Книга: Дикий пляж




Дикий пляж

Александр Варго

Дикий пляж

Пролог

Море было спокойно. Солнце лениво клонилось к горизонту, окрашивая облака в багряный цвет. Волны мягко плескались у берега, играя мелкими обкатанными камешками.

– Ну, вроде бы все. – Кряжистый, широкоплечий в камуфляже цвета хаки крепыш с красным обветренным лицом затушил сигарету. На поясе кобура с выглядывающей из нее рукояткой пистолета, глаза пронзительные, холодные. Он подошел к неподвижно сидящему на большом камне бородатому мужчине лет сорока, крепкого телосложения, темный платок покрывает голову, на теле плотно обтягивающая майка и защитного цвета брюки. Он был бос.

– Ты помнишь наш уговор? – обратился крепыш к бородачу.

Тот молча кивнул.

Крепыш в упор смотрел на него.

– Никто не должен ничего знать. Ни-кто ни-че-го, – по слогам произнес он, с недовольством глядя на сидящего мужчину.

«Упрямый осел!» – читалось в его взгляде.

«Катился бы ты к черту!» – говорили глаза бородача.

– Я все помню, – терпеливо сказал он.

– Не понимаю я тебя, – произнес крепыш. – Зачем тебе это нужно? Ты не боишься?

Едва заметная улыбка пробежала по загорелому лицу мужчины:

– Богу богово.

– А бабе – кесарево, – заразительно захохотал мужчина в камуфляже и подал ему руку.

– Удачи. Если что – ты знаешь, как меня найти. – Он улыбнулся, но глаза его оставались холодными.

Бородач вежливо ответил на рукопожатие.

Мужчина в камуфляже зашлепал по воде и через минуту был в лодке, мерно покачивающейся на волнах. Заработал мотор, и крепыш в прощальном жесте махнул рукой бородачу.

Он еще долго провожал взглядом уносящуюся лодку, после чего вздохнул и пошел прочь с берега.

С моря подул вечерний бриз.

ЧАСТЬ I

Сомнамбулизм (от лат. somnus – сон и ambulo – хожу) – лунатизм, расстройство сознания, при котором автоматически совершаются привычные действия (ходьба, перекладывание вещей).

Три года спустя…

Я понял, что отношения с Дианой у меня никогда не станут прежними, в тот момент, когда мы, шутя и смеясь, загружались в запыленный «Икарус». Одного ее красноречивого взгляда на Виталия было достаточно, чтобы понять – любовь прошла, завяли помидоры. Как еще говорит Виталий – «тумбочки врозь, тапочки по почте».

«Мы» – это некогда крепко сплоченная компания, за исключением разве что Игоря и Ольги. У Игоря была смешная фамилия – Гульфик, из-за чего за глаза все его называли Гуфи.[1] Кроме того, Игорь действительно чем-то внешне походил на Гуфи – такой же плотненький, с выпирающим брюшком, неуклюжий, с такой же забавной походкой. Взять его с собой настоял Виталий, несмотря на то что Гуфи, по сути, никого из нас толком не знал и вообще был типичным домоседом, человеком, далеким от путешествий и приключений.

Как-то Виталий рассказывал, что Гуфи помешан на компьютерах и если бы ему предложили на выбор переспать с Шарон Стоун либо просидеть на халяву всю ночь в Интернете, Игорь, безусловно, выбрал бы второе. Не могу не согласиться с Витом, но, на мой взгляд, компьютеры не являются главной причиной отказа поиметь известную киноактрису, поскольку все дело в его скованности.

Ольга же была подругой Дианы, хотя ничего общего между ними (разве что они обе существа женского пола) не было. Сравнивать их, на мой взгляд, было все равно что искать сходство между тракторным клапаном и каплей росы. Когда-то давно их родители были близкими друзьями, этим, собственно, их связь и ограничивалась. До этого я пару раз видел Олю, так, ничего экстраординарного. Серенькая мышка с собранными в хвост белесыми волосами, нос в веснушках. Тем не менее какая-то изюминка в ней все же была. Вероятно (и я в этом позже убедился), она относилась к той категории женщин, которые могут годами быть неприметными и в один миг преобразиться в неписаных красавиц (я имею в виду не использующих косметику). Но об этом я тоже расскажу позже.

Вообще-то тенденция к охлаждению моих отношений с Дианой намечалась уже давно, но ее открытый флирт с Виталием стал для меня полной неожиданностью. Все чаще меня посещала мысль, что подобная совместная поездка в нынешнем составе станет последней.

Ди… Так ласково я ее называл, и ей самой нравилось это. В такие минуты она была похожа на теплую пушистую кошку с томными зелеными глазами, в которые можно глядеться, как в зеркало.

Всю дорогу в поезде до Новороссийска она явно сторонилась меня, на вопросы отвечала с неохотой и односложно, постоянно жаловалась на плохое самочувствие. Однако чудодейственное выздоровление происходило сразу же, когда в компании появлялся Вит. Его оригинальные шуточки, а также неизменно следовавший за ними счастливый смех Дианочки навевали мысль о том, что, если бы все люди болели таким образом, больных на Земле не осталось бы вообще и врачи оказались бы без работы. Многозначительные взгляды, перешептывания, непроизвольные касания друг друга – все это прекрасно видел я и окружающие.

Да, она была роскошной женщиной – невысокая, отлично сложенная, длинноногая блондинка, причем блондинка натуральная. Очевидно, господь бог изрядно попотел, творя такое совершенство. Само собой, красивые женщины, особенно если они чувствуют, что таковыми являются, ведут себя соответственно своему статусу красавицы. Диана не была исключением из этого правила. Всем своим поведением эта девушка демонстративно показывала, что она является стержнем всего на свете, а все остальное вертится вокруг ее соблазнительной фигурки. Вместе с тем, прекрасно понимая, что как-то совсем незаметно я превратился в первосортного подкаблучника, я тем не менее делал все возможное, чтобы угодить своей «вишенке», «солнышку», «ласточке» и так далее и тому подобное.

Последнее время мы часто ссорились, а обычные конфликты между людьми, как известно, очень редко разрешаются так, как это показывают по телевизору в дешевых мелодрамах. В суровой реальности все проблемы возвращаются снова и снова, как бы вращаясь по спирали, пока вовсе не исчезнут.

Вместе с тем нельзя не отдать должное Диане – все отлично понимали, зачем она взяла с собой Ольгу. Я никогда не верил в женскую дружбу, но в данном случае мне пришлось пересмотреть свои позиции на этот счет. Ольга была девушкой стеснительной и закомплексованной, и, насколько мне известно, без ухажера. Одновременно я понял, зачем Виталий всеми силами пытался уговорить ехать с нами упирающегося Игоря. Однако я с большим трудом смог себе представить Игоря и Ольгу влюбленной парой.

Мои воспоминания прервал веселый смех Ирины – третьей девушки в нашей компании. Невысокая, стройная, она всегда нравилась мне. Ее изюминкой были короткие волосы, выкрашенные в малиновый цвет, которые в ночное время напоминали стоп-сигнал. Помогая залезть ей с рюкзаком в автобус, Денис Аверин как бы невзначай ухватился рукой за ее упругую попку, плотно обтянутую выцветшими потертыми джинсами, делая вид, что ее подсаживает. Ирина всегда носила потертые джинсы и такие узкие, что можно было разглядеть год выпуска монеток, лежащих у нее в заднем кармане.

Ира Линицкая в целом неплохая девчонка, но заслуживала много больше, чем мог ей предложить Дэн. Она – студентка финансово-экономического факультета МГИМО, параллельно работает на двух работах, живет в общежитии. Он – сын довольно влиятельных родителей, облизанный и обхаживаемый ими с самого детства, в прошлом – большой любитель заложить за воротник. Вопрос карьеры его отец в один прекрасный день поставил ребром – поступление в вуз (естественно, престижный) либо пусть сушит сухари и учит воинские уставы. Страх попасть в армию оказался сильнее тяги к спиртному, хотя большого толка от учебы Дениса не было – сроки решения проблем с экзаменами зависели от толщины конверта, вручаемого под столом тому или иному преподавателю.

Я был уверен, что эта поездка разболтает Дэна и он снова потянется к бутылке. Бог знает, что Ирину держит возле него.

Тем не менее я был несказанно удивлен, как трепетно относится к ней Дэн. Всегда дурашливый, он, казалось, никогда не бывает серьезным. Сколько я его помню, в разговоре с девушками он вел себя довольно цинично и развязно. Иру же он боготворил и не отпускал от себя ни на шаг.

На Денисе ярко-голубая футболка с изображением мышонка и надписью: «I like milk, because it comes from tits»,[2] короткие шорты и кеды. Его длинные темно-русые волосы перехвачены кожаным ремешком. На правом плече Дэна пристроилась его питомица – белая крыса по имени Зина. Глупее имени для крысы не придумаешь.

Ко мне подошел водитель – паренек лет двадцати – двадцати трех, в шлепанцах и засаленной рубашке, под мышками темнели пятна пота. На худой загорелой груди болтается клык какого-то зверя, с уголка рта свисает «прима». Попытка казаться суровым выглядела у него печально, а сигарета скорее заставляла слезиться его левый глаз, чем придавала крутой вид.

– Когда трогаемся?

Я посмотрел на часы.

– Скоро. Это твой молочный? – Я ткнул пальцем в висящий на его шее клык.

Парень разинул рот:

– Че?

Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Нет, все в порядке.

Водитель выпустил дым и, демонстративно сплюнув, вразвалочку пошел к кабине. Я посмотрел ему вслед.

(Через какое-то время он женится на глупой девушке, они наплодят глупых детей, жена растолстеет, а он умрет от рака легких либо расшибет в пьяном угаре себе голову.)

К отправлению все было готово, я допил пиво и зашвырнул бутылку в кусты. Затем, поразмыслив, что ехать нам как минимум два часа, решил облегчиться.

– Отправление физиологической нужды в пределах видимости с федеральной дороги влечет наложение административного взыскания, – нравоучительно сказал Виталик, пристроившись рядом.

Я промолчал. Юрист хренов.

Пока он возился с «молнией», я подумал, что один из моих лучших друзей увел у меня девушку. Этот человек – Сосновцев Виталий, или Вит, как я его называл с детства, с которым преодолено немало жизненных трудностей. Идея ехать в таком составе туда, куда мы направляемся, мне уже явно не нравилась.

Из дневника Ольги Соломатиной.

12 августа 2001 г., 21:15

«Господи, неужели это свершилось?! Как я мечтала, надеялась, ждала этого момента, и вот наконец он настал! Хотя с Дианой мы давно не виделись, я все равно люблю ее и всегда рада видеть ее. Родители наши разругались – дураки, да и только. Дианин папа приревновал свою жену к моему отцу, вот смеху! В тот день они напились у нас на даче и Валерий Георгиевич (ее папа) сказал моему отцу, что ему все известно и он часто видел его с Надеждой вместе. Дело закончилось бы дракой, если бы не вмешались тетя Надя и я. С тех пор мы почти не виделись, и вот вчера все окончательно решилось – я еду с ребятами. Сколько было уговоров и слез!

Отец был категорически против и наотрез отказался отпускать меня. С тех пор как умерла мама, многое изменилось, и он сильно привязался ко мне. Горе сближает, сейчас та душевная рана затянулась, и жизнь продолжается. Вчера отец пришел навеселе, и я все рассказала ему о своей предстоящей поездке. Что тут было! Стукнув кулаком по столу, он рявкнул: «Свою дочь на блядки не пущу!» Однако как только он услышал имя Димы, то лицо его сразу смягчилось. Он давно его знал и хорошо к нему относился. Мне лично Дима не очень нравится – постоянно шляется с мотоциклетной шпаной, откалывает тупые шуточки в стиле этих американских даунов – Бивиса и Батхеда. Что у них с Дианой общего, не пойму. Правда, Диана говорила, что он сделает для нее все, что она пожелает. В последнее время у них что-то не ладится, и она мельком упомянула, что в эту поездку они едут уже просто как друзья. Но отцу Дима очень нравится, и он взял с меня слово, что я буду его держаться.

Мне не сказали точно, куда мы едем, я знаю лишь, что на какую-то турбазу в районе Новороссийска. Вообще-то Диана мне сказала, что в нашей компании, возможно, будут ребята, которые не прочь бы познакомиться с девушкой, ибо идут без пары. Интересно, знаю ли я их?

Все, пойду собирать вещи».

Последние приготовления закончены, и «Икарус» тронулся, поднимая клубы горячей пыли.

Так совпало, что у всех нас примерно в одно и то же время выдалось свободное время, и было решено совершить поездку на море. Вопрос с выбором конкретного места быстро решил Вит – он предложил сорваться в Красную Щель. Помню, как он восхищался ею после того, как впервые побывал там, и я не сомневался, что там действительно клево – у Вита вкус что надо. (Точно что надо, посмотри внимательно, какая девица сидит у него на коленях…)

Волна ревности снова захлестнула меня с головой, вызвав прилив раздражения. Стиснув зубы, я пытался сосредоточиться на проносящемся мимо пейзаже, загоняя мысли о Ди в самые потаенные уголки подсознания…

С деньгами тоже проблем не было – каждый наскреб по 300–400 долларов, основной вклад, конечно же, сделал Дэн. Честно глядя в глаза своему строгому папане, он сказал, что едет со своими друзьями-студентами в Крым изучать местную флору с фауной, а также собирать гербарии. Прослезившийся старик, не торгуясь, выложил требуемую Дэном сумму порядка 2000 долларов, и вот мы в дороге.

Идея отправиться в поход в одно из самых глухих и диких мест, затерянных где-то в горах на юге России, куда можно добраться только по воде либо на вертолете, – что может быть заманчивее?

Где-то в глубине души я тешил себя надеждой, что кардинальная смена обстановки изменит настрой Дианы по отношению ко мне, и всю дорогу я ждал, что она снимет с себя эту холодную маску безразличия, подойдет и скажет: «Да, мы наломали много дров, мы оба в какой-то степени виноваты в том, что произошло, но теперь я хочу с тобой серьезно поговорить», – и посмотрит мне в глаза так, что я сразу все пойму, и мы крепко обнимемся… Но… подобное бывает только в мыльных операх и дешевых романах.

– Господа, поездка будет длинная, поэтому предлагаю срочно выразить свои мнения по поводу нашего времяпрепровождения в столь долгой дороге, – объявил Денис. – Лично я буду пить пиво.

С серьезной миной он вытащил из ящика под сиденьем две запотевшие бутылки. Открыв их, он протянул одну Ире. Та с готовностью прильнула губами к влажному горлышку и сделала жадный глоток. Языком слизнула капельку с верхней губы. Держа бутылку левой рукой, правой она медленно водила по джинсам Дэна, приближаясь к «молнии».

Ди, устроившись с Витом на задних сиденьях, о чем-то весело щебетала. Игорь сосредоточенно смотрел в окно, шевеля губами. «Наверно, вспоминает основные требования к инсталляции очередного диска», – почему-то пришло мне в голову, и я улыбнулся.

– Виталик, а куда мы едем? – робко поинтересовалась Ольга.

– Место просто обалденное! Море, горы, великолепные закаты, звездные ночи… Правда, я там был лет шесть назад, но впечатлений – вагон и маленькая тележка. Райский уголок, затерянный в непроходимых лесах и горах. Местечко называется Красная Щель.

Дэн поперхнулся пивом и стал хихикать.

– Господи, детский сад, штаны на лямках, – фыркнула Диана.

– Так вот, – продолжал Вит, – одно время это место интересовало археологов, поскольку, если верить официальным источникам, в V веке нашей эры в этой местности располагались скифские поселения и могильники. Так же как и египтяне, скифы верили в загробную жизнь и большое внимание уделяли тому, что их будет окружать после физической смерти. Таким образом, рядом с умершим хоронили его любимых животных, предметы домашней утвари и, конечно же, различные драгоценности и украшения. Нельзя забывать и о том, что среди скифов было много зажиточных купцов, ведь в то время они часто совершали набеги на другие племена. А значит, при раскопках можно обнаружить бронзу, серебро и даже золото!

Естественно, в Красную Щель хлынул поток так называемых «черных археологов». Участились стычки между местными жителями и работниками экспедиций, так как первые не желали расставаться с тем, что, по их мнению, принадлежало только им. Я имею в виду частные несанкционированные раскопки. Через некоторое время атмосфера накалилась настолько, что в дело вмешались правоохранительные органы. Закончилось все весьма плачевно: два трупа – один археолог, а другой – местного жителя. Подробностей, увы, не знаю.

– Какой-то неинтересный конец, – отхлебнув пива, произнес Дэн.

Глядя на него, я решил последовать его примеру и достал себе ледяную бутылку. Жаль, к концу поездки они нагреются. Я подумал, что в крайнем случае пиво можно остудить в море. Виталий продолжил:

– После трагической смерти двух человек интерес к Красной Щели немного поубавился, археологи уехали. Со временем деревушка пришла в запустение, почти все жители подались в город. Насколько мне известно, об этом месте еще долго ходили странные истории, одна другой мрачней, но слухи ничем не подтверждались. – Вит выдержал паузу. – Одно время в этом месте какие-то энтузиасты-барды пытались организовать туристическую базу, но что-то у них не получилось, и все разъехались. Сейчас в Красной Щели находится один хороший знакомый моего отца, он живет там почти шесть лет. Точнее будет сказать, он проводит там время с весны до заморозков, а зимой живет в небольшом поселке, название не помню. Кажется, Соловьи или что-то в этом роде. Через него, собственно, мне и удалось организовать нашу поездку.



Вит замолчал. Я услышал чмокающие звуки, что могло означать только одно. Меня передернуло.

– Долго нам еще ехать? – тоскливо спросил Игорь. Это были его первые слова с тех пор, как мы сошли с поезда.

Мне стало немного жаль его. Неуклюжий, стеснительный, он никак не вписывался в нынешнюю обстановку. Сползающие на нос очки, тесная футболка, из которой он явно вырос, носки разного цвета. Сомневаюсь, что у него с Ольгой что-нибудь получилось бы. Судя по выражению лица Гуфи, он с радостью плюнул бы на Ольгу, как, впрочем, и на все это путешествие, предоставь ему возможность оказаться в своей пропыленной квартире и ковыряться с компьютером.

– Игорек, а ты плавать умеешь? – игриво поинтересовалась Ирина, устраиваясь поудобней в кресле.

Зина засеменила по плечу Дэна и стала карабкаться ему на голову. Тот, чертыхаясь, снял ее и снова посадил на плечо. Успокоившись, крыса улеглась и внимательно уставилась на меня своими блестящими глазами-бусинками.

– Лучше всего стилем утюг, – неожиданно улыбнулся Игорь.

– Все, с сегодняшнего дня начинаем практические занятия по плаванию! – хлопнула в ладоши Ира.

– Господа, анекдот. – Дэн снова взял в руки задремавшую было Зину и, откинувшись в кресле как можно больше назад, положил ее себе на живот.

– Опять какая-нибудь пошлятина? – Голос Ди пронизывал явный сарказм.

– Почему же, – невозмутимо ответил Дэн и рыгнул. Запоздало прикрыв рукой рот, он виновато посмотрел на сидевших, хотя в глазах его плясали чертики.

– Приходит, значит, к доктору женщина и говорит: «Доктор, помогите!» Тот: «В чем дело?» – «У меня все лицо в морщинах, сделайте мне пластическую операцию». Доктор говорит: «Вы знаете, необходимость в пластических операциях отпала после необыкновенного изобретения. Мы вам вживим в затылок титановый болтик, и по мере появления морщин будете его подкручивать». В общем, вживили этой бабе гвоздик, то есть, тьфу, болтик в голову. Да, вот так. Короче, прибегает она к этому же доктору через неделю и орет на всю клинику: «Вашу мать! Посмотрите, что это за говно!..»

– Денис, перестань ругаться! – Ирина сердито пихнула Дэна в бок.

Тот, не обращая на нее внимания, продолжал:

– Доктор спрашивает: «Что случилось?!» Та: «Из-за вашего болтика у меня мешки под глазами появились!» Доктор снимает очки, смотрит на нее и говорит: «Милая моя, это не мешки, а сиськи, а если вы так и дальше будете его закручивать, у вас скоро борода появится!»

После последней фразы Дэн начал громко хохотать, расплескивая пиво на свой живот и на Ирину, которая, недовольно посмотрев на него, принялась отряхиваться. Что меня всегда забавляло в Денисе, так это его способность получать удовольствие от собственных шуток. Зина, разбуженная шумом, недоуменно водила усиками по сторонам, словно интересуясь причиной такого веселья. Игорь тоже захихикал, поправляя сползающие очки (ну прямо Валерка из «Неуловимых мстителей»). Вит же только слегка улыбнулся.

В этот момент мы подъехали к горам, которые, подобно гигантским древним исполинам, возвышались над нами. «Икарус» заметно сбавил скорость. Начался крутой подъем, дорога стала сужаться, и я пораженно смотрел, с какой ловкостью парень управляет автобусом.

Внезапно перед нами сапфировым ожерельем заискрилось Черное море. Ирина непроизвольно ахнула. Уходя далеко за горизонт, оно будто манило к себе, неторопливо покачивая волнами, приглашая полюбоваться на него. У самого берега оно было прозрачным как слеза, позволяя разглядеть огромные валуны, поросшие темными водорослями, напоминающие невиданных подводных чудовищ, стайки мелких резвых рыб, шныряющих в поисках пищи. Чуть дальше вода приобретала нежно-голубой цвет, который вскоре переходил в темно-синий, и уже на горизонте поверхность моря в лучах палящего солнца сверкала фиолетово-чернильным окрасом. На берегу, будто хлопья снега, расположилось несметное количество чаек, время от времени раздавались их пронзительные крики.

Гуфи, как завороженный, не отрываясь, смотрел в окно, прильнув носом к стеклу, будто заболевший гриппом мальчишка, наблюдающий за игрой своих друзей в футбол на улице.

– Браво. – Денис допил остатки пива и наклонился, чтобы взять следующую бутылку.

Ира толкнула его в бок:

– Тебе пока хватит, потерпи, скоро приедем.

– Слушаюсь, товарищ прапорщик, – ответил Дэн. Вид у него был сонный. Обняв Ирину, он закрыл глаза и через пару минут уже мерно похрапывал.

Постепенно меня тоже стало клонить ко сну, и, убаюканный мерным урчанием мотора, я уснул.

* * *

– Слава богу, Стропов успокоился. Боялась, закатит скандал прямо в поезде, – тихо сказала Диана Виталию.

– Ничего бы не было. Он уже давно догадывается, не дурак ведь, – рассудительно ответил ей Вит.

Дирассеянно глядела на проносящийся мимо однообразный пейзаж, состоящий из бесконечной лесополосы и изредка мелькавших гор.

Она вспоминала, как они с Виталием уединились в купе и он обнимал ее своими сильными руками, нежно ласкал языком по очереди каждый сосок, опускаясь все ниже и ниже… Какое блаженство! Неожиданно в дверь купе раздался настойчивый стук, и она мгновенно поняла, что это был Дима.

«Да?» – задыхающимся голосом спросила она.

«Ди, открой».

«Я сплю, и у меня болит голова».

Стропов пробурчал, что он, вероятно, является ходячим атомным реактором, поскольку голова у Дианы начинает болеть именно тогда, когда он подходит к ней ближе чем на два метра. Она раздраженно попросила его больше не беспокоить, после чего он, немного потоптавшись возле купе, удалился, а они с Виталиком погрузились в сказочно-сексуальный мир страсти и экстаза.

С Димой ничего подобного у нее никогда не было. Да, он был нежен, предан, как верная собака, но в постели у него все было предельно просто и обыденно: «Раздевайся, ложись, здравствуй!» До армии он таким не был. Дурачок! Надо же быть таким лопухом, чтобы всерьез рассчитывать на то, что она будет ждать его целый год!

Девушка вернулась мыслями ко дню их первого знакомства. Она поругалась со своим очередным ухажером, который, очевидно, решил, что их первая встреча непременно должна закончиться постелью. В итоге Диана расцарапала ему щеки, а он вытолкал ее из машины посреди МКАД в три часа ночи, обозвав на прощание сукой. Буквально через минуту на мотоцикле подъехал незнакомый юноша. Его железный конь рычал и хрипел, изрыгая из выхлопных труб клубы отработанных газов, он был одет в кожу… и он предложил ее подвезти. При любых других обстоятельствах она лишь поджала бы губы и прошла мимо. Но машин в это время на трассе было немного, и не факт, что следующий, которого она остановит, окажется более порядочным, чем предыдущий, так что выбора у нее не было. Кроме того, почему-то она сразу решила, что этот молодой человек не способен на низость, и она не без труда взгромоздилась на заднее сиденье мотоцикла.

«Дмитрий», – просто сказал он и улыбнулся.

Так они и познакомились.

Сначала ей все нравилось – поездки на природу, независимость, веселые компании. Но она все равно чувствовала себя чужой, ее бесили снисходительные взгляды подруг друзей Димы, тоже затянутых с ног до головы в кожу, которые никак не хотели принимать ее к себе в среду и считали ее белой вороной. Дмитрий метался между двух огней, пытаясь угодить ей и не упасть лицом в грязь перед своими товарищами.

Потом он состриг свои длинные волосы и ушел в армию. Диана вздохнула свободнее и внезапно поняла, что Дима уже порядком ей надоел. К тому же он познакомил ее со своим лучшим другом детства – Виталием, который в отличие от Димы не колесил сутками по ночным улицам, мешая спать людям, а имел реальные перспективы и все силы отдавал карьере (он работал консультантом в коммерческом банке).

После армии Стропов долгое время слонялся без дела, не упуская возможности в очередной раз отметить со своими мотоциклетными дружками свою «счастливую демобилизацию». В тот момент ей так было важно его внимание, она еще на что-то пыталась надеяться… Хорошо, потом пристроился в автомобильный сервис, теперь хоть свои деньги появились.

А эти его дурацкие увлечения! Весь день возится со своим мотоциклом, который, как бы в отместку, ломается каждый раз, как только она решается на то, чтобы Дима ее покатал. У Дианы нередко возникало ощущение, что эта железная махина ее ревновала. А вечером – черные от масла руки, пропахшая бензином одежда и бутылка пива. Ни в кафе сходить, ни на ночную дискотеку. Правда, ходили как-то в театр на какой-то идиотский спектакль. Скучно.

Автобус стал снижать скорость.

* * *

Я проснулся оттого, что на очередной кочке больно ударился головой об стекло автобуса.

– Все, приехали. – Водитель «Икаруса» стал плавно притормаживать.

Я невольно проникся уважением к нему – дорога в ту местность, куда мы направлялись, была крайне сложная, один серпантин чего стоит. Может, он и не умрет от рака легких. Я усмехнулся и стал подниматься. Спина чертовски затекла.

Сзади зашевелились Вит с Дианой. Игорь стоял на ступенях автобуса и, щурясь, с озабоченным видом оглядывал местность.

Водитель автобуса тоже вышел на улицу, закурив очередную «приму». Я обратил внимание на его зачерствелые руки.

– Как договаривались? – спросил я.

– Само собой.

Хрустящая купюра достоинством пятьдесят долларов США перекочевала в его мозолистую ладонь.

Из автобуса в это время выходили Денис с Ирой, и первый снова, воспользовавшись удобным случаем, облапал Ирину, явно заботясь о том, чтобы она, упаси господь, не брякнулась своей аппетитной попкой на пыльный щебень.

– Если что надо купить, тут рядом ларек, – водитель указал куда-то в сторону рукой с сигаретой, – правда, работает он нерегулярно.

Дивопросительно посмотрела на Вита, тот пожал плечами:

– Все необходимое у нас есть.

– Мы с Дэном сходим. – Ирина подхватила Дениса под руку.

– Я с вами. – Ольга скинула рюкзак и пошла вслед за ними.

Я оттащил вещи в сторону.

– Желаю удачи, ребята. – Водитель с деланым равнодушием отправил щелчком грязного ногтя скуренный почти до основания окурок в кусты. – Я думаю, в здешних местах она вам пригодится.

С этими словами он стал подниматься в кабину. Я остановил его и протянул руку. Помедлив секунду, он пожал ее.

– Дмитрий.

– Степан.

До того, как за ним автоматически закрылись двери автобуса, я успел перехватить его взгляд. В нем сквозила снисходительность, присущая старожилу при общении с приезжими туристами из города, и некоторая доля уважения. Было что-то еще, что-то такое неуловимое, словно мимолетная тень от крохотного мотылька.

Только спустя некоторое время я понял, что это был затаенный страх.

* * *

Глядя на медленно взбирающийся в гору покрытый пылью автобус, смахивающий на громадную гусеницу, я не заметил, как из-за поворота вышла пожилая цыганка с крохотным мальчиком на руках. Ветхий платок на голове, истрепанная цветастая юбка до щиколоток закрывает черные от загара ноги в растоптанных сандалиях, тяжелые сверкающие браслеты на худых руках, в ушах покачиваются массивные серьги. Необыкновенно глубокие и проницательные черные глаза. Мальчонка, завернутый в какое-то тряпье, с сосредоточенным видом сосал апельсиновую корку, наверняка найденную на ближайшей помойке, и с любопытством рассматривал нас.

Все ждали, что цыганка начнет сейчас клянчить у нас деньги и просить разрешить ей погадать, однако она устало присела в трех-пяти метрах от нас на поваленное дерево и закрыла глаза. Малыш утратил интерес к корке и теперь оживленно копошился в траве, пробуя на вкус обнаруженных в ней жучков.

Вит закурил. Высокий, почти под два метра (годы тренировок в баскетбольной секции не прошли для него бесследно), одетый в шорты и рубашку с коротким рукавом, он, прищурившись, смотрел на море.

Несмотря на то что солнце близилось к закату, спину скоро стало невыносимо печь. Я огляделся. От главной дороги, по которой нас привез «Икарус», вправо уходила узенькая тропинка, по которой только что ушли Денис с девушками, и я неожиданно ощутил мимолетное прикосновение djаvu, ложной памяти, словно я уже ходил по ней. Невдалеке виднелись несколько расшатанных от времени и непогоды крошечных, как в детской сказке-страшилке, саманных домиков с покосившимися крышами, подслеповатые окна которых почти совсем ушли в землю.

Прямо перед нами метрах в десяти-пятнадцати был обрыв, с вершины которого море казалось еще больше и величественнее, оно почти сливалось с небом, линия горизонта уже различалась не так отчетливо, словно на ровно изображенную синими чернилами полосу неосторожно уронили каплю воды, и ее слегка размыло. Солнце неуклонно приближалось к горизонту, набухая огненной лавой.

Метрах в десяти от того места, где сидела цыганка, высился проржавевший столб с вывеской, гласившей:

СОЛОВКИ

Проступавшая через поблекшую краску ржавчина напоминала кровавые потеки.

Левее, где начинались горы, виднелась еле заметная тропка, шириной не больше девичьей ладошки, уходившая круто вверх. По краям дорожки буйными зарослями раскинулись густые кустарники, высокая трава была почти по пояс. Но больше всего меня поразило то, что еще дальше, за горами, сквозь обжигающее марево я увидел окутанные дымкой две громадных скалы, вершины которых были покрыты слепящим глаза снегом. Воздух был горяч, как в хорошо пропаренной бане, лицо приятно обдувал бриз, донося давно забытые запахи горчично-соленой морской воды и водорослей. Пронзительный стрекот цикад на первых порах закладывал уши, однако вскоре мы свыклись и с ним.

Правее, метрах в тридцати от берега, в море уходил небольшой причал, у края которого на волнах покачивался белый катер.

Вит мягко убрал руку обнимавшей его Дианы и тоже подошел к нам.

– В 18:00 нас внизу будет ждать лодка.

Я посмотрел на часы. 18:09.

– Пора.

– Дождемся ребят, – снисходительно улыбнулся Вит, выпуская кольца дыма.

– Мы едем дальше? – спросил Гуфи.

– Осталось немного, километров сорок по морю. По суше к этому месту добраться практически невозможно.

– Почему? – спросила появившаяся сзади Ди.

– Отвесные скалы, непроходимые чащи, тучи комаров, ядовитые змеи… Тебе мало?

Вит взял ее за руку. Она обняла его за бедро. И с этой секунды я возненавидел их.

Они оба смотрели на меня, многозначительно улыбаясь. В этот момент у меня в мозгу всплыл образ двух стервятников, сидящих невдалеке от бьющейся в агонии раненой антилопы и терпеливо дожидающихся ее смерти.

В ответ я также одарил их улыбкой. Очевидно, она вышла не очень хорошей, поскольку довольные выражения с их лиц мгновенно исчезли.

Вскоре появились ребята. Ирина несла два больших пакета, Денис… наивно было бы полагать, что он купит что-нибудь другое – в его руках была здоровенная коробка, из которой доносилось характерное позвякивание. Пиво.

Ольга присела на корточки перед цыганенком и стала угощать его леденцами.

– Черт бы побрал это место! – в сердцах воскликнул Денис, – Два сорта пива и оба просроченные – осадком на дне можно закусывать. Надеюсь, нам все же хватит того, что у нас с собой… Спускаемся? – Дэн посмотрел на Вита и перевел взгляд на меня. По его виску стекала струйка пота.

– Вперед! Красная Щель, держись!(С таким количеством спиртного она вскоре станет фиолетовой.) – Выкрикнув свой нехитрый лозунг, Дэн стал осторожно спускаться вниз по полустертым ступеням. Обувь сразу наполнилась теплым песком.

– Вы направляетесь в Красную Щель? – раздался хрипловатый голос.

Все обернулись. Цыганка встала с поваленного дерева, усталости в ней уже не чувствовалось, глаза горели. Малыш в траве перестал сосать конфету, и его чумазая мордочка внимательно смотрела на нас.

Вит удивленно взглянул на пожилую женщину.

– Ну да. А что?

Сухие губы цыганки медленно раздвинулись в кривой улыбке.

– Там вас ждет темнота.

Все недоуменно переглянулись. Затем, после секундного замешательства, Денис прыснул и сказал:

– Да-да! Там темнота, там леший бродит и Бабай… Там что, полярные ночи? Вит, ты взял фонари?

Дыхание женщины стало прерывистым, иссушенные руки дрожали, огромные черные прожигающие глаза стали больше обычного.

Вит с насмешливым видом пнул лежащий на тропинке камень.

– Ты не понимаешь. – Лицо цыганки как-то сразу сморщилось, и она стала выглядеть лет на десять старше. – Вы молоды, красивы… и не знаете… – Речь ее стала затрудненной, слова будто выплевывались из потрескавшихся губ.

– Чем же оно плохое? – Гуфи флегматично поправил очки. Этот жест уже наверняка вошел у него в привычку, и я был уверен, что, если отпала бы надобность в ношении очков, он все равно бы теребил до кровавых мозолей свою переносицу.

– Поворачивайте обратно. – Голос гадалки стал тише и напоминал хруст сминаемой бумаги.

– Еще чего! Какое вам дело?! – возбужденно крикнула с камня Диана.

Как я ее хотел в ту минуту!

– Конечно, конечно, – холодно улыбнулся Вит. – Сейчас мы возьмем наши сумки и пешочком прогуляемся обратно в Новороссийск. Сто с лишним километров, но это пустяки. Свежий воздух, природа и прочее…



– Ну, долго мы еще тут околачиваться будем? – Ирина стала надевать рюкзак.

– Это плохое место! – Голос цыганки задрожал.

– Виталик, Дима, пусть эта старуха заткнется! – воскликнула Ди.

– Все, хватит с меня этого дерьма! – Дэн решительно затопал вниз.

Игорь растерянно переводил взгляд с цыганки на удаляющегося Дэна, потом последовал за ним.

– Это чертовски напоминает историю с ведьмой из Блэр! – ворчал Дэн. – «Плохое место»! Разве не видно, что мы сами плохие мальчики и девочки? Как в том анекдоте – приходит к гадалке женщина и спрашивает: «Я была у вас три года назад, и вы предсказали мне, что у меня будет муж и четверо детей». Гадалка: «Ну и что?» Женщина: «Как что? Дети у меня появились, теперь я хочу знать, когда появится муж…» – слышался голос Дэна.

Старая цыганка неподвижно стояла, сцепив перед собой сухие морщинистые руки. Ветер сорвал с ее головы платок и стал яростно трепать длинные седые космы, губы беззвучно шевелились.

* * *

Катером управлял крепко сбитый мужик лет пятидесяти с кустистой рыжей бородой, в котором чувствовалась большая скрытая сила. «Константин», – хмуро представился он, протянув руку. Его широкая ладонь напоминала по своей твердости обожженное в огне дерево.

С лица Константина не сходило мрачное выражение, словно он открыл холодильник и обнаружил, что все его бутылки с пивом полопались от мороза.

Наш «Титаник» быстро набирал скорость, берег остался далеко позади. За несущимся катером оставался бурлящий пенный след, постепенно превращающийся в небольшие волны, которые вскоре сливались с морской гладью. Высоко в безоблачном небе раздавались пронзительные крики чаек, временами одна из них камнем падала на воду и тут же поднималась, пытаясь удержать в клюве трепыхавшуюся рыбу, рассеивающую брызги воды, похожие в лучах заходящего солнца на крохотные жемчужины.

– Денис, там, наверху… Ты упомянул ведьму из Блэр. Это что, байка какая-нибудь? – спросил Гуфи.

– А ты не знаешь? Эх ты, темнота! «Ведьма из Блэр, курсовая с того света» – так называется фильм про трех американских придурков. – Дэн усадил Зину себе на плечо. – В общем, они забрели в непроходимые леса Англии в поисках легендарной ведьмы, о которой судачили все местные жители. По дороге они снимали на камеру свои идиотские похождения, потеряли карту и остались без еды. Короче, потом все они пропали, а потом нашли их видеокамеру. В общем, ведьма их перемочила. Вот так.

– Браво, – я хлопнул в ладоши. – Коротко и ясно.

Ольга задумчиво смотрела на море, изредка щурясь. Ее лицо выражало легкое беспокойство.

– Ты чего такая пасмурная? – Мне было неловко оттого, что она все время робко жмется к Диане, тогда как Ольга интересует Диану в последнюю очередь.

– Я все думаю над словами цыганки. Что она имела в виду? – Девушка несмело взглянула на меня своими блестящими перламутровыми глазами, и я невольно залюбовался ее милым лицом.

– А, забудь об этом. Они всегда жили враньем.

– Ты знаешь… – Ольга тщательно подбирала слова. – Этих людей на протяжении многих столетий подвергали постоянным унижениям и гонениям. Может быть, это оттого, что в них есть что-то от бога?

– Частичка бога есть в каждом из нас, даже в самом закоренелом преступнике, – с важным видом сказал я.

Ольга, соглашаясь, кивнула, и ее темно-русая челка забавно растрепалась. Она напоминала серьезную школьницу, которая отчаянно пытается вспомнить правильный ответ.

– И все-таки… Я понимаю, это звучит глупо… Но после ее слов я вспомнила сказку «Доктор Айболит». Помнишь? «Не ходите, дети, в Африку гулять…» – Она рассмеялась.

Неожиданно теменную часть головы пронзила острая вспышка боли. Очевидно, это отразилось на моем лице, потому что Ольга встревоженно спросила:

– Дима, ты нормально себя чувствуешь?

– Ага, – слабо улыбнулся я. – Просто укачало, наверное.

Ответ вроде бы удовлетворил девушку, а я изо всех сил старался не показывать, что испытывал самые настоящие муки. И я знал, что дело не в морской болезни.

В одиннадцать лет я отдыхал с матерью и отцом (царство ему небесное!) в деревне у своей бабки. Одно из развлечений в то время у нас было – воровать из соседских садов яблоки. Как-то раз, сидя на самой верхушке яблони, я не услышал, как к дереву вплотную подошел Яша Хромой (в Афгане ему осколком разнесло коленную чашечку) и рявкнул, что, если я сию же секунду не спущусь, он отстрелит мне яйца. Перспектива остаться кастрированным в одиннадцать лет не вызвала у меня особого восторга, и я начал торопливо слезать. Одна из веток оказалась слишком тонкой и сухой… Операция длилась четыре часа, и результатом ее стало вживление чужеродного материала в мою голову в виде маленькой металлической пластиночки.

(Ха, хорошо, что не вживили болтик, как в том анекдоте!)

До поры до времени я чувствовал себя превосходно. Пока не попал в аварию на своем мотоцикле. Мы с Ди были на дне рождения, в ходе которого поругались с ней по какому-то пустячному поводу (я давно заметил, что все наши ссоры начинались из-за ерунды), и я, обиженный на весь белый свет, уехал с праздника. Естественно, на мотоцикле, и естественно, «слегка» нетрезвый. Как я влетел в будку таксофона, я уже не помнил. В результате – двойной перелом ноги, ключицы, три сломанных ребра, и это не считая вывихов, куча порезов. Но самое главное – моя пластинка от мощного удара вылетела из черепа, как пробка из бутылки, и врачи долго колдовали над моим бедным котелком, прежде чем он начал варить должным образом.

Потом начались боли. Они появлялись неожиданно, накатывались тяжелой разрушающей волной, сметали все ощущения реального мира, оставляя только кипящий свинец в черепной коробке, который прожигал мозг. Странно, я ощущал каждой клеткой своего тела эту боль, но по невероятным причинам она в то же время была волнующе-приятной, и я даже… ждал наступления этих болей.

Потом у меня начались припадки. Незнакомые ощущения, словно некто (твой забытый друг?) из потустороннего мира, сияющего голубой дымкой, мягко берет тебя за руку, когда ты спишь в теплой кровати, и ты переносишься с ним сквозь время и пространство, сквозь вечность, не ощущая своего физического тела, и тебе кажется, что можно долететь даже до Солнца. Каждая пора кожи впитывала в себя излучения прохладного мерцания, иногда я слышал чьи-то голоса, иногда тихую успокаивающую музыку.

Больше всего меня пугало, что в такие моменты память наотрез отказывалась воспроизводить в мозгу происшедшие со мной события.

(«Довольно редкая форма сомнамбулизма, – вежливо откашлялся сухощавый доктор, – молодой человек, к сожалению, я даже затрудняюсь поставить вам конкретный диагноз…»)

Сколько по времени продолжалось подобное состояние лунатизма, знает один господь. По словам моих друзей и знакомых, это могла быть и одна минута, и полчаса. Врач выписал мне кое-какие лекарства и назначил процедуры, однако заметного улучшения я не увидел. Больше всего меня убивал страх в глазах Ди, которая пару раз имела неосторожность присутствовать при этом. Подробностей я не знаю, но после очередного припадка у меня оказалась серьезно порезана рука. Диана утверждает, что я хотел помочь ей на кухне по хозяйству, и нож нечаянно соскочил…

Не могу сказать, что это происходило регулярно, но в последнее время приступы участились.

* * *

Катер сбавил скорость и вскоре вовсе остановился, медленно покачиваясь на волнах.

– Все, ребятишки, аллес! – Константин заглушил двигатель и достал из нагрудного кармана рубашки замусоленную пачку «Беломора».

– Фу, наконец-то, – выдохнула Ди, приподнимаясь.

– А что, пристани здесь нет? – недовольно спросил Дэн, вертя головой по сторонам.

– Ты что, смеешься? Какая пристань в Красной Щели? – Константин зажег папиросу. – Может, еще оркестр с салютом закажешь?

Нам пришлось разуться, чтобы выйти на берег.

Видя, что Ольга в нерешительности топчется у борта, я протянул ей руку. После некоторого замешательства она протянула мне рюкзак, после чего я помог ей спуститься. Константин взял у меня деньги все с той же мрачной миной, словно деньги были вымазаны навозом.

– Привет Климу. Скажите, я бы с радостью, – (ха-ха, с радостью, с таким лицом только на похороны лучших друзей ходить!) – выпил бы с ним пива, но меня ждут дела.

– Через пять дней в это же время мы вас ждем, – сказал Вит, ловко соскочив с лодки.

Мотор затарахтел, и мы проводили взглядом посудину. Выйдя на берег, все почувствовали, как устали. Вместе с тем сердца учащенно забились – мы приехали!

Берег был каменистый – от мелких камешков размером чуть больше горошины вплоть до огромных покатых валунов; метрах в сорока от прибрежной полосы начинались густые заросли, напоминающие непроходимые джунгли. Пока мы обувались, раздался заливистый лай. Вит повернул голову в ту сторону и сказал:

– Вот и Клим.

Через секунду из-за деревьев показался мужчина лет сорока, невысокого роста, плотного телосложения, загорелый до черноты, с аккуратно подстриженной бородой. На нем были выгоревшие на солнце камуфляжные брюки, запыленные военные ботинки, белая майка, которая трещала по швам на мощном торсе с выпуклыми грудными мышцами, на голове повязан черный выцветший платок. На широком кожаном поясе покачивался тяжелый нож, и я впился в него глазами. Ножи всегда были моей слабостью, и я не стеснялся говорить, что настоящего мужчину оружие вообще (а холодное в особенности) возбуждает сильнее, чем обнаженная женщина.

Лицо его было грубоватым, но глаза излучали тепло и доброту. Впереди него бежала, виляя хвостом, крупная черная овчарка, издалека больше смахивающая на волка.

Не спеша подойдя мягкой пружинистой походкой к нашей компании, он увидел Вита и улыбнулся:

– А ты повзрослел.

– Ваш пес тоже вырос. Когда я был у вас в последний раз, Ральф был щенком, – промолвил Виталий.

Они обнялись.

Ральф настороженно следил за нами, прижав уши, но вскоре расслабился и даже позволил себя погладить. Виталий представил всех нас Климу (тот сразу потребовал, чтобы его называли на «ты»), после чего тот предложил следовать за ним. Увидев, как корячится Ольга с рюкзаком и этими дурацкими пакетами, что она вынесла из магазина в Соловках, я молча забрал у нее и то и другое. В пакетах звякнуло. Я заглянул в них. Так оно и есть! Ну Дэн, ну молодчина! В каждом из пакетов уютно устроились по четыре бутылки водки.

– Послушай, Денис, с какой целью ты приехал сюда, не мог бы объяснить?

Дэн непонимающе посмотрел на меня, затем перевел взор на пакет и ухмыльнулся:

– Так, на всякий случай. Случаи же разные бывают, верно ведь, Димусь? Например, можно делать водочные клизмы, ты как?

– Может, тебе прямо здесь пару-другую усосать, чтобы Оле легче нести было?

Дэн сверкнул глазами, затем лицо его вновь приняло дурашливо-издевательское выражение.

– Не гунди, а то мочевой пузырь лопнет.

– Хочешь в чердак получить?

– Всенепременно и только от тебя, мой зайка.

– Ребята, перестаньте! – Ольга растерянно слушала эту словесную перепалку. Конечно, откуда ей знать, что такими фразами с Дэном мы обмениваемся постоянно, и никакого смысла, а тем более последствий они за собой не несут.

Диана равнодушно передала Виту свои вещи (наверное, одной косметики и всяких фенов килограммов на десять будет!) и пошла вслед за Климом. Впереди слышалось веселое тявканье Ральфа.

Темнело.

ЧАСТЬ II

«Болото – избыточно увлажненный участок земной поверхности, заросший влаголюбивыми растениями. В болоте обычно происходит накопление неразложившихся растительных остатков и образование торфа. Располагаются в основном в Северном полушарии, общая площадь около 350 млн. гектаров».

Большой энциклопедический словарь

Из дневника Ольги Соломатиной.

15 августа, 21:02

«Вот мы и на месте. Откровенно говоря, все очень устали от этой дороги, даже больше морально, чем физически, так как все же большую часть пути мы двигались на транспорте. Молодец все-таки Виталик! Сколько сил нужно приложить, чтобы организовать это мероприятие, договориться со всеми…

Очень благодарна Диме, он всю дорогу тащил на себе мои вещи, несмотря на то что у него были еще и свои, а также продукты. Я видела, что ему очень тяжело, но почему-то не решалась предложить помощь. В конце концов, мужчина он или нет?

Местность тут очень отличается от подмосковной. Ближе к воде лес невысокий, редкий, кустарники больше похожи на колючки, которые растут в пустыне, деревья низкорослые и какие-то скукоженные, будто боятся расти выше, пугаясь солнечных лучей.

Метрах в трехстах от того места, где мы высадились, в лесной чаще находятся два хозблока, грубо сколоченные из неотесанных и наспех выкрашенных бревен. Тут мы и будем жить. Внутри оказалось довольно уютно: два больших окна, несколько небрежно сложенных топчанов с соломой и даже что-то наподобие тумбочки. Ребята принесли из соседнего корпуса еще два топчана. Интересно, мы будем спать в одном доме? Первый вечер мы провели без света, но Клим обещал на следующий провести нам электричество (у него в сарае есть генератор).

Мы с Ирой сразу стали хозяйничать, соорудили из веток веники, подмели пол, протерли окна, смахнули паутину и занялись приготовлением ужина. Дмитрий вызвался нам помочь, и я предложила ему почистить картошку. Виталий по просьбе Дианы закрепил на стенке зеркало, и она принялась расчесывать волосы, после чего достала косметику и начала наводить макияж. Все сильно вымотались, чтобы просить ее о какой-либо помощи, поэтому оставили Диану в покое.

Клим дал нам два больших ведра и канистру для воды, после чего пошел показывать ребятам родник. Вода здесь такая необыкновенная! Конечно, возникнут некоторые проблемы с тем, чтобы помыться, но Климентий нас успокоил, сообщив, что у него для нас (девушек) есть небольшой таз, в котором мы можем кипятить воду. А ребята, сказал он, могут вообще в море мыться. Дэн наморщил нос и заявил, что за те десять дней, которые мы будем здесь находиться, испачкаться весьма проблематично, и вообще, то, что меньше пяти сантиметров, – не грязь, а то, что больше, – отвалится само. В разговор тут же вклинился Дима. «Моются только те, кому лень чесаться», – сказал он.

Пищу мы будем готовить на огне – справа от нашего домика сооружено кострище, где есть большой противень и даже самодельный мангал. Кастрюли и прочие кухонные принадлежности взяли с собой мальчики.

Ужинали мы вместе с Климом, он угостил ребят вяленым мясом кабана и самогоном, который он сам настаивал на орехах. Денис приготовил шашлык – у него отлично получилось. Вообще, Дэн неплохой парень, по всему видно, но эти его специфические шуточки на пару со Строповым уже у всех в печенках сидят. Потом Клим предложил нам чаю из можжевельника. Всем нам очень понравилось, такого ароматного чая мне никогда не доводилось пробовать!

На меня Клим произвел хорошее впечатление – спокойный, сдержанный, сильный мужчина. Странно только, что он живет здесь один.

После ужина он показал нам свое жилище: его домик находится метрах в пятидесяти от наших, дальше в сторону гор. Домик очень маленький, но уютный. Кровать, стол, небольшой шкаф и два рассохшихся от времени стула – вот и вся обстановка. На подоконнике стояло радио, но, как пояснил Клим, оно уже давно не работает.

«Да и ни к чему мне оно», сказал он. На стенах висели чучела – головы волка и здоровенного кабана. Мне стало жутко, когда я увидела длинные изогнутые клыки и маленькие, налитые кровью глазки, которые будто все время наблюдали за нами, пока мы рассматривали хижину.

На стенке также висело ружье с длиннющим стволом. Дима не отрываясь глядел на него, после чего они долго разговаривали с Климом про охоту.

Все не могу понять, как может жить человек в таких условиях – ни холодильника, ни душа, ни туалета?! Робинзон Крузо какой-то!

Завтра он обещал показать нам окрестности».

* * *

Два дня пролетели, как мгновение. Мы неплохо обосновались в домиках, которые, как рассказывал Вит, построили барды. После некоторых споров решили ночевать следующим образом – спать всем вместе, а кому захочется интимных отношений – идут во второй корпус, где еще остались две кровати. Я не удивился, когда в первый же день в «домик любви» – так назвал его Дэн – отправились спать Вит с Ди. Что касается Дениса, то ему в тот вечер было не до выполнения супружеского долга – напившись в стельку, он уснул прямо возле костра, и мы с Климом перетащили его в дом.

Днем дверь не запиралась, а на ночь мы закрывали ее на щеколду, которую я поставил в тот же вечер (Клим помог с инструментами). Девчонки закрепили над проходом в дом марлю. «Это от мух и комаров», – пояснила Ирина, деловито развешивая ее на шляпках гвоздей.

Дэн сразу соорудил своей любимице уютное лукошко из картонной коробки, набив его ватой и тряпками. Правда, ночью Зина иногда развивала активную деятельность, шурша в своем жилище и дико напрягая этим Диану. После ее замечания в адрес Дэна парень предложил ей закладывать в уши вату, дабы не слышать шороха Зины и, таким образом, спать спокойно.

С комарами проблем не было, так как мы находились рядом с морем. Но стоило нам как-то отойти глубже в лес, как они черной тучей облепляли все доступные их смертоносным жалам части тела.

Климентий также помог провести нам в жилище свет. Кроме того, на всякий случай у нас была керосиновая лампа, а также два фонаря с кучей батареек.

Что касается окружавшей нас природы, то у меня не находилось слов, чтобы описать необычайную, божественную красоту этого глухого местечка. Зачастую меня охватывало ощущение, что мы попали в какой-нибудь девонский период. Опровержением этого служило разве что отсутствие динозавров и летающих ящеров. Мир, в который мы попали волею судьбы, словно миллионы лет был накрыт хрустальным куполом и сохранился в своем первозданном виде, не подвергаясь тем печальным экологическим изменениям, которые не миновали практически все уголки нашей планеты. Тут росли целые рощи реликтовых деревьев, исчезающий вид кевовых деревьев (их еще называют лжефисташкой), карагач, пицундская сосна, карликовые березы… Про животный мир я вообще молчу – прямо рядом с нашими домиками ползали громадные черепахи, два раза в лесу я видел рысь, Дэн наткнулся на зайца. Клим рассказывал, что здесь также водятся лисы, лоси, енот-полоскун, косули, олени и… змеи. Много змей. Из них наиболее опасная – кавказская гадюка. Отличить ее от ужей, в огромном количестве ползающих в округе, просто – по отсутствию желтых пятен по бокам головы и особой форме глаз. Водятся здесь и полозы, но они неядовиты.

На второй вечер Вит с Дэном подшутили над Ольгой. Заранее положив под ее простыню поперек кровати веревку, так чтобы она находилась на уровне поясницы, Вит стал рассказывать про местных змей. Одна из них, устрашающим шепотом вещал он, особенно ядовита и любит заползать в постель к спящим туристам. После этих слов Дэн потянул за веревку, и в следующий миг Ольга завизжала как резаная. Откровенно говоря, эти шутки лучше проделывать с мужчинами, и если бы я был в курсе намечающегося сюрприза, то постарался бы предотвратить его. После этого у меня был серьезный разговор с Дэном, тот клялся и божился, что идея принадлежала Виту. Тот только пожал плечами, но я чувствовал, что с Виталием у меня еще предстоит беседа и вряд ли она будет приятной для нас обоих.

У Игоря с Ольгой ничего не получалось, да и никто из них особенно не стремился к близкому знакомству. Игорь брал с собой на пляж несколько книг по работе с компьютерами, устраивался в тени и, нахлобучив панаму, погружался в чтение. Учиться плавать, как его ни уговаривала Ирина, он так и не хотел. Правда, пару раз он все-таки побарахтался возле самого берега, но тут же наглотался морской воды и как ошпаренный, с выпученными глазами выскочил на берег, отплевываясь и кашляя.

Погода эти дни стояла ясная, на небе ни единого облачка. Диана в первый день сильно обгорела и весь вечер в нелепой позе лежала в гамаке и канючила, капризно понукая Вита (Виталик, подуй мне на спину, нет, смажь мне ее чем-нибудь, принеси мне соку, мне душно, нет, не трогай меня, у меня все болит…), охая и ахая при этом.

На пляже все украдкой разглядывали друг друга, сравнивая себя с другими и исподтишка выискивая чужие недостатки: кто остался в форме, кто из ребят располнел; девчонки придирчиво осматривали свои фигуры – у всех троих они оказались стройными и привлекательными.

Гуфи, сняв рубашку с длинным рукавом, продемонстрировал присутствующим намечающееся брюшко, после чего, нелепо потоптавшись, надел ее обратно и ушел со своими книжками в тень.

Клим тоже как-то раз составил нам компанию на пляже, приведя наших девчонок в восторг своим крепким поджарым телом. Заметив, что я разглядываю на его левом бедре длинный уродливый шрам, он коротко бросил – кабан.

Готовили в основном Ира с Ольгой, причем последняя проявила незаурядные способности в кулинарном искусстве, поразив даже Дэна – он всегда гордился, что в приготовлении пищи с его Ириной никто не сравнится. Наша же несравненная «королева бензоколонки» Дианочка, вероятно, считала ниже своего достоинства заниматься «какой-то там стряпней» и все свободное время уделяла своей неотразимой внешности. Она каждые полчаса чистила ногти, каждые два часа обрабатывала их пилочкой, так что они все больше становились похожими на хирургические инструменты, два раза в день делала себе на лице различные маски, причем количества нанесенного на ее личико крема с лихвой хватило бы на то, чтобы равномерно размазать его по футбольному полю… После обеда она обычно слушала плеер и листала какие-то женские журналы, театрально вздыхая и поправляя прическу.

Мы с Денисом пару раз рыбачили, он захватил с собой отцовское подводное ружье. Шикарная, дорогая вещь. После нескольких тренировочных выстрелов в воде я смог подстрелить четырех ершей-скорпен и двух кефалей, Дэн подбил одного бычка и зеленуху. В итоге Дэн, охотясь (я в это время плескался неподалеку), очевидно, приняв меня за акулу, чуть не проделал мне стрелой в заднице вторую дырку. На этом подводную охоту было решено прекратить. В тот же вечер Ольга с Ириной приготовили восхитительную уху.

* * *

Сегодня утром я снова поругался с Ди. Не хочу подробно описывать эту дешевую сцену, но вкратце суть ее сводилась к следующему – Ди официально сообщила мне, что между нами все кончено, а я, вместо того чтобы с подобающим достоинством принять это известие, начал валять дурака, чем привел ее в бешенство и даже чуть не схлопотал пощечину. В общем, все точки над «i» были расставлены, и, признаться, я даже был рад этому.

После выяснения отношений с Ди я захотел искупаться и решил сделать это в одиночестве. Я направился на западную часть пляжа, к скале, которую про себя окрестил «Индеец» из-за ее верхушки, которая смахивала на изрытый морщинами профиль старого индейского вождя.

У самого подножья скалы в хаотичном порядке нагромождены камни, некоторые из них были наполовину скрыты под водой. Обычно на крупных камнях растут мидии, и я решил попытать счастья, благо подводная маска с дыхательной трубкой у меня была с собой, да и волн на море не было.

Вода была настолько прозрачной, что с поверхности воды дно просматривалось в глубину на четыре-пять метров. Перед глазами, важно выпятив брюшко, неторопливо проплыл песочного цвета морской конек. Справа от меня медленно покачивалась громадная медуза размером с корыто, ее щупальца плавно колыхались в такт движению подводных потоков, а полукруглый купол напоминал настольную лампу с затейливым абажуром бледно-фиолетового цвета.

Подплыв к поросшим спутанными водорослями камням, я не поверил своим глазам. Тяжелыми гирляндами мидии висели одна на другой, словно гроздья спелого винограда в разгар сезона, а размеры! Таких экземпляров до этого мне никогда не приходилось встречать – средняя мидия была размером с мужскую ладонь, в то время как обычный стандарт моллюска – вдвое меньше.

Развернув целлофановый пакет, я стал осторожно, чтобы не порезаться об острые края раковин, отрывать их от заросшего водорослями камня. Из глубокой расщелины медленно выполз большой краб и вопросительно уставился на меня своими вращающимися глазами на стебельках. С минуту мы пристально изучали друг друга, после чего он, вероятно сочтя меня не заслуживающим более внимания объектом, смерил презрительным взглядом и степенно прошествовал обратно в расщелину.


Через час я, покрытый гусиной кожей и дрожащий от холода, выбрался на берег и, к великому удивлению, увидел сидевшую на камне возле моих вещей Ольгу.

– Ты что, одна?

Оля кивнула.

– А где все? – вытряхивая воду из ушей, спросил я.

– В лагере. – Она с интересом смотрела на пакет. Одна лямка ее купальника съехала с плеча, обнажая участок незагорелой кожи нежно-розового цвета, гордо торчащий сосок так и норовил вырваться наружу, словно говоря: «Давай, еще чуть-чуть, поднажми!» – А что там у тебя?

– Придем домой – увидишь.

Поймав мой взгляд, она смутилась и торопливо поправила купальник.

– Дима… – сказала она и вдруг смутилась еще больше.

– Чего?

– Извини, что я вмешиваюсь, но… вы что, поругались с Дианой?

Я усмехнулся про себя.

– С чего это ты решила?

– Я слышала ее разговор с Виталием. И еще она очень уговаривала его уехать отсюда.

– Не бери в голову, все нормально. Лучше наслаждайся отдыхом, когда еще будет возможность так оторваться!

У самого лагеря Ольга робко дотронулась до моей руки, и я сам по себе потянулся к ней и обнял за талию. Я почувствовал, как ее тело вздрогнуло, и она крепко сжала мою руку своей маленькой ладошкой.


Когда мы пришли в лагерь, Дэн разжигал костер, а все остальные ребята столпились возле Игоря, который с растерянным видом ковырялся в ухе, держа в другой руке книжку.

– Гуфи в ухо заполз какой-то жук, наверное, гигантский скорпион, – сообщил мне Дэн, раздувая огонь.

– Как это случилось?

– Он заснул на пляже, а когда мы его разбудили, чтобы уходить, стал жаловаться на боли, – встревоженно сказала Ира.

– Да вытащи ты руку, у тебя сейчас из другого уха палец вылезет! – крикнул я Гуфи.

Тот беспомощно смотрел на меня, но руку убрал.

Я подошел поближе.

– Мы ему и палкой ковыряли, и голову трясли, а Дэн даже водой плеснул, и никакого толку, – произнес Вит.

– Вы бы еще ему электролит залили, – проворчал я, осматривая ухо Игоря. Затем подошел к Виту: – Угости сигаретой.

– Ты что, начал курить? – недоуменно спросил он.

– Ага. Сегодня.

Прикурив от обугливающейся палки, я осторожно затянулся (последний раз я курил шесть лет назад) и, резко схватив Игоря за шею, притянул к себе и вдохнул в его ухо дым. Не успев ничего понять, он отшатнулся, чуть не упав при этом. Вдруг он затряс головой:

– Ползет, ползет, ловите его!

Что-то черное, похожее на таракана, выкарабкалось из уха Гуфи и шлепнулось в траву. Игорь, словно неуклюжий медвежонок, принялся в неистовстве топтать траву.

* * *

Климентий появился под вечер, уставший, но довольный. За плечом у него покачивалась освежеванная тушка молодого кабанчика. Ральф, принюхиваясь, шел рядом.

Дэн взялся помогать Климу разделывать мясо, я занялся приготовлением мидий. Когда все было готово, мы разместились в беседке у домика Клима, которую он сам и срубил. Мидии получились замечательные, даже Клим, всегда сдержанный, уплетал за обе щеки.

– А как ты держишь связь с берегом? – поинтересовался у него Вит, разливая по металлическим стаканчикам водку.

– Раз в неделю сюда приезжает Константин, он привозит продукты, газеты. Иногда я сам выезжаю в город, чтобы купить патроны. Кроме того, зимой я живу в Соловках.

– А вдруг катер не приедет за нами? – спросила Диана. Она сидела, придирчиво разглядывая свои ногти. Я обратил внимание, что к мидиям она даже не притронулась. – У вас есть своя лодка?

– Да, конечно, но сейчас она находится в Соловках, нужен ремонт двигателя. Катер еще хороший, но ухода за собой требует. Константин обещал к концу недели все сделать.

– У вас так красиво, – мечтательно произнесла Ольга, накладывая себе еще мидий. – Только… неужели вам не скучно здесь одному?

– Во-первых, я просил вас называть меня на «ты», а во-вторых, у меня есть Ральф.

Ральф, услышав свое имя, резко поднял голову и выжидательно посмотрел на хозяина.

– Поверь, красавица, здесь намного лучше жить, чем в больших душных городах, где зачастую критерием оценки твоей личности являются не внутренние качества, а материальные блага, – добавил Клим.

– Я бы поспорил на эту тему. Судить таким образом обо всех людях, живущих в городах, мягко говоря, некорректно, – встрял в разговор Игорь. Он так и не нашел насекомое, заползшее ему в ухо, и время от времени тер его, отчего оно стало похоже на вареник, только красного цвета.

– Спорить с тобой я не буду. Давайте лучше взглянем, готово ли мясо.

Ольга вскочила:

– Давайте я вам помогу.

Через несколько минут на столе дымилась большая деревянная миска, больше смахивающая на добротный тазик, с аппетитно пахнущими крупно нарезанными ломтями мяса, покрытыми нежной хрустящей корочкой. Я сглотнул слюну.

– Так, господа, попрошу приготовить бокалы! – Дэн принялся разливать оставшуюся в бутылке водку и достал следующую.

– Денис, может, на сегодня хватит? – недовольно спросила Ира.

– Нет, не хватит. Хватит, не хватит – какая разница, лишь бы ты хорошо училась. – С этими словами он отрезал кусочек мяса и протянул его Зине, восседавшей на его плече. Та немедленно схватила его своими цепкими лапками и, обвив вокруг себя хвостик, начала есть.

Ира вздохнула. Мне стало жаль ее. Интересно, на сколько ее хватит терпеть этот идиотизм? В один прекрасный день она уйдет, а Денис останется один на один со своей крысой и бутылками.

Климентий достал свой нож и стал резать мясо. Из разломов потянулись пахучие струйки горячего пара, от которых рот тут же наполнился вязкой слюной. Мясо было просто великолепным, ничего подобного в своей жизни я не пробовал – оно таяло во рту. Ральф пристроился у ног хозяина, положив голову на лапы и сонно вглядываясь в лесную чащу.

– Клим, а можно задать тебе нескромный вопрос? – Диана кокетливым жестом поправила волосы.

– Находясь в обществе такой шикарной женщины, я готов ответить на любые вопросы! – широко улыбнулся Клим.

– Сколько тебе лет? – Ди томно улыбнулась.

– А на сколько я выгляжу?

– Я бы сказала, что тебе не больше сорока лет.

– Значит, жизнь на природе пошла мне на пользу. Мне пятьдесят один год.

У всех сидящих за столом округлились глаза, а Гуфи даже снял очки, будто без них он мог точнее определить возраст Климентия.

– Да, годы обошлись с вами благосклонно, – протянул он.

Начало смеркаться.

Внезапно протяжный вой, леденящий кровь, пронзил тишину, ему вторил другой, более высокий. Ральф моментально вскинул голову, и верхняя губа задралась, обнажив влажные клыки, изо рта вырвалось глухое ворчание. Диана вздрогнула, непроизвольно придвинувшись к Виту, Ольга испуганно спросила:

– Кто это, Клим? Волки?

– Не бойтесь, это шакалы. Вас они не тронут. – Климентий с невозмутимым видом разгрызал кость.

Ольга поежилась, мельком взглянув на меня.

Застрекотали сверчки, в темноте замелькали крошечные фосфоресцирующие огоньки. Это проснулись светлячки. Таинственно переливаясь мягким зеленоватым светом, они были похожи на далекие звезды.

– Ничего себе местечко, – боязливо передернула плечами Диана.

– Молодежь, чтобы у ваших детей были хорошие родители! – С этими словами Клим опрокинул в себя стопку водки.

Обжигаясь горячим соком, струившимся из-под румяной корочки, мы с Дэном жадно глотали мясо, выбирая куски покрупней. Я поймал на себе скептический взгляд Ди и с набитым ртом улыбнулся ей в ответ.

– Клим, скажи, а есть какие-либо легенды, связанные с этим местом? Здесь так все необычно, что какая-нибудь история точно должна быть. – Вит подцепил вилкой кусок мяса и стал усердно его жевать.

– Да, в свое время рассказывали одну байку. Так, однажды один юноша и красивая девушка взобрались на вершину во-он той горы. – Клим протянул в ее направлении нож. Наступила пауза.

– И что же было дальше? – нетерпеливо спросила Ди. Она соизволила взять себе немного мяса и теперь, аккуратно держа его большим и указательным пальцем, осторожно откусывала по маленькому кусочку.

– Дальше? – Клим хитро улыбнулся. – А дальше ничего. Очевидно, они спустились с другой стороны горы…

Дэн засмеялся, но, поперхнувшись, зашелся кашлем.

– Но шутки шутками, а вот находки здесь и впрямь интересные. Подождите.

Клим поднялся из-за стола и направился в дом. Вит стал разливать водку.

– Я пропущу, – сказал я.

– Вот и чудненько, нам больше достанется. Как говорится, in vinо veritas,[3] правда, Гуфи? – Дэн поднял рюмку. Язык его стал уже заплетаться, лицо раскраснелось.

– Точно. – Игорь, казалось, не обратил внимания, что его назвали «Гуфи», и тоже поднял рюмку. Все удивленно смотрели на него – никто не ожидал, что он будет пить в таком количестве.

Вернулся Клим, неся что-то. Сгрудившись над ним, мы увидели в его руках четыре маленьких камешка, тускло поблескивающих в сгущающихся сумерках: три размером с виноградину, и один – с грецкий орех.

– Золото! – восхищенно выдохнул Гуфи.

– Что, правда? – Ди недоверчиво смотрела на невзрачные с виду камешки.

– Нет, это козий помет, – съязвил Дэн, однако лицо его выражало крайнее изумление.

– Эти слитки я нашел в ручье, откуда вы берете воду, выше, в горах.

– Провокационный металл, и совсем не благородный, – небрежно бросил Вит, словно он находил золотые слитки каждый божий день, – все войны и проблемы человечества из-за него.

Дэн насмешливо посмотрел на него.

– Ты затрагиваешь очень глобальную тему, Вит. Может, не будем дискутировать в такой очаровательный вечер?

Вит промолчал.

Когда Клим отнес камни в дом и вернулся, я окликнул его:

– Разреши взглянуть на твой нож.

– Интересуешься?

– Немного.

Клим неторопливо расстегнул ножны из толстой дубленой кожи и протянул мне нож. Я успел заметить промелькнувшее у него в глазах снисходительное выражение.

Я сразу ощутил его приятную тяжесть. Нож был небольшой, очень удобный – отполированная от долгого употребления рукоять сама легла в ладонь, – лезвие широкое, два кровостока, ребро жесткости, все как положено. Я слегка повертел его между пальцами. Клим, который до этого не спеша набивал табаком трубку, с одобрением посмотрел на меня.

– Метать умеешь?

– Попробовать можно.

Клим встал из-за стола:

– Пошли.


Метать ножи меня научил друг отца дядя Гоша еще пять лет назад, и без лишней скромности скажу, что кое-чего в этой области я достиг.

В то время мы были в Кемеровской области у родственников отца, и я сильно страдал от безделья, поскольку моих сверстников в той глухой местности не было, а слушать по сто раз пересказанные пьяные истории про убитых на охоте оленей и лосей надоело до смерти. Облазив все окрестности, я слонялся в одиночестве по поселку. Тогда-то Георгий и обратил на меня внимание и, показав мне свой нож, предложил обучить кое-каким фокусам, в том числе метать ножи. И хотя прошло много времени, но я как сейчас помню этот нож – восьмисантиметровое хромированное (в него можно было смотреться как в зеркало) узкое лезвие с хищно скошенным на конце острием, три глубоких кровостока, пила у основания. Нож был острее скальпеля, но больше всего мне нравилась рукоятка – высушенное и обработанное козье копыто, а выше белоснежная шерсть. Меня всегда тянуло потрогать густой мех рукоятки, не говоря уже о том, чтобы рискнуть его бросить в дерево. Однако в качестве тренировочного ножа Георгий дал мне другой нож – попроще и не такой изящный, но зато тяжелый и острый. И хотя дядя Гоша редко бывал трезвым, рука его всегда была твердой, и он никогда не промахивался. От нечего делать я решил попробовать, затем втянулся и на протяжении полутора месяцев только и занимался тем, что швырял ножи в различные мишени. Вечерами рука адски болела, плечо нестерпимо ныло, но я продолжал заниматься, делая по две тысячи бросков в день.


С сомнением повертев нож в руках, я решил, что вполне смогу попасть им в дерево. Правда, неплохо было бы сначала сделать несколько пробных бросков…

Клим поднялся и сказал, чтобы я шел за ним. Заинтересованные ребята пошли с нами, за столом остались только Диана с Витом.

Метрах в десяти от беседки росла высоченная сосна, и Клим направился к ней. Примерно на уровне полутора метров от земли к дереву проволокой был прикручен срез деревянного бруска размером с тарелку и толщиной в два кулака.

– Попадешь в дерево? – Клим глубоко затянулся.

– Если я правильно понял, мишенью является вон тот брусок? – Я подкинул в руке нож.

Клим молча смотрел на меня, дымя трубкой, глаза его говорили: «Попробуй хоть попасть в само дерево, не говоря уж о том, чтобы нож воткнулся…»

Измерив на глаз расстояние до сосны и глубоко вздохнув, я резко выкинул правую руку, мысленно направляя нож в центр бруска. Послышался гулкий стук ударившейся о дерево рукоятки, и нож упал в траву. Я чертыхнулся про себя и пошел его поднимать.

Все молчали, только Дэн что-то пробормотал. К лезвию прилипла земля, и я вытер нож о штаны. Отошел на пять шагов. Вздохнул поглубже. Согнул руку в локте.

Попадешь в дерево?

Я выбросил руку. Раздался сочный звук врывающейся в древесину отточенной стали, нож вошел немного левее центра круга.

Климентийс уважением посмотрел на меня. Подошел к сосне. Просунув за проволоку, закрепляющую брусок, пустую сигаретную пачку, он повернулся ко мне.

– А так?

– Димон и яйца комару на лету собьет, – бубнил Дэн. Он уже еле держался на ногах, в руках у него, пенясь, пьяно покачивалась наполовину опорожненная бутылка с пивом.

– Можно и так.

Издалека в сгущавшихся сумерках сигаретная пачка казалась совсем крошечной, размером не больше пятака.

ВЖИ-И-ИГ!!!

– Эх ты, мазила! Хорошо, мы не делали ставки. – Дэн, пытаясь сесть на корточки, не удержался и завалился в кустарник. Судя по его гневному ворчанию, он упал в колючки иглицы.

Ирина, чертыхаясь, подошла к нему и сняла с его плеча перепуганную Зину.

Клим невозмутимо наблюдал за мной, но по его глазам было видно, что у него были большие сомнения, смогу ли я вообще попасть в сосну, не говоря уже о том, что нож воткнется.

Я вытащил нож. Он прошел сантиметров на десять выше пачки. Потом подошел к барахтающемуся Дэну и, осторожно взяв из его рук пиво, сделал несколько больших глотков. Все в молчании наблюдали за мной, только Дэн что-то убедительно доказывал Ирине.

«Расслабь руку и представь, что ты в руках держишь обыкновенный камень, а попасть нужно в большой пруд. У тебя не должно и мысли возникнуть, что ты можешь промахнуться. Ты и он – одно целое…» – говорил Георгий, со сверхъестественной быстротой вертя между пальцами нож.

Закрыв глаза, я представил себе траекторию полета ножа, как он, будто в замедленной съемке, вращаясь, вонзается в самый центр сигаретной пачки. Вдруг меня охватило внезапное чувство, что я не могу промахнуться, я просто не имею на это право, каждая мышца ощущала огромный прилив сил, кровь закипала, нервы трепетали, как вольфрамовые нити.

Неожиданно вместо пачки перед моими глазами появилось неприятно ухмыляющееся лицо старой цыганки, которую мы встретили в Соловках. Оно было каким-то… каким-то злым, совсем древним… и оно мерцало в темноте. Как призрак.

Это плохое место…

ВЖИ-И-И-И-ИГ!!!

– Ого! Где тебя этому научили, а? – Гуфи снял очки, потрясенно глядя на сосну.

Я открыл глаза. Нож рассек пачку надвое, а само лезвие вошло в брусок почти наполовину. Ольга, широко раскрыв глаза, со страхом смотрела на торчащий из дерева нож, похожий на необычной формы сучок.

Внезапно я пошатнулся – волна боли в висках окатила меня, как ведро холодной воды. Она нарастала постепенно, словно медленно выплывающая из глубины акула (крупная и очень голодная акула). Я со страхом ждал, что может последовать за этим, и, с трудом передвигая ноги, направился к канистрам с водой. Вылив на голову ковш ледяной воды, я почувствовал себя немного лучше.

Климентийвытащил нож, вытер лезвие об штанину и внимательно посмотрел на меня.

– У тебя хорошие способности. Надеюсь, нож, пущенный твоей рукой, будет поражать только неодушевленные цели.

Я вяло кивнул. Боль неторопливо уходила, словно нехотя уползающая старая, но все еще опасная рептилия, оставив внутри мерзкое чувство: предупреждающее: «Жди-я-скоро-вернусь».

– Может, теперь продемонстрируешь свое мастерство? – сказал Вит, засунув большие пальцы рук за ремень. Он неслышно подошел сзади и теперь с интересом следил за происходящим.

Клим слегка улыбнулся. Подойдя к сосне, он освободил один конец проволоки на мишени и поднял ее на центр деревянного среза, закрепив с другой стороны ствола дерева. Все, замерев, следили за каждым его движением.

Неслышно ступая, Клим отошел от дерева (намного дальше, чем откуда метал нож я), двигаясь с кошачьей грацией, внезапно резко развернулся, и в воздухе что-то сверкнуло – что-то очень быстрое и неуловимое для человеческого глаза. В следующую долю секунды нож оказался торчащим глубоко в дереве, лезвие рассекло проволоку точно посередине, сам брус раскололся надвое.

Подобное не слишком удивило меня – человек, который прожил здесь около шести лет, может не только это, но на всех остальных это произвело эффект.

Боль в голове угомонилась, и я вернулся за стол. Мясо остыло, дразнящий ароматный запах пропал.

Ирина с Дэном ушли спать, Вит с Дианой курили невдалеке. Через некоторое время ушел Клим. За столом сидели нахохлившийся Игорь и Ольга. Я поймал себя на мысли, что мне все время хочется смотреть на ее лицо, в ее глубокие синие, как безоблачное небо, глаза.

Я взглянул на Ольгу:

– Вина?

– Только чуть-чуть.

Вино принес Клим, тоже собственного приготовления. В нем нет ни капли воды, сказал он, только виноградный сок. Вино и в самом деле имело необыкновенно легкий терпкий вкус и по цвету напоминало играющий в солнечных лучах рубин.

– Игорь? – Я вопросительно посмотрел на Гуфи.

– Я лучше водки выпью.

– Плохо не будет?

Игорь надул губы и замотал головой. Я пожал плечами и плеснул ему водки.

На небесной тверди заблестели первые льдинки звездочек, весело подмигивая друг другу.

Ольга сделала маленький глоточек и спросила:

– Дима, а ты живешь с родителями?

– С матерью. Отец умер. Сердце. – Я допил пиво в стакане и наполнил его заново.

Ольга растерянно заморгала глазами:

– Извини, я не знала…

– Ничего, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно равнодушнее.

Игорь настороженно следил за нашей скупой беседой, после чего поднял рюмку.

– За длинноногих блондинок! – чокнулся я с ним.

Ольга несмело протянула мне свой стакан, и я слегка коснулся его.

– Ты имеешь в виду Диану? – с трудом выговаривая слова, спросил Игорь.

– Ребята, мы идем спать! – крикнула Ди. В темноте, очертив полукруг, мелькнула ярко-красная точка выбрасываемого окурка.

– Нет, Гуфи, не Диану, – вздохнул я.

– Не называй меня Гуфи! – неожиданно визгливо выпалил Игорь, привстав со скамейки. – У меня есть имя, если ты еще не забыл!

Я промолчал, про себя решив никогда не называть его этой глупой кличкой.

Стало холодно, и Ольга надела свитер.

– А у меня тоже отца нет, – вдруг упавшим голосом сказал Игорь.

Мы с Ольгой озадаченно переглянулись.

– А с твоим-то что? – Я подцепил кусок свинины, ставший уже почти ледяным.

Игорь снял очки.

– Что? – усмехнулся он, и, честно говоря, мне не понравилась его усмешка. – Мой папаша мотает срок на зоне. Не знаю, может, его и в живых уже нет. Так-то.

За столом воцарилась тишина, которую нарушал лишь шелест ночных мотыльков, вьющихся у подвешенной к потолку беседки лампы, да далекий шум прибоя.

Ольга собралась что-то произнести и уже открыла рот, но я положил ей руку на колено. Она покраснела (это стало заметно даже в сумерках) и смущенно убрала мою руку.

Игорь начал плакать. Откровенно говоря, плачущий мужчина вызывает такое же отвращение, как и пьяная вдрызг женщина, поэтому я раздраженно попросил его не устраивать за столом всемирный потоп.

– Никто из вас ни хрена не понимает. – Гуфи икнул. – Никто…

– Ну-ну, хватит сопли развозить. – Я налил в рюмку еще водки и пододвинул ее к Игорю.

– Никогда никому. Я не рассказывал это… – всхлипнул Гуфи. – Не знаю, может, потому что я сейчас пьян. А может, вы просто неплохие ребята, которые стараются не подкалывать меня. – Игорь сплюнул и замолчал.

Пауза затягивалась, и я уже было подумал, что он передумал откровенничать перед нами, как вдруг Гуфи заговорил совершенно чужим голосом:

– Как думаешь, что чувствует шестилетний ребенок, когда его отец не вылезает из зоны, а мать постоянно пьет, собирая у себя дома всякую рвань?

Гуфизаерзал на лавке, словно сидел голой задницей на наждачном листе.

– Ну? – мягко произнес я.

– Ну?! – переспросил меня Гуфи, и глаза его сверкнули злобой. – Сортиры на вокзалах были в сто раз чище, чем наша квартира! Не было того алкаша в нашем районе, который не зашел бы к нам в гости! Но даже не это самое худшее. ОНИ ЕЕ ТРАХАЛИ! Трахали мою мать, да, они трахались, как какие-то кролики! – взвизгнул он. – А она только смеялась, когда они это делали, видела, что все этопроисходит на моих глазах, предлагала мне тоже попробовать…

Не веря своим ушам, я ошеломленно уставился на Игоря. Ольга тоже смотрела на него во все глаза.

Гуфитем временем задрал рукава своей рубашки, и я с ужасом увидел на его предплечье несколько бесформенных рубцов бордового цвета.

– Это было просто развлечение. А что? Что может быть смешнее, чем тушить сигареты, используя вместо пепельницы твою кожу?

Он, видимо, не ждал наших комментариев и продолжил:

– Однажды они задушили нашу кошку за то, что она сделала лужу, а кто-то из них наступил в нее. Перед этим они избили ее ногами до кровавой рвоты, а после выкинули ее в окно, как банановую кожуру. Как ты думаешь, каково это, когда тебе нечего есть и ты идешь на улицу просить еду у соседских детей, а они в ответ смеются, обзывая тебя недоношенным ублюдком, и распевают песни, что твоя мама – тупая шлюха? Ты желаешь только одного – взять топор и зарубить всех к чертям собачьим.

Гуфи взял дрожащими руками рюмку и, одним махом выпив ее, поморщился.

– А в один прекрасный день, – лицо его приняло жесткое выражение, – она опять напилась, после чего завалилась спать прямо на полу. Потом пришли они. Дверь была открыта, да ее никогда и не закрывали, наша квартира, если тот свинарник можно было назвать квартирой, всегда была открыта для всех, – Игорь невидяще смотрел перед собой, – я даже не уверен, был ли у нас ключ от двери.

