Книга: Крой тела




Крой тела

Крой тела

Файт Этцольд

Пролог

Номер 12! Он поставил обе канистры с темно-красной жидкостью на заплесневелый пол подвала, вытащил черный прорезиненный костюм, смял его и швырнул в огонь. Пластик вздулся пузырями, которые лопались, шипя и чмокая. А огонь тем временем пожирал резину. Едкий запах заполнял помещение с высокими потолками.

Он бросил в огонь все, что принес с собой: маску, очки, туфли.

12 костюмов.

12 жертв.

12 жизней.

Это гремело у него в мозгу. Чудовищная боль охватила голову. В желудке — как будто ведро раскаленных углей. Он видел перед собой гроб и все, что там находилось. Он видел подобное тысячи раз. Но снова и снова его словно током било. Воспоминания из прошлого в этот раз поразили его подобно удару молнии, и он изверг из себя поток зеленой желчи, вызванный нарастающей волной омерзения и разочарования. Потом повалился и лежал, кашляя и дрожа, на каменном полу, пока огонь расправлялся с одеждой, и его покрасневшие глаза были устремлены на гроб, видневшийся в рассеянном свете подвала.

Там лежала она.

Многие годы.

Многие десятилетия.

Потерянная, но не утраченная. Сокрытая, но не забытая. Мертвая, но спящая.

Он лежал голый на влажном полу, вздрагивая в собственной блевоте, а что-то поднималось в нем и наконец вырвалось наружу. И тут тишину пронзил крик, такой ужасный, какой мог издать только Люцифер после того, как Бог низверг его в бездну. Крик, полный животного страха и удушающей безнадежности.

Он совершил то, что не позволено никому. За что он будет вечно гореть в аду.

То, чего он никогда себе не простит.

Он убил единственного человека, которого любил.


Он потерял сознание, и мрак охватил его.

Часть 1

 Кровь

И Тебе Самой оружие пройдет душу.

Евангелие от Луки 2:35

Глава 1

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — прошептала молодая женщина, становясь на колени в исповедальне. Голос ее дрожал, предвещая слезы.

— Господь, освещающий наше сердце, дарует тебе истинное осознание грехов и милосердие свое, — ответил священник спокойным звонким голосом. Сквозь маленькое решетчатое окошко, разделявшее прихожанина и исповедника, женщина могла разглядеть лишь смутный абрис. Она и сама не знала, что влечет ее сюда каждый год в один и тот же день — 23 октября — вот уже много лет. Была ли это вера? Нет, определенно нет. Скорее вина, которая все время всплывала и от которой она не могла избавиться. Вина, которая тяжким камнем лежала на ее душе.

Каждый год женщина убеждала себя в бесполезности исповеди. Ведь кто мог дать гарантию, что этим можно снять грех с души? Что она найдет прощение? Смутное обещание Христа, что он, приняв облик священника, примет бремя ее грехов, так и осталось невыполненным. Конечно, после исповеди она ненадолго обретала покой, но только благодаря тому, что хоть кому-то могла рассказать свою историю.

Кошмары и безликий ужас продолжали преследовать ее.

Она перепробовала все возможные средства: беседы с терапевтом, психологическое лечение, йога, тай-цзы, медитативные курсы. Ничего не помогало — исповедь оказалась лучше всего.

С каждым годом грех становился все тяжелее. Это было нечто мрачное, зловещее. Неосязаемое зарождалось, росло в ней, раздувало, как трупные газы утопленника, который медленно всплывал в зловонном грязном болоте. Это нечто у нее внутри становилось все больше и страшнее, пока она, не в состоянии больше это выносить, не вскрывала раздувшийся пузырь своего греха, чтобы избавиться от накопившегося зловония.

Но проходило совсем немного времени, и ужасный смрад снова распространялся и тяготил ее душу.

Поэтому каждый год 23 октября она приходила в исповедальню собора Святой Ядвиги.

Это была епископская церковь Берлина, много священников проводили здесь службы попеременно. Иногда она исповедовалась пасторам, которые уже слышали ее историю. Но исповедника, перед которым она сегодня сидела, женщина еще никогда не видела.

— Я пришла, чтобы покаяться в грехах своих. Последний раз я исповедалась… в прошлом году. Больше всего меня тяготит… воспоминание о сестре… — произнесла она, запинаясь, потому что каждый раз не знала, с чего начать. — Моей сестре было восемь, когда ее похитили. Преступник… он изнасиловал ее и убил. И в этом была моя вина.

— Как давно это случилось? — спросил исповедник.

— Двадцать лет назад.

Это произошло 23 октября 1990 года, в среду, тогда в 16.00 она в последний раз видела сестру.

— Я обещала забрать ее из школы… из музыкальной школы. Она ждала меня, но я не пришла. Поэтому она и попала в лапы к этому извергу. — Женщина тихо заплакала. — Он держал ее у себя долгие дни и издевался… снова и снова. А в конце, — она хрипло прошептала, — он ее убил. — И в приступе отчаяния полились слезы.

Священник молчал. Наконец он откашлялся и сказал:

— Это ужасная история. Хорошо, что вы пришли ко мне. — Он сделал паузу. — Преступника поймали?

Странный вопрос для исповедника.

Женщина покачала головой.

— Нет. В полиции заявили, что сделали все возможное. Сегодня я знаю, что они не сделали ничего, совсем ничего. Они пили кофе из бумажных стаканчиков и все время посматривали на часы — ровно в шестнадцать конец рабочего дня, — в то время как моя сестра сходила с ума от боли и страха. Я это точно знаю.

— Откуда?

— Потому что я тоже состою в этой команде. Но я не такая, как эти бездари. Я выслеживаю чудовищ, подобных убийце моей сестры. Я охочусь на них. И я их убиваю.

— Вы из полиции и выслеживаете убийц?

— Серийных убийц. — Она сглотнула. — Иногда я не знаю, разумно ли это, потому что каждый раз вспоминаю, как допустила ошибку в своем первом, самом страшном деле. Но в этом мое предназначение. Я должна охотиться на извергов… Я должна их найти и должна их убить…

Она снова заплакала и заметила, как за деревянной решеткой священник закивал головой.

— Вашу ненависть можно понять. Но нельзя платить смертью за смерть. Иисус призывает нас к милосердию. Чтобы получить прощение, нужно простить другого.

— И убийцу моей сестры?

— Даже его.

Она надолго замолчала. «Простить насильника? Растлителя и мясника? Невозможно». Ее ненависть к этой твари была безгранична. Она разорвала бы его на куски, выпустила бы из него кровь, а останки превратила в пыль, чтобы от убийцы и мокрого места не осталось.

Женщина подождала, пока буря внутри не улеглась.

— Что случится с убийцей, когда он умрет? — спросила она.

— А вы как думаете? — Священник молитвенно сложил ладони. — Убийство — нарушение пятой заповеди. И это тяжкий, смертный грех. Если он не исповедуется и искренне не покается, его ждет вечное проклятие.

— Ад, — произнесла она, сглотнула и вытерла слезы. — Я смогу спокойно спать только после того, как препровожу его туда. В аду он будет страдать?

— В начале прошлого века детям из Фатимы было видение ада, которое им показала Богоматерь. — Священник описал видение, он помнил этот текст наизусть: — Грешники плавали в огне, поднимаемые пламенем и дымящиеся. Их разметывало в разные стороны, как искры при мощных пожарах; невесомые и хаотичные, они кричали и выли от боли и отчаяния, что заставляет дрожать и коченеть.

— Это хорошо, — ответила женщина. — Ничего другого он не заслуживает.

— Вы не должны так думать, — сказал священник. — Гневливость тоже грех. И ад означает вечные муки. Ни один христианин не должен желать, чтобы кто-то попал туда.

— Надеюсь, там с него сдерут кожу, кастрируют его, разрежут на куски и будут пытать и мучить вечно! — прошипела она, сжав кулаки. — И мне все равно, пусть даже за это мне самой придется жариться в аду.

— Как вас зовут?

— Клара.

— Понимаю, Клара, боль ваша велика и ненависть тяготит сердце. — Священник перекрестился. — Но Господь, отец наш всемилостивейший, послал Иисуса Христа, дабы искупить грехи наши.

Он взглянул на Клару. Несмотря на мелкие ячейки решетки, она видела сочувствие в его глазах, когда тот произнес:

— Отпускаю тебе грехи во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. — Исповедник снова перекрестился. — Прочитай «Ave Maria» Богоматери и попытайся изгнать горечь из сердца. — Он взглянул на нее. — И я тоже буду молиться.

— Это мне зачтется?

— Никто не будет забыт, — ответил пастор. — Я не могу оставить терзающиеся души. Я буду молиться за тебя. И Христос простит.

— Хорошо, — сказала Клара. — Но если я встречу преступника, то уж точно его не прощу.

Священник внимательно смотрел на нее.

— Я убью его.

Клара Видалис, главный комиссар отдела по расследованию убийств в Управлении уголовной полиции Берлина, судебный эксперт и патопсихолог, поднялась со стула и быстро ушла, прежде чем окончательно разрыдаться.

Глава 2

Интернет, вездесущая всемирная сеть, позволяет общаться со всеми, причем обмениваться информацией почти со скоростью мысли, что уменьшает мир до размеров компьютерного чипа. Люди больше не разговаривают между собой, только на веб-сайтах, они больше не встречаются, просто обмениваются сообщениями в социальных сетях. Они вызывают такую же зависимость, как никотин и кокаин. Электронные наркотики. 60 миллионов электронных писем отправляются ежедневно по всему земному шару, цифровая какофония коммуникации, которая постепенно превращает жизнь людей из реальности в искусственный мир битов и байтов.

Раньше тяжелыми телефонными аппаратами приходилось пользоваться с помощью топорно сделанных кнопок, сегодня же iPhone и iPad гладят нежно, как ревнивых любовниц, которые не терпят никого подле себя, хотят быть единственными и неповторимыми.


У любого рая есть свой ад, так и у Интернета есть свой мир теней, свои касты объединенных в сеть отверженных и просветленных.

Но ведь Интернет — это не только самое большое коммуникативное средство и хранилище знаний всех времен.

Интернет — это еще и самое глобальное место преступлений в мире. От детского порно до страшных клипов — реальных или постановочных, от инструкций по суициду до руководства по созданию бомб, от видео с избиениями, снимков смертельных несчастных случаев и катастроф до фотографий пьяных голых подростков, лежащих в углу в собственных экскрементах. И все это доступно человеку в любом уголке света. Интернет — это современный «позорный столб» непристойности и извращенности, мир теней, в котором можно найти самые темные страсти, бездну извращенности и жестокие фантазии.

Веб-сайт giftgiver.de был одним из таких. В гомосексуальных садомазохистских кругах гифтгивер — человек, который разносит ВИЧ при анальных половых актах без средств защиты. Болеть СПИДом, передавать вирус дальше и заражать других — что, собственно, и есть преступление — у гифтгиверов считается добродетелью. Принцип снежного кома: человек передает болезнь, но никогда не может от нее избавиться.

Одним из пользователей сайта giftgiver.de был Якоб. Он давал здесь волю фантазии, завязывал знакомства и договаривался о сексуальных оргиях на старых, грязных парковках. Якоба уже давно «распечатали», как говорят о первом гомосексуальном контакте в этой среде. Как-то во время небезопасного анального секса на вечеринке в темном подвале он подцепил ВИЧ и с тех пор сам стал гифтгивером, который не просто носил вирус, но и распространял смертельную болезнь. Якоб, ко всему прочему, был еще и «нижним», то есть тем, кто позволял себя использовать, мучить, унижать. Он играл роль «женщины» во время секса, удовлетворял других мужчин орально, позволял себя бить, связывать и оплевывать. Его даже возбуждало, когда другие мочились на него. Другие назывались «верхними».

Но иногда ему не хватало и этого. Якоб, после того как воплотил в жизнь свои садомазохистские фантазии, все же мечтал дойти до самой черты: хотел, чтобы его связали и резали скальпелем.

Якоб и сам не знал, таилась ли эта фантазия в нем уже давно, как скрытый коварный демон, или ее породило постоянное пользование виртуальным адом садомазохистского сайта. В конце концов он дал следующее объявление на giftgiver.de:


Страстный мальчик, 31/182/78, бритый, худой. Член 17,5. Хочет, чтобы его помучил активный верхний, возможно, с ножами.

Позволяю делать с собой все, кроме изуродования и пр. Отзовись.


В тот же день он получил ответ:


Верхний, 39, 193, 90. Прикую тебя наручниками к кровати, а потом займусь тобой со скальпелями. Ты можешь заказать их на сайте (вложение). Нравится мое фото?


Незнакомец прислал Якобу фотографию, на которой был виден лишь атлетический торс. Лицо скрывалось под черной маской. Но мускулистое тело понравилось Якобу. Кроме того, он отправил Якобу формуляр, по которому тот мог выдать себя за врача и предпринимателя, желавшего заказать скальпели на сайте с хирургической продукцией. Якоб выбрал одноразовые скальпели с зеленой пластиковой ручкой.

Смешанное волнующее чувство страха и радости охватило Якоба, когда он нажал на сайте кнопку «Заказать» после того, как внес данные своей кредитной карточки.

«А что, если незнакомец переступит черту? Что, если я окажусь перед ним беззащитным?» — эти мысли возбуждали его еще больше.

Когда спустя четыре дня скальпели доставили, Якоб снова написал электронное письмо:


Скальпели у меня. Когда ты приедешь?


Тут же пришел ответ:


Через полчаса буду у тебя. Оставь дверь открытой, чтобы я мог войти. Прикуешь себя наручниками к кровати. Все остальное я сделаю сам. Сфотографируй себя и отправь на мой номер — хочу убедиться, что ты все сделал правильно.


Якоб приковал себя за руку к кровати, сделал фото и отправил его электронной почтой. Входную дверь он оставил незапертой.

Скальпели лежали наготове.

Ожидание.

Наконец в коридоре послышались шаги.

Радость, возбуждение и страх охватили его одновременно.



Глава 3

Альберт Торино включил телефон «Блэкберри», запихнул бумаги и ноутбук в портфель из змеиной кожи и нетвердой походкой пошел по проходу «Боинга-747», который только что прилетел из Сан-Пауло в Мюнхен.

Он стащил чемодан на колесиках с багажной полки, передал стюардессе пиджак в мелкую полоску, а сам в это время бросил в рот таблетку аспирина, разжевал и, не запивая, проглотил горькую крошку.

Он почти не спал, впрочем, как всегда, когда летел ночным рейсом. И это несмотря на то, что в бизнес-классе кресло превращалось в настоящую кровать. Здесь были даже подушки, пледы, сумки с туалетными принадлежностями и прочая чепуха, от которой отказывались пассажиры в хвосте, летевшие, словно в загоне для скота.

«Наверное, причина в том, — думал Торино, — что человек представляет себя во сне и принимает ту позу, в которой надеется спать. Но на самом деле как раз в ней-то он заснуть никогда и не может».

Во всех остальных случаях Торино мог спокойно спать, особенно на рекламных презентациях какой-нибудь ерунды, маркетинговую компанию которой пытались навязать его фирме.

Он наслаждался горьким вкусом аспирина, распространявшимся во рту. И головная боль действительно немного прошла.

Альберт Торино работал медиаменеджером. После того как он пару лет проработал на частном канале и вел там несколько как критикуемых, так и успешных проектов, Альберт основал собственную фирму «Integrated Entertainments». Тут не было безмозглого совета директоров, который нужно постоянно уговаривать, и бездарных контролеров, которые могли что-то запретить. Он — босс. Финансирование его следующего проекта составляло 80 %, и идея Торино казалась блестящей: в Бразилии они ищут уличных парней из трущоб Сан-Пауло, тренируют их и в клетках стравливают друг с другом в боях без правил. Зрители смогли бы выбирать фаворитов и решать, кто с кем будет драться.

Торино считал, что подобное можно придумать и в проекте со звездами. У уличных мальчишек одно оружие — кулаки, у женщин — внешность. Что, если свести в поединке женщин с их оружием и в бою без правил? Пусть вместо кулаков будут красота и хитрость. И пусть зрители решат, кто самая красивая. А зритель, который угадал победительницу, должен получить нечто необычное.

Но что?

Ну что это может быть?

Идеи Торино потрясли бы медиапространство.

Германия превратилась бы в Новый Орлеан, по которому пронесся ураган Катрина.

Стюардесса на выходе кивнула ему, а Альберт смерил ее взглядом с ног до головы.

«Милашка, — подумал он, — правда, не сравнить с той, с которой мы зажигали в Бразилии. Но мы же живем в пуританской Германии».

Он прошел по коридору, таща за собой чемодан на колесиках и портфель. Вкус аспирина почти исчез.

Задрав подбородок, внимательно обшаривая все вокруг карими глазами, Альберт Торино создавал впечатление вечно озабоченного человека, который должен быть повсюду и просто не может пропустить что-нибудь важное.

Двигался он с почти грациозной элегантностью и легкостью, которая странным образом присуща коренастым людям. Темно-каштановые волосы смазаны гелем и зачесаны назад, кожа такая загорелая, что он смело мог бы сниматься в рекламе крема для загара, если бы не пара лишних килограммов — знак победы хорошей еды и вина над диетами и тренажерным залом.

Пальцами левой руки Альберт нащупал в кармане гарнитуру телефона и вставил ее в ухо. Пятнадцать новых сообщений. Как обычно после долгого двенадцатичасового перелета.

Он прослушал последнее сообщение, и лицо его просияло. Том Мирс был на месте.

Торино ускорил шаг и, все так же задрав подбородок, направился к терминалу «Люфтганза Сенатор Лаундж».

Глава 4

Мужчина был с ног до головы затянут в черный латексный костюм, поверх него — черное пальто. Рослый, минимум метр девяносто, спортивная фигура. Он двигался пластично и почти грациозно, как человек, владеющий приемами восточных единоборств, — с легкостью пантеры, которая в мгновение ока может превратиться во взрывную жестокость. Поверх черной латексной маски были надеты очки для плавания, руки — в резиновых перчатках, в них — две большие черные спортивные сумки.

Он прикрыл дверь ногой и быстро прошел по коридору.

Якоб лежал прикованным левой рукой к решетчатому изголовью кровати. Из динамиков Hi-Fi-системы доносилась песня «Sweep» группы «Blue Foundation».

— Я доставлю тебе удовольствие, какого ты еще никогда не испытывал, — сказал мужчина, стремительно подошел к кровати и защелкнул на правом запястье Якоба вторую пару наручников.

Его взгляд скользнул по комнате. Сначала он взглянул на ноутбук на письменном столе — страница сайта giftgiver.de была открыта, а также на профиль Якоба. Потом подошел к стереосистеме, сделал музыку громче, снова скользнул к кровати и черным скотчем заклеил рот Якоба прежде, чем тот успел понять, что происходит.

Якобу стало не по себе. А что, если он допустил ошибку? В то же время неуверенность возбуждала его, по телу расходились волны адреналина, приближая его к экстазу.

Мужчина подошел к столу и вынул одноразовый скальпель из пластиковой упаковки. Потом открыл свои сумки и достал судок из нержавеющей стали — такие обычно используют в больницах, а также два маленьких пластиковых ведра.

«Что происходит? — испуганно спросил себя Якоб. — Поиграем в доктора? Фекальная эротика? Что этот тип собирается делать с ведрами?»

Он даже не успел додумать мысль до конца, как незнакомец пугающе привычным жестом защелкнул наручники на его ногах, окончательно приковав Якоба к кровати.

Заиграла новая песня — «Poker Face» Lady Gaga.

Он услышал первую строчку:

Russian Roulette is not the same without a gun.

Мужчина приблизился, держа скальпель в правой руке, а металлический судок — в левой, и провел тупой стороной скальпеля по обнаженному торсу Якоба. Тот глухо застонал, появилась невероятная эрекция. Незнакомец перевернул лезвие вниз и, слегка нажимая, провел им по телу. Скальпель оставил тонкий кровоточащий след. Якоб дрожал от наслаждения.

And baby when it’s love, if it’s not rough, it isn’t fun.

— Ты будешь всегда меня помнить, — сказал мужчина.

И прежде чем Якоб успел спросить, что значит эта фраза, незнакомец сделал лезвием еще один кровавый надрез на его груди, более длинный и глубокий. Якоб закричал от наслаждения. Когда незнакомец сделал третий разрез и одновременно погладил упругий бугор в его штанах, Якоб испытал оргазм.

А мужчина продолжил:

— Потому что я — последний, кого ты видишь.

Пока Якоб в экстазе кончал в штаны и практически потерял сознание от удовольствия, незнакомец резким движением продвинул скальпель вперед и перерезал сонную артерию. Якоб скосил глаза в сторону от удивления и шока одновременно. Кровь пульсирующими струйками вытекала наружу — и все новые оргазмы смерти, повторяющиеся каждую секунду. Якоб издавал гортанные стоны, которые, сливаясь с громкой музыкой, создавали причудливый звуковой фон. Он пытался подняться, но незнакомец с неимоверной силой прижал его тело к кровати. Кровь брызнула на ковер и прикроватную тумбочку, на которой лежало множество порножурналов и DVD. Потом мужчина грубо отвернул голову Якоба в сторону, чтобы кровь стекала в металлический судок.

Когда судок и пластиковые ведра почти наполнились, бьющееся в конвульсиях тело Якоба ослабело. Последние огоньки жизни угасли в его широко распахнутых глазах, в которых читались удивление и ужас.

Незнакомец подошел к ноутбуку, просмотрел несколько страниц, что-то записал, захлопнул ноутбук и сунул его в одну из сумок вместе с аккумулятором и модемом беспроводного Интернета. Затем открыл вторую сумку и вытащил две пластиковые емкости. После снова взял скальпель и подошел к трупу на кровати.

Работа еще не была окончена.

Напротив.

Она только начиналась.

Глава 5

Клара глубоко вздохнула, взглянув на громадный церковный купол, возвышавшийся над ней. Он вызывал у нее чувство свободы и безопасности одновременно.

Она прищурилась, чтобы хорошо видеть, несмотря на слезы. Слова священника все еще звучали в ее голове: «Чтобы обрести прощение, нужно простить другого».

«Интересно, какие еще признания слышал этот священник? Хранит ли он их в своем сердце, делясь лишь с Иисусом и Богом, как того требует тайна исповеди?»

В голове мельком пронеслась мысль: исповедовался ли убийца ее сестры.

«Тогда где-то есть священник, который знает, кто убил ее. А может, он даже знает, где найти преступника. Значит, где-то может жить человек, который все знает, но ему никому нельзя открыться?»

Клара отогнала эти мысли, как надоедливую муху: такой изверг, как убийца ее сестры, не имеет никаких дел с Богом.

Статуя Богоматери, перед которой стояла дюжина зажженных свечей, возвышалась в левой части алтаря. Мария держала на руках маленького Иисуса, ниже светил серп луны, а над ней простирались солнечные лучи. Знакомый ее подруги, искусствовед, как-то рассказывал Кларе, что непорочная Мария в Откровениях Иоанна стоит на серпе луны: «Явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения. И другое знамение явилось на небе: вот большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадим. Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю. Дракон сей стал перед женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца».

Этот отрывок Клара удивительным образом запомнила.

И не только потому, что там было описание дракона, жаждущего проглотить невинное дитя, просто он постоянно напоминал о ее собственной ситуации, о сестре Клаудии, которая оказалась в лапах злого дракона. Но если в Библии архангел Михаил спас ребенка и победил дракона, Сатану, то дракон Клары забрал ее сестру навсегда.

«Если Бог действительно такой милосердный, то почему люди им так мало интересуются? — спрашивала себя Клара. — Где же этот Бог, когда он так нужен? Неужели жизнь — это сплошные страдания? И если жизнь — это пытка для тела, то тогда ад — пытка для души?»

Клара молча стояла у статуи Марии, а свечи превращали церковную полутьму в мерцающий ковер отсветов.

«Мария, — думала она, — единственный человек в истории мироздания, который, вероятно, был абсолютно чист и жил без грехов. И поощрения не пришлось долго ждать: Матерь божья — Царица небесная».

Но если бы все вокруг были безгрешны, Кларе пришлось бы искать новую работу.

Она бросила один евро в медную коробку и зажгла для Клаудии сразу две свечи. «Я тебя никогда не забуду», — мысленно сказала она, и еще два отсвета присоединились к пляске огней на сумрачных сводах.

Металлический лязг заставил Клару вздрогнуть. Рослый, крепко сбитый мужчина тоже бросил несколько монет в коробку и зажег свечу. Он двигался очень пластично, Клара видела подобное у бойцов спецподразделений. Русые волосы подстрижены очень коротко, на переносице — очки в оправе из матовой нержавеющей стали.

— Истинная красота всегда недоступна, не так ли? — сказал он, осматривая статую Марии, потом взглянул на Клару. Его левая рука немного подрагивала, когда он ставил свечу на пол.

Клара молча кивнула. Мужчина оказался довольно симпатичным, но ей было не до разговоров.

Похоже, незнакомец это понял.

— Прошу прощения, — произнес он и отступил назад. — Я не хотел вам мешать. До свидания.

Клара, оставаясь около статуи, смотрела вслед мужчине, а язычки пламени двух ее свечей плясали, отбрасывая легкие тени на лицо Марии.

Глава 6

Меня все раздражает. Люди, жизнь и я сам. Иногда мне кажется, что я мертв вот уже много лет и меня просто забыли похоронить. Наверное, лучше было бы, если бы я на самом деле покончил жизнь самоубийством, а не инсценировал его на озере. Тогда я написал прощальное письмо, прыгнул в воду, заплыл на середине озера и сбросил дождевик. Потом — обратно на берег. С тех пор я больше никогда не был дома. С тех пор все считали меня мертвым. Так было нужно.

Может, я на самом деле мертв? Может, все, что я принимаю за действительность, всего лишь сон? А если я еще живу, должен ли я воспринимать все всерьез?

Передозировка инсулина или снотворного, крепкая балка на потолке и веревка, быстрый разрез опасной бритвой…

Но мне нужно выполнить свою миссию. Девушку зовут Жасмин. Она сегодня разместила на странице «Фейсбука» сообщение, что в следующие выходные едет в Ганновер. Значит, я могу без помех подготовить все в ее квартире. Я видел ее на центральном вокзале. Многие ее видели, и многие жадно на нее пялились. Ведь она выглядит точь-в-точь как Элизабет тогда. Красивая, яркая блондинка.

И тот парень под тридцать, с которым я пил кофе на вокзале, тоже заметил девушку. В глазах этого типа я прочитал, что он хочет ее. Непременно хочет. Но в его взгляде за бесконечным желанием сквозило глухое отчаяние, беспомощность. Парень понимал, что никогда не сможет заполучить ее. Он понимал, что на самом деле она была рада, что торопится на поезд: прекрасный повод отделаться от него.

Зачем тот парень вообще с ней встретился? Ведь он понимал, что эта встреча разбудит в нем желание, которое ничто не сможет удовлетворить и которое на долгое время сделает его несчастным.

Может, ему достаточно знать, что он хотя бы повстречал женщину своей мечты, пусть даже никогда не сможет засунуть в нее член? А может, он не хотел казаться самому себе неудачником, который не воспользовался шансом, пусть даже самым ничтожным? Может, он встретился с ней лишь для того, чтобы потом, мастурбируя, ясно представлять ее себе?

Сможет ли этот тип когда-нибудь стать убийцей? Одним из тех, кто способен променять женщину в кафе на вскрытый и выпотрошенный труп? Ведь мертвые женщины не говорят «нет». Я никогда этого не узнаю, но мысль интересная.

Жасмин вернется воскресным вечером. Этого не написано на страничке «Фейсбука», просто я подобрал чек от ее железнодорожного билета. Поэтому в воскресенье я уйду из дома.

Я подожду Жасмин в ее квартире. И я ее убью.

Глава 7

Вечерние сумерки превратили небо в такое же море отсветов, как свечи — своды собора. Клара села в служебную машину, престарелую «ауди», проехала по Унтер ден Линден, потом свернула налево, на Фридрихштрассе, в направлении Темпельхофа, к Управлению уголовной полиции Берлина.

Клара работала в комиссии по расследованию дел об убийствах, в отделе судебной экспертизы и патопсихологии, который недавно расширили. Чем больше город, тем больше в нем душевнобольных, и Берлин не был исключением. Судебная коллегия не хотела, чтобы ее обвинили в бездействии.

Клара решила пробыть в кабинете еще пару часов, встретиться с коллегой, поработать с несколькими документами по старому делу и потом поехать домой. До 23 октября, дня, который прибавил Кларе хлопот, неделя прошла довольно спокойно. И это было просто необходимо. Последнее дело, которое она распутала вместе с начальником, директором уголовной полиции Винтерфельдом, стало сущим кошмаром — охота на Оборотня, убийцу-психопата, который оставил в Берлине кровавый след. Он зверски убил семь женщин, насиловал их до и после смерти. У всех участников этого дела нервы были просто на пределе. К тому же начальник городской полиции приказал держать прессу на расстоянии, что в данном случае было весьма проблематично.

Клара свернула на Фридрихштрассе и поехала к большому зданию-коробке, которое возвышалось среди классических фасадов старого города.

Клара часто работала с Винтерфельдом (59 лет, дважды в разводе), но так и не смогла узнать его до конца. Он, непробиваемый прагматик, не допускающий дурачеств и глупостей, всегда говорил со всей серьезностью, но в то же время это казалось маской. Его звездный час, тогда еще, в Гамбурге, настал, когда он поймал Пакетного убийцу — педераста, который надевал целлофановые пакеты на головы детям, насилуя их. Его возбуждало, когда сопротивление детей все уменьшалось из-за нехватки кислорода, пока они не теряли сознание и не умирали. Мужчина работал преподавателем в профессиональной школе и был одним из тех, кто организует там новогодние концерты и первым сметает только что выпавший снег с крыльца. Просто душа-человек.

Ханна Аренд выработала понятие «банальность зла». Подобным неприметным преступником был и Джон Уэйн Гейси. Или Генрих Гиммлер. И Клаус Бекманн, Пакетный убийца, был одним из таких.

Винтерфельд взял тогда под свою опеку Клару, а также Сару Якобс, тоже молодого талантливого комиссара, которая через пару лет, когда Клара начала работать в комиссии по расследованию убийств, перешла в отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Клара долгое время не видела ее. Ходили слухи, что Сара раскрыла громкое дело и теперь живет под новой фамилией в другом месте, пока буря не успокоится.



Сара была словно младшая сестра Клары, этакая «большая младшая сестра». Темно-русая и кареглазая, полная противоположность Кларе — брюнетке с голубыми глазами и южноевропейскими чертами лица, в венах которой текла итальянская, испанская и немецкая кровь.

Ей не хватало Сары в сфере деятельности, где доминировали мужчины. Большинство комиссаров и служащих высшего звена были мужчинами, как и бóльшая часть преступников.

Клара с Сарой часто сидели в теплые летние вечера на Шёнхаузер-аллее, на балконе, попивая белое вино и болтая. Ничто так не напоминало о лете, как цвет охлажденного белого вина в заиндевевшем бокале в лучах заходящего солнца. Для Сары это была настоящая разрядка. Никакого официанта, которого нужно ждать часами. Никаких туристов, которые вваливаются в кафе с полными рюкзаками, расталкивая всех толстыми задницами. Никакой действующей на нервы музыки, которой бармен безуспешно пытается развлечь посетителей. Только столик, пара стульев и белое вино. И прохожие внизу, на улице. Слышны разговоры соседей, позвякивают звонки велосипедов. Из открытых окон автомобилей долетает музыка, которая становится все тише, когда машина ускоряется на светофоре. И на все это накладывается чириканье воробьев и воркование голубей.

Они разговаривали о делах, о коррумпированных чиновниках экономического сектора, контрабандистах и торговле людьми, о разбойных нападениях со смертельными случаями, об убийствах в состоянии аффекта и серийных убийцах.

Но часто они разговаривали и на абсолютно нормальные темы: о прочитанных книгах, о выставках, которые как раз проходят в городе, и, конечно, о мужчинах, среди которых симпатичные зачастую оказывались совершенными занудами, а незанудные норовили той же ночью очутиться у них в постели.

По уклону Хоринерштрассе, где жила Клара, иногда из земли выныривал поезд, чтобы проехать несколько сотен метров над улицей по металлическому мосту, на время превратившись из метро в городскую железную дорогу, и на склоне Борнхольмерштрассе снова исчезнуть под землей.

Клара не могла не вспомнить о Винсенте, друге Сары, который в один из вечеров пересказывал страшную историю Лавкрафта. В Антарктиде исследователи нашли в пещере гигантского червя, он ползал в туннеле подо льдом и своими размерами свел с ума нескольких членов экспедиции. «Вещь, которая не может существовать», — так назвал червя Лавкрафт. Один из ученых, оказавшийся в конце концов в психушке, до конца своих дней что-то бормотал о нью-йоркских станциях метро «Бэттери-парк» и «Централ-парк».

— Но все дело не в черве, ужасном и странном, — сказал тогда Винсент, — все дело в метро. Современный мир пытается победить монстров прошлого, но при этом создает новых чудовищ, которые иногда еще более ужасны.

Клара поняла, о чем говорил Винсент, когда из-под земли, громыхая, вылетел поезд, словно гигантский угорь, хватающий насекомых с поверхности воды. Архетипы, как говорил Винсент, глубоко укореняются в нас. Мы знаем, что не существует чудовищ, но боимся их, потому что этот подсознательный страх столь же стар, как и само человечество.

Клара направила машину по Темпельхофер-Уфер, проехала Мерингдамм в сторону окраины, оставила автомобиль на подземной стоянке Управления уголовной полиции и вошла в лифт. Пока она шла по коридору третьего этажа, прозвучал сигнал мобильника о том, что пришло сообщение.

«Слава богу, ничего важного», — подумала она.

Клара прошла в кухню и подставила чашку под древнюю, гремящую и стучащую машину для варки кофе. Она привыкла пить только черный кофе, когда была на работе. Черный кофе есть везде, и необязательно просить молоко, которое в большинстве случаев оказывается прокисшим. А сахар и подсластители вредны как для фигуры, так и для зубов. Но это вовсе не означало, что в кофейне «Старбакс» Клара не могла насладиться чашкой карамельного макиато с большим количеством сахара и сливок. Но «Старбакс» «Старбаксом», а служба службой.

Клара как раз собиралась выйти из кухни, когда услышала тяжелые шаги в коридоре, и появился директор уголовной полиции Винтерфельд в рубашке с расстегнутой верхней пуговицей и ослабленным узлом галстука. В руках он держал пачку сигарилл «La-Paz», которую не торопясь открыл. Его орлиный нос взрезáл воздух коридора, как форштевень корабля. Винтерфельд уставился в голубые глаза Клары.

— А-а, синьора Видалис… — произнес он, провел ладонью по седым, коротко стриженным волосам и осторожно приоткрыл окно напротив кофемашины, чтобы в очередной раз «покурить на улице», как он это называл. Было в этом открывании окна нечто торжественное, он выглядел как священник, открывающий табернакль, чтобы достать освященную гостию для таинства евхаристии. — Не составите компанию пожилому мужчине? — продолжил он, распахнул створку и впустил в коридор холодный осенний ветер. Потом вдохнул свежий воздух, который уже отдавал снегом, зимой, чтобы тут же закурить и выпустить облако дыма в вечерние сумерки.

Они некоторое время стояли рядом. Клара держала кофейную кружку обеими руками и наслаждалась приятным теплом — ее немного знобило от осеннего воздуха. Винтерфельд задумчиво затягивался, выпуская дым в вечер короткими струйками.

— Сегодня двадцать третье, — наконец сказал он, не глядя на Клару. — Вы можете ничего не говорить, но я надеюсь, что вам хоть немного легче. — Винтерфельд знал историю Клары.

— Да, я снова исповедовалась, — ответила она, отпивая кофе маленькими глотками. — Сама не знаю, зачем каждый раз это делаю, но после исповеди мне действительно немного легче. Как бы там ни было, это помогает больше, чем йога, которой я сегодня занималась. — Она повела плечами, разминаясь. — Скоро я так далеко продвинусь в йоге, что смогу сама себе руку вывихнуть, но это нисколько не успокаивает.

— Может пригодиться… Эта штука с вывихом… Но идея с исповедью тоже хороша, — произнес Винтерфельд. — Братья, — он имел в виду католическую церковь, — в известном смысле первыми изобрели психоанализ. Это не понравится агностикам, но так и есть. Нужно высказаться от всей души — так говорит церковь, то же самое говорил Фрейд. Ты должен это сказать, ты обязан это проговорить, и тогда тебе станет легче. — Он взглянул на Клару. — Сколько у нас было убийц, которые приходили с повинной, потому что не могли больше нести на плечах этот груз!

Клара кивнула.

— Как говорил коллега из ФБР, что был у нас в прошлом году? «Not everyone is built for guilt».

— Что правда, то правда, — ответил Винтерфельд и затянулся сигариллой.

Оба снова на время замолчали.

— Так что я хотел сказать… — Винтерфельд провел рукой по волосам и выпустил дым. — Вы выполнили потрясающую поисковую работу по поимке Оборотня. Такой неорганизованный, звериный преступник мне еще не попадался. Я даже думать не хочу, как проходило бы судебное разбирательство. — Винтерфельд передернул плечами.

— Ну да, теперь наш друг отправится в холодильник в Моабите, на следующей неделе там будет минус восемьдесят. Там он отдохнет.

С легкой улыбкой Винтерфельд повернулся к ней.

— Я должен вас поблагодарить за Белльмана. Вы же знаете старую поговорку: долг платежом красен, и Белльман определенно не исключение, но в этот раз, похоже, все серьезно. Он непременно хочет с вами поговорить еще раз и лично поблагодарить за великолепно выполненную работу. Как долго вы здесь пробудете?

— До пятницы, — ответила Клара.

Еще пару дней, чтобы окончательно закрыть дело и привести в порядок канцелярщину, после можно наслаждаться отпуском. Две недели. Она еще не знала, куда поехать. Возможно, решит в последнюю минуту. Куда-нибудь. Как-нибудь.

— Белльман зайдет еще раз. Завтра до обеда он будет в Федеральном ведомстве уголовной полиции в Висбадене, но потом вы у него по списку первая.

— Это меня радует, — кивнула Клара.

Она испытывала к шефу уголовной полиции Берлина смешанные чувства. Белльман слыл выдающимся организатором, но когда что-то шло вопреки его ожиданиям, он мог быть очень неприятным, особенно если узнавал о случившемся задним числом.

— Так что же? — бросила она Винтерфельду и лукаво взглянула на него. — Что говорит ваше шестое чувство? Я рассчитывала, что вы молчать не будете, молчание — это как затишье перед бурей. Или у нас на этот раз действительно затишье?

Винтерфельд пожал плечами и стряхнул пепел вниз с третьего этажа, тот исчез среди кустов и труб теплотрассы.

— Иногда затишье — это и есть затишье. Но вы правы. В большинстве случаев это момент, когда на мишени замирает луч лазерного прицела, прежде чем в следующую секунду грянет выстрел. — Винтерфельд глубоко вздохнул и сунул пачку сигарилл в карман брюк. — А вдруг нам повезет? Может, нас на самом деле ждет маленькая передышка. Во всяком случае, вас. У вас же отпуск. А мы с Германном займемся бумажной рутиной, обсудим психотип убийцы для этого Оборотня. Может, потом и у нас будет неделя поспокойнее.

Германн работал ассистентом у Винтерфельда и к тому же был экспертом в киберпреступлениях. Крупный, молчаливый мужчина с гладко выбритой головой. Он всегда был готов на сто процентов, если того требовала ситуация. Он мог ужасно выглядеть, но работать на полную катушку. Он казался Кларе медведем гризли, которого нужно вдоволь кормить медом, чтобы тот оставался плюшевым.

Винтерфельд последний раз выпустил дым, затушил сигариллу о подоконник и бросил окурок в темноту.

— Между прочим, — сказал он, закрывая окно, — Мартин Фридрих все еще в бюро. Вы же хотели с ним познакомиться. Утром он улетает в Висбаден, чтобы выступить с докладом на осеннем заседании в Федеральном ведомстве уголовной полиции. И я не знаю, успеет ли он вернуться до вашего отпуска.

— Ну, тогда я к нему зайду, — ответила Клара и отпила кофе. — Четвертый этаж?

— А где же еще?

— Звучит так, словно он там живет.

Винтерфельд посмотрел на Клару взглядом опытного наставника, кем он и был во время ее обучения.

— Четыре, — ответил он, — несчастливое число у китайцев, потому что оно созвучно со словом «смерть».

Клара усмехнулась.

— Снова что-то заумное. Тяжело было в этот раз?

— Непросто. — Винтерфельд тоже улыбнулся. — Хороших вам выходных!

Он развернулся и, тяжело ступая, пошел по коридору.

Глава 8

— Простите, — сказала женщина в окошке терминала «Люфтганза Сенатор Лаундж», когда Торино уже почти прошел мимо нее, — могу я взглянуть на ваш билет? У вас статус «сенатор»?

— А какой же еще, по-вашему? — резко бросил Торино и помахал билетом, словно отгонял мух. — Может, «заклинатель змей»?

Он вошел в новый зал «Люфтганза Сенатор Лаундж». «Люфтганза» и управление аэропорта два года назад затеяли здесь стройку, но теперь терминал был открыт, и Торино в нем разочаровался. «Черт, чем эти идиоты все это время занимались?» Сопя, он поставил сумку и чемодан на колесиках и осмотрелся. «Такое могли натворить только немецкие строители, — подумал он. — Берутся за работу в последний момент, только халтурить умеют, а в конце выставляют счет, которому позавидовал бы любой инвестор».

Он оглядел зал и заметил партнера по переговорам. Том Мирс, исполнительный директор фирмы «Ксенотех», путешествовавший в статусе HON, считался одним из лучших клиентов «Люфтганза», но снизошел до терминала «Сенатор Лаундж». С одной стороны, потому что Альберт Торино летел в статусе «всего лишь сенатор», с другой — остальные VIP-пассажиры не могли услышать обрывки разговоров, не предназначенные для их ушей. Но лучше всего было бы встретиться в зале бизнес-класса, чтобы вообще никто не мешал. Этим классом летали подчиненные боссов от торговли и практиканты из консультаций по вопросам менеджмента, которые сами не могли и слова сказать.

Том Мирс отвечал за глобальную стратегию «Ксенотеха» — самого большого веб-портала в мире. «Ксенотьюб», видеоканал интернет-гигант, считался самым посещаемым видеоресурсом в мире — канал, ключ к которому был только у Мирса. Он был словно апостолом Петром в воротах Интернета.

Торино присмотрел сайт «Ксенотьюба» для своего нового шоу-формата. Остается лишь правильно обработать Мирса, потому что тот не был в восторге от порнографических проектов Торино, хотя и считал его идеи «в принципе нормальными», как он выражался. Торино полагал, что Мирс их все равно не поймет.

Мирс, рыжеватый мужчина с голубыми глазами и выдвинутым вперед утесом-подбородком, уткнулся в газету «Файненшл таймс», поверх которой время от времени поглядывал то на вход в зал, то на табло прилетов и вылетов.

— Альберт! — воскликнул он и поднялся, когда заметил Торино. — Here you are! How was your flight?

— Work and pleasure in good measure, — ответил Торино и продолжил говорить на английском: — Почти закончил презентацию для инвесторов, поел нормально, а поспать практически не смог.

Мирс указал на место рядом. Торино взял в автомате капучино и опустился в кресло около него.

— Итак, — начал Мирс, — перейдем к делу, через двадцать минут я лечу во Франкфурт. Ты хочешь сделать смесь из шоу «Американский идол» и «Минута славы», так?

— Чепуха! — Торино всыпал сахар в кофе и тщательно перемешал его длинной пластиковой палочкой. — Это все отработанный материал. Обычные шоу звездного формата оказываются телятами, для которых секс до брака — настоящий скандал.

— Они все так говорят. — Мирс отпил воды из бутылки. — Я просмотрел твое электронное письмо, но понял только, что пользователям предстоит самим определить суперзвезду.

— Именно, — ответил Торино. — Суть прежних форматов заключалась в том, что зрителям предлагали ограниченное число кандидатов, о которых жюри говорит, что они не более чем дегенераты, от которых завтра же нужно избавиться. Но для небольшой группы участников это правило не действует, они-то и становятся новыми суперзвездами.

— И этот принцип работает железно, — добавил Мирс.

— Да, потому что диванные имбецилы там, снаружи, в зомбистане, глотают все, — он ткнул пальцем на дверь «Сенатор Лаундж», словно там начинался другой мир. — И пока никто действительно не захочет чего-нибудь новенького, все будут рады этой тухлятине, даже после того как попробовали ее сотню раз.

— И что?

— Как что? — переспросил Торино. — Это же ничего общего не имеет с многообещающей интерактивной медиакультурой. Зрителю насильно предлагают то, чего он, может, вовсе не хочет видеть. Если продукт нравится создателям, это еще не означает, что он нравится зрителям. Червь, — Торино поднял указательный палец, — должен прийтись по вкусу рыбе, а не рыбаку!

— Милое сравнение, — ответил Мирс. — И что дальше?

— Ответный вопрос, — бросил Торино. — Что, если тебе как зрителю, например, нравятся длинноногие модели, а по телевизору показывают какого-то балабола, рекламирующего диетические продукты? Или ты тащишься от стройных, а тебе говорят, что сейчас будет королева красоты из Эфиопии?

Мирс глянул на табло с вылетами и закусил нижнюю губу.

— Возможно, я и додумаюсь до мысли, что хорошо бы самому выбирать, что смотреть.

— Именно, — сказал Торино. — У тебя как у зрителя должна быть возможность выбрать свою топ-модель.

— Это значит, что зрители ставят на понравившихся моделей? Как на ипподроме?

— Совершенно верно! — кивнул Торино, помешивая капучино и наблюдая за караваном китайских торговцев, которые потянулись в сторону выхода. — Модели на этой платформе смогут сделать собственную страничку и будут там представлять себя зрителям. Как на тех форумах, где народ ищет друзей, секс или еще бог весть что. Одновременно зрители на этой платформе могут сделать выбор и давать оценочные баллы.

— И голосовать они будут за деньги?

— А как иначе? Мы же живем в реальном мире. Кто больше вкладывает денег в акции, тот и влияет на курс. Система такая же, как при голосовании на телевидении. Двадцать моделей, у которых в конце рейтинг будет выше, отправятся на кастинг в шоу.

— Поэтому и шоу будет называться «Shebay»? Потому что можно будет делать ставки на женщин?

Торино кивнул.

— Да, и другое тоже. Зрители назовут кандидаток, этим обычно занимаются на шоу жюри. Из этих женщин мы и выберем Мисс «Shebay». Таким образом, зрители непосредственно участвуют в отборе конкурсанток. Если повезет, все пройдет как по маслу и мы сможем управлять сервером, маркетингом и всем остальным прямо из Германии.

Мирс снова глотнул воды из бутылки и свернул «Файненшл таймс».

— Ты сказал «и другое тоже». Что же еще?

Торино ухмыльнулся.

— Мы уже говорили о том, что зрителям не нравится, когда по телевизору заигрывают с кисками, к которым и после трех лет тюрьмы не захочется прикоснуться.

— Да, понимаю, — ответил Мирс и сунул газету и ноутбук в сумку. — Поэтому аукцион будет проходить, как торги на фондовой бирже.

— Именно, — бросил Торино. — Это выбор, который делают зрители сами для себя.

— Отсутствует только спрос.

— Правильно, — отметил Торино и наклонился вперед. — Или, лучше сказать, желание. — Он выпустил палочку из рук. — Том, ты часто видел на таком шоу женщину настолько классную, что готов был бы прыгнуть к ней прямо в телевизор?

— Ты же знаешь, я живу в счастливом браке, поэтому…

— Не неси чушь. У каждого так. И именно в этом проблема. Ты смотришь по телевизору на самых сексуальных девочек и заходишь на самые пикантные страницы каких-нибудь форумов, и пока ты — мистер 08/15, который приносит домой тысячу триста чистого дохода, неужели ты не хотел бы заполучить одну из них?

— Конечно, нет, — возразил Мирс. — Это же шоу, а не поход в бордель.

— Но почему? — с напускной наивностью спросил Торино.

— Потому что пялиться — это пялиться, а трахаться — это трахаться.

Торино негромко хлопнул в ладоши.

— Вот! Женщины или рынок акций, пялиться или трахаться — а у нас все вместе!

Мирс снова закусил нижнюю губу.

— Это значит, что у зрителей появится шанс переспать с девочкой?

— В яблочко! Каждый может выиграть ночь со своей фавориткой, и все равно, получила она титул Мисс «Shebay» или нет, — каждый может выиграть ночь с победительницей.

— И кто платит больше, у того и шансов больше?

— Да. Но все равно небольшой шанс выиграть остается для всех, даже для тех, у кого не так много бабла. — Торино ухмыльнулся. — У среднестатистического зрителя в зомбистане не так много денег. Было бы иначе, он не довольствовался бы просмотром, а старался бы рвать задницу, чтобы заработать еще больше. Но кто-то должен позаботиться о простых смертных, и это будем именно мы. Мы — настоящие марксисты. У нас даже малоимущий сможет заполучить суперзвезду. Равные права для всех.

Мирс отпил воды и захлопнул сумку.

— Ты такой же марксист, как Рональд Рейган. Девочки будут знать, что их ожидает в конце?

— А ты как думаешь? Все будет четко. Они подпишут общие условия трудового соглашения, а потом мы с ними еще инструктаж проведем. Юристы работают над последними формулировками.

— И если выиграет какой-нибудь сраный пролетарий, девочке все равно придется под него ложиться?

— Ну да, мы выдвинем минимальные требования по гигиене. Основной принцип — красота требует жертв. А слава требует жертв еще бóльших. — Уголки губ Торино, который внимательно наблюдал за Мирсом, дрогнули.

Мирс помолчал немного.

— Довольно странная идея, — наконец ответил он. — Но она подходит для нашего времени. Только следите, чтобы нас не прижали с юридической стороны. Или вы вышлете их потом в Голландию?

Торино пристально взглянул на собеседника.

— Сколько пользователей только из Германии посетили ваш сайт за прошлый месяц?

— Примерно десять миллионов.

— Тогда все совсем просто. — Торино допил капучино и бросил стаканчик на стол. — Мы сначала проведем трансляцию по ТВ. Если возникнут правовые проблемы, переключимся на вещание на сайте «Ксенотьюба».

— И вы хотите наши десять миллионов зрителей для своей мерзости?

Мирс поднялся и взглянул на часы. Но было видно, что отталкивающая на первый взгляд идея Торино его зацепила.

— Мерзость, которая произведет фурор, — ответил Торино, — и которая одним махом сделает из десяти миллионов двадцать.

Мирс повесил на плечо кожаную сумку.

— Я не знаю…

— Нет, ты знаешь, — возразил Торино. — И у тебя есть один час — время полета до Франкфурта, — чтобы решиться.

— Я подумаю.

Он пожал Торино руку. Тот кивнул.

— Только не слишком долго. Жизнь коротка. Время — деньги. А один год…

— Я знаю, — бросил Мирс. Было ясно, какие мысли проносятся у него в голове. — Один год нормальной жизни — пять лет в Интернете.

Глава 9

Профессор доктор Мартин Фридрих, начальник оперативного отдела криминальной аналитики УУП (Управление уголовной полиции), был асом в своем деле. Он изучал медицину и психиатрию в университетской клинике Шарите, а также в частном исследовательском университете Джона Хопкинса в Балтиморе, работал в университете Вирджинии и в учебном центре судебной медицины, читал лекции о преступном архетипе серийных убийц в Гарварде, Лондоне и Берлине. Фридрих слыл трудоголиком, для которого не существовало слова «отдых». После изучения медицины и получения диплома психиатра он занимался в ФБР профайлингом — анализом личности серийного убийцы. Причем учил его, ни много ни мало, Роберт Ресслер — человек, который стал прообразом одного из героев «Молчания ягнят» Томаса Харриса. Ресслер не только довел профайлинг до совершенства, он еще и ввел термин «серийный убийца». Раньше таких называли «организаторами массовых убийств», но этот термин был не совсем корректным: у классического массового убийцы задача сводится к тому, чтобы за один раз убить как можно больше людей. В то время как серийный убийца повторяет процесс снова и снова.

Клара прочитала множество книг Ресслера, среди них — «Жизнь с монстрами» и «Против чудовищ». Она читала записи бесед, которые он проводил с известными серийными убийцами, среди них Джон Уэйн Гейси, который вплоть до смертной казни отрицал, что убил 33 человека, и доказывал, что при его восьмидесятичасовой рабочей неделе «просто не хватило бы на это времени». Но тогда возникал вопрос: откуда взялись двадцать девять полуразложившихся тел в подвале его дома?

Ресслер провел интервью с Джеффри Дамером, Каннибалом из Милуоки, который знакомился в барах с геями, приводил их к себе домой, накачивал наркотиками, насиловал, убивал и расчленял тела. Потом он варил эти куски и делал в своей комнате алтари. Некоторых он пытал: просверливал жертвам, находящимся в полном сознании, черепную коробку и заливал туда кислоту, чтобы таким образом сделать из них безвольных зомби. На допросе Дамер сообщил, что ощущал себя одиноким и чувствовал, что никогда не сможет встретить человека, с которым мог бы ужиться. По крайней мере живого человека. Поэтому он решил жить с мертвецами или еще лучше — с останками. Дамер был убит сокамерником, который вогнал ему в глаз черенок метлы.

Но Гейси и Дамер были исключениями. Большинство серийных убийц убивали в соответствии со своими сексуальными предпочтениями.

Поскольку бóльшая часть серийных убийц — мужчины, да к тому же гетеросексуальные, соответственно, типичными их жертвами становятся женщины!

«Ух, — подумала тогда Клара, — я выбрала правильную профессию!»

С Мартином Фридрихом Клара работала лишь опосредованно: Фридрих составил детальный профиль Оборотня для команды комиссара Винтерфельда, но тогда Клара и Винтерфельд еще не знали, что для них работает именно он. Белльману и начальнику городской полиции было важно, чтобы информация не просочилась в прессу, поэтому они возвели между отделами «китайскую стену». Мартин Фридрих работал в УУП Берлина уже четыре недели, но никто не знал, на месте ли «новенький», — все шло согласно плану руководства.

Фридрих, насколько было известно Кларе, восхищался Шотландией.

Зачастую именно там он проводил отпуск — как правило, один и с полным чемоданом книг. При нем постоянно находилось собрание сочинений Шекспира. В судебном заключении по Оборотню, которое Фридрих писал для следователей, он призывал всю команду читать Шекспира — «лучшего психолога в истории человечества». «Если вы будете читать Шекспира, — пояснял он, — то постигнете все глубины и высоты, присущие душе человеческой. Там не только смех и радость, комизм и абсурд, но и запретное, жестокое и неизъяснимое».

Особенно ему нравился трагический персонаж «Макбета», которого дьявольская супруга подстрекала к убийству шотландского короля.

Знаток Шекспира, Шотландии и шотландского виски, Фридрих считался светилом в своей области, экспертом по психологии преступников. Через пару лет в США он получил прозвище, которое подходило ему, как никому другому. Фридрих, похоже, был совсем не против, когда его называли «MacDeath» — Мак-Смерть.

Фридрих переехал в новый кабинет на прошлой неделе. Теперь он сидел за элегантным дубовым письменным столом: бледное узкое лицо, на носу — очки в темно-коричневой роговой оправе. Он набирал письмо на компьютере, когда в проеме дверей, робко постучав костяшками пальцев о косяк, появилась Клара. Фридрих поднял голову.

Утонченные черты лица и черные волосы с легкой рыжиной, чуть тронутые на висках сединой, придавали его внешности легкий налет эстетизма. Перед Кларой сидел человек, на первый взгляд далекий от изучений глубин человеческой натуры. Но в этом не было ничего неожиданного. Как там говорил Фуко? Безумие и работа взаимоисключают друг друга. Или Винтерфельд: «Тот, кто пишет о расчленении женщин, как правило, их не расчленяет».

— Добрый вечер!

Фридрих поднялся и подошел к Кларе. На нем была белая рубашка и университетская кобальтово-синяя вязаная безрукавка, на шее красный галстук — все в лучших традициях своенравного Гарварда.

— Вы женщина-неведимка, так ведь? — прищурился он. — Последние недели мы работали вместе, ничего не зная друг о друге. Китайская стена, как говорится. — У него было крепкое рукопожатие. Крепкое, деловое и дружелюбное.

Клара на мгновение удержала его руку в своей.

— Винтерфельд рассказывал мне только то, что для китайцев «четыре» — несчастливое число, потому что созвучно со словом «смерть».

— Ага. — Фридрих сунул руки в карманы. — Значит, я верно поступил, поселившись на четвертом этаже?

— Может быть, — ответила Клара, оглядывая кабинет. За письменным столом возвышался большой дубовый шкаф, полки которого прогибались под весом книг. На шкафу лежала старинная медицинская сумка из кожи, а рядом — человеческий череп. На стене напротив шкафа висели два плаката в рамках: репродукция «Страшного суда», фрески Микеланджело из Сикстинской капеллы, и постер к фильму «Тит» режиссера Джулии Теймор.

— Это величайшая экранизация произведения Шекспира, — заметил Фридрих, когда увидел, что плакат с Энтони Хопкинсом в роли римского военачальника привлек внимание Клары. — Довольно кровавый и неожиданный фильм для режиссера, поставившего мюзикл «Король-лев», но один Хопкинс в роли Тита Андроника чего стоит! Вам знакома эта пьеса?

Клара пожала плечами, что должно было означать: «Слышала что-то, но вот сказать, что знакома, — явный перебор».

— Тит Андроник, — начал Фридрих, снимая очки в роговой оправе, — верный вассал цезаря и Рима, но с ним скверно обошлись. Почти все его сыновья погибли в боях, а цезарь влюбляется в побежденную царицу готов, и по его приказу убивают оставшихся сыновей Тита. Самому Титу пришлось отрубить себе руку, чтобы спасти одного из сыновей, которого в конце концов все равно убивают. Кроме того, дочь Тита, Лавинию, насилуют Хирон и Деметрий, сыновья готской царицы. Но хорошо то, что хорошо кончается, — ей всего лишь отрубают руки и вырезают язык.

— Восхитительно! — ответила Клара. — И это можно назвать хорошим концом?

Фридрих закусил дужку очков и, скрестив руки на груди, остановился перед плакатом.

— В конце Тит приглашает царицу и цезаря на пир, на котором подают пирог. Пирог для царицы. Он приготовлен из перемолотых и пропитанных кровью останков ее сыновей.

— Это настоящий ужин примирения, — ответила Клара.

— «Их в этом пироге мы запекли, которым лакомилась мать родная, плоть, вскормленную ею, поедая». Каннибализм? Что вы на это скажите?

Клара кивнула.

— Похоже на Ганнибала Лектера. Не хватает только бобов и кьянти.

— Это самое гениальное в этом фильме, — добавил Фридрих. — Хопкинс играет Тита не как Энтони Хопкинс, он играет эту роль как Ганнибал Лектер. Он будет ассоциироваться с ней до скончания веков. — Он вынул руки из карманов, вернулся к письменному столу и указал Кларе на одно из кожаных кресел. — Раньше я хотел стать учителем английского, чувствовал в себе некую педагогическую жилку. Теперь я призываю всех читать Шекспира. Кто делает это, тот познает людей. Добро и зло — в каждом из нас.

— Зло вы в последнем деле прекрасно классифицировали, — признала Клара. — С вашей помощью мы поймали Бренхарда Требкена, Оборотня.

— Ужасно больной человек. — Фридрих скривился. — Такой мне давно не встречался. Если его вообще можно назвать человеком. — Он взглянул на потолок. — Гремучая смесь насильника и убийцы. Действия не спланированы, он абсолютно дезорганизован, непредсказуем и поэтому очень опасен. Его цель — полностью овладеть жертвой, унизить ее, сделать безликой. В конце концов жертва действительно превращалась в предмет… мертвое тело… мертвую материю. — Он взглянул Кларе в глаза. — Сами того не зная, вы дали убийце очень точное прозвище.

— О чем вы?

— За человеческую историю серийных убийц было много, хотя прежде такого определения не существовало. Мужчины, а изредка и женщины, увечили и убивали своих жертв. Сограждане не могли объяснить, почему обычный человек может быть способен на такое. Заключение сводилось к одному: деяние вызвано злым духом, в человека вселилось чудовище, обладающее силой зверя. Помесь человека и волка — оборотень. — Он наклонился, чтобы отрегулировать высоту кресла, и продолжил: — Если почитать сообщения шестнадцатого века о нападениях якобы оборотней, можно заметить очевидное сходство с нашим убийцей. Такая вот квинтэссенция. В средние века, в эпоху Возрождения существовал оборотень, который в действительности был серийным убийцей, и сейчас, в двадцать первом веке, у нас есть серийный убийца, которого мы назвали Оборотнем. Довольно точно, не правда ли?

— Да. — Клара положила ногу на ногу и откинулась на спинку кресла, разглядывая череп на дубовом шкафу.

Фридрих продолжал:

— Оборотень убивал женщин после изнасилования, которое случалось как до наступления смерти, так и после кончины жертвы. Он с такой яростью рубил их, что удары топора не только отделяли части тела, но разбивали матрац кровати и паркет под ней. Судмедэксперты вам об этом сообщали?

Клара кивнула.

— Я читала документы. Его охватывала такая ярость, что иногда он в неконтролируемом гневе расшвыривал части тел по квартире. А потом так и оставлял их.

— Мечта любого арендодателя… — Фридрих улыбнулся. — Признаки сильного шизоидного раздвоения личности, связанного с патологическими фантазиями всесилия. — Он взглянул на Клару. — Что произошло с преступником?

— Я его застрелила.

— Вот как! — Он приподнял брови. — Вы застали его в квартире одной из жертв, не так ли?

Клара кивнула.

— Яркий признак разрушительной животной силы, которая сплелась с садистской ненавистью, какая только может быть у человека. — Он вытащил из ящика стола лист бумаги и взглянул на Клару. — Хотите знать, как я на него вышел?

Клара снова кивнула.

— Есть радикальные вещи, которые отличаются радикальными признаками. Признаки эти, на первый взгляд, никак не связаны с вещами. — Он листал дальше. — Вещи, которые вытворял этот человек, крайне необычны и указывают на возведенное в абсолют желание уничижения жертвы. На основании радикального образа действий оказалось не так трудно получить общее представление о профиле преступника: как человек выглядит в обычной жизни, как действует. — Его взгляд скользил по документу. — Его «необычная жизнь» позволяла сделать предположения о его «обычной жизни» и о том, как он, скорее всего, выглядит и живет. На все, что не касается нормальной жизни, — сказал он, — мы не должны больше обращать внимания. Ну, вы же знакомы с подробностями дела.

Клара слишком хорошо знала, как действовал Оборотень. Некоторым женщинам до или после смерти он взрезал брюшную полость и толстый кишечник и обмазывал их фекалиями. Абсолютное доминирование, абсолютное унижение. Но вот только где в этом связь с «обычной жизнью»?

Фридрих словно прочитал мысли Клары.

— На основании жестокости убийств можно было бы предположить, что их совершает опустившийся, конченый человек. Но это не так. — Фридрих пожевал дужку очков. — Этот тип насильника большое внимание уделяет своей внешности. Он всем хочет казаться классным парнем, крепким малым. Когда он мучает и унижает женщин, которых ненавидит за то, что не может завязать с ними отношения, его самооценка растет.

— Вы вычислили его по машине, так ведь?

— Да, по «корвету», — кивнул Фридрих. — В районе, где, как мы предполагали, «работает» убийца, был только один подходящий «корвет». И он принадлежал Бернхарду Требкену.

— Значит, можно вычислять серийных убийц по машинам?

— A Corvette makes a girl wet, как говорят американцы, — подтвердил Фридрих. — Простите за сексизм, но он объясняет, что я имею в виду. И, отвечая на ваш вопрос, да, убийцу действительно можно вычислить по машине; по крайней мере, это может быть хорошей приметой. Какой танцор, такой и любовник. Как мужчины выбирают машины, так они выбирают и женщин.

— Не находите, что это несколько избито?

— Но это действительно работает, — повел бровью Фридрих.

Клара усмехнулась. Ее взгляд остановился на «Страшном суде», и она вспомнила свою исповедь и статую в соборе Святой Ядвиги,

— Вы должны ответить мне еще на один вопрос, — сказала она.

— Любой каприз, — ответил он и, лукаво улыбнувшись, добавил: — Почти любой.

— Почему в вашем бюро висит плакат с репродукцией фрески Микеланджело?

— Охотно объясню, когда у нас будет немного больше времени. Может, выпьем как-нибудь вместе, идет?

«Милая попытка», — подумала Клара.

— Ближайшие две недели я буду в отпуске, а потом можем попробовать.

— Договорились, — согласился Фридрих.

По коридору приближались чьи-то шаги. В кабинет заглянула Сильвия, секретарь Клары. Глаза ее были широко открыты, голос дрожал.

— Клара… — Больше она ничего не смогла сказать.

— Что случилось? — испуганно спросила Клара.

— Там для вас почта пришла. — Сильвия замялась. — Вам бы посмотреть. Что-то не очень хорошее.

Глава 10

Когда Клара в сопровождении Фридриха вошла в кабинет, их уже ждал директор уголовной полиции Винтерфельд. Что-то подсказывало Кларе, что ее отпуск вот-вот сорвется.

— Смотрите, — сказала Сильвия и указала на письменный стол Клары.

Там лежал стандартный коричневый конверт формата А5. На нем черным маркером было написано только имя: «Клара Видалис». И брызги красно-бурой жидкости.

Клара уставилась на конверт, и на мгновение у нее все поплыло перед глазами. Иногда ординарные вещи кажутся такими таинственными. Можно вдруг почувствовать, что из них появится нечто ужасное или что в них кроется что-то страшное, хотя на вид это вполне обыденные вещи. Обычная комната, в которой совершено убийство, обладает такой аурой. Или кувалда, которой кому-то проломили череп.

Или этот конверт.

Клара достала из ящика стола латексные перчатки.

— Мы нашли конверт в почтовом ящике, — дрожащим голосом сказала Сильвия. — Ни марки нет, ни штемпеля. Он, наверное, сам бросил его туда.

— Эти красно-бурые пятна меня настораживают, — добавил Винтерфельд. — Давайте посмотрим, что в конверте, но потом отправим его в лабораторию.

— Мне его открыть? — спросила Клара.

— Да. — Винтерфельд провел рукой по волосам. — Мы просканировали конверт: ни запаха миндаля, ни взрывчатого вещества, как у обычного письма-бомбы, нет. Похоже, в нем что-то плоское. Так что давай.

Клара вскрыла конверт. Что-то выпало на стол. Она так глубоко вздохнула, что закашлялась.

Компакт-диск. На нем помадой — два слова: «ХОРОШО ПОВЕСЕЛИТЬСЯ».

— Черт побери, что это? — спросила она.

Винтерфельд, скрестив руки, молча стоял рядом.

— Сильвия, принесите, пожалуйста, учебный ноутбук из IT-отдела, — попросила Клара. — С открытым дисководом, чтобы помада не стерлась. И какой-нибудь дешевый, не подключенный к Интернету, на случай, если диск заражен вирусами.

— Одну минуту. — Сильвия вышла.

Все смотрели на компакт-диск, как на младенца, которого внезапно обнаружили под дверью и никто не знает, что с ним делать и с чего начать.

— Что это может быть? — спросила Клара.

Фридрих подошел к столу и внимательно осмотрел диск.

Винтерфельд уже висел на телефоне и говорил с криминалистами.

— Вы не могли бы зайти на третий? — спросил он. — Нужно кое-что забрать и мигом отнести в лабораторию. Да, исследование крови. — Он положил трубку.

— Это или на самом деле вирус, — сказал Фридрих, — или чья-то глупая шутка. Или…

— Что «или»? — Клара взглянула на него.

— Или что-то действительно серьезное.

Спустя несколько минут Сильвия вернулась с ноутбуком.

— Вот, — сказала она. — Он без подключения к Интернету, и сетевая карта в нем не работает. Открытый дисковод тоже есть.

— Я не знаю, что на этом диске, и, прежде всего, не знаю, хотите ли вы это увидеть, Сильвия, — обратилась к ней Клара.

— Это тоже часть моей работы.

— Как скажете. — Клара взглянула на Винтерфельда. — Вставлять?

Винтерфельд кивнул, набрал побольше воздуха и запустил пальцы в волосы.

Клара вставила компакт-диск в дисковод и нажала на папку «Мой компьютер». Через несколько секунд ноутбук высветил компакт-диск. Клара нажала «Открыть». На диске был записан один видеофайл:


ЖАСМИН.MPG


«Что это? — спрашивала себя Клара. — Порно? Запись чата? Любительское видео человека, который хочет прославиться?»

Дверь распахнулась. Появился криминалист с пакетом для сбора вещественных доказательств.

— Конверт?

Клара правой рукой, которая была в перчатке, взяла конверт и опустила его в пакет.

— Мы сейчас отрежем от него кусочек и положим под микроскоп. Предварительный анализ можно провести и здесь, но если вы хотите узнать группу крови и прочее, нужно отправлять к парням в Моабит.

«Парни в Моабите» работали судмедэкспертами. Клара кивнула.

— Хорошо. На первых порах достаточно выяснить «да» или «нет».

— Договорились. Я скоро вернусь.

Мужчина с конвертом исчез.

Винтерфельд глубоко вздохнул и принялся теребить галстук.

— Ну что, запускаем?

Клара сжала зубы.

— Запускаем.

Она дважды щелкнула на файл, и открылся медиаплеер. Потом она включила звук на ноутбуке и нажала «PLAY».

Глава 11

Было уже 19.00, когда Альберт Торино покинул свой кабинет в «Integrated Entertainments» на Фридрихштрассе, чтобы ехать в Потсдам. Там была фотостудия, в которой должен был состояться первый кастинг. Сегодня он проводил массу переговоров с юристами и исполнительным директором «Pegasus Capital», который инвестировал в «Integrated Entertainments» уже много миллионов и теперь хотел, чтобы Торино постоянно держал его в курсе развивающихся событий. Инвесторы умеют нервничать, как никто другой. С одной стороны, они хотят, чтобы дело непременно двигалось вперед и приносило прибыль, с другой — они-то как раз и отвлекают человека от выполнения этой задачи постоянным телефонным террором.

Торино убеждал инвестора, что именно сегодня дело сдвинется с мертвой точки. Начало в 22.00. Относительно поздно, но арендная плата за пользование студией будет гораздо ниже.

Первая пилотная версия сайта «Shebay» уже работала онлайн. На проект заявилось пять сотен кандидаток, из которых пользователи должны выбрать сорок фавориток. Из этих сорока на кастинге в прямом эфире выберут десятку лучших, а потом останется одна Мисс «Shebay».

Торино сел в свой «бокстер» на подземном паркинге, включил беспроводную гарнитуру и позвонил Йохену, организатору.

— Все на месте?

— Да, девочки с нетерпением ждут тебя. Надеются, что ты скоро приедешь. Нам нужно еще гримироваться и все такое. Ты подготовил речь?

— Да, почти все знаю наизусть.

Торино ухмыльнулся, припомнив, что сегодня собирается говорить кандидаткам. Шоу запишут. В зависимости от того, насколько хорошо все пройдет, заработают маркетинговые механизмы, а потом шоу покажут как будто в прямом эфире. Несмотря на то что у них не было еще «Ксенотеха» как полноценного партнера, нужно было выбить у инвесторов дополнительно пару сотен тысяч на рекламу. Можно было бы прорекламировать шоу на частных каналах, в Интернете, ну и сарафанным радио в стиле «Сейчас идет одно шоу с такими девочками… Говорят, потом с ними даже в постели можно будет поразвлечься».

— Для действительно красивых тебе бы самому следовало быть немного посимпатичнее, — сказал Йохен, — но все равно нужно казаться погрубее. Мы здесь боссы. И нам решать, кто подходит, а кто нет. Девочки должны это уловить, понял?

— Понял.

— Фортуна — женщина, — продолжал Йохен, — и у тебя есть все, чтобы покорить ее.

— Это Шекспир? — спросил Торино, с ревом разгоняя «бокстер» вниз по улице 17 июня.

— Это факт, — ответил Йохен. — Делай так, как написано в сценарии, только немного поагрессивнее. Я знаю, что ты это сможешь. Мы должны быть жесткими и злыми и показать кастинговому планктону, кто здесь на раздаче.

Торино кивнул, проезжая мимо Триумфальной колонны.

«Надеюсь, она и нам принесет удачу», — подумал он.

— Как у морской пехоты, — не унимался Йохен. — Только тот, кого помножили на ноль, может потом вырасти на сто. После нас они должны звонить в службу «Телефон доверия».

