отменить. Какой ресторан, если он не в состоянии сидеть за праздничным столом! Как назло, ему нужно хотя бы на пару минут заглянуть на работу. Он еще из такси позвонил и сообщил, что опаздывает, но не сказал почему. Не хотелось признаваться, в каком жутком состоянии он находится, по крайней мере до тех пор, пока неизвестно, что с ним такое.

Джек снова сел в такси и отправился в больницу для обследования. Фрэнк уже обо всем договорился. Не успел он, скрючившись, как девяностолетний старик, вползти в вестибюль больницы, как к нему тотчас подскочили какие-то двое, чтобы попросить у него автограф. В данной ситуации эта просьба показалась ему унизительной. Джек Адамс был одним из самых известных игроков Национальной футбольной лиги США: он шесть раз становился призером почетного звания «самый ценный игрок», был двенадцати кратным «пробоулером», выиграл четыре «Суперкубка» для своей команды, его имя было занесено в анналы Зала Славы. Теперь же он едва держался на ногах, а все из-за ночи акробатических упражнений с двадцатидвухлетней красоткой. Двоим поклонникам, которым он давал автографы, Джек объяснил, что попал в небольшую аварию. Те были рады возможности увидеть его в любом состоянии.

Обследование заняло полтора часа. Джеку сообщили, что ему крупно повезло: позвоночный диск лишь смешен, а не поврежден, так что необходимости в операции нет. Требуются лишь покой и физиопроцедуры. Да, чертовски «славно» складывается его день рождения! Ему стукнул полтинник, и его карьера секс-машины закончилась из-за смешения позвоночного диска. При этой мысли ему стало муторно на душе.

К тому времени, когда Джек добрался до офиса, он уже принял болеутоляющее. Он был по-прежнему небрит и одет в спортивный костюм и выглядел, как ему казалось, сущим бомжем. Но живым или мертвым, он должен был хотя бы на пару минут, заехать на работу, чтобы встретиться с продюсером и обсудить с ним планы на завтрашний день. Двенадцать лет назад, когда ему исполнилось тридцать восемь, Джек ушел из большого спорта и теперь на телевидении был одним из главных спортивных комментаторов. Тогда он получил серьезную травму колена, которая заставила его навсегда распрощаться с футболом. Но даже тогда он не испытывал такой боли, как сейчас.

Джек сделал блистательную спортивную карьеру и достойно ее завершил. Впрочем, амплуа спортивного комментатора и героя телепередач вполне его устраивало. Работа на телевидении ему нравилась, как нравилось иметь поклонников и хорошие рейтинги. У Джека было постоянное время в прямом эфире, женщины считали его неотразимым и по-прежнему вешались на него. Его брак закончился разводом за пять лет до того, как он распрощался со спортом. Он постоянно изменял жене, однако при разводе Дебби держалась достойно, и в результате они расстались друзьями, за что он был ей благодарен. Что греха таить, он был плохим мужем и прекрасно это понимал. Искушения постоянно вставали у него на пути в ту пору, когда он был суперзвездой НФЛ. Стоит ли удивляться, что их брак этого не выдержал и дал трещину.

Через год после развода Дебби вышла замуж за спортивного врача футбольной команды и была счастлива. От второго мужа у нее родилось еще три ребенка, все мальчики. У них с Джеком был общий сын, Грег, которому исполнился двадцать один год. Грег учился в Бостонском университете, был абсолютно равнодушен к футболу, хотя и восхищался отцом за те успехи, которых тот добился. Его собственным увлечением был баскетбол. Он был высок, как и отец, но в университете учился гораздо лучше, чем Джек, и хотел продолжить юридическое образование. Профессиональный спорт его совершенно не интересовал. Он даже не смотрел футбольные матчи по телевизору.

Добравшись до здания, в котором располагалась телестудия, Джек с трудом проковылял через фойе, кое-как дополз до лифта, вошел в кабинку и, нажав кнопку нужного этажа, скрючился пополам от боли. Он не мог выпрямиться и поэтому не рассмотрел лица женщины, вошедшей в кабину следом за ним. Ему были видны лишь черные туфли на высоком каблуке, стройные ноги и красное пальто. Увы, в эту минуту даже красивые ноги женщины оставили его равнодушным. Неужели лучшие, золотые годы ему светит провести в монастыре?!

Женщина в красном пальто и черных шпильках нажала кнопку своего этажа и встала рядом.

— С вами все в порядке? — вежливо спросила она.

— Не вполне, но я буду жить, — заверил ее Джек и, сделав попытку поднять голову, поморщился от боли. Незнакомка показалась ему смутно знакомой, но он никак не мог вспомнить, кто же она такая, но затем до него дошло. Перед ним стояла сама Валери Уайатт, непревзойденная гуру по части интерьеров и красивой жизни. Он же скрючился рядом с ней, как Квазимодо, в спортивном костюме, шлепанцах, непричесанный и небритый. Впрочем, ему было так больно, что в данный момент ему было наплевать на то, как он выглядит. Ему всегда казалось, что на телеэкране эта особа смотрится уж больно совершенной, этакий манекен. Теперь же в ее глазах читалось сочувствие, что лишь еще больше подчеркивало его собственный неприглядный вид. Еще раз посмотрев на нее, Джек заметил в уголках ее рта еле заметные капельки крови.

— У меня сместился позвоночный диск, — пояснил он и, не отдавая себе отчета в том, что говорит, добавил: — Мне кажется, вы порезались!

Женщина удивленно посмотрела на него и машинально потрогала лицо.

— Ничего особенного, — небрежно ответила она, когда лифт остановился на этаже Джека. Такое случалось нечасто, но сегодня случилось. После встречи с Аланом Валери отправилась на инъекцию ботокса, а прямиком из косметического салона поехала на работу. Она ничего не собиралась ему объяснять, тем более вряд ли он знает, кто она такая. Лично она его узнала с первого взгляда: в коридорах телестудии она нередко видела этого красавчика. Сегодня же на него нельзя было смотреть без сочувствия — то ли болен, то ли получил серьезную травму.

— Вам помочь? — участливо спросила она. Похоже, она поняла, как ему плохо.

— Если бы вы могли подержать двери, пока я буду выходить. Если меня ударит дверями, я навсегда останусь паралитиком. Вчера вечером я слишком бурно отпраздновал Хэллоуин, — пояснил Джек, с трудом выбираясь из кабинки лифта. Как он надеялся, что отменно повеселится в свой день рождения! Теперь же даже слепому ясно, что из этой затеи ничего не выйдет. Причем не только сегодня, но, возможно, и в будущем. Выйдя из лифта, он поблагодарил попутчицу, и дверцы захлопнулись.

Когда Джек наконец добрался до своего офиса, то едва стоял на ногах и, войдя, со стоном повалился на диван. К нему тотчас подскочил ассистент видеорежиссера Норман Уотерман и оторопел, отказываясь верить собственным глазам. Норман с детства обожал Джека Адамса. Это был его кумир, чьи спортивные победы он знал наизусть — даже лучше, чем сам Джек. Норман до сих пор хранил спортивные карточки, на каждой из которых Джек когда-то оставил свой автограф.

— О господи, Джек! Что стряслось? У тебя такой вид, будто ты попал под поезд!

— Точно, попал. Вчера вечером со мной случилась одна неприятная штука. Сместился позвоночный диск. Джордж уже здесь? Мне нужно срочно поговорить с ним о завтрашней передаче.

— Сейчас скажу ему. Кстати, с днем рождения тебя!

— Откуда ты знаешь? — страдальчески посмотрел на него Джек.

— Шутишь? Ты ведь живая легенда, приятель! Я никогда не забывал эту дату, да и в утренних новостях сегодня об этом тоже вспомнили.

— Вспомнили мой день рождения или сказали, сколько лет мне исполнилось? — запаниковал Джек.

— И то, и другое. Можно подумать, что это секрет! Любой, кто следит за футболом, знает, сколько тебе лет. Ты же живая история Национальной лиги.

— Ты попал в самую точку. Теперь я этакий исторический экспонат и мне светит провести остаток жизни в инвалидной коляске. Сегодня все словно сговорились. Только и делают, что напоминают о том, сколько мне лет. Вот уж спасибо! — Девушкам, с которыми он встречался, Джек обычно говорил, что ему тридцать девять. Эти киски были не настолько искушенными в жизни, чтобы следить за его карьерой, либо им было до лампочки, сколько ему лет на самом деле. Многие верили ему — еще бы, ведь им подфартило познакомиться с самим Джеком Адамсом! Сообщение в новостях о том, что ему стукнуло пятьдесят, явно не на пользу его амурной карьере. Как, впрочем, не на пользу ей и ночь, проведенная в обществе женщины-кошки, чьими стараниями он теперь превратился в жалкую развалину. Словом, на душе у Джека было паршиво.

— Что будешь сегодня делать, как отмечаешь свой день рождения? — простодушно поинтересовался Норман. Джек застонал.

— Пожалуй, совершу самоубийство. Так ты приведешь сюда Джорджа или нет?

— Конечно, Джек. И еще раз с днем рождения тебя, — с чувством произнес Норман. Лежавший на диване страдалец закрыл глаза и ничего не ответил. Восхищение, которое питал к нему Норман, было трогательным, но в данную минуту Джеку хотелось лишь одного: чтобы хотя бы ради дня рождения проклятая боль сжалилась над ним и отступила, и он снова вернулся бы к жизни. К жизни, в которой есть женщины и секс.


Сидя за письменным столом в рабочем кабинете, расположенном несколькими этажами выше, Валери перебирала образцы тканей. Они были ей нужны для телешоу. Одни из них станут иллюстрацией к ее рассказу о том, как своими силами переделать гостиную, другие — как обновить интерьер к Рождеству. Некоторые из присланных образцов превзошли ее ожидания. И вот теперь эти образцы и пачки фотографий занимали весь стол. Все было в идеальном порядке, поскольку Валери всегда заранее готовилась к передачам. Войдя к себе в кабинет, она первым делом посмотрелась в зеркало, чтобы разглядеть крошечные капельки крови, о которых сказал Джек. Они были почти незаметны. Она смыла их, а про себя подумала, что с его стороны было крайне невежливо об этом упоминать. Особенно если принять во внимание то, как выглядел он сам. Джек Адамс всегда производил на нее впечатление типа излишне самоуверенного. Всякий раз, когда она видела его, он неизменно выглядел так, что хоть прямо сейчас фотографируй для обложки глянцевого журнала. Сегодня же он выглядел так, будто обитал где-то в пещере или его выбросило на берег после кораблекрушения. Правда, его явно мучила боль. Впрочем, вскоре Валери выкинула его из головы. Для нее куда важнее было приготовиться к предстоящему эфиру. Ей остается поработать еще пару часов, а потом она встретится с дочерью в ресторане «Ля Гренуй», где они в обеденный перерыв отпразднуют день рождения обеих. Обед в изысканном французском ресторане был их ежегодной традицией. Сегодня это будет единственное застолье по случаю ее дня рождения.



Валери не слишком обрадовало, когда Мэрилин, ее безупречная секретарша, доложила, что утром про ее день рождения сообщили по телевидению, причем не один раз. Этого только не хватало! Теперь ее настоящий возраст известен не только радиослушателям, но и тем, кто утром за чашкой кофе смотрел выпуск телевизионных новостей! Значит, ее тайна перестала быть тайной. Нисколько не утешило Валери и то, что Мэрилин доложила ей, что сегодня также день рождения у бывшего футбольного защитника и популярного спортивного комментатора Джека Адамса. Валери не стала говорить ей о том, что только что видела этого героя в лифте, согнувшимся пополам от боли. Впрочем, какое ей дело, что у него тоже день рождения и сколько там ему сегодня исполнилось! Скверно уже одно то, что ей стукнуло шестьдесят и весь проклятый мир об этом знает. Что может быть хуже? Всем теперь известно, что она старуха, и даже предсказания Алана Стара о любви и успехе в будущем году бессильны ее утешить. Да и кто знает, будет ли все так, как он предрекает? Ее возраст — вот реальность, которая угнетала, давила тяжким грузом. Для Валери Уайатт ее шестьдесят лет были как девяносто.

Глава 2

Эйприл Уайатт выкатилась из постели, первые несколько секунд с трудом понимая, что за день сегодня. Прозвенел будильник. Она вскочила на ноги и поплелась в ванную. Было всего четыре часа утра. В пять она планировала быть на рынке Южного Бронкса, а к шести намеревалась попасть на овощной рынок. Ей нужно было купить массу продуктов для своего ресторана. Эйприл уже начала чистить зубы, когда вспомнила: у нее же сегодня день рождения! Обычно она не обращала особого внимания на этот день, но в этом году расстроилась. Ей исполнялось тридцать, и этот факт ее не обрадовал. Она терпеть не могла круглых дат — они вынуждали ее сравнивать себя с другими людьми, а в традиционные стандарты Эйприл Уайатт никак не вписывалась. К тридцати годам ей полагалось быть замужем, иметь детей и/или успешную работу, может быть, даже обзавестись собственным домом. У нее был ресторан, но не было мужа или даже любовника. Детей Эйприл не имела и даже не предполагала обзаводиться ими. Нет, значит, нет. Зато она была по уши в долгах. Пару лет назад, заняв у матери деньги, она открыла ресторан своей мечты, который теперь стал главной отрадой и смыслом ее жизни. Дела шли неплохо, но она все еще продолжала отдавать матери долг. Та никогда не напоминала ей о деньгах, но Эйприл хотела полностью с ней рассчитаться как можно скорее. По идее, она сможет это сделать в ближайшие пять лет, разумеется, если ресторан будет приносить такой доход, как сейчас. Дом с квартиркой наверху, где она жила и где устроила свой офис, находился в районе Нью-Йорка, в котором когда-то были многочисленные производственные помещения для заморозки и фасовки мясной продукции. Всего несколько лет назад здесь были трущобы. Неудивительно, что дом нуждался в ремонте. У Эйприл давно чесались руки привести его в божеский вид, однако сейчас на поддержание его внешнего вида она тратила минимальные суммы, какие только ей удавалось выкроить. Основные средства были вложены в сам ресторан. Ее собственная квартирка наверху представляла собой форменную свалку.

По общепринятым стандартам из того, что полагалось иметь к тридцати годам женщине, у нее была работа, но кроме этого — ничего. Ни мужа, ни детей, ни собственного дома, лишь куча долгов. Зато у нее была мечта. Не случайно она назвала свой нью-йоркский ресторан собственным именем. Каждый вечер он был полон посетителей и за три года своего существования получил несколько прекрасных отзывов в прессе. И, самое главное, он на сто процентов был ее детищем. Ресторан олицетворял собой все, о чем она когда-либо мечтала, и, что приятно, у него уже есть постоянные посетители. Эйприл сама закупала продукты, была шеф-поваром, сама подходила к столикам посетителей. Колдуя у разделочного стола или у плиты, она чувствовала себя счастливой. Время от времени она выходила в зал, чтобы пообщаться с самыми преданными завсегдатаями заведения. Она сама подбирала вина, в ресторане был довольно обширный выбор вин по вполне умеренным ценам. Те, кому нравился ее ресторан, считали, что это лучшее в Нью-Йорке заведение подобного рода.

Ее отец был преподавателем истории Средних веков в Колумбийском университете, но, проучившись там год, Эйприл ушла — с ощущением, что провела отнюдь не самый лучший год своей жизни, и больше не вернулась на студенческую скамью, вопреки желанию родителей. Ее призвание было иным: стать шеф-поваром. Эйприл никогда не разделяла страсти матери к гламурному образу жизни, ее интересовало лишь то, что происходило на кухне, в кастрюлях и на сковородках. Роскошные свадьбы и интерьеры ничего для нее не значили. Зато она обожала готовить вкусную еду, которая нравилась всем.

Она провела шесть лет во Франции и Италии, где обучалась поварскому искусству, и успела поработать в нескольких лучших ресторанах Европы. В Париже ей посчастливилось стать ассистентом самого Алена Дюкассе, а позднее помощником шеф-повара по выпечке в «Тур д'Аржан». Она работала во Флоренции и Риме, и когда в двадцать пять лет вернулась в Штаты, то имела за плечами неплохой опыт. Год она проработала в одном из лучших ресторанов Нью-Йорка, а затем, благодаря финансовой поддержке матери, посвятила почти год созданию ресторана своей мечты. Она обожала баловать посетителей вкусностями, будь то деликатесы или простые блюда без всяких кулинарных излишеств, или же, наоборот, экзотические, как говорится, блюда не на каждый день. Эйприл предлагала великолепную пасту, которую собственноручно готовила так, как ее научили в Риме и Флоренции, или стейк под соусом тартар, ничуть не хуже того, что готовят во Франции. Она подавала улитки тем, кто их любит, гусиную печенку фуа-гра, как в холодном, так и в горячем виде, и черные кровяные колбаски. Меню ее ресторана предлагало посетителям прекрасного лосося, превосходные чизбургеры на испеченных в ее кухне булочках, аппетитные бигмаки с сыром, мясной рулет и рубленую солонину, которую Эйприл готовила по рецепту своей бабушки, пиццу, жареных цыплят, ногу ягненка по-французски и картофельное пюре, которое таяло во рту. Были в ее меню и блины с икрой, и фаршированные блинчики, и китайские пельмени дим-сам, летние лобстеры и крабы из Мэна, сказочные устрицы и креветки, которых она выбирала лично. Ее меню являло собой пестрый букет всего того, что людям нравилось есть, а ей самой — готовить, и включало в себя целый раздел «домашних блюд» — от супа с клецками до поленты, мелких макарон-пастины, оладий, французских гренок и вафель, подаваемых в любой день дня, а не только по воскресеньям. Она пригласила к себе повара по выпечке, ранее работавшего в парижском «Ритце», и тот делал превосходное печенье, десерты и суфле. В ресторане Эйприл также можно было заказать по умеренным ценам хорошие вина со всего мира, выбрать которые посетителям помогал опытный сомелье.

Ее ресторан быстро приобрел популярность, причем не только у взрослых, но и у детей. Детское меню включало в себя горячие сэндвичи с сыром, которые обожали и дети, и взрослые, а также хот-доги, гамбургеры, мини-пиццы, макароны, бигмаки с сыром, крошечные порции жареной курятины и восхитительные гренки, какие Эйприл научилась делать во Франции. На десерт юным посетителям предлагались не менее вкусные вещи: горячее сливочное мороженое с карамелью, бананы с мороженым, молочные коктейли, безалкогольное имбирное пиво с ванильным мороженым. Когда родители говорили своим детишкам, что собираются в ресторан к Эйприл, ребята неизменно приходили в восторг. Кстати, и сами взрослые также частенько заказывали себе блюда из детского меню. В общем, это был ресторан, в который Эйприл с удовольствием ходила бы сама, будь она ребенком, и который доставлял ей немалое удовольствие как взрослой. То же самое можно было сказать и обо всех посетителях ее заведения.

Ресторан пользовался такой популярностью, что столики в нем надо было заказывать заранее, причем не только по выходным. В это время года, в ноябре, для гурманов здесь подавали белые трюфели с пастой или яичницей — в зависимости от предпочтений клиентов. Эйприл выкладывала за трюфели огромные суммы. Это лакомство можно было найти лишь в одной местности в Италии, и каждый ноябрь их во время короткого трехнедельного сезона доставляли самолетом прямо с острова Эльба. Партия трюфелей прибыла из Италии как раз два дня назад. Истинные гурманы знали толк в этом деликатесе и ценили его за изумительный аромат и вкус. В ее ресторане трюфели подавались мелко наструганными на пасту или ризотто. Сегодня вечером Эйприл собиралась включить их в меню. Одна из причин, которая примиряла ее с собственным днем рождения, заключалась в том, что он выпадал на сезон белых трюфелей, которые она просто обожала. Впрочем, обходились они ей в круглую сумму — трюфели всегда были дороги.

Ее ресторан пользовался успехом, и вокруг него вертелась вся ее жизнь. У нее не было ни свободного времени, ни других интересов. И лишь в такой день, как сегодня, Эйприл позволяла себе подумать о чем-то ином — о том, чего в ее жизни не было. Фактически у нее не было ничего другого, хотя ей ничего и не нужно, кроме ресторана. Вот уже пять лет у нее не было ни одного серьезного романа, впрочем, и времени на эти романы у нее тоже не было. В Париже у нее случился мучительный роман с одним поваром, который каждые пять минут грозился бросить ее, а однажды угрожал ей кухонным ножом. Потребовалось два года, психиатр и полтора года регулярного приема «прозака», чтобы забыть этот кошмар. После этого отношения Эйприл с мужчинами были короткими, случайными и поверхностными. Теперь она целиком посвятила себя ресторану.

Проснувшись этим утром по звонку будильника, она поймала себя на малоприятной мысли — господи, да ведь ей исполнилось тридцать! В ее представлении эта дата была символом едва ли не преклонного возраста. А концом молодости — это бесспорно. Эйприл неожиданно задумалась о том, выйдет ли когда-нибудь замуж и будут ли у нее дети, и как она будет чувствовать себя, если этого не случится. А что будет, если вместо одного у нее появится целая сеть ресторанов? Ей хотелось когда-нибудь открыть еще один ресторан, но сначала нужно наладить дела с этим. Даже по прошествии трех лет ей все еще хотелось что-то улучшить, усовершенствовать, изменить. Она недавно взяла на работу второго сомелье, потому что тот, которого наняла раньше, заявил, что на него взвалили слишком много обязанностей, а в отличие от нее он не горел желанием выкладываться на работе семь дней в неделю. Сама Эйприл ничего не имела против того, чтобы вкалывать сутками. Такова ведь сама природа ресторанного бизнеса. Она просто не представляла себе, чем будет заниматься, если возьмет выходной, и поэтому никогда их не брала.

По пути на новый рыбный рынок в Бронксе она вновь вспомнила про день рождения. Матери нравилось, что они родились в один день, но в детстве у Эйприл это совпадение неизменно вызывало досаду. Ей не нравилось делить «свой день» с кем-то другим, однако теперь, повзрослев, она воспринимала этот факт спокойно. Понимала она и то, что для матери этот год будет тяжелым. Валери всегда страшилась того дня, когда ей исполнится шестьдесят. И если Эйприл не слишком серьезно отнеслась к своему тридцатилетию, то мать воспринимала свой возраст как настоящую катастрофу. Впрочем, ничего удивительного, поскольку успехов Валери добилась отчасти благодаря моложавой внешности. Сказать по правде, Эйприл было жаль мать. Она знала, что та сильно переживает по поводу того, что в ее жизни за последние несколько лет не появился ни один серьезный мужчина. Беспокоилась Валери и о дочери, о ее неприкаянности, и время от времени распекала дочь. У Эйприл же не было времени, чтобы думать о посторонних вещах, и подобные мысли приходили ей в голову лишь в такие дни, как сегодняшний. Выбравшись из грузовичка, она тотчас забыла обо всем, кроме насущных дел, и направилась к рыбному рынку, где шефы других ресторанов уже выбирали свежие морепродукты. Она пробыла на рыбном рынке до шести часов утра, после чего поехала на овощной рынок, где провела еще полтора часа. Незадолго до восьми она вернулась на Двенадцатую Литл-Вест-стрит и сделала себе огромную чашку кофе с молоком. Что может быть лучше чашки горячего кофе после промозглого утра, проведенного на рынках?

В ресторане на кухне она включила радио и тотчас вздрогнула, услышав, как ведущий утренней передачи сообщил о возрасте ее матери. Она знала: Валери, если услышит новостной выпуск, расстроится еще больше. По крайней мере, спасибо на том, что никто не сказал и слова о том, что ее дочери, Эйприл Уайатт, сегодня исполнилось тридцать. Впрочем, можно подумать, это кому-то интересно. Зато имя матери у всех на слуху. Этой стороне жизни матери Эйприл ничуть не завидовала. А вот Валери, казалось, не могла жить без ощущения собственной значительности и всего того, что было с этим связано, — слава, успех, деньги, общественное признание. С другой стороны, все имеет свою цену, и нужно быть готовым нести соответствующие издержки. Эйприл не горела желанием прославиться, не стремилась стать еще одним Аленом Дюкассе или Жоэлем Робюшоном. Ее запросы были на редкость скромными: чтобы у нее был ресторан, в который люди приходили бы, чтобы вкусно поесть. До сих пор это ей удавалось.

От Валери Эйприл унаследовала материнскую природную осмотрительность, честность, а также завидное трудолюбие. Никто не работал так много, как мать, Эйприл знала это лучше других. Отца, человека менее жесткого и менее амбициозного, вполне устраивала его академическая карьера. Родители с готовностью признали, что их брачный союз оказался ошибкой и они с самого начала не подходили друг другу. Их брак продлился восемь лет. Они развелись, когда Эйприл исполнилось семь. К этому времени мать уже активно строила карьеру, отец же сказал, что ему никогда за ней не угнаться. Ее мир был ему чужд. Впрочем, им удалось сохранить хорошие отношения, и развод — а это, что ни говори, серьезное жизненное испытание — не оставил после себя горечи. Родители просто ошиблись в своем выборе, но Валери всегда говорила Эйприл, что ее отец — хороший человек. Через два года после развода Пэт женился вторично. Мэдди, его вторая жена, логопед по профессии, работала с детьми в школьных учреждениях и была совсем не похожа на Валери с ее телевизионными шоу, карьерой, бесконечными лицензионными договорами, популярными книгами, стильной внешностью и гламурным образом жизни. Когда отец Эйприл женился на Валери, она еще не была звездой, хотя уже приближалась к своей цели и спустя несколько лет обрела долгожданный звездный статус. У Мэдди и Пэта было две дочери, Энни и Хизер. Старшей исполнилось девятнадцать, младшей — семнадцать. Обе славные и веселые. Хизер летом иногда помогала Эйприл в ресторане и хотела стать учительницей. Энни, гений от математики, училась на первом курсе Массачусетского технологического университета. В общем, это была хорошая любящая семья. И Валери, и Пэт с удовольствием приходили в ресторан Эйприл. В воскресные вечера отец приводил туда Мэдди и Хизер, и Энни, когда та приезжала домой на каникулы. Пэт гордился дочерью не меньше, чем Валери. Но больше всего Эйприл нравилось то, что между родителями не было неприязни. Бывшие супруги прекрасно ладили, что значительно облегчало жизнь их дочери. Она с трудом представляла, каково приходится детям, если родители ненавидят друг друга после развода. А такую картину ей не раз доводилось видеть в семьях ее подруг. Единственным ужасом ее жизни был мучительный роман с тем поваром во Франции. Отношения эти стали серьезным ударом по ее психике. До этого она не знала, что такое недоброе к себе отношение, не говоря уже о том, чтобы кто-то ее сознательно обижал. Эйприл всегда говорила, что больше никогда не станет встречаться со своими коллегами по работе, и спешила добавить, что те, кого она знала, были по большей части, как говорится, с приветом.

Попивая кофе с молоком в тихой, безупречно чистой ресторанной кухне, Эйприл делала записи в блокноте — вносила на сегодня кое-какие изменения в меню. На обед будет паста с трюфелями, а также два специальных рыбных блюда. Кроме того, забавы ради она добавила в меню суфле «Гранд Марнье». Работники кухни придут к девяти часам, чтобы заняться необходимыми приготовлениями для нового дня. Официанты явятся в одиннадцать, а сам ресторан откроется в полдень.

Как только на работу явились первые помощники главных поваров, Эйприл ушла. На девять у нее был назначен сеанс иглоукалывания. Она едва ли не с фанатичным рвением дважды в неделю ходила на процедуры, искренне полагая, что эти сеансы помогают ей справляться со стрессами.

Специалистка по акупунктуре, к которой она ходила, жила на Чарльз-стрит, всего в трех кварталах от ее дома. За те несколько лет, что Эйприл приходила туда, они подружились. В отличие от самой Эйприл, Элен Пучинели была замужем и имела троих детей. Она обучалась искусству иглоукалывания в Англии у китайского специалиста. По ее собственному признанию, она не бросила работу лишь потому, что боялась окончательно не сойти с ума от своих мальчишек. Работа давала ей возможность какое-то время побыть без них. Эйприл нравилось с ней общаться. Это было отчасти приятное расслабленное безделье, отчасти обмен сплетнями, отчасти сеанс психотерапии. Элен обычно приводила мужа Ларри и трех своих шумных отпрысков к ней в ресторан по вечерам в субботу. Старше Эйприл на четыре года, она была замужем за Ларри вот уже десять лет. Ее муж был строительным подрядчиком, и, чтобы свести концы с концами, живя в Нью-Йорке, обоим приходилось «крутиться».

Элен широко улыбнулась, увидев, что в кабинет вошла Эйприл — в джинсах, плотном свитере и сабо, в которых обычно расхаживала на работе. Молодые женщины явно были рады видеть друг друга.

Эйприл разулась, сняла свитер и часы и легла на застеленный белоснежной простыней стол. В рабочем кабинете Элен всегда было тепло и уютно. Это было идеальное место для релаксации. Темные волосы Эйприл были заплетены в длинную косу, которая, пока она лежала, свисала со стола. В отличие от нее, Элен была блондинкой невысокого роста с короткой стрижкой и голубыми глазами. Она была похожа на эльфа, как и ее мальчишки. У Элен в кабинете висела их фотография.

— Слушай, ведь у тебя сегодня день рождения, я не ошиблась? — спросила она, беря Эйприл за руку, чтобы измерить пульс. Это всегда помогало ей определить состояние пациентки.

— Точно, — с печальной усмешкой призналась Эйприл. — Мой день рождения. Я вспомнила об этом утром, и мне стало не по себе, но потом я решила: какого черта я расстраиваюсь? Мне повезло, что у меня есть ресторан, так зачем беспокоиться о том, чего у меня нет!

Элен считала пульс Эйприл и потому промолчала.

— Что там у меня не в порядке? — поинтересовалась Эйприл. — Печень, легкие, сердце? Я в минувшие выходные немного простудилась. Но через два дня поправилась, — с гордостью сообщила она, и Элен улыбнулась.

— Все то же самое, — снова улыбнулась она. — Правда, защита организма ослабла, но это нормально для осени. Давай-ка попробуем моксу.

Эйприл нравится аромат моксы. Элен зажгла благовонное вещество у нее на животе, однако быстро удалила, чтобы не обожгло кожу. Эту согревающую и целительную часть процедуры Эйприл любила больше всего, но не имела ничего против и самих иголок. Элен прекрасно знала свое дело и никогда не делала ей больно. Эйприл обожала ощущение расслабленности, наступавшее после сеанса акупунктуры. Она прибегла к иглоукалыванию после своего возвращения из Европы и готова была поклясться на чем угодно, что Элен — непревзойденный мастер своего дела.

— Ну как, появились в твоей жизни новые мужчины? — полюбопытствовала Элен. Ее пациентка лишь рассмеялась в ответ.

— Вообще-то их четверо. Три новых официанта, которые работают по выходным, и сомелье, которого я переманила у Даниэля Бюлю, — усмехнулась Эйприл. Элен укоризненно покачала головой.

— Я имела в виду другое. Помимо твоего ресторана есть и другая жизнь.

— Они говорят мне то же самое, — ответила Эйприл и блаженно зажмурилась, чувствуя, как Элен продолжила прогревать моксой ее живот. Ощущение было ни с чем не сравнимым. — Утром я думала об этом. Я всегда думала, что к тридцати годам буду замужем и с детьми. Теперь же я не могу представить себе ничего подобного на ближайшие несколько лет. Если это случится, то лишь годам к тридцати пяти. Когда-то мне казалось, что тридцать лет — это почти старость, но я по-прежнему чувствую себя едва ли не подростком. — Ее и в самом деле можно было принять за подростка. Как и мать, она выглядела гораздо моложе своих лет и внешне была похожа на Валери, за исключением цвета волос. У обеих были серые глаза и превосходная гладкая кожа. В этом отношении обеим повезло. Эйприл никогда не красилась, поскольку не видела в этом смысла. О каком макияже может идти речь, если лицо постоянно потное от жара раскаленной плиты! Косметикой она пользовалась лишь по торжественным случаям и когда шла куда-нибудь на ужин или на свидание. Впрочем, ничего такого в ее жизни давно уже не было.

— Тебе есть чем гордиться, — напомнила ей Элен. — Далеко не у всех к тридцати годам есть процветающий ресторан. Я бы сказала, что дела у тебя идут прекрасно.

— Спасибо, — поблагодарила Эйприл. Элен тем временем убрала моксу и начала ставить иголки. Через минуту она вновь измерила пульс пациентки. В том, что касалось сбоев организма, Элен была наделена редкостным чутьем и почти никогда не ошибалась при постановке диагноза.

— У тебя снова сбился цикл? — спросила она, воткнув еще две иголки. Эйприл улыбнулась. Ее цикл был нерегулярным вот уже много лет. Что не удивительно, учитывая постоянные стрессы. Иногда у нее до полугода не было месячных. Чтобы по возможности отрегулировать цикл и предотвратить возможные «осечки», она принимала противозачаточные таблетки. Впрочем, «осечки» и раньше случались крайне редко. И все же ей не хотелось рисковать, а что касается «осечек», то их в последнее время не было.

— Два месяца ничего нет, — беззаботно призналась Эйприл. — Так случается всякий раз, когда на меня наваливаются горы работы. Такие вот дела. У меня в ресторане сейчас дел по горло. В октябре мы добавили кое-что новое в меню.

— Может, тебе стоит провериться, — посоветовала Элен, втыкая иголки в предплечья пациентки.

— Думаешь, что-то не в порядке? — удивилась Эйприл.

— Нет, не думаю, — успокоила ее Элен, — но у тебя странный пульс. Я улавливаю что-то непонятное.

— Что же?

— Когда у тебя в последний раз был секс?

— Не помню. Почему ты спрашиваешь?

— Может, я сошла с ума, ведь я знаю, что ты принимаешь таблетки. Но, по-моему, тебе стоит на всякий случай пройти тест на беременность. Ты не пропускала таблетку-другую, когда у тебя был секс?

— Думаешь, я беременна? — Эйприл приподнялась с кушетки. — Но это смешно. Да, я спала с одним парнем, который мне не слишком понравился. Он журналист, который пишет отзывы о ресторанах. Неглупый такой красавчик. Чтобы произвести на него впечатление, я угостила его нашими лучшими винами и, пытаясь очаровать, сама изрядно набралась. На следующее утро я проснулась с ним в одной кровати. В последние несколько лет со мной такого не случалось. И что же ты думала? Этот засранец дал плохой отзыв о моем ресторане! Написал, что, мол, меню детское и слишком примитивное, а я не на все сто использую свои знания и умения, то есть не задействую весь мой потенциал. Короче, подложил мне большую свинью.

— А я и не знала, что отсутствие любви к мужчине предохраняет от беременности, — усмехнулась Элен. Эйприл снова легла, хотя по лицу было видно, что она встревожена.

— Знаешь, кажется, я припоминаю, что пропустила одну таблетку. Я так сильно замоталась за день, что просто забыла об этом, и вдобавок у меня болело горло. Да, да, точно, у меня был небольшой фарингит. — Сейчас она вспомнила об этом малоприятном эпизоде, хотя до разговора с Элен всячески пыталась его забыть. И действительно почти забыла, но Элен своими вопросами пробудила воспоминания.

— Ты принимала антибиотики?

— Да, пенициллин.

— Таким образом, ты могла свести на нет действие противозачаточной таблетки. Знаешь, тебе все-таки лучше провериться.

— Я не беременна, — решительно заявила Эйприл.

— Наверное, но от проверки вреда не будет.

— Только не надо пугать меня. Сегодня мой день рождения, — напомнила Эйприл, и обе рассмеялись.

— Уверена, что это пустяки, — успокоила ее Элен, однако было слишком поздно. Эйприл успела не на шутку встревожиться.

— Я тоже, — твердо заявила она, пытаясь успокоить и себя, и подругу.

После этого они поговорили на другие темы, но когда Эйприл собралась уходить, Элен вновь напомнила ей про тест. Эйприл не хотелось больше думать на эту тему, и она еще раз заверила себя в том, что не беременна. Такого быть не может! Нет никаких симптомов, кроме очередной и потому вполне привычной задержки. Она все еще злилась на себя за то, что переспала с тем парнем. Да, да, Майк Стейнман. Господи, какая глупость с ее стороны! Она же взрослый человек и должна это понимать, но он был таким симпатичным, таким душкой! Это случилось в выходные, в День труда, в самом начале сентября, два месяца назад. С тех пор она не разрешала себе вспоминать тот случай.

Возвращаясь на работу, Эйприл прошла было мимо аптеки, но, мысленно отругав себя за собственную глупость, вернулась, вошла внутрь и купила тест на беременность. Она и думать забыла о подобных вещах. Однажды такая проблема возникла у нее в Париже, но, к счастью, тогда все обошлось и она не забеременела. Вот и на этот раз это не больше чем ложная тревога. И все-таки она купила тест на беременность, чтобы /доказать Элен, что та ошиблась. Нет, в первую очередь чтобы успокоить себя. Потому что беременность ей ни к чему — лишняя головная боль.

Прежде чем подняться к себе в квартирку, Эйприл зашла в ресторан и задержалась на кухне. Там все было в полном порядке, подготовка к наплыву посетителей в обеденный перерыв в офисах шла полным ходом. Ресторан распахнет свои двери лишь через два часа, и Эйприл отправилась наверх переодеться для встречи с матерью. Комнаты над рестораном, считавшиеся ее квартирой, были практически пустыми. Кое-где громоздились деревянные и картонные ящики, стояло несколько уродливых ламп. Всю мебель, которая у нее была — письменный стол, кушетку, комод с зеркалом и двуспальную кровать, — Эйприл купила в магазине подержанных вещей. Она отказывалась тратить деньги на ремонт и обстановку. Все до последнего цента пошло на покупку подержанного кухонного оборудования и на прочие нужды ресторана. Мать предлагала ей обставить квартиру, но Эйприл решительно отвергла всякую помощь. К себе наверх она поднималась лишь для того, чтобы поработать за письменным столом или лечь спать. Она никогда не принимала гостей. В этом отношении Эйприл была совсем не похожа на свою мать. Она жила так, будто была в собственной квартире временным постояльцем.

Эйприл проверила накладные недавно полученных заказов, после чего приняла душ. О тесте на беременность она вспомнила лишь тогда, когда начала одеваться. Она уже почти решила махнуть на него рукой, но потом все-таки передумала. Уж если Элен подняла этот вопрос, то лучше найти подтверждение тому, что никакой беременности нет, чтобы дальше не терзаться сомнениями. Эйприл сделала все, как было сказано в инструкции, положила использованный тест на стол и продолжила одеваться. На встречу с матерью она надела черные брюки и такого же цвета свитер, туфли на плоской подошве и заплела волосы в косу. Ее темные волосы были длинными, блестящими и шелковистыми. Глядя в зеркало, она подкрасила губы и посмотрела на тест. Не может быть! Чтобы лучше рассмотреть, она взяла полоску бумаги со стола и вновь положила. После этого вышла из комнаты, вернулась и посмотрела еще раз, снова посмотрела, затем вернула на место. Невероятно! Быть того не может! Никак не может. Она же принимала противозачаточные таблетки! Она могла пропустить одну. В крайнем случае две. Неужели две? Она была настолько пьяна в ту ночь, что даже не вспомнила о мерах предосторожности. Нет, с ней не могло такого произойти. Просто не могло. Во всяком случае, не с мужчиной, которого она едва знала и которого возненавидела. Ему, видите ли, даже не понравился ее ресторан. Более того, он не понял, чем она занимается! Господи, ведь сегодня ее день рождения! Подобные вещи не должны случаться! Но иногда так бывает. Она беременна, беременна практически от незнакомца. Что же теперь, черт побери, будет с ней? Как она могла допустить такую ужасную ошибку? Ну за что ей такое, да еще в ее день рождения?!

Присев на кровать в полупустой комнате, Эйприл почувствовала, как по ее щекам текут слезы. Именно на этой кровати она спала с ним. Но, как говорится, поздно кусать локти. И вот теперь ей приходится дорого расплачиваться за такую дурацкую, непростительную ошибку!

Убитая этим открытием, Эйприл надела подарок матери — черное пальто — и туго затянула на талии пояс, как будто желая доказать себе, что пока такое возможно. Взяв сумочку, торопливо спустилась вниз. Она не стала заходить на кухню, что было не в ее правилах. Выйдя на улицу, она поймала такси и велела водителю отвезти ее в ресторан «Ля Гренуй». В эти минуты ей меньше всего хотелось ехать в ресторан, пусть даже самый что ни на есть французский, и праздновать с матерью их общий день рождения. Она ничего не скажет Валери, но по мере того, как такси приближалось к ресторану, Эйприл не могла думать ни о чем другом. Такого жуткого дня рождения в ее жизни еще не было!

Глава 3

Эйприл вошла в ресторан за две минуты до того, как туда приехала Валери. Метрдотель проводил ее к столику, мать зарезервировала его заранее. Валери частенько наведывалась сюда с подругами — это было ее любимое заведение. Помимо ресторана дочери, который она тоже очень любила, это было одно из немногих мест, где можно было вкусно пообедать. Но «Ля Гренуй» казался ей более стильным. Впрочем, он действительно пользовался популярностью у любителей шика и изысканной кухни. Здесь были сказочные цветочные композиции, безупречное обслуживание, а кухня, по общему мнению Валери и Эйприл, просто превосходной, может быть, лучшей во всем городе.

Когда Валери вошла в зал, Эйприл сидела за столиком, погруженная в свои мысли. Она все еще не оправилась от недавнего потрясения. Валери выглядела великолепно. Широко улыбнувшись, она поцеловала дочь в Геку и села.

— Извини, что опоздала. Было очень напряженное утро. Готовлю рождественское шоу. С днем рождения! Надеюсь, у тебя все в порядке?

Эйприл понимала: придется рассказать матери правду, может быть, позже, но точно не сейчас. Сначала она сама должна это переварить и решить, что делать. Может, она вообще ничего никогда никому не расскажет.

— Да, все в порядке. Рано утром я ездила на рыбный рынок, потом на овощной. Сегодня вечером мы открываем сезон белых трюфелей. Их доставили два дня назад. В эти выходные ты непременно должна прийти к нам, — сказала она и улыбнулась матери. У нее с Валери были прекрасные отношения. Впрочем, они всегда были такими. А сейчас, когда Эйприл повзрослела, мать и дочь стали еще ближе друг к другу. Эйприл всегда была благодарна Валери за то, что та помогла ей осуществить мечту, одолжив деньги на открытие ресторана. Это был поистине щедрый жест. — С днем рождения тебя, — добавила она.

Валери заказала шампанское и, понизив голос, призналась дочери.

— Сегодня по радио сообщили мой настоящий возраст, — сказала она с несчастным видом. До сих пор Валери не могла выбросить из головы огорчение сегодняшнего утра.

— Знаю. И понимаю, как ты расстроилась. Мне очень жаль, мам. Но это все пустяки, из-за которых не стоит расстраиваться. Ты выглядишь не старше меня.

— Спасибо тебе за твои слова, — с чувством ответила Валери, — но теперь все знают правду.

— Ты можешь сказать, что они ошиблись, — попыталась утешить ее Эйприл, но Валери была слишком подавлена, чтобы успокоиться.

— Не могу поверить, что мне уже шестьдесят, — вздохнула Валери.

— А я не могу поверить, что мне тридцать. — С улыбкой призналась Эйприл. «И в придачу я беременна», — мысленно добавила она. Тридцать — это еще не конец жизни, но забеременеть от человека, которого практически не знает и не любит! С этим невозможно смириться!

— Ты тоже не выглядишь на свой возраст, — улыбнулась в ответ Валери, — особенно когда заплетаешь волосы в косу и не пользуешься косметикой. — Она давно оставила попытки убедить дочь хотя бы изредка делать макияж. Эйприл ответила ей, что не видит в этом смысла. Мол, не та работа и не тот образ жизни. Хотя внешне мать и дочь обладали поразительным сходством, трудно было найти двух более непохожих женщин. Одна выглядела так, будто сошла со страниц «Вога», другая отличалась абсолютно естественной и безыскусной природной красотой. Если не слишком приглядываться, их можно было принять за сестер.

Они допили шампанское, и официант принял у них заказ. Он тепло приветствовал Валери и поздравил с днем рождения. Она сказала ему, что сегодня также день рождения ее дочери. Официант улыбнулся. Валери заказала краба, а Эйприл предпочла нежную телятину. Эти блюда здесь готовили отменно. Кстати, ей показалось странным, что последние два месяца ее ни разу не тошнило и вообще она не испытывала никаких симптомов беременности. Разве что более чувствительной стала грудь, но Эйприл списывала это на задержку. Увы, теперь она знала правду и не могла думать ни о чем другом. Невероятно, но ничего не попишешь. Она пропустила две трети того, что говорила мать. Официант налил еще один бокал шампанского, и Эйприл его выпила, словно тем самым пыталась отрицать факт своей беременности. Во время еды она почувствовала легкое головокружение — наверное, сказывалось шампанское. Когда они наконец покончили с обедом, Валери с тревогой посмотрела на дочь. Вид у Эйприл был подавленный, и все это время она была погружена в собственные мысли. Кроме того, она немного опьянела от выпитого.

— Ты расстроена днем рождения или случилось что-то другое? — осторожно поинтересовалась Валери. Эйприл отрицательно покачала головой и попыталась улыбнуться.

— Нет, со мной все в порядке. Думаю, это просто тридцатилетие ударило меня сильнее, чем я ожидала. Да и шампанское отчасти виновато.

Они пили «Кристалл», их любимое шампанское. В ресторане Эйприл его не было, для ее посетителей оно было дороговато. Не было там и «Шато д'Икем», по бокалу которого официант налил им после обеда в качестве подарка от заведения. Это был лучший сотерн, и Эйприл, чтобы не обидеть официанта, осушила предложенный бокал.

— Я буду совсем пьяная, когда вернусь на работу, — рассмеялась Валери, чувствуя легкое головокружение.

— И я тоже, — беспечно отозвалась Эйприл и, сквозь дымку опьянения посмотрев на мать, сказала именно то, в чем только что дала себе слово никому не признаваться: — Я беременна, — выпалила она, и это признание было подобно тому, как если бы сейчас на столе перед ними возник слон. Валери сидела как громом пораженная, отказываясь верить собственным ушам.

— Ты беременна? Да как такое могло случиться? Я хочу сказать… впрочем, неважно. Кто он? Разве ты с кем-то встречалась? — Если такое и было, ей Эйприл ничего не рассказывала. На лице Валери читалась растерянность. Чего-чего, а такого она ожидала меньше всего на свете.

— Нет, ни с кем. Это была глупая ошибка, которую я недавно совершила. Я его даже толком не знаю. Видела только один раз. Кстати, это выяснилось только сегодня.

Валери сочувственно погладила дочь по руке. Она была поражена услышанным не меньше, чем сама Эйприл, когда та узнала о результате теста.

— Что же ты будешь делать? Нет, не так я сказала… но когда?

— Не знаю, что или когда. Со мной раньше такого никогда не случалось. Мне тридцать лет, и этим утром я корила себя за то, что я не замужем и у меня в моем возрасте нет детей. И вот теперь это случилось. Я же представления не имею, что мне делать, правильно ли это и вообще чего я хочу.

— Ты сохранишь ребенка? — Валери пришла еще в больший шок от такой перспективы. Подобное никогда даже не приходило ей в голову. С другой стороны, могла ли она представить себе, что Эйприл забеременеет от малознакомого мужчины?!

— Не знаю. Я даже не знаю, хочу ли этого ребенка. Может, он — как раз то, чего мне не хватает для полного счастья? Но одно я знаю точно: это определенно усложнит мне жизнь.

— Ты поставишь в известность его отца? — спросила Валери. Она и предположить не могла, что когда-нибудь задаст дочери подобный вопрос. Эйприл всегда была такой разумной, такой организованной. И вот теперь она беременна от мужчины, которого практически не знает. Бедняжка, для нее это сущий кошмар. Валери от души пожалела дочь.

— Я не знаю. Думаю, он даже не помнит меня и то, что случилось. Мы оба были изрядно пьяны. Наверное, не стоит ему ничего говорить. Я сама со всем справлюсь.

— Он хотя бы приличный мужчина?

— Понятия не имею. Его зовут Майк Стейнман, и он написал о моем ресторане жуткую, почти разгромную рецензию.

— После того как переспал с тобой? Ну и тип! — на лице Валери читался неподдельный ужас, и Эйприл рассмеялась. То, что она призналась матери, немного отрезвило ее. Они решили отказаться от десерта и заказали кофе. После чашки бодрящего напитка Эйприл почувствовала себя гораздо лучше.

— Знаешь, мам, мне самой трудно поверить в случившееся. У меня болело горло, и я приняла антибиотик. Элен — я хожу к ней на сеансы иглоукалывания — сказала, что антибиотик мог ослабить действие противозачаточной таблетки. Это она заподозрила, что я беременна. Мне самой такое даже в голову не пришло бы.

— Как давно это произошло? — поинтересовалась Валери, позабыв о том, что сказала ей дочь. Это была ужасная новость, и она потрясла обеих.

— Два месяца назад, в начале сентября, — повторила Эйприл.

Мать кивнула.

— Если ты намерена что-то предпринимать, решение нужно принимать как можно скорее.

— Знаю. Но для начала нужно сходить к врачу. — Но это будет ее решение. И ей нечего сказать Майку Стейнману, даже если она решит сохранить ребенка. С другой стороны, он, как отец, тоже имеет право обо всем знать, хотя ей от него ничего не нужно.

— Чем я могу тебе помочь? — спросила Валери.

— Пока ничем. Мне нужно все хорошенько обдумать.

— Насколько мне известно, в наши дни многие незамужние женщины, особенно твоего возраста, заводят детей. В этом нет ничего предосудительного, не то что раньше. Во всяком случае, тебе нет необходимости выходить замуж за того, кто тебе не нравится, даже если ты решишь рожать. Но я решительно не понимаю, как ты сможешь одна растить ребенка. При твоем-то образе жизни.

— Я тоже, — призналась Эйприл. — Это никак не входило в мои планы. — Эйприл пока не знала, как ей быть. Валери тоже. И все-таки окончательное решение оставалось за Эйприл.

Эйприл не сомневалась: мать поддержит ее, какое бы решение она ни приняла.

— Я позвоню тебе, как только все хорошенько обдумаю. А сегодня у нас день рождения. И нам ни к чему его портить. Честное слово, я не собиралась говорить тебе об этом, хотела немного подождать.

— Знаешь, а я даже рада, что ты все-таки призналась мне, — заверила ее Валери. — Это полностью твое решение. В любом случае мы с твоим отцом обязательно поддержим тебя.

— Папе пока не говори ничего, — попросила Эйприл с растерянным видом. Она не представляла себе, что будет, если об этом узнает отец или Мэдди. Если у нее появится ребенок, и отец, и его вторая жена наверняка будут в шоке. Или нет? Какое это имеет значение? Для нее сейчас самое важное принять правильное в данных обстоятельствах решение, но какое именно — этого она не знала. Сам факт, что внутри ее зародилась новая жизнь, был по-прежнему для нее в новинку и пока что плохо поддавался осмыслению. Эйприл посмотрела на часы, и Валери попросила у официанта счет.

— Мне пора назад на работу.

— Мне тоже, — сказала Валери. Было видно, что она так и не пришла в себя после признания дочери.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — поинтересовалась Эйприл. — Идешь куда-нибудь с подругами?

— Нет, лягу в постель и буду оплакивать то, что теперь знают все: сколько мне лет на самом деле, — печально усмехнулась Валери.

— Не хочешь поужинать у меня в ресторане? У нас вечером будет паста с белыми трюфелями. Если захочешь, я могу подать тебе вместо пасты ризотто.

— Нет, я лучше побуду одна, — честно призналась Валери, и Эйприл поняла ее. Если бы не работа, она бы тоже предпочла побыть наедине со своими мыслями.

— Я люблю тебя, мам. Спасибо, что ты так сочувственно выслушала меня. Извини, что вывалила на тебя такое признание в твой день рождения, — поблагодарила она мать, когда они надевали пальто.

— Мне очень жаль, что так случилось. — Валери не сомневалась, что Эйприл примет правильное решение, поскольку она сама видела лишь один возможный выход из этой ситуации. Без посторонней помощи Эйприл просто не справится и с воспитанием ребенка, и с управлением рестораном. По мнению Валери, существовал лишь один разумный выход, а не два: ее дочери нельзя заводить ребенка, не имея мужа. Тем не менее она не собиралась покушаться на право Эйприл самостоятельно принять решение. И все же она надеялась, что Эйприл, как женщина разумная, придет к такому же выводу, тем более что, как знала Валери, дочь не торопится обзаводиться детьми.

— С днем рождения тебя, мам, — сказала Эйприл, когда они обнялись у входа в «Ля Гренуй». — Спасибо тебе за все, за твое доброе сердце. И запомни: никто не поверит, что тебе шестьдесят.

— Ты только смотри, действительно не сделай меня бабушкой, — невесело пошутила Валери. — Я к этому еще не готова.

— Я тоже, — честно призналась Эйприл. — Для меня это как гром среди ясного неба.

— И тебя тоже с днем рождения, дорогая, — сказала Валери, целуя на прощание дочь. Затем они сели в разные такси и отправились каждая к себе на работу.

Вернувшись в ресторан, Эйприл сразу отправилась к себе наверх, чтобы переодеться. И вскоре она уже была в ресторане на кухне. Как все-таки здорово, что работа помогает отвлечься от тревожных мыслей! Эйприл занималась делами весь день, готовясь к ужину. Присесть и отдохнуть она смогла лишь к полуночи. Наверное, это был не самый худший способ провести день рождения! Она была слишком занята и слишком устала, чтобы о чем-то думать.

Несмотря на то что блюдо было не из дешевых, пасту с трюфелями сегодня заказали семь посетителей. Да и суфле «Гранд Марнье» сегодня удалось на славу. Повара преподнесли ей праздничный торт, и весь ресторан хором спел «С днем рожденья, тебя!». Если бы не положительный тест на беременность, вечер можно было считать удачным. Увы, было невозможно не думать об этом. Тонкая полоска бумаги навсегда изменила ее жизнь. Эйприл казалось, будто теперь на ее плечи давит неподъемный груз. Ощущение было такое, будто всего за один день она состарилась лет на десять. Она задула свечи на праздничном торте, мысленно молясь о том, чтобы все как-то обошлось.

Ночью, лежа в постели, Валери пожелала для дочери того же самого. Теперь даже собственные шестьдесят лет не казались ей таким кошмарным возрастом. Куда больше ее тревожила судьба дочери. В темноте спальни ей неожиданно вспомнилось предсказание Алана, его слова о том, что у Эйприл родится ребенок. От этой мысли по спине пробежал холодок. Во всяком случае, в том, что касалось беременности ее дочери, Алан оказался прав. Правда, полной уверенности в том, что ребенок родится, пока еще нет. Затем Валери задумалась о мужчине, появление которого в ее жизни нагадал Алан. Если он оказался прав в отношении Эйприл, то, может, он окажется прав и в этом? Что ж, ради разнообразия было бы неплохо. Впрочем, сейчас все мысли Валери занимала лишь судьба дочери.

В ту ночь Джек Адамс лег в постель, предварительно приняв болеутоляющее. Он так и не поехал в «Чиприани», потому что, выйдя из офиса, еле дополз до дома, где тут же рухнул в постель. Подобного секса у него больше не будет, как не будет шумного празднования пятидесятилетия в обществе двадцатидвухлетних кисок. Мучаясь болью, Джек лежал в постели и смотрел телевизор, думая о радостях жизни, которым он предавался в последние годы. Похоже, такая жизнь для него навсегда закончилась. Нет, это черт знает что, а не день рождения. У Джека было такое чувство, будто он оплакивает собственную молодость, которая закончилась в объятиях женщины-кошки. Та ночь безвозвратно убила в нем супермена. Полтинник и впрямь оказался скверным возрастом, как он и опасался. Даже хуже.

Глава 4

Эйприл пришла к Элен в тот же день, на который у нее была назначена и встреча с врачом. Войдя, она прямо с порога сообщила, что беременна.

— Сочувствую, — искренне сказала Элен. — Я надеялась, что ошиблась. Просто твой пульс подсказал, что ты, скорее всего, беременна.

— Ты гораздо более опытный специалист, чем сама о себе думаешь, — улыбнулась Эйприл, ложась на стол. — Я тоже надеялась, что ты ошиблась.

— Что теперь будешь делать? — поинтересовалась Элен озабоченно.

— Можно подумать, у меня есть выбор, — вздохнув, ответила Эйприл.

Она всю неделю боролась с собой, но ни одно из решений ее не устроило. Впервые в жизни она столкнулась со столь сложным выбором.

— Вряд ли я смогу заниматься рестораном и растить ребенка. Придется сделать аборт. Сегодня у меня встреча с врачом.

— Растить ребенка не так трудно, как ты думаешь. Я это говорю на тот случай, если ты все-таки решишь его оставить.

— Тебе легко говорить. У тебя есть муж, который при необходимости может помочь тебе, — напомнила ей Эйприл. — У меня мужа нет. Я даже толком не знаю этого парня и, наверное, даже ничего ему не скажу.

— Ларри не слишком-то помогает мне с мальчишками. Большую часть времени детьми занимаюсь я. А их трое. Кстати, у меня есть подруги, которые воспитывали детей одни, без мужей. Некоторые из них обращались в банки спермы, потому что мечтали иметь ребенка, но не хотели выходить замуж. Согласна, на первых порах тяжеловато, но потом все становится на свои места.

— Я почти постоянно вкалываю по двадцать часов в сутки, семь дней в неделю. Где я найду время для новорожденного или даже для двухлетнего малыша? Нет-нет, вряд ли я потяну ребенка. Дети — это не для меня. Мое детище — ресторан. — Эйприл точно знала, что ей нужно, другое дело, это ей совсем не нравилось.

— Ты сама во всем разберешься, — тихо сказала Элен. — Просто делай то, что лично тебе кажется правильным.

— Я и так пытаюсь, куда мне деваться. — И все же Эйприл чрезвычайно расстроилась, когда худшие опасения подтвердились. Мать несколько раз звонила ей по телефону, предлагала помощь, и было ясно, что Валери надеется на то, что дочь не решится оставить ребенка. Какое-то время так думала и сама Эйприл, но затем ее начали одолевать сомнения. Что ни говори, а решение серьезное. Все станет ясно сегодня, когда она сходит к врачу. Всю неделю она проплакала, даже когда занималась делами на ресторанной кухне. Те, кто там работал и хорошо ее знал, очень за нее переживали. После дня рождения ее было не узнать — тихая, грустная, задумчивая.

У врача она провела примерно час. Ее гинеколог была очень милой и полна искреннего сочувствия. Она обсудила с Эйприл медицинские варианты и для принятия окончательного решения предложила провести еще одну консультацию. Как женщине, ей была предельно понятна вся сложность ситуации, в какой оказалась ее пациентка.

Эйприл объяснила, что почти не знает отца будущего ребенка и они не поддерживают никаких отношений. Это была короткая, ни к чему не обязывающая связь на одну ночь, к тому же под воздействием выпитого в немалом количестве вина. Так детей не заводят, да она и не хотела ребенка и в ближайшее время даже не планировала. Врач поняла и это и объяснила ей процедуру аборта. Вместе они произвели требуемые подсчеты. Выходило, что Эйприл на десятой неделе беременности. А чтобы в этом окончательно убедиться, врач предложила сделать УЗИ. Это была стандартная процедура для женщин на данном сроке беременности. Эйприл согласилась, тем более что аппарат для ультразвукового исследования находился здесь же, в кабинете врача.

Медсестра провела ее в тускло освещенную комнату, дала выпить три стакана воды, попросила подождать двадцать минут, не велела ходить в туалет и предложила надеть халат. После того как Эйприл легла на стол, ассистентка смазала ей гелем живот и включила аппарат. И тогда она увидела его — крошечное создание, притаившееся глубоко внутри ее тела. У него были очертания ребенка, и хотя это было практически неопределенное крохотное существо, у него уже стучало сердце. Ассистентка сообщила, что с плодом все в порядке и даже показала где головка, а где попка, как она выразилась, а также пока еще плохо различимые стебельки, которые позднее превратятся в ручки и ножки. Это был ребенок, не представление о нем и не ошибка, а настоящее живое существо, которому дали жизнь она и совершенно посторонний ей мужчина. У него есть не только сердце, но, может быть, и душа, и сознание. Эйприл, как зачарованная, не сводила с экрана глаз. Ее стало немного подташнивать, а на глаза навернулись слезы. Никогда еще не чувствовала она себя такой потерянной и одинокой и в то же время никогда не ощущала такой близости к кому-то. Ее накрыла настоящая лавина самых противоречивых чувств. Она оказалась не готова к тому, что увидела. Картинка на экране монитора начисто разрушила доводы, которыми она убеждала себя всю эту неделю.

— Все прекрасно, — произнесла ассистентка и ободряюще погладила Эйприл по руке, после чего протянула ей распечатку картинки на экране. Держа снимок в руке, Эйприл вернулась в кабинет врача.

— Я, пожалуй, его сохраню, — сообщила она чуть охрипшим голосом и опустилась на стул напротив врача.

— Вы уверены? — спросила гинеколог, и Эйприл утвердительно кивнула.

— Я уверена, что как-нибудь справлюсь. — Нет, она не может избавиться от будущего ребенка. Не может и не хочет.

— Тогда увидимся с вами через месяц, — с улыбкой сказала врач, когда ее пациентка встала. — Если передумаете, пожалуйста, дайте мне знать. Мы успеем что-нибудь предпринять, если вы все-таки захотите прервать беременность, правда, запас времени крайне ограничен.

Эйприл же теперь думала не о беременности, а о будущем ребенке, которого она увидела на экране монитора. И хотя это было отнюдь не то, что ей в данный момент хотелось бы, но она беременна, причем вот уже два месяца, и от этого никуда не деться. Ребенок появится на свет в июне. В назначенный срок у нее будет ее собственный ребенок. Эйприл не помнила, как вышла из кабинета врача. Решение принято, и теперь она ни за что не передумает.

Поймав такси, Эйприл вернулась домой и позвонила матери.

— Я оставляю его, — негромко произнесла она в трубку. Валери все еще была на работе.

— Что оставляешь, дорогая? — Мать только что пришла с совещания, и ее голова была занята тысячью других вещей. — О господи! — произнесла она, прежде чем Эйприл успела ответить на ее вопрос. — Это точно? Ты уверена, что тебе это нужно?

Валери перспектива стать бабушкой не слишком обрадовала, и Эйприл поняла это по ее голосу.

— Я видела его на экране, когда мне делали УЗИ, мам. Он похож на человечка. Я не смогу это сделать. Я хочу оставить его, — произнеся эти слова, она расплакалась. Валери тут же последовала ее примеру.

— Ты скажешь отцу ребенка? — спросила она.

— Пока не решила. Знаю лишь то, что сохраню его. Обо всем остальном я подумаю потом.

— Правильно, — твердо сказала Валери. — Если тебе что-нибудь понадобится, сразу звони мне. Слава богу, что тебя не тошнит. Когда я была беременна тобой, меня буквально выворачивало наизнанку.

Это было не то решение, которое, как она надеялась, примет Эйприл. С другой стороны, Валери была готова ко всему, в том числе помочь дочери, если в этом возникнет необходимость.

— Ты полностью уверена?

— Уверена, — решительно ответила Эйприл.

— И когда это случится? — с ноткой испуга в голосе уточнила Валери.

— В июне, — ответила ей дочь и впервые за целую неделю улыбнулась.

— Должна признаться, — сказала Валери, все еще потрясенная этим известием, — что, по-моему, это перебор: с разницей в несколько дней дождаться шестидесяти лет и узнать, что стану бабушкой.

Валери пыталась держать марку. Неделя и впрямь выдалась такая, что не позавидуешь, но и для Эйприл она тоже была нелегкой. Судьба преподнесла ей на тридцатилетие неожиданный подарок. Оставалось лишь надеяться, что случившееся не обернется для ее дочери неподъемным бременем забот. В том, что ей будет нелегко, сомневаться не приходилось. Эйприл придется и дальше вести дела, связанные с рестораном, а Валери прекрасно понимала, что значил для дочери ресторан. Ради своего детища Эйприл на четыре года отказалась от личной жизни и вот теперь неожиданно будет вынуждена воспитывать ребенка. Причем без всякой помощи со стороны мужчины. Отнюдь не этого желала для дочери Валери.

— Мне было столько же лет, когда родилась ты, — задумчиво проговорила она. — Но рядом со мной был твой отец, а он очень любил тебя.

— Я все хорошенько обдумаю, мам. Но ведь другие женщины как-то справляются. Так что это не конец света. — И может быть — может быть, — это станет для нее началом новой жизни. Она стойкая женщина и постарается сделать все, что в ее силах, чтобы заниматься и рестораном, и ребенком. По крайней мере, вначале она может брать малыша с собой в ресторан. Кроме того, существует такая вещь, как детский сад. Другие матери-одиночки ведь как-то справляются, сказала себе Эйприл. Она тоже справится.

Затем она позвонила Элен, чтобы сообщить, что решила оставить ребенка. Та искренне обрадовалась этому известию и пообещала поделиться одеждой для новорожденного, кроваткой и ходунками. Положив телефонную трубку, Эйприл ощутила большую уверенность. Внезапно до нее дошло, что будущее уже не пугает ее так, как раньше. Однако поспешила напомнить себе, что следует делать лишь по шагу за один раз.

Ей все еще предстояло решить, расскажет ли она обо всем Майку Стейнману. Может, стоит, но она пока еще к этому не готова. Ей прежде придется самой свыкнуться с этой мыслью. А вообще привыкать придется ко многому. После разговора с Элен она принялась рассматривать снимок УЗИ. Изображение по-прежнему казалось ей слегка нереальным. Повертев фото в руках, она положила его в ящик стола, надела передник и сабо и спустилась в кухню. Теперь ее лицо светилось улыбкой. Ее подчиненные облегченно вздохнули, видя перед собой прежнюю Эйприл. Ей было тревожно и радостно одновременно. Всю ночь она повторяла себе, что у нее остается семь месяцев, чтобы решить, как жить дальше.

В ту ночь Валери лежала в постели, смотрела телевизор и думала о дочери. В надежде расслабиться она машинально переключала каналы. Но решение Эйприл сохранить ребенка не выходило у нее из головы. Неожиданно на экране возник Джек Адамс, спортивный комментатор. Стоя у края поля, он брал интервью у знаменитого футболиста. Валери тотчас узнала в нем мужчину, которого встретила в лифте в день своего рождения. Правда, тогда он с трудом мог ходить. Она несколько минут наблюдала за ним. Адамс упомянул, что недавно перенес травму спины, но, судя по всему, он уже поправился, потому что легко передвигался в кадре, хотя и упомянул о том, что был нездоров.

Валери невольно улыбнулась, вспомнив, как он выглядел в тот день. Нет, тогда Джек Адамс был совсем не таким, как сейчас на телеэкране. Валери показалось, что он человек легкий и с отличным чувством юмора. И главное, сейчас он совсем не похож на то жалкое существо в спортивном костюме и резиновых шлепанцах, которое с трудом передвигало ноги. На экране был красивый мужчина, с приятным голосом и отличной грамотной речью — не то что большинство спортивных комментаторов. Наблюдая за ним, Валери была вынуждена признать, что он производит приятное впечатление. Ей было известно, что, когда телеканал подписал с ним контракт, речь шла об очень приличных деньгах. Еще каких! Валери также была наслышана, что Адамс якобы страшный бабник, причем предпочитает женщин гораздо моложе себя. Было забавно видеть его на экране телевизора, помня о том, каким он был тогда в лифте — скрюченный пополам от боли. Выбросив Джека Адамса из головы, Валери переключилась на какой-то сериал, который, впрочем, через несколько минут смотреть не стала. Выключив свет, она напомнила себе, что ей нужно непременно позвонить Алану. Рассказать о том, что его предсказание относительно Эйприл оправдалось. А ведь она тогда подумала, что Алан сошел с ума, когда предсказал беременность ее дочери. Однако он оказался прав. Что ни говори, а Алан Стар непревзойденный мастер своего дела. Валери почувствовала, что засыпает с мыслями о нем и об Эйприл. Ночью Эйприл приснилась ей с ребенком на руках. Она плакала и повторяла, что совершила ужасную ошибку, умоляла мать помочь ей, но Валери была бессильна что-либо изменить.

Утром Валери проснулась убежденная в том, что Эйприл совершает роковую ошибку, но в равной степени уверенная, что не сможет ее отговорить. Упорства Эйприл не занимать. Если дочь что-то решила, то непременно добьется своего. Так было с рестораном — она упорно шла к цели, храбро преодолевая все преграды и трудности на своем пути. Впрочем, в этом отношении сама Валери была такой же и, поднимаясь вверх по карьерной лестнице, проявляла то же упорство. Она была из тех женщин, которые всегда знают, что им нужно. И Эйприл точная ее копия. Это достоинство, а отнюдь не недостаток, но в данном случае Валери была убеждена, что Эйприл совершает ошибку. Выбитая из колеи беспокойными снами минувшей ночи, утром она позвонила дочери, чтобы продолжить прежний разговор.

— Ты уверена, что действительно этого хочешь? — настойчиво поинтересовалась она. Было еще довольно рано, но Эйприл уже сидела за письменным столом, разбирая счета. Она была на ногах с четырех утра и в пять успела снова побывать на рыбном рынке.

— Да, уверена, мам, — тихо ответила Эйприл. — Это не то решение, которое я планировала принять изначально, но поскольку так уж случилось, я не вижу для себя иного выбора. Мне тридцать, и я не знаю, появится ли у меня другая возможность родить ребенка. У меня вот уже пять лет нет отношений с мужчинами, во всяком случае серьезных. Лишь такие, вроде последнего случая, хотя того мужчину я бы не назвала незнакомцем. Я все время на работе. Разве у меня есть время с кем-то встречаться? Я только и делаю, что работаю. Вряд ли у меня будет еще один шанс обзавестись ребенком. Я хотела бы когда-нибудь открыть еще один ресторан. Но когда у меня будет второй, мне придется вкалывать еще больше.

