Книга: Его высочество господин целитель




Его высочество господин целитель

Виталий Михайлович Башун

Его высочество господин целитель

Будь здоров – 2

Его высочество господин целитель

Название: Его высочество господин целитель

Автор: Башун Виталий Михайлович

Серия: Будь здоров. Книга 2

Жанр: фэнтези

Издательство: Альфа-книга

Страниц: 352

Год: 2011

ISBN: 978-5-9922-1017-0

Формат: fb2

АННОТАЦИЯ

Филлиниан — молодой талантливый студент, будущий целитель в мире, где самые могущественные маги именно целители, — вернулся из трудного и опасного похода. Ему вновь предстоит учиться, работать и… защищать жизнь друзей от напасти, о которой раньше он даже помыслить не мог. Будет у него и любовь близких, и предательство друга, и совсем неожиданный титул наследника престола могущественной империи.

Виталий Башун

Его высочество господин целитель

Его высочество господин целитель

Его высочество господин целитель

ПРОЛОГ

«Королевская служба охраны и разведки (КСОР).

Выписка из личного дела индивида, подлежащего особой охране короны.

Группа : высшие лица государства.

Подгруппа : целители и потенциальные целители.

Имя : Филлиниан деи Брасеро.

Оперативный псевдоним : Филин.

Титул : наследник титула баронов Брасеро, вассалов герцогов Маринаро.

Общественный статус на текущий момент : студент королевской академии магических искусств, факультет лекарского дела, курс — четвертый.

Семейное положение : женат, имеет дочь. Жена — дочь герцога Маринаро, в настоящее время проходит курс обучения в КСОРе.

Способности к целительской магии Филлиниан проявил на втором курсе, создав проникающий огнешар. Был замечен бывшим офицером боевых подразделений КСОРа, замещающим должность хранителя склада материальных ценностей академии. Студенту были назначены наставники: целитель Лабриано (боевое применение магии) и Греллиана (целительство и лекарское дело). Кроме прочего, прошел краткий курс самообороны под руководством наставника из учебного центра нашей службы.

На практику был направлен в городок Сербано вместе с однокурсницей Кламирой деи Лермоно. Одновременно в Сербано была распределена на практику в составе тренировочной пятерки его будущая жена, Свентаниана деи Маринаро, студентка факультета боевой магии. Обстоятельства направления на практику дочери герцога Маринаро в потенциально опасный район на границе с Лопером выяснены досконально, виновные привлечены к ответственности. Подробности — в деле №…

Неподалеку от Сербано карета Свентанианы подверглась нападению со стороны лоперских боевых групп. Как выяснилось впоследствии, целью нападения являлось похищение либо убийство дочери герцога. Филлиниан проявил себя достойно, уничтожив с помощью боевой целительской магии несколько противников, чем обеспечил победу практически без жертв с нашей стороны.

Вторично Филлиниан участвовал в отражении нападения лоперских боевых отрядов в окрестностях Сербано, где вместе с руководителем практики знахарем Герболио и однокурсницей занимался сбором трав. В результате боевого столкновения лоперцы были уничтожены, а оставшиеся в живых невидимки и Герболио со студентами оказались под завалом. Филлиниан смог удержать купол и пробить туннель наружу, тем самым освободив остатки отряда из-под завала.

Сон целителей про прохождение лабиринта он видел, как и все целители. Согласно нашим сведениям, знания кристалла принял.

Отмечается еще один факт, имеющий отношение к дальнейшему. Свентаниана, убежденная в гибели друга, увидела сон, где Филлиниан сообщил ей, что ему удалось выбраться из-под завала. Сведения подтвердились до последней мелочи. Опрос некоторых целителей позволил признать возможность вещих снов между духовно близкими людьми. На основании вышеизложенного можно считать достоверным утверждение Свентанианы, будто она снова видела сон, в котором муж сообщил ей о своем возвращении из Лопера и о том, что ему грозит ложное обвинение в государственной измене со стороны некоторых чиновников на почве личной неприязни. Считаем своим долгом снова обратить ваше внимание: сокрытие факта принадлежности целителей к данной категории специалистов скорее препятствует охране их жизни и здоровья, нежели способствует оному.

Летом сего года Филлиниан был направлен в составе экспедиции под руководством Лабриано в ущелье Змей близ Сербано. Прикрывая отход отряда от атак монстров, снова оказался под завалом и был сочтен погибшим. Однако, как выяснилось недавно, ему удалось пройти под Грассерскими горами и выйти в Лопер, где он присоединился к отряду графа Цвентиса фро Кордреса, переправлявшего больную дочь в горный замок. Филлиниан представился графу поваром Алониусом. В отсутствие графа на замок было совершено нападение, и Филлиниану удалось вывести в подземные пещеры дочь графа и двух ее слуг. Он провел их через горы подземными туннелями, благополучно избежав погони.

Несмотря на утверждение Филлиниана, что он не раскрывал свое инкогнито, есть основания предполагать, что граф о многом догадывается.

Подписи: заместитель начальника канцелярии КСОРа полковник Звеликаро, начальник отдела думающих капитан Монниалиано».

Генерал Алтиар отложил бумагу и задумчиво потер переносицу. Интересная комбинация назревает. Дочь влиятельного графа, сторонника молодого короля, которого негласно поддерживают наш монарх и кабинет министров, спасает элморский студент-целитель. Мало того, он еще попутно вылечил ее от недуга. Ее папочка уже должен быть весьма признателен Элмории, а если еще предложить укрыть ее здесь, у нас, то… Впрочем, об этом потом. Сначала разговор с парнем. И наставников его пригласить, а то мало ли… Те его хорошо знают и подмену раскусят в момент. Хотя конечно же большую глупость и представить сложно. Подменить целителя можно только целителем. Да и жена уже признала парня своим мужем, а девочка она очень умная, со временем обещает стать достойной сменой старикам. Если не погрязнет в домашних хлопотах.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

— Мальчишка! Сопляк! Что ты себе позволяешь?! Как ты мог до такого додуматься?! Тебя в детстве родители пороли?! Нет? Так вот, я сейчас тебя выпорю! Чтоб знал в следующий раз, как вытворять подобные вещи!..

— Мы чуть не поседели, когда услышали о случившемся, а он тут сидит головой вертит! Нет уж, смотри мне в глаза! Этому тебя учили?! Этому?! Тебя спрашивают!.. Что отворачиваешься?! Слушать неприятно? А нам каково?..

— Ты понимаешь, что был совсем рядом с чертогами богов?! Понимаешь?! И тысячи егерей никогда не смогли бы исцелиться, потому что один безответственный мальчишка…

— Да ему после такого нельзя доверить даже полы в процедурной мыть!

— Никаких исцелений! Доучиваешь боевую магию и идешь работать в гвардейскую пятерку! И чтобы близко к больнице не подходил! С тобой точно не соскучишься!

Эта буря эмоций волнами гнева била в мою бедную голову то слева, то справа, то с обеих сторон одновременно — и это после искренней радости встречи. Может, для кого-то дело привычное, когда два целителя, с их-то уровнем самоконтроля, одновременно приходят в ярость и начинают орать прямо в уши всякие нехорошие слова, но для меня такое в диковинку. Конечно, когда я несколько раз удачно исцелил пациентов сербанской больницы, наставница Греллиана меня отчитывала, но то было просто ласковое поглаживание по сравнению с сегодняшней выволочкой.

Однако как эти двое спелись! Лабриано кричит слева — Греллиана орет справа. Один начинает — другая подхватывает. Можно подумать, они всю жизнь репетировали, готовились — и наконец представился случай, долгожданная премьера. Ваш выход, маэстро! Мое выступление на этом празднике воспитания юнцов не предусматривалось.

Я старался держать нос по ветру и быть вежливым. Соответственно, получалось, что в каждый момент времени я смотрел на кого-то одного, повернувшись затылком к другому. Это еще больше раздражало моих наставников: каждый хотел выплеснуть накипевшее прямо в мои бесстыжие глаза, а я, видите ли, постоянно отворачиваюсь, словно слушать не хочу. Они распалялись все сильнее. Когда я наконец-то понял причину их негодования, то моментально прекратил крутить головой и уставился прямо перед собой, созерцая узор деревянных панелей кабинета.

Игра в «Тридцать три подзатыльника», где без всякой жеребьевки получение подзатыльников назначили мне, а выдачу — моим наставникам, проходила в кабинете господина Кламириана, личного порученца генерала Алтиара из королевской службы охраны и разведки. Господин Кламириан любезно пригласил участников «игры» к себе на третий день моего пребывания в столице.

Получив разрешение секретаря войти в апартаменты, я скромно переступил порог и сразу заметил своих наставников Лабриано и Греллиану, которые с недовольным видом сидели друг напротив друга за столом для совещаний. Боги, как я по ним соскучился! Они не были преподавателями академии, но именно с ними я проводил большую часть учебного времени, постигая тайны профессии целителя. Я всей душой ощутил, как груз забот и принятия ответственных решений наконец-то перекладывается с моих плеч на крепкие плечи наставников. Они рядом, значит, все будет хорошо. Можно спокойно довериться им, а самому отправиться навестить друзей. Разыскать Сена, Весану, Вителлину и прочих, прихватить жену, чтобы не подумала чего, и закатиться всем вместе в какую-нибудь полуприличную харчевню. Именно в полуприличную. В неприличной плохо готовят, а в приличной могут и не позволить от души побеситься. Закажем побольше хорошего вина и пива, жареного гуся с перчиками под пикантным соусом, подкопченные свиные ребрышки со специями, рыбку всякую-разную соленую-вяленую-копченую, пироги с малиной-крыжовником-яблоками-цукатами…

Соблазнительная картина предстоящей пирушки возникла в воображении настолько детально и четко, что я сглотнул слюну и лишь после этого сделал робкий шаг в кабинет. Как себя вести? Что говорить?.. Знают ли наставники, что я живехонек, или им еще ничего не сказали?..

Лабриано повернул голову в сторону господина Кламириана и, даже не поинтересовавшись, кто вошел в кабинет, проворчал:

— Вы, почтеннейший, без двух целителей никак не можете решить свои текущие проблемы? За пятнадцать минут, что мы у вас просидели, уже восьмой служащий вашей конторы влезает с вопросами, а вы все никак не можете объяснить, зачем нас так срочно вызвали.

— Прошу меня извинить, произошла маленькая нестыковка во времени. Этот человек уже здесь, и я в первую очередь прошу вас — уверен, что это формальность, не более, — подтвердить его личность. — Кламириан указал на меня рукой, и гости равнодушно повернули головы в мою сторону.

Полминуты длилось молчание. Лица наставников ничего не выражали, и мое сердце дало сбой. Ну не могли они меня не узнать! Не могли! Что же происходит?! Вдруг Греллиана пошатнулась, откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Мне показалось, что по ее щеке скользнуло что-то блестящее и прозрачное и пропало. Зная твердый характер этой женщины, я принял обоснованное решение не верить своим глазам. А вот Лабриано оказался менее сдержанным. Вместо обычно воркующего с примесью хрипотцы и ехидства голоса из его горла вырвался победный рык голодного льва, и сам наставник, словно боевой хомячок, ринулся ко мне, сметая все на своем пути.

Я растерялся, не зная, что подумать и что предпринять. Меня сейчас будут убивать или обнимать? Срочно активировать защитный доспех или растопыривать руки для объятий?

Все-таки события в Лопере пошли мне на пользу — соображать я стал явно быстрее. Растопырил руки и… активировал доспех. Без шипов. Мячиком отлетев от меня, наставник бессознательно активировал собственный доспех и остановился. Вместо ожидаемого громоподобного вопля я услышал сдавленный шепот:

— Филлиниан… Живой…

Со стороны Греллианы послышался глубокий вздох со всхлипом и тихий голос:

— Ну засранец! Я тебе покажу, как пропускать занятия без уведомления наставников!

Женщина вышла из-за стола, размашистым шагом подошла ко мне, пристально вгляделась в мои глаза и быстрым движением притянула мою голову к своей груди. Доспех я, разумеется, к этому времени уже деактивировал. Лабриано тоже подошел с левого бока, положил руку мне на плечо и молча крепко сжал.

Так мы и простояли некоторое время живой картиной «Возвращение блудного студента», пока хозяин кабинета не напомнил о своем существовании:

— Простите, господа, что прерываю вас в такой момент. Я понимаю ваши чувства, но, к сожалению, время неумолимо бежит, а некоторые вопросы мы обязаны решить до обеда.

Наша триединая композиция распалась, и наставники под белы ручки сопроводили меня к столу, где усадили между собой, не мучаясь проблемой разгрома другой части кабинета. Кламириан предложил мне кратко пересказать, что со мной произошло, и подробнее осветить те моменты, которые касались непосредственно целительства.

Как я и предполагал, рассказ об исцелении егеря от паучьей болезни вызвал бурную реакцию со стороны наставников с последующим штурмом моих ушных раковин посредством модулированных звуковых волн. Дровишек в топку их ярости подбросило признание, что ассистировала мне младшая помощница, даже не знахарь, как в Сербано. Порученец растворился в темном углу кабинета и, прикинувшись ветошью, тихо пережидал грозу, используя все мастерство, приобретенное в схоле невидимок. Зато наставники от всей души, не стесняясь в выражениях — слава богам, обошлось без рукоприкладства, — врезали мне громовыми раскатами сразу в оба органа слуха, проверяя их выносливость и адаптивность. Минут десять продолжалась бомбардировка моего отупевшего мозга тяжелыми валунами правильных слов и прописных истин, пока снаряды не кончились, а баллиста и фрондибола не рухнули замертво от усталости. Проще говоря, наставники стали повторяться, а языки их — заплетаться.

Греллиана откинулась на спинку стула, достала платок и, утомленно протирая мокрое от пота лицо (видно, не на шутку за меня переживала), негромко сказала:

— Слава богам, что без метастазов, а то бы…

— Мм…

— Что? — живо насторожилась наставница.

— Вообще-то… с метастазами… на последней стадии… — робко промямлил я, ожидая уже не бури, а урагана, тайфуна, торнадо или всемирной катастрофы на мою несчастную голову.

Вместо этого оба громовержца со стоном схватились за головы, всем своим видом показывая: убиты наповал ржавым кривым ножом без ручки.

— Я предлагаю, — слабым голосом зачахшего в вегетарианстве тигра сказала Греллиана, — тихо задушить этого примерного ученика и прикопать где-нибудь…

— Если вспомнить, сколько раз его уже все хоронили под камнепадами, то прикопать не получится — вылезет и снова будет нам нервы на магус наматывать, — на полном серьезе подхватил Лабриано.

— Рассказывай. Всё. В мельчайших подробностях, — ровным голосом приказала целительница.

Я и рассказал в деталях, стараясь ничего не упустить. В том числе о слиянии с пациентом (мне показалось, наставники одобрительно переглянулись), о капельнице, сделанной из преобразованного узора защитного купола (здесь Греллиана и Лабриано одновременно недоверчиво хмыкнули), о самом процессе исцеления и о том, что из-за сопротивления организма больного я не мог прервать сеанс.

— Пожалуй, его спасло использование капельницы, — первой вышла из задумчивости целительница. — Как ты считаешь?

— Уверен, — подтвердил Лабриано. — Иначе у него и наполовину не хватило бы ресурсов. Следует признать, что в этих новомодных капельницах, придуманных травниками, есть что-то полезное и для нас.

— Я считала, что проку в них нет: пока их состав по венам дойдет до сердца и вернется в нужную область… А мальчишка, следует признать, здорово придумал — вводить иглу прямо в артерию возле больного органа. Еще, пожалуй, можно будет расщеплять поток и распределять прямо по капиллярам…

Все затихли, обдумывая новую идею.

— Ну-ка, покажи узор трубки, — попросил меня Лабриано.

Я продемонстрировал трубку и еще показал узоры для перемещения флаконов. Магическим зрением мы втроем разглядывали структуры. Я — в очередной раз, наставники — впервые.

— Так, — сказал Лабриано. — Ясно. Вот сюда добавляем блок управления, сюда — узор сглаживания, ты его еще не изучал, поэтому и не мог использовать… Зачем отталкивать поток вещества от стенок, когда можно реализовать простое скольжение вот этой добавкой. Так и трубка получается гораздо тоньше… По размерам уже сопоставима с капиллярами.

Вот что значит опыт!

— А вот тут можно добавить рассекатель, — воодушевилась Греллиана. — Тогда впрыск пойдет избирательно… А если еще добавить фильтры, чтобы поступали только нужные вещества…

— Я полагаю, это лишнее, — прервал ее Лабриано. — Клетки тела сами разберутся, что для них необходимо, а что — нет.

— Они-то разберутся, лишнее потреблять не станут. Но куда это лишнее девать? Предлагаешь фильтровать через печень? Ты же прекрасно знаешь: то, что для одной области организма — лекарство, для другой — яд. Мало клеткам и без того достается? А ну как не выдержат даже с магической поддержкой? Ведь не просто так лекари прокачивают через вены существенно ослабленные растворы. А ты предлагаешь… Может, еще и к печени капельницу подвести с магически насыщенным раствором?



В течение десяти минут они спорили, забыв не только обо мне, но и о Кламириане, который некоторое время назад растворился где-то в углах кабинета да так и не появился на своем месте. Кажется, целители заполучили новую игрушку. Как говорил когда-то дедушка Лил, декан лекарского факультета: «Все мудрецы знают, что невозможно сделать невозможное, но приходит один дурак, который этого не знает, и… делает невозможное». В данном случае мои наставники настолько привыкли передавать ресурсы пациенту непосредственно от самих себя через кожу, что и не задумывались о достижениях простых лекарей, то есть о капельницах. Ведь давно известен метод дозированного снабжения организма необходимыми веществами наряду с магическим воздействием, однако никто из целителей почему-то даже не пытался взять его на вооружение. Неужели банальная гордыня? Дескать, а что полезного для нас, небожителей, вообще могут изобрести эти лекаришки? Куда им до нас, могучих целителей? Целитель — это звучит гордо!

Тьфу! Я на миг представил себе, что пытаюсь исцелить егеря без помощи капельницы. То есть традиционным методом. Боюсь, и больного не спас бы, и сам бы загнулся.

С одной стороны, да, рискнул. Действительно самоуверенный мальчишка, правы наставники. Но их правота отдает мертвым формализмом и пыльными инструкциями, не способными заменить простейший антисептический порошок. Эти до ужаса правильные указания не допускают риска, но заслоняют толстой пачкой бумаги живого человека. Избежать выволочки, которой я сейчас удостоился? Да запросто. Вот он, умирающий егерь, а в моих руках — совершенно четкая инструкция, требующая не вмешиваться и дать ему спокойно умереть. Однако стоит вдуматься и осознать, что человек умер из-за твоего бездействия и нежелания рисковать — сразу становится страшно. Завтра твой друг так же холодно, в соответствии с этой же правильной инструкцией, оставит тебя умирать и будет абсолютно прав с точки зрения мертвой логики бездушной бумажки. Значит, инструкции — зло? Наплевать и забыть?

Но, с другой стороны, помер бы я там, с Норбиано в обнимку — и, как сказали наставники, тысячи таких Норбиано остались бы без моей помощи в будущем. Не было бы у них будущего. Некому было бы им помочь.

Так для чего же я существую? С какой целью боги дали мне целительский талант? Оценивать риски или спасать людей? Не будет ли поздно, если я начну излишне долго раздумывать об этом?

Заметив мои душевные терзания, Лабриано прервал спор с коллегой и мягко сказал:

— Осознал наконец, чем могло завершиться твое целительство? Двумя могилками, двумя безутешными вдовами и детьми-сиротами в двух семьях сразу… Однако, — он мне неожиданно подмигнул, — не помоги ты егерю, я бы засомневался, целитель ли ты. Риск в нашем деле неизбежен, милейший. И мы тебя учим не избегать его, а минимизировать. В Бардиносе, признаем, у тебя не было никакой возможности подстраховаться, но продумать весь процесс ты был обязан, пусть и потратив на это лишних полчаса.

— Так я и продумал… как мог… — начал было оправдываться я, но меня прервали на самом интересном месте.

— Давайте уже закончим с этим вопросом и перейдем к следующему. Надеюсь, с егерем все? — тоном, не допускающим возражений, спросила Греллиана.

— Не совсем…

— Еще что-то? — с нешуточной угрозой в голосе прервала меня наставница.

— Сущая ерунда. Я всего лишь внедрил в его тело узор регенерации и в разум — знание, как им управлять.

Мне снова пришлось демонстрировать структуру узоров и объяснять, что к чему. Наставники сошлись во мнении, что узор, конечно, любопытный, но не более того. Без присоединенных знаний по его управлению сам по себе он ничего не стоит, а внедрить егерю знания удалось только потому, что при исцелении у меня с ним был очень плотный контакт. Так что в повседневной работе с обычными людьми этот узор использовать нельзя — гораздо проще и надежнее задействовать уже давно известные амулеты.

— Теперь-то все? — в очередной раз спросила Греллиана и, дождавшись моего подтверждения, продолжила: — Перейдем к любимым вопросам КСОРа. Речь идет о секретности… Сомневаюсь, что младшая помощница, присутствовавшая при операции, могла отличить магию целителя от простой магии лекарей, поэтому, я считаю, тайна короны нисколько не нарушена. А ваше мнение, господин Кламириан?

— Если уж говорить о секретности, то здесь все гораздо проще, чем можно предположить.

Я даже вздрогнул, когда Кламириан возник из воздуха прямо в своем кресле. Мы уже и забыли, у кого в гостях выясняем отношения.

— Буквально на днях король подписал указ, который предписывает до минимума снизить режим секретности в отношении целителей. Ох! — совсем по-человечески вздохнул порученец. — Мне даже страшно произнести то, что сейчас я собираюсь довести до вашего сведения. Однако надо. Принято решение… рассекретить этих специалистов. Правда, до публикации имен в газетах, как в Лопере, дело не дошло, но теперь, в соответствии с указом, «означенным персонам разрешается называть свой истинный статус и в доказательство принадлежности к целителям демонстрировать способности, дабы граждане королевства, а равно и других стран, участвующих в договоре о лекарско-целительской взаимопомощи и взаимообмене, могли осознанно помогать им и не чинили препятствий в профессиональной деятельности», — процитировал он.

— Ну наконец-то, свершилось! — воскликнула Греллиана, не сдержав радости.

Лабриано скромно покивал головой — дескать, давно пора.

Вспомнив, как он высмеял мои потуги законспирироваться при первой нашей встрече, я догадался, что мои приключения в Бардиносе и скитания в Лопере если и повлияли как-то на издание королевского указа, то незначительно. Примерно как последняя капля дегтя шлепается с маху в и так уже переполненную чашу уксуса.

— Я знаю, что вы, госпожа Греллиана, принимали самое активное участие в рождении этого межгосударственного договора, — обратился к целительнице порученец генерала.

Только сейчас, к своему стыду, я обратил внимание на несколько больной вид своей наставницы. У нее было бледное, изрядно похудевшее лицо и тени под глазами, а в одежде усматривалась некоторая едва заметная небрежность.

— Однако на означенные меры руководство страны пошло исключительно благодаря работам небезызвестного вам графа Гиттериана деи Ванторо, — добавил Кламириан.

Мне это имя ни о чем не говорило. Я с недоумением посмотрел на наставников. Они, похоже, прекрасно знали, о ком идет речь, но тем не менее их лица также не выражали понимания ситуации.

— Граф — весьма известный за границей целитель. У нас он почти неизвестен из-за секретности, — специально для меня пояснил Кламириан.

— Он специализируется на изучении мозга, психических процессов, структур памяти, воображения и мышления, — добавила Греллиана. — И каким образом его работы помогли вам принять столь страшное для себя решение? — с легкой усмешкой спросила она.

— Вы не понимаете, — мрачно посмотрев на наставницу, ответил порученец. — Веками мы хранили и оберегали тайну целителей. Думаете, легко внушить всему миру, что целителей не существует? Что их нет? Что они — миф, сказка? Даже исцеленные обязаны были хранить тайну. Многие высокопоставленные персоны, пока их не касались болезни или увечья, до последнего момента толком ничего не знали. — Кламириан горько вздохнул. — Сколько изощреннейших слухов было пущено среди населения, сколько газетных статей и даже романов написано талантливейшими авторами с целью сокрытия информации… Вы себе не представляете! А сколько профессионалов высочайшего уровня в одночасье фактически лишились работы…

— Не понимаю вашей скорби, господин личный порученец господина генерала, — прервала целительница стенания Кламириана. — Если эти сотрудники действительно профессионалы, им найдется применение. Ваше ведомство сможет направить усилия на решение куда более важных и нужных задач. Заодно почистите свои ряды от дармоедов, плодящих тонны никому не нужных инструкций и разводящих тайны на пустом месте… Вспомните, как назойливо уговаривали гостей из халифатов и империи Сун ни в коем случае не называть наших целителей коллегами, — так сказать, во избежание и в целях пресечения…

— Не буду с вами спорить, сдаюсь, — вяло поднял руки порученец генерала. — Только вот, похоже, и я дорабатываю на этом месте последние дни, — не сдержал он грусти.

— Не расстраивайтесь, Кламириан, — вмешался в разговор Лабриано. — Я знаю вас не первый год и сегодня же переговорю с генералом. Уверен, что он прислушается к моему мнению. Вы талантливый организатор, и я бы хотел, чтобы именно вы курировали наши секретные разработки. Если кого и надо отправить в отставку, так это Тромбиана. Совершеннейший болван и солдафон: «Положено! Не положено! Если нет аналогов в халифатах или в империи, значит, дерьмо! Денег не дам — докладывать никому не буду! Вот появится у них — приходите, будем смотреть». Идиот. Сколько перспективных работ загубил.

— Благодарю. Ваше мнение для меня лестно. — Было видно, что порученец не очень верит в результативность разговора с генералом.

— Так что же все-таки повлияло на решение его величества, если не секрет? — напомнила наставница тему нашего разговора.

— Да, — встрепенулся Кламириан. — Что повлияло. Согласно предварительным данным графа Гиттериана… — Порученец сделал многозначительную паузу и обрушил на наши головы шокирующие сведения: — Магическая клятва, которой в течение многих веков наши академии связывают абитуриентов при поступлении на факультет лекарского дела, блокирует способности к целительству. Она же является причиной так называемого отката в случае применения способностей во вред живому существу.

Звенящая тишина, наступившая после слов порученца, через несколько секунд взорвалась бурей вопросов:

— Как?! Почему?!

— Это точно?! Он ничего не перепутал?!

— Не могу поверить!

— Что-то здесь не то…

Целители кричали наперебой, атакуя Кламириана звуком не хуже, чем совсем недавно — меня.

— Господа целители! Господа! — отбивался хозяин кабинета. — Ничего более определенного не могу сказать. Это все, что я знаю. Граф продолжает работать над этой проблемой.

Наконец порученцу удалось слегка утихомирить своих посетителей, и, немного отдышавшись, он закончил:

— Еще пару слов по этой проблеме я все-таки скажу. Граф считает, что блокировка не абсолютна и люди с выдающимися способностями могут преодолевать негативное воздействие магического узора, препятствующего их развитию и совершенствованию. Таким образом, вместе с рассекречиванием факта существования целителей принято решение избавить их от магической клятвы. Косвенно данные исследований господина Гиттериана подтверждаются статистикой за последние триста лет. В Лопере, где три века назад отказались от клятвы, процент целителей среди выпускников академий впятеро превышает соответствующий показатель в нашей стране. И при этом среди целителей выдающихся специалистов гораздо больше, чем у нас.

— Но как же?.. — удивился я. — Я ведь был в Лопере и знаю, насколько плохо там обстоят дела даже с простыми знахарями, не говоря уж о целителях.

— Это-то как раз понятно, — мягко вразумил меня Лабриано. — Не забывай, что на лекарское дело в Лопере идет учиться мизерное количество абитуриентов. Среди лоперских дворян, а только они и могут получать образование в местных академиях, эта профессия не престижна. Каковы наши дальнейшие действия в свете открывшихся обстоятельств, почтеннейший? — спросил он порученца.

— Граф изготовил амулет, избавляющий от уз клятвы. К сожалению, только один экземпляр. Мы будем приглашать целителей и лекарей к себе и постепенно освободим всех. Первыми, пользуясь случаем, я предлагаю пройти процедуру вам. Затем после обеда наши люди выедут в академию для работы со студентами факультета лекарского дела. Кстати, господин Филлиниан, графа очень заинтересовали ваши приключения в горах. Особенно сны, связавшие вас с женой. Он уверен, что это, образно говоря, дело рук аномальной области вокруг Сербано. Причем, по нашим прикидкам, ваше последнее путешествие проходило наиболее близко к гипотетическому центру аномалии. Так что готовьтесь вместе с графом и группой студентов вновь посетить знакомые места в горах.

М-да. Я и сам-то вздрагиваю, вспоминая про пещеры, туннели, залы и пропасти, а тут еще Свента грозится все волосья на теле повыдергивать, если я про горы заикнусь. Впрочем, она — будущая невидимка и отлично понимает, что такое приказ. Теоретически я могу, конечно, отказаться от похода, но на практике «просьбы» КСОРа выполняются без лишних выеживаний. Не надо быть гением, чтобы догадаться о наличии в этой конторе действенных рычагов влияния на таких, как я. А когда меня стимулируют этими самыми рычагами под мягкое место, мне это очень не нравится. Настроение сразу портится. Поэтому не буду брыкаться, к тому же мне и самому интересно, что получится из подобного эксперимента.

Кламириан достал из сейфа кристалл и передал Греллиане. Та сжала его в кулаке, прикрыла глаза и на пол минуты застыла. Затем молча передала амулет Лабриано, и тот в точности повторил действия наставницы. Наконец кристалл попал в мои руки, и я собезьянничал в лучших традициях наглых кривляк-мартышек. Не помогло. Ни зажатый в кулаке кристалл, ни зажмуренные глаза не произвели в моем организме никаких видимых изменений. Осторожно приоткрыв левый глаз, я увидел ехидную ухмылку Лабриано. Быстро зажмурившись, приоткрыл уже правый глаз и увидел… ехидную ухмылку Греллианы. Только тогда до меня дошло, что для лекарей и целителей граф не стал бы заморачиваться с блоком активации, реагирующим на сжатие кристалла немагом. Вглядевшись магическим зрением, увидел в узоре амулета два простеньких активатора — для магусов лекарей и нитей целителей. Узор заработал, и я ощутил, как легкий прохладный ветерок обдувает мои мозги.

Когда ветерок перестал простужать мою голову, порученец отобрал игрушку, положил обратно в сейф и обратился ко всем нам:

— Завершая нашу встречу, хочу сообщить, что генерал Алтиар побеседовал с господином ректором академии и договорился о сдаче экзаменов и возможном приеме на обучение наших лоперских гостей. В виде исключения. Испытание состоится завтра в одной из аудиторий академии. Там будут присутствовать двое опытных целителей… Из вас троих на испытании будет присутствовать только господин Филлиниан, и то в качестве стороннего наблюдателя. Впрочем, и перед господами целителями иных задач, кроме наблюдения, не ставится. Привлеченные не располагают информацией — мы бы хотели услышать их независимое мнение. Вдруг они увидят что-то такое, что поможет объяснить сон господина Филлиниана, в котором он стоял вместе с Лесиозой перед входом в лабиринт. Здесь нежелательно ваше знание о предполагаемых способностях девушки.

Наставники, соглашаясь, кивнули.

— И последнее. Негласная охрана с вас пока не снимается. Целители — по-прежнему ценный ресурс. Однако постепенно курирующие их невидимки будут заменяться королевскими гвардейцами. Использование столь подготовленных воинов, как невидимки, дорого обходится короне, а нужды скрывать телохранителей уже нет. Охрана станет гласной. Тем не менее гвардейцам предписано не афишировать личности подопечных. Вам в скором времени будут выданы новые документы в соответствии с вашим истинным статусом. У меня к вам все. Вопросы, пожелания, просьбы?

Мы распрощались с порученцем и вышли в приемную, а затем в коридор.

— Что ж, Филлиниан, — сказала Греллиана, — на сегодня мы с тобой прощаемся. Занятия начнем с завтрашнего дня. Будешь приходить в больницу три раза в неделю. Оформим тебя помощником целителя, раз уж ты паучью болезнь между делом исцеляешь. А теперь иди в академию, восстанавливайся и нагоняй группу.

— А может, — неуверенно спросил я наставницу, — мне уже не нужны магусы и прочее? Кристаллы я усвоил…

— Ты что, всерьез думаешь, что целители не используют магусы?

— Нет, что вы! Я и сам их применял в Бардиносе…

— То есть все-таки понимаешь, что не всегда целесообразно бить дубиной комара? А раз понимаешь, то и методы лекарей должен знать лучше, чем они их сами знают. Ты видишь все тонкости работы магии, а лекари, ориентируясь по косвенным признакам, порой замечают такое, что мы в своей гордыне упускаем. Поэтому иди и учись. Не позорь звание целителя.

— Да, милейший, топай в академию, а я зайду к генералу. Надо попробовать толкового человека пропихнуть на место дуболома, а этого, пользуясь случаем, под сокращение… Да, кстати, с тобой, милейший, занимаемся два раза в неделю. Обговорите с Греллианой дни ваших встреч, а со мной — в оставшееся время. И не забудь о том, что обещал мне перед отъездом. Напомнить? Передача слов на дальнее расстояние. И не строй такое лицо, будто задача даже по ночам тебе снится.



Кивнув, я направился было к выходу, но тут в моем воображении в полный рост предстал канцелярский крыс из академии и писклявым голосом вопросил: «А справочка о том, что вы живой, у вас есть, господин Неизвестно Кто?» Я тут же резко затормозил, развернулся на пол-оборота и бросился обратно в приемную порученца.

— Господин Кламириан у себя? — спросил я у секретаря.

— У себя.

Вежливо постучав, я прошел в кабинет, только что нами покинутый, и, помявшись под удивленным взглядом порученца, обрисовал ему ситуацию с восстановлением в академии, благо подобный опыт уже был. Рассказ о том, каких трудов мне стоило тогда доказать, что я живой, впечатлил и немного развеселил Кламириана. Он улыбнулся, написал короткую записку и, вызвав секретаршу, поручил ей немедленно подготовить в канцелярии КСОРа справку по всей форме, а мне предложил подождать в приемной.

ГЛАВА 2

Вместо справки секретарь выдала мне небольшой кожаный мешочек, внутри которого оказался овальный золотой жетон на серебряной цепочке. На одной стороне жетона были выгравированы корона и надпись «Королевство Элмория», на другой — эмблема лекаря и номер — в моем случае «тридцать два». — Прошу вас в моем присутствии активировать амулет — знак целителя, назваться полным именем и расписаться в получении.

С интересом рассмотрев узор, я увидел в нем блок хранения основных признаков личности и единственный активатор — целительский. Причем после активации перенастроить амулет на кого-нибудь другого будет невозможно — данные встраивались в материал жетона намертво. Даже целителю пришлось бы, используя трансмутацию, фактически изготавливать амулет заново. Только зачем и кому это может понадобиться? Глупо было бы маскировать шпиона под целителя, зная, что агент рискует спалиться при самой элементарной проверке. Если я правильно понимаю, жетоны находятся на строжайшем учете и изготавливаются кем-то из очень опытных мастеров целительского дела.

Я вытряхнул жетон из мешочка на руку, активировал и четко произнес свое имя. Параметры моего тела и особенности магической структуры впечатались в золото амулета, а над ним самим проявилось объемное изображение короны с цифрами «три» и «два». Ниже переливалась золотом надпись: «Филлиниан деи Брасеро — целитель». Продержавшись полминуты, изображение погасло, будто растворилось в воздухе. Теперь оно может проявиться только по моей команде и только если жетон у меня в руках.

В указанной секретарем строчке гроссбуха я поставил свою закорючку и с любопытством спросил:

— А у лекарей какие жетоны, если не секрет?

— Секрета нет. Подобными жетонами будут постепенно снабжаться все граждане страны, имеющие хотя бы минимальные магические способности. На каждом жетоне обязательно присутствует эмблема и название профессии, имя владельца и его гражданство. В халифатах подобные жетоны внедряются уже примерно с полгода. А впервые их начали использовать в империи Сун. Там их называют пей-цзе. Так что лекари получат такие же жетоны, только серебряные, знахари — бронзовые, а травники — медные. Материал обозначает приблизительный ранг носителя.

— Но я ведь еще не целитель. Всего лишь ученик.

— Поэтому у вас цепочка серебряная и венцы короны без алмазов. Когда станете полноправным целителем, вашу цепочку заменят на золотую, а корону инкрустируют камнями. Таким образом, не придется изготавливать новый жетон, — с гордостью пояснила секретарь, словно именно она придумала, как сэкономить денежки короля.

— Стало быть, амулет заменит любые справки?

— Вы правильно поняли. Поскольку ваш случай особый, господин Кламириан распорядился выдать вам жетон вне очереди. Пока их слишком мало, чтобы обеспечить всех. Наше ведомство рекомендует носить его на груди под одеждой.

Поблагодарив девушку (или даму — суровый неприступный вид затруднял точное определение возраста), я надел жетон на шею согласно рекомендации и направился в академию на растерзание канцелярскому крысу. Сидя в карете, продумывал варианты разговора с ним, заранее накачивая себя мрачной решимостью высказать ему в лицо все, что накипело. За всех бюрократов и бюрократию как нашего королевства, так и лоперского!

В знакомой по прошлому году приемной та же самая девушка-делопроизводитель, выслушав меня и недоуменно глянув на активированный жетон целителя, привычно шмыгнула в двери к начальству, пробормотав извинения типа: «Сами мы не можем. Ситуация непонятная. Решать не нам…» — и прочее в том же духе. Дверь она оставила приоткрытой, вероятно не сомневаясь в том, что вскоре придется пригласить меня на аудиенцию к грозному командиру армии стрелков гусиным перьями, испачканными ядом чернил.

Я нахмурился и набычился, готовый во всеоружии сарказма встретить нагоняй за то, что снова посмел остаться в живых вопреки отчетности и устоявшемуся порядку его величества Учета.

Однако речь канцелярского крыса пошла несколько вразрез с моими ожиданиями.

— Липериана, мне больше делать нечего, кроме как разбираться с такими пустяками? Освежи в памяти правительственный циркуляр номер семь тысяч восемьсот тридцать девять. Напоминаю: примечание номер один содержит толкование, символику и краткое описание профессий королевства. В случае если предъявлен золотой жетон с эмблемой лекаря, это означает, что перед тобой целитель и мы обязаны оказывать ему всяческое содействие. А то, что господин Филлиниан остался жив… Надо радоваться этому факту, а не мучиться вопросами, как оформить молодого человека. Бумажные вопросы не должны его касаться. Он на четвертом курсе, если не ошибаюсь? Выпиши ему временное удостоверение, подтверждающее статус студента, и пусть идет получать в своем деканате необходимое.

Вся накопленная за время поездки негативная энергия моментально рассеялась, и мне стало смешно. Так долго готовился, обвешивал себя щитами и шипами, а меня никто и не подумал атаковать. Это все равно что заковать себя в сталь с ног до головы, с лязгом и боевым кличем впрыгнуть в помещение, размахивая двуручным мечом, готовясь косить толпы кошмарных тварей, и… оказаться посреди развеселого детского праздника.

Секретарь с улыбкой (обалдеть!) выдала мне бумагу и, мило щебеча, настойчиво предложила проводить до деканата, дабы молодой и красивый (хм!) парень не заблудился в запутанных лабиринтах академии. То, что этот парень уже три года здесь отучился, не имело для нее ни малейшего значения. М-да. Учить и учить достопочтенному начальнику свою помощницу. Нет бы в мое личное дело заглянуть — там наверняка указано семейное положение. Любую претендентку на свежеиспеченного целителя должно как минимум насторожить, что жена столь лакомого кусочка обучалась на факультете боевой магии. Разумеется, я прекрасно понимал, что, даже немного похудев, красавчиком и героем девичьих грез отнюдь не стал — внимание девушки привлек мой статус, а не я сам.

Хотелось послать ее подальше, все время лесом, потом полем, но хамить особых причин не было. Я вежливо распрощался, улыбнулся, поблагодарил за заботу, туманно намекнул о необходимости заглянуть на боевой факультет, чтобы узнать, закончилась ли тренировка у жены, и, помахав ручкой, пошел к родному деканату, предвкушая встречу с дедушкой Лилом. Ссылка на жену оказалась правильной. Секретарь, до этого решительно настроенная проводить-таки меня самым длинным путем, увяла, вздохнула и вернулась на свое рабочее место.

Уважаемого наставника на месте не оказалось. Как раз в это время он читал лекцию студентам четвертого курса. То есть моей группе. Об этом сообщила другая секретарша, уже из приемной декана, та самая кобра, у которой не забалуешь. Облив меня, злостного прогульщика, лишь по недоразумению не выгнанного с факультета, концентрированным ядом презрения, она тем не менее соизволила сообщить номер аудитории. Не задерживаясь ни секунды, я скорым шагом пошел в указанном направлении. Судя по острому взгляду, каким меня подталкивали в спину, направление мне хотели задать прямиком на выход из академии, да чтобы гарантированно без возврата.

Поскольку все, кого интересовало мое воскрешение, собрались вместе, то смысла дожидаться перерыва в занятиях я не видел, поэтому нахально постучал в дверь и тут же заглянул внутрь. Декан недовольно покосился и хотел было рявкнуть, но… Очень интересно наблюдать, как меняется выражение лица по мере того, как человек осознает происходящее: сначала проявляется недовольство, потом недоумение, затем мучительная работа мысли, проблеск узнавания, удивление — и, наконец, радость. Все это произошло довольно быстро, все-таки декан не тугодум. А тут и присутствующие студенты одновременно с шумом выдохнули, как после окончания смертельного трюка в цирке, за исполнением которого следят с замиранием сердца.

— Да это же ж Филин! — Рев Сена чуть не вынес меня обратно за дверь. — Живой же ж, демон его полюби! Я ж знал! Я точно ж знал, что он же ж… A-а, чего ж там!..

Он ринулся ко мне и сдавил в объятиях. Я не удержался на ногах и, пятясь, действительно вылетел за дверь… Акустика у нас хорошая, студенты сидят на занятиях — никто и ничто не мешало звуку свободно разливаться, заполняя коридоры факультета от первого этажа до последнего. Вот этот самый медвежий рев в исполнении Сена широко и разлился по всему пространству. Захлопали двери. Кто-то выглянул посмотреть, что происходит. Кто-то, наоборот, стал баррикадироваться в страшной спешке. Но равнодушных к вокальным данным Сена не нашлось.

Вся группа вывалила вслед за нами в коридор. Меня обнимали, целовали (только в щечку!), выбили всю пыль из моей одежды, радостно галдели и наперебой задавали вопросы, впрочем, одни и те же: где был, что делал, куда пропал. И так продолжалось минут пять, пока охрипший декан не навел порядок и не загнал нас обратно в аудиторию.

Пришлось в очередной раз рассказывать, как заблудился в горах, как оказался в Лопере, поработал поваром (отдельная благодарность Сену за науку) и травником (благодарность факультету в лице декана).

В ответ одногруппники поделились со мной новостями. В частности, информацией о грядущем рассекречивании целителей и снятии клятвы. Дескать, после обеда должны подъехать представители КСОРа с артефактом и провести эту процедуру со всеми студентами факультета. Зачем это нужно, никто не понимал, но все согласились, что в качестве повода для похода в кабак данное событие вполне сгодится. А уж отметить мое возвращение даже дедушка Лил не отказался и отменил последнее занятие. Я, в свою очередь, пригласил всех, в том числе и декана, в таверну «Веселый пират», занимавшую старинное трехэтажное здание на стыке кварталов богатеев и ремесленников. Это заведение — как раз то, что нужно для банды студентов.

Обговорив время встречи, я попрощался с товарищами и собрался в хранилище за новенькими мантиями и прочими причиндалами, необходимыми для учебы на четвертом курсе. Сен отозвал меня в сторонку и смущенно спросил, можно ли ему прийти с Весаной. Я, разумеется, не возражал, но что-то в его голосе мне не понравилось. Какая-то легкая тоска и меланхолическая грусть. Списав все на неурядицы в личной жизни Сена, но сделав в памяти пометку, я отправился по своим делам.

Хорошо, когда в твоем распоряжении есть карета. Помотаться по городу пришлось очень даже немало. Я завез домой вещи, полученные в хранилище, поиграл с дочкой и уложил ее спать, ибо без папы малышка не желала укладываться ни в какую. После этого отправился к Свенте, дождался перерыва в ее занятиях и сообщил о предстоящем мероприятии. В ответ мне пришлось выслушать массу полезных сведений о способах самосовершенствования некоторых недалеких целителей, так и не научившихся понимать, что женщине требуется время для подготовки к подобным событиям — неделька, а лучше две. Ведь надо пошить платье — не в тренировочном же костюме идти, а дома все сплошь старье немодное; подобрать украшения в тон к новому наряду; нанести боевую раскраску, то есть сделать макияж, причесаться, помыться (в какой последовательности, я так и не уловил) и вообще морально настроиться. Робкое замечание о том, что Свента и без краски чудо как хороша, вызвало две изумрудные молнии, вбившие мое самомнение ниже тротуарной плитки.

После беседы с женой я обрушился на сиденье кареты весь в мыле, хотя было не так уж жарко, вполне по-осеннему, и приказал везти меня в театр, отчаянно надеясь, что хотя бы у Вителлины проблем с платьем и макияжем не будет. Вторую лекцию о правилах подготовки женщин к пьянке я, боюсь, не выдержу.

Мутный бред кошмара потихоньку бледнел и уступал позиции реальности осеннего утра. Я осознал себя лежащим на мягких, хорошо взбитых пуховиках нашей со Свентой кровати в спальне герцогского дворца. Общее состояние здоровья оценивалось мною от «плохо» до «о-очень плохо». Мысль о вдруг потерянных способностях и куда-то девшейся самоочистке организма испуганной куропаткой вспорхнула в моей голове и, заполошенно хлопая крыльями, заметалась в звонкой пустоте, стукаясь то в левый, то в правый висок, то в темя, то в лоб. Спустя вечность я вспомнил о том, что сам же и блокировал самоочистку перед походом в таверну. Какой смысл пить дорогие напитки, когда алкоголь мгновенно вычищается и ты сидишь трезвый до синевы среди завидно пьяной компании? Я не пьяница, но почему бы изредка не позволить себе немного расслабиться.

Поспешно сняв блокировку, я ощутил волну благодатной свежести, пробежавшей от головы до пяток, повернулся на левый бок и приоткрыл глаза. Взгляд встретился с двумя факелами изумрудного пламени из-под грозовой тучи нахмуренного чела дражайшей половинки и, трусливо вильнув, скрылся в самой-самой глубокой ямке моей души. Разум лихорадочно пролистывал страницы вчерашнего праздника, которые сумел вспомнить, и ничего такого, что могло бы вызвать ярость жены, не находил.

— Свенточка, солнышко мое, — проворковал я, стараясь придать голосу бархатные интонации, и протянул руку, чтобы погладить обнаженное плечико женушки, но тут же получил чувствительный шлепок и зашипел от боли.

— Я тебе не солнышко, кобель! Тебя в Лопере научили таким способам любви?!

— К-каким способам? Что-то не припоминаю…

— Еще бы ты припомнил. Наклюкался, а потом всю ночь меня… имел.

— Тебе не понравилось? — по-настоящему испугался я, стараясь детально воспроизвести в памяти, чем же мы с женой занимались этой ночью.

Память фрагментами высвечивала довольно похотливые картинки и… сладострастные стоны Свенты. Значит, понравилось. Тогда в чем дело?

— Понравилось, — честно ответила жена. — Ты разговор в сторону не уводи! Кто тебя научил этим способам?

— Никто. Честно-честно! У нас специальный курс есть и даже зачет по нему: «Способы сексуального удовлетворения и их влияние на физиологические процессы в организме мужчины и женщины».

— Да-а-а? А зачет этот вы сдаете практически? Парами? А кого у вас больше в группе, мальчиков или девочек? А что вы делаете, если девочек на всех не хватает? А с кем в паре ты сдавал зачет? С Кламирой? Уверена, что вы получили высший балл…

Штормовая волна сарказма, шипя пенистым гребнем, грозилась накрыть меня с головой и утащить за собой в холодную и мокрую пучину скандала.

— Свента! — в отчаянии возопил я. — О чем ты говоришь?! Конечно же зачет мы сдаем исключительно теоретически! Что такого, что я захотел тебя порадовать и применил для этого свои профессиональные знания?!

— Вот как?! Меня порадовать? А тренироваться начал еще в таверне?! На Кламире и Вителлине?!

Яркой вспышкой высветилась одна из вчерашних сцен в таверне…

После третьего или четвертого бочонка гонмарского крепкого я сижу на лавочке за столом и всем приветливо улыбаюсь. С левого бока пристроилась Вителлина и, положив голову на мое плечо, рассказывает о том, что я славный парень и она хотела бы видеть меня своим мужем, но сердце мое занято и она поняла это еще в Сербано. А теперь ей нравится Сентаррино. Он большой, сильный и добрый. Однако рядом с этим парнем крутится какая-то курица, которая не дает познакомиться с ним поближе. А брачного браслета на нем нет и сердце его свободно — об этом ей говорит женская интуиция, которая, как известно, сильнее мужской логики, во всяком случае, в таких вопросах. Поэтому Вителлина готова отблагодарить своего друга Филлиниана, если он познакомит ее с однокурсником. Помнится, я громко сказал, что непременно познакомлю чудесную девушку Вителлину с прекрасным парнем и своим лучшим другом Сеном. Певица пообещала дать распоряжение пускать Сена в ее личную ложу. Одного. Без курицы. Только в компании меня и Свенты, а лучше без меня и без Свенты. Или можно со мной и Свентой — мы же не будем ходить за ним хвостом.

Вителлина, успокоенная, задремала, а Весана, злобно фыркнув, молнией метнулась к выходу, на ходу крикнув Сену, что если он еще хоть на секунду задержится в этом борделе, то между ними все кончено. Друг тяжело вздохнул и уныло поплелся вслед за своей пассией.

Моя жена куда-то отлучилась, и этим воспользовалась Кламира. Девушка шлепнулась на скамейку рядом со мной, приткнулась головой мне под мышку и слегка заплетающимся языком стала объяснять, что она… ш-ш-ш-ш… никому… Ни. Ко. Му. Про то, что некий Филлиниан — самый настоящий целитель. Вот так! Это ее секрет, и она никому и ни за что… Ее верное сердце никогда не предаст товарища. В доказательство она потребовала приложить руку к ее груди, чтобы я мог почувствовать, как стучит верное сердце, не знающее предательства. Она взяла меня за запястье и с размаху приложила ладонь почему-то сначала к правой стороне своей груди:

— С-стучит?!

— Не-а.

— К-как «не-a»? А, да. — Она переложила мою ладонь на правильную сторону и снова потребовала отчета: — С-стучит?

Я согласился. Стучит!

— В-вот. Теперь ты мне вришь… в-в-веришь?

Я снова согласно кивнул, улыбаясь, словно благостный идиот. Эту сцену и увидела Свента, вернувшись к столу. Будучи, как и все, навеселе, она просто освободила мою руку из плена, решительно сказав:

— Мое! Отдай! — отпихнула Кламиру, которая уже явно забыла, что тут делает, и, присев на ее место, положила голову мне на плечо, где моментально задремала. Со стороны это наверняка смотрелось очень симметрично: в центре улыбаюсь я, а на плечах эполетами лежат две женские головки.

Выходит, утром жена все вспомнила и в полном согласии с типично женской логикой накрутила себя по максимуму, толкуя любые сомнения против меня.

Не буду класть персты в кровоточащие раны, описывая подробности нашего примирения. Кому доводилось просыпаться утром после удавшейся вечеринки, на которой присутствовала жена… или не присутствовала, но нашла следы других женщин в виде волоса, следов помады или туши, тот меня хорошо понимает и, думаю, вспоминает утренние разбирательства не без содрогания. Хорошо, что после получаса уверений в своей любви, убеждений в верности, клятв, целования всего, до чего смог добраться, мне удалось затащить Свенту в постель и на деле доказать ее единственность и неповторимость.

На первую для меня лекцию в новом учебном году пришлось собираться впопыхах. Но я все равно не успел к началу и удостоился гневного взора наставника по практической магии. Высокий худощавый мужчина в мантии с эмблемой лекаря окинул меня тяжелым взглядом и ткнул пальцем в свободное место на первом ряду. Преподаватель был смуглым и немного горбоносым, как типичный житель юга страны, где селились рыбаки, моряки и пираты. Он носил короткую стрижку «ежиком», бородку клинышком и длинные, стрелками, усы. Волосы его были черного цвета и гармонировали с черными же пронзительными глазами. Виррано ано Кордьеро, так звали наставника, хоть и был произведен в дворяне, но дворянских детей, мягко говоря, недолюбливал, считая балластом, недоумками и лентяями, которым от академии ничего, кроме «корочки», совершенно не нужно — папочки и так пристроят на теплые местечки. Свое отношение он не считал нужным скрывать и сразу предупреждал, что на контрольных и лабораторных работах вымотает всю душу. Таким образом, наша с ним «любовь и приязнь» были предопределены заранее. А то, что я появился на занятиях месяц спустя после начала учебного года, только усугубило ситуацию. Наставник ясно дал понять, что следить за моими успехами он будет предельно внимательно.

ГЛАВА 3

— Если многоуважаемому, знаменитейшему и неподражаемейшему господину целителю, — прямо бездна сарказма и куча ехидства, — так неинтересна наша возня в песочнице с грубыми и примитивными магусами, он может топать на все четыре стороны света одновременно, старательно обходя мою скромную персону, ибо зачета по моему предмету не видать, как собственной задницы без зеркала! — громогласно объявил мне наставник Виррано в ответ на шепотом высказанную просьбу отпустить поприсутствовать на испытании лоперских гостей.

Однокурсники, качественно выдрессированные наставником, не шелохнулись, позволив себе только недоуменно переглянуться, посчитав обращение ко мне как к целителю за обидную кличку, которой наградил новичка Виррано, признанный мастер смешивания богатеньких студентов с грязью. О том, что это правда (то, что я — целитель, а не то, что наставник — мастер издевательств), знала одна Кламира, которая «никому ни-ни», как и обещала. А про наставника ходили слухи, будто год, прожитый без пары-тройки дуэлей со студентами, он считал неурожайным и отчаянно сокрушался о напрасно потерянном времени.

Еще говорили, что Виррано плевать свысока хотел на результаты годовых испытаний, выданных артефактом академии, и допускал до занятий в следующем учебном году только тех, кто получил зачет лично у него. Недопущенные испытывали немалые трудности в овладении аурной диагностикой и практическими навыками по применению лекарских магусов. Им приходилось искать наставника на стороне в частном порядке, и, учитывая загруженность лекарей, это стоило бедолагам немалых нервов и денег. Конечно, обидно вылететь из академии с дипломом ассистента знахаря, когда мог бы стать полноценным лекарем, и все из-за этого… трудно даже сказать куска чего… в общем, продукта переваривания овса ослом.

Впрочем, не очень-то и хотелось. Не продукта переваривания, а идти на испытания лоперцев. Я покорно кивнул и пошел устраиваться на свое место. Честно говоря, лекция наставника меня привлекала больше, чем явно бессмысленное сидение в аудитории, где будут проводиться испытания. Таращиться на застывшие фигуры экзаменуемых? Для этого там будут настоящие целители. Что я могу увидеть такого, чего не увидят эти зубры?

Наставник, одарив меня напоследок презрительным взглядом, повернулся к аудитории и начал лекцию. Что у него не отнимешь, так это умение держать внимание шалопаев-студентов в течение долгого времени. Рассказывал он темпераментно, живо и образно. Приводил массу примеров из практики. Не ленился по два-три раза объяснять особо трудные темы и требовал, чтобы студенты непременно задавали вопросы. Глупые вопросы или полное их отсутствие считал за небрежение и нагружал всю группу дополнительными занятиями. Поэтому работали у него все, причем без халтуры, в поте лица. На первой же лекции в наступившем учебном году я с помощью Виррано избавился от иллюзии, что учиться мне нечему и что я и так на голову выше этого заносчивого лекаришки.

Да, методы целителей куда более тонкие и эффективные, но по затратам времени на одного больного весьма уступают лекарским. Пусть грубо и приблизительно, но наставник в течение пяти минут описал всем студентам группы, у кого какие проблемы со здоровьем были и есть на текущий момент. Мне же, в бытность прохождения практики в различных местах, сначала тыкали пальцем, указывая, что передо мной находится больной, и только после этого я погружался в транс, формировал диагностические узоры или в некоторых случаях использовал полное слияние, чтобы определить, в чем проблема. А если бы ко мне привели целую группу из относительно здоровых (полагаю, идеально здоровыми являются только целители, у остальных что-нибудь да найдется — как говорится, был бы человек) и больных людей? Вместо пяти минут мне бы потребовалась пара часов, чтобы только определить, с кем есть смысл углубленно повозиться, а кого надо гнать в ближайший кабак запивать пивом прожаренный бифштекс.

Так называемая аура, или ореол, есть не что иное, как деструктурированная магия, образующая из обломков узоров некое облако, обволакивающее человека. Организм обменивается с окружающей средой не только веществами, но и магической энергией, потребляя ее, усваивая и выделяя. Каждый, даже мельчайший узор фонит магией, которая, выделяясь из тела, некоторое время сохраняет форму. При этом нити как бы утолщаются, распухают до определенного предела, становясь видимыми для лекарей, и наконец рассеиваются. Как раз наблюдая за этими эманациями, опытные специалисты и строят предположения о процессах, протекающих в органах тела, сбоях и нарушениях в их работе. Это напоминает лабораторный анализ вещественных выделений человека. Конечно, целители видят не отголоски деятельности структур, а сами структуры, что, разумеется, гораздо эффективнее, но, повторюсь, более медленно и затратно.

Некоторые лекари, как, например, наш наставник Виррано, достигают просто ошеломляющих результатов в диагностике и лечении. В частности, я пока даже не представляю, какими методами они определяют эмоциональное состояние человека или интенсивность работы того или иного органа, не входя с пациентом в полный контакт, который, сами понимаете, далеко не всегда удобен и даже физически возможен. Например, затруднительно провести диагностику, общаясь с кем-то на улице или мельком увидев кого-то в толпе. Контакт требует времени и сосредоточенности. Возможно, для опытных целителей это секундное дело, но я-то далеко не опытный. А вот лекари лет через десять практики могут не только поставить точный диагноз, когда сам человек еще не знает, что болен, но и определить, лжет он или говорит правду, весел или подавлен, устал или бодр и свеж… И даже могут сказать, каким было его состояние некоторое время назад. Поэтому быть изгнанным с уроков этого занозистого типа мне очень и очень не хотелось.

Впрочем, послушать лекцию наставника мне все-таки не дали. В аудиторию заглянул дедушка Лил и, пошептавшись с Виррано, поманил меня к выходу.

— Что, не отпускал? — подмигнул декан, когда мы отошли шагов на десять от аудитории, и весело рассмеялся: — Да, Виррано суров! У него не забалуешь. Даже я его побаиваюсь. Но наставник он великолепный. Вашей группе повезло с куратором. Если получил у него зачет на пятом курсе, считай, лекарем станешь точно. Ребята, будучи студентами, ненавидят его, а потом, становясь знахарями, бравируют тем, что лекарское дело у самого Виррано изучали. Это как знак качества. Так что хоть ты и целитель, а не ленись, усваивай его науку. И не только магусы и диагностику изучай — смотри, как он с больными общается, на что обращает внимание, как говорит, что говорит, как слушает, что руками делает… А он, словно мастер рукопашного боя, ни одного лишнего движения не делает! Больные его боготворят. Искренне уверены, что если мифические целители и существуют, то он — лучший из них. Да и, по правде говоря, мне кажется, что вот-вот, еще чуть-чуть, еще одно усилие — и он действительно станет целителем. Поэтому он с тобой так резок: двести пятьдесят лет упорнейшей фанатичной работы над собой — и только приблизился к качественному скачку, а тут молодой шалопай, сынок барона, зятек герцога — и сразу целитель. Без мук, страданий, многолетнего самосовершенствования. Все даром. По праву рождения. Как титул… Да понимаю я, а скорее догадываюсь, что у тебя тоже проблем немало и работаешь ты словно каторжный, но, согласись, со стороны-то выглядит все именно так, как я описал…

— Ну да, — горько усмехнулся я, вспомнив заодно рассказ Вителлины о том, как ей приходится работать, чтобы достичь той свободы и легкости на сцене, которую привык ждать от нее зритель. — Никто не знает, какой адский труд предшествует милому щебетанию певицы или непринужденному порханию балерины на сцене. Эфемерные создания! Сродни бесплотным слугам богов, которым все от рождения досталось: талант, мастерство, успех, поклонники. Но за этим стоит огромный труд. Труд, труд и еще раз труд.

Декан минуту молча шел со мной рядом, собираясь с мыслями.

— Ты думаешь, что мы с Виррано этого не знаем? «Десять процентов талант, девяносто процентов — работа» — это высказывание древнего философа ты имел в виду? Думаешь, мы его не читали или не поняли? Думаешь, Виррано не выворачивается наизнанку, медитируя и работая над собой каждую свободную минуту в попытках перешагнуть искомый рубеж между лекарем и целителем?..

В словах учителя мне послышалась такая боль, что даже спазм перехватил горло.

— Ты когда-нибудь видел, как отчаявшийся замерзающий человек лупит изо всех сил отмороженными пальцами по дереву в надежде, что они обретут чувствительность и он сможет наконец открыть коробок со спичками, запалить костер и согреться, спасая свою жизнь? Вот оно, спасение! Рядом! В кармане брюк или куртки… И недоступно, как небесная звезда, а талантливый мальчишка свободно и непринужденно делает то, что я не могу при всем старании сделать за две с половиной сотни лет упорных, каторжных трудов! И все дело в пресловутых десяти процентах таланта. Теперь ты понимаешь, почему в отношении целителей до недавнего времени соблюдалась такая секретность? Видеть небожителей рядом с собой и не иметь возможности встать вровень… Увы, черная зависть — весьма распространенное чувство. Так вот, мы все отчасти Виррано и отчасти тот бедолага, у которого рядом, буквально за пазухой, лежит надежда на жизнь и еще ближе, за плечами, стоит поджидающая смерть.

Я покраснел от стыда — действительно, кого это я вздумал учить.

— И еще. Женщин, обладающих голосовыми данными твоей певицы, не так много, но они есть и их гораздо больше, чем мы видим на подмостках. Дар… хм… Вителлины, если не ошибаюсь, ее именно так зовут, — он хитро посмотрел на меня и подмигнул, — не уникален. Однако большинство не поют на сцене, а работают кухарками, секретарями, продавцами, травницами. Им неинтересно быть певицами, и они не хотят… Понимаешь, не хотят развивать свои способности. А есть те, кто все отдал бы за возможность вот так, каторжно, в поте лица, до изнеможения и слез трудиться, лишь бы петь, но уверены в бесполезности работы над собой, ибо боги не дали им таланта. Если нет голоса, то трудись не трудись — а результат известен. Так же и в нашем деле — у тебя есть талант, но только от тебя зависит, будет ли у нас еще один целитель, будут ли спасены или продлены тысячи жизней, или этот целитель не пожелает напрягаться, поскольку у него и так уже есть все, о чем многие только мечтают. Красавица-жена, любимица-дочка, папа — барон, тесть — герцог. Кареты, слуги, балы, театры…

— Простите, — жестко ответил я. — Но для Виррано я ничего сделать не могу. И талант свой отдать, в частности, тоже…

— Ты не понял, — печально вздохнул дедушка Лил. — Ты — целитель. И ты можешь хотя бы исследовать вопрос. Помочь нам понять, как у целителей получается быть таковыми? Какова природа их таланта? Например, если для обладания голосом нужно иметь определенное строение горла, то рано или поздно можно разработать методику физиологического изменения… Горло человека, я уверен, мы изменить сумеем. Наверное. Просто никому это не надо было. Артистов и так хватает. Но целители очень, очень нужны! А в чем этот талант заключается, до сих пор даже никто не подозревает. Вот и сейчас мы идем… Знаю я, знаю о гипотетическом потенциале Лесиозы из Лопера. Идем, чтобы постараться хоть что-то подсмотреть, увидеть, проанализировать… Без особой надежды, но ведь что-то делать все равно надо. Однако самое страшное, что никто, понимаешь, никто из знакомых мне целителей даже не пытается во всем этом разобраться. Отмахиваются как от назойливой мухи. Неинтересно им это. «Не видим смысла вмешиваться в область божественного промысла. Кому не дано, тому не дано. На все воля богов», — передразнил он кого-то. — Если бы не давление КСОРа, никто из целителей сегодня не пришел бы на испытание. За исключением разве что графа Гиттериана. Но он — один. Свободного времени для исследований у него катастрофически мало…

— Гиттериан — это тот самый, кто выявил свойства клятвы?

— Да. Тот самый.

В аудитории все было готово к проведению приемных испытаний. Испытуемые тоже были на месте. Молодой помощник декана, парень с пятого курса алхимического факультета, только что закончил инструктировать гостей на лоперском языке о порядке проведения экзамена и отошел в сторонку. Дедушка Лил встал за кафедру, а я пристроился рядышком, за столом для преподавателей. Около стола было выставлено четыре кресла и напротив каждого стояли стаканы тонкого стекла и несколько графинов с соками и прочими прохладительными напитками. Справедливо решив, что это все не для меня приготовлено, я даже не попытался занять одно из кресел.

Графиня, а также ее слуги Леси и Протис, не скрывая волнения, ожидали начала испытаний. Вчера лучшие специалисты КСОРа по немагическому воздействию («инженеры человеческих душ», так сказать) довольно долго обрабатывали графиню, запершись в одном из кабинетов нашего дворца. Девушка прекрасно понимала все выгоды учебы в королевской академии Элмории — новые знания, статус высокообразованной аристократки и в то же время безопасность от покушений лоперских «доброжелателей» отца. Но вот с тем, чтобы дать образование своим слугам, она поначалу была категорически не согласна. А Лесиоза, на которую возлагались определенные надежды… Нельзя сказать, чтобы она была рабыней, но и свободной, как наемные слуги, она по лоперским законам тоже не являлась. Соответственно даже замуж она не могла выйти без согласия своего господина или госпожи. Разумеется, мы не в Лопере, однако сама Леси ни за что не соглашалась нарушать законы своей родины. Так уж она воспитана. В конце концов, говоруны из КСОРа сумели-таки переубедить Олисию, упирая на выгоды от наличия в графской семье собственного лекаря, по гроб жизни благодарного своей хозяйке, и та дала свое согласие. После этого вопрос с обучением Протиса решился сам собой. Хотя, я подозреваю, что, если бы графиня не согласилась, никто бы особо настаивать не стал.

Дедушка Лил вещал гостям что-то из истории академии. Занимал время, дожидаясь прихода запаздывающих гостей. Наконец двери аудитории распахнулись и на пороге нарисовались трое целителей. Объемистые фигуры, надменные лица, золотые жетоны на золотых цепях поверх мантий из жутко дорогого шелка. «Три поросенка» — вспомнилась мне вывеска на одном из кабаков столицы. Данное питейное заведение, кстати сказать, не самого низкого пошиба, славилось гигантскими порциями жареной свинины и сложившейся у посетителей традицией нахрюкиваться крепкими напитками до поросячьего визга. Причем на вывеске почтенного заведения почему-то красовались отнюдь не милые рожицы поросят, а хари многопудовых хряков. Почему мне вспомнилась эта вывеска, сказать не могу: может, сели эти трое рядышком и ширину лиц имели соответствующую; может, показалось мне что-то, — но никакого чувства вражды или неприязни я к ним не испытывал.

Видимо, эти представители элиты лекарского дела относились к группе специалистов, наиболее яростно требовавших отмены режима секретности. Греллиана мне рассказала, как проходила многолетняя борьба с КСОРом. Немалая часть целителей жаждала славы, почестей и признания. Им было мало скромно делать свое дело даже за очень хорошее вознаграждение. Другая часть присоединилась к ним из-за некоторых неудобств, связанных с соблюдением тайны и необходимостью маскировать участие целителя в работе с больными. Третья часть вяло возражала, собираясь и после отмены клятвы скрывать свой истинный статус, в чем ксоровцы их активно поддерживали.

Последним в аудиторию скромно проскользнул невзрачный старичок в простой мантии с эмблемой лекаря. Седые, коротко стриженные волосы и полностью серебряная длинная бороденка делали его похожим на простого деревенского травника, зашедшего в академию в надежде получить консультацию по элементарному вопросу и случайно попавшему в нашу компанию. На секунду мы пересеклись с ним взглядами, и я понял, что дедок прибыл именно туда, куда надо. Взгляд его небесно-синих глаз был ясным, проницательным, пронзительным и мудрым. Вместе с тем — по-детски озорным и веселым. А уж когда «поросенки» уважительно согнули в приветствии свои шеи, всякие сомнения отпали — четвертое кресло за столом предназначено как раз для старичка.

Наконец-то все на местах, кристаллы вставлены в крышки столов, ладони на контурах, глаза закрыты… Испытание началось.

Целители отрешились от всего, наблюдая за Леси. Не знаю, что они предполагали увидеть нового, но мне было очень интересно следить за процессом испытания. Никогда не видел со стороны, что происходит в момент контакта экзаменуемого с артефактом. Полностью отрешившись от реальности по примеру старших коллег, я увидел, как от кристаллов в левые ладони испытуемых медленно внедряются сложнейшие узоры непонятного назначения. Некоторые взаимодействовали с периферийной нервной системой, некоторые достигали головного мозга и странным образом начинали воздействовать на магическую структуру знаний испытуемых, не изменяя ее, а изменяясь сами, как бы подстраиваясь, копируя тот или иной участок.

Закончив процесс, узоры возвращались в кристалл через правую ладонь. А куда они деваются потом? Проследив за очередным узором, я вдруг увидел тонкую нить-связь, уходящую от кристалла куда-то вниз. Недолго думая (а ведь наставники предупреждали, что думать полезно) я подсоединился к ней, и… нить-связь увлекла за собой часть моего сознания. Да-да, не все сознание, а лишь часть. Вот таких успехов я добился на поприще овладения собственными способностями. Я был страшно горд своими достижениями, не думая о том, куда меня увлекло, что произойдет в конце полета и чем мне это грозит.

Я по-прежнему сидел на стульчике в лектории, одновременно осознавая себя находящимся где-то очень глубоко в подвале академии рядом с огромной друзой кристаллов. Скользнув по нити внутрь друзы, так же, как с помощью зеркала однажды попал внутрь себя, я оказался среди ажурной паутины магических нитей невероятной сложности и красоты. Они пульсировали разными цветами, дышали, переплетались в новых и новых комбинациях и, казалось, жили своей жизнью. Это была довольно сложная конструкция.

Вдоволь полюбоваться красотой и совершенством артефакта мне не дали. Что-то вдруг вытолкнуло мое сознание из друзы, а над ней отчетливо проявился фантом красивой девушки: круглолицей, темноволосой, кареглазой и улыбчивой.

— Здравствуй, полный целитель, и благодарю тебя.

Я так растерялся, что брякнул, не подумав:

— И здесь мою фигуру критикуют.

— При чем тут фигура? — удивилась девушка.

— Вы же сказали «полный целитель».

— А, вот ты о чем! — весело и задорно рассмеялась девушка. — Ну ты и насмешил меня. Нет, твоя фигура здесь ни при чем. Я имела в виду — полноценный целитель. То есть способный видеть и управлять магией на уровне нить-связь и нить-луч. Ты ведь уже освоил дальний поиск? Вижу, что да. Хвалю. Такой молодой, и уже такие успехи. Впрочем, наверняка тебе многое пришлось пережить, чтобы перейти на этот уровень искусства. Наверное, какая-нибудь смертельная опасность? Я права?

— Да, но откуда?..

— Поживешь с мое… Все просто. На качественно новый уровень переходят либо путем многолетних напряженных трудов, либо испытав сильное потрясение. В империи Сун практиковался даже варварский метод развития способностей: человека замуровывали в пещере на месяц, а то и на два. Мрак подземелья, отсутствие пищи и воды, реальная опасность умереть — все это содействовало пробуждению способностей. Но слишком многие сходили с ума.

— И что, так и становились полными целителями?

— Примерно половина из тех, кто выжил и не сошел с ума.

Меня передернуло:

— В самом деле варварство.

— С тобой, как я понимаю, это произошло случайно?

— Еще мне не хватало самому пойти на такое. А за что благодарите?

— За знания, которые я получила из твоей магической копии. Теперь разложу их по полочкам и проанализирую. Очень много лет со мной никто не контактировал. Так что еще раз благодарю. Надеюсь, ты не в претензии?

— Что ж теперь поделаешь.

— Действительно ничего. Но не переживай. Подробности твоей личной жизни так и останутся для всех тайной. Да и мне они ни к чему. Я их просто уберу.

— А кто вы? — набрался наглости спросить я.

— Я — артефакт академии. И я — целительница Лантисса.

— Вы… живая?!

— Нет, что ты, — грустно ответила девушка. — История моя такова. Я умирала от коварного узора, которым меня смертельно ранил вражеский архимаг. Коллеги ничем не могли помочь. Единственным выходом было внедрить ядро личности, которое жрецы богов называют душой, в этот артефакт, чтобы хоть как-то продлить мое существование. Они обещали, что постараются найти подходящее тело и перебросить меня обратно, но, вероятно, не смогли этого сделать. Вот таким образом душа целительницы Лантиссы всего-то двухсот пятидесяти трех лет от роду оказалась внедренной в друзу кристаллов.

— Простите за любопытство, а откуда взялся сам артефакт?

— Можно на «ты», — улыбнулась девушка-кристалл. — Мы ведь коллеги. Артефакт был создан более тысячи лет назад группой великих мастеров-целителей. Я тоже принимала некоторое участие в его создании. Мы надеялись, что он поможет обучать новых магов и целителей, а также управлять… — Она на мгновение запнулась. — Впрочем, это неважно. Работы длились около ста пятидесяти лет, и эта друза — их результат. Планировалось создать несколько артефактов, способных работать как в связке, так и автономно, но получилось у создателей или нет, я не знаю. После внедрения связь прервалась, и больше ни разу со мной никто не пытался обмениваться сведениями. Благодаря твоим знаниям я теперь понимаю, что полных целителей практически не осталось. Или они боятся проявить себя… Филлиниан, прошу тебя, помоги! Постарайся найти вторую лабораторию в Грассерских горах. Когда начались эти ужасные войны и целителей стали истреблять, наша группа как раз собиралась в те края. Там планировалось создать объединяющий центр. Твой сон в районе Сербано о прохождении лабиринта, скорее всего, свидетельствует о том, что кое-каких успехов моим собратьям удалось добиться. Сразу говорю, не знаю, что это за кристалл и какие знания передаются потенциальным целителям. Могу предположить, что базовые сведения о принципах изменения тонких структур человека. Возможно, там же заложены координаты местонахождения лаборатории, но как и когда они проявятся в сознании, сказать, опять же, не могу. Я не знаю, что группа успела сделать после того, как меня… не стало физически. Но дело наверняка на закончено, раз меня не объединили с центром. Ты реально можешь помочь в завершении гигантского труда, начатого предками.

— Да… Но как?..

— Я тебе в благодарность уже добавила кое-какие знания. Они будут храниться в свернутом виде, пока не окажутся востребованными. Возможно, они спасут тебе жизнь. — Лантисса почему-то печально и виновато посмотрела на меня. — Там информация о том, что надо делать, когда найдешь лабораторию. На момент моей гибели ее детальный проект уже был готов, поэтому мне известны основные принципы работы. Помоги, Филлиниан! Я верю — ты справишься! Не представляешь, как тяжело веками существовать практически без общения и возможности просто пройтись по лугу, зайти даже в самую паршивую таверну и выпить кружку дрянного вина. Даже такое для меня — невозможное счастье.

— Но я не знаю, состоится ли на самом деле намеченный поход в горы со студентами академии.

— Наверняка состоится.

— Хорошо, я постараюсь выполнить твою просьбу.

— Постарайся, пожалуйста. Очень многое зависит от успеха твоего похода.

— А можно задать тебе несколько вопросов?

— Спрашивай. Буду рада ответить.

— Ты сказала про вражеского архимага, но разве они способны причинить вред целителю?

— В мое время не было деления на магов и целителей. Каждый маг на начальном этапе обучения изучал магусы, потом некоторые из специалистов изучали целительство, и часть этих некоторых переходила на качественно иной уровень, становясь архимагами. После того как маг овладевал искусством управления собственной чувствительностью, он уже мог быть не только целителем, но и боевым магом, горным мастером, строителем. Совершенно не обязательно именно целителем. Однако знания и умения оставались с ними. Всегда можно было сказать, не погрешив против истины, что архимаг и целитель суть одно и то же. Понимаю, что сказанное противоречит тем историческим сведениям, которые тебе дали в схоле, но так было. А почему в учебники истории попала именно такая интерпретация, я догадываюсь. И клятва была разработана именно с той же целью — приостановить развитие магического искусства и максимально уменьшить численность архимагов. Теперь я вижу, что разработка узора клятвы удалась. Мастера, придумавшие его, рассчитывали на значительно меньший срок. Но все-таки гений нашелся и понял ее суть. Что ж, теперь вы сами отвечаете за последствия.

— Какие последствия?

— Война ведь не просто так началась. Мы думали, что слишком рано незрелое человечество овладело подобной мощью.

— Да какая там мощь?..

— Мальчик! — Лантисса посмотрела на меня сузившимися глазами как на полного несмышленыша. — Если ты знаешь парочку защитных и тройку слабеньких атакующих узоров, то уже полагаешь себя познавшим все могущество архимагов? Думаешь, этим и ограничивается арсенал так называемой целительской магии? Человек — очень изобретательное существо… особенно в вопросах самоуничтожения.

— Прости.

Лантисса кивнула:

— Ничего. Так ведь и было задумано…

— Вырвать у тигра клыки, чтобы не очень обижал зверушек, — не удержался я от шпильки.

— Точнее, притушить вулкан, чтобы не разнес весь остров, — ничуть не обиделась девушка.

— Ты сказала, что с тобой не связывались после внедрения, — постарался я перевести разговор на другую тему, поскольку почувствовал себя мальчишкой, упрямо настаивающим на том, что дважды два равно пять. — Но как же испытания? Разве ты не можешь снять копию знаний испытуемых, как проделала это со мной? И разве, используя нить-связь, ты не можешь самостоятельно с кем-нибудь войти в контакт?

— Нет, не могу. Я ведь не живая. За связь с внешними кристаллами отвечает отдельная структура. Она реализует воспроизводство потерянных кристаллов и первичный контакт с испытуемым. Мы ведь не предполагали оснащать артефакт сознанием.

— Артефакт сам выращивает кристаллы?

— Нет конечно же. В особой комнате находится стальной шкаф с ячейками, куда кристаллы помещаются после использования. Если их не хватает — потеряли, вынесли за пределы академии более чем на двести метров, случайно разрушили и так далее и тому подобное, — хранители вставляют в ячейку чистый камень, и уже в него структура внедряет узор-идентификатор. Количество идентификаторов строго ограничено.

— А как проводится само испытание?

— В друзе хранится множество обобщенных узоров профессиональных качеств, необходимых для выявления склонностей и способностей к тому или иному виду деятельности. Артефакт отправляет узор испытуемому. Узор связывается со структурой знаний человека, стимулирует ее и получает отклик. Узор возвращается в артефакт, и там соответствующий блок оценивает уровень совпадения с эталоном. Есть люди с ярко выраженными способностями, тогда артефакт помечает конкретную профессию как наиболее приоритетную, остальные три-четыре — в порядке убывания. Впрочем, ты это уже знаешь. У тебя во время испытания как раз и было почти идеальное совпадение с лекарским делом, хотя ты мог даже не предполагать подобного. А теперь тебе пора возвращаться. Скоро испытания закончатся, и окружающие не поймут твоего отрешенного вида. Напоследок один совет. Передай Финь Ю, что без должного развития тела развитие мысли затруднительно.

— Я не совсем понял, о чем ты…

— Он поймет.

— Хорошо, передам. А можно…

— Связаться со мной можно в любой момент, — улыбнулась Лантисса. — Знание, как это сделать, я тебе уже передала. — Она неожиданно подмигнула мне. — Мысли твои я не читаю, просто предугадываю, что ты можешь спросить. Я была права? Именно это тебя интересовало?

— Да.

— Ну тогда до встречи, Филлиниан. Выполни мою просьбу! Очень прошу.

Образ девушки развеялся, а я оказался снова в аудитории в полном, неразделенном сознании.

ГЛАВА 4

Мысль перепуганным зайцем металась в черепной коробке, петляла, кружила, возвращалась к исходной точке, но выхода не обнаруживала. Надо же было Весане выбрать именно этот момент, чтобы «душевно» поговорить со мной в компании своего родного братца фермера. Братец был на голову выше меня, широкоплеч, мускулист и суров, как бог земли и урожая. Фермер пригласил на развлечение друга, на вид еще более могучего парня, чем он сам. Этот утром для разминки явно поднимает быка вместо штанги и сам чем-то похож на свою «штангу». В совершенно бычьих глазах мысль не туманила зрачок, а слово «интеллект» парень наверняка воспринимает как изощренное заграничное ругательство. Заметно, что верховодит в этой судейской тройке брат Весаны. Он привык быть старшим, принимать ответственность на себя и защищать сестренку от всех напастей. Стоит девушке пожаловаться, дескать, ее обижают, и защитник тут как тут. Где?! Кто?! Ща рыло начистим навозом — обидчик месяц благоухать будет!

Весана же настолько привыкла к покровительству братца, что на ее лице не мелькнуло и тени сомнения относительно правильности своего поступка. Раз старший решил, что надо поколотить злодея, значит, так тому и быть. Правда, по правилам деревенского этикета предварительно следовало объяснить мне, неразумному, за что я подвергнусь экзекуции. Эту нелегкую миссию Весана взяла на себя. Догадываюсь, что и ее брату до момента нашей встречи было не совсем ясно (точнее, совсем неясно), в чем заключается нанесенная обида. Поэтому слушали мы оба предельно внимательно. Еще одному участнику конфликта, быку то есть, слушать было неинтересно. Его рога на цель наводили братец с сестрицей, не доверяя тонкое дело неповоротливой шее парня. Он стоял слева от меня, разминая кулаки и глядя на мое ухо стеклянным взором типа: «Че болтать? Замесить студентика — и идти пиво пить».

Надо же было Весане так удачно выбрать день для встречи. Более благоприятное стечение обстоятельств трудно себе представить.

Зимние каникулы заканчивались. Занятия должны были начаться через три дня, а я по милости наставника Финь Ю остался без своей магии, без воинского искусства, а благодаря нашим бюрократам — и без телохранителей. Невидимки с начала нового года перестали охранять мою персону в связи с рассекречиванием, а гвардейцы так и не приступили к работе. Почему это произошло, не знаю, а бегать по кабинетам и требовать себе телохранителей считаю ниже своего достоинства. К тому же я и раньше не очень жаловал толпу соплетеров из элитных воинов королевства, постоянно сопровождавшую меня, полагаю, даже в одноместный «зал заседаний» (будто им заняться больше нечем). Пару раз хотелось похулиганить и по завершении «доклада» попросить подать бумажку. Да чтоб помять не забыли. Интересно, подали бы? И если бы подали, то как бы организовали передачу? С потолка бы сбросили или под дверь подсунули? Невидимки все-таки.

Гвардейцы герцога, как назло, отправились сопровождать Свенту с Таллианой. Жене очень хотелось показать нашей малышке зоопарк, прибывший в наши края из империи Сун. Ну а после того как я вытащил из захваченного замка дочь лоперского графа, следовало ожидать, что его недруги постараются подстроить какую-нибудь пакость тем, кто разрушил их замыслы. То есть мне или моей семье.

Подвоха со стороны Весаны, умолявшей о встрече наедине, я, разумеется, не ожидал, до последнего считая по своей наивности, что мы старые друзья.

Моему временному расставанию с боевым искусством и магией поспособствовала, как ни странно это звучит, встреча с Лантиссой.

Как и следовало ожидать, испытание для Лесиозы закончилось благополучно, а целители, судя по их мрачному виду, ничего особенного в процессе наблюдения не заметили. Эти трое, не снимая масок злобных хряков, переглянулась между собой, одновременно пожали плечами и, демонстративно не замечая моей персоны, прошествовали к выходу. Один граф Гиттериан остановился, заложил руки за спину и, немного склонив голову набок, стал пристально меня рассматривать.