— Все так и будет, — заверил Торино, направляя «бокстер» на Кайзердамм. — Мне только нужно сделать один звонок, человек сейчас снова в самолете.

— Okay, увидимся в студии, — закончил разговор Йохен.

Торино собирался позвонить Тому Мирсу.

Глава 12

Монитор ноутбука уже несколько секунд оставался черным, и Клара спрашивала себя, не шутка ли это на самом деле.

На мониторе ничего не было.

Десять секунд.

Одна минута.

Винтерфельд взглянул на часы.

— Может, промотать?

Фридрих покачал головой.

— Возможно, так и задумано. Вдруг мы что-нибудь пропустим. Или файл начнет проигрываться сначала. — Он сердито смотрел на черный монитор, а маленькая камера сзади продолжала снимать дисплей.

Вдруг появилась картинка.

Такая неожиданная и шокирующая, что Сильвия тихо вскрикнула, а Винтерфельд выдохнул сквозь сжатые зубы.

Это не была шутка. Это была ужасающая реальность.

На экране возникло изображение молодой девушки со светлыми волосами. Глаза полны смертельного ужаса, лицо залито слезами. Черная тушь для ресниц покрывает щеки потеками, словно военная раскраска. Похоже, девушка привязана к стулу. Она попеременно смотрит то в камеру, то по сторонам. Иногда она пытается оглянуться, будто сзади находится тот, кто устроил это дьявольское представление.

Потом появились руки. Две руки в черных резиновых перчатках, которые опустились на плечи девушки. В одной из них блеснуло лезвие.

Что-то торчит у девушки изо рта, и она выплевывает это на пол. Она дрожит. А большие, как у статуи, руки в черных кожаных перчатках покоятся у нее на плечах.

Клара почувствовала, как что-то кислое и противное ползет вверх по пищеводу. И тут девушка заговорила.

— Меня зовут… Жасмин, — запинаясь, произнесла она, словно читала текст. Дрожь ее тела передалась и голосу, звучащему теперь как тремоло. — Я… уже мертва, но хаос продолжается.

Сильвия прикрыла рот ладонью и выскочила из кабинета.

— Я не первая…

Девушка плотно сжала веки и вновь с надеждой взглянула в камеру, как будто зрители могли ее спасти. Кларе казалось, что девушка смотрит ей прямо в глаза. Она чувствовала тошноту, чувствовала, как какая-то странная рука хватает ее за душу чешуйчатыми, когтистыми пальцами, чтобы раздавить.

Потом с глазами Жасмин что-то произошло. Они стали пустыми, надежда в них угасла. Теперь это были глаза человека, который уже мертв.

— …и я не последняя.

Нож с холодной точностью прошелся по горлу девушки. Ее глаза широко распахнулись, отражая смесь удивления и избавления.

Открылась рана, которую сделал скальпель убийцы, — отверстие в миллиметр шириной, и поначалу оно выглядело как незначительный косметический изъян. Глаза девушки смотрели уже мимо камеры, в вечность.

Время в комнате, казалось, остановилось. Не было слышно ничего, кроме шуршания сигаретной пачки, которую Винтерфельд мял в руках.

Потом появилась кровь. Она никогда не идет сразу, появляется немного позже. Она текла около минуты, и все это время черные руки оставались неподвижными.

Голова девушки свесилась вниз.

Экран почернел.

Глава 13

Самыми долгими кажутся секунды в ожидании чего-то ужасного, пока оно не проявится.

Секунда, которая проходит после того, как человек увидел ужасное, и прежде чем он успел это осознать. Секунда сразу после того, как самолет врезался в здание Всемирного торгового центра, и до того, как на противоположной стороне здания из окон вырвался гигантский огненный шар.

Или секунда после того, как нож перерезал горло, и до того, как кровь страшным водопадом хлынет из раны.

Стемнело. Они сидели в кабинете и молчали. Клара, Винтерфельд и Фридрих. Электронную копию ролика уже отправили в Висбаден. Там должны будут считать информацию по физиогномике девушки и прогнать ее через мощный компьютер в Федеральном ведомстве уголовной полиции. Незадолго до этого криминалисты сообщили, что на конверте действительно капли настоящей крови. Любой другой ответ удивил бы Клару. Теперь конверт был на пути к судмедэкспертам, как и компакт-диск. В IT-отделе с него сделали несколько копий. Когда анализы будут готовы, компьютерные эксперты снова возьмутся за диск и проверят, не сохранилось ли там какой-то информации, например IP-адреса и других сведений, которые могли дать зацепки. Возможно, там сохранились и отпечатки пальцев. Или надпись сделана особой помадой, которая позволит предположить, кто преступник. Еще оставалась надежда, что это может быть постановка.

Но Клара в это не верила.

Фридрих в срочном служебном порядке связался с режиссером фильмов ужасов, вкратце описал ситуацию и, вручив ему копию диска, попросил подтвердить или опровергнуть подлинность ролика.

— Вы наверняка видели много страшных вещей, — сказал он.

Режиссер фильмов ужасов в футболке в стиле «heavy metal» и с грязными длинными волосами кивнул.

— Но не такое, — продолжил Фридрих. — Может быть, это как раз тот случай, когда все реально. Если почувствуете, что после увиденного вам будут сниться кошмары, сразу выключайте. Нам всего лишь нужно понять, не спецэффект ли это.

— Я дам знать вам сегодня же ночью, — ответил режиссер.


Хорошо повеселиться…

Клара первой нарушила гнетущее молчание. Не было альтернативы — только действовать. Жизнь ее научила, что надо что-то делать. Иногда идти по ложному пути легче, чем не делать вообще ничего.

— Okay, — сказала она. — Если ролик подлинный, а я боюсь, что это действительно так, мы имеем дело с новой формой насилия. — Клара встала. — Мы сейчас могли бы все подготовить и не спать всю ночь или же сконцентрироваться на том, что у нас лучше всего получается и за что нам платят жалованье. Найти эту свинью — и дело с концом.

Винтерфельд кивнул и поднялся.

— Для особо тяжелых случаев УУП может выделить в помощь еще нескольких следователей. — Он подошел к шкафу и взял бутылку «Джонни Уокер Блэк Лейбл» и несколько бумажных стаканчиков. — Что вы об этом думаете? — спросил он, наливая и раздавая всем виски. — Спецэффект или нет?

Фридрих пожал плечами.

— Если это компьютерная графика, то это безумно дорого. Слишком дорого для того, чтобы просто напугать ищеек.

— Может быть, это тупая реклама нового фильма ужасов? — Кларе хотелось надеяться, что ролик окажется постановочным, хотя здравый смысл говорил об обратном.

Винтерфельд скептически посмотрел на нее.

— До такого идиотизма вряд ли кто-нибудь додумался бы, — сказал он. — Каждому ясно, что это лишь озлобит публику. Вспомните восьмидесятые годы.

— «Ад каннибалов», — бросил Фридрих и, поймав непонимающий взгляд Клары, пояснил: — Итальянский режиссер Руджеро Деодато снял тогда низкобюджетный фильм ужасов, который оказался настоящей бомбой и теперь считается одним из самых жестких фильмов в этом жанре. — Он снял очки. — Фильм рассказывает об экспедиции в амазонские джунгли. Все снято любительской камерой, как и пресловутый фильм «Ведьма из Блэр». Большинство сцен и трюков и сегодня выглядят чертовски правдоподобно. В фильме всех участников экспедиции убивают, а в конце — просто черный экран. — Фридрих поджал губы. — Как у нас.

— Но ведь никто по-настоящему не умер, не так ли? — со страхом спросила Клара.

— Нет, но Деодато заключил с актерами договор, что после выхода фильма им предстоит скрываться целый год, чтобы весь мир подумал, что они на самом деле погибли. Многие зрители действительно поверили в это. Правда, поверили и те, из-за кого Деодато пришлось несладко.

— Сыщики? — спросил Винтерфельд, постукивая бумажным стаканчиком по столу.

— Кто же еще? Они хотели повязать режиссера. Чтобы избежать этого, Деодато пришлось предъявить всех актеров, живых и здоровых, а также раскрыть детали кровожадных спецэффектов, которых в фильме множество. — Он сделал глоток виски и поморщился, словно досадуя, что это не настоящий шотландский напиток. — В общем, некоторые умеют вешать лапшу на уши.

— Это обнадеживает, — сказала Клара и взглянула на снимок, на котором был запечатлен конверт от компакт-диска. — Но все же будем исходить из того, что это не спецэффект. И убийца достаточно дерзок, чтобы заснять для полиции момент убийства, да еще и вынудить жертву произнести речь на собственных похоронах. — Она переводила взгляд с одного на другого. — А мы сидим здесь и ничего не можем сделать. — Клара, не отпивая, понюхала виски. Она знала, что это еще не вся правда. Но при этом понимала, что всю правду знать не хочет. Во всяком случае, сейчас. Она прошлась по комнате. — Или этот сумасшедший хочет продемонстрировать нам, какой он злой, посланный самим дьяволом киллер…

— Тогда это ему удалось, — перебил ее Винтерфельд.

— …или же преступление имеет для него такое значение, что он просто обязан этим поделиться.

Фридрих взглянул на нее, а Винтерфельд вытащил сигариллу из пачки.

— Еще об одном аспекте вы упомянули, но, к моему удивлению, не обсудили его. Или намеренно промолчали.

— О чем же? — спросила Клара, хотя уже знала, что скажет Фридрих, и боялась этого.

— Это убийство имеет для него значение. Как и получатель диска. — Он снова надел очки. — Или, точнее сказать, получательница. — Он смотрел на Клару сквозь стекла очков, как пастор на исповеди. — Он прислал диск именно вам.

Глава 14

После того как Том Мирс отказался от нескольких якобы важных телефонных звонков, у него наконец-то появилось несколько свободных минут для разговора с Торино, который в это время гнал «бокстер» по проспекту в сторону Потсдама.

— Ты не мог раньше позвонить? — спросил Мирс. — Тогда бы у меня телефон лучше принимал.

— Всю вторую половину дня я общался с юристами, — ответил Торино, — поэтому и освободился так поздно. Кстати, где ты?

— Еще во Франкфурте. Я беру билет на последний рейс в Берлин и около половины одиннадцатого буду в Тегеле.

— Класс. Тогда давай встретимся, выпьем по рюмке ликера «Абзакер», и я тебе расскажу, как прошло шоу.

Мирс ненадолго замолчал. Мимо окон «порше» проносился Драйлинден.

— Может, и получится, — наконец сказал он. — Я наберу тебя, когда буду на месте. Так что там с юристами?

— Хорошие новости, — ответил Торино. — Может статься, что монополия государства на игорный бизнес в Германии скоро уйдет в прошлое, — какое-то соглашение по ЕС. Иногда от закоснелых бюрократов в Брюсселе тоже может быть польза. А для нас это значит одно: мы сможем вести все дела из Германии — сервер, ретранслятор и прочее… И никаких проблем с юридической стороны. Наконец-то на нашем шоу можно будет делать ставки. Конечно, не на цифры, а на женщин.

— Это действительно хорошие новости, — согласился Мирс.

— Ты уже подумал насчет сайта? — спросил Торино.

— Да.

— И что? Ты решился?

— Нет. Захвати с собой отчет телеканала, что там думают о шоу и сколько они за него готовы заплатить. Что, если мы встретимся около полуночи в «Гриль Роял»?

Торино помрачнел. «Типичный америкос, — подумал он. — На уме только закон больших чисел. Дело может быть стоящим, только если за это готовы платить тысячи других». И эта страна, в которой создали «Microsoft» и «Apple»!

— Ты так и скажи, если относишься ко всему этому скептически.

— Да, отношусь. Дело не без риска.

— Только люди, которые спят, ничем не рискуют, — возразил Торино. — Да и в этом случае есть люди, которые падают с кровати и ломают себе шею.

— Именно поэтому нам нужно действовать осторожно.

— Но почему? Вы же только предоставляете свою страницу в качестве ресурса и с содержанием не будете иметь ничего общего. Все остальное сделаем мы.

— Это, конечно, так, — ответил Мирс. Торино в это время мчался по трехполосному автобану. По лобовому стеклу застучали первые капли дождя. — Вы будете делать какое-то дерьмо, а мы — распространять его по миру. И неважно, как далеко ты разбрасываешь дерьмо, все равно немного останется на тебе. До встречи.

Мирс повесил трубку.

Торино вжал педаль газа, разогнался до двухсот километров в час и еще раз прослушал сценарий к шоу, который был записан аудиофайлом. Плохое настроение как раз подходило для того, что ему предстояло.

Глава 15

Лило как из ведра, когда Клара, глубоко засунув руки в карманы взятого в УУП плаща, бежала вниз по ночной Мерингсдамм. Впереди мелькали отсветы автомобильных фар. Велосипедисты и пешеходы спешили укрыться от дождя. Но Клара хотела быть снаружи, хотела быть свободной.

Она приводила мысли в порядок, это не получалось сделать в закрытом помещении. Криминалисты работали вовсю, криминалистическая техника — тоже, даже компьютер в Федеральном ведомстве уголовной полиции наращивал обороты. Но сама она не могла ничего делать, совсем ничего.

Свежий осенний ветер, который все сильнее нес с собой запах первого снега, бил ей в лицо холодными каплями.

«Он прислал диск именно вам».

Фридрих высказал ей в лицо жестокую правду. То, что она пыталась спрятать, он вскрыл, словно скальпелем. Хладнокровно и безжалостно. Фридрих и сам был немного чудовищем, которое охотилось на нее.

Но, черт возьми, он прав. Конверт адресовался ей! Что-то связывало ее и убийцу. Поэтому в кармане у Клары лежал «ЗИГ-Зауэр». Винтерфельд поначалу настаивал на полицейской защите, но Клара хотела побыть одна, чтобы все обдумать и как-то продвинуться дальше. Она не хотела пользоваться помощью других. Пока что должно хватить и пистолета.

Видео оказалось чудовищным, это самое страшное, что Клара когда-либо видела. Но страх, дрожь, тошнота, нож и кровь — это еще не вся правда.

Ужасали глаза. Глаза девушки, глядящей в камеру. Глаза, в которых можно утонуть. Глаза, которые смотрели на Клару почти с упреком. Глаза, которые Клара уже когда-то видела.

И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.

Взгляд девушки… Предсмертный страх, абсолютное отчаяние, беспомощность и искорка надежды, которая вспыхивает вдруг перед черной стеной неизбежного.

«Ты меня заберешь?»

Девушка была старше, чем сестра Клары тогда, но результат тот же.

Снова угасла чья-то жизнь.

И она вновь не смогла этому помешать.

* * *

Клара сняла мокрый плащ, кивнула охраннику, прошла по коридору УУП в сторону лифта и взглянула на часы. 23.20. Она поднялась в свой кабинет на третьем этаже, чтобы забрать вещи, отправиться домой и немного поспать. Двое полицейских уже ждали ее у входа в Управление, чтобы сообщить: сегодня ночью она находится под полицейской охраной. И так будет, пока дело не раскроют.

— Не возражаю, — ответила Клара, — бывают беды и пострашнее.

Она оставила плащ на стуле в комнате с кофемашиной, где сегодня во второй половине дня пила кофе и болтала с Винтерфельдом. И мир тогда еще был в полном порядке, а впереди — две недели отпуска.

Она прошла в кабинет, взяла ноутбук и неосознанно сунула в карман одну из копий компакт-диска. Клара хотела уже выключить настольную лампу, как вдруг заметила призывное мигание электронного почтового ящика. Она нажала кнопку прослушивания.

Раздался голос Фридриха:

— Добрый вечер, госпожа Видалис. Вы неожиданно ушли и, наверное, не захватили мобильный телефон. Но, скорее всего, уже слушаете это сообщение. — Он вздохнул. — Я получил отчет от режиссера. Он говорит, что в ролике не меняется центровка изображения, одинаковая перспектива и неизменное расстояние от девушки до камеры. Никакого монтажа, приближения, никаких эффектов, с помощью которых можно сделать подобные трюки.

У Клары встал комок в горле.

А Фридрих продолжал:

— Это не спецэффект. Ролик настоящий.

Глава 16

Торино остановил машину перед большим вестибюлем, схватил сумку и быстро прошел ко входу. Он шел подготовиться, когда появился Йохен, которого из-за массивного тела, злых глаз и щетинистой рыжей шевелюры называли Кабаном Йохеном. Он дал Торино последние инструкции.

Идея была предельно проста: да либо нет — пан или пропал. Либо дама продвигалась на уровень выше, либо вылетала. Шоу сначала транслировали «вживую» в Интернете. У Торино было тридцать процентов влияния на принятие решения, у пользователей — семьдесят. Следовательно, если пользователи хотели, чтобы женщина прошла дальше, они должны были переплюнуть Торино. Если Торино говорил «нет», то есть ноль процентов, то за кандидата должны были проголосовать более семидесяти процентов зрителей.

Торино прохаживался мимо ряда девушек, как инструктор по строевой подготовке морских пехотинцев на Пэррис-Айленде.

— Зарубите себе на носу следующее, — сказал он. — Некоторые из вас очень хорошо выглядят, вам удалось пробиться на это шоу через наш кастинг в Интернете. Какие-то подростки проголосовали за вас и даже выложили за это деньги. Можете ли вы гордиться этим? Возможно, но только немного, потому что у всего есть оборотная сторона. Мужчины, которые вас выбрали, хотят что-нибудь получить взамен. А именно — вас. — Он с торжественным видом прошел до конца ряда и повернул обратно. — Есть ли у вас выбор? Боюсь, что нет. Я не питаю иллюзий. Я знаю, что большинство из вас слишком тупы для этого шоу и думают, что Ватерлоо — это новый бассейн в аквапарке, а «Волшебная флейта» — новая сексуальная игрушка от Беаты Узе. Вы считаете, что станете богатыми и знаменитыми, стоит лишь приложить немного усилий. И мечтаете о богатеньком женихе, который станет постоянно разъезжать по миру, а его вилла будет предоставлена в ваше распоряжение, и вы сможете свободно трахаться там с садовником или фитнес-тренером.

Несколько девушек усмехнулись.

Торино понизил голос.

— Все возможно, — произнес он. — И это, и еще много чего. Вы можете разбогатеть, вы можете прославиться. Вы можете стать звездами. Если согласны за это заплатить. И если готовы играть по правилам, которые сделают из вас звезд. — Он замолчал и по очереди осмотрел претенденток. — Есть ворота к славе, и есть ворота к забвению. Есть ворота в рай, и есть ворота в ад.

Он мельком взглянул на режиссерскую команду, на Кабана Йохена, который стоял за прожекторами чуть в стороне от сцены.

— И эти ворота, — Торино поднял палец, — и есть мы.

* * *

У первой кандидатки было довольно симпатичное личико, но бедра и зад — выдающегося размера, и Торино подумал, что шоу будет особенно популярно среди слепых зрителей. Он слегка наклонился вперед.

— Ну и…

— Меня зовут Менди, — сказала девушка. — Я выбрала такое имя, потому…

— Ты занимаешься спортом? — перебил Торино, не ожидая сведений, откуда произошло ее имя.

Девушка слегка покраснела.

— Да, — ответила она и занервничала. — У меня есть велотренажер, я бегаю, занимаюсь джаз-гимнастикой и фитнесом.

— Пять минут в месяц, да? Если ты занимаешься фитнесом, то чем конкретно?

— Вчера я работала над прессом и бедрами.

Девушки на трибуне захихикали. Они исполняли роли судей и подсудимых одновременно, потому что каждая из них должна была выйти вперед, к Торино.

— Пресс и бедра у тебя приличные, — бросил Торино. — Займись-ка лучше грудью. Итак, что скажут парни за компьютерами?

Загорелось число проголосовавших в Интернете. Одобрение — около сорока процентов. Этого не хватало, чтобы спасти Менди, и она в слезах ушла со сцены.

У следующей претендентки фигура была очень красивая, как решил для себя Торино, но вела она себя специфично. Она смотрела рыбьими глазами, а ее рот открывался так широко и медленно, что девушка напоминала глубоководную рыбу.

«Срань господня, — подумал Торино, — какие извращенцы выбрали эту подстилку?»

— Меня зовут Надин, — сказала «рыба».

— У твоих родителей появлялся кто-нибудь, кроме мертворожденных детей? — спросил Торино.

— Э-э… Да, конечно, — ответила Надин и неуверенно огляделась, медленно открывая и закрывая рот. Потом снова уставилась рыбьими глазами на Торино.

— Между нами говоря, — с наигранным дружелюбием заявил тот, — с фигурой у тебя все в порядке, но твое ненатуральное лицо все испортило. Надень мешок на голову, а то на тебе никто не женится. Правда, девочки?

Девочки смеялись от удовольствия.

— Тупые козы! — крикнула «рыба» в сторону трибуны. — Вы просто завидуете моей фигуре.

— Фигура — это еще не все! — закричала в ответ Менди, которую Торино выгнал до этого из-за толстого зада.

— Почти, Менди, почти, тут я должен отдать Надин должное, — вмешался Торино и указал на Менди, чтобы соответствующе отреагировать на дерзкое замечание со скамейки отсеянных: — Если ты, Менди, зачешешь волосы на лоб, придется искать ноги, чтобы понять, где у тебя зад, а где перед. А вот у Надин все иначе.

— Вот видишь! — откликнулась Надин, которая в этот момент видела в Торино союзника.

Тот с удовольствием захлопнул ловушку, в которую попалась девушка.

— А теперь без шуток. Надин, я не думаю, что кто-то здесь завидует тебе. Может быть, немного из-за фигуры, но уж точно не из-за лица. Оно такое уродливое, словно его нарисовал Ле Корбюзье.

Девушки на трибуне хватались за животы от хохота, хотя никто из них наверняка раньше не слышал этого имени.

Торино опустил большой палец вниз. Голосование пользователей тоже не помогло, и «рыба» убралась со сцены. В ее глазах сверкали коварные слезы.

Затем на сцену вышла рыжеволосая девушка лет примерно девятнадцати.

— Привет, я Ева.

— Ты выглядишь совсем недурно, — ответил Торино на ее приветствие.

— Спасибо, — улыбнулась она и пояснила: — Я сплю только на спине, от этого не бывает морщин.

— Хороший совет, — кивнул Торино. — Твои соперницы до этого выглядели так, словно спали в шкафу.

Наступило непродолжительное молчание. Девушка растерянно осматривалась.

Торино взял ситуацию в свои руки.

— А что ты еще умеешь, кроме как спать на спине?

— Я пишу стихи, — немного неуверенно ответила Ева.

— Ого, Гёте в юбке. Ну так прочитай нам что-нибудь.

Девушка робко начала:

— «Мы — одно целое. И мы рождены друг для друга, конечно. Я мечтаю, чтоб мы любили и чтоб наша любовь жила вечно».

Тишина.

— Это стихи о любви, — сказала Ева и убрала прядь волос за ухо.

— А я было подумал, что это «Declaration of Independence».

— Декла… что?

— Неважно. Это тоже дерьмо, только не ты придумала. А твое скопировал прошлой ночью из «Википедии» твой прыщавый дружок, верно? Из статей к удалению.

Губы девушки дрогнули, словно она вот-вот разрыдается.

— У меня вообще нет парня. И стих я сама сочинила. Это правда!

— Тем хуже, — ответил Торино, — говно — и в Африке говно. Нет!

Он снова опустил большой палец. Но пользователи решили иначе и спасли Еву — может быть, просто потому, что у нее нет парня.

Торино приподнял брови.

— Повезло. Надеюсь, следующая не пишет стихов. А ты свободна!

Ева спустилась со сцены и проплыла мимо трибуны с гордо поднятой головой.

Прошло несколько минут, прежде чем на сцене появилась новая претендентка. Скрывая фигуру, она укуталась длинным платком. Девушка повязала его так, что видны были лишь глаза, как у восточной танцовщицы.

— Так-так, намечается что-то интересное! — воскликнул Торино. — Это часть представления, или ты просто не хочешь показываться зрителям?

— Решай сам! — ответил звонкий голос, и черный платок упал на пол.

Наступила полная тишина. Лишь шуршание кабеля о пол выдавало, что двигается камера. Ни звука с трибуны, ни звука от Торино, даже Кабан Йохен вытаращил глаза и забыл направить прожектор на претендентку, которая приковала к себе всеобщее внимание.

Фигуру этой девушки нельзя было назвать иначе как безупречной.

Ее словно высек греческий скульптор или нарисовал Леонардо да Винчи. Но это тело было настоящим.

На девушке красовалось серебристое бикини, которое скрывало меньше, чем открывало. Взгляд Торино скользнул по идеальной формы ногам, по округлым, но не слишком широким бедрам, по плоскому животу и безупречной груди, которая буквально притягивала взгляды окружающих. Он почувствовал, как что-то затвердело в штанах, когда накрашенные красной помадой губы заговорили, а серо-голубые глаза под светло-русыми волосами обольстительно взглянули на него.

— Я — Грешница, — произнесла девушка.

Торино приоткрыл рот, но так ничего и не сказал. Ему при всем желании нечего было ответить.

Наконец он справился с собой.

— Конечно, это заметно.

— Я тебе нравлюсь? — Она взглянула на Торино, потом обернулась к трибуне. — А вам?

Она посмотрела на девушек. Понятно, что они тоже не могли не обратить внимания на красавицу, которая в серебристом бикини, отражающем свет прожекторов, просто сияла на сцене.

«Даже девчонки находят ее классной! — подумал Торино и, убедившись, что он за кадром, поправил брюки. — Может, все они лесбиянки, эти потаскухи, но если даже они прекратили свое язвительное блеяние, то разве это не лучшее доказательство того, что у крошки отличный звездный потенциал?»

Словно прочтя мысли Торино, Грешница развернулась и медленно направилась к нему.

«Вот дерьмо, — подумал он, — если она начнет меня домогаться или еще что-то, придется все вырезать или переснять еще раз».

Но до этого не дошло: блондинка-мираж остановилась в двух метрах от него.

— Ты ничего не говоришь, — очень точно подметила она.

Торино оторвал от нее взгляд. Йохен, который стоял рядом с камерой и техниками, яростно показывал жестами, что пора открывать рот. Он словно хотел спросить: «Да кто здесь, в конце концов, ведущий?»

— Лучший выход за сегодня, — произнес Торино. Во рту у него пересохло, и слова вылетали с каким-то скрипом. — Хорошее начало для продвижения к успеху и определенно перспективное. Только не зазнавайся чересчур. Э-э… Сначала спесь, а потом — провал.

Торино злился, что ему в голову не пришло ничего умнее. Он увидел, как Йохен закатил глаза, помотал головой и что-то набрал толстыми пальцами-сосисками на клавиатуре.

— Прежде чем упасть, — ответила Грешница, игриво взглянув на штаны Торино, — нужно сначала подняться. Или не так?

Торино вздохнул.

— Для этого мы здесь и собрались, — коротко бросил он. — На этот раз общее решение — да! Что скажут остальные?

На трибунах тишина. На экране монитора загорелось табло голосования:


98 %


— И единогласная поддержка от наших пользователей! — объявил Торино, сделав глоток воды из стакана. Он не хотел сейчас ничего, кроме как остаться наедине с Грешницей, или как ее там зовут.

— Удачи в следующем туре.

Грешница ушла с подиума. Девушки на трибуне глазели ей вслед. На ярко освещенной сцене остался черный платок.

Глава 17

«Это не спецэффект».

Слова Фридриха снова и снова звучали в голове Клары. Она открыла дверь квартиры, бросила пальто и сумку на диван и зажгла лампу возле журнального столика.

«Ролик настоящий».

Она повела плечами, чтобы хоть немного снять напряжение мускулов. Пульс зашкаливал, в желудке пекло. Она размялась: вытянула руки к потолку и почувствовала, как хрустнули суставы и натянулись сухожилия. Вздохнув, Клара подошла к шкафу и налила двойную порцию виски.

Обычно она старалась не пить среди недели, тем более крепкие напитки, но получалось это не всегда, особенно если на работе уже выпито полстаканчика виски. Но обычно в конце рабочей недели ей и не приходилось смотреть ролики с убийством молодых девушек на компакт-дисках, которые серийный убийца-извращенец приносил лично в почтовый ящик УУП, и при этом писал на конверте имя Клары.

Она открыла балконную дверь, вышла наружу и, наслаждаясь холодным ветром над Шёнхаузер-аллее, маленькими глотками пила виски.

«Ролик с настоящим убийством», — подумала она.

Снафф-видео — одна из самых жутких легенд большого города, которая родилась в XX веке. От слухов о подпольной мафии, «клиенты» которой не удовлетворялись больше обычным порно и за деньги заказывали особо взрывное видео, у обычного человека бегут по спине мурашки.

Снафф-видео — ролики, в которых в реальном времени снимают на камеру пытки и убийства людей, чтобы затем распространять их среди богатой публики.

«Ролик с настоящим убийством, — снова подумала Клара. — Может, снафф-видео? Без спецэффектов. Все настоящее».

Клара вспоминала, как в академии учила определение ФБР, что такое снафф-видео: «В снафф-видео вначале человек жив, а в конце — мертв. Съемка реального убийства вызывает сексуальное возбуждение зрителя. Это видео снимается с целью продажи и распространяется среди богатых клиентов». Согласно определению ФБР, убийства, записанные на видео, снимаются в коммерческих целях и называются снафф-видео — настоящее «убойное видео».

Но оставался вопрос: было ли это на самом деле снафф-видео? Некоторые полагают, что первое снафф-видео записали в 1969 году, когда Текс Уотсон и Сьюзан Аткинс из «семьи» Чарльза Мэнсона зверски убили в Бел Эйр в Лос-Анджелесе беременную Шэрон Тейт и еще семерых человек. Все знали, что на момент преступления Шэрон была беременна, но то, что Текс Уотсон вырезал ребенка из живота еще живой Тейт, знала только полиция. И все же фильм с этим чудовищным убийством так никогда и не нашли, и остался открытым вопрос: есть ли на самом деле снафф-видео этого убийства? Или Клара впервые воочию столкнулась с этим явлением? Многие говорят, что люди готовы платить за все. И если люди готовы платить за снафф-видео, то оно существует.

Другие, и ФБР не исключение, говорят, что снаффы — это как Священный Грааль. Их постоянно ищут, часто обсуждают, но никогда не находят.

«Будем надеяться», — подумала Клара. Но почему кто-то прислал видео именно ей? Имеет ли этот поступок какое-то значение? Или она, Клара, имеет какое-то отношение к фильму? Был ли это намек на подпольную снафф-мафию, которая снимает зверские фильмы для извращенных зрителей? Может быть, один из членов банды, передав диск в полицию, решил выдать сообщников? Или мафия хотела показать, насколько она сильна? А может, дать понять, что даже УУП оказалось бессильным против ее сети распространения фильмов, которые еще называли «пыточным порно»?

Или…

Она попыталась отогнать мысль, которая навязчиво лезла в голову. Или кто-то хотел подготовить ее, Клару, к тому, что следующей жертвой на этом стуле окажется она?

Она задрожала, но не только из-за холодного ветра, который залетал через балкон и раздувал занавески, как в истории о комнате с привидениями. Она сделала большой глоток виски и уже спокойнее взглянула на полицейскую машину под домом.

Другого варианта не было. Она просто обязана понять, что хотели сообщить этим посланием. Возможно, Фридрих прав: компакт-диск действительно предназначался именно ей, и она должна найти какую-то взаимосвязь.

Клара взглянула на небо, где на черном горизонте смятым саваном плыли темные дождевые облака.

Собственно, она собиралась принять пару таблеток, чтобы поспать немного, но внутри нее, подобно червю, шевелилась мысль, как тошнота несколько часов назад. Отвратительный ком снова полз вверх по пищеводу.

Это была коварная мысль: она сама могла оказаться следующей «звездой» снафф-видео! Чудовищная, иррациональная мысль, но именно поэтому от нее нельзя было отделаться. Рациональная часть мозга, которая в конце концов всегда проигрывала, уже готовила сотни встречных аргументов, которые Клара выстреливала залпами против этой сумасшедшей мысли: «Слишком поздно… Поиски уже начались… Подожди до утра, тебе не стоит так поступать… Если ты еще раз это посмотришь, то не сможешь заснуть всю ночь…»

Но всякий раз контраргументов не хватало, и черные мысли ползли дальше, вверх, пока не оказались на поверхности.

Клара подошла к сумке, взяла ноутбук и компакт-диск.

Она должна знать, есть ли какая-то связь. И если есть, она обязана найти ее.

Она непременно посмотрит видео снова.

И если потребуется — еще раз.

И еще раз.

Глава 18

— Что там случилось? — Кабан Йохен, выпучив и без того навыкате глаза, уставился с пассажирского сиденья «бокстера» на Торино, который гнал машину из Потсдама по Авусу в направлении Берлина. — Я понимаю, она выглядела клево, но ведущий ты, а не она.

Торино, не отрывая взгляд от залитой дождем дороги, молчал. Он как раз пытался дозвониться до Тома Мирса, но вот уже час была доступна только голосовая почта. Где же этот тип? Торино сунул телефон в карман.

— Я тоже так думал, — наконец ответил он, — но посуди сам. Если жесткий ведущий шоу строит этих потаскух так, что они чувствуют себя вот такими ничтожными задницами, — Торино, глянув на секунду на Йохена, показал указательным и большим пальцем размер, — но при этом сам теряется и не может подобрать слов, то шоу выглядит на сто процентов реальным, разве не так? — Он снова взглянул на Йохена.

Тот молчал.

— Разве не так? — допытывался Торино.

— Возможно, — ответил Йохен.

— Возможно, — передразнил его Торино. — Конечно!

Машина промчалась мимо Драйлинден. Торино на мгновение задержал взгляд на каменных медведях, которые стояли между полосами шоссе и приветствовали водителей в Берлине.

— Как было тогда с Вероной Фельдбуш у Кернера, когда она вдруг разрыдалась, потому что этот чурбан относился к ней, как к дерьму? Когда это было? В две тысячи первом году?

— Это было отрепетировано. Просто постановка! — фыркнул Йохен.

— Да, но девяносто восемь процентов типов в зомбистане подумали, что все реально, и решили, что это круто. Круто и подлинно.

— Ты хочешь сказать, что непрофессиональность может быть подлинной?

Торино кивнул.

— В нужном месте — да!

Теперь замолчал Йохен.

— Аргумент, — наконец сказал он. — Старуха была действительно с перчиком.

— С перчиком? — Торино взглянул на Йохена, нащупывая ручку радио. Заскулила попса. — Такого я еще не видел! Как думаешь, что будет, когда шоу увидят звукозаписывающие компании, рекламные агентства, шоу топ-моделей? Такое ищут все! А у кого права? У нас! У нас договор! — Он вытащил из кармана флешку. — Вот здесь он, для Мирса. Он может посмотреть тут же в «Гриль Роял», если приедет, в «Blu-ray»-качестве. — Это была запись с выходом Грешницы. — Если на него это не подействует, значит, он импотент.

— Ты хочешь выстрелить из всех стволов? По самым крупным медиакомпаниям? — Йохен наморщил лоб.

— Конечно. Я пришпорю эту ненасытную скотину из «Pegasus Capital».

Йохен одобряюще кивнул, а машина мчалась по Спанише-аллее. Вдалеке на фоне затянутого дождем горизонта виднелась телевышка.

— Мы — революционеры! Мы ищем звезд, которых действительно хотят. Потому что их выбирают те, кто хочет, и выбирают потому, что могут оказаться с ними в постели. Кто скажет, что это не стимул? Это анализ потребителей, а не слабоумный психологический опрос. Это — развитие звезд, а не тупые перепевки хитов семидесятых. Мы перепишем историю медиапроектов!

Некоторое время они ехали по Авусу молча.

— Как зовут эту Грешницу? — спросил Торино.

— Андрия. Я как раз проверил перед отъездом, — ответил Йохен. — Если ты хочешь пропихнуть ее наверх, она должна победить в первом финале.

— Она и победит.

— А если нет?

— Тогда мы позаботимся об этом! — Торино осклабился. Зазвонил мобильный. Он узнал номер. — Том, how is life?

— Только что приземлился. Рейс не выпускали из Франкфурта, и нам пришлось сесть в Шёнефельде, потому что Тегель ночью закрыт, — сообщил Том Мирс.

Время было чуть за полночь. Торино тоже несколько раз сталкивался с вынужденными посадками в Шёнефельде.

— Могу подъехать в «Гриль Роял» через полчаса, — сказал Мирс. — Подойдет?

— Подойдет, как корове седло.

— Возьмем там что-нибудь перекусить? — спросил Мирс.

— Я уже позаботился об этом.

Торино закончил разговор и направил «бокстер» по Кайзердамм в направлении центра. Том Мирс в это время садился в такси у аэропорта Шёнефельд.

Глава 19

Был час ночи, когда Клара включила ноутбук и вставила диск в дисковод.

Дежавю. Тот же файл с названием «Жасмин. mpg».

Двойной щелчок. Снова около минуты — черный экран.

Потом лицо. Тушь для ресниц, стекающая по щекам.

Снова сообщение о смерти, которое жертва сама проговаривает перед казнью. Слова как-будто произносит кто-то другой, словно она уже мертва. И именно это она говорит в конце:

— Меня зовут Жасмин. Я уже мертва. Но хаос продолжается.

Большие руки в черных перчатках, которые обнажают нож. Он внезапно появляется за кадром. Проходит несколько секунд, прежде чем Жасмин — или как там ее зовут на самом деле — сообщит о собственной смерти.

Клара остановила видео до сцены, которой боялась, но что-то внутри ее жаждало это увидеть. Возможно, чтобы сказать себе: я смогла посмотреть во второй раз, и это меня не разрушило, а может, даже сделало сильнее.

Она встала, налила еще виски и вышла на балкон. Внизу все та же полицейская машина, а на небе темные облака, которые закрыли луну черным саваном.

«В Интернете полно подобных фильмов», — подумала Клара. Она как-то говорила об этом с директором «Полиции сайтов» — отряда по борьбе с порнографическими публикациями Скотланд-Ярда. Есть фильмы, о которых известно, что они постановочные, но выглядят как реальные. И есть фильмы, которые, как бессмертные призраки, периодически появляются в Интернете, сколько бы полиция ни закрывала сайты или ни блокировала серверы. Как в игре кошки-мышки, ролики неожиданно появляются снова. Какие-нибудь хакеры-извращенцы в очередной раз отправляют фильмы в сеть с какого-нибудь жесткого диска, с какого-нибудь скрытого компьютера из богом забытого уголка, чтобы получить пятнадцать минут славы для себя или прославить то, что они скачали в Интернете и сделали доступным для всех, с дьявольской радостью добиваясь рейтингов на сайтах, поднимающих популярность видеопорталов до небес.

От 300 до 1000.

От 100 до 10000.

От 10000 до 100000.

И комментарии:


You think this is real?

No, it’s fake:)))

Check this out, this is REAL!


А потом ссылка на другой сайт, который не найдет ни один поисковик.

Клара вдыхала холодный воздух и маленькими глотками пила виски. Глаза ее пекло от усталости, а горло — от виски, но она понимала, что не сможет уснуть, пока не выяснит, что скрывается по ту сторону убийства, что стоит за этим видео.

«You think this is real?»

Клара знала о таких фильмах. Она смотрела их в Скотланд-Ярде, и они все еще были в сети.

«The Dark Side of Porn» — репортаж о снафф-видео, существует ли оно. Там были сцены, которые зрители считали подлинными.

«Faces of Death», «Flowers of Flesh and Blood». Фильмы были жестокими, со сценами, которые тяжело забыть. От них выворачивало наизнанку, но сами фильмы были постановочными — ни одной реальной сцены, и нигде не утверждалось, что в них есть что-то подлинное.

«Two girls one cup» — подлинный и все еще в сети. Едва его где-то закрывали, как он вновь где-нибудь появлялся. Две женщины в этом ролике наслаждались извращенной фекальной эротикой. Он длится всего полторы минуты, но Клара считала, что это самое мерзкое, что ей приходилось видеть. Но это было просто противно, тут никого не убивали.

«Three guys one hammer» — видео иного толка, такое обычные люди, в отличие от Клары, видели не каждый день, и оно могло вызвать длительные психические расстройства. И это видео все еще висело в сети. В ролике снимались «днепропетровские маньяки» из Украины, которые разбивали своей жертве лицо молотком и протыкали живот отверткой. Снимал все это на мобильный телефон один из убийц.

Здесь были пытки, было убийство — и все по-настоящему.

Была целая серия любительского видео, в котором показывалась реакция людей, которые смотрят такие ролики, как «Two girls one cup» и «Three guys one hammer». Люди с отвращением отворачивались, закрывали глаза, некоторых рвало.

«Наблюдение за наблюдателями», — подумала Клара. Интернет вывел извращенный спектакль на новый уровень.

Глава 20

— Я еле волочу ноги и отброшу копыта, если чего-нибудь не съем или не выпью, — сказал Торино, когда на Фридрихштрассе спускался с Йохеном по лестнице к берегу. Он вошел в «Гриль Роял», как полководец. Они припарковали машину возле Фридрихштадтпалас и прошлись немного по влажному и холодному воздуху. Внутри помещения все выглядело буднично, о вечеринке не могло быть и речи, по крайней мере в среду.

Большинство гостей собиралось уходить. Лишь за двумя-тремя столиками после ужина осталось несколько посетителей за граппой и эспрессо.

— Хотите чего-нибудь выпить? — спросил официант, когда Торино и Йохен присели за свободный столик.

— Прежде нам хотелось бы чего-нибудь съесть, — сказал Торино. — Я зверски голоден. Есть у вас что-нибудь типа меню?

— Вынужден вас огорчить, — ответил официант, — но кухня уже закрылась. Самое большее, что могу предложить, — оливки и багет.

Торино покачал головой.

— Нет, так не пойдет! — возмутился он. — Мы где живем — в Берлине или в Гане?

— В Берлине, насколько я знаю. — Официант с каменным лицом стоял по стойке смирно.

— Okay, мать его, тащи свои оливки. — Торино глянул на Йохена, тот лишь пожал плечами. — Съедим после еще шаурмы, если здесь не хотят иметь с нами дела.

— Что желаете выпить?

Торино вопросительно приподнял брови.

— Ах, значит, выпить у вас еще можно?

— Само собой. — Официант едва сдерживал иронию. — Но это последний заказ.

— Ничего другого я и не ожидал! Тогда два больших бокала пльзеньского, — распорядился Торино и посмотрел на Йохена. — Или…

— Идет! — Йохен одобрительно кивнул. — Но только холодного! А не то теплое пойло, которое подают в модных пивнушках Пренцльберга.

— Вы поняли?! — сказал Торино. — Такое холодное, чтобы яйца можно было отморозить.

— Сию минуту.

Официант исчез.

* * *

Альберт Торино и Йохен получили по тарелке, наполненной оливками, фетой и кусками багета, и шумно пили из пивных бокалов, когда в дверях появился Том Мирс. Он оглядел зал, увидел Торино и Йохена и поспешил к их столику.

— Вечер добрый!

— Том! — Торино поднялся. — Утром в Мюнхене, вечером в Берлине, прямо настоящая акула бизнеса. Ты знаком с Йохеном? Йохен, это Том.

— Мы как-то созванивались, — ответил Йохен, пожал руку Мирсу и сел.

— Хорошее пиво? — спросил Мирс.

— «Бекс», — ответил Торино. — Высшего качества, из Бремена. Это в Северной Германии. Он был когда-то гордым ганзейским городом, но, к сожалению, в последние годы превратился в социалистический город долгов. Однако варить пиво они еще умеют.

— Поосторожнее с выражениями! — подняв вверх указательный палец, перебил его Йохен, который был родом из Бремена.

— Я возьму такое же, — кивнул Мирс. — Что вы заказали?

— Оливки, сыр и багет. Больше у них ничего нет. — Торино снова покачал головой. — Прямо как в ГДР.

— Я возьму то же, пока не умер с голоду. — Мирс пожал плечами и положил рядом с собой на стол телефон, как ангела-хранителя.

Торино махнул официанту и крикнул:

— Принесите то же нашему другу!

Официант кивнул.

— Нужно говорить не «то же», а «того же», — сказал Йохен. — А то официант не поймет, что нести.

— Это неважно в преддверии триумфа, который мы скоро отметим. — Торино повернулся к Мирсу. — Ты даже не представляешь, что с нами сегодня было, Том.

Пока официант подавал пиво и оливки для Мирса, Торино рассказал всю историю. Он не притронулся к еде, в то время как Мирс и Йохен слушали и задумчиво жевали кусочки феты.

— Ну и что ты на это скажешь? — спросил Торино, когда закончил.

— Это у тебя-то язык отнялся?! — изумился Мирс. — Это ты-то не знал, что сказать?! — Он внимательно посмотрел на Торино, вытер губы и сделал большой глоток пива. — Не могу себе этого представить.

— Но так и было. — Торино полез в сумку, достал ноутбук, подключил флешку с видеозаписью шоу, открыл медиафайлы и запустил ролик. — Это она.

Мирс слишком хорошо держал себя в руках, чтобы демонстрировать какие-то эмоции, но Торино заметил, что он с удовольствием смотрит выход Андрии, Грешницы.

— Если это не для «Ксенотьюба», — сказал Торино, — то тогда я не знаю… Отправим в эфир на следующей неделе. Частные телеканалы уже стоят в очереди, и у нас есть запросы звукозаписывающих компаний, которые хотят предложить Андрии контракт. Подумай над этим. — Он выразительно посмотрел на Мирса, а потом с наигранным безразличием уставился в потолок. — Только в этот раз не слишком долго.

Мирс потер нижнюю губу, почесал выдающийся вперед подбородок, отодвинул тарелку в центр стола и глотнул пива.

— Действительно интересно, Альберт. Но если мы будем это делать, то хотим присутствовать на следующих съемках. Я ведь уже говорил: формат гениальный, но немного неприличный, это может выйти нам боком. Думаю, для нашего участия понадобится доля с оборота… — Он задумался. — Доплата за риск.

Торино поджал губы: «Так и должно быть, — подумал он, — даром ничего не получишь».

— И какая же доля с оборота вас интересует? — спросил он.

Основное правило переговоров: пусть первым сделает предложение противоположная сторона.

— Нам нужны зрители, которых вы получите без нас, рекламные компании, усредненная величина сделки со звукозаписывающими компаниями и продюсеры, которые возьмутся за Андрию, а также бизнес-план экспансии фирмы на будущее. — Он продолжал смотреть в стол. — Вроде бы все сказал? Кажется, да.

— Когда вы сможете предоставить экспертные заключения? — спросил Торино.

— Как только ты передашь нам данные.

Торино взглянул на часы, догадываясь, что в эту ночь времени на сон останется маловато.

— И как можно быстрее?

Мирс кивнул.

— Отправь их мне и моей ассистентке, лучше еще сегодня ночью, тогда утром у тебя будет проект первого заявления о намерениях, а после шоу — предварительный договор с нашими юристами.

Торино поджал губы — и от радости, и от озабоченности. Сделка наконец-то состоялась, но ему и Йохену предстояло всю ночь сидеть над прогнозами, которые Торино представлял себе лишь приблизительно. С другой стороны, Мирс все-таки клюнул. Премьера на главной странице «Ксенотьюба» для более чем десяти миллионов немецких зрителей — это слишком здорово, чтобы оказаться правдой.

— Ты все получишь, — ответил Торино и протянул руку.

Мирс крепко пожал ее.

— «Shebay» на главной странице «Ксенотьюба»? — спросил Торино, словно хотел получить устное заверение.

— Вполне возможно, — ответил Мирс и похлопал его по плечу. — Попытайся этой ночью выспаться поскорее и отправляй мне все так быстро, как только сможешь.


«“Shebay” на главной странице “Ксенотьюба”» — эти слова человек с хорошим слухом мог уловить за четыре столика от них. Как, например, мужчина, один из последних посетителей, который сидел за дальним столиком со стаканом воды. Рослый мужчина с медленными, пластичными движениями, за которыми могла скрываться взрывная жестокость. Мужчина с коротко стриженными светлыми волосами и в очках в матовой оправе из нержавеющей стали внимательно, но незаметно следил за троицей. Левую руку, которая слегка подрагивала, он придерживал правой.

Глава 21

Клара сделала еще один глоток виски и снова села за компьютер, где на экране замерло изображение: залитое слезами лицо девушки и дьявольское спокойствие ножа.

Она нажала кнопку «PLAY» и вздрогнула, когда нож снова прошелся по горлу девушки, когда ее взгляд устремился в пустоту, а спустя секунду — она показалась Кларе вечностью — из длинного разреза потекла кровь, сначала медленно, словно ощупью, неуверенно, потом все быстрее, интенсивнее, пока голова девушки не завалилась вперед. Нож и черные перчатки исчезли за кадром, экран погас.

Клара залпом допила виски и смяла стаканчик.

Она что-то увидела.

Что-то, чего раньше не замечала.

«Если я еще пару раз посмотрю это, то точно сойду с ума», — мелькнуло в голове. Но она должна узнать, что там было!

«Одна секунда, — подумала она. — Задержка между действием и результатом. Если не там, то больше нигде».

Она отмотала ролик назад до кадра, в котором появлялся нож, и начала просматривать в замедленном воспроизведении, по одной десятой секунды.

Она не обращала внимания на то, что медленный просмотр убийства превращает все в дешевую пародию и что эта медлительность делает все только хуже. Но потом она снова увидела это. Что-то блеснуло. На белом фоне. Между отдельными кадрами. Она еще замедлила показ и просмотрела кадры один за другим.

Снова белое.

И тут она увидела.

Это было имя. И цифра. Имя и цифра, которые появляются на одно мгновение, а потом снова исчезают.

Она снова отмотала назад и еще раз медленно посмотрела повтор. Потом еще раз. И еще раз.

И тогда она увидела все.


Жасмин Петерс 13


Она налила последний стаканчик виски и взялась за телефон — позвонить ночной смене криминалистов в УУП.

— Послушайте, — сказала она, — вы сейчас работаете над делом Жасмин, убийство на компакт-диске… Да, правильно. Я знаю, вы не волшебники, но на этом видео есть полное имя жертвы — Жасмин Петерс. И еще цифра тринадцать… Я не имею понятия, что она означает, скорее всего, порядковый номер убийства, но, возможно, эта информация вам поможет. В общем, Жасмин Петерс, тринадцать. Сообщите мне сразу же, если что-то найдете. Спасибо. Доброй ночи.

На часах 2.30. Клара положила трубку и с чувством удовлетворения закрыла ноутбук. Четвертая порция виски за вечер обожгла горло огненной лавой.

Потом она легла в постель и через несколько секунд уснула.

Глава 22

Звонок мобильного вырвал Клару из глубокого, крепкого сна без сновидений. Она взяла трубку, бегло глянув на часы. 5.10 утра.

— Алло!

— Это Винтерфельд, — раздался голос.

Сон как рукой сняло.

— Что случилось?

— Криминалисты сказали, что вы непременно хотите первой узнать, если они что-нибудь накопают. — Короткая пауза, Винтерфельд наверняка провел рукой по волосам. — Теперь у них кое-что есть.

Клара села на кровати и включила лампу на журнальном столике.

— И что же?

— Имя Жасмин Петерс и цифра тринадцать, — сказал Винтерфельд. — Почти все так, как оно и выглядит. Прямое попадание.

— Можно подробнее? — попросила Клара. Снова «мудрый учитель» заставляет ее напрягаться.

Она встала, подошла к письменному столу в гостиной, вставила блютус-гарнитуру в ухо, открыла ноутбук и достала из сумки папку с делами.

— В лаборатории проанализировали кровь с конверта — вторая группа, резус положительный. Они сравнили ее с данными по Жасмин Петерс. Есть несколько человек с такими именем и фамилией, которые несколько лет назад сдавали кровь в донорском центре. Анализ ДНК еще проводится, но, возможно, мы сможем быстрее.

Клара знала, как примерно это происходит. В больнице при сдаче донорской крови делается перекрестная реакция на антитела, чтобы установить группу. Одновременно устанавливают код ДНК и все документируют. Поскольку количество групп крови по сравнению с ДНК-кодами невелико, идентификация по группе крови считалась самым быстрым способом, хотя и не самым точным. Но Винтерфельд, похоже, торопился. Он продолжил:

— Получив информацию из адресного стола и результаты из больницы, установили всех, кто проживает в Берлине под именем Жасмин Петерс и имеет вторую группу крови и положительный резус-фактор.

— И что? — Клара отправилась в кухню, поставила чайник и насыпала растворимого капучино в чашку.

— В Берлине пара десятков людей по имени Жасмин Петерс с такой группой крови.

— Но…

— Но есть только одна Жасмин, у которой номер дома тринадцать.

— И где это?

Клара взглянула на улицу, в грязно-серые сумерки осеннего утра. Дождь лупил по стеклам.

— Жасмин Петерс, Зонненаллее, тринадцать, в Нойкёльне, — ответил Винтерфельд. — Оперативная группа уже выехала, мы тоже собираемся. Будет лучше, если вы подъедете на место вместе с полицейской охраной. Когда вы будете готовы?

Клара, тут же позабыв о чайнике, капучино и утреннем туалете, который у женщин занимает довольно много времени, взглянула на часы.

— Через десять минут.

— Хорошо. Передайте коллегам, чтобы ехали с мигалкой. Увидимся через пятнадцать минут.

Глава 23

Было 5.40 утра. На Зонненаллее, погруженной в гнилостное свечение желтых фонарей, в черно-серых сумерках осеннего утра проливной дождь превращался в сплошную стену. Когда Клара подъехала, перед фасадом дома № 13 уже стояли две полицейские машины, две машины скорой помощи и автомобиль опергруппы. Клара как раз вышла из машины, когда рядом, визжа шинами, резко затормозил черный «мерседес». Показался начальник уголовной полиции Винтерфельд. Он угрюмо взглянул на затянутое свинцовыми тучами небо и поднял воротник пальто.

— Доброе утро, Клара.

Мимо них пробежали оперативники со штурмовыми винтовками и тараном. Марк, командир группы, выкрикивал приказы.

— Четвертый этаж, двухкомнатная квартира, окна выходят во двор, — продолжал Винтерфельд. — Не похоже, чтобы… — Тут зазвонил его мобильник. — Винтерфельд слушает. Да, уже на месте. Через десять минут? Отлично. До скорого. — Он сунул телефон в карман. — Это Фридрих. Будет через десять минут. Поменяет билет до Висбадена на более поздний рейс.

Клара кивнула и осмотрелась. Мокрый фасад, выполненный в классическом стиле, выглядел грязным и неприветливым. Ее взгляд скользнул по разрисованной граффити входной двери и табличке с номером 13.

— Не похоже на засаду, — договорил Винтерфельд, — но никогда нельзя быть уверенным на сто процентов.

Он вытащил магазин к своему «ЗИГ-Зауэру» и зарядил оружие. Они с Кларой последовали за оперативной группой. Клара тоже сняла пистолет с предохранителя, прошла через подъезд, в котором лежали разорванные картонные коробки и старые газеты, мимо ржавых почтовых ящиков, забитых мусором, и целлофановых пакетов на грязном полу. Двое молодых парней, которые, видимо, только что вернулись с ночной попойки, опасливо прижались к стене, когда мимо них пробежали Марк и пятеро оперативников с тараном и винтовками «Хеклер и Кох».

— У вас, помнится, есть шестое чувство… — сказала Клара, когда они поднялись по первым лестничным маршам. — Что нас там ожидает?

Винтерфельд провел рукой по волосам.

— Ничего хорошего.

Подствольные фонари винтовок оперативной группы прорезали полумрак лестничных клеток, кое-где под потолком тускло светились лампочки. Пахло сигаретными окурками и влажной штукатуркой. Такие квартиры, удобные и «аутентичные», чтобы это ни значило, обычно предпочитают студенты, потому что здания находятся в зоне отдыха детей и молодежи.

Оперативники стучали каблуками тяжелых ботинок по лестнице. Потом послышался глухой удар. Это Марк и Филипп тараном ломали дверь на четвертом этаже.

«Ничего хорошего», — ответил Винтерфельд на вопрос, что их ожидает. Клара крепче обхватила рукоятку пистолета и попыталась представить, что там может находиться. Труп? Пустая квартира? Или информация оказалась ложной? Может быть, четверо оперативников в черных масках, до смерти напугав, разбудят живую и невредимую Жасмин?

Они почти дошли. Клара снова почувствовала, как к горлу подступает едкая соляная кислота, как обычно бывало, если она знала, что предстоит нечто ужасное.

Она видела множество мест преступлений. Все они выглядели по-разному, но в чем-то были и схожи. Парализующая аура страха висела в воздухе: здесь человек умолял оставить его в живых, страдал и кричал, пока его не убили с особой жестокостью. Но самым ужасным был трупный запах. Клара помнила его еще по судебной медицине. Сладковатый душок смерти, который, если его вдохнуть, преследует человека целый день. Но на месте преступления, или, как говорят в ФБР, «Crime Scene» или «Killing Scene», витал совершенно иной запах — запах крови и внутренностей. Это было непостижимо, чудовищно. Он ассоциировался со скотобойней, но никак не с квартирой, в которой стояли кресла, столы и книжные полки.

Пахло медью, пахло кровью со сладковатой примесью трупной вони, которая превращала место преступления в место убийства, иногда дополненной зловонием экскрементов, потому что жертва в предсмертном ужасе больше не контролировала себя.

Это больше не был дух смерти. Он превращался в смрад зла.

Клара не принюхивалась, но наверху таилось что-то темное, непроницаемое и ужасное. Нечто, как мрачная тень, пробиралось к ней с четвертого этажа, протягивало когти, дышало ей в лицо тленом, кровью и болью.

Она добралась до входной двери с выбитым замком в тот момент, как двое оперативников проверили комнату слева и ванную справа, а Марк и Филипп прошли дальше по коридору.

Клара осмотрелась. Типичная квартира молодой женщины, возможно студентки, — вероятно, она нашла первую работу в большом городе. В коридоре — плакат «Нью-Йоркер Скайлайн», рядом — спасательный жилет «Бритиш Эйруэйз», который она сама или ее друг стащили в самолете, и теперь он висел рядом с плакатом как трофей.

— Чисто! — крикнул из кухни оперативник.

— Чисто! — сообщил из жилой комнаты другой.

Беглый взгляд влево. В кухне — маленький обеденный столик, винные бутылки выстроились на полке.

Беглый взгляд в комнату. Диван, прикроватный столик едва различим в рассеянном свете сумерек. Письменный стол, рядом — полка с книгами. У окна комнатная пальма с широкими растопыренными листьями. На серванте — фотографии из отпуска.

Ободранная дверь в конце коридора была закрыта, как рот, который скажет правду, только если его откроют силой. Если в квартире и было что-то не для посторонних, то дверь упрямо скрывала это.

Марк, который стоял напротив спальни, подал знак. Клара и Винтерфельд вышли в другую комнату, а Филипп, оставшийся в коридоре, прижался к стене. Кто-то мог прятаться в комнате и стрелять оттуда, поэтому коридор должен быть свободен, когда оперативники сломают дверь.

Филипп взглянул на Марка. Тот кивнул. Филипп нажал на ручку, толкнул дверь и отскочил, когда та открылась. Оба выжидали, держа оружие наготове. Внутри никто не шевелился. Казалось, прошла вечность.

Марк взглянул на Филиппа и кивком указал в сторону комнаты. Марк был командиром, но не ясновидящим.

Чисто там?

Филипп кивнул.

Чисто.

Оба скрылись в комнате. Клара вновь почувствовала кислый привкус во рту и щемящую боль в желудке. Марк и Филипп были профессионалами, они вместе повязали Оборотня, там пришлось проявить класс.

Несмотря на пятнадцать лет службы, неизвестность все равно переносится тяжело. Что скрывается за этой дверью, которая словно ведет в другой мир? Мир страха, боли, крови и смерти.

Клара ждала.

Одна секунда. Две. Три.

Бог мой, да что же там?

Пять секунд. Шесть.

— Вот дерьмо! — вдруг воскликнул Марк. Потом еще раз: — Дерьмо!

— Что там? — крикнул Винтерфельд.

— Вам бы самим посмотреть.

Клара глубоко вдохнула и вошла в спальню.

Вчера был особенный день.

Вчера она снова вспоминала, что двадцать лет назад в последний раз видела младшую сестру.

Вчера она впервые получила почту от убийцы, адресованную лично ей.

И вчера она впервые увидела убийство, записанное на компакт-диск.

Но то, что она видела теперь, оказалось совершенно не тем, чего она ожидала.

* * *

Клара знала запах смерти, но здесь не было ничего подобного. Пожалуй, слабо пахло лишь старой, слегка подгнившей кожей.

И еще легкий, похожий на лимонный, запах насекомых.

А потом она увидела жуков.

Они были в комнате повсюду: на полу, на шкафу, на ночном столике, на стуле и лампе на потолке.

И на трупе, который лежал на кровати.


На первый взгляд Кларе показалось, что женщине лет двадцать-тридцать. Кожа на ее лице высохла и натянулась на скулах, как тонкий пергамент. Под сморщенными губами чудовищной улыбкой блестели зубы. Только светлые волосы напоминали Кларе девушку, которую она видела на диске.

Глаза трупа превратились в желтоватые сгустки белка и смотрели в потолок из полупустых глазниц.

Туловище от шеи до живота было вскрыто. Оголившиеся ребра торчали из грудной клетки, как шпангоуты в остове затонувшего корабля.

Все тело было покрыто сеткой белесых, ватообразных плесневых грибов.

Вместе с Марком, Филиппом и Винтерфельдом Клара молча смотрела на эту гнилостную композицию ужаса. Все безмолвно стояли возле кровати. Винтерфельд даже забыл провести рукой по волосам.

— Я ожидал чего-то отвратительного, но это сто пятьдесят процентов из ста, — сказал он. — Что думаете?

Клара не была судмедэкспертом, но сразу заметила, что тело в большей или меньшей степени мумифицировано. Не слишком приближаясь к трупу, она заглянула в открытую грудную клетку и брюшную полость, увидела позвоночник и внутреннюю сторону ребер. Органов не было: ни легких, ни сердца, ни желудка.

— Очевидно, убийца извлек все внутренности, — ответила она. — Вполне возможно, что он также сцедил кровь. — Клара глянула на Винтерфельда, Марка и Филиппа. — Это объясняет, почему нет трупного запаха: высохшие мумии не пахнут.

— И высохшие трупы не привлекают внимания, — раздался знакомый голос.

Это был Мартин Фридрих в сером осеннем пальто. Сегодня у него под голубой вязаной безрукавкой виднелся светло-голубой галстук. Похоже, он уже некоторое время стоял в дверях вместе с полицейским, который проводил его наверх и теперь застыл, опешив от увиденного.

— Чего ожидать от города, в котором люди съезжают и въезжают каждые пять минут. И никто не беспокоится, если давно не слышно соседей. — Фридрих подошел к кровати.

Клара уставилась на правую часть лица жертвы, где жуки объели щеку так, что стали видны коренные зубы.

«Он прав, — подумала Клара. — Никто ничего не заподозрит. Ведь трупной вони нет. Нет запаха крови. Нет смрада зла». Но отсутствие запаха не облегчало ситуацию. Скорее наоборот: все это ее только усугубляло.

— Это значит, что убийца намеренно действовал так, чтобы никто долгое время не мог обнаружить труп?

Фридрих кивнул.

— Я думаю, все убийцы заинтересованы в том, чтобы никто быстро не обнаружил труп. Идеальное убийство — это убийство без трупа.

— Обычно убийцы прячут или вообще уничтожают трупы, — возразила Клара.

— Что зачастую является проблемой, — ответил Фридрих, — особенно для убийцы. Либо он прячет труп в месте, где его могут все-таки найти, например в реке, мусорном контейнере, в лесу или темном переулке…

— Либо у себя дома, — добавила Клара. — Как Грейси.

— Грейси и многие другие, — согласился Фридрих. — Все это проблематично. В первом случае трупы рано или поздно находят. С тайниками на частных участках та же история. Всегда найдется парочка соседей, которые видели, как кто-то тащил что-то тяжелое в черном целлофановом пакете в дом или в сад. Или кто-то зашел с кем-то в квартиру и больше не вышел.

Клара отошла в сторону, чтобы криминалисты смогли сделать фотографии трупа.

— Общественные места посещают намного чаще, чем частные владения, — сказал Фридрих. — Вы бы зашли к старой подруге, которую давно не видели, просто открыв дверь?

Клара покачала головой.

— Но зачем убивать девушку, а потом высушивать труп в квартире? — спросил Винтерфельд. — Деньги? Изнасилование? Месть? Или все сразу?

— Я тоже задаюсь этим вопросом, — отозвался Фридрих. — Это нам и предстоит выяснить. — Он подошел к кровати и уставился на жуков. — Это нормально, когда на трупе появляется сразу столько жуков? Интересно, откуда лезет эта гадость? — Он огляделся. — Окно закрыто, и здесь… — Он указал на пол. — Это наверняка он.

Теперь и Клара заметила маленькие емкости для воды, расставленные вдоль стен, в которых плавали несколько десятков мертвых жуков. Убийца в некоторых местах даже отодвинул мебель, чтобы расставить ловушки.

— Это для жуков? — спросила Клара.

Фридрих взглянул в сторону криминалиста, который фотографировал емкости с водой.

— Предполагаю, что да. Он не хотел, чтобы жуки переползли к соседям…

Клара закончила предложение:

— И тем самым привлекли их внимание. Он хотел, чтобы они падали туда. — Она повернулась к Винтерфельду. — Значит, он специально принес сюда жуков?

Винтерфельд кивнул.

— Похоже на то. На трупах часто можно найти личинки мух и жуков, но здесь их больше, чем обычно.

— Биологическое ускорение мумификации с помощью жуков? — спросила Клара.

Винтерфельд снова кивнул.

— Древние египтяне поступали точно так же. Нужно немедленно выяснить у биологов из отдела судебной медицины, что это за жуки. — Он открыл телефон и набрал номер.

Клара снова взглянула на труп. И в тот же момент почувствовала это: жестокую волну отвращения и удивления, которая каждый раз била неожиданно, словно из засады, когда Клара замечала что-то, чего до сих пор не видела. Убийца просверлил в черепе девушки четыре отверстия, из них тоже вылезали жуки.

— Вот ублюдок! — сказала она, обращая внимание всех на страшное открытие, которое только что сделала.

Полицейский возле двери, проводивший Фридриха наверх, отвернулся.

— Он очистил черепную коробку от мозга.

Даже Фридрих, который до сих пор не проявлял эмоций, поморщился.

— Он хотел мумифицировать все, — сказал он. И после паузы добавил: — Это один из самых отвратительных типов убийц. Вчера — компакт-диск, сегодня — это. И мы не знаем, что еще будет. Нам нужно быть повнимательнее. — Он глянул на Винтерфельда и Клару. — Даже друг к другу.

«Даже друг к другу, — эхом отдалось в голове у Клары. — Вчера — компакт-диск, сегодня — это».

А на компакт-диске было написано ее имя.

«Чего хочет этот убийца? Показать, что ему все позволено?»

Она еще раз осторожно обошла вокруг кровати. Группа криминалистов уже стояла возле двери, и жуки ползали у их ног. Их были сотни. И все же Клара слышала, как пищит телефон Винтерфельда, когда тот нажимает на клавиши, как говорит:

— Это Винтерфельд. Мы на месте преступления, по компакт-диску со вчерашнего вечера. Жасмин Петерс, ну, вы знаете… Хорошо… Убийство. Жертва мумифицирована, очевидно, с помощью каких-то жуков. У вас есть исследователи насекомых, энтомологи или как там они называются? Все ясно, готовьте эксперта, мы подъедем. Спасибо.

«Это один из самых отвратительных типов убийц», — повторяла про себя Клара слова Фридриха. Казалось, события в комнате происходят, как в замедленной съемке: Фридрих что-то записывает в старомодную потертую книгу, криминалисты включают ультрафиолетовый свет и измеряют комнату лазерами, проводят графитовыми кисточками по двери и мебели, делают снимки, — и щелчок мобильного телефона, который Винтерфельд захлопнул после разговора.

Клара посмотрела в окно, где в грязно-серых сумерках постепенно зарождался новый промозглый осенний день.

Ее взгляд скользнул дальше. Рядом с кроватью — шкаф. На стуле — свитер с капюшоном. На ночном столике — книга Томаса Гарриса и справочник по здоровому образу жизни. Пыль на полках и на шкафу. Во всем остальном комната выглядела так, словно девушка еще вчера была жива.

«Это один из самых отвратительных типов убийц».

Клара снова посмотрела в сторону кровати. Ее взгляд задержался на лице девушки, словно какой-то магнит притягивал его к ужасной картине, к лицу, которое некогда было прекрасным, а теперь смотрело полупустыми глазницами в потолок. Лишь волосы остались такими же, как в день убийства. Такими же, как на компакт-диске. Светлыми, с легкими прядями.

«Он очистил черепную коробку от мозга».

Часто при первом, поверхностном осмотре обращаешь внимание на вещи, которые при детальном осмотре уже не замечаешь. Взгляд Клары скользнул по стенам, по плакату Моне, по цветам на подоконнике к секретеру у двери.

На секретере стоял ноутбук. На стене над ним висел календарь. Один из обычных отрывных календарей.

И снова жестокий удар в желудок.

Дата на последнем листе — 10 марта.

Глава 24

Клара устроилась на заднем сиденье черного «мерседеса», Винтерфельд — за рулем, Фридрих — на месте пассажира рядом с ним. Клара вытащила записную книжку и набросала на странице несколько диаграмм и графиков.

— Как вы думаете, труп лежит там с десятого марта? — спросила она. — Уже больше полугода?

— Вполне может быть, — ответил Винтерфельд, проезжая по Германнплац и уворачиваясь от пары пьяных наркоманов, которые проскочили перед машиной. — Лучше бы наш киллер вот такими занялся! — выругался он, резко затормозив. — Навскидку можно предположить, что прошло больше шести месяцев. А вы как думаете? — спросил он у Фридриха.

Тот согласно кивнул.

— Более детальную информацию получим от парней в резиновых перчатках, — сказал Винтерфельд и протер рукой запотевшее стекло. — Несколько жуков уже по дороге в Моабит. Труп туда отправят вслед за ними, как только закончат криминалисты. — На следующем светофоре он остановился и подкрутил печку в автомобиле.

«Парни в резиновых перчатках» — судмедэксперты из Моабита — должны провести исследование трупа Жасмин Петерс. Тогда и будет окончательно выяснено, идет ли речь именно о Жасмин Петерс, но вероятность этого приближалась к ста процентам. Если это труп кого-то другого, то получается, что он пребывает в квартире уже около шести месяцев, а Жасмин Петерс этого не заметила.

«Невероятно и почти невозможно», — подумала Клара.

Ноутбук на секретере тоже забрали криминалисты. В участке они сначала взломают пароль и осмотрят весь жесткий диск, проверят все: фотографии, документы, письма и электронную почту, с кем Жасмин Петерс общалась в последний раз, была ли у нее страничка в социальной сети — все, что могло бы указать на убийцу. Знала ли она его раньше, или он внезапно появился в ее жизни, как компакт-диск вчера вечером в жизни Клары.

— Что касается изнасилования, то я не уверен, — сказал Фридрих. — И боюсь, что по состоянию трупа нельзя будет установить что-то конкретное. А как думаете вы? — обратился он к Винтерфельду.

— Я не судмедэксперт, — ответил Винтерфельд. — Но исходя из ярко выраженного жестокого поведения убийцы, возможно, конечно, все.

— Или не все, — сказал Фридрих и взглянул на Клару. — Я почти уверен, что апогеем для преступника явилась съемка момента убийства. Это не совсем вяжется с изнасилованием, где апогей несколько иной. Прежде всего, он словами «Жасмин Петерс 13» в ролике помог полиции быстрее обнаружить тело. Словно он хотел, чтобы мы пришли в квартиру именно сегодня утром. Как вы считаете?

— Вы все так красиво сформулировали, — ответила Клара, ненавидя Фридриха за кристально четкую и одновременно неутешительную правду. — Он прислал компакт-диск именно мне. Может быть, его интересует, что я об этом думаю… Как я на это отреагирую.

— А как вы реагируете?

Она усмехнулась.

— Кто-то получает конфеты и цветы от «Флёроп». А госпожа Видалис получает от незнакомца конверт с компакт-диском, подписанный помадой, на котором ролик с убийством. — Она захлопнула записную книжку. — Мы, полицейские, видимо, туповаты, и услужливый убийца называет имя своей жертвы и номер дома. Нет, на самом деле я просто обескуражена. И тот факт, что Жасмин произносит фразу «Я не первая и не последняя», указывает на серийного убийцу. Он так быстро не успокоится. И насколько ему хватит кайфа? А если он убил еще несколько женщин, то снимал ли это на видео? И если да, то кому отправлял эти ролики? Он прислал мне ролик только про это убийство, но что он сделал с остальными женщинами? И почему он вообще снимал убийства? Чтобы возбудиться?