Игорь замолчал, по его лицу снова заструились слезы.

– Они делали это с ней, когда она была мертвецки пьяна, когда она спала, делали при мне, понимаете?! Хоть убей меня, но я не могу понять, как можно спать и храпеть, когда тебя дрючат во все мыслимые и немыслимые дыры?! А когда она проснулась, они стали требовать у нее деньги, а откуда у нас тогда были деньги? Мать перезанимала их у кого только можно…

Мы молчали. В подобных случаях человека нельзя перебивать или останавливать, иначе он снова замкнется в себе, словно улитка в своем домике, ему необходимо выдавить из себя все тяжелые воспоминания, как выдавливают застарелый гнойник. Любое сказанное слово, даже успокаивающее, будет лишним.

Ольга вздохнула.

– …тогда они стали ее бить. Били долго. – Слова Игорю давались с большим трудом. – А она только мычала и звала отца, а потом меня. Вспомнила… – горько произнес он и потянулся за бутылкой.

Ольга неуверенным движением хотела ее убрать, но я мягко остановил ее.

– Я убежал в ванную и спрятался под раковиной, я кричал от страха. Крики матери доносились еще долго, но постепенно становились все тише и тише. Вскоре она затихла совсем, и я услышал чей-то смех… – Он опустил голову.

– Они переворошили всю квартиру, но что там можно было найти, кроме старых, никому не нужных засаленных вещей и пустых бутылок? Вскоре они ушли… Когда я решился выйти из ванной… – Игорь запрокинул голову и сделал глоток прямо из горлышка бутылки, – я зашел в комнату… Там везде была кровь. Очень много крови.

Игорь помолчал. Сняв очки, он теребил дужку, смотря перед собой.

– Комната была похожа на лавку мясника. Пол, диван, стены, даже потолок – все было в крови. Как будто открывали несколько бутылок шампанского, взболтав перед этим, а вместо вина там оказалась кровь. От ее лица почти ничего не осталось – они били ее сковородкой, в голове была дырка, через которую мог вылезти новорожденный, и там было что-то желтое… – Последние слова были произнесены шепотом.

Ольга крепко сжала мою руку, лицо ее побледнело. Далеко в лесу раздался протяжный вой шакала, заставивший ее вздрогнуть.

Гуфи посмотрел отстраненным взглядом в сторону воя, мигнул и продолжил:

– Я видел, что она еще дышит, тяжело, хрипло, но дышит. Из ее рта выплескивалась кровь, на подбородке – обломки зубов; теперь я знаю, что ей переломали ребра, одно из которых наверняка проткнуло легкое… Все это я помню и сейчас… Потом она затихла. Я кинулся к двери, но они закрыли ее снаружи, тогда я выбежал на балкон, я кричал, я звал на помощь, мне было так страшно, что я подумывал выпрыгнуть с восьмого этажа. Но никто не пришел ко мне, понимаете, никого не интересует маленький мальчик из неблагополучной семьи, у которого папаша в тюрьме, а мать – беспробудная пьяница, мальчик, для которого получать подзатыльники и зуботычины – обычное дело. Кому нужны эти проблемы? – Голос Игоря сорвался. – Опять у Гульфиков пьянка, скажут соседи и махнут рукой, услышав мои вопли.

На черном как сажа небе проступил серебряный серп месяца.

– После этого я заперся в ванной и сидел там почти два дня, я ходил в туалет в раковину и в ванну. Я задыхался от зловония, но страх был намного сильнее чувства брезгливости, вы понимаете это? Я вздрагивал от каждого шороха, мне казалось, что моя мать медленно поднимается с пола и, как есть, голая, шаркая ногами, медленно приближается к ванной, держа в руках сковородку, и шепчет: «Хочешь попробовать, милый? ХОЧЕШЬ?» – Игорь почти кричал.

Мы с Ольгой сидели каменными изваяниями, словно застывшие под взглядом горгоны Медузы. Игорь вздохнул.

– Дверь открыла милиция. Их потом задержали, но какое это уже имеет значение? Не знаю. Я просидел два дня в квартире с трупом собственной матери, вот это я знаю точно…

– Дима, может, сменим тему? – тихо спросила Ольга.

Я ничего не ответил, потрясенно глядя на Игоря. Виталий мне однажды говорил, что Игорь живет с двоюродной бабкой, а мать у него умерла, еще когда он был ребенком. Но услышать такое?!

– А потом мне стали сниться сны. В этих снах я знал, что моя мать прячется у меня в комнате от них, она пряталась у меня в шкафу, почерневшая и скрюченная, с вытекшим глазом… Она просила защитить ее и не открывать им дверь, она пела мне колыбельные, которые всегда пела в детстве, но слова она произносила неотчетливо, ведь ей выбили почти все зубы…

Я почувствовал, что весь покрылся потом, несмотря на холодный вечер.

Гуфи закрыл лицо руками. Я наполнил доверху две рюмки водкой и осторожно дотронулся до его плеча.

– Игорь… То, что тебе пришлось пережить, это страшно. Но ты живой, молодой… Пусть это звучит банально, но ты не имеешь права зацикливаться на прошлом, у тебя впереди вся жизнь. Я хочу выпить за тебя.

Гуфи, внимательно посмотрев на меня, нетвердой рукой взял рюмку.

– А здорово ты сегодня эту сволочь из моего уха выгнал, – вдруг слабо улыбнулся он.

– Ерунда, я видел, как это делали как-то мои друзья.

Мы выпили. Я посмотрел на часы и присвистнул. Полвторого ночи.

– Мои друзья, пора спать. – Я помог Игорю подняться. Тот начал что-то бормотать, засыпая на ходу, и я взял его под руки.

Уводя Игоря в дом, я перехватил робкую улыбку Ольги.

* * *

Прошел почти час, как мы с Ольгой вышли из лагеря и направились к горам. Погода сегодня, как и прежде, ясная и безоблачная, как сладкое детство, теплые лучи солнца ласково обогревали нашу кожу (она уже успела немного загореть).

Перед уходом Клим предупредил нас, чтобы мы держались ручья.

– В четырех-пяти километрах отсюда есть запруда. Ее вырыли мы с Константином. – Клим кашлянул. – Желательно дальше ее не ходить.

– Почему?

Клим на секунду замялся.

– Сам знаешь, тут полно диких кабанов.

– Клим, кабаны не нападают на людей. Если только они не ранены, и ты это знаешь лучше меня.

– Во всяком случае, я прошу далеко не уходить. Да и заблудиться вы можете, – решительно сказал он. – Ладно, мне нужно кое-что сказать тебе, – заторопился вдруг он и, отведя меня в сторону, сказал: —Мне никогда не доводилось видеть, чтобы кто-то из молодежи мог обращаться с ножами, как это делаешь ты. Если не ошибаюсь, вы с Виталием раньше дружили?

Я отвел взгляд:

– Раньше да.

Клим закурил свою неизменную трубку, после чего хлопнул меня по плечу.

– Это жизнь, парень. Ты и он – очень разные, я заметил это сразу. Вы оба неплохие ребята, но я готов съесть свои ботинки, если у вас осталось что-то общее, кроме совместных посиделок за столом. Да, и еще. – Климентий достал что-то из охотничьей сумки и протянул мне: – Держи!

Нож!

– Ему примерно столько же лет, сколько и тебе. Это один из первых ножей, которые я сделал сам.

Я расстегнул потертые ножны из грубой кожи и вытащил нож. Он был похож на тот, который я метал вчера, разве что немного короче. Солнечные блики тут же весело заплясали на прохладном лезвии – оно было широкое, как ладонь, у основания виднелось несколько зазубрин, но они нисколько не портили внешний вид холодного оружия. Отразившийся солнечный зайчик заставил меня зажмуриться.

Я взглянул на Клима и понял, что он не ждет благодарности. В таких случаях это лишнее.

– Не доставай его без надобности. – Клим задумчиво посмотрел на тающие в воздухе кольца дыма и добавил: – Далеко старайтесь не уходить. И помни – держитесь ручья.

* * *

Мы уходили от лагеря все дальше и дальше, лес вокруг нас постепенно сгущался, и, несмотря на безоблачное небо и ослепляющее солнце, лучи нас почти не доставали. Появились первые комары, но Ольга заблаговременно запаслась «Антикомарином», которого, впрочем, хватало ненадолго.

Под ногами шуршали листья и сосновые иглы, иногда попадались красивые лужайки, где ярко-зеленая трава почти достигала пояса. По дороге нам попался большой уж. Ничуть не испугавшись нашего присутствия, он, не мигая, внимательно смотрел на нас своими черными блестящими глазами, и лишь когда я протянул к нему руку, он грозно зашипел, предупреждая о том, что нам лучше идти своей дорогой.

Мы отправились дальше, болтая о разной чепухе, о школе, о дальнейших планах на жизнь, затронули даже тему политики. Я также поведал Ольге о своей жизни в армии, рассказал про родителей и Вита.

Удивительно, но общение с этой девушкой доставляло мне несравненное удовольствие, и я впервые посмотрел на нее по-иному. Лицо правильной формы, черты нежные, хотя и не такие красивые, как у Дианы, но зато милые и располагающие, а глаза… Выразительные и необычайно глубокие, цвета фиалок, они видят собеседника насквозь, словно через причудливую призму, фиксируя каждую мысль, эмоцию, желание, и похожи на бездонные горные озера.

– Дима, я хотела у тебя спросить… Игорь ехал сюда с какой-то определенной целью?

– Мы все сюда приехали с определенными целями – отдохнуть, позагорать, искупаться и тому подобное. – Я в который уже раз машинально дотронулся до ножа Клима, покачивающегося в такт ходьбе.

– Ты не понял меня, – Оля кашлянула. – Я имела в виду…

– Я отлично знаю, что ты имеешь в виду. Вит взял его, рассчитывая, что ты обратишь на него внимание.

– Я догадалась, просто хотела узнать, знаешь ли ты об этом. – Она на мгновенье покраснела и торопливо сказала: – То, что он вчера рассказал… Я бы никогда не подумала.

– Для меня это тоже было новостью. Я только знаю, что с детства он живет без родителей и у него почти нет друзей, кроме Виталия – они вместе учились в школе.

Мы продолжали медленно идти, и вскоре справа от ручья возник небольшой водоем. По-видимому, это и есть та запруда, о которой говорил Клим. Вокруг нее – взрыхленная земля и помет.

– Что это? – Ольга с интересом присела над запрудой.

– Кабанья джакузи, – ответил я и, поймав ее недоуменный взгляд, объяснил: – Несмотря на общепринятое мнение, кабаны и свиньи чистоплотные животные. Судя по всему, это их купальня. Посмотри, какая мутная вода. А грязь для них – все равно что мыло. Когда она засыхает, они трутся о кору деревьев, чтобы вместе с ней отвалились разные насекомые и паразиты. Вот, гляди! – Я показал ей на испачканный засохшей грязью ствол сосны.

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась Ольга.

Я только открыл рот, как вдруг она воскликнула:

– Ой, смотри! – и схватила меня за руку.

Прямо перед нами, важно перебирая морщинистыми лапами, ползла громадная черепаха, панцирь которой был не меньше таза для белья.

– Кстати, ты знаешь, как на черепах охотятся хищные птицы? – спросил я у Ольги, но она, похоже, не услышав вопроса, с интересом наблюдала за пресмыкающимся.

Я продолжал:

– Увидев черепаху, они хватают ее своими когтями, поднимают на большую высоту, причем именно над каменистой местностью, после чего бросают ее вниз. От удара панцирь черепахи раскалывается, и птица начинает пировать.

Глядя на размеры обнаруженного нами экземпляра, я с трудом представлял себе размеры птицы, способной поднять ее в воздух.

– Как насчет ужина в виде черепахового супа сегодня вечером, леди? – галантно произнес я, делая вид, что озабочен поиском камня.

– Нет, ты что, Дима, не надо! – Оля всерьез испугалась за жизнь черепахи и сильнее сжала мне руку.

Разговаривая, мы пошли вслед за черепахой, которая целенаправленно ползла вперед, все глубже в лес, при этом она нисколько не боялась нас. Кто сказал, что черепахи медленные? Черта с два! Она ползла ненамного медленней, чем мы шли, при этом я бы не сказал, что она сильно спешила.

Увлеченно следя за черепахой, мы не заметили, как постепенно все дальше и дальше уходили от ручья. Через некоторое время Ольга сказала, что она устала и не прочь бы утолить жажду. С собой у нас была литровая бутылка «Фанты», бутылка пива и немного бутербродов с сырокопченой колбасой.

Мы спустились по пологому склону в неглубокую ложбинку, в которой в изобилии росла иглица и папоротники. Невдалеке лежала большая сосна, и мы решили сделать небольшой привал.

Сидя на поваленном дереве, опутанном космами разных тягучих трав и лиан, девушка болтала ногами, жевала бутерброды и рассказывала, как они с отцом ездили в Польшу. О своей матери она не обмолвилась и словом, да я и не спрашивал о ней.

В этом отношении я всегда стараюсь придерживаться железного правила. Однажды отец мне сказал: «Запомни, старик, никогда ни о чем не спрашивай бабу. Они как мороженое – сначала холодные, потом тают, а затем липнут. Если она уже липнет к тебе, значит, от тебя у нее никаких секретов не будет. Но она скажет тебе все сама. Если же она не хочет говорить – не приставай к ней с расспросами, она обязательно соврет…»

– …в позапрошлом году. Конечно, хотелось бы поступить в аспирантуру, но, честно говоря, не уверена в своих силах. Вот Ира мне вчера рассказывала… – беспечно щебетала Ольга, отхлебывая «Фанту», – недавно открылся новый институт, так… Ой! – Ольга взвизгнула и спрыгнула на землю. – Дима, мне что-то за шиворот упало! – Она судорожным движением скинула с себя тренировочный балахон и повернулась ко мне спиной. Я приблизился к ней и осторожно приподнял нижний край ее футболки. На руки мне вывалился жук с толстыми мохнатыми лапками. Стряхнув насекомое на землю, я носком ботинка отшвырнул его подальше в траву.

– Ну, что там? – в голосе Ольги слышалось беспокойство.

– Ничего, просто веточка.

Я все еще держал приподнятым край ее футболки и чувствовал легкий аромат ее свежего тела. Медленно приподняв футболку выше, я осторожно прикоснулся руками к ее спине. Ольга вздрогнула, повернулась ко мне, и наши губы нашли друг друга.

В лагере

После обеда Гуфи уселся в беседке, погрузившись в чтение своих книжек. Правда, буквы все время прыгали и гонялись друг за другом, играли в чехарду и никак не желали строиться в слова – с самого утра у Игоря с похмелья адски болела голова, а вкус во рту был такой, словно маленькие поросята устроили в нем сортир.

Ирина убирала со стола, Дэн решил помочь ей и с усердием тер тряпкой тарелки, разбрызгивая из таза воду, изредка попадая на Иру. «Денис, пошли после обеда на море?» – «Нет, пошли лучше в дом, я тебе одну штучку покажу». – «Какую штучку?» – «Очень прикольную, только не говори никому…»

Слыша их беспечный смех, Виталий с горечью понял, что его нынешние отношения с Дианой никогда не были такими же естественными, и все, что эту девушку в нем устраивает (пока), – это ненасытный секс. Во время постельных сцен она вела себя как безумная, царапалась, кусалась, стонала и извивалась, плакала и смеялась. Но когда все заканчивалось, она усаживалась в постели и начинала неторопливо расчесывать свои золотые локоны, и при этом на ее холеном лице появлялось то знакомое ему холодно-безразличное выражение: «Как меня все достало… Почему бы тебе не сходить на кухню и не сварить кофе?»

Когда Дмитрий ушел в армию, Диана позвонила Виту буквально на следующий день и сладеньким голоском попросила его помочь ей повесить в комнате книжную полку. Она и раньше, когда они находились в компании, иногда бросала на него оценивающие взгляды, но в этот раз…

«Мой папа ни на что не годен, ему такое доверить нельзя», – сказала она, многозначительно хихикнув. Что ж, Вит знал, что это отчасти правда, поскольку в семье Миляевых парадом командует мать (ее отец даже взял фамилию жены), и он частенько видел папашу Дианы стирающим белье либо заставал за стряпней. Ее мать – деловая, строгая женщина с короткой стрижкой, постоянно ездит на встречи, банкеты, заключает договоры, возле нее всегда вьются поклонники (она генеральный директор нефтяной компании).

Направляясь домой к Диане Миляевой, Вит предполагал, что будет дальше, и не обманулся. Они любили друг друга долго и страстно прямо на ковре в коридоре, и Виту не верилось, что он обладает такой девушкой. В тот момент его ничуть не смущало, что она является подругой Дмитрия, с которым они, в общем-то, дружили с самого детства. Чувство вины пришло позже, но сейчас оно спряталось куда-то глубоко внутрь, будто крохотный зверек, залегающий в зимнюю спячку, и дает о себе знать все реже и реже.

Отношения с Дмитрием у него стали портиться еще до армии. Дима связался с каким-то мотоциклетным клубом и пропадал в нем целыми днями, в их прежней компании он практически перестал появляться. Как-то раз из вежливости Вит проявил интерес к мотоциклам и попросил Дмитрия научить его ездить. В ответ он услышал, что «Днепр» для него слишком тяжелый, лучше учиться на легких мотоциклах. «И вообще, женой и мотоциклом не делятся». Вот так.

Насчет мотоцикла он, пожалуй, и прав… Но вот с женой… Дмитрий не из тех людей, которые с легкостью расстаются с тем, что, по их мнению, принадлежит им. Пусть даже по другую сторону баррикады стоит лучший друг. Поэтому еще все впереди. Хорошо, если у Стропова хватит ума не устраивать выяснения отношений здесь, на море. А в Москве… Виталий считал, что у него хватит красноречия уладить все проблемы мирным путем, без классических разборок.

Они все больше и больше отдалялись друг от друга, и он чувствовал, что та истрепанная ниточка, связывающая их дружбу, постепенно истончавшаяся до толщины пленки мыльного пузыря, скоро с треском лопнет.

После обеда они с Дианой пошли на пляж.

Вдоволь искупавшись, они разлеглись на полотенцах и некоторое время молчали.

– Похоже, Стропов успокоился, – лениво проговорил Вит, переворачиваясь на живот и зажмурив глаза.

– Вроде бы… – Девушка достала из пакета бутылку минеральной воды и, открутив крышку, сделала глоток. – Хотя иногда мне кажется, что твой дружок окончательно чокнулся.

– С чего бы? Ты имеешь в виду аварию?

– Ты не понял, – тоном, не терпящим возражений, перебила его Диана. – По-моему, по нему плачет психушка. Ты в курсе, что у него лунатизм? – спросила девушка, доставая крем.

– Он что, по ночам ходит? – Вит недоуменно посмотрел на Диану.

– Не только. Эти приступы… Порою с ним происходит такое, что страшно вспомнить. Во время этих припадков он абсолютно ничего не помнит, хотя может разговаривать и двигаться. Ну ты что, не знаешь, что ли? Это началось у него после того, как он в детстве грохнулся с дерева и сильно повредил голову. Врачи вживили ему в череп металлическую пластину, и с тех пор с ним иногда это происходит…

– Да что происходит?

– Со стороны это выглядит просто жутко, – словно не обращая на Вита внимания, говорила девушка, – вроде бы это он, но в то же время совсем другой человек, словно… словно неумело вылепленная копия из воска, которая ожила, что-то говорит и вращает глазами…

Диана принялась натирать свои стройные ноги кремом.

– Однажды это произошло у меня дома, – продолжила она. – Мы смотрели телевизор (он принес свои любимые кассеты с фильмами фэнтези), я пила колу, он, как всегда, – пиво с чипсами. Неожиданно он поперхнулся. Уронил стакан, залил мне весь ковер пивом. Чипсы тоже полетели вниз, и я уже хотела возмутиться, потому что подумала о том, как мне влетит от мамы, как… увидела его лицо. Оно посинело, изо рта язык торчит. И давай мычать что-то типа «а-а-о-о-о-и-и…».

Несмотря на серьезный тон Ди, Вит с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться, когда она попыталась воспроизвести звуки, издаваемые Дмитрием.

– Мне стало страшно, я принялась тормошить его, хлестать по щекам, а он завалился на диван и стал сползать на пол. Я вскочила и бросилась к телефону, чтобы вызвать «Скорую». Вдруг он приподнялся и посмотрел на меня. Лицо стало нормальным, язык убрался. И как в замедленных съемках он стал вставать. Он был похож… – Ди наморщила лобик, подбирая подходящее сравнение, – на зомби в фильмах ужасов. Эти ледяные глаза… Улыбка живого мертвеца. Он достал из кармана перочинный нож и открыл лезвие. Я в шоке, думаю, сейчас как заору! Прижалась к стенке, руками ищу дверную ручку. А Стропов так вроде как с неохотой давай себе руку кромсать этим ножом.

Виталий остолбенело слушал девушку. Ди, помолчав немного, продолжила:

– Потекла кровь. Мне было так страшно, но я почему-то думала, что мама свернет мне шею. Затем он протянул мне нож и произнес: «На, возьми… Только ты и я!!! Только ты и я! Ты и я, ты и я, ты и я…» – Несмотря на крем, на лице Ди проступила бледность.

– Потом он посмотрел на меня, – продолжила девушка. – Наверное, у меня был такой вид, что он сам испугался; он вытащил из кармана бандану и начал перевязывать себе руку.

Вит округлившимися глазами смотрел на Ди.

– Мне об этом ничего не известно, – выдавил он, – я слышал, что у него были какие-то проблемы после операции, но чтоб такое…

– Вот так. Теперь понимаешь, почему я избегаю находиться с ним наедине? А после этой аварии у него окончательно крыша поехала, все болты из своей черепной коробки растерял, уж можешь мне поверить. Ты знаешь, я очень волнуюсь за Ольгу. Чего она поперлась с ним в лес? А если у него там опять будет планку сносить, тогда что?

Диана закончила заниматься ногами и стала осторожно накладывать крем на обгоревший живот. Несмотря на то что кожа на животе начала шелушиться, Вит отметил, что выглядит он чертовски привлекательно.

– Я хорошо понимаю, что он долго тебя уговаривал организовать эту поездку, рассчитывая таким образом восстановить наши прежние отношения. Не хочу. Не могу и не хочу ничего. Если у Ольги с Игорем ничего не получится, пусть кадрит Олю.

– По-моему, он уже ее закадрил, – не мог не улыбнуться Вит, вспомнив, какими глазами Ольга глядела, как Стропов метал ножи.

Наступила пауза.

– Тем не менее, – отважилась ее нарушить Ди, – между нами все кончено, и он это, кажется, понял. Жаль только, что он на меня теперь озлобился.

«Только ты и я?» – промелькнуло у нее в голове.

В лесу

…С громким хлопком крышка слетела с бутылки, чуть не попав мне в глаз, и я торопливо приник губами к прохладному горлышку, не давая пролиться пивной пене. После чего надел футболку (чертовы комары, как наркоманы, уже привыкли к мазям, которые взяла с собой Ольга, и принялись жалить нас с удвоенной силой) и уселся подле девушки, осмысливая происшедшее.

Оля оказалась девственницей, и это никак не укладывалось в моей голове. Да, она была стеснительной, возможно, у нее есть какие-то комплексы. Но в современное время встретить двадцатитрехлетнюю девственницу, да еще москвичку, – согласитесь, большая редкость.

Когда дело дошло до самого интересного, я тем не менее не забыл предварительно достать из кармана презерватив – у меня всегда имелся по крайней мере один на всякий случай.

Я всегда буду помнить слова отца, опускающего мне в карман куртки презерватив: «Всегда носи с собой это. Даже если наступит момент, когда тебе будет казаться, что ты не в силах сдержаться, помни об этой штуке. Я не хочу видеть своего несовершеннолетнего сына среди молодых дураков – алиментщиков». Тогда мне было четырнадцать лет, и он, отпуская меня на дискотеку, дал еще немного денег. Эти слова запомнились мне на всю жизнь.

(Ты… ты девушка?! – … – Почему ты сразу не сказала? – А это что-нибудь изменило бы? – В общем, нет, но… – Тогда обними меня…)

Ольга сидела, укутавшись своим тренировочным балахоном, и выжидательно смотрела на меня. Сейчас она была просто прекрасна. Я не замечал, что из-за моей щетины на ее нежной коже появилось раздражение, не замечал ее всклокоченных волос. Я видел ее чистые глаза и сияющее лицо, а остальное не имело значения.

Пока я пил пиво, она осторожно водила пальчиком по моей левой руке, задержавшись на татуировке на предплечье. Будучи в армии, я наколол себе яростно скалящуюся морду рыси, рисунок был неплохой, но качество татуировки оставляло желать лучшего. После демобилизации один мой знакомый татуировщик поверх полуразмытой физиономии семейства кошачьих изобразил мне немыслимо переплетенный кельтский орнамент, символизирующий, как он выразился, победу над темными силами.

– Дим…

– А? – неохотно откликнулся я.

– Больно было?

– Мне? – Я удивленно посмотрел на нее. – Это мне нужно тебя спросить об этом, прелесть моя.

Она засмеялась:

– Да нет, я не об этом. Я имела в виду татуировку.

– Нет, конечно. – Я машинально приосанился и немного напряг мышцу. Подумал и протянул ей бутылку. Неожиданно вид Ольги с небрежно растрепанными волосами, пьющей пиво, вновь возбудил во мне желание. Дождавшись, когда она поставит пиво, я повалился на нее, ища ртом ее губы. Она мягко оттолкнула меня, сказав:

– Слушай, не надо… Мне сейчас немного не по себе и… Не обижайся, но я пока не хочу.

Я со вздохом отстранился от нее и поглядел на часы. Они показывали три часа дня, пора собираться.

Мы оделись. Ольга, торопливо скомкав, убрала в пакет с пустыми бутылками свои трусики в пятнах крови. Туда же последовал окровавленный носовой платок.

Вдруг Ольга прильнула ко мне и, страстно поцеловав в губы, горячо прошептала:

– Мне очень хорошо с тобой.

Я неопределенно кивнул и, поддерживая ее за талию, направился к ручью. Оля крепко держала меня за руку.

Западный склон ложбинки, куда мы спустились, был немного круче восточного. Хватаясь за растущие на склоне мелкие кустарники, мы забрались наверх и оказались на ровной поверхности. Идти мешал густой подлесок, и нам пришлось обогнуть утыканные шипами заросли, но каждый раз, огибая куст, я старался не сбиться с выбранного курса. Я ничуть не волновался, поскольку был уверен, что от запруды мы ушли недалеко и она должна появиться с минуты на минуту.

Однако, пройдя несколько десятков метров, я нахмурился. По моим подсчетам, мы уже давно должны были выйти к нужному месту, либо в крайнем случае к ручью, однако никаких признаков того, что мы двигались в правильном направлении, я не видел. Более того, на какое-то мгновенье мне даже показалось, что мы шли прямо в противоположную сторону. Определить по следам, откуда мы пришли, не представлялось никакой возможности, поскольку под ногами у нас хрустел горный щебень.

На всякий случай я решил еще пройти метров пятьдесят, прокручивая в голове, сколько времени мы шли за черепахой. Пять минут? Двадцать? Черт, мы так были увлечены беседой и наблюдением за ней, что о времени никто из нас не думал.

Ольга, оглядываясь по сторонам, что-то рассказывала, но я едва ли ее слушал.

(Держитесь ручья. Не бойтесь, это шакалы.)

И хотя я прекрасно знал, что кабаны просто так не нападают на людей, шрам от клыка на бедре Клима вдруг ясно предстал у меня перед глазами.

Метров через сто перед нами неожиданно возник крутой спуск. «Когда мы направлялись сюда, его здесь не было», – пронеслось у меня в мозгу, и я решительно повернул назад. Ольга замолчала.

– Дима, мы заблудились? – В голосе ее пока не чувствовалось страха, скорее любопытство, смешанное с удивлением.

– Разумеется, нет, – бодро ответил я, напряженно всматриваясь вперед. «Дерево, нужно вернуться к поваленному дереву. А там я уже сориентируюсь», – твердил я себе.

Мне вспомнились советы заблудившимся в лесу, когда, для того чтобы идти все время по прямой, рекомендовалось выбирать какой-нибудь ориентир. Сюда мы шли, никуда не сворачивая, теперь же нужно было вернуться обратно и не заблудиться при этом. Я запоминал каждое дерево, куст, бугор, торчащий камень и шел к нему. Отгоняя нависшую над нами тучу мошкары и комарья, я выбрал ориентиром высокую березу, примерно в тридцати метрах от нас. Далее мое внимание сконцентрировалось на заросшем мхом валуне.

«Идти от ориентира к ориентиру – дело, конечно же, хорошее, и ты, возможно, идешь по прямой, но не уводит ли это тебя от цели?» – прошептал внутренний голос.

Надсадный писк комаров сводил с ума. Гравий скрипел под ногами, оглушающе трещали цикады. Вскоре щебенка сменилась на мягкую лесную землю, растительности стало больше (где же это чертово дерево?!), но ничего похожего из того, что мы проходили, я не узнавал. Пройдя еще метров сто вперед, я окончательно понял, что мы заблудились. Ольга шла рядом, немного побледневшая, но всем своим видом стараясь показать, что плевать ей на этот лес и найти тропинку к ручью – вопрос двух-трех минут.

Стремясь заполнить возникшую неловкую паузу, я лихорадочно вспоминал какие-нибудь истории, чтобы отвлечь Ольгу, но в голову лез какой-то бред.

– Послушай, не думай о том, что мы потеряли дорогу. Я чувствую, что тропинка где-то здесь, и мы вот-вот к ней выйдем. Лучше я расскажу тебе одну историю о несчастной любви (мне вспомнилась одна байка, которыми в огромном количестве пичкали нас в пионерских лагерях) юноши и девушки.

– Это имеет какое-то отношение к нашей ситуации? – лукаво спросила Ольга, но по ее глазам я видел, что она оживилась.

– Судить тебе.

– Так вот, однажды жил-был юноша Рико. В один прекрасный день он увидел прекрасную девушку Жанну, в которую влюбился с первого взгляда. Он тоже пришелся ей по душе, и вскоре они поженились. Но существовала одна проблема – она была богата, он – беден. Родители Жанны с большой неохотой помогали молодоженам, но в то же время старались сделать все, чтобы этот брак распался. Но, как говорится, это к делу отношения не имеет.

Увлекшись рассказом, я не заметил, как лес постепенно превращался в непроходимую чащобу, корявые ветви, будто костлявые лапы, цеплялись за одежду, за шиворот сыпалась труха, мошкара тучей нависла над нашими головами, монотонно гудя. Я изменил направление, взяв немного левее. Ольга послушно шла рядом.

– …Несмотря на это, они сильно любили друг друга и уже хотели завести ребенка, как однажды случилось несчастье. Купаясь осенью в реке, девушка заболела воспалением легких и слегла. Молодой человек каждый день навещал ее, экономя на всем, покупая ей самые дорогие цветы и лекарства, – продолжал я.

Мельком я взглянул на часы и едва сдержался, чтобы не выругаться. Мы бродили уже почти час, а ручья все не было.

«Похоже, сегодня нашей постелью будет лесная земля, а одеялом – ночное небо», – подумал я и сглотнул подкативший к горлу комок. Стараясь, чтобы мой голос звучал как можно беззаботней, продолжал:

– Как-то раз этот юноша в очередной раз пришел навестить девушку в больнице. Она лежала вся бледная и, когда увидела его, сказала: «Рико, у меня к тебе одна просьба. Обещай, что ты ее выполнишь». – «Все, что угодно, любовь моя!» – вскричал молодой человек. Жанна продолжала слабым голосом: «Мне осталось жить совсем немного, и я хочу, чтобы ты пообещал никогда не приходить ко мне на кладбище…» Рико застонал: «О чем ты говоришь?! Ты не умрешь, потому что после твоей смерти я умру в следующее мгновенье!»

Ольга искоса поглядывала на меня, кусая ноготь на большом пальце.

– Так вот. Чтобы успокоить девушку, Рико пообещал ей не приходить к ней на могилу в случае ее смерти. Однако на следующий день врач сообщил парню, что она скончалась.

Внезапно я увидел, как впереди, на спуске блеснула извивающаяся полоса ручья, и, глубоко выдохнув, обнял Ольгу. Она тоже увидела ручей, и в ней затеплилась надежда.

– Это ведь наш ручеек, правда, Дима? – заглядывая мне в глаза, доверчиво спросила девушка.

Я ничего ей не ответил, в душе надеясь, что мы вышли на правильную дорогу. Правда, вокруг в изобилии росла бузина, а память мне подсказывала, что, когда мы шли сюда, ее не было. Ну да и черт с ним. Главное, мы вышли к ручью.

Спустившись к воде, мы первым делом утолили жажду. Я стал осматриваться, пытаясь определить, в какую сторону нам идти. Поразмыслив немного, я все же решил спускаться вниз. В конце концов, с горы мы спустимся к морю, а там уже по берегу доберемся до дома, успокаивал я себя.

– Ну, что было дальше? – Ольга дотронулась до моей руки.

– Дальше? – рассеянно произнес я. – А… В общем, когда девушка умерла, Рико долгое время безутешно рыдал, не в силах смириться с ее смертью. В то время родители девушки установили ей памятник на кладбище, а также могильные плиты – белая внизу и черная вверху.

Тем временем мы снова поднялись на пригорок, и я заметил, что ручей суживался с каждым пройденным нами шагом. Его ширина уже не превышала десяти сантиметров. Бузина закончилась, ее сменили колючие кустарники со странными овальными лепестками бледно-голубого цвета.

– Как-то раз молодой человек чересчур перебрал спиртного в баре и, несмотря на данное любимой девушке обещание, решил пойти к ней на могилу. Когда он пришел на кладбище, уже смеркалось. Рико присел на могильные плиты и начал плакать, сетуя на судьбу. Он машинально что-то крутил пальцами на плите, даже не глядя, что делает. Стал накрапывать дождь. Решив, что ему уже пора, Рико вдруг обнаружил, что выкрутил один из болтов, скрепляющих плиты. Испугавшись, что он наделал, Рико присел на колени и стал торопливо прикручивать болт на место. Сверкнула молния, и дождь забарабанил по мрачным надгробиям…

Ольга пихнула меня в бок.

– Мне и так страшно, а ты тут еще страсти рассказываешь!

Мы спустились в небольшой овраг и попали в густые заросли ежевики, которые угрожающе ощетинились шипами. Лес вокруг нас снова стал сгущаться, нас окружил легкий полумрак. Из-под ног, крича, с шумом вылетали птицы, недовольные посторонним вторжением.

Ручеек продолжал невозмутимо течь, равнодушный к нашим проблемам. К своему ужасу, я увидел, что тоненькая полоска струящейся воды превратилась в еле заметную ниточку, которая вскоре совсем исчезла в буйных зарослях. Не решаясь их обходить из-за боязни потерять ручей, мы стали продираться сквозь чащобу. Что-то подсказывало мне, что потеря будет невелика – этот ручей никуда нас не выведет. Мы выбрались из зарослей, появился и ручей.

– Ему долго не удавалось завинтить болт на место, так как было уже темно, – продолжил я. – Наконец он закрутил его на место и стал подниматься. И внезапно покрылся липким потом, потому что не мог встать. Неведомая сила держала его у могилы, и прямо перед собой в темноте он видел улыбающееся лицо Жанны. Тут он вспомнил ее предсмертные слова, ее просьбу не приходить на кладбище. Он решил, что она не хочет отпускать его домой, а желает, чтобы Рико остался с ней, и держит его своими полуразложившимися руками за ноги – синяя и распухшая… – Я осекся и посмотрел на Ольгу. Она побледнела еще больше, и я одним махом закончил: – А наутро сторож, обходя кладбище, обнаружил труп Рико. Край его плаща был прикручен к могильной плите тем самым злосчастным болтом.

Где-то вдалеке заухал филин.

Я хотел добавить, что на губах Рико играла зловещая улыбка, а ногти на пальцах сорваны, но решил, что это будет лишнее.

– Вот, собственно, такая история, – промолвил я.

Некоторое время мы шагали молча.

– Есть, кстати, один анекдот на тему ориентира. – Ольга убрала с лица прядь волос. – Сидят двое в шлюпке посреди океана после кораблекрушения. Один другому: «Боцман, а как ты еще умеешь определять север, кроме как по мху на деревьях?»

Я мысленно улыбнулся, с уважением посмотрев на девушку. Нужно быть мужественным человеком, чтобы в такой ситуации еще найти в себе силы шутить.

Какое-то время мы шли среди высоких красивых сосен, прямо как в классических русских мультфильмах. Постепенно эту идиллию сменила чащоба: деревья с уродливо перекрученными стволами, густые заросли переплетенных кустов, зачастую усеянные шипами ветки акаций, которые так и норовили добраться до наших глаз и рук. Растительность тоже стала меняться, кусты уступили место папоротникам, вокруг стало слишком много сухих деревьев, земля все больше пружинила. Деревья начали утрачивать высоту и пышность, стволы сделались искривленными, а корни будто боролись с землей в мучительной охоте за влагой.

Ручей вновь стал расширяться, и на некоторое время во мне снова затеплился слабый огонек надежды. Однако через некоторое время я понял, что ручей не просто расширяется, но и перестает течь, постепенно превращаясь в череду луж, частично затянутых ряской, с зависшими над ними тучами мошкары.

Тут же моя нога по щиколотку провалилась в мутно-зеленую жижу. Выругавшись, я с чавканьем выдернул ногу, обдав себя зловонным фонтаном. Болото!

«Этого еще не хватало», – мрачно подумал я. Оглядевшись, я увидел, что деревьев стало значительно меньше, и если бы я не провалился в болотную жижу, то решил бы, что передо мной расстилается очаровательная полянка, поросшая мягкой травкой.

Вот тут я огляделся и наконец-то заметил, что мы пришли в мертвый лес, где когда-то бушевал сильный пожар. Густой ковер мха то и дело разрывали сверкающие в лучах солнца водяные зеркала. Из них тут и там торчали поросшие травой кочки. В этом болоте и закончил свои недолгие странствия наш ручей. Везде лежали стволы упавших деревьев, многие еще несли на себе следы пожара.

Там вас ждет темнота. Поворачивайте назад.

Слова цыганки вспыхнули в мозгу подобно факелу. «Возьми себя в руки», – приказал я себе, чувствуя, как меня охватывает паника.

Впереди, метрах в ста, виднелся высокий холм, заросший соснами, похожий на исполинского дикобраза. На какое-то мгновенье мне показалось, что сквозь просвет деревьев блеснуло море.

Море!

«Мы выйдем к морю и пойдем по побережью назад».

После минутного раздумья я решил обойти болото сбоку и взобраться на одно из деревьев на холме.

«Ты полагаешь, с дерева тебе удастся что-либо разглядеть?– прошептал вкрадчивый голос. – Конечно, ты можешь залезть на дерево, ты ведь у нас герой, а что будет, если ты опять наступишь на сухую ветку? Тебе понравилось падать? Или твоей тупой башке требуется еще некоторое количество железа? Идея шизофреника, как тебе кажется?»

«Кажется. А разве у меня есть выбор?»

* * *

Часы уже показывали 17:24, и я стал искать подходящие деревца. Ольга, прислонившись к раскисшему пню, доставала остатки крема. Во всех ее движениях чувствовалась усталость.

В зарослях я без труда отыскал пару молодых деревьев и, срубив их, принялся обстругивать. Нож, к счастью, был заточен как бритва.

Кожа на лбу стала зудеть, и я силой хлопнул по нему, раздавив комара. На руке осталось большое кровавое пятно, и мне стало не по себе, когда я представил, что будет, когда у нас закончится мазь, а полчища этих мини-вампиров захотят нами пообедать.

Я очень торопился, стараясь побыстрее закончить с палками. Срезая очередной сучок, лезвие неожиданно соскользнуло и рассекло внутреннюю часть моего большого пальца, задев при этом указательный. Кожа разошлась, словно смеющийся алый рот, потекла кровь. Закусив губу, я зажал рану правой рукой.

– Оля!

– Да?

– Мне нужен твой платок.

– Зачем? Ты что, порезался?

– Царапина.

– Но… Дим, он же в крови.

– Давай сюда. Сейчас это не имеет значения, если ты, конечно, не болеешь туберкулезом. Шутка.

Ольга холодно посмотрела на меня, пока я заматывал рану.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Ты о чем?

– Я о том, что не вижу смысла лезть в это болото.

– Оля, назови это как хочешь – интуиция, провидение, но я уверен, что скоро мы будем дома.

Наконец палки были готовы, и мы начали осторожно, перескакивая с кочки на кочку, двигаться вперед.

«Странно, Клим ничего не говорил о болотах в этих местах», – думал я, нащупывая палкой твердую почву. Это правда. Правда и то, что Клим предупреждал о запруде. Я чувствовал, как меня охватывает злость к самому себе – весь день строил из себя знатока флоры и фауны, а в итоге заблудился в трех соснах!

Ольга шла сзади, ступая по моим следам, на всякий случай тыкая по сторонам палкой. В другой руке у нее болтался пакет.

– Да выбрось ты этот мешок! Что там у тебя?

Оля покраснела и сказала сердито:

– Сам знаешь что!

«Точно, там ее белые трусики, точнее, раньше они были белыми, – поправил я себя, – и бутылка из-под „Фанты“ с водой».

Пройдя несколько метров, я увидел, что болото значительно больше, чем показалось на первый взгляд. Доходя до самого подножия холма, куда мы направлялись, оно огибало его с обеих сторон и расстилалось дальше.

С пропитанного водой мха я ступил на кочку, которая оказалась совсем не кочкой. Ботинок провалился сквозь землю – обманчиво твердая корочка мха скрывала своеобразный карман холодной грязи. Нога нырнула в вязкую затхлую субстанцию. С проклятием я вытащил ногу и осторожно продолжил путь по ненадежному насту. Вскоре при каждом шаге наши ноги (на каждую из них будто повесили по пудовой гире) чуть ли не по щиколотку уходили в воду.

Стали отчетливей видны островки-кочки, поросшие невысокой травой, которые разделяла черная вода и деревья. Посреди болота осклизлые корни огромного вывороченного дерева, ствол где-то под водой, а вершину можно угадать по блестящим от слизи, темно-коричневым, голым, как черви, ветвям. Вместо того чтобы твердеть, почва становилась все более топкой. При каждом шаге выбрызгивалась тонкая струйка рыжей воды. Наконец земли не стало вовсе: над водой возвышались лишь маленькие островки-кочки. Мы переходили от одного к другому, опираясь на палки. Скоро наступил момент, когда мы не могли не только переступить на очередную кочку, но даже допрыгнуть до нее.

Я старался не думать о том, что произойдет, если в следующую секунду мы не сможем вытащить из ила наши ноги, если мы застрянем намертво.

Гнилостный запах становился невыносимым, пахло разлагающимися растениями, дохлыми рыбами и жабами; Ольга смешно наморщила носик, и, несмотря на всю серьезность ситуации, я рассмеялся.

– Давай посмеемся вместе, Стропов, – иронично проговорила она, и только я собрался сообщить ей причину моего веселья, как она испуганно закричала.

Девушка оступилась, и ее левая нога провалилась в грязно-серую жижу по колено. Ольга с ужасом смотрела, как трясина постепенно, не торопясь, затягивает ее все глубже, палка выскользнула из ее рук. Не веря происходящему, она, словно кролик на удава, глядела на поглощающую ее топь.

«Да, такое возможно, всего только два часа назад ты билась в пароксизмах страсти, и тебе было очень приятно, а теперь ты медленно умираешь, тебе всегда казалось, что подобное может случиться с кем угодно, но только не с тобой».

Все это я прочитал за тысячные доли секунды в ее молящих о помощи глазах.

– Держись! – крикнул я и протянул ей свою палку. Сам я в этот момент нащупывал ногами хоть какую-нибудь твердую опору, топчась в скользкой смердящей массе.

Ольга судорожно схватилась за протянутую палку, я стал осторожно подтягивать ее к себе. Трясина затянула ее почти по пояс, и я удвоил усилия. Рана на ладони открылась, и в мутную жижу закапала кровь. Медленно, сантиметр за сантиметром, с большой неохотой болото постепенно освобождало Ольгу. Упираясь в кочку, я, невзирая на острую боль в руке, из последних сил тащил Ольгу на себя. Последний резкий рывок, и она, тяжело дыша, уже лежала на моих руках. Пакет с трусиками и бутылкой родниковой воды сонно погружался во чрево болота.

– Дима, пакет…

– Бамбарбия-киргуду твоему пакету, – отдышавшись, проговорил я.

– Там вода.

– Предлагаешь нырнуть вслед за ним? Увольте, мадам.

Некоторое время мы молча сидели, облокотившись друг на друга.

Глядя на чистое небо, я чувствовал, что настроение мое все больше омрачается, и я чувствовал, что это связано не только с тем, что мы заблудились.

С самого начала нашего перехода меня не покидало чувство беспокойства. Чувство было сродни тому, что ты вышел из дома и на полдороге задумался о том, выключил ли ты газ на кухне и закрыл ли дверь на ключ. Только сейчас, оглядевшись по сторонам, я понял. Странно, но где, как не на болоте, обитать комарам? Да, одного кровососа я прихлопнул, но он был еще на суше. Теперь же мы находились чуть ли не в самом центре этого царства трясины, и я не видел ни одного комара. Кваканья лягушек я тоже не слышал, умолкли птицы и цикады. Все вокруг было мертво.

Вдруг необъяснимый страх липким покрывалом накрыл меня, у меня возникло ощущение, что только что я раскопал сам себе могилу и жду захода солнца, чтобы в нее лечь.

Я поежился. Говорить Ольге о своих мыслях не хотелось, тем более отсутствие лягушек и комаров на болоте, вероятно, заботило в настоящий момент ее меньше всего. Она немного успокоилась, дыхание постепенно выравнивалось.

В этот самый момент, позабыв обо всех своих мыслях, что только что беспокойным роем носились у меня в голове, затаив дыхание, я почувствовал: мы не одни.

Рядом кто-то есть.

«Может, что-то?» – прошептал чей-то голос, сухой и безжалостный, как шорох паучьих лап.

Сработала некая сигнальная система, о существовании которой я никогда и не подозревал, которая не была востребована в мире цивилизации, которая включалась только в глухом темном лесу. Каждой клеткой своего тела я ощущал постороннее присутствие, и присутствие это было отнюдь не хорошим.

«Не будь идиотом, мы здесь совершенно одни», – стараясь казаться уверенным, сказал я себе.

Внезапно мысли о том, что за нами кто-то наблюдает (спрятавшись за полусгнившей корягой), исчезли, будто их сдуло порывом ветра, и им на смену пришли другие. Странные мысли… Связанные с девушкой, что находится рядом со мной.

Ольга.

Насчет того, чтобы с ней что-то сделать. Что-то такое, что очень хочется, но о чем никогда не расскажешь своим друзьям. Так, в порядке эксперимента.

Внезапно меня обдало неким призрачным ужасом. Чувство было томительным и в то же время отталкивающим. Все еще размышляя об этом, стараясь осознать, о каком эксперименте идет речь, я взглянул на Ольгу. Она смотрела на меня затуманенными глазами, затем облизнула язычком верхнюю губу.

* * *

Чья-то тень качалась надо мной, обволакивала. Странное ощущение все еще одолевало меня, будто в мозгу всплыл отголосок давно виденного и позабытого сна, когда немыслимо ни восстановить мелькнувший за гранью бодрствования образ, ни вполне избавиться от смутной тени, вторгшейся в разбуженное сознание. Постепенно чувство исчезало, и исчезновение это было неприятным – словно уползал крупный слизняк, оставляя за собой зловонный след.

– Можно я задам тебе вопрос? – вырвал меня из мира воспоминаний голос Ольги.

– Конечно. – Я посмотрел ей в глаза. Застилавшая ей глаза пелена исчезла, взгляд Ольги приобрел осмысленность. Странное чувство безвозвратно ушло, и сколько я ни пытался восстановить его в памяти, в голову лезла полнейшая чушь. Но что-то осталось… Что-то вроде легкой оседающей пыли от уехавшего автомобиля… Что-то дикое и прекрасное, страшное и… приятное…

– О чем ты сейчас думал?

– Сейчас?

– Да, сейчас. Ты что, глухой?

Я облизал пересохшие губы.

– О чем я еще сейчас могу думать? У нас одна проблема – как найти дорогу, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо.

– Нет, до этого. У тебя было такое лицо… Словно ты чего-то хотел. Оченьхотел. – Ольга в упор смотрела на меня.

Легкий озноб пробежал по телу от ее пристального взгляда.

«Да, я хотел тебя, я хотел тебя трахнуть прямо в этом вонючем болоте, опрокинуть головой в грязную слякоть и насиловать, и чем извращенней будет секс, тем лучше! А потом достать нож…»

Воображение тут же нарисовало мне картину, как мы, грязные, потные, испачканные тиной и болотной жижей, безумно хохочущие, с вытаращенными глазами, совокупляемся в тошнотворной каше из склизких растений и тухлых жаб.

Эти мысли испугали меня. «Это совсем не то, о чем ты думал», – пытался я себя убедить, но попытки были слабые и неуверенные. Я осмотрел рану. Окровавленный платок на руке, пропитанный уже не только ее, но и моей кровью, порвался и испачкался. Я сорвал его с руки и швырнул в темную жижу. Ольга недоуменно глядела на меня, а я равнодушно смотрел, как он не торопясь скрывался в тине, напоминая миниатюрный кораблик, терпящий бедствие.

– Я тебе сто тысяч таких куплю, когда выберемся, – устало сказал я Ольге.

– Зря ты… У тебя все еще кровь течет, – вяло произнесла девушка.

– Поднимайся, нужно идти. Скоро начнет темнеть.

Она вздохнула, встала, критически оглядев себя:

– Ну и чушка!

– Ерунда, такой ты мне больше нравишься.

Ольга хихикнула.

Мы двинулись дальше. Черные умирающие деревья все больше напоминали молчаливых часовых, застывших навытяжку над темно-серой стоячей водой. До холма оставалось немного. Остаток пути мы прошли без приключений.

Выбравшись на сухое место, я принялся сливать из ботинок отвратительную массу. Ольга обессиленно опустилась на траву и некоторое время лежала без движений.

Над ухом раздалось привычное гудение, и я почти с благодарностью разрешил комару присесть себе на ухо. Присесть, но не более, и в следующую секунду я довольно больно хлопнул себя по уху, после чего взглянул на ладонь. Жужжание возобновилось, что означало, что я промахнулся, но у меня уже не было сил сердиться на этих летучих кровососов. Ольга начала приводить себя в порядок. Разглядывая местность, я обратил внимание на странный предмет, наполовину скрытый мутной желеобразной массой. Предмет был грязно-желтого цвета и имел необычно правильную геометрическую форму. Округлую. Не без труда поднявшись, я сделал два шага.

Подойдя почти вплотную к предмету, я со страхом понял, что это. Сквозь спутанную тину на меня, скалясь, черными дырами смотрел человеческий череп. Откуда он здесь взялся? И сколько пролежал, пять лет, пятьдесят? Руки сами сжались в кулаки, ногти впились в ладони.

«Что же ты так долго не приходил, малыш? Давно жду тебя, а лето выдалось таким долгим и жарким…» – смеялись его пустые глазницы.

– Дима!

– Да? – отозвался я, не оборачиваясь.

– Давай разрежем мою футболку, чтобы перевязать твою рану.

– А ты будешь щеголять нагишом?

– У меня же есть водолазка…

– Не надо, кровь больше не течет, – отмахнулся я, толкнув ногой страшную находку в топь. Недовольно булькнув, череп скрылся в мертвой воде.

Неожиданно очертания предметов стали расплываться, напоминая горячий воск. Ольга все больше становилась похожей на сухой комочек пыли, что в большом количестве скапливаются под кроватью неряхи, воздух, казалось, превратился в плотный сгусток. Чужеродная пластина, закрывающая мою дырку в черепе, будто бы становилась горячей, она словно ширилась в стороны, как расползающаяся лава, обволакивая всю голову.

Затем меня поглотила темнота.

* * *

Болото – странная, загадочная, непроницаемая для изучения среда. Никто не может с уверенностью сказать, что творится в ее неизмеримых глубинах. Проще исследовать океанскую впадину, чем болотную топь. Какие химические процессы происходят в густой, пастообразной жиже? И какие неведомые силы управляют ими? Песчинка, попавшая под мантию морского моллюска, постепенно становится жемчужиной. Во что превращаются затянутые и поглощенные трясиной?

Молодой человек и девушка выбрались на сушу и вскоре скрылись из виду. Их визит не нарушил мертвой жизни тягучей топи, хотя подобные вмешательства являются очень большой редкостью для нее. Иногда над болотом пролетит птица. Пролетит для того, чтобы потом замертво упасть.

Юноша с девушкой были уже далеко, когда на том месте, где в трясину затянуло носовой платок, перепачканный их кровью, возник огромный грязно-зеленый пузырь. На мгновенье он застыл, потом лопнул, распространяя вокруг тошнотворный запах гнили.

В лагере

Дэн недовольно смотрел на оставшиеся семь бутылок пива, выстроившихся у стола, словно поредевший отряд солдат. Зина расположилась на скамейке и деловито грызла кусочек колбасного сыра.

– Говорил вам, экономить нужно, – пробурчал он и занялся разжиганием костра.

Дров было достаточно – обычно их пилили Клим со Строповым, но Клим отправился в Соловки (за ним на моторной лодке приехали двое здоровенных рыбаков) узнать насчет своего катера, а Дмитрий с утра отправился с Ольгой в лес и до сих пор не вернулся, так что в этот раз заготавливал дрова Дэн.

– Ты что, сюда пить приехал? Хватит, лучше бы в лесу ежевики нарвал, мы с Ольгой компот сварили бы. – Ирина открыла упаковку риса и теперь высыпала его в большую алюминиевую кружку, определяя пропорции.

Денис удивленно посмотрел на Иру, словно идея прогуляться в лес раньше никогда не приходила ему в голову. Затем, достав спички, замурлыкал:

Игорек, Игорек, подари мне пузырек?

Правда, ты подаришь? Ты же мне товарищ!

Нет, не подарю!

Ах ты, гадкая свинюшка! Я с тобою не дружу!

Отдавай мои игрушки…

– Пиво будет завтра. – Вит достал из потертых джинсов пачку сигарет и с озабоченным видом вытащил одну. – И сигареты тоже, – добавил он, закуривая.

…и не какай в мой горшок!

Отдавай мои бумажки, забирай свои какашки!

Гуфиобиженно засопел, но связываться с Денисом не решился.

– Виталик, ты что-то стал в последнее время слишком много курить. – Диана поморщилась, разгоняя рукой дым. Она сняла наушники и отложила плеер в сторону. Все кассеты она уже переслушала по несколько раз, и они ей опротивели.

Вит усмехнулся:

– Я стал курить не больше, чем наш Дэн стал бухать.

Дэн перестал раздувать пламя и с неприязнью посмотрел на Виталия.

– Мы что, будем считать, кто сколько съел и выпил? – вкрадчиво спросил он.

– Про еду никто ничего не говорил, – спокойно ответил Вит. – А вот ты Игоря уже доконал своим идиотизмом.

– Да? – Дэн вплотную подошел к Виталию и встал в агрессивной позе разгоряченного футболиста, недовольного решением судьи. – Хотелось бы освежить память одному мальчику…

– Да хватит вам, надоели уже! – перебила его Ирина. – Не можете и полчаса провести, чтобы не поцапаться. То Стропов на всех волком смотрит, то твой язык в помело превращается… Лучше скажите, где искать Диму с Ольгой? Уже восьмой час, а их все нет.

Вит нахмурился. Дмитрия и Ольги нет уже более десяти часов. В короткой записке, оставленной Строповым, лаконично говорилось:

«Ушли в лес. К обеду будем,

Дима, Оля».

– Ждем полчаса. В случае если они не объявятся, мы с Дэном пойдем на поиски. Игорь остается за старшего, – твердо сказал Виталий, стряхивая пепел с сигареты.

– Нет, нет, не оставляйте нас одних, – испуганно заговорила Ди. – Что с ними случится? Никуда они не денутся, не мешки с золотом.

– Ты несешь херню, – Дэн зло посмотрел на нее. Костер уже разгорелся, и Ира поставила на противень котелок с водой. – Имела бы совесть.

– Я не нуждаюсь в твоих…

– Стоп! – Виталий резко оборвал назревающую ссору. – Довольно!

– Возьмите с собой фонари. – Игорь протирал очки все тем же клетчатым платком. Вид у него был безмятежный, но проскальзывающие дрожащие нотки выдавали волнение.

Небо постепенно темнело, наливаясь пурпуром. Сгрудившиеся на западе грозовые облака с белой каймой предвещали дождь.

– Нужно нам было ехать с Климом сегодня. А если лодка завтра не придет, а? – капризно протянула Диана, извлекая из косметички свои ножнички и пилочки.

Пронзительный писк прервал разговор. Диана вздрогнула:

– Тьфу ты черт!

Дэн вскочил. С Зиной происходило что-то странное. Крыса выронила остатки сыра и металась по лавке, словно бешеная, волоски на ее шерстке стояли торчком, как наэлектризованные. Перебирая лапками, она судорожно подергивала усиками и жалобно пищала, звуки, издаваемые ею, напоминали плач младенца.

– Что с ней, Денис? – В голосе Ди слышалась тревога.

Дэн озадаченно наблюдал за устроенной Зиной истерикой, затем предпринял попытку взять ее на руки. Бормоча себе под нос что-то успокаивающее, он протянул руку и тут же отдернул ее назад, шипя от боли. На среднем пальце показалась капелька крови, которую Дэн тут же слизнул. Глаза его сверкнули.

– Господи, ну что ты делаешь! – закричала Ира. – А вдруг она заразилась чем-то? Может, она бешеная?!

– Вряд ли. Бешенство так не проявляется, – сказал Дэн, осматривая ранку. – Ах ты, маленькая сучка! И это после всего того, что я для тебя делал?

Зина тем временем просеменила к краю скамьи, все так же попискивая. Секунду она всматривалась в траву, словно вопрос, прыгать вниз или нет, является для нее главным вопросом ее крысиной жизни, после чего, взмахнув задними лапками, нырнула вниз и забарахталась в траве.

Ира ойкнула, Дэн, недолго думая, схватил стоявшую на столе кастрюлю и накрыл ею крысу.

– Молодец, – покачала головой Диана, вставая. – Теперь будешь сам из этой кастрюли есть.

– Конечно, буду. И ты будешь, дорогуша, – пропыхтел Дэн, понемногу приподнимая край кастрюли. Наконец ему удалось схватить зверька, избежав еще одного укуса, и он направился в дом.

Ирина помешала рис.

– Интересно, что с ней? Так она ведет себя впервые. Игорь, подай, пожалуйста, соль.

Гуфипоправил очки и потянулся за пачкой соли.

– Я где-то читал, что крысы вообще, а белые в особенности, не… – начал он.

– Тихо! Кто-то идет! – Вит вскочил. В лесу громко треснула ветка, все повернули в ту сторону головы.

Из дневника Ольги Соломатиной.

19 августа, 18:46

«Наконец мы выбрались из этого болота! И хотя дороги мы пока не нашли, я все равно испытала безмерную радость, когда трясина осталась позади. Я все еще была под сильным впечатлением. Дело в том… Хорошо, что это дневник, и, надеюсь, никто, кроме меня, его никогда не прочтет.

Дело в том, что, когда Дима вытащил меня из топи, в голове у меня что-то переключилось. Как будто кто-то невидимый управлял мною, нажимая разные кнопки, и я видела себя словно со стороны. Странные (или страшные?) желания вдруг обуяли меня. Сейчас я с трудом вспоминаю, что конкретно мне хотелось. И все же…

У меня чесались руки сделать что-то нехорошее с Димой, это я помню отчетливо. А потом (я даже боюсь писать об этом) у меня были галлюцинации. Иначе это не назовешь. Мне показалось, что за кустами прячется моя мама. Представляете?! Моя мама, которая умерла несколько лет назад, она сидела на корточках за кустом и звала меня поиграть с ней. Я растерянно поглядела на Диму, но тот ничего не видел. Получается, это видела только я? Когда я шагнула вперед, никого за кустами не было, но я обратила внимание, что листья дрожали как живые.

Дима неподвижно стоял, слегка наклонив голову, словно прислушиваясь к чему-то. Я вздохнула, стряхивая с себя видение, и вылила из кроссовок воду, после чего обулась.

– Дима! – позвала я, но парень не шелохнулся. Мурашки побежали по моему телу. Что с ним? Я снова позвала его, но он только нервно дернул плечом, словно отмахивался от назойливой мухи. Мне стало страшно.

Я встала и подошла к нему. Когда Дима обернулся, я почувствовала, как у меня обмякли ноги. Лицо его напоминало гипсовую маску, огромные серые глаза, казалось, заполонили все лицо. Губы раздвинулись в усмешке, которая мне ох как не понравилась!

– Тебе плохо? – стараясь не выдавать волнения, спросила я Диму.

Он, все так же продолжая ухмыляться, помотал головой. Затем с удивлением посмотрел на испачканную кровью руку и лизнул ее. Мне стало неприятно.

– Послушай, – начала я, но он вдруг резким движением схватил меня за руку и сильно сжал ее. – Дима, мне больно! – Я пыталась вырваться, но он, улыбаясь, крепко держал меня, его пальцы напоминали стальные клещи.

– Пошли, – вдруг коротко бросил он и с силой потащил меня куда-то в лес.

Господи, что с ним происходит? Куда он ведет меня?!

Словно угадав мои мысли, парень обернулся.

– Не бойся, я не сделаю ничего такого, что смогло бы причинить тебе вред.

«Елки-палки, хоть на этом спасибо!»

Тем не менее я немного успокоилась, но жуткое ощущение никак не хотело покидать меня.

– Ты вспомнил дорогу? – стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно, поинтересовалась я, и он кивнул.

Дима был похож на носорога, ломившегося через бурелом, – он шел быстрым шагом, почти бежал, никуда не сворачивая, не выпуская из руки моего запястья. Ветки хлестали по лицу, в кроссовки набилось трухи и сосновых игл, вдобавок я натерла ноги.

Мы шли уже (шли?! Мы почти бежали!) примерно полчаса в полном молчании. Я пыталась заговорить с Димой, но он не реагировал на мои реплики, замкнувшись, словно улитка, спрятавшаяся в своем домике. Через некоторое время я стала задыхаться.

– Послушай, это хорошо, что ты вспомнил дорогу, но не надо устраивать гонки. Дима, давай передохнем. – Я умоляюще смотрела на него, но с таким же успехом я могла о чем-то просить любое встретившееся на пути дерево.

Новая ветка с силой ударила меня по щеке, оставив на ней длинную царапину.

– Да остановись ты, черт тебя возьми! – закричала я. – Выпусти мою руку, мне больно!

Он на некоторое время ослабил хватку и окинул меня туманным взором, словно видя впервые.

– Я делаю тебе больно? – чужим голосом спросил он.

– Да! Кроме того, я устала, у меня болят ноги…

Я не успела закончить, хотя мне очень не терпелось высказать ему все, несмотря на то что, в общем-то, я не особенно люблю жаловаться. Не успела, потому что в следующую секунду он подхватил меня на руки и, не сбавив скорости, продолжил путь.

У меня поползли глаза на лоб.

– Это еще зачем? Я вполне могу сама идти, только…

– Так должно быть лучше, – металлическим голосом произнес он, и я поразилась, что его дыхание даже не сбилось.

– Опусти меня на землю, Стропов. – Я старалась, чтобы голос мой звучал грозно, но едва ли это мне удалось.

Дима не обратил на мои слова никакого внимания.

«Как долго он сможет идти со мной?» – думала я, глядя на его застывшее лицо. Глаза были полусонные и производили впечатление, что их хозяин в настоящий момент вряд ли соображает, что делает.

«Похоже, у него раздвоение личности, – решила я. – А впрочем, сейчас это не играет никакой роли. Главное – выбраться отсюда!.

«Ты эгоистка. Развалилась себе, отдыхаешь. Немедленно спустись на землю и шагай сама!» – вдруг откуда-то раздался голос матери.

«Но ведь он сам… Он не дал мне выбора», – пыталась оправдываться я, вместе с тем чувствуя полное блаженство: как это хорошо – немного отдохнуть в руках мужчины. Моего мужчины.

Я вспомнила вчерашний вечер. Да, история Игоря шокировала меня, но было что-то еще, о чем я вспоминаю до сих пор. Потрясло меня то, как Дима кидал нож.

Я готова спорить на что угодно, что третий раз он бросал его с закрытыми глазами.

Как он мог попасть в цель?! Это очень странно. Теперь еще его сила и выносливость.

Убаюканная мерным шагом Димы, я чувствовала, что меня клонит в сон.

Деревья стали редеть. Дима шел со мной почти полчаса. Дыхание его стало хриплым, руки стали дрожать.

– Дима, – решительно начала я, как вдруг впереди что-то мелькнуло. Что-то… Что-то синее.

Боже мой! Неужели?!

Господи, да это же наши домики!

Ура!

Я хотела завизжать от радости, как вдруг мой взгляд упал на Диму. Лицо его медленно прояснялось, словно выходившее из-за туч солнце, глаза вновь стали живыми.

Господи, спасибо тебе!»

* * *

– Тихо! Кто-то идет! – Вит вскочил. В лесу громко треснула ветка, все повернули в ту сторону головы.

Сквозь деревья стали видны очертания человека, несущего что-то на руках. Через мгновенье из леса вышел Дмитрий, на руках он держал Ольгу. Вид у обоих был усталый и изможденный. Подойдя нетвердым шагом к дому, он с великой осторожностью, словно обращаясь с хрустальной вазой, опустил девушку на землю. Игорь направился к ним. Что-то сказав Ольге, Дмитрий, шатаясь, вошел в дом.

Ольга, прихрамывая, медленно подошла к ребятам. Тренировочные брюки по колено забрызганы грязью, на щеке царапина, лицо уставшее, но на губах играет странная улыбка. На брюках и футболке пятна крови.

– Что случилось?! – с тревогой в голосе спросила Ира.

– Мы заблудились. – Ольга села прямо на траву и прислонилась к дереву.

– А откуда кровь? Почему он нес тебя на руках?

– Это кровь Димы, он порезал руку. На нашем пути попалось болото. Черт знает, как оно появилось в здешних местах. Как только мы выбрались, Дима вспомнил дорогу. Вот и все.

– Ну, слава богу, что все обошлось. – Ира расслабилась и принялась хлопотать у костра.

– Да, – Ольга вздохнула. «Столько приключений, а рассказ получился в три предложения», – подумала она.

«Она стала совсем другая! – сделала для себя неожиданное открытие Ди. – Маленькая незаметная мышка превращается в красивую женщину. Может, у них что-то было?»

– С ним все в порядке? – спросил Вит, кивнув в сторону домика.

– Все нормально, – рассеянно ответила Ольга. – Ладно, пойду прилягу.

– Скоро ужинать будем! – крикнула ей вслед Ира.

Гуфиудивленно смотрел вслед девушке.

– Странно все это как-то, – наконец сказал он.

– А по-моему, ничего странного, просто у нас появилась новая семейная пара. – Глаза Дэна весело блеснули. – Прозевал ты свое счастье, Игорь!

* * *

Время текло, словно ледяной океан, в котором медленно и неуклюже, как айсберг, ворочалась боль. Я видел нечто похожее на яркий свет в конце бесконечно длинного туннеля, который приближался с каждой секундой. Откуда-то доносилась божественная музыка, она то затихала, то становилась громче.

Открылась дверь, Ольга зашла в дом и, многозначительно улыбаясь, поманила меня пальцем. Лицо ее горело от страстного возбуждения. Я смотрел на нее, не веря своим глазам, чувствуя, как под кожей штанов напрягается мой «младший брат». И это та Ольга, которая раньше боялась взглянуть в лицо собеседнику?! Кряхтя, я встал и подошел к ней.

– Я хочу! – жарко выдохнула девушка, кусая меня за мочку уха.

Я стал неловко стягивать с себя рваную майку.

– Нет, не здесь. Пошли на море. Ты когда-нибудь занимался этим в воде?

Я вышел вслед за ней, мы взялись за руки и, несмотря на боль в стертых до кровавых мозолей ногах, бросились к морю. Сидевшие возле костра ребята провожали нас изумленными взглядами.

Пытаясь раздеться на ходу, я споткнулся и чуть не упал. Оля засмеялась и скинула с себя заляпанную кровью футболку.

«Чья эта кровь, моя или ее?» – думал я, стаскивая с себя пропахшую потом майку. Раздевшись догола, мы с наслаждением окунулись в приятную прохладу вечернего моря.

Вынырнув из воды, Ольга подплыла ко мне и, держась за плечи руками, обвила мой торс своими стройными ногами. Наши губы сошлись в долгом поцелуе, ее ловкий язычок быстро проник в мой рот, она нежно покусывала своими острыми зубками мой язык, стеная от удовольствия.

Неожиданно небо стало быстро затягивать черными тучами, солнце исчезло.

– Ты любишь меня? – хитро спросила она.

Я внимательно посмотрел на девушку. Мне показалось… Нет, конечно, показалось.

Голос Ольги стал хриплым, а зубы… (Да, как насчет зубов?) Там, в лесу, когда мы целовались, ее зубы были белее первого снега. Теперь они были темно-коричневого цвета, словно она наелась шоколада.

«Ты любишь?» Темнота все сгущалась.

Бедра стало нестерпимо жечь. Опустив взгляд вниз, я почувствовал, как у меня зашевелились волосы. Ниже живота Ольги начинались толстые черные лапы какого-то отвратительного существа, покрытые шипами и жесткими волосками. Они сжимали мои бедра все сильнее и сильнее, сдирая клочья мяса. Красная пелена покрыла воду. Резкая боль в плечах заставила меня издать нечеловеческий крик. Подняв голову, я увидел, что тело Ольги покрылось твердым шершавым панцирем, вместо рук – огромные клешни, которыми она заключила меня в свои любовные объятия. Лопнула кожа, по рукам полилась кровь.

«Любишь?..»

Лицо Ольги вытянулось, нос исчез, соединяясь с растягивающимся ртом, превращаясь в огромную дыру, напоминавшую свежевырытую могилу, откуда доносились пещерные звуки. Глаза провалились, вместо них на меня уставились два вращающихся в разные стороны омерзительных блестящих отростка.

«Ты любишь?» – прокаркала тварь, обдавая меня смрадным дыханием.

Судорога свела все мои конечности, стайки черных точек появились перед моими глазами, гоняясь друг за другом, и затем медленно исчезли из поля зрения.

С трудом разлепив воспаленные веки, я облизал пересохшие губы. Во рту чувствовался металлический привкус. Я лежал на кровати, прямо в кожаных штанах, перемазанных болотной тиной.

«Это всего лишь сон», – пытался я себя успокоить.

Дома. Мы дома.

(Ты любишь?)

Остро пульсировала порезанная рука, ныли плечи и ноги, будто я в одиночку разгрузил вагон с цементом. Нестерпимо болела сломанная в аварии нога.

«Мы нашли дорогу», – почему-то подумал я и все вспомнил – черепаху, секс с Ольгой, порезанную руку, болото. А дальше… Память, до этого услужливо предоставлявшая мне нужные факты, неожиданно заупрямилась, будто машина, у которой вдруг заглох двигатель.

…а дальше у тебя опять начался приступ, разве ты не это хочешь себе сказать? Один из тех, которые происходят с тобой все чаще и чаще.

«Да, но как мы нашли дорогу обратно?! – закричал мой внутренний голос. – Я же ничего не помню!»

Скрипнув, открылась дверь. Ольга.

Борясь с подступающей тошнотой, я со страхом посмотрел на ее ноги. Обычные ноги. И руки обычные.

На меня внезапно нахлынуло необъяснимое чувство. Я привстал, Ольга шагнула ко мне, и я заключил ее в объятия. Глаза Ольги наполнились слезами.

– Ну что ты, все же в порядке, – успокаивал я ее, ласково гладя по голове.

– Ты что, совсем ничего не помнишь? – всхлипнула она.

– Оля… В свое время ты все узнаешь. Главное – мы вернулись.

– Это все из-за аварии, да? – Девушка смотрела мне прямо в глаза.

– В общем, да, – неохотно ответил я, дотронувшись рукой до того места, где была вживлена пластина.

Мы сели на топчан.

– Послушай, – нерешительно начал я. – Я бы не хотел, чтобы о происшедшем знали наши ребята…

– Я ничего им не сказала. – Ольга прильнула ко мне. – Ты помнишь, как ты нес меня на руках?

– На руках? – Я с удивлением уставился на нее. – С чего это?

Ольга рассказала, как мы добрались домой.

Я мгновенно покрылся потом. Как мне это удалось?

– …лицо твое было похоже… на маску, а глаза стали будто стеклянные…

«Знала бы ты, на что было похоже во сне твое лицо», – я невесело улыбнулся.

– Сколько? – спросил я.

– Чего сколько? – Ольга непонимающе посмотрела на меня.

– Сколько я тебя нес? У меня дико болят все мышцы, будто меня через мясорубку прокрутили.

– Ну, точно не знаю. Минут тридцать, наверное. Как твоя рука?

Я посмотрел на порез. Рана уже затянулась и покрылась коркой, но все равно еще болела.

– В норме.

Ольга внимательно смотрела на меня.

– С тобой все в порядке?

– В настоящий момент да.

– Пойдем умоемся, ребята ужин приготовили.

Я поднялся с кровати и увидел, что перепачкал все покрывало.

– Дима?

– Я за него. – Я стал стаскивать с себя майку.

– А я знаю, о чем ты думал там, в болоте. – Глаза Ольги заблестели. Они сияли той же голубизной, как умытое ливнем небо.

(Секс, грязный, грубый секс.)

– Знаешь, и хорошо, – отрубил я, чувствуя, что краснею.

(Ты любишь, любишь?)

Я взял мыло и полотенце, вспомнив свои ощущения. От воспоминаний по моему телу прошла дрожь.

– Пойдем после ужина на море?

(Ты когда-нибудь занимался этим в воде?..)

Я вздрогнул, чуть не выронив мыло. Колючий холодок пробежал по спине. Внимательно посмотрел на Ольгу. Она призывно и многообещающе улыбнулась.

– Нет, – поспешно ответил я, пожалуй, слишком поспешно. Брови Ольги удивленно взметнулись вверх.

– Уже поздно, да и рука разболелась, – сконфуженно сказал я и торопливо вышел наружу.

Умывшись, я подошел к костру и сразу поймал затравленный взгляд Дианы. С запада, где начало темнеть небо, уже доносились первые раскаты грома. Солнце окрашивало края надвигающихся туч в ослепительно-желтые тона и светило в случайные просветы, словно блестел чистейший топаз.

– Как у вас тут дела? – беззаботно поинтересовался я, присаживаясь на скамейку.

Мне показалось, что Ди хотела что-то сказать, но передумала.

– У нас все нормально, а вот где вы пропадали более десяти часов? – Вит в упор смотрел на меня.

– Гуляли, – я удивленно взглянул на него. – Это ведь не запрещено?

– Нет, не запрещено. Но тебе не могло прийти в голову, что мы волновались?

– Право, мне очень неловко, что мы заставили вас волноваться.

Из домика любви вышел Дэн. Вид у него был расстроенный.

– С Зиной что-то неладное, – задумчиво проговорил он. – Мне пришлось закрыть ее в клетке, – добавил он.

(Ирина настояла на том, чтобы Дэн взял с собой небольшую переносную клетку для Зины. «Отправляясь в такую дальнюю поездку, всегда нужно рассчитывать на непредвиденные обстоятельства», – говорила она.)

Мы сели ужинать.

– Осталось еще две банки тушенки, – сообщила Ира, – и две банки рыбных консервов. Сухари тоже заканчиваются, – добавила она озабоченно.

– С ней это впервые, – продолжал Дэн, вороша угли палкой. Ирина присела возле него и мягким движением взяла укушенную руку парня.

– Нужно обработать рану. – Ира разглядывала его ранку. Лицо девушки стало серьезным. – Это, между прочим, вас тоже касается, товарищ, – обратилась она ко мне.

Дэн кинул палку в костер и сел за стол.

– Я уже свою обработал. Спиртом.

– Внутрь? – Вит зачерпнул ложкой рис.

– Ну да. Что я, дурак, что ли, лить его на рану. – Дэн жадно накинулся на еду.

Ира вздохнула:

– Господи, ну что за дурачок.

Стал накрапывать дождик. Первые капли приятно холодили горячую от солнца кожу.

– Кто не работает, тот ест, – с блаженным видом проговорил Дэн, выскребая остатки риса. Настроение у него заметно поднялось, и он засиял, как медный грош.

– Иришка, спасибо. – Вит чмокнул Ирину в щеку и снова полез за сигаретами.

Диана смотрела на него с явным неудовольствием.

– Вскипятил бы мне лучше воды, у меня голова грязная, – сказала она.

Вит скорчил физиономию. «Вскипятил бы воды, постирал бы мое белье, принес бы мне попить, отвел бы пописать…» – говорил его взгляд.

– Ты же вчера ее мыла.

– И что? Это Дэн с Димой могут спать, есть и в туалет ходить в одном месте. Здесь такая грязь…

Дэн грустно покачал головой.

– Однако как много о себе узнаешь нового. Я не испытываю потребности мыть голову каждый день, так как не сую ее в грязь. Думаю, Дима солидарен со мной, – сказал он, прищурив глаза.

Диокинула Дениса испепеляющим взглядом, после чего поднялась и направилась в дом, демонстративно покачивая красивыми бедрами.

Я улыбнулся про себя.

– Дэн, ну сколько можно? Ну ладно, ты со мной не считаешься, но люди уже скоро стреляться будут только от одного твоего появления, – в сердцах бросила Ирина, убирая со стола посуду.

– Ира, я помогу, – поднялась с места Ольга.

* * *

Диана вошла в дом и с силой захлопнула за собой дверь. В окне звякнуло стекло.

– Твою мать! – вырвалось у нее. Она сжала кулачки и крепко зажмурилась, пытаясь совладать с собой. Простояв так некоторое время, она открыла глаза и глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.

Черт! Вся эта поездка стала надоедать ей уже на второй день. Вместо ожидаемого романтического путешествия – обыкновенный поход, вместо мягкого белого песочного пляжа – колкие камни, вместо шоколадного загара – облезлая кожа, как у больного проказой, вместо уютных номеров – жесткие деревянные топчаны с соломой.

Язвительные шуточки Аверина приводили в бешенство. Шут гороховый! «И почему Виталик не заткнет ему рот?» – в бессильной ярости думала она. А этот наглый, вечно невозмутимый Стропов!

«Признайся, ведь ты не ожидала, что он понравится твоей подруге, и теперь тебя гложет зависть; что имеем, то не ценим, потеряем – плачем, верно?

Нет, неверно. Господи, как мне все это осточертело!» – устало подумала она и взяла расческу. Кто бы мог подумать, что эта стесняющаяся своей тени Ольга станет общаться со Строповым? И о чем они, интересно, разговаривали почти десять часов? Наверняка Дима посвятил ее в особенности регулировки холостого хода карбюраторов, а также делился воспоминаниями, как они скатывали салажат в армии в тумбочке по лестнице.

Дурочка! Нашла с кем связаться. Впрочем, лучше пусть общается с Димой, чем с этим увальнем Игорем – тут вообще комментарии излишни. Бесхарактерный, рыхлый, как тающая на солнцепеке медуза. Он напоминал ей старичков, сидящих возле ее подъезда на лавочках, играющих каждый вечер в домино, лишь с той разницей, что домино заменяли Гуфи книжки про компьютеры.

Господи, все ее просьбы воспринимаются в штыки, будто она просит чего-то невозможного! Виталий стал вести себя как-то странно, и вообще, он основательно наскучил ей. «Ди, подожди, Ди, сейчас не стоит, Ди, лучше не надо, Ди, почему бы тебе самой это не сделать?» Черт! Жуй всякую гадость и улыбайся, Ди! Какая же она идиотка, что согласилась ехать в эту дыру! Одно жилище чего стоит – эта конура хуже притонов для бомжей. И как только Клим может тут жить, свихнуться ведь можно!

Дождь забарабанил по окнам с удвоенной силой, сверкнула молния. Девушка подошла к зеркалу. Привычно поддерживая левой рукой ниспадающие тяжелым водопадом до самой талии волосы, она посмотрела на свое отражение.

В следующее мгновенье дыхание Дианы перехватило от спазма, а к горлу подкатил ледяной комок, расческа выпала из рук. Отчаянный вопль рвался наружу, но голосовые связки, как и все ее тело, словно парализовала неведомая сила, в легких будто застряли куски железа.

На ее белом лице отразилась сверкнувшая за окном молния.

Из зеркала на девушку, ухмыляясь, глядела трясущаяся старуха. Сморщенное, как гнилое яблоко, лицо, сверкающие угольки глубоко посаженных глаз, провалившийся внутрь нос, развевающиеся редкие седые волосы на голом черепе. Рот существа открылся, как рана, обнажая похожие на надгробия редкие почерневшие зубы, между ними просунулся распухший язык и облизнул потрескавшиеся губы, растянутые в жуткой улыбке.

* * *

– Ого как долбануло! – присвистнул Дэн. Последовавшая за раскатом грома ветвистая молния была настолько яркая, что я не мог не зажмуриться.

Игорь мечтательно глядел на водяную завесу.

– Дождь – это хорошо, – вымолвил он.

– Где же Клим? Одних нашли, другого потеряли, – спросила Ира. Она начала вытирать стол.

Дэн открыл рот, чтобы снова отколоть одну из своего неиссякаемого запаса шуточек, но ему помешал душераздирающий крик, донесшийся из домика, куда только что отправилась Диана. Это был не просто крик испуганной чем-то или кем-то девушки. Это был безумный, страшный вопль, в котором не было ничего человеческого.

Мы переглянулись. Ольга с Ириной со страхом смотрели на дом, лицо Игоря посерело.

Крик раздался снова, на этот раз глуше.

– Что это? – прошептала дрожащим голосом Ира.

Первым очнулся Вит. Он опрометью бросился к хозблоку. Дэн и я последовали за ним. Гуфи остался сидеть за столом с расширенными зрачками, в стеклах очков казавшимися просто огромными.

Вбежав вслед за Виталием в дом, я выхватил взглядом из сгущающихся сумерек чью-то скрюченную фигуру в углу. Вит включил свет.

В углу на корточках сидела Диана. Закрыв лицо руками, она рыдала.

Вит подскочил к девушке и затряс ее за плечо:

– Что?! Ди, что случилось?!

Я осматривался по сторонам, пытаясь обнаружить причину, вызвавшую эти дикие крики. Ничего странного, все на своих местах. Мой взгляд остановился на сиротливо валяющейся расческе и поблескивающих осколках зеркала.

«Теперь ты сможешь любоваться собой, только глядя в отражение жидкости в кружке». Я внимательно смотрел на Диану.

Она подняла залитое слезами лицо, тушь растеклась по щекам. Вит нежно обнял ее. Рыдания постепенно перешли в плач и всхлипывания.

– Ну, успокойся, – гладил Вит по голове девушку, искоса поглядывая на меня.

«Какое трогательное зрелище!» – подумал я.

– Что здесь произошло? – спросил парень уже более спокойным голосом.

Диподнялась с пола, откидывая назад волосы. На побледневшем лице застыл смертельный испуг, губы дрожали. На какую-то долю секунды я испытал к ней сочувствие.

Вновь загремел гром. Ди вздрогнула.

– Ты можешь говорить? – Вит посмотрел ей в глаза.

– Я… я испугалась…

– Чего? – терпеливо спросил Вит.