Если я с кем-то и встречаюсь, то даже не знаю, хочу ли я забеременеть. Я никогда не была уверена на все сто процентов, что меня устроит присутствие в моей жизни собственных детей или что я буду хорошей матерью. Но раз уж так случилось, у меня не хватает духа отказаться от возможности ею стать. Что, если я больше никогда не забеременею? Или никогда больше никого не встречу? Стоит ли отказываться, если это уже произошло? Может, будь мне двадцать два, все было бы по-другому. Но мне тридцать. Я не так молода, чтобы отказаться от такого подарка судьбы.

Я даже не уверена, что, будь мне двадцать, я восприняла бы это иначе. Крошечное существо, у которого стучит сердечко, которое видно на экране, — что может быть прекрасней? Там, внутри меня, растет будущая жизнь, маленький человечек, и это не просто причудливый поворот моей жизни или сбой цикла. Это будущая личность, и по какой-то невероятной причине такое случилось именно со мной. И я готова взвалить на себя эту ношу, даже если при мысли о ней мне становится страшно. Мне придется еще о многом думать, даже после того, как я взвалю ее на себя.

К счастью, теперь это не осуждается — родить ребенка вне брака. Такое случается сплошь и рядом. Женщины обращаются в банк спермы и беременеют от совершенно незнакомых мужчин. Но я-то хотя бы знаю, кто отец моего ребенка. Он симпатичный, образованный, имеет работу и вполне приличный в прочих отношениях молодой мужчина. И пусть я считаю, что он засранец, потому что ему не понравился мой ресторан, но недостойным человеком отца моего ребенка нельзя назвать. И вот с этим надо что-то решать. В данных обстоятельствах лучшее, что я могу сделать, — это принять случившееся как данность. И ответственность ложится только на меня.

— Но ты ведь даже толком не знаешь его как человека, Эйприл, — заметила Валери, озвучив худшие опасения дочери.

— Верно. Но это не главное. Просто я не хочу отказываться от этой возможности, чтобы потом не корить себя до конца моих дней.

— А что, если все будет с точностью до наоборот? И ты будешь остаток жизни жалеть о том, что все-таки оставила ребенка? — прямо спросила мать.

Эйприл даже закрыла глаза при мысли об этом, затем открыла снова и улыбнулась. Пусть Валери терзается сомнениями, свой выбор она уже сделала.

— Тогда я отправлю его жить к тебе, мам. И ты, краснея и заикаясь, будешь всем говорить, что это твой ребенок. Вот тогда никто не поверит, что тебе шестьдесят. По-моему, это было бы идеальное решение.

— Забавно, — усмехнувшись, согласилась Валери. Она решила, что ни при каких обстоятельствах, никогда никому не признается, что стала бабушкой. Есть вещи, которые ей неподвластны, и это тот самый случай. Ей искренне хотелось помочь дочери, но она не находила в себе смелости признаться в том, что статус бабушки абсолютно несовместим с ее вечно молодым образом.

— Я лишь хочу знать, что ты понимаешь, что делаешь.

— А я не понимаю, — честно призналась Эйприл. — Я не имею даже отдаленного представления о том, что делаю или что будет, когда мой ребенок наконец появится на свет. Но я буду делать все, что в моих силах. Такое постоянно случается с другими женщинами. Надеюсь, что уговорю Хизер помогать мне по выходным. Или найму приходящую няню. — Она знала: мать при необходимости непременно поможет, но ей хотелось по возможности все сделать самой. Ведь это будет ее ребенок, это она приняла решение сохранить его. Она уже не девочка, а тридцатилетняя женщина. Она одна прожила в Европе шесть лет, а теперь ведет успешный бизнес. Так что какие могут быть сомнения? Она храбрая и стойкая и справится с воспитанием ребенка. Стоило ей подумать об этом, как она ощутила уверенность в себе. В другое время ее бы не на шутку встревожило то, что ей только что сказала мать. И пусть эта ситуация была для нее в новинку, в запасе у нее еще целых семь месяцев. У нее будет время привыкнуть к случившемуся и построить планы на будущее.

— Думаю, тебе стоит позвонить отцу ребенка, — сказала Валери, которую не оставило беспокойство.

Эйприл ответила не сразу, лицо ее приняло задумчивое выражение.

— Наверное, да, хотя я пока окончательно не решила. Я сама узнала об этом всего восемь дней назад. Нас ведь даже нельзя назвать друзьями, это был классический постельный роман на одну ночь. Я напоила его, потому что он был умный, обаятельный и симпатичный. Кроме того, я надеялась, что он напишет хороший отзыв о моем ресторане. И вот что в итоге получилось. Ребенок и скверный отзыв. И что я скажу ему, когда позвоню? «Помнишь меня? Я та, о ком ты написал паршивый отзыв, та самая, которая составляет слишком примитивные меню и сама не знает, что лучше подавать — деликатесы или простую еду. И вообще, готовит ниже уровня своих способностей. Не хочешь ли разделить со мной до конца своих дней заботы о ребенке?» Этот нахал сказал, что я могу готовить разве что для детей, так что же, сказать ему, что поэтому-то я и решила обзавестись собственным ребенком? Пока я даже представить себе не могу, что скажу ему или чего от него хочу. Не знаю даже, нравится ли он мне. Пока что я в этом не уверена. Нет, он очень даже симпатичный и в принципе неплох в постели, но я не знаю, хочу ли я, чтобы он имел какое-то отношение к моему ребенку. Может, он все-таки болван, или вообще ненавидит детей, или есть миллион поводов для того, чтобы его ненавидеть. Я просто не знаю.

— Но ведь ты решила оставить ребенка, — удивленно заметила Валери. — Для меня это слишком современно, — призналась она. — Возможно, я даже старше, чем мне кажется. Мне по-прежнему нравится перспектива любви к мужчине, от которого у тебя родился ребенок, и чтобы этот мужчина всегда был с тобой рядом.

— Мне тоже. Но у меня совсем другой случай. Я не первая, с кем такое произошло. Как хорошо, что в наши дни не нужно выходить замуж за человека, который не нравится или которого едва знаешь. Не нужно прятаться в другом городе, где тебя не знают, чтобы скрыть, что у тебя есть ребенок. Никто не может заставить меня сделать аборт, если я этого не хочу. Сегодня у очень многих женщин есть дети, отцов которых они едва знают или не знают вообще. Я не утверждаю, что это лучший вариант, но даже если и лучший, все равно я счастлива, поскольку живу в мире, обществе или даже городе, где я могу жить так, как это меня устраивает. Я не собираюсь создавать кому-либо проблемы, кроме как себе самой, и хочу все взять на себя. Не знаю, хочу ли помощи от отца ребенка или вообще контактов с ним. Должен ли он иметь хотя бы какое-то отношение к жизни моего будущего малыша? Ведь это мой ребенок, а не его. Единственная причина, почему, в конце концов, я могу сообщить ему о своем решении, состоит в том, что я уважаю его право об этом знать. Мне вряд ли что-то нужно от него. Он так и не позвонил мне после того, как мы провели вместе ночь, даже не поблагодарил меня за ужин. Так что никаких обязательств передо мной у него нет. Будь я ему интересна, он уже давно бы объявился.

Валери поняла: дочь права. Наверняка она думала об этом всю неделю. Поскольку от Майка Стейнмана после его кислого отзыва о ее ресторане не было ни слуху ни духу, Эйприл наверняка сочла, что этому парню либо очень стыдно, либо ему на все наплевать. В последнем случае Эйприл еще труднее позвонить ему. Впрочем, все было бы и без того достаточно сложно, даже если бы они продолжали встречаться. Но поскольку они не встречались, дочь не знала, звонить ли ему сейчас или подождать рождения ребенка, да вообще, стоит ли с ним связываться. И есть ли смысл нажимать на него, чтобы изменить уже принятое решение? Эйприл никак на него не рассчитывает. И она, как мать, не могла не восхищаться дочерью, даже если не вполне одобряла решение Эйприл сохранить ребенка. Валери честно призналась себе, что сама бы она на такое никогда не решилась. Не хватило бы духу.

— Ну хорошо, дорогая. Я просто хочу убедиться в том, что ты понимаешь, что тебя ждет. — Валери вздохнула. — Когда ты сообщишь об этом твоему отцу? — в ее голосе вновь прозвучала озабоченность. Пэт, ее бывший муж, вряд ли придет в восторг от того, что случилось с их дочерью. Аля этого он был крайне консервативен в своих убеждениях. Так что родить внебрачного ребенка — это отнюдь не то, чего он желал бы для старшей дочери. Но он обожал Эйприл.

— Я еще не знаю, — ответила та и посмотрела на часы. На утро у нее была назначена встреча с мясником, которому она хотела заказать вырезку на следующий месяц. Кроме того, нужно было поговорить с поставщиком птицы — близился День благодарения. На минувшей неделе она пустила дела на самотек, мучительно раздумывая над тем, что делать с беременностью. И вот теперь наверстывает упущенное, пытаясь вновь сосредоточить все внимание на ресторане. Впрочем, она понимала: отныне в ее жизни наступает такой этап, когда ей придется делить себя между ребенком и рестораном. Что ж, придется привыкать. Но пока она может полностью посвятить себя ресторану.

— Мам, извини, мне нужно заниматься делами. Ты ведь придешь ко мне на День благодарения?

— Конечно. — Последние три года Эйприл в День благодарения устраивала у себя ужин для своих близких. Те всякий раз были в восторге. Мэдди не нужно готовить дома праздничный ужин, Валери это избавляло от необходимости устраивать его у себя, когда выпадала ее очередь принимать гостей. В этом году Пэт, Мэдди, сестры и Валери будут ужинать в День благодарения у нее в ресторане. Это будет идеальный праздничный ужин. Точно такой же она устроит и на Рождество. В праздники ресторан всегда работал, и в нем было полно посетителей. Эйприл хотелось, чтобы к ней приходили одинокие люди или те, кому больше некуда пойти. До Дня благодарения оставалось три недели, но почти все столики уже были забронированы. На какой-то безумный миг ей в голову пришла мысль пригласить Майка Стейнмана — поужинать с ним и все ему рассказать. Это была милая фантазия или, по крайней мере, любопытная мысль, но было понятно: приглашать Майка на семейное торжество не имеет смысла. Ему это покажется не менее странным. Если она решится на задушевный разговор с ним, пусть это произойдет, когда они будут наедине.

— Я тебе скоро позвоню, мам, — пообещала Эйприл. — Пора браться за работу.

— Мне тоже. Сегодня будут снимать рождественское шоу. Нужно сделать тысячу дел. Мы устанавливаем декорации, составляем праздничное меню, занимаемся елкой, готовим необычные подарки. В нашем шоу будет участвовать щенок. Я на Рождество подарю его Мэрилин. Правда, она об этом еще не знает. Послушай, а что, если я сделаю это прямо во время шоу? — Эйприл хорошо знала и любила Мэрилин, ассистентку матери, работавшую с ней вот уже четыре года. Она не только помогала ей по работе, но и выполняла массу личных поручений Валери. Ей сорок два года, мужчин в ее жизни не было, Мэрилин была замужем за работой. Эйприл решила, что подарить ей щенка — превосходная идея.

Валери сидела за рабочим столом нарядная — в красном платье, на шее жемчужное ожерелье, в ушах золотые серьги. Разговаривая с дочерью, она уже была готова к прямому эфиру. Через пару дней она будет заниматься свадьбами, которые играют на Рождество. Для этих случаев она выбрала для себя роскошные платья из бархата.

— Какой породы щенка ты ей подаришь? — поинтересовалась Эйприл. Это был прекрасный ход, и он наверняка понравится телезрителям. Мать — истинный виртуоз прямого эфира; всегда знает, какую нотку внести в шоу, когда добавить юмор или, наоборот, что-нибудь трогательное. Ее передачи представляли собой нечто большее, чем беседы на тему шикарных интерьеров или стильной одежды.

— Йоркширский той-терьер, он просто прелесть. Я купила его на прошлой неделе.

— Зрители будут в восторге, мам. Вот увидишь, после твоей передачи спрос на собак в зоомагазинах, клубах, питомниках и собачьих приютах по всей стране моментально взлетит вверх.

Валери улыбнулась. Ей не терпелось поскорее осчастливить Мэрилин подарком.

Поговорив еще минуту, мать и дочь попрощались. Валери тяжело вздохнула, не этого она желала для своей дочери, совсем не этого: ребенка без отца, жизнь без мужа. Без того, кто поддержал бы ее в трудную минуту. Валери никогда не сомневалась в том, что ее дочь смелый человек. Остается лишь надеяться, что Эйприл не раскается в собственном выборе.

Глава 5

В День благодарения Эйприл проснулась рано, чтобы уже с самого утра самой хлопотать у плиты. Ее помощники придут позже и займутся второстепенными делами. Посетители появятся ближе к вечеру, поэтому ее родные придут на ужин в восемь, когда суета на кухне немного уляжется.

Валери пришла на полчаса раньше, как всегда, с двумя магазинными пакетами, полными украшений для стола, и, пока посетители поглощали фаршированную индейку, домашнее клюквенное желе и пюре из каштанов, она превратила столик семейства Уайаттов в настоящее произведение искусства. Сидевшие за соседними столиками с восхищением следили за ее приготовлениями. Валери расстелила принесенную с собой скатерть, разложила салфетки, поставила на стол серебряные подсвечники, украсила изящными фестончиками блюдо с индейкой. Большинство присутствовавших в ресторане узнали ее, и Валери, не отрываясь от декорирования стола, дала несколько автографов. Тем временем Эйприл расхаживала по залу, приветствуя постоянных посетителей. В этот вечер, как всегда, в ресторане было много детей. Эйприл подарила каждому по шоколадной индюшке, эти забавные фигурки она сделала собственными руками. Атмосфера в ее заведении всегда была праздничной и располагающей. Пожалуй, это было самое лучшее место в Нью-Йорке для празднования Дня благодарения. Неудивительно, что многие в этот день приходили сюда снова. Специально для семей здесь стояло несколько длинных столов, чтобы одновременно обслужить по возможности большее число посетителей.

Компания за столом Эйприл каждый год оставалась неизменной. Мать, отец, мачеха, две сводных сестры и она сама заняли места за круглым столом в глубине зала. Элен и ее семья каждый год приходили ровно в шесть вечера и уходили, когда в ресторан начинали прибывать Уайатты. Эйприл познакомила обе семьи. Уходя, сыновья Элен выглядели довольными, сжимая в руках шоколадных индюшек. Глядя на них сейчас, Эйприл с трудом представляла себе, что и у нее будет собственный ребенок и на следующий День благодарения он уже будет сидеть у нее на руках.

Эйприл поцеловала Элен перед ее уходом, и они обменялись понимающими взглядами. В эту минуту Элен посетила та же мысль, которая только что пришла в голову Эйприл. Она ощущала себя отчасти причастной к этому событию в жизни подруги, поскольку первой заподозрила у нее беременность. Прежде чем уйти, Элен что-то шепнула на ухо Эйприл, и та в ответ улыбнулась.

За последние три недели Валери и словом не обмолвилась о беременности дочери. Она была слишком занята, чтобы думать об этом, и вообще всячески пыталась уверить себя, что в ближайшее время ей не грозит переход в статус бабушки. Не более одного дела за один раз, твердила она себе. Эйприл тоже постаралась загрузить себя мыслями о делах. Она не могла себе представить, что будет, когда ее беременность станет заметна и передник невозможно будет завязать на талии. Она беременна всего три месяца, и пока еще ничего не заметно. Впереди еще целых полгода.

Отец Эйприл с семьей появился в тот момент, когда она с Валери разглядывала фотографии, на которых Валери вручала своей ассистентке крошечного йоркширского той-терьера. Мэрилин расплакалась от умиления и прямо во время записи передачи дала ему кличку Наполеон. Щенок был удивительно милым и трогательным, и рейтинги телешоу Валери взлетели вверх еще до того, как рождественский выпуск пошел в эфир.

Эйприл была рада встрече с Энни, сводной сестрой. Они не виделись с конца августа, когда та вернулась на учебу в Бостон. Энни мечтала когда-нибудь получить ответственную работу в государственном учреждении, которая бы позволила ей применить свои удивительные математические способности. Ее мать утверждала, что дочь при рождении подменили, потому что в их семье никто не умел толком считать, не говоря уже о том, чтобы без ошибок вести чековую книжку. Впрочем, сама Эйприл тоже неплохо справлялась с бухгалтерской отчетностью своего ресторана. Энни завоевала репутацию вундеркинда еще в шестилетнем возрасте. Энни и Эйприл были внешне похожи, хотя удивляться тут нечему — у них был общий отец, да и Валери, и Мэдди были женщинами одного типа. Все они производили впечатление одной семьи, и со стороны было трудно определить, кто кому кем приходится. Мэдди была моложе Валери, но выглядела на свои пятьдесят два. Их легко можно было принять за сестер. Словом, это была близкая по духу компания. За ужином Мэдди попросила у Валери совета о том, как лучше приготовить и подать на стол гуся на Новый год — они с Пэтом собрались устроить праздничный ужин для его университетских коллег. Валери помогла ей составить интересное меню и заодно похвалила новую прическу. Впрочем, про себя она отметила, что Мэдди не мешало бы подкрасить седые корни, хотя и не сказала этого вслух. Пожалуй, Мэдди выглядела старше Валери. Хотя обе женщины были чем-то похожи, во второй жене Пэта не было ни капли присущей Валери гламурности. Все женщины за столом Уайаттов были высокого роста, худощавые и очень привлекательные. Пэт, единственный представитель сильного пола среди них, был высоким, крупным мужчиной. Эйприл отец напоминал большого плюшевого мишку с добрыми глазами и теплой улыбкой. Он обожал общество «моих женщин», как он называл их всех. Дедушек и бабушек не было с обеих сторон, их Эйприл лишилась еще в раннем детстве. За столом она заняла место между отцом и Хизер, младшей сестрой. В этом году Хизер заканчивала среднюю школу и, как и когда-то она сама, собиралась поступать в Колумбийский университет. В свои шестьдесят пять Пэт уже сорок лет был профессором университета (???). Младшие дочери Пэта, возможно, пойдут по его стопам и найдут себя в преподавании. Обе девочки очень хорошо учились в школе, вообще в нынешней семье Пэта склонность всех ее членов к интеллектуальной деятельности была очевидной. Это нисколько не мешало простым и естественным отношениям бывших супругов. Однако до сих пор Пэт, казалось, был изумлен и даже напуган невероятным карьерным взлетом своей первой супруги. Когда он женился на Валери, то был просто ошеломлен ее амбициями и неукротимой энергией. Сейчас он мог себе позволить поиронизировать по этому поводу, а тогда, что греха таить, он чувствовал себя на ее фоне полным неудачником и приходил в уныние. Обоим потребовалось несколько трудных и несчастливых лет, чтобы признаться в том, что они совершенно не подходят друг другу. Теперь Пэт был абсолютно счастлив, прожив двадцать один год в браке с Мэдди. Его вторая жена оказалась славной женщиной и именно той спутницей жизни, которая была ему необходима. Но и к Валери он по-прежнему испытывал добрые теплые чувства, так же, как и к Эйприл, и был искренне горд тем, чего добилась в жизни его первая жена. Живая легенда и звезда, она была ею и сейчас, за спокойным семейным ужином. На Валери были нежно-бежевый свитер из ангоры с золотой нитью, стильные итальянские сапожки из бежевой замши на высоком каблуке. В ушах сережки с бриллиантами. Светлые волосы, модная стрижка. На Мэдди был строгий костюм из коричневого бархата. Ничего яркого, ничего броского. Ее дочери тоже были одеты просто, в короткие юбки, Туфли и симпатичные свитера. В окружении своих женщин Пэт выглядел гордым и счастливым. Эйприл угостила его двумя новыми сортами вина, чтобы узнать его мнение. Пэт всякий раз бывал поражен тем, как ей удавалось привезти из Европы или Чили неплохое вино, причем по вполне доступным ценам. Дочь неизменно посылала ему ящик того вина, которое ему понравилось за ужином в ее ресторане.

Ужин, которым угостила их в этот вечер Эйприл, был выше всяческих похвал. За столом шел оживленный разговор. Хизер призналась, что у нее появился новый бойфренд. Энни сказала, что вот уже четвертый год встречается с тем же парнем, еще одним молодым дарованием, своим сокурсником по университету. Эйприл про себя предположила, что скоро дойдет дело до помолвки и женитьбы, хотя сестра и заявила, что еще к этому не готова. Пэт удивлялся, что в жизни его бывшей жены так и не появился мужчина. Валери была красавицей, однако карьера всегда занимала в ее жизни главное место, и он решил, что она сознательно пожертвовала личной жизнью ради карьеры и славы. Он не желал подобной судьбы своей старшей дочери, и иногда его одолевали грустные мысли о том, что такое, увы, нельзя исключать. Эйприл безоглядно посвящала себя делам ресторана, отдаваясь работе с той же самоотверженностью, что и мать, отчего возникало ощущение, будто личной жизни у нее нет совсем. Эйприл никогда не говорила о мужчинах, что, впрочем, неудивительно, если учесть, что она все свое время отдавала ресторану. Ближе к одиннадцати зал ресторана начал пустеть, а Уайатты все еще сидели за столом. Энни и Хизер отправились на кухню поболтать со знакомыми поварами, особенно с одним красавчиком поваром из Франции. Эйприл угостила старших отличным сотерном из долины Напа. По мнению Валери, он чем-то напоминал «Шато д'Икем», во всяком случае, был близок по букету и вкусовым качествам. Пэт согласился с ней и предложил выпить за хозяйку ресторана, к чему все с готовностью присоединились.

— Спасибо тебе за этот фантастический праздничный ужин, — тепло улыбнулся он Эйприл и, перегнувшись через стол, поцеловал ее в щеку.

— Спасибо, папа, — с застенчивой улыбкой сказала та.

— Ужин вне всякой конкуренции, — добавил Пэт.

Он был искренне благодарен Валери за то, что та помогла их дочери открыть ресторан. Сам он этого сделать не смог бы, но по крайней мере он понимал, что у их дочери прирожденный талант ресторатора. Он искренне радовался каждому положительному отклику об успехах Эйприл в нью-йоркской прессе. Один-единственный недоброжелательный отзыв, насколько он помнил, появился в сентябре. Журналист писал о ее ресторане в высокомерно-пренебрежительном тоне. Этот злопыхатель не оценил вкусную и здоровую пищу, которую там подавали. Кроме этой заметки, Пэту ни разу не попалось никаких других отрицательных отзывов о ресторане Эйприл. А еще Пэт мечтал дождаться того дня, когда в жизни дочери появится достойный мужчина. Было бы печально, если с возрастом она станет такой же одинокой, как и ее мать. Что вполне вероятно, если она и дальше будет жить только своей работой. Впрочем, Валери еще не поздно изменить свою жизнь, но Пэт с трудом представлял себе, что его бывшая жена сможет приспособиться к какому-нибудь мужчине. Ведь не смогла же она когда-то приспособиться к нему. Валери была консервативна в своих привычках. Перфекционистка до мозга костей, она пыталась добиться совершенства во всем, и немногие мужчины могли соответствовать тем стандартам и требованиям, которые она предъявляла к людям, в том числе и к самой себе. В этом отношении Эйприл было далеко до матери. Она была менее требовательна к себе, но тоже настолько была погружена в работу, что у нее не было времени с кем-то встречаться. Она постоянно работала — ресторан требовал ее постоянного внимания. Хотя, возможно, у нее роман с кем-то из ее окружения — с поваром, сомелье, официантом или с кем-то из поставщиков. Пэт не слышал, чтобы дочь встречалась с кем-то из мужчин не по работе. Он и сейчас сказал ей об этом.

— У тебя есть свободное время, чтобы отдохнуть и развлечься? — поинтересовался Пэт. По его мнению, Эйприл не давала себе и минуты отдыха. В этом отношении она пошла в мать, которая получала от работы огромное удовольствие. В отличие от Валери, его вторая жена не была одержима карьерой, для нее существовали другие приоритеты — дом, муж, дети. В этом смысле он был счастливым человеком.

— В общем-то, нет, — вынуждена была признать Эйприл. — И я не вижу в этом ничего плохого.

— А не пора ли тебе отдохнуть? Каждый раз, когда мы приходим сюда, я вижу, что ресторан полон. Мне говорили, что столик здесь надо заказывать за три недели. Силой сюда загонять никого не приходится. — Пэт знал, что ресторан приносит неплохие деньги и Эйприл регулярно частями отдает матери долг. — В конце концов, это вредно для здоровья. — Впрочем, оба знали, что успех в ресторанном бизнесе сопутствует ей только потому, что она буквально днюет и ночует здесь, старается предусмотреть все до последней мелочи и каждый раз приветствует посетителей, когда выходит из кухни в зал. А Эйприл делала это постоянно, не один раз за вечер. Она контролировала буквально все. Конечно, отец прав, у нее совершенно нет времени для личной жизни. У нее вот уже три года не было отпуска — с того самого дня, как открылся ресторан, а потом и ни одного свободного уик-энда.

— Я на днях возьму выходной, пап, обещаю тебе. Но мне действительно нужно постоянно быть здесь. У меня нет никого, кто мог бы присматривать за рестораном, если меня здесь не будет. — Посмотрев на мать, она замолчала. Валери ничего не сказала, но они с дочерью обменялись понимающими взглядами, что не ускользнуло от внимания Мэдди. А вот Пэт ничего не заметил. Мэдди знала: мужу было неприятно в лоб спрашивать Эйприл о том, встречается ли она с кем-нибудь в последнее время. Ответ на такой вопрос был известен заранее. Мэдди была в курсе, что Пэт не любит лезть в душу к дочери, но он искренне переживал за нее. В своем отношении к работе Эйприл во многом напоминала Валери. Ее отец надеялся, что когда-нибудь она все-таки выйдет замуж и у нее появятся дети. А пока что на горизонте не видно даже малейшего намека на то, что такое произойдет. По правде говоря, Пэт опасался, что этого может не произойти вообще, о чем не раз горько сетовал в разговорах со второй женой.

— В твоей жизни появилось что-нибудь новое? — поинтересовался он, подразумевая мужчину, и Эйприл уже собралась ответить отрицательно, но на мгновение замешкалась. Ее так и подмывало рассказать правду, но она не знала, как это лучше сделать. В ее намерения не входило расстроить или огорчить отца, а рассказать все откровенно — вряд ли это Пэт желал бы от нее услышать. Не так она представляла себе этот Лень благодарения, но коль так случилось, почему бы не поделиться тайной с отцом. Он ее отец, и она любит его. Пэт всегда служил для нее образцом для подражания — перед ней был человек, живущий в крепком браке с любящей его Мэдди, которую он просто обожал. Ее собственная мать была другой, яркой звездой на ее небосклоне. Чего в ней не было, так это обычных человеческих слабостей. А иначе разве добилась бы она такого успеха? Эйприл не стремилась стать такой же, что, однако, не мешало ей восхищаться необычайной трудоспособностью матери, тем, как та умела добиваться поставленных целей. Но жизнь, которую отец вел с Мэдди и их дочерьми, казалась ей куда привлекательнее и была ей ближе. Эйприл никогда не мечтала быть знаменитой, как мать. Ее вполне устраивал привычный ход ее жизни. Ей было достаточно забот с рестораном. Люди приходили к ней отведать деликатесов или, наоборот, покушать простую вкусную пищу и насладиться домашней атмосферой, какую Эйприл удалось создать в своем заведении. В некотором смысле Эйприл была больше похожа на Мэдди, чем на Валери. Но еще больше она походила на отца, и для нее было важно сохранить его уважение.

— Вообще-то в моей жизни есть кое-что новое, — понизив голос, призналась Эйприл, и все насторожились. — Честно говоря, это в известной степени сюрприз. Очень большой сюрприз и не совсем то, что я планировала, но иногда жизнь поворачивается самым неожиданным образом. — Пару секунд Пэт никак не мог взять в толк, что она имеет в виду — то ли хочет сказать о мужчине, который у нее появился, то ли об открытии второго ресторана, то ли о том, что продает этот и получает за него огромные деньги. — Надеюсь, ты не будешь разочарован, пап, — добавила она, посмотрев на него со слезами на глазах, и погладила его по руке. Пэт ободряюще ее обнял. Он всегда любил ее, своего первенца, и Эйприл это знала. У нее ни на минуту даже не возникало сомнений на этот счет.

— Ты никогда меня не подводила, милая. Никогда. Я, конечно, был расстроен, когда ты тогда ушла из колледжа, однако в конечном итоге у тебя все в жизни сложилось наилучшим образом. А это самое главное. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Так что за сюрприз такой случился с тобой? — Пэт надеялся, что речь пойдет о мужчине, а не о новом ресторане. И он даже оглянулся по сторонам. В зале они были одни.

Эйприл сделала паузу, которая ей самой показалась бесконечной, затем посмотрела на Мэдди, потом снова на отца. Ей хотелось, чтобы мачеха тоже услышала эту новость. Мэдди ей всегда нравилась, она относилась к Эйприл как к родной дочери, когда они с Пэтом еще только поженились.

— Я беременна, — почти шепотом произнесла она, глядя в глаза отцу, в надежде, что отец простит ее за то, что все так неловко случилось, и не станет сердиться на нее и будущего ребенка. Впрочем, подобная строгость была ему несвойственна.

Пэт довольно долго молчал, то ли не зная, что сказать, то ли не понимая до конца сказанное.

— Правда? Я не знал, что ты с кем-то встречаешься. Ты вышла замуж? — Было видно, что Пэт слегка уязвлен тем, что она не сказала об этом раньше. Он всегда полагал, что у них с ней близкие, доверительные отношения. Он бросил взгляд на бывшую жену, но Валери опустила глаза и молчала. Тогда Пэт снова посмотрел на Эйприл. Мэдди удивленно наблюдала за обоими.

— Нет, пап, я не замужем, и я ни с кем не встречаюсь, — вздохнув, ответила она и прижалась к отцу, словно в поисках поддержки. Она должна сказать ему все, хотя он вряд ли обрадуется тому, что услышит. Однако отец никогда не отталкивал ее. Эйприл надеялась, что этого и сейчас не произойдет, хотя и знала: отец расстроится. С другой стороны, поняла же ее Валери. — Это была случайность, — честно призналась Эйприл. — С человеком, которого я едва знаю. Я видела его лишь раз. Мы с ним выпили, а потом оказались в одной постели. Только не спрашивай, как это вышло, потому что я не помню. Затем выяснилось, что я беременна. После этого я с ним больше не встречалась. Я еще не решила, говорить ли ему об этом. Я толком не знаю, что он за человек, хороший или нет. Он журналист, делает ресторанные обзоры. Судя по тому отзыву, что он написал о моем ресторане, и учитывая, что с тех он мне ни разу не позвонил, пожалуй, я ему не понравилась. Но мне тридцать лет, и я не знаю, будет ли у меня другая возможность забеременеть. В общем, я решила сохранить ребенка. Я хочу его, — добавила она, чтобы отец понял: это ее продуманное решение. Она отдает себе отчет в том, чем рискует, какие трудности для себя создает, и тем не менее готова ко всему. — Я не хотела, чтобы так получилось. И все тебе скажу. Я принимала таблетки, но, по всей видимости, забыла принять одну. И еще тогда я принимала и антибиотики, которые свели на нет действие этих таблеток, и вот теперь жду ребенка. Может быть, это моя судьба. Но как бы то ни было, ребенка я сохраню. — Она подняла глаза на отца, не представляя себе, как он отреагирует на ее слова.

Пэт был потрясен и пытался переварить услышанное. Он вопросительно посмотрел на сидевшую напротив Мэдди. Надо сказать, признание падчерицы повергло ее в шок. Пэт все так же продолжал обнимать дочь за плечи. Эйприл почувствовала, как на мгновение он слегка ослабил объятия.

— Да, ну и история! Ты уверена, что хочешь сохранить ребенка? В таком случае ты взваливаешь на свои плечи огромную ответственность. Причем исключительно на себя, ведь рассчитывать на помощь отца ребенка тебе не приходится. Но у тебя есть я, Мэдди и, конечно, Валери, и мы сделаем все, что в наших силах, чтобы тебе помочь. Но судьба матери-одиночки — это тяжкая ноша. Я видел, как многие мои студентки в одиночку воспитывают детей. Некоторые сознательно делают подобный выбор, другие — отчасти потому, что так уж случилось. Но никогда еще это не было легким делом. Ты ведь не собираешься отказаться от своего ресторана? — спросил он, и Эйприл отрицательно покачала головой.

— Конечно, нет. Не вижу причины, почему, занимаясь одним делом, следует отказаться от другого. Я смогу делать и то, и другое, и работать, и быть матерью. — Так всегда поступала ее собственная мать, которая была для нее образцом для подражания. А ведь карьера Валери требовала гораздо больших усилий. Зато у Эйприл всегда был отец, чего ее ребенку даже не светит. У него будет лишь мать, две бабушки, дедушка и две тети. Лично ей такой вариант представлялся весьма неплохим, и это было все, что она могла ему предложить.

— Я знаю, что ты справишься, — тихо произнес ее отец. Он не ожидал от Эйприл ничего подобного — ни постельного романа на одну ночь, ни решения оставить ребенка и воспитывать его одной, вне брака. Наверное, отчасти к принятию такого решения ее подтолкнуло тридцатилетие: или сейчас, или никогда. Не секрет, что в последнее время все больше и больше женщин воспитывают детей в одиночку, так что признание дочери хотя и явилось для него сюрпризом, но лишь отчасти. И все-таки это абсолютно не в духе Эйприл! — И все-таки, ты берешь на себя слишком большую ответственность. Может, тебе все-таки стоит сначала поговорить с отцом ребенка? Вдруг он окажется лучше, чем ты о нем думаешь, и будет помогать тебе, ведь это и его ребенок. Аля тебя любая помощь не будет лишней. Тебе ведь придется проявлять поистине чудеса ловкости, если ты и дальше хочешь заниматься рестораном с тем же упорством, что и раньше. Тебе придется ох как трудно!

Гораздо труднее, чем он мог бы пожелать для своей дочери. Нет, не о такой судьбе он мечтал для нее! Он всегда надеялся, что Эйприл выйдет замуж и заведет детей, именно в таком порядке. Да и какой отец этого не желает? Эйприл была безмерно благодарна отцу, что тот не произнес ни единого слова осуждения в ее адрес.

— Я думала, говорить ли мне отцу ребенка или нет. Но я чувствую себя полной дурой и не знаю, что ему сказать. Мол, спасибо тебе за скверный отзыв, и, кстати, ты не забыл про ночь, которую мы провели вместе, когда ты напился в моем ресторане? Если бы он сам позвонил мне, все было бы по-другому. Проще или легче.

— Если не ошибаюсь, я читал эту статью. Не слишком доброжелательный отзыв. Я бы даже сказал, саркастический по тону, — добавил Пэт с осуждением в голосе. Он очень любил своих дочерей и ожидал подобного отношения к ним со стороны окружающих. Майк Стейнман, журналист, пишущий ресторанные обзоры, посмел критически оценить заведение его дочери! И главное, еще и написал об этом!

— Этот самый парень. — Стейнман в пух и прах раскритиковал и ее меню, и ее усилия, а сам тон его высказываний был едва ли не оскорбительным. Одно это не вселяло надежду на понимание с его стороны. Его молчание в течение всего этого времени также было красноречивее всяких слов и не добавляло ей мужества. Скорее всего, он больше не желал ее видеть, правда, она не знала, по какой причине. Так стоит ли ему звонить? Это вызывало у Эйприл сильные сомнения. «Привет! Помнишь меня? Так вот, у меня будет от тебя ребенок». Вряд ли он обрадуется, услышав такое по телефону. Она бы на его месте точно не обрадовалась. Но была и существенная разница: для нее это уже не был плохой сюрприз, это был ее ребенок.

— Конечно, это очень важно, — сказал Пэт и улыбнулся дочери, пытаясь ее приободрить. — Должен признаться, для меня это действительно неожиданность. Честно говоря, не этого я хотел для тебя. Но если ты все твердо решила, мы с Мэдди поддержим тебя. — С этими словами он вопросительно посмотрел на Валери. Та кивнула со слезами на глазах. — Я думаю, что и твоя мама тоже. Похоже, что у нас у всех скоро будет ребенок, — произнес Пэт и сделал жест сомелье, который тотчас поспешил к их столику. Пэт заказал бутылку шампанского.

— И когда же малыш появится на свет? — поинтересовался он, когда официант отправился выполнять заказ.

— В июне, — ответила Эйприл, чувствуя, как по щекам катятся слезинки, и обняла отца. — Спасибо, пап. Спасибо всем вам, — добавила она и обвела глазами присутствующих. Затем положила одну руку на плечо матери, другую — на плечо Мэдди. Те улыбнулись и вытерли слезы. — Извините, что все так глупо получилось. Спасибо, что вы с такой добротой отнеслись ко мне. Обещаю, что буду изо всех сил стараться стать хорошей матерью, такой же, как вы обе.

— Не беспокойся, дорогая, обязательно будешь, — заверила ее мачеха. — Ни на мгновение не сомневаюсь в этом. Будет замечательно, если в нашей семье появится малыш. Ты еще не знаешь, кто это, мальчик или девочка?

— Пока нет. Все выяснится в феврале после очередного УЗИ. — К счастью, Эйприл была еще молода, и ей не требовалось делать массу анализов на предмет возможных патологий или генетику. В тридцать лет беременность не несет с собой риска.

Сомелье принес шампанское и, когда буквально через секунду из кухни вернулись Энни и Хизер, разлил его по бокалам и ушел с пустой бутылкой. Было понятно, что за столом что-то происходит, и он поспешил тактично удалиться, чтобы не смущать хозяйку.

Это был тот самый сомелье, который раньше работал у Даниэля Бюлю. Звали его Жан-Пьер, а родом он был из Бордо. В винах он отлично разбирался, прекрасно знал свое дело и был предан ресторану Эйприл.

— Что празднуем? — поинтересовались сестры, садясь за стол.

Эйприл смущенно посмотрела на них, однако что-то скрывать не было смысла. Рано или поздно они обо всем узнают.

— У меня будет ребенок, — ответила она, и сестры как по команде удивленно уставились на Эйприл.

— У тебя появился мужчина? И ты ничего нам не сказала? — с обидой в голосе спросила Хизер.

— Нет, — улыбнулась Эйприл. — Просто у меня будет ребенок.

— Как же ты тогда залетела? — удивилась старшая из сводных сестер, и на этот раз Эйприл рассмеялась.

— Ребенка мне принес аист, и я не отказалась. Так что вы обе в июне станете тетями, — добавила она и посмотрела сначала на Хизер, затем на Энни. Та улыбнулась ей в ответ. Отец поднял бокал с шампанским.

— Предлагаю тост за нового члена семьи, который будет сидеть с нами на следующий День благодарения. Думаю, что нам стоит поблагодарить Эйприл за то, что она не подарила мне зятя, который мог мне не понравиться. Например, таскал бы меня на футбольные матчи в жуткий холод или требовал, чтобы я с ним играл в софтбол, а я это терпеть не могу. У меня нет желания лезть из кожи вон, чтобы произвести на него впечатление. Нам остается теперь еще больше любить Эйприл и ждать появления на свет нового члена нашей семьи.

Все подняли бокалы. Эйприл снова расплакалась. Свой бокал она даже не пригубила — ей теперь нельзя пить спиртное — и передала его отцу. Она не приняла и капли алкоголя с того дня, как приняла решение сохранить ребенка. А до этого выпила лишь два бокала шампанского в свой день рождения.

— Спасибо всем за поддержку. Я вас люблю, — сказала она, с нежностью и благодарностью глядя на родных. Чуть позднее, когда все разошлись, она отправилась на кухню, чтобы посмотреть, как там мойщики моют посуду. Этот День благодарения прошел прекрасно. Ее неожиданное признание было воспринято с пониманием. Отец оказался на высоте, мачеха любит ее, как и прежде, Валери, похоже, привыкает к случившемуся, тем более что пока никто не называет ее бабушкой, а обе сестры пообещали помощь. На большее она и не рассчитывала. Эйприл вздохнула, сняла передник и поднялась к себе наверх. Неожиданно на нее накатили страшная усталость и эмоциональная опустошенность, и она в изнеможении рухнула на кровать. Она понимала, что должна быть благодарна и семье, и ресторану, и даже будущему ребенку, которого можно было считать в своем роде подарком судьбы. Кто знает, может, все не так уж и плохо? Эйприл очень на это надеялась, и как только ее голова коснулась подушки, а глаза закрылись, она тут же уснула. Сегодня у нее был долгий и очень важный день.

Глава 6

На следующее утро после Дня благодарения Эйприл проснулась рано. Она села на кухне с большой чашкой кофе с молоком. На работу еще никто не пришел, и она находилась одна в ресторане, что случалось нечасто. Вчера вечером прислуга ушла, оставив все в полном порядке, и столы уже были готовы к обеду. Эйприл вспомнила слова, которые сказал отец, и его тост. Она наконец приняла решение, которое мучительно обдумывала всю прошлую неделю. Поднявшись наверх в свой офис, принялась искать телефонный номер, который Майк Стейнман дал ей, когда позвонил, чтобы договориться об интервью. На ее счастье, нашелся и номер редакции, и его сотового. Эйприл набрала номер. Майк ответил после второго гудка. Его голос прозвучал негромко и вкрадчиво, однако стоило Эйприл напомнить ему, кто она такая, как он перешел на деловой, сухой тон. Что ж, начало не слишком ободряющее, однако она решила довести дело до конца. Ей не хотелось объяснять ему все по телефону, и она пригласила его на обед в ресторан. В его ответе она услышала явное нежелание, и он попытался закруглить разговор.

— Еще слишком рано писать новый отзыв, — сказал он, после чего его голос немного смягчился. — Мои извинения за то, что я написал в прошлый раз. Я просто предполагал, что вы способны на большее.

Похоже, он был не в восторге от ее кухни, поскольку считал, что ее предыдущий опыт предполагал более изысканное меню. Из ее послужного списка он узнал, что Эйприл Уайатт работала в нескольких шикарных заведениях. Он так и не понял, почему, помимо скромного выбора деликатесов, она предлагала посетителям простую пищу, которую можно приготовить и дома. Майк упустил самое важное — философию ее ресторана, — но ей было уже все равно. Ей не нужен был новый отзыв, пусть даже более доброжелательный, ей надо лишь сообщить ему о ребенке. И даже если после этого они больше никогда не увидятся, для нее это не будет неожиданностью. Эйприл не питала никаких иллюзий относительно отношений с ним после того, как он ни разу ей не позвонил. Так что ни ей, ни ее ребенку ничего от него не нужно. Теперь ей гарантирована поддержка семьи, и она сама позаботится о себе и малыше. Именно эта уверенность в собственных силах — вот та причина, по которой Эйприл все-таки позвонила ему, что бы он там ни подумал о цели ее звонка.

— Все в порядке, к счастью, мое заведение процветает, — небрежно произнесла она, не желая вдаваться в подробности. У них абсолютно противоположные точки зрения, и, судя по его отзывам о других ресторанах, в отношении еды он настоящий сноб. Эйприл была совсем не такой. — Людям здесь нравится, я же занимаюсь любимым делом. Именно о таком ресторане я всегда и мечтала. Согласна, он не для всех, но у нас есть немало постоянных посетителей. И вообще я звоню не из-за отзыва, — уточнила она. — Как ты провел День благодарения?

— Я не отмечаю праздники и ненавижу индейку. — Начало было не слишком обнадеживающим. Затем он заговорил уже с другой интонацией, чуть смущенно, перейдя на другую тему, которая вызвала у обоих неловкость. — Извини, что не позвонил тебе сразу после той ночи. Все было замечательно, но мне показалось, что ты сердита на меня за мой отзыв, вот я и не стал звонить. Согласись, было бы довольно странно: сначала написать разгромный отзыв о ресторане, а затем пригласить его хозяйку на свидание. Впрочем, все было чудесно, и я сожалею, что проявил невнимание и не позвонил тебе. — Ему хотя бы было неловко, и он признал, что отзыв был резким. Нельзя сказать, что у него плохие манеры или что он бессердечен. Но голос его по телефону прозвучал холодно.

— Ничего страшного, — беспечно произнесла Эйприл. — Я просто хотела узнать, не захочешь ли ты зайти к нам в ресторан поужинать. Это не свидание, и я не пытаюсь подмаслить тебя или снова напоить вином.

Оба рассмеялись над ее последними словами.

— Вино было замечательное, — признал Майк. Справедливости ради он упомянул вино в своем отзыве. Это был единственный положительный момент, который он отметил: в карте вин имелось несколько неизвестных сортов, недорогих, но очень хороших. Достоинства блюд он не уловил, но на вина обратил внимание. По крайней мере, это было хотя бы что-то. — Да и ты, черт побери, была великолепна, — признался он, и голос его потеплел. — Во всяком случае, это я запомнил. Я давно так не напивался, как в тот раз. Я потом еще целых три дня мучился похмельем, — рассмеялся он. Впрочем, его веселье моментально улетучится, узнай он о кое-чем другом, что случилось в ту ночь. И последствия продлятся не три дня, а до конца его дней. Или до конца ее дней, если он решит устраниться.

— Верно, и я тоже, — призналась Эйприл. — Обычно я так не поступаю. Просто вино ударило в голову.

И в другие части тела. Майк Стейнман оказался моложе и симпатичнее, чем она предполагала. Ему было тридцать четыре года, он был холост и чертовски сексуален. Перед ним оказалось трудно устоять, особенно под влиянием винных паров.

— Именно так всегда говорят люди, — поддразнил он ее, имея в виду их связь на одну ночь — причину неловкости для них обоих, хотя по телефону они справлялись с этой неловкостью довольно успешно. Эйприл уже не жалела, что набралась мужества и позвонила ему. Наверное, он — неплохой человек, но уж точно сноб по части кулинарии и любитель коротких связей.

— Как насчет легкого ужина сегодня вечером? — повторила она свое предложение. Она была очень симпатичной молодой женщиной, но он уже был не в силах что-либо изменить. Его отзыв пошел на полосу, а написать так скоро новый отзыв о ее ресторане он, увы, не сможет. — На сегодня у нас все столики заказаны заранее, но если ты придешь примерно в девять вечера, я смогу приберечь маленький столик в дальнем конце зала. Индейку предлагать не буду, если уж ты ее терпеть не можешь. А как насчет лобстера?

— Превосходно! Но сначала мне нужно быть на встрече общества «Анонимных алкоголиков», — поддразнил ее Майк. Он хотя бы обладал чувством юмора, и на том спасибо. Эйприл старалась говорить сдержанно, чтобы он не подумал, будто она пытается соблазнить его или что он интересует ее как мужчина. Главное, не проговориться об истинной причине их совместного ужина. Она старалась разговаривать так, будто всего лишь хочет пригласить его на дружеский ужин. Впрочем, дружеский ужин, дружеские отношения тоже могли бы стать хорошей основой, доведись им разделить ответственность за воспитание ребенка. — Спасибо за предложение, — поблагодарил Майк. — До встречи в девять. — Он не мог не отдать ей должное: Эйприл позвонила ему, несмотря на его нелестный отзыв. Но ведь они еще и провели вместе ночь, а это что-нибудь да значит! Эйприл была ему симпатична, но Майк тогда подумал, что было бы некорректно звонить ей после того, как он раскритиковал ее кухню и нелестно отозвался о ресторане. Тогда он почти уже было передумал писать негативный отзыв, чтобы иметь возможность еще когда-нибудь встретиться с ней, но в конечном итоге решил не поступаться истиной и сохранить верность журналистской этике. Он был многим обязан своей газете и потому предпочел любимую работу продолжению знакомства с хозяйкой ресторана, о чем сам потом сожалел. В общем, он был рад и ее неожиданному звонку, и приглашению на ужин, хотя и не мог знать истинную причину. Тогда у них был потрясающий секс, хотя они оба и были изрядно пьяны. Наверное, и ей было хорошо с ним, если она решила позвонить ему три месяца спустя. И теперь он чувствовал себя польщенным и с нетерпением ждал новой встречи.

Майк пришел в ресторан, когда на часах было несколько минут десятого. Эйприл с удивлением смотрела на него. В нем одновременно была и серьезность взрослого мужчины, и какое-то очаровательное мальчишество. Стоило Эйприл его увидеть, как у нее участился пульс. Майк выглядел очень даже привлекательно — в джинсах, туристических ботинках и старом рыбацком свитере. Она вспомнила, как он говорил, что в колледже изучал журналистику. Мечтал стать военным корреспондентом и писать очерки из горячих точек планеты, однако, как он сам ей признался, после первой же журналистской командировки его скрутил жестокий приступ малярии, и на то, чтобы восстановить здоровье, ему потребовался целый год. Решив больше не рисковать, он переквалифицировался в обозревателя ресторанной кухни и вин. Впрочем, он не любил это занятие, предпочитая более интересные вещи. Однако к этому времени у него уже была устоявшаяся репутация и солидная работа. А его сарказм, который он порой допускал в своих обзорах, придавал им остроту и специфический шарм. Майк без особого пиетета относился к ресторанам, о которых регулярно писал, а также к отдельным поварам. Тем не менее и редактору газеты, и читателям нравились его хлесткие комментарии и язвительные замечания. Это был его фирменный стиль, он писал о ресторанах вот уже десять лет. Люди прислушивались к его мнению, и именно это примиряло Майка с его работой — независимо от того, нравилась она ему или нет.

Войдя внутрь, Майк огляделся по сторонам, ища глазами Эйприл. К нему тут же подошел метрдотель и проводил его к столику в тихом уголке в глубине зала. Вскоре из кухни вышла Эйприл, на ходу вытирая о передник руки. Сняв фартук, она передала его одному из юношей, убиравшему посуду со столов, а сама остановилась, чтобы поприветствовать посетителей. Увидев Майка, она улыбнулась, подошла к нему и села рядом. На Эйприл была ее повседневная рабочая одежда. Волосы зачесаны наверх и стянуты резинкой в конский хвост. На лице ни следа косметики. На ней были брюки в мелкую черно-белую клетку и белая поварская куртка не первой свежести, на ногах сабо.

С тех пор как Майк видел ее в последний раз, лицо ее слегка округлилось, что, однако, нисколько не портило ее внешность, а когда Эйприл улыбалась, то выглядела просто очаровательно. У нее были красивые карие глаза, в которых, даже когда она улыбнулась и поблагодарила его за то, что он пришел, как ему показалось, промелькнула грусть. Она попросила официанта принести бутылку чилийского вина. Майк занялся лобстером. Эйприл также посоветовала ему пасту с остававшимися белыми трюфелями. Майк был в восторге от такого предложения — это куда экзотичнее, нежели мясной рулет, жареный цыпленок или «стейк тартар», которым славился ее ресторан. Его собственные вкусы были более изысканными, а вкусовые рецепторы более чувствительными, и главное, теперь она это знала. Вина, которые предложил ему Жан-Пьер, также полагались к блюдам гораздо более изысканным, чем те, которыми его здесь потчевали в прошлый раз.

— Ты понимаешь, что я имел в виду? — произнес он, с удовольствием поглощая пасту с трюфелями, после чего вернулся к лобстеру. — Твои способности значительно выше средних. Зачем подавать гамбургеры, если в Париже твой ресторан получил бы как минимум три звездочки? Ты трудишься ниже своих возможностей, Эйприл. Именно это я и хотел сказать в своем обзоре. — Его слова прозвучали резко, о чем он тут же пожалел. С другой стороны, это было честное признание.

— Скажи, как часто, по твоему мнению, люди заказывают такие блюда? — спросила его Эйприл. — Раз в месяц, раз в два месяца. Никто не питается деликатесами постоянно. Например, я на такое не способна, да и не хотела бы. Может, к тебе это не относится, но в большинстве своем люди едят привычные блюда. Наши посетители, наши завсегдатаи, приходят один-два раза в неделю, некоторые даже чаще. И я каждый день готовлю по возможности улучшенный вариант тех блюд, какие они чаше всего заказывают. Но на всякий случай у меня всегда есть пара-тройка экзотических блюд вроде пасты с трюфелями или улиток. Так что мой ресторан именно такой, каким я его задумывала. Я по-прежнему готовлю особые блюда. Мы предлагаем деликатесы, но чаше я даю возможность нашим посетителям есть любимую ими еду. Именно для этого и существует мой ресторан, — честно призналась Эйприл. Так она и задумывала свое детище, и ей удалось воплотить в реальность этот замысел. В этот вечер все столики в ресторане были заняты. Посетители заходили в зал даже после полуночи, умоляя найти им местечко и накормить. Майк обратил на это внимание, пока они увлеченно болтали о ресторанах Франции и Италии, где раньше работала Эйприл. Как выяснилось, их вкусы совпадают: она питали слабость к кухне этих стран. Майк еще в первую встречу отметил, что Эйприл отлично разбирается в кухнях разных стран и знает толк в винах.

— Возможно, я что-то пропустил, — признался он, — но мне тогда показалось, что ты не утруждаешь себя, а идешь по пути наименьшего сопротивления. — Майк тут же рассмеялся над собственными словами. Ленивой ее назвать было никак нельзя, все, кто работал с Эйприл, знали, что это не так.

— Я хочу кормить людей их любимой едой, простой или изысканной. Хочу, чтобы им нравилось приходить ко мне каждый вечер. Мы с мамой любим «Ля Гренуй», но я не могу ходить туда каждый день, хотя моя мама так и делает, ну, если не каждый день, то почти каждый. Может, я человек более непритязательный, чем ты, Майк, или она. Но мне иногда хочется простой, хорошей еды. А с тобой такое бывает?

— Иногда, — признался он с улыбкой. — В такие дни я иду в блинную, а не в шикарный ресторан. Но, отправляясь на банкет, я хочу отведать что-нибудь неординарное, — проговорил Майк, доедая лобстера. Что касается качества блюд, все было превосходно. Сегодняшний ужин был как минимум на четыре звезды и заслуживал самого лестного отзыва — если бы стояла такая задача.

— Вот и я об этом же, — поддакнула Эйприл. — Тебе предлагают там фантастически вкусные блинчики, или вафли, или картофельное пюре, или, допустим, бигмак, или чизбургер. Тебе, кстати сказать, не помешало бы как-нибудь отведать моих блинчиков, — с самым серьезным видом посоветовала она, чем вызвала его искренний смех. Она, похоже, действительно верила в то, что говорила. А может, Майк что-то не понял? Может, он опьянел? Но тогда это ее вина, это она напоила его вином, причем вином отменным, а он не смог устоять перед искушением. Сегодня вечером она повела себя более осмотрительно, да и он предпочел не напиваться во избежание неожиданностей. Эйприл ему нравилась, и ему была симпатична страсть, с которой она отдавала себя любимому делу.

— Отлично, в следующий раз, когда у меня будет грустное настроение, я приду специально, чтобы отведать твоих блинчиков.

— Можешь прийти в любое время, когда тебе захочется. С меня блинчики.

— Было очень мило с твоей стороны пригласить меня сюда этим вечером. А я сначала решил, будто ты меня возненавидела после того, что я написал о твоем ресторане.

— Было дело, — призналась Эйприл, — но потом я остыла.

— Рад, что это так. Сегодня был фантастический ужин. — До него, кажется, дошло, что она пытается угодить всем посетителям — и гурманам, и случайному посетителю с улицы. Что ж, теория обладала определенными достоинствами, хотя в первый раз он этого не понял. — Почему ты пригласила меня после такого моего отзыва и почему сказала, что это вовсе не свидание? Чтобы спрятать большой нож под лобстером и пастой с трюфелями? — спросил Майк. Эйприл улыбнулась ему, в эту минуту думая о том, на кого будет похож их ребенок, на него или на нее? Или, может, он унаследует черты их обоих? Как странно, однако, что ей в голову лезут такие мысли…

— Мне нужно сказать тебе нечто важное, что ты должен знать. Но сразу хочу предупредить — мне от тебя ничего не нужно. — Эйприл не стала долго ходить вокруг да около. У нее будет ребенок, ребенок от этого мужчины, и Майк имеет право решить, желает ли он признать себя отцом и хочет ли иметь отношение к этому ребенку. Свое решение Эйприл приняла, и, что бы ни сказал ей Майк, она его не изменит. — Когда мы с тобой встретились в сентябре, я принимала антибиотики, потому что у меня болело горло. Тогда я этого не знала, но, как выяснилось, антибиотики свели на нет действие противозачаточных таблеток, которые я также принимала. И по правде говоря, я прилично выпила в тот вечер и забыла принять очередную таблетку. Ну, в общем, у меня трехмесячная беременность, ребенок родится в июне. Я выяснила это четыре недели назад и решила его сохранить. Мне тридцать лет, и я не хочу делать аборт. Ты можешь ни о чем не беспокоиться, ты ничего мне не должен, если тебе это безразлично. Но я подумала, что должна поставить тебя в известность и, по меньшей мере, дать тебе возможность выбора в сложившейся ситуации. — Это было прямое и честное известие. Майк смотрел на нее и, казалось, не понимал, что она говорит. Кровь отлила у него от лица, и он побледнел. Эйприл невольно отметила про себя, что у него такие же, как и у нее самой, темные волосы и карие глаза. Он не сразу смог заговорить.

— Ты серьезно? И ты говоришь мне об этом только сейчас? Ты пригласила меня сюда, чтобы рассказать мне это? Ты с ума сошла! Неужели это правда? Но ты же меня совершенно не знаешь, ты ровным счетом ничего обо мне не знаешь. Что, если я маньяк с топором, ненормальный или педофил? Ты действительно беременна от человека, с которым только раз переспала? Почему ты отказываешься от аборта? Почему не позвонила мне раньше, когда еще можно было что-то изменить? — Майка душила злость, глаза его метали молнии. В эту минуту Эйприл пожалела, что решила поговорить с ним.

— Потому что мое решение сохранить ребенка тебя не касается, — резко ответила она. — Это мой ребенок, и я, черт побери, ничего у тебя не прошу. Ты вообще больше меня никогда не увидишь, если не захочешь. Честно говоря, мне это безразлично. Ты также не обязан видеть и ребенка, когда он родится. Но мне кажется, это так естественно — увидеть своего ребенка. Так что тебе решать, станешь ли ты частью его жизни или нет. Просто я предоставляю тебе такую возможность без каких-либо условий. Ты не обязан помогать материально мне или ребенку, я сама способна содержать и его, и себя, и если в чем-то буду нуждаться, мои родители с готовностью мне помогут. Но они считают, и я с ними согласилась, что я должна была сообщить тебе о том, что в июне появится на свет твой ребенок. Только и всего. А дальше — сам решай…

Она посмотрела на него таким колючим взглядом, что Майк пару минут молча кипел от злости. Впрочем, Эйприл пока вела себя прилично, но в его планы не входил ребенок, от нее или от кого-либо еще. Никаких детей — он строго придерживался этого принципа. И вот теперь она перевернула его существование с ног на голову. Теперь ему придется решать, хочет он быть отцом или нет. Потому что независимо от его выбора она родит егоребенка. Потому что оба оказались настолько безрассудны, что перебрали и переспали, и ее противозачаточные средства дали сбой. Вот это романтика, ничего не скажешь! Впрочем, Эйприл не произвела на него впечатление особы сентиментальной. Скорее наоборот, она честна и практична и пытается поступать справедливо. Но, говоря по совести, это ее решение и ее дело. Он уже пожалел, что пришел к ней в ресторан на ужин. Он, как мальчишка, клюнул на ее приглашение, и вот теперь на него вывалили это известие. И как его только угораздило! Майк мысленно отругал себя за то, что пришел, но еще больше — за то, что три месяца назад переспал с ней.

— А кто твои родители? Как они отреагировали на твое сообщение? — Похоже, его вопрос удивил Эйприл. Ему было трудно представить родителей тридцатилетней женщины, которая рассчитывает на их помощь. Таких родителей он не знал, во всяком случае, его отец с матерью были другими. Он не видел их десять лет и не горел желанием увидеть их снова.

— Мои родители нормальные люди, — ответила Эйприл. — Отец — преподаватель истории в Колумбийском университете. Мачеха — логопед и просто чудесная женщина. Мать — Валери Уайатт, она ведет на телевидении передачи по интерьеру. — Последнюю фразу Эйприл произнесла так, будто речь шла о какой-то обычной профессии.

— Ты серьезно? — удивился Майк. — Так это твоя мать? Ну, конечно… Уайатт… Как я не подумал? Ради бога, твоя мать — признанный арбитр во всем, что касается интерьеров и свадеб. Что скажут они? Они наверняка считают, что это безумие — обзаводиться ребенком, верно я говорю? Как ты будешь одновременно заниматься рестораном и воспитывать ребенка?

— Это моя проблема, Майк. Я не прошу тебя приходить ко мне, чтобы менять младенцу подгузники. Ты сможешь навещать его, если захочешь, но если нет, клянусь, я не стану тянуть тебя на аркане.

— А что, если я захочу чего-то большего? — раздраженно спросил он. Сейчас он был зол и на нее, и на судьбу, которая сыграла с ним злую шутку. Конечно, и для Эйприл это стало полной неожиданностью, но она твердо решила оставить ребенка. Если бы решение зависело только от него, он бы сказал свое твердое «нет». А она, преподнеся ему эту новость, поставила его в идиотское положение. По его убеждению, это было несправедливо — дать жизнь ребенку, родители которого не знают или не любят друг друга. Но прервать беременность она сочла еще более безнравственным, независимо от того, нравится ли это ему и хочет он принимать участие в судьбе будущего ребенка или нет. — Что, если я захочу быть отцом или, например, пожелаю совместной опеки над ним? Я не говорю, что будет именно так, но я и не высказываю возражений. Но что, если я этого захочу? Что будешь делать ты, если проявляешь в этом вопросе такую независимость? Захочешь разделить со мной ответственность за ребенка? — Майк сам удивился смелости такого предположения. Раньше подобные мысли просто не могли прийти ему в голову.

— Не знаю, — тихо ответила Эйприл. — Наверное, нам надо будет поговорить и об этом и все обсудить. — Ей не понравились слова, которые только что сорвались с ее губ. Ведь не могла же она доверить воспитание ребенка практически незнакомому человеку. Тем не менее в его рассуждениях был смысл, как ни крути, а он отец будущего ребенка.

— А вот тут тебе меня не поймать. Я не хочу детей и никогда не хотел. Мое детство было сущим кошмаром, мои родители — алкоголики, которые всячески третировали меня. Они ненавидели друг друга и меня тоже. Мой брат покончил с собой, когда ему было пятнадцать лет. Последнее, что я хотел бы иметь на этом свете, — это жену и детей. Мое собственное детство было слишком паскудным, чтобы я, не дай бог, отравил жизнь кому-то или бы позволил испортить жизнь себе. За месяц до того, как я познакомился с тобой, я прекратил отношения с любимой женщиной. Мы были вместе пять лет, и она наконец поставила вопрос ребром. Она хотела иметь мужа и детей или, по крайней мере, найти человека, кто желал бы того же самого. Я благословил ее на такую судьбу, поцеловал ее на прощание и оставил ее. Мне не нужны дети, Эйприл, вообще не нужны, я не хочу нести ответственность за кого-то другого, потому что не желаю, чтобы он, возможно, страдал, как в детстве страдал я. Я чувствую, что не гожусь на роль отца, но не хочу и бросать кого-то. Если я не увижу этого ребенка, мне всегда будет казаться, будто я отрекся от него. Это неправильно — то, как ты поступила со мной и с ребенком. Ты говоришь, что сама справишься со своими проблемами, рассчитывая на помощь родителей. Но как ты объяснишь ребенку про отца, который бросил тебя и его? Как ребенок воспримет твои слова? Ты подумала об этом, когда решила его сохранить? Тебе может показаться жестоким предложение сделать аборт, но ведь между нами ничего нет и никогда не будет. Это несправедливо, пустить ребенка в этот мир, имея родителей, из которых лишь один желает его, а второму он не нужен.

— А если бы мы были женаты и любили друг друга, а ты вдруг умер? Что же тогда, следуя этой логике, я должна была бы умертвить ребенка лишь потому, что у него не было бы отца? — В ее словах был смысл, но Майк не желал признавать его. Он непоколебимо стоял на своем, поскольку из-за точно таких вот споров однажды уже потерял любимую женщину. За пять лет она сделала от него два аборта и отказалась делать третий. Она хотела детей, он — нет.

— Это совершенно другое дело, и ты сама прекрасно это понимаешь, — парировал Майк. Вечер был окончательно испорчен, несмотря на отличный лобстер. И зачем только он согласился встретиться снова с этой женщиной. Она заманила его в свой ресторан, накормила деликатесами, чтобы сказать о том, что унее будет ребенок, которого он не хотел, а это ход посильнее, чем напоить его ради доброжелательного отзыва о ее ресторане. Похоже, она умеет устраивать свои дела.

— Майк, у многих людей есть только один из родителей. В наши дни немало женщин воспитывают детей без мужчин. Они обращаются в банки спермы, просят знакомых геев дать сперму для оплодотворения, чтобы точно знать отца ребенка. Женщины и одинокие геи усыновляют детей, чтобы совместно воспитывать их. Я не говорю, что это идеальные варианты, но повторяю, детей теперь часто воспитывают в неполной семье. Иногда бывает так, что люди любят друг друга, но один из них неожиданно умирает или куда-то исчезает. Я видела этого ребенка, когда мне делали УЗИ. У него уже бьется сердце, и он похож на крошечного человечка. В один прекрасный день он появится на свет, и в мире на одного человека станет больше. Я тоже до этого не хотела и не планировала заводить детей, да и, честно говоря, на данном этапе моей жизни это событие рушит все мои планы, и я понимаю, что мне придется нелегко. Но ты прав, Майк, я, черт побери, не знаю, кто ты такой, порядочный человек или нет. Я не собираюсь избавляться от этого ребенка, моего ребенка, и твоего одновременно, нашего ребенка, только из-за того, что когда-то твои родители скверно с тобой обращались. Я сочувствую тебе, такое не должно происходить, но уж такова жизнь. Что касается нас с тобой, раз уж это случилось, ребенок имеет право на жизнь, и я дам ему такую возможность. Даже если это неудобно для меня. Ради него я сделаю все, что только в моих силах. И у меня, слава богу, есть близкие, которые тоже его полюбят.

Если ты захочешь стать ему отцом, что ж, прекрасно, я не стану чинить тебе препятствий. Но если ты этого не сделаешь, я и это переживу. То, что произошло между нами, не более чем случайность. Я пытаюсь по возможности безболезненно разрешить эту ситуацию, это все, что я могу сделать. — Она была готова разрыдаться, но лишь покачала головой. У Майка был точно такой же разговор с его бывшей подругой перед тем, как она отправилась на второй аборт. Тогда он ее убедил, но уговорить Эйприл — и Майк сам это прекрасно понимал — у него не получится. В общем, его заманили в ловушку, во всяком случае, впечатление у него было такое.

— Это случайность, которую можно разрешить, если разумно к ней отнестись, — тихо, но настойчиво произнес он, все еще не оставляя надежды уговорить ее. — Если ты хочешь детей, найди мужчину, который тоже их хочет. Я не из их числа и никогда не буду. Дети мне не нужны. И вообще женитьба в мои планы не входит. И, главное, я не хочу этого ребенка.

В ее планы тоже не входило заводить детей, но это ее ребенок, и ничто теперь не заставит ее изменить решение. Он читал это в ее глазах.

— Я тоже не собиралась иметь детей, — просто ответила Эйприл. — Я нисколько на тебя не нажимаю, от тебя мне ничего не надо. Но этого ребенка я все равно рожу, хочешь ты иметь к нему отношение или нет. Тебе решать, пожелаешь ли ты когда-нибудь увидеть его. Когда он родится, я сообщу тебе, и тогда уж ты сам думай, как тебе поступить.

Майк злился, более того, он был напуган. Неудивительно, ведь совсем недавно он уже пережил нечто подобное, расставшись с любимой женщиной. Сейчас его бывшая подруга встречалась с кем-то и надеялась скоро выйти замуж. Ей было тридцать четыре, и она отлично понимала, что если хочет иметь детей, то должна поторопиться. И вот теперь он нежданно-негаданно попался в такую же ловушку — эта рестораторша сообщает ему о своей беременности. По отношению к нему с ее стороны это нечестно.

— Спасибо за ужин, — холодно поблагодарил Майк, вставая из-за стола. Видно было, что он едва сдерживает себя. — Не уверен, что его вообще стоило затевать, особенно с учетом твоего сообщения. Я позвоню тебе, когда решу, как мне поступить в сложившейся ситуации.

— Можешь не спешить, — тихо ответила Эйприл, тоже вставая. Она была хороша собой, но в данный момент это его не впечатлило. Он думал лишь о том, что она ему только что рассказала. — Ребенок появится на свет в июне. Спасибо, что пришел, и извини, что сообщила тебе такую дурную новость.

Майк кивнул, но ничего не сказал и, опустив голову, вышел из ресторана, даже не оглянувшись. Официанты и сомелье заметили, что между хозяйкой и ее гостем произошел неприятный разговор. Они знали, кто он такой, — тот самый журналист, который три месяца назад нелестно написал об их ресторане. Похоже, хорошего отзыва им от него не дождаться.

Глава 7

На следующий день Эйприл сказала родителям, что встречалась с Майком Стейнманом. Она не стала ничего от них скрывать. Валери расстроилась, Пэт разъярился. Он надеялся, что Майк поступит благороднее.

— Он не хочет детей, папа, — спокойно ответила Эйприл, хотя и была расстроена не меньше отца. — Он недавно расстался с женщиной, которую любил, когда она сказала ему, что хочет иметь нормальную семью и родить детей.

Эйприл пыталась рассуждать трезво, хотя резкость Майка ее огорчила. Во всяком случае, теперь она понимала, что он за человек. Именно его беспощадная резкость была ей неприятна, а если говорить честно, на этот раз Майк понравился ей даже больше, он умен и хорош собой. Конечно, в детстве ему пришлось несладко. Эйприл было искренне его жаль, но она считала это слабым оправданием его нынешней позиции.