— Вы и есть тот молодой человек, который видит интересные сны? — доброжелательным голосом спросил он.

— Да. Бывает со мной такое.

— Ну что ж, пожалуй, через пару лет я согласен взять вас в ученики. Вряд ли вам так уж интересны почечные колики или методы аннигиляции камней в желчном пузыре. — И вдруг азартно выкрикнул: — Мозг! Его функции! Процессы, протекающие в нем! Психические явления! Память, мышление, воображение, эмоции — что может быть интереснее? Методы коррекции делинквентного поведения! Предотвращение распада личности! И что такое вообще личность?! Восстановление психики! Тайны души и существует ли вообще душа?! Как мозг познает сам себя?!

Говорил граф горячо, вдохновенно и увлекательно. Через минуту мне страстно захотелось последовать за ним и с головой окунуться в головной или на худой конец спинной мозг. Пробежаться по цепям симпатической и парасимпатической нервной системы. Выявить психическое отклонение и устранить его.

— Сейчас я занят, а годика через три… — Граф задумался, похмыкал своим мыслям и закончил: — Точнее, через пять. Да, через пять лет… может, семь… я немножко освобожусь и смогу выделить время. Наверное. Да, молодой человек, найдите меня потом. Как-нибудь. Точнее, когда-нибудь. Вам непременно надо специализироваться в этом направлении. Не-пре-мен-но! Впрочем, об этом мы с вами поговорим подробнее в ходе нашей совместной летней поездки в Сербано. — Он, словно копьем, ткнул пальцем мне в грудь и, пока я стоял, открыв рот, скромно прошмыгнул в двери и был таков.

Я даже головой потряс — что это такое? Дедушка Лил хихикнул и прошептал мне на ухо:

— Граф немножко со странностями, но большой, очень большой ученый и в не меньшей степени оригинал. К нему надо привыкнуть. А то, что пригласил в ученики, — событие и вовсе небывалое.

Примерно через час после окончания испытания Лесиозы закончилось испытание Протиса, а еще чуть позже освободилась и Олисия. Пока экзаменуемые приходили в себя, секретарь доставил результаты и сообщил, что чиновник академии ждет всех троих лоперцев и господина меня в аудитории номер два для беседы о перспективах обучения.

Пообщавшись с ксоровцами различного ранга, я стал отличать их от обычных граждан по некоторым признакам. Вот и этот чиновник, ожидавший нас за столом с выставленными полукругом четырьмя креслами, показался мне представителем известного ведомства, да к тому же в немалых чинах. Когда мы расселись — я с краю ближе к выходу, а графиня в центре между слугами, — чиновник на чистейшем лоперском языке провозгласил:

— Мое имя Деклариан деи Эллиссио. Мне поручено ознакомить вас с результатами испытания и рассказать, что Элмория может вам предложить в плане обучения. Господин Протис, — тот вскочил и, не дыша, ожидал приговора, — вам рекомендован в первую очередь факультет боевой магии, а также…

Протис так энергично замотал головой, что, казалось, всю жизнь тренировался, дабы в подходящий момент оторвать ее напрочь.

— Что случилось, господин Протис? Вы не желаете учиться на этом факультете?..

— Нет!!! — отчаянно вскричал парень. — Нет! Я хочу только на этом факультете! Не надо других!

— Понял, — улыбнулся чиновник. — Однако перед зачислением вам необходимо сдать экзамены за общеобразовательную схолу. В какой именно схоле вам предстоит учиться, я сообщу позднее.

— А сколько надо будет учиться? — не выдержал слуга.

— В схоле будет организована проверка ваших знаний, и по результатам примут решение о сроках.

Протис сел на место, счастливо улыбаясь и жмурясь, словно сорока после удачной охоты на алмазную брошь неосторожной красотки.

— Госпожа Олисия. — Та, в отличие от слуги, осталась сидеть, с деланым равнодушием слушая Деклариана. — Вам рекомендованы следующие направления: искусствознание и лицедейство.

— Что-о?! — подскочила графиня. — Да как вы смеете предлагать мне такое? Меня? В лицедеи? Немыслимо!

— Успокойтесь. У нас эта профессия считается весьма почетной. Например, звезда королевской оперы баронесса Вителлина деи Сербано ничуть не страдает от своей заслуженной славы и толп поклонников. Тем не менее, — прерывая дальнейшие споры, слегка повысив голос, продолжил чиновник, — на первом месте у вас стоит искусствознание. В частности, факультет алхимии нашей академии готовит творцов иллюзий. Здесь и зельеварение, и артефакторика, и конструирование магусов. Учатся на нем в основном дворяне. Есть среди них и весьма родовитые…

Эти доводы возымели действие, Олисия успокоилась и даже заулыбалась.

— Госпожа Лесиоза, — Леси не встала, но, как и до этого Протис, не дыша, ждала приговора, прижав к груди руки, сжав кулачки до побелевших костяшек, — вам рекомендовано с наивысшим приоритетом… — Он помедлил, и в аудитории установилась хрустально-хрупкая тишина. — Лекарское дело. Академия готова зачислить вас на первый курс соответствующего факультета.

— Я буду учиться на том же факультете, что и господин Филлиниан? — восторженно пискнула девушка и чуть в ладоши не захлопала.

— Да, — улыбнулся Деклариан, — на том же самом.

— И я могу стать травницей?! — в полнейшем восторге снова вскрикнула служанка.

— Наивысший приоритет означает, что вы вполне способны стать не только травницей, но даже лекарем.

Леси чуть не рухнула в обморок от таких перспектив. Олисия задумчиво посмотрела на свою служанку. Без перевода было понятно, что графиня уже прокручивает в голове, как она обрадует отца возможностью заполучить собственного лекаря.

Когда восторги немного поутихли, перешли к прозе, то есть к вопросу об оплате обучения. Чиновник объявил о намерении правительства Элмории бесплатно обучить всех элморскому языку и готовности предоставить графине кредит на учебу в академии под небольшой процент. А вот слугам предлагается стандартный договор на обучение за счет казны с отработкой, на что те с радостью, ни секунды не раздумывая, согласились. Графиня попробовала возражать — ей явно хотелось, чтобы Леси, закончив обучение, сразу вернулась в Лопер, — но Деклариан уточнил, что тогда графу придется или выплатить полную стоимость обучения прямо сейчас, что невозможно, или выкупить договор позже. Это сняло все возражения.

Второй этап «веселья», как я с тоской и предполагал, наступил некоторое время спустя. Тот же чиновник «попросил» меня (попробовал бы я отказаться) помочь девушкам устроиться в общежитии, а Протису — в схоле-интернате. Были в столице и такие заведения для студентов из удаленных провинций.

Погрузив всех в свою разъездную карету, которой КСОР меня не лишил, за что ему отдельная благодарность, я повез устраивать сначала Протиса, справедливо решив, что с ним будет меньше всего проблем. Так оно и получилось.

Искомая схола-интернат предназначалась для обучения детей из богатых семей. Располагалась она на окраине столицы за высоким кованым забором. Причем забор этот был сделан не из примитивных копий, скрепленных полосами металла, а из секций, изображавших различные сюжеты из детских сказок и игр: лисичка и хитрый цыпленок, добрый медведь и мальчик, девочка и дикие гуси, мальчик и злой колдун, дети прыгают через скакалку, дети играют в пятнашки. В глубине парка возвышалось трехэтажное белокаменное здание схолы и администрации. По бокам от него, слева и справа, в сторону ворот тянулись двухэтажные корпуса общежитий, женского и мужского. За каждым из них были устроены спортивные площадки с беговыми дорожками, турниками, полями для игры в мяч и гимнастики. Наверняка там были еще тренажеры, но от ворот они были не видны.

Привратник, угадав важных посетителей, услужливо во всю ширь распахнул ворота и глубоко поклонился. Наша карета, практически не снижая скорости, проехала по тенистой аллее к главному зданию. Швейцар в роскошной ливрее сбежал по широкой гранитной лестнице, с поклоном открыл дверь кареты и откинул подножку. Мы с Протисом вышли, а девушкам я предложил либо подождать меня в карете, либо погулять по схольному парку, пока я решу все вопросы.

В вестибюле, отделанном мрамором и красивой лепниной, уже дожидался слуга. Выяснив цель нашего приезда, он поспешил вперед, показывая дорогу на третий этаж, к кабинету директора. В конце вестибюля прямо напротив входной двери начиналась мраморная лестница с балюстрадой. На высоте в пол-этажа располагалась площадка с огромным витражным окном, на котором был изображен бог знаний, держащий в левой руке раскрытую книгу, а в правой — циркуль. Бог смотрел на входящих строго и сурово.

Директором оказалась сухопарая пожилая женщина с гордой прямой осанкой и властным взглядом. Одета она была в глухое темно-фиолетовое платье, а из украшений я увидел кулон с сапфиром на золотой цепочке тонкой работы, кольцо на пальце и небольшие серьги в ушах с тем же камнем. И настолько она была похожа на классическую училку, что я на секунду снова ощутил себя учеником, вызванным к строгому директору за какую-то провинность.

Быстренько передав письмо чиновника и получив заверения, что теперь Протис в надежных руках и о нем позаботятся, я поспешил откланяться и с непередаваемым чувством облегчения, словно шалун, чудом избежавший наказания, по-мальчишечьи кубарем скатился с лестницы, с ветерком просвистел мимо оторопевшего швейцара, запрыгнул в карету и приказал кучеру трогать, благо девушки прогулкой не соблазнились и смирно дожидались меня на своих местах.

Следующим пунктом нашей программы было получение всего, что положено студенту, в хранилище академии, а далее нас ожидало самое «веселое» — вселение в общежитие. С визитом в хранилище все прошло благополучно — все положенное выдали в полном объеме, но, как и следовало ожидать, Олисия была в шоке, узнав, что ее селят вместе с простолюдинкой, которая такая же студентка, как она, и, следовательно, прислуживать ей не будет. Наш строгий, но простоватый комендант, не знающий ни одного слова на лоперском ругательном (как, впрочем, и на литературном), терпеливо дождался окончания воплей и спокойно повторил, вдвое повысив громкость речи для лучшего понимания, что порядок для всех один, а если кого не устраивает, тот может обратиться к ректору, который без проблем примет заявление об отказе от обучения.

Я попросил коменданта в виде исключения зачитать Олисии список проживающих титулованных особ, что комендант с удовольствием и сделал, по ходу чтения поясняя, с кем важные персоны делят свои общежитейские… общежитные… общажные апартаменты. Перспектива попасть в компанию парочки герцогов, тройки маркизов, семнадцати графов и бессчетного количества баронов немного утешила графиню, и она милостиво согласилась принять ключи от комнаты.

Я помог девушкам занести личные вещи, пообещал: Лесиозе — навещать ее, а Олисии — периодически свидетельствовать свое почтение, после чего, вытерев трудовой пот и глубоко вздохнув с облегчением, откланялся и помчался на занятия.

Тем же вечером, связавшись с Финь Ю, я подробно рассказал о разговоре с Лантиссой и в точности передал ее слова, признавшись в конце, что мне так и не удалось разобраться, что к чему. Учитель надолго впал в задумчивость. Наконец он очнулся от транса, признал правоту девушки-кристалла и пояснил, что никак не мог понять, почему я так медленно продвигаюсь в самосовершенствовании. А дело действительно оказалось в том, что он ни разу не видел меня вживую и не особо присматривался к моей телесной организации. Привык, что на таком уровне подготовки, как у меня, его ученики обычно уже были более-менее гармонично развиты, даже не будучи полными целителями. Поэтому его теперь удивляет, как я умудрился добиться подобных успехов, не достигнув единства тела, магии и духа. Строить что-либо на таком эклектичном фундаменте ему не представляется возможным, поэтому завтра он сам свяжется со мной и проведет необходимую подготовку.

Подготовка эта заключалась в том, что Финь Ю буквально выдрал из меня любовно внедренные когда-то навыки рукопашного боя и систему повышенной регенерации.

— Твоя магическая структура развита достаточно хорошо и даже более того. Однако телесная организация не сбалансирована. Магия в тебе существует отдельно, а тело — отдельно. И препятствуют их гармоничному слиянию эти самые искусственные надстройки, чужеродные для организма.

— Но тогда и знания, полученные с помощью кристаллов, тоже чужеродны.

— Нет, это не так. С помощью кристаллов, вспомни, ты получал только справочные знания: растения и их особенности, алхимические формулы и рецепты, обобщенные структуры органов тела и стандартные магусы. То есть такие знания, которые требуют несложной обработки для усвоения, как, например, иностранный язык с довольно простыми ввиду сходства культур ассоциативными связями. Все остальное, требующее творческого осмысления и искусства в применении, изучается только вживую. Практикой и тренировками. Почему, например, нет кристаллов, способных передать знания аурной диагностики? Потому что они были бы бесполезны. Аурная диагностика — искусство, а не простой перечень стандартных нарушений. Между простым усвоением и творческой переработкой лежит бездонная пропасть. Как между усвоением и простым запоминанием. Можно еще представить так, чтобы тебе было понятнее. Сведения — аналог треугольной пирамиды, и для их правильного внедрения достаточно сформировать четыре связи с вершинами, то есть конечное и сравнительно небольшое количество. Навыки же — это конус, и для правильного внедрения необходимо бесконечное число связей. Ни ты, ни другие твои наставники пока не можете работать со столь тонкими нитями. Сейчас вместо дальнейшего развития твой организм занят выстраиванием конуса внедренных навыков для объединения их с общей структурой твоих знаний и умений и будет этим занят еще лет двадцать, если не больше. Причем тренировки нельзя бросать в течение всего этого периода, иначе твоя сущность со временем попросту отторгнет надстройку как чужеродный элемент. Ты наверняка знаешь, что переучивать иной раз труднее, чем начинать с чистого листа. Вот я и хочу перво-наперво сделать из тебя чистый лист. После того как ты разучишь базовые элементы техники, на десяток дней придется заблокировать магию, чтобы техника смогла без помех стать твоим неотъемлемым качеством, образовав фактически еще один слой ядра твоей личности. Эту операцию мы проведем на зимних каникулах, чтобы не вызвать подозрений у твоих наставников. Можно и не блокировать, — предвосхитил учитель мой вопрос, — но тогда чувствовать себя будешь немногим лучше кролика на столе садиста-вивисектора. Если хочешь, могу устроить.

— Нет-нет! — поспешно согласился я с блокировкой магии и перевел разговор на другую тему: — Так вот почему Греллиана требует изучать структуры органов на живых людях.

— Да, она использует такой способ, чтобы поднять тебя на следующий уровень. Очень медленный, но действенный. Мой метод, — не без хвастовства сказал учитель, — должен позволить тебе перейти на новую ступень уже к лету следующего года. Тебе больше не потребуются искусственные надстройки над сознанием, активирующие регенерацию и боевой транс. Ты сможешь использовать магию не отдельно от рукопашного боя, как было, а вместе с ним, в комплексе. В общем, впереди много работы. Давай начнем.

И мы начали. Финь Ю показывал мне движения его странной гимнастики, я должен был их несколько раз повторить, запомнить и с помощью медитации настроиться на мысленное повторение не менее тысячи раз в ускоренном режиме для закрепления в сознании и подсознании. На следующий день учитель смотрел, как у меня получается, поправлял в редких случаях и показывал новые движения, постепенно переходя к все более сложным комплексам. Некоторые связки были очень похожи на элементы гимнастики, которой постоянно занимался Сен. На мой вопрос Финь Ю туманно ответил, что в незапамятные времена группа его соотечественников, не согласных с политикой императора, ушла на север Элмории и, видимо, сохранила традиции своих предков, несмотря на смешение с местным населением.

Живот мой тоже ушел навсегда, даже не попрощавшись. Финь Ю сказал, что психология запасливого хомяка, волокущего в нору всякую гадость (это он про мой резерв редких веществ) и не желающего с этим расставаться, препятствует продвижению к цели.

Свенте я, разумеется, все рассказал и объяснил. Иначе просто невозможно было бы от нее скрыть исчезновение навыков и умений, которые были еще вчера. Опасно? Да. Но если не верить жене, самому близкому человеку, то кому же тогда верить?

Перед наступлением каникул учитель объявил, что базовые движения его школы я наконец-таки усвоил и теперь необходимо перейти к следующему этапу. Для этого он должен блокировать мою магию, дабы никакое отвлечение извне не препятствовало процессу гармоничного слияния магической структуры с телесной. Честно говоря, я так и не понял, каким образом освоение движений руками, ногами, корпусом и головой приведет к этому самому слиянию. Но мастеру виднее, а на каникулах магия мне не пригодится, Лабриано и Греллиана тоже отпустили своего ученика отдохнуть, поэтому я не возражал.

Когда Финь Ю внедрил свой блок, я будто ослеп и оглох, настолько уже привык смотреть на мир не только с помощью обычных органов чувств. Первую неделю было мучительно больно и тоскливо. На вторую попривык, но все равно чувствовал себя очень неуверенно. Считал дни и часы, когда Финь Ю уберет наконец этот проклятый блок.

До радостного события оставалось два дня, когда Весана упросила встретиться с ней наедине.

Утром у меня разболелась голова, по телу периодически прокатывались волны то холода, то жара. Иногда сотрясал озноб и ломило кости, словно у профессионального ревматика. Финь Ю предупреждал, что закончится слияние именно такими симптомами. К полудню мои женщины, Свента и Таллиана, расцеловав меня на прощание, отправились под охраной двух пятерок гвардейцев смотреть зверей в передвижном сунском зоопарке, оставив болящего главу семейства дома. На хозяйстве, как сказала жена. Примерно через час после их ухода лакей доложил, что меня желает лицезреть молодая дама, каковой оказалась наша подруга Весана. Она упросила меня прогуляться в ее обществе, поскольку ей необходимо переговорить со мной наедине по очень важному делу. Девушка буквально умоляла дать ей час времени.

В конце концов я согласился, оделся и отправился на прогулку. Погода была чудесная — легкий морозец, солнце и почти безветрие. Мы шли по расчищенному тротуару в неизвестном направлении — вела Весана — и болтали о разных пустяках. Я понимал: девушке надо дать время, чтобы она собралась с мыслями и решилась начать серьезный разговор. Вероятно, предположил я, речь пойдет об их отношениях с Сеном и ей нужен мой совет.

То ли завершилось это несчастное слияние, то ли великолепная погода и прогулка на меня подействовали, но чувствовал я себя просто прекрасно, легкое головокружение и некоторая раскоординация были не в счет. Еще два дня… даже полтора — и учитель снимет блок. Тогда мир снова заиграет фантастически прекрасными красками магии, для определения которых нет слов ни в одном языке. Это как сияние радуги с привкусом березового сока на губах и шепотом звезд в ушах.

Вот так, прогуливаясь, мы оказались в глухом тупике, выход из которого преградили два здоровенных парня. Как выяснилось, это были брат Весаны и его друг.

Поведение девушки мгновенно переменилось. Она прекратила легкий треп, зловеще улыбнулась и вот теперь перешла к главному:

— Ты знаешь, что ты подонок, Филин? Ты знаешь, что поломал мне всю жизнь? Ты выбросил четыре года моей жизни на помойку, и ты за это ответишь.

— Не понимаю, о чем идет речь.

— Не понимаешь? Тогда я сейчас тебе объясню. А парни немного поучат, чтобы запомнилось лучше!

Парни приблизились и взяли меня в клещи.

— Ты — сводник! Познакомил Сена с этой мерзкой певичкой! Он теперь на меня и не смотрит. Постоянно пропадает в этом ёперном театре. Шашни с ней заводит. А все ты! Я хорошо помню твои слова! Тогда — в трактире!

Я смотрел на Весану и удивлялся. Она изменилась не в лучшую сторону буквально за пару последних месяцев и была явно не в себе, на грани нервного срыва. Жестокая ревность, страсть, обида на весь мир превратили некогда скромную девушку с лучистыми глазами и ласковым голосом в остервеневшую мегеру с резкими чертами лица и огнем неукротимой ярости в глазах. Многие люди (нельзя сказать, что большинство, но немалая часть) предпочитают искать причины неудач где угодно, только не в самих себе. Сетуют на неблагоприятные обстоятельства, во всем видят происки врагов, чаще всего мнимых, и даже злые намерения своих же друзей, якобы из зависти подстраивающих всевозможные пакости.

Вот и Весана, похоже, вместо того чтобы сесть и подумать, что она делает не так, предпочла найти виноватого на стороне. Сен на эту роль не годился, так как пришлось бы признать, что он сам охладел к подруге. Оставались мы с Вителлиной. Та, понятно, разлучница, а я, выходит, сводник, который своим дурным влиянием не дает ситуации выправиться. Вполне логично, что Весана, прихватив подкрепление, способное справиться с лекаришкой, пусть даже прошедшим курс самообороны, вытащила источник своих бед на разбирательство, после которого можно будет так же поговорить с певичкой и вернуть любимого на место, к ноге.

— Прости, Весана…

— Я тебя не прощаю, и я для тебя не Весана! — не дала мне договорить девушка.

— Хорошо. Пусть так. Вессараина, послушай меня. Тебе не кажется, что дело не в знакомстве Сена с Вителлиной, а в тебе? Я знаю своего друга. Он добрый и мягкий парень, но командовать собой никому не позволит. Ты, видимо, хотела над ним власти, а он с этим не мог смириться…

— Что ты понимаешь, урод?! Он любил меня, пока ты не свел его с этой… др-р-рянью! Ты во всем виноват! Так вот, запомни: если еще хоть раз я увижу тебя рядом с Сеном, ребята приедут, не пожалеют денег на дорогу, и еще раз тебя проучат! Ты понял?!

— Послушай же…

Договорить мне не дал брат Весаны. Он схватил меня за лацканы пальто и, с силой встряхивая, сквозь зубы прорычал:

— Нет, это ты послушай, клистирная трубка! Ты очень обидел мою сестру. Я не знаю, что ты там ей сделал, и знать не хочу. Мне это неинтересно. Но если она, — он снова с силой меня встряхнул, — будет из-за тебя плакать, — очередное встряхивание, — или ты как-нибудь еще ее обидишь…

Такого стерпеть я уже не мог. Баронская ли гордость взыграла — какой-то смерд смеет хватать меня за грудки, — или просто возмутило нежелание слушать и слышать, но в ответ я, холодно глядя в глаза братца «обиженной», твердо сказал:

— Убери руки.

— Я сам решу, когда их убрать, а ты слушай, что тебе говорят, и не рыпайся! Понял, кусок дерьма?

Дальше мне бы оставалось брякнуться на колени и вылизать его сапоги. Крепкие такие, добротные, с теплым войлочным верхом и мехом внутри. Однако вместо того чтобы проявить ожидаемый испуг и заискивающе пролепетать что-то вроде: «Все понял и больше не буду», — я применил простейший прием, которому когда-то давно научился на курсах самообороны. Хоть навык и ушел, но память осталась. Изо всех сил я обеими руками ударил сверху по сгибам локтей парня и, когда он закономерно присел, добавил коленом в пах. Братец разжал руки, выпустив лацканы моего пальто, схватился за пострадавшее место, со стоном рухнул на колени и скрючился у моих ног.

Порадоваться победе я не успел. Ошеломляющий удар в ухо отбросил меня в сугроб возле какого-то забора. Оглушенный и почти ничего не соображающий, я хотел подняться, но ноги стали ватными, руки не слушались, в голове все кружилось и расплывалось. Да мне и не дали ни секунды, чтобы прийти в себя. Град тяжелых ударов практически выбил из меня дух. Приятель братца Весаны лупил меня руками и ногами. Я ничего не мог поделать. До боевых аспектов гимнастики мы с Финь Ю еще не дошли, магия заблокирована, гвардейцы… Ну, я уже об этом говорил.

Пальто с меховым воротником превратилось в лоскутки, камзол и рубашка трещали по швам, и все это безобразие сверху обильно поливалось, словно острым томатным соусом, моей кровью. Сознание тупо фиксировало, как при обычной диагностике: сломано три ребра, отбиты почки, повреждена печень, разорвана селезенка, сломан нос, сотрясение мозга…

Где-то далеко, за гранью этого мира, я слышал истерический крик Весаны:

— Буга, прекрати! Буга, не надо! Что же ты делаешь?! Остановись!

— Он Голта ударил! Это подлый прием — бить по яйцам! У нас за такое вообще башку отрывают!

В кровавом тумане я еще увидел, как Весана повисла на разъяренном быке Буге, крича ему, чтобы он немедленно прекратил.

Мир растекся перед глазами и казался картонной декорацией, размалеванной дрожащими руками пьяницы-художника. На фоне бездарно сделанного театрального задника высветилась фигура Буги, отдирающего от себя девушку и одновременно пытающегося пнуть меня ну хоть еще один разочек. А я даже рукой был не в состоянии шевельнуть. Вдруг рядом с борющимися фигурами материализовался Финь Ю — без сомнения, у меня начался бред, — сделал неуловимое движение, и бык вместе с висящей на нем девушкой рухнул как подкошенный.

Вскоре мое состояние ухудшилось, сознание поплыло, мне в бреду опять показалось, что надо мной склонился учитель и что-то настойчиво проговорил. А дальше тьма приняла меня в свои уютные объятия.

ГЛАВА 5

Опять в моем сознании творится нечто странное. Я знаю, что вижу сон, и в то же время знаю, что происходящее мне не снится.

— Хватит думать. Мозги сломаешь.

Мой учитель Финь Ю стоял передо мной в серой безликой пустоте… Стоял или висел? В пустоте или в тумане? Непонятно. Пустота это или туман, а может, вода, и мы на дне булькаем что-то друг другу по-рыбьи, а воображение переводит «бульки» в привычные символы речи? Безликое нечто колышется, плывет, клубится… Или это у меня со зрением непорядок? Да и как выглядит пустота? Может она как-то выглядеть? А если никак не выглядит, то почему я решил, что клубящееся нечто есть пустота?

В голову лезла всякая чушь в полнейшем соответствии с моим поганым настроением. Тело было полностью здоровым и даже более того: мышцы налиты силой, легкость необычайная, сознание кристально ясное. Подозреваю, кто-то из моих старших коллег-целителей постарался. Я-то без магии был обычным среднестатистическим больным и не мог даже царапину толком заживить. Можно было бы запеть что-нибудь утреннее, бодрящее, разудалое, подпрыгнуть молодецки на кровати и отрикошетить от балдахина обратно на перину. Еще раз прыгнуть. Еще отрикошетить… Хотя вряд ли: перина — не гимнастический мостик, а скорее зыбучий песок. Тут не прыгать, а выползать надо, опираясь на крепкий посох. Я прекрасно понимаю аристократов, не желающих рано вставать: кому охота каждое утро по-пластунски преодолевать просторы семейного ложа?

Впрочем, с моей скоростью и реакцией, как я теперь их ощущал, вода (что уж говорить про перину) вполне может иметь плотность кирпича, а воздух — казаться густым киселем, если не смолой. Не знаю почему, но я был твердо уверен в этом. Боевой транс мне теперь точно не нужен, как и специальные узоры-надстройки для управления ускорением и регенерацией. Как и говорил Финь Ю, после слияния скорость восприятия, регенерации, построения узоров и действия будет зависеть только от моего искусства и уровня постижения магии.

Все это замечательно, но как с людьми-то общаться? Я же помру со скуки, пока собеседник голову повернет, чтобы только осознать мой вопрос. Точнее, помру раньше, выговаривая первое слово вопроса так, чтобы для собеседника фраза не прозвучала воробьиным чириканьем или мышиным писком.

— Ты будешь меня слушать? — В руке учителя материализовалась бамбуковая палка, которой он не преминул огреть меня по «заднему мозгу».

Отреагировал я на подобный способ привлечения внимания довольно вяло. Раньше все силы и увертливость приложил бы, чтобы избежать удара по самолюбию и баронской спеси (бьют, понимаешь, как простолюдина, дубиной по филею). Но не сегодня. Делать ничего не хотелось. Даже прекрасное самочувствие не избавляло от тяжелых мыслей и депрессии. Меня поразило не столько поведение Весаны — девушка усиленно искала виноватых и нашла-таки, — сколько поведение ее брата и его друга. Никогда еще меня не били вот так: без объявления войны, фактически без разговоров и вызова, без выяснения подробностей конфликта. Мне случалось и драться в схоле, и участвовать в реальном бою с лоперцами. Приходилось даже убивать, но убивал я исключительно врагов, намерения которых были ясны изначально. А в последней стычке агрессия противников явно была несоразмерна ситуации.

Впрочем, все мои мысли и обиды — не более чем попытки оправдать неготовность защищать собственную честь и достоинство. С чего я решил, что весь мир живет по правилам людей моего круга? Почему типы, подобные Буге, обязаны предупреждать окружающих о своих намерениях? А если бы со мной была дочка и ей грозила опасность? Приняла бы Свента… да что там Свента, принял бы я сам в качестве оправдания беспомощный лепет слабака? Дескать, не ожидал, не предвидел, мне не дали времени подготовиться к дуэли, поэтому не смог защитить. Ага, так и вижу гипотетический диалог с деревенщиной:

— Не соблаговолит ли досточтимый господин принять вызов на дуэль? В таком случае честь имеем кланяться, сегодня вечером наши секунданты навестят вас, дабы обговорить детали предстоящего поединка.

Насколько я помню, в деревнях баронства Брасеро мальчишки сначала долго петушатся, пугают друг друга, выясняют, в чем обида, перечисляют братьев, пап, мам, дядей на предмет, кто сильнее и кто кому надает по шеям, и только потом начинают собственно драку. Однако следует признать: мне ни разу не доводилось видеть, как начинаются драки между взрослыми парнями или мужиками, а потому я не в курсе, какие правила действуют в этих случаях и есть ли они вообще. Так что сам виноват. Нечего переносить собственное мировоззрение на людей с иным складом ума и воспитанием.

Я не озаботился прихватить даже самый примитивный защитный амулет, настолько привык к своему могуществу. Ну и, честно говоря, к сопровождению невидимок тоже привык. Раньше стоило чихнуть, как кто-нибудь из них уже протягивал платок сопельки утереть. Не в буквальном смысле, конечно, но где-то близко. А уж чтобы случайный прохожий толкнул… Правда, под Сербано и в Лопере все было иначе, но тогда я четко осознавал, что нахожусь в условно враждебном окружении и надо постоянно быть начеку. А в столице расслабился. Забыл, что невидимки более мне не защитники. Тут-то мне и показали, насколько я реально «могуч». Не зря же умные люди направляли меня на курсы самообороны. Не на пустом месте возникло это требование к целителям. Теперь это ясно, как солнечный день. Верно говорят: «Дурак учится на своих ошибках, а умный — на чужих». Очевидный вывод — к умным меня отнести нельзя. Хотя кто мог знать, что короткая прогулка с девушкой, считавшейся моей подругой, приведет к подобному результату? Неужели теперь даже для путешествия вокруг особняка я должен брать сотню гвардейцев и обвешиваться боевыми артефактами, словно барон приграничья? Бред сивой кобылы в лунную ночь.

Острая боль скрутила тело, вывернула наизнанку и напрочь вышибла всю философию из дурной головы. Это Финь Ю почти дружески слегка кольнул меня пальцем в какую-то точку. Все, сейчас помру! Однако он снова кольнул в другую точку, и боль как рукой сняло. Отдышавшись, я более осмысленно посмотрел на учителя и наткнулся на жесткий режущий прищур раскосых глаз.

— Подбери сопли, мальчишка! — прошипел он, и это прозвучало достаточно зловеще. — Воин должен уметь стойко переносить боль и учиться. На собственных и чужих ошибках. Ты получил хороший урок. Так делай же выводы и учись никогда больше не попадать в такие ситуации. Слезы лить будешь потом. После смерти. А сейчас — думай. Соображай. Анализируй. Побед без поражений не бывает. Учти ошибки и стань сильнее. Ты понял меня?

— Понял, учитель, — искренне поклонился я, но насчет понимания соврал. Не понял я ничегошеньки. — Но я целитель, а не воин.

— Целители всегда были воинами! — строго отчеканил Финь Ю. — Умение лечить и умение убивать — неотъемлемые качества истинного целителя. Как две стороны монеты. Не бывает палки с одним концом и не бывает монеты с одной стороной. В основе лежит глобальный принцип симметрии. Анализ и синтез. Возбуждение и торможение. Взлет и падение… Целитель обязан быть бойцом. Смелость, уверенность, способность быстро принимать решения и рисковать, не теряться в сложных, смертельно опасных ситуациях… Чьи качества я тебе сейчас перечислил?.. Не знаешь, что и сказать? Именно так — качества хорошего воина. Но разве целитель не должен обладать теми же свойствами? Каждая операция — это бой за жизнь больного. Не хватило смелости, силы, мастерства, решимости — проиграл! Результат — смерть пациента!

Некоторое время он помолчал, давая мне проникнуться сказанным.

— А что касается убийства людей… Некоторые из так называемых человеков убивают себе подобных порой эффективнее, чем самая страшная чума. В этом случае целитель обязан бороться с ними не менее упорно и изобретательно, прилагая все свое мастерство и умение, как и с тяжелой болезнью. Для этого есть специально обученные люди, но они не всегда будут рядом, чтобы взять на себя эту нелегкую миссию.

Финь Ю неожиданно усмехнулся, глядя на мое унылое лицо, и, отбросив пафос, весело спросил:

— Знаешь, на кого ты сейчас похож?.. На нарцисс, впервые выставленный из теплицы на жестокий мороз.

Учитель так похоже изобразил поникший бутон и скрюченные листики, что я не выдержал и рассмеялся.

— Вот таким ты мне нравишься больше. Сталь долго бьют на наковальне, прежде чем из рук мастера выйдет отличный клинок. Что?.. А, на этот счет можешь не беспокоиться. Я — мастер, и я сделаю из тебя клинок. Будешь и саблей, и скальпелем одновременно. Это я тебе обещаю. До твоего избиения деревенскими увальнями я думал обойтись в твоем обучении без боевого аспекта тайного искусства империи Сун, но теперь ясно вижу, что ошибался. Придется учиться и этому.

Я поморщился, как от зубной боли. Опять тренировки. Опять учиться драться. Спрашивается, зачем учитель убирал из моего сознания боевые, защитные и атакующие комплексы невидимок, чтобы снова к этому возвращаться. Ну да, помню, он говорил, что родными моему телу они так и не стали и управлялись через специальную мозговую надстройку. Так ведь одной меньше, одной больше…

— Будешь учиться! Будешь. Не сомневайся. — Финь Ю словно прочитал мои мысли. — Овладеешь искусством на уровне мастера… Или умрешь, что меня несколько опечалит. Итак, подведем итоги. Тебе повезло. Причем дважды. Поскольку ты мой ученик, наша с тобой постоянная связь… Не знал? А она есть. Учитель всегда знает, что происходит с его учеником. Эта самая связь дала мне возможность вовремя прийти на помощь. Это первое. Второе. Обширные повреждения твоего тела ускорили его перестройку раза в два. Теперь она должна завершиться не к лету, как я полагал, а за пару месяцев. Вижу, ты — сторонник экстремальных методов самосовершенствования. Что ж, тогда тебе не страшен тот усиленный курс обучения, который я для тебя подготовил, — злорадно улыбнулся жестокий сунец.

— Я все равно никак не могу понять, как махание руками и ногами может способствовать слиянию с магией? И что это за слияние такое? А до этого что было?

— На своем уровне ты пока и не поймешь. Приведу грубую и весьма далекую от истины аналогию. Можно общаться исключительно с помощью речи. Можно — исключительно с помощью танца, мимики и пантомимики. При этом вокалисты, чтобы их голос звучал, должны придерживаться определенной схемы действий при исполнении. Например, обеспечить такое положение тела, чтобы звук свободно и беспрепятственно мог проходить через головные и грудные резонаторы. Такое положение практически невозможно сохранить, исполняя быстрый танец с поворотами, наклонами и прыжками. А теперь представь себе передачу сведений с помощью гармоничного объединения в единое целое вокала, балета, пантомимы и мимики. Насколько возрастет выразительность, объем и точность передачи данных? До слияния ты использовал эти возможности как бы порознь. Чтобы спеть, останавливал движения, чтобы подмигнуть — прекращал петь.

— Так мне теперь придется строить узоры, гримасничая и отбивая чечетку? — попытался я поехидничать, но ничего у меня не вышло.

Финь Ю, к моему ужасу, даже не улыбнулся:

— На первых порах будет именно так. Вспомни, как, помогая себе руками, ученики формуют первые магусы. Потом движения рук становятся ненужными, все делается мысленным усилием, но, уверяю тебя, скрытые, незаметные глазу и самому магу микродвижения рук остаются, и тонкая моторика играет очень большую роль в обеспечении качественности и тонкости получившихся магусов. Об этом потом. Сейчас важно другое. Пройдет некоторое время, пока ты научишься управлять своим восприятием мира на бессознательном уровне. Придется попотеть. Первые дня три ты будешь то слишком ускоряться, то замедляться. На все вопросы говори о плохом самочувствии и шоке после побоев. Тебе поверят. Такие случаи были. Второе. Я покажу тебе структуру магуса, с помощью которого ты… да-да, ты — парализовал своих противников. Надо как-то выкручиваться из ситуации. Смотри.

Я увидел неплотное переплетение слабых магических линий и быстро запомнил. Повторив несколько раз структуру, убедился, что она прочно зафиксировалась в памяти, и спросил учителя:

— Это ведь несложно. Почему же этот магус не применяется в лекарском деле? Вроде бы удобно… Обездвижил больного, заодно обезболил — и оперируй себе. А то пока войдешь в доверие, уложишь, усыпишь, причем некоторых особо нервных усыпить довольно трудно.

— К сожалению, этот магус — боевой. Надо очень точно рассчитать энергию, чтобы не допустить летального исхода. При использовании усыпляется весь организм, в том числе сердце и легкие. Чуть перебрал — и пациент труп. В твоей ситуации как раз можно сказать: был очень слаб, почти без сознания, и едва смог ударить первым пришедшим в голову магусом. Его структуру ты якобы видел у Свенты. Оказавшись в тяжелой ситуации, вспомнил о жене. По ассоциации вспомнил магус и ударил. Понял?

— Да, учитель.

— И последнее. Заниматься с тобой будем по шесть часов в режиме ускорения. Это потребует больших затрат энергии и ресурсов твоего организма. Пока не перейдешь на магическое питание, тебе придется походить с животом, как раньше. Только не жир там накапливай, а необходимые телу материалы. С магической подпиткой я тебе помогу, а с вещественной проще будет сделать, как я сказал. Пока все. Прощаюсь. Скоро увидимся. Готовься к трудным временам, — не удержался от того, чтобы испортить мне настроение, Финь Ю.

— Э-э… Учитель!

— Что еще?

— А… где мы находимся?

— В твоем сне, конечно. Теперь ты так будешь отдыхать, хи-хи, всегда.

— А как же раньше? То в зале с кристаллом, то в…

— Еще не хватало тратить силы на формирование образов всевозможных интерьеров. Тогда это было нужно. Какая-никакая обстановка позволяла тебе сохранить ясность сознания и не отвлекаться на философию типа: «Где я? Что со мной? Куда попал?» Ты уже большой мальчик и, надеюсь, темноты не боишься. В туалет без охраны ходишь? Хе-хе… Привыкай. Всякие посторонние образования не будут тебя отвлекать от познания высокого искусства магии. До встречи в пустоте! Тебе пора просыпаться. Я ухожу.

Так, хихикая, учитель растворился в странном пространстве. А я понял, что уже не сплю и пялюсь на балдахин кровати в нашей спальне, а рядом со мной посапывает измученная ночным бдением Свента.

Стоило мне шевельнуться, жена пробудилась, подскочила ко мне, обняла и забросала вопросами: как я себя чувствую? где болит? как я мог не подумать об элементарных мерах безопасности? почему сразу не распознал змеиную сущность Весаны (а ведь столько лет подругой считалась)? целитель я после этого или дурачок деревенский? почему не дал в лоб тем придуркам, а если не мог своей благородной ручкой, почему магией не шарахнул? И так далее, и тому подобное. На четвертом или пятом вопросе я перестал понимать, что жена от меня хочет, и просто ею любовался. Какая же она у меня красавица. А прядка волос постоянно падает на глаза, и Свента так изящно встряхивает головкой… Ну просто прелесть.

Жена, наконец-то поняв, что ее не слушают, обиженно замолчала и отвернулась. Я крайне осторожно потянулся к ней, поскольку скорость восприятия то прыгала в сторону молнии, то сваливалась к «мухе в сиропе». Финь Ю предупреждал, что поможет мне только практика, практика и еще раз практика. Поэтому я изо всех сил старался как можно быстрее научиться управлять этой способностью. Получалось пока плохо.

Свента, увидев мои дерганые движения, всерьез испугалась и захлопотала, как наседка над цыпленком. К счастью, Греллиана потребовала, чтобы посторонние не беспокоили больного как минимум пару дней, поэтому мы с женой могли уделить время… моему обучению. Я заново учился ходить, бегать, брать предметы, одеваться так, чтобы не порвать одежду на тонкие и красивые ленточки, завтракать, не ломая столовые приборы и не подбрасывая кусок мяса под потолок. А такое случилось, когда мне в сверхскоростном режиме показалось, что бифштекс прилип к тарелке, я подцепил его снизу вилкой да поднажал. Хорошо прожаренный шмат мяса неспешно воспарил (так мне казалось) к потолку и влип в него, раскатавшись в тонкий блин. Капли сока причудливым фонтанчиком брызнули в разные стороны и полетели на нас. Я успел увернуться, а вот жена… Удивительно, но она не ругалась. Видно, дочка приучила к разным застольным фокусам. Свента молча обтерлась салфеткой и придвинула ко мне следующую тарелку.

К концу дня я наловчился передвигаться и уже мог воспринимать мир в любом скоростном диапазоне. Это требовало предельного внимания с моей стороны, поэтому беседа со мной, по словам Свенты, напоминала общение с контуженным. Но это-то как раз и не должно никого удивить. Все-таки я побывал на грани смерти.

Днем я занимался самостоятельно при посильной помощи и поддержке Свенты, а с девяти часов вечера и до трех ночи — с тираном Финь Ю. В слиянии с магией был еще один плюс: для сна теперь требовалось максимум три часа, да и то похож он был на медленное парение в слоях магического пространства. Почему пространство представлялось мне слоистым, я пока не знал, а Финь Ю молчал, ссылаясь на мое «детское» воображение. Он обещал, что я все пойму позже, а когда — зависит от меня самого.

Вместе с учителем мы действительно занимались тем, что конструировали на основе базовых движений очень интересные комплексы и связки, одновременно строя всевозможные абстрактные, как мне тогда казалось, узоры.

В конце второй ночи занятий Финь Ю снял блок, препятствующий управлению магией. Во время занятий он снимал его только на короткое время и всегда внимательно следил за тем, что и как я делаю. Несколько раз ему приходилось вмешиваться, чтобы я не рубанул сдуру — точнее, от неумения пользоваться новыми возможностями — самого себя. Глобальное изменение заключалось в том, что я не видел нитей и даже витков магусов. Я мог, конечно, если очень уж хотелось, вообразить их, но для построения узоров мне этого теперь совсем не требовалось. Простейшие узоры я структурировал мгновенно и целиком. Любого типа и любой степени насыщенности магической энергией.

В более-менее окончательном овладении своим телом помогла мне, как ни странно, Таллиана. Дура-кормилица, невзирая на прямой запрет жены, вошла в нашу спальню с заявлением, что она ничего не может поделать с этим маленьким демоненком, требующим немедленно подать маму и папу. Девочка, завидев меня, с визгом бросилась навстречу, раскинув ручонки, а я, обрадованный не меньше, бросился к ней. Воздух снова загустел, все застыли на своих местах, и только испуганный блеск в глазах жены подсказал мне, как она переживает за малышку. Время подумать у меня было, и я тоже моментально осознал, насколько опасно может быть для Таллианы, если я подхвачу ее на руки с такой скоростью.

Испуг жены, мой страх за ребенка и чудовищные усилия, предпринятые мной, чтобы взять свои реакции под контроль, увенчались успехом. В мозгу у меня что-то щелкнуло и встало на место, а я наконец прочувствовал свое собственное тело именно так, как того добивался учитель. Это немного похоже на верховую езду. Сначала трудно даже просто вскарабкаться на страшную гору под названием «лошадь», потом ты учишься контролировать свое тело: расположение ног, рук, туловища. Все силы и энергия уходят на то, чтобы не свалиться. Но стоит прочувствовать животное под собой, освоиться, и переходишь к следующему этапу. Еще не к джигитовке, конечно, но к некоторым ее элементам. Со временем это «чувство лошади» как бы врастает в тебя, и каким бы долгим ни был перерыв в верховой езде, стоит сесть в седло — и тело само вспомнит, что и как надо делать.

Так случилось и со мной. Видимо, я и вправду сторонник экстремальных методов обучения, поскольку страх за родное существо помог прочувствовать, понять и загнать в область бессознательного управление своей скоростью. Теперь это стало получаться легко и непринужденно, как дышать. Если провести еще одну аналогию, то до настоящего момента я, чтобы взять в руку кубок, должен был продумать и реализовать управление каждой мышцей тела: какой расслабиться, какой напрячься, под каким углом повернуть кисть и локоть, на какое расстояние друг от друга растопырить пальцы, какое усилие затратить, чтобы не раздавить кубок в пальцах (да-да, и это тоже). Сейчас я мог взять в руку кубок простым естественным движением, хотя и с грацией древнейшего человека, хватающего каменное рубило. Ну а для того чтобы появилась эта самая грация, Финь Ю и занимается со мной тайным искусством. Теперь я отчасти понял, зачем все это было нужно.

Я уже свободно вернулся к нормальной скорости, подхватил Таллиану на руки, пару раз подбросил ее вверх, к несказанному восторгу малышки и нешуточной тревоге матери, осторожно обнял. Девочка прижалась ко мне и залепетала, вываливая на меня все свои нехитрые новости. Я не вникал в смысл, а просто слушал ее голос и млел.

Няньку немедленно уволили, девочку удалось с немалым трудом уговорить пойти поспать, благо как раз наступило время для столь важного дела. Жена, убедившись, что я пришел в относительную норму, наконец-то приступила к рассказу о событиях, произошедших с того момента, как Весана пригласила меня прогуляться. До этого она категорически отказывалась вести любые разговоры на темы, не связанные с моим здоровьем.

ГЛАВА 6

Оказывается, именно Весана вызвала патруль, когда все мужчины рядом с ней рухнули на землю и замерли бездыханно. Она впала в совершеннейшую истерику, выбежала из тупичка на улицу и закричала, созывая стражу, лекарей, добрых людей и случайных прохожих. Подбежавшим патрульным она указала место событий и все время твердила, что не хотела, что думала только попугать, верила, что Филин мудрый и непременно вернет ей ненаглядного Сентаррино, а брат все не так понял, а она ему не сказала, что студентик — лекарь и барон, на лекаря брат никогда бы не поднял руку, а друг брата, Буга, он сильный и добрый, он за нее с братом даже к демонам в пасть полезет.

Из ее бессвязного рассказа стражники уловили только то, что кто-то напал на лекаря и убил его, а девушка в этом как-то замешана. Недолго думая командир патруля распорядился доставить всех под охраной в ближайшую больницу и оказать пострадавшим первую помощь. Кто из троих мужчин лекарь, он не знал, но справедливо решил, что это со временем и так выяснится, но, поскольку специалисты лекарского дела на особом контроле у короны, он распорядился немедленно известить о произошедшем КСОР.

Один из стражников, уже несколько лет патрулирующий этот район, умудрился под коркой крови и живописными синяками опознать во мне лекаря и зятя герцога. В результате мое бесчувственное тело доставили в особняк тестя. Какой переполох поднялся, словами не описать. Однако потомственный мажордом герцога сохранил ясность ума и в очередной раз доказал, насколько хорошо знает свое дело и умеет ориентироваться в сложной ситуации. Он пресек вопли и причитания женской части прислуги, распорядился уложить меня в супружеской спальне, послал одного из слуг за лекарем герцога, а другого — в зоопарк, дабы известить мою благоверную. Свента, оставив переживания на потом, отправила этого же слугу за Греллианой, а сама, подхватив дочку, кинулась домой.

Так я и очутился в собственной постели под чутким надзором Греллианы, а не в больнице. Вместе с лекарем, прибывшим на помощь, они решили, что дома и стены помогают, а мое состояние после совместных усилий опытного лекаря и не менее опытной целительницы было признано удовлетворительным, поэтому меня не стали отправлять на больничную койку, дабы не лишать какого-нибудь бедолагу его законного койко-места.

Свента со всей решительностью потребовала своего участия в дознании, которое взял на себя КСОР, тем более что дознаватель ей активно не понравился. Заговорив об этом человеке, она сморщилась, как муха, влипшая в острый соус вместо ожидаемого меда. На мои расспросы отговорилась тем, что, дескать, сам увижу, а она не хочет лишать меня «удовольствия» пообщаться с серебряным винтиком бюрократического аппарата. Свента, конечно, поспешила со своими требованиями. Начальство живо напомнило ей о том, что может требовать курсант схолы невидимок, а что — нет. Участие в дознании не входило в крайне куцый перечень прав курсанта, даже если он имеет в супругах целителя. Ее построили и лаконичным языком военного приказа объяснили реалии жизни. Умница Свента не стала плевать против ветра и, немного успокоившись, поняла, что в этой предельно ясной ситуации ее Филику и так не будет угрожать никакой бюрократический закидон.

Картина происшествия и без моих показаний сложилась уже достаточно полная, поскольку Буга свою вину не отрицал, не увиливал, да и, судя по всему, просто не смог бы этого сделать, поскольку потребовалось бы приложить слишком большие умственные усилия. Тупо твердил одно: студентик ударил его друга и должен был за это ответить, а то, что студентик оказался шибко хлипким, так Буга и знать не знал, какие задохлики все городские, что от простого удара в ухо падают замертво.

Когда же ему сообщили, что за нападение на целителя ему грозит минимум десять лет рудников и вряд ли он вернется оттуда живым, так как даже самые закоренелые преступники очень не любят тех, кто отбывает срок за подобные преступления, он вовсе впал в прострацию и замолчал. Все его поведение говорило о том, что он в этой драке ничего необычного не видел. Подумаешь, подрались — с кем не бывает? Дело обычное. Почему за столь незначительный проступок ему грозит столь жестокое наказание, понять он так и не смог.

Другое дело — братец Весаны. Как его зовут, ни я, ни Свента не знали и знать не желали. Вроде Голт, но не уверен. Братец, как только услышал, с кем ему пришлось говорить «по душам», криво ухмыльнулся, назвал сестру течной сукой, неспособной удержать при себе кобеля, и почти равнодушно принял к сведению возможное трудоустройство на ближайшие пять лет в каменоломнях или гребцом на галерах. Он прекрасно понял: просить о снисхождении бесполезно и, даже если сам пострадавший его простит, что он, то есть я, делать совсем не собирался, то корона не простит точно. И не из мести, а дабы другим подобным борцам за поруганную честь девушек неповадно было.

Весана на вопросы дознавателя не отвечала. Вперив в пространство отсутствующий взгляд и маятником качаясь на стуле, она безостановочно повторяла:

— Что же теперь будет? Что же теперь будет? Что же теперь будет?..

Выглядела она, по словам жены, «краше в гроб кладут», однако никакого сочувствия этот печальный образ разбитой любви и мести у моей благоверной не вызвал. Свента заявила, что непременно изуродует бывшую подругу, если ту хоть на секунду выпустят из тюрьмы КСОРа, и плевать ей на последствия.

— Как же так могло получиться? — вслух задал я вопрос, мучивший меня на протяжении всех этих дней.

— Как, как! — окрысилась вдруг на меня жена. — А где был мудрый Филин, который в схоле помог многим моим знакомым решить их непростые проблемы? Где он был? Ушел в себя и не вернулся? Ты хоть группу свою по именам знаешь? А давно ли разговаривал с Сеном? Не по делу, а просто так?

Она с болью заглянула мне в глаза. Не знаю, что она там увидела, но прикрыла веки и прошептала:

— Прости, Филик. Тебе многое пришлось пережить и много пришлось работать, учиться, но неужели нельзя было выкроить хоть чуточку времени для друзей? Я уже не говорю про нас с Таллианой. Наверное, год назад еще не поздно было… Может, полгода назад как-то можно было повернуть ситуацию с Весаной. Я тоже хороша. Она была моей подругой, а я даже не вспоминала о ней, занимаясь своими делами и радуясь тому, что сбылась моя мечта и я стану невидимкой.

Мы обнялись и посидели некоторое время молча. Какие тут могут быть слова? Да, прохлопали, упустили, потеряли подругу. Она еще жива, но для нас все равно что мертва. И дело не в том, можем ли мы простить ее, а в том, что разбитую дружбу, как и любовь, не склеишь. Нет больше главного — доверия. Можно встречаться и даже улыбаться, но каждый раз сердце будет точить опасение, вдруг этот человек еще чего выкинет? Близкие отношения с постоянно взведенным карманным арбалетом за пазухой невозможны. Может быть, с годами и опытом мое мнение изменится, но когда это еще будет.

Не хотелось бы потерять еще и Сена. Поэтому я решил при первой же возможности поговорить с ним начистоту. Случай должен представиться завтра. Не думаю, что мой друг пропустит первое занятие нового семестра, а если пропустит, я его обязательно найду. Обыщу весь город, подниму всю гвардию герцога на ноги, но найду.

Утром после очень плотного завтрака (жене я все объяснил и она уже привыкла к тому, что я много ем, а теще сказали о необходимости восстановления моего организма, то есть практически не соврали) я собирался в академию на первое занятие, когда курьер доставил повестку. Меня вызывали в КСОР для дачи показаний. В качестве дознавателя был указан некто Юргениан. Жена, увидев это имя, скривилась и пробормотала себе под нос забористые ругательства, которым не знаю где научилась. Может, специально в схоле невидимок преподают, чтобы враги пугались? А я даже не представлял, что мне делать. Пропускать лекцию достопочтенного Виррано очень не хотелось. Во-первых, само занятие интересное, а во-вторых… терпеть его насмешки за прогул? КСОР, как ни странно, этого одержимого ничуть не пугал и вызов в грозную организацию никоим образом не служил для него оправданием пропуска занятий.

— Это тот придурок, который ведет дело Филика?

Столь резких выражений я от своей тещи тем более не ожидал. Она величественно поднялась из-за стола и безапелляционно скомандовала лакею:

— Если посыльный еще здесь, передай ему, что мой зять никуда не пойдет, поскольку, будучи целителем, не располагает временем для соблюдения бюрократических формальностей. Если посыльный уже ушел, сходишь в КСОР сам, вернешь повестку и передашь дежурному то, что я сказала. Иди.

Она повернулась ко мне и, строго глядя в глаза, буквально потребовала:

— Филлиниан! Обещай мне, что не уронишь честь и достоинство нашей семьи и не будешь скоропалительно подписывать то, что тебе подсунет этот тип — дознаватель. С его начальством я или мой муж еще поговорим. Обещай мне.

— Хорошо, матушка. Обещаю.

Я хоть и не понял, зачем это надо, но решил, что семейству виднее. Домашние, в отличие от меня, уже говорили с дознавателем и успели сделать определенные выводы.

Перед лекцией поговорить с Сеном возможности не представилось. Он заскочил в аудиторию буквально за секунду до прихода Виррано и все занятие был мрачнее тучи, ни на кого не глядя и явно не слушая, о чем говорил наставник. Тот, к моему изумлению, не стал измываться над Сеном и даже, мне показалось, изредка поглядывал на него с сочувствием. Вероятно, история, приключившаяся с нами, стала достоянием гласности. Конечно, шила в мешке не утаишь. Секретность с целителей сняли, и все столичные газеты с удовольствием раструбили на весь мир о нападении на одного из них. Правда, называли меня скромно «господин Ф.» и не уточняли, что я еще не целитель, а всего лишь помощник. Однако в результате деятельности газетчиков только глухой отшельник не слышал о несчастной любви девушки, сошедшей с ума на почве ревности и не придумавшей ничего умнее, кроме как напасть на лучшего друга своего любовника, чтобы покрепче досадить изменнику.

В перерыве Сен придержал меня за руку и, дождавшись, когда аудитория опустеет, хриплым голосом, запинаясь, заговорил о том, как он был неправ и что это он виноват в случившемся, не надо было ему знакомиться с Вителлиной, и тогда все было бы хорошо. Смотрел он на меня взглядом умирающей собаки, честно и преданно прослужившей хозяевам много лет, а вот теперь к старости не сумевшей защитить курятник от молодой пронырливой лисы.

Я дал другу высказаться. Молчал. Не перебивал. И когда он стал повторяться, положил руку ему на плечо, сжал и потребовал не винить себя, поскольку я, как его друг, тоже не собираюсь снимать с себя ответственность.

— Сен… Ты ведь отличный лекарь и великолепный хирург. Ты ведь не понаслышке знаешь, что такое ампутация и как опасно затягивать с ней, когда спасти орган стало невозможно. Однако в личной жизни ты слишком добр и просто боишься сказать «нет», когда это необходимо. Боишься обидеть, сделать человеку больно. Ведь наверняка не раз возникала ситуация, когда обязательно надо было сказать это страшное слово, но ты его не говорил, в надежде что все обойдется. Ведь так?

Сен обреченно кивнул:

— Так.

— Ты ведь ушел к Вителлине потому, что с Весаной тебе стало просто невозможно жить вместе. Ее ревность и требовательность превратили твою жизнь в кошмар, но ты все равно боялся сказать ей «нет». Я не обвиняю тебя. Этот разговор должен был состояться гораздо раньше. Прости. Я погрузился в свои проблемы и не пришел вовремя тебе на помощь, когда моя поддержка была тебе крайне необходима.

Я сознательно перевел разговор на себя, заставив Сена оставить яростное самобичевание и заняться утешением уже моей персоны. Попутно он волей-неволей подбирал аргументы и в защиту своего поведения. Я понимал, что ему нельзя было сейчас углубляться в переживания. Так он может додуматься боги знают до чего, а с развившейся депрессией бороться очень сложно. Через некоторое время он вернется к этой истории, когда несколько сгладится острота переживаний и притупится боль. Тогда он сможет более спокойно и взвешенно все проанализировать и сделать верные выводы. А мы со Свентой и Вителлиной будем рядом и постараемся ему в этом помочь.

— Сен… Мы оба проглядели этот нарыв и не приняли меры. Поэтому я считаю, что виноваты оба. И еще. Не оставляй Вителлину. Ей сейчас очень тяжело, и она нуждается в твоей поддержке. Ей сейчас просто необходимо твое крепкое мужское плечо. Наверняка на нее косо смотрят и шепчутся за спиной. Для женщины такая ситуация может быть просто невыносимой. Представляешь, какой простор для творчества сплетниц сейчас образовался? Шепотки за спиной, хихиканье разновозрастных дур: «Ах, ах! Это та самая, что разбила такую любовь? А еще знаменитость!» Ты должен ее поддержать.

— Но как же ж я могу после всего случившегося?..

— Так у тебя с ней были просто шашни и ничего серьезного?

— Ну как же ты мог подумать! Я ж не могу несерьезно.

— А раз у тебя все серьезно, то ты, мой друг, не можешь не прийти к Вителлине. Иначе получится, что Весана своей выходкой добилась успеха. Она смогла разбить вашу любовь. Ты этого хочешь?

К сожалению, подбирать нужные слова у меня не было времени. Говорил то, что чувствовал. Может быть, неправильно, может быть, не так. Возможно, надо было все сказать несколько иначе. Где-то смягчить, где-то усилить. Может, отчасти я был неправ в своих рассуждениях, но главной своей задачей на данный момент считал не дать Сену заняться самоедством и бессмысленным самокопанием, и, судя по его приободрившемуся виду, мне это частично удалось. Печаль и тоска из его глаз не ушли, но отодвинулись вглубь, на задний план. На первый план выступил мужчина-защитник, у которого появилась ясно видимая цель — не дать сплетникам съесть Вителлину.

— Но что ж делать-то конкретно? Не могу же ж я ходить везде и бить морды всем, кто плохо о ней отзывается?

— И не надо. Тем ты только сильнее раззадоришь болтунов и подольешь масла в огонь. Ходи на концерты как ни в чем не бывало, появляйся с ней в общественных местах, на вечерах, балах… Приглашай в рестораны и на представления… Кстати, кафедра искусствознания факультета алхимии приглашает всех желающих на представление, подготовленное ими совместно с кафедрой миражей. Обязательно сходи.

— Но ведь будут же ж шептаться за спиной, а Лине это будет неприятно.

— Главное, не показывайте виду. У вас с ней должна быть четкая установка — ничто не разобьет вашу любовь. Никакие истерички и шантажистки. Представь, что завтра какая-нибудь умница пригрозит тебе самосожжением, если ты не возьмешь ее замуж. Парень ты видный, так что подобная дурь может прийти в голову не одной красотке. Но только в том случае, если ты проявишь слабость и покажешь шантажистам, что на тебя можно повлиять таким образом.

— Это ты подзагнул. Нашел тоже завидного жениха.

— Подзагнул, конечно. Но доля правды в этом есть. По сути, Весана как раз и попыталась предпринять нечто подобное. Не напрямую. Вероятно, не осознавая, что творит на самом деле, действуя инстинктивно, но тем не менее как хочешь назови, но это была попытка шантажа. Тебя, не меня. Я твоим сердцем не заведую. Однако как бы ты поступил, даже при твоем мирном характере, если бы узнал, что плохо твоим друзьям? И плохо им из-за тебя. А Весана именно так повернула бы дело, не сомневаюсь.

— Я бы… Я бы… Ну…

— Скорее всего, стал бы делать то, что она бы тебе сказала. Расстался бы с Вителлиной, закончил учебу, женился на Весане, — со вздохом пресек я попытки друга ответить. — Так что в хитрости ей не откажешь. И в понимании тебя — тоже.

— Но ведь без любви? Как же? Я же не мог бы ее любить после всего!

— Ну, во-первых, стерпится — слюбится, как говорится. Во-вторых, я многое понял из краткого разговора с ней. Там, в тупике. Может, я все придумал, но мне показалось, что ей твоя любовь по большому счету и не нужна. Главное, что ты — рядом, под ее крылом, и даешь ей возможность жертвовать собой во имя будущего Великого Лекаря, спасающего сотни людей. Потом, когда-нибудь в далеком будущем, она стала бы тебя попрекать своим самопожертвованием… а может, не стала бы. И знаешь, что еще скажу? Очень возможно, со временем ты бы стал с ней счастлив.

Сен уставился на меня как на что-то невиданное. Будто не знал меня все эти годы и вот только сейчас рассмотрел и удивился. Он прокашлялся и, выдержав паузу, сказал:

— На миг мне показалось, что рядом сидит мой дедушка и учит меня, несмышленыша. Откуда в тебе это, Филин?

— Не знаю. Книг много хороших в детстве прочитал. Не все еще понял, но уже многие вспоминаю совсем иначе, чем в те годы. Меня в схоле некоторые называли мудрым Филином, а только теперь я стал понимать, насколько был глуп тогда. Однако, возможно, так надо было? С каждым поколением надо говорить на его языке… Ой, что-то меня на поиски смысла жизни потянуло. Верный признак того, что пора перекусить. Или выпить. Не откажешься вечерком посидеть со мной в кабачке?

— Прости, но… откажусь. Надо с Вителлиной сходить на это… как его… представление алхимиков.

— Ну что ж, желаю приятно провести время.

Мы поспешили на следующую лекцию, а я подвел итоги нашего разговора. Главное, что я не потерял друга.

Если вдуматься, это чистейшей воды эгоизм. Я — не потерял! А он? Приобрел? Неизвестно. Время покажет. Даже и не знаю, как к самому себе относиться.

Дознаватель, видимо, не стал спорить с моей родней и решил, что от него не убудет, если он заявится во дворец герцога самолично. Господина Юргениана провели в кабинет, и, как он ни пытался воспрепятствовать, Свента составила нам компанию.

Весь облик этого типа буквально кричал о связях и протекции — напомаженные волосы, ухоженные руки, надменный взгляд вершителя судеб человеческих, изысканные манеры и легкое презрение ко всем, кто ниже его по рангу или не принадлежит КСОРу.

Не исключено, что этому кадру с подачи его покровителя поручают только такие дела, как мое, где преступники пойманы на месте преступления и изобличены. Осталось все правильно оформить — и можно указать в отчете еще одно завершенное дело, получить премию и благодарность руководства. Правда, умный начальник никогда не будет ставить подобного типа в пример остальным подчиненным.

Аккуратно записав мои показания, дознаватель начал нести какую-то муть. Мне показалось, что он хочет добиться от меня признания, что я сам целиком и полностью виноват в случившемся. При этом в протоколе он так записал мои объяснения касательно отсутствия сопровождения гвардейцев личной охраны герцога, что по прочтении казалось, будто речь идет о королевских гвардейцах. Видимо, кто-то здорово получил по шапке в этом ведомстве и теперь всеми силами ищет, на кого бы свалить вину. Предупреждение тещи было своевременным, и я отказался подписывать протокол. Дознаватель кривился и морщился, но исправлял текст, пока я не согласился со всеми формулировками. На этом мы распрощались, и я понял, что в дальнейшем не испытываю ни малейшего желания встречаться с господином Юргенианом.

Впоследствии Лабриано рассказал, в чем была причина нестыковки. Оказывается, накануне новогодних праздников в штаб гвардии короля поступил приказ выделить необходимое число гвардейцев для охраны целителей. И тут же поступил еще один приказ — подготовить к праздничному смотру весь личный состав. При этом требовалось обратить особое внимание на наличие нововведенного отличительного знака — то ли шеврончика, то ли галунчика, то ли бантика — у всех гвардейцев короля. Что такое непорядок в форменной одежде армейца, мне когда-то популярно объяснила Свента. В штабе, естественно, тоже решили, что идеальный вид формы — это святое, поэтому целители недельку обойдутся без охраны, ибо конфуз на строевом смотре страшнее захвата столицы лоперцами.

ГЛАВА 7

— У тебя все в порядке, Сен? Как Вителлина? Надо ли чем-нибудь помочь? А у ребят на курсе как дела?

Сен странно посмотрел на меня, помялся, перебарывая свою сверхделикатность, и наконец мягко, словно у тяжелобольного, спросил:

— Филин, ты ж меня прости. Может, это глупый вопрос, но… с тобой-то все в порядке?

Я в несчетный раз подивился, как боги умудрились наделить этого человека внешностью громилы и тонкой душой настоящего поэта в придачу к ясному уму. Стихов и картин он, правда, не пишет, но кто скажет, что кулинария не искусство? А в этом деле он достиг фантастических успехов. Даже участвовал в одном престижном конкурсе поваров-любителей, где жюри сначала долго пыталось определить, при каком дворе Сен работает шеф-поваром и как наказать этого мастера экстра-класса, возжелавшего почему-то лавров любителя.

А на практических занятиях по лекарскому делу? Всегда одно и то же. При первой встрече больные бледнеют и прячутся под койку от ужаса, узнав, кто будет «вбивать» в них здоровье. Про шоковую терапию слышали многие и теперь, казалось, точно знали, что это такое. Однако после первых же процедур бегали за руководителем практикантов, упрашивая не менять куратора, настолько их поражала его деликатность, аккуратность и компетентность.

Я оценил, каких нервов стоило другу заговорить со мной на эту тему, но уточнил:

— А что со мной не так?

— Ты за минувшие полдня уже в шестой раз задаешь мне этот вопрос.

— Правда? В шестой?

— Я считал, — серьезно ответил друг. — Обрати внимание, одногруппники стараются обойти тебя сторонкой, чтобы в очередной раз не рассказывать о здоровье и делах.

Я вздохнул и безуспешно попытался привести мысли в порядок. Полтора года. Целых полтора года продолжается эта гонка с освоением магии по методике Финь Ю. Само слияние завершилось через два месяца после зимних каникул в конце четвертого курса, как он и обещал, но после этого только и началась настоящая учеба.

Шесть часов объективного времени — это более двух суток субъективного в состоянии транса, в четыре раза ускоряющего субъективное время. Конечно, Финь Ю для занятий формировал в нашем совместном сне самые разные интерьеры, хотя слово «интерьер» я бы применял только к жилым помещениям. Они, конечно, тоже присутствовали, как правило, тесные и неудобные, для того чтобы я в полной мере ощутил все их особенности и научился вести бой в таком вот пространстве. Но по большей части мне приходилось работать в болотах, по грудь в засасывающей жиже; в пустынях, тренируя способность видеть зыбуны и не забывая отбиваться от массы фантомных противников с самой разной техникой боя и оружием; в горах; на качающейся палубе верткого суденышка в шторм; в лесу, прыгая по веткам, где иной раз нестерпимо хотелось заухать, оскалить зубы и зачесаться, подражая макакам из зоопарка. И так, за редкими исключениями, каждый день.

Если вспомнить, что учебу в академии никто не отменял, как и занятия с Лабриано (амулеты-артефакты) и с Греллианой (узоры внутренних органов и методы коррекции), то становится понятно, почему я хожу, словно живой мертвяк из детских страшилок.

Правда, Финь Ю о методах Греллианы отзывался несколько пренебрежительно. Дескать, если долго мучиться, что-нибудь получится. Лет через двадцать — тридцать. То есть ее практики рассчитаны на авось: авось когда-нибудь случится качественный скачок и знания, полученные в свернутом виде в лабиринте под Сербано, наконец проявятся и усвоятся. А вот обучаясь его методике, я так скакну… Лишь бы не заржать смертельно раненным боевым конем и не рухнуть, задрав копыта.

— Учитель. А я не взорвусь? Мозги в кашу не расползутся? Зачем такая спешка?

Финь Ю, к моему немалому удивлению, не выдал мне, как обычно, сразу готовый ответ. В его голосе, когда он после долгой паузы заговорил, я впервые услышал неуверенность:

— Я не могу тебе объяснить. Не потому, что ты не поймешь, — я и сам не понимаю. Просто поверь моему предчувствию. Во мне давно живет тревога за тебя, и с каждым часом она нарастает. У меня ощущение, что время утекает, как вода в песок, и к определенному моменту ты должен быть готов. К чему именно и когда конкретно, не спрашивай, не знаю. Может быть, через десять лет. А может, уже завтра. Поэтому-то я и пытаюсь научить хотя бы основам, которые позволят тебе развиваться дальше уже самому, не прилагая к этому сознательных усилий. Потерпи немного. К моменту окончания учебы в академии и переходу в ординатуру мы завершим этот штурм и будем заниматься не чаще двух раз в неделю, а то и реже. Но! — поднял он палец вверх. — Если ты не будешь лениться. А ну встал! Комплекс «богомол против журавля». Пошел!

Гимнастику и тайное искусство боя Финь Ю я все-таки освоил в полной мере месяц назад. Все эти смертоносные штучки учитель вбивал в меня, не спрашивая, хочу я этого или нет. На мои вопли о неприятии убийства людей он неизменно отвечал, что мое образование должно быть полным и завершенным. Я должен освоить основы ремесла, изучив все его аспекты, иначе оно будет однобоким и, следовательно, ущербным, то есть никогда не вырастет в настоящее искусство.

Разумеется, кроме прочего, чтобы ремесло переросло в искусство, необходимы постоянные тренировки и творческое осмысление изученных приемов. Тем не менее учитель был доволен — база есть, импульс к развитию дан (ага, бамбуковой палкой по ягодицам), дальше все зависит от меня.

Учитель просил только быть поосторожнее и не очень светить навыки перед окружающими. Он и живот потребовал временно оставить. Иначе не избежать неприятных вопросов. В первую очередь в КСОРе задумаются, с чего бы это целитель вдруг избавился от общепринятого накопителя веществ и энергии? Если еще и боевое искусство продемонстрировать — непременно потребуют рассказать, как мне удалось так органично совместить рукопашный бой с целительской магией. Действительно, арсенал Лабриано на фоне искусства Финь Ю выглядел крайне убого.

Взять, например, «старую сеть рыбака», узор которой Финь Ю формировал буквально за несколько секунд (мне пока требовалось побольше времени). Можно забросить эту «сеть» на расстояние до километра, где она, развернувшись, за полминуты напитает свои узлы магической энергией, в том числе вытянув ее из всех целительских амулетов, оказавшихся в зоне охвата, и на площади примерно десять тысяч квадратных метров прожарит местность до расплава породы в стекло. Или «падающий кленовый лист» — один из ударов пустой ладонью, который в ближнем бою за секунду нашинкует целителя в доспехе на ломтики, тот и слово сказать не успеет. А вся хитрость в том, что при ударе ладонь оплетается магическим узором (раньше думал, что этот узор — сложнейший, пока не изучил по-настоящему сложные), который невероятно плотно насыщен энергией и, кроме того, раздвигает структуру любых магических щитов: доспехов, куполов, блокирующих щитов обычных магов, почти беспрепятственно проходя сквозь них.

Главное, что все это я натренировался делать, не задумываясь и совмещая физический удар ладонью с магическим, в то время как школы боя Элмории и, по уверениям учителя, всего мира практикуют раздельное применение магической и рукопашной борьбы. То есть противники издалека обмениваются магическими ударами. Если ни один не достиг существенных результатов, то, сблизившись, оба хватаются за оружие и дальше рубятся как обычные бойцы. Для этого-то момента сражения и включают в состав боевых пятерок гвардии и егерей воинов, либо совсем не владеющих магией, либо слабых магов. Я убедился в этом, побывав на занятиях старшекурсников факультета боевой магии (для целителей вход свободный и даже желательный), а также в схоле невидимок.

Туда, впрочем, меня направили уже на пятом курсе в начале семестра для повторного обучения самозащите. Видимо, прошлогоднее избиение моей персоны заставило министерство образования выдать адекватную, как они считали, реакцию, и в программу обучения будущих лекарей ввели курс самообороны. Всю группу направили на факультет боевой магии, а меня персонально — в другое место. Нет, не в задницу. Хуже. В учебный центр рукопашного боя схолы невидимок.

Ехидный чиновник КСОРа, выписывая мне направление, высказался в том роде, что нечего всяким целителям мнить себя богами. Внедренные с помощью магии или кристаллов навыки распадаются практически бесследно, если их не тренировать ежедневно столько же времени (если не больше), сколько их изучал мастер, узор навыков которого был взят за образец. Таким путем можно очень быстро получить подготовленного воина, а уж за тренировками дело не станет. Об этом позаботятся все командиры. Главное, чтобы боец не бездельничал. Это настолько соответствовало словам Финь Ю о чужеродных надстройках, что я даже не обиделся на снисходительный тон. Чиновник же, заметив мой остекленевший взгляд и приоткрытый рот, даже проникся жалостью и объяснил, что никому из применявших кристаллы для быстрого овладения искусством боя и в голову не могло прийти, будто кто-то может просто так забросить тренировки, иначе зачем столько сил было тратить на внедрение?

Целый вечер мы со Свентой, подключив Финь Ю, ломали голову, как мне на занятиях скрыть от группы опытных воинов свое умение, и, кажется, кое-что придумали. Мне предстояло заниматься в группе гражданских специалистов, прикрепленных по договору к боевым подразделениям КСОРа. Они подписывали соглашение, что по мере необходимости их будут привлекать к операциям, ежемесячно выплачивая за это приличную сумму денег, независимо от того, была для них работа или нет. На эти условия соглашались многие, и у КСОРа был хороший выбор среди талантливых специалистов — архитекторов, механиков, оружейников и даже агрономов.

Короче говоря, нам должна была помочь методика преподавания приемов самозащиты для гражданских лиц в схоле невидимок. Точнее, не сама методика, а то, что наставниками обычно выступали старшекурсники. Начальника центра боевой подготовки совершенно не интересовали приблудные личности, профанирующие высокое искусство боя, поэтому группу таких побочных учеников он отдавал под патронаж своим выпускникам и уже те занимались с ними индивидуально. Это приносило свои плоды. Во всяком случае, по его мнению, те, кто обучал или, по крайней мере, честно пытался это делать, получали от этих занятий немалую пользу. Обучая, лучше усваиваешь предмет — всем известная, а по мнению начальника центра, великая истина. Что выносили после такого курса гражданские, его мало интересовало. Правда, еще больше, чем к гражданским, он был неравнодушен к штабным. Гражданские ладно, но те-то — офицеры.

— Эй, вы! Стадо обожравшихся гамадрилов! А ну, живо построились! Хлюпики! Задохлики! Беременные ласточки! Я вас живо научу службу уважать! — надрывал горло незнакомый мне офицер, когда мы, переодевшись, вошли в зал и робко скучковались в самом дальнем и темном углу.

Инструктор, наверное. Или местный начальник. С чего он так разоряется, я не понял, но послушно встал в подобие строя, надев на лицо внимательное выражение — слушаю, дескать, и повинуюсь, о повелитель.

Тот, прохаживаясь и насквозь просверливая злобным взглядом нашу кривую шеренгу в целом и каждый ее элемент персонально, долго распинался на тему разжиревших боровов и задохликов, забывших, что такое служба.

— Ну ничего, — злорадно проговорил он, заканчивая свою пламенную речь, — мы все оч-чень и оч-чень постараемся доставить вам массу непередаваемых ощущений. За эти четыре месяца вы значительно пополните свою коллекцию самых диких и страшных ночных кошмаров. Повезло извращенцам, обожающим собственную боль, — сладчайшие воспоминания о наших курсах гарантируют им неземное блаженство. Это я вам обещаю твердо!

В зал, подмигивая и тихонько хихикая, в это время втянулась группа, состоящая из курсантов и курсанток схолы. Они с предвкушающими лицами удобно располагались кто где. Прямо как в балагане на представлении заезжих паяцев. Среди старшекурсников я увидел и Свенту. Она подмигнула мне и сделала вид, будто мы не знакомы. Я, как и договорились, подыграл ей и тоже не стал афишировать наши близкие — очень даже близкие — отношения. Однако чувствую, есть здесь какой-то подвох, но не понимаю, в чем он заключается.

Офицер повернулся к двери, увидел столпившихся зевак и приказал:

— Курсант Свентаниана.

— Да, господин полковник, — вытянулась в струнку жена.

— Вам как лучшему выпускнику предлагаю первой выбрать себе подопечного, но, если к концу занятий он не будет выползать из зала на четвереньках, заливая пол соплями, я в вас сильно разочаруюсь. Это касается и других наставников стада жирных штабных гусей.

— Есть, господин полковник. Не беспокойтесь, господин полковник. Все соки выжму!

Она хищно улыбнулась, и строй непроизвольно сделал шаг назад. Начальник повернулся к нам, злорадно ухмыльнулся и сказал:

— Сегодня вас любая девчонка может походя превратить в отбивную. С помощью этой милой курсантки мы вам наглядно продемонстрируем правильность моего утверждения. Она частенько заменяет инструктора, тренируя своих однокурсников, так те, бедные, плачут от нее и молятся всем богам, чтобы инструктор побыстрее вернулся. И она у нас не одна такая. Для вас же я подобрал самых лучших, самых энергичных и неутомимых! Свентаниана, не торопись. Выбирай тщательнее. Как тебе, например, тот лысенький тощий глист? Ой! А что это личики ваши так побледнели? Эй, ты, жердь! Не надо шарахаться от прелестной девушки. Уже троим ножки отдавил, бо-бо сделал. Ты прямо дядя-бяка, не знаю, какого звания, и знать не хочу. Кстати, если кто надеется охмурить нашу красавицу, сразу говорю, чтобы не занимались ерундой. Пятеро неслабо подготовленных курсантов долго лечились в госпитале, когда попытались вступить в более… хм… тесные отношения с ней. Другие наши девушки ей под стать. Как родных прошу, если мысль такая глупая затесалась в ваши пустые головы, начинайте копить на лекаря или сразу становитесь в очередь на услуги целителя. Вам это ой как понадобится. И довольно скоро. Главное, — преувеличенно бодро закончил он, — то, что нас не убивает, делает нас крепче.

«Интересно, — отметил я про себя, — а мне Свента про покалеченных ничего не рассказывала». Впрочем, слова начальника центра только утвердили меня в моем доверии к жене.

— Я выбираю этого толстячка, — приняла «нелегкое» решение Свента.

— Простите, господин полковник, — поинтересовался я, — а почему вы нас штабными называете?

— А кто же вы? — удивился офицер. — Мне доложили, что группа офицеров штаба направлена в наш центр на переподготовку, восстановить навыки рукопашного боя.

— Но мы гражданские специалисты, а не офицеры штаба, — недоумевая, ответил я. — Мы знахари, строители, механики…

Далее последовало несколько секунд пристального разглядывания нашей группы справа налево и обратно, после чего трубный рев слона, наступившего себе на хобот, заглушил все звуки в этом зале:

— Что-о-о?! Крассилон! Где этот?.. Дайте только добраться до него! Найдите мне этого обалдуя! Живо! Я ему покажу, как надо мной шутить! Шутилку вырву и в задницу засуну!

Курсанты привычно и ловко попрятались по углам и затихли. Меня искренне восхитила их способность сделать это практически в пустом зале. Настоящие невидимки.

Офицер выдохнул, немного успокоился и официальным тоном принес нам извинения. Потом Свента мне рассказала, что, когда господин полковник, на дух не переносящий штабных, узнал о том, что целая группа ненавистных личностей поступает на обучение в его центр, он решил выжать из ситуации максимум удовольствия. А тут вдруг такая незадача.

Со всеми несчастными гражданскими спецами, направленными на эти курсы, у меня установились ровные дружеские отношения. Ближе всех я сошелся с механиком Вассианом. Тощий, немного нескладный, с каким-то асимметричным лицом и торчащими в разные стороны рыжими вихрами — он выглядел бы некрасивым, если бы не обаятельная улыбка. Он улыбался часто, задорно и весело. Обожал смешные истории и байки, над которыми так заразительно и искренне смеялся, что рассказчик через некоторое время сам начинал хохотать до слез. Бывало, история так и оставалась недосказанной, но оба, и рассказчик, и слушатель, все равно получали немалое удовольствие.

Всевозможные устройства и механизмы любил он трепетно, нежно и, думаю, не без взаимности. Живо интересовался всевозможными новинками, о которых мог рассказывать часами и взахлеб. Технические подробности он представлял настолько просто и доходчиво, что слушать его можно было, буквально раскрыв рот и забыв о времени. Пару раз я из-за этого даже опаздывал к учителю Лабриано, за что, естественно, получал по голове. Однако не очень больно.

— Ты представляешь, — с жаром рассказывал как-то Вассиан, — в халифатах построили механизм, который, используя силу пара, двигает по специальной дороге из чугуна огромный груз! Представляешь?! Никакой магии! Только сила пара. В топке сгорает каменный уголь, нагревает котел, и пар толкает поршень. Ды-ы-ы-ыму!.. Ужас. Но ведь работает. А еще, говорят, у них же появилась самодвижущаяся карета. Правда, двигает ее магия, но зато такая карета совершенно не нуждается в лошадях, конюхах, конюшнях, овсе…

— Угу, — скептически отвечал я, — только в магах. Которым нужно жилье размером несколько побольше стойла, еда-питье — отнюдь не овес с водой из колодца, плата за труд — вовсе не морковка или кусочек хлеба с солью, сдобренные ласковым похлопыванием… Что же обходится дороже в этом случае?

— Ты не понимаешь! Это лишь начало. Когда-нибудь механизмы станут настолько совершенными, что смогут обходиться совсем без магии…

— А чем тебе магия не угодила? Думаю, твои механизмы… Ну хорошо, хорошо, не все, но большая их часть будет использовать магическую энергию.

Тут я и подбросил ему задачку, над которой безуспешно корпел все эти месяцы. Попросил, конечно, никому не рассказывать, пока КСОР не принял работу к рассмотрению и не установил уровень секретности. В самом механике я не сомневался. КСОР его собирается привлекать к своим операциям, значит, человек проверенный.

— Вот скажи, механик, как бы ты решил такую проблему. Есть некий артефакт, который способен передавать на большое расстояние сигнал. Принимает его другой артефакт и распознает переданные буквы одну за другой…

— А в чем проблема?

— Проблема в том, как проявить переданный текст. Допустим, есть магическая бумага, способная проявлять буквы, но как сделать так, чтобы они следовали одна за другой, находили свое место в строке, переходили на следующую и при этом не смешивались друг с другом?

— Но ведь есть же магические шкатулки для заключения договоров. Разве нельзя использовать тот же принцип?