Фридрих кивнул.

— Серийные убийства женщин без сексуального мотива крайне маловероятны. Возможно, он насиловал до или даже после убийства. — Фридрих обернулся к Кларе. — А может быть, и нет. Я считаю, что он, прежде всего, хотел показать убийство. Это преступление, с изнасилованием или без него, выглядит насилием над вами. — Он пристально посмотрел на Клару. — Я уверен, что вчера весь вечер убийца представлял себе, как вы просматриваете компакт-диск и какую реакцию это у вас вызывает.

Кларе не понравилась такая мысль. Она, конечно, была правдоподобной, но от этого все становилось только хуже.

— Но зачем?

— Он видит связующее звено между собой и вами, — ответил Фридрих. — Может, вы уединитесь и хорошенько подумаете? Возможно, в прошлом было что-то — личности, события, — что можно связать с происходящим. И я тоже над этим подумаю.

* * *

Клара смотрела в окно машины: снаружи дождь серыми нитями падал в грязные лужи на Мерингсдамм; Винтерфельд ехал к центральному зданию УУП.

«Что-то в моем прошлом…» — подумала Клара. Она поймала себя на том, что весь этот ужас: ночной просмотр компакт-диска, мумифицированный труп, жуки — стал желанной переменой, возможностью отвлечься от угрозы, которую Клара все время пыталась от себя отстранить, но безуспешно.

Преступник отправил диск именно ей, Кларе.

Почему?

Глава 25

Клара смотрела на труп молодой женщины, лежавший на металлическом столе в Моабите, — на высохшее, а некогда милое лицо; на тело, которое когда-то отличалось красотой и грациозностью; на глаза, ранее полные жизни, а теперь представлявшие собой полуразложившуюся студенистую массу. Человеческое тело более чем на семьдесят процентов состоит из воды. Поэтому мумии часто весят всего двадцать-тридцать килограммов.

Женщина была слишком молода, чтобы лежать здесь: двадцать шесть лет, как значилось в адресном столе. Она мечтала, надеялась, строила планы… И все закончилось в один ужасный, кровавый день, когда в ее квартиру пришел монстр с ножом и камерой.

— Мы все начинаем лучше, чем заканчиваем, — заметил доктор фон Вайнштейн, исполняющий обязанности директора института судебной медицины. У него смуглая, загорелая кожа, смазанные гелем, зачесанные назад черные волосы с полосками седоватых прядей, на носу серебристые очки в дизайнерской оправе, — в общем, Клара не так себе представляла доктора судебной медицины.

Вскрытие шло полным ходом. Винтерфельд стоял в торце секционного стола, там, где находилась голова мумии. Ассистенты полностью раскрыли грудную клетку и брюшную полость. Один как раз собирался резать череп Жасмин осцилляционной пилой, чтобы изъять мозг. Клара знала предписание (параграф 89 уголовно-процессуального кодекса): вскрытие тела, если позволяет состояние, должно начинаться со вскрытия черепной коробки, грудной клетки и брюшной полости.

И здесь, в зале для вскрытий в Моабите, он возник снова, причем сильнее, чем прежде, — смрад смерти, сладковатая, отвратительная вонь, которую невозможно забыть, если один раз почувствовал.

— Типичные повреждения насекомыми, — сообщил фон Вайнштейн и посветил фонариком в брюшную полость, где все еще копошились омерзительные жуки.

— Крови в артериях нет совсем.

Клара внимательно следила за лучом фонарика. Остатки кишечника и желудка сохранились, но и там промышляли жуки, которые ползали в покрытых струпьями внутренностях, как в причудливой сталактитовой пещере.

— Это очень необычно, — продолжал фон Вайнштейн и постучал скальпелем о туловище, как дирижер.

Клару всегда раздражала эта привычка: она считала ее непочтительной. Но, возможно, для фон Вайнштейна это был один из способов абстрагироваться от повседневного ужаса.

— Есть люди, которых оставляют и забывают о них, — говорил доктор, — и никто о них не вспоминает месяцы, а иногда и годы. Пока их не обнаружат в собственной квартире. — Он вынужден был повысить голос, так как ассистент начал работать с черепной коробкой.

До этого фон Вайнштейн надрезал кожу на голове и сдвинул ее на лицо, чтобы обнажить кости черепа. Когда черепная коробка была вскрыта, ассистент достал оттуда остатки мозга размером с ладонь, положил в судок и поставил на точные весы. Всего лишь пятьсот граммов.

— Спасибо, — сказал фон Вайнштейн ассистенту, — сейчас мы продолжим.

Он взглянул на Винтерфельда и Клару, которые с содроганием смотрели на нечто растерзанное — тело, в котором когда-то теплилась жизнь и мысли Жасмин Петерс.

— Обычно, — продолжал фон Вайнштейн, — в таких зверских случаях речь идет о предельной социальной изоляции. Люди, столкнувшиеся с разводом или потерей близкого человека, обычно страдают алкогольной или медикаментозной зависимостью и без социальных контактов просто опускаются.

Доктор замолчал и принялся листать отчет о вскрытии.

Винтерфельд взглянул на часы. Клара знала, что фон Вайнштейн склонен обстоятельно объяснять некоторые моменты и не сразу переходить к делу. Винтерфельд иногда вел себя точно так же, а порой даже превосходил фон Вайнштейна в этом.

— Перейдем к делу, коллега, — заявил Винтерфельд. — Мы имеем дело с убийством, не так ли? Вероятность этого особенно возрастает в связи с видеороликом.

— Да, так и есть, — согласился фон Вайнштейн и кивнул. — Резаная рана здесь, — он указал скальпелем на горло женщины, — и увиденное в видеоролике на компакт-диске совпадает на сто процентов. Но необычным является то, — он обошел вокруг стола, — что убийца, очевидно, использовал процесс мумификации, чтобы избавиться от запаха разложения, который зачастую и приводит к обнаружению трупа. — Для большей наглядности фон Вайнштейн сделал вид, что принюхивается. — Трупы пахнут, мумии нет.

— Последняя дата на отрывном календаре — десятое марта, — напомнила Клара. — Убийство могло произойти в этот день?

— Возможно, — ответил фон Вайнштейн. — Таким образом, у жуков было предостаточно времени, чтобы извлечь жидкость. Преступник даже дырки в черепе просверлил, чтобы жуки смогли дегидрировать мозг. — И он указал на высохший кусок, который до сих пор лежал на весах,

— Я понимаю, на что вы намекаете, — сказала Клара. — Обычно такое встречается в случае с пожилыми одинокими людьми, если они умирают, а трупы высыхают естественным способом, например когда тело находится возле батареи отопления и насекомые извлекают всю жидкость. Такие трупы не пахнут.

— Именно так, — произнес фон Вайнштейн и взглянул на Винтерфельда. — Помните случай с семидесятилетним алкоголиком в прошлом году?

Винтерфельд кивнул.

— Окно его комнаты, — продолжал доктор, — было открыто несколько месяцев, и это в разгар зимы, но никто ничего не заметил. Даже радио бубнило целыми днями, пока коммунальщики не отключили свет из-за того, что счета не оплачивались. Рента за квартиру шла дебиторской задолженностью и погашалась процентами с ценных бумаг, так что арендодатель ни о чем не подозревал, — сказал Винтерфельд. — Очень тихий жилец. Да и платит вовремя.

Клара осуждающе посмотрела на него.

— Тот жилец тоже любил животных, — сказал фон Вайнштейн словно в ответ на неудачную шутку Винтерфельда.

«В этом суть мужчин, — подумала Клара. — Женщины плачутся лучшей подруге, а мужчины пытаются скрасить ужас тупыми шутками».

— Голуби и другие птицы залетали в открытое окно, — продолжал патологоанатом. — Пол был полностью покрыт птичьим пометом. Вы знаете об этом?

Винтерфельд кивнул.

— Не особо привлекательное зрелище.

Фон Вайнштейн кивнул в ответ, похоже, радуясь дискомфорту Винтерфельда.

— И где-то в этом дерьме, грязи и мусоре лежало тело Манфреда Тима, исклеванное птицами. Он был полуголый. Пивные пробки, на которых он лежал, вросли в тело, как печати. Просто произведения Дэмьена Хёрста… — Он поджал губы. — Помните?

— Да, к сожалению. Но к чему вы клоните? — спросил Винтерфельд.

— Мумифицированию обычно предшествует не насильственная смерть, — ответил фон Вайнштейн. — Взять алкоголика… Он болен, одинок. Он умирает сам, без чьей-либо помощи. Тело объедает домашний любимец, а следы укусов выглядят как удары ножом. И нам приходится доказывать, что это не убийство. — Он снова постучал скальпелем по трупу. — Но эта женщина, Жасмин Петерс, очевидно, была красива. У нее были друзья, фотографии из отпуска, ее многие знали. Вдруг ее убивают. И кто-то — вероятно, убийца — хочет скрыть, что она мертва и лежит в квартире.

— Правильно, — сказал Винтерфельд. — Преступник сделал все, чтобы об убийстве никто не узнал. Он спустил у нее кровь, выпотрошил ее, оставил жуков и просверлил черепную коробку, чтобы они высосали всю жидкость из мозга, чтобы все высохло и не распространяло подозрительных запахов.

— Совершенно верно, — кивнул доктор.

Клара содрогнулась, подумав о первом отчете судмедэкспертов, которые прибыли в квартиру сразу после сыщиков. Большинство убийц планируют преступление долгое время, но этот преступник тщательно распланировал время и после этого. Он заклеил окна и двери герметиком, а у стен расставил емкости с водой, чтобы жуки каким-нибудь образом не переползли в квартиры соседей.

— Я понимаю, на что вы намекаете, — произнесла шокированная Клара. — Убийца не ограничился тем, что оставил тело лежать в квартире без запаха. Он должен был снова и снова возвращаться туда, чтобы взглянуть на останки.

— Именно так, — ответил доктор. — Очевидно, он собирал мертвых жуков и доливал в емкости воду.

— Может, сравнение и не очень удачное, — сказала Клара, — но если товар хотят продать, нужно провести промоушн. А продав, надо и дальше не забывать о покупателе, чтобы тот был доволен товаром долгое время. Если убийца хотел, чтобы никто не заметил отсутствия Жасмин Петерс…

Винтерфельд закончил за нее:

— …он должен был позаботиться о том, чтобы ее отсутствие не вызвало подозрений.

Какое-то время все молчали. Потом Клара сказала:

— Обычно преступники планируют все в деталях, убивают жертву, прячут ее и ищут следующую добычу, если это серийные убийцы. — Она смотрела то на Винтерфельда, то на фон Вайнштейна, то на ассистента, который по-прежнему стоял возле весов. — Наш убийца не только позаботился о подготовке преступления и самом убийстве, но и о времени после этого. Часто продавцы просто приносят товар и благополучно забывают о покупателях. И убийцы обычно действуют точно так же. Выбор жертвы, планирование преступления, само убийство, ликвидация трупа… Если это серийный убийца, так происходит до тех пор, пока его не поймают. Наш убийца не забывал о покупателе — жертве — и после убийства. — Она опустила голову. — Он добавил к цепочке действий, характерных для убийц, еще один сегмент.

* * *

Клара с благодарностью взяла с подноса чашку черного кофе с логотипом «Герта БСК Берлин». В институте судебной медицины фон Вайнштейн сам варил кофе в кухне.

Винтерфельд как раз звонил в участок выяснить, не поступало ли за последние шесть месяцев сообщение о пропаже Жасмин Петерс. При обилии друзей, которые у нее, очевидно, имелись, было крайне необычно не заметить исчезновения женщины.

«Преступник должен был придумать нечто большее, чем просто мумифицировать тело», — подумала Клара. И это еще раз утвердило ее в мысли, что они имеют дело с особенно расчетливым, терпеливым и дерзким убийцей. И если он в той или иной степени способствовал тому, чтобы полиция нашла место преступления, то был или безнадежно глуп, или мог позволить себе обнаружение этого тела. Клару пугало последнее. Как там говорил Фридрих?

«Это один из самых отвратительных типов убийц».

Они стояли в комнате рядом с залом для вскрытий. Сквозь стекло можно было наблюдать, как работают патологоанатомы. Останки Жасмин Петерс лежали на центральном из пяти столов в Моабите.

Один из ассистентов что-то удалил из брюшной полости и попросил стеклянную посуду для вещественных доказательств.

Клара сделала еще один большой глоток кофе. Она была благодарна за его густой аромат, который хоть немного приглушал сладковатую трупную вонь в носу. С одной стороны, она чувствовала себя бодрой, с другой — не могла забыть, что сегодня ночью спала всего три часа. На виски со вчерашнего вечера как будто давил тяжелый камень.

— Мы должны еще немного времени уделить трупу, — сообщил фон Вайнштейн. — Идентификация тела еще не закончена на сто процентов.

Судмедэксперты должны были обследовать состояние зубов жертвы. Клара не хотела бы присутствовать при этой процедуре. Поскольку у каждого человека индивидуальный прикус, можно сравнительно легко установить личность, используя рентгеновские снимки или данные стоматологического осмотра. Для этого рассекаются мышцы челюсти, вскрываются суставы и отделяется нижняя челюсть. Для осмотра верхней челюсти ее выпиливают из скуловой кости.

Клара видела такое один раз, и ей вполне хватило.

Верхнюю и нижнюю челюсти передадут в отдел эндодонтии и сравнят с существующими документами и рентгеновскими снимками.

— И мотивы убийства пока еще тоже не ясны. — Фон Вайнштейн повернулся к залу для вскрытий. — На этой стадии разложения установить изнасилование не так просто. Тут даже истязания перед смертью тяжело распознать. — Он отпил кофе.

— Сколько вам потребуется времени? — спросил Винтерфельд и провел левой рукой по волосам, поднося правой стаканчик с кофе ко рту.

— Скорее всего, мы закончим около обеда, это самое позднее. — Он взглянул на Клару. — Я вам сразу же позвоню и пришлю документы. Может быть, и лично подъеду.

— Мы будем вам очень признательны, — ответила Клара.

Зазвонил ее телефон. Номер из УУП.

— Клара Видалис слушает.

— Клара, это Германн, — раздался голос из трубки. — Я сижу здесь с компьютерными техниками. Мы как раз просматриваем ноутбук Жасмин Петерс.

— И как?

— Судя по учетной записи на «Фейсбуке», Жасмин Петерс жива.

Адреналин ударил в кровь Клары и вскружил ей голову лучше любого кофе.

— Что вы сказали? — с трудом выдавила она из себя.

Винтерфельд и Фридрих с любопытством посмотрели на нее.

— С марта она непрерывно общается с друзьями, — ответил Германн.

Клара немного отодвинула трубку от уха и беспомощно взглянула на зал для вскрытий, в центре которого виднелся иссохший труп молодой женщины, возможно, еще совсем недавно общавшейся с друзьями.

— О чем ты говоришь?

— Последнее сообщение написано вчера, — сообщил Германн.

— Мы сейчас же едем к тебе! — Клара закончила разговор. — Я все объясню в машине, — бросила она Винтерфельду и Фридриху, надевая пальто и хватая сумку. — Нам срочно нужно в участок!

Глава 26

Германн сидел с двумя сотрудниками за большим столом, который был завален болтиками, платами, CD-и DVD-дисководами, подписанными чьей-то торопливой рукой, жесткими дисками, компьютерными журналами, флешками и кабелями. Клара постоянно задавалась вопросом, как можно работать в таком хаосе, но пока IT-отдел великолепно справлялся с задачами. А хаос как раз помогал в этом — необходимое послабление в стерильном мире чистой логики, мире, который состоял из железа и нолей. Посреди стола стоял открытый ноутбук Жасмин — серебристый «Apple MacBook Pro». Экспертиза тем временем подтвердила, что кровь на конверте действительно принадлежит Жасмин Петерс.

Даже в частичках помады, которой был подписан компакт-диск, найдены частички ДНК девушки. На компакт-диске, кроме видеофайла с убийством, больше ничего не было: никаких скрытых руткитов, никаких червей, никаких вирусов. Но тот факт, что вчера определенно мертвая Жасмин Петерс еще что-то писала на своей странице, затмил все остальное.

— Последнее сообщение от вчерашнего дня? — переспросила Клара.

Она все еще не могла в это поверить, хотя и осознавала, что Жасмин сама не могла ничего отправить.

Германн кивнул, сунул в рот горсть желатиновых медвежат, протянул пакетик Кларе и, жуя конфеты, прочитал:


Жасмин Петерс в Шанхае.


Имя пользователя было выделено жирным шрифтом, как обычно на «Фейсбуке».

Потом он прочел то, что обычно пользователь хотел рассказать о себе:


Сегодня побывали на телебашне «Восточная жемчужина», простояв в очереди два часа. Классный вид.


Клара слушала и одновременно читала текст.

На странице Жасмин размещались фотографии Шанхая. Германн продолжал читать:


Потом узнали, что можно посетить клуб на девяносто втором этаже Шанхайского финансового центра. Он намного выше, вход бесплатный и в очереди стоять не надо. Задним умом все умнее.


Германн взглянул на Клару.

— Двенадцать комментариев, двадцати пользователям запись понравилась.

Клара задумалась.

— Какой утонченный говнюк! — наконец сказала она. — Он виртуально отправил Жасмин Петерс в Китай, так что в Берлине никто ничего не заметил.

— Как видно, в феврале она была еще в Берлине, закончила обучение, — сказал Германн, — это написано у нее в электронной почте на «Гугл», куда мы уже тоже забрались.

— Что она изучала?

— Культуроведение и экономику предприятий в Университете Гумбольдта, — ответил Германн и снова взялся за пакетик с медвежатами.

— И что потом?

— А потом она сообщила родителям и друзьям, что едет в путешествие по миру от туристической компании. — Он взглянул на Клару. — Одиннадцатого марта. Потом есть сообщения из Индии, Тайланда, Японии, Южной Кореи и Китая. Следующей в программе стоит Австралия.

Клара мрачно смотрела перед собой.

— Она действительно собиралась предпринять путешествие по миру, или это был его план?

Германн почесал лысину.

— На выходных, девятого и десятого марта, она навещала родителей в Ганновере, но, похоже, не говорила о возможной поездке.

Он сунул в рот очередную конфету. Клара не раз спрашивала себя, как он так может: Германн не ратовал за здоровый образ жизни и потреблял вредной пищи намного больше, чем допустимо.

Германн пролистал несколько интернет-страниц.

— Вот, — сказал он. — Пятница, девятое марта, четырнадцать часов, снова запись на странице «Фейсбука», очевидно, подлинная:


Жасмин Петерс садится в поезд, чтобы отдохнуть на выходных в Ганновере.


— Пяти пользователям понравилось, — добавил Германн. — Один хотел выпить с ней кофе на вокзале, подружка спрашивала, не будет ли Жасмин в танцзале «Клэрхенс» в среду, и так далее.

— Убийца, вероятно, знал об этой записи и что Жасмин на выходных не будет дома, — решила Клара.

— Да, и мог все спокойно подготовить. — Германн положил в рот пригоршню медвежат. — Раньше в аэропорту была такая фигня: при отправке нужно было писать на багаже крупными буквами фамилию и домашний адрес, так что преступнику становилось понятно, кого долго не будет дома. Да к тому же он сразу узнавал, где находится квартира. — Он задумчиво пожевал и продолжил: — А сегодня идиоты пишут такое в «Фейсбуке», так что потенциальные преступники могут все прочитать. И необязательно убийцы нашего калибра. В первую очередь, это просто клондайк для взломщиков. Страховые агентства домашнего имущества сразу ищут подобные записи, когда к кому-нибудь вламываются воры.

— Понятно, что если страховое агентство найдет повод не заплатить, то денег человек не увидит, — ответила Клара. — Родители ее действительно живут в Ганновере?

Германн кивнул.

— Альфред и Ирмгард Петерс. Живут в дыре под названием Шпринге, между Ганновером и Гамельном.

— Вы их уже проинформировали? — спросила Клара.

— Это сделают наши тамошние коллеги, но только когда труп будет идентифицирован. — Германн щелкнул мышкой. — Родители переписываются с Жасмин по электронной почте. Вот письмо, которое они отправили ей в четверг вечером, седьмого марта.

Он вошел в учетную запись почтового сервиса «Гугл».


Дорогая Жасмин, пожалуйста, не забудь, что у нас на субботу билеты на концерт. Дядя Вольфганг с семьей тоже там будет. Я знаю, что он своими юридическими лекциями действует тебе на нервы, но семья есть семья. Потом сможешь насладиться ночной жизнью со своими подружками. И не бойся, это не «додекафоническая дрянь», как ты выразилась в прошлый раз. Послушаем Бетховена, Баха и Шуберта. Будем рады тебя видеть! Твоя мама.

P.S. Папа тебе тоже передает привет, но сейчас он пошел с Никки к ветеринару.


— Она ответила?

— Да, — сказал Германн. — Ничего подозрительного.


Дорогая мама и папа, хорошо, договорились, я приеду на концерт, но потом мне сразу же нужно будет возвращаться. В воскресенье вечером я, к сожалению, должна быть в Берлине. Но у нас наверняка найдется время поболтать. До пятницы. Буду в 17.30. Вы меня встретите? С приветом. Жасмин.


От слов «Вы меня встретите?» Клару бросило в дрожь, словно кто-то пустил по ее венам ледяную воду.

Сегодня: «Вы меня встретите?»

Тогда: «Ты меня встретишь?»

Ее сестра Клаудия у двери перед уходом в музыкальную школу. «Ты меня встретишь?» А она, Клара, ее не встретила. Она отпустила Клаудию в лапы к убийце. Он встретил ее, обесчестил и бросил в черном целлофановом пакете на лесной поляне, как окровавленный кусок мяса.

«Вы меня встретите?»

Родители наверняка встретили Жасмин. Приехали на «Пассате-Комбо» или подобном автомобиле и отвезли ее с центрального вокзала Ганновера в Шпринге. Дома поставили ужин на плиту, вместе провели спокойный вечер возле камина. Следующим утром они отправились за покупками в Ганновер, вечером пошли в концертный зал, а потом, конечно, была прогулка с подружками. В воскресенье они хорошенько выспались, пообедали, наверняка выгуляли всей семьей собаку.

А вечером Жасмин уехала обратно в Берлин.

10 марта.

Вернулась на Зонненаллее, 13.

В квартиру на четвертом этаже.

— Она что-нибудь писала со вчерашнего дня, после того сообщения о Китае и башне? — спросила Клара.

Германн отрицательно покачал головой.

«Меня бы это удивило, — подумала Клара. — Теперь, когда мы, сыщики, знаем, что она мертва, бессмысленно поддерживать маскировку».

— Мы можем узнать, с какого компьютера отправлялись сообщения на «Фейсбук»?

Германн кивнул.

— Обычно можно проследить по IP-адресу, который привязывается к сообщению. Но пользователь был умнее и отключил эту функцию. Теперь отследить будет не так просто. — Он зевнул. — IP-адреса хранят телефонные компании и интернет-провайдеры, и мы можем сравнить их в телефонной компании с возможным интернет-профилем. Запросы уже отправлены.

— А если он воспользовался услугами интернет-кафе?

— В таком случае нам не повезло, — ответил Германн. — Но бывает, что в кафе есть камера. Тогда нам остается проверить, кто во время отправки сообщения сидел за компьютером, и надеяться, что лицо окажется в базе данных Федерального ведомства уголовной полиции.

«В общем, большая деревня», — подумала Клара. Конечно, Интернет был безграничным космосом, но с правильным доступом и кодами можно отследить почти все. Однако она боялась, что убийца так просто не попадется.

— Нужно ждать, — сказала она и снова вспомнила о почте Жасмин. — Мы знаем, почему ей непременно нужно было оказаться в Берлине вечером десятого марта?

Германн покачал головой.

— Пока еще нет. Сейчас мы с помощью перекрестных ссылок пытаемся выяснить, на каких страницах, кроме «Фейсбука», она проявляла активность.

— И что это может быть? — спросила Клара.

— Все, что угодно. — Германн взял один из дисков, лежавших на заваленном столе, и, прищурившись, взглянул на глянцевую поверхность. — Другие социальные сети, сайты поиска работы…

Вдруг Кларе в голову пришла одна мысль.

— А как обстоят дела с сайтами знакомств? Что у Жасмин было с личной жизнью?

Германн почесал голову и вернул диск на стол.

— Разве она нуждалась в этом? — спросил он. — Возможно, она была одна, но со своей внешностью могла заполучить любого.

— Это вы так думаете, — сказала Клара. — Красивым девушкам часто очень трудно найти вторую половинку, потому что парни, которые им нравятся, не решаются с ними даже заговорить. А те, которые решаются, зачастую оказываются тупыми жлобами.

— Правда? — переспросил Германн.

Клара улыбнулась и кивнула.

— И поэтому ей нужно было регистрироваться на сайтах знакомств? — Мнение эксперта по части женской психологии, казалось, очень интересовало Германна.

— В этом, возможно, и кроется причина. — Клара присела на край стола и посмотрела в окно, где блеклое полуденное солнце выглянуло в просвет между низкими дождевыми тучами. — Другая причина — ее там могли видеть многие. И таких может быть больше, чем в реальном мире.

— Виртуальный эксгибиционизм? — спросил Германн.

— Своего рода виртуальная игра, — ответила Клара. — Мальчики играют в компьютерные игры «Хало», «Медаль за отвагу» и прочий мусор, красивые девушки получают свои пятнадцать минут славы или даже больше на таких платформах. Письма от возможных поклонников, которые с удовольствием отправляешь в корзину… Сила красивой женщины, которую Интернет лишь усиливает. А значит, — Клара снова поднялась, — можно нарваться не на того.

— На какого-нибудь извращенца, любителя сплэттеров и жуков? — Германн зашуршал пакетиком из-под желейных медвежат.

Клара кивнула.

— Нужно и дальше искать следы. На популярных сайтах и экзотических.

— Okay, — ответил Германн, — мы проверим и это. Сообщим через два часа. Тогда у нас уже что-то будет. Так ведь? — Он взглянул на сотрудников и вопросительно приподнял брови.

Те кивнули.

Германн с простодушным видом взглянул на Клару, снова превратившись в плюшевого медведя, потом перевел взгляд на экран. Вдруг его глаза округлились, и он так застучал пальцем по монитору, словно хотел его проткнуть.

— Черт побери. Вот!

Теперь и Клара увидела это сообщение. Сообщение было отправлено несколько секунд назад.

Теперь это был не только кислый привкус, который пробирался вверх по пищеводу. На этот раз Кларе пришлось сделать глубокий вдох, чтобы сдержать рвоту, когда она прочла эти три слова. Они появились в профиле Жасмин на «Фейсбуке», прямо на стене сообщений.


Жасмин Петерс мертва.

Глава 27

Клара сидела в кабинете, а осенний дождь яростно бил по стеклам.

Убийца был онлайн в то время, как они сидели в сети. Он написал в профиле Жасмин Петерс последнюю, чудовищную правду, которую они и без того знали:


Жасмин Петерс мертва.


IT-специалисты попытались быстро выяснить IP-адрес, разыскивая отправную точку сообщения и компьютер.

«В мире, где коммуникация все больше переходит в цифровой формат, жив тот, кто живет в сети, — подумала Клара. — Даже если человек на самом деле уже мертв».

Она прочитала и другие сообщения. После смерти Жасмин убийца смог как-то вести переписку вместо нее, избегая ежедневных телефонных звонков.

«Но так ли это сложно? — задумалась Клара. — Пожалуй, проще, чем может показаться на первый взгляд».

Если человек находится в Китае, то, само собой, он избегает дорогих телефонных переговоров с Европой. Времени покупать китайский мобильник с сим-картой и разбираться в инструкции по эксплуатации нет. Значит, человек пытается связаться по «Скайпу». А тот не будет функционировать, если нет беспроводной локальной сети и скорость Интернета низкая, потому что это не в Европе, где технические стандарты выше, и тому подобное.

Клара припомнила письмо от родителей Жасмин, в котором они сообщали, что пополнили ее счет в «Скайпе»:


Жаль, что не получается созвониться. Нас бы очень порадовал твой голосок. Кажется, у тебя все хорошо.


И ответ Жасмин:


Да, у меня все хорошо, но складывается впечатление, что «Скайп» заблокирован китайским правительством. Да и «Гугл» тоже. Но у меня вправду все хорошо, мы увидимся самое позднее в конце октября.


Раньше писали открытки. Приходилось подделывать почерк, если хотели кого-то обмануть. В цифровом мире и подделывать ничего не нужно. Даже стиль можно легко перенять, прочитав сохраненные в почте письма. Все было одинаковым, но в то же время и своеобразным. Ведь если электронные письма отправляются с почтового ящика Жасмин Петерс или с ее профиля на «Фейсбуке», то они от Жасмин Петерс.

Да?

Нет.

Клара разулась и села на стул, скрестив ноги. Как-то получалось, что в такой позе ей думалось лучше всего. Она открыла записную книжку. На одной из страниц было написано:

«Жасмин Петерс 13».

Что означает цифра «13»? Был ли это только номер дома? Зонненаллее, дом 13? Или эта цифра относилась каким-то образом к самой жертве?

Клара задумалась над последними словами Жасмин: «Я не первая, и я не последняя». Могло ли это число обозначать количество жертв, если это был серийный убийца?

Тринадцатая жертва?

Может, преступник убил еще двенадцать женщин, мумии которых где-то лежат?

Но почему он привлек к себе внимание именно сейчас? Возможно, существует какая-то особенная связь между ней, Кларой, и убийцей, на что намекал Фридрих? Или это просто случайность, что номер жертвы совпал с номером ее дома? Может быть, именно это и подтолкнуло убийцу выйти из тени? Клара подумала о поезде метро, который на Шёнхаузер-аллее выезжал из-под земли и проезжал отрезок по открытому пространству. С ужасами дело обстоит примерно так же. Они есть всегда, видят их люди или нет. Поезд метро идет, даже если он под землей и его не видно. Убийства происходили и оставались незамеченными, трупы скрыты, и никто их никогда не найдет. Крик разорвал темноту, но его так никто и не услышал. Никем не увиденное, не услышанное, где-то под поверхностью. Но когда-нибудь кошмар вырвется на свет, чтобы чудовищной злобой затмить солнце и снова погрузиться в бездонную преисподнюю, из которой он появился.

«В момент, когда поезд выезжает из-под земли, его можно наблюдать, но лишь короткое время, — подумала Клара. — Этот временной отрезок нужно использовать, прежде чем он снова исчезнет и станет невидимым».

На странице она сделала набросок: девушка по имени Жасмин, за ней — черный человек. Перед Жасмин — компьютер, а за ним — внешний мир.

«Что нужно людям, чтобы они не беспокоились о других?»

Ответ: «Отсутствие беспокоящих факторов, которые могут нарушить эту беззаботность».

Она нарисовала два квадратика.

Первый квадратик: «Никаких запахов. Мумификация».

«Что еще?»

«Уверенность, что человек рядом: рента уплачена, пишет письма, оставляет сообщения, откликается на новости».

Второй квадратик: «Признаки жизни».

«Признаки жизни, даже если человек мертв».

Это был новый сорт убийцы, новая часть цепочки их видов деятельности. Это называется «послепродажное обслуживание». Позаботиться о том, чтобы клиент остался доволен, чтобы не было претензий, чтобы товар не вернули.

Клара обвела два квадратика «Мумификация» и «Признаки жизни» одним большим квадратом. Подпись: «После убийства».

«А что было до убийства?»

Она сравнивала фотографии. Жасмин сидела на стуле перед секретером в спальне, ноутбук был перед ней. Программа записи видео и камера на компьютере запечатлели ее казнь. Убийца стоял позади нее с ножом.

Это произошло в ее квартире.

Почему она не кричала?

«Надежда… — подумала Клара. — Возможно, убийца угрожал, что сделает нечто еще более ужасное, если Жасмин закричит. Именно надежда стоит за тем, что человек до самого конца тешит себя мыслью, что все закончится хорошо. Что бы он сделал, если бы она закричала? Убийца мог убить ее в ту же секунду. Даже если бы полиция схватила преступника, Жасмин все равно оказалась бы мертва. Значит, выгоднее уступить. Возможно, все обойдется. Извращенец снимет свой фильм и исчезнет».

Клара задумалась, вспоминая сцену из ролика. Надежда погасла в глазах Жасмин, когда она ощутила холодную сталь ножа. Когда поняла, что после съемки не будет ничего, кроме смерти.

Германн нашел в компьютере документ Word. Там были записаны слова, которые проговаривала Жасмин, — свою надгробную речь. Получился телесуфлер, как у ведущего новостей. Телесуфлер смерти.

«Меня зовут Жасмин. Я уже мертва, но хаос продолжается. Я не первая, и я не последняя».

Криминалисты нашли следы крови на ковре под секретером. Вторая группа, резус положительный. ДНК и кровь соответствуют образцам с трупа. Именно там и произошло убийство. Никаких сомнений.

«Что было потом?»

Убийца выпустил кровь, разрезал и выпотрошил тело. Возможно, кровь забрал с собой в канистрах, внутренности — в каких-то емкостях, а потом, вероятно, сжег.

В голову пришло:

«Или он их съел?»

Клара отогнала пугающие мысли, которые заставили ее содрогнуться. Есть дела поважнее.

«Как убийца попал в квартиру Жасмин? Позвонил в дверь?»

Большой квадрат: «До убийства». В нем поменьше: «Нападение».

Ему как-то удалось проникнуть в квартиру. Вероятнее всего, убийца застал Жасмин врасплох или она ему доверяла.

«Может, это свидание, о котором они договорились заранее? Он оглушил ее ударом, а потом она очнулась на стуле связанной? “Послушай, мы снимем небольшой ролик. Если ты закричишь, я тебя убью. Если сделаешь, как я скажу, останешься жива”».

Криминалисты обнаружили следы хлороформа, ничтожные частички на высохших останках, в образцах, взятых со слизистой носа девушки.

Кларе в голову пришла новая мысль.

Документ Word с текстом для казни датировался 10 марта, сохранен в 17.15.

Жасмин приехала в Берлин только в 18.15.

«Неужели убийца все спокойно подготовил? Прямо в ее квартире?»

Жасмин рассказала всему миру, что едет в Ганновер: «Жасмин Петерс садится в поезд, чтобы отдохнуть на выходных в Ганновере».

Тяжело ли получить ключ от квартиры, которая тебе не принадлежит?

Если постараться, не так уж и сложно.

Если убийца читал сообщения Жасмин, он знал, что она вернется лишь в воскресенье вечером.

«Он не пришел к ней. Он ждал ее!»

Разве человек не ищет с помощью «Гугла» людей, которые ему интересны? Потом он начинает следить за сообщениями на странице в «Фейсбуке» и, возможно, раздражается, что люди пишут и общаются с другими, а для него не остается времени. Эротомания, симпатия, на которую не отвечают взаимностью, приобретает навязчивые, иногда патологические черты.

Человек знает адрес, находит в «Гугл Мапс» на карте дом, может быть, даже дом родителей, которые живут где-то далеко, заходит в «Гугл Стрит Вью», чтобы еще раз посмотреть детали, и надеется, что разрешение позволит это сделать.

«Сталкеры» идут еще дальше. Они проникают в квартиру вожделенного объекта, осматриваются, прячутся на балконе и наблюдают, как предмет их любви входит в комнату. Некоторые пробираются в квартиру своего идола, когда того нет дома, ложатся в его постель и мастурбируют, а потом уходят как ни в чем не бывало.

«Делал ли он точно так же — сначала «Фейсбук», потом «Гугл Мапс», потом электронная почта Жасмин, — пока все не узнал, пока не встретил ее вживую? Это последняя ступень, которая еще оставалась?»

Наверное, он пришел в квартиру Жасмин после обеда. Осмотрелся: фотографии из отпуска в гостиной, винные бутылки в кухне, плакат и спасательный жилет «Бритиш Эйруэйз»… Может, он даже заглядывал в шкаф, осматривал ее платья и наряды для вечеринок, вертел в руках обувь и нижнее белье.

Потом он сидел и прислушивался, не раздадутся ли на лестнице шаги. Емкости для воды, ведра, коробки с жуками уже стояли в углу. А хозяйка, взбегавшая вверх по лестнице, и не подозревала, какие странные предметы ожидают ее в спальне. Она не догадывалась, что кто-то сидит на стуле перед секретером или притаился за дверью — хищник, голодный, осторожный, терпеливый.

Под квадратом «Нападение» еще один — «Ожидание».

Убийца услышал ключ в замке, уловил, как он звякнул в коридоре на полочке. «Куда она пойдет в первую очередь?» Она заходит в гостиную, включает музыку. Теперь, из-за музыки, убийца слышит ее шаги не так ясно. «Когда же она зайдет в спальню?»

Возможно, она пойдет еще в кухню, чтобы заварить чаю, или в ванную.

Он притаился за дверью спальни с пропитанной хлороформом губкой в руке и ждет, едва дыша, так тихо, словно он умер.

Но вот приближаются шаги.

Она заходит с сумкой, проходит мимо двери, бросает сумку на кровать.

Она вздрагивает, когда видит, что на секретере включен компьютер: «Разве я его не выключала? Даже если нет, то он давно должен был перейти в спящий режим…»

Больше времени у нее не остается.

Она вздрагивает, когда чужие руки прикасаются к ней. Он прижимает губку с хлороформом к ее лицу. Она оседает на пол.

Теперь она такая, какая нужна.

Он берет скотч.

Наручники.

Поправляет компьютер. Настраивает камеру…

Клара чувствовала, как бьется сердце. Капли пота блестели на лбу. Она словно увидела все собственными глазами. В ее голове все выглядело очень реалистично.

«Он ждал ее, — подумала она. — По-другому и быть не могло. Он был в ее квартире, когда она пришла. Два человека в то воскресенье вошли в квартиру, но вышел только один…»

Дверь в кабинет Клары открылась. Она вздрогнула, настолько сильно погружена была в свои мысли.

Заглянул Винтерфельд.

— Пойдемте в мой кабинет, синьора. Доктор Вайнштейн уже там, — сказал он, держа в руке пачку сигарилл, одну из которых, очевидно, снова «выкурил на улице». — Он привез с собой отчет энтомолога и новую информацию о жуках. IT-специалисты тоже кое-что нашли. — Он прищурился. — Супчик постепенно закипает!

Глава 28

Вечерело. Первые сумерки уже протянули пальцы по и без того мрачному, грязно-серому осеннему небу.

Они собрались в кабинете Винтерфельда за большим столом для совещаний.

Германн, Фридрих и фон Вайнштейн уже сидели, когда пришли Винтерфельд и Клара.

Начальник уголовной полиции присел на стул в торце стола, перед ним лежало следственное дело, которое фон Вайнштейн привез от судмедэкспертов.

Доктор был в пиджаке и рубашке — без белого халата, марлевой повязки и целлофанового фартука его с трудом можно было узнать. Он рассказывал о результатах вскрытия, все благоговейно слушали. Клара открыла записную книжку.

— Мы связались с двумя дантистами, которые лечили Жасмин Петерс в Берлине и Шпринге. Оба подтвердили информацию о состоянии зубов: две пломбы в коренных «пятерках» сверху справа и слева. Удаление всех зубов мудрости производилось в две тысячи четвертом году, «четверки» удалялись в ходе челюстно-ортопедического лечения в девяностых годах. — Фон Вайнштейн для убедительности кивнул. — Благодаря этому труп был идентифицирован. Сравнение ДНК мумии с образцами, взятыми с одежды, продолжается, но это только для протокола.

Германн что-то записал.

— Сто процентов?

Фон Вайнштейн кивнул.

— Сто процентов.

— Я дам знать коллегам в Ганновере, чтобы сообщили родственникам, — обратился к Винтерфельду Германн. Тот кивнул.

Клара облегченно вздохнула, узнав, что об этом позаботятся полицейские из Ганновера. Сообщать такие новости иногда тяжелее, чем гоняться за самым свирепым убийцей. Приходится выглядеть твердым и решительным, не показывать сострадания. Одни воспринимают подобное известие молча. Другие вежливо благодарят за информацию и плачут, только оставшись одни. Третьи выходят из себя, начинают крушить все вокруг и не останавливаются, пока им не сделают успокоительное. Пятиминутный разговор, который навсегда меняет жизнь.

Главное — не демонстрировать эмоций, не подавать надежды. Люди останавливаются на короткое время и идут дальше. Остальное — дело психологов.

— Время смерти мы точнее установить не можем, — продолжал фон Вайнштейн, — но по состоянию мумификации трупа март этого года, вполне вероятно, может быть месяцем убийства.

Клара взглянула на распечатки, которые раскладывал и проверял Винтерфельд, слушая фон Вайнштейна. На одном из фото — верхняя и нижняя извлеченные челюсти, на другом — мумифицированное лицо без челюстей, на месте подбородка и губ зияет дыра. Это выглядело так, словно иссохшее, безглазое лицо зашлось непрекращающимся криком.

— Еще что-нибудь? — спросил комиссар.

— Разумеется, — ответил доктор. — Подозрение в преступлении, совершенном на половой почве, крепнет. В области влагалища мы обнаружили следы спермы.

«Половое преступление… — подумала Клара. — Бог мой! Неужели он ее сначала изнасиловал, а потом снял ролик? Или сначала убил, а потом…»

Голос Винтерфельда вырвал ее из раздумий:

— Согласуется это с результатами криминалистической экспертизы?

Германн, прежде чем ответить, вздохнув, отодвинул в сторону ноутбук и видеокабель.

— Сначала хорошие новости. Криминалисты нашли в квартире мужскую ДНК. Также ее обнаружили на трупе. Все совпадает.

— Совпадает с ДНК из спермы? — Винтерфельд взглянул на фон Вайнштейна.

— Образцы идентичны, — кивнув, ответил тот.

— Наконец-то! — воскликнул Винтерфельд. — Это означает, что у нас есть ДНК парня, который был в квартире Жасмин и который, возможно, изнасиловал и убил ее. — Он окинул присутствующих взглядом. — У нас есть данные на этого типа? Он был судим? Или придется устраивать в Берлине массовый забор слюны для анализов?

— Надеюсь, что не придется, — ответил Германн. — Мы сделаем запрос в больницы, нет ли у них проб крови, или тканей, или чего-то подобного, на чем можно провести тест ДНК. Но я бы не ожидал от этого многого. А что думаете вы? — Он взглянул на фон Вайнштейна. — Если забор крови делали не так давно, значит, уже проводили тест ДНК и результаты есть в архиве. Нам может повезти. И все же вы правы: как правило, хранятся только данные о ДНК преступников. Но в недавнем прошлом Федеральное ведомство уголовной полиции решило создать банк ДНК, в котором должны быть образцы всех граждан, — по примеру архива CODIS у американского ФБР. — Он протер стекла очков. — Этот банк данных вот уже несколько месяцев пополняется образцами ДНК и личными данными. Там есть не только осужденные, но и обычные жители.

— Это значит, если убийца лечился не так давно в какой-нибудь крупной клинике… — начала Клара.

— Тогда, возможно, по ДНК мы сможем установить его личность, — добавил доктор.

— Иначе поиски могут затянуться.

— Берем пример с Запада, но хороший, — сказал Винтерфельд. — Теперь перейдем к жукам.

Он сделал приглашающий жест рукой.

— Один из наших энтомологов специализируется по процессам разложения и типичным повреждениям трупов насекомыми, — сообщил фон Вайнштейн и дал знак Германну.

Тот вставил кабель от ноутбука в проектор, и на стене возникло изображение жука. Это был один из сотен жуков, которых они видели в комнате: матово-черный, маленькая голова, овальный панцирь, два усика, шесть ног.

— Blaps Mortisaga! — объявил доктор, держа заключение энтомолога в руке. — Большой трупный жук. Ранее считался предвестником несчастья и смерти.

«Самое страшное еще впереди», — подумала Клара.

— Эти жуки достигают двадцати-тридцати миллиметров в длину и считаются гемерофилами, то есть насекомыми, которые существуют только в человеческих поселениях. Они живут в основном в темных влажных местах — сараях и подвалах. Днем они прячутся в темных щелях, а ночью отправляются на поиски пищи.

— И чем они питаются? — спросила Клара.

— Blaps Mortisaga всеядны, — ответил фон Вайнштейн. — Это значит, что они будут есть все, и неважно, растение это или животное, живое оно или мертвое.

— Значит, они подходят для того, чтобы удалить из трупа жидкость? — спросил Винтерфельд.

— Да, как никто другой, — кивнул доктор.

— Они могут летать? — поинтересовалась Клара.

— Некоторые да, другие нет. Те, с которыми мы имеем дело, летать не могут.

Клара кивнула. «Это было бы непродуктивно», — подумала она.

— Что мы еще можем узнать?

Доктор покачал головой.

— Пока все.

— Спасибо, — сказал Винтерфельд и собрал документы дела. — Клара, Германн, вы детально обследовали компьютер. Что там было?

— Убийца вел переписку вместо Жасмин Петерс, — сообщила Клара. — Писал от ее имени в «Фейсбуке» и прочих социальных сетях, чтобы друзья Жасмин в Берлине и родители думали, что она жива.

— Смышленый парень! — бросил Винтерфельд, пролистывая отчет. — Вы пишете, что последнее сообщение на «Фейсбуке» появилось, когда вы уже осматривали компьютер. «Жасмин Петерс умерла». Циничная констатация. — Он провел рукой по волосам. — Вы думаете, он знал, что вы сидели онлайн?

Германн кивнул.

— Очень может быть. IT-специалисты еще занимаются этим, выясняют точно, но, как видно, убийца установил на ноутбук специальный руткит, который ему сразу сообщил, что с ноутбука кто-то вышел в Интернет. И он понимал, что это можем быть только мы.

— Охотник и добыча… — произнес Винтерфельд и снова обратился к Германну: — Вы уже выяснили, с какого компьютера он это написал?

— Сообщения вместо Жасмин отправлялись с другого компьютера, а не с ноутбука, который стоял в комнате. Ее ноутбук, очевидно, все время оставался в квартире.

— Есть какие-нибудь следы?

Германн убрал изображение жука и щелкнул на новой презентации.

— Отслеживать сообщения, которым уже много месяцев, нельзя, — ответил он, — но мы можем выяснить IP-адрес, с которого отправили сообщение о смерти. К сожалению, это не поможет нам продвинуться дальше.

Он что-то набрал на клавиатуре ноутбука для презентаций, и появилась карта Берлина. Красным подсветился адрес возле Коттбуссер Тор.

— Кафе с беспроводным доступом в Интернет на Скалитцерштрассе, около километра от места преступления, если провести линию по прямой. Парни из патруля уже съездили туда, — сообщил Германн. — Но там можно сесть со своим ноутбуком и подключиться к беспроводному доступу в Интернет. В этом кафе даже без пароля возможен доступ.

Беспроводные точки Интернета без пароля, в общем-то, редкость, но они еще есть. Большинство провайдеров переключили горячие точки доступа в Интернет на пароль после того, как их стали слишком часто использовать педофилы, которые тайно, остановившись на парковке, загружали в Интернет ролики через чужие беспроводные точки доступа. Педофилы оставались инкогнито, а к администрации кафе и гостиниц стали приходить вооруженные люди в масках, и тут уж было не до шуток.

Винтерфельд мрачно вертел в руке пачку сигарилл. Германн продолжал:

— Значит, преступник сидел либо в кафе, либо в авто рядом с ним и был онлайн совсем недолго. Отправил сообщение и сразу уехал.

— Как нам поможет эта информация? — проворчал комиссар.

— Это помогло бы, если бы мы смогли привязать IP-адрес к частной точке подключения к Интернету, — сказала Клара. — А так нам известно только, что кто-то сегодня после обеда воспользовался доступом в интернет-кафе и с личного ноутбука отправил сообщение. Мы ищем иголку в стоге сена.

— Больше нет возможности что-нибудь выяснить? — спросил Винтерфельд.

Клара продолжила:

— Единственная возможность — это запросить IP-протоколы всех беспроводных точек в берлинских кафе, тогда нам, вероятно, удастся напасть на след. Но это возможно только в том случае, если преступник станет пользоваться одним и тем же ноутбуком и будет все время онлайн. — Она взглянула на Германна. — Верно?

— Верно. — Германн оглядел присутствующих. — Пока он будет офлайн или перейдет на другой компьютер, что вполне возможно, нам эти данные не помогут.

Винтерфельд рискнул еще раз:

— А если мы проведем розыск?

— Я, конечно, вас понимаю… — Хотя настроение было не то, Клара не могла не улыбнуться: служебное рвение Винтерфельда иногда граничило с детским упрямством. — Но как нам составить ориентировку для розыска? «Разыскивается человек, мужчина, который останавливался возле кафе «Бакфриш» около восемнадцати часов. Мы не знаем, как он выглядит, но, возможно, у него был ноутбук. Возможно, он сидел в машине и незаметно прошел с ноутбуком в туалет кафе». Подходящие данные… — Клара покачала головой. — Это самый лучший способ ничего не узнать и выставить нас на смех.

Уголки рта Винтерфельда опустились еще ниже.

— Итак, это след…

— Который никуда не ведет.

Германн пожал плечами.

Винтерфельд поджал губы и пригладил волосы.

— Значит, преступник где-то рядом, а мы не можем ничего предпринять?

Клара и Германн пожали плечами. Винтерфельд закрыл пачку с сигариллами и тяжело вздохнул.

— Ну, все же у нас есть ДНК.

— В данный момент мы проверяем остальные интернет-контакты Жасмин Петерс по ноутбуку, — сказал Германн. — Мы обнаружили ее страницы на множестве сайтов знакомств и теперь отслеживаем тех, с кем она контактировала до марта. Запросы провайдерам уже отправлены.

Винтерфельд встал.

— Хорошо, — сказал он. — Наши следующие действия: или нам удастся что-то выяснить о ДНК мужчины, или придется плотнее заняться интернет-контактами. Проверка ДНК по анализам крови населения — для меня план Б. В идеале нам следует искать преступника там, откуда он пришел, то есть в Интернете. — Он сунул сигариллу в рот и распахнул дверь. — А потом выследить его и уничтожить. — Он подмигнул Кларе. — Пойду покурю.

Глава 29

Звонок мобильного выдернул Альберта Торино из дремоты. Он сидел за своим письменным столом в кабинете на Фридрихштрассе и медленно приходил в себя.

Ночь оказалась сущим адом. Вместе с Йоханом они, как смогли, подготовили презентацию, в которой были «Letters of intent» — заявления о намерениях разных телеканалов. Торино смог с этим справиться, лишь приняв допинг: прошлой ночью в самолете он тоже не спал, да и адаптация к новому времени после перелета отняла много сил. Самые крупные частные телеканалы были готовы выставить все в эфире, если будет помощь «Ксенотьюба». «Pegasus Capital» согласился выложить еще три миллиона на грандиозную компанию, если инвесторы увидят «Shebay» на платформе «Ксенотьюба». Две звукозаписывающие компании средней руки уже изъявили желание совместно поучаствовать в предприятии и работать с топ-кандидатками. Право провести ночь с Мисс «Shebay» и снять фильм об этом с возможностью продать его как порно оставила за собой компания «Integrated Entertainments», так как ни «Ксенотьюб», ни частные каналы не захотели марать руки и портить свой имидж, при этом косвенно все же участвуя в доле с оборота, — касса для фирмы все равно немаленькая.

Том Мирс и его юристы видели, что презентация шита белыми нитками, но если учесть, что она составлялась в четыре утра, автор смертельно устал и не отвечал на телефонные звонки, то это было вполне нормально. В конце концов Мирс подтвердил свои намерения, хотя и не был на сто процентов конкретен. Условие — «Ксенотьюб» получит четверть общего дохода, который «Integrated Entertainments» заработает с помощью «Shebay» в последующие два года, что подтверждало возможность косвенного участия в распространении порноформатов в Интернете, хотя явно об этом не говорилось. «Ксенотьюб» не хотел иметь дела с дерьмом и распространителями дерьма — только с деньгами, которые это дерьмо дает.

«Красивая неравная сделка, — подумал Торино, — но у кого деньги, тот и банкует. А у кого есть зрители, тот и подавно банкует: десять миллионов зрителей — это десять миллионов зрителей».

Он вздохнул и взял трубку. Судя по номеру, звонок был из пригорода Берлина. «Может, из Потсдама? — подумал он. — Наверное, Кабан Йохен».

— Торино слушает.

— Альберт! — Йохен, обычно оплот спокойствия, говорил взволнованно. — Отгадай, кто мне только что звонил!

— Дед Мороз, — прорычал Торино, который не любил, когда люди держат паузу.

— Ну, примерно, — ответил Йохен, похоже, не желая сразу выкладывать карты на стол. — У него тоже есть богатые подарки.

Он сделал очередную короткую паузу. Торино воспользовался ею, чтобы размять затекшие ноги, которые перед сном положил на стол.

— У тебя есть планы на завтра? — спросил Йохен вместо того, чтобы наконец говорить конкретно.

— Да. — Торино массировал ногу, в которую с покалываниями постепенно возвращалась жизнь. — Собираюсь навестить нескольких приятелей и обстоятельно начистить им морды. Особенно тем, кто не решается перейти к делу.

— Оkау, значит, вкратце. — Йохен наконец понял, что пора уже «налить масла на сковородку», как говорили в его родном Бремене. — В пятницу тебе как раз придется кое-кому бить морду, но не кулаками, а словами. А именно — потаскухам из «Shebay».

Услышав это, Торино выпрямился.

— Мне только что звонил директор одного частного канала. Он видел наш материал. У них как раз есть время в 20.30. Ведущий программы «Спорт без границ» неожиданно заболел. У них нет замены, и оба гостя программы тоже отказались прийти.

Торино прижал трубку к уху, открыл «Аутлук» и уже продумывал дальнейшие шаги, которые нужно сделать до пятницы. «Это же завтра, — подумал он. — Черт побери, это же завтра!»

— Это значит, что они дадут нам эфирное время для «Shebay»?

— Именно.

Торино казалось, что он даже по телефону видит блеск самодовольства в больших зеленых глазах Йохена.

— Если эфир пройдет успешно, — продолжал Йохен, — мы получим постоянное место в программе и собственную маркетинговую компанию с каналом.

— «Pegasus Capital» запляшет от радости, — ответил Торино.

Все звучит хорошо, слишком хорошо, а если что-то слишком хорошо, чтобы быть правдой, то в большинстве случаев так оно и есть.

— Так, а теперь между нами, девочками… — Он помолчал. — Где подстава?

Прошла пара секунд, прежде чем Йохен ответил:

— Ну, они хотят, чтобы «Ксенотьюб» тоже в пятницу провел эфир. Так они смогут охватить обе категории зрителей: диванных домоседов, которые с двадцати лет лежат перед телевизором, и интернет-общественность.

Торино потряс ногой, которая наконец-то ожила, и почесал голову. Он знал «Ксенотех». Они хотят все или ничего. Как и он сам.

— Значит, в пятницу эфир на полную катушку, — подытожил Йохен. — Но при этом вещание на «Ксенотьюбе» и совместное продвижение в Интернете с частным каналом. Если это удастся, мы получим постоянное время для эфира. Если нет — первый блин комом. Ты должен как-то напрячь Мирса. И если все удастся, мы с тобой короли!

— И девочек придется мобилизовать на пятницу, — сказал Торино. — Мы же им не говорили, что завтра снова придется стоять по стойке смирно.

— Об этом позабочусь я, — успокоил Йохен. — Я сейчас же позвоню им и скажу, чтобы отменили все дела на пятницу. Будут работать на нас, если хотят сделать карьеру. В противном случае пусть сразу садятся за кассу в магазине подержанных товаров.

— Именно так, — согласился Торино. — Андрии я позвоню сам. Она — звезда вечера. А уже потом — Том Мирс.

— Каждому свое, — поддержал его Йохен.

Торино повесил трубку. Адреналин пульсировал в крови, голова гудела от мыслей о том, что необходимо успеть сделать.

Глава 30

Клара и Германн снова сидели перед серебристым ноутбуком Жасмин Петерс. Второй компьютер стоял рядом, на нем Германн работал с разными пользовательскими оболочками. Он открыл лиловую страницу, на которой были фотографии привлекательных женщин и мужчин.

— Это «Dategate», — сказал Германн. — Сайт для знакомств и сексуальных контактов. Мы уже звонили им. Они вышлют нам все активные IP-адреса за последние восемь месяцев.

— Они хранят их так долго? — Клара удивленно приподняла брови.

— Шесть месяцев обязаны. Но они хранят дольше, потому что перепродают информацию дальше, — ответил Германн. — Сначала они отказывались, но когда мы сообщили, что приедем с мигалками, все уладилось. — Он взял пакет с желейными медвежатами, что лежал на столе посреди хаоса из болтов, плат, компакт-дисков и кабелей. — Хочешь?

— Хуже не будет, — ответила Клара и вытащила одного медвежонка из пакета.

Германн открыл окно сайта знакомств. Появилась фотография красивой молодой женщины. Звали ее Леди Ж., но на фото однозначно была Жасмин Петерс на пляже, в коротеньком топе, с распущенными светлыми волосами.

— Это она, — сказал Германн.

Клара занялась перечнем хобби, личных интересов и сексуальных предпочтений, которые обычно бывали в подобных профилях на сайтах знакомств.


Хобби: чтение, спорт, балет, путешествия, йога, верховая езда (не только на лошадях:-).


«Типичный смайл, — подумала Клара, — его используют не только в электронных документах, некоторые ставят в письме».

Ее взгляд скользнул дальше по тексту:


Я ищу человека, который не только думает об этом, но и хорошо в этом смысле подкован.


— Ого, — сказала Клара, — а в ней погиб дипломат. Большинство мужчин на таких сайтах ищут именно это.

— То есть посещение музеев и танцевальной школы? — спросил Германн, задумчиво жуя медвежат.

— Скорее, как раз наоборот, — ответила Клара. — Она получила много сообщений?

— Целую кучу. — Германн открыл новое окно. Тут было более ста сообщений от заинтересовавшихся мужчин. — Мы восстановили информацию, которую Жасмин удалила.

«Восстановили… — подумала Клара. — Любимое слово IT-специалистов». В цифровом мире практически ничего нельзя удалить по-настоящему. Все можно каким-то образом восстановить. Ничего нельзя забыть, ничего не пройдет незамеченным. Компьютер и сам упрямо спрашивает пользователя, действительно ли тот хочет удалить данные. И даже когда пользователь думает, что все удалил, это не совсем так. Ведь даже информация, которая больше никогда никому не понадобится, при восстановлении снова возникает, как призрак. Количество информации растет и растет, и вся система вздувается дьявольской информационной беременностью.

Германн открыл профиль Жасмин.

— Леди Ж., похоже, была одной из звезд этого сайта знакомств. — Он прокрутил страницу с сообщениями вниз. Рядом с компьютером зажужжал лазерный принтер. Германн наклонился вперед и взял распечатку. — Вот, небольшая проба.

Клара пробежала бумагу глазами. Целое полчище мужчин слало Жасмин всевозможные сообщения.

«DREAMBOY: Почему ты больше не пишешь? Я мог бы пригласить тебя сегодня на ужин. Как насчет этого?

STALLION: У тебя действительно красивые глаза.

GüNTHER: Я немного старше тебя, но, может быть, мы могли бы встретиться?

TRIPLE X: Хочешь, буду лизать тебя, как раб?

DREAMBOY: Ну что там?

SPORTY: Эй, Леди Ж., я сочинил о тебе стих. Посмотри там внизу…

STALLION: Ты очень красивая.

GüNTHER: Это значит, что я для тебя слишком старый?

SPORTY: Только что отправил тебе фотографию. И?

SPORTY: Ответь что-нибудь по этой фотке! У тебя есть еще фотографии топлесс?

PRINCESS: Тебе нравятся женщины?

SPORTY: Ок, с бюстгальтером тоже пойдет. Извини. Я тебе напишу.

MR. BOND: Красивая грудь. Когда мы увидимся?

TRIPLE X: Что такое? Я тебе не нравлюсь? Я буду твоим рабом, госпожа.

MR. BOND: Я буду для тебя готовить.

PRINCESS: Ок, нет так нет.

SPORTY: Только что отправил тебе приглашение в чат. Был бы рад поболтать.

GüNTHER: Нам не обязательно заниматься сексом.

SPORTY: Буду еще онлайн до одиннадцати. Напишу тебе.

GüNTHER: Я очень чувствительный парень.

SPORTY: Как это так: ты онлайн и не пишешь мне?

TRIPLE X: Нужно бежать на работу. Отзовись.

STALLION: Ты похожа на Камерон Диас.

SPORTY: Тупая шлюха!»

— Боже ты мой! — воскликнула Клара. — Да этому конца нет!

— От таких сообщений женщины чувствуют себя востребованными? — спросил Германн. — Как-то все неуклюже.

— Неуклюжесть — это козырь, — ответила Клара и с натугой улыбнулась.

— В эпоху, когда, куда ни глянь, по интернет-каналу каждому пользователю любого возраста доступна порнография, общение, наверное, тоже меняется.

Клара пожала плечами.

— Они хотят быстрее перейти к делу. — Она мельком подумала о своем бывшем, которого год назад выставила за дверь. Он обманывал ее. Изменял ей с женщиной, с которой познакомился через Интернет. Она отогнала эти мысли.

— Но, похоже, Жасмин Петерс была не в восторге от подобных сообщений, — заметил Германн.

— А кому такое может понравиться? Все же нравственность так быстро не падает. — Клара машинально снова полезла в пакетик за медвежатами. — За исключением славы, о которой я говорила до этого. Помнишь?

Германн кивнул.

— Стоять в свете рампы и иметь возможность отшить любого?

— Это как наркотик. Приходит одно сообщение за другим, и в каждом тебя кто-то обожает, тебя все хотят… — Она просмотрела список. — Но ты слишком далеко. И не нужно витиевато говорить на дискотеке, чтобы тебя оставили в покое, не нужно подыскивать учтивые пустые фразы, чтобы перейти к компании, где меньше играют на нервах. Тебе вообще не нужно ничего делать. Ты просто отправляешь сообщения в удаленные — и все.

— За небольшим исключением, — ответил Германн и открыл новый профиль. — Например, вот. Жак.

Темноволосый мужчина, около тридцати. Слегка загорелое лицо, живые глаза, что-то лукавое во взгляде.

— Красивый парень, — сказала Клара.

— Ты считаешь? — Вопрос Германна прозвучал чуть завистливо. — А я считаю, что он выглядит как гей.

— Как метросексуал, — уточнила Клара. — Каждая женщина хочет, чтобы партнер выглядел как мужчина, но все равно понимал ее. Причем последнее предпочтительнее, поэтому женщины охотно водят дружбу с геями, в большинстве своем они более чуткие. В идеале мужчина должен вести себя как гей, но не быть им.

— И это метросексуал? — Германн снова бросил в рот медвежонка.

— Точно. Just gay enough to get the girl. — Клара сложила лист пополам. — Но что он пишет?

— Он это делает умело.

Германн протянул ей еще одну распечатку.

«Дорогая Леди Ж., извини, что я просто так пишу тебе, но пляж, на котором ты стоишь, случайно не Фуэртевентура, Пуэрто-дель-Росарио? Пишу, потому что сам часто там бывал, а мой друг сейчас организует там рекламное агентство. Может быть, тебя это заинтересует. С приветом, Жак».

Клара удивленно приподняла брови.

— Он продавец. Он не идет напролом. Не пишет сразу: «Ух ты, у тебя классные сиськи, не хочешь переспать со мной?» Он ищет что-то общее, что связывает их. — Она взглянула на Германна. — И что? Она ответила?

Тот кивнул в ответ.

— И даже очень быстро. Вот, почитай.

«Привет, Жак! Надо же, ты первый, кто узнал пляж Фуэртевентура. Это действительно в Пуэрто-дель-Росарио, суперский пляж. Расскажи подробнее об агентстве, мне это интересно. С приветом, Леди Ж.»

Германн нажал еще раз, и принтер снова зажужжал. Клара быстро просмотрела строки и потом обратила внимание на фото Жасмин на странице сайта. Белый песчаный пляж, на заднем фоне маленькая портовая деревушка, две лодки на песке, по дороге к деревне несколько пальм.

— Если это не какой-то милый парень по имени Жак, — сказала Клара и посмотрела на Германна, — а убийца, откуда он знает, что это Фуэртевентура? Это мог быть какой угодно пляж где-нибудь на юге.

Германн пожал плечами.

— Возможно, он действительно там был.

Клара хмыкнула. Такая возможность была, но вероятность этого очень мала.

— Оkау, а если он никогда там не был? А если он задался целью убить именно эту девушку? А если он, черт побери, просто хотел втереться к ней в доверие? И все-таки, как он узнал, что это Фуэнтевентура, если никогда там не был?

Германн покачал головой.

— Может, он действительно просто милый парень, а мы вцепились в него как в киллера?

— Я должна думать только в одном направлении, и в этом направлении наш парень — убийца.

Клара заметила, что ее голос звучит немного резко, но это ничего не меняло: она должна была понять, как думает преступник.

Что важно в поведении убийцы? Первое — ему нужно установить контакт с Жасмин Петерс. Для этого и служит искусное начало разговора: нужно найти какие-нибудь второстепенные общности, например пейзаж на фотографии. Не говорить напрямую то, что несут все похотливые придурки, и не задавать дурацкие вопросы типа «Где это?» или «Что это за место?». Нет, нужно знать, где это место. Найти что-то общее.

И если не знаешь, это нужно выяснить.

Тут возникает следующий вопрос: почему именно эта женщина? Потому что он увидел ее фото? Почему он на ней завис? Потому что эта женщина ему кого-то напоминает?

В такие моменты Клара словно смотрела в душу убийцы. Она могла видеть его желания, выводить такие же логические умозаключения, чувствовать его страсти. Это напоминало момент, когда поезд метро выезжает на мгновение наружу, словно ужасный червь в ледяных пещерах Антарктиды у Лавкрафта, прежде чем вновь исчезнуть во мраке подземелья, укрыться от всех и сеять новый ужас.

Германн скрестил руки и затрещал пальцами.

— Ты хочешь узнать его?

— Я хочу понять его методику.

— Как он это делает? — Германн вздохнул. — Судя по тому, как он разбирается в Интернете, преступник мог загрузить туда фото и сравнить пейзаж с банком фотографий, чтобы найти похожий. Это возможно, но количество фотографий там очень ограничено. — Германн открыл новое окно в браузере. — Есть еще одна возможность — искать через «Гугл».

— Через «Гугл»? Каким образом?

— Преступник мог сравнить фотографии всех пляжей, которые нашел в «Гугле». Это миллионы фото миллионов отдыхающих на миллионах серверов, и шансы найти более-менее похожий снимок значительно возрастают. К тому же он мог быть и озаглавлен как «Фуэртевентура, Пуэрто-дель-Росарио». Если повезет, можно получить даже несколько фотографий с таким названием, чтобы быть полностью уверенным.

— Мы можем проделать нечто подобное?

Германн покачал головой.

— Скорость не та.

— Дай я отгадаю. — Клара продолжала докапываться до истины. — Потому что для этого нужен более мощный компьютер и какое-то время?

— Именно! — Германн кивнул. — Понадобится посидеть целый день, если не дольше.

— А у преступника, похоже, был подходящий компьютер и время, чтобы все это провернуть?

Лицо Германна помрачнело, он снова кивнул.

— Может быть.

— Одно мне в этом деле совершенно не нравится, — сказала Клара. — Этот парень, должно быть, очень терпелив, умен и методичен.

— Да. Он не похож на человека, который совершает ограбление заправки с дробовиком.

— А теперь серьезно. — Клара спустила ноги со стула и встала. — Нам нужна отправная точка. Если ДНК этого парня нигде не числится, то у нас нет ничего, за что можно было бы зацепиться. И как же дальше проводить расследование?

Она взяла распечатку и вполголоса прочла переписку Леди Ж. с Жаком:

— «Что делает твой друг в рекламном агентстве? Занимается моделями, рекламными компаниями. Чем ты еще занимаешься?» Ну, конечно, я так и подозревала. — Клара взглянула на Германна. — Разумеется, этот тип утверждает, что работает в филиале агентства, которое специализируется на продвижении новых звезд.

— И Жасмин оказалось достаточно глупой, чтобы поверить в это.

Клара пожала плечами.

— Мужчины и женщины достаточно глупы, чтобы верить в то, что хотят услышать. — Она читала вслух дальше: — «Может, нам стоит как-нибудь увидеться? Оkау». — Она пролистала несколько страниц. — Потом она захотела получить от него фотографию. Он прислал?

Германн открыл электронную почту Жасмин.

— Да. На одной он в костюме, на другой — на пляже. Потом он прислал ей еще несколько фото с обнаженным торсом.

— До этого должно было когда-нибудь дойти, — согласилась Клара. — Она ему тоже что-то отправила?

— Почти такое же, но так фривольно, как он, Жасмин себя все же не вела. — Он пролистал еще несколько страниц. — Он оставил ей свой номер телефона.

Клара бросилась к экрану.

— У нас есть его номер?!

Германн усмехнулся.

— Номер мобильного, простая сим-карта. Куплена в феврале этого года на Александерплац, магазин мы знаем. Клиент поступил «глупо» — заплатил наличкой. Записи камер наблюдений с того времени не сохранилось.

— Дьявол! — Клара сжала губы. — Этот убийца меня очень удивил бы, если бы допустил оплошность. — Она задумалась. — А можно по Интернету или каким-нибудь другим способом выяснить, кому принадлежит номер? По другим чатам, блогам или еще чему-нибудь?

— Мы уже пытались, — ответил Германн. — Но ничего не вышло. — Он взглянул на страницу Жасмин. — Вот у нее, к сожалению, все иначе.

— У нее мы это можем выяснить? — спросила Клара.

— Сейчас посмотрим.

Германн пролистал несколько страниц и указал большим пальцем на предложение.

Клара прочла вслух:

— «Ок, тогда созвонимся на днях. Я до полудня понедельника в Берлине». Это убийца. Потом Жасмин: «Может, у нас получится выпить чего-нибудь в воскресенье? Должна вернуться около семи. Но пришли мне сообщение заранее».

Клара посмотрела на Германна. Это было свидание! Этот парень был отличным продавцом. Вся информация о нем остается туманной, он не настаивал на встрече, а предложил ей самой определиться и назначить свидание. И Жасмин пошла на это. Предложила чего-нибудь выпить воскресным вечером 10 марта.

Но не было ни белого вина, ни чая, ни коктейля.

Была кровь.

Много крови.

Клара читала дальше:

— «Вот мой номер телефона».

Подписала ли этим Жасмин смертный приговор себе?

Клара повернулась к Германну.

— Мог он уже приступить?

— Это как раз один из номеров Жасмин Петерс. У нас есть два: первый — IPhone Т-Мобайл, на контракте. — Германн вытащил лист бумаги, который заранее распечатали техники. — Каждый контрактный номер можно идентифицировать, есть дата рождения, реквизиты счета, справка о кредитном поручительстве, подпись владельца. Здесь можно выяснить все.

— Но это не тот номер IPhone, который оставила Жасмин.

Германн кивнул.

— Так часто происходит. Если человек висит в чатах, у него обычно два номера. Один для реальной, серьезной жизни… — Он пожал плечами. — А второй — для чего-то подобного.

— Этот номер тоже контрактный?

— Нет. Тоже препейд. Последняя карточка покупалась в феврале, в «Медиарынке», Нойкельн Аркаден.

— Мог убийца по этому препейд-номеру выяснить, кто такая Леди Ж. и где она живет?

— К сожалению, да. — Германн щелкнул на другой веб-странице с компьютера Жасмин. Называлась она «copyscape.com». Это маска ввода для веб-страниц.

— Что это за сайт?

— «Copyscape» проверяет содержание Интернета, которое повторяется в нескольких местах, например номера мобильных телефонов. — Германн почесал голову и взял еще одного медвежонка. — Этот номер мобильного может быть указан на другом сайте, причем с именем владельца. И если такое место есть, номер найдется.

— А «Гугл» такого не может?

— В принципе, тоже может, но «сopyscape» специализирован под такие повторы. Собственно, этот сайт создан для того, чтобы веб-дизайнеры могли видеть, заимствует ли кто-то содержание их страниц. Ведь это нарушение авторского права.

Клара заложила руки за спину, чтобы избавиться от напряжения в мышцах.

— И убийца что-то нашел?

— Мы сами кое-что нашли, — ответил Германн. — Есть такая область — вики-сайты. — Он мельком взглянул на Клару. — Это веб-документы, с которыми могут работать разные пользователи одновременно. Жасмин участвовала в одном из таких проектов в составе университетской группы, там она должна была писать реферат в команде. Это было давно, в третьем семестре. Но эти вики-материалы все еще можно найти в сети. У Интернета хорошая память. И все, что не удалено, остается.