— Ты ведь тоже не хотела детей, — напомнил ей отец. — Но теперь принимаешь это как должное, почему же он не может?

— Не хочет, пап. Ты только не волнуйся, все будет хорошо.

— По-моему, он полное ничтожество.

— Он имеет право так реагировать, — возразила Эйприл. Она старалась держаться, но всю прошлую ночь проплакала. Отец прав, Майк повел себя неблагородно.

Сюрприз ждал ее на следующий день, когда она, после того как ушел последний посетитель, вошла в кухню, чтобы обсудить с Жан-Пьером закупки вина. Неожиданно на пороге кухни возник Майк. Сомелье как ветром сдуло — он хорошо помнил, какой напряженный разговор был между хозяйкой и журналистом.

— Можешь уделить мне минуту твоего времени? — не поздоровавшись, спросил Майк. Глядя на него, можно было подумать, будто он не спал пару ночей и давно не брился. — У меня к тебе разговор.

— Конечно, — спокойно ответила Эйприл. Она попыталась скрыть свое удивление и повела его наверх, в свой офис, где указала на старое продавленное кресло. Садиться Майк не стал. Он обвел глазами комнату. Все вещи в офисе были неновыми, явно куплены на распродажах.

Майк помолчал, а потом заговорил решительно:

— Послушай, я должен извиниться перед тобой за то, что расстроил тебя и был резок с тобой. Я просто не ожидал, что такое могло случиться. Мой ночной кошмар обернулся явью. Я уважаю твой выбор и то, что ты собираешься делать, и то, что ты приняла важное решение. И хочу извиниться, что я не делаю того же. Мне искренне жаль, что это случилось с нами обоими. Я не хочу детей, но и не хочу быть человеком, который бросает ребенка. Было бы лучше, если бы ты избавилась от ребенка, но если ты не желаешь так поступить, то и нет смысла больше говорить об этом. Дай мне время на раздумья, и я позднее позвоню тебе. Это все, что я пока могу сказать.

Эйприл смотрела на него. Она понимала, что Майк пытается найти правильный, на его взгляд, выход из ситуации. Сейчас ему приходится тяжело, он еще не может свыкнуться с мыслью, что станет отцом нежданного ребенка. Наверное, мужчине труднее дается подобное решение. Одно то, что он пришел и захотел сказать ей эти слова, говорит о том, что не такой уж он бесчувственный человек.

— Спасибо, что думаешь обо мне, Майк, — негромко произнесла Эйприл. — Извини, все это мучительно для нас обоих. Этого не должно быть. — Никакой ребенок не заслуживает того, чтобы прийти в мир, в котором его враждебно встретят родители. Впрочем, себя она несчастной не чувствовала. Наоборот, в иные моменты при мысли о будущем ребенке ее охватывала такая радость, что она с трудом сдерживала свои чувства. Эйприл точно знала: когда наконец увидит его, она будет счастлива. Ясно, что Майк не разделяет ее чувств, это было видно с первого взгляда. Он был слишком напуган, слишком зол и потому не способен испытывать радость. Однако он не сбежал, не спрятался. Эйприл почувствовала облегчение. И, странное дело, она больше порадовалась не за себя, а за Майка. Похоже, не такой уж он плохой человек.

— Я позвоню тебе, — торопливо сказал он и вышел из комнаты. Эйприл не имела ни малейшего представления о том, увидит ли она его снова. Разве лишь после того, как родится ребенок. Она точно знала, что сама не станет его больше беспокоить звонками и разговорами. И если она больше никогда не услышит о нем, значит, так угодно судьбе. Хорошо еще, что она не любит его, он всего лишь отец ее ребенка.

Эйприл в тот же день позвонила матери и рассказала об утреннем визите Майка.

— По крайней мере, он хотя бы не исчез, — заявила она.

— Ему повезло, что ты не подала на него в суд, рассчитывая на его помощь. — Валери, судя по всему, не оценила великодушие дочери. — Другая на твоем месте так и поступила бы.

— Это не мой случай, мама. Будет даже лучше, если он устранится от воспитания ребенка. — Она с самого начала ни на что не рассчитывала и пригласила его на этот разговор лишь потому, что хотела быть честной. Эту свою роль она выполнила, и, какое бы решение он ни принял, все теперь зависит только от нее. Она не питала в отношении Майка никаких надежд или иллюзий.


После последнего визита Майка в ресторан прошло несколько дней, но он все никак не мог сосредоточиться на работе. Ему нужно было написать отзывы о трех ресторанах, а он не мог выдавить из себя ни строчки. Он не помнил, что там ел. Все, что окружало его, приняло размытые очертания. Он сидел в редакции, тупо уставившись на экран компьютера, когда возле его стола остановился его давний друг Джим и с улыбкой посмотрел на него. Майк не брился целую неделю и внешне был таким же помятым и взъерошенным, как и внутри. На его мрачном лице было написано отчаяние.

— Не может же все быть так плохо, — произнес Джим, опершись о стол Майка.

— Вообще-то все значительно хуже, — признался Майк. Последние пять лет они делили в редакции рабочее место, разделенное перегородкой, а дружили еще дольше. Майк считал Джима своим лучшим другом и сначала хотел рассказать ему об ужасе, обрушившемся на него. Но он сам был настолько потрясен, что так и не нашел в себе сил на подобное признание. Да что там! Ему было страшно поднимать эту тему!

— У тебя такой вид, будто в твоем доме рухнула крыша, — сказал Джим. Он не мог представить себе, что могло так его расстроить. Увольнение с работы ему не грозит. Главному редактору нравились обзоры, которые писал Майк. В последнее время у него не было женщины, так что вряд ли причиной мог стать разрыв очередных отношений. Джим не понимал, почему Майк в последнее время ходит как в воду опущенный.

— Похоже на то, — согласился Майк с унылой покорностью. Джим присел на край его стола. — В прошлые выходные.

— Что-то с твоими родителями? — сочувственно поинтересовался Джим. Он был в курсе отношений Майка с родителями.

— Кто их знает! Они не звонят мне, да и я им тоже. В последний раз, когда я позвонил матери, она была настолько пьяна, что даже не поняла, что это я. Насколько я представляю, они и не ждут моих звонков.

Джим понимающе кивнул. Такое он слышал не в первый раз.

— Так что всё-таки случилось?

На этот раз Майк был готов к тому, чтобы излить приятелю душу и рассказать о том, что не дает ему покоя. Они с Джимом часто доверяли друг другу свои тайны.

— В начале сентября я был в одном ресторане. Надо было написать о нем в обзоре, — начал он. Джим внимательно его слушал. — Еда мне не понравилась. Хотя, может, я не совсем объективен. Еда мне понравилась, но я подумал, что шеф-повар готовит ниже своих возможностей. Это были простые блюда, приготовленные, несомненно, первоклассным поваром, но который, я это сразу понял, может готовить интереснее. Словом, я написал довольно негативный отзыв, — вздохнул Майк.

— Так она подала на тебя в суд? — предположил Джим. Майк отрицательно покачал головой.

— Нет. Во всяком случае, пока нет. Хотя, кто знает, зарекаться рано, — загадочно произнес он. Джим усмехнулся: если все так, как он говорит, то Майку не о чем беспокоиться. Плохой отзыв о ресторане не основание для иска. Если, конечно, Майк написал так, как он сказал.

— Она не сможет засудить тебя за такой отзыв. Черт побери, будь это так, на тебя подавали бы в суд по три раза в неделю, — успокоил друга Джим.

— Зато она может подать на алименты, — признался Майк. У Джима вытянулось лицо.

— Может, все-таки расскажешь поподробнее? По-моему, ты что-то пропустил в своем рассказе, — сказал Джим.

— Ты прав, — признался Майк. — Я перескакиваю с одного факта на другой. У нее была первоклассная винная карта, и я, должно быть, перепробовал с полдесятка разных вин. Мы с ней оба порядком перебрали, а она была чертовски хорошенькой. Я даже не помню, как это случилось, знаю только, что в конце концов мы оказались в одной постели и, насколько я помню, у нас был потрясающий секс, это было впечатляюще. Мне хотелось увидеться с ней снова, но я все-таки написал в отзыве правду, я довольно скептически отозвался о ее ресторане. Ну как я мог позвонить ей после этого?! Я больше ничего не слышал о ней до прошлой недели, как вдруг она снова приглашает меня на ужин в свой ресторан! Я решил, что она ищет некоего примирения. Оказалось, она пригласила меня лишь для того, чтобы сообщить, что беременна. — Сделав это признание, Майк поднял глаза на друга. Джим не знал, что и сказать.

— Она требует деньги? — Это было первое, что пришло ему в голову.

— Нет, от меня ей ничего не нужно, — угрюмо ответил Майк. — Ее мать — известная телеведущая, ресторан приносит неплохой доход. Она даже не требует от меня участия в воспитании ребенка. Она решила сохранить ребенка и сообщить мне о том, что беременна. — Майк с несчастным видом посмотрел на друга. — Я просто не знаю, что мне делать. Либо я отхожу в сторону и больше никогда не увижу ее и ребенка, и тогда я становлюсь подлецом, которому на все наплевать. Либо я принимаю участие в их жизни, то есть получаю то, чего всегда пытался избегать. Я не хочу заводить детей, с меня хватило собственного кошмарного детства. Я давно уже пообещал себе: никаких отпрысков. И вот теперь женщина, которую я едва знаю, вторгается в мою жизнь. Я и представить себе такое не мог! И ее невозможно переубедить. Поверь мне, я пытался. Она хочет оставить ребенка независимо от того, стану я участвовать в его судьбе или нет. Послушать ее, она готова вообще вычеркнуть меня из своей жизни. — Майк видел, что Эйприл ничего от него не ждала, но это даже осложняло ситуацию — Эйприл проявила такое великодушие, на фоне которого он сам смотрелся полным ничтожеством. От этой мысли ему было не по себе.

— Что она за человек? — полюбопытствовал Джим, до глубины души потрясенный признанием друга.

— Может, и неплохой. Но сейчас дело не в ней, а в будущем ребенке. По правде говоря, она не пыталась ничего мне навязать.

— Если она у тебя ничего не просит, это вовсе не значит, что она ничего тебе не навязывает, — заметил Джим.

— В финансовом отношении ей ничего не нужно, но она постоянно говорит об ответственности отца за судьбу ребенка, — сказал Майк, чувствуя, что самообладание вот-вот изменит ему и он выйдет из себя.

— Знаешь, это еще не самое худшее, что могло случиться с тобой, — неожиданно произнес Джим. Всего на два года старше своего друга, он был счастливо женат вот уже четырнадцать лет и имел троих детей, которых просто обожал. Он не раз советовал Майку найти хорошую женщину, жениться и завести детей. Однако тот всегда твердо стоял на своем и неизменно отвечал другу решительным «нет». — Раз уж она хочет сохранить твоего ребенка, почему бы тебе не узнать ее получше. Познакомишься ближе, присмотришься, а там и решишь, как ты к ней относишься. Знаешь, в собственных детей трудно не влюбиться, — с улыбкой заметил Джим. Рождение каждого его ребенка становилось для него счастливым событием. В отличие от Майка он любил детей и любил свою жену.

— Знаешь, а мои родители так и не сумели меня полюбить, — усмехнулся Майк. — Думаю, что не все люди готовы к роли родителей. Это, пожалуй, мое единственное сходство с моими предками. Я не раз в детстве слышал, что дети им не нужны. Я не собираюсь повторять их ошибки.

— Похоже, что судьба распорядилась иначе, — философски заметил Джим и вернулся за свой стол, стоявший в метре от рабочего места Майка. В газете Джим работал ведущим критиком отдела искусств и, как и Майк, писал рецензии о выставках художников и о художественных галереях. Всякий раз, когда возникала возможность, Майк брал друга с собой в ресторан, о котором собирался писать отзыв. Как же он теперь жалел, что не взял с собой Джима, когда в первый раз отправился в ресторан Эйприл. Будь его друг с ним, ничего бы не произошло и не было бы необходимости расхлебывать эту малоприятную ситуацию.

— По-моему, тебе стоит как следует над этим поразмыслить, — осторожно посоветовал Джим. — Как знать, может, это самое лучшее из всего, что случалось с тобой в этой жизни. Порой дети способны творить чудеса.

— Так на чьей ты все-таки стороне? — раздраженно спросил Майк, пытаясь сосредоточить внимание на экране компьютера.

— Я на твоей стороне, — уверенно сказал Джим. — Может, все, что произошло, к лучшему. Пути Господни неисповедимы, — добавил он, и Майк едва сдержался, чтобы не брякнуть что-нибудь резкое.

— Это не имеет никакого отношения к Богу. Это имеет отношение к двум подвыпившим взрослым людям, которые перебрали вина и вляпались по обоюдному недомыслию в неприятную ситуацию, — произнес Майк. Он был готов взять на себя ответственность за ошибку и неосмотрительность, но только не за будущего ребенка.

— Не будь таким самоуверенным, — предостерег его Джим, после чего сосредоточил внимание на собственном компьютере. Оставшуюся часть дня ни тот, ни другой больше не перебросились ни единым словом.

* * *

Следующие три недели никаких вестей от Майка не поступало. Впрочем, Эйприл и не ожидала, что он ей позвонит. Она сказала при встрече с Элен, что не удивится, если больше не услышит о нем. Он был так тверд в своем нежелании иметь детей, что наверняка откажется от нее и будущего малыша. Поэтому Эйприл искренне удивилась, когда за неделю до Рождества Майк позвонил ей по сотовому телефону. Была середина дня, и она готовилась принять посетителей, которые вот-вот нагрянут в ее ресторан во время обеденного перерыва. Все столики были заказаны заранее, причем не только на праздники, но и на следующие четыре недели. Она даже решила ни на день не закрывать ресторан на праздники, идя навстречу просьбам постоянных посетителей, которые пожелали устроить застолье именно у нее.

— Эйприл, это ты? — спросил он. Как ей показалось, его голос звучал напряженно.

— Да, я. Привет, Майк. Как поживаешь? — ответила Эйприл как можно беспечнее. Ей показалось, что Майк чем-то расстроен.

— Со мной все в порядке, — торопливо ответил он. — Мне очень жаль, но я должен сообщить тебе эту новость. Через несколько минут об этом сообщат в телевизионных выпусках новостей, и я хотел хоть как-то подготовить тебя к тому, что ты услышишь. В здании, где находится телестудия твоей матери, несколько террористов захватили заложников. Точно никто не знает, что именно там сейчас происходит или кто эти вооруженные террористы. Вешание из телестудии прекратилось, а твоя мать в это время была в прямом эфире. — Передачи Валери Уайатт транслировались несколько раз в неделю по утрам, одно шоу было вечерним. Эйприл посмотрела на часы. Майк прав. Сейчас как раз середина утренней передачи.

— С ней ничего не случилось? — Эйприл была на грани истерики. Майку было искренне ее жаль. В тот вечер за ужином он убедился, насколько сильно она привязана к своим родным, хотя ему это было трудно понять.

— Не знаю, вешание прервалось. Сказали, террористы захватили два этажа, на других этажах здания полно спецназовцев. Правда, на захваченный этаж им пока не удалось прорваться. Кроме того, им удалось на полчаса задержать информационные выпуски, но сейчас об этом сообщат по всем телеканалам. Я хотел тебя предупредить. — Последние слова он произнес с искренним сочувствием.

— Спасибо, Майк, — поблагодарила Эйприл, едва сдерживая слезы. — Что же мне делать? Как ты думаешь, туда можно попасть?

— Туда никого не пускают. Я позвоню тебе, когда что-нибудь узнаю. Включи телевизор. Скоро будет экстренный выпуск новостей.

— Спасибо, — прошептала она, нажимая кнопку отбоя, и тотчас включила телевизор в кухне. Услышанное наполнило ее ужасом. Шесть вооруженных человек час назад ворвались в помещение телестудии. С трудом верилось, что такое возможно, но, увы, дело обстояло именно так. Захватив первых заложников, террористы взяли в плен новых и постепенно заняли два этажа здания. Из сообщения также стало известно, что они вооружены автоматическим оружием. Кто они, какова их национальность, было неизвестно. Вполне возможно, что они с Ближнего Востока или даже американцы. Террористы прочно удерживают два этажа здания, куда согнали всех заложников. Пока об освобождении их ничего не сообщили, силы порядка, опасаясь возможных жертв, вероятно, еще не начали активных действий. Телеведущий уточнил, какие именно этажи удерживаются захватчиками, и Эйприл сразу поняла, что на одном из них находится телестудия ее матери. Это ее телепередача оборвалась, едва успев начаться. Прервали работу и другие телестудии, располагавшиеся на двух этажах.

Эйприл не могла оторвать глаз от экрана. Затем быстро набрала номер Мэдди и, сообщив ей о случившемся, посоветовала включить телевизор. Через пять минут Эйприл позвонил отец. Пэт был напуган не меньше, чем дочь. Захват телестудии напомнил им о событиях 11 сентября. Конечно, масштабы происходящего были несоизмеримы, но не менее драматичны. Все понимали: террористы могут взорвать бомбу, что приведет к гибели сотен людей. Хотя, возможно, террористы пожелают воспользоваться телеканалом для распространения какого-либо заявления. Так или иначе это были экстремисты, способные на все.

Через пять минут правительства стран Ближнего Востока и религиозные группировки заявили о своей непричастности к этому трагическому происшествию. По их предположению, захват заложников совершила некая экстремистская группировка фундаменталистов, и велика вероятность того, что в здании или даже на соседних улицах могут находиться взрывчатые вещества. Однако точных сведений на этот счет пока не было. Эйприл словно окаменела, она продолжала сидеть, не сводя глаз с экрана, когда ей на плечо легла чья-то рука. Обернувшись, она с удивлением увидела Майка. Тревожась о ней, он не мог оставаться на работе и примчался в ресторан. Весь день они вместе следили за телевизионными новостями. Специалисты по разрешению кризисных ситуаций безуспешно пытались вступить в переговоры с террористами. В шесть часов вечера здание по-прежнему оставалось в кольце осады. Нескольким людям удалось выскользнуть с нижнего из захваченных этажей, когда террористы перегоняли всех заложников на один этаж, чтобы было легче их контролировать. Благодаря этому спецназовцам удалось занять освободившийся этаж и подобраться ближе к тому месту, где содержались захваченные в плен люди. Те, кому удалось бежать, сообщили, что бандиты застрелили нескольких человек. Полицейские обнаружили в коридоре тела двух убитых, чьи личности пока не были установлены. Эйприл молила Бога о том, чтобы среди убитых не оказалась ее мать. Полицейские расположились на крыше примыкавшего здания, а также в фойе, но пока не предпринимали каких-либо действий, опасаясь непредсказуемых последствий. В соседних зданиях провели эвакуацию. Улица кишела полицейскими, пожарными и журналистами. Все напряженно ждали дальнейшего развития событий.

Все это время Майк сидел рядом с Эйприл, держа ее за руку. Ресторан был открыт для посетителей, но она так и не вышла из кухни, вот уже несколько часов сидела у телевизора и молилась за мать. Майк молча сидел возле нее и лишь время от времени пытался уговорить ее поесть или протягивал стакан с водой.

Эйприл была такая бледная, что Майк даже испугался. Вдруг от шока она потеряет ребенка? Но он постарался отогнать эти мысли, он был готов сидеть рядом с ней столько, сколько понадобится. То, что еще вчера казалось ему неразрешимой проблемой, катастрофой, отступило на второй план на фоне происходившей у них на глазах трагедии. Когда для освобождения заложников прибыли новые антитеррористические группы, стало понятно, что дело принимает серьезный оборот. Террористы не остановятся перед новыми жертвами.

Эйприл не имела ни малейшего представления о судьбе матери. Никакой связи ни с заложниками, ни с террористами не было. Над кварталом кружили вертолеты, два уже приземлились на крышу здания. Приказа приступать к штурму у групп специального назначения еще не было. Кто знает, как поведут себя террористы в такой ситуации? Не повлечет ли попытка спасти людей неоправданные человеческие жертвы?

Первое четко сформулированное заявление поступило лишь после семи часов вечера. Оказалось, что это группа палестинских экстремистов, готовых убивать американцев, даже если им самим уготовано погибнуть при этом. А действуют они в знак протеста против недавних операций израильских военных на палестино-израильской границе. Бандиты заявили, что хотят, чтобы американцы почувствовали, что такое смерть. Палестинское правительство опровергло какую-либо связь с ними, заявив, что ему ничего не известно об этой террористической группировке. Террористы протестуют против гонений на их народ и желают привлечь к себе внимание мировой общественности даже ценой жизни невинных людей. Их фанатичная готовность умереть существенно затрудняла возможные переговоры с ними. К этому времени все ответственные правительства стран Ближнего Востока осудили действия экстремистов и предложили любую необходимую помощь. К месту событий прибыли несколько делегатов стран — членов ООН, чтобы помочь при проведении возможных переговоров, а также предложили переводческие услуги. Это был жест доброй воли и доверия, свидетельствовавший о том, что террористы действуют сепаратно, не поставив в известность свое правительство и вопреки его официальному политическому курсу. Никто из членов палестинского правительства не желал зла американским заложникам, в то время как террористы упорно настаивали на готовности умереть за свое дело и забрать жизни как можно большего количества невинных людей. Такой фанатизм был за пределами разума, что могло остановить этих безумцев, не шалящих собственных жизней?!

Эйприл сидела перед телевизором и плакала. Она несколько раз поговорила по сотовому телефону с отцом и Мэдди. Майк ни на минуту не оставлял ее. Он почти все время молчал, однако его присутствие помогало ей окончательно не впасть в отчаяние.


Обстановка вокруг здания являла собой картину хаоса. И внутри здания, и снаружи царило крайнее напряжение. Террористы утверждали, что у них большой запас взрывчатки, которого хватит на то, чтобы взорвать все здание, и они были намерены это сделать. Вокруг находилось множество машин и людей в форме — сотрудников полиции, антитеррористических групп, пожарной службы и прочих гражданских и военизированных организаций. Говорили, что на подходе отряд Национальной гвардии. Здесь же присутствовали дипломаты ООН, на лицах которых читалась неподдельная тревога. Какое-то время всеми владело ощущение полной беспомощности. Группы спецназа готовились к штурму. При этом все понимали: операцию по освобождению заложников следовало провести максимально быстро, с безупречной точностью и согласованностью действий. Тем не менее невозможно было исключить вероятность того, что при штурме погибнут все или большая часть заложников. Никто не хотел брать на себя ответственность за несвоевременные или плохо подготовленные действия. В новостях об этом не сообщалось, но на место тайно прибыла небольшая группа израильских коммандос, обычно охранявшая своего посла, чтобы проконсультировать своих американских коллег. Их присутствие разъярило бы террористов еще больше. Похоже, что здесь же находилась и половина служб по охране представителей ближневосточных государств из аппарата ООН. Все они хотели отмежеваться от происходящего и явно не желали повторения событий 11 сентября. Напряжение, висевшее в воздухе, было едва ли не осязаемым. В квартале от здания был сформирован оперативный штаб, в состав которого вошли эксперты по кризисным ситуациям и сотрудники ЦРУ и ФБР. О начале штурма пока не было объявлено. До сих пор никто не осмелился предпринять какие-либо конкретные действия из опасения усугубить ситуацию.

По случайному стечению обстоятельств, когда все это случилось, Джек Адамс как раз направлялся в телестудию. Он забыл в своей машине сотовый телефон и вернулся за ним. А уже через пять минут, когда он снова подошел ко входу, здание оказалось закрыто, и ему пришлось остаться на улице, где его сразу узнали сотрудники полиции и спецназовцы. Весь день Джек оставался возле заблокированного здания, вместе с ними рассматривал планы этажей, разговаривал с охраной захваченной телестудии, оказавшейся столь же беспомощной, как и все остальные. До тех пор пока не было приказа начать штурм, руки у всех были связаны. В шесть часов главы нескольких спецгрупп приступили к составлению плана по проникновению через вентиляционные отверстия с нижнего этажа с тем, чтобы застать террористов врасплох. Джек вместе с остальными выслушал план и даже получил задание — ему было доверено проникнуть на место трагедии вместе с участниками штурма. В плену у экстремистов предположительно находилось около ста человек. За девять часов боевики не выпустили ни одного из них на свободу и, судя по безумным заявлениям, могли в любую минуту приступить к убийству заложников. Всем было ясно, что договориться с ними невозможно. Как невозможно выяснить, сколько человек уже погибло. Этого никто точно не знал, а террористы молчали. В четыре часа командир антитеррористической группы наконец установил с ними радиосвязь, задействовав переводчиков из ООН. Однако пока что заявления бандитов не шли дальше угроз и сумбурных речей о политической обстановке в Палестине. Попытки нескольких представителей ООН из стран Ближнего Востока начать конструктивные переговоры не увенчались успехом.

В восемь часов вечера ни у кого не было сомнений в том, что освободить заложников мирным путем, пытаясь договориться с террористами, не удастся. Оставался лишь один вариант — силовой. Командир антитеррористической группы решил, что больше нельзя терять время. Его коллеги и глава нью-йоркской полиции снова взялись за изучение подробных чертежей здания. Полицейские внимательно изучили схемы воздуховодов. Здесь же находился и архитектор, проектировавший здание. ЦРУ и ФБР приняли окончательное решение начать штурм в девять вечера. Губернатор и президент были в курсе событий. Рядом с силовиками и дипломатами был и мэр города. За происходящим в эти минуты наблюдала вся страна. Как это напоминало драматические события 11 сентября!

В четверть девятого вечера террористы предприняли неуклюжую попытку транслировать по телевидению свое выступление при помощи любительских видеокамер. Наконец им удалось добиться приемлемого изображения и сообщить в эфире о том, что они намерены взорвать здание. Разглядеть бандитов было трудно, потому что видеокамера дрожала в их руках, тем не менее на заднем фоне была видна большая группа заложников. Террористов было всего шестеро, однако все они были хорошо вооружены. Страшно было подумать о том, что будет, если они решатся пустить оружие в ход.

Как только эта картинка появилась на экране, Эйприл внимательно всмотрелась в нее, надеясь увидеть среди заложников мать, но, увы! Она даже не знала, жива Валери или нет. Им ничего другого не оставалось, как ждать развязки драматических событий. Майк все так же молчал, лишь поглаживал ее по плечу. Она повернулась к нему и поблагодарила за поддержку. Не будь его рядом весь день, ей пришлось бы гораздо хуже. Весь персонал ресторана тоже переживал и за людей, попавших в беду, и за свою хозяйку. Правда, никто не говорил ей слов сочувствия и не задавал вопросов, но время от времени кто-нибудь бросал любопытные взгляды на известного журналиста, который не отходил от Эйприл.


В полдевятого вечера план штурма был готов, хотя и представлял немалую опасность и для заложников, и для их спасителей. Жертв, скорее всего, избежать не удастся.

Все соседние здания были эвакуированы еще несколько часов назад. Уличное движение в квартале было перекрыто во избежание последствий взрыва, которым пригрозили террористы. Возле здания остались лишь машины кризисных служб и полиции, и только те люди, которые имели непосредственное отношение к предстоящей операции, и несколько консультантов. Среди них был и Джек Адамс. Не имело значения, находится ли он здесь как тележурналист, или как человек, чьи друзья и коллеги оказались в числе заложников. Но поскольку всем было известно, что это Джек Адамс, ему было разрешено остаться возле оцепленного здания. Он вступал в разговоры с представителями антитеррористических групп и подразделений ЦРУ. Впрочем, когда он выразил желание принять участие в штурме, ему отказали. Никто не хотел брать на себя ответственность за его жизнь. Это была операция профессионалов, в которой нет места любителям.

Наконец все было готово к штурму. Электричество в здании уже отключили. Несколько минут назад группа из сорока профессионально подготовленных человек проникла внутрь через подвал. Другая высадилась на крыше дома и уже начала пробираться в здание по воздуховодам в соответствии с заранее отработанным планом действий. Участники штурма несли с собой кислородные баллоны, у них также были очки ночного видения и бронежилеты. Джек заметил, что они вооружены автоматическими винтовками и автоматами. В девять минут десятого, действуя на основе сведений, полученных от тех, кому удалось бежать по пожарной лестнице, коммандос проникли на этаж, на котором террористы удерживали заложников.

Главная штурмовая группа поднялась с нижнего этажа по воздуховодам в полной темноте, пользуясь специальными присосками на перчатках и ботинках.

Попав в пустой холл, они услышали совсем рядом голоса. Говорили по-английски. По чистой случайности группа оказалась около комнаты, где находились шестьдесят женщин, охраняемой лишь двумя боевиками. Снайпер выстрелом из винтовки с глушителем аккуратно снял их. К счастью, никто из изумленных женщин не закричал. Освободители знаком велели им хранить молчание и следовать за ними. Заложниц максимально быстро вывели из помещения и сопроводили вниз по лестнице. Многие из женщин где-то потеряли обувь и шли разутые. Они выглядели испуганными, но держались мужественно. Они не могли поверить в свое спасение и отказывались верить, что никто не помешал им уйти. Теперь оставалось выяснить, где террористы держат захваченных мужчин.

Джек стоял в фойе рядом с бойцом спецназа, ожидая новостей с верхних этажей, когда через пожарный выход вниз бесшумно стали спускаться спасенные женщины. Еще не успели сообщить по радио, что их освободили. Большая часть членов антитеррористической группы осталась наверху, надеясь найти заложников-мужчин. Когда шестьдесят женщин, сопровождаемых лишь горсткой мужчин, бросились через фойе к выходу, воцарился настоящий хаос. Стоявшие у входа спецназовцы помогли им выйти. Предложил свою помощь и Джек. Он помог какой-то женщине, что поскользнулась и едва не упала, удержаться на ногах. Подхватив ее на руки, он вынес ее наружу. Какой-то репортер сфотографировал, как он передал ее ближайшему пожарнику и бросился обратно внутрь здания.

Неожиданно Джек увидел Валери Уайатт, она только что вышла через аварийный выход. Вид у нее был испуганный, но Джек ее узнал. Он уже приблизился к ней, когда прогремел выстрел. Было непонятно, откуда стреляли. В следующий миг разразился настоящий ад. С другой лестницы выскочил снайпер-боевик и, увидев, что женщины пытаются спастись бегством, открыл по ним огонь. Две женщины упали на пол, ранение в руку получил один из спецназовцев. Затем снайпер в маске врезался в толпу убегающих. Коммандос не рискнули стрелять в него, опасаясь убить кого-то из женщин, с криками устремившихся к выходу.

Джек оказался возле Валери. Она склонилась над женщиной, которую снайпер ранил в голову. Не раздумывая, Джек рывком поднял ее на ноги и, прикрывая своим телом, повел к дверям. В это время коммандос, взяв в прицел снайпера боевиков, прикончил бандита. Он лежал в луже крови лицом вниз на мраморном полу возле двух убитых им женщин.

Джек смотрел на только что разыгравшуюся трагедию, отказываясь верить в происходящее, и не сразу понял, что к нему обращается какой-то мужчина. В следующее мгновение он упал и с изумлением увидел перед собой чьи-то ноги, затем свет в его глазах померк, и он потерял сознание.

Из фойе вывели всех женщин, а над Джеком склонился один из коммандос. Как оказалось, прежде чем спецназовцы нейтрализовали бандита, снайпер успел попасть Джеку в ногу и перебить артерию. Раненого тут же положили на носилки и отнесли в машину «Скорой помощи». Затем полицейские занялись Валери и остальными спасенными женщинами. Их накрыли одеялами и передали в руки медиков, уже несколько часов дежуривших на улице. Валери заметила, как отъехала машина «Скорой помощи», но так и не поняла, кого увезли в ней. Она не видела, как упал Джек Адамс.

Находившиеся в фойе пожарные и полицейские накрыли брезентом тела убитых. Белый мрамор пола был забрызган пятнами крови. Зрелище было жуткое. Никаких новых сведений о том, что происходит наверху, пока не поступило, но через несколько секунд ожили радиоприемники. Заложники-мужчины были живы. Правда, в ходе операции по их освобождению три человека были убиты. Четверых застрелили бандиты еще до начала штурма. Всего погибло одиннадцать человек. Число погибших меньше предполагаемой цифры. Оставшиеся в живых террористы не успели взорвать бомбу, коммандос сумели мгновенно ее обезвредить. Бомба оказалась небольшим, кустарно изготовленным взрывным устройством. Все экстремисты были убиты.

Сверху привели освобожденных мужчин и тоже передали их в руки врачей. Наверху в здании еще оставались люди. Они были заняты поисками взрывных устройств.

Валери увезли в полицейском автомобиле с включенной сиреной. Она попросила у одного из полицейских сотовый телефон и позвонила дочери.

Услышав голос матери, Эйприл разрыдалась. Это были слезы облегчения, и она не смогла их сдержать. Валери сказала, что их сначала допросят, а затем осмотрят в больнице. Она позвонит ей сразу, как только приедет домой. Скорее всего, это будет через несколько часов. Поговорив с матерью, Эйприл буквально упала на руки Майка.

— Она жива! С ней все в порядке, — сообщила она громко. — Она сейчас не могла говорить, она позвонит позже. Со мной тоже все нормально, так что если хочешь, можешь идти. — Она виновато посмотрела на него, но Майк отрицательно покачал головой. Он решил остаться. Эйприл позвонила отцу и сообщила о звонке матери. «С Валери все в порядке», — сказала она, чувствуя, как из глаз снова текут слезы. Сегодня для всех был жуткий, мучительный день. Вся страна провела в напряжении долгие двенадцать часов. Сейчас было трудно поверить в то, что такое вообще возможно.

В одиннадцать часов вечера было официально объявлено о том, что погибло одиннадцать человек — работники телестудии. Их имена пока не назвали. Единственное, что Валери знала точно, это то, что одной из погибших женщин, которых снайпер-боевик застрелил в фойе, была ее помощница Мэрилин. Это случилось на глазах Валери. Когда Эйприл разговаривала по телефону с отцом, Валери уже находилась в клинике «Белльвью», где ее осмотрел врач, а Джек Адамс — в травматологическом отделении Пресвитерианского госпиталя. Полученное им ранение оказалось довольно серьезным.

Об этом вскользь упомянули в сводке новостей по телевизору, которую смотрела в ресторане Эйприл. Было сказано, что телеведущий спортивного канала Джек Адамс получил ранение в ходе операции по освобождению заложников, помогая выводить женщин из здания. В него стрелял террорист-снайпер и ранил в ногу. В Джеке признали ранее широко известного футболиста Национальной футбольной лиги США, ныне спортивного комментатора и телеведущего. Он провел весь день возле захваченного здания вместе с членами антитеррористических групп и оказал помощь при проведении операции.

Ресторан к этому времени закрылся, и Эйприл наконец оторвалась от экрана телевизора. И у нее, и у Майка был усталый вид, как будто это они были заложниками в течение нескольких часов. Можно было лишь догадываться о том, что чувствовала мать, находясь там. Теперь Эйприл ждала ее возвращения из клиники. Она хотела поехать к матери, но Валери отсоветовала, сказав, что это ни к чему.

Наконец Валери позвонила в четверть третьего ночи и сообщила, что едет домой в полицейском автомобиле. Все закончилось, здание проверили, террористы мертвы. Одиннадцать заложников убито, это, конечно, ужасно, однако жертв могло быть значительно больше. Все, кто следил за этой трагедией, не могли не вспомнить ужасные события 11 сентября. И снова кровавый террор, невинные жертвы, бесчеловечная и бессмысленная жестокость. Ради чего или во имя чего?! Неужели это кровавое колесо будет катиться и дальше?

Телестудия уже восстановила технические устройства, переместившись на другой этаж, и завтра утром возобновит вешание. В своей работе она вернется к более или менее нормальному состоянию, во всяком случае, хочется в это верить.

— Я буду у тебя через пять минут, — пообещала Эйприл. Эту ночь она проведет у матери. Она должна благодарить судьбу, что мать жива, ведь Валери могла стать одной из жертв трагедии, ее спасла лишь чистая случайность. Случившееся потрясло Эйприл до глубины души. Она не представляла себе, что делала бы, не будь все это время рядом с ней Майка.

— Не знаю, как тебя благодарить, — сказала она, закрывая ресторан и вдыхая холодный воздух. — Это был худший день в моей жизни… и лучший, потому что мама осталась жива. — Эйприл боялась думать о том, что было бы с ней, услышь она, что террористы убили ее мать. К счастью, этого не произошло. — Спасибо, что ты был рядом со мной, Майк. — Он был само внимание, и ей посчастливилось увидеть ту сторону его характера, которую иначе бы она никогда не разглядела в нем. Человечность, нежность, сострадание — это так было не похоже на него другого — холодного, резкого, беспощадного.

— Я рад, что смог поддержать тебя, — тепло произнес он, открывая для нее дверь такси. Он тоже очень устал. — Жаль, что Джеку Адамсу не повезло, — добавил Майк, когда они сели в такси и оно двинулось в центр города. Эйприл ехала в дом матери и хотела там заночевать. — В детстве я обожал его, это был мой кумир. Я мечтал стать таким, как он. Надеюсь, он поправится. Я слышал, что он хороший человек. Да и сегодня, говорят, Джек повел себя как истинный герой, помогая людям. Он ведь не был обязан это делать. — Эйприл кивнула. В эти минуты она думала лишь о матери, хотя ей и было жаль Джека Адамса. Она вышла возле дома матери на Пятой авеню, Майк поехал дальше, к себе домой, посмеявшись над ней, когда она попыталась оплатить свою часть дороги.

— Знаешь, у меня, пожалуй, хватит денег, чтобы расплатиться, — рассмеялся он. — Тебе ведь придется платить за учебу ребенка в колледже, так что я уж позабочусь об оплате такси. — Эйприл смущенно улыбнулась. За весь день эта тема всплыла в их разговоре лишь сейчас. Все это время они думали и волновались совсем о другом.

— Договорились, — сказала она, подумав в эту минуту о том, что вряд ли бы они снова встретились, если бы не драматическая ситуация, в которую попала ее мать. Ему нужно время, чтобы осмыслить случившееся, и подумать о том, что их ждет в будущем. Скорее всего, он еще не решил, стоит ли ему продолжать отношения с ней. Однако Майк определенно был рад тому, что этот день они провели вместе. Он не мог допустить, чтобы Эйприл переживала этот ужас в одиночку. Поддавшись минутному порыву, она потянулась к нему и обняла.

— Спасибо, Майк. Сегодня ты был для меня героем, и что бы ни случилось потом, я люблю тебя за это. Не знаю даже, как бы я пережила без тебя этот ужасный день.

— Не волнуйся, отдохни как следует. Знаю, что ты не станешь этого делать, но я все-таки советую тебе завтра взять выходной. Сегодня у тебя был трудный день.

— Верно, — кивнула Эйприл. Майк снова сел в такси. Она помахала ему, и через минуту он уехал, откинув голову на спинку сиденья и закрыв глаза. Он еще никогда не переживал ничего подобного и искренне восхищался Эйприл за ее мужество и выдержку.

Эйприл вошла в квартиру Валери буквально через несколько минут после того, как та вернулась домой. На матери по-прежнему были красные брюки и свитер, которые она утром надела на передачу. На ногах — тапочки, которые ей дали в больнице, так как туда ее доставили босиком. На плечи ее было накинуто одеяло. Валери все еще не могла унять дрожь, когда Эйприл обняла ее. Никогда еще она не видела свою сильную и мужественную мать такой потерянной.

— Я люблю тебя, мам, — прошептала Эйприл, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Валери нашла в себе силы лишь кивком ответить ей и разрыдалась. Пережитый недавно ужас, страх за собственную жизнь все еще не отпускали ее. Она была уверена, что никому из заложников не выбраться из здания живым, и многие специалисты по кризисным ситуациям были того же мнения, хотя и не стали заявлять об этом публично. — Пойдем, я уложу тебя спать, — сказала Эйприл. Валери только что рассказала дочери о гибели Мэрилин, и теперь ее опять била дрожь.

Эйприл отвела мать в спальню и, как ребенка, раздела. Уложив Валери в постель, она выключила свет и, не раздеваясь, легла рядом поверх покрывала. Она крепко обняла мать, и та наконец заснула. В больнице Валери дали успокоительное. Эйприл долго лежала рядом без сна, смотрела на мать, нежно гладила ее волосы, радуясь тому, что все закончилось благополучно. А еще она думала о Майке и их будущем ребенке. По крайней мере, ей теперь известно, что у ее будущего малыша достойный отец — с добрым сердцем, хотя и не любящий детей. Сегодня она едва не потеряла мать, и ребенок, которого она носила под сердцем вот уже три месяца, представлялся ей даром небес. Пути судьбы неисповедимы. Ее мать осталась жива, а другие люди погибли. У нее самой будет ребенок от человека, которого она едва знала. И в эти минуты реально лишь то, что она обнимает мать, зная, что ей необыкновенно повезло. Лишь когда за окном занялось холодное декабрьское утро, Эйприл тоже сморил сон.

Глава 8

Благодаря таблетке, которую ей дали в больнице, Валери проспала до одиннадцати часов утра. Эйприл позвонила в ресторан и предупредила, что сегодня придет позже. После чего отправилась на кухню. Она пила чай и читала газету, когда в кухню вошла мать, она была в ночной сорочке, лицо бледное и напряженное. Утром Эйприл позвонили Пэт и Мэдди, чтобы справиться о состоянии Валери. Эйприл пообещала им, что мать перезвонит им, как только проснется.

— Как ты себя чувствуешь, мам? — спросила Эйприл. Впрочем, каким бы ни было ее самочувствие, слава богу, что все обошлось. Это — самое главное.

— Соответствующе — как будто пережила наяву ночной кошмар, — ответила Валери и, сев за кухонный стол, взяла в руки утреннюю газету. На первой полосе была фотография освобожденных женщин, которых выводили из здания. Были там и фотографии мужчин-заложников в окружении бойцов спецназа. Увидев на снимке Джека Адамса, Валери вспомнила, что это он закрыл ее собой от пули снайпера-боевика. В газете сообщались подробности о тех, кто пострадал при штурме, и Адамс был в их числе. Он получил ранение и находился в больнице.

— Это был сущий кошмар, — подтвердила Эйприл, события вчерашнего дня до сих пор стояли у нее перед глазами. — Это был самый долгий день в моей жизни. Я вся извелась, ведь я ничего не знала о тебе, гадала, жива ли ты.

— Прости, милая. Тебе тоже досталось. Где ты была?

— В ресторане. Весь день провела в кухне, как приклеенная, перед телевизором. Вместе с Майком Стейнманом. Это он позвонил мне и сообщил о случившемся еще до того, как новость вышла в эфир. Он узнал об этом в своей газете, примчался ко мне и не отходил от меня ни на шаг до тех пор, пока не стало известно, что ты жива. Это он довез меня вечером до твоего дома.

— Интересное развитие отношений, — удивленно выгнула бровь Валери. — Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу о нем.

— Я тоже. Но он все-таки позвонил мне и сообщил, что ты в опасности. И после этого сразу приехал. Знаешь, несмотря ни на что, он все-таки порядочный человек. Вчера он вел себя очень достойно. В нем есть и сострадание, и человечность. Пусть даже я больше никогда его не увижу, но мне важно знать, что он — порядочный человек.

— Что-то подсказывает мне, что еще увидишь, — сказала Валери. Чувствовала она себя ужасно, у нее болела каждая клеточка тела. Она чувствовала себя старой развалиной. — Ты слышала, что случилось с Джеком Адамсом?

— Я еще не слышала последних известий — не хотела будить тебя. Кстати, тебе звонили папа и Мэдди. Я сказала, что ты перезвонишь им, когда встанешь.

Вскоре позвонил Боб Латтимер, глава телестудии, — пожелал лично убедиться в том, что Валери жива и здорова. Боб пообещал, что завтра они постараются возобновить вешание в прежнем объеме, если, разумеется, она будет в форме. А сегодня большая часть выпусков посвящена вчерашним событиям. Это позволило навести порядок на двух этажах, где произошел захват заложников, а также в фойе здания.

Поговорив с боссом, Валери отправилась в гостиную и включила телевизор. Специальные выпуски новостей, посвященные вчерашним событиям, транслировали по всем каналам. Щелкая пультом, Валери увидела кадры, на которых Джека Адамса увозит машина «Скорой помощи». Затем его показали в больнице, где он, поднявшись в кровати, вымученно улыбался. Адамс не считал, что вел себя героически. По его словам, он просто делал то, что должен был сделать любой порядочный человек. Он также сказал, что намеревается в ближайшее время покинуть больницу. С ногой у него все в порядке, хотя уже начали ходить слухи о том, что в этом сезоне он не выйдет на футбольное поле. Он так горячо настаивал на том, что слухи эти беспочвенны, что репортер, бравший у него интервью, рассмеялся, а потом еще раз назвал Джека Адамса героем. Тут же последовал ироничный комментарий — мол, в этом нет ничего удивительного, потому что в годы расцвета его спортивной карьеры Джек прославился как большой поклонник прекрасного пола, и это не было ни для кого секретом. Валери с радостью узнала, что Джек Адамс жив. Она-то как раз считала Адамса героем, ведь он попытался прикрыть ее своим телом от пули снайпера. Валери решила послать ему шампанское и цветы, чтобы отблагодарить за свое спасение, но вспомнила, что не знает, в какой больнице он находится. Когда она позвонила на телестудию, ей ответили, что Джек Адамс сейчас в Пресвитерианском госпитале.

Она поделилась своим намерением с Эйприл, но у той возникла более интересная идея.

— Почему бы не послать ему что-нибудь вкусное? Он несколько раз был в моем ресторане, и я запомнила, что ему нравится. Если не ошибаюсь, это был мясной рулет. И еще можно послать цыпленка и картофельное пюре. А в больнице еду разогреют в микроволновке.

Обеим эта мысль показалась великолепной. Эйприл тут же позвонила в ресторан и попросила приготовить угощение для героя дня.

Затем Валери набрала номер родных Мэрилин, чтобы выразить им свои соболезнования. Те были убиты горем. То, что после вчерашнего кошмара Валери осталась жива, стало для них еще большим чудом, чем для нее самой. Мать Мэрилин, не переставая плакать, сказала, что заехала на квартиру дочери и забрала подаренного Валери щенка. Она хотела оставить его себе.

Остаток дня Валери провела дома. Ходила по квартире в халате, отдыхала, понемногу приходила в себя. Лишь ближе к вечеру она стала готовиться к завтрашнему дню. Хочешь не хочешь, а завтра надо ехать на телестудию. Она жива и здорова, хотя и не до конца оправилась от произошедшего и потрясена смертью помощницы. Эйприл уехала в ресторан, предварительно пообещав прислать матери что-нибудь из еды. Официант уже заказал такси, на котором в госпиталь, где лежит Адамс, отвезут угощение и записку Валери. Эйприл обняла мать, ей не хотелось оставлять ее одну, но нужно было проверить, как обстоят дела в ресторане.

Из такси она позвонила Майку. Ей показалось, что голос у него был озабоченный.

— У тебя плохой день? — поинтересовалась она.

— Нет. Просто поджимает время, нужно срочно сдавать материал. Редакция похожа на растревоженный улей. Можешь представить себе, какой сумасшедший день во всех редакциях после вчерашних событий?

— Я только хотела поблагодарить тебя за то, что вчера ты был рядом со мной. — Слова прозвучали так тепло и сердечно, что сама Эйприл невольно улыбнулась.

— Я рад. Как твоя мама? Как она себя чувствует?

— Все еще никак не придет в себя. Погибла ее давняя помощница, и она, конечно, ужасно переживает.

— А с тобой все в порядке? — поинтересовался Майк. Он явно имел в виду ребенка, Эйприл это сразу поняла.

— Все хорошо, — ответила она. Значит, он встревожен тем, что ей пришлось пережить. Не такой уж он бесчувственный, если ему не все равно, через что вчера пришлось пройти ее матери, а он ведь ее совсем не знает. Ужасно, что вчера погибли одиннадцать человек.

Эйприл вдруг решилась сделать Майку новое предложение:

— В сочельник моя семья соберется у меня в ресторане. Может, ты присоединишься к нам? Не знаю, как тебе мое предложение, но у тебя есть время подумать.

У нее и в мыслях не было нажимать на него, но сейчас ей казалось, что он стал ей ближе. Как-никак они вместе провели несколько долгих часов в ожидании развязки случившейся трагедии.

— Я же говорил, что не отмечаю никаких праздников. В детстве у нас дома они превращались в сущий кошмар, родители напивались и начинали ругаться. А я делал вид, что все это меня не касается. Но в любом случае спасибо за приглашение.

— Понимаю, — тихо произнесла она, не в силах представить себе жизнь в такой семье. Ничего удивительного, что он не хочет заводить собственную семью. Его детство, похоже, и вправду было кошмарным.

— Я загляну после праздников, — пообещал Майк. — Или накануне, если мне вдруг захочется простой домашней еды, — с усмешкой добавил он. Теперь ему было понятно, почему ее ресторан так нравится людям. Это, конечно, не заведение Алена Дюкассе и не «Тайлеван», оно просто другое. Теперь Майк понимал его неоспоримые достоинства. То, что Эйприл предлагала посетителям, имело спрос. Как она ему объяснила, это была простая, привычная еда для человека с улицы, правда, еда лучшая в своем роде.

— Заходи, если захочешь поесть блинчики, — напомнила она ему. — А в экстренных случаях мы доставляем их на дом. — Эйприл рассказала, что они только что от имени ее матери отвезли еду Джеку Адамсу. — Он помог ей выбраться из захваченного террористами здания. Фактически он спас ее, тогда его и ранили.

— Я слышал, у него серьезное ранение, — заметил Майк. Просто невероятно, что Валери посчастливилось спастись, не получив при этом ни царапины. Разумеется, она пережила шок, и в теленовостях сообщалось, что бывших заложников предупредили о том, что какое-то время они будут испытывать последствия посттравматического стресса. Слава богу, что физически Валери не пострадала. — Я рад, что с твоей мамой ничего не случилось, — сказал Майк и добавил, что ему пора на работу, мол, нужно срочно сдавать материал. Впрочем, он пообещал позвонить. Эйприл оставалось лишь гадать, выполнит он свое обещание или нет. У нее возникло ощущение, что между ними установились теперь иные отношения — они почти стали друзьями. Это уже что-то. Но, странное дело, в то, что они были любовниками, пусть даже на одну ночь, ей верилось с трудом.

Эйприл вернулась в ресторан совсем в другом настроении и снова погрузилась в привычный мир. Еще вчера случились настолько чудовищные события, что ей с трудом верилось, как такое вообще могло произойти. Все спрашивали ее о матери, и Эйприл подтвердила, что угощения, отправленные в госпиталь, предназначены Джеку Адамсу, спасителю Валери Уайатт. Официант, доставивший их дары Адамсу, был счастлив воочию увидеть знаменитого футболиста. По его словам, Джек выглядел отлично, он пошел на поправку. Джек сказал, что ему сделали переливание крови и, улыбнувшись, попросил передать Эйприл, что ее мясной рулет и картофельное пюре стоят десяти таких переливаний. Его там окружают врачи и медсестры, а кроме того, у него побывала группа телевизионщиков. Правда, самой съемки официант не видел, потому что его попросили покинуть палату. Эйприл знала, что матери будет приятно узнать об этом.

— Завтра мы пошлем ему еще что-нибудь вкусненькое, — сказала она поварам и приступила к работе на кухне. Выяснилось, что запасы продуктов поистощились, так что утром ей пришлось отправиться на рыбный рынок. Через несколько дней ей нужно будет испечь традиционные пирожные, а также рождественский пудинг. Так что ей предстоит трудная неделя. Эйприл так увлекли дела, что она, расхаживая по кухне, забыла и о Майке, и о ребенке, и даже о вчерашнем захвате заложников. Она пребывала в превосходном настроении и была несказанно рада тому, что все вернулось в нормальное русло. Ближе к вечеру она позвонила матери, чтобы узнать, как та себя чувствует, но Валери не ответила. Эйприл это не встревожило, она предположила, что мать спит. Все правильно, ей нужен сон. И Эйприл вновь с головой ушла в работу. Близился вечер, и в ресторане наступало время ужина.


В тот день Валери все еще чувствовала себя неважно. Тем не менее она облачилась в джинсы, свитер, длинное пальто и вышла из дома. На улице она села в такси. Она намеревалась побыть дома подольше, но чем больше думала об отдыхе, тем яснее понимала, что хочет поблагодарить Джека Адамса лично за то, что он спас ее. Она не запомнила тот момент, когда в него выстрелили, но точно помнила, что Джек закрыл ее собой от пули снайпера, когда выводил из здания. Валери была довольно бледной, но у нее не было ни сил, ни желания заниматься макияжем, что, впрочем, было ей несвойственно. Но все равно выглядела она привлекательно.

Алан Стар позвонил ей сегодня и извинился за то, что он не предсказал при гадании нападение террористов. По его словам, иногда такое бывает, но тоже был рад, что Валери жива и с ней ничего не случилось.

Джек находился в отдельной палате на этаже для особо важных персон. Снаружи, в коридоре, его на всякий случай охраняли полицейские. Никаких угроз от возможных пособников террористов в адрес раненого не было, но шеф полиции был готов обеспечить Адамсу любую охрану, о чем и сообщил пациенту, навестив его утром. Джек оставил автограф для его детей и внуков и поблагодарил за то, что его вовремя доставили в больницу. Когда Валери постучала в дверь, Джек был один в палате. Молодой полицейский узнал Валери и с восторгом сказал, что его жена — ее давняя поклонница, она смотрит все ее передачи и читала все ее книги. Тем не менее страж порядка не осмелился попросить у нее автограф. Ему было известно, что вчера Валери оказалась в числе заложников в захваченном террористами здании.

— Здравствуйте, — негромко произнесла Валери, заглянув в приоткрытую дверь. Телевизор был включен, а сам Джек, казалось, дремал. Ему недавно сделали укол болеутоляющего. Он сразу узнал свою гостью и приветливо улыбнулся. — Можно мне войти или сейчас неподходящее время?

— Нет, все в порядке, входите, прошу вас. Спасибо вам за угощение, — поблагодарил он и попытался принять сидячее положение. Валери присела на стул у его кровати. — Я не знал, что Эйприл ваша дочь. Ее ресторан — мое любимое место, я постоянно хожу туда вкусно поесть, — добавил Джек, нисколько не покривив душой против истины.

— И мое тоже. Я не отниму у вас много времени. Как вы себя чувствуете?

— Уже лучше. Недавно я повредил спину, вот тогда мне было ужасно плохо. Сейчас, правда, кружится голова, но это, скорее всего, после укола. Нога уже не так болит, как раньше. — Ему действительно вкололи мощные болеутоляющие препараты. — Как вы?

— Отхожу понемногу от этого кошмара. Правда, еще не совсем пришла в себя. Вчера был жуткий день. Я пришла поблагодарить вас за то, что помогли мне выбраться оттуда. Мне очень жаль, что вас ранили. Вы мужественный человек! — Валери произнесла эти слова с неподдельным восхищением, и Джек улыбнулся. Он весь день выслушивал похвалы и слышал, что медсестры, работавшие в отделении, мечтали удостоиться разрешения ухаживать за ним. Он оказался в хороших руках.

— Ничего, я скоро поправлюсь, — пообещал он по возможности как можно более беспечно и поспешил сменить тему разговора. — В тот день, когда я увидел вас в лифте, я и понятия не имел, что у вас день рождения, я узнал об этом из новостей. Мне было так неловко за себя в тот день. В тот день и у меня был юбилей, и надо же, случилась такая беда, сместился позвоночный диск.

— Да, вид у вас был тогда неважный. На вас было жалко смотреть. А как сейчас ваша спина?

— Все нормально. Вот только из-за раны придется походить на костылях. Черт побери, начиная с дня своего рождения я, похоже, рассыпаюсь на части. — Джек снова рассмеялся. — Стоило разменять шестой десяток, как жизнь начинает катиться под уклон. — Из новостей он знал ее возраст: эта женщина на десять лет старше его. Тем не менее она выглядела значительно моложе. Джек подумал, что она сейчас просто красавица, и это при том, что у нее взрослая дочь. И это после вчерашней трагедии, и, похоже, сегодня она без косметики. Нет, она действительно потрясающе выглядит!

— Только не говорите мне о днях рождения. Я всегда стараюсь отметить свой тихо, без всякой шумихи, а на радио и телевидении нынче раструбили о нем на весь свет. Меня едва удар не хватил, когда я услышала об этом по радио. — Валери вздохнула. — Впрочем, какое это имеет значение после вчерашнего? Нам повезло, что мы остались живы. — И она, и Джек до сих пор переживали, что без жертв все-таки не обошлось. — Скажу вам честно, сегодня мне абсолютно безразлично, сколько мне лет, — без тени кокетства сказала Валери, — а ведь еще недавно я просто извела себя из-за этой пугающей даты.

— Мне тоже. Уж если мне посчастливилось не погибнуть от пули снайпера, я должен радоваться жизни во всех ее проявлениях. Накануне моего дня рождения я было решил, что на моей карьере пора ставить крест.

— Вот и я тоже, — улыбнулась Валери. — Не буду вас больше утомлять, — добавила она, заметив под глазами у вчерашнего героя темные круги. В вены на руках вставлены трубочки капельниц. Рядом с кроватью — прибор для автоматического введения в организм болеутоляющих препаратов. Ясно, что до полного выздоровления ему далеко. Еще вчера герой дня Джек Адамс находился на грани жизни и смерти. — Я просто хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня.

— Спасибо, Валери, — ответил Джек, впервые назвав ее по имени.

Пожалуй, только сейчас, в этой неподходящей обстановке больницы, она рассмотрела Джека Адамса. Он был интересным, высоким мужчиной.

— Спасибо еще раз за угощение. Почему бы нам как-нибудь не поужинать в ресторане у вашей дочери? К Рождеству я буду уже дома.

— С удовольствием предложила бы вам домашний ужин, — ответила Валери, поднимаясь со стула, — но я умею лишь сервировать столы, а вот повар из меня никакой. У нас в семье кулинар номер один моя дочь, а не я.

— А я, представляете, хорошо готовлю. Главное, чтобы я мог стоять на ногах, когда вернусь домой. Думаю, что ресторан Эйприл — идеальный вариант. Я вам обязательно позвоню через несколько дней. Спасибо, что навестили меня.

— Спасибо, что спасли меня, — поблагодарила Валери дрогнувшим голосом и протянула ему руку. В ее глазах блеснули слезы. — Я ведь не сомневалась, что мы все погибнем.

— Будь это в моих силах, я бы сделал все для того, чтобы не допустить этой трагедии, — сказал он с чувством.

Валери кивнула и смахнула слезы. Она все еще не отошла от вчерашних событий. Особенно ее потрясла смерть Мэрилин. Джек в не меньшей степени был потрясен гибелью Нормана, молодого помощника продюсера его передачи, который оказался в числе тех одиннадцати человек, убитых вчера террористами. Аля него и Валери это были не просто безымянные жертвы, а люди, которых они знали и любили.

— Извините, я все еще потрясена тем, что случилось вчера, — прошептала Валери, чувствуя, что вот-вот расплачется.

— Знаете, я тоже, — сказал Джек и как-то трогательно улыбнулся ей. — Берегите себя, — добавил он с неподдельной искренностью.

— Постараюсь. Вы тоже. Вам прислать еду? — это было все, что она могла предложить ему, заметив, что вся палата заставлена букетами цветов.

— Буду счастлив. Не знаю, как я раньше обходился без яблочного пирога вашей дочери. И еще мне очень нравятся ее вафли и жареные цыплята. — Судя по всему, Джек не страдал от отсутствия аппетита, что шло ему на пользу. — Спасибо, что пришли ко мне, Валери. Знаете что? Не торопитесь приступать к работе, отдохните сначала, придите в себя.

— Шутите? — рассмеялась Валери. — У меня завтра съемки. Нужно снять один рождественский эпизод для вечерней передачи.

— А у меня пока свободное время до Суперкубка. Они хотят, чтобы я живым или мертвым присутствовал на прямой трансляции из Майами. — Для спортивного журналиста это было главное событие сезона, как и в то время, когда он сам играл в футбол.

— Вам отдых тоже не помешал бы, — сказала она, направляясь к двери. Валери была благодарна Джеку, а еще она чувствовала, что между ними установилась некая духовная связь. Она была обязана ему жизнью, она словно обрела нового друга. Джек приятный в общении человек, с ним удивительно легко. Не может быть, чтобы он был отъявленным бабником, во всяком случае, с ней он вел себя как джентльмен. Общительный, обаятельный, дружелюбный, он сразу располагал к себе собеседника. — Берегите себя, Джек, — добавила она и вышла из палаты. А Джек остался с мыслями о ней. Валери произвела на него впечатление женщины хрупкой — она была совсем не такой, какую он ожидал увидеть. На основании того, что он слышал о ней, и ее телевизионного образа он ожидал увидеть холеную, высокомерную фифу. Как здорово, что она оказалась совсем другой. Она обаятельная и умная, и совсем простая, несмотря на свою звездность. А еще она просто красавица, и при этом Валери была очень естественна.

Валери была удивлена не меньше. Она слышала, что Джек Адамс ловелас еще тот, что он легко меняет женщин, но на нее он не произвел такого впечатления. Он показался ей похожим на большого плюшевого медведя — правда, с чувством юмора и храбрым сердцем. Возвращаясь на такси домой, Валери, как и Джек, думала об одном и том же: как же это здорово — неожиданно обзавестись новым другом! Вчерашние события связали их некой крепкой связью. Оба пережили то, что не могли представить себе даже в самом страшном сне.

Из такси Валери позвонила дочери и сказала, что именно прислать завтра из ресторана Джеку Адамсу. Эйприл удивилась, что мать не дома, но Валери объяснила, что хотела лично поблагодарить Джека. По мнению Эйприл, мать поступила правильно. Благородство Валери ничуть ее не удивило: мать всегда была добрым и отзывчивым человеком.

Закончив разговор, Валери задумалась, как быть с его приглашением вместе поужинать в ресторане Эйприл. У Джека, наверное, куча всяких дел, да и женщины наверняка давно выстроились в длиннющую очередь на свидание с ним. Но надо признаться, что Джек ей понравился и она была бы рада его звонку. Будет интересно поужинать с ним. Ну а если он ей не позвонит, что ж, она все равно ему благодарна. Джеку она обязана жизнью — ему и ребятам из антитеррористической группы, участвовавшим в штурме, а также многим другим людям. После того, что она пережила, каждая секунда жизни обрела для нее смысл и значимость. Окружающий мир словно заиграл яркими красками и стал как никогда прежде привлекательным. Оставив водителю щедрые чаевые, Валери вышла из такси, приветливо улыбнулась швейцару у дверей и поднялась к себе в квартиру. Кстати, собственная квартира тоже показалась ей чудесной. Раньше она будто не замечала этого. Валери теперь как будто смотрела на все другими глазами. Пережив вчерашний кошмар, она поняла: судьба даровала ей новую жизнь. Ощущение такое, будто ей снова пятнадцать, независимо от того, какой год рождения указан в ее водительском удостоверении. Цифры больше не имели никакого значения. Она осталась жива.

Глава 9

Утром накануне Рождества Валери посетила церковную заупокойную службу в память о погибшей Мэрилин. Такие же службы состоялись и в память о тех других, кому в отличие от нее и Джека не повезло в тот роковой день. Печальное подтверждение того, что недавние события — не страшный сон, а жуткая реальность.

Джек не смог посетить заупокойную службу в память Нормана Уотермана, молодого помощника продюсера, который погиб при захвате заложников. Правда, он послал сердечное письмо его родным. В нем Джек писал, каким прекрасным человеком был Норман, как он сам восхищался им и как тяжела для него эта утрата. Возвращаясь домой, Валери с грустью думала о Мэрилин — боже, как же ее будет не хватать! Трудно поверить, что людей, которых ты хорошо знал и любил, больше нет. Это горестное событие надолго омрачило ее жизнь.

К великому удивлению Валери, Джек позвонил сразу же после того, как его выписали из госпиталя. Это произошло утром, а он позвонил ей днем: поздравил с Рождеством, а заодно поблагодарил за еду, которую ему присылали из ресторана Эйприл. Он рассказал ей, что из колледжа на каникулы приехал его сын и что за ним самим пока ухаживает сиделка. Он все еще ходит на костылях, но быстро идет на поправку. Джек пригласил ее на ужин в ресторан на следующий после Рождества день. На всякий случай он поинтересовался, может, она предпочтет какое-то другое место, но Валери вполне устраивал ресторан ее дочери. Оба согласились, что для дружеского ужина это самое подходящее место. Здесь царит приятная, расслабляющая атмосфера, а это как раз то, что им нужно. Джек также сказал, что надеется увидеть ее через два дня: заедет за ней, чтобы отвезти в деловую часть города. Выяснилось, что они живут всего в нескольких кварталах друг от друга. Джек пообещал заехать за ней в восемь вечера. Положив трубку, Валери почувствовала себя счастливой.

Каково же было удивление Эйприл, когда в сочельник, за три часа до того, как ее семья должна была собраться за праздничным столом, ей позвонил Майк. Это сколько же неожиданных поводов для торжества набралось к концу этого года!

— Не сочти мои слова за резкость или грубость, — сказал Майк, как ей показалось, со смущением в голосе, — но праздники повергают меня в депрессию. Мне, скорее, нужна простая домашняя еда.

Его забота и моральная поддержка в тот страшный день, когда ее мать была в опасности, приоткрыли дверь в отношениях между ними. Майк не знал, как ей сказать об этом, но помимо обещанной домашней еды ему хотелось кое-чего еще — удостовериться в ее дружеских чувствах.

— Хочешь, чтобы я тебе что-то прислала? — спросила Эйприл и улыбнулась. — Чего бы тебе хотелось?

— Знаешь, я тут подумал о твоем приглашении поужинать вместе с твоей семьей. Я непременно приду, если ты угостишь меня обещанными блинчиками. — Эйприл облегченно рассмеялась и сказала, что будет рада видеть его на ужине. — Хочу познакомиться с твоей мамой, особенно после того, как мы вместе весь день переживали за нее. Как ты думаешь, твои родные не будут против моего присутствия?

— Вовсе нет, — заверила его Эйприл, она не собиралась признаваться, что ее близкие жаждут увидеть отца ее будущего ребенка, не пожелавшего, однако, взвалить на себя эту ответственность. Ситуация была непростая. Видимо, надо будет сказать родителям, что не стоит говорить ничего такого, что могло бы поставить Майка в неловкое положение. Эйприл оценила его решение прийти на праздничный ужин — это была немалая смелость с его стороны. Конечно, дело, несомненно, не в еде, во всяком случае, блинчики здесь были ни при чем. Встреча с родителями женщины, которая от тебя забеременела, — щекотливое дело. И все же его звонок взволновал Эйприл. Ей не давал покоя вопрос, каковы его истинные намерения. — Так ты не шутишь насчет блинчиков? — уточнила она, все еще неуверенная в серьезности его слов.

— Нисколько не шутил, — ответил он. — В сочельник я обычно сворачиваюсь в клубок на диване и остаюсь в такой позе до самого Нового года. Аля меня это отмена прежних традиций. Я не собираюсь подрывать основы моего жизненного уклада поглощением стандартных рождественских блюд, так что не трать на меня усилия. Ненавистник Рождества — это я. Блинчики — это будет небанально и здорово!

— Ваше слово для меня закон, мистер Стейнман. Горка блинчиков обязательно будет на вашей тарелке. Никаким рождественским пудингом я вас пичкать не буду, обещаю вам! — нарочито серьезным тоном произнесла Эйприл.

— Отлично. Тогда во сколько?

— В восемь.

— Спасибо за то, что позволила мне испортить ваш семейный ужин. Знаешь, мне очень хочется посмотреть на твоих родственников. Полагаю, что им известно о моем существовании, — осторожно осведомился Майк, но в его голосе Эйприл уловила легкую нервозность. Ей не хотелось лгать ему, и так легко догадаться, что о нем знают.

— Известно. И все они очень спокойно отнеслись к тому, что я им рассказала. Никто не намерен читать тебе мораль.

— Что ж, это весьма благородно с их стороны. На их месте я бы открутил отцу ребенка голову, — честно признался он.

— Мне кажется, в их глазах мы парочка легкомысленных пьянчужек, которые получили по заслугам, — поддразнила его Эйприл, и Майк рассмеялся. Ему многое в Эйприл нравилось. Как нравилась и та ночь, когда они были вместе. Может, он и был пьян, но глуп и слеп он не был. Эйприл — умная обаятельная молодая женщина, она и теперь, когда ждет ребенка, осталась такой же милой и приятной в общении. Правда, ее сообщение о ребенке Майк еще не переварил и по-прежнему злился, так и не приняв никакого решения, однако считал, что будет неплохо, если они останутся друзьями. Похоже, что ничего большего и самой Эйприл не нужно. В данный момент такой расклад его вполне устраивал. Даже если все остальное — нет. Он пока не позволял себе думать о ребенке, возможно, он и никогда не будет о нем думать. Хотя кто знает, как все сложится. Сейчас надо делать шаг за шагом. Сначала Эйприл, потом он увидит всех остальных. Он был благодарен ей за то, что она от него ничего не требовала, а проявила независимость и решительность. А ведь другая на ее месте наверняка бы попробовала отыграться на нем, постаралась бы подцепить его на крючок, предстала бы перед ним наивной жертвой. Кстати, мысль напомнить ей о блинчиках была не так уж плоха. Вполне подходящий повод для очередной встречи — просто ужин в ресторане со вкусной домашней едой.

Эйприл заранее позвонила матери и отцу. Обоих надо было предупредить, что на ужине будет Майк. Эйприл попросила их не касаться темы будущего ребенка. Ее родители, не сговариваясь, увидели в этом обнадеживающий знак того, что отношение Майка к их дочери изменилось, однако и Валери, и Пэт воздержались от комментариев по этому поводу, зная, что для Эйприл это больная тема. А им совсем не хотелось ее расстраивать. Тем не менее они волновались перед встречей с Майком. Пэт предупредил Мэдди и дочерей о просьбе Эйприл. Все дружно пообещали проявить максимум такта.