— К сожалению, нельзя. Я уже подробно рассмотрел этот вариант. Ничего не получится. Дело в том, что их настраивают определенным образом на конкретный текст, в котором оставляется пустая строка, разбитая на ячейки, способные проявить ровно тридцать символов. В каждой ячейке магически прописываются все буквы алфавита. Специальный блок улавливает звуки речи и активирует нужную букву сначала в первой ячейке, потом следующий звук — во второй… ну и так далее. Как видишь, все это очень громоздко, магоемко и ненадежно. Я спросил, что будет, если имя договаривающейся стороны окажется длиннее тридцати символов. Мне ответили — проблема решается просто… Берется бланк договора и заполняется вручную. Вот такие издержки прогресса.

Этот разговор надолго вогнал Вассиана в задумчивость и отрешил от повседневных мелочей наподобие занятий в схоле невидимок и, вероятно, работы на мануфактуре. Наставники пытались переключить его мозги на учебный процесс: угрожали всевозможными карами, орали ему в ухо, чтобы очнулся, выгоняли из аудитории, однако все было бесполезно.

Как выяснилось, эта увлекающаяся натура забывала обо всем на свете, если попадалась интересная задачка. Гражданское руководство знало о такой его особенности и даже не пыталось перевоспитывать, поскольку результатом таких углубленных раздумий обычно бывали очень интересные технические решения, весьма способствующие процветанию предприятия. Единственными, кто не прощал ему, были представительницы прекраснейшей половины человечества. Попав в сети его обаяния, они при очередном уходе сознания возлюбленного в горние дали, где существовали только формулы, расчеты, шестеренки, валы, втулки, оси и прочие интереснейшие вещи, сначала пытались бороться, потом, обиженные невниманием, просто уходили, хлопнув дверью. А Вассиан, по его же собственному признанию, часто даже не замечал, что остался один, вспоминая через месяц, а то и через два, что бок о бок с ним некоторое время тому назад жила девушка.

Плоды его задумчивости не замедлили созреть и пасть к моим ногам. Однажды перед очередным занятием по самообороне я зашел в раздевалку переодеться и увидел Вассиана, нервно теребящего тубу для чертежей. Он, сидя на скамейке и приплясывая от нетерпения — сам не понимаю, как он умудрился сидя приплясывать, — дожидался меня.

— Вот, Филин, смотри, что я придумал! — вскричал механик, стоило мне показаться на пороге.

Коротко говоря, это был механизм, который с шагом в одну букву прокручивал бумажную ленту, намотанную на бобину. Движителем должна была служить магическая энергия. При этом Вассиан предлагал закладывать алфавит не в ячейки бумаги, а в специальный блок на самом устройстве, дополнив его стальным типографским шрифтом. Устройство принимает сигнал, а блок, определив, какая буква или знак переданы, выберет нужную из набора и просто отпечатает ее обычной краской на ленте. Лента тут же передвигается на один шаг, и следующая буква отпечатается на ней после предыдущей. То есть бумага для этого устройства нужна была самая простая, немагическая. Это настолько удешевляло использование подобных устройств, что делало их доступными для самого широкого распространения в королевстве.

— Вассиан! Тебе не говорили, что ты гений? Это же так здорово! Молодец! Благодарю тебя от всей души и от имени мирового прогресса. Твое имя будет вписано на скрижали славы, оно прозвучит в веках! Юные механики всего мира будут чтить его, как святыню…

— Филин! Хватит уже. Что ты раскричался? Ну придумал и придумал, что тут такого?

— Ты еще сам не понимаешь, что придумал… Скажи, а на вашей мануфактуре могут сделать такой прибор… а лучше два?

— Могут, но… — замялся Вассиан.

— Я оплачу. Скажи, сколько это будет стоить, и, пожалуйста, сделай как можно быстрее.

— Хорошо, сделаем, — пообещал механик, несколько смущенный от моих, как он считал, неумеренных восторгов по пустякам.

Нечего и говорить, с какой радостью принял Лабриано идею механика. После того как Вассиан доставил нам опытные образцы дальнографа, мы с учителем полностью погрузились в отладку и доводку магической части аппарата. А еще никто не отменял учебу в академии, занятия с Финь Ю и Греллианой… Об этом я уже плакался в новое платье жены.

Вот ведь до чего дошло. У нас с Лабриано наметился успех, и я пришел домой за полчаса до начала занятий с Финь Ю. Ужинал в спешке, продолжая обдумывать новую идею, и не слышал, о чем щебетала моя жена, отделывался универсальными: «Угу! Ага! На-а-адо же!» — за что и поплатился. Щебетание в короткие сроки преобразовалось в рык раненой тигрицы, и мне волей-неволей пришлось свернуть свои раздумья в трубочку и засунуть в дальний угол сознания, аварийно впав в транс, чтобы прокрутить в ускоренном режиме наш разговор за ужином. Оказывается, Свента пошила себе новое платье и непременно хотела поразить столичную аристократию. Для этого она в кои-то веки буквально потребовала от меня поехать в театр на выступление Вителлины и прихватить с собой Сена. Суть ее рассказа я вспомнил, здесь все хорошо. А вот мои ответы… М-да! Вспоминая, вздрагивал и готовился к публичной порке. Хорошо, что мы не на кухне ужинаем. Говорят, женщины мастерски владеют страшным оружием под названием «скалка», которое хранится почему-то не в арсенале, а как раз на кухне. Знаю-знаю, для чего предназначена скалка, недаром Сен кулинарии учил. Тем не менее боевая эффективность данной утвари не вызывает сомнений.

Наш диалог звучал примерно так.

— Милый, мне к этому платью стоит надеть гарнитур с топазами?

— Угу.

— А может, лучше с изумрудами?

— Ага.

— Или с рубинами?

— Угу.

— А может, все гарнитуры, что имеются, нацепить?

— Ага.

— Или вообще голой пойти, воткнув в задницу павлинье перо?!

— На-а-адо же!

Вот тут и пришлось проявить все свое коварство и любовь. Я припал к новенькому платью Свенты, умоляя о прощении и между делом расписывая тяготы и лишения, вызванные моей учебой. Был милостиво прощен… через некоторое, мучительно долгое, время, но с непременным условием озаботиться билетами на завтра. И не опаздывать! Последнее было сказано таким тоном, что я понял — даже в горах Лопера скрыться от гнева супруги мне не удастся.

На следующий день я решил все-таки постараться хорошенько отдохнуть, благо удалось договориться с Финь Ю о переносе времени занятия и его сокращении. Разве что на пару минут заехать к Лабриано — есть одна идейка насчет магического управления механикой дальнографа. Название «дальнописец» нам показалось не очень благозвучным, и мы его изменили на ныне существующее. Однако оно было пока условным, хоть конкурс объявляй на лучшее название этого устройства… Среди ксоровцев, ввиду секретности изобретения.

Лабриано на месте не оказалось.

— Он занят сложным пациентом, но скоро должен освободиться, — поведала мне помощница и открыла его кабинет, разрешив, как это уже частенько бывало, подождать прямо там.

Войдя, я первым делом направился к столику, где стоял один из дальнографов, изготовленных на мануфактуре Вассиана, и занялся изменением прежнего, неудачного, узора движителя.

Все-таки работать с неживыми объектами гораздо проще, чем с живыми существами. Сравнительно небольшое количество простейших структур в различных сочетаниях соединяются одним из возможных способов в блоки, из которых, как из кирпичей, строятся другие блоки, те, в свою очередь, объединяются в более крупные блоки — и так до конечного узора. Никто не ограничивает фантазию целителя в создании новых простейших узоров и блоков, но за многие годы накопилась столь обширная библиотека готовых элементов на все случаи жизни, что изобретать новые, как правило, не было необходимости… А мне вот пришлось. Конечно, основа у меня имелась. Существует множество узоров магических движителей, использующихся в промышленности, но все они оказались слишком примитивными и узкоспециализированными. Касалось это, в первую очередь, блоков управления. Мы перебрали множество вариантов, но ни один из них нас не удовлетворил.

Примерно через час работы, неоднократно переделывая уже почти законченный узор, ругаясь, вытирая ручьи трудового пота и начиная все заново, я добился того, чего хотел. Осталось провести испытания. Нарезанные и склеенные в ленту полоски бумаги закончились, поэтому пришлось заняться еще и этим творческим трудом. Наконец и это было сделано. Однако начинать испытания без учителя было бы невежливо, тем более что мой узор был новый, еще никем не опробованный, и Лабриано должен был хотя бы предварительно взглянуть на него.

Наставник устало вошел в кабинет, когда я уже подумывал ехать домой, боясь опоздать в театр. Свента, правда, тоже могла задержаться, но в последние дни это стало редкостью. На службе (в каком отделе и чем конкретно занимается, жена не говорила) ее особо не загружали.

Изложив Лабриано свою идею, я предложил перенести испытания на завтра, но учитель прямо на глазах ожил, кинулся к прибору и впился магическим взглядом в мое творение. Удовлетворенно и даже несколько удивленно хмыкнув, сказал, что ради такого дела, как испытание, он уже забыл про усталость и настаивает на его скорейшем проведении. Проворно схватив передатчик — связку кубиков с символами, учитель отошел в угол, хотя это было не обязательно, активировал узор и набрал довольно оригинальный текст: «Привет, мир!» Прибор никак не отреагировал на его манипуляции. Он снова активировал передатчик и заново набрал текст. Ничего. Повторив попытки еще несколько раз, он наконец сдался:

— Ничего не понимаю. Должно же работать… а не работает.

Мы оба подошли к дальнографу, еще раз тщательно проверили узор и ничего такого не нашли. Должно работать, но не хочет. Минут десять блок за блоком все перепроверяли — и опять безрезультатно. Вдруг Лабриано хлопнул себя по лбу:

— Милейший! А новый, заряженный источник-накопитель магии мы подсоединили?! Нет! Живо давай сюда кристалл!

Я кинулся к коробке с заготовками, схватил первый попавшийся, кое-как прикрепил его к прибору (надо будет подумать над специальным гнездом для источника) и затем подключил к основному узору. Лабриано вновь отошел в дальний угол, активировал узор и, не дыша, набрал эти бессмертные слова: «Привет, народ!» К нашему восторгу, дальнограф мягко застрекотал, исправно пропечатывая буквы на ленте. Мы, едва не расталкивая друг друга локтями, набросились на несчастный прибор, как голодная собака на мозговую косточку. Удивительно, но убыль магии в накопителе была практически незаметна. По нашим приблизительным подсчетам, одной зарядки должно хватить на печать от восьми до десяти тысяч символов. Естественно, что, забыв обо всем на свете, мы, как дети, стали развлекаться, передавая и передавая тексты с самым хитромудрым содержанием и из самых разных мест госпиталя. Даже на крышу с передатчиком забирались. Дальнограф работал надежно.

— Господин Филлиниан, вас там спрашивают, — прервала наши взрослые игры строгая помощница.

— А? Кто? — раздосадованный тем, что эксперимент прервали, несколько раздраженно спросил я.

— Я! Я спрашиваю! Ты, говорят, в театр со мной и Сеном собирался? — Зеленые молнии любимых глаз, кажется, прошибли мой лоб и совсем выжгли остатки мозгов.

— А… Свента… милая! Я… это… с учителем вот…

— Все, милейший, на сегодня хватит. Завтра идем к генералу — о встрече я договорюсь. Доложим о результатах. А сейчас ступай, драгоценнейший, тебя ждут, — засуетился вдруг учитель, мягко выталкивая меня из кабинета, — я сам еще немного поработаю и закончу. Всего вам… всем… всех… э-э-э… наилучших.

Свента развернулась и решительно пошла к выходу — я за ней.

— Времени мало, поэтому поедешь в чем есть, и пусть тебе будет стыдно. А я объясню собравшимся, что муженек вспоминает о своей жене только тогда, когда ему что-то от нее надо. В том числе может пригласить в театр и не прийти, потому что у него какой-то опыт интересный.

Действительно, времени на переодевание не было совершенно, а я щеголял в своей рабочей мантии — как был в больнице у Греллианы, так и поехал к Лабриано. Теперь вот в театр. А что сделаешь? Не поехать — еще хуже. Свенту пока рановато выводить из… слегка взволнованного состояния, поэтому приходится терпеть. Разумеется, если бы у нас были билеты на обычные, даже самые дешевые места, я бы ни за что не пошел в таком виде, но в ложе примы все было довольно демократично. В ней могли спокойно соседствовать маркиз, студент, офицер, кондитер, лекарь… Всех объединяло одно — дружба с певицей. Билеты для гостей были совершенно бесплатными и всего лишь свидетельствовали о нашем праве находиться в указанном месте. Тем не менее крайне редко, например, офицер мог позволить себе появиться в полевой форме. Разве что в самом крайнем случае.

К театру мы подъехали на грани опоздания, а порядки там были довольно жесткие: опоздал — жди антракта. Стараясь быть маленьким и незаметным, я, прячась за широкой спиной Сена, шустро направился в сторону ложи Вителлины, торопясь занять свое место, пока никто из знакомых не заметил. Это мне удалось, поскольку прозвенел уже третий звонок и опаздывающая публика спешила занять свои места, ни на кого не обращая внимания. С облегчением утонув в своем кресле, я приготовился приобщаться к искусству.

В первом антракте я из ложи не выходил и с интересом смотрел на поведение друга. Стоило прозвучать звонку, Сен заерзал, заозирался, достав гребешок, торопливо привел в порядок прическу, и так, с моей точки зрения, идеальную, и застыл в ожидании. Вителлина, как обычно, зашла в ложу поздороваться с друзьями и подругами, подарив каждому улыбку и пару теплых слов. Однако была несколько рассеянна, и все ее внимание, как я заметил, принадлежало Сену. Взгляд, обращенный на моего друга, был настолько красноречив, что самому невнимательному человеку говорил о ее особом к нему отношении. Я еще никогда не видел, чтобы она ТАК смотрела на мужчину. Сен, в свою очередь, словно подброшенный пружиной, вскочил при появлении певицы и явно мучился, пока она общалась с остальными друзьями. Наконец Вителлина закончила церемонию приветствия, сократив ее до минимума, взяла Сена под руку, и парочка торопливо вышла в холл.

Ну вот. Кажется, у Сена все складывается хорошо. Судя по поведению обоих, инцидент с Весаной прочно забыт или, во всяком случае, не мешает их отношениям.

Сам я из ложи не вылезал, стесняясь своего одеяния. Однако ко второму антракту малая нужда все-таки заставила меня покинуть укрытие, дабы постараться прокрасться в туалетную комнату. Вылазка моя для глазастых сплетниц тайной не осталась.

— Господин лекарь! — встревоженно вскричала одна особа. — Вы не могли бы сказать нам, к кому вы пришли?

Я пробормотал:

— К Вителлине, — и попытался отцепиться от этой дамы, но не получилось.

— Что с ней? Что-то случилось?

— Ничего не случилось, леди. Все в полном порядке.

Сказав это, я скрылся за дверями столь нужных мне апартаментов. Обратный путь проделать было не в пример легче, в том числе и потому, что зрители в холле, организовавшись в группы и группки, что-то живо обсуждали, не обращая на меня ни малейшего внимания. Меня это только порадовало. Я устроился в кресле и уже спокойно стал дожидаться третьего акта. Вдруг в ложу ворвалась Свента — надо сказать, что любимая, когда встревожена, всегда именно врывается, вламывается или штурмует бастионы.

— Филик! Там что-то с Вителлиной! Ты должен посмотреть!

— Что с ней? — забеспокоился я. Только что она вполне живая и здоровая ушла с Сеном прогуляться по холлу. Что с ней могло случиться рядом с таким бойцом и практически готовым лекарем?

Не рассуждая, я побежал за Свентой. Возле гримерной певицы плотная толпа зрителей о чем-то негромко рокотала, как у постели тяжелобольного человека. Передо мной, разглядев мантию, живо расступались, давая дорогу. У самых дверей стояли несколько персон, видимо, и организовавших это нашествие. Пока мы пробирались, я услышал несколько версий случившегося — от предположений о простой потере голоса до высказываний о неизлечимой болезни, которая поразила любимую всеми лицедейку в самом расцвете лет и таланта.

Дверь гримерной открылась, и Вителлина вышла вместе с Сеном.

— Госпожа Вителлина! — торжественно начал один из организаторов. — Мы все любим вас и просим не скрывать от ваших почитателей даже самую страшную правду.

Вителлина растерянно посмотрела на Сена и сказала:

— Господа, неужели я должна докладывать всем о своих интимных делах?

— Что вы! Нам не нужны подробности. Наш долг — помочь вам избавиться от болезни. Для этого мы уже организовали сбор средств.

— Но, — мило покраснела певица, — я понимаю, что некоторые поэты называют это болезнью, однако ни один лекарь не способен от этого излечить.

— Поверьте, милая Вителлина, среди нас, почитателей вашего таланта, есть много влиятельных персон. Мы, смею вас уверить, добьемся даже помощи целителя!

— Но… я не хочу от этого исцеляться, — совсем растерялась Вителлина. Толпа осуждающе загудела. — Постойте, господа, мне кажется, здесь какое-то недоразумение. Почему вы решили, что я больна?

— Так вот же, — вылезла давешняя сплетница и показала на меня, — вот же лекарь приехал к вам. В мантии. Стало быть, на службе. Сказал, что к вам. Значит, у вас что-то случилось, и мы все забеспокоились…

— Да, это мой друг, Филлиниан деи Брасеро. Он студент факультета лекарского дела академии…

— Господа, прошу извинить моего мужа, — вмешалась Свента. — Дело в том, что он просто не успел переодеться после напряженного дежурства в больнице и приехал прямо так.

— Однако и сама госпожа Вителлина сказала, что чем-то больна, — не отставала прилипчивая дама.

— Когда?

— Ну, когда сказала, что поэты называют это болезнью…

— А вот это, — твердо сказала певица, — вас совершенно не касается.

— Господа! — возвестил пожилой господин, до этого молчавший. — Я полагаю, недоразумение благополучно разрешилось, а посему не следует ли нам разойтись по своим местам и продолжить внимать прекрасному голосу нашей примы?

Зрители вняли и, все еще обсуждая происшествие, поспешили в зал.

— Филик! Неужели тебя и на минутку нельзя оставить одного, чтобы ты не вляпался в какую-нибудь историю?

— А что мне, утку из больницы следовало прихватить?

— Мог бы помолчать тогда.

— Невежливо молчать на вопросы дам. Тем более я ничего такого и не говорил.

— Ладно. Дома побеседуем, — закруглила разговор жена.

Лабриано отвез дальнограф в КСОР и в присутствии генерала продемонстрировал возможности механизма. Аппарат был принят на испытания, а всем участникам выплатили очень даже неплохую премию — по семь с половиной тысяч золотых корон.

Занятия самообороной неожиданно превратились для меня в некое подобие отдыха. Разумеется, Свента не мучила меня изучением приемов, а вместе со мной отрабатывала базовые движения комплекса Финь Ю, содержащие множество элементов, которые жена уже изучила с Сеном на совместных разминках. Мое тело повторяло одно за другим прочно затверженные упражнения, а мозги в это время отдыхали от забот. Однако все когда-нибудь кончается. Незадолго до выпускных экзаменов в академии я получил зачет по самообороне. От жены. Она быстренько вписала его в ведомость и пошла немного позаниматься со своими. Поскольку из запланированного для этого мероприятия часа ушло всего пара минут, я позволил себе немного побездельничать: просто постоять и полюбоваться женой. Какая же она у меня красавица! Даже вот такая — взъерошенная и пропотевшая. Она что-то показывала курсантам, поправляла, снова демонстрировала правильные движения, заставляла повторять. И все это она делала с нескрываемым удовольствием и азартом. А какая грация! Пластика!..

— Любуешься? — вывел меня из созерцательного состояния кто-то из курсантов. — Я вот тоже… Только бесполезно все. Она замужем.

— Ну, — усмехнулся я, — муж не стенка — можно и подвинуть.

— Угу. Пробовали уже… подвинуть.

— И что? — насторожился я. Мало ли что говорил полковник — наверняка курсанты больше знают.

— И ничего. Шестеро в больнице неделю отлеживались и услуги лекаря сами оплачивали. Так что и не пытайся. Наш Капер один из сильнейших бойцов Элмории, а она совсем немного ему уступает. Станешь клинья к ней подбивать — так она их обратно повышибает. Если жив останешься, будешь радоваться, что всего лишь детей иметь не сможешь… никогда.

— Это точно!

— И к магу не ходи…

— Проверено.

— Так что, гражданский, не светит тебе ничегошеньки.

Оглянувшись на голоса, я увидел еще нескольких курсантов, присоединившихся к нашему обществу ценителей женской красоты.

Свента закончила занятия, поклонилась группе и направилась в нашу сторону. Общество заволновалось, гадая, к кому и с какой целью приближается объект нашего внимания. А Свента не торопилась, явно наслаждаясь нашим восхищением. В ее глазах я разглядел знакомых демонят, готовых к проказам. Что же она задумала?

— Вот что, ребята, — промурлыкала Свента и хищным взором окинула каждого из присутствующих, — что-то тоскливо стало мне без мужской ласки. Думаю, не выбрать ли мне одного из вас?

Все непроизвольно подтянулись и распушили хвосты. Так мне показалось — на самом деле хвостов, разумеется, ни у кого не было. Ни пышных, ни гладких.

— Все красавцы, — подвела итог Свента. — Все стройные, мускулистые… за исключением этого очаровательного толстячка. Ах, как это должно быть интересно…

Она подошла ко мне, взъерошила волосы и поцеловала.

— Пойдем поговорим, — томным голосом, наполненным вожделением, произнесла жена и потянула меня в сторону выхода из зала.

Мы сделали всего два шага и оглянулись. Группа курсантов в шоке смотрела на нас застывшими взглядами. У всех без исключения на лице крупными буквами было написано: на их глазах свершается ужасное деяние — низвержение Богини. Обида. Разочарование. Возмущение. Еще немного — и вся эта гамма пополнится горьким презрением. Однако Свента не стала доводить ситуацию до такой крайности. Она вместе со мной повернулась к парням, прижалась ко мне и положила голову на плечо. Я обнял ее за талию и весело посмотрел на курсантов.

— Да, ребята, — как бы между прочим сказала она, — позвольте представить вам Филлиниана деи Брасеро, помощника целителя, выпускника королевской академии магических искусств, лучшего в мире мужчину, для меня во всяком случае, и… моего мужа.

Челюсти у всех одномоментно отвисли, пряди волос на голове сделали стойку, а глаза так распахнулись, что каждый стал похож на сову в нежных объятиях пойманной мыши.

Моя загребущая лапа собственнически обнимала любимую женщину за талию, ни в коем случае не желая отпускать. Инстинктивно я демонстрировал стае красавцев-самцов, что это моя и только моя женщина. Никому не отдам. Р-р-р-р!!! Видимо, на моем лице это столь явственно отразилось, что челюсти с лязгом захлопнулись, глаза вернулись в орбиты и парни с видом «нас здесь не было» тихо рассеялись по залу.

На выходе из зала мы натолкнулись на начальника учебного центра. Тот стоял, уперев руки в бока, и сверлил мою жену взглядом.

— Курсант Свентаниана! Я признаю, что вам удалось ловко разыграть тупого солдафона, воспользовавшись тем, что он не будет просматривать личные дела гражданских, и потрафить собственному мужу. Я сам виноват. Надо было смотреть. Но имей в виду! — Он направил палец, словно боевое копье, в грудь Свенты. — Если от недостаточной подготовленности твой муж погибнет на задании, будет поздно рыдать и сокрушаться. Два шага назад! Шаго-ом арш!

Жена четко выполнила приказ, и тут же кулак полковника молнией полетел мне в лоб. Я плавно увел голову с траектории удара, пропустив кулак буквально в сантиметре от щеки, и в ответ не менее стремительно ткнул полковника пальцем в солнечное сплетение. Он, будучи прекрасным бойцом, почти парировал мою атаку, но именно почти. Скрючившись от боли, начальник центра рухнул на пол. Мой палец даже не заметил поставленный полковником магический щит. В зале наступила гробовая тишина.

— Ого! — воскликнул кто-то из группы давешних любителей прекрасного. — Муженек-то у нашей Свенты не прост, оказывается.

— Господин полковник, — увещевала жена, помогая начальнику встать, — нельзя же так. Мой муж целитель, а вы должны знать, как они быстро учатся и магию свою, бывает, непроизвольно применяют. Мы с ним долго учили прием защиты как раз против такой атаки. Видите, он все хорошо усвоил. Все приемы за такой срок я ему не могла преподать, но некоторые самые распространенные он изучил.

— Да, — продышался и прокашлялся полковник. — Теперь верю, что зачет был поставлен заслуженно. А вы что там застыли?! — заорал он на курсантов и пошел в зал, более не обращая на нас внимания. — А ну, гамадрилы, построились! Видели, как гражданский всего за четыре месяца научился?! Потому что не ленился! Я из вас лень повыбью. Напра-а-аво! Бего-о-ом арш!

Примерно в это же время штурм горы знаний под командованием Финь Ю, как он и обещал, действительно прекратился. Знания из кристалла словно взорвались во мне, к счастью, не разбрызгав остатки мозга по черепной коробке. Однако процесс поглощения нового объема моей структурой знаний оказался далеко не быстрым. Отсюда присутствовала некоторая заторможенность и странности в поведении. Одногруппники грешили на Виррано, боевые стычки с которым у меня не прекращались. Въедливый лекарь не упускал случая изводить придирками, поэтому даже чуть-чуть пофилонить и расслабиться на его занятиях никак не получалось. Тем не менее четвертый курс я закончил, получив у него высший бал… с минусом. Надо видеть, каких мук ему стоило поставить эту оценку, но, надо отдать должное, безосновательно занижать — не в его правилах. Единственной поблажкой его неприязни явился этот длинный и жирный минус, ни на что, по сути, не влияющий.

— Филин, дружище! Я ж не могу видеть, как ты маешься. Хочешь, мы всей группой поговорим с наставником? Хочешь, я ему как потомственный простолюдин объясню, что среди потомственных аристократов тоже бывают трудяги, видящие смысл жизни не только в балах и флирте? Неужели же ж мы всей группой не сможем его убедить?

— Не надо, Сен. Благодарю, конечно, но, право, не стоит. Он меня заставил знать свой предмет не хуже, чем он сам его знает, — так это мне только на пользу. Поверь, я готов! Прорвемся, Сен.

— Ну что ж, как знаешь, как знаешь.

Тут я заметил, что тороплюсь вслед за целеустремленно шагающим другом. Он — шаг, я — два.

— Куда бежим?

Сен резко затормозил, посмотрел на меня с сочувствием и терпеливо произнес:

— На экзамен, Филин. У нас экзамен по аурной диагностике. Мастер Виррано уже вот-вот закроет двери в палату… Так. Еще раз. Мы в больнице королевы Ларинианы. У нас экзамен… М-да. Думаю, зря тебя оставили летом в городе. Практика в столичной больнице, конечно, прекрасно, но горный воздух Сербано и доза приключений, вероятно, полезнее для твоего здоровья.

Я ничего не ответил на его инсинуации и просто пошел быстрее. Виррано точно не упустит шанс вкатить мне неуд за неявку.

Мы не опоздали. Но сам экзамен… Короче, напоследок мы так поцапались с наставником, что только перья летели.

— Неуд, ваше сиятельство! — предельно ехидно и ласково пропел наставник. — Жирнющий неуд и даже с двумя минусами. Я не пожалею казенных чернил, чтобы тщательнейшим образом прописать оценку в ведомости. А теперь проваливайте отсюда и не попадайтесь мне на глаза!

— Ну уж нет! — взъярился я.

Всякому терпению приходит конец, и моему тоже. Видят боги, я старался. Я старался на занятиях и старался вести себя корректно, даже когда измывательства Виррано подходили к грани, за которой возможна только дуэль. Но здесь я был абсолютно уверен в своем диагнозе, благо успел перепроверить себя с помощью целительской экспресс-диагностики по методу Финь Ю, и собирался бороться до конца.

— Не скажет ли мне, недостойному, светило лекарского дела, какой диагноз, с его точки зрения, правильный?

— Не скажет. Светило не имеет ни малейшего желания общаться с недоучками.

— То есть слава означенного светила — дутая. Оно не способно ни работать, ни учить.

— Откуда же такие выводы, господин неуч? — окончательно вышел из себя наставник.

— Помощник целителя, господин лекарь! — в свою очередь взревел я. — И прошу не забывать, с кем вы разговариваете! Может, мне жетон показать? Или отзывы уважаемой наставницы Греллианы о моих способностях — для вас пустой звук?! Может, для разрешения спора вызвать целителя — куратора этой больницы?!

Виррано побледнел, но ничуть не испугался.

— Ты затронул мою профессиональную честь. Хочешь сказать, что ставил диагноз, используя целительские методики?

— Нет. Я использовал ваши методы, а целительскими, не буду врать, просто перепроверил себя. Пусть это считается жульничеством с моей стороны, но в своем диагнозе я уверен.

Пациенты и одногруппники с одинаковым испугом наблюдали за нашей битвой и, чувствую, с удовольствием убежали бы из палаты куда подальше, но одним надо сдавать экзамен, а другим — лечиться. Выхода не было. Будто замуровали.

— Еще раз. Какой диагноз? — колюче глядя на меня в упор, спросил наставник.

— На всякий случай напоминаю ваше же условие — указать только одно, основное заболевание, игнорируя сопутствующие и менее значимые. Так вот. У больного артрит шейных позвонков. Отсюда боли в груди и отток энергии. Да, есть еще и спазм коронарных сосудов, но только как следствие. Поэтому я о нем и не упомянул.

— А что первым следует лечить? Что?!

— А вопрос не стоял, что первым! Вопрос был, какое основное!

Виррано с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы, выхватил из кармана мантии ведомость и, чуть не прорывая бумагу насквозь, вписал «удовл.».

— Свободен! Я наконец-то свободен и надеюсь, что больше никогда не увижу ваше сиятельство на расстоянии меньше ста метров от себя! — «по-доброму» напутствовал меня наставник и повернулся к следующим жертвам.

Я тоже счел себя свободным и, не задерживаясь, вышел в коридор. Там ко мне подошел неприметный человек и негромко сказал:

— Господин генерал хотел бы с вами встретиться. Если сейчас неудобно, назовите день и час, когда будет удобно.

КСОР? Интересный способ вызова. Чаще всего приходит какой-нибудь важный, как павлин, тип и громогласно требует пройти к экипажу, не объясняя, зачем и почему. Время, если я правильно помню, у меня имеется, почему бы не съездить, коль так вежливо приглашают?

ГЛАВА 8

В карете по пути к зданию управления я невольно задумался о цели приглашения. Уж не инструктировать ли меня будут в очередной раз на предмет соблюдения секретности в отношении принципов работы дальнографа? Хотя и без этого сколько можно инструктировать. Неделю, с перерывом на выходной день, сотрудники КСОРа, начиная от рядового и до самого генерала, жужжали мне в уши, расписывая в красках, сколько народу погибнет, если наши недоброжелатели, не дай боги, преждевременно узнают, а главное, смогут повторить наше изобретение. За привлечение к работе стороннего специалиста-механика, правда, не ругали. А что? Я его фактически по рекомендации КСОРа привлек к сотрудничеству, поскольку познакомился с ним на курсах самообороны, а там ведь контингент проверенный. Больше никаких грехов за мной вроде бы не числится. Хотя… был бы человек, а болезнь найдется. Так дело обстоит у нас, и такой же подход, вполне возможно, у КСОРа.

В приемной меня попросили немного подождать. Генерал собирался принять меня вместе с… Лабриано. Это окончательно убедило меня в том, что речь пойдет об усовершенствовании дальнографа, и я успокоился. Теперь они, вероятно, захотят, чтобы мы разработали коммутирующий узор, позволяющий с одних и тех же бус, содержащих передаваемые символы, отправлять сообщения на несколько стационаров и наоборот. Или разработать компактный дальнограф, чтобы обеспечить обратную связь с полевой группой… Да мало ли что еще можно в нем усовершенствовать.

Учитель прибыл минут через десять. Стоило ему появиться в приемной, как нас тут же пригласили в кабинет генерала Алтиара, начальника страшного КСОРа.

Однако речь пошла вовсе не о дальнографе. Хозяин кабинета встал из-за стола и по своей привычке начал прохаживаться из угла в угол, одновременно начиная беседу:

— Мы долго присматривались к тебе, Филлиниан, и пришли к выводу, что ты нам подходишь по всем параметрам.

Это он о чем? Хочет переманить меня в КСОР? Так шпион из меня получится явно посредственный. Дознаватель — тоже никакой. По прямому назначению меня и так будут использовать, куда я денусь. В общем, непонятно, для чего я «подхожу по всем параметрам» и что это за параметры такие? Рост, вес, цвет глаз, форма ушей или любимые блюда и напитки?

— Нет, не по прямому назначению и ни в коем случае не на оперативной работе, хотя ваши успехи на поприще самообороны впечатляют, — улыбнулся генерал, не забыв воткнуть небольшую шпильку.

Потом он сел за стол против меня и Лабриано, немного помолчал, собираясь с мыслями, и тихо заговорил:

— Филлиниан… То, что я тебе сейчас скажу, — очень серьезно и, поверь, не бред умственно убогого ксоровца, сбрендившего на почве заговоров и шпионов. Твой наставник Лабриано знает об этих выводах уже давно и со своей стороны считает их верными. Дело в том, Филлиниан, что наше общество со времен войны не развивается. Практически отсутствует прогресс в области естественных и магических наук, технологий и философских концепций. Мы топчемся на месте. Исследования наших мыслителей показали, что до войны целители знали гораздо больше нынешних… Скажи, сколько боевых узоров тебе известно? — внезапно спросил меня генерал.

— Ну-у… — несколько растерялся я, быстро вспоминая, чему учил меня Лабриано. Не дай боги перепутать и ляпнуть про узоры, которым учил меня Финь Ю. — «Копье», «еж», «секира», «булава»…

— Достаточно. Как думаешь, почему Лабриано не учит тебя новым? — Жестом остановив мой очевидный ответ «не знаю», он продолжил сам: — Потому что Лабриано и сам больше не знает. Все целители, родившиеся или ставшие таковыми после войны, осваивают только этот скудный набор.

— Но мне сам же наставник говорил, что этого вполне достаточно…

— Говорил, — перебил меня Лабриано. — Что еще я мог тебе тогда сказать? Ты парень любознательный, непременно стал бы копать дальше, а это опасно. Почему? Про то тебе сейчас расскажет генерал.

— Так вот, Филлиниан, само существование групп мыслителей, проанализировавших историю развития цивилизации и пришедших к тем выводам, о которых я тебе только что сказал, является величайшим секретом короны. Тебе мы о них рассказали в надежде на ответное доверие.

— Простите, господин генерал, но как же общество не развивается, если приняты законы, существенно изменившие статус простолюдинов и ограничившие монархию? Да и иных нововведений множество… Тот же Лопер может служить показателем того, насколько продвинулось вперед наше общество по сравнению с другими государствами.

— Так-то оно так, да только вот какая картина вырисовывается. Альтернатива новым общественным отношениям — вырождение элиты и возрастающая дестабилизация общества. Без притока свежей крови старые аристократические роды неизбежно пришли бы к упадку. Никакие целители не способны, скажем так, вылечить мозги, а количество слабоумных неизбежно возрастало бы в результате близкородственных браков. На это накладывались бы амбиции бастардов, недовольство черни, которая так и осталась бы именно чернью ввиду недоступности образования и невозможности продвижения по вертикали власти. А рождаемость? Если до войны семьи с десятью — двенадцатью детьми были в порядке вещей, то теперь четверо-пятеро — редкость. При этом, если бы уровень рождаемости остался прежним, ни одному государству не хватило бы ресурсов для содержания растущей численности населения. Леса были бы вырублены на дрова и строительный материал для домов, а на их месте появились бы распаханные поля, которых все равно было бы мало для прокорма населения. Не хлебом единым, так сказать… Подобное положение вещей должно было бы неизбежно подтолкнуть технический и магический прогресс в области строительства, производства товаров, добычи ископаемых и многого другого. Однако мы по-прежнему стоим на месте.

— А механизм, который изобрели в султанатах? Мне Вассиан рассказывал.

— Паровой двигатель? Халифаты уже признали его использование нецелесообразным.

— Он так плох?

— Нет, дело даже не в этом. Ему на сегодняшний день нет применения. Реально нет. Представь себе, что ты торговец. Годами возишь свои товары на трех телегах, продаешь, покупаешь. Вдруг тебе предлагают чудо техники, способное перевезти двадцать телег разом. Заменишь ли ты телеги этим чудом? Вряд ли. Тебе трех телег более чем достаточно. Там, куда ты их направляешь, численность населения и его потребности не меняются веками. Тебе просто нечем будет загрузить предложенное чудо, а гонять его фактически пустым — явно накладно. Теперь понял, почему халифаты отказались от него? Так происходит и во многих других сферах. Вывод однозначен — есть некие силы, которые регулируют рождаемость и сознательно тормозят прогресс. Человек творческий не может смириться с таким положением вещей. Мысль нельзя просто так остановить. Однако перспективные разработки с фатальной неизбежностью либо пропадают вместе с разработчиками, либо шельмуются в глазах общественности, либо закрываются приказом сверху. А что происходит с обществом, когда из него вымывается творческая элита?.. — Он выдержал небольшую паузу и закончил: — Кто-то сознательно и умело загоняет цивилизацию в болото, из которого мир не выкарабкается. Очень может быть, что уже поздно и ничего изменить нельзя, однако мы надеемся, что это не так.

— Все равно я не понимаю, что в этом страшного. Ну нет прогресса, но и регресса нет… наверное.

— А вот тут ты ошибаешься. Любая стагнация неизбежно ведет к регрессу. В природе нет ничего застывшего, неподвижного. Один из философов сказал: «Все течет, все меняется». Тебе как целителю, вероятно, ближе изречение: «Наши тела текут, как вода» — что подразумевает примерно то же самое. Следовательно, вопрос только в том, куда направлено течение? Если прогресс остановлен, то рано или поздно на смену ему неизбежно придет регресс, последствия которого со временем будут усугубляться, а изменить вектор движения будет все сложнее, а то и вовсе невозможно. Почитай Сяо Цза Лоня, его «Историю цивилизаций». Там приводится множество примеров зажравшихся и прекративших развитие государств с самыми разными формами правления. Где они все? Нет их. Только историки еще помнят. Некоторые. Даже без внешних врагов в конечном итоге некогда мощное и процветающее государство оказывалось кучкой враждующих между собой полудиких племен. Обязательно почитай. Правда, найти этот труд очень сложно, но я помогу. Книгу доставят тебе вечером прямо на дом.

— Ну хорошо. Допустим. Но кто? Кто может стоять за всем этим?

— Мы знаем только одну достаточно сплоченную и могущественную группу людей, для которых не имеют никакого значения государственные границы.

— Это?..

— Да, Филлиниан, ты правильно понял, о какой группе идет речь.

— Но как же наставник и… Греллиана?

— Как видишь, мы не с ними, хотя такие предложения, скорее весьма туманные намеки на предложения, поступали и мне, и Греллиане, — ответил Лабриано. — Мы сделали вид, что нам и так хорошо и что в политику влезать не собираемся. От нас быстро отстали, видимо не считая серьезными противниками или дельными помощниками. Во многом они правы — нам не сравниться по могуществу с патриархами, ставшими целителями еще до войны. Тем не менее мы стараемся по мере сил и способностей как-то изменить положение вещей. И мы такие не одни, но кто те, другие, тебе знать не следует. Достаточно, что ты теперь знаешь о нас, твоих наставниках. Имей в виду, что ты совсем не случайно попал на обучение именно к нам, а не к другим целителям.

Сказанное немного придавило меня. Еще бы. Узнать вдруг, что мир не так прекрасен и гармоничен, как ты думал раньше, — такие сведения любому внесут смятение в разум.

— Что я должен делать? — немного хриплым голосом спросил я.

— Воды? — предложил генерал.

Он собственноручно налил стакан воды из графина и подал мне:

— А делать тебе ничего особенного не требуется. Мы решили заговорить с тобой об этом после изобретения дальнографа. Вряд ли, конечно, с тобой что-то случится, как с иными изобретателями, все-таки ваш прибор не так уж способствует прогрессу, но ты должен быть готов к любым неожиданностям. Кстати, Вассиана не ищи. Он теперь не Вассиан, имеет другой облик — наш доверенный целитель, специалист в этом направлении, изменил его до неузнаваемости — и живет теперь далеко от столицы. Единственное, что от тебя потребуется в ближайшее время, скажем, через недельку после торжественного вручения промежуточных дипломов, это съездить на месяцок-другой, как получится, в Бардинос. Отдохнуть от учебы. Горным воздухом подышать… знакомую пещерку навестить. Твоей жене мы тоже предоставим отпуск на эти же дни. Охранять тебя будут две пятерки невидимок в дополнение к гвардейцам. Кстати, если захочешь нескольким студентам-второкурсникам с твоего факультета показать подгорные туннели, мы будем совсем не против.

— Я думал, от этой идеи отказались.

— Не совсем. Нам мягко намекнули, что это нецелесообразно, а мы сделали вид, что согласились. Однако и вправду решили после первого курса не отправлять студентов в горы. Дело в том, что изучение магии на факультете лекарского дела, как ты знаешь, начинается со второго семестра второго курса, и связано это с использованием кристаллов для внедрения справочных знаний. К концу второго курса все студенты, как правило, уже хорошо адаптируются… Впрочем, будучи целителем, ты это знаешь лучше меня. Твоя поездка будет тайной. Студентов мы направим на практику в городки, расположенные неподалеку от входа в пещеру. Не всех, конечно, а наиболее перспективных ребят. Всех отправить тайно просто невозможно. Ты поедешь с женой якобы просто на отдых, к друзьям-егерям. Это не вызовет подозрений. В конце первого летнего месяца вы все встретитесь неподалеку от входа и начнете поход. Время встречи тебе укажут дополнительно. Прикрывать вас будет отряд невидимок и егеря. Соответствующие инструкции командиры получат своевременно. И еще, очень важно. Мы тебе дадим приблизительные координаты лаборатории, которая располагалась в тех краях во время большой войны, — постарайся ее найти. Нам очень важно заполучить знания, хранящиеся там.

— Неужели ранее не предпринимались попытки найти лабораторию? — Я вспомнил Лантиссу и подивился совпадению — и девушке-артефакту, и КСОРу (во всяком случае генералу) позарез нужно было найти лабораторию.

— Не скрою, попытки были. Но, увы, безуспешные. Несколько отрядов пропали, другие вернулись с пустыми руками. Могу тебе сказать, что ваш поход с Лабриано в ущелье Змей также имел целью поиск лаборатории.

— Твой сон, — вмешался Лабриано, — дает нам надежду, что ты подобрался к ней очень близко. Конечно, мы не можем сказать, в каком направлении: правее, левее, выше или ниже следует ее искать, но вдруг у тебя получится. Хотя главное — это постараться выяснить способности студентов. С тобой пойдут ориентировочно шесть человек. Может, семь. Одна из кандидатур пока обсуждается. Вместе с вами мы отправим двоих опытных горных мастеров. Надеемся, что с их помощью ты найдешь какой-нибудь ход, не замеченный ранее, или между туннелями будет не слишком толстая перемычка, тогда ты сможешь пробить ее… Да мало ли. Ты удачлив, милейший, и мы на тебя надеемся.

— Если вопросов нет, то не будем тебя задерживать. Иди домой, обрадуй жену, но даже ей ни слова о нашем разговоре, — напутствовал со своей стороны генерал.

— Сегодня вы покидаете стены академии, которые были для вас домом на протяжении долгих пяти лет. Здесь вы в полной мере почерпнули сведения из мировой сокровищницы знаний… Еще два года будущие лекари и целители, покинув эти стены, будут по-прежнему считаться студентами академии, которая вас, своих воспитанников, будет продолжать одевать, обувать, предоставлять вам крышу над головой, консультировать по любым вопросам, касающимся вашей деятельности… Долг перед отечеством, перед людьми… Будем неустанно крепить и преумножать…

Речь ректора лилась и лилась неудержимым потоком по накатанному сценарию, а в зале, где в парадных мантиях собрались все выпускники этого года, нарастал тихий гул голосов, впрочем не нарушающий приличий по уровню громкости. Все, и я в том числе, бережно прижимали к груди книжечки дипломов, мечтая дождаться завершения церемонии и пойти наконец отметить великое событие в ближайшем свободном — для самых безалаберных — кабаке. Предусмотрительные заказали места и могут не бояться, что им не хватит столов. А нашей группе и вовсе не о чем было беспокоиться. Знакомый трактирщик (его дочка лечила у меня гангрену голени правой ноги), узнав о предстоящем торжестве, потребовал, чтобы вся наша группа отмечала только у него. Дескать, он для нас выделит отдельный зал, где нам никто не помешает, соответственно оформит его и предоставит солидную скидку.

В эти дни очередь присматривать за молодежью, ничего не понимающей в воспитании детей и ведении домашнего хозяйства, была за тещей (они с моей матушкой сами установили очередность и твердо ее придерживались), и та хотела было предложить отпраздновать во дворце тестя, но, подумав, отказалась от этой мысли. Толпа пьяных студентов может помешать сборам, которые и так, с точки зрения решительной женщины, непозволительно затягивались.

Ах, если бы она собиралась на курорт, подальше от нас со Свентой, так нет же. Герцогиня, узнав о нашей поездке в Бардинос, просто поставила нас в известность, что она и внучка едут с нами. Горным воздухом дышать. Никакие мягкие доводы, что там может быть холодно («Возьмем для девочки шубку»), что поблизости обитают страшные лоперцы («А гвардейцы на что?»), что мне, возможно, придется поработать в больнице («Замечательно — Свенте давно пора побольше времени уделять дочке»), не поколебали ее решимости. Подозреваю, что сам генерал Алтиар вряд ли смог бы что-нибудь сделать. Наоборот, порадовался бы, что прикрытие для моей задачи стало еще более надежным.

Умница жена не задавала вопросов, почему в Бардинос, а не в Маринаро, например. Только посмотрела мне в глаза и, увидев там подтверждение своим догадкам: «Так надо», — стала готовиться к поездке, в первую очередь как невидимка, а уже потом как жена и мать. Теща же разошлась не на шутку:

— Ехать омнибусом? Вы ума лишились! Никогда! Герцоги Маринаро отродясь не ездили общественным транспортом! У них, слава богам, есть свой! А кто будет готовить еду в дороге? А сколько платьев берет Свентаниана? А какой эскорт предполагается взять? Ну и так далее.

В общем, я понял, что в поход собирается целая армия из уймы различных подразделений, без которых вся кампания, то есть поездка, просто немыслима: повара (кто-то должен готовить), лакеи (прислуживать за столом), конюхи (за лошадьми должен быть надлежащий уход), служанки и слуги (раздеть перед сном, одеть после пробуждения, прибрать, упаковать, разложить), кузнец (подковывать лошадей и чинить карету)… От лекаря теща после долгих размышлений все же решила отказаться.

— Филик едет отдыхать, а не работать… Впрочем, не переломится, — сделала она неожиданный вывод.

А какая поездка в другой город без новой дорожной одежды? Причем въезжать в каждый городок на пути следования надо непременно в новом платье. Вдруг кто-то в предыдущем селении увидит их в этих костюмах, каким-то образом умудрится опередить и, оказавшись в следующем городке раньше нашего, расскажет все в деталях местному бомонду? Позор! Такого допустить нельзя! Кстати, вдруг в городках следования пригласят на бал или прием? Правильно. Показаться в старом платье — позор. Позор и еще раз позор! Женщин в походе у нас две плюс молодая девушка. Итого три аристократки женского пола. Три, и точка! Таллианочка — уже не младенец, а девушка знатного рода, стало быть, ей неприлично… Дальше повторять доводы тещи смысла, думаю, нет.

Короче говоря, дворец с недавних пор бурлил, словно давно и без всякой надежды быть снятым с огня кипящий котел. Потоком подъезжали телеги, что-то выгружали, куда-то это таскали и где-то сбрасывали. Метались, будто тараканы под тапкой слуги. Шмыгали по всему дворцу толпы незнакомых людей, увешанных портновскими сантиметрами, сапожными мерками, образцами оружия и амуниции, разыскивая нужных обитателей для примерки, подгонки, рихтовки и правки.

До дня торжественного вручения дипломов я жену не видел, она увлеклась процессом и вместе со своей матушкой с головой окунулась в водоворот подготовки к отъезду нашего каравана. Признаться, у меня не было желания ее отвлекать, поэтому я тихонько, по стеночке, маскируясь под слугу или портного, проникал в нашу спальню и тихо ложился спать. В противном случае мне грозило весь вечер простоять утыканным булавками и расчерченным мелками истуканом перед зеркалом в одной из более-менее свободных на данный момент комнат дворца. Так что провести вечер в компании сокурсников за кружечкой хорошего вина для меня было неземным блаженством.

«Историю цивилизаций» уважаемого Сяо Цза Лоня я все-таки прочитал. Очень интересные вещи выяснил. И с Финь Ю посоветовался. От него я не стал скрывать разговор с генералом, иначе непременно запутаюсь, а если окажется, что учитель, так сказать, по другую сторону баррикад, значит… мое место там же. Однако тот, выслушав, сказал, что мыслители генерала молодцы и все правильно разложили по полочкам, вот только сам Финь Ю тоже не знает ответов на вопросы. Здесь я ему верю, хотя так хотелось бы по привычке знать, что учитель имеет готовое решение и только ждет, когда ученик сам до него додумается.

ГЛАВА 9

Лесочки, полянки, возделанные поля, сады, деревушки и городки, разные и в чем-то похожие, словно декорации на сцене классического театра, где единство места, времени и действия — непреложный закон, крайне неторопливо сменялись за окном кареты. Скучно. Ну откуда у такой толпы народу, каковую представляла собой наша процессия, может быть скорость приличного дилижанса? Я прекрасно понимал встречных-поперечных, когда они, завидев многочисленную и хорошо охраняемую делегацию в составе длиннющего обоза, считали своим долгом задать однотипный вопрос: уж не война ли случилась, раз такое переселение народов началось? А если война, то с кем и не пора ли запасать соль и сахар, сушить сухари и рыбу? Похоже, после нашего проезда цены на основные продукты на местных рынках действительно подскакивали.

Бабушка вместе с внучкой гордо ехали в головной карете с герцогскими гербами, мы с женой следом — во второй, не менее роскошной, но без гербов. Впереди, гордо подбоченившись, гарцевали десять гвардейцев в цветах герцога, по бокам и позади карет, благо ширина дороги позволяла, выбивали подковами искры из камня мощеной дороги еще сорок лошадиных ног, замыкая важных персон в своеобразное кольцо. А уж за ними вытянулся табор из тридцати крытых повозок, битком набитых барахлом и «нужной» прислугой под охраной трех десятков герцогских гвардейцев и одного десятка моих охранников.

Из всей своры дворцовых лизоблюдов — я не про охрану, уж она-то была тренирована на совесть и делала свое дело обстоятельно и умело — я бы оставил одного Брониуса, повара герцогини и добрейшего человека. Как бы поздно я ни пришел из больницы, академии или просто после ночных занятий с Финь Ю, у Брониуса всегда было что пожевать. Мало того, меня дожидалось не просто дежурное блюдо, которое он и последнему оголодавшему полотеру подаст по доброте своей душевной, но именно то, что я больше всего любил и хотел как раз в данный момент. Я даже всерьез стал подумывать, что наш скромный глава кухни обладает даром предвидения или на худой конец телепатией. Не отказывал он и в добром житейском совете, а повидал повар много, и пар кипящих котлов никогда не застилал его проницательный взор. Кроме прочего, он прямо души не чаял в нашей девочке и всегда держал для нее что-нибудь вкусненькое. Даже сейчас в поездке он умудрялся подкармливать ее свежайшими сладостями собственного изготовления.

Я и сам, по словам Брониуса, был неплохим кулинаром, но как можно приготовить все это в одной из двух прихваченных герцогиней полевых кухонь, рассчитанных на приготовление незатейливой походной еды вроде каши с мясом или супа, не мог даже и помыслить. Видно, профессионал тем и отличается от любителя, что даже в самых сложных условиях найдет возможность сделать свое дело, и сделать его на совесть. Герцогиня непрестанно ворчала на нашего лоперца, — дескать, после его деликатесов внучку не заставить кушать кошмарно полезную и набитую жутко нужными витаминами кашу с молоком, на что тот в раскаянии склонял голову, но продолжал баловать маленькую баронессу.

— Филлиниан! — строго глядя на меня, говорила мне теща, устав от боевых действий с внучкой. — Эта бандитка, твоя дочь, опять отказывается кушать кашу. Извольте как отец и глава семьи принять надлежащие меры.

Не знаю, как так получилось, но у маленькой аристократки папа пользовался авторитетом, и в результате чуть что — папе приходилось проявлять строгость. Иногда даже суровость.

— Таллиана, ты почему не слушаешь бабушку? Так нельзя. Если не будешь вести себя как следует, я буду вынужден запретить тебе играть с маминым кинжалом.

Не очень-то она верила моим угрозам, но неизменно слушалась, видимо не желая огорчать взрослых, ничего не понимающих в детском питании. Например, судя по изумленным глазенкам, она никак не могла взять в толк, как можно хлебать стерляжью уху с хлебом, а не с конфетой.

Став бабушками, моя мать и теща очень изменились. По возрасту и состоянию здоровья они так и остались молодыми привлекательными женщинами, но по отношению к внучке проявляли все те черты характера и поведения, которые обычно присущи людям пожилого возраста, разве что не скрючивались в три погибели, опираясь на клюку, и не задыхались, поднимаясь с малышкой на третий этаж. При разговоре с Таллианой у них в голосе стали проявляться некие старушечьи, уютно воркующие нотки. Недаром говорят: «Дети — это еще не дети, а вот внуки — это уже дети».

С нами, впрочем, они вели себя по-прежнему сурово, агрессивно пытаясь научить жить так, как они считают правильным. Иной раз я всерьез думал вернуться в общежитие и даже провел предварительные переговоры с комендантом. Не знаю, как другие, а я считал и считаю, что молодые могут спросить у старших совета, но жить должны своим умом и домом. Понятно стремление родителей уберечь любимых чад от ошибок, но зачастую заботливые папы и мамы не понимают, что прожить жизнь в точности так, как прожили они, могут только… они сами. Как бы ни были похожи дети на отцов, но в чем-то они все-таки другие. В идеале — лучше, умнее, сильнее и здоровее. Даже мода — и та меняется, а уж люди… Попробуй предложи бабушке надеть платье времен ее мамы, куда она пошлет? А попытки «надеть» на детей устаревший образ жизни считается обычным делом.

В одном я был полностью согласен с тещей: дети учатся манерам, подражая взрослым. Однако герцогиня, намереваясь воспитать из девочки истинную леди, раз уж с дочкой не получилось и та выросла отнюдь не хрупким созданием, требовала от всех нас строго соблюдать тонкости этикета и благородного обхождения. Но постоянно ходить «застегнутым на все пуговицы» трудно. Особенно в дороге. Все старались обходить герцогиню дальней дорогой, но какие внутри каравана могут быть обходные пути?

В общем, как это ни парадоксально, расслабиться по-настоящему лично я мог только в постели с женой и три раза в неделю на занятиях с Финь Ю. Учителя я попросил сместить начало практик ближе к ночи, так как… хм… приставать с ласками к жене под утро не очень удобно. А так я с некоторым сожалением, когда подходило время, чмокал ее в коралловые губки, желал спокойной ночи и уходил в состоянии полусна на контакт с учителем. Свента понимала и не обижалась на меня. Во-первых, она могла компенсировать недостаток внимания в оставшиеся четыре ночи, а во-вторых, по-моему, ей хватало и того, что муж про нее не забывает — она по-прежнему любима и желанна.

На тренировках учитель стал уделять больше внимания построению узоров и защите. После слияния мне уже не требовалось тянуть нити магии из тумана. Этот этап был пройден и чуть ли не забыт: данный способ теперь казался медленным и неловким, даже немного неуклюжим. Вместо нитей теперь использовались линии и узлы структуры, которые, подобно трубочкам и бокалам, заполнялись магией. Толщина трубочек целиком и полностью соответствовала замыслу целителя и зависела от его способности плотно набить их энергией. Намотать такое же количество нитей, чтобы получить сходный по мощности узор старым способом, выплетая нити даже с помощью двадцати магических «рук», было просто нереально. По-новому строить объемный узор выходило гораздо удобнее и проще: надо всего лишь вспомнить его структуру в деталях или сконструировать из готовых блоков, актуализировать его в реальности, то есть вывести из сферы идеального (воображения) в область магического пространства, и заполнить энергией. Если представить процесс в виде грубой аналогии, то необходимо, как из детских кубиков, построить узор в голове, затем «выдохнуть» (вытолкнуть) его вовне. В зависимости от собственного объема, он зависнет перед магом на расстоянии от двадцати сантиметров до пяти метров. Расстояние может быть и больше, но я таких крупногабаритных узоров еще не делал. Затем остается пустяк — заполнить, то есть запитать, узор магической энергией.

А вот тут места для нитей, как я уже говорил, нет. Учитель показал мне, как закрутить рассеянную в пространстве магическую энергию в нечто похожее на смерч, который, вращаясь с бешеной скоростью, скручивает и уплотняет большие объемы магической энергии. Ножку смерча вставляем в любой узел структуры, и весь узор быстро заполняется концентрированной магической энергией. Плотность при этом достигается такая, что никаким нитям и не снилось. Как быстро сформируется и какой мощности получится узор, зависит от величины воронки, которую маг способен создать, объема узора и длительности процесса концентрации энергии в нем. Яркость и насыщенность линий — показатель уровня концентрации магической энергии в узоре. Если перестараться и влить слишком много в линии недостаточной толщины, то может случиться такой бабах… В общем, понятно, почему старые целители, пережившие войну, скрывают подобное знание. Или, во всяком случае, не развивают методики быстрого обучения, если, конечно, сами знают их, в чем я искренне сомневаюсь.

Все как всегда — осторожная старость, имея возможности, влияние и ресурсы, но опасаясь нежелательных последствий, не дает безрассудной юности двигаться вперед. Это во мне уже беседа с генералом подсовывает ответы, толкуя данные в его пользу. Но если не рисковать, то ничего и не добьешься. Если не ходить в лес из опасения встретить медведя, то останешься без дичи, грибов и ягод. А также без избы, дров и многого другого. А вдруг старики в чем-то правы и можно прожить без грибов? В крайнем случае вырастить нужное количество шампиньонов, и ладно? Эх, зачем генерал взвалил на меня эту ношу? Как хорошо было раньше: сунешь голову под одеяло — и страшный Бука уйдет, тебя не заметив, а если ты не знаешь о том, что Бука существует, то даже прятаться необязательно.

В общем и целом, магия, которой теперь учил меня Финь Ю, отличалась от прежней, как уроки каллиграфии — от книгопечатания. Если раньше приходилось, пусть очень быстро и для самого себя незаметно, но все-таки плести узор, спаивая или связывая кончики нитей, как бы вычерчивая скорописью каждую буковку узора, то теперь можно одним оттиском отпечатать целую страницу. Разумеется, при конструировании новых, неизвестных ранее узоров приходилось «набирать текст вручную» из литеров, не говоря уж про изобретение новых символов алфавита магии, где без нитей не обойтись.

Конечно же и здесь были свои ограничения. Например, проникающий огнешар теоретически можно было так забить энергией, что он прошьет планету насквозь. Однако будет он размером с королевский дворец и заполнять его придется, я прикинул, в течение пяти лет моего субъективного времени. Причем прерываться на поесть-попить-поспать нельзя. Пока нельзя. Потом, по мере совершенствования мастерства, можно будет, но зачем мне пять лет создавать проникающий огнешар?

И последнее. Готовый узор можно оставить на месте и отойти в сторону. Можно метнуть, просто толкнув собственной магической структурой, как рукой, и на ту же дальность, а можно использовать вспомогательные узоры, исполняющие роль пружины или тетивы арбалета, катапульты или пращи. Здесь разницы со старой методикой нет никакой.

В защите Финь Ю акцентировал внимание в первую очередь на использовании навыков рукопашного боя. Он убедительно доказал мне, что зачастую самое эффективное — уклониться от атаки, если такое возможно, или даже просто сбежать, если заведомо ясно, что противник сильнее. Героизм стояния до конца в подобной ситуации, внушал мне Финь Ю, оправдан только в одном случае — когда за твоей спиной нечто такое, что требуется защитить любой ценой. Он настойчиво развивал во мне здоровый прагматизм, убеждая на примерах, что далеко не всегда можно победить в конкретной схватке, но, временно отступив и собравшись с силами, набравшись ума, можно вернуться и выиграть войну. Чести не нанесен урон, если в результате победил ты. Он убеждал меня, что война — не рыцарский турнир и не спортивное соревнование, поэтому не следует благородно ждать, пока твой противник подготовит удар или повернется к тебе лицом. Короче, бей первым, если это возможно.

Против магических атак Финь Ю рекомендовал строить щиты только в случае, если нет иного способа нейтрализации угрозы. В первую очередь следует попытаться собственным узором-взломщиком парализовать работу логического блока враждебной структуры или, если удастся, полностью уничтожить этот блок. Без головы, говаривал учитель, только курица бегает, а магия без управления моментально разрушается и рассеивается. Правда, иногда с нежелательными последствиями в виде, например, взрыва или резкого охлаждения окружающего пространства.

Щиты мы изучали тоже. Теперь я мог создавать их не только куполообразными, но и сравнительно плоскими, защищающими только одну сторону — ту, которая подверглась атаке. Разумеется, использовать такой щит в узком проходе можно гораздо эффективнее и проще, чем купол, просто указав в блоке управления параметр заполнения пространства по границам сред (воздух — камень, например).

Откровением для меня стало изучение трансмутации — преобразования одного вещества в другое, вещества в магическую энергию и магии в вещество.

— А ты думал, куда девается большая часть пыли, когда проникающий огнешар протачивает скалу? — усмехнулся Финь Ю моим восторгам. — Трансмутация вещества пыли в магию предусмотрена строением узора. Как это ни удивительно, самый простейший целительский узор совершенно не требует специального довольно сложного блока управления трансмутацией. Вращение нитей в шаре практически полностью раскручивает в обратную сторону спирали элементарных частиц вещества.

— Я понимаю, что элементарные частицы, непосредственно определяющие свойства вещества, суть магическая энергия, структурированная в спираль, где сверхплотное ядро, само состоящее из определенного числа элементарных частиц, обеспечивает привязку сателлитов других элементарных частиц, но неужели все эти спирали закручены в одну сторону?

— В нашем мире — в одну, в другом — может быть, в другую. Мы не знаем.

— А как узнать?

— А как узнать, если при соприкосновении разнонаправленных пружин-спиралей теоретически должно произойти полное преобразование двух веществ в чистую магию? При этом мы используем даже это опасное знание. Твое тело «не замечает» других узоров, проникая сквозь любые щиты, именно потому, что биологический объект, слившийся и сроднившийся с магией на соответствующем уровне, становится в момент проникновения как бы… да без всяких «как бы», пожалуй, — частью этой структуры. В момент проникновения ты фактически властен над чужим узором и способен им управлять. Но, сам понимаешь, для этого необходимо быть не дальше чем на расстоянии вытянутой руки от щита или доспеха. С нитью-лучом так уже не получится. Механика этого процесса почти не изучена. Да и кому изучать, если в нашем мире, вероятно, полных целителей, способных понять, всего двое. Один из них совсем мальчишка, а другой все свое время и силы убивает на этого мальчишку, пытаясь научить чему-нибудь путному.

В голосе Финь Ю послышалась даже не грусть, а самая настоящая тоска. Меня на секунду охватило чувство, что Финь Ю из империи Сун — это я. Что это я пережил войну, сжившись с мыслью, что полных целителей, кроме меня, больше не осталось. Что вот уже сотни лет мне не с кем обменяться знаниями, некому рассказать о своих успехах и открытиях, поскольку никто в целом мире не в состоянии понять… Даже не на ком проверить эффективность обучающей программы, тщательно продуманной и отшлифованной за века одиночества.

М-да. Не осаждают учителя толпы учеников, которым можно передать накопленное. Вот, наверное, почему он со мной так возится.

— А золото или алмазы можно делать с помощью трансмутации? — постарался я сбить этот тоскливый настрой.

— Разумеется, можно, — оттаяв, с насмешкой посмотрел на меня учитель. — Только нужно ли? Это энергоемко и подсудно. Другие целители и правительство моментально поймут, что ты занимаешься трансмутацией для личных нужд. Слиток-другой — ничего страшного, но если больше, это уже будет угрожать экономике. Драгоценные металлы служат эквивалентом человеческого труда, и никто не позволит тебе разрушить его. Так что проще заработать. Или ты уже настолько обнищал, что не знаешь, как добыть денег на хлеб?

Намек на бедность настолько возмутил меня, что я запыхтел, словно ежик с дыней на хребте. Учитель рассмеялся и предложил продолжить урок.

— Вот! Мальчишка ты еще совсем, раз тебя посещают детские мысли о богатстве, знатности, роскошных дворцах и столовом серебре, — по-доброму пожурил он.

— И ничего не посещают. Просто семью надо же как-то содержать.

— Значит, твоей семье нужна вся эта мишура?

— Ну-у… Свенте она точно не нужна. Главное, чтобы было больше времени заниматься интересным делом, а не бытовыми мелочами. То есть прислуга нужна. А ее надо кормить. Для прислуги нужно жилье…

— Я понял тебя. Однако я назвал все эти мысли детскими только потому, что, будь у тебя страсть к накоплению земных благ, ты не стал бы целителем. Ты был бы торговцем, фабрикантом или чиновником. Для настоящего целителя, впрочем, как и для другого профессионала, любящего свое дело, важно, чтобы ничто не мешало ему заниматься этим самым делом. Ему необходимо и достаточно иметь минимум благ. Единственная опасность — семья. Домашние могут иметь иные представления о необходимом и достаточном. Если два мировоззрения вступают в противоречие, неизбежен конфликт. В результате либо художник-творец, озабоченный исключительно заработком, становится ремесленником, либо семья распадается и он остается один, либо семья смиряется. Последнее не очень желательно ввиду того, что постепенно копится напряжение, которое неизвестно когда и каким образом разрядится. Хорошо, если никто не пострадает. Есть и еще вариант. Члены семьи тоже чем-то увлечены и, так же как ты, довольствуются тем, что есть. Мне показалось, твоя жена — такая же увлеченная натура, как и ты. Два сапога — пара, как говорится.

Наше черепашье и довольно скучное передвижение с остановками в одинаковых гостиницах, зваными обедами и балами у провинциальных аристократов, безумно счастливых тем, что им оказали честь, — настоящая герцогиня, к тому же супруга высокопоставленного вельможи, почтила их своим присутствием, — разбавил только один почти анекдотичный случай.

В одном из городков местный дурачок, увидев наш грандиозный обоз, живо построил одному ему понятную логическую цепочку, завопил дурным голосом:

— Война! Война! Халифаты напали! Спасайтесь, люди! — И рванул к рыночной площади.

В каждом поселении есть место, где в любое время суток можно найти подходящее топливо для разжигания паники, способной полыхнуть от самого нелепого слуха. Причем скорость ее распространения не перестает изумлять.

Буквально за пару минут улицы на пути нашего следования очистились от прохожих, торопящихся донести горячую новость до слуха родных, близких, знакомых, незнакомых и вообще первых встречных. По углам стали скапливаться граждане, живо обсуждая, с кем же война. Мнения, как обычно, разделились: кто-то говорил, что война с Лопером, недовольным нашей зажиточностью; кто-то не менее убедительно доказывал, что халифатам не хватает рабочей силы для реализации проекта по строительству канала от Вардыра в пустыню; были и крики о нападении дикарей с западного континента, якобы пришедших вернуть какую-то святыню, украденную у них пиратами.

Короче говоря, все присутствовавшие моментально поверили словам дурачка и столь же стремительно забыли, кто их сказал. Каждый был уверен, что именно он узнал об этом событии первым из надежного источника и довел информацию до сведения остальных.

Для нашего каравана это обернулось тем, что на выезде нас остановил отряд стражи, усиленный группой разномастно вооруженных ополченцев, и категорически отказался пропускать на тракт без разрешения местного представительства КСОРа в связи с военными действиями. Сержант стражников был так убедителен, что даже наш капитан охраны поверил. Никого не спрашивая, он развернул оглобли в сторону лучшей местной гостиницы, окружил кареты плотным кольцом охраны, защищая от возможного нападения толпы голых размалеванных дикарей, и, не слушая тещиных возражений, приказал править туда.

Это было единственное местечко, где теща не собиралась останавливаться: до заката времени было достаточно, городок оказался маленьким, а дворянское собрание, соответственно, незначительным как по количеству представителей, так и по их статусу. Тем не менее из-за слухов о войне остановиться все-таки пришлось. Молодец герцогиня, не могу не похвалить ее за предусмотрительность, — прихватила с собой сверх расчетного количества нарядов еще по три комплекта платьев, и нам не пришлось возвращаться в столицу, чтобы пошить комплекты специально для этого поселения.

Не знаю, что со мной творилось, но я, несмотря на однообразие пейзажей и скуку, почему-то радовался каждой задержке в пути. Неведомое мне ранее сосущее чувство глухой тоски мрачным фоном затеняло все удовольствие от близости семьи и отдыха. Что являлось источником странной депрессии, понять никак не удавалось. Помучившись первую недельку путешествия (а с тещей поездке до Бардиноса предстояло тянуться еще как минимум пятнадцать дней, я даже боялся опоздать к сроку), решил, что на меня повлияли предыдущие встречи с горами. Два раза был в горах, и оба раза с такими приключениями, что лучше бы дома оставался или не поступал на лекарский факультет.

Разнообразили наше путешествие прогулки с женой и дочкой, разговоры обо всем на свете, частые привалы на живописных полянах, больше похожие на пикник, чем на перекус в походе. Брониус, как обычно, был на высоте. Нам со Свентой приходилось все-таки за ним присматривать, чтобы совсем уж не перекормил деликатесами Таллиану и дал герцогине возможность накормить девчушку кашей. Хотя, признаться, я и сам предпочел бы овсянке вафельные трубочки с суфле и шоколадной крошкой, но, увы, приходилось поддерживать образ аристократа и подавать пример подрастающему поколению.

Въезд в Бардинос поначалу ничем не отличался от вступления нашей «армии» в другие провинциальные городки: так же бежали за нашей процессией мальчишки с криками: «Едут-едут!», так же останавливались поглазеть на нас прохожие, так же азартно гавкали, приветствуя, местные собаки, и так же, лениво повернув головы в нашу сторону, щурились на подоконниках, заборчиках и ветках деревьев вальяжные коты.

День был будний, прохожих в этот послеобеденный час на улицах было немного, но, как и везде, возле единственного в городе постоялого двора уже собиралась небольшая толпа во главе с местной знатью. Толпа все росла и росла, как дрожжевое тесто.

Мы подъехали к крыльцу, и два лакея, перед въездом в город выставленные для торжественности на запятки кареты герцогини, словно на витрину, спрыгнули на землю, до тошноты изящно открыли дверцу, откинули ступеньки и согнулись в поклоне. Теща-герцогиня величественно сошла на землю, заранее милостиво улыбаясь. Однако… воплей восторга и криков «ура!» с подбрасыванием в воздух головных уборов отчего-то не последовало. Толпа немного всколыхнулась, по ней прошел шепоток… и все. Встречающие снова вернулись к полной неподвижности, будто ждали кого-то еще. Высокие чины магистрата, лишенные поддержки народных масс, попытались было шагнуть вперед, дабы со всем тщанием поприветствовать прибывшее благородное лицо, но, поозиравшись, остались стоять на месте.

Матушка Свенты в полнейшем недоумении от такой встречи сделала знак няньке вынести или вывести, как получится, из кареты внучку. Толпа вновь с любопытством шелохнулась и вновь затихла.

Мы с женой тоже ничего не понимали. Не переваривая на дух всякую официальщину, мы обычно давали возможность встречающим накричаться, приветствуя герцогиню, выговориться, рассказывая, как они счастливы лицезреть в ее лице… пожелать от лица их лиц и, так сказать, лично засвидетельствовать свое почтение, уважение, восторг… и так далее и тому подобное, затем проводить гостью городка в предназначенные для нее покои. После протокольного словоблудия вся знать протискивалась в двери гостиницы или постоялого двора (в зависимости от того, что имелось в конкретном городе), простой народ, довольный, разбегался трепать языками, в красках описывая представление «Приезд герцогини в нашу глухомань» тем, кто не смог прийти лично. В этот момент мы с женой тихонько выскальзывали из кареты и, смешавшись с местными, без шума проникали в свои апартаменты. Самым трудным было отловить кого-нибудь из прислуги, чтобы уточнить, где они — наши апартаменты.

В этот раз наработанный сценарий не хотел проигрываться столь же гладко, как раньше. Вздохнув, мы со Свентой поглядели друг на друга и, синхронно пожав плечами, вышли из кареты. С другой стороны от крыльца. Свента всегда презирала ступеньки и, даже одетая в платье, выпархивала из кареты, словно бабочка. Так и сейчас, не дожидаясь застывших в поклоне лакеев, мы выпрыгнули пред светлые очи тех, кто не смог попасть к крыльцу. Мое появление вызвало странную реакцию. Кто-то истошно закричал:

— Вот он! — И я в полнейшем недоумении оглянулся, чтобы посмотреть на «него», хотя знал, что в экипаже больше никого не было.

— Вот он!!! — уже вся толпа заорала так радостно, будто встретила обоз с богатыми подарками от любимого дядюшки. — Наш Филлиниан приехал! Он здесь!!!

От крыльца в нашу сторону стремительно ломанулись все, кто там был, исключая чиновников, обязанных поприветствовать герцогиню. Я испугался, что тещу сейчас затопчут, а вместе с ней Таллиану, поэтому моментально сформировал маленький купол, накрывший их обеих. Несколько человек мячиками отлетели назад, но, ничуть не ошеломленные, оббежали тещу с ребенком по большой дуге и влились в общее столпотворение. С испугу я вкачал столько энергии, что и рушащиеся скалы не смогли бы причинить вреда моим подзащитным.

Толпа, будто единый организм, орала:

— Будь здоров, Филлиниан! Ты действительно приехал! Добро пожаловать! И благородная Свента здесь! Ур-р-ра-а-а!

Меня буквально оглушили шум и приветствия. Главное, я не мог взять в толк, откуда такая радость и с чего бы такие почести в наш адрес? В первые ряды продрались мои старые знакомые: дознаватель Саллиниан и травник Ирритано. Наобнимавшись с ними, мы с женой предложили им встретиться в уже знакомом ресторане постоялого двора и поговорить подробнее.

В это время гвардейцы наконец вспомнили о своих обязанностях, оттеснили толпу и мягко, но настойчиво воссоединили нас с герцогиней. Купол я уже снял, увидев, что опасность миновала. Люди немного успокоились, и чиновники, откашлявшись, смогли приступить к своим обязанностям. После церемонии знакомства, когда формальности были окончены, кто-то из толпы спросил:

— А что это за женщина с ребенком?

Я объяснил, что женщина — мать Свентанианы, а девочка у нее на руках — моя дочь. Что тут началось… Казалось, спектакль отыгрывают заново. Народ словно обезумел. Еще немного, и нас всех принялись бы обнимать и подбрасывать в воздух, отшвырнув гвардию.

— Тихо, уважаемые граждане! Ребенка напугаете!

Эти слова, которыми я попытался утихомирить людей, оказались волшебными. Все моментально успокоились и стали расходиться, шепотом обсуждая результаты прошедшей церемонии встречи.

ГЛАВА 10

Бал в честь приезда герцогини набрал обороты и покатился по накатанной дорожке. Официальные приветствия отзвучали, всем присутствующим мы уже были представлены, как и присутствующие были представлены нам. Приглашенные разбились на группки по интересам и, догадываюсь, с энтузиазмом перемывали наши косточки. Середина зала знакомого нам с женой ресторана при постоялом дворе была освобождена от столов, часть которых была убрана, а часть — отодвинута к стенке и заставлена всевозможными закусками, напитками, салатиками и бутербродиками. В уголке местные музыканты довольно неплохо и в меру тихо наигрывали модные в этом году мелодии, не мешая разговорам.

Мы со Свентой, выполнив обязательный минимум вежливых разговоров о природе и погоде, подошли к столам. Не успели взять по бокалу легкого вина, как местное офицерство возжелало непременно засвидетельствовать свое почтение персонально моей жене. Искоса поглядывая на меня, они наперебой вспоминали события позапрошлого года, когда вели осаду крепости в лице моей жены, не воспринимая меня подходящей парой для нее, и нашу с ними тренировку, где мы со Свентой показали, как учат в столице будущих невидимок. Меня-то тоже учили самообороне невидимки. Выяснилось, что тот самый офицер, который больше всех досаждал моей супруге, получил повышение и переехал в другой город, где возглавил отряд егерей. Офицеры считали его карьерный рост вполне заслуженным и своевременным. Неприязнь к нему у меня совершенно прошла, поэтому было даже немного жаль, что одного из старых знакомых мы не увидим.

Судя по всему, храбрые военные уже изрядно приняли на грудь, поскольку завели разговоры отнюдь не о женщинах, а о достоинствах и недостатках рубящего оружия по сравнению с колющим, о тактике действий боевых пятерок в горах, о различиях в методиках подготовки егерей и гвардейцев и о прочем подобном, дорогом и нежно хранимом в сердце истинного военного. При этом они умудрились-таки втянуть в разговор мою жену. Увидев, с каким жаром она влезла в спор, я решил не мешать родственным душам обмениваться опытом и ушел ловить Ирритано, мысленно назначенного мной веником для разгона тумана в некоторых вопросах.

Тот от меня особо не прятался, понимая неизбежность разговора, но долгое время рассуждал о новых веяниях в методике лечения кожных болезней с помощью новейших снадобий, красоте гор на закате… и на восходе тоже. Поведал мне пару местных баек, но я все же загнал его в угол и попросил ответить прямо и без уверток:

— Ирритано, дружище, это все, конечно, интересно, но я тебя не отпущу, пока не получу ясные и четкие ответы на свои вопросы. Что за цирк устроили славные граждане не менее славного Бардиноса при встрече герцогини? Может, к вам король с парламентом раз в недельку запросто заглядывает бардиньяка похлебать, а герцоги с маркизами так и вовсе косяками шляются?

— Филлиниан, прости. Ты же знаешь, как я… то есть как мы все к тебе дружески относимся… — Настораживающее начало, или мне просто чудится подвох там, где его нет. — Вот и порадовались немножко. Что здесь такого?

— Н-да? Ну пять, ну шесть человек из всей толпы, но не полгорода же. Я чувствую себя Вителлиной, от которой ждут премьеры. Но я не восходящая звезда оперы. Может, меня с кем-то перепутали?

— Понимаешь, Филлиниан… — замялось местное светило лекарского дела. — Дело, наверное, в том, что…

Травник так напрягся, что я подумал — еще немного, и мне придется прямо в зале принять роды, а ежик идет трудно. Против шерсти.

— Даже не знаю, как сказать… Ты только пойми правильно. Я никому! Ни-ко-му! И Саллиниан никому! Чем хочешь готов поклясться! Они все сами. И никому я подобных советов не раздавал. Если хочешь знать, я вообще против того, что они задумали. Но что я могу поделать? Что? Ну вот скажи мне — что? Саллиниан — он законы хорошо знает. Говорит, все по закону, хотя ты вправе отказаться…

— Ирритано! — пришлось крикнуть ему прямо в ухо. — Прости, но я ничего не понял. Что ты не можешь поделать, а все по закону? Ты можешь объяснить толком? По порядку и подробно?

— Хорошо.

Травник сделал солидный глоток из бокала, помедлил, допил до дна, снял с подноса проходящего мимо лакея еще один бокал, отпил не глядя и, наконец собравшись с духом, начал рассказ:

— После твоего отъезда по городу прошел слух, что ты… прости… лоперский целитель. Тебе якобы надоела тамошняя неразбериха и ты тайно перешел в Элморию. Ерунда, конечно, но многие поверили.

— Да с чего они решили… — искренне возмутился я.

— С того! — прервал меня Ирритано. — Ты знаешь, что у дедушки Рудериана сын родился? Это тот старичок, что в палате безнадежных с сердцем лежал. Нашел молодку, охмурил и сделал ей ребенка. А?! В его-то годы! А егерь? Друзья заставили его поехать в Заллир к лекарю провериться. Тот ничего определенного не сказал, но долго смеялся: мол, ни один студент, будь он хоть трижды из столицы, не способен справится с паучьей болезнью, да еще на последней стадии. Потом поперхнулся и начал мямлить, дескать, диагноз был неправильный, а может быть то, а может быть сё… А пустая больница? А тот факт, что все лечившиеся у тебя даже не чихнули ни разу за два года и как один отличаются отменным здоровьем? А ведь некоторые из них, до лечения у тебя, как минимум раз, а то и два за сезон проходили обязательный курс терапии. Теперь они в этом совершенно не нуждаются. Это я про обоснованность слухов, чтобы ты действительно не подумал, будто я не сдержал слова и…

— Успокойся, Ирритано, я тебе верю. Тем не менее — ну лечились, ну хорошо себя чувствуют… Но это же было два года назад. Много воды утекло с тех пор.

— Тут вот еще какая вещь… — Травник опять засмущался, как красна девица перед брачной ночью. — Неделю назад кто-то увидел тебя в кортеже герцогини и выяснил, что она едет в Бардинос. В общем… В общем… он всем рассказал, и тут началось.

— Да что началось? — Я прикидывался тупым бараном, но смутное подозрение постепенно стало проясняться и перерастать в уверенность.

— Я их предупреждал, чтобы не питали пустых надежд. Ты ведь отдыхать едешь. Тебе не до этого будет. И вообще совесть надо иметь!

Я тяжело вздохнул и мысленно смирился с происходящим. Все-таки Бардинос с некоторых пор стал мне небезразличен. Может быть, зря сняли секретность? Правы были мои учителя и наставники: «Безногие затопчут, упрашивая помочь». Не физически, так морально.

— Много там?

— Понимаешь, в общем-то… ну… у нас был наплыв родственников наших граждан, пожелавших навестить своих. Имеет же право парализованный дядюшка приехать напоследок к племяннику и сказать последнее «прости»? А тут вдруг ему становится плохо… Но в коридор мы положили только пятерых. Остальным твердо отказали.

— Я понимаю. В общем. В целом. И вообще… В коридор, потому что в палатах мест нет?

Ирритано скорбно кивнул.

— Х-ху! Ладно. Завтра посмотрим, что можно сделать.

— Филлиниан… Не обижайся. Ну так сложилось… и вообще…

— Да ладно, Ирритано. Я было слегка заскучал в дороге, а тут живое дело. И практика мне нужна.

— Правда?! Практика?! — искренне обрадовался травник. — Так это сколько угодно! Мало будет — еще найдем!

— А вот «еще найдем» — не надо. Я здесь буду недолго. Сколько успею — столько успею.

Ирритано радостно закивал и предложил выпить… чего-нибудь легкого, чтобы завтра не тратить силы на восстановление здоровья. Хитрец!

— А вот Свенте разгадку тайны необычной встречи откроешь ты!

— К-ха!

Травник подавился вином и замер, прижав руку к сердцу. Взгляд его огромных круглых глаз выражал такую беззащитность, отчаяние и безнадежность, что я дрогнул и махнул рукой:

— Ладно. Сам расскажу. А чего ты боишься? Подумаешь, синяк под глазом. Я бы тебе быстренько его зашлифовал… Или нет. Не стал бы. Ты бы гордо светил на прохожих фонарем и всем рассказывал, как пострадал за народ. Если тебя не зальют по горло бардиньяком, то я разочаруюсь в местных жителях. Так и скажи: не ожидал Филин от них такой черствости.

Свента, разумеется, не пришла в восторг от перспективы болтаться одной по городу, в то время как муж будет по уши занят в местной больнице, но, прикорнув на моем плече (что я, глупый? Сначала ласка, а потом — сказка), с сочувствием повздыхала и предложила лечь спать.

— И ты не будешь меня ругать за испорченный отдых?

— Во-первых, если я правильно поняла, никакой это не отдых. Нам предстоит поход. Вероятно, есть что-то такое в этих пещерах, откуда ты вылез в этот несчастный Бардинос, что тебя направили туда снова. Я права?

