ПРОЛОГ

Голубая сойка впорхнула во дворик и примостилась на каменной стопе херувима. Не снизойдя до того, чтобы плескаться с воробьями в фонтане, сойка лишь глотнула воды и улетела. Казалось, безмятежность, царящая в этом оазисе, окруженном толстыми кирпичными стенами, увитыми цветущей виноградной лозой, навеяла тоску на залетную гостью. Трудолюбивые шмели звонко гудели, роясь в нежных цветках винограда. На восковых листьях филодендронов и кустах камелий в ярком солнечном свете поблескивали капельки дождя.

— И тогда Рапунзель распустила свои роскошные золотистые волосы, и, ухватившись за них, принц взобрался по отвесной каменной стене башни.

Клэр, внимательно слушавшая мать, недоверчиво взглянула на нее:

— Но это ведь больно, мама?

— Нет, в сказках не больно, милая.

— Как бы я хотела иметь длинные золотистые волосы. — Девочка с грустью вздохнула.

Мэри Кэтрин Лоран погладила непослушные рыжевато-каштановые кудри пятилетней дочурки:

— Твои волосы так хороши, что их не опишешь словами. Спокойствие внутреннего дворика было внезапно нарушено шумным появлением тетушки Лорель.

— Мэри Кэтрин, они опять здесь! И на этот раз у них с собой разрешение забрать Клэр.

Мэри Кэтрин безучастно уставилась на тетю Лорель.

— Кто это?

Клэр знала кто. Даже если мать не помнила, то Клэр не могла забыть того мужчину в темном костюме, от которого пахло ментоловыми пастилками и жирным кремом для волос. Он уже дважды приходил в их дом, наполняя гостиную тетушки Лорель отвратительными запахами. С ним вместе всегда приходила женщина с большой кожаной сумкой. Они беседовали с тетей Лорель и Мэри Кэтрин именно о ней, Клэр, но так, будто она была глухой или вообще отсутствовала.

Клэр не понимала значения всех слов, которые они произносили, но улавливала смысл их бесед. Визиты этих людей всегда приводили тетю Лорель в отчаяние, а мама тяжко страдала. В последний раз она три дня не вставала с постели, беспрерывно рыдая. Это был один из наиболее тяжелых приступов, и тетя Лорель переживала еще сильнее, чем всегда.

Клэр притаилась за железным стулом, на котором сидела мать. Она старалась казаться маленькой, незаметной; в испуге прижимала она к горлу сжатый кулачок, и сердечко неровно билось в груди.

— О, дорогая! О, дорогая, — все повторяла тетушка. Дрожащий подбородок выдавал ее сильное волнение. В пухлых руках она комкала носовой платок. — Не знаю, что и делать. Мэри Кэтрин, что же делать? Они говорят, что могут забрать ее.

Первым вошел мужчина и хищным взглядом окинул дворик. Он казался таким же самодовольным, как и та сойка, что залетала сюда недавно. Наконец его взгляд остановился на Мэри Кэтрин, сидевшей в глубине двора.

— Доброе утро, мисс Лоран.

Выглядывая из-за своего укрытия, Клэр обратила внимание, что мужчина улыбается. Ей не понравилась его улыбка. Она была неискренней и походила скорее на ухмылку на тех масках, что надевали в последний день карнавала, в День Всех Святых.

Слова тетушки Лорель ужаснули девочку. Забрать се? Куда? Она никуда не пойдет. Если вдруг се заберут, кто будет присматривать за мамой? Кто будет похлопывать ее по плечу и тихонечко напевать, когда ей становится грустно? Кто будет разыскивать ее, когда она во время очередного приступа ускользнет из дома?

— У вас нет иного выбора, — говорила, обращаясь к Мэри Кэтрин, тусклая женщина в уродливом сером платье.

Ее голос звучал хрипло, а тяжелая кожаная сумка оттягивала руку. — Это неподходящее место для вашего ребенка. Вы ведь хотите для дочери только хорошего, не так ли?

Тонкая рука Мэри Кэтрин потянулась к груди, и пальцы нащупали нитку жемчуга, лежавшую поверх кружевного воротничка.

— Я не понимаю. Все это так… странно. Мужчина и женщина переглянулись.

— Не волнуйтесь, мисс Лоран. О вашей малышке позаботятся. — Мужчина кивнул своей спутнице. Женщина обошла стул и схватила Клэр за руку.

— Нет! — Клэр вырвалась из потных горячих рук женщины и отбежала в сторону. — Я не хочу идти с вами. Я хочу остаться с мамой.

— Пойдем, Клэр, — делано улыбаясь, заворковала женщина. — Мы отведем тебя в дом, где много других ребятишек, ты сможешь играть с ними. Тебе там понравится. Обещаю тебе.

Клэр не верила этой женщине. У нее был острый нос и глазки точь-в-точь как у тех крыс, что рылись в мусорных кучах в аллеях квартала.

— Я не пойду, — объявила Клэр с упрямством пятилетнего ребенка. — Я никуда не пойду без мамы.

— Боюсь, что придется.

Женщина вновь схватила Клэр. На этот раз она держала ее крепко, хотя Клэр и пыталась освободиться.

— Нет! Нет!

Клэр извивалась, брыкалась, размахивала руками, упиралась каблучками своих черных туфелек во что только можно, лишь бы вырваться, но все было тщетно.

Тетя Лорель принялась укорять мужчину за то, что ребенка отлучают от матери.

— Да, Мэри Кэтрин страдает меланхолией, но с кем этого не бывает? Приступы, правда, у нее проходят тяжело, но она прекрасная мать. Клэр обожает ее. Уверяю вас, болезнь Мэри Кэтрин совершенно безобидна.

Не обращая внимания на мольбы тети Лорель, женщина тащила Клэр к кухне. Девочка оглянулась на мать, которая все так же сидела на стуле.

— Мама! — закричала Клэр. — Мама, не разрешай им уводить меня!

— Прекрати кричать! — Женщина так тряхнула Клэр, что та нечаянно прикусила язык и вскрикнула еще громче, теперь уже отболи.

Крики дочери вывели Мэри Кэтрин из оцепенения, она вдруг осознала, что Клэр в опасности. Она вскочила со стула, отшвырнув его с такой силой, что, ударившись о стену, он выбил из нее пару кирпичей. Мать подбежала к двери, но в этот момент рука мужчины опустилась на ее плечо.

— На этот раз вам не удастся помешать нам, мисс Лоран. У нас есть разрешение забрать вашу дочь.

— Но сначала я убью вас. — Мэри Кэтрин схватила со столика вазу с розами и опустила ее на голову мужчины.

Тяжелый хрусталь раскололся, оставив глубокую рану на виске мужчины. Темный костюм его оказался залитым водой. Розы рассыпались по земле.

Мужчина взвыл от боли и гнева.

— Да уж, совершенно безобидна! — выкрикнул он в лицо тете Лорель. Та бросилась вперед, пытаясь сдержать Мэри Кэтрин.

Клэр продолжала бороться с женщиной, которая тащила ее через дом. Мужчина ковылял за ними, прижимая к кровоточащему виску носовой платок. Ругался он последними словами.

Клэр неотрывно смотрела на мать. Лицо Мэри Кэтрин, которую тетя Лорель держала в цепких объятиях, было искажено мукой. Руки тянулись к дочери, словно в мольбе.

— Клэр, Клэр. Моя девочка.

— Мама! Мама! Мама!

…Клэр резко откинула одеяло на Своей широкой кровати. Грудь словно сдавили обручем, дышалось тяжело. Во рту пересохло, а горло саднило от надрывных криков во сне. Ночная рубашка взмокла и прилипла к влажному телу.

Она подтянула колени к груди, уткнувшись в них лбом, и не поднимала головы, пока не рассеялся ночной кошмар.

Клэр встала с постели, спустилась в гостиную и подошла к комнате матери. Мэри Кэтрин мирно спала. Вздохнув с облегчением, Клэр глотнула воды из-под крана в ванной и вернулась в свою спальню. Переодевшись в свежую ночную рубашку, расправила смятую постель. Она знала, что заснет теперь не скоро.

В последнее время ее часто мучили дурные сны, возвращая вновь и вновь к самым тяжелым воспоминаниям несчастливого детства. Клэр знала, откуда пришли эти кошмары. Для нее это не было загадкой.

Она думала, что эти душевные муки остались в прошлом и никогда уже не вернутся. Но их воскресил пришелец. Его появление было угрозой всем, кого так любила Клэр. Он нес с собой погибель.

И если она не вмешается, не изменит ход событий, этот человек разрушит будущее, которое она себе начертала.

Глава 1

Его преподобие Джексон Уайлд был убит тремя выстрелами — в голову, сердце и половые органы. Последнее обстоятельство натолкнуло Кассиди на мысль, что здесь можно искать разгадку убийства.

— Проклятье! — произнесла доктор Элвира Дюпюи, медицинский эксперт.

Мягко сказано, подумал Кассиди. По его предположениям, стреляли из револьвера тридцать восьмого калибра, причем с близкого расстояния. Убийца словно хотел разнести в пух и прах свою жертву. Матрас насквозь пропитался кровью, но тело, изрешеченное пулями, не было обезображено. Все равно — зрелище не из приятных, хотя Кассиди повидал и более отвратительные.

Особую пикантность в случившееся вносила личность убитого. Утром, пробираясь на машине сквозь уличные пробки, Кассиди услышал по радио ошеломляющую новость о совершенном преступлении. Он немедленно развернулся, нарушив правила движения, и помчался к месту происшествия, хотя и не имел на то официального указания. Полицейские, оцепившие отель «Фэрмон», узнали его и, естественно, предположили, что Кассиди представляет нью-орлеанскую окружную прокуратуру. Ни у кого не вызвало удивления и его появление в гостиничном номере «Сан-Луи» на седьмом этаже, где сейчас толпились следователи.

Кассиди подошел к медицинскому эксперту.

— Что скажешь, Элви?

Доктор Элвира Дюпюи была полной, крепкой женщиной с волосами пепельного цвета. Ее личная жизнь всегда была объектом сплетен, но никто из сплетников не мог похвастаться собственным опытом сексуальных отношений с Элви. Нравилась она лишь немногим, зато вызывала презрение у большинства. Впрочем, оспаривать ее профессиональные качества не брался никто.

На судебном процессе Кассиди хотел бы иметь именно такого свидетеля обвинения. На четкие и чистосердечные показания Элви можно было рассчитывать. Когда она клялась на Библии, в ее искренности можно было не сомневаться. Элви всегда производила впечатление на присяжных.

В ответ на заданный Кассиди вопрос Элви глубокомысленно поправила очки на своем квадратном лице и произнесла:

— Сначала я предположила, что причиной смерти явилось ранение в голову. Пуля разрушила почти все серое вещество мозга. Рана в груди, пожалуй, далековата от сердца, так что я не могу считать ее смертельной, хотя с уверенностью сказать нельзя, пока не произведут вскрытие. Выстрел в яички вряд ли стал причиной смерти, во всяком случае, не мгновенной. — Элви взглянула на Кассиди с озорной ухмылкой. — Но, бесспорно, оборвал его сексуальную жизнь.

Кассиди поморщился.

— Интересно, какой выстрел был первым?

— Не могу сказать.

— Мне кажется, в голову.

— Почему?

— Ранение в грудь, если оно не было смертельным, парализовало бы его-Его легкие тогда бы заполнились водой. Ну и что?

— Если бы мне целились в промежность, я бы чисто рефлекторно попытался прикрыть это место. Элви кивнула головой:

— У Уайлда руки были раскинуты в стороны. Никаких признаков борьбы или сопротивления. Мне кажется, он был очень хорошо знаком с тем, кто напал на него. Возможно даже, что он спал и не видел убийцы — Жертвы редко видят своих убийц, — пробормотал Кассиди. — В котором часу, по-вашему, это произошло?

Элви взяла правую руку убитого и согнула ее в запястье, проверяя степень окоченения.

— В полночь. Может быть, чуть раньше. — Отпустив руку, она спросила:

— Могу я забрать его прямо сейчас?

Кассиди кивнул, в последний раз окинув взглядом изуродованное тело.

— Заходите потом ко мне.

— Я прослежу, чтобы вам передали копию протокола вскрытия, как только он будет готов. Не звоните и не давите на меня, пока я не закончу, иначе все только затянется.

Доктор Дюпюи была в полной уверенности, что именно Кассиди будет заниматься расследованием. И хотя официального назначения еще не было, она знала, что это лишь вопрос времени. Дело достанется ему.

Кассиди отошел в сторону, чтобы не мешать работе судебных экспертов, и начал осмотр номера. Все предметы на ночном столике в спальне были уже покрыты порошком для снятия отпечатков пальцев. Многие предметы были аккуратно уложены в отдельные пластиковые пакеты и замаркированы. Грабеж как мотив убийства абсолютно исключался. Среди прочих предметов на ночном столике лежали наручные часы «Ролекс».

Полицейский фотограф делал снимки. Другой полицейский, в хирургических перчатках, стоя на четвереньках, исследовал ковер.

Кассиди прошел в гостиную. Окна по обеим стенам закрывали темные шторы, так что в комнате царил полумрак, хотя интерьер был выполнен в светлых, пастельных тонах. В уголке дивана свернулась калачиком молодая женщина. Головой она уткнулась в колени, закрыв лицо руками, и тихонько всхлипывала. Рядом сидел молодой человек. Он тщетно пытался успокоить женщину и выглядел взволнованным, даже испуганным.

Им обоим задавал вопросы следователь отдела убийств нью-орлеанской окружной полиции. Говард Гленн работал в отделе уже более двадцати лет, хотя был отъявленным плутом, и коллеги его не особенно жаловали. Внешность его не располагала к общению и дружбе. Был он неряшлив, весь какой-то всклокоченный, курил одну за другой сигареты «Кэмел» без фильтра и вообще смотрелся как персонаж гангстерских фильмов сороковых годов. Но тем не менее среди профессионалов его уважали за упрямство и настойчивость, с которыми он проводил расследования.

— Привет, Кассиди, — завидев подошедшего коллегу, произнес Гленн. — Ты быстро добрался. Тебя прислал Краудер?

Энтони Краудер был окружным прокурором, шефом Кассиди. Кассиди проигнорировал вопрос Гленна и кивнул в сторону парочки, сидевшей на диване.

— Кто это?

— Ты что, не смотришь телевизор?

— Только не религиозные программы. Никогда не видел выступлений этого проповедника.

— Это Ариэль Уайлд, жена проповедника, — сообщил Гленн. — И его сын Джошуа.

Молодой человек посмотрел на Кассиди. Тот протянул руку и представился:

— Помощник окружного прокурора Кассиди. Джошуа Уайлд пожал протянутую ему руку. Пожатие оказалось довольно крепким, хотя рука была мягкая, гладкая, ухоженная — не рука труженика. У Джошуа были выразительные карие глаза и темно-коричневые вьющиеся длинные волосы. Короче, он был хорош собой, даже немного слащав. Родись он пару веков назад и на другом континенте, быть бы ему завсегдатаем модных салонов, наверняка к тому же пописывал бы романтические стишки. Кассиди даже подумал, что Джошуа вряд ли играл когда-либо в бейсбол, ночевал на открытом воздухе или кутил с приятелями.

Речь его отличалась правильностью и мягкостью.

— Найдите этого злодея, мистер Кассиди.

— Я как раз и намереваюсь сделать это.

— И заставьте его ответить перед судом.

— Его? А вы уверены, мистер Уайлд, что убийцей вашего отца был мужчина?

Джошуа разволновался:

— Вовсе нет. Я сказал это в общем смысле.

— Тогда вполне можно допустить, что это была женщина. До этого момента вдова не проявляла интереса к разговору, она лишь плакала, комкая в руках носовой платок. Внезапно женщина откинула назад светлые прямые волосы и уставилась на Кассиди диким, фанатичным взглядом. В лице ее краски было не больше, чем в белой гипсовой лампе, стоявшей на краю столика, но на нем выделялись глаза удивительной красоты — голубые, опушенные длинными ресницами, на которых мерцали слезинки.

— Так в этом и состоит ваш метод расследования убийств, мистер… Не могли бы вы еще раз назвать себя?

— Кассиди.

— Вы расследуете преступления, занимаясь пустопорожней болтовней?

— Бывает и так.

— Тогда вы ничем не лучше этого детектива. — Она презрительно ухмыльнулась, кивнув на Говарда Гленна. — Вместо того чтобы искать убийцу, он расспрашивает нас с Джошем.

Кассиди и Гленн обменялись многозначительными взглядами. Детектив пожал плечами, тактично разрешая Кассиди вмешаться.

— Прежде чем начать искать убийцу, миссис Уайлд, — объяснил Кассиди, — мы должны с точностью установить, что же произошло с вашим мужем.

Она махнула рукой в сторону залитой кровью постели в соседней комнате и закричала:

— А разве еще не ясно, что произошло?

— Не все.

— Ну, хорошо, мы не знаем, как это случилось. — Театральным жестом она поднесла платок к бескровным губам. — Если бы мы знали, что прошлой ночью готовилось убийство, неужели, вы думаете, мы бы оставили Джексона одного в номере?

— Прошлой ночью вы оба покинули номер преподобного Уайлда. Где же вы были? — Кассиди присел на краешек дивана. Он внимательно посмотрел на вдову и ее пасынка. С виду оба выглядели не больше чем на тридцать.

— Мы были в моем номере. Репетировали, — ответил Джош.

— Репетировали?

— Миссис Уайлд поет во время службы в церкви, — подсказал Гленн. — А мистер Уайлд аккомпанирует ей на фортепиано.

"Как разумно со стороны Джексона Уайлда — превратил свое пастырство в семейное предприятие», — подумал Кассиди. У него уже давно сложилось предвзятое отношение к телевизионным проповедникам, и до сих пор ничто не могло его изменить.

— Где ваш номер, мистер Уайлд? — спросил Кассиди.

— Дальше по коридору. Отец забронировал все номера на этаже.

— Зачем?

— Так уж сложилось. Это гарантировало его спокойствие. Поклонники отца чего только не придумывали, лишь бы оказаться поближе к нему. Он любил людей, но в перерывах между службами ему требовались покой и отдых. Они с Ариэль жили в этом номере. Я же занимал другой, такой же большой номер, где бы могло поместиться мое пианино.

Кассиди повернулся к новоиспеченной вдове.

— В этом номере две спальни. Почему вы не спали со своим мужем?

Миссис Уайлд презрительно фыркнула.

— Он уже спрашивал меня об этом. — Она снова бросила пренебрежительный взгляд в сторону детектива Гленна. — Прошлой ночью я вернулась поздно и не хотела нарушать покой Джексона. Он был так измотан, и я легла в соседней комнате.

— В котором часу вы вошли в номер?

— Я не обратила внимания.

Кассиди вопросительно посмотрел на Джоша.

— А вы заметили, в котором часу она покинула вас?

— Боюсь, что нет. Поздно.

— После полуночи?

— Значительно позднее.

Кассиди решил пока оставить этот вопрос.

— Вы разговаривали с мужем, когда вошли, миссис Уайлд?

— Нет.

— Просто вошли и поцеловали его, пожелав спокойной ночи?

— Нет. Я сразу прошла в свою спальню. Мне следовало бы зайти к нему, посмотреть, как он, — всхлипывая, произнесла она. — Но я думала, что он мирно спит.

Кассиди бросил строгий взгляд на Гленна, словно предупреждая его об очевидной несуразности. Будто не замечая этого, детектив сказал:

— К сожалению, миссис Уайлд обнаружила тело мужа лишь сегодня утром.

— Когда он не откликнулся на звонок будильника, — уточнила она. Голос ее дрогнул. Смятым бумажным платком она вытерла нос. — Он был там все это время… мертвый… пока я спала в соседней комнате…

Словно теряя сознание, она привалилась к Джошу. Он обнял ее за плечи и что-то нежно нашептывал, уткнувшись ей в волосы.

— Думаю, на сегодня достаточно. — Кассиди поднялся. Гленн проводил его до двери.

— Подозрительно все это, ты не находишь?

— Трудно сказать, — ответил Кассиди. — Внешне все выглядит вполне правдоподобно.

Гленн непроизвольно фыркнул, выуживая из кармана рубашки мятую пачку «Кэмел».

— Ты меня разыгрываешь? Все же ясно. Они друг от друга без ума и убрали священника, чтобы не мешал.

— Может быть, — уклончиво ответил Кассиди. — Но, может, и нет.

Гленн, закуривая, хитро взглянул на него.

— Ты случаем не подпал под обаяние этих милых голубых глазок, а, Кассиди? И всего этого маскарада? До того, как ты приехал, они оба молились во весь голос. — Гленн глубоко затянулся сигаретой. — Ты ведь не думаешь, что они говорят правду?

— Конечно же, я им верю. — Уже в дверях Кассиди обернулся и добавил:

— Ровно настолько, насколько возможно пописать на ураганном ветру.

Кассиди спустился в лифте в вестибюль, который напоминал растревоженный улей-Вестибюль отеля «Фэрмон» огромный, длиной едва ли не в целый квартал, был заполнен возбужденными, гневными людьми. Полиция тщетно пыталась не обращать внимания на агрессивных репортеров, которые сновали в поисках новых фактов, касающихся ошеломляющего убийства Джексона Уайлда. Постояльцы отеля, еще раньше приглашенные полицией в бальный зал для опроса, один за другим выходили оттуда; по их лицам было заметно, что выходили они с облегчением, однако тут же давали волю своему гневу. Обслуживающему персоналу тоже приходилось отвечать на вопросы полиции, а потом еще пытаться успокоить раздраженных клиентов.

Кассиди, пробираясь сквозь бурлящую толпу, пытался избежать внимания репортеров, но тщетно. В одно мгновение он оказался в плотном кольце.

— Мистер Кассиди, вы видели?..

— Ничего не видел.

— Мистер Кассиди, а…

— Без комментариев.

— Мистер Кассиди?..

— Позже.

Он маневрировал, прокладывая себе дорогу, увертываясь от камер и протянутых к нему микрофонов, отказываясь от интервью, пока не получит назначения от окружного прокурора Краудера официально заниматься расследованием дела об убийстве Уайлда.

Он полагал, что такое назначение от Краудера получит.

Нет, никаких предположений. Он просто обязан его получить.

Кассиди так стремился заняться этим делом, что даже чувствовал его на вкус. Более того, ему это было необходимо.

Ясмин величаво прошествовала через автоматические двери нью-орлеанского международного аэропорта. Носильщик, который рядом с ней казался пигмеем, завороженный видом ее длинных ног, открывавшихся из-под кожаной мини-юбки, тащился следом, толкая тележку с двумя чемоданами.

Заслышав гудок автомобиля, Ясмин отыскала взглядом «Шевроле Барон» Клэр, запаркованный, как и договаривались, у обочины. Чемоданы переложили в багажник, который Клэр открыла нажатием кнопки на приборной доске автомобиля; носильщик, получив чаевые, удалился, и Ясмин, мелькнув загорелыми бедрами, юркнула на пассажирское сиденье, наполнив салон парфюмерным запахом гардении.

— Доброе утро, — сказала Клэр. — Как долетела?

— Можешь поверить в то, что произошло с Джексоном?

Клэр Лоран бросила взгляд через левое плечо и бесстрашно ринулась в хаотичный поток автобусов, такси, автофургонов, доставляющих и встречающих авиапассажиров.

— Что же он натворил на этот раз?

— Ты что, не слышала? — изумленно спросила Ясмин. — Боже, Клэр, чем ты занималась сегодня утром?

— Просматривала счета и… А почему ты спрашиваешь?

— Ты не смотрела новости по телевизору? Не слушала радио? — Ясмин прислушалась: в машине звучала кассета.

— Я специально избегала сводок новостей на этой неделе. Не хотела, чтобы мама наткнулась на очередное высказывание Джексона Уайлда в наш адрес. Кстати, мы получили еще одно приглашение на теледебаты с ним, я опять отказалась.

Ясмин все смотрела с изумлением на свою лучшую подругу и делового партнера.

— Ты действительно ничего не знаешь?

— Что? — рассмеялась Клэр. — Очередные нападки на «Французский шелк»? Что он сказал на этот раз — что мы будем гореть в аду? Сетовал, что я разлагаю мораль американцев своим порнографическим изданием?

Ясмин сняла большие темные очки, которые она носила, когда не хотела быть узнанной, и взглянула на Клэр своими тигриными глазами, которые вот уже целое десятилетие украшали обложки бесчисленных модных журналов.

— Преподобный Джексон Уайлд уже больше ничего не скажет о тебе, Клэр. Он больше не будет оскорблять «Французский шелк» и наш каталог. Этот тип заткнулся навсегда.

— Он мертв? — Клэр резко затормозила.

— Мертвее не бывает, как говаривала моя мать. Уставившись на подругу, побледневшая Клэр недоверчиво повторила:

— Мертв?

— Он явно кого-то утомил своими проповедями и наставлениями. Утомил настолько, что бедняге пришлось убить его. Клэр нервно облизала губы.

— Ты имеешь в виду, что его убили?

Проезжавший рядом водитель разгневанно нажал на клаксон. Другой, объезжая их автомобиль, выразил свое раздражение красноречивым жестом. Клэр с трудом сняла ногу с тормоза и нажала на акселератор. Машина дернулась.

— Что с тобой? Я думала, ты захлопаешь от восторга. Хочешь, я поведу машину?

— Нет-нет, все в порядке.

— Ты выглядишь не лучшим образом. Откровенно говоря, просто дерьмово.

— У меня была тяжелая ночь.

— Мэри Кэтрин? Клэр покачала головой:

— Нет, мучили плохие сны.

— Что за сны?

— Неважно. Ясмин, ты уверена насчет Джексона Уайлда?

— Я слышала в аэропорту, пока ждала багаж. У них там стоял телевизор. Вокруг столпились люди. Я спросила у кого-то, что происходит, думала, опять что-то стряслось — вроде взрыва «Челленджера». А тот мужчина мне и сказал: «Этот телепроповедник договорился до того, что получил пулю в лоб прошлой ночью». А поскольку у меня особый интерес к одному такому проповеднику, я, естественно, пробралась поближе к телевизору и сама услышала новости.

— Его убили в «Фэрмоне»?

Ясмин удивленно взглянула на подругу.

— Откуда ты знаешь?

— Я слышала, что он там остановился. От Андре.

— А, Андре. Я совсем забыла о нем. Бьюсь об заклад, у него сегодня утром опять истерика.

— Кто обнаружил тело?

— Его жена. Сегодня утром она нашла его в постели с тремя пулевыми ранениями.

— О боже. И в котором часу это было?

— В котором часу? Господи, откуда ж мне знать? Они не сказали. Да и какая разница? — Ясмин сняла с головы шарф и тряхнула длинными, словно у Афродиты, волосами, которыми она так славилась. Из огромной сумки выудила несколько браслетов и нанизала их на свои изящные руки. Затем настала очередь гигантских серег-колец. И вот, без каких-либо косметических ухищрений, возник образ самой популярной цветной фотомодели.

— Кого-нибудь уже арестовали?

— Нет. — Ясмин нанесла на губы коралловый блеск. Слегка подкрасив румянами щеки, она придирчиво осмотрела себя в зеркальце.

Хотя час «пик» уже прошел, движение на автостраде было, как всегда, интенсивным. Клэр умело преодолевала заторы и чувствовала себя уверенно. Она прожила в Нью-Орлеане всю жизнь. Поскольку Ясмин теперь приходилось делить свое время между Новым Орлеаном и Нью-Йорком, Клэр обычно встречала ее в аэропорту.

— Убийца оставил какие-нибудь следы? Нашли его оружие? Ясмин в нетерпении захлопнула зеркальце.

— Это была лишь сводка новостей, понимаешь? Детали не обсуждались. Репортеры там охотились за каким-то парнем из прокуратуры, добивались, чтобы он сделал заявление, но он так ничего и не сказал. А почему это тебя так интересует?

— Мне не верится, что он мертв. — Клэр слегка запнулась, прежде чем произнести последнее слово, как будто вымолвить его ей было не под силу. — Вчера вечером он еще читал проповедь в Домском соборе.

— В новостях как раз показывали сюжет об этом. Он был снят крупным планом — лицо красное, белые волосы дыбом, кричит что-то об огне и потопе. Ясмин нахмурила красивые брови. — Как господь бог может услышать чьи-либо молитвы, если этот Уайлд так орет? — Она поморщилась. — Я рада, что его наконец заткнули.

Клэр сурово посмотрела на Ясмин:

— Тебе не следует так говорить.

— Почему нет? Я так чувствую. Естественно, я не собираюсь рыдать и притворяться, что оплакиваю его уход, — саркастически заметила Ясмин. — На их месте я бы медаль вручила тому, кто избавил эту страну от такой заразы Преподобный Джексон Уайлд, выступая со своими проповедями по телевидению, вел крестовый поход против порнографии Свой телевизионный выпуск он объявлял священной миссией и торжественно клялся вырвать с корнем безобразие и бесстыдство из душ американских граждан. Гневные проповеди Уайлда ввергали в исступление тысячи его приверженцев. Нападкам подвергались художники, писатели — вообще деятели искусства, их работы запрещались, а кое-где подвергались осквернению.

Разразилась война идей и мнений. В городах, больших и малых, сражения шли в кинотеатрах, книжных магазинах, библиотеках, музеях. Несогласные с преподобным Уайлдом были объявлены «неверующими язычниками», еретиками, ведьмами и предавались анафеме.

Поскольку Джексон Уайлд не обошел своим вниманием и каталог модного нижнего белья «Французский шелк», Клэр, как его создатель, предстала в глазах публики в нежелательном свете. Месяц за месяцем проповедник буквально изничтожал каталог, поместив его в один ряд с самыми откровенными порнографическими журналами. Ясмин была согласна с Клэр в том, что им лучше игнорировать Уайлда и его нелепые обвинения, чем пытаться защищать то, что вовсе в защите не нуждается.

Но игнорировать Уайлда оказалось не так-то просто. Когда его проповеди не привели к ожидаемой цели — теледебатам, он использовал свою кафедру проповедника, впрямую атакуя Ясмин и Клэр, объявив их распутными, похотливыми Иезавелями наших дней. Его нападки стали еще более яростными, когда неделю назад он объявился в Нью-Орлеане, родном доме «Французского шелка». Ясмин была в это время в Нью-Йорке, так что Клэр пришлось принять на себя всю тяжесть наносимых Уайлдом оскорблений.

Вот почему Ясмин и была озадачена реакцией Клэр на известие о его смерти. «Французский шелк» был детищем Клэр, ее идеей. Деловая хватка, живое воображение, интуиция — все это позволило Клэр превратить посылочную торговлю в преуспевающий, доходный бизнес, который для Ясмин оказался спасением, так как вдохнул свежую струю в се угасающую карьеру. Но об этом не догадывалась даже Клэр. И вот теперь мерзавец, угрожавший положить конец всему этому, был мертв. Ясмин считала его смерть поводом для торжества. Клэр, однако, рассуждала иначе:

— Поскольку Уайлд объявил нас своими врагами, не думаю, что теперь, когда он убит, нам следует демонстрировать свою радость по поводу его смерти.

— Меня обвиняли во многих грехах, Клэр, но только не в двуличии Я всегда говорю прямо, без обиняков. Что чувствую — то и говорю. Ты росла в тепличных условиях, в то время как я зубами и ногтями цеплялась за жизнь в Гарлеме. Но должен же быть предел и твоему терпению, Клэр Луиз Лоран. Этот проповедник доставал тебя больше года. Ты противостояла его узколобой критике с достоинством и честью, но теперь, положа руку на сердце, скажи: неужели ты не рада, что этот гнусный сукин сын мертв?

Клэр безучастно уставилась перед собой.

— Да, — медленно проговорила она тихим голосом. — В глубине души я рада, что он мертв.

— Хм. Однако сейчас, пожалуй, тебе лучше последовать своему же совету и приготовить для них какое-нибудь другое заявление.

— Для них? — Клэр словно очнулась. Ясмин обратила ее внимание на скопление людей впереди. Прямо напротив здания «Французского шелка» выстроились фургончики телевидения. Вокруг них толпились репортеры и операторы.

— Черт возьми! — пробормотала Клэр — Я вовсе не хочу быть втянутой в это дело.

— Ну, возьми себя в руки, детка, — сказала Ясмин. — Ты была одной из самых любимых мишеней Джексона Уайлда. Так что, хочешь ты этого или нет, ты уже по уши увязла в этой истории.

Глава 2

— В последних трех делах тебе не удалось добиться обвинительного приговора.

Кассиди ожидал этого аргумента, но все равно критика была неприятна. Решив не обнаруживать волнения, он придал уверенности своему голосу:

— Все мы знали» Тони, что наши шансы в тех трех делах были слабоваты. В каждом из них адвокатам на суде нечего было говорить, кроме как «Докажите». Я сделал все возможное при наличии того мизера доказательств, и ты знаешь это как нельзя лучше.

Окружной прокурор Энтони Краудер ощупал свой жилет короткими волосатыми пальцами и откинулся в кожаном кресле.

— Наш разговор несколько преждевременный. Полиция еще даже никого не арестовала. На поиски могут уйти месяцы. Кассиди упрямо покачал головой:

— Я хочу заниматься расследованием параллельно с ними, чтобы быть уверенным, что ни одна улика не ускользнула.

— Но тогда у меня будут сложности с комиссаром полиции из-за твоего вмешательства вдело, касающееся сугубо их департамента.

— Я рад, что ты заговорил о комиссаре. Вы же приятели. Поговори с ним. Постарайся, чтобы назначили Говарда Гленна на расследование дела Уайлда.

— Этого убогого?

— Он был первым, кто прибыл на место преступления. И к тому же он хороший сыщик. Лучший.

— Кассиди…

— Не беспокойся, я не превышу своих полномочий. Пущу в ход все свои дипломатические способности.

— У тебя их вовсе нет, — напомнил ему прокурор. — За те пять лет, что ты работаешь в прокуратуре, кое-что ты сделал довольно неплохо, но вообще-то ты мне всегда доставлял головную боль, вмешивался куда не следует Кассиди самодовольно ухмыльнулся. Несмотря на грубоватое замечание Тони Краудера, он знал, как на самом деле относится к нему окружной прокурор. Негласно Кассиди считался наиболее вероятным преемником Краудера. И хотя он частенько сердил старика, Краудер не мог не признать, что Кассиди сочетает в себе ту же амбициозность, отвагу и выдержку, которые когда-то отличали его самого и определили его карьеру.

— Я выступал обвинителем и выиграл процессов больше, чем любой юрист в прокуратуре, — без ложной скромности сказал Кассиди.

— Знаю, — огрызнулся Краудер. — Не надо напоминать мне об этом. Но от тебя и неприятностей было больше.

— Нельзя добиться чего-то, если боишься поднять волну.

— У тебя не просто волны, а настоящий шторм. Кассиди сел напротив и уставился на Краудера. Прямой взгляд его серых глаз всегда действовал безотказно, производя впечатление и на трудных свидетелей, и на циничных судей, и на скептиков-присяжных, а в обыденной жизни он придавал особую значимость даже пустяковой беседе.

— Отдай мне это дело. Тони.

Пока Краудер раздумывал, в дверях возникла голова секретарши.

— Ариэль Уайлд дает пресс-конференцию. Ее передают в прямом эфире по всем телеканалам. Подумала, что вам это может быть интересно. — Секретарша исчезла, закрыв за собой дверь.

Краудер потянулся к пульту и включил телевизор, стоявший в углу кабинета.

На экране возникло бледное лицо вдовы. Она выглядела такой хрупкой и беззащитной, словно сошедший на землю ангел, но в голосе звучали стальные нотки:

— Эта трагедия не сможет остановить крестового похода, который повел мой муж против слуг дьявола. — Преданные поклонники Уайлда, теснившие полицейских, репортеров, фотографов, плотным кольцом окружавшие вдову, приветствовали это заявление дружными возгласами «аминь». — Сатана видел, что мы одерживаем победу в этой борьбе. Ему пришлось пойти на отчаянные меры. Сначала он использовал этот город коррупции и разврата в качестве оружия против нас. Городские власти отказались обеспечить моему мужу круглосуточную охрану, которую он просил.

— Вот дерьмо, — простонал Краудер. — Зачем же позорить город? Ведь весь мир смотрит.

— Только ей одной известно зачем. — Кассиди встал со стула и пересел поближе к телевизору.

Вдова продолжала свою речь, и слезы текли по ее бледным щекам.

— Этот прекрасный город погряз в грехе и коррупции. Джексон Уайлд был воплощенной совестью, он честно признавал то, что город превратился в выгребную яму, рассадник преступности и грязных нравов.

Лишь те, кто пришел сейчас сюда, чтобы выразить свою скорбь по поводу кончины моего мужа, понимали и поддерживали Джексона, в то время как местные власти отвергали его, не ценя его кристальной честности.

Камера выхватила из толпы мрачные лица судьи, конгрессмена и нескольких городских чиновников. Краудер грубо прокомментировал:

— Тоже мне, политики.

— И вот дьявол наслал одного из своих демонов, чтобы заставить замолчать преподобного Джексона Уайлда, сразив его пулей в сердце.

— Но нас не заставить молчать! — крикнула она, воздев свои тонкие руки и потрясая кулаками. — Мой любимый Джексон сейчас вместе с господом. Возблагодарим бога за дарованные ему покой и мир, которые он заслужил при жизни.

— Хвала господу! — эхом откликнулась толпа.

— Но моя работа не закончена. Я продолжу крестовый поход, начатый Джексоном. Мы обязательно выиграем эту войну против грязи, которой оскверняют наши сердца и умы! Эта война не окончится, пока Америка не очистится от отбросов, заполонивших ее театры и книжные полки, пока ее музеи не освободятся от порнографии, именуемой сегодня искусством.

Разразился восторженный рев. Полиции с трудом удавалось сдерживать бушующую толпу.

Крупным планом камера выхватывала заплаканные лица, горестные взгляды, губы, шепчущие молитвы. Скорбящие взялись за руки и запели в унисон гимн Джексона Уайлда «Вперед, солдаты Христа».

Тони Краудер выключил телевизор.

— Чертовы лицемеры. Если уж они так волнуются за нравственность своих детей, почему не сидят с ними дома и не учат их тому, что хорошо и что плохо, вместо того чтобы митинговать по поводу кончины святого? — Он вздохнул и спросил, кивнув в сторону телевизора:

— Ты уверен, что хочешь ввязаться в эту историю, Кассили?

— Абсолютно.

— Между нами говоря, это скорее всего будет напоминать цирк с тремя аренами, особенно когда полиция начнет задерживать подозреваемых.

— Число которых уже сейчас подходит к шестистам — все, кто прошлой ночью находился в «Фэрмоне» и поблизости.

— Я бы быстренько сузил его до двоих — вдовы и пасынка.

— В моем списке они тоже лидируют, — усмехнулся Кассиди. — Так могу я считать, что дело числится за мной?

— Пока да.

— Ну же. Тони!

— Пока да, — громко повторил старикан. — Ты лезешь в пекло, а ведь будет еще горячее. Мне даже страшно подумать, что случится, если ты тронешь Ариэль Уайлд. Ее любят, обожают так же, как и мужа. Ты можешь спровоцировать грандиозные беспорядки, если вдруг случится так, что придется арестовывать ее за убийство.

— Да, придется побороться, я уверен. Но я готов к этому. — Кассиди вернулся к своему стулу и сел. — Я уже бывал в передрягах, Тони. Меня они не беспокоят.

— Не беспокоят, черт возьми. Да, ты преуспел в них изрядно.

— Мне нравится побеждать. — Кассиди смело встретил взгляд шефа. Ухмылка исчезла с его лица, а губы сжались в тонкую твердую линию. — Мне нужна победа. Тони, очень нужна.

Краудер понимающе кивнул, оценив искренность своего протеже.

— Есть не столь щекотливые дела, которые я мог бы предложить тебе, если победа — это единственное, что тебе нужно. Кассиди покачал головой.

— Мне нужна блистательная победа, и в этом смысле привлечение к ответу убийцы Джексона Уайлда может стать одним из самых громких процессов года, если не всего десятилетия.

— Так тебя волнуют заголовки в прессе и крупные планы в шестичасовом выпуске новостей? — нахмурившись, спросил Краудер.

— Ты хорошо знаешь меня, так что я не стану комментировать твое замечание. С этого утра я принял дело Джексона Уайлда. Мне совсем не нравятся этот проповедник и его идеи. Но каков бы ни был этот Уайлд, он все-таки был человек и имел право дожить до глубокой старости.

— Кто-то лишил его этого права. Раздетый и беззащитный, он был убит тем, кому доверял.

— Откуда такое предположение?

— Ни на одной из дверей в номере не было следов насильственного вторжения. Замки не взломаны. Так что одно из двух: либо у убийцы был ключ, либо Джексон сам впустил его. Очевидно, Джексон лежал в постели — он или спал, или разговаривал с убийцей. Он был религиозным фанатиком, возможно, самым опасным со времен Распутина, но все равно он не заслужил того, чтобы кто-то хладнокровно пустил ему пулю в лоб.

— Ив сердце, и в яйца тоже, — добавил Краудер.

Кассиди прищурился:

— Вот это-то и странно, не так ли? Выстрелов в голову и сердце было более чем достаточно, чтобы убить. Зачем же еще нужен был этот третий выстрел?

— Убийца был взбешен.

— Причем изрядно. Похоже на уязвленное самолюбие. Женская месть, может быть?

— Ты думаешь, жена его прикончила? Допускаешь, что у него, как и у многих праведников, под боком находилось какое-нибудь милое молоденькое создание и Ариэль стало известно об этом?

— Не знаю. Только у меня сильное подозрение, что убийцей была женщина.

— Почему?

— Это единственное разумное объяснение, — сказал Кассиди. — Если бы ты был женщиной и хотел отомстить мужчине, куда бы ты выстрелил?

Клэр едва дышала, когда наконец поднялась в свою квартиру, находившуюся в том же доме, где и офис «Французского шелка». Из соседней комнаты до нее доносился разговор матери с Ясмин, но она не стала к ним заглядывать, а незаметно проскользнула прямо в свою спальню, закрыв за собой дверь.

Появление Клэр и Ясмин вызвало необычайное оживление среди репортеров, окруживших здание. Как только женщины вышли из машины, они сразу же оказались в плотном кольце. Клэр попыталась было проскочить в здание, но потом поняла, что ее бегство лишь продлит осаду. Пресса не оставит ее в покое, пока она не сделает заявления. Репортеры будут мешать ей работать, раздражать соседей и, не дай бог, причинят беспокойство матери.

За высказывания Ясмин Клэр никогда не могла ручаться, так что она попросила подругу подняться домой и проследить, чтобы Мэри Кэтрин оставалась в неведении о происходящем. Покрутившись перед камерами, Ясмин удалилась.

На Клэр обрушился шквал вопросов, она едва успевала уловить обрывки одного, как тут же следовал другой. Ответить на все было невозможно, да этого и не требовалось. В конце концов она подняла руки, попросив тишины. Обратившись к микрофонам, Клэр сказала:

— Хотя преподобный Уайлд и объявил меня грешницей и своим врагом, я глубоко сожалею о его смерти. Приношу искренние соболезнования его семье.

Она направилась к входу в здание, но путь ей преградили горластые репортеры.

— Мисс Лоран, правда ли, что, несмотря на неоднократные приглашения, вы отказывались от дебатов с преподобным Уайлдом?

— Это были не приглашения, а вызовы на дуэль. Единственное, чего я хотела, так это чтобы меня оставили в покое и дали возможность заниматься делом.

— Как бы вы ответили на его заявления о том, что…

— Мне больше нечего добавить.

— Кто убил его, мисс Лоран?

Вопрос словно сбил ее с ног. Клэр в изумлении посмотрела на лысоватого репортера, задавшего столь грубый вопрос. Самодовольно ухмыляясь, он дерзко смотрел на нее. Вокруг все притихли в ожидании ответа.

И в это мгновение Клэр вдруг осознала, что ее конфликт с Джексоном Уайлдом не окончен. Он был мертв, но она от него не избавилась. Более того, самое худшее могло быть впереди.

Хотя Клэр и старалась не подать виду, страх ледяными пальцами коснулся ее. Несмотря на жару и высокую влажность на улице, она почувствовала сильный озноб.

— Все, что я могла сказать, я сказала. Извините меня.

Расталкивая репортеров, она с трудом добралась до входной двери и почувствовала себя в безопасности, лишь когда оказалась наверху, в своих апартаментах. То, с чем она только что столкнулась, взволновало ее до дрожи. Одежда прилипла к ее взмокшему телу, и она быстро сорвала все с себя. В ванной, наклонившись над умывальником, она прохладной водой ополоснула лицо, плечи, грудь и руки.

Слегка посвежевшая, Клэр надела хлопчатобумажный спортивный костюм — одну из наиболее популярных моделей летнего каталога «Французского шелка» — и стянула волосы в конский хвост. Выйдя из ванной, она задумчиво посмотрела на массивный платяной шкаф вишневого дерева, стоявший в ее комнате.

Клэр подошла к нему, открыла дверцы и-, опустившись на колени, потянула нижний ящик. Пришлось приложить усилие — настолько он был тяжел, набитый доверху вырезками из газет и журналов. Даты, проставленные на них, относились к последним семи годам.

Несколько часов провела Клэр, склонившись над этими вырезками, читая и перечитывая их, вновь переживая все с ними связанное. Ей было жаль расставаться с этой коллекцией. Ведь за последние годы она стала ее хобби — увлекательным и волнующим.

Но сейчас, пожалуй, лучше было бы избавиться от этого. Причем немедленно. Было бы безрассудством хранить эти печатные свидетельства каждого шага преподобного Джексона Уайлда.

После беседы с Кассиди Ариэль пришлось покинуть номер «Сан-Луи». Ее новые апартаменты были меньше и гораздо скромнее. В покое ее не оставляли. Постоянный поток скорбящих сводил с ума. Ариэль дала знак Джошу, который оказался рядом. Они о чем-то быстро и взволнованно переговорили, и Джош, повысив голос, попросил всеобщего внимания:

— Ариэль крайне утомлена. Не могли бы мы попросить вас освободить сейчас номер, дав ей возможность немного отдохнуть? Если нам что-то понадобится, мы дадим вам знать.

Поклонники Уайлда вышли из комнаты, потерянные и несчастные. Они с сочувствием смотрели на вдову, которая сидела, забившись в угол дивана, поджав под себя ноги. Ее черное платье, казалось, поглотило ее, она словно растаяла в нем, убитая горем.

Как только Джош закрыл дверь за последним посетителем, Ариэль выпрямилась и спустила с дивана ноги.

— Слава богу, ушли. И выключи эту чертову штуку. Я не хочу смотреть на нее. — Ариэль кивнула в сторону телевизора. Звука почти не было слышно, а на экране крупным планом показывали лицо женщины, которая пыталась избежать коварных расспросов репортеров.

— Кто это? — спросил Джош.

— Эта штучка из «Французского шелка». Минуту назад ее имя светилось на экране.

— Так это, значит, и есть Клэр Лоран, — сказал Джош, немного отстранившись от телевизора, чтобы получше разглядеть Клэр. — Мне было интересно, как она выглядит. У нее вовсе нет рогов и острого хвоста, как убеждал всех отец. Не похожа она и на распутную женщину. Я бы даже сказал, совсем наоборот.

— Кого волнует твое мнение! — Ариэль прошла к телевизору и выключила его.

— Разве тебе не интересно, что скажет мисс Лоран? — спросил Джош.

— Ничуточки. Она свое получит, но только не сегодня. Всему свое время. Закажи мне что-нибудь поесть, хорошо? Я ужасно голодна. — С этими словами она исчезла в соседней комнате Джошуа Уайлд, двадцативосьмилетний сын Джексона Уайлда от первого брака, набрал телефон ресторана и заказал для мачехи легкий ужин. Он подумал, что безутешная вдова вряд ли испытывает волчий аппетит. Себе он заказал муффулетту — нью-орлеанский сандвич, который ему очень полюбился.

Ожидая, пока принесут заказ, он подошел к окну и посмотрел вниз, на улицу. Люди спешили по своим делам, как будто ничего и не произошло. Неужели они не слышали? Джексон Уайлд мертв.

Джош до сих пор еще не осознал этого, хотя видел и тело, и залитую кровью постель. Он, правда, не ожидал, что уход отца станет столь значительным событием. Никогда больше не ощутят они его бешеной энергии, не услышат его голоса — звонкого и чистого в молитве, резкого в гневе и негодовании.

Семь лет назад умерла мать Джоша — Марта, умерла так же тихо, как и прожила свою жизнь. Джош получил известие о ее внезапной кончине от сердечного приступа, когда находился в Нью-Йорке, где учился в консерватории. Ему не удалось приехать проститься с матерью. Жизнь этой бедной женщины была такой тусклой и малозначимой, что ее кончина никоим образом не нарушила привычного ритма отцовского предприятия. Как раз в это время Джексон активно работал над расширением сферы своего влияния, завоевывая кабельное телевидение. Сразу же после похорон жены Джексон вернулся в офис, чтобы наверстать упущенное за то время, что провел на траурной церемонии.

Джош так и не простил отцу такой бессердечности. Потому сейчас и не чувствовал вины за разыгравшийся аппетит, от которого буквально сводило желудок, хотя всего лишь несколько часов назад он видел окровавленное тело отца.

Потому и не было стыдно за адюльтер со второй женой отца. Джош считал, что бывают грехи оправданные, хотя и не мог сослаться на библейские заповеди, подтверждающие эту его мысль.

Ариэль была всего лишь на два года старше Джоша, но сейчас, вышедшая из спальни в облегающей майке, с собранными на затылке волосами, выглядела на несколько лет моложе. Ариэль была босиком.

— Ты заказал что-нибудь на десерт? Джексон всегда поддразнивал жену-сластену и своими колкостями портил ей настроение, доводя дело до конфликтов.

— Шоколадный торт, — ответил Джош.

— Вкусно.

— Ариэль?

— Да!

Он подождал, пока она повернется к нему лицом.

— Всего лишь несколько часов назад ты обнаружила тело своего мертвого мужа.

— Ты что, пытаешься испортить мне аппетит?

— Пожалуй, да. Ты хоть немного огорчена происшедшим? Ариэль помрачнела и ответила с вызовом:

— Ты же знаешь, сколько слез я пролила. Джош невесело рассмеялся:

— Ты их льешь с того самого вечера, как пришла к отцу с просьбой помолиться за твоего братца, которому вынесли пожизненный приговор. Ты плачешь только тогда, когда это тебе выгодно или что-то нужно. И никогда потому, что просто грустно и хочется плакать.

Ариэль уперла руки в бедра. За годы замужества она заметно похудела, но соски оставались большими и выпуклыми. Джош ненавидел себя за то, что обратил на это внимание, разглядев их под мягкой тканью майки.

— Джексон Уайлд был злобный, подлый, самодовольный сукин сын. — Ее голубые глаза смотрели не мигая. — Его смерть не испортит мне аппетит, потому что я ничуть не огорчена тем, что он мертв. Единственное, что меня сможет огорчить, — так это если пошатнутся наши дела.

— Но ты уже обо всем позаботилась во время пресс-конференции.

— Ты прав, Джош. Я заложила основу для продолжения нашего предприятия. Должен же хоть кто-нибудь думать о будущем, — язвительно добавила она.

Джош прижал кончики своих длинных тонких музыкальных пальцев к вискам и зажмурился, словно от боли.

— Боже, как ты холодна. Всегда все рассчитано, спланировано.

Ариэль тряхнула длинными прямыми светлыми волосами:

— Я была бедной, Джош. А бедность делает человека злым. Вселяет отчаяние. И доходишь до того, что уже готова на все, лишь бы вырваться из нищеты. Вот почему мой братишка оказался в тюрьме и просидит там до конца своей жизни. После того как его осудили, я поняла, что мне нужно предпринять что-то кардинальное или я закончу еще хуже, чем он. Так вышло, да, что я пошла к твоему отцу, вся в слезах. И даже если бы он попросил меня подтереть ему зад или трахнуться с ним тут же, на месте, я бы и это сделала.