Он кликнул на вики-странице. Речь шла о маркетинговой стратегии производителя прохладительных напитков. Это было что-то вроде практического семинара. Там стояло имя Жасмин Петерс и еще четыре имени ее товарищей, два женских и два мужских.

— Эта информация защищена, — добавил Германн. — Но используется обычный стобитный ключ, который можно взломать относительно легко. И даже если сам пользователь не сможет, то это сделает «Гугл».

— «Гугл» имеет доступ к защищенной информации?

— Представь, что это поездка в Рим, — ответил Германн. — Почти все дороги ведут туда. Обычно туда летят самолетом или едут по автобану. Если на шоссе пробка, сворачиваем на второстепенную дорогу, если и там затор, то едем по проселку. Все равно можно попасть в Рим, даже если все большие дороги блокированы. Именно так действует «Гугл». «Гугл-робот» в поисках ключевых слов сканирует сайты за микросекунды. Он как-то знает все пути. И у него лишь одна цель — собрать информацию по запросу. Если «главные пути» закрыты, робот идет по «проселочным дорогам».

Клара нарисовала на распечатке несколько линий-путей.

— Вроде как на автобане: нужно платить сбор, и тот, у кого нет денег, не проедет. Но по проселку можно.

Германн кивнул.

— Именно так. Автобан — прямой путь, где спрашивают пароль. На проселочной дороге этот пароль можно обойти.

— Значит, нашему убийце пришлось проводить какие-то манипуляции с «Гугл»?

— Он должен знать семантику «Гугл», по каким критериям робот собирает информацию, сортирует и отбирает ее.

— Это доступная информация?

— Она расписана в любой книге, посвященной оптимизации машинного поиска, — ответил Германн. — Большинство фирм, у которых есть сайты в сети, хотят, чтобы «Гугл» их находил и ставил в начало списка.

«Красивый, новый интернет-мир, — подумала Клара. — Тайны интернет-маркетинга пригодились и серийному убийце». Она постучала карандашом по листу.

— Теперь перейдем к вики-документу. Что он с ним сделал?

Германн щелкнул по странице.

— Он нашел страницу с помощью «Copyscape», там стоял псевдоним «Леди Ж.» и номер мобильного. Возможно, также были указаны ее хобби: верховая езда и так далее. Он мог взломать защиту документа, если достаточно умен…

— Этот точно мог, — бросила Клара.

— Я тоже могу, — кивнул Германн. — Или он задал такой вопрос, что робот при поиске пошел обходными путями. В общем, он забрался в документ, который был защищен, «с черного хода».

Клара задумчиво кивнула.

— Понимаю. А как он смог определить номер?

Германн перешел на следующую страницу.

— К вики-странице прилагается список соавторов данной работы, — ответил он. — Там стояли имена, электронные адреса и номера мобильных телефонов. Чтобы можно было быстро скоординировать действия.

Клара следила за курсором мышки:


Жасмин Петерс, третий семестр, практическая работа, культуроведение, почта:: jpeters_gmx.De


Потом значился номер мобильного.

Проклятье! Жасмин оставила препейд-номер мобильного, а не контрактный. Но даже это не помогло.

Все было ясно, как в открытой книге.

— Теперь он знал еще и адрес электронной почты, номер телефона и настоящее имя.

Германн усмехнулся.

— Как тесна сеть!

— И что он сделал потом? — спросила Клара. — Снова воспользовался перекрестными ссылками, ввел куда-то имя и номер телефона, взломал что-то другое? Искал ее страницу на «Фейсбуке» и реальный адрес?

Германн кивнул.

— А если наш убийца обращается с компьютером так хорошо, как мы думаем…

— То он это обязательно нашел. Он узнал ее настоящее имя, — голос Германна упал до шепота, — и домашний адрес.

— Дьявол! — Клара сжала руки. — Тут он и вынес ей смертный приговор. Этот тип узнал ее номер, потом проверил «Фейсбук», убедился, что она действительно уехала на выходные, узнал, когда она вернется, потом встреча, «выпить чего-нибудь», а после, возможно, он видел чек от ее билета, в котором значится время приезда в Берлин. И теперь он мог все подготовить.

— Если он действительно убийца. — Германн взглянул на фото в компьютере. — Человека, который убивает женщину, снимает преступление на камеру и отправляет диск, я представлял другим.

— Ты представлял его огнедышащим с клыками и рогами? — невольно рассмеялась Клара. — В этом преимущество убийц: никто не верит, что они убийцы.

Оба как загипнотизированные смотрели на фотографию на экране, на приветливое, запоминающееся, загорелое лицо с карими глазами и черными волосами, читали электронные письма от Жасмин Петерс, видели сообщения о свидании, IP-протоколы.

«Так много информации, — подумала Клара, — и ни одной зацепки».

Постепенно ею овладевала усталость: веки тяжелели, фотографии и текст сообщений расплывались…

Она видела себя на песчаном пляже, видела приветливых парней, идущих к ней.

«Привет, — говорит один из них, — я работаю в пляжном агентстве. Мы продаем мобильные телефоны и знаем, где ты живешь…»

За дверью послышались тяжелые шаги. Дверь распахнулась, появилось лицо начальника уголовной полиции Винтерфельда.

— Зарядить и снять с предохранителя! — распорядился он и ударил кулаком о ладонь. — Мы нашли его!

У Клары сонливость как рукой сняло.

— Если все пойдет хорошо, мы возьмем этого жучиного фетешиста еще сегодня вечером. — Винтерфельд стоял в проеме, гордо уперев руки в бока.

— Есть еще какие-то следы? — спросила Клара.

— Еще бы! — усмехнулся начальник. — Мы наконец смогли узнать, кому принадлежит ДНК!

Глава 31

Винтерфельд стоял в своем кабинете, как Юлий Цезарь, выступавший в поход. Последний луч заходящего солнца, с трудом пробившийся сквозь тяжелые осенние тучи, указывал на лист бумаги, который лежал на письменном столе перед начальником уголовной полиции, и придавал происходящему патетическую нотку. Это был факс из отдела здравоохранения. Клара поняла это по «шапке» документа, в котором и содержались решающие сведения.

— Мы отправили пробы ДНК в Федеральное ведомство уголовной полиции в надежде, что анализ крови проводился не так давно и данные уже внесены в общий банк ДНК. Это была идея Вайнштейна.

— И что?

— Его зовут Якоб Кюртен, тридцать восемь лет, живет в Кройцберге, Ораниенштрассе, 20. Взгляните. — Винтерфельд вытащил еще один лист, на этот раз справку из паспортного стола.

Он показал и фото Якоба Кюртена.

— Жак и Якоб! — взволнованно воскликнула Клара. — Мы были правы!

Фото из паспортного стола не было таким красивым, но по нему все же было видно, что Якоб Кюртен и Жак с сайта знакомств — одно и то же лицо. На обеих фотографиях — молодой человек, за приветливым обликом которого скрывалась, очевидно, одна из самых темных бездн, которую не в состоянии осознать обычный человек.

Клара быстро просмотрела факс.

— Клиника Шарите, — пробормотала она.

— В декабре ему последний раз делали анализ крови в Шарите, — подтвердил Винтерфельд. — Ассистент внес образцы крови и ДНК в общий банк данных.

— Почему? Он ранее совершал преступления?

— Нет, но у него было нечто, что могло превратить его в убийцу. И этой причины уже достаточно, чтобы поместить данные в общий банк.

— И что же это?

— Якоб Кюртен заражен ВИЧ.

«ВИЧ?» — промелькнуло в голове у Клары. Она смотрела то на Винтерфельда, то на Германна.

— Это может быть мотивом? — спросила она. — Он заразился и теперь хочет отомстить?

— Вполне возможно. — Винтерфельд протянул Кларе факс и провел рукой по волосам. — Может быть, он заразил до этого уйму женщин, но чего-то ему не хватало, хотелось большего. И вот однажды…

Клара закончила фразу:

— …он просто захотел убить, но не опосредованно, с помощью вируса. Захотел увидеть смерть сразу, а не спустя пять лет.

— Интересный портрет преступника, — сказал Винтерфельд.

— Фридрих уже знает? — спросила Клара.

Винтерфельд покачал головой.

— Он вошел в клинч с Белльманом. Хочет остаться в Берлине из-за этого дела, а Белльман настаивает, чтобы тот поддержал его на заседании Федерального ведомства в Висбадене.

Зазвонил мобильный телефон Винтерфельда, и он взял трубку.

— Да? Вы уже так далеко зашли? Чудесно, через пять минут на улице. — Он закончил разговор и улыбнулся. — Оперативная группа. Они уже наблюдают за квартирой на Ораниенштрассе, двадцать. Только что в кухне горел свет. — Он пристегнул кобуру табельного оружия и взял пальто со стула. — Наш друг дома, и сейчас к нему нагрянут гости!

— Сегодня будет по-настоящему крупное дело, — сказала Клара. — Я возьму свои вещи. Поедем вместе?

Винтерфельд улыбнулся, как добрый наставник своему подмастерью.

— Кто же в силах ответить на такое отказом?

— Никаких дел на Кюртена, вероятно, еще не заводили? — спросила Клара, выходя из кабинета.

— Нет, — покачал головой Винтерфельд. — Ничего. Он даже улицу на красный свет не переходил. Кроме заболевания ВИЧ, вообще ничего. Совершенно чистый.

— Похоже на нашего убийцу, — сказала Клара.

Глава 32

Все было так же, как с утра, и все же иначе.

Грязно-серое небо, одетые в черные костюмы и маски работники спецподразделения, взбегающие по лестнице на третий этаж с тараном и винтовками. Их каблуки гулко стучали в подъезде. Винтерфельд, Германн, а за ними и Клара, снявшая пистолет с предохранителя, тоже поднялись. Вот лестничная клетка, на которой двое любопытных жильцов высунулись из дверей квартир, а третий вжался в стену, освобождая проход.

Клара чувствовала, как бьется сердце. В этот раз нужно предусмотреть вооруженное сопротивление. В этот раз в квартире кто-то был. Тот, кто убил девушку, а может, и не он один.

Кто-то хладнокровный и расчетливый, которому ничего не стоит убить и их.

Они сделали это. Они нашли на мумии Жасмин ДНК Якоба Кюртена. Они выяснили, с кем и как Жасмин общалась в последнее время, перед смертью. Они знали, как Якобу удалось завоевать доверие девушки. И на основании данных ДНК они смогли установить его личность и знали, что под видом приветливого и дружелюбного человека скрывается преступник, который изнасиловал и убил Жасмин. Все звучало слишком просто, чтобы быть правдой.

«А что, если все действительно так просто?» — с опаской спрашивала себя Клара.

* * *

Дверь с треском распахнулась. Оперативники ворвались в коридор и для начала проверили кухню, где видели свет.

Но там никого не было.

Потом жилую комнату.

Никого.

Ванную.

Никого.

На стенах в коридоре висели современные плакаты с репродукциями картин Пикассо и Ван Гога.

В кухне в мойке стояла посуда. В жилой комнате — полки с книгами. Кресло. Телевизор. Компьютера нет.

Позади справа — запертая дверь. Но и оттуда не доносилось ни звука. Может, Кюртен спит? Может, слушает музыку в наушниках?

Или он стоит за дверью и поджидает их с дробовиком, чтобы стрелять, как только услышит шаги в комнате?

Марк и Филипп открыли дверь и ворвались внутрь.

Наступила тишина.

Спустя несколько секунд Филипп вышел из комнаты, словно его медленно, но настойчиво выталкивала какая-то невидимая дьявольская сила. Он взглянул на Клару, Винтерфельда и Германна, которые держали оружие наготове.

Но, похоже, там не было опасности, от которой бы Филипп бежал. В его взгляде читалось невероятное удивление. Он покачал головой и махнул рукой в сторону комнаты:

— Вам тоже стоит это увидеть.

* * *

Это было словно дежавю. Снова в воздухе пахло кожей и витал легкий лимонный запах насекомых. Снова здесь кишели жуки.

Труп на кровати уже так высох, что сразу невозможно было понять, мужчина это или женщина. Серо-коричневая кожа натянулась на ребрах, как пергаментная бумага, а руки и ноги были прикованы к кровати наручниками, что придавало трупу сходство с жертвой средневековых пыток. Грудная клетка вскрыта, все органы отсутствуют. Открытый рот на иссохшем лице, пустые глазницы устремлены в потолок — казалось, в них навечно застыло выражение ужаса. На шее виднелось отверстие.

Темно-коричневые брызги засохшей крови прилипли к ковру и прикроватному столику.

Клара осмотрелась. Стены были выкрашены в красный цвет. Жалюзи на окнах закрыты. На глухой стене прибит Андреевский крест, к которому привязывали участников извращенных садо-мазо оргий. Рядом висели кожаный костюм, плетка, цепи и наручники. На полу стояли высокие кожаные сапоги, рядом лежал противогаз.

«Садомазохизм, — подумала Клара, — такое можно встретить только в гей-фильмах с хардкором. — Она осмотрела экипировку. — Обычно преступник убивает в соответствии со своими сексуальными предпочтениями. Неужели Кюртен убил девушку и мужчину? Может, он бисексуал?»

— Это его квартира? — спросила Клара.

Винтерфельд кивнул, а Филипп, Марк и трое остальных оперативников принялись внимательно осматривать квартиру на предмет возможной засады. Клара знала этот сценарий. Еще один оперативник остался у входа, чтобы предупредить полицейских и блокировать место происшествия. Уведомили судмедэкспертов, из Моабита выехал катафалк.

— Якоб Кюртен, Ораниенштрассе, двадцать, — повторил Винтерфельд. — В этот раз он, очевидно, хотел знать точно.

Клара кивнула и обошла вокруг кровати.

— Он спрятал труп в собственной квартире. Так тело обнаружить еще труднее.

— Это значит, что у него есть еще одна квартира. Там-то он, скорее всего, и обитает. — Взгляд Винтерфельда скользнул по предметам на стене. — Вероятно, здесь он устраивал какие-то СМ-игры с ничего не подозревающими жертвами. И кого-то убил прямо на месте и мумифицировал, как Жасмин Петерс.

Клара подошла к изголовью кровати и указала на рану на шее трупа.

— Глубокий порез в районе правой аорты.

— Смерть от потери крови, — согласился Винтерфельд. — Кровь Кюртен собрал и унес с собой. Такое же поведение, как и в случае с Жасмин Петерс. Это точно наш клиент.

Клара пожала плечами.

— Только, к сожалению, его здесь нет.

Винтерфельд провел рукой по волосам.

— Как всегда. Несмотря на это, мы его нашли. Мы обнаружили его квартиру, у нас есть его ДНК, и мы знаем, как он действует. Как только наши люди перероют все здесь, мы будем знать о нем еще больше.

— Судмедэксперты должны первым делом установить, принадлежит труп мужчине или женщине, — ответила Клара. — Если Кюртен убивает вне зависимости от пола, это крайне необычно.

— В этом парне много необычного, — бросил в ответ Винтерфельд.

Глава 33

Наступила ночь. Клара разглядывала фотографии, которые сделали криминалисты на месте преступления. От половых органов у трупа не осталось ничего, кроме высохших лоскутов кожи. Но еще до анализа ДНК судмедэксперт при вскрытии обнаружил остатки простаты, по которым можно было однозначно сказать, что труп принадлежит мужчине.

Серийные убийцы выбирают жертвы по половому признаку, но Якоб Кюртен являлся исключением.

«Что за монстр!» — подумала Клара. Бисексуальные серийные убийцы, убивающие и мужчин, и женщин, встречаются крайне редко.

Криминалисты перевернули в квартире все вверх дном, сделали еще один запрос в паспортный стол. У Якоба Кюртена больше никаких квартир не было. Его родители жили в Дуйсбурге, но их пока не хотели брать в оборот: неизвестно, не встанут ли они на сторону сына, даже если он серийный убийца.

Кроме того, Клара обнаружила квитанцию о доставке хирургических скальпелей, одним из которых Кюртен, очевидно, и перерезал жертве сонную артерию. Скальпели были выписаны на его имя. Упаковка и квитанция все еще лежали в квартире. Кюртен выдал себя за врача и сделал заказ в магазине медицинских товаров. Фирма отправила в УУП факс с квитанцией об уплате. Жертву еще не идентифицировали, а Клара уже мысленно проигрывала разные варианты.

Вероятно, Кюртен пригласил мужчину для каких-то извращенных игр, приковал его к кровати и убил. В кожаных штанах, которые находились на полностью высохшем трупе, нашли засохшие остатки спермы. У жертвы перед смертью был оргазм.

«У Кюртена был секс со своими жертвами. А потом он их убивал».

Клара разглядывала загорелое лицо, темные волосы, немного лукавый взгляд.

«Якоб Кюртен…»

То, что зло могло скрываться за привлекательной внешностью, для Клары, при ее профессии, не было новостью, но в этот раз особенно шокировало. Темный поезд метро снова показался на поверхности всего лишь на какие-то мгновения, прежде чем опять погрузиться в бездну мрака.

Клара еще раз просмотрела фотографии одну за другой, пока судмедэксперты проводили вскрытие трупа. Она дожидалась информации о том, чью жизнь отнял в своей квартире Якоб Кюртен.

«Когда мы были детьми, нас пугали Черным Человеком, — промелькнула в голове мысль. — Мы просыпались ночью и чувствовали: он где-то рядом. Это не платяной шкаф, который стоит в углу, это не воздушный змей, который мы с папой запускали прошлым воскресеньем и который теперь висит над балконной дверью. В темноте ночи были живые существа, о которых мы, дети, знали, что они подкрадываются к нашей постели, когда мы спим, и замирают, как только мы просыпаемся. Мы знали, что они притаились в детской, за дверью, на балконе, под кроватью».

Перед ее глазами возникло лицо Клаудии, которой Клара всегда рассказывала истории на ночь. Сказки о принцах и драконах.

«А взаправду драконы есть?» — как-то спросила Клаудия. «Нет, их не существует», — ответила Клара. «Но ведь здесь они есть». — Клаудия постучала пальцем по лбу. «Да, ты права», — согласилась Клара. «Но если они есть здесь, — Клаудия снова указала на голову, — то они должны быть и на самом деле».

Клара еле сдерживала слезы — как всегда, когда вспоминала о погибшей маленькой сестре. «Почему мы можем представить себе вещи? Потому что можем их создать из темноты? Нет. Все, что существует в нашем воображении, есть и в реальности».

Клара видела это. Снафф-видео, компакт-диск, на котором записано убийство, люди, которые были мертвы вот уже несколько месяцев, но которых все считали живыми.

В детстве можно было подумать, что воздушный змей над балконной дверью вовсе не змей, который она мастерила в школе на уроках труда, а большая оживающая ночью ящерица, жадно вертящая головой в темноте комнаты.

«В детстве мы верили, что под кроватью прячется Черный Человек, который только и ждет, чтобы выбраться наружу. Хотя родители твердили, что его не существует вовсе, что он бывает только в сказках и никогда не появится. В конечном счете мы начинаем верить родителям. Но правда ли это?»

Жестокое убийство на компакт-диске, мумифицированная Жасмин Петерс, неопознанный труп, прикованный к кровати на Ораниенштрассе — теперь Клара знала, что дети правы: Черный Человек существует на самом деле. И несмотря на все, что рассказывают родители, он действительно находится под кроватью. Он там уже давно, но когда-нибудь вылезет оттуда, поднимется и склонится над нами.

Строчки из песни «Металлики» вертелись у нее в голове:

Hush little baby, don’t say a word, And never mind that noise you heard. It’s just the beast under your bed, In your closet, in your head.

Черный Человек…

Клара испуганно вздрогнула, когда зазвонил телефон. Это был судмедэксперт.

— Госпожа Видалис? — раздался голос фон Вайнштейна.

Клара услышала нотки, которые ей не понравились, но не могла понять, что именно производило этот эффект.

— Что накопали?

— То, что посадили. — Он многозначительно помолчал. — Одна хорошая новость, другая плохая.

— Сегодня мне вначале нужно услышать хорошую, — вздохнула Клара.

— Мы опознали труп, — сказал фон Вайнштейн.

— Это великолепно! — Клара словно очнулась ото сна. — Ну, говорите же.

— Мы сравнили образец ДНК Якоба Кюртена, найденный на месте убийства Жасмин Петерс, с ДНК трупа, который обнаружили в квартире Кюртена. — Фон Вайнштейн на секунду замолчал, подыскивая слова. — К сожалению, в этом деле открылись совершенно новые обстоятельства.

— Я слушаю. — Клара уже закипала от нетерпения.

Фон Вайнштейн глубоко вздохнул.

— Убитый не был жертвой Якоба Кюртена.

«Да переходи уже к делу!»

Клара нахмурилась.

— И кто же он?

— Убитый и есть Якоб Кюртен, — ответил доктор.

Глава 34

«Убитый и есть Якоб Кюртен».

Тот, в ком они подозревали убийцу, на самом деле оказался жертвой.

Настоящий преступник оставался невидимым, неуловимым, ходил где-то рядом и, возможно, уже планировал следующий шаг.

Клара видела множество чудовищ в человеческом обличье, но с этим убийцей все было по-новому. Какая точность, какой больной ум был необходим, чтобы соскоблить частички кожи Якоба Кюртена, распылить их по комнате Жасмин Петерс, дабы криминалисты приняли их за следы возможного убийцы! Какой извращенный перфекционизм — довести Кюртена до оргазма, а потом подложить сперму убитого во влагалище другой жертвы, чтобы имитировать изнасилование и направить следствие по ложному следу!

И почему от настоящего преступника не осталось никаких следов? Ни ДНК. Ни отпечатков пальцев. Ничего.

Точно как Черный Человек под кроватью, словно преступник был частью ночи. Мрачный, бесформенный, неосязаемый и коварный.

Клара выругалась, встала и собрала свои вещи.

Сегодня делать больше нечего. Она поедет с полицейской охраной домой, нальет себе еще виски и проспит до утра.

Что удалось сделать?

Ничего.

Кого она поймала? Кого защитила?

Никого.

Только она хотела снять ноутбук с зарядки, как заметила, что за последние пять минут пришло новое электронное письмо. Вечер, 22.00. Могло ли это быть что-то важное? Может, это Белльман из Висбадена сообщает, что их беседа переносится на следующую неделю, потому что он пробудет остаток недели в Висбадене, а у нее потом отпуск?

Клара щелкнула на значок «Аутлука» и открыла письмо.


Тема: Для Клары Видалис, УУП


Когда она увидела отправителя, ее сердце чуть не остановилось.


Jakob. kuerten_gmx. net


Письмо без текста.

Во вложении видеофайл под названием «Посмотри меня сначала».

И еще файл PDF: «Посмотри меня потом».

Капли холодного пота потекли у Клары по спине.

Снова послание от того, кто уже давно мертв.

Неужели снова видеоролик? Снова запечатлен безымянный ужас?

Клара не думала о предписаниях, о сканировании на вирусы, об уведомлении начальника. Если она сию минуту не узнает, что в письме, то потеряет рассудок.

Потной ладонью она навела курсор мыши на видеофайл.


Посмотри меня сначала. mpg


Она сделала двойной щелчок мышью. Открылся плеер.

Черный экран.

Три секунды. Четыре. Пять.

Потом запись.

Но убийства не было. Ничего такого.

Клара увидела комнату с кроватью, на которой лежало мумифицированное тело Жасмин Петерс. Потом распахнулась дверь. В комнату ворвались двое одетых в черное мужчин с оружием, затем еще двое. Потом вошла женщина.

Клара знала, кто были эти люди, но мысли переплетались так причудливо, так ужасно, что невозможно было сразу принять это.

Мужчины в черном — Филипп и Марк из опергруппы, затем вошли Германн и Винтерфельд, а потом она — Клара Видалис.

Сегодня.

В 6 часов утра.

Экран снова почернел.

Потом появилась вторая комната.

На стене — Андреевский крест, рядом — наручники, противогаз, сапоги.

Комната Якоба Кюртена.

Снова врываются двое мужчин в черном из опергруппы.

Потом входят Винтерфельд и Германн.

Потом Клара.

Сегодня.

В 8 часов вечера.

Экран стал черным.

Клара почувствовала, как желудочный сок, превратившись в расплавленный металл, поднимается по пищеводу, а страх выдавливает из легких весь воздух.

Убийца заснял ее. Он срежиссировал момент так, что Клара оказалась в нужное время в нужном месте. Словно он точно знал, где и когда она будет.

Клара потной рукой сжимала мышку, как талисман. Рассудок сообщил ей то, что уже видели глаза, а мозг услужливо вытеснял эту информацию: это — не просто электронное письмо, это — второе сообщение от убийцы.

Лично ей.

Кларе было все равно. Она дрожащей рукой навела курсор на файл PDF. Двойной щелчок.

Наконец открылся текст:


Клара Видалис, нет худа без добра и нет жизни без смерти.

Вы, наверное, думали, что я у вас в кармане. Но результатов у вас не больше, чем крови в венах высохшего Якоба Кюртена.

Как вы думаете, сколько людей лежит в своих квартирах мертвыми вот уже несколько месяцев или лет? Люди, отсутствия которых никто не заметил, потому что мумифицированные трупы не пахнут. Их не заметили, потому что никогда не замечали. Потому что они — бесполезное расточительство клеточного материала, ненужные создания, чья смерть — просто священная жертва.

Вы, конечно, замечали, что в некоторых окнах в начале лета все еще мигают новогодние гирлянды. Ваш взгляд скользит по тысячам домов Берлина, и вы не знаете, лежит там еще одна жертва или нет. Вы их еще не нашли и никогда не найдете.

Вы, конечно, можете удовлетвориться мыслью о том, что хоть жертвы потеряны и забыты, но когда-нибудь вы сможете поймать меня.

Виновника, инициатора.

Но вы не сможете этого сделать. Потому что меня нет. Я — нечто неосязаемое и неизъяснимое. Я — само ничто.

И в то же время я — все.

Преступники, которых вы ищете, — мои жертвы, а убийцы, которых вы поймали, — мои мертвецы.

Жасмин была не первой. И она не последняя.

Вы хотите меня перехитрить, но я вас превзойду. Вы хотите меня поймать, но попадетесь сами. А если вы хотите меня убить, то погибнете. Потому что я — вирус, который распространяется повсюду. Я виртуален, я неосязаем.

Я — настоящая программа-убийца.

Я больше, чем те, кого выслеживают и ловят глупые мелкие сыщики. Те наивные, похотливые членистоногие рано или поздно попадут в ваши нехитрые ловушки, потому что они не более чем безмозглая пульсирующая протоплазма. Но я не такой, я больше, я повсюду. Именно я расставляю ловушки на вас.

Если другие — только тень, то я — непроглядная ночь.

Если другие — просто убийцы, то я — смерть.

Я прихожу с косой.

Я — погибель.

Я — безымянный.

Часть 2

Огонь

Mille piacer’ non vaglion un tormento.

Тысячи наслаждений не стоят одного страдания.

Петрарка

Глава 1

Жасмин не только была мертва, но и ее тело нашли. Он отправил Кларе компакт-диск, а потом прислал электронное письмо. Теперь наступило напряжение. Как она отреагирует? Испугается? Будет потрясена? Поймет ли, почему выбрана именно она, или ему придется объяснить ей это подробнее?

Он отправил электронное письмо у интернет-кафе в аэропорту Шёнефельд, использовал беспроводную точку, а потом, сразу же отсоединившись, дал полный газ и уехал. Он знал, что полиция может очень быстро установить IP-адрес. Поэтому при отправлении электронного письма риск существовал всегда.

Можно молниеносно обнаружить интернет-кафе, увидеть автомобиль, который быстро отъезжает оттуда. Но чтобы эффективно преследовать машину, нужен вертолет. А вблизи аэропорта летать на вертолетах запрещено, чтобы не перекрывать воздушные коридоры.

Спидометр показывал сто километров в час — достаточно быстро, чтобы уехать от аэропорта, и достаточно медленно, чтобы не получить штраф за превышение скорости. Он видел, как исчезала дорога под визжащими шинами, словно машина пожирала асфальт. На его руках были черные латексные перчатки, на пассажирском сиденье лежал ноутбук.

Ноутбук Якоба Кюртена.

* * *

Спустя десять минут он был дома, в большом подвале, где стоял гроб, в котором лежала она. Вот уже годы. Десятилетия.

Языки пламени подрагивали и трепетали над корпусом ноутбука Якоба Кюртена, обнажая платы, резисторы и кабели, которые, шипя, изгибались и плавились. Он облил ноутбук бензином и бросил в большой камин. Обычно огонь не мог сжечь человеческое тело так, чтобы невозможно было распознать ДНК. Такое делали только в крематории в течение двух часов при температуре 800 ºС. Но обычное пламя могло превратить компьютер в обугленную кучу серо-голубого пепла, из которой даже лучшие IT-специалисты не смогут извлечь информацию. Оплавленные остатки он измельчит в пыль молотком и развеет по ветру. Якоб Кюртен жил в этом компьютере, переживал свои извращенные фантазии, назначал свидания и рассылал непристойные фотографии.

Пока не испытал самое волнующее приключение в жизни.

Встречу с ним.

Безымянным.

Который убил его и выпотрошил, спустил его кровь, а душу, хранящуюся в этом компьютере, сжег и превратил в порошок.

Якоб Кюртен не был первым. И не был последним.

Он, Безымянный, был пожирателем душ в эру цифровых технологий.

Как демоны, вселявшиеся в человека, могли заставить одержимого выполнить какие-то действия, так и Безымянный овладевал личностью, чтобы подчинить ее собственной воле. Он оживлял мертвых и их руками осуществлял свой великий план.

Он взглянул на гроб, где покоилась она.

Потом открыл чемодан, лежащий на столе у противоположной от камина стены, по другую сторону от большого системного блока в торце помещения. В чемодане хранилось снаряжение для следующей охоты.

Латексный костюм, маска, очки, перчатки и оставшиеся скальпели, которые заказал Якоб Кюртен. Рядом стояли две канистры для крови и закрывающиеся пакеты для внутренностей.

Он просмотрел несколько распечаток с фотографиями молодых, симпатичных мужчин. Еще тут был ноутбук и паспорт Якоба Кюртена. Также карта электронного кошелька, кредитка, ключ от машины и квартиры, информация по договору о найме, логин для «Фейсбука» и прочее. Это были персоналии, в лице которых он намеревался общаться с новыми жертвами женского пола.

Его губы дернулись в холодной улыбке.

— Кем я хочу быть сегодня? — пробормотал он себе под нос, водя указательным пальцем перед фотографиями.

Спустя три минуты он принял решение. Снова взглянул на гроб, потом — на камин, где ноутбук Якоба Кюртена превращался в аморфную грязно-серую массу, а после направился к компьютеру и открыл сайт.

Сайт знакомств «Dategate».

Его голос зазвучал под сводами подвала подобно молитве:

— Время для номера четырнадцать.

Глава 2

Пепел на конце сигареты был сантиметра два длиной, но никак не падал. По всем законам физики он уже должен упасть, но почему-то этого не происходило. Этот феномен напомнил Кларе о происшествии с мужчиной, который несколько лет назад сгорел в машине, будучи в полном сознании. Он не отключился и не задохнулся от угарного газа. Мужчина сгорел живьем. Пожарная команда приехала слишком поздно, и дверцы автомобиля не открывались. Человек уже давно должен был умереть, но был жив. Так и пепел все не падал, хотя все законы физики указывали на обратное.

Была полночь. Клара сидела на диване в комнате, перед ней стоял стакан с виски, в левой руке — сигарета. Пустой взгляд скользил по комнате, не в силах за что-то зацепиться.

Она бросила курить два года назад. А теперь снова начала? Потому что получила это электронное письмо? Потому что хладнокровный безликий убийца отправил его именно ей? Что ему вообще от нее нужно? Понравиться ей? Возбудиться? Отчитаться перед ней? Чтобы его похвалили и сказали, какой он великий и ужасный? Или он хотел подготовить ее к чему-то? Может быть, она следующая? И что он достанет ее, даже если она будет под полицейской защитой?

Утром она разговаривала с Фридрихом, который все-таки остался в Берлине. Клара хотела знать вероятные мотивы этого психа. Но прежде предстояло понять, какая роль в этой истории отведена ей самой. А она этого не знала. Она просто сидела, пила, курила и смотрела в пустоту, пока убийца, возможно, уже завладел новой жертвой.

Убийца был умен, опасен и терпелив. Он знал о сыщиках намного больше, чем они о нем. Он установил веб-камеры в квартирах Жасмин и Якоба, которые засняли, как сотрудники полиции входят в комнаты, где были совершены преступления. Он выставил их дураками. Он поставил в кухне Якоба Кюртена выключатель с таймером, чтобы, когда загорался свет, все думали, что хозяин дома жив-здоров.

Убийца был вирусом. Принимал обличие приветливого человека, который уже давно умер, втирался в доверие к симпатичной девушке и убивал ее. Но почему? Почему он назвал смерть Жасмин «священной жертвой»? Неужели этот человек — религиозный фанатик, совершающий ритуальные убийства? Один из тех, кто хочет добавить себе значимости сакральными фразочками? Или просто крайне опасный сумасшедший?

Электронное письмо снова было отправлено из интернет-кафе в аэропорту Шёнефельд, как установили IT-специалисты. Но как найти человека, если даже не знаешь, как он выглядит?

Невозможно проконтролировать всех мужчин, у которых есть анкеты на сайтах знакомств, следить за ними, допрашивать. Их тысячи, сотни тысяч. А убийца был где-то среди них, как у Эдгара Аллана По в «Человеке толпы». Человек в толпе одинок, но не желает быть одиноким. Он не может быть один, потому что толпа — его маскировка.

Он наносит удар из безликой анонимности толпы, чтобы снова в ней исчезнуть.

Клара вздрогнула, когда пепел упал наконец на паркет и вверх поднялось сизое облачко. Она взяла пачку «Lucky Strike», которую купила в ночном киоске на Шёнхаузер-аллее, прикурила вторую сигарету, затянулась дымом и выпустила его в потолок, где в отражении продолговатого потолочного плафона две свечи на столике создавали причудливые узоры, симметричные и вместе с тем хаотичные.

«Так я скоро смогу курить вместе с Винтерфельдом “на улице”, — подумала Клара. — Еще одна отвратительная привычка наряду с алкоголем».

Она откинулась назад. Что лучше? Курить или пить? После нескольких минут размышлений она пришла к выводу, что курение в какой-то степени честнее и лучше олицетворяет горечь человеческого существования.

«Курить — единственное, чем может заниматься человек в этом исковерканном мире», — подумала Клара. Похоже на жертвоприношение огню, когда вместе с дымом уносятся заботы и страхи. Но один все же остается, несмотря ни на что. Сигареты сгорают, остаются лишь окурки, которые тушат каблуком. Бутылки, напротив, несут обратно в магазин, везут через всю страну, потом моют и используют заново.

Она отпила глоток виски и насладилась пьянящим ароматом Шотландии, смешанным с сигаретным дымом.

«Люди как сигареты, — подумалось ей. — Они загораются от эмоций, горение поддерживается обещаниями и надеждами. А потом, когда они догорают, их тушат и выбрасывают. Мир — не более чем громадная вонючая пепельница».

Клара не могла не рассмеяться от этого сравнения, но тут же замолчала.

Человека можно счесть сумасшедшим, если он смеется наедине с собой.

Глава 3

Оглушительный треск. Потом — только темнота.

Это случилось ровно в 14 часов 17 минут. Отец сидел за рулем, мать — сразу за ним, Владимир — спереди справа, его младшая сестра Элизабет — позади, на пассажирском сиденье.

Седельный тягач ехал впереди них. Он перевозил бревна. Вдруг один из стволов оторвался, полетел прямо в легковой автомобиль и с чудовищной силой ударил в лобовое стекло со стороны водителя. Он влетел в машину, словно снаряд, и оставил от тел родителей лишь кровавые ошметки, а автомобиль выскочил в кювет и несколько раз перевернулся.

Брат и сестра чудом остались живы. Они еще даже не осознали в полной мере утрату родителей, когда появилась полиция и чиновники из молодежного ведомства.

Дети могли либо вернуться на свою далекую родину, либо остаться в Германии. Но тут у них не было родственников — никого, кто мог бы их принять.

Значит, оставался только детский дом на окраине Берлина — здание, фасад которого черными зарешеченными окнами напоминал ряд кричащих черепов. Обновления в нем требовал не только интерьер, но и жильцы. А такой ремонт никогда не проводился.

— Из праха сотворен, да в прах обратишься, пока Господь не воскресит тебя в день Страшного суда… — говорил священник на похоронах родителей, когда два гроба медленно опускались в могилу. Лица Владимира и Элизабет были парализованы ужасом.

Директор детского дома наспех поговорила с ними и тут же сообщила, что через несколько дней уходит на пенсию. Может быть, это и был приветливый дом, в котором все мирно и регламентированно, но уже в первый вечер Владимир понял, что все совершенно иначе. Детский дом был зоной бесправия, местом, где законы устанавливал сильнейший. Если водиться с неправильными людьми, здесь не выжить. Нужно смотреть в пол, держать рот на замке и внимательно наблюдать.

Владимир и Элизабет остались одни на свете, одни в этом зверинце с бесконечными коридорами. Они сидели на террасе, заливаясь слезами, а бесконечный дождь лил с серого одеяла облаков.

Брат и сестра чувствовали себя крошечными и беспомощными, как две капли в пропитанном дождем небе.

Они смотрели на сосновый бор по ту сторону дороги, держались за руки и чувствовали себя такими одинокими, какими только можно себе представить. Словно они были одни в холодной, враждебной Вселенной, в тысячах световых лет от этого бора, могилы родителей и планеты Земля.

Глава 4

Дождь все еще лил как из ведра, когда в 8. 30 Клара вошла в свой кабинет. Отчет судмедэкспертов лежал на столе, к нему прилагались фотографии Якоба Кюртена — как живого, так и с места преступления, где лежало его высохшее тело.

Клара, запинаясь, читала.

Речь шла о жуках. Энтомологи исследовали их пищеварительную систему и обнаружили там остатки ДНК Жасмин Петерс и Якоба Кюртена. Она тотчас же связалась со специалистом и поинтересовалась, почему в желудках жуков так долго хранилась ДНК.

— Из-за структуры экзоскелета этих насекомых некоторые белковые соединения перевариваются не сразу, — объяснил тот, — они откладываются в хитиновой оболочке под панцирем. Хитин же состоит из таких углеродных соединений, как ДНК. Это означает, что часть поглощенных углеродных соединений не переваривается полностью, а служит своего рода строительным материалом для хитинового панциря.

Клара завороженно стояла у окна, держа трубку в руке.

— Если повезет, — продолжал ученый, — ДНК будет еще в пригодном состоянии, и мы сможем ее расшифровать.

«С ума сойти, — подумала Клара, — жуки как мобильные хранилища ДНК!» Она на секунду задумалась: может, это шанс найти убийцу? Какая-то мысль крутилась в голове, но Клара никак не могла ее уловить и постаралась сконцентрироваться на отчете.

IT-специалисты выяснили, что Кюртен регистрировался на нескольких сайтах тематики «садо-мазо», снимался в качестве активного и пассивного партнера в низкобюджетном порно, участвовал в одном чате под псевдонимом «Зачумленный» и заразил СПИДом уже двенадцать человек.

«В конце концов, — подумала Клара, — он сам был чем-то вроде серийного убийцы. Просто нарвался на еще худшего убийцу, чем сам. Каждый черт когда-нибудь да повстречается со своим хозяином, как любит говорить Винтерфельд».

* * *

Пахло чаем «Earl Grey».

Мартин Фридрих поставил на стол чайник с горячим чаем и чашку с блюдцем, скривился и уставился в электронное письмо на компьютере, когда Клара постучала в открытую дверь кабинета на четвертом этаже.

— Присаживайтесь, сейчас я буду весь ваш, — сказал Фридрих и указал на стул.

Сегодня из-под его синей безрукавки выглядывал галстук цвета бургундского вина. Он щелкнул указательным пальцем по кнопке «Отправить», словно ястреб, который падает с высоты, чтобы поймать полевку, и Клара услышала, как компьютер издает какие-то шипящие звуки, отправляя электронное письмо. Фридрих выпрямился и откинулся назад.

— Н-да, — произнес он, скрестив руки на груди, — борьба добра со злом всегда больше приходится по вкусу злу. — Он наклонился и взглянул на копию следственного дела, которая лежала на столе. — Но если бы я и причислял себя к добрым силам, то не соврал бы, сказав, что тут есть над чем поработать. — Он снял очки и легонько постучал ими по столешнице. — Я полагал, что именно история с Оборотнем станет чем-то необычным, но она закончилась ровно неделю назад.

Клара с ужасом подумала, что Фридрих прав. Они взяли этого сумасшедшего только в прошлую пятницу — было море крови и куча костей, был расчлененный труп и еще один заложник, пока еще живой, но с бесчисленными травмами.

Клара застрелила преступника. Она взглянула злу в глаза, и Бернхард Требкен, прозванный Оборотнем, в тот миг, когда раздался тихий хлопок выстрела из пистолета с глушителем, получил билет в один конец, прямо в ад.

— А теперь появился этот тип, — прервал ее мысли Фридрих.

Его взгляд скользнул по распечатке письма, которое Клара получила вчера вечером.

— Безымянный… — Он приподнял брови и осторожно глотнул горячего чаю. — Я всегда сам готовлю себе чай, — сказал он. — «Earl Grey» отлично заваривается. А чай, который у вас там, — он ткнул пальцем на третий этаж, где была кухня, — это просто катастрофа. Такой чай, наверное, заваривают в каких-нибудь религиозных сектах типа «Аум Синрикё». Ну, вы знаете, эти фанатики провели еще газовую атаку в токийском метро в девяносто пятом. Послушников заставляли заваривать себе чай на воде, в которой совершал омовение главный гуру секты. — Он поднял чашку. — Поэтому — «Earl Grey»! Не желаете?

Клара улыбнулась и покачала головой. Она только что получила кофеиновое вливание, стоя у открытого окна рядом с Винтерфельдом. Такое количество кофе врач явно не одобрил бы, не говоря уже о виски и сигаретах.

— Спасибо, — сказала она. — Не в этот раз.

— Безымянный… — повторил Фридрих, очевидно, радуясь, что чайный вопрос решился в административном порядке: быстро и без претензий. — Везде и нигде. Всегда и никогда. Он появляется, только когда убивает.

— Как поезд метро, который выезжает на поверхность на Хоринерштрассе, — сравнила Клара. — Он всегда там, но становится видимым, только когда выходит наружу.

— Хорошее сравнение, — одобрил Фридрих и поочередно осмотрел два плаката, висевшие на стене за спиной Клары, постер с Титом и «Страшным судом» Микеланджело. — Роберт Ресслер как-то сказал, что обычный человек — это относится и к людям, составляющим портреты преступников, — никогда не сможет думать, как серийный убийца, иначе он был бы одним из них. Но можно примерить измазанные кровью башмаки этого монстра и немного побегать в них.

— И что бывает, когда вы надеваете эти башмаки? — спросила Клара, закидывая ногу на ногу. — Что вы тогда видите?

— Сначала я вижу разные типы серийных убийц. Есть те, что в слепом неистовстве стремятся удовлетворить какие-то страсти и делают это только для себя. Наш Оборотень был из таких. Я не верю, что женщины когда-нибудь добровольно занимались с ним сексом. Он либо насиловал их, либо платил деньги. То есть в большинстве случаев он или использовал их, или убивал.

— Я бы сказала, что к этому типу наш убийца не относится.

Безымянный казался Кларе дисциплинированным, обладающим холодным, садистским спокойствием, которое было еще страшнее, чем слепое неистовство Оборотня.

— Определенно не относится, — поддержал ее Фридрих и закусил дужку очков в роговой оправе. — И даже если все выглядит как сексуально мотивированное насилие, это только на первый взгляд. Даже если он убивает женщин и помещает в их влагалище сперму других жертв, чтобы оставить следствие в дураках и имитировать изнасилование, то в его выборе жертв — гомосексуальный садо-мазо фетишист и привлекательная женщина — есть что-то морализаторское, осуждающее и порицающее. Поэтому его способ совершения преступления — это коммуникация, а его невероятное терпение — полная противоположность влекомому похотью, дезорганизованному, спонтанному преступнику. — Он сделал паузу, словно подыскивал правильное слово. — Несмотря на сексуально обусловленную среду, в которой он подбирает жертву, например сайт знакомств или сайт для садомазохистов, в его поступках есть что-то глубоко…

— …асексуальное? — закончила Клара.

Фридрих кивнул.

— Оно! А это для серийных убийц крайне необычно. Вероятно, он считает сексуальность чем-то вроде недуга, чем-то грязным, болезненным — возможно, вследствие травматического опыта в детстве. — Он поправил бумаги на столе. — А это приводит нас к другой группе серийных убийц. Назовем их «педагогические» серийные убийцы, которые преподносят преступление как эпическую месть или истовую критику общества. Они хотят указать на то, что их больше всего волнует, но при этом не могут передавать послания напрямую, а подают вместе со своими преступлениями, чтобы самому не потерпеть неудачу.

— Очень странная форма воспитания, — сказала Клара. Она снова вспомнила ролик на компакт-диске, нож и рану на шее в миллиметр шириной, из которой спустя секунду потекла кровь — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

Фридрих кивнул и взялся за ручку, чтобы отрегулировать кресло по высоте.

— Возможно, это звучит дико, но все именно так и обстоит. Есть такие убийцы, их немного, но они все же есть. Вам известна история Чарльза Мэнсона и его банды «Хелтер-Скелтер», шестьдесят девятый год?

Клара кивнула.

— Менсон не хотел, чтобы все подумали, что это он и его так называемая «семья» убили Шэрон Тейт. Все должно было выглядеть так, словно это сделали черные. Черные, которые хотели задать этим rich pigs. Белые решат, что это сделали черные, и начнется гражданская война. Чарльз Мэнсон считал, что черные слишком глупы, чтобы самим начать гражданскую войну. Он предположил, что им понадобится предводитель. Своего рода вождь, который из анархии гражданской войны сотворит новый мировой порядок. И этим человеком должен был стать Чарльз Мэнсон. А кто же еще?

— Попахивает Третьим рейхом, — ответила Клара.

— И не только этим. — Фридрих потер рукой подбородок. — Мэнсон вообще был большим почитателем Адольфа Гитлера. Последнюю битву между черными и белыми, из которой черные под его предводительством выйдут победителями, Мэнсон называл «Хелтер-Скелтер». Своего рода Страшный суд.

Клара обернулась и бросила взгляд на репродукцию Микеланджело «Страшный суд». В Откровениях о Чарльзе Мэнсоне не говорится ни слова. И в нынешнем деле тоже ничего нет.

— А как связан Чарльз Мэнсон с нашим убийцей?

— Больше, чем вы думаете, — заявил Фридрих. — В обоих случаях речь идет не о сексе, а о власти.

— Если речь идет о сексе, то в большинстве случаев и о власти, — заметила Клара. — Доминирование, подчинение… Многие мечтают находиться у кого-нибудь в подчинении.

— Правильно, но тогда секс — средство достижения власти, инструмент. В случае с Мэнсоном и нашим убийцей все несколько иначе. У этих двоих есть нечто большее, чем насущное удовлетворение.

Он надел очки, и на Клару уставилась пара цепких глаз. Она поймала себя на том, что нервно ерзает на стуле.

Фридрих продолжал:

— Мэнсон использовал убийства «Хелтер-Скелтер» как средство общения. Этим он хотел сказать белым: «Посмотрите, что сделали злые черные». А наш убийца, — Мартин откинулся назад, — убивает сразу двух зайцев. Он предоставляет отчет о проделанной работе. Он напоминает кошку, которая постоянно приносит хозяйке пойманных мышей, выкладывая их на террасе, — хочет она того или нет.

— Постоянно? — переспросила Клара. — Значит, будут еще?

— Ручаюсь, — заверил Фридрих, — как бы печально это ни звучало. Все больше и больше мертвых мышей. Словно он хочет заслужить за это похвалу.

— Похвалу?

Фридрих кивнул.

— Он ведь знает, что вы видели кое-что из его работы. Возможно, он знает о деле Оборотня, даже если вы и не распространялись о нем на публике. Но наш клиент не кажется глупым. Он понимает, что должен предоставлять некоторые материалы такому человеку, как вы. — Он мельком взглянул в окно. — Кто хочет развлекаться с Николь Кидман, должен предложить нечто большее, чем чизбургер и баночное пиво. Наш убийца хочет предложить вам нечто большее. — Он прищурился.

«Отличное сравнение», — подумала Клара.

— И у него получается, — продолжил Фридрих. — Сначала он шокирует вас ужасным видеороликом. Второй шок следует сразу за первым: убийство произошло полгода назад! Значит, и вы, и полиция шесть месяцев бездействовали. Скажем честно: если бы убийца сам не сообщил нам, мы бы так ничего об этом и не узнали, пожалуй, еще с полгода. Потом он попытался загладить свою вину. Он дает вам почувствовать, что вы знаете больше и на один шаг впереди убийцы. Чувство триумфа говорит вам: «Ура! Мы нашли убийцу. Это Якоб Кюртен. Мы знаем, где он живет, и теперь его повяжем». Этим он хотел оживить вашу волю к победе, хотел увидеть в вас не обычного противника, а прежде всего спарринг-партнера.

У Клары мороз пошел по коже.

— Значит, он делает из меня своего рода соучастницу?

Фридрих невозмутимо кивнул.

— Ага. Одновременно он хочет завоевать авторитет в ваших глазах. Ведь мы обладаем властью. Истинной властью, которой не нужна никакая сексуальность. — Он пожал плечами.

Клара сидела на краешке стула и внимательно слушала.

— И пока вы ведете себя заносчиво и недооцениваете его, он с помощью скальпеля доказывает, что вы не правы и что он обводит вас вокруг пальца. Ведь тот, кого вы считали убийцей, на самом деле тоже жертва.

Клара вздохнула. Разговор был интересный, но напряженный. Прежде всего потому, что ей все время чудилось, будто Фридрих наряду с убийцей сканирует и ее.

— Почему он это делает?

Фридрих снова едва прикоснулся к чашке с чаем, который, собственно, уже не мог быть настолько горячим, и перелистал документы.

— Вспомните, — сказал он, — жертва вынуждена была произнести текст: «Я не первая, и я не последняя» и «Я уже мертва, но хаос продолжается». Это словно пророчество или, назовем это так, объявление намерений. И… — Он сделал паузу, делая акцент на сказанном.

— И что? — спросила Клара.

— И тот факт, что жертву выпотрошили и мумифицировали… Что вы думаете на этот счет? — Он наклонился вперед и пристально посмотрел на нее. — Почему преступник сделал это?

— Вы же сами видели, — ответила Клара. — Чтобы трупы быстрее высохли и не распространяли запах разложения.

Вдруг в голове пронеслась какая-то мысль, как было недавно в ее кабинете, нечто очень важное, но Клара никак не могла сообразить, что именно.

— Чтобы трупы не пахли — это верно, — сказал Фридрих, снова откинувшись назад и сложив руки на груди. — Но есть еще один эффект, которого, возможно, убийца тоже добивался.

— Какой же?

— Он выпотрошил трупы, как мы успели убедиться…

Мартин поднялся и посмотрел на репродукцию фрески Микеланджело.

Клара проследила за его взглядом и увидела святого Варфоломея, с которого сняли кожу. В раю он держал в руках кожу как доказательство своих мучений.

Фридрих кивнул.

— Это святой Варфоломей со снятой кожей, на которой даже угадывается лицо. Впрочем, есть предположение, что это лицо самого Микеланджело, словно художник хотел опосредованным способом, с помощью Варфоломея, попасть в рай, не будучи мучеником. — Он указал на место, которое уже рассматривала Клара. — Как Варфоломей, несущий свою кожу, убийца забирал кровь и внутренности жертв с собой.

Он прошел в угол комнаты, к шкафу, на котором стояли докторская сумка и череп.

— Типичное жертвоприношение. Кровь и внутренности испокон веков приносились людьми в жертву богам. Некоторые органы, например печень, желудок и прежде всего сердце, имели особое значение. С помощью крови ритуально убитого, сожженной на алтаре, можно было вызывать пропащие души.

— Убийца-оккультист? — спросила Клара. — Заклинатель духов, сатанист? — Она не была уверена, что все это подходит к расчетливому, хладнокровному убийце.

— Не обязательно, — ответил Фридрих, — но есть вероятность, что он совершает убийства для кого-то. Съемка убийства, прощание жертвы, кровь и внутренности, которые он забирает с собой… Может быть, для Бога, может, для Сатаны, а может, и для кого-нибудь другого.

Клара, краем уха слушая Фридриха, судорожно пыталась ухватить мысль, которая промелькнула в голове и исчезла.

— Но почему именно мне? — спросила она. — Почему я?

Фридрих снова подошел к столу и взял красную папку с делом.

— Я знаю вашу историю, — сказал он. — Я знаю, что случилось с вашей сестрой. И учитывая все то, что вы проделали за время работы в полиции… Убийство сестры педофилом нанесло вам значительную травму. — Он постучал пальцем по папке. — И вы все еще ощущаете вину за это, не так ли?

Клара почувствовала, как сердце забилось чаще, и сжала кулаки.

— Вы полагаете, что он тоже считает себя виноватым? От этого и жертвоприношения? Внутренности и кровь? Но в чем он себя винит?

— Возможно, это всего лишь домыслы, — ответил Фридрих. — К сожалению, у нас нет никакой информации об убийце, нет даже намека, откуда он появился и каково его прошлое. Но, возможно, он убивает женщин, забирает с собой кровь и внутренности по схожей причине. Ведь вы после гибели сестры решили выслеживать серийных убийц.

— Вы сравниваете меня с убийцей?! — возмущенно воскликнула Клара и встала. Ее руки вспотели и дрожали.

— Да, косвенно. — Фридрих расплылся в дружеской улыбке. Никто бы и не догадался, в какие темные глубины уже заглянули его глаза. — Он убивает женщин, чтобы загладить вину. Вы — убийц, чтобы загладить вину.

Клара скрестила руки на груди, словно хотела защититься от этого шокирующего высказывания.

— Вы считаете, что можно сравнивать меня и убийцу?

Фридрих пожал плечами.

— Не можно, а нужно.

Клара хотела в бешенстве выбежать из комнаты, как вдруг ухватилась за давно вертевшуюся в голове мысль. Внезапно она стала четкой и понятной.

— Жуки! — воскликнула она.

— Что? — озадаченно переспросил Фридрих.

Клара уже забыла о гневе.

— Вы сказали, что убийца хочет загладить вину — точно так же, как хочу это сделать я. И проблема в том, что у нас нет ни единой зацепки, кто этот убийца на самом деле. Так?

— Так, — кивнул Фридрих.

— И он приказывает жертве что-то говорить. — Клара ходила по комнате, отчаянно пытаясь не потерять мысль. — Он велел Жасмин сказать, что она не первая и не последняя. — Теперь она сверлила Фридриха взглядом. — Первая! Первая!

Казалось, он понял, что Клара хочет сказать.

— Вы считаете, что свою первую жертву…

— Именно. Скорее всего, он ее тоже мумифицировал. — Взгляд Клары беспокойно метался по кабинету. — Может быть, даже с помощью тех же самых жуков. Зависит от того, как давно совершено преступление.

Фридрих залпом допил чай и покачал головой.

— Вполне возможно, коллега! Как бы там ни было, у нас есть ниточка.

Клара продолжала:

— Судмедэксперты должны сразу же проанализировать биоматериал всех жуков. Если мы обнаружим в нем какую-то ДНК, кроме Жасмин Петерс и Якоба Кюртена, то этот след может привести нас к другим жертвам, а может, даже и к первой.

Фридрих наморщил лоб.

— Допустимо, однако вероятность ничтожна. Но если нет ничего другого, что вывело бы нас на первую жертву, то выбора не остается. — Он взял телефон. — А первая жертва важна. Первое убийство — это как первый секс. — Он набрал номер отдела судебной медицины. — Его никто не забывает. И любой убийца все время возвращается к месту первого преступления. Или к своему первому трупу.

Глава 5

Инго М. работал воспитателем в детском доме, ему было около тридцати, и он иногда распускал руки. У него было бочкообразное тело, костлявые конечности и большие, увесистые кисти рук, которыми он «охлаждал», как сам выражался, разбушевавшихся воспитанников.

Похоже, Владимир ему нравился, хотя явных причин для этого не было. Подросток не нарушал правила, правда, был молчаливым и замкнутым, так что иногда возникало чувство, что его вообще не существует.

— Не хочешь посмотреть фильм про ниндзя? — спросил его Инго.

— Почему бы и нет? — согласился Владимир.

Они сидели в комнате Инго, где были установлены мониторы камер наблюдения в коридорах, и смотрели фильм.

«Чтобы победить ночь, нужно стать частью ночи», — утверждал главный герой в образе ниндзя.

Сюжет фильма, действие которого происходит в 80-е годы в США, зацепил Владимира. Молодой сотрудник ФБР, элитное подразделение по борьбе с наркотиками, попал в сети мафии. Наркобароны уничтожили всю его семью, а потом схватили его самого и подсадили на наркотики. Он стал зависим от того, против чего боролся. Но герою удалось бежать. Он познакомился с Учителем, который подверг его безжалостному курсу лечения и сделал из него ниндзя. И ниндзя отомстил: убил всех членов наркобанды, а в конце сразился с тайным руководителем мафии и его телохранителями и победил их в страшном поединке. В итоге босс криминального мира лежал тяжело раненный на полу и умолял о смерти. Ниндзя вытащил меч и уже занес его, но когда в глазах наркобарона затеплилась надежда на избавление от боли, вогнал клинок в землю со словами: «Харакири могут делать не только самураи». И ушел, предоставив полумертвого мафиози его судьбе.

По окончании фильма Владимир дрожал от волнения. Он все еще видел перед собой одетого в черное ниндзя, видел, как тот убивает своих врагов и выходит победителем.

Но телевидение — это не реальность. Настоящая жизнь была здесь, в детском доме с зарешеченными окнами, в этой комнате, где мерцал монитор и стояла оранжево-красная пепельница.

Фильм увлек Владимира настолько, что подросток не заметил, как похотливо поглядывает на него Инго, придвигаясь все ближе и ближе.

Глава 6

Винтерфельд был возле окна с сигариллой в руке и, медитируя, выпускал дым в холодный, сырой осенний воздух. Озябшая Клара стояла рядом.

— Объясните-ка мне все еще раз, — сказал он. — Вы говорили со специалистами, и те сообщили, что эти жуки могут накапливать в себе ДНК?

— Все верно, — ответила Клара и глубже засунула руки в карманы. — Молекулы ДНК — это белковые структуры. При нормальном пищеварительном процессе они растворяются, и их распознать нельзя. Но есть исключения.

— Какие же? — спросил Винтерфельд, затягиваясь.

— Насекомые, особенно жуки, обладают экзоскелетом, который состоит из хитина. Как мне сообщил энтомолог, жуки используют углеродные структуры для образования хитиновой оболочки. А ДНК, как и почти все элементы органической химии, состоит из углеродных элементов. — Клара ненадолго задумалась, припоминая услышанную информацию. — Если в организме жука возникает потребность в молекулах углерода, чтобы укрепить хитиновую оболочку, то эти углеродные соединения до конца не перевариваются и откладываются. Если процесс переваривания зашел не слишком далеко, ДНК можно найти в экзоскелете.

— Это значит, что жуки — мобильные переносчики ДНК? — Винтерфельд, прищурившись, смотрел в окно, потом взглянул на Клару. — Даже если жуки давно мертвы?

— Правильно. — Порыв холодного ветра заставил Клару поежиться. — Хитиновые панцири, в которых есть соединения углерода, служат природными хранилищами. То же можно сказать и о доисторических насекомых, которые попали в древесную смолу, а теперь их находят в янтаре. — Она кивнула двум сотрудникам, пробегавшим по коридору третьего этажа.

— Жуки мертвы, жертва погибла, а ДНК все еще существует… — Винтерфельд помолчал. — Вы считаете, что убийце было об этом известно? — спросил он. — О том, как протекает метаболизм у жуков?

— Надеюсь, что нет, — возразила Клара.

— Все зависит от того, когда было совершено первое убийство. Может быть, те жуки уже давно погибли.

Клара кивнула.

— Это значит, что убийца мог случайно сохранить одного или нескольких мертвых жуков и по ошибке принести их в квартиру Жасмин Петерс вместе с живыми? — Он хмыкнул. — Звучит не очень-то правдоподобно, разве нет?

Клара пожала плечами.

— Но мы вряд ли продвинемся дальше, не использовав эту зацепку.

Винтерфельд провел рукой по волосам и взглянул на часы.

— Тогда нам придется озаботить наших друзей из института судебной медицины. Это значит, что им придется исследовать сотни жуков?

— Именно, — сказала Клара. — Поэтому мне и понадобилась ваша поддержка. Всем должно быть ясно, что за этим поручением стоит комиссия по расследованию убийств. Не хочу, чтобы судмедэксперты пожаловались на меня Белльману и я получила нагоняй.

— Вы? — Винтерфельд улыбнулся. — Если кто и получит нагоняй от Белльмана, так это буду я. И вы это точно знаете. — Он засмеялся. Иногда в нем угадывалось что-то мальчишеское.

Клара тоже улыбнулась

— Большому кораблю и большой шторм нипочем. Кому это знать, как не вам, уроженцу Гамбурга! К тому же вы еще и холодного осеннего ветра не замечаете. — Она кивнула на открытое окно.

— Хорошее сравнение. Синьора, в вас погиб дипломат.

— Так что? — спросила Клара. — Договорились?

— В худшем случае у нас будут несколько сотен мертвых жуков и пятьдесят часов работы сотрудников Моабита?

— В худшем случае, да, — кивнула Клара.

Винтерфельд вздохнул и швырнул окурок в окно. Клара задумалась: сколько же там, внизу, окурков и убирает ли их кто-нибудь?

— Итак, в атаку. — Винтерфельд в последний раз провел рукой по волосам.

— Слушаюсь, сэр.

Клара в шутку отдала честь и отправилась в свой кабинет, чтобы позвонить Фридриху.

* * *

Клара и доктор Мартин Фридрих стояли в отделении исследования насекомых в судебно-медицинском институте при Шарите. У стен рядами расположились стеклянные ящики с препарированными жуками, бабочками, личинками, многоножками и пауками. Фон Вайнштейн снял свои стильные очки и потер глаза, в которых снова читалась усталость.

— У нас три сотни мертвых жуков, которых криминалисты нашли в квартирах и телах Жасмин Петерс и Якоба Кюртена, — сказал он. В его голосе явно слышалась досада. — Кроме того, в двух террариумах содержатся еще пятьсот живых жуков. В одном — жуки из квартиры Жасмин Петерс, в другом — Якоба Кюртена. — Он демонстративно вздохнул, надел очки и поправил халат. — И вы хотите, чтобы мы препарировали мертвых жуков, а потом газом усыпили живых и сделали то же самое?

Клара кивнула.

— Святые небеса, это же почти тысяча вскрытий в миниатюре! Нам нужно будет вскрыть «тело», положить хитиновый панцирь под микроскоп, провести химический анализ, а потом сравнить ДНК, если мы их вообще определим.

— Именно так.

Клара взглянула на Фридриха, который кивнул в подтверждение ее слов.

— Тысяча жуков, а может, меньше — все зависит от того, как быстро мы найдем ДНК, не принадлежащие Жасмин Петерс и Якобу Кюртену.

— Это сумасбродство! — возразил фон Вайнштейн. — На это потребуется вечность. И даже если мы это осилим, нет гарантии, что мы сможем вычислить человека по ДНК. — Он указал на стеклянные ящики, возле которых они стояли. — Вероятно, вы слышали, что эти жуки питаются падалью. Может быть, они ели труп, который уже много лет как похоронен. Это сведет все наше расследование на нет.

— Не спорю, все это только догадки, — кивнула Клара. — Зависит от того, когда было совершено первое убийство. Возможно, мы говорим о жуке, которому уже несколько лет и который давно мертв. А если это было так давно, то крайне мала вероятность того, что этот дохлый жук оказался среди тех, которых мы обнаружили в квартирах Петерс и Кюртена. — Она взглянула на фон Вайнштейна. — Но есть ли у нас другой выход?

Фон Вайнштейн кивнул, хотя ему явно хотелось помотать головой.

— Нет. Но велик риск, что после таких временны́х затрат мы все равно останемся ни с чем.

— Мы должны пойти на риск. — Клара пожала плечами.

— Доктор фон Вайнштейн, — заявил Фридрих, — комиссия по расследованию убийств дает вам задание провести это исследование. И даже если этот случай не стал еще достоянием прессы, существует вероятность, что в следующий раз убийца попытается предать огласке новое преступление. — Он смерил доктора тем же «аналитическим» взглядом, каким недавно смотрел на Клару. — Будут проблемы, если пресса выяснит, что полиция, очевидно, не сделала все возможное, чтобы найти убийцу. Или нет?

Фон Вайнштейн снова потер глаза и положил очки в нагрудный карман.

— Конечно, вы правы, нам ничего другого не остается. Тем не менее это битва с ветряными мельницами.

— Кто сражается, может и проиграть, — ответила Клара, направилась к выходу и уже через плечо бросила: — Кто не сражается, тот уже проиграл.

Глава 7

Надвинулось нечто темное, настолько угрожающее и громадное, что заняло весь горизонт, — небо помрачнело.

И оно набросилось на Владимира. Внезапно. Из ничего.

Инго потребовал от мальчика мерзкие вещи. Ведь, по его словам, Владимир был обязан ему. В конце концов, Инго заботился о нем, смотрел с ним фильмы и защищал его от хулиганов в детском доме.

— За это ты мог бы относиться ко мне понежнее, — сказал он и расстегнул штаны.

Потом повалил Владимира на диван и перевернул его на живот. Мальчик чувствовал дыхание, пропитанное дымом сигарет и чили кон карне, когда Инго придвинулся к нему, ощущал его эрекцию. Что-то проникло в него, что-то совсем чужое. Словно оса, которая откладывает свои яйца через длинное жало в другое насекомое. И личинки осы будут потом питаться плотью своего хозяина.

Нечто подобное произошло и с Владимиром. Что-то поедало его изнутри, причиняло боль, уничтожало его. Всегда. Даже когда Инго не было рядом.

Владимир лежал на кровати и плакал. Боль неистовствовала внутри его. «Во мне есть нечто, что мне не принадлежит».

Он должен избавиться от этого, но как? Разрезать живот, вырвать зараженные внутренности, умереть и стать бесплотным духом, свободным от грязи и отвращения? Или в нем что-то сломалось, и этого уже никогда не починить? И это сделал с ним другой человек!

Он бы рассказал обо всем директору детского дома, но ведь такого не может, не должно быть!

Потом слезы иссякли.

Глава 8

Начинался вечер пятницы. Юлия сидела у компьютера и просматривала сообщения на сайте знакомств. Возможно, позже она прихватит с собой парочку знакомых и отправится на вечеринку, но до полуночи это бессмысленно. Телевизор служил ей фоном: показывали новое шоу «Shebay». Юлия слушала в пол-уха, как ведущий уже скрутил нескольких кандидаток в бараний рог, и время от времени поглядывала на экран.

Но вот бегущей строкой сообщили, что после шоу начнется финальный отбор вживую, и в голове Юлии промелькнула мысль: а не зарегистрироваться ли на проект «Shebay»?

Она читала сообщения от похотливых идиотов, которые способны были вставить в анкету фото Кристиана Бэйла как свое, полагая, что женщины настолько тупы, что могут на это купиться. Было даже несколько пенсионеров, которые надеялись на таких сайтах обрести вторую молодость и, покормив с дамой уток на пруду, после еще и поразвлечься.

Юлия несколько недель назад рассталась с парнем. Он рассказывал ей о своей «фирме» и о своем «бентли», вот только «бентли» никогда не оказывалось рядом, если Юлия хотела на него взглянуть. «Воздушное пространство не для всех, — тоном знатока утверждал он, — и неудачники должны ходить пешком». Себя парень видел, конечно, частью воздушного пространства, но в конце концов выяснилось, что и он вынужден ходить пешком, как все остальные. Его «фирма» оказалась мини-забегаловкой, за которой пристально следил надзор за качеством продуктов. В общем, полный идиот!

Юлия закрыла сайт знакомств и перешла на «Фейсбук». Несколько друзей висели онлайн, и она написала:


Моя кошечка пошла гулять. Надеюсь, она скоро вернется.


Двое друзей ответили:


Мяу!

Передай привет кошечке.


Эти двое были знакомы с Принцессой — трехлетней полосатой кошкой. Ночью она всегда спала у ног Юлии.

Девушка любила ее фотографировать и разместила несколько фотографий Принцессы на страничке «Фейсбука». Юлия знала цену своей любимице. А также знала, что зависит от парней гораздо больше, чем от кошек, хотя от них и стресса намного больше. Была только одна проблема: настоящие классные парни — при деньгах! — либо уже женаты, либо вращаются в клубах и тусовках, на которые ей не попасть.

Правильно ли она выбрала сайт знакомств «Dategate»? Скорее всего, нет. Но Юлия все равно часами висела на этом ресурсе. Она и сама не знала почему. Возможно, потому, что здесь она была как на сцене: перед ней преклонялись, но в реальной жизни ей не хотелось встречаться с этими парнями с глазу на глаз.

Она продолжала просматривать папку с входящими сообщениями. Четыре новых письма. Одно из них выделялось:


Я вижу кое-что в твоих глазах и спрашиваю себя, замечали ли это другие.


Юлия растерялась. Так с ней на сайте еще никто не разговаривал. Коротко и конкретно, как-то по-другому. Не сравнить с закомплексованным сумасшедшим из Шарлоттенбурга, который писал километровые письма:


Послушай, мы не должны себя принуждать. Я тоже не уверен, что ты правильно поняла мое письмо. Конечно, это должно нравиться и тебе, и мы можем потом это обсудить. Если ты не настаиваешь на этой роли, то все будет иначе. Я сделаю все, что захочешь. Может, мы встретимся, потому что тет-а-тет все проще и лучше, ты так не думаешь?

Хм, ты не отвечаешь. Я сделал что-то не так? Я завел слишком откровенный разговор? Но я же писал тебе, что все можно обсудить. Кстати, ты получила мое фото? Ты не написала, понравилось оно тебе или нет. Это фотография с анкеты, другой у меня пока нет, но я надеюсь…


Юлия покачала головой. «И я надеюсь, что ты не окончательно свихнулся, целыми днями сочиняя такие письма», — подумала она и отправила письмо поклонника в корзину.

Письма от зануды из Марцана были не лучше:


Эй, у тебя, кажется, классные сиськи. Не хошь перепихнуться сегодня вечером? Вот мой номер.


И потом еще одно:


Привет, я Ронни. Буду проежжать мима. Можим развлечся в машине. Идет?


Юлия скорчила гримасу. «Поезжай сначала на курсы языка, похотливый придурок», — подумала она, отправив и это письмо в корзину. Письмо, в котором сразу бросалось в глаза повторяющееся слово «трахаться», она вообще не стала читать. Она взглянула на дверь, подождала, надеясь услышать знакомое царапанье и мяуканье, но было тихо.

Юлия снова переключилась на почту.

Глава 9

Альберт Торино бросил в рот таблетку провигила, разжевал и, давясь, проглотил. Потом заглянул в студию, которую ему гордо показал Йохен.

— У Андрии есть время? — первым делом спросил Торино.

— Она уже там, — ответил Йохен. — отказалась от выходных в Лондоне. Остальных я тоже настроил как следует. Толстуха с Тигровой уткой отказались, но это небольшая потеря. Все остальные здесь, как мы и хотели.

— Супер! — Торино потер руки и проглотил остатки стимулирующей таблетки.

— Итак, — начал Йохен, — техники, IT-спецы и прочие уже готовы. У тебя — тридцать процентов от общей суммы голосов, у людей за домашними компьютерами — сорок процентов. Они должны висеть онлайн, зарегистрироваться и заплатить десять евро с кредитки. — Он усмехнулся. — Проект принесет кучу денег. Сейчас у нас пятнадцать тысяч зрителей, и мы надеемся, что сегодня вечером их станет семьдесят.

— Искусство — это не товар, который покупают за наличные, — возразил Торино.

— Перейдем к делу, — сказал Йохен, затягивая шнурки на капюшоне черной кофты. — Мы сделаем нечто вроде проверки с возможным штрафом. «Ад и Рай», как назвали это парни с частного канала. Но все по порядку. — Он указал на возвышение в торце студии. — Вот там, — сказал он, — лестница для принятия решения. Девчонки должны пройтись туда, виляя задом, ответить на вопросы и дождаться голосования.