Пэт вместе со своим семейством прибыл первым, через несколько минут появилась Валери. Она выглядела лучше, успев привести себя в порядок, по крайней мере внешне. Пэт и Мэдди обняли ее и сказали, что рады ее видеть. Девочки были особенно внимательны к ней. Страшно подумать, во что превратились бы для них всех эти рождественские праздники, если бы Валери и других заложников не спасли. Сегодня с утра в церквях прошли заупокойные службы по тем, кто погиб в тот трагический день. Другие службы пройдут на следующей неделе.

Собравшиеся за столом были оживленны и взволнованны. Только что появился Майк — в блейзере и при галстуке. Вид у него был серьезный и респектабельный. Чутье подсказало ему, в каком виде следует появиться на вечер знакомства. Валери первой протянула ему руку и широко улыбнулась.

— Спасибо вам, что поддержали Эйприл в тот ужасный день, — сказала она.

Майк ответил ей улыбкой. Он был сражен наповал: как потрясающе она выглядит, гораздо моложе своих лет! В жизни Валери выглядела даже лучше, чем на телеэкране.

Она была настоящей звездой, и Майк легко заметил их внешнее сходство с Эйприл, несмотря на все различия в стиле и поведении. Лично ему естественный облик Эйприл нравился больше, но ее мать была на редкость красивой и элегантной женщиной.

— Я рад, что с вами ничего не случилось. Легко могу себе представить, что вы тогда пережили, — сказал Майк с нескрываемой симпатией, после чего обменялся рукопожатиями с Пэтом и Мэдди, которые тепло приветствовали его. И, наконец, поздоровался с их дочерьми. Эйприл усадила его между собой и Энни. Она посчитала, что ему будет некомфортно сидеть рядом с ее родителями. Тем более что они, несмотря на самые строгие ее предупреждения, могут не удержаться от острых вопросов. Однако Майк, похоже, чувствовал себя вполне свободно в кругу ее родных. Это были милые люди, и найти общий язык с ними оказалось довольно легко.

Майк поговорил с Энни о Массачусетском технологическом, с Хизер о колледжах, в которые она отправила свои документы. И с Пэтом у него завязался интересный разговор, оказалось, что Майк отнюдь не был профаном в истории. Он оживленно разговаривал и с Валери, и с Мэдди. Присутствующие добродушно пошутили, когда на столе по его просьбе появились блинчики вместо традиционного ростбифа и йоркширского пудинга, которые подали всем остальным. Блинчики Майку понравились настолько, что он попросил еще одну порцию и очень быстро справился и с ней. Как обычно, были великолепны вина, рекомендованные Жан-Пьером. В конце ужина все были в приподнятом настроении. Майк все-таки решил попробовать съесть одно пирожное, но в конце концов не удержался и съел все, что были на блюде. Все присутствующие за столом сделали вид, что не заметили пустое блюдо. Таких славных, тактичных людей Майк раньше не встречал. Кстати, отец Эйприл пожурил его за нелестный отзыв о ресторане, и Майк с готовностью признал, что был не прав.

— Я совершил очевидную глупость, — заявил он. — Я просто не понял идеи Эйприл, ее концепции. Тогда мне показалось, что такой профессионал, опытный, с прекрасным послужным списком, как она, работает ниже своего уровня. Я просто не понял, что она — настоящий гений. Подтверждение тому — моя тарелка. — С этими словами он указал на крошки в остатках кленового сиропа. Майк также признался, что, по его мнению, ее картофельное пюре и паста с белыми трюфелями — лучшие из тех, что он пробовал. — Обещаю вам, что я исправлюсь и напишу об Эйприл так, как она того заслуживает, — пообещал он Пэту, с которым выпил за десертом по бокалу шампанского. Кто-то выбрал на десерт пирожные, кто-то рождественский пудинг, Энни и Хизер заказали шоколадные крекеры.

Жан-Пьер предложил Пэту коньяк, Майк тоже выбрал этот благородный напиток. Мужчины, похоже, неплохо поладили, чего Эйприл никак не ожидала. Мать обняла ее за печи и шепнула на ухо:

— Мне он понравился.

— Мне тоже, — шепнула в ответ Эйприл.

Когда Майк вышел в туалет, сестры согласились, что он очень мил. По крайней мере, ее никто не осудил за короткую, на одну ночь, связь. Ее лишь сочли чересчур поспешной.

Ее родные разошлись после полуночи и были далеко не последними. В ресторане еще оставались гости. Майк поблагодарил всех за то, что приняли его в свою компанию. Нынешний сочельник был лучшим в его жизни, хотя он и не признался в этом вслух. Он как будто обрел семью. Прежде чем Валери села в такси, Эйприл сказала матери, что завтра к ней в ресторан на ужин придет Джек Адамс. Так что дела у него точно идут на поправку.

— Я знаю, — улыбнулась Валери. — С ним здесь буду ужинать я. Он сегодня звонил мне. Он, правда, пока передвигается на костылях, но чувствует себя вполне сносно. Говорит, что это благодаря твоему картофельному пюре и мясному рулету. — Валери рассмеялась, и дочь удивленно посмотрела на мать.

— Он пригласил тебя на ужин? Вот это новость! — Эйприл не стала говорить матери, что Джек Адамс обычно появлялся в ее ресторане с девушками, которые были раза в два его моложе. Наконец все сели в такси и разъехались по домам, Эйприл вернулась в ресторан. На кухне все было в полном порядке, и она поднялась к себе наверх.

Не успела она лечь в кровать, как ей позвонил Майк.

— Спасибо за прекрасный вечер, у тебя чудесная семья. Все были так милы со мной, чего я вовсе не заслуживаю. По идее, они должны были открутить мне голову.

— Зачем? Кстати, ты всем тоже понравился, — призналась Эйприл. — Хизер сказала, что ты «парень что надо», — добавила она, и Майк рассмеялся.

— Это твоя мама — «что надо», она потрясающе выглядит. — Майк, конечно, догадывался, что Валери, вероятно, прибегает к некоторым ухищрениям, но в любом случае результат просто невероятный. Валери Уайатт выглядела лет на пятнадцать моложе своих лет. Ему понравились и Пэт, и Мэдди. Родные Эйприл удивительные люди, похоже, они искренне любят друг друга, им нравится собираться вместе, всей семьей. Понятно, почему Эйприл так любит своих близких и надеется на их помощь. И все они тепло отнеслись к нему, приняли в свой круг. — Ты не хочешь как-нибудь на днях поужинать со мной? — неожиданно спросил Майк. Его вопрос застал Эйприл врасплох. — Единственная проблема в том, что твой ресторан стал моим любимым заведением, и я даже не представляю, куда бы нам пойти. Скажи, ты любишь китайскую кухню?

— Люблю, — ответила Эйприл. Она безуспешно пыталась скрыть радость в своем голосе.

— Я что-нибудь придумаю. А может, тайский ресторан? Посмотрим. На следующей неделе, договорились?

— В любое время.

— Отлично. Спокойной ночи, Эйприл. Счастливого Рождества, — сказал он, причем впервые за многие годы эти слова были сказаны им от всей души.

— Счастливого Рождества, Майк, — ответила Эйприл и положила трубку. Ну не забавно ли? Она уже на пятом месяце беременности, а он приглашает ее на первое свидание. Эта мысль развеселила ее.

На следующий после Рождества день, в назначенный час, Джек появился возле дома Валери в «Кадиллаке», за рулем которого сидел шофер. Сам он расположился на заднем сиденье. Валери села рядом с ним. На Джеке были легкая дубленка и свитер с высоким воротом. Валери тоже оделась в стиле «кожуэл». Джек объяснил, что ему пока что трудно самостоятельно одеваться. Оба были в джинсах. Валери набросила на себя короткую шубку. Одним из достоинств ресторана Эйприл было отсутствие дресс-кода, туда не нужно было наряжаться.

По пути в ресторан они с Джеком оживленно беседовали. Он рассказал, что отпраздновал Рождество вместе с сыном, который сегодня уехал кататься с друзьями на лыжах. По словам Джека, у него сохранились хорошие отношения с бывшей женой, которая повторно вышла замуж вскоре после их развода шестнадцать лет назад. Сейчас у нее трое сыновей. Валери рассказала, что и она прекрасно ладит с бывшим мужем, а его новую жену просто обожает и что у Пэта и Мэдди две дочери.

Джек честно признался, что был не слишком хорошим мужем.

— По правде говоря, даже ужасным, — добавил он. — Слишком много было соблазнов, да и я был слишком молод. Мы прожили вместе десять лет, и я сам не понимаю, почему мы не развелись раньше. Когда ты игрок такой команды, то голова может легко вскружиться от успехов. Я считал себя очень крутым, да, пожалуй, таким я и был. Тогда я обожал шумные компании, вернее, обожал до недавних пор. Последний мой день рождения заставил меня многое переосмыслить. Похоже, пора перейти с быстрой дорожки на медленную. Ночь перед днем рождения едва не доконала меня.

Валери улыбнулась, вспомнив Джека в тот день.

— Тогда в лифте ты выглядел неважнецки.

— Мне казалось, будто я вот-вот отдам концы. Пришлось провести две недели в постели, а все из-за смешения позвоночного диска. Такого со мной никогда раньше не случалось. Наверное, это был знак свыше.

— И какой же? — поддразнила его Валери. Несмотря на недавнее ранение, Джек был в прекрасном настроении. Только мужественный человек мог отправиться в ресторан всего через неделю после того, как в него стрелял террорист.

— Мне не совсем понятен его смысл, — с улыбкой ответил Джек. — Может, это совет отправиться в монастырь или, по меньшей мере, сбавить темп жизни. Я долго вел довольно легкомысленный образ жизни. Пока я лежал в госпитале, я много об этом думал. В тот день нас всех могли убить, наверно, пришла пора призадуматься о моей жизни. Стать более разборчивым в том, с кем следует проводить время. — Красотки манекенщицы, с которыми он зависал в клубах и ресторанах, безусловно, были хороши, но он-то хорошо знал, что все эти девушки — всего лишь развлечение на одну ночь. За многие годы у него ни с кем не было длительных, глубоких отношений. Он же созрел для серьезных отношений, просто он еще не встретил ту единственную женщину, которая бы вошла в его жизнь и изменила ее.

Вскоре машина подъехала к ресторану. Эйприл, увидев их, вышла, чтобы помочь Джеку выбраться из машины. Она приготовила для них столик поближе к выходу. Джека усадили на банкетку и приставили стул, на который он положил больную ногу. Адамс поблагодарил женщин за заботу и сообщил, что ему очень удобно. Валери села рядом. Столик тоже был удобным. Все, кто находился в зале, узнали Джека сразу, как только он вошел. Даже на костылях Джек Адамс выглядел импозантно. Его рост был метр девяносто четыре при весе сто восемь килограммов. Валери тоже была высокого роста, но рядом с Джеком казалась миниатюрной, как, впрочем, и Эйприл. Посетители узнали не только Джека, но и его спутницу. Ее всегда узнавали. А вот Эйприл начала набирать вес, однако из-за передника, который она не снимала с себя весь день, ее беременность была незаметна. Но скоро, когда тайное станет явным, ей придется давать объяснения по этому поводу. Пока же о ее будущем ребенке никто из ее персонала не знал.

Джек заказал на ужин свои любимые блюда — салат из крабов и лобстера. Валери заказала чизбургер, о котором, по ее словам, мечтала последние несколько дней. Кроме того, оба заказали по порции восхитительной картошки фри. Когда же дело дошло до десерта, вместо шоколадного суфле и пирожных они остановили свой выбор на ванильном мороженом с шоколадной стружкой.

— Расскажите мне о вашем шоу, — попросил Джек Валери, когда они приступили к десерту. Эйприл ушла на кухню, оставив им вазочку с шоколадом домашнего приготовления и тарелку печенья, рецепт которого она привезла из Франции. — Как вы стали главным авторитетом в вопросах оформления интерьеров?

— Бог его знает, я несколько лет проработала декоратором, и у меня всегда была масса идей, как оригинально сервировать стол, каким должен быть современный дом. Когда мы с Пэтом только поженились, у нас практически не было денег, и я вечно была озабочена тем, как устроить достойный быт минимальными средствами и без посторонней помощи. А потом друзья стали спрашивать у меня совета, я устроила пару красивых свадеб. Затем написала несколько книг, попала на телевидение и как по мановению волшебной палочки неожиданно для себя сделалась этаким гуру, если угодно, красивой жизни. — Валери рассказывала о себе так, будто все действительно было так просто и за этим не стояли годы упорных мыслей и труда. Даже сейчас, прежде чем сделать что-то новое, Валери тщательно прорабатывала самые разные варианты. Она была готова работать больше и дольше, чем все другие, и даже жертвовать личным. В этом был залог ее успеха. Когда дело касалось работы, все остальное отходило на второй план.

— Да, примерно так и я попал на спортивный Олимп, — улыбнулся Джек, выслушав ее рассказ. — Забил пару голов на футбольном поле, и вот я уже купаюсь в лучах славы. Но никто не знает лучше меня, чего это стоило. В НФЛ я вкалывал как проклятый, и мне все говорили, что я тружусь до изнеможения и устаю как собака. Как и ваша дочь, вы только посмотрите на нее, она за весь вечер не присела ни на минутку. Но не мне вам объяснять, что лишь тот, кто много работает, чего-то добивается в этой жизни.

Даже став телеведущим, Джек вкалывал до седьмого пота. Неудивительно, что его интервью со спортивными знаменитостями, которые Валери видела по телевизору, всегда были сделаны мастерски. А значит, имели самые высокие рейтинги.

— Позвольте мне задать вам один вопрос. Сколько футбольных матчей вы видели за свою жизнь?

Его вопрос застал Валери врасплох. Сказать по правде, спорт интересовал ее меньше всего.

— Только честно! Я пойму, если вы скажете неправду, — с улыбкой предупредил ее Джек.

— Честно? Всего два. — Она никогда не видела матчей с его участием, хотя и знала: Джек Адамс — легендарная звезда американского футбола.

— Профессиональную команду видели? Или в колледже?

— В колледже. Еще когда сама училась.

— С этим нужно что-то делать. — Джек на мгновение задумался. Это было совсем не в его духе, но почему бы и нет? Они оба совсем недавно получили счастливый билет в новую жизнь. — Не хотите вместе со мной побывать на матче за Суперкубок? Могу найти для вас отдельную ложу, — пообещал он. — Мне придется работать, но Суперкубок — великий праздник, и увидеть его — великое счастье. А вдруг и вам тоже понравится. Я уезжаю в Майами через четыре недели. Надеюсь, что к тому времени окончательно поправлюсь. Но в любом случае ехать все равно придется. Начальство хочет, чтобы я вернулся на телевидение.

Валери раздумывала лишь долю секунды, затем рассмеялась.

— Это было бы замечательно! Попытаюсь к этому времени немного разобраться в правилах.

— В этом нет необходимости. Я вам все объясню на месте.

Она рассмеялась еще громче.

— Я вот уже несколько лет рассказываю телезрителям, как устраивать вечеринки по поводу Суперкубка. Похоже, вы собираетесь сделать из меня честную женщину.

— Давно пора, черт побери. Мой сын всегда ездит со мной. Надеюсь, вы не будете возражать, он отличный парень. Правда, знает о спорте, пожалуй, даже меньше, чем вы. Спорт он ненавидит всеми фибрами, наверное, из-за меня. Но Суперкубок ему нравится. Он обычно приезжал на матчи, когда я еще сам играл. Для него там, наверное, было слишком шумно, тем не менее он всегда приезжал. Каждый раз, когда я смотрю матч, мне так и хочется выйти на поле. Это нелегко, оставить любимое дело. Команда, в которой я играл, четырежды побеждала в Суперкубке. А как известно, нет ничего приятнее победы. Я не сожалел, когда ушел из спорта, но по футболу до сих пор скучаю. Да и кто не скучал бы? Быть телеведущим — это, конечно, замечательно, но не идет ни в какое сравнение с настоящей игрой.

— Иногда я чувствую то же самое, — призналась Валери, — когда вижу молодых женщин, только начинающих карьеру. Так не хочется стареть. — Валери произнесла последнюю фразу, и оба посмотрели на Эйприл. По сравнению с ними она казалась подростком. Впрочем, в некотором роде так оно и было.

— Я раньше все твердил себе, что, мол, парень, ты еще молод, но последний день рождения убедил меня в обратном, — признался Джек.

— Мой день рождения тоже, — сказала Валери, грустно улыбнувшись. — Особенно когда об этом сообщили по радио. Я была готова убить первого попавшегося, когда увидела вас в лифте. Правда, на вас нельзя было смотреть без сострадания, вы буквально скрючились от боли.

Джек рассмеялся, вспомнив о женщине-кошке и той ночи с ее печальными последствиями.

— Я тогда подумал, что это мое прощание с молодостью. Понял, что давно пора стать зрелым человеком. Тот день, когда террористы захватили телестудию, стал важной вехой в моей жизни. Я потом многое переосмыслил, сумел отделить важное от второстепенного. Многие мои поступки показались мне ужасно глупыми. В свое время я фактически разрушил свой брак, и случилось это исключительно из-за моего эгоизма. — Его слова были такими понятными для Валери, их можно было отнести и к ее собственной жизни. В том, что они с Пэтом расстались, в большей степени виновата она сама. День, который она провела в захваченном террористами здании, тоже заставил ее на многое взглянуть по-другому. Ей со всей очевидностью стало ясно, что все решения, которые она принимала за годы их с Пэтом совместной жизни, она принимала исключительно ради себя и своей карьеры, но не ради мужа или их брака. Сегодня ей оставалось лишь удивляться тому, как часто она в ту пору совершала ошибки, о которых теперь приходится сожалеть.

— Я тоже приложила руку к краху нашего с Пэтом брака, предпочтя карьеру, — печально призналась она с присущей ей честностью. — Возможно, что я совершила ошибку в выборе мужа, мы не сошлись характерами. Пэт прекрасный человек, но мы были такими разными! Теперь он признается, что тогда даже боялся меня. Ему всегда хотелось иметь много детей, только сейчас и я поняла, что, наверное, и я хотела бы этого. Но мне хотелось, так сказать, построить свою империю, и мне это удалось. Приходилось очень многим жертвовать ради этого, но сегодня я не могу с уверенностью сказать, что эти жертвы того стоили. Я люблю свою работу и по-прежнему с удовольствием занимаюсь любимым делом, но жизнь ведь не сводится к этому. Мне потребовалось немало времени, чтобы понять эту простую истину. — Последние слова Валери произнесла с неподдельной искренностью, чем до глубины души тронула Джека.

— Да и мне тоже, — в свою очередь, признался он. — Жизнь — это не бесконечная череда развлечений, когда-то этот период заканчивается. К тому же за все приходится платить. Может, судьбе было угодно, чтобы в день рождения я получил травму спины. Две недели, которые я провел в постели, я много думал и сделал для себя кое-какие выводы.

— В последние годы я все чаше задумываюсь о своей жизни, а вот сейчас даже не знаю, что мне делать, — тихо произнесла Валери. — Мой брак распался двадцать три года назад, Эйприл выросла, и я больше не нужна ей. У меня остается лишь работа, которую я умею хорошо делать.

Произнеся эту фразу, Валери умолкла. Джек задумчиво посмотрел на нее. Она как будто озвучила его собственные мысли.

— Мне кажется, Валери, что вам сейчас в жизни не хватает именно футбола, — улыбнулся он. — В следующем месяце вы попадете в Майами, где пройдете ускоренный теоретический курс. А взамен вы научите меня правильно сервировать стол.

Хотя Джек и разговаривал с ней в шутливом тоне, он с огромным уважением относился к ее профессиональной деятельности. Ее имя известно всей стране, она знаток всего, что связано со стильной жизнью. Во всей Америке, пожалуй, нет такой девушки, которая бы планировала свою будущую свадьбу, не заглянув предварительно в книги Валери. Можно сказать, что сама Валери Уайатт являла собой некую индустрию. Она была коммерческим предприятием, звездой, иконой стиля, легендой. Так же, как и Джек. Образно говоря, и он, и она были фигурами в Зале Славы, но, увы, пришло время, когда обоим стало ясно: да, это чертовски приятно, но отнюдь не самое главное в жизни.

Пэт понял эту истину уже давно. Они с Валери расстались, и он женился на Мэдди. Та родила ему двух дочерей, и семья, дети стали величайшей радостью их жизни. Между Пэтом и Мэдди царило взаимопонимание, какого у него никогда не было с его первой супругой. Большинство решений, которые принимала Валери, шли во благо исключительно ее карьере. В свое время это опьяняло ее, успех кружил голову. А теперь уже поздно сожалеть об ошибках. Невозможно вернуться в прошлое и все начать заново. Впрочем, Валери и не сожалела. И все же те жертвы, на которые она в свое время была вынуждена идти ради карьеры, теперь воспринимались ею совершенно иначе.

Джек Адамс был примерно в той же ситуации, что и она. Когда-то он сделал выбор в пользу беззаботной жизни, полной приятных развлечений, и никогда не жалел об этом, но когда ему исполнилось пятьдесят, он понял, что в его жизни нет ничего важного, кроме сына. Джек достаточно долго не хотел обзаводиться новой семьей. Многие мужчины его возраста и даже старше создавали новые семьи, причем более счастливые, чем прежние. Теперь он жалел, что не последовал их примеру, когда был моложе. Когда он увидел трех сыновей своей бывшей жены, то с горечью понял, что упустил в жизни нечто очень важное. Однако в пятьдесят уже поздновато пытаться наверстать упущенное. В возрасте Валери это еще сложнее. Однажды утром человек просыпается и понимает, что одинок, и тогда он удивляется, почему так случилось. Впрочем, и Джек, и Валери прекрасно понимали почему.

— Вы бы попытались жить иначе, будь у вас возможность начать все сначала? — спросил он, и Валери задумалась. Ответила она не сразу.

— Может, да, а может, и нет. Наверное, мне стоило бы приложить усилия, попытаться сохранить наш брак. Но он мечтал заниматься научной работой, мне же это было неинтересно. Мне была безразлична и его средневековая история, и его преподавательская деятельность в университете, и его студенты. Меня интересовала собственная карьера, я словно мчалась вперед на скором поезде, я не замечала окружающих, они мне были абсолютно безразличны, хотя сейчас все совсем не так. Сейчас я бы предпочла, чтобы кто-то был рядом со мной и чтобы сам поезд не летел столь стремительно. Он пока еще не сбавил скорости, но в нем есть место для другого человека. Раньше такого не было. Пожалуй, я сегодня жалею о том, что не нашла времени и не приложила усилий к тому, чтобы найти после Пэта другого мужчину, я была слишком занята. Но в одно прекрасное утро просыпаешься и понимаешь, что такое одиночество. Как будто поезд остановился, но на станции в вагон никто не садится. Ты мчался вперед слишком быстро. Я бы не хотела, чтобы, когда я окончательно состарюсь, моя жизнь закончилась в полном одиночестве, но такое может случиться. Раньше я ехала без остановок и никого не пускала в свое купе. А вот теперь жалею об этом, увы, когда это понимаешь, уже слишком поздно, чтобы что-то изменить. У меня есть жизнь, телешоу, карьера, которой все завидуют, есть прошлое, но я одинока. Теперь жизненный успех не значит для меня так много, как прежде.

— Еще не поздно пустить кого-то в свой вагон, — тихо произнес Джек. — Вы красивая женщина, Валери. — Она кивнула, радуясь тому, что он понял ее. Ведь его ситуация была практически такой же.

— Я попытаюсь, — честно призналась Валери. — Кто-то считает, что нельзя иметь в жизни все, и успешную карьеру, и счастливую личную жизнь. Я всегда думала, что такое возможно, хотя сама и не прилагала к этому особых усилий.

— Мне кажется, вы можете иметь и то, и другое. Мне тоже говорили подобные вещи. А по-моему, это чепуха. Просто те, кто говорит такое, завидуют чужому успеху. Люди не любят, что кто-то может быть и успешен, и счастлив. Вы сможете, вам лишь нужно немного снизить скорость движения. И вообще у меня такое подозрение, что в последние двадцать пять лет вам попадались не слишком симпатичные или не слишком умные мужчины. Может быть, кому-то нужны именно такие болваны или легкомысленные вертихвостки. Если же вам нужно нечто большее, в какой-то момент следует сойти с поезда. Например, я в свое время этого не сделал, но недавно все-таки сошел и прихожу к выводу, что поступил правильно. Это меня встряхнуло, если можно так сказать.

Валери внимательно его слушала. Джеку необходимо было решить для себя, какая женщина ему нужна. Разговор у них шел оживленный, а вскоре к ним, сияя улыбкой, подошла Эйприл. Она постоянно была на ногах, курсируя между кухней и залом ресторана, и так весь вечер. Валери с тревогой подумала о том, что дочь лучшие годы жизни отдает работе. Ребенок наверняка все изменит. Крошечное существо наполнит ее жизнь смыслом, приблизит к реальности, сделает более человечной. Она будет любить его, своего маленького человечка, а не этот свой ресторан. Единственное, о чем Валери никогда не жалела, — это то, что родила дочь. Эйприл была в ее жизни самым главным подарком судьбы.

— Как настроение? — спросила Эйприл, заметив, что мать и Джек уже доели свое мороженое и уничтожили шоколадные трюфели и печенье.

— Отвечу так — я чувствую себя великолепно. Сегодня я провел потрясающий вечер. Ваша мама посвятила меня в тайны сервировки праздничного стола, а я объяснял ей правила американского футбола.

Эйприл рассмеялась такому признанию. Ее почетные гости всем довольны, а это самое главное.

— Только не просите ее обучать вас кулинарии.

— Не буду, ведь у нас есть вы. Лобстер был выше всех похвал. — После этих слов лицо Эйприл озарилось улыбкой.

Джек расплатился за ужин. От Валери не скрылось, что он устал. Должно быть, все еще дает о себе знать больная нога, хотя он и не хочет в этом признаваться. Однако им действительно пора домой. Когда они выходили, Джек передвигался медленно, едва ли не с трудом. Значит, Валери не ошиблась — нога по-прежнему болит.

Когда Джек высадил ее возле дома, она поблагодарила его за вечер. Он в ответ сказал, что прекрасно провел время. Валери призналась в том же.

— Я попрошу моего секретаря позвонить вам насчет Майами. Он сообщит название отеля и точную дату вылета. Мы для вас все устроим. Билеты заказывать не нужно, телестудия доставит нас туда на служебном самолете.

«Служебный самолет — это прекрасно», — подумала Валери. Джек, конечно же, звезда. Но ведь и она тоже. В этом отношении они равны друг другу. Было бы чудесно, если бы между ними завязалась дружба.

— Попытайтесь за праздники отдохнуть, — напомнила она ему.

— Кто бы давал такие советы! — рассмеялся он. — Признайтесь, вы сколько дней отдыхали после того трагического случая? День? Два?

Валери лишь рассмеялась в ответ. Джек прав. Они оба всю жизнь работают, не жалея себя, и это неплохо — в результате каждый добился успеха. И все же в последнее время и он, и она начали все чаше задумываться о том, не велика ли цена, которую приходится за это платить. Теперь, хотя и по разным причинам, оба они хотели замедлить бешеный темп жизни. Нет, о полной остановке говорить еще рано. Просто слегка снизить обороты, так, чтобы кто-то смог запрыгнуть в этот поезд и сесть рядом. Сегодня вечером они были честны друг перед другом. А возможно, они смогут когда-нибудь стать еще ближе. Валери с нетерпением ждала того дня, когда побывает на матче Суперкубка, если, разумеется, сумеет выкроить время. Это будет первый матч Суперкубка в ее жизни. Эта затея казалась ей забавной и приятно будоражила воображение. Как это, однако, здорово — отважиться на нечто новое, непривычное! Когда она выходила из машины, Джек поцеловал ее в щеку. Шагая к дому, Валери на прощание помахала ему. Она провела удивительный вечер, ну, кто бы мог подумать, что им будет так хорошо вместе?

Глава 10

Для их первого свидания Майк выбрал крошечный китайский ресторанчик в Чайнатауне неподалеку от Кэнел-стрит. Заведение было крошечным и скорее напоминало нишу в стене, зато кухня была отменная. Майк уже бывал здесь раньше и потому знал, какие блюда стоит заказать. Эйприл пришла от заведения в восторг. Еще бы! Ведь здесь творили настоящие чудеса с мясом акулы и лобстером. Майк заранее заказал утку по-пекински. К их приходу та была доведена до совершенства. Им также подали благоухающего приправами цыпленка, соте из плавника акулы, несколько овощных блюд, происхождение и ингредиенты которых они тщетно попытались угадать, и одно мясное. Насчет последнего Эйприл подумала, что неплохо бы приготовить его в своем ресторане. Однако когда она поинтересовалась рецептом, хозяин лишь вежливо улыбнулся.

— Они не раскрывают своих секретов, — усмехнулся Майк. Он был рад, что ей понравилась здешняя кухня.

— Скажи, только честно, — спросила Эйприл, пробуя мороженое с зеленым чаем. — Что интереснее, писать на темы кулинарии или репортажи из горячих точек?

— Порой кулинария бывает интереснее, — признался Майк. — Но только когда кухня действительно великолепна. Ты не представляешь себе, сколько раз мне приходилось пробовать из рук вон плохие блюда, когда я писал статьи о ресторанах. Ты не поверишь, но многие повара начисто лишены воображения и готовят ниже всякой критики.

— Ты именно так и считал, когда написал плохой отзыв о моем ресторане? — спросила она с улыбкой. Майк все еще испытывал неловкость за тот случай и надеялся, что когда-нибудь сумеет загладить свою вину перед ней.

— Нет, кухня была превосходная, но мне показалось, что ты не стараешься разнообразить меню. После рождественского ужина я теперь верный поклонник твоих блинчиков. А также мечтаю о твоем картофельном пюре и даже полюбил твои бигмак и чизбургер.

В тот вечер Эйприл заставила его попробовать всего понемножку.

— Готова признать, что здешняя кухня вкуснее. Я всегда мечтала побывать в Китае. Неплохо бы научиться секретам их кухни. — Вообще-то существовало немало такого, чем бы ей хотелось заняться, но, увы, в июне ее жизнь радикально изменится, теперь она не скоро сможет куда-нибудь поехать.

Когда они вышли из ресторана, Эйприл осторожно — вдруг она совершает большую ошибку, задавая ему этот вопрос, — поинтересовалась у Майка:

— Завтра я иду к врачу на консультацию. У меня четыре месяца беременности. Ты не хочешь пойти со мной, чтобы посмотреть УЗИ или послушать, как у него бьется сердце? Я не обижусь, если ты откажешься. Я просто подумала, вдруг тебе будет интересно? — Она понимала, что зря задает ему этот вопрос, но Эйприл проговорила его с такой милой интонацией, что Майк неожиданно решил согласиться. У него было такое странное ощущение, что речь идет о ее ребенке, а сам он не имеет к нему никакого отношения. Ему до сих пор с трудом верилось в его существование. Это ее ребенок, и он вряд ли когда-либо признает его своим. Кстати, легкая округлость живота у Эйприл становилась все заметнее. Но мешковатые свитера, которые Эйприл носила вне работы, и поварская куртка, в которую она облачалась в ресторане, пока еще скрывали округлившийся животик. Время летело быстро, еще несколько месяцев, и будущий ребенок станет реальностью, и его жизнь, возможно, изменится, как бы он ни противился этому.

— Конечно. Может быть. Во сколько? — спросил он, испытывая явную неловкость.

— В четыре часа, — ответила Эйприл и объяснила, где находится кабинет врача. Майк кивнул. В принципе почему бы нет? Ведь это ни к чему его не обязывает. Это ее визит к врачу.

— Хорошо, тогда до встречи, — сказала Эйприл и посмотрела на Майка с такой нежной улыбкой, что у того сжалось сердце. Майк не знал, сказать ли ей, что он боится того, что увидит? Боится того дня, когда ребенок появится на свет? Что будет, если окажется, что он похож на Майка? Ведь он монстр, которого родители вечно винили во всем. А его брат! Тот не вынес нескончаемых придирок и обвинений и в пятнадцатилетнем возрасте покончил с собой. Такое на УЗИ не увидишь, хотя это гораздо страшнее всяких деформаций и аномалий. И если он даст жизнь этому ребенку, а потом разобьет его сердце? Или сын сам позднее поймет, что представляет собой его отец? Нужен ли ему этот риск? Имея прекрасную, любящую семью, Эйприл просто не понимает, что у кого-то может быть совершенно иной опыт детства. Вдруг он окажется таким же плохим отцом, как и его собственный? Что, если жестокое отношение к детям передается по наследству? У нее есть целых три образца родительской любви, а у него — ни единого.

Проводив Эйприл до ее квартирки над рестораном, Майк вспомнил то, что произошло там четыре месяца назад. Сегодня вечером он несколько раз испытывал желание повторить ту ночь. Но на этот раз сделать все правильно, так сказать, на трезвую голову. Ведь теперь Эйприл ему небезразлична, его тянет к ней и без влияния винных паров. Впрочем, он понимал: начинать отношения с чистого листа слишком поздно. В ее животе уже растет ребенок. Что случилось, то случилось. Ничего уже не исправишь. Оба совершили непоправимую ошибку. И не хотелось бы делать еще одну, начиная все снова.

Майк на прощание поцеловал Эйприл в лоб и оставил на лестнице перед дверью в квартиру. Уходя, он чувствовал, как его переполняет грусть. Эйприл в эти мгновения думала о том, пойдет ли он завтра вместе с ней к врачу. Но, по крайней мере, теперь между ними что-то вроде дружбы. И ей очень понравился сегодняшний вечер.

На следующее утро Эйприл отправилась к Элен на очередной сеанс иглоукалывания. Ее подруга отметила, что будущий ребенок принимает зримые очертания. Его пол было пока невозможно определить, хотя Элен пообещала, что позднее попытается сделать это по пульсу. Эйприл выразила надежду, что будет девочка. Если она будет воспитывать ребенка одна, то с девочкой ей будет гораздо легче. Майк не высказал никаких предпочтений, поскольку вообще не думал о детях.

В тот день в обеденный перерыв зал ресторана был полон. Как назло, возникла проблема с одним из холодильников, из-за чего она едва не опоздала к врачу. Ремонтник появился в ресторане, когда сама она собиралась уйти, полагая, что уже его не дождется. Эйприл появилась в кабинете врача в пять минут пятого. Майка еще не было, и Эйприл решила, что он не придет. Ее уже взвешивали, когда она услышала мужской голос в приемной, который спросил, пришла ли она. Майк! Эйприл с улыбкой вышла ему навстречу. За последние четыре месяца она поправилась на четыре с половиной килограмма. За оставшиеся пять месяцев врач разрешила ей добрать еще десяток. Теперь она будет постоянно набирать вес.

Было заметно, что в компании беременных женщин с огромными животами Майк чувствует себя не в своей тарелке. Когда же они вошли в кабинет врача, он даже побледнел. Казалось, он вот-вот упадет в обморок. Эйприл представила его своему доктору — приятной и общительной женщине, которая согласилась сделать УЗИ, чтобы Майк смог увидеть будущего ребенка. Эйприл еще не чувствовала, как плод шевелится, но доктор объяснила, что такое случится уже в ближайшие недели. Эйприл сказала себе, что Майк здесь скорее как друг, а не отец ребенка. Врач оставила ее и Майка на попечение ассистентки. Опорожнив мочевой пузырь, Эйприл вернулась в кабинет в просторном халате, какие обычно выдают в клиниках. Она легла на стол, и ей намазали гелем живот. От нее не скрылось, что Майк поспешил отвернуться, лишь бы только не видеть этой картины. Заработал аппарат, и на экране появилось изображение ребенка. Майк, как завороженный, впился в него взглядом. Уже можно было разглядеть его головку, спину, ручки и ножки. А в микрофон было слышно ритмичное сердцебиение. Майк удивленно посмотрел на Эйприл, затем вновь перевел взгляд на экран. Эйприл улыбнулась ему, чувствуя, как медсестра щупом водит по ее намазанному холодным гелем животу. А тем временем на экране жило крошечное живое существо. Ребенок, которого они случайно зачали и который обрел реальные очертания не только для нее, но и для него.

Когда ассистентка протянула ему снимок с результатом УЗИ, Майк взял его, но ничего не сказал. Ни комментариев, ни вопросов. Просто молча посмотрел на снимок. И все же Эйприл была рада, что он пришел. В глубине души она надеялась, что это изменит его отношение к будущему ребенку.

Пройдя вслед за Эйприл в смотровой кабинет, Майк незаметно опустил снимок в мусорную корзину и бросил взгляд на доктора. Эйприл показалось, что его лицо исказилось гримасой то ли боли, то ли неприязни.

— Извини, — хрипло произнес он. — Я не могу, просто не могу. Я зря сюда пришел. — И не говоря больше ни слова, вышел из кабинета. Эйприл бросилась было за ним, но Майк решительно шагнул к выходу и захлопнул за собой дверь. Эйприл пару секунд постояла у порога, затем вернулась обратно и расплакалась. Она извинилась перед врачом, но та успокоила ее, сказав, что подобное случается часто. Для многих мужчин осознание той ответственности, которая ложится на их плечи в связи с рождением будущего ребенка, бывает равносильно шоку. Впрочем, Эйприл понимала: в данном случае причина иная. Это был страх. Страх и полное нежелание участвовать в жизни будущего ребенка. Майк, похоже, не способен на отцовские чувства, и, скорее всего, она больше никогда не увидит его.

Доктор осмотрела ее и сообщила, что все в порядке, беременность протекает нормально. Через десять минут плачущая Эйприл шла по улице и корила себя. Господи, какую же она совершила ошибку, пригласив его с собой к врачу! Поймав такси, она добралась до ресторана. Вскоре пришло CMC-сообщение от Майка. Текст был коротким: «Извини. Я не могу». Он хотел бы сказать ей, что зря она оставила ребенка, но говорить не стал. Все равно уже поздно, сейчас уже ничего не изменишь. Раньше она могла все переиграть, но не стала этого делать. Майку казалось, будто Эйприл предала его, что тем самым она обрекла его на вечные угрызения совести.

Эйприл же окончательно решила больше не встречаться с Майком. Она вернулась в ресторан грустная и подавленная, напуганная происшедшим. Было ясно: Майк не хочет иметь отношение к ребенку. Эйприл с самого начала не очень-то рассчитывала на него, но сейчас ей было еще больнее. Она с ужасом поняла, что влюбилась! Отчасти из-за ребенка, отчасти потому, что Майк ей очень нравился. Она не могла себе представить, каково ей будет, если он навсегда исчезнет из ее жизни. Но, увы, она была бессильна что-либо изменить.

Глава 11

После ужина в ресторане Эйприл Джек позвонил Валери и спросил, не хочет ли она новогодним вечером составить ему компанию и посмотреть вместе с ним фильм. Он признался, что чувствует себя не ахти как, чтобы идти куда-то, но у него есть домашний кинотеатр. У него на дисках есть много фильмов, в том числе и те, что в данный момент идут в кинотеатрах. Может быть, она захочет что-нибудь посмотреть? Предложение это неожиданно для самой Валери обрадовало ее, да и, честно говоря, никаких других планов у нее не было. Эйприл вечером, как всегда, будет работать, ей же самой в этот день идти никуда не хотелось. Посмотреть фильм в обществе Джека — прекрасный способ провести вечер. Судя по всему, он думает точно так же и даже ждет встречи с ней. Он сказал, что закажет еду домой. Что-нибудь более изысканное, чем у Эйприл, чтобы придать вечеру праздничную атмосферу. Впрочем, сказал он, наряжаться по этому случаю не стоит. Им не нужно пускать пыль в глаза друг другу, они просто проведут вечер у него дома. Валери приняла приглашение сразу, не став прибегать к отговоркам. Дочери она ничего не сказала о своих планах, это будет ее маленький секрет.

Когда Валери приехала к Джеку, там еще находилась сиделка, которая в последнее время ухаживала за ним. Джек на костылях перемешался по кухне, давая указания относительно ужина. Выглядел он вполне бодро, хотя и передвигался с осторожностью.

Он ждал прихода Валери и даже сам решил приготовить кое-какое угощение. Заказал устриц, икру и крабов, сам приготовил пасту и огромную миску салата. Короче говоря, устроил настоящий пир. Когда Валери пришла, он сразу протянул ей бокал с шампанским.

— Вы столько всего приготовили на ужин, — улыбнулась Валери. — Чем я могу быть полезна? Что еще нужно сделать?

Но, как оказалось, все уже было готово.

— Ваша дочь назвала вас угрозой для кухни, — вспомнил Джек, и Валери рассмеялась. — Знаете, вы лучше садитесь.

Джек довольно легко делал последние приготовления. Правда, было заметно, что он старается делать упор на здоровую ногу, чтобы лишний раз не тревожить раненую.

— Позвольте мне все-таки помочь вам, хотя бы расставить тарелки и столовые приборы. Неужели вы мне не доверяете? Я ведь вижу, что вам больно. — Валери с таким неподдельным беспокойством посмотрела на него, что Джек невольно улыбнулся. Он привык заботиться о других, женщины редко проявляли заботу о нем. Неудивительно, что выражение сочувствия на лице гостьи тронуло его до глубины души.

— Со мной все в порядке, — заверил он ее. — Если хотите, можете сервировать стол.

— Отлично, вот это я умею! — ответила Валери, когда Джек показал ей, где находятся салфетки и посуда. В кухонном шкафу их оказался весьма пестрый набор. Валери выбрала серые льняные салфетки с серебристой каймой. Она разложила их на круглом стеклянном столе в дальнем углу кухни рядом с окном, из которого открывался чудный вид на Сентрал-парк. Кухня была просторной, а вид из окна просто потрясающим, даже лучше, чем в ее собственной квартире. Джек жил всего в паре кварталов севернее, но на более высоком этаже. Вил из его окон простирался далеко на восток и на запад от Манхэттена, а Сентрал-парк был виден как на ладони. В общем, это было превосходное холостяцкое жилище. Как только Валери накрыла на стол, Джек провел ее в кабинет. Здесь все было чинно и строго, стены обшиты панелями из благородных пород дерева. Хозяин кабинета с гордостью показал ей полки со спортивными трофеями. Вид у него при этом был едва ли не мальчишеский — мол, знай наших. Валери, в свою очередь, была поражена тем, какое огромное количество наград Джек собрал за спортивную карьеру!

— Остальные я храню в сейфе, — небрежно пояснил он, заметив ее неподдельный интерес. Валери не оставила без внимания ни один приз. Более того, расспросила, при каких обстоятельствах получен тот или иной. Джек с гордостью, совсем по-детски, сказал ей, что у него есть и другие призы кроме тех, что выставлены на полках. Он смотрел на нее как ребенок, который теребит за рукав мать, мол, «мам, посмотри, чего я добился!». Это одновременно и насмешило Валери, и тронуло до глубины души. Оказывается, этот успешный, трудолюбивый, взрослый мужчина в душе остался мальчишкой! Сердце ее дрогнуло.

— Да вы знаменитость! — сказала она, с улыбкой глядя ему в глаза. Была в Джеке какая-то удивительная невинность, которая глубоко тронула ее. Впрочем, было понятно, что он немного рисуется, но она ему это простила.

— Верно, — согласился Джек и улыбнулся в ответ. В эту минуту он был похож на мальчишку, необычайно довольного собой и счастливого. — Но и вы тоже, мисс Уайатт. Вы тоже знаменитость, причем не меньшая.

Их взаимное уважение и признание успехов и заслуг друг друга делали их равными в зарождающихся отношениях. Раньше Джек всегда появлялся на публике с женщинами, которым он нравился, но которые мало чего сами добились в жизни. Слишком юные, они ничего собой не представляли, за исключением разве что профессии — в основном манекенщицы нью-йоркских подиумов. В этом и заключался главный недостаток романов с молодыми женщинами. Кроме броской внешности и юных тел, они ничего не могли ему предложить. С Валери было куда интереснее, и даже разница в возрасте совершенно его не смущала. Джек нисколько не ощущал того, что она старше, причем на целый десяток лет. Да она и не выглядела на свои шестьдесят. Они казались ровесниками. Джек никогда бы не признался в этом, но и он тоже подкорректировал веки и делал уколы ботокса. Моложавый облик играл важную роль не только в его карьере спортивного обозревателя. Не говоря уж о том, что способствовал успеху у женщин. Одно дело — быть старше девушек, с которыми встречаешься, а вот выглядеть на свой возраст — увольте! Старость была ему ни к чему.

Они с Валери вернулись к ужину, где она внесла последние штрихи в сервировку стола: поставила серебряные подсвечники, зажгла свечи и выбрала тарелки с широкой серебристой каймой. Вещи в квартире Джека были простыми, типично мужскими, однако самого лучшего качества. Заглянув в кухонный шкаф, Валери заметила, что подсвечники у него «Картье», тарелки «Тиффани» и сделаны по персональному заказу в Париже — на донышке стояло его имя. Джек Адамс был из тех, кто любит и ценит дорогие вещи и все лучшее, что только способна предложить жизнь. Валери отметила его несомненный вкус и чувство стиля. Джек прошел долгий путь — от обычного футболиста до звезды спорта, на этом пути к славе он обрел знание многих тонкостей и понимание красоты, не растеряв при этом прирожденной простоты и непосредственности. Именно эти качества и нравились в нем женщинам. Джек был звездой первой величины и в то же время вполне земным человеком.

Опираясь на костыли, он доковылял до стола и одобрительно кивнул.

— В искусстве сервировки вам действительно нет равных! Не каждый может похвастаться тем, что стол ему накрывала сама Валери Уайатт. Я польщен, — искренне произнес Джек. Валери рассмеялась и сделала глоток шампанского. Ей было очень уютно в его доме, да и он, похоже, был рад ее присутствию и держался вполне непринужденно.

Валери расставила на столе тарелки с едой. Джек выключил верхний свет, включил музыку, они сели. Сиделка ушла сразу, как только пришла гостья. Валери поймала себя на том, что ей очень легко в его обществе, что само по себе удивительно, поскольку они еще в принципе малознакомые люди. Джек оказался очень приятным в общении. У него, обаятельного, остроумного и общительного, было множество знакомых. Успех нисколько не испортил его, лишь расширил его горизонты, открыл глаза на многие стороны жизни. Джек, как ребенок, наслаждался тем, что давали ему известность и богатство, но при этом не забывал своих друзей и заботился о них. Он много рассказывал о своем сыне. Видно было, что Джек очень любит его и старается как можно чаше быть с ним вместе.

За ужином они говорили об искусстве. Джек неплохо разбирался в живописи, и Валери сразу, как только вошла в его квартиру, заметила на стене неплохую работу Дибенкорна, которая наверняка стоила целое состояние. На кухне висели две картины Эллсворта Келлиса, внося интересную ноту в цветовую гамму помещения. Одна была в насыщенных синих тонах, другая — в красных. Валери понравились обе. Разговор принял оживленный характер. Похоже, что сегодня идеальный новогодний вечер, который встречают вместе двое хороших друзей. Причем вечер скорее непринужденный, чем романтический, что вполне устраивало Валери. Джек пригласил ее к себе, чтобы познакомиться поближе, а вовсе не соблазнить, и Валери оценила это. Она была в курсе того, что он привык добиваться тех женщин, которые ему нравились. Но сегодня Джеку нет необходимости добавлять ее к списку своих любовных побед. Да и ей не хотелось стать его очередной «девушкой».

Приготовленные им угощения оказались на редкость вкусны, особенно паста. А ведь он еще собственноручно, не прибегая ни к чьей помощи, приготовил салат. Они попробовали икру и устриц, и Валери отдала должное крабам. Джек положил ей новую порцию пасты. Валери временами не могла поверить, что после недавних трагических событий они, живые и почти невредимые, сидят в его кухне и наслаждаются радостями жизни.

— Согласитесь, что в этом есть что-то нереальное, — сказал Джек. — Десять дней назад мне прострелили ногу, и вот теперь мы вместе, как будто ничего не случилось, сидим на моей кухне, едим устриц и пасту и рассуждаем о жизни.

Услышав такие слова, Валери посмотрела на костыли у стены и удивленно выгнула бровь. Как можно сказать о ранении, что, мол, «ничего не случилось»!

— Люди обладают поразительной способностью быстро забывать самые страшные страницы своей жизни, — продолжал Джек. — В одну минуту кажется, будто мир окончательно и бесповоротно рухнул, в другую — все вновь становится на свои места, — Джек беспечно улыбнулся. — Может, такая способность — не помнить о плохом — к лучшему?

— А вот о себе я такого не скажу, — честно призналась Валери. — Мне каждую ночь снятся кошмары. Но, конечно, мне повезло. — В эти минуты и он, и она подумали о своих помощниках и коллегах, ставших жертвами той ужасной трагедии. Такие утраты не проходят бесследно. Даже в самых мужественных сердцах они оставляют свой след.

— Да, нам повезло, — ответил Джек. Казалось, он озвучил ее собственные мысли. Их знакомство и симпатия возникли из ужасного происшествия. Она хорошо помнила, как он помогал женщинам выходить из захваченного террористами здания. Стоило ей закрыть глаза, как она вновь мысленно переносилась в фойе, слышала те звуки, ощущала запахи, ей никогда их не забыть. Такое трудно вычеркнуть из памяти. Оставалось лишь надеяться, что со временем острота и яркость воспоминаний сотрутся. Да и Джек наверняка все хорошо помнит, что бы он там ни говорил. Он просто радуется, что остался жив.

Чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, он рассказал ей несколько забавных историй из своего спортивного прошлого. Несмотря на шутки и смех, Валери никак не могла отогнать мысли о том страшном дне. Джек был несколько в другом положении. Когда в него попала пуля снайпера-террориста, Джек сразу потерял сознание. Валери слышала, что Джека хотят наградить за проявленный героизм. Несколько дней назад его пригласил мэр города, чтобы лично поблагодарить за спасение заложников. Об этом много говорили на телестудии.

Потом Джек рассказал ей о своем прошлом браке. Рассказал о том, что потерял из-за этого, о том, чего ему до сих пор не хватает, о тех мгновениях, которые до сих пор помнит. Он признался, что самым главным в жизни считает рождение сына Грега. Валери была тронута тем, что ее собеседник считает главным событием своей жизни рождение сына, а не победы в матчах Суперкубка и не бронзовую табличку в Зале Славы. Это свидетельствовало о многом, и Валери по достоинству оценила его слова.

— Моя дочь — тоже самое главное мое достижение, — сказала Валери и подумала даже, не сказать ли ему о том, что Эйприл ждет ребенка. Но она тотчас отогнала от себя эту мысль, заговорить об этом — значит напомнить о своем возрасте. Мало приятного — быть одинокой шестидесятилетней женщиной. И она не осмелилась сообщить ему, что в будущем году станет бабушкой. Да что там! Даже признаться самой себе. Она еще не примирилась с этим фактом. А вот Пэт спокойно воспринял известие о том, что в скором будущем станет дедом. Но он мужчина, причем мужчина, который счастлив в браке, и его не тревожит собственный возраст. В отличие от него, с Джеком у Валери было нечто общее — оба отчаянно боролись с безжалостным временем, для обоих моложавая внешность значила многое. Оба работали и жили в том мире, были частью той культуры, в которой превыше всего ценится молодость. Нерадостно стареть, а тем более в окружении людей, которые вдвое тебя моложе, которые спят и видят, как бы поскорее занять твое место, которые ждут того момента, когда ты оступишься. Валери всегда помнила об этом, да и Джек тоже. У них был во многом сходный опыт. В этом смысле Джек был куда ближе Валери, чем Пэт или те мужчины, что были у нее после развода. У Джека, впрочем, вряд ли было нечто общее с красотками, с которыми он встречался. Для него они были чем-то вроде спортивных трофеев у него на полках. Далеко не с каждой из них можно было поговорить о чем-то серьезном. Единственное, что их влекло друг к другу, — это жажда секса. А что будет, когда жизнь пойдет под уклон? Сказать по правде, он боялся думать на эту тему.

— Раньше меня нисколько не тревожил мой возраст, — признался Джек, когда они с Валери приступили к мороженому. Он разложил его по хрустальным вазочкам и поставил на стол, как только они закончили ужин и Валери отнесла тарелки в мойку. — Прежде я об этом не задумывался. Привык считать себя самым крутым парнем в любой компании. Но вдруг понял, что это уже не так, совершенно неожиданно для себя я стал парнем немолодым, хотя и пытался убедить себя в обратном. Мол, со мной такое невозможно. И вдруг, нежданно-негаданно, мне стукнуло пятьдесят. Пятьдесят! При этом и в работе, и на телевидении, и, простите за откровенность, с девушками в спальне я дам сто очков вперед мужчинам, которые на двадцать лет или даже в два раза меня моложе! И дело не в том, что, когда я был играющим футболистом, я заработал кучу призов и что я выгляжу молодо для своего возраста. Я по-прежнему тот, кто я есть, и они это знают, и я это тоже знаю. И вместе с тем меня самого это пугает. Наверное, я трус, Валери, вам не кажется? — усмехнулся он. Джек никогда прежде не был так откровенен ни с кем. Да и желания такого у него раньше и не возникало.

— По правде говоря, Джек, сегодня мне даже пятьдесят лет кажутся едва ли не молодостью, — ответила она, и Джек рассмеялся. Она тоже была с ним предельно откровенна.

— Все зависит от того, как на это посмотреть, — заметил Джек. Ему было хорошо и легко рядом с ней. У него не было необходимости добиваться ее внимания, как это бывало с молодыми женщинами. Джек не пытался сразить ее наповал. Они могли запросто ужинать в кухне, не наряжаясь по случаю праздника, непринужденно разговаривать, говорить откровенно. Она была столь же успешна, как и он, или даже в большей степени, но сталкивалась с теми же проблемами. В некотором смысле Джек испытывал смешанные чувства. С одной стороны, ему было приятно сидеть рядом с такой уникальной женщиной, с другой — было приятно сознавать, что они с ней равны. Опыта такого общения у него раньше не было, да он и не стремился его получить. А еще он абсолютно не чувствовал разницы в возрасте, они оба выглядели моложе своих лет, а их взгляды на жизнь во многом совпадали. Им представлялись важными одни и те же вещи. Оба любили своих детей и даже ошибки совершали похожие, а в молодые годы стремились к успеху и пытались как можно более полно проявить себя. Неудивительно, что оба стали звездами каждый в своем деле, однако, достигнув вершин профессионализма и даже вкусив сладкий плод славы, не остановились на достигнутом. Напротив, оба добились еще большего. Успех — коварная вещь. Когда дело касается успеха, невозможно свернуть с этой дорожки или поставить точку. То же самое можно сказать и о славе.

— Вы куда большая звезда, чем я, — заметила Валери спокойным тоном. Почему-то ей это было даже приятно. Впрочем, Джек поспешил ей возразить.

— Вы не правы. Немало людей понятия не имеют, кто я такой, — настаивал он. — А ваше слово решающее и окончательное в том, что касается дома и домашнего очага. Ваше имя — синоним элегантности и стиля жизни во всех отношениях. Мое — связано лишь с американским футболом и больше ни с чем.

— Может, поспорим, кто из нас больше знаменит? — шутливо предложила Валери и хихикнула. Смешок этот прозвучал удивительно по-детски, что безумно понравилось Джеку. Нет, еще никогда он не встречал Новый год так, как сегодня!

Валери поделилась с ним последними новостями, которые услышала в телестудии, в том числе сообщила, что мэр города собирается наградить его за храбрость, проявленную при спасении заложников. Стоило ей упомянуть об этом, как Джек нахмурился и сказал, что награды заслуживают другие люди — полицейские и бойцы антитеррористических групп.

Наконец они закончили десерт, и Валери поставила посуду в раковину. Она предложила Джеку загрузить посудомоечную машину, но он отговорил ее, сказав, что это будет сделано завтра утром. Убрав остатки еды в холодильник, они поднялись наверх, в его кабинет, из окон которого открывался потрясающий вид. Несколько мгновений они стояли рядом, любуясь пейзажем вечернего города. Затем Джек нажал кнопку, и на окна опустились шторы, чтобы лишний свет не мешал им смотреть фильм. Под кинозал в квартире была отведена отдельная комната, но Джек сказал, что в кабинете им будет удобнее. Он поставил в микроволновку ведерко с попкорном, и они сели в стоявшие рядом огромные кресла. Джек предложил Валери на выбор несколько фильмов. В итоге было решено посмотреть один из новых, который ни он, ни она еще не видели, но хотели посмотреть. Валери призналась, что вот уже несколько месяцев не была в кино. Ей катастрофически не хватало времени — она продолжала работать над книгами, а вечера были заняты работой на телевидении.

— Нельзя так много работать, — заметил Джек, и Валери согласилась с этим. — Но я работаю даже больше, чем вы, — признался он. — Или работал. В кино я не был месяца два. С последнего Хэллоуина, если быть точным. — Он не хотел вдаваться в подробности, но Валери поняла: накануне того дня, когда она увидела его в лифте, произошло нечто малоприятное. По словам Джека, это что-то вроде несчастного случая, но за его словами явно кроется нечто большее. Он бы ни за что не признался в этом Валери, но после того случая секс у него был всего один раз, причем с одной из его спокойных подружек. При этом он так нервничал, боясь снова получить травму, что не осмеливался делать резких движений, и в итоге их постельные упражнения не принесли особого удовольствия ни ему, ни ей. Он боялся новой травмы и потому решил больше не рисковать. Ночь накануне дня рождения изменила его жизнь, и, похоже, навсегда. Можно сказать, они с Валери оказались на противоположных концах прямой, хотя с одним и тем же результатом. За ним увивалось множество женщин, у нее не было ни одного мужчины, но, в сущности, оба остались одинокими. Оба до поры до времени не слишком задумывались об этом, но дело обстояло именно так. И его, и ее тревожило собственное будущее, хотя со стороны и могло показаться, что все эти страхи надуманны и причин для беспокойства нет.

Они с удовольствием хрустели попкорном и смотрели фильм — романтическую комедию про актера, у которого была тьма подружек, но он влюбился в самоуверенную красавицу, которая с презрением смотрела на него свысока и не желала иметь с ним ничего общего. В течение всего фильма герой пытался убедить ее в том, что он достойный человек, в то время как влюбленные в него молодые женщины продолжали преследовать его. Они, голые, пробирались через окна к нему в дом, в то время как главная героиня совершенно игнорировала его. Отдельные эпизоды были настолько смешны, и Джек с Валери не могли удержаться от хохота. Джек усмотрел собственное сходство с главным героем, который и не знал, что такое настоящая любовь. Фильм развеселил их, и оба получили от него немалое удовольствие, от души насмеявшись над комичными злоключениями героя. Даже предсказуемый счастливый конец не испортил впечатления. Этот совместный просмотр в канун Нового года в доме Адамса еще больше сблизил Джека и Валери. Они чувствовали, что стали настоящими друзьями.

— Мне фильм понравился! — воскликнула Валери с довольным видом, когда Джек снова включил свет. Они сидели в огромных удобных креслах. В самом начале Джек дал гостье плед, чтобы она укрылась. В кабинете всегда было прохладно, и его гостьи начинали поеживаться и жаловались на холод. Валери очень не хотелось вставать. В доме у Джека она чувствовала себя как у себя дома.

— Терпеть не могу грустные фильмы или те, в которых много насилия, и в особенности фильмы о спорте, — призналась она, но в следующую секунду рассмеялась и поспешила извиниться за сорвавшуюся с языка оплошность.

— Ничего страшного, такое я уже слышал не раз! — ответил Джек, имея в виду фильмы о спорте. Ее слова ничуть его не задели. Он нередко смотрел фильмы в обществе женщин, и их вкусы и предпочтения были ему хорошо знакомы. Боевики он смотрел один, как и фильмы о войне или спорте. — Я тоже люблю фильмы со счастливым финалом. Знаете, может, внешне я и брутальный мачо, но я люблю фильмы, в которых добро побеждает зло. Жизнь и без того полна малоприятных вещей, так зачем тратить время на фильмы, после которых еще несколько дней ходишь погруженным в депрессию? Такие я не смотрю, — добавил он с чувством.

— Да, я тоже, — согласилась Валери. — Я предпочитаю, чтобы все заканчивалось хорошо.

— А что для вас значит — «заканчивалось хорошо»? — полюбопытствовал Джек. Он частенько задавал себе этот вопрос, так как весьма смутно представлял себе, чего хочет от жизни. Он пока еще не определил для себя главную цель, и она каждый год принимала новый образ. Его видение счастливого финала было различным в тридцать, сорок и вот теперь в пятьдесят лет. То же самое можно было сказать и о Валери.

— Покой, радость, отсутствие драмы в моей жизни, — ответила она с задумчивым видом. — Делить жизнь с тем, кто тебя понимает, на чью поддержку в трудной ситуации можно рассчитывать. Хорошее здоровье, это несомненно, но так отвечают глубокие старики. Но самое главное — быть счастливой, жить в ладу с собой, любить и быть любимой и прекрасно себя чувствовать физически.

— Вот и я так считаю, — произнес он и тут же усмехнулся. — И не забывайте о хороших рейтингах наших телепередач.

Валери рассмеялась.

— Верно, но должна признаться, что, когда я составляю список желаний для моей личной жизни, я не думаю о таких вещах, как рейтинг.

— А вы часто составляете такие списки? — спросил Джек. — Списки желаний для личной жизни?

— Нечасто. Иногда я их составляю мысленно, когда думаю о том, чего мне хочется. Но большую часть времени я, не задумываясь, делаю привычные вещи, то, что я должна делать. Так сказать, еду по накатанной колее. Планы я составляю лишь в собственный день рождения или на Новый год, и то выходит как-то вроде бы случайно. Впрочем, жизнь никогда полностью не совпадает с задуманным, и я давно махнула рукой на всякие планы. И вообще меня не оставляет ощущение, что для меня все уже в прошлом. — Когда Валери произнесла последнюю фразу, то сразу погрустнела. Что греха таить, именно такие мысли одолевали ее в последние месяцы. Эта дурацкая круглая дата просто подкосила ее.

— Что вы хотите этим сказать? — удивился Джек. Валери вздохнула. Ей, наверное, надо было быть с ним честной. Она не претендовала на звание его очередной подружки, понимая, что женщины ее возраста не могут быть ему интересны. Они просто друзья, и ей этого вполне достаточно.

— Давайте говорить начистоту. Женщины моих лет не в высокой цене на рынке. Мужчинам, моим ровесникам, подавай молодых девиц, с которыми не стыдно появиться в свете. Шестидесятилетние женщины не нужны никому, кроме девяностолетних стариков. Даже восьмидесятилетние мачо принимают виагру и ищут двадцатипятилетних красоток. Большинство мужчин предпочтет встречаться с моей дочерью, а не со мной. От этого никуда не деться. Добавьте к этому успех и славу, и вам станет ясно, почему женщине моего возраста внимание со стороны сильного пола уже не светит. Иллюзий на этот счет у меня практически не осталось. Когда-то они у меня были, но сейчас — уже нет.

Не будет же она говорить ему, что на свидание не ходила, кажется, три года и даже не помнит, когда у нее в последний раз был секс. Валери уже не раз посещала мысль о том, что, наверное, на радостях сексуальной жизни пора поставить жирный крест, что, честно говоря, вызвало у нее грустные мысли. Но мужчину не сотворишь просто так из воздуха, да и сама возможность близких отношений с кем-то теперь представлялась ей просто нереальной. Она давно отказалась от «свиданий вслепую», которые пытались устроить для нее знакомые. Потому что ей всякий раз не везло: как назло, эти мужчины были скучные или развязные, или те, кого привлекали лишь ее положение и известность, что они и не думали скрывать, а некоторые не могли простить ей ее успех. Такие встречи всегда оставляли после себя горький привкус разочарования, и Валери от них отказалась.

Так что теперь в ее жизни больше не было ничего, кроме инъекций ботокса, визитов к парикмахеру, занятий фитнесом и посещений дорогих магазинов. Что ж, старость есть старость, приходится признать, что она пришла и к тебе.

— У меня есть знакомый экстрасенс, с которым я пару раз в год общаюсь. В последний раз он сказал, что я познакомлюсь с потрясающим мужчиной. Думаю, он просто хотел сделать мне приятное. Потому что никаких знакомств как не было, так и нет, причем уже давно. Я ходила к нему в то утро, когда встретила вас в лифте, согнувшегося пополам от боли в спине.

— Должно быть, у вашего экстрасенса острые клыки, — со смехом предположил Джек, вспомнив встречу с ней в тот день в ноябре. Даже несмотря на боль, он тогда подумал, как потрясающе выглядит эта женщина. — В уголках рта у вас была кровь.

Валери рассмеялась.

— После нашей с ним встречи мне сделали уколы ботокса. Клыки есть у моего дерматолога, а не у экстрасенса.

Джеку понравилось, что она откровенна с ним и ничего не скрывает. И это при том, что она — звезда, предмет всеобщего восхищения.

— Знаете, мне тоже делают такие уколы, — признался он, решив проявить встречную честность. — Не вижу в этом ничего предосудительного, если они помогают сохранить моложавый вид. Обычно я этого не афиширую, но, черт побери, мы ведь зарабатываем на жизнь на телевидении! В век видео с высоким разрешением нужно выглядеть максимально привлекательно, а для этого все средства хороши.

— Разве не в этом состоит истина? Лгать перед камерой больше нельзя, хотя Бог свидетель, я порой пытаюсь это делать. — Они рассмеялись над взаимными признаниями, которые удивили их самих. В наши дни даже школьные учительницы и молодые женщины делают инъекции ботокса. Это уже давно не привилегия богатых людей и кинозвезд. — Скажу честно, я и сама не в восторге от необходимости делать инъекции, а по мнению моей дочери, я поступаю глупо. Она-то не пользуется косметикой, наверное, это ее ответная реакция на мой стиль, но я зарабатываю на жизнь благодаря своей внешности, так же, как и вы. То, что я выгляжу моложе своих лет, дарит мне хорошее настроение. А что хорошего в быстром старении? — Оба знали это по собственному опыту и последние два месяца вели особо яростную борьбу с безжалостным временем.

— Вам ли говорить о старости, Валери?! — с горячностью произнес Джек. — Мы все чувствуем неумолимый ход времени, меня всегда ужасно раздражает, когда я думаю о том, что начинаю разваливаться на части. Я ненавижу фотографироваться, я теперь ненавижу рассматривать свои старые фотографии, даже пятилетней давности, потому что вижу, как я изменился. Не знаю, почему люди в нашей стране так одержимы своим возрастом, но это факт. Трудности возникают в любом возрасте, от этого никуда не деться. Я знаю тридцатилетних женщин, которые ощущают себя старухами. И знаете что? Я согласен с вашим экстрасенсом. Мне кажется, что в вашей жизни скоро произойдет нечто важное, вы этого заслуживаете. Забудьте о девяностолетних стариках и о восьмидесятилетних тоже. Лично мне они конкуренты лишь в том случае, если у них банковский счет гораздо больше, чем у меня. Не стоит из-за этого переживать. — Увы, именно такими были женщины, с которыми он встречался: их привлекали в мужчинах лишь деньги и власть. Сам он не слишком обольщался на этот счет. — Вы никогда не думали о мужчине, который моложе вас? Я имею в виду тридцатипятилетних живчиков. Сегодня такое встречается сплошь и рядом. Этой моде мы обязаны Деми Мур. Одна моя знакомая в тридцать пять встречается с двадцатипятилетним парнем. Она говорит, что очень довольна их отношениями.

Валери посмотрела на него и покачала головой.

— Я глупо себя чувствую. Мне никогда не нравились мужчины, которые были намного моложе меня. Мне нравятся зрелые мужчины, а рядом с молодыми я особенно болезненно ощущаю собственный возраст. Я не хочу спать с юношей, который годится мне в сыновья. Мне бы хотелось иметь с моим избранником сходный жизненный опыт, близкие взгляды и вкусы. Что общего может быть у меня с молодым парнем? Только секс, ни о какой любви не может быть и речи. Возможно, я старомодна, но лично мне хотелось бы и секса, и любви. И окажись я перед выбором, когда мне пришлось бы жертвовать чем-то одним, я бы отказалась от секса, но не от любви.

В данный момент у нее не было ни того, ни другого, но она, как всегда, была честна с собой. И Джек это почувствовал. Валери из тех женщин, которые знают себя и знают, чем они готовы пожертвовать, а чем нет. Но для любого человека поиск спутника жизни — дело нелегкое. Ему, например, не встретилась вторая половинка, и поэтому он и пытается удовлетвориться сексом и развлечениями, именно пытается. Надо признать, последние попытки были неудачными, а одна из них аукнулась смещением его позвоночного диска.

— Я не думаю, что в моем возрасте легко найти ту, которая могла бы меня увлечь. Посмотрите на тех, кому двадцать или тридцать, на тех, кто пытается познакомиться в Интернете. Это о чем-то говорит — сегодня найти интересного человека гораздо сложнее, чем раньше. Не знаю, но мне почему-то так кажется. Люди стали более осмотрительными, более требовательными в своих запросах. Во многих случаях психологи помогают им лучше узнать самих себя. Женщинам нужен не просто мужчина, который бы оплачивал их счета. В наши дни они не желают ради этого терпеть его прихоти и дурной характер. Им нужен партнер, друг, это значительно сужает поле. А еще всегда найдутся мужчины вроде меня, которые нарушают баланс, встречаясь с молоденькими женщинами. Тем самым они лишают пятидесятилетних дам общения с ровесниками, вынуждая их вступать в отношения с молодыми неандертальцами, озабоченными лишь сексом и выпивкой.

— Так где же выход? — поинтересовалась Валери. Похоже, ее собеседник прекрасно понимает эту проблему, но, так же как и она, не видит способов ее разрешения.

Джек улыбнулся и, чтобы немного оживить атмосферу включил стереосистему.