Я узнала от него, что все в этом мире решают деньги. Быть богатым и подлым намного лучше, чем бедным и подлым. Когда ты беден, ты расплачиваешься тюрьмой за свою подлость, но, если ты богат, можно делать все, что тебе нравится, и никто не посмеет тронуть тебя. Да, я практична, согласна. Но я такой и останусь до конца своей жизни, потому что не собираюсь возвращаться к бедности.

Ариэль сделала паузу, чтобы перевести дух.

— Не пытайся убедить меня, что ты огорчен смертью отца, Джош. Ты ненавидел его так же, как и я, если не больше.

Джош боялся посмотреть в ее сторону, чтобы не встретиться с ее прямым взглядом.

— Я понимаю, что со стороны могу показаться неискренним. Я не чувствую угрызений совести. Но не чувствую и облегчения, которого ожидал.

Ариэль подошла к нему и обняла.

— Неужели ты не понимаешь, Джош? Если мы хорошо сыграем свои роли, это может стать началом новой жизни для нас обоих. Публика нас любит. Мы можем продолжать наше дело и жить гораздо лучше, без его вечных придирок и наставлений.

— Ты что, в самом деле думаешь, что наша обожаемая публика примет нас как супружескую пару, Ариэль? — Он невольно улыбнулся ее наивности. А может быть, его позабавила ее ненасытность?

Но ведь он и в самом деле не вправе упрекать ее за это. Ей не выпало в детстве тех привилегий, которыми пользовался он, принимая их как должное. Еще до того, как слава Джексона Уайлда стала столь громкой, у него уже были преданные и щедрые почитатели. Доход его всегда был значительным, а с наследством Марты стал еще более весомым. Так что Джош никогда ни в чем не нуждался.

Теперь Ариэль совсем другая — изящная, ухоженная, речь ее стала чистой и правильной. Но Джош знал, что, глядя на себя в зеркало, Ариэль по-прежнему видела пухленькую, взъерошенную, растерянную девчонку, отчаянно пытающуюся изменить свою жизнь. Когда она смотрела на свои пальцы с безукоризненным маникюром, она все еще видела под ногтями садовую грязь.

— Со временем люди смирятся с нашими отношениями, — говорила Ариэль, — если мы почаще будем упоминать имя господне. Мы можем сказать, что пытались побороть в себе романтическую любовь друг к другу, потому что это казалось нам грехом. Но мы молились, изучали Библию, и господь убедил нас, что на все его воля. Публика это проглотит. Все же любят счастливый конец. — Она нежно коснулась его губ, слегка поддразнивая легким поцелуем. — Ты нужен мне сейчас, Джош.

Он крепко зажмурился, пытаясь побороть в себе желание, которое уже начало овладевать им.

— Ариэль, нам не следует быть вместе какое-то время. Подумают…

Она теснее прижалась к нему;

— Кто и что подумает?

— Полиция… этот Кассиди из прокуратуры. Мы же в числе подозреваемых.

— Не будь глупцом, Джош. У нас же есть алиби, ты что, забыл?

Ее беспечность раздражала, но побороть соблазн было трудно. Вместо того чтобы оттолкнуть, он приподнял ее майку и обхватил за талию, грубо прижав к себе. Их губы сомкнулись. Его язык впился в ее влажный, алчущий рот, а пальцы нежно гладили бедра.

Его член уже был влажным и горячим. Одежда мешала и раздражала. Но стоило ему потянуться к «молнии» на джинсах, как в дверь постучали.

— Принесли обед, — вздохнула Ариэль. Она еще раз поцеловала Джоша, провела рукой по расстегнутой ширинке и высвободилась из его объятий. — Попроси официанта отнести поднос в спальню. Сначала поедим.

— Кассиди?

— Слушаю. — Он ловко зажал между плечом и подбородком телефонную трубку, пытаясь одновременно приглушить звук телевизора и избавиться от крошившегося сандвича и банки с пивом.

— Это Гленн. Меня официально назначили на расследование дела Уайлда.

Хорошо, подумал Кассиди, Краудеру все-таки удалось это. Детектив Говард Гленн будет тем самым связующим звеном между ним, Кассиди, и полицейским управлением. Раз Гленн уже набрал себе команду и приступил к расследованию, он, Кассиди, начнет получать самую свежую информацию о ходе дела.

Кассиди знал, что с Гленном работать тяжело. Но он также знал, что необязательность и неаккуратность детектива распространяются на все, что угодно, кроме работы, поэтому согласен был закрыть глаза на изъяны его характера, отдавая должное компетентности и профессионализму Гленна.

— Что-нибудь уже есть? — спросил Кассиди, откладывая безвкусный сандвич.

— Отчет из лаборатории. Мы его как раз сейчас изучаем.

— Ну и что там интересного на первый взгляд?

— Никаких отпечатков, кроме его собственных, жены и горничной, обслуживавшей этот номер. Конечно, есть сотни следов, которые принадлежат всем тем, кто останавливался в номере раньше.

Кассиди нафантазировал себе более волнующие известия, так что услышанное разочаровало его.

— Есть какие-нибудь сведения об оружии?

— Ничего. Убийца унес оружие с собой.

Отсутствие орудия убийства осложняло дело, и все говорило за то, что впереди настоящая схватка. К счастью, Кассиди любил схватки — и чем жестче, тем лучше.

— Как скоро вы сможете установить подслушивающие устройства на телефонах? — спросил он детектива.

— Завтра с самого утра и поставим. Кому еще, кроме жены и сына?

— Утром обсудим. Держи меня в курсе событий.

Кассиди повесил трубку, откусил от сандвича, запив тепловатым пивом, и вновь уставился в телевизор. Днем он звонил на студию кабельного телевидения, которая транслировала программы Джексона Уайлда, и запросил у них копии всех сохранившихся записей этих передач. Дирекция студии срочно доставила пленки в офис Кассиди. И вот он принес их домой, где мог, просмотреть, не отвлекаясь.

Программы были подготовлены профессионально. Уайлд выпускал захватывающие шоу с белыми голубями, и оркестром, и хором из пятисот голосов, и золоченой кафедрой, и зеркальным роялем Джоша.

Кассиди был скептиком по натуре и редко принимал все на веру. Великодушно прощая проповеднику проведение таких мероприятий, он тем не менее не мог понять, как могли интеллигентные люди подпадать под воздействие этих шоу. Проповеди Уайлда явно искажали Евангелие. С гораздо большим пылом ратовал он за наказание, нежели за прощение, проповедовал ненависть вместо любви, обещал огонь ада, но не милость божию. Чаще говорил он о сатане, нежели о Христе. Вот почему священнослужители из наиболее организованных христианских общин презирали и осуждали Уайлда.

Кассиди было совершенно ясно, как Уайлду удавалось вбить свои фанатичные идеи в узкие лбы своих приверженцев. Все было просто: он говорил им в точности то, что они хотели услышать, — что правы они, а все, кто не согласен с их мнением, ошибаются. Ну и, конечно же, господь был всегда на их стороне.

Просмотрев несколько раз пленки, сделав по ходу кое-какие записи, Кассиди выключил телевизор и направился в спальню. Проверив наличие чистых рубашек и трусов, он убедился в том, что визит в прачечную можно отложить еще на пару дней.

Когда он был женат, его гардеробом занималась Крис, впрочем, как и всеми другими домашними делами, покупками, стряпней. Развод их произошел не потому, что Крис была неряшлива или пренебрегала своими обязанностями по дому. Да и Кассиди, по общим меркам, считался вполне хорошим мужем. Разрыв их четырехлетнего супружества был вызван скорее апатией, чем враждебностью. Под давлением внешних обстоятельств брак дал трещину, а их любовь друг к другу была недостаточно сильна, чтобы скрепить разваливающийся союз.

Как только до Кассиди дошли слухи об открытии прокуратуры в Орлеанском округе, штат Луизиана, он в тот же день отправил заявление о приеме на работу и подал на развод. Последнее, что он слышал о Крис, — это то, что она все еще живет в Луисвилле, очень удачно вышла замуж, счастлива и ждет второго ребенка. Кассиди искренне желал ей счастья. Безусловно, не ее вина была в том, что работа для него оказалась важнее, чем она, и, когда его карьера начала рушиться, он пытался переосмыслить свою жизнь, включая и их брак.

Он вспоминал свою бывшую жену, лишь когда очень хотелось заняться сексом, а никого рядом не было, или когда кончались чистые рубашки. Это было несправедливо по отношению к Крис. Она заслуживала лучшего отношения. Но тем не менее все было так, как было.

Он разделся и лег в постель, но мозг был слишком загружен, чтобы он мог уснуть. Не в силах сомкнуть глаз, он вновь и вновь перебирал в памяти подробности дела Уайлда, признавая, что их было чертовски мало. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что дело будет трудное, неимоверно трудное, и, может быть, займет в его жизни месяцы и даже годы.

Нисколько не, смущаясь такой перспективой, Кассиди был готов ринуться в бой. Он уже просмотрел и подготовил к выпуску пресс-релиз по факту убийства. Теперь он официально объявлен руководителем расследования и обвинителем, в случае если дело дойдет до суда. Кассиди сам просил дать ему этот шанс, и ему пошли навстречу. Он должен доказать Краудеру, что доверие к нему не напрасно. Кассиди должен доказать это и себе самому.

Глава 3

Здание конторы «Французского шелка» находилось на Норт-Петерс-стрит.

Древний кирпичный фасад был выкрашен в белый цвет, хотя часть здания, выходящая на соседнюю улицу, все еще несла печать тех времен. Соответственно стилю креольской архитектуры, все окна были снабжены блестящими черными ставнями, а на втором и третьем этажах установлены черные решетки, имитирующие балконные ограждения. Над входом в здание на двух черных цепях свисала скромная табличка с выгравированным на ней вязью названием фирмы.

Кассиди, однако, очень скоро обнаружил, что парадная дверь была лишь частью фасада, а настоящим входом в здание служила тяжелая металлическая дверь с другой его стороны, выходящей на Конти-стрит. Он нажал кнопку и услышал, как за дверью раздался громкий звонок. Через несколько секунд дверь открылась.

— Что вам угодно? — Женщина, стоявшая в дверях, телосложением напоминала портового грузчика. «РАЛЬФ» — голубыми буквами было выведено на красной эмблеме в форме сердца, вышитой на предплечье.

— Меня зовут Кассиди. Вы Клэр Лоран? Ральф издала звук, словно исходящий из горна.

— Это что, шутка?

— Нет. Я ищу Клэр Лоран. Она здесь?

Женщина подозрительно оглядела его с ног до головы.

— Минутку. — Пнув дверь ногой, она сняла трубку настенного интерфона и нажала на панели две цифры. — Пришел парень к мисс Лоран. Какой-то Кеннеди.

— Кассиди, — поправил он с вежливой улыбкой. Он, конечно, не Шварценеггер, но в обычной уличной драке мог вполне постоять за себя. Как бы то ни было, терять время на препирательства с этой красоткой совсем не хотелось.

В ожидании дальнейших инструкций по телефону она с любопытством разглядывала Кассиди. Прикрыв ладонью трубку, она сплюнула через плечо. Наконец, выслушав наставление, Ральф сказала:

— Мисс Лоран хочет знать, зачем вы пришли.

— Я из окружной прокуратуры. — Он вынул удостоверение и, развернув, показал его.

Это стоило ему еще одного безумного взгляда Ральф.

— Он из окружной прокуратуры, — сказала она в трубку.

И, выслушав очередное наставление, обратилась к Кассиди:

— Следуйте за мной. — Казалось, решение хозяйки принять гостя не вызвало у нее удовольствия.

Проходя по складу, Кассиди отметил безукоризненную чистоту и удивительный порядок. Старательные работницы, которые, казалось, совсем не ощущали духоты, весело переговаривались между собой. Некоторые с любопытством взглянули на Кассиди, но никто не выказал недружелюбия, в отличие от его спутницы. Он предположил, что подозрительность входила все обязанности, которые явно состояли в том, чтобы отваживать хулиганов и нежелательных типов вроде него.

Когда они подошли к грузовому лифту, Ральф открыла тяжелые двойные двери:

— Второй этаж.

— Спасибо.

Двери сомкнулись, оставляя Кассиди одного в лифте, по размерам превосходящем его ванную комнату. По пути наверх Кассиди закатал рукава рубашки до локтей.

Выйдя из лифта, он оказался в коридоре, который тянулся во всю ширину здания. От него расходились коридорчики поменьше, где располагались офисы. Там вовсю кипела работа. Прямо перед Кассиди оказалась широкая двустворчатая дверь. Инстинктивно он чувствовал, что за ней найдет мисс Лоран.

На самом же деле за дверью оказался устланный коврами офис, обставленный изысканной мебелью, а за столом из стекла и черного лакированного дерева сидела приветливая секретарша.

— Мистер Кассиди? — вежливо спросила она.

— Совершенно верно. — Он не ожидал увидеть над обычным складским помещением такой шикарный офис. Зря он снял пиджак и ослабил галстук, мелькнуло в голове. Однако исправлять оплошность было поздно — секретарша уже подвела его к следующей двери:

— Мисс Лоран ждет вас. Входите.

Она открыла перед ним дверь и сделала шаг в сторону. Он вошел и столкнулся с новой серией неожиданностей. Воображение рисовало ему роскошный кабинет, который сочетался бы со столь изысканной приемной. Вместо этого Кассиди увидел рабочее пространство — в самом прямом смысле слова. Казалось, оно занимало площадь в несколько акров. Стеклянная стена открывала панорамный вид на Миссисипи. В помещении было несколько чертежных столов, укомплектованных полным набором приспособлений, три манекена, мольберты, швейная машинка, образцы тканей… и женщина.

Она сидела на высоком стуле, склонившись над чертежным столом с карандашом в руке. Когда за Кассиди захлопнулась дверь, женщина подняла голову и посмотрела на него сквозь огромные черепаховые очки.

— Мистер Кассиди?

— Мисс Лоран?

Сняв очки и положив их и карандаш на стол, она подошла, протягивая руку.

— Да, я Клэр Лоран.

Ее лицо, фигура, манеры были совсем не такими, как ожидал увидеть Кассиди. На мгновение, пока он учтиво пожимал ее кисть, в голове слегка зашумело. А как, по его мнению, должна была выглядеть Клэр Лоран? Как та вахтерша? Или как та куколка в приемной? Она была совсем другой. Казалось даже странным, что с той вахтершей они были одного пола. И даже несмотря на то, что на Клэр были свободные брюки цвета зрелых листьев табака и свободного покроя шелковая блузка, она была удивительно женственной. И в то же время не такая цветущая и привлекательная, как секретарша.

Высокая. Худая. Широкоплечая, как раз по моде. Груди небольшие, но четко различимые. Поддерживал их кружевной лифчик, который Кассиди разглядел сквозь тонкую ткань блузки. Глаза ее были цвета дорогого виски, и если бы у виски был голос, то он звучал бы, бесспорно, как ее, — мягко и пьяняще.

— Вы хотели видеть меня? Он выпустил ее руку.

— Да.

— Могу я вам предложить что-нибудь выпить? Она жестом пригласила его присесть — в углу стояли диван с мягкими подушками, низкий столик и два обитых материей кресла. В одном из них лежала корзинка то ли с вышивкой, то ли с вязанием — догадаться было трудно. На столике несколько хрустальных графинов, в которых отражались лучи послеполуденного солнца, отбрасывая радужные блики на белые оштукатуренные стены и деревянный пол. — Нет, спасибо. Ничего не надо.

— Можно, я повешу ваш пиджак? — спросила она, протянув руку.

Он почти уже отдал его, но вдруг передумал:

— Нет, не стоит. Он мне не мешает. Извините мой внешний вид, но внизу просто парилка.

Поскольку впечатление от Клэр было несколько иным, чем он ожидал, Кассиди потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Он всегда предпочитал владеть ситуацией и теперь хотел отыграться за легкое поражение, которое потерпел от Клэр.

В ее глазах мелькнул вызов, но она явно старалась не выдавать своих эмоций.

— Да, иногда там становится жарковато. Пожалуйста, садитесь.

Он сел в одно из кресел, положив пиджак на колено. Клэр опустилась на диван, прямо напротив Кассиди. Он заметил, что помада на ее губах почти съедена, как будто она имела привычку закусывать свою полную нижнюю губу. Волосы каштанового оттенка в лучах солнца горели огнем. Похоже, она теребила их руками и карандашом, поскольку кудри лежали в беспорядке.

Кассиди мгновенно сделал несколько выводов. Во-первых, Клэр была женщиной деловой. Ей, вероятно, чужды женские капризы и тщеславие. Она явно пыталась скрыть свою нервозность. Лишь пульсирующая на красивой нежной шее жилка выдавала ее.

Отвлекшись от шеи, Кассиди перевел свой взгляд на забавную безделушку, свисавшую с ее шеи на черном шелковом шнуре. Клэр проследила за его взглядом и сказала:

— Это подарок моей подруги Ясмин.

— А что в нем? — В плоском флакончике явно была какая-то жидкость. — Любовный эликсир?

Глаза их на мгновение встретились. Кассиди вдруг подумал, что не следовало вчера ложиться спать в возбужденном состоянии. И еще хотелось, чтобы его сегодняшний визит сюда не носил официального характера.

Клэр сняла с флакончика крышку, поднесла его к губам и дунула. Десятки крошечных радужных пузырьков вырвались наружу, облепив ее лицо и закружив по комнате.

Кассиди рассмеялся — отчасти оттого, что пузырьки его удивили, но главным образом пытаясь снять накопившееся в нем напряжение.

— Занятная вещица, прекрасно отвлекает, когда работа становится чересчур утомительной, — объяснила Клэр. — Ясмин часто дарит мне такие игрушки, она считает, что я слишком серьезно отношусь к себе. — Улыбнувшись, она закрыла флакончик.

— Неужели это правда?

Она, не смутившись, встретила его прямой взгляд.

— Правда что?

— Что вы слишком серьезно относитесь к себе. — По ее реакции он понял, что вышел за отведенные ему рамки. Клэр холодно улыбнулась. Все так же учтиво, но уже с оттенком нетерпения она спросила:

— Зачем вы пришли ко мне, мистер Кассиди? По поводу последнего чека, который я обжаловала в прокуратуре?

— Последнего чека? Нет, боюсь, что нет. Преподобный Джексон Уайлд, — внезапно выпалил Кассиди, словно бросая вызов. Клэр не приняла его, лишь продолжала смотреть на Кассиди пытливым взглядом. Он был вынужден объяснить:

— Я полагаю, вы слышали об убийстве.

— Конечно. Разве вы не видели меня по телевизору? Кассиди не ожидал такого поворота.

— Нет. Когда это было?

— В тот самый день, когда было обнаружено тело преподобного Уайлда. Позавчера, по-моему, так ведь? Сюда приходили репортеры, ждали от меня заявления. Оно получилось, наверное, не столь драматичным, как им бы хотелось, потому что в вечерних новостях меня так и не показали.

— Вас это огорчило или, наоборот, успокоило?

— А вы как думаете? — Улыбка исчезла с ее лица. Кассиди сделал заход с другой стороны:

— Что вам известно об убийстве?

— Что мне известно? — пожав плечами, повторила она его вопрос. — Только то, что смогла прочитать в газетах и увидеть по телевизору. А почему вас это интересует?

— Вы были знакомы с преподобным Уайлдом?

— Вы имеете в виду, встречалась ли я с ним когда-нибудь? Нет.

— Никогда?

— Никогда.

— Но он вас знал. — Она молчала, хотя уже и не выглядела такой спокойной и собранной, как несколько минут назад. — Не правда ли, мисс Лоран? Причем знал вас достаточно хорошо, чтобы после его убийства именно ваше мнение о случившемся заинтересовало прессу.

Она провела по сухим губам розовым аппетитным язычком, что тут же вывело Кассиди из равновесия.

— Преподобный Уайлд знал меня по имени как владелицу «Французского шелка». Со своей кафедры он обвинял меня в том, что я занимаюсь распространением порнографии. «Грязная торговка» — так он называл меня.

— Ну и как вы на это реагировали?

— А вы как думаете? — Накопившееся в ней волнение внезапно прорвалось наружу, она резко поднялась с дивана и, обойдя его, встала за спинкой кресла, в котором сидел Кассиди.

— Бьюсь об заклад, что вам это было чертовски неприятно.

— Вы абсолютно правы, мистер Кассиди. Мне это было неприятно. Термин «грязный» неприменим ни к моему бизнесу, ни к каталогу, который я выпускаю.

— А вы знали, что возглавляете список противников Уайлда?

— Что вы имеете в виду?

Кассиди достал из кармана пиджака листок бумаги. Развернув, он протянул его Клэр, которая, однако, не сделала ни малейшего движения, чтобы взять его в руки.

— Среди личных вещей Уайлда, — сказал Кассиди, — мы обнаружили этот сделанный от руки список изданий. «Плейбой», «Хастлер», ну и все остальные журналы с девочками. Там же значится и каталог «Французский шелк».

В то утро, когда они с Говардом Гленном обсуждали те немногочисленные факты, которыми располагали по делу, Гленн почти не проявил интереса к этому списку. Детектив строил свою версию на Ариэль и Джошуа Уайлд. По его убеждению, они больше всех подходили на роль подозреваемых.

Вполне возможно, что он был прав, но Кассиди не хотел упускать ни одной ниточки, ни одной версии. На его идею проверить «Французский шелк» Гленн лишь безразлично пожал плечами, считая, что Кассиди явно теряет время.

Встретившись с Клэр Лоран, Кассиди, однако, так уже не думал. И хотя с нее трудно было бы писать психологический портрет убийцы, она, безусловно, чертовски заинтриговала Кассиди, да к тому же у нее был весьма серьезный повод расквитаться с занудным проповедником.

Клэр какое-то мгновение изучала протянутый ей листок, потом сердито отмахнулась от него.

— Я ничего не знаю об этом списке. Мой каталог не имеет ничего общего с этими журналами.

— Уайлд, очевидно, думал иначе.

— Он ошибался.

— Мисс Лоран, ваша компания была выбрана мишенью для клеветы и оскорблений, чтобы в конечном счете вынудить вас уйти. Судя по дате составления этого списка, Уайлд за несколько дней до своей смерти дал священную клятву и скрепил ее своей кровью.

— Он явно был сумасшедшим.

— Но у него есть тысячи преданных сторонников.

— За Адольфом Гитлером тоже шли толпы. Некоторым людям непременно нужно указывать, во что им верить, потому что сами они думать за себя не могут. И если им достаточно часто говорить то, что они хотят услышать, они пойдут за кем угодно и примут любую-ложь, которую им будут вдалбливать. У них же просто стерильные мозги. Мне их жаль, но каждый волен сделать свой выбор. Я же хочу лишь одного — чтобы меня оставили в покое, чтобы я могла заниматься тем, чем я хочу. Это единственное, из-за чего мы враждовали с Джексоном Уайлдом. Он ведь стремился всех обратить в свою веру. Если уж ему так не нравился мой каталог, что ж, это его дело. Но кто дал ему право осуждать и порочить его?

— Он считал, что господь бог дал ему право.

— Но это ведь лишь со слов Уайлда, не так ли? Клэр была напряжена, словно гитарная струна, которая вот-вот лопнет. Грудь ее вздымалась, волнуя жидкость во флакончике, свисавшем с шеи. В этот момент Клэр открылась Кассиди с совсем иной стороны — он вдруг понял, что под маской хладнокровия и безразличия скрывается страстная натура.

Он поймал себя на том, что уже давно стоит, хотя и не помнил, чтобы поднимался с кресла.

— Как я понимаю, у вас все-таки были серьезные проблемы с этим телепроповедником, который представлял реальную угрозу вашему бизнесу. Я прав, мисс Лоран?

— Это у него были проблемы, но не у меня.

— Он объявил вас своим врагом и поклялся бороться до полной победы.

— Ну, это он вел войну. Я в ней не участвовала.

— Вы уверены в этом?

— Что вы хотите сказать?

— Разве с вашей стороны не было подобных заявлений?

— Нет. Я его попросту игнорировала.

— Где вы были в ночь на восьмое сентября? Она резко вскинула голову:

— Простите?

— Мне кажется, вы хорошо расслышали мой вопрос.

— В ночь на восьмое сентября был убит Уайлд. Должна ли я так понимать, что вы подозреваете меня?

— Ну, в общем, да.

— Можете отправляться к черту. — Ее резкие слова еще больше накалили обстановку, но в этот момент двери за спиной Кассиди распахнулись. Он обернулся, почти уверенный в том, что сейчас ворвется это чучело с нижнего этажа, чтобы силой выдворить его из помещения.

Женщина, которая вошла в комнату, была изящна и легка, словно крылья бабочки.

— О, боже мой! — воскликнула она, увидев Кассиди. Приложив руки к груди, она сказала:

— Я и не знала, что у нас гость.

Клэр, дорогая, ты должна была сказать мне, что сегодня днем предстоит прием. Я бы переоделась во что-нибудь более подходящее.

Стараясь сдерживаться, Клэр подошла к женщине и взяла ее за руку.

— Ты выглядишь как всегда прекрасно, мама. Подойди, познакомься с нашим гостем.

Наблюдая, как они приближаются, Кассиди отчаянно пытался собраться с мыслями и оценить обстановку. Он еще внизу, при встрече с вахтершей, потерял контроль над ситуацией и так и не смог его обрести в полной мере. А теперь, с появлением этой женщины, ускользало и то небольшое преимущество, которое он смог отвоевать в беседе с Клэр.

— Мама, это мистер Кассиди. Он… он здесь по делу. Мистер Кассиди, это моя мама, Мэри Кэтрин Лоран.

— Миссис Лоран, — приветствовал он ее. Она робко протянула руку. У Кассиди возникла безумная идея согнуться и поцеловать ей руку, поскольку именно этого она, казалось, и ожидала. Но он только слегка сжал ее пальцы и отпустил их.

Мягкие коричневые волосы Мэри Кэтрин были зачесаны назад и открывали ее нежное, моложавое лицо. Глядя на собеседника, она слегка склоняла голову набок.

— Вы копия вашего отца, мистер Кассиди. Я помню, как он, в мундире, танцевал котильон. Боже, мы, девчонки, просто обмирали.

Она прикрыла ладонями щеки, словно пытаясь скрыть проступивший румянец.

— Он знал, что хорош собой, и бессовестно разбивал наши сердца. Он был просто озорник, пока не встретил вашу маму в то лето, когда она приехала погостить из Билокси. Когда он увидел ее — в легком платье абрикосового цвета, с белой камелией в волосах, — то был сражен в тот же миг. Они были такой очаровательной парой, а когда кружили в танце, даже пыль под их ногами казалась какой-то волшебной.

Обескураженный, Кассиди взглядом обратился за помощью к Клэр. Она улыбалась, как будто все, что говорила ее мать, было исполнено смысла.

— Садись, мама. Хочешь немного хереса?

Мэри Кэтрин села в кресло, чинно одернула юбку, натянув се на колени. Кассиди уловил исходивший от нее тонкий аромат духов.

— Поскольку время уже близится к пяти, думаю, я могу позволить себе выпить хереса. Мистер Кассиди, вы составите мне компанию? Леди не пристало пить в одиночку.

Херес? Он никогда не пробовал такую дрянь, да и не собирался. От чего бы он сейчас не отказался, так это от солидной дозы «Чивас Ригал». Но вопросительная улыбка Мэри Кэтрин обезоруживала, и даже такой умудренный опытом обвинитель, как Кассиди, устоять против нее не мог. Не дай бог, если она окажется на свидетельской трибуне во время судебного процесса. Одна ее улыбка — и судья будет убежден, что луна и в самом деле сделана из филадельфийского плавленого сыра, если бы это утверждала Мэри Кэтрин.

— Не откажусь, — донесся до Кассиди его собственный голос. Он улыбнулся Клэр, она не ответила тем же. Выражение ее лица было холодным и совсем не сочеталось с теплым цветом кожи.

— Расскажите мне все о Военно-морской академии, мистер Кассиди, — попросила Мэри Кэтрин. — Я была так горда за ваших родителей, когда вы получили назначение.

Благодаря стипендии баскетбольной сборной Кассиди смог посещать колледж в своем родном городке в штате Кентукки, а потом год работал, чтобы накопить денег для учебы в университете. И уж, конечно, никогда он не помышлял о военной академии. Впрочем, добровольная служба в армии помогла ему заработать деньги на учебу в юридической школе после демобилизации.

— Это был предел моих мечтаний, — ответил он на просьбу Мэри Кэтрин, принимая из ее рук стакан с хересом, который она налила ему из искрящегося хрустального графина — из тех, что стояли на столике.

— Клэр, ты не выпьешь с нами? — Мэри Кэтрин протянула дочери стакан.

— Нет, спасибо, мама. Мне еще надо работать. Мэри Кэтрин печально покачала головой и обратилась к Кассиди:

— Она все время работает. По-моему, слишком много для молодой женщины. Но она очень талантлива.

— Я заметил. — Кассиди уже обратил внимание, с каким вкусом были выполнены эскизы, развешанные по стенам.

— Я пыталась научить ее вышивать и вязать крючком, — продолжала Мэри Кэтрин, указывая на корзинку, теперь стоявшую у ее ног, — но единственное, что увлекало Клэр Луиз, было моделирование одежды. Она начинала на бумажных куклах. Когда заканчивались комплекты одежды из альбомов, она рисовала, раскрашивала и вырезала свои.

Женщина игриво улыбнулась дочери.

— Ее модели были намного красивее, чем в книжках. От бумажных кукол она перешла к шитью В каком году ты попросила подарить тебе на Рождество швейную машинку?

— По-моему, мне было лет двенадцать, — сдержанно ответила Клэр Кассили чувствовал, что ей неприятно обсуждать в его присутствии такие подробности — Двенадцать! — воскликнула Мэри Кэтрин — И с того самого дня, как ей подарили машинку, она все свободное время шила, и не только по готовым выкройкам, но и по своим — Щеки ее вспыхнули, и она скромно потупила голову — Конечно, я не одобряю кое-что из тех моделей, что сейчас придумывает Клэр Они мне кажутся несколько неприличными Но я, наверное, старомодна Молодые женщины сегодня уже не такие скромницы, как дамы моего поколения — Она отхлебнула хереса и с интересом взглянула на Кассиди — Скажите, а ваш дядя Клайв когда-нибудь добывал нефть на Аляске? Прежде чем он смог ответить на вопрос о несуществующем дяде Клайве, дверь за его спиной опять распахнулась На этот раз шумно, как будто порывом ветра Кассиди был так поражен внешностью вошедшей женщины, что непроизвольно вскочил с кресла, расплескав почти весь херес — Слава богу — воскликнула женщина, увидев Мэри Кэтрин — Я боялась, что она опять ускользнула из дома Новая гостья была не ниже шести футов^[1] ростом, длинноногая и грациозная, как газель Ее восхитительное тело было упаковано в короткое белое махровое кимоно, едва прикрывавшее бедра На голове высился тюрбан, скрученный из полотенца Даже без макияжа лицо ее завораживало — огромные глаза цвета агата, маленький прямой нос, полные губы, красиво очерченные челюсть и подбородок, выдающиеся скулы Походка ее была величава, что свойственно африканским женщинам — Извини, Клэр Я разрешила Гарри уйти пораньше и решила принять душ Когда я вышла, Мэри Кэтрин исчезла Прислуга уже разошлась по домам Господи, я думала, сойду с ума — Все в порядке, Ясмин — Кто это? — Девушка взглянула на Кассиди с искренним любопытством Клэр представила их друг другу Кассиди пожал девушке руку, такую же длинную, как у него, но гораздо более изящную Даже на близком расстоянии ее кожа казалась безупречной, без пор и цвета кофе, сильно разбавленного молоком На коже поблескивали капельки воды — видно, девушка не успела толком вытереться Кимоно на ней было, несомненно, единственным предметом одежды, но это ее совершенно не смущало, и, сверкая ослепительно белыми зубами, она улыбалась Кассиди — Рада познакомиться с вами — Я тоже Всегда восхищался вашей работой — Спасибо — Она вопросительно взглянула на Клэр, потом вновь на Кассиди — Мне позволено будет узнать, кто вы и зачем вы здесь?

— Нет Последовала неловкая пауза В конце концов ее прервала Клэр — Ясмин, будь так добра, уведи маму наверх Она может захватить херес с собой Я поднимусь к ужину, как только закончу дела с мистером Кассиди Ясмин недоуменно взглянула на подругу, но выражение лица Клэр оставалось бесстрастным — Пойдем, Мэри Кэтрин, — сказала она — У Клэр есть дела Мэри Кэтрин не стала возражать Она встала и вновь протянула руку Кассиди На этот раз он решил послать к черту скромность и поднес ее руку к губам Она жеманно улыбнулась и попросила передать наилучшие пожелания его семье Затем, под руку с изумленной Ясмин, выплыла из комнаты, унося с собой благоухающий аромат роз и хереса Как только за ними закрылась дверь, Кассиди повернулся к Клэр — Прошу прощения Может быть, это прозвучит жестоко, но мой отец страдал неизлечимой болезнью в течение нескольких лет, вплоть до самой смерти — У моей матери иной случай, мистер Кассиди Она часто путает настоящее с прошлым Иногда она принимает человека за кого-то другого, знакомого ей прежде — Прежде?

— Да, до того, как она стала такой, — сухо сказала Клэр — Она ведь, как сказали бы некоторые, помешанная, чокнутая, сумасшедшая Думаю, вам хорошо известны все эти жестокие слова Я-то их слышала Много раз Знаете, она ведь была такой всю мою жизнь Однако, хотя я и ценю такт, с которым вы отнеслись к ней, обсуждать с вами ее душевную болезнь не собираюсь Как, впрочем, не собираюсь обсуждать и все остальное Она встала, давая понять, что их беседа окончена — Я не была знакома с Джексоном Уайлдом, мистер Кассиди Если вы пришли сюда за тем, чтобы узнать это, теперь ваше любопытство удовлетворено Я провожу вас к выходу Когда она проходила мимо него, он схватил ее за руку и притянул к себе.

— Вы так и не поняли ничего, да? Или только делаете вид?

— Отпустите мою руку.

Ткань ее рукава была такой тонкой и мягкой, что его пальцы словно утонули в ней, ощутив шелковистую кожу руки. Медленно, с огромным сожалением, он ослабил пальцы и выпустил ее.

— И что же я должна понять, мистер Кассиди?

— Что я пришел сюда не для того, чтобы мило поболтать и выпить хереса.

— Разве нет?

— Нет. Я пришел задать ряд формальных вопросов в связи с убийством Джексона Уайлда.

Она вдруг порывисто вздохнула и непроизвольно вздрогнула.

— Но это же нелепо.

— Не совсем, если проанализировать ситуацию, особенно учитывая то, что вы теряли в случае успеха замыслов проповедника.

— Этого никогда бы не произошло.

— А если предположить, что вы хотели быть абсолютно уверенной в том, что этого не произойдет и что вам никто больше не будет угрожать?

Клэр провела рукой по волосам, словно пытаясь успокоиться. Когда она вновь взглянула на Кассиди, лицо ее было безмятежным, как у фарфоровой куклы.

— Мистер Кассиди, как я уже говорила вам, я никогда не встречалась с преподобным Уайлдом. Я никогда напрямую не связывалась с ним. И никогда мы не общались по телефону, хотя мне и звонили из его миссии, вызывая от его имени на публичные дебаты, от которых я каждый раз отказывалась. У меня с ним не было ничего общего. И уж, конечно же, я его не убивала.

— Но он создавал опасность для вашего бизнеса.

— Он заблуждался в своих идеях, как и все фанатики! — воскликнула она. От ее спокойствия не осталось и следа. — Неужели вы и впрямь думаете, что он мог пошатнуть империю «Плейбоя»?

— Но вы ведь мишень гораздо более доступная, чем «Плейбой».

— Допустим. И что из того?

— Кроме того, ваш офис находится здесь, в Нью-Орлеане. Может, как раз, когда он приехал со своими проповедями сюда, вы и воспользовались случаем, чтобы навсегда заткнуть ему рот.

Она с самодовольной улыбкой сложила на животе руки.

— Но это уж было бы шито белыми нитками, вы не находите? Вы, конечно, можете подозревать меня в убийстве, мистер Кассиди, но, пожалуйста, не надо недооценивать мои умственные способности.

— Ни в коем случае, — тихо сказал он, заглядывая в глубины ее янтарных глаз. — В этом можете не сомневаться.

Его взгляд длился, пожалуй, несколько дольше, чем полагалось бы, и выражение упрека в нем сменилось интересом. Кассиди почувствовал себя очень неуютно. Паузу первой нарушила Клэр:

— Очевидно, у вас нет никаких улик против меня.

— Откуда вы знаете?

— Потому что их попросту не существует. Меня там не было. — Она вздернула подбородок. — Вы пришли сюда потому, что хватаетесь за каждую соломинку, стараясь скорее раскрутить это дело, ведь ни ваша контора, ни полиция еще никого не арестовали, а со времени убийства прошло уже более трех суток. Вдова обвиняет местные власти в неповоротливости, некомпетентности, безразличии. Вам достается и от прессы, да и сторонники Уайлда требуют скорейшего правосудия. Короче говоря, мистер Кассиди, вам нужен козел отпущения. — Она перевела дух. — Я вам сочувствую, но не до такой степени, чтобы допускать оскорбления и терпеть неудобства. Пожалуйста, уходите.

Ее эффектная и пламенная речь произвела впечатление на Кассиди. В сущности, Клэр была права — Кассиди уже начинал нервничать по поводу напряженной ситуации, складывающейся в связи с убийством Уайлда. Заголовки в прессе становились все более ироничными и даже саркастическими.

Ариэль Уайлд и свита проповедника все более громогласно критиковали всех невзирая на лица — от почтенного мэра города до самого низшего чина в полицейском участке.

Клэр Лоран была абсолютно права в своих оценках ситуации. Самым неприятным было то, что Кассиди и в самом деле не располагал фактами, которые могли бы привязать Клэр к убийству. И в то же время, едва переступив порог ее мастерской, он почувствовал, что она каким-то образом связана с этим делом. Она была чрезмерно вежлива, но интуиция подсказывала Кассиди, что его присутствие ей крайне неприятно, В бытность свою адвокатом Кассиди благодаря интуиции безошибочно угадывал, когда клиент виновен, какие бы заверения в своей невиновности он ни давал. Это было какое-то шестое чувство, и оно не подводило и в тех случаях, когда свидетель нес на суде заведомую ложь. И обычно, еще до того, как зачитывали окончательный вердикт, внутренняя дрожь уже подсказывала Кассиди, победой он обернется для него или проигрышем. Интуиция подводила редко. Кассиди доверял ей и полагался на нее совершенно.

Он знал, что Клэр Лоран — натура более глубокая, чем могло показаться с первого взгляда. Она была не просто умной деловой женщиной, преданной дочерью, копна ее волнующих волос и чувственные губы не просто смущали, но и заставляли Кассиди сожалеть о том, что некоторые законы нельзя обойти. Но было в Клэр что-то, что она тщательно скрывала от окружающего мира. Почему?

Кассиди был исполнен решимости докопаться до разгадки.

— Прежде чем я уйду…

— Да, мистер Кассиди?

— Я хотел бы попросить у вас экземпляр вашего каталога.

Глава 4

Клэр была удивлена просьбой.

— Зачем он вам?

— Я пытался купить его в киосках, но так и не смог найти.

— Каталог не продается в розницу. Он рассылается только подписчикам.

— Что же в нем такого, что так разгневало преподобного Уайлда?

— Вам бы следовало спросить у него самого.

— Ну, поскольку преподобный уже не сможет это прокомментировать, — сухо сказал Кассиди, — я бы хотел посмотреть сам.

Клэр думала, что, раз уж пресса оставила ее в покое, все тревоги, связанные с убийством, позади. Она никак не ожидала увидеть у себя помощника окружного прокурора, хотя до сих пор считала, что справляется с ситуацией очень хорошо. Но сейчас она отчаянно хотела, чтобы этот человек ушел, дав ей возможность собраться с мыслями. В то же время она не хотела казаться агрессивной или, более того, вызвать подозрение, будто что-то скрывает. В конце концов, он ведь попросил лишь показать каталог. И пока его вопросы не выходят за рамки официальных, вполне можно пойти ему навстречу.

— Конечно, мистер Кассиди. Присаживайтесь. — Клэр протянула ему последний выпуск ежеквартального каталога «Французский шелк». Стараясь скрыть волнение, она уставилась в окно. Небо было пронизано золотыми лучами заходящего солнца. Река казалась окрашенной в цвет расплавленной латуни.

— Официально сейчас время коктейля. Теперь-то вы не откажетесь выпить?

— Это обязательно должен быть херес?

— Вино или что-то покрепче?

— Виски, если есть.

— Со льдом, с водой или содовой?

— Со льдом.

Клэр приготовила виски, а себе налила стакан розового вина. Когда она подошла к дивану, Кассиди все еще листал каталог. Внезапно он отложил его, заморгал, дернул головой, как будто его ущипнули за подбородок, и изумленно воскликнул:

«Ото!»

Посмотрев на раскрытую страницу, Клэр пояснила:

— Мы стараемся удовлетворить все женские фантазии. Не отрывая взгляда от глянцевых страниц журнала, Кассиди насмешливо заметил:

— Черт возьми, я не женщина, но к фантазиям уже близок. Простите мне мою наблюдательность, но смею обратить внимание, что эта модель практически голая.

— Она одета.

— В…

— Она в плюше.

— Но здесь уже абсолютно нет места воображению.

— Это реклама нашего ассортимента, мистер Кассиди. Мы продаем белье и аксессуары. И хотим, чтобы наши клиентки чувствовали себя в нашем белье очаровательными, изнеженными и желанными.

— Хм, я не Джексон Уайлд. Вам не стоит отстаивать передо мной свою продукцию или стратегию маркетинга. Кстати, как я могу подписаться на каталог?

Когда он с ухмылкой взглянул на нее, Клэр охватило странное чувство. С ней нечасто флиртовали, поскольку в основном все знакомые мужчины были лишь деловыми партнерами. Иногда, правда, случались мимолетные знакомства в самолетах или лифтах, но они не выходили за рамки непринужденных бесед или обмена взглядами. На большее у Клэр не хватало смелости. Так что реакция на игривую ухмылку Кассиди была неожиданной и волнующей. Клэр сделала глоток вина, пытаясь совладать с эмоциями.

— Фактически каталог — это творение Ясмин, — объяснила Клэр. — Не распространение, конечно. Для этого у нас есть служба телемаркетинга. Ясмин занимается, можно сказать, производством журнала. Начиная с концепции и заканчивая выкройками.

— И позированием.

Кассиди повернул журнал к Клэр. На раскрытой странице рекламировались шелковые пижамы — фотомоделью выступала Ясмин, нежившаяся в разобранных постелях. Расстегнутые пижамные рубашки слегка обнажали ее груди и пупок. Все смотрелось вполне прилично. Но влажные, слегка раскрытые губы и жадный, призывный взгляд делали снимок весьма провокационным.

— Это реклама, — сказала Клэр. Кассиди несколько секунд изучал фото.

— Я вижу.

— Ясмин отлично работает. Она начинала как фотомодель, зарабатывая на учебу в художественной школе, — объясняла Клэр. — И даже когда ее карьера фотомодели пошла успешно, она не бросила учебу. Когда мы стали сотрудничать…

— Когда и как это произошло?

— Шесть лет назад. У меня был скромный местный бизнес, я занималась моделями специфического белья, главным образом это были заказы для приданого. Но я хотела расширить дело, и тогда, взяв свои эскизы, я отправилась в Нью-Йорк в надежде найти кого-то, кто смог бы наладить производство и сбыт моих моделей. Мне не повезло, — печально сказала Клэр, вспоминая вежливые, нетвердые отказы, которыми ее встречали на Седьмой авеню. — Совершенно случайно в одном из демонстрационных залов я встретилась с Ясмин. Они разговорились, и она спросила, что привело меня в Нью-Йорк. Я была крайне удивлена и смущена, когда она похвалила мои образцы. Она даже заказала кое-что для себя. Мы попали в точку. Ясмин великолепна, это несомненно. Но она к тому же проницательная деловая женщина, осознающая, что век фотомодели короток. И, что очень важно, она поняла мои замыслы.

— И в чем же они состоят?

— В том, чтобы создавать и производить уникальные модели нижнего белья и продавать их по цене, доступной для средней женщины. Мы предлагаем изделия оригинальные и пробуждающие воображение, но в то же время вполне приемлемые по цене. Женщины могут покупать белье и в других магазинах. Но «Французский шелк» предлагает модели изысканные. Сексуальные и в то же время пристойные. Мы превратили производство нижнего белья в респектабельный бизнес.

— Джексон Уайлд не находил его респектабельным.

— А я не нахожу респектабельным его самого.

Легким кивком головы Кассиди дал понять, что уловил ее мысль.

— Но вернемся к Ясмин. Когда вы сделали ее своим компаньоном?

— Через неделю после нашей первой встречи.

— Так скоро?

— Я знала, что не ошибусь в ней. Ясмин как раз искала новое дело, где она могла бы применить свой артистический дар. Мне же нужны были ее профессиональные знания. Получив свою долю в бизнесе, Ясмин ввела меня в деловые круги, представила людям, которые могли бы нас на первых порах финансировать. После выхода первого номера каталога мы едва успевали выполнять заказы. Уже на третий год мы смогли расплатиться со всеми нашими инвесторами, и бизнес наш до сих пор процветает.

— Прямо-таки история одного успеха.

— Спасибо.

Кассиди перевернул страницу.

— Хм. А вы и мужчин привлекаете в качестве моделей.

— Это наше последнее новшество. Идея принадлежит Ясмин. Мне она понравилась, и я придумала кое-какие модели для мужчин.

— Готов поспорить, что у Уайлда были особые возражения по этому поводу. — На фотографии в журнале женщина склонилась над красивым молодым человеком, утопавшим в широком кожаном кресле. Женщина опиралась руками на подлокотник. Ее атласный халат был распахнут. — Я думаю, сомнений в том, где находится левая рука парня, не остается?

— Вы находите это эротичным, мистер Кассиди?

— Черт возьми, еще бы, — внезапно осевшим голосом сказал он. — А вы так не считаете? — Он посмотрел на нее, и Клэр испытала такое ощущение, будто кто-то нежно и игриво покусывает ее живот.

Она опустила взгляд на снимок в журнале.

— Меня возбуждают совсем другие вещи. Цена халата, который на женщине, сто двадцать пять долларов. Это один из самых дорогих товаров в этом номере. Я надеюсь, что любая женщина, глядя на эту фотографию, соблазнится и сделает заказ.

— В надежде завлечь такого парня с сапфировыми глазами и мощной мускулатурой. Клэр рассмеялась.

— Мистер Кассиди, вы рассуждаете, как рассерженный моралист.

Ее смех еще больше омрачил его настроение.

— Неужели? Мне бы не хотелось казаться таким.

— Мы пытаемся пробудить в каждой женщине желание выглядеть так же привлекательно, как и эта модель, заставить ее поверить в то, что и она может быть красивой и желанной. «Носи это и будь любима» — вот что мы хотим донести до сознания наших подписчиц.

Внимательно выслушав Клэр, Кассиди вновь углубился в каталог. Клэр притихла, наблюдая за ним. Взгляд его скользил по страницам журнала. Иногда Кассиди подносил к губам стакан с виски. Рот у него был широкий, мужественный, лишь полная нижняя губа и ямочка на левой щеке придавали лицу мягкость.

Объективно он был очень хорош собой. Пробивающаяся в висках седина добавляла ему привлекательности. Каштановые волосы забавно топорщились над ушами. Немногие мужчины превосходили ростом Ясмин, но, когда Кассиди встал, чтобы поздороваться с ней, Клэр отметила, что он на два-три дюйма выше. Он был хорошо сложен, рука его, лежавшая на колене, выглядела мощной, и в ней чувствовалась огромная сила.

Просмотрев весь каталог страницу за страницей, Кассиди закрыл журнал.

— Спасибо.

— Пожалуйста. Так вы считаете, Джексон Уайлд был справедлив в своих высказываниях? Это и вправду непристойно?

— Конечно же, нет, черт возьми, даже и говорить нечего. Чувственно, эротично — да, но едва ли это можно назвать порнографией. Но официально я все-таки должен быть беспристрастным.

Клэр обрадовалась, убедившись, что Кассиди не собирается осуждать ее. Она поставила стакан с вином на стол и поднялась.

— Возьмите этот экземпляр с собой. Может, захотите заказать что-нибудь.

Взяв каталог, Кассиди тоже встал.

— Сомневаюсь. Я типичный клиент «Фрут оф зе — Пум» — поклонник белого хлопка и строгости в одежде.

— Может быть, вам понравятся шелковые шорты для отдыха?

— Может быть. У вас есть оружие? Вопрос ошеломил ее, тем более что задан он был сразу же после столь непринужденной беседы.

— Нет, мистер Кассиди.

— А у вас есть разрешение на владение оружием?

— Нет.

— Возвращаюсь к моему первоначальному вопросу: где вы были в ночь убийства Джексона Уайлда?

Она подавила в себе желание сдерзить и спокойно ответила:

— Не помню, чтобы я выходила. По-моему, я провела спокойный вечер дома.

— Кто-нибудь может подтвердить это?

— А что, нужно подтверждение? Вы думаете, я лгу? Она твердо выдержала его взгляд, хотя он и длился, казалось, бесконечно и она готова была провалиться сквозь землю.

Наконец Кассиди прервал паузу:

— Спасибо за угощение.

Он взял свой пиджак и, зацепив его за ворот указательным пальцем, перебросил через плечо.

— Не стоит благодарности.

Взгляд его скользнул по стеклянной стене. За окнами сгущались сумерки. С этой стороны здания открывался прекрасный вид на реку. Мерцали огни на набережной и мосту через реку, переливаясь от темно-пурпурного оттенка до искрящегося золотистого.

— Потрясающий вид.

— Спасибо.

Клэр в свое время, стремясь сохранить этот вид, купила участок земли, простиравшийся от ее дома до набережной, который превратила в место для стоянки автомобилей. Это было делом прибыльным, а кроме того, служило гарантией того, что перед ее окнами не вырастет вдруг какой-нибудь высотный отель или торговый центр. Со времени покупки стоимость этого участка земли выросла уже в тысячи раз, но Клэр не собиралась с ним расставаться ни за какие деньги.

— Я провожу вас к выходу.

Клэр прошла вперед, к двери, минуя сверкающий стол секретарши в приемной, и подошла к лифту. Когда они спускались, Кассиди поинтересовался:

— А что на третьем этаже?

— Моя квартира.

— Немногие сейчас придерживаются столь странной традиции — жить и работать в том же доме.

— В старом квартале многие так делают.

— Вы говорите как истинный старожил.

— Я родилась здесь и не жила нигде больше. Я даже ходила в местный колледж, каждый день мотаясь на трамвае в Тулейн.

— Счастливое детство?

— Очень счастливое.

— Никаких потрясений?

— Ни одного.

— И даже связанных с вашей матерью? Клэр поморщилась:

— Поскольку я никогда не знала ее другой, я привыкла к ее болезни.

— А что с вашим отцом?

— Он умер, когда я была совсем маленькой. Мама больше никогда не выходила замуж. Мы жили с тетей Лорель. Вскоре после того, как она умерла, мы переехали сюда.

— Хм. Ваша мать до сих пор живет с вами?

— Совершенно верно.

— И больше никого здесь не бывает?

— Ясмин, когда она в городе.

— А кто такой Гарри?