— То, о чем ты только что говорил? — переспросил Торино. — Тридцать, тридцать и сорок процентов?

— Точно, — кивнул Йохен. — Пойдем.

Оба подошли к лестнице. Возвышение находилось над большим круглым бассейном, который сейчас завесили.

— Что там внизу? — спросил Торино.

— Не гони лошадей, — ответил Йохен, и от предвкушения его лукавые глаза выкатились из орбит еще больше. — Вот здесь, — он остановился и вытянул руку, — здесь два отпечатка ног. Эти курицы должны становиться сюда, когда принимается решение. — Он выдержал паузу, чтобы придать значение своим словам, и снова потянул за шнурки капюшона. — Если мы говорим «да», сверху опускается трапеция с прозрачными канатами и ангельскими крыльями. Цыпочки должны на нее сесть, и она унесет их, так сказать, на вершину «Shebay»-Олимпа. — Йохен махнул техникам. — Можете показать эту штуку? Спасибо!

С тихим жужжанием под звуки героической мелодии спустилась трапеция с ангельскими крыльями.

— Мило, — прокомментировал Торино. — С техникой безопасности все в порядке?

— Уже продумали, — ответил Йохен, — тут всего три метра. Но кто много будет знать, скоро состарится, поэтому мы не особо рассказываем об этом.

Торино взглянул под потолок студии, куда снова уплыла трапеция.

— А теперь перейдем к самому интересному, — продолжил Йохен, — ведь есть еще и «нет». Для тех, кому не повезет. — Он сделал шаг в сторону. — Если претендентка заработала «да», она поднимается на «ангельской» трапеции в «небо» студии, как ты только что видел. Если «нет», — Йохен понизил голос, — в полу открывается люк, и девочка летит вниз, в бассейн. — Он снова махнул техникам. — Включите свет и музыку!

Послышались дьявольски драматические ноты, словно король-чародей выступал с войском тьмы из Минас-Моргула. Торино взглянул вниз и увидел подсвеченную красным трясину.

— Болото глубиной всего два метра и абсолютно безопасно, никто ничего не сломает, — сказал Йохен. — Вот почему подиум возвышается на три метра над студийным полом. В конце концов, девочки все сами смогут увидеть. Потом мы, конечно, снимем занавес с бассейна. — Он указал вниз. — Чтобы через стекло было видно, как телки будут выгребать из грязи.

— Это будет бомба, — сказал Торино и похлопал Йохена по плечу. — И это все за полтора дня. Хорошая работа. Когда начинаем?

— Через два часа, — ответил Йохен. — И у нас еще много дел.

Глава 10

Директор детского дома выслушал историю Владимира, но не придал ей значения. Давно известно, что дети часто жалуются, в том числе и на сексуальные домогательства со стороны воспитателей. В общем-то, директору было все равно, но остатки совести его все же мучили: можно ли на такое закрывать глаза?

Он знал Инго М., лично брал его на работу, потому что тот как воспитатель мог действовать решительно. Директор также. К сожалению, Инго, очевидно, нравилось бить детей. Вот это директору претило.

Но всегда нужно делать скидки. Когда детским домом управляла тетушка, душа-человек, Инго едва ли мог получить здесь работу. Дама слыла поклонницей «толерантной педагогики». Зато теперь в детском доме царили спокойствие и порядок, а раньше была сплошная анархия.

Но вдруг, чего доброго, история, которую рассказал бледный, испуганный мальчик, действительно правдива? Директор решил поговорить с воспитателем, но, конечно, ссориться с ним он не собирался.

Это предвещало бумажную волокиту, ведь Инго М. наверняка привлечет тяжелую артиллерию: адвокатов, суд по трудовым спорам — все по полной программе.

Чего доброго, на это место придет какой-нибудь слюнтяй, который не будет обладать твердым характером, чтобы в нужный момент взять все в свои руки, как это делал Инго М. Это не отвечало предписаниям, но было совершенно необходимо, ведь в бассейне с акулами уговоры не помогут. И язык силы — единственное, что хорошо понимало это никчемное отродье. Большинство из них все равно станут криминальным элементом. Лучше бы их вообще не существовало. Но тогда должность директора была бы не нужна, а это тоже нехорошо.

* * *

Владимир вышел из кабинета директора.

— Я поговорю с воспитателем, — сказал тот напоследок. — Если ты плохо себя чувствуешь, сходи в медпункт.

Директор поговорит с Инго. Но поможет ли это? Оставит ли Инго его в покое? Обладает ли директор достаточной властью?

Что-то внутри подсказывало: это не поможет.

Что-то внутри подсказывало: все будет иначе.

«Ниндзя?»

Мысль появилась медленно, из ниоткуда и постепенно обрела форму. Черный, сильный, злой. Что-то внутри его решило сделать нечто большее.

Он должен убить Инго.

* * *

— Нравится тебе это, чертов мелкий х. сос?

Удар пришелся Владимиру в лицо. Во рту появился привкус крови. Он смешался со вкусом куриного фрикасе, которое подавали на ужин в тот вечер.

Инго сидел верхом на мальчике, коленями прижимая его руки к бетонному полу. Они были внизу, в прачечной, где в тот день, в субботу, никто не работал.

— Ты побежал к директору, чтобы облить меня грязью? И это твоя благодарность за то, что я тебе помог, маленький сукин сын? Это за то, что мы вместе смотрели фильмы?

Еще один удар. Страшный хруст и пронизывающая боль. Рот наполнился кровью. Нос Владимира был сломан.

Инго М. чувствовал себя уверенно. В случае чего он мог сказать, что Владимир просто подрался с другим мальчишкой. Второго он тоже избил бы заранее, чтобы тот выглядел, как после настоящей драки.

Сквозь пелену слез Владимир видел одутловатое лицо Инго, искаженное бешенством.

Насилие порождает насилие. Мы передаем дальше то, что получаем сами.

— Если выкинешь такое еще раз, будет по-настоящему худо, — сказал Инго, наклонившись вперед, и в лицо мальчику пахнуло зловонное дыхание мучителя. — Тогда все, что происходит сейчас, покажется тебе раем.

Он разжал зубы Владимира и запустил туда клейкий шлейф из слюны и мокроты.

— Это тебе, — сказал он, — мой маленький подарок.

Насилие заразно.

Владимира затошнило, когда во рту оказалась мокрота. Ее гнилостный вкус смешался с куриным фрикасе и кровью. А рука, которая зажимала ему рот, доставляла адскую боль.

И что-то проснулось во Владимире. Что-то большое, черное, неконтролируемое. Ниндзя? Что-то внутри его, что-то для него.

Голова Владимира резко дернулась вверх и ударила мучителя в нос. Инго отпрянул и взвыл от боли, но потом снова обрел контроль над собой и взглянул на Владимира с ненавистью и удивлением. Кровь капала с его губ. Он был так ошарашен, что даже убрал руку со рта мальчика.

Владимир выплюнул мокроту. Он страшился реакции, которая наверняка последует за этим, боялся ударов, боялся боли. Но внутри его было нечто более сильное.

Черное, большое.

Иное.

Чужое.

Злое.

— Я тебя прибью, ты, несчастный маленький гомик! — взревел Инго, замахиваясь.

Владимир равнодушно посмотрел на него.

— Нельзя убить то, что уже умерло.

Мгновение Инго колебался, но мальчик все же получил удар по разбитому носу. Он вскрикнул от боли, когда сместились хрящи. Перед глазами заплясали звезды.

Инго отер кровь с лица и злобно взглянул на свою жертву.

— Для тебя было бы лучше, если бы мы вообще не встречались, — бросил он.

В полузабытьи, сквозь пелену слез и крови, Владимир взглянул в толстое лицо Инго, который сидел на нем сверху.

— Да, — ответил он. — Но для тебя это было бы еще лучше.

Последовал очередной удар, и Владимир потерял сознание.

Глава 11

Юлия еще раз взглянула на письмо, которое появилось в папке. Это электронное письмо отличалось от остальных.


Я вижу кое-что в твоих глазах и спрашиваю себя, замечали ли это другие.


Юлия всмотрелась на свои глаза на фотографии, размещенной на странице сайта знакомств. Потом посмотрела профиль отправителя: Томми, 32 года, блондин, спортивного телосложения, выглядит очень привлекательно. Рядом еще одно фото — в бассейне.

«Классная фигура, интересный тип. Будем надеяться, что эти фотографии его».

Она читала дальше. Знак зодиака: близнецы. Место рождения: Берлин, Пренцлауэр Берг. Профессия: предприниматель.

«Предприниматель, — подумала она. — Был у нас уже один такой. Его никогда не бывало дома, потому что он постоянно работает, но на самом деле оказался безработным. И все же дадим ему шанс».

Она напечатала ответ:


И что же ты видишь в моих глазах?


Прошло две минуты.


Я вижу странное спокойствие.


Юлии стало еще интереснее.


Что за спокойствие?


Теперь ответ пришел намного быстрее:


Словно ты что-то завершила, но знаешь, что оно еще не прошло. И я вижу силу, за которой скрывается слабость.


«Неужели этот тип меня знает? Может, и о романе знает?»

Юлия переключилась на «Фейсбук» и ввела в поиск некоего Томми из Пренцлауэр Берга.

Вскоре она нашла его. У них оказалось даже четыре общих знакомых, но друг друга в друзья они еще не добавили. Потом она нашла его и в сети «Xing». Там тоже было его фото: он стоял в черном костюме перед каким-то небоскребом.

Там значилось — «владелец». И чуть ниже фирма: «Corvinus Capital». Юлия щелкнула ниже на «Я ищу», как обычно на сайте «Xing».


Я ищу: деловых партнеров, корпоративных инвесторов, интересные проекты в области воспроизводимых источников энергии, биотехнологии.


Она удивленно приподняла брови. У этого парня мозги действительно варят!

Ей стало интересно, о какой же слабости он говорил. Она напечатала:


И какую слабость ты имеешь в виду?


В этот раз ответ пришел минуту спустя:


Тебя когда-то обидели. Обидел человек, который был для тебя важен. Ведь что такое любовь? Любовью называют потерянную половинку себя в другом человеке, ее ищут, чтобы снова стать цельным. Ты пыталась. И все еще пытаешься. Я прав?


«Что это он про вторую половинку? Ну да, кто ж ее не ищет?» И она ответила:


Да. Рассказывай дальше.


Тут же последовал ответ:


Ты открыла этому человеку глубины души, самое сокровенное, а он ранил тебя.

С тех пор ты бережешь это, чтобы тебе никто не причинил боль. Это делает тебя сильной, но это же делает тебя неприступной. Ты так не считаешь?


Она напечатала:


Наверное, ты прав.


Прошло полминуты, и Юлия прочла:


Желаю, чтобы ты когда-нибудь нашла того, кому сможешь открыться полностью. Не только чтобы он тебя понимал, но чтобы вы были как одно целое. Только тогда ты сможешь обрести вторую половинку себя, которую ищешь. Это истинное счастье. Это любовь.


Этот человек действительно был другим. Он ни разу не попросил о свидании. И возбудил интерес Юлии к себе. Она написала:


Ты меня знаешь, хотя мы с тобой никогда не виделись.


Потом он:


Я каким-то образом чувствую это.


Потом она:


Может, поговорим по телефону?


И снова он:


Может быть. Вот мой номер.

Глава 12

Трансляция началась двадцать минут назад. Несколько кандидаток уже угодили в болото, две поднялись на Олимп. Альберт Торино пошел по рядам зрителей-мужчин, чтобы провести небольшой опрос.

— У тебя есть подруга? — спросил он прыщавого паренька с зачесанными назад волосами.

— Не-а, — ответил тот. — А зачем?

— Почему бы и нет? — Торино был несколько обескуражен ответом.

— Всякие небылицы я и сам мастер рассказывать, — ответил прыщавый. — А если мне нужна женщина, я иду в бордель.

Торино приподнял брови.

— Ага, ты настоящий прагматик. — Он с надеждой взглянул на зализанного прыщавого паренька. — Может, наш прагматик сегодня вечером вообще не хочет платить. Что ты думаешь о той, что на подиуме?

Торино повернулся к сцене, где новая кандидатка с нетерпением ждала ведущего. Грудь у нее была довольно большой, а платье настолько тесным, так что в любой момент могло треснуть.

— Не мой тип, — ответил прыщавый, помотав головой, — жирная и уродливая.

— Мисс Голодовка ее, конечно, не назовешь, — ответил Торино и, поглядывая в свои карточки, направился к сцене. — Тебя зовут Сьюзи, так?

Девушка кивнула и крикнула прыщавому:

— И я не жирная, ты, прыщавая морда!

Парень тоже что-то крикнул в ответ, но микрофон уже выключили.

— Спокойно, Сьюзи! — успокаивающе произнес Торино. — Как дела у близнецов?

— Каких близнецов? — растерянно переспросила девушка, но заметила, куда смотрит Торино, и поняла, что тот имеет в виду. — А-а… — Она неуверенно улыбнулась. — Они обычно нравятся парням.

— Ну, кроме нашего бордельного друга там, в первом ряду, — хмыкнул Торино. — Но платье… — Он внимательно осмотрел ее с таким видом, словно готов был в любую секунду броситься в укрытие. — Или это манжета для измерения кровяного давления?

Раздался громкий хохот. Теперь наступила очередь зрителей задавать вопросы. Прежде чем Сьюзи успела ответить, Торино прошел с микрофоном дальше по ряду, в котором стоял прыщавый, продолжая блеять какие-то непристойности. Торино остановился около паренька с черными, коротко стриженными волосами.

— Как тебя зовут и откуда ты?

— Я Ронни. Ронни из Бранденбурга, — осклабился тот.

— Как тебе Сьюзи?

— Хороша. Особенно сверху. Неплохо было бы с ней по…

Йохен махнул с режиссерского пульта, и раздался короткий пронзительный писк.

«Ага, цензура, — подумал Торино. — Прозвучало слово, которое нужно убрать из прямого эфира, чтобы нас не вытурили из вечерней программы. Хорошо, если мы вещаем с небольшой задержкой».

— Ты, ублюдок! — крикнула Сьюзи со сцены. Она хорошо расслышала слово, несмотря на пиканье. — Я сама решаю, кто и что со мной делает.

— Прочитай условия шоу, потаскуха! — закричал в ответ Ронни. — Ты принадлежишь мне!

— Попридержите коней, — вмешался Торино. — А тебе, прежде чем ее подолбить, придется выиграть. И тебе тоже.

— Как это? Она принадлежит мне, — заупрямился Ронни и выкрикнул в сторону Сьюзи: — Когда я закончу с тобой, у тебя будет походка, как у Джона Уэйна!

Он вышел вперед и запрыгал вдоль трибуны с широко расставленными ногами.

Торино сделал удивленное лицо.

— Никогда бы не подумал, что такой, как ты, знает Джона Уэйна.

Ронни хотел еще что-то сказать, но микрофон уже выключили.

— Да или нет? — крикнул Торино зрителям.

Большинство голосовало «да». Торино тоже.

— Повезло тебе, мисс Сосиска, — сказал он Сьюзи. — Только в следующий раз надень что-нибудь другое. Я не знаю, сможем ли мы защитить зрителей в студии от разлетающихся обрывков твоего лопнувшего наряда.

— Все вы идиоты!

Поднимаясь на трапеции с ангельскими крыльями, Сьюзи скорчила гримасу — то ли от злости, то ли от радости, что прошла в следующий тур.

Следующая кандидатка — Соня, блондинка, элегантная и утонченная. Толстый парень из Лихтенберга в джемпере с капюшоном, который называл себя Волле и весил около ста двадцати килограммов, дал понять, что Соня — женщина его мечты и что он после выигранной ночи готов на ней жениться.

— Я просто влюбился, — сказал Волле.

— Ты не влюбился, — ответил Торино, — ты просто спятил. К тому же ты жирный.

Торино заметил, что когда от него на орехи получали и зрители в студии, выходило тоже неплохо. «В конце концов, — подумал он, — эти лузеры так друг друга ненавидят, что дьявольски радуются, когда одному из них достается». Римские гладиаторы тоже швыряли свои короткие мечи в зрительские ряды, и иногда одному из зевак приходилось сыграть в ящик. «Почему нет? Толпа хочет этого. Они это заслужили».

— Но я влюбился в Соню! — кричал Волле. — Это не на одну ночь. Это серьезно!

Торино кивнул.

— Если со своими ста двадцатью килограммами ты захотел запрыгнуть на девочку, это наверняка должно быть что-то серьезное.

Волле хотел еще что-то сказать, но микрофона уже не было.

— Нет! — крикнул Торино и опустил большой палец вниз, как цезарь Нерон, хотя бы для того, чтобы досадить Волле.

«Нет», — проголосовали пользователи Интернета, и под Соней открылся люк. Визжа, она свалилась в болото.

Глава 13

Юлия набрала номер Томми и почувствовала, как ее сердце забилось чаще.

— Алло, Томми слушает, — раздался голос в трубке. — Я сейчас в машине, так что не удивляйся, тут сильное движение.

Спокойный голос, низкий, звучный и довольно приятный. Большинство парней обычно были чересчур взволнованы, говорили быстро и на повышенных тонах, хотели в одном предложении за три секунды описать все свои достоинства, да к тому же еще за что-то извиниться: «Эй, извини, я опоздал на четыре минуты, в метро ехал, а там связь не ловит, а потом окна были разрисованы в вагоне, и я проехал станцию, пришлось возвращаться обратно, поэтому и задержался».

Тут все намного короче: «Томми слушает». Коротко и ясно.

А потом еще фраза насчет машины. Он в пути. Может, едет по делам?

— Привет, Томми, это Юлия. — Она задумалась, как дальше по-умному построить беседу, но в голову ничего не пришло, и она спросила: — Все в порядке?

— Я был прав, — произнес он. — В твоем голосе слышатся нотки, которые делают тебя такой привлекательной.

Это Юлии понравилось, и она решила говорить только самое необходимое и побольше слушать.

— Какие нотки?

— Ты многогранна, умна и необычна. Ты душевна и, если завоевать твое доверие, будешь одной из самых чудесных женщин на свете. Ты волнующая. Женщина для любования и желания. — Он помолчал. — И все это — в твоем голосе.

— Ты милый, — ответила Юлия. — Когда мы увидимся?

— Скорее всего, в конце следующей недели. Раньше у меня никак не получится.

— Тогда, может, еще созвонимся?

— Конечно. К сожалению, мне нужно отключиться, звонок по параллельной линии.

— Всегда в разъездах? — спросила она.

— В данный момент. Небольшая напряженка. Много сделок одновременно. На следующей неделе будет спокойнее, и тогда я тебе расскажу об этом, если захочешь.

— О да, — ответила Юлия, — было бы мило с твоей стороны. Рада буду тебя увидеть.

— Договорились.

Она положила трубку, еще раз взглянула на фото из сайта знакомств и в сети «Xing».

И улыбнулась.

* * *

Он тоже положил трубку. Улыбка, которую он «надевал», чтобы голос казался теплее, моментально исчезла. В момент, когда он нажал кнопку «Отбой» и закончил разговор, уголки его рта опустились, словно к ним были привязаны грузики.

Его лицо за стеклами очков в оправе из нержавеющей стали снова превратилось в железную, непроницаемую маску, которая все скрывала и из-под которой ничего не показывалось. Фары его машины разрезали пропитанную дождем темноту.

Глава 14

Смеркалось. Небо было серым, как заставка монитора, за которым Клара писала отчет по следственным мероприятиям, когда зазвонил телефон. До этого по мобильному она переговорила с Белльманом, начальником УУП Берлина, который был на заседании в Висбадене: он передал ей благодарность по делу Оборотня и перешел к актуальным случаям.

— Как такое может быть, что тело лежало в квартире шесть месяцев и никто ничего не заметил? — спросил он.

— Сегодня большинство людей общаются через Интернет. Это значит: кто живет онлайн, тот живет и в реале, даже когда человек давно мертв, — ответила Клара.

Белльман выдохнул и замолчал на несколько секунд.

— В какое больное, сумасшедшее время мы живем! — пробормотал он, словно не желая слушать дальше, что было редкостью.

— В очень сумасшедшее время, — согласилась Клара.

— Поймайте этого умалишенного, — сказал на прощание Белльман. — Именно в реале.

И вот теперь снова звонил телефон.

— Видалис слушает.

— Это Вайнштейн. Есть новости.


Клара взяла ручку и придвинула к себе лист бумаги.

— Я слушаю.

— Мы исследовали примерно тридцать жуков и почти во всех обнаружили ДНК Жасмин Петерс и Якоба Кюртена либо не обнаружили ничего.

— Почти во всех? Что это значит? — нетерпеливо переспросила Клара, досадуя на экивоки Вайнштейна.

— В одном жуке мы обнаружили ДНК неизвестного нам человека. Возможно, что этот жук был уже давно мертв, поэтому есть вероятность, что эта ДНК намного старше, но чтобы это установить, придется проверить процесс разложения в хитиновом панцире.

— Метод радиоуглеродного анализа? — спросила Клара.

— Метод радиоуглеродного анализа в этом случае даст крайне неточные результаты, его используют при возрасте от трехсот лет. Здесь нужен биохимический анализ.

Клара вздохнула: «Первая жертва? Номер один? Неужели все так просто?»

— И тогда мы сможем идентифицировать ДНК?

— Зависит от того, как давно она там, — ответил фон Вайнштейн. — Мы могли бы потрясти больницы, как в случае с Кюртеном, только на этот раз придется подойти к работе более плотно. И сейчас мы уже не сможем рассчитывать на новый банк ДНК, ведь его организовали всего пару месяцев назад.

— И что это значит? — спросила Клара.

— В клиниках сохраняют образец ДНК во время донорской сдачи крови или анализа. Нам все это предстоит проверить.

— Сколько времени для этого потребуется?

— Все зависит от того, насколько полны банки ДНК и насколько стар образец, — ответил доктор. — При определенных обстоятельствах на это могут уйти недели. И мы должны хорошо подумать, стоит ли это таких затрат, оправданы ли они. Чем дальше это было в прошлом, тем больше стог, в которой предстоит искать иголку.

— Ну хорошо, — разочарованно сказала Клара. — Но у нас есть хоть что-то. Большое спасибо. Вы отправите нам отчеты?

— Они уже в пути, — ответил фон Вайнштейн.

Глава 15

Одна часть мира Владимира рухнула, когда погибли родители. Тогда ему было десять.

Вторая часть развалилась, когда его осквернил Инго М. Тогда ему было двенадцать.

Третья часть погибла, когда пропала его сестра Элизабет — единственный человек, который у него оставался и которому он мог полностью доверять. Тогда ему было тринадцать.

Элизабет исчезла, потому что с ней случилось то, что случается со всеми девочками в пятнадцать-шестнадцать лет. Потому что у нее появился парень, ее первый парень.

Его звали Тобиас. Он был светловолосым, как Владимир, и примерно такого же роста. Лиза, как сейчас называли Элизабет, встречалась с Тобиасом, ходила с ним по двору детского дома и гуляла в окрестных лесах.

«Что они там делают?»

Владимир догадывался. И боялся этого.

Потому что из-за Тобиаса он потерял бы не только сестру.

Могло быть еще хуже. Этот Тобиас мог делать такие же грязные вещи с его сестрой, какие с ним, Владимиром, делал Инго. Он мог вставлять в нее свою штуку, овладевать ею, осквернять ее, уничтожать.

Так дальше нельзя.

Владимир попытался призвать сестру к ответу, но она и слышать об этом не хотела.

— Влад, прекрати, не устраивай сцен! — ответила она. — Что с тобой случилось?

— То, что ты делаешь, — неправильно!

— О чем ты говоришь? Ты бредишь? Рано или поздно вырастаешь из возраста, когда девочки считают мальчишек глупыми, и наоборот.

— Это нехорошо, что ты с ним.

— Ты превратился в святошу? Это обычное дело.

— Но я твой брат!

— А Тобиас мой парень. И ты не мой муж! Повзрослей же наконец!

Разговоры не помогли. Он должен был решить проблему каким-то другим образом.

Ниндзя?

* * *

Владимиру была знакома прачечная еще по последней встрече с Инго. И он знал, что кухня и холодильники находятся рядом. Где-то была и мастерская, в которой лежал большой молоток. Кроме того, Владимир знал, что Тобиас частенько тайком спускается сюда покурить.

«Он вставит свою штуку в мою сестру, как одна из ос, чтобы отложить яйца. И это все изменит. Если она не может дать отпор, этому должен помешать я».

Снова и снова в его жизни случались ужасные вещи.

Ствол дерева — в машине.

Инго — в нем.

И теперь Тобиас — в его сестре?

Нет!

Тобиас уже потушил сигарету и смыл ее в ближайшем унитазе, когда услышал сзади чье-то тихое дыхание и приглушенные шаги. Он еще успел обернуться и краем глаза заметил: что-то движется на него, пластичное, быстрое, похожее на тень.

Страшная боль пронзила тело.

Потом была только слабость.

Вечная слабость.

* * *

Владимир обернул тело Тобиаса черным полиэтиленом и положил в самый низ одного из холодильников.

В мастерской он украл пилу и теперь каждую ночь тайком спускался вниз, чтобы отпиливать кусочки промерзшего тела и смывать их в унитаз. Унитазов было несколько, и каждый кусок отправлялся в очередной унитаз. И все же Владимир был очень удивлен, как много времени это заняло, сколько массы в человеческом теле, как тяжело распиливать промерзшие кости и мясо. Но холод делал свое дело. Не оставалось ни крови, ни следов.

«Кто захочет делать грязные вещи с моей сестрой, — думал Владимир, — у того кровь замерзнет в венах».

Никакой крови, никакого тела, никакого преступления.

Куски трупа оттают только в канализации.

Но к тому времени они будут уже далеко отсюда.

И он, Владимир, тоже.

Глава 16

Прибыл отчет судмедэкспертов. ДНК, которую обнаружили в давно умершем жуке, принадлежала женщине, но первые анализы не дали никаких результатов.

— Значит, это нам никак не поможет продвинуться дальше? — разочарованно спросила Клара.

— Как видите, синьора, — сказал Винтерфельд. — Но идея с жуками все же принесла некоторые плоды. Хотя мы, к сожалению, даже не знаем, принадлежит ли ДНК человеку из поля деятельности нашего убийцы. Что предложите теперь?

Клара пожевала кончик карандаша.

— Боюсь, нам придется предпринять большой обход, — ответила она.

Они были в кабинете Винтерфельда. Германн и Фридрих тоже сидели за столом для совещаний и слушали доклад Клары.

— Это значит, что нам придется обойти все больницы сначала в окрестностях, а потом и за Берлином в надежде, что образец именно этой ДНК где-то сохранился.

Винтерфельд провел рукой по волосам, словно ему постепенно стало ясно, какой бездонной бочкой может оказаться это дело.

— Как долго хранится ДНК в больницах? — спросил он.

— Тридцать лет, — сказала Клара.

— И все это, конечно, не в электронном варианте, — заметил Винтерфельд, — и результаты нельзя будет сравнить одним нажатием кнопки. Придется внимательно просматривать какие-нибудь пыльные папки, разве не так?

— Вероятно. — Клара полистала копию отчета отдела судебной медицины. — Конечно, есть предложение Управления уголовной полиции Германии и Министерства здравоохранения свести эти данные, создать нечто наподобие архива CODIS ФБР. Благодаря этому банку мы идентифицировали ДНК Кюртена. Но тут так легко не будет. Здесь все аналоговое вместо цифрового.

— Прекрасно, — проворчал Винтерфельд. — Убийца — один из лучших IT-специалистов, с которыми мы когда-либо сталкивались, а мы в УУП должны копаться в пожелтевших бумажках.

— Так было всегда, — бросил Германн.

— Если я захочу что-то от тебя услышать, то скажу об этом, — буркнул Винтерфельд.

Он когда-то забрал Германна из Гамбурга, и на первый взгляд между ними не было ничего общего, но при этом их было водой не разлить. И сейчас Германн был, конечно, прав.

— Давайте серьезно, — нахмурился Винтерфельд и взглянул на Клару. — У нас есть ДНК, которая, возможно, нигде не хранится в цифровом виде, и никаких зацепок?

— Боюсь, что именно так, — ответила она. — У нас нет круга подозреваемых, из которого мы могли бы вычленить определенные личности или какие-нибудь совпадения… Например, что все они ездят на черном «Фольксваген-Гольф». Были бы совпадения, у нас был бы ограниченный круг подозреваемых, и на основе этого мы могли бы взять анализ слюны.

— Хорошо, — сказал Винтерфельд. — Посмотрим, что мы сможем накопать в берлинских клиниках по официальным каналам, но проводить поиски в масштабах всей страны, пока нет конкретных улик, бессмысленно. — Он взглянул на Клару. — Вы же знаете, я не бюрократ, но шансы ничтожно малы, и если мы будем этим заниматься, то на это уйдут месяцы.

— Значит, только клиники Берлина? — переспросила Клара.

— Да, — ответил Винтерфельд. — Идея была хорошая, но если возраст ДНК — несколько лет, сомневаюсь, что мы что-нибудь найдем.

Клара была разочарована, но, в конечном счете, он прав. В ДНК миллионы возможных структур генов, и все это еще и без цифрового порядка? Шансов было меньше, чем выиграть в лотерею. Оставалась надежда, что убийство, если оно действительно произошло, случилось не так давно.

Винтерфельд отложил отчет судмедэкспертов и продолжил:

— В Интернете вы тоже работаете, да?

— Усиленно, — кивнула Клара.

— Хорошо. Что-то еще?

— Я думала над мотивацией убийцы, — сказала Клара. — О его стремлении рассказать о своем поступке.

— И к каким результатам вы пришли? — спросил Винтерфельд.

Германн тоже заинтересованно наклонился вперед.

— Где-то могут быть еще ролики с демонстрацией убийств. Может быть, не только на компакт-диске, который мы получили, — она глянула на Фридриха, — но и в более широком пространстве.

— В Интернете? — спросил Винтерфельд.

— Да. Этот парень — большой любитель кино и, похоже, отлично владеет компьютерной техникой. В случае с Жасмин Петерс он определил, что ее фотографии сделаны в Фуэртевентура, причем ему пришлось сравнивать в Интернете эту картинку с тысячами других пляжных пейзажей.

— Да, он не глуп, — подтвердил Германн.

Клара продолжала:

— Не удивлюсь, если он разместил в сети еще что-то, о чем мы ничего не знаем. Если мы удачно решим эту логическую задачку, то не только сможем выйти на его след, но, вероятно, сумеем предотвратить следующее преступление. — Она обратилась к Германну: — Ваши исследования уже принесли какие-нибудь результаты?

— Мы прочесали популярные порталы с направленностью садо-мазо, чаты, сайты знакомств, традиционные и экзотические, также видеоплатформы по различным поисковым признакам.

— И что?

— Пока ничего.

Фридрих подключился к разговору.

— До этих пор наш парень отправил два сообщения. Оба адресованы Кларе Видалис.

«Большое спасибо, что напомнил», — подумала Клара.

— Похоже, ему ближе личный диалог, чем своего рода… — Фридрих попытался подыскать слово, — назовем это «исповедь толпе».

Винтерфельд пролистал отчет.

— Все возможно. Теперь нужны зацепки, а на данный момент у нас ничего нет. Этот тип называет себя Безымянным, таков он и есть. Может, Клара и права. Если он путешествует по сети, то, возможно, где-то объявится, похвастается своими деяниями на каком-нибудь форуме или где-нибудь еще допустит прокол. — Он отложил бумаги. — Как тот мясник, которого вы недавно прищучили, выставивший убийства на своей странице в «Фейсбуке».

— Вы имеете в виду идиота из Боденфельде, который сразу после убийства хвастался этим своим дружкам и делал это в основном со своего мобильного телефона, так что сыщики с помощью спутника тут же определили его местоположение? И где он теперь? — перебила Клара. — Боюсь, что наш убийца не так глуп. Он пишет сообщения только с профилей жертв и с их компьютеров. Он действительно Безымянный. — Клара взглянула на Германна. — Как обстоят дела с форумами и социальными сетями, которые не столь популярны? Которые несколько экзотичнее, чем «Dategate»?

— Как раз занимаюсь, — ответил Германн, — но ничего. Пока ничего. Мы запустили сигнализаторы по его типичной фразе в «Гугл» и на других поисковиках. «Я не первая, и я не последняя. Я уже мертва, но хаос продолжается». Также: «Безымянный», «Человек в толпе», «ночь», «смерть» и так далее. Но пока ничего стоящего. Проверили даже удаленную корреспонденцию.

— А если нам сделать еще один шаг? По другую сторону обычных поисковиков?

— Мы сделаем и это, но потребуется время, — ответил Германн.

— Почему?

— Есть сайты, которые не высвечивает ни один поисковик. Это все клубы педофилов, у них закрытые социальные сети, по которым распространяются фотографии, даже «Гугл» их не находит, потому что такие люди программируют сайты не традиционно. Их адреса очень длинные: чтобы записать их, потребуется чистый лист А4. Используют изувеченные версии гиперкода, например htp вместо http. — Германн сделал движение, будто хотел взять желейного медвежонка, вот только пакет с ними остался наверху, в его кабинете. Не найдя конфету, он продолжил: — «Гугл» сканирует прежде всего семантику и части текста на главных страницах сайтов. Сети педофилов заполняют главную страницу криптосимволами и цифрами, которые «Гугл» не может упорядочить ни в одном контексте, если такие сайты и появятся в поиске, то будут в самом конце списка числом в восемьсот тысяч. Именно этого такие люди и добиваются.

— У нас есть подобная информация? — спросила Клара.

— Парни могут тебе целый роман об этом написать. Есть целая вселенная сайтов с криптосимволами на главных страницах, которые работают с укороченным htp-протоколом. И что в них скрывается, покрыто мраком. — Он взглянул на Винтерфельда. — Вальтер, ты знаешь эту историю из Гамбурга. Эти уроды втроем насиловали шестимесячного младенца, а потом убили его. — Он осмотрел присутствующих, словно воспоминания все еще потрясали его.

— Все это правда.

Клара тоже слышала об этом случае. После того как Германн еще в Гамбурге увидел этот ролик, он беспробудно пил два года, но потом переборол себя. Теперь он был в завязке, но мог без последствий выпить пару банок пива. Нужно пройти через это горнило, чтобы стать лучше, сильнее, крепче и продолжать работать в полиции.

«Вещи, которые мы видим, — подумала Клара, — особенно в Интернете, на первый взгляд — просто камни в брусчатке познания. Но если эти камни перевернуть, на свет появится ужасный хаос из экскрементов и разложения, личинок, червей и пауков, которые с предательским проворством расползутся в разные стороны».

Странно, но в этом и заключалась работа Клары: переворачивать отвратительные камни снова и снова.

— Неужели наш убийца обитает в какой-нибудь социальной сети педофилов? — Клара взглянула на Фридриха.

Тот лишь покачал головой.

— Манера поведения совсем другая. Преступления сексуально мотивированы не в первую очередь, а жертвам было от двадцати пяти до тридцати лет. Совершенно иная целевая группа.

— Но он может использовать подобные социальные сети? — Клара хотела докопаться до истины.

Германн снова вмешался.

— Он может размещать свои темы закодированно, как это делают клубы педофилов.

— Но что это ему даст? — спросил Винтерфельд. — У него же нет сообщества или чего-то такого?

— А мы это знаем? — спросила Клара.

— Мы не знаем, — ответил Фридрих. — Но это не стыкуется с общей картиной. Более девяноста процентов серийных убийц работают самостоятельно. А это — экстремальный экземпляр волка-одиночки. — Он закусил дужку очков. — И он бинарно кодирован.

— Скажите на понятном языке, — распорядился Винтерфельд.

— Либо он делает это для себя и для нас, — Фридрих взглянул на Клару, — либо работает на широкую публику.

— Вы так считаете? — Винтерфельд поднялся и взял со стола сигариллу. — Белльман звонил мне полчаса назад. Он предупреждает, чтобы никто не проболтался об этом случае прессе и не чесал бездумно языком. Убийца из Интернета, без разбора убивающий женщин, и полиция, не имеющая ни малейшего понятия, кто это, — лучшей статьи для прессы не придумаешь. — Он переложил сигариллу из одной руки в другую. — «Онлайн-убийца» или что-то в этом роде. Не хватало нам еще такого заголовка! — Винтерфельд шумно вздохнул. — Если убийца что-то планирует или сообщает, мы первыми должны знать об этом.

Клара наклонила голову.

— При этом мы по-прежнему не знаем, по каким признакам он выбирает жертвы. Пока кажется, что он общается из УУП только со мной.

— В общем, да, — поддержал ее Германн, — но это не означает, что он не общается с кем-то еще.

— Общаться с другими людьми было бы слишком рискованно для его игры, — ответила Клара. — Когда-нибудь появится слабое место или он допустит ошибку. Сеть вокруг него затянется, если он слишком раскроется. Не подходит для такого осторожного типа.

— Совершенно верно, — поддакнул Фридрих. — Но не следует забывать, что есть, очевидно, вещи, которые могут мешать рациональному мышлению.

— Какие же? — спросила Клара.

— А если он сумасшедший? — Фридрих пожал плечами. — И не забывайте то, о чем я говорил вам сегодня утром, — о ритуале жертвоприношения и послании, которое за этим скрывается. Вы помните?

Клара немного разозлилась из-за нравоучений, которые Фридрих позволял себе читать ей в присутствии Винтерфельда, но такой уж у него был характер. Он не имел в виду ничего дурного.

Кроме того, она только сейчас поняла, о чем говорил Фридрих: он говорил утром о «педагогическом».

Убийца хотел научить чему-то мир или исправить какие-то недостатки, как Чарльз Мэнсон своей резней. Клара сама считала, что слово «педагогический» не очень подходит, и не знала, может ли быть «педагогичен» преступник, который убивает девушек и снимает это на видео. Но, может быть, это новое понятие в судебной экспертизе?

— Вы назвали это «педагогический пыл», — сказала она и взглянула на Фридриха. — Он видит в убийствах месть и критику общества, с помощью их он хочет что-то исправить. Или и то и другое.

— Именно так, — ответил Фридрих. — Поэтому он либо успокаивается, либо сам вращает все это большое колесо. — Он снова надел очки. — Теперь возникает вопрос, какой именно это педагог. Предпочитает ли он индивидуальные занятия или хочет проводить лекции в большой аудитории.

— То есть это значит, что мы либо ничего не узнаем, либо узнаем все сразу? — спросил Винтерфельд.

— Правильно, — ответила Клара вместо Фридриха. — Все зависит от того, какой вид сообщений он предпочитает: сделает ли он следующий шаг тихо и поделится этим только со мной, или достаточно громко, использовав медиапространство.

— И что это значит? — снова спросил Винтерфельд, хотя уже наверняка догадывался сам.

— Это значит, что во втором случае пресса все узнает, и Белльмана лучше подготовить к этому.

— Все время я, — проворчал Винтерфельд. — Если все проходит хорошо — это госпожа Видалис, если что-то плохо — виноват Винтерфельд. — Он прищурился и взглянул на Клару. — И мы снова ничего не можем сделать?

Клара пожала плечами и обратилась к Германну:

— Сканирование урезанных htp-сайтов социальных сетей педофилов займет много времени?

— Наверняка не так много, как ваш анализ ДНК. — Германн откинулся на спинку стула. — Но какое-то время потребуется.

— Все равно займитесь этим, — сказала Клара. — Мы можем надеяться лишь на его ошибку, которая даст нам преимущество. Надеяться, что мы где-нибудь его найдем, и это поможет предотвратить следующее убийство. Или что мы быстро распознаем ДНК. Может, после этого у нас будет информация о его прошлом.

— Будем надеяться, — сказал Винтерфельд и пошел с сигариллой к двери. — Уже почти вечер пятницы, и выходные под угрозой. Пойду покурю.

Глава 17

— Где он? — кричала Элизабет. — Он пропал. Ты наверняка в этом замешан! Ты же хотел от него избавиться! Да говори уже!

Владимир посмотрел на сестру, которая накинулась на него, словно фурия.

— Я не имею к этому отношения, — ответил он.

При этом он спрашивал себя, к чему, собственно, лгать сестре. Этот парень, Тобиас, должен был умереть, иначе нельзя. Так зачем притворяться?

Элизабет подошла к нему поближе.

— Влад, скажи честно, ты приложил к этому руку? Ты что-то сделал с Тобиасом? Ты его…

— Я не хочу тебя потерять.

Ее глаза наполнились слезами.

— Что значит «не хочу тебя потерять»? Это означает, что будет исчезать каждый, кто ко мне приблизится? — Ее голос звучал пронзительно. — Ты это сделал?

— Я тебя защитил.

— Меня защитил? — Голос ее сорвался. — Ты отнимаешь у меня людей, которых я люблю и которые меня любят, и называешь это защитой? — В ее глазах было разочарование и отвращение. — Я тебя ненавижу!

— Я думал, что сделаю хорошо для тебя, — попытался объяснить Владимир. — Я не хочу терять тебя из-за этого типа! — Его голос упал до шепота. — Скорее, я убью и тебя.

Элизабет помрачнела.

— Убьешь и меня? Так вот что ты натворил! — вскрикнула она. — Ты убил его! — закричала она еще громче. — Ты убил его! — Голос сорвался в скрежещущее, невыносимое крещендо. — Ты убил его!

— Не кричи.

Она зарыдала.

— Ты убил моего друга, а я не должна кричать? — Элизабет набросилась на брата с кулаками. — Ты убил его! Ты убил его!

Владимир должен был что-то сделать. Если она переполошит весь дом, его вызовут к директору и будут задавать вопросы.

Этого он допустить не мог.

— Ты мне больше не брат! — вскрикнула она. — Ты… Ты… — Ее лицо было залито слезами, в глазах — беспомощность и отвращение. — Ты монстр!

— Тогда убирайся отсюда! — крикнул он и грубо оттолкнул ее.

Элизабет потеряла равновесие, попыталась удержаться на ногах, беспомощно хватаясь руками за воздух, и упала. С отвратительным звуком ее голова ударилась о железную стойку кровати и, хрустнув, завалилась на сторону. Шея ее была странно вывернута.

Несколько секунд тело еще содрогалось в конвульсиях. Потом Элизабет замерла, уставившсь безжизненным взглядом в потолок.

— Нет! — закричал Владимир и обхватил сестру руками, но глаза ее оставались пустыми.

Неужели она умерла?!

— Не-е-ет! — закричал он снова, и ему показалось, что такой боли не бывает даже в самой бездне преисподней.

Что он натворил! Он убил единственного человека, которого любил!

Владимир из последних сил засунул тело под кровать и бросился в туалет, где его вырвало от отвращения к себе. Потом без чувств упал возле унитаза, в котором плавала его блевотина.

Глава 18

Юлия еще раз прошлась по страницам сайта знакомств «Dategate» и снова остановилась на анкете симпатичного парня, с которым только что разговаривала по телефону. Томми, который в действительности, судя по профилю в сети «Xing», был Томасом Цёльнером. Где он мог жить? Может быть, в роскошной многоуровневой квартире на Пренцлауэр Берг или в особняке в Целендорф?

В сети «Xing» домашний адрес не значился. А вместо адреса фирмы — только почтовый ящик. Ну, все равно. В любом случае, знакомство многообещающее.

Юлия мельком взглянула на экран телевизора, где все еще проходил кастинг на шоу «Shebay». Все кандидатки среднестатистические, кроме одной — по имени Андрия. Юлия вынуждена была признать, что девушка выглядела сногсшибательно. Она снова перевела взгляд с телевизора на монитор.

Щелчок. Открылась страница «Фейсбука».

Подруга спрашивала:


Твоя кошка уже вернулась?


Юлия ответила:


Нет. Все еще нет.


Снова подруга:


Кошки делают то, что хотят.


Юлия:


Они немного похожи на мужчин.


В этот момент она услышала, как кошка царапает дверь и мяукает, и, прежде чем впустить ее, быстренько напечатала:


А вот и она.

Глава 19

На первом этаже Клара наблюдала, как Фридрих вытащил из-под жужжащего кофейного аппарата чашку, попробовал и подозрительно уставился сквозь очки в роговой оправе на черное варево.

— Это вам не «Earl Grey», — подмигнула Клара, отпивая из своей чашки.

Фридрих тоже пригубил кофе и поморщился.

— Да, точно не «Earl Grey», — ответил он. — Но я слишком ленив, чтобы теперь еще и чай заваривать. Мне нужно что-нибудь, что бы меня взбодрило. — Он присел за маленький столик возле кофейного аппарата, там лежал номер «Берлинер курьер» и сводки УУП. — Вы же хотите узнать, как связан ритуал жертвоприношения с прошлым и с вами в частности, не так ли?

— Было бы неплохо.

— И это нас подводит к вопросу: каковы же, собственно, мотивы? — Фридрих приподнял брови.

— Это я бы тоже охотно узнала, — согласилась Клара, прижав чашку с кофе к животу и наслаждаясь теплом, распространявшимся по телу.

— Я в процессе составления психологического портрета преступника. Почти закончил. — Фридрих с чуть заметным отвращением сделал еще глоток. — Насколько это возможно, как вы понимаете, у нас ведь информации немного.

— Хорошо, давайте перейдем к делу, — ответила Клара, побаиваясь, что в мире перевелись люди, которые способны говорить коротко и ясно. Без всяких вступлений. Винтерфельду нужно было минут пять перекуривать «на улице», прежде чем ответить, фон Вайнштейн сначала проводил подготовительный семинар по медицине, Германн читал короткую лекцию по информатике, в который раз сообщая, что все это не так быстро ищется. Похоже, Фридрих тоже приобщился к этому августейшему обществу.

— Итак, какова же мотивация? — спросила Клара.

— Можно я задам встречный вопрос?

Клара мысленно закатила глаза: «Ну конечно, как всегда, нельзя ответить прямо!»

Фридрих внимательно смотрел на нее.

— Какое самое сильное чувство у человека? Вы сейчас ответите «любовь», но это не так.

— Страх, — сказала Клара.

— В яблочко! — кивнул Фридрих. — Страх самое сильное чувство, потому что оно вызывается у человека внешними факторами. Чувство страха никогда само по себе не возникает, в отличие от любви, которая мотивирует человека изнутри и всегда добровольно. Страх же, напротив, вызывается обычно более мощной силой — силой, на которую мы должны реагировать, чтобы спасти здоровье или хотя бы жизнь. Если вы любите человека, вы же не побежите сразу к нему в гости. Но если какой-нибудь малый выйдет к вам с ревущей бензопилой, вы побежите что есть духу.

— Винтерфельд говорит, что страх — это нечто прадавнее.

— Вот уж когда прав, то прав, — сказал Фридрих. — Чувство страха развивалось вместе с историей человечества, оно настолько же древнее, как, например, обоняние, и это влечет за собой нечто, что может нас легко запутать. Поэтому нам жутко страшно, когда мы смотрим фильм ужасов, хотя разум твердит, что это всего лишь фильм.

— Фильмы ужасов у нас здесь тоже имеются, — сказала Клара. — Вполне реальные.

— В лимбической системе мозга есть миндалевидное тело. Там и находится выключатель страха, — пояснил Фридрих. — Древняя примитивная структура, которая едва ли изменилась в ходе эволюции.

Клара поймала себя на том, что внимательно слушает.

Хотя она и задавалась вопросом, какое же отношение все это имеет к убийце, ей нравилось вслушиваться в спокойный голос Фридриха: давали себя знать напряженные будни УУП, погоня за Безымянным, ее собственное сумбурное прошлое.

Он продолжал:

— Факторы или, лучше сказать, раздражители, которые вызывают страх, органы чувств проводят в обход таламуса, напрямую в миндалевидное тело мозга. Никаких обходных путей, никакой упущенной информации, никаких поблажек. В слюне растет уровень кортизола, гормона стресса, который повышает кровяное давление, учащается сердцебиение, и надпочечники выделяют гормон стресса, печень выбрасывает в кровь сахар, зрачки расширяются.

— Поскольку миндалевидное тело — древний орган, то и реакция тоже вполне архаическая, — сказала Клара. — Мы убегаем не задумываясь. Мы реагируем, как и положено объекту охоты, гонимые силами, которым уже миллионы лет.

— Совершенно верно. Есть две структуры, ответственные за обработку информации. Кора головного мозга и миндалевидное тело. Миндалевидное тело играет ключевую роль, если нужно мгновенно классифицировать новый раздражитель: хороший он или плохой, опасный или безвредный. Организм молниеносно приводится в готовность обороняться. Дыхание учащается, желудок сводит, мышцы напрягаются. Таким образом тело готовится либо к бегству, либо к бою. Когда опасность миновала, как приятное дополнение выделяется гормон удовольствия.

— А что происходит с корой головного мозга?

— По коре головного мозга распространяется поступившая информация, она тщательно обдумывается и взвешивается, — ответил Фридрих. — Именно здесь обитает то, что мы называем рациональностью. То, что не помешало бы и просвещенным людям двадцать первого века.

— Но? — спросила Клара.

— Проблема в том, что большинство связей идут от миндалевидного тела к коре головного мозга, а не наоборот. Архаическое контролирует рациональное. Это значит, что примитивный иррациональный страх…

Клара закончила его мысль:

— …сильнее.

— В точку. Рационалисты могут негодовать по этому поводу, — продолжал Фридрих, — но так было испокон веков, и так продлится еще тысячелетия, если генетики не придумают за это время новых, скучных людей.

— Но слишком уж трусливым мне наш убийца не кажется.

Фридрих кивнул.

— По его рационализму, точности и хладнокровно написанным письмам этого действительно не скажешь. Но архаические компоненты все же угадываются. — Он отпил еще кофе и слегка встряхнулся. — И сейчас мы перейдем ко второму вопросу. — Он поставил чашку на столик. — О чем вам говорит слово «жуткий»?

Клара на мгновение задумалась.

— Для меня все жуткое — это прежде всего то, что невидимо, но скрывает в себе угрозу, потому что оно существует.

— Интересное определение. От чего-то жуткого разве всегда исходит прямая опасность?

Клара покачала головой.

— Нет, тут все несколько тоньше.

— Совершенно верно. Взглянем на этимологию слова «жуткий» — unheimlich, и мы обнаружим слово heimlich — «тайком» и слово heimisch — «домашний». Слово heimlich не однозначно. В нем собрано два понятия: Heimischen — «доверие», «уют», и heimlichen — «прятать», «скрывать». — Он прищурился и заговорил дальше: — У нас получается совмещение антонимичных понятий, которые, казалось бы, и противоположны, но совпадают в слове unheimlich.

— Слово unheimlich — «жуткий» — походит от слова heimlich — «скрывать», «прятать»? — спросила Клара.

— Точно. Зигмунд Фрейд писал об этом, — продолжал Фридрих. — В слове unheimlich сходятся два различных понятия, у которых один и тот же корень. Unheimlich — «жуткое» — когда-то было heimlich — «скрытым», но потом снова вышло из тени.

— И это мне не нравится? — спросила Клара. — Как старая рана, которая снова открылась?

— Это вообще-то всем не нравится, — ответил Фридрих, — потому что мы скрытое и тайное успешно вытесняем. Поэтому когда вытесненное снова всплывает наружу и мы это осознаем, то испытываем неприятные ощущения. Вытесненное стало для нас чужим. Оно для нас больше не heimisch — не родное, домашнее, а чужое, не heimlich — «потаенное», а «раскрытое». Короче говоря, превращается в unheimlich — «жуткое».

— Как мертвец, который восстал из могилы?

Фридрих кивнул.

— Все, что связано с мертвецами, зомби, нежитью, мы называем unheimlich — «жуткое». И у нашего убийцы, мне что-то подсказывает, помимо свежих жертв есть свой скелет в шкафу, о котором он знает и которого боится.

— Первый труп, его первая жертва, ДНК которой могло сохраниться в жуках? — спросила Клара.

— Я думаю, что это вполне вероятно, — ответил Фридрих.

— И этот труп, чей бы он ни был, мотивирует его на дальнейшие преступления? Именно он и есть причиной и движущей силой убийств?

Фридрих допил кофе и поставил чашку в посудомоечную машину.

— Это всего лишь гипотеза, — ответил он. — Но на этом предположении базируется созданный мною психологический портрет убийцы.

Он направился к выходу из кухни.

Глава 20

Юлия услышала доверчивое мяуканье. Она открыла дверь и увидела перед собой глаза кошки. Странно, обычно кошка находилась не на уровне ее глаз. Еще необычнее были черные сапоги, на которые Юлия обратила внимание, прежде чем инстинктивно перевести взгляд выше и уставиться в жалобные глаза кошки, которая еще раз мяукнула. Животное сжимали руки в черных перчатках. На мужчине, который держал кошку, была черная маска и очки сварщика.

На Юлию уставилось бесстрастное лицо без глаз.

Но самыми страшными показались ей садовые ножницы, между лезвиями которых черный человек держал передние лапы кошки.

— Только пикни — и она останется без лап, — предупредил он.

«Принцесса…» — подумала Юлия и содрогнулась от картины, которая возникла в голове: кровавые обрубки вместо лапок.

«Нет!» — крик застрял где-то в горле, между ртом и гортанью, как камень, который невозможно ни проглотить, ни выплюнуть. Слезы потекли у нее из глаз, а желудок свело так, что взрыв боли сковал все тело. Во рту появился горький привкус желчи.

— Впусти меня, — сказало безликое существо.

Юлия отпрянула назад, не издав ни звука. Она видела перед собой лишь секатор, черные перчатки и лапы кошки.

Незнакомец закрыл за собой дверь и отпустил животное.

Юлия инстинктивно нагнулась, чтобы взять Принцессу на руки. И тут незнакомец с силой ударил ее локтем в висок. Девушка упала без чувств.

Мужчина схватил кошку и сделал ей укол в спину.

Раздалось жалобное мяуканье, потом наступила тишина.

Но этого Юлия уже не слышала.

Мужчина мельком взглянул на безжизненное тело девушки, которая лежала у его ног. Потом осмотрел комнату, компьютер. Он взял цветной стикер, приклеил его на объектив веб-камеры и вытащил из компьютера кабели, похожие на микрофонные. Никогда не знаешь, кто был онлайн. А он не хотел, чтобы кто-либо ему помешал. Наснимал он уже достаточно и до этого.

Его взгляд ненадолго задержался на странице «Фейсбука». Последнее сообщение от Юлии — о том, что кошка вернулась.

Он бросил взгляд на пол.

«О да!»

Потом он заметил на комоде ключ. Теперь действовать нужно быстро. Выйти на улицу, забрать из машины вещи, которые потребуются, и вернуться. И так, чтобы никто этого не увидел.

Девушке на полу он тоже сделал укол и исчез в темноте ночи. Спустя три минуты он вернулся с двумя большими черными спортивными сумками.

Он снова осмотрел недвижимую девушку и начал приготовления.

Глава 21

Фридрих предложил Кларе присесть на стул у большого дубового письменного стола, как и во время их первого разговора, сел сам и начал ковыряться в компьютере.

Зажужжав, принтер принялся выплевывать страницы.

— То, что не интересно архаичному миндалевидному телу, то не интересно и нам. Все призывы к терпимости и благоразумию исчезают, как вода в песок, — произнес под шум принтера Фридрих, разглядывая Клару сквозь стекла очков, как заправский психиатр. — Внешние факторы заставляют нас убегать или таят для нас смертельную угрозу. — Он понизил голос. — Нечто иное. Чужое. Злое.

С этими словами он вытащил из принтера с десяток распечаток, сложил их и протянул через стол Кларе.

— Что делает этот человек? — спросил Фридрих, пока Клара бегло просматривала листы.

— Он убивает женщин.

— И сколько он уже убил?

— Мы знаем лишь об одной, но он утверждает, что было больше.

— Боюсь, что это правда, — сказал Фридрих. — Почему он убивает женщин?

— Серийный убийца выбирает жертвы согласно своей сексуальной ориентации.

Фридрих кивнул.

— Он насиловал женщин?

— По-видимому, нет.

Фридрих откинулся на спинку кресла.

— Как я уже говорил, и вы можете это прочесть во втором абзаце, не мотивированные сексуально серийные убийства — это необычный патопсихологический феномен. Удовлетворение, которое преступник получает от убийств, не связано с сексуальным контекстом.

Клара читала и слушала одновременно.

— Вы пишете здесь о жертвоприношении, — сказала она. — О катарсисе. Что имеется в виду?

— Давайте начнем с жертвоприношения. — Фридрих наклонился вперед. — И к тому же жуткого. Предположим, что у убийцы есть свой скелет в шкафу, темное прошлое. Предположим, что он убил человека в состоянии аффекта. И предположим, он хочет сделать это убийство несостоявшимся.

— Как можно сделать убийство несостоявшимся?

— Вы помните, как он говорил о священной жертве?

Он открыл конец отчета, где приводилось электронное письмо Безымянного. Клара пробежала строки, которые убийца прислал лично ей: «Как вы думаете, сколько людей лежит в своих квартирах мертвыми вот уже несколько месяцев или лет? Люди, отсутствия которых никто не заметил, потому что мумифицированные трупы не пахнут. Их не заметили, потому что никогда не замечали. Потому что они — бесполезное расточительство клеточного материала, ненужные создания, чья смерть — просто священная жертва».

— Вот здесь проявляется архаичное, — сказал Фридрих и снова откинулся назад. — Мысль о жертвоприношении, убийстве живого существа, о том, чтобы сделать скверный поступок — назовем его грехом — несостоявшимся. Это древний инстинкт. Наш убийца забрал с собой кровь и внутренности жертвы, возможно, чтобы выполнить своеобразный собственный ритуал жертвоприношения. — Он на несколько секунд замолчал, потом продолжил: — Инки приносили в жертву кровожадным богам тысячи людей. В древнем Иерусалиме приносили новорожденных в жертву богам Ваалу, Молоху и Астарте. И все потому, что кровь невинных новорожденных лучше всего подходила для того, чтобы умилостивить богов, которые разочаровались в поступках человечества.

Клара взглянула на человеческий череп, взирающий на них со шкафа.

— Долина Геенна недалеко от Иерусалима, символ Судного дня, была затоплена потоками крови, столбы едкого дыма от сгоревшей плоти и крови поднимались до неба. Все это, наверное, выглядело ужасно, поэтому в арабском языке слово «геенна» обозначает ад.

— Звучит правдоподобно, — ответила Клара, — но сегодня…

— Сегодня, — возразил Фридрих, и на его лице было написано предвкушение радости, словно он подходил к некой кульминации объяснения, — сегодня есть почти полтора миллиарда верующих, которые пьют кровь и едят плоть одного определенного человека. Этот человек, собственно, есть Бог, который стал человеком. И это происходит каждое воскресенье. На каждой святой мессе.

— Вы имеете в виду евхаристию?

Кларе вспомнилась исповедь в соборе в среду. Она подумала о фразе из Нового Завета: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, вот чаша, пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя во оставление грехов за многих изливаемая».

— Иисус Христос, — произнес Фридрих, — по католическому катехизису считается последней человеческой жертвой, которая была принесена единому и истинному Богу во искупление грехов, для откупа человечества, которому за все проступки в противном случае угрожал адский огонь. Жертвенный агнец, принявший на себя вину и смерть, чтобы избавить других от вечной погибели. — Он поджал губы. — Но церковь в какой-то момент поняла, что перегнула палку и заменила понятие «святые дары» на «евхаристия», или «причастие». Протестанты, которые ведут себя еще более радикально, чем католики, превратили все в чисто символический акт и назвали его «вечеря». — Он пожал плечами. — Но это не меняет происхождения изначального ритуала и догмы.

— Какой догмы?

— Той, что христиане на католической мессе вкушают плоть и пьют кровь Христа. — Он указал на абзац в отчете с небольшой цитатой из католического катехизиса: «Эта жертва является истинной жертвой во искупление грехов человеческих, потому что Христос принял ее, дав распять себя на кресте». — Префект Конгрегации веры в Риме подтвердит вам это.

Клара закрыла глаза, подумала и сказала:

— И для него убийство женщин — это жертвоприношение, чтобы сделать более раннее по времени преступление несостоявшимся?

— Может быть, — ответил Фридрих. — К сожалению, нам известно только об одной жертве, иначе мы смогли бы по физиогномике и второстепенным факторам, сходным у разных жертв, завершить портрет убийцы.

Клара сделала несколько заметок на распечатках.

— Давайте подведем итог, — предложила она. — Он убивает женщин, и не по сексуальным мотивам, а в качестве жертв. Этими убийствами он стремится сделать несостоявшимся какой-то проступок в прошлом. — Она взглянула на распечатки. — Этим и объясняется, почему он убивает, но поскольку в преступлениях нет сексуальной подоплеки, остается открытым вопрос, почему он убивает именно женщин.

Фридрих внимательно смотрел на Клару, пока она говорила.

— И к тому же еще не ясно, преступник мужчина или женщина.

— Очень хорошее замечание, коллега, — ответил Фридрих и поднялся. — На этом перейдем ко второму пункту. К катарсису, очищению.

Глава 22

Просыпаться можно по-разному. Часто человек все еще во сне, размытую структуру которого то тут, то там уже пробивают вспышки реальности. Иногда человек так глубоко погружен в полусон, что сознание начинает воспринимать снящийся мир как желаемую действительность, такими яркими бывают порой впечатления. Спящему тогда кажется, что у него какая-то своя, альтернативная реальность, в которой он — творец и создатель, правда, пока не прозвенит будильник и не появятся наконец силы встать.

Иногда пробуждение происходит медленно, плавно. Например, человек уже знает, что наступила суббота — день, когда можно выспаться и насладиться полусном подольше.

Бывает, человек осознает, что грянул понедельник или вторник, и на работе ожидаются неприятные задания, или споры, или важный разговор, к которому он еще до конца не готов. Тогда человек моментально просыпается от одной мысли о неприятном, которое ему предстоит. И даже если до звонка будильника еще целый час, заснуть уже невозможно.

Иногда человек просыпается после глубокого, черного, затмевающего все сна, который милостиво помогает забыть происшедшее. Такой сон — брат смерти. Такой сон покрывает ужас воспоминаний и реальности темным лаком забытья. Человек узнаёт накануне, что потерял работу или что у него внезапно умер родственник или хороший друг. Человек постепенно просыпается, и вдруг его настигает воспоминание, как острый скальпель или расплавленная активная зона ядерного реактора.

И ужас, который еще мгновение назад покоился под плотным покрывалом Морфея, вновь становится реальным и поднимается в дьявольском триумфе, как вампир из склепа, лишь на время скованный преходящей милостью сна.

* * *

Девушка по имени Юлия узнала очертания своей комнаты и увидела, как кто-то в ней передвигается. Она почувствовала, что не лежит, а сидит, но не это ее беспокоило. Какая-то непонятная боль пульсировала в левом виске и постепенно распространялась во всей голове.

Но и боль — еще не все. Что-то громоздилось в ее памяти гигантской каменной глыбой, которая держалась на одном тонком тросе, грозившим оборваться в любую секунду. Эта глыба размажет все, что было под ней.

Она широко открыла глаза.

И в одно мгновение все вспомнила. Как Принцесса мяукала и царапала дверь. Лапы. Садовый секатор. Человек в черном…

Ужас пронзил тело, наполнил его с головы до пят — и, не найдя выхода, не смог вылиться в крик: рот Юлии закрывала клейкая лента.

Крик так и остался у нее внутри, ужас бушевал в теле, не в силах вырваться наружу.

Только теперь Юлия поняла, что на ее голове наушники, заметила, что руки и ноги ее словно парализованы. Ее привязали клейкой лентой к тому же стулу, с которого она встала, чтобы впустить кошку. Потом произошло самое ужасное. Теперь она сидела здесь.

Ее взгляд блуждал по комнате.

И тогда она увидела его.

Черного человека.

На нем был черный латексный костюм, перчатки и очки, как у сварщика, так что девушка не могла видеть его глаз. Парадоксально, но это пробуждало в ней искру надежды: если человек маскируется, значит, он не хочет, чтобы его узнали. А это говорит об одном: он может оставить ее в живых. Или нет? И все же к горлу подкатывала тошнота и одновременно страх, что ее вырвет, пока клейкая лента еще закрывает рот. Захлебнется ли она собственной блевотой? Будет ли незнакомец сидеть и с улыбкой наблюдать за ней?

Потом она услышала голос. Низкий, неестественный, он звучал, казалось, в ее голове.

— Мы заключим сделку, — сказал человек и поднялся.

Теперь Юлия поняла, почему голос звучал искаженно, но при этом отчетливо. И почему она не могла услышать ничего другого, словно незнакомец был ревнивым богом, который не терпел других звуков, кроме собственного голоса. Человек говорил в микрофон, который искажал звук и передавал голос в наушники.

— Смотри, — произнес он.

На столе возле ноутбука стояла прозрачная стеклянная бутылка. Юлия растерянно следила за руками мужчины, который вынул носовой платок и бросил его внутрь. За считаные секунды ткань распалась на кусочки и вскоре полностью растворилась.

— Концентрированная серная кислота, — пояснил незнакомец.

Юлии казалось, что он внимательно наблюдает за ней, хотя его глаза и были полностью скрыты загадочными очками.

Никаких глаз и никакой души.

— Ты задаешься вопросом, зачем я тебе это показываю? — Человек говорил без какого-либо волнения или эмоциональных жестов. — Просто я хочу кое-что прояснить. У тебя есть два варианта. — Он взглянул на бутылку. — Вариант первый: я убираю кляп, и ты не кричишь и делаешь то, что я скажу. Тогда все закончится хорошо для нас обоих. — Человек снова посмотрел на Юлию. — Договорились?

Она задрожала и кивнула. Пот заливал глаза.

Незнакомец продолжал:

— Второй вариант: я убираю кляп, и ты кричишь. И тогда я возьму эту штуку, — он постучал пальцем по бутылке с серной кислотой, — вылью на тебя, и твоя голова превратится в кровавый, красно-белый, вздувающийся пузырями шар. — Он снова повернулся к ней. — Так мы договорились?

Юлия в панике кивнула.

— Мы договорились, — сказал мужчина вместо нее и снял клейкую ленту.

Глава 23

Он был на поляне в лесу. Низкие тучи затянули небо серым саваном, буря гнала обрывки облаков над горизонтом.

Из разрывов то тут, то там выглядывала растущая луна, капли дождя падали с неба и сбегали по его лицу, как слезы. Он застыл между деревьями неподвижно, словно окаменел. Словно он был одним из них.

У него перед глазами стояло лицо Элизабет. Он видел красивую живую девушку — и видел ее труп с вывернутой шеей и пустыми распахнутыми глазами. Иногда он видел и то и другое одновременно. Такие же лица он видел в своих кошмарах. Он понимал, что сойдет с ума, если ничего не предпримет. Или он уже спятил?

У него было лишь два варианта.

Умереть и обрести покой.

Или жить ради того, чтобы исправить содеянное.

Спустя час, когда, насквозь промокший и замерзший, Владимир направился к дому, он уже знал, что будет делать.

* * *

У Владимира еще сохранился черный целлофан, в который он заворачивал тело Тобиаса. Целлофан больше не был нужен, потому что Тобиас, распиленный на сотни кусочков, гнил сейчас где-то в канализации. Значит, черную пленку можно использовать снова.

Владимир обернул тело Элизабет и положил на дно ящика в холодильнике. К счастью, она оказалась легче Тобиаса.

Еще ночью Владимир приступил к приготовлениям.

Он украл пару ключей от детского дома из кабинета привратника. Потом прыгнул на велосипед и отправился к дому прежнего директора детского дома — пожилой дамы. Она уже отошла от дел и тратила пенсию на Мальорке, редко появляясь в Германии. Ее дом был в пяти километрах и пустовал уже несколько недель.

Владимиру дом был необходим. На короткое время. Потом он планировал исчезнуть.

И когда-нибудь появиться снова. Этот дом был идеальным местом для него самого и его миссии.

Его священной миссии.

Было уже около трех часов утра, когда Владимир вернулся в детский дом.

Он прихватил один из красных дождевиков, два велосипеда и оставил их у входа наготове.

Потом написал короткое прощальное письмо: «Я потерял все, что имел. Родителей, сестру и свою жизнь. Поэтому жизнь покидает меня. Владимир Шварц».

Письмо он опустил в почтовый ящик у кабинета директора.

Владимир надел дождевик и отправился на одном из велосипедов к озеру. Второй велосипед он вез рядом. Один он спрятал в кустарнике на западном берегу озера, другой оставил на пляже.

Стояла весна, вода была еще очень холодная. Владимир доплыл почти до середины озера, сбросил дождевик и поплыл к берегу, где спрятал второй велосипед. Потом он отправился в дом бывшего директора.

* * *

Следующим утром директор детского дома прочитал письмо и известил полицию. Привратник нашел велосипед у озера.

А Владимир сидел в подвале своего нового места жительства и обдумывал дальнейшие шаги.

Он должен был доставить сюда Элизабет и законсервировать навечно. Здесь были все средства и возможности, поэтому как временное укрытие он выбрал именно этот дом.

Он должен был сделать этот проступок, убийство сестры, несостоявшимся, как-то уменьшить свою вину, погубив вместо нее других.

Глава 24

Вскоре после того, как уже прошла половина эфирного времени, появилась она — Андрия, Грешница.

Снова в черной шали, которая спадала до пола, снова в серебристом бикини. Опять ее идеальная фигура повергла студию в благоговейную тишину, было слышно лишь поскрипывание проводов, когда двигались камеры.

В этот раз операторы в студии знали, чего ожидать, и брали Андрию крупным планом: ее глаза, губы, улыбку. Никто не застыл с открытым ртом, забыв направить прожектор в нужное место на сцене.

Пробил час идеальной фигуры, идеальной женщины, мечты Леонардо да Винчи и Микеланджело — но только во плоти.

Снова Торино любовался идеальными ногами, выдающимися, но не слишком широкими бедрами, безупречной грудью, классической красотой лица, светлыми волосами с платиновым отливом и гипнотизирующими глазами. Ногти ее были накрашены серебристым лаком и блестели, как пирсинг в пупке. Она вызывающе провела по губам языком, в котором тоже блеснуло что-то серебристое.

«Змея и Ева в одном лице, — подумал Торино. Он не мог оторвать глаз от этой женщины. — Господи, что с ней можно вытворять в постели!» Одновременно в его голове проигрывались различные бизнес-сценарии: кооперативный маркетинг и маркетинг на несколько каналов, договоры звукозаписывающих и модельных агенств — все, что только можно было представить. И Андрия принадлежала ему. У него были права на ее раскрутку на три года. Он ее нашел.

«К черту всех остальных, — сказал он себе, — она должна победить, она должна стать Мисс “Shebay”!»

Потом в его голову пришла другая мысль: «А если она не захочет лечь в постель с типом, который выиграет ночь с ней? Если все на этом накроется?»

Ответ нашелся сам собой: «Насрать! Я знаю достаточно людей в порнобизнесе, которые подыщут интересного малого. И если он будет держать язык за зубами, то получит десять тысяч евро сверху. Для какого-нибудь матерого ублюдка это целая уйма денег. В любом случае я не дам испортить курочку, которая несет золотые яйца, чтобы какой-то идиот смог на пять минут просунуть моей суперзвезде».

Публика разошлась на полную катушку, все пошло по плану, как и должно быть.

Андрия стала Мисс «Shebay».

Глава 25

Номер 14.

Экран еще светился. Звук тоже был все еще включен.

Он закончил работу и смывал в ванной Юлии кровь с черных перчаток. Не осталось ничего: никаких отпечатков пальцев, частичек кожи, волос или чего-то еще, что могли обнаружить на месте преступления, что могло выдать его и сделать кем-то бóльшим, чем Безымянный.

Он был спокоен и не испытывал эмоций. Его пульс не учащался, когда он убивал людей.

Каждое убийство связано со стрессом, а от него могут выпадать ресницы. Поэтому он надевал закрытые очки сварщика. Не для того, чтобы его никто не узнал: жертвы могли видеть его, ведь они все равно умирали. А для того, чтобы ничего не оставить на месте преступления.

Он тщательно запечатал два черных целлофановых пакета, в которые сложил еще теплые внутренности, и поставил в черную спортивную сумку большую канистру с шестью литрами крови.

Потом он взял компьютер Юлии, документы, ключи, кредитные карточки и папку для бумаг с договором о ренте и официальными документами и сложил все это в сумку.

На кровати лежало тело — такое же, как тело Жасмин тогда. Но в этот раз для сыщиков он придумал небольшой сюрприз.

Все было так, как должно было быть.

Он взял пульт дистанционного управления, чтобы выключить телевизор. В эфире — последние минуты шоу-кастинга. Коренастый мужчина с уложенными гелем волосами стоял рядом с шикарной женщиной.