— Да. Я, честно говоря, удивлен. Ты не допытываешься у меня о цели поездки, задаче, составе группы…

— Милый, я ведь невидимка, ты забыл? Это тебе простительно трепаться о делах не хуже базарной бабы… Ладно, ладно, я хотела сказать, что понимаю — ты целитель, у тебя других забот полно. Очень важно хорошенько отдохнуть перед трудным делом, но ты ведь не способен все бросить и наплевать на страждущих. Я тебя знаю, ты спать не будешь, зная, что люди ждут твоей помощи.

Утро началось с пробежки, разминки и тренировочного боя с женой. В последнее время без этого ритуала я стал чувствовать себя, как с немытой физиономией и нечищеными зубами. Поединок мы проводили на тренировочной площадке егерей. Большинство из них помнили нас, а потому дружески приветствовали и продолжили тренировку, более не глядя в нашу сторону. Это нас очень даже устроило.

Свента порадовала достижениями в овладении стилем Финь Ю. Этот комплекс, освоенный даже не в полном объеме, без магической составляющей, был оружием существенно более мощным, чем рукопашный бой тех же невидимок. Недаром он являлся тайным искусством империи Сун. Учитель разрешил мне научить жену, чтобы я мог тренироваться с партнером в реальном мире. Особой разницы между тренировками в реальности и в магическом пространстве не было, но даже малые отличия необходимо выявить и адаптировать к своему персональному стилю.

Высветить перед егерями свои умения мы не боялись — не тот уровень подготовки, чтобы они могли заметить что-то необычное. Точнее, дело даже не в уровне, а в материале для сравнения. Методика обучения невидимок и элитных бойцов гвардии тоже не демонстрировалась кому попало, поэтому все можно было списать на столичные школы боя, ну а для возможных наблюдателей от невидимок подойдет объяснение, дескать, гражданский развлекается экзотическими стилями. Тем более что большинство приемов мы со Свентой никогда не отрабатывали при посторонних.

Как был в тренировочной одежде, я, постаравшись остаться неузнанным, забежал в больницу прямиком в каптерку старшей помощницы. Женщина открыла рот, дабы посоветовать выместись из ее святая святых по-хорошему, пока она не встала из-за стола и не вымела самолично. Приняв во внимание габариты циркового силача и мощные руки этого «хрупкого» создания, любой здравомыслящий человек предпочел бы незамедлительно последовать совету, будучи на своих ногах, иначе велика была вероятность начать отползать от здания больницы уже без оных.

— Вы немедленно выдаете мне больничный халат. Я переодеваюсь и иду по палатам под видом вновь поступившего пациента с очень хорошими связями, который лично выбирает себе место. — Нагло глядя в глаза помощницы, я прошел к столу и, опустив руку ей на плечо, силой усадил обратно на стул, от которого уже успела оторваться ее пятая точка. — Вы будете сидеть тихо и никому не расскажете о моих шалостях. Вы способны на такой подвиг?

Дело в том, что Финь Ю научил меня между делом, как изменять свой облик. Разумеется, речь идет не о преобразовании физического тела, а всего лишь о создании фантома тела, лица, части тела либо части лица, совмещенного и связанного с соответствующей частью физического тела. Иногда в магическом бою не помешает раздвоиться. Только целитель сможет разглядеть, и то не сразу, где фантом, а где человек. Естественно, в данном случае облик я изменил по минимуму, чтобы потом списать все на обычный грим.

Достав жетон, я продемонстрировал его женщине:

— Вас ознакомили с этими штуками?

Старшая помощница, завороженно глядя на символ моего статуса, медленно кивнула.

— Я не хочу излишнего шума и помпы. Мне надо осмотреться, определить, кто в приоритетном порядке должен получить помощь и что для этого потребуется. Толпы персонала и больных, снующих по пятам, мне категорически не надо. Так вы поможете мне?

Женщина снова завороженно кивнула.

— Так чего сидим? Чего ждем?

Помощница пушинкой вспорхнула со стула, крутнулась между полок, создав маломощный смерчик в отдельно взятом помещении местной больницы, и вскоре я стоял в халате, мой костюм лежал в пакете, пакет сжимала моя правая рука, а левая прижимала к телу сверток с бельем и одеялом. Настала моя очередь открывать рот в изумлении. Я ведь даже не почувствовал, как меня переодели. Вот это настоящее чудо — куда там магии, в том числе и целительской.

В некотором обалдении я вышел из каптерки и направился в ближайшую палату. Конечно, можно было бы попросить Ирритано, но я не верил в его лицедейские способности, а старшая помощница, как я помнил еще по прошлому посещению этого славного города, практически никогда не покидала свой командный пункт. Был в ее разуме маленький и совсем безобидный сдвиг. Она была абсолютно уверена, что стоит ей покинуть каптерку, как имущество немедленно растащат или в лучшем случае все перероют и все перепутают. Каждый вечер она вела героическую борьбу с этим подтачивающим все ее силы червячком, пытаясь если не затоптать его навсегда, то хотя бы отодвинуть в самую глубину души, чтобы покинуть свою светелку и пойти домой переночевать. Стоит ли говорить о том, что уходила она из больницы позже всех, а приходила чуть свет. В отпуске не была никогда. Зато в ее ведомстве царил монументальный порядок: каждый лоскуток и каждая шерстинка знали свое место, а хозяйка знала, где это место.

Обитатели палаты встретили меня настороженно. Пока я прошелся меж рядов коек, бегло определяя с помощью аурной диагностики характер заболеваний присутствующих, ненадолго задерживаясь перед некоторыми больными, чтобы с помощью целительского узора точнее определить, что именно повреждено, меня провожали отнюдь не дружелюбными взглядами. Больше всего людей насторожили мои непонятные задержки перед некоторыми больными.

— Что тебе надо, парень? Что ты тут потерял? — выступил самый нетерпеливый и самый злобный из больных.

— Да вот смотрю, не выбрать ли вашу палату? Вроде светло, тепло и соседи… приятные.

— Проваливай! Мест нет.

— Ну-у… если подвинуть эту кровать сюда, а ту придвинуть вплотную к стенке…

— А кто тебе разрешил самому выбирать? Да еще в палате, когда люди уже давно в коридоре лежат?

— А вы знаете, кто мой папа?

— Не знаем и знать не хотим! — чуть ли не хором, пронзая меня ненавидящими взглядами, заворчали все пациенты.

— Нам без разницы!

— Целителя на всех не хватит!

— Иди сначала в очередь запишись, а потом пристраивайся… возле туалета. Там еще вроде местечко осталось!

— А к нам не суйся! Надо же, и здесь без протекции никак!

— Вали, а то и целитель тебе не поможет!

Сообщение о какой-то очереди меня заинтересовало.

— Так я что? Я ничего! Я ж ничего не собираюсь нарушать. Где записаться-то надо?

— В шестой палате спросишь сержанта Клотиниана. Он тебе и место определит! А папы у нас у всех есть. Я сам папа, ежели что!

Провожаемый этими выкриками, я шустренько перешел в следующую палату, и там повторилось то же самое.

В шестой палате действительно нашелся отставной сержант канцелярской службы (нет такой в армии, но для подобных профессионалов надо бы и создать), который вел самую настоящую картотеку и журнал учета. Карточками учета у него являлись прямоугольные, вручную разграфленные листочки бумаги. Меня занесли в анналы, оставив пустыми графы: номер палаты (иные координаты) и номер очереди. Сержант уведомил меня, что эти графы будут заполнены по результатам утреннего обхода. Номер очереди и палаты (хотя вместо номера палаты, скорее всего, будут «координаты» — например, вторая койка слева от процедурной номер два) определит штаб пациентов в зависимости от тяжести заболевания и рекомендаций господина Ирритано.

Да уж, не по-детски здесь все организовано. Ничто не пущено на самотек.

В некоторых палатах я не задерживался надолго, в других приходилось проводить гораздо больше времени. Соответственно, в этих «других» мне довелось узнать о себе куда больше нового, нежели в первых. Но я не обижался и продолжал делать свое дело. Одиннадцать человек удалось по ходу исцелить с помощью обычных магусов — их родственники приняли небольшие проблемы с желудком или печенью за нечто страшное и решили перестраховаться.

Перед самым ужином — завтракал и обедал я вместе с больными — у меня уже сложилась своя очередность проведения операций в зависимости не от тяжести заболевания, а от срочности нуждаемости в помощи. Впрочем, и картотеку Клотиниана я отменять не собирался — в случаях более-менее не смертельно опасных я решил исцелять действительно в порядке очереди, чтобы никого не обижать.

Десять дней с раннего утра до позднего вечера я проводил в больнице, возвращаясь в номер практически без сил. Если бы не слияние с магией и не уроки Финь Ю, выдержать такой темп я наверняка не смог бы. Учитель, кстати сказать, узнав, в чем дело, отменил наши занятия до тех пор, пока я не разберусь с больницей. Через неделю Ирритано, преданно глядя на меня взглядом больной собаки, предложил сделать перерыв и отдохнуть. Травок попить, эликсиров внутривенно попринимать… Я отказался, чувствуя, как утекают минуты и вот-вот настанет время делать то, ради чего меня сюда прислали «отдохнуть».

Вечером десятого дня ко мне подошел недавно нанятый лакей герцогини, известный как командир невидимок, в подчинении у которого состояла в том числе и моя жена, поскольку в этой поездке она не просто исполняла супружеские обязанности (с очень даже большим энтузиазмом), но и находилась в служебной командировке. Неофициально.

— Велено передать, не желает ли господин Филлиниан сделать небольшой перерыв и совершить прогулку в горы?

Я, разумеется, желал и просил передать тому, кем было велено, что прогулку намечаю на утро следующего дня. А заодно попросил сообщить господину Ирритано, что я все-таки решил отдохнуть и побыть некоторое время вместе с женой в горах.

Самое трудное в сборах было уговорить тещу не ехать с нами. Та хоть и покаталась по окрестностям в сопровождении Свенты и двух десятков гвардейцев, но настаивала на своем участии в походе, мотивируя необходимостью сделать прогулку полностью семейной. Дескать, девочка должна погулять на чистом горном воздухе с папой, а то за эти дни она его не видела вовсе — тот как влез в местную больницу, так оттуда и не вылезал. Внучка прям-таки сиротинушкой стала при живом-то отце.

— Мама! — пришла мне на помощь жена. — Могу я хотя бы денек-другой за последние два года побывать с мужем наедине? Потом мы обязательно прогуляемся все вместе. Обещаю.

Эти слова возымели действие, и теща смирилась. Второй этап — уговорить дочку, которая маленькая-то маленькая, но далеко не глупенькая. Живо сообразила, что папа с мамой куда-то собираются, а ее не берут. Тут уж бабушке совместно с Брониусом пришлось поработать, убеждая малышку в важности деловой поездки, где детям будет неинтересно, а особенно не будет таких вкусных пирожных (На-ка, попробуй), которые испек наш повар.

Наконец мы со Свентой погрузились в неприметную карету и выехали из города. Основная часть охраны и егеря присоединились немного позже. Ехали недолго и не в ту сторону, где был вход в пещеры, тянущиеся из Лопера. Лейтенант, командующий в походе десятком егерей и десятком гвардейцев охраны, пояснил:

— По словам горных мастеров, есть другой вход, по которому ближе и безопаснее идти в то место, что вы указали.

Может быть, и так. Мастерам лучше знать.

Вывернув из-за крутого поворота на ровную площадку перед входом в туннель, кони встали. Замер и отряд гвардейцев. Что-то настораживающее было в такой резкой остановке. Не медля ни секунды, я выпрыгнул из кареты, на всякий случай активировав доспех, и замер, как все.

Первое, что я увидел, — это застывших истуканами два десятка гвардейцев и егерей не из нашего сопровождения. Рядом с ними сидели и восторженно смотрели на что-то нам не видимое семеро студентов академии. Среди них была и Леси.

Я обошел карету и тогда только заметил… сидящего в кресле за столиком важного господина, которого видел когда-то на экзамене в академии. Это был один из той тройки чванливых целителей, что пришли проверить, как экзаменуют лоперских гостей. Не сказал бы, что это был самый толстый из трех поросят, но и не самый мелкий. От лучей Солано его макушку прикрывал большой зонтик, воткнутый в землю рядом со столиком, отбрасывающий тень на самого господина и на половину стола, где стоял большой самовар, чашка чая и блюдо с печеньем. Напротив целителя стоял простой складной стул, а также чашка, но пустая. Пятерка гвардейцев охраняла важную персону, заодно с явным благоговением прислуживая за столом. Видимо, целитель специально подбирал себе охранников по вкусу.

Восторги студентов были понятны — жетон, инкрустированный алмазами, свисал поверх мантии на золотой цепочке и недвусмысленно демонстрировал статус носителя. Увидеть рядом с собой, только руку протяни, живого целителя, который вот так запросто сидит и пьет чай, — это далеко не каждому в жизни дано.

Целитель небрежно поманил меня сосиской-пальцем и ткнул в свободный стул. Я не стал ерепениться, хотя, признаюсь, в душе мерзко похолодело. Вспомнились слова генерала о странных делах, творимых, предположительно, либо самими целителями, либо, по их указке, тайными исполнителями. Тем более странно было появление этого человека здесь. Не думаю, что он является доверенным лицом генерала и прибыл всего лишь попить чайку, созерцая горный пейзаж восхитительной красоты, да между делом уточнить детали моего задания.

Я сел на стул и получил свою долю восхищенных взглядов. Как же. Удостоился личной беседы с Самим! Впору закатить глазки и сказать: «Ах!» Можно не просто «ах», а даже: «А-ах-х-х!!!» — и быстро-быстро записать в тетрадочку малейшие нюансы исторического события, дабы, рассказывая млеющим от счастья сопричастности внукам и правнукам, не упустить какую-нибудь чрезвычайно важную подробность. Целители — они же ведь почти небожители! Ну-ну, посмотрим, что сейчас скажет этот конкретный «небожитель».

Подскочивший гвардеец лакейски изогнулся, быстренько наполнил мою чашку ароматным очень недешевым чаем и отскочил, угодливо улыбаясь.

— Юноша, попей чайку, — обратился ко мне целитель. — И приготовься подумать над тем, что тебе скажут старшие и мудрые коллеги. Что ты забыл здесь, в горах? Неужели ностальгия по лоперским приключениям замучила? А детишек зачем прихватил?

Маленькие поросячьи глазки моего собеседника отражали, как в мутной воде, высокомерное пренебрежение с примесью легкой снисходительности. Примерно так же оценивающе смотрел бы огородный старожил на чахлый росток — что, мол, это такое? Пырей ползучий, который надо с корнем?.. Или будущий коллега, мясистый и разлапистый лопух, достойная смена?

Если посмотреть объективно, то ничего поросячьего в облике конкретного целителя не было. Это наше воображение инстинктивно, по первому впечатлению, строит фантом какого-нибудь зверя и накладывает его на человека. Часто, как ни странно, это впечатление оправдывается. Смотришь — ну совершеннейший бобер. И повадки бобриные, и характер по первым минутам разговора представляется истинно бобриным… А потом узнаешь, что этот человек постоянно что-то пилит, строгает и точит-точит-точит… А другой — хомяк, мягкий, добрый и запасливый… А почему запасливый? Да потому, что если его просят, то он не может отказать и, чтобы самому хоть что-то оставалось, вынужден запасать, запасать и запасать… Ошибки тоже бывают довольно часто. Грозно рыкающий лев на поверку оказывается зайцем, а бурундучок — медведем.

Во всяком случае не знаю, за что я мысленно наделил пятачком и хвостиком конкретного целителя. Поглядеть непредвзято — представительный, осанистый, холеный и породистый тип. В глазах его не было ни капли тупости и лени, которую обычно приписывают толстякам. Впрочем, на самом деле свинья — очень умное животное. Да и не смог бы никогда тупой и ленивый стать целителем. Наоборот, чувствовалось, что этот человек многое пережил, многое знает и умеет. Кроме того, владеет такой силищей, что все мы, вместе взятые, не сможем ему противостоять в течение даже минуты. Хотя насчет себя я уже не так уверен. Тем не менее — многовековой опыт и знания против неопытного, но зато полного целителя. Мы еще поборемся. Однако как он узнал о поездке? Неужели тайная организация генерала для них не тайна и с первых же наших шагов им уже все было известно?

На душе было муторно, но я все же решил бороться до конца и попытаться сохранить в тайне доверенное мне дело.

— Не понимаю, о чем вы, господин… э-э…

— Горзион, к вашим услугам, — снисходительно кивнул мне целитель. — Можешь так меня называть.

— Господин Горзион.

— Ладно. Не хочешь говорить — не надо. У нас еще будет время пообщаться. Не хочется зря тратить его. Короче, я иду с вами. В пути и поговорим.

— Но зачем, господин Горзион?

— Не могу же я отпустить сопляков одних в эти страшные пещеры, а из гвардейцев плохие няньки. Мои люди останутся здесь и присмотрят за лагерем. Охраны нам хватит. Две трети людей я бы вообще не тащил за собой, но меня все равно не послушают.

Целитель допил чай, встал с кресла и знаком что-то показал своим охранникам. Те выволокли из кучи вещей два больших мешка и положили их у ног своего подопечного.

— Филлиниан, прикажи своим людям прихватить мои припасы. Поход — это не повод отказывать себе в маленьких удовольствиях, а тем более не повод питаться всякой гадостью.

ГЛАВА 11

Избавиться от общества целителя не представлялось возможным. Даже если бы я ничего не знал ни о каких противоборствующих организациях, то все равно было очевидно — задержать или попросту отменить наш поход, хотя бы под предлогом заботы о студентах, для Горзиона ничего не стоит. Мало ли как повлияет на ребят близость странного места. С Лесиозой ничего не сделалось, но это не значит, что и с остальными ничего не случится. А вдруг, в отличие от нее, прочие студенты просто не готовы, не способны или не обладают необходимыми качествами, чтобы выдержать неизвестное воздействие? Оно ведь совершенно не изучено, и я сам всерьез опасаюсь возможной негативной реакции.

Задержка, думаю, будет весьма кстати для противников генерала. Им не составит труда добиться прямого запрета премьер-министра и короля на проведение эксперимента. С другой стороны, может, и к лучшему, что с нами будет опытный целитель — подстрахует в случае неприятностей, да и, надеюсь, он сможет, не в пример гвардейцам, гораздо эффективнее прикрыть от опасностей.

В конце вторых суток пути я выдвинулся в голову нашей длинной змеи-колонны, стараясь припомнить место нашего с лоперскими гостями ночлега. Все это время Горзион не отставал от меня, проводя на ходу воспитательную работу, и, надо признать, кое в чем он преуспел. Во всяком случае, ему удалось заронить зерно сомнения в мою многострадальную голову. Там оно и прорастало, как бамбук под булыжником.

Первое, что я с превеликим облегчением понял: целитель и иже с ним ни о какой тайной организации под эгидой КСОРа не подозревали.

— Можешь ничего не рассказывать. Мы знали, что генерал не успокоится, — говорил в тот же день, как вошли в туннель, Горзион. — При его одержимости любыми средствами увеличить число целителей он не мог не ухватиться за этот шанс. А вдруг да получится? Нам не пришлось никого выкрадывать и пытать — достаточно было проследить за тобой, поскольку без твоей скромной персоны, Филлиниан, ему явно никак не обойтись. Ну а проследить за тобой — дело несложное. Соответствующим методам, коллега, — со значением, растягивая последнее слово, произнес целитель, — мы тебя научим. Если, конечно, ты все правильно поймешь. Очень жаль, что эти дуболомы из КСОРа назначили тебе не тех наставников — этого трусливого червя Лабриано и идеалистку Греллиану. Но мы со временем это исправим. Так вот, мы узнали о твоей поездке в Бардинос и ни на секунду не поверили, что ты действительно едешь пить бардиньяк. На всякий случай подстраховались и пустили слух о твоем скором приезде, тем самым немножко подтолкнув народ к нужному решению — взвалить на тебя исцеление их родственников. Да еще и почти даром. Как видишь, у нас получилось. Кстати, тебе понравилась встреча? Быдло ликует. На руках носит… Казалось бы, что нам восторги бесталанных ничтожеств? Но, согласись, доставляет некоторое удовольствие.

Я пожал плечами и ничего не ответил. С одной стороны, для Горзиона, похоже, все нецелители — быдло, а с другой — без обожания этого презираемого им стада он жить не может. Иначе зачем выставлять жетон целителя напоказ и вести себя, словно ты один из богов, снизошедших на грешную землю?

— Ты ведь так и не исцелил всех, ведь верно? Зная тебя… Да-да, разумеется, мы собрали сведения, какой ты работоспособный, ответственный, знающий — эдакий идеал целителя… Так вот, зная тебя, я уверен: ты бы не поехал в горы, не разобравшись с последним больным. Однако решил ехать. Значит, не твое это было решение, а того, кто стоит за всей этой авантюрой. А уж узнать у горного мастера, откуда он вам рекомендовал начать, не представляло никаких трудностей — он был вне себя от счастья, что помог настоящему целителю. Вот так все просто, юноша. Не генералу играть со мной в секретность. У нас еще довоенный опыт и знания.

— Господин Горзион, можно вопрос?

Целитель снисходительно кивнул.

— Скажите, а что плохого в том, что страна, может быть, получит еще нескольких целителей? Да хотя бы одного? Ведь их так не хватает…

— Кто тебе сказал, что целителей не хватает? Глупость. Целителей ровно столько, сколько нужно. Ни больше, ни меньше. Ты сам стал целителем по недоразумению. Проглядели. Но раз уж так получилось… Живи. Пока. Местечко, куда пристроить, мы для тебя найдем. А вот еще одного-двух — уже просто некуда. Ты хорошо понял меня?

— Но как же?..

— Так же. Зачем много целителей? Мы и так с трудом ограничиваем численность быдла. Ты не представляешь, какие меры приходится принимать, чтобы ограничивать рождаемость и не снижать приемлемый уровень смертности. Каждый новый целитель — это усложнение системы сдерживающих мер и, следовательно, угроза достигнутому балансу, а равновесие — это все!

Предвосхищая мой вопрос, он резко наклонился ко мне и зашипел, буравя меня своими глазками:

— Мальчишка! Ты еще совсем дитя неразумное, чтобы что-то понимать в тонких механизмах регуляции численности социума!

Несколько секунд он взглядом сверлил во мне дырки, потом успокоился и даже заулыбался:

— Впрочем, действительно, о чем это я. Мальчишка. Ты же ничего не знаешь, а я перед тобой, как перед зрелым оппонентом, распинаюсь.

— И все-таки я не понимаю.

— Хорошо. Попытаюсь, как говорится, объяснить на пальцах. Если дать населению бесконтрольно размножаться, это стадо начнет разрастаться очень быстрыми темпами и очень скоро существующих ресурсов на всех не хватит. Не хватит еды, чистой воды, металлов, сырья для производства одежды и много чего другого. Что тогда начнется? Голод, одичание и войны. Последняя война уничтожила почти девять десятых населения и почти всех магов в ранге архимага и магистра. Да, юноша. Целительство некогда было побочным результатом развития и совершенствования магического искусства. Ты хочешь, чтобы все вернулось? Чтобы на улицах, на глазах равнодушных прохожих, семьями умирали люди? Старики, женщины, дети… А прохожие будут проходить мимо не из жестокосердия, а лишь из-за того, что завтра они сами могут оказаться на месте этих бедолаг. И у них кладовые совсем не ломятся от обилия продовольствия, и у них голодные дети сидят по углам и ждут, когда папа или мама принесет им хоть корочку хлеба. Ты, юноша, видел когда-нибудь лицо матери, на глазах которой ее ребенок умирает от голода, а она ничего не может сделать? Даже на панель пойти, потому что ее костлявое тело уже никого не привлекает. Нет, не видел. И упаси тебя боги от этого далеко не радужного зрелища.

Целитель говорил много и долго. Все его рассуждения сводились к тому, что настоящая магия, то есть целительская, должна быть уделом избранных и число этих избранных не должно изменяться, поскольку каждый должен занимать только свое место. Хотя бы для того, чтобы не обесценить услуга целителей и не ослабить их влияние. То, что доступно всем, стоит недорого.

Лабриано с Греллиаиой и некоторые другие (Горзион не стал называть имен) — исключение, подтверждающее правило. Таким никто не давал полный объем знаний, и до зрелых целителей им никогда не подняться — так и останутся недоучками. Пусть себе тратят силы на нищих, в то время как достойные занимаются исцелением исключительно самых влиятельных персон королевства. При этом мой навязчивый собеседник со значением посмотрел на меня. Я намек уловил, но виду не подал.

Технологии также не должны развиваться, поскольку в конечном итоге, перекрывая с избытком потребности существующего населения, они провоцируют взрывной рост численности этого самого населения. При этом каждый человек начинает хотеть все больше, самих людей тоже становится гораздо больше. Потребности стремительно растут, для их удовлетворения требуются новые технологии, которые провоцируют новый виток роста численности населения и потребностей отдельного его представителя. Чем больше имеешь, тем больше хочется, не так ли? Лишь у мизерного процента людей растет потребность только в новых знаниях и умениях. Остальным давай хлеба повкуснее и зрелищ поинтереснее. Этот замкнутый круг, в который жадность человеческая загоняет общество, может разорвать только война, ведение которой требует привлечения немалой части ресурсов населения и тех же новых технологий убийства людей. Вывод напрашивается однозначный. Некое сообщество мудрых и решительных людей должно взять эти процессы под свой контроль и, неустанно трудясь во благо человечества, поддерживать достигнутое в незапамятные времена равновесие.

Намек на то, что мой собеседник сам принадлежит к этой группе вершителей судеб, был достаточно очевиден, как и пряник в виде завуалированного предложения делать что скажут взамен на место в будущем пантеоне.

— Но прогресс не остановить. Так нам говорили в схоле.

— О да, прогресс, — издевательски усмехнулся целитель. — Его не остановить… Если ничего не делать для этого. Если все пустить на самотек.

— Но зачем останавливать прогресс? Зачем идти против законов природы и богов?

— А ты уверен, что прогресс — это именно закон природы и богов?

— Но ведь все в мире рождается, развивается, совершенствуется…

— И умирает, не так ли? А нужен ли людям прогресс на самом деле? О чем мечтает большинство из них? Почему такие длинные очереди к нам, целителям? Почему такую заботу о нас проявляют все — от короля до последнего нищего? Ответ простой. Люди не хотят умирать. Люди мечтают о бессмертии. И не просто о бессмертии, а о бесконечной юности и зрелости. Остановиться. Застыть на тридцати — тридцати пяти годах — самый, кстати, равновесный и сбалансированный возраст, пик творческих способностей и сил — и не стареть дальше. Вот чего реально хотят люди, а не абстрактных идей о прогрессе. Каждый знает о необходимости смены поколений ради этого самого прогресса. Каждый обеими руками «за», но только чтобы это не касалось его. Ему персонально, ну, может, еще его семье, дайте бессмертие. Остальные пусть своими смертями обеспечивают смену поколений и тем самым двигают общество к светлому будущему, устилают костями стариков дорогу для молодых и дерзких. Еще простой пример. Зачем реки в городах заковывают в гранит? Может быть, не стоит этого делать? Пусть себе текут свободно и вольно. А? Вот она — свобода в предельном ее понимании. Никаких ограничений. Сплошная бесконтрольность…

Мне нечего было ему ответить. Действительно. Все ради стабильности и неизменности. Кому нужны наводнения? Явно не тем, кто живет на берегу реки, это точно.

— Но как же бунт в Лопере, дрязги на границах?.. — казалось, нашел я противоречие в словах Горзиона.

В ответ он снисходительно улыбнулся — видимо, ожидал подобного вопроса — и тут же ответил:

— Кровь не должна застаиваться. Это ты, целитель, должен уже знать. Главное — не проглядеть нарыв и вовремя вскрыть, пока он не перерос в нечто большее. Понимаешь меня?

Я понимал и на самом деле не мог для себя решить, что же лучше: прогресс и явно неизбежные войны, болезни и смерти или же регулирование процессов действительно мудрыми, с тысячелетним опытом людьми, и как результат — стабильность и всеобщее благоденствие.

— История учит, что застывшее в своем развитии общество неизбежно терпит крах. Приходят варвары и…

— Какие варвары? Самое могучее государство варваров в нашем мире располагается на севере континента. Им не до развития. Четыре месяца в году у них так холодно, что они и носа не кажут на улицу из своих деревянных домов, покрытых соломой. Вместе с ними прямо в домах зимует скот, а медведи свободно бродят по улицам. Сами жители, даже малые дети, пьют брагу с утра до вечера, время от времени дерутся с восточными степняками, такими же нищими, как они сами, да учат тех самых медведей плясать под балалайку. А на другом материке дикари в большинстве своем еще не знают государственного устройства. Разумеется, целителей нет ни у тех, ни у других. И не будет. Мы этого не допустим. А без боевой целительской магии они ничего не могут нам противопоставить. Мы очень быстро сотрем с лица земли их Варварию вместе с медведями, балалайками и степняками в придачу.

Незадолго до обеда следующего дня я узнал место нашей ночевки, и отряд остановился. Горный мастер нашел неподалеку просторную пещеру с одним входом, подобную дворцовому залу, с такими же красивыми колоннами сталактитов и сталагмитов. Разместиться решили там. Горзион, к моему восхищению, очень быстро и качественно укрепил свод и внедрил на кончики нескольких сталактитов узоры светильников, снабдив их запасом энергии на неделю непрерывного свечения. Мало того, в блоки управления он добавил контур, регулирующий яркость свечения от ночника до дневного света. Стало даже как-то уютно.

Студенты вполне неплохо перенесли переход, хотя в основном были к таким походам непривычны. Одна Лесиоза на их фоне выглядела ветераном и по-доброму помогала коллегам привыкнуть к обстановке.

Целитель занялся любимым делом — поеданием деликатесов, прихваченных с собой, а я связался с Финь Ю, рассказал ему все, что произошло, и попросил совета.

Учитель долго молчал, серьезно обдумывая мой рассказ, и наконец выдал:

— Я не могу сказать тебе четко и определенно, где истина. Скорее всего, как это часто бывает, где-то посередине. Но у людей не получается быть именно посередине. Притяжение одной из сторон рано или поздно скажется, поэтому решение может быть только лично твое. Подумай, но не спеши. Хуже будет, если начнешь метаться между полюсами. Это не пойдет на пользу ни тебе, ни делу, которому ты возьмешься служить.

— А ты, учитель, ты как считаешь?

— В том-то и дело, что я и сам пока не могу сформировать свое отношение к происходящему. Слишком долго я был оторван от своих коллег, которые давным-давно считают меня мертвым. Когда мне пришлось скрыться, еще только начинались дискуссии на эту тему. Соответственно, до твоего рассказа я не знал, чем они закончились. Если хочешь знать мое мнение… Мы — целители. Наш кругозор неизбежно ограничивается рамками профессиональной деятельности, следовательно, и понимание любой ситуации преломляется через призму человеческих болезней и методов их исцеления. Целители рассматривают общество и социум как живой, изменчивый, развивающийся и, увы, болеющий организм. Мы многое знаем о болезнях и ранах, привнесенных внешними факторами, а также о болезнях, связанных с взрослением, когда, например, рост телесный опережает рост нервно-психический. В этот период потребности уже взрослого тела не могут удовлетворяться еще неразвитой, практически детской психикой. Этим вызваны частые нервные срывы, боязнь темноты и прочие негативные последствия. Имеющиеся данные мы пытаемся экстраполировать на общество, а это только одна часть правды. Далеко не всегда отсечение больного органа, полезное для выживания человека, столь же полезно для общества. Так вот, те люди, которые стали администраторами и политиками, с моей точки зрения, перестали быть целителями. Слишком разные это области человеческой деятельности. Но… факты успешной смены профессии имеются, и они не единичны. Большего я тебе сказать не могу. Заболтался я что-то. Короче, нет у меня готового ответа. А со студентами попробуй поступить следующим образом…

Финь Ю изложил мне свою идею, которую я с энтузиазмом обещал обязательно опробовать.

Первая ночь ничего интересного не принесла. Правда, я увидел лабиринт, и на секунду на границе моего зрения мелькнула размытая тень, которую я затруднился признать реальной. То ли она была на самом деле, то ли приснилась.

День (хотя какой в пещере может быть день) я провел не без пользы, заставив шалопаев и шалопаек — кроме Леси в группе были еще две девушки — усиленно заниматься медитацией и формовать магусы. Перед сном опять провел коллективный сеанс самососредоточения, и долгожданный результат появился. Да какой! Совершенно неожиданный для меня.

Во сне я снова стоял перед входом в лабиринт, а на площадке перед ним, недоуменно оглядываясь, стояли пятеро. Это были четыре студента: две девушки — Томалина и, разумеется, Леси, два парня — Пенериан и Фальсиозис, а также… Свента. Вот уж кого не ожидал увидеть в нашей славной компании, так это свою жену, которая к лекарскому делу не была причастна никаким боком. Точнее, обоими боками, но к конкретному целителю, а не к его делу. Мне снова показалось, что мелькнула и исчезла тень человека. Определенно, человека. Однако мелькнула и пропала, словно ее и не было. Возможно, кто-то из оставшихся студентов не смог пробиться. Чего именно не хватало ему для этого, определить сейчас было невозможно, да и некогда заниматься. Оставив загадку на утро, я занялся воплощением идеи Финь Ю — предложил всем свободно расслабленно сесть и обратиться к магической энергии. Попытаться сразу тянуть нить.

Чего мне стоила эта ночь, не узнает никто, поскольку седина и целитель — вещи несовместимые. Я уговаривал, я ворчал, я кричал, я заставлял, безжалостно доводя ребят до слез. Я помогал вообразить плотный туман магической энергии с пульсирующими светящимися разноцветными шарами. Кому-то рекомендовал попробовать услышать пение магии и постараться взять ноту повыше, кому-то — почувствовать всей кожей ласковое касание и попробовать ощутить пальцами тонкий и неимоверно прочный шелк энергии…

Ребята справились. Я не верил, что и Свента сможет чего-то достигнуть, поэтому успел только придушенно прошептать (как в свое время мне прошептал хранитель академии в кабинете дедушки Лила), чтобы она ничего не делала со своим проникающим огнешаром, который выглядел точно так же, как тот, который впервые создал я. Разумеется, первое, что сформировала моя любимая, — проникающий огнешар. Мне уже объясняли когда-то, что это простейший узор и большинству будущих целителей приходит в голову обвить структуру магуса нитью. Больше всего умилил кокетливый бантик, венчающий творение Свенты. Не знал за своей благоверной тайной страсти к рукоделию. Впрочем, рождение ребенка часто кардинально меняет поведение и даже, казалось бы, намертво устоявшиеся привычки. Теперь я на своей шкуре почувствовал то, что чувствовали когда-то декан и хранитель — мощная и опасная штука в руках полного неумехи, что может быть страшнее?

К концу занятия все без исключения сделали по огнешару и осторожно размотали его обратно. Такими гордыми и счастливыми я ребят еще не видел. Восторг их был неописуем. Реальное воплощение мечты сшибало с ног и не таких крепких, а это были студенты. В отличие от большинства населения, они точно знали, как сложно стать целителем.

Я и сам был доволен. Эксперимент удался. Да еще как удался! У меня все получилось. Конечно, до окончания исследования еще очень далеко. В первую очередь, надо выявить, зависит ли результат конкретно от моей личности. Предположения, что я есть некий проводник в мир грез… да нет, какие грезы?.. в мир лабиринта, не лишены основания, но, возможно, этот же эффект может быть достигнут без меня с другим целителем или вообще без целителя. Хотя нет. Последнее явно нежелательно — кто будет учить их там, на пороге?

Почему остальные студенты не попали во сне к входу в лабиринт и получится ли у них это со временем? А если нет, то какие качества имеются у одних ребят, а у этих отсутствуют?..

Да что это я, прямо во сне собрался программу исследования набрасывать? Вот вернемся на поверхность, приедем в столицу — там и люди поумнее да поопытнее найдутся… Стоп. У меня сердце провалилось до самых пяток. Поопытнее — это Горзион, что ли?

Позволив парням и девушкам, не забыв себя со Свентой, вволю наобниматься и накричаться, я попросил тишины и обратился с речью на тему необходимости соблюдения осторожности. Вроде как пока ничего не известно, надо проверить в реальности, не стоит вызывать ненужный ажиотаж — и так далее, и тому подобное.

— Ребята, еще вот какой момент. Я не могу вам всего объяснить, но очень прошу… нет, приказываю от имени КСОРа держать в тайне тот факт, что у вас что-то получилось. Даже господину Горзиону не говорите. Договорились? Это очень важно.

Все неохотно согласились, но меня беспокоило, что вряд ли они смогут сдержать эмоции и не показать своего счастья. Лицедеи из студентов никакие. Одна Свента сразу поняла, насколько дело серьезно, и моментально встревожилась. Я ей шепнул, чтобы на всякий случай держала наготове амулеты доспеха и купола.

— Ты чего-то опасаешься, Филик? — Жена смотрела на меня изумрудами бесконечно любимых красивых глаз с такой тревогой, что я не посмел успокаивать ее бодрым тоном дежурных слов.

— Да, любимая. У меня плохое предчувствие. Не хочу заранее пугать, но если узнают об успехе нашего похода, то последствия могут быть… Не знаю я, какими они могут быть. Ну не убьют же нас…

Последние слова я произнес с некоторой неуверенностью. Нехорошо было на душе. Я не мог себя чувствовать хоть в чем-то уверенным, особенно вспоминая болтовню Горзиона. Что там потребует его любимое равновесие?.. А ну как сошлют на дальний остров исцелять бакланов или в Варварию учиться играть на балалайке?

— Это так серьезно?

— Да, милая.

— Но как же КСОР? Генерал — один из могущественнейших людей нашего королевства. И это была его идея. Разве не ради такого результата он направил тебя сюда?

— Да, милая, да. Но и у самого могущественного человека есть сильные враги, для которых мы на один зуб.

Проснулись как обычно. Умылись, экономя воду. Размялись. Позавтракали. А затем Горзион сказал, что должен сообщить всем без исключения нечто важное и для этого просит собраться в пещере. Чтобы не повторяться, даже каким-то образом убедил командиров гвардейцев и егерей на короткий срок снять посты, контролирующие подходы к пещере на пятьдесят метров вперед и назад, и пригласить воинов присоединиться к отрядам. Дескать, он сам на это краткое время присмотрит за внешней обстановкой. Как он собирался присматривать, не являясь полным целителем, я себе не представлял, и отчасти его заявление меня насторожило.

Когда все собрались, он предложил разместиться поудобнее, а меня попросил подойти к нему поближе. Сам он стоял у входа в пещеру, точнее, в туннеле, заглядывая в короткий проход к пещере. Не знаю зачем, но я посмотрел на Свенту, жена кивнула и встала в центре группы студентов, стоявших компактной кучкой в дальнем конце зала.

— Что ж, юноша… У тебя, к несчастью, получилось. Да, я был там, возле лабиринта, и все видел. Маскировать свое присутствие я умею. А ты, следует признать, силен — смог меня заметить. Но даже если бы меня там не было — достаточно взглянуть на восторженные рожи этих детишек, чтобы все сразу стало ясно. Время решать, Филлиниан. Либо ты принимаешь нашу сторону и все силы будешь отдавать борьбе за поддержание равновесия, либо…

— Я должен подумать! — попытался я потянуть время, судорожно пытаясь понять, что задумал Горзион.

— Времени нет. На счет «три» ты должен уничтожить всех, кто находится в пещере. Я подчеркиваю — всех. Потом мы представим дело как случайный обвал. Чего только не бывает в горах?.. Итак, я начинаю счет. Раз. Два… Три!!

ГЛАВА 12

Горзион ни на секунду не поверил в то, что я это сделаю. Тем не менее внимательно смотрел и ждал, вдруг я все-таки в последний момент сломаюсь и побегу к обещанному прянику по трупам невинных людей, не пощадив даже жену. Чуть помедлив, он задрал вверх подбородок, оттопырил нижнюю губу и, полуприкрыв глаза, презрительно посмотрел на меня сверху вниз. Высокомерный кабан! Небось несколько столетий тренировал перед зеркалом это выражение лица, вместо того чтобы совершенствоваться в профессии. Не хотелось бы оскорблять вполне себе приличных хрюшек, сравнивая их с этим подобием человека, но очень уж разительное сходство во внешней форме.

— Очень жаль, юноша, что ты поступаешь столь неблагородно по отношению ко мне. — Он явно наслаждался моментом и хотел всеми силами продлить его.

— В чем же проявилось мое неблагородство, господин Горзион? — Я все еще надеялся, что это была шутка или неумная проверка. Ну не может целитель вот так взять и убить невинных людей. Не может! Отражая нападение врага — да! В целях самозащиты — да! Но своих же коллег, студентов, фактически детей… Это невозможно. Просто не укладывается в голове.

— А в том, юноша, что ты не захотел за меня, старшего по рангу и возрасту, сделать грязную работу. После я бы тебя уничтожил, имея на то полное моральное право. Но, увы, пожалеть мою старость и сэкономить мне силы ты не захотел…

Два подряд «огненных ковра», заготовленные явно заранее и развернутые мгновенно (такую технику я не знал), устремились в глубь пещеры. Только шоком от того, что все это оказалось всерьез, и только тем, что узоры были направлены не против меня, можно объяснить мое промедление. Спасибо учителю, сработали его долгие и нудные тренировки, но структуру первого узора я разрушить не успел. Правду говорил Финь Ю: «Целитель должен быть постоянно готов спасать и защищать». Мой луч смог разрушить блок управления только второго «ковра». Первый долетел до цели и сработал. Горзион был далеко не дурак. Он не стал применять взрывные узоры, чреватые обвалом в пещерах, то есть угрожающие и его жизни тоже.

«Огненный ковер» в магическом диапазоне похож на крупноячеистую рыболовную сеть, узлы которой представляют собой маленькие огненные шарики. Узор покрывает площадь заданного размера, затем ковер свертывается в шар, прожигая все на своем пути шариками-узлами. Центр шара стандартно задается таким образом, чтобы нижний край структуры оказался на уровне пяти сантиметров от поверхности. После сворачивания оставшаяся энергия со сравнительно небольшой скоростью рассеивается волной огня. Шар словно вспухает, дополнительно выжигая пространство.

Я слышал крики заживо сгорающих людей, грохот все-таки обрушившихся сталактитов и камней потолка и знал, что теперь ничем не могу им помочь — даже целительский купол не спасет от этого узора. Мне ли не знать? Моя защитная оболочка передала ощущение жара и удара нескольких камней в спину, но защитила от ожогов и синяков. Этих ощущений могло и не быть, но необходимо чувствовать обстановку за спиной, в том числе и с помощью подобных ощущений.

Времени выть от отчаяния и ненависти к подонку у меня не было. Убийца — язык не поворачивается назвать его целителем — атаковал меня, строя по нескольку узоров одновременно. Он швырял их в меня по одному и пачками, не затрудняя себя даже построением узора-метателя, поскольку я стоял от него на расстоянии не более десяти метров.

Горзион, конечно, был удивлен и на мгновение обескуражен моей прытью. Он явно не мог понять, почему его узор, заготовленный просто на всякий случай, вдруг развеялся. Догадаться-то он смог бы, но поверить — никогда. Чтобы мальчишка, вчерашний студент, вдруг оказался полным целителем, которых после войны никто никогда не видел? Даже не смешно. А кто кроме них мог использовать невидимый для обычных целителей нить-луч, чтобы вот так деструктурировать чужие узоры?

Кое-какие старые навыки за века спокойной жизни у Горзиона еще не совсем заплыли жиром. Мне приходилось очень трудно — я едва успевал парировать удары, словно фехтовальщик, отбивающийся от двух мастеров, опытом намного превосходящих его. Мои редкие попытки контратаковать он игнорировал, принимая удары на свой многослойный целительский доспех с длинными шипами. Я работал на пределе в ускоренном режиме и за счет этого еще держался, однако долго это продлиться не могло. Умений и знаний у Горзиона многократно больше, а сил и скорости — больше у меня. Что или кто победит в данный момент, сказать трудно.

Склонить чашу весов в мою пользу помогли невидимки. Словно настоящие призраки, они будто из ниоткуда появились сзади Горзиона и последовательно атаковали тремя тройками, стремясь, как когда-то лоперцы со мной, хоть на секунду деактивировать доспех Горзиона и провести физическую атаку — проткнуть кинжалом или шпагой.

Им не удалось выполнить задуманное, но они мне очень помогли. Горзион на пару секунд отвлекся, направив часть атакующих узоров против них. Одна тройка под хруст костей и страшные крики боли окровавленными куклами рухнула на пол, воины другой одновременно схватились за горло, посинели и забились в конвульсиях, а третью просто и без затей с огромной силой разметало, вмазав в стенку туннеля.

Гнев и отчаяние переплавились в холодную ярость и ненависть, я слился с магией настолько глубоко, как никогда ранее. Я жил и дышал ею. Я пульсировал и преобразовывался вместе с ее сгустками, тек потоком и возносился фонтаном. Словно в мощную подзорную трубу, я увидел каждую черточку лица этой твари, каждую царапину на любовно начищенном жетоне, каждую складочку мантии — и мне страстно захотелось оказаться рядом с ним. На расстоянии удара. Пространство на малую долю секунды исказилось и немыслимым образом изогнулось. Один миг — много меньше удара сердца — и я стою рядом с тварью, как того и хотел, а тело, не дожидаясь приказа сознания, уже действует, как учил Финь Ю.

Моя оболочка, настроенная на защиту тела от проникновения физических предметов и магических потенциально опасных структур, разметала, как никчемный мусор, шипы на доспехе Горзиона, ладонь правой руки в стиле «жало шмеля», пройдя сквозь многослойную защиту доспеха, пробила крепкую мантию, кожу, прошла меж ребер и достала до сердца. Ладонь левой ударом снизу вверх незатейливо вбила хрящи носа прямо в мозг бывшего целителя и убийцы.

Так он и осел на пол с навечно застывшим изумлением в глазах. Но перед этим, умирая, успел сделать последнюю гадость, активировав очередную свою заготовку, которую опасался применять ранее, — дробящий узор.

Я едва успел выпрыгнуть в туннель, когда свод пещеры обрушился, намертво завалив проход большими камнями. Меня отмело к противоположной стенке, оболочка не допустила удара, но я, как бесчувственное тело, сполз вниз и уселся прямо там, куда прилетел. Голову заполнила звенящая пустота, ярость ушла, осталось одно лишь отчаяние. В глазах все плыло, по щекам текла соленая влага, а я все повторял и повторял, вслух или про себя:

— Свенточка моя! Солнышко! Как же так?.. Как же?.. Свенточка моя! Любимая! Как же я теперь?..

Перед глазами вставали образы счастливых студентов, которым никогда не стать целителями; гвардейцев и егерей, чьих-то братьев, сыновей и отцов; невидимок — кого успел увидеть в момент их самоубийственной атаки. Все они выполняли свой долг и выполнили его до конца. Никто не смеет упрекнуть их в том, что они потерпели поражение там, где и более сильные не могли бы справиться. Мне же было уготовано дальнейшее существование с вечной болью и скорбью в душе.

Хлесткие удары по щекам вернули к реальности. Надо мной склонился командир невидимок с занесенной для удара рукой, готовой повторить терапию:

— Очнись, парень! Хватить рыдать! Надо разгребать завал. Нам вдвоем не справиться.

— Зачем разгребать? — горько прошептал я. — Пусть завал будет памятником погибшим.

— А ты проверил? Может, там есть живые?

— Там никто не мог выжить. Я знаю.

— А я не знаю. Нет. Я знаю, что бывает всякое. И чудеса в том числе. А ну, живо за работу! Мальчишка! Сопли распустил!

Окрик помог мне прийти в себя и подумать здраво. Действительно, почему бы не проверить пещеру? Я сосредоточился, вытянул нить-луч на длину заведомо большую, чем размер пещеры, и, добавив детектор живых магических структур, медленно провел им сквозь скалы справа налево, как дворник метлой. Учитель, показывая мне детектор, рекомендовал двигать его по кругу. Так получалось гораздо удобнее и экономнее в плане энергии, чем если использовать мой прежний способ. Во всяком случае, внимание отвлекалось по минимуму, а при улавливании чего-то настораживающего можно часть сознания направить в подозрительное место. Структуры детекторов Финь Ю показал мне на любой вкус и для отслеживания самых разнообразных целей. Кроме того, научил делать их самостоятельно. Вдруг, например, понадобится найти воду в пустыне или определенный металл в горах? Причем в заданном объеме.

Результат обследования заставил меня подпрыгнуть под потолок. Детектор обозначил на мысленной карте пещеры одиннадцать засечек живых тел. Три возле самого выхода и восемь — в углу, где до недавнего времени стояли студенты. Что характерно, восемь человек находились под куполом.

Ничего не сказав невидимкам, я сформировал огромный горноспасательный проникающий огнешар и стал пробиваться в пещеру. Через две минуты бывший проход очистился от завала и приобрел идеально круглую форму. В самой пещере неподалеку от того места, где я стоял, отбивая атаки целителя-убийцы, над телами образовался небольшой холмик из упавших сверху камней. Студенты были живы и на вид здоровы. До последнего момента их прикрывал купол, вокруг которого образовался небольшой вал из камней свода.

Надо бы выразить глубокую благодарность господину Горзиону за то, что, приведя нас в пещеру, качественно укрепил своды. И не только в пещере, но и, заботясь о собственной безопасности, в туннеле тоже. Поэтому завалы оказались не столь большими, как ожидалось. Правда, я был уверен, что ковер всех уничтожил и без помощи завалов, но тут сообразительность проявила Свента. Я ее обожаю и, как только она свернет купол, непременно расцелую. Да что там расцелую — на руках носить буду. Я догадался, что в момент атаки Горзиона воины и Свента, не в пример мне, не стали рассусоливать, а моментально отреагировали на угрозу включением куполов. Видимо, опасность здорово подстегнула их мышление, поскольку гвардейцы накрыли своим куполом весь отряд, а Свента, не имея возможности поставить второй для всех, перестраховалась и накрыла только студентов. В результате «огненный ковер» уничтожил первый купол и сжег почти всех охранников, а на второй купол энергии соответствующего участка «ковра» уже не хватило. Потому, кстати, и жар от шара получился довольно слабеньким.

Увидев меня, студенты восторженно закричали, один из самых нетерпеливых кинулся к выходу, но был отброшен куполом назад. Свента, не торопясь, осмотрелась и деактивировала амулет, получив от меня подтверждающий кивок. Я подбежал к ней и, подхватив на руки, замер, уткнувшись в ее волнующуюся грудь. Какое может быть состояние у человека, несколько минут назад похоронившего самого дорогого и близкого человека и вдруг увидевшего этого человека живым и здоровым? Разумеется, вцепиться и не отпускать от себя. Так я и простоял пару минут, пока покашливание капитана невидимок не напомнило мне, что еще не все дела сделаны.

С неохотой оторвавшись от любимой, я указал на холмик, где, по моим данным, лежали еще три живых организма. Невидимки моментально организовали студентов на раскопки, и дело пошло ударными темпами. Вскоре из-под завала достали двоих гвардейцев и егеря. Тоже живых и здоровых: каким-то образом они оказались за пределами «ковра», к тому же с активированными амулетами доспеха, поэтому камни не причинили им вреда. Вот только самостоятельно выбраться уже не смогли.

Из пещеры мы переместились в небольшой зальчик метрах в двухстах от пещеры. К нашей скорби, народу в отряде существенно поубавилось, и зальчик вместил всех. Кое-как расположившись, все занялись вредным для талии делом — снятием последствий нервного напряжения посредством обильной еды и пития. С этой неблаговидной целью нахально выпотрошили один из мешков покойного целителя, благо от того даже пыли не осталось — я, пробивая проход, не очень заботился о сохранности тела злодея. Во время разговора выяснилось, каким образом умудрились спастись некоторые гвардейцы и егеря и как удалось выжить невидимкам. Капитана невидимок я, правда, не заметил во время боя, но как летел в стену его подчиненный, видел очень хорошо. Оклематься после такого удара — все равно что спрыгнуть с высокой башни и ничего себе не сломать.

Оказывается, еще перед входом в подгорные туннели егеря и гвардейцы сформировали команду «смертников», которые должны были в случае опасности со стороны защищенного целительским доспехом противника атаковать и постараться достать его холодным оружием. В свое время им от генерала поступила секретная инструкция, предписывающая защищать мою скромную персону и студентов от любой опасности и от любого (это подчеркивалось особо) противника, невзирая на его чины и звания. Дескать, велика вероятность, что под маской некоей важной персоны будет скрываться лоперский шпион. В связи с этим парни были наготове, и как только ситуация обострилась, немедленно бросились в атаку на Горзиона. Это позволило им выйти из-под удара, но не спасло от падающих камней.

С невидимками получилось, я считаю, просто невероятно. Капитан, в надежде, что счетверенный удар станет решающим, усилил последнюю тройку собой, потому и прыгнул вслед за воином, бывшим на острие атакующего клина. На стенку его бросило вместе со всеми, но его доспех не потерял всей энергии и принял на себя удар стенки и… собственного бойца. Тому, надо сказать, повезло дважды. Во второй раз потому, что командир активировал доспех без шипов, опасаясь в момент продавливания через защиту целителя наколоть одного из своих, как бабочку на иголку.

Командование поредевшим отрядом взял на себя Видарус, командир невидимок. Дав нам немного передохнуть, он пригласил нас со Свентой отойти в сторонку, дабы обсудить сложившееся положение и решить, что делать дальше.

Я не знал, что именно известно командиру, поэтому на вопросы отвечал уклончиво. Делал вид, что не понимаю, из-за чего целитель напал на нас, и предположил о возможной болезни разума, вызванной обстановкой подземелий и неизвестным воздействием, которое, собственно говоря, мы и пришли изучать.

— Ну что ж, в такой обстановке продолжать ваши исследования считаю невозможным. Поэтому ночуем, а с утра идем на выход, — предложил командир.

— Нет, мы не можем так сделать. Дело в том, что прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, следует как можно быстрее предупредить генерала. Рассказать ему о случившихся событиях, причем соблюдая строжайшую тайну. Я не могу всего вам сказать, уважаемый Видарус, но это крайне важно. По мнению Алтиара, в правительстве существует некая группировка, симпатизирующая лоперским мятежникам. Эти люди не должны узнать о том, что здесь произошло, а если мы все явимся на поверхность, утечки, боюсь, не избежать.

Видарус внимательно посмотрел на меня и перевел взгляд на Свенту. Та пожала плечами, давая понять, что ничего добавить не может, поскольку не владеет информацией. Подумав некоторое время, капитан уточнил:

— В Бардиносе нас не хватятся?

— Не должны. Во всяком случае так скоро. Сроки похода не оговаривались. Это может быть неделя, две, три… Единственная опасность — моя теща. Она ведь может и шум поднять.

— Если она не болтлива, то можно будет ее как-то предупредить, — заметил командир. — Кто пойдет?

— Думаю, из гвардейцев и егерей тайных посланников не получится. Вы нужнее здесь. Свента… Ты ведь невидимка. Кроме тебя некому.

— Я не хотела бы разлучаться с тобой. У меня плохое предчувствие.

— Свента, милая, самое плохое уже случилось. Что может произойти еще? В крайнем случае я знаю дорогу в Лопер и мы сможем скрываться там некоторое время.

— Свентаниана, — обратился к моей жене командир, — в саму столицу идти не нужно. Достаточно тихо дойти до Бардиноса, там у надежного человека находятся запасные бусы…

— Бусы? При чем тут бусы? — удивилась жена.

— Бусы — часть устройства, которое называется дальнограф. К сожалению, комплект, который имелся у гвардейцев, безвозвратно погиб. Как ими пользоваться, тот человек знает. С его помощью доложите генералу о произошедшем. Итак, лейтенант Свентаниана, слушай боевой приказ. Тайно добраться до Бардиноса, принять меры, дабы исключить беспокойство герцогини, и через контакт в городе доложить генералу нашу ситуацию.

— Слушаюсь.

— Дорогу назад найдешь?

— Да. Я запоминала, как нас учили.

— Молодец. Тогда собирайся — и в путь, — напутствовал Видарус. — Если нужен отдых, то отдохни, но постарайся передвигаться побыстрее. Здесь для ребят не слишком уютное место проживания. Припасов, которые, к счастью, валялись там же, где ты накрыла студентов куполом, должно хватить недели на три. Даже на четыре при экономном расходовании. Но на прежнем месте ты нас не найдешь. С этого момента действуем как в боевой обстановке в тылу противника. Наше местонахождение будет указано с помощью условных знаков, которые мы с тобой обговорим отдельно. Использование кодовых таблиц нецелесообразно, поскольку все они известны нашим коллегам, а может, и противникам. Если сама возвращаться не будешь — передашь тому, кто пойдет за нами. С тобой все. Теперь Филлиниан. Меня интересуют твои возможности по работе с мертвой материей. Нам потребуется где-нибудь пересидеть, и я должен знать, как мы сможем замаскироваться.

Я рассказал. Командир воодушевился и ушел вместе с еще одним невидимкой искать подходящее место.

Мы попрощались со Свентой. Жена смотрела на меня печальными глазами и молчала. Я прямо физически чувствовал, как ей не хочется расставаться. Она охотно забрала бы меня с собой, но понимала, что этого делать нельзя — как показал бой, мои способности стоят таланта тридцати егерей, гвардейцев и невидимок, вместе взятых. Боги знают, с чем придется столкнуться, ожидая ответа генерала.

Жена, глядя сквозь слезы, попыталась пошутить перед расставанием:

— Смотри, Филик, будешь на студенток заглядываться, пока меня нет рядом, поотрываю… что не надо.

Тут мне пришла в голову здравая мысль:

— Погоди-ка. Есть одна идея. Не хочу, чтобы ты в пути теряла время. Я-то буду продолжать упражняться со студентами, а тебе нужен учитель. В столице, я уверен, с тобой будет заниматься Лабриано, а пока его нет, попробуем одну вещь.

Я попросил Свенту войти в транс, а сам связался с Финь Ю. Мой рассказ о драке с целителем его не удивил.

— А ты думаешь, кто по приказу императора должен был меня уничтожить? Мои же коллеги. Я просто не стал дожидаться и выяснять, станут они убивать собрата или нет. Выходит, правильно сделал. А ты не терзайся, как бы интенсивно я тебя ни учил, какими бы замечательными ни были мои методики, за столь короткий период сделать из тебя воина, равного довоенному, даже неполному целителю, невозможно. Надо радоваться, что кроме тебя еще хоть кто-то выжил в этом бою. Я в тот момент не знал, насколько все серьезно. Разобравшись в твоих эмоциях, я уже готов был прийти на помощь, но ты справился сам. Поэтому я не стал тебя отвлекать. Слишком нежная забота вредит развитию самостоятельности.

— Учитель. Моя жена тоже смогла перейти на уровень целительской магии. Она в числе тех, кто проявился у входа в лабиринт. Я сделал, как ты советовал, и у нас все получилось — все смогли создать первый проникающий огнешар. Но теперь ей надо уходить — не мог бы ты преподать ей пару уроков, пока она будет вдали от меня?

Финь Ю задумался, а я замер, не дыша. Вдруг откажет? Я, конечно, мог бы и сам с помощью нити-связи вести ее обучение, но сон у лабиринта показал, как мало я умею в качестве наставника. Это отдельное искусство, и ему надо учиться долго и всерьез. Тем более, я уверен, далеко не все качества наставника у меня развиты в достаточной степени. Например, терпение. Очень тяжело, когда объясняешь понятные и очевидные для тебя вещи, а подопечные не понимают. Ух, как это меня бесит!

— Это хорошо, что ты осознаешь, насколько слаб в качестве наставника. Я выполню твою просьбу. Передай мне ключевые признаки твоей жены.

Я передал, и через минуту в нашем сером пространстве проявилась моя красавица, с недоумением рассматривающая знакомого ей только по моим рассказам имперца.

— Вы… Финь Ю? — неуверенно спросила жена.

Учитель церемонно поклонился и ответил:

— Да. Я наставник вашего мужа. Он просил позаниматься с вами. Если вы согласны…

Жена несколько раз кивнула — она была наслышана об учителе и ее обрадовала перспектива заниматься с таким мастером.

— …то приступим вечером этого же дня. С данного момента слушаться меня во всем, обращаться друг к другу без церемоний и не скрывать, если что-то будет непонятно. Сейчас я прощаюсь с тобой до вечера. Не надо так удивляться. Отныне мы на «ты». Или ваша милость этого не приемлет? Приемлет? Вот и хорошо. Филлиниан, у меня просьба. Раз у тебя все получилось с группой студентов, то надо обязательно найти лабораторию.

— Почему, учитель? Чем она так важна? Я, конечно, обещал, но…

— Я расскажу. Раньше это было только гипотезой, а теперь благодаря тебе стало свершившимся фактом. Сразу оговорюсь: я не знаю, где находится лаборатория, поскольку никогда в ней не был. Я не участвовал в группе разработчиков артефактов. Нас, двенадцать молодых, в возрасте от семидесяти до девяноста лет, полных целителей собрали в городке неподалеку от нынешнего Сербано. Этого поселения теперь уже нет, поэтому можешь не искать его на карте, да и смысла никакого. Так вот. С нас сняли ключевые признаки и сообщили, что мы — участники эксперимента по подготовке целителей. В случае появления в радиусе действия лабораторного артефакта, то есть в горах и окрестностях Сербано, потенциального целителя артефакт свяжет одного из нас с этим кандидатом. Тот увидит сон, в котором будет проверена его готовность к принятию сведений о последних научных данных в области целительства, внедренных в кристалл в свернутом и зашифрованном виде. Наша задача — предложить кандидату, успешно прошедшему испытание, принять эти сведения. Впоследствии кандидат, в случае своего согласия, становится учеником того целителя, с которым его свяжет артефакт, но не ранее достижения уровня полного целителя. Ожидалось, что на это будет уходить от двадцати до тридцати лет. Видимо, в расчетах была ошибка, поскольку за все столетия только ты, Филлиниан, достиг этого уровня. Одной из задач эксперимента была проверка успешности обучения в зоне действия артефакта. В случае успеха данная методика была бы распространена на остальные области магического искусства. Пока была возможность, в столичных академиях некоторых государств были размещены вспомогательные артефакты, аналогичные лабораторному, но с очень ограниченными возможностями. Фактически они должны были являться ретрансляторами для лабораторного. Их планировали связать вместе, тогда суммарной мощности хватило бы на значительную площадь Элмории, халифатов и империи. Представляешь, сколько целителей и архимагов другой направленности можно было бы выявить, как Лесиозу, еще до поступления и первоначального обучения в академии? К сожалению, либо разработчики не успели, либо у них ничего не получилось. Мы не узнаем, пока не найдем хоть какие-то свидетельства.

— Значит, ты все-таки считаешь, что Горзион неправ?

— Я ничего не считаю. Я знаю, что эксперимент должен быть завершен. В лаборатории работали люди поумнее всяких Горзионов. Я чувствую свою сопричастность к делу и обязан довести его до конца, поэтому и прошу помочь.

— Хорошо, учитель. Я постараюсь сделать все, что в моих силах. Но если не получится…

— Если не получится, винить тебя не буду.

В течение нескольких дней в свободное от обучения студентов время я обходил окрестности, обшаривая лучом пространство вокруг, но не обнаружил ничего похожего на вход в лабиринт либо на упорядоченные пустоты вроде искусственных помещений.

Видарус отыскал неплохую пещерку, которую мы замаскировали так, что, только зная, где она находится, можно было в нее попасть. Всем, кроме меня, командир запретил выходить без сопровождения одного из гвардейцев или невидимок.

Примерно через неделю такой пещерной жизни меня наконец-то посетила мысль попробовать использовать луч для поиска… самого себя. Я, правда, не знал, сработает ли, но почему бы не попытаться? Закончив занятия со студентами, я сосредоточился и вызвал луч. Получилось. Одно дело — строить узоры, находясь частью сознания на кончике нити-связи, другое — использовать свое собственное сознание в качестве зеркала для отражения поискового луча. Луч обошел по кругу радиусом в сто метров пространство от входа в лабиринт и ничего не обнаружил. Я увеличил до двухсот, трехсот метров — ничего. Дошел до четырехсот — и тогда появились засечки живых людей. Самое смешное — один из этих живых был я сам. Конечно, определить, кто есть кто, с помощью такого детектора пока невозможно, но в каком месте я прилег, мне было известно, а изучив карту пещеры, узнал, которая из отметок принадлежит мне. Дальше все было просто. Я тщательно запомнил направление, мысленно составил карту переходов — пару раз придется пробивать стены — и на утро запланировал поход.

Утром после завтрака я подробно разъяснил командиру, куда пойду, и даже нарисовал схему, где меня искать в случае чего, но паниковать и бежать за мной через пять минут после моего ухода запретил. Договорились, что Видарус начнет что-то предпринимать по своему усмотрению не ранее чем через сутки.

Дорога к лабиринту заняла два часа. Это вместе с пробиванием стенок и с поиском обходных путей. В некоторых местах потолок показался не очень надежным, я пометил эти места условными знаками и пошел другим путем.

Реальный вход в лабиринт оказался точно таким же, как во сне, за исключением надписи. Ее там не было. И лабиринта тоже не было. Стоило войти, как я сразу оказался в памятном зале, где Финь Ю предложил мне кристалл с опасными знаниями. Все, опять же, в точности соответствовало сну. Разве что толстенный слой пыли, покрывающей все вокруг, во сне не наблюдался.

В одной из стен я усмотрел маленькую неприметную дверцу, за которой оказался длиннющий коридор, максимально сохранивший естественный облик обычного скального прохода, как, собственно, и все помещения. Поэтому я и не смог найти лабораторию своим лучом: предполагаю, что это было сделано специально, поскольку иной защиты, кроме трудностей в обнаружении помещения, я не видел.

Практически все комнаты были закрыты непроницаемой для света и вещества магической пеленой, которая для моего уровня знаний была недоступна. Единственным знакомым предметом в этом девственно-пустом проходе оказалось зеркало. Проходить сквозь него стало для меня уже привычным делом, и я недолго думая сделал шаг вперед, приготовившись снова пообщаться с ласковым ветерком, посмотреть на себя, любимого, изнутри, побродить, так сказать, по окрестностям почек, печени, сердца… Нет, в прямую кишку как-нибудь потом. Под настроение.

Но не успел я погрузиться в себя, как оказался вне зеркала с другой его стороны. Похоже, проверять меня больше не будут. Видимо, признали за своего.

В центре помещения громоздилась гигантская друза кристаллов, раз в пять больше той, в которой обитала Лантисса. От друзы поднялся вверх столб золотистых искорок, и начал формироваться облик. Я сначала подумал, что это Лантисса, и хотел было встретить ее дружеским приветствием, но это оказался седой благообразный мужчина, для которого седина — явно не признак старости, а указатель высокого статуса и мудрости, да и вид у мужчины получился очень представительный.

— Приветствую тебя, знакомый незнакомец, — улыбнулся он. — Меня зовут Фоллениан деи Аркодер. Тебе удалось отыскать лабораторию и пройти сквозь зеркало. Значит, ты имеешь право здесь находиться. В противном случае не стало бы либо тебя, либо лаборатории. Могу ли я поинтересоваться целью визита и твоим уровнем?

— А вы не можете, как Лантисса… — немного растерялся я. Все-таки артефакт академии сразу определил, что я — полный целитель, а этот, гораздо более мощный, по словам Финь Ю, почему-то не смог.

— Лантисса? — оживился призрак. — Ты знаешь Лантиссу? Как она? Жива?

— Увы, нет. Я разговаривал с ней примерно как с вами. Она была внутри артефакта академии и проявилась, когда я полюбопытствовал, куда ведут нити от кристаллов во время испытания.

— Твоего испытания?

— Нет, абитуриентов.

— Значит, про уровень можно не спрашивать. Только полный целитель способен проследить за нитью, связывающей внешний элемент с артефактом. А на твой вопрос могу ответить так. С Лантиссой ты разговаривал, будучи не во плоти, а пребывая сознанием в магической сфере. Поэтому она с ходу и определила твой уровень. Сюда, в отличие от стен академии, ты мог попасть случайно. Безусловно, найти нас очень нелегко, но теоретически возможно, а сквозь зеркало мог пройти и неполный целитель.

— Только целитель, а другой маг не мог бы?..

— Я вижу, ты кое-что знаешь, — снова улыбнулся Фоллениан. — Дело в том, что именно мы — вижу, небезуспешно — внедряли в сознание людей тот факт, что только целитель обладает мощной магией. Я ответил на твой вопрос? Ну что ж, теперь вопрос у меня. Не просила ли Лантисса найти нас и кое-что сделать?

— Да. Она просила вас найти и попытаться связать с ней, только я не представляю, как это сделать.

— Все очень просто, мы тебе поможем.

— «Мы»?

— Да. Я не один. Почти половина группы, когда стала ясна неизбежность нашей гибели, решила уйти таким вот образом. К сожалению, к моменту завершения работы мы все были в таком состоянии, что уже физически не могли реализовать связь с нашими дополнениями. Мы пригласили со стороны двенадцать магов уровня полного целителя и готовили их на роль связующего звена. Но и с ними связь была утеряна. Боюсь, уже никого не осталось в живых. А если кто-то и остался, найти нас без подробной карты практически невозможно. Ты готов помочь нам и всему человечеству?

— Как-то пафосно звучит. В последнее время я очень опасаюсь подобного. Слишком часто за высокими словами стоит какая-нибудь пакость. И чем возвышеннее слова, тем больше гадость.

— Успокойтесь, юноша. Неужели вы можете подумать, что мы долгие годы создавали этот инструмент только для того, чтобы принести людям зло? К тому же наши тела давно мертвы, а значит, деньги, власть, вино, женщины или мужчины — для нас не более чем абстракция.

— Ну хорошо. Я готов. Что надо сделать?

Я не стал долго раздумывать. Учитель мне помочь более не мог — все, что знал, он уже рассказал. Кроме того, это и его желание — довести дело до конца, а я слишком многим ему обязан. По сути, без него мой прах уже покоился бы под грудой камней в пещере. Я-то еще ладно, но и Свенту постигла бы та же участь.

— Ничего особенного. Надо лечь головой к друзе. В ней есть специальная выемка для головы — тебе будет удобно. В этом положении ты должен протянуть нить связи к Лантиссе. Вот и все. Остальное мы сделаем сами.

Я лег, как мне сказали, сосредоточился и протянул нить к Лантиссе. Она ответила моментально, будто ежесекундно ждала контакта.

В помещении лаборатории появился ее фантом и со счастливой улыбкой бросился в объятия Фоллениана. Тот, не менее радостный, распахнул руки во всю ширь и страстно обнял девушку. «Интересно, — подумалось мне, — тел нет, а эмоции они вроде как испытывают. Что за процессы происходят в кристалле?»

Додумать мысль не удалось. Фантомы словно растворились друг в друге, а тела перемешались, создавая самые невероятные, порой кошмарные фигуры. Это продолжалось несколько минут. Наконец общее тело этой химеры преобразовалось в столб мерцающих золотом и серебром искорок, которые, в свою очередь, снова предстали в образе Фоллениана. Он выглядел несколько смущенным. Откашлявшись с таким видом, словно должен донести до меня неприятную весть, он хрипловато сказал:

— Лантисса не смогла… Я должен взять на себя неприятную миссию — сообщить…

— О чем? — насторожился я. Так и знал, что без подвоха не обойдется.

— Дело в том, что в процессе связывания артефактов через твой мозг необходимо пропустить такие объемы информации, что, по всем расчетам, он не выдержит нагрузки и в конце передачи… к-хм… м-да… попросту сгорит. Теоретически выдержать мог бы мозг полного целителя не моложе семидесяти и не старше девяноста лет, но где же нам взять такого?

Я попробовал трепыхнуться, но тело совершенно не слушалось.

— Бесполезно, — понял мои усилия Фоллениан. — Тебя держит сильное магическое поле, которое будет поддерживать и питать твое тело в течение всего времени передачи. Двигательные и речевые центры заблокированы. Прости нас, Филлиниан. Прости. Мы не можем поступить иначе. Все, что мы делаем, во благо человечества. Ты — необходимая жертва. Прости и… к-хм… прощай.

В следующий момент на мое сознание обрушились горы. Давление было настолько ужасным, что на миг я почувствовал себя лягушкой, на которую рухнула целая скала. Не уверен, что сознание даже опытного целителя способно было бы выдержать такое. Мое не выдержало очень скоро.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

«Мне… необходимо… тело-носитель…» — Скорость мысли примерно соответствовала скорости движения галактики во вселенной: с точки зрения галактики — стремительно, для меня — крайне медленно. Ядро моей личности, закапсулированное в прочную броню сложного узора, шустро прыгало от звезды к звезде. Периодически останавливалось на неопределенный срок, накачиваясь энергией, просеивало местную ноосферу и, не находя искомого, прыгало к следующей, прокалывая пространство и время. Это длилось очень долго. А может, одно мгновение. У меня не было точки отсчета времени. Да и не просто это ядро запрыгало перепуганным зайцем по галактике. Всему виной — подарок Лантиссы, но если бы не он…

В момент атаки на мой мозг и осознания приближающейся гибели если не тела, то разума, узор Лантиссы развернулся, соединился со структурой знаний, пока еще оставшейся в моем распоряжении, и принес понимание, каким образом производится свертка ядра личности и передача его на другой носитель. Носителем может служить живое тело, полностью очищенное от собственной личности, фактически чистый лист, или артефакт, способный вместить в себя сознание целителя. Артефакты мне недоступны, поскольку заняты издевательством надо мной, а личности, «чистые листы», тоже толпами поблизости не бродят. Поблизости — то есть в пределах нашего мира.

Оказывается, отсутствие подходящего носителя тоже предусмотрено: личность, защищенная от распада узором Лантиссы, способна бесконечно долго существовать и даже перемещаться в магическом пространстве вне физической оболочки. Правда, в этот период на мыслительную деятельность выделяются самые крохи ресурсов, поскольку все они используются узором для поиска и отбора по неведомым мне критериям тела-носителя. Ну и есть вполне реальная опасность навечно «уснуть» просто из-за отсутствия новой информации. Так сказать, заскучать насмерть.

Доли секунды — время, которым я мог располагать до того, как перестану распоряжаться самим собой, — утекали в бесконечность, а отделить собственную магическую структуру от тела никак не удавалось. Не дураки были создатели артефактов — на кой им тело без магической структуры полного целителя. А мне куда против них? Однако я решил не сдаваться: полностью погрузился в магическое пространство, максимально замедлил время, как учил Финь Ю, и в этом положении изо всех душевных сил потянул самого себя «за волосы» в отчаянном желании если не полностью отделиться, то хотя бы частично.

Но произошло иное. Линии магических структур раздвоились, выделив из себя тоненькую паутинку, в точности копирующую свое строение. Первая, основная, осталась на месте, а вторая под управлением узора Лантиссы стала стремительно сворачиваться и покрываться сложным защитным узором — оболочкой. Миг — и я осознаю себя именно этой закапсулированной паутинкой, а не тем большим «Я», оставшимся в пещере. Потом пришел… нет, не мрак, а какой-то вязкий сумрак, словно ватой обернувший меня в мягкий ласковый кокон. Объекты в окружающем пространстве стали напоминать серые тени, мысли потекли вяло и тягуче, будто густой сироп, и, главное, полностью утратилась ориентация во времени. То ли я все еще пытаюсь вырваться из плена артефактов, то ли уже умираю, завершив обработку гигантского массива сведений, то ли мне удалось-таки вырваться и я усиленно ищу подходящее тело, то ли… вся моя жизнь — краткий сон, скорее дрема перед пробуждением. Тогда кто я? Зачем я?

Не ведаю, сколько времени прошло до того момента, как я начал осознавать себя в чужом теле. С окончанием поиска большая часть ресурсов стала доступна мышлению, и оно вернулось почти к нормальному уровню. Всего лишь почти, но и это немало. Для полноценного функционирования необходимо освоиться и слиться с физическим носителем, ибо человек думает не только головой. Да, разумеется, некоторые предпочитают думать задницей, но кто доказал, что эта часть тела не является структурной частью организма и нервной системы? Таким образом, лишь после того, как весь организм станет единым целым (в идеале — развитый не хуже, чем мое прежнее тело после тренировок с Финь Ю) и нервная система объединится с массивом знаний, можно будет работать на полную мощность. Сейчас же мне многое недоступно.

Результат самообследования откровенно не порадовал. Организм достался мне в крайне запущенном состоянии. Уйма неподчищенных следов застарелых болезней (кто так исцеляет?!), некоторые органы — недолеченные, а что с разумом творится — словами не передать. Мне попалась не аномалия в развитии — личность в этом теле была. Раньше. Ее вычистили оттуда, как мусор из комнаты, но настолько топорно, грубо и примитивно, что возникли сомнения в профессионализме местных целителей. Если проводить аналогию с плохо обработанным заросшим участком под пашню, то картина следующая: кое-где оставлены переломанные пни, где-то виднеются ямы от вырванных с корнем деревьев, а где-то сохранились кустики. Кто так поизмывался над человеком — не представляю, но я этому горе-целителю в целях профилактики маразма руки пообрываю точно.

И данную территорию мне предстоит обживать. Но! Первым делом — разведка. Необходимо уяснить, хотя бы примерно, где я теперь нахожусь и нет ли явных угроз носителю.

Результат облета территории вокруг тела меня поразил. Прежде всего — доступное пространство составляет всего-навсего около дюжины километров в поперечнике и ограничивается безвоздушным пространством, очень похожим на космос, как нам о нем рассказывал схольный звездочет. То есть где-то далеко сияет светило размером с мелкую монету, а вокруг на пару тысяч километров (дальше залезать я не рискнул) никаких объектов крупнее пылинки, да и те — большая редкость.

Жилое пространство в виде шара с многочисленными выступами похоже на орех, под завязку забитый странными артефактами, скорее механизмами, собранными из материалов, по большей части мне неизвестных. Экипаж этого космохода или космостата составляют люди (именно двуногие, без перьев, прямоходящие, вроде бы ничем от наших не отличающиеся) в количестве около тысячи ста персон. Точным подсчетом, несмотря на скуку ожидания, я не занимался.

А скучал я в ожидании, когда мое — уже мое! — тело вынут из горизонтальной банки, доверху залитой раствором всевозможных полезных и бесполезных веществ. Вредные тоже были, но в малом количестве и существенного влияния на здоровье организма не оказывали. Кроме того, к телу во множестве были подсоединены нашлепки из разнообразных материалов — как правило, металлов — и трубки, одна часть которых вливала в организм эликсиры, другая — выливала или перегоняла через артефакт очистки. Нашлепки соединялись с механизмами жгутами из тонких проволочек, обернутых мягким материалом. По жгутам циркулировала энергия, видимо передающая в механизмы какие-то данные о теле. Странные механические руки, вооруженные инструментом (то, что они делали, иначе как войной с телом не назовешь), что-то подрезали, вставляли, вытаскивали, зашивали. Короче говоря, выполняли хирургические операции без применения магии. Надо признать, довольно ловко и точно.

В общем и целом вся эта громоздкая система страшно медленно и неэффективно, но явно оздоравливала организм и немного изменяла его вид. То есть явно не убивала тело и не производила опыты. Впрочем, что ждать от этой группы сектантов, из принципа не желающих применять магию? Даже простейшую, на уровне ассистента знахаря. Слышал я сказки о подобных непонятных людях, но особо никогда не интересовался: хотят загнуться без магии — их право.

Возможно, однако, со мной работают не сектанты. Просто в этом мире не знают, что такое магия. Читал я в свое время теоретические опусы на тему «Мир без магии — пути развития». Там говорилось о чем-то похожем. Да и вряд ли даже сотни тысяч фанатиков за обозримое время смогли бы создать такие артефакты, а главное — найти для них источники энергии и напитать путем сложнейших преобразований и с невероятными потерями.

Я никогда не был жадным, ну разве что чуть-чуть, но эти потери повергли меня в шок. Будь у нас такие же, целители смогли бы творить не более парочки огнешаров в сутки, все остальное время отдыхая и восстанавливаясь. Ужас просто. Тем не менее для людей, не владеющих магией или принципиально отказавшихся от нее, подобные артефакты — невероятное достижение. Как ни странно, но следует самому себе честно признаться, что нам до них далеко.

Интересно, здесь тоже группа могущественных людей притормаживает развитие? Тогда сколько веков или тысячелетий они шли для достижения нынешнего уровня?

Суточные циклы, имитируемые внутриореховым освещением, примерно совпадали с нашими, поэтому особо перестраивать организм мне в будущем не потребуется. За тридцать семь циклов (суток то бишь) я успел немного выучить язык и с грехом пополам понимал персонал. Хотя именно пополам и именно с грехом. Я не знал, как семантически связать со своими знаниями большинство слов, поэтому разговоры воспринимал с огромными пробелами, из-за которых часто не понимал смысл диалогов.

Более-менее я понимал двоих, как я догадался, главных докторов, из толпы людей, постоянно крутившейся возле моей бочки. Один — совсем седой и старый (х-ха! тоже мне целитель, тяни его за ногу), другой помоложе. В основном, правда, они обсуждали состояние здоровья моего тела, какие-то графики, потенциалы мозга, реакции имени кого-то там, синдромы и симптомы тех-то и тех-то. Но однажды имел место любопытный разговор, как раз перед вытаскиванием тела из бочки. Говорили, похоже, о судьбе моего носителя. Однако кому принадлежало и принадлежит тело, я пока понять не смог.

— Дон Томас, завтра решающий этап. Внедрение личности. Я прошу вас собраться и провести операцию на должном уровне. Мы не имеем права на ошибку.

— Профессор, для этого тощего спирохета с мозгами курицы и апломбом вожака гамадрилов никогда ничего не стал бы делать, если бы не просьба герцога. А ошибок в работе я не допускаю. Процедура отлажена на десятках «добровольцев» с ближайшей каторги, и сюрпризов я не жду. Интересно все-таки, неужели правду говорят, что эта бледная немочь и наш герцог…

— Тиш-ше, — прошипел старый. — Мало ли что болтают идиоты? А ты молчи и делай свое дело!

— Никого же нет! Или вы, достопочтенный дон Стефан, побежите докладывать в тайную стражу о моем непочтительном поведении?

— Людей нет, а «жучки» очень даже могут быть.

— Не смешите меня, профессор. После ваших настоятельных требований об отсутствии любых устройств в радиусе ста пятидесяти метров от капсулы никакая стража не рискнет что-либо сделать. А если рискнет, так ведь весь проект, узнай о нем наверху, — мятеж с отягчающими обстоятельствами. Мелочью больше, мелочью меньше, какая разница? А мне нужна разрядка! Я уже два года болтаюсь в этой консервной банке, не выходя на поверхность. И еще два года придется пялиться на голограммы чистых речек и неописуемой красоты горные пейзажи, пока проект не завершится! А мне уже сейчас душно.

— Потерпите, коллега. Примите… — тут он произнес что-то неразборчивое, — от клаустрофобии, а через несколько дней, когда вкачаем данные в башку этого урода… э-э-э… я хотел сказать «заказа»… Так вот, после этого я вам дам недельку отдыха.

— Но в пределах станции, не так ли?

— Увы. Но на недельку вы сможете забыть обо всем этом.

— Вы правы, профессор, назюзюкаться в сиську и забыться — что нам еще остается?

— Это уж как вам будет угодно. Запрет на спиртное персонально для вас я сниму. На недельку.

— И на том спасибо.

На тот момент я так и не понял — то ли мое тело и есть тот самый урод, то ли оно предназначено для урода, то ли еще что.

На следующий день двое механических слуг довольно бережно вынули меня из бочки, перетащили в соседнее помещение и усадили в глубокое мягкое кресло. Снова опутали проводниками с нашлепками, водрузили на голову шлем, защелкнули фиксаторы и бесшумно выкатились из помещения.

Двое знакомцев заняли места за длинным дугообразным столом с множеством кнопок. Перед ними тут же взвились несколько больших иллюзий головного мозга, органов тела, каких-то графиков и схем. Шесть оставшихся свободными мест по краям заняли их подчиненные.

— Все готовы? — спросил седой.

— Все-е гото-о-овы, — протянул его напарник.

— Дон Томас, прекратите ерничать. К серьезному этапу переходим. Итак, раз все готовы, — немного торжественно возгласил седой, — начинаем внедрение личности. Всем предельное внимание!

Через несколько секунд в мозг тела стал вливаться поток сведений. Я, конечно, не успел поучиться у графа Гиттериана работе с мозгом и структурой знаний, однако как работают наши кристаллы, передающие сведения или навыки, представляю неплохо. Но то, что я увидел… Это было нечто. Если вернуться к аналогии с лесом, то сам процесс был похож на посадку саженцев методом забивания свай. Хорошо хоть, большинство деревьев вбивали корнями вниз, но даже их умудрялись высаживать через одно место: сосны, допустим, в тенечке, а ели на пригорке, где солнышко поярче.