— Мисс Гарриетт Йорк, наша экономка и няня матери. Она никогда здесь не ночует, только если я уезжаю из города.

— И как часто это бывает?

— Два раза в год я езжу в Европу и на Восток за тканями. Мне также приходится несколько раз в году бывать в Нью-Йорке.

— А как часто Ясмин приезжает в Нью-Орлеан?

— Это зависит…

— От чего?

— От многих обстоятельств.

— Например?

— Ну, скажем, надо обсудить планы на новый каталог. Незачем ему было знать, что в последнее время наезды Ясмин в Нью-Орлеан участились и почему. Давать ему лишнюю информацию Клэр вовсе не собиралась. Еще ребенком она привыкла не доверять представителям властей. Они могли обернуть любую информацию против тебя, лишь бы соблюсти свои бюрократические интересы. А для Клэр этот Кассиди, какие бы мужественные руки и ямочка на щеке у него ни были, все равно оставался бюрократом.

— Еще что-нибудь, мистер Кассиди?

— Да, у меня еще масса вопросов. А чем занимается Ясмин в Нью-Орлеане сейчас?

Клэр возмущенно вздохнула:

— Мы обсуждаем новый каталог. Она разработала концепцию и уже подобрала места для съемок. Вместе мы решаем, какие модели выставить и каких пригласить манекенщиц.

— А все остальное время? Я имею в виду, когда она не в Нью-Орлеане?

— Она живет в Нью-Йорке.

— Работает фотомоделью?

— До прошлого года у нее был эксклюзивный контракт с одной косметической фирмой. Потом ей это надоело, так что теперь она позирует лишь для каталога «Французский шелк». Она все время очень занята — на ней много обязанностей здесь, да и к тому же она постоянно следит за состоянием вложенных ею капиталов.

Клэр с облегчением вздохнула, когда они достигли первого этажа. Спуск в лифте еще никогда не казался ей таким долгим, а сам лифт таким тесным. От пронзительного взгляда Кассиди ей хотелось спрятаться, закутавшись в какую-нибудь толстую мантию.

Когда лифт остановился, Кассиди распахнул тяжелые двери. Клэр пробормотала поспешное «спасибо» и шагнула в лабиринт склада. Было тихо и темно. Вентиляторы на окнах замерли. Накопив за день тепло, склад теперь напоминал котельную: раскаленный воздух обволакивал кожу, впитывался в поры, проникал в легкие.

Она отодвинула засов на двери выхода и распахнула ее перед незваным посетителем.

— До свидания, мистер Кассиди.

— Вам так не терпится избавиться от меня, мисс Лоран? Клэр готова была надавать себе пощечин за свою нерешительность. Она лихорадочно искала правдоподобное объяснение.

— Мама сейчас проходит курс лечения. Ей необходимо питание в строго определенные часы. Мне бы не хотелось, чтобы из-за меня откладывали ужин.

— Очень убедительно.

— Что?

— Это объяснение. Я был бы последним мерзавцем, если бы стал возражать против него, не так ли?

— Я говорю вам правду.

По его лукавой усмешке было ясно — он знал, что Клэр лжет, но предпочел смириться с этим. — Еще один вопрос, и я уйду. Обещаю.

— Я слушаю.

— У вас когда-нибудь были неприятности с полицией?

— Нет!

— Вы никогда не были под арестом?

— Вы говорили об одном вопросе, мистер Кассиди. Это уже второй.

— Вы отказываетесь отвечать?

Черт бы его побрал! Клэр терпеть не могла, когда кто-нибудь из облеченных властью брал над ней верх, но отказ от ответа мог только усложнить дело.

— Я никогда не подвергалась аресту, но ваш вопрос обижает меня.

— Я это учту, — невозмутимо сказал он. — Доброй ночи, мисс Лоран. Мы с вами очень скоро увидимся.

Она была рада, что стоит в тени, так что ее встревоженный вид остался незамеченным.

— Я уже рассказала вам все, что знаю.

Он вновь посмотрел на нее долгим взглядом.

— Не думаю.

Кассиди скатал каталог в трубку и приложил ее ко лбу в знак прощания.

— Еще раз благодарю за угощение. У вас очень хорошее виски.

Клэр хлопнула дверью, едва не прищемив его пиджак, торопливо задвинула засов и прижалась к холодному металлу. Она тяжело дышала, как будто пробежала милю. Сердце бешено стучало и ныло. Кожа покрылась блестящими капельками пота:

Клэр могла бы объяснить это невыносимой духотой… но причина была совсем в другом, и она хорошо это знала.

Глава 5

Его язык нежно ласкал ее упругие соски. Прикосновение рождало сладкую истому, и из груди вырывались сдавленные стоны.

— Ты сводишь меня с ума, малыш, — шептала она. — О боже, не останавливайся. Не останавливайся. — Крепкими белыми зубами она схватила мочку его уха и укусила.

Он застонал от боли, но ее неукротимый темперамент все больше возбуждал его. Впившись пальцами в ее упругий зад, тесно прижимаясь, он глубоко проникал в ее плоть. Зажав губами упругий сосок, он жадно сосал его.

Она закричала, извиваясь в агонии оргазма. Вскоре и он присоединился к ней, корчась от наслаждения и муки, напрягаясь каждым мускулом.

Кожа Ясмин стала липкой от пота и блестела, словно начищенная бронза, отражая свет лампы, стоявшей возле кровати.

Она приподнялась и склонилась над обмякшим телом конгрессмена Алистера Петри, с обожанием вглядываясь в его разрумянившееся лицо.

— Неплохо, сладкий мой, — прошептала она, нежно целуя его в губы. — Ты нашел мое слабое место.

Не открывая глаз, он довольно рассмеялся.

— Слезай с меня, ты, ненасытная сучка, и налей-ка мне что-нибудь выпить.

Ясмин грациозно выпорхнула из постели и направилась к комоду, где заранее приготовила бутылку его любимого виски, ведерко со льдом и два стакана. Повсюду в комнате — на мебели, на ковре — валялась одежда. На Ясмин единственным убранством была пара больших золотых серег, которые всякий раз, стоило ей повернуть голову, терлись о ее гладкие плечи.

Их любовная игра началась сразу же, как только он вошел в ее номер в отеле. Долгий, страстный поцелуй — и Ясмин направила его руку под юбку, слегка расставляя ноги.

— Ты сам знаешь, что делать, детка. Сведи меня с ума.

— Ты имеешь в виду это? — Его пальцы раздвинули ее плоть и проникли внутрь. — Как хорошо, что твои клиенты носят твой товар, — прошептал он, лаская Ясмин. — Что, если бы все, как ты, решили обходиться без исподнего?

— Было бы гораздо веселее.

Не прерывая чувственных поцелуев и нежных ласк, они разделись и упали в постель — белое и черное, тела их сплелись в страстных объятиях.

И вот теперь Ясмин, готовя смесь для своего возлюбленного, украдкой наблюдала за ним в зеркале. Наибольший прилив нежности к нему она испытывала именно в эти минуты — сразу же после любовного акта, когда он лежал расслабленный, соломенные волосы спутаны, губы мягкие и спокойные. Он был с ней почти одного роста, строен, но за его худощавым телосложением скрывалась большая физическая выносливость. Капельки пота, блестевшие на его гладкой груди, напомнили Ясмин о его виртуозных ласках в постели, и тут же новая волна желания подступила снизу, разлившись теплом меж ее ног.

Он сложил за спиной подушки и привалился к изголовью кровати. Подойдя с готовым напитком, Ясмин обмакнула в стакан указательный палец и провела им по его губам.

— Как тебе нравится?

Он пососал кончик ее пальца.

— Я пробую тебя, — хрипло сказал он. — И себя. Вкусно. Бесподобно.

Улыбнувшись от удовольствия, Ясмин протянула ему стакан и легла рядом. Он поцеловал ее в лоб.

— Ты все делаешь великолепно, Ясмин. Ты само совершенство.

— Это правда? — Теснее прижавшись к нему, она прильнула губами к его соску и начала ласкать его языком.

— Правда, — сладко простонал он.

— Я была бы тебе прекрасной женой. Его реакция была неожиданно резкой. Он весь напрягся, но не от охватившего его желания.

— Не омрачай те счастливые мгновения, когда мы вместе, Ясмин, — мягко упрекнул он. — Их так мало. И они мне так дороги. Так что не отравляй их разговорами, от которых мы оба только страдаем.

Она перевернулась на спину и уставилась в потолок.

— Я вовсе не страдаю, думая о том, что могла бы стать миссис Алистер Петри.

— Я не то имею в виду. Ты же знаешь.

— Я думаю об этом постоянно. Это то, чего я хочу больше всего на свете, — взволнованно произнесла она. В глазах ее заблестели слезы.

— Я тоже, дорогая. — Он поставил стакан на столик и повернулся лицом к ней. — Ты такая красивая. — Рука его скользнула по ее груди. Соски у нее были лишь чуть темнее, чем кожа, и очень чувствительны к ласке. Он наклонился и поцеловал один, слегка оттянув его губами.

— Я, наверное, дура, что полюбила тебя? — спросила она.

— Дурак я.

— Ты собираешься когда-нибудь оставить ее?

— Скоро, Ясмин, скоро. Ты должна доверять мне, я сам выберу подходящий момент. Ситуация достаточно сложная. Надо очень тонко все продумать, чтобы никому не навредить — я имею в виду тебя прежде всего.

Они познакомились год назад, в Вашингтоне, на официальном приеме в посольстве одной из африканских стран. Ясмин пригласили, поскольку ее предки якобы были выходцами из этой страны. Откуда исходили такие сведения — никто не ведал, но ее агенту история эта понравилась, и он широко использовал ее в рекламных целях. В ней, конечно, было больше романтики и интриги, нежели правды, которая как раз заключалась в том, что семья Ясмин на протяжении вот уже четырех поколений жила в Гарлеме.

Ослепительная в своем золотистом парчовом платье, Ясмин была представлена красивому молодому конгрессмену одним из его коллег. Несколько минут Алистер не мог вымолвить ни слова, но вскоре ее смех и нежное подтрунивание помогли ему расслабиться. Весь вечер они посвятили друг другу, не обращая внимания на других гостей, и, вполне естественно, оказались по его завершении в лимузине Ясмин, который и доставил их в загородный мотель, где они, уже в постели, закончили этот вечер.

И лишь на следующее утро он признался, что дома, в Нью-Орлеане, у него остались жена и дети. Страсть, с которой Ясмин предавалась любви накануне, оказалась под стать той необузданной ярости, которую она обрушила на него после таких признаний. Она кричала на него, осыпала самыми отборными ругательствами, угрожала колдовскими наговорами, которые погубят его мужские достоинства.

— Трахнуть и забыть — таков ваш стиль, да, конгрессмен? Так вот, сладкий мой, ты не на ту напал. Я тебе не какой-нибудь безропотный птенчик. Я — Ясмин. Никто от меня так просто еще не уходил.

Успокоив ее в конце концов, он объяснил ей всю сложность своего положения.

— Наши семьи дружили много лет. Мы с Белль выросли вместе.

— Отличная сделка.

— Пожалуйста, Ясмин. Выслушай меня. Ты не понимаешь наши светские условности.

— Я понимаю достаточно. Читала исторические романы. И знаю, что богатые белые мужчины женятся на богатых белых женщинах, но удовольствие в постели получают лишь от своих темнокожих любовниц.

Простонав ее имя, он резко сел на краю кровати и в отчаянии склонил голову, погрузив пальцы в свои густые светлые волосы.

— Клянусь тебе… О боже, ты никогда не поверишь мне. — Он поднял на нее умоляющий взгляд. — Я никогда не любил Белль. Но мои родители умерли, и тогда ее родители взяли меня под свою опеку. Я старался оправдать их ожидания, делал все, что было необходимо. Был хорошим мужем. И пытался полюбить ее. Бог свидетель, я пытался.

Ты вправе обвинять меня, Ясмин, — продолжал он. — Я должен был сказать тебе, что женат, еще до того, как мы вместе по-, кинули прием, до того, как эмоции захлестнули меня. Еще лучше, если, познакомившись с тобой, я бы повернулся и отошел. Потому что я уже тогда знал… ты потрясла меня…

Его раздирали муки выбора между страстью и честью.

— Но меня влекло к тебе неудержимо. Я был словно… громом сражен. Мне просто необходимо быть с тобой. — Он вновь опустил голову и уставился на ковер. — Теперь, когда ты все знаешь, ты вправе презирать меня.

Он поднял на нее взгляд, исполненный мольбы.

— Но я никогда не забуду нашу ночь. Это была самая чувственная, самая сексуальная ночь в моей жизни. Прости меня, хотя я и не хочу просить за это прощения. — Он был чрезвычайно взволнован. — Мне тридцать четыре года. Но до этой ночи я не знал, что такое любовь.

Сердце Ясмин дрогнуло. Упав на колени, она обняла его. Они плакали, смеялись, а потом опять любили друг друга. С того утра они встречались, как только позволяли их дела, урывая счастливые часы то в Вашингтоне, то в Нью-Йорке, то в Нью-Орлеане. Ясмин не чувствовала вины за свой роман с женатым мужчиной. Она считала, что адюльтер — всего лишь слово, не более. Настоящими и имеющими смысл были только чувства — чувства, которые связывали их с Алистером. Ошибкой же был его брак.

Сейчас, прижавшись к нему в постели, Ясмин с тоской шептала:

— Я так скучаю по тебе, малыш. Я хочу все время быть с тобой. Жду не дождусь того дня, когда нам не придется прятаться и скрывать свои чувства.

— Мне тоже не терпится, я делаю все, чтобы так оно и было.

— Что все?

— Я уже намекал Белль — очень тонко, ты же понимаешь, — что, возможно, она не испытывает удовлетворения от замужества. Что, может быть, мы поторопились и она не успела разобраться в своих чувствах. Ну, в общем, что-то в этом роде.

— И как, действует?

— Я заметил охлаждение с ее стороны. У Ясмин екнуло сердце, и улыбка надежды озарила ее грустное лицо.

— И мы… ты знаешь, мы ведь не спим с ней. Вот уже несколько месяцев. — Он притянул Ясмин к себе и нежно прошептал, уткнувшись ей в волосы:

— И слава богу. Всякий раз, когда мне приходилось бывать с ней, я думал только о тебе. Вспоминал, что ты чувствуешь в та кие минуты, как ты пахнешь, какая ты на вкус. Я схожу с ума от желания.

Алистер принимал душ, пока Ясмин еще нежилась в смятой постели. Она любила оставаться как можно дольше среди этих простыней, которые еще хранили резкий запах тел и следы их любви.

В конце концов она заставила себя подняться и начала одеваться. Еще до прихода Алистера она сняла с себя трусики и засунула их в свою большую кожаную сумку. Протянув сейчас туда руку, она нащупала что-то очень знакомое.

Ее револьвер.

Из ванной показался Алистер.

— Эй! Сдаюсь! — Он отбросил полотенце, которым вытирался, и поднял руки в знак капитуляции. — Разве я сегодня плохо выступил?

Рассмеявшись, Ясмин нацелила ствол на его бедра.

— Пах-пах!

Он тоже засмеялся, потом собрал свою одежду и начал одеваться.

— Какого черта ты носишь с собой эту штуку?

— Не знаю, — ответила она.

Он бросил на нее насмешливый взгляд.

— Я хочу сказать, я думала, что потеряла его.

— Это было бы лучше. Не стоит тебе расхаживать с ним повсюду.

— Там, где я росла, без этой штуки нельзя было выжить. — Она подбросила револьвер на ладони. — Я думала, что сунула его куда-то в чемодан, когда в очередной раз летела сюда из Нью-Йорка. Я рассчитывала, что рано или поздно он все равно найдется, но никак не могла предположить, что он окажется именно в этой сумке. — Пожав плечами, она бросила револьвер обратно. — Хорошо, что у Кассиди не было ордера на обыск.

— У Кассиди? Помощника окружного прокурора? Ясмин натягивала платье.

— Ах, я так и не успела рассказать тебе. Он сегодня днем приходил к Клэр.

— По какому поводу?

— Ни за что не поверишь. Насчет преподобного Джексона Уайлда.

Алистер, расправляя манжеты на рукавах, бросил взгляд на свое отражение в зеркале:

— А что насчет него?

— Он хотел знать, что делала Клэр в ту ночь, когда был убит Уайлд.

Алистер обернулся и посмотрел на нее:

— Ты шутишь.

Ясмин рассмеялась, застегивая пряжку на поясе.

— Клэр отреагировала так же. Этот сумасшедший евангелист и при жизни-то был нашей головной болью, а теперь вот и из могилы достает.

— А какая связь между вами?

— У Уайлда был так называемый «приоритетный список», как говорит Кассиди. Список журналов, которые он хотел бы запретить. «Французский шелк» был в их числе. Ты знал что-нибудь об этом?

— Откуда?

— Ну, вы с Уайлдом были такими приятелями, — поддразнила Ясмин.

— Я был на нескольких приемах в его честь, когда он приезжал сюда. Белль считала, что для моей политической карьеры это полезно. По мне, так он был порядочным дерьмом.

— Аминь. Интересно, кому же выпало такое удовольствие — заткнуть его навеки, — со злорадной ухмылкой произнесла она. — Полиция, должно быть, рыщет в поисках убийцы. Любой из того списка был заинтересован в его убийстве, но, поскольку офис «Французского шелка» находится именно здесь, в Нью-Орлеане, Кассиди подумал, что, может быть… Ну, представляешь себе.

Как бы то ни было, — продолжала она, нанизывая на руки браслеты, — мне, наверное, не стоит показываться с этим пистолетом, а? Особенно если в прокуратуре докопаются, что я была в ту ночь в Нью-Орлеане, с тобой, а не в Нью-Йорке, как все думают. Если это выяснится, ты подтвердишь мое алиби?

— Даже не шути так, Ясмин. — Он взял ее за плечи. — Я знаю Кассиди: он честолюбив, хитер и всегда идет до конца. Похоже, он хватается за соломинку, пытаясь притянуть «Французский шелк» к убийству Уайлда. И хотя нам эта версия может казаться глупостью, но можешь не сомневаться — он настроен весьма серьезно.

— В общем-то, я и не волнуюсь. У него нет ничего против Клэр. Не может же он строить свое обвинение лишь на том, что ее каталог оказался в том идиотском списке?

— Конечно, нет.

— Тогда почему ты так обеспокоен?

— Я не хочу, чтобы он совал нос в твои дела.

— Но он со мной не беседовал.

— Это не значит, что не будет. Если он начнет тебя расспрашивать, я ведь не смогу подтвердить твое алиби. Послушай, Ясмин, — настойчиво сказал он, — пока я не улажу свои семейные проблемы — когда и как, это я решу сам, — не может быть и речи о том, чтобы о нашей связи стало известно.

— Я знаю, — покорно сказала она.

— Ты не должна говорить никому-никому, что мы встречаемся.

Ясмин была рада, что он сам заговорил об этом, поскольку эта тема уже давно мучила ее.

— Я хочу рассказать Клэр о нас, Алистер. Мне противно обманывать ее, придумывать разные уловки, просить встретить меня в аэропорту, в то время как я уже двенадцать часов торчу в городе. Могу я довериться ей? Она никому не расскажет.

Не успела она договорить, как он упрямо закачал головой.

— Нет, Ясмин. Ты не должна говорить никому. Обещаешь? Она со злостью скинула с плеч его руки. В глазах ее появился опасный блеск.

— Неужели ты так боишься, что слухи дойдут до Белль?

— Да, боюсь. Если она когда-нибудь узнает истинную причину, почему я хочу развода, она сделает все, чтобы не допустить его. Заупрямится, затянет процесс на неопределенный срок.

Вздохнув, он притянул Ясмин к себе.

— Неужели ты не понимаешь? Зачем давать Белль шанс заставить нас страдать еще больше, чем мы уже страдаем? Я же беспокоюсь о тебе. Не хочу, чтобы ты оказалась замешанной в таком грязном скандале. Никто же не поймет, что на самом деле нас связывает. Вообразят самое гнусное.

Она закрыла лицо руками.

— Я люблю тебя, Алистер. Но я убью тебя, если окажется, что ты солгал мне.

Он уткнулся лицом в ее ладонь и поцеловал ее.

— Больше всего на свете я хочу быть с тобой. Я хочу жениться на тебе, хочу, чтобы у нас были дети, ну и все прочее. — Последовал долгий поцелуй, пока нежность не переросла в безумное желание.

— Не надо, Ясмин. — Он убрал ее руку с ширинки брюк. — Я уже опаздываю.

— Не так уж ты и опаздываешь, милый, — соблазнительно прошептала она, расстегивая ему «молнию».

В конце концов пришло время, когда действительно пора было уходить. И бесполезно было дуться, плакать, угрожать или кричать. Если он должен был идти, его уже ничто не могло остановить. Ясмин это не нравилось, но она научилась мириться с этим и старалась при прощании вести себя спокойно.

— Когда я увижу тебя?

— У меня на этой неделе несколько встреч в комитете по выборам, — ответил он, оглядывая комнату и проверяя, не осталось ли чего-нибудь из его вещей. — Ноябрь не за горами, не успеешь оглянуться. Потом, в выходные, семейное торжество в ресторане «Батон-Руж». Чертовски скучное мероприятие, но я должен присутствовать.

— Белль с детьми тоже будут?

— Конечно. — Он нежно взял ее за подбородок и поцеловал. — Как ты смотришь на то, чтобы встретиться в воскресенье вечером? Здесь. Я что-нибудь придумаю, чтобы удрать из дома. Все устанут после уик-энда. Мне удастся вырваться на час или даже больше.

— Хорошо, в воскресенье вечером, — согласилась она, стараясь казаться счастливой от такой перспективы. До воскресенья было пять дней.

— Если у меня возникнут проблемы, я позвоню тебе. У Ясмин был личный номер телефона в ее спальне в квартире Клэр; когда ее не было дома, к телефону никто не подходил.

Уже в дверях он обернулся и спросил:

— Тебе нужны деньги, Ясмин? Задумчивая улыбка исчезла с ее лица.

— За оказанные услуги? — огрызнулась она. — И во сколько же ты оцениваешь мою работу?

— Я просто хотел помочь.

— Не стоило мне говорить тебе, что у меня кризис с наличностью.

Несколько месяцев назад, в минуту слабости, Ясмин пожаловалась, что ее расходы слегка опережают доходы. С каждым месяцем она все сильнее ощущала это. Некоторые кредиторы уже начинали досаждать ей и даже угрожать.

— Дело не в том, что тебе просто не хватает наличности, — резонно заметил Алистер. — Все гораздо серьезнее. У тебя вот уже несколько месяцев проблемы с доходами.

Когда истек ее контракт с косметической фирмой, компания решила не возобновлять его, а предпочла пригласить «свежее лицо» — молоденькую аппетитную блондинку. Ясмин сделала вид, что совершенно не расстроена решением компании, но это был ощутимый удар по ее самолюбию. Она всегда знала, что век фотомодели, "девочки с обложки», короток, но, когда закончился этот последний солидный контракт, горькая реальность, осознание того, что она уже «бывшая», заставили ее глубоко страдать. Хорошо еще, что этот контракт был не единственным источником ее доходов.

Но Ясмин не учла, что все-таки он был очень прибыльным. И никак не могла привыкнуть к тому, что следовало бы сократить свои расходы. Кроме всего прочего, некоторые ее капиталовложения оказались не столь выгодными, как ожидалось. И как это ни могло показаться странным, но Ясмин оказалась на мели.

— Это временные трудности, Алистер, — резко сказала она. — Мы с моим бухгалтером ищем выход. Уже кое-что меняется. В любом случае денег от тебя я не приму. Я буду чувствовать себя шлюхой. Никогда больше не предлагай мне этого.

— А как Клэр? Она, наверное, была бы рада помочь тебе.

— Ее это касается в той же мере, что и тебя. Это моя проблема, и я решу ее сама.

Она чувствовала, что ему хотелось продолжить спор, и была рада, что он этого не сделал. Вместо этого он подошел к ней и игриво похлопал ее по попке.

— Гордая и сексуальная. Неудивительно, что я так тебя люблю. — Легким поцелуем он коснулся ее губ. — До воскресенья.

Ясмин и Клэр оказались у «Французского шелка» одновременно. Ясмин расплатилась за такси и подошла к двери, где уже стояла Клэр.

— Что ты делаешь на улице в такой поздний час? Клэр открыла дверь и отключила сигнализацию.

— Я могла бы задать тебе тот же вопрос, но ответ, пожалуй, мне известен, не так ли? — Вновь включив сигнализацию, они направились через склад к лифту.

— Не говори со мной с таким сарказмом, — сказала Ясмин. — Где ты была?

— Гуляла. И никакого сарказма в моем ответе не было.

— Ты вышла погулять одна в столь поздний час? Но ведь с тобой могло что угодно случиться.

— Я знаю каждый закоулок во Французском квартале. И не боюсь его.

— А зря, — сказала Ясмин, когда они уже вошли в лифт. — Когда бродишь по этим улицам ночью одна, только испытываешь судьбу. Ты хотя бы прихватывай с собой страховой полис.

— Страховой полис? — Клэр бросила взгляд на кожаную сумку Ясмин, которую та многозначительно похлопывала по боковому карману. — Пистолет? Ты купила еще один? — Они уже однажды говорили о нем, когда Ясмин сообщила о своей пропаже.

— Нет, мне не пришлось покупать новый. Оказалось, что тот пистолет вовсе не потерян.

— Лучше бы уж он не нашелся.

Доехав до третьего этажа, они вышли из лифта. Клэр заглянула в комнату Мэри Кэтрин убедиться, что та уже в постели. Клэр отсутствовала не более получаса, но ее матери иногда удавалось исчезать и за меньшее время.

— Все в порядке? — спросила Ясмин, когда Клэр присоединилась к ней на кухне. — Странно, что ты оставила ее одну.

— Мне необходимо было подышать свежим воздухом. Подумать кое о чем. Я надеялась, что ты уже вернулась, но… — Клэр пожала плечами.

Ясмин отшвырнула яблоко, которое только что взяла из вазы с фруктами.

— Вместо того чтобы жалить меня своими ядовитыми замечаниями, почему бы тебе сразу не добить меня? Ну, скажи, что ты не одобряешь мое увлечение.

— Я не одобряю твое увлечение.

Подруги враждебно посмотрели друг на друга. Ясмин первой отвела взгляд. Чертыхнувшись, она плюхнулась на стул и принялась срезать с яблока кожуру.

Клэр подошла к холодильнику и налила себе стакан свежего апельсинового сока, который Гарри готовила каждое утро.

— Прости, Ясмин. Я не имела права говорить тебе этого. Кто я такая, чтобы вмешиваться в твою жизнь?

— Ты моя лучшая подруга, вот кто. Это дает тебе право иметь свое мнение.

— Которое мне следовало бы держать при себе.

— Наша дружба держится на прямоте и искренности.

— О! Я тоже всегда так думала, но ты никогда не была искренней со мной. Ты даже не назвала мне его имени.

— Если бы я могла, обязательно рассказала бы тебе о нем Клэр внимательно посмотрела на взволнованное лицо подруги и ее покрасневшие глаза. Она плакала. Клэр села рядом, взяла яблоко из нервных рук Ясмин и задержала их в своих ладонях.

— Я вела себя грубо только потому, что я обеспокоена. А беспокоит меня то, что девяносто процентов времени ты страдаешь. Вот почему я не одобряю этот роман. Ты несчастлива, Ясмин. А ведь любовь должна делать людей счастливыми.

— Обстоятельства далеко не идеальны. Проще говоря, это худший сценарий, который можно себе представить, — жалобно улыбнулась Ясмин.

— Он женат?

— Да.

Клэр так и думала и боялась этого, и вот теперь, зная это наверняка, переживала еще больше.

— Другой причины скрывать это я предположить не могла. Извини меня.

Клэр было ясно, что Ясмин страдает глубоко и искренне. Это был не каприз и не романтическое приключение, которыми изобиловала раньше ее жизнь. Когда они подружились, Ясмин вела очень активную светскую жизнь, вращалась в самых изысканных кругах бомонда. Среди ее поклонников были профессиональные спортсмены и бизнесмены-магнаты, кинозвезды и наследные принцы.

Около года назад бурные любовные романы внезапно прекратились, и Ясмин все чаще стала исчезать в неизвестных направлениях. Она стала осторожной и скрытной, иногда впадала в глубокую депрессию, смены настроения были частыми и резкими. Кроме этого загадочного возлюбленного, у Ясмин теперь больше никого не было — во всяком случае, Клэр не замечала других увлечений. Несомненно, Ясмин была влюблена, но любовь приносила ей глубокие страдания.

— Вы встречаетесь с ним здесь, в Нью-Орлеане? — мягко спросила Клэр.

— Он живет здесь, — ответила Ясмин Клэр удивилась:

— Ты познакомилась с ним здесь?

— Нет. Мы встретились в… в… в одном из восточных штатов. В прошлом году. Простое совпадение, что мы оба оказались из Нью-Орлеана.

— Удобное совпадение. — Клэр ненавидела себя за те мысли, что лезли ей в голову: этот человек, судя по всему, знал толк в такого рода делах и ловко использовал привязанность Ясмин к его родному городу.

— Не такое уж и удобное, — мрачно ответила Ясмин. — Он страшно боится, что его жена узнает о нашей связи до того, как ему удастся развестись с ней.

— У него такие планы? Ясмин резко повернула голову.

— Да, — ответила она раздраженно. — Такие планы. Не думаешь же ты, что у меня будет столь длительный роман с женатым человеком и без настоящей любви? Как только это будет возможно, он разведется и женится на мне.

— Ясмин…

— Да, Клэр, именно так он и сделает. Он любит меня. Я знаю.

— Я не сомневаюсь в этом, — неуверенно пробормотала Клэр. Если он так ее любит, почему причиняет ей столько страданий? — задавала она себе вопрос. — У него есть дети?

— Двое. Мальчику десять лет, девочке шесть. Он без ума от детей. Я помню о них, Клэр. Не думай, что я забыла. Представляю, что будет означать для них развод. О боже!

Она облокотилась на стойку бара и закрыла лицо руками.

— Как подумаю о том, что разрушаю семью, мне нехорошо становится. Но он не любит свою жену. И никогда не любил. Секса у них практически и не было.

Молчание Клэр было, очевидно, слишком красноречивым, потому что Ясмин подняла голову и посмотрела на нее.

— Именно так, — подчеркнула она. — Он сам говорил мне, но я догадалась и раньше. В первую нашу близость он был так потрясен, что я даже подумала, он сейчас заплачет. И тогда он сказал мне, что его жена скорее умрет, чем позволит ему «запустить туда свой язык», даже если втайне и мечтает об этом. Она считает, что секс без стыдливости и запретов — просто разврат, так что в постели всегда ровна и однообразна.

Ясмин никогда не церемонилась, рассуждая о сексе. Прежде она часто забавляла Клэр интимными подробностями своей активной сексуальной жизни.

Сейчас она сидела, скобля ногтем холодную мраморную поверхность стойки бара.

— Я самая восхитительная женщина в его жизни, Клэр. Я буду ему хорошей женой.

— Тогда почему он не покончит с этой двойной жизнью? Зачем мучить и тебя, и себя?

— Он не может, — грустно покачала Ясмин головой. — Развод отразится на его карьере. Он очень известная фигура. К тому же он тесно завязан с родней жены и их друзьями. Господи, это же будет кошмар. Он должен все продумать и выбрать подходящий момент. А мне предстоит запастись терпением и ждать того дня, когда мы сможем быть вместе.

Клэр была не столь оптимистична и чувствовала, что она как подруга должна выступить в роли «адвоката дьявола».

— Ясмин, такие истории редко имеют счастливый конец.

— «Такие истории»? Да откуда ты знаешь, какая она? Клэр поняла, что Ясмин сейчас даст волю эмоциям, и решила свои придержать.

— Все, что я имела в виду, так это обычную практику в такого рода делах. Мужчины, которые занимают высокое положение в обществе, редко оставляют своих жен и семьи ради любовниц. Ясмин, — мягко спросила она, — скажи, а он белый?

— И что из того?

Реакция Ясмин сама подсказала ответ.

— Это ведь Юг. Нью-Орлеан. Мужчины здесь придерживаются традиций… — начала было Клэр.

— Он не такой, как все, — гневно перебила ее Ясмин. — Он, как никто другой, лишен расовых предрассудков. Клэр вымученно улыбнулась.

— Я уверена, что он именно такой, иначе ты не могла бы любить его. — Клэр понимала, что пора отступить. Ясмин была слишком эмоциональна, чтобы выдержать откровенный разговор. Сейчас она напоминала раненого зверя, который кидается на любого, даже того, кто ему пытается помочь. — Прости, что я начала этот разговор, Ясмин.

— Не будь так снисходительна ко мне, Клэр.

— Я вовсе не стремлюсь к этому.

— К черту! — Ясмин спрыгнула со стула. — Я сомневаюсь, что ты поверила хоть слову из того, что я рассказала тебе. Ты, наверное, думаешь, что он просто трахает меня — так, из удовольствия.

Клэр отодвинула свой стул и тоже встала:

— Спокойной ночи. Я иду спать.

— Ты бежишь, потому что тебе нечего возразить.

— Да! — прокричала в ответ Клэр. — Я отказываюсь спорить с тобой, потому что это без толку. Если я скажу что-нибудь плохое о нем, ты кидаешься на его защиту. Меня не волнует, кто он, твой любовник. Моя единственная тревога — о тебе, о том, что ты несчастлива. Если ты хочешь так жить — что ж, твое дело. В конце концов, до тех пор, пока это не отражается на твоей работе, меня это не касается.

— Так уж и нет? А как же твоя зависть?

— Зависть?

— Не разыгрывай передо мной святую наивность, Клэр. Я тебя вижу насквозь. Я безумно влюблена в парня, который готов перевернуть всю свою жизнь ради меня, в то время как твоя личная жизнь стерильна, как у монахини.

Клэр мысленно сосчитала до десяти. Когда Ясмин бывала недовольна собой, она становилась агрессивной и задиристой, пытаясь найти выход своим эмоциям. Такой уж был у нее характер, и Клэр за годы их дружбы научилась терпению. Однако от этого было не легче, и бурные выходки Ясмин не оставляли Клэр равнодушной. Она знала, что на следующее утро Ясмин будет извиняться, заискивающе улыбаться, называть себя эгоистичной сукой, умолять о прощении, но на сегодняшний вечер Клэр было достаточно впечатлений и истязать себя дальше она не собиралась.

— Думай что хочешь. Я устала. Спокойной ночи.

— Этот Кассили, как хоть его зовут?

— Я не знаю. — Клэр погасила свет в холле и направилась к своей спальне. Ясмин намека не поняла и плелась следом за Клэр, словно надоедливый щенок.

— Ты, надеюсь, была с ним холодна и надменна?

— Я держалась враждебно.

— Но он понял, что его водят за нос? Клэр резко остановилась и обернулась:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты же мастерица увиливать от прямых ответов, Клэр, но, судя по моему первому впечатлению от Кассиди, он не из тех, кто готов воспринимать серьезно женский треп.

— Я уверена, что в этом смысле он не воспринимал меня как женщину. Он ведь был здесь как лицо официальное.

— Но он проторчал бог знает сколько времени.

— У него было много вопросов.

— И у тебя нашлись на них ответы? Клэр сурово посмотрела на подругу:

— Лишь на некоторые. Он хотел привязать меня к убийству Уайлда, а связи никакой не вырисовывается.

— Как ты находишь его, сексуальным? — спросила вдруг Ясмин.

— Твой вопрос, я полагаю, относится к помощнику прокурора, а не к этому евангелисту?

— Ты опять увиливаешь, Клэр. Ответь мне.

— Я как-то не думала о сексуальности Кассиди.

— А я думала. Он очень сексуален, причем в самом порочном смысле. Ты не находишь?

— Не помню.

— Готова спорить, что он трахается с открытыми глазами и стиснув зубы. Меня возбуждает даже сама мысль об этом.

Ясмин явно провоцировала подругу. Решив не реагировать, Клэр обернулась и спокойно сказала:

— А я думала, что ты влюблена.

— Да, я люблю. Но я не слепая. И пока не умерла, — парировала Ясмин. И уже через закрытую дверь в спальню Клэр прокричала:

— И хотя ты и стараешься казаться холодной с этим Кассиди, да и всеми остальными, ты вовсе не такая, Клэр Лоран.

Прислушиваясь к удаляющимся шагам Ясмин, Клэр глянула на свое отражение в зеркальной дверце шкафа. Сейчас она не походила на себя — взволнованная, смущенная, испуганная. И виной тому был лишь один человек — Кассиди.

Глава 6

Андре Филиппи закончил обедать и аккуратно сложил серебряный прибор на тарелке. Он промокнул рот краем льняной салфетки, свернул ее и отложил в сторону. Затем позвонил официанту, чтобы тот забрал поднос. Жареная утка была, пожалуй, суховата, а в соусе, поданном к свежему аспарагусу, было чересчур много эстрагона. «Надо сделать замечание шеф-повару», — отметил про себя Андре.

Ночной менеджер нью-орлеанского отеля «Фэрмон» Андре Филиппи требовал безупречного исполнения служебных обязанностей от каждого служащего. Ошибок и промахов он просто не выносил. Грубость или неряшливость сотрудника были основанием для его немедленного увольнения. Андре считал, что к руководству отеля отношение должно быть столь же почтительным, как и к самым высоким гостям.

Обычно должность ночного менеджера не предусматривала личного кабинета, но у Андре был некий особый статус даже в сравнении с управляющими более высокого уровня.

Очень важное качество отличало Андре от остальных — он умел хранить тайны.

Андре пользовался особым расположением начальства, которое частенько нуждалось в его услугах. Андре добросовестно хранил в секрете их тайные пороки — склонность одного к молодым юношам, пристрастие другого к героину. Личный кабинет был лишь одним из проявлений особой благосклонности боссов, которую Андре снискал своим редким даром хранителя чужих тайн и услужливостью.

Другим выражением признательности персонала отеля и гостей, которые тоже просили о подобного рода услугах, были кругленькие суммы, которые скапливались на счетах Андре в нескольких нью-орлеанских банках, принося ему весьма солидный доход. У него редко появлялась возможность потратить деньги на что-либо иное, кроме своего гардероба да покупки цветов на могилу maman. Искусно подобранные букеты цветов — таких же экзотических, какой была и его мать, — ложились на ее могилу дважды в неделю. Букеты по своей оригинальности и красоте превосходили те, что присылал отец, когда Андре был еще мальчиком. Для Андре это было очень важно.

Он посещал лучшие частные школы, потом университет Лойолы. Но, поскольку у него не было законного отца, он везде чувствовал себя изгоем. Хотя это его не особенно волновало. С некоторых пор весь мир для него сосредоточился в этом отеле. Все, что происходило за его стенами, представляло для него ничтожный интерес. Андре не был честолюбив. Он не вынашивал далеко идущих планов — стать совладельцем отеля, к примеру. Для него божьей благодатью было бы умереть на дежурстве в «Фэрмоне». Если бы ему позволили, он бы никогда не покидал «Фэрмон».

У Андре все-таки был один грех. Вот и сейчас он с удовольствием предавался ему, как гурман, смакующий поданный после славного ужина хороший ликер. Открыв ящик стопа, он смотрел на вставленную в рамку фотографию с автографом. Ах, Ясмин. Такая изысканная. Такая красивая. «Отличному парню», — было написано на портрете, а дальше шла ее подпись, состоявшая из множества причудливых завитушек.

Он был не просто преданным ее поклонником. Уже долгие годы он испытывал к этой женщине самые нежные чувства. Это не было сексуальным влечением. Глупо и нелепо выглядело бы это с его стороны. Нет, он почитал ее, поклонялся ей, словно ценитель живописи, который вздыхает и мечтает о недоступной картине. Он восхищался ею, обожал, молился за ее счастье так же, как молился когда-то за то, чтобы была счастлива его красавица maman.

Наконец он задвинул ящик стола, зная, что сегодня вечером у него еще не раз, будет возможность взглянуть на это прелестное лицо, от которого дух захватывало и которое ни на минуту не исчезало из его памяти. Сейчас, однако, пора было пройтись по гостинице с проверкой, которую он проводил каждый час.

Проходя через вестибюль, Андре невольно поморщился, вспомнив то ужасное утро после убийства Джексона Уайлда. Какой неприятный инцидент — и надо же было этому случиться именно в его отеле!

Андре вовсе не сожалел о смерти проповедника. Этот человек прежде всего служил себе, своей идее, но не людям. Его улыбка скрывала мерзкую натуру. Он смеялся слишком громко, говорил слишком замысловато, пожимал руки с излишней сердечностью. Андре был предельно услужлив и вежлив со священником и его семьей, но искренности в этом не было, поскольку слишком сильна была у него личная неприязнь к Джексону Уайлду.

Андре имел зуб на священника. Убийство Уайлда бросило тень и на отель, хотя от подобных происшествий не был застрахован ни один из них, какие бы меры безопасности ни предпринимались. Тем не менее кое-кто из местных журналистов осмелился высказаться, что отель тоже несет ответственность за случившееся.

Ну, с подобными заявлениями пусть разбираются юристы. Это было уже вне компетенции Андре. Но он до сих пор испытывал неприятное ощущение, вспоминая то злополучное, сумасшедшее утро, этот светлый, обычно тихий вестибюль, забитый снующими полицейскими, репортерами и справедливо негодующими постояльцами, которых допрашивали, как злоумышленников.

Андре считал, что следствию должно быть очевидно, что кто-то с улицы поднялся на лифте на седьмой этаж и спокойно вошел в номер Уайлда. Выстрелив в него, убийца вышел тем же путем, не привлекая внимания. Неужели всех, кто останавливался в ту ночь в отеле, можно рассматривать как подозреваемых? И разве полиция имеет право подозревать всех подряд? Андре так не думал. Вот почему он не испытывал угрызений совести, прикрывая тех, у кого не было явных оснований ссориться с Джексоном Уайлдом.

В числе тех, с кем беседовали полицейские, оказался и Андре. Объяснения, которые он им дал, казалось, не вызвали сомнений. Однако с Кассиди дело обстояло иначе. Тот был дотошным и хитрым, совсем не таким, как взъерошенный следователь с двойным именем. Кассиди открыто не обвинял Андре во лжи, но, казалось, чувствовал, что тот кое-что недоговаривает.

— Послушайте, мистер Филиппи, — Кассиди придвинулся ближе и понизил голос, явно стараясь внушить ему доверие, — меня не интересует, какие дела творились в ту ночь на других этажах. Никого не потащат в полицию за тот лишь грех, что кто-то провел ночь с проституткой. Меня не волнует, кто чью жену трахал. Что меня действительно интересует, так это личность каждого, кто проходил через эти двери в ту ночь. Я знаю, что вы внимательно следите за вестибюлем. Перед вами проходит множество людей. Кто-то, кого вы могли посчитать персоной малозначимой, на самом деле может быть именно тем, кого мы разыскиваем. Любая информация может оказаться исключительно важной.

— Я понимаю, мистер Кассиди, — бесстрастно ответил Андре. — Но я уже перечислил всех, кого видел в ту ночь. Я проинструктировал весь персонал отеля, чтобы вам было оказано полное содействие. Вам открыт доступ в наш компьютер.

— Который, как мы оба знаем, хранит в своей памяти только то, что от него требуют. А информацию гораздо легче из компьютера убрать, нежели ввести. — Кассиди начал нервничать и даже невольно повысил голос. Осознав это, он резко сменил тон, вновь заговорив, как заботливый отец со своим провинившимся чадом:

— Почему вы не хотите быть со мной откровенным, Андре? Если выяснится, что вы скрываете информацию, вас могут привлечь к ответственности. Меня совсем не радует такая перспектива, а вас?

Кассиди мог бы до хрипоты урезонивать Андре, менять тактику, но все равно выжать что-либо ему бы не удалось. Андре твердо решил для себя никогда не выдавать информацию, которая могла бы скомпрометировать уважаемых им людей. Тем более что все это не имело никакого отношения к убийству преподобного Джексона Уайлда, а следовательно, Кассиди знать об этом было совсем ни к чему.

Кассиди не был уроженцем Нью-Орлеана. Он заблуждался, полагая, что закон превыше всего, что перед законом все равны. Кассиди еще не освоил кодекса чести, который правил этим городом. Чужаки могли не понимать или не принимать этот кодекс, но Андре Филиппи чтил его свято.

Войдя на кухню, Клэр увидела мать, одиноко сидевшую за столом в ожидании завтрака. Она была уже одета и с макияжем на лице. Это было хорошим знаком. Бывали дни, когда Мэри Кэтрин из-за депрессии даже не могла встать с постели.

— Ух как вкусно пахнет кофе, мама, — сказала Клэр, застегивая в ушах сережки.

— Доброе утро, милая. Ты хорошо спала?

— Да, — солгала Клэр. Наливая сливки в кофе, она посмотрела на мать и улыбнулась. Улыбка застыла на ее лице, когда Клэр взглянула на экран портативного телевизора, стоявшего на этажерке. Шла программа утренних новостей.

— Совсем ни к чему так кричать, — заметила Мэри Кэтрин. — Это так некрасиво. Женщина должна говорить мягко, спокойно.

Ариэль Уайлд, которая в этот момент была на экране, стояла в окружении репортеров, стремившихся запечатлеть и передать в эфир ее последние критические замечания в адрес властей — городских, окружных и в конечном итоге всего штата, которые до сих пор отказывали в ее просьбах разрешить вывоз тела мужа в Нэшвилл.

Клэр осторожно присела на стул напротив матери. Она с большим вниманием наблюдала за Мэри Кэтрин, чем за происходящим на телеэкране.

— Им следует как можно скорее разрешить миссис Уайлд похоронить мужа, — сказала Мэри Кэтрин, — но, как бы то ни было, трудно испытывать симпатию к таким неприятным людям.

— Почему ты считаешь этих людей неприятными, мама? Мэри Кэтрин изумленно взглянула на дочь:

— Как, Клэр, разве ты забыла те неприятности, которые причинил тебе этот священник, те ужасные вещи, которые он говорил? Он был отвратительным существом, и жена его, по всей видимости, ничуть не лучше.

У нее сегодня день просветления, подумала Клэр. Они случались редко, но в такие дни Мэри Кэтрин говорила очень осмысленно и полностью сознавала, что происходит вокруг. В такие минуты, когда взгляд ее был ясным, а голос звонким и уверенным, никто и заподозрить не мог, что она когда-либо бывает совсем другой. Глядя на нее сейчас, Клэр удивлялась, что же вызывало эти всплески здравомыслия среди бесконечной череды приступов тяжкого психического недуга. Вот уже десятилетия доктора безуспешно бились над диагностикой и лечением ее болезни.

— То, что говорил о тебе этот человек, так омерзительно, — продолжала Мэри Кэтрин, — Почему он не хотел заняться своим делом и оставить тебя в покое?

Горячность матери изумила Клэр.

— Мне уже больше не придется волноваться из-за него, мама. Блаженная улыбка появилась на лице Мэри Кэтрин.

— О да, я знаю. Он умер от трех огнестрельных ран. — Резко сменив тему разговора, она обратила внимание Клэр на тарелку с круассанами. — Попробуй, дорогая. Они просто восхитительны.

— Я выпью пока только кофе, — рассеянно сказала Клэр. — Мама, я хотела поговорить с тобой о чем-то очень важном.

— Мне так нравится этот диктор, а тебе? У него такая приятная манера разговора.

— Мама? — Клэр подождала, пока Мэри Кэтрин вновь обратит к ней свое внимание. — Ты помнишь встречу с мистером Кассиди на днях?

— Конечно. Всего несколько минут назад его показывали по телевизору и цитировали в сводке новостей. Я и не знала, когда встречалась с ним, что он такая важная персона. Он будет заниматься расследованием дела Джексона Уайлда от окружной прокуратуры.

— Да, правильно. И поскольку преподобный Уайлд был так враждебен ко мне, Кассиди захотел со мной встретиться. Он может прийти еще раз.

— О, как замечательно. Он был так мил.

— Видишь ли, он… он не всегда мил. По роду своей работы он зачастую вынужден задавать людям много вопросов. Вопросов личных — об их жизни, происхождении. Ему приходится копаться в их прошлом, пытаясь выяснить подробности, которые люди предпочитают не афишировать. — Клэр сделала паузу, чтобы до матери мог дойти смысл сказанного. Мэри Кэтрин с любопытством смотрела на дочь. — Если мистер Кассиди вновь придет и начнет расспрашивать тебя о том времени, когда мы еще жили с тетей Лорель, что ты ему расскажешь?

Мэри Кэтрин пришла в замешательство.

— Ну, думаю, что расскажу ему, какое это было замечательное время.

Вздохнув с облегчением, Клэр взяла руку матери и тепло пожала ее.

— Оно действительно было замечательным, правда ведь?

Какие счастливые годы мы провели в доме тети Лорель!

— Ты знаешь, я до сих пор скучаю по ней. Давай в это воскресенье после мессы отнесем ей на могилу цветы. — Мэри Кэтрин встала и направилась к столу. — А теперь, Клэр, прошу извинить меня. Мне нужно до прихода Гарри составить список покупок. Она такая рассеянная — если я не напишу все, что нужно купить на рынке, она и не вспомнит ни о чем.

Мэри Кэтрин занялась своим списком, в то время как Клэр обеспокоенно наблюдала за ней. Кассиди придет опять, это неизбежно. Единственное, на что надеялась Клэр, так это на то, что придет он не сегодня. Она была довольна, что у Мэри Кэтрин выдался хороший день, но ей не хотелось, чтобы именно в этот день Кассиди заговорил с матерью о Джексоне Уайлде и его смерти.

Кассиди с наслаждением вдохнул душистый запах нью-орлеанского кофе с цикорием и, протиснувшись в каморку кухни, налил себе чашку. Обжигающе горячий и горький кофе давал ему двойной заряд — кофеина и оптимизма. Может быть, сегодняшний день принесет удачу.

Он подошел к входной двери и открыл ее, чтобы достать утреннюю газету. Соседка из дома напротив как раз опускала в его почтовый ящик письма.

Она оглядела Кассиди и довольно ухмыльнулась.

— Доброе утро, мистер Кассиди.

Он придержал узел на полотенце, которым была обмотана талия.

— Доброе утро.

— Что-то в последнее время я редко вас вижу. Словно не заметив двусмысленности ее замечания, он ответил:

— Я был занят.

— Я читала об этом. — Она кивнула на газету, которую он зажал под мышкой. С газеты взгляд ее перешел ниже — на еще влажный волосатый живот. — Вам удалось попробовать то мыло, образец которого я дала вам на прошлой неделе?

Соседка работала в «Мэзон-Бланш», международной косметической фирме, и постоянно оставляла на его пороге образцы мыла из их коллекции для мужчин. Благодаря ей у Кассиди парфюмерии было больше, чем у завсегдатаев женских клубов на Бурбон-стрит. Кассиди же предпочитал шампунь «Дайал» и лосьон для бритья той же фирмы, но ему не хотелось огорчать соседку. Чувствуя легкое покалывание от ее пронзительного взгляда, он ответил:

— О да, мыло великолепное.

— Пахнет хорошо?

— Угу.

Она смотрела ему прямо в глаза. Он хорошо понимал, что означал этот взгляд. На минуту у него лаже возникло желание развлечься, напросившись в гости на круассаны, но он отогнал от себя эту мысль, не успев даже ее как следует сформулировать.

— Извините, я опаздываю. До свидания.

Он закрыл дверь буквально за несколько секунд до того, как полотенце соскользнуло с его бедер и упало на пол. Соседка — Пенни, Патти, Пегги или что-то в этом роде — была мила и доступна, насколько ему было известно. Она и раньше предпринимала попытки познакомиться с ним поближе, но он по той или иной причине их игнорировал, но главным образом из-за вечной спешки и отсутствия интереса к этой женщине.