Девушка обвела нас взглядом, что-то собираясь сказать, но в эту секунду раздался такой раскат грома, что у меня чуть не полопались барабанные перепонки.

– Здесь, над зеркалом, сидел огромный паук, и… это было ужасно! Я кинула в него расческу, а попала в зеркало! – Диана снова уткнула лицо в плечо Вита.

Пока он ее успокаивал, я внимательно осматривал стены. Освещение было довольно скудным, и сколько я ни напрягал глаза, ничего похожего на паука не обнаружил. Желания провести ночь с этим насекомым, возможно, ядовитым, у меня не было.

Дэн цокнул языком и печально произнес:

– Да… И голова грязная осталась, и зеркалу кранты. Плюс паук.

– Заткнись! – в бешенстве закричал Виталий.

Дэн развернулся и вышел наружу. Я последовал за ним.

– Психи какие-то оба, – сплюнул он.

Дождь стал затихать. Мы направились к беседке. Оттуда уже слышался заливистый лай Ральфа.

Я с сомнением покачал головой:

– Пауки пауками, но, честно говоря, от ее воплей я чуть в штаны не наложил.

– Зато Гуфи уж точно обделался. – Дэн вглядывался сквозь деревья: – Кажется, Клим приехал.

Успокоив Иру с Ольгой, я вкратце рассказал Климу о наших приключениях, естественно, опустив обстоятельства превращения Ольги из девушки в женщину. Умолчал я и о страшной находке в болоте, а также каким образом мы добрались обратно.

Клим рассеянно слушал меня, иногда кивая. Однако когда я стал описывать наши похождения в болоте, его брови удивленно поползли вверх:

– Как вы там вообще очутились? Это ведь совсем в другой стороне, километрах в шести от запруды!

Я промолчал.

– Бывал я в тех местах и помню болото, о котором ты говоришь. Вам не следовало уходить так далеко, я же предупреждал тебя! Более того, ты был не один, а значит – в ответе за человека, который слабее тебя, ясно?

– А у тебя как успехи? Починили лодку? – Чувствуя себя неловко, я постарался сменить тему.

– А, – бросил Клим и махнул рукой, – перепились, как свиньи, и ни черта не сделали. При хорошем раскладе – еще два-три дня.

– Клим, будешь есть? – Ольга уже оправилась от испуга, вызванного воплями Дианы.

– Спасибо, я в Соловках перекусил. Дима?

– Чего?

Клим как-то странно смотрел на меня, попыхивая трубкой.

– Ты ничего не заметил? Когда плутал в лесу. Или в болоте. Может, видел что-то необычное.

– В смысле? – Я с удивлением посмотрел на Клима, про себя отметив, как его голос дрогнул на слове «болото».

– А ни в каком смысле. Ладно, забудь. – Он вытряхнул пепел из трубки и сказал: – Пойду на боковую. Спокойной ночи!

Провожая его взглядом, я думал о возникшем у меня в болоте чувстве что-то сделать с Ольгой.

* * *

В этот день спать мы легли рано. Я лежал с открытыми глазами и вспоминал события прошедшего дня. На соседней кровати похрапывал Гуфи.

Ольга умело обработала мою рану и туго забинтовала руку. Она уже почти не болела, лишь слабый зуд напоминал о порезе. Но рука волновала меня в самую последнюю очередь.

Что-то произошло с крысой Дэна. Она носилась по клетке, как полоумная, ударяясь о прутья, визжа и пища, словно ее задницу смазали скипидаром. Дэн вначале не придавал особого значения ее поведению, надеясь, что все пройдет само собой. Однако ничего не прошло, и Аверин не на шутку струхнул. Он предположил, что она могла чем-то отравиться. Гуфи, все еще помня, как к нему в ухо заполз какой-то жук, полагал, что виной всему укус насекомого.

Отравилась ли Зина, или ее кто-нибудь укусил, я не знаю. Но шестое чувство (а в последнее время я стал доверять ему) подсказывало мне, что здесь явно что-то не так…

Вит с Дианой отправились спать в домик любви. Бледная, с опухшими от слез глазами, она все еще не могла оправиться и не отпускала Вита от себя ни на минуту.

Ее рассказ о пауке все меньше и меньше казался мне правдоподобным. Конечно, я не психолог, но таквопить из-за того, что на зеркале (не на ней же!) сидит паук, человек не станет, даже пусть это красивая, избалованная девушка. Хотя, возможно, таким образом Ди решила обратить на себя немного внимания нашей сильной половины, но в таком случае она явно перестаралась. Я хихикнул про себя.

Да, ее что-то определенно напугало. Но не паук. Что-то другое.

Что-то.

«Бред! Ничего там не было, накручиваешь сам себя», – отругал я себя, пытаясь успокоиться.

Я вернулся мыслями к нашим с Ольгой похождениям. То, что нам удалось выбраться целыми и невредимыми из болота, я считал божьим даром.

«Да, но как я все-таки нашел дорогу обратно?! – сверлила мой мозг мысль. – Автопилот – это, конечно же, неплохо… но ведь тебя могло занести еще черт-те куда похуже болота…»

Воспоминания о диком и необузданном желании грубо овладеть Ольгой прямо там, в грязной жиже, снова накатили на меня темной волной. Интересно, чувствовала ли она то же самое?

(Ты любишь?)

(Я знаю, о чем ты думал, там, в болоте.)

Дождь постепенно затихал и вскоре превратился в морось. Сон все никак не шел, и, поворочавшись еще немного, я решил считать прыгающих через забор баранов, как меня в детстве учила мама. Однако почему-то вместо баранов мое воображение нарисовало мне бесчисленное количество маленьких игорьков в сползающих очках и с компьютерными книжками. Бестолково толкаясь и попискивая, они резво перепрыгивали через огромную дискету, вкопанную ребром в землю, и разбегались в разные стороны.

Чертыхнувшись, я повернулся на другой бок и вдруг услышал, как скрипнула ступенька у порога. Дэн что-то пробормотал во сне. Скрип повторился, на этот раз громче.

Кто это, Вит? Или Ди?

Я лежал, вытянувшись в струну, затаив дыхание. Где-то в лесу раздался одинокий вой шакала.

За дверью началась какая-то возня.

«Встань и посмотри, кто там».

Боясь пошевелиться, я с нарастающим ужасом стал осознавать, что кто-то пытается открыть дверь.

Сглотнув подкатившийся к горлу комок, я скинул с себя одеяло и в одних плавках на цыпочках подошел к двери. Возня прекратилась.

«Топ-топ, топает скелет… Ты что, испугался какого-то ночного шороха? Это может быть и бурундук, и ежик, и (скелет)…»

«Да?! Но ежики не дергают дверь, пытаясь проникнуть внутрь!» – завопил мой внутренний голос.

Задержав дыхание, я сделал шаг к окну. Темень была еще та, как у негра в заднице.

Снаружи промелькнуло что-то темно-серое. Я потер глаза.

«Дружище, у тебя начинаются галлюцинации. Сначала приступы, потом глюки.

Следующий этап – Кащенко. Или Ганнушкина.[4] Выбор богатый».

«Захлопнись!» – со злостью приказал я и протянул дрожащую руку к щеколде на двери.

Сердце готово было выпрыгнуть из груди, и, когда я услышал скрежет вытаскиваемого из паза шпингалета, он показался мне колокольным звоном. Другой рукой я стал нащупывать выключатель, который зажигает лампу на улице, – правее.

Клик! Никакого результата.

Все верно. Генератор выключил Клим, зачем ему работать ночью?

На то, чтобы зажечь керосиновую лампу, ушло пару минут. Что-то во сне пробормотал Гуфи.

Лампа, хоть и тусклая, значительно прибавила мне смелости. Глубоко вздохнув, я открыл дверь, и в нос мне сразу ударил прохладный запах моря, доносимый ветром. Вдалеке шумел прибой. На черном, как сажа, небе вспыхивали все новые звезды.

Снаружи никого. Я уже собрался повернуться и нырнуть обратно в теплую постель, как услышал, что открылась дверь домика любви, и оттуда вышел Вит. Так это он, придурок, чуть не лишил меня рассудка от страха!

Выбрасывая пламя, щелкнула зажигалка, осветив на некоторое время его лицо. Выпустив дым, он подошел ко мне. На нем было лишь полотенце, небрежно повязанное на бедрах.

– Не спится? – Прищурившись, он посмотрел на меня.

– Это ты сейчас здесь околачивался, в дверь ломился? – процедил я.

На его лице отразилось изумление.

– Ты о чем, старик?

– Старика ты в зеркале увидишь, – пробурчал я.

Вит побледнел, это стало заметно даже в сумерках.

– Заткнись. – Голос его был безо всякого выражения.

– Что?!

– Когда она тебе успела рассказать?

– Кто?

– Ты знаешь кто. Диана.

– О чем ты? – уже теперь недоумевал я.

Вит приблизил ко мне свое лицо.

– Так ты не знаешь? – шепотом спросил он. Я почувствовал исходивший от него слабый запах вина и свежего пота.

«Трахались и винище жрали», – подумал я с нарастающей ненавистью.

– Знаю что? – уже с плохо скрываемым раздражением спросил я.

Я увидел, что его лицо покрыто мелкими бисеринками пота.

– Димон… Я знаю, между нами пробежала кошка. Свою вину с себя я не снимаю однозначно, мы к этому разговору еще вернемся. Сейчас дело в другом. Только прошу тебя, не смейся.

– Ну? – с нетерпением поторопил я его.

– Никакого паука не было! – выдохнул он. – Помнишь, она кричала?

– Как – не было?

– Не было.

Зато было кое-что другое. Что-то такое, о чем бы мне совсем не хотелось знать.

– Понимаешь, – его голос стал еще тише, – она уверена, что когда посмотрела в зеркало, то увидела какую-то кошмарную старуху, которая ей улыбалась. Она думает, будто это она в старости. И знаешь, что самое поганое? Мне кажется, она действительно что-то видела. Можешь считать меня сбрендившим идиотом, но это так. Я сам вчера чувствовал себя неуютно, когда вбежал в дом после ее криков.

Вит глубоко затянулся.

– Бред, – как можно безразличнее сказал я. – Перегрелась твоя красавица на солнце, понятно?

– Я бы сам хотел, чтобы так было. Но… Димон, здесь происходит что-то не совсем хорошее. Ты видел, что происходит с Зиной? Она ведет себя как бешеная.

– Я удивлен, что с таким хозяином, как наш Дэн, она не сошла с ума раньше. Короче, твои предложения?

Вит пожал плечами. В последнее время пожатие плечами вошло у него в привычку, равно как у Гуфи поправлять очки на носу.

– Какие здесь могут быть предложения?

– Насколько я знаю, вы собираетесь с Дианой завтра уезжать?

Вит смутился.

– Вообще-то до сегодняшнего случая все шло нормально, но теперь она ничего и слушать не желает о том, чтобы остаться здесь еще на несколько дней.

– Ладно, – я подавил очередной зевок, – утро вечера мудренее, верно? Вот завтра и определитесь.

– Димон…

– Ну?

Вит посмотрел мне в глаза.

– Не хочу терять друга из-за бабы. Понимаешь, о чем я?

«Ты уже потерял его, хрен моржовый! Думаешь, мне легко видеть, как мой лучший друг отдаляется от меня все дальше и дальше?!» – хотел закричать я ему в лицо.

Вместо этого я сказал, что иду спать.

Плотно закрыв за собой дверь (щеколда, не забудь про щеколду), я подошел к своей кровати и остолбенел. Натянув одеяло до самого носа, на кровати лежала Ольга.

– Ты чего? – прошептал я.

– Ничего. А ты?

– Я? – Ее вопрос окончательно сбил меня с толку. – Тоже ничего. Тебе что, холодно?

Ольга прыснула.

– Ты что, дурак? – спросила она уже серьезно. – Я похожа на девушку, которая ложится к парню в постель только по той причине, что ей негде погреться?

– Не похожа, – согласился я, укладываясь в кровать и прижимаясь к ее теплому, восхитительно пахнущему телу. На Ольге, кроме футболки, ничего не было. Она обняла меня, уткнувшись носом в мое плечо.

Я задумался. В моей жизни это была первая девушка, которая была невинна, и мне пришли на память слова отца: «Запомни, старик, если ты спишь с девушкой, зная, что она девственница, будь готов к тому, что она влюбится в тебя. Если тебе не нужны такие последствия – не обрекай ее на страдания». Не очень-то хотелось затевать серьезные отношения, тем более в условиях, когда рядом Ди.

– Я слышала ваш разговор, – вдруг произнесла она.

Я почувствовал, как напряглись мои мускулы.

– И что ты думаешь по этому поводу?

Помолчав немного, Оля сказала:

– Мне кажется, завтра нужно уезжать. Слишком много неприятных совпадений. Кроме того…

– Что?

– Нет, ничего.

– Нет уж, леди, если сказали «А», говорите «Б», – заупрямился я. Моя рука нашла ее мягкую грудь, и я стал нежно поглаживать сосок, постепенно становившийся упругим.

– Мне снилась та старая цыганка, помнишь, в Соловках?

Желание вдруг пропало напрочь.

– И что она хотела? Продать старые брюки?

– Перестань. Я не помню, что именно мне снилось, но явно что-то плохое.

– Давай спать?

– Ладно, спокойной ночи.

Ночью мне снова привиделся кошмар.

Мне снилось, что мы с Ольгой опять оказались на болоте. Поражала реальность сна – я всем естеством чувствовал окутывающий запах застоявшейся воды и болотных газов. Мы осторожно идем по кочкам, и вдруг Ольга поскальзывается и летит в топь. Прямо как в тот раз. Только на этот раз палки у меня нет, я падаю на колени и протягиваю ей руки. Бесполезно – Ольга слишком далеко. Я пытаюсь подвинуться ближе и понимаю, что еще немного, и я окажусь рядом с ней. Ольга истошно вопит и медленно погружается в трясину. Я кричу.

Гладь болота взрывается пузырями, как если бы внутри лопнул баллон с кислородом, и неожиданно из зеленой слякоти высовывается голова мертвеца. Кожа висит, как старая отслаивающаяся краска, глазницы пустые, будто те несколько секунд Оля находилась не в грязной жиже, а в серной кислоте. Поросшая мхом тварь медленно выкарабкивается на кочку и скалится безгубым ртом. Я кричу не своим голосом, про себя понимая, что крика как такового нет, из моих губ вырывается лишь сиплый свист. Поворачиваюсь и как полоумный несусь прочь, едва касаясь ногами кочек. Сзади слышится мокрое шлепанье, и я осознаю, что эта мерзость идет за мной. Я бегу, передо мной домик Клима. Дверь открывается, и он стоит на пороге, в руках топор.

«Слишком поздно», – грустно говорит он. Я пытаюсь проскользнуть в дом, и он сторонится, пуская меня внутрь. Краем глаза я вижу, что преследовавшее меня существо приблизилось, оно двигается, как инвалид без ног, перекатываясь по-утиному, качаясь из стороны в сторону. Я кричу Климу, чтобы он закрыл дверь, но тот лишь скорбно качает головой, и я вижу, что волосы у него все седые. Взгляд мой падает на стол, и я вижу на нем головы своих друзей, аккуратно расставленные по всему периметру. Дэн, Ира, Ди… «Клим!» – кричу я, и в этот момент все начинает темнеть.

«Слишком поздно», – кряхтит Клим, и я вижу, что тело его начинает плавиться, как воск.

Застонав, я проснулся, обливаясь холодным потом. Я откинулся на подушку, прерывисто дыша, с дрожью вспоминая сон. Оля. Боже, какое счастье, она рядом, забавно посапывает, доверчиво прижавшись к моей руке.

Внезапно мозг раскаленной стрелой пронзила мысль: «Мы в беде. В большой беде».

* * *

Наутро погода не изменилась. Дождь закончился, но все небо было подернуто серой пеленой, и от этого в лесу царил полумрак.

Завтрак прошел в молчании. Про наш ночной разговор с Виталием я решил пока никому не рассказывать, Ольга тоже обещала молчать.

После завтрака Клим взял свое подводное ружье и отправился с Ральфом на море.

Я нашел укромное местечко недалеко от костра и стал точить подаренный Климом нож. Точилом служил небольшой плоский камень.

Подошел Дэн с клеткой в руках. Лицо у него было серьезным как никогда, и я не упустил возможность ему об этом сказать, поскольку это никак не вяжется с его имиджем. Пропустив мою реплику мимо ушей, он присел возле меня и прислонил клетку к дереву.

– Зине стало хуже, – вымолвил он. – Она ничего не ела с тех пор. Что с ней могло произойти? – Он неуверенно поднял на меня глаза.

Я приподнялся и отложил нож в сторону.

– Разреши, я взгляну.

Все с таким же отрешенным видом он протянул мне клетку.

Зина лежала в углу, положив голову на лапки. Ее некогда белоснежная шерстка потемнела, свалялась и торчала клочьями, глаза-бусинки потускнели, хвост вяло подрагивал. Мордочка была измазана в засохшей крови, вероятно, она кидалась на решетку.

Я протянул к дверце руку.

Дэн схватил меня за плечо:

– Осторожно!

В тот же момент крыса с необыкновенной скоростью метнулась к решетке, со всего маху ударившись о прутья. На мордочке появилась свежая кровь, капельки крови висели также на усах, сверкая, точно крошечные рубины. Она жалобно запищала и снова стала метаться по клетке. Затем она остановилась и в упор посмотрела на нас. Разбитый носик нервно подергивался, шерсть поднялась дыбом. Потом Зина повернула голову в сторону моря и снова вперила в нас испуганный взгляд.

– Дэн, будь я проклят, если она не хочет что-то нам сказать! – воскликнул я, наблюдая за Зиной.

– Я бы никогда в это не поверил, – ошеломленно выдавил Денис. Он растерянно смотрел на свою питомицу, кусая губы.

Зина то умоляюще смотрела на нас, то переводила взгляд на море. Неожиданно она задрала голову вверх и завыла, именно завыла, да, я не ошибся, не запищала, а завыла. Встав на задние лапы, она кричала, захлебываясь собственной кровью. В этих жутких звуках, которые исходили из ее крохотной глотки, было столько ужаса и боли, что мне стало страшно.

«Ну же, глупые, неужели вы ничего не понимаете?!» – будто говорили ее обезумевшие от страха глаза.

Дэн испуганно отступил назад.

– У меня такое ощущение, что она хочет, чтобы мы отправились к морю, – тихо предположил он.

– Возможно. Если это не плод моего больного воображения, готов поклясться, что Зина просит нас покинуть это место, – сказал я.

Брови Дэна поползли вверх.

– Ты шутишь? – с беспокойством спросил он.

– Думаю, нет. Может, было бы лучше ее выпустить наружу? – предложил я.

– Она не пойдет. Смотри!

Дэн наклонился над клеткой и, нажав на рычажок дверцы, опустил его вниз. Клетка открылась.

Зина попятилась, продолжая кричать. Забившись в угол, она в страхе глядела на нас. Крошечная капелька крови сорвалась с ее дрожащего усика и упала на дно клетки.

– Да что с ней?! – Дэн был готов расплакаться и с надеждой смотрел на меня.

– Дэн, я же не врач. Могу одно сказать – дела хреновы.

– Это я и сам вижу. Может, Клим чем-нибудь поможет?

Я ничего не ответил. И хотя я всегда был равнодушен к грызунам, смотреть, как она умирает (а сомнений в том, что она умирает, у меня уже не было, но говорить об этом Дэну я, понятное дело, не стал), я не мог.

Из дома вышла Диана в соблазнительных коротеньких шортиках. Черты лица заострились, под глазами темные круги. Мельком взглянув на нас, она присела на краешек скамьи и принялась расчесывать волосы.

Ирина подошла к ней.

– Как самочувствие?

– Нормально.

– Можешь воспользоваться моим зеркалом.

– Нет, спасибо. – При этих словах кровь отхлынула от лица Ди и она вздрогнула, уронив расческу.

«Да, дорогая, выглядишь ты неважно. Низкопробные девочки с Тверской с похмелья выглядят куда свежее. Уж не знаю, паук ли напугал тебя либо что-то еще, но это сильно на тебе отразилось», – подумал я.

Закончив точить нож, я слегка дотронулся до лезвия пальцем, пробуя его остроту. Удовлетворенный своей работой, я решил прогуляться к морю.

Мне хотелось побыть в одиночестве, но из приличия я предложил Ольге составить мне компанию. На мое счастье, девушка отказалась, сославшись на то, что будет помогать Ирине.

* * *

После завтрака все разбрелись кто куда. Дима с Климом ушли к морю, Ральф, естественно, увязался за ними. Одно время собака крутилась подле Игоря, тот сначала испуганно поджимал ноги и бормотал типа «фу». Однако через некоторое время Гуфи уже гладил Ральфа и что-то ему рассказывал. Воспитанный Ральф вежливо и терпеливо слушал Гуфи, позволяя себя чесать за ушами, однако, когда возник вопрос оставаться с ним либо бежать на море за хозяином, овчарка не колебалась ни секунды. Оставшись один, Гуфи вздохнул. Притулившись на краешке скамейки с книжками, он углубился в их изучение.

Денис некоторое время возился с Зиной, после чего куда-то исчез. Ирина видела, в каком состоянии он находился, и решила его не трогать, пусть погуляет в лесу. Ей было больно смотреть на него, да и крысу тоже жалко (Ира успела к ней привязаться, несмотря на то что всегда боялась крыс и мышей), но девушка ничего не могла сделать. Правда, ее несколько удивило, что Денис оставил клетку с визжащей Зиной прямо под деревом, а сам ушел. Она пыталась промыть разбитый носик Зины ватой, но крыса не давалась в руки и больно оцарапала ей руку. Чертыхнувшись, девушка отнесла клетку в дом.

Ольга готовила на обед фасолевый суп, что-то напевая себе под нос, и Ирина не могла не улыбнуться. Сегодня она с изумлением для себя отметила, что Ольга за какой-то один день из неприметной, бесцветной особы превратилась в весьма привлекательную и милую девушку. Она словно расцвела, как расцветает чудесная роза. Глаза девушки сияли, лицо лучилось счастьем. «А этот Стропов, оказывается, сердцеед, – усмехнулась Ира. – Влюбить в себя меньше чем за сутки девушку – на это нужен талант».

Диана угрюмо сидела в беседке, вяло листая журналы мод, но цепкий взгляд Ирины сразу отметил, что разодетые манекенщицы интересуют Миляеву меньше всего.

«Что-то гложет ее», – подумала Ира. Обильный макияж не смог скрыть бледность и явную усталость девушки.

Поразмыслив, чем бы заняться, девушка решила постирать вещи. Дэн снова где-то вывозился, как поросенок, да и у Ирины накопилось кое-какое белье.

Нагрев на костре воду, девушка начала стирать. Она очень трепетно относилась к чистоте и личной гигиене, не без труда приучив к этому Аверина. Ира свалила выстиранные вещи в таз и направилась к ручью. Она знала, что нет ничего лучше, чем прополоскать выстиранное белье в проточной воде либо ручье.

Полоская в прозрачной воде рубашку Дениса, она вспомнила про золото, которое им показывал Клим. А вдруг и ей удастся найти самородок? Ирина не относилась к категории меркантильных девушек и не испытывала особой тяги к богатству, но найти в заброшенном уголке земли в горном ручье золото – такая романтика! Пусть даже самый малюсенький самородок. Она убрала бы его в маленькую шкатулку, которую ей подарил на 8 Марта Дэн, и изредка любовалась бы, особенно по вечерам. В этой очаровательной шкатулке, сделанной вручную, уже лежали золотые серьги в виде изящных бабочек с распахнутыми крыльями, у каждой вместо глаз – по крохотному бриллиантику. Эти серьги тоже подарил ей Дэн – в тот день, когда он сделал ей предложение.

Внезапно подул сильный ветер, растрепав волосы. Ирина поправила прическу, занеся в мысленную записную книжку, что нужно будет покрасить волосы в естественный цвет. Вода была холодной, и руки девушки покраснели, но она не обращала на это внимания. Тем более осталась только ее футболка.

Хриплое карканье вороны, казалось, раздалось над самым ухом, и Ирина, вздрогнув, чуть не выпустила из своих залубеневших рук майку. Выжав ее, она поднялась на затекшие ноги, тысячи иголок вонзились в икры.

И обомлела.

Туго скрученная футболка, похожая на большой кокон, выскользнула из внезапно ослабевших пальцев и тяжело плюхнулась обратно в ручей. Потоки воды тут же ее расправили и плавно понесли по течению.

Ирина чувствовала, как страшный, нечеловеческий крик рвется изнутри, легкие словно съежились и уменьшились в размере, как прошлогодние листья, виски сдавило, горло мгновенно пересохло. Она пыталась вздохнуть, но гортань будто сузилась до размеров игольного ушка. Изо рта вырвался сиплый, жалобный свист. Она расширенными глазами смотрела вперед, пытаясь совладать с собой и мысленно убедить, что то, что фиксирует ее зрение, не что иное, как сон либо плод ее разыгравшегося воображения.

Прямо перед девушкой, в двух-трех шагах от нее, посредине ручья кто-то стоял. Черное бесформенное одеяние полностью закрывало тело, из-под капюшона на Ирину не мигая смотрели две жутких дыры. Скрюченная рука существа откинула капюшон, и на девушку хитро уставилось безжизненное потрескавшееся лицо.

Ирина закричала – легкие ее наконец наполнились воздухом, и она издала долгий, истошный крик. Многократное эхо было ей ответом.

Фигура поманила ее рукой.

Девушка слышала свой голос словно издалека. Нить, соединяющая сознание с телом, начала рваться, и перед тем, как она провалилась в темноту, в ее мозгу пронеслось: «Оно не стоит. Ононадводой».

* * *

Дэн бесцельно брел вдоль ручья, поднимаясь вверх в гору. Изредка он нагибался, чтобы поднять камень и швырнуть его в воду. На шее у него болтался фотоаппарат в кожаном чехле. Он уже сделал несколько снимков и теперь искал что-нибудь необычное. Ирина любила собирать фотографии с различными пейзажами, Дэн даже подарил ей на Новый год огромнейший обшитый бархатом фотоальбом, который Ира заполнила почти наполовину. Если ему повезет, ее коллекция вскоре значительно пополнится.

В лагере стало скучно. Денис с грустью видел, что их компания разваливается прямо на глазах – Ольга всех сторонится, предпочитая общество Димы, Диана становится все капризнее и невыносимей, Стропов смотрит на Вита, как на коровью лепешку, а ведь раньше они были лучшими друзьями! Дэн также не мог не заметить, как иногда Диана с Дмитрием смотрят друг на друга. От проскальзывающих искр ненависти между их взглядами вполне можно было запалить большой костер. Правда, в последнее время Стропов вроде как вообще перестал обращать внимание на свою бывшую подругу и свободное время уделяет Ольге, и Дэн не мог не согласиться, что эта пара действительно хорошо смотрится. Гуфи же вообще не желает ни с кем сближаться и весь день, нахохлившийся, сидит в беседке, обложившись своими дурацкими книжками. На его шутки Игорь уже не реагирует, и Ира сегодня утром потребовала, чтобы Денис оставил его в покое.

Мыслями он вновь вернулся к Зине. Состояние его любимицы все больше волновало его. Нет, поправил он себя, не просто волновало. Психоз крысы сильно напугал его и привел в полное отчаяние. Ему никогда не доводилось слышать, а уж тем более видеть, чтобы грызуны вели себя подобным образом. Он ревностно относился к здоровью своей крысы и не мог и мысли допустить, что она могла где-то подцепить какую-нибудь болезнь или, не дай бог, бешенство.

(Готов поклясться, Зина хочет, чтобы мы покинули это место…)

Дэн не верил в сверхъестественное, но, видя, как ведет себя Зина, был почти готов поверить, что крыса действительно умоляла их уехать из этого места.

«Если она не начнет есть, то скоро подохнет. Не буду же я кормить ее через задницу, – угрюмо думал Дэн, поднимаясь все выше. – Если еще раньше она не раскроит свой череп о прутья клетки».

Лагерь остался далеко позади, и Денис несказанно удивился бы, узнав, как далеко он забрался.

Он сделал пару снимков и остановился, рассеянно оглядываясь вокруг. Внезапно он понял, что идет уже более часа. Пора возвращаться домой, подумал парень и развернулся. Дэн сделал пару шагов и вдруг замер, словно кто-то неведомый, держа в руках специальный дистанционный пульт управления, нажал на кнопку «пауза».

Он услышал, как сзади треснула ветка.

Дэн моментально покрылся потом, сердце бешено заколотилось. Он стал медленно поворачиваться, с содроганием понимая, что ему вовсе не хочется видеть то, что может оказаться позади. «Господи, а вдруг это кабан?!» Он обернулся, чувствуя, что ноги его внезапно превратились в две разваренные макаронины и убежать на них он далеко не сможет.

Это был олень. Высокий, стройный, с гордо разветвленными кустистыми рогами, он, нисколько не пугаясь, с любопытством разглядывал молодого человека.

У Дениса перехватило дыхание, но он быстро справился с собой. Ни фига себе, настоящий олень! Да все от зависти лопнут, когда он покажет им фотографии с оленем! Дэн принялся торопливо открывать объектив фотоаппарата.

«Спокойно, только спокойно, дорогой мой Бэмби, и все будет чики-пук», – бормотал Дэн.

Щелк!

Животное продолжало молча изучать юношу.

Тут Дэн вспомнил, что забыл включить вспышку. Переведя рычажок в нужное положение, он дождался, когда загорится зеленая лампочка, и прильнул к видоискателю.

Олень вздрогнул и попятился.

Дэн выругался про себя и осторожно шагнул вперед. «Ну пожалуйста, постой смирно хоть пару секунд!» – молил он про себя животное. Щелк!

Сработала вспышка, олень испуганно взбрыкнул и скрылся в кустах.

Парень раздумывал ровно одну секунду. В лагере все равно делать нечего, далеко в лес заходить он не будет, лишь пройдет немного за оленем и сделает еще несколько снимков. Он хорошо видел уходящее животное и шел по его следам.

Вдруг олень побежал.

Дэн помчался за ним, позабыв про все на свете, горя только одним желанием – подобраться поближе и сфотографировать оленя в полный рост. Ветки хлестали по лицу, в кроссовки набилась земля, но на такие пустяки глупо обращать внимание.

Некоторое время расстояние между ними было не более семи-десяти метров, и Дэну даже стало казаться, что он вот-вот нагонит животное. Мысль о том, что при желании олень запросто мог убежать от него, Дэну в голову не приходила. Вскоре перед ними возникла плотная стена из скрюченных деревьев и колючих кустарников. Через мгновенье олень произвел огромный скачок прямо в чащу и исчез. Дэн, недолго думая, рванул вслед за животным, но вскоре потерял его из виду. Треск ломаемых веток становился все тише и скоро совсем прекратился.

Тяжело дыша, Дэн остановился. Волосы растрепались, сдерживающий их ремешок где-то потерялся, на щеке алела свежая царапина, с локтя свисал клок разорванной рубашки.

«Черт бы подрал этого рогоносца!» Дэн был вне себя от досады. Чего он испугался? Оставалось надеяться, что пара кадров, которые он успел отснять, получатся хорошего качества. Вот только как теперь выбраться к ручью?

Юноша вышел из зарослей, в которых исчез олень, и побрел обратно.

Он не прошел и нескольких метров, как сзади послышалась какая-то возня. Дэн, воодушевленный, надеясь, что олень все же вернулся, чтобы ему позировать, обернулся.

Шорох повторился. В кустах что-то было.

Все еще улыбаясь, Дэн сделал два шага.

В кустах раздался смех.

На лице Дениса появилось удивленное выражение, потом он облегченно вздохнул. Ира! Она что, шла за ним?

Смех прекратился, и в кустах что-то пронеслось. Это что-то двигалось дальше в темноту леса, туда, где скрылся олень.

Улыбка на лице Дэна поблекла.

Это была не Ира.

Мелькнувшее на мгновенье среди деревьев женское лицо было ему незнакомым, и в то же время Денис был уверен, что он раньше встречался с этой девушкой, хотя смех ее был очень похож на смех Ирины. Но кто это? И как она могла здесь очутиться?! Ведь в этой глуши, как уверял Клим, никого, кроме их компании, нет!

Смех повторился, судя по всему, девушка удалялась.

– Эй! – крикнул Дэн и осторожно, стараясь не оцарапаться об искривленные сухие ветки акации, вошел в чащобу. С трудом продираясь сквозь плотную стену из кустов, он напряженно вглядывался в чащу. – Где ты?!

Среди деревьев снова что-то мелькнуло, и Дэн улыбнулся. Хочет поиграть с ним в прятки? Пожалуйста!

Бормоча что-то себе под нос, молодой человек упрямо шел вперед, ноги путались в колючей иглице и папоротниках, в волосы и за шиворот набилось сухих листьев и сосновых игл, фотоаппарат колотился о грудь, но Дэн не чувствовал этого. Почва под ногами стала мягче, одна кроссовка вступила во что-то мокрое.

– Помогите! – раздался кривляющийся голос. Меньше всего этот странный, немного гнусавый женский голос был похож на голос нуждающегося в помощи, но юноша не обратил на это внимания.

Он шел в сторону голоса. Запахло тиной.

Смех раздался в третий раз, такой заманчивый и сладострастный.

* * *

На пляже я встретил Клима. Снимая ласты, Климентий с недовольством отметил, что «под водой ни черта не видно» и что «в подобный шторм заниматься подводной охотой – дерьмовая затея». Я сказал ему, что совершенно с ним согласен. «Три часа – и всего лишь две скорпены, куда это годится?!» – кипятился он, упаковывая ружье в непромокаемый чехол. Одному Ральфу было все равно, шторм ли на море или штиль, – он всегда рад, когда рядом хозяин.

В лагерь мы возвращались к обеду.

– Клим, все-таки почему ты не предупредил нас о болоте? – спросил я.

Он сердито взглянул на меня:

– Я же говорил, не лезьте дальше запруды! А если бы я рассказал о болоте, то тебе обязательно захотелось бы увидеть его. Разве не так?

– Может быть. Зато мы видели запруду. Кабаны устроили там бассейн. Правда, самих кабанов увидеть нам было не суждено.

Клим усмехнулся:

– У этих животных обоняние в шесть раз сильнее, чем у собак, я уж молчу про людей. Это очень осторожные звери, и обывателю увидеть их в естественной среде практически невозможно…

Пока мы разговаривали, снова заморосил дождь, и меня внезапно охватило какое-то странное щемящее душу чувство. Вдобавок заныли сросшиеся кости на сломанной ноге, и с каждым пройденным метром во мне крепла уверенность, что должно произойти что-то непоправимое.

Клим продолжал что-то рассказывать про кабанов и добрался до медведей, но я уже думал о другом. Я шел и размышлял о том, что непоправимое уже произошло. Произошло задолго до того, как мы ушли на море. Возможно, это произошло вчера…

Внезапно я почувствовал, что порезанный вчера палец стал влажным. Собственно, ничего удивительного – шел дождь. Только капли дождя были прохладными, а забинтованное место почему-то было теплым, будто я держал руку на батарее. Посмотрев на руку, я с трудом подавил крик. Бинт из белого превратился в красный, кровь капала на землю, оставляя цепочку алых следов, которые тут же смывались дождем. Где я успел зацепиться?! Кровь лилась, как из плохо закрытого крана, но боли, как ни странно, я не чувствовал.

Клим тоже увидел кровь и замолчал.

– Тебе нужно сменить повязку, – произнес он.

– Пожалуй, – ответил я.

Весело прыгающий впереди него Ральф вдруг остановился. Уши его были прижаты к голове, он присел, словно готовясь к нападению, и с беспокойством смотрел вперед, туда, где синели наши домики. Уже был виден поднимающийся дым от костра.

– Ну, что встал? Давай, братец, не заставляй меня торчать под дождем, – резко сказал Клим, но Ральф будто превратился в статую. Верхняя губа собаки задралась, показывая белые клыки, из глотки послышалось угрожающее ворчание.

– Ральф! – В голосе Клима слышалось нетерпение. Он взял овчарку за загривок и попытался сдвинуть ее с места, как вдруг Ральф заскулил. Упираясь лапами в землю, он начал пятиться, не сводя застывшего взгляда с домиков. Мокрая шерсть собаки поднялась дыбом, превратившись в миллион ощетинившихся иголочек. Жалобный скулеж превратился в завывание. Ральф беспомощно взглянул на хозяина.

«Нет, я не пойду туда! – говорили его испуганные глаза. – Хозяин, я боюсь!..»

– Да что с тобой? – Клим потрясенно смотрел на своего четвероногого друга.

Овчарка явно была в смятении. Задрав голову, Ральф издал леденящий кровь вой, не хуже волчьего. Затем завизжал. Потом он вскочил и… обмочился. Скуля и повизгивая, Ральф уткнулся мордой в ноги Клима, словно прося прощения о своем недостойном поведении. Клим нахмурился.

– Может, он учуял медведя? – спросил я, но Клим отрицательно покачал головой.

– Медведь никогда не пойдет в сторону запаха дыма, – медленно ответил он, пытаясь успокоить собаку.

Я обратил внимание, что капающая из раны кровь превратилась в тоненький ручеек, который образовал на земле лужицу.

– Иди в лагерь, я сейчас подойду, – сказал Клим и присел перед собакой.

Пока он пытался безуспешно успокоить Ральфа, ко мне подбежал Гуфи.

– Дима, где ты ходишь?!

– Что-нибудь случилось?

– Спрашиваешь! Во-первых, пропал Денис.

Я с недоумением уставился на Игоря.

– Как пропал?

– Вот так, никто даже не видел, как и куда он ушел, его уже больше часа нет.

Черты лица Клима затвердели, он выпрямился. Ральф продолжал истерично выть, отчего у меня по спине поползли мурашки.

– Что еще? – Я с трудом пытался сохранить спокойный тон.

– Еще? Пойдем в дом, узнаешь.

– Дмитрий, я отведу Ральфа и сейчас подойду, – крикнул мне вслед Клим, и мы с Гуфи направились к лагерю.

Из дома, хлопнув дверью, с озабоченным видом вышел Вит.

– Ну, что у вас? – с тревогой спросил я, мысленно моля бога, чтобы с Ольгой было все в порядке.

Вит молча взял меня под руку и отвел в сторону. Я обратил внимание на то, что его руки трясутся.

– Клим пришел? – В его голосе проскальзывали панические нотки.

– Да. Ты можешь объяснить толком, что произошло?

– Где Дэн? Он с вами?

– Нет, ты же видел, я уходил один. На море, кроме меня и Клима, никого не было, – ответил я удивленно.

– Он исчез. Сначала он возился с Зиной, а потом как-то вдруг пропал…

Я глубоко вздохнул, чувствуя, как у меня засосало под ложечкой.

– Когда это примерно произошло?

Вит с отрешенным видом пожал плечами:

– Час назад, может быть, больше.

– Он ничего не сказал, перед тем как уйти?

Вит отрицательно покачал головой:

– Начался дождь, а его все нет. Может, он заблудился в лесу?

Из дома Клима донесся протяжный вой Ральфа. Значит, ему удалось затащить собаку домой, это уже хорошо. Но в этом вое было столько горя и неподдельного страха, что у меня по коже прошел мороз.

Вит затравленно посмотрел по сторонам, дыхание его стало прерывистым, лицо вдруг посерело.

– Есть еще одна проблема, Стропов, – тихо проговорил он.

– Какая?

– Когда ты ушел, Ира затеяла стирку. Потом она отправилась к ручью – прополоскать вещи. Она… – Вит отвел взгляд.

– Ну? – поторопил я его.

Игорь стоял в трех шагах, растерянно переступая ногами.

– Ты помнишь, о чем мы с тобой вчера разговаривали?

– Разумеется. Склероз не относится к числу моих многочисленных недостатков.

– Короче, там, на ручье, Ира что-то видела. Что-то странное. Я имею в виду, с точки зрения человеческой логики…

– Да не тяни ты! С точки логики… Говори нормальным языком! – не выдержав, рявкнул я.

Вит издал нервный смешок:

– Она утверждает, что кого-то видела, но я не особенно верю в это. Мне кажется, у нее перегрелась на солнце голова…

– Вит, какое солнце, второй день льет дождь! Кого она видела?

– Во всяком случае, не кого-то из нас. Она…

– Что?!!

Вит снова замялся и вдруг скороговоркой выпалил:

– Она утверждает, что видела в нескольких метрах от нее зависшую над водой фигуру в черном. Димон, я согласен, это звучит как бред, но Ира считает, что это наша смерть. Хрен его знает, я ничего не понимаю.

Я в изумлении уставился на Вита, чувствуя, как у меня отвисает челюсть. Глядя на него, я с надеждой пытался поймать в его беспокойно бегающих глазах хоть малейший намек на то, что все, что здесь он мне рассказал, – шутка, пусть глупая и неудачная, но шутка. Я хорошо знал Виталия, и мне было известно, что если бы он хоть на секунду засомневался в достоверности только что рассказанной мне истории, то никогда бы не стал тратить время на пустой пересказ каких-то баек.

– Я зайду к ней, – сказал я.

– Сейчас не стоит. Девчонки в шоке, они боятся, Димон.

– Кого, меня?

– Ты что, идиот? Послушай, я…

– А где Ольга?

– Она в домике любви, – сказал Вит. – Слушай, мне это очень не нравится…

– Туфта! – Я наконец взял себя в руки. – Ты что, хочешь меня убедить, что мы попали в страшную сказку? Ты в это действительно веришь, Вит?

– Дима, Ира орала так, словно рожает дикобраза! Ты слышишь меня? Когда мы прибежали к ручью, она былабез сознания. Тебе этого не достаточно?!

– Ты стал слишком суеверным, – выдавил я, понимая, что абсолютно ему верю.

– А Ральф? А Зина?! – Голос Вита сорвался.

Нет, этого было достаточно. Это было более чем достаточно. Разве не чувствовал я всю обратную дорогу, что что-то случится?

Со стороны дома Клима вновь раздался тоскливый вой Ральфа.

Я поднял руки, показывая всем своим видом, что спорить больше не намерен.

– О'кей, успокойтесь. Сегодня в семь часов придет лодка, и мы отправимся домой. Устраивает?

– Нужно отыскать Дэна, – сказал Вит.

– Так. Поступим следующим образом. Сейчас мы с тобой сходим к ручью и посмотрим на вашу Бабу-ягу. Игорь останется с девушками, – сказал я. – Затем отправимся искать Дэна.

Игорь кивнул.

Глядя на Виталия, я поймал себя на мысли, что вчера вечером даже не стал утруждать себя размышлениями по поводу того, что он мне наплел про старуху в зеркале, поскольку не верил ни единому его слову. Все происшедшее с Ди я списывал на галлюцинации, вызванные резкой сменой обстановки, а также кое-какими присущими только ей личностными качествами. Кстати, где она? Наверное, тоже в доме, забилась от страха под кровать.

Тем временем Вит заметно успокоился. Возможно, почувствовал, что лед между нами, превратившийся в последнее время в целый айсберг, стал постепенно таять и мы вновь сближаемся, и подсознательно искал у меня, пусть слабой, моральной поддержки.

Я зашел в домик любви.

Ольга понуро сидела на кровати, отсутствующе глядя на плачущее дождем окно. Заметив меня, она что-то торопливо убрала за спину.

– У тебя все нормально? – с ходу спросил я, разбинтовывая руку. – У меня открылась рана, нужно наложить повязку… Что с тобой? – Я остановился, увидев, как она вздрогнула. Ольга молча покачала головой. – Давай. Бинты должны лежать где-то в тумбочке. Помоги мне… – тараторил я, чувствуя, что она чего-то ждет. Ждет, что я подойду к ней, мягко обниму, шепну что-то ласковое на ушко. Но ничего подобного я делать не стал, времени было в обрез, к тому же нужно было идти на поиски Дэна. Размотав старый бинт, я в недоумении уставился на рану. Ее покрывала корка, сухая, как свежий памперс, и она вовсе не была содрана. Откуда же лилась кровь?

Ольга в полном молчании вытерла салфетками мою руку и заново ее перебинтовала. Подпрыгивая от нетерпения, я выскочил наружу.

– Может, хватит ломать комедию, Вит? – спросил я шагающего впереди Виталия. – Не кажется ли тебе, что это уже зашло слишком далеко?

– Черт! Я бы сам хотел очень верить в то, что это мне все снится, – ответил он, не оборачиваясь.

– Похоже, у меня появились кое-какие вопросы к лучшему другу твоего отца. Я про Климентия.

Виталий обернулся и окинул меня недоверчивым взглядом.

– Думаешь, он имеет какое-то отношение к происходящему?

– Откуда мне знать? Вы же с Дэном разыграли Ольгу со змеей. Может, у Клима тоже своеобразный юмор.

Вит недовольно сказал:

– Сильно сомневаюсь, что Клим станет одеваться в черное и торчать в ледяном ручье только по той причине, что ему хочется нас напугать.

– Ну и что? Может, у него хобби развлекаться подобным образом.

– Ты что, дурак? – разозлился Вит. – А в зеркало к Ди он тоже влез?

– Ладно, остынь, – произнес я.

С этими словами мы взобрались на небольшой пригорок, откуда был виден ручей. Подойдя к самой кромке воды, я увидел таз с бельем. Ручей спокойно журчал, перекатываясь по влажным камням, некоторые лениво выставили на солнце свои черные спины, став похожими на каких-то морских животных.

Больше ничего.

– Собственно, глупо было бы рассчитывать увидеть здесь что-нибудь другое, – с досадой проговорил я, поднимая таз. – Пошли отсюда. Пусть девчонки начинают собирать вещи, – размышлял я вслух, – мы же пойдем искать Аверина. Что с Зиной?

– Все так же. Не лучше и не хуже, если тебя это интересует.

– Понятно. Вы обедали?

– Нет, какое там!

Я тут же почувствовал, как мой желудок громко заурчал, словно проснувшись при упоминании о еде.

Наскоро перекусив сухарями и рыбными консервами, мы отправились на поиски Дэна. Клим взял с собой двустволку. Ему так и не удалось успокоить Ральфа, и он посадил овчарку на цепь.

Ирина выпила успокоительное и уснула. Я так и не успел поговорить с ней. Рука больше не кровоточила, хоть это успокаивало.

– Когда придет лодка, скажите Константину, что мы собираемся ехать обратно, и пусть ждет нас до упора, – наказывал Вит Гуфи.

– Ты взял с собой свою хлопушку? – обратился я к Виту, нервно покусывающему губы (его всегда бесило, когда я называл его пистолет «хлопушкой»). – Захвати. Так, на всякий случай.

«Ральф что-то чувствует, – говорил Клим. – Даю руку на отсечение, но он чувствует».

Ольга спросила, каким образом мы будем добираться до города, когда лодка отвезет нас в Соловки, поскольку, по договоренности, «Икарус» придет за нами только через пять дней. Вит сдержанно ей ответил, что можно будет договориться с Константином, чтобы он добросил нас до другого населенного пункта, который так или иначе ближе к Новороссийску. В крайнем случае, добавил он, попробуем договориться с кем-либо из владельцев машин в Соловках. Игорь сделал резонное замечание, что проблемы нужно решать по мере их возникновения, пояснив, что в Соловки еще нужно попасть.

– А где Диана, ребята? – тихо спросила Оля, и Вит медленно повернул в ее сторону голову.

– Разве она не в доме? – спросил он приглушенно. – Я думал, она с тобой.

Оля растерянно покачала головой, и лицо Вита перекосилось. Он бросился к домикам, но все и так уже было ясно. Пока мы были озабочены пропажей Дэна, куда-то подевалась Ди.

Лес встретил нас равнодушным шелестом листвы.

* * *

– ДЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭН!!! ДИАНААААААААААА!!!

Мы бродили по лесу почти два часа и охрипли от воплей, окликая Дэна. Клим развешивал на соснах лоскутки красной материи. Для ориентира, пояснил он. Дождь то прекращался, то снова заряжал с новой силой.

Начало смеркаться, и мы зажгли фонари.

«Уж если Клим допускает возможность того, что он может заблудиться, то что говорить о Дэне и тем более Ди», – в отчаянии думал я. В довершение ко всему опять начался дождь.

– За час они не могли уйти далеко, – пытаясь успокоить сам себя, пробормотал Вит.

– За час на них могли напасть шакалы или укусить гадюка, – холодно заметил Клим. – Они могли грохнуться с обрыва и сломать себе шеи. Они могли влезть в болото. – При слове «болото» Клим сердито посмотрел на меня, и я втянул голову поглубже в плечи. – Продолжить? Не забывай, что мы ищем их уже больше двух часов, – горячился Клим. – Я же говорил вам: ни в коем случае не удаляться в одиночку от лагеря! Вам что, воспитатель нужен, как в детском саду? Свалились вы на мою седую голову! Делать мне больше нечего, как по лесу в дождь шастать, вас, мудаков, разыскивать! Ехали бы в таком случае в пионерский лагерь!

Мы с Витом угрюмо молчали. Уже то, что всегда спокойный Клим использовал крепкие словечки, говорило о том, что дело зашло слишком далеко.

– Насчет воспитателя ничего сказать не могу, но вот в репу они у меня точно схлопочут, – проворчал я.

– Может, рассредоточимся и пойдем цепью? Что мы втроем толкаемся, только мешаем друг другу, – робко предложил Вит.

Клим скептически посмотрел на него и ничего не сказал, но все и так было яснее ясного. Не хватало еще потеряться нам с Виталием.

Мы остановились немного передохнуть. Через несколько минут шествие продолжилось. Отчаяние все больше овладевало нами, таким беспомощным я не чувствовал себя, даже когда мы с Ольгой заблудились в болоте.

Болото…

Что, если Дэн или Ди тоже сейчас там? Мысль о том, что ребята в данный момент находятся где-то в трясине, привела меня в ужас.

– Возможно, кто-то из них уже пришел в лагерь, – подумав, сказал Клим, зажигая трубку. – Надежда слабая, но тем не менее. Я предлагаю…

Долгое, хриплое завывание прервало речь Клима.

Всем известны такие выражения, как «поджилки трясутся» и «волосы дыбом встают». Так вот, все это ерунда по сравнению с тем, что я испытал в тот момент, когда до моих ушей донеслись эти душераздирающие вопли.

Дождь снова усилился, вечернее небо озарила вспыхнувшая молния. Вой прекратился, но ненадолго. Мгновением позже он повторился, на этот раз он длился еще дольше, нарастая октава за октавой, пока не замер на верхней точке регистра. И вслед за ним – взрыв бешеного, визжащего хохота, после чего воцарилась пронзительная тишина.

Я застыл на месте, не в силах пошевелиться. Вит, шедший позади, натолкнулся на меня, чуть не сбив с ног. Клим снял с плеча ружье. Вит полез за пазуху, лицо его блестело от струящегося пота и капель воды. Фонарь в моих руках дрожал, выхватывая из сгущавшихся сумерек искривленные стволы деревьев, напоминающие сгорбленных чудовищ, только и ждущих подходящего момента, чтобы утащить нас в чащу.

– Что это было? – спросил помертвевшим голосом Вит.

– Думаю, мы это выясним в ближайшее время, – хладнокровно ответил Климентий. – Но это не шакалы, точно, – помедлив, прибавил он, взводя курок.

Мы растянулись в цепочку. Чем ближе слышались эти кошмарные вопли и завывания, тем больше мне казалось, что в них иногда проскальзывают знакомые до боли интонации.

Вой прекратился так же неожиданно, как и начался. Под ногами шуршала влажная трава и листья, одежда промокла насквозь.

– Йенэнкельт! Шог ниггуратт! – хрипло раздалось вдруг рядом, и я почувствовал, что мой мочевой пузырь готов опорожниться. Трясущимися руками я вынул из чехла нож. Впереди возникли чьи-то очертания, человека или зверя – мы не видели и подошли ближе.

Яркий свет трех фонарей остановился на расплывчатой темной фигуре, сидевшей к нам спиной в нескольких шагах от нас. Послышалось злобное бормотание.

Прошло какое-то время, и лишь потом сознание запоздало подало импульс в мозг, и поступившая информация вызвала новый приток адреналина в кровь. Несомненно, это был голос Дэна. Хриплый, истеричный, но это был его голос.

Мы вышли на небольшую полянку и обступили нечто сгорбленное, застывшее прямо на мокрой земле. Вит направил в его сторону пистолет, мелко подрагивающий в руке. Поза сидящей фигуры нравилась мне все меньше и меньше. Странно согнутая, она напоминала мне злобного тролля из страшной сказки, который склонился над своей жертвой. Три луча осветили сидящего.

Перед нами на коленях сидел Дэн, неподвижно уставившись на разложенные перед ним обломки лесных веток. После беглого осмотра я обратил внимание, что ветки разложены не хаотично, а напоминали какую-то надпись. В нос ударил резкий запах рвотных масс.

Вит испустил вздох облегчения. Клим опустил ружье и направил фонарь прямо в лицо Дэну.

– Эй, – негромко позвал он его, – ты слышишь меня?

Никакой реакции. При ближайшем рассмотрении стало видно, что Дэн с ног до головы вымазан чем-то темно-зеленым, и сквозь зловоние рвоты стал пробиваться запах мышей и протухшей капусты. Так же пахло на болоте.

– Господи, – только и смог вымолвить Вит. – Дэн! Где Диана?

Клим подошел вплотную к Дэну и затряс его за плечо.

– Эй, парень! Если ты слышишь меня, кивни!

Раскат грома заглушил последние слова Клима.

Дэн начал медленно поднимать голову. Сверкнувшая молния на миг осветила его лицо.

Вит непроизвольно вскрикнул и отшатнулся, как от прокаженного, и я не виню его за это. С большим трудом сдерживая подступающую к горлу тошноту, я изо всех сил сжимал в руке фонарик.

На нас немигающим взглядом вылезших из орбит глаз уставилась бледная раздутая физиономия, лишь отдаленно напоминавшая чертами того взбалмошного Дэна, которого мы все привыкли видеть. Длинные мокрые волосы, перепачканные тиной, торчали в разные стороны, на щеках и подбородке виднелись следы рвоты, постепенно смываемые струями дождя. На шее болтался зачехленный фотоаппарат. От рубашки остались одни рваные лохмотья, джинсы в черной смрадной массе, одной кроссовки не было. Но самое страшное – это выражение его лица. Словно парализованный, я не мог отвести от него взгляда.

Дэн улыбался.

Но улыбка эта была не такой, какой обычно улыбался Дэн, даже когда он перегибал палку в своих шутках. Это была улыбка злобного ребенка, с возбуждением отрывающего лапки у мухи.

Но не сама улыбка вызвала у меня ужас. Рот Дэна был неестественно растянут чуть ли не до самых ушей и напоминал разрез на теле.

– Послушай, приятель, – начал было Клим, кладя ему руку на плечо, но Дэн неожиданно заговорил:

– Мы встретили врага. Он – это мы сами. Пенумбрафаргаде. Вы знаете, что это такое? На языке мертвых это примерно означает «дитя ночных грез», а иначе – «проклятье».

Все пораженно молчали. Вит стоял рядом, и я слышал, как его зубы выбивают отчаянную дробь. Голос Дэна изменился. Он звучал как-то приглушенно, словно его обладатель что-то ел и не успел до конца прожевать. Но вдруг вспомнил, что ему срочно необходимо сказать что-то очень важное. Он отклонился назад и убрал с лица мокрые волосы:

– Оно раскроет вам смысл истинного пути и направит по древней тропе мудрости. Когда ты идешь по ней, нельзя спотыкаться. Нельзя замедлять шаг. И ни в коем случае поворачивать назад. Так сказано в Книге Странствий. Ты ведь уже знаком с ее содержанием, Инин? – Дэн впился глазами в Клима.

– Как… Откуда ты знаешь мою фамилию? – охрипшим голосом спросил Клим.

Дэн, откинув голову, залился безумным смехом. В свете фонаря я заметил на шее Дэна два больших расплывчатых пятна темно-бордового цвета, которым я сначала не придал значения. Лишь вспыхнувшая молния позволила более тщательно разглядеть странные покраснения, о происхождении которых я совсем не хотел знать. Эти пятна очень напомнили мне тот далекий день, когда мы с Ди остались вдвоем у меня дома и, позабыв все и вся, предавались любовным утехам. Тогда-то она и прильнула к моей шее, словно вампир Брэма Стокера, и долгое время не отрывалась, захватывая своими сочными губками кожу на моей шее. На следующий день мне пришлось замазывать греховный след пудрой, которую я позаимствовал у матери…

Теперь, стоя в лесу, в кромешной темноте, продрогший от холода и промозглого дождя, с ножом в руке, я видел точно такие же отметины на шее Дэна.

Пятна на шее Аверина были не чем иным, как засосами от поцелуев. Страстных поцелуев…

Утром их не было.

– Клим, а как насчет Татьяны? – вкрадчиво промурлыкал Дэн или тот, во что он превратился.

– Что… что ты знаешь об этом?! – Голос Клима дрогнул.

– Чтобы понимать живых, нужно больше общаться с мертвыми, Клим. И не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я. Или ты хочешь сказать, что не знал, как она извивалась под Константином, пока ты лазил по горам со своей пукалкой? Не смеши меня, – прогнусавило сидящее на коленях существо. Вдруг его вырвало, резко запахло блевотиной.

В стынущем воздухе тяжело повисла пугающая тишина.

– Костя, давай еще, умоляю… Ты же можешь, не то что мой тюфяк! Ох… Еще… – Дэн вдруг заговорил женским голосом. Я и Вит непроизвольно попятились. С лица Дениса не сходила жуткая улыбка. Пожалуй, она даже стала еще шире. Нижняя губа не выдержала и лопнула, по его подбородку потекла струйка крови.

– Ты… – Клим скрипнул зубами и замахнулся прикладом. Нисколько не сомневаясь, что он сейчас размозжит Дэну голову, я бросился к Инину.

– Стой! – выкрикнул я, повиснув на его руке. – Ты что, не видишь, он не в себе?

Тяжело дыша, Климентий посмотрел на меня, глаза его метали молнии.

– Татьяна была моей женой, – тихо проговорил Клим, медленно опуская ружье. – Она умерла два года назад, от рака. И я никогда… То есть она… Она любила… Но как… Как он узнал? – Голос его срывался от ярости.

Дэн, казалось, потерял к нам всякий интерес и снова уставился в немыслимую надпись из веток. Затем тихо произнес, не поднимая головы:

– ТАМ. ВЕЧНОСТЬ. И ПОКОЙ.

Убрав в чехол нож, я подошел к нему. Невыносимый смрад болотной тины и рвоты сводил с ума.

– Дэн, очнись! – Я ударил его по щеке. – Вставай!!! Где Ди? Вы были вместе?

Медленно, словно загипнотизированный, Денис, шатаясь, поднялся, продолжая тупо разглядывать бессмысленную абракадабру из разложенных палок. Я смотрел на его горбатую фигуру с безвольно повисшими руками, и мне чудился образ вылезшего из могилы мертвеца.

Дождь лил уже как из ведра, образуя лужи в небольших впадинах на земле.

– Но в одном ты был прав, Инин. – Дэн поднял голову. – Шакалы здесь действительно нападают только стаей. – Он, качаясь, словно пьяный, повернулся и, задрав голову, издал жуткий протяжный вой. В сумерках и отблесках молнии он прозвучал как клич смерти.

В ответ из глубины леса раздался тоскливый вой шакалов.

– Дима, что за… – хрипло прошептал Вит.

Я направил фонарь на спину Дэна, и мне стоило огромных усилий сдержаться, чтобы не закричать. Жалкие остатки рубашки не скрывали спины Дэна. Она была сплошь покрыта глубокими порезами, кровь широкими струями стекала на его джинсы, верхняя часть которых уже потемнела и набухла.

Шакалы завыли снова, на этот раз громче.

– Прекрати, Дэн! – закричал Вит.

– Сила прошлого протягивает вам руки мертвых. Это был классный секс. Я не должен уходить. Я… – Закончить Дэн не успел, потому что в следующий момент он уже заваливался набок, потеряв сознание от сильного удара Клима.

Я в оцепенении стоял, не зная, что предпринять. Клим ловко подхватил обмякшее тело Дениса и сказал мне:

– Помоги мне взвалить его на спину.

Поддерживая бесчувственное тело Дэна, я с содроганием чувствовал, как мои руки становятся липкими и скользкими.

«Господи, что с ним случилось? – в ужасе думал я. – Он сошел с ума? Как и его крыса?» Вдруг на его спине я нащупал что-то шершавое и острое. Дотронувшись до странного предмета, я почувствовал, как он вываливается из раны, но в последний момент я успел удержать его пальцами. Что это, камень? Кусок щебня?

Клим взвалил на плечо Дэна и, швыряя мне ружье, бросил:

– Убираемся отсюда.

– А как же Диана? – жалобно проговорил Вит, но Клим был неумолим: – Мы не можем продолжать поиски с ним. Принесем вашего друга в лагерь и пойдем дальше.

Я изо всех сил сжал выпавший из раны предмет. Он был неприятный на ощупь и холодный. На камень не похоже. Что бы это могло быть? Я убрал его в верхний карман куртки, при этом он больно царапнул мою ладонь. Вит плелся за нами, держа в руках фотоаппарат Дэна.

С трудом поспевая за Климентием, я спросил:

– Клим, что с ним? Что с ним произошло?

– Как бы я хотел это знать, – так тихо ответил он, что я его еле расслышал.

– По-моему, нам всем вместе нужно валить отсюда. Как можно скорее.

Клим молча шел вперед.

Потом он что-то пробормотал, но я был настолько измотан, что не стал вникать в смысл сказанного. Лишь когда мы подходили к лагерю, до меня дошло, что в фразе Клима промелькнуло слово «поздно».

* * *

В лагере нас ждали две новости: хорошая и плохая. Хорошая – объявилась Ди. С ней все было в порядке, она пояснила, что решила собрать грибов, пошла прогуляться в лес и немного заблудилась (почти как мы). В пакете, который она положила на стол, действительно лежала пара вялых сыроежек и несколько лисичек. И самое интересное, что она даже не выглядела испуганной, что вообще казалось мне невероятным. В самом деле, сложно представить Ди в одиночку шляющейся по лесу, да еще на ночь глядя. И это после того, как ей померещилось что-то в зеркале? Офигеть. Я обратил внимание, что ее указательный палец был замотан пластырем, и на мой вопрос она ответила, что сильно содрала заусеницу, когда утром делала маникюр.

Теперь что касается плохой новости. Лодка не пришла. С этим было сложнее смириться, и Гуфи, сообщивший об этом, чуть не плакал, а всем остальным оставалось только стиснуть зубы.

По прибытии в лагерь лицо Дэна немного прояснилось, кошмарная улыбка появлялась все реже. Он стал жаловаться на боль в спине. Клим отнес его в дом. Выйдя наружу, он зажег трубку. Руки его мелко подрагивали.

– На море сильный шторм. Будем надеяться, что Константин приедет завтра, – сказал он. – Нужно обработать раны вашего друга, – добавил он.

Дождь на некоторое время затих, но поднялся сильный ветер. Ирина с Ольгой вскипятили горячей воды и занялись ранами Дэна. С тех пор как мы пришли, Ира не вымолвила и слова, а после нашего сбивчивого рассказа об обстоятельствах, при которых мы нашли Дэна, она лишь плотнее сжала губы. На некоторые, особенно глубокие раны Клим наложил швы – в его скромной хибарке нашлись даже хирургические принадлежности. «Грубо, но крепко. Главное, чтобы они не загноились», – сказал потом Клим.

Мы совсем забыли про Зину, и лишь потом я вспомнил, почему. Она перестала визжать, может, потому, что порвала связки (если они вообще есть у крысы), а может, поняла, что это ничего не изменит. Когда я видел ее в последний раз, она просто лежала в центре клетки, бессмысленно глядя куда-то в сторону. Бока ее уже не вздымались, как прежде, однако и к еде крыса не притронулась. Ира куда-то вышла, и я решил зайти к Денису. Когда я закрыл за собой дверь, он вполне осмысленно посмотрел на меня. Лицо его было белее бумаги, лоб покрывали крупные капли пота. Губы потрескались и потемнели.

Я молча разглядывал его, страх снова сковывал мои конечности, и я понимал, что если на его лице снова заиграет эта ухмылка, я просто с воплями выбегу из дома и буду ночевать на каком-нибудь дереве. Мне снова стало жутко. Я боялся заговорить с ним! Тягостная пауза становилась невыносимой, и я уже стал жалеть, что решился зайти к Дэну, как он неожиданно произнес:

– Дима, Миляева никогда тебя не любила. Она переспала с Сосновцевым через два дня после твоего ухода в армию.

Сказать, что слова Дэна оглушили меня, значит не сказать ничего. Потрясенный, я тупо разглядывал носки своих ботинок и чувствовал, что мои глаза влажнеют. Черт возьми, последний раз я плакал во втором классе! Странно, но я почти чувствовал облегчение.

Я вытер глаза.

– Дэн, скажи… Что с тобой? Откуда ты знаешь все это?

– Не знаю, я ничего не помню. Тогда мне было хорошо. Она такая хорошая…

– Кто?! Ради бога, Дэн!

– Спина болит. Дима?

– Что?

– Мне очень плохо. Я боюсь…

Столько горя и тоски было в его словах, что у меня в памяти невольно возник образ приговоренного, произносящего последние слова в своей жизни. Я протянул к нему руку, вспоминая, что обычно говорят в таких ситуациях людям, и тут же в ужасе отшатнулся назад, чуть не споткнувшись о тумбочку. Глаза Дэна горели дикой злобой, рот скривился в уродливой ухмылке:

– Вы… все… все подохнете здесь… – давясь слюной, прохрюкал он. – Мы помечены! Помечены, слышишь? Со временем… вы узнаете, да-да, узнаете… помечены печатью Вечности, печатью усопших!

Лицо Дэна изменилось, с необычайной ловкостью он схватил меня за руку, и на секунду мне показалось, что это вовсе не рука, да, это не рука, а когтистая лапа стервятника. Жалко прошептав: «Отпусти», я вырвал руку и, спотыкаясь, опрометью выскочил из дома. Вслед донесся кашляющий смех.

Тяжело дыша, я прислонился к беседке. Пока все суетились у костра, Ольга отозвала меня в сторону.

– Как твоя рука? – спросила она меня, глядя прямо в глаза.

– Да нормально. Днем, правда, из нее текло, как из раны недорезанной свиньи, но сейчас все прошло.

– И когда у тебя началось это кровотечение?

– Да не помню я! И вообще, зачем ты спрашиваешь? – Меня удивляло и одновременно бесило ее любопытство. Перед лицом все еще маячило внезапно переменившееся, распухшее лицо Дэна с дьявольским оскалом.

– А к тому, что, как только стал выть Ральф, у меня началась такая течка, что я чуть не потеряла сознание от страха! – выпалила она, покраснев.

Я смутился, вспомнив, что примерно в это же время я обнаружил, как кровоточит мой палец.

– Вообще-то, девушки должны следить за своим циклом…

– Я умею считать! – крикнула она, и я видел, что она вот-вот расплачется. – Дима, мои месячные закончились пять дней назад! И никогда из меня не вытекало столько крови! Я выбросила свои трусы, тренировочные брюки и даже носки, потому что они тоже намокли! Их будто мариновали в бочке с кровью! Но никаких повреждений у меня не было, как и у тебя! Я видела, что кровь у тебя текла не из раны. Ты понимаешь, что я хочу сказать?! У нас одновременно началось кровотечение!

Однозначно, после всех этих событий я стал плохо соображать. Я тщетно морщил лоб, пытаясь связать эти события воедино, но в этот момент нас позвали ужинать.

– Давай мы обсудим это позже, – вполголоса сказал я, взяв Ольгу за локоть.

После наспех приготовленного ужина мы собрались за столом в беседке. Некоторое время все сидели в полном молчании. Клим был немногословен, он курил, лицо его осунулось. Вит достал смятую сигаретную пачку и с величайшей осторожностью выудил из нее две мокрые сигареты.

– Если лодка не придет и завтра, без сигарет я окочурюсь, – объявил он во всеуслышание.

Свет в доме погас, скрипнула дверь. Из темноты вынырнула женская фигура. Это была Ирина. Под глазами у нее образовались темные круги, лицо стало отдавать желтизной и казалось вылепленным из воска.

– Денис заснул. Может, завтра ему станет лучше.

– Он что-нибудь говорил? – спросил Ирину Вит.

Девушка смахнула слезу:

– Нет. Просто смотрел в одну точку, хотя ему наверняка было ужасно больно. И улыбался. Он улыбался… У меня такое чувство, что в нем сидят два разных человека…

«Его порезы на спине. Не похоже, чтобы он получил их, упав на что-то. Уж очень они одинаковые по длине и находятся строго параллельно друг другу…» – сверлила мой мозг мысль. Я решил, что время настало.

– Клим, – негромко позвал я.

Он окинул меня усталым взором, глаза его спрашивали: «Ну, что на этот раз?»

– Мне кажется, я выражу мнение остальных, поинтересовавшись у тебя, не хочешь ли ты поделиться с нами кое-чем. Кое-чем таким, о чем ты вроде как хочешь нам рассказать, но по каким-то причинам этого не делаешь. Может, ты ждешь подходящего момента? Я полагаю, сейчас самое время.

Я откинулся назад, перехватив настороженный взгляд Вита. Он уже оправился и теперь выжидающе смотрел на Клима, время от времени наполняя свои легкие никотином. Клим пристально посмотрел на меня, я выдержал его взгляд.

– Хорошо. Только у меня условие.

– Да?

– Я расскажу вам, что знаю, вы же не будете ничего скрывать от меня.

– Нет проблем. Насколько я понял, никому из нас нечего скрывать.

– Как ты видишь, проблемы уже есть. И они напрямую касаются тебя и Ольги. И от того, насколько вы будете со мной откровенными, возможно, будут зависеть ваши жизни.

Я изумленно уставился на Клима, проверяя, не шутит ли он. Нет, лицо его было серьезней некуда, и мне показалось, что за этот вечер он как-то сразу постарел.

«Наши жизни? Не ослышался ли я?»

– Поясни, – сдержанно произнес я.

– Пожалуйста. Если бы ты хоть немного проанализировал факты, то пришел бы к выводу, что ваши неприятности начались с того момента, как вы с Олей забрели в болото. Вот я и хочу узнать, что там произошло.

– Произошло? Что ты имеешь в виду?

– Меня интересует все – от начала до конца, что ты видел, на что обратил внимание, какое впечатление у тебя осталось от него и так далее. Это, кстати, и тебя касается, – Клим обратился к сидящей напротив него Ольге.

Подумав немного, я пожал плечами:

– Если это поможет в нынешней ситуации, то пожалуйста.

Ольга кинула на меня испуганный взгляд.

«И про это расскажешь, да?» – умоляюще спрашивали ее широко распахнутые глаза.

И я рассказал. Рассказал про порезанную руку. Рассказал про свои ощущения, когда мне казалось, что за нами постоянно наблюдают. Рассказал про найденный человеческий череп – лицо Ольги при этом побледнело, она закусила губу. Интимную тему я обыграл примерно так: «Ну, в общем, мы с Олей немножко поиграли в жениха с невестой. Ну, вы понимаете, о чем я».

После этих слов Ольга залилась краской, а сидевшие понимающе закивали, только в глазах Ди на миг вспыхнули гневные искры. Заодно я рассказал о том, как кто-то пытался прошлой ночью проникнуть к нам в дом. После моего рассказа наступило тягостное молчание.

– Это все? Может, ты что-то забыл? – спросил Клим.

– Ничего я не забыл. И вообще, что, на этом болоте свет клином сошелся? – я начал злиться.

– Нет, это не все, – донесся тихий голос Ольги. – В болоте утонул мой пакет.

– Пакет? А что в нем было?

– В нем… бутылка воды и… мое белье.

– Какое белье? – не унимался Клим.

– Послушай… – начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал грозно, но Ольга меня перебила:

– Дима, сядь.

Что-то в ее голосе заставило меня тут же сесть и понять, что дела обстоят намного хуже, чем только можно себе представить.

– В пакете были мои трусы. На них была кровь. Моя. У меня также был носовой платок, тоже в крови. Потом я отдала его Диме, когда он порезал руку.

– Он промокал им рану?

Я сказал, что да.

– Где он? – Голос Клима затрепетал, как пламя свечи на ветру.

– В болоте, где же ему еще быть. – Мне стало противно от этих расспросов. – Тебя больше интересует какой-то грязный платок или то, что здесь творится?!

Перемена, происшедшая с Климом в следующее мгновенье, произвела на всех эффект, подобный выпавшему снегу в жаркий августовский день. Зрачки его расширились, губы затряслись, лицо потемнело, как старая свекла.

– Эй! – позвал я его. – Ты в порядке, Клим?

Секундное преображение Климентия исчезло так же неожиданно, как появилось, и я даже засомневался, не показалось ли мне это.

– Если я правильно понял, источник всех неприятностей – носовой платок? – изумился Вит.

– Послушай… – начал Клим, но Ди не дала ему договорить.

– А что по поводу зеркала, а? Я тоже могу кое-что поведать вам. Да и Ирине есть что рассказать, не так ли? – раздался ее истеричный голос. Нервно кусая губы, она смотрела на Климентия.

Ира достала бумажную салфетку и промокнула ею глаза. Клим покорно кивнул.

После сбивчивого повествования Ди и краткого рассказа Иры снова наступило молчание. Лицо Клима прорезали глубокие морщины, глаза запали, пальцы барабанили по столу все быстрее.

– Оленька, мне, право, очень неловко. Я заранее у тебя и у Димы прошу прощения, но мне необходимо задать тебе один вопрос. Вопрос очень личный.

– Давай, Дима не против, так ведь? – Ди усмехнулась, но в глазах ее было паническое выражение.

Ольга молча кивнула, ни на кого не глядя. Я неопределенно качнул головой. Очевидно, Клим принял это за знак согласия и, собравшись с духом, на одном дыхании выпалил:

– Ольга, до этого случая на болоте ты была целомудренной?

«Что?!! Целомудренной?! Этот старый извращенец вконец оборзел!» Это было уже слишком.

У Гуфи отвисла челюсть чуть ли не до пупка, Вит деликатно кашлянул. Как ни странно, девчонки выглядели спокойными. Ольга, видя выражение моего лица, поспешила мягко накрыть мою руку своей, чуть сжав ее. Лицо ее покрылось легким румянцем, не более.

– Да, – сказала она твердым голосом, не отводя взора от Клима, – если я поняла тебя правильно, ты надеялся услышать, что на белье была кровь от менструации? Нет, у меня не было месячных.

Климентий сгорбился еще больше.

Я решил, что настало время перехватить инициативу.

– Теперь мы все внимательно слушаем тебя. Что здесь происходит? Что заставляет Зину кидаться, как полоумная, на прутья клетки? Что так испугало Ральфа? И самое главное – что произошло с Дэном? Ему же теперь прямая дорога в психушку! – Я не отрывал от Клима взгляда. – Или теперь ты хочешь узнать, когда я потерял свою девственность и как часто я передергиваю затвор в ванной в окружении порнушных журналов?

Ольга сжала мою руку сильнее, метнув на меня просительный взгляд.

– Я не уверен, что вы получите большое удовольствие от того, что я могу вам рассказать, – с трудом выговорил он. – И что поверите мне.

– Пожалуй, это теперь не играет никакой роли, верно? – вдруг подал голос Игорь. – Тем более что ваши условия выполнены – ребята все рассказали.

Клим стал неторопливо раскуривать потухшую трубку.

– А вы смелые ребята, – вдруг улыбнулся он, – нужно иметь мужество, чтобы залезть в такую задницу. Уж не знаю, рассказывал ли вам Виталий, как я отговаривал его от этой затеи, но я изначально был против вашей поездки в Красную Щель.

– Если его отговаривал, значит, на то были причины? – спросил Гуфи.

Клим выпустил дым и разогнал его рукой.

– Причин много… Как ты говорил, сейчас это уже не играет никакой роли, так?

– То же самое нам говорила цыганка в Соловках. Помните? – Ольга с тревогой смотрела на Клима.

– Какая еще цыганка? – нахмурил брови Клим.

Ольга рассказала.

– И тем не менее вы здесь, – подвел он итог.

– Все это напоминает мне дешевый фильм ужасов Альфреда Хичкока, – сказал Вит, докуривая сигарету.

– Так или иначе, я хочу, чтобы вы послушали то, что я вам расскажу, – спокойно проговорил Клим.

* * *

– Эта легенда уходит своими корнями в глубокую древность и окутана непроницаемой пеленой тайны. Говорят, что климат в те времена был не таким жарким, а зимы были холодными, как на севере. Леса кишели дичью, рыба сама выпрыгивала из рек и моря, стаи птиц закрывали солнце, сладкие ягоды густым ковром покрывали всю округу.

Тогда в этих местах располагалась деревенька, название которой никто уже не помнит, да это и не столь важно. Жителей было немного – человек двести, но для такой глуши их было более чем достаточно. Чем они занимались? Тем же, чем занимались все остальные жители южных окраин, – рыбным и крабовым промыслом, охотились на кабанов и медведей, которых в те времена здесь водилось в изобилии. Связь с внешним миром, кроме водного пути, они держали по дороге, проходящей в горах.

Жила в этой деревне небольшая семья – муж с женой, у них были дети – дочка с сыном. Сынишку в детстве задрал медведь, когда они собирали ягоды в лесной чаще. После смерти сына родители берегли дочь как зеницу ока. Девушка была красивой, многие парни на нее заглядывались, но отец не торопился выдавать ее замуж…


– Клим! – Я щелкнул пальцами прямо у него перед носом. – Ты что, издеваешься? Это что, ремикс «Спокойной ночи, малыши»?!

– Дима… – Ольга умоляюще смотрела на меня.

Клим не обиделся на мою выходку.

– Что ж, я тебя отчасти понимаю. Но я могу только предложить тебе выслушать меня до конца, а уж потом делать выводы.


– …Ее звали Илеттой. Работящая, добрая девушка. Но однажды спокойная и размеренная жизнь в деревушке изменилась. В деревне появился молодой человек. Легенда не упоминает его имени, поэтому назовем его Ютланом.

Он находился на последней стадии истощения, тело походило на скелет, от одежды остались рваные лохмотья, спину, руки и ноги покрывали гноящиеся раны. Никто не мог с точностью сказать, каким образом он появился в здешних краях, поскольку ближайшим населенным пунктом в те времена была деревня, расположенная намного дальше, чем нынешние Соловки, и жители обеих деревень знали друг друга в лицо. По морю? Но жители не обнаружили у берега ничего, на чем можно было бы плыть. Разве что по воздуху. Суеверные крестьяне шептали, что появление странного юноши в их краях не к добру, и крестились при этом. Тем не менее сердобольные жители радушно приняли его к себе в род, предоставив все необходимое – кров, одежду, пищу.

О своем прошлом он никому не рассказывал, да никого и не интересовали в те времена такие подробности. Рыбаки предложили ему выходить вместе с ними в море, Ютлан согласился. Вскоре он поправился, раны зарубцевались, он справил себе новую одежду, на губах его все чаще играла легкая улыбка. Он был необычайно красив. Не одна девушка орошала лунными ночами подушку жгучими слезами, мечтая заполучить его в мужья. Однако выбор Ютлана пал на Илетту. Девушка с радостью согласилась.

Отцу девушки Глеккону Ютлан тоже пришелся по душе, и каждый день он тешил себя надеждой, что юноша попросит руки его дочери. Но проходили дни, недели и месяцы, а разговора о свадьбе все не заходило. Илетта безумно любила странного незнакомца и, боясь потерять его, не торопила с супружеством. Но всякому терпению приходит конец. Все чаще жители деревни выражали недовольство по поводу отношений между Илеттой и Ютланом.

Но дело зашло слишком далеко. Однажды Глеккон узнал, что Илетта ждет ребенка, и ярости его не было предела. Дочь на коленях умоляла его не трогать возлюбленного, но тот был неумолим. Схватив в сарае топор, он и еще несколько крепких мужчин из села отправились на поиски юноши.


Его нашли на Пшатском озере. Он сидел, безучастный ко всему, и рисовал заостренной палочкой на песке какие-то закорючки. При появлении людей он обернулся. На его лице блуждала жуткая ухмылка, рот до такой степени растянулся в улыбке, что края лопнули и оттуда сочилась кровь…

После этих слов меня мгновенно прошиб холодный пот, я с дрожью вспомнил нечеловеческую улыбку Дэна в лесу и разложенные вокруг него обломки веток…

Клим продолжал размеренным тоном:


– …Он начал говорить. Говорить страшные вещи о людях, которые столпились у берега. Говорил он о том, о чем мог знать только каждый из этих людей в отдельности. Понимаете, что я хочу сказать? И только плохие вещи. Одному он сказал, что его лодка вышла из строя только потому, что ее дно продырявил ножом сосед, его лучший друг. Другому – что у его ребенка шесть отцов и он не входит в их число. Третьему: «Ты помнишь, твоя сестра Мирта?! Она поехала с твоим братом и шурином в соседнее село. Она так мечтала купить себе к празднику новую шаль! Но по дороге случилось несчастье. На них напали. Над ней надругались. Да, надругались, а потом убили. Твой брат, Изгельд, заливаясь слезами, рассказывал про каких-то разбойников, которых в этой глухомани и в помине нет. При этом он показывал тебе царапины на своей красной морде, говоря, что пытался защитить ее. Он сделал это, он и твой шурин. А царапины оставлены ее ногтями. Пойди и взгляни ему в глаза, а потом спроси, прав ли я».

Люди испытывали панический ужас. Они топтались у воды, боясь взглянуть друг другу в лицо…


Клим прервал рассказ, чтобы вновь набить трубку. Вит с невозмутимым видом вертел в руках зажигалку, Гуфи кусал губы. Ирина отсутствующе смотрела куда-то в сторону моря, Диана закрыла лицо руками.

– Что же было дальше? – в полной тишине прозвучал тихий голос Ольги.


– Ютланаубили. Мужчины, как полоумные, истыкали его вилами. Отец Илетты тоже не стоял в стороне и раскроил топором юноше голову. После этого они столкнули изувеченный труп в воду и вернулись в деревню, пообещав друг другу не рассказывать односельчанам о том, что произошло на самом деле.

Но у всех в памяти застряло сказанное Ютланом перед смертью, словно острый крючок в глотке рыбы. Так или иначе, со временем все узнали о том, что произошло в тот день на озере.

Илеттапосле смерти Ютлана помешалась – она то заходилась безудержным плачем, то дико хохотала. Несколько раз она выходила ночью к озеру и звала по имени своего любимого. Между тем подходило время родов. Опустошенный отец несколько раз порывался отвести дочь к повитухе, но его попытки были слишком слабы, да и мать твердо встала на защиту дочери.

Это случилось поздно вечером, в конце лета. Босоногие соседские мальчишки примчались в село и испуганными голосами рассказали, что Илетта лежит у озера и кого-то зовет. Встревоженные жители зажгли факелы и отправились к озеру. К тому времени все было кончено. Берег у озера покраснел от крови, у самой воды лежала крохотная девочка, пуповина ее была аккуратно обрезана. На песке было нацарапано два слова: «Пенумбра Фаргаде». Старики сказали, что на языке древних это означает: «Проклинаю вас».

Удивительным было то, что девочка родилась с густыми длинными волосами цвета воронова крыла. Она не издавала ни звука, в то время как новорожденные обычно заходятся в крике. Ее укрыли в теплые одеяла и унесли в село. Илетты на берегу не было. Но была одна деталь, которую заметил один парень, в свое время оказывавший ей знаки внимания, остававшиеся без ответа. Неподалеку от того места, где был найден ребенок, он нашел рассыпавшиеся бусы Илетты. Когда все ушли, он стал изучать берег и увидел следы, как будто кто-то волочил что-то тяжелое в воду…

Наутро у озера собралась вся деревня. Весь день мужчины обследовали дно баграми, но тела девушки (как, впрочем, и Ютлана), не нашли. Поиски продолжались три дня, но все было тщетно.