Процедура длилась довольно долго. С частыми остановками, проверками состояния организма и реакций. Я не вмешивался, резонно решив, что сейчас необходимо продемонстрировать то, что ожидается от тела, а уж потом я смогу заняться самоорганизацией в более спокойной обстановке и, главное, без контроля докторов. Кто их знает, что они могут отследить с помощью механизмов? При этом я все-таки потихоньку готовил план усвоения передаваемых знаний и предпринял незаметные шаги к перехвату контроля. Хотя было бы что перехватывать — результатом работы докторов может стать только кукла, имитирующая человека, да и то в течение недолгого времени. Возможно, имитирующая достаточно достоверно для окружающих, но недостаточно, чтобы предотвратить относительно скорый распад личности.

Пять дней в меня вливали знания и три дня корректировали то, что получилось. Потом тело освободили от всех датчиков, перенесли в изолированную палату, где уложили в мягкую койку, соединили с капельницей, питающей организм раствором глюкозы и минеральных веществ, прикрепили датчик контроля сердечной активности и на двое суток оставили в покое. Воспользовавшись относительной свободой, я плотно занялся разбором доставшегося «богатства». Ох и пришлось же повозиться, разгребая эту свалку.

Не хочу влезать в подробности, как я усваивал знания и воспоминания вбитой в тело личности. Скажу только, что дело это было очень непростым, поскольку мне предстояло максимально достоверно играть роль… наследного принца могущественной звездной империи. Вот так и здрасьте, ваше высочество!

Персона сия к двадцати годам, мягко говоря, не блистала эрудицией, а по характеру… Я бы сказал, что дон Томас был даже излишне деликатен в своих определениях. Структура знаний оказалась проста и примитивна. Связи были малочисленны и слабы. А эмоциональная сфера и побудительные мотивы к деятельности ограничивались стремлением утвердить свое превосходство самыми простыми путями. Принц был искренне убежден, что мужское достоинство находится только в штанах и больше нигде. Если затаскивать в койку всех подряд, не обращая внимания на пол и возраст, то ни у кого не возникнет сомнений, что принц — настоящий мужчина. Предпочитал он девочек четырнадцати-пятнадцати лет, но не гнушался и мальчиками, услышав по глобовизору рассказ о том, как вожак обезьян утверждает свое превосходство над претендентами на его пост. Недолго думая (потому что просто нечем) он взял этот метод на вооружение. С окружающими был груб и спесив. Обожал командовать и не терпел пререканий. Подчиненным приходилось ужом изворачиваться, чтобы более-менее достойно выполнять свои обязанности вопреки идиотским приказам своего начальника. Впрочем, дело, порученное его заботам папенькой-императором, было такого рода, что наломать большую поленницу дров принцу вряд ли удалось бы.

Сравнив доставшееся мне тело с данными из воспоминаний принца, внешних различий я не обнаружил. Рост примерно сто девяносто сантиметров, тощая анемичная фигура, бледное узкое лицо, не лишенное аристократичного благородства черт, почти полностью скрытых одутловатыми щеками, а также мешками и темными кругами под мутными рыбьими глазами. Однако волосы чистого золота ниспадали на плечи красивыми локонами. За ними явно ухаживали с гордостью и любовью. Короче говоря, над телом мне еще предстоит долго и упорно работать, чтобы привести его в приемлемое состояние и подготовить к слиянию с магией.

Свою личность я развернул полностью, ассимилировав воспоминания принца и задвинув их подальше из чистой брезгливости. Жаль, что выбросить их никак нельзя. Если профессора заподозрят, что опыт не удался… Кстати, а что будет тогда? Ведь мне до сих пор неизвестно, это тело принца или нет. Если так, то зачем проводилась операция? Хотя… может, он сошел с ума, «сдвинулся по фазе», как здесь говорят, а внедрение — попытка вернуть ему «резервную копию» рассудка?

В общем, нельзя мне пока выходить из роли, даже некоторые поведенческие привычки придется оставить. Однако долго играть роль принца я просто не сумею. Люди, близко знающие его, быстро заметят различия, а прорываться с боем… могу, конечно, но куда? Снова сворачиваться в клубок и дальше в полет? Так и долетаться можно. Остается одно — ждать дальнейшего развития событий и стараться играть убедительно. Жаль, что я не окончил факультет лицедейства.

— Как считаешь, дон Томас, получилось у нас? — немного неуверенно спросил седой.

— Думаю, все, что могли, мы сделали, дон Стефан, — непривычно серьезно ответил его напарник. — Остальное в руце божией.

— Сколько он продержится?

— Думаю, максимум два года. Скорее полтора. И то потому, что личность этого борова донельзя примитивная. Честное слово, лучше бы нам робота поручили запрограммировать.

— Робот не пройдет тест-контроль.

— Да, не пройдет. А для чего это нужно герцогу?

— Он мне ничего не говорит, сам понимаешь.

Над столом приподнялся и запульсировал шарик-вызов размером с теннисный мячик.

— Слушаю тебя, Гриффин, — ответил Стефан.

Шарик развернулся в полупрозрачное объемное изображение мужчины средних лет, одетого в комбинезон стального цвета и видимого по грудь. Легкого тонкого плаща, знака принадлежности к благородному сословию, на Гриффине не было.

Плащи с гербами или без (для нетитулованных дворян) в этом качестве заменили шпаги, в незапамятные времена свидетельствующие о принадлежности персоны к определенному слою общества. Теперь по плащу, его длине, гербу и вышивке можно было не только с определенной точностью сказать, к какому дому принадлежит плащеносец, но и назвать его титул и ранг, что по шпаге определить было затруднительно. Если только по богатству отделки и качеству клинка. Впрочем, как подсказывала внедренная память, некоторые ревнители старины, выкопавшие в пыльных архивах свидетельства своего происхождения от благородных предков еще дозвездных времен, продолжали носить вместе с плащами и шпаги. Законом это не запрещалось.

— К причалу номер семь стыкуется яхта его сиятельства герцога Манфреда. С ним племянник, его высочество принц Константин, — доложил бюст мужчины.

— Хорошо, Гриффин. У нас все готово к приему?

— Да, дон.

— Принято.

Бюст «поплыл», закрутился штопором, смешно искажая изображение, затем получившаяся уморительная фигура перевернулась головой вниз и ввинтилась в стол. Седой поморщился и недовольно пробурчал:

— Дон Томас, когда же вы повзрослеете? Что за детские шуточки!

— Скучно, дон Стефан. Скучно-с. Задворки империи. Провинция.

Седой укоризненно покачал головой, встал, провел рукой по переднему шву своего комбинезона снизу вверх, начиная от груди, «склеил» распахнутые борта, тем самым застегнувшись наглухо, и поправил плащ. Дон Томас, поколебавшись, последовал примеру старшего коллеги.

«Принц Константин», — сказал Гриффин. Но ведь я — принц Константин. Его личность внедрена в мое тело. Что же все это означает?

ГЛАВА 2

В операционный зал вошли сначала охранники — ломы под два двадцать ростом, затем, не спеша, герцог Манфред и принц Константин.

Герцог был довольно высок, худощав, атлетически сложен и обладал внешностью истинного аристократа: длинное бледное лицо, черные с сединой волосы; серые, немного раскосые глаза, слегка поджатые тонкие губы. На нем был черный с серебряным отливом комбинезон и короткий, до талии, плащ той же расцветки, вышитый серебряными коронами с тремя зубчиками. Принц выглядел потасканным пропойцей и плебеем на фоне герцога, но чем-то неуловимо был на него похож. В их чертах усматривалось что-то общее, близкородственное.

— Добрый день, благородные доны, — поприветствовал Манфред ученых.

Те вежливо поклонились и ответили:

— Желаем здравствовать! Ваше высочество, ваше сиятельство.

— Как проект?

— Проходит завершающий этап. Прошу сюда.

Седой жестом пригласил гостей пройти в бокс, где лежало мое тело. Охрана осталась в операционном зале. Герцог спокойно, а принц с жадным вниманием рассматривали мое обнаженное тело, лежащее на мягком эргономичном ложе.

— Гы! А красавчик, — резюмировал принц.

— После оздоровительных процедур вы будете выглядеть не хуже. Ведь, по официальной версии, только за этим мы сюда и прилетели. — Герцог многозначительно взглянул на принца.

Тот, поджав губки гузкой и нахмурив бровки собольи, важно кивнул. Вообще такое выражение лица появлялось у принца в те моменты, когда он собирался высказать очередную «мудрость» или показать присутствующим, что он в данный момент есть персона, приобщенная к тайнам, недоступным средним умам.

— Двойник его высочества, по нашим расчетам, должен в течение следующих суток, максимум через двое, адаптировать внедренные знания. Тогда мы его разбудим, и вы сможете проверить качество нашей работы… — продолжил седой.

— Дядя! — капризным голосом прервал диалог принц. — Я не понимаю, зачем такие сложности? Почему нельзя отправить просто одного из двойников?

— Ваше высочество, — с еле заметным вздохом, терпеливо, видимо, не в первый раз пояснил герцог, — простого двойника мало. Необходимо полное сходство с вами, в том числе и генетическое. К сожалению, мне не удалось выяснить, что конкретно собирается поручить вашему высочеству государь император, но, несомненно, это будет нечто очень рискованное для вас. Если выяснится, что я преувеличил опасность, мы всегда сможем заменить двойника вами. Но пока с этим нет ясности, следует предполагать самое худшее. В данной ситуации вашему дойнику предстоит действовать, скорее всего, в одиночку, и никто, даже охрана, приставленная вашим батюшкой, не должен догадаться, что это актер, играющий роль. А для этого сам актер должен быть абсолютно уверен, что он и есть принц.

— Да? А может, вы, дядя, просто хотите меня заменить этой куклой? Клоном! Так это, кажется, называется?

«А неглупое соображение», — подумалось мне. Надо же, умеет иногда шевелить извилинами.

— Нет, принц, мне это не нужно. Какой смысл? Двойник через некоторое время… Кстати, через какое, дон Томас?

— Два года максимум. Скорее полтора.

— Так вот, через полтора года у двойника начнется распад личности, и мы получим либо буйного психа, либо растение, мычащее «Бу-у-у» и пускающее слюни. Кому такой нужен? Что с ним делать? Кстати, то, что лежит перед нами, — не клон. С клоном было бы проще, но, к сожалению, аппаратура легко их отличает от рожденных естественным путем. Так ведь, дон Стефан?

— Совершенно верно. К сожалению, признаки ускоренного старения организма легко выявляются и идентифицируются аппаратурой. В свое время на волне антиклоновой истерии целые институты немало заработали, решая проблему надежного различения людей и клонов. Даже если выращивать с младенчества…

— Благодарю вас, профессор. Этого, думаю, достаточно. Вот поэтому-то нам пришлось найти человека, отвечающего строго заданным параметрам, и провести уникальную, сложнейшую операцию. Поверьте, ваше высочество, сделать это было очень нелегко и стоило недешево. Кроме того, поиски пришлось вести в строжайшей тайне, а вы сами знаете возможности вашего батюшки и его тайной гвардии. И все это делалось для вашего блага.

— Ну хорошо, я тебе верю, дядя. Но не вздумай со мной шутить, ибо кара моя будет… э-э-э… Да, кара будет. Ужасная и жестокая.

— Что вы, ваше высочество! И в мыслях не было шутки шутить. Дон Стефан, регенерационная камера для принца готова?

— Да, ваше сиятельство. Полностью готова и ждет пациента.

— Я предлагаю не тянуть и начать процедуру оздоровления. Это будет полезно для вашего высочества.

— И сколько я там проваляюсь?

Герцог вопросительно посмотрел на дона Стефана, и тот торопливо ответил:

— Пребывание в камере рассчитано на двое суток. Затем комплекс реабилитации, который может проводиться вне центра. Главное — соблюдать режим и выполнять рекомендации. Для надежного восстановления пролеченных органов и тканей потребуется от четырех до пяти месяцев. Точнее, не более четырех с половиной. Во многом это зависит от состояния здоровья его высочества.

— А потом? — буркнул Константин. — Что я буду делать потом? Ты говорил, что мне придется неопределенное время провести в этой долбаной дыре.

— Для вашего развлечения на моей яхте доставлено двадцать девочек и десять мальчиков на любой вкус. Только очень прошу, в связи с трудностью замены… хм… выбывших, будьте с ними поаккуратнее.

Мечтательное выражение лица и стеклянный взгляд, обращенный куда-то в потолок, указывали на то, что принц о будущем думать не привык, следовательно, замена потребуется очень скоро. Герцог вздохнул и жестом предложил дону Стефану заняться принцем. Ученый поклонился и, почтительно взяв Константина под локоток, повел его куда-то в глубь станции.

— Томас, дружище, пойдем посидим немного в операционном зале. Поболтаем, винца попьем, — предложил герцог второму ученому, тому, что помоложе.

На фоне подтянутого сюзерена дон Томас выглядел несколько оплывшим и грузноватым от сидячей работы. Он был пониже Манфреда, но крепко сбитым, имел крупные черты лица, носил густые усы и слегка растрепанную черную бороду, в которой проглядывала седина. Русые волосы гладко зачесывал назад, открывая большие залысины, придавшие его облику некую ученую монументальность и солидность.

— Винца, говоришь? — усмехнулся Томас. — Не того ли самого, что ты воровал у своего папаши, когда мы учились в универе?

Герцог усмехнулся:

— Сколько мы с тобой встречаемся, столько ты и задаешь мне этот вопрос. Радует, что есть в этом мире хоть что-то незыблемое и прочное. Отвечаю со всей традиционной обстоятельностью: нет, не то же самое, ибо то самое провалилось в наши желудки более тридцати лет назад, а его отходами мы окропили ближайший сортир. Не то же самое, но такое же! И даже лучше, поскольку из той же самой партии, а значит, с каждым годом все крепчает, что ему, несомненно, идет на пользу. А пью я его только с тобой, ученый таракан, а ты нагло пользуешься моей добротой.

— Готов помогать тебе в уничтожении запасов хоть каждый день.

— Знаю я тебя. Прикидываешься пьяницей, а попробуй оторвать тебя от исследований — так меня, целого герцога, пошлешь матом далеко и надолго. Ни стыда, ни совести, ни почтения к моим сединам.

— Седин у меня не меньше, чем у тебя, а уж если говорить про совесть… Я — твоя совесть. И своя тоже. Представляешь, какой груз за двоих приходится таскать? Какие муки и терзания испытывать?! — патетически воскликнул Томас и засмеялся.

Герцог его в этом поддержал и, активировав коммуникатор на запястье левой руки, скомандовал:

— Три бутылки валенсийского красного, закуску и столик в операционный зал восьмой лаборатории.

Словно дожидаясь под дверью… хотя нет, не словно, а именно дожидаясь под дверью, две симпатичные девушки, хорошо зная привычки своего господина, тут же с улыбкой вкатили столик, сервированный на двоих. Герцог и ученый сели в кресла, одна из девушек разлила по высоким бокалам из тонкого хрусталя рубиново-красное вино, после чего обе стюардессы, не забыв эротично прогнуться, быстро выскользнули из помещения.

— Вот чертовки! Знают мою слабость и пользуются. Но мы еще посоревнуемся, у кого крепче выдержка. Уф-ф, знал бы ты, Томас, как я устал!

— За тебя, старый друг, — поднял бокал ученый. — Я все-таки не понимаю, зачем ты возишься с этим ублюдком? Тебе своих забот мало?

— Прости, Том, мозголом и мозгокрут ты — лучший в галактике, а в политике разбираешься, как свинья в апельсинах. Ты хоть знаешь, что у нашего благословенного императора четыре старших дочери, которым никак не светит корона ни по мозгам, ни по влиянию, а реальных наследников всего двое: Константин и его сводный младший брат Санчес, сын императора от второй жены?

— Не настолько уж я дремуч.

— Дремуч-дремуч. В своей лаборатории ты про каждую пылинку накропаешь многотомную монографию, а про светскую жизнь любой олигофрен из приюта расскажет больше тебя. Спешу тебе напомнить, что я — родной дядя Константина.

— Угу. Подозреваю, что родство у вас гораздо ближе, — хмыкнул Томас.

Глаза герцога опасно блеснули, и он с легкой угрозой в голосе тихо прошипел:

— А догадки свои, дружище, засунь себе как можно глубже и никогда никому не показывай, иначе дружба дружбой, но честь, а то и жизнь семьи мне все-таки дороже.

— Прости, я думал, об этом и так все воробьи на ограде прочирикали.

— Воробьи — птицы дурные: «Чик-чирик! Нашел дерьмо! Чик-чирик — на одного!» Вот и пусть себе про дерьмо чирикают. А вот когда мой близкий друг начинает перечирикивать воробьиное дерьмо, к этому совсем другое отношение. Понимаешь? М-да. Забыл, что с вами, учеными, надо попроще. Представь, что студент-первогодок открыл некую истину, опровергающую устоявшееся мнение, и радостно принес ее тебе. Что ты будешь делать в первую очередь? В лучшем случае — искать в его постулатах ошибку, а скорее всего, просто пошлешь парня подальше — продолжать учиться. А если то же самое тебе преподнесет авторитетный ученый? Профессор? Совсем другое дело, не так ли? Вот и ты для общественного мнения — тот же профессор.

— Еще раз прости. Я действительно не подумал о таких сложностях. Ну и змеюшник у вас там наверху!

— Не то слово. А если кто не гадюка, тот паук ядовитый. Чтобы выжить там, мало иметь титул, подконтрольный сектор галактики, собственную армию и богатство, надо еще и уметь лавировать.

— Ага. Понял. Трон тебе на фиг не нужен, а управлять империей очень хочется. Таким государем, как Константин, управлять легко — вовремя подбрасывай игрушки и не забывай восхищаться его умом и прозорливостью.

— Х-хо, Томас! Ты меня радуешь. Оказывается, ты способен здраво рассуждать не только на тему любимых аксенов с деритами.

— Аксонов и дендритов, — автоматически поправил Томас.

— Ага. Про них самых. К несчастью для императорской семейки, Константин целиком и полностью пошел в мать. Ах, какая она все-таки была красавица! Внешностью — чистый непорочный ангел, а в голове — столь же непорочный девственный вакуум. Ни одна мысль не испортила безмятежную гулкость ее совершенной головки и не избороздила мраморно-чистый и гладкий лобик. Но зато в постели, как говорит брат, она была настоящей нимфой. Феей любви! Эх, да что там! Вот тебе еще пример. Кому она вредила? Никому, поскольку и по характеру была сама доброта. Тем не менее нашлись же нелюди — не будем тыкать пальцем в герцога Годара, — как бы случайно облучившие ее смертельной дозой гамма-частиц. Несчастный случай, конечно. Так все и поверили. Виновные техники отправлены на пожизненную каторгу, зато их семьи неожиданно получили немалое наследство и теперь живут припеваючи. Не прошло и года, как дочка того самого герцога, в которого мы пальцем не тыкали, благополучно вышла замуж за нашего императора и родила ему Санчеса. И опять же мы должны по-человечески понять императрицу-мать. Как не порадеть о будущем любимого сыночка, кровиночки, и не посодействовать ему в устройстве судьбы? То есть не расчистить путь к престолу? А семейка императрицы готова пойти на все, чтобы помочь ей в этом благом деле. Для осуществления мечты требуется пустяк — либо физически устранить Константина, либо так его опорочить, что он сам будет вынужден отказаться от притязаний и отбыть навсегда на какую-нибудь заштатную планету бабочек ловить. В этом деле их активно поддерживает герцог фон Вальдер, мой давний конкурент и противник. Я, разумеется, тоже не слаб, и у меня есть могущественные союзники, но с восшествием Санчеса на престол наши шансы упадут ниже некуда.

— Понимаю.

— Вот поэтому я так вожусь с племянничком. Без него меня съедят. А уж когда он займет престол… Ты правильно подметил: «Короля играет свита». А я добавлю — зачастую не только играет короля, но и правит от его имени. Константином на диво легко управлять. Главное, чтобы он верил тебе и боялся. Во всяком случае, боялся тебя больше, чем остальных. Тут тоже хватает нюансов. И не морщись. Политика в белых перчатках не делается.

— И ты сам, собственными руками, тридцать невинных детей — на поругание…

— Если бы не я, то пятьдесят, сто, а то и двести мальчиков и девочек предоставил бы ему герцог де Богама. Не он, так иные желающие найдутся. А я не собираюсь сидеть и сложа руки смотреть, как мои близкие гибнут только потому, что глава рода погнушался малой кровью добиться для них места под солнцем. Осуждаешь? А сам-то?

— Я чист.

— Чист? О-очень интересно. А кто руководил операцией по очистке личности совершенно невинного парня, немногим старше тех самых мальчиков и девочек, о которых ты так радеешь? А? Кто сделал из чьего-то сына, брата, друга или любимого будущее растение?

Томас покраснел, часто задышал и, достав платок, промокнул обильный пот:

— Но я выполнял приказ, твою просьбу… Ты сказал, что тебе это очень нужно…

— Говорил и готов повторить еще раз. Дружище, пойми, ты сделал то, что сделал, поверив мне. Неужели ты вдруг перестал мне доверять? Хочешь возобновить наш старый спор о цели и средствах?

Герцог мрачно замолчал и, уткнувшись взглядом в стол, молча потягивал вино из бокала. Ученый тоже молчал. Тишина продолжалась минут десять. Нарушил ее Томас:

— Ладно. Бог тебе судья. Из истории Земли помню — Ивана Третьего, великого русского князя, называли трусом за стояние на реке Угре, а о том, что он добился победы над сильным противником фактически бескровно, мало кто вспоминает. Вот если бы он ее завоевал в бою, положив три четверти войска, то его славили бы небось, как Дмитрия Донского. Так что прости. Мы, обычные смертные, имеем иную шкалу морали и нравственности.

— М-да. Умеешь ты, совесть моя, так высказаться, что потом голову ломаешь: это были угрызения или благословения.

— Ну хорошо, пусть так. Но что конкретно тебе не нравится в сложившейся ситуации? Зачем этот несчастный двойник?

— В том-то и дело, что я впервые не имею точных данных. Одни предположения да интуиция. Единственное, что мне удалось узнать: на орбите Сильруа полгода назад начали подготовку к дальнему походу новейшего межзвездного города-крепости. По смутным данным, возглавить поход должен принц. Поэтому я сразу, как узнал, дал команду готовить двойника. Я привез еще троих «добровольцев», так что Стефану предстоит подготовить еще три копии принца. Скажем, первого он должен подготовить через полгода, а остальных — с интервалом в год. Как думаешь, твой учитель справится?

— Вполне. Хоть разработка по большей части моя, но и его труда здесь немалая доля. А почему ты спрашиваешь? Я ведь и сам могу. Или… у тебя какие-то планы?

— Совершенно верно. Ты правильно понял. Тебе предстоит лететь с двойником принца и следить за его состоянием. Если что-то пойдет не так, ты сможешь подправить?

— Да, если в наличии будет необходимая аппаратура, но, пойми, не бесконечно. Со временем прогрессирующий распад невозможно будет остановить никакими методами.

— Аппаратура у тебя будет какая скажешь. А по поводу распада личности не переживай. Я постараюсь вовремя доставить очередную копию.

— А как долго все это продлится по времени?

— Не знаю, — с досадой ответил герцог. — Ничего не знаю. Первый раз со мной такое. Обычно братец не успеет задумать — а я уже в курсе. У меня с собой его приказ, который я должен вручить лично в руки принцу, когда он вылезет из регенерационной камеры. Но что в документе — не представляю.

— А…

— Нет. Вскрыть его невозможно. Только лично принц может это сделать. Причем я хочу, чтобы прочел именно двойник. Заодно узнаем, насколько он принц. Защита устройства чтения секретной документации самая совершенная в галактике. Пройдет ее — пройдет и прочие проверки.

Проанализировав разговор, я счел разумным и целесообразным для собственного выживания сделать то, что ранее повергло бы меня в ужас. Да я бы просто отбросил подобную мысль и даже додумывать ее не стал. Теперь же с холодным безразличием и точностью информационной машины я разработал план и тут же его реализовал. Совершив слияние с телом настоящего принца, я в точности повторил то, что Томас и Стефан сделали с его двойником, только многократно быстрее — всего за пару часов. Так же «вспахал» мозговое пространство, удалив личность, и поверх этой разрухи, максимально точно копируя действия бригады Томаса, внедрил копию личности принца. Все-таки немного перестарался и сделал все слишком хорошо — по моим прикидкам, этот принц теперь выдержит все три года.

А еще через сутки Томас и Стефан, посовещавшись, решили будить мое тело. На это мероприятие пригласили герцога. Манфред должен был встретить «любимого племянника» на пороге камеры, поприветствовать ученых и проверить работу лаборатории.

По одной из оставленных для питания тела трубочек стал поступать раствор, нейтрализующий сонное зелье, державшее меня в предельно заторможенном состоянии. Онемение конечностей быстро проходило, стали возвращаться звуки и запахи, ощущения кожи, ориентация тела в пространстве и… чувства. То бишь те самые эмоции, которые всегда с нами, даже если мы считаем, что в данный момент спокойны, словно гладь озера в предрассветном тумане.

Это был мощный удар. Неистовая боль и тоска по потерянному телу, страх за себя и близких (как там они и каково им без меня?), ненависть к подлым обманщикам из артефактов — все это леденящим жаром прокатилось по моему телу. Казалось, еще чуть-чуть — и у меня выгорит мозг в ураганном пламени чувств. Узор Лантиссы напоследок приглушил переживания и вновь свернулся в незаметный клубочек, скромно пристроившийся в самом дальнем уголочке разума. Дополнительно через трубочки поступили успокаивающие снадобья, и я немного расслабился. Однако мысль о той опасности, которой я подвергался, находясь в бестелесном состоянии, металась по кругу, не давая ужасу отцепиться от моего горла. Получается, все это время я целиком и полностью зависел от программы, заложенной мудрецами-целителями в этот узор.

Только теперь я со всей очевидностью осознал, что без тела у меня не было эмоций как таковых — нечем было чувствовать, примитивно говоря. А без эмоций не было и побудительных мотивов что-либо делать. За меня решал этот самый узор, в том числе используя результаты работы моего разума. Узор пинал меня, заменяя отсутствующие эмоции и побуждая к тому или иному действию для достижения единственной цели: поиска носителя, вживания и эффективного выживания на первых этапах. Сам я не стал бы ничего делать. Совершенно. Так и плавал бы в пространстве магии, поскольку не знал бы ответа на самый важный и самый разрушительный вопрос — «зачем?».

Едва я пришел к выводу, что сделано достаточно, как узор тут же самоустранился, предоставив мне полную свободу действий. Если подумать, то для меня, возможно, лучше было находиться некоторое время рядом с собственным телом, дожидаясь, пока гнусный артефакт не отпустит его. Но, поскольку было сказано «искать носитель», узор и стал его искать, зашвырнув меня боги знают куда. С другой стороны, я ведь не знал, сколько времени займет интеграция артефактов, так что, возможно, требование искать носитель было заложено в узор не зря.

Мне потребовались все силы, чтобы не впасть в черную меланхолию, а начать думать более-менее конструктивно. Я так и не смог связаться ни с Финь Ю, ни со Свентой. Похоже, расстояние между нами было слишком большим. Смутно припоминая время полета и периодические остановки для накопления энергии, я пришел к выводу, что для возвращения в тело надо будет сначала его найти. Хотя бы определить, в какую сторону двигаться. Насколько я понял, узор запомнил дорогу сюда. Теоретически я смогу вернуться в собственное тело «по следам», если разберусь в этом узоре и научусь им управлять. Пока что он управляет мной и даже в случае гибели нового тела продолжит поиск иного вместилища (совсем не обязательно — родного тела) для моего разума.

Дверь камеры открылась, и на пороге возникла фигура герцога Манфреда. Его сиятельство смотрел на меня пристально, с прищуром, и ждал моих первых шагов в новой жизни. Всякие размышления отодвинулись на второй план, а на передний вышли мысли о выживании. Сначала выжить, а потом думать, как вернуться. Иначе никакого «потом» у меня не будет.

— Дядя! Блин!!! Я чуть не обделался, когда проснулся в этой клетке. Куда меня запихнули и что это было?

По губам герцога скользнула мимолетная довольная улыбка, и, учтиво поклонившись, он сказал:

— Ваше высочество, оздоровительные процедуры завершены по плану. Вы снова здоровы и готовы к подвигам. Как говорят наши многоуважаемые ученые, а у меня, всем известно, работают только самые лучшие, после двух суток регенерационных процедур неизбежен некоторый эмоциональный шок и небольшие провалы в памяти. Но ведь уже все прошло, не так ли, ваше высочество? А если и не вспомните, как мы летели сюда и как вас укладывали в камеру, то, думаю, ничего страшного не случится. Все было весьма обыденно и скучно.

— Ага. Так. Чего там…

— Тогда позвольте мне продолжить. Прежде всего я должен передать вам секретное послание от вашего отца, государя императора империи Нибелунг, Тадеуша Восьмого. Он велел передать его сразу, как только вы покинете камеру оздоровления. Желаете прочесть немедленно?

Так. Губки — гузкой, бровки — хмурим. Посопим для важности.

— Да. Милостиво повелеть изволю.

ГЛАВА 3

Когда охранники вкатили довольно громоздкий агрегат («читалка» секретной документации) и герцог предложил мне занять кресло на его платформе, напряжение в операционном зале лаборатории достигло апогея. Я же, внешне спокойный, а внутри подрагивая, взгромоздился в просторное вместилище седалища и ткнул клавишу активации. В момент касания анализаторы на клавише моментально взяли микроскопические образцы ткани и крови, заодно проверив, не является ли то, чем к ней прикоснулись, чужеродной накладкой на кисть руки.

Обработка данных завершилась в течение доли секунды, и весь агрегат вместе со мной моментально накрылся непроницаемым куполом силового поля. Рассмотрев его структуру, я восхитился мастерством инженеров — довольно интересное решение, хотя и не очень эффективное. Более подробное изучение оставил на потом, а сам сконцентрировал внимание на фантоме сильного мужчины с пронзительным взором, густыми бровями, пышными, загнутыми вверх усами и полными (их называют чувственными) губами. Фантом сидел в кресле за письменным столом и явно только что отложил какой-то печатный документ. Раз печатный, значит, дали на подпись.

— Сын… — торжественно начал «мой отец». — Я тебе доверяю одно очень важное дело. Никому другому его поручить невозможно. Ты летишь в королевство Арктур за невестой. Именно так! Никакие возражения не принимаются! Ты — наследник престола, поэтому забудь сказки о замарашках-уборщицах, на деле оказавшихся заколдованными принцессами. С королем Уинстоном Третьим достигнута предварительная договоренность. Твой брак скрепит наш договор о сотрудничестве и принесет нам хорошую прибыль. Но! — Император грозно нахмурился. — Король обожает свою дочь и поклялся, что выдаст принцессу замуж только с ее согласия. Ты понял? Добиться ее согласия, завоевать ее сердце — твоя главная задача. Если у тебя получится, свадьба состоится немедленно и прямо там. Мое благословение на ваш брак я уже передал в письменном виде твоему потенциальному тестю. — Бюст императора угрожающе навис надо мной, а сам он неожиданно рявкнул: — И не вздумай провалить дело! Это будет последняя твоя ошибка! Ты меня хорошо понял?!

Я понял. Но понял и еще кое-что. Мастер Виррано учил на совесть, а мне из-за наших специфических отношений пришлось изучить его предмет максимально углубленно. Тот учил не только расшифровывать ауру, но и обращать внимание на поведение человека — моторику пальцев, мимику, направление взгляда, позу, положение рук и ног. Учил отличать правду от лжи. Симулянтов везде хватает, как и искренне заблуждающихся, а особенности поведения вполне могут быть обусловлены какой-либо болезнью. Фантом императора аурой, разумеется, не обладал, однако масса тех самых незначительных деталей поведения и память Константина позволили мне расшифровать — приблизительно, конечно, — что на самом деле думает император. Может, я неправ, и очень хочется надеяться, что так оно и есть, но по всему выходит, что провал моей миссии устроит папеньку принца больше, нежели успех. Это очень странно. Не привык я, чтобы родители относились так к собственным детям.

— Я выделил тебе два миллиарда имперских марок и новейший, недавно построенный межзвездный город-крепость. Это третий в нашей империи. С его помощью можно завоевать полгалактики, а я выделяю тебе для обычной поездки за баб… э-э-э… за девушкой. В сопровождение никого дать не могу. Мне еще с оппозицией разбираться, поэтому командование целиком и полностью будет на тебе. Твои полномочия не ограничены. Делай что хочешь, но успех или неудача будут целиком и полностью твои.

Решив, что угроз достаточно, император переключился на патетику:

— Мы все переживаем за тебя. Твой брат лично комплектовал офицерский корпус лучшими кадрами из молодежи. Твоя мачеха с любовью подбирала воинам обмундирование и занималась продовольственными запасами, приглашала именитых торговцев и специалистов в сфере услуг. Мы все верим в тебя и желаем удачи. Наш духовник, батюшка Васисуалий неустанно молится за тебя! Не подведи, сынок. Манфред отвезет тебя в крепость и представит экипажу. Таков порядок. Все, что я сказал тебе, — государственная тайна. До свершения события ни одна душа из оппозиции не должна узнать об этом. Надеюсь на тебя, сынок, — завершил император пламенную речь и напоследок рыкнул: — А теперь вытряхивайся из кресла и дай поговорить с герцогом. Я знаю, этот лис рядом с тобой. Я сам введу его в курс дела. Можешь потом спросить у него совета, но попробуй все-таки думать своей головой — авось получится. У меня все!

Изображение пропало, купол погас, а я вылез из кресла в полнейшем недоумении. М-да, поговорили… Тихо, по-семейному. Не понимаю, зачем было секретить это сообщение, если те, от кого информацию действительно следовало бы скрыть, принимали самое активное участие в подготовке похода. Секрет Полишинеля. Или Полушинеля. Память принца не сохранила изначальный смысл фразы, а было бы интересно — кто таков этот тип и что за всемирно известный секрет у него такой. М-да. Что-то здесь не так.

Предложив герцогу занять освободившееся место, я дождался, когда он получит свою порцию ценных указаний и вылезет из кресла. Охранники стояли далеко и не должны бы слышать наш разговор, но я заговорил шепотом, сквозь зубы, непрерывно оглядываясь, словно балаганный шпион на задании:

— Дядя! Мне надо лететь в Арктур за невестой. Принцесской тамошней, а я ее и в глаза не видел. Вдруг макака какая?

Дядя отрешенно смотрел сквозь меня и хмурился. Было видно, как его мозг лихорадочно просчитывает варианты и расклады. Не обращая внимания на его размышления, я гнул свое:

— А моя мачеха, эта кобра в капюшоне, подсунула мне какую-то гадость. Я знаю. Так оно и есть. Продукты испорчены, обмундировка — хлам…

— Если можно, будьте любезны говорить поконкретнее, ваше высочество, — слегка раздраженно отреагировал Манфред.

— Папаша сказал, что она занималась поставками продовольствия и обмундирования для города-крепости. Я хочу, чтобы это все убрали и заново укомплектовали двойным… нет, тройным запасом. Сделайте это для меня, дядя, и я вас не забуду!

— Хорошо. Сделаю все возможное. — Потом спохватился, растянул губы в улыбке и добавил: — Для вашего высочества — и невозможное тоже. Немедленно отдам соответствующее распоряжение. К нашему прилету все будет готово.

Две с лишним недели полета — прыжков от звезды к звезде по сложной ломаной траектории — я не покидал хорошо оборудованный спортивный зал яхты Манфреда, повторяя до бесконечности комплексы упражнений Финь Ю и готовя тело к слиянию с магией. Без этого я чувствовал себя как в тесной и короткой одежде с чужого плеча. Даже думать в привычном темпе было сложно. Недаром учитель говорил, что тело тоже принимает самое непосредственное участие в процессе мышления. Вспомнить хотя бы изначальное ручное мышление, появившееся задолго до образного, а тем более до абстрактно-логического. Кроме того, выматывая себя физически, я постепенно переводил отчаянную тоску по своей планете, жене, дочери, академии, родителям и друзьям в тихую грусть. Иначе слишком уж тяжело было на душе.

Иногда я даже тосковал по состоянию безмятежного спокойствия, в котором пребывал до обретения тела. Никаких гормонов, нервов и сердца — чистый разум в океане магии. Ни боли, ни печали. Хорошо. Вроде бы. Только вот «хорошо» или «плохо» в таком состоянии просто никак не ощутить. Следовательно, можно ли такое существование назвать жизнью? Читал у одного философа про его мечту стать чистым разумом и наслаждаться бесконечным процессом познания мира. Глупец! Какое такое наслаждение? Чем он собирался наслаждаться? Какой орган будет генерировать в этот гипотетический чистый разум сигналы наслаждения? Что конкретно «обдаст теплой волной» и что именно «подпрыгнет в груди от счастья»? По какому маршруту будут маршировать мурашки удовольствия?

Мотивировать для герцога и Томаса свое прилежание в области издевательства над собственным телом удалось довольно легко. Константин был натурой увлекающейся. Правда, все его увлечения длились не более месяца, но зато в этот период он на полном серьезе копал тему. Иногда возвращался, перекапывал и снова бросал. Года три назад, например, ему приспичило заниматься борьбой. И выбрал почему-то славяно-горский стиль. Дескать, это соответствует его корням, так как нынешняя империя в свое время была образована народами, населявшими континент Евразия родоначальной планеты Земля. Отсюда и название империи — Евразор. В общем, к корням потянуло принца, а государь этому не препятствовал. Наоборот, по его приказу перетрясли любительские клубы и нашли принцу самого распрекрасного тренера. Константин с упорством медведя-алкоголика, попавшего в винный погреб, честно прозанимался три недели и все-таки бросил это дело, узнав о том, что первые успехи появятся не раньше чем через пару лет подобных нудных и тяжелых тренировок и что божественная кровь императоров, текущая в его жилах, ничуть не способствует немедленным успехам.

Потом принц загорелся идеей стать великим фехтовальщиком. Мастер-инструктор абордажников, прикомандированный для этих целей, смог погонять его целый месяц, затем Константин отправил и его. Охладев к фехтованию, он загорелся идеей собирать этикетки от бутылок старого коллекционного вина. Необязательно тех, что выпил сам. Своей коллекцией он вскоре топил камин, прознав о том, что младший братец приказал напечатать кучу этикеток из каталога, заляпать дешевым портвейном и выдавать Константину раз в два-три дня — дескать, сии уникальные экземпляры с немалым риском для жизни обдирателя бутылок были буквально недавно добыты непосредственно в подвале старинного родового гнезда графа такого-то.

Вот эту черту характера я и решил поэксплуатировать. Тщательно перелопатив информик, нашел старую книгу-самоучитель древней борьбы карате-до и немедленно объявил ее настоящим божьим откровением в области костоломства и членовредительства, ибо, разумеется, древнее — значит, самое лучшее. После чего заперся в спортивном зале и стал усердно, до изнеможения, заниматься. Герцог поприсутствовал на паре занятий, с легкой улыбкой наблюдая за моими «неуклюжими» потугами, а затем спросил: зачем я так себя извожу? На что я с апломбом заявил, что должен соответствовать образу несгибаемого воина-командира, которым стал по воле своего батюшки.

Манфред ничего необычного в поведении принца не усмотрел, к тому же дон Томас сообщил герцогу о возможных незначительных отличиях в поведении копии. Тело-то все же чужое, и остатки его некоторых реакций и подспудных влечений вполне могли проявляться в период активной эксплуатации двойника.

В общем, мне не запрещали делать то, что я хочу, и заниматься не мешали, хотя пару камер наблюдения в спортивно-тренажерном зале я по энергетическим всплескам все-таки обнаружил. Ломать не стал. Пусть любуются, а странность телодвижений, если они и вправду покажутся кому-то странными, можно списать на замшелые приемы и методики обучения. Кстати, сама книга была действительно древней и относилась примерно к девятнадцатому-двадцатому веку по летоисчислению Земли и, соответственно, была написана китайскими иероглифами современным стилем: горизонтально, слева направо. То есть так, как теперь пишут все жители империи Евразор. Алфавитная письменность, конечно, гораздо проще в изучении, но трудности в запоминании десятков тысяч иероглифов преодолевались современными методами обучения и искупались смысловой тонкостью передачи информации, емкостью и скоростью восприятия текстов.

Редкие часы отдыха на яхте герцога я любил проводить на смотровой палубе, вглядываясь в звездный мрак бесконечности. Есть что-то завораживающее в этом зрелище. Иной раз хотелось раскинуть руки, упасть в бархатную черноту космоса и бесконечно падать, падать, падать… Один раз я попытался сознанием выйти за пределы обшивки яхты в попытке получить более полное представление о космосе, но практически тут же вернулся обратно, настолько меня пробрал холод отчужденности от всего живого и нахлынуло чувство одиночества и оторванности от себе подобных.

В данный момент я смотрел на постепенно растущий в размерах город-крепость. Он представлял собой слегка вытянутый астероид, в самой длинной части достигающий двухсот тридцати километров, а в самой узкой — ста девяноста. Внутри, насколько мне было известно, астероид был проточен множеством туннелей, конечных либо пересекающих гигантские залы. Население города составляло более полутора миллионов человек, а точнее, один миллион семьсот сорок тысяч, из них собственно военных было не более двухсот пятидесяти тысяч. Остальные — техники, обслуга, торговцы, наемные работники и члены их семей. Военные тоже имели право взять с собой в поход семью и содержать за свой счет, разумеется. Этим правом многие пользовались, так как походы были длительные, а город-крепость теоретически очень трудно уничтожить. На планете, атакованной чужим флотом, куда опаснее, чем в таком вот городе.

Крепость была просто нашпигована всевозможным оружием, боевыми кораблями различного класса и орудиями, способными за три залпа разнести в пыль планету размером с Землю. Следовательно, за свою жизнь можно не опасаться. Вряд ли кто рискнет напасть на такое сооружение. Ну а если рискнет, будет лететь пылевым облачком до ближайшей звезды.

— Здорово, молодцы!

— Здра жлам ва всочес-тво!

— Поздравляю вас с началом похода!

— Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а!

Под музыку бодрого марша я начал торжественный проход вдоль строя славных воинов новейшего города-крепости Валькирия. В строю — только отборные представители всех частей моих (ага, моих… пока) вооруженных сил. Я шел, заложив… нет заложить пальцы правой руки за борт мундира у меня не получилось. В комбинезоне не хватало пуговиц для такой торжественной позы. Проще говоря, их не было вообще. Края просто склеивались на ту длину, которая была необходима. А вот за спину заложить — получилось очень даже недурно. Так и шел, выпятив тощий живот, подняв подбородок и поглядывая на воинов из-под полуопущенных век. Именно так обычно и шествовал настоящий принц при всевозможных торжественных встречах.

Глаза рядовых светились восторгом. Еще бы! Можно всю свою жизнь прожить бесцельно и жалко, так и не встретив на расстоянии вытянутой руки ни одной большой шишки. А тут особа императорской крови, целый принц и наследник славного престола! Какая честь!

В противоположность прямодушным солдатам большинство офицеров изображали в лучшем случае каменное равнодушие, за которым тщательно скрывалась пламенная ненависть. В худшем — ненависть просто не скрывалась. Чем я их успел обидеть, мне было пока неясно, но в самое ближайшее время необходимо будет разобраться в этом вопросе.

Одни только абордажники, бравируя своим статусом суперэлиты, стояли слегка вольно и чуть-чуть ослабив молнии комбинезонов, демонстрируя подлинное безразличие к моей персоне. Как ни странно, но, несмотря на небольшую численность, — всего сотню выделил батюшка, — реально я мог положиться в этом походе только на них. Воинам было откровенно наплевать на то, что творится в высокой политике, для них все это мусор, прах и тлен. Что там взаимоотношения благородных семейств, когда есть дела поважнее: неустанно и беспрерывно совершенствовать и оттачивать свое мастерство по управлению скафандром силовой защиты.

Как бы эти подданные ко мне ни относились, но других мне не дадут. Нам вместе предстоит совершить поход в королевство Арктур, к окраинам освоенного пространства, минуя неприсоединившиеся земли. К моей невесте. Ни больше, ни меньше. По расчетам, путешествие в один конец должно продлиться чуть больше года. Это если все пройдет благополучно. Так что в своих подозрениях его сиятельство был прав — лететь предстоит без него и без иных компетентных советников, командовать придется самому, а миссия столь непроста, что вызывает оторопь.

Пройдясь павлином вдоль строя, я вернулся к центру. Герцог разразился патриотической речью. Воины прокричали «ура!» за оказанную им честь хранить мой драгоценный организм, потом прошлись перед нами торжественным маршем и скрылись за воротами ангара, где проходила церемония представления. Меня с герцогом и кучку военных вперемежку с гражданскими чинами рассадили по карам и отвезли в малый зал совещаний командного состава крепости.

За длинным столом с терминалами места хватило всем. Еще и осталось примерно на роту десантников. Герцог разразился очередной речью, в которой назвал только пункт назначения, но не цель путешествия, оставив этот вопрос фантазии присутствующих. Напомнил о секретности и перешел к представлению собравшихся моей особе.

Я не особо присматривался к лицам и не старался запомнить имена и звания, поскольку еще на яхте Манфреда решил в первую очередь заняться подбором команды, которой смогу доверить управление этим балаганом. Протеже братца доверия не внушали, а сам я в качестве руководителя столь крупной структурной единицей, к тому же с преобладающей долей гражданских специалистов, с задачей явно не справлюсь. Единственный выход из сложившейся ситуации — свалить свои обязанности по управлению нашим предприятием на толковых спецов, а себе оставить только функции главного координатора. Мой отец как-то рассказывал про очень успешного управляющего, которому можно было поручить любое дело и он с ним справлялся. Секрет успеха заключался в том, что сам управляющий, как правило, ничего не смыслил в тонкостях порученного его заботам направления деятельности, да и никогда в них не вникал — для этого он умело подбирал заместителей, которые все делали за него.

Мне позарез нужны данные на весь личный состав. Вероятно, в местной службе безопасности они есть, но обращаться к ее работникам (возможно, для замены их же собственного руководства) очень не хотелось. Манфред мог бы помочь. Не верю, что у него не найдется полезных для меня сведений. Наверняка он имеет в своих базах данных досье буквально на каждого. Но как его попросить, не вызвав подозрений в том, что принц — не совсем принц или даже совсем не принц?

Это и мучило меня с момента отъезда из ангара. Я даже по сторонам глянул всего пару раз: просторные, с высокими потолками коридоры, облицованные гранитом, по которым мчатся в четыре ряда кары, а по широким тротуарам снует в разных направлениях толпа, производившая впечатление полной праздности и скуки. Мы явно ехали к центру управления крепостью, но на пути то и дело попадались вывески магазинов, кафе, баров, казино и бюро по оказанию всевозможных услуг. Не военный объект, а прямо-таки центр развлечений для нуворишей.

Из всех представленных личностей мне запомнился лишь один майор — командир моих личных телохранителей. Он производил впечатление бравого вояки, подтянутого, рослого и стройного. Пронзительный взгляд синих глаз, упрямый подбородок, коротко стриженные черные волосы, бородка клинышком и усы стрелками по эспаньольской (северный сектор Евразора) моде — красавец писаный. Прямо плакат: «Вступайте в вооруженные силы Евразора и пользуйтесь успехом у дам!» Меня подобная внешность всегда почему-то настораживала. Казалось, чем краше декорация, тем меньше в ней правды.

Собрание наконец-то закончилось, мы вышли из зала, и ко мне сразу же пристроилась четверка телохранителей: детинушки на две головы выше меня, в бронекомбинезонах и шлемах, на поясе два пистолета — парализатор и плазмомет с очень неплохой прожигающей силой.

Манфред проводил меня до личных апартаментов, расположенных в отдельном, хорошо защищенном отсеке и состоящих из двенадцати помещений, в том числе кабинета, спальни, спортзала, столовой, зала для совещаний, гардеробной, медблока с новейшим киберрегенератором, бассейна, купальни, бани и прочего. Было там и что-то вроде просторной тюрьмы, в настоящее время пустой.

Телохранители не стали вваливаться вслед за нами и остались на пороге. Со мной прошел только Манфред и его техник. Скоро нам предстояло расстаться. Если ничего не придумаю, то буду вынужден, наплевав на возможные сомнения герцога, просить его поделиться сведениями напрямую. Однако просить не пришлось.

Сначала техник установил некое устройство, которое оказалось глушителем «жучков». Последняя модель, разработанная в лабораториях герцога. В пределах моих апартаментов гарантировалась полная конфиденциальность. Только после этого мы приступили к беседе, и герцог сам завел разговор на нужную тему. Он предложил, пока с ним его лучший инфомастер, перебросить в мой персональный информик всю нужную информацию, в том числе и касательно моей «невесты». Я надулся, сложил губки гузкой, нахмурился и важно кивнул. Дескать, милостиво разрешаю. Дядя не считал нужным скрывать от меня свои сомнения. Ему наверняка важен успех миссии принца — я пока не видел, что он мог выиграть в случае неудачи. Однако Манфред явно уверен в том, что вероятность провала многократно выше и надежд на разрешение ситуации в его пользу практически нет. Тем не менее он надеялся на лучшее и старался сделать все от него зависящее, чтобы шансы мои хоть на долю процента, но повысились.

Я своей рукой — опять проверка ДНК и кожи — активировал персональный информик и разрешил технику герцога сделать все, что нужно. Разумеется, всю свою базу герцог сливать в мою машину не собирался — программа всего лишь сверила списки личного состава и гражданских специалистов, исключая детей и неработающих женщин, с тем, что есть у меня и у герцога, а затем перегнала сведения вплоть до уровня секретности номер два в мою базу. По уверениям техника, он установил дополнительную защиту от несанкционированного доступа в мой информик, и теперь я могу не опасаться, что кто-то сможет отследить, чем я занимаюсь или что именно хранится в моих базах на локальной машине.

Мы распрощались, и герцог ушел. Напоследок он известил, что мои пожелания выполнены и точка встречи с транспортами согласована с моим адмиралом. Без продовольствия и обмундирования крепость не останется. Не забыл он и о плате за свои услуги. Мне пришлось перегнать со своего счета на его около восьмидесяти миллионов имперских марок. Но оно того стоило. Даже если я неправ в своих подозрениях, четырехкратный запас прочности не помешает.

Я остался один, совершенно один, но пока команда не сформирована, расслабляться некогда — надо действовать. Я вздохнул, мысленно попросил у Свенты прощения и открыл досье моей «невесты». А она ничего. Судя по качественному фантому, миленькая такая. Не крокодил, хотя и не писаная красавица. Среднего роста, женственная, не пышка и не худышка, гармоничного и приятного, я бы сказал, телосложения. Вьющиеся каштановые волосы коротко подстрижены — чуть длиннее, чем «под мальчика». Ресницы длинные и пушистые. Однако взгляд… Взгляд слишком уж умный. Ну да. Два высших образования: государственное управление и экономика королевства. Такие девицы цену себе знают. И не только себе. К сожалению, и мужчин, особенно претендентов на их руку и сердце, видят насквозь во всем их несовершенстве.

Если девица-краса просто умная, то выходит замуж по расчету, даже не пытаясь найти идеал, — знает, что это невозможно. А если мудрая, то умеет отличать маленькие слабости мужчины от крупных червоточин в его характере. Мудрые выходят замуж по любви, во всем являются своим избранникам верной опорой и ненавязчиво управляют семейным кораблем, искусно делая вид, что капитан здесь — муж и ни кто иной.

Мудрая или просто умная девушка принцесса Ирина — лишь предстоит узнать, но то, что мне придется нелегко, очевидно еще на старте нашего похода. Главное, боюсь, у меня не получится искренне полюбить эту девушку, а игру она непременно разоблачит. Как же быть? Врезать правду-матку: «Я вас не люблю и любить не собираюсь?» Тогда можно и не лететь — результат будет тот же.

Я решил оставить далекие проблемы и заняться ближайшими. А именно — формированием команды. Что там мне скинул техник герцога?

ГЛАВА 4

Рассеянно поглядывая на образ моей «невесты», я думал тяжкую думу: база досье — это, конечно, замечательно, но по каким принципам мне отбирать людей? На что опираться? Я могу, например, досконально проверить профессиональную компетенцию персонала городских больниц и военных госпиталей, их уровень мастерства, и то с оговорками, а как быть с другими специалистами? Мне нужны администраторы и управленцы, а в этой сфере я не имею никакого опыта. Крохи сведений о том, как это делается, я тщательно выковырнул из памяти, но это в большинстве своем были поучительные примеры, которые приводили отец или тесть. Никакой системы. Даже на краткий курс принципов формирования эффективной команды такие разговоры не тянули.

Мои размышления прервал вызов стационарного коммуникатора, встроенного в информик. Разрешив связь, я узрел лицо худощавой девушки с короной золотистых волос на голове, легким макияжем на лице и строгим взглядом серых глаз. Сероглазка почтительно, но с достоинством и небольшой настороженностью поклонилась и мелодичным голосом произнесла:

— Ваше высочество, к вам на аудиенцию настойчиво просится некто дон Томас, доктор мозговедения и психологии. Говорит, у него есть для вас важное послание.

— А ты кто? — не стесняя себя вежливостью, буркнул я.

Девушку еле заметно передернуло от такого приветствия, но она, не меняя тона, ответила:

— Меня зовут донья Илона, и я ваш личный секретарь на время поездки. Ваш старый секретарь из департамента коневодства ушел на повышение, и его высочество принц Санчес…

— Хватит. Я понял. Давай сюда этого… как его…

Я ведь якобы видел его только на яхте герцога, представившего мне дона Томаса как еще одного лекаря, который будет следить за моим здоровьем. Мало ли у принца слуг? Будет всего лишь еще один, а это не повод, чтобы запоминать его имя.

— Дон Томас.

— Ага.

Фантом пропал, и через секунду раздался хрустальный перезвон, извещающий о прибытии гостей. В гостиную прошли четверо телохранителей и заняли позиции вокруг меня, положив руки на рукояти пистолетов. Вслед за ними в апартаменты прошли Илона и Томас. Я немедленно выразил свое удивление и обеспокоенность:

— Как?! У меня что-то не в порядке со здоровьем?

— Нет, ваше высочество, пока все в порядке. Его сиятельство просил меня передать послание вашему высочеству.

Доктор поднял левую руку горизонтально на уровне груди. Телохранители насторожились и достали оружие. Доктор поспешил их успокоить:

— Это всего лишь коммуникатор. Ваши коллеги при входе уже проверили меня досконально, даже гостевой комбинезон заставили надеть. А уж просветили всего так, что даже спектральный анализ камня в почке провели. Нет у меня оружия.

На телохранителей речь Томаса впечатления не произвела — пистолеты они не опустили. Причем я заметил, что двое держали парализаторы, а двое — плазмометы.

Над запястьем доктора возник фантомный бюст герцога, повернутый к нему лицом. Томас, ничуть не смущаясь, пальцами правой руки взял фантом за макушку, крутнул и развернул объемное изображение лицом ко мне.

— Мы с вами только что расстались, ваше высочество, однако я не успел рассказать о некоторых способностях моего лучшего специалиста — доктора Томаса, — начал Манфред.

«Как же, не успел», — подумалось мне. Возможностей была уйма. Еще на яхте. Значит, доктор должен сделать что-то такое, чего ни в коем случае нельзя было делать до отлета герцога. Или дядюшка до последнего мгновения не мог решить, стоит ли жертвовать талантливым ученым и добрым другом. Скорее всего, у него есть вариант действий в случае провала моей миссии — иначе зачем двойник? Но в чем заключается этот вариант и как герцог сможет предъявить оригинал в случае гибели или позора двойника, для меня оставалось тайной за семью печатями.

— То, что должен сообщить тебе доктор Томас, является твоим личным делом, поэтому, прежде чем он начнет, удали из помещения всех посторонних. И еще, Константин, любимый мой племянник, прошу тебя, доверяй Томасу, как доверяешь мне. Он сделает все возможное для твоего блага. Верь мне, и мы победим.

Как и просил дядя, я выгнал всех из комнаты, хотя охранники хмурились и пытались остаться со мной. Однако я тоже нахмурился и рявкнул. Этого оказалось достаточно, чтобы они, ни слова более не говоря, оставили нас с доктором одних. Илона вышла первой.

Дон Томас попросил разрешения сесть ко мне поближе и ровным спокойным голосом, плавно и ритмично жестикулируя левой рукой, на которой что-то завораживающе поблескивало, стал рассказывать о том, каким квалифицированным специалистом он является. О своих работах в области психологии и психиатрии, а также в сфере подбора и расстановки кадров. Это было в чистом виде слабое гипнотическое воздействие на клиента без всякого применения магии, выполняемое, однако, настоящим мастером. Думаю, и оригинал, и двойник не смогли бы долго сопротивляться. Я тоже не стал. Почти. Возможность отслеживать ситуацию и в любой момент прервать воздействие у меня оставалась, а вот узнать, что задумал герцог, было крайне важно.

Доктору «всего лишь» требовалось внушить мне полное доверие к своей персоне, получить доступ к базам данных персонала и осуществить подбор заместителей и главного координатора команды, да еще так, чтобы принц не взбрыкнул в последний момент, а утвердил все его предложения. Это совпадало с моими намерениями, поэтому я без сопротивления предоставил ему гостевой доступ в мой личный информик (он, правда, просил полный, но, как говорится, хрен ему по всей морде, а настаивать доктор не решился) и постоянный пропуск в мои апартаменты в любое время без досмотра. Я выписал ему требуемое, после чего доктор, поставив сравнительно качественные блоки на разум, чтобы замести следы своего воздействия, ушел к себе работать. Я наконец-то опять остался один.

Теперь подбором займется настоящий специалист, а мне надо продумать, чем заняться в первую очередь. Тренажерный зал, медитации, укрепление тела и его магического каркаса — это само собой разумеется, но и с городом-крепостью следует познакомиться основательно, и историю империи изучить хотя бы в общих чертах, и пройтись посмотреть все своими глазами тоже не помешает.

Поначалу придется брать телохранителей. Проинспектирую войска и город официально, а потом придумаю, как посещать нужные места неофициально. То, что покажут и расскажут принцу, это одно, а то, что продемонстрируют лицу неофициальному, совсем другое. Осмотреться с помощью нити-луча надо непременно, но этого мало. В виде магического фантома с людьми не поговоришь и вкус пива не ощутишь. То есть все это можно: и поговорить, и ощутить — но как-то искусственно будет. Словно плод моего же воображения. Хочется собственной шкурой ощутить атмосферу и военного, и полувоенного образования.

Снова вызов от секретаря.

— Да.

— Дон Абрам просит срочно принять его.

— Кто такой и чего ему надо? — с некоторой долей подлинного раздражения спросил я.

— Дон Абрам — глава вашей службы безопасности. У него к вам неотложное дело.

— Пусть войдет.

Местный безопасник оказался подтянутым и крепко сбитым мужчиной среднего возраста и среднего роста. Видно, что на кабинетной работе он сравнительно недавно и не чурается лично работать, так сказать, «в поле». Волосы с сединой коротко стриженны, лицо овальное, гладко выбритое, глаза карие, внимательные и цепкие. Собственно, длинноволосых я здесь пока еще не видел. Даже женщины предпочитают короткие стрижки. Подлиннее, конечно, чем у мужчин, но ненамного. Только моя секретарша заплетала волосы в косу и укладывала короной.

Глава службы безопасности пришел не один, а в сопровождении хмурого дядьки преклонных лет.

— Прошу простить меня, ваше высочество, но после того, как вы побывали наедине с известным специалистом в области мозговедения и психологии, необходимо убедиться, что он не заложил в вас ментальную мину.

— В этом нет нужды, — высокомерно попытался я отбрыкаться от проверки. — Доктор Томас здесь по личному распоряжению герцога Манфреда, моего дяди.

— Тем не менее я вынужден настаивать. Поймите, ваше высочество, даже лучший друг может захотеть управлять вами и для этого подослать специалиста.

Я сделал вид, что обеспокоился подобной перспективой, и согласился на проверку. Хмурый спутник дона Абрама забросал меня массой вопросов, на которые следовало отвечать не задумываясь, провел ряд тестов, ввел меня в легкий транс и в конце вынес вердикт:

— На первый взгляд все чисто.

— А на второй? — Дон Абрам пристально посмотрел на коллегу, явно недовольный столь расплывчатым ответом.

— А на второй — будем посмотреть. Все-таки извините, но дон Томас отнюдь не новичок в нашем деле, а специалист, какого поискать.

— То есть вероятность того, что принц — простите, ваше высочество, — под контролем, исключать нельзя?

— Именно это можно смело исключить. Его высочество не под контролем. Такое спрятать невозможно. А вот было ли воздействие с целью укрепить доверие к той или иной персоне, например, к самому доктору Томасу, исключить нельзя. Однако, насколько мне известно, дон Томас — честный ученый и ничего плохого для своего клиента делать не будет.

— Хорошо. Удовлетворимся этим. Вы свободны, дон Гогия.

Хмурый откланялся и оставил нас одних. Я активировал вызов Илоны и посмотрел на дона Абрама:

— Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче? — Так говорят высокие особы, снисходя до людей, им подчиненных.

— Благодарю вас, кофе, если можно.

Некоторое время мы молча пили прекрасно сваренный напиток. Все по канону — «черный, как ночь, горячий, как огонь, и сладкий, как поцелуй женщины». Я изображал мудрого правителя, а безопасник явно не знал, с чего начать. Наконец он решился:

— Ваше высочество, вы наверняка прекрасно понимаете значение миссии, возложенной на вас государем императором.

Я сложил губы гузкой и важно насупился.

— На борту крепости о цели нашего полета в систему Арктур знаем только мы двое. Меня облекли высочайшим доверием, чтобы я приложил все усилия, дабы содействовать успеху. В связи с этим я вынужден просить вас… несколько воздержаться от… обычных развлечений. — На секунду в его глазах мелькнула брезгливость и тут же надежно спряталась в глубине. — Я понимаю, организм ваш молодой и требует… э-э-э… разрядки. Поэтому я предлагаю вам действовать следующим образом: во-первых, ограничить количество ваших «игрушек» тремя-четырьмя; во-вторых, не доводить дело до непоправимого — я верю в силу воли вашего высочества и способность держать себя в руках, как полагается настоящему воину в походе; в-третьих, использовать вашу регенерационную камеру для восстановления их здоровья — так они еще долго смогут вам служить; и, наконец, в-четвертых, не держать «игрушки» в заточении, а отпускать в город. При необходимости всегда можно их найти и вызвать либо привести.

Я со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, еще больше насупился и выдавил:

— Почему?

— Ваше высочество, вы не должны давать пищу слухам. Если в крепости начнут пропадать подростки, рано или поздно люди узнают правду и тогда…

— Что тогда?

— Я не хотел тревожить ваш покой, но дело очень серьезное. Подавляющее большинство офицеров и гражданских руководителей высшего и среднего звена входят в кланы, оппозиционные вашему батюшке. Одна искра — и эта пороховая бочка взорвется мятежом. В этой ситуации наши с вами жизни будут стоить очень и очень мало.

— А ваша-то почему?

— Службу безопасности традиционно не любят. Нас считают псами императора. Отчасти это справедливо. При любой заварушке в первую очередь стараются нейтрализовать нас и полицию.

— Все равно! Отец не мог этого допустить! — запальчиво прокричал я. — Он не мог подсунуть мне, своему сыну и наследнику, этих… как их… ненадежных!

— Он — нет, но комплектованием войск и гражданских чиновников ведал ваш брат…

— Договаривай! Мой брат желает моей смерти?

— Упаси бог, конечно же… нет. — Маленькая, совсем крошечная заминка лучше длинных речей сказала о том, что на самом деле думает мой безопасник. — Вероятно, молодежь из оппозиционных кланов набрана не случайно и не с целью покушения на вашу жизнь. Должны же они понимать, несмотря на молодость, чем чревато для них и их близких, оставшихся дома, непослушание, а тем более мятеж. Однако молодости свойственна горячность и, как ни прискорбно, безалаберность. Нежелание просчитывать последствия… Но я уверен, ваш брат преследовал цели примирить оппозицию с вашим батюшкой. В случае триумфа отблеск вашей славы ляжет и на исполнителей.

— Хорошо. Я принимаю ваши… э-э… рекомендации. Ну, братец! Вот вернусь… велю приковать тебя в голубой… нет, в розовой спальне, возьму набор, который подарил мне граф Артур…

Мечтательно закатив глаза, я откинулся на спинку кресла. Через минуту деликатное покашливание вернуло меня к текущей реальности.

— Я могу быть свободен, ваше высочество?

Изящным жестом кисти руки я отпустил его, а сам остался в том же положении «мечтать» о будущей мести братцу. На самом деле предложение Абрама, как и зелье, тормозящее сексуальное влечение, незаметно подсыпанное им в мой кофе, было очень кстати, освободив меня от существенной головной боли — как играть принца, не занимаясь его обычными развлечениями или хотя бы их имитацией. Хотя насчет последнего есть у меня кое-какие соображения.

Надо признать, Абрам ловок. Я никуда не отворачивался во время разговора, из кресла не вставал, при первом глотке никаких дополнений в кофе не заметил, а при втором мой узор самодиагностики уже вычленил добавку, проанализировал состав и его влияние на физиологию, после чего благополучно нейтрализовал. Разумеется, разубеждать безопасника в успехе его предприятия я не стал — так мне удобнее будет играть свою роль. Пусть списывает мою сдержанность на действие зелья и свои рекомендации.

Старт прошел буднично и незаметно. Командир отряда навигаторов запросил у меня разрешение на старт, уведомив при этом, что имеет приказ стартовать ровно через сутки по земному циклу, после того как моя нога ступит на борт города-крепости. Я милостиво повелеть изволил стартовать (платочком отмашку не делал за отсутствием такового под рукой), и неспешный поход по маршруту империя Евразор — королевство Арктур с заходом в порты западного пограничного сектора империи, в три порта неприсоединившихся секторов и, наконец, в столичную систему королевства, начался. Одновременно начался мой забег… точнее, заезд с официальным смотром наиболее примечательных объектов Валькирии. Были вылизанные и вычищенные улицы жилых отсеков, громкие и слаженные «ур-р-ра!» военных, обеды, ужины и завтраки. Облет Валькирии в магическом пространстве, как ожидалось, показал, что дела обстоят далеко не так радужно, как мне докладывают, но пока я не выяснил все вживую — это не более чем мои догадки. Вывод очевиден — пора переходить на самостоятельные экскурсии без конвоя. Вернее, без охранников и свиты.

Случай, говорят, приходит на помощь тем, кто готов встретить улыбку фортуны ответной улыбкой. Я был готов и не упустил момент. Через три недели, когда официальщина подходила к концу, мы, то есть я и свита из чинуш, нанесли визит абордажникам. У них как раз шла тренировка по рукопашному бою, и я с подлинным интересом наблюдал за бойцами. Их командир стоял рядом и скучным голосом закатывал речь о том, кто такие абордажники, как вооружены, что делают в бою, на что нацелены. Говорил он явно тот текст, который привык выдавать кандидатам в это суперэлитное подразделение, зная, что из десяти тысяч только один окажется пригоден, а из десятка пригодных только один сможет пройти весь цикл обучения.

Так оно и было, поскольку, рассмотрев снаряжение воина — ранец и два слегка изогнутых почти метровых меча практически без гарды, — я пришел к выводу, что управляться с этим, казалось бы, странным в век космических технологий, звездолетов и плазменных пушек оружием способен только маг, даже хотя бы слабенький. Здесь таких принято называть экстрасенсами — сверхчувствительными. Может, я что-то упустил, но «магическая» литература, которую я бегло просмотрел на своем информике, оказалась сплошным шарлатанством. На приемлемом уровне были только техники медитаций и достижения трансовых состояний. Однако и здесь очень не хватало конкретных рекомендаций, как и в каком направлении двигаться, чтобы перейти хотя бы к основам управления магической энергией. Понятное дело — трудно описать то, что можно только прочувствовать. Так же непросто, как рассказать импотенту с рождения о сексе так, чтобы он понял, прочувствовал и… сумел повторить.

Что касается снаряжения — ранец генерировал, как здесь называют, силовое поле, обволакивающее, словно второй комбинезон, фигуру и оружие абордажника. Причем полевая структура позволяла проникать сквозь любые другие поля и отлично защищала от физических и энергетических атак. Лезвия клинков, усиленные полем, резали практически любой материал: абордажнику вскрыть мечом любую переборку или покрошить роту десантников в тяжелой броне было так же просто, «как два байта переслать по широкому каналу». Противостоять таким воинам могли только им подобные.

Снаряжение долго и терпеливо, путем продолжительных медитаций, индивидуально настраивалось на каждого воина и действовало только в близком контакте с ним. Потому-то, теперь понял я, торпед, проникающих сквозь силовые поля кораблей, было очень мало. Ими обязательно должен управлять подготовленный человек — в данной ситуации фактически смертник. На самый крайний случай за каждым абордажником было закреплено по одной такой ракете. Такая вот суперэлита — прыгнуть с орбиты в жерло вулкана без парашюта, заткнуть его своей задницей, выжить и доложить командованию. Так они сами про себя говорят.

Сотня потенциальных магов — это очень интересно, но еще более интересен лично мне парнишка лет пятнадцати-шестнадцати, атлетически сложенный, еще немного угловатый, но уже с меня ростом и чем-то похожий на меня. Я прервал бухтение командира вопросом:

— Кто это там? На скамейке.

Капитан помялся, но ответил:

— Наш воспитанник, Макс. Сирота. Его отец служил в нашем отряде и совсем недавно погиб на тренировке — самопроизвольно отключился генератор, а мы проводили учения в космосе. Он был слишком далеко от спасательного модуля. Не хватило кислорода в комбезе.

— А что он здесь делает?

В самом начале похода сирот на борту не должно было быть по определению. В городе, конечно, проживали не только военные и техники, непосредственно обслуживающие вооружение, боевые корабли и системы жизнеобеспечения крепости, но и многочисленные гражданские лица. Кафе, рестораны, пекарни, прачечные, индустрия развлечений и сфера услуг нуждались в прорве обслуживающего персонала. Однако сирота без специальности просто так, «мимо проходя», попасть сюда все-таки не мог. Каждый человек подписывал контракт и каждый проверялся службой безопасности. Потом, со временем, появятся и безработные, которых отселят в дальние некомфортабельные отсеки общежития, будут им платить небольшое пособие и выдавать продовольственный паек.

— Мы хотим подготовить его на абордажника… для вашего высочества.

— Для меня?.. Это хорошо. А почему сидит?

Капитан опять замялся:

— Колено повредил на тренировке. Ребята соберут денег на хорошего кибердоктора и тогда… — Он явно не был уверен, что «кибер» поможет, раз не помог армейский, но, вероятно, не хотел расстраивать парня и лишать своих подчиненных надежды.

Сирота. И фигура подходящая.

— А как долго он тренировался?

— Чуть ли не с младенчества. Он уже примерно на уровне среднего бойца. Разве что колено…

— Он пойдет со мной, — безапелляционно заявил я.

Это не понравилось ни капитану, ни его подчиненным, особенно сержанту-инструктору, который явно опекал парня. Бойцы с решительным видом загородили собой мою «жертву» и посмотрели на капитана. Напряжение ощутимо росло.

— Бунт?! — взвизгнул я. — Мятеж?!

Вперед выдвинулись мои телохранители, достали пистолеты и в свою очередь загородили мое высочество своими широкими спинами. Капитан мрачно зыркнул на меня — элита, трам ее парарам! — и перевел взгляд на подчиненных, взвешивая ситуацию. Она была не в пользу абордажников. Без своего снаряжения они не имели шансов победить хорошо вооруженных телохранителей. К тому же, будучи в статусе мятежников, могли запросто оказаться на рудниках. Вместе со своими семьями. Мы ведь находимся сравнительно недалеко от метрополии.

— Макс, подойди, — позвал капитан. — Пойдешь с его высочеством, он тебе ничего плохого не сделает. Верно, ваше высочество?

Угроза была бы понятна даже настоящему принцу, но формально придраться не к чему.

— Что вы себе позволяете?! — раскричался один из сопровождавших меня военных чинуш.

— Виноват, — безразлично ответил ему командир абордажников.

— Да я тебя!.. Я тебя!..

— Молчать! — рявкнул уже я. — Это… исчерпано… ицидет. Все вон! То есть работать. Я возвращаюсь в свои апартаменты. Парень со мной.

ГЛАВА 5

У входа в свой отсек я приказал телохранителям остаться, а сам мягко подтолкнул свою «добычу» вперед.

— Но у нас инструкция… Мы обязаны присутствовать при вас, когда в отсеке посторонний… — неуверенно начал возражать старший охранник.

— Молчать! — немедленно взвизгнул я. — Я здесь главный, а не исруция! — Принц обычно в минуты гнева или истерики проглатывал до половины букв, отчего его речь становилась, мягко говоря, не очень внятной. — Я сам справлюсь! Я воин, а не пакетный шкун!

Охранники вытянулись по стойке смирно и застыли. Мы с Максом зашли в просторный тамбур, но пока массивные двери закрывались за нами, я заметил, как старший с кем-то общается по коммуникатору. Да и пусть себе. Без моего дозволения дверь можно только выломать. Тяжелым вооружением. А на такой шаг никто не пойдет. Разве что если будут уверены, что мне угрожает реальная опасность.

— Раздевайся, — рассеянно приказал я парню, а сам крепко задумался.

С одной стороны, можно сказать, что я успешно завершил внедрение, укрепление тела и слияние с магией, но с другой… Стать полностью Филлинианом деи Брасеро мне не удалось и, как я теперь понимаю, не удастся. Новое тело обладало своим темпераментом, нервными и эмоциональными реакциями. Немалую роль здесь играл гормональный баланс, способность организма продуцировать гормоны и их концентрация. Да и так называемая наследственная память тоже подспудно диктовала иные, не свойственные Филину модели поведения. Другая среда, другое воспитание, другие предки. Короче говоря, полной перекройке организм активно сопротивлялся, да и не знал я, как вместе с личностью выстроить и тело, чтобы получился полностью Филин. Уничтожить это и собрать новое по образу и подобию оставшегося в моем мире? Эту задачку, наверное, и Финь Ю решить не сможет.

Таким образом, после эмоциональной вспышки, которую я только отчасти играл, ко мне пришло четкое осознание того, что здесь и сейчас находится отнюдь не Филин. Родной брат, может быть. Но не сам оригинал. Я был троекратно благодарен учителю за то, что он с корнем выдрал из меня чужие навыки и научил заново владеть телом. Я усвоил новые навыки не только телом, но и разумом, и это очень помогло мне в процессе адаптации. Детально вспомнив свои тренировки в этом мире, я уловил ясно видимые различия в магической структуре управления телом и исполнительных механизмах. Незначительные, кажущиеся мелкими, но в то же время явно свидетельствующие о несколько иных опорных принципах слияния с магией. Один только пример. Филину приходилось искусственно повышать уровень агрессивности, используя вспомогательные методики, схожие с игрой лицедеев: «Вспомни, что ты чувствовал, когда на ребенка напала собака, а хозяин не поспешил ее унять, и ты на сцене сможешь почувствовать страх за ребенка и ненависть к хозяину собаки». Этому телу требовалось, наоборот, сдерживать агрессию и ярость, придумывать, как перенаправить их потоки в конструктивное русло.

Напряженная тишина за спиной вернула меня к реальности. Развернувшись, я увидел Макса, бледного как смерть, дрожащего от волнения и сжатого, словно пружина. В глазах отчаяние, безысходность и решимость бороться до конца. Сначала я даже не понял, что это с ним, но потом сообразил. Ага. Слухи обо мне, приказ следовать за мной, а, по логике, зачем мальчишка мог понадобиться принцу? Плюс предложение раздеваться. Все один к одному.

— Ты что себе напридумывал? Не знаешь, что в мои апартаменты в своих комбинезонах могут входить только те, кто имеет особый пропуск? У тебя такой есть? Нет. Возможно, будет, только не сейчас. В этом рундуке, — я показал пальцем на левую стену, — одноразовые гостевые комбезы. Переодевайся и иди в мой кабинет. Там поговорим.

Уже выходя в дверь, я повернулся и ехидно сказал:

— Извини… дружок. Тамбур из соображений безопасности не запирается. Не боишься, что я как выскочу, как выпрыгну?.. Ладно. Не боись. Солдат ребенка не обидит.

Буквально через минуту — эк он шустро переоделся — Макс догнал меня на пути к кабинету. Причем шел он за мной хромая, но в полной боевой готовности.

— О! — опять не сдержал я ехидства. — Чингачгук на тропе войны! Томагавк подарить? А вампум вождя апачей не хочешь? У меня есть. Топор войны выкопан, трубка мира засунута в мешок. Бей бледнолицых! Представляешь, входишь ты в тренировочный зал абордажников в боевой раскраске, в перьях, в мозолистой руке — томагавк, торс обнажен, на заднице — штаны с бахромой, а на ногах мокасины из шкуры недавно убитого лося.

Макс, видимо, явственно представил себе эту картинку, потому что покраснел, выпрямился и немного расслабился. Эх, занесло меня. Как же надоело носить эту маску! Сколько я уже не говорил по-человечески? И как только невидимки могут годами носить отвратительные маски? Свенту я не просто безмерно любил, но и уважал. Теперь уважения прибавилось. Трудный путь она избрала.

Мы прошли в кабинет, и я указал на гостевое место:

— Садись вон в то кресло. Поговорим. Небось задаешься вопросом, зачем ты мне понадобился? А вдруг просто понравился? Да не бледней ты так. Не собираюсь я тебя насиловать. Слово принца. А может, я просто впечатлился твоей трагедией и захотел бескорыстно помочь? У меня ведь лучшая в городе, а может, и в империи, киберрегенерационная камера. Что? Не стыкуется с моим образом из сплетен и слухов? А тебе не приходило в голову, что сплетни обо мне, хотя бы частично, могут не соответствовать действительности? Что головой мотаешь? А теперь чему киваешь? Ладно. Будем считать, что сначала не приходило в голову, а теперь вот пришло. Давай серьезно. Ты ведь сирота?

— Да, — хрипло ответил парень.

— Ясно. Илона!

— Да, ваше высочество.

— Принеси нам что-нибудь попить или распорядись, чтобы принесли.

— Что прикажете, ваше высочество?

— Соки какие-нибудь, минералку… Алкогольные не надо.

— Кофе, чай, матэ, сбитень?

— Нет. Этого не надо. Через… — Я прикинул по времени и взял немного с запасом: — Через четыре часа — усиленный обед: отварная птица, бульон, творог, сыр, овощи… что-нибудь легкоусвояемое.

— Слушаюсь.

— На чем мы остановились?

Вопрос я задал не потому, что упустил нить разговора, а для того, чтобы парень быстрее почувствовал себя активным участником беседы, а не пленником на допросе.

— Вы спросили, не сирота ли я.

— И что ты ответил?

— Что да. Сирота.

— Так. Хорошо. Ничего хорошего, конечно, но это я к слову. Образование у тебя есть какое-нибудь?

— Средняя школа и обучение у абордажников.

— Как успехи?

— В школе?

— И в школе, и у абордажников.

— В школе «отлично», ну и немного «хорошо». У абордажников… Н-не знаю. Серж… то есть дон Серж, наш капитан, говорил… ну-у… что уже готов взять меня полноправным бойцом.

— А чего ж не берет?

— Возраст. Непризывной. — Макс опять покраснел, словно был виноват в своей молодости.

— И сколько же тебе лет?

— Семнадцать. Почти.

— Почти? И сколько же не хватает до семнадцати?

Макс опустил глаза в пол и почти прошептал:

— Девять месяцев и двенадцать дней.

— Ясно. Хочешь, я прямо сейчас приму тебя на службу и присвою звание рядового? Это в моей власти. Я ведь главнокомандующий.

Парень отрицательно замотал головой.

— Что, не хочешь? — удивился я.

— Очень хочу. Но так будет неправильно. Я должен пройти испытание. Как все.

Это мне откровенно понравилось — парень не желает опираться на мохнатую лапу, пусть даже это лапа самого принца.

— Разрешите, ваше высочество?

Фантомное отображение холла перед моими апартаментами показывало Илону с сервировочным столиком, полным посуды и напитков. Я открыл вход и впустил секретаршу.

— Ваше высочество, простите, что прерываю вашу беседу, но дон Абрам беспокоится и просит срочно его принять.

— Мне… эта… некогда. Вот. Скажи — потом. Позже.

— Хорошо. Я передам.

Я увидел удивление в глазах Макса от резкой смены моей речи и тона. Илона удалилась, а я встал, подошел к столику и как ни в чем не бывало спросил:

— Что тебе налить?

— А-э… сок кромы и апельсина, — машинально ответил мой гость.

Я передал ему полный стакан, себе налил немного томатного и вернулся в кресло.

— Захочешь еще — наливай сам. Не стесняйся.

— Спасибо.

— Вот что, Макс. С твоей ногой, надеюсь, мы разберемся. У меня действительно лучший кибердоктор. Принц все-таки как-никак. Да прямо сейчас и начнем…

— Ваше высочество! — Снова Илона.

— Что там… эта… еще?

— Доктор Томас говорит, что выполнил ваше поручение и готов доложить.

— Да. Ага. На ловца и зверь. Пусть заходит.

Томас быстро переоделся в гостевой комбинезон и прошел ко мне. Покосившись на Макса, он легко поклонился и поприветствовал:

— Доброго дня, ваше высочество.

— И тебе того же. Вот что, доктор. Видишь этого парня? У него с коленом непорядок. Кибердоктором управлять умеешь?

— Разумеется, ваше высочество.

— Не знаю, почему, но тебе я верю больше всех. И дядя рекомендовал.

Во взгляде Томаса мелькнуло удовлетворение.

— Вот, возьми Макса и сделай ему ногу. Давай. Работай.

— Но я пришел доложить…

— Сначала нога! Парня в камеру, а ко мне через два часа. Пойду тоже прилягу. Что-то с головой не то.

— А что именно, ваше высочество? — Доктор всерьез забеспокоился.

— Нога, говорю, сначала. Потом все. Идите. Дайте полежать.

— Осмелюсь настаивать, ваше высочество, ибо не исключено, что камера может срочно понадобиться именно вам. А нога некоторое время подождет.

— Ваше высочество, — робко проговорил Макс. — Я подожду. Я правда подожду.

— Ну хорошо. Отведи гостя куда надо, включи установку и приходи.

Когда эти двое ушли, я лег, расслабился и стал думать.

Через два дня встреча с транспортами герцога. Только в этот момент многочисленные шпионы — куда ж без них? — будут иметь возможность передать своим хозяевам оперативную информацию. Представилась картинка: толпа народу регистрирует свои послания: «Где принимают шпионские данные для дома княгини Светланы?» — «В пятое окошко, пожалуйста. Здесь для принца Санчеса». Хи-хи-с, господа. Никаких скраберов, мгновенно связывающих абонентов в любой точке галактики, никаких волн пространства или телепатических передатчиков пока не изобрели. Информация передавалась или с оказией (каждый межзвездный корабль был обязан брать с собой почту), или, в экстренных случаях, с помощью курьерских беспилотников. Те могли доставить груз сравнительно небольшой массы, порядка двух сотен тонн, прыгая напрямую к точке встречи. Сверхдальние прыжки — штука опасная, поэтому, в надежде, что хоть один из них дойдет по назначению, посылали обычно минимум три беспилотника сразу с небольшим разбросом. Бывало, доходили все три. А бывало — ни одного. Поэтому подобный способ стоит очень и очень недешево.

Мне уже физически больно натягивать маску дебила-извращенца, да и вряд ли при таком «облико морале» даже с наилучшей командой управленцев получится предотвратить мятеж или хотя бы навести должный порядок. Я много думал на эту тему и пришел к выводу о необходимости постепенно изменить отношение окружающих к принцу. Неизвестно, какие сюрпризы подготовили многочисленные «доброжелатели», в том числе папенька и герцог (нельзя исключать их интересы из расклада), и противостоять им я должен не один, а с командой надежных людей. Поубивать все население крепости теоретически я могу, но уничтожать людей только за то, что они не хотят слепо повиноваться подонку, — это выше моих сил. Даже чужое, более страстное и агрессивное тело этому активно противится. Уж лучше тогда свернуться и… опять в путь меж звезд искать новый носитель.