Может быть, как раз сегодня утром следовало бы принять ее скрытое приглашение. Может, секс сейчас был как раз тем, что нужно, чтобы прийти в форму. «К черту, вряд ли это поможет», — пробормотал он. — Если бы все было так просто и легко, он бы давно уже выкарабкался из этой полосы невезения. Женщины не были для него проблемой.

Он отшвырнул ногой полотенце и голый пошел на кухню. Потягивая кофе, он ждал, пока из тостера выпрыгнут два кусочка белого хлеба. Открыв «Тайме пикайюн», он отметил, что освещение убийства Уайлда перекочевало уже на четвертую страницу.

Автор заметки цитировал помощника окружного прокурора, который заявлял, что объединенные силы полиции и окружной прокуратуры прорабатывают несколько версий, что было правдой, и что арест убийцы неминуем в ближайшее время, что было заведомой ложью. На самом деле арестовывать пока было некого. «Объединенные силы» ни на шаг не приблизились к убийце.

Тосты поджарились. Кассиди намазал их маслом, посыпал сахаром и корицей и с наслаждением впился зубами. Почему-то вдруг вспомнилась Клэр Лоран. Ее рот, наверное, такой же на вкус, как и эта смесь теплого масла с сахаром и корицей.

Проклятье! Он сцепил руки, положив их на стол, и подался вперед, прижав подбородок к груди. Хотя прошло не более пяти минут после душа, он опять начал потеть; крохотные капельки пота выступили на боках, груди, спине, животе. Зародилось легкое возбуждение.

Со времени его визита во «Французский шелк» Кассили по ночам стали мучить подобные ощущения. Они были сродни приступам малярии — отнимали силы, заставляли страдать. Кассиди винил в своей подростковой болезни продукцию «Французского шелка». Любой нормальный парень, насмотревшись на девиц из каталога, одежды на которых явно было не в избытке, возбудился бы точно так же. От природы никуда не денешься. Любое изделие, представленное в каталоге, было сексуальным — нежным, холодным или страстным. Но всегда сексуальным.

Видимо, причина была в женщине, чьим вдохновением был рожден этот каталог. Клэр Лоран была столь же пикантна, сколь и товар, который она распространяла. Кассиди никак не мог выбросить ее из головы и думал о ней не только в связи с расследованием. Он даже не раз задавался вопросом, не были ли те идиотские пузырьки, которые она выдувала из флакона, на самом деле любовным одурманивающим зельем.

— Ну и как у тебя вчера прошла встреча на этом бельевом складе? — поинтересовался Краудер на следующее утро, когда Кассиди, как обычно, зашел к нему в кабинет с докладом.

— Вы имеете в виду «Французский шелк»?

— А что, разве в деле фигурирует еще какой-нибудь?

— «Французский шелк» — это, оказывается, целое предприятие. Я даже не предполагал, что у них такой размах.

— Меня не интересует эта сторона. Ты говорил с этой женщиной — Лоран?

— Да. Подробно.

— Что-нибудь интересное?

— Она говорит, что никогда не встречалась с Уайлдом.

— И что еще?

— Это, пожалуй, основное.

— Ты ей поверил?

По не вполне понятным ему самому причинам Кассиди ответил уклончиво:

— Она не дала мне повода сомневаться. — Поскольку Краудер явно ожидал подробностей, Кассиди пришлось удовлетворить его любопытство и рассказать о Мэри Кэтрин Лоран и фотомодели Ясмин.

— Я знаю ее, — сказал Краудер. — Видел однажды на приеме у Джонни Карсона. Неотразимая особа.

— Да, верно. А Мэри Кэтрин Лоран — это мать Клэр, она душевнобольная.

— Да что ты! И в чем это проявляется?

Краудер обожал углубляться в детали. Однако, едва ли Краудеру было бы интересно узнать, что у Кассиди встает при одной лишь мысли о Клэр Лоран. Далеко не самая благоприятная деталь для помощника окружного прокурора, пытающегося выстроить обвинение по делу об убийстве, особенно если учесть, что карьера его под большим вопросом.

Ему выпала счастливая возможность доказать Краудеру, что он сможет заменить старика, когда тот уйдет в отставку. Ему необходимо было убедить всех, от кого зависело его назначение, в том, что именно он — идеальная кандидатура на столь ответственный пост. И в конце концов он должен был доказать самому себе, что еще чего-то стоит.

Добиться всего этого было вдвойне трудно, если одно из подозреваемых лиц приводило его в состояние повышенной потливости и душевного трепета.

Клэр Лоран не могла совершить столь хладнокровное убийство. Посмотри, как нежна она с матерью, убеждал сам себя Кассиди.

Такая логика была просто смешна, и Кассиди это прекрасно понимал. Он знавал матерых убийц, которые могли, словно по заказу, обливаться горючими слезами, оплакивая тяжкую участь своих матерей.

Так что о чувствах придется забыть. Надо на все смотреть с практической точки зрения. Смысла убивать Уайлда у Клэр, пожалуй, не было. Решившись на убийство и рискуя быть схваченной на месте, она потеряла бы неизмеримо больше, чем если бы выгорели его планы погубить ее предприятие. Верно? Верно. Она бы не пошла на этот риск.

Но, даже рассуждая так, что-то в ситуации с «Французским шелком» Кассиди настораживало. Что же во всем этом было странного? Он мысленно перебрал в памяти всех, с кем встретился в тот день: экономка, девушка в приемной, Клэр, Мэри Кэтрин, Ясмин. Внезапно его осенило: «Ни одного мужчины». Ни одного мужчины. На складе работали одни женщины. Гарри — и то уменьшительное имя от Гарриетт, экономки. Значило ли все это что-либо? А может, «Французский шелк» был первой ласточкой в сексуальной дискриминации наоборот? Не было ли в отношениях между Клэр и Ясмин чего-нибудь большего, чем дружба и общий бизнес?

От этой мысли появился горький привкус во рту — сильнее, чем от кофе с цикорием. Он вылил остатки кофе в раковину.

Нет, такого не может быть. Он бы почувствовал это. Разговор девушек был действительно мягким и доверительным, но любовной связью здесь и не пахло. Как бы то ни было, Клэр Лоран не была убийцей.

С другой стороны, она предстала в его воображении именно женщиной, способной, уже совершив убийство мужчины, без всяких угрызений совести, забавы ради, разнести ему яйца. Раздался телефонный звонок.

— Это Гленн.

— Доброе утро.

Детектив хмыкнул, как будто был с этим не согласен.

— Мне позвонили от комиссара полиции. Он говорит, что жена Уайлда, которая полностью оправдывает свою фамилию^[2], требует, чтобы мы выдали тело ее мужа. Придется разрешить, Кассиди.

Кассили взъерошил влажные волосы.

— Черт. Похоже, у нас нет выбора. Но дай мне еще разок поговорить с ней и пасынком.

— У нас уже есть их показания. Я сам с ними десяток раз беседовал. Еще один разговор вызовет лишь раздражение.

— Знаю, но я хочу попробовать. Буду через полчаса.

Беседа с Ариэль и Джошуа не задалась с самого начала. Они уже сидели в кабинете Кассиди, когда появился он сам. Вдова была в черном шелковом платье, в котором выглядела хрупкой, слабой и невинной.

— Мистер Кассиди, мы чуть больше чем через час отправляемся в Нэшвилл. Нам бы не хотелось опаздывать на самолет.

— Прошу прощения, — сказал Кассиди, садясь за свой стол. — Небольшая пробка по дороге. Я позабочусь, чтобы вас вовремя доставили в аэропорт, с полицейским эскортом.

Казалось, идея ей понравилась. Она откинулась на стуле:

— Спасибо.

— Мне только что сказали, что гроб с телом преподобного Уайлда будет отправлен этим же рейсом.

Вдова приложила к глазам вышитый носовой платок.

— Прошло уже больше недели со дня убийства Джексона. За это время вы не только не арестовали убийцу, но и всячески препятствовали захоронению моего мужа.

Кассиди мысленно поаплодировал ей. Она была чертовски хороша в своей роли. Колени целомудренно прикрыты юбкой, светлые прямые волосы зачесаны назад и схвачены черной бархатной лентой. Она совершенно не стремилась выглядеть соблазнительной, но все равно от нее исходило какое-то необъяснимое очарование.

Джошуа утешающе тронул ее за плечо:

— Для нас это было суровое испытание, мистер Кассиди. Особенно для Ариэль.

— Я нисколько не сомневаюсь в этом.

— Мы хотим вывезти тело отца домой, похоронить его, а потом немного отдохнуть. Однако мы планируем вернуться в Нью-Орлеан, как только будет задержан виновный. Я хочу сам, лично, задать ему вопрос — зачем он сделал это.

— Я бы и сам хотел спросить то же самое. — Кассиди открыл папку, которую ему при входе вручил один из клерков. — Чтобы внести полную ясность, я бы хотел еще раз уточнить с вами некоторые временные аспекты. — Для видимости он порылся в бумагах. — Вы — я имею в виду — вы втроем, с небольшим окружением — прибыли в отель… во сколько?

— В десять ноль пять, — нетерпеливо ответила Ариэль. — Мистер Кассиди, нас уже тысячу раз спрашивали об этом.

— Я знаю, это кажется назойливым, но иногда, вновь и вновь пересказывая события, свидетель вспоминает некоторые детали, на которые раньше не обращал внимания. Поэтому прошу вас, наберитесь терпения.

Она страдальчески вздохнула.

— Мы прибыли в десять ноль пять. Очень хотели есть. Поужинали в ресторане отеля. Я уверена, что персонал может подтвердить это.

— Они уже подтвердили. Кто-нибудь из вас выходил из-за стола во время еды?

— Не думаю. Джош, ты помнишь, чтобы кто-нибудь выходил?

— Нет. А почему это так важно, мистер Кассиди? До сих пор оставалось загадкой, как же проник преступник в номер Уайлда. Кассиди предполагал, что кто-то из близкого окружения мог иметь доступ к ключу и ждал, пока Уайлд вернется с ужина.

— Нет, просто я подумал, что надо и это проверить.

— Я не помню, чтобы до конца ужина кто-то выходил, — сказала Ариэль. — Мы все вместе поднимались в лифте и вышли на своем этаже.

— У всех было хорошее настроение?

— Все были исполнены Духом.

— Духом?

— Святым Духом. Та вечерняя служба прошла особенно вдохновенно.

— Понимаю. — Кассиди вновь углубился в бумаги. — Итак, миссис Уайлд, вы, ваш муж и Джош вместе вышли из лифта на седьмом этаже?

— Совершенно верно. Джексон всегда снимал для нас целый этаж, чтобы семья была в полном уединении.

— Хм.

— Я поцеловала Джексона у лифта, пожелав ему спокойной ночи, а потом пошла в номер Джоша репетировать гимны для следующего богослужения.

— Вы всегда поете на полный желудок, миссис Уайлд?

— Прошу прощения, что вы сказали? Кассиди откинулся на стуле и, поигрывая карандашом, в упор рассматривал вдову и сына.

— Я знавал нескольких певцов. Но среди них не было ни одного, кто бы любил петь сразу после еды. Полный желудок давит на диафрагму, не так ли?

— Какое это имеет отношение к делу?

— Вы сказали, что пошли в номер Джоша репетировать.

— Я могу все объяснить, — торопливо начал Джош. — Когда мы с Ариэль репетируем вне зала, мы работаем над ритмом, уточняем, сколько исполнение займет времени, ну и все прочее, Она поет в полный голос, лишь когда мы репетируем в зале, когда звукооператоры могут настроить микрофоны.

— О, — подхватил Кассиди, — вот, должно быть, почему никто не слышал, как вы пели в ту ночь.

— Но ведь никого на седьмом этаже и не было? — мягко напомнила Ариэль.

— Верно. Но комнаты этажами выше и ниже номера Джоша были заняты, а их обитатели не слышали ни пения, ни звука фортепиано.

— На что вы намекаете, мистер Кассиди?

— Что, может быть, в номере Джоша вы исполняли совсем другую музыку.

Вдова вскочила на ноги и гневно взглянула на него:

— Как вы смеете!

— Никто ведь не может подтвердить ваши показания, миссис Уайлд.

— Но никто не может их и оспорить.

— Я как раз думаю, что на это вы и рассчитывали.

— Думайте что хотите.

— Я думаю, что для того, чтобы продолжить ваши отношения, один из вас или вы оба прошли той ночью в номер вашего мужа и убили его спящего. Оставили его одного на всю ночь, а на следующее утро разыграли это шоу для прессы и публики. Ее голубые глаза угрожающе сузились:

— Дьявол движет вами.

— Очень возможно, — мягко ответил Кассиди. — Он всегда находил меня податливым.

— Вы что же, собираетесь арестовать нас на основании своих подозрений? — надменно спросила Ариэль.

— Без каких-либо доказательств? Вы ведь так же хорошо, как и я, знаете, миссис Уайлд, что в этом случае мне не удалось бы выдвинуть никакого обвинения.

— Это уж точно. — Она повернулась и с важным видом удалилась.

Джош остался, но он разделял ее негодование.

— Ваше обвинение беспочвенно, мистер Кассиди. Вместо того чтобы огорчать мою мачеху своими гнусными заявлениями, лучше бы искали настоящего убийцу.

— Да будет тебе, Джош. — Кассиди как бы невзначай сменил официальный тон на дружеский. Уж если он и собирался кого сломить из этой парочки, так только Джоша. — Я знаю, что ты спишь с ней. Мне было бы наплевать на это… если бы ты не убрал своего старика ради того, чтобы продолжать эту связь.

— Прекратите!

— Тогда расскажи мне все, черт побери! — Он стукнул ладонями по столу.

После напряженной паузы Джош угрюмо спросил:

— Что вы хотите знать?

Кассиди умерил свой пыл, интуитивно чувствуя, что Джош опять замкнется, если с ним обойтись грубо.

— Посмотри на все это с моей стороны, Джош, и подумай, какие напрашиваются выводы. Ариэль молода, мила, талантлива, влюблена в своего молодого, красивого, талантливого пасынка, который отвечает ей взаимностью. Только есть одна загвоздка. Она замужем. Нелюбимый муж дает ей повод — какой, не знаю. И у нее единственной, кроме твоего отца, был ключ от номера.

— А что вы скажете о горничных? О персонале отеля? Профессиональным взломщикам, между прочим, ключи не требуются. Они в любое время входят в запертые гостиничные номера.

— Джексон был убит кем-то из знакомых, кого он не стеснялся, лежа в постели раздетым.

— Это была не Ариэль.

— Тогда ты?

Молодой человек побледнел.

— У нас с отцом были разногласия, но я не убивал его.

— Он знал о твоих отношениях с его женой?

— Я не знаю, что вы имеете в виду. Кассили резко выпрямился на стуле:

— Не води меня за нос, Джош. Так он знал? Под твердым взглядом серых глаз Кассиди молодой человек смутился. Пожав слегка плечами, отвернувшись, он произнес:

— Нет. Не думаю.

Ага. Теперь-то у Кассиди было подтверждение этой тайной связи. Однако он не подал виду, что безумно рад этому.

— Вы думаете, что были достаточно осмотрительны, скрывая это от отца, если я через тридцать секунд после нашего знакомства догадался обо всем?

— Дело вовсе не в нашей осмотрительности, — невесело рассмеялся Джош. — Просто отец был на редкость самовлюбленным человеком. Он бы никогда не заподозрил Ариэль в том, что она может предпочесть ему меня.

Кассиди внимательно посмотрел Джошу в глаза и поверил.

— Он был хороший сукин сын, не так ли?

— Да.

— Ты ненавидел его?

— Иногда.

— До такой степени, что мог бы убить?

— Иногда да. Но я не убивал… Я бы не смог. У меня не хватило бы смелости.

Кассиди поверил и в это. Несомненно, Джексон Уайлд, громогласный, темпераментный, был весьма разочарован своим мягкотелым тихоней-сыном. Юноша вполне мог с годами ожесточиться против своего неистового, вечно недовольного родителя. И более любящих, чем Джексон Уайлд, родителей, случалось, отправляли в мир иной их доведенные до отчаяния дети. Но Кассиди не думал, что Джош способен всадить пулю в голову человека.

— А что скажешь о ней? — спросил Кассиди, кивнув головой в сторону двери, через которую вышла разгневанная Ариэль. — Подумай, прежде чем ответить, Джош. Мы в любой момент можем обнаружить весьма важные улики, которые до сих пор оставались без внимания. Выгораживая Ариэль, ты тем самым становишься сообщником, от наказания все равно не уйти. Итак: она убила его?

— Нет.

— Она могла это сделать втайне от тебя. Ты с ней провел ту ночь, Джош?

Он опустил глаза, но не колеблясь ответил:

— Да.

— Она выходила ночью из твоего номера хотя бы ненадолго?

— Нет. Только когда уже уходила совсем, перед самым рассветом.

Слишком поздно для убийства, которое, как рассчитала Элви Дюпюи, произошло между двенадцатью и часом ночи.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Ты подозреваешь ее в убийстве?

— Нет. — Джош так яростно замотал головой, что несколько прядей волос упали ему на брови.

— Откуда такая уверенность?

Джош поднял голову и твердо встретил взгляд Кассиди.

— Мой отец был для Ариэль своего рода лотерейным билетом — без него же она никто, ноль.

Это был тупик. Оба были виновны, это несомненно. Загвоздка же состояла в том, что Кассиди не знал, в чем их вина — только ли в адюльтере, или на них лежал грех пострашнее. Но даже если они и убили Уайлда, доказательств, позволяющих задержать их, все равно не было.

— Что ж, счастливого пути, — коротко произнес Кассиди. Джошуа Уайлд опешил.

— Вы хотите сказать, что мне можно идти?

— Только если вы не собираетесь подписать признание.

— Мне не в чем признаваться, и Ариэль тоже. Клянусь вам, мистер Кассиди.

— Эта возможность вам еще представится — в суде. А пока — до свидания.

Кассиди проводил его взглядом, задавая себе вопрос — не отпускает ли он сейчас убийцу? Хотя, рассудил он, единственная опасность, которую представляли Ариэль и Джош для общества, состояла лишь в том, что они именем господа отбирали у верующих их с трудом заработанную наличность.

Раздраженный и в обиде на весь свет, он схватил телефонную трубку, едва только заслышав звонок.

— Кассиди слушает.

Звонил Краудер. Результаты допроса его не очень-то порадовали.

— Все закончилось тем, что они ушли, — подытожил свой доклад Кассиди.

Краудер не удержался от комментариев в адрес вдовы, а также по поводу того шума, который она наделала своим бдением у гроба.

— Она улетает в Нэшвилл, благоухающая, словно роза, чистая, как великомученица, оставляя нас разгребать эту кучу дерьма. Кассиди, ты слушаешь меня?

— Что? О да, конечно же, простите. Дерьмо. Совершенно верно.

— Что с тобой?

Кассиди изумленно уставился на пухлую папку, которую Говард Гленн только что занес в его кабинет и с торжествующим видом швырнул ему на стол.

— Я перезвоню. — Кассиди повесил трубку, оставляя Краудера в недоумении, и взглянул на Гленна, который стоял с самодовольной улыбкой на небритом лице.

— Эй, Кассиди. Это как раз может быть тем звеном, которого нам так недостает. Поехали.

Глава 7

— Это ваше, не так ли, мисс Лоран?

— Откуда это у вас? — спросила Клэр, обращаясь к малоприятному человеку, который стоял перед ней в позе гладиатора.

— Один из моих людей нашел это в мусорном контейнере за несколько кварталов отсюда. Вы, наверное, не рассчитывали, что мы будем проверять содержимое всех помоек поблизости от дома каждого, кто замешан в деле Уайлда?

— Я не замешана, — спокойно ответила Клэр.

— Эти документы говорят об обратном.

Он помахал папкой перед ее носом. Клэр отстранилась.

— Перестань, Гленн, — резко сказал Кассиди. Гнусный следователь нахмурился, но отступил на пару шагов. Кассиди повернулся к Клэр:

— Честно говоря, я думал, что вы умнее. Почему вы просто не вышвырнули эту папку в реку вместе с орудием убийства?

Клэр думала, что в стенах своего дома она всегда будет чувствовать себя в безопасности. Но стоило появиться Кассиди, да еще в сопровождении полицейского, который сразу же вызвал у нее нескрываемую неприязнь, это ощущение исчезло. Детектив был ей омерзителен, и не столько из-за своей неопрятной внешности, сколько из-за гнусной, подозрительной ухмылки.

Когда же Клэр заметила, что было у него в руках, сердце у нее замерло, и ладони стали влажными. Она почувствовала себя в ловушке, но твердо решила не показывать виду.

— Давайте начистоту, мисс Лоран. Что вы скажете об этом? — Детектив Гленн швырнул папку на стойку бара в кухне. На блестящую поверхность высыпались десятки газетных вырезок.

Клэр ненавидела, когда ее загоняли в угол, да еще если это удавалось кому-то из официальных лиц. Инстинктивно ей хотелось сразу же завязать драку, как это делала она еще пятилетней девочкой. Но детство давно прошло. Сейчас она уже не могла себе позволить кусаться, царапаться, вырываться. Бесполезно было и лгать. Она была в их руках. Они это знали. Знала это и она. Единственное, что ей оставалось в данной ситуации, — это бесстыдно смотреть им в глаза.

— Это моя папка, — призналась она. — Но, поскольку преподобный Уайлд был убит, я подумала, что с моей стороны было бы неосмотрительно хранить ее.

— Неосмотрительно? — фыркнул Гленн. — Это не то слово. Такое бы только психу пришло в голову.

Глаза Клэр зажглись яростью. Она выпрямилась. Кассиди встал между ней и Гленном.

— Извините нас, — сказал он Клэр, подтолкнув детектива к двери. До Клэр донесся их яростный шепот. Затем Гленн метнул на нее злобный взгляд и вышел, шумно хлопнув дверью.

— Спасибо, — сказала она Кассиди. — Мне кажется, еще секунда — и я бы не сдержалась. На редкость неприятный человек.

— Я это сделал не ради вас. Скорее для себя. Мне нужно задать вам много вопросов. Совершенно ясно, что Гленн ничего бы от вас не добился, так что я попросил его дать мне возможность самому побеседовать с вами.

— Что за вопросы?

— Вопросы! У нас против вас серьезные улики, мисс Лоран.

— Коллекция газетных вырезок? — усмехнулась Клэр. — Слабовато, мистер Кассиди. Кстати, я как раз собиралась перекусить. Вы не откажетесь?

Не сводя с нее глаз, Кассиди откинул полы пиджака и уперся руками в бока. Он сверлил ее взглядом, словно пытаясь разгадать, кто же она на самом деле.

— Вы хладнокровный противник, это уж точно, — наконец произнес он. — И не менее хладнокровная лгунья.

— Вы никогда не спрашивали меня, веду ли я досье на Джексона Уайлда.

— Меня удивляет, что вы не стали отрицать, что вообще видели это. — Он жестом указал на ворох вырезок на стойке бара. Клэр обошла бар и направилась к холодильнику.

— Отрицать это — значило признать себя виновной, не так ли? Как вы относитесь к салату из креветок?

— Прекрасно.

— Хлеб белый или ржаной?

— Господи, — пробурчал он, — вы когда-нибудь остановитесь со своим южным гостеприимством?

— Почему вы так против этого возражаете?

— Потому что Гленн там, внизу, ждет, чтобы арестовать вас, а вы рассуждаете, какой хлеб подать.

— Вы меня не арестуете, мистер Кассиди, и мы оба это знаем. — Достав из холодильника все необходимое, она, все еще стоя спиной к Кассиди, готовила сандвичи. Она надеялась, что он не заметит, как дрожат ее руки.

Со стороны, конечно, попытка избавиться от этой злосчастной папки казалась отчаянным шагом замаранного кровью убийцы. Клэр совершила явную глупость, выбросив се в помойный ящик. Нельзя было надеяться на случай. Почему она не сделала так, как только что подсказал Кассиди, — не выбросила папку в реку? Но тогда, на следующий день после убийства, все завертелось так быстро, что времени на раздумья просто не оставалось. Здравый смысл подвел ее, и эта ошибка обошлась ей дорого.

Она к тому же недооценила Кассиди и серьезность его вопросов, заданных еще при первой встрече. Эти вопросы настораживали, но оснований для паники не было. Теперь же, когда нашли папку, все изменилось. Кассиди уже не просто интересовался ее отношением к Уайлду. Он откровенно подозревал ее в убийстве. Отныне он будет следить за каждым ее словом, жестом, поступком, вылавливая все новые улики. Но у Клэр был богатый опыт сопротивления властям. Первой заповедью, которую она усвоила, было: ни в коем случае не поддавайся запугиванию и угрозам.

Клэр повернулась к Кассиди:

— У вас нет достаточных оснований для моего ареста, мистер Кассиди. Да, я собирала кое-какие материалы о Джексоне Уайлде. Но это вряд ли можно считать криминалом сродни еще дымящемуся пистолету, к примеру.

— Пистолет уже давно на дне залива, — сказал он, подцепив оливку с тарелки, которую подала ему Клэр. — И отнесен течением бог знает куда.

— Скорее всего. — Поскольку стойка бара была завалена вырезками, Клэр кивком головы указала Кассиди на стеклянный столик в столовой:

— Вам чаю или минеральной воды?

— Чаю.

— С сахаром? — Нет.

Вернувшись с двумя стаканами ароматизированного ментолом чая со льдом, она села напротив. Кассиди взял полсандвича и крепко впился в него зубами.

— Некоторые статьи уже довольно старые.

— Мой интерес зародился несколько лет назад.

— Вы настолько интересуетесь религией?

— Нет, мистер Кассиди, — Уайлд привлек мое внимание, потому что я считала его одним из самых опасных людей в Америке.

— И вы сочли своим гражданским долгом покончить с ним?

— Вы намерены выслушать мои объяснения или нет? — огрызнулась она.

Кассиди жестом попросил ее успокоиться.

— Вы очень грубы, мистер Кассиди.

— Да, я знаю.

Их взгляды встретились. Клэр не собиралась сдаваться и продолжала:

— В отличие от других телепроповедников Уайлд угрожал лишить людей не их денег, а более ценного и значимого — их прав. К тому времени, как вышел первый номер каталога «Французский шелк», он уже начал свой крестовый поход против всего, что считал порнографией. Так что с самого начала его проповеди раздражали меня.

— Потому что могли повредить вашему бизнесу?

— Нет, просто я никогда не хотела оказаться в такой ситуации, когда все время приходится защищать свою работу. К тому же я знала, что права. Кстати, мое предсказание оправдалось. «Французский шелк» не имеет ничего общего с порнографическими и близкими к ним журналами, но тем не менее был причислен к ним и осуждался с той же нетерпимостью. Меня втянул в эту войну сам Уайлд, когда начал публично клеветать на меня со своей кафедры. Я старалась игнорировать это, отклоняла его назойливые приглашения участвовать в публичных дебатах, хотя однажды они все-таки должны были бы состояться.

— И вы вооружались, собирая эти газетные материалы.

— Совершенно верно. Единственное, о чем свидетельствует эта папка, так это о том, что я скрупулезно изучала личность своего оппонента, чтобы при встрече с ним, если бы она состоялась, быть готовой к любым неожиданностям.

— Почему же вы мне не показали эту подборку вчера вечером, не объяснили ничего?

— Но я к тому времени уже выбросила ее.

— Вы могли хотя бы упомянуть о ней.

— Могла бы, да. Но на вас же постоянно давят со всех сторон, требуя отыскать убийцу, заставить его предстать перед судом. Я же не хочу быть козлом отпущения, пусть даже временно. Сам факт допроса в прокуратуре, хотя бы и формального, уже отозвался бы неприятными последствиями на моем бизнесе, да и в семье тоже.

— Но я ведь могу прибегнуть к этому.

— Только потеряете время. Я вам уже сказала все, что знаю.

Он пристально посмотрел на нее.

— Так я понимаю, эта красная черта, выделившая дату приезда Уайлда в Нью-Орлеан, — чистое совпадение? Ее опять обдало жаром, кровь прилила к лицу.

— Да, я вспоминаю, что действительно подчеркивала это место. Могу объяснить почему. Читая заметку, я вертела в руках красный карандаш. — Она слегка пожала плечами. — Машинально и подчеркнула.

Кассили быстро доел свой сандвич и отставил пустую тарелку. Вытерев рот салфеткой, он положил ее рядом с тарелкой.

— На первый взгляд все это чертовски логично. Я имею в виду ваше объяснение, мисс Лоран. Такое впечатление, что вы все это заранее отрепетировали на случай, если папка вдруг попадет к нам в руки.

— Не выпьете ли чашечку кофе, пока фантазируете?

Его губы тронула легкая улыбка.

— Нет, спасибо.

Клэр отнесла пустые тарелки на кухню.

— Я думал, этим занимается Гарри, — как бы между прочим заметил он ей вслед.

— Да, обычно она. Но сегодня она с мамой на прогулке.

— Как удобно.

— Что вы имеете в виду? Какое отношение имеют прогулки моей матери к вашим поискам?

— Мне бы хотелось узнать от нее, где вы были в ночь убийства Джексона Уайлда.

У Клэр перехватило дыхание.

— Я не разрешу допрашивать мою мать, мистер Кассиди. Поймите меня правильно и не тратьте понапрасну силы и время. Мама не помнит, что произошло сегодня утром, не то что много дней назад. Если же она что-то и скажет, то это вряд ли будет ответом, заслуживающим доверия. А любое давление на нее лишь усилит ее депрессию, и я этого не допущу.

— Не думаете же вы, что ваши хлипкие доводы устроят нас с Гленном в качестве вашего алиби.

— У вас все равно нет выбора, — ответила она, слегка поморщившись при упоминании имени Гленна. — Вам придется довольствоваться моими словами. Так вот: в ту ночь я была дома.

— Вы совсем не выходили?

Холодный блеск его глаз смутил Клэр. Она нервно отбросила со лба упавшие пряди волос.

— Возможно, выходила. Но если и так, то буквально на минутку, ведь я не могу оставлять маму одну надолго, особенно ночью. Откровенно говоря, мистер Кассиди, я не помню. К датам я невнимательна.

Кассиди пристально посмотрел на нее, потом спросил:

— А где Ясмин?

— Она вчера вернулась в Нью-Йорк. — Как и предполагала Клэр, наутро после их стычки Ясмин была само раскаяние, просила о прощении. Подруги обнялись в знак примирения, вместе занялись уборкой, а потом усердно поработали над проектом нового каталога. Несколько раз Ясмин бросалась в свою спальню к телефону. Пару раз, до своего отъезда в Нью-Йорк, она не ночевала дома, возвращаясь на следующее утро подавленной и опустошенной. Но отношения Ясмин с ее женатым любовником касались лишь ее одной, и Клэр не вмешивалась.

У нее хватало своих проблем, и все они были связаны с человеком, который сейчас так внимательно смотрел на нее, напоминая ей чиновников муниципальной службы «Людские ресурсы», которые когда-то так же разглядывали ее, словно она была объектом для изучения психических отклонений в личности и поведении.

— Что это? — заинтересовался вдруг Кассиди, жестом указывая на вставленный в рамку исписанный листок бумаги, висевший на стене в кухне.

— Это рецепт тети Лорель, рецепт «Французского шелка». Кассиди недоуменно взглянул на Клэр.

— У меня никак не рождалось название для моего каталога, — объяснила она, улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям. — Мы с Ясмин несколько месяцев ломали над этим голову, но так и не могли ни на чем остановиться. Однажды холодным, промозглым днем мне вдруг ужасно захотелось шоколадного пирога, и я начала перебирать коробочку с рецептами тети Лорель. Наткнувшись на это название, я тут же поняла, что нашла именно то, что нужно. Тетя Лорель была очень довольна, узнав, что я назвала свою фирму по ее рецепту. — Взгляд Клэр омрачился. — Всего через несколько недель после этого она умерла.

Подойдя поближе, Кассиди прочитал:

— «Постепенно добавляйте сахар и ваниль в приготовленную смесь масла и расплавленного шоколада, все время потихоньку взбивая ее». Звучит вкусно.

— Это на самом деле вкусно. Мягкий, нежный, обволакивающий язык крем — я хочу, чтобы и мое белье, соприкасаясь с обнаженным телом, рождало такие же богатые, чувственные эмоции. Само название располагает к какому-то внутреннему комфорту, желанию потворствовать своим капризам.

Замолчав, Клэр вдруг заметила, что они как-то сблизились в этот момент — оба безмолвные, неподвижные; он всматривался в ее рот, глаза, и, если слух его был столь же острый, сколь и зрение, он наверняка слышал биение ее сердца.

Кассили прокашлялся, словно намекая, что молчание затянулось.

— Вы с Ясмин состоите в любовной связи? Вопрос обрушился как снег на голову. Ошеломленная, Клэр уставилась на Кассиди — рот раскрылся, глаза округлились от изумления.

— С чего вы взяли?

— Итак, я задал вопрос. — Когда же она начала хохотать, он сразу помрачнел. — Уайлд вел шумную кампанию за нормальные сексуальные отношения, и ему здорово доставалось за это от сексуальных меньшинств.

— Понимаю. Так вы думаете, он числился моим врагом по двум пунктам сразу? — весело спросила она. — Честно говоря, я смеюсь не над вами, мистер Кассиди. Я лишь представила себе, как Ясмин отреагировала бы на ваш вопрос. Вы разве не читаете бульварную прессу? У Ясмин были толпы любовников — и сплошь мужчины, что и принесло ей заслуженную репутацию роковой женщины.

— Здешние декорации натолкнули меня на эту мысль, вот в чем дело.

— А что именно? — с искренним любопытством спросила Клэр.

— Я здесь уже второй раз и до сих пор не увидел ни одного мужчины. Все работники, кого я здесь видел, — женщины. Они и ящики пакуют, и погрузчиками управляют. Что вы имеете против мужчин?

— Ничего.

— Вы замужем?

— Нет.

— А были?

— Нет.

— Помолвлены? Поколебавшись, она ответила:

— Нет.

Он поднял вверх указательный палец, словно уловив в ответе ложь.

— Подумайте еще раз. Клэр вспыхнула:

— Не слишком ли вы любопытны, мистер Кассиди?

— Нет, я просто выполняю свою работу. Расскажите мне о ваших отношениях с Дэвидом Алленом.

— Черт бы вас побрал! Вы что, и его расспрашивали?

— Пока не было необходимости в этом, но она возникнет, если не заговорите вы.

Клэр кипела. Кассиди выиграл в соревновании нервов.

— Это было давно, — бросила она. — До «Французского шелка». Он хотел жениться на мне.

— И что же случилось?

Она начала было выговаривать ему, что это его совсем не касается и ни к чему совать нос в чужую жизнь, но потом подумала, что любая враждебность с ее стороны лишь осложнит ситуацию. Да и тема, которую затронул Кассиди, вовсе не была опасной. Ее можно было обсудить безболезненно.

— Дэвид хотел, чтобы я определила маму в клинику для душевнобольных, — тихо сказала Клэр, опустив глаза. — Я и слышать об этом не хотела. Он предъявил мне ультиматум, в ответ я вернула ему обручальное кольцо.

— И с тех пор никаких серьезных увлечений?

— А разве вы не знаете?

— Нет еще. Я могу, конечно, продолжить свои поиски, но будет лучше, если вы сбережете мои силы, а себя избавите от ощущения неловкости и просто расскажете мне обо всем.

— Неужели моя личная жизнь имеет какое-то отношение к вашему расследованию?

— Может быть. Давайте поговорим и посмотрим, куда это нас приведет. — Он взгромоздился на стул у стойки бара и сложил руки, весь внимание.

Всем своим видом демонстрируя отвращение к обсуждаемой теме, она в конце концов выпалила:

— С тех пор как мы расстались с Дэвидом, у меня были увлечения, но ничего серьезного. Это вас удовлетворит?

— Пока да. — Он отвернулся и сделал вид, что углубился в изучение вырезок, разбросанных по стойке бара. — А Где ваш отец, мисс Лоран?

— Я уже говорила вам. Он умер вскоре после моего рождения. Не отрывая взгляда от Клэр, Кассиди встал со стула и медленно направился к ней, пока не подошел совсем близко, так что ей пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы смотреть в его колючие глаза.

— Вы опять мне лжете. В вашем свидетельстве о рождении в графе «Имя отца» стоит жирный вопросительный знак.

— Сукин сын. — Она замахнулась, чтобы влепить ему пощечину, но он вовремя перехватил ее руку. В глазах у Клэр заблестели слезы ярости и возмущения. — Вы не имеете права копаться в моей личной жизни.

— Труп с тремя пулевыми ранениями дает мне такое право. Клэр высвободилась из его железной хватки и прижала руки к груди.

— Ну раз уж вы такой проницательный, мистер Кассиди, что еще вы выискали, выполняя свою мерзкую миссию?

— Лораны, ваши дед и бабка, входили в элиту нью-орлеанского света — старинный род и к тому же со старинным богатством. Но подлинным сокровищем для них была их единственная дочь Мэри Кэтрин, в которой они души не чаяли. Она посещала самые престижные частные школы и воспитывалась сообразно своему положению в обществе. Но во время одного из котильонов, о которых, кстати она упоминала на днях в нашем разговоре, ее соблазнил один богатый молодой джентльмен. Вскоре она забеременела. Узнав об этом, она обо всем рассказала родителям, но назвать имя отца ребенка отказалась. Родители сделали то, что, по их мнению, было справедливым, — лишили свою дочь и имени, и наследства. Лишь ее тетя Лорель, сестра отца, приняла бедную племянницу. В обществе разразился страшный скандал, который не мог не отразиться на семье Лоран. Через два года родители Мэри Кэтрин скончались, и, как поговаривали, в муках стыда. Перед самой смертью ее отец завещал свое огромное поместье церкви.

— Которая мою мать отвергла, хотя и проповедовала идеи добра, всепрощения, — вставила Клэр.

— Но церковь тем не менее разрешила незаконнорожденной дочери Мэри Кэтрин посещать приходскую школу.

— Я училась милосердию у тетушки Лорель. Она была старой девой, со странностями. Но она бескорыстно любила мою мать и меня. Когда у мамы случались приступы, именно тетя Лорель успокаивала меня, вселяла надежду; она ухаживала за мной, когда я болела, помогала преодолеть все беды и невзгоды. Она была единственным человеком из всех, кого я когда-либо встречала в жизни, кто действительно жил по заповедям. Она не читала проповедей. Она была живым примером.

— Но я точно пересказал историю вашей матери?

— Даже слишком. Ее кузен Чарльз всегда был пунктуален до противного.

— Откуда вы узнали, что моя информация исходит от него?

— Потому что он единственный, кто остался из этой ветви Лоранов.

— Вы с ним общаетесь? Она горько рассмеялась.

— Нет, слава богу. Он такой же важный и напыщенный, как и все они. После того, что рассказала мне об этой семье тетя Лорель, я уже не удивлялась, что они отвергли мою мать, когда она больше всего нуждалась в их поддержке.

— Она ведь была почти ребенком.

— Семнадцать лет. — Клэр склонила голову набок. — Вы допускаете промашку, мистер Кассиди. В вашем голосе появились нотки сочувствия.

— Господи, это же было начало шестидесятых.

— Если точнее, конец пятидесятых. Эйзенхауэр еще был президентом. Америка еще не лишилась невинности. Благовоспитанные молодые люди еще не имели эрогенных зон.

Кассиди неодобрительно покачал головой.

— Но даже тогда родители не отказывались от своих дочерей из-за того, что те беременели.

— Лораны — другое дело. Мои дед и бабка так никогда больше и не заговорили с мамой. Для них она перестала существовать, впрочем, как и я.

— Она так никогда и не назвала вашего отца?

— Нет.

— И он не признал вас, даже втайне?

— Нет. Я уверена, он боялся последствий. Он принадлежал к тому же светскому кругу и, вероятно, наслаждался всеми привилегиями своего положения. Он видел, как обошелся свет с моей матерью, и не хотел Такой же участи для себя. Я его вовсе не виню.

— Дерьмо.

— Простите?

— Но ведь не в человеческой природе прощать такое. Клэр, чувствуя себя букашкой, которую вот-вот пришпилят к пробковой доске, предусмотрительно отступила.

— Куда вы клоните, мистер Кассиди?

— Кто бы ни был убийцей Уайлда, у него был особый счет к мужскому полу.

— Ах вот к чему вы пришли? Как умно.

— Я бы не сказал, что очень. Просто это напрашивается в качестве единственного объяснения того лишнего выстрела, который был сделан в Уайлда.

— Вы имеете в виду выстрел в пах?

— Откуда вы знаете?

— Во всех газетах было расписано, что Уайлду стреляли в яйца. — Она тряхнула копной волос и дерзко взглянула на Кассиди. — Итак, поскольку я рождена вне брака и на службе у меня заняты лишь женщины, вы и пришли к такому гениальному заключению, что именно я спустила курок, расправившись таким образом с Джексоном Уайлдом.

— Не будьте так ироничны.

— А вы не будьте таким нелепым, — сказала она, повысив голос. — Я не колеблясь признала, что питала глубокое отвращение ко всему, за что ратовал этот человек. Я была не согласна практически со всеми его идеями. И что из того? Многие думали так же.

— Верно. Но не у всех под угрозой оказалось дело их жизни, дающее средства к существованию. Так что это обстоятельство выводит ваше имя в списке подозреваемых на первый план.

— Вы зря теряете со мной время.

— Не думаю. Я слишком часто ловил вас на обмане.

— Я объяснила вам происхождение папки с материалами из прессы.

— Я и не эту ложь имел в виду, — сказал он.

— Тогда что же? Ваша подозрительность убивает меня.

Он повернулся к ней спиной и направился к двери. Темный костюм сидел на нем отлично. Шитый у портного пиджак аккуратно облегал поджарый торс, и на брюках не было ни единой морщинки. Какое было бы наслаждение, если бы она могла сосредоточиться только на его бесспорной привлекательности, как поступили бы на ее месте многие женщины.

Но Клэр смотрела на него глазами испуганного ребенка. Она не могла думать об этом человеке отвлеченно от той системы, которую он представлял. Клэр слишком рано научилась ее бояться, ненавидеть, сопротивляться ей. Свою антипатию она перенесла и на Кассиди.

Как смеет он копаться в горестном прошлом ее матери? Оно оставило в Мэри Кэтрин такую глубокую скорбь, что, для того чтобы выжить, ей пришлось заточить себя в мире грез. Ее иллюзии были окрашены в розовый цвет, но защищали надежнее железных ворот. Вот уже тридцать лет они оберегали ее от сердечных мук и всеобщего презрения. И было бы несправедливо выставлять напоказ незнакомому человеку ее горести, чтобы заставить ее переживать их заново.

Кассиди был уже около двери. Правая рука его легла на защелку. Клэр понимала, что испытывает его терпение, но ничего не могла с собой поделать.

— Вы блефуете, — ядовито заметила она. Он резко обернулся и быстро подошел к ней.

— Вы же говорили мне, что никогда не встречались с Джексоном Уайлдом.

Он вдруг схватил ее за волосы и, зажав их в кулаке, запрокинул ей голову. Приблизив к ней лицо, он заговорил быстро и тихо, настойчиво и уверенно:

— Вы вовсе не коротали «тихий вечер дома» в день убийства. Я получил несколько видеопленок от местной компании кабельного телевидения, которая была нанята для документального освещения нью-орлеанского крестового похода Уайлда. Одна из пленок была с записью его последней службы. Запись была сделана полностью. Когда Уайлд в заключение своей проповеди пригласил желающих подойти к нему, сотни людей бросились к подиуму со всех уголков собора. В числе первых, кто подошел к священнику, была молодая женщина, которая пожала ему руку и заговорила с ним.

Кассиди в упор глядел на Клэр, словно пытаясь запечатлеть в памяти выражение лица женщины. Затем отпустил ее волосы и вышел, бросив через плечо:

— Это были вы, Клэр.

Зазвонил телефон, и Андре Филиппи виновато вскочил, захлопнув ящик стола. Звонок был словно укор, напоминавший, что Андре любуется фотографией своей возлюбленной в рабочее время. Он взял трубку и бодро и деловито представился.

— Чем могу служить?

— Bonsoir^[3], Andre.

— Bonsoir, — ответил он уже более мягким тоном, мгновенно узнав этот голос, хотя он был тихим и сдавленным. — Как ты?

— Все еще не могу прийти в себя после случившегося на позапрошлой неделе.

Рот Андре тронула сочувственная улыбка.

— Да, жуткая была ночка.

— Я звоню поблагодарить тебя еще раз за молчание.

— Уверяю тебя, не стоит благодарности. У меня не возникло никаких проблем с полицией. Они согнали моих постояльцев, словно стадо, и задавали им вопросы, как уголовникам.

— Ты позаботился обо мне?

— Не стоит волноваться. Нет никаких записей о твоем пребывании здесь в ту ночь.

— А кто-нибудь спрашивал тебя об… об этом?

— Полиция, — с отвращением ответил Андре. — И еще я говорил с человеком по имени Кассиди.

— Тебя допрашивал Кассиди?

— Два раза. Но не волнуйся. Я отвечал только на общие вопросы и не вдавался в особые подробности.

— Мое имя не всплывало?

— Нет! И, naturellement^[4], я не стал бы его упоминать.

— Верю, что ты так и сделал. Просто… ну, не нужно никому знать обо мне.

— Я понимаю.

— Я рассчитываю на твое молчание, Андре. Это чрезвычайно важно для меня.

— Это самый лучший комплимент для меня. Merci.

— Я хочу попросить еще об одной услуге, Андре.

— Сочту за честь.

— Если Кассиди или кто-нибудь еще напрямую спросят обо мне, ты дашь мне знать?

— Certainement^[5]. Немедленно. Хотя я уверяю, что опасаться нечего.

Еле слышно голос в трубке произнес:

— Я надеюсь.

Глава 8

Ариэль Уайлд вела заседание правления компании Джексона Уайлда, его так называемого министерства. Собравшиеся были слушателями поневоле: их присутствие на заседании было продиктовано уважением к вдове, почтением к ее мужу, который был погребен лишь вчера, да и просто собственными опасениями, что такое доходное предприятие с уходом его лидера может оказаться банкротом.

Ариэль сидела во главе длинного стола в зале заседаний на верхнем этаже министерского офиса в Нэшвилле. Вся в черном, она выглядела хрупкой и изможденной — настолько, что, казалось, с трудом подносила к бледным губам полупрозрачную чашку из китайского фарфора с бесцветным травяным чаем. Ее потускневшие от слез глаза глубоко запали, обрамленные синей тенью усталости и отчаяния.

Никто, кроме Ариэль, не знал, что эти свидетельства невыразимой скорби легко смывались водой и мылом.

Сидевшие за столом заседаний, затаив дыхание, ждали, когда же заговорит вдова. В душе они сочувствовали ей, но в то же время их гораздо больше волновали их личные проблемы, возникшие со смертью преподобного.

— Джентльмены, позвольте мне начать со слов благодарности в адрес каждого из вас и правления в целом за поддержку, которую вы оказали мне и Джошу в эти мрачные и тревожные дни после смерти Джексона.

Она подарила каждому нежную улыбку, затем глотнула еще чаю, прежде чем приступить к существу вопроса.

— К сожалению, никто из нас не ожидал столь трагического ухода Джексона. Это застало нас врасплох. Кто мог предугадать, что какой-то безумец посягнет на одного из самых преданных посланников бога?

Раздалось приглушенное «аминь».

— Дьявол ждет, что сейчас мы отступим, начнем зализывать раны. Он рассчитывает, что мы согнемся под тяжестью столь скорбной ноши. Заставив замолчать Джексона, он думал, что заставит замолчать всех нас. — Как и было заранее отрепетировано, в этом месте она сделала стратегическую паузу. — Но дьявол недооценил нас. Нас не испугать и не заставить молчать. Министерство Джексона Уайлда будет работать, как и прежде.

Обтянутые темными жилетками животы расслабились. Напряжение, царившее до этого момента в зале, спало. Пот, собравшийся в нахмуренных бровях, начал испаряться. Облегчение если и не прорвалось наружу, то легко угадывалось в просветлевших лицах.

Ариэль еле сдержала самодовольную улыбку. Теперь-то они были у нее в руках. Они, конечно, могли считать себя посланниками господа. Несомненно, некоторые искренне верили в святость их миссии.

Но все они были мужчинами, и никто из них не был чужд слабостей, присущих каждому потомку Адама. Все опасались за свое будущее. В полной уверенности, что Ариэль объявит о роспуске министерства, они молились о чуде. Только что она подарила им это чудо.

Но, как и положено, нашелся среди них один скептик.

— Как, Ариаль? — спросил вечно сомневающийся Томас. — Я имею в виду, без Джексона как мы реально можем продолжать наше дело? Кто будет читать проповеди?

— Я.

Все в изумлении уставились на нее, ошеломленные таким поворотом событий. Было очевидно, что в способности Ариэль мало кто из них верил. Она слегка тряхнула головой, и ее платиновые волосы заструились по плечам. Во всем ее облике чувствовались решимость и уверенность в собственных силах.

— Мы… думали, что следовало бы пригласить нового проповедника.

— Что ж, все вы ошибались, — мягко сказала Ариэль. — Вот почему я и созвала это совещание — чтобы сразу посвятить вас всех в свои планы и уже больше не повторяться.

Она сцепила руки, положив их на стол. От ее еще недавней хрупкости не осталось и следа, теперь в ней чувствовалась неукротимая жизненная сила. Еще несколько минут назад едва мерцавший в ее глазах блеск сменился бушующим пламенем.

— Наши сторонники, безусловно, захотят узнать о моих чувствах в связи с кончиной Джексона. Он умер неожиданно, смерть его была жестокой. Это как раз и будет сюжетом для моих проповедей, по крайней мере, в ближайшее время. А кто лучше вдовы сможет прочитать их?

Члены совета молча переглянулись, обескураженные.

— Все проповеди Джексона были написаны братом Уильямсом. Теперь он напишет кое-что и для меня, — сказала она, кивнув сидевшему по левую сторону от нее джентльмену. Тот неловко закашлялся, но промолчал.

— Со временем мы перенесем акцент в наших проповедях с убийства Джексона на другие темы. Надо будет продолжить борьбу с порнографией, поскольку наше министерство уже зарекомендовало себя в этом. Иногда можно будет пригласить проповедника и со стороны, но надо помнить, что люди шли В церковь главным образом для того, чтобы увидеть Джексона и меня, ведь так? Джексона больше нет. Осталась я одна. И если вы думаете, что лишь он мог прорицать адский огонь и вечные муки, дождитесь и послушайте мои проповеди — и тогда вы убедитесь, на что я способна.

Ее резкость смущала собравшихся, но никто не осмеливался одернуть вдову. Она же стремилась к тому, чтобы все поняли с самых первых минут и до конца, что отныне бразды правления в ее руках и это непререкаемо. Так же, как слово Джексона было для всех законом, так законом теперь становилось ее слово.

Она встала. Остальные медленно и неуверенно стали привставать со своих мест, как нокаутированные боксеры, которые пытаются собраться с силами, и последовали ее примеру.

— Джош уполномочен выступать от моего имени, — сказала она, направляясь к двери. — Однако я предпочитаю, чтобы все вопросы и проблемы согласовывались непосредственно со мной. Чем скорее я приступлю к обязанностям, некогда лежавшим на Уайлде, тем будет лучше. Если же кто-то не согласен с этим…

Она распахнула дверь и кивком головы указала, куда могут удаляться те, кто не согласен играть по ее правилам. Никто не шелохнулся. Под строгим взглядом, которым Ариэль обвела собравшихся, они боялись даже дышать. В конце концов вдова приняла тишину, воцарившуюся в зале, как знак молчаливого согласия уважаемого правления.

Ее бледное лицо озарила ангельская улыбка.