— Секс, наркотики и рок-н-ролл, — пошутил он. Было без пяти минут двенадцать, через несколько минут наступит Новый год. Вечер пролетел незаметно. — Я не знаю ответа. В вашем случае я не сомневаюсь, вы в один прекрасный день найдете своего мужчину, того, кто вам нужен. Возможно, это будет не тот, о ком вы думаете, или тот, чей образ вы рисовали в воображении. Это все равно что поиски недвижимости. Когда-то я искал себе особняк в восточной части города. Мне нужен был дом только там и нигде больше. Эта квартира оказалась на рынке недвижимости, но я ею не заинтересовался. Мой риелтор чуть ли не силой затащил меня сюда. И что вы думаете, я влюбился в нее с первого взгляда и теперь меня отсюда пушкой не выгонишь. Мне кажется, что нужно быть открытым для всего нового. Наверное, это главный секрет молодости и хорошей жизни — быть открытым, жить в полную силу, не замыкаться в себе, заводить новые знакомства. И что бы ни случилось, нужно воспринимать все в позитивном ключе. И если при таком вашем настрое рядом с вами окажется правильный мужчина, это будет замечательно. А вот если человек уходит в себя, опускает руки, пасует перед обстоятельствами, ограничивает себя какими-то рамками, ссылаясь на возраст, то жизнь заканчивается, наступает закат. Я не хочу, чтобы со мной случилось такое. Хочу открывать для себя новые горизонты до самого последнего дня моей жизни, и неважно, когда он наступит — завтра или в мой девяносто девятый день рождения. В тот день, когда перестанешь открывать что-то новое и отказываешься от новых возможностей, можно считать себя покойником. Вот мое кредо.

— Спасибо. Вы правы, — сказала Валери. Его слова взволновали ее, Валери были близки взгляды Джека, его жизненная философия. Он живой, азартный, увлекающийся человек, именно поэтому он и не жалуется ни на простреленную ногу, ни на свой неудачный брак. Он все еще надеется на лучшее будущее, готов к общению, не прочь обзавестись новыми друзьями. Его позиция вызвала у нее понимание и симпатию. В некотором роде Джек превращался для нее в источник вдохновения.

Джек посмотрел на часы и щелкнул пультом. На экране появилось изображение толпы на Таймс-сквер, собравшейся там в ожидании Нового года. Он начал отсчет. Десять… девять… восемь… семь… Он улыбнулся Валери, и она улыбнулась ему в ответ.

— Один! — Джек заглянул ей в глаза. — С Новым годом, Валери! Надеюсь, он станет для вас во всех отношениях счастливым! — С этими словами он быстро поцеловал ее в губы и обнял.

— Желаю вам того же, Джек! — ответила она, обнимая его в ответ. Оба подумали в это мгновение об одном и том же: в прошлом году им улыбнулась удача — они остались живы!

Глава 12

Сразу после наступления нового года Валери и Эйприл увиделись в ресторане. Первого января Валери послала Джеку бутылку шампанского «Кристалл» и записку, в которой поблагодарила за прекрасный вечер. Она написала следующее: «Это был лучший Новый год в моей жизни! Спасибо! Валери». За обедом они говорили о Джеке. Валери рассказала дочери, какой чудесный предновогодний вечер она провела с ним. Джек Адамс понравился им обеим, это впечатление не могла испортить даже его репутация сердцееда и ловеласа. Как заметила Эйприл, все девушки, которых он приводил в ее ресторан, были типичными «золотоискательницами», охотницами на богатых «папиков», но Джеку, похоже, это было до лампочки.

Валери призналась, что Джек пригласил ее съездить вместе с ним на Суперкубок.

— Мам, ты же терпеть не можешь спорт и знаешь о футболе даже меньше, чем я, а мои познания почти нулевые, — удивилась дочь.

— Все верно. Но в канун Нового года Джек словно открыл мне глаза. Он говорил о том, что нужно быть открытым для жизни, делать что-то новое, встречаться с новыми людьми, открывать для себя новые горизонты. Мне кажется, это главное лекарство против старости. Да, я терпеть не могу спорт, но почему бы не попытаться найти в нем что-то интересное для себя? Почему бы не попробовать? Джек пригласил меня как друг, а не как любовник. Он закажет для меня отдельный номер в отеле. Так почему бы ради разнообразия не сделать что-то необычное? Сколько можно следовать избитой колеей?

Эйприл была поражена новым отношением матери к жизни. После того как ей повезло остаться в живых после нападения террористов, Валери стала более открытой, ее переполняли радость жизни и благодарность судьбе за то, что эта жизнь продолжается. Она могла погибнуть, но вместо этого получила в жизни новый шанс. Как бы странно это ни звучало, но случившееся во многом раскрепостило ее. Жизнь словно сделала ей великий подарок, открыв новую страницу. У нее появился новый друг Джек Адамс, возможность отправиться на матч Суперкубка с бывшим футболистом. А почему бы и нет? Может, у нее начался новый период, нет, не старость, а золотая осень, сказала она дочери. Может, и вправду нужно чаще задавать себе этот вопрос — «а почему бы и нет?». Эйприл, например, скоро станет матерью ребенка, обзаводиться которым она вообще не планировала. Жизнь как раз и состоит в возможности перемен, а не боязни сделать лишнее движение, выбрать иной путь. Жить — это значит, во многом разочаровавшись, найти в себе силы сделать что-то новое. К такому выводу пришла Валери. Эйприл приняла мужественное решение. И пусть будущее дочери внушает ей беспокойство, Валери восхищалась ею, хотя пока не могла осознать себя бабушкой. К такому повороту событий она еще не готова, в чем не постеснялась признаться дочери.

— Малышу придется называть меня тетя Валери или миссис Уайатт, сказала она, и обе рассмеялись. — Пусть только попробует называть меня бабушкой! Я ни за что не признаюсь и буду вести себя так, будто и тебя тоже не знаю. Я еще не готова стать бабушкой, мое тщеславие этого не позволяет. — Валери, хотя и произнесла эти слова с улыбкой, но настроена была решительно. — Кстати, дочь, как ты себя чувствуешь?

Эйприл выглядела прекрасно, но от внимательного взгляда матери не ускользнула грусть в ее глазах. Похоже, на самом деле все оказалось сложнее, чем думала сама Эйприл. Воспитывать ребенка в одиночку тяжело, а у Эйприл, судя по всему, нет надежды на поддержку отца будущего ребенка. Конечно, это тревожит дочь. Хотя в наши дни такое отнюдь не редкость: матерей-одиночек можно встретить на каждом шагу. Когда-то для них с Пэтом те месяцы, когда она была беременна Эйприл, были самым радостным и приятным временем их брака. Валери было грустно, что рядом с дочерью не будет мужчины, который бы любил ее и заботился о ней. У нее остаются лишь дела, связанные с любимым рестораном, — вылазки на рыбный рынок рано по утрам, споры о ценах с оптовыми поставщиками, работа в ресторане, и никого рядом, кто мог бы приласкать ее, сказать нежные слова. Даже материнская любовь и забота не могли заменить Эйприл внимания близкого мужчины, отца ее малыша.

— Несколько дней назад я почувствовала, как ребенок шевелится. Это было как трепетание бабочки. Сначала я даже не поняла, что это. Теперь этот маленький разбойник не дает мне покоя. — Хотя Эйприл пыталась шутить, но вид у нее был невеселый. Валери слишком хорошо знала дочь, чтобы купиться на эту внешнюю веселость.

— А как Майк? Давно его видела? — поинтересовалась Валери. Майк ей понравился. Кто знает, вдруг между ним и Эйприл еще возникнет чувство, несмотря на такое безнадежное начало. Случаются же в жизни невероятные вещи. Эйприл покачала головой:

— Давно. Он просто исчез. Наверное, я сделала глупость. Мы прекрасно провели вечер в китайском ресторане, и я спросила его, не пойдет ли он со мной к врачу, чтобы во время УЗИ посмотреть на будущего ребенка. Сначала он согласился, а потом странно себя повел, можно сказать, сбежал из врачебного кабинета. А позже прислал мне сообщение, что не может со мной общаться. Может быть, дело в его семье, в трудном детстве. Во всяком случае, сам он именно так объясняет нежелание обзаводиться детьми. Несколько месяцев назад он расстался со своей подругой, которая хотела иметь нормальную семью, — сказала Эйприл.

— Можно всю жизнь оплакивать свое несчастливое детство, — резко оборвала дочь Валери. — Но твой ребенок уже существует, и с этим необходимо считаться. Ты ведь не специально его заманила в постель, ты полагала, что проявляешь осторожность. Дело не в тебе одной, дело в вас обоих. Он просто оставил тебя, посчитав ваши отношения для себя обременительными. А как же ты?! Ты занимаешься рестораном, ты беременна и не имеешь мужа, у тебя скоро родится ребенок, которого ты не планировала заводить в ближайшем будущем. Так для кого такая ситуация более обременительна? Конечно, для тебя. Он в лучшем положении. — Голос Валери, обычно сдержанный, зазвенел.

Эйприл не могла не согласиться с матерью. И все же она продолжала ругать себя за опрометчивое предложение. Она наивно полагала, что он захочет разделить с ней судьбу их ребенка. Но, похоже, этого никогда не произойдет. От Майка не было ни слуху, ни духу с той самой минуты, когда он молча покинул кабинет врача, после чего послал ей эсэмэску. Эйприл решила, что больше не будет ему звонить и навязывать себя и заботы о будущем ребенке. Это было бы еще большей ошибкой. Пусть, если ему так хочется, идет на все четыре стороны. В конце концов, это она решила оставить ребенка.

— Это я пожелала сохранить ребенка, мама. Майк здесь ни при чем. Это целиком и полностью мое решение. Я же не советовалась с ним по этому поводу, а поставила перед фактом. Майку ребенок не нужен, — повторила Эйприл. Она не питала никаких иллюзий. Независимо от того, как она относится к Майку, его отношение к ней — иное, тут уж ничего не поделаешь. Она не станет биться головой о стену, не станет переживать. Нужно реально воспринимать жизнь, а не рвать на себе волосы понапрасну.

Валери вскоре попрощалась с дочерью, а Эйприл отправилась на кухню. Она была рада повидаться с матерью, особенно после размолвки с Майком. А как славно она поужинала с Майком в китайском ресторане! Тот вечер пробудил в ней робкую надежду, от которой теперь не осталось и следа. Похоже, для него она навсегда останется женщиной, навязавшей ему нежеланного ребенка. Ей больше не хотелось выступать в такой унизительной роли. Майк никогда не простит ей этого. Их отношения с самого начала были обречены.

Сомелье Жан-Пьер не сводил с нее глаз, пока она просматривала счета. В счетах мясника она заметила в последнее время неточности и решила все перепроверить, чтобы убедиться, что ее не обманывают. В одном из счетов она обнаружила телячью ногу, которую они так и не получили. Кроме того, выяснилось, что недополучено несколько кусков свиной вырезки. Эйприл это крайне не понравилось.

— Могу я предложить вам чашку чая, Эйприл? — сказал Жан-Пьер. Не отрывая глаз от бумаг, она утвердительно кивнула.

— Очень любезно с вашей стороны, спасибо, — поблагодарила она, принимая у него из рук чашку, и, посмотрев на сомелье, улыбнулась. Это был ее любимый чай с ванилью, который она заказывала в Париже. В ее ресторане он пользовался огромным спросом. Наверное, потому, что был с пониженным содержанием алкалоидов, в том числе кофеина.

— Как вы себя чувствуете? — тихо спросил ее Жан-Пьер. В ресторане она никому не рассказывала о своей беременности и по-прежнему всячески скрывала округлившийся животик. Но если приглядеться внимательнее, его уже можно заметить. Те, кто привык видеть ее каждый день, могли просто подумать, что она слегка набрала вес. Кстати, ее лицо тоже немного округлилось. Правда, других изменений в ее внешности не было — ни пигментных пятен, ни веснушек.

— Со мной все в порядке, — ответила она и еще раз поблагодарила Жан-Пьера за чай и печенье.

— Вы слишком много работаете, Эйприл, — мягко упрекнул ее сомелье.

— Как и все мы, — ответила она. — Когда управляешь хорошим рестораном, иначе нельзя. Приходится постоянно обращать внимание на всякие мелочи, следить за тем, что происходит в зале и на кухне.

Именно так она и работала. Ей также нравилось, как работает он, как общается с посетителями, как элегантно и ненавязчиво умеет предложить то или иное вино. Ее сомелье был непревзойденным мастером подобрать прекрасное вино по приемлемой цене. В свою очередь, Жан-Пьер восхищался кулинарными и административными способностями Эйприл, ему нравилась атмосфера, которую она создала в ресторане, ее идеи по совершенствованию работы. И самое главное, он считал ее замечательной женщиной. Уехав из Франции, он больше нигде не встречал такого отличного шеф-повара, как она, хотя повидал поваров немало. Неудивительно, что он уважал ее, если не сказать больше, как товарища, благо они были одного возраста. Жан-Пьер родился и получил профессию в Бордо, но вот уже пять лет прожил в Нью-Йорке. Он хорошо говорил по-английски, женился на американке и получил вид на жительство, что было немаловажно для Эйприл. Недавно сомелье развелся с женой. У них был ребенок, мальчик трех лет. Жена ушла от Жан-Пьера к другому мужчине, официанту-французу родом из Лиона.

— Вы никому еще об этом не говорили, — понизив голос, произнес он. — Но я заметил кое-какие изменения.

— В ресторане? — встревожилась Эйприл. Как же она могла что-то проглядеть? Когда персонал замечает то, что ускользнуло от внимания хозяйки, это плохой признак. Что он имел в виду? Воровство? Кто-то взял деньги из кассы? Плохое обслуживание? Жалобы на качество блюд?

— Я имею в виду ваши изменения. — Жан-Пьер кивнул на ее живот, и у нее тотчас отлегло от души. — У вас печальное лицо, Эйприл, — смело добавил он. — Наверное, у вас сейчас трудное время. — Она не знала, что ответить. Ей не хотелось говорить о своей беременности. Но даже если она сейчас станет отнекиваться, через несколько недель это будет видно, как говорится, невооруженным глазом.

— Для меня это нежданный подарок судьбы, — вздохнула Эйприл. — Прошу вас пока никому не говорить. Вот уж не думала, что это так заметно. Но пока я не хочу никому ничего сообщать. Изменить уже ничего не изменишь, но все равно не стоит зря волновать людей. Не хочу, чтобы подумали, что я теперь не смогу заниматься делами ресторана так, как раньше. Потому что это не так. — Эйприл пыталась успокоить его, но во взгляде Жан-Пьера читалось сочувствие. Ее сомелье — хороший человек и прекрасный работник, но ни в каком другом качестве он ее не интересует. Она не поддерживала отношений с персоналом на личном уровне, да и не собиралась этого делать. Впрочем, от нее не ускользнуло, что сомелье оказывает ей знаки внимания, что не слишком ее обрадовало.

— А кто будет заботиться о вас, а не о ресторане? — многозначительно спросил Жан-Пьер.

— Я сама могу о себе позаботиться, — улыбнулась Эйприл. — Как всегда.

— С ребенком это будет нелегко. Особенно сейчас.

Эйприл кивнула, не зная, что ответить. Разговор получался неловким.

— А что говорит отец ребенка? — спросил француз.

— Он не будет в этом участвовать, — пожала плечами Эйприл.

— Я так и думал. — Жан-Пьер давно догадался, что это Майк. От его зорких глаз не скрылось, как хозяйка смотрела на журналиста, когда тот пришел на рождественский ужин. Заметил он и то, что журналист с тех пор больше не появлялся в ресторане, что было плохим признаком. Печаль в глазах Эйприл рассказала обо всем остальном. Жан-Пьер понял: хозяйка осталась одна, и искренне сочувствовал ей.

— Если я что-то могу сделать для вас, можете на меня рассчитывать, — сказал Жан-Пьер. — Эйприл, вы прекрасный человек, вы ко всем относитесь по-доброму. Мы очень вас любим. — Он сказал не только от себя, но от имени своих товарищей. Он и сам готов был сделать такое признание, но не осмелился. Эйприл не хотела вселять в Жан-Пьера напрасные надежды. Француз не интересовал ее. Ей было известно про его развод, может, этим и объяснялось его повышенное внимание к женщинам. Наверное, он очень скучал по бывшей жене и ребенку.

— Спасибо, — коротко поблагодарила она. — У меня все хорошо. — Ей хотелось поскорее сменить тему разговора.

— Я буду здесь на тот случай, если вдруг понадоблюсь, — сообщил Жан-Пьер и скрылся в винном погребе. Он и так сказал достаточно — дал понять, что она ему небезразлична и что он не против серьезных отношений, если она этого захочет. В любом случае он не терял надежды. Может быть, после того, как родится ребенок. Он ни на что не рассчитывал, но его тронуло то, что хозяйка одинока и беременна. У Жан-Пьера было доброе сердце, но для Эйприл он был просто коллегой. В ее ситуации ей был нужен Майк, и никто другой. Пока носит под сердцем ребенка Майка, ни о каких близких отношениях с другим мужчиной не может быть и речи. Все и без того слишком запутано, чтобы впускать в свою жизнь постороннего человека. Сейчас ей лучше было остаться одной. У нее и так полно и забот, и проблем.


Джек позвонил днем Валери на работу. Она была очень занята и ответила, что, мол, сейчас не может говорить с ним. У нее важный разговор, и она перезвонит ему попозже. Джек предположил, что это как-то связано с телепередачей, но он ошибся. Валери, попрощавшись, продолжила беседу с сидящей напротив нее молодой женщиной, которую направило к ней Бюро трудовых ресурсов. Это была претендентка на место погибшей Мэрилин. Валери не знала, что ей делать — то ли смеяться, то ли плакать. Ее собеседницу звали Дон. При этом Дон являла собой оригинальное зрелище. В носу колечко, над верхней губой — крошечный бриллиантик. Волосы выкрашены в иссиня-черный цвет с голубым мелированием, намазаны гелем и торчат колечками во все стороны. На обеих руках красовались цветные татуировки — персонажи мультфильмов, а на ладонях алые розы. Одета она была в обтягивающие джинсы, туфли на шпильках и черную водолазку с короткими рукавами. Впрочем, речь у девушки была грамотная и даже интеллигентная. Из резюме следовало, что ей двадцать пять, а за плечами у нее Стэнфордский университет. В общем, ничего общего с предшественницей, любимой помощницей Валери, проработавшей у нее несколько лет. И продолжала бы работать, если бы не тот роковой день.

Дон сообщила, что по окончании университета работала в Лондоне, сначала в британском «Воге», затем в одном журнале, специализировавшемся по дизайну интерьеров, но жизнь в Англии оказалась ей не по карману, и она вернулась обратно в Нью-Йорк. Опыта работы на телевидении у нее нет. Ее мать — дизайнер интерьеров в Гринвиче, штат Коннектикут, и Дон, учась в колледже, в летние каникулы подрабатывала, помогая ей. Так что она имеет представление о мире стильных интерьеров. Из британского «Вога» она перешла в журнал «Мир интерьеров». В колледже специализировалась на журналистике.

Из разговора с Дон Валери сделала вывод, что ее собеседница весьма неглупая и способная девушка. Она попыталась не обращать внимания на ее странную внешность, хотя не смотреть на пирсинг с бриллиантом над верхней губой было невозможно. Дон никак не походила на девушку из провинциального Гринвича. Тем не менее она безо всяких затруднений отвечала на каждый вопрос Валери. Когда собеседование закончилось, Валери тщетно пыталась подыскать повод вежливо отказать претендентке. Увы, отвергнуть девушку только по причине ее экзотической внешности — неполиткорректно. Тем не менее Валери поймала себя на том, что все сильнее тоскует о Мэрилин.

— Мне очень жаль вашу помощницу, — тихо произнесла Дон, вставая. У нее были хорошие манеры, она явно умна и хорошо владеет собой. Валери, возможно, и привыкла бы к ней со временем, если бы не ее пирсинги, татуировки и несусветная прическа. — Должно быть, вам будет нелегко работать с другим человеком после того, как вы столько лет трудились вместе с ней.

— Да, вы правы, — согласилась со вздохом Валери. — Все так ужасно и так печально. Тогда погибли одиннадцать человек.

Дон понимающе кивнула и, собираясь уходить, пожала Валери руку, — свидетельство того, что она уверена в себе, но не агрессивна. Валери понравились эта спокойная уверенность и вежливость. Она задумалась. Может, не стоит обращать внимание на внешность Дон? Она воспитана и умна, хотя ее стиль может отпугнуть кого угодно.

— Кстати, я не против ненормированного рабочего дня, — сообщила Дон. — У меня нет мужчины, я живу в городе и люблю работать. Готова трудиться даже в выходные.

Это признание говорило в пользу соискательницы. Несмотря на свой жутковатый вид, Дон была вежлива и приятна в общении. «Интересно, — подумала Валери, — что подумала бы Эйприл о такой помощнице?» Скорее всего, Дон понравилась бы ее дочери, решила она. Эйприл наверняка без лишних раздумий взяла бы человека с такой внешностью для работы на кухне. Она сделала бы это, не терзаясь сомнениями, как ее мать, которая с ужасом думала о том, как такая оригинальная особа станет встречать гостей ее телевизионного шоу. Но если Дон понравится ей, то, возможно, понравится и другим людям. Валери сделала над собой усилие, пытаясь побороть в себе предубежденность по отношению к претендентке. Дон она сказала, что ей перезвонят из Бюро трудовых ресурсов и сообщат об окончательном решении. Сама Валери воздержалась обещать ей что-то конкретное. Ей нужно время, чтобы все хорошенько обдумать.

Дон ушла. А через полчаса Валери набрала номер Бюро трудовых ресурсов.

— Ну, и как вам? — услышала она в трубке. Дон была первой кандидаткой, с которой встретилась Валери, но, следовало признать, стоящей кандидаткой. Ее резюме и рекомендации были безупречны.

— Думаю, что она очень умна, несмотря на свою экстравагантную внешность. К сожалению, я терпеть не могу пирсинги, татуировки и прически панков.

— Понимаем вас. Мы так и предполагали, — ответила сотрудница бюро. — Она совсем не похожа на Мэрилин, скорее даже полная ей противоположность. Но мне она понравилась. Я так и думала, что вы не станете брать ее, но решила дать ей шанс. В целом она подходящий кандидат, но вот ее внешность…

Это действительно было так. Дон молода, симпатична и хочет работать. До собеседования она не раз смотрела телепередачи Валери Уайатт, и они ей очень нравились.

— Не беспокойтесь, Валери. Я сама скажу ей, что она вам не подходит. По ее словам, она особенно и не рассчитывала на то, что устроит вас. Не каждому понравится помощница с татуировками героев мультфильмов, хотя я и считаю, что желтый кенар Твитти и фея Динь-Динь — очень даже симпатичные создания.

— Когда ей исполнится пятьдесят, она еще пожалеет о том, что сделала татуировки, — вздохнула Валери и вдруг, неожиданно для самой себя, сказала: — Скажите ей, что работу она получила. Я беру ее. Пожалуй, я готова смириться и с кенаром, и с феей. Она ничего не знает об организации свадеб и искусстве приема гостей, но прекрасно разбирается в интерьерах. Остальному я ее научу. — Мэрилин она научила всему буквально с нуля — та была школьной учительницей, прежде чем пришла работать к Валери и стала лучшей помощницей из всех, которые работали у нее.

— Вы серьезно? — удивилась ее собеседница, пораженная неожиданным решением Валери. Ну кто бы мог ожидать от известной телеведущей такой широты взглядов!

— Абсолютно, — решительно ответила Валери. — Когда она сможет приступить к работе?

— Дон сказала, что если это необходимо, то уже завтра. Если вы не возражаете, я бы советовала ей начать со следующей недели, чтобы мы могли подготовить нужные документы.

— Отлично, — согласилась Валери.

— Думаю, что вы не пожалеете, — сказала сотрудница бюро.

— Я тоже надеюсь на это, — с облегчением произнесла Валери. Закончив разговор, она перезвонила Джеку, все еще потрясенная собственным решением. Тот извинился за то, что позвонил не вовремя.

— Все нормально, — успокоила его Валери, откидываясь на спинку кресла и пытаясь не думать о Мэридин. — У меня было собеседование с новой помощницей.

— Вам, должно быть, это далось нелегко, — посочувствовал Джек. — У нас тут тоже подбирают человека на место погибшего Нормана. Мы еще пока никого не нашли. Грустное это дело — искать замену.

— Знаю. Я новую помощницу уже нашла, — сообщила Валери и рассмеялась. — Она похожа на героиню фантастического фильма, с синими волосами, татуировкой и пирсингом. Этакий «Дивный новый мир» [1]. Впрочем, за плечами у нее учеба в Стэнфорде, прекрасные рекомендации и готовность работать сверхурочно и в выходные. А на обеих руках у нее цветные татуировки с изображениями кенара Твитти и феи Динь-Динь. Она, вероятно, специально не носит одежду с длинными рукавами, чтобы они были видны. Колоритная особа, такое надо видеть собственными глазами.

Джек от души посмеялся. Он не мог представить себе, что у Валери с ее безупречным вкусом и стилем может быть такая помощница.

— Потрясающе! И как только вы решились ее взять?! Она, должно быть, потрясающе выглядит. Надеюсь, она окажется хорошим работником.

— Я тоже на это надеюсь, — ответила Валери, а Джек поспешил сменить тему и пригласил ее к себе домой на очередной просмотр. Она почувствовала радостное волнение, услышав его предложение. К тому же давно хотела посмотреть этот фильм. Когда картина шла на большом экране, у нее была куча дел и она так и не выбралась посмотреть ее в кинотеатре. А воспоминания о чудесном вечере у Джека до сих пор наполняли ее сердце теплом и благодарностью.

— До матча Суперкубка у меня есть свободное время, и я не знаю, чем себя занять, — поделился с ней Джек. Он все еще передвигался на костылях и, похоже, будет вынужден пользоваться ими еще несколько недель. Джек чувствовал себя затворником и целыми днями томился от безделья, сидя у телевизора и перескакивая с «мыльных опер» на бесчисленные ток-шоу.

— Да, похоже, вам действительно скучно, — согласилась Валери. — А вот мне скучать не приходится. У меня тоже свое «мыло» — на работе. Рождество закончилось, но мы уже трудимся над передачей ко Дню святого Валентина. А в ближайшие дни я займусь одной очень важной свадьбой. Короче говоря, кручусь как белка в колесе.

— Неужели это означает «нет»? — в голосе Джека прозвучало нескрываемое разочарование. Тот вечер был на редкость приятным, и он хотел увидеть Валери снова. Она помедлила с ответом. Джек прав, нужно открывать новые горизонты в жизни.

— Нет, просто я жалуюсь на то, что на меня свалилось так много работы. Кстати, я только что заехала пообедать к Эйприл. Она просила передать вам привет, — сообщила Валери. Она не стала говорить ему о многочисленных юных девушках, о которых крайне нелестно отозвалась ее дочь. Впрочем, Джек сам давно хотел ей в этом признаться.

— Передавайте и ей привет от меня. Я непременно наведаюсь к ней, не могу забыть всех вкусностей, которыми она нас угощала. А ее картофельное пюре?! По-моему, это благодаря ему я так быстро поправился. — Джек никогда не жаловался на боль. Валери расценивала это как признак мужества, хотя и предполагала, что, возможно, за долгие годы спортивной карьеры он привык к травмам.

— Ну тогда я попрошу ее прислать вам пюре, как тогда, когда вы лежали в больнице, — предложила Валери.

— Если я буду еще три недели сидеть дома перед телевизором, уплетая при этом картофельное пюре, бигмаки и чизбургеры, меня разнесет так, что к Суперкубку меня нельзя будет показывать в прямом эфире, в экран не помещусь. Я и так схожу с ума от того, что не могу заняться физическими упражнениями, но врач пока не рекомендует приступать к ним. — Обычно Джек регулярно ходил в спортзал, но неприятность со спиной заставила его сбросить обороты. Он боялся при таком режиме набрать лишний вес. — Так что вы скажете насчет ужина и фильма?

— С удовольствием принимаю ваше предложение. Что, если мы отложим мое появление на более поздний час? — Вечером Валери собиралась поработать дома. Но если она задержится подольше в офисе, то успеет сделать многое из намеченного. Порой бывало сложно маневрировать между светской жизнью и работой, однако, столкнувшись с выбором, она обычно отдавала предпочтение работе. Сегодня она поступила иначе. — Полдевятого вас устроит?

— Вполне. Я и сам хотел предложить это время, потому что вечером ко мне придет физиотерапевт.

— Отлично. Принести что-нибудь на ужин? — предложила Валери.

— Не беспокойтесь, ничего не надо. Я все закажу сам. У меня это хорошо получается, — улыбнулся Джек. — До встречи!

Судя по голосу, Джек был рад, что она согласилась прийти. Оказывается, совсем неплохо иметь друга, с которым можно вот так, запросто, договориться о встрече и провести время. У Валери было много знакомых, но, как и она, они тоже были занятыми людьми. До ранения и у Джека был широкий круг общения, но теперь он был вынужден оставаться в четырех стенах и, имея массу свободного времени, не знал, чем себя занять. Считая себя обязанной Джеку жизнью, Валери была рада чем-то отплатить ему за это. Хотя и понимала, что встречи с ним — это лишь самая малость того, что она могла бы для него сделать. Но, как призналась она себе, его общество было ей приятно.

Уходя с работы, она захватила для Джека несколько журналов и книгу. Времени, чтобы забежать домой и переодеться, у нее не было. Она приехала к нему довольно скоро, причем почему-то спешила так, что даже запыхалась. С полудня у нее не было времени, чтобы посмотреть на себя в зеркало. За весь день она ни разу не подумала о том, чтобы поправить прическу или подкрасить губы. Она предстала перед ним в брюках, свитере, куртке и туфлях на плоской подошве. Весь день она провела в офисе и лишь ненадолго вырвалась на обед к Эйприл. С утра она с головой ушла в подготовку будущих передач: выбирала образцы тканей, думала над тем, кого пригласить в качестве гостя шоу и какую тему с ним обсуждать. В это время года она всегда занималась подобными вещами, планируя телепередачи. Разгрузить себя она сможет лишь со следующей недели, когда ей станет помогать Дон. Валери надеялась, что в деле ее новая помощница окажется такой же толковой, какой показала себя на собеседовании.

Джек открыл ей дверь — в спортивных штанах и босиком. Он все еще опирался на костыли. Сиделки в доме не было. Из кухни, приятно щекоча ноздри, доносился аппетитный аромат. Как оказалось, это Джек заказал ужин в индийском ресторане — пряные блюда для себя, для нее — не такие острые.

— Как чудно пахнет! — воскликнула Валери, снимая куртку, и потянула носом. Джек включил стереосистему, и квартира наполнилась музыкой. Как и в тот вечер в канун Нового года, Валери последовала за ним в кухню. Блюда даже не успели остыть. Валери быстро накрыла на стол, и они сели ужинать.

— У меня такое ощущение, будто я давно живу здесь, — рассмеялась она. — Я знаю, где что лежит у вас на кухне.

Они разговорились о последних событиях, и Валери рассказала Джеку, чем занималась на работе. В ответ он сообщил ей о футбольном скандале, о котором услышал из телевизионных спортивных новостей. У него возникла мысль, после того как он вернется на работу, посвятить этому целую передачу. Разговор за столом завязался легкий и непринужденный. Затем они обсудили вопросы политики телевизионных каналов с их сложными, закулисными хитросплетениями. Недавно возникли слухи о том, что глава одного из каналов уходит со своего поста, и им обоим было интересно обсудить возможные последствия его ухода. Впрочем, их обоих это никоим образом не коснется, никто не посмеет закрыть передачу Валери Уайатт, да и расстаться с таким блестящим спортивным обозревателем, как Джек Адамс, тоже никто не решится.

В последнее время было много разговоров и о недавнем захвате телестудии террористами. В выпусках новостей до сих пор телеведущие возвращались к этим событиям. Политические круги стран Ближнего Востока высказали возмущение этим беспрецедентным происшествием и заявляли о своей к нему непричастности. Они также выражали недовольство тем, что это драматическое событие изрядно подпортило образ исламских стран в глазах всего мира и может ухудшить их отношения с Соединенными Штатами. Все они неоднократно высказали свое сочувствие американцам по поводу жертв террористического акта. И президент США, и губернатор штата заверяют общественность в том, что приняли все меры, чтобы подобное больше не происходило, хотя все прекрасно понимали, что надежных гарантий, к сожалению, нет. Теперь никто не может чувствовать себя в безопасности. Самым тяжелым для тех, кому посчастливилось остаться в живых, были воспоминания о погибших друзьях и коллегах. И Валери, и Джек все еще носили в себе боль потери бывших коллег.

Закончив ужинать, они посидели за столом еще немного. Валери, отогревшись и насытившись, с трудом стряхнула с себя подступившую дремоту и последовала за Джеком в его кабинет. Но прежде чем они начали просмотр, Джек поставил записанную на видео передачу «Футбол в понедельник вечером». Хозяин квартиры пояснил гостье некоторые тонкости правил американского футбола, готовя ее к предстоящей поездке на Суперкубок.

— Так вы все-таки поедете? — спросил он. — Я не очень-то надеялся, — честно признался Джек.

— Как я могу упустить такую возможность! Даже моя дочь не могла поверить, что я решила ехать с вами. Знаете, Джек, мне нравится ваша мысль о том, что не надо бояться нового, а нужно быть готовым к переменам. За обедом мы говорили об этом с Эйприл.

Валери снова поборола в себе искушение сообщить о беременности дочери. Пока она не находила в себе смелости признаться Джеку, что скоро станет бабушкой. Может, когда она увидит ребенка, все будет по-другому. Но в данный момент это казалось ей безжалостным напоминанием о ее возрасте.

— Знаете, ей в последнее время нелегко приходится, — добавила она.

— Она вечно в делах. Вашей дочери трудолюбия не занимать, она настоящий профессионал. Я бы сказал, высокий профессионал. Ее ресторан работает безупречно, как швейцарские часы. Я подозреваю, что она многому научилась у вас, Валери, — с улыбкой добавил Джек. Он уже понял, насколько его гостья организованный человек. Сам он куда беспечнее относился ко многим вещам, но только не к своей работе, к ней он всегда относился серьезно. Правда, последние недели стали для него исключением. Он почти свихнулся от скуки, безвылазно сидя дома. Не спасало даже то, что он под руководством физиотерапевта усиленно делал упражнения в спортивной комнате своей квартиры. Увы, ранение постоянно напоминало о себе, нога еще болела, и он старался на нее не опираться.

Они так увлеклись разговором, что не заметили, как подкралась полночь. Валери надела куртку и застегнулась. На улице было холодно, шел снег. За пару часов город превратился в типичный пейзаж с рождественской открытки. Джек явно сожалел, что Валери уходит. А она заметила, что он выглядит уставшим.

— Извините, что не могу проводить вас до дома, — произнес Джек с сожалением. — Вам, пожалуй, надо взять такси.

Валери улыбнулась.

— Не беспокойтесь за меня, Джек. Я пройдусь пешком, хочу подышать свежим воздухом.

Действительно, стояла прекрасная погода, мягко падал снег. Сегодня такой белый и чистый, завтра он превратится в грязную кашу.

— Спасибо, что откликнулись на мое приглашение, — поблагодарил Джек. — Мне так легко обо всем говорить с вами, — добавил он и подошел к Валери совсем близко. — Мне очень хорошо с вами, Валери.

— Мне тоже, Джек, — улыбнулась она, ощущая в эти мгновения давно неведомое ей волнение. Она чувствовала, что и он непривычно напряжен. Или она ошибается? Но они, несомненно, нравятся друг другу, оба свободны или, скорее, одиноки, и оба недавно пережили глубокое потрясение, у обоих террористический акт отнял хороших друзей. До сих пор, приезжая на работу и проходя по фойе и коридорам здания, Валери всякий раз испытывала подспудный страх. Он неотступно следовал за ней по пятам как тень.

С Джеком, наверное, происходит то же самое. Хотя он один раз и был вместе с ней в ресторане Эйприл, судя по всему, он предпочитал оставаться дома, где чувствовал себя в безопасности, подсознательно избегая людных мест. Видимо, события того трагического дня наложили и на нее, и на Джека глубокий отпечаток. За то, что им посчастливилось остаться в живых, оба теперь расплачивались посттравматическим шоком. Ничто не проходит бесследно и безболезненно. Кстати, врачи предупредили, что пройдет не менее года, прежде чем они окончательно обретут спокойствие.

— Вы придете завтра? — неожиданно спросил Джек, все еще держась за куртку Валери, как будто пытался удержать ее. Она рассмеялась, тронутая его искренней, какой-то детской интонацией.

— Честное слово, вы скоро устанете от меня, если я буду приходить слишком часто, — пошутила она.

— Мы с вами так и не посмотрели фильм. Может, посмотрим его завтра вечером? — Голос Джека прозвучал неожиданно трогательно, едва ли не умоляюще, что было совсем не в его стиле. «Еще одно последствие того, что случилось с нами», — подумала Валери.

— Завтра вечером у нас корпоратив, — с явным сожалением ответила она.

— Я тоже должен был присутствовать на нем. Но вряд ли я смогу прийти. Да и не стоит, пожалуй, тратить на это время. Терпеть не могу такие мероприятия.

— Я тоже, но ничего не поделаешь, нужно. Да и поводов для отказа у меня никаких. В меня никто не стрелял, в отличие от вас.

— Я позвоню вам, — сказал он, наклонился и поцеловал ее в щеку. Она легонько коснулась губами его щеки.

Валери под падающим снегом шла по Пятой авеню и думала о Джеке, когда в сумочке зазвонил сотовый телефон. Она решила, что звонит Эйприл. У дочери была привычка звонить ей в такой поздний час, но это был Джек.

— Привет, — сказала она, чувствуя, как снежинки падают на волосы, на лицо и тают. Ощущение было замечательное. — Я что-то забыла?

— Нет. Я просто думал о вас и захотел услышать ваш голос. Как там снег, идет?

— Идет. Чудесный снег, — улыбнулась Валери. Мужчины давно не звонили ей вот так, без повода. — Скоро вы уже сможете выходить на улицу.

— Валери, знаете, вы мне нравитесь, — неожиданно сказал Джек. — Мне нравятся наши с вами разговоры, мне нравится проводить с вами время. Кроме того, вы отменно готовите, — со смехом добавил он.

— А уж вы-то, — подхватила она его шутку. Оба в последнее время ели заказанную еду. — Я тоже провела чудесный вечер, — сказала Валери, замедляя шаг на углу перед светофором. Она преодолела уже половину пути до дома. На другой стороне улицы, укутанный снегом, который падал весь вечер, белел Сентрал-парк.

— А что, если между нами что-то произойдет?

— Что именно? — спросила Валери, глядя на светофор. Улица была пуста.

— Отношения, ну, вы понимаете. — Эта его фраза прозвучала даже трогательно. Валери улыбнулась.

— Вам не кажется, что это попахивает безумием? Я ведь стара и гожусь в матери тем девушкам, с которыми вы встречаетесь. — Или еще хуже — в бабушки. Последнюю фразу она не произнесла вслух, однако сама мысль подкосила ее. Джек встречается с девушками, которые на сорок лет ее моложе!

— Какое это имеет значение? Для любви возраст не преграда. Дело ведь в самих людях. Эти девушки не для меня, это было нечто вроде хобби. Во всяком случае, раньше я просто убивал время. Ты — Суперкубок, детка, — шутливо произнес он, и Валери рассмеялась. — Они — всего лишь разминка на заднем дворе.

— Меня так никогда еще не называли, — сказала она, понимая, что он только что сделал ей комплимент. — Я не знаю, Джек. Я думала, что мы друзья. Было бы жаль все это разрушить.

— А что, если мы ничего не разрушим? Что, если так будет лучше для нас обоих?

— Это было бы замечательно. — Впрочем, пока еще говорить об этом рано. Валери поймала себя на мысли, что ей страшно стать очередным его недолгим увлечением, неким исключением в бесконечной череде его юных приятельниц.

— Тогда почему бы нам не иметь это в виду? — понизив голос, произнес он. Валери замолчала, не зная, что на это ответить. — Что вы на это скажете? — Он хотел услышать ее ответ, а она не знала, что сказать. Сама Валери не была уверена в своих чувствах.

— Даже и не знаю, что ответить, — наконец осторожно сказала она.

— Но это возможно?

— Может быть. — Валери была не готова давать обещание. Ее многое удерживало от этого. Во-первых, ее пугала разница в возрасте. Джек слишком для нее молод, а она стара для него. Во-вторых, его бурное прошлое, вольный образ жизни тоже настораживали ее.

— Это я и хотел узнать, — оживился Джек.

— У вас сейчас есть кто-то?

— Нет, а у вас? — Он был почти уверен, что у нее никого нет в данный момент, но на всякий случай спросил. Иногда неожиданно возникают старые увлечения, давние любовники, которые время от времени напоминают о себе. Так что нелишне убедиться в обратном.

— Нет, никого.

— Ну что ж, значит, мы с вами оба свободны. Посмотрим, что из этого получится.

Валери этот разговор выбил из колеи. Она была вполне довольна тем, как сложились их отношения. Ей было приятно иметь такого друга, как Джек, и она отнюдь не горела желанием превращать их дружбу в игру в кошки-мышки со свиданиями, обольщением и прочим. Именно дружбы, которая только начала зарождаться между ними, желала она больше всего.

— Мне нравится быть вашим другом, — тихо сказала она.

— Мне тоже. Где вы сейчас находитесь?

— Как раз подхожу к дому, — ответила она. — Пока еще на улице.

— Так идите же скорее домой. Смотрите, не простудитесь. Я позвоню вам завтра. Спокойной ночи.

— Вам тоже.

Валери вернулась домой с мыслями о Джеке. Она уже не могла позволить себе совершать глупые, опрометчивые поступки, о которых потом придется сожалеть. С другой стороны, что греха таить: он ей нравится, очень нравится. И тут она вспомнила его теорию новых горизонтов, его слова о том, что для этого требуется смелость. Пока она не могла с уверенностью сказать, открыли ли они для себя нечто новое, и даже не была уверена, хочется ли ей этой новизны. Входя в лифт, Валери подумала, что горизонты существуют помимо наших желаний и открыть их для себя никогда не поздно.

Глава 13

До Суперкубка Валери с Джеком виделись шесть раз. Она приходила к нему домой на ужин, а однажды вечером он повез ее на ужин в ресторан Эйприл. Ради разнообразия они однажды поели пиццу в какой-то закусочной и пошли в настоящий кинотеатр. Встречи были желанны для обоих. Они вместе побывали на выставке знакомого художника Валери и посмотрели спектакль в Линкольновском центре. Их отношения постепенно становились крепче, наполнялись все большей теплотой. При этом ни он, ни она не форсировали события, им просто было хорошо вместе.

Самым волнующим событием стала официальная церемония в Сити-Холле, на которой мэр города вручил Джеку награду. Об этом в те дни много писали в прессе. Адамсу вручили медаль за мужество. На церемонии присутствовал и губернатор штата — давний почитатель спортивных талантов Джека.

Церемония награждения освещалась съемочными группами почти всех телевизионных каналов. Джек пригласил и Валери. Из Бостона приехал его сын Грег. Валери парень очень понравился — симпатичный молодой человек, высокий, красивый и такой же элегантный, как и отец. Когда Джеку вручали награду, Валери взглянула на Грега. Он был преисполнен гордости за отца. Валери взяла с собой Эйприл, и Джек представил ей своего сына. Они вчетвером успели поговорить, прежде чем новоиспеченный герой отправился фотографироваться вместе с мэром и губернатором. Он больше не пользовался костылями, сменив их на трость.

Мероприятие получилось трогательным, Валери с Эйприл даже всплакнули. Была объявлена минута молчания в память о погибших при террористическом акте. Эйприл снова подумала о том, в какой опасности была ее мать тогда. Мысленно она поблагодарила судьбу за ее счастливое спасение. Беременность очень изменила Эйприл в эмоциональном плане. Она часто плакала, что раньше ей было несвойственно. Она ощущала себя хрупкой и уязвимой, что было вызвано переизбытком гормонов, как объяснила ей гинеколог. Но, так или иначе, беспокойство и внутренняя напряженность не покидали ее. Но сама Эйприл отлично понимала, что есть и другая, не менее важная причина ее тревожного состояния. Ее робкие надежды на то, что у ее ребенка будет и вполне реальный отец, окончательно рухнули — Майк уже месяц не давал о себе знать. Эйприл с горечью констатировала, что ни она сама, ни ее ребенок не интересуют его. Теперь это было тем более обидно — Майк ей нравился, очень нравился!

Эйприл рассказала о своем состоянии матери, когда они по окончании торжественной церемонии ехали домой в такси.

— Я раньше никогда так часто не плакала, — призналась она.

— Но ты раньше никогда не была беременна. Да и мужчины, который мог бы морально поддержать тебя, с тобой рядом нет, — ответила Валери. Поведение Майка возмущало ее до глубины души. Они с Пэтом несколько раз говорили на эту тему, но сделать ничего не могли. Пэт предложил позвонить Майку, чтобы как-то на него повлиять, но Валери была другого мнения. Она была уверена: Эйприл еще больше расстроится, узнав об этом, лучше не вмешиваться в их отношения. Пэт очень переживал за дочь, он считал, что со стороны Майка крайне недостойно вот так неожиданно скрыться. Не такого Пэт желал для своей дочери.

Эйприл мужественно принимала происходящее и не жаловалась. Она по-прежнему много работала. Жан-Пьер во всем помогал ей, пожалуй, даже чересчур усердно. Сомелье старался всегда быть рядом, откликался на первый ее зов, что вызывало у Эйприл некую неловкость. Ей меньше всего хотелось пользоваться положением беременной женщины и как-то побуждать Жан-Пьера к помощи.

Сидя в такси, Эйприл и Валери заговорили о поездке Валери на Суперкубок. Эйприл не могла понять решения матери отправиться в Майами, но она не стала вслух выражать своего отношения к нему. Да и зачем было ее отговаривать, если самый близкий вам человек захотел открыть для себя в жизни что-то новое? Эйприл видела, что после того трагического случая у матери с Джеком сложились теплые дружеские отношения, она знала, что мать теперь проводит с ним много времени. Впрочем, не похоже, что за этими встречами кроется нечто серьезное. Их можно было понять: оба пережили ужасный стресс, оба потеряли хороших знакомых, неудивительно, что между ними возникла дружба. Валери и сама воспринимала отношения с Джеком именно так. В последнее время они виделись часто, едва ли не каждый день, но ни один из них не переходил установленных рамок, и ее это вполне устраивало. Она не хотела испортить то хорошее, что возникло между ними.

* * *

Игры Суперкубка предваряла широкая рекламная кампания. Газеты взахлеб писали о грядущем чемпионате, подогревая интерес читателей и болельщиков. К этому времени Джек уже окончательно поправился, хотя все еще ходил с палкой. Руководство телеканала поручило ему новое задание, и он до начала матча сделал несколько интервью с ведущими игроками обеих команд и их тренерами. Он наконец вновь оказался в привычной стихии, работая в бешеном темпе. Как-то раз он на ходу сунул голову в дверь студии Валери, когда она что-то набирала на компьютере. Не успела она отреагировать на его появление, как он приветственно помахал ей рукой и тут же исчез. Они еще ни разу не виделись на работе. Ни у него, ни у нее просто не было даже свободной минуты.

В последнее время работа у Валери шла удивительно успешно. Дон оказалась замечательной помощницей — собранной и деловитой. Волосы ее ассистентка перекрасила — из синих они стали пурпурными. Валери лишь улыбнулась, заметив это новшество. Дон с каждым днем нравилась ей все больше и больше.

Возвращение в телестудию обернулось для Джека даже большим эмоциональным испытанием, чем он ожидал. Его неотступно преследовали воспоминания о том, что случилось тогда в фойе, когда освобождали заложников. Появившись снова в своем кабинете, в первую минуту он даже растерялся. Ему очень не хватало погибшего в тот день Нормана, да и других его погибших коллег. Но отсутствие помощника режиссера ощущалось особенно остро. В окружении Валери, кроме Мэрилин, погиб оператор. Несколько недель назад в фойе провели поминальную службу, на которой присутствовали работники телеканалов и родственники жертв террористического акта. Вместе с Валери пришла и Дон. Она плакала, хотя и не знала никого из погибших лично. По признанию девушки, то, что о ее предшественнице рассказала ей Валери, каким-то необъяснимым образом словно установило духовную связь между ней и покойной Мэрилин. Горечь утраты была все еще остра, но телевизионщики прилагали все усилия, чтобы жизнь вернулась в прежнее русло. На работе люди старались не говорить о случившемся: слишком болезненны были воспоминания о тех, кого не стало.

Вечером накануне отъезда на Суперкубок Джек напомнил Валери о том, что нужно взять с собой, сказал о вечеринках и приемах, которые им предстояло посетить. Все дни и вечера будут заполнены самыми разными мероприятиями и встречами. Валери сделала забавную телепередачу, во время которой призналась зрителям, что после доброго десятка лет, когда она давала советы болельщикам, как лучше отметить победу любимой команды в Суперкубке, она наконец собралась сама посмотреть матч.

Кстати, саму Валери тоже будут снимать для телепередачи о Суперкубке. Ее совместная с Джеком Адамсом поездка станет главным медийным событием телеканала. Во время одной из передач в прямом эфире Джек возьмет у нее интервью. А значит, ей для каждого выхода в свет, для каждой вечеринки необходимо взять с собой новый наряд, поскольку на нее везде будут нацелены объективы видеокамер. Валери собрала три чемодана вещей, которые возьмет с собой в самолет. Кстати, в Майами с ними полетит и глава телеканала с женой.

— Три чемодана? — переспросил, не веря собственным ушам, Джек, когда она сказала ему об этом. — Вы шутите? Я беру только один, и это при том, что у меня эфиры будут каждый день.

— Да, но вам не понадобятся пальто, костюмы, туфли и сумочки к ним в тон, — парировала Валери.

— О господи, Валери, девушки обычно берут на Суперкубок лишь мини-юбку и бюстгальтер со стразами.

— Могу себе представить. Если хотите, можете захватить с собой такую юную красотку, еще не поздно все переиграть.

— Нет, Валери, я вас ни на кого не променяю. А с этими красотками хлопот не оберешься, то спиртного переберут, то еще какой-нибудь финт выкинут.

— Так вы теперь заговорили, — рассмеялась Валери. Она с нетерпением ждала поездки. Они вылетают в Майами завтра утром и остановятся в отеле «Ритц-Карлтон» на Саут-Бич. Боже, как давно она не была в Майами! Суперкубок, безусловно, выдающееся событие в жизни страны. Но раньше это событие ее никак не интересовало — слишком уж далеко находился Суперкубок за пределами ее «царства красоты». Джек вот уже несколько недель просвещал ее относительно чемпионата. Теперь Валери знала имена выдающихся игроков, обоих тренеров и владела соответствующей терминологией. Все это Джек терпеливо разъяснил ей на примере видеозаписей самых известных матчей. Валери же, как примерная ученица, неплохо усвоила его уроки. На Суперкубок должен приехать из Бостона Грег со своими друзьями. Молодежь остановится в другом отеле, но они с отцом непременно встретятся на матче. Джек рассказывал, что Грег не любит спорт, но на Суперкубок приезжает обязательно. Он часто вспоминает о днях детства, когда с трибуны наблюдал за тем, как играет его отец.

В пятницу в шесть утра Джек в лимузине подъехал к ее дому. В семь часов они были в Тетерборо. Глава канала Боб Латтимер был уже на борту вместе с женой Дженис — оба в прекрасном расположении духа. Дженис была родом из Техаса и прекрасно разбиралась в американском футболе. Ее отец был тренером футбольной сборной колледжа. Во время полета Дженис с азартом стала посвящать собеседницу в тонкости игры. Валери же обратилась к близкой ей теме — предложила несколько ценных советов по поводу свадьбы их дочери, которая должна была состояться в июне. Как говорится, услуга за услугу.

Джек и Боб в течение всего полета говорили о футболе. Они обсуждали возможные варианты победы, лучших игроков, сильные и слабые стороны обеих команд. У Валери возникло ощущение, будто она проходит курс обучения по методике полного погружения в тему. В самолет она надела белые брюки, белые туфли с золотой отделкой, синюю кашемировую двойку — водолазку и кардиган и белое кашемировое пальто. Из украшений только маленькие сережки с бриллиантами. И в результате смотрелась так, будто сошла со страниц «Вога».

— Вы потрясающе выглядите! — прошептал восхищенно Джек, когда они спускались по трапу.

В Майами у самолета их взяла в кольцо толпа репортеров, которые сразу же защелкали фотоаппаратами. Об их прибытии было известно заранее. Телеканал решил максимально использовать присутствие на Суперкубке обоих звездных телеведущих.

— Спасибо, что согласились поехать, — добавил Джек, когда они ступили на землю. Валери знала, чего от нее ждут, и была готова делать то, что нужно для телеканала. Это не было ни сюрпризом, ни ловушкой. Все было заранее оговорено и согласовано. Джек выглядел не менее импозантно, чем Валери, — в блейзере, голубой рубашке с открытым воротом, серых брюках и мокасинах из крокодиловой кожи на босу ногу, поскольку погода здесь была теплой. По мнению Валери, он являл собой верх элегантности. Теперь он мог без усилий выпрямиться в полный рост и перед фотографами поспешил убрать свою палку. На фотографиях рядом с Валери он смотрелся потрясающе — высокий, красивый, уверенный в себе. Они коротко пообщались с журналистами. Джек заявил, что Валери Уайатт любезно согласилась представлять телеканал в качестве ВИП-персоны, чем вызвал у репортеров улыбки. В его словах они не усмотрели даже намека на романтические отношения. Такое никому не могло прийти в голову. В глазах окружающих они были лишь звездами телеканала, прибывшими на Суперкубок. Джек Адамс, как всегда, будет комментировать матч. Валери было приятно наблюдать за ним в его привычной стихии. Здесь Джек блистал, как яркая звезда на вечернем небосклоне. Его несомненные знания и компетентность были очевидны, и Валери прониклась к нему еще большим уважением.

В аэропорту их ждал лимузин, который доставил их в отель.

Боб и Дженис отправились в дом на Палм-Айленд, снятый специально для них на эти выходные.

Дорога от аэропорта до отеля заняла примерно полчаса. Когда Джек и Валери прибыли в «Ритц-Карлтон», то и там их поджидали репортеры. Похоже, что приезд Валери Уайатт стал своего рода сенсацией. Разумеется, на Суперкубок приедут и другие знаменитости, но именно ее приезд в Майами стал громким событием.

Валери уже знала, что согласно расписанию мероприятий у них перед завтраком в ресторане состоится пресс-конференция, на которой выступит Джек. От нее ничего не требовалось, кроме присутствия. У него же в этот день запланировано несколько встреч. Валери надеялась в это время пройтись по магазинам. Дон удивила ее, подсказав, куда именно следует зайти в первую очередь. Оказывается, ее новая помощница неплохо знала Майами.

Джеку достался шикарный номер, как, впрочем, и ей, расположенный на том же этаже, дверь в дверь через коридор. Гостиная в номере была обставлена со вкусом, из окон открывался восхитительный вид на Майами и океан. Спальня была просторная и в то же время очень уютная. Джек заглянул в номер Валери, чтобы узнать, как она устроилась. Было видно, что он уже погружен в свои дела и озабочен предстоящими репортажами. И тем не менее он счел необходимым проявить внимание к своей спутнице.

— Все в порядке, Валери? Вам здесь нравится? — поинтересовался он.

— Все великолепно, — улыбнулась Валери. — Вы меня просто балуете, Джек. — Ему импонировала ее искренность. На своем веку он повидал немало женщин ее уровня, которые вели себя как особы королевской крови, им было невозможно угодить. Валери же оценила все, что сделал для них телеканал. — Я могу вам чем-то помочь? — поинтересовалась Валери.

— Да, — ответил он и сел. Больная нога все еще давала о себе знать тупой, ноющей болью, хотя Джек упорно отказывался в этом признаться. Он устал сильнее, чем предполагал, хотя выглядел прекрасно. — Сходите вместо меня на запланированные встречи, а я поплаваю в бассейне и немного посплю.

В ответ на это забавное предложение Валери рассмеялась. Джек ушел к себе, но через полчаса вновь вернулся. К этому времени Валери успела переодеться к обеду. На ней было розовое шелковое платье и туфли на высоких каблуках. Как говорится, просто, но со вкусом. Как это было не похоже на женщин, которых он обычно брал с собой в такие поездки! За ними вечно приходилось следить, чтобы они не ставили его в неловкое положение откровенными платьями и трусиками-стрингами для походов в бассейн. С Валери же все было иначе. Они приехали в ресторан в белом лимузине. Джек принял участие в пресс-конференции и поделился своими предположениями по поводу того, чего ждут болельщики от предстоящего матча и каков может быть его счет. Журналисты уделили внимание и Валери. Ей был задан вопрос, что она думает о Суперкубке, и она осторожно ответила, что надеется увидеть интересную игру. Этот ответ всех удовлетворил, большего от нее и не требовалось.

После обеда за Валери приехал специально выделенный автомобиль, белый «Кадиллак Эскалада». На нем она отправилась в Бол-Харбор, где прошлась по своим любимым магазинам — от «Дольче и Габбана» до «Диора» и «Картье». Торговый центр Майами оказался потрясающим, и Валери самозабвенно предалась шопингу. Купив три купальника, пару сандалий и два свитера, она вернулась в отель, где переоделась и отправилась на массаж.

Джека она увидела лишь в семь вечера, когда тот зашел в ее номер и с театральным стоном распростерся на софе в гостиной. Выглядел он забавно — его длинные ноги, перекинутые через боковой валик, свисали до самого пола.

— О боже, как я устал! А ведь еще ничего не началось. — Он по опыту знал, что следующие несколько дней будут просто безумными. Так бывало всегда.

— У вас есть время поспать? — озабоченно спросила Валери. Сама она была в махровом купальном халате и после массажа пребывала в состоянии приятной расслабленности. Она осталась довольна сегодняшним днем.

— Увы, — вздохнул Джек. Через полчаса ему нужно было отправляться на фуршет. Там будут несколько знаменитых футболистов, и его присутствие более чем желательно. Джеку предстояло исполнять там двойную роль — бывшего игрока из Зала Славы и спортивного обозревателя. Именно в таком качестве в ближайшее время он посетит множество мест и мероприятий. Через минуту усилием воли Джек заставил себя подняться и отправился в свой номер переодеваться, хотя с куда большим удовольствием побыл бы с Валери — заказал бы ужин и посмотрел по телевизору фильм. Но это было невозможно.

Он вернулся в черном костюме и белой рубашке — настоящий светский щеголь. Валери облачилась в черное коктейльное платье и туфли на высоких шпильках. Они представляли собой роскошную пару. Джек обратил на это внимание, когда они выходили из ее номера. Его взгляд на пару мгновений задержался на отражении в зеркале.

— Мы отлично с вами смотримся, — заметил он.

— Да вы шикарно смотритесь с кем угодно, Джек, — улыбнулась Валери, и он не удержался и легонько поцеловал ее в щеку.

— Вы тоже, милая леди. Я счастлив, что я сейчас с вами.

— Вы не скучаете по красоткам в мини-юбках и бюстгальтерах со стразами? — съязвила Валери, и Джек рассмеялся.

— Не особенно. Кстати, должен сказать, что ваше платье кажется мне чересчур коротким, — усмехнулся он. Платье действительно было коротким, но в меру, и выгодно подчеркивало стройность ее ног. Туфли на шпильках тоже внесли свой заметный вклад в создание роскошного образа.

Вскоре они смешались с толпой и быстро потеряли друг друга в людской круговерти. Их неоднократно фотографировали, а через час они оказались на ужине в «Форже», где присутствовали известные футболисты с женами, хозяева футбольных команд и все знаменитости, которые в этот день оказались в городе. После ужина были устроены танцы, однако никто из игроков на них не остался. Со следующей вечеринки Валери и Джек улизнули лишь в час ночи и сели в лимузин, чтобы ехать в отель. Джек к этому времени был похож на выжатый лимон.

— Как вы себя чувствуете? — заботливо осведомилась Валери. — Как ваша нога?

— Все в порядке. — Танцевать он в этот вечер не решился. Это было бы преждевременно. — Я просто устал, нелегкое это дело — веселиться весь вечер напролет. А вы выглядите такой же свежей, как и в ту минуту, когда мы вышли из отеля. Интересно, как это вам удается? — с нескрываемым восхищением произнес он.

— Просто, в отличие от вас, мне здесь не приходится работать, — отозвалась Валери. — Здесь я лишь в качестве туристки.

А еще в нее месяц назад — в отличие от него — никто не стрелял.

— Спасибо вам, что согласились составить мне компанию, — поблагодарил Джек.

— Я в полном восторге, — ответила Валери, нисколько не покривив душой. — Это абсолютно новая для меня обстановка. Вы правы, я действительно открыла для себя новые горизонты. Здесь круто! — с горячностью добавила она, выходя из машины, и оба рассмеялись.

Они расстались перед дверью ее номера и, прежде чем уйти к себе, Джек целомудренно поцеловал Валери в лоб. Он с удовольствием зашел бы к ней, чтобы обменяться впечатлениями, но сил у него уже не было даже на разговоры. Раньше времени выйдя на работу, он явно переоценил свои силы. Приходится признать: восстановить здоровье в его возрасте удается не так легко и быстро, как он предполагал. Ночью он спал как убитый, однако утром встал рано и отправился в тренажерный зал. Работая с тренажерами, он на этот раз проявлял осторожность, опасаясь переусердствовать. По пути в свой номер он постучал в дверь Валери. Она открыла ему в халате, наброшенном на ночную рубашку. По ее словам, она тоже крепко спала всю ночь и прекрасно выспалась.

Первым мероприятием в расписании нового дня был завтрак в одиннадцать утра, устроенный телеканалом, затем, позже, следовал ланч. Потом интервью Джека с несколькими именитыми футболистами, до этого короткое интервью с Валери, в котором она призналась, что на Суперкубке впервые и мало знает о футболе, однако ей здесь очень нравится. После этого Джек переключился на ведущих игроков, тренеров и хозяев обеих команд. Валери же отправилась в бассейн. Времени в ее распоряжении было более чем достаточно, так как Джек занят до самого ужина. Вечером был устроен грандиозный прием, организованный спонсорами Суперкубка. По этому случаю Валери надела короткое золотистое платье, в котором выглядела просто потрясающе. Джек познакомил ее с несколькими легендарными спортсменами, включая Джо Намата, который приехал в Майами на выходные. Эта вечеринка надолго запомнилась Валери. Еще бы, ведь сюда съехались многие знаменитости! Джек постоянно вступал с кем-то в беседу, с кем-то фотографировался, раздавал поклонникам автографы, этому не было конца. Валери с благоговейным ужасом наблюдала за тем, как он ловко перемещается по залу. Он проделывал это мастерски, умело выкраивая время для каждого, и было видно, что его все обожают. Да, телеканал знал, что делает, когда взял его на работу! До их знакомства она слышала, что есть некий Джек Адамс, бывший футболист. И вот теперь выясняется, что Джек — это живая легенда американского футбола, звезда первой величины в мире большого спорта. У нее не осталось сомнений на тот счет, кто из них двоих настоящая знаменитость. Имя Джека Адамса овеяно славой еще при жизни и останется в памяти многих поколений болельщиков. Лет через пятьдесят о ее книгах на темы свадеб никто и не вспомнит, а вот его спортивные достижения по-прежнему будут обсуждать. Сейчас она не сомневалась, что именно так и случится.

Они побывали на трех вечеринках в разных местах и под конец оказались в ночном клубе, где, кроме них, в этот вечер были нескольких кинозвезд и известных рэперов. Похоже, что в этот день в Майами на предстоящий Суперкубок слетелись обладатели всех громких имен. В свой отель Валери и Джек вернулись в три часа ночи. Игроки разъехались гораздо раньше, намереваясь выспаться перед завтрашним матчем. Игра начнется в шесть часов вечера, но Джеку нужно быть на стадионе в полдень, чтобы приступить к записи предварительных репортажей и интервью. Прежде чем отправиться к себе, Джек зашел к Валери в номер. Удивительно, но, несмотря на поздний час, Джек выглядел молодцом. А все потому, что снова оказался в своей стихии.

— Какой чудный вечер! — воскликнула Валери, когда они сели. — Это что-то невероятное! Просто фантастика! — Валери не собиралась скрывать свой восторг. Лицо ее сияло улыбкой, она действительно провела прекрасный вечер. — Пожалуй, теперь я буду советовать людям, чтобы они, вместо того чтобы устраивать вечеринки в честь Суперкубка, просто приезжали сюда на выходные, чтобы своими глазами посмотреть матч.

Джек улыбался, глядя на нее. Он был рад, что она довольна поездкой. Быть рядом с Валери оказалось намного приятнее, чем с теми девицами, которых он привозил сюда раньше. Валери Уайатт — яркая личность, она красива, элегантна, умна, ее общество доставляет ему удовольствие, она общительна и обладает прекрасным чувством юмора. От нее не ждешь экстравагантных выходок, она не станет заигрывать с каким-нибудь футболистом, жена которого готова вцепиться любой потенциальной сопернице в горло. Так что появление его здесь с Валери прибавляло очков и самому Джеку.

— Спасибо, что пригласили меня в Майами, — добавила Валери и улыбнулась.

— Я тоже рад. Мне удивительно хорошо с вами.

Валери было известно, что на стадионе у нее было место в ложе для ВИП-персон, и поэтому она не увидит Джека до окончания матча.

— Может быть, утром позавтракаем у вас в номере, прежде чем я уйду? — предложил Джек. — Мы же с вами не увидимся до самого вечера.

Перед матчем Валери собиралась поплавать в бассейне. Джек неожиданно на пару минут ударился в воспоминания о том, какое волнение владело им перед самым началом главного матча Суперкубка. После приезда в Майами Валери уже знала, что он дважды удостаивался звания «самый ценный игрок». Кроме того, она видела у него в доме в Нью-Йорке четыре трофея за победу в Суперкубке. Теперь же его успехи предстали перед ней в совершенно ином свете. Пара дней в обществе Джека в Майами на многое открыла ей глаза.

— Должно быть, вам было трудно решиться уйти из спорта, — сказала она.

— У меня не было выбора, — честно ответил Джек. — Травма, причем на оба колена. Мне было тридцать восемь. Не уйди я тогда, наверное, смог бы поиграть максимум еще пару лет и в сорок закончил бы спортивную карьеру инвалидом в коляске. Оно того не стоило. Я провел семнадцать лет в Национальной футбольной лиге США, думаю, это немало. Но это были замечательные семнадцать лет! Вряд ли у меня будет лучшее время. Выкладывался до седьмого пота, но я ни на минуту не сожалею о тех днях.

— Я восхищаюсь вами, Джек! — не сдержала своих эмоций Валери.

Она тоже самозабвенно любила свою работу, но Джек — это во всех отношениях особый случай. Его звездный статус совсем не то, что ее собственная звездность. Звездность Джека подкреплялась славой и некой магией, которая присуща только спорту. Примерно таким обожанием у поклонников пользуются разве что рок-звезды, но спортсмены и болельщики — это совершенно иной, ни с чем не сравнимый мир.

Валери ни секунды не жалела о том, что приняла предложение Джека и приехала сюда. Это помогло ей узнать его лучше, понять, чем он жил раньше. Ей нравилось, что, хотя он был чрезвычайно известным спортсменом, настоящей звездой американского футбола, самовлюбленность и зазнайство были ему абсолютно чужды. А ведь он достиг больших высот в той области спорта, где на подобное способны лишь немногие, и при этом остался абсолютно нормальным человеком, ничуть не испорченным славой, что Валери нравилось в нем больше всего. Поездка в Майами позволила ей посмотреть на Джека другими глазами, понять, с какой серьезностью он относится к своему делу, попросту живет им. Конечно, Валери льстило и его внимание к ней. Похоже, что он действительно высоко ценит ее профессионализм, зная, сколь многое за этим стоит. И еще — им интересно вместе. Общению с таким мужчиной, как Джек, была бы рада любая женщина.

— Да, Джек, забыла вас спросить. Удалось вам повидаться с сыном? — спросила Валери. Она знала, что Грег уже приехал в Майами, но сама его не видела.

— Коротко, очень коротко. Перед матчем он на несколько минут зайдет ко мне в ложу. Ему хотелось бы познакомиться кое с кем из футболистов. Я надеялся, что мы с ним поужинаем завтра вечером, но он уедет сразу после игры. У меня же снова начнется все та же безумная череда встреч и интервью. Кстати, с вами до вечера я тоже не смогу увидеться. Надеюсь, вы на меня не обидитесь за это.

— Конечно, нет. Я понимаю, это ваша работа. — Вылет частного самолета, на котором они вернутся в Нью-Йорк, был намечен на двенадцать ночи. Но Джек будет записывать интервью до позднего вечера. — Знаете, мне уже не терпится увидеть завтрашний матч.

Все, что предшествовало Суперкубку, было выше всех похвал. Валери была в восторге от вечеринок и новых знакомых, роскошных нарядов и чудесного города. Это было интересное зрелище — звезды американского футбола, как нынешние, так и бывшие, и болельщики, неотступно следующие за ними. Когда-то вот так же болельщики следовали и за Джеком.

— Так не хочется возвращаться в свой номер, — признался Джек, когда наконец встал. Было уже половина четвертого утра, на сон оставалось немного времени. Все предварительные интервью, правда, были уже записаны, но ему придется пораньше прийти на стадион, чтобы приготовиться к трансляции, ведь это — суперсобытие года. — До встречи утром, Валери, — с неохотой произнес он, и Валери проводила его до двери. Улыбнувшись, он нежно поцеловал ее в губы. На этот раз это был почти настоящий поцелуй, а не тот — легкий и торопливый — дружеский поцелуй, каким он целовал ее до этого. — Нам с вами надо будет поговорить серьезно на днях, — добавил он, обнимая ее одной рукой и привлекая к себе. — Когда мы вернемся в Нью-Йорк, хорошо?