Мать Илетты привязалась к девочке и назвала ее Эллионой. Глеккон ворчал, что от нее необходимо избавиться, но мать решила сама воспитать Эллиону. Она боялась, что малышка погибнет без материнского молока, но девочка спокойно обходилась козьим молоком. Вскоре она отказалась от него и ела одну лишь сырую печень и мясо. Она не ела ничего, кроме этого. Как-то раз она с жадностью накинулась на сырое мясо, принесенное отцом, и, когда мать Илетты в испуге забрала у нее окровавленный кусок, Эллиона громко заплакала.

Любимым занятием Эллионы было наблюдать, как мужчины режут скот. В эти моменты ее широко раскрытые глазенки возбужденно горели в предвкушении предстоящей смерти животного. Однажды, после того как зарезали свинью, она просеменила к луже крови и, опустившись на колени, стала с наслаждением ее лакать, как собака. Говорят, одного из юношей, видевших это, вырвало. Старики качали головами и говорили, что она принесет несчастье в род.

Прошло несколько лет. Она росла очень быстро и была красива, черная коса уже спускалась до пят. Одно смущало старуху-мать – у девушки была очень бледная кожа. Говорила она редко, сверстники ее не любили, да жители деревни и не разрешали детям подходить к ней близко. Члены их семьи стали изгоями в роду.

Беда не заставила себя долго ждать. Однажды в деревне пропали двое детей – брат и сестра. Они отправились собирать малину и не вернулись домой. Охотники, возвращавшиеся домой, видели в лесу Эллиону, она шла к озеру. Одежда девушки была залита кровью, и охотники не на шутку перепугались. Той же ночью жители деревни обнаружили мертвые тела детишек. Они были подвешены за ноги к деревьям, и под каждым детским трупиком стояло по жестяной миске. Там же валялся платок Илетты, который носила Эллиона.

Тогда же разыгралась сильная буря. Девушка вернулась домой далеко за полночь, ее одежда, рот и руки были покрыты засохшей кровью. Потрясенная мать умоляла ее рассказать, что произошло, но та в ответ лишь злобно смеялась. Испуганные родители выбежали из дома. По дороге они встретили толпу односельчан, направляющихся к ним в дом. Не описать ту ярость, которая обуяла жителей деревни и убитых горем родителей погибших детишек после того, как они поняли, что все это дело рук Эллионы. Клокочущая в гневе толпа ворвалась в дом.

Но Эллиона исчезла. Пол в горнице был сплошь покрыт грязными следами – размер одних покрупнее, других – поменьше. По всему дому разбросаны водоросли и клочья тины. Убитая горем мать не выдержала удара и умерла от разрыва сердца прямо на месте. Переполненные суеверным страхом люди перешептывались, что Эллиону забрали Ютлан с Илеттой к себе на дно озера.

На следующий день вся рыба в озере была мертва, раздувшаяся, она покрывала всю поверхность ровной глади. Вместе с рыбой всплыли тела Ютлана и Илетты. Странно то, что разложение почти не коснулось их тел, они выглядели словно живые.

Обезумевшие люди облили их тела смолой и подожгли, а прахом наполнили кувшин, который вывезли на лодке далеко в море и бросили на дно. После того, как пропала Эллиона, Пшатское озеро затянулось тиной и заросло камышом. Через месяц озеро превратилось в настоящее болото, жители окрестили его Дьявольской топью.

Вскоре после этого в деревне начались ссоры и распри. Люди стали одержимы, среди жителей пошел раскол. Страх, подозрительность, жадность, недоверие охватили некогда спокойную и жизнерадостную деревушку. Брат убивал брата, сын убивал отца. Сейчас уже никто не может с точностью сказать, из-за чего произошел пожар. Он бушевал почти три дня. Деревня сгорела дотла. Те немногие, которым посчастливилось спастись, добрались до соседской деревушки, где спустя некоторое время умерли от какой-то страшной болезни.

Прибывшие зеваки смогли застать только дымящиеся развалины деревни и обугленные трупы своих сородичей, которых обгладывали шакалы и вороны.

С тех пор никто не пытался поселиться в этих местах. Спустя несколько столетий это место заинтересовало археологов, которые производили здесь раскопки.


Клим замолчал. Я вглядывался в его лицо, чувствуя, что рассказанная им история имеет продолжение.

Лица сидящих ребят были неподвижны, как у статуй.

– Очень интересно, – с расстановкой заметил Вит. Он вертел в руках зажигалку и смотрел на пустую сигаретную пачку, словно гипнотизируя ее, надеясь, что в следующее мгновенье она наполнится сигаретами. – Дорогие детки, только что вы прослушали сказочку дяди Клима, теперь Хрюша и Степашка желают вам спокойной ночи. Не забудьте сходить перед сном на горшок.

– Виталий, ты можешь хоть немного помолчать? – с болью в голосе произнесла Ольга.

– Может быть, ты все же объяснишь, что произошло с Дэном? – Вит не обратил на нее никакого внимания. – Что означает весь этот бред про Книгу Странствий? Эта тарабарщина на непонятном языке? А его раны?

Я вдруг покрылся потом, вспомнив исполосованную спину Дэна.

(Раны, его раны, они похожи…)

– Я могу так же объяснить тебе происходящее с вашим другом, не более как тот человек, который умеет – дамы, прошу прощения – звенеть яйцами и не может объяснить, как именно он это делает, – сказал Клим.

(…похожи… на царапины…)

Клим выпустил кольцо дыма.

– Он упомянул мою жену, Виталий, – негромко сказал он. – И эта улыбка… Если бы не это, я бы все списал на солнечный удар. Но ваши рассказы о зеркале и женщине у ручья…

(…царапины, оставленные…)

– Черт, да все это херня! – вдруг закричал Вит, смяв сигаретную пачку. Он швырнул ее вместе с зажигалкой на стол, – Вы что, с ума все посходили?! Какая легенда? Какая Эллиона, мать вашу? Ты что, Клим, окончательно сбрендил, пока жил тут один?!

– Виталий, как тебе не стыдно? – вспыхнула Ольга.

– Тебя забыл спросить, – грубо бросил он ей.

– Не затыкай ей рот, слышишь? – рявкнул я. – Нервы на пределе не только у тебя, поэтому захлопнись и держи себя в руках.

– Чего? – Вит вперил в меня злобный взгляд.

Клим примирительно поднял ладони:

– Все, хватит.

Наступила неловкая пауза, нарушаемая лишь трепетанием ночных мотыльков и бабочек, в изобилии круживших у лампы.

– Эта история имеет продолжение. – Клим отрешенно смотрел куда-то в темноту.

– О, мы с удовольствием выслушаем концовку этой необычайно увлекательной сказки. Дай я угадаю. В один прекрасный день Илетта и Роланд с Эллионой спустились с неба, красивые и счастливые, и жили они долго и счастливо, и умерли в один день. Правильно? – Вит с издевкой глядел на Климентия.

– Может, хватит трепа? – прозвучал лишенный всякого выражения голос Гуфи, и Вит с обидой уставился на него, словно спрашивая: «И ты против меня, да?»

– Нет, друг мой, не угадал. – Клим вновь нервно забарабанил пальцами по столу. – Все намного серьезней. – Лицо его как-то странно обвисло, под глазами набрякли мешки.


– Как гласит легенда, Эллиона, дьявольское существо, рожденное Илеттой, продолжает жить в болоте, и горе тому, кто случайно забредет в ее покои… Однако она не может покинуть свое логово. За исключением одного «но». Кровь девственницы, смешанная с кровью мужчины, который лишил ее девственности, способна пробудить дремлющую тварь и выпустить ее на свободу. Если это произойдет, мрак накроет землю…


После последних слов Клима у меня начала кружиться голова. Я чувствовал, как медленно затуманивается сознание, оно просто сползало в черную бездну. В мозгу колотила огромными молотками бригада гномов, снова и снова выковывая кроваво-красные слова: «Кровь девственницы… смешанная с кровью мужчины… способна пробудить… кровь девственницы… который лишил ее…»

(«Господи, да ты сошел с ума! – заверещал тоненький внутренний голосок. – Одно то, что ты сидишь здесь и с серьезным выражением лица слушаешь эту чушь, уже говорит о том, что у тебя не все в порядке с мозгами!»)

Я хотел рассмеяться, но вместо этого издал какой-то крякающий звук.

«Царапины на спине… засосы на шее… царапины… засосы…» – мысль о выпавшем из спины Дэна предмете снова завладела моим сознанием. Я прикоснулся к карману, в котором лежала моя странная находка.

Диана впилась глазами в Ольгу, зрачки ее расширились до огромных размеров, они вопили: «Так ты все-таки была целкой?! Признавайся, сучка!»

Ольга с застывшим лицом смотрела на меня, обхватив виски руками, будто испытывала сильнейшую мигрень.

– Опа, – печально произнесла Ирина. – Тутти-фрутти.

Липкая тишина обволакивала.

– Вы хотите сказать, что… – начала шепотом Ольга.

– И что ей нужно? Этой девке? – поинтересовался Вит, стараясь, чтобы его голос звучал иронично, но в глазах появился страх. – Обсудить цены на бобы в Новой Зеландии?

– Я не закончил. – Клим облизнул пересохшие губы. Он выглядел уже глубоким стариком, старше самого Стоунхенджа. – Когда сюда приехали археологи, стали происходить страшные вещи. Исчезли два человека.

– То есть как исчезли? – удивился Гуфи, – Виталий нам рассказывал, что были какие-то разборки с местными.

– Какими, к черту, местными! Из всех местных здесь обитала небольшая группа бардов, которые смастерили эти хибары. – Клим мотнул головой в сторону домиков. – Они уехали задолго до того, как исчезли археологи. Но: одного из них все же нашли. Начальство всячески скрывало правду и что-то мямлило про порок сердца. После этого экспедиция быстро собрала свои манатки и уехала.

Клим перевел дух и продолжил:

– Только спустя некоторое время я узнал, что найденный труп археолога был полностью обескровлен и высушен и весил не более одеяла. Он был похож на скинутую змеей кожу, понимаете?

– Боже мой, – прошептала Ди.

Я открыл было рот, чтобы поделиться с Климом своими соображениями по поводу странных пятен на шее Дэна, а также высказать свою точку зрения о возможном происхождении ран на его спине, и… закрыл его. Найденный в ране Дэна предмет, казалось, прожигал мне карман, но что-то мне подсказывало, что время для его демонстрации пока не настало.

Клим выдержал паузу, после чего продолжил:

– Если верить слухам, ходившим среди старожилов в Соловках, то, по преданиям, миллион лет назад на Красную Щель упал огромный метеорит.

Вит закатил глаза. «Только метеорита с летающими тарелками здесь не хватает», – было написано на его лице.

– История, конечно, интересная и в какой-то мере поучительная. Но, насколько я понял, ты утверждаешь, что эта сказка, а я называю это именно сказкой, имеет непосредственную связь с событиями, происходящими здесь? – снимая очки, медленно спросил Игорь.

Клим развел руками:

– Друзья, я ничего не утверждаю, а лишь рассказал вам то, что знал. Об этом знают и в Соловках. Пусть эта история для вас будет сказкой, если угодно. Возможно, именно ее имела в виду та цыганка, предостерегая вас от поездки. Возможно…

– Возможно, она была послана богом, для того чтобы предупредить нас. Мы не воспользовались этим шансом, – спокойным голосом перебила его Ира.

Вит истерично хохотнул и встал из-за стола.

– О'кей. Никаких оборотней и леших не существует. Клим, я даже полным дураком себя ощущаю, говоря тебе такие элементарные вещи. Это раз. Во-вторых, у меня к тебе есть еще один вопрос. Ты уж извини, но после всех рассказанных тобой ужасов я ума не приложу, какого черта ты все еще торчишь в Красной Щели, – он перешел на крик, – ты что, ждешь, когда к тебе с небес в распахнутом халате спустится Дева Мария с транспарантом: «Я девственница. Переспи со мной, Климушка»? – Вит уже орал. – И вы будете сношаться в этом гребаном болоте?!

В таком бешенстве я видел своего бывшего друга впервые, он был похож на раскаленный чан с гремящей крышкой, готовой слететь от напора разбухающего внутри варева.

Звук пощечины прозвучал сухо и хлестко. Вит в изумлении уставился на Клима, потирая покрасневшую щеку.

– Прекрати истерику, или в следующий раз я ударю тебя кулаком, – безжизненным голосом проговорил Клим, – постарайся контролировать свои эмоции. Но на твой вопрос я все же отвечу. Три года из шести я прожил здесь со своей женой. Она умерла здесь, понимаешь? Умерла от рака, несмотря на то что я специально увез ее сюда из города. Эти годы, проведенные в Красной Щели, были для нее самыми лучшими. И, несмотря на все поверья и легенды, это место очень дорого мне. А что меня ждет в городе? Мне достаточно того, что я провожу там зиму, а здесь я прекрасно справляюсь один…

– Хорошо. Если я тебя правильно понял, Дима с Олей оживили нечто, находящееся в болоте, как это абсурдно ни звучит. Что нужно сделать, чтобы вернуть это чучело обратно? – вновь стал кипятиться Вит. – Насрать в болото?

– Виталик! – закричала Ди. – Хватит!

– Откуда мне знать, черт возьми?! – сорвался Клим, стукнув ладонью по столу. – Вы теперь знаете ровно столько же, сколько и я! Или почти все, – добавил он тихо.

Клим помолчал немного.

– Есть еще кое-что, если вам недостаточно того, что я вам рассказал, – глаза его были похожи на две серебряные монеты. – Если бы вы были внимательны, то заметили бы, что в лесу больше не слышно птиц. А сегодня с утра я видел двух мертвых ежей и крота. Никаких признаков, указывающих на то, что они умерли своей смертью, не было. Они просто… умерли. Как умирает сам лес.

– Возможно, какое-то радиоактивное излучение? – предположил Гуфи после непродолжительной паузы.

– Нет, не думаю, что Красная Щель похожа на Чернобыль, – покачал головой Климентий.

– Господа! – Игорь достал из кармана свой клетчатый платок (на этот раз он был чистым, видимо, Гуфи в свободное от чтения своих любимых книжек время выстирал его). – Давайте опустимся на землю. Оставим в покое ежей и кротов, с вашего позволения. Повторяю, все истории – в прошлом. Отталкивайтесь от сегодняшних реалий. Будем рассуждать логически. Что мы имеем? Допустим, у девушек были галлюцинации. – Он взмахнул рукой, не давая возмутиться по этому поводу Диане. – Хотя галлюцинации сразу у двоих в сравнительно короткий промежуток времени – довольно редкое явление. И тем не менее не будем исключать, что им все показалось.

– Иди ты в задницу, Гуфи! И туда же засунь свои философские рассуждения! – закричала Диана, стукнув кулачками по столу.

– Миляева, держи себя в руках. – В голосе Игоря проскальзывало бешенство, и все удивленно посмотрели на него. Ого, наконец-то он показал коготки! – Выскажешься после того, как я скажу.

– У нас что, парламентские слушания? Ты что, теперь решаешь, кому можно говорить, а кому нет? – мрачно спросила Ира. – Только имей в виду, я пока не считаю себя сумасшедшей, верю своим глазам, и, черт возьми, вышла из возраста лагерных страшилок про черные перчатки и зеленые глаза! А следовательно, спрашивается, какой резон мне сочинять эту ахинею?! – она чуть не плакала. – Какого черта, Игорь! Если такой умный, пошел бы тогда на ручей вместе со мной, а не сидел бы пнем в этой беседке, у тебя скоро задница все тело будет перевешивать!..

Ситуация накалилась до предела и напоминала ворох облитых керосином газет. Одна крохотная искра – и все взлетит к дьяволу.

– Дайте сказать человеку, – послышался голос Клима.

Багровый от злости Гуфи был похож на надутый шар из мультфильма «Лапоть, пузырь и соломинка», и по всему было видно, какого труда ему стоило пропустить обидную реплику Ирины между ушей.

– Ира, я не хочу переходить на взаимные оскорбления. Я не говорил о том, что не верю вам, – по слогам произнес он. – Предположим, вы видели нечто странное и необычное. (Ди громко фыркнула, так что ей позавидовала бы лошадь.) Раз. Далее. Что-то происходит с крысой Дэна и Ральфом. Пока вы искали Дениса, собака выла так, что кровь стыла в жилах. Клим, готов спорить на что угодно, ты впервые видишь в таком состоянии Ральфа. Я прав?

Климентий нехотя согласился.

– И третье, самое главное. Что произошло с Денисом? – Он остановил свой взгляд на Вите.

– Чего ты на меня пялишься? Не имею малейшего понятия, – пожал плечами Виталий, и я испытал непреодолимое желание съездить ему по физиономии за этот жест.

– С ним явно что-то не то, – сказал Гуфи, и Вит рассмеялся. Признаюсь, от этого смеха мне почему-то стало страшно.

– Что-то не то? Мягко сказано, старик. Я бы сказал, что он в двух шагах от дурдома, – обронил он.

– Я бы связал его, – вдруг выдал Клим. – По крайней мере, на ночь.

– Связать? Да вы с ума сошли! – Ира ошеломленно смотрела на него. – У него вся спина располосована, куда его еще связывать?!

– Деточка, я не шучу. Это ради его же собственной безопасности, – объяснил Клим оторопевшей девушке.

– Нет. Я буду спать с ним в доме, – твердо сказала она, но в ее глазах метался страх.

– Что ж, я не могу тебя заставлять делать то, чего ты не хочешь.

– Что же нам теперь делать? – спросила Ольга.

– Резонный вопрос, – кивнул Гуфи. – Соответственно, ответ не должен никого удивить – быстро сматывать отсюда удочки. А подстраивать сказки и легенды под то, что здесь произошло, можно потом, в Москве.

– Что будет, если лодка не придет и завтра? – обратилась Ди к Климу.

– Солнце мое, я же не господь бог. Будем надеяться, что шторм к утру стихнет. Ко всему прочему мою лодку обещали подогнать сюда со дня на день.

– Мы не можем больше ждать, вы понимаете?! – закричала Ди.

– У тебя есть местная карта? – спросил я у Климентия.

– Есть, но идти пешком в Соловки нереально. По крайней мере, для вас эта задача практически невыполнима. Не обижайтесь. Вероятно, Дмитрию с Виталием и удалось бы преодолеть сорокакилометровое расстояние непроходимых чащоб со змеями и прочими тварями. Но сделать это с девушками, да еще с Денисом? Нет, нужно ждать лодку.

– А меня что, в расчет не берешь? – обиделся Игорь. Посчитав, что очки после усердного трения стали чистыми, он водрузил их на нос.

– Ладно. Соловки отсюда в сорока километрах. Но ведь есть еще другая сторона побережья, Клим. Что находится в другой стороне? – спросил я.

– Тамань, – ответил Клим.

– Может, имеет смысл пойти туда?

– Нет, – не раздумывая ответил Клим. – Шестьдесят километров по морю. По берегу – отвесные скалы, на которые не решаются взбираться даже горные козы. Справа – горы и непроходимые леса с оврагами, змеями и волками. Забудь об этом, Дмитрий. Повторяю, в крайнем случае можно предпринять попытку добраться до Соловков, но это должен быть действительно крайний случай.

– Хорошо. Будем рассчитывать на худшее. Это ведь тоже не исключено? Представим, что лодка и завтра не придет, тогда что? Клим, что бы ты делал в такой ситуации? Представь, что твоя лодка сломалась, а тебе позарез нужно в город. – Я чувствовал закипающее внутри раздражение. – Ты пойдешь пешком? Или будешь добираться вплавь? – Последний вопрос прозвучал почти издевательски.

Всего лишь на мгновенье лицо Клима приняло растерянное выражение, как у обиженного мальчугана: «Как это – лодка не придет? Обязательно придет, иначе и быть не может!» Но этого было достаточно, чтобы понять, что рассчитывать на него уже не приходилось. «Такая ситуация невозможна в принципе», – читалось на его лице. Все ошарашенно смотрели на него, видимо ожидая, что он сейчас улыбнется и скажет: «Ребята, да бросьте, все это бабушкины сказки, я просто пошутил. Никакой легенды не существует, а ваш друг Денис просто схлопотал солнечный удар. Но если уж вам так приспичило, завтра утром приедет Константин и заберет вас домой…» Но он продолжал сидеть за столом, бледный, жалкий и сгорбленный, и ничего подобного говорить не собирался.

– Если вам интересно мое мнение, то причин для паники пока нет, – сказал Клим. – Вам нужно лишь обязательно держаться вместе, никуда не ходить поодиночке и не спускать глаз с вашего друга. Подождем до завтра. – Он с усилием поднялся из-за стола. – Мне очень жаль… Поверьте.

– В данном случае одной жалости недостаточно, – жестко произнес Вит и взял оставшуюся мятую сигарету. Некоторое время он раздумывал, решая, выкурить ли ее сейчас или поберечь до завтра. После минутного колебания он убрал ее обратно в карман и поднял глаза:

– Я хотел задать тебе последний вопрос, Клим.

– Я слушаю.

– Ты сам веришь в эту легенду?

Клим виновато смотрел на нас. Кашлянул.

– Я не знаю, – пробормотал он.

– Если бы не верил, то не стал бы рассказывать нам этот бред. – Вит с отвращением посмотрел на него и направился в дом.

Все молчали.

– Ладно, симпозиум на сегодня закончен. Всем спать, крибле, крабле, бум! – сказал я.

Никто не улыбнулся.

* * *

– Ты действительно решила остаться с Денисом на ночь? – спросил я Ирину, когда мы шли к дому.

– Да, – глухо ответила она. Я перехватил ее взгляд. Взгляд дрожащей от страха лани. – Его нельзя оставлять одного.

Она вошла в дом и закрыла дверь. Некоторое время слабо горела керосинка (Клим уже выключил генератор), после чего погасла и она.

– Дима! – Ольга прижалась ко мне.

Я неловко обнял ее.

– Не оставляй меня. – Она с мольбой смотрела на меня.

– Радость моя, кто тебе сказал, что я собираюсь тебя бросать?

– Мне страшно. Дима, я хочу быть с тобой. – Ее глаза блестели в сумерках мягким серебристым светом.

– Иди, я сейчас. Мне нужно пи-пи.

– Только быстрей! – Девушка проскользнула в дом.

Я остался один.

«Браво, Стропов. Только…»

(Только на самом деле я тоже очень боюсь. Боюсь того, в кого превратился мой друг Дэн, боюсь того, что нас ждет завтра…)

Некоторое время я прислушивался к звукам, которые доносились из домика, где находился некто, кто раньше был Денисом Авериным. К своему стыду, готов признаться, что на подвиг Ирины я не способен – лучше сразу умереть, чем оказаться ночью один на один с этим существом:

Я так никому и не сказал о своей находке.

И, наверно, не скажу.

Иначе меня сочтут сумасшедшим. Потому что, хотя я толком и не успел разглядеть ее, все же понял, что это и кому принадлежит.

Затем дрожащими руками я достал из кармана странный предмет. Когда мы вернулись из леса с Дэном, я убрал его в свой носовой платок и засунул в карман. Теперь я его разворачивал, наверное, чуть быстрее, чем это было нужно (главное – не уронить его в траву). И вот он у меня на ладони.

Он такой хороший…

Страх, дремавший во мне до этого момента с самого начала, как только этот предмет скользнул мне в руки из изувеченной спины Дэна, внезапно вспыхнул, как подброшенная в костер сухая щепка. На поверхность сознания, как маленький пузырек воздуха, всплыла мысль и тут же исчезла. Возникла она случайно, но ее смысл поверг меня в ужас, зарождая в подсознании вопрос:

«Клим прав?!»

Руки затряслись еще сильнее, и я чуть не выронил предмет на землю, заворачивая обратно в платок.

Несколько секунд я отчаянно боролся с искушением зашвырнуть предмет подальше в кусты. Затем моя рука сама собой убрала его обратно в карман.

«Да. Скорее всего, я его выброшу, но не сейчас. Как-нибудь потом.»

Я зашел в дом и, не включая свет, разделся. Ольга уже спала, она свернулась клубочком и тихо посапывала. Я лежал и перебирал в памяти вечерний разговор.

Ди и зеркало. Ирина и фигура в ручье. Зина, Ральф. Кровотечение у меня и Ольги. Дэн… Легенда… Столько совпадений не бывает. Гуфи пытался сегодня подвести нас под эту мысль, но запутался в рассуждениях, однако смысл один – находиться дальше здесь больше нельзя. Ольга повернулась на другой бок, задев меня локтем.

Завтра за нами придет лодка. Обязательно… Если лодка не придет, тогда…

Я засыпал, когда кто-то начал скрестись в дверь. Остатки сна быстро слетели с меня, как с дерева сухие листья под сильным ветром, и я подошел к двери.

– Кто? – шепотом спросил я.

– Дима, это я, открой, – раздался голос Иры.

Облегченно вздохнув, я отодвинул шпингалет. А вдруг с ней произошло то же самое, что и с Денисом? Секунду поколебавшись, я все же впустил девушку в дом.

– Что-то случилось? – тихо, стараясь не разбудить ребят, спросил я.

Ирина буквально упала мне на грудь и беззвучно зарыдала.

– Я… Я не могу… больше с ним находиться!.. – Она почти стонала.

– Тише… Что произошло?

– Он сказал…

– Ну?

Ирина всхлипнула:

– Он сказал, что нам безумно повезло. Мы избранные, – жарко зашептала она мне в ухо, до боли сжимая плечо своей маленькой ручкой. – Дима, он не узнает меня! Несет какую-то околесицу… А потом… – Глаза девушки округлились, это было видно даже в темноте. – Вообще перестал разговаривать. Он только квакал, словно спрашивая меня о чем-то… – Ее плечи снова затряслись от рыданий.

– Ты закрыла дверь? – Я прилагал огромные силы, чтобы не кричать. – Ира, ты закрыла эту чертову дверь за ним?

– Нет, кажется…

– Ложись спать, – велел я ей. Взяв фонарь, я в одних трусах выскочил за дверь.

Чем ближе я подходил к домику любви, тем больше понимал, что эта затея не из самых удачных. Я вовсю напрягал слух, пытаясь уловить какие-либо звуки из дома, но все было тихо. Дрожащий лучик фонаря робко остановился на двери. Она была приоткрыта.

(Ну, всего несколько движений, давай! На раз – прижми дверь к косяку. На два – вгони щеколду в паз. На три – уматывай обратно спать.)

Я облизал губы.

Запереть дверь, конечно, можно. И вернуться обратно (так и не посмотрев, что там, внутри), но… черт возьми, будь я проклят, но вдруг твердо решил про себя, что обязательно загляну внутрь. Всего на секунду… может, на две. Поистине любопытство – страшная вещь.

Я протянул руку и открыл дверь. Скрип петель показался мне ужасающе громким. Вздохнув поглубже, я вошел внутрь.

Свет фонаря, как мне показалось, слегка потускнел. Затаив дыхание, я провел его по кроватям. Пусто! Правда, на одной простыня была в каких-то бурых пятнах. Возможно, у Дэна открылись раны.

Но где он? Снова ушел куда-то?

Как ни странно, вероятность того, что его нет в доме, успокоила меня. Я развернулся, чтобы уходить, как вдруг в самом углу послышался какой-то шорох. Звуки доносились из самого угла.

Чувствуя, что сердце постепенно набирает темп, я направил свет фонаря в сторону звука. Звук был неприятный. Словно… хлюпала под ногами слякоть.

В углу что-то шевелилось.

– Дэн? – пискнул я, пятясь.

Звуки на мгновенье прекратились, и на меня глянуло лицо Дэна. Только Дэна ли?! Размытое серое пятно, как старый, грязный, подтаявший сугроб, вместо глаз – два размокших окурка, в длинных волосах шевелится что-то мерзкое.

– Ооо-о-ро-г-орог… – булькнуло существо и потащилось ко мне. Не помня себя от ужаса, я выскочил за дверь, больно ударившись при этом о торчавшую половицу пальцем ноги, и трясущимися руками запер ее на задвижку.

– Ро-о-ого-о?.. – вопросительно прочавкало существо из-за двери.

(Куда же ты?! Мы же еще не поиграли!..)

Как сумасшедший, я вбежал в дом и упал на кровать. Меня душил ужас. Я уснул почти под утро. Тяжелым, беспокойным сном.

* * *

Климентий долго не мог уснуть, ворочаясь в кровати. В его памяти раз за разом всплывала, словно протухшая рыба из глубины мутного пруда, произнесенная Денисом фраза насчет Татьяны. Костя…

Кто бы мог подумать?

«…Или ты хочешь сказать, что не знал, как она извивалась под Константином?..»

Клим сжал кулаки.

«Как насчет Татьяны?..»

Неужели Костя? Если это так, он вырвет у него сердце собственными руками.

«…Чтобы понимать живых, нужно больше общаться с мертвыми…»

Клим сжал кулаки еще сильнее и почувствовал, как ногти впиваются в ладони.

Всего лишь однажды Клим на мгновенье усомнился в верности своей жены, с которой прожил бок о бок почти двадцать лет. Усомнился и тут же отругал себя за необоснованную ревность.

Константин был женат, но это не мешало ему периодически навещать их в Красной Щели. В тот день Клим вернулся с охоты, неся с собой двух зайцев, попавших в силки. Подходя к дому, он услышал голос Константина и вслед за ним – звонкий смех Татьяны. Сердце застучало чуть быстрее. «А тут неожиданно из командировки возвратился муж…» – весьма некстати пришло в голову Климу, когда он распахнул дверь. Цепкий глаз тут же подметил вспыхнувшие розами щеки Татьяны и странный огонек, промелькнувший в глазах Кости. И все. Они были одеты, кровать была заправлена, шампанского на столе не было, а легкий румянец на лице любимой жены и тень в глазах друга к делу не пришьешь. После этого прошло много лет, и Клим ни разу не обмолвился с Татьяной об этом случае ни словом, но он всегда помнил то нехорошее чувство, внезапно охватившее его в тот момент, когда он вошел в хижину:

«…Книга Странствий… Надеюсь, ты знаком с ее содержанием?»

О какой Книге Странствий толковал Аверин? Клим был уверен, что Денис сам не понимал, о чем говорит.

«Похоже, в него вселился демон», – с кривой усмешкой подумал он. С головой у парня и в самом деле не в порядке, это факт. Оставалась слабая надежда, что все происходящее с Денисом – временно, но почему-то у Клима не было в этом твердой уверенности.

Он мысленно вернулся к вечернему разговору. Реакция ребят была понятна и естественна, было бы странным ожидать от них иного поведения. К тому же Клим сам с трудом пытался сдерживать охватившее его волнение. В свое время он снисходительно выслушал историю об Эллионе от одного дряхлого старика в Соловках, очень походившего на старославянского волхва.

Но байки байками, а ведь тогда в экспедиции действительно происходили страшные вещи. Видя состояние ребят, Клим благоразумно решил опустить некоторые подробности тех жутких событий.

Действительно, никаких схваток с местными здесь не было: всего здесь местных – он да Татьяна. Барды, наспех построив две хибары, уехали куда-то на Алтай. Они обещали вскоре вернуться, но так и пропали. Вскоре в Красную Щель прибыл катер «Ракета». Приехавший бородатый мужик в камуфляжной шляпе представился Аркадием Борисовичем, начальником Краснодарской археологической экспедиции.

«Судя по данным спектрографа, в здешних местах находятся скифские захоронения, – пояснил он. – Вот разрешение на проведение раскопок. Наша экспедиция должна прибыть на следующей неделе. Мы не побеспокоим вас». Клим безразлично пожал плечами – места здесь на всех хватит, лишь бы браконьерством не занимались.

Они разбили лагерь в ста метрах севернее дома Клима и со следующего дня начали раскопки. Климу было непривычно видеть пестревшие в лесу палатки, слышать по вечерам веселый смех и звуки гитары, но скоро он притерпелся. Однажды ему пришлось наблюдать их работу: несколько мужчин в одних шортах, блестящие от пота, размахивали тяжелыми кирками, взрыхляя каменистую почву, остальные наполняли камнями и щебнем носилки, которые выгружали недалеко от погребений. Девушки, перешучиваясь, расчищали щетками и специальными ножами уже найденные фрагменты посуды и человеческих останков. Затем все это фотографировалось, измерялось, скрупулезно зарисовывалось тушью – рисунки приобщались к находкам – и бережно упаковывалось в герметичные пакеты, на которых ставились надписи: что где обнаружено. Клим смотрел и никак не мог понять, для чего нужны эти буквально рассыпающиеся в руках кости с черепами и осколки глиняной посуды. «Столько возни из-за каких-то горшков и пары костей», – недоумевал он.

Так продолжалось примерно неделю.

Наступило 15 августа – традиционный День археолога. В этот день Клим не видел ни одного работника экспедиции трезвым. Вечером пропали двое молодых людей. Всю ночь их искали с фонарями, срывая голос до хрипоты, однако поиски ничего не дали.

Утром вернулся один из пропавших.

Он появился в лагере как привидение, с расползшейся по лицу злой ухмылкой и сообщил оторопевшим товарищам, что никому из них не удастся покинуть Красную Щель живым.

«Разве что в удобных сосновых ящиках», – кривляясь, выплевывал он слова. Он зубами разгрыз свое запястье и пытался кровью что-то написать на стенке одного из домов, построенных бардами, но его вовремя схватили. Забинтовав руку, его связали, а несколько молодых людей отправились на поиски второго.

Пока археологи бродили по лесу, безумец освободился от веревок и набросился на своего друга, свернув тому шею. После этого он облил себя керосином, предназначенным для ламп, и чиркнул спичкой. Девушки в страхе смотрели, как по лесу, шатаясь, бродил пылающий факел, жутко хохоча. Он застрял между двух деревьев и сгорел вместе с ними. Позже нашли второго – он висел вверх ногами неподалеку от Дьявольской топи и был похож на высушенную воблу. В его теле не было ни капли крови, словно всю ее высосали ненасытные вампиры. К вечеру исчезли еще двое работников, их трупы не нашли. Клим отвез Татьяну в Соловки и поехал в Апрелевку – двенадцать километров от Соловков, поскольку там находился опорный пункт милиции.

Тем временем помутился рассудок у жены начальника экспедиции. Она разрисовала себе лицо тушью и помадой, став похожей на скво индейского племени, после чего с тупой сосредоточенностью принялась срезать себе ножом подушечки пальцев, что-то монотонно напевая при этом.

Когда вернулся Клим (Татьяна осталась в Соловках) в сопровождении наряда милиции на давно изжившем свой век военном катере, из всех археологов в живых осталось лишь четверо – трое молодых людей и девушка. Иссохшие трупы некоторых членов экспедиции были обнаружены рядом с болотом. Они были аккуратно развешаны на деревьях, будто праздничные гирлянды в новогоднюю ночь.

Клим не знает, что случилось с оставшимися в живых, но у него был очень долгий и неприятный разговор с заместителем начальника Управления Федеральной службы безопасности по Краснодарскому краю полковником Зиминым. Последний ничуть не стеснялся в выражениях, и слепой, слыша его речь, мог бы подумать, что находится не в кабинете замначальника Управления ФСБ, а в лачуге пьяного сапожника.

«Я понятия не имею, какого хера там случилось, б…дь, но ты живешь там уже три года, неужели ничего странного за все время ты не замечал?!» – орал он на Клима, наклоняя над ним свое красное потное лицо с мясистым носом.

«Хорошо, что сейчас не 37-й год!» – думал про себя Клим, проклиная органы безопасности и злосчастную экспедицию.

Напоследок Клим подписал кучу бумаг о неразглашении событий, которые происходили тогда в Красной Щели. Одно время Клим с Татьяной жили в Краснодаре у брата Татьяны и являлись на допросы почти каждый день. Лишь спустя месяц, прочесав вдоль и поперек Красную Щель, оперативники оставили в покое Ининых. Они долгое время не решались вернуться в любимый домик и почти два месяца жили в Соловках. Тогда-то Клим и узнал об этой легенде. Его первая реакция была очень похожа на сегодняшнюю реакцию ребят. Но, вспомнив перекошенное лицо женщины, с безумной педантичностью срезающей себе подушечки пальцев скальпелем, он перестал сомневаться.

Клим разговаривал со стариком из Соловков, спросив, что могло явиться причиной этой мясорубки. Старец долго кашлял, жевал губами, после чего выдал примерно следующее: «Достаточно того, чтобы пара идиотов забрели в топь. Топь чувствует тепло человека, разумеешь? Как комар запах пота. Как пчела пыльцу в цветке».

«А как же кровь? Ты хочешь сказать, в болото не проливалась кровь?»

Выцветшие глаза старика испуганно мигнули:

«Нет! Если бы в топь пролилась кровь, оно бы вырвалось на свободу. А так… Оно просто почувствовало близость человека и развлекалось, разумеешь?»

Развлекалось?!

Напоследок к нему явился некий майор Алферов – сотрудник новороссийской милиции – и настойчиво предлагал Инину собрать все пожитки и навсегда покинуть это место. После недолгих и бесполезных уговоров майор уехал.

Охотясь на кабанов, Клим как-то наткнулся на это болото. Сказать, что он был напуган, нельзя, но, глядя на раскинувшуюся вокруг трясину, он видел проносящиеся перед ним, словно в убыстренном режиме просмотра, лица тех археологов. Через некоторое время Ральф принялся жалобно выть, нетерпеливо поглядывая на хозяина.

«Это плохое место, хозяин, я чувствую это. Прошу, уйдем отсюда!» – молили его умные глаза. Точно так же собака вела себя сейчас.

Клим помнил внезапно посетившее его странное чувство. Ощущения были сродни ощущениям при приближающейся смерти, и самое поразительное, она была отнюдь не страшна, а наоборот – очень приятна и желанна, как предстоящий сон после тяжелого изнурительного дня. Некоторое время в его сознании воскресали кошмарные образы его умершей жены. Торопливо схватив Ральфа за ошейник, он резко развернулся и широким шагом направился обратно домой.

Ночью ему приснилось, что он приехал в Соловки и отправился к могиле Татьяны. Судорожно разбросав землю, он вскрыл гроб, после чего разделся и упал в объятия своей любимой супруги. Обняв полуразложившийся труп, Клим принялся осыпать поцелуями изъеденное червями, съежившееся черное лицо Татьяны, пытаясь просунуть свой член в то место, которое он называл «волшебной долиной».

Своим диким криком Клим разбудил Ральфа. В окно выпученным глазом мертвеца уставилась багровая луна, и уснуть ему в ту ночь было не суждено.

Ральф все продолжает скулить. Похоже, нужно на какое-то время уехать отсюда и как можно быстрее отправить домой ребят. А этот малый Дмитрий неплохой парень, несмотря на то что часто бывает несдержанным. Виталий не хуже, но Дима почему-то нравился Климу все больше и больше. Денис болтун и раздолбай, Игорь – тюфяк, хоть и образованный. В передряге от этих двоих мало пользы, тем более Аверина можно уже смело исключать из числа помощников. Девчонки молодцы, но с Дианой тоже возможны проблемы. От таких девушек никакого толку, и, если они вдруг решат добираться до Соловков пешком, она будет балластом.

Клим вспомнил, что, не доходя четырех-пяти километров до Соловков, горную дорогу вдоль моря пересекает глубокое ущелье, будто оставленная гигантским топором великана зарубка. Ущелье уходит далеко в глухой лес, поэтому проще и быстрее соорудить мост из деревьев, чем пытаться его обойти. Если ребята все же примут решение идти пешком, их нужно предупредить.

Но… Мысли Клима вновь вернулись к фразе Дениса. Как быть с Константином? Клим уже понимал, что не сможет общаться с ним так, как раньше.

(…Она извивалась под ним!..)

Один из лучших друзей, Костя…

Веки мужчины наливались свинцом, мысли кружились в беспорядке, он постепенно погружался в сон.

Вдруг до его тонкого слуха донесся легкий скрип у дверей, после чего – мягкий, но настойчивый стук.

Клим мгновенно сел в кровати, сон как рукой сняло. Кто бы это мог быть? Денис?

(Да, это он, и он пришел к тебе, чтобы рассказать новые подробности измены твоей жены с Константином, и ты этого хочешь, так ведь?)

Напряженно вглядываясь в черное окно, он неожиданно расслабился. Он не понимал почему, но каждой клеткой своего тела он ощущал необычайную легкость и свежесть, словно только что вышел из банной парилки и нырнул в холодное озеро. Вдруг куда-то исчезли все проблемы и тревоги, и он с умиротворенной улыбкой прислушивался, не раздастся ли новый стук.

Но вместо стука за окном постепенно стало светлеть, но это был не обычный электрический свет или отблески костра. Это было похоже на серебристое сияние полной луны в безоблачную ночь.

Сам того не осознавая, Клим улыбнулся. Он успокоился. Конечно же, это не Денис. Денис всего-навсего испорченный мальчишка, он не может так сиять. Возможно, он уже отправился в страну снов.

«Кли-и-и-им», – раздался тихий бархатный голос, словно дуновение ветерка. Голос ласковый, просительный. И до боли знакомый.

Ира? Вряд ли. Диана? Нет.

Он посмотрел вниз и увидел нежно-розовый свет, струящийся вокруг него, – он пробивался лучами в щелочки между его руками и телом, между его ногами и даже между пальцами. Свет отбрасывал вперед его тень, сухопарую, странно согнутую, напоминающую тень висельника, и гладил его бескровными, прохладными, как шелк, пальцами.

Девушка за дверью вздохнула, и в этом выдохе снова проскользнуло нечто странно знакомое. Знакомое и… печальное. В то же время Клим готов был присягнуть, что женский голос раздается не снаружи. Он будто был везде, витал в воздухе, впитываясь и пронизывая ночную тишину.

«Впусти-и меня, Кли-им», – нараспев продолжали снаружи.

«Кто ты?» – хрипло прошептал Клим, вставая с постели.

«Ты знае-ешь», – короткий смешок.

(Да, я знаю, знаю.)

Движения его были плавными и уверенными. Отодвинув задвижку, он прищемил при этом до крови палец, однако боли не почувствовал.

Клим открыл дверь и тут же отпрянул, зажмурившись от ослепляющего глаза света. И не было убежища от этого света – он превратил его веки и руки, прикрывающие глаза, в прозрачное стекло. Сияние рентгеновскими лучами просветило всю его плоть.

В двух шагах от него мерцала божественной красоты обнаженная девушка. Густые волнистые волосы цвета раскаленной докрасна меди широким водопадом струились до самых щиколоток, чувственные губы, как спелые вишни, призывно улыбались, в широко распахнутых глазах искрились два изумруда. Нежные ножки этого прелестного создания не касались земли – она парила в воздухе, окутанная испепеляющим голубоватым свечением, словно редкой породы сапфир, найденный в самом глубоком темном ущелье и извлеченный на поверхность, чтобы осветить своей неземной красотой весь мир. Она была прекрасна, как восход солнца в горах, и чиста, как слеза младенца. И лицо, ее лицо, он же знает ее…

«Ты впустишь меня к себе, Кли-и-им?» Она многозначительно улыбнулась.

«Ты ангел?» – справившись с испугом, тихо спросил Клим. Шрам на бедре начало покалывать, как нить накаливания в электрообогревателе.

«Разве ты не узнаешь меня? Я от твоей жены».

«Ты знаешь, где Татьяна?»

«Она ждет тебя, Кли-им…» Небесное творение, колыхаясь в ночном воздухе, приблизилось вплотную к нему, и он почувствовал исходящий от нее холод.

«Но сначала ты впустишь меня в до-о-ом…»

Холод усилился, и глаза Клима заволокло пеленой. Ему казалось, что голова его наполняется воздухом, словно старый футбольный мяч, который наконец решили накачать. В ушах появился мелодичный звон, постепенно переходящий в оглушающие удары колокола…

«Я знаю тебя, я знаю…»

Последнее, что Клим помнил в своей жизни сквозь леденящий холод и багрово-красную пелену тумана, это как он продирался куда-то сквозь нещадно разрывающие его тело колючие кустарники. Ступни его были иссечены в кровь об острые камни, но боли он не чувствовал.

Тошнотворный запах гнили окутал истекающего кровью мужчину, и он погрузился в черную бездну.

* * *

…Дверь домика любви открылась со второго удара.

Из дома выползло что-то черное, подрагивающее, как желе. Свистя и шипя, существо огляделось. Затем, квакнув, на четвереньках быстро поползло в лес…

* * *

Громкое «Дима, вставай!» вырвало меня из сна. С трудом продирая опухшие глаза, я разлепил веки. Ощущение было отвратительным – будто долго плавал в бассейне с хлоркой, а потом кто-то швырнул тебе в глаза горсть песка. Передо мной маячило лицо Ольги.

– Все, уже встал, – пробурчал я. – Вы способны разбудить самого дьявола.

Я заметил, что проснулся последним – все кровати были застелены. В дом вошла Ира.

– Где он?

– Кто? – как-то по-идиотски спросил я.

– Где Денис, Дима?! Где? – помертвевшим голосом, как заведенная, повторяла она. – В том доме его нет!

Я стал быстро одеваться.

– Вчера я закрыл за ним дверь и больше не видел.

Лицо ее скривилось, на глазах появились слезы. Мне стало противно: то бросается – помогите, не могу с ним находиться, то – где он, мой Денис!

– Ты видел его? – спросила она, вытирая глаза рукавом. – Куда он делся?

– Господи, ну откуда я знаю! – заорал я, не попадая ногой в штанину.

Пошатываясь, она пошла в домик любви. Я последовал за ней, ругаясь вполголоса.

Дверь раскрыта настежь. Постель Дэна была пуста. Скомканный спальный мешок валялся на полу. Там же дохлыми змеями лежали окровавленные бинты. Дэна нигде не было.

Ира нагнулась, заглядывая под кровать.

– Не сходи с ума. Ты что, считаешь, под кроватью спать намного удобнее? – сказал я.

Ира повернулась ко мне.

– ГДЕ ДЕНИС?!! – закричала она, смертельно побледнев, и я с трудом удержался, чтобы не влепить ей пощечину.

Я показал ей на дверь:

– Видишь?

Задвижка была вырвана с мясом и болталась на одном шурупе.

– Дверь выбита изнутри.

– Почему мы ничего не слышали?

– Не знаю. Где все?

Ирина ничего не ответила.

Я вышел наружу и сполоснул лицо. Вода показалась мне прогорклой и солоноватой, короче, отвратительней можно найти только на дне унитаза. У костра стояли Вит и Игорь.

– Где Ольга?

– Они с Дианой пошли на море встречать лодку. Смотри! – Вит показал мне на землю у ног, там лежало что-то темно-серое, бесформенное.

– Что это?

– Наклонись – и увидишь.

При ближайшем рассмотрении я убедился, что передо мной труп летучей мыши. Маленький рот искажен в безмолвном крике, обнажив ряд мелких желтых зубов. Различные паразиты спешно покидали коченеющее тело мыши, расползаясь по траве в поисках нового донора.

– Ты видишь? Об этом говорил вчера Клим. Она мертва. Еще одну я нашел по дороге к морю, когда провожал девчонок. Они говорят, что у моря чувствуют себя безопаснее.

– Возможно, оно ассоциируется у них с дорогой домой, – сказал я, натягивая майку.

– Ну ладно, что там у вас случилось? – Вит крутил в руке зажигалку. Сигареты у него закончились, и он явно чувствовал себя дискомфортно.

– Собирайся, Дэн опять пропал, – с досадой бросил я.

– Как? – Гуфи разинул рот.

– Вот так. Вит, пошли.

– Клима будить?

– Пока не надо.

* * *

– Куда пойдем? – В голосе Вита звучала полная безнадежность.

– Начнем с леса, – ответил я.

Вит взглянул на меня как на сумасшедшего:

– Дима, лес здесь очень большой. Ты сам в этом убедился. Я думаю, нужно разбудить Клима.

– Твой Клим уже не контролирует ситуацию.

– По крайней мере, он знает местность, – резонно заметил Виталий, и я вынужден был с ним согласиться. Вит помолчал, затем спросил:

– Что думаешь по поводу его вчерашнего рассказа?

Я покосился на него и вынужденно рассмеялся:

– Хочешь сказать, он не шутил?

– Зачем ему это? – Вит пожал плечами и прихлопнул севшего ему на шею комара.

– У меня такое ощущение, что мы попали в страшную сказку. И это мне не нравится.

Некоторое время мы молча шли вдоль ручья. Меня так и подмывало рассказать Виту о том, что я видел вчера ночью, но после долгой внутренней борьбы с самим собой отказался от этой затеи. Если Вит мне поверит, он ни за что не согласится продолжать поиски Дэна, если нет – какой смысл рассказывать?

– Зря мы Клима не разбудили, – опять завел свою пластинку Вит. – Нам нельзя далеко уходить от лагеря.

– Дэ-э-эн! – сложив рупором руки, заорал я.

Далекое эхо было мне ответом. Вит вторил мне.

Тишина.

– Ты помнишь его слова? – неожиданно спросил Вит.

– Какие?

– «Классный секс», – выдавил из себя Вит. – Они не дают мне покоя. Ты понимаешь, о чем я?

Покричав еще минут пять, я захотел пить.

– Вит, я сейчас, – просипел я, спускаясь к ручью.

Припав на колени, я зачерпнул ладонями холодную воду и тут же отпрянул.

У самого ручья лежал кожаный ремешок, один его конец касался воды. Ремешок Дэна.

– Он был здесь, – крикнул я Виту, поднимаясь.

Виталий ничего не ответил.

– Эй? – я стал подниматься наверх. – Вит, где ты? – с тревогой спросил я.

Вит стоял передо мной, белый как смерть.

– Что… – начал я и осекся, увидев, что он держит в руках.

Это были темные от засохшей крови бинты.

Слева донеслось приглушенное карканье.

– Он где-то здесь, – прошептал Вит. Бинты выскользнули из его рук.

* * *

Ирина машинально перекладывала на столе ложки и тарелки. Ди с неприязнью отметила, что она занята этим уже последние полчаса. Они с Ольгой только что вернулись с моря, лодка опять не пришла, на море продолжает бушевать шторм. Диана была вне себя от ярости, однако к ярости уже примешивался вязкий, клейкий страх, который, казалось, холодными пальцами все теснее прижимал ее к себе, что-то гнусаво бормоча.

В лагере царило напряженное молчание. Ольга присела у костра и подкладывала в костер сухие ветки, Гуфи неподвижно застыл подле нее, растерянно поправляя очки. Как он ни старался, ему не удалось поддержать огонь, и Ольге пришлось заново разводить костер.

Диана поменяла пластырь на пальце и нервно листала свои уже порядком истрепанные журналы, которые за эти дни вызубрила наизусть.

– Куда же он мог уйти? – робко нарушила молчание Ольга. Костер уже хорошо разгорелся, и она поставила на противень котелок с водой.

Все молчали.

Ира на мгновение замерла, крохотная слезинка сбежала по ее бледному лицу, оставляя дорожку.

– А где Клим? – Игорь снял с головы панаму и усердно мял ее, словно кистевой эспандер.

Ди кивнула в сторону хижины:

– Дрыхнет, где ж ему еще быть.

Ирина тяжело вздохнула.

– Я пойду в лес, – тихо сказала она, поднимаясь из-за стола.

Игорь водрузил панамку на голову и открыл рот, чтобы сказать Ирине, что идти в данный момент в лес идея не из лучших, что ребята и так уже ищут Дениса и что вполне возможно, что они уже нашли его и возвращаются домой.

Хриплое карканье опередило его. Шумно хлопая черными крыльями, на стол беседки приземлился огромный ворон. Ольга тихо вскрикнула и отпрянула назад. Лицо Ди приобрело зеленоватый цвет, глаза неотрывно следили за птицей. Ирина молча смотрела на ворона, чувствуя, как холодеет ее кожа.

«Плохая примета», – пронеслось в ее мозгу, и она замахнулась:

– Вон отсюда! Убирайся!

Ворон негромко каркнул и переступил когтистыми лапами. «Ты хочешь испугать меня, девочка? Испугатьменя? «– его глаза, казалось, светились каким-то сумасшедшим весельем.

– Пошел отсюда! – Ира схватила ложку и швырнула ее в птицу, но промахнулась. Черная бестия снова переступила лапами и открыла клюв, обнажив грязно-красную глотку.

Дыхание перехватило у насмерть испуганной девушки – она отказывалась верить в это, но всем своим сознанием понимала: «Он смеется над тобой. Он смеется над тобой. Он смеется…»

Неожиданно ворон захлопал крыльями и взвился вверх, в одно мгновенье превратившись в черную точку. Эхо донесло обрывки карканья.

* * *

Искать пришлось недолго.

От увиденного зрелища в глазах потемнело, в ушах появился какой-то звон. Мы с Витом словно вросли в землю и замерли будто статуи, не в силах пошевелиться.

Тело Дэна, слегка покачиваясь, висело на высокой сосне буквально в тридцати метрах от того места, где Вит наткнулся на бинты.

Распухшую шею туго обхватывала скрученная простыня, одежды на Денисе, за исключением плавок, не было, и при свете вспухшие раны на его спине выглядели особенно уродливо. Длинные волосы грязными паклями свисали на плечи.

На левом плече Дениса пристроился огромный ворон. Недобро косясь на нас, он неуклюже переступил кривыми лапами ближе к лицу Дэна и вырвал у мертвеца левый глаз.

Спазмы схватили низ моего живота, жуткий вопль застрял где-то посредине горла. Конечности вдруг стали мягкими, как у плюшевой игрушки.

Вит издал какой-то булькающий звук.

– Дим… – Он ухватился за мое плечо руками и сильно сжал его. – Ради бога, что происходит?..

– Ты мне делаешь больно, – оцепенев, сквозь зубы выдавил я, освобождая плечо.

– Он мертв?

Что-то наподобие хриплого смешка вырвалось у меня:

– Я что, щупал его пульс?

На негнущихся ногах я подошел к сосне. Ворон злобно каркнул и, встряхнув крыльями, взмыл в воздух.

«Скоро его облепят мухи», – подумал я, и меня бросило в жар.

– Его нужно оттуда снять.

– Снять? Что… Н-н-нет, давай позовем остальных.

– Ты что, идиот? – сказал я со злостью, начиная карабкаться на дерево. – Хочешь, чтобы это увидела Ирина и девчонки?

– Но рано или поздно они узнают. – Вит бессильно опустился на землю. – Господи, господи, – повторял он, – что же с нами будет?! Зачем он это сделал?!

Та же мысль тяжелым молотом стучала в моей голове, пока я, хватаясь руками за ветви дерева, медленно взбирался к Дэну.

«Спокойно, только держи себя в руках. Хоть на некоторое время, пока… пока ты не закончишь…» – твердил я себе. Поудобнее обхватив шершавый ствол, я достал нож.

«Прости, дружище». С трудом сдерживаясь, чтобы не закричать, я закрыл глаза и стал резать простыню. Глухой стук тела о землю известил меня, что нож рассек материю с первого раза.

Словно робот, я слез с дерева и, как в тумане, подошел к телу Дениса. Но, не доходя до него пару метров, ноги мои подкосились, и я, рыдая, упал на колени перед ним, обхватив его холодную голову. Страшной улыбки на его лице уже не было, в уголках рта запеклась корочка засохшей крови, губы в глубоких трещинах, изо рта высунут кончик языка. Почерневшая шея была вывернута под невообразимым углом.

Нежно, словно обращаясь с новорожденным, я развязал неумело сделанную петлю и отшвырнул ее в сторону, как мерзкое насекомое. Медленно поднявшись, я снял с себя футболку и осторожно накрыл ею лицо Дениса.

Вит тоже поднялся, и хотя он изо всех сил пытался держаться, выглядел он все равно как привидение.

– Иди за Климом. Ребятам пока не говори.

– Нет! Ты что, они сразу догадаются! – Вит трясся как осиновый лист.

– Хорошо, – я перевел дыхание, – тогда пойду я. А ты сиди здесь, понял?

Вит, не отрываясь, смотрел на коченеющее тело Дэна, затем сказал:

– Не могу.

– Тогда иди! – закричал я.

Вит повернулся и медленно побрел к лагерю.

Когда его шатающаяся фигура скрылась из виду, я подошел к ручью и ополоснул лицо. После этого я сел прямо у воды, дав себе слово, что не буду смотреть в сторону Дэна, пока не придет Клим.

* * *

– Ну что? – Ирина нервно кусала губы.

Вит сглотнул застрявший в горле комок.

– Гм… Мы решили взять с собой Клима. – Мучительно болели железы, сердце готово было выскочить из груди, Вит боялся, что она слышит каждый удар.

Словно зомби, он направился мимо Ирины в сторону хижины Климентия. Оттуда уже слышалось поскуливание Ральфа.

«Что теперь будет? Что же с нами будет?!» Одна и та же мысль буравила его мозг снова и снова, как в автореверсе. Вит протянул руку, чтобы постучать в дверь, и… резко отдернул ее назад, словно получив разряд электрического тока.

Ручка двери была вымазана засохшей грязью. Темно-зеленые потеки были и на самой двери. Более мелкие брызги покрывали окно. Дрожащими руками Виталий потянул дверь на себя. Дверь открылась.

«Господи, прошу тебя, пусть все будет в порядке, пожалуйста, прошу тебя». Дыхание Вита участилось. Он вошел в дом.

В ноздри, как удар кулака, резко ударил затхлый запах нечистот и плесени. Он огляделся. Хижина была пуста. Взгляд Виталия безумно метался по крохотной комнатенке, выхватывая и фиксируя страшные следы чьего-то пребывания – комья тины, пряди гнилых водорослей на смятой кровати и подсыхающие зловонные лужи, лужи везде…


«Похоже, после Красной Щели я вновь начну курить, – думал я, ожидая Вита с Климом. – Когда выберемся из этой истории».

«Когда?! Если выберетесь», – возразил мне внутренний голос.

Нервы мои не выдержали, и я повернулся, глядя на труп. Над телом Дэна уже отвратительно жужжали крупные мухи. Денис Аверин. Мы знали друг друга почти семь лет. Никогда не унывающий, полный энергии, веселый. Он любил жизнь. Он никогда даже не обсуждал темы суицида, не говоря уже о том, что у него когда-либо возникало желание покончить с собой.

«Его нужно закопать», – мелькнуло у меня в мозгу, и сама мысль показалась мне просто чудовищной.

То, что вчера в него что-то вселилось, пока он бродил по лесу, было сразу видно. Что-то очень плохое и злое. На какое-то время Денис был всецело во власти этого чего-то, однако в один момент у него наступило просветление, но было уже поздно. Это «что-то», получив от тела нашего друга все для него необходимое, выжав из него всю жизненную энергию, молодость, покинуло его и теперь прячется где-то здесь, наблюдая за мной из-за зарослей ежевики. Я чувствовал, что рассуждал как ребенок, но только такие простые и наивные выводы (а что еще можно было предположить?) не давали затуманиться моему рассудку.

От этих мыслей меня передернуло. Где же Вит с Климом?

Мысли хаотично кружились, наслаиваясь друг на друга, я вдруг зажмурился, четко представив себе, что все это не по-настоящему, этого не может произойти по той простой причине, что вообще невозможно, ведь только вчера утром он был совершенно здоров, и все это затянувшаяся, пускай и черная шутка, но вот сейчас Денис ловко вскочит на ноги и засмеется: «Ну что, клево я вас разыграл?..»

Господи, я бы отдал все, что угодно, если это стало бы возможным!

(У ручья… Видела нашу смерть…)

Что же все-таки произошло с Дэном? «Повесился или повесили?» – сверлила мой мозг мысль. Немного придя в себя, я еще раз оглядел дерево. Ветка, на которой висел Дэн, была довольно высоко от земли. Под деревом не было ничего, на что можно было бы встать. А представить, что он, с больной спиной, посреди ночи карабкается на сосну и закрепляет на ветке простыню, было сложно. Да и зачем ему тащиться так далеко? Ближайшие деревья в метре от наших домиков. Я присел над трупом и некоторое время изучал петлю на шее. Затем покачал головой. На глаза снова навернулись слезы. Вдруг я замер, глядя на то, что лежало в кустах. Там что-то блеснуло… Я подошел ближе, раздвинув ветки. Дышать стало трудно. Совершенно неподходящее место для этого предмета. Учитывая обстановку, он навевал нехорошие ассоциации…

Я вытер лицо и услышал голоса. Вит и кто-то еще. Гуфи! Черт, он здесь не нужен, во всяком случае, пока.

– Дима, Клим пропал! – глядя на меня круглыми глазами, выдохнул Вит, подойдя ко мне. Гуфи остановился в нескольких метрах и, цепенея, смотрел на труп.

– Как пропал? – У меня заныло в груди.

– Его нет в доме! Дверь открыта, кругом грязь, Ральф воет!

Я посмотрел на мертвенно-бледного Игоря.

– Итак, ты рассказал им? – Я поднялся.

– Нет, знает только Гу… Игорь.

– Тогда идите в лагерь. У Клима в доме я видел лопату, принесите ее. Возьмите также простыню, нет, лучше одеяло.

– Ты что, хочешь похоронить его? Закопать прямо здесь? – Вит смотрел на меня, как на непроходимого тупицу.

– Нет, мы заберем его с собой. Не будь идиотом, Сосновцев. Или ты предпочитаешь, чтобы через час на этой жаре он превратился в протухший кусок мяса? Или его сожрут шакалы? Если нам повезет и мы выберемся отсюда, полагаю, мы сделаем все возможное, чтобы потом похоронить его достойно. Сейчас же это нереально. – Слова давались мне с трудом, меня бесило непонимание Вита.

Игорь продолжал стоять истуканом, засунув в рот большой палец руки. Затем неуверенно подошел к телу Дэна и приподнял край майки, закрывающей его лицо. В следующую секунду лицо его покрылось серыми пятнами, глаза расширились, он стал пятиться. Споткнувшись о корень, Гуфи еле удержался, чтобы не покатиться с пригорка в ручей, после чего неожиданно присел на корточки и начал исторгать из себя содержимое желудка.

* * *

О'кей, Ира. Возьми себя в руки. Я должен сообщить тебе плохую новость… Ирина, ты должна крепиться. Случилось несчастье… Ира, мне очень жаль…

Вереница различных вариантов того, как мне преподнести смерть Дениса, проносилась в моей голове, подобно рою разъяренных пчел.

Однако все они в один миг позабылись, когда я оказался перед ней и взглянул в ее глаза. Она протирала стол, причем все прекрасно видели, что это занятие было абсолютно бессмысленным, поскольку он сверкал чистотой. Наши взгляды встретились, в ее покрасневших глазах застыли слезы, и я понял: «Она догадывается!»

– Ира… – В горле пересохло так, что об язык можно было зажигать спички. – Ира, Дениса больше нет, – все, что я смог произнести.

Мгновение она стояла, расправив плечи и высоко подняв голову, и была почти божественна. Лишь мелко подрагивающие пальцы рук и наполняющиеся слезами глаза говорили о том, каких усилий ей стоило воспринять это известие. Затем она не выдержала, выронила тряпку и упала в мои руки, я обнял ее, чувствуя, как ее тело сотрясают рыдания. Я беспомощно глядел на окружавших меня ребят, ища поддержки, но все они неловко отворачивались. Заплакала Ольга. Диана смотрела в сторону, закусив губу и скрестив на груди свои красивые руки.

С трудом выдавливая из себя слова, словно старый тюбик остатки пасты, я рассказал увиденное мной и Витом. Виталий меня не перебивал. Он уже успел сходить за лопатой, Игорь держал в руках два свернутых одеяла.

После этого в воздухе повисла мертвая тишина. Ирина беззвучно плакала, уткнувшись в мое плечо.

– Дима, – негромко позвал меня Вит. – Я понимаю, все это дико, но нам нужно побыстрее все закончить и решать, что делать дальше. – Он выжидательно смотрел на меня, глаза его были сухи. Я с удивлением отметил, как быстро Вит пришел в себя. Теперь глаза его горели какой-то злобной решимостью.

Я мягко отстранил Ирину от себя и сделал знак глазами Ольге. Понимающе кивнув, она взяла Ирину за плечи и осторожно усадила ее на лавку.

– Тебе не стоит туда идти, – тихо сказала она ей. – Лучше, если ты запомнишь Дэна таким, каким его знали все мы.

– Нет, – всхлипывая, ответила девушка, – я должна с ним попрощаться.

Пока мы шли к страшному месту, я случайно кинул взгляд на Гуфи и остолбенел. Зажав под мышкой одеяла, он достал из кармана рубашки пакетик с леденцами и выудил один. С таким же невозмутимым лицом он отправил его в рот.

«Боже, только что блевал, а теперь конфеты сосет!» – брезгливо подумал я.


Осторожно завернув тело в одеяло, я и Вит перенесли его глубже в лес, подальше от сосны, на которой все еще колыхались остатки простыни. Тело Дэна было странно легким.

(Найденный труп археолога был полностью обескровлен и высушен и весил не более одеяла. Он был похож на скинутую змеей старую высушенную кожу, понимаете?..)

Земля была твердой, как гранит, и мы возились с могилой целых два часа, чтобы она оказалась глубокой. Пока мы по очереди работали лопатой, я вдруг понял, что никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Теперь, после исчезновения Клима, мы были похожи на горстку перепуганных насмерть детей, и что самое страшное, я нисколько не сомневался, что это только начало трагедии.

Ирина долго не решалась взглянуть Дэну в лицо (оно по-прежнему было накрыто моей футболкой), но когда яма была уже выкопана, она, стиснув зубы, сдернула ее, и слезы отчаяния вновь заструились по ее лицу.

От моего внимания не ускользнуло, что ладони Игоря покрылись волдырями, некоторые из них полопались и кровоточили.

«Небось первый раз лопату держал. Это тебе не в компьютеры играть», – с некоторой долей злорадства подумал я.

Гуфи тем не менее спокойно вытер окровавленные руки о шорты и кинул в рот еще один леденец.

Сверху могилы мы насыпали небольшой холмик, в который Ира с великой осторожностью воткнула деревянный крест – две связанные между собой палки.

– Господи, смилуйся над его душой, – прошептала Ира, сложив перед собой ладони, когда все было кончено. Голос ее все еще дрожал, но по всему было видно, что она взяла себя в руки.

– Аминь! – Виталий посмотрел на небо.

Все перекрестились.


– Итак, господа, какие будут предложения? – Вит где-то разыскал несколько окурков и с усердием потрошил их в майонезную баночку. Глядя на него, ни за что не скажешь, что несколько часов назад он стоял над трупом своего бывшего друга и готов был наложить в штаны от страха.

Мы расположились за столом в беседке, Ирина ушла в дом. После того, как мы закопали Дэна и вернулись в лагерь, у нее случился обморок, и Ольга с Дианой долго хлопотали над ней, прежде чем она пришла в чувство.

Кое-как состряпав нехитрый завтрак из сухого картофеля с молоком, мы вяло проглотили все это и запили родниковой водой. Ди едва поковырялась вилкой в миске, после чего отодвинула ее в сторону. Ольга тихо плакала, украдкой вытирая мокрое лицо.

– Каждый из нас желает знать, что здесь происходит, вот какие предложения. Для того чтобы что-то предлагать, нужно знать, о чем идет речь. Что произошло с Дэном? Почему он повесился? – Она подняла на Вита уставшие глаза.

– Об этом знают лишь господь бог и сам Денис, царство ему небесное, – сказал он.

Меня неотступно преследовала мысль о засосах на шее и странных царапинах на спине Дэна, но я все еще не решался поделиться своими размышлениями с ребятами.

– Я считаю, что с ним произошло нечто, пока он был в болоте, куда забрели мы с Ольгой.

– В болоте? Надеюсь, ты не связываешь его смерть со вчерашними бреднями Клима? – Гуфи недоверчиво смотрел на меня из-под очков.

– Не знаю, – медленно проговорил я. – Как бы то ни было, Дэн мертв. Исчез также и Клим – единственный источник информации об этих местах.

– Неужели никто не слышал, как они выходили из дома? – тихо спросила Ольга.

Игорь с шумом выпустил из легких воздух.

– Итак. На повестке три вопроса. – Вит закончил расковыривать окурки и теперь аккуратно сворачивал из тетрадных листов маленькие трубочки. – Первое. Где Клим? Во-вторых, ждать ли нам лодку? И, наконец, на мой взгляд, самое главное, что нам дальше делать? – Он посмотрел на сидящих за столом.

– Да какая разница, где Клим? Наверняка на охоту ушел. Нужно идти к мо… – неуверенно начала Ди, но Вит ее оборвал.

– Женщина, заткнись! – рявкнул он так, что даже я подпрыгнул на месте. – Когда твое мнение будет интересно, ты об этом узнаешь.

Лицо Дианы вытянулось, на лбу запульсировала тоненькая жилка.

– Ты… – с тихой яростью начала она.

– К тому же, – Вит жестко улыбнулся, не дав ей договорить, – сомневаюсь, чтобы Клим ушел охотиться на кабанов в трусах и без ружья. Возможно, он рассчитывает напугать их до смерти своим членом, но в таком случае он сильно переоценивает свои возможности.

Диана замолчала, но глаза ее метали молнии: «Ничего, Сосновцев, за каждое слово ты ответишь. В свое время. Это я тебе гарантирую!»

– Ты имеешь в виду… – начал Гуфи, но Вит бесцеремонно его перебил:

– Так точно. Все шмотки Климентия валяются в его доме. Даже ботинки. Поэтому единственный вывод, который я могу сделать, – это то, что вчера вечером мы видели его в последний раз. Как это ни печально. Полагаю, его уже нет в живых, – пояснил он с ужасающим спокойствием.

Ольга с Дианой оторопело уставились на Вита.

– Постой-ка. Еще вчера, мне помнится, кто-то с пеной у рта строил из себя атеиста, не верящего ни во что сверхъестественное. Теперь же ты допускаешь, что кто-то или даже что-то подтолкнуло Дэна на самоубийство, а затем расправилось с Климом, да? – испуганно спросил Гуфи. – Но это же абсурд! Здесь никого, кроме нас, нет!

– Я собираюсь тебя уговорить поверить в то, о чем нам вчера рассказывал Клим, не больше чем уговорить застрелиться. Это твое личное дело – верить или нет. Вопрос сейчас в другом…

Я глубоко вздохнул – пришло время.

– Вит, подожди. Послушайте меня. Только прошу не делать преждевременных выводов, псих я или нет.

– Валяй, – Вит продолжал с увлечением катать трубочки из бумаги с таким видом, будто это было самое захватывающее занятие в его жизни.

– Может, это прозвучит глупо, но… Вит, ты помнишь царапины на спине Дэна?

Он кивнул.

– Так вот. Вчера, когда Клим тащил его на себе, я заметил кое-что. Кое-что, что не решился показать вам сразу.

Вит наконец заинтересованно взглянул на меня. Все молча смотрели, как я медленно извлек из нагрудного кармана завернутый в салфетку предмет.

– Эта штука застряла в его спине.

Все сгрудились над столом. Я развернул салфетку и аккуратно положил предмет так, чтобы его хорошо видели все окружающие.

Ди вскрикнула и зажала рот руками. Она застыла, уставившись на предмет. Ее лицо было белее бумаги, и на нем появилось выражение такого безумного страха, какой обычно человеку доводится испытать лишь во сне. Лицо Ольги покрылось белыми пятнами, ее верхняя губа задрожала, делая ее отталкивающей.

Не было никакого сомнения, что на столе лежал обломок ногтя. Точнее, когтя. Длинного, кривого, желтого когтя.

– Почему ты вчера об этом промолчал? – прошептала Ольга.

– Ты думаешь, если бы я рассказал вам об этом вчера, это помогло бы Дэну? Никто из вас не поверил бы мне. Я сам до сих пор не могу себя убедить в том, что это все происходит на самом деле, – ответил я.

– Это… Что? Ты хочешь сказать… – тоном разбитого человека произнес Гуфи. – Ох… Ты… – Вид у него был такой, словно лицо его держалось на нескольких болтах и вдруг они все раскрутились. – То есть все правда? – выдохнул он.

Диана в безмолвном ужасе смотрела на обломок когтя, не в силах отвести взгляд, словно он гипнотизировал ее.

– Иными словами, раны на спине Дэна оставлены ногтями. Ногтями кого? Или чего? – задумчиво произнес Вит.

– Я не знаю. Но могу сказать, что на его шее я увидел пятна, которые очень уж смахивают на засосы от поцелуев. Оля, пока я был на море, Дэн уединялся с Ирой? – спросил я.

Ольга отрицательно покачала головой:

– Он все время возился с крысой.

– Я тоже заметил эти пятна у него на шее и подумал об этом же, – вдруг подал голос Вит.

Уродливый обломок ногтя спокойно лежал на середине стола, храня таинственное безмолвие.

Игорь недоверчиво смотрел то на меня, то на Виталия.

– Но кто мог это сделать? – спросил он. – Мы были все на виду.

– Игорь, вы глупеете на глазах. «Кто убил кролика Роджера?» Отгадай, и выиграешь суперприз, – сказал Вит. – Ответ на твой вопрос может дать лишь хозяин этого ноготка. Не сам же с собой Дэн целовался в лесу. Да и ногтей таких у него нет, чтобы спину себе разодрать.

Внезапно Ди схватила ноготь и, всхлипнув, швырнула его в костер.

– А чего это ты так нервничаешь? – прищурившись, спросил Вит.

– Отвали, – буркнула Ди.

– Я, кстати, толком и не поговорил с тобой вчера, – продолжал ровно говорить Вит. – Где тебя носило? Только не говори мне про грибы, я ни за что не поверю, что ты решила побаловать нас супчиком из местных мухоморов. Ты виделась с Дэном?

– Пошел к черту! – крикнула Ди. Она тяжело дышала, с ненавистью глядя на Виталия. Лицо ее покрылось красными пятнами, а пальцы непроизвольно скрючились. – Ты ни хрена не понимаешь, я не могу тут больше находиться! Мне было ужасно плохо, я хотела побыть в одиночестве, вот и все. И никакого Дэна я не видела!

Она зарыдала, но Вит продолжал недоверчиво смотреть на нее. Мы тоже все молчали.

– Почему мне никто не верит? – сквозь слезы проговорила Ди. – Вы что, сошли с ума? В чем-то подозреваете меня?!

– Что вы на нее накинулись? – глухо спросил Игорь, метнув взгляд на Ольгу.

– Она тоже уходила куда-то.

Ольга побледнела, и я вперил в нее взгляд:

– Не понял. А ты где была? Тоже за грибами ходила?

– Нет. Я была на море, – ровно ответила она, выдержав мой взгляд. – Это что, запрещено? Да что с вами, елки-палки?

Я вздохнул. Черт, нервы становились похожи на натянутые струны. И чего я на Ольгу взъелся? Ди продолжала плакать.

– Диана, все в порядке, – сказал я, бросив взгляд на Вита, и тот с отсутствующим видом отвернулся.

Скрипнула дверь. Из домика неслышно вышла Ирина, застегивая спортивный свитер на «молнию», на голове – черная бандана.

– Так что насчет легенды? Ты же вчера отстаивал другую точку зрения, – настойчиво сказал Гуфи, обращаясь к Виталию.

– Это было вчера. Да, я так думаю. К слову сказать, тебя не было вчера ночью в лесу, когда Дэн выл по-шакальи и разговаривал на черт знает каком языке, – сказал Вит. – Этим-то мы и отличаемся друг от друга, Игорь. Ты не веришь в то, что видишь, а я верю.

Лицо Игоря вспыхнуло, губы превратились в узкую полоску, напоминая две сложенные бритвы. Он помолчал, затем сказал:

– А не приходило ли тебе в голову, что смерть Дэна каким-то образом связана со странным, я бы сказал, исчезновением Клима? – Он разгрыз очередной леденец.

– То есть?..

– То есть Клим причастен к гибели Дениса, вот о чем я. – Игорь подался вперед. – А что, почему бы и нет? Маньяк в Красной Щели. Вчера он нам вешал лапшу про всяких болотных тварей и метеориты, заставив некоторых из нас поверить в эту фигню. А ночью он под каким-то предлогом выманивает Дэна наружу. А затем… – Гуфи многозначительно провел ребром ладони по своей шее. – Я бы не стал исключать эту версию, – заключил он.

– Только не забудь упомянуть про то, как ночью Клим зачем-то сходил на болото, зачерпнул ведро разного дерьма и вывалил его у себя дома, после чего размазал все это по стенам и окнам, – сказал Вит.

– Отвлекающий маневр, – уперся Гуфи, – он рассчитывает, что вы будете считать его умершим. Как судья Уоргрейв из романа Агаты Кристи «Десять негритят». Черт возьми, дурак, который знает, что он им не является, имеет огромное преимущество перед теми, кто считает его таковым, неужели вам нужно объяснять такие вещи?

– Нет, это ты несешь чушь, Игорь, – вмешался я. – Пора уже снять розовые очки. Тебе мало доказательств? Да если бы Клим захотел с нами разделаться, он сделал бы это! У него был миллион возможностей убить нас!

– Возможно, у него были свои причины. Дэн…

– Давайте уже оставим в покое Дениса. К тому же, – голос мой зазвенел, – если уж разбирать все по полочкам, то какого черта вы позволили ему уйти в лес? В лагере были вы, и это вы прозевали, когда он пропал! «Дима, мы не знаем, куда он ушел!» – передразнил я Вита.

Лицо Вита потемнело, и он стал медленно подниматься из-за стола.

– А кто, позвольте вас спросить, заварил всю эту кашу с окровавленными платками? Не ты ли, Дима? – Голос Вита был ядовито-сладким, словно тающее на солнцепеке мороженое.

– Виталик, сядь, пожалуйста! – Ольга умоляюще переводила взгляд с Вита на меня. – Что толку обвинять друг друга? Мы сейчас все в одной лодке, разве вы не понимаете?

Мы насупленно молчали.

– Вы сейчас грызетесь, как звери, и вам в голову не приходит, как вы сообщите родителям Дэна о его смерти?

– Думаю, это должно волновать нас сейчас в последнюю очередь. – Вит в упор посмотрел на нее. Оля снова заплакала.

Несколько секунд мы с Витом с яростью смотрели друг на друга. Неожиданно Вит подмигнул мне и улыбнулся.

– Ладно, вернемся к нашим баранам. Второе, – он принялся набивать очередную бумажную трубочку табаком. – Лодки нет до сих пор.

Ира подошла к потухшему костру.

– Зина умерла, – механическим голосом известила нас она, – она умерла. Как те ежи. Как крот. – Голос ее снова задрожал.

Судя по хмурым застывшим лицам, эта новость не произвела особого впечатления на окружающих.

– Мне кажется, она предчувствовала, что с Дэном что-то произойдет. Она стала странно себя вести себя с тех пор, как Дэн исчез.

– Нет. Зина изменилась с того момента, как Дима с Ольгой заблудились. – Вит достал зажигалку. Щелкнув колесиком, он некоторое время неподвижно смотрел на пламя, после чего окунул в него кончик самокрутки.

– Ира, сядь. – Игорь подвинулся. – Успокойся. Это сейчас уже не так важно, понимаешь?

Линицкая кивнула.

Да, она все понимала. Но она не могла до конца осознать, что человек, к которому она была так привязана, лежит сейчас в какой-то глуши на метровой глубине, засыпанный землей, скрюченный, словно какой-то ужасный эмбрион. Где-то внутри сознания гнездилось чувство, что сейчас она еще пока находится в шоковом состоянии, более глубокое и полное понимание происшедшего придет позже, и это пугало ее еще больше.

– Хочешь конфетку? – Гуфи вновь полез в карман.

«Когда они у него закончатся?» – подумал я. Внезапно мне пришло в голову, что леденцы странным образом действуют на Гуфи успокаивающе.

Ира слабо улыбнулась и покачала головой.

– …сказал, лодки нет. Имеет ли смысл ждать ее? И сколько на это потребуется дней ожидания? – продолжал тем временем Вит.

– Может быть, подождем еще немного? Если лодка не приплывет, завтра с утра попробуем выбраться отсюда пешком, – раздался голос Ольги.

– Нет! Я не останусь тут еще на одну ночь! – воскликнула Ди, охваченная ужасом. – Должен же быть какой-то другой выход! Виталик, Дима, ну придумайте же что-нибудь!

– Конечно, выход есть, – сказал я, закипая и чувствуя, что злость в данном случае ни в коей мере не способствует решению проблемы. – Я сейчас переоденусь, а вы пока приготовьтесь к полету. Затем я расправлю крылья, и мы в два счета долетим на мне до Москвы. Дамы и господа, только не забудьте пристегнуть ремни!

– Очень остроумно. – Диана отвернулась.

Вит, соглашаясь, кивнул, выпуская колечко дыма.

– Сегодня мы, конечно, никуда не пойдем. И спать мы будем в одном доме. Будем дежурить по очереди.

– Ты думаешь, я смогу спать в этом доме? – безнадежным тоном спросила Ира.

Вит тактично выдержал паузу, затем продолжил:

– Клим вчера говорил о том, что его катер отбуксируют сюда в ближайшее время.

– Я бы не стал на это рассчитывать, – сказал я. – Один бог знает, сколько придется ждать.

Ира поднялась.

– Ты куда? – Я ухватил ее за руку.

– Пойду закопаю Зину. – В ее голосе было не больше жизни, чем в голосе автоответчика.

– В общем, – словно подводя итог, сказал Вит, – либо завтра пытаемся добраться в Соловки, либо торчим здесь, как сарделька в горчице. Tertium non datur, как говорится, третьего не дано. А теперь, я думаю, нам следует…

– Виталий, насколько я знаю, у тебя имеется мобильный телефон? – Тихий, почти нежный голос Гуфи, будто скальпель плоть, рассек густую тишину.

Разорвавшаяся рядом с нами бомба не произвела бы и сотой доли того эффекта, какой произвела на нас его фраза. Я, выругавшись, хлопнул себя по лбу, на лице Вита застыло обескураженное выражение, он виновато вертел в руках свою самокрутку. Из груди Дианы вырвался вздох облегчения, на мгновенье она стала похожа на самого счастливого человека в мире.

– Ну и лопух, – протянул Вит, отшвыривая окурок и стремительно вставая из-за стола.

– Это точно. – Я чувствовал, как с плеч моих будто свалилась гора. – Браво, Игорек!

Вит вскоре вернулся, держа мобильник в обеих руках, словно редчайшую драгоценность.

– Аккумулятор у него заряжен? – нервно спросил Гуфи.

– Да. Куда будем звонить? – обратился к нам Вит. – И что говорить? – как-то совсем глупо спросил он.

– Звони в ментовку, – устало сказал я. – Просто скажи, что у нас тут труп. Они поймут.

При слове «труп» и без того бледное лицо Иры стало вообще белым, и я старался не встречаться с ней взглядом. Вит стал щелкать кнопками, затем поднес телефон к уху. Все замолчали в тягостном ожидании, напряженно следя за его лицом. Лениво, словно густой клейкий мед, потекли секунды. Пауза становилась невыносимой, однако, судя по мрачнеющему лицу Вита, линия была либо занята, либо к телефону никто не подходил.

– Алло! Алло!!! – вдруг закричал он. Крохотный лучик надежды робко мелькнул и тут же пропал, когда Вит повернулся к нам и сказал, что на линии помехи, из-за которых ничего не слышно.

– У меня есть телефон автобусной базы Новороссийска, которая выделила нам «Икарус», – наконец промолвил он.

– Ну так звони! – взвизгнула Ди.

Снова неудача. Вит с обреченным видом стал набирать подряд все знакомые номера, но все попытки связаться с внешним миром были тщетны. С таким же успехом Вит мог бы попытаться доплыть в Соловки в тазу, используя вместо весел чайные ложки.