Уйти и спрятаться в крепости не получится, да и не только в крепости. Нигде не получится. Я не умею в достаточной степени изменять свой генетический код. Если внешний облик изменить можно, то генокод — очень непросто. Можно встроить внешние накладки с требуемым кодом, как это сделали с двойником принца, но при этом во весь рост встанет маленький вопрос: а какой код использовать? Насколько мне известно, даже в неприсоединившихся секторах повсеместно используется идентификация личности по этому коду. То есть при проверке может оказаться, что такого кода не существует или его владелец уже идентифицирован совсем в другом месте. Выхода на спецслужбы, которые могли бы снабдить надежной легендой, у меня, разумеется, нет.

Обмен информацией осуществляется постоянно, в том числе и с помощью курьерских кораблей, поэтому больше чем на месяц, максимум два, скрыться не удастся нигде. Едва где-то что-то заподозрят, как тут же тысячи агентов ринутся по следам таинственного чужака с простым вопросом: «А чей ты шпион, голубчик?» И как в таких условиях можно спокойно заниматься изучением узора, добывать средства к существованию? Даже банальный грабеж для добывания этих самых средств заставит меня спрятаться намного раньше, чем в случае выявления чужого генокода.

Таким образом, позарез необходимо, чтобы дон Томас доложил герцогу при встрече, что все в порядке, но по вине некоторых некомпетентных в чужих делах личностей — не будем тыкать пальцем в дона Абрама — есть небольшие изменения в личности принца, которые скорее к лучшему, чем к худшему. А дону Абраму, дескать, хочется надавать по шее за проявленную инициативу, но никак невозможно, иначе придется раскрыть, что за «принц» околачивается в его апартаментах.

Дон Томас, легок на помине, появился довольно скоро:

— Ваше высочество, я уложил парня в камеру и задал программу лечения, хотя и сомневаюсь в ее эффективности — уж очень сложный и, я бы сказал, странный случай. Впрочем, подобные неизлечимые травмы у абордажников встречаются. Причем исключительно у них. Я читал исследование, но там ничего толкового — одни факты и умозрительные гипотезы.

— Все-таки, доктор, будем надеяться.

— Да, надежда есть. Организм молодой, крепкий… Кстати, ваше высочество, вы говорили, что чувствуете себя нехорошо, а я, как ваш личный врач, должен выявить возможные нарушения на самых ранних стадиях, тогда и лечение пойдет быстрее. Вы готовы со мной говорить? Вы ведь доверяете мне. Меня к вам направил ваш дядя, а ему вы доверяете…

Он еще некоторое время бубнил, вгоняя меня в транс, и когда решил, что я готов, задал прямой вопрос:

— Скажите мне откровенно, что вас беспокоит, я ведь ваш близкий друг.

Ага. Дружище прямо. Хотя на самом деле очень даже ничего. Похоже, доктор — человек неплохой. Единственное — фанатик своего дела. Но кто из нас без греха?

Я, словно в трансе, начал отвечать:

— Доктор… С момента перехода в крепость я чувствую себя как-то странно.

— В чем конкретно это выражается?

— Я будто бы не в своем теле. Но это так мимолетно. Глупость, конечно. А еще я стал замечать, что временами…

— Говори, мой друг. Говори. Здесь больше никого нет. Можешь быть со мной полностью откровенен. Здесь только ты и я.

— Я будто умнее становлюсь. И разговариваю гладко, как по писаному… Каким же дебилом я был раньше. Мне так стыдно!

Мой порыв свернуться в клубочек и впасть в депрессию пресек Томас. Он погладил меня по спине, приговаривая монотонным голосом успокаивающие слова:

— Я твой друг. Я помогу. Я никогда тебя не предам. У тебя еще будет много-много друзей. Расскажи мне, что тебя беспокоит. Очисти себя. Расскажешь — и сразу станет легче.

Я легонько вздохнул и продолжил полусонно-спокойным голосом:

— Некоторые мои поступки сейчас кажутся мне глупыми и отвратительными. Я не знаю, почему я так делал. Но это делал, безусловно, я, и мне стыдно. А иногда не стыдно и хочется поступать как раньше. Очень хочется. Раньше я не мог и дня прожить без новой игрушки, а теперь они мне почему-то не нужны. Но я же не мог так измениться.

— Тихо, тихо. Все хорошо. Это после оздоровления, к тому же ты взрослеешь. Это нормально.

Дон Томас озабоченно нахмурил брови и задумался:

— Константин… Ты ведь позволишь себя так называть, когда мы одни?

— Да. Так лучше.

— Константин, ты по-прежнему испытываешь влечение к подросткам — мальчикам и девочкам?

— Да, доктор. Но очень слабое. Меня не сводят с ума чувственные желания, как раньше. Я… я стал почти равнодушен к ним.

— Константин, припомни, пожалуйста, с какого момента ты почувствовал изменения в себе.

— Не помню.

— Постарайся, Константин, — мягко поднажал доктор, и я пошел ему навстречу:

— Кажется, после визита дона Абрама.

— В день прилета?

— Да.

— Теперь вспоминай в мельчайших подробностях эту встречу.

Я рассказал все. Вплоть до формы потека кофе на чашке безопасника.

— Еще раз: что он сделал левой рукой? Ты можешь повторить его жест?

А доктор — умница. Я тоже понял, в какой именно момент дон Абрам подсыпал мне зелье в кофе. Жест был отвлекающим. Непроизвольно я перевел взгляд на его руку, и он держал мое внимание несколько секунд. Вот ведь фокусник. Манипулятор. Однако неплохо здесь развиты немагические способы воздействия.

— Он сделал вот так. — Я неуклюже повторил жест дона Абрама.

— Так-так-так. Отлично. На счет «три» ты проснешься и забудешь наш разговор. Ты будешь помнить только то, что мы говорили о лечении ноги Макса. Ты принц и всегда им был. Чувство неловкости связано с твоим взрослением и ответственностью за исход мероприятия. Ты уверен в себе. Ты мне веришь и всегда будешь верить…

Томас опять поставил ментальный блок на свое воздействие и начал считать:

— Раз. Два. Три.

— Так что там Макс, дон Томас?

— Будем надеяться на лучшее, но у него профессиональная травма абордажников. Он пролежит в камере три часа. Если это вообще возможно, то кибердоктор его вылечит. Как вы себя чувствуете, ваше высочество?

— Прекрасно. Не знаю, что на меня нашло. Но уже все в порядке.

— Тогда, может, займемся делом? Я уже говорил, что выполнил ваше поручение…

— Хорошо. Докладывайте.

Я решил, что максимум за час мы всяко справимся, тем более в подробности вникать я принципиально не буду.

— Вы как хотите: чтобы я доложил о каждой кандидатуре, или сначала мои рекомендации по управляющему вашим, так сказать, штабом?

— Кандидатуры доложите этому начальнику штаба. Ему работать с ними.

— Но одна из кандидатур, кроме самого управляющего, должна быть утверждена лично вами.

— Это кто?

— Начальник службы безопасности.

— Говорите.

— Как ни странно, но наиболее подходящим кандидатом на этот пост является… дон Абрам. Я могу показать вам выкладки, на основе которых я пришел к такому выводу.

— Не стоит. Я в них все равно ничего не понимаю.

— Тогда поверьте на слово — это умный, лояльный вашему высочеству и государю императору человек, хороший профессионал, но совершенно без протекции. К тому же его нелюбовь к кровопролитию и предпочтение профилактических мер создали ему репутацию недалекого и простоватого служаки. А это далеко не так…

— Дон Томас! Прекратите меня убеждать! Я вам верю!

Доктор снова внимательно и с удовлетворением посмотрел на меня.

— Если вы говорите, что он лучший, значит, пусть себе командует дальше. Что с управляющим?

— А вот с управляющим я даже не знаю, — с явным сомнением в собственном решении сказал Томас. — Это… ваша секретарша Илона.

— Илона?! — Я неподдельно удивился. — Она же… это… молода же совсем!

— Она блестяще окончила два факультета столичного университета, учась одновременно на обоих. Имеет небольшой опыт управленческой работы…

Доктор замолчал и снова впал в задумчивость.

— Так что вас пугает? — поинтересовался я.

Томас искренне пожал плечами:

— В том-то и дело, что ничего, кроме… индекса лояльности.

ГЛАВА 6

— А что не так с индексом?

— Дело в том, что материалы ее досье содержат допустимую величину в пятьдесят процентов. То есть на грани неблагонадежности. Однако, перепроверив расчеты на основе исходных данных, я получил результат в… двадцать пять процентов. Ровно вдвое ниже указанного. Как она вообще могла оказаться секретарем при вашем высочестве с таким индексом, уму непостижимо. Ей, по логике, даже площадь перед дворцом мести доверить нельзя. Между тем она здесь, и в должности, позволяющей… скажем так, сделать много… нехорошего.

— А есть другие кандидаты?

— Есть еще двое, но они будут на порядок ниже по эффективности.

— Значит, ее надо уговорить. Я даже знаю, кто это сделает.

На лице Томаса мелькнуло сомнение в моей умственной полноценности, точнее, уверенность в неполноценности. Понятное дело, в роли убедителя девушки он видел только себя.

— Ты, дон Томас.

Доктор расслабился и едва заметно вздохнул с облегчением, пытаясь проанализировать мое обращение на «ты». Принц не утруждал себя вежливостью, однако его «тыканье» разделялось на два прямо противоположных полюса: к одним он так обращался просто по причине своего хамского характера, к другим — из дружеского или близкородственного расположения. Удивительно, но сестер своих он любил, хотя и считал, не без оснований, набитыми дурами, озабоченными сплетнями, перемыванием косточек кавалерам, тряпками, украшениями и балами. Те на него злились, считая, что даже к членам своей семьи настоящие благородные люди должны обращаться исключительно на «вы», и не понимали, что таким образом принц выказывает им если не любовь, то дружеское расположение. Очень немногих людей в империи принц называл на «вы». Тех, кого уважал: например, отца — императора и дядю — герцога Манфреда. Последнего, правда, все чаще на «ты», включив фактически в ближний круг.

Ничего, пусть поразмыслит, то ли сработали его сеансы гипноза, то ли я по-прежнему вижу в нем всего лишь слугу.

— Что ж, ваше высочество, я постараюсь с честью выполнить возложенную на меня миссию.

— Ага. Давай… это. Выполняй миссию.

— Прошу вас только сообщить донье Илоне, что, разговаривая с ней, я выполняю ваше поручение.

Я вызвал на связь секретаршу.

— Слушаю, ваше высочество.

Я с новым интересом присмотрелся к ставшему уже привычным образу девушки. Кто бы мог подумать, что за приятной внешностью типичной курицы скрывается незаурядный ум и блестящее образование. Правда, если присмотреться, чего я, к своему стыду, не сделал раньше, возникает странное впечатление, будто образ старательной, но недалекой красотки создан специально и весьма искусно.

— Илона, сейчас… э-э-э… — Я покосился на доктора, и тот, поняв мое затруднение, показал пальцами — один. — В общем, через час к тебе подойдет дон Томас и переговорит с тобой. По моему поручению. Все, что он скажет и… предложит, мной одобрено.

— Хорошо, ваше высочество.

А секретарша явно насторожилась.

— Я вас оставлю, ваше высочество? Мне надо подготовиться к разговору. С вашего разрешения, я попрошу Илону через пару часов прислать кого-нибудь из дежурных врачей проверить состояние здоровья Макса.

Я наконец-то остался один. Пациент уже усыплен, Томас ушел — некому стать свидетелями предстоящего безобразия. Впервые после внедрения я собирался заняться исцелением не себя, а другого человека, и как там оно пойдет — неизвестно. А вдруг я утратил способность воздействовать на других и с настоящим принцем у меня получилось только потому, что мною управлял узор переноса личности? Или вдруг, кроме боевой магии, во мне ничего не осталось, то есть при переносе я потерял базу эталонных узоров органов? А вдруг в этой неприятной ситуации я не смогу исцелять путем полного слияния? А вдруг?..

В общем, в помещение камеры я входил с нешуточным волнением. Все эти «вдруг» хороводом кружились вокруг меня, нашептывая всякие гадости, сбивая с настроя. Полагаю, и наследственная память моего носителя подбросила дровишек в костер неверия в себя: дескать, магии не бывает, потому что ее не может быть, а все ее проявления суть антинаучный бред, фокусничество или злостное шарлатанство. Не более чем способ вытянуть денежки из кошельков доверчивых простаков.

Я подошел вплотную к телу Макса, но капсулу открывать не стал. Все равно — либо получится, либо нет. Пара глубоких вздохов — и волнение улетучивается, словно его и не бывало. Легкий транс, настолько привычный, что я уже не могу отличить, когда я в нормальном состоянии, а когда в трансовом, — следствие слияния с магией. С другой стороны, зачем отрезать свое сознание от дополнительных, изумительно красивых и изменчивых красок мира, которые открываются в этом состоянии? Да, работать при этом приходится гораздо больше, фильтруя многократно возросшие объемы информации, но и структура тела у меня уже не та, что раньше. Расход энергии восполняется значительно быстрее и не требует специальных усилий, как было в самом начале пути, когда приходилось тянуть нити из магии. Теперь это стало так же просто, как дышать.

Стоило сосредоточиться на работе, как страхи развеялись, словно утренний туман. Я привычно сформировал и запустил в спящее тело узор полной диагностики. Парень был практически здоров, исключение составляли перепутанные и кое-где пережженные линии магической структуры коленного сустава. Это самое нарушение как раз и не давало суставу правильно регенерировать, упорно возвращая физические ткани в состояние, соответствующее деформированной магической структуре. Чтобы выправить повреждение и дождаться полного закрепления положительного результата, потребовалось чуть больше двадцати минут. Там, у себя, я делал такие операции гораздо быстрее, но здесь откровенно наслаждался привычным делом и, признаюсь, немного растянул удовольствие. Тем более парню это ничуть не повредило.

Кибердоктор, лишившись работы на самом интересном месте, обиженно звякнул, информируя об идеальном здоровье пациента, и отключился. Я не стал ничего трогать — для Макса поспать часок-другой будет нелишним, — а сам подсел к информику и стал просматривать досье Илоны. Не верилось мне, что доктор добьется успеха. Психолог он, конечно, хороший — дай ему пару недель, и он непременно договорится с девушкой, но, боюсь, в моем распоряжении не больше двух-трех дней.

Воспользовавшись нитью, я прошелся поисковым узором по телу находящейся в своей комнате секретарши и выявил маленький изящный флакончик на тонкой золотой цепочке, висящий между аппетитными грудями. В таких склянках некоторые верующие носят святую воду. Немного, миллилитров десять. Вот только жидкость во флаконе Илоны была далеко не святой. Скажу прямо — такого убойного яда я еще не встречал. Минуты три потребовалось, чтобы разложить яд на составляющие и с помощью идеального моделирования структур выявить принцип его действия. Не буду вдаваться в подробности, но тому, кто проглотит хотя бы каплю, даже кибердоктор не поможет. Разве что потенциальный употребитель уже будет лежать в регенерационной камере, а кибердоктор — держать наготове противоядие. И, похоже, долго раздумывать, кому она собралась преподнести этот яд, не придется.

Об этом же свидетельствовали и данные из досье Илоны. Не предусмотренная планом похода встреча с транспортами и связанная с этим событием некоторая неразбериха, обусловленная погрузкой, разгрузкой, приемом на борт новых людей и увольнением нерадивых, дает девушке шанс выполнить свою миссию и уйти живой. Если она и впрямь умна, такой шанс точно не упустит.

При этом о ее замысле ни в коем случае нельзя говорить Томасу. Он не смирится и непременно доложит дону Абраму, а это проблемы, причем серьезные. Тот тоже не сможет просто проигнорировать информацию, и тогда прощай, команда, — взаимное недоверие и слежка не лучший стимул для совместной продуктивной работы.

Решать нужно быстро, прямо сейчас, а для этого необходима шоковая терапия. Во что бы то ни стало следует разбить призму ненависти к императорской семье, сквозь которую Илона с недавних пор смотрит на мир. Недаром говорят: «Ослеплен ненавистью». Люди гораздо более опытные, мудрые и устойчивые, чем Илона, порой не способны отгородиться от своих эмоций, чтобы начать мыслить конструктивно и непредвзято. Их поле сознания настолько сужается, что они видят только объект мести, словно мишень в оптический прицел, и еще пути утоления своей жажды уничтожить цель, не останавливаясь даже перед убийством ни в чем не повинных людей, препятствующих по каким-либо причинам исполнению их планов.

Мне позарез требовалось, чтобы Илона хоть на минуту взглянула на себя со стороны и начала мыслить разумно, а еще лучше — прагматично. Ненависть, бог с ней, пусть остается, главное, чтобы она поняла и приняла — пока наши цели совпадают, следует работать на меня, а не против. И я упорно искал, за что зацепиться. Искал в ее досье, в данных о ее семье, ковырял доступное прошлое — источники богатств и титулов. Нет, на шантаж я не рассчитывал. Он здесь не пройдет и только укрепит ее решимость продолжать необъявленную войну. Ни в коем случае не шантаж. Согласие должно быть добровольным и только таким. Боюсь, что откровенно — не до конца, конечно, — поговорить с ней придется самому, а пока пусть Томас все-таки поработает. Хотя бы подготовит почву и предварительно настроит на нужный лад.

Отделив часть сознания, я направил его в комнату Илоны, чтобы послушать и понаблюдать за беседой, благо уникальные признаки магических структур обоих уже давно запомнил и мог в любой момент узнать, где они и чем занимаются. Поначалу, как и ожидалось, ее очень удивило предложение, озвученное Томасом, затем, немного оклемавшись, она стала усиленно думать, анализировать, прогнозировать… Беседа скатилась к намекам, полунамекам и недоговоренностям, окончившись в итоге ничем. Моя секретарша решила отказаться от сомнительной чести, а доктору так и не удалось переломить разговор в нашу пользу.

Доктор ушел весь в раздумьях, а девушка, хоть и немного, но тоже была выведена из равновесия, что очень даже хорошо. Упускать момент было нельзя, и я немедленно вызвал ее по коммуникатору:

— Илона, зайдите и прихватите зеленый чай с жасмином. — Ее любимый напиток, как следовало из досье.

Спустя пять минут девушка вкатила столик с пузатым чайником, прикрытым полотенцем, сахарницей, набором печенья и конфет, вареньем нескольких сортов и одинокой фарфоровой кружечкой на блюдечке. Я указал на столик в углу кабинета, вокруг которого стояли три мягких, обитых красной кожей кресла. Она быстро и аккуратно все расставила и повернулась ко мне, ожидая разрешения удалиться.

— Илона, присядьте. Нам надо поговорить. Чай, кстати, для вас.

Илона настороженно присела, но к чаю не прикоснулась и молча смотрела на меня, ожидая продолжения разговора. Ну о чем, по ее мнению, мог с ней говорить принц? Наверняка какое-нибудь гнусное предложение посетило его дурную голову, а дон Томас выполнял роль наемного работорговца, поманившего девочку сладкой конфеткой в виде престижной должности.

Я, в свою очередь, тоже молчал и, не скрываясь, пристально рассматривал свою секретаршу. Навскидку, судя по ауре, она совершенно здорова. Великолепно развитое тело, слюноточивая для мужчин фигура, милое лицо. Тогда откуда у нее в глазах отчаянная решимость безнадежно больного человека, твердо вознамерившегося выполнить свою миссию и умереть? Где та весело смеющаяся девушка из образа двухлетней давности, зафиксированного где-то на пляже: загорелая, с тяжелой гривой волос и белозубой улыбкой? Распущенные волосы идут ей больше, чем корона из косы. Понимаю, казнь отца и брата за подготовку мятежа не могли добавить ей радости, но жизнь-то продолжается. А родные должны были знать, чем рискуют, и Илона тоже должна все понимать и за прошедшее время смириться с поражением. Хотя если и жених сложил голову — поводов для мести убийцам у нее более чем достаточно. Утраченная любовь и ненависть ослепляют вдвойне.

— Вы не могли бы оказать мне любезность, донья Илона… — прервал я затянувшееся молчание. Девушка подалась вперед, демонстрируя готовность сделать для моего высочества все что угодно, — …и поделиться своими планами? Когда вы собираетесь угостить меня вашей отравой? Сегодня или завтра?

Похоже, трюк удался и окончательно вывел девушку из равновесия. Еще бы. Только что ее уговаривали занять высший пост в крепостной иерархии, но не прошло и десяти минут, как обвиняют в попытке покушения на жизнь особы императорской крови.

— Я не понимаю, о чем вы, ваше высочество…

— Бросьте, донья. Умная девушка с индексом лояльности ниже двадцати пяти процентов рядом с наследником престола из ненавистной императорской семьи. Может, вы лично и не прикладывали ни малейших усилий, чтобы добиться такого положения, но каким-то образом ваши чаяния совпали с планами моих недоброжелателей. В результате — вы здесь. Только руку протяни, капни в кофе одну-единственную каплю — и можно сказать, что отец, брат или жених достойно отомщен. Не так ли? А смерть вас не страшит. Еще одна капля — и покой забвения навсегда укроет вас от вони этого подлого мира.

— Я… вас… не понимаю, — пересохшими губами выдала она еще одну попытку откреститься от всего.

— В горле пересохло? Попейте чайку. — Я лично налил чай в свою кружечку и подал ей.

Она взяла и машинально залпом выпила, видимо, даже не почувствовав вкуса, настолько была ошеломлена. Потом вдруг опомнилась и, по-прежнему держа чашку в руках, прислушалась к себе.

— Не беспокойтесь, яда там не было, — ехидно прокомментировал я. — Вы ведь знали, что в любой момент сможете мне, тупому уроду, его подсунуть, потому и носите постоянно с собой. Не так ли?

Это было последней каплей. Ужас разоблачения, бессильная ненависть, боль и тоска из-за провала плана полностью выбили Илону из колеи, и она в истерике судорожно рванула цепочку, доставая флакон с ядом, но я был настороже и моментально среагировал, попытавшись отнять склянку. Однако девушка с силой и стремительностью отчаяния гибко извернулась и довольно технично ударила меня ногой в грудь. Да она бы все ребра мне переломала… если бы попала. Повернувшись вполоборота и немного отклонившись назад, я пропустил ногу в сантиметре от груди и тут же нанес несколько легких ударов, почти касаний, по точкам «ци». Девушка замерла, обездвиженная, и мне пришлось, аккуратно придерживая, опустить ее обратно в кресло. Затем я, уже не спеша, разжал ее кулак и вытащил флакончик. Илона смотрела на меня с ужасом и обреченностью, но не могла ни пошевелиться, ни заговорить.

Все, клиент созрел. На всякий случай я решил немного усилить эффект и демонстративно плеснул в чашку чаю, открыл пробочку и капнул пять капель:

— Если я правильно понимаю, такой дозы достаточно, чтобы отправить на беседу к апостолу Петру взвод десантников? — После чего спокойно выпил чай до дна и даже перевернул кружку, чтобы показать — ничего не осталось. Немного подумал и на всякий случай, вдруг и того, что осталось, достаточно, чтобы убить кого-нибудь, ребром ладони разбил отравленную посудину вместе с блюдечком чуть ли не в мелкую пыль. Продемонстрировал Илоне чистую, без малейших порезов руку и, нажав еще одну точку «ци» на теле девушки, вернул ей свободу движений.

— Яд, если я правильно понимаю, мгновенного действия. Как видите, на меня не действует. Ваш план изначально был обречен на провал.

— Но… к-как? — в полнейшей прострации спросила она, чуть заикаясь.

— Вы что-нибудь слышали про царя Митридата?

Илона машинально ответила:

— Читала. В детстве.

— Тогда объяснения не требуются?

Он помотала головой, не отводя остекленевшего взора от осколков посуды. Пора возвращать ее к реальности.

— А знаете, кто патронировал заговор вашего отца, в результате которого ваша семья лишилась графского титула и всего имущества? Ну откуда же вам знать. Это был герцог фон Вальдер, приближенный моего младшего брата Санчеса. Теперь герцог чист, а ваши родные оказались на плахе. Еще более интересно, кто же стал новым графом де Стреза. И этого вы не знаете? Мне тоже удивительно, но это… дон Сергей, третий сын герцога фон Вальдера. Забавно, не правда ли, как все удачно сложилось для этой семейки? Но, как видите, они про вас не забыли. Скорее всего, с их подачи вам предложили должность секретаря при моей особе. Нашли дурочку, готовую ради их интересов пожертвовать своей жизнью. Даже платить за наемное убийство не требуется — представительница разоренного семейства с энтузиазмом все сделает сама и даже яд на последние деньги купит. Ну разве что помочь ей найти продавца. Кругом сплошная прибыль. Мне, откровенно говоря, трудно назвать ее чистой. Может быть, вы мне объясните, откуда у вас такая жертвенная любовь к герцогу и, в конечном итоге, к моему братцу? Вы в своих девичьих мечтах видите его на троне империи?

Девушка немного ожила, и ее ненависть явно сменила цели. Во всяком случае, приоритеты в отмщении поменялись точно, а мне пока большего и не надо. Теперь пора напомнить, что только со мной она сможет реализовать новые планы, которые уже потихоньку и даже независимо от ее воли стали кристаллизоваться в разуме.

— Вы же умная образованная девушка. Я в толк не возьму, как вы могли забыть о последствиях ваших действий? Или вам плевать с высокой колокольни на судьбы более полутора миллионов человек?

— При чем тут они? Я! Я во всем виновата, и только я должна отвечать! — запальчиво вскричала девушка, по сути, признавшись во всем.

— При чем? Вы хотя бы знаете, кто собран на борту этого города? Имена фон Марковых, де Вальяров, бояр Чвановых о чем-нибудь говорят вам?

Надо отдать ей должное, смекнула она быстро:

— Так они все здесь?

— И не только они. Большинство наследников старых родов из оппозиции здесь. Одна капля из вашего флакона в мой кофе, и весь экипаж вместе с семьями — убийцы наследника престола. Ах, какой подарок герцогу фон Вальдеру, моему братцу и… любящему папочке тоже! Одним махом уничтожить оппозицию, перешедшую все грани дозволенного. Всех под корень! Как вам такой поворот? Вы этого добивались? Убить принца, виновного только в том, что он — член императорской семьи, и сделать большой подарок истинным убийцам ваших родных?

Илона смотрела на меня во все глаза и думала, думала, думала. Оснований не верить мне у нее не было. А картина рисовалась далеко не радостная. Одно дело, когда в экипаже, верном императору до гроба, затесался единственный шпион, — он за все и ответит. Другое дело, когда всех без исключения можно с легкостью обвинить в заговоре. Я не стал ей рассказывать подробности и описывать предстоящие репрессии. Она сама прекрасно все домыслит и поймет. При этом я не обольщался — очень даже возможно, что ненависть ко мне лично никуда не уйдет и получит новую пищу. Но это потом. Может быть. А может и не быть. Сегодня и сейчас она мне нужна, и я сделаю все возможное, чтобы добиться ее согласия работать… собственно, больше на благо города и его жителей, чем на меня, и это она тоже должна в конце концов понять.

Не заморачиваясь с поиском посудины, я сел в кресло и стал не спеша прихлебывать остывший чай прямо из носика чайника. Ну и манеры у меня. А еще прынц! А еще шляпу надел и в очках! Ни шляпы, ни очков на самом деле у меня не было, но само выражение очень понравилось. Перелопачивая в ускоренном режиме, как на тренировках с Финь Ю, горы информации в информике, я знакомился не только с научными представлениями этого мира, следует признать, довольно поверхностно, но и не пропускал достижения в области художественной литературы, изобразительного искусства, театра и прочего. Любовные и рыцарские романы, пьесы и постановки тоже читал и смотрел — они во многом вольно или невольно отражали «времена и нравы».

— Вы меня сдадите дону Абраму? — Вопрос скорее риторический — стал бы я с ней время терять, если бы собирался так сделать.

О, легок на помине. Сигнал коммуникатора передал просьбу о связи от главы службы безопасности. Я отошел к столу, немного расстегнул комбинезон и растрепал волосы.

— Что тебе… э-э-э… дон Абрам?

— У вас очень долго находится донья Илона. Я хотел бы узнать, все ли с вами в порядке.

— Гы… ага… в порядке все. Не мешай. Пока.

Я отключил связь и вернулся на свое место поближе к чаю и печенью. Что-то я проголодался. Надо будет сказать Илоне, чтобы и на меня рассчитывала, когда подаст обед для Макса. Ах да, я же не сказал, что еда — для парня. Ничего, успею еще.

— Так что вы скажете? — Я будто не слышал или «забыл» вопрос Илоны.

— О чем?

— О моем предложении возглавить руководство города-крепости в должности… э-э-э… главного диспетчера, координатора или директора?

— И вы после всего?..

— Преданных людей всегда мало, и, увы, их далеко не всегда хватает на все посты, где они были бы не только верными, но и компетентными работниками. Приходится опираться на, скажем так, менее преданных, но умелых. К тому же вы прекрасно осознаете, что работать будете в основном для обитателей города-крепости, а не персонально для меня. Мне одному много не надо, а голодные бунты из-за паршивой организации городского хозяйства и служб снабжения можно спокойно подавить с помощью десантников и полиции. Главное — приложить минимум усилий, чтобы они были сыты и довольны. А это тоже не потребует много времени.

— Но почему я? Настоящая мятежница? Абсолютно вам не преданная?

— Вы — лучший выбор, а отбор проводил дон Томас, звезда, можно сказать, первой величины в этих вопросах.

— Что-то я не видела этой звезды на нашем небосклоне.

Ого! Уже шутит? Хороший признак.

— А вы так-таки всех знаете?

— В области управления персоналом и отбора кадров — всех, — серьезно заявила Илона.

— Так, наверное, знаете, что некоторые звезды меняют свой блеск на тусклое свечение в отдельных лабораториях, скрытых от глаз общественности, за возможность плодотворно работать в избранном ими направлении.

— Да. Есть и такие.

— Так какой будет ваш ответ?

— Я все-таки хочу до конца разобраться, почему вы выбрали меня? — спросила девушка, глядя мне прямо в глаза, словно хотела увидеть и вывернуть наизнанку мою душу. Мне даже показалось, что она была недалека от успеха.

— Все просто. Мы в данный момент в одной лодке. Во всяком случае, пока не прибыли в королевство Арктур, но до этого нам еще не мешало бы дожить, и желательно всем.

— А что потом?

— А когда наступит «потом», тогда и будем решать.

— Не получится ли так, что решать будете вы, а отвечать я? Или не получится ли так, что наш поход несет тому же королевству Арктур неисчислимые бедствия?

— Что касается неисчислимых бедствий, я могу поделиться с вами страшной тайной короны. Цель действительно засекречена, так что, каков бы ни был ваш ответ, прошу ее не разглашать. А летим мы туда только для того, — я понизил голос до таинственного шепота, — чтобы завоевать, — я округлил глаза и приложил палец к губам, — сердце и руку дочери тамошнего короля. Ни больше, ни меньше.

Приятно было видеть ошеломление на лице Илоны.

— Так наш поход… — с изумлением сказала девушка, на секунду запнувшись, — всего лишь свадебный кортеж?! А я-то думала!..

Я не стал допытываться, должны ли мы были, по ее мнению, завоевать неприсоединившиеся сектора или взорвать ядро галактики, но и ежу стало понятно — моя смерть, как выяснилось, ничьих судьбоносных планов, касающихся жизни и смерти целых народов, отнюдь не порушит.

— А что касается моего вмешательства в ваши дела… Обещаю. Слово принца, что не буду вмешиваться в вашу работу, однако стратегически важные вопросы прошу согласовывать со мной.

— И у вас не возникнет соблазна все-таки настоять на своем, если вам покажется, что вы лучше меня знаете, как нужно действовать?

— Не возникнет. Я хорошо знаю уровень своей компетенции в области организации и управления. Тем не менее настаиваю на одном.

— На чем же?

— На праве спорить с вами.

— У меня последний вопрос…

Я кивнул.

— Вы… принц?

Давно ожидаемый вопрос. Я продемонстрировал совсем не то, соответствующее слухам, поведение, к которому привыкла девушка, и закономерно, что у нее возникло подозрение, а не засланный ли я казачок? Илона уже приняла решение — об этом говорили моторика, мимика и эмоциональная окраска ауры. Осталось честно ответить. И я, ни на минуту не усомнившись… соврал:

— Да, я принц. Не двойник. Представляете скандал, когда бы выяснилось, что свадьба и первая брачная ночь у невесты была с двойником? Женщин в постели не обманешь. Вы ведь это знаете лучше меня.

Илона машинально кивнула, глядя на меня во все глаза.

— А то, что с вами наедине я иной, нежели на людях, так это обычное дело. Мы все носим маски, а во дворце без этого не выжить. Кто будет ждать подвоха от идиота-извращенца и строить изощренные козни? А от примитивных гораздо легче отбиваться. Даже наш с вами поход показывает, насколько меня и в грош не ставят. Вы же сами видите, как все топорно организовано. По принципу «чем проще, тем меньше вероятность сбоя». Значит, мое поведение все эти годы, слухи и сплетни, вся эта кулуарная грязь — сработали так, как нужно мне.

— Ваше высочество, я должна подумать над вашим предложением.

Я бросил ей на колени флакончик с остатками яда:

— Подготовьте приказ на право ношения этого вещества. Обоснование придумаете сами. Я подпишу. В случае положительного решения прошу подготовить на себя приказ о назначении вас на должность… вам виднее, как она будет называться, с максимально широкими полномочиями. И за вами будет подбор команды. Включая командование родами войск и главнокомандующего. В этих вопросах я попрошу взаимодействовать с доном Томасом — у него уже подобраны кандидатуры с обоснованиями.

Илона встала, немного помялась и все же не удержалась от еще одного вопроса, ответ на который явно знала сама:

— А зачем вы разыграли комедию с расстегнутым комбинезоном перед доном Абрамом?

— Так ясное же дело, — широко улыбнулся я. — Зачем службе безопасности мучиться размышлениями, как вам удалось добиться от меня такой должности?

Илона вышла, а мне на передышку осталось несколько минут. Скоро подойдет дежурный врач и выпустит Макса из регкамеры. Еще один разговор. Надеюсь, тут будет попроще. Тьфу ты, забыл сказать Илоне про усиленный обед для себя, любимого.

ГЛАВА 7

Развалившись в кресле, я не без любопытства ждал появления Макса с дежурным врачом. Интересна реакция доктора на чудесное исцеление пациента. Чудесное — однозначно, доктор обязан досконально знать возможности камеры, которой должен пользоваться. Могли, конечно, мне подстроить бяку и в этом, подсунув некомпетентного специалиста, но сомнительно. Слишком уж мелко.

Двери открылись, и в кабинет прошли двое: Макс и доктор. Причем если Макс шел с удивленно-недоуменно-восторженно-радостным выражением лица, немного подпрыгивая, явно проверяя реакцию своего колена, то доктор прошмыгнул тенью, словно мышка за сыром. Небольшого роста, кругленький, лысенький мужчина в жутко старомодном, но почему-то ужасно популярном в кругах творческой интеллигенции пенсне со шнурочком. На носу оно держалось, впрочем, довольно уверенно благодаря вполне современным креплениям. Можно даже сальто крутить — не свалится. А были и любители лорнетов, моноклей и прочей оптической экзотики. Дескать, орлиное зрение при современном уровне развития медицины каждый дурак может иметь, а позволить себе носить на носу подобное украшение — как раз не всякий, а это многое говорит о статусе персоны. Некоторые предпочитали носить очки с простыми стеклами. Для солидности.

Доктору плохо удавалось скрыть волнение и полнейшее непонимание ситуации. Он посматривал на бывшего пациента, как на подопытную крысу, умудрившуюся пробежать сложный лабиринт, удрать из клетки, залезть к шефу в сейф, выкрасть описание проекта и продать его конкурентам за порцию «Рокфора». Препарировать бы, но пока нельзя. А как только станет можно… Ух!!!

— Вот, ваше высочество. Наш пациент. Полностью здоров. Я проверил. Провел полную диагностику. Это невероятно! Я знаю аппаратуру — таких результатов теоретически можно было ожидать, но настоль…

— Ты… эта… молодец… эскулап. Хорошо поработал. Премию дам… прям щас. Эй, Илона!

— Но я здесь вовсе ни при чем, — не очень громко заблеял мгновенно вспотевший и покрасневший врач.

Он прекрасно понимал, что все его заслуги выразились только в выключении аппаратуры и открывании камеры, но возражать самому принцу, да еще отказываться от незаслуженной награды… Страшно. А ну как разгневается? Эскулап мгновенно забыл про пациента — своя рубашка ближе к телу — и стал лихорадочно придумывать, что ответить коллегам на закономерные вопросы: каким образом ему удалось вылечить травму абордажника.

— Слушаю, ваше высочество. — Над столом проявился фантом моего пока еще секретаря.

Левый глаз ее был слегка прищурен и смотрел, будто в прицел баллистического снайперского комплекса.

— Доктору половину оклада за работу. И эта… где мой обед?

— Слушаюсь. Сию минуту будет подан.

— О, ваше высочество, это, право, лишнее. Мой долг — наблюдать за вашим здоровьем и теми…

— Давай-давай. Премия у секретаря. Топай давай. Мне обедать пора, и с парнем пообщаться надо. Коленку вылечил — и молодец. Кто же ее еще мог вылечить? Только ты. Я не сомневаюсь. Ты ж его привел здоровым. Ты ж доктор. Вот и молодец. Все. Иди давай.

Врач, отвешивая поклоны и пятясь, словно перед падишахом, тихо и быстро растворился без осадка в полумраке коридора.

Я предложил парню присесть, посмотрел на него задумчиво и печально, помолчал и наконец тихо проговорил:

— Вот, стало быть, каким образом ты, Макс, повредил ногу.

— Каким?!

— Тебя что-то удивило, челюсть с лязгом рухнула на коленку и повредила сустав.

Рот Макса с клацаньем закрылся, а сам парень покраснел, как девственница в руках ловеласа, лишившись последней одежды.

— Я ведь говорил про маски, которые нам приходится носить? Говорил. Вот и мне приходится выглядеть при посторонних придурком-педиком.

— При посторонних? — А он соображает. С ходу выделил главное в моих словах.

— Вот что, Макс… Как коленка, кстати?

— Спасибо огромное, выше высочество! — оживился парень. — Ничего не болит, и чувствую себя просто великолепно! Но чем я заслужил такое… внимание?

— Понимаю твое беспокойство. Не потребую ли взамен нечто, противоречащее твоему пониманию морали и нравственности? Нет, не потребую. Скажу прямо — мне нужны доверенные люди. Твой отец был абордажником, и ты без пяти минут абордажник. Можешь сказать командиру, что после успешных испытаний я готов подписать твое назначение, не дожидаясь, пока ты достигнешь необходимого возраста. И независимо от результатов нашего с тобой разговора. Насколько мне известно, понятие чести абордажника включает безусловное хранение личных тайн своих товарищей, взаимопомощь и взаимовыручку. «Сам погибай, но товарища выручай». Не так ли?

— Да. Это еще Александр Васильевич Суворов говорил. Был такой полководец во времена…

— Макс. Историю я знаю, и про генералиссимуса много чего читал. Не надо повторяться.

— Простите.

— Мне нужен помощник и… напарник.

— Напарник? Я?

— Именно. Ты же видишь, я еще далеко не старый пень, чтобы иметь кучу друзей, доказавших свою верность и преданность. Когда, ты думаешь, обзаводятся такими? Вот именно. Здесь я в силу не зависящих от меня причин остался совсем один. Есть только тьма врагов, мечтающих меня погубить. И это бы ладно, дело привычное. Сколько раз уже на меня «случайно» что-то падало с высоты, достаточной для убийства. Или в еде и питье бывало больше яду, чем съедобных ингредиентов. Короче! Я могу доверить тебе тайну?

— Да, ваше высочество.

— Предупреждаю. О нашем разговоре — о том, что мы обсуждали, и о том, как я с тобой говорил, — ты не должен рассказывать никому. Ни слова, ни полслова. Я понимаю, твои товарищи и близкие друзья, обеспокоенные вызовом ко мне, нешуточно насядут на тебя, чтобы выявить подробности нашей встречи. Так вот — ни слова. Что ты скажешь в оправдание — твое дело. Но если не сможешь удержаться, скажи сразу. Я найду другого помощника.

Как же! Чтобы мальчишка отказался от тайны? Х-ха! И еще раз — х-ха! Каждый уверен, что лично он в хранении чужих тайн — могила. Вот и проверим, как Макс сможет три дня продержаться под нешуточным давлением абордажников, желающих узнать, что же произошло между нами в моих апартаментах.

— Клянусь, ваше высочество.

— Клятвы излишни. Просто скажи: «Да — да. Нет — нет».

— Да, ваше высочество, вы можете мне доверять. Я никому никогда не расскажу, что здесь произошло.

— Отлично. Тогда слушай. Я предполагаю, что ты, как и все абордажники, принадлежишь моему кругу. Кругу истинных магов. Только вы этого не осознаете. Это и есть та тайна, которую я хотел тебе доверить.

Макс не умел скрывать своих эмоций. Обида и разочарование явственно проступили на его лице — не требовалось даже читать ауру. Психованный принц таки психом и оказался. И что теперь делать?

— Не веришь? Закономерно. Посмотри сюда.

Я создал огнешар, зависший над моей правой ладонью. Целая гамма самых разных чувств нарисовалась на лице Макса. Одной фразой можно обозначить так: «И хочется, и колется, и мамка не велит». С трудом сглотнув, он, не отрывая завороженного взгляда от огнешара, спросил:

— Г-гипноз? — Отчаянная надежда, что это все существует на самом деле и никакой — слышите?! никакой! — не гипноз, стала доминирующим чувством.

— Я похож на гипнотизера? Или на фокусника? Да и зачем мне это надо, если я собираюсь учить тебя искусству магии? Зачем мне гипнотизер-абордажник, бесполезный против автоматических плазмоганов? Пулеметы с компьютерным управлением завораживать?

А ведь действительно, человеку можно внушить, что он видит то, что говорят ему либо рецепторы, либо сам мозг. Если автомат имеет что-то, что управляет им, пусть даже очень примитивное, то, стало быть, есть возможность управлять и его датчиками? Управление управлением… Ладно. Это потом.

— Меня? Магии? Учить? — пробудился Макс от волшебного сна и снова впал в еще более волшебный. — И я… я тоже… смогу также… шарами кидаться?

— Врать не буду. Чтобы сделать такой шарик, надо иметь очень хорошие способности и довольно долго учиться. А вот попроще — очень даже может быть.

— А что это? Шаровая молния?

— Молния? Нет. — Я сформировал над левой рукой узор плазменного шара, покрытого оболочкой наподобие пленки поверхностного натяжения. Может, такой шар и не имеет никакого отношения к настоящей шаровой молнии, но ведь похож. — Вот это шаровая молния. Однако толку от нее гораздо меньше, чем от проникающего огнешара, способного провертеть дырку в бронированной двери каземата.

Все. Парень мой. Теперь никуда не денется. Кто из нас не мечтал стать магом? И это в нашем мире, где магия — вещь довольно привычная. А уж в мире, где магия существует только в сказках да легендах, она и вовсе становится приманкой, от которой невозможно отказаться.

Макс оказался силен. Даже не ожидал. Вместо того чтобы прийти в восторг, он опустил голову и несчастным голосом прошептал:

— Я еще даже не абордажник, а вы мне такое предлагаете. У нас есть гораздо более искусные воины. Их и надо учить в первую очередь. Вот наш эксперт по рукопашному бою, дядя Нестор…

— Так! — Я подпустил в голос немного строгости. — Ты меня еще напутствовать будешь, кого я должен обучать первым, кого последним? И твой дядя Нестор тоже всегда следует твоим советам?

— Нет, но… Простите, ваше высочество!

— Так-то лучше. Но объясню. Дядя Нестор не поверит мне, пока ты, именно ты не покажешь ему, что магия существует и ей можно научиться. В настоящее время он с высоты своего возраста, воспитания и жизненного опыта точно знает, что магии не существует, а ты пока еще просто веришь этому дяде. Человека, точно знающего, что «этого не может быть, потому что не может быть никогда», переубедить крайне сложно, если вообще возможно, а вот верящего всего лишь мнению авторитета — можно. Либо с помощью другого авторитета, либо с помощью его собственных органов чувств.

Камера за дверью кабинета показала двух охранников, катящих сервировочный столик, заставленный всевозможной снедью. Я разрешил вход, столик вкатили, и охранники с искусством профессиональных халдеев стали споро накрывать обед. Хороший признак. Значит, Илона уже приняла решение и дожидается только ухода Макса, иначе занялась бы сервировкой лично, намекнув на то, что в наших отношениях ничего не изменилось.

— Ешь, Макс. Тебе надо восстановить силы. Слишком много их затрачено на твое исцеление. Причем не мной, а тобой.

— Как это?

— А вот так. Повреждена была магическая структура твоего тела. Потому и физическое выздоровление было невозможно. Я там кое-что подправил, и теперь все в порядке.

— А так и любого абордажника вылечить можно?

— Думаю, да. Так что после обучения можно не бояться подобных травм. Они вполне излечимы. А став магом, ты никогда такую травму не получишь. Они ведь всего лишь от незнания и неумения.

— Ух ты-ы-ы! — Глаза парня горели восторгом и ликованием.

Браслет Макса пискнул, и тот с удивлением посмотрел на руку.

— Я передал тебе свой личный номер, чтобы ты мог связаться со мной через четыре дня. До этого ты должен все обдумать и принять решение. Если решишь учиться магии и быть мне помощником в делах, то скажешь «да», если нет… значит, «нет». Слово принца, что преследовать не буду и подпишу твое представление на абордажника. Решай.

— Я согласен!

— Нет, Макс. Мне не нужны скоропалительные решения. Учиться придется плотно, и доверять ты мне должен абсолютно. Ты не раз еще пожалеешь, что согласился. Это я тебе даже обещаю, поэтому думай. Кстати, если надумаешь, то тебе надо будет прийти ко мне с твоим личным комплектом снаряжения абордажника.

— Но ведь оно секретное и я не имею права…

— Я ведь не агент чужой страны, у которой при этом тоже есть нечто подобное, а наследник престола как-никак. И мой допуск к секретам всяко покруче твоего будет. Приказ я сделаю, не волнуйся. Мне, конечно, в любой момент могут предоставить комплект, но мне надо, чтобы он уже был настроен на тебя. Еще, пожалуй, хорошо было бы привлечь к работе инженера, хорошо разбирающегося в оборудовании. Есть у вас толковый?

— Так дядька Нестор!

— Он же эксперт по рукопашному бою?

— А он главный инженер и главный эксперт. У нас все инженеры лучше всех могут вести абордажный бой.

— Ага. Ну, это закономерно при управлении снаряжением. Кто же еще лучше них может пользоваться всеми возможностями, — задумчиво, фактически про себя, пробормотал я, но парень расслышал.

— Да-да. Говорят, везде так.

— Так отчего же тогда не все инженеры?

— Не знаю. Может, не все могут. Учиться ведь надо.

— Да, пожалуй, ты прав.

За разговором тарелки опустели, и только одинокая печенюшка на блюде нарушала стерильность обстановки. Макс с сожалением посмотрел на нее, но правила культурного поведения предписывали не доедать все до конца, дабы не показать, что ты голодный.

— Приказать еще принести что-нибудь пожевать?

— Нет-нет, благодарю вас, ваше высочество. Я не голоден, — покраснел парень и опустил глаза к полу, чтобы не видеть опустошения на столе.

— Ну, раз не голоден… Тогда я тебя больше не задерживаю и жду твоего звонка. Через четыре дня. Не раньше. Дорогу назад найдешь? Или проводить?

— Спасибо. Найду.

Макс ушел, а я стал прикидывать, как привлечь к работе его дядьку Нестора. Допустим, я смогу приказом назначить его своим тренером по рукопашному бою, но хотелось бы добровольного сотрудничества. Он не поверит ни в какую магию, пока не получит убедительных доказательств. Как, впрочем, и все остальные абордажники. А что может быть убедительнее, чем маг, которого знаешь с пеленок? Вот и получается, что быстрее всего можно обучить Макса, используя связь человека с генератором поля ранца абордажника, но помочь в этом может эксперт и инженер, досконально знающий устройство оборудования, которого надо как-то убедить… В общем, замкнутый круг. Но я уверен, что найду выход из него.

— Ваше высочество, я могу к вам войти?

— Да, Илона. Можете.

— Ваше высочество, прошу ознакомиться с приказом.

Ага. Так и есть: «Назначить генерал-губернатором города-крепости с прямым подчинением непосредственно наследнику престола… донью Илону. Наделить указанную особу высшими полномочиями во всех областях жизнедеятельности и обороноспособности города-крепости, а также правом смещать с должностей и назначать на должности лиц, относящихся к высшему управляющему и командному персоналу… подчинить все военные и административные структуры, в том числе службу безопасности города-крепости, непосредственно генерал-губернатору… высший надзор оставить за наследником престола, его высочеством принцем Константином…»

Я подписал, поставил дату, время и личную печать.

— Донья Илона, нам с вами следует обсудить два момента.

— Я слушаю вас, ваше высочество.

— Наедине можно просто Константин.

— Благодарю вас, но пока лучше «ваше высочество».

— Как хотите, но про разрешение помните.

— Хорошо.

Передо мной сидела уже не девушка-секретарь, а жесткая, уверенная в себе, в том числе и в своем праве командовать, донья. Новый облик бывшей секретарши мне понравился больше прежнего. Следует признать, дон Томас — отличный специалист. По-видимому, он все-таки не ошибся.

— Первое, донья Илона. Дон Томас сейчас напряженно размышляет, строит планы осады вашей персоны, продумывает аргументы и тонкие ходы. Не стоит тратить время такого специалиста на решение уже решенной задачи. Вы согласны?

— Да. Но не будет ли странным мое быстрое согласие? Если я правильно понимаю, дон Томас, при всей своей проницательности, еще не знает о вашем истинном облике.

— Не знает. Пока. Во всяком случае, еще четыре дня не должен знать, а потом это уже не будет иметь принципиального значения.

— Могу я спросить, с чем связана отсрочка именно в четыре дня?

— Можете. — Я замолчал и с легкой усмешкой посмотрел на девушку.

— Тогда спрашиваю. С чем связана необходимость держать дона Томаса в неведении именно четыре дня?

— С тем, что через три дня у нас по плану встреча с транспортами герцога Манфреда.

— Ваше высочество, из вас клещами надо тянуть информацию? Вы же понимаете, что я проявляю отнюдь не праздный интерес.

— Нет, донья. Мне просто хотелось посмотреть на вашу реакцию. Ничего более.

— Посмотрели? Ну как?

— Вполне.

— Очень информативно.

— Это все ерунда. Вам придется постоянно сталкиваться с тем, что люди не всегда будут готовы с вами сотрудничать, и то, как вы себя с ними поведете, имеет большое значение. Сейчас вы просто подтвердили выводы дона Томаса. Вы остались вежливы и хладнокровны, хотя прекрасно понимаете важность скрытой от вас информации. По тону и по, скажем так, некоторым другим признакам я определил, что вы уже и так себе представляете, где можно получить необходимые исходные данные для решения задачи. И только потому, что я не хочу тратить ваше драгоценное время, сразу скажу ответ. Он же поможет вам продумать линию поведения с доном Томасом. Дело в том, что транспорты герцога должны доставить нам продовольствие и обмундирование. Ну и кое-что еще по мелочи. Состояние дел с этими вещами, думаю, вы и сами сможете выяснить. Тем более что я не обладаю точной информацией, а закупки сделаны еще до моего появления на борту исключительно по причинам, о которых мы с герцогом только подозреваем….

Взгляд Илоны стал напряженным.

— Кажется, я понимаю, с чем связаны ваши подозрения. И если они оправданны, то я имею возможность окончательно убедиться в том, что приняла правильное решение. Голодные бунты — это многочисленные жертвы, и если мне удастся их предотвратить, то уже можно считать, что я согласилась на эту авантюру не напрасно.

— Вот и умница. Не буду вас больше отвлекать. Документ подписан. Когда его следует огласить, вы, как я понял, примерно себе представляете. Не я вам буду ставить задачи, так что… в добрый путь. Если я вам зачем-нибудь понадоблюсь — обращайтесь в любое время дня и ночи.

Контакт с «дядей Нестором» произошел совершенно неожиданно для меня. Не скрою, я подглядывал с помощью магии за Максом. Мне важно было знать, как он поведет себя в условиях серьезного давления со стороны тех, кому привык безоговорочно доверять.

Стоило ему появиться в расположении своего подразделения, как его тут же окружили товарищи, словно он вернулся со смертельно опасного боевого задания. Макса хлопали по плечам, просили продемонстрировать ногу и, разумеется, требовали рассказа во всех подробностях. Вскоре к толпе встречающих присоединились капитан и двухметровый громила с пышными усами и странной прической в виде длинного хвоста волос на темечке. Все остальное было выбрито напрочь. До зеркального блеска. Так, кажется, стриглись варяги и запорожские казаки.

Эта колоритная парочка не предпринимала никаких усилий, чтобы прорваться сквозь толпу, но люди раздавались в стороны, словно лепестки роз на воде — от плавника акулы.

— Дядька Нестор! — радостно вскричал Макс. — Я вернулся! И мне колено вылечили! А принц сказал, что подпишет представление на абордажника, если я пройду испытание!

— Тихо, тихо. Успокойся. Вылечили — это хорошо. Представление подпишут — тоже замечательно, но что взамен надо от тебя принцу? — негромко пробасил дядька Нестор, притушив восторги паренька.

— Ничего.

— Совсем ничего? — подозрительно сощурился капитан и взглянул на Нестора.

Тот тоже нахмурился и потребовал:

— А ну, рассказывай.

Макс сжался и, виновато посмотрев на капитана и Нестора, отрицательно замотал головой:

— Я… не могу… я поклялся не рассказывать…

— А ну все по рабочим местам! — крикнул командир, и абордажники шустро разбежались, оставив троицу наедине.

— Пойдем в кабинет, Макс. Там поговорим.

Как побитый, Макс поплелся вслед за капитаном.

В кабинете атака на парня возобновилась, но тот держался достойно и твердил только, что не имеет права говорить, поскольку дал слово.

— Ты что, не веришь, что мы сбережем твою тайну? — Нестор хмуро смотрел на своего воспитанника, будто видел его впервые. — Я же тебя с пеленок знаю. И отца твоего, и мать знал. Ты мне как сын! Поверь, даже если там было что-то постыдное… Ты пойми! Есть и среди абордажников любители однополой любви… Ну, ты понял. И ничего страшного в этом нет. Другое дело — связываться с принцем. Мы понимаем, что не от тебя зависит, но репутация у него такая, что не приведи Господь. Даже если тебе понравилось, это еще не значит, что, наигравшись, принц не погубит тебя. Мы желаем тебе только добра, но для этого должны знать, что произошло.

— Я могу сказать только одно, — тихо ответил Макс. Видно было невооруженным глазом, как ему тяжело. — Ничего такого у нас с принцем не было. А что было — я сказать не могу. Я обещал.

Попытки выведать у Макса тайну его посещения не прекращались весь оставшийся день и с утра возобновились, но парень упорно держал слово и даже не намекнул на то, что с ним произошло.

Дядька Нестор все больше хмурился и бледнел. Усы его обвисли, и сам он словно постарел на много лет.

— Я думаю, этот проклятый принц сумел как-то охмурить парня. Макс такой доверчивый. Жизни не знает, а тут сразу столько внимания, да от самого наследника престола, — грустно делился Нестор с капитаном своими мыслями. — Ох, не к добру все это. Надо спасать парня, пока не поздно, а то, как говорят, исчезнет — и никто никогда не узнает, что с ним сталось.

— Завтра-послезавтра встреча с транспортами. Что-то будут грузить-перегружать. Это мне дружок из управления навигации шепнул. Неразбериха будет. Как всегда на таких работах. Сроду не поймешь, кто из крепости, кто с транспорта, — задумчиво проговорил капитан, как бы ни к кому не обращаясь.

— У меня что-то ранец барахлить стал, и у двоих парней — тоже. Разрешите, дон капитан, взять их из хранилища в мою мастерскую? Покумекать надо.

— Разрешаю. Да, еще. Нестор… с ранцем будь осторожен и предельно внимателен.

— Обещаю. Семь раз подумаю, прежде чем… в контакты лезть.

Я не боялся, что Макс не выдержит и разболтает: если в принца, маскирующегося под идиота, еще могли поверить, то в магию — никоим образом. Маги в этом мире, скорее всего, есть, но вряд ли высокого уровня. Нет школ, традиций, методик и, следовательно, возможностей для качественного развития таланта. Только опираясь на опыт и открытия прежних поколений, можно рассчитывать на новые достижения, а если этого нет, адепты вынуждены большей частью приобретать свой опыт самостоятельно, каждый раз переоткрывая все заново. Нет широкого обмена информацией — нет и общих успехов. Нет и движения вперед.

Возможно, мир Земли когда-то пошел по пути строгого хранения тайн искусства внутри магических родов и в результате проиграл технологиям. Мало того, маги с этой самой своей таинственностью настроили против себя обычных людей, которые не хотели мириться с чем-то непонятным, но могущественным. Кто знает, что от этих магов ожидать? Недостаток информации порождает слухи, имеющие весьма отдаленное сходство с действительностью, а то и вовсе содержащие чистейший вымысел. Разумеется, чем вымысел страшнее, тем он интереснее и тем быстрее распространяется. Отсюда — страшные, злобные, кровожадные колдуны и ведьмы, от которых честным людям один вред. Стало быть, надо их уничтожить, пока они новую пакость не сотворили. Превентивный удар, можно сказать.

В определенный период истории, наоборот, стали превозносить магию до небес, клеймить позором инквизицию за то, что самых красивых, сильных и умных людей нации извели. Вместе со злобными силами в виде колдунов и ведьм вычистили полезных магов и знахарей. Срочно стали расти общества экстрасенсов, колдунов, ведьм и магов. Они стали вещать свои «истины» с помощью средств массовых коммуникаций, довольных таким мощным источником доходов. Если кто из настоящих магов и говорил про необходимость длительного пути самосовершенствования и познания, ею слабый голос тонул в реве шарлатанов, предлагающих фактически на халяву, вложив «немного» денег, пройти ритуал и получить могущество. Сколько они заработали на простаках, один Господь Бог ведает. И никому из клиентов не пришло в голову, что стать настоящим, неподдельным доктором физико-математических наук, просто купив диплом даже за очень большие деньги, невозможно, а в искусстве магии еще и природные способности требуются.

Мы возвращались по короткой и пустынной в этот поздний час дороге назад в мои апартаменты, завершив ежевечернюю прогулку по городу, когда произошло нападение. Из охраны со мной было всего пять человек на трех двухместных карах. Правила предписывали именно такую численность, возможно, персонально для принца Константина. Считалось, что сам город-крепость, все его вооруженные силы, и есть охрана. Дескать, показываться людям надо обязательно, чтобы они видели — принц с ними, но с немногочисленной охраной, чтобы люди знали — принц не боится собственных граждан. Интересно, папаша тоже катается по столице без эскорта, состоящего из роты гвардейцев с тяжелым вооружением, поддерживаемых снайперами? Сомневаюсь.

Но на самом деле мне и не надо было много охраны. Тем не менее, когда мы выехали на странно пустынную улочку, один из охранников забеспокоился, но сделать ничего не успел. Откуда-то сверху спрыгнула фигура в легком скафандре, с ранцем за спиной и двумя мечами на поясе. Забрало шлема было затемнено и распознать, кто там, внутри, было невозможно. Одним из мечей фигура, словно бритвой, развалила переднее колесо напополам, и передний кар просел на левый бок. Сзади спрыгнула еще одна фигура и точно так же поступила с замыкающим каром. Передо мной проявилась третья фигура.

К чести охраны, они успели достать оружие, но ни парализующие лучи, ни шарики плазмы не причинили фигурам никакого вреда. Те не стали ждать повтора и бросились в атаку. Мечи они убрали, но и без них прекрасно справились с моими телохранителями. Несколько точных ударов на высокой скорости — и вот моя гвардия лежит мордами в пластик покрытия. Двухметровая фигура напротив меня ограничилась одним быстрым ударом, и водитель тоже отключился.

Я уже понял, кто передо мной, но решил воспользоваться случаем и все-таки свести знакомство с дядькой Нестором. Однако ждать, пока последует приглашение к разговору, не стал. Взвинтив скорость, я прямо из сидячего положения сделал сальто назад и, приземлившись перед задней фигурой, нанес противнику несколько парализующих ударов. Генератор поля у него работал исправно, и управлял он им уверенно, но для меня поле было так же проницаемо, как и доспех целителя. Если вы с магией — единое целое, она не может быть для вас препятствием.

Мой оппонент, не в силах пошевелиться и даже нормально вздохнуть, рухнул плашмя на пол рядом с вырубленным охранником. Две оставшиеся на ногах фигуры замерли явно в глубоком шоке от случившегося. Такого не могло быть, но… случилось. Не дожидаясь, когда они придумают правдоподобное объяснение вроде не вовремя отключившегося генератора, я напал сам, проскользнув мимо Нестора к первой фигуре. Тот, несмотря на ступор, все-таки успел за долю секунды до моей атаки мобилизоваться и отразить первый удар, но последующие блокировать уже не смог.

Все-таки техника магофизического боя здесь неизвестна совершенно, да и подготовка абордажника несколько специфична. Она по большей части ориентирована на обоерукий бой с мечами, нежели на тычок пальцем в точку акупунктуры, бесполезный против бронированного противника. Длина пальца маловата, чтобы достать до тела, — мечом удобнее. Последнего противника я не стал атаковать, но оставался настороже. Мой доспех на всякий случай был активирован и не пропустил бы атаку метательными предметами. Проще говоря, стрелять в меня было бесполезно и свинцом, и плазмой. Электрический разряд тоже не помог бы нападающим.

— Дядька Нестор, если не ошибаюсь? Я хотел с тобой поговорить. Правда, позже и немного в другой обстановке. Подними-ка забрало шлема. Мне ничего не стоит его разбить, только не хочется портить казенное имущество. Веришь?

— Верю.

Забрало поднялось, и я увидел ошарашенные глаза эксперта по рукопашному бою и заодно главного инженера по вооружению абордажников.

ГЛАВА 8

— Донья Илона, что с транспортами?

— Разгрузка завершена, транспорты ушли.

— Вы уже наметили кандидатуру моего секретаря?

— Есть несколько девушек, подходящих во всех отношениях. Образ представить?

— Не надо. Мне с ними не спать. Только прошу вас согласовать кандидатуры с доном Томасом. Кстати, пригласите его ко мне, пожалуйста.

— Хорошо, сделаю. Когда вы планируете огласить мое назначение?

— Сегодня. Но сначала я попрошу вас уточнить порядок отправки курьерских беспилотников. Кто имеет право, кто дает разрешение, с кем надо согласовать…

— Мне было бы проще, если бы вы назвали цель вашего интереса.

— Цель проста. Запрет отправки без моего личного разрешения. Мне не нужно, чтобы шпионы свободно информировали своих хозяев о том, что у нас здесь происходит. Нам как воздух необходимы четыре спокойных месяца, пока мы будем лететь к ближайшей обитаемой системе. Боюсь, в противном случае наши «доброжелатели» предпримут радикальные меры, а мы еще совершенно не готовы. Нет у меня уверенности, что командование нашими вооруженными силами достаточно компетентно, чтобы организовать эффективный отпор. Пока мы его сменим, пока новички войдут в курс дела, пока хоть как-то натренируют личный состав… Четырех месяцев мало, поэтому я очень надеюсь на полгода отсрочки. Шпионская информация не сразу дойдет по назначению, и их хозяева тоже не сразу разработают план действий и примут меры. Может, у нас получится подольше скрывать истинное положение дел, хотя я на это не очень рассчитываю.

— Я поняла. Скажу сразу, что тоже думала об этом. Подошел дон Томас. Впустить?

— Да. И… послушайте наш разговор. Это важно. Образ отключите.

— Хорошо.

Я пригласил дона Томаса сесть в кресло возле столика в стороне от рабочего стола, а сам занял кресло напротив. Немного помолчал, собираясь с мыслями, и начал:

— Дон Томас, я просил вас прийти, чтобы, в первую очередь, выразить вам свою признательность.

— За что, ваше высочество?

— Я смело могу утверждать, что вы настоящий гений психологии.

Дон Томас невольно зарделся, доброе слово — оно ведь, говорят, и кошке приятно.

— Во-первых, вы поставили мои мозги на место, и я теперь отчетливо вижу разницу между мной во дворце и мною же в городе-крепости. У меня даже характер радикально изменился, и те поступки, что я совершал ранее, сегодня кажутся отвратительными и неимоверно глупыми. Не знаю даже, как бы я жил дальше в облике недоумка-полуживотного. Искренняя благодарность вам и вашему коллективу. Единственное, о чем я жалею, — что не попал в вашу лабораторию значительно раньше.

— Ну что вы, ваше высочество…

Доктор был явно растерян и от услышанного почти впал в транс. Он тут же стал в срочном порядке обдумывать предложенную мной версию скачкообразного поумнения принца. Ну, думай-думай, Гиппократ Эскулапович Асклепиев. Других версий не будет, а продолжать выеживаться перед тобой у меня уже ни сил, ни способностей нет. Рано или поздно ты как профессионал поймешь, что принц просто ваньку валяет, и вот тогда можешь додуматься бог знает до чего. Сейчас ты твердо знаешь, насколько несовершенна твоя методика очистки сознания и копирования сознания другого человека. Кто знает, может, и сам принц был далеко не так прост, как всем казалось. А тело, в которое перенесли копию его сознания? Тоже ведь могло содержать сюрпризы. Зато моя сказка очень неплохо объясняет все с «научной» точки зрения. Носитель явно был неглуп, имел хороший потенциал, сбалансированную, крепкую психику, его подсознание (мне, правда, был более привычен термин «бессознательное») сумело переварить личность принца и адаптировать ее к себе.

То есть подопытный, потеряв ядро личности, не утратил хороших способностей к обработке информации. Если все так и есть, то, вполне возможно, данный вариант его высочества будет гораздо более устойчив к распаду, нежели предыдущие образцы. Мою легенду подкрепляло еще одно соображение: тело псевдопринца, скорее всего, существенно отличалось от тел прежних подопытных «кроликов». Кого раньше поставляли в лабораторию Томаса для опытов? Наверняка каторжников, не отличавшихся ни умом, ни образованием. Для принца же искали тело специально. Не удивлюсь, если потом выяснится, что принадлежало оно раньше какому-нибудь студенту. Для выпускника рановато по возрасту, а гения не стали бы цеплять — без шума не обошлось бы.

Таким образом, возможно, этот «принц» сможет просуществовать не полтора года, а все двадцать, и тогда можно будет не спешить с отправкой скоростных курьеров с новыми копиями его высочества. Дело дорогое и, с точки зрения соблюдения тайны, очень непростое.

— Нет-нет, доктор, не скромничайте. Когда я стану императором, непременно объявлю ваше направление приоритетным. Можете рассчитывать на неограниченное финансирование. Я вижу огромные перспективы, просто гигантские! Во главе этого направления вижу вас и только вас. Возможно, есть смысл создать Академию разума внутри общеимперской Академии наук. И я даже знаю, кто сможет ее возглавить.

Чтобы не переборщить, я тут же перевел разговор на другую тему, хотя четко видел, какие радужные картинки поневоле замелькали перед глазами доктора. Потом, после разговора, он наверняка проанализирует все, и в результате должен прийти к нужному мне выводу. Этот экземпляр принца если и приврал для красного словца, то совсем немного, а если еще покажет высокую устойчивость и не станет в обозримом будущем «слетать с катушек» — во всяком случае, если хотя бы не проявятся тревожные признаки этого, — то с принцем доктору будет явно по пути. Следовательно, выгоднее ему помогать и ни в коем случае не мешать. Даже при замене можно ничего не потерять. Достаточно добиться от принца публичных обещаний — и сам оригинал не сможет просто так от них отмахнуться.

— Второе, за что я хотел бы поблагодарить вас, — качественное убеждение доньи Илоны принять пост генерал-губернатора.

— Губернатора?

— Да. Так донья Илона сочла нужным назвать свою новую должность. Приказ я уже подписал.

— Простите, — нахмурился доктор, — но результата мне добиться не удалось. Поэтому в заслугу себе я не могу поставить эту работу.

— Опять вы скромничаете, дон Томас. Донья Илона сама рассказала мне, что под влиянием беседы с вами она проанализировала положение дел в крепости и пришла к выводу, что вероятность мятежа с печальными последствиями для большинства населения очень высока. Поэтому она решила сделать все возможное, чтобы не допустить негативных последствий. А где еще может быть больше возможностей для этого, как не на предложенном вами посту. Мне кажется, ее рассуждения не лишены логики.

— Да, вы правы, ваше высочество.

— Вот и чудненько, значит, вы не откажетесь занять должность заместителя генерал-губернатора по кадрам в нашей новой администрации?

Я сознательно обрушивал на голову доктора все новые и новые массивы ошеломляющей информации — пусть займется делом, а не раздумьями, насколько высока вероятность перерождения подопытного в умного принца. Томас наверняка собирался занять при мне тайный пост серого кардинала, но мое предложение тоже было весьма заманчивым: время на научные опыты сокращалось, но открывались новые перспективы в проверке собственных гипотез и разработок.

— Так я подписываю приказ?

— Что? Да… э-э-э… — немного невежливо откликнулся доктор, отвлекаясь от раздумий.

— Вы согласны? — позволил я себе легкий нажим.

— Да, ваше высочество. Согласен.

Я прошел к столу, взял подготовленную Илоной бумагу и подписал.

— Прошу вас, передайте приказ донье Илоне и постарайтесь как можно быстрее вместе с ней определиться с кандидатурами на ключевые посты. Заодно хотел бы услышать от вас совет, каким образом провести перестановку кадров: индивидуально или собрать всех?

— Слушаюсь, ваше высочество.

Томас ушел, а от Илоны поступила информация, каким образом можно запретить вылеты курьеров-беспилотников. Все оказалось просто и удобно. Я как главнокомандующий всем, что есть в крепости, ввел личный код, и теперь ни один курьер без моего разрешения не покинет борт нашего межзвездника. С этого момента для отправки каждого из них требовалось опять ввести мой личный код. Однако заниматься бурной перепиской с метрополией я не собираюсь, а уж поощрять это дело у шпионов — тем более.

— Макс?

— Да, ваше высочество, — мгновенно откликнулся парень.

Он явно с нетерпением ждал моего вызова. Прямо с утра ровно в восемь часов он позвонил мне и сказал: «Да-а-а-а!» В ответ я велел ему ждать, поскольку до обеда буду плотно занят и не смогу с ним поговорить.

— И прихвати своего дядьку Нестора со снаряжением. Охрана пропустит. Жду.

Тогда в переулке меня, с одной стороны, восхитила храбрость и взаимовыручка абордажников, а с другой — удивила их чуть ли не детская наивность. На что они рассчитывали? Будь, правда, на месте принца кто-то другой, «разговор по-мужски», может быть, и принес бы свои плоды. Хотя бы на время похода, пока эти же самые абордажники нужны. Однако принц ни за что не спустил бы подобное унижение и обязательно, пусть и во вред себе, затеял бы разборки. Он потерял бы абордажников в качестве боевой силы, но чувство мести удовлетворил бы сполна. С этими безбашенными камикадзе надо действовать очень аккуратно и ни в коем случае не рубить сплеча.

— Судя по всему, убивать меня вы не собирались, — сказал я Нестору, все еще пребывающему в ступоре.

Его усатое лицо в тот момент выглядело очень забавно — как у кота, слизнувшего тонкий слой «сметаны» с поверхности миски, полной алебастра. Похоже на сметану, пахнет сметаной, но — не сметана. Как такое может быть? И зачем дурят бедного котика?

— Ты хотел поговорить? Мы поговорим. Через два дня. Если Макс согласится — придешь с ним. Нет — придешь один. А сейчас забирай своих подельников, через пару минут они отойдут, и вали отсюда. Пока что будем считать твое нападение проверкой моей охраны. Закрой шлем и двигай.

Нестор машинально закрыл забрало, подхватил под мышки своих собратьев и скрылся с глаз. Я успел уловить магическим восприятием узор невидимости, и он меня заинтересовал. Финь Ю такого не показывал. Если все абордажники, мало того что способны вскрывать переборки, отклонять мощные энергетические и материальные заряды, могут еще и невидимыми становиться, то двадцать раз подумаешь, а нужен ли простой десант для захвата неприятельских кораблей? Впрочем, конечно же нужен — кто будет удерживать захваченное и подчищать живую силу противника? Абордажники сильны, но не вездесущи, а если встретят не менее сильного и подготовленного противника, то и вовсе могут быть полностью блокированы. Ну да ладно. Что мои дилетантские рассуждения о тактике? Детский лепет, наверное.

— Здравствуйте, ваше высочество. — Это Макс.

— Здравия желаю. Старшина абордажной команды Нестор прибыл по вашему приказанию. — Это… понятно кто.

— Садитесь вон туда. Поговорим.

Макс сел более-менее свободно — пообвыкся уже, Нестор сначала посмотрел, куда сгрузить снаряжение, потом аккуратно положил его на пол и сел на краешек кресла рядом с Максом.

— Надеюсь, ты, Макс, сдержал слово и никому ничего не рассказал о своем пребывании у меня в гостях. Про ногу понятно — все имеющие зрение видели, а про остальное?

— Да, ваше высочество, я никому ничего не рассказал, — твердо ответил парень и бросил укоризненный взгляд на Нестора.

Я заметил и обратился к его наставнику:

— Думаю, не ошибусь, если предположу, что вы все-таки проявили настойчивость в вытягивании из парня сведений? Вам не приходило в голову, что, по сути, вы толкали его на предательство?

— Он еще совсем мальчишка и многого не понимает…

— То есть вы считаете, что слово можно нарушить, если оно дано подозрительному типу?

— Нет. Слово нарушать нельзя. Даже данное врагу.

— Мне надо продолжать?

— Нет. Я понял, о чем вы, но… он же еще многого не понимает, а мы должны уберечь его от… неверных шагов. Хотя бы в память о его отце, моем друге.

— Стремление само по себе похвальное, но если вы придерживаетесь гибкой морали: слово, данное своим, нарушать нельзя, а данное чужим — можно, — то нам совершенно не по пути. Вдруг в какой-то момент вы решите, что я чужой и обмануть меня — военная хитрость, а не нарушенная клятва? Может, присяга императору и империи для вас тоже пустой звук?

Нестор краснел и бледнел, но, крепко сжав губы, молчал. Он был старше меня более чем в полтора раза, но я был принц, фактически его сюзерен, я на его глазах голыми руками уложил двух абордажников и… я говорил правду, не допускающую иного толкования. Может быть, неправильно устраивать старшине выволочку при воспитаннике, но тому урок, думаю, тоже пойдет на пользу.

— Кстати, не поделитесь заодно, кто вам помогал в организации нападения? Кто-то ведь шепнул про маршрут, кто-то сделал так, чтобы в переулке не оказалось случайных свидетелей…

Абордажное снаряжение лежало рядом с Нестором, и он непроизвольно бросил оценивающий взгляд в его сторону. Не знаю нормативов, но старшина явно способен облачиться в самые кратчайшие сроки.

— Даже не думайте. Вспомните своих напарников там, в переулке. Помогло им снаряжение?

— Но как?!

— Дядя Нестор, вы… напали на п-принца?!

Только сейчас я вспомнил, что Макс конечно же ничего не знал про нападение. Парень сидел бледный как мел и с ужасом смотрел на своего наставника.

— Да, Макс, напал, — ответил я. — Можешь гордиться — абордажники за тебя даже на мятеж пошли. Они ведь и не подозревали, что я просто-напросто устроил тебе проверку.

— Проверку?! — вскинулся Нестор. — Это была проверка?

— Да. Я проверял, умеет ли Макс держать слово. Кстати. Все-таки я готов сделать скидку на ваше желание уберечь от неприятностей сына вашего соратника. Если вам удалось каким-либо способом заставить парня проговориться, о чем он и сам может не подозревать, то обещаю, зла на него держать не буду, представление на абордажника подпишу и навсегда забуду о нем. Он так и останется под вашим крылышком. Ваш ответ?

Как просто решить все проблемы — слово принца, даже самого подлого, считается нерушимым. Если сказано — забудет, значит, забудет, и парень останется в подразделении под присмотром друзей-товарищей. Но в то же время солгать, сказать, что проговорился, когда этого не было, — можно навсегда лишиться доверия парня, а может, и друзей. Соратники поймут, что Нестор пошел на обман ради блага их воспитанника, но червячок сомнения будет с этого момента точить каждого и рано или поздно разрушит доверие к старшине.

Скорее всего, так глубоко в философию и психологию старшина не влезал и столь прагматично не думал. Сказалась его врожденная порядочность и честность, и он после недолгих колебаний ответил:

— Нет, ваше высочество, Макс ничего нам не сказал и даже не намекнул.

Вздох облегчения со стороны парня показал, с каким напряжением он ждал, боясь ответа своего второго отца.

— Отлично. Спасибо, Макс. Ты меня по-настоящему порадовал. Теперь я прошу вас, старшина, тоже дать слово, что вы до поры до времени не будете распространяться о том, чем мы с вами будем заниматься. Можете всем, кто спросит, — а служба безопасности наверняка тоже поинтересуется, — отвечать, что занимаетесь со мной снаряжением. Дескать, принцу стукнуло в его тупую башку, что он способен стать абордажником, и ничего умнее не придумал, как отнимать время у занятых людей.

— А чем мы будем заниматься? Если не секрет?

— Для всех пока секрет. Вот если у Макса получится, тогда все абордажники будут этим заниматься. Но, чтобы получилось, нужна помощь квалифицированного инженера по вашему снаряжению и оборудованию. Мне некогда разбираться, что для чего предназначено и как управляется. Макс наверняка тоже это знает, но, вероятно, у меня появятся вопросы, на которые он вряд ли знает ответы. Давайте сделаем так. Пройдем сейчас на мой личный полигон, и там Макс будет активировать те или иные функции, а вы — показывать и пояснять мне, что, где, как и почему.

Три часа на полигоне мы потратили недаром. Кратко положение дел можно охарактеризовать так: абордажники управляли своим снаряжением так же, как в далекие времена вводили команды в компьютер с клавиатуры. Только монитор при этом выключен. Отрабатывались до автоматизма несколько состояний, при которых, я это отчетливо видел, через управляющие контуры ранца пропускалась грубо структурированная магическая энергия. Чтобы распознать такой вот управляющий сигнал, применялся целый каскад встроенных фильтров. Питалась вся эта система от пачки сверхмощных, но тяжелых аккумуляторов. Их хватало примерно на два часа интенсивного боя, поэтому в снаряжение входил пояс с запасом аккумуляторов, которые абордажник мог менять сам или с помощью товарищей. Вместе вся эта конструкция весила около двадцати килограммов. Отсюда повышенные требования к физической подготовке воина. Никаких сервоприводов и усилителей не применялось, поскольку они не лучшим образом влияли на скорость и маневренность бойца. И все равно ранец был шедевром технологической мысли, прообразом первых маготехнических устройств. Он для абордажника и броня, и оружие, и даже воздух, регенерируемый с помощью того же генератора.

Что я мог сделать еще для защиты своего временного, надеюсь, вместилища? Только доверить управление крепостью наиболее компетентным людям и максимально усилить самое боеспособное подразделение — абордажников. Я, разумеется, не рассчитывал, что за несколько месяцев сумею подготовить боевых магов хотя бы уровня первокурсника боевого факультета академии, но научить уверенно управлять снаряжением смогу. Во всяком случае, хотя бы «включить монитор», чтобы управлять не вслепую. Да и кое-какие мысли появились насчет изменения конструкции ранца. Пара кристаллов-накопителей взамен тяжеленных аккумуляторов уже будет немалым подспорьем. А если добавить еще пару в запас — это удвоит автономию бойца. Кстати, и повысить мощность атакующих и защитных узоров тоже можно. То, что разработчикам приходилось делать буквально на ощупь, зачастую интуитивно, мне просто видно. Можно добавить ребятам и дистанционное оружие, не слишком энергоемкое. Насчет «ежа» не уверен: слабоват, наверное, против бронированных десантников и боевых роботов. А вот простейшее копье, булаву и секиру, пожалуй, можно. Вопрос, где взять кристаллы? У принца есть немного драгоценностей, но этого мало. Надо еще как минимум в три раза больше. Если делать, то делать многоразовые амулеты. С ними и потом работать проще.

Под конец объяснил и показал метод погружения в трансовое состояние, разработанный в академии для обучения новичков. Нестору приказал не мешать парню заниматься самостоятельно, поскольку на данном этапе прогресс в достижении нужного состояния крайне важен. Я решил заниматься с парнем утром и вечером по два часа. Дону Абраму передал распоряжение выписать Максу и старшине Нестору постоянный пропуск в мои апартаменты без досмотра и без переодевания в гостевые комбинезоны. Нестору разрешил самому принимать решение, сопровождать парня или отпускать ко мне одного, после чего старшина, похоже, если и не посчитал меня своим в доску, то некоторым доверием проникся.

Выпроводив гостей, я только собрался что-нибудь перекусить — хоть тело и чужое, но любовь Филина к вкусненькому все равно осталась, — как со мной связалась Илона. Они с Томасом, пока я занимался с абордажниками, пришли к консенсусу, составили список новых высших руководителей крепости и предложили мне на утверждение.

— Донья Илона, я уже говорил, что доверяю в этом вопросе вам и дону Томасу. В чем дело?

— Один из кандидатов на должность адмирала нашего флота, можно сказать, совсем нелоялен вашему высочеству и… он из разжалованных.

— За что его разжаловали?

— Командующий эскадрой в бою у системы Гермеса, дон Петерс, откровенно бездарно прошляпил фланговый удар противника. Вместо того чтобы закрыть прорыв своим флагманом с кораблями эскорта, он проявил трусость и приказал это сделать дону Олегу. Тот вынужден был бросить третью эскадрилью, у которой наметился успех, и поспешил к месту прорыва. При этом ему пришлось пройти фактически рядом с флагманом. В результате прорыв он ликвидировал, но третья эскадрилья без поддержки погибла почти вся, и бой империя фактически проиграла. Олега обвинили во всех грехах и чуть ли не в том, что он самовольно бросил третью эскадрилью. Дело могло попасть под трибунал, но записи переговоров, представленные командующим, кем-то основательно подредактированные, расходились с теми, что представил Олег. Сор из избы решили не выносить, командующего повысили в должности, против чего, кстати, активно выступал герцог Манфред, а дона Олега, наоборот, понизили и направили сюда. Сами понимаете, ваше высочество, что он может чувствовать, когда с ним так поступили.

— Командир он хоть толковый?

— По сторонним отзывам, они зафиксированы в личном деле, дон Олег — гений тактики и стратегии. Судя по результатам командно-штабных учений, он всегда добивался победы малыми силами и малой кровью, что, между прочим, обычно не нравится большим начальникам. Одно дело — командовать тремя сотнями вымпелов и потерять в кровопролитном бою половину, другое — с пятьюдесятью не самыми могучими звездолетами разгромить врага, потеряв своих не более десяти — пятнадцати процентов. Наверху могут счесть, что дело было плевое, противник слаб и награждать не за что.

— Так в чем дело? В его лояльности ко мне?

— Еще дон Олег славится резкостью в выражениях и полным отсутствием почтения к вышестоящим. — Глаза Илоны лукаво заблестели. — Говорят, что и в морду может дать, ежели что.

— Ежели что?

— Ваше высочество…

— Донья Илона, давайте без этих церемоний. Честное слово, надоело это расшаркивание. Времени мало. Называйте меня просто по имени, и дело с концом.

— Хорошо… Костя.

Ага. Опять проверка на вшивость. Я совершенно невозмутимо посмотрел в глаза фантома девушки и ответил:

— Вот и прекрасно… Илона. За мою морду не переживайте. Отобьюсь как-нибудь. С вашей помощью.

— За мою юбку спрячетесь?

— А вы разве не в комбинезоне, как все?

— Это выражение такое.

— Тогда, логически рассуждая, приходим к выводу, что прятаться мне, кроме как за вашей аппетитной по…

— Ваше высочество!

— Ладно. Оставим треп. С адмиралом решили?

— Да. Осталось объявить новый состав администрации и командования крепости. Мы с доном Томасом решили, что сделать это необходимо вам на собрании нынешних и новых руководителей.