Валери только кивнула в ответ. Она поняла, что Джек имеет в виду, и была рада, что он не торопит события. Она еще не готова на какие-то поступки или принятие каких-то решений, как и не готова лечь с ним в постель. Она не юная поклонница знаменитости, мечтающая провести ночь с предметом своего обожания. Если они сблизятся, это будет совсем другая история и совсем другие отношения двух зрелых людей.

— Не надо торопиться, Джек. Мне нужно еще найти мини-юбку и бюстгальтер со стразами, — с нарочито серьезным видом произнесла Валери, и Джек рассмеялся.

— Вы не поверите, но мне захотелось прямо сейчас увидеть вас именно в таком виде, — усмехнулся Джек. Ему нравились ее элегантные наряды, в которых она появлялась рядом с ним в эти дни. Валери выделялась в любом обществе, люди узнавали ее повсюду.

— Я подумаю, — пообещала она. Джек нагнулся и поцеловал ее в губы. Это был настоящий поцелуй. «А он умеет целоваться», — подумала Валери, тая в его объятиях, и со всей страстью ответила на поцелуй. Когда они наконец отстранились друг от друга, вид у Джека был несколько обескураженный, глаза блестели, в них застыла растерянность. Оба тяжело дышали.

— Позвольте мне сказать кое-что, леди. С такими поцелуями мне не понадобится раздевать вас, чтобы вдохновиться!

— Спокойной ночи, мистер Адамс! — смутилась Валери, открывая перед ним дверь. Джек вышел в коридор и направился к себе номер. Вдруг он оглянулся и с нежностью посмотрел на Валери.

За эти несколько дней между ними что-то произошло. Оба были возбуждены, хотя и пытались сохранять благоразумие. Чувство, которое только зарождалось в их сердцах, представлялось им необычайно значительным.

— Спокойной ночи, мисс Уайатт, — серьезно произнес он.

Валери улыбнулась и закрыла дверь.

Глава 14

Джек, как и обещал, зашел в ее номер в десять утра. Вид у него был безупречный. За завтраком он рассказал Валери о том, что ему предстояло сделать до начала матча. Он предвкушал с нетерпением игру и находился в прекрасной форме и хорошем расположении духа. Джек плотно позавтракал — блинчики, бекон, сосиски, кекс с двумя стаканами апельсинового сока, завершил он завтрак чашкой кофе. Он был крупным мужчиной, не жаловался на аппетит, к тому же он знал, что в ближайшее время у него не будет возможности нормально поесть. Джек поднялся, закончив завтракать, ему уже было пора идти. Валери проводила его до двери. И снова Джек ее поцеловал и не сразу выпустил из объятий. Их чувства разгорались все сильнее. Валери подумала, что, может, это и к лучшему, что они улетают сегодня. Она не ручалась за себя, останься они в Майами еще на одну ночь. Она боялась поддаться той атмосфере возбуждения и праздника, которая царила вокруг них, и, поддавшись минутному порыву, сделать то, о чем впоследствии ей придется пожалеть. Если им суждено вдвоем сделать шаг к пропасти, то это должен быть осознанный шаг. Джек еще раз поцеловал ее, легонько хлопнул по попке и решительно вышел.

После ухода Джека Валери никак не могла решить, чем бы ей заняться. До начала игры еще оставалась уйма времени, и Валери отправилась на массаж, а потом собрала вещи. Она надела белые джинсы, футболку и красные мокасины, а на случай, если к вечеру станет прохладнее, захватила с собой красный кашемировый свитер. Она с нетерпением ждала начала игры, да и Джек подогревал ее интерес, несколько раз позвонив ей на мобильный. По его словам, на стадионе царила полная суматоха, впрочем, как всегда и бывало. За день он дал около пяти интервью и позвонил ей, когда она уже садилась в машину.

— Я уже еду, — сказала Валери.

— Я вас буду видеть, а вы меня — нет, — предупредил ее Джек. — Увидимся в гостинице в одиннадцать часов. — Ему потребуется еще часа два, чтобы дать интервью о результатах финала и переодеться после игры. На вечер была запланирована вечеринка в честь команды-победительницы, но они не собирались на нее оставаться. По примеру Валери Джек тоже упаковал свои вещи и оставил чемоданы в номере.

Валери пожелала ему удачи. Эйприл тоже позвонила матери и обещала следить за игрой, чтобы в перерыве между таймами посмотреть интервью Джека с Валери. У Валери была копия видеозаписи, которую она планировала посмотреть по возвращении домой.

Валери подъехала к стадиону в половине шестого, за полчаса до начала игры. Она хотела пораньше занять место в ложе, чтобы осмотреться прежде, чем игроки выйдут на поле. Когда она туда добралась, болельщики уже начали заполнять стадион. Некоторые приехали за час до начала игры. Люди покупали сувениры, ели хот-доги, запивали пивом, полуобнаженные девушки из группы поддержки репетировали на поле. Повсюду царила волнующая атмосфера праздника. При этом на стадионе находилось огромное количество охраны. Валери слышала от Джека, что сейчас организаторы делают все возможное, чтобы предотвратить теракты, которые за последнее десятилетие стали реальной угрозой. В свое время Джеку, да и любому из его поколения, такие меры предосторожности показались бы чрезмерными, а опасность — надуманной. Валери потребовалось десять минут, чтобы добраться до своего места, к этому моменту уже началось предварительное представление. В ложе уже сидели Боб и Дженис Латтимеры. Они планировали остаться в Майами до следующего дня, а вечером собирались присутствовать на вечеринке в честь команды-победительницы. Боб представил Валери своим друзьям, сидевшим рядом, и Валери наконец заняла свое место — как раз вовремя, чтобы увидеть, как на огромном экране Джек делает прогноз матча.

Стиви Уандер запел национальный гимн. Все встали, а еще через две минуты началась игра. Вскоре толпа взорвалась криками ликования — это один из звездных игроков через десять минут принес своей команде первые очки. Дженис азартно комментировала игру, и Валери понемногу начала разбираться в том, что происходит на поле. Соперники сравняли счета по очкам уже во второй четверти матча. После первого тайма счет был равным. Над стадионом кружил вертолет с видеокамерами, снимавшими панораму игры и впечатляющее шоу в перерыве между таймами. Чего только в нем не было — и танцоры, и фейерверки, и акробатические номера в исполнении труппы «Цирк дю Солей», и даже короткое выступление исполнителя поп-музыки Принца.

После того как показали интервью с ней самой, Валери посмотрела, как Джек берет интервью у Джо Монтаны и Джерри Райса. Начался второй тайм. Действие на поле разворачивалось яростно и стремительно, счет менялся в пользу то одной, то другой команды. Толпа неистовствовала. Крики радости или негодования доносились даже из ложи VIP-персон. Пока Джек комментировал события на поле, Валери пыталась смотреть на его лицо на экране и одновременно следить за игроками. Наконец игра подошла к концу, победителем вышла команда, победу которой пророчил Джек. Но победа досталась им с большим трудом. В толпе болельщиков слез радости было, пожалуй, столь же много, как и слез разочарования. Валери улыбнулась и посмотрела на экран, где Джек подводил итоги. Он ждал игроков, чтобы взять у них интервью, тем временем комментируя наиболее острые моменты игры. Валери долго не могла оторвать глаз от его изображения на экране и покинула ложу одной из последних.

Попрощавшись с новыми знакомыми, она вернулась в отель, где поблагодарила Боба Латтимера за эту поездку, его жену — за пояснения к игре и пожелала им удачи на свадьбе дочери в июне. Валери была в прекрасном настроении, к себе в номер она вернулась в половине десятого и сразу же включила телевизор, чтобы посмотреть финальные комментарии и интервью Джека. В десять часов телетрансляция закончилась, а через полчаса Джек уже был у нее. Вид у него был счастливый, но усталый. Валери поздравила его с точным спортивным прогнозом и похвалила его работу в качестве комментатора. Как всегда, на экране Джек выглядел потрясающе.

Взяв из холодильника банку пива, Джек сел на диван и принялся рассказывать ей о матче. Двадцать минут спустя он вызвал коридорного, чтобы тот вынес их багаж. Валери заметила, что Джек снова слегка прихрамывает, да оно и понятно — ведь в эти три дня в Майами он работал без отдыха. Раньше Валери, несмотря на долгие годы работы на телевидении, и представить себе не могла, что можно так виртуозно работать в подобном бешеном темпе. В машине они продолжали горячо обсуждать матч. В одиннадцать тридцать они были в аэропорту, где их ждал самолет, который должен был вернуться в Майами на следующий день за Бобом и Дженис. Джек был рад, что скоро будет дома, он страшно устал. А Валери на следующий день надо было быть на работе.

Они поднялись в самолет. Джек начал приходить в себя, только когда сел в кресло. Стюардесса принесла им сэндвичи и бутылку охлажденного шампанского, которое разлила в бокалы. Валери улыбнулась Джеку.

— За главного героя Суперкубка! Ты отработал потрясающе! — сказала она, впервые переходя на «ты».

Джек был растроган ее похвалой и как ребенок радовался тому, что его репортажи прошли удачно. А еще он был доволен, что Валери понравились его интервью. Он всегда тщательно к ним готовился, продумывая все вопросы, и она по достоинству это оценила. Джек поразил ее своей работоспособностью и ответственностью. По мнению Валери, этот уик-энд прошел идеально.

Через десять минут после того, как они заняли свои места, самолет взлетел. Валери не преминула отметить, насколько комфортнее летать частным самолетом, нежели обычным рейсом. Джек окинул ее нежным взглядом, улыбнулся и взял за руку.

— Спасибо, что провела со мной эти выходные!

Она была такой веселой, участливой, любящей, заботливой — словом, именно такой женщиной, о какой он только мог мечтать!

— Ты уж извини, что не удалось развлечь тебя легкомысленными нарядами. В другой раз! — шутливо пообещала она.

— Для меня ты все равно центральный игрок! — ответил он и поцеловал ее так же страстно, как утром и накануне вечером. С каждым днем они становились все ближе друг другу. Вот уже месяц после теракта они общались как добрые друзья.

Вскоре Джек, откинувшись на спинку сиденья, заснул. Они приземлились в Нью-Йорке в три часа ночи, вылетев из Майами около полуночи. В аэропорту их ждал лимузин, чтобы отвезти домой. Через час они подъехали к ее дому, и Джек, который собирался ехать к себе домой, передумал, сказав, что хочет удостовериться, что с ней будет все в порядке. Валери посмеялась над таким обоснованием — интересно, какая такая опасность могла ей угрожать в собственной квартире? Но Джек настаивал. На самом деле ему просто хотелось поцеловать ее на прощание в стороне от чужих глаз.

Швейцар внес ее чемоданы в квартиру и вернулся на свой пост. Валери сняла пальто и тут же оказалась в объятиях Джека. Он словно изголодался по ней, и минуту спустя они уже страстно целовались. Когда они наконец оторвались друг от друга, Валери едва смогла перевести дыхание.

— Я хочу задать тебе один вопрос, — еле слышно произнес Джек, уткнувшись лицом в ее шею. Он так и не разжал объятий. — Можно я останусь на ночь? — Валери отстранилась и посмотрела ему в глаза. — Если ты не готова, я, конечно, уйду… у нас еще будет время… — Но он хотел ее так сильно, как не хотел ни одну женщину в своей жизни. Ради нее он готов был ждать, но желание сжигало его изнутри все последние дни. Никакие доводы рассудка не могли усмирить его желание.

— Это безумие! — прошептала Валери, отстраняясь от него. Да, это было безумие, но какое чудесное!

— По-моему, это самое разумное, что я когда-либо делал в своей жизни, — сказал Джек, и Валери согласно кивнула. Безумие это или нет, но она тоже не хотела его отпускать.

— Да, — только и сказала она, разрешая ему остаться. Джек позвонил водителю, попросил его принести багаж и отправил домой. Через пять минут его чемодан был доставлен, Джек оставил его в гостиной и заглянул в спальню. Валери сидела на кровати. Ее спальня была уютной и дышала покоем. Мужчины давно не появлялись в ней. На тумбочке у кровати горела лампа, верхний свет был выключен. Джек подошел к Валери и опустился рядом с ней, потом привлек к себе и нежно раздел ее. Ни сомнений, ни удивления не испытала Валери. Ей в эти минуты казалось, что именно его она ждала все эти годы. И вот он наконец пришел.

— Я боюсь сделать тебе больно. С твоей ногой все в порядке? — заботливо спросила она.

Джек в ответ рассмеялся.

— У меня пулевое ранение в ногу, больная спина и спортивные травмы обоих колен. Ты положила глаз на старую развалину.

Но для нее он был самым лучшим мужчиной. Валери выключила свет. Да, она выглядела потрясающе для своего возраста, но ей не хотелось, чтобы он сравнивал ее тело с телом двадцатидвухлетней красотки. Джек поцеловал ее, и в этот момент та страсть, что копилась в каждом из них, взорвалась. Они забыли о его больной спине и ноге. Их переполняло желание обладать друг другом, они никак не могли насытиться, и любовная игра растянулась на долгие часы. У него никогда не было такой ночи. Засыпая в объятьях Валери, Джек понял почему. Впервые в жизни он был по-настоящему влюблен, и, к счастью, влюблен взаимно.

Глава 15

Когда Эйприл позвонила матери на следующее утро, Валери обнаженная стояла в кухне, готовя для Джека яичницу. Первая у нее пригорела, и теперь она сосредоточилась на второй, пока он сам просматривал спортивную страницу в газете. Его присутствие наполняло ее таким доверием и нежностью, что она ничуть не стеснялась стоять перед ним безо всякой одежды.

— Ну, и как это все было? — поинтересовалась у матери Эйприл.

— Просто невероятно! — задумчиво ответила Валери и тут же, опомнившись, спросила: — А что ты имеешь в виду?

— Как что? — удивилась Эйприл. — Конечно же, Суперкубок.

Еще немного, и вторая яичница отправилась бы в помойное ведро вслед за первой. Валери сказала дочери, что перезвонит через пару минут, потому что сейчас занята другими вещами.

Она наклонилась над столом, чтобы поставить перед Джеком яичницу. Он улыбнулся, поцеловал ее и провел рукой вдоль ее спины. Он оказался потрясающим любовником, впрочем, похоже, она тоже его не разочаровала. Кроме того, он утверждал, что ночь прошла без вреда для его здоровья. Джек был приятно удивлен, обнаружив, что обрел свою прежнюю форму и теперь мог вытворять все, что хотел, не рискуя вновь превратиться в инвалида. Впрочем, их близость меньше всего походила на акробатику. Нет, Джек был сама нежность, нежность, которая заставила и его, и Валери позабыть обо всем на свете. Такого с ним еще ни разу не было, Джек не узнавал себя.

С довольным видом он принялся за еду.

— Я мастер только по гренкам, — смущенно проговорила Валери.

Джек рассмеялся.

— Это я понял. Нет-нет, не надо принимать мои слова всерьез. Яичница превосходная, как и ты сама. Кстати, какие у тебя планы на сегодня?

Сам Джек взял по случаю Суперкубка отгул. В ближайшие два дня ему не нужно было выходить в эфир, и он решил побаловать себя заслуженным бездельем. Утром он оставил для своей ассистентки сообщение по голосовой почте.

— Работа, что же еще? — ответила Валери. К тому же на сегодня у нее была назначена встреча с Дон.

— Я подумал, почему бы и тебе сегодня не остаться дома. Скажи, что ты заболела, — предложил Джек, и Валери расхохоталась.

— Нет, на такое я не способна, не хочу потерять работу.

Впрочем, она знала, что такого не произойдет. Кроме того, до четверга у нее не было записи. Но и без того ее дни расписаны буквально по минутам. На пятницу она взяла отгул, чтобы посмотреть игру, чего раньше за ней никогда не водилось.

— Если тебя уволят, я готов тебя содержать. А может, и мне уйти с работы?

Разумеется, это была шутка. После страстной ночи любви ни он, ни она не хотели расставаться. Раньше с Валери такого еще ни разу не случалось.

— Прекрасно, мы с тобой любовники еще только… — она бросила взгляд на часы на стене, — пять часов, а нам обоим уже светит безработица!

— Лично я не имею ничего против! — пожал плечами Джек. — Тогда мы сможем весь день оставаться в постели и предаваться любви.

Валери была вынуждена признать, что разделяет его мнение.

— А может, и правда, — задумчиво произнесла она. — Я целый год не брала больничных или даже два года.

— Вот видишь, какую чудную идею я тебе подал, — произнес Джек, обнимая ее за талию. Мужчина в нем тотчас дал о себе знать.

В промежутке между поцелуями Валери потянулась за лежавшим на столике мобильником, чтобы оставить голосовую почту для Дон. Для пущей убедительности пришлось пойти на небольшую ложь. Мол, из Майами Валери вернулась с больным горлом и хотела бы денек отлежаться в постели. Кстати, в некотором роде так оно и было — насчет того, чтобы провести день в постели. Джек взял ее за руку и повел в спальню, где уже пять минут спустя они слились в страстных объятьях. А потом, удовлетворенные, еще долго лежали, не желая разнимать объятий.

— Ты слишком для меня молод, — вздохнула Валери, выровняв дыхание. — В моем возрасте это просто опасно.

Впрочем, он был опустошен не меньше, чем она.

— С тобой я вновь ощущаю себя молодым, — ответил Джек, нежно прижимая ее к себе и поглаживая по волосам. Спустя несколько минут оба уснули, а когда проснулись, был уже полдень.

Они вместе отправились в душ — здесь страстная сиена повторилась вновь, после чего они перешли в кухню, где Джек приготовил им два огромных сэндвича. Валери вспомнила, что по понедельникам к ней не приходит женщина, которая убирает квартиру. Так что можно считать, что им крупно повезло. Но что совсем удивительно, она и назавтра взяла выходной. Так что они могли не опасаться, что им помешают. Они выбрались из квартиры, чтобы пообедать в ближайшем ресторане, а вернувшись домой, улеглись в постель и смотрели старые фильмы. Никогда Валери не проводила день, как сегодня. Лежа в объятьях Джека, она ощущала себя избалованной лентяйкой. А еще она была влюблена.

Эйприл перезвонила ей во второй половине дня, и, как показалось Валери, в голосе дочери слышалась тревога.

— С тобой все в порядке? Я звонила тебе на работу, и мне сказали, что ты больна. Но когда я звонила утром, ты мне ничего не сказала, ты мне даже не перезвонила.

— Извини, дорогая. Но у меня действительно болит горло. Похоже на ангину.

— Ты уже вызвала врача?

— Пока еще нет, — ответила Валери, ощутив укор совести, и улыбнулась Джеку, который, пока она разговаривала, положил руку ей на грудь. Его прикосновение мгновенно разбудило в ней страсть. — Но я непременно его вызову. Обещаю тебе.

— Если это ангина, то нужно принимать антибиотики, — менторским тоном произнесла Эйприл.

— Хорошо. Я вызову врача, а потом тебе позвоню. А пока мне просто хочется полежать в постели.

— Отлично. И укройся потеплее, — посоветовала Эйприл. — Я позвоню тебе позже, узнаю, как ты.

— Если я не стану брать трубку, не беспокойся. Потому что мне все время хочется спать.

На самом же деле ей не хотелось, чтобы телефонный звонок помешал им с Джеком.

— Кстати, как все-таки тебе Суперкубок? Утром ты сказала, что ты в восторге.

— Да, это было потрясающе!

На самом деле она имела в виду Джека, а отнюдь не игру. Впрочем, игра тоже была захватывающей.

— Я смотрела за играми по телевизору в кухне. Джек классно комментировал матчи, и его интервью — супер! Надеюсь, он был мил с тобой?

— Еще как! — воскликнула Валери и улыбнулась Джеку, который обнимал ее. — А как ты себя чувствуешь?

— Отлично. Прекрасно. Но скоро все изменится, живот уже заметен, и мне противно от одной только мысли, что придется всем что-то объяснять. Господи, как хорошо бы подольше сохранить все в тайне!

Через неделю ее беременность перевалит на шестой месяц, и Эйприл, обычно стройная и подтянутая, ощущала себя этакой бочкой.

— Сомневаюсь, что ты сможешь долго это делать, — заметила Валери. — К тому же ты не обязана никому ничего объяснять.

— Мне кажется, мои повара уже догадались.

Жан-Пьер так уж точно. Последнее время он был на удивление внимателен и заботлив. Например, не разрешал ей поднимать тяжести. Эйприл воспринимала его помощь с благодарностью, однако такое повышенное внимание с его стороны напрягало ее. И хотя она сама держалась с ним подчеркнуто учтиво, как с коллегой, это никак на него не действовало.

— Я позвоню тебе завтра, моя дорогая, — сказала Валери как можно нежнее.

— А ты лечи свое горло, пей чай с медом и вызови врача.

— Непременно. Спасибо, что позвонила.

Валери положила трубку и повернулась к Джеку. Он тотчас поцеловал ее снова. Он провел у нее еще одну ночь, и Валери — что совершенно на нее не было похоже — позвонила на работу и, сказавшись больной, взяла еще один свободный день.

— Но ведь я не могу так поступать до бесконечности, — сказала она убитым голосом, когда они сели вдвоем за обеденный стол. — Завтра мне все равно придется выйти на работу. Подозреваю, что мой рабочий стол завален корреспонденцией.

— А что? По-моему, нам обоим стоит уволиться, — подначил ее Джек. Впрочем, завтра его тоже ждала работа. А пока здорово было взять парочку внеплановых выходных, чтобы провести их вместе — вместе спать, есть, заниматься любовью, вместе смотреть телепередачи.

Для Валери это был своего рода праздник. Она вот уже много лет не ощущала себя такой отдохнувшей. В душе она надеялась, что не станет для Джека мимолетным увлечением. Впрочем, похоже, оба они были настроены серьезно.

— Может, сегодня поедем ко мне? — предложил он. — Моей помощницы по хозяйству не бывает по средам.

Оба не торопились афишировать свои отношения. О своем новом романе Валери не обмолвилась ни словом даже в разговоре с Эйприл, так зачем знать об этом посторонним! Пока это был их с Джеком секрет. А еще ее по-прежнему волновала мысль о разнице в возрасте. Хотя, может, она зря переживает. Джек был известен как большой любитель женского пола, и с кем бы его ни заметили, это наверняка вызвало бы разговоры, тем более если бы его заметили в ее обществе. С другой стороны, Валери словно сбросила с плеч груз прожитых лет и теперь чувствовала себя его ровесницей. Рядом с ним ей было хорошо, легко и спокойно на душе, как будто годы, разделявшие их, исчезли каким-то волшебным образом.

Вечером Валери собрала небольшую сумку, чтобы поехать на ночь к Джеку, достала из платяного шкафа деловой костюм. Они вызвали такси и отправились к Джеку. Джек положил в багажник свой чемодан. Ее собственный чемодан до сих пор стоял нераспакованный в спальне. Валери взяла с собой только косметичку и зубную щетку.

Приехав к Джеку, Валери поставила туалетные принадлежности на полочку в его ванной и повесила в шкаф костюм. У нее было такое чувство, словно она вернулась к себе домой. Они решили принять ванну вместе и с удовольствием погрузились в теплую пенную воду.

— Что же мы теперь скажем людям? — задумчиво спросила Валери, когда они наконец вылезли из ванны и сели за стол в кухне, чтобы перекусить. — Или нам просто на какое-то время скрыться с горизонта, пока мы не решим, что нам делать?

— Это зачем же? Лично я уже все решил, — возразил Джек. — Я тебя люблю. Скажи, если я закажу самолет, чтобы он начертил эти слова в небе над Манхэттеном, это дурной вкус или как? Или хватит объявления на шестой странице? — спросил Джек, имея в виду колонку светской хроники в «Нью-Йорк-пост».

— Не хлопочи! Думаю, люди и без того скоро обо всем догадаются, — успокоила его Валери. — Мне всегда нравилось старое выражение: «Осмотрительность — главная составляющая мужества». Однако я совершенно не могу себе представить, как будут обстоять дела с осмотрительностью, если люди обо всем догадаются. Ведь мы с тобой все время на виду.

— А по-моему, нам не нужно ни на кого обращать внимания. Главное, что нам с тобой хорошо. С какой стати нам что-то скрывать, я не женат, ты не замужем. Или, по-твоему, Эйприл будет против?

— Вряд ли, — задумчиво ответила Валери. — Не вижу причин, почему она должна быть против, к тому же ты ей нравишься. А как насчет Грега?

Сын Джека младше ее дочери. Он наверняка их не одобрит.

— Он мне сказал, что ты ему понравилась, — ответил Джек. — Так что тылы у нас прикрыты. Согласись, что мнение детей для нас очень важно. А все остальные пусть идут к чертовой матери! — с жаром воскликнул он. Потому что теперь для него самое главное — это она, и незачем усложнять жизнь. Валери вспомнила предсказание Алана Старра, его гадание в день ее рождения. Удивительно, но все сбывалось.

Они с Джеком пораньше легли спать, потому что обоим предстояло встать рано. Джек приготовил завтрак — а именно яичницу с беконом, которая вполне могла бы украсить собой меню в ресторане Эйприл. Джек и вправду был неплохим кулинаром. После завтрака они какое-то время спорили, как им добираться на работу, и в конце концов решили, что возьмут одно такси на двоих. В здание телестудии они тоже вошли вместе. Казалось, никто не обратил на это внимания. В коридорах сновали люди, и, когда они вышли из лифта, Джек без колебаний поцеловал ее в щеку. И вновь никто не удивился, не упал в обморок, никто не стал на них коситься.

— Жди моего звонка, — сказал Джек с улыбкой и направился к себе.

Валери зашагала к себе в офис. У дверей с озабоченным видом ее уже поджидала Дон.

— Как ваше горло? — обеспокоенно поинтересовалась она.

Несмотря на молодость, она нередко демонстрировала по отношению к Валери едва ли не материнскую заботу. Дон любила и свою работу, и свою начальницу. И Валери платила ей взаимностью. О такой помощнице, как Дон, можно было только мечтать.

— Прекрасно. А в чем дело? — удивилась Валери. Сказать по правде, у нее вылетело из головы, какой предлог она нашла пару дней назад, чтобы не приходить на работу. — А, ты вот о чем! — вспомнила она. — Гораздо лучше. Что поделать, ангина. Принимаю антибиотики.

С этими словами она прошла в свой офис и села за стол, заваленный бумагами. На следующий день ей предстояло грандиозное шоу по случаю Дня святого Валентина. Кстати, какое удивительное совпадение! И как этот день соответствует ее настроению!

В обеденный перерыв Джек заглянул, чтобы увидеть ее. Он пребывал в прекрасном настроении. Еще бы! Ведь его передача вышла на первую строчку в рейтинге. Коллеги были горды своим Джеком.

На работе Валери засиделась до вечера. Джеку она пообещала, что заглянет по пути домой. Попала она к нему лишь в половине девятого вечера и, соответственно, к себе уже не поехала. Что ж, придется заехать домой утром, до работы, чтобы переодеться. Когда Валери на следующее утро приехала домой, то застала там горничную. Как оказалось, та решила, что Валери просто нет в городе — единственное разумное объяснение отсутствия хозяйки в собственной спальне. Впрочем, правда в любом случае вскоре всплывет. Такие вещи долго скрывать невозможно. Для шоу в честь Дня святого Валентина она надела красный костюм от «Шанель». Джек заехал за ней через полчаса, чтобы отвезти ее в студию. Неожиданно для самих себя они стали практически неразлучны. Валери это только нравилось. Вместе они составляли красивую счастливую пару, и ей было приятно об этом думать. Пока они ехали на работу, она рассказала ему о предстоящем шоу.

— Кстати, а какие у тебя планы на День святого Валентина? — поинтересовался Джек. — Почему бы нам не навестить Эйприл?

Валери кивнула, а про себя подумала, что надо предупредить дочь. Но когда лучше это сделать?

Валери смогла увидеть дочь в субботу, перед тем как отправиться к парикмахеру. Эйприл первой задала ей вопрос про Джека.

— Мам, ты ведь с Джеком встречаешься, признайся. Но он ужасно занятой. И мне бы не хотелось, чтобы ты влюбилась в него, а у него просто нет на тебя времени. К тому же вокруг него вечно увиваются эти вертлявые модели. Ты будешь переживать.

Валери не собиралась лгать дочери. И меньше всего ей хотелось делать это сейчас. Валери было не по себе из-за той лжи, на которую она пошла, не поделившись с дочерью.

— Сказать по правде, я в него влюбилась. И возможно, да, мне действительно будет больно. Не знаю. Он на десять лет моложе меня, но знаешь, для нас это не имеет значения. Потому что он тоже в меня влюблен.

Эйприл несколько мгновений молча смотрела на мать, явно не зная, что сказать.

— Надеюсь, он тебя не обижает? — наконец спросила она.

— Ну, ты скажешь! Он готов носить меня на руках. Он добрый, отзывчивый, умный, с ним весело. Возможно, наши с ним отношения не продлятся долго. Но сейчас мне с ним хорошо, — призналась Валери. Почему-то ей было неловко, что все это происходит с ней, а не с Эйприл, которая имела на это полное право. Более того, для дочери надежное мужское плечо гораздо важнее, чем для самой Валери. Увы, ждать справедливости от жизни — дело бесполезное. Думала ли она, что в шестьдесят лет влюбится, как шестнадцатилетняя девчонка? А вот Эйприл, на шестом месяце беременности, ждет ребенка от мужчины, который воспользовался ею, словно игрушкой, и теперь ему не нужна ни она сама, ни ее будущий ребенок.

— Прости меня, моя дорогая. У меня такое ощущение, будто я от жадности отхватила себе лучший кусок. Я бы предпочла в первую очередь видеть счастливой тебя, а не себя.

— Да ладно тебе, мам! У меня все нормально, — запротестовала было Эйприл. Впрочем, вид у нее был унылый. С того дня, когда она в последний раз видела Майка, ею владело подавленное настроение. Его визит к врачу стал для нее болезненным ударом. — Я рада за тебя, мама, — с горячностью добавила она. — Ты это заслужила. А Джек должен благодарить судьбу, что встретил тебя. Мне кажется, к своим пятидесяти годам он понял, что все эти двадцатилетние девчонки совсем не то, что ему нужно. Я всегда хотела, чтобы рядом с тобой был человек, который тебя любит. Ведь нашел же отец свое счастье с Мэдди. И не вздумай говорить о возрасте! Право на счастье есть у каждого.

Эйприл очень хотелось в это верить.

— Но я не могу не думать об этом! Как ни уговаривай себя, шестьдесят есть шестьдесят, а двадцать — это двадцать.

— Но о каких серьезных отношениях с ними может идти речь?! Джек ведь тоже не молодеет… — резонно заметила Эйприл. Она сама до недавнего времени и не предполагала такого развития событий, но теперь радовалась за мать.

Валери сообщила ей, что они с Джеком хотели бы по случаю Дня святого Валентина пообедать в ресторане Эйприл.

— Я приготовлю для вас потрясающий обед! — оживилась Эйприл и обняла мать. — Буду рада увидеть вас вместе!

— Что она сказала? — Это был первый вопрос, который задал Джек, когда Валери приехала к нему. После возвращения из Майами они каждый вечер проводили вместе, или у нее, или у него. Поначалу Джек нервничал по поводу того, как к их отношениям отнесется Эйприл. От детей можно ждать любой реакции, независимо от их возраста. Сам он обмолвился в телефонном разговоре с Грегом, что встречается с Валери, и Грег сказал, что он только рад и не видит в этом ничего предосудительного. Но то парень, а что скажет Эйприл? Ее реакция может быть совсем другой. Джек, конечно, знал, что мать и дочь близки, и очень надеялся, что ничего не может испортить их отношения.

— Эйприл умница, — успокоила Джека Валери. — Она пообещала по случаю Дня святого Валентина приготовить для нас специальный обед. Я сказала ей, что мы хотели бы пообедать в ее ресторанчике.

— Надеюсь, она не подмешает мне мышьяка, — пошутил Джек, пытаясь за этой неловкой шуткой скрыть свое беспокойство.

— Я же сказала тебе, что она не имеет ничего против. С нее хватает своих проблем.

— Это каких же? — поинтересовался Джек. — Надеюсь, ее заведение на плаву?

— О, ее ресторан процветает! — поспешила успокоить его Валери, однако уточнять не стала. Впрочем, похоже, что ее ответ устроил Джека — главное, что Эйприл не имеет ничего против их романа, и для них с Валери горит зеленый свет. Получив одобрение обоих отпрысков, Джек почувствовал себя гораздо увереннее. Коллеги, похоже, еще ни о чем не догадывались. Просто не придали значения тому, что в последнее время их постоянно видели вместе. Вероятно, все полагали, что это следствие их короткого сотрудничества во время проведения Суперкубка. Что ж, пусть так и думают, пусть люди привыкнут к их «дружбе». По крайней мере, Джека это вполне устраивало. А вот у Валери было такое подозрение, что Дон обо всем догадалась, хотя ничем себя не выдала. Но, как уже сказал Джек, важно, что их собственные дети не имеют ничего против, а это самое главное.

В День святого Валентина Джек и Валери отправились на обед к Эйприл. Та действительно постаралась на славу и приготовила для них превосходный обед. Более того, освободившись от дел, подсела за их столик. Они втроем сидели за столиком, когда в ресторан в сопровождении молодого человека вошла одна из бывших подружек Джека. Заметив Джека, она подошла к их столику, чтобы напомнить Джеку, что все еще ждет обещанного звонка. На Валери она даже не взглянула. Поскольку за их столиком сидела хозяйка ресторана, девушка решила, что здесь собрались просто хорошие друзья.

— Я так соскучилась по тебе, — проворковала она, обращаясь к Джеку, и, бросив на него призывный взгляд, отошла прочь. А спустя минуту Эйприл позвали на кухню. Дочь ушла, а Валери сидела молча, напряженная и притихшая. Джеку было достаточно одного взгляда, чтобы понять: она расстроена.

— Не вздумай расстраиваться из-за этой девчонки, — сказал он. — Я с ней встречался лишь раз. Глупенькая стервочка! Представляешь, она безо всякого стеснения вытащила у меня из бумажника стодолларовую бумажку. Видимо, привыкла, чтобы ей платили.

В его жизни были и другие девушки, милые и приятные, а об этой красавице Джек поспешил забыть. И надо же было случиться, чтобы именно она сегодня вечером появилась в ресторане Эйприл! Эта дура испортила такой чудесный вечер!

— Ты ведь спал с ней, судя по тому, как она на тебя смотрела, — нарушила молчание Валери, стараясь говорить как можно спокойнее. В ответ Джек лишь вздохнул и взял ее руку в свою.

— Дорогая, в свое время я по глупости переспал почти с половиной нью-йоркских моделей, но это не значит, что я намерен делать это и дальше. Я люблю тебя. Думая о том, какую жизнь я вел, пока не встретил тебя, я чувствую себя последним глупцом. И вот теперь не одна, так другая время от времени возникают в моей жизни, как, например, сегодня, и я чувствую себя последним идиотом. Сознаюсь, я это заслужил, но вот ты — нет. Но я прошу тебя об одном: запомни — ко мне теперь это не имеет отношения. Я закрыл дверь в свою прошлую жизнь. Не хочу, чтобы из-за глупостей, которые я когда-то натворил, наши отношения испортились. Скажу честно, ни с одной из них у меня никогда не было ничего серьезного, скорее это был способ убить время. У нас с тобой все по-другому. Ты прекрасная, удивительная женщина, и я люблю тебя, — произнес он, глядя ей в глаза, и Валери словно ожила. Она даже устыдилась своей неожиданной ревности. К счастью, скоро к их столику вернулась Эйприл, чтобы вновь составить им компанию.

— Извини, чертова посудомоечная машина вечно выходит из строя! Боюсь, что придется покупать новую, — пояснила Эйприл и лишь потом заметила, что ее мать чем-то расстроена. Возможно, из-за этой девицы, которая подошла к их столику поговорить с Джеком. Хотя к чему расстраиваться? Ведь Джек любит ее мать, это видно с первого взгляда. Они завершили обед легким десертом, и Джек от души поблагодарил Эйприл.

Джек и Валери засобирались домой. Эйприл вышла их проводить. Она чувствовала, что Валери, хотя и улыбается, напряжена, но вопросов задавать не стала. На прощание Эйприл поцеловала обоих и сказала, что будет рада видеть их снова. Когда она чмокнула в щеку Джека, тот с удивлением посмотрел на нее. Он наконец заметил, что Эйприл беременна. Опустив глаза, он увидел, что под ее поварским фартуком выступал округлившийся животик. Джек вопросительно посмотрел на Эйприл.

— Мама тебе все объяснит, — смущенно сказала она. — Или, может, она уже все тебе рассказала? — Эйприл вполне допускала это, в конце концов, Джек теперь в некотором роде член их семьи, так что какие могут быть от него секреты?

— Нет, она ничего мне не говорила, — ответил он. — Скажи-ка мне, ты сама этому рада или нет?

— И рада, и не рада, — пожала плечами Эйприл. — Скажем так, это подарок судьбы, хотя и неожиданный. Не знаю, ничего я сейчас не знаю.

Джека и Валери уже поджидало такси. К тому же на улице было зябко, а Эйприл вышла их проводить без пальто. Как только они сели в такси, она поспешила вернуться в ресторан.

Джек назвал водителю адрес Валери. За всю дорогу оба не проронили ни слова. Этим вечером он остался у нее. Так они договорились — несколько ночей у него, а потом — у нее.

— Почему ты ничего не сказала мне? — спросил Джек у Валери. Похоже, он был даже обижен.

— Не сказала о чем?

— О том, что Эйприл ждет ребенка. Кстати, а кто его отец? Насколько мне известно, близкого друга у нее нет.

— Верно, нет, — вздохнула Валери. — Это была случайность. Я видела этого парня лишь один раз. Он работает в газете, пишет ресторанные обзоры. Он произвел на меня неплохое впечатление. Но ему не нужна ни она, ни ребенок. Насколько мне известно, вместе они были всего лишь раз. Моей бедной Эйприл не повезло. По ее словам, они тогда прилично выпили. Кроме того, тогда она принимала антибиотики, в результате противозачаточная пилюля не сработала.

Джек огорчился. Бедняжка Эйприл! Теперь ей одной тащить эту ношу. А ведь на ней еще и ресторан! Какая, однако, несправедливость, что отец ребенка порвал с ней всякие отношения!

— Ей, должно быть, тяжело. Но почему ты ничего не сказала мне? — повторил Джек свой вопрос. Впервые за все время их отношений в его голосе прозвучал упрек. Он задумался о том, что стало причиной этой скрытности — неловкость или желание оградить Эйприл, и без того попавшую в щекотливое положение, от болезненных вопросов. По всей видимости, второе. Но с другой стороны, до сих пор у них не было друг от друга секретов, и если Валери решила не посвящать его в их с Эйприл проблемы, значит, это нечто такое, что не дает ей покоя. Джек хотел быть частью ее жизни, ее надеждой и опорой, а отнюдь не сторонним наблюдателем. И потому чувствовал себя задетым ее молчанием.

Ответ Валери был неожиданным. Какое-то время она молчала, в ее глазах стояли слезы.

— Та девица, которая подошла к тебе поздороваться, сколько ей лет, Джек? Двадцать один? Двадцать два? Самое большее — двадцать три. Значит, я на тридцать семь лет ее старше. Это с ней у тебя был роман до меня. Я старше тебя на целый десяток лет, мне шестьдесят, и я не замужем. А мой бойфренд привык развлекаться с молоденькими девушками. И ты хочешь, чтобы я сказала тебе, что в скором времени стану бабушкой? Да я гожусь в бабушки этой твоей модели! — воскликнула Валери обреченно. — Неужели мне теперь придется стать настоящей бабушкой и выглядеть на свои шестьдесят? Может, это и глупо с моей стороны, но мне казалось, что, если я тебе скажу, ты тотчас же оставишь меня. Я сама еще не привыкла к этой мысли и потому не хотела раньше времени ставить тебя в известность. К тому же я ужасно волнуюсь за Эйприл, ей не позавидуешь. Но я ничего не сказала тебе об этом не из-за Эйприл, а из-за себя. Меня мучает вопрос — захочешь ли ты теперь спать с бабушкой?!

Вид у Валери был такой несчастный, что Джек невольно улыбнулся. Он с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться, потому что это действительно было смешно. До этого он спал с молодыми девицами, у которых были потрясающие фигуры при полном отсутствии ума. И вот теперь мир перевернулся — он спит с женщиной на десять лет себя старше, которая к тому же вот-вот станет бабушкой! И, что самое главное, он совершенно потерял из-за нее голову. Он обнял Валери и, нежно прижав к себе, поцеловал.

— Давай больше не будем поминать этих девиц. Они мне безразличны. И поверь, я не разлюблю тебя из-за того, что ты станешь бабушкой. Я люблю тебя, независимо от того, сколько тебе лет, и сколько мне, и сколько внуков у тебя будет! Черт возьми, Валери, я ведь тоже уже не мальчик, хотя с тобой я порой ощущаю себя подростком. Но вообще-то у меня такое чувство, что из нас двоих старший по возрасту я.

Его слова вызвали у Валери улыбку. Джек облегченно рассмеялся и не удержался от того, чтобы немного ее подразнить.

— Обещаю тебе, что никогда не стану называть тебя «бабулей».

— Смотри, ты пообещал! — игриво ответила Валери и сделала вид, что готова его шлепнуть. — И пусть только этот ребенок когда-нибудь попробует меня назвать «бабушкой», я просто не стану с ним разговаривать! — с этими словами она прижалась к Джеку. Он сумел ее успокоить. — Честно говоря, я очень переживаю из-за Эйприл, — уже серьезно добавила она. — Не повезло моей девочке, а я не знаю, как могу ей помочь. Справится ли она одна?

— Не волнуйся, справится, — уверенно сказал Джек. — Ну а мы все на что? Разве мы ей не поможем?! Например, мы могли бы сидеть с ребенком, — и он улыбнулся Валери. — Ребенку необязательно называть нас бабушкой и дедушкой, будет звать нас по имени — Джек и Валери. Кстати, лично я ничего не имею против внуков. Ну, может, не прямо сейчас, а когда-нибудь в будущем.

— Вот и я тоже, — призналась Валери. — Лет этак в восемьдесят. Честное слово, Джек, я давно хотела тебе все рассказать и пару раз едва не проговорилась, но в последний момент испугалась, не нашла нужных слов. Кстати, бабушкой я стану в июне.

Черт, как же отвратительно это звучит! И как назло, она вынуждена произнести эти слова как раз в тот момент, когда ей хочется быть молодой и привлекательной!

— Но для меня ты всегда будешь желанной! — заверил ее Джек.

— Но молодой, как эта сегодняшняя девица, я не буду никогда! — вздохнула Валери. — Она молодая, и этим все сказано!

На фоне этой нахалки Валери чувствовала себя старой развалиной.

— Неправда, — оборвал ее Джек. — Она безбашенная, и этим все сказано. Она и со мной позволяла себе разные выходки, не удивлюсь, если она принимает наркотики. Во время нашей с ней встречи она точно была под кайфом, причем еще каким! Я не мог дождаться той минуты, когда я, наконец, мог от нее отделаться, и не собирался встречаться с ней снова. Поверь, вот уж что мне нужно меньше всего, и я благодарен судьбе за то, что она послала мне тебя. Этих красоток с меня довольно, я сыт ими по горло. С ними я лишь тешил собственное тщеславие. С тобой все иначе, мы по-настоящему близки, я чувствую с тобой духовную связь, а не просто физическое влечение, — произнес он. Впрочем, на губах его играла хитрая улыбка. И как только они вошли в ее квартиру, он доказал ей всю полноту своих чувств — не теряя времени, сгреб в охапку и отнес в спальню.

— Немедленно меня опусти, а не то снова надорвешь спину! О ноге подумай! — упрашивала его Валери, но Джек только засмеялся в ответ.

— К черту ногу и к черту спину! Или ты хочешь сказать, что я уже стар?

— Нет, — сказала она, когда он опустил ее на кровать. — Я просто хочу сказать, что люблю тебя и беспокоюсь о тебе.

— Отлично, потому что я тебя тоже люблю. Так что прекращай говорить о том, какие мы с тобой старые. Сегодня День святого Валентина, и в этот день я хочу заниматься с тобой любовью. Быстро раздевайся! — шутливо скомандовал он и, не дожидаясь, когда она выполнит его команду, сам принялся снимать с нее одежду.

Валери смеялась. Неожиданно вся ситуация предстала перед ней в комическом свете — и собственные страхи по поводу того, как Джек воспримет новость о беременности Эйприл, и эта наглая девица в ресторане. Все это не имело значения. Главное, что они вместе! И Джек осыпает ее ласками со страстностью восемнадцатилетнего юноши. Нет, они оба поступили правильно, когда не испугались и смело открыли дверь, потому что за ней их ждала любовь. Они обрели друг друга.

Глава 16

Спустя две недели после Дня святого Валентина Эйприл стояла на тротуаре рядом со своим рестораном и подписывала бланк на доставку новой посудомоечной машины, которую она была вынуждена купить. Она сняла свой фартук, и теперь ни о каком секрете не могло быть и речи. Все уже знали, что она беременна. О том, кто отец ребенка, знали только Элен и ее родители. Все в ее ресторане — от повара до помощника официанта — понимали, что отец ребенка самоустранился, взвалив эту ношу на ее плечи. Две официантки, что были постарше возрастом, отнеслись к ней по-матерински и даже предложили устроить для будущего младенца праздник подарков. Другие предлагали разные нужные вещи, а Жан-Пьер растрогал ее до слез тем, что подарил детскую кроватку, которую купил на какой-то распродаже. И все равно, даже несмотря на то, что ребенок теперь напоминал о себе, энергично толкая ее в живот, происходящее казалось Эйприл каким-то наваждением. Она с трудом представляла себе, что будет, когда он появится на свет. Большую часть времени она вообще пыталась об этом не думать — занималась рестораном, текущими делами, как будто ничего не произошло. А между тем она была уже на седьмом месяце.

Опустив голову, Эйприл направилась назад в ресторан вслед за рабочими, которые несли посудомоечную машину, когда кто-то сзади положил ей на плечо руку. Эйприл резко обернулась и увидела перед собой Майка. Тот стоял перед ней, глядя ей в глаза — смотреть на ее живот он избегал. Впрочем, он был явно удивлен его размерами. Казалось, он испугался, что Эйприл родит прямо сейчас, хотя знал, что до родов остается еще пара месяцев.

Эйприл смущенно посмотрела на него. Господи, каким ветром занесло его сюда? Впрочем, похоже, он и сам не знал ответа на этот вопрос.

— Привет! — все, что он произнес в первую минуту. И лишь затем поинтересовался. — Как дела?

— Нормально, — сухо ответила Эйприл. — А у тебя?

Она не видела Майка больше двух месяцев, с того самого дня у врача, когда он вышел к ней и сказал, что такое ему не по силам. С тех пор он ей ни разу не позвонил. Впрочем, и она ему тоже, твердо решив ни о чем больше его не просить и не навязывать ему нежеланного ребенка. С самого начала она предложила ему выбор, и он его сделал.

— У меня все в порядке. Я все это время думал о тебе. Может, пройдемся немного? — предложил он.

Эйприл кивнула. Посудомоечной машиной займется Жан-Пьер. Теперь он был не только сомелье, постепенно он становился поваром. Кроме того, выполнял многие поручения Эйприл. Увидев Майка, он нахмурился и не счел нужным даже поздороваться с ним.

Эйприл и Майк, стараясь идти в ногу, двинулись по улице — Эйприл меньше всего хотелось, чтобы кто-то видел их вместе, и уж тем более чтобы люди слышали их разговор. До сих пор ни один мужчина не приходил к ней на работу, и ей не хотелось, чтобы кто-нибудь заподозрил в Майке отца ее будущего ребенка. Впрочем, Жан-Пьер давно обо всем догадался. Но только он, остальные оставались в неведении.

— Извини, что я так по-свински вел себя у врача, — произнес Майк. Эйприл кивнула, продолжая смотреть перед собой. Она и сама не знала, хотела его видеть или нет. Но когда она шла рядом с ним по улице, ее сердце учащенно билось в груди, а ребенок толкался в животе с удвоенной энергией. Она уже знала, что такое обычно бывало, стоило ей разволноваться.

— Давай не будем говорить об этом, — сказала она. — Зря я тогда попросила тебя прийти. Просто, когда ты пригласил меня пообедать, я подумала… Я хотела, чтобы ты увидел нашего… моего ребенка, — быстро поправилась Эйприл, опасаясь обидеть его тем, что назвала ребенка «нашим». Потому что это действительно был ее ребенок, ее и ничей больше. Майку он был не нужен. А она смирилась с тем, что он у нее будет. Этого никогда не произойдет с Майком, он дал ей это понять еще тогда у врача и в сообщении, которое он ей прислал. Впрочем, куда красноречивее было его исчезновение и последующее молчание, его нежелание видеть ее.

— Я и сам хотел взглянуть на него, поэтому я и пришел, — произнес Майк, когда они остановились и присели на скамейку. Лишь тогда Эйприл подняла на него глаза. — Ребенок на экране компьютера был как настоящий, и я испугался, — признался Майк. — Мне казалось, я никогда не смогу взвалить на себя эту ответственность.

— Понимаю, — негромко произнесла Эйприл. — Понимаю, прости меня.

— Нет, это ты прости меня, — взволнованно возразил он. — Я, собственно, потому и пришел. Пришел попросить у тебя прошения. Я два месяца только и думал об этом. Да, ни ты, ни я не могли предположить, что так получится, мы этого не хотели. Но так получилось. Возможно, так оно и должно быть, наверное, это судьба. В тот вечер, когда мы впервые встретились, я подумал, что ты потрясающая женщина. Да-да, даже когда я напился, я думал именно так, именно поэтому я оказался с тобой в одной постели. Я почти влюбился в тебя, особенно после того, как узнал ближе и тебя, и твою семью. Но это одновременно и напугало меня, напугало так, что я не знал, что мне делать. Потому что ты — это то, что я не хотел впускать в свою жизнь. Я прожил с женщиной пять лет, прожил без любви, хотя и говорил ей, что люблю. Именно по этой причине я так и не женился на ней, не решился обзаводиться детьми. Ты же ни о чем не попросила меня, ни о чем! А когда я бросил тебя — что, разумеется, было свинством с моей стороны, — ты не просила меня вернуться, не пыталась разжалобить, не пыталась умолять. Ты не отправляла мне гневных посланий по электронной почте, не говорила мне, какой я подлец. Нет, ты продолжала жить собственной жизнью, взвалила на себя весь груз забот и никому не жаловалась. И я скажу тебе, что это настоящее мужество. Такой порядочной, такой мужественной женщины, как ты, я еще не встречал. И последние два месяца я только и думал о тебе и о нашем ребенке. Потому что это наш ребенок. Да-да, он мой так же, как и твой, даже если я, как последний трус, отвернулся от тебя. Мне было страшно, что когда-нибудь мы с тобой станем такими, как мои родители. И мне понадобилось целых два месяца на то, чтобы понять: этого никогда не произойдет, потому что ты не похожа на мою мать. В тебе есть все то, чего в ней никогда не было. И Бог свидетель, я не такой, как мой отец. И этому ребенку не грозит судьба моего брата, который ушел из жизни в пятнадцать лет лишь потому, что он не был никому нужен, что всем было на него наплевать. Потому что у нас с тобой все по-другому. Эйприл, ты замечательная женщина, и я знаю, что недостоин тебя, но я хочу попытаться… Я сделаю все для того, чтобы наши с тобой отношения наладились. Нет, я понимаю, что все это немного шиворот-навыворот — сначала сделать ребенка, а потом пытаться выяснить, сходимся ли мы с тобой характерами. Но если все-таки сойдемся, то кто знает, может, в будущем у нас будет нормальная семья. Но даже если ее и не получится, не будем загадывать, я бы хотел быть настоящим отцом этому ребенку. Потому что вдруг это самое лучшее, что есть в моей жизни. Может, я должен благодарить судьбу за то, что все так случилось. Извини, что мне потребовалось столько времени, чтобы это понять, но я обещаю тебе, что больше никогда не буду вести себя по-свински, и если ты не прогонишь меня, кто знает, может, пусть не сразу, а спустя какое-то время — из наших отношений что-нибудь получится.

— Тебе не нужно идти ни на какие жертвы, — негромко произнесла Эйприл. — Я ничего от тебя не требую, и ты мне ничего не должен. Мы оба тогда в сентябре совершили глупость.

— Нет, с твоей стороны это была куда меньшая глупость, чем с моей. Ты была уверена, что предохраняешься от беременности, а я вообще тогда ни о чем не думал.

— Я все равно пропустила пару таблеток, так что антибиотики здесь ни при чем.

— В таком случае это была глупость со стороны нас обоих, — Майк улыбнулся. — И даже если ты меня ни к чему не принуждаешь, я все равно хочу быть ближе к вам — и к тебе, и к ребенку.

Майк говорил торопливо; видно было, что он нервничает. Эйприл же не могла решить для себя, как реагировать на его слова. Она уже давно вычеркнула его из своей жизни. Майк мог бы и сам об этом догадаться.

— Ты дашь мне такую возможность? И пусть я недостоин этого, я все равно хочу попытаться. И если я вновь испугаюсь, если почувствую, что не смогу взвалить на себя эту ношу, я честно тебе об этом скажу. Но я никогда не сбегу от тебя, не сказав ни слова, как это случилось в прошлый раз. Я два месяца посещал сеансы психотерапевта и думаю, это мне помогло.

На Эйприл это его заявление произвело впечатление. Она никак не ожидала, что он начнет посещать сеансы психотерапии. Значит, он не забыл о ней, не вычеркнул из своей жизни! Может, и впрямь им стоит попробовать? Впрочем, сейчас у нее не было уверенности, что из этого что-то получится. Ее по-прежнему терзали сомнения на тот счет, способен ли он поддерживать серьезные отношения.

— Значит, ты пришел ко мне, потому что так посоветовал тебе твой психотерапевт? Или потому что так ты решил сам? — Она подняла на него огромные карие глаза, в которых застыл вопрос. Этот взгляд пронзил его насквозь.

— Он не в курсе, что я здесь. Это решение я принял сам. Вчера вечером.

Эйприл кивнула и вновь внимательно посмотрела на Майка. Все-таки она была рада его видеть, хотя и не торопилась это показывать. Ведь надо признать, что, не будь она беременна, она бы и не пыталась продолжить знакомство с ним. Но она была беременна, и, несмотря на все свои сомнения… она не была к нему равнодушна. А ребенок был связующим звеном между ними.

— Может, нам просто надо подождать и посмотреть, как будут развиваться события дальше? — предложила она. Эйприл не хотела во второй раз стать жертвой собственной доверчивости. Наверное, это было самое большее, что она могла ему предложить. Ее по-прежнему терзали сомнения, и она не могла их отбросить. С другой стороны, и терять его во второй раз она не хотела. Ни ради себя, ни ради ребенка. Она всей душой желала, чтобы их с Майком отношения наладились. Потому что она носила под сердцем их залог — самое ценное, что у нее было.

— Я могу пригласить тебя на обед? И можно мне приходить к тебе в ресторан, чтобы проведать тебя?

Эйприл согласно кивнула и поднялась. Майк был удовлетворен ответом. Потому что шанс, который она ему дала, был самое большее, на что он мог рассчитывать. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он протянул руку и потрогал ее живот. Он никак не ожидал, что на это прикосновение ребенок ответит ему, с силой толкнувшись в ее животе.

— Как это понимать? Я ему понравился или он на меня зол? — спросил Майк с улыбкой. Своей реакцией ребенок, казалось, растопил в его душе последние льдинки сомнений.

— Наверное, и то, и другое, — с улыбкой ответила Эйприл. Она была счастлива, что Майк сейчас снова с ней, что бы ни случилось потом. — Кстати, с чего ты взял, что это мальчик?

— Меня и девочка вполне устроит. Тебе самой хотелось бы девочку?

— Девочку одной растить проще, — искренне ответила Эйприл.

Майк понимающе кивнул. Ведь он пока не давал никаких обещаний, лишь попробовал слегка приоткрыть дверь. Дверь, за ручку которой раньше ему было даже страшно взяться. И вот теперь он решился приоткрыть ее, пусть всего на пару дюймов. И это при том, что петли на этой двери проржавели еще много лет назад.

Они вернулись к ресторану. У дверей Майк остановился и повернулся к ней лицом.

— Позвоню тебе. Обещаю, что позвоню тебе. Что скажешь, если завтра посидим вместе, хочешь, у тебя, хочешь, куда-нибудь сходим?

— Хорошо… Спасибо, что пришел, Майк. Это мужественный поступок. — Эйприл понимала, чего это ему стоило. Майк все-таки попытался разобраться в себе и решился предстать перед ней. Что бы ни произошло между ними раньше, сейчас он поступил как порядочный человек. Она должна дать ему шанс, а там будь, что будет!

— Тогда до завтра, — с нежностью проговорил Майк, неуклюже наклонился и поцеловал Эйприл в щеку. Потом быстро зашагал прочь. Эйприл вернулась в ресторан. И хотя она украдкой вытирала слезы, лицо ее будто светилось.

Как и обещал, Майк позвонил на другой день. Он поинтересовался у нее, какую кухню она теперь предпочитает. Ведь не секрет, что вкус у беременных женщин меняется, причем совершенно непредсказуемо. Эйприл ответила, что предпочла бы что-нибудь нейтральное, так как ее постоянно мучила изжога. Майк предложил итальянский ресторан, который оба знали. Эйприл согласилась. Майк пообещал, что заедет за ней в восемь. На следующий день в назначенное время Эйприл уже ждала его и, как только заметила, что он подъехал, вышла на улицу.

Ресторан, в который они собрались, находился поблизости, и они быстро добрались до него. По дороге Майк расспросил Эйприл про дела в ее собственном ресторане. Она тоже задала ему несколько вопросов о его работе. Увы, вопросы прозвучали слегка натянуто — из их отношений ушла прежняя легкость. Впрочем, ближе к концу обеда, после того, как Майк заказал себе бокал кьянти, оба немного расслабились. Майк рассказал Эйприл несколько забавных историй про рестораны, о которых он писал отзывы. Он утверждал, что в одном из них его отравили. Майк поинтересовался и ее семьей. Эйприл не удержалась и рассказала ему про Джека и свою мать. Вышли они из ресторана уже поздно и направились к ней домой. Надо сказать, оба были удивлены тем, как долго они проговорили, сидя в ресторане. Впрочем, это была лишь попытка создать добрые отношения. Майк решил, что в следующие выходные непременно должен сводить ее в театр. Его знакомый театральный критик снабдил его билетами на модную постановку. Это была музыкальная комедия и, самое главное, хит сезона. Эйприл призналась, что не была в театре вот уже несколько лет.

А через неделю он сводил ее в кино, а в другой раз они встретились в Сентрал-парке и провели там не один час. Эйприл не осталась в долгу и пригласила Майка в одну из суббот на обед в свой ресторан. Майк и на этот раз заказал блинчики, и они оба посмеялись над его стойким пристрастием. Они вновь с удовольствием проводили время в обществе друг друга, прежняя скованность исчезла. Майк уже безо всякого смущения клал руку ей на живот, чтобы почувствовать, как ребенок толкается крепкими ножками. По словам Эйприл, если он заговорит с малышом, тот его наверняка услышит и будет узнавать его голос, когда появится на свет. И хотя Майку в это верилось с трудом, он все равно наклонился к самому ее животу и заговорил. Он посоветовал их будущему ребенку во всем слушаться и не обижать маму, потому что ему досталась чудесная мама, которая к тому же еще и потрясающе готовит. Майк по-прежнему пребывал в убеждении, что родится мальчик. Как-то раз они завели разговор об имени для будущего ребенка. Майк, сам не зная почему, хотел бы дать малышу имя Оуэн. Эйприл настаивала на имени Зоя. Но потом оба пришли к выводу, что если это все-таки будет мальчик, они назовут его Сэмом.

— Сэм Уайатт, по-моему, отличное сочетание, — с улыбкой сказала Эйприл и посмотрела на Майка. Они только что провели вместе еще один прекрасный вечер: сначала побывали в кино, потом Майк проводил ее домой. Ресторан был уже закрыт, все работники разошлись по домам.

— Вообще-то я хотел, чтобы его звали Сэмом Стейнманом, — произнес Майк.

— Это имя подходит и к твоей, и к моей фамилии, — дипломатично заметила Эйприл. Она и не рассчитывала на брак, хотя их нынешние отношения с Майком и давали ей надежду. В кино они сидели, взявшись за руки; взявшись за руки, шли по улице. За столом в ресторане он часто держал ее руку в своей. Но поцеловать ее он так и не осмелился.

— Не хочешь выпить стаканчик вина? — предложила Эйприл, когда они подошли к дверям ее ресторана. — Или лучше чай?

Стоял теплый мартовский вечер. Даже слишком теплый для начала весны. Похоже, зима в Нью-Йорке уже заканчивалась. Промелькнут два с небольшим месяца, и Эйприл станет мамой. И без того ее большой живот увеличивался буквально на глазах. Врач сказал, что ребенок будет крупным.

— Я бы предпочел чашку чая, если ты не против. Особенно мне нравится твой французский ванильный без кофеина.

— Представь, мне тоже, — с улыбкой ответила Эйприл и открыла дверь. Они включили в кухне свет, и она приготовила ароматный чай. Они сели на кухонные табуретки и с удовольствием, не спеша пили горячий напиток. Разговор зашел про фильм, который они только что посмотрели, и, как оказалось, у каждого было свое понимание того, что хотел сказать режиссер. Фильм был польский, с трагическим концом. Эйприл морщилась, сидя на высоком табурете. Сидеть на нем ей было неудобно — ощущение было такое, будто она держит на коленях тяжелый груз.

— Может, стоит пересесть, — сказал Майк, и в глазах его мелькнула тревога. Но Эйприл предпочла остаться на табурете, хотя можно было перейти за стол. Впрочем, столы в зале уже были застелены свежими скатертями, и ей не хотелось, чтобы из-за нее утром стол пришлось бы накрывать заново.

— Может, поднимемся наверх? — предложила она. За то время, что Майк не появлялся, Эйприл обзавелась двумя старыми креслами. Когда Валери увидела их, с ней едва не случился припадок. Она требовала, чтобы дочь немедленно выбросила на помойку это уродство, и предложила купить взамен новые, но Эйприл решительно отказалась. Кресла ей нравились, как, впрочем, и вся ее остальная, хотя далеко не новая, мебель. Она так и сказала матери — в ее квартире ее все устраивает.

Пару секунд поколебавшись, Майк поднялся следом за ней по лестнице. Эйприл похвалилась своими новыми приобретениями и тут же села в кресло. Майк, плохо отдавая себе отчет в том, что делает и что это может означать для них обоих, наклонился и поцеловал Эйприл. Он вот уже несколько недель мечтал об этом поцелуе, но никак не осмеливался. Опустившись перед ней на колени, он взял ее за руки.

— Эйприл, прости меня. Я был полным идиотом, — прошептал он. В эти мгновения ему хотелось одного — загладить свою вину перед ней. Он вновь поцеловал Эйприл, и она в ответ потянулась к нему.

— Ты ляжешь со мной в постель? — еле слышно спросила она. Майк растерялся, не зная, как ответить на этот вопрос.

— А тебе этого хочется?

Эйприл кивнула. Ей хотелось лежать рядом с ним — так, чтобы оба ощущали ребенка, хотелось мирно дремать в его объятьях.

Майк снова поцеловал ее. Они неспешно разделись и легли в ее просторную, уютную постель. До этого лишь однажды оказался он в этой постели, но тот единственный раз навсегда изменил его жизнь.

Он посмотрел на Эйприл — она показалась ему очень красивой. Теперь Майку казалось, что беременность нисколько не испортила ее. Майк погладил ее живот, и тот, кто находился внутри, вновь дал о себе знать, энергично толкаясь. Майк нежно притянул Эйприл к себе, и они замерли, наслаждаясь близостью. Не прошло и пары минут, как Майк, к своему ужасу, обнаружил, что возбудился, что ему хочется ее так сильно, что он не в силах подавить в себе желание. Причем на этот раз причиной влечения было не вино и не пробудившийся инстинкт. На этот раз к близости его привела любовь.

— Прости, — прошептал он, уткнувшись лицом в ее волосы. Перед тем как лечь, Эйприл расплела косу, и теперь волосы разметались по подушке.

— Ничего страшного, — прошептала в ответ она, помогая ему войти в нее. Майк тотчас подался назад, боясь сделать ей больно. Эйприл обхватила ладонями его лицо. — Все в порядке.

— А мы не навредим ребенку? — встревоженно спросил Майк.

Эйприл улыбнулась и покачала головой.

— Я думаю, пока еще можно.

Он был предельно осторожен, однако ничего не мог поделать со своим желанием. Все, что копилось в нем все эти годы, все чувства, вся невостребованная нежность прорвались наружу и устремились к ней. Их близость была одновременно и нежной, и страстной, и в конечном итоге оба, забыв про ребенка, утонули в этом океане страсти. А потом, удовлетворив наконец жажду, молча лежали, нежно держа друг друга в объятьях.

И вдруг Майк рассмеялся.

— Эйприл, я люблю тебя, но, по-моему, мы оба сошли с ума! Это всего лишь второй раз, когда мы с тобой вместе. В первый раз мы оба напились, во второй — ты на седьмом месяце беременности. Надеюсь, когда-нибудь мы займемся любовью, как все нормальные люди.

У Майка было ощущение нереальности происходящего, и вместе с тем он был безмерно счастлив.

— Ну и что в этом такого? — возразила Эйприл и хихикнула совсем по-девчоночьи. В темноте ее смех прозвучал как серебряный колокольчик.

— Обещаю тебе, что сегодня я больше ничего такого не сделаю, — предупредил он. — Потому что в противном случае ребенок вылезет наружу и убьет меня.

На самом же деле, пока они занимались любовью, ребенок даже не пошевелился. Эйприл подозревала, что он уснул. Когда же несколько минут спустя Майк вновь потянулся к ней, чтобы погладить ее живот, желание вновь подняло голову, и несколько минут спустя у Эйприл были все основания назвать его лжецом.

Глава 17

К их великому удивлению, не прошло и месяца, как их жизнь вошла в новое размеренное русло, а в конце апреля Майк и вовсе перебрался к Эйприл. Впрочем, и до этого он оставался у нее каждую ночь. Утром он отправлялся на работу или оставался в ресторане. Даже помогал на кухне, когда там не хватало рук. Эйприл смотрела на него, не скрывая своего счастья. И все вокруг были рады видеть ее счастливой. Единственный, кто по-прежнему ходил насупившись, был Жан-Пьер. Он не скрывал своего неодобрения даже от Эйприл. Всякий раз, видя Эйприл и Майка вместе, он ощущал нечто вроде укола зависти. Вид у него был как у отвергнутого любовника, что, сказать по правде, раздражало Эйприл, тем более что она не давала ему ни малейшего повода для подобной надежды. Жан-Пьер лишь соме-лье и повар, пусть даже влюбленный в нее повар, — и ничего больше. Она попыталась не обращать на его поведение внимания. Сердце Эйприл принадлежало Майку. С некоторых пор Майк почему-то считал, что, судя по размерам ее живота, у них родится двойня. И никакие объективные медицинские доводы не могли его переубедить.

Эйприл, конечно же, рассказала матери, что Майк вернулся к ней. Валери немедленно поделилась этой новостью с бывшим мужем. Джека это известие тоже обрадовало. Оставалось лишь надеяться, что Майк окажется надежным парнем и больше не исчезнет. Однажды воскресным вечером Джек и Валери приехали к ним на обед. И хотя раньше Джек довольно язвительно отзывался об отце будущего ребенка Эйприл, после этого вечера он признался Валери, что Майк ему понравился.

— Он производит впечатление неплохого парня. Хотелось бы надеяться, что он окажется настоящим мужчиной и не сбежит от нее снова.

— Я тоже на это надеюсь, — согласилась Валери. Впрочем, было видно, что на душе у нее неспокойно. Но тем не менее она уже начала приготовления — заказала для будущего внука или внучки мебель в детскую, и Джек не преминул пошутить по этому поводу. Впрочем, похоже, Валери уже свыклась с тем, что скоро станет бабушкой.


Валери и Джек запланировали в начале мая отправиться в Европу. Они собирались вылететь через несколько дней. Маршрут путешествия включал в себя посещение таких европейских столиц, как Лондон и Париж, и уик-энд в Венеции. Джек называл это путешествие их медовым месяцем. Начало мая было идеальным временем для обоих — у Валери был перерыв в работе, Джек взял небольшой отпуск. Они по-прежнему совершали челночные рейсы между ее и его квартирами, не в силах окончательно решить, где же им поселиться. Выбор места зависел от настроения и графика работы каждого на следующий день. Пока такое положение дел их вполне устраивало.

Сначала Валери отнеслась к идее путешествия с сомнением, учитывая поздний срок беременности дочери. Однако Эйприл настояла, чтобы мать не отказывалась от такой возможности, тем более что теперь рядом с ней был Майк. Так что одним поводом для волнения у Валери стало меньше. Кроме того, Эйприл пообещала, что как только почувствует приближение родов, то сразу позвонит матери, и та сможет вернуться домой. В конце концов дочь ее уговорила.

Накануне отъезда Валери устроила прощальный ужин, на который пригласила Эйприл и Майка. Она сообщила дочери, что заказала мебель для детской комнаты, и взяла с нее обещание, что ребенок не появится на свет до ее возвращения из Европы. Тревога не отпускала Валери, хотя причин для нее вроде бы не было.

Эйприл и Майк уже говорили о том, будет ли он присутствовать при родах, но Майк пока не принял окончательного решения. Ему казалось, что это станет непосильным испытанием для его нервов. Эйприл же не настаивала, лишь сказала, что была бы рада видеть его рядом. А если он все-таки не найдет в себе мужества, то его место займет Элен.