– Да… Дрянь все эти мобильные телефоны, – протянул он.

– Дай я попробую. – Игорь поправил очки. Вит оглядел Гуфи взглядом опытного оценщика, словно размышляя, стоит ли доверять ему столь ответственное дело, после чего передал парню трубку.

– Какой номер у этой автобусной базы? – обратился он к Виту. Набрав продиктованный Витом номер, он откашлялся. По его виску побежала струйка пота.

– Але? Здравствуйте!

Я встрепенулся.

– С вами говорит Игорь Гульфик. Со мной еще пятеро ребят, мы находимся на туристической базе Красная Щель, это примерно в сорока километрах севернее от поселка Соловки по морю, в сторону Тамани, – затарахтел Игорь, словно перед ним лежал невидимый текст. – У нас случилось несчастье – один человек погиб, а другой пропал без вести. Возможно, произошло убийство. Лодки здесь нет, и выбраться отсюда невозможно. Пожалуйста, вызовите помощь. Номер нашего мобильного телефона. – Гуфи вопрошающе посмотрел на Вита, тот с остолбеневшим видом назвал номер своего мобильника, который Игорь раздельно повторил дважды. – Прошу вас, скорее. Для ориентира сообщаю, что приблизительно в десяти метрах от берега в воде закреплен железный шест для швартовки лодок. Это как раз примерно напротив нашего лагеря.

Гуфи вытер рукавом рубашки мокрое от пота лицо.

– И еще. До поселка Соловки нас довез ваш водитель Степан, он в курсе. – Игорь выключил телефон и вернул его Виту.

– С кем ты говорил? – Ольга во все глаза смотрела на Игоря.

– С кем? – Его брови удивленно взметнулись вверх. – Ни с кем. Я ничего не слышал из-за этих дурацких помех.

– А, понял. Это новая система релаксации, да? – язвительно спросил я.

– Нет. Просто я подумал, что там, – Гуфи неопределенно махнул рукой, – возможно, кто-то и услышит нас. По крайней мере, будет на что надеяться.

– Ты предлагаешь теперь ждать помощь ниоткуда? – Голос Ди прозвучал приглушенно.

– Я предлагаю обследовать жилище Климентия. Может, найдем что-нибудь полезное, – заговорил я.

– Дима, подожди. Ребята… Есть еще одна проблема, – подала голос Ольга.

Вит неодобрительно покосился на нее.

– У нас почти закончилась еда. Мы рассчитывали на пять дней и ожидали прибытия лодки. Сегодня утром, перед тем как отправиться на море, я подсчитала наши запасы. Так вот, они на исходе. Если быть точнее – осталось всего одна банка сайры, банка паштета. Хлеб закончился, осталось немного сухарей – на один раз, не более. Кроме того, остался пакет гречки.

– Да уж. Зато водки хоть упейся, – сказал Вит.

– У Клима ведь было ружье, – оживился Гуфи.

– Ружье-то есть, только стрелять не в кого. Ты же видишь, лес словно вымер, – ответил Вит и наморщил лоб, – впрочем, можно совершить экскурсию на болото и попробовать наловить лягушек…

– Очень смешно, – Диана скорчила недовольную рожицу, – надеюсь, твое неуместное чувство юмора в данном случае не дает тебе сойти с ума.

Вит снисходительно посмотрел на нее и сказал, что, возможно, так оно и есть. Неожиданно лицо его застыло, брови сдвинулись к переносице. Я проследил за его взглядом и увидел, что он неотрывно смотрит на руки Ди – она беспокойно барабанила своими тонкими пальчиками по столу.

– Ди, что у тебя с пальцем? – вкрадчиво спросил парень.

– Ты что, глухой? – подняла на него покрасневшие глаза девушка. – Я же тебе сказала, что вчера поранилась ножницами, когда обрабатывала заусеницу.

– А, ясно, – словно спохватившись, сказал Вит, и брови его приняли обычное положение.

– Можно попробовать наловить рыбы и набрать мидий, – предложил я.

– Ты что, в состоянии сейчас ловить рыбу? – как на полоумного посмотрела на меня Ди. Вит продолжал пялиться на ее руки, и она убрала их вниз, делая вид, что не замечает его взгляда.

– Мадам, не имею ничего против, если вы собираетесь питаться в дороге корешками и травами, – бросил я. – Вит, пошли к Климу. А вы, – я обратился к Ольге и пунцовой от злости Ди, – начинайте собирать вещи. Может, лодка придет с минуты на минуту.

«Хотя я в это верю так же, как в Деда Мороза», – сказал я про себя.

Сначала я заглянул в конуру Ральфа. Овчарка испуганно жалась в угол, изредка поскуливая. Ее огромные блестящие глаза со страхом вглядывались в меня.

– Ральф, – позвал я его. Собака недоверчиво разглядывала меня, затем внезапно задрала голову и завыла.

От неожиданности я дернулся назад и стукнулся головой о верх конуры.

– Ну и хрен с тобой, – в сердцах бросил я и вошел в дом.

Там уже вовсю хозяйничал Вит. Первым делом он схватил лежавшую на краю стола трубку Клима и теперь был озабочен поисками табака. Я обратил внимание, что он снова нацепил себе на пояс кобуру с пистолетом, и это вызвало у меня кривую улыбку.

«Техасский рейнджер», – подумал я, а вслух сказал:

– Нужно найти карту.

Мне в глаза бросился висевший на старом стуле потертый кожаный ремень с ножом, который я метал два дня назад. Как давно это было! Я раздумывал только мгновенье, после чего снял нож с пояса и швырнул его в свою сумку. На столе стояла небольшая рамка с черно-белой фотографией. С нее, чуть прищурившись, на нас смотрел Клим – вместо бороды у него были молодецкие усы, как у кубанских казаков. Рядом с Климом, держась за его локоть, стояла невысокая молодая женщина с милым, спокойным лицом.

«Не иначе Татьяна, жена Клима», – подумал я.

В облезлой тумбочке я обнаружил большой фонарь и несколько батареек. Все это также последовало в сумку. Вит, мурлыча себе что-то под нос, исследовал выдвижные ящики стола. Вдруг он присвистнул и повернулся ко мне. В его руках были два капкана с ощетинившимися кривыми зубьями. Я отрицательно покачал головой.

– Если мы будем добираться самостоятельно, эта хрень нам ни к чему. Лишние килограммы. Хочешь волочить это на себе – пожалуйста, – сказал я ему. – А вот ружье взять следует, – добавил я.

Вит кивнул, после чего снова присвистнул, на этот раз более радостно. Оглянувшись, я увидел, что привело его в восторг, – в одном из многочисленных ящиков он нашел небольшой кожаный мешочек с табаком, а также еще два нераспечатанных пакета. В соседнем ящике лежала коробка с патронами.

На ветхой книжной полке я наконец нашел то, что искал, – сложенная вчетверо карта, заклеенная в протертых до дыр местах скотчем.

На подоконнике я нашел компас, набор ниток и иголок, моток медной проволоки, шило и еще много всякой мелочи.

– Что-то никакой еды я тут не вижу, – разочарованно протянул Вит, когда мы обшарили практически все углы крохотной комнаты Клима.

Я немного подумал, затем сказал, что имеет смысл обследовать сарай, в котором стоит генератор. Там нам повезло чуть больше – две банки тушенки, банка маринованных огурцов, пакет макарон, а также небольшой пакет с сухими яблоками. После того как мы забрали с собой все, что, на наш взгляд, казалось нам необходимым, Вит закрыл дом и сарай на замки.

– Негусто, – покачал я головой, глядя на запасы еды. – Этот Клим явно неприхотлив в еде. Ладно, я на море. Ты идешь? – Я взял приготовленное подводное ружье Дэна.

«Он так толком и не поохотился с ним», – вспомнил я.

Вит задумался, после чего решительно сказал:

– Нет, я останусь. Помогу девчонкам собрать вещи.


Несмотря на уговоры Вита не блуждать в одиночку, я отправился к морю. По дороге мне пришла в голову мысль, что поступил я так не потому, что это казалось мне необходимым, а по той причине, что мне хотелось делать все назло Виту. Не совсем правильная тактика поведения в данной ситуации, но я ничего не мог с собой поделать.

Выйдя на берег, я с удовольствием вдохнул свежий морской воздух. Небо затянуто сероватой пеленой, линия горизонта расплывалась в тумане, превращая море и небо в однородный унылый фон. Я оглядел пустынный берег. Цветом он был похож на давно не стиранное белье. Из гальки торчали большие камни, покрытые птичьим пометом. На берегу не было ни одной чайки.

«Даже птицы покидают это проклятое место», – мрачно подумал я. Одного взгляда на море было достаточно, чтобы понять, что о рыбной ловле не может идти и речи – на море разыгрался настоящий шторм. Исполинские волны высотой почти с трехэтажный дом разъяренно обрушивались на камни и с утробным рокотом откатывались назад, чтобы набраться сил для нового броска.

То, что мне не удастся поохотиться за рыбой, огорчило меня куда больше, чем осознание того, что в такую бурю ни одна лодка не сможет пристать к берегу. Бесцельно побродив по берегу, я повернул обратно в лагерь.

* * *

Весь вечер мы упаковывали вещи, решая, что брать с собой в дорогу. Если с Витом и Игорем проблем не возникало, то девчонки, как я и предполагал, стали артачиться, когда Вит повыкидывал из сумок больше половины их вещей, в основном одежду и разные безделушки – парфюмерия, косметика, фены, журналы Ди и так далее. Я занял позицию Вита и предложил им оставить только самое необходимое.

– Палатка, спальные мешки, пенки, топор, пила, веревка, саперная лопатка, нож, ружье, патроны, нитки, фонари, керосиновая лампа… Так… Котелки, спички, ложки. Теперь одежда: как минимум – куртки, носки, запасная обувь. Еда. Нужно не забыть набрать с собой воды… – бубнил я, упаковывая рюкзаки. – Бадминтонные ракетки – в задницу, подводное ружье – туда же, надувной матрас, волейбольный мяч – аналогично… – небрежно швырял я в угол ненужные вещи. Я рассмеялся – Диана даже взяла с собой подушку. Еще бы диван с периной захватила.

Закончив, я вышел наружу.

– Дай-ка мне трубку Клима, – попросил я Вита, шаря в карманах в поисках зажигалки.

Вит с понимающим видом протянул ее мне.

«Возвращаемся к старым добрым привычкам, да, дружище?» – прочел я у него в глазах.

Табак оказался довольно крепким, и я закашлялся, когда мои отвыкшие от никотина легкие наполнились дымом.

– Подведем итоги, дорогие друзья, – сказал я, откашлявшись. – Есть нам почти нечего, лодки до сих пор нет и, – я посмотрел на часы, – вероятно, сегодня уже не будет. Через час начнет темнеть, на море шторм. Все не в нашу пользу. – Я усмехнулся: – Иной раз мне кажется, что мы с вами стали подопытными кроликами в суперсекретном проекте, разработанном правительством. Может, его суть сводится к выяснению особенностей реакции человеческого организма на чрезвычайные ситуации, стрессы и так далее. Простите, что я немного увлекся. Но все складывается уж слишком хреново. Думаю, никто не станет возражать, если я скажу, что завтра нам предстоит адский денек, – закончил я, осторожно вдыхая ароматный дым, пахнущий какими-то лесными травами.

– Дима любит говорить загадками, – сказал Вит. – Уточняю: завтра утром мы снимаемся с лагеря и идем в Соловки. Полагаю, никто не будет спорить о целесообразности этой идеи? – спросил Вит. Ему никто не ответил. – Вы слышали, что сказал Клим. Дорожка туда будет непростая, но не использовать эту возможность в нашей ситуации смерти подобно. – Он криво усмехнулся. – Я хочу, чтобы вы все это осознали.

– Я проголодалась, – подала голос Диана.

– Ди, ты слышала, что я сказал? – мягко спросил Вит. – Тебе, да и другим девчонкам нужно морально подготовить себя к этому походу. Никаких туфель со шпильками, помад, причитаний и соплей насчет усталости, голода и прочего. Я не шучу.

– Иди к черту, – раздраженно отмахнулась Ди, даже не глядя на парня. – Наставник хренов.

Вит снисходительно улыбнулся, словно общался с маленькой капризной девочкой, которая отказывается ложиться спать.

– Ладно, я бы тоже не прочь чего-нибудь съесть, – сказал Вит. – Что у нас на ужин?

Ольга подошла к костру и открыла крышку кастрюли, проверяя, не закипела ли вода.

– На сегодня у нас макароны с тушенкой. Возражений нет? – стараясь казаться бодрой, спросила она.

Ирина сидела на лавке, зажав руки между коленей, и невидяще смотрела перед собой. Я подумал, что она проявляет такой же интерес к разговору, какой бы проявлял я на лекции об основах квантовой электродинамики.

– Дима, я тут подумала. А может, стоит попробовать соорудить плот? Материал есть – два дома и сарай. Все же безопаснее плыть вдоль берега, чем продираться в чаще. – Ольга с надеждой смотрела на меня.

Я немного поразмыслил, затем качнул головой:

– Нет, идея неплохая, но неосуществимая. В такой шторм мы не то что плыть, но даже загрузиться на него не сможем. Даже если нам повезет и мы вшестером взгромоздимся на него, то нет никакой гарантии, что какой-нибудь волной нас не размажет по скалам.

– Кроме того, на разборку хибар уйдет масса времени. И сможем ли мы дотащить его до воды – тоже вопрос. Помните, как Робинзон Крузо сделал свою первую лодку? Она так и осталась в лесу, – поддержал меня Игорь.

– Давайте уже оставим эти разговоры про плот, – вмешался Вит, – может, лучше карту посмотрим? Я, например, ни черта в ней не соображаю.

Он достал из-за пазухи завернутый в целлофан рулон и развернул его. Мы все сгрудились над пожелтевшим, в пятнах, куском бумаги со множеством непонятных обозначений. Пока ребята возбужденно обсуждали и спорили по поводу наиболее короткого пути, я лихорадочно производил в голове нехитрые подсчеты.

«Итак, чтобы попасть в Соловки, нам нужно преодолеть около сорока километров. Человек в среднем делает по пять-шесть километров в час. Учитывая, что с нами девчонки, вещи, а также условия продвижения – два, максимум три километра. Скорее всего, даже два. Плюс время на отдых. Сорок разделить на два – примерно двадцать часов чистой ходьбы. В общем, немного, но если иметь в виду все вышеуказанные обстоятельства, то поход растянется минимум на два дня.

«Не забудь про еду, – заметил внутренний голос. – Вас шестеро, а запасов хватит в лучшем случае на два раза. Ты знаешь, где взять еду?»

Еду?

«Да, еду, мясо. Много мяса. Там, возле дома Клима, находится еще один маленький домик».

Маленький домик?

(Ральф…)

Словно почувствовав, что разговор идет о еде, мой желудок с готовностью заурчал, напоминая стиральную машину. Я направился к дому Клима.

– Дима, ты далеко? Скоро будет готово, – спросила Ольга, помешивая в кастрюле ложкой.

– …нет, здесь дорога упирается в горы, разве ты не видишь? – доносился до меня затихающий голос Гуфи.

Забрав из дома ружье, я направился к хижине Клима. По мере того как я приближался к его маленькой хибарке, у меня росло неприятное ощущение. Мне стало казаться, что, как только я приближусь к будке, дверь дома откроется, оттуда выглянет ухмыляющееся лицо Клима в болотной тине, и, пуская зеленые пузыри, он предложит мне зайти в дом и отведать его фирменного самогона и поинтересуется, какого черта я разгуливаю с его ружьем.

Услышав мои шаги, овчарка завозилась и тоскливо заскулила. Я в замешательстве остановился, опустив ружье. Внутри что-то зашевелилось, и вскоре на свет показалась голова Ральфа. Он больше не скулил и встревоженно смотрел на меня, принюхиваясь.

«Не валяй дурака, – услышал я внутренний голос. – За два дня вы не проголодаетесь настолько, чтобы ты сделал то, что собираешься сделать».

Ральф полностью вылез из конуры и доверчиво прижался к моим ногам. Я опустил ружье, неожиданно вспомнив один случай.


Недалеко от моего гаража проходили трамвайные пути, которые я всегда проезжал на мотоцикле. И однажды, когда я куда-то ехал, я увидел на рельсах окровавленную дворнягу. Обе передние лапы были начисто отрезаны, она жалобно визжала, пытаясь ползти вперед на задних. Я остановился, не обращая внимания, что заглушил мотоцикл в опасной близости от рельсов. Вдали появился очередной трамвай, и если бы я не оттащил бедное животное в сторону, оно бы превратилось в фарш. Потом я уже, вспоминая этот случай, признавался втайне сам себе, что переедь ее тогда трамвай – это, возможно, было бы наилучшим вариантом.

Я поволок собаку за гаражи. Пока я ее тащил, ловя на себе любопытные взгляды зевак, в которых, впрочем, не было и тени сочувствия, она обмочилась. Испачканный собачьей кровью и мочой, тяжело дыша, я остановился в нерешительности. Что делать дальше? Знакомых ветеринаров у меня нет. Везти ее сейчас в какую-то клинику, чтобы ей пришили лапы? Но лапы остались на рельсах – у меня не хватило мужества забрать их с собой – да и связываться с бездомной дворнягой там, скорее всего, никто не стал бы. Я пошел в сторожку, чтобы попросить воды и каких-нибудь тряпок. Когда я вернулся, дворняга старательно зализывала кровоточащие обрубки. Оглушающий визг постепенно перешел в жалобный скулеж.

«Посмотри, что они со мной наделали! Как мне теперь жить?» – с пустой безнадежностью спрашивали меня черные собачьи глаза. Я осторожно промыл изувеченные лапы дворняги и, как смог, перетянул раны тряпками. Некоторое время я посидел возле нее, проклиная себя за беспомощность, хотя был один момент, когда я решил, что единственный выход – размозжить ей голову обломком кирпича и прекратить тем самым ее мучения. Но я этого не сделал. А потом… я уехал на дачу. Она провожала меня доверчивым взглядом, таким же доверчивым, каким смотрел сейчас на меня Ральф.

Я вернулся на следующий день в обед и первым делом забежал за гаражи. На что я надеялся? Что она все еще жива и за одну ночь у нее выросли новые лапы, как хвост у ящерицы? Нет, в душе я молил бога, чтобы она оказалась мертва и ее страдания закончились. Но все оказалось хуже.

«Дворняга? – пророкотал сторож, коренастый, с разбухшим пивным животом. – Вчера вечером какую-то собаку бомжи варили. Во-он, под мостом», – равнодушно сказал он, ткнув замасленным пальцем в сторону реки.

Как во сне я спустился под мост. Там пахло затхлостью и гарью. Я почти сразу нашел кости, непривычно белевшие в этом загаженном месте. Рядом – горка золы, пустая бутылка водки и закопченный котелок с глубокими вмятинами. Вот и все. Были ли это кости той бедной дворняги или нет, я так и не узнал, но, когда я возвращался домой, мои глаза были мокрые от слез…


Я повесил ружье на плечо и размышлял. А впрочем, почему бы не взять Ральфа с собой? Сегодня утром Игорь несколько раз заводил разговор на эту тему, к тому же я не мог не заметить, как он привязался к собаке.

Гуфиправ. Возьмем Ральфа с собой. Так, на крайний случай. На тот случай, если мы все же заблудимся. И если есть будет хотеться все сильнее и сильнее.

– Дима-а-а! – раздался голос Оли. – Все готово, где ты?

Бросив последний взгляд на Ральфа, я решительно зашагал к костру.

* * *

Я проснулся в шесть утра и первое время никак не мог понять, где нахожусь. Почему-то мне стало казаться, что мы всей семьей находимся на даче и сейчас в комнату войдет моя мать и с улыбкой позовет завтракать – на столе стоит миска с золотистой жареной картошкой, наверху – горка поджаристого лука, ароматные домашние котлеты с хрустящей корочкой, салат из свежих помидоров с огурцами и сметаной и стакан молока.

Через мгновенье я проснулся окончательно и сел в кровати, щурясь от пробивающегося в окно солнечного луча, осознав, где нахожусь на самом деле. Осторожно, стараясь не разбудить мирно посапывающую рядом Ольгу, я встал и стал натягивать штаны. После пробуждения наступило щемящее чувство голода – вчерашние мышиные порции макарон с тушенкой только раздразнили аппетит, и незаполненные закоулки недовольно бурчащего желудка пришлось компенсировать огромным количеством чая. После ужина Вит предложил помянуть Дэна. Никто не отказался, даже Диана.

Ночью решили дежурить следующим образом – сначала на вахту заступал я, затем Вит и, наконец, Гуфи. Отведенное мне на дежурство время я провел, читая какой-то дешевый детектив. Остолопы полицейские никак не могли поймать серийного убийцу, который разгуливал с окровавленным ножом в руках по центральным улицам Лас-Вегаса. Глаза мои постоянно слипались, и я несколько раз споласкивал лицо холодной водой.

Мельком оглядев спящих, я остановил взгляд на пустой постели Ирины. Внутри неприятно заворочался маленький зверек подозрения, и я, поспешно накинув рубашку, вышел наружу.

– Дима, – донесся до меня хрипловатый спросонья голос Ольги.

Напряженно вглядываясь сквозь гущу ярко-зеленых деревьев, я увидел две маленькие фигурки на лавке. Так и есть! Гуфи спал, уронив голову на стол правой щекой, и храпел. Звуки, издаваемые им, больше смахивали на рев работающего вхолостую трактора, чем на человеческий храп. Рядом к столу прислонено ружье. Ирина сидела за столом и что-то старательно выводила ручкой в тетрадке.

Услышав мои шаги, она подняла голову, торопливо захлопнув при этом тетрадь, и я был поражен изменениями, происшедшими с ней за сутки, – она была похожа на смертельно уставшую сорокалетнюю женщину. Но тут же мой взор вновь устремился на Игоря, и я почувствовал закипающую внутри ярость. Как он посмел заснуть?! А если бы Ира спала? Словно угадав мои мысли, она внимательно посмотрела на меня.

– Не буди его, – мягко произнесла она, откладывая в сторону тетрадь.

– Что? Не будить? Если бы он был в карауле у Степана Разина, то через минуту болтался бы на березе. – Я осекся, увидев, как передернулось судорогой ее лицо. – Извини. – Я подошел к Гуфи и довольно сильно шлепнул его по уху.

Эффект превзошел все ожидания – он дернулся назад и, не открывая глаз, схватился рукой за ружье, начиная его приподнимать. Я вырвал ружье из его рук и нанес еще один удар, на этот раз по щеке, на которой остались отметины от клеенки со стола.

– Дима, перестань! Какой ты жестокий! – возмутилась Ира.

Игорь непонимающе хлопал сонными глазами и вертел головой. Затем взгляд его приобрел осмысленность.

– Ира, в следующий раз, если он уснет на посту, я вообще изобью его, понятно? Мы здесь не в «Зарницу» играем, где в худшем случае с тебя срывают пришитые погоны, ясно тебе?! – Я перевел дух.

Ира холодно посмотрела на меня.

– Иногда ты бываешь невыносимым, Стропов. Я схожу к Дэну. – Последние слова дались ей с большим трудом. Поправив бандану на голове, она неровным шагом пошла в сторону ручья.

– Ира!

Она не обернулась.

– Ира! – крикнул я громче. – Мы через час должны выйти, не забудь!

Она кивнула, сорвав по дороге пучок желтых цветов.

– Димон, я что, заснул? – затряс меня за руку Гуфи. – Ты не волнуйся, я не спал до последнего, потом вышла Ира и… Мы разговаривали, потом как-то…

– Ладно, – оборвал я его. – Ты храпел так, что отпугнул всех зверей в радиусе десяти километров. Иди будить народ, я разожгу костер.

Игорь с унылым видом вздохнул и поплелся к дому.

Я заинтересованно подвинул к себе тетрадь, в которой что-то царапала Ира, и открыл ее. «Денис, Денис, Денис, Денис, Денис, Денис…» – мелькало на каждой странице. Почти пять листов бисерного почерка. Сколько же ей понадобилось на это времени? Я присвистнул.

Из-за деревьев выглянуло солнце, стало пригревать, и настроение у меня заметно улучшилось. Тут же засверкала крохотными бриллиантами роса на траве, теплые утренние лучи, робко пробиваясь сквозь лесные заросли, приятно ласкали кожу.

Я развел костер, после этого решил взглянуть на свою рану. Разбинтовав руку, я увидел, что порезы почти затянулись, рука практически не болела, ощущался лишь легкий зуд, свидетельствующий об успешном заживлении. Странных кровотечений ни у меня, ни у Ольги больше не было.

Из дома вышла Ольга, за ней, потягиваясь, – Вит. Подойдя к моему импровизированному умывальнику, он принялся шумно плескать воду на лицо.

– Вит, где трубка? – крикнул я.

Виталий вынул из заднего кармана трубку и протянул мне.

– Табак в доме, на тумбочке. – Он сполоснул шею и стал вытираться.

Когда я, взяв табак, вышел из дома, предварительно бесцеремонно растолкав спящую Диану, у костра уже хлопотала Ольга, ставя на противень котелок с водой.

Затолкав в трубку табак, я зажег ее.

– Оленька, что у нас на завтрак? – Вит натягивал футболку, надпись на которой утверждала: «Лучше иметь пистолет и не воспользоваться им, чем не иметь его, когда он тебе нужен», с изображением мрачного типа в шляпе и черном плаще, подкрадывающегося к ни о чем не подозревающей девушке.

– Выбор не особо большой. Можно приготовить гречку.

– Давай. Консервы лучше оставить на потом, – сказал Вит.

Из дома вышла Ди и с угрюмым выражением лица принялась чистить зубы.

– Сколько у нас пластиковых бутылок? Нужно взять с собой воды. – Я посмотрел на Вита, тот равнодушно пожал плечами и кивнул в сторону домика любви:

– Все пустые бутылки там.

– Лодку ждать вообще не будем? – Ди сплюнула остатки пасты и убрала зубную щетку в пенал.

Никто не ответил, да и так все было ясно. Дискутируя вчера на эту тему, почти никто не верил в то, что лодка придет, хотя в каждом из нас глубоко в подсознании теплился лучик надежды, что в итоге все закончится, как должно заканчиваться в американских боевиках: все плохие погибают либо сдаются, а за хорошими в самый последний момент прилетает вертолет и забирает всех домой…

– Карта у тебя?

Вит кивнул, с осторожностью доставая из-под стола майонезную баночку, в которой оставалось немного выпотрошенных сигарет. Достав из кармана сложенный вчетверо кусок бумаги, он принялся скручивать из него трубочку.

– Ну? – Я требовательно смотрел на него.

Вит со вздохом: мол, как ты всех уже достал, зашел в дом и через секунду вынес карту.

Развернув потертый квадрат бумаги, я углубился в его изучение. Если мне не изменяет память, последний раз мне приходилось сталкиваться с картами в десятом классе на уроке географии. Однако, к своему стыду, должен признаться, что в то время, вместо того чтобы учиться ориентироваться по карте на местности и слушать учительницу, я ни черта не делал на ее уроках, предпочитая им металлические концерты и тусовки с гитарой по подъездам.

Бестолково пялясь в мятый кусок бумаги, через некоторое время я понял, что никакой ценности он не имеет. Странно, что Клим, знающий здесь каждый куст, держал у себя эту рвань. Она ни на что не годилась. Вся карта была испещрена пометками, которые, очевидно, делал Клим. Наконец я нашел темный кружок с отметкой Соловки, а вот и Тамань. Место, куда нас занесло, так и называлось – турбаза Красная Щель, обозначенная едва различимым темным пятнышком. Интересно, болото здесь обозначено как-нибудь? Ладно, идем дальше. От Красной Щели в Соловки пролегают две дороги – одна горная, вторая вдоль моря. Сколько в действительности километров до Соловков, я так и не понял, так как низ карты, где, по моим понятиям, обычно указывается масштаб, был оторван. Дорога в горах больше напоминала извилистый лабиринт, петлявший где-то в глухих лесах. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что горный путь отметается сразу, таким образом, остается идти вдоль берега по краю скал. Собственно, так намного надежнее и, что немаловажно, безопаснее.

Ольга неслышно подошла сзади и слегка тронула меня за руку.

– Можно завтракать, – услышал я ее тихий голос.

– Сейчас, – я сложил карту, – сегодня у нас легкий энергетический завтрак вегетарианцев?

Улыбка тронула ее губы.

– Осталось две банки тушенки, паштет и огурцы, – будничным тоном сообщила мне она. С такой же интонацией можно говорить о том, что сегодня, возможно, по телевизору покажут новую серию про «Человека-паука», но никак не имея в виду то, что есть нам почти нечего, а после завтрака предстоит тяжелейшая дорога. Дорога в никуда.

– Где Ира? – спросила девушка.

– Пошла попрощаться с Дэном. Игорь!

Гуфи, клевавший носом за столом, вздрогнул, сонно таращась на меня. В этот момент он смахивал на увлеченно копошившегося в помойке поросенка, которого что-то удивило и он замер в недоумении.

– Будь другом, сходи к ручью за Ириной. Что-то она чересчур увлеклась, – сказал я ему, складывая карту и убирая ее обратно в целлофан.

Покряхтывая, словно столетний дед, Гуфи слез со скамейки.

Вит, причесанный и посвежевший, уселся за стол.

– Насколько я понял, сразу после завтрака мы снимаемся, так? – Он вопросительно посмотрел на меня. На какие-то доли секунды мне польстило, что основные жизненно важные вопросы непосредственно решаются Витом и мной, хотя никто никого официально командиром не назначал.

– Да, еще вот что. Думаю, нелишне будет захватить с собой Ральфа. Конечно, в том случае, если он пойдет с нами, – сказал я.

Вит подумал немного, затем произнес:

– Мне, в общем-то, по барабану. Если собака мешаться не будет, пусть идет с нами. Погода сегодня должна быть хорошей, и я надеюсь, все неприятности остались позади.

– Что скажешь о карте? – спросил я.

– А ничего. Мы просто пойдем по горам вдоль моря, не углубляясь в лес, пока не выйдем к Соловкам. Судя по карте, никаких серьезных преград нам встретиться не должно. А там – по обстоятельствам.

– Дима, вы будете есть? – Ольга стояла передо мной с недовольным видом, уперев руки в бока. – Остынет ведь.

Я хотел ей ласково ответить, что вот-вот подойдут Игорь с Ириной, ведь без них начинать завтракать неудобно, и еще я хотел прикоснуться к ее нежной загорелой руке, но отчаянный крик не позволил реализовать мне мои желания.

Из чащи показалась запыхавшаяся фигура Гуфи. Глядя, как он приближается, нелепо и даже забавно размахивая руками, я всем телом ощутил, как внутри меня будто открылся кран, наполняя нутро ледяным озером. Мышцы заныли в ожидании чего-то страшного и непоправимого.

Подбежав к нам, он выпалил:

– Дима, там… Там Ира… Дэн…

– Что?!

Потрясенный Гуфи стоял и мотал головой, словно всеми силами старался избавиться от чего-то ужасного, чего-то, что ему пришлось сейчас увидеть. Дрожащими руками он вытащил из кармана леденец, который незамедлительно последовал в его рот.

Крохотный зверек, который дал о себе знать утром, заворочался во мне с удвоенной силой и надсадно заверещал.

* * *

Я молча смотрел на Игоря, чувствуя, что совершенно не хочу ничего знать. Гуфи перестал трясти головой и застыл, словно парализованный. Его глаза отражали такой всепоглощающий страх, что я буквально чувствовал, как он передается мне. Руки предательски задрожали, и я сжал их в кулаки.

– Ну, не стой пнем, что опять случилось? – закричал я.

Из дома, держа в руках телефон, вышел встревоженный Вит. Гуфи уставился на меня, словно видел впервые, затем шумно сглотнул:

– Дима, я ничего не понимаю… По-моему, Ирина не в себе и…

Он замолчал, продолжая стоять с выпученными, как у рака, глазами и испуганно озираясь по сторонам, словно хотел поведать мне какую-то непристойную историю и боялся, что его могут подслушать.

Я вскочил на ноги и затормошил его:

– Что?! Где она? Говори, черт тебя дери!!!

Глаза Гуфи остановились на мне:

– Ира там. Она… Она не хочет уходить и… Дима… Кто-то выкопал Дениса. Могила пуста, – еле слышно прошептал он.

Мне стало трудно дышать, перед глазами поплыли оранжевые круги. Ольга застыла над котелком с ложкой в руках.

Кто-то выкопал Дениса.

– Что ты сказал? – я не узнал свой голос – сухой и надтреснутый. – Что значит – могила пуста?!

– А то и значит. – Игорь издал свистящий звук. Затем набрал в легкие воздуха и затарахтел: – Яма пустая, вокруг раскидана земля, крест сломан. Ира сидит там, как манекен, и разговаривает сама с собой, я звал ее, но она не обращает на меня внимания. Иди посмотри, – выпалил он и без сил опустился, а точнее, упал на лавку.

Вит пытливо смотрел на него, неторопливо постукивая ногтем по мобильнику, затем перевел взгляд на меня.

– Это что, шутка? – спросил он.

Как бы мне хотелось, чтобы это оказалось шуткой!

Но раскиданная кем-то в радиусе нескольких метров земля и переломанный пополам самодельный деревянный крест, представшие перед нами, свидетельствовали об обратном. Мой мозг неосознанно зафиксировал, что разбросанная земля была уже суха, значит, копали давно, скорее всего, ночью.

Но где само тело?!

Ира сидела на краю ямы, бандана съехала набок, девушка болтала ногами в незашнурованных кроссовках и слега раскачивалась взад-вперед. Она раскачивалась все сильнее, и в какой-то момент ее тело накренилось так сильно, что мне показалось: в следующую секунду она кувыркнется вниз, туда, куда мы положили вчера Дэна. Но Линицкая, вопреки всем законам гравитации, как ни в чем не бывало продолжала свои страшные покачивания. Рядом с ней лежал пучок цветов. Желтых красивых цветов.

Увидев нас, она подняла голову, и вдруг губы ее растянулись в пустой безжизненной улыбке, словно кто-то невидимый оттянул в стороны уголки ее рта.

– Денис ненадолго отлучился. – Ее голос звучал спокойно, словно она сообщала, который час. – Но он обещал не задерживаться. Мы ведь подождем его, правда? – она вскинула брови.

Колени мои тряслись, я сделал осторожный шаг к ней и заглянул в яму.

Пусто.

Все мое сознание отказывалось верить, что могила раскопана, я даже крепко зажмурился, да так, что стало больно глазам, после чего открыл их, видимо, ожидая, что яма вновь наполнится землей. Разум подсказывал мне, что пора перестать играть в прятки с самим собой и смотреть на вещи так, в каком виде они нам преподносятся, не утомляя мозг поисками объяснений.

Денис ненадолго отлучился. Похоже, скоро у нас у всех мозги отлучатся.

Ирина вдруг убрала от лица руки, на ее лице заиграла улыбка. Секунду она всматривалась куда-то в лес, помахала рукой, а потом тихо запела. Вит побледнел, но выражение его лица не изменилось. Гуфи попятился, в испуге глядя на девушку.

– Мой маленький и глупый Дэ-э-ни-и-и!.. Не огорчай свою Иришку и приходи вовремя к ланчу, я приготовила черничный пирог. Мой маленький и глупый Дэ-эни-и!.. Не огорчай свою Иришку и убери за собой игрушки. Дэ-эни-и!.. – монотонно напевала она, небрежно швыряя в яму один за другим цветы. Ярко-желтые, необычайно красивые цветы. Потом снова приветственный взмах рукой и опять песенка.

С трудом борясь с подступающей тошнотой, я чувствовал, что никогда еще в жизни мне не было так страшно.

* * *

Костер потух. В это утро так никто и не позавтракал. Ольга с посеревшим лицом убрала гречневую кашу в термос. Пока она убирала нетронутую посуду, я и Вит вытащили наружу рюкзаки, все лишнее мы оставили в доме. Вчера в хижине Клима мы нашли замок, который и повесили на дверь нашего жилища. Затем мы с Гуфи сходили к ручью и наполнили несколько пластиковых бутылок водой. Диана закрутила волосы в узел и облачилась в старые джинсы и ветровку. Я обратил внимание, что она сидела на рюкзаках, а не за столом, где находилась Ирина.

Сама же Ира сидела за столом, с удивлением рассматривая свои руки, словно видела их впервые. Несколько раз Ольга порывалась заговорить с ней, но та едва ли слышала ее, находясь в каком-то своем иррациональном мире; с таким же успехом можно было спрашивать у дерева, как пройти к морю. В конце концов я попросил Ольгу оставить Линицкую в покое. Оставалась надежда, что она сейчас находилась в шоке и это пройдет. Вит нетерпеливо поглядывал на часы.

Рядом со мной сидел на поводке Ральф, он фыркал, переводя взгляд с меня на видневшийся сквозь деревья дом Климентия. Гуфи с задумчивым видом поглаживал собаку, но она едва ли испытывала от этого удовольствие.

«Куда он ушел? Где мой хозяин, люди?» – вопрошали глаза Ральфа. Во время сборов никто не проронил и слова. Я обратил внимание, что овчарка с каким-то суеверным страхом смотрит на Ирину.

(Ральф что-то чувствует…)

«Она не жилец», – я был готов поклясться, что овчарка хочет сказать именно это.

Среди деревьев раздалось карканье. Я не мог не отметить, что вороны регулярно давали о себе знать, причем в последнее время это происходило все чаще и чаще.

«Странно, почему мы нашли столько мертвых животных, а на ворон это не действует?» – подумал я. В самом деле, если рассказанная Климом легенда каким-то непостижимым образом связана с этими невероятными событиями, то нужно играть по чужим правилам. А иными словами – представить себе, что ты, то есть я в частности, и все мы являемся героями очень страшной сказки, в конце которой нас ждет приз – жизнь. В случае проигрыша… Интуиция подсказывала мне, что простая смерть была бы для нас большим подарком и благодатью, и от этих мыслей мне стало жутко.

Кто выкопал Дениса? В сотый раз я задавал себе этот вопрос, параллельно думая о том, кому это было нужно? Сам факт того, что, возможно, кто-то ночью раскопал могилу и вытащил Дениса, мешал мне трезво смотреть на реальные вещи. Но если это не мог сделать никто из нас, то кто?

«Естественно, никому из вас это не было нужно. Это было нужно кое-кому другому. Хочешь узнать кому – прогуляйся к болоту. А если ты и дальше будешь изображать из себя слепца, считая, будто все происходящее здесь – чья-то неудачная шутка, то вскоре окажешься рядом с Дэном. Если не веришь, разыщи то, что осталось от Клима, и спроси».

Меня передернуло. «Может быть, Дэн выбрался сам?» – хохотнул я про себя и сам испугался. Воображение тут же нарисовало мне сгорбленную разлагающуюся фигуру, которая бродит вдоль ручья в поисках своего шнурка для волос, обиженно квакая при этом.

Вит предпринял еще пару попыток дозвониться до мест, где есть цивилизация, но все было напрасно. Как ни странно, это никого особенно не удивило. Мы двинулись в путь.

Из дневника Ольги Соломатиной.

22 августа, 8:13

«Мы шли уже почти три часа без перерыва, Ральф бежал впереди и иногда нетерпеливо оглядывался на нас, помахивая хвостом.

Сначала собака ни в какую не хотела покидать обжитое место. Ральф недовольно фыркал и просительно заглядывал всем нам по очереди в глаза. Он словно хотел сказать, чтобы мы немного подождали, его хозяин должен вернуться с минуты на минуту, нельзя уходить вот так вот сразу… Дима даже снял с него поводок.

Но когда мы собрали все вещи и двинулись в путь, Ральф не выдержал. Он молча догнал нас и пошел рядом с Игорем. Все давно заметили, что в нашей компании собака почему-то предпочитает держаться около него.

У каждого было по одному месту, Вит также нес ружье. Мы прошли в сторону моря по вытоптанной нами за эту неделю тропинке и, не доходя метров тридцати до берега, свернули налево, прямо в лес. Нам повезло, что рядом с берегом растительность была не такая густая, что позволило нам практически все время видеть при ходьбе море. Поверхность земли была неровной – нам постоянно попадались глубокие овраги и холмы, под ногами шелестела трава, иногда уступая место обширным участкам горных пород из сланца.

Процессия растянулась примерно на двадцать метров – впереди шел Виталий, за ним, спотыкаясь, Игорь с тяжелой сумкой. Далее понуро шла Ирина, за ней Диана, потом я, и замыкал шествие Дима. Вещей оказалось немного, но поскольку Ирина вообще ни на что не реагировала, то предлагать ей что-то нести было бесполезно.

Теперь ее рюкзак тащил Дима, правда, перед тем, как взвалить его себе на плечи, он пробурчал, что с великим удовольствием выбросил бы его, так как, с его точки зрения, ничего ценного, за исключением котелка и ложек с вилками, в нем не находилось. «Жрать нам все равно нечего, так зачем лишний хлам нести?» – добавил он рассудительно.

Оглядываясь назад, я с горечью думаю о том, что те минуты, проведенные с Димой в лесу, были самыми счастливыми в моей жизни, я всегда буду помнить их, и воспоминания будут только светлыми и добрыми.

Он был необычайно нежен и, узнав, что я еще девушка, смутился только на секунду. После этого он спросил меня, действительно ли я хочу этого, а услышав «да», сказал, что постарается не причинить мне боли.

Сейчас я все чаще ловлю себя на мысли, что, несмотря на то что Дима страдает многими недостатками, я испытываю к нему непреодолимое влечение. Я никогда не думала, что он сможет мне понравиться, да и он, собственно, никогда особенно не обращал на меня внимания.

Я часто ловлю на себе неприязненные взгляды Дианы, мне становится обидно, что за все время пребывания на море она ни разу не заговорила со мной, лишь формально обращалась: «Привет, пока, передай, пожалуйста, соль» и так далее.

Уже хочется есть. Вообще-то, есть хочется уже почти два дня, но сегодня утром никто из нас даже не притронулся к еде.

Сейчас мы устроили небольшой привал. Игорь робко предложил перекусить, все промолчали. Я достала ложки, термос с гречневой кашей и пустила его по кругу. Каждому досталось примерно по пять-шесть ложек, Ирина есть отказалась.

Она сидела на корточках, направив в море безучастный взгляд. В руках она вертела серебряное колечко, подарок Дэна. Виталий несколько раз пытался заговорить с ней и даже попробовал кормить ее, но она вдруг с неожиданной злостью выбила из его руки ложку, рассыпав с нее гречку, и с такой ненавистью посмотрела на Вита, что он отшатнулся.

Дима, надевая ее рюкзак, сказал назидательным тоном, что она сама сообщит нам, если захочет есть, и чтобы ее оставили в покое. Пока мы собирались, Ира тихо смеялась, бессмысленно таращась на свои руки. Я начинаю пугаться ее. Господи, как я хочу домой!»

* * *

После скромного обеда (если то, что мы ели, вообще можно считать обедом) наша компания продолжила путь.

«Приехали мы всемером, уезжаем (вернее, уходим или даже убегаем) вшестером. Сколько останется нас к концу пути? Цепь разорвалась – одно звено (Дэн) уже выпало», – думал я.

Уходя, я обернулся в сторону, где только вчера мы его закопали, и мысленно попрощался.

«Прости. Прости, но нам нужно идти».

Отгоняя воспоминания о Дэне, я пытался сосредоточиться на том, сколько шагов в среднем я делаю в минуту. Однако уже через двадцать минут я плюнул на эту затею, поскольку из-за холмистой местности это делать очень сложно – вот ты идешь обычным шагом, затем перед тобой глубокая канава, либо пригорок, либо заросли, которые нужно обойти. К тому же мои мысли постоянно перескакивали с одного на другое.

Сквозь деревья мелькал солнечный диск, в его многочисленных лучах, пробивающихся сквозь ветви, поблескивала паутина в крошечных капельках росы. Вскоре роса высохла, и паутину стало почти не видно – о ее существовании мы запоздало догадывались лишь тогда, когда она обволакивала наши лица. Иногда по дороге нам попадались грибы, преимущественно сыроежки, которые я складывал в целлофановый пакет. К привалу их было уже пять штук, сейчас я нашел еще один гриб.

Справа мелькало море. Выбрав в качестве основного и единственного ориентира море, мы старались не удаляться глубоко в лес, но в то же время не приближаться к краю, поскольку горы в этих местах представляют собой нагроможденные друг на друга огромные валуны сланца, который чрезвычайно хрупок и легко крошится под ногами.

Скоро лямки моего рюкзака (рюкзак Ирины я нес попеременно на обоих плечах) стали натирать мне кожу, и мне пришлось вновь надеть жилетку. Ноги тоже устали, но все равно настроение у меня было хорошее, и оно было вызвано двумя причинами.

Во-первых, погода стояла преотличная, нежаркая, ярко светило солнце, с моря дул свежий солоноватый бриз. Во-вторых (что немаловажно), я обратил внимание, что лес снова ожил: вокруг перекликались птицы – сначала робко, словно перед важным концертом, репетируя особо сложные голосовые партии, затем все уверенней и громче.

Я догнал Игоря. Завидев меня, он спросил:

– Что будем делать, если вдруг появится лодка?

Я грустно улыбнулся. Дурачок, он все еще надеется на невозможное. Лодка не придет ни сегодня, ни завтра. Она вообще никогда не появится в этих местах, в том смысле, что никто спасать нас не будет. Я знал это. Но вместо этого я сказал:

– Что делать, спрашиваешь? Я думаю, если мы увидим лодку, то снимем штаны и сделаем салют из наших задниц, – сказал я.

Гуфинедовольно покосился на меня.

– Твое чувство юмора прогрессирует с каждым днем, – сказал он.

Я специально отстал от него, чтобы поторопить начинавших замедлять ход девчонок. Правда, это не относилось к Ирине – она брела, словно подержанный робот, механически поднимая и опуская ноги в запыленных кроссовках. Лицо ее было опущено, банданы на голове не было – очевидно, потеряла в дороге, ее красные волосы уже не были такими привлекательными и в беспорядке торчали в разные стороны. В руках она все так же держала подаренное ей Денисом колечко, медленно перебирая его между пальцами. Губы ее беззвучно шевелились, она изредка поднимала вверх голову и, жмурясь от солнечных лучей, чему-то улыбалась, и улыбка эта мне совсем не нравилась.


Виталий чуть замедлил шаг и подождал, пока с ним поравняется Диана. Тело ее сгорбилось, дыхание было свистящим, грудь тяжело вздымалась. Она мельком взглянула на него, после чего не без труда поправила сползающую с плеча лямку сумки:

– Когда будет следующий привал?

– Нужно пройти еще хотя бы час. Ты сильно устала?

– А ты как думал? – в голосе проскользнули истерические нотки.

Они пошли вместе.

– Я хочу пить, – капризным голосом сказала девушка, и Виталий с готовностью полез за флягой.

– Ты знаешь, Ди…

Сделав несколько жадных глотков, она закрыла флягу и отбросила с лица прядь волос, при этом болезненно поморщившись. Вит присмотрелся и увидел, что на лбу Дианы красуется широкая царапина, а про себя отметил, что ее волосы уже давно не выглядят так потрясающе, как раньше. Сейчас они свисали беспорядочными прядями неопределенного цвета, возле уха застрял репейник.

«Волосы шлюхи», – мелькнуло у него в уме.

– Ну что? – она окинула его равнодушным взглядом.

Виталий с сочувствием смотрел на девушку.

– Я хотел попросить у тебя прощения за то, что был груб с тобой. Я был взвинчен… Ты понимаешь. Не знаю, что на меня нашло.

– Мне без разницы.

– То есть как – без разницы? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, что говорю, и говорю только то, что имею в виду, ясно? Сейчас я вообще не хочу с тобой разговаривать.

– Я чем-то смертельно обидел тебя? По-моему, я имею право знать. – Виталий выглядел растерянным.

– А по-моему, ты выбрал не самое лучшее время для выяснения отношений. Я устала, у меня болит спина, ноют ноги, я грязная, как свинья, я хочу есть, я хочу в нормальную постель, в конце концов! И это твое обещанное «обалденное место»?! Место, где люди сходят с ума и вешаются на деревьях?! Я премного благодарна тебе и никогда не забуду эти каникулы, Виталик.

– Прекрати истерику. – Лицо Вита окаменело.

– А то что? – В глазах девушки заплясали бешеные огоньки. – Ты ударишь меня? Валяй, Сосновцев. Ты ничем не лучше Стропова, с того хоть спрос меньше – у него с башкой не все в порядке, но от тебя я этого не ожидала.

– Ожидала чего? – Вит уже устал от этой бессмысленной перепалки и жалел, что решил заговорить с Дианой. – Мы сейчас все в одинаковом положении. Или ты считаешь, Ольге с Ириной не хочется принять душ и нормально поесть?

– Похоже, Линицкой уже все фиолетово. Я не удивлюсь, если у нее тоже шарики за ролики заехали. Если ты уж так беспокоишься обо мне, возьми мою сумку.

Вит вздохнул:

– Давай сюда.

Когда сумка Дианы перекочевала на плечи Вита, отчего он ссутулился еще больше, лицо девушки оживилось.

Дорога тем временем пошла круто вниз, открыв нам на обозрение небольшой овражек, поросший буйными зарослями ежевики. В ботинки набилось разной дряни, на левой ноге появилась мозоль.

– Может, отдохнем немного? – задыхающимся голосом спросил Гуфи. На него было жалко смотреть – пот крупными градинами скатывался по его вискам, синяя футболка промокла насквозь, став черной, глаза лихорадочно блестели, руки тряслись, как у какого-нибудь жалкого пьянчужки, очнувшегося от жуткого похмелья.

«Этот поход – самое лучшее средство сбросить тебе лишний вес, Гуфи», – подумал я, глядя на него.

Вит оглядел холм, на который нам предстояло взобраться. Я присел на корточки и достал из кармана рюкзака бутылку с водой. Вода была еще прохладной, и я с трудом удержался, чтобы не выпить ее всю.

– Я предлагаю осилить этот пригорок и искать место для более длительного привала. Тем более, – Вит посмотрел на часы, – уже семь часов. Скоро начнет темнеть, поэтому если искать, то уж сразу такое место, где можно устроить ночлег.

Однако его никто не слушал – все, за исключением Ольги и Ирины, которая стояла столбом, тупо уставившись на свои кроссовки, побросали вещи и с радостными восклицаниями набросились на кусты ежевики. Обдирая в кровь пальцы, мы судорожными движениями срывали ягоды, некоторые из них были недоспелые и по вкусу напоминали лимон, но это не особенно нас волновало.

– А ты чего не ешь? – спросил я Ольгу, но она скривила губы:

– У меня аллергия от этой кислятины. Уже проверено.

– Смотрите не переусердствуйте. – Вит закинул в рот несколько розовых ягод и, поморщившись, сказал: – Не хватало, чтобы кого-нибудь из нас еще пронесло по дороге. Заканчивайте, и полезли.

– Давайте подождем хотя бы десять минут, – закапризничала Ди, – я не подниму этот рюкзак наверх.

Виталий с покорным выражением лица взял вещи Дианы, и от моего внимания не ускользнуло, как победно загорелись ее глаза. Вит, кряхтя, начал взбираться на склон, мы последовали за ним. Ирина некоторое время с недоумением наблюдала за нами, после чего загадочно улыбнулась, словно у нее была какая-то своя маленькая тайна, о существовании которой никто не догадывался, и начала подниматься за нами.

Восхождение на холм окончательно вымотало всех, хотя оно было и непродолжительным. Щебень крошился под ногами, едкая пыль забивала горло, вызывая надсадный кашель, несколько раз я поскальзывался и чудом не скатился вниз. Сердце бешено колотилось в груди, норовя вырваться наружу, пот ручьями стекал по лицу.

Вит, тяжело дыша, дрожащими руками достал из кармана маленький сверток, из которого бережно извлек измятый окурок темно-серого цвета. Он обращался с ним, как с драгоценным камнем, и в этот момент на его лице было написано, что при желании он отдал бы все сокровища мира за одну пачку «Беломора».

Ольга с Ди без сил опустились на выгоревшую от солнца траву, я последовал их примеру. Гуфи выглядел так, словно его под дулом автомата заставили бежать три километра с рюкзаком кирпичей за спиной, – волосы слиплись от пота, панамка съехала набок, придавая ему смешной и вместе с тем жалкий вид. Сбросив с плеча сумку, он на трясущихся ногах сделал пару шагов и рухнул на землю, как куль с овсом, в легких у него клокотало. Он дышал, как раненый кит, выброшенный на берег.

Я взвесил в руках его сумку и издал звук выпускаемого из автомобильной камеры воздуха.

– Что у тебя там?

Гуфинепонимающе уставился на меня, затем махнул рукой и сплюнул.

Я расстегнул «молнию», и моему взору предстали книги. Много книг. Про компьютеры. Не говоря ни слова, я вытряхнул их на землю, оставив только палатку, спальный мешок и куртку Игоря. Все безмолвно следили за моими движениями, лишь Вит продолжал невозмутимо докуривать бычок. Гуфи ошалело смотрел на меня, рот его открылся в безмолвном крике протеста.

– Что… Димон, что ты делаешь?!

– Я думал, ты умнее. Ты что, хочешь сдохнуть здесь от разрыва сердца, но зато в окружении своих книжек? Игорь, не дури. Мы же говорили об этом вчера, я не думал, что тебе нужно еще вещи помогать собирать.

– Я бы сам донес их. – Гуфи уныло смотрел на Вита, словно ища у того поддержки, но тот лишь с безразличным видом затоптал остатки окурка.

Диана с Ирой вообще никак не отреагировали, лишь на лице Ольги промелькнуло похожее на жалость выражение.

Виталий взвалил на спину рюкзак.

– Давайте, господа, последний рывок на сегодня. Пройдем еще немного и устроим привал.

Я подал сумку Гуфи.

– Извини, – сказал я ему, но голос мой явно звучал фальшиво, и Игорь это, кажется, понял.

Холм, на который мы взобрались, на самом деле представлял собой небольшую гору, ее правый гребень был совершенно без растительности и гол как колено, зато мы могли видеть море. Однако ни сил, ни желания любоваться им ни у кого не было, и мы продолжили путь. Слева склон горы постепенно снижался, после чего резко взмывал вверх.

Мы шли почти по кромке обрыва, и я несколько раз, не удержавшись, осторожно наклонялся вниз, где на расстоянии тридцати-сорока метров бушевали волны. Море уже не было лучезарно-прозрачным, каким мы увидели его впервые, цвет его скорее напоминал сероватую мыльную воду в ведре, после того как в него несколько раз выжали грязную тряпку, – у самых скал вода была совсем черной от водорослей. Над волнами, тоскливо крича, беспорядочно летали чайки.

* * *

Ольга, поправив сползающую с плеча сумку, убыстрила шаг и вскоре догнала Ирину. Линицкая шла таким же механическим шагом, шнурок на одной кроссовке развязался, пальцы перебирали кольцо. Ольга слышала дыхание девушки – глухое и неровное. В уголках рта запеклась пыль, губы похожи на две ниточки. Глаза, не мигая, невидяще пялились куда-то вдаль. Этот безжизненный холодный взгляд напомнил Ольге взгляд полусонной змеи. Немного пройдя рядом с девушкой, Ольга слегка дотронулась до ее руки.

– Ира… Ира, послушай…

Никакого эффекта.

– Ира!

Девушка поднесла кольцо к глазам и внимательно изучала его.

– Нужно скорее искать привал. А то Денис нас не догонит. Ведь скоро стемнеет, и он не сможет нас найти. Правда? – Ирина пристально посмотрела на Ольгу, и той стоило неимоверных усилий не закричать. И дело было не только в словах Линицкой, от которых Ольге тоже стало страшно. Ее поразила уверенность, с которой были произнесены эти фразы, и это свидетельствовало о том, что Ирина верила, что Дэн до сих пор жив.

«Может, оно к лучшему?» – подумала Ольга, изучая внезапно постаревшее лицо Иры, чьи глаза напоминали покрытые пылью стеклянные шарики, рот подрагивал, губы обметаны, некогда гладкий и чистый лоб покрылся сеткой глубоких морщин.

– Ира, – Ольга облизнула пересохшие губы, – Денис не сможет… Он…

Ира издала звук, больше похожий на звук битых стекол, чем на смех, и с деловитым видом принялась надевать кольцо на безымянный палец. Ольга не могла не отметить, что ногти на руках Ирины были обгрызены почти до мяса, некоторые пальцы кровоточили.

– Он просто немного опаздывает, ведь ты это хотела сказать, да? – с надеждой спросила Ира, с трудом надев кольцо.

Ольга, не сводя с Ирины расширенных глаз, отступила назад и, подвернув на камне ногу, неуклюже завалилась набок. Ирина мазнула по ней безучастным взглядом и пошла дальше.

Видя, как беспомощно барахтается Ольга, я прибавил шагу и помог ей подняться.

– Все в порядке? – задал я ей риторический вопрос, она энергично кивнула, тяжело дыша при этом.

– Все просто замечательно, Дима. Лучше и быть не может. Если не считать, что Ира становится сумасшедшей.

Я потер переносицу. Вероятность того, что Ольга права, была весьма высока, но тем не менее я надеялся, что все пройдет, как только нам удастся выбраться отсюда.

– Сейчас главное, чтобы она была жива, а свихнулась она или нет – дело второстепенное, – сказал я, и мы поплелись дальше.

Через некоторое время перед нами снова запестрели деревья, под ногами стали попадаться рытвины, я все чаще стал спотыкаться. Вскоре отстал Гуфи, почти поравнявшись со мной, и, судя по всему, он был на последнем издыхании. Несмотря на то что я выкинул из сумки Гуфи все книги, идти ему стало не легче: воздух с хрипом вырывался из его легких, будто из старого, давно не ремонтированного паровоза, панамку и рубашку можно было выжимать от пота.

– Игорек, я бы с радостью взял твои шмотки к себе, но тогда мой пупок лопнет, как перезревшая слива, – переводя дыхание, выдавил из себя я.

– Мне. Кажется. У меня. Уже лопнул. – Речь Гуфи напоминала попытку пьяного в стельку водителя объясниться с работником ДПС, который намеренно растягивает слова и фразы, полагая, что таким образом сказанное им звучит связно и отчетливо. – Я скоро. Просто упаду. И тогда. Будет п…ц.

– Ну что за выражения, Игорь. Ты все-таки находишься в присутствии дам. – Я вытер тыльной стороной ладони пот, заливавший мне глаза.

Спустя некоторое время Гуфи и вовсе остановился. Шатаясь из стороны в сторону, он тупо смотрел на медленно удаляющиеся фигуры ребят, после чего прошептал:

– Все. Больше не могу. Я устал. И хочу арбуз. Я немного посижу тут, а вы идите. Я догоню вас.

Не без труда освободившись от рюкзака, я заложил два пальца в рот и свистнул. Через мгновенье раздался голос Вита:

– Давайте подтягивайтесь, здесь и расположимся.

Видя, что Игорь продолжает стоять в той же позе, я вырвал из его рук сумку и потащил волоком к ребятам. Пройдя несколько метров, я наткнулся на крохотную полянку, обнесенную карликовым кустарником, справа в десяти метрах начинался обрыв. Вит скрылся в зарослях, и я не мог не позавидовать его выносливости – почти час он нес два рюкзака и ружье и при этом выглядел всего лишь немного утомленным. По сравнению с ним я чувствовал себя полной развалиной, не говоря уже об Игоре.

Я швырнул ненавистные тюки и без сил опустился на землю. Сломанная в аварии нога болела все сильнее, сначала это было легкое неприятное ноющее чувство, впоследствии перешедшее в резкие толчки боли, словно под кожей играют в чехарду маленькие зверьки. Я начал хромать. Очень хотелось пить. Облизав губы, я достал потеплевшую бутылку с водой. Открутив дрожащими пальцами пробку, я вдруг заметил, какими глазами смотрит на меня Ольга. «У меня закончилась вода», – читалось в них, она с шумом вдыхала и выдыхала воздух, рубашка ее прилипла к телу, и я обратил внимание, что на ней нет лифчика.

Не отрывая взгляда от выпиравших из-под намокшей потной рубашки ее сосков, я протянул ей бутылку. Она одарила меня благодарным взглядом и жадно прильнула к горлышку. Когда Ольга вернула бутылку мне обратно, воды в ней почти не осталось, и я лишь смочил язык. После этого я снял жилетку и с отвращением стянул с себя влажную футболку.

– Игорь, доставай палатку. Пока не стемнело, ее надо поставить. – Я стал подниматься, поморщившись от новой вспышки боли в ноге.

(Хотя все знали, что нам придется жить в домиках, Ирина предложила на всякий случай захватить с собой палатку Дэна. Правда, она рассчитана на четверых, но я решил, что в данном случае на тесноту никто жаловаться не будет.)

Дис мрачным видом сидела на корточках почти на краю обрыва, чертя на земле какие-то замысловатые фигуры. Когда палатка была поставлена, я сказал:

– Разбирайте вещи, мы с Витом сходим за дровами. Также нужно найти воду, без нее нам кранты.

Ольга подняла голову:

– Я с вами.

Я отрицательно покачал головой:

– Тебе и здесь работа найдется, – и, хромая, вошел в чащу.


В лесу Вит наткнулся на черепаху, и он с таким восхищением разглядывал пресмыкающееся, что можно было прийти к выводу, будто последний раз он видел черепаху на картинке в первом классе. Пока он забавлялся тем, что подносил к ее голове ветку, отчего та прятала ее в панцирь, я разыскал большой камень. Отпихнув в сторону Вита и пробормотав «извините», я с хрустом размозжил ей панцирь, про себя жалея, что она не такая крупная, какая попалась нам с Ольгой. Видя, что бедное создание еще живо, я торопливо нанес второй удар, оборвав страдания несчастной.

«Господи, прости меня, но она пойдет на поддержание наших сил. Прости меня и ты, большая черепаха», – подумал я и грустно улыбнулся.

В сорока-пятидесяти метрах ниже нашего лагеря я обнаружил в небольшой скальной расщелине родничок. Вода сочилась еле-еле, но она была такой восхитительно прохладной, что я лишний раз убедился, насколько мало нужно человеческому организму для ощущения счастья.

Несколько раз мне приходила в голову одна и та же мысль – каждый человек должен хотя бы непродолжительный период времени пожить в подобных условиях. Возможно, это в значительной мере помогло бы ему ценить такие маленькие прелести жизни, как свежая вода, уютная постель, чистая одежда… Впрочем, последнее ко мне относится весьма косвенным образом – в одежде я неприхотлив и не слишком разборчив, предпочитаю ходить в одном и том же – в штанах и куртке из кожи. В памяти всплыли слова отца: «Настоящий мужчина должен быть всегда неряшлив – либо рукав в дерьме, либо ширинка расстегнута». Безусловно, нужно быть дегенератом, следуя этой теории в буквальном смысле, но рациональная доля в этом высказывании все же есть.

Наполнив водой бутылки, я вымыл трупик черепашки. Ее маленькое тельце без панциря выглядело беззащитным и было похоже на странную ящерицу без хвоста. Я принялся разделывать тушку, Вит тем временем принес котелок.

Через час мы сидели возле костра в сгущающихся сумерках, облокотившись на рюкзаки, только что поев черепахового бульона с разваренными сыроежками. Ольга добавила в бульон немного тушенки из одной оставшейся банки и остатки гречки. Суп получился наваристый, и, полагаю, это кушанье было самым вкусным и сытным, которое довелось нам испробовать в последние полуголодные дни. Думаю, все остальные были согласны со мной. Даже наша неотразимая Ди с жадностью накинулась на бульон, отбросив в сторону всякие правила приличия.

Правда, ни Ира, ни Ольга не притронулись к еде. И если с Ириной все было ясно, то поведение Ольги вызывало недоумение. Когда я спросил, почему она отказывается есть, она, краснея, проговорила, что ее мутит только от одного вида пищи. У меня не было времени на уговоры, и я просто приказал ей проглотить несколько ложек. Оля умоляюще смотрела на меня своими серыми глазами, но я был непреклонен. Впрочем, ничего хорошего из этого не вышло – она не успела съесть и пару ложек, как ее вырвало.

– Оставь ее, – сказал Вит. – Не хочет, и ладно. Организм сам знает, когда ему есть нужно.

– Сомневаюсь, что, например, Ира в состоянии определить, чего хочет ее организм. Она сейчас как ребенок, обделает штаны и не заметит.

Ирина тем временем с безучастным видом, усевшись почти на самом краю обрыва, изредка поглядывала на плещущиеся внизу волны. Иногда она начинала что-то монотонно напевать, после чего внезапно замолкала и удивленно оглядывалась на нас, словно пытаясь вспомнить, кто мы такие и откуда здесь появились. Я решил побеседовать с ней, предприняв попытку уговорить девушку поесть, но с таким же успехом можно было что-то втолковывать трухлявому пню в лесу.

– Если здесь есть черепахи, то, наверное, и другие животные водятся, – усердно облизывая ложку, сказал Гуфи. Настроение у него заметно улучшилось. – У нас же есть ружье.

– Хочешь поохотиться? Нет уж, дудки, – решительно ответил Вит. Он вытер свою ложку об траву.

Лицо Игоря приняло расстроенное выражение.

– Но у нас ничего не остается на завтра, – захныкал он.

– Гуфи, заткнись. Ты своим нытьем у меня уже вот где стоишь, – Вит провел ложкой по своей шее. – Хочешь оставаться здесь и любоваться фауной – нет проблем. Только ружье я тебе не отдам, можешь рогатину выстругать, авось лося завалишь.

От обидного тона Виталия у Игоря выступили слезы, и я почувствовал к нему жалость.

– У меня имя есть, – пробурчал еле слышно он, но Вит даже не удостоил его взглядом.

В котелке еще оставалось немного супа, и я настоял, чтобы его оставили на случай, если все-таки Ольга или Ира проголодаются.

После ужина мы некоторое время молчали. Говорить не хотелось, да и о чем говорить-то? Банальные фразы «потерпите, ребята, все будет о'кей» либо «все, что ни делается, все к лучшему!» сейчас никому не нужны и ничего, кроме озлобления, не вызовут. Мне, к слову, никогда не нравилось последнее выражение, я считаю, что это высказывание – отмазка для неудачников.

Ольга надела куртку и присела возле меня.

– Я не могу избавиться от мыслей о Денисе, – тихо сказала она.

– Я тоже, – машинально ответил я.

Вит настороженно посмотрел на нас.

– Как получилось, что он незаметно вышел из дома? – спросила Оля. – Вы же дежурили, так ведь?

Я хмыкнул, бросив многозначительный взгляд на Гуфи, и тот потупился, в сотый раз занявшись протиркой очков.

– Какая теперь разница, как он вышел, – вмешался Вит. – Если человек захотел свести счеты с жизнью, никто не сможет ему в этом помешать. Зачем? Это выбор каждого.

– Ты говоришь страшные вещи, – побледнев, сказала Ольга, но Вит даже не посмотрел на нее.

– Оля, ты еще ничего не поняла? Страшное уже произошло, – с какой-то чудовищной мягкостью произнес Вит. – И, судя по всему, самое интересное впереди. Один из нас спятил и повесился, точка. С этим надо как-то дальше жить, врубаетесь?

Я вздохнул поглубже и, оглядев присутствующих, произнес:

– Раз уж пошли такие разговоры, то лично я не уверен, что Дэн сам свел счеты с жизнью.

– Почему? – подозрительно покосился на меня Вит.

– Много причин. Первое – зачем уходить так далеко в лес? Мы нашли его почти в километре от наших хибар. Второе – под сосной ничего не было, на что можно было встать. То есть он должен был карабкаться по сосне. Вот тут и заключается нюанс. Это сосна, ребята. Пока я лез, чтобы срезать веревку, то есть простыню, моя одежда была вся в смоле и чешуйках коры. Так вот, на Дэне ничего подобного не было. Не запрыгнул же он на ветку, как Тарзан?

– Что-то еще? – мрачно спросил Вит, вяло жуя травинку.

– Да. Представим, что он все-таки залез на дерево. На ветке он закрепляет петлю и прыгает вниз, правильно? Тогда у него должны быть сломаны шейные позвонки. Я щупал его. Позвонки на месте. Он умер от удушения, ребята. Как это по-научному? Асфиксия, вот.

При этих словах Оля даже отстранилась от меня, испуганно ойкнув.

– И последнее. Как-то Дэн учил меня вязать узлы. Не поверите, но он ас в этом деле.

– И чего? – пискнул Гуфи, сверкнув линзами очков в свете костра.

– Узел, завязанный на ветке, был обычным двойным и настолько ненадежным, что, когда я залез на дерево, он уже начал развязываться. Спорю на что угодно, что этот узел завязывал не Дэн. Если бы не ситуация, я бы подумал, что этот узел завязала женщина. Уж слишком неуклюжим он был.

– Хм… женщина, – протянул задумчиво Вит. – А как могла женщина подтянуть Дэна на ветку? Он ведь не ребенок, весит ого-го!

– Не ребенок, – согласился я. Я видел, как вздрогнула Диана, она неотрывно смотрела в лес. – Но вспомни, какой он был легкий, когда мы его хоронили. Короче, намного правдоподобнее мне кажется другая версия. Его душат, затем надевают петлю на шею, тащат к дереву, закидывают через ветку свободный конец, подтягивают наверх, фиксируют свободный конец, затем на ветке делают узел, вот и все.

После моих слов наступила тишина. Я с удивлением заметил, что никто из нас не решается поднять друг на друга глаза, будто вина за то, что произошло, отчасти лежала на каждом из них.

Вит подкинул дров в костер и сказал:

– Круто, Стропов. Ты, конечно, молодец, но как нам теперь быть? Получается, если Дэна повесили, то возникает вопрос «кто»?

Ди закрыла лицо руками.

– Это не может быть кто-то из нас, – ошеломленно проговорил Гуфи.

– Почему? – жестко улыбнулся я. – Ты мне доверяешь, Игорь? Или Виталию?

Игорь что-то промямлил и тут же заткнулся.

– Скажу вам еще кое-что, раз уж заварилась такая каша, – медленно проговорил я.

– Ну, – нехотя произнес Вит. – Что ты еще накопал, Шерлок Холмс?

– Помнишь, Оля, вы не могли найти таз? – задал я вопрос. – Ну, в котором посуду мыли?

– Да, – едва слышно пробормотала Ольга.

– Этот таз лежал в кустах, прямо рядом с сосной. А в нем – кухонный нож. Как вы думаете, что все это означает? Только не пытайтесь меня убедить, что Дэн приперся вешаться, прихватив с собой таз и нож. В конце концов, если он решил покончить с собой, куда проще было сделать это с помощью ножа, – заключил я.

Игорь поднялся и, семеня, скрылся в палатке.

– Ну вот, напугал Гуфи, – проследив за ним взглядом, сказал Вит. Его голос даже не дрогнул. Зато девчонки сидели будто окаменевшие.

– При чем тут таз? – раздраженно накинулся на меня Вит. – Может, его Клим туда отнес еще раньше, какая теперь разница?

Какое-то время мы смотрели друг на друга, и я первым отвел взгляд.

– Ладно, пошли спать, – сказал Вит. – Как будем дежурить?

– Давайте я первый. – Я поглядел на расплывающийся в темноте силуэт Ирины. Она так и сидела в полной неподвижности на обрыве.

«Долбаный таз с ножом», – вертелась у меня мысль. В голове мигом нарисовался образ – то, что подвесило Дэна, собиралось что-то с ним сделать с помощью ножа, но почему-то не успело. Почему? Кто-то спугнул? Наступило утро? Вопросы, вопросы…

– Иди в палатку, – сказал я Ольге. – Ты точно не голодна?

Девушка замотала головой:

– Я чаю напилась. Не могу вообще смотреть на еду, честно.


Прошло около часа, я периодически «подкармливал» костер и каждые пять минут поглядывал на Ирину. Ее фигура почти полностью слилась с чернотой неба. Может, она упала? Эта мысль почему-то не приходила мне в голову раньше, и я испугался. Правда, я не слышал никаких криков, но в последнее время Ира вела себя так, что, как мне кажется, даже если она и полетит вниз, то сделает это в полном молчании…

Словно опровергая мои размышления, со стороны обрыва донесся ее хрипловатый голос:

– Дима?

– Да, Ира, я здесь.

– Я бы поела, – будто извиняясь, промолвила она, и я с готовностью схватил котелок с уже остывшим супом.

– Сейчас, погоди… немного подогрею, – пробормотал я, ставя котелок на угли. Супа было совсем немного, и он быстро забулькал. Я положил в котелок чистую ложку, взял фонарь и направился к Ирине.

Она сидела, вытянув перед собой стройные ноги, обтянутые грязными джинсами, и была занята тем, что пыталась снять с пальца кольцо. Рот ее был разинут, как у жабы, что придавало ей неприятный вид.

– Ира, – я присел перед ней на корточки, – Ира, я принес…

Она вскинула голову. Дернула за кольцо! Весь подбородок был мокрым от слюны, вытекающей из уголка рта. Мне стало не по себе. Ощущение такое, что девушка спит с открытыми глазами.

– Тебе помочь помыть посуду? – всхлипнув, спросила она.

– Нет, посуду мыть не надо. Ира, я принес тебе поесть. Ты же сама сказала!

– Правда?

– Конечно. Ты не сможешь завтра идти дальше, если не подкрепишься. На, возьми поешь. Ира, не выводи меня из себя и не делай вид, что ты меня не слышишь! – Ее поведение пугало и бесило меня одновременно. Я почти насильно вложил ей в руки котелок.

– Поесть? – Она смотрела на меня, как на идиота, который сморозил самую большую глупость в мире.

Меня начало трясти.

– Да, поесть. Есть, еда, – медленно, чуть ли не по слогам произнес я, чувствуя, что со стороны выгляжу как мореплаватель, пытающийся объясниться с повстречавшимся ему туземцем: «Моя – Джон, твоя – Мамба, моя, твоя – друзья».

Она с интересом заглянула внутрь котелка. Не знаю, что она ожидала там увидеть, но в следующее мгновенье она сделала то, чего я меньше всего ожидал. С тем же туповато-безразличным выражением на лице она выплеснула его содержимое мне в физиономию.

– Ублюдок! Там же черви! – истошно закричала она, пятясь.

Инстинктивно я отклонился немного назад, но все же большая часть черепашьего лакомства вперемешку с гречкой попала мне на лицо. Хорошо, что бульон был разогрет не до состояния кипятка, иначе Ирина обварила бы мне лицо. Вытирая лицо, я с удивлением почувствовал, что я получил бы несказанное удовольствие, придушив сидящую передо мной девушку.

– А вы оставили Дэну порцию? – вдруг совершенно спокойно поинтересовалась Ирина. Ее круглые глаза остановились на мне, затем скользнули в сторону костра, в зрачках отразились блики пламени. – Он наверняка проголодался, дорога была непростая… Только не давайте ему червей… – Она снова ухватилась за кольцо.

– Дениса нет. Он умер, спустись на землю и перестань пороть чушь. – Я с трудом сдерживался, чтобы не влепить ей пощечину. Облизывая губы, я чувствовал солоноватый вкус бульона.

– Эй, что там у вас? – раздался из палатки встревоженный голос Вита.

Ира вновь несколько раз безуспешно подергала кольцо, затем внезапно так стремительно наклонилась ко мне, что от неожиданности я отпрянул назад и чуть не упал.

– Разве ты не видишь, что мы все мертвы?

И сразу вслед за этим заявила:

– Что ты сказал? Дима, что ты сказал? Денис умер? Ты с ума сошел? Он не умер, – сварливо произнесла она, с силой дергая за кольцо, и глаза ее при этом злобно вспыхнули. Даже в темноте было видно, что палец сильно распух и посинел. – Что ты несешь, он живой, ты, сволочь, скажи мне, что это неправда, он не умер, он не мог умереть, это ложь!.. – Голос ее задрожал, из глаз брызнули слезы. Но я был рад этим слезам, поскольку лучше видеть, как она плачет, чем наблюдать, как с застывшей маской вместо лица таращится в никуда, будто зомби.

– Все будет хорошо, ты только успокойся. – Я дотронулся до холодной руки Иры, однако она вырвала ее.

– Да пусть вас всех покарает бог! Будьте прокляты! Это вы убили его, – прошептала девушка. – И свою вину я тоже с себя не снимаю. – Ира откинула голову и разразилась жутким смехом, от которого у меня пошел мороз по коже. И снова: дерг за кольцо!

«Сейчас она бросится на меня. Бросится и перегрызет горло», – думал я, отодвигаясь постепенно назад. Однако в следующую секунду Ирина (или некто другой, скрывающийся под ее потрепанной оболочкой?) сделала то, что подвергло меня в еще больший ужас: она поднесла правую руку ко рту и впилась зубами в посиневший палец.

– Эй, ты что? Ира, остановись! – Я попробовал схватить ее за руку, но она ловко увернулась, в ее глазах вспыхнули сумасшедшие огоньки.

– Иак е оу ео ять, – пожаловалась мне она, не выпуская палец изо рта. По запястью заструилась кровь, в темноте похожая на шоколадный соус.

«Никак не могу его снять…»

Ира улыбалась.

Я в ужасе смотрел, как она вгрызалась в свою плоть все глубже, кровь закапала на ее грязные джинсы.

– Вит!!! – заорал я не своим голосом. Что она делает?! – Вит, быстрей сюда!

– Ет, е адо ита, – замотала головой Ира, в этот момент она была похожа на голодную собаку, которая наткнулась на слишком большой кусок мяса, чтобы унести его с собой в укромное место, и пытается оторвать от него кусок покрупнее.

Боковым зрением я видел, как из палатки вылезает Вит.

Ирина, очевидно решив, что сейчас эти странные люди предпримут попытку остановить ее, затрясла головой еще яростней. Послышался хруст. Кровь уже заливала всю руку девушки, тело ее неестественно выгнулось, изо рта вырывалось бессвязное мычание.

– Что с ней?! – Вит склонился над Ирой, и в этот миг я вышел из шокового состояния.

Подошла Ольга. Бледная как простыня, она смотрела на происходящее.

– Держите ее за руки! – крикнул я и принялся ползать на коленях, ища в потемках выпавшую из котелка ложку. Шаря руками по траве, мои руки наткнулись на что-то теплое и липкое, я судорожно вытер их об футболку и продолжил поиски. Вот котелок. Где же ложка, мать ее?! Есть!

– Ира! Ира, очнись! – Виталий схватил ее за правую руку, Ольга держала Иру за левую, пытаясь не терять самообладания, хотя ее вид говорил о том, что она находится в полуобморочном состоянии.

Зажав в руках ложку, я ринулся к ним.

– Помогите мне оттащить ее от обрыва. Так. Держите крепче, не бойтесь, вы уже не сделаете ей больнее. Теперь укладываем на землю. – Я пытался собраться с мыслями. – Оля, крепче!

Ноги Ирины в неистовстве колотили по земле, один удар, довольно чувствительный, пришелся мне по ребрам. Вит уперся коленями в ноги девушки, прижав их к земле, и я наклонился над ней. Увидев меня, она с удвоенной силой принялась вырываться, теплые капли крови попали мне в лицо.

«Томатный сок. Всего-навсего томатный сок. Отличный, превосходный томатный сок», – твердил я себе, борясь с подкатывающейся тошнотой, поскольку от увиденного у меня начались спазмы в желудке.

Теперь, когда Ира лежала, кровь лилась ей на лицо, превращая его в маску смерти, претендующую на первое место на празднике Хеллоуин. Глаза ее безумно вращались, готовые вырваться из орбит, изо рта раздавались всасывающие звуки. Краем глаза я заметил, что рядом в нерешительности топчется Гуфи.

– Держи ее за голову, если тебе нечего делать! – крикнул я, и Игорь торопливо присел на корточки, обхватив руками виски Ирины.

Вдохнув поглубже, я осторожно зажал левой рукой кисть Иры и, придерживая ее, просунул между ее крепко сжатых зубов кончик ложки. Зубы были сжаты, как капкан, я нажал сильнее, уже не боясь, что сломаю ей зубы.

– Когда я скомандую, тяни ее руку. Только осторожно!

Вит кивнул, я принялся постепенно, как домкратом, надавливать на ложку, с трудом разжимая ее зубы. Из горла девушки вырвался животный звук, она закашлялась, и ее алый рот на мгновенье приоткрылся.

– Тяни! – гаркнул я, усилив давление на ложку.

Вит немедленно дернул руку Иры, потеряв равновесие, он упал в траву. В тот же момент я перехватил скользкое от крови запястье девушки.

– Игорь, неси керосинку и чистое белье! – крикнул я, рассматривая рану.

– Какое белье? – испуганно смотрел на меня Гуфи, выпрямляясь.

– Какое-какое. Не трусы же. Майку неси, рубашку, что хочешь. Быстрее! – рявкнул я, видя, что он застыл на месте.

– Димон, что произошло? – спросил Виталий. Он все еще прижимал коленями ноги Иры, сопротивление последней было все слабее, и вскоре она затихла.

– Не сейчас, Вит. Думаю, ее придется связать, так что тащи веревку.

Вит некоторое время молча смотрел на распластавшееся в траве тело, после чего скрылся в темноте.

Вернулся Гуфи с рубашкой и керосиновой лампой.

– Оля, держи ее за руку. Игорь, ты будешь светить. Да не тряси ты лампу!

С этими словами я достал нож и принялся разрезать рубашку на полосы.

– Дима, рану хорошо бы промыть. У вас осталась водка? – раздался голос Ольги. Я совсем забыл про нее. В суматохе, пока я был занят поисками ложки и пытался разжать Ире зубы, она изо всех сил удерживала ее, хотя от подобного зрелища любая на ее месте грохнулась бы в обморок.

– В рану может попасть инфекция, – продолжала она. – И ей сначала нужно остановить кровь, а такими тряпками сделать это невозможно. Нужен жгут или что-то похожее на него.

– Вит, захвати водку! – крикнул я копошащейся в рюкзаке фигуре. – Леска подойдет? – обратился я к Ольге. – Она толстая, должна подойти.

Она что-то ответила, но болезненный стон Ирины, перешедший в захлебывающийся кашель, заглушил ее слова.

– Чего? Я ни черта не слышу.

– Давай сюда, говорю. Если она у тебя длинная, обрежь так, чтобы было сантиметров сорок-пятьдесят.

Из палатки, пошатываясь, вышла Ди. Она остановилась неподалеку от нас и уселась на землю, поджав под себя ноги. Обхватив колени руками, она расширенными глазами смотрела на нас, губы беззвучно шевелились, будто она молилась.

Внезапно подул сильный пронизывающий ветер, стало холодно. К Ирине подбежал Ральф и, беспокойно покрутившись у ее ног, тревожно заскулил, поглядывая в сторону темного леса.

– Ты что, опять за старое? – раздраженно бросил я, убирая нож. – Вит, шевели задницей! – Я протянул леску Ольге.

– Иду.

– Игорь, свети. Да подойди ты поближе!

В свете лампы влажно заблестела изуродованная рука девушки, похожая на сломанную птичью лапку. Когда я взглянул на рану Иры, в глазах у меня потемнело и я еле удержался, чтобы не закричать.

Безымянный палец Ирины висел на лоскутке мяса, палец был почти полностью откушен. Ирине удалось перегрызть зубами палец на уровне второй фаланги, сквозь лохмотья кожи тускло блеснуло изжеванное кольцо. Кровь стекала на мои руки, рукав ее свитера уже насквозь промок и потемнел.

– Дима, держи. – Вит дрожащими руками протянул мне бутылку.

Руки мои тоже тряслись, как у заправского алкаша, горло внезапно пересохло, и я решил, что когда все закончится, то обязательно хлебну прямо из горлышка.