— Андрия — Мисс «Shebay»! — выкрикнул он. Толпа ликовала.

Безымянный хотел уже уйти, но замер на несколько секунд перед телевизором. Холодная улыбка промелькнула на его лице.

— Андрия… — прошептал он, словно упоминая имя святого в причудливой молитве и направляя пульт на телевизор. И добавил, словно подтверждая принятое решение: — Номер пятнадцать.

Он нажал на красную кнопку, и экран погас. Спустя минуту в квартире стало тихо, как в могиле.

Она и на самом деле стала ею.

Глава 26

— Сегодня мы это отметим, — сказал Торино, хлопнув в ладоши.

Альберт, Йохен и Том Мирс спускались по лестнице в «Гриль Роял». Том Мирс все время звонил по телефону и говорил на английском с сотрудниками своей фирмы в Калифорнии.

Торино чувствовал себя богом. Эфир прошел более чем успешно. Другие частные телеканалы уже связались с ним, звукозаписывающие компании почувствовали запах крови, объявились первые косметические и лайфстайл-концерны с договорами о рекламе.

«Дай ей еще немного потрепыхаться», — говорил себе Торино, распахивая дверь ногой. Трое мужчин ввалились в ресторан, как ковбои в салун.

Несмотря на поздний вечер пятницы, выглядело все так, словно заведение закрывается через три минуты. Работал тот же официант, что обслуживал их в прошлый раз.

— Столик на троих! — распорядился Торино. — И подогрейте бутылочку «Вдовы Клико».

— Сию минуту, — кивнул официант и развернулся в сторону окна. — Господам подойдет этот столик?

Торино кивнул.

— Конечно. И меню прихватите.

— Сожалею, — ответил официант, — но кухня уже закрылась. Я мог бы вам…

— Тащи сюда своего шефа! — грубо перебил официанта Торино и смерил его взглядом, не терпящим возражений.

Официант тут же удалился.

— В этой лавочке просто невозможно что-нибудь съесть, — проворчал Торино. — Мы же не на Гаити, черт побери!

Спустя некоторое время появился коренастый мужчина с седыми усами.

— Я уже пытался объяснить вашему молодому коллеге, что мы хотим есть, — грозно произнес Торино, скрестил руки на груди и уставился на старшего официанта.

— Сожалею, господа, но кухня закрыта.

Торино полез в карман, вытащил две банкноты по пятьсот евро и сунул мужчине в руку.

— Теперь она снова открыта.

Старший официант кивнул.

— Сию минуту. Я принесу вам меню. Вы уже решили, что будете пить?

— О господи, мы же только что это сказали! — выругался Торино. — Бутылку шампуня, а потом пльзеньское, пока нас отсюда не заберут врачи. И навостри лыжи, иначе мы сейчас взорвемся. Правда, здесь нет снега, поэтому беги уж так.

— Сию минуту, — ответил официант и исчез.

Трое мужчин сидели за столом. Принесли шампанское, и они подняли бокалы.

— Итак, — произнес Торино, сделал глоток и повернулся к Тому Мирсу. — Если ваша контора и сегодня не клюнет, не выделит для проекта главную страницу сайта, то вы в бизнесе разбираетесь не больше мертвого профсоюзного работника.

Мирс как раз закончил один из своих бесконечных телефонных разговоров, отпил шампанского — совсем немного, словно у него на сегодняшний вечер были еще планы, — и поморщился.

— Это впечатляюще, спору нет, — начал он. — Все выглядит очень неплохо, и я сделал все, что мог, но…

— Но что? — Лицо Торино помрачнело.

— Я не могу принять такое решение один.

Торино всегда хорошо владел ситуацией. Всегда считал, что страсти и эмоции вредят успеху в делах. Были, конечно, в его сфере развратные вечеринки, но особо он не проявлял эмоций с начала работы «Integrated Entertainments». На это просто не было времени. Кроме того, Торино относился к тем людям, для которых важнее игры чувств оказывались предпринимательский риск и связанные с этим барыши. Эмоции — это для мечтателей и идиотов. Но сейчас его терпение чуть не лопнуло.

— Скажи лучше, что тебе еще нужно согласовать это с какими-то сраными юристами!

— Ситуация для нас довольно непростая, — ответил Мирс. — Что насчет этого говорил прусский король, Старый Фриц?

Торино и Йохен пожали плечами.

— Он много чего говорил.

— Кто играет с обезьяной, того она рано или поздно укусит. Или что-то в этом роде, — продолжал Мирс.

Лицо Торино от этого сравнения помрачнело еще больше.

— Шоу — просто бомба, оно привлекает не только обычных людей, но и множество извращенцев. Поэтому для нас остается риск испортить свою репутацию.

— Ты хочешь играть с обезьянами, но не хочешь, чтобы тебя кусали? — спросил Торино, в то время как Йохен, покачивая шампанское в бокале, неотрывно следил за Мирсом взглядом.

— Любого могут укусить, — ответил Мирс и, вытянув губы трубочкой, отхлебнул еще немного шампанского. — Мы просто хотим убедиться, что после укуса у нас будет под рукой противостолбнячная сыворотка. Для этого нам нужны юристы. — Он встал.

— Уже уходишь? — удивился Торино. — Мы же только начали!

— Я посоветуюсь с юридическим отделом в Купертино.

— Так позвони им по-быстрому, и продолжим праздновать, — предложил Кабан Йохен.

Мирс впервые улыбнулся.

— Большое спасибо, но мне нужно переговорить в спокойной обстановке. Лучше всего это сделать в гостиничном номере. — Он сунул свой «Блэкберри» в карман. — Как только закончу, сразу вернусь. До гостиницы «Хилтон» на Жандарменмаркт всего шесть минут.

Торино кивнул. В его взгляде читалось понимание и легкое разочарование от того, что дело все еще не улажено.

— Договорились, но скажи юристам, чтобы оценили доходный потенциал, а не только предъявили какие-нибудь параграфы.

— Обязательно, — ответил Мирс, — потом и поговорим.

Он кивнул всем и направился к выходу.

— Насрать! — бросил Торино Йохену и взялся за мобильник. — Нам этим праздник не испортишь. Позвоним девочкам.

Они провожали Мирса взглядом, пока он не исчез за дверью.

У двери за столиком посетитель с короткими светлыми волосами тоже взглянул вслед Мирсу.

Мужчина в очках в матовой оправе из нержавеющей стали.

Глава 27

— Катарсис, — сказал Фридрих, расхаживая по комнате взад и вперед, как по университетской кафедре. — Очищение. Сознание, так сказать, проветривается, высвобождая тягостные вещи. — Он остановился у постера с изображением Страшного суда. — Чем травматичнее переживание, которое нужно переработать, тем радикальнее будет проходить катарсис. — Он на секунду остановился и продолжил: — Наш преступник без очевидной сексуальной мотивации убивает женщин. Он инсценировал лишь одно изнасилование, чтобы запутать следствие и показать, что его нельзя поймать, такой он умный и непобедимый. Так?

— Так.

— Он убивает женщин, чтобы принести жертву кому-то. Это приводит нас к двум логическим выводам. — Фридрих вопросительно взглянул на Клару. — Первый?

— Первый вывод: человеком, которого он убил, у которого он просит прощения и приносит жертвы, была женщина.

— Очень хорошо, — кивнул Фридрих. — И если мы сделаем второй вывод, то узнаем о нашем убийце еще больше.

— Какой же вывод?

— Ему нужен катарсис, чтобы очиститься самому. — Фридрих вернулся к креслу и остановился под черепом на шкафу.

— Вы считаете, что его самого осквернили? — спросила Клара. — Унизили? Может быть, мать? Своего рода Норман Бейтс интернет-эпохи, который мстит женщинам?

— Нет, — возразил Фридрих, — думаю, это маловероятно. Большинство насильников — мужчины, как, впрочем, и серийные убийцы. Я думаю, что нашего преступника изнасиловал мужчина.

— Крайности присущи мужской натуре, — вздохнула Клара.

Фридрих кивнул.

— Вот поэтому среди женщин и нет ни Микеланджело, ни Моцарта. И Джека Потрошителя тоже нет.

— Это расценивать как комплимент или как свидетельство бедной женской природы?

— Считайте, как хотите, но факт остается фактом, — ответил Фридрих. — Однако вернемся к делу. Обратимся к статистике, будем исходить из того, что какой-то мужчина изнасиловал нашего убийцу. Предположим, что этот мужчина осквернил его в юном возрасте.

— Педофил? И одновременно гомосексуалист? — Клара удивленно приподняла брови.

— Есть некоторые факты, которые об этом говорят, — ответил Фридрих. — Только посмотрите, с какой неприкрытой радостью наш убийца использовал гомосексуалиста Якоба Кюртена как марионетку. Мы должны были подумать, что именно он и есть преступник.

Перед глазами у Клары снова возник прикованный к кровати труп Якоба Кюртена, высушенный и мумифицированный так, что даже пол невозможно распознать.

— И вспомните, как он цинично высмеивал Кюртена в своем письме.

Фридрих наклонился и указал пальцем на строки в отчете: «Вы, наверное, думали, что я у вас в кармане. Но результатов у вас не больше, чем крови в венах высохшего Якоба Кюртена».

— Убийство Кюртена и, возможно, других мужчин, под личиной которых он скрывался, чтобы общаться с женщинами, с одной стороны, всего лишь инструмент. Инструмент, чтобы на самом деле сделать себя безымянным и невидимым, чтобы, используя незначительные детали, становиться невидимым преступником, прямо как у Эдгара Аллана По «Человек в толпе». — Фридрих ненадолго замолчал, словно ему необходимо было упорядочить мысли. — С другой стороны, может быть, это своеобразная месть гомосексуалистам, косвенная месть человеку, который его изнасиловал в детстве или юношестве.

— Почему тогда он не убивает только мужчин? — поинтересовалась Клара.

— Помедленнее, — ответил Фридрих, — давайте не будем смешивать обязательную программу с произвольной. Якоб Кюртен или кто-нибудь еще, кто лежит высохший в своей постели, — это произвольная программа, так ему проще нас запутать. Но на самом деле он мог обойтись и без этого. Женщины — вот обязательная программа.

Клара закрыла глаза, чтобы подумать, а открыв, спросила:

— Ему нужны были мужчины, чтобы убивать женщин и оставаться незамеченным, чтобы довести работу до конца?

— Точно.

— Мужчины были всего лишь инструментами, женщины — жертвами. Совершая убийства, он, возможно, пытается попросить прощения за содеянное ранее?

Фридрих кивнул.

— До этого момента наши предположения вполне правдоподобны.

— А катарсис? Тут женщины играют какую-то роль?

Фридрих лукаво улыбнулся.

— А вы как думаете?

Клара улыбнулась в ответ.

— Если уж вы спрашиваете, то да. Но почему?

— Ну что мог сделать с нашим тогда юным убийцей педофил, гомосексуалист, насильник?

Клара пожала плечами.

— Трогал его, унижал, склонял к оральному или анальному сексу.

— Наш убийца был «активом» или «пассивом»?

— Учитывая юный возраст, наверняка «пассивом».

Фридрих кивнул.

— Значит, наш убийца должен был удовлетворять насильника орально, а тот его анально насиловал. Возможно такое?

Клару немного удивляло, что Фридрих заострял внимание на таких подробностях, но это, очевидно, казалось ему важным.

— Да, звучит правдоподобно.

Фридрих откинулся на спинку стула.

— Это значит, что Безымянный должен был играть роль женщины.

Глаза Клары расширились от удивления.

— И убивая женщин направо и налево, он достигает катарсиса?

— Вероятно. Он убивает то, что ненавидит в себе, что считает грязным. То, что обычно связывают с женским началом, — слабость, мягкость. Сам факт, что мужчина входит в женщину. Именно этих элементов и боится убийца, связывает их с отвращением и стыдом. Потому что именно эти элементы присутствовали в момент его глубочайшего унижения и причинили ему травму. — Фридрих сложил руки, как священник. — Он чувствовал себя женщиной, когда его насиловали и издевались над ним. И чтобы очистить психику, забыть стыд, он пытается убить все женское в себе…

— …убивая вместо этого молодых красивых женщин, — закончила за него Клара.

— Да. Жасмин Петерс была очень привлекательной, — напомнил Фридрих. — Олицетворение женственности. И если есть другие жертвы, чего я опасаюсь, то они тоже не будут страшилищами. Они не могут ими быть, потому что женская красота, которую он убивает, равноценна женской слабости, которую он уничтожает в себе.

Клара взглянула на документы, которые держала в руках.

— И еще один вопрос, — сказала она.

Лицо Фридриха вновь просияло улыбкой.

— Любой, какой пожелаете. Или, лучше сказать, почти любой.

Клара пристально смотрела на него.

— Почему я?

Фридрих снова улыбнулся.

— Позволите задать вам встречный вопрос?

Клара пожала плечами.

— Я вынуждена согласиться.

— Кто вы?

— Женщина, как и другие жертвы.

— Вы тоже жертва?

У Клары свело желудок.

— Если вы имеете в виду убийство моей сестры… Да. Но откуда ему знать об этом?

— Будем исходить из того, что он это знает, — ответил Фридрих. — Если это действительно так, он видит в вас, во-первых, жертву, в смысле товарища по страданиям, человека, с кем случилось нечто подобное, возможно, как и у него самого.

— А во-вторых?

— Во-вторых, вы жертва в «женском» смысле. Вы привлекательная, если позволите мне такое высказывание, хотя и не блондинка. — Он прищурился. — Вы ведь не станете отрицать, что преступнику нравится делиться с вами шокирующей жестокостью.

Клара задумалась над тем, что Фридрих говорил до этого: преступник похож на кошку, которая приносит хозяйке убитых мышей, выкладывая их на террасе.

— И в-третьих? — спросила она.

— Встречный вопрос, — произнес Фридрих. — Кто вы? Здесь и сейчас?

— Здесь и сейчас? Главный комиссар комиссии по расследованию убийств.

— Правильно. — Он откинулся на стуле. — Вы помните о «педагогическом» элементе в его преступлениях? Он хочет вам что-то показать, может быть, даже целый мир. Он хочет приобщить вас, а может быть, и общественность, к своему жертвенному ритуалу и катарсису. Ведь чем больше людей это увидят, тем вернее он почувствует, что выполняет задание наилучшим образом. — Он наклонился вперед. — А кто может оценить экспертизу профессионального серийного убийцы лучше, чем личность, которая, хоть и не напрямую, но является одной из жертв этого же убийцы, потому что она пережила нечто подобное, как и он сам? Во-вторых, женщины всегда являются жертвами. И в-третьих, вы обладаете определенной компетенцией, чтобы оценить его поступок, ведь вы специалист.

Клара скрестила руки на груди.

— Мне угрожает опасность?

Фридрих пожал плечами.

— Трудно сказать, но я думаю, что нет. По крайней мере, не так быстро. Вы должны быть в этой истории до конца, но можете выполнять это условие, только если останетесь живой. — Он указал на отчет. — Я кое-что написал об этом на последних страницах. — Фридрих поднял указательный палец. — Однако если мы замешкаемся, на террасе появятся новые дохлые мыши. Он будет вас и дальше мучить, будет давить на вас психологически.

Клара сжала кулаки.

— И все же, — произнесла она и услышала беспомощную агрессивность в своем голосе, — несмотря на все эти объяснения, почему именно я? Что до моей сестры, то это случилось двадцать лет назад. Откуда он это знает?

Фридрих выглядел несколько растерянным.

— Предполагаю, что этого связующего звена у нас пока нет, — ответил он. — Но у нас уже достаточно сведений, чтобы как можно скорее его найти.

Кто-то постучал в дверь, и она тут же распахнулась.

В кабинет заглянул Германн.

— Плохие новости, — сказал он. — Спуститесь вниз.

— Плохие новости? — переспросила Клара.

Германн кивнул в ответ.

— Очень плохие.

Глава 28

Германн открыл страницу сайта «Ксенотьюб». Один из видеороликов назывался «Юлия», он был загружен информацией о Юлии Шмидт.

— Как вы это нашли? — спросила Клара.

— Наша система безопасности, — ответил Германн. — Только что пришло оповещение, ролик разместили десять минут назад для общего доступа в онлайн. — Он указал на файл. — Вот.

Клара прочитала название ролика:


Directors CUT


И подумала, что у слова «cut» здесь совсем другое значение.

Винтерфельд нервно провел рукой по волосам.

— Значит, наш друг все-таки решил рассказать об этом общественности, — наконец произнес он. — Лекция в аудитории вместо частных уроков.

— Да, — ответил Германн. — Вероятно, снова разместил от имени жертвы. Некой Юлии Шмидт.

Курсор мыши приблизился к кнопке «PLAY».

— Включить? — спросил Германн.

Винтерфельд кивнул.

Экран на несколько секунд почернел. Потом появилась картинка, почти такая же, как в первый раз. Красивая светловолосая девушка, лицо залито слезами, тот же панический страх в огромных глазах, словно жернов тянет душу на дно океана. Здесь тоже появились черные перчатки у горла девушки.

— Привет, Клара, — сказала она.

Клара не могла не вздрогнуть, когда услышала свое имя из уст жертвы.

— Меня зовут Юлия, — продолжала девушка, непрерывно дрожа и всхлипывая. — Я знаменитая… Все меня знают. И все… могут меня увидеть… — Она сделала паузу, сглотнула слюну и взглянула прямо в камеру, словно за ней находился телесуфлер. — Я — звезда… Еще я… намного красивее Жасмин. Моя кожа еще не выглядит, как старый пергамент… а глаза… мои глаза еще на месте. — Она сплюнула что-то на пол. — Я уже мертва, но хаос… хаос продолжается. Навести меня в моей квартире. Сегодня, в пятницу… двадцать пятого октября. Но я не первая… и я не последняя.

Потом возле горла блеснул нож.

Кларе казалось, что ее сердце вот-вот взорвется. Она ожидала, что последует быстрый разрез скальпелем, который, словно ветер смерти, скользнет по горлу Юлии, оставив тонкую, глубокую рану. Ожидала, что спустя несколько секунд из нее польется кровь, сначала медленно и нерешительно, потом быстро и неудержимо, как ужасный водопад.

Нож дрогнул, сместившись чуть назад, словно человек замахнулся, чтобы нанести разрез.

Экран погас.

Клара вздохнула.

— Ублюдок! — прошептала она, задаваясь вопросом, что на самом деле бóльший садизм: показать убийство, которого никто не ожидает, или не показать убийство, которого ожидают все?

Она переводила взгляд с Фридриха на Винтерфельда, которые смотрели на экран с одинаковым выражением лица.

— Она еще жива? — спросила Клара. — Может быть, это видео действительно снято сегодня?

Германн лихорадочно напечатал что-то на клавиатуре, подозвал одного из компьютерных техников и указал на экран.

— Проверь этот IP-адрес и прижми «Ксенотьюб». И сравни информацию с данными паспортного стола. В Берлине, наверное, целая толпа женщин с именем Юлия Шмидт, но с помощью этого видео мы ограничим зону поиска.

— Она сказала: «Я намного красивее Жасмин», — напомнил Винтерфельд. — Это может означать, что она еще жива.

— Но это может означать также, что она еще не мумифицорована, — возразила Клара. — Вероятно, этот сумасшедший хочет оставить нам надежду, что не убил ее, и мы еще больше будем рвать задницы, а это доставит ему еще большее удовольствие в игре кошки-мышки. — Она повернулась к Германну. — Как думаешь, когда мы получим адрес?

— Если поторопимся, то через полчаса, — ответил он.

— Сколько человек уже просмотрело видео?

Германн взглянул на статистику «Ксенотьюба».

— Пока только пятьсот. — Он покачал головой. — И все же это довольно много, если учитывать, что за секунду размещаются тысячи новых роликов, а это видео в сети всего лишь пятнадцать минут. — Германн взглянул на Клару. — Возможно, из-за ужасного содержания, которое выглядит правдоподобнее любого фильма ужасов. А может, из-за того, что преступник дал ссылку на этот ролик где-то в Интернете. Это могут быть сайты фильмов ужасов, страницы со снафф-видео или серверы с «жестким» порно, которые расположены где-то в России.

— Вы можете проверить, где и как?

— Уже занимаемся этим. — Германн подал знак двум техникам.

Винтерфельд уперся руками в бока и взглянул на Клару.

— В почтовом ящике ничего не нашли? — спросил он. — Может быть, посылка для вас?

Клара покачала головой.

— Есть какие-то новости о ДНК, добытой из жуков?

— Тоже ничего.

— Что теперь, синьора? — спросил Винтерфельд. — Чем займемся сейчас?

Клара глубоко вздохнула.

— Сначала мы должны выяснить, где находится квартира Юлии Шмидт. Как только мы это узнаем, туда нужно отправить оперативную группу и как можно незаметнее перекрыть подходы к дому. Не хватало нам еще придурков, которые найдут в телефонной книге адрес Юлии Шмидт и устроят паломничество к ее квартире.

— Но это могло бы нам помочь, — высказался Фридрих. — Не должны ли мы подключить этих придурков: может, они, сами того не желая, смогут помочь в поиске Юлии Шмидт?

— Неплохая идея, — сказал Германн, набирая что-то на компьютере, — но в Берлине живет более двух сотен женщин по имени Юлия Шмидт. При пятистах просмотрах, которые произошли до этого времени, выходит примерно по два человека на квартиру. А два типа, которые стоят у квартиры, не так уж заметны.

— Значит, забудем об этом варианте, — сказала Клара. — Подождем точный адрес. Как только он у нас будет, выезжаем. Я позвоню судмедэкспертам, чтобы они провели вскрытие трупа как можно скорее, — если мы таковой обнаружим, конечно.

Фридрих снял очки и внимательно смотрел то на монитор, то на Клару, то на Винтерфельда.

— Вы знаете, что это значит, если он снял этот фильм именно сегодня? — спросил он.

— Да, — ответила Клара. — Он смеется над нами и хочет показать свою силу. Кроме того, он доказывает этим, что мумификация ему больше не нужна, потому что мы его все равно не найдем.

Фридрих кивнул.

— Верно. Но еще это означает, что он мог допустить какие-то оплошности. И не потому, что недооценивает нас.

— А почему?

Фридрих переложил очки из одной руки в другую, прежде чем ответить:

— Потому что это значит, что его работа почти закончена.

Глава 29

Мирс спустился на ближайщую подземную парковку на лифте. Он попытался залезть в почту со своего «Блэкберри», но раздосадованно заметил, что связи нет. На втором подземном уровне двери раскрылись, и в лифт вошел мужчина из службы уборщиков. В одной руке он держал метлу, второй толкал тележку с мусорным контейнером, на котором крепился прочий инвентарь для уборки. Эта тележка заполнила собой почти всю кабинку лифта. Кепка на голове мужчины сидела набекрень, от него пахло жевательной резинкой.

— Извините, — пробормотал он.

— Ничего страшного, — кивнул Мирс.

Уборщик придвинул громоздкую тележку к двери, чтобы освободить немного места, и встал рядом с Мирсом, ухватившись за крепление тележки.

— Наконец-то выходные? — спросил он.

Мирс не был расположен к непринужденной беседе, но ведь лифт остановится спустя несколько секунд, поэтому все же ответил:

— Если бы. В моей профессии, к сожалению, выходных не бывает. — Он нащупал в кармане брюк ключи от «Ауди-ТТ».

Сначала он подумал, что несколько волосков с его ноги зацепились за брючную ткань. Иначе он не мог объяснить этот внезапный легкий укол. И только потом заметил торчащий в бедре шприц, увидел руку уборщика, пальцы которого вдавливали поршень.

Спустя мгновение его охватила приятная непроницаемая чернота.

Ключи от «ауди» выскользнули из его пальцев и звякнули об пол.

Чья-то рука схватила ключи.

И это не была рука Мирса.

* * *

Двери лифта открылись на четвертом подземном уровне. Уборщик выкатил тележку, подошел к автомобилю «Форд-Транзит», открыл заднюю дверцу и с трудом затолкал ее внутрь.

Захлопнув дверь багажного отделения, он прыгнул на водительское кресло и запустил мотор.

Как только лучи фар прорезали сумеречные внутренности подземного гаража, он надел очки.

Очки в матовой оправе из нержавеющей стали.

Глава 30

Германн и команда IT-специалистов в рекордно короткие сроки отыскали адрес Юлии Шмидт. Кройцберг, Берманнштрассе, 30. Была только одна Юлия Шмидт с таким IP-адресом и такой учетной записью на «Ксенотьюбе», изображение на фото совпало с девушкой на видео.

Чуть раньше Клара и Винтерфельд поговорили по телефону с Белльманом, который все еще находился в Висбадене, но уже ехал в лимузине к аэропорту во Франкфурте, чтобы последним рейсом вылететь в Берлин.

— Как получилось, что пресса так быстро пронюхала обо всем? — спросил Белльман. — Ведь это видео — одно среди миллионов.

— Да, — ответила Клара, — но оно очень страшное. Кроме того, мы не знаем, что именно убийца делал ради того, чтобы уведомить прессу.


Пресса действительно уже пронюхала обо всем. В многочисленных интернет-изданиях уже говорили об этом видео. Особенно рьяно это муссировалось в бульварной прессе, а ссылка на видео быстро распространялась по всему Интернету.

«Убийца из Интернета — Кто остановит сумасшедшего “Фейсбук”-Потрошителя?»

Как только вещи обретают имена, они обретают самостоятельность, размножаются и распространяются, как вирусы.

«Фейсбук»-Потрошитель…

Восемь журналистов уже позвонили в УУП, в отдел по работе с прессой. Сотрудников по работе с общественностью срочно вызвали на службу. Прессе нужно было сообщить следующее:

«Пока еще не ясно, идет ли речь о преступлении или о странной шутке. Имя “Клара” тоже могло быть выбрано совершенно произвольно. Мы отказываемся от комментариев, пока не будут предоставлены конкретные сведения после расследования или пока остается риск навредить следственным действиям».

Если журналисты узнают из недостоверных источников или на основании откуда-то полученной информации станут утверждать и доказывать, что ранее уже были убийства, ответ должен быть следующим:

«Мы идем по следу преступника, но не можем пока сообщить о ходе расследования, чтобы не подвергать опасности результаты работы и не спровоцировать новые преступления. Кроме того, мы не можем исключать, что Юлия Шмидт до сих пор жива. Как только сотрудники полиции внесут ясность, непременно будут уведомлены родственники, а после — общественность».

И если речь пойдет о серийном убийце:

«Информация о том, что на счету убийцы уже дюжина женщин, всего лишь безосновательные слухи. Этим делом занимаются наши лучшие сотрудники, и скоро мы предъявим результаты общественности».

* * *

Вместе с оперативной группой они наконец добрались до квартиры Юлии Шмидт на Берманнштрассе, 30. Подходы перекрыли. На место прибыли полицейские машины с мигалками и оперативниками, которые блокировали место преступления.

Между тем уже никто не верил, что это чья-то глупая шутка.

В квартире Юлии было темно, как в могиле.

Кто-то вывел из строя блок предохранителей, может быть, сам убийца, так что в квартире больше не было света. Бессмысленно ждать электриков или чинить самим. Каждая минута на счету.

Но темнота — всегда риск. Неизвестно, не натянута ли где-нибудь острая, как бритва, тонкая стальная струна, которая запросто может отрезать голову, если с достаточной силой наскочить на нее. Неизвестно, не заложено ли в квартире взрывное устройство, которое среагирует на малейший источник света.

Никто не знал, не притаился ли в квартире убийца в очках инфракрасного видения. При первом же шуме он откроет стрельбу из автоматического оружия. Поэтому лишь холодные лучи полицейских фонариков «Мэглайт» оперативников и карманные фонари разрезали плотный мрак.

Свет пробирался в глубь квартиры.

Комната Юлии, насколько можно было рассмотреть в скудном освещении скользящих по стенам лучей маленьких поисковых прожекторов, выглядела иначе, чем комната Жасмин. Плакат с репродукцией Ван Гога «Звездная ночь», обеденный уголок, большая комнатная пальма. Листья пальмы в свете «мэглайтов» отбрасывали на стены пляшущие тени, похожие на змей, которые перед самым укусом сжались, чтобы в следующую секунду совершить бросок.

Потом снова темнота.

И контуры, которые неожиданно появлялись в свете карманных фонариков из непроглядной ночи. Появлялись и снова исчезали во тьме. Рядом с пальмой стоял комод с дюжиной фотографий из отпуска. Из-за того, что фотографии мелькали разноцветным лоскутным одеялом, лица людей превращались в мерцающие гримасы.

Свет пробирался в глубь квартиры.

Ближе к кровати. По покрывалу, подушкам. Вдруг мелькнули босые ноги. Белое платье.

— Здесь что-то есть! — вскрикнул Марк.

Еще два световых пятна от фонарей слились воедино.

На кровати кто-то лежал. Судя по силуэту, женщина в белой ночной сорочке, руки сложены на груди. Белоснежный наряд, украшенный кружевами, ярко выделялся на фоне масляно-черной темноты. Но было и нечто другое, это еще больше контрастировало с ярким светом фонарей. Что-то, что в холодном свете «мэглайтов» казалось таким же темным, как мрак за пределами светового пятна. Это были пятна и брызги на рубашке.

Кровь?

— Юлия Шмидт, это криминальная полиция, мы хотим вам помочь. Если вы меня слышите, скажите что-нибудь, — произнесла Клара.

Ответа не было.

И скоро всем стало ясно почему.

Лучи фонарей разрезали темноту над кроватью, поползли вверх: к солнечному сплетению, к сложенным рукам, грудной клетке, ключицам, шее…

Винтерфельд со свистом выдохнул, когда луч задержался там.

Когда стало понятно, что женщина на кровати не спит, что она не оглушена, не просто потеряла сознание и ее нельзя оживить, дав понюхать аммиак.

Когда стало понятно: Юлия Шмидт мертва.

В свете фонаря было видно: вместо стройной женской шеи — зияющая рана темнее чернильно-черной ночи.

А там, где должна быть голова, — всего лишь окровавленный обрубок, из которого торчат фрагменты костей и разрезанные сухожилия.

Кларе нужно было отдышаться.

— Обезглавливание, — прошептала она, и свет ее фонарика метался из стороны в сторону.

— Нам нужен прожектор! — крикнул Винтерфельд. — Живо!

Послышались торопливые шаги, которые быстро стихли за дверью.

Луч фонаря Клары скользнул вниз по кровавой ране, по кружевному вырезу ночной сорочки, по сложенным, словно у мученицы, рукам, по стройным ногам.

Потом луч заскользил вверх.

Мозг Клары выдал информацию с задержкой в полсекунды, когда луч фонарика уже пробежал по этому месту. Она заметила это мгновение назад, но еще не успела осознать.

«Один метр влево…»

Клара направила фонарик влево.

На полку над кроватью. Тут она заметила гипсовую копию Венеры Милосской.

А рядом с Венерой было то, что зафиксировал ее мозг.

Обрамленная светлыми волосами, которые в свете «мэглайтов» сверкали, как молнии, отрезанная голова Юлии стояла на полке, глядя на Клару широко распахнутыми глазами. Рот был открыт, а уголки его оттянуты назад, будто в ухмылке, словно она хотела сказать: «Добро пожаловать в мое царство, незнакомцы!»

Пока свет фонарика задержался на несколько секунд на отрезанной голове, чтобы потом обшарить стены вокруг этой декорации ужаса, Кларе вдруг вспомнился стишок о болотных духах, который в детстве рассказывала ей бабушка:

Иди к нам, беспечный прохожий, Когда-то с тобою мы были похожи.

Прямо над головой, в десяти сантиметрах от прядей платинового отлива, в холодном свете фонарей на светло-желтой стене красовалось слово и цифры, нарисованные темно-красным, почти таким же темным, как ночь.

Номер 14.

Глава 31

Я думаю о том, что происходит прямо сейчас. В моих мыслях ничто, которое наступит после Сейчас. Я обращаюсь к вам.

Сейчас!

Сон продолжается.

Пробуждение — это воспоминание. Но здесь — неистовое, безвременное настоящее.

Давайте жить во сне.

Хватит того, что мы проснемся незадолго до смерти.

Я просматриваю еще раз фильм в голове. Перед выездом я сравнил информацию из «Фейсбука» и с сайта знакомств «Dategate» и установил два возможных адреса. Это — первая ошибка.

Потом я во время телефонного разговора с помощью следящего устройства GPS выяснил место, из которого говорила Юлия. Это — вторая ошибка.

Затем она в «Фейсбуке» оставила сообщение, что сейчас дома и ждет кошку. На странице в «Фейсбуке» она разместила фото, и стало ясно, как выглядит эта кошка. Ее Принцесса. Это — третья ошибка.

Четвертую ошибку она не могла сделать, как и все последующие.

Потому что тогда она была уже мертва.

Как и все остальные.

Это срабатывает все время. И это будет работать все время.

Сначала у меня появляется ее номер телефона.

Потом ее адрес.

А потом ее голова.

Глава 32

Том Мирс видел сон, в котором у него была вывихнута челюсть. Он слишком широко раскрыл рот и теперь не мог его закрыть. Он видел старых школьных друзей, давних подружек, которые дразнили его, когда ему пришлось бежать с незакрывающимся ртом.

Его челюсть болела, и мускулы возле суставов болели. Приоткрытыми глазами он увидел расплывающийся темный свод. Кто-то двигался перед ним взад-вперед. У Тома было такое чувство, что он спал несколько лет. Пульсирующая боль терзала бедро.

«Что-то произошло? Подземная парковка… Лифт… А потом?»

Во рту пересохло, потому что он не мог дышать через нос. Нос болел. Крылья носа защемлены металлическим зажимом, так что дышать можно было только ртом.

Только теперь с усиливающейся ясностью он ощутил металл на языке и нёбе. Маленькие пластинки с ржавым привкусом. Он вздрогнул. Металлические пластинки были острыми, как ножи: он уже порезал язык, и теперь во рту появился медный вкус крови. Медь и ржавчина во рту. Он хотел выплюнуть пластинки. Но как? Его рот действительно был открыт. Это не сон. Том не мог его закрыть.

Шевелиться он тоже не мог. Он был связан. Голова прикована цепью. Том сидел на железном табурете, как пациент в зубоврачебном кресле.

Его охватила паника. Резкими рывками он попытался освободиться, издавая гортанные звуки, потому что нормально говорить не мог.

— Осторожно, вы можете порезаться.

Это был голос человека, который ходил перед ним.

Теперь Том смог его рассмотреть: высокий, одетый в черное мужчина, сильный, движения ловкие. Он что-то делал у стола рядом со стулом. У него были светлые короткие волосы и очки в матовой оправе из нержавеющей стали.

Странно, но он немного походил на уборщика из лифта.

Только когда незнакомец заговорил, Мирс все осознал.

— Мистер Мирс из «Ксенотьюба», не так ли? — спросил мужчина.

Мирса пробрала ледяная дрожь.

«Откуда он знает мое имя? И что вообще происходит? Похищение? Шантаж с целью вымогательства?»

— Мистер Мирс, — спокойно продолжал незнакомец. — Я сломал канцелярский нож и положил его кусочки вам в рот. А рот я зафиксировал специальными растяжками, которые используют в челюстной хирургии, чтобы пациенты во время общего наркоза не могли закрыть рот.

Он безучастно взглянул на Мирса немигающими глазами. Ужас карабкался по спине Тома, как отвратительный черный паук.

«О господи, что происходит? Кто этот сумасшедший?»

В глазах незнакомца не было ни тени волнения. Только холодный расчет. Неиссякаемый голод, стремление добиться цели.

— Здесь у меня ведро с водой, — сказал мужчина. Он покачал перед Мирсом полным десятилитровым ведром — вода перехлестнула через край, и брызги попали на штаны Тома. — Вы, наверное, задаетесь вопросом: как может быть связано это ведро воды с кусками ножа?

Мозг Мирса работал на повышенных оборотах. Где-то глубоко внутри услужливый голос уже описывал коварный план незнакомца.

На лице мужчины засияла улыбка холоднее осеннего воздуха, который спускался в подвал сверху.

— Может быть, нам это ведро вообще не пригодится. — Он демонстративно отставил его в сторону, прежде чем продолжить. — Ведь мне просто нужно кое-что от вас. — Мужчина в очках с оправой из нержавеющей стали наклонился вперед, так что его лицо почти касалось Мирса. — Мне нужен код доступа к главной странице «Ксенотьюба». Я знаю, что там сканируется сетчатка глаза по веб-камере. Я знаю, что на центральном компьютере хранятся данные о структурах сетчаток всего руководства фирмы. И я знаю, что топ-менеджеры «Ксенотьюба» должны трижды моргнуть во время сканирования, прежде чем получить доступ к главной странице. — Он ненадолго замолчал, сверля Мирса взглядом. — Я даже знаю, что сканер сетчатки на главной странице замеряет движения и кровоток. — Мужчина с напускным негодованием взглянул на Мирса. — Чтобы ни у кого и мысли не возникло вырезать менеджеру глаз и взломать код.

Том инстинктивно отпрянул и ударился затылком о каменную стену.

Мужчина в очках поднял вверх веб-камеру с беспроводным передатчиком.

— Трижды моргнуть, мистер Мирс, — произнес он и шепотом добавил: — Мне нужен доступ к «Ксенотьюбу».

«Главная страница “Ксенотьюба”, — подумал Мирс. — Четыреста миллионов просмотров в месяц. Этот сумасшедший хочет показать там свои изврашенные фильмы или что-то еще? Фирма за один месяц обанкротится, ее закроет Министерство юстиции, станет ненавидеть весь мир, доброе имя будет уничтожено навсегда. И акции будут стоить не больше, чем этот прогнивший, вонючий подвал. — Мирс покачал головой. — Этого нельзя допустить».

— Невозможно, — выдавил он из себя, стараясь не порезать язык и слизистую о куски лезвия.

Незнакомец удивленно приподнял брови. Взял ведро.

— Вы не хотите мне помочь? — спросил он. — Тогда и я вам тоже не смогу помочь. — Мужчина ненадолго замер в этой позе. Своим равнодушным лицом и атлетическим сложением он напоминал водоноса, каких можно увидеть у римских фонтанов. Потом он снова заговорил: — То, что сейчас произойдет, я называю «полоскание стали». Хотите узнать, что это значит? Сейчас у вас во рту острые, как бритва, куски лезвия. А я буду вливать вам в рот воду, много воды. — Он произносил эти слова, подставив край ведра к нижней челюсти Тома. — Вы можете сопротивляться, дело ваше, но через некоторое время ваш рот и глотка заполнятся водой и вы больше не сможете дышать. Поскольку вы не можете дышать через нос, то окажетесь перед выбором: задохнуться или проглотить воду вместе с кусками лезвия, чтобы снова вдохнуть.

Мирс почувствовал первые капли воды на губах. Его лицо побледнело.

— И вы проглотите воду, — продолжал незнакомец. — Приступим.

Мирса парализовал страх при мысли о том, что ему предстоит. Острые куски лезвия с помощью давления воды и рефлекса глотания оставят кровавые борозды в его глотке, изрежут пищевод и искромсают желудок. Мýка от располосованной плоти, кровь, боль и смерть.

«Нет! — Он из последних сил помотал головой, а потом кивнул. — Да, я сделаю это, я сделаю все!»

— Давайте…

Незнакомец снова удивленно приподнял брови и убрал ведро немного в сторону.

— Да?

— Дайте мне веб-камеру, — с трудом произнес Том из-за лезвий на языке. — Я сделаю все, что скажете.

Незнакомец кивнул.

— Образцовый руководящий работник, — похвалил он.

Потом опустил ведро и поднял камеру.

Глава 33

Номер 14.

Если это правда, то преступник уже убил четырнадцать человек.

А полиция знала только о трех.

И если только женщины считались «священными жертвами», а мужчины лишь исполнителями чужой воли, то количество убитых, вероятно, было еще больше.

Они снова стояли в отделении судебной медицины в Моабите. На металлическом столе для вскрытий было тело двадцативосьмилетней девушки в ночной сорочке. Отрезанная голова лежала в верхней части стола. Кларе невольно вспомнились истории о вампирах. О Люси в «Дракуле» Брема Стокера, которая лежала в гробу в ночной сорочке, и о Ван Хельсинге, охотнике на вампиров, который пробивал им грудь, а потом отрезал головы.

Криминалисты установили в квартире мощное освещение, чтобы сделать снимки и взять пробы с ковра, мебели и другого окружения. В ярком свете прожекторов вид был еще ужаснее, чем при рассеянном свете фонариков: обезглавленное тело и голова на полке в сорока сантиметрах от изуродованного трупа, которая дьявольски улыбалась в сторону входной двери.

Клара чувствовала запах страха и крови, но не запах смерти, ведь процесс разложения еще не начался. Убийство было совершено всего лишь три часа назад. На обрубке шеи, торчавшем из ночной сорочки, виднелись следы укусов. Сначала Клара и вправду подумала о вампиризме, но укусы оказались кошачьими. Кошка спряталась под кровать, когда оперативная группа штурмовала квартиру. На ней был ошейник, на котором золотыми буквами красовалась кличка «Принцесса».

«Его работа почти закончена», — сказал Фридрих. А она опять не смогла предотвратить убийство.

— Снова красивая молодая женщина, — произнес фон Вайнштейн и поправил очки. — Он перерезал ей горло и отделил голову, насколько можно судить на первый взгляд. — Он натянул перчатки и тонким металлическим стержнем указал на кровавое хрящевое место на гортани трупа. — Вот здесь, в верхних бронхах, произошла аспирация крови в трахее. Значит, жертва была жива, когда ей нанесли обе резаные раны на шее. Вопрос только в том, что было сначала.

Одним из важнейших заданий судебной медицины было установить последовательность ужасных ранений и выяснить, какая рана оказалась действительно смертельной.

Клара знала массу случаев, когда жертву душили, а потом вешали, чтобы инсценировать суицид. Или кого-то избивали до смерти, а потом укладывали на дорогу, где на труп наезжал автомобиль, — преступник надеялся, что следователи констатируют несчастный случай, а не будут расследовать убийство. В большинстве случаев судебная медицина раскрывала подобные трюки, и по виду раны можно было точно установить, что и когда произошло.

Фон Вайнштейн положил металлический стержень на резаную рану в области гортани.

— Рассечение сонной артерии случилось еще при жизни, на это указывают края раны, — сказал он. — А вот края раны на шее и голове, в ходе чего произошло обезглавливание, на подобное не указывают. — Патологоанатом взглянул на Клару и Фридриха. — Обезглавливание случилось уже после смерти.

Клара вздохнула: «Слава богу, этот сумасшедший обезглавил ее уже после смерти».

Кровь в верхние бронхи могла попасть как из первой раны, так и из второй. Но края раны на горле слегка затянулись и кровь вытекала сильно — это доказательство того, что жертва на тот момент была еще жива. На краях раны на шее и голове нет так называемых «признаков жизни», потому что в тот момент девушка уже умерла. На основании этого судмедэксперт может не только установить, какое насильственное действие стало смертельным, но и каким оружием пользовался преступник, что имеет особое значение, когда в убийстве участвуют несколько человек с различным оружием.

Фон Вайнштейн описал металлическим стержнем длинную линию от шеи до бедра убитой.

— Он и в этом случае вскрыл туловище от горла до лобковой кости и извлек внутренности, — сказал он. — Затем надел на труп белую ночную рубашку, чтобы на время скрыть свою «работу».

Клара уже предостаточно насмотрелась на эти ужасы. Отрезанная голова, которая в свете фонарика уставилась на нее широко распахнутыми глазами, открытый рот трупа — эта картина однозначно относится к разряду травматических и забывается не так быстро.

— А время смерти? — спросила она.

— Сегодня ранним вечером, — произнес фон Вайнштейн и взглянул в отчет, который лежал рядом со столом для вскрытия. — Врачи-криминалисты по прибытии сразу измерили ректальную температуру трупа. Она все еще была тридцать семь градусов по Цельсию. Если исходить из того, что температура тела в обычном помещении остается неизменной в течение первых трех часов, а потом понижается каждый час на один градус, момент смерти от момента обнаружения тела отделяет максимум три часа, а может, и меньше.

— Преступник куражится, — сделала вывод Клара. — Он убивает жертву и извещает об этом полицию в считаные часы.

— Значит, он может себе это позволить, — ответил фон Вайнштейн, — ведь мы все еще не знаем, кто он. — Он поправил очки. — Коротко по поводу момента смерти: еще не видно трупных пятен, нет скопления крови в спине, какого можно ожидать, когда тело лежит давно. Но по этим признакам ориентироваться все равно нельзя, потому что…

— Потому что преступник сцедил кровь? — спросила Клара. — Как у Жасмин Петерс?

— В любом случае, у лица и тела необычная бледность даже для трупа. Поэтому я и думаю, что крови не осталось.

Фон Вайнштейн натянул резиновые перчатки, проткнул скальпелем бедренную артерию и с силой провел рукой по ходу кровотока. В ране появилось лишь несколько капелек крови.

— Бедренная артерия наравне с брюшной артерией — самые большие кровеносные сосуды организма. — Он стер кровь бумажной салфеткой. — А здесь крови практически нет.

— Это подтверждает нашу теорию о жертвоприношении, — сказал Фридрих, который стоял перед трупом, скрестив руки на груди. — И белая ночная рубашка тоже выбрана неспроста.

— Почему? — спросила Клара.

— В отчете криминалистов сказано, что следов ДНК на ночной рубашке не обнаружено. Несколько частичек кожи убитой — и все. — Фон Вайнштейн снова открыл отчет. — Это может означать, что преступник принес ночную сорочку с собой, чтобы одеть убитую.

— В судебной экспертизе это называется «undoing», — сказал Фридрих. — Когда он так принаряжает жертву, надевает белую ночную сорочку и складывает руки девушки на груди, то как бы извиняется перед ней. Он хочет загладить свою вину.

— Это намек на то, что сложный ритуал жертвоприношений скоро закончится? — спросила Клара.

— Чем ближе он к развязке, тем больше похожи жертвы — люди, которых он выбирает для жертвоприношений.

Фридрих снял очки и потер глаза.

— И есть еще кое-что, — начала Клара и продолжила, лишь когда все посмотрели на нее: — Точнее, нет.

— Нет? — переспросил фон Вайнштейн.

— Чего-то не хватает.

— Да. — Фон Вайнштейн указал на область горла.

— Голова.

— Голова, — кивнула Клара. — И жуки.

— Черт побери, точно! — воскликнул Фридрих. — Не было ни одного жука.

Фон Вайнштейн кивнул.

— Видимо, в них не было необходимости. Он использовал жуков, чтобы ускорить процесс мумификации и избавиться от трупного запаха. — Его взгляд скользнул по трупу. — Если он уведомляет полицию об убийстве вскоре после его совершения, ему вообще ничего не стоит бояться, кроме скорого ареста.

Клара закусила губу.

— Хорошо бы, если так, — произнесла она. — Но, к сожалению, он пока не позволяет этого сделать, водит нас за нос, как маленьких детей. С одной стороны, он ведет себя хладнокровно, с другой — неосторожно.

Она взглянула на Фридриха, и тот кивнут в ответ.

— Этот сумасшедший полон противоречий.

— А отрезанная голова? — спросил фон Вайнштейн. — Этот шаг не выглядит как «undoing».

Фридрих пожал плечами.

— Не забывайте, мы ведь имеем дело с психопатом. Не стоит ожидать от него слишком много рациональных поступков.

Клара вспомнила разговор с Фридрихом о своей роли судьи — теория, по которой Безымянный демонстрирует ей собственную серию убийств как эксперту и одновременно жертве.

— Может быть, голова сама по себе имеет какое-то значение? — спросила она.

— Возможно, — ответил фон Вайнштейн, — но какое? Может, он хотел испугать? Шокировать?

— Сообщить новость? — предположила Клара. Уж больно не вязался кровожадный ритуал, который устроил преступник с головой, с той тщательностью, с которой он обращался с жертвой: он одел Юлию в ночную сорочку, сложил ее руки и прикрыл раны.

Клара была убеждена, что убийца хочет таким образом привлечь их внимание. Что-то должно за этим скрываться, как за цифрой 13 в ролике с Жасмин Петерс.

— Вы не могли бы обследовать голову в первую очередь? — спросила Клара.

— Вскрытие черепной коробки мы и так будем проводить в соответствии с установленным порядком, — ответил фон Вайнштейн и в очередной раз постучал металлическим стержнем по телу. — Вам же это известно.

— Пожалуйста, просветите голову рентгеном до того, — попросила Клара.

Фон Вайнштейн удивленно взглянул на нее.

— Мы это сделаем, если вы скажете зачем.

— Потому что мы можем там что-нибудь найти, — ответила Клара. — Мы подождем снаружи. Дайте знать, как только закончите.

Глава 34

Покойный муж бывшей директрисы детского дома, в пустой коттедж которой забрался Владимир, был профессором зоологии. Для обучающих целей он изготавливал наглядные пособия. Почему Владимир и выбрал для проживания именно этот дом. Он словно был построен для его планов.

В длинном подвале располагалась старая лаборатория с химпрепаратами и книгами по консервации и мумификации. Там Владимир и прочитал о черных жуках-могильщиках, Blaps mortisaga, которые могут высосать всю влагу из трупа. Он должен был развести этих жуков, устроить для них террариум.

Ночью он провел рискованную операцию: привез тело сестры в пустой особняк. Потом мумифицировал ее, как было описано в книгах: с помощью препаратов, скальпелей и игл он препарировал и законсервировал тело навечно. Оно станет памятником трагическому событию и знаком, пока он не выполнит свою миссию. Сестра лежала в углу большого подвала, там же — жуки, которые должны были довершить дело. По окончании процесса Владимир сделал для нее нишу. Там она останется, пока он не вернется сюда.

За нее должны умирать другие, искупая его вину, — жертвоприношения грешников для него и для нее.

В последний вечер в доме директрисы детского дома он перерыл кабинет покойного профессора. В богатой библиотеке зоолога были книги, посвященные оккультизму и черной магии. Владимир прочитал о том, что символизировала кровь в древние времена, о представлениях в Средние века и об оккультных кругах. Кровь — это жизнь. Если кровь сжигали, вокруг костра собирались духи загробного мира. Он читал о корнях мандрагоры, которые могли принимать человеческий облик, изучал ритуалы, которые описывались в книгах. Нужно было привязать к корню мандрагоры собаку и убить ее. Животное дергалось в конвульсиях и вытягивало из земли корень, который, как считалось, теперь обладал силой принимать человеческий облик. Владимир прочитал пресловутую «Grand Grimoire» — французскую книгу колдовства XVI века, в которой описано, как мертвеца вновь вернуть к жизни и какие жертвоприношения для этого нужны. Во всех колдовских трактатах красной нитью проходило одно: чтобы возродить умершее к жизни, должны умирать живые существа.

«Hernach müssen sie daß geiße hals abschneiden und tzieen daß haut ab und dien daß fleisch ihm feyer nein und lassens bis es ganß zu aschen sey».

Так на пожелтевших страницах было написано на древненемецком: «Потом нужно перерезать горло козе, снять шкуру, а мясо положить в огонь, чтобы оно превратилось в пепел».

Владимир читал имена демонов, которые помогали воскрешать мертвых: Велиал, Лилит, Астарта, Люцифер, Молох и Адрамелех.

Мрачные идеи угасающего сознания, которое напрасно просит своего палача о конце смертельной схватки.

Он прочел историю XVI столетия о венгерской графине Елизавете Батори.

«Элизабет».

Она вышла замуж в пятнадцать лет.

«В пятнадцать лет у Элизабет появился первый парень.

И в пятнадцать лет она умерла».

Батори вышла замуж за графа Ференца Надашди, потомка Влада Дракулы, графа Дракулы.

«Влад Дракула — Владимир».

Дракула — повелитель крыс и волков.

Владимир — повелитель черных жуков.

«Я принесу ей в жертву кровь».

Он прочел страшные истории о графине Елизавете Батори, которая приказывала убивать девственниц, чтобы купаться в их крови и добиться вечной молодости. Исследователи называют цифру более чем в шестьсот жертв, затем фабрику смерти графини прикрыли.

«Никто не поймает меня! Я буду для Элизабет приносить в жертву кровь и внутренности и сжигать их здесь, перед алтарем».

Он снова вспомнил препарированный труп, вмурованный в нишу в стене, высохшее мумифицированное тело, мертвые глаза, устремленные в потолок. Он достанет ее оттуда, когда придет время.

«Ей было пятнадцать, когда она умерла.

Я принесу в жертву пятнадцать женщин.

Их кровь, их тела, их жизни.

И никто не поймает меня.

Потому что я не Владимир.

Я больше не он.

Я невидимый.

Я сама ночь.

Я другое.

Чужое.

Злое.

Я — безымянный».


Ночью он переступил порог дома и исчез.

Из города, из страны.

Он стал частью ночи.

Но он вернется, чтобы закончить свою работу.

Глава 35

— У нас кое-что есть!

Прошло десять минут.

Удивление читалось на лице фон Вайнштейна.

Клара и Фридрих поспешили в зал для вскрытий. Черепную коробку Юлии распилили, мозг лежал в металлическом судке. Фон Вайнштейн поднял что-то хирургическими щипцами, нечто в крови и слизи. Невозможно было предположить, что оно могло там находиться. Это могло быть где угодно, только не в раскроенной голове между тканями мозга и основанием черепа.

— Черепная коробка не была повреждена, это видно и на рентгеновских снимках, — сказал фон Вайнштейн. — После того как убийца отделил голову, он поместил эту штуку в нос убитой и, используя, вероятно, металлический стержень, несколькими ударами молотка вогнал ее в мозг. — Доктор покачал головой и откашлялся. — Снаружи ничего не заметно. Преступник сцедил всю кровь жертвы, поэтому крови в носу не видно.

Клара заморгала, стараясь привести мысли в порядок, и попыталась понять, что это было до того, как его обволокли кровь и слизь. Она посмотрела на фон Вайнштейна, на Фридриха и снова на предмет.

— Это же не?..

Фон Вайнштейн бесстрастно кивнул.

— Верно, это она, — ответил он. — USB-флеш-накопитель.

Глава 36

Спустя двадцать лет Владимир вернулся, вернулся в особняк уже к тому времени покойной директрисы детского дома. На место, где была замурована Элизабет. Особняк сегодня служил складом детского дома. На него никто не обращал внимания, не обшаривал. В нем было электричество и телефонная связь — неоценимое преимущество.

Владимир переоборудовал подвал под свои нужды, превратил его в цифровое чистилище ужаса.

Теперь у него были необходимые деньги. Теперь у него были необходимые знания. Знания о новом мире. Мире компьютеров.

Это был чистый мир зеленовато мерцающих в темноте подвала мониторов, мир из единичек и нолей, ясный и избирательный, словно вырезанный скальпелем. Без грязи, без жизни, без плоти.

С изобретением Интернета у Владимира появились новые возможности, которые он так долго ждал. А когда возникли первые сайты знакомств, он наконец смог найти женщин, которые больше всего напоминали Элизабет. Здесь были фотографии и описания, тут находились данные, информация о том, в каком городе живет женщина. Здесь он мог выбирать, контактировать, узнавать о них больше. Намного больше. Пока в один прекрасный день не узнавал о них почти все.

Владимир выяснил, какие мужчины имеют успех на сайтах знакомств. Для этого он взламывал анкеты и составлял идеальные мужские портреты. Но лучше всего Владимир перенимал облик другого, когда ему принадлежало все, даже жизнь.

Он многому научился в прошлой жизни. Сначала он завладевал банковскими счетами жертв и пользовался ими, пока те не пустели. Позже он написал компьютерную программу, которая приносила ему постоянный доход: она перенаправляла со счетов убитых людей суммы на неизвестные счета. Если передача прошла удачно, счет существовал. Потом он запрашивал со счета жертвы инкассовое поручение и вытягивал с неизвестного счета столько денег, сколько было возможно. В конце концов он приходил с электронной картой убитого к банкомату, переодевшись до неузнаваемости, потому что знал, что в банкоматах установлены камеры, снимал в разных терминалах через короткие промежутки времени по тысяче евро. Получив на руки сумму в десять тысяч, Владимир скрывался во тьме и в конце сжигал ноутбук жертвы.

Чтобы осуществить план — принести в жертву пятнадцать женщин, которые похожи на Элизабет, — ему нужно было время. Никто не должен был заметить, что он делает. И никто не должен был заметить, что эти женщины исчезли.

Он взглянул на мумифицированное тело сестры в черном каменном саркофаге, который построил сам.

Древние египтяне верили, что мертвых нужно мумифицировать, чтобы они смогли продолжить жизнь в загробном мире. Но можно поступать иначе. Можно мумифицировать мертвых, чтобы они продолжали жить в земном мире.

Или, по крайней мере, в виртуальном.

Тогда для всех они оставались бы живыми.

Ведь существовала и другая, темная сторона общества. В этом случае темная сторона не была связана с деяниями — убийствами, надругательствами и изнасилованиями. Это была темная сторона бездействия, безучастности и анонимности.

Владимир взломал базы данных судмедэкспертов и криминалистов. Он прочитал о людях, которые по пять лет лежали мертвыми в своих жилищах, и никто этого не замечал. Тела людей гнили и высыхали в заваленных мусором и фекалиями квартирах. Они умирали в одиночестве, их обгладывали домашние любимцы, которые потом тоже дохли с голоду. И их находили вместе.

Сначала происходило разложение трупа, потом высыхание.

Вторичная мумификация описывалась в судебно-медицинских заключениях. Владимир видел фотографии.

Эти люди никого не интересовали. Они жили и умирали в одиночестве, но женщины, которых хотел убить Владимир, не были одиноки. И снова техника подсказала ему решение.

В социальных сетях общаются миллионы людей. Владимир погрузился в мир сетей и сайтов знакомств — обычных, гетеросексуальных, и необычных. Сайты для геев… Их пользователей он хотел привлечь в качестве марионеток. Были и отвратительные сайты, специальные сайты, где общались люди, которые хотели, чтобы их мучили или даже убивали, и люди, которые мучают и убивают других.

На одном из таких сайтов Владимир обнаружил знакомое лицо. Он знал этого человека еще в детском доме. Он помнил комнату с фильмами про ниндзя. Он помнил прачечную в подвале.

Он вступил в контакт.

Он найдет его.

И он его убьет.

Глава 37

Садизм начинается с издевательств над животными, но животные выживают. Следующая стадия — мучить животных до смерти. Потом будут мучить людей, которые выживут после пыток. И последняя стадия — мучить людей до смерти.

Инго М. в детстве ловил лягушек и надувал их через соломинку, пока те не лопались. Не то чтобы они разлетались на куски — у них разрывались внутренние органы, и земноводные умирали в муках. Инго находил это захватывающим.

Но в какой-то момент этого стало ему недостаточно, и он перешел на крупных животных. А позже принялся искать людей. Мальчиков и девочек. Использовать их было проще: ребенку легче дать почувствовать, что он избран для каких-то «особых» вещей, так что это не выглядело как принуждение. Сначала Инго отпускал детей после того, как «поиграл» с ними, но в какой-то момент это показалось ему рискованным. В конце концов, они ведь могли проговориться.

А сделать этого они не могли, только будучи мертвыми.

Страх в их глазах стал для Инго эликсиром жизни. Крики и плач — это цветы их души.

И Инго М. пил слезы убитых детей.

Было непросто постоянно иметь то, что особенно возбуждало. Иногда приходилось довольствоваться мальчиками по вызову. Их он не мог просто так убить, но за небольшие деньги они делали все, что он пожелает.

Это случилось в начале года, еще лежал снег. Инго познакомился в Интернете с парнем, который в точности соответствовал его вкусам. Его звали Чилл, он был рослым, спортивным, со светлыми волосами. И покорным. Он готов был сделать все, воплотить самые грязные фантазии и не стал бы настаивать на презервативе… Так он написал о себе.

И Инго действительно видел это. Нет, он просто чуял это.

Они встретились в баре клуба. Это было самое популярное в Берлине место, где проходили как гетеросексуальные вечеринки, так и для геев. Иногда после садо-мазосборищ пол там становился скользким от крови. Гремели хардкор и техно, пары исчезали в каких-то темных комнатах. Инго встретился с геем, который называл себя Чилл, и почувствовал отвердение в штанах.

— Две сотни за ночь? — спросил он сквозь громыхание техно-бита. — На всю ночь? И никаких запретов?

Чилл кивнул.

— И без резинки?

Чилл снова кивнул.

Они поехали в бункер, который снял Инго М. Обычно там репетировали музыкальные группы, но, конечно, не в два часа ночи. Подвал был звуконепроницаемым, три этажа под землей, двери в нем блокировались. Инго М. уже задушил здесь трех своих жертв, после того как закончил с ними. Он смотрел им в глаза, надеясь рассмотреть то, что видели они, умирая. Но видел лишь ту же панику, те же мольбы, что и несколькими часами ранее. И сердился.

На нижнем этаже бункера находилось все, что могло ему пригодиться: наручники, кляп, веревки, стул, точнее, каркас от него с металлической сеткой вместо сиденья, намертво привинченный к бетонному полу.

В углу — камера. Инго любил снимать то, что делает. Его компьютер тоже стоял там, и в нем хранились самые классные его фильмы. В бункере не было Интернета, и Инго это вполне устраивало. Фотографии и видео предназначались только для него, потому что если бы его поймали, то охоте настал бы конец.

Он был извращенцем, но не идиотом.

Чилл разделся, наклонился и расстегнул штаны Инго. Прекрасно! После этого Инго намеревался связать парня и немного поиздеваться над ним. Чилл был крупнее и сильнее, но Инго его не боялся. В конце концов, он ведь платил парню, а если веревки начнут рваться, то за маленьким шкафом у него всегда имелись запасные.

Чилл расстегнул его штаны, и Инго почувствовал нарастающую эрекцию. Он пускал слюни от возбуждения и, вытянув шею, чтобы лучше видеть парня за «работой», посмотрел вниз горящими глазами

Сейчас он возьмет в рот. И это может длиться долго, пока Инго…

Что-то просвистело, и за доли секунды все окрасилось красным, остались только боль и шок. Ужасный шум заполнил голову Инго, во рту появился медный привкус. То, что еще секунду назад было его лицом, превратилось в месиво из осколков зубов и рваной плоти.

Он ощутил на носу и разбитых губах жгучую жидкость и затуманенным взглядом посмотрел на Чилла. Парень больше не выглядел покорным, в нем угадывалась смесь холодного презрения и предвкушение садистской радости.

Инго вдруг учуял резкий запах, который был знаком ему еще со времени работы в больнице.

Хлороформ.

Глава 38

Там что-то есть снаружи.

Оно что-то хочет от меня.

И я часть плана.

USB-флеш-накопитель с новостью, спрятанной в голове трупа. Он попал в голову жертвы через нос.

Еще одно известие от него.

Слова Фридриха: Иное.

Чужое.

Злое.

Они привезли ноутбук. Фридрих позвонил Винтерфельду и сообщил о жуткой находке.

На карте памяти хранился всего лишь один текстовый документ.

Дрожащими пальцами Клара дважды щелкнула на файле.

Открылась программа.

Потом появился текст:


Кларе Видалис, УУП

Было бы преувеличением сказать, что я удивлен, ведь вы нашли это сообщение и читаете его. Я знал, что вы обладаете многими позитивными качествами, которые делите с остальными женщинами.

У вас в голове есть нечто подобное тому, что было у моей последней жертвы.

Но и этого было бы недостаточно, ведь сегодня вы узнали, что я уже убил 14 женщин. Конечно, мне для этого потребовалась парочка мужчин-марионеток. Так что Якоб Кюртен — не единственная жертва.

Итак, 14 плюс х.

Впечатляюще, не так ли? Или для вас, вероятно, пугающе.

Я знаю, выходные на носу, и вы хотите в отпуск, если не ошибаюсь. Но мы еще не закончили.

Сегодня вечер пройдет в двух планах: я покажу вам, что нас связывает, и одновременно то, что вы упустили из виду.

И если вы достаточно сильны — потому что вам совсем не понравится то, что я покажу, — и если у вас есть разрешение и осталась честь, продолжайте охотиться на меня.

Охотиться — это именно то слово.

Потому что поймать меня вы не сможете.

Потому что меня не существует.

Проснитесь, прежде чем умереть.

Из Ничего.

Безымянный

Глава 39

Теперь Инго увидел свет.

Горели неоновые лампы-трубки под сводами подвала.

Он хотел облизнуть губы, но сдержался, потому что почувствовал, что ни губ, ни передних зубов у него нет, вместо них — ноющая каша из ошметков мяса и обломков.

Осколки зубов плавали во рту, как сбившиеся с курса лодки в море из слюны, крови и сгустков. Инго попытался открыть рот, и его пронизала адская боль. Он почувствовал, как кости трутся друг о друга. Похоже, челюсть сломана.

«Чертов говнюк!» — мысленно кричал Инго. За двести евро парень готов был стать его сексуальным рабом на ночь и для начала должен был отсосать. А вместо этого подпрыгнул, ударил головой Инго в лицо, выбил ему зубы, разбил губы и сломал челюсть.

Инго сидел на металлическом стуле, намертво прикрученном к бетонному полу. Этот стул он знал хорошо. К нему Инго привязывал других и издевался над ними. А теперь его руки и ноги прикованы к этому орудию пытки.

Несмотря на боль и страх, мозг Инго продолжал работать и делать рациональные выводы, на которые способен человек в подобных ситуациях. Его мысли разделились и сконцентрировались на трех вопросах.

Во-первых: что сделает с ним этот парень?

Во-вторых: как уговорить мерзавца отпустить его?

И в-третьих, самый важный вопрос: кто он вообще такой?

Парень по имени Чилл уже оделся. Сейчас он сидел перед компьютером Инго и просматривал фотографии. Заметив, что Инго пришел в себя, он повернулся.

Тонкий ручеек крови стекал с его виска по щеке, но Чилл этого даже не замечал. Эту рану он наверняка получил, когда внезапно изо всех сил ударил головой в лицо Инго.

— Кто ты? — невнятно произнес Инго. Кровь пузырилась на его рассеченных губах.

Мужчина поднялся, стер кровь с виска пальцами, облизнул их, холодно усмехнулся и надел очки.

Очки в оправе из матовой нержавеющей стали.

— Кто я? — переспросил он. Лицо его было непроницаемым, как у статуи. — Твой самый страшный кошмар.

Глава 40

Клара повернула и поехала вдоль Турмштрассе в направлении Темпельхоф к зданию УУП, а Фридрих пока еще раз пробегал глазами сообщение от преступника.

Клара включила беспроводную гарнитуру и набрала номер участка. Послышался голос Германна. Похоже, он опять жует любимого желейного медвежонка.

— Есть какие-то перемены на компьютерном фронте? — спросила Клара.

— Никакой активности, — ответил он. — Видео преступника все равно распространилось. Хотя мы сразу убрали его с серверов «Ксенотьюба», к сожалению, сотни пользователей успели его скачать и разместить на других серверах. Это как вирус.

— Что пишет пресса?

— Нервирует нас. Белльман и Винтерфельд все время в работе. Мы подтвердили, что нашли труп, но о USB-флешке и всем остальном пока молчок.

Клара кивнула.

— Только этого нам еще не хватало. — И после паузы добавила: — Что там с ДНК из жуков?

— Мы еще раз прижали все больницы. В Берлине мы почти все проверили.

— Что-нибудь нашли?

Клара услышала довольное чмоканье, после чего Германн ответил:

— К сожалению, ничего. А как у вас дела?

— Флешку я везу с собой. Криминалисты все еще работают в квартире Юлии Шмидт, перевернули там все вверх дном. — Клара свернула в сторону главного вокзала. — К сожалению, никаких отпечатков пальцев и следов его ДНК, частичек кожи или чего-то подобного. Все как у Жасмин Петерс.

«Вы не поверите, но там ничего нет», — говорили криминалисты Кларе. «Вы совершенно правы, я вам не верю, — отвечала Клара. — Поэтому ищите еще».

— Даже идеальный убийца совершает ошибки, — продолжала она. — Полиция опрашивает жильцов, не видели ли они чего подозрительного между пятью и восемью часами вечера. Проблема в том, что мы не знаем, как выглядит преступник. А еще: в Берлине народ переживает только за свое добро, если вообще переживает. — Она ненадолго задумалась. — Судмедэксперты сейчас как раз снимают пробы ДНК с ночной сорочки и кожи трупа. Кроме того, исследуют мозг на предмет ядов, наркотиков и других средств, по которым можно выделить определенную среду или группу лиц. — Клара проехала мимо вокзала и свернула налево, в тоннель, к Темпельхоф. — К сожалению, у нас нет других органов, кроме мозга, поэтому анализ будет довольно ограниченным.

— Хорошо, — сказал Германн, — я скажу Винтерфельду. Сообщу, как только у нас появится что-то новое.

— Все ясно, — ответила Клара. — Скоро буду в участке.

Она положила трубку и некоторое время молча смотрела на дорогу, освещенную желтыми фонарями тоннеля.

— Что вы об этом думаете, Фридрих? — спросила Клара. — Я в опасности? Он написал: «Проснитесь перед тем, как умереть».

Фридрих задумался, прежде чем ответить.

— Предположим, что это угроза. Но, скорее всего, для того, чтобы вы быстрее осознали взаимосвязь. Он словно хочет вас предупредить, чтобы вы не стояли у него на пути.

— Но именно это и есть моя работа! — воскликнула Клара и раздраженно уставилась на дорогу. Желтые фонари пролетали мимо, как мысли, за которыми нельзя угнаться. — Как вы думаете, что этот сумасшедший припас для меня? — спросила она наконец. — Он написал, что хочет сегодня вечером мне кое-что показать.

Фридрих пожал плечами.

— Еще одно письмо, еще одна посылка? В любом случае, нам нужно сразу на это отреагировать. Может быть, в своей самоуверенности он выдаст нам больше информации, чем следовало бы. Возможно, из-за наглой заносчивости допустит ошибку, которая даст нам шанс схватить его.

— Будем надеяться на это, — пробормотала Клара.

— То, что он вам хочет показать, — продолжал Фридрих, — очевидно, очень важно для него. И, видимо, для вас тоже. — Он пристально посмотрел на нее сквозь стекла очков, словно психиатр. — И он сказал, что для вас это будет непросто. — Фридрих снял очки и протер их шарфом.

Машина выехала из тоннеля. Полумесяц, пробившись сквозь серо-черные облака, заливал все матовым светом.

— Лучше, если мы вместе подумаем, что это может быть, и подготовимся, чтобы информация не стала для вас неожиданностью.

— Своего рода инструктирование? — спросила Клара.

— Почему бы и нет? — ответил Фридрих. — Рядом с УУП есть прекрасное заведение, где можно заказать отличный шотландский виски. Конечно, место для кафе не идеальное, но они как-то держатся на плаву. Мне нужно сменить обстановку, чтобы подумать, а кроме того, немного топлива, чтобы мысли завертелись в нужном направлении. Вы ведь не против, правда?

Клара задумалась, но решение приняла быстро.

— Да, охотно. Поиск идет. Сейчас мы все равно не можем ничего сделать.

Она поехала вдоль железнодорожной линии по Галлишен-Уфер и свернула направо на Мерингсдамм.

«Какой абсурд — пить сейчас виски, — подумала она, — вести себя так, словно наступили выходные! Но ведь они наступили».

«Покорись искушению. Возможно, в твоей жизни такая возможность больше не представится», — говорил Оскар Уайльд.

Иногда проблему решить проще, если судорожно не думать о ней все время. Как у мужчины, которому фея сказала, что тот может найти в своем саду клад, но при условии, что не будет думать о розовых слонах.

Через некоторое время она сказала:

— Что это может быть? Что меня может связывать с этим сумасшедшим?

— Вероятно, что-то из вашего прошлого, — ответил Фридрих, глядя в окно на проносящиеся мимо фонари. — Нет, не вероятно, — поправил он сам себя. — Наверняка.

Глава 41

Он узнал все, что хотел. Многое Инго не хотел говорить, поэтому черный человек, парень по имени Чилл, ему помог. Он смотрел фотографии на ноутбуке и расспрашивал о них.

А потом положил компьютер в большую черную сумку.

Инго, дрожа и весь в поту, сидел перед ним. Слезы текли по его щекам.

— Почему? — устало спросил он.

Мужчина обернулся.

— Почему? Ты все еще не сообразил? До сих пор не понял, кто я?

Инго М. покачал головой.

— Ты помнишь детский дом, в котором работал? Помнишь двенадцатилетнего мальчика, с которым смотрел фильмы про ниндзя? «Чтобы понять ночь, нужно стать ее частью». — Он открыл черную сумку и вытащил предмет, который Инго узнал не сразу. — Ты помнишь фильмы, которыми приманивал для себя сексуальных рабов? Ты помнишь, что сделал с мальчиком? Ты помнишь прачечную, где избил меня до потери сознания? «Если выкинешь такое еще раз, будет по-настоящему худо, — так ты сказал, когда я настучал на тебя директору. — Тогда все, что происходит сейчас, покажется тебе раем». Но директор так ничего и не предпринял. Потому что ты был ему нужен.