Валери позвонила дочери по пути в аэропорт и еще раз попросила беречь себя и звонить, если только возникнут проблемы. В последние недели беременности, когда до родов оставались считаные дни, Эйприл была особенно ранимой. Ей казалось, что время словно убыстрило свой бег, и с каждым днем волнение все больше овладевало Эйприл. Валери намеревалась вернуться за две недели до появления ребенка на свет.

Во второй половине того же дня Эйприл нанесла визит своему гинекологу. Эйприл рассказала ей, что Майк вернулся к ней и теперь они живут вместе. После осмотра доктор сказала, что ребенок должен родиться крупный, но поводов для тревоги нет, потому что положение у него правильное. Эйприл незадолго до этого прошла очередное ультразвуковое исследование, однако ребенок лежал так, что его пол не удалось определить. Эйприл решила, что больше никаких УЗИ ей делать не нужно, пусть пол ребенка станет для них с Майком сюрпризом. В конце концов, какая разница, девочка или мальчик, главное, чтобы малыш был крепеньким и здоровым. И все-таки в душе Эйприл по-прежнему надеялась, что это будет девочка, точно так же, как Майк ожидал в скором времени сына по имени Сэм. Эйприл же уверяла его, что это будет девочка по имени Зоя.

На обратном пути она зашла к Элен. У той как раз был перерыв между двумя пациентами. Элен рассказала Эйприл, как вызывают роды, если женщина перенашивает ребенка. По мнению Эйприл, она была готова родить хоть сейчас. Стоило ей поработать слишком долго или провести весь день на ногах в кухне, как она начинала ощущать мышечные сокращения. Впрочем, врач заверила ее, что это нормально и не следует придавать этому особого значения. Это вовсе не сигнал преждевременных родов, так что поводов для беспокойства нет. Эйприл же больше волновало другое — кто займет ее место у плиты на время ее пребывания в больнице. Ей казалось, что без нее в ресторане все пойдет не так.

— Я прямо-таки представляю себе, как ребенок появляется на свет прямо в твоей кухне, пока ты сама пытаешься в последний момент исполнить все заказы, — пошутила Элен.

— Не исключаю такой возможности. Хорошо бы, малыш родился ближе к ночи, сразу после закрытия ресторана, тогда уже утром я смогу снова выйти на работу, — улыбнулась Эйприл.

— С тебя станется, — рассмеялась подруга.

Эйприл вскоре вернулась к себе в ресторан. Приближалось время ужина. Основную часть предварительной работы она сделала еще до визита к врачу. И теперь снова взялась за дела. Она подумала о том, что Валери с Джеком сейчас уже в Париже. Эйприл была рада за мать — это настоящий подарок судьбы, что в ее жизни появился Джек. Валери не собиралась выходить за него замуж, она не видела в этом необходимости. По ее словам, их обоих устраивало существующее положение вещей, и никто из них не горел желанием связывать себя узами брака. Они и так жили как муж и жена, неразлучные с декабря. Джек признался, что столь длительных отношений в его жизни еще не было, впрочем, как и в жизни Валери. Ни столь длительных, ни столь замечательных.

В этот вечер в ресторане было много работы. Майк уехал ужинать в другой ресторан, о котором ему предстояло написать отзыв. Эйприл тоже иногда ездила вместе с ним, но сегодня вечером у нее и здесь дел было невпроворот. Последнее время дела в ее заведении шли на удивление хорошо — ресторан пользовался популярностью, и в зале часто бывали заняты все столики. Если дела будут и дальше идти точно так же, она гораздо быстрее рассчитается с долгами.

В тот вечер зал был полон, и повара трудились не покладая рук. Один из них колдовал над сковородками. Эйприл стояла к нему спиной, но как только услышала крик, резко обернулась. Над плитой полыхало пламя — это загорелось масло на одной из сковородок, причем огонь уже успел перекинуться на стопку полотенец. Один из поваров бросил их на пол и принялся затаптывать ногами. Но за это время огонь на плите разгорелся еще сильнее и грозил распространиться дальше. Кто-то из официантов, который на тот момент находился в кухне, схватил огнетушитель и направил его на охваченную пламенем плиту. Эйприл в панике выхватила огнетушитель из его рук и стала тушить огонь сама. Но сбить пламя ей не удалось. Отовсюду слышались крики и визг. Вбежавший в кухню Жан-Пьер попытался увести Эйприл из кухни. Но она решительно отстранила его, все еще направляя струю на огонь. Увы, к этому моменту кухня уже занялась пламенем. Люди в ужасе выбегали из ресторана.

Где-то вдали послышался рев пожарной сирены, однако машины еще мчались где-то по лабиринту улиц. Жан-Пьер и другие повара уговаривали Эйприл уйти, однако она не желала их слушать. Ресторан тоже был ее ребенком, и она не собиралась бросать его в беде. Огонь тем временем распространился на обеденный зал. Вой сирен раздавался совсем рядом. Эйприл почувствовала, как ее обдало жаром, но уже в следующую минуту в кухню, волоча за собой шланги, вбежали пожарные и принялись заливать пламя пеной. Кухня быстро наполнилась удушливым дымом, кто-то вывел Эйприл на улицу. Ее усадили на тротуар и приложили к ее лицу кислородную маску. Голова у нее кружилась. Люди испуганно смотрели на нее, когда она попыталась подняться на ноги, чтобы посмотреть, что там творится с ее рестораном. Пламя пошло на убыль, но все вокруг было залито водой. От ее любимого детища ничего не осталось. Не в силах сдержаться, Эйприл разрыдалась. Двое официантов опустились рядом с ней, не давая ей подняться с места.

Она услышала, как пожарные вызвали «Скорую», кто-то громко крикнул, что она беременна. Ей же хотелось подняться на ноги и войти внутрь, чтобы посмотреть, что осталось от ресторана. Но сил встать у нее уже не было, Эйприл сотрясали рыдания. «Скорая» прибыла через несколько минут. Эйприл попыталась было сопротивляться, однако в следующее мгновение потеряла сознание. К этому моменту кто-то из официантов дозвонился по мобильному телефону до Майка, чтобы сказать ему, что в ресторане пожар и, похоже, спасти заведение уже не удастся. Эйприл увезли на «Скорой», но в какую больницу, этого еще никто не знал.

Майк тотчас набрал номер 911, и ему было сказано, что, по всей видимости, ему следует обратиться в ожоговый центр. Все его мысли были только об Эйприл и их ребенке. Официант сказал ему по телефону, что она сама пыталась погасить огонь и отказывалась покинуть объятое пламенем помещение, пока ее не вывел оттуда кто-то из пожарных.

Майк, не помня себя, выскочил из ресторана и бросился бегом по улице, пытаясь поймать такси. Наконец ему повезло, и уже буквально через десять минут он был в больнице, куда привезли Эйприл. Та находилась в отделении экстренной медицинской помощи. Майк сказал дежурной сестре, что Эйприл на восьмом месяце беременности.

— Мы знаем, — спокойно ответила сестра. — Сейчас ее осматривает акушер.

— У нее начались роды? — в панике спросил он. Боже, что, если ребенок погиб? А что с ней самой? Ему ведь даже неизвестно, какие у нее травмы!

— Я не в курсе, — невозмутимо ответила медсестра приемного отделения.

— Я должен ее видеть! — воскликнул Майк, чувствуя, как самообладание изменяет ему.

— Она в палате номер девятнадцать.

Медсестра указала на двойные двери. Майк тотчас же кинулся туда и оказался среди многочисленных пациентов, врачей и сестер в халатах. Здесь были пациенты с огнестрельными ранениями, с черепно-мозговыми травмами, те, кого привезли сюда с сердечным приступом, и те, кто за ними ухаживал, персонал отделения экстренной помощи. И, наконец, он увидел ее. Эйприл по-прежнему была без сознания, на лице — кислородная маска, волосы все так же заплетены в косу и огромный живот. Над ней, обрабатывая ожоги на руках, склонились два врача и медсестра. Майк заметил рядом с кроватью капельницу.

— Я ее муж, — сказал Майк. Он даже не задумался о том, как ему следует представиться. Он ведь и был ее мужем. — Что с ней?

Эйприл была мертвенно-бледной, и врачи постоянно контролировали состояние ребенка. К счастью, маленькое сердечко билось ровно и звучно.

— Она надышалась дымом и получила ожоги второй степени на руках. Какой у нее срок? — с озабоченным видом спросил врач-акушер.

— Тридцать пять недель.

— Уже можно рожать. К этому сроку ребенок вполне жизнеспособен. У вашей жены проблемы с дыханием, и если ребенок начнет ощущать недостаток кислорода, то может попроситься наружу.

Майк не знал, что ему делать, он до сих пор еще не осознал случившееся. Ему хотелось отругать Эйприл за то, что она пыталась погасить пламя своими руками. Господи, как можно быть такой неосмотрительной? И вот теперь она лежит здесь бледная, как смерть, и едва дышит. Впрочем, одного взгляда на нее было достаточно, чтобы его гнев тотчас остыл. Ощущая собственную беспомощность, Майк стоял рядом и плакал. Врачи провозились с ней примерно час, прежде чем она очнулась. Впрочем, ее продолжал душить кашель, ее постоянно рвало, и она задыхалась. Кроме того, акушер зарегистрировал мышечные сокращения с интервалом в десять минут. Воды, к счастью, еще не отошли, но поводов для оптимизма было мало. Единственное утешение — сердечко малыша продолжало ровно биться.

В палате экстренной помощи Эйприл продержали всю ночь. Все это время Майк сидел рядом. Лицо ее по-прежнему закрывала кислородная маска. Но Эйприл знала, что он с ней. Ей ввели препарат для прекращения схваток, и к утру они прекратились. На Эйприл было страшно смотреть. Казалось, ее кожа, ее волосы пропахли гарью и дымом. Этот запах преследовал ее даже в палате, куда ее перевели. До конца вечера с нее не снимали кислородную маску — как ей объяснили, не столько ради нее самой, сколько ради ребенка.

Майк позвонил ее отцу, чтобы сообщить, что случилось.

Пэт и Мэдди приехали в больницу во второй половине дня. По пути туда они специально проехали мимо ее ресторана и по секрету сообщили Майку, что зрелище ужасное. Впрочем, не менее ужасное зрелище являла и сама Эйприл. В тот вечер Майк позвонил ее матери в Париж, в отель «Ритц». Эйприл не разрешила ему сделать это раньше — не хотела портить матери ее путешествие. Когда Майк наконец набрал номер Валери, в Париже была уже полночь. Он рассказал ей обо всем, что случилось, однако успокоил, что жизнь Эйприл вне опасности и она скоро встанет на ноги. С ребенком, по словам врачей, тоже все в порядке. И если Эйприл не будет слишком напрягать себя в ближайшие недели, возможно, она доносит ребенка целый срок. А вот ресторан практически весь выгорел изнутри.

— О боже! Как же это произошло? — в ужасе воскликнула Валери. Майку было слышно, как стоявший рядом Джек задал тот же самый вопрос. Валери попеняла ему, почему он не позвонил ей раньше, хотя и понимала, зная упрямство дочери, что Эйприл, не желая ее понапрасну волновать, наверняка не позволила ему сразу позвонить ей.

— Не знаю, как это случилось, меня там не было, — признался Майк. — Насколько мне известно, на сковороде загорелся жир.

В тот день Эйприл пришли навестить несколько человек из ее ресторана. Новости были неутешительные — от ее заведения практически ничего не осталось, как из-за огня, так и из-за воды пожарных. Эйприл попыталась остановить огонь, но это было не в ее силах. И хотя у нее имелась страховка, все равно на восстановление ресторана потребуется немало времени и усилий. Майк понимал, что для Эйприл это самая больная тема. Впрочем, гораздо важнее то, что она не потеряла ребенка. Майк боялся именно такого исхода — ему виделось в этом нечто вроде кары за то, что поначалу он отверг собственное дитя. И вот теперь Эйприл могла его потерять. Теперь же он благодарил судьбу, что и жизнь Эйприл, и жизнь малыша вне опасности. А это самое главное.

— Я возвращаюсь домой, — решительно заявила в телефонном разговоре Валери. — Утром вылечу первым же самолетом.

Джек согласно кивнул. Но Майк убеждал Валери, что с Эйприл все в порядке, у нее лишь слегка обожжены руки, и она пережила нервное потрясение. Однако желание Валери вернуться домой было вполне понятно. Первое, о чем она попросила Майка, это дать трубку дочери, что тот и сделал. К этому моменту кислородную маску уже сняли. И хотя Эйприл еще трудно было говорить, она охрипшим голосом сказала матери, что ей гораздо лучше и Валери незачем прерывать свое путешествие. Она пообещала матери, что Майк будет держать их в курсе дальнейших событий. На это время Эйприл переберется к нему, и Валери может в любое время звонить по его телефону. Она еще раз повторила, что Валери не надо прерывать путешествие и возвращаться домой.


Положив трубку, Валери вопросительно посмотрела на Джека, но уже в следующий миг разрыдалась. Ей потребовалось несколько минут, чтобы снова взять себя в руки. В эти мгновения ею владели смешанные чувства — и страх за дочь, и облегчение, что она осталась жива.

— Что случилось? — спросил Джек, привлекая Валери к себе. Он понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Однако главное — Эйприл жива.

— Ее ресторан сгорел, — убитым голосом сказала Валери. — Эйприл пыталась сама сражаться с огнем и получила ожоги. Дело едва не кончилось преждевременными родами.

— Я сейчас же закажу для нас билеты на первый самолет! — воскликнул Джек. Это были его первые слова, и Валери была за них ему благодарна.

— Эйприл сказала, что в этом нет необходимости, — прошептала Валери. Джек по-прежнему сжимал ее в объятьях. — Майк обещал держать нас в курсе событий. Голос у Эйприл ужасный, но сейчас ей лучше, а главное, и с ребенком все в порядке. Не будем торопиться, посмотрим, как она будет чувствовать себя завтра. Если мы все-таки вернемся, она может еще больше разволноваться. А это ей сейчас ни к чему.

Валери знала, что говорит, она хорошо изучила характер дочери. А еще она знала: Эйприл наверняка убита тем, что случилось с ее рестораном. Тем более что она сама будет оставаться на больничной койке, пока там будут ликвидировать все последствия пожара.

— Тебе решать, — проговорил Джек. — Скажешь, что нужно вернуться, мы вернемся, решишь остаться в Европе — останемся.

Джек прижал ее к себе и вытер непрошеные слезы. Валери благодарно кивнула. Они решили, что пока будет лучше подождать, оставаясь на постоянной связи. А вернуться они всегда успеют.


— И как только тебе хватило безрассудства самой бороться с огнем? О чем ты только думала?! — это были первые слова, которые произнес Майк, когда с Эйприл сняли кислородную маску. Голос у него срывался, в глазах стояли слезы.

— Прости меня, Майк. Мне казалось, я смогу быстро потушить пламя. Повара готовили карамель, но так получилось, что огонь вышел из-под контроля. Полыхнуло так, что огонь буквально побежал по кухне.

— Ты вчера могла родить, — сказал он и осторожно дотронулся до ее живота. — У тебя уже начинались схватки. Слава богу, врачам удалось их остановить, — успокоил он Эйприл, а себе пообещал, что теперь глаз с нее не будет спускать до тех пор, пока ребенок не появится на свет. — Вчера я им солгал, — признался Майк. — Но я хотел бы остаться честным в твоих глазах.

— И что ты им сказал? — Эйприл еще была очень слаба, но выглядела уже лучше. На щеках вновь появился румянец, и ожоги на руках уже не причиняли ей сильной боли. Так что в некотором роде Эйприл еще повезло, потому что — если не считать сгоревшего ресторана — сама она отделалась довольно легко.

— Я сказал врачам, что я твой муж. И я хотел бы стать им не на словах, — с нежностью в голосе произнес он и поцеловал Эйприл. Ее волосы по-прежнему пахли дымом и гарью, но Майк его не замечал. — Скажи, ты выйдешь за меня замуж? Давай поженимся еще до того, как малыш появится на свет. Думаю, он был бы этому только рад.

— Она, — поправила его Эйприл, в следующее мгновение она очень серьезно посмотрела на Майка. — Тебе нет необходимости жениться на мне лишь потому, что я беременна.

— Я хочу жениться на тебе, потому что от тебя одни беды и катастрофы, и я хотел бы последить за тобой, пока ты еще что-нибудь не натворила. И когда в следующий раз ты попробуешь потушить огонь в кухне самостоятельно, клянусь, ты получишь у меня по заднице. Итак, Эйприл Уайатт, ты согласна выйти за меня замуж?

— Что? Я не ослышалась? — Лицо Эйприл озарилось улыбкой. Нет, Майк был прав, они оба сошли с ума. Зато они оба счастливы с самой первой их ночи! — Что ж, признаюсь честно, я польщена. И все-таки нельзя ли дождаться, пока я вновь стану стройной и смогу надеть подвенечное платье? Я ведь собираюсь выйти замуж только один раз, так что другого случая быть невестой у меня не будет.

— У меня такие же планы. Но мне все равно, какое на тебе будет платье. Если хочешь, можешь завернуться в простыню. И все-таки я прошу тебя — давай сделаем это до рождения ребенка.

— О, я всегда мечтала выйти замуж в июне, — со счастливой улыбкой проговорила Эйприл. Ей до сих пор с трудом верилось, что он только что сделал ей предложение. Или, может, это ей приснилось?

— Ты сумасшедшая! Именно это мне в тебе и нравится. Но скажу больше — твоей храбрости хватило бы на роту солдат.

Майк до сих пор содрогался, когда представлял себе, как Эйприл вышла навстречу пламени с огнетушителем в руках. С одной стороны, он восхищался ее бесстрашием, с другой — с трудом подавлял в себе желание как следует взгреть ее.

— Я могу сказать об этом маме? — спросила его Эйприл. Лицо ее светилось улыбкой. Майк набрал номер ее матери в «Ритце» и протянул ей мобильник. Эйприл вся лучилась счастьем, и он был счастлив видеть ее такой. Сейчас перед ним была другая Эйприл, и ведь еще вчера он со страхом смотрел на нее, лежащую без сознания, бледную и беспомощную.

Когда на том конце ответили, Эйприл попросила соединить ее с номером матери. Валери схватила трубку, с испугом думая о том, что сейчас услышит. Но, к ее великому облегчению, в трубке прозвучал голос дочери:

— Привет, мам, — проговорила Эйприл. — Я обручена.

— Скажи лучше, чем там тебя обкололи? Какие лекарства тебе дают? — спросила Валери, переживая за дочь.

— Понятия не имею, — честно призналась Эйприл. Никто не поставил ее в известность о том, что там вливали в нее через капельницу, но настроение у нее было приподнятое. — Мы решили пожениться.

— Ты серьезно? Когда это вы решили, я же только что говорила с Майком?

— Мы хотим пожениться в июне. До того, как родится ребенок, — во время разговора она держала Майка за руку. Он улыбнулся и кивнул, подтверждая.

— Ты не могла бы угомониться, пока мы не вернемся домой? — спросила Валери, чувствуя, что ее собственные нервы были на пределе. — Сначала ты с огнетушителем в руках пытаешься потушить пожар, потом попадаешь в больницу, а теперь у тебя помолвка. Прошу тебя — угомонись, сиди спокойно и ничего не делай, пока мы не вернемся. Спи побольше, и что там еще полагается делать, — сказала Валери. Слава богу, на этот раз новости были хорошие. Она была взволнована, но и счастлива за свою дочь. Лично ей Майк был симпатичен, пусть даже у них началось все не так, как хотелось бы. — Скажи, а свадьба предполагается? — поинтересовалась Валери.

— А как же! — ответила Эйприл.

Валери хотела расспросить дочь о ее планах, но заметив, что Джек жестами пытается привлечь к себе внимание, кивнула ему.

— Джек тут говорит, что все можно устроить в его квартире, потому что она больше, — сообщила Валери дочери, сияя улыбкой.

— Посмотрим, — уклончиво ответила Эйприл. — Что-нибудь грандиозное можно будет устроить и позднее, после того, как родится ребенок. Чтобы я смогла надеть нарядное платье, — добавила Эйприл, смахивая с глаз предательские слезы. То, что с ней случилось, не на шутку напугало ее. Ее не отпускала тревога по поводу ребенка — как скажется на нем пережитый ею ужас. — Я люблю тебя, мам. Прости, что напугала тебя. Честное слово, я больше так не буду.

Она произнесла эти слова, как будто маленькая девочка, и вопросительно подняла глаза на стоявшего рядом с ней Майка.

— Надеюсь, — ответила Валери.

Валери подумала о том, как расстроится Эйприл, когда узнает истинные масштабы ущерба. А пока она еще не пришла до конца в себя. Что, впрочем, неудивительно, учитывая, какой шок она пережила.

— Главное, веди себя хорошо и не волнуйся ни о чем. Помни, какие чудесные события впереди — свадьба и рождение ребенка. Так что пока отдыхай.

— Обещаю, — ответила Эйприл и дала отбой, после чего вернула Майку телефон. Он наклонился к ней и поцеловал. Она устало улыбнулась в ответ и провалилась в сон.

Глава 18

Эйприл выписали из больницы через два дня. Никаких мышечных сокращений у нее больше не было, уровень кислорода в крови вернулся к норме. И хотя голос ее оставался хриплым от дыма, а руки были забинтованы, Эйприл чувствовала себя неплохо. Все говорили, что ей крупно повезло, и Эйприл была готова с ними согласиться, если бы не ее разоренный ресторан.

Они отправились домой к Майку. Они проехали мимо ресторана, но Майк не позволил ей зайти внутрь, чтобы оценить причиненный пожаром ущерб. Впрочем, спустя пару дней этот номер у него не вышел. Эйприл стояла посреди царившего там разгрома и рыдала. Повсюду валялось битое стекло, стояли лужи воды — чтобы протянуть внутрь пожарные шланги, пожарникам пришлось выбить окна. Надо сказать, что вода причинила гораздо больший ущерб, чем огонь. Эйприл была в растерянности, не представляя, с чего начинать ремонт. И тут на помощь пришел Ларри, муж Элен. Он оценил степень ущерба и пообещал подыскать для нее бригаду рабочих. Более того, он даже предложил свои услуги. По его словам, чтобы восстановить ресторан, потребуется месяца три-четыре. Эйприл такой срок вполне устраивал, расходы на ремонт покрывала страховка. Это был несчастный случай, случайное возгорание на кухне, так что, скорее всего, проблем со страховкой не будет. И теперь самое худшее, что ей оставалось, это быть отлученной от работы месяца три-четыре.

И все же Эйприл пребывала в расстроенных чувствах. Ей было до слез жалко утраченного ресторана. И даже утешения Майка не всегда помогали. К счастью, поскольку Ларри взял ремонт в свои надежные руки, она могла быть спокойна, что все будет сделано хорошо. Правда, она не знала, чем занять в течение этого времени своих работников, но увольнять никого не хотела. Жан-Пьер был единственный, кто не выразил желания вернуться к прежней работе и решил уволиться. И Эйприл его понимала. Ему было трудно оставаться с ней рядом, зная, что ее сердце принадлежит другому. Ей тоже было рядом с ним нелегко. Она любила Майка, а не Жан-Пьера, даже если тот и питал по отношению к ней какие-то надежды. Нет, конечно, он был прекрасным сомелье, и ей не хотелось его терять, но так было лучше для них обоих. Она не могла не ощущать на себе его полный обожания взгляд, но его внимание тяготило ее. К тому же Жан-Пьер не скрывал своей враждебности по отношению к Майку.

Майк старался при первой же возможности оставаться вместе с ней дома. Врач посоветовала Эйприл эту неделю провести спокойно, чтобы не спровоцировать схватки. Впрочем, ей все равно нечем было заняться. Ларри встретился с бригадой рабочих в ее отсутствие. Первым делом следовало очистить ресторан от битого стекла и обломков. Сказать, удастся ли сохранить хотя бы что-нибудь, было трудно. Скорее всего, ничего уже нельзя было спасти.

Как-то днем Эйприл лежала в кровати, размышляя о будущем устройстве кухни. Она знала, что на три часа у Ларри была намечена встреча с электриком. И Эйприл решила, что было бы глупостью с ее стороны без дела валяться в постели, когда она отлично себя чувствует. Эйприл встала, натянула с трудом джинсы и футболку, заплела волосы в косу и вышла из дома. Майк позвонил ей по сотовому телефону, и она сказала ему, что лежит в постели. На Третьей авеню она зашла в магазин, чтобы купить резиновые сапоги, и через десять минут уже была в ресторане, куда следом за ней подъехал Ларри с электриком. Эйприл стояла у входа в ресторан. Она отперла дверь. Второй набор ключей она еще раньше передала Ларри, и он был удивлен, увидев ее рядом со сгоревшим рестораном. По идее, ей полагалось лежать в постели.

— Мне казалось, что у тебя все еще постельный режим, — сказал он Эйприл, подозрительно глядя на нее, после чего представил ей электрика. Втроем они вошли внутрь. В помещении по-прежнему стоял сильный запах гари, и у всех троих тотчас же запершило в горле. Полы были залиты водой.

— Первым делом нужно убрать отсюда воду и просушить помещение, — сказал Ларри. Вода стояла и в подвале, где у Эйприл хранились запасы вина. Впрочем, бутылки лежали на специальных полках, так что, как она надеялась, ее винные запасы не должны были пострадать. Эйприл направилась вниз, чтобы лично в этом убедиться. Ларри тем временем стал показывать электрику фронт работ. К счастью, все бутылки остались целы. Эйприл с облегчением вздохнула и медленно поднялась по ступенькам наверх.

Они стояли все втроем посреди кухни, когда вновь зазвонил ее мобильник. Разумеется, это был Майк.

— Чем занимаешься? — спросил он.

— Ничем, — ответила Эйприл невинным тоном. Стоило ей произнести эти слова, как в кухне раздался ужасный треск. Это электрик отодрал от стены обгоревшую доску.

— Что это такое было? — переполошился Майк.

— Телевизор, — поспешила успокоить его Эйприл и отошла подальше, чтобы Майк не мог слышать их голоса.

— У меня тут кое-какие дела, — произнес он загадочно. — Буду дома чуть позже.

— Хорошо. Я тут отдыхаю, так что можешь не торопиться, — ответила Эйприл, перелезая через гору обломков.

— Скажи, почему у меня такое впечатление, будто ты говоришь мне неправду? — спросил Майк, когда электрик отодрал очередную доску. На этот раз треск был не намного тише, чем в первый. Эйприл была готова признаться Майку, где находится, но не нашла в себе смелости.

— Не беспокойся. Честное слово, Майк, со мной все в порядке.

— Я тебе не верю, — раздалось в трубке, но Эйприл лишь рассмеялась в ответ. Что ж, он прав.

— Я люблю тебя. Увидимся вечером, — сказала она. После пожара он был бесконечно внимателен к ней. Правда, он не мог проводить с ней все свое время. Его ждала работа, более того, за сегодняшний вечер он должен был написать рецензию. И хотя он не хотел оставлять ее дома одну, увы, бросить работу он также не мог.

— Ладно, увидимся позже. Кстати, может быть, тебе что-то нужно, ты только скажи.

Майк теперь, когда он наконец принял решение связать себя с ней узами Гименея, суетился вокруг нее, как мог. Да и пожар сильно напугал его, но и помог понять, насколько дороги ему и сама Эйприл, и их будущий ребенок. Каждая минута, проведенная рядом с ней, казалась ему подарком судьбы.

— Хотелось бы, чтобы мой ресторан как можно скорее заработал снова, — ответила Эйприл, с тоской оглядываясь по сторонам.

— Это непременно произойдет. Ты ведь слышала, что сказал Ларри, — самое позднее к началу сентября. А если все пойдет гладко, то уже через три месяца.

Майк отдавал себе отчет в том, что Эйприл горела нетерпением — ведь пожар в ресторане явился для нее тяжелым ударом, даже несмотря на то, что все могло закончиться гораздо хуже. И она сама, и ребенок были на волосок от смерти.

— А по-моему, ущерб гораздо серьезнее, — вздохнула Эйприл.

— С чего это ты решила? — в голосе Майка прозвучало недоверие. Эйприл в срочном порядке прокрутила в голове пути к отступлению.

— Ну, так сказал сам Ларри. Он встретился с электриком и позвонил мне.

Увы, Майка ее ответ не убедил. Более того, только сейчас он понял, где она находится. Как же он был наивен, полагая, что она усидит дома, когда ресторан, ее любимое детище, представлял собой залитое водою пожарище!

— Они перенесли дату открытия? — поинтересовался Майк как ни в чем не бывало.

— Нет. Но я плохо представляю себе, как они управятся с таким ремонтом за три месяца.

Эйприл вздохнула. Три или четыре месяца были в ее представлении целой вечностью.

— А может, тебе лучше стоит подумать об отпуске по уходу за ребенком? Пусть рабочие делают свое дело, а ты тем временем сможешь посвятить себя малышу. Ждать осталось не так уж и долго. Сама не заметишь, как подойдет срок. К тому же летом бизнес всегда идет хуже.

— Неправда, — обиделась Эйприл. — У нас всегда много посетителей из числа тех, кто остается здесь летом. У нас даже есть клиенты, которые наведываются к нам по несколько раз в неделю.

— Извини, я не хотел тебя задеть. Но боюсь, что этим летом тебе придется заниматься другими делами. По крайней мере, параллельно с рестораном. Ребенок вряд ли оставит тебе свободное время. Как ты смотришь на то, чтобы нам на пару недель снять домик на Лонг-Айленде?

Своими предложениями он пытался отвлечь ее от грустных мыслей, но Эйприл слушала его невнимательно. Она, конечно, останется в Нью-Йорке и сделает все для того, чтобы ее ресторан вновь распахнул двери как можно быстрее.

— Вряд ли мы сможем уехать из города, — осторожно возразила она, не желая огорчать его отказом. Впрочем, упрямства ей было не занимать. — Я должна быть здесь, чтобы лично следить за ходом работ, — решительно сказала она.

— Легко могу себе представить, — рассмеялся Майк. — Главное, не слишком увлекайся, наблюдать — наблюдай, но только не вздумай поднимать тяжести. Я не хочу, чтобы с тобой опять случилось какое-нибудь несчастье.

Она прекрасно понимала, что времени для личного участия у нее почти не осталось. Ребенок должен был появиться на свет через четыре недели, а время летело быстрее с тех пор, как Майк вернулся к ней. Прошло лишь два месяца, а у него было такое ощущение, что он был с ней всю жизнь. С ребенком или без него — не суть важно. И хотя их будущий малыш был плодом случайности, Майк ждал его появления на свет с не меньшей нежностью и нетерпением, как если бы они с Эйприл планировали его рождение заранее. Может быть, в этом была заслуга психоаналитика, которого Майк продолжал время от времени посещать. Сомнений в правоте принятого решения у него уже не было. В этом Майка поддержал и его друг Джим, который одобрял кардинальные перемены в его жизни.

— Ладно, увидимся вечером, — сказал Майк и дал отбой.

Кстати, о том, что у него вскоре родится ребенок, Майк решил поставить в известность и своих родителей. Он позвонил им впервые за многие годы, и, как следовало ожидать, разговор обернулся катастрофой. Когда он позвонил, мать, как обычно, была пьяна и даже не узнала его голос. Ребенок ей был неинтересен. Она даже не поинтересовалась, женат ее сын или нет. Отца дома не было. Майк оставил номер своего мобильного, но родители ему так и не перезвонили. Когда Майк рассказал об этом своему психотерапевту, тот не стал отговаривать его, когда он заявил, что хотел бы поставить точку в своих отношениях с родителями. Они за это время совсем не изменились. У него же теперь была Эйприл и их будущий малыш. А значит, и возможность начать новую жизнь, счастливую, как надеялся он.

Эйприл тем временем вернулась к Ларри и электрику. Тот сказал, что сможет полностью заменить ей проводку, тем более что старая уже давно нуждалась в замене. Он объяснил, где и как он протянет новые провода. Разумеется, это повлечет новые расходы, но, по мнению Эйприл, оно того стоило. Электрик пообещал ей большую безопасность и большую мощность по сравнению с ее старой электрической системой. По его словам, работа займет два месяца. Причем начать он может уже через пару недель, как только выполнит свой предыдущий заказ. Ларри поднажал на электрика, убеждая в необходимости помочь Эйприл. В ход пошли самые разные аргументы — и то, что она не замужем, и что ждет ребенка, и что ресторан — ее единственный источник существования. Ради нее он был готов услаждать слух рабочих игрой на скрипке, лишь бы только поскорее довести ремонт до конца. Как только электрик ушел, Эйприл от души поблагодарила Ларри за его заботу и поддержку.

— Как ты думаешь, — спросила она его, — мы когда-нибудь откроемся снова?

Сомнений на этот счет у Ларри не было, ведь он отлично знал ее упорство и энтузиазм. Ведь если Эйприл что-то задумала, она непременно доводила задуманное до конца. Каким-то чудом ей удавалось преодолевать все преграды, какие возникали на ее пути.

— Он будет еще даже лучше, чем раньше, — заверил ее Ларри, подчеркнув еще раз, что поводов для беспокойства у нее нет — все работы будут завершены в срок. — Я ведь тебя знаю, — поддразнил он. — Ты родишь ребенка, доведешь до ума ресторан, выдвинешь свою кандидатуру в мэры города и откроешься уже в июле. Кстати, не исключаю, что сейчас самое время подумать и о втором ресторане. Ты ведь давно об этом мечтаешь. Пока у тебя есть время, можно поводить носом, посмотреть, где есть подходящее место.

— Сначала нужно открыть этот, — возразила Эйприл. Пока они с Ларри разговаривали, ей на мобильник позвонила мать. Эйприл предпочла признаться, где она сейчас находится.

— А разве ты сейчас не должна лежать в постели? — Валери пришла в ужас от безрассудства дочери.

— По идее вроде бы да, — согласилась та. — Но, мам, пойми, как я могу сидеть спокойно? Ведь нам предстоит такая работа! К тому же я хотела лично услышать, что скажет электрик. Кстати, он сказал, что возьмется за работу в ближайшее время.

— Да, но я бы на твоем месте в первую очередь подумала бы о себе и о ребенке. — Мать говорила точно так же, как Майк, и в глубине души Эйприл знала, что оба правы. И все же как можно усидеть дома, когда от нее требуется принятие столь важных решений?

— Мам, обещаю тебе, я не наделаю никаких глупостей. А за мое самочувствие не беспокойся, у меня все в порядке.

Эйприл поинтересовалась у матери, как той Европа, и Валери ответила, что ей Старый Свет нравится, как и Джеку. Они прекрасно проводят время. Спустя несколько минут Эйприл присоединилась к Ларри, который в этот момент обследовал сгоревшую кухню. Из оборудования спасти ничего не удастся. Вода окончательно уничтожила то, до чего не добрался огонь.

— Я распоряжусь, чтобы к концу следующей недели отсюда все вынесли, — сказал Ларри. Он уже осмотрел помещение и составил план. — Потом здесь все надо как следует подсушить. Ты пока начинай присматривать новое оборудование, а когда определишься, скажешь мне, я закажу все, что нужно.

Эйприл кивнула. Приобретение оборудования не будет для нее в новинку — она лично занималась этим, когда открывала свой ресторан. На этот раз на то, чтобы довести все до ума, уйдет больше времени, потому что для начала придется расчистить помещение. Впрочем, Ларри пообещал ей не затягивать работы. На следующий день у него были запланированы встречи еще с тремя подрядчиками. Эйприл сказала, что хотела бы присутствовать при разговоре. Ларри хоть и запретил ей передвигать тяжести, но даже запах гари, от которого некуда было деться, вызывал у Эйприл тошноту.

Поблагодарив Ларри, Эйприл заперла ресторан и, поймав такси, вернулась к Майку. Когда он в восемь вечера появился дома, она с невинным видом лежала в постели. К его возвращению она вымыла голову и постаралась смыть с себя въедливый запах. А чтобы окончательно уничтожить запах, побрызгалась лосьоном Майка. Своих вещей в его квартире у нее почти не было. Все ее добро находилось в квартире над рестораном, и, судя по всему, большую часть вещей придется выбросить. Эйприл подумала, что ее мать будет только рада, если она выбросит свою старую мебель.

Майк с улыбкой вошел в спальню и наклонился, чтобы поцеловать, однако уже в следующий момент сделал брезгливую гримасу.

— Господи, что за запах!

— Что ты хочешь этим сказать? — Эйприл сделала обиженный вид. — Я всего лишь побрызгалась твоим лосьоном.

— От тебя пахнет дымом, как от медвежонка Смоки. И не говори мне, будто ты весь день провалялась в кровати, — менторским тоном проговорил Майк. Впрочем, он и так обо всем догадался. Но не привязывать же Эйприл к кровати, чтобы она не сбежала в свой ресторан!

— Извини, — произнесла Эйприл с видом кающейся грешницы. — Но я просто не могла усидеть дома. Тем более что нужно было принимать важные решения.

— Так что же сказал Ларри? — спросил Майк, присаживаясь на стул рядом с кроватью.

— Он обещает все сделать ко Дню труда. Мы говорили с электриком. Он сменит проводку, сказал, что для удобства добавит розетки в новых местах и даст нам больше напряжения. Безопасность он гарантирует.

И хотя причиной пожара было отнюдь не электричество — в этом случае все могло быть гораздо серьезнее, — Эйприл подробно описала Майку положение дел. К счастью, запасы вина не пострадали — небольшое, но утешение. Когда она закончила свой рассказ, Майк протянул ей листки бумаги.

— Что это такое? — не поняла Эйприл.

— Прочти и скажи мне, что ты об этом думаешь. Это для воскресного выпуска.

Эйприл знала, насколько важны материалы в воскресном выпуске. И сейчас в руках у нее была компьютерная распечатка статьи, которая наверняка займет целую газетную полосу. Иногда Майк писал в своей колонке сразу о двух ресторанах, но если заведение ему нравилось или по какой-то причине он считал его достойным более пространного отзыва, то писал только об одном.

— Я поставил редактора в известность о наших с тобой отношениях. А он, в свою очередь, получил добро от главного редактора. Так что все на законных основаниях.

Эйприл пробежала глазами первые строчки.

«То, что вы прочтете ниже, — это не просто рецензия, но и новостное сообщение. Наверное, некоторые наши читатели уже слышали сообщения о том, что на этой неделе в ресторане «Апрель в Нью-Йорке» случился пожар. К счастью, никто не пострадал, только само помещение. В данное время в ресторане ведутся восстановительные работы и есть все основания верить, что в августе он вновь распахнет свои двери. В крайнем случае открытие состоится в День труда.

Но для тех из вас, кто оценил блюда, которые подает владелица ресторана и его шеф-повар Эйприл Уайатт, даже три месяца ожидания — до обидного долгий срок.

В сентябре прошлого года в своем обзоре я уже писал об этом ресторане. Надо сказать, что тогда мой отзыв был весьма прохладным. Зная об искусстве и опыте мисс Уайатт, я был слегка разочарован ее, на мой взгляд, незатейливым меню. А в этом меню было все: от нежнейшего картофельного пюре и до традиционного гамбургера, от мясного рулета, какой, например, обожает легенда Суперкубка Джек Адамс, до блинчиков, которыми так любят лакомиться и дети, и взрослые. Тогда я позволил себе посмеяться и над имбирным пивом, и над жареной картошкой. Если мне не изменяет память (а она точно мне не изменяет), я тогда написал, что такая кухня напоминает мне Алена Дюкассе, у которого в течение двух лет стажировалась хозяйка ресторана и даже стала его помощником, когда он был шеф-поваром сети «Макдоналдс» в Париже. Что же это был за ресторан? Что в нем подавали? Пиццу? Банановое мороженое? Бульон с клецками? Ну, ладно, также бифштексы под соусом тартар и улиток, потому что какой парижский ресторан без улиток? И вот теперь я вношу коррективы в свою первую рецензию. Потому что завсегдатаи ресторана подтвердят, что я упустил самое главное. Нью-йоркский ресторан мисс Уайатт — это не просто место, где можно вкусно поесть. Здесь вам не просто подадут свежайших омаров, нежнейшую жареную камбалу, оссо бокко в духе лучших итальянских традиций (мисс Уайатт прошла курс обучения и в Италии тоже. Прежде чем вернуться в Штаты, она в течение шести лет постигала в Европе тонкое искусство кулинарии) — здесь вы почувствуете себя как дома. Простые вкусные блюда — пожалуй, это и есть то, ради чего сюда приходят посетители. Вкусные и сытные, хорошо знакомые с детства блюда, которые когда-то готовила вам мать. Впрочем, даже если и не готовила, как, например, моя. Ресторан мисс Уайатт — это то место, где можно порадовать себя чем-то по-домашнему вкусным, или наоборот, в зависимости от настроения — пощекотать нёбо и вкусовые рецепторы чем-то экзотическим. Рыба здесь не только свежая, но и приготовленная самым изысканным образом. Цыпленок — будь то жареный на вертеле или на сковородке, тает у вас во рту вместе с картофельным пюре. А такой пасты с трюфелями и такого ризотто я больше не пробовал нигде! Винная карта включает в себя недорогие, но редкие вина из Чили, Австралии, Калифорнии и Европы. Не будет преувеличением сказать, что Эйприл Уайатт создала волшебное королевство, где правит Его величество изысканный вкус. Но что еще более важно, в ее заведении вас ждет атмосфера тепла и уюта, что в наше время — явление редкое. Ее ресторан так популярен, что столик порой приходится заказывать за месяц, а дети потом упрашивают родителей сводить их в этот ресторан еще раз. И главное, не пропустите ее коронное блюдо — суфле «Гранд Марнье». Признаюсь честно, в первый раз оно ускользнуло от моего внимания. С тех пор я не раз бывал в заведении мисс Уайатт и осознал свою ошибку. Пока другие лакомились на Рождество гусем, фазаном, лосятиной, омарами, индейкой, ростбифом и йоркширским пудингом, за которыми следовал традиционный рождественский десерт — торт-полено, пудинг с изюмом или шоколадное суфле, что же поглощал я? Передо мной стояла тарелка, на которой высились две стопки нежнейших блинчиков с кленовым сиропом. Почему? Из-за того, что я опоздал на завтрак? Нет, потому, что я терпеть не могу праздники, и мисс Уайатт постаралась утешить меня домашней пи-шей. За блинчиками последовала горячая помадка, сахарное печенье и домашние трюфели, какие ее научил готовить сам Дюкассе. Ни за что не пропустите! Вам придется ждать до конца лета, а тех, кто уже страдает из-за закрытия ресторана, умоляю — наберитесь терпения!»


Эйприл дочитала до конца и молча вернула ему листки. Она не знала, что сказать, но из глаз ее катились слезы. Майк не просто коренным образом изменил свое мнение. Нет, он написал потрясающую рецензию. Таких теплых слов ей еще ни разу не приходилось читать. Но все они — от начала и до конца — дышали искренностью, потому что были написаны от чистого сердца. И, что не менее важно, в них не было ни грана лжи. Теперь же любой, кто прочтет эту рецензию, узнает правду о ее ресторане. Когда Майк закончил этот материал, у него на мгновение возникли сомнения на тот счет, как отреагирует главный редактор, когда узнает, что они с Эйприл помолвлены, и потому решил заранее сказать ему правду. К его великому облегчению, материал всем понравился. Майк был убежден: ресторан Эйприл — один из лучших в Нью-Йорке, и он постарался донести до читателя — почему. Талант Эйприл как шеф-повара был поистине уникален — она использовала его отнюдь не для того, чтобы сразить посетителей экзотическими изысками. Скорее наоборот — чтобы готовить простые, незамысловатые блюда для тех, кто любит и ценит такую простоту. В каком еще ресторане можно встретить и знаменитых спортсменов, и кинозвезд, записных гурманов и шестилетних детей, за обе щеки уплетающих обед? Ну, конечно же, лишь в ее нью-йоркском ресторане! Но даже если бы их не связывали близкие отношения, он все равно воздал бы должное ее заведению, потому что оно заслуживало самой высокой похвалы. А еще он был потрясен стойкостью Эйприл, которая честно делала свое дело без оглядки на снобов и язвительных критиков вроде него самого.

— Спасибо тебе! Огромное спасибо! — прошептала она, обнимая Майка за шею. Он сделал именно то, что она ожидала от него в тот первый раз. А сейчас все получилось даже лучше. Это была не просто рецензия на меню ее ресторана и на винную карту. Материал был написан очень искренне, и, что самое главное, в нем Майк пытался донести до читателей ее философию. А еще он дал важную информацию — сообщил, когда ресторан вновь распахнет свои двери. Нет, таких восторженных рецензий ей еще ни разу не доводилось читать! Лучше просто не напишешь! Эйприл вдруг отстранилась от Майка и заглянула ему в глаза.

— Надеюсь, тебе не влетело от начальства, когда ты рассказал ему о нас?

Майк отрицательно покачал головой, счастливый, что рецензия ей понравилась, как, впрочем, он и надеялся. В некотором роде он возвращал ей долг. Его первая рецензия была полна необъяснимой желчи. Впрочем, тогда ее меню и вправду показалось ему неоригинальным, хотя ее он искренне считал самой привлекательной женщиной из всех, кого он встречал за всю свою жизнь. Ему казалось, что она, пройдя отличную профессиональную школу, выбрала путь наименьшего сопротивления. Но он ошибся. Эйприл неизменно стремилась к совершенству — всегда и во всем, такова была ее натура. Она не делила гостей своего ресторана на избалованных и невзыскательных, а старалась сделать так, чтобы каждый ушел из ее заведения довольным. И когда Майк писал свою новую рецензию, он не кривил душой, раздавая щедрые похвалы.

— Здесь все чистая правда, — произнес он. — А правда — это лучшая оборона. Эйприл, весь Нью-Йорк говорит о твоем ресторане. Поверь, тебе есть чем гордиться, и когда ты откроешь его снова, вот увидишь, дела пойдут лучше прежнего. Кстати, за это время ты можешь придумать новые блюда, чтобы внести новые нотки в меню. А еще я бы советовал тебе взять отпуск по уходу за ребенком. Другие женщины берут три месяца, чтобы ухаживать за детьми, а то и полгода. Воспользуйся такой возможностью, обдумай на досуге меню, чтобы потом воплотить свои мечты в жизнь. У тебя нет причин для беспокойства. У меня же не было причин извиняться перед редактором, разве что за мою первую, совершенно необъективную, предвзятую рецензию. Я просто вернул тебе долг.

Эйприл сидела, скрестив по-турецки ноги, на его кровати и сияла улыбкой.

— Это твой самый лучший подарок, — сказала она, до глубины души растроганная его теплыми словами. Майк действительно не поскупился на комплименты в ее адрес.

— Нет, самый лучший подарок — вот он. — Майк указал на ее живот. — Это самый твой лучший мне подарок, даже если я поначалу не смог оценить его по достоинству. Слушай, а когда мы с тобой поженимся? У нас с тобой остается мало времени.

— Тебя устроит День памяти? Когда моя мать вернется из Европы, у нее будет еще две недели, чтобы организовать торжество. Впрочем, зная ее, я не удивлюсь, если у нее все будет готово через пять минут. Это как раз за неделю до предполагаемой даты родов.

Что ж, времени в их распоряжении было и вправду совсем немного.

— А вдруг ребенок родится раньше? — спросил Майк, не скрывая своего беспокойства. Ему искренне хотелось, чтобы они сочетались браком еще до того, как малыш появится на свет. По крайней мере, для него это было важно.

— Тогда мы возьмем его на наше бракосочетание! — ответила Эйприл. Глядя на нее, Майк не смог сдержать улыбку. Нет, она просто потрясающая женщина! Он это понял еще в самый первый раз, но почему-то предпочел пропустить мяч, который, казалось, сам шел в руки. А вот Эйприл поймала мяч и побежала с ним дальше. Даже сейчас, после пожара, она так и не выпустила его из рук.

— Кого бы ты хотел видеть на нашей свадьбе? — спросила она, вспомнив, что еще не задала ему этот вопрос, хотя Валери поручила ей это сделать.

— Только нас с тобой, — ответил Майк. — Я точно не хочу видеть моих родителей, я не видел их десять лет и не имею желания с ними встречаться. Им наплевать на то, что происходит в моей жизни. — После злополучного телефонного звонка он и не пытался снова связаться с ними. Майк был готов навсегда вычеркнуть их из собственной жизни. Надеяться, что когда-нибудь отношения улучшатся, не приходилось. Майку же хотелось смотреть вперед, в будущее, где его ждала счастливая жизнь с Эйприл.

— Наверное, я приглашу Джима с женой. Он давно убеждал меня в том, что я не должен упускать своего шанса и обязан вернуться к тебе и ребенку. А я, дурак, тогда его не послушал.

Эйприл знала Джима и его жену. Майк дважды приглашал их пообедать в ее ресторане. Эйприл они сразу понравились.

— А как насчет медового месяца? Он будет у нас или нет? — поинтересовалась Эйприл.

— Да, в госпитале, в родовом отделении. Или ты забыла, что дальше его тебе сейчас никуда нельзя? Почему бы нам не снять номер в отеле на уик-энд? Будем считать, что мы не в Нью-Йорке, а в каком-нибудь другом городе. Или пусть в Нью-Йорке, но только как туристы.

— Вообще-то мне хотелось бы съездить в Италию, — мечтательно вздохнула Эйприл. Они могли походить по ресторанам, о которых они столько раз говорили.

— А почему бы нам не съездить туда в августе, перед тем, как ты откроешь ресторан?

— А как же ребенок? — Эйприл твердо была намерена кормить малыша грудью. Она решила, что в первые месяцы будет брать его с собой в ресторан, так что необходимости сидеть дома у нее не будет.

— Возьмем с собой! Начнем с рождения приобщать его к изысканной пище, — пошутил Майк. — Лично мне такой вариант нравится. Так что нам остается совсем ничего: пожениться, завести ребенка и открыть ресторан.

Майк щелкнул пальцами — раз, два, три. Эйприл рассмеялась.

— У меня почему-то такое чувство, что в три счета здесь не получится, — возразила она, неожиданно посерьезнев. — Согласна, со свадьбой проблем не будет, моя мама уж постарается сделать все по высшему классу. Открыть ресторан — тоже в принципе вполне осуществимый проект. Но что касается появления на свет нашего с тобой творения — при мысли об этом у меня сердце уходит в пятки.

С этими словами она посмотрела на свой живот. Эйприл была высокого роста, стройная и узкобедрая. Майк с трудом представлял себе, как существо, которое, как сейчас представлялось, было внушительных размеров, способно самостоятельно проложить себе путь в этот мир.

— Ты еще не раздумал присутствовать при этом событии? — спросила она, внимательно глядя на Майка.

— Нет, что ты! Я хочу быть рядом с тобой, — уверенно произнес он. Но в глубине души он ощущал тревогу. Он уже сейчас осознавал, что ничем не сможет помочь Эйприл, когда она будет мучиться. Она предпочитала не говорить на эту тему, однако Майк знал, что по мере приближения родов ею овладевала тревога не меньшая, чем им самим.

Пока Эйприл готовила ужин, они еще немного помечтали о поездке в Италию. Из имеющихся в его холодильнике запасов она приготовила ему спагетти с зеленью и салат с беконом и яйцами. Когда они наконец легли спать, маршрут путешествия у них уже был готов — Флоренция, Сиена, Венеция, Рим, Болонья и Ареццо, где Эйприл знала один ресторан, который, по ее словам, им обязательно нужно посетить. Париж они решили отложить до следующей поездки, потому что в августе там все будет закрыто. Перед тем как лечь в постель, Эйприл еще раз приняла душ, чтобы окончательно смыть с себя запах гари, и, устроившись поудобнее в его объятьях, снова вспомнила о его прекрасном отзыве. Майк был доволен своей затеей. Наконец-то он сделал то, что давно должен был сделать. Это был его подарок Эйприл, и, что самое главное, сделанный вовремя.

— По мнению Ларри, мне стоит подумать о втором ресторане, — сказала Эйприл.

Майк заволновался.

— Боюсь, что с меня пока хватит одной женщины, одного ресторана и одного ребенка, — честно признался он. За последние четыре месяца в его жизни и так произошло слишком много событий. — Может, нам стоит пока что остановиться на скромном варианте?

Эйприл не стала спорить. Она и сама понимала, что не готова открыть второй ресторан. На сегодняшний день для нее куда важнее вернуть к жизни первый.

— Как ты думаешь, у нас еще будут дети? — спросила она, прижимаясь к Майку. У нее никогда в голове не укладывалось, как Элен ухитряется справляться с тремя. Ведь и Эйприл была единственным ребенком у Пэта и Валери, хотя она и ценила дружбу со своими сводными сестрами. А если говорить откровенно, то порой и завидовала им.

— Не знаю, я как-то не думал об этом, — честно признался Майк. — Давай сначала дождемся этого.

Для него и этот ребенок был сродни мегапроекту. Майк нежно обнял Эйприл за плечи и прижал к себе. Эта женщина просто герой, ей все по силам. В отличие от нее он не считал себя храбрецом, но он старался следовать ее примеру и многому научился у нее. Он лежал, прижимая ее к себе, и чувствовал, как ребенок энергично толкается в ее животе. Майку все еще не верилось, что через месяц они с Эйприл станут родителями. Мысль об этом волновала его, а если он размышлял на эту тему слишком долго, то откровенно пугала. В отличие от него, Эйприл воспринимала все гораздо спокойнее. Вот и в эти минуты он нежно обнимал ее, думая о том, что ждет их впереди. Постепенно его сморил сон. Эйприл посмотрела на него и не смогла сдержать счастливой улыбки. Странные подарки порой преподносит судьба! Ну кто бы мог подумать, что та сентябрьская ночь обернется таким огромным счастьем.

Глава 19

Шок, когда Валери сообщили о пожаре в ресторане Эйприл, постепенно прошел. Когда же Эйприл заверила ее, что все не так уж страшно и возвращаться в Нью-Йорк нет смысла, Валери и Джек провели в Париже потрясающую неделю. Им обоим нравился «Ритц» — раньше каждый из них останавливался здесь. Как выяснилось, им с Джеком нравились одни и те же рестораны. Но Валери сводила его и в новые, о которых знала от дочери. По словам Эйприл, там была великолепная кухня и не слишком много посетителей. Несколько раз у входа в отель к ним, щелкая блицами, подбегали папарацци, но это их не слишком волновало. В Европе их имена знали, но вряд ли эти фото создадут сенсацию. Так что они могли спокойно наслаждаться обществом друг друга.

Джек был необыкновенно щедр — он подарил ей золотой браслет и меховое манто, которым она была просто очарована. Он преподнес ей подарки в отеле. Вернее, сначала он сказал, что, мол, хочет пройтись подышать свежим воздухом, а вернулся с подарками. Он постоянно удивлял ее своей заботой, и Валери постепенно начала открывать в себе другую сторону, о существовании которой она раньше даже не подозревала. Впервые за всю свою жизнь она думала не о делах, не о работе, а о мужчине рядом с ней.

Иногда за столом они с Джеком играли в игру «а что, если?», которую придумал Джек. А что, если бы телестудия предложила ей выбрать между ним и работой, что бы она выбрала? Насколько далеко она готова пойти в своей любви к нему, чем готова пожертвовать, от чего отказаться?

— Ну, это просто, — поддразнила она его. — Я бы осталась на телевидении, а с тобой мы встречались бы в дешевых мотельчиках где-нибудь в Нью-Джерси.

А что, если бы ему пришлось оставить спортивные комментарии или же свое место в Зале Славы? Что бы он тогда делал?

— С телевидения ушел бы хоть сейчас. Что касается Зала Славы — не знаю. Хотя бы потому, что мне стоило адских трудов туда попасть, — честно признался он. Впрочем, иногда они вели совершенно серьезные разговоры о том, чем хотели бы заниматься, когда станут старше. Ведь они работали на телевидении, где превыше всего ценилась молодость.

— Для меня примером всегда служила Барбара Уолтерс, — призналась Валери. — Она на протяжении всей своей карьеры оставалась на самой вершине. Ей приходилось конкурировать и с мужчинами, и с женщинами — с ровесницами и с теми, кто моложе. И она до сих пор лучше всех, ключевая фигура на телевидении. А мне она просто очень нравится как человек.

— А тебе хотелось бы того же? Ты бы осталась на телевидении до конца своих дней? Думаю, ее популярность потребовала от нее настоящей борьбы, и я не уверен, что в конечном итоге оно того стоит, — заметил Джек, когда они заканчивали обед в симпатичном ресторанчике на Левом берегу, который им порекомендовала Эйприл. Впрочем, первое место в их общем списке до сих пор занимал «Вольтер», расположенный на набережной Сены, но они не успели заранее заказать себе там столик. Казалось, весь Париж только и мечтал о том, чтобы там поужинать, но только избранные удостоились такой чести.

— Именно так я когда-то и думала, — ответила Валери, когда Джек спросил ее, намерена ли она остаться на телевидении. — Что еще мне остается? — добавила она и тотчас же поправилась: — Что еще, до того, как в моей жизни появился ты. Эйприл взрослая, самостоятельная женщина, у нее своя жизнь, свое дело, а теперь еще будет и муж, и ребенок. Чем же мне заниматься лет тридцать, если я, конечно, проживу столько? Пусть не тридцать, а хотя бы десять. Мне всегда казалось, что ответ на этот вопрос один — работа. Я так думала, и когда мне самой было тридцать. Я привыкла считать себя этакой рабочей лошадкой. Хотя признаюсь честно, в последнее время меня начали посещать сомнения на сей счет.

Она была счастлива с Джеком, счастлива так, как никогда не была в жизни. Но даже сейчас она бы не решилась ради него оставить работу. Что, если кто-то из них захочет добиться в этой жизни большего или если изменятся их отношения? Такое ведь тоже может случиться. Порой даже самые теплые, самые нежные отношения со временем остывают и могут превратиться в свою полную противоположность. А ведь они еще в самом начале этого пути. Валери не была готова пожертвовать ради него карьерой, и Джек это знал. Ей стоило огромных трудов пробиться наверх, и уйти с вершины ради мужчины, даже такого, как Джек, — нет, на такое она не готова пойти. На что она была готова — так это включить его в свою жизнь, найти для него нишу в том лихорадочном расписании дел, к которому она привыкла.

И тогда Джек задал ей вопрос, какого она не ожидала. Нет, пару раз она задумывалась об этом, но ответа на него у нее не было.

— Как бы ты отнеслась к тому, если бы мы поженились?

Они оба были уже в том возрасте, когда люди отдают себе отчет в том, чего они хотят от жизни. И кого. Валери раньше допускала мысль, что рано или поздно может выйти замуж во второй раз, но сейчас она отнюдь не была в этом уверена. Нет, она всей душой любила Джека, в этом не было никаких сомнений. Но нужны ли им обоим какие-то документы, подтверждающие эту любовь? Детей у них не предвидится, у обоих есть интересная работа, они любят друг друга. Неужели им нужны какие-то доказательства этой любви? И разве они обязаны кому-то что-то доказывать?

— Не знаю. А ты как думаешь? — ответила она вопросом на вопрос. Вопрос был серьезный, тем более что существовало одно обстоятельство, от которого не уйдешь ни сейчас, ни потом — она на десять лет старше его. Что, если в один прекрасный день он влюбится в молодую женщину? Ей меньше всего хотелось вновь проходить унизительную процедуру развода, особенно в этом возрасте. И она решила, что самое разумное — сказать правду. — Лично я пока в раздумьях. Вообще-то, я уважаю институт брака и все, что он собой символизирует. Уважаю и всегда уважала. Но на этом этапе моей жизни мне почему-то кажется, что брак лишь усложнит жизнь и тебе, и мне. Неужели нам нужны доказательства наших чувств? К тому же брак — это контракт, и, возможно, в один не самый прекрасный день одному из нас захочется из него выйти, снять с себя обязательства. Бумаги бессильны удержать людей вместе. Тот, кто рвется на свободу, непременно добивается своего, чего бы это ни стоило.

У Джека не нашлось что ей возразить.

— Если бы для тебя это имело значение, я готов жениться, — сказал он серьезно. Что ж, может, в один прекрасный день она и скажет ему «да», а пока, значит, говорить об этом рано, Валери дала однозначно это понять. — Я готов сделать этот шаг. А что касается развода, то я с тобой согласен. Лично мой стоил мне нервов. Но сейчас мы с бывшей женой друзья. Первое же время мне приходилось едва ли не силой отвоевывать свое право видеться с сыном. А чего стоил раздел имущества! К тому времени я уже сделал себе имя и зарабатывал неплохие деньги. Признаюсь, меня злило, что она собирается выйти замуж. Да она все время, пока мы были женаты, изменяла мне за моей спиной с командным врачом. Она же ненавидела меня из-за девиц, с которыми ей изменял я. В общем, ситуация была не позавидуешь, я и не думал, что мы сможем забыть старые обиды и стать друзьями.

— У нас с Пэтом все было проще, — призналась Валери. — Нам было нечего делить, тогда денег не было ни у него, ни у меня. Я была не против его общения с Эйприл. Он тогда жил один, с Мэдди он познакомился позже. Скажу честно, наш развод стал для Пэта тяжким испытанием. Он его не хотел, ему было трудно признавать, что наш брак обернулся крахом, а я рвалась на свободу. Я уже понимала, что пытаться сохранить наши отношения бессмысленно. Потому что его интересы, его наука наводили на меня скуку. И то, что связывало нас восемь лет, — или то, что, нам казалось, нас связывает, — утратило всякий смысл. Я была уже не той наивной девочкой, какая восемь лет назад вышла за него замуж. Как говорят англичане, мы с ним были как мел и сыр, совершенно разные. Мне казалось, что он сознательно мешает мне делать карьеру, ему — что я делаю то же самое в отношении его самого. Наша жизнь стала невыносимой.

Валери не представляла, что такое может случиться у них с Джеком. Оба были зрелыми, успешными людьми, оба сделали успешную карьеру. Похоже, что теперь для них обоих настало время слегка притормозить. По крайней мере, в их разговорах не раз возникала эта тема. Они оба вот уже много лет царили на вершине телевизионного Олимпа и привыкли к этому. Как-то изменить сложившийся образ было не так-то просто, да пока в этом и не было необходимости. Так что их работа, их положение вряд ли угрожали их отношениям.

— Наверное, будет лучше, если мы пока не станем ничего менять, — заключил Джек. — Пожалуй, ты права — не будем торопиться с браком. Пожениться мы всегда успеем, если того захотим. Не сейчас, так позже. Главное, чтобы этого хотелось тебе самой, я же готов подождать. Тем более что детьми мы обзаводиться не собираемся, — добавил он с усмешкой.

Их нынешние отношения вполне устраивали обоих. Даже разница в возрасте не была им угрозой, и Валери постепенно перестала даже думать о ней. Для него такой проблемы не существовало. Десять лет — ничего пугающего в этом, если одной стукнуло шесть десятков, а другому — пять. И вообще, кому какое до этого дело? Сами-то они ощущали себя ровесниками.

— Не надо чинить то, что сломано, — сказал Джек, улыбаясь ей. Валери, конечно же, льстило, что Джек готов связать себя узами брака, но никакой необходимости в том, чтобы узаконить их отношения, не было. К тому же их дети нормально восприняли их отношения, Эйприл, можно сказать, одобрила их. Конечно, прыткие репортеры не раз замечали их вместе, но никто не стал делать из их отношений ни сенсации, ни тем более скандала. Так что они являли собой прекрасную пару: оба работали на телевидении, к тому же на одном канале, оба были ведущими своих передач, а вне работы наслаждались обществом друг друга. Разве им нужно что-то еще? — А как насчет того, чтобы жить под одной крышей? — спросил Джек, пользуясь подходящим моментом. — Или у тебя другие предложения?

На протяжении нескольких месяцев они вместе проводили каждую ночь — то у нее, то у него. Однако никто не хотел расставаться со своей квартирой, и потому было решено, что говорить о том, чтобы окончательно съехаться, пока преждевременно. Это было даже романтично — каждый вечер решать, у кого они проведут ночь и как. Они, словно юная пара, раздвигали для себя рамки любви, пытались понять, что нужно им обоим сейчас и в будущем. Джек обожал свою квартиру, Валери любила свою. Джек был бы счастлив, если бы Валери переехала к нему, а вот сам переезжать к ней не хотел. То же самое можно было сказать и о Валери. Ей не хотелось чувствовать себя хоть в чем-то зависимой от него. И она вряд ли когда-нибудь будет зависима от кого бы то ни было. И ее характер, и ее успех, и годы одиночества сделали ее такой.

— Не знаю, — честно призналась она. — Не скажу, что я могу жить только в этой, моей собственной квартире, но она меня вполне устраивает. Не знаю, может, настанет день, когда я захочу ее продать. Но это точно не случится ни сегодня, ни завтра.

А пока ей нравилось после работы возвращаться к нему на ночь. Но чаще они ехали к ней домой, так было удобнее ей. Оба понимали, что надо подлаживаться друг под друга. Впрочем, чего еще ожидать от умудренных жизнью людей!

— Знаешь, Джек, дай мне знать, если в твоем доме будет продаваться квартира, может, тогда я бы ее купила, а свою продала. И тогда мы всегда будем рядом. Мне кажется, это был бы идеальный вариант. Но это пока лишь идея на будущее, хорошо?

Джеку идея понравилась. В общем, было бы желание, а решение всегда найдется. Пока на их пути не встречалось особых преград. Путешествие в Европу превзошло все ожидания. Они были свободны от дел, им некуда было торопиться. Они были вместе, и одновременно ни один не вторгался в пространство другого. И, самое главное, они дополняли друг друга, вносили в жизнь друг друга полноту, ничего при этом не теряя. В общем, это были идеальные отношения. Под стать той идеальной чистоте и порядку, которые обожала поддерживать в доме Валери — в отличие от Джека, который привык все раскидывать. Впрочем, Валери не придавала этому значения, просто подбирала разбросанные вещи и клала их на место, чем вгоняла Джека в краску. В свое оправдание он говорил, что такой уж он от природы и порядок в доме — не в числе его приоритетов. Так что, появляясь у него в доме, Валери регулярно собирала его вещи и аккуратно развешивала на вешалках в шкафу. Грязное белье отправляла в корзину, аккуратными стопками складывала на столе бумаги. Такая забота была для нее не в тягость, а Джек был даже рад ощутить женскую заботу.

В Париже они подолгу гуляли по набережным Сены, посещали выставки в Гран-Пале, сидели в кафе, заглядывали в антикварные лавки на Левом берегу. Кофе они пили в известном кафе «Де Маго» в Сен-Жермен-де-Пре, гуляли по городу, взявшись за руки, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловаться. Впрочем, это мало кого смущало в городе целующихся парочек. В Париже открытое проявление чувств не считается неприличным, не вызывает косых взглядов у окружающих. Скорее, наоборот. Так что неделя в Париже стала для Валери и Джека чем-то вроде медового месяца. В ее жизни это было впервые — семь праздных, безмятежных, счастливых дней с любимым мужчиной в городе любви. Неудивительно, что им очень не хотелось покидать Париж. Но впереди их ждал Лондон.

В Лондоне они тоже не знали покоя — театр, антикварные магазины, музеи. За сувенирами и подарками они отправились на Нью-Бонд-стрит. Там Джек купил и подарил Валери парочку серебряных голубков. Валери из Лондона позвонила Дон и сделала кое-какие поручения к предстоящему бракосочетанию Эйприл. Дон была счастлива, что может хоть чем-то помочь Валери.

Предварительно у Валери был разговор с дочерью. Эйприл хотела видеть на своей свадьбе всех работников своего ресторана, Элен и Ларри. Майк хотел также пригласить своего главного редактора, Джима с женой и еще одного приятеля-журналиста, с которым Эйприл еще не была знакома. И, разумеется, на ее свадьбе непременно будут отец с Мэдди и ее сводные сестры, Энни и Хизер. Даже если считать троих мальчишек Элен и Ларри, гостей набиралось человек тридцать. Квартира Валери вполне могла вместить столько гостей, но Джек со свойственной ему щедростью предложил свою. Валери наотрез отказалась — ей не хотелось доставлять ему лишние неудобства.

Валери сказала Дон, что хотела бы иметь самых лучших поставщиков и самый лучший обслуживающий персонал, чтобы у Эйприл не было повода ворчать по поводу качества блюд. Она также дала задание Дон, чтобы та позвонила знакомому судье и флористу, чьими услугами она обычно пользовалась. Кроме того, она распорядилась, чтобы в ее гостиной поставили пять круглых столов на шесть-восемь персон каждый. Музыку она выбрала камерную, само собой, никаких танцев. Эйприл сказала ей, что предпочла бы дневной банкет, который начался бы в полдень. Словом, никакой помпезности, что в положении Эйприл было бы неуместно. Дон было поручено заказать приглашения, которые будут вручены гостям за две недели до бракосочетания. К тому моменту, когда они с Джеком покидали Венецию, все детали предстоящего торжества были улажены. Джек настоял на том, что закатит грандиозную вечеринку позже, после того, как малыш появится на свет. Или ее можно будет устроить к открытию ресторана после ремонта. Во всяком случае, эти два события были достойны того, чтобы их отпраздновать. И Валери, и Эйприл были тронуты такой заботой и щедростью Джека. Ну а пока было решено ограничиться скромной церемонией в квартире матери — это все, чего хотела сама Эйприл, и, пожалуй, все, что на данном этапе был способен вынести Майк. Он и без того уже нервничал, хотя и уверял, что о такой свадьбе он и мечтал. Эйприл же пребывала в полном восторге. Как-то она шутя сказала Элен, что в тридцать лет выйдет замуж, родит ребенка и будет владелицей процветающего заведения. Это были лишь ее мечты, она и сама не очень-то верила, что все они осуществятся. Невероятно, но все так и случилось! Да, у нее теперь все «как у людей». Но главное — она по уши влюблена в своего будущего мужа и с замиранием сердца ждет того дня, когда их малыш появится на свет.