– Дима, смочи кусок тряпки, я сделаю перевязку. – Ольга выжидающе смотрела на меня, лицо ее покрыла мертвенная бледность.

– Не знаю, имеет ли смысл оставлять палец? Мне кажется, проще ампутировать его, – медленно проговорил я, еще раз взглянув на рану.

Ольга покачала головой:

– Ни в коем случае. Давай, помоги мне. – Она взяла разрезанные лоскуты рубашки, я промокнул один из них водкой. – Теперь плесни немного на палец, – приглушенно сказала Ольга, склоняясь над Ирой.

Гуфи сделал шаг назад и что-то пробормотал, но из-за стонов Ирины я ничего не расслышал.

– Только попробуй мне здесь проблеваться. Будешь сам себе черепаху искать, больше есть нечего, – проворчал я, вытирая руки о штаны. – Или у тебя закончились твои чертовы конфеты?

– Дима! – Ольга подняла лицо. При скудном освещении керосинки лицо ее было похоже на размытое серое пятно с двумя дырами вместо глаз. – Что делать с кольцом?

– Хрен его знает. Забинтовывай вместе с ним!

Ольга затрясла головой.

– Нет, что ты! Начнется заражение!

– Тьфу! Не знаю!

– Покайтесь. Души мертвых ждут вас, – безжизненным голосом вдруг произнесла Ирина и с усилием встала. Она издала короткий смешок, больше смахивающий на скрип мела по доске. После этого она высвободила раненое запястье из рук Ольги и медленно встала.

– Эй, ты куда? – Я дернулся было ее остановить, но Ира вдруг взмахнула рукой. В следующий момент что-то тяжелое с силой впечаталось мне в лоб. Миллион сверкающих точек на мгновенье пронесся перед моим лицом, и я, падая на землю, запоздало понял, что это «что-то» было не чем иным, как котелком. Вит рванулся вперед за Ирой, но она, шатаясь, сделала несколько шагов вперед и вдруг побежала. Находясь в шоковом состоянии, все смотрели, как ее фигура исчезает среди деревьев.

– Я уже иду! – донесся ее крик.

* * *

– Дима…

– Да что с ней такое? – раздался хриплый стон Игоря.

– Вит, зажигай лампу, и пошли за ней. Господи, когда это все закончится! – Я выругался. Еще бы, сначала душ из супа, затем угощают котелком по лбу.

– Дима… – раздался еле слышный голос Ольги.

– Где ее искать? Уже ночь! Она спятила! – Вит облизнул пересохшие губы.

– Шевелись, мать твою! – заорал я. – Ольга, Ди, в палатку!

– А кто назначил тебя в командиры, а, Стропов? – уставшим голосом поинтересовалась Диана. Ее поза не изменилась с тех пор, когда все началось – она так же неподвижно сидела, обхватив колени руками. Лицо ее исказила болезненная гримаса, под глазами набрякли темные мешки, и сейчас она как никогда была похожа на старуху.

(Зеркало… увидела себя в старости…)

– Дима… Послушай…

Я резко метнулся к Ди, от неожиданности она отпрянула назад, испуганно глядя на меня, хлопая ресницами.

– Проблем нет, дорогуша. Может быть, возьмешься сама командовать парадом? В таком случае я с превеликой радостью передам тебе бразды правления.

– Дима! – визгливо вскрикнула Ольга, и только сейчас я обратил внимание, что она обращается ко мне.

– Ну что? – нетерпеливо спросил я.

– Ее палец… Она… – Она протянула ко мне раскрытые ладони, как в старину делали русские женщины при встрече особо желанных гостей, предлагая испробовать свежеиспеченный хлеб с солью. Только ладони ее были в крови, а вместо горячего хлеба она протягивала палец.

Гуфи издал хлюпающий звук и попятился.

Где-то в темноте закричала Ира.

– Вот так, – скрипучим голосом сказала Ольга.

Я старался приказать себе схватить лампу и броситься вслед за ней, но мой взгляд намертво приклеился к залитому кровью пальцу. Ладони Ольги задрожали, страшный предмет из ее рук выскользнул в траву, из-под опущенных век Ольги выкатились две слезинки и, сверкнув в отблесках затухающего костра, скатились по щекам.

– Вот так. Он просто оторвался. Оторвался, как сухой лепесток. Я пыталась… – Ольга заплакала.

Крик, полный смертельного ужаса, прервал Ольгу. Снова кричала Ира. Затем воцарилась гробовая тишина, которую нарушало лишь слабое потрескивание углей. Ральф лег на землю, уткнувшись носом в траву.

– Что теперь? – Я сбросил с себя оцепенение. – Вит, бери ружье, и пошли. Надеюсь, ты зарядил его. Отдай пистолет Гуфи, и пошли. Если ты не пойдешь, я пойду один. – Сказав это, я поднял лампу и направился в сторону, откуда слышался крик.

– Залезайте в палатку и носа не высовывайте, пока мы не вернемся, – услышал я позади себя голос Виталия. – Димон, подожди!

Под ногами трещали сухие ветки, лицо было все в липкой паутине. Каждый сделанный шаг казался мне ударом колокола, лампа в руках плясала, выхватывая из темноты более проходимые участки чащи. Сзади слышалось учащенное дыхание Вита.

Неожиданно я почувствовал, как внутри меня что-то зашевелилось. Что-то чудовищное. Заскользило, словно лавина с гор, сметающая все на своем пути, и я сразу вспомнил, как мы искали Дэна. Все было похоже до боли, я почувствовал, как ужас стальными клещами сжал все мои внутренности, не давая вздохнуть.

– И-и-и-и-ра-а-а-а-а!!! – сложив рупором ладони, крикнул я.

Тишина. Где-то в лесу хрустнула ветка, и все. Я насторожился.

– У тебя есть фонарь. Давай рассредоточимся, – сказал я.

Вит испуганно взглянул, но ружье в руках держал уверенно.

Я понимал его колебания. Бродить по лесу в одиночку в поисках сумасшедшей? Не очень-то прельщает. По крайней мере, уж лучше держаться вдвоем. Но сейчас лично я находился в каком-то необъяснимом состоянии, состоянии безумной эйфории, и чувство страха осталось где-то далеко позади, мною овладевал сумасшедший азарт игрока, которому попеременно то везет, то не везет. Может, это признаки приближающегося приступа, спросил я себя, но теперь это было неважно.

– Ну? – поторопил я Вита. – Ружье останется у тебя, не бойся.

– Хорошо. Только уговор – перекликаться.

Я, соглашаясь, кивнул и шагнул в темноту. Слабый огонек Вита еще некоторое время мелькал, после чего превратился в едва видимую желтую точку.


– Мы так и будем сидеть тут? – спросила Оля, попеременно глядя то на Игоря, то на Диану.

Последняя никак не отреагировала, Игорь же беспокойно завертел головой, что-то пробормотав.

Ольга смотрела прямо на него.

– Им нужна помощь, – сказала она, застегивая куртку. И добавила полупрезрительно: – Проследи хотя бы за костром.

Неслышно ступая, она шагнула в лес. Когда она скрылась в зарослях, Ди подняла голову.

– Не очень-то приятно чувствовать себя трусом, да? Гуфи?

– Я не Гуфи! – выпалил Игорь, избегая встречаться взглядом с девушкой.

– Гуфи-Гуфи, – дразня Игоря, спокойно произнесла Ди, и губы ее разъехались в холодной улыбке: – Маленький Гуфи, толстый и обделавшийся от страха. Да и воняющий к тому же.

Игорь собирался что-то возразить, но передумал, хотя его всего трясло от негодования. Почему его не могут оставить в покое? Когда все это закончится, мать их?!

Ди молча улыбалась, обхватив колени руками. Костер медленно догорал.


«Отче наш, иже еси на небесех…» – мне стоило огромного труда вспомнить молитву, которой научила меня мать еще в далекой юности. Пот заливал глаза, невзирая на то что температура в лесу значительно понизилась. Господи, где сейчас моя мама? Я так скучаю по ней.

– Ди-и-и-има-а-а-а!!! – прокричал Вит.

– Я зде-е-есь! – заорал я, радуясь, что хоть что-то нарушает эту холодную мертвую черноту. – Ира-а-а!

Никакого ответа. Где-то слева раздался стон и хруст веток.

В горле запершило. «…да будет воля твоя, яко на небеси, и на земли. Хлеб наш насущный… – продолжал бубнить я. – …и не введи нас во искушение…» – Мои бормотания внезапно прервал выстрел, казалось, он прозвучал прямо под моим ухом. Я встрепенулся.

– Ви-и-ит!!

Молчание.

– ВИ-И-И-И-ИТ!!! – Я чувствовал, что мой вопль перерастает в хрип, так громко я не орал ни разу в своей жизни.

– Не стреляйте! – послышался испуганный крик, и я вздрогнул. Это был голос Ольги! Неужели она пошла за нами?

– Оля?! – неуверенно крикнул я.

– Дима, я здесь, – крикнула девушка, и я пошел на ее голос. Я вытянул перед собой керосинку, пытаясь что-либо разглядеть, но вокруг была лишь темнота.

– Оля, ты где? – закричал я. Она не отвечала, и страх снова, как здоровенный липкий паук, начал карабкаться к моему сердцу, нетерпеливо перебирая своими мохнатыми лапами. Я открыл рот, чтобы снова позвать ее, как вдруг услышал:

– Я здесь, иди прямо. Я вижу тебя.

Наконец сквозь стволы деревьев я увидел знакомый силуэт, такой родной, и почти бегом бросился к нему.

– Оля, какого черта? – шептал я, крепко прижимая девушку к груди. – Зачем ты пошла сюда?

Она не отвечала, доверчиво прижимаясь ко мне, ее зубы выбивали отчаянную дробь.

– Я что-то видела, – шепотом сказала она, не поднимая головы. – Там, в лесу.

– Что?

Она молчала, только ее пальцы крепче вцепились в мои плечи.

– Оля, что ты видела? – спросил я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно.

– Не знаю, – едва слышно выдохнула девушка. – Может, мне показалось…

– Ладно. Нужно найти Вита. Сдается мне, Иру мы не найдем, – произнес я, и мы стали продвигаться в сторону нашего лагеря.

– ВИ-И-ИТ! – закричал я.

Сначала все было тихо, затем я услышал какую-то возню, за которой последовал сдавленный стон. Я вдохнул побольше воздуха, чтобы позвать Вита еще раз, как неожиданно увидел прямо перед собой мелькающий лучик света.

– Вит! Вит, это ты? – Я стал продираться сквозь чащу. – Оля, не отставай.

Девушка схватилась за мою руку, и я буквально силой потащил ее за собой. Пятно света заметно увеличивалось.

– Вит, с тобой все в порядке?!

Наконец я выбрался из кустов и увидел Виталия. Он неподвижно стоял, направив ружье куда-то в лес.

– Вит, черт тебя дери, ты что не отвечаешь? Я ору, ору… – но он меня оборвал:

– Тихо!

Подойдя к парню вплотную, я со страхом увидел, что он в кого-то целится. Ольга, встав за моей спиной, испуганно выглядывала из-за плеча. В нескольких метрах от Вита стояла черная фигура, но темнота не позволяла разобрать, кто или что перед нами. Холод усилился, кожа на руках покрылась пупырышками. На какой-то момент мне даже показалось, что из наших ртов вырываются облачка пара. Фигура всхлипнула.

– Кто это? – прошептала Ольга. Вит молчал, ружье в его руках подрагивало.

Только сейчас мы ощутили витавшее над прогалиной зловоние. Свежий воздух зеленой листвы, пряное благоухание трав и ночных цветов исчезли. По земле стлался тяжкий смрад, вызывая муторное и невыносимо тревожное чувство. Так пахнут бочки с протухшей рыбой.

Фигура зашевелилась, и мы непроизвольно отпрянули назад. Вит судорожно вскинул ружье.

– Свети, – процедил он сквозь зубы, и я поднял над собой покачивающуюся лампу. Ее уже стали облеплять ночные мотыльки и бабочки, беспорядочно летая вокруг.

– Где он? – раздался знакомый голос. Фигура покачнулась и снова всхлипнула.

– Вит, стой! – закричал я, схватившись рукой за ствол. – Это Ира!

Виталий неохотно опустил ружье, мы замерли в ожидании. В следующий миг пошатывающаяся фигура вышла из леса, странно ссутулившись и держась руками за лицо.

– Ира? – Я не узнал собственный голос – он смахивал на скрежет ржавого гвоздя по сковородке.

– Где он? – тупо повторила она, не отрывая рук от лица. – Где? Я ничего не вижу. Дима, это ты? – Фигура приблизилась к нам почти вплотную, и меня охватило неприятное предчувствие. Речь девушки была смазанной и неразборчивой, словно рот ее был чем-то забит, возможно, водорослями.

Я видел, что это Ира, но боялся поднять лампу выше, чтобы посмотреть ей в лицо. Мне определенно не нравилась ее сутулая поза и прижатые к лицу руки. От нее исходил слабый, постепенно выветривающийся морским бризом запах – запах сырого подвала и гниющего мяса. Был еще один запах – еле уловимый тяжелый запах медных стружек. Так пахнет кровь.

– Ира, ты ранена? – Я пытался придать своему голосу уверенность, но, клянусь богом, едва ли это мне удавалось. – Давай вернемся, тебе нужно сделать перевязку.

– Я стала плохо видеть. Он только что был здесь и сказал… мне…

– Кто? Кто был здесь?! – Я затряс ее за плечи. Ощущения были такие, будто я тряс чучело, набитое соломой. Мне не нравилось, что она не убирает от лица руки.

– Он. Он пришел за мной. Денис пришел. – Ира что-то выплюнула сквозь прижатые к лицу ладони. Что-то темно-красное.

Вит молча подхватил девушку под руку и кивнул мне. В темноте я видел, как он покрутил у виска пальцем. Ира, не отрывая руки от лица, поплелась рядом с ним, спотыкаясь о корни и рытвины.

– В кого ты стрелял? – спросил я Вита.

Он ничего не ответил.

– Он просил меня сделать ему подарок. Он сказал… – неожиданно начала Ира, но закашлялась.

Меня затрясло с новой силой, и я решил, что совсем не хочу смотреть ей в лицо.

* * *

В лагере было непривычно тихо, возле потухшего костра, пытаясь раздуть пламя, сидел Гуфи. При этом челюсти его ритмично двигались – как он умудрялся грызть свои леденцы и раздувать огонь – загадка. «Черт возьми, я напишу книгу о том, как снимать стресс! Всего-навсего несколько сладеньких леденцов – и никаких проблем. Никаких, маманю вашу туда и обратно, долбаных проблем!» – с изумлением подумал я.

Вит подбросил в тлеющие угли несколько крупных веток.

– Где Диана? – отрывисто спросил я, и Гуфи с каким-то ожесточением махнул рукой:

– В палатке. В кого вы стреляли?

Вит, оставив его вопрос без ответа, занялся костром. Ира вихляющей походкой вышла из леса и остановилась в нескольких метрах от палатки, что-то невнятно бормоча.

– Я сейчас, – сказал я ласково Ольге и направился к палатке. Почему-то мне захотелось проверить слова Игоря, и я просунул голову внутрь. Сдержанно кашлянул. В палатке было пусто. Я вылез наружу и медленно повернулся к Гуфи:

– Игорь, какого хрена тут происходит?! Там никого нет!

– Как это «нет»? – оторопел Гуфи, с необычайной для его комплекции легкостью вскочив. Когда он тоже убедился, что палатка пуста, лицо его как-то смялось, словно из него вытащили все кости.

– Я ничего не понимаю, – визгливо сказал он. – Оля ушла в лес, а Диана пошла в палатку, я сам видел! Куда она могла деться?!

– Я бы тоже хотел это знать, – безмерно уставшим голосом произнес Вит. – Ты, Гуфи, беспонтовый пирожок. Знаешь, как в песне поется? Ни хера ничего доверить нельзя.

Он бросил на Игоря преисполненный отвращения взгляд, тот проблеял что-то невразумительное.

– Что будем делать? – спросил я.

– Ничего, – отрезал Вит. – Я уже по горло сыт ночными прогулками и никуда не пойду.

Тут я вспомнил, что Ирине требуется помощь – у нее наверняка все еще идет кровь. Я двинулся к ней, но она дернулась в сторону и закашлялась.

– Ей нужно наложить жгут, – сказала Ольга.

– Мне больно! – вдруг промычала Ира, сделав шаг к Виту, который в тот момент пытался зажечь вторую лампу.

– Гуфи, принеси фонарь. Ира, ты в порядке? – спросил он.

Ира сделала шаг назад и, споткнувшись, тяжело упала навзничь.

Молясь про себя, я шагнул к ней и поднял перед собой лампу. Тусклый свет всего лишь на мгновенье осветил девушку, и я закричал, чуть не выронив лампу. Сказать, что все мои худшие опасения подтвердились, значит не сказать вообще ничего. Крик застрял у меня где-то в горле, лампа выпала из рук. То, что предстало перед моим взором, можно увидеть лишь в самых изощренных фильмах ужасов. Упав на землю, Ирина инстинктивно убрала от лица руки, ища точку опоры, и в этот момент тусклый свет керосинки упал ей на лицо. Вернее, на то, что от него осталось. На лице не было кожи, она была полностью срезана (или сорвана?), от корней волос до подбородка. Как корка с апельсина. Один глаз вытек, второй с недоумением вращался, словно его обладатель пытался осмыслить, где он находится и что вообще здесь происходит. Безгубый рот дергался, обнажая десны, на фоне мокрого мяса ослепительно сверкали зубы, постепенно окрашиваясь алым цветом, словно девушка неаккуратно ела варенье.

Ира стала биться.

– Иришка, потерпи. – Слезы полились у меня из глаз, к горлу подступила тошнота. – Помогите! – надтреснутым голосом просипел я, пытаясь удержать ее, однако сил бороться с вырывающейся Ирой у меня уже не было.

Удар коленом пришелся мне в пах, и я, скрючившись, откатился в сторону. Падая, я ударился локтем о лампу. Раздался хруст стекла, пламя на секунду погасло. Запахло керосином, и в следующее мгновенье огонь вспыхнул снова, облизывая сухие ветки и выгоревшую на солнце траву. Откатившись в сторону, подальше от огненных языков, я судорожно стал колотить ладонями по траве, стараясь сбить пламя.

Последующие события промелькнули как в страшном бредовом сне. Лежа на земле, я видел, как Ира, издавая нечленораздельные звуки, старается подняться. Она была похожа на громадного полураздавленного жука, который никак не может перевернуться на лапы и беспомощно барахтается. Ольга стояла в полном оцепенении и как загипнотизированная смотрела на нее, Гуфи забился в палатку и что-то кричал.

– Га-а-о-о-о… А-а… – Ирина пыталась что-то сказать. Ей наконец удалось подняться, и она, покачиваясь, побрела прямо на Виталия. Тот, не отрывая от нее взгляда, отступил назад, давая ей пройти. Неуклюже переставляя ноги, словно краб, Ирина проковыляла еще несколько метров и остановилась.

– Игорь, у тебя еще остались конфеты? – неожиданно спросила она, ощупывая лицо. – Он сказал, что ему не хватает одного глаза, – доверительно сообщила она. Сплюнув густую розовую слюну, она – о боже! – хихикнула.

Ольга завизжала.

Мне наконец удалось сбить пламя. Поднявшись, я почувствовал резкую боль в правой руке – пока я руками тушил пламя, в ладонь вонзился крупный осколок стекла, еще поменьше застрял под ногтем указательного пальца.

– Диана! Диана, где ты? – спросила Ира. – Пошли со мной. Поможешь мне! – закудахтала она.

– Виталий, держи ее! – закричала Ольга.

Раздался треск рвущейся материи, ругань Вита. Я зубами вытащил застрявшие осколки из ладони, при этом осколок под ногтем никак не хотел покидать своего места, и я порезал при этом язык.

Яркий свет фонаря выхватил мечущуюся фигуру, и это мгновенье я не забуду никогда. Когда-то соблазнительная и привлекательная девушка с обаятельной улыбкой сейчас превратилась в безумный обрубок мяса, не желающий умирать. Разбрызгивая кровь с лица, она прикрыла свой единственный глаз, загородившись от света. Отступая назад, Ирина неумолимо приближалась к краю обрыва, за которым мерцало и рокотало море.

Она уже не кричала, а хрипела.

– Стропов! Игорь, да помогите же!!! – доносился исступленный голос Вита.

На меня вдруг навалились огромная усталость и безразличие. Хотелось только одного – упасть без сил прямо на холодную землю и забыться крепким сном. В бликах костра я видел мелькающие тени на фоне черного неба.

Ольга сидела на земле. Раскачиваясь, она закрыла лицо руками, плечи ее вздрагивали. Словно во сне, на негнущихся ногах я направился к мечущимся фигурам, которые неуклонно приближались к краю обрыва.

Смешалось все – агонизирующие крики Ирины, визг Гуфи, отборный мат Виталия, которому позавидовал бы старый боцман, завывания Ральфа. Ужасная какофония оборвалась, когда Ира, слепо вытянув вперед руки, шагнула вперед. Какое-то время очертания ее фигуры высвечивались светом фонаря, которым размахивал Вит. Сгорбившись и горестно воздев руки к небу, словно обращаясь к высшим силам Вселенной, девушка на мгновение замерла в этой причудливой позе, после чего шагнула вперед. Шагнула навстречу холоду и вечности. И смерти.

* * *

Грудь моя тяжело вздымалась, в боку кололо, словно я пробежал несколько километров, мысли смешались.

– Димон? – Ко мне, волоча ноги, словно глубокий старик, приблизился Вит. Фонарь дрожал в его руках, отчего он никак не мог навести на меня свет. – Ты где? – Его голос был похож на скрип рассохшейся двери.

– Вит? – позвал я парня.

– Все кончено, – прошелестел он, подойдя почти вплотную. – Я светил вниз, но там ничего, кроме волн, не видно.

– Да.

– Можно, конечно, попробовать бросить вниз веревку, но я боюсь, она уже мертва.

– Да.

– Надо собираться.

– Да.

– Что «да»? Ты слышишь меня?!

Я немного помолчал, затем вздохнул. Меня трясло, как в лихорадке.

– Ну?! Возьми себя в руки!

– Да, Вит, я тебя слышал, – прошептал я, бессмысленно переминаясь с ноги на ногу. – Где Ольга? – спросил я, хотя прекрасно видел ее лежащей на земле.

– Зажги вторую лампу. И не разбей, она последняя, – сказал Вит хрипло.

– Оля! – позвал я. Мне казалось, я громко назвал ее по имени, но на самом деле голос мой звучал как у простуженной вороны. Усталость и безнадежность наподобие огромного ледяного озера разливались во мне. – Оля!

Молчание.

Я подкрутил фитиль, делая огонь побольше, и, волоча разболевшуюся ногу, доковылял до распластавшейся на земле фигуры.

– Гуфи, я думаю, настало время испробовать твои конфеты. И хотя мозгов они тебе явно не прибавляют, нервишки, как я погляжу, они все же лечат. – Вит залез в палатку.

– Не называй меня…

– Заткни пасть и давай конфеты. Я буду называть тебя, как захочу, мать твою, ты понял меня?! Пока ты не заслужишь к себе другого отношения. Почему, как только нужна помощь, я вижу только твою толстую задницу? Отвечай!

– Вит, успокойся, – смертельно уставшим голосом произнес я, глядя на лежащее передо мной неподвижное тело Ольги. На ее прохладной руке я нащупал пульс. Девушка тяжело дышала, рука ее подрагивала.

Потеряла сознание. Немудрено. Я стал понемногу растирать ей запястья.

– …уже. Они закончились.

– Значит, ты сожрал всю пачку, так? А как же помощь друг другу, а? А если я тебя сейчас сброшу вниз с обрыва, что тогда?

– Хватит! – крикнул я. – Оставь его в покое!

– К черту! – зло сплюнул Вит.

– Оля! Оля, очнись! – Я не заметил, как голос мой постепенно перешел на крик.

Отчаявшись привести девушку в чувство, я, хромая, доковылял до палатки и вернулся с бутылкой воды.

В палатке послышалась возня.

– Нет, убирайся! – донесся истеричный вопль Гуфи. – Пожалуйста, не трогай меня, не убивай!

– Ты что, сбрендил? Мне сейчас как раз больше нечего делать, как тебя убивать. Вылезай, я хочу собрать вещи, мы сейчас же отправляемся.

– Куда?

– Куда-куда! В буфет за плюшками! Как ты думаешь, куда? Вылезай отсюда, жирный мудак!

– Нет! – вновь истерично вскрикнул Игорь.

Я начал осторожно лить воду на лицо Ольги, она закашлялась, глаза ее широко раскрылись.

– Ну и подыхай здесь. – Вит, ругаясь, вылез из палатки и подошел ко мне. Однако вскоре Гуфи выполз следом за ним. Он безмолвно посмотрел на нас, затем прочистил горло и хрипло сказал:

– Виталий… Может, все-таки останемся ночевать здесь? – и тут же пожалел о своих словах, так как в следующее мгновение Вит со скоростью кобры рванулся к нему, жарко дыша в лицо:

– Остаться здесь?! Только что эта тварь убила Ирку. Врубаешься? Это не сказки. Я думаю, что оно действительно идет за нами! А когда доберется, не будет торговать запасными частями от кофеварок. – Вит перевел дыхание и продолжил: – Сейчас мы можем изобразить общепринятую шумиху над смертью Ирины или же попытаемся принимать вещи такими, какие они есть. Если мы этого не поймем, нам может прийти конец, и довольно скоро. – Сверкающий взгляд Вита устремился на меня. – Скажи мне, что я не прав, если ты так думаешь.

Я промолчал, чувствуя, как ужас снова разливается внутри меня. Я вспомнил звуки, издаваемые Ириной, – словно кто-то топчется в слякоти.

– Оно действительно существует, а я не из тех, кто не верит своим глазам. Если ты еще сомневаешься, пойди и спроси об этом Дениса или Иру, – закончил Вит. Зарево костра превратило его глаза в красные бойницы.

– Это подло, Сосновцев. Они оба мертвы и…

– Заткнитесь оба! – завизжал я. – Ольга!

– Дима… – Голос девушки был похож на робкое дуновение ветерка, ее руки потянулись ко мне.

В воздухе повисла мертвая тишина. На небе загорались далекие звезды – такие далекие и холодные, но я с завистью смотрел на них, думая о том, как хорошо бы оказаться на одной из них с Ольгой прямо сейчас, подальше от этого непрекращающегося ужаса.

Костер хорошо разгорелся, и мы с Ольгой подобрались поближе к теплу.

Вдруг из темноты показался Ральф. Фыркая, он приблизился к нам и внезапно с довольным урчанием принялся копошиться в траве. Вит подошел к собаке, собираясь ее погладить, но вдруг отскочил от нее, как ошпаренный.

– А ну прочь! – заорал он, занося ногу для удара, но Ральф ловко увернулся и, грозно тявкнув, щелкнул зубами в нескольких миллиметрах от штанины Вита.

– Что там? – Я вытянул голову, пытаясь разглядеть, что вызвало гнев Виталия.

– Эта тварь лижет кровь! Кровь Ирки! Пошла отсюда!

Ольга вздрогнула, прижавшись ко мне плотнее. Я отстранился от нее и подошел к Виту.

– А ну вали отсюда, б…дь чертова! – продолжал он, замахиваясь ногой для удара.

Раздалось злобное рычание, челюсти Ральфа с молниеносной быстротой сомкнулись на щиколотке Вита.

– Ты, сука! – завопил он, прыгая на одной ноге, пытаясь освободиться от зубов собаки. Наконец Виту удалось вырваться, и он торопливо отбежал в сторону. Собака для приличия еще немного поворчала и с жадностью продолжила вылизывать траву.

Я в оцепенении наблюдал за ней. Ральф громко фыркнул и радостно заурчал. При отблесках костра я, чувствуя, как спазмы схватывают мой желудок, увидел, как овчарка ловко подхватила палец Ирины.

– Ну ладно, падаль. Жри свой ужин! – раздался за моей спиной глухой голос Виталия, и в следующее мгновенье оглушительный грохот разорвал ночь. Холодный воздух наполнился запахом пороха. Ольга нервно вскрикнула, но ее голос заглушил истошный вой.

Когда дым рассеялся, я увидел Ральфа, который в неистовстве кружился на одном месте, будто пытаясь поймать собственный хвост. Вскоре Ральф обессиленно опустился на землю, подняв на нас мутнеющие глаза.

Я хотел повернуться и уйти, но что-то, оказавшееся сильнее меня, заставляло стоять на месте как вкопанного и неотрывно смотреть в глаза умирающей собаке. В боку у Ральфа зияла огромная дыра, из нее хлестала кровь, унося с собой жизнь животного.

– Вит… Пристрели его… – прошептал я, с трудом разлепив спекшиеся губы.

Виталий, безучастно наблюдавший за агонией собаки, неспешно подошел к ней поближе.

– Прекратите! Прекратите это!!! – раздался полный боли голос Ольги.

Вит скривился, словно безуспешно пытаясь преподнести нам одну из самых обаятельных улыбок, после чего приставил ствол ружья к поникшей голове Ральфа и нажал на спусковой крючок.

БА-БА-А-Х!!!

Я закашлялся.

– Адиос, амиго, – печально произнес Вит, бросив ружье на землю. – Теперь у нас есть еда. – Парень зашелся в безумном хохоте.

Неожиданно я с ужасающей отчетливостью понял, как чувствует себя животное, попавшее в капкан, заслышав мерный топот сапог приближающегося охотника. Из леса повеяло мертвым холодом.

* * *

– По-моему, он сошел с ума. Я боюсь находиться с ним рядом. Как можно…

На небе взошла луна, постелив на успокоившемся ночном море серебристую дорожку. На чернильном небе вспыхивали все новые звезды, переливаясь и перемигиваясь невообразимыми фантастическими цветами.

Я задрал голову, отыскивая созвездие Большой Медведицы. Это единственное созвездие, которое я знаю, его еще в детстве научила меня распознавать мать. Знакомый «ковш» был на своем месте, безразлично взирая со своей высоты на нас.

– …только так. И никто не гарантирует, что он может выкинуть в следующий раз. Я точно…

Я вполуха слушал торопливый голос Игоря, сидящего на корточках у костра, его монотонная речь была для меня не более чем фоном, подобно старому трескучему радиоприемнику. Соглашаясь с его высказываниями, я изредка кивал и не отрываясь смотрел в лес.

«Если долго всматриваться в темноту, то скоро темнота будет всматриваться в тебя», – я вспомнил чье-то изречение, только кому принадлежало это высказывание, я не знаю.


После смерти Ирины мы в спешном порядке собрались и продолжили путь. Только безудержный страх позволил преодолеть нам непроходимые кустарники и заросли ежевики. Пройдя метров семьсот, мы нашли еще одну небольшую площадку у обрыва, где и было решено разбить лагерь. Ди мы так и не нашли, и никто не старался поднимать вопрос ее поисков. Думается, никто из нас уже не верил, что она жива.

Где-то внизу шумело море, угли жарко потрескивали. Скоро до ноздрей стал доноситься дразнящий запах жарящегося мяса.

– Дима! Эй! Ты слышишь меня? – Гуфи испуганно затряс меня за плечо, и я от неожиданности чуть не выронил прут с нанизанным на него ломтем мяса, срезанного десять минут назад с мертвой собаки.

Разделывали Ральфа мы с Гуфи – несмотря на слабые протесты последнего, я буквально силой заставил его снять с овчарки шкуру (давай, Игорек, привыкай!), а сам выпотрошил тушу (при этом Игорь дважды убегал в кусты, и я слышал, как его пустой желудок сотрясается в спазмах). Ножа у Игоря не было, и я отдал ему свой.

После этого я отделил Ральфу голову (точнее будет сказать – то, что от нее осталось) – ножом Клима это было сделать нетрудно. Когда я выбрасывал голову с обрыва, из ее рта вместе с кровью вывалился странный предмет. Несколько секунд я с тупым недоумением разглядывал его, после чего до моего сознания дошло, что это остатки пальца Ирины. Носком ботинка я отправил последнее, что осталось от нашей подруги, в море, после чего разрезал тушу на несколько равных частей. Признаться, мяса оказалось немного.

После разделки туши мы с Гуфи походили на шотландских воинов Уильяма Уолласа[5] после успешной битвы над англичанами – руки, грудь и даже наши лица были измазаны кровью. Теперь у нас есть еда.

Да, теперь проблема с питанием временно решена. Возможно, Ольга с Гуфи и откажутся есть собачатину, но лично мне уже было на это наплевать. Не захотят – я сам съем эту чертову псину и еще поблагодарю бога за это.

– Дима!

Я взглянул на Гуфи.

– Я спрашиваю, а вдруг Ральф заразился бешенством?

– Ну и что? – устало спросил я, переворачивая «шампур» другим боком, оранжевые языки пламени моментально набросились на мясо. – Следи лучше за шашлыком, у тебя подгорает.

– Ни хрена себе шашлык, – еле слышно пробурчал Игорь. Затем, вздохнув, заерзал на месте, пытаясь устроиться удобнее. – Дима, с Виталием что-то не так. Точно тебе говорю, он свихнулся. Нужно забрать у него ружье.

Я немного помолчал, затем произнес:

– И кто это будет делать? Ты, что ли? Или Оля?

– Мы можем вместе:

– Нет, увольте. И вообще, какая тебе разница? Мы такие же психи, как и он, точно так же, как он такой же, как мы. Ясно?

Игорь растерянно смотрел на меня, не в силах понять выстроенной мной логической цепочки, в отблесках пламени его расширенные глаза за толстыми линзами очков смотрелись одновременно беззащитно и по-детски смешно. Одно стекло у очков треснуло.

– Нет. Ни черта мне не ясно, – пробормотал парень и перевернул палку с мясом на другую сторону.

– Как твоя задница?

– Как-как. Болит, – проворчал Гуфи.

(На первом привале Гуфи приперло облегчить кишечник, и он не нашел ничего лучше, как использовать в качестве туалетной бумаги борщевик. Несмотря на наше положение, мы с Витом ржали, пока у нас не заболели животы.)

У палатки послышалась какая-то возня, и через мгновенье в свет костра, хромая, вышел Вит. Правая штанина его спортивных брюк была закатана до колена, голая икра замотана платком. На плече у него висело ружье, в правой руке – початая бутылка водки.

Одобрительно посмотрев на жарящееся мясо, он неловко уселся на землю. При этом он, очевидно, потревожил укушенную ногу, поскольку лицо у него поморщилось.

– Ольга уснула, – сообщил он, приложившись к бутылке. – Ух, хорошо! – он с шумом выдохнул воздух.

Я исподлобья посмотрел на парня, затем перевел взгляд на его ногу.

– Действительно, хорошо… Вит, ты кого-то видел в лесу? – Мне не давали покоя его слова: «Это не сказки. Я думаю, что оно действительно идет за нами»…

Вит помрачнел и нехотя ответил:

– А ничего я не видел. Это так, один из аргументов для Гуфи. – Вит невозмутимо посмотрел на Игоря, у того в глазах загорелся нехороший огонек.

Я поймал себя на мысли, что в последнее время Виталий все чаще задевает Игоря, прямо как «дед» гоняет салагу. Видя, какая злоба пышет в глазах Гуфи, я решил, что на месте Вита не стал бы перегибать палку. Нервы у всех взвинчены, а такой человек, как Игорь, в экстремальной ситуации способен на что угодно. Например, исподтишка воткнуть нож в спину.

– Вит, мы тут с Игорьком совещались… Что, если Ральф подцепил бешенство? – Я решил немного разрядить обстановку.

Вит пожал плечами и вновь хлебнул водки. Я терпеливо ждал.

– Разве это имеет значение в нашем положении? – тихо спросил он, протягивая мне бутылку, и по моей спине пробежал холодок от его безжизненного голоса. – Что тебя больше пугает – вероятность заражения бешенством или что мы никогда отсюда не выберемся? – Голос Вита дрогнул.

Некоторое время все молчали. Вит сделал еще один глоток.

Я отважился нарушить тишину, становившуюся невыносимой:

– Будем дежурить? – Я подбросил в костер еще несколько веток.

Вит кивнул и взял один прут с куском мяса. Принюхался, скривил губы в ухмылке:

– Славненько! Никогда раньше не пробовал жареной собачатины. По крайней мере, пахнет неплохо. – Он, обжигаясь, осторожно надкусил мясо и принялся сосредоточенно жевать.

Я оглядел подрумянившийся ломоть мяса и почувствовал, как мой рот наполняется слюной, желудок капризно заурчал, требуя добавки к черепашьему бульону.

Ольга наотрез отказалась есть. А уговаривать я не стал – больно много чести. Мясо было жестким, горьковатым на вкус и несоленым. Тем не менее я с жадностью накинулся на него. Глотнув водки, я передал бутылку Игорю. Тот помедлил секунду, после чего с решительным видом сделал большой глоток. Поперхнувшись, он стал надсадно кашлять. Отставил бутылку и посмотрел на свой кусок мяса.

Два чувства одновременно боролись в нем – первое исходило от прежнего Игоря Гульфика, неуклюжего недотепы, все существо которого даже мысли не могло допустить о том, чтобы съесть кусок мертвой собаки, пусть даже это вопрос жизни и смерти. Второе принадлежало новому человеку, физиологические потребности которого постепенно брали верх над различными моральными устоями и принципами, не действующими в Красной Щели. Борьба длилась недолго, и вскоре Гуфи, торопливо давясь и всхлипывая, начал есть, проглатывая большие куски.

– Чертова сука, рана так и горит. – Вит бросил взгляд на забинтованную ногу. – Если Ральф был бешеным, я первый отправлюсь к праотцам. Игорь!

Гуфи вздрогнул, словно его огрели кнутом.

– Ответь мне все-таки, как получилось, что ты прошляпил Ди?

Гуфи поежился и, словно ища поддержки, посмотрел на меня.

– В каком смысле прошляпил?

– В том смысле, – терпеливо сказал Вит, откусывая шмат мяса, – что как-то интересно получается. Дэн из дома вышел – никто этого не видел, хотя мы дежурили. Клим исчез – аналогичная хрень. Теперь Ди. Как так получилось?

– А я здесь при чем? – стараясь сохранить достоинство, спросил Гуфи, и Вит посмотрел на него так же презрительно, как смотрят на грязный дырявый носок.

– Вит, она ушла. Как ты сам говоришь, это выбор человека, – подал голос я. – И хватит доставать Игоря. Он что, назло тебе врать будет? Если хреновое настроение, иди башкой об дерево побейся.

Вит кисло улыбнулся:

– Вот за что обожаю тебя, Стропов, так это за откровенность. Ты как чукча, что видишь, то и лепишь. Ладно, проехали. Теперь нас стало еще меньше, – с трудом прожевывая мясо, продолжал он. – Кто следующий?

Бутылка опять перешла к нему. Снова наступила тишина.

– Сколько примерно километров мы сегодня прошли? – через некоторое время спросил Гуфи. Он немного успокоился, снял очки и протирал их своим неизменным клетчатым носовым платком, который стал уже почти черным от грязи.

– Километров пятнадцать. Может, меньше. Главное – настроиться на ходьбу и ни о чем не думать. Идти и идти. – Я закинул в рот последний кусок мяса.

– Ты что, баран? «Идти и идти»! – передразнил меня Вит. – Мозги тебе зачем? Или во время аварии все растерял? – Вит насмешливо смотрел на меня.

Жаркая волна мгновенно разлилась внутри меня, подкатив к горлу.

– Еще одна такая фраза, Виталий, и я вобью тебе зубы в глотку, – медленно проговорил я.

Гуфи переводил боязливый взгляд часто пинаемого уличного кота с Вита на меня. Виталий с интересом уставился на меня, словно перед ним находился редкий вид какого-то жучка, лениво зевнул и произнес:

– Да-да, конечно, вобьешь. В конце концов, ты попытаешься.

– Будь спокоен, чукча очень попытается, – усмехнулся я, но Вит пропустил эту реплику мимо ушей. Он потянулся и стал подниматься:

– Я пошел спать. Когда будет моя очередь, разбудите.

Я чертыхнулся. Когда он скрылся в палатке, Гуфи шепотом спросил:

– Ну что, говорил я тебе? Он сумасшедший!

Я рассеянно махнул рукой.

– Что будем делать с оставшимся мясом? Если его не растащат ночью, оно испортится. Может, пожарим все куски? Там еще остались ребра, – предложил я, доставая из нагрудного кармана трубку. Оттуда же я извлек свернутый пакет с табаком. – Будь другом, притащи его сюда. – Я стал набивать трубку.

Гуфи затравленно посмотрел на меня, глаза его молили: «Не заставляй меня это делать, мне очень не хочется выблевывать снова мой ужин, прошу тебя!»

– Давай, давай, – поторопил я его, раскуривая трубку. Ожидаемых приступов кашля уже не было, и легкие привычно приняли на себя новую порцию никотина. Гуфи с неохотой поплелся в темноту.

В лесу послышался еле слышный вой. Опять шакалы! Я потянулся к ружью.

– Димон… – Передо мной возник запыхавшийся Гуфи. – Ты слышал?

Я кивнул, выпуская колечко дыма.

– Пока горит костер, эти твари не посмеют к нам приблизиться.

Пока я нанизывал куски мяса, Гуфи с благоговейным трепетом разглядывал оружие. Закончив, я разложил мясо на углях и взял его в руки. «ИЖ-27, ЕМ», – прочитал я на стволе.

Прольется ли еще чья-то кровь в результате нажатия на спусковой крючок этого ружья?

Убедившись, что оно заряжено, я положил его рядом. Вит не знал о том, что во время обследования хижины Клима я нашел несколько патронов и ничего не сказал ему об этом. Сейчас я сосчитал их. Четыре штуки – три с дробью и один с картечью.

– Как ты думаешь, он действительно что-то видел… в лесу? – прошептал Игорь. – В кого-то же он стрелял?..

– Я не знаю, Игорь, – все, что я смог сказать.

– Ты знаешь… Я хотел тебе сказать, что… В общем, если что – я на твоей стороне, – Игорь выжидающе смотрел на меня.

Я улыбнулся:

– Я премного тебе благодарен за поддержку, но мне очень хочется верить, что этого «если что» не произойдет.

Некоторое время мы молчали. Спать совсем не хотелось. Я курил, глядя в небо, Гуфи жарил мясо, периодически прикладываясь к бутылке. Завывания шакалов становились все тише и наконец прекратились вовсе.

– Дима, ты слышал об озере Архуарон?

– Нет.

– Оно расположено в Казахстане, в степях Талды-Курганской области, в самой глуши. Местные жители с опаской оглядываются, когда заходит речь об этом озере, – начал Гуфи. Он сделал маленький глоток из бутылки.

– Само оно очень маленькое, не больше футбольного поля, но очень глубокое. Так вот, в самую жару, когда почва прогревается до такой степени, что на ней впору жарить яичницу, озеро не пересыхает и температура в нем редко достигает 8–10 градусов тепла! В нем нет ни рыбы, ни лягушек, ни вообще каких-либо растений.

– Ну и что? – Я почти не слушал Игоря, разглядывая ночное небо. Оно завораживало своим величием. Звезды были похожи на рассыпавшуюся алмазную крошку.

– В нем утонуло очень много людей, – тихо продолжал Гуфи. – И трупы никогда не всплывали. Они просто стояли на дне и колыхались как свечи. Водолазы…

– Игорь, тебе мало страшилок на сегодня? – я перевел взгляд на собеседника.

– Да послушай ты. Водолазы, обследовавшие дно, через несколько минут начинали задыхаться, и никто не мог объяснить почему. – Игорь замолчал.

– И к чему ты это рассказал? – я с трудом подавил зевок.

– Не знаю, – Игорь не смотрел на меня. – Мне кажется, наша ситуация очень похожа на это озеро – все мертво, холодно, и никто ничего не знает. Вечность и покой.

ТАМ ВЕЧНОСТЬ И ПОКОЙ.

Я вздрогнул. Если мне не изменяет память, это были слова Дэна, когда мы нашли его в лесу.

– Что это значит? – спросил я.

Игорь поднял на меня недоумевающий взгляд.

– Чего?

– Ты сказал «вечность и покой».

– Разве?

– Да, – я начал злиться.

– Не помню, – рассеянно сказал Гуфи и снова глотнул водки. Только тут я заметил, что он уже порядочно нализался, опорожнив бутылку почти на две трети.

– Послушай, я напишу об этом книгу. – Гуфи оживленно вертел импровизированные шампуры на огне. – Ты только представь себе! А книгу назову…

– А ну-ка, – я наклонился к нему и забрал бутылку. – Тебе еще сегодня дежурить, помнишь?

– А разве мы не вместе? – Игорь с обиженным видом посмотрел на меня, словно ребенок в песочнице, который вдруг открыл для себя, что его лучший друг не хочет лепить с ним куличики.

– Нет уж. Каждому из нас нужно хоть немного вздремнуть. Завтра денек будет не из лучших.

Заунывный вой раздался совсем рядом.

Гуфи вздрогнул.

– Опять… – прошептал он, бесцельно вороша угли. Мясо было уже почти готово.

– Даже если все это благополучно закончится, я не смогу спать без снотворного. Я никогда не смогу этого забыть. Ты знаешь, Димон… – Речь Игоря становилась все более невнятной, язык заплетался, и мне стоило больших усилий понять, о чем он говорит. – Мне вчера приснился сон. Страшный.

Я испытующе посмотрел на Гуфи, он сгорбился, низко опустив голову.

– Мне снова снилась моя мать. Опять снилась… Будто она выбралась из своей могилы. Раскопала землю и вылезла наружу, вся почерневшая и в дырках. А теперь она прячется днем в грязных трущобах и подвалах, а ночами ковыляет, пытаясь добраться до меня – полуразложившаяся, в лохмотьях… – Пьяные слезы скатывались по лицу Игоря.

– Может, хватит?! – не выдержал я, но Игорь продолжал, словно не слыша меня:

– И я понял, что моя мать и есть та самая тварь из болота, которая теперь никуда не торопится. Она знает, что бежать нам некуда, мы в западне. Все, птичка в клетке! – Гуфи издал нервный смешок. – Мы разбудили дремлющую тварь. Я не виню тебя, Стропов, хотя было бы полным безумием верить легенде, рассказанной Климом. Ни ты, ни Оля не виноваты. Как это называется? Есть такое выражение… Во, толчок судьбы. Только ни фига это не толчок. Это зло, Стропов, зло в чистом виде, – Гуфи устало прикрыл глаза. – Надо было внимательно слушать старую цыганку… – Он уже шептал: – И какого черта я согласился ехать сюда. – Гуфи завалился назад, задев ногой один из «шампуров».

Я растолкал его.

– Все, пора баиньки, – сказал я, помогая ему подняться на ноги. – Иди, покемарь немного. – Я поглядел на часы. – Через пару часов я тебя разбужу.

– Дима?

– Ну?

– А ты что-нибудь видел? В лесу?

Я замялся. В памяти вновь мелькнуло видение – невыносимый смрад гниющей плоти, испытываемый мной при этом густой липкий страх, сжимающий костлявыми пальцами все внутренности. Но Игорю я, по понятной причине, ничего говорить не стал. Я довел его до палатки и стал потихоньку проталкивать внутрь.

– Иди поспи, потом поговорим.

– А, вот и не знаешь. – Гуфи засыпал у меня прямо на руках. – А я знаю. Это моя мамаша пришла за вами. Вот так. А когда она придет… – Однако он не успел мне сообщить о планах своей покойной мамаши, поскольку через секунду уже громко храпел.

Вернувшись к костру, я завернул мясо в полиэтиленовый пакет и накрыл его курткой, а сверху привалил рюкзаком. Только сейчас я вспомнил, что мы забыли на прежней стоянке вещи Ирины. Я стал лихорадочно припоминать, что ценного было у нее в рюкзаке, но, кроме посуды с котелком, ничего вспомнить не мог. Кажется…

Чьи-то прохладные руки мягко легли на мои обожженные солнцем плечи. Я дернулся так, словно меня ошпарили кипятком, и кинулся к ружью. В прозрачном воздухе поплыл тонкий аромат духов. Ольга!

Скудного освещения от пышущих жаром углей было достаточно, чтобы увидеть на ее лице улыбку.

– Испугался, Стропов? На болоте ты меня не очень-то боялся, – она кокетливо поправила прическу.

– Ты… ты, – задыхаясь, я встал, колени мои предательски дрожали. – Я ведь мог убить тебя! Что…

– Тогда сделай это нежно, – Ольга шагнула через костер, и тут я увидел, что она совершенно обнажена. – Иногда я начинаю подумывать, как было бы здорово у тебя отсосать, – небрежно обронила она.

У меня полезли глаза на лоб, челюсть отвисла. Я не верил своим ушам. Я отчаянно пытался сохранить подобающее выражение лица мужчины, достойно принимающего известие о том, что стеснительная девушка хочет у него отсосать, но вряд ли у меня что-то из этого получилось. Ольга остановилась, чуть не наступая мне на ботинок своей маленькой босой ногой.

– Но большую часть времени я склонна считать тебя задницей, – добавила она.

Я лихорадочно рылся в памяти, стараясь отыскать подобающую исповедь, но под гипнотизирующим взглядом девушки умные мысли никак не хотели лезть в голову. Привет, я Дмитрий Стропов, и я задница. Приятно познакомиться, благодарю за внимание.

– Э-э… Тебе не холодно? – глупо спросил я.

– С тобой нет, дурачок. – Ольга подошла вплотную, запах духов стал почти осязаемым, словно она принимала душ из духов. При лунном свете я разглядел, что ее лицо размалевано, губы жирно обведены помадой, в ресницах застряли комочки туши, толстый слой пудры делал ее похожей на гейшу, волосы невообразимой копной торчали в разные стороны. Все шлюхи планеты зарыдали бы от зависти, увидев мою девушку.

– Ты что, тащила с собой косметику? – Я попытался выглядеть грозным, но вид Ольги настолько обескуражил меня, что я не знал, как себя вести. Она обняла меня, прижимаясь всем телом.

– Это же все для тебя, – шепотом сказала она. – Только для тебя… Тебе разве не нравится?

Она сладостно улыбнулась, призывно облизав язычком накрашенный рот. При лунном свете он напоминал застарелую рану, которая открылась при неосторожном движении.

«Ты любишь? Любишь?»

Я вздрогнул, вспомнив ночной кошмар, когда нечто поросшее мхом и ухмыляющееся вылезло из болота и волочилось за мной.

– Возьми меня. Трахни меня здесь, Стропов, – жарко прошептала девушка, обдавая меня изумительным ароматом духов. – Трахни. Чтобы мне было больно.

«Почему раньше она не пользовалась этими духами?» – вдруг пришло мне в голову, пока Ольга размазывала по моим щекам помаду.

Внезапно я почувствовал сильное возбуждение. Дыхание стало прерывистым, внизу живота разлилось тепло. Я попытался обнять ее, но она тем же мягким кошачьим движением отстранила мои руки и достала нож. После этого она прижалась ко мне, ее маленькие крепкие груди уперлись в меня, соски сладко терлись, напоминая двух шаловливых зверьков.

– Зачем… он… тебе?.. – Приятная истома застилала мне глаза.

Ольга вложила нож мне в руку и поднесла ее к промежности. Не сводя с меня смеющихся глаз, она принялась яростно тереть рукояткой у себя между ног. При этом с ее лица не сходила широкая улыбка.

«Может, разденешься наконец, Стропов? Или так и будешь стоять как истукан, пока я окончательно не замерзну здесь? Давай, покажи, что твоя штука намного крепче и сильнее, чем какой-то паршивый ножик», – смеясь, говорили ее лукавые глаза.

– Сейчас, я… я расстелю куртку… – засуетился я, но Ольга крепко сжала меня руками. – Никаких курток. Я хочу прямо здесь и на земле… а еще лучше на щебне.

(Я знаю, о чем ты думал там, в болоте…)

Я вошел в нее, как входят в давно забытый сон. Сознание померкло, время остановилось.

* * *

Дрожащими руками я нащупал зажигалку. Подсветка на часах сломалась, и пришлось светить зажигалкой. 2:49. Пора будить Гуфи. Кряхтя, я стал подниматься. Все тело ломило, спину нестерпимо жгло.

Я взглянул на лежащее передо мной тело. Сколько прошло времени с тех пор? Пять минут, час? Все прошло как в тумане, ощущалась только пустота.

Но почему она не встает?

(Ты же убил ее.)

– Ольга?

Тело зашевелилось. Я поднес горящую зажигалку, и на меня уставились распахнутые глаза насмерть перепуганной девушки. Помада и тушь смешались с пудрой, образовав на ее лице жидкую кашеобразную массу.

– Все в порядке?

Она кивнула и прикрыла грудь руками.

– Иди, одевайся, я сейчас приду.

Ольга все так же молча поднялась и пошла в палатку.

Костер давно потух, и лишь слабый дымок курился из некоторых крупных углей. Я быстро оделся и пошел будить Гуфи.

* * *

Игорь зевнул и подбросил в костер несколько толстых веток. Изо рта вырывались облачка пара – температура опустилась еще ниже, и ему пришлось укутаться в одеяло.

Дима бесцеремонно растолкал его около трех часов утра, наказав в пять разбудить Виталия.

«Максимум в семь часов нам нужно быть готовыми продолжать путь», – сказал он, укладываясь спать. Перед этим он дал Игорю нож, пояснив, что это так, на всякий случай. Правда, Гуфи не хотел думать о том, что этот «случай», возможно, произойдет именно во время его дежурства. Игорь вообще не понимал, зачем нужны эти глупые дежурства. Если им суждено всем умереть, то их ничто не спасет.

Игорь нисколько не обижался на Стропова, когда тот устроил ему выволочку за сон на посту. Несмотря на все его закидоны, Дима был свой в доску, Гуфи это понял с самого начала. Однако внутри его яростно клокотала ненависть к Виту, хотя он считал его чуть ли не лучшим другом. Ублюдок чертов! Возомнил себя пупом земли, а сам ничего не стоит. Даже Дэн (пусть земля ему будет пухом!) не доставал его так.

Неприятный холодок пробежал по спине Игоря, когда он вспомнил, как хладнокровно Виталий застрелил Ральфа. Подумаешь, собака лизала кровь! Пусть даже кровь Иры. Гуфи очень привязался к Ральфу, и если бы у него хватило смелости, то он смог бы дать достойный отпор Виту. Хотя имелась и другая сторона медали, на которую Гуфи сознательно закрывал глаза, – волею судьбы бедная собака на какое-то время поддержит силы ребят. Вместе с тем, если бы не отчаянное чувство голода, он никогда в жизни не допустил бы даже и мысли, чтобы попробовать собачье мясо.

При воспоминании о мясе желудок Игоря обиженно заурчал, капризно требуя добавки. Странно, но Гуфи был абсолютно уверен, что не сможет проглотить и куска собачатины и его непременно вырвет, но, к счастью, все обошлось.

Последнее время воображение Игоря постоянно рисовало его любимые кушанья – нежное картофельное пюре с поджаренной курицей с хрустящей ароматной корочкой, полная тарелка дымящихся спагетти и румяные пузатые сардельки, обильно политые острым кетчупом… Рот Игоря мгновенно наполнился слюной, он крепко зажмурился, пытаясь разогнать образы.

Эх, была не была! Есть хотелось все сильнее, и Игорь, не раздумывая, принялся шарить вокруг в поисках приготовленного на завтра мяса. Обнаружив его под рюкзаком, Гуфи воровато оглянулся и вытащил несколько кусков. Он нисколько не испытывал каких-либо угрызений совести, уплетая холодную собачатину. Когда стоит вопрос о жизни и смерти – тут не до благородства. Выжить – вот единственная цель. Хорошо, если они не заметят пропажи мяса, хотя в пакете оставалось еще несколько крупных ломтей.

После третьего куска Гуфи вновь улегся набок, у костра, так чтобы и ружье и фонарь были как можно ближе. При этом он скрипнул зубами от боли – задница все так же адски горела. Черт его дернул вытереть задницу именно борщевиком! До этого случая Игорь даже не знал о существовании этого растения, очень похожего на лопухи, которые в изобилии растут в подмосковных лесах.

Гуфи испустил тяжелый, сипящий вздох. В груди что-то закололо, глотать стало больно. Неужели он простыл?! Этого еще не хватало! Игорь с завистью подумал о спящем Диме – ему хорошо, у него под боком лежит теплая девка.

Он вспомнил, как Вит подошел к нему после того, как Ольга ушла гулять в лес с Димой, и, постучав себя по лбу, назвал его болваном и сказал, что он упустил отличную возможность обрести себе подругу. Игорь вяло отреагировал на это замечание, погрузившись в чтение, и лишь спустя некоторое время с тоской подумал, что он никогда не будет обладать теми качествами, которые бы притягивали к себе особ женского пола. Не подозревая, что он так и умрет девственником, Гуфи сделал для себя неутешительный вывод, что он вряд ли сможет заинтересовать кого-либо своей заурядной внешностью.

Юноша заерзал, устраиваясь поудобней. Языки пламени неспешно лизали дрова, а в раскаленной сердцевине костра плясали призраки.

Сколько им еще осталось идти? Когда их начнут искать? Может, его звонок все же был услышан на автобазе?

Его мозг отчаянно хватался за эту мысль, как жертва кораблекрушения хватается за обломок судна – все, что держится на плаву, будь то даже дверь от сортира, есть не что иное, как подарок судьбы, достойный того, чтобы быть принятым с искренней благодарностью.

Он неуклюже крутил нож, чувствуя в руке его приятную тяжесть, и вспомнил, как ловко это получается у Стропова. Пальцы Димы мягко и как бы небрежно вертели тяжелый охотничий нож, вызывая в сознании образ льющегося прозрачного ручья.

С Витом нужно что-то делать. Завтра Игорь приложит все усилия, чтобы ружье было у Димы. А еще лучше…

Гуфи, любуясь остро отточенным лезвием, вдруг улыбнулся, и улыбка эта не предвещала ничего хорошего. На хромированном лезвии заиграли огненно-рыжие блики костра. Да, скорее всего, Игорь так и поступит. И эта сука никогда больше не обзовет его Гуфи. Сам он Гуфи, мать его.

Скрюченные деревья в свете огня отбрасывали причудливые тени на полянку, напоминая лапы каких-то ископаемых рептилий. Веки Игоря постепенно наливались жидким свинцом, нож выпал из рук… Он засыпал.

Прочертив короткую эффектную дугу в черно-угольном небе, моргнул и исчез метеорит.

Гуфи спал, и ему снилось, как он стащил у Виталия мобильный телефон и ему наконец удалось дозвониться в милицию. Однако в самый последний момент его застукал Вит. В бешенстве накинувшись на Игоря, он связал его, снял с одной ноги кроссовку и, поднеся к ступне пышущую жаром головешку, зловеще произнес: «Ральфа мы съели, теперь очередь за тобой, толстяк. Надеюсь, твоя жирная задница будет вкусней собаки!» С этими словами он прислонил горящую ветку к пятке Гуфи.

Невыносимая боль выдернула Игоря из остатков глубокого сна, он закричал, увидев, как дымится его правая нога. Кроссовка наполовину сгорела, и расплавленная масса стала проедать кожу подобно кислоте.

Подвывая от страха и нестерпимой боли, Гуфи сорвал с себя остатки обуви и залил пострадавшую ногу водой из котелка. Тлеющая штанина зашипела, от нее пошел пар. На некоторое мгновенье Игорь почувствовал облегчение, но затем боль вновь с удвоенной силой набросилась на обожженное место. Гуфи заплакал. Черт бы побрал все это! К черту эти дежурства! К черту эту гребаную Красную Щель вместе с глупыми собаками! К черту это трижды проклятое Черное море!

– Гуфи, что там случилось? – раздался злой голос Виталия, хриплый спросонья.

– Ничего! Дрыхни дальше! – крикнул в ярости Игорь.

– Если ты еще раз разбудишь меня своими воплями, я затолкаю твою башку тебе в задницу.

«Тебе все равно скоро дежурить, кретин!» – хотел крикнуть Гуфи, но сдержался. Он нащупал нож. Почему бы не закончить все прямо сейчас?! «Ох, Вит, ты еще пожалеешь обо всем! Лучше бы ты сдох от бешенства, это будет для тебя наивысшим благом».

Глотая слезы, Игорь слепо разглядывал ожог – очки он потерял во сне. Как он теперь сможет идти? И как в таких условиях лечить обожженное место? Подволакивая ноющую от боли ногу, Игорь без сил опустился на землю. Из палатки снова послышался храп Вита, и Гуфи мысленно обложил его всеми матерными словами, которые насчитывал его словарный запас.

Ему вспомнилось – как-то его бабушка рассказывала, что при различных ранах и ожогах, в частности, очень помогает уринотерапия, а попросту говоря, собственная моча. Гуфи не знал, имеются ли у них с собой какие-либо медикаменты, поэтому решился испробовать бабушкин метод. Постанывая, он стал подниматься, как вдруг до его ушей донесся треск веток. Зрачки расширились, Гуфи чувствовал, как на его голове зашевелились волосы. Звук доносился из леса. Хрипло дыша, он схватил дрожащими руками ружье.

«Кто там?» – хотел крикнуть Игорь, но язык отказался ему повиноваться. Хруст повторился, на этот раз ближе. Горло внезапно распухло, превращаясь в засоренный трубопровод, набитый до отказа стекловатой, в паху стало тепло и мокро. Изо рта парня вырывался лишь сиплый свист, лицо приобрело цвет сгнившей тыквы.

«Я умираю», – неожиданно подумал Игорь, вытирая трясущейся рукой струйку горячего пота с виска.

В глубине леса что-то появилось. Что-то необычное и… красивое. Красивое и волнующее.

Гуфи облизал обветренные губы, сглотнул.

Даже без очков он видел, как в густой лесной чаще вспыхнул ярко-зеленый огонек цвета сочной молодой травы. Он разгорался все больше, наполняя темноту приятным изумрудно-огненным светом. Гуфи глубоко вздохнул и успокоился. Глядя на медленно приближающееся расплывчатое пятно света, он не заметил, что боль в ноге утихла, равно как боль от порезов и борщевика. Свечение переливалось от нежного салатового до темно-зеленого цвета и несло с собой ароматы диких лесов – чудный запах цветов, кристально чистой родниковой воды, густой сосновой смолы и жасмина… Игорь улыбнулся. Воздух наполнился домашним теплом, родным и успокаивающим.

Деревья расступились, изумрудный шар вырвался на полянку и слабо задрожал, словно тающее желе. В колышущейся субстанции стали виднеться смутные очертания человеческого тела. Сверкающий поток некоторое время оставался бесформенным, сказочным калейдоскопом невообразимых красок, которому случайно удалось вырваться на волю, после чего он принял образ женской фигуры.

Через мгновенье из шара вышла миниатюрная девушка. Крохотная, не более полутора метров, из одежды лишь тонюсенькая полоска на талии, с трудом закрывающая темный треугольник. Маленькие грудки с бесстыдством глядели на Игоря.

Гуфи облизнулся, ружье выпало из ослабевших рук.

«Здравствуй!» – просто сказала девушка, подмигнув при этом. Жар усилился, лоб Гуфи покрылся испариной. Он оцепенело пялился на девушку, не в силах оторвать взгляд от этого небесного создания.

«У меня есть кое-что для тебя, Игорь». Прелестное личико лесной нимфы озарилось обаятельной улыбкой, и она протянула к нему свои изящные руки.

«Ты ведь заслужил это. Разве не так?» – спросила она, и Гуфи кивнул, продолжая пожирать глазами девушку.

«Ты вел себя, как настоящий мужчина. Иди и обними меня!» Продолжая улыбаться, она шагнула вперед, наступив при этом на обугленную ветку своей крошечной ножкой. Лицо прекрасной нимфы ничуть не изменилось, что нисколько не удивило Игоря. Ведь она не может чувствовать боли, и ничто вообще не в состоянии причинить ей вред.

Она пришла к нему! Наконец-то он станет мужчиной!

Девушка приблизилась к Игорю вплотную, и он вдруг почувствовал, как ему снова стало холодно.

«Так ты идешь со мной?» Голос божества стал немного ниже, улыбка – шире. Гуфи не мог оставить эту улыбку без ответа, и уголки его иссушенного рта сами поползли в разные стороны. Что-то капнуло на подбородок.

«Идешь? Ты идешь?..» – прошелестело существо, изо рта выскользнул раздвоенный язык, маленькие руки с неожиданной силой обхватили Игоря, и сознание его померкло.

Вереница событий давно минувших лет со скоростью молнии проносилась в его окутанном кровавым туманом мозгу – вечно пьяная мать (иди попробуй. Иди, сынок, к маме и попробуй, тебе это точно понравится, пора становиться мужчиной…), обидные реплики дворовых ребят (сколько ящиков водки собирается выпить сегодня твоя мамаша, а, Гуфи?..), откуда-то раздался бас отца (ты всегда был никчемным мальчишкой). Но все это было пыльным прошлым. Оно позади, оно мертво. А это лесное сказочное создание – настоящее и будущее Игоря. Ему казалось, что тело его стало невесомым, легче крылышка эльфа, по уставшим и израненным конечностям пробежала сладостная волна, легкий ветер уносил его к звездам вместе с любимой.

Игорь продолжал счастливо улыбаться, в то время как его голова была давно отделена от истерзанного тела.

Побережье Черного моря.

Время 6:51

Я медленно и лениво просыпался, досадливо стряхивая с себя остатки неспокойного сна. Перевернулся на другой бок и заскрежетал зубами, задев больную руку. Рядом спала Ольга, утонув с головой в спальном мешке. Вит громко сопел, разбросав свои длинные руки.

Вит… Дежурство…

В мозгу молнией сверкнула мысль – Гуфи снова уснул на посту! Иначе и быть не может, я точно помню, что в пять утра Игоря должен был сменить Виталий. Путаясь в спальнике и ругаясь, я вылез из палатки и стал натягивать ботинки. Солнце уже взошло, дувший с моря холодный бриз тут же взлохматил волосы. Я окинул взглядом наше пристанище и обомлел.

Гуфи нигде не было. Костер давно потух, ружье валялось рядом. В глотке мгновенно пересохло, я подбежал, точнее, проковылял к потушенному костру. Зола была везде – по всей видимости, горела даже трава. Рядом я обнаружил жалкие обрывки одеяла Игоря и сильно обгоревшую кроссовку.

Очки. Оба стекла разбиты, осколки красные, как зубы вампира. Больше ничего. Я все еще пытался убедить себя, что Гуфи, возможно, отошел недалеко, но надежда была слишком мала. Куда он мог деться?!

Я просунул голову в палатку.

– Вит, Ольга! Вставайте!

Ольга открыла глаза, Виталий же продолжал храпеть.

– Подъем!!! – заорал я, пнув его.

Вит дернулся и, не открывая глаз, сонно спросил:

– Моя очередь дежурить?

– Нет! Гуфи исчез!

Парень протер глаза и стал натягивать штаны.

– Который час?

– Почти семь. Он начал дежурить в три часа. Черт!

Вит пристегнул к поясу кобуру и вылез из палатки.

– Если его нет поблизости, то он наверняка мертв, – безо всякого выражения обронил Виталий, потягиваясь на солнце.

Я уставился на него, не веря своим ушам.

– Ты рехнулся? Мы должны что-то сделать, понимаешь? – Я задыхался от возмущения. – Он не мог далеко уйти…

Вит спокойно смотрел на меня. Потом зевнул.

– У нас осталась зубная паста? – спросил он.

– Паста?! Гуфи исчез! – мне хотелось вцепиться ему в горло.

Вит повернулся ко мне, глаза его хищно сверкнули.

– Забудь о нем, Дима. Он умер. Или ты еще ничего не понял? Наше счастье, что мы сегодня увидели солнце, – жестко произнес он. – Поищи лучше родник. Нам нужна вода, – добавил он. Таким же тоном он мог бы успокаивать малыша, уронившего мороженое.

Из палатки раздался сухой, надтреснутый кашель.

– Я в лес, – бросил я.

– Валяй, – пожал плечами Вит и крикнул: – Ольга, поднимайся. Если через пять минут я не увижу перед собой яичницу с беконом и стакан ананасового сока, я тебя выпорю!

Довольный своей шуткой, Вит хохотнул и достал трубку.

«Точно, сумасшедший!» – меня передернуло.

Подобрав с земли ружье (оба патрона на месте), я потащился в лес. Зачем? Утомленный мозг не давал сколько-нибудь вразумительного объяснения, но я упрямо шел вперед.

«Вит прав. Гуфи никогда бы по своей воле не покинул лагерь», – прошептал чей-то едкий голос.

«Да, возможно, Виталий прав. Но в любом случае мы должны убедиться. Нельзя… вот так просто… В конце концов, если каждый из нас будет действовать сам по себе, шансов выкарабкаться отсюда не останется», – думал я, осторожно ступая на поврежденную ногу.

Что принесет нам сегодняшний день? Что мы будем есть? Вит прав, нужно искать родник – возвращаться на старое место, где мы обнаружили ручей, бессмысленно. Бессмысленно и опасно.

В траве что-то мелькнуло. Что-то желтое… Подходя ближе, я уже знал, что это, и ружье вывалилось из рук.

Это был фонарь. Фонарь, который я оставил Игорю на время дежурства. Стекло треснуло. А вокруг – темно-красные пятна. Я отказывался верить в то, что предстало моему взору, хотя и ежу понятно, что эти пятна – не что иное, как запекшаяся кровь. Заторможенным движением я поднял фонарь, нажал на кнопку. Фонарь не загорелся. Сели батарейки. А может, лампочка перегорела.

(Интересно, можно где-нибудь здесь купить батарейки и заменить лампочку? Але, гараж, у меня сели батарейки! Не обращайте внимания, что фонарь в пятнах. Это… Ха, конечно же, это томатный сок. А теперь, будьте добры, замените мне стекло и батарейки, да-да, а то ночи в ваших краях чертовски темные, а нам нужно видеть… видеть в темноте… видеть, кто здесь бродит по ночам и жрет нас по очереди…)

Целую минуту я бессмысленно щелкал выключателем, после чего в ярости швырнул фонарь об дерево. Стекло лопнуло, корпус раскололся на куски. Багровая дорожка вела к густым зарослям. В этом месте крови было особенно много.

Что здесь произошло?

Я беспомощно повторял себе этот вопрос, удивленно смотрел на кровавые потеки в траве и недоумевал, почему так плохо стал видеть, потом до меня дошло, что я плачу…

* * *

– Видишь? – я показал трясущиеся ладони Виту. Он скользнул равнодушным взглядом по моим окровавленным рукам.

– Ты что, опять порезался? Экий ты неуклюжий, прямо как Гуфи! – Вит выпустил кольцо дыма, которое тут же унес ветер. – Давай собирайся, нам еще топать и топать.

– Это кровь Игоря, – только и смог выдавить из себя я. – Кто следующий, Вит?

– Кто знает? Может, ты. Может, я. Ты так и будешь здесь стоять и показывать мне свои грязные руки? К тому же, – Вит снова затянулся, – смерть Игоря висит на твоей совести. Равно как и смерть других ребят, – спокойным голосом сказал он, и я затрясся:

– Что?!!

Вит в задумчивости наблюдал за аккуратными колечками дыма:

– Ой, только не строй из себя дурачка!

Из палатки вышла Ольга.

Виски сдавила боль.

– Хватит морщить лоб и надувать щеки, будто ты силишься понять, о чем идет речь. Чего пыжишься? Или это я трахал девственниц в болоте?

Ольга замерла, в уголках перепачканных тушью глаз блеснули слезы.

Черная ненависть накрыла меня с головой, я ничего не видел перед собой, кроме издевательски ухмыляющегося лица Вита. Да, Игорь был прав. Вит сошел с ума. А может быть, я. Но, как бы то ни было, сейчас я сотру с его лица эту гаденькую усмешку, а потом убью.

Вит с любопытством смотрел на меня, явно наслаждаясь ситуацией.

Издав нечеловеческий крик, я прыгнул на него. Моя голова с силой врезалась ему в солнечное сплетение, Вит, не ожидавший нападения, выронил трубку, на его лице мелькнуло растерянное выражение, тут же сменившееся дикой злобой. Мы покатились по траве, награждая друг друга тумаками, кто-то из нас завалил палатку. Сквозь туман в голове я слышал крики Ольги.

– А кто притащил нас сюда, ты, сучий выродок?! Кто?! – брызгая слюной, в неистовстве орал я.

Руки мои отчаянно пытались нащупать шею Вита, но он вырывался, как пойманный угорь, нанося мне довольно сильные удары по ребрам. Катаясь по земле, моя больная нога попала под камень, и я, взвыв от боли, на мгновение ослабил хватку. Этим не преминул воспользоваться Вит, и через секунду он уселся на меня сверху, злобно скаля зубы. При падении у меня со лба содралась засохшая корочка (Ира тогда здорово огрела меня котелком по кумполу), и лицо стала заливать кровь. Прижав правым коленом мою руку, левой он сжал запястье моей правой руки.

Вит размахнулся.

Первый удар расплющил мои губы о зубы, прорвав верхнюю часть почти насквозь. Что-то хрустнуло, рот наполнился солоноватой и теплой жидкостью, длинные пальцы Вита теперь усиленно пытались сдавить мою шею. Я яростно извивался, подобно гигантскому червю, которого пытаются нанизать на крючок. Второй удар пришелся мне по носу. Внутри все будто взорвалось от боли, кровь из носоглотки полилась в рот, и я стал захлебываться. Сквозь красный туман я видел безумное лицо монстра, который раньше был моим лучшим другом, и зарычал от распиравшей меня злобы.

С великим трудом мне удалось высвободить левую руку из-под прижимавшего ее колена Вита. Кулак Вита, словно пудовый молот, в третий раз опустился на мой искалеченный нос, и он лопнул, как гнилой помидор. Розовая пелена не помешала мне увидеть, что в руке Виталия появился увесистый камень.

«Он сейчас убьет меня!» – отрешенно подумал я, и (как странно!) эта мысль принесла мне только облегчение. Никаких голодовок, никаких марш-бросков по горам, никаких болотных ведьм… Едва не теряя сознание, я со всей силой ухватился руками за его укушенную ногу. Вит охнул и, выругавшись, немного откинулся назад, но этого было достаточно, чтобы я, собрав оставшиеся силы, с усилием приподнялся и нанес Виту короткий и резкий удар в пах. Вопль Виталия напоминал дикий рев раненого бизона. Он схватился за ушибленное место и откатился в сторону, согнувшись от боли.

Я медленно поднялся, нога онемела, глаза заливала кровь, нос горел, словно в ноздри залили расплавленное олово. Откуда-то издалека доносились женские крики, вдруг в мой локоть кто-то вцепился. Нетерпеливо выдернув руку, я оттолкнул препятствие, краем глаза успев заметить, что это была Ольга. С ней я разберусь потом. Сначала я должен наказать Вита. Для такого ублюдка смерть будет освобождением.

Ослепленный бешенством и разбрызгивая кровь, я в неистовстве бил ногами лежащее передо мной тело. Виталий злобно рычал, пытаясь уклоняться от сыпавшихся на него ударов, но его попытки были неудачны. Каждый удар тяжелых армейских ботинок почти всегда находил свою цель, и вскоре они стали красными. Кровь лилась изо рта, носа и даже из ушей Вита, как вода из открытого до упора крана. Что-то глухо хрустнуло (кажется, ребро), его нос превратился в кровавую лепешку, даже волосы намокли от крови.

На какой-то момент я остановился, тяжело дыша и вытирая с лица кровь. Внезапно Вит, не уступая в ловкости змее, молниеносно рванулся ко мне и, всхлипнув, вцепился разбитым ртом в мою лодыжку. Не удержавшись, я упал, изрыгая проклятия. Пока я барахтался в траве, Виталий встал на четвереньки и, скрежеща обломками зубов, поднялся.

Мне также удалось встать, и мы, сверля друг друга взглядом, начали кружить вокруг друг друга, словно индейцы в каком-то магическом танце. Наверное, мы напоминали двух обезумевших дикарей – истекающие кровью, охваченные слепой яростью, грязные, поросшие щетиной, провонявшие потом, в обрывках одежды…

Вдруг Вит остановился и вытащил из кобуры свой газовый пистолет. На окровавленном лице расползлась рваная улыбка.

«Ну, что теперь скажешь?» – казалось, смеясь, говорили его заплывшие глаза.

Я тяжело дышал, в груди появился какой-то свист, все тело болело и сводило судорогой. Язык царапнул осколок выбитого зуба. Я вытащил нож и взял его за лезвие.

– О'кей, ковбой. Я вижу, у тебя куча чертовых проблем. Но, к твоему счастью, у меня есть решения к ним, – устало проговорил я и отставил в сторону руку, внимательно следя за дергающимся в руке пистолетом.

– Много трепа. – Вит сплюнул кровь и обхватил свою «пушку» второй рукой. Он наверняка забыл снять пистолет с предохранителя, и, как только вспомнит об этом, я рассеку его прогнившее сердце.

Целую вечность, казалось, мы с ненавистью смотрели друг на друга. Взгляды высекали искры, точно сталь с кремнем. Рука Вита тряслась все сильнее, дуло смотрело то на меня, то вбок. На меня, вбок, на меня, вбок… Ухмылка погасла, на лице появилось озабоченное, а потом болезненное выражение.

– Ладно, Стропов, хватит мять друг другу бока. Глядишь, и вовсе перемочим друг друга, – сказал Виталий. Он попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. Я начал было опускать руку, как вдруг увидел, что его большой палец перевел предохранитель вниз.

Я взмахнул рукой, раздался хлопок, и после этого – вскрик. Глаза нестерпимо защипало, я практически ничего не видел перед собой, но все равно бросился вперед. Я врезался в Вита, и мы снова упали на землю. Лицо моментально распухло, из глаз ручьем полились слезы, но мне удалось рассмотреть, что происходит. Если бы расстояние между нами было бы меньше, Вит бы вышиб мне глаза. Рукоятка ножа торчала в плече Вита, вокруг него распускалась алая роза крови. Я выдернул нож. Браво! Меткий бросок, Стропов.

Вит что-то проскулил.

– Дима… – донесся сзади хриплый голос.

– Сейчас, подождите. Я только сниму скальп с этого придурка. – С этими словами я схватил Вита за волосы и поднес к его лбу нож. Внезапно я почувствовал удар по голове. Удар был несильным, но это слегка привело меня в чувство. Я отпустил голову Вита, она вяло мотнулась. Все лицо горело, словно ошпаренное, слезы все лились непрерывным потоком, смешиваясь с соплями. С трудом я поднялся, ожидая нового удара, как вдруг почувствовал отчаяние.

«Вит? Я хотел его убить?»

Вит застонал и схватился за раненое плечо. Я глубоко вздохнул, дрожа всем телом.

Неожиданно все исчезло – страх перед будущим, ненависть к Виталию, боль и голод отступили на второе место. В мозгу отчетливо, подобно сработавшей сигнализации, стучало: «Идти. Нужно идти вперед».

Сзади послышался шорох. Я медленно обернулся, чувствуя, как скрипят мои мышцы, будто давно не смазанные ржавые шарниры. Это была Ольга. Остервенело сжимая в руках топор, она подкрадывалась к Виту, который с обалделым видом продолжал сидеть на земле.

– Не-ет!!! – не своим голосом закричал я, бросаясь к девушке. Огромные серые глаза будто поглотили меня, мне казалось, что я тону в них.

– Пусти! Он бы убил тебя, не раздумывая! – прошипела она, вырываясь, но я крепко обхватил ее за локти и прижал руки к телу.

– Оля, прошу тебя… – Слова давались мне с трудом, язык тяжело ворочался.

– Димон… – раздался еле слышный шепот.

Вверху раздался странный гул.

– Ольга, брось топор, или я ударю тебя. – У меня стала кружиться голова, кровь все еще лилась из изувеченного носа. Он был наверняка сломан.

Гул нарастал. Что это, стая чаек?

– Димон!.. Посмотри… наверх… – Вит медленно встал и, шатаясь, сделал несколько шагов.

Руки Ольги разжались, топор выпал.

Гул становился все громче.

Жмурясь от слепящего солнца, я задрал голову. Мне наконец удалось разлепить оба глаза, но жжение не проходило.

– Вертолет! – не своим голосом завопила Ольга и, оттолкнув меня в сторону, бросилась к обрыву.

Только тут до меня дошло.

Это было все равно что увидеть микроволновку в каменном веке – словно частичка нашего прежнего, уютного, доброжелательного мира случайно, будто сильным порывом ветра, была занесена в этот кошмарный ад.

Сил кричать у меня не было – я просто стоял и смотрел, щуря слезящиеся глаза, как вертолет неторопливо летит над волнующимся морем. Ольга стояла у самого обрыва и что-то кричала, Вит беспомощно смотрел на удаляющийся вертолет. Вскоре машина превратилась в крошечную точку, не больше укола от булавки на материи, и все стихло.

Я подошел к Ольге и неловко обнял ее. Девушка повернулась ко мне – лицо пепельного цвета, волосы всклокочены, губы дрожат.

– Они не заметили нас, – ей пришлось приложить большие усилия, чтобы не зарыдать. – Они нас не заметили, – как робот, повторила Ольга, и глаза ее вновь стали влажными.

Я осторожно потрогал разбитый нос.

– Во всяком случае, не исключено, что нас уже начали искать.

– Никто нас не найдет, – тихо добавила Оля. Она заплакала. – Никто из нас не доживет до заката солнца. Пришло время молиться.

– А я думал, ты атеистка, – прогнусавил Виталий. Его распухшие губы попытались сложиться в улыбку, но на лице появилась гримаса боли. – Кто-нибудь, перевяжите меня.

Из дневника Ольги Соломатиной.

23 августа, 13:55

«Как глупо. Голова болит, внутри все пересохло. Очень хочется пить, но у нас осталось лишь полбутылки воды. Ее надо поберечь – когда мы еще найдем ручей?

Еды тоже почти нет – банка огурцов, которую нашли ребята в сарае Клима, и немного костей с ошметками мяса – то, что осталось от Ральфа. Есть очень хочется, но я никак не могу заставить себя проглотить хотя бы маленький кусочек.

Интересно, дойду ли я до такого состояния, когда мне будет абсолютно все равно, что есть? Явспомнила, как однажды смотрела с отцом жуткий фильм «Катастрофа». Смысл в том, что группа ребят-спортсменов летела на самолете через Альпы на соревнования. По дороге самолет потерпел крушение. Часть молодых людей выжила. Спортсмены жили в заснеженных горах, без тепла и еды семьдесят два дня! Когда у них закончилась еда, они ели своих друзей… Мне не хочется думать об этом, но мысль о том, что человек способен дойти до такого состояния, ужасает меня.

Солнце попирает нас обжигающей стопой; налившись краснотой, оно ослепляет, превращая каждую слезинку пота в кристаллик боли.

Тело все болит. Утром я обнаружила синяки на плечах, ногах, внутри все жжет. Я смутно помню, что ночью мы с Димой занимались любовью прямо на земле. Тогда мне было очень хорошо. Только в конце у меня снова возникло странное чувство, которое в последнее время все чаще и чаще посещает меня. И это очень пугает меня. Как будто внутри меня находится еще кто-то, и намерения у него явно не из лучших. Кто-то… Маленький и злобный. Который хочет причинить боль мне и Диме. Иногда он спит, и тогда я чувствую себя вполне сносно, но когда он просыпается…

Вчера ночью у меня было непреодолимое желание убить Диму.