— Предлагаю несколько иное. Приглашаем на собрание только нынешних руководителей, которые уходят в отставку или на другие должности. Новым просто выдайте копии приказов о назначении, и пусть действуют. О вашем назначении я объявлю по общекрепостному вещанию.

Через час я выступил перед населением города, зачитал приказ о назначении доньи Илоны генерал-губернатором, затем по бумажке, слегка запинаясь, толкнул речь минут на десять.

В зале для совещаний в моих апартаментах объявил приглашенным, что у них теперь новые начальники, которые и предложат им новые должности. Что тут поднялось! Протестующее кудахтанье, шипение и рычание перемешалось с растерянным блеянием и ворчанием. Но я закатил контролируемую истерику, постучал кулаком по столу, разбросал бумаги, раз двадцать напомнил, что я здесь самый главный и у меня не заржавеет объявить всех мятежниками со всеми вытекающими последствиями. Одного таки объявил. Генерал Франк, командующий десантом, посмел проорать:

— Знаем, чем эта стерва Илона заработала генерал-губернаторство!

По моему сигналу бунтаря взяли под стражу и упекли на губу до моего приговора. Или приговора трибунала. Еще пока не решили. Правда, через некоторое время до моего сведения довели прошение нового командующего десантом, подполковника Вильяма, оставить генерала Франка замом по боевой подготовке. Просьба была удовлетворена, генерал принес свои извинения донье Илоне и мне за грубость на совещании, после чего приступил к новым обязанностям. Офицер он был, несмотря на грубость и хамство, хороший, учить бойцов умел, единственное — терялся в боевой обстановке и не мог успешно руководить.

Через неделю страсти улеглись, новые руководители вошли в курс дела, и город закипел от преобразований, кадровых перестановок, новых административных делений, перераспределений функций и прочих забот, целая гора которых свалилась на голову — слава богу, уже не мою.

Но у меня свободного времени тоже оставалось не густо. Помимо обучения Макса, которое продвигалось на удивление успешно благодаря его развитому воображению, знакомству с различными методиками медитаций и гибкой психике, мне приходилось все-таки принимать участие в решении наиболее важных для жизни крепости вопросов. Все остальное время я упорно занимался познанием узора Лантиссы. Был и здесь прогресс, но гораздо меньший, чем мне бы хотелось. Очень уж многое в нем переплелось. Но надежды закончить все в течение четырех месяцев все-таки были небезосновательными.

ГЛАВА 9

— Ваше принцевство не соизволит прогневаться, если я у него немножко подавлю мягкое кресло? — Илона устало откинулась на спинку упомянутого предмета мебели и прикрыла глаза. — Здесь меня точно не достанут. Хотя бы полчасика. Все последние отчеты я сбросила тебе в систему, смотри сам, если хочешь, а комментировать я сегодня не в силах.

Больно смотреть на изможденное, заострившееся лицо девушки, давно забывшее, что такое косметика, макияж, массаж, солярий, маски… Правда, и возраст еще не такой, чтобы это стало повседневной необходимостью, но в таком состоянии, кажется, только дополнительные средства могли бы обеспечить хоть какую-то «свежесть».

— Отчеты я получил, просмотрел и по-прежнему не понял, зачем ты мне их шлешь?

— Чтобы ты, самая зеленая лягушка в нашем болоте, был в курсе, кто и как квакает, хватает ли мух и каков урожай камыша.

— И что насчет камыша?

— Ка-ах-акого камыша? — раззевалась Илона.

— О-о-о, госпожа генерал-губернатор, да вам баиньки срочно надо, а не разговоры с царевичами-лягушками разводить.

— Насчет камыша докладываю. Если бы не запасы с транспортов, которые по твоему приказу доставили на борт, мы были бы в глубокой заднице и не имели бы даже фонарика, чтобы разогнать мрак и ужас места пребывания.

— А то ж, — гордо ответствовал я, довольный своей прозорливостью.

— Те запасы, что были на складах перед отлетом, ты уже знаешь, полное дерьмо, хоть и свежее. Нельзя сказать, что сплошная просрочка, но собачьи консервы по сравнению с предполагаемым пайком — царский деликатес. Это сколько ума и фантазии надо было вложить, чтобы, с одной стороны, реальный состав продуктов стопроцентно отражал заявленный, а вкус получился, как у сгоревшего пластика под соусом из канализационной жидкости. Главное, что все безобразие было прикрыто вполне качественными продуктами, которых хватило до встречи с транспортами. Ну ладно. Голодных бунтов мы избежали. Одежных — тоже… Может, все-таки выбросим то рубище, которое нам подсунули?

— Пока не надо. Есть не просит, и ладно. Запас для экстремальных ситуаций не помешает. Комбезы, хоть и нелепы с точки зрения дизайна и сшиты из упаковочного материала, но если нечем прикрыть задницу — вполне сгодятся. Не нам — так кому другому.

— А кому это другому? — хитро посмотрела на меня Илона.

Нет, девушка. Не созрел я еще для таких решений, к которым вы меня ненавязчиво подталкиваете. Во всяком случае, пока. А дальше видно будет.

Мне нравилось разговаривать с Илоной, особенно после того, как она полностью поверила, что ее полномочия и должность — отнюдь не ширма и она реально правит нашей крепостью-городом. Поначалу даже каждый приказ подсовывала мне, с напряжением ожидая реакции — не начну ли ее строить? Я демонстративно, не читая, отпихивал документы и спрашивал:

— Есть вопросы, которые только я могу разрешить?

— Нет, но…

— Значит, и мне не надо забивать голову всякой мелочовкой.

— Перевод главы района в техники — для вас мелочовка?!

— Если вы с доном Томасом уверены, что это правильно, то почему я должен считать иначе? Или у нас сохранилось такое понятие, как номенклатурный круг, и высших чиновников можно переводить только на равный по рангу пост?

— Но так в империи не делается. Кадровые перестановки, когда тот, кто был никем, становится всем, а тот, кто кем-то был, падает почти на самое дно социальной лестницы… Недовольства сильных мира сего не избежать.

— Вы ведь просчитали последствия? Просчитали. Реакцию города спрогнозировали? Спрогнозировали. Выгод мы от этого получаем, я так понимаю, гораздо больше, чем при существующем статус-кво? И что нам недовольство отдельных некомпетентных чинуш? Их мохнатые лапы остались в империи и никак на нас с вами повлиять не могут, а если вы, Илона, беспокоитесь, что я боюсь будущих столкновений с их покровителями, то не берите в голову. Сначала нам всем надо выжить, а потом уже будем думать, как надавать по этим лапам, да побольнее.

Потом приказы поступать перестали, но приходили еженедельные пространные отчеты, которые я, не читая, отправлял обратно. Такое положение сохранялось полтора месяца, пока Илоне и сформировавшейся вокруг нее команде не надоело. Девушка отчеты слать не перестала, но сократила их существенно — только самое главное. Она стала лично приносить цифровые отчеты и в общих чертах комментировать ситуацию. По ее мнению, верховное начальство, даже не вмешиваясь в управление, обязано знать положение дел. В общем и целом она была права, но и мне очень уж неохота было тратить свое драгоценное время на то, в чем я все равно слабо разбираюсь.

Тем не менее совсем уж бездельничать тоже невозможно. Правда, вся моя работа как верховного свелась прежде всего к одобрению предстоящих финансовых трат — из моего кармана как-никак — и к рассмотрению апелляций недовольных кадровыми решениями.

Это было наиболее скучным действием, к тому же отвлекающим меня от основного занятия, то есть разбора узора Лантиссы. Надо было сидеть болваном в кресле, в присутствии охраны и секретаря, доньи Марины, подобранной мне Илоной и доном Томасом, принимать в письменном виде и выслушивать на словах жалобы бывших важных персон, с серьезным видом кивать, обещать разобраться и, как правило, выбрасывать в утилизатор жалобу сразу после ухода ее подателя. Бывало, просители опускались до истерик и угроз, тогда мне приходилось закатывать контристерику, матерно орать, давить авторитетом папы-императора и собственным статусом наследника престола. Некоторых особо злобных посетителей охрана за шиворот пинками выбрасывала из апартаментов прямо в гостевом комбинезоне.

Обычно я не вмешивался в решения штаба губернатора, но в некоторых редких случаях, когда мне казалось, что соискатель моего сочувствия может быть полезен на более высокой должности, но в другой сфере деятельности, нежели ему было предложено, я даже просил штаб рассмотреть возможность перевода. Иногда эти нахалы даже находили возможность удовлетворить мою просьбу, поддерживая в определенных кругах мнение, что главный все-таки принц и никакая любовница со своей шайкой-лейкой отнюдь не захватывала власть в свои ручки, а является примитивной ширмой, за которой наследник престола прячет свои непопулярные решения. Ну а в авторстве популярных никто и не сомневается.

Впрочем, простые граждане и так искренне верили в мою божественную миссию вести их по дороге к счастью. Командный состав, столь же искренне меня ненавидящий, поскольку состоял в основном из представителей мятежных родов, за исключением верхушки, предоставленной мне в пользование исключительно по причине своей бездарности и никчемности, злорадно потирал руки, наблюдая, как этот идиот (я то есть) не только самоустранился от власти, но даже заменил лояльных высших офицеров на… совсем не лояльных. Подавляющее большинство офицеров с восторгом приняли назначение Олега генерал-адмиралом, главнокомандующим вооруженными силами города-крепости. Все знали причины его опалы в имперском флоте и такой взлет карьеры, хоть и считали временным (до возвращения в столицу, где император поправит «ошибки, допущенные наследником по молодости и за недостатком житейского опыта»), тем не менее бурно приветствовали. Однако два месяца армию и флот лихорадило. Уходили одни, на их место приходили другие, пошла череда учений, маневров и смотров, где спуску не давали никому. Но это была работа, которой многие искренне хотели посвятить жизнь, поэтому нагрузки принимались как должное. Новый командующий ценил профессионализм и в грош не ставил умение прикрыть задницу бумажкой или умело подлизаться к начальству.

Только сейчас, в преддверии выхода к обитаемым системам, все постепенно успокоилось и как-то наладилось, в том числе и наши взаимоотношения с девушкой-губернатором. Мы даже не заметили, как перешли на дружеское «ты». Илона уже не стеснялась шутить и подкалывать, что не могло не радовать. Так со временем у нас и сложилось: раз в неделю она с кратким отчетом навещает мои апартаменты, а иногда и просто так — поговорить, чайку попить. Теперь-то я понял, что ее привлекало. В последнюю очередь подчиненные ищут свою начальницу в покоях принца, а ей хочется, чтобы хоть пять минут никто не тревожил. Сегодня, похоже, у нее нет сил даже на то, чтобы замаскировать чаем истинную цель прихода ко мне.

— Все, Илона, спать! Это приказ моего высочества. Хочешь здесь — хочешь в любой гостевой спальне.

— А-аха-га… в гостевой на твоих трах-аха-дромах? Ни за что!

— Да кто тебя там увидит? И что это ты за свою репутацию переживать стала? Неужто влюбилась в кого?

— Ага! В тебя!

— Мне, конечно, лестно, но как же… Олег?

— Откуда ты…

— Да уж знаю. Смотри-ка, взбодрилась как! Зря я к тебе с вопросами полез. Все, ни слова больше. Иди спать!

— Слушай, твое высочество! Если не отцепишься, я запущу в твою царственную черепушку вот этой чашкой!

— Все-все-все! Не надо чашкой! Не надо в черепушку! Вспомни, что с бедным Исааком Ньютоном случилось, когда ему по кумполу яблоком приехало!

— Вот и не доставай меня!

— Молчу, молчу…

— Ваше высочество, — в нашу пикировку вклинилась Марина, — главнокомандующий, дон Олег, просит разрешения связаться с вами.

— Соедини.

— Здравия желаю, ваше высочество. — Фантом главкома смотрел на меня без всякого почтения, но вежливость соблюдал от сих до сих.

— Что вам?

— Мне срочно нужна донья Илона.

— А почему вы решили, что она у меня?

Взгляд Олега заледенел, на скулах заметались желваки, однако, несмотря на холод в голосе, речь его звучала ровно, а слова за пределы протокольной вежливости не выходили.

— У меня есть основания полагать, что это так.

Нагнетать напряженность, чтобы только позлить хорошего, но горячего офицера, — и как он в бою способен быть хладнокровнее айсберга? — не было никакого резона, поэтому я не стал затягивать разговор и просто развернул фантом Олега лицом к Илоне.

Глаза молодого адмирала при виде девушки вспыхнули, но голос остался бесстрастен:

— Донья Илона, у меня накопились вопросы, которые мы с вами должны разрешить в самые кратчайшие сроки.

Еще семейных сцен мне не хватало, а дело явно движется к тому. Но у меня возникла одна мысль.

— Дон Олег, — вмешался я в разговор, — через несколько минут госпожа губернатор закончит свой доклад и выйдет от меня. Слушайте приказ. — Несмотря на невозмутимую маску на лице главкома, я четко понял, где он видел любой мой приказ. — Донью Илону взять под домашний арест на восемь часов. Из апартаментов не выпускать, аппаратуру связи отключить. Посмотрите на нее. Когда вы в последний раз спали хотя бы четыре часа подряд, донья Илона? Не трудитесь мучительно вспоминать. Думаю, месяца четыре назад. Приказ ясен, адмирал?

В лице Олега что-то дрогнуло, и стало ясно: такого приказа он не ожидал и готов сделать исключение Исааком Ньютоном — не все приказы принца изначально идиотские.

— Так точно, ваше высочество!

— Но мне еще столько надо успеть!..

— На свежую голову и займетесь, а пока пусть поработают заместители, — сурово и непреклонно взялся за девушку главком. — Потом возьмем под арест заместителей. Они, полагаю, отдыхают не больше вашего.

— Честь имею, адмирал.

— Честь имею, ваше высочество, — с небольшой заминкой ответил Олег.

Я прервал связь с адмиралом и повернулся к девушке:

— Вот что, Илона. Думаю, адмирал никак не может понять, зачем ты тратишь драгоценное время на это ничтожество принца, а ревность рисует в его воображении самые страшные картинки. Поэтому разрешаю тебе прояснить для него ситуацию с моей персоной. Мое инкогнито в данном случае стало мешать делу. Однако те, кого это не касается, пусть и дальше остаются в неведении. Пожалуй, еще дона Абрама придется ввести в курс дела. Он там, насколько мне известно, скоро десантно-штурмовой батальон из выловленных шпионов сформирует. Хорошо работает. Умница. Илона, ты все поняла?

— Но ваше высочество, — девушка умоляюще сложила руки на груди, — можно я сначала кое-что доделаю, а потом, честное слово, лягу спать и просплю… шесть часов подряд. Обещаю!

— Ой не ве-е-ерю! Все! Приказ отменять не буду. Восемь часов, и точка! Лучше иди отдыхать добровольно.

Девушка устало поплелась к двери, на ходу пытаясь с кем-то связаться, но адмирал свое дело знал не понаслышке и заблокировал ее канал с помощью военной глушилки. Тогда Илона развернулась, укоризненно посмотрела на меня и вдруг спросила:

— Слушай, я давно хотела поинтересоваться, да к случаю не приходилось. Я знаю, ты чем-то таинственным занимаешься с абордажниками, и с некоторых пор они на тебя смотрят как на святого, но возишься с ними ты далеко не целыми днями. Большую часть времени, как ни зайдешь, ты все в кресле сидишь с закрытыми глазами, будто дремлешь. Можно было бы сказать, что взвалил на бедную девушку заботы и со всем пылом души предаешься лени. Однако я только сейчас заметила, что видок-то у тебя отнюдь не лучше моего. Значит, ты занят какой-то очень напряженной работой. Может, скажешь? Вдруг мы можем тебе чем-нибудь помочь?

— Спасибо, Илона, но, к сожалению, помочь мне вы не можете. И никто не может, — не сдержал я горечи. — Во всей галактике никто не сможет.

— Знаешь, Костя, — задумчиво сказала девушка, — у меня такое впечатление, будто у тебя на плечах целая скала, которую ты должен держать через «не могу». Поверь, даже дружеское участие иногда может очень сильно помочь. Если станет совсем невмоготу, ты только скажи. У тебя уже есть друзья здесь. Настоящие друзья.

Я вздрогнул при слове «здесь», но потом с облегчением понял, что Илона не знает и знать не может, кто я на самом деле, а главное, откуда. Но все равно дружеское участие меня тронуло. Я ведь вроде никаких усилий не предпринимал, чтобы понравиться или просто стать немножечко своим для обитателей крепости, но вот как получается — чтобы иметь друзей, не надо тужиться, как при запоре, изо всех сил подлаживаясь под них. Если чего-то стоишь, они сами примут тебя в свой круг такого, как есть.

— Спасибо, Илона. От твоих слов и правда стало легче. Спасибо. А теперь иди, обязательно отдохни, а мне… Мне надо посидеть в кресле с закрытыми глазами, потешить свою лень.

Я бодро подмигнул девушке, но, когда она вышла из кабинета, словно выдернул из самого себя поддерживающий стержень и растекся медузой по сиденью. Накануне я сумел-таки расшифровать узор Лантиссы, и результат меня, мягко говоря, не порадовал. Все, разумеется, было не так плохо, но и хорошего тоже оказалось не густо. В первую очередь, я четко вычислил маршрут перемещения и, главное, сроки. Моя сущность петляла меж звезд в поисках свободного тела около двух лет, по имперскому исчислению времени, которое, в свою очередь, шло от планеты-прародительницы. Конечно, если не учитывать время, затраченное узором на поиск подходящего носителя, получится месяцев на восемь меньше, но и этот срок угнетал. Отправившись домой прямо сейчас, я застану дочку уже школьницей. Помнит ли она непутевого папу, вечно пропадающего в горах? А Свента? Ведь чуяло ее сердце, что поход этот опять добром не кончится. Но насколько дальним путешествием все это обернется, она даже вообразить себе не могла.

Кратко проблема сводится к следующему. Каждый материальный объект вселенной: звезды, планеты, астероиды, даже пылинки — обладает неким полем или аурой, которая есть не что иное, как еще один вид поля, кроме прочих, открытых наукой. Это, предположительно, и есть неструктурированная магическая энергия. Магическое поле связывает все объекты вселенной в единое целое, однако ее, скажем так, плотность напрямую зависит от массы. Сама галактика как целостное образование тоже обладает подобной аурой, связывающей звездные системы воедино. Получается, между сгустками ауры (полей) высокой плотности, своеобразными узлами галактики, существуют гигантские области пространства, где напряженность поля крайне низка. Каждый узел имеет свой уникальный магический узор ауры, по которому его можно найти и через миллионы лет, куда бы он ни сместился за это время в своем вечном движении.

Не буду углубляться в теорию, поскольку очень даже может быть, что когда-нибудь, в не столь уж далеком будущем (если не прямо сейчас), нынешние представления о законах мироздания будут осмеяны так же, как мы смеемся над наивностью предков. Для меня главным выводом из всего этого бреда было понимание сложности задачи по возвращению домой.

При достаточной энергии можно совершить импульс-прыжок сквозь — не через, а именно сквозь — пространство. Время прыжка практически равно нулю, хотя, может быть, в этом гиперпространстве проходят миллионы лет, а на объекте прошедшие годы никак не сказываются. Дальность прыжка зависит прежде всего от имеющейся энергии. При этом содержать ее в накопителях нет возможности. Слишком медленно извлекается из них энергия для формирования аналога пружины, поэтому ничего не остается, кроме как концентрировать ее вокруг объекта, сразу формируя узор-импульс достаточной мощности. Определение достаточной мощности — тоже задачка не из простых, но вполне решаемая. Разумеется, отправка в полет магической структуры требует куда меньших затрат, чем отправка материального предмета. Но! Сама возможность телепортации материального объекта, в том числе, разумеется, самого себя, в пределах планеты или звездного корабля уже дорогого стоит. Телепортация происходит не мгновенно, но довольно быстро, чтобы мне заинтересоваться такой возможностью и потратить немного времени на тренировку навыка. Чем-то такое перемещение было похоже на перенос части сознания по нити-лучу. Здесь также следует предварительно наметить точку прибытия, сформировать узор и… прибыть.

Не знаю, успели ли целители прошлого разработать методику и подкорректировать узор для этих целей, но, скорее всего, нет. Не было у них времени отвлекаться на побочные задачи.

Таким образом, если бы я знал координаты родного мира, мог бы уже сегодня выдрать из принца ядро личности, перенести сознание в узор, послать всех, кто ему доверился, подальше и рвануть «чрез звезды к терниям». Однако мешало этому шагу три «но».

Путь назад мне был известен примерно так же, как слепому — дорога в неизвестное место, где он побывал один раз: пройти вперед, повернуть направо, еще пройти, повернуть налево, потом еще налево, пройти вперед, повернуть налево… и так далее. Следовательно, как бы ни был запутан и извилист путь, придется пройти его полностью со всеми его загибами. Есть еще один вариант — отправить звездолет на поиски моей планеты. По моим прикидкам, корабля крейсерского класса хватит, чтобы облететь полгалактики. Затеряется этот — послать следующий. Другой вопрос, стоит ли выдавать нынешним правителям галактики — императору, баронам, королю Арктура — координаты моего родного мира? Что они с ним сделают? Хорошо, если он покажется им непривлекательным в плане ресурсов. Но если наших магов сочтут слишком опасными, смогут ли целители, особенно те, кто против прогресса, дать достойный отпор? Очень и очень сомневаюсь. Даже без аннигиляции планеты с помощью сфокусированных энергетических полей бомбардировка термоядерными зарядами — вещь неприятная. Сколько тогда магов надо, чтобы эффективно сбивать торпеды за пределами атмосферы? А это далеко не все могут. Нужно владеть как минимум нитью-лучом, а лучше слиянием по методу Финь Ю, чтобы иметь хоть какие-то шансы. Лабриано и Греллиана, например, точно не смогут, что уж говорить о неполных целителях. Вывод однозначный: про мой мир здесь должны услышать как можно позже, тогда как на моей планете должны узнать как можно раньше об опасности со стороны звезд.

Второе «но» заключалось в том, что я не знал, в каком состоянии находится мое родное тело. Сомневаюсь, что я прибуду точно в момент окончания процесса связывания артефактов. Расчетные сроки завершения работы мне неизвестны. Тело принца однозначно погибнет, а тело Филина может быть не готово к приему. Или самый неприятный вариант, о котором и думать не хотелось: процесс давно завершен, а тело погибло или уже занято личностью какого-то древнего целителя из артефакта. Что значит зависнуть в магическом пространстве, я себе неплохо представляю. Скорее всего, растворюсь без остатка.

Третье «но» — обитатели города-крепости. Не могу я их оставить в этом неопределенном положении. Философски рассуждая, я не виноват в том, что на принца объявили охоту с собаками и ловушками, но все равно буду чувствовать себя виноватым. Пусть я здесь палец о палец не ударю, но пока меня могут предъявить в здравом уме и добром здравии, юридически ничего вменить гражданам не сможет и сам император. Разве что творя произвол, но это он и сейчас может. Теоретически. А фактически мой запрет на отправку беспилотников-курьеров сделал и это невозможным. Во всяком случае, на сегодняшний день любой из моих нынешних верхних руководителей может заявить, что на все была моя принцевская воля.

Итак, на повестке дня пока один вопрос: что делать. С чего начать и «кто виноват», решу потом. Из всего многообразия бредовых и не очень таковых идей, остановился на одной, показавшейся мне наиболее перспективной. Создать цепь ретрансляторов. То есть на всех узловых точках маршрута соорудить узор, который будет пассивно накапливать энергию, достаточную для отправки нескольких пакетов, и ждать послания от одного из двух, связанных с ним, ретрансляторов. По получении посылки блок управления узора-ретранслятора определит, куда следует ее перенаправить, и совершит передачу. От звездной империи к родному миру или наоборот.

Для создания такой цепи потребуется тоже около двух лет, но так явно надежнее. По моим прикидкам, посылка будет идти максимум час-два, а то и меньше. Знать бы, сколько таких ретрансляторов окажется построено. Первый я сделаю сам, когда мы выпрыгнем в следующей звездной системе, а далее каждый ретранслятор начнет с того, что отправит по маршруту узор ретранслятора. То есть система получится самоформирующейся, правда, только на один заранее определенный маршрут. Тогда я смогу периодически запускать узоры, проверяющие состояние тела, и быстро получать обратную связь. Можно также отправить узор-сторож, который в момент освобождения тела сформирует информационный пакет и перенаправит ко мне.

Вообще-то таким образом можно решить проблему межзвездной связи, раскинув сеть магических ретрансляторов. А если при этом рассчитать необходимую энергию импульса для прямой связи с конкретной системой, то можно сделать ее очень и очень скоростной. Но пока, увы, кандидат на монтаж подобной сети, а также на роль оператора только один — мое высочество, а ведь «не царское это дело».

Ну что ж, осталось дождаться последнего прыжка — он вот-вот состоится, иначе можно было бы прямо с этой звезды начать. В принципе не имеет значения с какой. Главное, мне известна начальная точка — система, в которой я получил новое тело.

ГЛАВА 10

Воздух чужой планеты. Я вдохнул его в первый раз в своей жизни… Так и просится на язык что-нибудь пафосное: «Меня охватил восторг первооткрывателя, первым из своего народа ступившего на брега неведомой земли после трехчасового карантина с его стерильным воздухом и дозы универсальной вакцины. Незнакомые ароматы щекотали ноздри, а переливы птичьих голосов вызывали чувство восторга и умиления. Ах, чужая планета. Еще никто из моего мира не смог достичь даже ближайшего спутника, а я, простой парень, попираю почву, расположенную на расстоянии, которое свет пролетает за миллионы миллионов лет!»

Восторг тоже был, но кратковременный. Меня действительно охватило некое чувство: ведь и правда впервые на чужой планете, а моя невообразимо далеко. Город тоже впечатлял. Одно дело — видеть фантомное изображение разных планет и городов, даже с гораздо более причудливой архитектурой и растительностью, совсем другое — пройтись по улицам, зайти в ресторанчик или уличную кафешку, попить сок из неизвестных овощей. Или фруктов — кто их там разберет. Меня поражало буквально все: высота небоскребов, многоярусные ленты дорог с антигравитационным покрытием, сюжеты фантомов реклам, транспорт — от простейшей обшарпанной колымаги, свистящей неторопливо по трассе на высоте нескольких сантиметров от покрытия, до длиннющих и жутко роскошных бесшумных мобилей богачей.

Мы с Нестором и Максом прогуливались по центральному проспекту городка Сербеки планеты Эрзерум пограничной системы Неаполь. По меркам империи, это был совсем небольшой городок — чуть меньше пятнадцати миллионов жителей, но в моем мире он потянул бы, по меньшей мере, на столицу мира. Да что там столицу — я сомневался, что во всей Элмории проживает больше людей, чем в этом «городке». Все дела в основном были переделаны: деньги, что мне выделил папенька, согласно финансовому плану «банды» Илоны, потрачены в ноль; обязательные визиты всем значимым шишкам в течение недели нашей стоянки нанесены; балы оттанцованы; обеды съедены; арсенал местной базы ВКФ (военно-космического флота) основательно пограблен лично мной. Осталось немного свободного времени. От меня больше не требовалось кланяться, обмениваться рукопожатиями с благородными донами и целовать длань прекрасным доньям, рассказывать о модах, воцарившихся в столице, и вскользь обсуждать перспективы войны с Индо-Китайской Социалистической Республикой, вольными баронствами или королевством Арктур…

Не беда, что начальник базы ВКФ после общения со мной, похоже, и впрямь заболел: он проигнорировал бал у градоначальника, чего, говорят, не случалось с того дня, как некий сумасшедший барон напал на Неаполь, а было это лет двадцать назад. Так ведь напрасно он пытался защитить вверенное ему имущество от моего пристального внимания. Как он верещал! Как вопил и стонал! Песня. Мне пришлось фирменным движением вздернуть подбородок под потолок и с ленцой протянуть:

— Э-э-э… любезнейший, того, нам двести абордажных торпед давай. Эта… быстро-быстро! Улетаем в пасть… этому, то есть с визитом в баронство… как его… Вольфшанце… Что значит не можете оголить?.. Я вашу задницу сейчас при всех… эта… оголю. Мои абордажники без своих торпед звереют. О! Посмотри на рожу ихнего старшины! Не, ты глянь!

Нестор и Макс, под завязку накачанные инструкциями поддерживать меня во время разговоров, какой бы бред я ни нес, стояли с каменными лицами, вперив взгляд в пространство, прозревая неведомое прямо сквозь мебель.

«Дружеский» визит в крупнейшее и сильнейшее баронство действительно придется совершить согласно воле государя императора, переданной курьером накануне нашего появления в системе. Было ли такое отклонение от первоначального маршрута заранее спланировано или изменилась политическая ситуация, сказать определенно не могу. Но то, что это не результат деятельности шпионов, гарантирую. Ни один беспилотник с кляузой не вылетел от нас за все время полета до системы Неаполя. Значит, весть о моем новом облике, о котором и так-то знали всего несколько человек (плюс сотня абордажников), а также данные о наших социальных преобразованиях и кадровых перестановках вряд ли уже достигли столицы. К визиту я относился настороженно, но не исполнить волю императора не мог, поэтому решил сделать все возможное для защиты нашего города-крепости.

— Но у меня на восемьдесят абордажников останется всего пятьдесят торпед. А если среди них окажутся дефектные?

— Слышь, ты батюшке отпиши, он тебе еще пришлет. А использовать людей… эта… в качестве одноразовых блоков управления — негуманно. — Я придал себе гордый вид, мол, как умно сказал, а! — Давай командуй погрузку. По остальным пунктам, я так понимаю, возражений нет. Так давай грузи все чохом. А девок… эта… не надо. В походе надо быть аскетом.

Кроме запаса торпед удалось пополнить резерв практически всего военного снаряжения. Сам я в это не вникал. Со мной по арсеналу ходил заместитель Олега по тылу, который, согласно характеристике Томаса, мог самого Остапа-Ибрагима-Берту-Марию-Бендер-Бея обжулить и нищим по миру пустить. Во мне (наверное, это заразно) тоже проснулся жадный хомячий куркуль. Жаль, что и без этого контейнеры с запасами уже прямо на улицах крепости стояли. Контр-адмирал плакал, но пойти против воли наследника престола не мог. Ему ясно сказали: не отказывать принцу ни в чем. Правда, понял он эти инструкции… правильно. То есть подготовил целый гарем местных девочек и мальчиков самой приятной наружности, контейнер лучшего вина, коньяка и ликеров. Все это щедрой рукой я отдал ему же. Хотя, подумав, напитки все-таки забрал.

— Но что вы будете делать с таким количеством абордажных торпед? У вас же всего сотня человек!

— Я подготовлю еще две сотни. Мало мне одной. Бездельников в крепости развелось — девать некуда. Часть у вас здесь оставим… в обмен на ваших… э-э-э… небездельников. Часть пусть в абордаже поработают. А что? Не жалко хлама. Мы их только на торпеды подготовим. А случись что — стакан водки, огурчик — и… вперед на врага! За веру… э-э-э… императора и отечество! А? Мысль?

— Ага, кхм. Мысль, — обреченно подтвердил командир.

Контр-адмиралу незачем знать, что вместе со старшиной-инженером мы разработали систему дистанционного управления абордажной торпедой. Конструктивно торпеда (размером с крупный штурмовик с отсеком для взвода десанта и контейнера с боевыми роботами) могла проникнуть сквозь силовое поле, только если в ней, на ней или рядом с ней (не далее пяти метров от блока управления) находился живой и действующий абордажник. После проникновения и прилипания к корпусу вражеского корабля абордажник, в зависимости от поставленной задачи, мог активировать заряд на подрыв, с честью при этом погибнув, или проникнуть внутрь и начать захват ключевых пунктов управления корабля. Во втором случае десантный отсек вместо дополнительного заряда содержал группу головорезов, которые должны были следовать за абордажником и помогать в реализации его миссии.

В первом, крайне нежелательном случае при подрыве заряда волна деструкции взламывает несколько гектаров площади поверхности любого небесного тела, в том числе любого корабля, и, в зависимости от плотности материала, проникает на несколько сотен метров в глубину. Дальше, если есть воздух, идет обычная ударная волна с потоком светового и жесткого излучения. Короче, переборки взламываются, техника разбивается, живое убивается, все горит и плавится, а что не горит — пронизывается насквозь плотным потоком радиационного излучения и скорее всего (не проверял на практике) волной распадающейся магической энергии из разрушенного генератора торпеды, резонирующей с полем ранца и скейта абордажника, за счет чего они также детонируют.

Теоретически можно запустить таймер и попытаться убраться подальше, но, увы, это «подальше» находится, по расчетам, на расстоянии не менее пятидесяти километров от места подрыва, неважно, своей или чужой торпеды. На абордажном скейте, представляющем собой узкую платформу с торчащим из нее гошем (полутораметровая слегка изогнутая рукоять) управления, уйти нереально. В открытом космосе он недолго маневрирует на слабеньких реактивных движках, а по любой вещественной поверхности перемещается сантиметрах в двадцати над ней со скоростью всего около ста семидесяти километров в час за счет того же генератора. Сама идея использовать дополнительный блок узоров в том же доспехе, например, для перемещения собственного тела в пространстве мне очень даже понравилась, а уж гений изобретателя этого поля просто восхитил. Хотя все чаще меня посещала мысль, что этот гений объединил в себе механика и мага. Допускаю, что это был самоучка, но как такое можно было придумать вслепую, не видя магические потоки, не могу себе представить.

Нестор рассказывал, что проводились тренировки, на которых пытались атаковать учебную цель двумя торпедами. В одной устанавливали таймер, а сидя в другой, пытались убраться подальше. Если получалось удалиться на нужное расстояние, то защитники успевали срезать фиксаторы «подарка», да еще и вытолкнуть его вслед за торпедерами. Поэтому во избежание соблазна спастись таймер в торпеде… не предусмотрен вовсе.

Разумеется, никто просто так абордажниками не разбрасывается. Это уже, можно сказать, акт отчаяния, когда нет шансов захватить или уничтожить вражеский корабль. Или кораблей слишком много и захват одного ничего не решит.

За счет чего абордажные торпеды игнорируют любые защитные поля? Занимаясь со своей командой, я убедился совершенно точно, что только за счет магических способностей человека, который объединяет воедино генератор ранца, враждебное силовое поле и собственную магию, аналогично моему слиянию. Сделано, конечно, примитивно и очень замысловато, но, по сути, я даже не представляю себе, как можно было бы все это реализовать лучше, опираясь лишь на голую технологию. Все-таки разработчики явно были настоящими магами. В результате во время проникновения враждебное поле воспринимает этот конгломерат из генератора поля торпеды, ранца и магии человека как часть себя и… благополучно игнорирует. Поэтому, когда встречаются в схватке два абордажника, они дерутся, будто никаких защитных полей нет вовсе. Правда, любое метательное или энергетическое оружие продемонстрирует каждому, что поля все-таки есть и защищают хозяев очень эффективно.

Вот, собственно, почему абордажники — и элита, и смертники одновременно. Конечно, я не сказал всю правду командующему базы. Не собирался я искать среди персонала крепости потенциальных магов, да и как их найти? Вот бы, как в некоторых книгах пишут: прищурился, присмотрелся к человеку магическим зрением, и хоп! — разглядел мага. Или заставил кандидата пялиться в хрустальный шар до рези в глазах, а шарик возьми и засветись цветными полосками. Ура новому магу!

Разумеется, есть некоторые признаки потенциальных способностей к магии, но сколько времени потребуется, чтобы развить эти способности до приемлемого уровня, попробуй угадай. По строению тела можно отличить потенциального легкоатлета от тяжелого… тоже атлета. Но кроме способностей требуется еще упорный труд самого человека и его тренера. Труд и время. А если человек не захочет или ему надоест — время будет потрачено зря, а результата как не было, так и не будет. Способности к магии выявить еще труднее. Теоретически магическими способностями в разной степени обладают все. Вопрос только во времени. Обидно потратить десятилетия на развитие крохотного дара. Все равно что учить бездарного актера, в надежде, что когда-нибудь у него получится приемлемо сыграть главную роль в спектакле.

Мой план был проще. Зачем искать потенциальных магов, когда есть готовый материал? Вот именно. Не так уж редко абордажники получают неизлечимые травмы. Со службы их списывают за непригодность, назначают хорошую пенсию, иногда пристраивают к делу, но нет среди них такого, кто не мечтал бы вернуться в строй. А уж возвращение ко мне в строй я мог гарантировать. Большинству — точно. Поэтому и Макс с Нестором сегодня не просто так со мной гуляли. Мы ждали сигнала от троек абордажников, которые должны были выяснить, где можно найти нужных нам инвалидов. Их адреса дон Абрам уже добыл, но хотелось встретиться сразу с несколькими авторитетными ветеранами, чтобы не доказывать многократно одно и то же.

Руководитель нашей службы безопасности предлагал свою помощь, но я отказался. У него самого наступили горячие деньки. Шпионы, дорвавшиеся до связи, даже не пытались замаскировать донесения под обычные почтовые отправления. Почтовые компании огребли хорошую прибыль на отправке беспилотников с частными посланиями. Ну кто ради одного кристалла с информацией будет покупать беспилотник целиком? Точнее, не один беспилотник, а целых три. Разве что купчишка-параноик, озабоченный сохранением коммерческой тайны, или влюбленный фанфарон, желающий поразить сердце красавицы широтой своей души. Всех таких орлов агенты дона Абрама брали на заметку, чтобы в дальнейшем либо оставить их для проталкивания дезинформации, либо избавиться от них навсегда. Ни в коем случае не убивая отравленным кинжалом под покровом ночи. Достаточно, придравшись к чему-нибудь, просто оставить шпиона на этой планете, а взамен завербовать нужного специалиста. Дон Томас, кстати, тоже занимался не покладая рук и ног вербовкой кадров взамен списанных из крепости по разным причинам: кто-то уходил по собственному желанию, кто-то по представлению руководства из-за некомпетентности. Балласт нам на борту не нужен.

— Костя! — С абордажниками мы давно были «без чинов». — Мы узнали, что многие ветераны каждый день приходят в таверну «Попугай Флинта». Через час как раз наступит время сбора.

— А где этот «Попугай»?

— В портовом районе недалеко от космодрома. Но чтобы не плутать, лучше возьмите такси. Для подстраховки две тройки наших ребят тоже скоро туда подтянутся.

— Принято. Спасибо, ребята… Нестор, Макс, двигаем в «Попугай Флинта».

— А что за попугай?

Нестор ответил Максу за меня:

— Попугай — птица такая. Говорящая. «Остров сокровищ» не читал? Был в истории Земли такой капитан пиратского корабля — Флинт. И был у него попугай, который все время орал: «Пиастры! Пиастры!» Когда Флинт умер, попугая взял себе кок с его корабля — одноногий Сильвер. Этого одноногого якобы сам Флинт боялся.

— Одноногий? Инвалид?

— Ага. Инвалид.

— А что такое пиастры?

— Деньги золотые.

— А-а-а… — Макс явно плохо понял, как деньги могут быть золотыми, если они на личном чипе, который в коммуникаторе.

— Вот тебе и «а». Книжки детские читать надо.

— Дык когда ж, дядька Нестор?

— Да, малец, — вздохнул Нестор, — детство тебе досталось… недетское.

Фасад части здания, где располагалась таверна, был стилизован под борт затонувшего парусного фрегата из древней истории Земли. Входом служила большая пробоина в борту, как бы заросшая сплошной паутиной водорослей. При входе околачивался швейцар, облаченный в башмаки с пряжками, белые чулки в крупную синюю полоску, короткие штаны, рубашку с широченными рукавами и кожаную жилетку. Живот был перетянут широким красным поясом с двумя заткнутыми за него старинными пистолями и кривой саблей на боку. Лицо с кошмарным шрамом от правого виска к углу рта буйно заросло косматой бородой и усами, черепушку покрывал красный платок, завязанный на затылке, а в левом ухе висела большая, полумесяцем, серьга белого металла. Короче, вид у хранителя пробоины был самый что ни на есть разбойничий.

Для этого похода я был одет в обычный комбинезон абордажников со знаками отличия рядового, которые носил с гордостью, поскольку заработал их честно, пройдя испытание. Правда, капитан настаивал, чтобы мне присвоили звание хотя бы лейтенанта за все те усовершенствования, которые удалось сделать, но я отказался, честно напомнив командиру о своем слабом знании тактики действий подразделений абордажников. Куда уж мне командовать? Только приказы исполнять.

А изменения мы ввели, можно сказать, кардинальные. Первым делом убрали тяжеленные ранцы с аккумуляторами в дальнюю кладовую. Вместо них у абордажников на поясах появились дополнительные кармашки, куда мы поместили искусственные алмазы: один с узором защитного поля и еще три с узорами накопителей на два часа интенсивной нагрузки каждый, что уже было втрое больше стандартного ранца с аккумуляторами. Кроме того, еще два алмаза содержали целительские узоры. Один для восстановления магической структуры организма, другой — общей регенерации. При сложных ранах они, конечно, спасти не могли, но помочь продержаться — вполне.

В генераторы скейтов тоже внесли некоторые изменения, правда, не такие кардинальные, но все же позволившие существенно увеличить дальность действия и немного — скорость. Каждый абордажник, кроме того, прошел краткий курс обучения рукопашному бою по методике Финь Ю, а также научился, как и обычные маги в моем мире, заряжать кристаллы-накопители. У ребят уходило на это около трех дней, но позволяло мне не тратить время на зарядку. В случае затяжного боя, конечно, придется этим заняться, но пока таких не предвиделось. Зарядка кристаллов стала для абордажников своеобразной тренировкой в трансовом состоянии, да и впрок заготовить не мешало.

Где была моя голова, когда я размышлял на тему, где взять драгоценные камни для амулетов, то есть генераторов, батарей, по-здешнему? Нестор удивился, когда я обозначил проблему, и сразу спросил, не годятся ли искусственные. В общем, химики-физики по моему приказу нахимичили-нафизичили целый ящик искусственных алмазов, которые я с удовольствием использовал в работе.

Надо ли говорить, что после тренировок и освоения нового снаряжения абордажники здорово повысили свою мобильность, автономность и боевые качества. Одно дело — махать саблями с рюкзаком за спиной, совсем другое — налегке. А ведь как недоверчиво встретили поначалу! Что говорить, если дядька Нестор, постоянно присутствовавший на наших с Максом занятиях, сначала никак не мог поверить, что они дают плоды. А уж когда Макс сделал свой первый огнешар — слабенький, жиденький, как у моих одногруппников на втором курсе, — только тогда старшина поверил, что разговоры принца про магию не придурь, а самая что ни на есть настоящая реальность. А то он все думал и гадал, ломал голову в попытках объяснить себе, как принц умудрился завалить двоих его товарищей, пробив защитное поле? Поверив, он сам с головой погрузился в тренировки. Впервые увидев магические потоки, он стал по-щенячьи счастлив и мог только раз за разом, широко улыбаясь, повторять: «От ведь оно как! Эх-х! Нашим бы ребятам такое!»

Я не стал ждать другого благоприятного момента и тут же предложил научить и ребят, если они поклянутся не рассказывать обо мне и вообще некоторое время хранить все это в тайне. Авторитет старшины Нестора был непререкаем, и, когда старшина заявил, что наши упражнения жизненно необходимы для управления снаряжением, вся сотня во главе с капитаном поклялась хранить секретность до особого распоряжения и упорно заниматься по предлагаемой методике. Несколько недель мне пришлось вести занятия лично, но чем дальше, тем больше меня стали заменять Нестор и Макс, как наиболее продвинутые.

А месяц назад, когда все абордажники уже достигли впечатляющих успехов, капитан вдруг построил отряд и предложил мне выйти на середину. Он сказал, что такого еще не бывало, чтобы решение о приеме в абордажники принималось общим голосованием, но и достойных этой привилегии принцев еще не попадалось, поэтому он предлагает всему отряду принять участие в решении и высказать свое мнение. Честно говоря, я чуть не прослезился, когда все как один проревели: «Достоин!» и «Ура принцу!» В ответ я сказал, что для меня честь быть принятым в сообщество элитных бойцов империи и иных королевств. Не обошлось, разумеется, без небольшого банкета по случаю из моих закромов. Пара ящиков хорошего вина и двухсотлитровая бочка пива позволили нам хорошо отметить мое новое звание рядового абордажного подразделения.

Секретность секретностью, но рано или поздно нашу тайну узнают все. Другое дело — повторить… В ближайшем будущем без меня явно не смогут. Это я к тому, что пират при входе откинул полог из псевдоводорослей, и мы прошли внутрь таверны. По моему плану, для вербовки новых абордажников завесу тайны придется немного приоткрыть, иначе до отлета не получится быстро убедить ветеранов в серьезности наших предложений. Дескать, вы соглашайтесь, а мы потом вам все расскажем. Несколько законченных авантюристов наверняка найдется, но основной контингент на голословные обещания не поведется, тем более что репутация у нашего путешествия не самая благоприятная.

В предбаннике трюма — так был оформлен зал — нас встретил еще один пират без бороды, но с усами, при пистолетах и абордажном палаше.

— Я вижу, господа — абордажники. В нашем заведении всегда рады соратникам хозяина. Желаете бочку на троих или несколько бочек для компании побольше?

Роль сидений в этом заведении выполняли деревянные бочонки, а столов — бочки покрупнее. Зал был не очень большой, но довольно уютный, несмотря на антураж затонувшего корабля. Справа от входа тянулась барная стойка, за которой бармен в кителе штурмана наливал пиво из штурвала. Каждая рукоятка была помечена определенным сортом пива, и при необходимости «штурман» крутил штурвал, опуская нужную деревянную рукоятку-краник вниз.

— Нет. Нам бы хотелось поговорить с ветеранами. Не подскажете, где мы могли бы их найти?

Нестор у нас по договоренности выполнял роль переговорщика — ну кто поверит мне, сопляку, а уж с принцем и вовсе разговаривать не станут. Вежливо выслушают и так же вежливо пошлют.

— Я сожалею, господа, но ветераны-инвалиды — личные гости хозяина нашего заведения и собираются в отдельном зале, куда без приглашения никого не пускают.

— Я прошу вас передать тому, кто там решает, что я пришел с предложением вернуться на службу и прошу меня выслушать.

— Хорошо, я передам, а пока присядьте, пожалуйста, сюда. Не желаете ли что-нибудь заказать?

— Да. Темного пива.

— Двойное неапольское подойдет?

— Годится.

Пират-метрдотель скрылся в глубине таверны, а к нам вскоре подошел очередной морской разбойник, поставил на бочку тарелку с закусками и три кружки с мохнатыми шапками пены. Нам ничего не оставалось, кроме как не спеша потягивать пиво и закусывать вяленой рыбкой.

Метрдотель подошел минут через двадцать.

— Меня просили уточнить, кто конкретно хочет говорить с ветеранами?

— Старшина Нестор.

Пират снова ушел, но теперь отсутствовал недолго.

— Прошу вас, господа, пройти со мной. О заказе не беспокойтесь — его перенесут вслед за вами.

Мы прошли в глубину трюма, где за неприметной дверью открылся еще один зал. В настоящий момент там пили пиво человек двадцать ветеранов. Только мы вошли, как все повернулись и стали пристально рассматривать нашу компанию. Гул разговоров стих, и в этой тишине отчетливо прозвучали чьи-то слова со стороны группы из семи человек, сидящих у трех бочек, составленных впритык друг к другу:

— Похож. Сейчас узнаем точнее. Кто из вас Нестор?

— Я — Нестор.

— Нестор, сын Элизы и Курта из Нарвы, что в системе Новгород?

— Так точно.

Из-за бочек поднялся двухметровый громила среднего возраста с перекрученной болезнью рукой.

— Много хорошего слышал про тебя, брат. Проходи, садись с нами. Салаги пусть посидят в сторонке. Рано им еще в разговор взрослых дядей влезать.

Макс дернулся было к свободному месту в углу зала, но я придержал его за рукав и посмотрел на старшину.

— Салаги нам пригодятся для разговора, — сказал тот.

— Да что они могут сказать нам такого…

— Я прошу мне поверить, что им есть что сказать. Скорее продемонстрировать.

— Ну, если надо… Эй! Еще бочку!

Парочка пиратов шустро вкатила еще одну бочку, поставила впритык к имеющимся трем и добавила пару бочонков-сидений для нас. Нестор сел рядом с нами на свободное место.

— Ну что ж, уважаемый Нестор, наслышаны мы о том, что ты совершаешь вояж с детским садом, подтирая сопельки говнюку-принцу.

Нестор было дернулся, но я положил ему руку на плечо и взглядом дал понять, что не обижен и вообще это не имеет значения. Кто-то приметливый из компании заметил наши переглядывания и нахмурился.

— Я не хотел бы, чтобы наш разговор скатился на обсуждение личности принца. У меня есть к вам конкретное предложение, которое я обещал донести до вас от имени моего командующего.

— И кто у вас командующий? Принц? — издевательски спросил тощий и жилистый парень лет двадцати пяти. Рядом с ним стояли костыли, недвусмысленно намекающие на серьезные проблемы с ногами. — Так этому придурку мы служить не будем. Не надо, Нестор, убеждать нас в обратном. Мы много знаем об этой одиозной личности. Если он зовет нас на службу, значит, ему нужны пилоты торпед. В ином качестве мы, любому воробью на помойке видно, служить не можем. Поэтому не трать слова. Сказал, что хотел, и проваливай!

— А ну, сядь! Салага! — прорычал, не сдержавшись, Нестор и злобно глянул на молодого инвалида свинцово-тяжелым взглядом.

— Это я салага?! — взвился тот.

— Ты! Ты еще в школе девкам записочки втихаря печатал, когда я штурмовал линкор «Зумумба» Соломонова царства.

— Не горячись, Нестор, — сказал сухорукий пожилой ветеран из семерки авторитетов. — Афоня и вправду молод, но… он дело говорит. Согласись.

— Не соглашусь! — резко ответил старшина. — Вы меня не дослушали, а уже выводы делать начали. Он своим петушиным наскоком оскорбил не только меня, но и всех моих товарищей-абордажников. Никто из нас не пошел бы с вами разговаривать, если бы дело обстояло так, как он сказал. Мы соратников не предаем!

— Тогда объясни толком, что от нас хотят. И кто именно хочет? — хмуро пробурчал широкоплечий ветеран, сидящий рядом с Нестором.

— Я и пытаюсь это сделать, — успокаиваясь, выдохнул сквозь зубы старшина. — Я говорю от имени нашего главнокомандующего, генерал-адмирала дона Олега. Чтобы не было вопросов, сразу скажу, сына Веры и Деметрия с планеты Усолье системы Байкал.

— Того самого, которого… — снова не вытерпел и влез Афоня.

— Да. Того самого, которого разжаловали. Объясняю популярно. В городе-крепости всем правит совет высших военных и гражданских руководителей. Генерал-губернатором у нас донья Илона, очень знающая девушка.

— А что же принц?

— Принц им не мешает, и это самое главное. Так что в бой вы пойдете туда и тогда, когда прикажет дон Олег, а не принц или еще какая бездарная крыса с шитьем на погонах.

— Да что мы можем? — с нескрываемой тоской и горечью спросил широкоплечий.

— Очень многое. Прежде всего контракт предусматривает вашу службу при одном условии. — Нестор выдержал паузу, хлебнул пивка, неторопливо закусил рыбкой, будто не замечая полной тишины в зале. — Условие простое. Полное исцеление от ваших мелких травм.

— Ме-е-елких?! — Афоня даже привстал, с удивлением и обидой глядя на старшину.

— Именно. А чтобы было понятно, о чем я говорю… Макс, достань индивидуальный кибермед и излечи ноги этому прыткому молодому человеку. Увы, стационарный в крепости, так что будет немножко больно. Готов потерпеть или на ком другом покажем?

— Я-то? Я готов, только будет ли толк от вашей коробочки?

Этот прибор во избежание лишних вопросов пришлось оформить «по науке», то есть поместить кристалл в пластиковый корпус, снабдить кнопкой «вкл/выкл» и сенсорным экраном.

— Еще попрошу не болтать о том, что увидите, — можете серьезно подставить соратников в крепости.

— Ты давай показывай, что хотел, а среди нас болтливых нет. Так я говорю? — обратился к залу широкоплечий.

Макс, вот артист тоже, обиженно посмотрел на Нестора и «попытался отбояриться» от предложенной чести:

— А чего я-то? Я его вчера только зарядил. Три дня работал.

— Р-разговорчики! Слишком долго заряжаешь. Надо еще тренироваться. Действуй!

— Есть.

Макс с деланой неохотой достал из кармашка на поясе прибор, попросил Афоню лечь на сдвинутые вместе бочонки спиной вверх, нажал кнопку и приложил тыльной стороной к копчику калеки. Весь зал, затаив дыхание, наблюдал за пляской цветных линий, точек и пятен на экране. Суставы пациента захрустели и на глазах изумленной публики стали принимать правильную форму. Сам он глухо и протяжно застонал от боли. Амулет исцеления мог многое, но не исцелять раны, где повреждена магическая структура, поэтому прибор в данный момент работал, выправляя дефекты тела по восстановленной мной структуре. В бою он исцелить не сможет, но затянет раны и хотя бы не даст истечь кровью, а при переломах хромающий боец все-таки лучше, чем лежащий и дожидающийся помощи.

— Терпи, парень. — Нестор сочувственно положил руку ему на плечо. — Индивидуальный кибермед, он ведь для условий боя предназначен, чтобы жизнь спасти. Тут уж обезболивание идет по минимуму. Не стационар все-таки.

Минут через десять мельтешение сменилось надписью: «Сеанс завершен. Остаток заряда — 58 %» — и экран погас.

— Ну вот, опять заряжать.

Афоне помогли встать. Он постоял немного, прислушиваясь к своим ощущениям, и вдруг счастливо захохотал во все горло:

— Ребята! А не болит! Не болит ничего! И ноги! Ноги — как новые!

Бывший калека попытался сделать шаг и чуть не рухнул, но его вовремя подхватили под руки.

— Опять торопишься, Афоня, — с усмешкой сказал Нестор. — Экий ты нетерпеливый. Небось уже отвык нормально ходить, а сразу бежать надумал. Да и ослабли твои ноги малость. Ничего, попривыкнешь, наверстаешь, в форму быстро придешь.

Нам с Максом пришлось шустро отскакивать в сторонку, когда все, кто был в зале, кинулись наперебой щупать ноги исцеленного, задавать вопросы… Гвалт поднялся, как на птичьем базаре.

— А можно посмотреть, что это за кибермед? — Сухорукий первым закончил с восторгами и озаботился практическими вопросами. — Может, он и мою руку… того… вылечит?

— Не он — так стационар наверняка излечит. — Нестор бросил быстрый взгляд в мою сторону, и я незаметно ему кивнул. — Так что не сомневайся. Только вот какая штука. Прибор выдается только нашим абордажникам. Для всех прочих он — секрет. И, сразу скажу, не продается.

Нас обступили кольцом и стали забрасывать вопросами, на которые мы, как правило, отвечали, что эта информация — только для своих. Мол, станете своими — все узнаете.

— А в других частях у вас тоже такое есть?

— Пока нет. Пока им может управлять только абордажник. Как ранцем. Другие так не могут. Но для них тоже что-то обязательно будет. У нашего принца новейшее оборудование и императорские медики. Головастые мужики.

Мы постарались не засиживаться, ответили на самые насущные вопросы бывших абордажников и, напомнив, где и как можно записаться в команду, отбыли в крепость.

Не верю, что после всего увиденного и услышанного на планете останется так уж много инвалидов-абордажников.

ГЛАВА 11

Отчет Илоны я, отойдя от своих же правил, просмотрел внимательнейшим образом, поскольку он касался итогов нашего визита на пограничную планету. Наш город-крепость, не спеша — ох и большущий! — разгоняется для перехода в систему Манхэттен, где у меня, согласно решению папаши, намечена встреча с вольными и невольными баронами.

На самом деле кто их знает с нынешними вольностями. Вассальную клятву теперь не дают и не принимают, а система или группа систем объединяются вокруг сильных в финансовом и военном отношении фигур на правах вассалов, заключая соответствующий договор. Цементом, связывающим такой конгломерат, служит долевой капитал, промышленные связи и личные, а иногда и родственные контакты. Все это образует довольно прочную структуру, где нарушение договоров, мягко говоря, не поощряется. А грубо выражаясь, мужчина или женщина, уличенные в нарушении своего слова, живо объявляются межмировым судом недобросовестными.

Формулировка предельно деликатная, но вот последствия бывают самые трагичные. Область, контролируемая осужденным, блокируется. Все связи с внешними мирами обрываются. С баронством или графством прекращаются все торговые и политические отношения, что неизменно приводит к упадку торговли и постепенной деградации общества. Зубастые соседи потихоньку начинают грызться меж собой, заранее деля сладкий пирог, поскольку ни у кого нет сомнений, что через пять, максимум семь лет он вполне дозреет до дележки. Как бы ни назывался бывший владетель — барон, виконт, боярин, фюрер или хан, — путь у него был один. Бежать со всех ног, пока не поймали и не прибили собственные сограждане, купленные его же дворянами и купцами. Правда, был еще один путь — перейти под руку другого сильного владетеля, чаще всего путем завоевания последним соответствующей системы, реже — добровольно.

Давным-давно, на заре освоения космоса, образовались самые странные союзы из разных стран планеты Земля, прародины человечества. Россия и старушка Европа вместе со странами Центральной и Юго-Восточной Азии, объединенной Кореей, Монголией и странами Латинской Америки образовали нынешнюю Империю. Америка с Японией осваивали соседний сектор галактики; Китай, Индия и Вьетнам тоже отхватили изрядный кусок. Помимо гигантов множество небольших стран самостоятельно или в союзе с такими же, как они, малышами основали маленькие и средние королевства, ханства, великомогольства, падишахства и прочие республики с демократиями. Почему бы и нет, если хватает сил и ярости, чтобы противостоять попыткам ликвидации со стороны жадных соседей?

Таким вот образом, кстати, и получились вольные баронства из самых вольнолюбивых, злых и упрямых воителей. Ресурсов в их системах не настолько много, чтобы полномасштабная война крупного государства окупилась, а вылазкам и нападкам на границах они противостоят с такой злобой, что двадцать раз подумаешь, прежде чем лезть. Тем не менее баронства периодически проверяются на прочность соседями или крупными государствами и столь же периодически за солидную плату их эскадры нанимаются той или иной стороной для участия в своих войнах.

Более сорока процентов доходов баронств составляет так называемая «плата за кровь». Еще процентов двадцать — тридцать предположительно дает контрабанда и откровенное пиратство на звездных трассах. Сколько трагедий хранит космос! Крайне редко патрульные эскадрильи находили пустые, вычищенные до последней пуговицы, транспорты с мертвым экипажем. Кто напал, когда и где, как правило, выяснить не удается. Шустрые дознаватели попытались было действовать через храмы, поскольку каждый уважающий себя пират считал своим долгом после успешного дела внести немалое пожертвование, но ничего не получилось. Святые батюшки категорически отказались нарушать тайну вкладов, резонно предполагая, что в этом случае доходы резко уменьшатся.

Как ни странно, но с выходом в космос религия отнюдь не умерла, а, наоборот, укрепила свои позиции. При этом произошло укрупнение и объединение близких друг другу религиозных течений. На территории Империи, например, главенствующей стала вера в единого Творца, объединившая христианство и ислам, вобрав в себя некоторые элементы буддизма и ламаизма. Когда-то христиане насмерть дрались с мусульманами и меж собой, но, выйдя в космос, поняли, что, как прежде, в ненависти жить нельзя. Все различия быстро привели к общему знаменателю. Главное, что вера в единого Бога-Творца была изначально принята во всех религиях, а противоречия в ритуалах и морали успешно сгладили совместными усилиями. Причем взаимопроникновение было настолько сильно, что уже никто не сомневался в необходимости внедрения общего для всех мировоззрения. Бог — в сердце каждого. Путь приближения к нему есть путь самосовершенствования. Вера и следование пути, начертанного Господом, — главное, а способ обращения к Нему не имеет значения.

Разумеется, в звездных монархиях завелись и дворяне, которые при обращении к ним в разговоре стали требовать отличать их от простолюдинов. Интересно, как сложилось обращение «дон» и «донья» к благородным персонам в Империи. По легенде, обсуждение единой конституции застопорилось в тот момент, когда решали, какие сословия должны быть в государстве и как следует обращаться к лицам благородного происхождения. Предлагались варианты: сэр и леди; сеньор и сеньорита; боярин и боярыня; сударь и сударыня. Представитель России якобы опоздал к началу и, войдя в зал, весело спросил: «И что же обсуждают благородные доны?» Представители испаноязычных стран горячо поддержали «инициативу» России, тут же проголосовали и большинством голосов приняли обращение «дон» и «донья». С тех пор и звучит: дон Акакий да дон Касым; дон Чунг да дон Мбонга. А уж донов Педро, Петров, Петеров, Питеров, Петро… и не сосчитаешь.

Я уже говорил, что мне не очень нравилось распоряжение зачем-то двигаться в самое сердце сектора вольных баронов. Потерять месяц в пути, чтобы сказать: «Таки здравствуйте вам» — и тут же откланяться? Если бы ко мне загрузили хотя бы несколько штук квалифицированных дипломатов, то можно было объяснить прогулку какой-нибудь политической миссией, которой фигура принца придала бы солидности. Дескать, сам наследник престола сопровождает чиновников на переговорах. Но ведь нет, никаких чинуш. И даже никаких, хотя бы формальных задач папенька передо мной не поставил. «Нанеси визит, сынок, да посмотри, как там да что там». Ну и на что я посмотрю? На землю в иллюминаторе? Который к тому же не иллюминатор, а экран? Ну да ладно. Поживем — увидим.

Итак, что мы имеем. Сводку о военном имуществе я просматривать не стал. Судя по тому, что дон Олег жмурится от удовольствия, а его интенданты ходят гордыми павлинами, добычей он доволен. С кадрами тоже порядок. Удалось избавиться от балласта, в первую очередь, от бывших больших начальников, а заодно от недотеп, разгильдяев и бездельников. Вместо них завербовали, переманили и просто призвали (а в некоторых случаях «с мясом и кровью» оторвали от коменданта) очень неплохих специалистов. В частности, наш поход с Нестором закончился вербовкой аж девяноста трех новых абордажников, которых, правда, еще предстоит вылечить, обучить и экипировать. С последним несложно: даже у новичков было по два комплекта формы. Но тем не менее запас карман не тянет, надо бы сделать еще штук сто пятьдесят — двести.

Охохонюшки! Опять мне предстоит штамповать артефакты. Хорошо хоть, абордажники уже сами заряжают готовые, как наши маги — целительские амулеты. Медленно, но, как говорится, верно. Пока есть время и силы, каждый зарядил себе тройной комплект, а некоторые особо продвинутые — и четверной.

В остальном крепость приняла около пяти тысяч военных и гражданских специалистов. Пришлось даже мне в этом деле поучаствовать. Так сказать, власть употребить. Наш начальник информационной разведки и контрразведки кинулся в ноги донье Илоне с огромной просьбой выручить из местной тюрьмы группу молодых хакеров — так они себя по старинке называли, — случайно попавшихся на взломе суперзащищенной системы противокосмической обороны. Сделали они это из чисто хулиганских побуждений, желая отомстить капитану первого ранга, руководителю данного участка обороны и по совместительству отцу девушки, к которой питал нежные чувства один из парней команды. Папа, как это случалось с отцами и тысячу лет назад, застиг парочку целующейся в его же саду и не стерпел. Парню он объяснил с помощью матерного языка, что его дочка достойна лучшей доли, чем путаться с тупым недоучкой, а чтобы молокососу, претенденту на ее руку и сердце, был лучше виден путь подальше от его дома и дочки, подсветил дорогу двумя фонариками под глазами.

Побитый Ромео решил вызвать обидчика на дуэль таким вот экзотическим способом, даже не задумавшись о том, что в случае удачи ему придется вместе со своей дамой сердца носить тестю передачи в тюрьму. Ребята ему немного помогли, и, главное, у них все получилось. Засыпались они на том, что не учли реакцию капитана. Они думали, взломав систему и оставив личное сообщение офицеру, насладиться его руганью и, может быть, в глубине души, признанием своего ума и грамотности, но просчитались. Откуда им было знать, что капитана тоже контролируют, да и не пошел бы он на должностное преступление, скрывая свершившийся факт. Служба безопасности признала, что если бы не письмо нарушителей, она бы никак не сумели их вычислить, и тогда о ЧП могли узнать в столице, прислать экспертов для выяснения обстоятельств и… новое начальство как службы безопасности, так и службы противокосмической обороны.

Вот эту-то группу и захотел прибрать к рукам наш главный айтишник. Мне пришлось долго пыжиться, кричать и скандалить перед директором службы безопасности, а дону Абраму — долго оформлять какие-то документы, совещаться и ругаться. Но мы своего добились — парней выпустили с условным сроком и недвусмысленным намеком на то, что срок может стать и безусловным, если они сию секунду не свалят с планеты. А убраться с планеты в ближайшее время можно только… Совершенно верно. Завербовавшись в межзвездный город-крепость. Дураками парни не были, подписали контракты, получили форму и отправились в карантин перед отбытием на орбиту. Зачинщик трогательно простился с девушкой под хмурым взглядом папы, который на самом деле живодером не был и даже поддержал стремление юноши сделать военную карьеру:

— Придешь из похода хотя бы лейтенантом — благословлю ваш брак.

Новоиспеченный сотрудник информационной безопасности был вне себя от счастья и полон рвения. Никто, разумеется, не говорил парню, сколько людям дона Томаса пришлось убеждать его будущего тестя в необходимости именно этих слов на прощание. Да и добиться разрешения на это прощание тоже было очень непросто. В конце концов капитан понял, что благодарный принц вполне может сделать его контр-адмиралом, а парень когда там еще вернется… Дочка может и не дождаться. Девушки — они же такие ветреные. Влюбится в более достойного и выскочит замуж. А принцу очень, ну просто очень-очень нужны энтузиасты, а не подневольные рабы.

Согласно отчету, единственное «узкое место» образовалось в сфере здравоохранения города. Я не подумал об этом, когда заказывал герцогу продовольствие и обмундирование, потому что в моем мире не требуется такая вещь, как расходники к кибермеду, и большинство операций осуществляется с помощью магии. То есть фактически эликсиры и зелья играют в нашей медицине поддерживающую роль, а далеко не основную. Если что, можно и без них, хотя труднее. Здесь же кибердоктора без необходимых картриджей только весело подмигивают красными огоньками и тупо требуют вставить кассету номер такой-то в слот номер сякой-то. Мне и тут подгадили. Якобы по ошибке загрузили половину всех материалов, несовместимых с нашими моделями регенерационных камер. Мы без сожаления отдали ненужное барахло неаполитанцам, но поиметь от них смогли крайне мало. У них самих расходники — постоянная головная боль. Никогда количество картриджей не достигало хотя бы уровня восьмидесяти процентов от требуемого. Совсем уж раздевать пограничников я постыдился, и проблема вскоре обещала вырасти в приоритетную.

Пришлось принять самое непосредственное участие в ее решении, используя навыки своей основной специальности. По моей подсказке, всех тяжелобольных, которым невозможно было оказать помощь в районных пунктах, поместили в центральный стационар, куда я стал наведываться, прикрывшись фантомом Макса. Сам Макс в это время сидел в моих апартаментах, играл или учился. На это время я всех извещал, что буду плотно занят, и разрешал входить только абордажникам. Нестор стыдился своего недоверия, мучился, ни слова мне не говорил, но побороть это гадостное чувство не мог. Я не стал его тиранить, а просто разрешил входить в любое время. Это настолько поразило старшину, что он, по-моему, ни разу не воспользовался столь любезным приглашением.

Можно было бы заняться исцелением и дистанционно, но тогда вопросов возникло бы на порядок больше. А так — мало ли почему после посещения «Макса», всем известного помощника его высочества наследного принца, некоторые больные начинали быстро идти на поправку. Никто ведь не знает, а он не рассказывает, какие именно лекарства передаются от принца. Скорее всего, самые современные и ужасно дорогие. А уж такие лекарства могут творить чудеса — это известно всем. К тому же доброе слово и кошке приятно, а уж человек, узнавший, что его здоровьем интересуется сам принц, будущий император, должен получать такой заряд положительных эмоций, что никакая болезнь не задержится в теле надолго. Врачи больницы, конечно, сомневались, но совсем чуть-чуть. Знания диагноза недостаточно, чтобы уверенно говорить в большинстве случаев, что лекарства от этой болезни не существует. А вдруг все-таки у принца завалялось энное количество экспериментальных или только что вышедших после клинических испытаний новейших образцов?

Вот таким образом и проходил наш полет к вольным баронам. Процесс автоматического формирования ретрансляторов продолжался без сбоев и не требовал моего участия, поэтому я смог целиком сосредоточиться на новичках, разделяя свое время между не очень сложными исцелениями магических структур у ветеранов и сложными — в центральной больнице.

За две недели мы пропустили всех принятых абордажников через мою регенерационную камеру, откуда они выходили со слезами счастья на глазах. Но никто над ними не смеялся. Хлопали по плечам, поздравляли, давали сутки отдыха — и вперед, учиться. Кроме того, вместе с доном Сергеем — оказывается, так звали командира абордажников — и Нестором мы разрабатывали тактику применения боевых целительских узоров.

К сожалению, к моменту выхода на окраину системы Шварценфельд мало-мальски подготовить новичков-абордажников управлять новым снаряжением невозможно, поэтому временно они занимались восстановлением навыков управления стандартным ранцем и скейтом. Правду говорил Нестор — абордажник и на пенсии останется таковым. Практически все через неделю показали приличные результаты, да и занимались, явно соскучившись по делу, как одержимые. Так что, выходит, у нас было девяносто три абордажника с ранцами и сотня — с поясами. Новички отчаянно завидовали нашим, узнав о новых возможностях управления и дистанционном оружии. Они чуть слюной не изошли, но понимали необходимость тренировок как никто другой. С ними-то, на мой взгляд, проблем не будет. После «чудесного» исцеления и после того, что показали им наши на тренировках, они уже не будут сомневаться и ломаться, как мятный пряник, дескать, это невозможно, потому что так не бывает.

— Десять секунд до выхода в систему… Пять… Три… Две… Одна. Выход! Боевая тревога! Боевая тревога! Неизвестный флот в атакующем ордере.

На экране своего информика я увидел несколько десятков очень больших звездолетов и около сотни поменьше, классически выстроившихся на нашем пути в виде вогнутого щита, за которым прятались десантные транспортники и всякая мелочь, предположительно штурмовики и истребители. По краям располагались мониторы и торпедоносцы. Вся атакующая армада, состоящая из звездолетов различных форм и размеров, явно собранная с бору по сосенке, отстояла от нас на расстоянии всего-то две тысячи километров. Продолжи мы движение в том же направлении — скоро обязательно окажемся в полусфере из враждебных боевых кораблей.

Не очень-то похоже на торжественную встречу наследного принца могущественной звездной империи.

Не мешкая я рванул на командный пункт, который располагался в центре города-крепости и имел собственный дополнительный силовой щит, такой же, как и оборудованный, с подачи доньи Илоны, корпус-убежище для детей младше двенадцати лет. Встало это мне в огромную сумму, но защита детей, да и спокойствие их родителей во время боя, того стоили.

В командный пункт и корпус-убежище спокойно, но без промедления, как и отрабатывали на многочисленных тренировках, стекались люди. В убежище — дети, офицеры — на свои места по боевому расчету.

Из гражданских и условно гражданских в компанию к дону Олегу навязались, кроме меня, еще и донья Илона, дон Томас и дон Абрам.

— …лагаю сдаться, открыть стыковочные порты и принять десант вольных баронств. В противном случае мы уничтожим город-крепость со всеми обитателями. Даем вам ровно час на размышление. В случае отсутствия ответа к этому времени или отрицательного ответа вы будете атакованы объединенным флотом вольных баронств, в сектор ответственности коих вы вторглись без соответствующего разрешения.

Какой-то мужик в баронской короне (какой архаизм!), занимая немалый сектор шарового фантома космического пространства, обрамляющего центр по периметру, вещал на фоне рубки управления чужого боевого корабля. От изображения к одному из супердредноутов тянулась тонкая пунктирная линия, показывая, с какого конкретно корабля ведется передача. По самодовольной роже оратора было видно, что он наслаждается моментом и готов трепаться еще несколько часов подряд, но, видимо, необходимость все-таки дать нам время подумать заставила его с легким сожалением прекратить болтовню.

Связь прервалась, и минуту в операционном зале нашего центра управления стояла тишина.

— На что он рассчитывает, дон Олег? — опередил меня с вопросом глава службы безопасности.

Насколько мне известно, город-крепость — крепкий орешек и такому флоту если даже по зубам, то с очень ощутимыми потерями.

— Не знаю, — коротко отмахнулся от его вопроса Олег и скомандовал: — Активировать силовое поле. Флот на вылет. Абордажному подразделению приготовиться к получению боевой задачи. Артиллерия — к бою!

— Управление щитом заблокировано!

— Управление воротами палуб заблокировано!

— Управление артсистемами заблокировано!

— Что за… — выругался дон Олег.

Коммуникатор на его руке затребовал экстренную связь. Командующий разрешил, и перед нами проявился фантом руководителя службы информационно-технической безопасности.

— Дон главнокомандующий! Сообщаю, что контроль над городом-крепостью перехвачен. Прошли команды с наивысшим приоритетом.

— Это не мы и… — Олег коротко глянул на меня, — не принц. Во что бы то ни стало приказываю восстановить контроль в кратчайшие сроки. Постарайтесь локализовать хотя бы сектор, откуда поступают команды.

— Есть. Принято.

Фантом айтишника исчез.

— Теперь понятно, на что рассчитывает этот барончик, — задумался дон Абрам. — Однако, насколько я понимаю, извне перехватить контроль невозможно. Стало быть, тайный центр управления был смонтирован еще на верфях империи. Кому это могло понадобиться и зачем? Хотя это-то понятно — в случае захвата или мятежа всегда можно отключить защиту и взять мятежников тепленькими.

— Дон главнокомандующий, извне опять запрашивают соединение.

— Разрешаю.

Снова появился тот же мужик, гаденько усмехнулся и провещал:

— Чтобы наглядно продемонстрировать, что мы не шутим, вот вам вариант вашей возможной участи. — Он кому-то, нам не видимому, кивнул и разорвал связь.

От строя врагов, в этом теперь никаких сомнений не осталось, отделился диск звездолета трех с половиной километров в диаметре и стал довольно быстро сближаться с нами. Через несколько минут он оказался примерно в двенадцати километрах от крепости, и, прокрутившись вокруг своей оси, практически в упор произвел залп из всех артсистем.

— Жилые сектора с три тысячи шестьсот пятьдесят третьего по три тысячи девятьсот восемьдесят шестой полностью разрушены, — тут же раздался равнодушный голос информика. — Приблизительные потери личного состава и гражданских лиц около восемнадцати тысяч.

Чудовищная цифра разом уничтоженных невинных людей просто придавила меня к полу. За что?! Почему?! В чем они виновны?!

— Под-донки, — процедил сквозь зубы дон Томас. — Что же они творят, гады… Люди-то тут при чем? Слава Творцу Единому, хоть детей мы эвакуировали.

Убийца угрожающе повисел перед нами минут шесть, изредка немного поворачиваясь вокруг своей оси, будто раздумывая, из какого орудия выстрелить повторно, затем спокойно, очень медленно и, казалось, лениво стал возвращаться к своим. Если до нас он лихо долетел за несколько минут, то обратно шел, будто хотел показать свое полное пренебрежение к нашей артиллерии и презрение к экипажу. Эта тактика свидетельствовала о том, что бароны точно знали, что мы не сможем ответить. Они могли бы нас уничтожить массированной атакой, а мы с заблокированными щитами и вооружением просто не смогли бы им ответить. Но им межзвездная крепость явно нужна была целой и обороноспособной. Недаром уничтожены были только те сектора города, где не было практически никаких ценных для обороны и атаки военных сооружений. Не пострадала ни одна артиллерийская установка, ни один ангар с самым захудалым разъездным ремонтным катером, а пострадавшие сектора можно даже не восстанавливать — на эффективность крепости в бою они никак не влияют.

Я не заметил, как встал с кресла, до побеления пальцев сжал кулаки и застывшим взглядом уставился на экран, где медленно уплывал к своим убийца мирных людей. Так мне потом рассказали о событиях в центральном посту, я же ничего не осознавал, кроме дикой — именно дикой, когда хочется рвать когтями и клыками, — ненависти к подонкам. В следующую секунду я ощутил, что мое тело управляется не мною, а кем-то другим. Филин точно на такое не способен.

Нить-луч мгновенно пронзил пространство до вражеского корабля, и в его центре управления, который действительно, как и у нас, располагался в середине корабля, материализовался мой фантом. Мое второе «я» использовало энергию вражеского корабля — его генераторы гравитации и силовых полей вместе с двигателями продуцировали ее вполне достаточно, чтобы мне не передавать магию по нити.

С кресла, похожего на маленький трон, привстал молодой парень в дорогом комбинезоне со знаками различия штурмана-капитана и круглыми от удивления глазами уставился на меня. Он был очень похож на мужика в короне, который только что предлагал нам сдаться. На несколько секунд время словно остановилось. Мы смотрели друг другу в глаза, я — с запредельной ненавистью и яростью, он — по-прежнему с удивлением.

— Взять его! — отчаянно завизжал мой партнер по гляделкам, и оцепенение словно схлынуло со всех присутствующих.

Операторы в рубке и охрана в десантной броне зашевелились и двинулись ко мне, но я тоже не стал ждать. Сознание затопила красная пелена. Я даже не материализовывал никакие клинки, а как был с голыми руками, правда, усиленными магией, бросился сначала на самого главного в этом будущем приюте смерти. Несмотря на ярость, боевое искусство Финь Ю я применял творчески и с вдохновением. Меня не устраивала быстрая смерть главного убийцы, поэтому я прямо сквозь прочный бронированный комбинезон пробил ему пальцами брюшную полость и вытащил кишки наружу, успев дополнительно опутать его же собственные ноги. Затем, вихрем нарастив ладони до двух магических коротких мечей, промчался по центру управления, убивая все, что движется. Робота-стюарда тоже — а зачем он двигался? Робот — единственный, кто погиб чисто, не заляпав стены, палубу и рабочие столы кровью с мозгами и требухой. Даже разрубленные доспехи охранников не держали в себе то, что осталось от их владельцев, а щедро изливали содержимое.

Через полторы минуты все было кончено. Мой фантом остановился посреди побоища, широко раскинул руки и стал формировать узор массового уничтожения магических структур. Финь Ю пару раз заставил меня сформировать такой в учебных целях, но предупреждал о его неэффективности против магической защиты. Но кто в этом звездном мире хоть что-нибудь знал о магической защите? Узор представлял собой расширяющийся бублик в случае его применения на поверхности земли, или сферу — в зданиях, крепостях и башнях. Сфера требовала постоянного формирования узоров, подпитки магической энергией и много физических сил. В том числе для контроля воздействия. Не обязательно тратиться на уничтожение всех встречных узоров, когда можно настроиться на уничтожение только узоров живых существ. Кроме прочего, корабль был сравнительно небольшой, и плотность магической энергии в нем оказалась недостаточно велика, так что приходилось отвлекаться еще и на ее уплотнение и скручивание.

Я видел, как от меня пошел расширяться шар, состоящий из довольно красивого узора переплетенных нитей магической энергии, по которым, пульсируя каждая с собственной частотой, пробегали разноцветные искорки. Что это такое и почему цвета разные, Финь Ю никогда не говорил. Дескать, рано. Да и не факт, что эти искорки — искорки на самом деле. Кто-то вместо этого слышит звук, вибрирующий в определенной тональности.

Шар не реагировал на магическую структуру различных приборов, но стоило ему проникнуть в тело живого существа, как тут же его линии магической схемы начинали обрываться и перепутываться, обращаясь в полный хаос. Самое страшное для человека — это то, что он умирал не мгновенно. Физическое тело обладает инерцией и не сразу начинает подстраиваться под магическую структуру. Какие боли терзают человека, насколько хорошо он понимает и осознает близость смерти — это все строго индивидуально.

Семь минут, по моим внутренним часам, и сфера магического разрушения вышла за габариты корабля во всех измерениях. Я прекратил ее дальнейшее формирование и подпитку, оборвал связь и пришел в себя. То есть вернулся сознанием в тело принца. Как все произошло, кто командовал телом — вопросы животрепещущие, но не своевременные. Сейчас предстоял бой за выживание города.

Я вздохнул, перевел взгляд на присутствующих и без сил рухнул в ближайшее ко мне пустое кресло рядом со столом для совещаний. Я увидел встревоженные взгляды доньи Илоны и Томаса. Удивленный и задумчивый — дона Абрама. Подозрительный и слегка презрительный — дона Олега. Первые двое хорошо знали вторую мою ипостась: принц разумный. Дон Олег все еще сомневался, что так оно и есть, а сейчас своим ступором я подтвердил его подозрения. Единственный, кто по-прежнему пребывал в неведении, — дон Абрам, хоть я и сомневался, что он не знает истинного положения вещей. Недаром дон Томас назвал его одним из наилучших кандидатов на должность, которую тот и так занимал. По долгу службы дон Абрам хорошо знал, какого вида истерики следовало от меня ожидать, но в реальности получилось нечто совсем иное.

Фантом космического пространства по-прежнему отображал все так же издевательски медленно возвращающийся в строй диск баронского звездолета, и внешне с ним все было в порядке.

ГЛАВА 12

Интересно, как здесь обстоит с едой? Дадут поесть обессилевшему герою или во время боя не положено? Впрочем, о моем геройстве вряд ли знает кто-то, кроме меня. Звездолет-убийца медленно возвращается к своим. На вид с ним все в порядке. Бароны смогут узнать о гибели экипажа только после безуспешных попыток связаться, а повода для немедленной связи вроде нет — результат их удара и так всем виден. Но даже в этом случае — мало ли по каким причинам не поступил доклад — еще надо будет выяснить, в чем проблема, отправить группу спасателей, попытаться разобраться на месте, а это все время, которого нам так не хватает. И при чем тут беспомощная крепость?

Почему нам дали час времени, а не напали сразу? Думаю, весь этот спектакль не бароны ставили. Зачем-то им нужна крепость, целая и сравнительно невредимая, а кто-то в империи — не сам ли император? — им в этом помогает. Если предположить, что принц за время полета своими выходками довел гарнизон до мятежа, то перед потенциальными союзниками сами мятежники должны бы открыть двери нараспашку, но для этого им нужно время. А в случае штурма, не разобравшись в ситуации, могли ведь и сопротивление оказать, а то и попортить ценное имущество. Вряд ли в баронствах есть верфи, где могут качественно отремонтировать оборудование города. Так что, по расчетам режиссеров-постановщиков, сейчас в городе мятежные войска должны взять под контроль стыковочные порты и блокировать верные принцу, наверняка немногочисленные войска.

Толикой своего сознания, оставшейся здесь, я слышал, как докладывали Олегу, что выступление барона транслируется по всем информикам города. Кроме предложения командованию для жителей звучал призыв не сопротивляться десанту. За лояльность и помощь гарантировалось гражданство баронств и защита от преследования Империи. В принципе соблазнительное предложение. Будь я на месте оппозиционеров — всерьез бы задумался, а надо ли оставаться верным государю, от которого ничего хорошего не видел. А тут уже фактически на месте, никуда лететь не надо, да и местные с доброй улыбкой обещают всяческие блага, почему бы не принять их любезное приглашение?

— У вас тут пожевать ничего не найдется? — обратился я к главному в этом отсеке дону Олегу.

На меня все уставились с немалым изумлением — не так уж давно мы здесь сидим, чтобы успеть проголодаться. Как же! Такой момент, а принцу жрать приспичило! Дон Томас вовремя вспомнил, что реакция на опасность у людей разная, а у принца вполне может быть извращенной, и примирительно сказал главкому:

— А действительно, может, чайку или кофейку? Я как психолог рекомендую. Нам надо сбросить напряжение.

— Извините, — буркнул Олег, — изысков кулинарии на центральном посту не предусмотрено. Колбасу полукопченую и тушенку будете?

— Я все буду, — кивнул я головой, никак не реагируя на откровенное недовольство моим поведением. — И можно не греть. Мы ведь в походе, — позволил я себе добавить в голос немного иронии.