Дни, проведенные в Венеции, стали для Джека и Валери венцом всего их путешествия. В лучах майского солнца Венеция была прекрасна, погода — предел мечтаний, итальянская кухня — выше всяческих похвал. Валери даже заявила, что, вернувшись домой, вряд ли сможет вернуться к привычной еде. Придется ей голодать. Они катались по каналам в гондолах, осматривали старинные церкви, целовались в укромных уголках и бродили по узким улочкам. Однажды они отправились через всю лагуну на обед в отель «Чиприани», а на следующий день посетили стекольное производство на острове Мурано, где купили люстру в квартиру Джека. Валери сумела убедить его, что эта люстра украсит его жилище.

В свой последний вечер в Венеции они поужинали в баре «Харрис», на прощание проплыли на гондоле под мостом Вздохов и провели последнюю ночь в номере отеля «Гритти», где самозабвенно занимались любовью, а когда наконец насытились, вышли на балкон, чтобы полюбоваться Венецией в лунном свете.

— Может ли быть на свете что-нибудь лучше этого? — спросил Джек, обнимая Валери за талию и привлекая ее к себе. Путешествие превзошло все их ожидания. — У меня такое ощущение, будто это наш с тобой медовый месяц, — добавил он с улыбкой, и Валери кивнула. Им не было необходимости скреплять свои отношения брачным свидетельством, потому что их любовь была крепче любых обязательств, и что самое главное — они обрели друг друга.

Глава 20

Эйприл приезжала в ресторан, встречалась с подрядчиками, наблюдала, как рабочие, которых нанял Ларри, расчищают мусор и убирают все, что было повреждено огнем или водой. К этому времени подвал уже подсох, и туда сложили все то немногое, что удалось спасти. И все же ремонт ресторана казался ей неподъемным делом. Ларри нанял столько рабочих рук, сколько счел нужным, и, как только у него выдавалась свободная минута, сам приходил по несколько раз в день, чтобы лично проследить за тем, как движется дело. Эйприл же проводила в ресторане весь день, делая все, что было в ее силах, решая возникавшие в ходе работ вопросы. Майк не одобрял ее бурной деятельности, но запретить Эйприл что-либо было невозможно.

Однажды в полдень он заехал за ней, чтобы вместе пообедать, и пришел в ужас, увидев, как она с помощью ломика отрывает от стен доски. На ногах у нее были резиновые сапоги, которые она купила после пожара, на голове — каска, которую она позаимствовала у кого-то из рабочих. Зрелище было жутковатое — выпирающий живот, на голове — каска, лицо перемазано сажей, на руках — рабочие перчатки. Она упрямо сражалась с непослушными досками, а оторвав, бросала себе под ноги.

— Господи, ты с ума сошла? — в ужасе крикнул Майк, увидев, как она оттаскивает доски от стены. — Или ты собралась рожать прямо здесь? Немедленно прекрати, кому говорят!

— Прости, — Эйприл не стала спорить. В эту минуту ей хотелось одного — чтобы он поскорее ушел, а она бы снова занялась делом.

— Ты, конечно, можешь мне не поверить, но, уверяю тебя, рабочие прекрасно справятся и без твоей помощи. Женщины на девятом месяце беременности обычно сидят дома или, по крайней мере, не работают на стройке. Может, тебе стоит вступить в профсоюз?

Эйприл сняла каску, вытерла лицо и руки и поправила волосы. Правда заключалась в том, что ей доставляло удовольствие воскрешать к жизни свое детище, а значит, и помогать рабочим, и он это знал. И ничто на свете, никакие профсоюзы с их строгими законами и предписаниями не могли остановить ее. Эйприл, работая, была счастлива. Она присела на груду кирпичей рядом с Майком. Он протянул ей сэндвич.

— Спасибо, потому что я ужасно проголодалась, — призналась Эйприл. В следующую минуту к ресторану подъехал грузовик. Водитель вышел из кабины и направился к ней. В ресторан должны были доставить электрооборудование, и Эйприл решила, что это и есть доставка.

— Я привез мебель для детской комнаты Эйприл Уайатт, — сообщил водитель. — От Валери Уайатт.

Эйприл так была поглощена делами ресторана, что у нее совершенно вылетело из головы, что мать перед отъездом в Европу заказала для малыша мебель.

— Но я здесь больше не живу, — растерянно сказала она, указывая на царивший вокруг разгром. — Вы не могли бы доставить ее по другому адресу?

— В городе? — раздраженно поинтересовался водитель.

— Да, здесь же неподалеку, на Манхэттене.

Водитель кивнул. Он уже и сам видел, что здесь нельзя было оставить детскую мебель.

— Почему же нас никто не предупредил? — недовольно проворчал он, но тем не менее записал в блокноте адрес Майка. — А там будет кому нас встретить?

Разумеется, нет! Майку нужно было назад на работу, она же занята здесь.

— Вы не могли бы приехать в четыре часа? — спросила Эйприл, и водитель нехотя согласился, после чего укатил прочь. Эйприл не сомневалась, что к четырем часам успеет вернуться домой к Майку. Она уже порядком устала и не собиралась задерживаться здесь надолго. Она уже в восемь утра была в ресторане и весь день провела на ногах.

— А что за мебель? — поинтересовался Майк, пока она дожевывала сэндвич. Квартира его была небольшой — маленькая гостиная, такая же маленькая спальня, крошечный кабинет и кухня размером со стенной шкаф. Места ни для детской, ни для какой другой мебели там не было. Но Эйприл не решилась отказаться от щедрого подарка — она боялась обидеть Валери.

Прежде чем уехать в Европу, Валери, скорее всего, купила детскую кроватку. Эйприл почти все необходимое позаимствовала у друзей и знакомых. Валери приобрела недостающие вещи — например, симпатичный конверт для новорожденного. Так что к появлению малыша на свет у Эйприл все было готово. В ее собственной квартире, не заставленной мебелью, разместить детскую мебель не составило бы труда, а вот в квартире Майка…

— Наверное, нам придется перебраться к тебе, как только представится возможность, — сказал Майк.

Он уже решил, что съедет со своей квартиры и поселится у Эйприл, потому что в противном случае он ее просто не увидит. Все свободное время она наверняка будет отдавать ресторану. Ребенок тоже будет рядом с ней. Майк считал, что при таком раскладе оставлять за собой крохотную квартиру не имеет смысла. Как только квартира наверху будет приведена в порядок, а грохот ремонта стихнет, они втроем переедут к Эйприл.

— Не беспокойся. Я найду, куда ее поставить, — заверила его Эйприл. — Не думаю, что детские вещи занимают много места.

Она и предположить не могла, что мать купит для нее полный набор детской мебели. Когда в четыре часа дня к дому Майка подкатил грузовик, водитель выгрузил детскую кроватку, комод, столик для пеленания младенца, ящик для игрушек, кресло-качалку для нее самой и с полдесятка акварелей в рамочках с изображением Винни-Пуха, чтобы повесить на стены. Валери продумала каждую мелочь, зная, что Эйприл никогда не пойдет на такие траты, а купит все необходимое по дешевке — разумеется, уже подержанное.

— О, ужас! — прошептала Эйприл, когда водитель занес в квартиру последнюю вещь. Кроватку доставили в разобранном виде, и ее предстояло собрать. Эйприл спросила водителя, не окажет ли он ей такую услугу, однако он наотрез отказался. Он и без того взмок, таская вверх по лестнице мебель. Водитель еле втиснул все предметы в квартиру, и в ней практически не осталось свободного пространства. Кресло-качалку и ящик для игрушек пришлось поставить в кухне. Майк, когда вернется, ее убьет. Эйприл не представляла, где и как расставить детскую мебель, чтобы она хотя бы не мешала перемешаться по квартире. В принципе, можно, конечно, отослать мебель назад, но на этот шаг Эйприл не отважилась. В ее собственной квартире над рестораном все бы разместилось прекрасно, а здесь обернулось катастрофой.

Водитель ушел. А Эйприл с горем пополам оттащила разобранную детскую кроватку в спальню. Если придвинуть кроватку вплотную к их кровати, то, возможно, та поместится. Что же касается всего остального…

Симпатичный белый комод она задвинула в гостиную и втиснула впритык к нему столик для пеленания. Поскольку кофейного столика у Майка не было, она поставила рядом с диваном ящик для игрушек, а картинки с Винни-Пухом сунула за его спинку — другого места им не нашлось. Она была уверена, что Майк еще не созрел для того, чтобы развесить изображения Винни-Пуха вместо фоторабот Ансельма Адамса, которые украшали стены его квартиры. Сделав все, что смогла, Эйприл огляделась по сторонам и была вынуждена признать, что комната выглядит просто кошмарно. Белый комод был сам по себе очень симпатичным и прекрасно смотрелся бы в детской комнате. Однако в гостиной Майка он был явно инородным телом. А чтобы лечь в кровать, им придется карабкаться через кресло-качалку. Всего несколько лишних вещей, и квартира превратилась в склад.

Майк, вернувшись вечером домой, был не готов увидеть то, что предстало его взгляду. Когда он появился на пороге, его чуть не хватил удар. Он ожидал увидеть небольшую корзину, скромно притулившуюся в каком-нибудь углу, в худшем случае — детскую колыбельку. Вместо этого всюду высились ящики и коробки и какие-то непонятные предметы. И это без детской кровати, которую ему еще предстояло собрать.

— Неужели ребенку нужно так много вещей?

Эйприл не сказала ему, что друзья должны были в ближайшее время привезти ей и многое другое — стерилизатор, пижаму, памперсы, коляску (ее обещала отдать Элен), высокий стульчик (подарок одной официантки), автомобильное детское кресло (купили работники кухни) и целую кучу полезных мелочей, о назначении которых Эйприл даже не догадывалась. А еще, напомнила ей Элен, понадобится ванночка для купания ребенка. Эйприл же об этом совсем забыла. Майк сел на диван и тупо уставился на ящик для игрушек. Его словно парализовало.

— Я не знала, честное слово, — с виноватым видом произнесла Эйприл. — Я понимаю, что теперь здесь полный бардак, но мы скоро переберемся ко мне, там места будет больше.

Можно сказать, что, еще не появившись на свет, ребенок уже поселился здесь. Впервые после того, как Майк внял просьбе Эйприл и отправился с ней к врачу, он был потрясен. Похоже, раньше он не представлял себе весь масштаб перемен, которые произойдут в его жизни.

— Господи, Эйприл, мы же не можем жить в таком хаосе! Когда ребенок родится, сколько он будет весить? Килограмма три-четыре? Зачем ему все это?

Купленная ее матерью мебель наверняка отлично смотрелась бы в витрине магазина или на рекламной фотографии в журнале, но в крохотной квартирке Майка она съела все свободное пространство. Увиденная картина стала чем-то вроде предупредительного сигнала, возвещающего о грядущих переменах. Ребенок посягал на весь уклад его жизни, на свободное время, на его привычки и планы. И теперь Майк был на грани паники.

— Может, попробуем собрать кроватку? И тогда в спальне будет чуть просторнее, — робко предложила Эйприл, видя смятение Майка. В любом случае это надо было сделать. Из-за ящиков они не могли подобраться к собственной кровати, дорогу к ней перегораживал еще и матрац. — Я тебе помогу, — поспешила добавить Эйприл.

— Ты что, не знаешь, что я в жизни не держал в руках отвертку? — с убитым видом произнес Майк. — Да я вообще не отличу ее от молотка, я ничего не понимаю в инструкциях. Если что-то нужно собирать, я таких вещей просто не покупаю, а если что-то ломается, то выкидываю эту вещь. Я понятия не имею, что делать с болтами и гайками. И вообще, чтобы что-то собрать, нужно как минимум иметь диплом инженера.

— Не переживай, вот увидишь, мы все с тобой сделаем.

— Мне надо выпить, — словно не слыша ее, заявил Майк и направился в кухню. — А это еще что такое? — спросил он, возвращаясь в гостиную. — Майк увидел в кухне столик для пеленания. Вид у него был такой, будто он только что встретился лицом к лицу с киношным чудовищем.

— Столик, чтобы пеленать ребенка и менять ему памперсы.

— А разве это нельзя делать у себя на коленях или на нашей кровати? Даже у олимпийской сборной по конному спорту и то меньше всякого барахла, — раздраженно бросил он. Переезд Эйприл в его квартиру не принес видимых перемен. Из вещей Эйприл в его квартире была лишь ее дорожная сумка с самым необходимым и три платья в шкафу. Самой крупной вещью были ее резиновые сапоги.

Понимая, что ждать помощи от него бесполезно, Эйприл молча направилась в спальню, чтобы собрать кроватку. Сорвав картонную упаковку, она прочла инструкцию и поняла, что Майк был прав. Собрать детскую кроватку оказалось делом гораздо более сложным, чем она предполагала. Майк присоединился к ней спустя несколько минут, в руке у него был бокал с вином. Он молча подошел к Эйприл и обнял ее. А она продолжала сражаться с коробками.

— Извини, я не был к этому готов. Думаю, и ты тоже, все твои мысли были заняты рестораном. И я не хочу отравлять тебе жизнь еще больше.

Накануне у Эйприл состоялась встреча с представителями страховой компании, был нервный разговор, который дался ей нелегко.

— Дай мне инструкцию, — сказал он и отправился за инструментами.

У них ушло два часа, чтобы путем проб и ошибок собрать наконец детскую кроватку. И вот теперь та стояла в готовом виде, с матрацем и мягкими подушечками с изображением барашков, а над ней — кружевной полог. Глядя на Майка, можно было подумать, что он только что пробежал марафонскую дистанцию. Эйприл еле держалась на ногах, и они оба в изнеможении повалились на кровать.

— Думаю, по сравнению с этим роды — это нежная тихая песня, — пробормотал Майк и тут же пожалел о своих словах. Он взглянул на Эйприл и поспешил загладить свою бестактность, переведя разговор на другую тему. — Хочется чего-нибудь вкусненького, — жалобно произнес он. — Надеюсь, я это заслужил?

— Ну, что может быть проще, — улыбнулась она и, чмокнув его в щеку, поднялась с кровати и направилась в кухню. Майк включил телевизор и остался лежать на кровати. Спустя пятнадцать минут Эйприл вновь заглянула в спальню.

— Хотя в данный момент у нас нет ресторана, но я-то есть! Мсье, рада вас обслужить, — произнесла и отвесила поклон — насколько это позволял сделать ей огромный живот.

Майк встал с кровати и последовал за ней в гостиную, где Эйприл уже накрыла небольшой круглый столик. Посередине стояла тарелка с горячим кленовым сиропом, а рядом высилась стопка ее знаменитых блинчиков. Часть их предназначалась ей самой — блинчики беременным не противопоказаны.

— О господи! — воскликнул Майк с видом человека, умиравшего от жажды в пустыне. — Это именно то, о чем я мечтал!

С этими словами он уселся за стол и принялся с аппетитом поглощать блинчики, а когда насытился, с умиротворенным видом откинулся на спинку стула.

— Спасибо тебе, — растроганно произнес он. — Не переживай, детка, все будет хорошо! — Майк обвел взглядом комнату. — Я понятия не имел, что ребенку так много всего требуется, да и откуда бы я мог это знать?!

— Я тоже, — честно призналась Эйприл. Ни он, ни она даже не задумывались об этом, поскольку оба всегда были заняты своими делами и тема детей не вырисовывалась на их горизонте.

— Ладно, потерпи немного, — продолжал Майк. — Скоро мы отсюда съедем, а в твоей квартире, надеюсь, мы сумеем все разместить.

Эйприл тоже на это надеялась, потому что жизнь втроем в такой крошечной квартирке вскоре превратилась бы для них в тяжелое испытание. Хорошо было бы, если бы к июлю они смогли перебраться к ней. К тому времени основная и самая грязная часть ремонтных работ будет завершена, и им не придется дышать пылью. Не говоря уже о том, что это вредно для ребенка. А пока действительно придется потерпеть, тем более что теснота в квартире действует на нервы только Майку, а на ребенке она никак не отразится.

После ужина Майк вымыл посуду и они вернулись в спальню. Почистив зубы и переодевшись в пижамы, они забрались в постель и лежали, глядя на кресло-качалку в изножье кровати, рядом с которой теперь стояла и детская кровать. Валери купила для детской прекрасные вещи, просто их оказалось слишком много.

— Мне до сих пор не верится, что вскоре кто-то будет спать в этой кроватке, — негромко заметил Майк и посмотрел на Эйприл. В окно лился яркий лунный свет, однако задернуть шторы было невозможно. Для того чтобы подобраться к окну, пришлось бы залезть в детскую кроватку.

— Верь не верь, но вскоре будет спать, — улыбнулась Эйприл. Ребенок, даже еще не появившись на свет, уже успел превратиться для нее в полноправного члена их семьи. В настоящий момент он расшалился у нее в животе — не иначе, ему тоже понравились блинчики с кленовым сиропом. Эйприл заметила, что стоит ей съесть сладкого, как ребенок начинает активно толкаться и долго не может угомониться.

Неожиданно, не говоря ни слова, Майк потянулся к ней, удивленный тем, что его по-прежнему тянет к ней. Эйприл будто изменилась внутренне, в ней была какая-то трогательная беззащитность, и в нем проснулась необыкновенная нежность к ней. Майк мог часами держать ее в своих объятьях. Он беспокоился лишь о том, что эти прикосновения, возможно, доставляют ей неудобства, однако Эйприл никогда не убирала от себя его рук, отвечая на нежность нежностью, на ласки ласками. В лунном свете их тела слились, и на какое-то время, охваченные неутолимой жаждой, они даже забыли о ребенке и прижимались друг к другу, как будто боялись что-то потерять.

Глава 21

Когда Валери и Джек вернулись из Европы, на них обрушилась лавина неотложных дел. Валери предстояло принять несколько важных решений относительно квартир, дизайном которых она занималась, спланировать и подготовить новые передачи. А еще ее издатель ждал от нее рукописи новой книги. Свадьба дочери тоже требовала ее внимания, теперь главным пунктом был свадебный торт. Джек был занят своими делами ничуть не меньше.

Валери поговорила с Эйприл в первый же вечер своего возвращения в Нью-Йорк. Дочь сообщила ей, что реконструкция ресторана идет полным ходом. Эйприл пребывала в приподнятом настроении в ожидании дня свадьбы. Валери сказала дочери, что поручила своей помощнице на время ее отсутствия заняться предсвадебными делами, и теперь практически все было готово, потому что сама Валери ухитрялась контролировать, как продвигаются приготовления, даже из Европы.

График дел и у Валери, и у Джека на эту неделю был жестким, но уже к вечеру пятницы у Валери возникла уверенность, что она вновь взяла все дела в свои руки и теперь она хозяйка положения. Чего не сказать про первые дни после возвращения из Европы, которые показались ей кошмаром. Свадебный торт для Эйприл она уже заказала в пятницу, после того как дочь подробно объяснила ей, что бы она хотела. А хотела она торт с миндальной глазурью и шоколадным кремом с тонкой апельсиновой ноткой. Кондитер, с которым Валери говорила, скептически отнесся к такому выбору, но желание заказчика обещал выполнить неукоснительно. Будь у Эйприл время, она, конечно, испекла бы торт сама. Но, увы, времени у нее не было, как не было и кухни. К тому же Валери заверила ее, что кондитер не подведет.

Из своего офиса на телестудии Валери вернулась вечером к Джеку. Они заранее договорились, что проведут выходные у него. Такое челночное существование между двумя квартирами пока что работало без сбоев, хотя на работе оба были заняты допоздна. Один гламурный журнал дал их фотографию в Париже, а вскоре в офис студии позвонил репортер журнала «Пипл» и начал расспрашивать об отношениях знаменитой Валери Уайатт и Джека Адамса ее помощницу. Дон сказала, что ей ничего об этом не известно, и добавила, что если кого-то это интересует, пусть сам следит за развитием событий.

Валери приехала к Джеку еще до того, как он вернулся домой — а вернулся он на редкость серьезный. Валери в это время принимала ванну. Джек вошел к ней и присел на край ванны. Он наклонился и молча поцеловал ее. Вид у него был подавленный — таким она его еще ни разу не видела.

— Тяжелый день? — сочувственно спросила Валери и погладила его по руке.

— Это точно. Тяжелый, — произнес он. — Впрочем, так ведь и бывает после перерыва в работе. Приходится расплачиваться за две недели безделья, — он улыбнулся, но улыбка получилась вымученной. Валери не стала ни о чем его расспрашивать. Если захочет поделиться с ней, потом сам все расскажет.

Рассказал он ей лишь в субботу, когда прекрасным майским днем они гуляли по Сентрал-парку. Какое-то время они молча шли рядом, затем присели на скамейку. И тогда он заговорил:

— Телеканал хочет, чтобы я переехал в Майами.

Он был расстроен и смущен. Оба понимали, что это значит для них. Работа прочно удерживала ее в Нью-Йорке, так что Валери никак не могла последовать за ним в Майами. Разумеется, при желании они могли бы летать друг к другу на уик-энды, но это будет совсем другая история.

— Но почему так решили? — недоуменно спросила Валери.

— Кто их знает! Говорят, производственная необходимость. Там мне предстоит работать еще больше, буду комментировать различные спортивные события, а не только футбольные матчи. Говорят, что только я могу справиться с таким объемом работы. По идее, я должен чувствовать себя польщенным, потому что переезд в Майами означает и большие деньги, и большее уважение. — Джек помолчал, задумавшись, потом сказал: — Я не хочу тебя покидать, меня устраивает моя работа. Я люблю то, что у меня есть, а у меня есть ты. Любовь на расстоянии — коварная вещь, и, как правило, она быстро проходит. Да и мотаться туда-сюда в моем возрасте уже не очень хочется. Не хочу я переезжать в Майами!

Сказать, что у Джека был несчастный вид, значит, ничего не сказать.

— Ты отказался? — негромко спросила Валери в надежде, что так оно и есть. Она не имела права ни давить на него, ни вмешиваться в его профессиональную деятельность, на это она бы никогда не пошла. С другой стороны, она чувствовала, что, если он уедет, их отношениям придет конец. Она же была не готова последовать за ним, потому что это означало бы конец ее собственной карьеры. Требовать от него уйти с телевидения она тоже никак не могла, какое у нее есть на это право? Никакого. Так что это известие стало холодным душем для них обоих. Валери отлично понимала: Джек, скорее всего, не сможет отказаться.

— Я сказал, что подумаю, — произнес Джек. — И я действительно подумаю. Наши с тобой игры «что, если», в которые мы играли в Париже, оказались пророческими. Помнишь, как мы с тобой пытались представить, что будет, если кто-то один окажется перед выбором — работа или личные отношения. Как оказалось, такое случается сплошь и рядом. Руководство канала вполне определенно дало мне понять, какого решения от меня ждут. Я, конечно, могу ответить отказом, Валери, но меня вряд ли поймут и уж тем более вряд ли примут мое решение. — Он на минуту умолк. — Как ты к этому отнесешься? И как бы ты поступила на моем месте?

Джек с волнением ждал ее ответа.

— Это два совершенно разных вопроса, — ответила Валери. — Как я к этому отнесусь? Конечно, мне больно и печально это слышать. Я не хочу, чтобы ты от меня уезжал. Меня устраивает наша с тобой теперешняя жизнь. Возможно, до сих пор все для нас складывалось слишком легко, нам везло и нам казалось, что так будет всегда. На самом деле жизнь не так проста, мы-то с тобой это знаем. Как бы я поступила? Честное слово, не знаю. Мне бы, конечно, не хотелось ставить крест на собственной карьере, но и потерять тебя я не могу. И я рада, что мне не нужно делать такой выбор. К тому же я тоже не люблю Майами. Туда хорошо приехать на уик-энд, чтобы немного проветриться, но жить там постоянно — увольте. Но ты должен поехать туда, где тебя ждет работа, где тебя ждут большие деньги, где ты можешь сделать себе карьеру и имя. Ты еще молод, тебе рано на пенсию, — сказала Валери, не покривив душой. — Знай одно, как бы ты ни поступил, я пойму и со своей стороны сделаю все для того, чтобы мы сохранили наши отношения. Я могла бы прилетать в Майами по пятницам и рано утром в понедельник возвращаться в Нью-Йорк. Ведь многие так делают. Взять, к примеру, тех же политиков, которые из Вашингтона постоянно летают домой, кто в Калифорнию, кто куда-то еще. Так делают главы крупных компаний, которые работают в одном городе, в то время как их семьи живут в другом. Разумеется, это нелегко, но если мы этого захотим, то, я уверена, у нас получится. А там — жизнь покажет…

Она сказала эти слова от всей души, и Джек был тронут.

— Главное, поступай так, как сам считаешь нужным и правильным, а об остальном мы поговорим потом.

Впрочем, если быть до конца честной, она опасалась, что, живя в Майами, Джек вновь примется за старое — начнет заводить романы-однодневки с юными дурочками. Ведь большую часть времени он там будет один и в один прекрасный день наверняка не сможет устоять перед соблазном. Так что ее собственное положение теперь казалось ей не таким уж и прочным, хотя она и не хотела в этом признаваться. Но было несправедливо заранее подозревать его в том, чего он еще не совершил, ему и без того сейчас не позавидуешь. Он ведь сам только что сказал ей, что на него надавили. Нет, конечно, никто не угрожал ему увольнением, если он откажется, но отношения с руководством канала уже никогда не будут прежними, а работать в такой обстановке будет непросто. Будь ты хоть трижды знаменитость, начальство всегда ожидает лояльности. Сказано переехать в Майами, значит, переезжай. Для Джека это предложение было равносильно удару под дых. До сих пор его карьера неуклонно шла вверх, и вот теперь…

Они вернулись домой. Оба молчали, ни он, ни она не решались заговорить. Джек был мрачен, он замкнулся в себе. Валери спросила, не лучше ли ей вернуться к себе домой, но Джек попросил ее остаться. Он сказал, что хочет видеть ее рядом с собой, однако у Валери было такое чувство, словно она его уже потеряла. На этот раз игра «что, если» обернулась жестокой реальностью.

В эту ночь они не стали предаваться ласкам, что было для них необычно, а просто лежали в постели, нежно обнимая друг друга. Вид у Джека был несчастный. В субботу у него состоялся разговор на эту тему с его агентом, а потом с адвокатом. Агент сказал, что окончательное решение за ним самим. В случае отказа телестудия не имеет права принимать по отношению к нему репрессивные меры. Адвокат же рекомендовал принять предложение и перебраться в Майами. Но в любом случае это должен быть его собственный выбор.

В воскресенье во второй половине дня Валери отправилась проведать Эйприл, а заодно посмотреть, как обстоят дела в ресторане. Она застала дочь одну и за работой — та была занята уборкой. Что-то вытирала, что-то чистила, ненужное выбрасывала. На несколько минут она оставила свое занятие, чтобы поговорить с матерью, главным образом о предстоящем бракосочетании, до которого оставалась всего неделя. Разумеется, Эйприл была приятно взволнована по этому поводу, однако сказала, что в последние дни Майк ужасно нервничает по поводу ребенка. То, что казалось далеким событием, стало почти реальностью, особенно с появлением в его квартире детской мебели. А на днях к ним приехала Элен, привезла детскую ванночку и коляску.

— Пусть только попробует сбежать, — пошутила Валери. — Я его все равно поймаю.

Эйприл рассмеялась.

— Куда он денется! Просто он напуган. Впрочем, и я тоже. Все-таки ребенок — это такие большие перемены.

Как и замужество. У нее вообще что ни возьми — одни большие перемены: пожар, отношения с мужчиной, ребенок, предстоящая свадьба. И все свалилось на нее сразу. У Валери были свои проблемы. Она пока не стала говорить дочери о возможном переезде Джека в Майами, не хотела расстраивать ее накануне свадьбы. У Эйприл и без того сейчас хватает забот.

В воскресенье вечером Валери с Джеком отправились в кино. Обоим казалось, что будет лучше, если они куда-нибудь выйдут, чтобы немного развеяться. Поужинали они в ресторане под названием «У Джона», однако у обоих не было ни настроения, ни аппетита, вести же разговор на посторонние темы не удавалось — так или иначе, но тема его переезда в Майами то и дело всплывала в разговоре. Валери вернулась к себе домой одна. Это была их первая ночь за несколько месяцев, которую они провели врозь. Валери казалось, что Джеку надо побыть одному, и она прямо сказала ему, что не хочет ему мешать. И вообще, коль речь зашла о его переезде, то им, пожалуй, пора начать вновь привыкать к одиночеству. Впрочем, этих слов вслух она не сказала. После злополучной пятницы в их отношениях наметилась трещина, причем весьма болезненная. И обоим было страшно думать, к чему это может привести. Валери не хотела переубеждать Джека, выдвигать какие-то условия. В этом они с дочерью были похожи. Впрочем, скрыть своей тревоги она при всем желании не могла, и Джек это видел. Он тоже ходил подавленный. Но что поделать? Жизнь есть жизнь, и она часто преподносит неприятные сюрпризы, даже если вы счастливо встретили мужчину или женщину своей мечты. Иногда эти сюрпризы способны перевернуть вашу жизнь с ног на голову. Валери хотелось надеяться, что эта чаша минует их с Джеком. Тем не менее оба понимали, что готовиться нужно к худшему, оба словно облачились в траур по своей любви.

В течение последующей недели они виделись мало, хотя Валери и ночевала у Джека. Ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она спешит отстраниться от него. Ничего подобного у нее и в мыслях не было. Просто она была страшно занята и возвращалась домой поздно, когда Джек уже был в постели. Она забиралась в кровать, он обнимал ее, и они засыпали. И он, и она не имели ничего против того, чтобы заняться любовью, но, увы, они оба выматывались и проваливались в сон. Или оба делали вид, что на любовь у них нет сил? Валери не решалась задавать вопросы. Она не знала, какое решение он принял для себя, но не спрашивала его ни о чем. Она почти не сомневалась, что он все-таки переедет в Майами. Да и она сама, наверное, поступила бы точно так же, будь она на его месте. Нет, она не была в этом уверена на все сто, но ей так казалось. Потому что нельзя годами строить карьеру, создавать себе имя, чтобы потом в одночасье выбросить все на свалку лишь потому, что вам не хочется переезжать в другой город. Потому что жизнь такова, что постоянно приходится чем-то жертвовать. И, что самое ужасное, порой приходится жертвовать дорогими людьми. Наверное, это и есть одна из таких жертв. Разве она сама когда-то не пожертвовала семейной жизнью ради успешной карьеры? Даже если тогда она была еще молодой и еще только начинала двигаться к успеху. Интересно, а как бы она поступила, окажись она перед таким выбором сегодня? У Валери не было ответа на этот вопрос. А еще она была рада тому, что не ей выпало принимать тяжелое решение. Она не завидовала Джеку. Невозможно было предсказать, как скажется переезд на его дальнейшей карьере — добавит ли он ему славы или, наоборот, повредит ей. К тому же вопрос отнюдь не сводился к деньгам, все козыри были в руках у телеканала. Наверное, другие каналы тоже были бы не прочь заполучить себе Джека, однако сорваться с места и перейти на другой канал, отдав двенадцать лет этому, было бы по меньшей мере рискованно. И Валери понимала, что только Джек должен решить, как ему жить дальше. Конечно, что бы ни случилось, он всегда может рассчитывать на ее сочувствие и поддержку.

Валери ни на минуту не усомнилась в том, что они любят друг друга. Но загадывать, как сложатся их отношения дальше, было невозможно. И она пыталась не впадать в панику, а вести себя как зрелая разумная женщина. Наверное, это единственное преимущество зрелого возраста — с достоинством сносить удары судьбы. Потому что в твоей жизни такое уже было и ты делаешь это не в первой раз.


Даже в ту неделю, на которую была намечена ее свадьба, Эйприл часто заходила в ресторан, чтобы посмотреть, как идут работы. У Майка было полно дел в газете. В его квартире все было готово к появлению на свет ребенка. Оставалось только дождаться его самого. Глядя на Эйприл, можно было подумать, что она вот-вот просто лопнет. Впрочем, это было и ее собственное ощущение. Живот мешал ей спать, и, оставаясь дома, она не знала, чем себя занять, и вперевалочку ходила по квартире или перебирала детское приданое — крошечные распашонки и ползунки, чепчики и одеяльца, носочки и кофточки. А несколькими днями ранее у нее случился стиральный раж, и она перестирала все вещи до последней. Для этого ей пришлось несколько раз подняться и спуститься в подвал по лестнице, но даже это ее не останавливало. Майк сказал Джиму, что, по его мнению, у Эйприл просто съехала крыша, но Джим объяснил другу, что это обычная история с женщинами под конец беременности. Они как бы строят для себя гнездо и потому постоянно ищут, чем им заняться. И Майк был вынужден притвориться, будто ничего из ряда вон выходящего не происходит. Так было спокойнее. Он был благодарен Джиму за то, что тот его просветил, — еще бы, с таким богатым опытом! Джим прошел через это три раза, и теперь его жена ждала четвертого ребенка. Так что в некотором роде они были собратья по несчастью, с той единственной разницей, что Майк едва представлял себя отцом одного ребенка, не говоря уже о четверых.

На время медового месяца он заказал для них с Эйприл номер в отеле «Карлайл». Впрочем, «на время» — это громко сказано, потому что медовый месяц сводился всего к одной ночи. Это все, что он мог себе позволить, но ему хотелось доставить Эйприл эту радость. Он даже заранее съездил в отель, чтобы посмотреть номер. Разумеется, он не стал говорить портье, что невеста на девятом месяце беременности. Он даже на всякий случай держал пальцы скрещенными. Кто знает, вдруг эту ночь Эйприл проведет уже на больничной койке. Ничего нельзя загадывать заранее. Врач сказал, что она готова к родам, и в последние дни мышечные сокращения участились. Майк умолял Эйприл не ходить в ресторан каждый день, а тем более не влезать в дела, но она слушала его вполуха.

За день до свадьбы у Эйприл состоялся разговор с матерью, и она почувствовала, что Валери чем-то озабочена.

— Мам, с тобой все в порядке? — спросила она, не на шутку встревожившись.

— Не волнуйся, все в порядке, просто очень много работы.

Впрочем, голос у нее был совершенно упавший. Вечером Эйприл сказала об этом Майку.

— У меня такое подозрение, что у них с Джеком что-то не так.

— С какой стати что-то должно быть не так? — удивился Майк. Когда он видел их в последний раз, они произвели на него впечатление счастливой пары. Этакие молодожены, вернувшиеся после медового месяца.

— Никогда нельзя зарекаться, — задумчиво произнесла Эйприл.

Как ни странно, но она нашла себе платье для бракосочетания. Они с Элен отправились за покупками и увидели это платье в одном небольшом магазине — широкий шелковый белый балахон с открытым верхом. Платье было коротким, так что к нему нужны были туфли на каблуках. Ничего, она может надеть босоножки, а в руки возьмет букетик искусственных ландышей, которые мать привезла ей из Парижа. Цветы были как живые, только ничем не пахли. Конечно, это было мало похоже на традиционный свадебный наряд, но в ее положении трудно было придумать что-то лучше. Отец подведет ее к жениху. Элен будет главной свидетельницей, сводные сестры — подружками невесты; для этого случая Мэдди даже купила для них одинаковые голубые льняные платья. Эйприл была благодарна мачехе за ее помощь. Валери украсила всю квартиру белыми цветами. Тут были и орхидеи, и розы, и живые пахучие ландыши.

В пятницу вечером в квартире Валери все было готово к завтрашним торжествам. Сама она отправилась ночевать к Джеку, как делала всю неделю. В ее собственной квартире царила предсвадебная суета. К тому же Дон осталась там, чтобы следить за приготовлениями. Все гости приняли приглашения, за исключением двух официанток из ресторана Эйприл, у которых на этот день были запланированы важные дела. Все остальные пообещали быть непременно, в том числе редактор газеты, в которой работал Майк, Джим с женой и детьми и один приятель Майка еще по предыдущей его работе. Джека Майк попросил исполнить роль шафера. Джек был тронут таким предложением, понимая, что Майк не может обратиться с такой просьбой к своим близким, можно сказать, что их у него и не было.

Накануне бракосочетания Валери заметила в Джеке некую умиротворенность и сделала вывод, что он принял решение порвать с ней, чтобы в одиночку продолжить свою звездную карьеру. В том, как он смотрел на нее, ей виделись одновременно и горечь, и нежность, отчего на Валери то и дело накатывали волны паники. Впрочем, Валери ничего ему не сказала, не сказала потому, что любила. Она пообещала себе, что, если они все-таки расстанутся, она храбро перенесет этот удар судьбы. Возможно, он решил, что не стоит даже пробовать сохранить отношения на расстояния, куда проще будет покончить с ними одним махом и уехать в Майами. Валери молчала, хотя и дала волю слезам, запершись в ванной. Выплакавшись, она умылась, «сделала лицо» и юркнула к нему под одеяло. На этот раз они занялись любовью. «Возможно, в последний раз», — подумала она. Ей было тяжело от одной только мысли, что она вот-вот потеряет любимого человека. Тем не менее она постоянно твердила себе, что на этом жизнь не кончается и нужно жить дальше. Впрочем, что еще ей оставалось?!


А Майк и Эйприл, лежа в кровати, к которой была придвинута детская колыбелька, говорили о предстоящем бракосочетании. Не секрет, что согласно традиции они не должны были видеть друг друга утром этого дня, но с другой стороны — куда Эйприл было деться? Матери не было дома, она ночевала у Джека, а в ее квартире все уже было готово к предстоящему торжеству. В квартире отца для нее тоже не было места. К тому же Майк не хотел один ночевать в отеле, предпочитая провести эту ночь с ней. Так что им ничего не оставалось, как вместе лечь в постель в его залитой лунным светом квартире и шепотом переговариваться о завтрашнем дне.

— Тебе страшно? — спросила она. В эти минуты они были похожи на двух испуганных детей, что шепчутся в темноте.

— Не без этого, — честно признался он. В темноте это признание далось ему гораздо легче, впрочем, он и не собирался этого скрывать.

— Вот и мне тоже. Хотя мне куда страшнее думать о том, как я буду рожать, чем о том, что будет после того, как ребенок появится на свет. Вдруг мне будет так больно, что я не смогу вытерпеть эту боль? — при этой мысли ей всякий раз делалось страшно. Что, если от боли у нее поедет крыша и она на глазах у Майка понесет какую-нибудь чушь?!

— Не волнуйся, если будет больно, тебе сделают укол, — успокоил ее Майк. — В конце концов, рожают же другие женщины, и ничего.

Он надеялся, что роды пройдут легко. Он уже успел пережить ужас, когда после пожара Эйприл попала в больницу, и ему не хотелось, чтобы она снова страдала. Так что страшно было им обоим.

— Ради нашей свадьбы мама постаралась вовсю, — сказала Эйприл, лишь бы сменить тему. Майк обнимал ее за плечи, и она улыбнулась ему. Энергия, с которой Валери взялась за это дело, его ничуть не удивила. И мать, и дочь были натурами решительными и целеустремленными. По мнению Майка, Эйприл ничуть не уступала матери.

— Я уверен, наш ребенок будет красивым, — мечтательно произнес Майк.

Он успел привыкнуть к детской колыбельке, что была придвинута к их кровати, она перестала его раздражать. Более того, Майк постоянно ловил себя на том, что пытается представить, как в ней лежит крошечное существо. Или же мысленно рисовал другую картину: Эйприл сидит в кресле-качалке и грудью кормит малыша. Ему почему-то казалось, что ничего прекраснее на свете не бывает.

Когда он наконец перевернулся на другой бок, она обняла его сзади, и он почувствовал, как ребенок энергично толкает его ножками в спину. Под эти толчки он и уснул, но прежде чем провалиться в сон, подумал, как же Эйприл удается спать с таким беспокойным существом в животе.

Глава 22

На следующее утро и его, и ее нервы были взвинчены до предела. Им предстоял напряженный день, призванный коренным образом изменить жизнь обоих. Майк готовился к предстоящему торжеству у себя дома. Эйприл отправилась переодеваться к матери. Элен заехала за ней на такси, чтобы забрать с собой, и они уехали вместе. Валери пригласила для нее парикмахера и маникюршу и отгладила платье.

— Увидимся позже, — сказала Эйприл, целуя Майка в щеку. Его самого била легкая дрожь. Бреясь, он порезался, причем не раз, и чтобы остановить кровотечение, был вынужден налепить на лицо кусочки туалетной бумаги. — Смотри не порежься до смерти, — пошутила Эйприл. В ответ он одарил ее свирепым взглядом, а потом расхохотался.

— Постараюсь! Вот только руки дрожат. И вообще, марш отсюда, пока я не передумал.

Это был классический брак «по залету». Невеста на девятом месяце беременности, причем интересное положение было результатом всего одной-единственной ночи двух малознакомых людей. При мысли об этом Эйприл начинал душить истерический смех.

— Тебе, подруга, повезло, Майк — отличный парень, — сказала Элен, когда они сели в машину — У таких историй нечасто бывает счастливый финал.

В квартире Валери их уже ждала Дон. Надо сказать, что внешний вид помощницы Валери давно перестал их удивлять — ее панковские наряды, пирсинги и татуировки. На этот раз одна прядь волос Дон была выкрашена в голубой цвет. Даже работая у Валери, она не изменила своему стилю. А Валери больше никак не реагировала на ее эпатажную внешность. Как личный помощник Дон была настоящей находкой, а занимаясь приготовлениями к свадьбе, вообще развернула бурную деятельность.

Элен привезла Дон платье, которое было того же небесно-голубого цвета, что и у подружек невесты, с той единственной разницей, что платье было коротким, как и у Эйприл, в то время как платья ее сводных сестер были длинными. Валери тоже выбрала для себя наряд примерно в тех же тонах — легкое платье цвета лаванды, которое, как ей казалось, подошло ей как матери невесты.

Эйприл уже была в квартире матери, когда Валери закрывала дверь квартиры Джека. Он еще спал, и Валери оставила ему записку, написав в ней, что любит его и ждет на бракосочетании. Она не знала почему, но у нее было такое чувство, что это будет их последний день вместе. От этой мысли ей было не по себе, однако, спеша к себе домой, в квартиру в трех кварталах от его дома, она пыталась держать себя в руках. Дома она застала Эйприл и Элен, причем обеим в этот момент делали в кухне маникюр. Эйприл выглядела на удивление хорошо. Вообще беременность никак не отразилась на ее лице, кожа была гладкой и сияющей, без пятен и одутловатости.

— Привет, красавицы! Как ваши дела? — поинтересовалась у них Валери, принимая у Дон чашку кофе. В джинсах, футболке и сандалиях на босу ногу, она внешне мало чем отличалась от них самих. Накануне она на всякий случай нанесла визит Алану Старру, чтобы узнать у него, что говорят звезды, и он уверил ее, что все будет прекрасно. Задавать ему вопросы по поводу их отношений с Джеком она не стала потому, что не хотела сообщать ему дурных известий. Она догадается обо всем сама, без помощи со стороны астролога.

Ногти Эйприл покрасили прозрачным лаком, волосы уложили в мягкую косу, в которую вплели ландыши. Валери заглянула в холодильник, чтобы проверить, как там поживают ее цветы. Другую их часть доставили сегодня утром, и теперь ее гостиная была полна орхидей и роз. Хрусталь и столовое серебро на пяти столах были начищены до блеска. Через гостиную также протянулась ковровая дорожка — по ней под руку с отцом прошествует Эйприл. Сама же она в это время будет стоять рядом с Майком напротив судьи. Несмотря на исключительные обстоятельства и тот факт, что у Валери было всего две недели на его подготовку, это было традиционное семейное бракосочетание. Впрочем, Валери была мастер таких дел, а Дон оказалась смышленой ученицей. Спустя полчаса прибыл торт, а вслед за ним, неся на вешалках свои платья, появились Хизер и Энни. Валери отвела их в гостевую комнату, откуда они вышли спустя несколько минут.

— О господи, ну и разнесло же тебя! — воскликнула потрясенная Хизер, обнимая сводную сестру.

— Спасибо, дорогая, я и сама это знаю, — усмехнулась Эйприл. — И молю Бога, чтобы мне не родить до конца свадьбы.

Все утро у нее были мышечные сокращения, но она списала их на нервы. Ребенок явно догадывался, что происходит нечто важное. Еще бы — его родители сочетались браком! Эйприл высказала свое предположение матери, и та рассмеялась.

— Главное, не роди, пока не попробуешь свадебный торт, — пошутила Валери, и обе рассмеялись.

К одиннадцати часам все женщины уже были готовы к началу церемонии и в положенный час вышли из своих комнат. Элен и сводные сестры Эйприл выглядели замечательно в своих голубых платьях. Прически у всех троих были простые. Валери в светло-сиреневом платье в последнюю минуту проверяла, все ли в порядке. К новому платью она надела жемчужное ожерелье и сережки. Вскоре приехала Мэдди в строгом темно-синем платье и предложила свою помощь. Дон предпочитала держаться на втором плане — в коротком ярко-голубом платье и босоножках на высоченной платформе.

Затем они всей компанией нагрянули в спальню Валери, превращенную по такому случаю в комнату невесты. В белом шелковом платье-трапеции Эйприл выглядела потрясающе. Ландыши прекрасно смотрелись в заплетенных в косу волосах. Без десяти минут двенадцать Дон вручила каждой по букету.

К этому времени уже прибыл судья и теперь с бокалом шампанского в руках прохаживался по гостиной. А спустя еще пять минут прибыли и мужчины — Джек, Пэт, Майк, Джим и Эд, приятель Майка из газеты. Дон приколола каждому на лацкан белую розу — всем, кроме Майка, которому, как и Эйприл с ландышами в волосах и букетом из них же, также полагались ландыши. Вид у Майка был испуганный.

— Потерпи, дружище, — успокоил его Пэт. — Сам не заметишь, как все кончится.

Всем прибывшим поднесли по бокалу шампанского. Пока мужчины разговаривали с судьей, Пэт направился в комнату к дочери. Майк растерянно стоял с бокалом в руке, но затем для смелости залпом осушил его.

Вскоре после двенадцати начали съезжаться и другие гости, и к половине первого все были в сборе. Пока они собирались, Эйприл разговаривала в спальне Валери с отцом.

— Ты сегодня хороша как никогда, — сказал он ей. Действительно, даже несмотря на свое положение, она замечательно выглядела в наряде невесты и лучилась счастьем. В конце концов все в ее жизни сложилось так, как она и мечтала.

Когда гости начали прибывать, у Валери даже не выдалось свободной минуты, чтобы подойти к Джеку и переброситься с ним парой слов. Она улыбнулась ему через всю комнату, подумав с сожалением о том, что, увы, это не их свадьба. Впрочем, даже самые прочувствованные клятвы отнюдь еще ничего не гарантируют. Она это знала по личному опыту.

В двенадцать тридцать пять маленький камерный ансамбль заиграл Генделя, и из спальни Валери под руку с отцом вышла Эйприл. Перед ними с цветами в руках шествовали ее сводные сестры. Увидев ее, Майк остолбенел. Боже, как она прекрасна! Эйприл подняла на него глаза, лицо ее сияло.

Перед судьей выстроились Валери, Мэдди и Майк. Джек стоял за спиной Валери. Она несколько раз обернулась к нему. Он нежно положил ей на плечо руку и легонько сжал, а спустя еще пару минут наклонился и прошептал ей на ухо:

— Все в порядке. Не волнуйся.

Валери не поняла, что именно он имел в виду — свадьбу Эйприл или их отношения. Однако, сидя в первом ряду, тем более когда церемония шла полным ходом, уточнять не стала, а просто кивнула и прошептала Пэту, мол, посмотри, как хороша наша дочь. Затем после короткой речи судья объявил жениха и невесту мужем и женой, и Эйприл с Майком поцеловались. После этого все принялись их поздравлять. Они отвечали на поздравления улыбками и дружескими объятьями. При этом в глазах у обоих стояли слезы. Это была идеальная свадьба, они и заслужили такую!

— Ты все замечательно устроила, молодец, — похвалил Валери Джек, когда она в который раз повернулась к нему по окончании церемонии.

— Спасибо, — поблагодарила его Валери и заглянула ему в глаза. В ее собственных застыл вопрос. Этот взгляд, полный грусти и нежности, тронул Джека до глубины души.

— Я никуда не уеду, — сказал он ей, не желая больше держать ее в неведении. Это решение он принял накануне, однако сразу не стал ничего ей говорить. Зато рано утром он позвонил своему агенту и своему адвокату и поставил их в известность о принятом решении.

— Не переезжаешь? — Лицо Валери озарила улыбка. — Ты серьезно? А как же твоя карьера?

Она искренне переживала за него, однако не осмеливалась спросить, что именно склонило его к такому решению. Нежелание переезжать в Майами или нежелание потерять ее? Впрочем, какая разница? Джек остается с ней, а это самое главное. Валери была готова плакать от счастья. Обняв Джека за шею, он наградила его поцелуем.

— Моя карьера никуда от меня не уйдет. Но я не собираюсь менять свою жизнь. Для меня куда важнее наши с тобой отношения. Помнишь, мы говорили о том, что иногда наступает момент, который требует от нас жертв. Раньше я всегда ставил карьеру выше личной жизни. Больше я не намерен это делать. Потому что я обрел для себя нечто более важное, чем карьера.

Валери в изумлении посмотрела ему в глаза. Он говорил ей, что сделал это ради нее, ради нее он отказался от карьеры, отказался от больших денег. Но сама она не могла с уверенностью сказать, что поступила бы точно так же, будь она на его месте. А вот Джеку хватило мужества. Возможно, в следующий раз, когда выбор будет за ней, она поступит точно так же. Как сказала она сама, настает такой момент, когда карьера и честолюбивые устремления отступают на второй план, потому что жизнь не сводится только к ним. Жизнь — это нечто большее, и Джек знал, когда смотрел на Валери, что бы ни произошло с ними в будущем, сейчас он сделал единственно правильный выбор. Единственно правильный и для себя, и для нее.

— А я почти смирилась с тем, что ты уедешь, — шепотом призналась она ему. — Мне казалось, что я тебя потеряла.

Джек заглянул ей в глаза и решительно тряхнул головой.

— Ты ошиблась. В прошлом году мы пережили декабрь, потому что были вместе. Я не для того прошел через все это, чтобы потерять тебя, — сказал он и пристально посмотрел на нее. Валери подумала, что, наверное, она поступила бы так же. За эти полгода они набрались мудрости. Что-то изменилось и в ней, и в нем. Возраст больше не играл никакой роли, куда важнее были ценности, которых оба придерживались. Джек был рад, что он остается с ней в Нью-Йорке. Канал, на котором он работает, переживет. Потому что никакие деньги не компенсировали бы ему потерю Валери.

— Спасибо, — прошептала она и взяла его за руку. — Спасибо!

В следующий момент к ним присоединились и все гости. Вторую половину дня они много говорили с гостями — друзьями Майка и Эйприл и работниками ее ресторана.

Последний гость ушел в четыре часа. Этому предшествовал прекрасный свадебный банкет, проникновенные речи, одну из которых произнес Пэт. Он сказал, что гордится дочерью и это была самая чудесная свадьба «по залету», на которой ему когда-либо доводилось присутствовать. Все дружно рассмеялись. Потому что живота Эйприл не заметил бы разве что слепой.

Прежде чем уйти, Эйприл подбросила в воздух букет. Подбросила так, чтобы тот попал прямиком в руки ее матери. Та поймала его с растерянным лицом.

— И что мне теперь с ним делать? — спросила она у Джека, который стоял с ней рядом. Видя ее озадаченный вид, он не смог сдержать улыбки. Со стороны могло показаться, что Валери готова в любую минуту бросить его обратно в руки Эйприл. Ни о каком замужестве она даже не думала.

— Сохрани его, — посоветовал ей Джек. — Никогда заранее не знаешь, вдруг он нам пригодится. Когда мне в следующий раз предложат переехать в Майами, я заставлю тебя выйти за меня замуж и увезу с собой.

Он не стал говорить никаких «что, если». Валери же не стала его опровергать. Она до сих пор находилась под впечатлением от его поступка — ради нее он отказался от предложения, о котором можно было только мечтать. Впрочем, не только ради нее, но и ради себя тоже.

Затем Майк с Эйприл отбыли в отель, где их уже ждал номер для новобрачных. Когда же уехал последний гость, Валери сбросила с усталых ног туфли и улыбнулась Джеку. Свадьба прошла великолепно. И вообще, это был поистине волшебный день, причем не только для жениха и невесты, но и для них с Джеком.

Как только они остались одни, он обнял Валери и нежно поцеловал. Она же прижалась к нему всем телом, чувствуя, как напряжение последних дней покидает ее, уступая место умиротворению. Боже, как она измучилась, думая, что теряет его, страдала, представляя себе, как будет жить дальше одна, постоянно делая вид, будто ничего не произошло. У Валери было такое ощущение, будто она выиграла финальный матч Суперкубка, и теперь казалась самой себе героиней дня.


В отеле, где они должны были провести медовый месяц длиной в одну ночь, Майк и Эйприл заказали в номер ужин и, устроившись на кровати, смотрели телевизор. Эйприл была счастлива! Они с Майком обменялись впечатлениями о свадьбе и сошлись на том, что все прошло как нельзя лучше. Это был чудеснейший день в их жизни. Оба были благодарны Валери за ее старания, потому что, если бы не она, такой прекрасной свадьбы у них никогда бы не было. Эйприл с улыбкой посмотрела на мужа.

— Я даже умудрилась не родить! — с гордостью заявила она, как будто это зависело от нее самой. Кстати, ребенок в ее животе тоже угомонился. Не иначе, так же, как и она, устал за день и теперь решил отдохнуть.

— Постарайся дождаться хотя бы завтрашнего утра. Лично я предпочел бы, чтобы мы провели эту ночь вдвоем.

— Постараюсь, хотя ничего обещать не могу, — ответила Эйприл. Она сбросила с себя свадебное платье — теперь оно висело на спинке стула. В ее косу по-прежнему были вплетены ландыши. Она по-прежнему оставалась невестой, хотя со дня на день должна была стать матерью. Но только не сегодня, сегодня у нее первая по-настоящему брачная ночь.

— Ты чувствуешь сокращения? — с тревогой в голосе спросил Майк.

— Не волнуйся! Думаю, сегодня нам не грозят никакие сюрпризы.

Ему стало спокойнее от этих ее слов. Его снедало желание, боже, с какой радостью он бы поддался ему! Однако Майк не осмелился. До родов оставались считаные дни, если не часы, и он опасался, что может причинить ребенку вред. Хорошо бы эта ночь прошла без сюрпризов. Они оба так устали! Поэтому вместо ласк довольствовались омлетом, который заказали прямо в номер, и смотрели по телевизору старые фильмы. Прежде чем лечь спать, Эйприл позвонила матери, чтобы поблагодарить ее за все, что она сделала для них. Когда Валери взяла трубку, голос у нее был веселый и бодрый.

— Похоже, что у мамы все в порядке, — сказала она Майку, который уже засыпал. В последние дни Эйприл видела, что у матери возникли какие-то проблемы, но, похоже, все обошлось, чему она была несказанно рада. Ей так хотелось видеть свою мать счастливой! — Интересно, поженятся они когда-нибудь? — задумчиво проговорила она, но Майк не ответил. Он уже спал и даже негромко похрапывал.

Глава 23

Во вторник после Дня поминовения Эйприл вернулась в ресторан следить за ходом работ, как будто ничего не произошло. Сама она кипела энергией, хотя это кипение и начало потихоньку затихать. Впрочем, совсем чуть-чуть, потому что никто этого даже не заметил. Все, кроме Майка, он уже успел узнать свою жену. У Эйприл был усталый вид, ей было тяжелее вставать утром, однако она продолжала заниматься делами. В пятницу утром он подшучивал над ней, что, мол, ей, наверное, вообще не суждено разродиться их ребенком. И вообще беременность — это просто уловка с ее стороны, чтобы он на ней женился. Они прожили в браке шесть дней и были счастливы.

Он приехал в пятницу во второй половине дня, когда сам закончил работу. Заехав в ресторан, он застал ее в кухне в обществе сантехника и электрика. Эйприл только что купила новую плиту и теперь обсуждала ее технические возможности, изучая вместе с ними инструкцию по установке. Майк подошел и обнял ее сзади.

— Как дела? — бодро поинтересовался он.

Он настроился на то, что выходные они проведут вместе, и кто знает, вдруг к понедельнику уже станут родителями. До родов оставалась пара дней, но ребенок наверняка лучше знает, когда ему появляться на свет. Докторша сказала, что Эйприл может даже переходить неделю-другую.

Майк заметил, что, разговаривая с электриком, Эйприл держится за спину. Когда они выходили из ресторана, Майк поинтересовался, что у нее со спиной, но Эйприл лишь пожала плечами — мол, не иначе как утром потянула спину, но на такие мелочи не стоит обращать внимания. Они решили немного пройтись, однако Эйприл всю дорогу потирала живот и все больше отставала от Майка. Внезапно она остановилась и вцепилась в его руку. Он с тревогой посмотрел на нее. Что-то явно было не так, хотя она и постаралась убедить его, что все в порядке.

— Что с тобой? — спросил он, глядя на нее с подозрением, когда она остановилась во второй раз.

— Наверное, судорога. Я сегодня таскала на помойку строительный мусор.

В ответ на такое заявление Майк закатил глаза и тряхнул головой. Впрочем, он был бы даже рад, если бы она родила прямо сейчас. Он устал ждать.

— Со мной сегодня такое весь день, — добавила Эйприл.

Майк внимательно посмотрел на нее.

— Послушай, а тебе не приходило в голову, что, возможно, у тебя начались роды? Я, конечно, не эксперт в этих делах, но, по-моему, у тебя все признаки.

В последнее время, чтобы не быть застигнутым врасплох, он тайком от нее почитывал соответствующую литературу. У Эйприл болела спина, и хотя она списывала боль на то, что якобы «потянула спину», на самом деле у нее начались схватки. Майк предложил взять такси, чтобы доехать до дома, и в тот момент, когда ему наконец удалось остановить свободную машину, Эйприл согнулась пополам. На сей раз это, вне всякого сомнения, были схватки. Эйприл была не в состоянии ни сдвинуться с места, ни сказать хоть слово.

— Ты специально все рассчитала, — сказал в шутку Майк, когда они сели в такси.

— У меня с собой даже нет часов. Я забыла их утром в ванной.

— Эйприл, — обратился к ней Майк с нарочитым спокойствием, на какое только был способен в эти минуты. Потому что на самом деле он был напуган. Что, если она родит прямо в такси или дома до приезда врачей? Что тогда ему делать? Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и заговорил дальше: — По-моему, у тебя начались роды. Давай сразу поедем в больницу, пусть врачи тебя посмотрят.

— Не говори глупостей, — решительно возразила Эйприл, видя его испуганное лицо. Однако в следующее мгновение она вновь ощутила боль, и его предложение показалось ей очень даже разумным. Спина давала о себе знать весь день, сейчас же это была настоящая боль. Ощущение было такое, будто на нее что-то давит. Эйприл вопросительно посмотрела на Майка.

— Наверное, ты прав, — была вынуждена признать она и снова больно вцепилась в его руку. Майк тотчас же назвал водителю другой адрес — адрес клиники. И посмотрел на часы, чтобы знать регулярность схваток. Теперь они шли с интервалом в три минуты. Когда он сообщил об этом Эйприл, в ее широко раскрытых глазах читался ужас.

— Но ведь я еще не готова, — жалобно произнесла она.

— Неправда. Готова. Еще как готова. — Он нежно погладил ее по руке. Было видно, что Эйприл напугана, причем за всех троих — и за себя, и за ребенка, и даже за него.

— А как же ты? С тобой все в порядке? Если это и впрямь роды, ты останешься со мной или мне вызвать Элен?

Майк ни на секунду не поколебался. Рядом с ним сидела его жена, которая рожала их ребенка.

— Со мной все в порядке, я с тобой. Кстати, с тобой тоже все в порядке. — Он крепко взял ее за руки и принялся следить за интервалами схваток. С того момента, как они сели в машину, схватки у Эйприл стали сильнее и продолжительнее. — Я как знал, вот и приехал за тобой пораньше. Иначе ты бы родила прямо на полу ресторана. Неужели ты не поняла, что с тобой происходит?

Эйприл отрицательно покачала головой.

— У меня голова была занята другим. Я подумала, что просто потянула спину.

— Ну-ну, — с легкой нотой раздражения заметил Майк и велел водителю поторопиться. Увы, как назло, их такси застряло в пятничной пробке. — По-моему, у моей жены начались роды.

— Прошу вас, сэр, только не у меня в такси, — умоляющим тоном произнес водитель, глядя на них в зеркало заднего вида. Майк еще раз попросил его ехать быстрее. Эйприл к этому моменту уже была не в силах произнести ни слова, а лишь морщилась от боли и сжимала его руку.

— Может, мне позвонить Валери? — предложил Майк. Эйприл молча кивнула. Теперь обоим было понятно: это начались роды. Схватки были частые и энергичные, что неудивительно, судя по всему, они начались у нее еще утром. Майк позвонил Валери. Та сказала, что немедленно позвонит Пэту. Они приедут в больницу и будут ждать новостей. Майку оставалось лишь молить Бога, чтобы новости не были такими скорыми.

Когда водитель наконец подъехал к клинике, в глазах Эйприл читался ужас.

— Кажется, меня сейчас вырвет, — прошептала она. Глядя на нее, было нетрудно в это поверить. Майк покачал головой. Ему не нужно было объяснять, что это означает. Свое домашнее задание он выучил назубок. Это означала одно — ребенок был готов появиться на свет с минуты на минуту.

— Поскорее позовите сюда сестру или врача! — крикнул он водителю. Тот бегом бросился в приемное отделение, и спустя минуту из дверей, толкая перед собой каталку, показалась сестра — гигантских размеров афроамериканка с улыбкой от уха до уха и копной заплетенных в многочисленные косички волос.

— Первым делом нужно вытащить ее из машины, — решительно произнесла она. — Ну-ка, папаша, помоги мне, — добавила она, обращаясь к Майку. Тот кивнул.

— Кажется, началось, — пропищала Эйприл.

— Неправда, малыш подождет, — возразила медсестра. — Сначала мы тебя положим в больницу. Ты же не хочешь родить прямо в такси? Вот уж что нам меньше всего нужно!

Несмотря на боль, Эйприл невольно улыбнулась. Совместными усилиями Майк и медсестра пересадили ее в кресло-каталку. Майк рассчитался с таксистом, дав вдвое больше, чем тому причиталось, и, поблагодарив, бросился вдогонку за медсестрой, которая решительно толкала перед собой кресло с Эйприл. В отделении экстренной помощи Эйприл переложили на стол. К этому моменту боль сделалась нестерпимой, и она едва сдерживала крик. У нее спросили имя ее гинеколога, чтобы с ним связаться. Кроме того, чернокожая медсестра поручила другой сестре приемного отделения срочно привести дежурного акушера. Эйприл же она сказала, что ее сейчас осмотрят. Вместе с Майком медсестра сняла с нее джинсы и футболку, после чего Эйприл переодели в халат.

— Только не надо тужиться, — строго предупредила сестра, однако тотчас улыбнулась. От этой женщины исходила аура уверенности и спокойствия, которые тотчас передались и Майку. Впрочем, события развивались слишком стремительно, гораздо быстрее, чем ему хотелось бы.

— Я не тужусь, — процедила Эйприл сквозь стиснутые зубы. — Но мне трудно удержаться. Ребенок сам просится наружу. Мне дадут обезболивающее? Господи, как больно!

Она умоляюще посмотрела на Майка. Тот — на сестру. Та как раз закончила осматривать Эйприл и улыбнулась им обоим.

— Ребенок родится через пару минут, — с довольным видом сообщила она. — Анестезиолог за это время просто не успеет сюда добежать. Это твой первый ребенок? — спросила она у Эйприл. Та кивнула.

— Скажи, чем ты таким занималась, что даже не заметила, что у тебя начинаются роды? — спросила медсестра. С этими словами она потянула за край стола и, установив подставки для ног, помогла Эйприл принять удобное положение. Эйприл наблюдала за ее действиями полными ужаса глазами.

— Я относила мусор на помойку, — пролепетала она. — Я не могу сейчас родить ребенка! Я еще не готова! — неожиданно крикнула она, чувствуя, как на нее накатывается волна злости и страха одновременно. Она была на грани срыва, если бы не Майк. Он стоял рядом, сжимая ее руку.

— Готова, еще как готова! — спокойно возразила медсестра. — Скажу честно, к нам не часто поступают мамаши, которые не замечают, что вот-вот родят, потому что, видите ли, они таскают мусор. Ты работаешь на стройке? — спросила она с широкой улыбкой, а сама тем временем, не спуская глаз с Эйприл, принялась готовить инструменты.

— Нет, у меня есть ресторан, — ответила та, морщась от очередного приступа боли, хотя и нашла в себе силы, чтобы сдержать крик. Майк стоял рядом, растерянно наблюдая за развитием событий, а они развивались с пугающей стремительностью.

Медсестра повернулась к Майку. Врач пока не пришел, но, похоже, медсестра и без него знала, что делать.

— Папаша, не хочешь посмотреть на головку малыша? — спросила сестра.

— А что, она уже видна? — спросила слабым голосом Эйприл. Однако в следующий момент ее захлестнула волна такой нестерпимой боли, что она была готова взвыть. Майк схватил ее за плечи и, не в силах превозмочь любопытство, подался вперед. Между ног Эйприл действительно виднелась головка их малыша — с темными курчавыми волосиками. В следующий миг схватка отступила, и головка тоже слегка въехала внутрь.

— Ну-ка, папаша, держи ее за одну ногу, а я подержу за другую, — велела медсестра. — А ты, мамаша, тужься изо всех сил, слышишь? Еще пара минут — и твой ребеночек уже будет у тебя на руках. Потрудись немного, и все будет в порядке, — сказала она, обращаясь к Эйприл.

В следующий миг боль вернулась с еще большей силой. Эйприл принялась тужиться. На этот раз ребенок заметно продвинулся вперед, а еще через секунду выскользнул прямо в руки медсестре. Эйприл же издала протяжный вопль, от которого по спине у Майка побежали мурашки. Он в ужасе посмотрел на жену, но та уже улыбалась и плакала одновременно. Медсестра деловито вытерла ребенка и, запеленав в одеяло, вручила Майку.

— Получайте сына, — сообщила она. Личный гинеколог Эйприл не успела вовремя доехать до клиники, а больничный акушер подоспел лишь в самую последнюю минуту, чтобы перерезать пуповину. Майк с ужасом подумал о том, что они уехали из ресторана всего двадцать минут назад, а их ребенок появился на свет всего через семь минут после их прибытия в клинику. Водитель такси даже не подозревал, как ему повезло.

Майк наклонился над Эйприл и положил ребенка ей на грудь. Она нежно приняла малыша из его рук, после чего подняла глаза и улыбнулась ему. Несмотря на улыбки, в глазах обоих стояли слезы.

— Сэм, — прошептала Эйприл. Их малыш давно получил имя.

— Я же говорил тебе, что будет мальчик, — с гордостью произнес Майк, всеми силами пытаясь побороть предательские слезы. Малыша еще не взвесили, но было видно, что это крепыш. По прикидкам медсестры, весом не меньше четырех килограммов. И что самое главное, он проложил себе дорогу в этот мир сам, без посторонней помощи. Эйприл быстро пришла в себя и теперь утверждала, что все было не так уж и больно. В ответ Майк лишь закатил глаза. Лично ему роды показались чем-то вроде фильма ужасов, впрочем, он так и думал. Но еще больше его поразило чудо: как из тела одного человека на свет появляется другой, его собственный сын.

Пока врач перерезал пуповину, медсестра на минуту вышла из палаты, а когда вернулась, то посмотрела на Эйприл.

— Там целая толпа народа спрашивает про Эйприл Уайатт. Это ты? — спросила она и улыбнулась широкой материнской улыбкой, которая предназначалась обоим счастливым родителям.

— Да, была до недавнего времени, — ответила Эйприл, держа на руках младенца. Майк стоял рядом и с гордостью взирал на обоих. — А теперь я Эйприл Стейнман. Я вышла замуж в прошлую субботу, — уточнила она, обращаясь к медсестре. Та рассмеялась.

— Что и правильно сделала. Сейчас мы тебя немного приведем в порядок, а потом, если ты не против, они смогут к тебе войти.

Эйприл посмотрела на Майка, мол, что он на это скажет. Он кивнул, понимая, что это самый счастливый день в ее жизни, даже если и ожидала его с ужасом. Никогда еще он не любил Эйприл с такой силой, как в эти минуты. И не имел ничего против того, что ее родные придут ее поздравить. Потому что теперь ее семья — его семья. А также семья его сына Сэма. Навсегда.

— Хорошо, — ответила Эйприл. Ее начинал бить озноб, и медсестра укрыла ее теплым одеялом. К этому моменту ее ноги уже сняли с подставок. Медсестра же заверила ее, что озноб — это нормально и вскоре он пройдет.

Спустя минуту в палату вошли ее родные, до этого терпеливо поджидавшие в коридоре. Отец и Мэдди, Энни и Хизер и, наконец, мать и Джек. Небольшая палата оказалась забита людьми, и все как один охали и ахали, умиляясь новорожденному, и наперебой задавали вопросы Эйприл и Майку. Эйприл с блаженным видом держала сына на руках. Майк, как часовой, стоял рядом с ней и рассказывал всем, как он любит ее, гости же осыпали счастливое семейство поздравлениями.

Валери держала Джека за руку и со слезами на глазах смотрела на внука. Неожиданно Майк понял: господи, все прекрасно! Это была совсем не та жизнь, какая была у него в детстве. Сейчас он был с людьми, которые любили друг друга, любили его новорожденного сына, любили его самого. А малыш Сэм был, наверное, самым желанным ребенком в целом мире.

Проведя у постели Эйприл несколько минут, посетители ушли. Майк наклонился и поцеловал жену, склонился над сыном и, поцеловав, прошептал:

— Счастливого дня рождения, Сэм!

Разве кто-нибудь мог предположить, что за днем рождения, который некоторые из них считали худшим в своей жизни, спустя несколько месяцев последует счастливое рождение нового человека!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

1

«О дивный новый мир» — роман английского писателя Олдоса Хаксли (1894–1963 гг.).


на главную | День Рождения | настройки

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 6
Средний рейтинг 3.8 из 5



Оцените эту книгу