Я люблю его, и в то же время мне хотелось видеть его мертвым. У меня было дикое желание во время секса перерезать ему горло и прильнуть губами к артерии, наслаждаясь горячей кровью. Это было… сродни сексу пауков – после совокупления самка обычно поедает своего суженого. После того как все закончилось, мне стало очень страшно. На некоторое время это существо внутри меня затихло, но оно вновь появилось сегодня, когда ребята стали драться. Если бы не Дима, я убила бы Виталия.

Утром я заметила, что на плече у Димы следы укусов от зубов. Чьих? Слабо догадаться?

Ха-ха!

А спина у него исполосована глубокими царапинами, а у меня под ногтями – запекшаяся кровь. Занятно, да?

После драки мы увидели вертолет. Возможно, он и искал нас. А если нет? Ведь он летел так высоко.

Дима отказался умыться оставшейся водой. Вит – тоже, хотя чувствовал он себя гораздо хуже. Удивительно, но они пожали друг другу руки! Может, эта драка была необходима для разрядки накопившихся страхов, злобы и безмерной усталости.

Очень скучаю по Диане. Что с ней, где она? Несмотря ни на что, я верю, что она разыщется.

Ира… Денис… Игорь…

До сих пор я не в состоянии поверить, что их нет с нами. Слезы отчаяния душат меня, когда я вспоминаю лица этих ребят. За что?! Чем они (и мы) провинились перед богом? Почему именно нас он выбрал в качестве подопытных кроликов?

Вит с Димой доели остатки мяса, и мы двинулись дальше. Дима, ни слова не говоря, взял мои вещи, Вит нес вещи Дианы. Сумку Игоря мы оставили.

Примерно через час мы наткнулись на дерево, которое было усеяно плодами, внешне очень похожими на абрикосы. Дима сказал, что это и есть разновидность абрикосов, но в здешних краях они называются жердели. Плоды были уже созревшими и сочными, и они на некоторое время утолили жажду. Воды в бутылке почти не осталось, и Дима предложил сделать привал.

Ни ручья, ни родника мы не нашли. Зато Вит подстрелил птичку. Маленькую такую, красивую, с желтой головкой и изящным клювиком. «Ешьте! – он бросил к моим ногам крохотное тельце. – В лесу мы видели зайца, – потом сказал он удрученно. – Я промахнулся».

Птичку есть мы не стали.

А заяц – это хорошо. Хорошо, что он остался жить. Но плохо, что мы голодные. Сколько мы уже прошли? Виталий сказал, что примерно километров двадцать. Двадцать прошли, двадцать осталось. Боже, как я устала!»

* * *

– Самара.

– Армавир.

– Ростов.

– Владимир.

– Рига.

– Архангельск.

– Красная Щель…

Сдавленный хрип, весьма отдаленно напоминающий смех.

– Очень смешно, – сказал я, щупая языком обломок зуба. Когда я приеду домой, то вставлю туда клык. Ха!

Идея поиграть в города пришла в голову Ольге. Сначала это занятие немного отвлекло нас, однако вскоре наскучило. Вяло перекидываясь ничего не значащими фразами, мы продолжали путь. Я постоянно спрашивал время у Вита – мои часы разбились во время драки. Вит же расколол свой мобильный телефон и без тени сожаления зашвырнул его остатки в море.

«Мир?» – спросил я его после того, как вертолет скрылся за горизонтом. Вит напряженно улыбнулся и протянул мне руку. Лицо его сильно распухло, один глаз превратился в щелку, белок второго был красным. Нос, скорее всего, сломан, как и у меня, зубы раскрошены. Дантист заработает много денег, восстанавливая обаятельную улыбку Сосновцева.

«Мир», – прошептал он, хотя мы оба прекрасно понимали, что ни о каком мире речи уже быть не может…

Мы шли уже четыре часа. Я шел впереди, за мной – Ольга. Вит тащился последним. Буйная растительность по кромке обрыва постепенно исчезла, уступая место голым скалам. Солнце огненным шаром висело в небе, нещадно паля своими раскаленными лучами.

Искупаться бы! А заодно и напиться. В смысле, воды. Хотя у нас осталось полбутылки водки, как известно, жажду она не утоляет. А сейчас я был в таком состоянии, что выпил бы целое ведро морской воды. Но о том, чтобы спуститься к воде, не могло быть и речи – отвесные скалы и отсутствие спуска делали это невозможным.

Майка была настолько грязной от крови и пота, что я без сожаления выбросил ее. Джинсы заскорузли от грязи и пыли. Голову стало нещадно печь (не хватало еще схватить солнечный удар!), и рубашку (последнее, что у меня осталась из верхней одежды) я повязал на голову в виде неуклюжего тюрбана.

Я с удивлением обратил внимание, что Ольга идет с нами практически на равных. Никогда бы не подумал, что у этой хрупкой девушки такой мощный ресурс выносливости. И это учитывая, что уже второй день она обходится только водой!

«Такими темпами скоро она будет помогать нам», – подумал я, без удовольствия жуя неспелый плод жердели. На первых порах казалось, что он с лихвой заменит нам воду, но вскоре пить захотелось еще больше. Воду почти всю выпили девчонки.

Солнце пекло все сильнее. За все время нахождения в Красной Щели такая жара была впервые. Воздух раскалился, как в бане, лишь слабый ветерок с моря приносил небольшое облегчение. Едкий пот разъедал глаза.

Я пропустил вперед Ольгу и подождал, пока со мной поравняется Вит.

– Слушай, – я с трудом разлепил спекшиеся губы.

Я заметил, как к его измазанной засохшей кровью правой щеке присосался овод. Вит, казалось, не замечал этого и продолжал загребать щебень пыльными ботинками.

– Вит, надо поискать воду.

Виталий устремил на меня невидящий взгляд.

– Если верить карте, скоро должен быть водопад, – проскрипел он. Поморщился и согнал с лица овода. Тот с недовольным жужжанием улетел прочь.

Нагретая поверхность скал жгла ноги даже через толстые подошвы ботинок. Я обратил внимание, что одна подошва на кроссовке Ольги почти полностью оторвалась и при каждом шаге хлопала.

Вскоре на пути стали попадаться мелкие кусты, пожухлая трава сменилась на густую и сочную. Безжизненный участок скалы закончился, и мы вновь оказались в лесу. Там было немного прохладнее, и, несмотря на огромные полчища комаров и другой разнообразной мошкары, я испытал некоторое облегчение.

Внезапно мне в голову пришла мысль, заставившая меня содрогнуться. Я подумал, как мы все будем жить, когда нам удастся выбраться из этого ада. Если все закончится, каждый из нас останется один на один с тем кошмаром, который нам пришлось пережить. Но это, пожалуй, не самое страшное. Нам придется задуматься над тем, что здесь произошло, попытаться найти какое-то вразумительное объяснение случившемуся, а уверенности в том, что у меня это получится, не было.

Я сглотнул. Слюны не осталось, пота тоже. Наступало обезвоживание организма.

Сзади раздался сдавленный хрип. Обернувшись, я увидел, как упал Вит. Его руки и ноги сотрясала мелкая дрожь, из груди вырывалось клокотанье. Я сбросил рюкзак. Ольга продолжала отрешенно идти вперед, и я позвал ее.

Вита стало трясти. Зрачки закатились, белки чуть не вылезали наружу, рот раззявлен в немом крике о помощи. Руки высохли и покрылись шелушащимися пятнами, кожа между пальцами потрескалась.

– Ольга, – прохрипел я, голосом больше смахивающим на карканье старой вороны. – Воды!

Изо рта Вита пошла грязная пена, руки колотили по земле, вырывая клочья травы. Я в каком-то трансе наблюдал за парнем, не в силах пошевелиться.

Ольга присела подле меня, достала бутылку с теплой водой. Трясущимися руками я отвинтил пробку и прислонил горлышко к шершавым губам Сосновцева. Я снял с головы тюрбан, оторвал от него кусок, слегка намочил его и промокнул пылающее жаром лицо Вита. Парень закашлялся, вытер тыльной стороной ладони физиономию. Дыхание его становилось тише, он закрыл глаза.

– Пей. Пей, дурак, – шептал я, осторожно вливая в рот Виту драгоценные капли. Руки не слушались меня, и больше половины я пролил на землю, проклиная себя за неловкость.

Он умирал у меня на глазах.

– Может, ему нужно сделать искусственное дыхание? – неуверенно спросила Ольга, подняв на меня глаза.

– Пей, черт тебя дери! Ну, пей же! – Меня обуял страх. – Сосновцев!

Почувствовав влагу на губах, парень слабо шевельнулся. Его дыхание пульсировало, глаза открылись и бессмысленно уставились на меня. Боль и горькое осознание реальности промелькнули в глазах Вита за тысячные доли секунды.

У меня вырвался вздох облегчения. Он снова зашелся кашлем, затем обхватил обеими руками бутылку и, как ребенок, с жадностью допил остатки воды. Лицо парня немного прояснилось. Дыхание было все еще тяжелым, но постепенно выравнивалось.

– Переоценил я свои возможности, – горько улыбнулся Вит.

– Все нормально, только потерпи еще немного. Ты же сам сказал, где-то рядом водопад. Виталик, надо идти.

Он закряхтел и медленно встал. Ольга уже ушла вперед.

– Стропов…

– Да?

– Ты выживешь. – Он серьезно посмотрел на меня. – Думаю, ты один.

– Не городи чепухи. Мы вместе выйдем отсюда. Может, через два часа мы будем ехать домой, попивать пиво и смеяться над нашими приключениями.

На миг распухшие губы Вита тронула ухмылка. Лицо его было ужасно. От него исходили отвратительные прогорклые миазмы – запах смерти. Глаза были глазами проклятого – остекленелые и неподвижные глаза.

– Думаю, это будет невеселый смех, – он выплюнул комок слизи. – Пошли…

Он скользнул взглядом по Ольге, которая уже далеко ушла вперед, и пробормотал едва слышно:

– Откуда только у нее силы берутся?

* * *

Следующая сотня метров показалась нам сущим адом. Сердце отчаянно колотилось в груди, подобно раненой птице, все конечности онемели. Вдобавок ко всему на правой ноге протерся носок, и кожа стала раздражающе тереться о внутреннюю поверхность ботинка.

Вит сгорбился еще больше, хотя рюкзаки наши стали весить значительно меньше – мы выкинули спальники, оставив только два. «Если что, ими можно накрываться как одеялами», – резонно заметил Вит, и я не мог с ним не согласиться.

Редкий лес закончился, и мы вновь оказались на выжженном солнцем горном гребне, пологими волнами спускающемся вниз. Спекшаяся черствая земля местами разрушилась, превратившись попросту в твердые комья. Пестревшие зеленью деревья начинали расти метрах в сорока от края обрыва, но мы не стали сворачивать в тень. Глупо делать лишний крюк. Дорог каждый шаг, и мы не можем позволить себе бродить в лесной чаще, наслаждаясь тенечком.

Идти стало немного легче, дорога круто пошла вниз. Первое время мне даже стало казаться, что мы сможем спуститься к морю. Однако, спустившись вниз, стало ясно, что от кромки обрыва до воды еще пять-шесть метров, а гребень вновь резко поднимался вверх.

Сухой воздух сушил горло, я жадно разевал рот, пытаясь поглубже вдохнуть, но боль в легких заставляла долго и судорожно кашлять, выплевывая горячие комочки спекшейся пыли.

Сознание меркло и вспыхивало снова, будто заброшенный в океане маяк. Яростно вгрызающееся в мой пустой желудок чувство голода куда-то исчезло. С самого утра (холодные остатки собачатины только раздразнили аппетит) его величество Голод был ненасытным злым гоблином, все мысли только и вертелись вокруг еды, а живот намертво прилип к позвоночнику.

Однако после нескольких часов ходьбы место его величества робко попыталась занять принцесса Усталость. Она вступала в свои права все уверенней, отталкивая Голод в сторону. Некоторое время они отчаянно состязались, и она выиграла. По дороге мы наткнулись на кизиловое дерево, и его плоды на некоторое время утолили голод.

Сейчас же балом правила Священная Королева Жажда, обставив принцессу и его величество. Все они были похожи на три лошади на ипподроме, каждая из которых готова отдать свою жизнь (точнее, мою жизнь) ради блестящей победы. Кому достанутся лавры победителя?

Я с удивлением для себя сделал вывод, что никогда бы не мог подумать, что такое простое чувство, как жажда, может принести поистине демонические мучения. Ну, может быть, в той жизни я пару раз и испытал нечто подобное, хотя на самом деле это было сродни всего лишь легкой сухости во рту. Теперь же я ощущал себя высохшим, давно заброшенным колодцем, внутри которого черти ворошат угли, раздувая свое адское пламя.

ЖАЖДА. ПИТЬ.

У самого подножья возвышенности Вит остановился. Слева проходила небольшая расщелина, по краям которой колыхались на ветру легкие, как паутина, пожелтевшие стебли травы. Вит сбросил вещи. Из горла вырвался утробный звук.

– Я… Я не смогу забраться на этот холм. – Голос Вита был похож на скрип вилки по дну сковородки. На щеке влажно блестела свежая ссадина.

«Терять кровь в нынешней ситуации – слишком большая роскошь», – гадко ухмыляясь, произнес во мне знакомый мерзкий голос.

«Правда, есть выход. Выход есть всегда. Помнишь, твой отец в детстве подсунул тебе книжку „Похитители бриллиантов“? Да, конечно, ты помнишь, потому что один из самых шокирующих твое детское воображение моментов ты запомнил на всю жизнь. Это когда у заблудившихся в пустыне путешественников закончилась вода. Но была лошадь. Вспомни, как они решили проблему с жаждой. Всего-навсего маленький надрез на артерии и шип от растения, чтобы заткнуть отверстие и чтобы запаса хватило хоть на какое-то время…»

Тело трясло как в лихорадке, нога раздулась до размера бревна, глаза начали слезиться. Вит. Да, действительно. Почему бы и нет? Он все равно не жилец.

Глядя на подсыхающую царапину на лбу Виталия, я едва ли чувствовал, как моя рука, словно я был в полудреме, потянулась к ножнам. Язык с трудом обвел губы в глубоких трещинах.

Да-да, всего-навсего маленький разрез. Немного свежей живительной влаги спасет нас. Может, не всех. Но пить очень уж хочется.

Скорчившееся передо мной существо в умирающей оболочке Виталия начало превращаться в размытое серое пятно.

Время остановилось.

Я расстегнул ножны.

Новороссийский район.

Поселок Апрелевка. Время 15:27

«…Прошу пренять срочные меры к моему мужу, потаму что он не хочет исполнять свой супружиский долг… Трое детей… Позавчера ударил меня кулаком… За заведамо ложный донос предупреждена».

Савелий Иванов, оперуполномоченный районного ОВД поселка Апрелевка Новороссийского района Краснодарского края, скривил губы. Молодой (ему недавно стукнуло двадцать два года), высокий, статный, с копной густых темных волос, он со школьной скамьи мечтал работать сыщиком. Его не расстраивало, что он временно застрял в этом глухом районе (тем более свои прелести в этом тоже есть: кража соседских кур – самое тяжкое преступление в этих местах), поскольку ему уже предложили перевестись в Новороссийск. Может, со временем квартиру дадут. Тогда он заберет жену с ребенком и смоется из этого захолустья.

«Грамотеи, так их растак», – усмехнулся он, еще раз перечитал заявление и отодвинул его в сторону. Если бы не удар кулаком и красовавшийся в подтверждение этого синяк на отекшей физиономии заявительницы – располневшей краснолицей доярки, то заявлением можно было подтереться. Отсутствие желания или неспособность (а в данном случае, вероятно, последнее) исполнять свой супружеский долг не подпадает под признаки уголовно наказуемых деяний. Но фингал есть фингал, следовательно, нужно проводить проверку…

Савелий отлично знал, что, когда дело начинает пахнуть жареным и в отношении супруга возбуждается дело, «обезумевший с налитыми кровью глазами алкоголик муж» как по мановению волшебной палочки внезапно превращается в святого ангелочка, а «смертельно избитая» жена вдруг совершенно случайно вспоминает, что «на самом-то деле, гражданин начальник, и не бил он меня вовсе, а это я сама, так сказать, неловко подвернула ногу и упала, да так неудачно, что, понимаете, после этого у меня под глазами синяки, и я выбила себе несколько зубов, сломала руку, ребро, и еще у меня сотрясение мозга. А он хороший. Только когда выпьет, немного буянит. И вообще, детишкам отец нужен»…

Савелий вздохнул и направил вентилятор себе в лицо. Однако видимых улучшений это не принесло – он только разгонял горячий воздух по крохотному кабинету. Ну и жара! Давненько такой не было.

Кабинет представлял собой маленькую каморку с двумя стульями, обшарпанным металлическим сейфом и стареньким столом. Единственная гордость местного отдела милиции – недавно подаренный управой района новенький компьютер, который Савелий весьма успешно осваивал.

Он расстегнул ворот рубашки.

Вчера в милиции была некая Галина Середнякова. Плача, она рассказала, что пропал ее муж, Константин Середняков. Исчез он два дня назад. Из опроса стало ясно, что он отправился на своей моторной лодке на турбазу Красная Щель, чтобы отвезти провиант какой-то компании молодежи, и до сих пор не вернулся. У него живет там один друг, говорила она. Да, раньше он тоже часто ездил к нему, но всегда возвращался домой. Савелий пытался успокоить ее, говоря, что, возможно, муж остался ночевать у друга либо он уже ждет ее дома, но убедить женщину было невозможно.

Красная Щель… В детстве он много слышал странных историй об этом месте. Вечерами, замирая от сладостного чувства страха, он сидел с пацанами возле костра и внимательно слушал, как ребята шепотом рассказывают разные страсти о загадочной турбазе…

Черт, если сегодня никаких новостей не будет, придется где-то найти катер и совершить небольшую экскурсию по морю.

Размышления милиционера прервала телефонная трель. Он поднял трубку.

– Дежур-опер-упл-моч Иванов слушает! – скороговоркой выпалил Савелий.

– ОВД Апрелевка?

– Так точно.

– Городское управление Новороссийска, майор Зеленский. Начальник у себя?

– Никак нет. Ожидается к трем часам.

Секундная пауза.

– Значит, так, Иванов. Собирай, кого можешь, нужно прогуляться в Красную Щель. Мы располагаем информацией, что на этой турбазе – это ведь ваша территория? – возможно, произошло убийство. Усек? Пошел сигнал SOS, его необходимо проверить. Я понимаю, народа у вас кот наплакал. В крайнем случае оставь кого-нибудь в отделе и поезжай сам. Если потом будут проблемы с начальством – сошлешься на меня. Вопросы есть?

Иванов вспотел еще больше.

– Товарищ майор, туда только по морю добраться можно… Или на вертолете.

– Вертолета у меня, увы, нет. Ищи катер, лодку, надувной матрас, что хочешь. После доложишь мне лично. Запиши телефон…

Вытирая скатывающийся градинами пот со лба, Савелий торопливо записал номера служебных телефонов майора.

Снова Красная Щель! Наваждение какое-то. Может, находящаяся на турбазе молодежь накурилась какой-нибудь дури и пришила Середнякова вместе с его другом? Черт!

Савелий достал из сейфа табельный «ПМ», проверил обойму и стремительно вышел из кабинета.

Побережье Черного моря.

Время 16:02

Краски сгущались, наполняя пространство фантастическим сочетанием различных цветов палитры – пунцовая киноварь, угрюмая охра, ослепительный смарагд…

Внезапно руку пронзила острая боль, из пальцев что-то выпало. Нож. Откуда он у меня? Проносящиеся перед глазами бушующие вихри, переливавшиеся всеми цветами радуги, постепенно блекли и растворялись в дымчатом тумане. Окружающие предметы медленно приобретали свои очертания. Это было все равно что вынырнуть с большой глубины – в голове шумело, легкие явно испытывали нехватку кислорода, тело казалось разбухшей от воды ватой.

Передо мной стояла Ольга. Волосы грязными сосульками свисают на плечи, лицо высохло, как у мумии. Только огромные серые глаза, казалось, жили своей отдельной жизнью и горели решимостью. В руках она держала зазубренный камень, исцарапанные костяшки пальцев побелели от напряжения.

Я перевел взгляд на руку, из которой выпал нож. На запястье кровь.

С пустой безнадежностью посмотрел в глаза Ольге.

«Опять?» – безмолвно спросил я ее.

Скрючившийся на земле Вит всхлипнул. Я видел, что ему было очень плохо.

«Да», – молча ответили глаза Ольги, пальцы ее разжались, камень упал на щебень.

Вит встал на четвереньки. Ноги и руки его дрожали, как колоски на ветру. Он сделал неуверенную попытку подняться и, закашлявшись, снова упал.

Я стал его поднимать.

– Вит, ну давай же. Осталось немного, – хрипел я.

– Дима! Виталий! – раздался ликующий возглас Ольги. – Вода! Ха-ха! Виталий был прав!

Боясь поверить, что я не ослышался, я медленно развернулся и увидел Ольгу, склонившуюся над расщелиной. Я сделал два неуверенных шага.

Что она сказала? Вода?

Впереди что-то блеснуло. Мираж?

На подгибающихся ногах я бросился к тоненькому ручью, к которому припала Ольга, окунув туда взъерошенную голову. Водопадом, конечно, назвать эту узкую струйку воды, падающую с двух метров, назвать можно лишь с большой натяжкой, но в тот момент я забыл про все на свете – про страшную смерть наших друзей, про существо, устроившее за нами охоту.

Вода! Жизнь!

Десятилетиями стекающий со скалы ручей образовал в огромном камне у обрыва глубокую выемку. Опустив голову в холодную прозрачную воду, скопившуюся в выемке, я глотал и глотал ее, чувствуя, как она приятной свежестью наполняет мой пересохший желудок.

Два раза после этого меня вырвало. Вит с Ольгой пили осторожно и не в таких огромных количествах, поэтому их желудки сразу приняли божий дар.

Спустя некоторое время после того, как жажда была утолена, наконец дало о себе знать чувство голода. После кратковременного перерыва мы взобрались на холм и продолжили путь. С собой мы взяли три бутылки с водой – вся тара, которая у нас была. Все заметно повеселели, даже Вит стал реже кашлять.

– Я уверен, осталось совсем немного, – оживленно говорил он.

Смыв с лица кровь, парень стал выглядеть бодрее и свежее, словно у него открылось второе дыхание. Ольга сменила ему повязку, оторвав большую полосу от своей футболки. Еще пара перевязок – и она пойдет нагишом. Достав из кармана рюкзака измятую карту, Вит, шевеля губами, сосредоточенно водил по ней грязным пальцем.

– Осталось около десяти километров. Соберите последние силы, нужно сделать последний рывок. Три – три с половиной часа ходьбы. Надеюсь, сегодня вечером я нажрусь и буду спать в кровати. Двое суток подряд, клянусь. – Виталий убрал карту.

Было уже почти шесть часов, но обжигающий зной и не думал спадать. Пустынная местность закончилась, и мы вошли в небольшой подлесок. Прошлогодняя листва и ковер из хвойных иголок шуршали под ногами. Где-то неподалеку испуганно захлопала крыльями птица, но Вит даже не потянулся к ружью. На его отекшем лице застыла какая-то тупая решимость – несмотря на то что после нашей стычки ему приходилось туговато, он упрямо пер вперед, как танк.

Осталось десять километров!

Глядя на него, сосредоточившегося только на том, чтобы поднимать и опускать ноги, мне даже самому стало казаться, что этот невыносимый ад скоро закончится и мы выберемся отсюда. По крайней мере мы утолили жажду и обеспечены водой на какое-то время.

Нога, которую я сломал в аварии, раздулась до невероятных размеров, мне пришлось даже разрезать ножом штанину. Каждый шаг отдавался в колене болью, будто внутрь впрыснули серную кислоту и она разъедала мясо. Я уже не просто хромал, а, казалось, медленно волочил за собой огненный столб, который совсем недавно был ногою и теперь уже не принадлежал мне. Вдобавок ко всему я чувствовал, что в ботинке мокро и скользко, а это означало, что мозоль лопнула.

Что? Вит что-то говорил про три с половиной часа ходьбы? Ха-ха.

С такой скоростью я буду идти все семь. А то и больше. А когда не смогу идти, поползу. Как червяк.

Ольга, спотыкаясь, ковыляла вслед за мной, не отставая ни на шаг.

Густые заросли терновника встали перед нами ровной стеной. Одного взгляда хватило, чтобы увидеть, что их придется обходить левее – непроходимые кусты росли прямо на краю обрыва, буквально свешиваясь вниз, как спелые гроздья винограда.

К счастью, заросли не углублялись в лес, и вскоре мы снова вышли к обрыву. Растительность исчезла, перед нами высилась серая скала, покрытая редкими пучками выжженной травы. Справа виднелась еле заметная тропинка, которая исчезала за изгибом скалы. Слева скала круто уходила вверх, скрываясь за зеленеющими кронами деревьев. Пытаться залезть на нее равносильно самоубийству – ни одна горная коза не сможет взобраться на почти отвесную стену, не то что человек. Обходить слева? Но кто знает, сколько нам придется идти? Силы у всех на исходе.

Вит остановился и некоторое время разглядывал воспаленными глазами выросшую перед ним громадину.

– Пошли, – хрипло сказал он, покачнувшись. – Обходить ее – смерть. Пойдем, как и шли, вдоль моря.

Действительно, места было достаточно, чтобы идти по кромке обрыва. А если тропинка станет уже? И закончится совсем?

Я поправил сползающий рюкзак на плече. Тяжелый, гадина. Может, вообще его выкинуть? Что там? Спальник? Куртка?

– Если скала дальше сливается с обрывом, это тоже означает смерть, – я осторожно потрогал шершавым языком болевшую десну, – вверху – горы, внизу – море. Жаль, мы не птицы.

Ольга подняла голову.

– Смерть в любом случае…

– Мне нравится твое умение ободрить нас в трудную минуту. Это одна из причин, по которой с тобой так приятно иметь дело, – сказал Вит.

– Вы так ничего и не поняли?..

– Захлопнись, – без выражения проговорил Вит и повернулся ко мне: – Варианты?

– Кто-то из нас пойдет и посмотрит, какая там дорога.

– В задницу. Идем вместе. Времени нет, мы и так подыхаем.

Я пожал плечами, поймав себя на мысли, что делаю это почти так же, как Вит:

– Пошли.

Тропинка, по которой гуськом тащилась наша процессия, по ширине не превышала полутора метров. Иногда сверху скатывались камешки, весело подскакивая игривыми мячиками на неровностях и выбоинах.

Впереди, словно привидение, шел Вит, за ним Ольга, качаясь из стороны в сторону. Временами мне казалось, что ее вот-вот сдует ветром в море. Хотя нет. За эти летние каникулы она похудела настолько, что, скорее всего, ветер унесет ее в небо. А в небе – солнце и луна. Солнце горячее, луна холодная. Если…

Девушка прервала мои бредовые размышления:

– Как ты думаешь… нас уже начали искать?

– Какое сегодня число?

– Двадцать третье.

– Я обещал быть двадцать седьмого.

Подавленный вздох.

Подошва на ее кроссовке парусом хлопала при ходьбе, грозясь вовсе оторваться.

Некоторое время мы шли молча.

– А тебя когда хватятся? – нарушил я тишину.

– Не знаю. Я сказала, что, возможно, после двадцать пятого.

– Мама небось волнуется.

– Мама умерла.

– Понятно. – Я вежливо замолчал.

– У нее был рак мозга, – отрешенно сказала девушка, глядя себе под ноги. – Я люблю ее.

Соглашаясь, я кивнул.

– Я знаю, что она там, наверху, и все видит. Она видит меня и тебя, и она нисколько не винит нас в том, что произошло, – продолжала девушка.

В небе кружили чайки, плача и смеясь.

– Все хотел спросить тебя.

– Спрашивай, – безо всякого интереса сказала Ольга.

– Что ты пишешь все время?

Она вяло махнула рукой:

– Так, ерунду.

Тропинка, усыпанная мелким острым щебнем, немного расширилась.

Ольга догнала Вита и попросила у него воды. Какое расточительство! Потом она снова повернулась ко мне:

– Дима?

– Да?

– Мне кажется, я влюбилась.

– И кто этот счастливчик? – спросил я, прекрасно зная ответ.

Ольга засмеялась. Подошва на кроссовке все-таки оторвалась, но она не замечала этого.

– Дурак ты, Стропов.

– Дурак у коня, а у меня дурашка, Оленька. Если это тебя устраивает, выходи за меня замуж, – вырвалось у меня предложение, и я почему-то вспомнил слова покойного отца: «Никогда не женись на женщине, с которой можно жить. Женись на той, без которой жить нельзя».

Ольга остановила меня, пытливо всматриваясь в глаза, стараясь определить грань между шуткой и правдой.

– Только имей в виду, я храплю во сне, – зачем-то ляпнул я.

Губ Ольги коснулась легкая улыбка. Она завела прядь волос за ухо и собралась что-то ответить, например, что в том, что человек храпит, нет ничего страшного, и с этим вполне можно смириться, и вообще, она тоже иногда храпит, да так громко, что неизвестно, кому из нас больше по ночам будет мешать этот порок…

Злобный вопль Вита не дал ей этого сказать. Он прислонился к безжизненной глади скалы и медленно сполз на щебенку, шевеля почерневшими губами. Ольга стояла, сжимая кулаки, и глядела прямо перед собой. Я проследил за ее взглядом и почувствовал, что колени мои подгибаются. Все рухнуло.

Перед нами зияло огромное ущелье.

Новороссийск.

Главное управление внутренних дел.

Время 17:15

Майор Александр Зеленский встал из-за стола и подошел к молодому человеку весьма неряшливой наружности. Мятые брюки с пятнами на коленях, давно не стиранная рубашка, пыльные туфли, лицо небритое.

– В общем, Степан, спасибо за помощь. Наши сотрудники из Апрелевки уже выехали. Если будет что-то еще – звони. Вот моя визитка…

Дверь приоткрылась.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – вытянулся по струнке Зеленский.

– Сиди, – вошедший в штатском крупный мужчина пятидесяти лет кинул оценивающий взгляд на сидящего молодого человека.

– Все, Логинов, можешь идти, – кивнул на дверь Зеленский.

– По какому делу? – спросил вошедший после того, как юноша закрыл за собой дверь.

– Водитель 3-й автобазы, товарищ полковник, – начал было Зеленский, но тот недовольно оборвал его:

– Без формальностей, Саша.

– Сообщил, что на днях к ним в контору позвонил некто и сообщил, что на турбазе Красная Щель произошло убийство. Связь была плохая, и подробностей выяснить не удалось. Скорее всего, звонили с мобильного телефона – телефонной связи там нет. Я дал указание местным ребятам проверить.

– Ясно. Так, Саша, мне нужен акт проверки… – начал полковник, но вдруг голос его изменился: – Что? Красная Щель?

– Ну да. Товарищ полковник, вы не вол…

– Как его фамилия? – перебил полковник.

– Логинов.

Полковник быстрым шагом направился к столу и схватил трубку дежурного телефона.

– Алло! Дежурная?! Это Алферов! Срочно свяжитесь с КПП и передайте – Логинова не выпускать! Срочно ко мне!

– Товарищ полковник…

– Кто об этом еще знает? – В голосе полковника зазвучали стальные нотки.

Майор раздумывал несколько секунд.

– Дежурка и я. Собственно, что…

– Никому ни слова об этом. Весь дежурный состав сменить и ко мне.

В таком состоянии майор Зеленский видел полковника впервые и почувствовал, что тому не по себе.

Записав телефон отдела милиции Апрелевки, полковник вышел из кабинета, оставив Зеленского теряться в догадках о том, что произошло.


Владимир Алферов вошел в кабинет и дрожащей рукой вытер пот со лба.

Красная Щель!

Полковник открыл сейф, уронив при этом тяжелую связку ключей, и достал оттуда бутылку водки. Налив доверху стакан, он залпом его выпил, не поморщившись.

Мысли его вернулись к тем странным и необъяснимым событиям, происшедшим три года назад. Он чувствовал, как к нему закрался страх. Страх, о котором он давно забыл, который, будто отвратительная рептилия, проснулся после долгого сна и осторожно вылезает наружу, щуря свои глаза-угольки от яркого света. Тогда он еще носил майорские погоны…

…В то прохладное августовское утро из Соловков поступил тревожный сигнал. Один из старожилов сообщил, что в Красной Щели происходит что-то страшное. Чего-либо вразумительного добиться от говорившего не удалось, да и голос звучал довольно странно. Звонок явно смахивал на розыгрыш, но в сбивчивой запутанной речи неожиданно прозвучало: «Много трупов… убивают друг друга… словно обезумели…» Алферову было известно, что в то время на территории туристической базы производились археологические раскопки. Что же там могло произойти?

В составе семи человек группа немедленного реагирования отправилась в Красную Щель. Алферов был назначен старшим.

От картины, представшей перед милиционерами, в жилах застыла кровь даже у немало повидавшего на своем веку Алферова. Двоих молодых сержантов вырвало.

Лагерь археологов представлял собой арену гладиаторов после очередного представления – изувеченные трупы усеивали всю территорию, подобно прошлогодним листьям. Двое окровавленных мужчин в остервенении катались по земле, полосуя друг друга ножами. Растрепанная обнаженная женщина держала над полыхающим костром руку и хохотала, глядя безумными глазами, как кисть превращается в обугливающуюся головешку. Рядом с беседкой молодой человек, обиженно хныча, безуспешно пытался ввести свой член в плоть мертвой девушки, из груди которой торчала саперная лопатка. Голова юноши была скальпирована.

Неподалеку на можжевельнике висел труп безгрудой девушки. У ее ног пристроился мужчина. Погрузив свою руку почти по локоть в ее влагалище, он вытягивал из нее кишки. При этом глаза его озорно блестели, как у искусного фокусника, демонстрирующего какой-то замысловатый трюк. Внезапно он бросился на милиционеров, сжимая в руке широкий столовый нож. Алферов не колебался ни секунды, и через мгновенье изрешеченный пулями дымящийся труп упал у их ног.

Женщина, держащая руку над костром, вскоре умерла от болевого шока. Один из дерущихся мужчин умер от ранений. Того, который насиловал труп, связали.

Майор связался с управлением, прося поддержки. Впрочем, оставшиеся в живых археологи обращали внимание на прибывших работников милиции не более чем на мух.

Вскоре прибыл вертолет, из него высыпала группа людей в черной униформе и масках с автоматами, на спинах светились буквы «ФСБ». Позже подоспел военный катер с новороссийским спецназом.

Насчитали двенадцать трупов и решили, что это все, но один из оставшихся в живых что-то бессвязно мычал и тыкал пальцем куда-то в лес. Руки его были в порезах, рот кровоточил, и, несмотря на юный возраст, он выглядел глубоким стариком.

«Там, оно… там… Болото, там… Боги… Вечность», – пуская кровавые пузыри, выдавливал он из себя, корчась и извиваясь на земле.

Оставшихся в живых (среди них была одна девушка) срочно госпитализировали, а Алферов со своей группой принялись прочесывать лес. Майора бесило, что фактически действиями руководили краснодарские фээсбэшники, но от этого никуда не деться – из управления поступила директива подчиняться непосредственно им, а субординацию Алферов всегда чтил.

Через некоторое время они наткнулись на трупы. Четверо юношей и две девушки. Все молодые. Студенты.

Они висели вниз головой на мертвых деревьях, словно связки сушеной рыбы. Тела их были странно легкими, будто пробитые камеры, кожа напоминала растрескавшийся пергамент. Невзирая на то, что их шеи были разрезаны от уха до уха, крови под ними не было. Словно…

Словно гигантский паук высосал из этих людей всю кровь вместе с их молодостью и жизнью, а тела развесил на деревьях, как елочные украшения, оставив впрок… Когда он снова проголодается, у него будут запасы. Когда еще придется так сытно пообедать?

А дальше было болото. Зыбкое и вязкое, как густой сироп, только запах у этой трясины был совсем не такой, как у сиропа.

Все материалы дела ФСБ тут же забрала себе. В тот же день вечером, в управлении, Зеленский и молодые сотрудники, побывавшие в Красной Щели, напились вдрызг.

Старожил (то ли Силантий, то ли Климентий), живший там, был отправлен в Краснодар на допросы. После этого упрямец вернулся жить в это проклятое место со своей женой.

Чуть позже Алферову стало известно о судьбе оставшихся в живых археологов. Девушка выбросилась из окна, трое молодых людей по сей день находятся в психиатрической больнице под усиленным наблюдением и, судя по всему, останутся там до конца своих дней.

Через четыре дня один из сержантов, находившийся в группе Алферова, застрелился. Спустя неделю еще один зарубил топором молодую жену и пятимесячного ребенка, после чего повесился в ванной. Когда его нашли, на его лице сияла счастливая улыбка.

«Чертова Красная Щель! – Алферов уперся жесткими кулаками в отполированный стол. – Взорвать ее к гребаной матери! Неужели снова?!»

Потом из Краснодара прилетал полковник УФСБ Зимин. Что произошло тогда на самом деле, очевидно, так никто и не узнает, Алферов нисколько в этом не сомневался, а материалы дела о событиях в Красной Щели под грифом «секретно» будут еще долго пылиться в архивах. Тем не менее Зимин оставил свои контактные телефоны.

По всей видимости, наступило время воспользоваться ими.

Трупы хоронили в общей могиле, родственникам сообщили, что они погибли от пожара. Впрочем, пожар в Красной Щели действительно был, и очаг возгорания находился как раз неподалеку от болота. Очевидно, он произошел незадолго до того, как произошли все эти ужасы. Зимин сказал, что перед захоронением все трупы подверглись тщательному медицинскому исследованию.

«Я предполагал, что в этой местности находятся какие-то источники радиации, повлиявшие на рассудок археологов. Не могли вот так просто двадцать человек устроить самоистязание, а затем – мясорубку, убивая друг друга. Но эти трупы у болота… – Зимин задумчиво постукивал ручкой по столу. – Наши эксперты пришли к выводу, что все тела подвешенных студентов биологически были очень старыми. Это учитывая, что смерть наступила от силы сутки назад. Я специально проверял все их документы – самому старшему из них было не более двадцати трех лет. В то время как все их внутренние органы были на грани распада. Бред? Возможно. Но у меня нет оснований не верить в профессионализм своих людей. Кроме того… – полковник ФСБ мрачно посмотрел на Алферова, – в трупах не обнаружено ни капли крови. Понимаешь меня, майор? Ее словно выкачали насосом».


Ввели Логинова. Он явно нервничал, загорелые руки мяли порядком потрепанную кепку, и он обреченно смотрел в светло-голубые проницательные глаза полковника. Вид у паренька был настолько испуганный, что Алферову на мгновенье стало жаль его. Глядя на него, Алферов с досадой подумал, что он наверняка не единственный на автобазе, кому известно о странном звонке.

– Присаживайтесь. Логинов? – полковник вопросительно посмотрел на молодого человека.

– Степан. Степан Николаевич.

– Степан Николаевич… Боюсь, мне придется задержать вас еще на некоторое время. Я понимаю, что вам приходилось уже это рассказывать, но ничего не поделаешь. Ситуация слишком серьезна, и мы обязаны установить все детали. Ты понимаешь, о чем я? – незаметно перешел на «ты» Алферов.

Степан тяжело вздохнул и удрученно кивнул.

– Меня интересует все. Сколько и в качестве кого ты работаешь на автобазе, кто ваш начальник, что тебе известно о Красной Щели, был ли ты там хоть раз и так далее. Вплоть до телефонного звонка. Ясно?

Логинов снова вздохнул и приступил к рассказу.

Побережье Черного моря.

Время 17:25

Я в упор разглядывал Вита.

– Ну что? Кто был прав, Вит?

– Да пошел ты… – выругался он и снова повернулся к обрыву. – На карте этого не было. – Виталий сбросил рюкзак и достал карту.

Наша поредевшая компания остановилась на небольшой каменистой площадке. Впереди – глубокая щель, которая опускается почти до уровня моря. Скала словно была расколота пополам гигантской секирой. От другой стороны горного гребня веяло могильной пустотой.

Перепрыгнуть расщелину было равнозначно тому, чтобы рассчитывать на благополучный исход дела, прыгая с небоскреба с зонтиком. Я прикинул на глаз ширину оврага. Не меньше четырех метров. Даже если бы мы были свежие и полные сил, едва ли кому-нибудь удалось бы преодолеть прыжком этот овраг.

– На, смотри сам, – Вит воинственно взирал на меня, протягивая мне смятый кусок бумаги.

– Почему же Клим ничего об этом нам не сказал? – пробормотал я, разглядывая карту. – Вот черт!

Ольга безучастно смотрела вперед.

– Ладно. Этого никто не мог предугадать. Что делаем дальше? – Я старался, чтобы голос мой звучал спокойно, хотя уже чувствовал, как стальные коготки просыпающегося внутри меня страха неприятно зацарапали мое нутро.

– Стропов, ты уже достал меня! – неожиданно заорал Вит. Его залитый кровью глаз гневно сверкал, второй заплыл настолько, что превратился в щелочку. – Почему со всеми вопросами ты лезешь ко мне?! Ты что, сам не в состоянии мыслить? Предлагай!

– А что, он должен советоваться со мной? – устало спросила Ольга. – Можно подумать, ты стал бы меня слушать…

– Вит, я не хочу этих дурацких разборок. Думаю, это в наших общих интересах. Если тебе интересно мое, подчеркиваю, мое мнение, поскольку ты всегда стараешься сделать так, как тебе кажется лучшим, то давай не будем возвращаться к взаимным оскорблениям. Сейчас это ни к чему не приведет. Пусть Ольга остается здесь, а мы попробуем найти что-то типа моста. Полагаю, придется срубить дерево. – Я перевел дух.

Вит дотронулся рукой до правого бока и поморщился.

– Ну и ботинки у тебя, Дима. Ребро ты мне все-таки сломал. Но я с тобой согласен. – Он пристально разглядывал другую сторону ущелья. – К тому же отсюда видно, что дальше дорога расширяется. Это явный признак, что скала заканчивается. Черт возьми, но мы потеряем столько времени!

Я пожал плечами. Похоже, эта привычка Сосновцева теперь прочно вошла у меня в обиход. Не хватало мне еще постоянно тереть переносицу, как Гуфи. Подумал и сразу отругал себя за эту мысль. Я жив – пока, – а он… Правда, еще неизвестно, кто от этого выиграл больше.

Вит достал трубку и, ругаясь вполголоса, стал вытряхивать на ладонь остатки табака.

– Мне до смерти осточертел табак Клима. Как он только мог курить это дерьмо? – спросил он, ни к кому не обращаясь.

Ольга обалдело смотрела на нас, потом разлепила губы:

– Вы что, с ума сошли? Хотите оставить меня одну? Я с вами!

Вит молча отдал ей ружье и, закурив, зашагал обратно. Я достал топор.

– Дима! – раздался ее умоляющий голос.

– Все в порядке. Оля, экономь воду. – Я поплелся вслед за Виталием.


Мы с Витом нашли подходящее дерево, еще одно, достаточно крепкое, лежало рядом. Сначала мы обрубили ствол, отмерив примерно шесть-семь метров, затем срубили ветки. Топор был тупой, и работа продвигалась мучительно медленно. Я вытер пот со лба и протянул топор Виту.

Он начал молча рубить.

– Табак закончился? – спросил я, разглядывая лопнувшие мозоли.

Вит покачал головой.

– Вит, ответь мне на один вопрос. Только не воспринимай его как провокацию ссоры – мы и так уже порядочно друг другу бока намяли.

Он поднял ко мне изможденное лицо. Опухоль почти спала, только правый глаз оставался заплывшим. Похудевшее лицо, поросшее щетиной, напоминало изголодавшуюся морду гиены.

– Ну?

– Зачем все-таки ты настоял на этой поездке, если Клим тебя отговаривал?

Вит шумно прочистил горло и сплюнул. На его лице появилась деланая улыбка.

– Ты все равно не поверишь мне. Мне очень хотелось попасть сюда еще раз. Это было как… – Он на мгновенье задумался, с трудом подбирая слова. – Все равно как ты давно вырос, стал уважаемым бизнесменом. Куча любовниц, ни минуты свободного времени, постоянные встречи и переговоры. Ты понимаешь меня. И вдруг как-то ты проезжаешь мимо детского сада, в который ходил карапузом. Прошлое… Славное прошлое, – мечтательно продолжал Вит. – Оно не хочет отпускать тебя. Тебе хочется пройтись по детской площадке, посидеть в песочнице и влезть на шведскую стенку. Меня тянуло сюда со странной силой, я ничего не мог с собой поделать. Не знаю, дошло ли до тебя. В одном могу тебя уверить – когда я был здесь в прошлый раз, все было иначе.

– Охотно тебе верю, – сказал я.

Вит окинул меня подозрительным взглядом, проверяя, не издеваюсь ли я над ним, но я невозмутимо смотрел на него.

– Кроме того, ты же знаешь, если мне что-либо припрет, никто меня не остановит. А может, Клим плохо уговаривал, – закончил он и снова принялся рубить.

Я оторвал от своей рубашки лоскут и обмотал им саднящую ладонь.

– А теперь, – продолжил Вит чужим голосом, – я чувствую, что дьявол не просто дышит мне в задницу, а уже ползет по канализационным трубам, которые ведут к моему насосу.

Я криво усмехнулся.

Вскоре ствол затрещал. Мы налегли плечом, толкнули, и сосна завалилась на кусты иглицы. Я начал обрубать ветки.

– Я думаю, нужно связать оба дерева. Так будет прочней, – с видом знающего человека сказал Вит. Я ничего не ответил.

– Как ты думаешь, мы успеем дойти до темноты? – с легкой дрожью в голосе спросил парень, но я видел, как он боится. – Нужно успеть… Нам лучше успеть дойти до темноты.

– Ну давай, говори, – подбодрил я Вита.

– Ты о чем? – на его осунувшемся лице появилось выражение фальшивого недоумения, глаза испуганно забегали.

– Вит, не валяй дурака. Ты можешь обмануть Ди, но не меня, я знаю тебя с детства. Что-то беспокоит тебя, но ты боишься поделиться этим с нами.

Вит как-то весь обмяк.

– Если ты такой проницательный, то, наверное, знаешь, о чем речь, – выдавил он.

– Знаю. – Я вперил в него взгляд. – Что ты видел в лесу? В кого ты стрелял?

Вит вздрогнул, зрачки его расширились.

– Я не… Никого не видел, – пробормотал он, не глядя в мою сторону.

Я подошел и взял его за подбородок. Со стороны это, видимо, смотрелось комично, учитывая нашу разницу в росте. На меня пахнуло немытым телом и чем-то еще. Запахом смертельного ужаса.

Я взглянул в глаза Виту и отпустил его подбородок. Губы парня дрожали. В эту минуту он был похож на перепуганного ребенка. Вит отвернулся.

– Ладно, хрен с тобой. Пошли, мы и так много времени потеряли… Хватайся за брев…

– Я видел ее… – вдруг раздался его глухой голос.

Я содрогнулся, хотя внутри был давно готов к этому ответу.

– Я услышал хруст веток, но решил пока не звать тебя. Когда я подошел ближе, хруст прекратился, и я уже думал, что мне показалось, как вдруг я услышал какие-то звуки. – Вит говорил с большим трудом, слова будто выплескивались из него. – Будто… будто кто-то жадно чавкал.

Он потер щетину.

– Когда я посветил фонарем, то увидел две фигуры. Одну из них потом увидел ты – это оказалась Ира. Но тогда я лишь подозревал об этом. А вторая… – Вит понизил голос и втянул голову в плечи. – Вторая постепенно исчезала. Мне показалось… – Вит дернул головой, словно пытаясь избавиться от какой-то назойливой мысли. – Нет, я не уверен…

– Ну же? – У меня снова пересохло в горле, и я с нетерпением ждал ответа, словно от того, что скажет Вит, зависела вся судьба (а почему бы и нет?) человечества. Я чувствовал, что, если он промолчит, нервы мои окончательно сдадут и я снова наброшусь на него с кулаками.

Вит закрыл глаза и через мгновенье открыл их. Взгляд был чистым и осмысленным.

– Я видел, как вторая фигура уходила в лес. Но слово «уходила» здесь не совсем удачно. Оно скорее ползло, как-то странно перекатываясь из стороны в сторону, как хромые инвалиды. – Голос Вита понизился до шепота. – Я лишь успел заметить что-то темное, горбатое… Тогда я чуть не обмочился от страха, но все же нашел в себе силы выстрелить. Не уверен, попал ли я в нее, но мне кажется, пули такую тварь не берут.

Вит замолчал.

– Сразу два бревна нам не унести. Придется таскать по одному, – произнес я.

– Ты мне не веришь? – почти провизжал Вит.

Я пожал плечами, надеясь, что у меня это получится так же, как это делает он.

– Думаю, что верю.

– Димон?

Я взглянул на Виталия.

– Я хочу извиниться перед тобой.

– За что? – Меня стал разбирать смех.

Он непонимающе уставился на меня.

– За Диану, – выдавил он наконец.

Я начал смеяться, чувствуя, как у меня в животе начинаются колики. «Черт возьми, он такой смешной, этот Вит! Умора! Сначала он трахает мою бабу, пока я драю сортиры в армии, потом везет нас к дьяволу в задницу, где вылезшая из болота тварь пожирает нас, как попкорн, ломает мне нос, а теперь извиняется! Нет, право, это действительно очень весело!»

– Означает ли это, что ты принимаешь мои извинения? – бесцветным голосом проговорил Вит.

Я замолчал и серьезно посмотрел на него.

– А оно тебе нужно? – тихо спросил я, и Вит отвел взгляд.


Когда мы принесли первое бревно, все оставалось так, словно мы и не уходили, – Ольга стояла на краю обрыва и провожала медленно опускающееся к горизонту алевшее солнце. На ее застывшем лице блуждала странная улыбка, довольно неприятная улыбка, и я с трудом поборол в себе вспыхнувшую неприязнь к девушке. Сам, наверное, тоже хорош.

Никто из нас не проронил ни слова.

«Это, конечно же, хорошо, но как в нашем нынешнем состоянии мы сможем перебраться по бревнам на другую сторону?» – мелькнула у меня мысль.

* * *

Ольга поежилась. С моря дул холодный ветер, и она посмотрела на рюкзак, в котором лежала ее куртка. Девушка подошла к вещам и вдруг застыла в оцепенении. Где-то за спиной, там, где начинается кустарник, послышался кашель. Но ребята ушли в другую сторону, и этот кашель не мог принадлежать кому-либо из них. Она не двигалась с места, прислушиваясь, но все было тихо. Взгляд Ольги упал на ружье, и она взяла его в руки. Дима показывал, как им пользоваться, и она сможет постоять за себя.

Девушка взвела курки и вдруг услышала долгий вздох, после чего в кустах что-то зашуршало. Ольга подняла ружье и тут же с изумлением опустила его. От кустов отделилась бесформенная фигура, показавшаяся ей странно знакомой, которая быстро ползла к ней. Это была… Это была Диана! И… не Диана. Она подползла ближе. Высохшее лицо, фиолетовые мешки под глазами, рот втянут, губы обметаны, кожа цвета старого пергамента. Глаза – две тающие мутные льдинки, сочащиеся гноем, но больше всего Ольгу поразили волосы подруги. Сквозь ее некогда восхитительные пышные волосы, теперь свисающие безобразными космами, явственно пробивались седые пряди.

– Наконец-то, – прохрипела Диана, продолжая ползти к ней на коленях.

Ольга отложила ружье и шагнула навстречу Ди.

– Диана! Ты… где ты была? – только и смогла выговорить Ольга. – Ты ранена?!

Она увидела, что от одежды Ди остались одни лохмотья, одной кроссовки не было, колени и ладони кровоточили. Неужели весь путь она проделала на четвереньках?!

– Я… знаю. Все знаю. Поверь мне, Оля, – прошептала Ди, подползая ближе.

Ольге стало страшно. Ди закашлялась. Похудевшее тело девушки сотрясала крупная дрожь. При отхаркивании изо рта Дианы вылетели мелкие брызги чего-то красного. Ольга вдруг решила, что ей совсем не хочется знать, что выходит из нее. Может, это слюна, окрашенная кровью. А может, кусочки ее легких.

Ольгу охватила паника. Что происходит с ее подругой?! И где ребята? Она не следила за временем, но ей казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как они ушли. Ди ползла и ползла к ней, Ольга все отступала назад и скоро оказалась у самого обрыва. Вдруг Диана засмеялась:

– Да ты… не бойся меня. Со мной… все… в порядке.

С этими словами она бессильно перевернулась на спину.

Ольга повернулась в сторону моря и, закрыв глаза, несколько раз глубоко вздохнула. Свежий ветерок немного привел ее в чувство, и она, подавив в себе отвращение, присела на колени перед Дианой.

– Диана, держись. Пожалуйста. Осталось немного.

– Где… Где ребята? – Лицо девушки было похоже на заплесневелый сыр. – Хочу. Пить.

Ольга вытащила из рюкзака бутылку.

«К черту экономить! – зло подумала она, откупоривая бутылку. – Она же умирает!»

Напившись, Диана без сил откинула голову.

– Куда они ушли? – спросила она более внятно.

– Они хотят сделать мост. – Ольга беспомощно замолчала, не зная, что еще сказать.

– У тебя осталась какая-нибудь косметика? – вдруг спросила Ди. Она с задумчивым видом начала ковыряться в носу.

– Нет, – Ольга не могла скрыть изумление. Какая косметика? Слово «косметика» и Ди сейчас сочетались так же, как реактивный двигатель и половая тряпка. Девушка решила, что единственная косметика, которая сейчас необходима Ди, – грим для трупов.

– Я видела, ты прятала в рюкзак свою косметичку, – сварливо сказала Ди, продолжая ковырять в носу.

Ольга покраснела. Эту косметичку, которую ей удалось спрятать от ребят, она выбросила сегодня утром. Она смутно припоминала, что ночью она зачем-то наносила себе макияж.

Из левой ноздри Ди потекла черная струйка.

– Ди, прекрати. – Ольге казалось, что она сейчас сойдет с ума. Ее бывшая подруга, сексапильная блондинка с идеальной фигурой, разваливалась на глазах, как снежная баба на солнцепеке.

– Я не могу… У меня такой вид, – кокетливо прокаркала Ди и вдруг выплюнула зуб. Вдруг глаза ее сверкнули.

– Тебе нравится Дима? – неожиданно спросила она, и Ольга невольно отшатнулась. – Да не дергайся. Я знаю. Нравится. Жалею, что ушла от него. Держись его. Обещаешь? – Мокрые от слез и гноя глаза Дианы смотрели на Ольгу. – По большому счету, это не имеет значения. Мы все умрем, – закрывая веки, прошелестела она.

Невообразимый ужас охватил Ольгу. Лежащее перед ней съежившееся существо в морщинах было уже не Дианой.

* * *

Когда мы вернулись за вторым бревном, Вит предложил немного передохнуть. Я с видимой неохотой согласился, в душе мечтая просто упасть на землю и лежать так до бесконечности.

Вит тщетно пытался раскурить трубку жалкими табачными крохами. Через некоторое время ему все же это удалось, и он сделал несколько жадных затяжек. Руки его тряслись.

Выпустив дым, он закатал затвердевшую от грязи и крови рваную штанину и озабоченно осмотрел лодыжку. Повязка покрылась коричневой коркой и съехала, обнажив распухшие укусы. Кожа вокруг них уже начала покрываться темно-фиолетовыми пятнами, такие же пятна зловеще поползли вверх по ноге.

– Похоже, этот климовский гаденыш все-таки достал меня, – севшим голосом произнес Вит. Он еще немного пососал трубку, будто рассчитывая на то, что она спасет его от заражения.

– Как ты думаешь, сколько нам осталось идти? – спросил я.

Вит сплюнул и зашвырнул бесполезную трубку в кусты.

– Не знаю. Может быть, километров пять.

Пять километров! Какой пустяк! Быстрым шагом это расстояние можно пройти меньше чем за час!

Вит, прищурившись, смотрел на море, затем обернулся. В глазах чернела пугающая пустота.

– Ты считаешь, когда мы дойдем до Соловков, эта тварь перестанет нас преследовать? Стропов, а ты, оказывается, ничего не понял.

Мне стало страшно от его жутких слов, и не столько от самих слов, а от того, с каким выражением они были произнесены. От них веяло мертвой безнадежностью.

– Ты только что сам ныл, что нужно успеть дойти до наступления темноты, – напомнил я ему. – Или ты уже сам ни во что не веришь? Вит, если мы перестанем надеяться на лучшее, нам конец.

– На лучшее? Мы потеряли трех друзей! Исчезла Диана! Умер друг моего отца! Как будто, если мы доберемся до Соловков, к нам выйдут с плакатами «Ура славным путешественникам и непревзойденным покорителям Красной Щели!», накроют стол и затопят баню?! Мы обречены! Я даже не знаю, зачем я иду вместе с вами!

– Вит, замолчи! – взвыл я. Похоже, он сходит с ума.

– Ты думаешь, это легко? Когда все на тебя косятся, словно обвиняя: «Да, конечно, это Сосновцев во всем виноват. Можно подумать, на побережье мало мест, так нет, он завез нас в какую-то дыру, и теперь мы сидим в кастрюле с собственным кипящим дерьмом и сами раздуваем под собой пламя! Этот Сосновцев дрянь. Он дрянь, а мы – хорошие». – Вит перевел дух. – А вот скажи мне, Дима… – Он выдержал паузу. – Не возникало ли у тебя в последнее время странных желаний? Думаю, ты понял, о чем я толкую.

В голове стремительным вихрем пронеслись мысли о жестоком сексе с Ольгой (плечи до сих пор болят от ссадин, оставленных ее ногтями, кроме того, на предплечье я обнаружил следы от зубов), а также необузданное желание перерезать горло самому Виту.

Я промолчал.

– Прошлой ночью, – Вит смотрел на меня в упор безумными глазами, ноздри его хищно раздувались, – у меня было бо-ольшое желание зарубить вас всех топором к такой-то матери. Понял? Порубить на куски, как говядину.

Он провел ногтем большого пальца по зазубренному лезвию топора. Я не отрывал глаз от него, рука медленно поползла к поясу, на котором висел нож.

Вит жестко улыбнулся:

– Нет, Стропов, убери руку. Если бы я хотел убить тебя, стал бы я тебе об этом рассказывать? Мы нужны друг другу, по крайней мере сейчас.

Глядя на меня, он недобро рассмеялся.

– Ты и по Москве будешь с ножом разгуливать, как Маугли? По-моему, ты стал хвататься за него слишком часто. Брось, Димон, не глупи. – В блестящих глазах Вита заплясали бесенята.

Я вздохнул.

– Ладно. Берись за бревно, и пошли, – Вит подошел к лежащему дереву.

Ноги яростно заныли от боли, когда я встал. В позвоночнике словно плескался жидкий огонь. Скрипнув зубами, я наклонился к своей части бревна, стараясь обхватить ее поудобней.

– Дима… Стой, где стоишь, – вдруг раздался мягкий голос Вита, и первой моей реакцией было снова схватиться за нож.

– Болван, не шевелись! – повысил он голос.

Послышалось угрожающее шипение.

В следующее мгновенье что-то крупное и черное мелькнуло в траве у бревна. Правую руку раскаленной стрелой пронзила боль. В глазах потемнело.

Огромная иссиня-черная змея, лениво извиваясь живой лентой, скрылась в траве. Я оторопело смотрел на деревенеющую ладонь, которая распухала буквально на глазах. Между большим и указательным пальцем зловеще багровели две крошечные точечки, на одной из них выступила капелька крови.

Вит, побледнев, смотрел на меня.

– Похоже на кавказскую гадюку, – медленно выговорил он.

Перед глазами все плыло, я набрал в легкие воздуха, сжав зубы до ломоты.

– Кажется, в таких случаях нужно разрезать место укуса, – произнес Вит, но я покачал головой:

– Нет. Я не бездонная бочка с кровью.

Вит уже пришел в себя и шагнул ко мне.

– Я же говорил тебе, стой на месте. А ты небось решил, что я тебя кончить решил? Никакой фантазии у тебя, Дмитрий, – говорил он, осматривая ранку. – Ладно, не паникуй. От укуса гадюки редко кто коньки отбрасывал, и ты не первый и не последний.

Я выругался и спросил:

– А если это была не гадюка? Тут водятся другие ядовитые змеи?

Боль пульсировала, как маленькое отравленное солнце, засевшее глубоко в теле. Вит с безучастным выражением лица пожал плечами:

– Я откуда знаю? Я всего лишь консультант по ипотеке, Димон, а не зоолог.

Рука продолжала опухать, красные пятна распространились по пальцам и неумолимо ползли выше по запястью. Сердце колотилось, как игла в швейной машинке, закружилась голова. Захотелось пить.

– Пошли. Пока мне не стало совсем хреново, – процедил я сквозь зубы, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать.

Вит бесстрастно наблюдал за моей борьбой с болью, затем сказал:

– Ты, конечно, извини за мой цинизм, но, глядя на тебя, так и подмывает сесть за написание трактата об искусстве выживания. И почему только с тобой всякие беды происходят? То в аварию попал, то в болото залез. Теперь вот змея.

– Заткнись. Пошли, – устало повторил я. – Помоги мне его взвалить на плечо.

Бревно показалось мне чудовищно тяжелым. Я шел словно во сне, пыхтел и ругался, рука постепенно немела, запястье тупо ныло. Реплика Вита насчет змеи снова и снова повторялась у меня в голове, как строка песни на старой заигранной пластинке.

Вит болтал, не умолкая, о всякой чепухе и вдруг остановился.

– Ну, чего встал? Вит, я скоро свалюсь, так что поторопись, – раздраженно сказал я. В боку начало покалывать.

– Оно где-то здесь, – глухо проговорил он, не оборачиваясь, и я почувствовал, как панический страх волнами исходит от него.

– Ты что-то заметил? – Несмотря на непрекращающуюся боль, страх и меня заключил в свои стальные объятия.

– У меня это внутри, – тихим голосом произнес Вит и двинулся дальше.

Вскоре мы оказались на знакомой узкой тропинке и замедлили шаг. Одно неверное движение – и кто-то из нас полетит вниз, увлекая за собой другого. Вот мы повернули, показалась Ольга, а рядом с ней… Я ощутил, как бревно дрогнуло у меня в руках.

– Диана?! – воскликнул хрипло Вит. Забыв о том, что я тоже держу это проклятое бревно, он выпустил свой конец из рук и кинулся вперед.

– Что с ней? – рявкнул Виталик, упав перед ней на колени.

Ольга ничего не ответила, только неопределенно покачала головой. Я терпеливо ждал, стоя рядом с бревном. От меня не ускользнуло, с каким затаенным страхом Вит разглядывал Ди, которая, по-видимому, находилась в полубессознательном состоянии. Она что-то сказала, но я не расслышал.

– Где тебя носило? – грубо спросил Вит.

Дизакрыла глаза, и тут Вит сделал то, за что мне захотелось его убить – влепил ей пощечину. Ди сразу открыла глаза.

– Ты что делаешь? – заорал я, бросаясь к ним. Ольга молча подняла ружье и сказала:

– Дима, не лезь. А ты слушай, Виталий. Еще раз пальцем тронешь кого-то из нас, я вышибу тебе мозги.

Вит выпрямился и недоверчиво покосился на Ольгу.

– Ты не сделаешь этого.

– Хочешь проверить? – мягко спросила Ольга.

Я не проронил ни слова, только тяжело дышал. Что с нами происходит, во имя всего святого?!

– Она болталась черт-те где почти сутки. Где она была? С кем? Она нас бросила! А вы тут стоите с идиотскими рожами и рассуждаете о какой-то чепухе?! – крикнул Вит.

Он переступил своими пыльными ботинками, и я понял, что он боролся с искушением пнуть Ди, но все же поборол себя. Тем временем Диана села, и на лице Вита промелькнуло испуганно-растерянное выражение. Странный огонек вспыхнул в его глазах и тут же погас.

Ольга спросила, что у меня с рукой, и я рассказал ей про змею. Она заявила, что если у меня нет аллергии, то все обойдется и рука пройдет сама собой. Я ответил, что мне, по большому счету, плевать, главное – чтобы рука не подвела, когда мы будем перебираться через ущелье.

Остатками веревки Виталий связал бревна между собой, предварительно вырубив вокруг бревен опоясывающие каналы в форме кольца, чтобы веревка не скользила. Когда веревка закончилась, я порвал на лоскуты свою рубашку. Слабая замена веревки, но выбирать не приходилось.

Когда все было готово, я с усилием поднялся. Самочувствие было препоганым, к боли в руке прибавились жар и тошнота.

Вит ловко перекидал на другую сторону наши рюкзаки. Он снова был прежним Витом, которого я всегда знал и любил.

– Димон, помоги мне. Теперь нужно поднять наш мост и уронить его на другую сторону. Вот и все дела. Если промахнемся и он упадет в овраг – нам крышка, потому что до темноты сделать второй мы никак не успеем. Да и ты не в лучшей форме, – он окинул меня оценивающим взглядом.

Наш импровизированный мост лег на другую сторону скалы как нельзя удачней. Взметнув облачко серой пыли, связанные бревна утонули в осколках сланца.

– Кто первый? – спросил я.

Наступило молчание.

* * *

День догорал, оставляя после себя бежавший в укрытие толщи земли зной и угрюмо-насмешливую оранжевую полоску на одноцветном горизонте.

– Дима, мне кажется, Диана не выдержит, – кусая губы, Ольга измученно улыбнулась. – Да и насчет себя я не уверена.

– Не уверена – значит, грохнешься, – глубокомысленно изрек Виталий. – Я полезу первым. Стропов последний. – Он обвел всех глазами, и его настороженный взгляд остановился на Ди.

Она была на последнем издыхании, зрачки ее невидяще уставились в одну точку, рот приоткрылся, из него вывалился серый язык. Глядя на это зрелище, я подумал про дохлую змею, вывалившуюся из пещеры. Каждый вздох сопровождался глухим хрипом. От нее исходил тяжелый запах грязи и мочи. Признаться, я вообще не понимал, как она до сих пор не умерла.

Вит опустился на четвереньки, став очень похожим на отощавшего пса, но все еще опасного и свирепого. В такой позе он выглядел одновременно смешно и пугающе. Затаив дыхание, мы наблюдали за ним.

Медленно, сантиметр за сантиметром, он продвигался вперед, даже отсюда мне казалось, что я слышу, как бешено колотится его сердце. На середине бревна он вдруг остановился и замер. Мне показалось… вроде из кармана Вита что-то выпало. Словно в подтверждение этого снизу донесся тихий стук упавшего предмета. Что это, патрон?

Вит чертыхнулся и продолжил путь. Под обрывками майки было видно, как напряжены его мышцы. Еще бы – одно неверное движение, и он пролетит около тридцати метров, прежде чем его бренное тело размажется по острым камням.

Вскоре руки Виталия коснулись противоположной стороны, он подтянул тело и через мгновенье стоял на ногах. На губах его заиграла торжествующая улыбка.

Внезапно страшная догадка осенила меня – сейчас он, все так же весело ухмыляясь, столкнет наш мост в пропасть. Или возьмет ружье (а оно ведь уже на другой стороне) и спокойно перестреляет нас как куропаток, пока мы будем ползти по бревнам.

Несколько секунд мы молча разглядывали друг друга. Улыбка на осунувшемся лице Вита потускнела, он снова не отрывал подозрительного взгляда от Дианы. Чего он так таращится на нее?

Размышлять об этом не было времени.

На мост ступила Ольга. Перед этим она еле заметным движением перекрестилась. Отличная идея.

Она двигалась так медленно, что мне стало казаться, будто Ольга вообще стоит на месте.

«Сейчас ее ноги сведет судорога, и через пять секунд она превратится в кашу», – думал я, облизывая шелушащиеся губы.

Но вот Ольга проползла почти половину пути, и скорость ее заметно выросла. К концу пути она почти бежала на четвереньках.

Ди. Миляева Диана.

Моя бывшая девушка.

Я смотрел на шатающееся передо мной грязное существо с поседевшими волосами. Только глубоко запавшие крохотные угольки глаз вдруг засверкали каким-то сумасшедшим весельем.

Она исподлобья взглянула на меня и – не верю своим глазам! – послала мне воздушный поцелуй, хихикнув при этом. Вихляющей походкой она ступила на мост.

Она встала на него, не опускаясь на четвереньки.

В немом очаровании я смотрел на этот феномен. Этого просто не может быть!

А она, легко перебирая ногами (как будто и не умирала полчаса назад, пуская изо рта пену), едва касаясь бревен, в мгновение ока перелетела на другую сторону. Она промелькнула по мосту, как маленькая девочка, играющая в «классики».

Теперь ты.

Я немигающим взглядом изучал грубо связанные между собой бревна. Совершенно некстати я обратил внимание, что обрубленные сучки стали сочиться смолой.

Другая сторона обрыва казалась мне каким-то фантастическим миром, тем миром, где нет места предательству и обману, насилию и убийствам, и вообще злу. Всеми порами кожи я ощущал, что передо мной мост в рай. Пройди по нему, и тебе даровано спасение. Насколько ты веришь в бога, настолько велики твои шансы попасть в рай…

Я ступил на бревна и сразу почувствовал, насколько непрочно они скреплены. «Возможно, – подумал я, – если бы мы использовали только одно бревно, можно было сесть на него верхом и потихоньку подпрыгивать, как наездник, отбивая себе все причиндалы. Ха-ха!»

Я никогда особенно не любил высоту, и сейчас, стоя на четвереньках над разверзнувшейся пропастью, я вдруг отчетливо представил свое изуродованное тело на горячих камнях. По спине потекли ручьи пота.

Я стал осторожно ползти по бревнам, читая про себя все известные молитвы.

Укушенная змеей рука окончательно потеряла чувствительность, мне казалось, что я упираюсь в ствол дерева безжизненным обрубком, который больше напоминал рудиментарный орган, нежели руку.

Пройдя половину пути, я внезапно почувствовал, что мой кишечник не прочь бы освободиться от лишнего. Это почему-то развеселило меня. Давясь смехом, я остановился, пытаясь избавиться от неожиданно обуявшего меня приступа веселья. Действительно, что может быть смешнее, чем наложить в штаны, переползая ущелье, словно старый больной рак?

– Ты что, уснул там? – словно в тумане донесся до меня голос Вита.

Все еще посмеиваясь про себя, я продолжил путь.

До края скалы оставалось меньше метра, когда мое левое колено, и без того болевшее, наткнулось на острый обломок сучка. Я ощутил в ноге такую боль, что невольно вскрикнул и покачнулся. Бревно стало плавно выезжать из-под меня, я чувствовал, что начинаю падать. Дыхание мгновенно перехватило, желудок подскочил к горлу, я судорожно ухватился руками за выступ скалы. Внизу раздался глухой стук – это упал мост.

«Ну, вот и все», – вдруг совершенно спокойно подумал я, скрипя зубами от напряжения. Я висел практически на одной руке, тело и ноги свободно болтались над пропастью. Я поднял правую руку, пытаясь схватиться за выступ, и тут же со стоном опустил ее. Сухожилия на запястье руки, отчаянно хватавшейся за выступ, натянулись, как гитарные струны.

Раздался испуганный вскрик Ольги.

Надо мной склонилось лицо Вита, череп, туго обтянутый кожей.

– Ну что, Рэмбо?

– Дай… руку… – прохрипел я.

Вит присел на корточки.

– Моя задница передает привет твоей роже, Дима. Вы ведь с ней как близнецы-братья. – На его лице зазмеилось уродливое подобие улыбки. – Чего же ты не остришь, Стропов? Может, грохнешься вниз? Это сойдет за шутку. Наши дамы будут в восторге от этого шоу.

Рука начала неметь. Теряя сознание, я с ужасом увидел, как глаза Виталия горят дикой злобой.

Пальцы, обхватывающие неровный выступ камня, начали медленно разжиматься, и тут Вит вдруг резко подхватил меня за подмышки и стал тянуть на себя.

– Нет, это было бы неинтересно, – пыхтел он, с трудом вытаскивая меня. – К тому же, – голос его доносился как из водосточной трубы, – ты мне нужен.

Он выволок меня на ровную поверхность и отошел в сторону, будто боясь, что я вдруг вскочу и брошусь на него. Несмотря на то что секунд пять назад я был буквально на волосок от смерти, мой мозг все же четко зафиксировал фразу «ты мне нужен»…

От Вита нужно избавляться.

Новороссийск.

Городское управление внутренних дел.

Время 18:11

Допрос подходил к концу. Собственно, узнал Алферов немного, однако это его не смущало.

Он выяснил, что ребят было примерно шесть-семь человек, и в дороге кто-то из них сказал, что далее они будут следовать на лодке до Красной Щели.

– Мне нужны данные на эту молодежь, – закрывая сейф, сказал полковник.

Логинов замялся.

– Ну? – Алферов требовательно смотрел на молодого человека, тот покраснел.

– Я… У меня нет.

– Я понимаю, что этих данных нет лично у тебя. Но ваша канцелярия ведет же какие-то реестры заказчиков?

Степан окончательно смутился и потупил взор, не выдержав тяжелого взгляда светло-голубых глаз.

Полковник догадался.

– Шабашка? – коротко спросил он, и Логинов, не поднимая головы, кивнул.

Алферов вздохнул и встал из-за стола.

– В общем, так, друг мой. Пока ты побудешь здесь. Возможно, в скором времени тебе придется проводить нас в Соловки или еще куда-то.

Полковник вызвал охрану, и заметно помрачневшего Логинова увели. Полковник вздохнул. С одной стороны, парень ни в чем не виноват, а наоборот, выполнил свой долг. Вполне возможно, что кто-нибудь другой на его месте плюнул бы на этот телефонный звонок и сразу же забыл о нем. Вместе с тем он понимал, что отпускать сейчас парня нельзя ни в коем случае.

«А вдруг это все липа? – внезапно подумал он и покрылся испариной. – Ну, напилась молодежь, пошутили, хотя это шутки из разряда заведомо ложных сообщений. Каков я буду, если всполошу ФСБ, а там ничего нет?»

Полковник колебался недолго, после чего достал визитницу и некоторое время листал страницы. Найдя нужную карточку, он набрал номер.

– Алло? Здравия желаю, полковник Алферов, ГУВД Новороссийска. Мне нужен полковник Зимин.

– Зимин Николай Николаевич уже генерал-майор, товарищ полковник, – с чуть заметной издевкой прозвучал могучий бас.

– Отрадно слышать. Я бы хотел с ним переговорить.

Через некоторое время Алферова соединили с Зиминым.

– Николай Николаевич?

– Да, – отрывисто прозвучал в трубке голос.

– Полковник Алферов, ГУВД Новороссийска. Николай Николаевич, мои поздравления с повышением.

– Благодарю, только вы припозднились, приказу уже как полгода. Постой… Как ты сказал, Алферов?

– Так точно, товарищ генерал, – четко, по-военному, ответил полковник. – Николай Николаевич, у меня, к сожалению, нехорошие новости, – тихим голосом добавил он, закрыв трубку рукой, будто в кабинете кто-то мог его услышать.

– Я слушаю.

– Вы помните турбазу?.. Турбазу Красная Щель? – медленно проговорил Алферов.

В трубке установилось молчание. Полковник решил, что Зимин не расслышал его, и уже собрался повторить вопрос, как генерал подал голос:

– Что-то произошло?

– Поступил сигнал, что там, возможно, совершено убийство. Вы просили, чтобы я сообщал вам лично обо всех фактах, имеющих прямое либо косвенное отношение к данной местности. Сразу скажу, что проверка уже начата местными органами.

В трубке помолчали, потом Зимин сказал:

– Хорошо, что ты позвонил. Ты вот что. Во-первых, держи все под контролем, о каждом шаге местных ментов докладывай мне. Во-вторых, пусть твой начальник немедленно свяжется со мной. Так. И третье – я направляю к вам своих ребят. Сегодня уже поздно, ожидай их с утра. Да, и оставь мне свои координаты. – Записав телефоны Алферова, генерал повесил трубку.

Вздох облегчения вырвался у полковника. Он посмотрел на свои руки и увидел, что они дрожат.

Побережье Черного моря.

Время 19:03

Последние силы ушли у меня на то, чтобы кое-как встать. Мышцы словно превратились в старые заржавленные блоки и лебедки заброшенного цеха.

Вит. Он спас мне жизнь. Хотя нет. Он лишь предоставил мне небольшую отсрочку.

– Когда идешь по тропе мудрости, нельзя стоять. Нельзя спотыкаться и уж тем более поворачивать назад, – чеканя каждое слово, вдруг произнес Вит.

Я оцепенел. Девчонки притихли.

Так сказано в Книге Странствий.

– Ты споткнулся, Дима. Впрочем, ты и так всю жизнь спотыкаешься. Это потому, что ты нетвердо стоишь на ногах. – Вит отшвырнул ногой рюкзак и поднял ружье.

– Ты… ты не… – начал я.

– Ди, – ласково позвал он, и Диана непонимающе посмотрела на него.

– Покажи свой палец, – все тем же ласковым, доброжелательным голосом произнес Вит. Он будто просил Ди показать фотографии из отпуска.

Диана спрятала за спину руки.

– Зачем? – прошелестела она.

– Хочу взглянуть на твой пальчик. На котором пластырь. Ты вся запаршивела, посеяла кроссовку, а вот пластырь на пальце сохранился, не странно ли? Ведь твоя содранная заусеница уже зажила? – Вит широко улыбнулся.

– Вит, ты опять за старое? – вмешался я, вставая между ним и Дианой. – Какого черта ты к ней цепляешься?!

– Я хочу посмотреть на ее палец, – с каким-то сумасшедшим упрямством промолвил Вит.

Ко мне подошла Ольга, всем своим видом показывая, что если будет надобность – она вцепится Виталию в глотку.

– Хочу сравнить кое-что, – добавил Вит, но уже не так решительно. Правда, ружье все еще было у него, но нас было больше, и со мной был мой нож, а плечо Вита уже успело познакомиться с ним.

– Нам нужно идти, – сказал я, пытаясь перехватить инициативу. – Пока мы тут треплемся, время идет. А что-то подсказывает мне, что нам во что бы то ни стало надо дойти до темноты.

Вит нервно дернул головой, будто стряхивая остатки сна.

– Как же вы мне надоели… Пошли. Берите с собой только воду. Все остальное оставьте. Или подохнем в этих долбаных горах.

Я открыл свой рюкзак и обнаружил, что при падении на щебень разбилась лампа, ноздри уловили запах керосина. Вытащив промокшие спальник и куртку, я отбросил их в сторону.

– Что, если будет еще… еще один овраг? – медленно выговаривая слова, спросила Ольга, тяжело дыша.

Вит ничего не ответил и, метнув в сторону Дианы хитрый взгляд, пошел вперед.

Я догнал его.

– По-моему, пока ты перебирался через мост, у тебя что-то выпало из кармана, – сказал я. – Что это, патрон?

Вит молча достал из кармана штанов маленький камешек. В ладони тускло блеснул желтый металл.

– Осталось три штуки. Выберемся – поделим поровну.

– Ты взял золото? Золото Клима?

Он пожал плечами:

– Зачем теперь оно ему?

Я замолчал, тщетно пытаясь понять простую логику Вита. Одно дело – ружье, нож, компас, веревка… Мы брали все это не потому, что нам это нравилось. Но золото… Это совсем другое.

Скала, как и предполагал Сосновцев, скоро закончилась. Перед нами раскинулись заросли самшитовых деревьев,[6] иногда среди них встречался тис. Несколько метров мы шли по пояс в высокой траве. Когда она закончилась, мы вышли на ровную поверхность скалы. Я обратил внимание, что Ольга тоже осталась без одной кроссовки – та, у которой отлетела подошва, слетела по дороге. А может, она сама ее сняла?

Глядя на ее мелькающий носок, который когда-то был белым (теперь он постепенно окрашивался в красный цвет), я вдруг понял, что в моем левом ботинке давно что-то мерзко хлюпает. Что это – пот, кровь, гной?

Какая разница. Она взяла меня за руку, и мы, спотыкаясь, как пьяные, пошли вместе. Ди из последних сил ползла за нами на карачках, словно собака за хозяином. Она что-то бессвязно бормотала и иногда вскрикивала, когда ее ладонь натыкалась на острый камень. Фигура Вита маячила в нескольких шагах, как огородное пугало.

Я старался ни о чем не думать. Все, на чем мне нужно сосредоточиться, – это поднимать и опускать ноги, убеждал я себя.

Сколько еще идти? Я начинал верить, что мы просто ходим по кругу и скоро выйдем к лагерю, где нас, страшно улыбаясь, ждут начинающие разлагаться Клим и Дэн… Дрожащий голос Вита вывел меня из болезненной полудремы.

– Что это?.. – Он с суеверным ужасом вперил взгляд перед собой.

Я протер слезящиеся глаза. Сначала я ничего не разобрал, лишь бледные мелькающие пятна. Постепенно пятна превратились в миллион шевелящихся жемчужных чешуек. Потом в глазах немного прояснилось. Я моргнул несколько раз.

Там стояло дерево. Мертвое черное дерево. Оно имело двойной ствол, разветвляющийся прямо из основания.

Увидев, что Вит смотрит куда-то вверх, я задрал голову. И понял, что схожу с ума. Или уже сошел?

Не может быть.

Это сон, иначе не может быть. Я сплю. Но боже, как же затянулся этот адский сон! Со скрюченных паучьих лап ветвей свисали веревки, оканчивающиеся петлями.

Три веревки. Три петли.

Ноги дрогнули, и я стал оседать на землю. Позади раздался горестный вздох.

Ольга? Или Диана?

Подул ветер, и веревки плавно закачались, приглашая нас поиграть с ними в какую-то страшную игру.

Вит грязно выругался.

Я отупело разглядывал светло-серую пыль перед собой, машинально отметив, что это и не пыль вовсе, а прах от человеческих костей – да, так оно и есть, вон выглядывает кусочек нижней челюсти, вот обломок кости, вот зуб…

«Мы позаботимся о вас! Доверьтесь нам, и мы все устроим!» – призывно закивали петли под новым порывом ветра.

Ольга, спотыкаясь, отступала назад. Челюсть ее отвисла, глаза выпучились, покрасневшие от полопавшихся сосудов белки словно выдавливало изнутри.

– Мы пришли, – закудахтала от безумного смеха Ди. Она опустилась в прах и, шамкая что-то себе под нос, стала пересыпать его из руки в руку, просеивая через пальцы, в точности как играет с песком девочка на морском берегу. Лишь с той разницей, что девочка после того, как ей надоест это занятие, побежит к маме или решит искупаться, а Ди никуда отсюда не уйдет.

Вит, переступив белыми от пыли ботинками, развернулся к нам лицом. Ничего общего с человеческим эта маска не имела. Он медленно снял с плеча ружье.

«Убей его», – с ледяным спокойствием произнес внутренний голос.

Я неловко потянулся к ножу, тихо простонав от новой вспышки боли в укушенной руке.

Встать было не под силу. Я встал на четвереньки и пополз в сторону. Вит не обращал на меня никакого внимания.

– Сколько времени? – прошептал я.

Черное море. Красная Щель.

Время 20:44

Нос катера плавно рассекал спокойную гладь моря, оставляя позади себя расходившиеся пенистые волны. Солнце, нежно коснувшись моря, зажгло его ясным золотым огнем.

Савелий, не отрываясь, с благоговением смотрел на закат. И хотя он прожил здесь почти всю жизнь, заход солнца всегда его завораживал, равно как и восход.

«Еще один день опустился в копилку жизни», – грустно улыбнулся он. Прошедший день только прибавил новых загадок.