В глазах Инго отражались удивление, страх и смутные воспоминания.

Владимир. Мальчик, который попал в детский дом вместе с сестрой, когда их родители погибли в автокатастрофе. Он высмотрел его среди всех. Завлек фильмами. Играл с ним.

— Это был ты? Владимир? Но это невозможно! Ты же погиб! Ты утонул в озере. Ты умер!

Он буквально визжал, а человек, который назвался Чиллом, поднес поближе какой-то предмет, чтобы Инго смог хорошо его рассмотреть. Это была бунзеновская горелка.

Владимир поставил ее под стул.

— Ты у-у-уме-е-ер! — кричал Инго, и его голос срывался в истерике.

Он вспомнил теперь, как прижал Владимира к полу, плюнул ему в лицо и сказал: «Для тебя было бы лучше, если бы мы вообще не встречались». А мальчик ответил: «Но для тебя это было бы еще лучше». Спустя короткое время он совершил самоубийство. Директор сказал: «Владимир Шварц, очевидно, наложил на себя руки. Мы нашли дождевик в озере. На берегу остался его велосипед. Нам нужно ожидать худшего».

— Я умер? — Черный человек наклонился к Инго, и от окровавленного подбородка его отделяла теперь всего лишь пара сантиметров. — Я не умер, но что-то во мне умерло. И именно ты это убил. И не только во мне, но и во многих других. — Он указал на компьютер, который торчал из черной сумки. Потом присел и включил газ в горелке под стулом. — Я — судья и исполнитель. То, что ты убил, теперь убьет тебя. — Чиркнув зажигалкой, он поджег газ. — Я не умер! — произнес тот, которого на самом деле звали Владимир.

Он стоял перед Инго, как черный ангел мести. Гул пламени наполнил комнату, и Инго почувствовал невыносимый жар, поднимавшийся от ног к ягодицам.

— Я — сама смерть!

Голос звучал под сводами подвала, как апокалиптическое пророчество.

Инго М. кричал и дергался, кровь и пена летели у него изо рта, наручники глубоко впились в тело, когда он попытался вырваться.

Но стул стоял на месте, и огонь пожирал свою жертву. Запах жженого мяса заполнил комнату, крики заглушали даже гул горелки. В какие-то моменты, несмотря на боль, Инго М. замечал черную фигуру в дверном проеме. Человек стоял недвижимо и внимательно наблюдал за происходящим.

— Ты ублюдок! — визжал Инго под гул огня, который прожигал нижнюю часть его тела. — Ты не лучше меня. Ты даже хуже. Намного хуже!

— Ты породил больной мир, — ответил Владимир, который, прислонившись к стене, спокойно наблюдал чудовищное представление. На его носу блестели очки в оправе из матовой нержавеющей стали. — Как и все те, кто создает такой мир, ты считал, что этот мир пощадит тебя!

Вместо ответа Инго издал горловой звук, похожий на кашель. Пламя уже охватило бедра и нижнюю часть туловища. Облака жирной сажи поднимались к сырому потолку, заросшему паутиной и плесенью.

— Убей меня! — кричал он. — Пожалуйста! Я не вынесу этого!

— Убить?

Владимир правой ногой отодвинул горелку чуть в сторону. Чудовищная боль уменьшилась. Осталось ужасное, непрекращающееся жжение, пожиравшее живую плоть.

Инго, уже соскальзывавший в беспамятство, открыл глаза.

Владимир стоял перед ним — грозный, словно мертвец, поднявшийся из могилы. Но вот он отвел руку назад и вытащил что-то из-за спины. В желтом свете пламени и неоновых ламп блеснуло лезвие клинка.

Это был короткий меч японских самураев. Вакидзаси.

Он поднял меч. Инго, с благодарностью и облегчением закрыв глаза, ожидал смерти, надеясь, что она будет быстрой и менее мучительной.

Но вместо отвратительного звука, с которым сталь входит в тело, он услышал щелчок, и наручники с его правой руки упали. Инго уже мог двигать ею. Его затуманенный рассудок задавался вопросом, зачем мучитель это сделал, как вдруг в стол перед ним с глухим звуком вонзился единственный предмет, до которого он мог дотянуться.

Вакидзаси дрожал, готовый выполнить свое предназначение.

— Харакири, — произнес Владимир, взглянув на меч, а потом в глаза Инго. — Харакири могут делать не только самураи.

С этими словами он задвинул горелку снова под стул, перебросил лямку черной сумки через плечо и под аккомпанемент пронзительных криков жертвы, жертвой которой когда-то стал сам, направился к выходу.

Владимир с оглушительным грохотом захлопнул за собой дверь в подвал и пошел по темному подземному коридору к лестнице, которая вела с третьего подземного уровня на поверхность. Крики Инго, сначала громкие, становились все тише и тише, пока наконец не затихли вовсе.

Глава 42

«Вероятно, что-то из вашего прошлого. Нет, не вероятно. Наверняка».

Слова Фридриха вертелись в голове у Клары, пока она шла по коридору в свой кабинет.

Безымянный убил четырнадцать женщин, если не больше. А что сделала она?

Она вспоминала прошлое.

Может быть, именно с его помощью она сможет поймать убийцу.

А прошлое для Клары почти всегда означало сестру Клаудию. Та была мертва. Возможно, из-за нее.

Родители называли Клаудию «счастливый несчастный случай», потому что она была незапланированным ребенком.

Кларе уже исполнилось десять лет, когда Клаудия появилась на свет. Но когда Клара наблюдала за тем, как сестренка растет, как познает мир, ей казалось, что она вновь переживает свое детство.

Тогда у нее родились подозрения, которые позже переросли и окрепли в уверенность: это была лучшая часть ее жизни.

Какое идиллическое, замечательное было время! Они жили в небольшом городке вблизи Бремена. И все лето дверь на террасу их дома стояла открытой.

Наступала пятница, занятия в школе заканчивались, в холодильнике ожидал холодный лимонад, в гараже — велосипед, а на небе сияло солнце. В субботу жарили мясо на гриле, и в гости приходили соседи. Как-то дети из дома напротив принесли с собой кроликов, и те с любопытством прыгали по саду. Другие соседи принесли морских свинок, две из них убежали. Одну съела соседская кошка, из-за чего начался страшный переполох.

Тогда не было мобильных телефонов, интернет-форумов, компьютерных сетей, разделения между людьми по стоимости одежды и аксессуаров, вместо всего этого — бесконечные зеленые луга, темные таинственные леса и закаты в мерцающем вечернем мареве, в котором танцевали мухи-однодневки и комары, а день заканчивался так же волнующе, как начинался новый.

А еще рыбалка на запретном пруду, где якобы бродил призрак старого крестьянина, утонувшего лет сто назад. И прятки на конюшне, которая принадлежала Людерсам — богатой сельской семье. И толстые беременные кошки, которые целыми днями дремали во дворе перед сараем. И езда на старой кляче, которая мужественно сносила все, отрабатывая свой хлеб. Забавные шутки с дверным звонком общежития медсестер из ближайшей больницы и соседских домов, и радостное бегство по залитым солнцем переулкам от бранящихся, но все равно добродушных жителей.

Недалеко от крестьянского двора было пастбище. И каждый вечер Людерс гнал коров в хлев, подгоняя их криками на нижненемецком диалекте. Клаудия ловко пародировала старика, и Клара никогда не забудет, как пятилетняя сестренка бежала вдоль изгороди, выкрикивая слова на нижненемецком диалекте, а стадо, устало сопя и фыркая, шло за ней. Людерс не знал, сердиться ему или радоваться, но выбирал последнее.

— Ты не должна дурачить коров, — на правах старшей сестры воспитывала Клара Клаудию, но та лишь удивленно глядела на нее, словно это было самое обычное дело в мире.

— Почему? — интересовалась она.

Дети всегда произносят это «Почему?» по-особенному — с любопытством, но в то же время немного обиженно и разочарованно, потому что общество постоянно усложняет их жизнь тысячами запретов.

Чем больше Клара позже думала об этом, тем больше осознавала ту бескрайнюю честность и искреннее любопытство, с какими ребенок познает мир, ту радость, с которой он строит песчаные замки и при этом мечтает о сказочных дворцах и удивительных странах. А когда ребенок плачет — это печаль, которую циники взрослые даже представить себе не могут.

— Если боги кого-то любят, они забирают его рано, — сказал тогда старик Людерс…

Клара вытерла слезы и толкнула дверь в свой кабинет.

Глава 43

Владимир просматривал фотографии на компьютере Инго.

Фото связанных, умирающих и мертвых людей, которым явно было меньше двадцати.

А потом он заметил фото, на котором стояло имя. Точнее, имя значилось на предмете, который виднелся на фото.

Это было имя одной из жертв Инго.

Владимир начал поиски: искал семью, выяснял места работы и прочие мелочи. Наконец он нашел другое имя.

И другую профессию.

Она могла бы наблюдать за его работой.

Она могла бы выписать ему индульгенцию.

Он приобщит ее к своей работе, как только начнет.

И он будет ей писать.

Очень скоро.

Она была, как Инго М., частью его плана. А Инго М. был частью ее плана.

Глава 44

Клара открыла дверь в кабинет.

«Пропустить по стаканчику с Фридрихом… — подумала она. — Почему бы и нет?» Она все равно пока ничего не могла предпринять, ведь результатов еще не было. А между тем наступила полночь.

«Между вами ведь не может быть ничего серьезного?» — спросил Клару внутренний голос.

Фридрих был ей симпатичен, а способ, которым он иногда преподносил жестокую правду, делал его еще привлекательнее. Он говорил честно, и это Кларе нравилось.

«Зачем мне что-то затевать с ним? — спросила она себя, словно желая убедиться, что этого не произойдет. — Он всего лишь коллега. Мы даже называем друг друга на «вы». Это просто совместная работа».

Но внутренний голос отвечал: «Так всегда говорят».

Клара разозлилась и в последний раз за этот день решила заглянуть в электронный почтовый ящик.

Четыре новых письма. Она просмотрела имена отправителей.

Одно письмо привлекло ее внимание.

Отправителем значилась Юлия Шмидт. Сердце Клары забилось чаще. Она знала, что письмо могло быть только от него.

Клара тут же забыла о Фридрихе, о назначенной встрече и дважды щелкнула на сообщение.

Никакого текста. Только вложение. Какой-то медиафайл.

«Еще одно убийство? Или снова сыщики, которые в этот раз врываются в квартиру Юлии Шмидт?»

Она щелкнула на кнопку «PLAY» в медиаплеере.

Экран некоторое время оставался черным. Потом появилось требование, написанное белым шрифтом:


Пожалуйста, включите звук.


Клара установила громкость на мониторе. На заднем плане послышалось жужжание, прислушиваясь к которому ей предстояло выставить оптимальную громкость.

«Этот парень знает толк в постановках. Подумал обо всем».

Потом Клара впервые услышала его голос — если это был действительно его голос, а не очередной несчастной жертвы, которую перед смертью заставили произнести собственный некролог.

Голос звучал низко. Жутко, мрачно и искаженно. Как только раздался голос, картинка изменилась.

На фоне черного экрана стали вырисовываться неясные серо-черные контуры.

Но Клара не могла понять, что это.

— Клара Видалис, — произнес низкий, искаженный голос, — я говорю с вами, вы слушаете меня. Теперь все кончено. — На пару секунд наступило молчание, потом снова зазвучала речь: — Некоторое время назад я убил мужчину, он умер в немыслимых муках.

«Кого он имеет в виду? Якоба Кюртена? Неужели он его пытал? Судебная медицина не нашла ничего, кроме разреза на шее, больше по такому трупу нельзя было установить».

— Вы сейчас задаетесь вопросом, почему я вам это рассказываю, ведь он — не исполнитель чужой воли, с которыми вы имеете дело в последнее время, — продолжал голос, словно угадывая мысли Клары. — Он не из тех, с кем вы успели познакомиться и кому выпала честь пожертвовать жизнью ради моего нового образа. — Он сделал паузу. — Как бы там ни было, но этот мужчина не имеет отношения к моей работе. Вернее, лишь косвенно.

«Значит, это не Якоб Кюртен или какой-то неизвестный труп, — подумала Клара. — Но к чему он клонит?»

— Я расскажу вам об этом человеке, — говорил голос дальше, — потому что он имеет отношение к нам обоим. Он имеет отношение к тому, почему я написал именно вам, почему выбрал вас для того, чтобы вы наблюдали за моей работой. Почему именно я выполнил то, чего вы не смогли сделать.

Клара прислушалась к искаженному голосу: «О чем он говорит? Что я не смогла, а он смог?»

Картинка на экране стала резче, но все равно нельзя было ничего разобрать. Это напоминало поверхность луны в сумеречном свете: кратеры, рубцы, черные провалы.

Сам черт не поймет, что убийца хотел показать ей.

Голос звучал дальше:

— Речь пойдет о двух вещах: с одной стороны, я покажу вам, что нас связывает. С другой — что вы не смогли сделать.

Клара напряженно всматривалась в экран, мысленно повторяя слова, произнесенные искаженным голосом.

— Мужчина, которого я убил, очень любил детей.

Клара вздрогнула, словно прикоснулась к проводу высокого напряжения. Тут же в ее памяти всплыло имя. Имя, лицо и фраза.

«Ты меня встретишь?»

— Этот мужчина, — продолжал голос, — насиловал детей. — Он сделал паузу, словно хотел насладиться моментом. — Детей, которым было десять-двенадцать лет. И он изнасиловал мальчика. Мальчика, каким я был тогда.

Хотя Клара слушала, сидя неподвижно, как парализованная, и по телу ее словно волны тока пробегали, думать ясно она еще могла.

«Убийца сам был жертвой. И то, что пережил, он теперь отдает миру обратно. Иначе. Сторицей. Он что-то потерял, он что-то потерял… А я?»

Темная картинка постепенно становилась резче. Похоже, на ней был изображен человек, который сидел на стуле. Что-то лежало под ним на полу. Все было черное, словно обугленное.

— Но я выжил, — в голосе чувствовались нотки триумфа. — Позже я отыскал этого мужчину, чтобы поквитаться с ним. И я его убил. Как — вы видите сами.

Теперь Клара видела фотографию полностью. Она содрогнулась. Это было человеческое тело на стуле. Плоть, мускулы и кожа полностью обуглены.

«Человеческое мясо покрыто жировым слоем, — подумала Клара, — и он горит так же хорошо, как парафиновая свеча». Она невольно обратила внимание на туловище мужчины. Из брюшной полости, лопнувшей от жара, вылезли обугленные внутренности, как причудливые угри, а черные, сожженные остатки тканей свисали с почерневших костей волокнами разной длины.

Клара вспомнила этот случай. Она читала дело.

Инго М. — так звали мужчину. Они нашли его труп в бункере несколько месяцев назад. Он был прикован наручниками к металлическому стулу. Сиденье было из толстой металлической сетки, а под стулом — бунзеновская горелка. Мужчина горел. Долго горел.

Взгляд Клары задержался на экране.

Тазобедренный сустав Инго М. полностью был виден — закопченные кости, между которыми — обугленные остатки тканей, как черная, расплавленная на солнце резина. На месте того, что раньше было ягодицами и областью гениталий, виднелся лишь черный чадящий кратер.

Но он умер не от ожогов. Одна рука мужчины оказалась свободной. И рядом лежал самурайский меч. Им он собственноручно перерезал себе горло.

«У тебя был выбор, — подумала Клара, — мучительно сгореть или казнить себя самому».

— Вы правы, — продолжал голос, словно отгадав ее мысли, — не я убил его на самом деле. Он сам себя казнил. Иначе, — опять пауза, — огонь горелки забрал бы его с собой в пекло ада.

«Конечно, — цинично подумала Клара, — никакой ты не убийца. Это все меч, горелка, скальпели — только не ты».

Она с раздражением смотрела на экран, на голову Инго М., на лопнувшую от жара черепную коробку, из которой вылезли черно-красные мозги, и на лицо, превратившееся в черные, истлевшие развалины.

Постепенно фотография исчезла.

Появилась другая, более светлая. На ней было что-то зеленое. И белое. Сначала нерезкое, потом все четче. Угрожающе четко. И что-то сказало Кларе: сейчас она увидит нечто, что ей не понравится. Что ей очень навредит. Что намного хуже, чем сожженный на стуле труп.

Хуже, чем снафф-видео с убийством на компакт-диске.

Хуже, чем отрезанная голова на полке.

Намного хуже.

— Я допросил этого человека, — раздался голос. — По-своему. Я заставил его сознаться, кого он насиловал, кроме меня.

Клара сглотнула слюну, чтобы желудочная кислота не превратила ее рот в адское пламя. Все в Кларе кричало и требовало, чтобы она немедленно выключила ролик, вытащила штекер из розетки, выбежала из кабинета, выпила виски с Фридрихом и все забыла.

Но она не сделала этого. «Почему мы делаем неправильные или запрещенные вещи? Может быть, как раз потому, что они неправильные и запрещенные. Призрак извращенности».

Незнакомец все говорил:

— Этот человек не только убивал и насиловал детей. У него была привычка приходить на похороны своих жертв. Совершенно равнодушный, в черном костюме. Это доставляло ему удовольствие. Он делал фотографии похорон.

Что-то внутри Клары уже догадывалось, какую фотографию хочет показать ей убийца, кто сделал этот снимок и что она там увидит. И она понимала, что это не принесет пользы, что в этот момент ей лучше умереть, чем увидеть фотографию. И все же Клара как загипнотизированная смотрела на экран.

Незнакомец продолжал:

— Он снимал надгробья и имена. Печатал фотографии дома, развешивал и онанировал на них. — Снова пауза, извещавшая о следующих ужасах. — Но иногда ему этого не хватало.

Фотография становилась все четче. Зеленое, белое. Кое-где виднелся мрамор. «Это могут быть цветы, — подумала Клара. — И камень».

— Вы еще отказываетесь верить, но уже знаете, что это.

Клара сжала губы, чтобы не закричать, когда услышала следующие слова:

— Человек, поймать и убить которого вы поставили своей целью, стоял рядом с вами у могилы вашей сестры.

Клара почувствовала, что вот-вот потеряет сознание, но адреналин, словно топливо, впрыскивался в ее кровь. Она пережила похороны сестры, словно в трансе, и совершенно не обращала внимания на пришедших. Теперь, скорчившись на краю стула и вцепившись пальцами в край стола, она так пристально смотрела на фотографию, будто хотела влезть в экран.

Зазвонил телефон.

Громко, пронзительно, настойчиво.

Но Клара слышала только голос, извергающий новые залпы ужаса.

— Там, где ваши полицейские методы дознания не срабатывают, я сам вывожу правду на свет, — сказал убийца, который называл себя Безымянным. — Он кричал, визжал и умолял. Но в конце концов заговорил. В конце говорят все. — В его голосе чувствовались нотки гордости. — Это правда: Инго М. почти все свои жертвы насиловал, мучил и убивал. Он фотографировал похороны и надгробные камни, чтобы позже удовлетворять себя, глядя на снимки. Но с некоторыми своими жертвами… Как бы это выразиться?

Клара заметила, что убийца вовсе не подыскивал слова, а намеренно затягивал рассказ, чтобы помучить ее еще больше.

— В отдельных случаях любовь… превозмогала смерть.

Клара инстинктивно схватила лист бумаги. Ее вырвало. Она с отвращением выбросила ослизлый комок в мусорное ведро.

Телефон все еще звонил, но весь мир для Клары Видалис состоял сейчас из голоса и картинки, которая становилась все четче, яснее. Подсознание Клары уже давно говорило о том, что это. Но сознание из последних сил пыталось скрыть это от нее.

— Он мне рассказал, как это делал. Что мертвые были… какими-то другими. Можно входить в разные места. Они были податливее.

У Клары снова начались рвотные позывы, но наружу ничего не вышло. Ее мозг словно вычистили, желудок превратился в пульсирующую емкость с кислотой, покрасневшие глаза наполнились слезами, но по-прежнему неотрывно смотрели на экран. Она впилась в край стола с такой силой, что ногти угрожали вот-вот сломаться.

— Он убил Клаудию, Клара. Он стоял на похоронах рядом с вами. И он выкопал ее и проделал это с ней опять. Делал это снова и снова.

Клара больше не слышала телефонного звонка. Она смотрела на картинку широко распахнутыми глазами, как на древнее божество, прислушиваясь к демоническому посланию, которое произносил голос за кадром. Оно свалилось на нее, будто проклятие карающего бога. По телу пробегали волны шока, она как будто засыпала на микросекунды и снова просыпалась, умирала и воскресала.

— Снимок, который вы сейчас видите, нашел у него я. И убил его я, а не вы. — Снова садистская пауза. — Вы, Клара, — продолжил голос с внезапной решимостью и твердостью, подводя ее к развязке, — вы не сделали ничего. Все эти годы вы стояли, молились, плакали, сожалели и надеялись — перед пустой могилой.

Пальцы Клары впились в край стола, ногти побелели так же, как лицо.

Теперь она видела фотографию.

Роскошные цветы, венки, которые не соответствовали болезненной реальности, мерзости смерти и разложения. Фразы на лентах: «Мы тебя никогда не забудем… Тебя нам будет не хватать… Ты ушла в лучший мир… Твои родители… Твоя Клара… Дедушка и бабушка…»

Надпись на надгробном камне из Откровения Иоанна: «и живый; и был мертв, и се жив во веки веков».

Клара рассматривала фотографию, теперь уже абсолютно четкую. Как наркоман, она следила за снимком, медленно поднимавшимся от края экрана, и вот на могильном камне показалось имя.

Самым худшим событием в жизни Клары был день, когда она узнала о смерти сестры.

До сегодняшнего дня.

Ей понадобилось двадцать лет, чтобы преодолеть это.

И за две минуты убийца разрушил все.

Голос умолк. Фотография появилась полностью.

И Клара прочитала слова на могильном камне, которые видела до этого не раз и которые выжигали глаза, словно текущая плазма.


Клаудия Видалис

* 18 июня 1982 † 23 октября 1990


Она разжала пальцы и обессиленно сползла на пол.

Телефон все еще звенел.

Часть 3

Смерть

Tu trembles, carcasse? Tu tremblerais bien davantage, si tu savais où je te mène.

Дрожишь ты, мой скелет? Дрожал бы еще боле, коль знал, куда тебя сейчас я поведу.

Виконт де Тюренн

Глава 1

Комната, в которой она очнулась, была абсолютно белой. Белый пол, белые стены, белые жалюзи, белые простыни. Она сразу поняла, что это больничная палата.

«Почему я здесь?»

Ее взгляд скользнул по белой постели, по аппарату ЭКГ, отображавшему биение ее сердца, по стене до окна, за которым на осеннем ветру качались ветви дуба. Несколько веточек, словно пальцы добродушного великана, тихонько стучали в стекло.

Время около полудня. Что произошло? Вчера вечером она побывала у судмедэкспертов, потом отправилась в свой кабинет, а потом…

Воспоминания ударили с силой кузнечного молота.

Электронное письмо Безымянного.

Фотография Инго М., прикованного к стулу и сожженного.

Снимок надгробного камня с могилы ее сестры.

Клара почувствовала себя выжатой как лимон, словно всю ее энергию, доверие и веру убили одним ударом. Преступник казнил насильника ее сестры. Он отомстил, чего Клара сделать не смогла. Это чудовище, убившее сестру Клары и разрушившее ее жизнь, появилось на миг, чтобы тут же исчезнуть в мире мертвых.

А ее сестра лежала даже не в могиле, перед которой Клара так часто плакала. Она даже не представляла, где теперь труп ее младшей сестры.

Она видела могильный камень. Фотографию убийца, очевидно, обнаружил на жестком диске компьютера Инго М.

Что случилось потом? Неужели она потеряла сознание?

Упала как подкошенная?

Клара была уверена, что в больнице ей вкололи успокоительное, но, несмотря на это, чувствовала себя бодро. Она нажала на красную кнопку у кровати и села.

Вскоре в палату заглянула медсестра.

— Госпожа Видалис, вы уже проснулись?

— Разумеется. — Клара взглянула на ночной столик. — Мне нужно сейчас же позвонить. Где мой мобильный?

— Вчера ночью у вас случилось нарушение кровообращения, вы потеряли сознание на тридцать минут. Потом вас привезли сюда. Вы пришли в себя и вскоре заснули, — сказала светловолосая медсестра, взглянув на часы. — Проспали одиннадцать часов, если быть точной. Вы должны остаться здесь под наблюдением на выходные.

Была суббота, если чувство времени Клару не подводило.

Она подумала о Безымянном, который, очевидно, не станет отдыхать в выходные из-за того, что Клара попала в больницу.

Она спустила ноги с кровати, отключила датчики ЭКГ, встала и покачнулась.

Медсестра подскочила и поддержала ее.

— Ради всего святого, вам нужно остаться здесь! — строго сказала она. — Вам нужно расслабиться.

— В напряжении я чувствую себя лучше, — ответила Клара и огляделась. — Позвоните хотя бы господину Винтерфельду из УУП. Он знает, что я здесь?

— Он уже приезжал сюда, но вы еще спали, — сказала медсестра. — Он был с доктором Фридрихом, тоже из УУП. — Она помолчала. — Посетителей вы принимать можете, но только недолго. Вам нельзя волноваться. Мы же не хотим еще раз потерять сознание, правда?

— Я потеряю сознание, если не поговорю с Винтерфельдом, — отрезала Клара. — Я знаю, вы хотите мне добра, но позвоните, пожалуйста, ему или принесите мой мобильник.

Медсестра вздохнула, подошла к шкафу и вытащила телефон Клары из сумки.

— Вот, — сказала она с упреком. — Позвонить вы можете снаружи, в зоне для посетителей. Я помогу вам.

Глава 2

Винтерфельд провел по волосам рукой и откинулся на спинку стула, что стоял у кровати Клары. Потом огляделся и засопел.

— Здесь нигде нельзя курить, — сказал он. — Будем усматривать в этом кратковременное лечение воздержанием. — Он взглянул на Клару. — Вам лучше?

— Честно? — спросила Клара. — Нет.

Винтерфельд рассказал ей о том, что произошло вчера вечером. Фридрих обнаружил Клару возле письменного стола в луже рвоты. До этого он пытался ей дозвониться, но никто не подошел к телефону. Компьютер был включен, медиаплеер открыт. Фридрих проверил пульс Клары, уложил ее на бок и вызвал «скорую». Потом он и Винтерфельд посмотрели ролик, поэтому знали, что показал убийца Кларе. Они поняли, что Клара в прямом смысле стала жертвой убийцы. Он не выкрал ее и не причинил физической боли. Но он совершил насилие над ее душой.

— Вы знаете, что он рассказал о моей сестре? — спросила Клара. — Что ее якобы больше нет в могиле?

Винтерфельд помолчал, потом вымученно кивнул.

— Дело Инго М. раскручивается по-новому. Если этот человек действительно изнасиловал Безымянного, то так мы сможем выйти на него. — Он потрещал пальцами. — Тогда мы ничего не нашли. Подвальное помещение бункера было уничтожено огнем. Все полыхало до тех пор, пока кислород полностью не выгорел. — Он обеспокоенно потер руки. — Остатки компьютера или жесткого диска, на котором могли быть какие-то фотографии, мы не обнаружили. Возможно, убийца забрал все с собой.

Клара посмотрела в окно на ветви дуба.

«Инго М. Он насиловал детей, девочек и мальчиков. В итоге — их трупы. Классическая теория «резиновой ленты» из патопсихологии, — подумала она. — Если растягивать резиновую ленту слишком сильно, она в конце концов износится и перестанет принимать первоначальный вид. Слабая человеческая душа тоже может вести себя, как резиновая лента. Все начинается довольно безобидно. С секса по телефону и посещения борделей. Но когда-то этого перестает хватать. Тогда начинаются игры садо-мазо, дети, фекальный фетишизм, и когда-то дело доходит до пыток порно, убийства и, наконец, некрофилии — половых контактов с трупами».

Винтерфельд, очевидно, хотел как можно скорее сменить тему, чтобы не слишком волновать Клару, но она не унималась.

— Моя сестра… Ее могила… Я требую, чтобы провели эксгумацию!

Винтерфельд кивнул.

— Это, несомненно, можно сделать. Но вы уверены, что хотите знать результат? Что вы хотите этого на самом деле?

— Я не хочу этого, я должна это сделать.

Она встала и попыталась пройти несколько шагов. Получалось уже лучше, но все равно приходилось за что-то держаться.

— Самое страшное — неуверенность, лежит ли она в могиле. — Клара прошла еще пару метров. — Мне нужно выбраться отсюда, — заявила она. — Я должна найти этого парня. И прежде всего мне нужно знать, кем был этот Инго М.! Именно из-за него я пошла работать в полицию, из-за него я чувствую вину вот уже двадцать лет. И вчера он возник снова. Но это уже мертвец. Очевидно, его убил человек, за которым мы гоняемся. — Клара взглянула на Винтерфельда. — Я должна больше узнать о нем, иначе сойду с ума!

Винтерфельд кивнул.

— Только у нас есть проблема, синьора. — Он развернулся своим орлиным профилем к окну и уставился на громадный дуб, ветви которого постукивали в стекло. — Белльман узнал об этом происшествии. А вы же знаете, какой он бюрократ. — Винтерфельд загнул большой палец. — Во-первых, вы сейчас нетрудоспособны. Во-вторых, — теперь пришла очередь указательного пальца, — из-за прессы мы ходим по минному полю. И в-третьих, — настал черед среднего пальца, — видео могло повлиять на ваш рассудок. Убийца глубоко ранил вас, так глубоко, что вы потеряли сознание. — Он сложил ладони вместе. — Не этого ожидают от рационально действующего комиссара УУП. И уж тем более не в тот момент, когда журналисты наседают на нас с вопросами о «Фейсбук»-Потрошителе и трезвонят каждые пять минут.

— Но ведь в этом нет моей вины, — возразила Клара, — я же не просила его прислать мне ролик. И то, что я отреагирую на это так бурно, можно было предположить. — Слезы текли по ее щекам.

В тот момент ей подумалось, что и вины Винтерфельда в этом тоже нет. И Белльман не виноват.

— Это, конечно, правда, — ответил Винтерфельд, взял ее руку и сжал, как терпеливый учитель. — И я последний, кто видел положительные моменты в личной привязке убийцы именно к вам. Ведь вы хотите его поймать, не так ли? — Он наклонился вперед. — Непременно, правда?

Клара безутешно смотрела в пустоту, заново прокручивая увиденное в голове.

— Непременно.

На какое-то время наступила тишина.

— Что-нибудь еще произошло? — спросила Клара. — Я имею в виду, преступник еще что-то натворил?

Винтерфельд поправил галстук. Потом покачал головой.

— Пока все тихо. Но я боюсь, что это мнимое спокойствие. Скорее, затишье перед бурей.

— И если буря разразится, — прошептала Клара, — я останусь лежать здесь, пока будут умирать другие.

Винтерфельд вздохнул.

— Персонал больницы устроит нам ад, если вы сейчас отсюда уйдете, — сказал он. — До понедельника у вас больничный режим. И как ваш начальник я должен за этим следить, иначе рискую получить нагоняй за то, что не присмотрел за вами. Кроме того, Белльман не хочет беспокойства и спешки. Он знает, что вы специалист в своем деле, но опасается, что пресса прознает о вашем состоянии и раструбит об этом.

Взгляд Клары помрачнел, в нем читалось что-то среднее между яростью и отчаянием, а в глазах опять заблестели слезы.

— Значит, то, что я хочу поймать убийцу, — это недостаток? — спросила она сдавленным голосом.

— Ну хорошо, — вздохнул Винтерфельд. — Я поговорю с Белльманом и попрошу, чтобы он дал разрешение на ваше дальнейшее участие в деле. Скажу ему, что у меня нет возражений. А с больницей мы все уладим. Журналисты не знают, что вы участвуете в расследовании. Если повезет, то и не узнают. — Его взгляд снова скользнул к веткам за окном. — Но вы тоже должны мне помочь.

— И как же?

— Вы должны поговорить с Белльманом. Вчера ночью он вернулся из Франкфурта и стал свидетелем случившегося с вами. Вы должны его убедить, что способны выдержать участие в деле психологически и физически.

Клара покачала головой.

— Я благодарна вам за помощь, но, думаю, мне будет легче поймать убийцу, чем убедить Белльмана.

Винтерфельд встал.

— Таковы правила. Он ведь начальник. — Он указал на дверь. — Я улажу вопрос с врачами, а вы поговорите с Белльманом. Сообщите мне, когда будете готовы, и мы вас заберем.

Клара кивнула, пытаясь выглядеть решительной, но знала, что это не сработает.

Глава 3

Андрия Альтхаус, Грешница, как раз вернулась из фитнес-клуба домой, в общежитие, где жила вместе с двумя подружками, когда зазвонил ее мобильник.

Вся неделя у нее была распланирована не хуже, чем у какого-нибудь топ-менеджера.

Фитнес, йога, показы женского белья. Андрия сэкономила на пластической операции, она хотела увеличить свой третий размер. Андрия уже опробовала себя в эскорт-сервисе, высокооплачиваемом сегменте, но было унизительно раздвигать ноги перед толстопузыми директорами в пятизвездочных номерах. Впрочем, мало профессий, в которых без образования можно заработать больше четырехсот евро в день. И клиенты были скромные, ведь она выдвигала условия. Никаких фото, никаких фильмов, никаких разговоров.

«The Sky is the limit», — подумала Андрия. Она стала Мисс «Shebay», и мир для нее был открыт. Она только что созванивалась со своим агентом.

— Это супершанс, — сказал он ей, — нужно выгодно себя продать, но нельзя, чтобы тебя нагрели. И прежде чем этот Торино тебя повалит, завали его сама. Наша цель — Голливуд, понятно?

— Понятно, — ответила она.

Она посмотрела на дисплей телефона.

Предварительный выбор.

«Голливуд?»

Сердце Андрии забилось быстрее.

Она ответила:

— Алло?

— Алло! — раздался голос с американским акцентом. — Это Андрия Альтхаус?

— Да. — Она бросила спортивную сумку на кровать и прошла в гостиную. — С кем я говорю?

— Мы вчера виделись мельком во время съемок с Альбертом Торино. Это Том Мирс из «Ксенотеха». — Небольшая пауза. — Ты знаешь, кто я?

Ее сердце забилось еще быстрее. Еще бы такого не знать!

«Ксенотех». США. Калифорния.

— Вы финансовый директор, ведь так? Вы занимаетесь правами на постановку фильма для «Ксенотьюба»?

— Этим и еще многим другим, — произнес голос. — Слушай внимательно, у меня мало времени. Твой выход вчера был просто великолепен. Но для Германии ты слишком хороша. Ты могла бы засветиться в США. — Снова пауза. — Ты же хочешь играть по-крупному?

Ей казалось, что это сон.

«Голливуд, Беверли-Хиллз».

— Ну конечно.

— Слушай внимательно, — продолжал Мирс, — я в «Хилтоне», на Жендарменмаркт. Мой шофер сейчас как раз возвращается из Тегеля. Он забрал несколько чемоданов из США для меня и едет через Веддинг в центр города. Он может захватить тебя, и мы поговорим в «Хилтоне». Может он тебя подобрать по дороге?

Она подумала о встрече, которая должна была состояться прямо сейчас, и тут же вычеркнула ее из воображаемого календаря.

— Конечно, Мюллерштрассе, тридцать восемь, угол Зеештрассе. Если водитель будет ехать из Тегеля, то как раз проедет мимо.

— Супер. Я ему позвоню. Будь через пятнадцать минут внизу. До скорого. — Он отключился.

Андрия еще никогда не была так счастлива.

Она использует эту четверть часа, как надо, и будет выглядеть шикарно, а заодно наденет солнцезащитные очки и кепку, чтобы поменьше узнавали на улице, пока она будет ждать машину.

Глава 4

Когда Клара не знала, как поступить, она молилась. Просила о ясности ума, о силе и выдержке. Просила больше силы, чем у нее было.

Она стояла на коленях в маленькой часовне больницы, глядя на алтарь с распятым Иисусом, и ей казалось, что из его ран сочится кровь. Возможно, это просто издержки профессии, ведь всякая инсценировка жестокости и смерти являлась для нее чем-то реальным.

Вероятно, это также был знак. Очевидно, кровоточила она сама. Возможно, она должна была умереть, как Иисус, чтобы воскреснуть новой Кларой, еще сильнее прежней.

Разговор с медсестрой и Винтерфельдом отвлек ее на короткое время, но теперь воспоминания нахлынули снова.

Клара все еще дрожала, несмотря на успокоительное, и старалась не расплакаться, но перед глазами стояла фотография надгробного камня. Мысль о том, что это чудовище — Инго М. — стояло рядом с ней на похоронах, терзала ее. Он не только изнасиловал и убил ее сестру, он не давал ей покоя и после смерти.

Она так сильно сжала ладони в молитве, что побелели костяшки пальцев, а руки, казалось, слились в единый кулак, которым она хотела размозжить череп Безымянному.

«Ты ненавидишь Безымянного, но Инго М. ты ненавидишь еще больше, так ведь? — спрашивала она себя. — И если убийца, которого ты хотела поймать, уже мертв, ты должна поймать того, кто еще жив».

Клара должна была признаться себе: не смерти молодых женщин стали причиной того, что она хочет поймать Безымянного. А все из-за того, что Безымянный убил Инго М. Убил человека, за которым она гонялась всю жизнь. Убил человека, из-за которого она пошла работать в УУП, из-за которого жизнь ее превратилась в сплошной кошмар из чувства вины и самоотречения.

Клара ненавидела Безымянного, потому что он убил чудовище, которое она сама хотела прикончить, должна была убить, чтобы обрести покой.

Теперь она стояла на коленях в часовне больницы, была официально признана нетрудоспособной, и коллеги из УУП будут советоваться с Белльманом, сможет ли она работать дальше. Но Белльман еще тот упрямец. Возможно, он отстранил ее от дела, так что теперь кто-то другой поймает убийцу и спасет последнюю жертву.

«Этого не должно случиться! Ты должна довести все до конца, или тебе до самой смерти будет стыдно смотреть на себя в зеркало».

Она должна убедить всех, что она мастер своего дела. Она должна донести руководству, что дело, завязанное на чем-то личном, — это не негативный, а позитивный момент. Месть — как огонь. Дело чести. Один наносит удар, другой бьет в ответ. Так же сильно или еще сильнее. Но для этого нужна сила. Клара должна была пробудить свою силу и использовать ее. Силу убедить Белльмана.

Силу, с которой она победит душевную травму не за два года, а за два часа. Силу, которая заставит поверить в себя снова.

Она взглянула на распятие.

— Скажи, что я могу быть сильной, — прошептала она и закрыла глаза.

И постепенно картинка сформировалась. Картинка за прошедшие восемь дней. До сегодняшнего момента это был самый ужасный день в полицейской карьере Клары, но в конце был ее триумф.

Умереть и воскреснуть.

* * *

Картинка становилась все четче.

Клара лежала на полу. В шести метрах от лица Оборотня. Глаза потемнели от гнева.

Марк и Филипп дежурили на входе. Клара лежала на ковре. На перевернутом стуле перед ней покоилась снайперская винтовка «Хеклер и Кох PSG1», которую снял сотрудник опергруппы, после того как Оборотень сломал ему нос и чуть не вырвал гортань. Ее правый палец лежал на спусковом крючке, а точка лазерного целеуказателя уперлась в лоб психопата. В темноте его глаза блестели разрушительной энергией и светились почти так же ярко, как луч лазера.

Клара держала его на мушке. Но у него была заложница. Одна из двух женщин, которая еще оставалась жива.

Клара потом узнала, что случилось в квартире. Последняя жертва Оборотня. Они были лесбийской парой. То, что они наслаждались друг другом, а он остался неудовлетворенным, должно быть, и привело Бернхарда Требкена к чудовищной резне, жажде крови и разрушительной ярости. Он связал одну из женщин, вторую изнасиловал при ней несколько раз, а потом перерезал ей горло кухонным электроножом. Потом — снова на глазах у шокированной женщины — разрубил топором труп на куски.

Клара оценила дистанцию, которая разделяла охотника и добычу. В воздухе витал запах крови и смерти, который был ей хорошо знаком. Он пугал — запах страха, боли и внутренностей.

Запах зла.

Отрубленные конечности — ноги, руки и голова первой жертвы — лежали на ковре. Повсюду виднелись брызги крови.

Прямо перед Кларой валялся палец. Она заметила лак на ногте. Темно-фиолетовый с белыми блестками. «В салоне маникюр делала», — подумала она, но тут же отбросила эти мысли. Ее взгляд скользнул дальше: по окровавленному ковру, к ногам дрожащей заложницы, по правой руке Требкена с окровавленным электроножом и дальше, вверх, к темным глазам, полным ненависти, которые смотрели пронизывающе, в одну точку, словно глаза мертвеца.

Оборотень сидел на полу, женщина — рядом с ним. Руки связаны, рот заклеен скотчем. Левой рукой он вцепился ей в волосы и жестоко тянул голову назад, прижимая лезвие ножа к горлу и держа палец на кнопке. У женщины по ногам текла кровь из многочисленных ран, которые Требкен нанес, показывая, что играет всерьез.

— Опусти оружие, шлюха, — крикнул он Кларе, — или я отрежу ей голову!

Он сильнее прижал нож к горлу смертельно бледной женщины. Клара пыталась привлечь внимание заложницы.

«Смотри на меня, только не на этого монстра. Смотри на меня».

И женщина взглянула на нее. Доверия, надежды и веры в ее глазах не было.

— Бросьте нож, Требкен, и с вами ничего не случится! — выкрикнула Клара.

Оборотень презрительно сплюнул и еще сильнее прижал лезвие к горлу дрожащей женщины.

— От…бись, кусок говна! Исчезни, или я прикончу эту дрянь! — Слюна стекала из уголка его рта. Дрожь жертвы передавалась ему, и нити слюны причудливыми змейками капали на пол. — Сваливай, или я башку ей отрежу!

Клара задумалась.

Одно движение его пальца, и женщина будет мертва, изойдет кровью меньше чем за пять секунд.

Ситуация казалась безвыходной.

Но это были мгновения, в которые Клара ясно понимала, почему выбрала именно эту профессию. Здесь случались экстремальные ситуации, в которых она находила силы и уверенность принимать правильное решение. Единственно правильное.

— Так дело не пойдет, — сказала она, и ее голосом словно говорил кто-то другой. — Я тебе расскажу, что будет. Я нажму на курок, и пуля, вылетев со скоростью семьсот метров в секунду, пробьет твой лоб и превратит мозг в липкую красно-серую массу. За долю секунды ты будешь мертв от основания черепа до пяток. Ты даже не поймешь, что произойдет. Твой палец на ноже будет не лучше, чем вот этот… — Она кивнула в сторону отрубленного пальца, который лежал перед ней, с фиолетовым лаком и белыми блестками. — Как тебе это понравится?

Время, казалось, остановилось. Все происходило, как в замедленной съемке, словно мотор реальности переключился на пониженную передачу.

Для Клары все происходило нереально, вяло и медленно.

Оборотень закричал и вскочил, потянув за собой женщину. Слюна брызнула из его рта и блеснула в луче целеуказателя.

— От…бись, ты шл…

Дальше он произнести не смог, потому что в тот момент раздался приглушенный хлопок выстрела из «Хеклер и Кох». Нечто металлическое пронеслось по комнате, как серая мгла, и на месте, где на лбу Вервольфа только что стояла красная точка целеуказателя, оказалась большая дыра. Его глаза стали как у статуи, в них появились удивление и пустота, и в тот же момент его мозг взорвался. Одну-две секунды он стоял, по-прежнему вцепившись одной рукой в волосы жертвы, а в другой держа нож. На белую стену брызнули частички мозга и осколки черепа, образовав позади него демонический нимб. Потом его взгляд наконец потух. Оборотень повалился назад, и, глухо чвакнув, его раздробленный затылок ударился об пол.

— Попала, — выдохнула Клара.

* * *

Она открыла глаза.

Она все еще видела распятие. Руки, ноги, кровь.

Наверное, это было так.

Наверное, она все время должна идти сквозь этот ад из страха, крови и слез, чтобы в конце побеждать.

Наверное, боль — единственный пропуск к победе.

Но ее сомнения исчезли.

Было лишь два варианта: либо умрет Безымянный, либо она.

Больше ничего.

Клара поднялась. Она еще слегка пошатывалась, но ее глаза были полны железной ясности, когда она в последний раз взглянула на распятие, как на лазерный целеуказатель.

«Безымянный», — подумала она.

— Я найду его, — тихо произнесла Клара, выходя из часовни. — И я убью его.

Глава 5

Черный «мерседес» S-класса включил правый поворот и остановился у дома № 38 по Мюллерштрассе. Тонированное стекло опустилось. Водитель в черном костюме и галстуке перегнулся через пассажирское сиденье и выглянул в окно. Андрия подошла ближе.

— Вы Андрия Альтхаус? — спросил водитель, открыв дверцу.

— Да, я. А вы? Вы водитель Тома Мирса?

— Так и есть, — ответил мужчина. — Вы не против присесть рядом со мной? Мистер Мирс задержится в Германии дольше, чем планировалось, я как раз забрал его чемоданы из аэропорта. — Он указал себе за спину. — Прибыли сегодня с курьерской службой «Федекс». Багажник забит и заднее сиденье, к сожалению, тоже.

Андрия с улыбкой взглянула на чемоданы «Сэмсонайт».

— Ничего страшного, — сказала она и села в машину. — Спереди и обзор лучше.

Водитель протянул ей многостраничный красочный проспект.

— Вот это я должен вам передать. «American Diamond». Звездное шоу Лос-Анджелеса. Предполагаю, что мистер Мирс хочет с вами поговорить именно об этом.

«Мерседес» плавно двинулся по Мюллерштрассе в сторону центра, и Андрия увлеченно принялась читать проспект.

На последней странице указывались партнеры по созданию передачи: «Си-би-эс», «Уорнер Бразерс», «Триумф Инк.». Перед ее глазами проплывала Америка: Лос-Анджелес, Беверли-Хиллс, Лас-Вегас, Нью-Йорк… В это трудно поверить! Еще вчера она была никому не известна, а сегодня счастье подошло так близко. Это американская мечта, и Андрии казалось, что она уже в новом мире.

Поэтому она не заметила, как водитель взял что-то с маленькой полочки у руля.

И укол шприца в ногу она почувствовала за десятую долю секунды перед тем, как потеряла сознание и провалилась в черноту.

Водитель выехал вверх по Шоссештрассе и направился обратно в сторону внутригородской скоростной автомагистрали, поправляя очки на носу.

Очки в оправе из матовой нержавеющей стали.

Глава 6

Кабинет доктора Александра Белльмана, шефа УУП Берлина, выглядел как центральный командный пункт. Вид из окна на Темпельхофердамм и громадное поле бывшего аэропорта Темпельхоф, в кабинете — гигантский письменный стол и большое кожаное кресло, за столом — книжные полки и несколько фотографий. На снимках тощее лицо Белльмана, рядом с ним всякие знаменитые личности: президент Германии, глава Скотланд-Ярда и директор ФБР. Еще на одной фотографии — он где-то в Азии вместе с Кондолизой Райс.

На письменном столе практически ничего не было. Две фотографии жены и обеих дочек, которые, наверное, узнавали об отце только из газет, большой монитор, ноутбук, зарядное устройство и два телефона. Рядом лежал «Блэкберри». На столе также находились папка-сегрегатор, папка на резинках, блок бумаги для записей и ручка. Больше ничего. Никакой ерунды. Минимум личных вещей, никаких стопок документов, как в кабинете Винтерфельда. Здесь сидел человек, который занимался только тем, что важно в данный момент.

Факты и результаты.

Взяться и выполнить.

Снять с предохранителя, прицелиться, выстрелить.

И взять на мушку следующую цель.

Нередко Белльман работал в кабинете и по субботам. Особенно если в рабочую неделю у него не осталось времени для дел. Всю неделю он провел в Висбадене, в Федеральном ведомстве уголовной полиции, на встречах, переговорах и конференциях.

Все дела, скопившиеся за это время, он намеревался доделать сегодня. В таких случаях в понедельник утром его секретарь обнаруживала у себя на столе громадную стопку подписанных указаний, а в почтовом ящике скапливалось больше пятидесяти писем. По воскресеньям Белльмана в кабинете никогда не было. Этот день он в той или иной степени оставлял для семьи.

Он как раз открыл папку-сегрегатор, когда в кабинет вошла Клара. Скупым жестом Белльман указал ей на стул возле письменного стола, а сам продолжал просматривать документы. Потом резко захлопнул папку, как медвежий капкан.

— Как вы знаете, — начал он вместо приветствия, бросив взгляд в окно, прежде чем посмотреть на Клару, — как вы знаете, наша задача — ловить преступников. Некоторые из них более опасны, другие — менее. Одни сумасшедшие, другие нет.

Клара заерзала на стуле, пытаясь выглядеть спокойной и сконцентрированной. Отступления Белльмана, которые сначала не были связаны с темой разговора, зачастую считались плохим знаком.

— Вы знаете, госпожа Видалис, что я вас очень ценю и считаю лучшим специалистом, если дело касается поимки убийц-психопатов. Таких убийц, как Оборотень. Совершенно чокнутых.

«А как же Безымянный?» — подумала Клара, но это имя Белльман не упомянул.

— Неужели я должен гоняться за такими людьми? Неужели я как начальник УУП Берлина тоже сошел с ума? — Он холодно усмехнулся, ткнул указательным пальцем себе в грудь и внимательно взглянул на Клару.

— Я не понимаю… — растерянно сказала она.

Белльман открыл папку-сегрегатор, вытащил нечто похожее на газету и постучал пальцем по первой странице.

— Я буду полным идиотом, если оставлю вас в деле после всего, что произошло прошлой ночью.

Клара взглянула на газету.


Кровавая серия онлайн-убийств в Берлине

Неужели “Фейсбук”-Потрошитель действительно убил уже 14 женщин?

Есть ли какая-то связь между комиссаром Кларой Видалис и убийцей?


Белльман покачал головой.

— Я не знаю, как прессе удается постоянно откапывать подобную информацию, но так дальше не пойдет. Может быть, даже сам преступник им немного помогает, но этого мы не знаем. — Белльман положил газету на стол так, чтобы Клара смогла прочитать статью, и продолжил: — Вместе с доктором Фридрихом вы составили портрет Безымянного, — он вытащил портфель и открыл его, — и написали там, что для него важна инсценировка. Чем глубже эффект от происходящего, чем глупее мы выглядим, тем лучше для него.

— Тогда мы должны его схватить как можно скорее, — ответила Клара, поймав себя на том, что сгибает и разгибает канцелярскую скрепку на столе.

Белльман сразу это заметил.

— Мы должны действовать, — подтвердил он и защелкнул портфель. — Но не так, как он себе это представляет: что против него поведет вендетту душевно раненный комиссар с подорванным здоровьем, который от ненависти уже не в состоянии ясно мыслить.

— При всем уважении, доктор Белльман, но я думаю так же ясно, как и прежде.

— Я не оспариваю этого, — согласился Белльман, — но в этом деле… — Он взглянул сначала на разогнутую скрепку, потом на Клару. — Нет. — Он откинулся на спинку стула. — У вас в этом деле личные мотивы. Преступник казнил человека, который, возможно, убил вашу сестру. И этого вы ему не простите никогда. — Он снова взглянул в окно. — Это мешает объективности, которая так нужна в нашей профессии.

Клара напряженно думала: «У вас в этом деле личные мотивы. Предположим, в этом есть недостатки, но имеются и неоспоримые преимущества».

— Доктор Белльман, — сказала Клара, посмотрев прямо на него, собрала всю волю в кулак и забыла о разогнутой скрепке. — То, в чем вы видите недостатки, можно рассматривать и как преимущества.

Он нахмурился.

— Вот как? Придется вам растолковать это мне. Но только не подавайте мне недостатки под соусом преимуществ. Уловки страховых агентов на меня не действуют.

— Я знаю, — ответила Клара. — Но это на самом деле так: тот факт, что нас обоих, убийцу и меня, ранил и унизил Инго М., создает напряжение в отношениях преступник — комиссар, которое использует Безымянный. Но ведь и мы можем его использовать.

Белльман слушал молча.

Клара продолжала:

— Минусы вы видите в том, что я остаюсь работать с этим делом, потому что боитесь, что я поддамся жажде мести. Но это же может стать недостатком и для Безымянного. Именно в том, что убийца обязательно захочет нанести мне смертельный удар, он и ошибется.

Белльман наморщил лоб.

— Вы считаете, он позволит себе выполнить халтуру, но сейчас, пока вы работаете над делом, он достаточно мотивирован и устроит для вас специальное шоу?

— Точно. Как только я выйду из игры, он может провести кровавый ритуал тихо, как это было с предыдущими двенадцатью жертвами, ведь мы до сих пор не знаем даже, где лежат их тела, если они еще существуют.

— Вы говорите «смертельный удар». Вам приходило в голову, что он и вас может убить?

Клара поджала губы и кивнула.

— Да. Я уже говорила об этом с доктором Фридрихом. Есть такой вариант. Но мы считаем его маловероятным, ведь я могу оценивать работу преступника, только пока жива. Трупу он ничего не покажет и не расскажет.

Белльман потянул время перед ответом.

— Предположим, вы остаетесь в деле, но при условии, что будете согласовывать каждый свой шаг с директором уголовной полиции Винтерфельдом и со мной. Вы будете незамедлительно сообщать нам о каждом письме, каждом компакт-диске или что там еще подбросит этот душевнобольной. И неважно, в какое время суток. Вы меня поняли?

Клара кивнула.

— Я поняла.

Прошло секунд десять, во время которых Белльман еще раз задумчиво посмотрел в окно.

— Хорошо, — сказал он наконец и хлопнул ладонью по столу. — Я сейчас поговорю с доктором Фридрихом о психологическом портрете преступника. — Он взглянул на портфель. — Но все равно это чистое сумасшествие — допускать вас к делу.

В Кларе росло разочарование. Была ли это коварная уловка? Неужели он породил в ней надежду, чтобы тотчас разрушить?

Белльман продолжал:

— Но я был бы полным сумасшедшим, если бы не использовал наше ничтожное преимущество в том, что убийца захочет показать вам шоу и может допустить ошибку.

— Это значит…

Лицо Клары просияло. Ей было трудно скрыть эйфорию. Показывать эмоции на людях всегда вредит в такой профессии. Чувства, которые проявляешь, все равно что кровь, которая привлекает акул.

— Это значит, что я поговорю с доктором Фридрихом и дам вам знать. — Белльман кивнул на дверь, что означало окончание разговора. — Но будем исходить из того, что вы, госпожа главный комиссар, и дальше будете ловить Безымянного. — Он улыбнулся, если вообще такой человек, как Александр Белльман мог улыбаться. — Я постараюсь сдержать прессу. А вы пообещайте, что поймаете этого сумасшедшего быстро.

— С превеликим удовольствием, — ответила Клара и поднялась.

* * *

Она налила кофе из дребезжащей автоматической кофеварки в кухне третьего этажа и проглотила таблетку успокоительного. До этого она уже постояла с Винтерфельдом у открытого окна. Тот быстро выкурил сигариллу и выбросил окурок из окна.

Фридрих сидел в кабинете у Белльмана. Они обсуждали психологический портрет убийцы.

У Германна на IT-фронте было без перемен, в больницах до сих пор не смогли идентифицировать ДНК, которую они вычленили из жуков.

Все выглядело так, словно эта нить ведет в никуда. Но Клара свои силы направила на то, чтобы больше узнать об Инго М. И это было не только личное дело. Инго М. знал убийцу. Возможно, тут отыщется нить, которая выведет на преступника?

Сотрудники, которые обнаружили сожженный труп, направили Кларе то дело, обозначив некоторые контакты. Она уже звонила большинству из этих людей. Но в субботу ей зачастую отвечал лишь автоответчик. Это означало одно: ждать и снова ждать.

Клара не хотела ждать. Ждать, пока Белльман наконец решит оставить ее в деле. Пока кто-то перезвонит ей по поводу Инго М. Пока у Германна и компьютерных специалистов появится новая информация. Но единственным, чем она могла заниматься в тот момент, — это ждать. Ждать решения. Ждать отмашки Белльмана. И ждать следующей новости о Безымянном.

Глава 7

Винтерфельд пришел в кухню и поставил пустую кофейную чашку в посудомоечную машину.

— Одна хорошая новость, одна плохая, синьора, — сказал он. — Идите за мной.

Клара отправилась вслед за ним по коридору.

— Какая хорошая новость? — спросила она.

— Вы продолжаете работать по этому делу. — Они свернули за угол. — Вы хорошо обработали Белльмана, а мы с Фридрихом довершили начатое.

«Слава богу!»

Клара думала о больничной часовне, когда они с Винтерфельдом поднимались по лестнице на четвертый этаж.

— А плохая?

Винтерфельд открыл дверь и, пропустив ее вперед, указал в сторону IT-отдела.

— У нас для вас очередной ролик.

Кларе показалось, что вместо успокоительного она только что приняла кокаин.

— Опять от него? — спросила она.

— Судя по всему, да. — Винтерфельд открыл дверь в комнату компьютерщиков.

Там сидел Германн с двумя техниками, которые дежурили в субботу. В полутьме ярко светился большой монитор Apple. Открыта страница видеосайта. Это была главная страница «Ксенотьюба». Клара подошла поближе. На ней — видеоролик двухминутной продолжительности. Название: «“Shebay”-версия для взрослых, представлена Безымянным».

— Это же главная страница «Ксенотьюба»! — воскликнула Клара.

Германн бесстрастно кивнул.

— Это же видят миллионы людей, если я не ошибаюсь.

Германн снова кивнул.

— И он там разместил видео? На главной странице?

Вопрос был риторический, потому что ролик висел именно там.

Сейчас Германн нажмет на кнопку «PLAY», и нечто ужасное, темное вопьется в душу Клары демонической хваткой.

«Снафф-видео на главной странице “Ксенотьюба”?»

Клара глубоко вздохнула. Возможно, этот убийца станет для нее погибелью. Возможно, он настолько силен, что это дело может стать последним для нее.

Или, может быть, его вообще не существует. Может быть, он такой же невидимый, как поезд метро под землей, как Черный Человек, который лежит под кроватью и вылезает наружу только ночью. Он жил только ночью и, как часть ночи, появлялся в наших кошмарах.

Возможно, он был самим дьяволом.

— Давайте приступим, — сказала Клара.

Германн нажал на кнопку «PLAY».

Экран почернел, а за кадром раздался низкий голос:

— Позвольте мне, Клара Видалис, вновь продемонстрировать вам свои способности. И вам, Торино. Вы скотина, и я отнимаю у вас программу и вашу звезду. Потому что теперь на экраны выходит «“Shebay”-версия для взрослых».

Этот искаженный голос Клара уже слышала вчерашней ночью. Знакомый ужас вернулся и был еще сильнее, чем раньше.

Голос продолжал:

— Для вас, Торино, это все делячество, для меня — священная жертва, которая покажет миру финал. Окончание моей работы.

Теперь на экране появилась картинка: темное подвальное помещение с влажными каменными стенами, под сводами — одна неоновая лампа.

Кто-то сидел на стуле. Связанный. Женщина лет двадцати пяти, фигура как у модели. На ней белое платье.

«На Юлии Шмид тоже было нечто подобное».

На голове молодой женщины — своего рода полотняный мешок. Она издавала звуки, как человек, пытавшийся говорить с кляпом во рту.

— Сейчас ты сможешь поговорить, — произнес голос, и объектив камеры устремился в потолок. В кадре появилась неоновая лампа.

И плесневелые, сырые камни.

— Меня удерживают здесь насильно! Я не знаю, где нахожусь! — закричала женщина. — Меня зовут Андрия Альтхаус, звезда «Shebay». Помогите! Заберите меня отсюда!

— Они заберут тебя отсюда, — произнес голос за кадром, в котором все еще были темные подвальные своды, — но, конечно, не в том виде, как тебе хочется.

— Мне позвонил Том Мирс! — кричала Андрия. — Мирс, вы слышите меня? — А потом еще пронзительнее: — Где он? ГДЕ ОН?

— Том Мирс? — произнес глухой низкий голос. — О, он здесь.

Послышался звук открывающейся двери.

Потом резкий и пронзительный крик женщины, и такой звук, словно кому-то в рот запихивают кляп.

— Для всех любителей «Shebay», — произнес измененный голос, — через час будет продолжение. FSK 18!

Экран снова стал черным.

* * *

Она должна была подумать над первым электронным письмом, которое прислал ей убийца. Оно пришло в четверг. Но ей казалось, что минули годы.

«Если другие — только тень, то я — непроглядная ночь.

Если другие — просто убийцы, то я — смерть».

— Сколько людей посмотрели видео? — спросила Клара.

— Четыре миллиона, — ответил Германн. — это главная страница немецкого «Ксенотьюба», самого большого видеопортала в мире. А если исходить из того, что ролик уже скопирован и размещен на других порталах, то, вероятно, намного больше.

Клара потерла лоб.

— Это худшая из всех возможных катастроф. Теперь любой увидит, что делает этот сумасшедший, а мы все еще не знаем, кто он.

К тому же теперь всем стало известно ее имя. Именно этого хотел избежать Белльман.

Германн и Винтерфельд беспомощно переглянулись.

— Белльман еще не видел этого? — спросила Клара.

— Даже не представляю, — ответил Германн. — Он не был замечен за просмотром подобных сайтов. Развлечете его теперь.

— У нас уже есть IP-адрес, с которого отправлено видео?

— Мы сейчас работаем над этим, но пока ничего. Он может быть зашифрован.

— Как он смог разместить это на главной странице «Ксенотьюба»?

Снова отрешенное молчание.

— И кто этот Торино? — спросила Клара. Она сразу записала это имя.

— Он вел вчера передачу «Shebay», — ответил Германн. — Так, зацепил случайно. Довольно безвкусный кастинг. Брутальный аналог DSDS.

— Мне нужен номер этого человека, — сказала Клара. — Стационарный и мобильный. И адрес. Юридический и физический. Немедленно.

— Проще работы не найти, — ответил Германн и отправил запрос в базу данных.

Глава 8

Собственная голова показалась Альберту Торино размером с платяной шкаф, когда его вырвал из свинцового похмельного сна пронзительный звонок мобильника, который он не выключил.

Торино лежал на водяном матрасе рядом с девушкой.

На полу стояли пепельница, полная окурков, и пустая бутылка из-под шампанского. Судя по освещению за окном, было уже далеко за полдень.

Они сидели в «Гриль Роял», а потом еще в двух клубах, поразвлекались с парочкой девочек и хорошо выпили за успешный дебют «Shebay». Торино сначала сердился, что Мирс не вернулся, но когда хорошенько выпил, стало уже все равно. Все же у них был миллион зрителей.

В первый же вечер. Это был убойный результат. С «Ксенотьюбом» или без него.

Мобильник продолжал настойчиво звонить. Чтобы смочить рот, Торино допил остатки шампанского из бокала на ночном столике. Язык прилипал к нёбу, как вяленая рыба. Во рту чувствовался такой вкус, словно Торино сдавал его на ночь в аренду вместо унитаза, а его голову будто сунули в барокамеру.

Он немного ошарашенно посмотрел на трезвонящий телефон, потом на девушку, которая тоже проснулась. Как же ее звали? Моника или как-то так. Ему бы сейчас выдать гостье стаканчик кофе с маффином из «Старбакса», выставить ее под благовидным предлогом и как можно скорее поговорить с Мирсом. Может быть, это как раз Мирс и звонит.

Но номера на дисплее телефона он не узнал.

— Алло! — ответил Торино.

— Добрый день, это Клара Видалис из УУП Берлина, уголовная полиция. Я говорю с Альбертом Торино из «Integrated Entertainments»?

Он мгновенно пришел в себя.

Моника, или как там ее звали, тоже вскочила.

— Что случилось? — спросила она. — Кто это?

— Заткнись! — прошипел Торино.

— Что вы сказали? — переспросил голос в трубке.

— Ничего, ничего… — ответил Торино. — Здесь у меня люди. — И после паузы добавил: — Как вас зовут, простите?

— Клара Видалис, главный комиссар, УУП Берлина. — Голос звучал немного нервно. — Я работаю в комиссии по расследованию убийств, отдел патопсихологии.

Торино почувствовал неладное.

— Я что-то нарушил?

— Лично вы — нет, нарушил кто-то другой. Вам говорит о чем-нибудь название «Shebay»?

— К чему этот вопрос? — Торино сел на кровати. — Это мой проект!

— Вы знаете, что у него есть продолжение? — спросила комиссар. — Вышло сегодня. На главной странице «Ксенотьюба».

Глаза Торино сверкнули. Он пока не понимал, почему ему по этому поводу звонит именно полиция, но, наверное, Том Мирс наконец сделал то, что должен был. Возможно, он разместил вырезанные фрагменты вчерашнего шоу на главной странице, а какой-то слабоумный пожаловался ищейкам на нарушение норм морали. И все же было странно, что сначала Мирс не уладил все с ним, Торино. И еще более насторожило то, что звонили из комиссии по расследованию убийств.

— На главной странице «Ксенотьюба»?

— Именно так, — произнес голос. — На настоящий момент ролик просмотрели четыре миллиона человек. Почти столько же, как и шоу «Последний герой».

— Ох… но это же прекрасно!

— Сомневаюсь, что вы будете восхищаться этим в ближайшем будущем, — отрезала комиссар. — Во всяком случае после того, как посмотрите его.

Торино встал и неуверенными шагами прошел к письменному столу, на котором лежал его iPad. Открыл «Ксенотьюб».

Ролик висел прямо на главной странице. Он включил видео.

Услышал голос за кадром… Еще немного, и Торино бы стошнило.

Он видел свое лицо, которое отражалось на черном дисплее iPad. Мертвенно бледное.

— Черт побери!

Альберту показалось, что его желудок сжался до размеров горошины.

— Вы посмотрели видео? — спросила комиссар.

— Это Андрия? — задал вопрос Торино в ответ. — Голос мне кажется знакомым.

— Вполне возможно.

— Черт возьми, кто делает такие вещи?

— Мы как раз надеялись узнать что-нибудь от вас.

Ответа не последовало, и комиссар продолжила:

— Это делает опасный человек. Очень опасный. — Повисла пауза. — Когда вы сможете приехать? УУП, Темпельхофердамм, двенадцать. Позвоните мне на этот номер, как только прибудете на место.

— Через двадцать минут, — пообещал Торино и помчался в ванную.

Моника растерянно посмотрела ему вслед.

— Что там за смешное видео? Звучало как-то жутковато.

— Заткнись! — бросил Торино и начал собирать одежду.

— Я думала, мы сейчас пойдем и хорошо позавтракаем. Ты вчера обещал! — надула она губы. — И не говори мне все время «заткнись»!

— Заткнись!

Торино поскакал, натягивая штаны, к письменному столу, вставил в ухо блютус-гарнитуру и набрал номер Андрии.

Доступна только голосовая почта.

Потом номер Тома Мирса.

Доступна только голосовая почта.

Он оставил им короткие сообщения с просьбой перезвонить как можно скорее.

Дела были плохи.

* * *

Владимир посмотрел на телефоны. Оба позвонили по очереди.

Потом взглянул в соседнюю комнату, где на стуле сидела связанная Андрия.

А после обернулся назад, где в углу со сломанной шеей лежал Том Мирс: его пустые, потускневшие, белесые глаза уставились в потолок.

План был почти завершен.

Наступило время финала.

Глава 9

Телефон Клары зазвонил. Это был Альберт Торино.

— Подождите внизу, — ответила она, — кто-нибудь сейчас придет и проводит вас на четвертый этаж.

На четвертом этаже, в IT-отделе УУП, царило неподдельное отчаяние. Германн и эксперты-компьютерщики обнаружили, что убийца каким-то образом получил код к главной странице «Ксенотьюба» и мог напрямую размещать там видео. В ролике еще говорилось о каком-то Томе Мирсе, который якобы «тоже был там». Том Мирс работал финансовым директором «Ксенотеха», он создал эту компанию и сейчас находился в Берлине. Как показала быстрая проверка, Мирс зарегистрировался в одном из пятизвездочных отелей. Возможно, убийца выкрал этого человека и вынудил выдать ему код. Потом преступник установил троянскую программу на сервере «Ксенотьюба», с помощью которой и загружал видео напрямую на главную страницу. Теперь, чтобы убрать этот ролик, нужно было выключить главный сервер «Ксенотьюба» в Пало-Альто в Калифорнии и выключить страницу их Интернета — это был единственный вариант.

Белльман лично участвовал в расследовании этого дела, связывался по телефону с Федеральным управлением полиции в Висбадене, чтобы подключить Интерпол для блокирования интернет-сайта в США. Но с помощью троянской программы преступник все равно мог размещать ролики на сайте.

— Нам нужно убрать это из сети немедленно! — прокричал Белльман в трубку, когда созвонился с компьютерными экспертами из ФУП в Висбадене. — В качестве экстренного средства направьте обращение к министру иностранных дел. Это недопустимо, что извращенец размещает видео, которое могут смотреть миллионы, а мы никак не можем на это повлиять!

— Мы же не в Китае, — парировал эксперт, — где правительство может вообще все выключить. Сервер находится в Калифорнии. Вы знаете, который там сейчас час? Суббота, еще и восьми утра нет. Прекрасное время, чтобы что-нибудь сдвинуть с мертвой точки.

— Этот тип хитер, — сказала Клара. — Он точно рассчитал время. Он использует дальнее расстояние, а сам действует вблизи.

— Я думаю, он где-то в Берлине, — высказался Винтерфельд. — Он не в России или Китае. Он знаком с местными условиями, он мобилен и точно знает, сколько времени потребуется, чтобы добраться из пункта А в пункт Б. Вероятнее всего, он выкрал эту Андрию и уже готовит большой финал. И каким он будет, нам с вами лучше себе не представлять.

Дверь распахнулась, и в комнату в сопровождении полицейского вошел коренастый мужчина с напомаженными гелем и зачесанными назад волосами. Его загорелое небритое лицо побледнело, глаза щурились от усталости и страха — это придавало ему странный вид.

— Вы Альберт Торино? — спросила Клара.

— Разумеется, — ответил мужчина и отер со лба пот носовым платком. Очевидно, он спешил, взбираясь по лестнице, вместо того чтобы подняться на лифте.

Клара почувствовала остаточный запах перегара.

— Что нужно этому извращенцу? — спросил Торино. — Что вы о нем знаете? И зачем он выкрал Андрию? — Он потер рукой лицо. — И как он вообще ее нашел?

— Этот парень как «Гугл», — ответил Германн и мрачно взглянул на Торино. — Он найдет любого.

Торино смерил взглядом громадную фигуру Германна, который и сидя выглядел не мельче, чем стоя.

— Значит, вы уже знакомы с ним?

— Андрия — не первая его жертва, — вмешалась Клара. — Думаю, вы просматриваете новости. Слышали о «Фейсбук»-Потрошителе?

— Это именно тот тип? — Торино покачал головой. — Но зачем он залез на главную страницу «Ксенотьюба»? И что намеревается сделать?

— Мы, собственно, думали, что вы сможете нам это объяснить, — ответила Клара. — Вы же открыли Андрию. И преступник упоминал в видео вашего друга Тома Мирса.

— Он вынудил Мирса выдать ему доступ к главной странице «Ксенотьюба»! — заявил Торино. — Совершенно ясно. Иначе и быть не может. — Он снова вытер лоб.

— Когда вы видели Мирса в последний раз?

— Вчера вечером в «Гриль Роял». Он сказал, что ему необходимо вернуться в гостиничный номер, чтобы спокойно поговорить по телефону. А потом планировал снова к нам присоединиться.

— В отеле он так больше и не появился, — сообщила Клара. — Мы только что связались с «Хилтоном».

— Вот дерьмо! — выругался Торино. — Но почему Андрия, почему Мирс, почему «Shebay», этого я не знаю. — Он вытащил из кармана пиджака таблетку аспирина и проглотил ее, не запивая. — Кроме того, у вас ведь большое ведомство, которое все знает и все может. Вы же должны выяснить, с какого IP-адреса этот извращенец отправил ролик. Тогда бы его тут же нашли. У него перед подъездом уже должны стоять три ваши служебные машины!

— Сейчас я объясню, — сказал Германн, разжевывая парочку желейных медвежат. — К сожалению, не все так просто. Сейчас настала ваша очередь.