— О, я так рада, что все вы приняли решение остаться со мной. Джексон непременно бы это одобрил, да он и не ожидал от вас другого. И, разумеется, господь тоже возрадовался, глядя на вас.

Она опять улыбнулась и протянула руку Джошу. Он услужливо поспешил к мачехе и встал рядом, положив ее руку на свой локоть. Вместе они покинули зал заседаний.

— Это был настоящий спектакль, — упрекнул ее Джош на выходе из здания.

— Спектакль? — Ариэль уютно устроилась на плюшевом сиденье лимузина, ожидавшего их у обочины.

— Мы едем домой, — сказал Джош шоферу, закрывая перегородку между ним и салоном. Откинувшись на сиденье, он уставился в окно, пытаясь обуздать свой гнев, прежде чем обратиться к мачехе. Наконец он повернулся к ней:

— Могла бы сначала со мной обсудить это.

— Ты, похоже, не в себе, Джош. Что тебя так взбесило?

— Не надо водить меня за нос, Ариэль. И не хлопай ресницами, как кокетка на вечеринке. Изображай невинность перед кем-нибудь другим, но не передо мной. Неужели ты еще не поняла, что со мной это не проходит?

Ариэль поджала губы:

— Да, я понимаю, ты огорчен, что я не обсудила с тобой свои планы, прежде чем выносить их на совет.

— Ты что, уже совсем потеряла чувство реальности, Ариэль? — Джош был на самом деле ошарашен происшедшим и не скрывал этого.

— Ты думаешь, я не смогу справиться с этой организацией?

— Нет. Хотя, как мне кажется, ты себя и убедила в том, что сможешь. — Он посмотрел на нее долгим, оценивающим взглядом. — Тебя ведь ничто не остановит на твоем пути, ты просто не допустишь этого, не так ли? Даже смерть отца тебе не помеха. Ариэль невозмутимо повращала головой, словно пытаясь снять напряжение в шее.

— Послушай, Джош, Джексон мертв, и ничего уже с этим не поделаешь. Мы похоронили его.

— С большей помпой, чем проходят коронации.

— Пресса ведь обратила на это внимание, правда?

— И для этой цели тебе понадобился хор, оркестр и эти чертовы летающие голуби?

— Вице-президент Соединенных Штатов лично присутствовал на церемонии! — закричала она. — Неужели ты настолько глуп, что не понимаешь, чего это стоит?

— Ему? Миллиона голосов избирателей.

— А нам — полутора минут в программе новостей. Репортаж на весь мир, Джош. — Гнев ее уже разыгрался вовсю. — Неужели ты и любой из сидевших на совете настолько глупы, что подумали, будто я откажусь от бесплатной рекламы? Неужели вы подумали, что я такая дура? Если так, то дураки — вы. А я намерена выжать из смерти Джексона все, что только возможно. Это подарок судьбы. Я о нем не просила сама.

Джош снова отвернулся к окну, бормоча:

— Неужели ты?

— Что?

Он не ответил.

— Джош! Повтори, что ты сказал.

— Я просто вслух размышлял, могла ли ты желать его смерти.

Она смерила его холодным взглядом.

— Думаешь, я избавилась от Джексона для того, чтобы завладеть тобой? — с презрительной ухмылкой спросила она.

— Не мной. Но, может быть, его телешоу. — Он наклонился к ней и прошептал:

— Что ты делала, когда покинула мой номер в ту ночь, а, Ариэль?

Тень беспокойства промелькнула в ее глазах.

— Мы же договорились никогда больше не говорить об этом.

— Нет, это ты настаивала, чтобы я никогда не упоминал об этом.

— Чтобы полиция не смогла воспользоваться в своих целях этой информацией.

— Совершенно верно, — тихо сказал он.

— Да к тому же эти подробности не стоят того, чтобы о них распространяться. — Она с беззаботным видом смахнула воображаемую пылинку со своего черного платья.

— Сначала я тоже так думал. Теперь я не так уверен в этом. Может быть, и стоило все рассказать. Ты же сказала, что сходишь к себе за нотами.

— Ну и что?

— А то, что мы вовсе не репетировали, как говорили полиции, а значит, и ноты нам не были нужны.

— Я хотела принести их для будущей репетиции.

— Но ты вернулась с пустыми руками.

— Я их не нашла.

— Тебя не было почти пятнадцать минут.

— Я искала их везде, да к тому же старалась не шуметь, ведь Джексон спал.

— Или был мертв. У тебя было достаточно времени, чтобы убить его. Думаю, Кассиди было бы интересно узнать про эти пятнадцать минут.

— Ты не можешь рассказать ему, не втягивая в это дело себя. Джош, пытаясь осмыслить заново все происшедшее, продолжал, не обращая внимания на ее слова:

— У тебя, конечно же, был мотив для убийства. Помимо того, что отец был тираном, он еще и стоял на твоем пути. Ему доставались и почести, и деньги — ему, а не тебе. Тебя уже больше не устраивало заднее сиденье, ты хотела пересесть за руль. Тебе нужно было все министерство. Тебя одолела не только жадность, ты устала от вечных придирок отца по поводу твоего посредственного голоса, лишнего веса, да что говорить — по любому поводу. И вот ты убила его, а меня использовала как свое алиби.

— Послушай меня, ты, дерьмо, — сказала она, возвращаясь к своему привычному лексикону доджексоновской поры. — Иногда я ненавидела его до такой степени, что могла бы и убить. Легко убить. Но с ним было связано все лучшее в моей жизни. Я бы так и осталась до конца дней своих сестрой пожизненно осужденного, а не была бы одной из самых уважаемых женщин Америки, которой присылает цветы сам президент. Нет, я не убивала его. Но я буду дурой, если, оплакав его кончину, упущу те возможности, которые она передо мной открывает. Я намерена драться, как зверь, чтобы только сохранить все, чего я достигла.

Лимузин свернул на извилистую дорожку, ведущую к дому. Огромный и комфортабельный, он тем не менее был лишен того уюта, который когда-то умело создавала и поддерживала мать. Теперь же это был дом Джексона. На всем лежала печать его присутствия и злой воли. Джош ненавидел каждую минуту, проведенную под этой крышей.

Но сейчас, как ни горько это было признавать, больше всего он ненавидел самого себя. Ведь, испытывая презрение к той деловитости, с которой Ариэль отнеслась к смерти отца, он втайне восхищался ею. Ему бы хотелось так же легко и без всяких угрызений совести отрешиться от происшедшего. Душой он не принимал стремления Ариэль к власти и богатству, но втайне завидовал ее решительности и упорству.

— Я знаю, у тебя были свои планы на будущее, Джош, — говорила между тем Ариэль. — Но они не стыковались с планами Джексона. Естественно, он начертал тебе совсем иной путь в жизни, и ты до сих пор зол на него.

— Сама не понимаешь, какую чушь ты несешь, — ответил Джош. — Все, что произошло между нами, случилось задолго до твоего появления в нашей семье.

— Но я слышала об этом — и от тебя, и от Джексона. У вас были серьезные стычки по поводу того, кем тебе быть — концертирующим пианистом или присоединиться к миссии отца.

— Мне не нужно напоминать, о чем был спор.

— Знаешь что, Джош, твой отец был прав. Мы с тобой сделали три евангелистских альбома. Все они получили высшие награды. Рождественский альбом, который мы записали прошлой весной, пойдет нарасхват после случившегося. Нам даже не придется потратить ни цента на рекламу. Он и так не залежится. Министерство отца принесло тебе богатство и известность, Джош. И, конечно же, не стоит даже сравнивать это с тем, что бы ты имел, выступая на сцене со своим классическим хламом. Подумай об этом.

Шофер остановил машину и вышел, чтобы открыть перед Ариэль дверцу.

— Я бы хотела, чтобы ты остался в деле ради твоего же блага.

Но если уж ты решил уйти — что ж, мне все равно.

Уже ступив одной ногой на мостовую, она обернулась и добавила:

— Не думай, что смазливые пианисты так уж дорого ценятся, Джош. Впрочем, как и любовники.

Когда Кассиди входил в отель[«Фэрмон», он уже изрядно промок и был взвинчен до предела. Парковаться пришлось за квартал от отеля, а бежать — под проливным дождем. Подходя к бару в вестибюле, он снял плащ, отряхнув его от воды, и пробежал пальцами по влажным волосам.

Он посмотрел на часы. Оставалось еще двенадцать минут. До того, как Андре Филиппи приступит к работе. Из своих источников Кассиди узнал, что по ночному менеджеру можно сверять часы.

В ожидании Кассиди потягивал обжигающе горячий напиток, который принесла официантка. Итак, он нащупал след. Они с Гленном и своей бригадой, назначенной на расследование этого дела, проверили сотни фактов, но все безрезультатно. Но вот теперь Кассиди, похоже, выбрал верное направление.

Во всяком случае, он очень на это надеялся. Ему нужен был хоть какой-то результат. Краудер уже начинал терять терпение. Он с большой неохотой разрешил Кассиди поездку в Нэшвилл и, к сожалению, оказался прав. Поездка от начала и до конца была пустой тратой времени. Тысячи людей съехались на похороны проповедника.

Удостоверение помощника прокурора помогло Кассиди отвоевать себе место рядом с самыми верными соратниками и близкими Уайлда. Если среди них и был убийца, он или она искусно скрывали свое вероломство под маской печали и безутешной скорби. Кассиди не заметил и тени торжества или облегчения на лицах скорбящих возле гроба. Если даже, предположить, что Уайлд был убит кем-то из его соратников, в чем искать мотив преступления? Ведь все они кормились от его телепроповедей и крестовых походов. Уайлд щедро оплачивал личную преданность ему.

Как и в любом другом бизнесе, империю Уайлда тоже не обходили внутренние конфликты и раздоры. Психологическая несовместимость. Зависть. Распри и ссоры на самых разных уровнях служебной лестницы. Но, как бы то ни было, любой из окружения Уайлда, если он и спустил курок, автоматически лишил себя источника дохода. Так что смысла в этом не было никакого.

Единственными, кто подходил на роль подозреваемых среди присутствовавших на похоронах, оказались Ариэль и Джошуа. Кассиди не спускал с них глаз. Джош был в состоянии прострации. Не мигая, он неотрывно смотрел на гроб. По его виду невозможно было угадать — то ли он потрясен случившимся, то ли ему все безразлично, то ли просто смертельно надоел этот спектакль.

Вдова была сколь благочестива, столь же и трогательна в своей скорби. Она испрашивала господнего благословения для всех, с кем вступала в разговор, передавала их молитвы всевышнему. Кассиди почему-то пришло на ум сравнение ее с бабочкой со стальным хребтом. Под маской ангела скрывалась холодная и волевая женщина, способная, возможно, и на убийство. Проблема состояла в том, что Кассиди располагал лишь несущественными уликами, на которых невозможно построить обвинение. Он не мог доказать ее связь с пасынком, а по всем внешним признакам выходило, что она обожала мужа и глубоко скорбит о его смерти.

Возможно также и то, что истинного преступника на похоронах не было. Последний разговор Кассиди с Клэр Лоран весьма заинтересовал их с Гленном, и они тщательно проанализировали ее поведение. Один абсолютно верный вывод напрашивался сам собой: Клэр лгала.

С самого начала она солгала насчет своего интереса к Джексону Уайлду. Найденная папка явно подтверждала этот обман, но только этот. Далее, Клэр пыталась скрыть некоторые неприятные моменты из своего прошлого, хотя это свидетельствовало лишь о том, что она глубоко переживает за свою мать.

Что же касается видеопленки с записью службы Уайлда, она явно доказывает, что Клэр лгала, когда утверждала, что никогда не встречалась со священником и что была дома в день его убийства. Но в то же время эта видеозапись никак не привязывает Клэр ни к номеру в отеле «Фэрмон», где жила жертва, ни к орудию убийства. И Кассиди, и Гленн знали, что суд присяжных никогда не вынесет приговора на основании таких случайных улик.

Да и кроме того, Гленн почему-то проникся доверием к Клэр.

— Она, конечно, наглая, высокомерная сучка, но я сомневаюсь, что она могла убить. Я настаиваю на том, что это дело рук жены и сына. Нам известно, что они там были. Про мисс Клэр Лоран мы этого не знаем.

Но улика, которую Гленн обнаружил сегодня днем, как раз могла стать тем недостающим звеном в цепи его рассуждений и в корне изменить его мнение о владелице «Французского шелка».

— Этот прощелыга из отеля врет без зазрения совести, — сказал Гленн.

— Похоже. Хочешь, чтобы я им занялся? — У Кассиди уже зачесались руки.

— Сделай одолжение. Если я подкачусь к нему, могу только спугнуть говнюка.

Кассиди, не теряя ни минуты, рванул в «Фэрмон», чтобы успеть перехватить Андре Филиппи.

Он сразу же узнал его, когда тот еще только подходил к регистрационной стойке. Кассиди спешно расплатился за кофе, схватил плащ и стремительным шагом пересек вестибюль.

Андре не слишком обрадовался встрече. На его лице отразилась явная неприязнь.

— В чем дело, мистер Кассиди? Я очень занят.

— Ценю вашу занятость, но я в таком же положении.

— Может быть, вы позвоните завтра и назначите время?

— Сожалею, но мне действительно нужно переговорить с вами именно сейчас. Прошу прощения за причиненное неудобство и обещаю, что наш разговор не займет больше минуты. У вас есть плейер?

— Плейер? — Андре подозрительно посмотрел на Кассиди. — Есть, в моем кабинете. А зачем вы вам?

— Можно мне им воспользоваться?

Кассиди не стал дожидаться разрешения. Он направился прямиком к кабинету Андре, и тому ничего не оставалось, кроме как следовать за ним, причем очень быстро. Войдя в кабинет, Кассиди тут же устремился к аппарату, включил его и вставил кассету.

— Это в высшей степени некорректно, мистер Кассиди.

Если вы хотели встретиться со мной…

Андре вдруг притих — раздался записанный на пленку телефонный звонок. Он услышал свой голос, ответивший в трубку, затем прозвучало знакомое:

— Bonsoir, Andre.

Он тут же узнал этот голос. Вспомнил и сам разговор. Кассиди видел, как съежился метрдотель в своем безупречном черном костюме. Капельки пота выступили на его лоснящемся лбу. Плотно сжатые губы дрогнули. Андре попятился к столу, хватаясь за угол, чтобы не упасть.

— Mon Dieu^[6], — прошептал он, а пленка все крутилась, и голос все звучал. Из нагрудного кармана Филиппи достал носовой платок и промокнул взмокший лоб. — Пожалуйста, пожалуйста, мистер Кассиди, выключите это.

Кассиди не стал выключать, но слегка приглушил звук. Он ожидал определенной реакции, но не такой бурной. По сути, он получил гораздо больше того, на что первоначально рассчитывал. Его так и подмывало схватить стоявшего перед ним человечка за грудки и вытрясти из него всю душу. Сдержать свой пыл и гнев стоило определенных усилий.

— Почему бы вам не рассказать мне об этом, Андре? Я даю вам шанс объясниться.

Андре облизал губы и продолжал нервно теребить носовой платок с монограммой. Даже если бы его сейчас приговорили к смертной казни, он все равно не выглядел бы таким подавленным.

— Она знает, что у вас есть эта запись?

У Кассиди бешено застучало сердце. Еще мгновение — и он узнает имя женщины, которой принадлежит голос на пленке. Филиппи уверен, что Кассиди оно уже известно. Только бы не спугнуть его! Кассиди непринужденно пожал плечами.

— Это ведь ее голос, не так ли?

— О, милая. Подумать только! — застонал Андре, съежившись еще больше. — Бедная, бедная Клэр!

Вот уже около часа Клэр разговаривала по телефону с Ясмин. Та была в подавленном состоянии. Клэр подозревала, что она выпила лишнего.

— Он всегда так торопится, — хныкала Ясмин. Клэр эгоистично подумала, что лучше бы подруга продолжала хранить в секрете свой любовный роман. С того самого вечера, когда она во всем призналась Клэр, их разговоры большей частью крутились вокруг этого загадочного любовника и несчастливой доли, которая выпала бедным возлюбленным.

— Он делит свое время между семьей и тобой, Ясмин. Он не принадлежит тебе полностью. Это лишь один из неприятных моментов, которые сопровождают роман с женатым мужчиной. Ты должна или примириться, или покончить с ним раз и навсегда.

— Я уже смирилась. Просто дело в том, что — ну, знаешь, в самом начале наши встречи были спокойнее, романтичнее, что ли.

— А теперь это все наспех: пришел, сделал дело — и привет, мадам. Так ведь?

Клэр думала, что такое грубое замечание разозлит подругу. Но Ясмин вдруг разразилась таким смехом, что невольно подумалось о джунглях и их обитателях.

— Ты не права. В прошлый уик-энд он «поработал» надо мной на славу…

— Ну тогда я не понимаю, на что ты жалуешься. Внезапно голос подруги прервался рыданиями. Клэр никогда не сталкивалась с такой Ясмин; она не плакала даже тогда, когда косметическая фирма, где она работала, предпочла ей другую фотомодель. А именно с того момента у Ясмин начались финансовые трудности. Правда, она и слышать не хотела о том, чтобы принять от Клэр помощь хотя бы в виде займа, и даже обсуждать свои проблемы отказывалась наотрез. Но, как никто другой, зная характер Ясмин, ее гордость, Клэр отступила со своим настойчивым предложением помощи. Она надеялась, что Ясмин согласится принять ее, не доводя ситуацию до отчаянной.

— Иногда мне кажется, что это единственное, для чего я нужна ему, — тихо сказала Ясмин. — Ну, ты понимаешь, я имею в виду-то, чем мы занимаемся в постели.

Клэр тактично промолчала.

— Нет, я знаю, что это не так, — торопливо поправилась Ясмин. — Наши отношения — это не просто физическая близость, это гораздо больше. Просто эти чертовы обстоятельства так расстроили меня, вот и все.

— Что случилось?

— Он был по делам в Вашингтоне на этой неделе и сказал мне, что сможет организовать поездку так, чтобы на пару дней потом заехать в Нью-Йорк. Но дела заняли больше времени, чем ожидалось, и он задержался. Нам удалось побыть вместе лишь один день. Когда он собрался уезжать сегодня днем, я думала, что умру, Клэр. И я сделала то, что не должна была делать. Я стала умолять его остаться. Он разозлился. И вот теперь я сижу одна и не могу даже позвонить ему и извиниться. Я должна ждать, пока он сам позвонит мне.

Клэр была обеспокоена и в то же время возмущена. Единственное, чего можно было ожидать от этой любовной истории, так это разбитых надежд и иллюзий. Ясмин следовало бы прозреть и понять это. Нельзя больше позволять дурачить себя, надо покончить со всем этим сейчас же. Но Ясмин наверняка не обрадуется, услышав такой непрошеный совет.

— Извини, Ясмин, — искренне сказала Клэр. — Я знаю, что тебе больно, и сама страдаю от этого. Я хочу видеть тебя счастливой. Я бы только хотела тебе помочь.

— Ты и так помогаешь — слушаешь мои излияния. — Ясмин всхлипнула. — Ладно, хватит об этом. Я связалась с Леоном, и мы составили окончательный график съемок на следующей неделе. Ты можешь его записать?

Клэр взяла бумагу и карандаш.

— Готова. О, подожди, — сказала она, услышав зуммер на другой телефонной линии. — Мне звонят. Одну секунду.

Клэр нажала кнопку, переключившись на параллельную линию. Через несколько секунд она вернулась к разговору с Ясмин.

— Я должна идти. Это мама.

Ясмин знала, что в таких случаях продолжать разговор бессмысленно.

— До завтра, — наспех попрощалась она и повесила трубку. Клэр выбежала из офиса и бросилась вверх по лестнице, не став дожидаться лифта. Буквально через минуту она уже мчалась вниз. Пробегая по темному складу, она на ходу натягивала блестящий черный виниловый плащ и такую же шляпу.

Засовы не были задвинуты, и система сигнализации отключена, Клэр торопливо распахнула дверь — и лицом к лицу столкнулась с Кассиди.

По нему было видно, что он уже побывал под дождем — волосы словно прилипли к голове. Ворот плаща поднят, плечи ссутулены. Кассиди протягивал руку к звонку, когда дверь открылась. Увидев Клэр, он удивился не меньше, чем она.

— Что вы хотите? — спросила Клэр.

— Мне нужно поговорить с вами.

— Не сейчас. — Она включила сигнализацию и захлопнула за собой дверь. Обойдя Кассиди, она устремилась во двор, но тут же почувствовала на запястье железную хватку Кассиди.

— Пустите меня! — закричала она, пытаясь высвободить руку. — Мне надо идти.

— Куда?

— По делу.

— Я отвезу вас.

— Нет!

— Куда вы направляетесь?

— Пожалуйста, отстаньте от меня. Дайте мне пройти.

— И не надейтесь. Пока вы мне не объясните, вы никуда не пойдете.

Молния на мгновение озарила его мужественное лицо, исполненное твердой решимости. Он явно не собирался довольствоваться отказом, и она, пререкаясь, лишь зря теряла время.

— Хорошо, можете отвезти меня.

Все еще цепко держа ее за руку, Кассиди направился к машине. Усадив Клэр на пассажирское сиденье, Кассиди обежал автомобиль и сел за руль. Струйки дождя стекали с его носа и подбородка, пока он заводил мотор.

— Куда ехать?

— Отель «Поншартрэн».

Глава 9

— Это на авеню Сен-Шарль, — подсказала Клэр.

— Я знаю, где он находится, — ответил Кассиди. — Какого черта вы так рветесь туда?

— Пожалуйста, мистер Кассиди, нельзя ли побыстрее?

Решив воздержаться от комментариев, он вырулил с обочины и повернул на Конти-стрит. В этот поздний час Французский квартал словно вымер. Редкие прохожие, гонимые дождем и ветром, стойко сражались с зонтами.

Остановившись у светофора на перекрестке, Кассиди повернул голову и в упор посмотрел на Клэр. От его взгляда, словно от пощечины, у нее загорелась щека, и она вновь вспомнила то ощущение, которое испытала, когда он, не сдержавшись, схватил ее за волосы. Клэр повернула голову и смело встретила его пронизывающий взгляд.

— Спасибо, что подвезли меня.

— Не надо меня благодарить. Вы со мной за это расплатитесь.

— А, понимаю. Мужчины всегда ждут от женщины платы, не так ли? Бескорыстных услуг просто не существует.

— Вы себе льстите, мисс Лоран.

— И не думаю. Разве нет такой прибаутки среди мужчин, что любая хороша в два часа ночи?

— Какое извращение. У вас очень невысокое мнение о мужчинах.

— Вы уже как-то говорили об этом. Мне кажется, мы исчерпали эту тему, не так ли?

— Послушайте, — со злостью сказал он. — Мне от вас не нужно ничего, кроме ваших ответов. Прямых, без всяких идиотских уловок.

— Ну, это будет несложно. Что вы хотите знать?

— Почему вы солгали мне. Нет, постойте, не торопитесь отвечать. Мне бы следовало выразиться точнее, не правда ли? Так вот: я хочу знать, почему вы солгали мне насчет вашей встречи с Джексоном Уайлдом. Вы не просто виделись с ним, вы подошли к нему вплотную. Пожали ему руку.

— Да, думаю, мне следовало рассказать вам об этом, — сокрушенно произнесла она. — Но в этой встрече не было никакого особого смысла. Никакого! — повторила она, когда он вновь просверлил ее взглядом. — Я хотела встретиться со своим противником лицом к лицу. Вот и весь смысл.

— Я очень сомневаюсь в этом. Если только в этом и состоял смысл вашей встречи, вы бы не стали лгать.

— Я не сказала вам, потому что была в растерянности. Конечно, это было глупостью, ребячеством, но мне страшно понравилась идея увидеть Уайлда именно в момент его проповеди. Я-то знала его в лицо, а он меня нет. Он ведь считал, что своей проповедью завоевал мою душу, раз я была в числе тех, кто слушал его. Меня просто охватил какой-то азарт, стоило мне представить его, когда он узнает, что приветствует одного из своих самых заклятых противников, заблудшую овцу в своем стаде.

— Ну что ж… Я приму это, пожалуй.

— Хорошо.

— Если бы не еще одно «но».

— Что вы имеете в виду?

— Вы ведь скрыли и то, что были в ту ночь в отеле «Фэрмон».

У Клэр на языке вертелось с десяток возражений, но один лишь взгляд на Кассили лишил ее дара речи. Он же, казалось, был уверен в том, что заманил ее вдовушку. Пока не выяснится, что конкретно он ставит ей в вину, лучше промолчать, рассуждала про себя Клэр. Иначе она увязнет еще глубже.

Как только появилась возможность проскочить перекресток, Кассиди вырулил в сторону Кэнел-стрит. Придерживая руль левой рукой, правой он вытащил из кармана плаща кассету. Затем вставил ее в магнитофон и отрегулировал громкость.

Сердце у Клэр готово было выпрыгнуть из груди, стоило ей услышать свой собственный голос. «Bonsoir, Andre». В оцепенении она уставилась взглядом на залитое дождем переднее стекло. Пока ехали по Кэнел-стрит, в машине все звучала запись недавнего телефонного разговора Клэр с Андре Филиппи.

Когда пленка закончилась, Кассиди вытащил кассету и убрал ее обратно в карман. Он сосредоточенно следил за дорогой, пытаясь проскочить Ли-Серкл и выбраться затем на авеню Сен-Шарль.

— Я не знал, что вы говорите по-французски. И притом очень хорошо. Это-то меня и сбило с толку. Я никак не мог предположить, что это ваш голос. До тех пор, пока ваш старый приятель Андре не раскрыл мне эту тайну.

— Андре никогда не предал бы друга. Он был уверен, что я уже знал, кому принадлежит этот голос.

— Другими словами, вы провели его.

В ответ на это Кассиди лишь пожал плечами.

— Зачем вам понадобилось прослушивать его телефон?

— Я знал, что он что-то скрывает, и мне необходимо было узнать, что именно. В подобных случаях всегда так делается.

— Это вас совершенно не оправдывает. Вы посягнули на право личности. Андре знает, что вы его обманули?

— Я не обманывал его. Он попался сам.

Клэр вздохнула, представив, какие душевные муки терзают сейчас ее друга.

— Бедный Андре.

— Точно так же он сказал и о вас. Бедная Клэр. У вас, безусловно, трогательная дружба — печетесь друг о друге, выгораживаете. Как чудесно, что и в тюрьму вы можете отправиться вместе. Может, нам удастся устроить для вас камеры по соседству.

Она сурово посмотрела на него, и он удовлетворенно кивнул головой.

— Ну, слава богу. Наконец-то мне удалось привлечь ваше внимание. Теперь-то вам ясна картина? Убийство на пару тянет на пожизненное заключение в Луизианской тюрьме. А теперь — как вы смотрите на то, чтобы быть лидером в этой парочке?

Но на Клэр Луиз Лоран воздействовать угрозами было бесполезно. Ее нельзя было запугать, заставить уступить; она, наоборот, становилась еще более твердой в своей решимости стоять на своем.

— Докажите, что я виновна в убийстве, мистер Кассиди. Докажите.

Он опасно долго выдерживал се пристальный взгляд. Клэр отвернулась, тем более что машина затормозила у отеля.

— Высадите меня прямо здесь. Не ждите, я освобожусь не сразу.

— Мы идем вместе.

— Я за вас беспокоюсь. Вы же насквозь промокли.

— Ничего, не растаю.

Он включил мигалку, вышел из машины и помог высадиться Клэр. Вместе они заспешили под широкий навес над входом в отель. Швейцар тронул фуражку, приветствуя Клэр.

— Добрый вечер, мисс Лоран.

— Привет, Грегори.

— Сыровато сегодня на улице. Но вы не волнуйтесь. Она добралась сюда, едва начался этот проливной дождь.

Клэр проследовала впереди Кассиди, войдя в престижный отель, номера в котором были названы в честь знаменитостей, некогда останавливавшихся в них. Узкий вестибюль — роскошный, в европейском духе, был обставлен антиквариатом, устлан восточными коврами и являл собой сочетание изысканного шарма и южного гостеприимства.

Мэри Кэтрин Лоран сидела у мраморной стены в полосатом кресле с подлокотниками в форме позолоченных лебедей. Ее пестрое платье еще не просохло от дождя. Поля розовой соломенной шляпы обвисли, впитав слишком много влаги. Руки в белоснежных перчатках безвольно лежали на коленях, ноги были тесно прижаты друг к другу, ступни словно приросли к полу. Рядом стоял чемодан. Со стороны она казалась молоденькой девушкой, которую по дороге в церковь на конфирмацию застал проливной дождь.

Дежурным клерком оказалась женщина с короткой прямой стрижкой и в роговых очках. Обогнув стол портье в дальнем углу коридора, она вышла навстречу Клэр.

— Я позвонила сразу же, как только она появилась, мисс Лоран.

— Большое спасибо. — Клэр сняла шляпу и присела на корточки перед матерью. — Привет, мама. Это я, Клэр.

— Он скоро придет сюда. — Мэри Кэтрин говорила тонким, еле слышным голосом. Глаза ее смотрели куда-то вдаль — в другое время, далекое прошлое, куда никто, кроме нее, не был допущен. — Он просил встретиться с ним здесь сегодня днем. Клэр сняла поникшую соломенную шляпу с головы матери и убрала с ее щек слипшиеся мокрые волосы.

— Может быть, ты перепутала дни, мама.

— Нет, не думаю. Я уверена, что выбрала день правильно. Он сказал, что придет за мной сегодня. Я должна была собраться и быть наготове. Мы договаривались встретиться здесь. — Взволнованная и явно не в себе, она подняла руку и приложила ее к груди. — Мне что-то нехорошо. Клэр подняла взгляд на Кассиди:

— Не могли бы вы принести стакан воды, пожалуйста. Совершенно сбитый с толку, он стоял, уставившись на обеих женщин; с его плаща на пол стекала вода. Услышав просьбу Клэр, он словно очнулся и поручил снующему вокруг клерку принести воды.

— Мама, — нежно произнесла Клэр, положив руку на ее колено. — Я не думаю, что он придет сегодня. Может быть, завтра. Почему бы тебе не поехать со мной домой и не подождать его там, а? Вот. Мистер Кассиди принес тебе стакан холодной воды.

Она взяла руку матери и обхватила ею стакан. Мэри Кэтрин поднесла его к губам и отпила воды. Затем подняла взгляд на Кассиди и улыбнулась.

— Вы очень любезны, мистер Кассиди. Спасибо вам.

— К вашим услугам.

Она заметила его мокрый плащ.

— Что, на улице дождь?

Он взглянул через плечо на входную дверь, возле которой крутился швейцар, тактично демонстрируя полное безразличие к происходящему. На улице все еще лило как из ведра.

— Да, думаю, дождь все идет, — ответил Кассиди.

— Можете себе представить? Ведь когда я пришла сюда, была такая жара. Пожалуй, мне сейчас лучше пойти домой. — Она протянула Кассиди руку. Он взял ее и помог Мэри Кэтрин встать, беспомощно взглянув на Клэр в ожидании дальнейших инструкций.

— Если вы хотите ехать дальше, по своим делам, — сказала Клэр, — я вызову такси для нас с мамой.

— Я отвезу вас.

Она кивнула в знак согласия и вернула стакан с водой дежурному клерку.

— Я очень благодарна вам. И ценю ваше участие.

— Не стоит, мисс Лоран. Ваша мама вовсе не причиняет нам никаких хлопот. Просто все это очень печально.

— Да, верно. — Обняв мать за плечи, Клэр направилась с ней к двери, которую швейцар уже распахнул для них.

— Не забудьте ее чемодан, мисс Лоран, — мягко напомнил он.

— Я возьму его, — сказал Кассиди.

Мэри Кэтрин совершенно не реагировала на раскаты грома и вспышки молнии, пока они с Клэр стояли под навесом, ожидая Кассиди, который укладывал чемодан в багажник. Зная, что мать сейчас находится совсем в другом измерении и абсолютно беспомощна, Клэр усадила ее на заднее сиденье и пристегнула ремнем.

На обратном пути говорила одна Мэри Кэтрин:

— Я была уверена, что мы договаривались о встрече именно сегодня. В отеле «Поншартрэн».

Клэр слегка склонила голову и прикрыла глаза, отчетливо сознавая, что Кассиди крайне интересует все, что сейчас происходит. Когда они подъехали к офису «Французского шелка», он взял чемодан, а Клэр быстро провела Мэри Кэтрин в дом. В лифте Клэр случайно встретилась с Кассиди взглядом. Она поспешно отвернулась, словно отказываясь отвечать на молчаливые вопросы, читавшиеся в его упрямых серых глазах.

Войдя в квартиру, Клэр проводила Мэри Кэтрин в ее спальню.

— Я скоро вернусь, если вы согласитесь подождать, — бросила она Кассиди через плечо.

— Я подожду.

Клэр помогла матери раздеться и аккуратно повесила в шкаф ее старомодный наряд. Проследив, чтобы Мэри Кэтрин приняла лекарство, она уложила ее в постель.

— Спать, спать, мама. Спокойной ночи.

— Я, должно быть, перепутала дни. Он придет за мной завтра, — прошептала Мэри Кэтрин. Мило улыбнувшись, умиротворенная, она закрыла глаза.

Клэр нагнулась и поцеловала прохладную гладкую щеку матери.

— Да, мама. Завтра. — Она погасила свет и вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Клэр совершенно обессилела. Плечи ныли от напряжения.

Путь от спальни матери до гостиной показался ей слишком длинным. Войдя в гостиную, она не сразу увидела его. Решив, что он, возможно, передумал и ушел, она было облегченно вздохнула, но — увы!

Словно конвоир, Кассиди уже ждал ее во всеоружии и готовый к схватке. Клэр ничего не оставалось, как принять его вызов. Вопреки тому, что она говорила Ясмин и в чем она пыталась убедить себя, Клэр все-таки находила Кассиди привлекательным. В физическом плане — безусловно. Но было в нем и нечто другое… одержимость, воля, упорство. Эти качества привлекали ее и в то же время отталкивали, вызывали неприязнь. Она боялась его, хотя не могла не признать, что он проявил удивительную доброту и отзывчивость в отношении ее матери.

Когда глаза привыкли к темноте, Клэр различила силуэт возле буфета. Кассиди был в рубашке с закатанными рукавами, плащ его по-домашнему висел на вешалке рядом с плащом и шляпой Клэр. Когда он обернулся, Клэр заметила, что волосы у него все еще влажные от дождя, а в руках он держит два бокала с «Реми Мартэн». Кассиди подошел и протянул ей один.

— Спасибо, мистер Кассиди.

— Не за что — коньяк-то ведь ваш.

— Все равно спасибо.

Клэр была рада, что он не включил электричество. Сквозь стеклянную стену в комнату проникало достаточно света. Время от времени нависшие над землей облака освещались вспышками молнии, и тогда небо напоминало негатив фотоснимка. Но в основном буря уже стихала, оставляя после себя плотную пелену дождя. Серебристые потоки омывали стекла окон, отбрасывая неясные тени на лицо Клэр, когда она приблизилась к окну. Река вырисовывалась внизу широкой темной лентой, контуры которой подчеркивались фонарями на набережной по обе ее стороны.

Первый глоток коньяка обжег горло. От второго разлилось благодатное тепло — сначала оно коснулось губ и постепенно отозвалось легким покалыванием в кончиках пальцев.

— В такие минуты мне становится жаль, что я не курю, — заметила Клэр.

— Простите?

— Я сказала, что иногда мне бы хотелось курить. Сейчас как раз такой момент. — Обернувшись, она увидела, что он стоит гораздо ближе, чем она предполагала. Его глаза были того же цвета, что и дождь, хлеставший в окна, и в них была такая глубина, что дух захватывало.

— Курение вам не на пользу.

— Да, я знаю. Просто я иногда завидую курильщикам — сигарета приносит им немедленное расслабление. — Клэр провела пальцами по стеклу бокала. — Вы когда-нибудь видели, как курильщик сигары выпускает дым в бокал с коньяком, прежде чем сделать глоток? — Кассиди покачал головой. — Забавно смотреть, как дым закручивается в спираль внутри бокала, а потом вдыхается вместе с глотком коньяка. Это придает напитку особую чувственность. Я думаю, коньяк от этого должен становиться вкуснее. А может, вкуснее становится сигара? Не знаю.

— И кто же проделывал такой фокус?

— Да никто. Я видела это в фильме с Ричардом Бартоном. Вполне возможно, что эта привычка свойственна только ему. А может, это было в моде в прошлом веке.

Его волнующий взгляд неотрывно следовал за каждым ее жестом.

— Что на вас навеяло такие думы, Клэр? Она пожала плечами:

— Дождливый вечер, коньяк…

— А может, вы просто хотели сбить меня с толку?

— Неужели вас так легко сбить с толку?

Он колебался чуть дольше, чем ему хотелось бы, прежде чем ответить коротким «нет». Затем залпом допил коньяк и отнес пустой бокал к буфету. Когда он вернулся к окну, где стояла Клэр, в нем опять уже заработал профессионал.

— Что же произошло сегодня вечером?

— Вы ведь были вместе со мной и видели все своими глазами.

— Но я до сих пор так и не понял, что произошло. Она улизнула из дома, верно?

— Да, улизнула.

— Послушайте, я, наверное, не так выразился, но я не хотел…

— Я знаю, что вы не хотели.

— И как часто она… Как часто с ней такое случается?

— Когда как. Бывает по-разному. Иногда она устраивает спектакль. Иногда на нее нападает страшная хандра. А бывают у нее и ясные, светлые дни. Но в основном, как и в первый раз, когда вы видели ее, она путается в именах и событиях, словно у нее старческий маразм. — Клэр вдруг понизила голос. — Иногда она становится такой, как сегодня вечером, — полностью отрешенной от мира.

— И чем это вызвано?

— Не знаю.

— А что говорят доктора?

— Они тоже не знают. Сколько я помню маму, она всегда была такой, только с годами болезнь ее прогрессирует, и приступы случаются все чаще. В самом начале болезни они напоминали лишь всплески депрессии. В такие дни, как рассказывала мне потом тетя Лорель, мама уединялась в своей комнате и плакала дни напролет, не вставала с постели, отказывалась от еды. Мы с тетей Лорель ухаживали за ней, стараясь во всем угодить.

— Ей следовало бы с самого начала назначить хорошее лечение. — При этих словах Кассиди Клэр встрепенулась и гневно посмотрела на него. — Я сказал это не в порядке критики, не подумайте, — поправился он.

Клэр какое-то мгновение словно изучала его. Убедившись в его искренности, она несколько успокоилась и отбросила враждебность.

— Теперь-то я понимаю, что необходимо было немедленно поместить ее под медицинское наблюдение. Такая глубокая депрессия — это уже серьезная болезнь. Но я была ребенком. А тетя Лорель, при всей своей доброте, совсем не знала, как следует обращаться с душевнобольными. Она даже не придавала серьезного значения этой болезни. Мама была молодой женщиной, обманутой в своих чувствах. Семья отказалась от нее, лишила наследства. И тетя Лорель ошибочно думала, что болезнь мамы — не что иное, как страдания разбитого сердца.

— Разбитого сердца, которому не суждено успокоиться.

Клэр кивнула.

— Однажды с мамой случилось то же, что и сегодня вечером. Она оделась и ускользнула из дома с уложенным чемоданом. Я была тогда очень молода, но помню, что тетя Лорель чуть с ума не сошла от беспокойства, пока полицейский не привел маму домой. Он знал нас и заметил маму, когда она шла по Кэнел-стрит с тяжелым чемоданом в руках. Когда он подошел к ней и предложил свою помощь, он сразу обратил внимание, что она не в себе. Спасибо ему, он привел ее домой вместо того, чтобы тащить в полицейский участок. Так что ее миновала столь тяжкая участь.

— Во время таких приступов она что, воображает, будто сбегает из дома с возлюбленным?

— Да. Я думаю, что еще до того, как мой отец оставил ее, он предлагал ей убежать с ним. В конце концов он, должно быть, струсил, а она так и осталась ждать его. Теперь мама воображает, что он придет за ней в условленное место. Сегодня, я уверена, она ехала на перекладных, торопясь в «Поншартрэн».

— Это было место, где они должны были встретиться?

— Нет. Место встречи у нее всегда меняется. Мама никогда точно не знает, где и когда она должна встретиться со своим молодым человеком. И, не в силах оценить свои действия, вечно ругает себя за то, что, вероятно, все перепутала.

Клэр отвернулась от окна и посмотрела на Кассиди.

— В ту ночь, когда был убит Джексон Уайлд, мама выскользнула из дома и пошла в «Фэрмон». Мне позвонил Андре и сказал, что она сидит в вестибюле отеля и дожидается своего возлюбленного, так что я поехала за ней. Вот почему я оказалась там. Узнав же о том, что произошло в ту ночь, я попросила Андре не говорить никому о том, что я была в отеле. И поскольку мое присутствие там никоим образом не связано было с Уайлдом, он согласился хранить мою тайну. Я уверена, что вы и ваши коллеги были безумно счастливы, прослушав запись нашего разговора, но вы его не правильно истолковали.

Клэр допила свой коньяк. Кассиди взял у нее из рук пустой бокал и отнес его к буфету.

— Не было бы всем проще и спокойнее, если бы вы поместили мать в клинику? — спросил он.

Клэр ждала этого вопроса. На протяжении вот уже многих лет ей задавали его сотни раз. Ответ всегда был неизменным:

"Безусловно, было бы легче. Но лучше ли?» Взволнованная, она начала расхаживать вдоль стеклянной стены…

— Сколько я себя помню, всегда к нам приходило множество людей — из медицинских обществ, социальных служб, юридических агентств — и все они пытались заставить меня поместить маму в клинику.

— А до этого пытались забрать вас от нее. Клэр остановилась и повернулась к нему:

— Вы никак не можете не касаться этой темы, да, мистер Кассиди?

— Нет, не могу. Это моя работа.

— Мерзкая у вас работа.

— Иногда, — признал Кассиди. — Вместо того чтобы кормить меня сладостными воспоминаниями из вашего детства, почему бы вам не быть со мной откровенной, рассказав о ваших стычках с властями?

— Потому что очень больно вспоминать об этом. Меня до сих пор мучают ночные кошмары. Мне все снится, что эти чиновники из социальной службы тащат меня, кричат, уводя из дома тети Лорель. Мама сидит расстроенная. Я не хочу уходить.

— Судя по сохранившимся протоколам, маленькая Клэр Луиз Лоран задавала им жару. Я охотно в это верю.

— Все было бы ничего, но у мамы после каждого их прихода случался тяжелейший приступ.

— А что же ваша тетушка? Вы описывали ее как любящую, заботливую особу.

— Она такой и была, но эксперты, — Клэр подчеркнула это слово, — так не думали. Она была с причудами, а стало быть, не вписывалась в их книжные критерии образцового родителя. Они приходили за мной. И забирали. Трижды меня помещали в приют. Я каждый раз убегала, и они наконец махнули на меня рукой, разрешив вернуться домой. Мне было лет двенадцать, когда однажды мама ушла из дома и пропадала несколько дней. В конце концов мы нашли ее в каком-то убогом отеле, но к тому времени обо всем уже стало известно полиции. Социальная служба тут же воспользовалась ситуацией, и за мной вновь пришли. Как они сказали, я воспитывалась в нездоровой обстановке и нуждалась в опытных наставниках и спокойствии. Я поклялась, что убегу отовсюду, куда бы меня ни привели, и что, как бы они ни старались, им не удастся разлучить меня с матерью. Думаю, в конце концов они мне все-таки поверили, потому что больше от них никто не приходил.

Долгие годы копившаяся в душе Клэр обида теперь прорвалась наружу и обрушилась на Кассиди.

— Мне совершенно наплевать на то, что говорят обо мне ваши архивы. Я все равно не позволю никому разлучить меня с матерью. Я останусь с ней до конца и буду счастлива заботиться о ней. Когда она забеременела, у нее был очень простой выход — в то время как раз популярный среди богачей. Она могла на год отправиться в Европу и там, родив, отдать меня в какую-нибудь семью на удочерение. Как говорила мне тетя Лорель, именно это и заставляли ее сделать родители. Или был еще один вариант — поехать в другой город и найти там врача, который бы согласился сделать аборт. Это было бы еще проще. И никто бы ничего не узнал — даже родители. Но она выбрала меня, сохранила ребенка, и во имя этого пожертвовала наследством, да и всей своей жизнью.

— Ваше чувство долга достойно восхищения.

— Я не чувствую, что должна что-то матери. Просто я люблю ее.

— И поэтому вы ее не запираете?

— Да, именно поэтому. Ей не требуются замки, ей нужны любовь, терпение и понимание. Ну и кроме того, запирать ее — это жестоко, бесчеловечно. Я ни за что не позволю относиться к ней как к животному.

— Но на улице, когда она бродит одна, с ней ведь может произойти что угодно, Клэр.

Она присела на мягкий подлокотник дивана.

— Неужели вы думаете, что я этого не знаю? Хотя я и не запираю ее, я строго слежу за тем, чтобы не допустить ее прогулок в одиночестве. И Ясмин, и Гарри — они тоже следят за этим. Но в ней иногда просыпается какая-то девчоночья хитрость, и она все-таки сбегает. Иногда, несмотря на нашу бдительность, ей это удается, как, скажем, сегодня вечером, когда я думала, что она мирно спит.

Разговор сам собой замер. Тишину нарушали лишь отдаленные раскаты грома. Клэр сложила руки на груди и вгляделась в темноту, откуда Кассиди все так же задумчиво смотрел на нее, словно погруженный в свои мысли. Под его взглядом она чувствовала себя неловко, и тому было множество причин. Сейчас же Клэр было интересно, ощущает ли он эту молчаливую темноту так же, как и она?

— Почему у меня все время такое чувство, будто вы рассматриваете меня под увеличительным стеклом? — с упреком спросила она.

— Вы — загадка.

— Моя жизнь вся как на ладони.

— Я бы не сказал, Клэр. Мне пришлось по крупицам выуживать из вас информацию. Вы лгали мне на каждом шагу.

— Я пошла той ночью в «Фэрмон» за матерью, — сухо сказала она. — Вам это и не требовалось знать.

— Вы солгали мне о своем детстве, которое на самом деле было ужасным.

— А кто-нибудь выкладывает все начистоту, когда его спрашивают о детстве?

— Но вы также обманули меня, сказав, что никогда не были под арестом.

Клэр горько рассмеялась.

— А вы поработали на славу!

— В "гот день, когда мы увиделись впервые, вы сказали, что не следует вас недооценивать. Так вот: меня тоже не стоит недооценивать. — Дотронувшись до ее подбородка, он приподнял ей голову. — Расскажите мне об этом, Клэр.

— Зачем? Я уверена, что вы уже все знаете. Я напала на полицейского.

— Но обвинение с вас сняли.

— Мне было лишь четырнадцать.

— Что же случилось?

— А в ваших архивах разве ничего об этом не сказано?

— Я бы хотел услышать ваше объяснение.

Она глубоко вздохнула.

— Моя школьная подруга жила у меня.

— Вернее, вы прятали ее. Она сбежала из дома.

— Да, — резко сказала Клэр. — Я прятала ее. Когда пришел полицейский, чтобы забрать ее домой, у нее началась истерика. Он попытался надеть ей наручники. Я вступилась за нее.

— Но зачем вы прятали ее? Даже когда вам угрожали тюрьмой, вы так и не рассказали полиции, почему эта девочка пряталась в вашем доме.

— Я дала слово, что никогда не выдам ее. Но все это было давно, прошли уже годы, и она… — Клэр махнула рукой, дав понять, что все это уже не имело никакого значения. — Ее отчим приставал к ней с дурными намерениями. Он насиловал ее, иногда с особой жестокостью, а мать делала вид, что ничего не замечает. Дошло до того, что терпеть надругательства у нее уже не было сил. Обратиться девочке было не к кому. Она боялась, что, если расскажет обо всем священнику или монахиням в приходской школе, ей просто не поверят. И еще боялась, что о ее жалобах узнают дома и ей придется еще тяжелее. Когда она рассказала обо всем мне, я предложила ей укрыться в моем доме и оставаться столько, сколько она захочет.

Клэр на мгновение задумалась, вспоминая, как неистовствовала она, когда ее усилия оказались напрасными.

— Через две недели после того, как подругу вернули домой, она вновь убежала. Должно быть, она навсегда покинула город.

Никто о ней больше ничего не слышал.

— Вы могли бы чистосердечно рассказать обо всем в полиции и избавить себя от неприятностей.

— И что бы мне это дало? — с упреком спросила Клэр. — Ее отчим был миллионером. Они жили в роскошном доме в Гарден-Дистрикт. Даже если бы девочке кто-нибудь и поверил, все равно эту историю замяли бы, а ее вернули домой. Кроме того, я обещала, что не выдам ее. — Она тряхнула головой словно в подтверждение своих слов. — То, что пришлось пережить мне в связи с этим арестом, едва ли можно сравнить с тем, что выстрадала она, мистер Кассиди.

— Расскажите мне об Андре Филиппи.

Клэр взглянула на него с нескрываемой враждебностью:

— Что вы хотите знать?

— Вы оба посещали Духовную академию.

— Да, мы учились вместе с седьмого по двенадцатый класс. Наставницей была сестра Анна Элизабет. — Клэр резко вскинула голову. — И что же предосудительного в том, что мы с Андре были школьными приятелями?

— Расскажите мне о нем, — сказал Кассиди, словно не замечая ее иронии. — Он забавный человечек.

Внезапно ее тон переменился. От прежнего благодушия и легкого кокетства не осталось и следа. Даже голос ее возвысился до резких ноток.

— Я вполне допускаю, что для таких атлетов, как вы, Андре всего лишь «забавный человечек».

— Я не имел в виду ничего оскорбительного.

— Мне плевать на то, что вы имели в виду.

— Его можно назвать ветреным человеком?

— Это что, важно?

— Я еще не знаю. Итак?

— Нет. Он со школьных лет помешан на Ясмин.

— Но у него нет интимных отношений ни с кем — ни с мужчиной, ни с женщиной?

— Этого я не знаю. Живет он один.

— Я знаю.

— Еще бы, конечно.

— У меня есть досье на него, — сказал Кассиди. — Так же, как и на всех служащих отеля «Фэрмон» — даже на тех, кто не дежурил в ту ночь.

— А на меня у вас тоже досье?

— Да, причем очень пухлое.

— Я польщена.

Кассиди нахмурился.

— Что вы можете сказать о родителях Андре? Какова его родословная? Я не сумел в ней разобраться:

— В вашем вопросе есть какая-то расовая подоплека?

— Черт, — не сдержался Кассиди. — Да нет же. Вы когда-нибудь оставите этот агрессивный тон?

Клэр взвесила все «за» и «против», решив, что лучше рассказать ему об Андре. Если она будет и дальше упорствовать, Кассиди станет копать в одиночку, но чем больше он раскопает, тем сложнее станет ее положение.

— Мать Андре была квартеронкой^[7]. Вы знакомы с таким определением? — Он кивнул. — Она была на редкость красивой женщиной — Ясмин чем-то напоминает ее. И хотя она была умной, образования так и не получила. Вместо этого она предпочитала углублять свои знания в тех областях, которые были полезны при ее профессии.

— И что же это за профессия?

— Компаньонка мужчин. Она переняла ее от своей матери. Первые клиенты появились у нее, когда ей было пятнадцать лет.

— Она что, была проституткой?

Эти слова задели Клэр, и она не стала скрывать этого.

— Проститутки стоят по углам на улицах и виснут на случайных прохожих. Здесь же совсем другое дело. Мать Андре поддерживала разносторонние отношения с джентльменами, и часто они продолжались многие годы. И хорошо оплачивались.

— Эти «джентльмены» были белыми?

— В большинстве — да.