В лодке еще находились двое мужчин. Первый – участковый райотдела Григорий Завьялов, высокий, худощавый, с коротко подстриженными темными волосами. На досиня выбритом подбородке ярко выделялся багровый шрам. Мокрая от пота рубашка с капитанскими погонами среди морских просторов смотрелась по меньшей мере нелепо. На поясе висела вытертая до белизны кобура. Вторым был Виктор, местный рыбак. Невысокий, широкоплечий, сбитый мужик с буйной копной волос и бородой, росшей от самых глаз.

Савелий связался с Григорием, и они вместе поехали в Соловки. Там они разыскали Виктора, знакомого Григория, который несколько раз бывал на турбазе, и все втроем отправились в Красную Щель.

Перед поездкой Савелий предупредил рыбака, что то, что он, возможно, увидит, не принесет ему удовольствия.

«Не приносит удовольствия только выдохшееся пиво, – фыркнул Виктор, загружаясь в лодку. С собой он взял ружье – старую одностволку, доставшуюся ему еще от деда. – Если ты о мертвяках, то не переживай. В шесть лет я видел, как трактор раздавил двух девок, так что на дохляков нагляделся».

По дороге Савелий выяснил, что в Красной Щели летом постоянно проживал знакомый Виктора – Климентий Инин.

«Я как раз закончил ремонтировать движок на его лодке. Завтра хотел с ребятами отогнать ее к нему. У него своя лодка, но разбирается он в ней не больше, чем я шарю в космической аэронавтике». Довольный своим сравнением, Виктор засмеялся, продемонстрировав Савелию отсутствие некоторых зубов. Он все время задумчиво почесывал бороду, и Савелий на всякий случай решил держаться от него подальше – кто знает, вдруг у него вши.

Наконец Виктор сказал, что они прибыли на место. Лодку пришлось вытолкать на берег.

Мужчины направились к лесу, Савелий расстегнул кобуру. У самых зарослей Виктор остановился, затем направился к едва видневшейся тропинке. Савелий и Григорий поспешили за ним.

Вскоре между деревьев мелькнуло что-то синее, и уже через минуту мужчины вышли к деревянным домикам. Оба были заперты на замки. Савелий обошел каждый домик, заглянул в окна. Вроде все нормально, и ничего не указывало на то, что здесь произошла какая-то трагедия. Правда, желательно все-таки оказаться внутри… Может, там под кроватями целый склад трупов. Но на дверях болтались увесистые замки, а частная собственность, пусть это даже две конуры в заброшенной глуши посреди леса, оставалась неприкосновенной и охраняемой законом.

Пока Савелий размышлял, стоит ли ломать замки, на выручку пришел Григорий. Ничтоже сумняшеся он вытащил откуда-то крупную скрепку, осторожно разогнул ее и, поймав одобрительный взгляд Савелия, занялся замками. Через пару минут все было готово, и мужчины, сгорая от нетерпения, ввалились внутрь. Впрочем, что в первом, что во втором строении их ждало разочарование – ничего заслуживающего внимания там не оказалось. Правда, в доме, где проживал Климентий, был небольшой беспорядок, словно там что-то искали. Но что могли искать в хибаре одинокого охотника?

«Только то, без чего здесь не выжить», – ответил мысленно Савелий. Спички, топор, ружье, патроны и тому подобное. Возможно, молодежь все-таки завалила Клима, затем решила выбираться через горы. Или вдоль моря? Но это были догадки, и не факт, что сейчас тот же самый Клим не выйдет из леса и не пояснит, что у него дома всегда такой бардак, и пусть они не суют нос в его личную жизнь.

«Где же Клим?» – растерянно подумал Виктор. Испуганно озираясь, он заорал:

– КЛИ-И-И-ИМ!!!

Мужчины прислушались. Все тихо. Только сейчас они почувствовали, как холодно в лесу. При том что час назад в кабинете отдела градусник, дурея от жары, казалось, стонал: плюс 42 по Цельсию! Савелию это нравилось все меньше и меньше. Они бесцельно бродили в чаще, изредка перекликаясь. Ничего. Турбаза была пуста. Она была вообще пуста.

– Может, он на охоте? – предположил Григорий, но Виктор замотал головой:

– Даже если он уходил на кабанов, он никогда не запирал дверь. Зачем, от кого? И собаки его нет, Ральфа. Нет, здесь что-то другое.

Через некоторое время после бесплодных поисков Виктор не просто выглядел испуганным – его трясло от страха. Савелия разрывали противоречивые чувства. С одной стороны, думал он, никаких следов убийства и вообще какого-либо преступления они не нашли. С другой стороны, как утверждает Виктор, в этих местах проживал некий Инин, у которого здесь дом, собака опять же. В доме бардак. Куда они все делись? К тому же что-то странное происходит в лесу. Пока они обследовали местность, на глаза попалось лишь несколько ворон. Больше ничего. Лес будто вымер.

Виктор был бледен, как простыня, и по его лицу было видно, что он с удовольствием сейчас смотался бы отсюда.

– Ну, какие будут вводные? – деловито спросил Григорий. В глазах – испуг, но в целом держится неплохо. – Командуй. Ты – старший.

Савелий задумался. Искать дальше не имело, в общем-то, никакого смысла, он это прекрасно видел. Но что-то явно не нравилось ему, молодой оперативник нутром чувствовал, что здесь что-то не так. Может, это и есть то особенное чувство, которое вырабатывается у работников уголовного розыска с опытом и благодаря которому зачастую удавалось раскрывать громкие преступления? Савелию хотелось верить, что это так. Ладно, успокаивал он себя, распоряжение он выполнил. Что с того, что информация не подтвердилась? Нет тела, как говорится, нет и дела.

«Может, что-то и есть. Может, ты плохо искал. Не видать тебе новых звездочек!» – запротестовал его внутренний голос, и Савелий вздохнул. Вот если бы он обнаружил преступника, а еще лучше обезвредил его, то…

То что?

Он решил еще раз осмотреть окрестности.

Григорий и Виктор остались на полянке, Савелий отправился вверх, к ручью. По дороге он наткнулся на странную яму четырехугольной формы, на краях лежала высохшая земля. Савелий плотно сжал губы – он не знал истинного предназначения этой ямы (может, Клим вырыл ее для мусора), но почему-то она напомнила ему могилу.

Молодой человек подошел к ручью и некоторое время любовался им, наблюдая, как небольшие волны мягко перекатываются по гладким камням. Почему же так холодно в лесу?

Савелий поежился и вдруг вздрогнул. Лицо его побелело, он раздувал ноздри, принюхиваясь, словно волк, почувствовавший опасность. Сомнений быть не могло – в воздухе витал запах духов. Или ему показалось? Нет, точно, еле уловимый, но это был запах духов. Тонкий легкий аромат чего-то вкусного и волнующего, как дуновение весеннего ветерка. Лицо его изменилось – он вспомнил. Эти духи были похожи на те, которые он подарил своей жене Елене.

«Не просто похожи», – поправил он себя, вздрогнув. Это именно те же самые духи, он точно знает, потому что обоняние у него будь здоров!

Савелий сделал несколько шагов вперед. Рука его машинально потянулась к пистолету. Запах постепенно рассеивался, он уплывал в глубь леса наподобие невидимого облачка. Савелий не замечал, как ноги его понесли в сторону чащи. По дороге он увидел огромную сосну и остановился. Вернее, что-то остановило его, но молодой человек не мог определить, что именно. В тот же миг ему показалось, что кто-то недоволен тем, что он остановился. Будто… Савелий не мог поклясться, но что-то в нем уверяло его, что он слышал нечто похожее на… разочарованный вздох.

«Иди-и-и-ии… иди за мно-о-ой», – прошелестела листва.

Савелий остановился перед сосной, силясь вспомнить, какого черта он вообще тут оказался и чем так заинтересовала его эта сосна. Разглядывая потемневшую от времени кору, он увидел, что в одном месте она содрана и место срыва свежее. На обнаженном стволе было что-то изображено, какой-то странный значок. Увидев его на бумаге, можно представить, что это неумело выполненные детской рукой каракули. Значок был темно-бурого цвета, и Савелий почувствовал, как его внутренности оплетает липкий страх. Этот цвет был знаком ему. Савелий подковырнул его ногтем и принялся пристально разглядывать отделившийся крохотный кусочек, хотя уже знал, что это. На стволе сосны была кровь.

Внизу раздалось угрожающее шипение. Он опустил взгляд и похолодел. Из-под корня одна за другой медленно выползали огромные гадюки. Извиваясь и шипя, они буравили парня своими немигающими холодными глазами. Несмотря на охвативший его страх, Савелий видел, что змеи не намерены нападать. Они постепенно образовывали вокруг дерева живое кольцо. Из-под дерева выползали все новые змеи, и вскоре вокруг сосны все кишело от их черных блестящих тел. Неожиданно они замерли, в молчаливой угрозе следя за молодым человеком.

Савелий медленно, миллиметр за миллиметром стал отодвигаться от сосны. Змеи не шевелились, но их глаза с нескрываемой ненавистью следили за каждым его движением. Вдруг раздалось громкое карканье, и Савелий от испуга чуть не закричал. Он посмотрел вверх, и его взору предстала целая стая ворон – черные, как сажа, они беспорядочно кружили над самой кроной дерева, злобно каркая и хлопая огромными крыльями. Несмотря на это, взгляд его выхватил одну интересную деталь – на одной из веток висел обрывок то ли веревки, то ли тряпки.

«Пора уносить отсюда ноги», – промелькнуло в голове у Савелия. Повернувшись, он внезапно задел ногой корень и упал на колени. Выругавшись, Савелий стал подниматься и тут же потерял дар речи. Он машинально встал, не отрывая взгляда от того, что предстало перед ним. Не обращая внимания на шипение змей и карканье ворон, становившееся все более громким, он потер глаза. Нет, так и есть, на мягкой почве виднелся четкий отпечаток женской туфли.

В чаще раздался тихий смех, и Савелий почувствовал, что его мочевой пузырь вот-вот опорожнится. Шипенье и карканье сразу смолкли, в лесу снова воцарилась тишина.

«Будь с нами-и-и-и-и…»

Савелий, спотыкаясь, побежал обратно. Его сотрясала дрожь, никогда еще в жизни ему не было так страшно, и он мчался во весь опор, втайне радуясь, что свидетелей его бегства нет, разве что деревья, но они молчаливы.

Вскоре они вернулись к лодке. Она мирно покачивалась на легких волнах, радушно приглашая мужчин оставить это место и поскорее вернуться назад. На обратном пути все молчали. Глядя на мрачные скалы, высившиеся вдоль берега, Савелий пытался воспроизвести в своем воображении все, что произошло с ним у сосны. Он и словом не обмолвился об этом со своими спутниками и ничуть не жалел о своем молчании. Не хватало, чтобы его сочли психом!

«Черт, а вдруг там осталась девушка? И ей нужна помощь?!» Его вдруг охватило смятение. Хотя вряд ли – прозвучавший в лесу смех никак не может принадлежать беспомощной девушке. Если все это вообще не привиделось ему.

Григорий схватил Савелия за локоть.

– Погляди туда. Нет, правее. Витя, сбавь скорость! – крикнул он рыбаку.

Виктор согласно кивнул.

Слева, возле изъеденного дождями и ветрами высоченного утеса, среди беспорядочно нагроможденных черных камней что-то виднелось.

– Давай туда, – распорядился Савелий.

Чем ближе они подплывали к странному предмету, тем явственней Савелий ощущал растущее в нем чувство страха.

Уже за несколько метров он понял, что перед ними человеческое тело. Сверкающие в лучах заходящего солнца волны, словно шаля и играясь, колыхали труп мужчины. Виктор заглушил мотор.

Григорий перегнулся через борт лодки и перевернул разбухшее тело лицом вверх.

На мужчин слепо глянуло изъеденное рыбами оскаленное лицо утопленника. Рослый, крепкий мужчина с густой рыжей бородой.

Савелий содрогнулся, мысленно порадовавшись, что желудок его пуст – время обеда давно прошло.

– Матерь Божия! – отпрянул назад Виктор и перекрестился. – Это же Костя! Точно! Середняков Костя!

– Ты знаком с ним? – Савелий продолжал разглядывать труп, про себя уже уяснив, что догадывался о личности погибшего.

– Да кто ж его не знает? Мы с ним вместе шабашим, он с Климом часто на охоту ходит. – Глаза Виктора испуганно моргнули. – Точнее, ходил, – поправился он.

– Давайте-ка помогите мне, мужики. – Закатав рукава, Савелий наклонился над трупом.

Когда они втащили тело в лодку, Виктор торопливо накрыл его куском брезента.

– У него была своя лодка? – спросил Григорий.

Виктор ответил, что да.

– Небось в шторм попал, когда к Климу ехал. Упрямый был, черт, если чего решил, никто не отговорит, – прибавил он.

Следов лодки нигде не было. Савелий достал рацию.

Виктор включил зажигание. Еще теплый мотор нехотя заработал, первые звуки двигателя слились с далеким хлопком в лесу.

Никто его не услышал.

Побережье Черного моря.

Время 20:40

– Время? – тупо переспросил Вит. – Ты все еще интересуешься временем? – Он посмотрел на часы и хрипло пролаял: – Время идет очень быстро, когда его весело проводишь. Кто со мной не согласен, получит свинцовую пилюлю. Сейчас я вижу, что она крайне необходима тебе. – Он направил ствол ружья на Диану, которая продолжала сидеть на земле, восторженно разглядывая дерево с виселицами. Она почесала руку, и я с ужасом увидел, что кожа под ее рукой скаталась в трубку, обнажив мясо. У нее начала отслаиваться кожа.

Я осторожно, стараясь слишком сильно припадать на ногу, извлек нож.

– Ну, признавайся. – Вит махнул рукой в сторону дерева. – Это ведь твои штучки, сука? – Его голос сорвался. – ОТВЕЧАЙ, ТЫ, СТАРАЯ Е… СУКА?!! Покажи палец! Покажи свой палец, я знаю, что это был твой ноготь!!

Надрывный кашель был ему ответом. Глаза Ди запали так глубоко, что, казалось, исчезли совсем, кожа на лице съежилась. Она провела искривленной рукой по волосам, которые были похожи на заплесневелую солому, и без труда сняла с черепа большую прядь, продолжая бессмысленно таращиться на колыхающиеся петли.

У нее вылезали волосы.

Ольги я не видел.

– Не хочешь? Ты боишься, что я не оценю по достоинству твой маникюр, стерва? – спросил участливо Вит. – Ну и ладно. Я все равно знаю, что это ты. Я никогда не верил тебе, если уж быть честным. Что-то в тебе было… было такое… – Вит на мгновенье задумался, подбирая подходящее слово, и лицо его озарилось: – Неестественное! Я смотрю, ты нам виселицы приготовила? Только почему ты про себя забыла, ведь их только три? Не забудь и себе отрезать кусочек пирожка!

– Виталий, послушай, – булькающим голосом проговорила Ди, но тот уже не слушал девушку.

– Прощай, золотце, – с любовью проворковал он и нежно, как розу с шипами, поднял ружье.

С хрипом выпустив воздух из легких, я пополз быстрее.

Оглушительный грохот расколол мир на части прямо у нас над головой.

Чайки испуганно заплакали.

Я остервенело вертел головой, пытаясь разглядеть Вита. Потом мой взгляд упал на корчащееся в костной пыли существо. Оно извивалось и сжималось, сворачивалось и скручивалось, как какой-нибудь гротескный червяк, которого переехал велосипед. Из горла существа вырывались утробные звуки, в животе зияла огромная дыра, виднелись сизые внутренности.

Вит бросил ружье на землю и начал каркать. Спустя мгновенье до моего истерзанного сознания дошло, что это означает смех.

Динаконец удалось подняться на четвереньки. Из сморщенной дыры, которая раньше была очаровательным ротиком, полилась вязкая кровь.

Я придвинулся к Виту поближе, но он сделал два шага в сторону и присел на корточки перед Ди. В такой позе он был похож на облезлого грифа.

Мысленно пожелав ему сдохнуть, я пополз за ним, сжимая в руке нож.

Диана неуверенно передвинула колено. Из живота грязным бельем вывалился влажный клубок кишок.

– Держу пари, ты что-то потеряла, прелесть, – раздался счастливый голос Виталия. – Так ты покажешь мне свой ноготок? Он уже отрос у тебя?

Дичто-то промычала и передвинулась еще немного вперед.

– Что? – Вит наклонился к ней и приложил руку к своему уху. – Говори громче, я ни черта не слышу.

Диостановилась на месте, потому что правым коленом наступила на тянущуюся за ней шлейфом кишку. Она тупо смотрела прямо перед собой, неловко дергаясь и не понимая, что ей мешает двигаться дальше. На лице ее появилось обиженное выражение.

Внезапно ее прорвало, и она издала леденящий кровь вопль, вопль агонизирующего животного. Свет начал ужасающе медленно меркнуть.

Я подполз совсем близко. Белые от пыли ботинки Вита выросли у меня перед глазами.

Интересно, какой размер ноги у Вита?

Я посмотрел на Ди и увидел, что пуля прошла навылет, сделав в спине отверстие размером с блюдце и вырвав пару позвонков. Вдруг Вит быстро повернулся ко мне:

– А вот и мы. Давай, рухлядь, посмотрим, на что ты способен! – Он ощерил в кошмарной ухмылке раскрошенные зубы. После этих слов он выхватил у меня нож и легонько, словно играя с ребенком, щелкнул меня по лбу. – Ты тоже мертвец, Стропов. Мы все трупы. На этом наше путешествие заканчивается. Разрешите откланяться, последняя остановка – Голгофа. Поезд дальше не пойдет, оп-ля-ля! Счастливого пути, мать вашу. Не забывайте свои вещи. И оторванные пальцы тоже. – С этими словами Вит отбросил нож в кусты и потерял ко мне всякий интерес.

Силы покинули Диану, она упала на спину, вяло запихивая внутренности обратно в дыру на животе. Пыль под ней почернела, превращаясь в кашу.

Я, не мигая, смотрел на кусты, куда Вит только что бросил нож. Головная боль усилилась, по краям предметов начали появляться яркие подвижные зигзагообразные линии. Голос Вита усилился до умопомрачения, словно безжалостный гном, поселившийся в моем черепе, медленно вращал ручку громкости до максимальных децибел.

Ружье.

Смертельно уставшие мышцы отказывались повиноваться отчаянным командам мозга, но я заставил себя сдвинуться с места.

Ружье! Оно намного ближе ножа.

Вит продолжал сидеть на корточках перед умирающей Ди, что-то ласково втолковывая ей. Издалека можно было подумать, что молодой влюбленный человек присел перед своей девушкой, которая отдыхает в тени, и они о чем-то весело воркуют. Затем он взял ее обмякшую руку и сорвал с пальца черный от грязи пластырь. Лицо его нахмурилось, и некоторое время он тупо вертел в руках несчастный клочок пластыря, внимательно разглядывая палец Ди.

Мне казалось, что воздух вокруг превращается в невидимую патоку, вязкую массу, через которую я никогда не смогу пробиться. Возможно, здесь мы все и умрем…

Движения Ди становились все слабее.

Я стал подниматься.

Ружье. Патроны.

Успокаивающее бормотание Вита стало бессвязным.

Я открыл стволы.

Патронники пусты. Я сунул руку в карман. Роняя патроны, я с большим трудом зарядил ружье.

– Все равно это ничего не меняет. Это ты, я уверен. Знаешь, в чем твоя проблема? У тебя между мозгами и языком часто происходит короткое замыкание… – как во сне, доносился голос Вита.

Я направил ствол в спину Вита, почти касаясь его. Немного влево. Правее. Какое же оно тяжелое!

Глубоко вздохнув, я нажал на спусковой крючок.

Звонкий щелчок радостно сообщил: осечка!

Вит медленно обернулся, злая улыбка выгнула змеей его губы:

– Ты еще жив?

Я поднял ружье, весившее, казалось, целую тонну. В кустах что-то мелькнуло – Ольга.

Собрав все оставшиеся силы, я, сжав до боли зубы, опустил приклад на голову Вита. В последний момент перед ударом его разбитые губы сложились в изумленное мокрое «О». Послышался хруст, прозвучавший для меня божественной музыкой. Вит как-то странно пискнул и рухнул как подкошенный.

Я опустился на колени перед лежащим телом Ди. Глаза ее начинали подергиваться мутной пленкой, кашель утих. Я взял ее за руку. Ладонь была старой и холодной, как давно сброшенная змеей кожа. С затаенным страхом я взглянул на ее палец. В сознании с сумасшедшей скоростью пронеслись недавние события – Дэн в лесу, застрявший в его спине обломок ногтя, Ди, бродившая неизвестно где, ее палец… Я выдохнул. Ее палец был самым обычным пальцем. Детским, изящным, немного испачканным: на заусенице у основания ногтя запеклась корочка крови. И все. Никаких обломанных уродливых ногтей и тем более когтей…

Темнота сгустилась еще больше, и я с удивлением заметил, что плачу. На какой-то миг мне показалось, что лицо Дианы стало красивым, таким, каким было прежде. Я обнял ее, склоняясь все ближе, вдыхая запах крови, ощущая кисло-сладкий дурман адреналина.

Она открыла глаза и ясно посмотрела на меня.

– Если бы… – Она поперхнулась. – Если бы у меня… был еще… один шанс. – Я видел, какого труда ей стоило облизать губы. – Ты бы простил меня?

Что-то изменилось в ней. Я тупо смотрел на Ди, не в состоянии понять, что же именно, пока не понял, что зубы ее снова стали белее жемчуга, губы наливались соком. Руки выравнивались, светлели, исчезли уродливые переплетенья фиолетовых вен.

Я нежно провел рукой по ее золотым волосам. Седина исчезала прямо на глазах, крохотные искорки замелькали в локонах.

– Молчи, – глотая слезы, прошептал я.

Я слышал, как она дышит. Звук был такой, будто ветер колышет соломку на дне уже почти пустого стакана.

Черты лица ее медленно разглаживались, морщины исчезали на глазах, на щеках заиграл румянец. Пропала трупная желтизна кожи.

– Как смешно… – Она грустно улыбнулась. – Я видела сон. Дима, это смешно и глупо… Но никто за нами не идет. Мы сами в себе несем зло… Это болото, оно… просто отравлено, понимаешь? И все зависит… от человека, понимаешь?

Веки ее опустились. Они были нежно-лилового цвета, как свежие цветки лаванды. Диана Миляева была мертва.

Я поднял вверх лицо и завыл, завыл, как свихнувшийся волк, который оторвался от своей стаи и остался в полном одиночестве.

Казалось, моя голова превратилась в гигантский улей со множеством ячеек, безумие ревело и неистовствовало в каждой изогнутой комнате, в каждом закрученном коридорчике. Пчелы вернулись. Они думают, что я умираю. Это они заполнили мою голову и превратили мой череп в соты…

Сзади кто-то подошел.

Кто это? Ольга? Вит? Гуфи?

В голову, рассекая ее от виска до виска, деля мозг, точно апельсин, беспощадным ланцетом вошла боль. И мгла поглотила весь мир.

Из дневника Ольги Соломатиной.

Дата и время не указаны

«Медленно, густым дегтем надвигается ночь. Первые звезды вспыхивают на черном небосводе, сверкая, как бриллианты на вечернем платье.

С моря снова подул северный ветер. Чайки давно умолкли, и только слышно, как равнодушно плещутся волны.

Может, мне пора писать романы? Я уже стала изъясняться, как писатель, ха-ха!

Ноги жжет, будто стою на углях. Только сейчас заметила, что одна нога голая. Когда я потеряла кроссовку? На другой ноге кроссовка тоже вот-вот порвется.

Взошла круглая луна и серебряной монетой повисла в ночном небе. Голубоватый свет упал на раскачивающиеся на ветру петли. Они завораживали каким-то всеподавляющим зловещим очарованием, эти три длинные веревки, которые оканчиваются петлями, достаточными для того, чтобы просунуть туда голову и повиснуть, испытывая при этом неземное наслаждение, в сравнении с чем оргазм кажется непосильным адским трудом…

Господи, о чем это я?

Когда я увидела виселицы, первой моей мыслью было: «Кто?!!»

Оказалось, ведьма была среди нас. Виталий первый это понял. Почему мы ему не верили? Ха-ха, какая чушь: Диана – ведьма?

Я не помнила, как убежала в лес и спряталась в зарослях папоротника, наблюдая за происходящим.

Видя, как Дима ударил ружьем Вита, мне вдруг очень захотелось вернуться к скрюченному дереву и еще раз посмотреть на петли.

Есть такая поговорка: «Человек может без конца смотреть на огонь, на воду и как кто-то работает». Я бы еще добавила «на виселицы»…

Теперь Стропов неподвижно сидит у трупа Дианы и что-то рассказывает ему.

Что? Я разве не сказала вам, что было после того, как Виталий рухнул на землю от удара прикладом? Ха!

…Некоторое время он остекленевшими глазами смотрел на бездыханное тело Сосновцева. Затем сел в пыль и стал осыпать поцелуями Диану, что-то нашептывая ей на ухо. Потом он рассмеялся.

Раздался болезненный стон. Дима ласково погладил по голове Ди и, кряхтя, обхватил за подмышки Вита. Он потащил его в лес, что-то напевая при этом. На лице его застыло выражение детского упрямства: «А я хочу!» Через минуту он скрылся в листве.

Дима появился примерно через полчаса, и все это время я не выходила из укрытия. Он шел какой-то странной походкой. Глядя на него, я представила себе мертвеца, который долгое время пролежал в могиле, после чего некая мрачная неведомая сила оживила его и поручила ему выполнить какое-то очень, очень важное задание. Он звал меня.

«Оленька! – надрывал Дима глотку. – Ку-ку, радость моя, где ты?! Можно трогаться дальше, мы слишком долго здесь торчим…» Бесцельно шатаясь по опушке, он изредка поглядывал на веревки, свисающие с дерева подобно сонным змеям, и на лице его отражалась искренняя радость. Наконец это ему надоело, и он уселся по-турецки возле мертвого тела Дианы и находился в такой позе больше часа.

Холод усилился. Под ногами что-то прошуршало. Может, стоит выйти?

Вопросы вихрем вертелись в голове, оставаясь в подавляющем большинстве без ответа. Что опять случилось с Димой? Похоже, снова приступ. Куда он дел Виталия и жив ли он? Что делать дальше? Идти сейчас или спрятаться?!

На меня стала уж было накатывать дрема, как вдруг Дима встрепенулся и встал. Сквозь ветки и листву разглядеть в сумерках его было почти невозможно, но я сразу заметила, как изменилась его поза.

– Оля? – отрывисто спросил парень, и я узнала его прежний родной голос, такой нужный мне и теплый. Я вышла из-за кустов и направилась к Диме.

Побережье Черного моря.

Время 22:07. Виталий Сосновцев

…Сознание медленно возвращалось, а вместе с ним появилось ощущение боли. Голова раскалывалась на тысячу крохотных кусочков, и что удерживало ее от того, чтобы окончательно развалиться, – неизвестно. Позже возникла режущая боль в руках.

Я с трудом разлепил глаза.

Стропов. Дмитрий Стропов.

Он в упор разглядывал меня, зловеще ухмыляясь.

Я окончательно пришел в себя. Почувствовав неудобную позу, я попытался изменить положение, однако мне это не удалось.

Я был связан. Туго связан рыболовной леской.

Скосив глаза, я обнаружил, что привязан к дереву. Я находился в полусидячем положении: заломленные назад руки обвивают ствол, запястья скручены все той же леской. Почему леской? Чтобы было больнее?

«Веревки у нас нет – она на дне оврага», – вспомнил я.

Что он собирается делать? И что вообще произошло?!

Память угодливо воспроизвела мне события последних часов – адский переход по краю обрыва, мост, гадюка, а дальше… Дальше только сплошная пурпурная завеса.

Обморок? Вряд ли.

– Дима… – попытался я заговорить с ним, но он так посмотрел на меня, что мне почудилось, будто кто-то только что прошел по моей будущей могиле. Это был не Стропов. Это какой-то монстр с пустым взглядом, который содрал с лица Дмитрия кожу (как с Ирины) и неловко натянул ее себе на морду.

Горькая, как желчь, ухмылка коснулась его посеревших губ.

– ТЫ НА НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ЗАДЕРЖИШЬ ЕЕ. ХОРОШО? – мертвым голосом произнес он.

Он отошел немного подальше и с интересом разглядывал меня, похожий на скульптора, который любуется только что удачно высеченной фигурой.

Я просил, плакал, умолял, угрожал, а он просто неподвижно стоял и смотрел на меня с тупым любопытством жестокого мальчишки, с удовольствием наблюдающего за мучениями жуков на раскаленной конфорке.

Потом он ушел. Просто ушел, и все. Я остался один.

Один в лесу, привязанный к дереву. Кричать не имело смысла.

Ты на некоторое время задержишь ее.

Руки давно онемели, и я перестал их чувствовать. В боку кололо при каждом вздохе. Укушенная нога издавала неприятный запах. Бинт размотался и грязной лентой лежал в траве. Похоже, началось заражение и скоро я останусь без ноги.

Где Диана, Ольга? Неужели он расправился с ними? Слезы отчаяния побежали по моим щекам, языком я чувствовал их соленый вкус. Захотелось пить. Я задремал.

Громкое карканье вывело меня из полусонного состояния. Я с трудом разлепил глаза. Прямо передо мной, важно расставив в стороны лапы, стоял огромный черный ворон. Блестящие глаза хитро косились на меня.

– Чего тебе? – выдохнул я.

Ворон молчал и продолжал таинственно разглядывать меня, будто предлагая поделиться каким-то секретом. Мне стало страшно. Страшно от этой пустой тишины, от пронизывающего холода.

Ворон неуклюже скакнул ко мне еще ближе и оказался у самых ног.

Я открыл было рот, чтобы прогнать его, как неожиданно он с шумом захлопал крыльями и, взвившись вверх, вцепился когтями в мои волосы.

Я завопил что есть сил, пытаясь сбросить с себя эту мерзкую тварь, но острые кривые когти намертво вцепились в мою голову, как маленькие кинжалы. По черепу несколько раз стукнуло что-то твердое и острое.

Сил кричать не было. Глаза ничего не видели – их заливала кровь. Сдирая с запястья кожу, как тесную перчатку, мне с неимоверным трудом удалось высвободить правую руку. Удары по голове продолжались, но становились все глуше (это я стал плохо слышать или он продолбил череп и теперь выклевывает мой мозг?) и реже.

Рука, казалось, весила несколько тонн. Но у меня получится.

Обхватив слабеющими пальцами что-то жесткое и большое, я с силой дернул. Злобное карканье сменилось хрипом. Из последних сил я дернул еще. В руке трепыхнулось оторванное крыло. Изувеченный ворон плюхнулся на землю и с ненавистью уставился на меня, как бы говоря: «Посмотри, что ты наделал, чертов ублюдок!»

Клокоча от ярости и боли, он заковылял в кусты и исчез.

Из облаков выглянула луна, посеребрив верхушки деревьев. На диске луны проглядывалось чье-то лицо. Я знаю его? Полуослепший, истекающий кровью, я пристально вглядывался в холодный круг и закричал. С луны на меня скалился череп, его челюсти двигались, будто он что-то хотел мне сказать.

Что-то крайне важное.

Вдруг боль исчезла. Вместе с ней куда-то подевались усталость и изнеможение. Я чувствовал себя прекрасно и был готов пройти хоть десять раз туда и обратно.

Дима ведь просто пошутил. Он просто играл со мной. Теперь я освобожусь и поиграю с ним. Теперь моя очередь.

Ты на некоторое время задержишь ее?

Теперь я вспомнил все. Эта болотная тварь, оказывается, все время находилась рядом с нами. Но я с ней разделался, так что задерживать некого. Настало время проучить Стропова с Ольгой, будут знать, как трахаться в недозволенных местах. Во всем виноваты Стропов и его маленькая сучка Ольга. Кто-то должен быть виноватым. Кто-то обязательно должен быть виноватым. Иначе вся боль, одиночество и депрессия не имеют ни малейшего смысла.

Распутывание лески не заняло много времени. Через некоторое время все было готово. Голова очень болит, но это ничего. Скоро мне станет значительно лучше, ха-ха!

Впереди замелькал свет. Кто это? Клим? Или кто-то ищет нас с фонарями? Ха-ха!

Я люблю тебя.

Эллиона.

Кто бы ты ни была, мы с тобой всегда будем вместе, и даже смерть не разлучит нас. Свет стал ослепительным. Вместе с ним пришел пронизывающий холод.

Молодой человек даже не понял, как его тело было разорвано надвое, словно лист бумаги.

* * *

Я проснулся оттого, что меня теребила за разорванную штанину Ольга. Застонав, я сел и стал протирать глаза. Море было тихим и кротким, солнечный диск только-только выглядывал из-за зазубренных верхушек гор, освещая нас золотом. Собственно, я и не спал. Провалился в забытье, вырубился, потерял сознание – да, но не спал.

Третий день в пути. Последний день.

Небо, уродливо-лиловое, точно кровоподтек, горело от ранней утренней зари. Я чувствовал, что сил почти не осталось, организм обезвожен. Руки судорожно дергаются, как у марионетки, которой управляет пьяный кукольник. Опухоль на той, в которую впилась змея, немного спала, но продолжала болеть. Сломанная в аварии нога ныла, ступня распухла настолько, что ботинок снять невозможно.

Ольга выглядит не лучше. Оставшаяся кроссовка того и гляди развалится. Она остервенело прижимает к груди какую-то истрепанную грязную тетрадь. Что это, стихи? Или дневник? Жаль, я не умею писать романы.

Воды осталось чуть-чуть. Нож я так и не нашел.

Вчера, после смерти Дианы, со мной вновь произошло это. Так сказала Ольга. Где Вит и что я с ним сделал, я не знаю и боюсь узнать

Когда я пришел в себя, было уже темно. Мы с Ольгой прошли несколько метров вперед от этого страшного места, от этих петель, от мертвого тела Ди, которое после смерти выглядело как прежде, это была та девушка, которую я всегда знал, которую (любил) всегда хотел, но эти мягкие, слегка надутые, словно обиженные губки, да, я так обожал их ласкать языком, я хочу, я люблю…

Я не стал ее хоронить, а просто закидал ветками.

Темень была хоть глаза выколи (ха-ха-ха), и мы решили остаться. У нас оставалось четыре спички. Разжигая костер, я сломал две. Смешно, но огонь совсем не согревал нас. Тем не менее ночь прошла спокойно. В этот раз она не приходила.

Итак, мы встали и потащились дальше. Серая пелена застилала глаза, хотелось умереть и забыть весь этот кошмар, но никто и никогда не заставит забыть меня все…

Там вас ждет темнота.

Мы – избранные.

Мой мозг, казалось, плыл надо мной, как огромный воздушный шар на параде в майские праздники. Нам нужно идти – идти, шагать, хромать, ковылять, шаркать… Ползти.

И мы шли. Шагали…

– Ты… Ты думаешь, для нас было бы лучше всем повеситься? – проскрежетала Ольга.

– Теперь думаю, что да, – ответил я.

Часов не было, но я прикинул, что было уже примерно семь утра. Солнце стало припекать. Этот день был самым жарким из всех, что мы прожили в здешних местах.

* * *

Две умирающие фигурки упрямо продвигались вперед.

До Соловков оставалось чуть больше километра.

Соловки. Время 7:06

Савелий смотрел на дорогу. Морской бриз взлохматил его густые волосы. Григорий Завьялов сидел рядом на перевернутой кверху дном разбитой лодке, в его желтых от никотина пальцах дымилась сигарета.

Вчера, после того, как они вернулись в Апрелевку (нужно было завезти в морг обнаруженное в море тело рыбака), он доложил начальнику и связался с майором Зеленским. Последний сказал, что дело чрезвычайно важное и секретное, проинформировано УФСБ края, к месту направлено подразделение «Л», о котором Савелию и слышать-то не доводилось.

Чтобы быть до конца уверенным, он все-таки сравнил обнаруженный в море труп мужчины с фотографией, которую ему принесла жена пропавшего супруга. Последние сомнения развеялись – это был он.

Проклиная себя в душе (и почему именно он должен сообщать родственникам такие известия?!), он заехал к Середняковой, чтобы сказать ей скорбную весть. Побелевшая как мел женщина убито молчала. Савелий поспешно вышел, слыша за спиной сдавленный плач.

Но что вконец убило Савелия, так это указание его начальника вместе с Завьяловым вернуться в Соловки и произвести опросы местных жителей. На справедливое замечание Савелия, что уже десятый час вечера, тот нетерпеливо отмахнулся и сказал, что он долженостаться там. «Переночуешь у Завьялова, потом получишь отгул», – добавил начальник.

Всю ночь Савелий провел с участковым на тесной обшарпанной кухоньке с керосиновой лампой за внушительных размеров бутылью с мутным самогоном. Жена Завьялова уехала на вечернем автобусе в Новороссийск к матери, и мужчины остались одни. Закусывая огненный напиток шматами сала и хрустящими огурцами, Завьялов рассказал Савелию, что, в принципе, опрашивать-то в Соловках некого.

– Тут от силы человек двадцать живут. Все в город подались. Так что не дергайся, а давай наливай. Да не тряси ты рукой, больше прольешь… Мне ли тебя учить? Напишешь рапорт, что, мол, то да се, в ходе устных бесед установлено, что жители поселка интересующей информацией не располагают…

Когда уже совсем стемнело, Завьялов поскучнел и замолчал. Через некоторое время он, глядя на Савелия покрасневшими глазами, сказал:

– Я бы и сам сорвался отсюда. Только кому я нужен, проработавший всю жизнь участковым?

Некоторое время они молчали. Завьялов налил стакан самогона и убрал под стол опорожненную наполовину бутыль.

– Это на завтра, – пояснил он. – А то тебя начальство взгреет за выхлопы.

Они чокнулись, выпили.

– Эта Красная Щель… нехорошее место, – вдруг сказал Завьялов.

Савелий вопросительно посмотрел на него, тот продолжал:

– Однажды я возвращался с Тамани. Был уже вечер. Проезжая Красную Щель, я увидел свет в лесу. Это был не костер, не фонарь, не прожектор. Это были зеленые огни, какие-то размытые. Размером они были похожи… – он на секунду задумался. – На футбольные мячи. И они словно плавали среди ветвей… Потом я услышал вой… – Завьялов сгорбился и опасливо покосился в темное окно.

– Ну и что? Тут полно шакалов. А огни могли и показаться, – стараясь, чтобы его голос звучал беззаботно, ответил Савелий, хотя у него по спине пробежал прохладный ручеек. Перед лицом замаячил страшный круг из змей и злобно каркающие вороны.

– Нет! – затряс головой участковый. – Я вырос в этих местах и уж знаю, как воют шакалы. Это было что-то другое. Другое… – Завьялов понизил голос. – Так кричит человек, которому очень больно. – Он вздохнул и отставил в сторону пустой стакан. – В ту ночь мне снились кошмары…

– Кошмары? Что за кошмары? – недоверчиво переспросил Савелий.

Завьяловкак-то странно взглянул на него и вдруг рассмеялся.

– Не помню, – просто ответил он. – Иди спать, оперуполномоченный! – Он хлопнул по плечу Савелия.

С утра Завьялов налил Савелию огуречного рассола. Умывшись, тот почувствовал себя свежее.

Теперь они ждали группу немедленного реагирования из Новороссийска, начальник ОВД Апрелевки тоже должен подъехать с минуты на минуту. Савелий потянулся и зевнул. Эх, окунуться бы сейчас в море!

Издалека донесся рокот двигателей, и через мгновенье на дороге показались милицейский «УАЗ» и «Газель». Номера у автомобилей были новороссийские.

Савелий встал, руки машинально одернули несуществующую форму.

Машины остановились, из них высыпали люди, кто в обычной милицейской форме, кто в камуфляжных костюмах. Вскоре подъехала еще одна машина – «шестерка» с синими полосами на боках и включенной мигалкой, и сразу за ней – «УАЗ», на поцарапанном боку которого гордо красовалось: «ОВД Апрелевского района».

Последняя запись в дневнике Ольги Соломатиной.

Дата и время не указаны

«Мама.

Сегодня во сне я видела маму. Она пришла за мной сюда и принесла сок. Холодный, вкусный яблочный сок. Одна сторона ее лица раздулась, череп треснул, и из него высовывалось что-то губчато-ноздреватое.

«Это наконец-то прорвало опухоль», – ласково улыбнулась мама, протягивая мне графин с соком.

Я закричала и проснулась.

Мне страшно.

Сегодня мы идем дальше. Какое число? Я не помню. Какое красивое сегодня море. Оно манит меня, покачивая на волнах белые барашки.

Ноги уже не чувствуют боли. На правой лопнула вена, из дырки что-то льется. Я успокаиваю себя, что это не может быть кровью. Это просто пот. Или грязь. Ха, а Дима что-то пробубнил про томатный сок. Я все время вижу перед собой его худую спину, покрытую глубокими царапинами. Точно такие же царапины были и у Дэна.

Дэн… Как давно это было…

Каждый шаг – целый подвиг, я забывала, как впадала в беспамятство. Позвоночник напоминал сосуд, который палач наполнил кипящим маслом, в лопатки будто вонзили тупые грабли.

Хочу пить. Вода закончилась.

Но мы дойдем. Мы…

Как это чудесно, прогулка на свежем воздухе. Кто-то зовет меня?

Мама…

Нет, это не мама… Это нежные маленькие ручки, такие крошечные пальчики… Тельце странно дряблое, а лицо… О боже!.. Прокаженный!..

…Любит ли кто тебя… О мой ангел…

Вернись и прими это… Это БОЖЕСТВО… А-а… А… Те…»

Побережье Черного моря.

Соловки. 24 августа, 7:36

Я изучал себя. Голова – так, немного кружится, но в целом неплохо. Лицо еще побаливает. Руки – как разлохматившиеся плетки. Спина… Сегодня утром в позвоночнике что-то щелкнуло, и безостановочная ноющая боль превратилась в разрывающиеся вспышки.

И смертельно уставшие ноги. Штанину с поврежденной в аварии ноги я срезал по колено.

Сколько осталось? Знает один бог. Или дьявол.

Я знаю, кто знает.

Эллиона. Пенумбра Фаргаде.

Неземное творение, ангел с оскаленным рогатым черепом… Какое красивое имя – Эллиона. Я назову этим именем свою дочь.

Покой и вечность. Это то, что мне нужно.

Ольга плетется рядом. Она потеряла где-то вторую кроссовку и осталась без обуви. Носки быстро изорвались в клочья, и на острой щебенке пестрели аккуратные следы, будто Оля случайно наступила в лужу красной краски.

– Это похоже на мед. Мед с дегтем, – ее сморщенное, обожженное солнцем лицо скривилось в усмешке.

– Что? – тяжело просипел я. В глотку словно плеснули кислотой, говорить сейчас – непозволительная роскошь.

– То есть. Все наши приключения. Как бочка дегтя. А внизу – мед. Мед – Соловки.

Я попытался издать нечто похожее на смех, но вместо этого из моего горла вырвался глухой хрип.

– Мед уже был. Мы просто открыли бочку не с той стороны.

Солнце было похоже на налившийся кровью умирающий глаз.

Ольга споткнулась, упала. Помогая ей подняться, я увидел, что почти все ногти на ее ногах сорваны о камни, но она не замечала этого.

Я прищурился:

– Мы оставлены на главное блюдо. Все, что было, было просто игрой. Главные действующие лица – МЫ. Ди и Вит играли в эпизодах. Так что все впереди…

Ольга как-то странно смотрит на меня.

Солнце греет все сильнее.

Вода. Снова хочется пить.

Некоторое время я шел в полудреме. Падал, разбивал колени в кровь, вяло чертыхался, поднимался, ковылял дальше, поднимал упавшую Ольгу, снова падал, и так до бесконечности…

В голове разрастался огненный шар.

Смерть… Она так желанна. Она будет освобождением для нас обоих.

Я затравленно оглянулся. Ольга ползла за мной на четвереньках, тихо смеясь. К кровоточащим язвам на ее спине слетались мухи и слепни.

Ножа нет. Можно размозжить ей голову камнем.

Зачем мы ушли от дерева? На нем были такие отличные веревки с петельками внизу. Нужно будет отдохнуть в Соловках и обязательно вернуться.

Там же, время 7:58

– Дим…

– А? – очнулся я. Сколько прошло времени с последней стоянки? Час, день, год? Или вечность?

– А я ведь все знаю.

Я наконец повернул в ее сторону голову, почувствовав, как щелкнул позвонок.

– Что? Что ты знаешь?

Оля заплакала. Но мне не было жаль ее. В голове как заноза застряли ехидные слова: «А я ведь все знаю». Что она может знать?

– Зачем? – сквозь слезы спросила Оля. Скривившееся, грязное в разводах лицо, она была отвратительна и желанна одновременно. – Зачем ты это все делал? Неужели ты ничего не помнишь?

– Помню «что»? – помертвевшим голосом проскрипел я, понимая, что сейчас услышу что-то очень страшное.

Оля перестала плакать. Она села напротив и взяла меня за руки, вытянув вперед грязные окровавленные ноги. Так мы и сидели, с блаженными, безумными улыбками, пока она не сказала:

– Никакой ведьмы нет. Никаких болотных тварей тоже нет. Это же ты их всех убил. Дэна, Клима, Иру, Игоря… Только до Дианы не добрался, тебя Вит опередил. Но ты и ему отомстил. Так что теперь осталась я. Можешь приступать.

Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Я продолжал улыбаться, слушая шум волн внизу. О чем она говорит?

Лицо Ольги начало меняться, и улыбка исчезла с моего лица.

Сидящее передо мной существо показало куда-то рукой. Я машинально посмотрел.

Нет. Мираж. Бред.

– Ди-и-и-има-а-а-а-а-а-а!!! – Ольга откатилась в сторону и поползла вперед, оставляя за собой широкую дорожку томатного сока.

Домики. Маленькие домики с маленькими окошечками.

Кто-то решил поиграть.

Какие-то человечки спускаются вниз на кораблик. Ха!

Я закричал.

* * *

Савелий доложил полковнику Алферову о результатах выезда в Красную Щель. Алферов не стал слушать до конца юношу и махнул рукой, давая понять, что разговор окончен. Глядя в колючие холодные глаза полковника, Савелий понял: его ничто не остановит, и он поедет при любом раскладе.

Через некоторое время прибыл военный катер, раскрашенный в цвет хаки. Это было подразделение «Л», одно из засекреченных и мощных структурных подразделений ФСБ Краснодарского края. Несколько человек в камуфляже – все, как на подбор, рослые, широкоплечие – высыпали на берег.

Алферов поздоровался с командиром группы.

– Товарищ генерал Зимин просил ставить его в известность о каждом предпринимаемом вами шаге, – отвечая на рукопожатие, сказал фээсбэшник. – Им также указано согласовывать все мероприятия с начальником Новороссийского ГУВД, они держат между собой связь.

Алферов, соглашаясь, кивнул. Он приказал, чтобы часть сотрудников новороссийского спецназа перекрыла шоссе и никого не выпускала вплоть до особого распоряжения.

– Несколько человек остаются здесь. Майор Зеленский, прошу по собственному усмотрению отобрать не более семи человек. Возлагаю на вас обязанность осуществлять координацию действий возглавляемой вами группы непосредственно в данном районе. Так. Резерв ОВД Апрелевки, – Алферов обратился к начальнику ОВД. – В любую секунду в случае осложнения обстановки он должен быть готов к выполнению поставленных задач.

Отряд «Л» и наиболее подготовленные бойцы спецназа, возглавляемые Алферовым, были готовы к отправлению. Полковник решил также взять с собой местного опера Апрелевки Савелия (смышленый мальчишка, нужно будет подумать над его судьбой).

Все приготовления были закончены. Полковник начал спускаться к катеру, как вдруг среди группы, оставшейся в Соловках, началось какое-то движение.

Из-за зарослей буйно растущего кустарника на возвышающейся слева горе послышались странные звуки.

– Ди-и-и-и-и-и-ма-а-а-а-а!!! – раздался вдруг истошный вопль. И сразу вслед за ним – рев, истеричный смех, блеяние – все смешалось в невообразимой какофонии.

Спецназовцы потянулись к оружию, и Зеленский предостерегающе поднял руку, давая понять, что стрельбу на поражение следует открывать только по его сигналу.

В следующий момент кусты зашевелились, и прямо на дорогу под ноги ошарашенным мужчинам выкатилось нечто окровавленное, покрытое пылью и грязью, безумно визжащее и корчащееся. От лохмотьев, которые, по всей видимости, раньше были одеждой, почти ничего не осталось. Костлявое тело покрывали раны, в которых уже копошились личинки, одна рука была темно-фиолетового цвета и вдвое толще другой.

Вслед за ним из-за зарослей показалось второе существо, оно быстро ползло на четвереньках вниз по склону. Остановившись в нескольких метрах от бойцов, оно хитро поглядело на них и вдруг зашлось дьявольским хохотом. На нем было что-то отдаленно напоминающее спортивные штаны, от которых остались жалкие полоски. Голые ноги по щиколотку забрызганы кровью. Волосы обоих существ были абсолютно белыми, как будто их головы припорошило снегом.

Они валялись на острых камнях, катаясь и корчась, как раздавленные черви, визжали и хохотали, отчего лица опытных бойцов, которым не раз приходилось смотреть смерти в лицо, покрылись мертвенной бледностью. Спецназовцы отступили назад, но их взоры не могли оторваться от страшной картины…

Четыре дня спустя.

ГУВД г. Новороссийска

Начальнику ГУВД г. Новороссийска

УВД Краснодарского края полковнику милиции

Алферову А.В.

Рапорт

Докладываю Вам, что 24.08.2001 я находился при исполнении служебных обязанностей по адресу: Новороссийский район, поселок Соловки, морской причал. В составе оперативно-следственной группы намеревался осуществить выезд на туристическую базу Красная Щель, находящуюся в сорока километрах севернее побережья. По поступившей информации, в данной местности совершено убийство. Уточняю, что ранее, как я докладывал, мною совместно с участковым р-на Апрелевки Завьяловым 23.08.2001 был произведен первоначальный выезд, в ходе которого установлено, что следов пребывания людей на данной турбазе не обнаружено.

Перед посадкой в катер из лесного массива появились две неустановленные личности, мужчина и женщина. Внешний вид свидетельствовал о том, что они больны и находятся в крайней степени истощения. Кроме того, судя по визуальным признакам, они были невменяемы и не руководили своими действиями. На вопросы не реагировали, речь невнятная и больше напоминала звуки, издаваемые животными. Их личности установить на месте не представилось возможным. Указанные лица были задержаны и направлены в ГКБ № 8 г. Новороссийска.

Оперуполномоченный уголовного розыска

ОВД Новороссийского р-на, пос. Апрелевка

С.Б. Иванов28 августа 2001 года

Алферов пробежал глазами и молча порвал лист бумаги. Савелий во все глаза смотрел на него.

– Перепиши, – бросил он.

– Что-то опять не так? – сдержанно спросил Савелий – это был третий рапорт, который рвал полковник.

– Я же говорил тебе, никаких эпитетов. Ты не писатель, а опер. «Истощение, животные…» Это никому не нужно. Коротко и ясно: «Тогда-то задержаны двое неизвестных, личности устанавливаются». Все ясно? Пиши, – Алферов подвинул в сторону Савелия новый лист бумаги.

Молодой человек старательно заскрипел ручкой, а полковник устало прикрыл глаза.

…Вид этих двоих буквально парализовал всех спецназовцев. От них шел страшный запах – смрад гниющей плоти, неописуемого ужаса и смерти. Элитные бойцы «Л», глядя на эти кошмарные пародии на людей, которые, казалось, вылезли прямо из ада, походили на обкакавшихся от страха школьников, которых застукал учитель за битьем стекол. Майор Зеленский потом признался, что эти двое выглядели так, словно их только что сняли с крестов, а гвозди не вынули.

Когда их попытались поместить в машину, парень бросился на одного солдата, рыча, как смертельно раненный зверь. Трое плечистых спецназовцев с огромным трудом смогли его связать, несмотря на то что каждый из них был на голову выше и в два раза шире в плечах нападавшего. При этом этот безумец исхитрился сломать нос одному и вцепиться в шею другому, да так, что проще было оторвать присосавшуюся пиявку. Все это время его подруга сидела на земле и, задрав голову, хохотала. Ее скрутили без проблем.

Перед отправлением на турбазу интуиция подсказывала Алферову, что нечто подобное и следовало ожидать. По дороге в Новороссийск он несколько раз пытался заговорить с юношей, но в ответ слышал только рычание и клокочущие звуки. Никаких документов при нем и его спутнице не оказалось. Обоих отвезли в больницу, поставив охрану из спецназа.

Вечером Алферов пытался поговорить с девушкой. Его взору предстало костлявое существо с высохшим лицом мумии, руки и ноги закреплены ремнями к постели. Алферов уже знал, что, когда ее привезли, у медсестры случился обморок. О том, что она адекватно реагировала на вопросы, не могло идти и речи – она либо молчала, часами уставившись в одну точку, либо смеялась. Полковник направился к молодому человеку. Последний проявлял к полковнику не больше интереса, чем к навозной куче. Но Алферов все же заметил изредка мелькавшие в его глазах проблески сознания. Раздосадованный полковник приказал ввести ему недавно разработанное сильнодействующее средство, способное разговорить испытуемого. При этом присутствовали только он и майор Зеленский. Даже врач, делавший инъекцию, был удален из палаты… Через час, когда доза перестала действовать, юноша впал в забытье. Он рассказал очень много интересных вещей. Смертельно бледные Алферов с Зеленским вышли из больницы. Они не проронили ни слова.

В тот же день началось усиленная проработка участка турбазы.

К концу третьего дня вконец измотанные опера и фээсбэшники сделали вывод: в исследуемом районе признаков пребывания людей не обнаружено. Тем не менее Алферов приказал продолжить поиски в более широких масштабах.

Но Алферов уже догадывался, что ничего из того, о чем говорил ему в тот вечер молодой человек, они не найдут.

Как не нашли Инина. Как не нашли некоего Дениса Аверина, который якобы повесился. Как не нашли трупы его бывшей девушки – Миляевой Д.А, его друга – Сосновцева В.Р. Как не нашли дерева с виселицами.

Лес был пуст и хранил молчание.

Но не это терзало душу полковника. В конце разговора молодой человек неожиданно наклонился к Алферову и, дыша на него мертвечиной, сладко прошептал, чтобы полковник как-нибудь невзначай проверил карманы своей четырнадцатилетней дочери, его любимой единственной дочери Марины. Зеленский этого не слышал.

Слова странного юноши не выходили из его головы целый день, и ночью, когда вся его семья спала глубоким сном, он дрожащими руками взял курточку дочери и вытряхнул ее. На стол, звякнув, упал шприц и завернутая в кусок ваты игла. В кармане также были две ампулы с прозрачной жидкостью без названия. Пальцы разжались, куртка выпала из безвольно поникших рук.

«Как он мог знать это?!»

Он провел бессонную ночь и с утра приехал в управление.

– Товарищ полковник, все готово. – Савелий протягивал ему исписанный листок.

Алферов хмуро прочитал и кивнул:

– Все, свободен. Помни о нашем договоре. И позвони мне завтра, поговорим о твоей карьере.

Савелий, едва сдерживающийся, чтобы не закричать от радости, козырнул Алферову и выскочил за дверь.

(ОНА УЖЕ ДАВНО ЭТИМ ЗАНИМАЕТСЯ.)

Он вздохнул и достал из сейфа дело. Вчера приезжал генерал Зимин, располневший и обрюзгший за прошедшие три года. Он лично встретился с Алферовым.

«И помни, никакой утечки, – говорил он с одышкой. – Молодежь отдыхала рядом с Соловками, ни о какой турбазе они и слыхом не слыхали. Сопляки обкурились травы и утонули. Двое остались, сошли с ума… Инин пропал без вести, возможно, утонул, с Середняковым произошел несчастный случай. Все! А вопрос с турбазой буду решать я лично», – закончил генерал.

Только спустя некоторое время Алферов вспомнил, что Зимин в течение всего разговора ни разу не назвал Красную Щель ее истинным именем.


В кабинет зашел майор Зеленский. Он держал в руках ветхую рассыпающуюся тетрадь.

– Похоже, это дневник, товарищ полковник. Полагаю, по нему не составит труда установить личности туристов, – обратился он к Алферову. От тетради исходил резкий запах, она была сплошь покрыта разводами темно-бордового цвета.

– Выполняй, – сказал полковник. Он даже мельком не взглянул на дневник.

Зеленский потоптался.

– Да, вот тут еще… товарищ полковник… – Майор замялся. – Звонила мать Логинова. Ну, того водителя. Он вчера на радостях, что его выпустили, надрался и раскроил об сарай череп. Умер сегодня в пять утра, не приходя в сознание. – В голосе Зеленского звучали извиняющиеся нотки.

Полковник ничего не ответил. Он равнодушно смотрел в окно.

Марина. Наркотики.

Майор пожал плечами.

– Разрешите идти?

Алферов еле заметно кивнул.

«Сегодня же поговорю с ней», – с горечью думал он.

Мысль о найденных у дочери страшных предметах рыболовным крючком засела в его сознании.

«Может, стоит рассказать жене?» – отрешенно размышлял полковник и внезапно почувствовал абсолютное спокойствие.

Наступила сияющая ослепительной белизной тишина, он слышал только равномерный стук собственного сердца. Руки перестали дрожать, мозг обрел ясность. Полковник Алферов чувствовал себя как никогда хорошо.

О ЧЕМ МОЖНО ГОВОРИТЬ С ЭТОЙ НАРКОМАНСКОЙ Б…ДЬЮ? – прошептал едкий голос.

Струйка пота побежала у него по виску.

(ЕЕ НАДО НАКАЗАТЬ!)

Полковник встал и размеренным движением открыл сейф.

(ОНА УЖЕ ПРИШЛА ИЗ ШКОЛЫ.)

Засунув в кобуру именной «ПМ», Алферов твердой походкой вышел из кабинета, не закрыв дверь. Сотрудники управления провожали его недоуменными взглядами. Он не замечал, что его лицо расплылось в улыбке. В широкой улыбке, неестественной и злой.

Ворвавшийся сквозняк перелистнул несколько страниц дела о турбазе Красная Щель.

ЧАСТЬ III

Однажды я с отцом смотрел программу Жака-Ива Кусто, посвященную глубоководным рыбам. Они живут на огромных глубинах и никогда не видят солнечного света. Эти рыбы отличаются от своих собратьев формой тела, температурой и многими другими свойствами, которые позволяют им жить на фантастических глубинах и чувствовать себя при этом превосходно, в то время как любое другое живое существо, погруженное на эту глубину, будет немедленно раздавлено в лепешку сотнями тонн воды. Мне всегда было интересно знать, что чувствуют эти странные рыбы? Каково им? Вечный холод и темнота, лишь изредка промелькнет фосфоресцирующий силуэт такой же рыбы, и все. И как бы они себя чувствовали, узнав, что там, наверху, есть иной мир? Решилась хотя бы одна из них рискнуть и выплыть наружу, чтобы взглянуть на него?

В передаче было показано, как одну из таких рыбин вытащили рыбаки. Она не выдержала резкого перепада давления, и ее попросту разорвало, вывернуло наизнанку. Зрелище было не для слабонервных, и я запомнил эти кадры надолго.

Не знаю, что ощущала эта бедная рыба в последние минуты своей жизни, но когда я пришел в себя, то мои ощущения можно было сравнить с приведенным примером. По крайней мере, других аналогов я подобрать не мог. И первое, что я услышал в свой адрес, было всего одно слово, заставившее меня зажмуриться в надежде, что это сон: убийца.

Убийца.

Меня поразило не само обвинение, а холодная уверенность, с которой это было произнесено. И с этого дня начались допросы.

Вырванный из почти коматозного состояния (я пробыл без сознания порядка месяца), одуревший от смены обстановки, запахов и систематических допросов, я был похож на слепого щенка, которого оторвали от матери. Чего от меня хотят эти странные люди? Где я? И, пожалуй, самое главное: где Ольга? Где мой пушистый котенок?!

Постепенно я приходил в себя, и выводы были отнюдь не утешительными.

Первое – я все еще в Новороссийске. Если точнее – в психбольнице, из которой, как я понял, выпускать меня пока не торопятся. Второе – Ольга в Москве, за нее похлопотал отец, но, как я понял, она находится в аналогичном учреждении. Допрашивающие меня люди (то ли менты, то ли из органов госбезопасности) с усмешкой сказали, что ее отцу не терпится обсудить со мной кое-какие вопросы. Я так и не понял, что они имели в виду. И третье – наши «каникулы» в Красной Щели навели такой шухер, что на протяжении целой недели сообщения о них не сходили с первых полос газет и вообще были новостью номер один, выйдя даже на уровень международного масштаба. Однажды мне чудом попалась какая-то заметка о том, как один высокопоставленный милиционер (кстати, местный) расстрелял свою дочь, после чего забаррикадировался в квартире и держал осаду почти сутки. И представляете, это событие тоже связали с Красной Щелью!

Ладно, я отвлекся. Допросы продолжались с завидной регулярностью, но я, уже окончательно освоившись, решил выбрать единственно верную (на мой взгляд) тактику защиты. Убийца? Ладушки. Какие у вас, судари, доказательства?

И хотя моей многострадальной голове пришлось немало пережить, у меня все же хватило мозгов не рассказывать следователям правды. Зачем? Чтобы мне прописали двойную дозу лекарств и удлинили рукава рубашки? Благодарю покорно, мои вены и так вспухшие и уродливые, как дождевые черви.

Поэтому мои неизменные ответы на все вопросы были: «Не помню. Не видел. Забыл». Благо к словам у меня имелся весьма веский аргумент – пластинка в черепе. Очевидно, мои ответы приводили стражей правопорядка в бешенство, поскольку я, наверное, напоминал им Никулина в «Бриллиантовой руке»: «Споткнулся, упал, закрытый перелом. Очнулся – гипс». Они затребовали мою историю болезни, и их энтузиазм заметно сник, когда они узнали о перенесенных мною травмах.

(А собственно, что ты помнишь на самом деле?)

Ты помнишь?..

Тела моих друзей так и не нашли, вот почему менты зашли в тупик и так бесились. Дело оставалось открытым, а меня, для успокоения совести, пару раз возили на экспертизу. Как вы думаете, чем все закончилось? Ха-ха. Меня оба раза признали полностью вменяемым! Правда, нацарапали в конце заключения: «…страдает ретроградной амнезией». По-русски это – потеря памяти.

Вскоре меня перевели в другое отделение, почти все мои дырки залатаны. У меня оказались сломаны три ребра. Укушенная рука прошла сама собой. Нос вправили на место, но кривизна все равно заметна (кулаки у Вита что надо!). Хуже всего пришлось ноге. Кроме двух глубоких трещин в кости, у меня оказался серьезно поврежден мениск. В итоге врачи, посовещавшись, вынесли вердикт – остеохондропатия. А это – хромой на всю оставшуюся жизнь. Передвигаюсь я пока с палкой (хорошая такая, удобная палка), но это ничуть не смущает меня.


И вот наступил долгожданный день – отлет в Москву. Врачи неохотно отвечали на мои вопросы по поводу моих прогнозов и пожелали мне удачи. Кроме того, мне следовало каждый месяц являться на обследование в свою поликлинику для нейтрализации, как они выразились, «остаточных явлений». Явлений чего? Остаточных от чего? Если бы я знал.

Я смотрел в иллюминатор, и настроение мое становилось хуже и хуже. Я знал, что просто так меня не отпустили бы. Значит, произошло нечто такое, что кардинально перевернуло версии местных дядей Степ с головы на зад. Вот только что? Знаете, а я уже догадываюсь, какая цена за это заплачена.

Я давно уяснил для себя, что душа человека как колодец – глубокий колодец с чистой водой. И когда какая-то мысль неприятна тебе, ты прячешь ее в ящик и бросаешь на самое дно. Ты слышишь всплеск – и неприятной мысли как не бывало. Но она остается. Я знаю, что даже самый глубокий колодец имеет дно, и если что-то исчезло с глаз, это не означает, что оно действительно исчезло. И я знаю, что ящики, в которых заключены дурные мысли и чувства, гниют, и эта гниль может запросто отравить всю воду и сделать человека безумным.

С каждым днем мне все происшедшее со мной и Ольгой Соломатиной казалось длинным, захватывающим дух сном. Но о таких снах не хочется рассказывать своим близким. Это все равно что признаться в чем-то порочном.

Сны… В последнее время я видел их десятки, если не сотни. И я совру вам, сказав, что они хорошие. Вам страшно? Не бойтесь. Все уже позади.

Вчера мне приснилась старая цыганка. Она вошла ко мне в комнату в медицинском халате и с подносом в руках. «Попробуй это «, – предложила она мне, сняв крышку. На подносе лежала голова Ди, и она улыбалась мне.

А сегодня ночью я видел во сне, как ко мне в окно стучится разлагающийся стервятник с лицом Дэна. Разбив окно, он провизжал: «Пенумбра Фаргаде!»…


Прилетев в Москву, я внезапно понял, что никто меня здесь не ждет. Кроме Ольги. Какое счастье, что она жива!

Я очень хочу увидеть ее.

Матери дома не оказалось, но соседи мне рассказали потрясающую новость. Оказалось, она познакомилась в магазине с какой-то тетей Галей, которая ей сообщила, что скоро на Земле наступит Армагеддон, и единственный способ спастись – вынести из дома все ценное, продать квартиру и уехать куда-то в Тверскую область, к таким же «братьям» и «сестрам», которые живут в полуразвалившейся церкви в ожидании летающей тарелки. По авторитетному мнению тети Гали, эта тарелка унесет их в лучший мир, нежели этот. Не знаю, какие аргументы использовала эта тетя Галя в разговоре с моей матерью, но та в тот же день вынесла из квартиры все мало-мальски ценное и уехала в свою новую семью, ждать тарелку. Занятно, правда?

* * *

Я зашел в квартиру, сразу почувствовав себя чужим. Комнаты пустые, только кровать, шкаф да пара ветхих стульев. Моя электрогитара, новенькая стереосистема, телевизор, диски с фильмами – все исчезло. Но я не расстроился, ведь, по большому счету, это все пыль.

Я сразу набрал телефон Ольги (странно, что его до сих пор не отключили). Трубку поднял отец девушки. Некоторое время он молчал, видимо, оглушенный такой сверхнаглостью. Потом он все же нашел в себе силы послать меня по известному адресу. Я пожелал ему того же, но в трубке уже слышались гудки. Что ж, и это не беда.

Я обязательно найду ее.

Москва, 30 сентября, 19:51

Вечером ее отец сам позвонил мне и сообщил, что нам нужно встретиться для разговора. Я согласился. Действительно, чего мне бояться? Хуже того, что со мной произошло, уже никогда не произойдет.

Смеркалось. Отец Оли, Андрей Борисович, стоял у свежевыкрашенной лавки и нервно курил. Я широко улыбнулся и протянул ему руку, но он только с отвращением посмотрел на нее, будто я протягивал ему дохлую крысу.

Взглянув в его покрасневшие глаза, я сразу понял, что он мне скажет.

– Ты знаешь, где Ольга? – спросил он. Не голос, а скрип наждачного листа по стеклу.

– Догадываюсь, – осторожно сказал я.

– Она в дурдоме. Там, где место тебе. – Он выпустил дым и с горечью рассмеялся: – Никак не возьму в толк, что на нее нашло…

– Вы о чем? – спокойно спросил я. Он еще раз затянулся и выпустил дым прямо мне в лицо, но я даже не отстранился.

– Сегодня она сказала, что это она виновата в смерти молодежи. Что ты на это скажешь, Дима?

Я молча разглядывал носки своих ботинок. Шнурок на одном стал развязываться.

– Что ты молчишь? Ну скажи что-нибудь! – сорвался на крик Андрей Борисович. – Ты что, веришь, что это она разделалась с ними?! Да она плачет, когда я муху пришлепну!

– Мне нечего сказать, – сказал я. – Ольга не делала этого. Только кто меня будет слушать? Я хочу ее видеть.

– Обойдешься, – зло проговорил Андрей Борисович, швыряя окурок за лавку. Его пальцы судорожно крутили дешевую зажигалку. – Очевидно, ей поверили, и они снова открыли дело. Ты знаешь, что ей светит? В лучшем случае – психушка до конца дней. В худшем – тюремные нары. Лет так на двадцать. Или пожизненное.

Я молча кивнул.

Андрей Борисович схватил меня за шиворот. И хотя он был одного роста со мной, я мог бы без труда свалить его с ног. Но не стал.

– Она никогда не выйдет на свободу, сучий потрох, – прошипел он. – Зачем ты потащил ее с собой в этот ад?!

Я попытался освободиться от хватки, но его лицо вдруг затряслось, как желе на блюдце, и он ударил меня. Удар был слабым, но его кулак все равно рассек мне губу. Я облизнул выступившую кровь и не удержался от улыбки. Это испугало Андрея Борисовича. Он что-то понял, попятился:

– Боже, так это ты… Я скажу им, что это ты… Оленька… она ни при чем…

– Говори что хочешь, старый мудак. – Я сплюнул кровь и сделал шаг вперед. Андрей Борисович повернулся и побежал, ежесекундно оглядываясь.

А я стоял и смеялся, задрав голову. Господи, какие же они все придурки!


По дороге домой я купил хлеба и леденцы. Вкусные такие леденцы. Называются «Бон-пари». Вы не пробовали? Напрасно. Их так любят малыши!

И Гуфи. Их любит Игорь Гульфик, мой самый лучший друг. Я его очень люблю.

Возле подъезда я увидел голубя. Голова изъедена какой-то болезнью так, что видно розовое мясо. Крылья облезлые (с такими и летать-то нельзя!), вместо лап – бесформенные обрубки. Он сидел возле урны, нахохлившись.

Я отломил половину батона и раскрошил его. Неуклюже подпрыгивая, голубь стал клевать хлебные крошки, с благодарностью поглядывая на меня. В это же мгновенье стая голубей – молодых и крепких – слетелась к рассыпанным крошкам, буквально отшвырнув моего голубя.

Ругаясь, я разогнал их. Мой друг снова сидел рядом с урной, испуганно поджимая изувеченные лапы. Он не боялся меня.

Голубь принял меня за своего.

Он степенно клевал хлеб, а я машинально грыз леденцы, не подпуская к своему другу других голубей, пока он не проглотил все крошки.

Заходя в подъезд, я напоследок бросил на него взгляд. Голубь смотрел на меня своими оранжевыми глазами, ветер трепал жалкие остатки перьев на его голове. В его глазах сквозили жалость и сочувствие. Понимаете, что я хочу сказать?

Умирающий, истерзанный уличный голубь жалел меня.

Ольга Соломатина,

30 сентября, 22:10

Холодно. Белые с голубизной стены, такой же потолок. Они и правда мягкие, а я думала, что такое только в книжках бывает!

Жаль, мне не разрешают вести дневник. Я так хочу размять затекшие мышцы, услышать хруст в суставах, затем взять в руки ручку и все подробно описать… Ведь из этого может выйти целая книга, вы мне верите?

Я одна. Врачи смеются, когда я прошу, чтобы мне разрешили общаться еще с кем-то. Один из них сказал: «Я скорее посажу наших пациентов в террариум к крокодилу, чем к тебе в палату». Хорошее сравнение.

Мне часто снится Дима. Несмотря на все, что произошло, я по-прежнему люблю его. Поэтому и сделала это заявление. Пусть хоть его отпустят.

Иногда мне снится луна. Я разговаривала с ней. Она мне сказала, что мы скоро увидимся, и во мне все замерло в сладком предвкушении свидания. Но самый, пожалуй, главный вопрос «когда?» остался без ответа – луна просто сказала, что скоро.

А сегодня мне тоже приснилась луна, но сон был ужасен. У луны уже не было доброго и приветливого лица. Вместо него было сморщенное лицо старой цыганки, той самой, которая встретилась нам в Соловках. Она недобро усмехнулась и сказала, что Дима ни в чем не виноват. Затем я увидела болото, в котором мы заблудились. И я видела очертание чего-то огромного, темного, с кривыми конечностями, высившегося над нами. И эта черная вязкая масса, к моему великому ужасу, стала сливаться со мной. Причем мне показалось, что она как бы раздвоилась, пытаясь проникнуть в Диму тоже, но из этого ничего не вышло и он остался чист. Наверное, все дело в железной штуке в его голове, как это глупо ни звучит.

После этого начался вообще кошмар. Как в плохом кино, я видела, как незаметно покинула дом тогда, когда исчез Дэн. Был жуткий секс с ним, доставивший мне неземное наслаждение. Потом я убила его, как самка паука своего любовника, и подвесила, будто воблу на солнце. Вместе с тем появился голод, который нельзя было ничем заглушить. Я приготовила таз с ножом, но начало светать… и ночью я выкопала его тело… Никто ничего не видел, когда я, вымыв руки от земли, вернулась и легла рядом с Димой. Клим… с ним пришлось повозиться. Ира… мне помешали Виталий с Димой, правда, я съела самое сладкое… Игорь… после него я насытилась, но ненадолго. Вит… Там, в трясине, дремлет Божество. И теперь Его частичка здесь, прячется рядом с моим сердцем.

Я подскочила на кровати, будто меня ударило током. Из груди рвался животный вопль. Я с надеждой посмотрела на луну. То же цыганское лицо, изжеванное временем.

«Сейчас», – прокаркало оно и исчезло. В окно равнодушно светила обычная луна, но я-то знала, что время пришло. О да. Я избранная. Я иду к тебе, любимый. И у меня есть для тебя сюрприз. В моей духовочке печется пирожок, наш общий пирожок.

Я села на кровати, свесив ноги на пол.

Москва, время 00:18

Я уже лег спать, когда зазвонил телефон. Кто бы мог звонить в такое время? Неужели моя персона кому-то интересна?

Оказалось, да.

– Дима, – послышался в трубке голос, и понял, что это снова отец Оли. Только голос был каким-то странным.

– Чего тебе еще нужно? – рявкнул я.

– Оля… позвонили из больницы… – Из трубки донеслись квакающие звуки, и я закричал:

– Что случилось?

– Ее нет, она исчезла. Два санитара убиты, а ее палата пуста.

– Это правда? – прошептал я.

– Да. И еще. Я должен был сказать тебе раньше. Ольга беременна.

Неожиданно связь прервалась, и я медленно повесил трубку в надежде, что он перезвонит. Не перезвонил.

У меня будет ребенок? Мой ребенок?

Потом я потерял сознание.


Когда я пришел в себя, было около двух ночи. Из болтающейся трубки нудно слышалось: ТУ-ТУ-ТУ-ТУ!..

Я вполз на четвереньках в кухню и достал из холодильника бутылку водки. Она была почти полная, вчера я выпил только одну стопку. Я вспомнил, как звонил на днях Дэну, чтобы пригласить его отметить со мной мое возвращение домой, но его не оказалось дома. Трубку подняла какая-то женщина. Она заплакала и сказала, чтобы я никогда сюда не звонил. Странно.

Открыв бутылку (какая она холодная!), я одним махом выпил почти половину. Отшвырнул ее в сторону. Пополз в коридор.

Я стал раздеваться.

(прошлое тянет к тебе руки мертвецов)

(чтобы понять живых, нужно общаться с мертвыми)

Какие занятные были каникулы.

Я скинул с себя одежду и пополз к ванне. По дороге меня вырвало.

(Пенумбра Фаргаде)

(ты любишь?..)

Ольга. Ребенок.

Волочась мимо своей комнаты, я услышал скрип.

Кто там?

Заглянув в комнату, я увидел, что дверца моего шкафа приоткрыта. Я никогда не оставлял ее открытой. Внутри шкафа слышалась какая-то странная возня. Словно кто-то очень долго сидел в неудобной позе, ожидая меня, чтобы преподнести приятный сюрприз (а вот и я!), и у него затекли все конечности, и теперь неловко ворочается в моем шкафу, чтобы принять более удобную позу…

«Знал девчонку я, друзья. Ольгой ее звал я. Я прошел бы семь морей, чтоб обнять ее скорей. Тутти-синди, тутти-на, дайте мне стакан вина…» Запахло тиной.

Я зашел в ванную и включил душ.

Снаружи послышался звук сирены и визг тормозов.

Когда ванна наполнилась, я с наслаждением окунулся в теплую воду.

Скрипнула дверь. Кто там еще? Я очень занят.

В коридоре послышался хлюпающий звук, словно в слякоть упал камень.

Господи, прости меня.

Я закрыл глаза, как вдруг мои ноздри уловили знакомый запах.

Запах диких таинственных лесов,

(болота)

заброшенных в далеких горах, который я всегда буду помнить.

Буду помнить всегда.

В коридоре раздались шлепающие шаги, словно кто-то мокрый очень медленно продвигается к ванной. Запах водорослей. Я знаю, кто это. Поэтому я и оставил открытой дверь ванны.

В дверь кто-то позвонил. Трели звонка раздражали.

(ты любишь, ты любишь?)

(да, я люблю тебя больше всех на свете…)

В дверь начали стучать.

Я чувствовал, как губы мои раздвигаются в разные стороны, образуя на лице широчайшую в мире улыбку. По подбородку потекло что-то теплое.

* * *

Дверь ванной приоткрылась. Улыбка не сходила с моего лица.

Москва, 5 октября, 20:45

В тесной каморке местного РЭУ, на двери которой висела табличка «Для технического персонала», сидели двое. Рабочий день закончился, но уходить домой не хотелось, и парочка решила уединиться, тем более их общество скрашивала только что початая бутылка «Столичной».

– Ну что, Васильевна, давай за нас… Охх-хорошо… – Опрокинув стакан с водкой, усатый мужчина лет пятидесяти с испитым лицом закусил заветрившимся куском колбасы.

Сидящая напротив него толстая неряшливого вида женщина в замызганном халате кивнула и последовала его примеру. Ее отекшее лицо и сизый нос в голубоватых прожилках также говорили о многолетней безуспешной борьбе с зеленым змием.

– Ох, устала я сегодня, Семен, ноги ломит, прямо напасть какая… – сказала женщина. – Не справляюсь я уже…

– Ладно тебе, не прибедняйся. – Мужчина прикурил мятую папиросу. – Я сегодня тоже полдня дерьмо прочищал – накидали в сортир затычек с прокладками, мать их ети, а ты чисть! – проговорил он, но в голосе его не было злобы, скорее усталость и безразличие.

– Митрич недоволен был, сказал, что медленно все делаю, – словно не слыша собеседника, продолжала уборщица. – А что я? А, Семен?

– Прекрати ныть! Налей лучше, – пробурчал слесарь.

Толстуха с готовностью плеснула сначала себе, затем мужчине. Не чокаясь, они выпили и снова погрузились в молчание.

– Семен, – наконец нарушила тишину женщина. – А чевойт к нам опять сегодня журналюги приезжали, а?

Мужчина зло сплюнул.

– Надоели хуже редьки, козлы.

– А чево они хотели-то? – не отставала толстуха. Привычным движением она вновь наполнила грязные стаканы.

– Хотели? – Семен взял стакан и посмотрел сквозь него на тусклую лампочку, освещавшую каморку. – А все про того парня спрашивали, из 45-й квартиры. Помнишь, Димка Стропов?

Уборщица, соглашаясь, кивнула.

– Давай, чтоб парень нашелся… – негромко проговорил слесарь и выпил. Лицо его еще больше раскраснелось.

– Семен, ты чевойт торопишься куда, а? – недовольно спросила женщина. – Я так быстро не могу… Так его не нашли, што ли? Димку-то?

– Нет. И не найдут. – Слесарь выудил из мутной банки соленый огурец и захрустел им.

– Это почему? – Рука со стаканом замерла в сантиметре от разинутого рта толстухи.

Мужчина усмехнулся и стряхнул пепел с папиросы:

– Ты выпей, а то по трезвости испужаешься.

Уборщица вздохнула и залпом выпила. Поморщилась, замахала перед ртом руками:

– Ох и злющая… Рассказывай. – Она требовательно посмотрела на Семена.

– А чего рассказывать-то, – пробурчал тот. Он все постукивал ногтем указательного пальца по папиросе, хотя уже было явно видно, что пепла на ней нет. – Зовет меня значит, Максимовна, мол, боюсь, дверь у меня там изнутри заперта, а там сын вроде… Ну, я инструмент взял и за ней. Дверь открыл быстро – там замок неважнецкий.

Язык Семена постепенно заплетался все больше. Нетвердой рукой он разлил остатки водки по стаканам. Толстуха жадно слушала, приоткрыв рот.

– Входим, значит, в квартиру, и чувствую – вонь стоит, будто во всем доме стояки прорвало. Только в ихней квартире с канализацией все в порядке. Я однажды там ремонтировал шаровой кран…

– Семен, да что ты все про трубы свои, будь они неладны? – не выдержала женщина. – Ты давай говори, что дальше-то было.

Слесарь поднял стакан и зачем-то понюхал его.

– А дальше, Васильевна, я вот что тебе скажу. Только смотри, не скажи кому, а то я тебя в канализации утоплю! – пригрозил он.

– Вот те крест, – быстро перекрестилась толстуха.

Семен строго глядел на нее покрасневшими глазами.

– Ну ладно, – смягчился он. – Димки там не было, это знаешь и ты. Другое странно. Приехала мать его, Максимовна. Она облазила все углы и сказала, что вещи парня на месте.

– И чево? – округлившимися глазами смотрела на слесаря уборщица.

– Чего-чего… А того, что не мог он без порток на улицу выйти, даже если по трубе водосточной, понятно?

– Ох, Семен, – прошептала она.

– Вот тебе и Семен. Но и это не главное, Васильевна. В коридоре мы с Максимовной увидели следы. Будто кто по грязи босым лазил, а потом в квартиру пришлепал.

– Господи, чьи следы-то? – побледнев, спросила женщина, отодвигаясь назад.

– Не знаю, – слесарь задумчиво покрутил пожелтевший от никотина ус. – Похожи на девичьи, такие узенькие, аккуратненькие… Я говорю Максимовне: «Не надо вытирать, пущай милиция разбирается», а она: «Нет, не могу, когда в доме грязно!», а у самой лицо белое, губы трясутся, того и гляди заплачет. Вот так! – С этими словами Семен опрокинул в себя остатки водки.

– Господи, спаси и сохрани, – снова перекрестилась женщина.

– Васильевна, – с трудом ворочая языком, пробормотал слесарь. – Ты обещала молчать. – Он икнул и взял корку хлеба. – Смотри, коли расскажешь кому.

– Семен, да я ж… Клянусь богом! – обиженно сказала толстуха.

– Максимовну жаль, хотя она в последнее время малость того… А журналюг этих терпеть не могу, проклятых, – осоловелым голосом произнес Семен. – Ни хрена им не скажу, пусть хоть режут…

Они помолчали.

– Ну… пойдем, што ли, Семен, – поднимаясь, закряхтела женщина. Несмотря на тучность, она ловко убрала со стола.

Они вышли наружу, с удовольствием вдыхая ночной воздух. На чистом небе засиял тоненький серп месяца.

– Хорошо-то как, а? – вырвалось у женщины.

Семен ничего не ответил. Поддерживая друг друга, они обнялись, как влюбленные, и поплелись прочь, любуясь ночным небом.

Примечания

1

Персонаж мультфильмов Уолта Диснея, неуклюжий, добродушный пес.

2

Я люблю молоко, потому что оно выходит из сисек (англ.).

3

Истина в вине (лат.).

4

Психиатрические больницы.

5

Легендарный воин, в Средневековье возглавивший борьбу шотландцев против колониального захвата их земель англичанами.

6

Разновидность долголетних деревьев, растущих на юге России, его часто называют «железным деревом», так как самшит тонет в воде, растет очень медленно – по 1–1,5 см в год.


на главную | Дикий пляж | настройки

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 119
Средний рейтинг 4.5 из 5



Оцените эту книгу