— Послушайте, — вмешался Винтерфельд. — Ваше шоу «Shebay» нельзя назвать панацеей для спасения западной культуры. Оно безвкусно, унижает человеческое достоинство, оно тупое и даже хуже, чем «Dschungelcamp».

— И приносит неплохие дивиденды, — проворчал Торино.

— Одно не исключает другого, — сказал Винтерфельд. — Напротив. — Он провел рукой по волосам. — Может быть так, что есть люди, которым ваше шоу не понравилось? Которые хотят свести с вами счеты? Которые хотят вам отомстить? Ведь уже ясно одно: даже если за этим видео ничего не последует, ваше шоу «Shebay» умерло.

Торино потер руки и огляделся.

— Можно у вас тут где-нибудь выпить кофе? — спросил он. — Я сейчас свалюсь с ног.

Один из компьютерщиков встал.

— Я принесу. Вам с молоком и сахаром?

— Черный.

Торино уселся за стол.

— Итак, — сказала Клара, — кофе сейчас будет. А вы пока вспомните, не ссорились ли в последнее время с кем-нибудь.

— Кто это может быть? — Торино покачал головой. — Конечно, если ты успешный бизнесмен, то врагов хватает. Некоторые завидуют или злятся, что я давно обскакал их либо быстрее заключил выгодную сделку с партнером. Много врагов — много чести. Но кто на такое способен? Черт побери, никто не приходит на ум!

— Правые радикалы? Левые мелкие группы? Религиозные фанатики? — подсказал Винтерфельд.

Клара сомневалась, что от этого разговора будет толк.

Насколько она себе представляла, Безымянный не мог принадлежать ни к одной из этих групп. Даже для религиозного фанатика он был слишком расчетлив и взвешен.

Принесли кофе. Торино пил маленькими глотками.

— Пока вы пьете, могу вам объяснить, почему мы не можем вычислить его по IP-адресу, — вмешался Германн и подошел к белой доске на стене. — А тем временем, может, вы все же вспомните каких-нибудь своих врагов. — Он стер несколько каракулей. — Слышал кто-нибудь из вас о TOR-сети? — Никто не ответил. — Представим себе поездку в Рим, — продолжил Германн. — Клара уже знает эту историю. — Он нарисовал деревню и большой город. — Кто-нибудь хочет из этой деревни, назовем ее «деревня А», поехать в Рим. Деревня А — домашний компьютер, Рим — сервер, на котором преступник хочет что-то разместить. Если все проходит так, как это должно проходить обычно, то на сервере можно увидеть IP-адрес отправителя. В Риме знают, из какой деревни приехал человек.

— А к чему тут TOR? — Торино раскрошил аспирин в кофе.

— TOR — это сокращение от «The Onion Ring», — пояснил Германн, — с английского — «луковое кольцо». TOR устанавливает клиент, так называемый «Onion Proxy». Этот клиент загружает список доступных TOR-серверов. У каждого есть электронная подпись. Как только список составлен, «Onion Proxy» выбирает случайный маршрут через TOR-сервер. И у клиента получается замкнутое соединение с первым TOR-сервером. Как только такое соединение установлено, оно будет каждый раз удлиняться на один сервер. И так далее. — Он нарисовал на доске много коробок, которые представляли собой серверы. — Каждый сервер знает лишь адрес последующего и предыдущего, так что отправитель сообщения остается анонимным.

— А теперь еще раз на понятном языке, — сказала Клара. — Клиент отправляет сообщение не со своего IP-адреса, а распределяет его на несколько разных сторонних серверов, которым адрес конечного сервера неизвестен?

— Правильно. — Германн кивнул, словно это была самая простая вещь в мире. Для IT-специалистов, конечно, так и есть, но не для простых смертных.

— А почему бы нам не остановиться на этом примере? — спросила Клара.

— Хорошая идея. — Германн нарисовал еще несколько деревень на доске. — Вместо того, чтобы идти из деревни А напрямую в Рим, наш преступник идет через деревню Б, деревню В и деревню Г. Так, следуя от деревни к деревне, он попадает наконец в Рим.

— И что знают о нем в Риме? — спросила Клара.

— А в Риме о нем знают, что он пришел из деревни Г. — Германн обвел ее фломастером. — Остальные данные недоступны. В деревне Б знают, что он пришел из деревни А, в деревне В знают, что он пришел из деревни Б, а в деревне Г знают, что он пришел из деревни В. — Он оглядел присутствующих. — Но никто не знает всего.

— А кто может предоставлять в распоряжение эти серверы? — спросила Клара.

— Любой пользователь, у которого есть компьютер и достаточные накопительные возможности, может туда заявиться. Вот такая идея TOR, — объяснил Германн.

— Наш убийца отправился из деревни А. Деревня Б, возможно, где-нибудь в России, деревня В — мобильный компьютерный центр «Гугл» где-нибудь в Антарктиде…

— «Гугл» в Антарктиде? — удивленно переспросил Торино.

— Да, у них есть плавучие компьютерные центры в полярном море, это не шутка, — кивнул Германн. — Там они не тратят средств на охлаждение.

— Безумный мир! — покачала головой Клара.

— Значит, «Гугл» в полярном море, а деревня Г, — продолжал Германн, — это какой-нибудь сервер в Индии, Китае или еще где-то.

— Проклятая система! — выругалась Клара. — Но можно же отследить его от деревни Г? Это же должно получиться?

Германн кивнул.

— Можно. Но нужно поторопиться. Соединения меняются каждые десять минут. Вместо деревни Г неожиданно получается деревня М, вместо деревни Б — деревня Х. И так далее.

— Проклятье! — Клара покачала головой. — Этот тип просто непредсказуем!

— Это, должно быть, можно сделать с применением полицейских полномочий, — высказался Винтерфельд. — Ведь речь не идет о том, что кто-то распространяет фото обнаженной супружеской пары, а чета не может ничего о нем узнать. Это все-таки следственные действия по раскрытию серии убийств.

Германн снова кивнул.

— IT-эксперты из Федерального ведомства наблюдают за первым и последним звеньями цепи, то есть деревнями А и Г. Тогда можно провести статистическую оценку и, если повезет, выйти на IP-адрес изначального сервера. Проблема заключается только в том…

— …что это занимает много времени. — Клара горько улыбнулась. — Я права?

— Минимум полчаса, — ответил Германн. — И если убийца будет сидеть офлайн или выберет новую TOR-сеть, он свою задачу выполнит. А если он не глуп, то сделает именно так.

В комнате воцарилось молчание.

Наконец Клара заговорила:

— Ждать анализа ДНК, ждать Интерпол, ждать Федеральное ведомство, ждать правильного сервера, ждать, пока господин Торино припомнит возможных врагов, ждать информацию по Инго М. … Мы можем делать еще что-нибудь, кроме как ждать?

Германн как раз открыл страницу «Ксенотьюба». Вдруг его глаза округлились.

— Можем, — ответил он. — Боюсь, есть что-то новенькое.

Глава 10

Альберт Торино был намерен потрясти немецкий медиамир.

Сделать такое, что было бы жестче и экстремальнее шоу «Fear Factor» и циничнее «Dschungelcamp».

Он представлял немецкий медиамир Новым Орлеаном, а себя сравнивал с ураганом Катрина.

Но на каждый экстрим найдется еще больший экстрим. На каждый ураган есть свой торнадо. На каждый костер есть извержение вулкана.

В конечном итоге на каждого черта найдется дьявол.

* * *

Германн запустил ролик.

Несколько секунд экран оставался черным, потом появилась связанняя девушка на стуле. Это была Андрия в белом платье, похожем на погребальный саван, рот заклеен серебристой лентой.

Она дрожала. Глаза ее горели странным блеском, который появляется, когда человек больше не паникует, а смирился, потому что знает: неминуемое случится.

Возле Андрии стоял мужчина в черном.

В темных очках,

Черной маске.

Черных перчатках.

Как на компакт-диске, который Клара получила три дня назад.

Но на этот раз все грандиознее. Хуже. Намного хуже.

Измененный голос произнес:

— Я сдержу свое обещание.

Черная фигура рядом с девушкой, сидящей в белом платье на стуле! Все это напоминало портрет повелителя смерти.

— Десять миллионов зрителей, — потерянно произнес Германн и указал на цифру рядом с роликом. — Больше, чем у «Dschungelcamp».

Клара только кивнула. Она не знала, что ужаснее: услышанная информация или то, что разыгрывалось у них перед глазами.

— Я сдержу свое обещание, — повторил голос. — Сейчас начнется продолжение «Shebay», и так же, как в этом шоу, вы, те, кто по ту сторону экрана, сможете выбрать, что должно произойти.

В нижней части экрана замигала ссылка на сайт.

Клара молниеносно записала адрес. Германн вывел страницу сайта на соседний экран. Клара краем глаза увидела, что там шел опрос: можно щелкнуть мышкой и выбрать ответ.

Человек в черном взглянул в камеру.

У Клары появилось ощущение, что он смотрит прямо ей в душу.

— Моя работа почти закончена, — произнес он. — Я — Безымянный, и я убью ее.

Он вышел из кадра. Объектив камеры показал стол, на котором лежали какие-то предметы. Некоторые были похожи на оружие, другие не имели никакого отношения к насилию. Но здесь, в этом темном подвале, на пыльном столе, снятые камерой с нечетким фокусом, они навевали таинственный ужас. Топор, нож, бормашина, лобзик, пистолет, кувалда. И еще что-то. Названия их тоже были внесены в таблицу голосования на сайте. Их нужно было отметить крестиком.

Больше всего Кларе хотелось отвернуться, но ее взгляд словно приковали к экрану: это было продолжение не только «Shebay», но и видео с дьявольского первого компакт-диска, с которого началось для нее это ужасное дело.

— Я убью ее, — повторил голос, и камера еще раз показала стол со смертоносными инструментами. — А вы, те, кто по ту сторону экрана, — мужчина в черном вновь появился в кадре и ткнул указательным пальцев в предполагаемых зрителей, как ведущий шоу ужасов, — вы можете выбрать, как она должна умереть.

Камера сделала крупный план, так что в кадре оказалась лишь черная маска и затемненные очки сварщика на скрытом лице. Теперь в камеру словно смотрел череп мертвеца.

— Добро пожаловать, — произнес он, — добро пожаловать в интерактивное сообщество Смерти! Добро пожаловать в наш контент ужасов! Добро пожаловать, леди и джентльмены, в шоу «Смерть 2.0»!

Глава 11

УУП охватила паника. Видео мог посмотреть кто угодно, и выглядело оно чертовски реально. Так же реально, как оружие и жертва в кадре. Намерения у убийцы были серьезные.

«Смерть 2.0», интерактивное сообщество, интернет-среда, которая выведет зрителей из пассивного созерцания и наградит их возможностью активного участия. К этой грани не приближались даже бои гладиаторов в Древнем Риме.

«Я убью ее, а вы можете выбрать, как она должна умереть».

Интерактивное снафф-видео, где зрители могут влиять на действия преступника, выбирать, как убить жертву. Такой извращенной идеи пока еще ни у кого не возникало. Хотя телевидение и начало нарушать социальные табу (что приносит прибыль), но здесь дело было не в прибыли. Помимо этого существовала еще теория «резиновой ленты», которая должна растягиваться все больше, все экстремальнее, все хуже. В шоу «Dschungelcamp» люди были готовы за пару тысяч евро есть насекомых, ковыряться в дерьме и сидеть в клетке у всех на виду. В шоу «Shebay» девушки искали славы и были готовы стать проститутками.

Если люди за десять тысяч евро выставляют себя на всеобщее посмешище, а за двадцать готовы прилюдно заняться проституцией, на что они пойдут за бóльшие деньги? Был ли проект «Смерть 2.0» лишь началом? Найдутся ли люди, которые за четверть миллиона евро позволят отрезать себе руку в прямом эфире? А другие — убить себя за пару миллионов, после того как поживут года три в свое удовольствие?

Клара пребывала в панике, когда у нее зазвонил телефон.

— Видалис слушает, — коротко ответила она.

— Добрый день, госпожа Видалис, меня зовут Кисински, из клиники Мариенбурга. Коллеги в УУП дали мне ваш номер телефона.

— Что случилось?

Клара никак не могла понять, что нужно от нее этому Кисински.

Ответ она получила тут же.

— У меня есть информация по Инго М.

«Наконец-то», — подумала Клара.

— Вы мой спаситель! — воскликнула она. — Кто он?

— Инго М. с восемьдесят второго года работал воспитателем в детском доме при фонде Томаса Крусиуса. И я не удивлен, что его жизнь так закончилась.

— Что вы имеете в виду?

— Его подозревали в нескольких изнасилованиях детей и подростков, но не смогли этого доказать. Возможно, из-за того, что руководство детского дома не принимало подозрения всерьез. Но и это еще не все.

— Что еще? — Клара взглянула в окно на завешенное дождевыми тучами небо и сделала пару записей.

— Во время его работы в детском доме много детей бесследно исчезло, среди них брат и сестра — Элизабет и Владимир Шварц. Оба с восемьдесят второго года числятся пропавшими. Тогда им было пятнадцать и тринадцать лет соответственно.

Клара быстро записывала информацию.

— Элизабет Шварц — пятнадцать, Владимир Шварц — тринадцать лет, — пробормотала она. — Почему вы сообщаете информацию именно о них — о брате и сестре?

— Пять лет назад мы взяли под свою юрисдикцию клинику детского дома при фонде Томаса Крусиуса. До этого у детского дома была своя клиника, но потом ее закрыли, там разразилась эпидемия. И, как всегда бывает в таких случаях, документы бывших воспитанников детского дома попали к нам. — Он помолчал. — Вам повезло: полгода назад срок их хранения истек, и мы уже собирались все уничтожить.

— Тогда нам повезло дважды, я бы так сказала. Значит, Элизабет Шварц и ее брат считаются пропавшими с восемьдесят второго года? У вас есть информация об их личном окружении или о том, где их видели в последний раз?

— У нас, к сожалению, нет, — ответил врач. — В детском доме, возможно, еще хранятся какие-то документы. Но я бы на вашем месте поторопился. Все это было так давно, что, думаю, все документы скоро утилизируют. Детский дом и без того сократили втрое и скоро объединят с каким-нибудь более крупным учреждением. Вполне возможно, что из теперешнего здания он окончательно съедет.

— Я проверю, — ответила Клара. — Вы не могли бы назвать адрес детского дома и человека, с которым я там могу поговорить?

— Само собой разумеется, сейчас я все найду.

* * *

Винтерфельд, слушая отчет Клары, нервно ходил взад-вперед. Фридрих тоже присутствовал, он пришел после разговора с Белльманом. Они готовили короткое сообщение для прессы, но такое, чтобы оно, с одной стороны, звучало правдоподобно, а с другой — не содержало важной информации.

— Элизабет Шварц было пятнадцать, когда она исчезла? — спросил Винтерфельд. — А ее брату тринадцать?

— Да, — кивнула Клара. — Это случилось давно, но, возможно, как-то связано с убийством Инго М. Может статься, что эти брат и сестра стали жертвами изнасилования.

— Это слишком зыбкая версия… по прошествии стольких лет, — возразил Винтерфельд.

Клара пожала плечами.

— А у нас есть какая-то другая?

— Нет, — вмешался в разговор Фридрих. — У нас нет никакой другой. Если человеку угрожает смерть и нужно принять противоядие, ему не следует спорить о цвете таблетки.

— Я вообще больше ничего не буду говорить, — смирился Винтерфельд. — Вы поезжайте. А я останусь здесь с Фридрихом. — Он обеспокоенно взглянул на Клару. — Будьте осторожны, договорились, синьора? Пусть даже убийца и не выскочит из шкафа где-нибудь в детском доме, но Белльман считает, что в вашем состоянии не следует уезжать отсюда.

Клара улыбнулась и поднялась.

— Если мне повезет, то ехать будет машина. — Она надела пальто и сунула оружие в кобуру. — Я сразу же позвоню, если появятся новости. Думаю, что вернусь минут через сорок.

— Договорились, — сказал Винтерфельд. — Звоните, если что.

Она подмигнула в ответ, спустилась в подземный гараж УУП, выехала с черного хода и краем глаза увидела толпу журналистов и репортеров, теснившихся у главного входа.

Глава 12

Вспоминая репортеров и журналистов у входа в УУП, Клара ехала по Темпельхофердамм на юг. Прессу обычно больше интересуют проблемы политики, что было на руку полиции. Кларе всегда казалось странным, что, если происходило преступление, растиражированное средствами массовой информации, все почему-то ждали результатов, мгновенных результатов. Но тысячи жертв других преступников, которых убили не таким изощренным способом, как убивал людей Безымянный, или те, кто жил в постоянном страхе и паранойе, опасаясь последнего и смертельного удара, были совершенно безразличны прессе.

«Смерть одного — трагедия, смерть миллионов — статистика», — как говорил Сталин.

Клара сразу поняла, что полицию не все считают «другом и помощником», а также осознала тот факт, что врагами полиции были не только преступники, но и некоторые деятели от политики и юриспруденции. Иногда полицейский, избивший разбушевавшегося демонстранта, вызывал больше гнева, чем трое наркозависимых рецидивистов, которые изнасиловали девушку и бросили ее в поле или на безлюдной дороге.

Почему юстиция и политика никогда не были на их стороне? Или это коварная притягательность нарушения нравственных законов, свойственная сильным мира сего, примерно как маркиз де Сад описывал в своих историях богатых баронов? Чем хуже и грубее проступок, тем меньше вероятность, что за него накажут. Словно общество считает извращенное порно и жестокое снафф-видео всего лишь незначительной шалостью, на которую богачи, пуская слюни, смотрят с непристойным возбуждением. Автомобиль обычного гражданина покрыт, как мелкой пылью, различными сертификатами о защите окружающей среды, пропусками в парковые зоны, автоматическими счетчиками для оплаты стоянки и прочими механизмами, контролирующими каждую парковку в неположенном месте, в то время как закоренелых педофилов отпускают на свободу, потому что они отказываются проходить стационарное психологическое лечение. И полиция вынуждена следить за ними круглосуточно, а ведь это стоит дороже, чем защитить жизнь, свободу и права десятка детей. Шекспир говорил о мире как о театре. А сегодня реальность иногда похожа на второсортное телешоу смерти в реальном времени. «Почему тем, наверху, так нравятся преступления? — выпив пару лишних бокалов вина, отозвался как-то Винтерфельд о представителях политики и юстиции. — Все очень просто: они сами преступники».

Но на примере Берлина можно увидеть, что и их мир оказался в опасности. Огонь не знает дискриминации. Он сжигает все, что горит. И пожары становились все больше. Это мир, который постепенно вскипал во взрывоопасных пригородах города и переливался в буржуазный центр.

Насилие и преступность распространялись с южных районов и из Нойкёльна, как смрадные газы поднимают наверх вздувшегося утопленника. Подобная угроза просачивалась и из Веддинга, как кровь заколотого соседа в квартиру снизу: сначала на потолке проявится отвратительное багровое пятно, затем капли начнут угрожающе падать на пол.

«Они как дети, — подумала Клара. — Люди, которые думают, что если закрыть глаза, то угроза окажется где-то далеко. Если я ее не вижу, то она меня тоже не видит». Крик появляется, только когда под удар попадают вот такие, успокоенные. Пока какую-нибудь журналистку из самопровозглашенных «либеральных» средств массовой информации не огреют со спины планкой от забора. Вот тогда — добро пожаловать в реальность! Выясняется, что зло рядом, а преступники оказались молодыми рецидивистами и в очередной раз останутся безнаказанными. И все это несмотря на то, что глаза закрыты.

«Ничто не уговаривает лучше, чем пять сантиметров острой стали в теле», — не раз говорил командир оперативной группы, который во время допроса пробил ножом бедро подозреваемого, а потом провернул лезвие в ране. На сорока пяти градусах поворота полицейские уже знали, где преступник прячет женщину и ее дочь, за которых хотел получить деньги. Похищенных нашли. Они страдали от обезвоживания, были истощены психически и чуть не умерли с голоду, но остались живы. А Карла, командира опергруппы, уволили в тот же день по заявлению потерпевшего.

Они были одни. Белльман и Винтерфельд, Германн и Фридрих, Клара и все остальные. Если они сами себе не помогут, этого не сделает никто.

* * *

Детский дом фонда Томаса Крусиуса выглядел так, словно его должны закрыть со дня на день. Пустые коридоры, ободранные оконные рамы, отваливающаяся от стен штукатурка. Лишь кое-где мелькнули пара детей, медсестра и воспитатель.

Спустя десять минут Клара сидела в кабинете директора Мертенса, который будет занимать эту должность еще четыре недели, а после этого его ждала работа в другом детском доме, где конкретно, он и сам еще не знал. Это был мужчина за сорок, слегка полноватый, но рьяно взявшийся помочь Кларе. Он специально пришел в субботу в детский дом, чтобы поговорить с ней.

Газет он, очевидно, не читал, потому что воздержался от вопросов о Безымянном. Кларе это было на руку. Перед ней лежала папка с пожелтевшими документами. Их вид и запах напомнили Кларе о ее школьных годах.

— Многого здесь уже нет, как вы видите, — сказал директор и поставил дымящуюся чашку кофе на стол. Потом присел. — Я и сам тут всего пять лет работаю. Предыдущий директор проработал двенадцать и скончался от инфаркта.

«Повезло со свидетелями», — подумала Клара. Она отпила горячий кофе и просмотрела документы.

— Могу я найти где-нибудь информацию о том, с кем Элизабет проводила время?

Мертенс покачал головой.

— Не думаю, что сохранились записи с тех времен, прошло почти тридцать лет, на многое не стоит рассчитывать. — Он полистал еще несколько документов. — Она поступила сюда с братом после того, как их родители умерли.

— А что с ними случилось? — спросила Клара.

— Автомобильная катастрофа, погибли сразу оба родителя. — Мертенс пожал плечами. — Насколько я знаю, это были русские немцы. У них не было родственников, поэтому дети и попали в это учреждение. Отправить их в Россию для чиновников было сложной задачей. Но дети бегло говорили по-немецки. — Он перевернул еще несколько страниц. — Однажды Элизабет исчезла. После того, как исчез ее парень.

— Ее парень?

— Да, Тобиас Шефер, вот есть запись. — Мертенс провел пальцем по странице. — Их часто видели вместе, потом Шефер внезапно пропал, а Элизабет — вскоре после этого. Предполагали, что они вместе сбежали.

— О них кто-то слышал после этого?

Мертенс покачал головой.

— Нет. Эта история меня заинтересовала, я даже просматривал документы незадолго до вашего прихода. До этого я тоже ничего не слышал о них. — Он сделал глоток кофе и скривился. — В каждом детском доме есть свои загадочные истории, а история Элизабет и Тобиаса, очевидно, таинственная история этого заведения.

— А Владимир?

— Он был братом Элизабет. Он тоже как сквозь землю провалился. — Мертенс поморщился. — Все говорило о том, что он покончил жизнь самоубийством.

— Покончил с собой?

— Да. Очевидно, утонул в озере, здесь недалеко. — Директор ткнул пальцем в сторону выхода.

Клара нахмурилась.

— Его тело нашли?

Мертенс покачал головой.

— Во всяком случае, за этим ничего не скрывается. Наверное.

Информация завертелась в голове Клары: «Владимир. Трупы людей, которые тонут в озере, почти всегда выносит на берег, там их и обнаруживают. Может быть, мальчик вообще не покончил с собой? Возможно, исчезновение Элизабет и Тобиаса связано именно с ним? Но все это случилось тридцать лет назад».

— Владимира кто-то искал?

Мертенс зевнул.

— Да, привлекали даже команду водолазов. Но в какой-то момент все прекратили. Никто не требовал результатов. Никаких чиновников, никаких родственников. Выписали свидетельство о смерти — и дело с концом.

Клара взглянула на него.

— А если он не совершил самоубийство, а просто сбежал?

Мартенс пожал плечами.

— Вы задаете мне слишком много вопросов. Все случилось так давно. И я никого из причастных к этому не видел. Я даже не знаю, куда бы парень мог пойти. У него ведь не было ничего, кроме детского дома. Нет, я совершенно уверен, что он наложил на себя руки. Хотите знать почему?

— Конечно! — ответила Клара.

— Сначала погибли его родители. Сестра — все, что у него оставалось. Потом сестра сбежала с этим Тобиасом. И никого вдруг не стало — ни отца, ни матери, ни сестры. Не стало семьи. — Он кивнул, словно подтверждая свои слова. — Это слишком для ребенка.

Клара задумалась: «Тобиас или Владимир. Мог ли кто-то из них быть убийцей? Могло ли так случиться, что один из них убил Элизабет? Мог ли Тобиас сбежать с девушкой, а потом от нее избавиться? Или оба не могли сбежать, потому что были мертвы? Убиты кем-то другим? Человеком, который не хотел потерять сестру? Владимиром?»

— Спасибо, господин Мертенс, — сказала Клара. — Не припомните кого-нибудь, кто в то время контактировал с Элизабет, Тобиасом или Владимиром? Кого-то, кто, возможно, еще жив на сегодняшний день. — Она подумала о прежнем директоре, который умер от инфаркта.

Мертенс на несколько секунд уставился в потолок.

— Доктор Сильвия Борхерт, — ответил он. — Но она уже несколько лет как умерла.

Клара записала информацию.

— А чем она занималась?

— Она тогда еще недолго была директрисой детского дома, — продолжал Мертенс. — Душа-человек. При ней такой тип, как Инго М., никогда бы не устроился сюда на работу. Несколько раз она даже приглашала детей к себе, и тогда к ней отправлялся целый автобус. У нее дом в нескольких километрах отсюда. Сегодня там склад и сарай для инвентаря. Привратник иногда ездит туда, берет соль для посыпания дорожек или еще что. Спустя несколько дней после приезда сюда Элизабет и Владимира госпожа Борхерт ушла на пенсию и почти все время проводила за границей. На Мальорке, насколько я знаю. Но домом она владела до самой смерти.

— После выхода на пенсию она там бывала?

Мертенс снова покачал головой.

— Понятия не имею. Если и приезжала, то очень редко. Сейчас он служит складом, как я уже говорил. Там есть электричество и телефон, это все проведено от нашего учреждения, но я не удивлюсь, если дом в один прекрасный день развалится. Когда детский дом закроют, там и свет выключат.

— У вас есть адрес?

Мертенс открыл ящик стола.

— Конечно, одну секунду. Привратник мог бы вам сказать точнее, но его сегодня здесь нет. — Он рылся в ящике до тех пор, пока не извлек на свет лист бумаги. — Вот, пожалуйста.

Директор протянул его Кларе. Она внесла адрес в записную книжку и еще сделала снимок телефоном.

— Большое спасибо. — Она надела пальто и пожала Мертенсу руку. — Я позвоню вам, если возникнут какие-то вопросы, а пока до свидания. Спасибо за то, что оперативно пришли нам на помощь.

Она поспешила спуститься по лестнице, пока Мертенс не вздумал расспрашивать о «Фейсбук»-Потрошителе.

Потом села за руль, еще раз взглянула на адрес дома Сильвии Борхерт и уехала.

* * *

На холме, на большой прогалине, среди перелесков стоял дом, который теперь превратили в склад.

Серые стены унылого свинцового цвета, как небо. Закрытые окна, словно слепые глазницы, взирающие в никуда.

Раздвоенные стволы торчали из топкой лесной почвы, будто сломанные зубы. Деревья тянули голые ветви к небу, как гигантские щупальца.

Дом был приземистый, будто зверь, притаившийся в засаде. Словно он зарылся в землю, спасаясь от бури и нависших облаков над холмом. А еще дом походил на голову солдата, выглядывающего из окопа, — казалось, он внимательно наблюдает оконными и дверными проемами за окружающим миром.

«Правда всегда где-то внизу», — подумала Клара. Она вспоминала, как сравнивала свою работу с переворачиванием камней, гладких и чистых сверху, но внизу покрытых личинками и насекомыми, которые кишат в тлене и экскрементах.

А этот дом? Этот приземистое большое здание? Она знала, что в нем никто не живет, но от него исходило что-то мрачное, угрожающее. «Почти как дом с привидениями», — промелькнула мысль.

Она вынула оружие и переложила в правый карман пальто. Потом подошла к входной двери на веранде. Массивная дверь с пожелтевшей табличкой, имя на ней уже невозможно прочесть.

Клара осторожно нажала на ручку. Дверь распахнулась. Не с таинственным скрипом, как предполагала Клара, а тихо и легко. Из дверного проема открывался вид на темный коридор.

Клара глубже вздохнула, еще шире приоткрыла дверь и переступила порог.

Глава 13

В доме царила мертвая тишина.

Странное чувство охватило Клару.

«Может, здесь и вправду есть привидения?»

Страх рос в ней. Несмотря на колотящееся сердце, она старалась дышать как можно тише. Не только из-за давящей тишины и тягостной атмосферы. Была еще одна причина: у Клары было неясное ощущение, что ее может слышать кто-то другой.

Рассеянный свет серых осенних сумерек пробивался снаружи в коридор, и от него на скрипучий дощатый пол ложилась размытая тень Клары. Откуда-то тянуло сквозняком. Воздух был холодным и затхлым, словно из подземелья.

Сняв пистолет с предохранителя, Клара осторожно открыла дверь справа и вошла в комнату. Склад материалов, похоже, был в задней части дома, а здесь все выглядело так, словно время остановилось. Лишь немного света попадало в комнату сквозь приоткрытые жалюзи. Диван, стол со старомодной пожелтевшей скатертью. Возле двери телефон.

На полках лежал слой пыли. Когда Клара открыла дверь, что-то шмыгнуло по ковру.

Крысы.

По левую руку виднелась еще одна комната. Очевидно, для гостей. Клара заметила там старомодную кровать с громадным пружинным матрацем, который проседал сантиметров на сорок, когда на него садились. В этой комнате жалюзи были закрыты вовсе. Клара щелкнула выключателем карманного фонарика. Луч света пополз по стенам, скользнул по древнему сервировочному столику на колесиках, на котором стояли запыленные бокалы.

В конце коридора была еще одна дверь. Клара осторожно открыла ее и, обшаривая пол лучом фонарика, пошла дальше.

«Здесь нет никого, — говорила она себе. — Ты тратишь время впустую».

И все же медленно продвигалась дальше, освещая себе путь и крепко сжав в кармане пистолет.

Через несколько метров она поняла, откуда шел затхлый воздух. В полу был открытый люк, косая лестница вела вниз.

Из отверстия тянуло землей, и этот запах напоминал Кларе дыхание зловонной пасти. Она осторожно спустилась по лестнице и прошла по длинному коридору. За ним оказалась дверь. Дверь поддалась легко, даже слишком легко.

Клара попала в большой подвал. От страха и напряжения она с трудом различала предметы.

Вдруг она замерла.

Что это посреди комнаты? Большая доска?

Стол?

Что-то лежало на этом столе.

«Наверное, лучше вытащить оружие, чтобы…»

Клара вздрогнула и едва сдержалась, чтобы не закричать.

Она увидела череп с золотыми волосами, пожелтевшие зубы в ужасном оскале. Кожа словно пергамент, лицо смотрит в потолок…

Внезапно за ее спиной с грохотом захлопнулась дверь и лязгнул замок. На этот раз Клара испугалась так сильно, что выронила фонарик. И почувствовала что-то внизу. «Похоже на чью-то ногу?» Фонарик откатился в сторону, и его тусклый луч осветил часть каменной кладки.

В полумраке она услышала напряженное дыхание где-то совсем рядом.

Клара попыталась вытащить пистолет, но внезапно сильная рука прижала к ее лицу платок.

Она знала этот запах.

Хлороформ.

«Черт побери, все идет не так!» — успела подумать она, прежде чем мир вокруг почернел.

Глава 14

Винтерфельд взглянул на мобильник и прочитал сообщение, которое только что пришло.

— Дьявол! — выругался он и побежал по коридору, созывая оперативную группу. — Пять человек, немедленно! — бросил он. — Встречаемся через три минуты у входа. Все остальное как обычно!

Он снова взглянул на телефон и распахнул дверь в кабинет Германна.

— У нас проблемы! Проверь-ка этот адрес. — Он положил мобильник перед компьютером.

— Клара? — только и спросил Германн.

Винтерфельд кивнул.

— Мы отпустили ее прямо в логово льва.

Он звонил Фридриху, а Германн пока пытался расшифровать сокращения в сообщении.

— «ХРМСДРФ ДМ 18 С БЕР», — прочитал он вслух. — Это может быть «Хермсдорфердамм». «С БЕР» означает «Северный Берлин». И там есть только одна Хермсдорфердамм. — Он вскочил, натянул кожаную куртку и посмотрел на Винтерфельда. — Пятнадцать минут, если будем нестись как черти.

— А что еще остается? — ответил Винтерфельд и похлопал его по плечу. — Но ты останешься здесь, нам нужен кто-то онлайн в командном пункте.

Германн неохотно кивнул.

Когда Винтерфельд спустился на подземную парковку, там его уже ждали Фридрих и пять человек из оперативной группы со штурмовыми винтовками. Они запрыгнули в дежурную полицейскую машину, которая, взвизгнув шинами, рванула мимо толпы репортеров, ожидающих у входа.

Включив мигалку, они мчались со скоростью сто двадцать километров по Темпельхофердамм в северном направлении, к городскому автобану.

— Вы сказали, что есть сообщение от Клары? — спросил Фридрих, сидевший сзади с оперативниками и торопливо пристегивавший ремни безопасности.

Винтерфельд кивнул и показал ему сообщение. Фридрих покачал головой.

— Дело дрянь, — сказал он. — Хорошо, что Клара еще смогла написать.

Они склонились над телефоном.

«Меня поймали.

ХРМСДРФ ДМ 18 С БЕР»

Глава 15

Когда они добрались до дома на Хермсдорфердамм, начался обычный ритуал — как всегда, когда предстояло штурмовать или обыскивать здание. Двое оперативников проникли через сад, двое других ждали за машиной, припаркованной прямо перед домом. Черный полицейский микроавтобус стоял немного в стороне и ничем не отличался от обычных автомобилей.

Полицейские прятали оружие, прижимая его к правому бедру, когда Винтерфельд нажал на дверной звонок. Фридрих и двое оперативников стояли немного в стороне от дорожки, между выходом в сад и дверью.

Винтерфельд позвонил еще раз. Им открыл лысоватый мужчина лет за сорок.

— Что случилось? — спросил он.

— Уголовная полиция, — бросил Винтерфельд и сунул мужчине под нос бумагу с печатями. — Это ордер, который позволяет нам провести у вас обыск. Пожалуйста, впустите нас и не чините препятствий.

Мужчина вжался в стену и, ничего не понимая, кивнул. Винтерфельд и оперативная группа бросились мимо него в дом.

* * *

— Это я вам сразу мог сказать, — говорил мужчина, качая головой. Его сын и жена в растерянности стояли рядом. — Мы похожи на похитителей? — Он возмущенно посмотрел на Винтерфельда, и на его лбу от досады прорезалась морщина.

Для Винтерфельда ситуация была очень неприятной — судя по тому, как часто он проводил рукой по волосам.

— Что нужно этим полицейским, папа? — взволнованно спросил мальчик лет двенадцати. Для него все происходящее выглядело увлекательным.

— Я не знаю, — ответил мужчина и покачал головой. — Понятия не имею.

Он переводил взгляд с Винтерфельда на оперативников, потом на черный микроавтобус и снова на Винтерфельда.

— Вы бы ловили убийц и насильников, которые гуляют на свободе, вместо того чтобы выписывать штрафы за неправильную парковку и портить порядочным людям выходные. — Мужчина скрестил руки на груди. — И с ордером это было сделано или без него, случившееся все равно будет иметь для вас последствия, господин Винтерфельд. Как добропорядочный гражданин я этого так не оставлю. Мы больше не в ГДР. Штази уже не существует.

Винтерфельд вздохнул и взглянул на часы, потом на телефон.

Он слишком спешил, чтобы спорить с мужчиной. Он должен был как можно скорее определить, где на самом деле находится Клара.

— Мне очень жаль, — ответил Винтерфельд. — Мы получили ложную информацию. И поверьте: мы сейчас как раз и гоняемся за убийцами и насильниками.

— Тогда вы ловите их не в том месте! — отрезал мужчина, поджав губы от негодования. — А сейчас сделайте нам любезность, убирайтесь отсюда!

* * *

— Проклятье! — воскликнул Винтерфельд, когда они снова сели в автобус, и набрал номер.

Он уже пытался дозвониться Кларе, но ее телефон не отвечал. Сейчас он созванивался с компьютерщиками.

— Германн, — закричал он в трубку, — ты уверен, что есть только одна Хермсдорфердамм? Что? Еще одна в Дрездене? Нет, это все равно не Северный Берлин. — Он взглянул на особняки, мелькавшие справа и слева от дороги. — Мы можем выяснить, где сейчас находится телефон, с которого пришло сообщение? Да, мобильник Клары. — Он выслушал ответ Германна и сказал: — Да, но для этого требуется время. Он сразу перезвонит.

Винтерфельд опустил телефон на колени и обернулся к Фридриху и оперативникам.

— Что-то здесь не так. Что-то здесь определенно не так.

Он снова набрал номер Клары.

Послышались гудки вызова.

Один.

Второй.

Третий.

Глава 16

Звонок телефона пробудил Клару от тяжелого сна.

У тряпки во рту оказался пыльный вкус, от которого ее тошнило. Она сидела на холодном полу, за спиной — такая же холодная стена. Клара попробовала пошевелиться и обнаружила, что не может этого сделать. Она открыла глаза и, моргая, осмотрела помещение, под потолком которого горела единственная лампа накаливания. В углу комнаты стояло ведро. Рядом — розетка. Помещение неприятно напомнило Кларе подвал, в котором Безымянный снимал Андрию.

Телефон все еще звонил. Так же назойливо, как вчера вечером, когда она смотрела ужасный ролик и потеряла сознание. Клара поискала источник звука. Взгляд ее скользнул к двери, и она увидела сначала черные сапоги, затем ноги, а после крепкого, одетого в черное мужчину. В поднятой руке он, как трофей, держал трезвонящий телефон. Он взглянул на телефон, потом на Клару. Его голубые глаза внимательно наблюдали за ней через стекла очков.

Очков в матовой оправе из нержавеющей стали.

— Догадываетесь, кто звонит? — спросил мужчина.

Хлороформ все еще действовал: Клара не испытывала страха и не могла кричать. Но ей показалось, будто она уже где-то слышала этот голос. Таким, как он звучал сейчас, не измененным.

Мужчина продолжал:

— Ваш друг и наставник Винтерфельд. — Он вскрыл мобильник и вытащил аккумулятор и сим-карту. — Если бы ваши друзья вздумали отследить местоположение телефона по GPS, им потребовалось бы еще минут пять… — Он смял карту между большим и указательным пальцами. — И эти пять минут истекли.

Он мельком взглянул на сломанную сим-карту, потом осмотрел, поправляя очки, помещение и место, где сидела Клара.

— Клара Видалис, — произнес он, — я знаю, что ваш коллега Винтерфельд очень о вас беспокоится. Я отправил его в поездку по Северному Берлину, где он ожидал вас найти. Звучит невероятно, но мы в сорока километрах от Северного Берлина!

Кларе удивительно легко удалось взять под контроль свой страх. Она понятия не имела, что с ней намеревается сделать этот человек, но на сто процентов была уверена, кто он, хотя и не могла толком объяснить, почему он оказался в этом доме.

Что-то подсказывало ей, что сейчас лучше повиноваться.

Чем больше времени, тем больше шансов на то, что Винтерфельд найдет ее или ей представится возможность сбежать. И если этот мужчина был тем, кем она его считала, то где-то здесь должна быть и Андрия. Он собирается довести шоу до конца, а это потребует от нее концентрации.

«Может быть и так, — подумала Клара, и эта мысль наполнила ее ужасом, — что он сделает это без проблем, просто убив меня».

Но подойдет ли ему такой сценарий? Она должна играть свою роль до конца. Это говорил и Фридрих. А это она могла делать, только пока оставалась жива. Или она убеждала себя в этом только потому, что не хотела провести последние минуты жизни в неописуемом ужасе?

Сейчас на убийце не было маски, а ведь она была комиссаром УУП. Так открыто ведут себя люди, которые намереваются убить своих заложников, разве нет?

Клара нередко спрашивала себя, что будет, если печальная участь постигнет и ее. Насильственная смерть, как говорили судмедэксперты. Ножевая рана, смертельный удар, пуля, падение из окна… Сколько людей, столько и видов смерти.

— Если уж суждено погибнуть от чьей-то руки, — сказал ей когда-то оперативник, которого освободили от должности, потому что он ударил похитителя ножом в бедро, — молись, чтобы этот человек метко стрелял. — Он горько усмехнулся. — Я столько историй слышал о людях, которые истекали кровью часами и сходили с ума от боли! А сыщики, работающие в комиссиях по расследованию убийств, не всегда умирают естественной смертью.

Насильственная смерть… Клара понимала, о чем говорил Карл: готовность принять смерть, сознавая, что она неотвратима и может прийти в любой день. Каждый день судьба раздает карты, и одна, которую Клара получит, может означать конец. Когда-нибудь придет черед каждого.

— Я понятия не имею, как вы сюда попали, госпожа Видалис, — произнес мужчина, которого звали Безымянный, — но вы сделали это. Я впечатлен.

Он ненадолго вышел и тут же вернулся, держа в руке какой-то предмет. Клара разглядела кипятильник, и страх пронзил ее, словно электрический ток. Что на уме у этого сумасшедшего?

Безымянный направился в угол комнаты.

— А вы стали активнее, — заметил он. — До этого вы годами стояли у могилы сестры… Пустой могилы, попрошу заметить.

Клара почувствовала непреодолимое желание размозжить череп этого сукиного сына.

— Вы не могли найти Инго М. годами, — продолжал он. — А сейчас нашли меня. Мои поздравления.

Да, она нашла его. Но все вышло не так, как она себе представляла. Видео с изображением мертвого Инго М., которое прислал Безымянный, вывело ее на убийцу сестры и в итоге на след преступника. Но теперь это больше не имело значения, потому что Клару удерживали здесь силой.

И никто не знал, где она.

— Инго М… — произнес он, наслаждаясь тем, как бьет по нервам Клары это имя. — Он действовал так прямо, так тривиально, так предсказуемо. Но они все такие.

Клара заметила, с каким снисхождением Безымянный говорит о других преступниках и убийцах. Словно он был лучше. Более значительным.

Ей на ум пришла фраза из его письма:

«Я больше, чем те, кого выслеживают и ловят глупые мелкие сыщики. Те наивные, похотливые членистоногие рано или поздно попадут в ваши нехитрые ловушки, потому что они не более чем безмозглая пульсирующая протоплазма. Но я не такой, я больше, я повсюду. Именно я расставляю ловушки на вас».

Он устроил ей ловушку. Возможно, смертельную.

— Дружище Инго производил обычное впечатление, — сказал мужчина. — Но уверяю вас: все, что он рассказал, оказалось необычным даже для моих ушей. — Он вышел из угла и остановился посреди комнаты. — Мы все неохотно признаем свою вину. Мы соглашаемся, что виновны, но редко признаем, что во всем. И вы тоже, правда, госпожа Видалис? Ведь в минувшую среду в соборе Святой Ядвиги вы не все сказали?

Он выжидательно посмотрел на нее, и на Клару словно вылили ковш ледяной воды.

«Исповедь! Откуда он знает об этом?»

— Вы помните, что я сказал вам тогда, у статуи Марии? — спросил он. — В среду у статуи Марии? Я сказал, что истинная красота всегда недоступна. — Он кивнул. — Так и есть.

В этот момент с силой вспышки ядерного взрыва на Клару налетели воспоминания. Рослый мужчина у статуи Марии в соборе Святой Ядвиги. Звон монет, упавших в ящик для пожертвований. Его движения, его пластичность — все как у этого человека. Светлые, коротко подстриженные волосы. Очки в матовой оправе из нержавеющей стали.

«Этого не может быть!» — подумала Клара.

Инго М. стоял рядом с ней в день похорон сестры.

И этот человек стоял рядом с ней в день смерти сестры, когда Клара исповедовалась в соборе.

И вечером она получила компакт-диск со снафф-видео.

От него.

От Безымянного.

— Вы покаялись в своей вине, — сказал он, — но я уверен, что вы не все рассказали. Как и Инго М. — Он поднял палец вверх.

Клара поймала себя на мысли, что Безымянный чем-то смахивает на Фридриха.

— Инго М., — продолжал он, — оказался садистом, который свою чудовищность прировнял к нормальности, но скрывал ее от мира. Извращенное желание гнило внутри него, пока однажды не выплеснулось наружу и не заразило разложением все вокруг. — Он взглянул на Клару. — Чем хуже были преступления, в которых он должен был мне исповедаться, тем более жесткие меры воздействия приходилось применять, чтобы он в них сознался. — Он сплел пальцы и похрустел ими. — Он рассказал мне, что фотографировал надгробия и онанировал на них дома, только после того, как я щипцами и паяльником сделал его немного сговорчивее. — Он сделал пару шагов вперед. — Но я знал: было еще что-то глубоко в его нутре, что должно было выйти наружу. И только когда я подключил к его амальгамным пломбам ток, он рассказал, что выкопал вашу младшую сестру из могилы. И что занимался сексом с трупом много раз.

Безымянный криво улыбнулся. И улыбка эта была такой же холодной, как конец Вселенной.

— Мы должны довести дело до конца, госпожа Видалис, — сказал он.

Кларе никак не удавалось собраться с мыслями.

— Вы моя зрительница и мой судья. И, возможно, подозревали об этом. Я не могу позволить, чтобы вы помешали мне принести последнюю священную жертву. Через пятнадцать минут я убью Андрию. Тогда работа будет выполнена.

Он взглянул Кларе в глаза и поклонился.

— Я не убью вас, — продолжал он. — Но и не допущу, чтобы вы стояли у меня на пути. Вам не стоило приходить, ведь я писал: «Вы хотите меня поймать, но попадетесь сами. А если вы хотите меня убить, то погибнете». — Он сделал два шага назад. — С вами будет то же, что и с Инго. Я не стану убивать вас сам, я поручу это огню. Здесь, — он постучал ногой по ведру, — как вы уже могли унюхать, бензин. — С этими словами он воткнул вилку кипятильника в розетку и бросил его в ведро. — Будьте здоровы! — произнес Безымянный и поклонился еще раз. — Надеюсь, у вас с легкими все в порядке. Он ведь будет адски смердеть, прежде чем произойдет «бум».

Безымянный взглянул на Клару в последний раз и навесил на дверь замок.

Глава 17

Клара сидела в темноте подвала, от запаха бензина слезились глаза, а бульканье в ведре становилось все громче.

Еще несколько минут — и все закончится. Стены выглядели достаточно крепкими, чтобы сдержать силу взрыва, так что взрывная волна превратит Клару в черную, обугленную куклу.

Не нужно иметь развитое воображение, чтобы понять, как все произойдет.

Либо все случится молниеносно — яркая вспышка, и все кончено, — или она будет медленно и мучительно гореть, и только милосердная смерть от удушья сократит ее страдания.

Но почему Безымянный так поступает? Ведь он хотел, чтобы она наблюдала за его представлением, чтобы высказала свое мнение об этом? И теперь он убивает ее.

Вдруг в мыслях она увидела лицо Фридриха и услышала слова:

«— Нам не следует забывать, что есть, очевидно, вещи, которые могут мешать рациональному мышлению.

— Какие же? — спросила она.

— А если он сумасшедший?»

Лицо Фридриха растворилось. Клара, надышавшись паров бензина, впадала в свинцовое оцепенение, граничившее с потерей сознания.

Из последних сил она открыла глаза.

«Соберись!»

И снова наступил момент, когда казалось, что она наблюдает за собой со смотровой вышки и когда вдруг у нее появлялись силы совершать правильные и необходимые поступки.

Делать то, чему она теоретически научилась в секции единоборств и йоги, но еще никогда не применяла. Что казалось ужасным, но возможным. Что она должна была сейчас сделать, чтобы не умереть.

Ей необходимо вывихнуть себе руку.

«Может пригодиться… Эта штука с вывихом…», — сказал ей в среду Винтерфельд. И сегодня это могло пригодиться, если она хотела выжить.

Сустав горел адским огнем, словно ведро бензина взорвалось прямо у нее в плече. Когда ее левая рука наконец вяло обвисла, Клара была вся в поту.

Она опустила плечевой сустав вниз и почувствовала, будто по ее костям потекла расплавленная сталь.

Она едва не вскрикнула, тем самым привлекая внимание Безымянного, но Кларе удалось опустить сустав под цепями, которые ее связывали. Давление на тело уменьшилось, и цепи свободно обвисли. Теперь Клара могла высвободить из стальных оков неповрежденную правую руку. Опираясь на нее, она высвободилась из цепей, как бабочка из кокона. Потом сняла пальто, положила его на пол и нетвердой походкой направилась к двери.

Похоже, Безымянный настолько был уверен в успехе своего предприятия, что даже не запер замок на ключ. Клара, уже теряя сознание от паров бензина, из последних сил потянула ручку на себя.

Она осмотрела темный коридор, закрыла за собой дверь и, шатаясь, побрела наружу.

Только Клара опустилась на пол темного подсобного помещения, как мощный взрыв потряс железную дверь подвала, из которого она недавно сбежала.

Клара, задыхаясь, хватала ртом гнилостный воздух, потом закрыла глаза и задумалась. Вывихнутый плечевой сустав ныл от боли.

«Что бы я сделала сейчас на месте убийцы? — спросила она себя и сама же ответила: — Я бы убедилась, что моя пленница мертва».

Безымянный оставлял своих жертв жить некоторое время в цифровом пространстве, чтобы никто не заметил их физического исчезновения. Кларе все нужно было сделать наоборот. Чтобы убийца оставил ее в покое, все должно было выглядеть так, словно она умерла.

Она доковыляла до комнаты, в которой отвратительно пахло гарью и бензином, а стены покрылись сажей, натянула на себя разорванное в клочья, обгоревшее пальто и неподвижно замерла на полу.

Спустя несколько секунд в коридоре послышались шаги.

Глава 18

Безымянный открыл тяжелую дверь подвала, в котором оставил Клару, осмотрел комнату, увидел обугленную кучу в углу и на его лице отразилась смесь печали и удовлетворения. Он вернулся к компьютеру. Ему еще нужно было оценить интернет-голосование, предстояло увидеть, что выбрали пользователи — каким способом он будет убивать Андрию. Его взгляд скользнул по предметам на столе: топор, бормашина, лобзик, кувалда… Но в анкете он добавил еще одну графу. Просто из любопытства. И еще ужаснее, чем предметы, которыми он собирался убить Андрию, были пожелания пользователей, как именно убивать жертву. Даже Владимир Шварц испугался того, какие кровавые фантазии появляются в головах, казалось бы, обычных людей.

«Кто из нас тут, собственно, нормальный?» — задумался он и начал готовиться к эфиру.

Глава 19

Клара глубоко вздохнула, когда снова оказалась в коридоре. Она на время задержала дыхание, пока Безымянный, сунув голову в дверной проем, осматривал помещение. Она чувствовала на себе его взгляд и боялась вдохнуть пропитанный парами бензина воздух, чтобы вновь не потерять сознание. Это означало бы верную смерть.

Времени как раз хватило. Теперь она не могла надышаться и старалась не шуметь. Гнилостный подвальный воздух казался ей чище и свежее горного эфира.

Она проскользнула по коридору и медленно поднялась по лестнице.

«Телефон в жилой комнате», — подумала она. Мобильник был сломан, но она должна была связаться с Винтерфельдом каким угодно способом.

Наконец она оказалась там, где еще недавно стояла, — перед бежевым телефоном, покрытым толстым слоем пыли. До этого ей казалось, что такие аппараты показывают только в фильмах ужасов, когда главные герои должны спастись от какого-то сумасшедшего или когда кто-то гонится за ними.

Но здесь ужасы были наяву. И телефон существовал на самом деле. А также засаленный диван, стол с пожелтевшей старомодной скатертью, пыль и крысы.

Клара услышала зуммер. С души будто камень свалился.

В отличие от фильмов ужасов, этот телефон работал.

Очевидно, им пользовался привратник детского дома, когда привозил или забирал какие-то материалы. А сумасшедший, который жил в подвале, намеренно оставил этот телефон, чтобы звонить своим жертвам анонимно, без распознавания номера.

Дрожащими пальцами Клара вращала диск, набирая номер Винтерфельда. Казалось, диск поворачивается бесконечно медленно.

— Винтерфельд слушает, — отозвался голос.

Клара никогда еще не была так счастлива, услышав его голос.

— Это Клара, — поспешно произнесла она. — Мы нашли его. Приезжайте как можно скорее. — Она назвала адрес.

— Это южнее Мариендорфа, — взволнованно ответил Винтерфельд. — Нам потребуется несколько минут!

— Летите как черти. И прихватите оперативную группу.

— Мы уже с ними, синьора, — ответил Винтерфельд, и Клара слышала в его голосе радость, но проскакивали и нотки тревоги. — Оставайтесь на месте.

* * *

Они действительно неслись как черти.

И вот уже оперативники со штурмовыми винтовками промчались вниз по лестнице в подвал, зачистили левую и правую комнаты, а Винтерфельд, Фридрих и Клара едва поспевали за ними.

Вперед по темному коридору.

Мимо помещения, в котором Клара чуть не сгорела.

К помещению, где должен был состояться ритуал.

Там царила странная тишина.

Марк вышиб дверь тараном и отскочил на случай, если убийца начнет стрелять.

Но в комнате раздавались только истерические всхлипывания Андрии, которая сидела связанной на стуле рядом со столом, заполненным чудовищным ассортиментом оружия и инструментов. На ней все еще было белое платье, покрытое теперь пятнами зеленой желчи.

Но, похоже, в целом девушка была невредима.

Двое полицейских освободили ее, а двое других поспешили вниз по длинному коридору, в конце которого находилась высокая и широкая дверь. Она напомнила Кларе дверь в спальню Жасмин Петерс, в которой брал свое начало весь этот ужас. Дверь, которая раскрывала темные тайны, только когда ее взламывали.

Все происходило словно в трансе.

Последние шаги по коридору.

Бившаяся в истерике Андрия в комнате позади них, и полицейские, которые зажимали ей рот, потому что криком она могла вспугнуть убийцу.

Тяжелая дверь, которую открыли оперативники, медленно отверзлась, как врата ада. Словно Харон, перевозящий души через Стикс, говорил им, как в преисподней Данте: «Оставь надежду всяк сюда входящий».

И что-то большое, непостижимое возникло перед ними.

Глава 20

Безымянный услышал голоса и шаги. Он знал, что они идут.

Но его работа была выполнена. Иначе, чем он предполагал, однако выполнена.

Его мутнеющий взгляд блуждал по подвалу, по мерцающему монитору, по языкам пламени — и по гробу, в котором лежала она.

Много лет.

Много десятилетий.

Потерянная, но не утраченная. Сокрытая, но не забытая. Мертвая, но спящая.

И чем больше затуманивались глаза, тем острее становился его внутренний взор. Он видел людей, которых принес в жертву, — они проходили в послушном молчании перед своим повелителем.

Он видел Тобиаса, которого убил молотком в детском доме. Его череп лопнул, словно старая картонная коробка, и Тобиас рухнул, как каменная колонна. Его замороженный труп Безымянный распилил, чтобы смыть куски в унитазе. Это напоминало ему рыбный рынок, который он видел на берегу Балтийского моря еще ребенком.

Он видел Инго М., который насиловал его и издевался над ним, но самым жутким кошмаром для самого Инго стал именно Владимир, когда привязал его к стулу и сжег в подземном бункере. Правая рука, из которой торчали черные кости между обугленных мышц, свисала вниз, а на полу лежал короткий самурайский меч вакидзаси. Им Инго в отчаянии перерезал себе горло. Безымянный видел кровь, которая брызнула из артерии, видел, как капли упали в огонь, испарились и стали призрачной красной дымкой.

И он видел Якоба Кюртена, гифтгивера, садо-мазофетишиста и распространителя ВИЧ. Он сам заказал скальпели, которыми в конце концов и был убит и с помощью которых Безымянный убил других жертв. Безымянный устроил ему оргазм смерти, перерезав горло, а сперму собрал и поместил во влагалище Жасмин Петерс, сымитировав изнасилование, чтобы направить детективов по ложному следу. Якоб Кюртен стал первым, кого он убил, выпотрошил и мумифицировал.

Потом перед ним прошли остальные мужчины. Мужчины, которые стали его марионетками и до сих пор лежали высохшими в своих квартирах, глядя остатками глаз в потолок в ожидании, что их наконец найдут.

Он видел Жасмин Петерс, которая сама произнесла предсмертную речь и смерть которой он заснял на видео.

Он видел Юлию Шмидт, которой он отрезал голову и через нос вбил в мозг флешку с посланием для Клары Видалис.

И он видел остальных женщин, о которых никто не знал, не знал, где лежат их трупы и что они вообще мертвы.

Пока никто не знал.

Последним он увидел Тома Мирса, которому не помогли ни акции, ни деньги и который лежал теперь с остановившимся взглядом и свернутой шеей у стены. Его руки свело судорогой в вечном поединке со смертью, широко распахнутые глаза были полны паники, словно он по-прежнему сопротивлялся смерти, которая уже давно настигла его.

Они все погибли. От его руки.

Если другие — только тень, то он — непроглядная ночь.

Если другие — просто убийцы, то он — сама смерть.

Он — ничто, и он — все.

Он приходит с косой. Он — погибель.

Он — Безымянный.

Он принесет еще жертвы.

Ритуал еще не закончен.

Глава 21

Клара первой услышала монотонный писк, смешанный с агрессивным шипением и треском огня.

Она снова входила в подвал, который угрожающе открывался перед ней и оперативниками. Он выглядел словно преисподняя Иеро́нима Босха в век Интернета — электронный мир, в котором правили не Ларри Пейдж и Марк Цукерберг, а Жиль де Рэ и Говард Лавкрафт.

Помещение тянулось более чем на двадцать метров в длину и четыре метра в высоту, будто желудок гигантского Левиафана.

С правой стороны — камин в человеческий рост, в котором светились коптящие языки пламени, они плясали, отбрасывая тени на плесневелые стены. Вдоль противоположной стены, поблескивая холодным мерцанием, выстроились в ряд мониторы и серверы. Их хай-тек эстетика вступала в своеобразное противоречие с сырым, похожим на пещеру и поросшим мхом подвалом. Это было Дантово чистилище, причудливый мир духов, нереальный и одновременно угрожающий, как Интернет, в который владыку этого подземного мира доставляли серверы и дюжина компьютеров.

На длинном столе лежало больше двенадцати ноутбуков, а также ключи от квартир, паспорта, кредитные карточки и фотографии, рядом — инструменты для взлома: кусачки, лом и проволока.

Виртуальные личности, которые все еще жили, хотя в действительности уже давно были мертвы.

За ними лежали инструменты, предназначенные для других целей: резиновые перчатки, шприцы и одноразовые скальпели, металлические судки, шланги и канистры.

В двух больших террариумах размером с ванну ползали черные жуки. Лимонный аромат, исходивший от них, смешивался с сажей из камина, стерильным запахом работающей электроники и гнилостной атмосферой подвала, создавая единство, которое можно описать одним словом — «ирреальность».

Но средоточие этого подземного мира шокировал Клару больше всего, хотя несколько часов назад она уже видела это, прежде чем Безымянный усыпил ее.

В центре подвала находилось каменное возвышение, похожее на древнеегипетский саркофаг. В этом саркофаге лежал труп девушки: как только теперь заметила Клара, тело было мумифицировано, глаза закрыты, лицо направлено в потолок, кожа напоминала высохший пергамент, костлявые руки сложены на груди, желтые зубы торчали из безгубого рта в чудовищной улыбке. Волосы благодаря какой-то обработке светились, как жидкое золото. Она лежала в белом платье, напоминавшем нечто среднее между саваном и свадебным нарядом, как умершая царица в вечной каменной усыпальнице.

«Элизабет. Именно ей приносились жертвы».

Перед саркофагом находился мраморный блок, похожий на алтарь, на котором стояли латунные сосуды разной величины.

Рядом лежали клинки и ножи. Некогда белая поверхность потемнела от крови.

«Кровь и внутренности. Жертвоприношения».

И перед всем этим сидел он.

В нижней части саркофага, у ног мумии, которая лежала здесь десятки лет.

Перед четырьмя большими и тремя маленькими мониторами среди сплетения серверов, компьютеров и клавиатур, веб-камер и микрофонов сидел повелитель виртуального подземного мира, король цифрового ада. Который являлся ночью, когда остальные — только тени. Который был самой смертью, когда остальные — просто убийцы. Он сидел там перед столом, опустив голову, в очках в оправе из матовой нержавеющей стали.

Безымянный.

Здесь он планировал шахматные ходы, связывался под чужими личинами с ничего не подозревающими жертвами, приходил к ним, снимал, потрошил, спускал кровь. Потом все приносил сюда, на алтарь, и жертвовал, предавая огню. И выбирал следующую жертву. Номер 11, номер 12, номер 13, номер 14…

Он был здесь. Неподвижный и тихий. Он сидел, опустив подбородок на грудь. Он, принесший столько страха и смерти, сидел неподвижно, как статуя.

На одном из мониторов была открыта электронная почта.

Клара мельком взглянула на экран.

В УУП она научилась замечать значимые детали, отличать важное от незначительного, не думая о том, выживет сама в следующий момент или умрет.

Поэтому она осмотрела весь подвал, саркофаг и компьютер меньше чем за две секунды.

И сразу заметила пульсомер, который Безымянный прикрепил себе на шею. Потом ее взгляд упал на аппарат ЭКГ, который до этого монотонно пищал. Теперь его совсем не было слышно, потому что частота биения сердца мужчины, сидящего за столом, невероятно сократилась.

Аппарат ЭКГ снова привлек внимание Клары: он был соединен с дистанционным взрывателем, от которого в четыре угла подвала шли кабели.

Клара еще до этого заметила четыре большие бочки, но видела их лишь краем глаза. Теперь ее взгляд взял их крупным планом, как телеобъектив. На голубой краске бочек она рассмотрела химические обозначения. C7H5N3O6. Это были не просто химикаты, она знала эту формулу. C7H5 — соединение толуола, состоит из семи атомов углерода и пяти водорода, оно связано с тремя группами диоксида азота NO2. Это вещество из-за тройной структуры еще называют тринитротолуол.

Сокращенно: ТНТ.

Клара закричала так громко, как только могла:

— Вон отсюда! Скорей!

И бросилась бежать.

Глава 22

Сила взрыва оказалась опустошительной. Клара и все остальные выскочили через входную дверь и упали на землю за полицейскими машинами, которые стояли перед домом.

Взрывная волна прокатилась над ними, как дыхание грозного бога. Доски, кирпичи, мебель, оконные рамы и осколки стекла взметнулись вверх, словно при извержении вулкана. Стекловата из-под крыши дома теперь висела на ветках голых деревьев. Балки и обломки мебели засыпали размокшую от дождей землю в радиусе пятидесяти метров от дома. Вороны и другие птицы из окрестного леса в панике поднялись в воздух.

Облака на горизонте рассеялись, и последние лучи багрового заходящего солнца нерешительно пробились сквозь туман. С неба, как снег, сыпались частички пепла и пыль.

Безымянный убил себя сам. И мог прихватить на тот свет остальных. Поэтому он и оставил Андрию в подвале. Зачем убивать одного человека, если можно покончить сразу с десятком?

Роберт Ресслер объяснил разницу между серийными и массовыми убийцами.

Безымянный оказался и серийным, и массовым убийцей.

В ушах у Клары шумело, как после концерта группы хеви-метал.

Последние солнечные лучи освещали разрушенный дом, который теперь, после взрыва, напоминал дымящийся кратер в опаленной земле и одновременно лопнувший череп самоубийцы, который выстрелил себе в голову через рот. Обломки мебели висели на деревьях, как ошметки мозга на комнатной пальме.

Клара взглянула на Винтерфельда, который поднялся и неуверенно пошел к машине. Она увидела Фридриха, очки которого разбились, увидела Марка и Филиппа, которые потеряли шлемы, но все еще судорожно сжимали в руках винтовки.

А еще она увидела двух полицейских, которые передавали Андрию на попечение врачам скорой помощи и полицейским психологам после того, как вытащили бьющуюся в истерике девушку из обреченного на погибель дома.

— Все закончилось! — крикнул один из полицейских и потряс Андрию за плечи, но она только смотрела перед собой остекленевшими глазами. — Все закончилось. Он больше не сможет тебе ничего сделать. Его нет! Он мертв!

Клара поднялась, преодолевая боль в левой руке, которая безвольно свисала вниз. Она осторожно подошла к дому, огляделась по сторонам, взглянула на Андрию и на врачей, на заходящее солнце и наконец посмотрела на землю. Там лежало то, что Клара заметила краем глаза. И эта вещь практически не пострадала в огненном аду и в вихре хаоса мягко опустилась на землю.

Клара подняла ее.

Это оказался черно-белый снимок.

На нем — девочка примерно двенадцати лет. Светлые волосы заплетены в косы, большие глаза полны жизни и любопытства. На обратной стороне немного размытая надпись, сделанная старой авторучкой: «Элизабет, 1978».

Клара взглянула поверх черно-белой фотографии, окрашенной багряным отсветом умирающего солнца, на серые, дымящиеся руины дома.

На ее глазах блестели слезы.

Элизабет.

«Она немного похожа на Клаудию».

Клара, держа в дрожащей руке фотографию, медленно шла в направлении заходящего солнца, которое скрывалось за серо-черными тучами, предоставляя горизонт ночи. Она не хотела сейчас ни с кем говорить.

Она еще раз взглянула на снимок, на живые глаза девочки, в которых было так много звенящего счастья.

И наконец расплакалась.

Элизабет и Клаудия.

Обе слишком рано ушли из жизни, над обеими совершили чудовищный акт насилия. Обеим мир взрослых запомнился лишь смертью. Но остались искренняя радость и любопытство, с которыми эти дети познавали жизнь, и воспоминания тех, кто продолжает жить. Жить в реальном мире. Мире из страха, боли, крови и смерти.

Снимок запечатлил красоту и несокрушимость, и все равно, что произошло на самом деле: Клаудия и Элизабет навсегда останутся детьми, в их душах навсегда поселился мир детства, и неважно, куда унесли их крылья смерти. И такими же они будут пребывать в воспоминаниях, которые остались в мире живых.

Прекрасными, невинными и несокрушимыми.

В сердцах всех, кто их любил.

Навечно.

Эпилог

Чем дольше человек в могиле, тем лучше его понимают.

Кларе казалось, что она увидела сестру еще раз: Клаудия, живая и невредимая, бежит по зеленому лугу рядом с коровами. И все благодаря снимку из огненной преисподней.

Рука Клары висела на перевязи. Минимум две недели теперь ей придется так ходить.

«Это будет неспешный отпуск», — подумала она. Может быть, она вообще никуда не поедет, разве что на Балтийское море или в Данию.

Позвонит старым подругам, с которыми не виделась целую вечность. Ей еще нужно придумать, что подарить друзьям и родственникам на Рождество. Скоро ноябрь, и слишком рано — это лучше, чем слишком поздно.

Белльман был в кабинете, он поздравил Клару и долго жал ей руку, как и Винтерфельд, Германн и парни из оперативной группы.

Последним подошел Фридрих. Его старые очки разбились, и теперь у него на носу было нечто чудовищное.

— Вот теперь, когда все дела улажены, — сказал он, прищурившись, — мы можем спокойно выпить по стаканчику виски, как вы думаете?

Клара рассмеялась. Безудержно, от души.

— Когда вы в этих очках? — Она рассмеялась еще громче, сама не понимая почему. — Я, право, не знаю…

Фридрих предполагал любой ответ, но только не этот.

— В понедельник у меня уже будут новые.

— Вот тогда я сразу вам позвоню, — ответила Клара и снова засмеялась.

Она прошла в свой кабинет и в последний раз перед отпуском села за письменный стол. В последний раз перед отпуском открыла ноутбук, в последний раз проверила электронную почту и замерла…

Имя отправителя резануло по глазам.

Ей прислал письмо Владимир Шварц. Неужели он отправил его незадолго до того, как они ворвались в подземный мавзолей? Письмо от человека, которого больше не существует, но который все еще протягивает руку из могилы?

Она открыла письмо. В нем снова медиафайл:


Прочти меня сначала.


Рядом еще один файл в формате PDF:


Прочти меня потом.


Дрожащей рукой она дважды щелкнула на файле.

Экран почернел.

Потом Клара увидела подвал.

Подвал, который видела в этом чертовом доме, прежде чем он взорвался.

А потом она увидела Владимира.

Безымянного.

На нем была черная футболка, в которой он был в подвале. Он неподвижно смотрел в камеру.

— Клара Видалис, — произнес Владимир, и его гипнотический взгляд сковал ее. — Многие из нас надеются стать актерами, рок-звездами или еще какими-то знаменитостями. — Скривившись в садистской улыбке, он покачал головой. — Но мы не станем. Мы будем одинокими, больными и ужасно старыми. И если нам повезет, то мы когда-нибудь умрем. — Он осклабился. — И если нам повезет еще раз, то закончится все. Если нам повезет, нас не будет ждать ад, такой же скучный, безутешный, исполненный лживых надежд, как сама жизнь, которую мы ведем теперь. И так будет не до восьмидесяти лет, так будет вечно. — Несколько секунд он пристально смотрел на Клару. — Но перейдем к делу. Если вы открыли это письмо, значит, вы выжили. Я поздравляю вас. Но прежде чем пожать вам руку, похлопать по плечу, хочу вас немного отрезвить. Ясность сознания необходима в вашей профессии. Вы, Клара, наверняка думаете, что победили, что вы чего-то достигли, что несколько загладили свою вину. Но в конце концов вы спасли лишь одного человека. А сколько их погибло? Со сколькими случилось то, что я вам сейчас покажу?

Он замолчал. Клара в ужасе спрашивала себя, что должно произойти. Что он хочет ей показать?

Вдруг у Владимира в руках появились два скальпеля. Он скрестил руки, уперев скальпели в вены, и двумя резкими, быстрыми движениями взрезал себе предплечья. Потом поднял руки вверх, и ярко-красная кровь брызнула ему на лицо, на футболку и клавиатуру. Одна капля попала на объектив веб-камеры, и теперь все казалось будто в красном светофильтре, словно в лучах умирающего солнца на поле возле дома.

Его глаза остекленели, но он продолжал говорить, словно ничего не произошло, словно говорил кто-то другой.

Но это был именно он. Владимир Шварц.

Безымянный.

— В приложении вы найдете файл PDF, — произнес он.

Клара отчетливо слышала, как его голос становился тише и слабее.

— В нем имена и адреса всех моих жертв. Пойдите и взгляните на них. Оставшиеся двенадцать женщин и шестеро мужчин, вы их еще не видели. — Он откашлялся и продолжил: — Точнее сказать, семеро мужчин. И я не просто убиваю себя, чтобы принести пятнадцатую жертву, я предоставляю вам возможность выставить меня в каком-нибудь заведении как трофей и передать в руки аналитикам.

Он поднес руки ко лбу, словно мыслитель. Кровь из зияющих ран брызнула ему в лицо.

Клара не знала, что было ужаснее: кровь, что оставила на лице Владимира причудливый узор, или то, насколько эта кровь, собственная кровь, была для него безразлична.

— Вы спасли одну жертву, Клара. Одна спасенная жертва на вашем счету — четырнадцать убитых женщин и семеро мужчин на моем.

Дьявольская улыбка засияла на его лице, уже пепельно-сером, как у покойника. С этого лица уходил цвет жизни, как вечером солнечный свет бежал от разрушенного дома.

— Счет двадцать один к одному в мою пользу.

Еще одна кривая улыбка. Обескровленные, побледневшие губы обнажили ряд зубов, словно на черепе мертвеца.

— После меня придут другие, они увеличат счет, он будет больше, чем двадцать один. А вы? Увеличите ли вы свой счет? Или так и будете пребывать в праздности, как стояли многие годы перед пустой могилой своей сестры?

Клара не могла ни дышать, ни говорить, только напряженно слушать.

— Потому что я не первый, — произнес Безымянный. — И я не последний.

Те самые слова, что произносили Юлия Шмидт и Жасмин Петерс.

Он в последний раз поднял посеревшие руки. Клара смотрела в наполненные равнодушием и холодом глаза, из которых почти ушла жизнь. А потоки крови постепенно слабели.

— Клара, — произнес он в последний раз. — Меня зовут Владимир. Я уже мертв. Но хаос продолжается.

Экран снова почернел.


на главную | Крой тела | настройки

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 3
Средний рейтинг 4.0 из 5



Оцените эту книгу