— И один из них был отцом Андре.

— Вы правы. Он был известным бизнесменом и не мог признать ребенка, но нес за него ответственность.

— Вы знаете его?

— Андре знает, но он никогда не называл мне его имени.

— И даже если бы оно вам было известно, вы бы все равно мне не сказали.

— Нет, не сказала бы.

Кассиди на мгновение задумался.

— Поскольку отец его был человеком преуспевающим, Андре имел возможность посещать лучшие школы.

— Да, но он все равно оставался изгоем. Дети, с которыми он учился, говорили о его maman всякие гнусности, придумывали ему обидные прозвища. Меня тоже считали чужой, поскольку я была не из нормальной, по их понятиям, семьи. Так что вполне естественно, что мы с Андре подружились. Они с матерью были очень преданы друг Другу. Переняв еще от своей матери многие полезные навыки, мама Андре передала их сыну, обучив его этикету, научив разбираться в еде и винах, красиво одеваться, отличать истинное качество от фальшивок, будь то драгоценности, белье или антикварная мебель. Еще до того, как отец Андре купил для нее дом, она брала с собой сына, когда шла на свидания со своими клиентами. Они ждали ее в вестибюлях роскошных отелей, куда «цветных» в то время, а это было начало шестидесятых, вообще не пускали. Может быть, тогда и зародилась его любовь к отелям. В мечтах он уже с ранних лет мыслил себя управляющим одного из этих роскошных заведений. — И каким-то далеким, словно потусторонним голосом она добавила:

— Я рада, что его мечты сбылись — А что стало с его матерью? — спросил Кассиди. — У нее до сих пор осталась клиентура?

— Нет, мистер Кассиди. Она сама распорядилась своей жизнью, вскрыв себе вены. Однажды, возвратившись из школы, Андре нашел ее мертвой в ванне.

— О боже.

— Если вы слабонервны, тогда не стоит ворошить прошлое. Он нахмурился.

— Неужели вы думаете, мне все это приятно?

— А если нет, почему же тогда вы с таким упорством копаетесь в чужом грязном белье?

— Это один из самых неприятных аспектов моей профессии, Клэр. Но, как бы то ни было, работа есть работа.

— Ответьте мне на один вопрос, — неожиданно попросила она.

— Какой?

— Разве вам по долгу службы положено называть меня Клэр?

Они посмотрели друг на друга долгим взглядом; пауза была напряженной. Наконец он не выдержал и сказал, отвернувшись от нее:

— Нет, не положено.

— Тогда почему же вы…

Он медленно обернулся. Его взгляд, казалось, стал живым — каждой клеточкой своего тела Клэр ощущала его прикосновение.

— Вы, может быть, и лгунья, Клэр, но вы же не глупы, — хрипло произнес он. — Вы сами знаете почему.

Она неотрывно смотрела на него, пока не стало больно дышать от охватившего волнения. Нужно было прервать это напряжение, отвести взгляд, но она была не в силах сделать это. Словно невидимые цепи приковывали их друг к другу.

Оцепенение длилось так долго, что, когда он наконец шевельнулся, Клэр инстинктивно отпрянула, словно в испуге. Но он лишь поднял руку, чтобы растереть затекшую шею.

— Вернемся к Андре. Итак, он позвонил вам в ту ночь и сказал, что ваша мать находится в «Фэрмоне».

Клэр кивнула. Говорить было трудно. Сердце все еще бешено колотилось.

— Вы поехали за ней?

— Да.

— Одна?

— Да. На своей машине.

— В котором часу это было?

— Точно не могу сказать.

— Клэр!

— Но я действительно не знаю! — закричала она, не выдержав. — Это было уже после богослужения, ведь, как вам известно, там я была значительно раньше.

Кассиди старался держать себя в руках, хотя было видно, что ему это давалось нелегко.

— Как Мэри Кэтрин удалось выйти из дома без вашего ведома?

— Я же говорила вам, что она бывает весьма находчивой. Она спустилась вниз, отключила сигнализацию и открыла замки.

— Даже во время ее так называемых «приступов» она может действовать так осознанно?

Клэр избегала смотреть на него.

— Иногда да.

— Хорошо, допустим. Итак, вы поехали в «Фэрмон».

— Я оставила машину прямо посреди улицы — знала, что задержусь буквально на минуту. Так оно и вышло. Я бросилась в офис Андре, он передал мне маму, и мы вместе вышли из отеля. Все это заняло не более двух минут.

— Кто-нибудь еще видел вас? Я имею в виду из персонала отеля.

— Не знаю. Думаю, вы могли бы сами спросить у них.

— Я так и сделаю. — Он запустил руки в карманы и уставился в залитые дождем окна. Несмотря на строгость допроса, который он учинял ей, Клэр не могла удержаться от восхищения его мужественным профилем, осанкой, да и всем его обликом…

— В тот вечер вы виделись с Уайлдом в соборе. Позже вы были в отеле, где утром его нашли убитым. И вы старательно скрывали все это.

— Сколько раз я должна объяснять? Я хотела оградить маму от сплетен и наговоров. Неужели вам так трудно это понять?

— Вы все время были только в вестибюле отеля?

— Да.

— И не поднимались на другие этажи, никуда больше не заходили?

— Нет.

— Вы воспользовались лифтом?

— Нет.

Он повернулся и уперся руками в плюшевый подлокотник дивана. Низко склонившись к Клэр, он спросил:

— Тогда какого черта вы не рассказали мне все это раньше? Если это на самом деле было так невинно, почему вы лгали мне?

— Потому что вы пытались обвинить меня в убийстве. Мое имя фигурировало в списке Уайлда, и вам, по всей видимости, это казалось важной уликой. У вас к тому же оказалась и эта папка с вырезками, от которой я по глупости попыталась избавиться. Это была уже вторая улика против меня. Я боялась, что, если вы узнаете о том, что я была в отеле в ту ночь, вы придете именно к такому выводу, который только что и сделали.

— Неужели я в самом деле оказался не прав, Клэр? Действительно ли вы появились в «Фэрмоне» той ночью лишь затем, чтобы забрать мать?

— Да, все было так же, как и сегодня вечером.

— Пока вы были в «Фэрмоне», не помогли вам старый приятель Андре Филиппи проникнуть в номер Уайлда?

— А стал бы Уайлд, лежа в постели, раздетый, спокойно беседовать со мной — незнакомым человеком?

— Откуда вы знаете, что он был раздет?

— Уже целый месяц во всех газетах ежедневно расписывается, как его нашли в постели голым. И потом, если бы я была так решительно настроена убить Джексона Уайлда, неужели вы думаете, я бы стала вовлекать в свои замыслы еще кого-то?

— Черт возьми, не знаю! — закричал Кассиди. Взволнованный, он низко опустил голову. Он стоял так близко к Клэр, что она чувствовала запах его мокрых волос и кожи. Даже в темноте она различала его макушку. Если бы Клэр слегка повернула голову, ее губы коснулись бы его виска, на котором бешено пульсировала жилка.

Наконец он поднял голову и испытующим взглядом посмотрел ей в глаза.

— Но это же чертовски логично. У вас был мотив для убийства. Была возможность. Был даже потенциальный помощник. Клэр, вы должны признать, что, если посмотреть на все это со стороны, вы по уши виновны.

— Тогда к чему все эти церемонии? Разве не к этому вы стремились? Думаю, теперь вы должны быть довольны — наконец-то накрыли убийцу. Так в чем же дело?

Медленно он взял ее за плечи, заставив подняться из кресла, так что она оказалась в опасной близости от него.

— В чем дело, спрашиваете вы? Думаю, я нашел убийцу. — Он коснулся пальцами ее волос. — Но я не хочу, чтобы убийцей оказались вы.

Внезапно его губы впились в ее рот. Прежде чем Клэр смогла опомниться от нахлынувшего на нее ужаса, он запрокинул ей голову, и Клэр непроизвольно вскрикнула, когда его язык раздвинул ей губы. Вместе с ним в рот ворвался вкус и запах мужчины, бесподобная смесь коньяка и мужской похоти. Возбужденный и злой, он целовал ее, не обращая внимания на сопротивление, которое, по правде говоря, было лишь символическим и вскоре уступило место наслаждению затянувшимся поцелуем.

Он на мгновение оторвался от ее губ, но лишь на мгновение.

Обняв ее за талию, он крепко прижал се к себе, так что она почувствовала его возбуждение. Желание, зародившись, нежным теплом разлилось по ее телу. Она теснее прижалась к нему.

— О боже, — пробормотал он, уткнувшись ей в шею. Ловкими движениями он расстегнул ей блузку и, щелкнув замочком бюстгальтера, просунул руки под освободившиеся чашечки.

Его поцелуи становились все более жадными, страстными. Клэр вцепилась в его рубашку, стараясь не терять опоры, хотя это становилось все сложнее — и не только потому, что он наклонял ее все ближе к дивану, но и она сама уже была не в силах противостоять его ласкам.

Его губы по-прежнему впивались в ее рот, и язык его словно искал ответа на вопросы, которые еще недавно слетали с него.

Их тела горели, охваченные желанием.

Пыл объятий становился опасным. Клэр испугалась своей неистовой реакции. Она представила, что еще мгновение — и она уже не сможет совладать с собой, ее выдержка погибнет в этом жарком любовном пламени. Это была самая ужасающая перспектива. Всю жизнь Клэр пытались учить эти облеченные властью ничтожества, и она привыкла, была вынуждена сопротивляться им.

— Хватит! — Она отстранилась, скинув его руки. — Вы неплохо потрудились, но вам все равно не удастся выудить из меня признание, даже таким способом.

Он тут же выпустил ее, отступив назад. Руки его сжались в кулаки. Дышал он с трудом, голос прерывался.

— Черт возьми, вы же прекрасно знаете, что не поэтому я целовал вас.

— Неужели? — с вызовом парировала она.

Он повернулся, сдернул с вешалки свой плащ и распахнул дверь. Из коридора в комнату хлынул яркий свет, очертив застывший в дверях силуэт.

Какое-то мгновение они смотрели друг на друга сквозь разделявший их полумрак, затем он вышел и захлопнул за собой дверь.

Клэр рухнула на диван. Закрыв лицо руками, она со стоном шептала слова раскаяния, которые — услышь ее сестра Анна Элизабет — вызвали бы у наставницы чувство законной гордости за ученицу.

— О боже, нет…Нет!

В порыве искренней страсти она только что целовала человека, который мог упрятать ее в тюрьму до конца ее дней и, вполне возможно, так и сделает.

Глава 10

Ариэль вытянулась на диване, с наслаждением ощущая на теле мягкий шелк пижамы. В зеркале на противоположной стене отражалась сытая, ухоженная женщина в окружении красивых вещей, принадлежащих лично ей. Ариэль нравился такой образ. Душа ее ликовала.

Единственным достоинством дома, в котором она росла, был водопровод. Во всем остальном это было уродливое сооружение, с большими и плохо обставленными комнатами. Ариэль даже содрогнулась от этих воспоминаний. Она никогда не приглашала в дом друзей, стыдясь бедности и убогости не только жилища, но и его обитателей. Брат ее был на редкость гадким существом, исполненным порока, и наводил ужас на всех. Родители всегда казались старыми, и лишь теперь Ариэль понимала, что причиной тому опять-таки была бедность. Но от этого Ариэль все равно не становилась к ним добрее. Она была рада, что родителей уже давно нет в живых.

Ариэль хотелось бы легко и навсегда расстаться с воспоминаниями о своей бедности. Но всякий раз, стоило ей предаться сладким грезам о настоящем, в душе оживали призраки прошлого, напоминавшие ей о том, кем она была до того, как отдала себя на милость преподобного Джексона Уайлда.

Эти убогие, бесцветные дни ушли навсегда, словно клялась вдова самой себе, развертывая очередной «Спикере» и с упоением принимаясь за него.

Джош, войдя в комнату с чашкой кофе и утренней газетой, не обошел вниманием валявшиеся на столике обертки шоколадок.

— Это что, твой завтрак?

— А что тебе не нравится?

— Не слишком напоминает овсяные отруби, не так ли? — Он плюхнулся в кресло, поставил чашку на подлокотник и развернул газету. — Чудеса. Мы уже больше не занимаем первые полосы.

Глядя на него, Ариэль становилось тоскливо, и даже шоколад в желудке, казалось, начинал киснуть. В последнее время Джош все больше походил на сорокалетнего мученика. Тем не менее каждую ночь они по-прежнему занимались любовью. Он был искусным и старательным любовником, и его отличала особая чувственность, свойственная творческим натурам. Его пальцы играли с ее телом так же, как с фортепианными клавишами, — сильно и проникновенно.

Но раньше остроту и пикантность ее отношениям с Джошем придавало сознание того, что она наставляет рога Джексону. Теперь же, когда можно было не скрываться и ушло чувство вины за измену супругу, Ариэль стало скучно. Даже после оргазма ей хотелось чего-то большего.

И что-то еще мучило ее, она никак не могла найти причину своей неудовлетворенности и беспокойства. Уже были отсняты два телешоу; во время записи публика не могла вместиться в аудиторию.

Ариэль пела. Джош ей аккомпанировал. Несколько послушников со слезами в голосе рассказывали о том, что значили в их жизни Джексон Уайлд и его министерство. Затем на подиум вышла Ариэль со своей душераздирающей проповедью. Ей понадобилось несколько дней, чтобы заучить слова. Каждая интонация, каждый жест были тщательно отрепетированы перед зеркалом. Время и усилия не пропали даром. К концу проповеди в зале не оставалось ни одной пары сухих глаз, а чаши для пожертвований переполнились зелеными бумажками.

Те, кто еще недавно скептически отзывался о ее способности продолжить дело Джексона, теперь рассыпались в комплиментах. Мир был у ее ног.

Так почему же на душе у нее так неспокойно?

Ариэль всего было мало. Ее проповедям внимали сотни тысяч верующих, но почему не миллионы?

Она оторвалась от подушек и села.

— Я так не думаю, — сказала она. Джош оторвался от газеты.

— Извини, ты о чем?

— Не думаю, что это так уж замечательно, что мы ушли с первых полос. — Она вскочила с дивана и заметалась по комнате. Нервными, суетливыми движениями она то подправляла бахрому на подушках, то бесцельно переставляла хрустальные вазы и фарфоровых пастушек.

— Ну, если тебя это утешит — вот тут, на пятнадцатой странице, наша реклама.

Джош повернул газету так, чтобы Ариэль было удобнее рассмотреть объявление. Через всю страницу характерной вязью было выведено название их телевизионного шоу. Ариэль, с микрофоном в руках, проливала обильные слезы. Ниже были напечатаны дата и время эфира.

Ариэль критическим взглядом рассмотрела объявление.

— «Молитва Джексона Уайлда — час восхваления Всевышнего», — прочитала она. — Джексон мертв. Почему мы до сих пор не изменили название программы?

— Каким образом?

— Почему не «Ариэль Уайлд и час восхваления Всевышнего»?

— Тогда почему бы не назвать просто «Час проповеди и восхваления Всевышнего»?

— Потому что это слишком просто. И кроме того, людям всегда нужны ассоциации с чьим-нибудь именем.

— С твоим, как я понимаю.

— А почему бы и нет? На мне же сейчас основная нагрузка в программе.

Джош, отхлебнув кофе, взглянул на мачеху.

— Называй это чертово шоу, как тебе нравится, Ариэль. Мне это в высшей степени безразлично.

— Охотно верю.

Джош со злостью отшвырнул газету и вскочил на ноги.

— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?

— Только то, что, если бы не я, вся эта махина рухнула бы со смертью Джексона. У тебя же мозгов не хватит даже на то, чтобы справиться с отрядом скаутов, не то что удержать в руках такое предприятие, как наше. Тебе повезло, что у тебя есть я. Иначе колесить бы тебе с бродячими музыкантишками.

— Зато я был бы гораздо счастливее. По крайней мере, не чувствовал бы себя грифом-стервятником, дорвавшимся до свежей мертвечины.

Тщательно подведенная карандашом бровь изогнулась в изумлении.

— Если ты так несчастен, ты знаешь, где выход. Джош свирепо взглянул на Ариэль, но, как она и ожидала, дальше этого гнев его не пошел. Сев за рояль, Джош пробежал пальцами по клавишам, взял несколько аккордов и заиграл классическую пьесу — с силой и темпераментом, которых ему так не хватало в жизни.

Успокоившись, он вновь взглянул на Ариэль, продолжая игру.

— А знаешь, в чем весь ужас? Ты сама не понимаешь, насколько ты смешна.

— Смешна? — с вызовом переспросила она. — Для кого?

— Для всех вокруг. Ты же ослеплена манией величия. Люди за твоей спиной смеются. Почему, как ты думаешь, двое из совета директоров уже подали в отставку?

— Просто потому, что их не устраивает, что лидером стала женщина-Это бьет по их мужскому самолюбию. Ну и что из того, что они ушли? Кого это волнует? Нам они не нужны.

— Министерство, хотя ты и хвастаешь, что держишь его в руках, разваливается на глазах, Ариэль. Только ты, ослепленная сознанием собственной значимости, этого не замечаешь. — Он ударил по клавишам заключительными аккордами и тут же перешел к другой пьесе. — Отец, наверное, сидит где-то там, в облаках, и от души хохочет, глядя на нас.

— Да ты просто рехнулся. Джош усмехнулся:

— Ты ведь все еще боишься его, Ариэль?

— Это ты боишься.

— Да, но я хоть признаю это, — ответил он — А ты нет.

— Я не боюсь никого и ничего.

— Он все еще держит тебя в страхе, — Какого черта?

— Тогда почему же ты наедаешься, как лесоруб, а потом бежишь совать два пальца в рот? — Звучным финальным фортиссимо он подкрепил свой вопрос.

Ариэль вздрогнула.

— Не понимаю, о чем ты.

— О нет, ты все прекрасно понимаешь. Это болезнь, и у нее есть название — ненормально повышенный аппетит. Ариэль заврашала глазами.

— Кто ты такой, ты что — светило медицины? Я просто-напросто поддерживаю таким способом свой вес-Телекамера добавляет на экране по меньшей мере фунтов пятнадцать. Джексон всегда изводил меня этим. Я должна была как-то поддерживать себя в форме.

— А ты так никогда и не понимала, что им двигало? — печально спросил Джош. — Он ведь мастерски играл на человеческих слабостях. Так он осуществлял свою власть над чужими умами и душами. Он постоянно твердил, что моя мать глупа, так что она сама начала в это верить. И в последние несколько лет своей жизни она даже не смела высказывать свое мнение, опасаясь быть осмеянной.

Ты знаешь предысторию и наших с ним стычек. Он при каждом удобном случае напоминал мне, что я начисто лишен таланта и единственное, где я могу сгодиться, — это на сеансах его проповедей. В тебе он нашел слабое место — твой вес. Зная, что ты очень щепетильна в отношении внешности, он ловко использовал это, чтобы иметь возможность лишний раз унизить тебя. Он был хитер, словно сатана, Ариэль. И действовал так тонко, что тебе даже в голову не могло прийти, будто над тобой смеются. Так что все твои притязания на собственное достоинство не более чем химера. Тебе нужно было попросту игнорировать его насмешки насчет твоей «детской пухлости». Ты ведь всегда была довольно изящна. Сейчас же ты на грани истощения. Да и, как ты сама только что заметила, он мертв. Он уже больше не сможет изводить тебя.

— Нет, похоже, вместо себя в этой роли он оставил тебя. Джош печально покачал головой:

— Ты не поняла меня, Ариэль. Я не критикую тебя. Я лишь беспокоюсь о твоем здоровье. Я…

— Постой, Джош, у меня есть идея. — Она рывком опустила свои руки на его, вдавив их в клавиши так, что комната наполнилась режущим слух диссонансом.

Джош высвободился.

— Ну и сука же ты! Если ты когда-нибудь…

— О, хватит. Я не причинила вреда твоим драгоценным ручкам. Послушай, что ты там говорил насчет того, что мы уже не в центре внимания прессы? Что ж, ты прав. Мы должны что-нибудь предпринять, чтобы исправить положение.

Джош нарочито разминал пальцы.

— Что еще у тебя на уме? — пробурчал он.

— С тех пор как мы вернулись из Цинциннати, мы торчим в этом Нэшвилле, забытые всеми и заброшенные. Пора встряхнуть их всех, дать пишу для новых заголовков. А этим ищейкам в Нью-Орлеане стоит дать понять, что безутешная вдова и сын все еще помнят о хладнокровном убийстве Джексона Уайлда.

— Ты так уверена, что идея твоя хороша? Она метнула на него ледяной взгляд.

— У Джексона были легионы врагов. — И, приложив к губам палец, добавила:

— И один из них — как раз в Нью-Орлеане.

— Скажи, что все это значит? — Кассиди был в плохом настроении. А разговор с Говардом Гленном вовсе не улучшал его. Через день после поездки с Клэр в «Поншартрэн» за Мэри Кэтрин Кассиди рассказал Гленну обо всем, что произошло в тот вечер. Обо всем, кроме поцелуя.

— Итак, она не отрицала, что на пленке был ее голос? — спросил Гленн.

— Нет, поскольку у нее была вполне уважительная причина находиться в ту ночь в «Фэрмоне».

— Ну да, всадить пулю в священника.

— Или забрать свою мать, как она утверждает. Гленн скептически посмотрел на него.

— Послушай, Гленн, вчерашнюю сцену разыграть было бы довольно трудно. Душевная болезнь Мэри Кэтрин Лоран очевидна, и Кл… мисс Лоран защищает ее, как медведица.

Кассили посвятил Гленна в подробности взаимоотношений Клэр с Андре Филиппи.

— Это тянется еще с детства. Так что вполне объяснимо, что он солгал нам, желая оградить ее личную жизнь от посторонних глаз.

Гленн искал взглядом, куда бы пристроить окурок сигареты.

Кассиди предложил ему пустую чашку.

— Господи Иисусе, — сказал Гленн, — чем глубже мы копаем, тем интереснее все оборачивается.

— Но копать нужно очень осторожно.

— Что ты хочешь сказать?

— Я тоже хочу докопаться до сути. Может быть, нам и откроется что-то, а может, и нет. Но нельзя подходить к такой женщине, как Клэр Лоран, дымя «Кэмелом» и извергая непристойности. Так что, я думаю, будет лучше, если ты предоставишь ее мне.

— Ах, вот оно что!

— Не, обижайся, но ты вызываешь у нее отвращение. Глен поглубже устроился в кресле, положив ногу на ногу.

— А какие эмоции вызываешь у нее ты, Кассиди?

— Что ты имеешь в виду? — огрызнулся тот, отбрасывая шариковую ручку.

Гленн поднял руки в знак капитуляции, — Ничего, ничего. Я просто не мог удержаться, чтобы не заметить, что она вполне привлекательная бабенка. Да и ты не чурбан. Так что, учитывая все эти факты…

— Учитывая все эти факты, — резко оборвал его Кассиди, — я собираюсь преследовать по закону убийцу Джексона Уайлда независимо от того, кто им окажется.

— Ну тогда не стоит так горячиться, верно?

С этого момента разговоры их перешла в сугубо деловую плоскость. Кассиди было досадно, что он делался на удочку Гленна. Он бы так не переживал, если бы Гленн не попал в самую точку. Кассиди не допускал возможности столкновения их профессиональных интересов, но был уверен, что Гленн не забудет обиды.

В это утро Гленн явился с очередной серией ребусов. Ворвавшись в кабинет Кассиди, он разложил на его столе компьютерные выкладки. Листы пестрели тысячами имен, некоторые были обведены красным карандашом. Кассиди наугад выбрал одно из них.

— Кто такой этот Дарби Мосс?

— Незабываемое имечко, не так ли? — вопросом на вопрос ответил Гленн. — Несколько лет назад, во время дежурства, я задержал его за изнасилование. Мосс срочно вызвал своего адвоката из Далласа — сам он родом оттуда. Тот добился освобождения Мосса из-под стражи. Ох и разозлили они меня тогда! И вот сейчас, когда его имя всплыло в списке вкладчиков в министерство Уайлда, меня словно током шарахнуло. В выходные я слетал в Даллас и разыскал старину Дарби — жив курилка! Преуспевает, владелец трех книжных магазинов для взрослых.

Кассиди нахмурился:

— Скажи на милость!

— Да. Обыкновенные притоны для извращенцев. Приходишь, делаешь заявку по своему вкусу, а уж он подбирает тебе соответствующий журнальчик, ну и заодно все приспособления для удовлетворения твоей похоти. Забавно, да? Вернувшись, я сразу влез в компьютер и начал поиски в этом направлении, тогда и высветились остальные имена, которые я здесь обвел красным. Так или иначе, они оказались причастными к тому бизнесу, против которого так рьяно выступал Уайлд в своих проповедях.

— И о чем это нам говорит? Что стоило им вмешаться и священнику пришлось умерить свой пыл?

— Похоже. Но это еще не все. — Гленн углубился в список, и палец его остановился на другом имени, обведенном красным:

— Вот здесь.

— Глория Джин Рейнольдс?

С самодовольным видом Гленн извлек из нагрудного кармана рубашки листок бумаги и протянул его Кассиди. Тот прочитал имя, затем вопросительно посмотрел на Гленна, который лишь красноречиво пожал плечами.

Зазвонил телефон. Кассиди ответил после второго звонка.

— Кассиди слушает.

— Мистер Кассиди, это Клэр Лоран.

Сердце екнуло. Чего Кассиди никак не ожидал услышать, так это ее мягкого, хрипловатого голоса. Она ни на минуту не выходила у него из головы, и в своих фантазиях он рисовал ее не только в роли убийцы.

— Привет, — сказал он Клэр с нарочитой небрежностью.

— Как скоро вы могли бы приехать ко мне? Вопрос ошарашил его. Она что, готова признаться?

— Во «Французский шелк»? Что случилось?

— Поймете, когда приедете. Пожалуйста, поторопитесь. Не дожидаясь ответа, она повесила трубку. Кассиди оторвал телефонную трубку от уха и с любопытством разглядывал ее какое-то мгновение.

— Кто это? — спросил Гленн, прикуривая сигарету.

— Клэр Лоран.

Гленн, сощурившись, посмотрел на Кассиди сквозь облако дыма.

— Не шутишь?

— Нет. Свяжусь с тобой позже.

Оставив детектива в кабинете, Кассиди поспешил к лифту, на ходу натягивая пиджак. Он досадовал на себя за эту спешку, но оправдывался тем, что голос Клэр внушал беспокойство. Хотя он и был все таким же низким и хрипловатым, Кассиди уловил в нем нечто новое. Раздражение? Страх? Настойчивость?

Минуты спустя он уже был на пути во Французский квартал, искусно лавируя в потоке машин и всю дорогу браня бесконечные пробки и заторы.

Клэр оказалась права: подъехав к офису «Французского шелка», Кассиди сразу понял причину ее звонка. Толпа человек в двести пикетировала вход в здание. Достаточно было прочитать лишь несколько лозунгов, чтобы понять, кто организовал этот митинг протеста.

— Проклятье! — Кассиди запарковал машину в неположенном месте и, распихивая столпившихся ротозеев, пробрался к полицейскому, следившему за порядком.

— Кассиди, окружная прокуратура, — сказал он, показывая свое удостоверение. — Почему вы не разгоните это сборище?

— У них есть разрешение.

— И какой идиот выдал его?

— Судья Харрис.

Кассиди невольно застонал. Харрис, человек крайне консервативных взглядов, был к тому же ярым сторонником Джексона Уайлда. По крайней мере, казался таким, чтобы привлечь на свою сторону голоса избирателей. Полицейский кивнул на плакат, который держала в руках какая-то старушенция.

— Что, неужели этот каталог и впрямь такой скандальный?

Пожалуй, стоит достать экземплярчик для моей старухи. Может, найдем что-нибудь новенькое — Кассиди пропустил мимо ушей болтовню полицейского.

— Как долго они уже здесь торчат?

— Может, около часа. Пока все проходит мирно, мы не можем этого запретить. Только чертовски охота, чтобы они сменили свой репертуар.

Пикетчики хором распевали «Вперед, солдаты Христа». С того момента, как подъехал Кассиди, гимн звучал уже в третий раз. Митингующие наслаждались вниманием прессы, которая была представлена во всей красе. Все местные телекомпании прислали своих репортеров и съемочные группы.

Кассиди с раздражением прокладывал себе путь сквозь ряды митингующих, пробираясь к угловому входу в здание. Наконец он нажал на дверной звонок.

— Я же предупреждала, чтобы вы больше никогда не приближались к этой двери!

— Это Кассиди из окружной прокуратуры. Мисс Лоран звонила мне.

Уже знакомая Кассиди фигура выросла прямо перед ним.

— Все в порядке, — услышал он раздавшийся за спиной дикой амазонки голос Клэр. Вахтерша отступила.

— Спасибо, — выразительно сказал Кассиди, входя в помещение склада.

Клэр была хороша — хотя и не выглядела такой уверенной в себе, как обычно. От былого хладнокровия не осталось и следа. Янтарные глаза горели негодованием. Щеки пылали. Она была явно огорчена, но небрежная прическа и одежда придавали ей еще более сексуальный вид, она выглядела как никогда волнующей и желанной.

— Сделайте же что-нибудь, мистер Кассиди, — настойчиво попросила она. — Хоть что-нибудь. Только заставьте их уйти.

— Боюсь, что это не в моих силах. У них есть разрешение. Вам не остается ничего, кроме как запастись терпением.

— Осуществляя свои права, они в то же самое время нарушают мое право на личную свободу.

— Успокойтесь. Одна демонстрация не нанесет серьезного ущерба вашему бизнесу.

— Меня волнует вовсе не это, — со злостью сказала она. — Вы видели телекамеры? Мы-то как раз получаем бесплатную рекламу. Но они мешают работе «Бьенвиль Хауз». — Клэр кивнула на розовое здание отеля, расположенного на другой стороне улицы. — Грузовики не могут пробиться туда. Хозяин гостиницы в панике. Гости жалуются. Управляющий, мой давний приятель, звонил уже дважды, справедливо требуя, чтобы я положила конец этому сумасшествию. К тому же я опасаюсь за своих служащих. Когда работницы из первой смены попытались покинуть здание, их встретили на выходе грязными ругательствами и оскорблениями. Тогда я и позвонила вам. Я не хочу, чтобы они страдали.

— Мне очень жаль, Клэр. Но вам следует благодарить за это Ариэль Уайлд.

— Ариэль Уайлд и вас.

— Меня? — изумленно переспросил он. — Какого черта вы обвиняете в этом меня?

— Раньше ведь я не подвергалась пикетированию, мистер Кассили, не так ли?

— Послушайте, мне все это неприятно в не меньшей степени, чем вам, — сказал он, наклоняясь к ней. — Ариэль стремится выставить полицию и прокуратуру как скопище шутов. Так она пытается напомнить общественности, что мы до сих пор не расследовали дело об убийстве ее мужа. Ей нужна еще одна порция бесплатной рекламы, и она выбрала именно такой способ ее получить.

— Пусть пользуется какой угодно рекламой. Меня это не волнует. Только оставьте меня в покое. Я вовсе не желаю быть втянутой в это дело.

— Ну, это сложно, потому что вы уже оказались втянуты.

— И все из-за вас, вы тут все шпионили! — крикнула Клэр.

— Нет, все из-за того, что вы с самого начала лгали мне.

— Только для того, чтобы защитить себя, своих друзей, семью от вашего вездесущего внимания.

— Я лишь выполняю свою работу.

— В самом деле?

На это Кассиди нечего было возразить, поскольку его служебные обязанности явно не предусматривали поцелуев с подозреваемыми. В этот момент она, казалось, и сама вспомнила этот эпизод и поспешно отступила. У нее перехватило дыхание.

— Прошу вас, мистер Кассиди, лишь об одном: оставьте меня в покое и заберите с собой эту оголтелую толпу.

Она жестом указала в сторону двери, но едва она успела до-, говорить, как окно разлетелось вдребезги и прямо над их головами пролетел кирпич. Кассиди, взглянув вверх, быстро сообразил, в чем дело, и, подхватив Клэр, нырнул за башню из кар-, тонных коробов, прижимая к себе Клэр и стараясь защитить ее от падавших осколков стекла и кирпича. Работницы бросились врассыпную, спасаясь от града мельчайших осколков, который обрушился на бетонный пол.

Когда же все стихло, Кассиди ослабил свои крепкие объятия.

— Все в порядке? — Он убрал с ее лица прилипшие волосы, проверяя, не осталось ли на ее нежной коже следов порезов.

— Да, все в порядке.

— Вы уверены?

— Да. Никто не пострадал?

Работницы потихоньку выползали из своих укрытий.

— У нас все нормально, мисс Лоран.

Взглянув на Кассиди, Клэр невольно вскрикнула.

— Вы порезались. — Она дотронулась до его щеки. На пальцах осталась кровь.

Кассиди достал из заднего кармана брюк носовой платок и вытер сначала ее пальцы, а затем приложил его к щеке. Вокруг все было усеяно стеклянной крошкой, поблескивавшей на свету, словно бриллиантики. Нагнувшись, Кассиди поднял кирпич, который и был повинен в разрушениях. На нем красным фломастером было выведено: «Распутная дочь сатаны».

— Так, хорошо, — тихо произнесла Клэр, прочитав убогое послание. — С меня довольно. — Она устремилась к двери, и под ее ногами захрустело битое стекло.

— Клэр, нет!

Не обращая внимания на его крик, она резко распахнула дверь, ступила на мостовую и направилась к одному из полицейских. Подойдя, она потянула его за рукав, пытаясь привлечь его внимание.

— Я думала, вы здесь поставлены для того, чтобы обеспечивать мирный ход демонстрации.

— Этот кирпич неизвестно откуда взялся. Я сожалею, мадам.

— Вы сожалеете, но мои служащие подвергались серьезному риску.

— Разрешение на пикетирование вовсе не предусматривает применение кирпичей, — вступил в разговор подошедший Кассиди. Полицейский узнал его.

— Привет, ты ведь Кассиди, не так ли?

— Да, это я. И я здесь представляю окружного прокурора Краудера. С этой минуты разрешение на демонстрацию отменяется. Разгоните толпу. Если потребуется, вызовите подкрепление, но очистите улицу немедленно.

— Не знаю, что и сказать, — заколебался полицейский. Митингующие, сложив руки, приступили к молитве. Кассиди обрадовался. До тех пор пока их головы склонены и глаза закрыты, они не смогут заметить Клэр.

— Судья Харрис…

— К черту судью Харриса и его разрешение, — сказал Кассиди низким, грубым голосом. — Если ему не понравится это, он сможет обсудить все потом с окружным прокурором. Но сейчас уберите этих людей как можно дальше отсюда, пока они не причинили еще больший ущерб, — Если кто-либо пострадает, — сказала Клэр, — и миссис Уайлд, и мне придется выложить кругленькую сумму.

В конце концов согласившись с их доводами, полицейский подошел к мужчине, громко читавшему проповедь:

— Извините, сэр. Вы нарушили условия выданного вам разрешения. Прошу разойтись.

Проповедник, явно наслаждавшийся звучанием собственного голоса, вовсе не собирался умолкнуть. Призывая на помощь господа, он начал энергично протестовать. Последовала легкая стычка. Кассиди выругался.

— Этого я и опасался. Зайдите в дом, Клэр.

— Это моя битва. И я должна выдержать ее.

— Вы что, спятили?

— Этих людей ввели в заблуждение. Если я объясню им…

— Толпу нельзя образумить. — Кассиди пришлось повысить голос, чтобы быть услышанным в нараставшем гуле. Митинг грозил перерасти в бунт.

— Вот она! — раздался голос в толпе.

— Это она!

— Бесстыжая! Распутница!

— Леди и джентльмены, пожалуйста, прошу вас. — Клэр подняла руки, попросив тишины, но оскорбления продолжали сыпаться, причем все более грязные. Фото — и кинорепортеры едва не топтали друг друга, спеша запечатлеть образ и голос Клэр.

— Идите в дом! — Кассиди попытался схватить ее за руку, но она сопротивлялась.

— Клэр Лоран — шлюха!

— «Французский шелк» — источник разврата и мерзости.

— Долой порнуху!

Кассиди пришлось наклонить голову, чтобы расслышать, что говорила ему Клэр.

— Все, что мне нужно от них, — это чтобы мне дали возможность высказаться.

— Черт возьми, сейчас не время для речей.

Толпа уже давила на полицейский заслон. Голоса митингующих были исполнены ненависти, лица обезображены злобой. Кольями потрясали, словно оружием. Достаточно было одной искры, чтобы толпа взорвалась.

Неожиданное появление Мэри Кэтрин Лоран мгновенно разрядило обстановку.

Красиво одетая и причесанная, словно собравшаяся ко двору, она возникла в дверях, толкая перед собой столик на колесах. На нем рядами стояли чашки, наполненные каким-то красным напитком. Высокая, худощавая женщина в белом переднике следовала за ней, неся в руках поднос с печеньем.

Клэр проследила за изумленным взглядом Кассиди. «О, мама, нет», — вырвалось у нее, и она бросилась к матери, пытаясь остановить се. Но Мэри Кэтрин с решительным видом продолжала толкать столик с угощением навстречу враждебной толпе.

— Извини, Клэр, — сказала Гарриетт Йорк, проходя мимо с подносом печенья. — Она настояла на этом и так расстроилась, когда я попыталась разубедить ее. Я подумала…

— Понимаю, — прервала ее Клэр. Она подошла к Мэри Кэтрин и взяла ее под руку. — Мама, тебе лучше вернуться домой. Это не званый прием.

Мэри Кэтрин недоверчиво посмотрела на дочь.

— Нет, конечно же, нет, Клэр Луиз. Не говори глупостей. Эти люди здесь выступают от имени преподобного Джексона Уайлда, так ведь?

— Да, мама. Ты права.

— Я достаточно выслушала его проповедей и знаю, что сейчас он бы устыдился своих сподвижников, которые ведут себя подобным образом. Я думаю, им следовало бы напомнить об этом. Преподобный Уайлд наговорил много мерзостей о тебе, но он ведь проповедовал и любовь к врагу своему. Он бы никогда не простил жестокости и насилия.

Мэри Кэтрин направилась прямиком к лидеру митингующих. Все, кто стоял вокруг него, притихли, и тишина стала расползаться по всей толпе. Обезоруживающая улыбка появилась на лице Мэри Кэтрин.

— Я не знаю никого, кто мог бы оставаться злым и жестоким за пуншем и печеньем. Сэр?

Она взяла со столика чашку и протянула лидеру. Отвергнуть столь безобидный жест простодушной женщины было бы нелепо, и это не прибавило бы симпатий министерству Уайлда. Он хорошо понимал это, так же, как и то, что эту странную сцену сейчас записывают десятки видеокамер.

Недовольный, он принял из рук Мэри Кэтрин чашку с пуншем:

— Спасибо.

— Право, не стоит. Гарри, предложи всем печенья, пожалуйста. Наверное, и от пунша никто не откажется?

Кассиди молча наблюдал за происходящим, с сомнением качая головой. Один за другим опускались колья, и толпа начала рассеиваться.

— Ее можно использовать в ООН. Клэр подошла к матери:

— Спасибо, мама. Это было очень мило с твоей стороны. Но будет лучше, если Гарри поможет тебе подняться домой.

— Я рада, что смогла помочь тебе. А то ведь они причиняли столько неудобств.

Клэр поцеловала ее в щеку и сделала знак Гарри, чтобы та увела мать. Одна из работниц подхватила столик с чашками. Клэр попросила остальных собрать пустые чашки и салфетки и подмести тротуар, очистив его от битого стекла.

— Когда закончите здесь, возвращайтесь на работу, — сказала Клэр своим служащим. — Попробуем наверстать упущенное. Мистер Кассиди, у вас щека все еще кровоточит. Может, вам лучше подняться, и я вам обработаю рану?

Уже в лифте она спросила:

— Болит?

— Нет.

— Вы бы все равно не признались, даже если бы на самом деле было больно?

— Конечно, иначе прощай мой образ — как это вы назвали? — «атлета, супермена».

Она печально улыбнулась. Он улыбнулся в ответ. Они смотрели друг на друга, пока лифт не остановился на третьем этаже. Войдя в квартиру, они застали Мэри Кэтрин и Гарри за игрой в карты. Мэри Кэтрин взглянула на дочь:

— Они ушли?

— Да, мама.

— Все успокоилось, — сказал Кассиди. — Спасибо вам за то, что вы сделали. Но мне бы не хотелось, чтобы вы подвергали себя такой опасности. Полиция ведь контролировала ситуацию.

— Иногда бывает лучше, когда вмешивается кто-нибудь один.

— Пойдемте, мистер Кассиди, — сказала Клэр, подталкивая его к спальне. — Кровь капает прямо вам на рубашку.

Просторная спальня, куда Кассиди вошел следом за Клэр, была выдержана в светлых тонах — сочетание белого со слоновой костью. Обстановка вполне современная, исключение составлял лишь массивный шкаф, занимавший одну из стен. Окна затянуты жалюзи, которые отбрасывали полосатую тень на огромных размеров кровать. Кассиди не удержался от мысли о том, сколько же мужчин перебывало в этой постели. Клэр уверяла, что у нее было лишь несколько увлечений после расторгнутой помолвки, но это могло быть очередной ложью.

— Сюда, — бросила Клэр через плечо, указывая, что ему следует пройти в ванную. Обстановка в ванной напоминала кадры из фильмов тридцатых годов. Стены были зеркальными. Сама ванна, длиной футов в шесть, углублялась в пол фута на три.

Несмотря на роскошь убранства, это было все-таки жилое помещение, а не декорация, и принадлежало оно женщине, реальной женщине. Абрикосового цвета трусики свисали с фарфорового крюка на внутренней стороне двери. На белом мраморном столике выстроилась целая коллекция парфюмерии. Серебряная крышка стеклянной пудреницы была сдвинута, и белая пуховка валялась рядом. Из атласной шкатулки с драгоценностями торчала нитка жемчуга. Кисточки для косметики, тюбик губной помады, пара золотых сережек, знакомый кулон с мыльными пузырьками дополняли картину.

И во всех этих мелочах угадывалась Клэр Лоран. Красивая. Элегантная. Стильная. Чувственная. Кассиди был очарован ее женственностью. Он почувствовал себя словно ребенок в магазине игрушек: хотелось до всего дотронуться, все рассмотреть.

— Кажется, здесь у меня где-то была перекись водорода. — Клэр нажала на невидимую глазу защелку в зеркальной стене, приоткрылась одна из секций, в которой оказалась аптечка. — Садитесь.

. Выбор сидячих мест был невелик — пуфик с белой бархатной подушкой, унитаз и биде. Пуфик не производил впечатления особо прочного, чтобы выдержать массу Кассиди-. О биде и речи не было. Так что пришлось довольствоваться крышкой унитаза.

Клэр подошла к нему с белоснежным полотенцем в руках, которое она только что намочила под золотистым краном умывальника.

— Испортите полотенце, — сказал Кассиди, запрокидывая голову. — Кровяные пятна могут не отстираться, Она как-то странно посмотрела на него. ?

— Вещи — это не главное, мистер Кассиди. Главное — люди. Порез пришелся прямо на скулу. Кассиди поморщился, когда Клэр приложила к щеке холодное мокрое полотенце.

— Почему бы вам не покончить с обращением «мистер»? Зовите меня просто Кассиди.

— А как ваше имя?

— Роберт.

— Красивое имя. — Она протерла порез полотенцем, которое потом бросила в ванну, и, достав шарик ваты из хрустального стаканчика, смочила его в перекиси. — Может жечь.

Он стиснул зубы, пока она смазывала ранку, но боль была не так уж велика.

— Очень уж кельтское имя.

— А Кассиди разве нет?

— Я не хотел, чтобы меня называли Боб или Бобби. Еще с университетских времен меня всегда звали только Кассиди.

Клэр отняла от щеки ватный тампон и вытащила лейкопластырь. Кассиди следил за ее руками, пока она разворачивала пакетик и снимала защитную пленку, но, когда она накладывала полоску на рану, он уже в упор рассматривал всю ее.

Она была так близко, что он ощущал ее дыхание на своем лице. Улавливал аромат ее духов, который исходил из ложбинки меж ее грудей — грудей, которых он касался. Блузка слегка распахнулась, стоило Клэр чуть наклониться вперед, и Кассиди потребовался весь запас мужества, чтобы совладать с эмоциями.

— Ну вот. Так будет лучше. — Она дотронулась до его щеки; пальцы ее рук были прохладными. Потом отвернулась, складывая медикаменты обратно в аптечку.

Это было какое-то помешательство. Бред. Его мог ожидать блестящий успех в этом деле, если бы только он смог избавиться от этого наваждения, но, боже…

Он протянул руки и обхватил ее за талию, поворачивая к себе.

— Клэр?

Она спрятала руки за спину, словно опасаясь, что они окажутся на его плечах.

— Лучше намылить рубашку в холодной воде, иначе пятна крови могут не отстираться.

— Клэр?

Словно нехотя взгляд ее оторвался от пятен на его рубашке.

— Я не хочу говорить об этом, — сказала она тем хрипловатым шепотом, который он слышал во сне каждую ночь.

— Вы все не так поняли, Клэр. Не думайте, что это мой стиль — выведывать информацию у подозреваемой, целуя ее.

— Нет?

— Нет. И думаю, вы это знаете. — Его взгляд скользил по ее телу, словно впитывая в себя нежное лицо и шею, соблазнительные груди, тонкую талию, плавный изгиб бедер. Инстинктивно его рука спустилась с талии и осторожно коснулась живота. Это не было интимным жестом. Вернее, не совсем. Его ладонь отделяли от ее тела по меньшей мере три слоя одежды. Но в звенящей тишине этой самой интимной комнаты в квартире каждое прикосновение казалось исполненным глубокого чувства и таинства.

К Кассиди вдруг вернулось сознание невозможности и недопустимости происходящего.

Его карьера полностью зависела от успеха этого дела. Ему суждено было либо стать первоочередным претендентом на должность окружного прокурора, либо остаться вечным помощником. Или он сумеет завоевать положение и власть, или до конца дней своих будет обречен выводить на чистую воду дельцов наркобизнеса, подлавливая их на налоговых махинациях. Речь шла и о том, сумеет ли он искупить свой прошлый грех или суждено той роковой ошибке вечно терзать его. Сейчас Кассиди опять был на грани выбора. И не мог допустить очередного промаха, не мог еще раз нарушить свой долг и изменить своей совести.

Он убрал руки. Клэр попятилась назад, к туалетному столику.

— Думаю, будет лучше, если вы больше не станете прикасаться ко мне. Это не принесет успеха вашему расследованию. Потому что, если меня все-таки обвинят, Кассиди, я не стану скрывать подробностей о конфликте ваших личных интересов с деловыми.

— А я буду это отрицать, — не колеблясь, парировал он. — И против меня будут только ваши слова, Клэр. Никаких свидетелей.

— Ситуация та же, что и с убийством Уайлда. Я не могу доказать, что вы меня целовали. А вы не можете доказать, что Джексона Уайлда убила я. Так почему бы нам не считать, что мы квиты, и не забыть всю эту историю, пока в мою жизнь не ворвались новые потрясения?

Клэр повернулась и вышла из ванной. Кассиди последовал за ней в спальню и, когда она уже подошла к двери, неожиданно спросил:

— Как вы оказались в числе вкладчиков в министерство Уайлда?

Клэр резко остановилась. Обернувшись, она нервно облизала губы; лицо ее побледнело.

— Откуда вы узнали?

Наблюдая за Клэр, Кассиди с горечью сознавал, что его последние надежды рушатся.

— Я и не узнавал, — тихо сказал он. — Это была просто догадка — и, как оказалось, я попал в точку.

Клэр тяжело опустилась на стул. Взглянув на Кассиди, она произнесла с грустью:

— Очень умно.

— Не утруждайте себя ложью на этот раз. У меня собрана вся отчетность. Ваше имя рано или поздно все равно всплывет.

Так что скажите мне правду, хорошо? Сколько вы перечислили на его счет и, ради бога, объясните почему?

— Это было полгода назад, я послала чек на пятьдесят долларов.

— Но зачем?

— Я смотрела его выступление по телевизору. Было обещано, что всем, кто сделает пожертвование минимум в пятьдесят долларов, вышлют по три книги с проповедями, заповедями, историями, ну и прочей ерундой. Их рекламировали как издания в твердом переплете, с золотым тиснением. Я надеялась, что, если вдруг мне пришлют книги и они не будут соответствовать рекламе, я смогу обвинить Уайлда в обмане или мошенничестве — ну, придумала бы в чем.

— Ну и какими оказались книги?

— В точности такими, как и было обещано. — Она встала и подошла к встроенным книжным полкам, достав оттуда три тома и передав их Кассили. — Он был слишком умен, чтобы не выполнять своих обещаний. По крайней мере, таких реальных и земных, как высылка книг по почте. — Клэр развела руками. — Вот и все, что было связано с моим вкладом. Клянусь. Это был своего рода тест, и Уайлд выдержал его. Я уже и забыла об этом.

Ни в выражении лица, ни в ее прямом взгляде Кассиди не смог уловить ни тени лжи. Ему страшно хотелось верить ей. Но был еще один момент, который она должна была прояснить.

— Глория Джин Рейнольдс, — произнес Кассиди. Реакция Клэр была мгновенной — крайнее удивление и озабоченность.

— А в чем дело?

— Она тоже сделала вклад. И значительно крупнее вашего.

Тысячу долларов.

— Что? — Глубокий вздох донес ее вопрос. — Ясмин внесла тысячу долларов в министерство Джексона Уайлда? Но почему?

— Именно это я и намерен выяснить.

Глава 11

В дверь служебного кабинета Алистера Петри постучали. Конгрессмен отложил ручку и нахмурился. Он просил его не беспокоить.

— Прошу прощения, сэр, — торопливо произнесла секретарша, просунув голову в дверь. — Вас спрашивают. Я знаю, вы просили не назначать на сегодня встреч, но я подумала, может быть, вы захотите сделать исключение.

Она всегда была настолько тихой и сдержанной, что ее нынешнее волнение заинтриговало Алистера. Щеки ее пылали, в бесцветных глазах появился какой-то странный блеск. Видимо, этот нежданный посетитель был чертовски важной персоной.

Конгрессмен встал и поправил галстук.

— Я полагаюсь на вас, мисс Бэйнз. Если вы считаете, что мне следует принять этого человека, тогда, конечно, пригласите его.

Секретарша исчезла. Алистер чуть не пустил в штаны, когда в дверях его кабинета появилась Ясмин. Как идиот, он стыдливо покосился на стоявшую на столе в серебряной рамке фотографию Белль с детьми.

К счастью, мисс Бэйнз, застывшая за спиной Ясмин, была слишком взволнована происходящим, чтобы заметить реакцию шефа. Она все еще находилась под гипнозом того потрясения, которое испытала, когда известная топ-модель, ее давняя любимица, вдруг вплыла в приемную и попросила аудиенции у мистера Петри.

Алистер, оправившись от шока, изобразил на лице улыбку, которая так помогла ему когда-то в борьбе за место в конгрессе.

— Это, право, большая честь, мисс…

— Просто Ясмин, мистер Петри. Встреча с вами — тоже исключительная привилегия.

Со стороны все это выглядело обычным приветствием, но Алистеру был хорошо понятен смысл акцента, который Ясмин сделала на словах «исключительная» и «встреча». Ее прелестные глаза лукаво сверкнули, когда Алистер вышел из-за стола и поспешил ей навстречу. Его реакция вызвала удивление у мисс Бэйнз, но Алистер надеялся, что его взволнованность она отнесет на счет неожиданности визита такой знаменитости и ей не придет в голову, что на самом деле шеф приветствует любовницу, явно настроенную на выяснение отношений.