Через пару минут какие-то военные накрыли на стол, расставив чашки, кипяток, заварку, галеты и сахар. Передо мной поставили здоровенную, на килограмм, уже вскрытую банку с консервированным мясом, тарелку с крупно порезанными ломтями белого и черного хлеба и на отдельном блюде — кольцо колбасы, шмат сала, брусок сыра и десантный нож, чтобы все это можно было порезать. Я прямо восхитился: вот это антураж! Еще бы луковку и бутыль мутного самогона — чем не завтрак алкаша?

— Благодарю. А неплохо кормят в центре управления. Жаль, горячего не подают.

— Подают. Но по расписанию. Для дежурных смен.

Минут десять я, не отвлекаясь, занимался уничтожением тушенки с хлебом, заедая салом и сыром. На колбасу поглядывал кровожадно, но пока не трогал — она у меня на десерт пойдет. Вместо пирожного.

Со стороны можно было подумать, что мне на все наплевать, но это было не так. Я пытался найти выход и не мог. В архитектуре информационной системы я ничего не понимал, отследить, откуда поступают сигналы, соответственно, не мог. Разогнать флот баронов тоже не имел возможности. На один корабль, далеко не самый большой, у меня ушло столько сил, что повторить этот подвиг смогу не раньше чем через несколько часов. Брать в заложники того мужика, что угрожал нам с экрана, тоже не видел особого смысла — это же не император, чтобы остальные поджали хвост и живенько убрались с нашего пути. Наоборот, какой-нибудь барончик, вероятно, даже обрадуется подобному исходу и тут же встанет во главе всей этой сборной солянки. Поздно уже менять лидеров — оружие собрано, заряжено и наведено на цель. Осталось выстрелить, а это любой из оставшихся сумеет сделать.

— Дон главнокомандующий, неизвестный передал принцу кристалл. Говорит, от самого государя императора.

Вестовой, держа на маленьком подносе упомянутое, говорил адмиралу, а смотрел на меня.

Дон Олег тоже хмуро глянул в мою сторону и распорядился проводить в стационарную камеру для чтения секретных сообщений.

— Где тот, кто передал кристалл?

— Под охраной службы безопасности.

— Пусть пока там и побудет.

— Слушаюсь.

В камере я включил воспроизведение кристалла и узрел фантом государя императора, который отечески посмотрел на меня и ласково заговорил. Глаза при этом были такие, что аж мороз по коже. Не заметно было в его взгляде ни малейшей искорки отцовской любви.

— Сынок. Мой посланник должен передать тебе этот кристалл ровно через полчаса после предложения фон Штайнброка сдаться. Ты сейчас наверняка гадаешь, кто из твоих людей посмел заблокировать управление оружием, защитой и маршевыми двигателями? Можешь не искать предателя и не рубить головы командирам. Хотя если хочешь — продолжай. Все равно все офицеры, начиная от младшего лейтенанта и выше, обречены. Ах, какая красивая ситуация намечается! Злобные бароны, пираты и разбойники, захватили мою крепость вместе с принцем. Уничтожили всех моих офицеров и часть рядовых, о чем я заранее ужасно скорблю и соболезную знатным родам, потерявшим в этом походе сыновей, дочерей, братьев и родителей. Гражданское население обратили в рабство… Если ты не в курсе, сынок, в баронствах есть рабство. И не только сексуальное. Чтобы ты не волновался, сразу скажу: с тобой будут обращаться как с принцем и даже всех твоих игрушек, кто там остался в живых после твоих забав, тоже не тронут. Можешь в оставшееся время пополнить коллекцию, но не очень наглей. Все должно быть в пределах разумного. Барон, кстати, обещал продемонстрировать быдлу, чем грозит сопротивление. Надеюсь, судьба пары-тройки десятков тысяч бесполезных гражданских не очень тебя расстроит. Но это я немного отвлекся — все бы нам, старикам, побурчать да молодежь поучить.

Теперь слушай, что надо сделать! Ты прикажешь лояльным тебе войскам не оказывать сопротивления баронскому десанту. Более того, постарайся обеспечить безопасность высадки. По прогнозам моих аналитиков, там у тебя вовсю идет гражданская война. Десантники баронов помогут тебе справиться с этой опухолью. И старайтесь свести ущерб от уличных боев к минимуму. Крепость должна достаться баронам в боеспособном состоянии. Я надеюсь на тебя, сынок! Еще скажу! Если все получится как задумано, я сделаю тебя герцогом Арктурианским! Без женитьбы на этой кукле. Да — это намек!

Запись закончилась, а я не спешил покидать камеру, буквально сраженный циничностью моего «папеньки». Вопрос, что выбрать, подчинение «отцу» или откровенный мятеж, передо мной даже не стоял. Предать доверившихся мне людей, пусть в большинстве своем не пылающих ко мне любовью, я не мог ни морально, ни физически. Во-вторых, не думаю, что принца реально оставят в живых. Если государь вместе со всеми скорбит, в том числе и о смерти собственного сына, наследника престола, то найдется ли бессердечный тип, который посмеет обвинить в произошедшем безутешного отца? А живой принц явно вызовет массу подозрений: сам захват межзвездной крепости — достаточный повод для ссоры Империи с баронствами. Убийство наследника, если и усугубит ситуацию, то не намного. И не придется отвечать на вопросы, зачем Константина оставили в живых и не было ли тут сговора.

Учитывая намек на герцогство, император строит планы захвата Арктура чужими руками. Это очевидно. Бароны наверняка подкуплены. Может быть, им обещана даже крепость после завершения операции, когда империя «протянет братскую руку помощи» несчастному королевству, подвергшемуся наглому нападению разбойных баронов, и введет свои войска для наведения порядка и защиты гражданского населения. Сама крепость империи угрожать ничем не может, поскольку контроль над ней никто явно отдавать не собирается. То есть стоит только попытаться использовать ее против имперского флота, как с ней тут же произойдет то, что сейчас происходит с нами.

Вынув кристалл из ячейки, я положил его во внутренний карман комбинезона, застегнул и вышел из камеры.

— Где посланец? Проводите меня к нему.

— Да, ваше высочество.

Мне было не до взглядов моих соратников — теперь уже наверняка соратников. Я не собирался продолжать игры. Они кончились в тот момент, когда закончилась запись речи императора. Но и сразу знакомить людей с тем, что узнал и какое принял решение, не стал. Не время для колебаний и обсуждений.

Меня быстро провели к невзрачному мужчине в простом комбинезоне техника. Тот встал при моем приближении и ждал, что последует дальше, с самым невозмутимым видом.

— Коды активации крепости вам известны? — спросил я на всякий случай, не надеясь на ответ.

— Если бы и знал — вам бы не сказал. Таков приказ самого императора.

Что ж, не очень-то и хотелось. Я вошел в состояние концентрации, проник в тело незнакомца и рухнул в его глубину, производя полное слияние, как когда-то с егерем. Я стал незнакомцем, точнее, доном Владом, офицером седьмого отдела «С» личного подразделения императора. Я-Влад вспомнил, где находится наш сравнительно небольшой центр управления, замаскированный под один из пунктов выдачи комбинезонов и пайков для безработных, с которого можно ввести императорский пароль доступа к системам крепости. Я-Влад знаю код блокирования систем, но код разблокирования знает только дон Исидор и, возможно, дон Мигель, которые ждут поступления известного только им сигнала, чтобы ввести данные. Кроме кода, надо в свободный слот информика, использующегося для ввода, вставить всего лишь карту памяти прачечного автомата с определенным номером. Также я вспомнил, что обладаю, как и все в отделе, вшитым в тело под правую лопатку устройством, которое быстро и безболезненно по мысленной команде уничтожит тело и, главное, мозг носителя.

Что ж. Убивать или пытать этого фанатика императора смысла нет. Я вышел из слияния и потребовал у дона Олега выделить мне несколько абордажников в полном вооружении на скейтах. Ждать их не стал, показал на карте города точку, где находится замаскированный пункт, и вместе со своей охраной рванул туда на карах.

Перед искомой дверью остановился, с помощью нити-луча проник внутрь, и, не создавая фантом, огляделся. За пультом сидели двое. Первым, с кем я произвел слияние, оказался дон Мигель. Он не знал кода разблокирования, но зато знал код самоликвидации крепости и готов был в случае попытки проникновения в помещение немедленно передать информацию в систему. Впрочем, его товарищ на всякий случай тоже знал этот код. Даже если абордажники мгновенно вскроют бронированную дверь, эти двое успеют уничтожить город, и тогда для всех нас наступит печальный конец. Запомнив этот код, так же как и код блокирования, я на время оставил в покое дона Мигеля и переключился на дона Исидора, у которого наконец-то вызнал нужный позарез код разблокирования. К сожалению, способа сохранить им жизнь я не нашел. Слишком велик был риск для крепости. Поэтому аккуратно снес им головы секирой и приказал абордажникам, ожидающим моей команды, вскрывать двери.

— Только, ребята, аккуратно. Не повредите пульт. Сопротивления не будет. Действуйте.

— Все сделаем в лучшем виде, Костя. Ты же нас знаешь.

Начальник охраны привычно поморщился от такого панибратства, но смолчал. Привык, что с абордажниками я веду себя, с его точки зрения, не так, как положено принцу.

Мелькнули две сабли, и толстая дверь из сверхпрочного материала тяжело брякнулась на пол перед нами. Я прошел внутрь и с клавиатуры быстро ввел код разблокирования, вернув управление центральному посту. По лучу скользнул сознанием к центру, услышал доклад вахтенного оператора:

— Есть контроль над крепостью, — и незамедлительную команду дона Олега:

— Эскадрам на вылет! Поле на максимум! Подготовить абордажные торпеды! По готовности торпедам — залп по переданным вам целям…

Оставив на посту возле секретного пункта управления своих охранников, я приказал вернуть дверь на место и организовать постоянный усиленный пост. Сам уже, незаметно забрав карту памяти, неторопливо вернулся обратно в центр управления. Распорядился временно поместить Влада в камеру гауптвахты и усиленно охранять. Без доступа к пульту вряд ли он сможет что-то сделать, но береженого Бог бережет.

С доном Олегом поговорить не удалось — он был занят боем, иногда командуя несколькими группами одновременно. Что такое пара-тройка тысяч километров для современных звездных кораблей? Противники сошлись, как говорили раньше, на пистолетный выстрел, а значит, цена ошибки вырастала многократно.

Не рискуя никого отвлекать, я сел за один из резервных терминалов и запросил информацию по способам разрушения кораблей изнутри. Что-то наподобие самоучителя юного диверсанта. Допустим, перед абордажной командой поставлена задача не захватить, а уничтожить корабль противника. На фантомной схеме типового маршевого двигателя высветились предохранительные узлы, которые требовалось разрушить, и точки установки детонирующих зарядов. Подрыв обязательно должен произойти синхронно. Только в этом случае с вероятностью семьдесят процентов гарантирован взрыв преобразованного топлива в накопителях. Выполнение такой задачи силами одного абордажника теоретически возможно, но на практике трудноосуществимо. Требуется команда минимум из пяти человек.

М-да. Скальпелем колоть дрова тоже можно, но не очень удобно. Из арсенала целительской магии тут мало что сгодится, из боевой — есть кое-что, но таких сил потребует, что меня хватит лишь на один корабль, а потом буду лежать пластом. Дело в том, что придется заткнуть мощный поток генерируемой магической энергии — то же, что дыру — в плотине голой задницей. При этом результат будет отнюдь не стопроцентный. Ну не разработаны еще узоры уничтожения техники. Это деревянный мост спалить — минутное, если не секундное дело для целителя, а вот каменный… Не умеючи, можно отщипывать по куску балюстрады, тратя силы, но не достигая ни малейшего эффекта. Войска и крестьянские телеги прекрасно перейдут мост даже без перил. Худо придется пьяным одиночкам, но ведь не против них подобное делается.

Есть еще один способ — уничтожение основных и запасных командных пунктов кораблей противника. Точнее, не самих пунктов, а их персонала. В первую очередь командиров и их заместителей. При этом обязательно надо любыми способами заблокировать многократно продублированную систему связи каждого пункта. Если этого не сделать, то некоторая неразбериха, конечно, возникнет, но в армии с переподчинением строго. Погиб командир — его функции автоматически переходят к следующему по старшинству. С персоналом проще — большинство боевых узоров как раз и придумано для уничтожения живой силы, никто не мог знать, что придется разрабатывать узоры против роботов и автоматических кораблей. Не было ничего подобного в нашем мире.

Ну что ж, потеря управления кораблем в бою хотя бы на минуту может здорово помочь нашим эскадрам. Вопрос только в том, кого и когда следует ударить, чтобы это принесло реальную пользу. Допустим, покрошу я командный состав десантного транспортника, который глубоко в тылу и участия в бою не принимает, поможет это нашим или нет? Думаю, что практически ничем не поможет. Следовательно, только там, где противник отбивается от наших атак или сам атакует, есть смысл подключаться и мне.

В центре управления шар объемного отображения пространства показывал тактическую обстановку на данный момент времени. Управление фантомом осуществлялось мысленно через браслет-коммуникатор. Стоило заинтересоваться любым объектом, как рядом появлялась ссылка на подробности. Для удобства работы любой участок можно было притянуть к себе поближе и детально рассмотреть. Мысленно выбрав ссылку — прочитать (или затребовать голосовое сопровождение) все, что известно Стратегу (главному боевому информику крепости) об этом объекте. Если это корабль, то его тип, размеры, класс с перечнем стандартного вооружения, мощности двигательных установок и генераторов полей, как защитных, так и искусственной гравитации, вооружение, скорость, дальность и многое другое. В том числе трехмерные координаты относительно светила системы и крепости, расстояние и вектор движения.

Увидев, как две наши эскадры зажали в клещи группировку баронских кораблей, я протянул луч к самому крупному и, проникнув в центр управления, сформировал два «ежа» с взрывающимися иглами, решив начать с простого и наименее энергоемкого. Словно салют в рубке кто-то запустил. Маленькие вспышки засверкали на креслах, пультах, экранах и телах людей. Только после такого салюта в живых никого не осталось. Тела людей были, словно кратеры, изрыты воронками от попадания игл. Комбинезоны были сделаны добротно, и глубоко иглы проникнуть не смогли, но и так повреждения оказались достаточными для летального исхода.

Затем я с помощью луча нашел еще несколько пунктов, правда, не знаю, управляли они кораблем или переработкой отходов, но и их я на всякий случай почистил. На экранах было отчетливо видно, как мой «подопечный» вдруг перестал маневрировать синхронно с другими, выбился из строя и тем самым подставил под наш огонь не только себя, но и соседей, которые остались без дополнительного прикрытия силовым полем. Может, это была баржа с соками и мороженым, откуда мне знать, но наши штурмовики явно обрадовались подарку и концентрированным артогнем и торпедами быстро превратили корабль в облако разлетающихся осколков.

Потом я переключился на следующую жертву, потом на следующую… После пятой мне потребовался отдых. И так много сил потратил на уничтожение команды первого звездолета-убийцы да на слияние с посланцами императора.

Снова навалившись на еду, прямо от круга колбасы откусывая здоровенные куски, я слушал разговоры операторов в редкие минуты затишья и узнал, что все, в том числе и командование, в восторге от применения наших торпед с дистанционным подрывом. А всего-то и потребовалось реализовать связь между двумя кристаллами, как это делал артефакт академии. Один помещался на торпеду, другой оставался в крепости у абордажников. Несложный узор-преобразователь (к сожалению, пока никто из парней не проявил талант к целительской магии) — и оператор, сжимая в руке кристалл, управляет торпедой, словно находится внутри нее. На всякий случай на торпеды установили десятисекундный таймер, чтобы, подав команду на подрыв, оператор успел оборвать связь. На этом я настаивал особо. Кто его знает, что прилетит обратно по лучу в результате взрывной деструкции магической энергии?

Уничтожив запасы еды, благо метаболизм мой был настроен на мгновенное усвоение поступающих продуктов питания для восстановления сил и баланса веществ в организме, я запросил еще.

«Вот ведь принца со страху и от волнений-переживаний на хавчик пробило!» — наверняка думали окружающие, а мне было как-то наплевать в данный момент. Лишь бы свои функции выполняли нормально.

Немного передохнув, я снова занялся своим черным делом. Однако где-то на двадцать седьмом корабле организм стал подавать тревожные сигналы. Еще бы. По расходу энергии я будто три или даже четыре исцеления подряд провел. Хотя я «почтил своим визитом» не только супердредноуты, но даже мелочь, если считал ее действия наиболее опасными, но все равно мне требовалось восстановление или перемена деятельности, чтобы прийти в норму. Я прикинул, где еще могу быть полезен, и решил присоединиться к абордажникам, задействовав кристаллы с накопленной энергией, что обычно никогда не делал. Так сказать, перейти к активному отдыху. Иначе не мог. Зная, что ребята идут в бой, посчитал для себя неприемлемым отсиживаться в апартаментах. Для десантников одним больше, одним меньше — разницы особой нет, но абордажники — товар штучный. У них и один дополнительный воин — сила.

— Простите, дон Олег, но я вас покидаю. Думаю, и без меня справитесь.

— Да, ваше высочество, — не без иронии ответил главком, — думаю, теперь и без вашего чуткого руководства мы додавим баронов. А вы и впрямь не очень хорошо выглядите. Не бойтесь, мы вас не отдадим на растерзание злым дядям…

Дальше я не слушал. От меня теперь ничего не зависело, стоять над душой профессионалов, делающих свое дело, тоже нежелательно, а на подвиги по уничтожению обитателей центральных постов вражеских кораблей я уже больше не способен. Вернувшись в покои, я быстро переоделся в свой комбинезон абордажника с нашивками рядового, надел шлем и, приказав охране оставаться на месте, поспешил на точку сбора в ангар торпед.

Отряды уже строились перед своими торпедами, а десантники грузились в отсеки. Капитан, как я понял, всех ветеранов, не владеющих новым снаряжением, оставлял на всякий случай в крепости для охраны важных точек. Сначала он принял меня за опаздывающего разгильдяя и чуть ли не матюгами погнал в строй, но потом, разглядев по номеру на экране в своем шлеме, кто я такой, начал было извиняться, но я пресек его неуклюжие попытки соблюсти этикет, извинившись, в свою очередь, что за делами не успел к общему построению. Чем мне нравился Сергей, да и вся эта бесшабашная братия, так это тем, что никто никогда не оспаривал моего права идти в бой вместе со всеми. Если уж торжественно приняли в свои ряды, то и считают как минимум достаточно подготовленным. А уж само высочество лучше знает, где оно будет полезнее. А если оно, высочество, решило присоединиться к абордажникам и нацепило, по праву, кстати сказать, нашивки рядового, значит, и отношения требует к себе, как к рядовому. Поэтому капитан не стал ничего комментировать, а просто передал мне приказ присоединиться к Нестору. Тому, бедному, предстояло вывозить в первый бой сразу двух сосунков: меня и Макса. Нестор одобрительно кивнул и промолчал, а неугомонный Макс, явно нервничая перед боем, не удержался от вопроса:

— Костя, твое высочество, а тебе разве не надо быть на командном посту?

— А что мне там делать? Учить дона Олега воевать? Ну а просто затихариться под кроватью в своих апартаментах мне показалось скучно. С тараканами — и то не повоюешь. Всех уборщики повывели. А так бы я, конечно, нашлепал бы их тапкой, а потом счет предъявил как за поверженных врагов.

Тут в шлеме раздался многоголосый ржач. Оказывается, мы, два неопытных обалдуя, забыли перейти на приватный канал, и нас слышала вся абордажная команда. Только грозный рык старшины Нестора:

— Прекратить разговорчики! — навел тишину.

По команде мы заняли места в торпедах и еще часа полтора ждали приказа на вылет.

Нам с группой абордажников под командованием Нестора поставили задачу захватить, а при невозможности — вывести из строя флагман одного из баронов. Что происходило в то время в космосе, мы тогда еще толком не знали. Командование не удосужилось довести до рядовых подробности тактических маневров, а я мало что понимал из происходящего на тактическом экране центра. У нас была своя задача, на которую мы были нацелены, и нам придется ее выполнять, даже если там все горит и плавится, а командование пьет чай с представителями неизвестной инопланетной расы.

Подробности боя я запомнил плохо. Наша торпеда прилепилась к борту корабля. Первым выскочил Нестор и вскрыл какой-то технический люк. Туда мы с Максом и ломанулись по команде старшины. Вслед за нами — десантники. На корабле, конечно, уже рассчитали, куда мы припаркуемся, и послали торжественную встречу из боевых роботов с тяжелым вооружением — дырка в корпусе все равно уже есть, поэтому можно не бояться повреждений собственного корабля.

Под огонь мы попали сразу, но защитное поле выдержало. Нестор рассказывал, что самое трудное — сдержать удар именно при входе. Потом уже на просторе палуб корабля можно и финтить, и уклоняться, и пробивать себе путь насквозь через помещения, обходя засады, но в самом начале, обеспечивая плацдармом десантников, приходится буквально грудью вставать против ударов плазмы и снарядов баллистического оружия. До половины энергии уходит, как правило, на сдерживание первого удара. Конечно же Нестор не попер на роботов, растопырив руки. Концентрированный огонь мощного вооружения может вынести абордажника в космос, и хорошо, если недалеко. А то и добавит, отшвырнув от корабля так, что можно уже и не вернуться.

Помню, мы с Максом делали то же, что и Нестор. Симуляторы симуляторами, полигоны полигонами, а реальный бой они никогда не заменят. Нестор, совершая дикие прыжки в одном ему ведомом направлении, рванул к роботам противника. То пластаясь буквально камбалой по иолу, то взлетая чуть ли не птицей, он умудрился рассеять огонь роботов, сделав его некритичным для нашей защиты. Подобравшись на длину клинка, мы стали пластовать чужие машины с яростью зверей, чудом избежавших смерти. Нестору даже пришлось нас притормозить:

— Эй! Ребята! Хватит шинковать машины на маленькие брусочки! На металлолом и так сойдет. Нам надо двигаться вперед!

— Нестор! — Я не смог удержаться от ехидства в ответ. — А почему дистанционным оружием не воспользовался? Булавой, там, или секирой?

К своему удивлению, вместо командного рыка: «Р-р-разговор-рчики!» — я услышал смущенное:

— Хм… Забыл. Вот ведь!

Оставив десантников закрепляться, зачищать палубу и потихоньку нас нагонять, мы вспрыгнули на скейты и помчались дальше: впереди Нестор, за ним — я, и последним — Макс.

— А-а-а, пся крев! Швайнехунд! Мать твою через колено! — орал старшина, мчась по широкому коридору, как я понял, орудийной палубы к следующему заслону из автоматических пушек, десантных роботов и живых солдат в броне.

На ходу он лупил по целям боевыми узорами и, надо сказать, несмотря на несовершенство прицелов, сделанных в мастерских города, попадал довольно точно. Булава и копье полностью себя оправдали, взламывая вражескую крупную технику и расшибая в металлолом мелкую. Скафандры и броня вражеских десантников тоже не выдерживали. Защитники корабля недоумевали. Они делали все возможное, ведя непрерывный обстрел, чтобы максимально исчерпать ресурс абордажных батарей до того, как произойдет сближение на дистанцию рукопашного боя. Иногда действительно одного или даже двоих абордажников удавалось лишить защиты и уничтожить дистанционно, но такого, чтобы их стали убивать еще издали, наши враги не ожидали. Нам удалось, используя удивление противника, легко смять этот заслон, но следующие были уже предупреждены, и пришлось попотеть, полавировать и потратить примерно половину энергии в кристаллах. Мне в том числе.

Вообще-то группа Нестора была изначально немного нестандартной. Обычно абордажники действовали пятерками. Пять торпед лепились к борту корабля поблизости друг от друга, абордажники и десантники объединялись для выполнения задачи, установленной для каждой пятерки индивидуально. Нам, в частности, поставили максимально простую задачу — добраться до одного из резервных узлов связи и блокировать его работу. Постараться через него вырубить вообще всю связь на корабле. Для этого в нашей команде были специально обученные технари-десантники со спецоборудованием. Поэтому сопротивление нам встретилось сравнительно слабое. Достигнув цели, мы проникли в помещение узла, согнали перепуганный персонал в угол и поставили на колени. Никто даже не помыслил воевать с нами, узнав в нападающих абордажников. Один хмырь, правда, проявил нерешительность, не увидев обычного горба ранца, но небрежно разваленное саблей массивное кресло убедило его не делать глупости.

На этом для меня сражение закончилось. Нестор выяснил, что его помощь другим командам не требуется, спокойно сел в одно из кресел и… вздремнул. Вот это нервы!

Через сорок пять минут — рекорд! — Нестору, командовавшему абордажем этого корабля, доложили о полном контроле над основными объектами. На этом его командные функции заканчивались и передавались командиру десанта. Те уже самостоятельно продолжили зачистку и сбор пленных в отведенном для этого трюме. Все абордажники по приказу старшины вернулись к своим торпедам и стартовали в сторону города-крепости. К захваченному кораблю уже подходили транспорты со вспомогательными войсками и техниками.

Больше нам задач не ставили. Вскоре после нашего возвращения командование оповестило всех о полной нашей победе и массовой сдаче в плен кораблей противника. Тех, что остались более-менее целыми. Остальных никто не спрашивал — либо было уже некого, либо им нечем было ответить.

Я настолько устал за этот сумасшедший день, что не помню, как дошел до спальни в своих апартаментах. Кажется, меня провожали Макс и Нестор, которые, как две няньки, раздели дитятко и уложили в кроватку.

ГЛАВА 13

Следующие сутки я отсыпался, отъедался и медитировал. Меня никто не беспокоил, и я не беспокоил никого. Во время медитации я пытался разобраться в самом себе. Мне непонятно было мое поведение во время нападения баронов. Конечно, снятие клятвы и выучка Финь Ю сказались, но подобную ярость и ненависть вплоть до уничтожения пары тысяч человек, среди которых были лишь отчасти виновные в убийстве моих граждан — те же техники, повара и медики, — прежний Филин испытывать явно не мог. Безусловно, я изменился, но не до такой же степени!

Очень жаль, что я не успел позаниматься с нашим лучшим мозговедом, графом Гиттерианом деи Ванторо, но и без него во время тщательного осмотра структуры собственного мозга я обнаружил, скажем так, ростки прежней личности владельца тела. Самосознание еще было развито очень слабо, но с упорством травинки, пробивающей бетон, он росло и постепенно крепло. Если так дальше пойдет, то через год, максимум через полтора, оно окрепнет настолько, что сможет всерьез бороться с внедренной личностью за главенство в теле. Не это ли является источником нестабильности психики подобных существ? Если бы я, принц, ничего не знал и не умел, то не исключено, что к тому времени моя психика была бы расшатана не свойственными Константину реакциями, а к концу вполне могла бы развиться самая настоящая шизофрения. Причем самое смешное в этом случае то, что в одном разуме действительно существовало бы сразу две личности.

Выполоть эти ростки мне не составило бы труда, но я, наоборот, создал им самые благоприятные условия для развития. Нет, с дуба головой об желудь я не рухнул. У меня появилась надежда на то, что после моего «ухода» я оставлю вместо себя не растение, а личность, которую рискну снабдить своими знаниями. Они не сразу свалятся на голову этому человеку, а постепенно, по мере развития и укрепления, а я постараюсь сделать так, чтобы он помнил еще и меня — Филина. Что в результате получится — не знаю, но надеюсь на благополучный исход. Хм, вообще-то новая личность начинается с чистого листа. У этой личности будет воспитание Филина, память Филина, поначалу и отношение к людям — тоже Филина. А вот как сложится дальше — неизвестно. Характер и ядро личности будут уже не мои. За время пребывания в теле двойника принца я понял, что оно — не просто вместилище этого ядра, то есть души. Врожденные рефлексы и наследственная память существенно влияют на все: на эмоциональные и поведенческие реакции, на отношение к людям и событиям, а также на мыслительные процессы. Собственно, как и говорил Финь Ю, заставляя развивать тело наравне с разумом. Вот и гадай, какая из теорий верна: то ли воспитание и среда формируют личность человека, то ли наследственность. Или и то и другое вместе?

А если выяснится, что вернуться я смогу только в этом теле — вполне возможно, что Филина уже давно не существует, — тогда и буду думать над этой проблемой.

Придя в норму, я прежде всего просмотрел корреспонденцию, сброшенную на мой информик секретарем. Утвердил списки награжденных и подписал личным кодом письма родственникам погибших. К письмам полагалась компенсация, которую я также распорядился выплатить в полном объеме. Илона добавила пункт о принятии сирот на полное обеспечение до их совершеннолетия — я не возражал и утвердил проект бюджета.

Согласно отчету командования города-крепости, наши потери личного состава и гражданских лиц составили тридцать девять тысяч семьсот двадцать шесть человек, включая погибших в результате первого удара звездолета-убийцы. Еще около двенадцати тысяч человек получили ранения различной степени тяжести. Мы захватили в разной степени целости и сохранности семь супердредноутов, тридцать восемь линкоров, двести шестнадцать тяжелых крейсеров и около пятисот кораблей помельче различных классов. В плен взяли около ста двадцати тысяч солдат и офицеров. Большинство гражданских специалистов и обслугу — в основном с супердредноутов — отпустили сразу, но некоторым предложили работу в крепости.

В самом конце была приписка о том, что имеющихся ресурсов кибермедов не хватит, чтобы оказать помощь всем пострадавшим, даже несмотря на значительно пополнившиеся запасы картриджей со сдавшихся баронских кораблей. Из-за этого ожидается гибель еще около двух тысяч человек.

Я бросился в отсек, где стояла моя камера, лучшая на борту, и убедился, что она не задействована. Дежурный медик на запрос отозвался мгновенно:

— Слушаю, ваше высочество.

— Бригада оказывает помощь пострадавшим?

— Нет, ваше высочество. Мы относимся к штату личных медиков и не имеем права без вашего распоряжения…

— Я даю такое распоряжение! Всем без исключения подключиться к работе городских медицинских служб. Камеру готовить к работе!

— Слушаюсь, ваше высоч…

Я, не дожидаясь окончания фразы, прервал связь и вызвал секретаря:

— Соедините меня с тем, кто у нас главный по медицине в крепости.

— Донья Марта. Секундочку.

Мне пришлось ждать две минуты. Передо мной возник фантом усталой пожилой женщины, одетой в операционный комбинезон, забрызганный кровью:

— Слушаю вас, ваше высочество.

— Почему вы в таком виде?

— Кибермедов не хватает, а помощь требуется срочно, вот мы и оказываем ее вручную, по старинке.

— Почему не задействовали мою регенерационную камеру?

Женщина замялась:

— Мы не имели права без вашего личного распоряжения…

— Почему не запросили моего личного распоряжения в таком случае?

Она опустила глаза и промолчала. Все ясно. Какой дурак будет покушаться на личное имущество самого наследника престола?

— Так вот, камеру уже готовят. Весь штат моих личных медиков поступает в ваше полное распоряжение. Необходимые помещения в моем отсеке можете занимать все, кроме кабинета и спальни. Вам все ясно?

Лицо доньи Марты просветлело, и она энергично закивала головой:

— Спасибо, ваше высочество. Огромное спасибо!

— Все, действуйте. Будут вопросы — обращайтесь напрямую. Не ждите, пока кто-нибудь умрет, — не удержался я от упрека под конец разговора.

К сожалению, бывает и так, что от излишней деликатности тоже могут пострадать люди. Будь главмедик города понаглее и поэнергичнее, она бы уже давно подняла меня с постели, добилась разрешения и пропустила через камеру пару десятков человек.

Соединившись с капитаном абордажников, я попросил Сергея помочь раненым личными амулетами регенерации. Капитан тут же распорядился об отправке партий абордажников в сторону моих апартаментов, куда будут доставлять всех самых тяжелых в критическом состоянии. Я обещал лично зарядить амулеты всем, но Сергей откровенно обиделся. Дескать, мало того что я уже давно «свой», член братства абордажников, а братство своих не бросает, так еще и прошу не для себя, к тому же помощь в таком деле — святое.

Закончив разговор с Сергеем, почти тут же получил вызов от секретаря:

— Ваше высочество.

— Да.

— Через тридцать минут состоится церемония прощания с павшими. Вы должны будете что-то сказать.

— О?! А если бы я еще спал? Или ел?

— Простите, ваше высочество, но я взяла на себя смелость проинформировать дона Олега, что вы уже проснулись и поели. А тела погибших уже собраны на палубах разбитого крейсера.

— К-хм. М-да. Ну ладно, а…

— Ваш личный портной уже несет парадный мундир.

— Хорошо.

Пришлось вместо удобного комбинезона надевать мундир. Разумеется, все пришлось впору, и портной, критически оглядев меня, поклонился:

— Ваше высочество, мундир сидит идеально. Ничего доделывать не требуется.

Я его отпустил, осмотрел себя в зеркале и остался доволен. Небесно-голубой френч с воротником-стойкой доходил до середины бедер. Такого же цвета свободные штаны заправлены в короткие мягкие сапожки. По воротнику золотом вьется тонкая вязь шитья, на левой стороне груди большой вышитый герб царствующего дома, на золотых эполетах — монограмма «К». Я прошел к кару и вместе с охраной отправился в ангар, где меня уже ожидали в строю избранные части гарнизона.

Неподвижно застывшие шеренги были обращены лицом в сторону гигантских ворот в открытый космос. Тонкая пленка силового поля препятствовала утечке воздуха и защищала людей от излучений. Слева от шеренги была устроена небольшая трибуна, где меня поджидали дон Олег и донья Илона, олицетворявшие власть военную и гражданскую. Рядом с трибуной стояла небольшая толпа избранных граждан города, допущенных на эту скорбную церемонию.

— Гарниз-о-он! Р-равняйсь! Смир-р-р-рна-а! Р-равнение на середину! — прозвучал усиленный громкоговорителями голос дона Олега.

Посередине ничего не было, кроме разбитого звездолета с телами погибших в космосе. На него и равнялся строй.

— Сейчас перед вами выступит его высочество принц Константин! Прошу вас.

Церемонию передавали на все информики и большие экраны, установленные на улицах и площадях города. Фактически мне предстояло выступить сразу перед полуторамиллионной аудиторией, а в записи — перед гораздо большей.

— Воины города-крепости, — начал я, слегка волнуясь. — В крепости нет гражданских как таковых. Каждый гражданин работает на победу, и жизнь любого воина в бою зависит от добросовестного труда того, кто обеспечивает его всем необходимым. Сегодня мы понесли большие потери. Не стало многих наших товарищей, братьев, сестер, отцов и детей. В этом только моя вина и ничья больше. Что-то я не доделал. Что-то не предусмотрел. За мои ошибки заплатили своими жизнями эти герои. Низкий поклон им за их подвиг. — Я повернулся в сторону импровизированной усыпальницы и глубоко поклонился, застыв в таком положении на некоторое время. Выпрямившись, сказал: — Светлая память павшим! Их подвиг мы никогда не забудем!

Дон Олег вовремя дал отмашку, и над всем городом мощно полилась торжественная и печальная мелодия. Когда последний аккорд затих, главнокомандующий скомандовал:

— Салют в честь павших героев произведет орудие главного калибра, уничтожившее в этом бою два супердредноута противника. Огонь!

В то же мгновение город словно слегка вздохнул — гигантская и чудовищно мощная установка выстрелила в звездолет-гробницу маленьким косматым солнышком, которое, мгновенно достигнув цели, вспухло, немного потеряв яркость, потом сжалось и вдруг разлетелось мириадами быстро гаснущих искр. Через несколько секунд космос снова был чист и прозрачен. Однако церемония на этом не закончилась. Олег объявил о награждении отличившихся, но вручение наград должно было состояться непосредственно в подразделениях, иначе главнокомандующему пришлось бы неделю без перерыва на обед и сон вручать награды. Списки награжденных с подробным описанием заслуг были уже опубликованы в местной мультимедийной сети, и каждый желающий мог прочитать подробности о своих родных и знакомых. В честь награжденных строй троекратно рявкнул: «Ур-ра!» — после чего последовало сообщение о торжественном обеде для награжденных и последующем недельном отпуске. Пока в пределах города, но по прибытии на любую планету гарантировалась еще одна неделя.

— Ваше высочество, нам с доньей Илоной надо срочно с вами поговорить, — немного напряженно обратился ко мне дон Олег, когда люди стали расходиться.

— Это срочно?

— Это срочно и важно.

— Хорошо. Через полчаса в моем кабинете.

Вернувшись к себе, я приказал вызвать к оговоренному сроку дона Абрама, дона Томаса и дона Сергея, командира абордажников. Последнего попросил прийти с абордажным поясом. Догадываюсь, о чем пойдет разговор. В коридорах моего сектора уже было полно народу. Сновали медики, летали носилки с ранеными, направляемые собственными автопилотами в ведомые только им точки маршрута. Бедлам, однако. Но очень знакомый и, можно сказать, родной бедлам.

— …а он вместо ожидаемой тактики охвата и штурма тылов, пока их стена супердредноутов долбит наши щиты, ударил по левому флангу ударной группы, фокусируя огонь каждой отдельной эскадры на одном-единственном корабле баронов. Никакое защитное поле не способно долго держать такой сосредоточенный залп. Затем переход к следующему, потом к следующему… Не стоит и говорить, насколько такой маневр рискован. Достаточно паре супердредноутов выйти в хвост, как с эскадрой можно попрощаться. Но в том-то и дело, что в хвост зайти в таких условиях оказалось просто невозможно. Любое нарушение строя баронов при таком тесном контакте, какой сложился у нас, означает немедленное уничтожение. И не только нарушителей, но и всего строя. Против наших орудий они могли держать щит только при условии нерушимости математически точной конфигурации боевого порядка не менее семидесяти суперкораблей. Наше поле тоже подверглось почти предельной нагрузке, но Олег рискнул и победил. А как он потом гонял отдельные флоты баронов… Любо-дорого было смотреть. Единственное, чего я не понимаю, как ему удавалось так быстро перебрасывать команды абордажников, чтобы лишать управления некоторые корабли противника, да и выбор минимум трети из них был странен и, по мнению моих аналитиков, не очень эффективен.

Дон Абрам увлеченно просвещал дона Томаса о ходе прошедшего сражения. Начали они свой разговор еще на подходе к кабинету, зашли, поклонились, присели за стол для совещаний и тихо продолжили разговор. Интересный анализ боевых действий. У дона Абрама хорошие специалисты.

Следом за ними пришел Сергей, капитан абордажников, держа в руках абордажный пояс. Он вопросительно посмотрел на меня, и я одобрительно кивнул. Наконец появились дон Олег с доньей Илоной. Главнокомандующий с удивлением посмотрел на дополнительных участников, но ничего не сказал.

— Вы просили об аудиенции, дон Олег. Против присутствия этих людей вы не возражаете?

— Я — нет. Это ваш выбор. Если у вас секретов от них нет, то у меня — тем более.

— Думаю, разговор в таком составе давно назрел, поэтому я, догадываясь, о чем пойдет речь, решил, что повторяться нет смысла. Итак, слушаю вас, дон Олег.

— Что ж, в таком случае я начну. Прежде всего хотел бы ознакомить присутствующих с некоторыми материалами, добытыми нашими десантниками в ходе сбора трофеев, а также аналитиками при просмотре баз данных противника. Информация на сегодняшний день снабжена грифом «военная тайна». Со всех причастных взята подписка о неразглашении. Очень хорошо, что здесь присутствует дон Абрам. Некоторые материалы я передам ему прямо сейчас. Но сначала вы, ваше высочество, должны принять решение, что с ними делать в дальнейшем.

Дон Олег достал кристалл памяти и попросил вывести фантом так, чтобы видели все. Я вставил кристалл в свой информик и передал командующему право на управление показом.

Перед нами над столом в полутораметровом кубе появилась звездная система, строй вражеских кораблей и звездолет-убийца, неторопливо уплывающий к своим.

— Итак, перед вами ситуация на момент минус сорок минут до боя, — начал комментировать Олег. — Уничтожив наши отсеки, корабль, помеченный синим маркером, возвращается предположительно в начальную точку строя. Всем видно?

Фантом сменился на изображение центра управления крепостью. Крупным планом — мое побелевшее от ненависти лицо. Затем снова смена фантома — звездное небо, звездолет-убийца уже практически в строю своих кораблей.

— Время минус одна минута до разблокирования оружия и нашей атаки.

Звездолет, помеченный маркером, все так же неторопливо плыл сквозь строй кораблей баронов и все больше смещался вправо. Через минуту строй баронов стал незначительно менять свою конфигурацию.

— Мы включили силовое поле, запустили маршевые двигатели крепости и пошли на сближение, смещаясь влево и вверх относительно оси первоначальной встречи. Обратите внимание на действия помеченного звездолета.

— А какие действия? — удивился дон Томас.

— В том-то и дело, что никаких. Он продолжает лететь, как вычислили аналитики, в ту точку, откуда начинал свой полет к городу. Хотя, согласно ордеру, должен был обязательно изменить направление. Он этого не сделал, а это значит… — Дон Олег сделал паузу, которую нарушил дон Абрам:

— Это может означать лишь то, что управлял кораблем автопилот, а экипаж по каким-то причинам не мог вмешаться.

— Совершенно верно. Он достиг первоначальной точки и замер, словно сражение его не касается. Скажу сразу. Бой сместился далеко в сторону, и данный корабль по случайности и из-за бездеятельности остался цел и невредим. Он так и висел в пространстве, ни на что не реагируя. На запросы неизменно отвечал управляющий информик, отказываясь связать с кем-либо из людей: «В настоящий момент командование корабля не может ответить на ваш вызов». Следующий фантом покажет, что же произошло с экипажем. Запись вели десантники. Донья Илона, может быть, вам лучше воздержаться от просмотра? Картина, скажем так, не очень аппетитная.

— Ничего, дон Олег. Я всякое успела повидать в жизни. Показывайте.

Следующие фантомы отображали палубы, коридоры и боевые посты корабля. Везде одни трупы. Большинство мертвых тел были перекорежены страшными судорогами, лица — сплошные маски дикого ужаса, но попадались умиротворенные и даже счастливые. Вероятно, у этих «блаженных» первым разрушился мозг, причем столь причудливым образом, что перед распадом активировал так называемые «центры рая». Таким в смерти, можно сказать, повезло. Наконец запись показала внутренности рубки. Илона не выдержала и опрометью бросилась в санитарный блок. Зрелище, конечно, было чересчур отвратительным даже для закаленных десантников.

— Кто же их так? — содрогнулся дон Томас.

— А вот это — самое интересное. Сейчас я покажу запись происшествия в центре управления, зафиксированную «черным ящиком». Внимание!

В кубе отображался центр управления до бойни. Операторы работали у своих пультов, между ними медленно двигался робот-стюард, время от времени наливая различные жидкости в одноразовые стаканчики и подавая их людям. Обычная, не очень напряженная работа. Вдруг с кресла, похожего на маленький трон, привстал молодой парень в дорогом комбинезоне со знаками различия штурман-капитана. Он круглыми от удивления глазами уставился на внезапно появившуюся на центральном посту фигуру… принца Константина. Лицо, золото волос и осанку ни с чем спутать невозможно. На несколько секунд время словно остановилось. Принц и капитан пристально смотрели друг другу в глаза.

Что уж там увидел командир корабля, трудно сказать. Похоже, собственную мучительную смерть или реализованный самый страшный кошмар, поскольку отчаянно завизжал:

— Взять его!

Принц не стал ждать, когда его схватят. Его фигура словно расплылась и превратилась в смерч. Там, где он проходил, люди взрывались фонтанами крови, ошметками плоти, кусками прочнейших комбинезонов и осколками шлемов, способных выдержать многотонный удар. Скоро в рубке не осталось ничего живого. Наступила тишина. Только какая-то деталька разбитого робота-стюарда продолжала крутиться волчком и печально позвякивать. Принц встал посередине, прикрыл глаза, развел руки в стороны и вдруг сделал ладонями движение, будто отталкивал от себя что-то. Затем снова застыл. Явственное напряжение отразилось на его лице. Принц иногда слегка поворачивал корпус влево-вправо и делал ладонями гладящие движения, словно что-то направлял или проталкивал. Через некоторое время он ощутимо расслабился, опустил руки и… исчез, будто его никогда здесь и не было.

К завершению показа вернулась донья Илона и успела увидеть самое интересное.

— Костя… в-ваше высочество… это в-вы… всех?

— Да, — опустил я глаза. Я не знал, что делать, если меня посчитают чудовищем. — Считаете меня монстром?

Мне, Филину и целителю, действительно было физически больно смотреть на то, что сам же сотворил, но какая-то частичка во мне (догадываюсь, какая) сохраняла полное спокойствие. Она как бы говорила мне, успокаивая: «Они заслужили свою участь! Вспомни тысячи гражданских, за несколько минут до этого по их вине переставших радоваться жизни, смеяться, любить… пить пиво с друзьями и обсуждать новые фасоны с подругами…»

— Нет, — к немалому моему облегчению, замотала головой Илона. — Я не считаю тебя монстром, Костя. В конце концов, это они убили наших людей. А если уж на то пошло, по приказу дона Олега убито гораздо больше. Я понимаю, что это бой. Либо мы их, либо они нас…

— Илона, прости, но есть еще один крайне важный вопрос, — вмешался дон Олег. — Учитывая ситуацию, никаких претензий к принцу предъявить нельзя. Несправедливо. Был бой, и принц делал что мог. Меня волнует иной вопрос. Как?! Каким образом вы оказались на корабле противника так быстро и вернулись обратно? Помещение центра вы не покидали, а по времени эта бойня произошла как раз в тот момент, когда вы стояли и смотрели в сторону этого звездолета. Как вам удалось быть одновременно в двух местах, отстоящих друг от друга на приличное расстояние?

— А и правда?! — воскликнула Илона.

— К сожалению, удовлетворить ваше любопытство в полной мере я не могу. Скажу только, что когда-то я увлекался в том числе и магией. Есть она или нет, сейчас не обсуждается. Скорее всего, под магией подразумевается прямое управление неизвестным пока науке видом энергии. Рациональное зерно в занятиях магией есть хотя бы в том, что они требуют высокой дисциплины сознания и с помощью специальных методик развивают способности к управлению измененным состоянием разума человека, иначе называемым трансовым состоянием. Мы со старшиной Нестором попробовали поработать и приспособить их к управлению снаряжением абордажников. Методики оказались чрезвычайно эффективными. Уровень управления снаряжением вырос многократно. Старшина, оказавшийся талантливым инженером, даже разработал проект нового снаряжения. В том числе и скейтов, которые используются бойцами для быстрого перемещения в крупных кораблях противника — иначе бегать им пришлось бы слишком далеко и долго. Как вы знаете — во всяком случае, дон Олег знает и успешно применил в этом бою, — старшиной совместно с группой инженеров и техников разработана методика и техническое обеспечение дистанционного управления и подрыва абордажных торпед, способных проникать сквозь любые силовые поля. Таким образом, я не хотел бы, чтобы талант и достижения других приписывали мне. А насчет бойни в рубке… Так ведь индивидуальные фантомы, маскирующие личность, если я не ошибаюсь, уже давно прошли апробирование. Единственное — оборудование для них несколько громоздкое, но и оригинальное абордажное снаряжение тоже далеко не пушинка. Дон капитан, прошу вас продемонстрировать присутствующим, что сделано и внедрено вашей инженерной группой.

Нестор и инженерная группа реально внесли весомый вклад в разработку. Они мне очень помогли. Например, в торпедах, где вес оборудования был некритичен, мы многое оставили как было, получив некий сплав магии и технологии. Причем, поскольку вмешательство управляющих кристаллов на основе целительских узоров там было минимально, служить они могли многие годы.

Ну и что с того, что я допустил некоторый перекос, выпятив его заслуги и затенив свое участие? Главное, не солгал.

— Не хотите ли вы сказать, что бойню устроил ваш двойник, который добрался до цели с помощью скейта? — мягко поинтересовался дон Абрам.

— Как видите, при современном уровне развития технологий нет ничего невозможного. Пока диск висел рядышком, один из абордажников — имя называть не буду — выбрался со скейтом через аварийный люк, разогнался по внешней поверхности крепости и таким образом достиг вражеского корабля. Такую мелкую низкоэнергетическую цель, никак не похожую на боевую ракету, автоматика врага, скорее всего, проигнорировала. Вот таким образом он и попал на корабль.

— Но зачем именно ваш образ использовался этим неизвестным героем?

— Так это был все-таки не Костя?! Вы меня совсем запутали. Зачем же ты извинялся тогда, Костя, если это был не ты? — переспросила Илона.

— Я непосредственно причастен к разработке этого оружия и не собираюсь снимать с себя ответственность за последствия его применения, — ужом выкручивался я. Слишком поздно я вспомнил о том, что и в своем родном мире тщательно скрывал способности перемещения сознания по нити-лучу и нити-связи. Но, признаться, и про «черный ящик» тоже вспомнил поздно. Как-то не пришло в голову. Думал, свидетелей не осталось и произошедшее так и останется загадкой. Мало ли тайн хранит космос? Абордажники, уверен, будут молчать. А Сергей и молчал. Он вместе со всем отрядом клялся хранить тайну, тем более она касается только абордажников. Все равно позже я с ним поговорю и приведу ему те же доводы, что мне в свое время приводил Финь Ю.

— Но почему все-таки именно ваш образ, ваше высочество? — не успокоился дон Олег.

Я пожал плечами:

— А почему бы и нет? Какая разница? По-моему, образ достаточно характерный, чтобы не спутать ни с кем…

— Вы так рассчитывали, что корабль останется цел и мы доберемся до «черного ящика»?

— Нет. Там достаточно зеркал, чтобы испытатель мог оценить достоверность фантома.

На некоторое время в кабинете повисла тишина.

— Я могу говорить, ваше высочество? — прервал задумчивое молчание присутствующих капитан.

— Да, можете. Как, на ваш взгляд, прошли полевые испытания? — В присутствии высших управленцев мы с Сергеем соблюдали протокольную дистанцию.

— Считаю, более чем успешно.

— О чем вы, капитан?! Какие испытания?! Что вы придумали? Почему я, главнокомандующий войсками крепости, не имею понятия о том, что происходит в моем подразделении?! Что за тайны от собственного руководства? — не сдерживая раздражения, процедил Олег.

— Это я настоял на неразглашении наших разработок, пока они не прошли тщательную проверку. Поверьте, еще месяц — и вы узнали бы все. Разумеется, в части боевого применения и возможностей, но не конструкции и технологий. Это нападение фактически вынудило нас на преждевременные испытания в бою, — взял я под свою защиту Сергея.

— Значит, то, что мы видели сейчас в записи, и есть результат применения нового оружия?

— Да. Отчасти. Для бойни в рубке использовались невидимые сабли, сформированные целиком и полностью на основе энергии абордажного снаряжения. Как видите, реальные сабли хорошо подготовленному воину не требуются. Все бойцы подразделения усиленно тренируются, но, к сожалению, пока многие не могут обойтись без оружия. Не все еще перешли на такой уровень владения собственным сознанием, который позволяет заменять реальные предметы на целиком и полностью энергетические. Это требует дополнительных сил и концентрации.

— Так хотя бы издали мы можем посмотреть на это новое снаряжение? — вежливо поинтересовался дон Абрам.

— Не верю, что служба безопасности уже давно не зафиксировала его.

— Мало ли что мы там зафиксировали? Может, вы стали надевать снаряжение только внутри боевых торпед перед тренировками или боем?

— Вы правы. Так могло быть. Тем не менее то, что вы видите в руках дона Сергея, и есть снаряжение абордажника. Скейт и торпеду, думаю, тащить сюда было бы нецелесообразно.

В течение десяти минут Сергей рассказывал о наших разработках, показывал пояс, кристаллы. Олег слушал объяснения с интересом и, видно, сразу прикидывал особенности боевого применения (в частности, возможные изменения тактики). Илона — с интересом, как сказку. Дон Абрам явно продумывал, какие меры предстоит ему и его службе предпринять для соблюдения секретности. И только дон Томас смотрел на меня, прищурившись, и гадал, что еще скрывает эта копия принца? Подробный рассказ Сергея не затронул основных тайн наших разработок, а присутствующие не настаивали.

— Хорошо, — сказал наконец дон Олег. — В ходе боя нами были замечены странные случаи потери управления некоторыми кораблями противника. Нет, дон Абрам. Никаких команд абордажников я туда не посылал. Они, похоже, выросли из подгузников настолько, что главнокомандующий им теперь не указ. Так вот, о потере управления некоторыми кораблями противника во время боя. Парочку таких недотеп случайно не расстреляли во время боя, и они сдались сами. У всех оказалась одна проблема — личный состав во главе с командованием в основных и запасных центрах управления оказался полностью выбитым неизвестным оружием. Не так кроваво, но тоже очень эффективно. В первом случае некий призрак, похожий на вас, убивал голыми руками, в других — явно каким-то оружием с хорошим поражающим воздействием. Я правильно понимаю, что во всех случаях применения оружия использовался так называемый «еж» с разрывными иголками?

— Да. Удалось разработать в том числе и такую структуру боевого применения энергии. Каждый абордажник имеет его на вооружении.

— Вы говорили, что «еж» может выдать до двадцати залпов. Чем обусловлена эта цифра?

— Скажем так, емкостью аккумуляторов, которые могут использоваться и для иных видов удара.

— Господа, — вмешалась донья Илона. — Все это, конечно, интересно, но, думаю, в основном касается сферы интересов дона Олега. Может, нам не стоит здесь и сейчас влезать в детали тактики и стратегии космического боя?

— Да, донья, вы правы, — завершил обсуждение дон Олег. — У меня остался последний вопрос. Как вам удалось добыть коды разблокирования крепости, ваше высочество?

— Я догадываюсь о ваших подозрениях, дон Олег, но спектакль ценою в восемнадцать тысяч жизней мне был совершенно не нужен. К сожалению, свои способы добычи сведений я разгласить не могу. Считайте это моей маленькой личной тайной. Главное, что я знаю теперь коды блокирования и разблокирования. Сейчас я хочу задать вопрос. Дон Абрам, вы проверили того, кто доставил мне послание? Он действительно сотрудник службы, подчиненной лично императору? Я вас также попрошу проверить подлинность кристалла, хотя вряд ли посланник так пошутил.

— На первый вопрос — однозначное «да». Это действительно сотрудник секретной службы императора. Ответ на второй вопрос потребует некоторого времени, пока мои ребята проверят. Вы готовы предоставить кристалл?

Я передал послание дону Абраму, и тот вручил его вызванному по коммуникатору сотруднику. Проверка заняла около пятнадцати минут, в течение которых мы молча пили кто чай, кто кофе, а донья Илона — горячий шоколад.

Возвращая кристалл, дон Абрам сообщил, что проверка подтвердила подлинность послания.

— Но для чего вам потребовалась проверка, ваше высочество?

— Это, во-первых, подтверждает мои слова о том, что я не разыгрывал спектакль и узнал коды после блокирования крепости. Я снял ваши подозрения — не так ли, дон Олег? — Тот молча кивнул. — И, во-вторых, надеюсь, проверка не оставит у вас сомнений в том, что и запись, которую я вам хочу сейчас продемонстрировать, тоже не является плодом моего больного воображения.

— Вы хотите ознакомить нас с секретным посланием государя? А он давал вам разрешение? — спросил дон Абрам. — Поймите, я задаю эти вопросы с единственной целью — не подставить вас. Если император не давал такого разрешения, то ознакомление посторонних лиц можно будет квалифицировать в лучшем случае как неисполнение прямого приказа государя императора. В худшем — как мятеж против государственной власти.

— Разрешения он не давал. Но! Поскольку перед боем я фактически принял решение за вас, не посоветовавшись и не выслушав вашего мнения, считаю себя обязанным все-таки ознакомить с посланием. После просмотра вам предстоит сделать выбор. Или вы со мной, или… Вы сможете уйти. Препятствовать не буду. Во всем виноват буду только я один и отвечать за последствия тоже буду один.

Я вынул кристалл Олега из гнезда и вставил кристалл с посланием императора. В моем информике тоже был встроенный идентификатор, однако программа все равно много-много раз спросила, а хорошо ли я подумал, собираясь просматривать послание вне защищенной камеры.

Хорошо я подумал. Хорошо. Даже если ошибаюсь — иного пути не вижу.

ГЛАВА 14

Продолжительное молчание, повисшее после просмотра записи, прервал дон Олег. Как человек военный, привыкший быстро принимать решения вслед за изменчивой обстановкой на поле боя, он твердо высказался первым:

— Для меня дело ясное. Раньше я мог только предполагать, теперь знаю точно, какая участь нам всем была уготована изначально. Я рад тому, что, соглашаясь на пост главнокомандующего, не ошибся в своих прогнозах. Не сделай я этого, маразматики, командовавшие войсками до меня, наверняка с радостью положили бы три четверти личного состава, если бы вовсе не сдали крепость, и тогда страшно подумать, что было бы с людьми! Я уже принял решение! Я с вами, принц, и полностью одобряю выбор, который вы сделали за нас. Однако как честный человек должен предупредить о том, что мое отношение к вам не изменилось и я по-прежнему считаю свое командование войсками вынужденной мерой.

— Благодарю вас, дон Олег, за прямоту и искренность, — уважительно склонив голову, поблагодарил я нашего командующего и с трепетом ждал, что скажут остальные.

Илона, не спуская глаз с Олега, молча кивнула, присоединяясь к его мнению, потом все-таки добавила:

— Я согласна с Олегом… доном Олегом, но со своей стороны надеюсь, со временем, когда он лучше узнает тебя… вас, мой принц… он несколько изменит свое отношение к вам.

— Спасибо, донья Илона, но меня больше волнует не отношение ко мне вашей команды, а эффективность ее работы. Со своей стороны буду признателен, если вы и ваши сотрудники немного научите меня основам государственного управления.

— С радостью, Кос… ваше высочество. Вам все равно придется делать важный выбор, принимая тот или иной проект, поэтому и мы заинтересованы в том, чтобы вы делали это с «открытыми глазами».

— Заранее благодарен.

Во время разговора с Илоной я сознательно не смотрел на дона Томаса. Кто знает, к какому выводу пришел наш мозговед, и мне подсознательно хотелось максимально оттянуть момент объяснений. Но все равно когда-то придется это делать, поэтому, исчерпав все возможности по оттягиванию сложного разговора, я повернулся и пристально посмотрел в глаза доктору.

— Собственно, выбора на самом деле нет. — Доктор взгляда не отвел и не стал скрывать свою напряженность. — Я, разумеется, с вами, ваше высочество. Только что мы будем делать в этой ситуации?

— Э-э… я бы тоже хотел заверить высокое собрание, — заговорил дон Абрам, — что присоединяюсь к общему решению. И да, выбора у нас на самом деле нет. А что делать? Лично я не вижу иного пути, кроме окончательного захвата баронств и провозглашения нового королевства. Другое дело, как нам оттянуть неизбежную реакцию империи? В первую очередь ее. Но и Арктур, который тоже с нами граничит, в стороне вряд ли останется.

— «С нами»! — фыркнул Олег. — Нам еще надо зачистить здесь все, а потом удержаться. Только тогда мы сможем размышлять, с нами или с ними, баронами, граничат эти государства.

— Флот разгромлен. По моим данным, большинство баронов с советниками и приближенными погибли в битве, их троны пустуют, а поползновения детей, внуков, племянников и прочих родственников мы пресечем. Моя служба уже работает над этим.

— Дон Абрам, вы уже за нас, похоже, все решили? — немного ехидно, но с одобрением сказала Илона. — Может, у вас уже и соображения есть, как назвать королевство?

— Не думаю, что «королевство» — хорошее название будущей государственной структуры на сегодняшний день, — вмешался Томас. — Говоря «король», мы подразумеваем «суверен», и государственное образование также подразумевается суверенным. Стало быть, даже при самом лояльном к нам отношении со стороны правителей сопредельных государств, они будут вынуждены адекватно отреагировать хотя бы из соображений престижа власти. Причем отреагировать немедленно. Любая задержка может быть воспринята их оппонентами, внутренними и внешними, как слабость. А время на подготовку нам нужно позарез. Не так ли, дон Олег?

— Совершенно верно. Но что вы предлагаете?

— Назвать наше государство менее претенциозно. Что-нибудь наподобие графства… Нет, графство — мелковато будет, пожалуй. Может, герцогство?

— И графство, и герцогство предполагают вассальную зависимость, — нахмурилась Илона. — Крайне редко в исторических хрониках мы читаем о каком-нибудь герцогстве, не зависящем от королевской власти хотя бы номинально. Это тоже неприемлемо. Если мы присягнем Арктуру, то империя это так не оставит, если империи — Арктур станет воспринимать нас как потенциальных врагов и сделает все возможное, чтобы развалить. Я предлагаю, опять же основываясь на исторических примерах, назвать наше государственное образование великим княжеством. Княжества бывали как независимыми, так и входили в состав империй и королевств. Как вы считаете?

— В этом что-то есть, — сказал дон Томас. — Мне кажется, это наилучший вариант. А вы как считаете, ваше высочество? Последнее слово за вами.

— Я — за великое княжество… — Я на несколько секунд задумался, и вдруг язык словно сам собой повернулся: — Княжество Таллиана.

— Таллиана? — медленно проговорила Илона, словно пробуя слово на вкус. — А что, мне нравится. Оно что-то означает? Откуда ты… вы его взяли?

Я пожал плечами:

— Да так. Откуда-то всплыло. Не помню, что оно означает, но мне понравилось его звучание. Почему бы и нет.

— Действительно, почему бы и нет, — поддержал дон Томас, снова бросив на меня крайне серьезный и задумчивый взгляд.

— Тогда, если нет других предложений, я утверждаю предложение доньи Илоны! — припечатал я. — Думаю, конституцию, министерские портфели и формирование структур власти мы прямо сейчас обсуждать не будем. Всем надо подготовиться, озадачить подчиненных и только потом внести свои предложения на рассмотрение нашего малого совета. По поводу реакции императора на мой мятеж… Я тут подготовил послание для него. Сейчас продемонстрирую, а вы все посмотрите и выскажете свои замечания.

Я поставил кристалл с записью собственной речи, и все могли наблюдать восторженного принца, который, захлебываясь словами, спешил порадовать дорогого папочку сообщением о полной победе над флотом баронов. Я старался в этой речи, записанной на вдохновении буквально за несколько минут, произвести впечатление полного недоумка, ничего не понимающего во внешней политике, но с усердием маньяка ломающего планы тех, кто в этом как раз понимает.

Присутствующие не нашли что добавить или убавить. Все звучало достаточно убедительно. Резюмировал дон Томас:

— Хм, а ничего. Думаю, это должно поставить императора и его советников в тупик — действительно ли принц сдуру одержал победу и готов принести ее к ногам папочки, виляя хвостом? Во всяком случае, предполагаю, что сначала они ограничатся новым приказом и отправкой к нам какого-нибудь советника для исправления сложившейся ситуации. И только потом, когда поймут, что принц не собирается отдавать свое приобретение кому бы то ни было, отправят к нам флот. Пока дойдет послание принца, пока получим ответ императора, пока прибудет советник, а потом соберется флот, должно пройти не менее восьми месяцев. Отлично, ваше высочество. Это была хорошая мысль.

— Не думаю, что флот будет большой, как для полномасштабной войны с крупным государством. Скорее флотилия из пары-тройки эскадр или одна из крепостей. В империи должны думать, что наши потери очень значительные и мы ослаблены в результате боя. Дон Абрам, надо принять меры, чтобы так там и думали. Чем дольше, тем лучше.

— Сделаем. Никто наших реальных потерь не знает. Мы никому не сообщали. А паре-тройке перевербованных агентов придется поработать. Ничего страшного, если кто-то и узнает про реальное положение дел. В потоке дезы точные сведения непременно утонут. Да и кто поверит, что принц, способный только развалить порученное дело, смог победить малой кровью? Простите, дон Олег, все мы понимаем, чья это заслуга. Я говорю о том, как будут анализировать события в империи.

— Все правильно, дон Абрам. Если победили — заслуга самого главного, если проиграли — вина исполнителя. Это нормально, и я не претендую на лавры в империи.

На этом мы закончили наше спонтанное совещание. Все, кроме капитана, разошлись, а у меня с командиром абордажников состоялся серьезный разговор. Прежде всего, учитывая продемонстрированную запись из «черного ящика» звездолета-убийцы, я попросил его прикрыть меня. Для этого надо переговорить с Нестором и пустить легенду, что тот, якобы увидев на малом тактическом фантоме происходящее, не выдержал и на скейте, включив маскировку, — мне придется прямо сейчас заняться созданием соответствующего амулета, — прорвался на корабль и все там покрошил. А потом столь же незаметно для всех вернулся обратно. Сергей согласился, что такой уровень владения магической энергией непременно вызовет истерику у всех без исключения правителей, которые ради уничтожения угрозы могут и объединиться. При этом капитана очень даже вдохновили перспективы самому когда-нибудь достичь такого уровня.

— Имей в виду, Сергей, — несколько охладил я пыл абордажника, — мне для этого пришлось упорно заниматься с детства, прячась от всех и прикрываясь личиной недоумка-садиста. Я пережил уйму смертельных опасностей, что, впрочем, и вам грозит. Поэтому получаться будет далеко не скоро и далеко не у всех. Но если упорно работать над собой и верить в успех, то когда-нибудь непременно… Теперь еще один момент. Информация о возможностях магии должна быть предельно закрытой. Для этого, во-первых, я преобразую подразделение абордажников в полк лейб-гвардии, подчиненный лично мне. Во-вторых, в полк могут быть зачислены только абордажники, имеющие хорошие способности к управлению магической энергией и ставшие нашими братьями, то есть давшие магическую клятву. Артефакты для принесения клятвы я вам тоже вскоре выдам. Со временем планирую принять в братство дона Томаса и дона Абрама. Если, конечно, у них проявятся способности.

— А зачем нам эти люди, если не секрет? — полюбопытствовал Сергей.

— Не секрет. С помощью знаний дона Томаса нам будет легче совершенствовать искусство управления магией, а дон Абрам должен иметь представление о том, какие возможности дает наше искусство, чтобы использовать в своей работе. Сам понимаешь — это важный участок. От эффективности работы его службы в условиях враждебного окружения очень многое зависит.

Последующие два года можно охарактеризовать кратко: работа, работа, бой, работа, политика и снова работа, работа, работа… Империя все-таки прислала крепость и небольшой флот для подстраховки, чтобы наверняка обеспечить свое преимущество. Конечно, это не была полномасштабная война, поскольку никто в империи не верил, что наши скромные военные силы способны противостоять хотя бы одной крепости. И в то же время оголять границы, посылая крупные силы в несусветную даль, тоже не мог себе позволить. Не столь уж большую угрозу мы собой представляли. К тому же, как я подозревал, даже собственное поражение устроило бы «папеньку», поскольку весь мир увидел бы, что во всем виноват мятежный принц и никто другой.

В это же время все сильнее и настойчивее стала проявляться личность прежнего носителя тела псевдопринца. И тут, с моей точки зрения, все было как раз очень даже логично, что бы там ни думал дон Томас. В конце концов, ядро личности, которое можно назвать магической искрой, непременно хранит в себе всю память тела и часть наследуемой. Эта искра передается от родителей к детям и не затухает тысячелетиями. А память тела, по моему мнению, существует параллельно, как еще один страховочный узел, связывающий магическую структуру и телесную в единый организм.

Когда дон Томас потоптался на теле, как слон в посудной лавке, наступил временный коллапс системы, но подспудно и постепенно магическая искра (душа или ядро личности) стала восстанавливать память и саму личность. Я не мешал, а, напротив, помогал ей, поскольку работа по восстановлению дала мне столько, сколько, думаю, и наш мэтр-мозговед Гиттериан не смог бы дать даже за десять лет упорных занятий. В частности, я смог существенно повысить надежность клятвы, блокируя только нужные области структуры знаний и при этом никак не затрагивая прочие. Очень скоро я и вовсе «отошел» подальше, разместив свое ядро в сторонке, подключая по необходимости свои магические способности и знания.

Последний год происходящее вообще воспринималось как в тумане. На меня все чаще наваливалась апатия, никак не проявляющаяся внешне, поскольку телом целиком и полностью управлял другой — будем называть его Костей, поскольку хозяин так и не вспомнил большую часть своего прошлого, в частности, имя. А может, имена совпадали и вспоминать было нечего.

Наконец через ретрансляторы пришло сообщение, что мое тело живо, находится в удовлетворительном состоянии, а на мозг ничто не воздействует. Значит, я могу возвращаться домой, о чем и шепнул Косте. Тот быстренько проработал легенду (вот что значит упорно учиться, в том числе и у дона Абрама), согласно которой великий князь где-то заразился страшным вирусом, воздействующим на мозг, и должен на недельку-две закрыться в регенерационной камере.

Мы с Костей и вправду боялись результата моего отделения от тела. Вдруг мое ядро перекорежит в результате отделения? А вдруг ядро Константина держалось исключительно на моем, как на прочном стержне, и, если теперь его вынуть, все рухнет? Страхов, короче, была тьма, и все обоснованные. Но если не рискнуть — ничего не получится.

Я на всякий случай со всеми попрощался и лег на ложе камеры. Прозрачный колпак надвинулся, тело облепили датчики, в вены воткнулись иглы, катетеры тоже нашли свое место. Теперь от истощения тело не умрет и в нечистотах не утонет.

Ну что ж, Костя-Филин, с Богом?

ЭПИЛОГ

«…Не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть…» Эти слова кружились осенними листьями, путались, исчезали в никуда и снова приходили из ниоткуда. Они гремели колоколом и шептали тихим лесным ручейком. Они могли начать свою надоедливую песню шепотом и закончить громом. Могли, наоборот, обрушиться лавиной звуков и снизойти до исчезающего в ватном пространстве шелеста. Разум пытался зацепиться за них, остановить, не отпускать, вникнуть, но сами по себе, вне контекста, смысла они не имели, оставаясь просто набором звуков, которые через некоторое время стали звучать незнакомо и даже чуждо. Это продолжалось мучительно долго, причиняя боль. Некоторые пациенты рассказывали, как в бреду они снова и снова должны были решать математические задачи или сдавать экзамены, осознавая, что либо не готовы, либо напрочь забыли необходимые формулы, и это было настолько мучительно и тяжко, что однозначно воспринималось как самый тяжелый кошмар. Кстати сказать, через некоторое время они по своим снам научились определять приход болезни, даже если видимых симптомов пока не ощущалось.

«…не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть! Не за страх, а за совесть…» Что это? Откуда? Стоп! А кто такие больные? Почему я знаю про них? Я доктор?

К звукам добавилось хаотичное мельтешение образов, еще более усугубив мои муки. Времени не было. Его невозможно было измерить даже на глазок, поскольку никак не удавалось выделить в танцующем переплетении событий и дел хоть какую-нибудь систему и тем самым хотя бы приблизительную длительность каждого. Сложная задача, требующая решения, связывалась причудливым образом с мучительно медленно проявляющимся на фоне экзаменационной аудитории лицом человека, который должен быть мне знаком, но почему-то не вспоминался. И сама аудитория была похожа одновременно на чем-то знакомую спальню и в то же время на явно казенное помещение, где на кровати с балдахином восседают какие-то строгие люди в мантиях. Самое скверное, что я не боюсь наказания, но мучаюсь оттого, что вот сейчас не оправдаю их доброжелательных ожиданий. Вместо того чтобы ответить на вопросы, я снова возвращаюсь к задаче и одновременно пытаюсь вспомнить, чье лицо проявляется перед взором, и пытаюсь убрать кровать из аудитории, поскольку там ей не место… и стараюсь что-то отвечать, и все это одновременно, разом, словно меня раздирает на части множество свалившихся забот, а я непременно должен навести порядок в хаосе, и решить задачу, и ответить на вопросы, и вспомнить, и убрать кровать…

Наконец в мельтешении образов наступает какой-то порядок. Лица, интерьеры и звуки обрели некоторую цельность и связность. Я стал узнавать их, но пока не мог осознать главное — кто же я такой?

— …и благословением Господа нашего, единого для всех человецей. Прими, великий князь, клятву верности от вассалов твоих преданных, — вещал одетый в роскошные одежды могучий мужчина с окладистой бородой.

Да это же ризы! Это священник! А я… великий князь?! Я стою в огромном зале. Везде хрусталь, мрамор и позолота. Вижу я не очень четко, словно сквозь мутное стекло, залитое дождем.

— …я, дон Олег, министр обороны и главнокомандующий войск княжества Таллиана, клянусь служить вам, великий князь, не за страх, а за совесть!

— …я, донья Илона, премьер-министр княжества Таллиана, клянусь служить вам, великий князь, не за страх, а за совесть!

Картинка сменяется видом огромного кабинета, моего — это я четко знаю.

— …таким образом, в твоей лейб-гвардии, Костя, на сегодняшний день четыреста девяносто два воина, полностью обученных как работать с абордажным снаряжением, так и управлять нашими торпедами. Контрабандисты Хальсора обещают через полтора месяца поставить еще двести генераторов поля для наших торпед. Мы планируем, в первую очередь, установить генераторы на специализированные торпеды, годные только для дистанционного подрыва. В этом случае мы сможем довести их количество до тысячи двухсот.

— Сергей, как работает магическая клятва?

— Трудно сказать. Ни один гвардеец не проболтался. Дон Абрам говорит, что его агентура не фиксирует никаких разговоров среди обывателей и не выявила целенаправленного интереса среди шпионов. Среди нас, абордажников, а теперь лейб-гвардейцев, никогда не было болтунов. Мы всегда умели хранить профессиональную тайну. Поэтому определенно сказать, что здесь работает магическая клятва братства, а не, например, причастность к избранным, я не могу. Кстати, князь, это была великолепная идея — приобщить дона Абрама и дона Томаса. Правда, дон Абрам — еще тот жук и пару десятков наших парней выцарапал себе на службу, но, думаю, они там много пользы принесут. Мы же понимаем, что один хороший агент может принести больше пользы, чем десяток абордажников верхом на торпеде.

— А что дон Томас?

— Х-ха… Он всем говорит, что не верит и никогда не поверит, но, я уверен, из чистого упрямства. Я видел, как горели его глаза, когда он наконец смог различить ауру! Он — наш брат. Это точно. Не сегодня, так завтра непременно. Ему трудно преодолеть стереотип, вбитый в голову поколениям ученых.

— Самые доверчивые люди — это ученые. Запомните, полковник. Это тебе сам же Томас подтвердит.

— А вот спрошу. Прямо сегодня и спрошу! Теперь я хотел бы поговорить о…

Сцена размывается, и снова мелькает калейдоскоп лиц, невнятный набор звуков — и вдруг проявляется новая картинка. Теплые карие глаза смотрят на меня с любовью, почему-то с тоской и надеждой…

— Я знаю, Костя, что ты меня не любишь, но я прошу тебя. Нет, молю только об одном — позволь мне быть рядом с тобой! Оставь мне надежду, что когда-нибудь ты меня простишь, а потом… может быть… стерпится — слюбится?

— Все может быть. Я не могу тебе отказать, тем более не знаю, чем закончится моя… болезнь. Я уже говорил тебе, что не знаю, каким вернусь из регенерационной камеры. Так что будь готова к любому результату.

— Я готова! Я вытерплю все. Я буду ухаживать за тобой, как за маленьким! Я верю, что ты выкарабкаешься! Не может Господь допустить, чтобы, едва найдя, я вдруг потеряла…

— У меня есть надежда, что я смогу полюбить тебя по-на-стоящему, но… к сожалению, велика возможность и неблагоприятного исхода. Я уже много раз тебе говорил об этом…

— Молчи! Не надо! Ты вернешься! Костя! Ты вернешься, я верю!

Костя?! Какой Костя?! Я же Филлиниан деи Брасеро. Барон и целитель. И этот странный титул «великий князь»…

Мы пошли в поход в горы с группой студентов. Там у ребят получилось работать с нитями. Горзион… Коллега-целитель попытался нас всех убить. Но как же так? Гений и злодейство — две вещи несовместные! Стоп! А это откуда? Не помню в нашем мире такой фразы, а память выдала, как нечто привычное и знакомое… Дальше. Мы пошли в горы. Лаборатория. Артефакт. Горзион. Под-д-донок! За что он хотел убить ребят, чья вина была лишь в том, что они жаждали помогать людям и самосовершенствоваться?! Потом. Об этом потом. Что дальше? Дальше я связываю нитями артефакт лаборатории и академии. Они используют мой мозг для объединения. Спасаясь от перегрузки, я выдираю ядро своей личности и с помощью узора Лантиссы отправляюсь на поиски нового тела…

Воспоминания далеко не сразу, но все быстрее и быстрее кристаллизовались в моем мозгу, пока я не вспомнил все. Я — принц… нет уже великий князь княжества Таллиана. Да, так зовут мою дочь в этом мире. Я назвал бывшие баронства именем дочери. Но это неважно. Важно понять, где я сейчас. В регенерационной камере? Тогда моего тела больше нет, хотя узор-разведчик сообщил, что оно свободно и находится в удовлетворительном состоянии. Или я дома в своем теле? Тогда из камеры скоро выйдет великий князь, который будет иметь память принца, зная, что она чужая, и мою память. Не всю. Далеко не всю. Я основательно подчистил, вернее, на основе узора Лантиссы свернул и зашифровал как знания из кристалла, получаемые во сне после прохождения лабиринта около Сербано, оставшуюся прежнему хозяину тела мою структуру знаний и оставил маленький узор-сторож. Этот узор будет регулярно проверять моральные установки и принципы князя Константина… Если они не будут соответствовать моим представлениям о порядочности и честности, то мозг будет банально уничтожен. В противном случае… хотя правильнее было бы сказать — в случае удачи, князю постепенно будут открываться тайны целительской магии. Разумеется, я сделал поправку на политическую необходимость, где ложь и вероломство — качества хорошего политика. Но здесь придется опираться на чувства. Будет ли князь творить подобные вещи с удовольствием или только в том случае, когда без этого невозможно защитить людей, причем большинство людей, а не только аристократию своего княжества.

Страшно. Страшно открыть глаза и увидеть себя в регенерационной камере, но рано или поздно это придется сделать. Так что же, открываю?

Вот же ж я болван, как сказал бы Сен. Почему бы мне не попробовать связаться со Свентой? И не надо гадать, то ли это тьма пещеры, то ли регкамеры. Балдахин на кровати во дворце принца или нашей со Свентой спальни.

Я решился и попытался с помощью нити-связи соединиться с любимой. Нет отклика. Нет ответа. Она не отвечает. Вариантов может быть только два. Либо она погибла, либо я остался в теле принца. Оба исхода мне категорически не нравились.

В панике я неосознанно протянул нить к учителю и… оказался в просторном пустом зале, застеленном травяными циновками. В нем сидели на коленках, как когда-то я, пять человек, и усердно пытались сложить одну из пространственных фигур, которые и мне задавал учитель. Среди них я, к немалому облегчению, увидел и Свенту.

Финь Ю с невозмутимым, как всегда, выражением лица повернулся ко мне — ну точно строгий наставник, которому мешают вести занятие посторонние личности. В следующий момент я увидел, как его рот изумленно открывается и мастер застывает в ступоре.

— Филлиниан! — выдохнул он с непередаваемым чувством узнавания, счастья и облегчения. — Ты вернулся! А я уж думал, откуда тут еще один полный целитель?

Фантомы учеников бросили фигуры и вскочили на ноги. С радостным ревом они кинулись обниматься, но самой первой, просто расшвыряв тех, кто мешал, на моих плечах повисла Свента. Любимая с такой страстью и счастьем бросилась меня целовать, что я даже через фантом отчетливо почувствовал ее слезы на своих губах.

— Милый! Любимый! Филик! Родной! Счастье мое! Вернулся! Ты вернулся! Как обещал… Вернулся…

Слова ее не блистали красноречием, но я и сам в тот момент не был великим оратором:

— Родная! Солнышко мое! Я так скучал по тебе!

— Так! Внимание! — крикнул учитель, хлопая в ладоши. — Я сам безмерно счастлив возвращению ученика, но, думаю, вам лучше встретиться вживую. На сегодня занятия окончены! Филлиниан, я прошу разрешения присутствовать рядом, когда будешь рассказывать о своих приключениях.

— Да, учитель, — с удовольствием поклонился я.

Я разорвал связь и открыл глаза. Оглядевшись, увидел, что лежу в комнате деревянного, сложенного из бревен в три обхвата, дома. Широкая кровать стояла впритык к дощатой стенке. Напротив располагался сундук, рядом с ним — массивный резной шкаф, ближе к двери — длинная прочная лавка, покрытая красивым ковром. К моей кровати приткнулся маленький резной столик, уставленный склянками с разными зельями, а за столиком я заметил пару стоек с капельницами. Более обстоятельно оглядеться не успел, так как в комнату ворвался вихрь в лице моей жены. Вихрь резко затормозил у кровати, и Свента осторожно, даже как-то бережно прилегла рядом со мной и, ни слова не говоря, просто пристально смотрела в мои глаза. Мне не надо было слов. Я и так понимал все, что она хотела сказать. Лежать и вот так молчать было невообразимо приятно.

Потом нас как прорвало. Мы тараторили, перебивая друг друга, пытаясь срочно поведать обо всем, что с нами случилось за время разлуки. Что самое удивительное, успевали понять и осознать рассказы друг друга. Так я выяснил, что всех, кто был с нами в пещерах, генерал приказал спрятать в царстве склавинов на севере от Лопера. Царь с удовольствием принял группу будущих лекарей и целителей, пообещав защиту в обмен на обучение своих людей и работу по лечению своей семьи и ближних бояр. Занимаются ребятами Финь Ю и Лабриано, которому тоже пришлось переселиться сюда. Меня нашли довольно быстро, но пробиться было невозможно — пещера с кристаллами артефакта и моим телом была прикрыта мощным щитом. Финь Ю отсоветовал Свенте, а та — генералу пытаться пробить щит, поскольку этим можно было навредить мне. Ничего не оставалось, кроме как ждать и надеяться на благополучный исход.

КСОР организовал постоянный пост, чтобы, как только щит исчезнет, позаботиться о моем теле. Таким образом, менее полугода назад щит исчез, и меня смогли перевезти в Склавинию.

В свою очередь я вкратце поведал, что произошло со мной, пообещав рассказать подробнее позже, когда немного окрепну.

— Понимаешь, солнышко, даже если это была иллюзия, навеянная артефактом, все равно я теперь абсолютно уверен, что путь Горзиона — тупиковый. Есть множество минусов в той цивилизации, но плюсы многократно перевешивают. Еще я смог прочесть кучу исторических свидетельств о том, что происходит с теми государствами, которые застыли в своем развитии. Или опоздали, что ничуть не лучше. Так же и мы опоздали, по сравнению со звездными империями. Нам нечего будет им противопоставить, если вдруг они найдут нас и захотят завоевать. А ты знаешь, какие вещи мы смогли сотворить, когда объединили магию и технологии? Настоящая сказка! При этом я не самый крупный знаток в области магии. Особенно мозга. Эх, где Гиттериан? Почему он меня не научил… Впрочем, я думаю, еще не поздно…

— Милый, а ты действительно веришь, что это не сон, навеянный артефактом?

— Понимаешь, в память принца вбито столько знаний о мировых шедеврах галактики, что сам я даже с помощью артефакта просто не смог бы придумать такое количество. Стихи величайших поэтов, пьесы драматургов, мелодии композиторов… Нет, это просто невозможно.

— Тогда как же принц? Думаешь, ему удастся восстановиться и не потерять себя? Не сойти с ума?

— Я очень надеюсь, что у него… нет, у нас, все получится и я через пять или шесть лет получу от него сообщение: «Будь здоров, брат!» Все-таки в чем-то мы с ним братья. Хотя и не по крови.

— Отдыхай, милый. Тебе очень досталось. А я… я пока постараюсь не умереть от любопытства, ожидая твоего подробнейшего рассказа, что у принца произошло после того, как вы разгромили флот баронов. Все равно я не могу себе представить колоссальные махины, летающие среди звезд.

— Я постараюсь к рассказу подготовить хорошие фантомы и показать их тебе, как наяву…

— Ма-а-ама! У меня не получа-а-ается! — В комнату ворвалась маленькая копия вихря. Скорее маленький зеленоглазый ураганчик.

Девочка лет семи, очень красивая, похожая одновременно и на меня, и на Свенту, подбежала к кровати и застыла, застав маму за непривычным занятием. Таллиана нахмурилась и серьезно посмотрела на меня. А я жадно вглядывался в каждую черточку девочки, утопая в волнах нежности и любви к ней, к жене, ко всему миру. Откашлявшись, я несколько раз вздохнул и тихо сказал:

— Ну здравствуй, доченька.


на главную | Его высочество господин целитель | настройки

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 246
Средний рейтинг 4.6 из 5



Оцените эту книгу