На Ясмин было белое облегающее платье из какой-то мягкой тонкой ткани. Достаточно глубокий вырез открывал шею и грудь, увешанные золотыми цепями всевозможных плетений. Запястья украшали затейливые браслеты. Золотые кольца в ушах не уступали по размерам мячам для гольфа. Одно плечо было покрыто пятнистым, под леопарда, шарфом, который ниспадал до подола платья и спереди и сзади.

Словом, Ясмин выглядела сногсшибательно и хорошо сознавала это. Холодная и надменная, словно жрица, гордо стояла она в ожидании, пока он сам подойдет к ней с протянутой рукой, как кающийся грешник. Величественная, божественная сучка.

Он пожал ей руку. На высоких каблуках Ясмин была на пару дюймов выше Алистера. Ему невольно пришлось чуть поднять голову, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Мне бы хотелось надеяться, что это дружеский визит. Она рассмеялась, тряхнув копной своих черных волос.

— На прошлой неделе я слышала одну из ваших предвыборных речей. Мне она понравилась, и я решила внести свой денежный вклад в вашу кампанию. Нам нужно иметь в конгрессе как можно больше таких людей.

— Спасибо вам. Я… у меня нет слов, — пробормотал он, простодушно улыбаясь, позируя перед все еще глазеющей на них секретаршей.

— Можно? — Не дожидаясь разрешения, Ясмин направилась к кожаному гарнитуру из дивана и кресел, который Белль подарила супругу к его последнему дню рождения.

— Конечно же, Ясмин, присаживайтесь. Мисс Бэйнз, вы извините нас?

— О да, разумеется. Что вы пожелаете? Кофе? Чай?

— Спасибо, ничего, — ответила Ясмин, ослепительно улыбнувшись. — Но вы можете предложить что-нибудь моей свите. — Она сняла с плеча изящную сумочку и положила ее на колени.

— Свите? — слабым голосом переспросил Алистер. Боже, сколько же людей знают о ее визите сюда? Она что, черт возьми, прошлась парадом по Пенсильвания-авеню?

— С виду похожи на телохранителей, — прошептала мисс Бэйнз. — Я уверена, что из-за своей популярности ей приходится таскать их за собой повсюду.

Ясмин лишь безмятежно улыбалась, великодушно позволяя женщине делать свои исполненные драматизма выводы. Секретарша, очумело улыбаясь, попятилась к выходу, закрыв за собой дверь.

Алистер сжал кулаки. Сейчас больше всего ему хотелось как можно больнее ударить по ее восхитительному личику.

— Какого черта ты позволяешь себе подобные выходки? — Он старался говорить тихо, но зверское выражение лица в полной мере выдавало его ярость.

Если он и позволял себе грубо разговаривать с ней, то лишь иногда в постели и притом шутя. Но в квартале, где она выросла, вульгарное обращение было в порядке вещей, и этим ее было не запугать. Она резко вскочила с кресла, уронив сумочку на пол. Шарф, соскользнув с плеча, тоже упал к ее ногам.

— В чем дело, дорогой? — презрительно ухмыльнулась она. — Неужели ты не рад меня видеть?

— Я хочу знать — ты в самом деле рехнулась? Ты что, хочешь погубить меня? Кто-нибудь видел, как ты ввалилась сюда? Господи, неужели пресса уже разнюхала что-нибудь? — Он прикрыл рукой лицо, словно пытаясь отогнать ужасные мысли, которые одна за другой проносились в его голове. — Что ты здесь делаешь?

— Вношу свой вклад в избирательную кампанию. — Она расстегнула пуговицы на манжетах рукавов и, не успел он осознать, что же она собиралась делать, стянула с плеч платье. Оно повисло на талии, поддерживаемое широким поясом. Улыбаясь, Ясмин медленно высвободила руки из рукавов.

Его гнев уступил место страстному желанию. Взгляд застыл на ее упругих грудях. Соски были темные и напряженные, жадно взывающие к его чувственности.

— Я так скучала по тебе, сладкий мой, — замурлыкала она, медленно приподнимая юбку.

Сердце бешено колотилось, дышать стало тяжело, ладони вспотели, пока Алистер неотрывно следил за медленными движениями рук Ясмин. Алистер невольно застонал, когда она обнажила маленький треугольник кружев, едва прикрывавший густые темные завитки.

— Господи, — пробормотал он. Пот градом катился со лба. — Если кто-нибудь войдет…

— Никто не войдет. Даже президент не сможет проскочить мимо Ганса и Франца, которых я оставила снаружи. Я предупредила их, что никто — ни одна живая душа — не должен пройти через эту дверь.

Алистер все еще был в прострации, и Ясмин, просунув пальцы под эластичный пояс трусиков, медленно спустила их. Перешагнув, она подняла их и нацепила на указательный палец, покрутив ими перед носом Алистера.

— Тебе лучше сесть, дорогой. Ты немного бледен. Она слегка подтолкнула его, и он попятился назад, приземлившись на кожаный диван — подарок супруги. Об этом он уже не думал. Он не думал ни о чем, кроме как о всепоглощающем желании. Алистер потянулся к Ясмин.

— Не торопись. — Она стояла перед ним, уперев кулаки в бедра, слегка расставив ноги. — Почему ты не искал встреч со мной, мерзкий ублюдок?

— Ясмин, пойми, — умоляюще произнес он. — Ты представить себе не можешь, насколько забито мое расписание. Я ведь веду избирательную кампанию, черт побери.

— Со своей милой женушкой под боком?

— Что же я, должен оставить ее дома?

— Да! — со злостью прошипела она.

— Не вызовет ли это у всех, особенно у нее, подозрений? Ты подумала об этом?

Он опять потянулся к Ясмин, и на этот раз она позволила ему обхватить ее бедра.

— Неужели ты думаешь, я так легко пережил эту разлуку? Господи, это безумие — то, что ты здесь, но ты и представить себе не можешь, как я тебе рад.

— Поначалу ты не казался очень радостным, — напомнила она. — Я даже подумала, что тебя вот-вот хватит удар.

— Я был шокирован, изумлен. Это же чертовски опасно, но… О боже, твой запах! — Он наклонился и уткнулся лицом в ложбинку меж ее бедер, нюхая, впиваясь зубами, бешено целуя ее.

Длинными тонкими руками Ясмин обхватила его голову.

— Милый, я так страдала, не могла есть. Не могла спать. Жила лишь ожиданием телефонного звонка.

— Я не мог рисковать. — Он прижался к ее груди, взяв в рот сосок.

— Хорошо, — простонала она. — Сильнее, малыш, сильнее. Он сжал ее груди обеими руками и так впился в сосок, что заныла челюсть. Ясмин села ему на колени и стала стаскивать с него одежду.

Он просунул руки ей под подол, пальцы впились в ее бедра, с силой прижимая их, пока он входил в нее. Полетели пуговицы с его рубашки, и длинные ногти Ясмин вонзились в его грудь. Он хрюкнул, охваченный восторгом и болью, и потерся щетинистым подбородком о ее соски. Они загорелись от грубого прикосновения.

Ясмин предавалась страсти, словно дорвавшись наконец, словно в бреду. Как в дурмане, Алистер услышал телефонный звонок за дверью и бормотание секретарши: «Приемная конгрессмена Петри. Сожалею, но конгрессмен сейчас занят».

Алистер чуть не расхохотался, представив себе весь идиотизм ситуации. «Я сейчас занят, трахая до одури свою любовницу, — подумал он. — Да от этого могли бы рухнуть своды Капитолия! А что бы стало с избирателями? И вот уж поистине был бы праздник для недоброжелателей, попадись им в руки такой материал!"

Ясмин кончила первой. Обхватив его голову руками, прижавшись к нему, она прошептала ему на ухо эротическую песенку.

Он кончил не так шумно, как она, но так же бурно. Целую минуту после этого она тесно прижималась к нему, положив голову ему на плечо.

Когда она наконец выпрямилась, грудь ее блестела от пота, и блеск этот усиливался сиянием золотых цепей, свисавших с шеи. Ее кошачьи глаза еще теплились желанием. Она была так чертовски хороша в эту минуту, что у него захватывало дух… вернее, то, что от него осталось.

— Я люблю тебя, сукин ты сын.

Он хихикнул, слегка поморщившись от боли и от беспорядка, который они учинили.

— Я тоже люблю тебя.

Ни на мгновение не забывая о том, что от краха его отделяет всего лишь дверь, он с беспокойством подумал, сколько же времени провели они за этой дверью. Но, как бы то ни было, он не мог выпроводить Ясмин, не заверив ее в своей любви и преданности.

— Если я не звоню, так только потому, что беспокоюсь о тебе. Ты должна мне верить, Ясмин. Меня постоянно окружают люди. Я даже в туалет не могу спокойно сходить, кто-нибудь да обязательно увяжется. Когда я здесь, я работаю день и ночь. А в Нью-Орлеане еще более жесткий график.

Она взяла ладонями его лицо и притянула его рот к своим губам, прерывая пламенную речь медленным влажным поцелуем.

— Я понимаю. Правда, понимаю. Просто я чувствую себя так одиноко без тебя. Может быть, мы сможем провести вместе сегодняшнюю ночь?

Он был в крайней растерянности от собственной нерешительности. С одной стороны, разумнее уступить ее просьбе. Но с другой — риск быть замеченным именно здесь, в Вашингтоне, слишком велик.

— Я на самом деле не могу. У меня зарезервирован билет на пятичасовой рейс. Сегодня вечером в Нью-Орлеане большой прием, и я никак не могу его пропустить.

— Каким рейсом ты летишь? Я тоже полечу. Мы можем встретиться после приема.

Проклятье! Ситуация становилась угрожающей.

— Я не могу, Ясмин. Нам нужно заранее планировать наши встречи. Ты же знаешь. — Она выглядела рассерженной, удрученной и, кажется, что-то подозревала. Он быстро привлек ее к себе и снова поцеловал. — Господи, я бы и сам хотел, чтобы это было возможно. Позже, на этой неделе, я вырвусь в Нью-Йорк. Дай мне несколько дней, чтобы я мог все подготовить.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Она натянула платье и даже вернула шарф на прежнее место. Рубашка Алистера была безнадежно измята; он надеялся только на то, что под пиджаком будет незаметно. На колене застыло пятно, но от этого уже некуда было деться.

Ясмин достала из сумочки чек и положила его на стол.

— Я надеюсь, этот вклад не принесет мне неприятностей.

— Неприятностей? — переспросил Алистер, завязывая галстук.

— Хм. Один вклад мне уже вышел боком. Помнишь, я рассказывала тебе, что перевела деньги Джексону Уайлду под своим настоящим именем?

— Да? В самом деле? Ты тогда сказала, что стоит попробовать дать ему взятку.

— Да, но ничего не вышло. Я лишь потеряла тысячу долларов, а это непозволительная роскошь для меня. Мое сопроводительное письмо было возвращено с пометкой: «Отлично придумано». Я так и не узнала, сам ли Уайлд или кто-то из его лакеев написал это, но, очевидно, священник взяток не брал.

— Или так, или ты мало предложила.

— Ты прав. Но, как бы то ни было, помощник окружного прокурора Кассили докопался до этого. Он звонил мне в Нью-Йорк. Я чистосердечно призналась, что пыталась опорочить Уайлда, дав ему взятку, лишь бы он оставил нас с Клэр в покое. Кассили попросил показать ему то письмо, но я его выбросила сразу же, как только прочитала. Но это еще не все. Втайне от меня Клэр тоже посылала Уайлду деньги. Она мне всю плешь проела, ругая, что я утаила от нее свою затею со взяткой. Но я утерла ей нос, напомнив, что и она умолчала о своем переводе.

Так что мы здорово поскандалили.

— Ну и в чем проблема?

— А проблема в том, что Кассиди не верит нашим объяснениям.

— Судя по газетам, он пытается из ничего наскрести целое уголовное дело. Не волнуйся насчет этого.

— Я-то не волнуюсь. Все пройдет и забудется. — Она искоса посмотрела на него и подмигнула. — К тому же у меня есть роскошное алиби на ту ночь, когда был убит проповедник, не так ли?

— Да. Ты была в Нью-Йорке.

— Нет, я в шестьдесят девятый раз трахалась с гобой. — Рассмеявшись, она открыла ящик его стола и швырнула туда свои трусики. — Небольшой сувенир на память, сэр.

— Мне от тебя на память ничего не нужно. — Он не зря был политиком. Знал, когда и как нужно действовать наверняка. Сейчас, чувствуя опасность, он притянул Ясмин к себе. Обнявшись, они поцеловались. Его поцелуй скрывал нетерпение, се поцелуй — отчаяние, которого, впрочем, конгрессмен старался не замечать.

Наконец Ясмин собралась уходить. Он проводил ее до двери. Уже нажав на ручку двери, она вдруг обернулась:

— Алистер, если я когда-нибудь узнаю, что ты меня обманываешь, знай: я способна на все.

— Обманываю? Есть веши, которые мужчина скрыть не может. — Он взял ее руку и провел ею по ширинке брюк.

На этот раз, как ни удивительно, она не была настроена на ласку. Рука ее не продолжила любовной игры, предложенной Алистером.

— Я просто подумала, что тебе следует об этом знать, дорогой. В таких случаях я не теряю голову, не схожу с ума. Но расплачиваюсь за все сполна.

Что-то в ее тихом голосе насторожило Алистера. Открывая дверь, он успел натянуть приветливую улыбку, дабы предстать в подобающем виде перед секретаршей. Прощаясь, они с Ясмин пожали друг другу руки. Конгрессмен сердечно поблагодарил Ясмин за финансовую поддержку, которую она оказала, хотя и не являлась жительницей его штата. Ясмин вышла в сопровождении двух телохранителей, втиснутых в дешевые черные костюмы.

— О, я потрясена! — в порыве чувств воскликнула мисс Бэйнз, прижимая руки к своей костлявой груди. — Нет, вы можете себе представить?

— Нет, не могу.

— Она все-таки бесподобна. От такой знаменитости можно ожидать высокомерия, самодовольства, а она — как все нормальные люди.

— Хм. Что ж, вернемся к работе, мисс Бэйнз. Пожалуйста, не соединяйте меня ни с кем, кроме миссис Петри.

— О, она уже звонила, пока вы были заняты с Ясмин. Его охватила паника.

— Я ей сейчас же перезвоню.

— Это необязательно. Она просто уточнила время вашего рейса. Сказала, что встретит вас в аэропорту.

— Что ж, прекрасно. — Он уже было направился в свой кабинет, как вдруг обернулся, словно его внезапно осенило:

— Кстати, вы ей сказали, что ко мне приходила Ясмин?

— Нет.

— Я ей сам скажу сегодня вечером. Белль как-то говорила об этой топ-модели. Мечтает быть такой же изящной. — Посмеиваясь, он потер мочку уха, зная, что этот жест придает ему мальчишеский вид и добавляет симпатии — Женщины всегда хотят быть такими же костлявыми, как фотомодели. Всю жизнь мучаюсь — не могу понять почему. Это же так непривлекательно. Да, кстати, она оставила чек на пятьсот долларов. Конечно, мы любым суммам рады, но, право, не стоит вокруг этого вклада устраивать бум. Думаю, это был скорее рекламный трюк.

Алистер зашел в свой кабинет и прикрыл дверь, надеясь, что выглядел вполне убедительным — дал понять, что расценивает визит Ясмин и ее финансовую поддержку не более как красивый жест избалованной знаменитости.

Уже сидя за рабочим столом, он открыл ящик и вытащил оттуда трусики, яростно сжав в кулаке тонкое кружево. Это уже было слишком. В некоторой степени он потерял контроль над ситуацией. Ему совсем ни к чему еще и эти проблемы в довершение ко всем остальным. Надо поскорее уладить их. Но как?

Ясмин уже успела доставить ему хлопот больше, чем все его остальные любовницы, вместе взятые. И хотя ее скрытые угрозы особо не пугали его, кто мог сказать, что выкинет такая непредсказуемая женщина? Пожалуй, к ее предупреждениям стоит отнестись более серьезно.

Стоит ей только захотеть, и жизнь его может превратиться в ад. У нее есть связи с прессой, она вхожа в высокие сферы, так что вполне может поставить крест на его шансах в избирательной кампании. Она может разрушить и его семью. Черт побери, ему нравилось, как устроена его жизнь, и он вовсе не хотел что-либо менять.

— Проклятье, — пробормотал он, обхватив руками голову.

На этот раз он действительно не видел выхода.

Единственным решением проблемы было покончить с этой связью. Он, конечно, жертвует классной любовницей, но, с другой стороны, на карту поставлены его благополучие и карьера, в случае если все всплывет наружу. Запихивая в карман пиджака крамольный сувенир с намерением избавиться от него позднее, он твердо решил, что при первой же возможности скажет Ясмин о том, что между ними все кончено.

Глава 12

Клэр примеряла на манекене готовую выкройку, когда в ее студии раздался телефонный звонок.

— Клэр, включай Си-эн-эн. Быстрее. — Это была Ясмин. Они не разговаривали вот уже несколько дней — с тех пор как поссорились из-за щедрого пожертвования Ясмин министерству Джексона Уайлда.

— В чем дело?

— Скоро узнаешь, и представляю, что с тобой будет. Поспеши, а то пропустишь. — Ясмин повесила трубку.

Заинтригованная, Клэр включила портативный телевизор. Поскольку Ясмин заранее подготовила ее, Клэр не удивилась, увидев на экране Ариэль Уайлд. Интервьюер задавал ей вопрос о недавней демонстрации возле офиса «Французского шелка», в организации которой вдова признавалась без тени смущения.

— Нашим противникам хотелось бы, чтобы со смертью Джексона мы отступили от борьбы, которую вели против порнографии. Позвольте мне заверить их, что мы не отступим.

— Почему вы избрали объектом своей критики именно каталог «Французский шелк»? Ведь есть гораздо более откровенные издания, — задал вопрос репортер.

Ариэль сладко улыбнулась.

— Издатели этих журналов, о которых вы только что упомянули, во всяком случае, не пытаются скрыть то, чем занимаются. Питая глубокое отвращение к их продукции, я в то же время не могу не отдать должное их честности. Они не лицемерят, как мисс Лоран, у которой даже не хватает смелости вступить со мной в полемику.

— Ее каталог отличает большой вкус, миссис Уайлд. Он чувствен, да, но едва ли его можно назвать непристойным.

— Он изображает мужчин и женщин на грани соития. Что же, кроме похоти, вы можете испытать, глядя на эти снимки? Явно смутившись, репортер закашлялся.

— Фотографии вряд ли намекают…

— Так вы согласны, что они сделаны с намеком на непристойность?

— Я этого не говорил. — Репортер спешно обратился к своим записям, но, прежде чем он успел задать следующий вопрос, Ариэль сказала:

— Я думаю, стоит обратить внимание на тот немаловажный факт, что предприятие мисс Лоран находится именно в Нью-Орлеане.

Репортер клюнул на наживку:

— Немаловажный в каком смысле? Ариэль сделала вид, что размышляет.

— Будет лучше, если я не буду развивать эту тему. Мой адвокат посоветовал мне избегать ее. Однако я чувствую настоятельную необходимость подчеркнуть, что один из самых критикуемых моим мужем объектов находится именно в том городе, где он был убит.

У Клэр потемнело в глазах. В гулкой тишине пустынной комнаты раздался ее глубокий вздох. Она вдруг осознала, что направляется к телевизору, хотя и не заметила, как встала с кресла. Вы хотите сказать, что мисс Лоран каким-то образом причастна к убийству вашего мужа? — спрашивал репортер.

— Ее допрашивали в окружной прокуратуре, — уклончиво ответила Ариэль.

— На основании каких фактов?

— Мне ничего об этом не известно. Я уверена, что ее допрашивали, основываясь на ее происхождении. Репортер озадаченно посмотрел на нее.

— Клэр Лоран, — продолжала Ариэль, — незаконнорожденная дочь душевнобольной женщины. — Она потупила взгляд и придала лицу сочувственное выражение. — С таким бесконтрольным воспитанием неудивительно, что ее личная жизнь и профессиональная деятельность подвержены лишь логике страстей. Подумайте об этом. Она, безусловно, талантлива. Но почему она растрачивает свой талант, создавая столь непристойные модели белья, да еще и рекламируя их в такой вульгарной манере? И почему, кстати, она выбрала себе в деловые партнеры женщину, которая вот уже многие годы с гордостью афиширует свой аморальный образ жизни?

— Вы имеете в виду фотомодель Ясмин?

— Да. Эти три женщины — мисс Лоран, се мать и Ясмин — являют собой образчик такой низкой морали, что, я уверена, в прокуратуре задались тем же вопросом, что и я: а единственная ли их вина — издание порножурнала?

Клэр выключила телевизор. Еще одно слово с экрана — и она готова была взорваться. От ярости застучало в висках, кровь хлынула к голове, мочки ушей налились, глаза застлала пелена.

Ариэль Уайлд вела себя с нескрываемой наглостью. Как смела она вещать на всю страну о своих подозрениях? До сих пор Клэр игнорировала яростную критику, которую Ариэль высказывала в адрес каталога, но теперь ее обвинения перекинулись на личности. Она не только порочила Мэри Кэтрин и Ясмин, но, что самое страшное, обвиняла Клэр в убийстве. Сколько же еще можно сносить ее выходки и молчать? Пассивным сопротивлением таких, как Джексон и Ариэль Уайлд, не проймешь. Пришло время действовать.

Расхаживая по комнате, Клэр взвешивала все возможные варианты своего реванша. Как бы ни была ей отвратительна сама мысль об этом, но, пожалуй, публичного заявления на этот раз было не избежать. Немного поостыв, Клэр набрала телефонный номер.

— Служба новостей.

— Говорит Клэр Лоран.

Она начала с местного информационного агентства. Поскольку в последнее время имя Клэр достаточно часто мелькало в сводках новостей, ее мгновенно узнали.

— Да, мадам. Чем могу быть вам полезным?

— Как я могу связаться с Си-эн-эн?

— Мы иногда готовим для них материалы. Я могу переговорить с ними.

— Если их интересует моя реакция на выступление Ариэль Уайлд, пусть их репортер свяжется со мной.

— Да, мадам. Я уверен, вам тут же перезвонят.

— Я жду у телефона.

Клэр повесила трубку, ненавидя себя за то, что только что сделала. Она всегда считала, что частная жизнь — это свято, неприкосновенно. Она ревностно оберегала ее от посторонних глаз, и не только из-за Мэри Кэтрин, но и потому, что интуитивно чувствовала, что известность такого рода унижает человеческое достоинство. В отличие от Ясмин, которая не мыслила себя без фанфар и блеска прожекторов, Клэр предпочитала оставаться в тени. Потому-то в сознании многих каталог «Французский шелк» ассоциировался именно с Ясмин.

Клэр возмущало, что ее все-таки вынуждают к публичной схватке. Она боялась ее. Нужно было найти такие слова для своего интервью, которые могли бы начисто отмести обвинения Ариэль Уайлд и в то же время сохранить в тайне то, что никому знать не следовало.

На следующий вечер она, лежа в постели, просматривала видеозапись своего интервью для Си-эн-эн, когда вдруг зазвонил телефон. Сначала она не хотела отвечать на звонок. Затем, повинуясь какому-то инстинкту, она все-таки взяла трубку, но лишь молча приложила ее к уху.

— Клэр, вы слушаете?

— Кассиди?

— Почему вы молчите?

— Потому что каждый раз, когда я снимаю трубку, слышу там одни ругательства.

— Люди Уайлда?

— Несомненно. Выкрикивают оскорбления, потом бросают трубку.

— Мне кажется, Ариэль в бешенстве. Сначала — провал того пикета. Хотя она и получила телерекламу, о которой мечтала, но благодаря неожиданному вмешательству Мэри Кэтрин люди ее предстали типичными головорезами. А сегодня, вдобавок ко всему, вы действительно поставили ее на место. Я видел ваше выступление.

— Это не было выступлением.

— Ну, речь, — поправился он. — Вы хорошо говорили.

— Я не шутила и готова отвечать за каждое свое слово. Если Ариэль Уайлд или кто-либо из ее организации позволят себе вновь порочить мою мать или Ясмин, я подам иск о возмещении морального ущерба, и уж тогда им не избежать финансового краха.

— Вы были очень убедительны.

— Спасибо.

— Но вы не стали отрицать ее завуалированные обвинения в том, что вы каким-то образом замешаны в убийстве ее мужа. — Он сделал паузу, ожидая ответа, но Клэр упрямо молчала. В конце концов Кассиди сказал:

— Если хотите, я могу договориться, и вам немедленно поменяют номер телефона.

— Нет, спасибо. Звонки, конечно, раздражают, но вскоре ажиотаж спадет, и они прекратятся.

— Почему вы не включите автоответчик?

— Это дело принципа. Если я дома, я всегда сама подхожу к телефону. Не хочу из-за них изменять своим привычкам. Он какое-то мгновение молчал, потом спросил:

— Сегодня не было пикетчиков под окнами?

— Нет, — ответила она, улыбнувшись в первый раз за последние сутки. — Я думаю, мама излечила их от митинговых страстей.

— Кстати, о вашей матери: Гарри присматривает за ней?

— Да, она осталась на ночь. А почему вы спрашиваете?

— Скажу, когда приеду. Встретьте меня внизу.

— Кассиди, я уже в постели. Я устала.

Но она уже говорила в пустоту — линия была мертва. Она швырнула трубку. Если ему хотелось видеть ее, мог бы назначить встречу на следующий день. Следовало бы проучить его — пусть стоит внизу и звонит, никто ему не откроет.

Но, спрыгнув с кровати, она тем не менее направилась в ванную. Там все выглядело так, как и всегда, но она знала, что никогда уже не сможет избавиться от незримого присутствия этого человека, взъерошенного, в забрызганной кровью рубашке. Он вел себя, конечно, по-хулигански, но ее женское начало тогда откликнулось на его порыв, как, впрочем, и сейчас, при воспоминании о его сильных руках, обнимавших ее талию.

Она угрожала ему разоблачением, уверяя, что романтическая интрига может пагубно отразиться на ходе его расследования. Но не сказала одного: как боялась этого увлечения она сама.

Клэр переоделась в джинсы и белый трикотажный пуловер; ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она принарядилась в ожидании встречи с ним. В лифте она спустилась на первый этаж. Подходя к входной двери, она уже слышала звонок.

— Вы пунктуальны, — сказала она, открывая дверь.

— Одно из моих достоинств.

Он тоже был не при параде. Она никогда еще не видела его одетым иначе, как в костюм. На этот раз он был в джинсах, спортивной рубашке, поношенной куртке «Левис» и кроссовках.

— Почему вы захотели увидеть меня?

— Выйдите на улицу.

— Зачем?

— Мне здесь легче думается.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Там, в доме, на меня давит обстановка, — добавил он резко.

Всего в нескольких кварталах от дома Клэр жизнь в этот вечерний час бурлила, но по обе стороны здания «Французского шелка» улицы были темны и безлюдны. Когда Клэр вернулась, поставив дверь на сигнализацию, Кассиди мерно расхаживал по мостовой, где совсем недавно маршировали демонстранты.

— Вы чем-то расстроены, — заметила она.

— Вам хорошо говорить. — Он остановился и посмотрел ей в лицо. — Этот ваш сюрприз с денежными переводами…

— Я же все объяснила.

— Да. И Ясмин тоже. Но ваши объяснения выглядят не слишком правдоподобными.

— Ну это уж ваша проблема.

— Пока да, — коротко ответил он. — В котором часу, вы сказали, поехали в ту ночь за матерью в «Фэрмон»?

Клэр не ожидала такой внезапной перемены в разговоре. У нее даже перехватило дыхание.

— Я… что точно не помню, но думаю, около полуночи.

— И что вас так задержало?

— Простите, не понимаю.

— Андре Филиппи утверждает, что он позвонил вам в одиннадцать. В это время суток до «Фэрмона» отсюда езды не более пяти минут. Я знаю, поскольку только что проделал этот маршрут. Ваша поездка, однако, длилась на целый час дольше.

Что же вас задержало?

— Кассиди, я сказала, что добралась туда около полуночи.

Это могло быть и в одиннадцать, и в одиннадцать тридцать.

Я же говорила вам, что не уверена.

— Вы лжете! — Он с размаху шлепнул кулаком по ладони.

Клэр в испуге отступила. — Вы не могли выехать в отель раньше полуночи, потому что до этого не разговаривали с Андре. Когда он звонил в одиннадцать, он говорил с автоответчиком, не так ли? И вам пришлось ему потом перезвонить.

Он поравнялся с ней.

— Вас не было дома, когда он звонил в одиннадцать. Сегодня вечером вы говорили, что всегда подходите к телефону, когда вы дома, так ведь? Андре передал вашему автосекретарю, где искать Мэри Кэтрин в случае, если вы придете и обнаружите ее исчезновение.

У Клэр бешено застучало сердце.

— Я могу это объяснить.

— Приберегите ваши объяснения. Я уже устал от бесконечной лжи. Я ведь прав, а? — Он схватил ее за руку и резко притянул к себе. — Прав я?

Это напугало ее, но с таким произволом она все равно не могла смириться и ловко вырвалась из его цепких рук.

— Да, вы правы, — напустилась она на него. — У меня есть привычка заглядывать в мамину комнату, когда прихожу домой. В ту ночь ее постель оказалась пустой, и к тому же исчез чемодан, так что я сразу догадалась, что произошло. Я уже было собралась выходить из дома искать маму, но заметила сигнал на автоответчике. Я тут же перезвонила Андре. Он сказал, что встретил маму в вестибюле «Фэрмона», отвел к себе в кабинет и дал ей немного хереса. Когда я приехала туда, она была чуть пьяна и в совершенной прострации, как это бывает с ней во время сильных приступов. Я отвезла ее домой и уложила в постель. Это правда.

— О, я верю вам, Клэр, — сказал он. — Я просто хочу знать, где вас черти носили в промежутке между окончанием богослужения и полуночью. Может, вы все-таки дважды съездили в «Фэрмон»? Один раз — убить Уайлда и второй — забрать мать?

Клэр промолчала.

— За это время баржу можно успеть перегнать, — продолжал он, повысив голос.

— Я гуляла.

Очевидно, он ожидал более изощренной лжи. Простота ее ответа сбила его с толку.

— Гуляла?

— Да. Долго гуляла. Одна. По кварталу.

— В такой поздний час? — скептически спросил он.

— Я часто так делаю. Спросите Ясмин. Она все время ругает меня за это.

— Ясмин подтвердит любую вашу ложь.

— Это не ложь. Это правда.

— Почему вы выбрали для прогулки именно ту ночь?

— Мне было грустно.

— Что ж, убийство иногда расстраивает. Развернувшись на каблуках, она направилась к дому.

— Я не намерена выслушивать это от вас.

— А мне плевать. — Он поймал ее за рукав. — Я чертовски зол на вас, мисс Лоран. Мне следовало бы сейчас же доставить вас в участок для снятия отпечатков пальцев и составления протокола о вашем задержании. В тошнотворном зеленом балахоне вы уже не будете столь прелестны, Клэр. А нижнее белье на вас будет отнюдь не из каталога «Французский шелк».

Клэр содрогнулась. Больше всего она боялась тюрьмы. И это была не клаустрофобия, а страх потерять свободу. Она знала, что не сможет вынести постоянной слежки, утраты независимости, права выбора, права распоряжаться собой.

Лицо Кассиди исказилось от гнева. Прядь темных волос упала на лоб. Взгляд был пронизывающим, требовательным. Впервые Клэр по-настоящему испугалась его. Он ведь мог потерять терпение и осуществить свою угрозу. Ей необходимо было все рассказать, причем как можно быстрее, потому что ни одной ночи, ни даже минуты не сможет она вынести в тюрьме.

— Я пришла домой после богослужения и…

— Во сколько это было?

Она нервно пробежала пальцами по волосам.

— Клянусь вам, я не помню точного времени. Думаю, сразу после десяти.

— Хорошо, допустим. Служба закончилась в девять двадцать. Пока вы добрались от Домского собора, учитывая пробки на улицах, вполне могло быть около десяти.

— Гарри оставалась с мамой. Придя домой, я отпустила ее, хотя потом и пожалела об этом. Я была очень взволнована, не могла уснуть. Попыталась работать, но в голову не лезло ничего, кроме мыслей о Джексоне Уайлде.

— Почему?

— Я видела его выступления по телевизору, но впечатление было несравнимо с тем, какое производил он в жизни. Он был энергичным оратором. От него исходила такая сила, и он буквально завораживал аудиторию. В этот вечер я впервые в полной мере ощутила силу его влияния на массы. И испугалась, что он действительно может погубить «Французский шелк». Когда я подошла к подиуму и посмотрела ему в глаза, я почувствовала себя Давидом, заглядывающим в лицо Голиафу. Она с вызовом посмотрела на Кассиди.

— Вы должны понять, что значит для меня дело, которым я занимаюсь. И тогда вам будут ясны чувства, которые я испытывала в тот вечер. Их можно выразить лишь одним словом — паника. Все, чего я достигла тяжелым трудом, оказалось под угрозой. Я уже мысленно представляла, как рушится мое настоящее и будущее.

— Я все понимаю, Клэр, и гораздо лучше, чем вы думаете, — мягко произнес Кассиди. И вновь его взгляд пронзил ее. — Вы были настолько напуганы, что решились пробраться в его номер в отеле и убить его? Она отвернулась.

— Я уже сказала вам, что вышла на прогулку.

— Уж придумали бы что-нибудь пооригинальнее.

— Это правда! Я чувствовала себя так, будто стены сомкнулись надо мной. Я задыхалась. Не могла думать. Слова Джексона Уайлда звенели в ушах. Мне необходимо было вырваться из дома, — Внезапно она обернулась. — Мы пойдем с вами вместе.

— Куда?

— Мы восстановим маршрут, которым я шла в ту ночь. Я покажу вам все в точности. Даже постараюсь идти тем же шагом, чтобы вам было понятно, почему я пропустила звонок Андре.

— Хорошо. Куда идти?

Он слегка поддержал ее за локоть, помогая спуститься с тротуара и перейти улицу. Большинство зданий на противоположной стороне Конти-стрит были темными и пустыми.

— Вы не боитесь здесь гулять по ночам, Клэр?

— Совсем не боюсь. — Она взглянула на него. — А вам страшно?

— Да, черт возьми, — пробормотал он, оглядываясь. Она рассмеялась и помогла ему перешагнуть канавку, образовавшуюся в старинной мостовой. — Я вижу, вы прекрасно ориентируетесь.

— Да, вы правы. Я ведь выросла, играя на этих мостовых. — Клэр указала на здание кондитерской фабрики под розовой крышей. — Здесь делают превосходные пралине. Иногда нам, детям, выносили сломанные конфеты, которые не шли в продажу.

Они брели молча. Свернув направо, они вышли на Ройал-стрит, и Клэр замедлила шаг перед антикварной лавкой.

— Я останавливалась здесь в ту ночь, в витрине была выставлена очень красивая брошь. — Вот она. Третий ряд снизу, вторая слева. Видите?

— Хм. Очень милая.

— Мне она тоже понравилась. Я даже хотела потом как-нибудь зайти сюда, рассмотреть ее поближе, да так и не собралась. — Она еще немного постояла у витрины, разглядывая расшитые бисером ридикюли, серебряные сервизы, фамильные драгоценности.

На противоположной стороне улицы показались двое полицейских — они вышли из штаба окружной прокуратуры Старого квартала. Полицейские вежливо раскланялись. Один заговорил с Клэр по-французски. Его приятель поздоровался на английском. Первый дважды взглянул на Кассиди, но, даже если и узнал его, по имени называть не стал.

Клэр и Кассиди прошли мимо известного ресторана Бреннана. Клэр чувствовала, что Кассиди пристально разглядывает ее. Она в упор посмотрела на него.

— Вы не женаты, так ведь, Кассиди?

— А что, заметно?

— Нет. Просто большинство жен не одобрило бы вашей служебной деятельности. — Клэр сохраняла бесстрастное выражение лица, хотя была рада, что ко всем ее грехам не прибавился еще один — поцелуи с женатым мужчиной.

— Я был женат, — сказал он. — Все это в прошлом.

— Жалеете? Он поморщился.

— Не о ней. Развод был лучшим выходом для нас обоих. Мне кажется, я мог бы сказать, что был женат на своей карьере. Почти как вы. — Он сделал паузу, явно ожидая ее комментария.

Вместо этого Клэр спросила:

— Остались дети?

— Нет. Мы так и не дошли до этого. Наверное, тут нам тоже повезло. Я бы не хотел, чтобы развод как-то повлиял на моих детей. — Кассиди остановился перед одним из магазинов и заглянул в щели забранного жалюзи окна. — Оружейная лавка. Как удобно.

— Это все, на что вы способны, Кассиди?

— Впрочем, если подумать, вы слишком умны, чтобы покупать оружие поблизости от дома, где вас так хорошо знают. Она хитро посмотрела на него.

— Вы ведь проверяли, не так ли?

— Да, вы угадали.

Вскоре они подошли к магазину, ассортимент которого состоял из одних лишь серег.

— Ясмин здесь почетный клиент, — сказала Клэр, в то время как Кассиди в изумлении рассматривал бесконечное разнообразие выставленного товара.

Большинство магазинов этого богатого торгового квартала было уже закрыто. Тишина царила на улицах. Бурбон-стрит была всего лишь за квартал отсюда, но казалось, что эти два района разделяют сотни миль. Иногда в душном воздухе проплывали одинокие сладостные звуки джаз-трубы, но они уносились вдаль, словно потерянные души в поисках пристанища.

Перед кафе «Ройал» они свернули на Сент-Питер-стрит. Клэр обратила внимание Кассиди на двойной балкон дома, в котором располагалось кафе.

— Я думаю, он один из самых красивых в квартале. Движение по Джексон-сквер было уже закрыто на ночь, но магазины и закусочные вокруг площади были до сих пор открыты.

— Мне Тогда захотелось выпить капуччино, — сказала Клэр, остановившись возле маленького уютного бара. Два столика, выставленные на улицу, были заняты влюбленными парочками, которые, всецело поглощенные собой, совершенно не реагировали на происходящее вокруг. — Но потом мое желание перебил запах свежих оладьев, так что…

Она повела Кассиди к кафе «Дю Монд». Они остановились у обочины, пропуская машины; одинокий саксофонист наигрывал приятные мелодии, и в его шляпу, лежавшую на мостовой, изредка сыпались монеты из рук отзывчивых прохожих.

Клэр указала на столик на открытой террасе кафе. Кассиди пододвинул ей хромированный стульчик. Подошел официант в длинном белом фартуке, он дружески протянул Клэр руку, приветствуя ее.

— Мисс Лоран, bonsoir. Как приятно видеть вас.

— Merci, — ответила Клэр, когда он наклонился, чтобы поцеловать ей руку.

— А кто этот господин? — полюбопытствовал официант, глядя на Кассиди. Клэр представила их друг другу.

— Порцию оладьев, пожалуйста, Клод. Два кофе с молоком.

— Очень хорошо, — сказал Клод, спешно удаляясь на кухню.

— Вы, по всей видимости, часто здесь бываете, — заметил Кассиди.

— Это кафе всегда забито туристами, но мама до сих пор влюблена в него, так что по крайней мере раз в неделю я ее сюда привожу.

Клод принес заказ. От разливавшегося по площади запаха выпечки, пышных оладьев, ароматного кофе у Клэр потекли слюнки. Она быстро управилась с аппетитным кушаньем, обсосав даже испачканные в сахарной пудре пальцы. Взглянув на Кассиди, она рассмеялась и кинула ему бумажную салфетку.

Они покончили с оладьями и молча потягивали обжигающе горячую смесь кофе с молоком. Клэр было приятно вот так сидеть, смакуя вкус и аромат Нью-Орлеана. Но наслаждаться пришлось недолго — Кассиди вновь принялся за работу.

— В тот вечер, — начал он, — как долго вы здесь пробыли?

— Около получаса, по-моему. Он удивленно вскинул брови.

— Так долго?

— Это старинный французский квартал, Кассиди. Как и те европейцы, которые первыми поселились здесь, мы можем часами просиживать за едой. Трапеза здесь всегда проходит медленно. Стоит вам пересечь Кэнел-стрит, позади остается американская суета, и вы можете по-настоящему наслаждаться жизнью. В тот вечер я не стала заказывать еще одну порцию оладьев, но выпила две чашки кофе с молоком, причем на каждую у меня ушло минут по десять.

По ее просьбе Клод принес еще кофе. Задумчиво глядя на дымящуюся чашку, Клэр сказала:

— В ту ночь мне было о чем подумать. Джексон Уайлд был лишь одной проблемой из тех, что меня тогда волновали.

— А что еще?

— Мама. Меня очень беспокоит, кто позаботится о ней, если со мной что-нибудь случится. Скажем, если меня отправят в тюрьму. — Она пристально посмотрела на Кассиди, затем опустила взгляд, сосредоточенно размешивая свой кофе. — Думала я и о новом каталоге. Я хочу, чтобы каждый новый номер превосходил предыдущий, и всегда боюсь, что свежие идеи иссякнут.

— Этот страх свойствен творческим натурам.

— Думаю, да. Меня волновала и Ясмин.

— Почему?

— Это личное.

Кассиди мог бы воспользоваться моментом и вынудить Клэр рассказать о проблемах подруги, но он не стал этим заниматься.

— Что ж, прогулка удалась.

Он откинулся на стуле, вытянув свои длинные ноги. Старые джинсы хорошо сидели на нем, облегая бедра и выгодно подчеркивая все выпуклости. Клэр с трудом пыталась сосредоточиться на том, что он говорил.

— Думаю, если бы я задал ему такой вопрос, Клод поклялся бы могилой своей матери, что вы провели здесь в ту ночь не меньше получаса.

— Вы думаете, я лгу, Кассили?

— Нет. Я думаю, вы взяли меня с собой сегодня, чтобы я убедился воочию, как вы здесь уважаемы и против какого авторитета я выступаю, стараясь обвинить вас. С вами ведь даже местная полиция раскланивается. Хороший адвокат непременно использовал бы в своей линии защиты показания столь уважаемых свидетелей, и, если бы они не могли поклясться в том, что видели вас в тот вечер разгуливающей по Французскому кварталу, они с таким же успехом не могли бы поклясться в том, что не видели.

— Если бы вы были моим адвокатом, вы бы именно так и сделали?

— Совершенно верно. Если бы у обвинителя не было неоспоримых доказательств вашей вины, я бы представил вас святой и тронул бы сердца присяжных, заставив выслушать излияния ваших добрых знакомых.

— Я вижу, вы знакомы со всеми трюками. Губы его сжались, он помрачнел.

— Да, со всеми.

Безусловно, Кассиди был гораздо сложнее, чем казался с первого взгляда, решила про себя Клэр. Газеты много писали о помощнике окружного прокурора, но они молчали о Кассиди-человеке. Она же хотела узнать, что скрывается за этой внешней самоуверенностью и напором, почему иногда по лицу его пробегает тень. Все это было странно и интересно, но у Клэр были свои проблемы.

— Вы все еще думаете, что именно я совершила это убийство, так ведь?

Вздохнув, Кассиди облокотился на стол и, перегнувшись через него, сказал:

— Я думаю, произошло вот что. Вы уже давно планировали это убийство — с того самого момента, как узнали, что преподобный Уайлд собирается в Нью-Орлеан.

Вы купили, одолжили или украли револьвер тридцать восьмого калибра. Отправились на богослужение и лицом к лицу встретились с человеком, которого замышляли убить. Сейчас я уже знаю вас достаточно хорошо, чтобы понять благородство и чистоту ваших помыслов. Вы считали, что избрали достойный способ убить человека — почти как ваши предки, которые вызывали противника на дуэль.

Как бы то ни было, вы вернулись домой и отпустили Гарри. Это было рискованно, но вы рассчитали, что, если ее потом спросят, она подтвердит, что вы вернулись домой к десяти часам. Затем вы отправились в «Фэрмон» и с помощью Андре пробрались в номер Уайлда. Вы убили его, возможно даже спящего. Потом ушли и вернулись домой.

Но судьба сыграла с вами злую шутку. Мэри Кэтрин ускользнула из дома. Вы пришли домой, обнаружили ее исчезновение и, опять-таки по иронии судьбы, вынуждены были отправиться в обратный путь в «Фэрмон». Думаю, вам это не доставило особого удовольствия — возвратиться на место преступления почти сразу после его совершения.

— Совершенно не так. Разве вы сами не замечаете, сколько неувязок в вашей версии?

— Тут вы правы, черт возьми. Версия моя довольно хлипкая в смысле доказательств. Потому-то вы еще не в тюрьме. Клэр не сразу пришла в себя после такого замечания.

— И как же, по-вашему, я проникла в его номер? — спросила она.

— Очень просто. Андре дал вам ключ. Пока Уайлд ужинал, вы вошли в номер. Возможно, спрятались в туалете. Он вошел, принял душ, приготовился ко сну. Вы выжидали, пока не убедились, что он уснул, а потом убили его.

Клэр покачала головой:

— Здесь что-то изначально неверно, Кассиди. Я бы никогда не позволила втянуть своего друга в столь тяжкое преступление.

— Вы могли использовать его, не посвящая в свои замыслы.

— Украв ключ?

— Нет, вы хорошо освоились в отеле. В холле седьмого этажа есть несколько укромных местечек, где вы вполне могли спрятаться. Когда же горничная прошла в номер Уайлда разобрать ему постель, вы незаметно прокрались туда, пока дверь оставалась открытой.

— Очень изобретательно. Он вгляделся в ее лицо.

— Да, Клэр. Изобретательность свойственна творческим натурам.

Она сделала глоток уже остывшего кофе, стараясь унять дрожь в руках и скрыть нервозность.

— Откуда же я знала, что Уайлд придет в номер один? Или я собиралась, в случае чего, убить и миссис Уайлд?

Уайлду не нравилось то, что я печатала в своем журнале, и он за это поносил меня со своей кафедры. Мне же не нравилось то, что он проповедовал, и я его убила. Выходит, что я оказалась менее терпеливой и более непримиримой, чем Джексон Уайлд. Вы меня таким образом ставите на один уровень с теми психами, которые звонят мне и угрожают расправой.

Кассили встрепенулся:

— Вам звонили с угрозами? Вы мне об этом не говорили. Клэр не собиралась говорить об этом и пожалела, что проболталась.

— Угрозы по телефону не стоит воспринимать серьезно.

Кассиди был с этим не согласен. Он обвел взглядом террасу, как будто где-то в тени мог скрываться убийца.

— Мы здесь пробыли по меньшей мере полчаса, — сказал он, поднимаясь — Пойдемте. — Он придержал ей стул и устремился к выходу, но вдруг остановился, заметив, что Клэр рядом не было.

— Что такое? — бросил он, обернувшись.

— Я еще кое-куда зашла в тот вечер, прежде чем отправиться домой, — услышал он. — Вон туда, — кивнула она в сторону реки.

Он подошел к ней:

— Показывайте дорогу.

Они пересекли военный мемориал, от которого тянулась асфальтированная аллея, называемая Лунной. Внизу речные волны мягко шлепали о разбитые камни. Огни с противоположного берега мерцали в воде; пахло солью, нефтью и грязью. Внезапно повеяло свежим бризом, и Клэр с удовольствием ощутила его дыхание волосами и кожей. Оно было мягким и нежным, каким бывает лишь на юге.

Лунная аллея была излюбленным местом туристов, попрошаек, проституток, пьяниц и влюбленных. В этот вечер желающих полюбоваться видом было немного.

Когда они проходили мимо целующейся на скамейке парочки, Кассиди вдруг вспылил:

— Почему вы не перестаете упорствовать и не признаетесь?

— Даже если я не совершала преступления?

— Пожалуйста, не надо. У нас полно и других подозреваемых. Четверо психов уже приписывают себе убийство Уайлда.

— В таком случае предпочтение моей персоне особенно приятно.

— Эти четверо парней — из тех, кто страдает манией признаваться в чужих грехах. Мы тщательно проверили их показания, но, как выяснилось, ни один из них и близко к «Фэрмону" не подходил в ту ночь.

Словно сговорившись, они вдруг оба притихли и молча уставились на реку. Мгновение спустя он повернулся к Клэр и без какого-либо предисловия сказал:

— В суде работает одна особа — занимается протоколами. Позавчера вечером она пригласила меня к себе домой на спагетти и секс.

Он внимательно смотрел на нее, ожидая реакции. Наконец она проговорила:

— Что ж, она прямолинейна.

— Да, сексуальная часть программы подразумевалась изначально.

— Я понимаю. Так вы пошли?

— Да.

— Ну и как?

— Потрясающе. Все было сдобрено красным соусом. Поначалу опешив, она вдруг сообразила, что он пытался пошутить. Ей хотелось рассмеяться, но оказалось, что его отношения с другой женщиной вовсе не безразличны ей.

— Спагетти были превосходны, — продолжал он. — Ну а секс — так себе.

— Как вы, должно быть, были разочарованы, — сухо сказала Клэр.

Он поморщился.

— А еще раньше, за несколько дней до этого, я спал со своей соседкой. Это было ужасно, и я до сих пор не знаю, как ее зовут. Клэр не выдержала:

— Вы что, пытаетесь произвести на меня впечатление своими сексуальными подвигами? Я не священник. Мне не нужна ваша исповедь.

— Я просто подумал, что, может быть, вам это будет интересно знать.

— Нет, неинтересно. С какой стати?

Он грубо притянул ее к себе и обхватил ладонями ее голову.

— Потому что мы с вами слишком глубоко увязли, и вы это знаете не хуже меня. Он поцеловал ее.

Глава 13

Поцелуй с Клэр был несравненно приятнее, чем секс даже с десятком других женщин. Рот ее был теплым, сладким и каким-то уютным, и Кассиди согласился бы бесконечно ласкать его своим языком. Но это было невозможно, и он неохотно отпустил Клэр.

Лишь легкий вздох и влажные разомкнутые губы выдавали волнение Клэр, выражение же лица ее оставалось бесстрастным. Она умела скрывать свои чувства. Несомненно, это было связано с тем, что она рано столкнулась со взрослыми проблемами и вынуждена была самостоятельно решать их в том возрасте, когда большинство девочек еще играли в куклы.

Но, черт возьми, Кассили надеялся, что его поцелуй вызовет совсем другие эмоции, а не этот немигающий взгляд. Он намеренно рассказал ей о своих недавних похождениях и лишь потом нежно поцеловал. Почему она не обругала его, не влепила. пощечину, не расцарапала физиономию?

Он переспал с секретаршей из прокуратуры по той же причине, по какой протоптал дорожку к соседке, — его измучила неопределенность в отношениях с Клэр. Но обе попытки вычеркнуть ее из своей жизни оказались неудачными. И хотя секретарша была наверху блаженства от близости с ним, ее обнаженное тело не вызвало в нем таких эмоций, какие рождали фантазии о Клэр. Он вел себя в постели безупречно, но мысли его в тот момент были далеко и совсем с другой женщиной.

И вот сейчас, не встретив ответного порыва Клэр, он страшно разозлился. Он ведь с ума сходил все эти дни.

— Так вы именно здесь избавились от оружия?

— Что?

Поскольку до этого они молчали, внезапно заданный вопрос застал Клэр врасплох.

— Вы слышали меня. Вы пришли сюда прямо из «Фэрмона" и выбросили пистолет в реку?

— Но у меня никогда не было оружия.

— Это не ответ на мой вопрос, Клэр, — сказал он, повысив голос. — У вас полно друзей, и любой из них не отказался бы приобрести для вас револьвер.

— Но никто из них этого не делал. Кроме того, я даже не умею стрелять.

— Разнести в прах мужские яйца с близкого расстояния — здесь особого снайперского искусства не требуется. Клэр прижала к груди руки и поежилась.

— Становится прохладно. Мы уже можем идти? Кассиди был до крайности раздражен и ситуацией в целом, и Клэр. Тем не менее он снял с себя пиджак и накинул ей на плечи. Его руки скользнули по ее волосам, задержались на плечах. Затем он осторожно взял ее за подбородок и приподнял голову.

— Если вы все-таки сюда приходили в ту ночь, Клэр, что же вы делали?

— Сидела на одной из этих скамеек и смотрела на реку.

— Сидели на скамейке и смотрели на реку?

— Именно так я и сказала.

Кассиди согласился бы отдать все на свете, лишь бы узнать, что же на самом деле скрывается за этим прямым взглядом янтарных глаз. Но этого ему было не дано. Поэтому он играл с огнем, переступая дозволенные рамки.

— Нам лучше пойти.

Молча они прошли весь обратный путь. Подойдя к двери ее дома, Кассиди, резко притянув к себе Клэр, сказал:

— Клэр, я настоятельно требую, чтобы вы наняли себе адвоката.

— Насколько вы близки к тому, чтобы арестовать меня?

— Очень близок. В ваших показаниях чересчур много загадочных совпадений. Даже если вы и не лжете, то, во всяком случае, явно скрываете правду. Может быть, покрываете кого-нибудь. Не знаю. Но вы со мной не откровенны. Я знаю, вы рассчитываете на везение, но по делам, связанным с убийствами, не существует срока давности. Пока убийство не раскрыто, я буду продолжать расследование. Рано или поздно у меня будет ключ к разгадке, и все встанет на свои места.

Он сделал паузу, предоставляя ей возможность опровергнуть его слова. Но она, к сожалению, молчала.

— Наймите адвоката, Клэр.

Она какое-то мгновение стояла, уставившись в пространство, потом взглянула на Кассиди — в лице ее была твердая решимость.

— Нет, я не буду этого делать. Она глубоко вздохнула.

— Я не могу вручить свою судьбу незнакомому человеку. В том, что касается меня лично, я доверяю лишь своим инстинктам. Когда я была ребенком, взрослые дяди и тети — работники социальных служб, судьи, так называемые эксперты — уверяли, что самое лучшее для моего блага — это разлучить меня с людьми, которых я любила. С тех пор не доверяю людям, облеченным хоть какой-нибудь властью, Кассиди. — Клэр скинула с плеч пиджак и швырнула ему. — Спасибо за бесплатный совет, но мне адвокат не нужен.

— В таком случае поступайте как знаете, — раздраженно сказал он. — Но думаю, вы делаете большую ошибку.

— По крайней мере, это моя ошибка.

— И не уезжайте из города.

— Послезавтра я еду в штат Миссисипи.

Это известие прозвучало как гром среди ясного неба.

— Какого черта?

— Натурная съемка для весеннего каталога.

— Отмените. Или отложите.

— Не может быть и речи. Это было запланировано еще несколько недель назад. Нанята съемочная группа. Ясмин уже не может отменить договоренности. В любом случае мы должны успеть все снять до наступления осени, пока листва еще зеленая. Нельзя же снимать весенний каталог на фоне осеннего пейзажа.

— Интересная мысль, но юридическая практика не учитывает проблем фотосъемки.

— А я не собираюсь согласовывать свои деловые интересы с вашим юридическим распорядком. К тому же ваши возможности не беспредельны, Кассили. Чтобы арестовать меня, у вас мало фактов, так что вам ничего не остается, как разрешить мне ехать.

У него действительно были связаны руки. Она знала это так же хорошо, как и он сам. Без каких-либо доказательств, на основании которых можно было бы выстроить обвинение, он не имел права задерживать ее дольше, чем, скажем, Ариэль и Джошуа Уайлд.

Разгадав мучившую его дилемму, она улыбнулась.

— Спокойной ночи, Кассиди.

— Проклятье. Вы, гляжу, очень довольны собой, не так ли? — Он вдруг резко схватил се за лицо, впившись пальцами в щеки. — Послушайте, — сказал он, приблизившись к ней почти вплотную, — до сих пор я из кожи лез вон, чтобы подыскать хоть какие-то оправдания, заставить себя сомневаться в вашей виновности. Все, с этим покончено, вы поняли? — Он наклонился еще ближе, его голос срывался. — Да, я хочу трахнуть вас, но не особо обольщайтесь на этот счет. Прежде всего и больше всего я хочу поймать и привлечь к ответственности убийцу Джексона Уайлда. Так что не забывайте об этом, Клэр. Для вас это может быть лишь игрой, но запомните: с этой минуты я буду играть по-черному.

Она тряхнула головой, освободившись от его хватки, и отпихнула его:

— Спасибо за оладьи и кофе с молоком, мистер Кассиди.

Хотя это мне следовало бы угощать вас.

Она проскользнула в дверь и захлопнула ее прямо перед его носом. Услышав стук засовов, Кассиди громко выругался. Ариэль с раздражением отшвырнула журнал в сторону. Было поздно, и она нервничала. Человек из Нью-Орлеана обещал позвонить в любом случае, независимо от времени дня или ночи. Сейчас было уже далеко за полночь.

Внизу, в гостиной, Джош играл на рояле. Он часами торчал за инструментом. Эта мерзкая музыка! Ариэль никак не могла запомнить ни одной мелодии. Она никогда не понимала, что люди находят в такой музыке. Взять хотя бы Джоша: когда он играл классику, он забывал обо всем — о сне, еде, даже о сексе.

Нельзя сказать, чтобы ей не хватало сексуальных удовольствий и она переживала из-за этого. У Ариэль сейчас были дела посерьезнее. Затея с пикетированием потерпела фиаско. Она хотела, чтобы ее люди выглядели посланниками господа, исполняющими священную миссию. Вместо этого из-за какой-то сумасшедшей старухи они предстали тупыми, подлыми головорезами. Чтобы восстановить свое доброе имя, она организовала интервью с Си-эн-эн, которое, по ее мнению, прошло исключительно хорошо. Ариэль повезло: в Нью-Орлеане нашелся «доброжелатель» из числа сторонников Уайлда, который знал о внебрачном рождении Клэр Лоран. Ариэль планировала продолжить свою кампанию, теперь уже под лозунгом «Безнравственность порождает безнравственность».

Но сегодня Клэр Лоран вдруг появилась на экране в программе Си-эн-эн — величественная, словно принцесса Грэйс в лучшую свою пору. Она тактично намекнула, что Ариэль, вероятно, заблуждается в своих предположениях, но вместе с тем не оставила сомнений в том, что предпримет соответствующие меры, если клеветническая кампания не прекратится.

Уже во второй раз ей удалось представить министерство Джексона Уайлда как сборище фанатичных глупцов. Ариэль не могла просто так смириться с этим. У таких, как Клэр Лоран — хладнокровных, уверенных в себе, всегда есть что-то за душой, какая-то тайна. И откуда у этой Лоран такие аристократические замашки?

Итак, Ариэль наняла человека для слежки за новоявленной мстительницей и рассчитывала получать ежедневные отчеты от своего агента. Когда наконец зазвонил телефон, она тут же бросилась к нему. Именно этого звонка она и ждала.

— Нам повезло с первой же попытки, — раздался в трубке сдавленный смешок. — Несмотря на все ее заверения по телевидению, она остается подозреваемой номер один. Сегодня вечером Кассиди опять наведывался к ней.

Ариэль откинулась на груду подушек, высившуюся за ее спиной.

— Вот как? И как долго он с ней беседовал?

— Они долго бродили по Французскому кварталу… — Чем больше подробностей узнавала Ариэль о недавней встрече Клэр Лоран с красивым, молодым, сексуальным обвинителем, тем лихорадочнее работала ее мысль. Она так увлеклась анализом полученной информации, что чуть не пропустила самое ценное.

— Простите меня, — перебила она рассказчика. — Что вы сказали? Они что…

— Все верно, миссис Уайлд. Вы не ослышались. Они целовались.

Ариэль внимательно, не перебивая, дослушала до конца отчет.

— Спасибо, — сказала она, — держите меня в курсе событий. Я хочу знать все. Запомните, вы мои глаза и уши. — И в завершение добавила:

— Да благословит вас господь, а я буду молиться за вас.

Когда она уже вешала трубку, в комнату ввалился Джош.

— Кто это звонит среди ночи? — Он стянул через голову майку и начал раздеваться, — Тот парень из Нью-Орлеана, который организовал демонстрацию у «Французского шелка».

— С завтрашнего дня я намерена начать шоу на колесах, — сказала она с набитым ртом. — Мы отправимся по городам и будем давать по одному выступлению в каждом. — Мысль ее уже работала вовсю. — Это будут особые программы. Мы назовем их экстренными молебнами за поимку и осуждение убийцы Джексона.

Застонав, Джош приложил руку ко лбу и прикрыл глаза.

— Ариэль, такие вещи планируются заранее. Надо арендовать помещения…

— Меня не волнует, где это будет происходить, пусть хоть на футбольных полях! — закричала она. — Я только хочу, чтобы было как можно больше народу и прессы, и еще я хочу, чтобы ты, — она повернулась и ткнула в него пальцем, — предстал глубоко скорбящим сыном.

— Для этого мне потребуются твои тени для век.

— Пошел к черту.

Она вновь нырнула в постель, но была слишком взвинчена, чтобы уснуть. К тому же она употребляла кофеин и сахар в таких количествах, что редко когда спала по ночам больше трех-четырех часов. И темные тени под глазами были не всегда результатом косметических ухищрений.

Ариэль перебирала в памяти все, что знала о Клэр Лоран. Породистая сучка, с тайной завистью думала она. Высокая. От природы изящная. Хорошо одета. Классические черты лица. Ариэль всю жизнь стремилась походить на таких, хотя умом она понимала, что в ней заложены совсем другие гены. Она может пыжиться, но никогда не достигнет такого шика и элегантности. С этим рождаются.

Клэр Лоран праздно бродила по Французскому кварталу с помощником прокурора Кассиди, который никогда не смотрел на Ариэль иначе как с подозрением и плохо скрываемым презрением. Он целовал Клэр Лоран! При мысли о том, как она сможет распорядиться столь пикантной информацией, у Ариэль даже закружилась голова, и она уже почувствовала себя отмщенной.

Эта высокомерная шлюха просто надула Кассиди. Неужели он поверил, что такие гордячки, как Клэр Лоран, не способны на убийство? Подумайте хорошенько, мистер Кассиди.

Но, как бы то ни было, он нарушил свой долг. Завтра утром, еще до того как она созовет пресс-конференцию, чтобы объявить о намечавшемся турне по городам, ей предстоит сделать исключительно важный телефонный звонок.

Кассиди предупредили, что шеф настроен весьма воинственно, так что суровый приказ явиться к нему с докладом Кассиди воспринял без особого удивления.

— Он ждет вас, Кассиди, — с сочувствием сказала секретарша Краудера. — Заходите.

Кассиди с непринужденным видом вошел в кабинет шефа.

— Доброе утро. Тони. Ты хотел меня видеть? — Краудер молча уставился на него. Кассиди сел напротив, положив ногу на ногу. — Сказать по правде, я рад, что ты меня вызвал. Мне надо кое-что обсудить с тобой.

— Я отстраняю тебя отдела Джексона Уайлда.

— Что?! — Кассиди так громко крикнул, что, казалось, чашка с кофе, стоявшая на столе Краудера, жалобно звякнула о блюдце.

— Ты меня слышал. Ты отстранен. Я передаю дело Нансу.

— Ты не можешь этого сделать.

— Считай, что я уже это сделал. По крайней мере, к концу нашего разговора ты уже будешь освобожден. А разговор наш окончен.

— Черт возьми. — Кассиди вскочил со стула. — Почему, объясни?

— Я объясню! — взорвался Краудер. — Мне устроили сущий ад с этим делом. Все — начиная от мэра и судьи. Особенно старается этот плоскозадый Харрис. Конгрессмены, да даже этот урод губернатор и тот пристает с расспросами. Меня уже тошнит от одного имени Джексона Уайлда. Я хочу поскорее покончить с этим кошмаром, а ты до сих пор не продвинулся в своем расследовании.

— Я работаю.

— С Клэр Лоран?

Кассили заметил странный блеск в глазах шефа. Помимо злости он испытал и неловкость, услышав вопрос.

— Да, в числе прочих.

— И как же ты «работаешь» с Клэр Лоран?

— У меня такое впечатление, что в этот вопрос ты вкладываешь какой-то особый смысл.

Не спуская с Кассиди глаз, Краудер потянулся к чашке и сделал глоток кофе.

— Сегодня утром мне звонила Ариэль Уайлд.

— Ах, вот как, теперь я начинаю понимать, — с некоторым облегчением сказал Кассиди. — Она напомнила, что мы до сих пор не арестовали убийцу ее мужа, и ты почувствовал необходимость взгреть кого-нибудь за это. Я правильно понял?

— Отчасти да. Но это еще не все.

— И что же еще?

— Прошлой ночью ты, оказывается, совершал романтическую прогулку под луной с Клэр Лоран?

Хотя душа его и ушла в пятки, внешне Кассиди ничем себя не выдал.

— Я поехал во «Французский шелк» и озадачил мисс Лоран информацией, полученной из других источников. — Кассиди рассказал о телефонных звонках и нестыковках во времени. — Мисс Лоран заявила, что после встречи с Уайлдом во время богослужения она, дабы прийти в себя, долго бродила по улицам. И предложила, чтобы мы вместе восстановили ее маршрут в ту ночь.

— Сюда входило и посещение кафе «Дю Монд»?

— Да.

— И прогулка по Лунной аллее?

— Да.

— Где, вероятно, она и избавилась от оружия.

— Я тоже упомянул об этом в разговоре с ней, — оправдывался Кассиди.

— И что она сказала?

— Она по-прежнему утверждает, что у нее никогда не было никакого оружия и что она даже не умеет им пользоваться.

— Не надо быть снайпером, чтобы стрелять в упор по яйцам.

— Я говорил и об этом, — рассмеялся Кассиди.

— Ты находишь это смешным?

— Нет. Я просто хотел обратить внимание на то, как мы с тобой похожи.

— В самом деле? Но у меня никогда не было романов с подозреваемыми.

Они посмотрели друг на друга.

— У меня их тоже не было, — сказал Кассиди, выдерживая тяжелый взгляд Краудера.

— А вот агенту Ариэль показалось совсем другое.

— Агенту? О чем ты говоришь, черт возьми?

— Наша дорогая миссис Уайлд наняла одного из своих лакеев следить за Клэр Лоран и докладывать о каждом ее шаге. Так вот до сих пор самым криминальным оказалось именно это свидание…

— Но это не было свиданием!

— ..с человеком, которому по долгу службы надлежит выступить ее обвинителем в суде. Только я, отстранив тебя от расследования, исключил такую возможность.

— Ты не можешь отнять у меня дело! — закричал Кассиди. — Я же объяснил тебе, как возникла эта прогулка.

— Не заговаривай мне зубы. Человек Ариэль Уайлд оказался на редкость дотошным. Он выследил каждый твой шаг и жест, а уж Ариэль пересказала все мне. Ты дал Клэр свой пиджак. Обнял ее. Поцеловал. Разве не так?

Кассиди молча кивнул.

— Судя по отчету того типа, это не было легким поцелуем, данью вежливости?

— Нет, — сердито ответил Кассиди. — Не было.

— Господи! — Краудер стукнул кулаком по столу. — О чем ты думал, черт тебя дери! Кассиди опустил голову.

— Проклятье! — Он долго молчал, потом сказал:

— Могу представить, как все это могло выглядеть со стороны, особенно с точки зрения непосвященного человека. Но я действительно допрашивал ее. Тони.

— Распустив слюни! — заорал Краудер. Уже более спокойным и рассудительным тоном Кассиди объяснил:

— Я выискивал слабые места в ее защитной линии, старался понять, что же она недоговаривает.

— Так ты уверен, что она что-то недоговаривает?

— Почти наверняка. Я не знаю, лжет ли она, защищая себя или выгораживая кого-то другого, но всей правды она явно не говорит. К сожалению, я не могу арестовать ее по наитию.

— К сожалению? — Хитрые глазки окружного прокурора впились в подчиненного. Утаить что-либо от Краудера было очень непросто. — Ты что, собираешься мне тут плести, что вовсе не находишь привлекательной эту женщину?

— Отнюдь нет. — Кассиди посмотрел ему прямо в глаза. — По-моему, она на редкость привлекательна.

Краудер плюхнулся в кресло и запустил руки в свои редеющие волосенки.

— Мне надо было все-таки идти в дантисты, как того хотела моя мать. — И ворчливо добавил:

— По крайней мере, ты не стал мне лгать. А я бы почувствовал ложь. Слухи ведь все равно идут.

— Слухи о чем?

— О том, что ты неравнодушен к мисс Лоран. Гленн уже жаловался по этому поводу комиссару полиции. А тот — мне.

— Боже! — со злостью воскликнул Кассиди. — Гленн не имел права…

— К черту, имел он все права. Это ведь и его дело, ты не забыл? И он не хочет, чтобы оно было похерено обвинителем, у которого вместо головы… сам знаешь что. Я не хочу так поступать с тобой, сынок. Но ты мне не оставляешь выбора. Я вынужден отстранить тебя от дела.

— Не надо, Тони. — Кассиди встал со стула и склонился над столом шефа. — Я должен им заниматься. Я привлеку виновного к суду и добьюсь приговора. Моя карьера зависит от этого. И я не упущу такой возможности. Ни за что на свете.

— И даже готов поступиться любимой женщиной?

— Уж женщина меня точно не остановит. Краудер какое-то мгновение изучал его.

— Говоришь убедительно, как будто и впрямь так думаешь.

— Так и есть. — Кассиди подумал, стоит ли поднимать сейчас вопрос, который всегда оставался закрытым для обсуждения. Но прошлой ночью он предупредил Клэр, что переходит в наступление. Краудера тоже надо было убедить в этом. — Ты, наверное, был удивлен, Тони, почему я отказался от работы в адвокатуре, приехав сюда.

— Да, мне казалось странным, что ты отказался от такой прибыльной практики, променяв ее на то мизерное жалованье, что платит округ. Но, просмотрев твой послужной список, я пришел к выводу, что мне повезло с помощником. Зачем вновь поднимать этот вопрос?

Кассиди начал мерить шагами кабинет Краудера.

— Как ты сказал, у меня действительно была выгодная практика. На моем счету было внушительное число побед. Другими словами, клиенты мои разгуливали на свободе, а я себя чувствовал чертовски довольным и уверенным в себе.

— Мне это знакомо.

Кассиди усмехнулся замечанию Краудера.

— И вот появился новый клиент, который нанял меня для защиты. Негодяй отъявленный и со списком судимостей длиннее, чем мы рука, но могущественный, как дьявол. Он был осужден за вооруженное нападение, но отсидел лишь часть срока, когда его освободили под залог. Через несколько недель после освобождения он позвонил мне. Сказал, что ему меня рекомендовали с самой лучшей стороны. Наслышан о моем бесстрашии. Сказал, что уверен во мне, что я позабочусь о том, чтобы он был на свободе.

Кассиди сделал паузу, на мгновение прикрыв глаза, потом добавил:

— Я тоже был уверен в себе. Тони, вот ведь в чем весь ужас. Итак, я взялся за его дело. На этот раз речь шла о нападении с целью изнасилования, хотя женщине и удалось вырваться и убежать.

Кассиди перестал расхаживать по кабинету и уставился в окно.

— Жертвой была молодая девушка, едва за двадцать, хорошенькая, стройная, — тихо начал он. — Мой клиент напал на нее в сумерках, когда она выходила с работы. Дело было гиблое. Его поймали со спущенными штанами недалеко от места происшествия. Обвинитель отклонял все прошения об освобождении под залог. Он очень хотел упечь мерзавца за решетку. Дело отправили в суд. Все, на что я мог рассчитывать, — это на везение и свое нахальство, а уж в этом я преуспел вполне, — сказал он, сжимая кулаки. — На этот раз я превзошел самого себя. К тому времени, как я закончил перекрестный допрос девушки, судьи уже не сомневались в том, что она шлюха, которая носит на работу мини-юбки, соблазняя коллег-мужчин. Я до сих пор помню ощущение удачи, которое испытал тогда, — ведь девушка держалась так самоуверенно и нагло. Я постарался привлечь внимание судей к ее грудям. О боже!

Он прикрыл рукой глаза, пытаясь изгнать из памяти воспоминания о плачущей молодой женщине, которую на глазах у всех он словно раздевал и насиловал сам.

— Я клеймил ее позором, порочил ее репутацию, выставил ее как обыкновенную проститутку, которая, запросив слишком много за свои услуги, жестоко поплатилась за это.

Он убрал с глаз руку и безучастно уставился в окно.

— Это была блестяще организованная защита. Я старался подкинуть прессе побольше грязных подробностей. Если бы суд вынес обвинительный приговор, я мог бы сказать, что моего клиента подставила пресса, а сам уйти в сторону. Но суд не вынес обвинения. — В его голосе проскользнуло удивление, которое он испытывал всякий раз, когда думал о том деле. — Судьи поддались моим театральным эффектам. Они оправдали сукина сына.

— Ты сделал то, за что тебе было заплачено, — заметил Краудер.

— Это не оправдание.

— Добрая половина юристов похвалила бы тебя и позавидовала твоему успеху.

— Ты называешь это успехом? Оболванил присяжных, оскорбил честь адвоката.

— Итак, ты перестарался. Это было… сколько, пять лет назад или больше? Оставь это в прошлом, Кассиди. Прости себе эту единственную ошибку.

— Может быть, я и смог бы простить, но на этом история не закончилась.

— О боже. — Краудер откинулся на спинку кресла, приготовившись к худшему.

— Через две недели после освобождения из-под стражи мой клиент похитил прямо со школьного двора одиннадцатилетнюю девочку, завез ее в заброшенный уголок городского парка, где изнасиловал с особой жестокостью, а потом задушил ее же лифчиком. Я назвал лишь те действия, которые имеют определение в юридической практике. Остальные… о них даже трудно говорить.

На некоторое время воцарилось напряженное молчание.

Наконец Краудер сказал:

— И после этого ты закрыл свою адвокатскую контору. Кассиди обернулся и посмотрел на шефа.

— Закрыл контору, поставил на себе крест, освободил жену от тяжкой доли быть за мной замужем и покинул город. Так я оказался здесь.

— Где и проявил чертовское трудолюбие. Оказался ценным приобретением для нашей конторы.

Кассиди поморщился, вновь задаваясь вопросом, сумеет ли он когда-нибудь избавиться от этого комплекса вины. Удастся ли ему когда-нибудь добиться такого обвинительного приговора, которым бы он искупил свой грех и снял с себя вину за гибель девочки. Сможет ли он когда-нибудь предстать перед убитыми горем родителями, сказав: «Наконец я чист перед вами»? Нет, никогда. Но он все равно будет к этому стремиться всю свою жизнь.

— Я больше не допущу оплошности в исполнении своего долга. Тони. И никогда не позволю еще одному негодяю увильнуть от ответственности, не допущу, чтобы насильники или убийцы разгуливали среди ничего не подозревающих граждан, большинство из которых все-таки верят в нас и закон, хотя и напрасно.

— Ну, не совсем напрасно. Время от времени мы все-таки ловим преступников.

Кассиди посмотрел на шефа, вложив всю силу убеждения в свой взгляд.

— Я не собираюсь подводить тебя. Тони, потому что в этом случае я подвел бы и самого себя. Клянусь, что я предъявлю убийцу Уайлда, независимо от того, кто им окажется.

Краудер закусил губу.

— Хорошо, дам тебе еще пару недель, — раздраженно сказал он. — Но считай, что над головой твоей висит дамоклов меч.

— Я понимаю. — Теперь, когда дело было улажено, Кассиди не видел причины задерживаться. Они оба почувствовали бы себя неловко, начни он рассыпаться в благодарностях.

Он направился к двери, но Краудер остановил его:

— Кассиди, я должен спросить тебя. Если ты найдешь то недостающее звено, которое неопровержимо связывает Клэр Лоран с убийством, не возникнет ли у тебя проблемы с вынесением обвинения, которое будет означать пожизненное заключение?

Кассиди мысленно обратился к своему сердцу, но ответ он уже знал заранее.

— Можешь не сомневаться. Я буду действовать без малейших колебаний.

Кассиди вышел из здания прокуратуры и, перейдя улицу, оказался в комиссариате полиции. Говард Гленн сидел за обшарпанным, замызганным столом, откинувшись на вращающемся стуле; между его ухом и плечом была зажата телефонная трубка. Кассиди остановился у самого края стола, устремив пронизывающий взгляд на Гленна.

— Мы потом поговорим, — сказал в трубку Гленн и положил ее.

— В следующий раз, если у тебя возникнут претензии ко мне, не распускай сплетен. Поговорим сразу как мужчина с мужчиной. Я уж окажу тебе такую любезность.

— Я подумал, что мой шеф…

— Ты ошибся, — грубо оборвал его Кассили. — Я вполне владею своими чувствами, поступками, и словами, и ситуацией в целом, и меня бесит, что ты осмеливаешься связывать мне руки. Впредь этого не делай. Если у тебя есть ко мне какие-то претензии, давай выкладывай их сейчас.

Гленн, внимательно изучая Кассили, гонял сигарету из угла в угол рта.

— Нет претензий.

— Превосходно. — Кассиди взглянул на свои часы. — Уже почти полдень. После обеда встретимся в моем офисе и обсудим наши дальнейшие шаги.

Глава 14

Клэр мыла посуду после ужина, когда вдруг раздался крик Мэри Кэтрин. Бросив губку, Клэр кинулась из кухни в гостиную. Мэри Кэтрин сидела в кресле, держа в руках вечерний выпуск «Тайме пикайюн». В лице ее не было ни кровинки. Руки дрожали.

— Мама! — в тревоге вскрикнула Клэр. — Что с тобой? — Она бросилась к Мэри Кэтрин, подхватив газету, выскользнувшую из безжизненных пальцев матери. — Боже мой, — прошептала Клэр, прочитав лишь несколько строк первой полосы. Она тяжело опустилась на подлокотник кресла.

— Мистер Кассиди в самом деле думает, что ты убила преподобного Уайлда, Клэр?

— Он всего лишь выполняет свою работу, мама.

— Он целовал тебя?

— Какое это имеет значение? — горько произнесла Клэр. — В газете сказано, что целовал.

Мэри Кэтрин закрыла лицо руками.

— Во всем виновата я. За мои грехи расплачиваешься ты. Если бы я тогда не согрешила…

— Мама, прекрати это! — Клэр убрала с лица матери руки. — Ты была молода. Любила и отдала всю себя этой любви. Ты не была грешницей. Согрешили те, кто так обошелся с тобой.

— Но в газете сказано, что в силу своего воспитания ты стараешься соблазнить обвинителя, дабы уйти от ответственности. О, Клэр, прости меня. Я никогда не хотела, чтобы тебя судили за мои ошибки.

— Это, — сказала Клэр, ткнув пальцем в газету, — дело рук порочной, злобной, безнравственной женщины. Ариэль Уайлд пытается представить меня виновной, чтобы отвлечь внимание от себя. Миссис Уайлд не знает ни тебя, ни меня. Какое значение имеет то, что она думает о нас? Пусть делает все, что хочет. Но другие люди, мистер Кассиди…

На лице Мэри Кэтрин отразились ее душевные муки и отчаяние. Она вдруг быстро зашептала:

— Если бы только он пришел за мной, как обещал. Я была там вовремя, с вещами. Я уверена, что именно сегодня мы должны были встретиться. Но он не пришел, и…

— Послушай, мама. — Клэр поспешно опустилась на колени и взяла руки матери в свои. — Мне только что пришла в голову замечательная идея. Почему бы тебе не отправиться завтра с нами в Миссисипи?

— В Миссисипи?

— Да. Отдохнуть. Разве тебе не хотелось бы сменить на несколько дней обстановку? — Лицо Мэри Кэтрин постепенно прояснялось. Клэр продолжала:

— Гарри может поехать с тобой, чтобы тебе не было скучно, пока я работаю. Пожалуйста, поедем. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной.

Мэри Кэтрин засмущалась, словно робкая дурнушка, которую совершенно неожиданно пригласили на танец.

— Что ж, Клэр Луиз, если я в самом деле тебе так нужна там…

— Да, мама, нужна. — Клэр поднялась с колен и помогла встать Мэри Кэтрин. Незаметно она спрятала газету. — Начни отбирать вещи, которые бы ты хотела взять с собой. Я позову Гарри и попрошу ее переночевать у нас. Мы выезжаем рано утром. Я заказала фургон, так что места будет достаточно. Позавтракать остановимся где-нибудь по пути. О, это будет чудесная поездка! Мы с тобой уже целую вечность не путешествовали вместе.

— Да, вечность, — сказала Мэри Кэтрин, направляясь в свою комнату. — Я возьму с собой новое вечернее платье.

— Обязательно. Тебе так идет этот оттенок голубого. Как только Мэри Кэтрин исчезла в своей комнате, Клэр схватила газету и стала читать оскорбительную статью о себе. Все написанное было, конечно, сущим вздором, но тем не менее в глазах читателей Клэр Лоран, издатель скандального каталога «Французский шелк», представала развязной особой, пытающейся соблазнить сыщика, чтобы избежать приговора за совершенное убийство.

Клэр попыталась связаться с Кассиди по телефону, но безуспешно. Немного поостыв, она рассудила, что, пожалуй, лучше ей с ним не говорить сейчас. Ему дурная новость тоже не создаст хорошего настроения. Лучше справляться со сложившейся ситуацией в одиночку, дабы не возбуждать азарта Ариэль.

Как только приехала Гарри, Клэр оставила их с Мэри Кэтрин укладывать багаж, а сама спустилась в рабочую студию позвонить в Нью-Йорк. Она застала своего юриста уже на выходе из дома, тем не менее он терпеливо выслушал ее, пока она зачитывала ему выдержки из газетной статьи.

— Я предупредила Ариэль Уайлд, чтобы она прекратила клевету в мой адрес, — сказала Клэр, закончив читать. — Но она словно дразнит меня, подталкивая к тому, чтобы я подала на нее в суд.

— Вот это-то меня и беспокоит, — сказал юрист. — Ариэль хочет продолжать вражду с тобой, извлекая при этом максимум рекламы. Она ничего не теряет, преследуя свои цели. Ты же, насколько мне известно, питаешь отвращение к подобного рода известности. Если только твое отношение к этому не изменилось и ты не хочешь, чтобы твоя личная жизнь выставлялась на всеобщее обозрение…

— Не хочу.

— Тогда я советую не обращать на это внимания.

— Черт возьми! — пробормотала Клэр. — Я знаю, ты прав, но я ненавижу отступать. К чему тогда мои ультиматумы, если я не собираюсь их выполнять?

— Здесь надо выбирать одно из двух, Клэр. Ты можешь, чтобы восстановить свое доброе имя, высказать все, что ты считаешь допустимым говорить в прессе, а что нет. Но, уверяю, это обернется против тебя же. Ариэль Уайлд сможет тогда сказать, что ты признаешь право на свободу слова и печати лишь до тех пор, пока это выгодно тебе.

Клэр вздохнула.

— Я никогда не думала об этом с такой точки зрения.

— Я не удивлюсь, если в этом и состоит ее высшая цель, — продолжал юрист. — Увидеть, как ты ломаешься на вопросе о цензуре.

Они еще некоторое время обсуждали эту проблему, пока Клэр не сказала:

— Пожалуй, мне и в самом деле лучше игнорировать ее.

— Это мой совет. Она, конечно, отрава, но особого вреда не сможет тебе причинить.

— Я не о себе волнуюсь. Мне в высшей степени безразлично, что говорит обо мне Ариэль Уайлд или кто-нибудь еще. Я беспокоюсь за маму. Когда кто-то оскорбляет ее, я не могу сидеть сложа руки. Она и Ясмин — вот моя семья, маленькая, но дружная, и мы всегда стоим горой друг за друга, а иначе нас просто не было бы.

— Я это знаю. Вот почему я был так озадачен другим обстоятельством.

— Каким еще обстоятельством?

И теперь настала очередь юриста выкладывать Клэр дурные вести.

Обе миссис Монтейт были практически неразличимы. Волосы Грейс — чуть темнее волос Агнессы, но в этом, пожалуй, и состояло единственное различие между этими пожилыми милыми женщинами.

— Видите ли, наши мужья были братьями, — объяснила Агнесса Клэр, когда та регистрировалась в пансионе Роузшэрон. — Мы их похоронили с интервалом в несколько месяцев.

— И чтобы не пускаться в тяжбу по поводу наследования этого дома, мы решили объединить наши капиталы, — добавила Грейс.

— Каждая из нас — любительница готовить. И наше хобби оказалось очень кстати, когда мы открыли свой пансион.

Проверяя кредитную карточку Клэр, Агнесса продолжала свой монолог:

— Ваши комнаты готовы. Если кто-то не успеет к столу в назначенное время, на кухне — большой выбор соков, прохладительных напитков, закусок и выпечки. Завтрак подается от семи до половины девятого, но в столовой всегда можно выпить просто чашечку свежего кофе. В пять часов мы открываем бар, но без вина, которое подаем к ужину, все другие спиртные напитки заказываются за отдельную плату. Ужин — в семь тридцать. Это единственная официальная трапеза в течение дня.

Клэр понравились эти милые простодушные женщины, и она надеялась, что никто из ее коллег не злоупотребит их гостеприимством и наивностью.

— Мы постараемся придерживаться вашего распорядка, — заверила она. — Однако, если вдруг мы будем иногда нарушать его, я бы просила вас быть к нам снисходительными.

— Конечно, милая. Вы у нас первые «работающие» гости — И нам безумно нравится ваш каталог, — добавила Грейс. — Когда мы получаем его по почте, всегда спорим, кто будет просматривать первой.

— Мне очень приятно слышать это. — Клэр радовалась, что наконец-то можно было расслабиться и улыбнуться. Слушать гостеприимных хозяек, сохраняя серьезное выражение лица, было крайне сложно. — Судя по первому впечатлению, ваш дом станет прелестным фоном для наших фотографий.

Внезапное оживление на веранде привлекло внимание женщин. Невысокого роста худощавый молодой человек в белом льняном костюме и желтой майке-поло, широко распахнув зарешеченную дверь, шагнул на веранду.

— Клэр! — изумленно воскликнул он. — Бог мой, это просто фантастика. Дорогая! — Он расцеловал ее в обе щеки, затем приблизил к ее лицу свисавший с шеи на черном шнуре экспонометр. — О, это будет замечательная съемка. Мне не терпится начать, пока я еще не угорел от этой жары. Как местные жители ее переносят? Но дом потрясающий, правда. На этот раз она оказалась права.

Леон был одним из самых популярных фотографов Нью-Йорка. Яркая индивидуальность, огромное мастерство отличали его работы. Когда Леона не захлестывали вспышки раздражения или страсть к сплетням, его общество становилось вполне приятным и даже забавным.

Говорил он без умолку:

— От лестницы я просто тащусь. Мы обязательно должны заснять одну из наших девочек изнемогающей на ступеньках, словно в полуобморочном состоянии. — Леон изобразил соответствующую позу. — Знаешь, так — глаза полуприкрыты… Я сниму это сверху. Может быть, ближе к вечеру, когда лучи солнца уже меркнут. Да-да. — Он похлопал ладоши. — И кто-то сзади пусть сушит феном ее волосы. Влажные кудри липнут к ее щекам. О боже, у меня уже мурашки по коже от этой картины.

На веранду ввалились остальные участники съемки, плюхаясь на свободные сидячие места, словно раненые солдаты.

— Боже, какая жара, — сказала одна из фотомоделей, тряхнув гривой крашеных светлых волос.

— Наверное, пора нам уже расселиться по комнатам, — сказала Клэр. — Как только вы разберетесь с багажом, я бы хотела обсудить с Леоном и Ясмин расписание съемок.

Хозяйки пригласили слуг помочь гостям перенести багаж. Пока все еще не разбрелись по комнатам, Клэр громко объявила:

— Моделей я попрошу до ужина зайти на примерку. Рю уже закрепила бирки с вашими именами на образцах белья.

Фотомодели разделились на пары. Клэр не знала, кто из них с кем спит, да и не старалась это выяснить. Сплетни могли разрушить дружескую атмосферу, которая царила на съемке. Если какие-то мини-драмы и происходили за кулисами основного действа, она предпочитала оставаться в неведении.

Мэри Кэтрин занимала одну комнату с Гарри. Леон — со своим ассистентом. Клэр соседствовала с Ясмин. Рю, парикмахер и гример предпочли остановиться во флигеле. Клэр была рада этому. Иначе бы не хватило места матери и Гарри.

К счастью, она наконец могла сосредоточиться на работе, не беспокоясь о том, что Кассиди нагрянет со своими расспросами и начнет терзать Мэри Кэтрин. Это и была основная причина, почему она так спешно увезла мать из Нью-Орлеана.

Глава 15

— Вам звонят, мисс Лоран, — сообщила Агнесса Монтей. — Мистер Кассиди. Я сказала ему, что мы садимся обедать, но он очень настаивал.

— Да, это на него похоже. — Нахмурившись, Клэр взяла трубку, но подождала, пока все пройдут в столовую, и лишь тогда сказала:

— Привет, Кассиди. — В голосе ее не было и тени дружелюбия.

— Как Миссисипи?

— Жарко.

— Ну, не жарче, чем здесь.

— В самом деле?

— Не надо притворяться наивной. Мне здорово досталось от Краудера.

— Из-за той статьи в газете?

— Вы ее видели?

— Да, еще до отъезда из Нью-Орлеана. Если верить Ариэль Уайлд, я просто уличная девка, не так ли?

— Слишком много шума вокруг невинного поцелуя. Поцелуй был не совсем невинный, подумала Клэр, но воздержалась от комментария.

— Вам следовало все-таки подумать о последствиях, прежде чем целовать меня.

— Я об этом подумал. Но в тот момент последствия не шли ни в какое сравнение с наслаждением.

У Клэр перехватило дыхание, по телу разлилась теплая волна. Она опустилась на стоявший рядом плетеный стул, лихорадочно подыскивая слова, которые могли бы заполнить возникшую неловкую паузу.

Наконец в трубке раздался голос Кассиди:

— Ариэль еще до того, как связалась с прессой, позвонила Краудеру. По всей вероятности, она наняла кого-то следить за вами.

Мысль о том, что чужой человек тайно за ней наблюдал все это время, вызвала такое отвращение, что захотелось вымыться.

— Черт бы ее побрал! Почему она не хочет оставить нас в покое? И вы тоже?

— Послушайте, последние два дня для меня тоже прошли не в развлечениях.

— Не думаю, что Краудер слишком порадовался вашим успехам, — заметила она.

— Он грозился отстранить меня отдела.

— А вы этого не хотите, так ведь?

— Нет, не хочу.

— А какую официальную оценку той статье дает Краудер?

— Он все отрицает.

— Как же он может? — воскликнула Клэр.

— Но ведь нет никаких доказательств, что я целовал вас, одни лишь слова. А кому больше склонно доверять общественное мнение — какому-то религиозному фанатику или окружному прокурору?

— И Краудер готов солгать, чтобы защитить вас?

— Не меня. Он защищает честь своего учреждения. Он ведь прежде всего политик и будет поддерживать систему так же яростно, как вы ей противостоите.

Клэр пыталась все это осмыслить, как вдруг ее осенило:

— Чтобы вернуть себе расположение Краудера, вы, по сути, предали меня. Это единственный способ для вас доказать достопочтенной публике, что вы беспристрастны и что мои чары на вас не оказывают никакого влияния.

— Да нет же, черт возьми, — резко сказал он. — Вы все не так поняли.

— Неужели?

— Ну хорошо, до некоторой степени вы правы. Но все это никак не связано ни с политикой, ни с Краудером. Единственным человеком, которому я стремлюсь доказать что-то, являюсь я сам. Я попросил дать мне это дело. Потребовал. И вот теперь, когда оно в моих руках, мой долг — найти и привлечь к ответственности убийцу Джексона Уайлда. — И уже несколько тише добавил:

— Независимо от того, кто им окажется. Вот почему…

— Почему что?

— Вот почему сегодня утром я получил ордер на обыск во «Французском шелке».

Клэр стало не по себе. Мысль о том, что в ее личных вещах будут копаться чужие люди, была невыносима.

— Вы не можете так поступить со мной, Кассиди!

— К сожалению, Клэр, могу. Должен. Я уже выезжаю туда, меня ждут.

Не попрощавшись, он повесил трубку.

Когда Клэр присоединилась к трапезе, она упрямо выдерживала на лице улыбку и старалась держаться непринужденно, но провести никого не удалось.

Мэри Кэтрин отвела ее в сторону.

— Все в порядке, дорогая? Ты выглядишь расстроенной. Клэр нежно пожала ей руку.

— Все прекрасно, мама.

— Это ведь звонил мистер Кассиди? Он что, опять задавал тебе вопросы о преподобном Уайлде?

— Нет. Ничего подобного. Тебе здесь нравится? Чем вы с Гарри занимались сегодня утром?

Мэри Кэтрин погрузилась в длинный, пространный пересказ своих утренних дел.

После обеда Клэр добросовестно исполняла свои обязанности, стараясь осуществить все намеченные еще с утра планы, но мысли ее вновь и вновь возвращались к людям в полицейской форме, которые шарили в ее ящичках, шкафах, вещах Ясмин и Мэри Кэтрин, рылись в официальных бумагах, обыскивали туалеты, трогали их интимные вещи.

Она никогда этого не простит Кассиди.

— Дорогая, ты не знаешь, где мои золотые запонки? Алистер Петри вошел в комнату — манжеты на рукавах рубашки все еще болтались расстегнутыми. Через полчаса супругов Петри ожидали на торжественном обеде, который устраивался в рамках избирательной кампании.

— Они здесь, на моем столике.

Белль сидела на плюшевом пуфике перед зеркалом, расчесывая щеткой светловолосого «пажа» на своей голове. Она носила эту прическу еще с университетских времен, и волосы ее до сих пор сохраняли шелковистость и лоск благодаря дорогостоящему уходу и ежемесячной стрижке.

— Тебе удалось увидеть меня по телевизору? — спросил Алистер, застегивая рубашку.

— Нет, дорогой. Я была занята подготовкой к сегодняшнему вечеру. Но, уверена, ты имел огромный успех.

Он подошел к столику Белль и потянулся за запонками.

— Две телекомпании… — Рука его дернулась, словно от укуса кобры.

Запонки уютно устроились в крохотном гнездышке кружев, которые он мгновенно узнал. Кишки свело от страха. На какое-то мгновение, которое показалось вечностью, он испугался, что его стошнит прямо на все эти роскошные баночки кремов и флаконы духов, выстроившиеся на столике.

Их взгляды встретились в зеркале. Очень спокойно Белль закончила застегивать бриллиантовые сережки.

— Я это нашла в кармане пиджака, который отправляла в чистку. Как и подобает супруге, у меня есть привычка проверять твои карманы перед тем, как отдавать вещи. Тебе следовало бы это знать и быть более внимательным.

— Белль, я…

— Что ты, Алистер? — Она повернулась и устремила на мужа взгляд слишком нежный, чтобы быть искренним. — Ты начал носить дамское белье? — Она приподняла кружевные трусики. — И как называется это пристрастие?

Придя в себя после шока, Алистер начал злиться. Другие мужчины тоже имели связи на стороне, но им никогда не приходилось отчитываться в своих действиях. Почему же он всегда должен играть роль виноватого?

— Не надо говорить со мной таким тоном, Белль.

— Что ж, — сказала она, растягивая эластичные трусики, словно рогатку, — тогда напрашивается единственный вывод — у тебя внебрачная связь.

Она встала и молча прошла мимо. Этот высокомерный жест задел его больше всего. Белль умела ставить на место; Алистер почувствовал себя неотесанным мужланом, тупым и ничтожным.

А ведь он был членом Конгресса Соединенных Штатов — о боже! И никто, даже жена, не смел унижать его. Он вовсе не собирался признаваться в том, что имеет любовницу, и уж тем более просить прощения.

Белль достала из шкафа воздушное шифоновое платье и начала натягивать его снизу на стройные бедра.

— Помоги мне, — сказала она, просовывая руки в расшитые блестками рукава.

Когда Алистер застегнул на платье «молнию», она обернулась:

— Я не так глупа, чтобы думать, будто ты мне верен. Конечно, у тебя были другие женщины. Есть и сейчас, будут и еще. Вопрос не в этом.

— Тогда зачем его поднимать? — агрессивно начал он. Могла бы тайком выбросить эти злосчастные трусы и избежать отвратительной сцены. Ему за целый день хватало неприятностей. Еще дома расхлебывать это дерьмо — уже слишком.

— Я подняла его, чтобы ты понял, насколько ты глуп. У Алистера потемнело в глазах.

— Сейчас как раз самое время, черт возьми. Я… Она подняла руки:

— Избавь меня от этого благородного негодования, Алистер. Выслушай меня и учти то, что я скажу. — Глаза ее сузились. — Если я узнала, что ты изменил своим супружеским клятвам, для остальных это тоже недолго останется секретом. Ты проявил невероятную глупость и беспечность. Рано или поздно твои недоброжелатели тебя вычислят. Неужели ты готов пожертвовать тысячами голосов ради нескольких часов… — Она жестом указала на валявшиеся на столике трусы.

— Траханья. Не стесняйся, это именно так называется, Белль. — Алистер с наслаждением наблюдал, как побледнело ее лицо и напряглась спина. — И если бы ты не была столь занудна и благочестива в постели, я бы…

— Не надо. — Она ткнула пальцем ему в грудь. — Не надо сваливать вину на меня. Это твоя ошибка, Алистер, твоя. И сейчас я просто довожу до твоего сведения, что не собираюсь страдать от ее последствий. Мне нравится быть миссис Алистер Петри, женой конгрессмена. И я намерена и впредь оставаться в этом качестве. Но если твои похождения станут известны и ты предстанешь в роли обыкновенного мошенника и лжеца, не жди, что я выступлю в твою защиту, доказывая всем, какой ты замечательный, любящий супруг и отец. Я себя дурой выставлять не собираюсь. Более того, — продолжала она, понизив голос и придав ему оттенок конфиденциальности, — ты сам знаешь, что будет означать для твоей кампании лишение моей финансовой поддержки. — Алистер почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Белль улыбалась. — Никто ведь не знает — пока не знает, что, если бы не мое наследство, ты бы никогда не выиграл своего места в конгрессе. И на этот раз без моего финансового участия тебе его не видать. Подумай об этом. В следующий раз, когда приспичит трахаться — как ты только что так очаровательно выразился, — исполни лучше свои супружеские обязанности.

Белль провела по накрахмаленной рубашке мужа безукоризненно наманикюренным ногтем.

— Не в твоих интересах, Алистер, делать меня несчастной. Порви эту связь. Немедленно. — Она приподнялась на цыпочки и легким поцелуем коснулась его губ. — Тебе, пожалуй, стоит поторопиться, иначе мы опоздаем. Не забудь пожелать доброй ночи детям. — Уже в дверях спальни она вдруг остановилась и кивнула в сторону туалетного столика:

— И, будь так добр, избавься от этого безобразия, тошно смотреть.

Алистер кипел от злости, но был бессилен что-либо сделать. Внешне их супружеская жизнь была безупречной. До тех пор, пока Белль все в ней устраивало, проблем не возникало. Но Алистер слишком хорошо знал ее и не строил иллюзий. Белль была с виду нежным и хрупким созданием, подобно тепличной орхидее. Но, если ее интересы задевали, она становилась жестокой и мстительной.

Белль была слишком сдержанной в своих эмоциях, чтобы наслаждаться настоящим, свободным сексом. Ее расстроило даже не то, что у мужа появилась любовница. По правде говоря, она в некоторой степени была рада, поскольку это избавляло ее от необходимости слишком часто исполнять свои супружеские обязанности. Что ее разозлило — так это неподходящий момент, который выбрал муж для этой связи, и то, что он не потрудился даже скрыть ее. Белль оказалась на вторых ролях. И это ее бесило.

Алистер подошел к столику и поднял кружевные трусики. Слишком часто роман с Ясмин доставлял ему душевные муки. Он содрогнулся при одной лишь мысли о том, что какой-нибудь вездесущий репортеришка разнюхает о его связи с известной темнокожей фотомоделью. Но что же ему делать — довольствоваться стерильным, пресным сексом в супружеской постели? Лечь на дно, пока не закончится эта предвыборная кутерьма? Не может быть и речи о том, чтобы позволить себя скомпрометировать во время политической кампании. Он сейчас был как никогда на виду, под прицелом тысяч глаз, а без такого повышенного внимания нельзя было и рассчитывать на завоевание симпатий избирателей и в конечном итоге на победу.

В жизни Алистера столкнулись два интереса. От одного необходимо было отказаться. Нельзя было иметь все сразу.

Задумчиво проводя пальцем по тонкому кружеву, он мысленно возвращался к той незабываемой встрече в его вашингтонском офисе. Улыбка тронула его губы, он ухмыльнулся. «А кто говорит, что нельзя?» — подумал он про себя.

Ужин проходил уныло и вполне соответствовал настроению Кассиди. Сидели в одной из забегаловок — так называемом семейном ресторанчике, где полицейским давали скидку в расчете на ответные услуги и покровительство. Идея поужинать принадлежала Гленну. Заведение, куда он привел Кассиди, было под стать инспектору — такое же грязное и мрачное.

— Ты знаешь, я тут подумал вот о чем, — сказал Гленн, закуривая очередную сигарету. — Могла ли быть у одной из этих девок какая-нибудь романтическая интрижка с Уайлдом? Тебе это никогда не приходило в голову?

— Нет, — ответил Кассиди, уязвленный тем, что Клэр называли девкой. — Что тебя натолкнуло на эту мысль?

— То, что Ясмин, к примеру, штучка что надо, за которой тянется целый шлейф воздыхателей. С кем она сейчас встречается? Вот уже больше года ни об одном ее романе нет ни строчки в газетах. Странно, не находишь?

— Ты думаешь, она встречалась с Уайлдом? Гленн пожал плечами.

— Может быть, этот ее денежный взнос означал плату совсем иного рода.

— Ты, по-моему, переборщил с никотином, — поморщился Кассиди, отгоняя от лица дым.

— После того, что мы обнаружили сегодня, готов поверить всему, что о ней говорят. — Гленн присвистнул. — Роковая чертовка.

Кассиди промолчал, продолжая гонять по столу разбитую салфетницу.

— И эта сучка Лоран тоже оказалась с душком, так ведь?

— Нет, — тихо ответил Кассиди. — Не так. То, что мы обнаружили, опять ничего не доказывает.

— Да, но приближает нас к разгадке. — Гленн отхлебнул кофе. — А что думает Краудер? Ты ему рассказывал?

— Да, я уже доложил обо всем.

— И что?

— Он сказал, что, раз уж мы впряглись в это дело, нам и выкарабкиваться, — невнятно пробормотал Кассиди.

— Значит…

Кассиди поднял голову и посмотрел на Гленна:

— Значит, что?

— Значит ли это, что ты намерен сидеть сложа руки с таким видом, будто потерял последнего друга, или ты все-таки собираешься приподнять свою задницу и выпутываться из этого дела?

Глава 16

Над Роузшэрон зарядили дожди. Высокая влажность действовала на нервы, и тот, кто к ней не привык, страшно злился. Поскольку погода не благоприятствовала натурным съемкам, решили пока отснять несколько кадров в помещении.

Дана позировала в бюстгальтере последней модели. Кроме него, на ней были слоновой кости атласные панталончики и высокие чулки; ансамбль дополняли атласные же туфли цвета слоновой кости на высоких каблуках. Клэр поинтересовалась у миссис Монтейт, где поблизости можно было бы взять напрокат свадебное платье.

— Зачем, у нас же есть! — хором воскликнули обе миссис. Несколько месяцев назад в Роузшэрон была свадьба их племянницы, и ее платье все еще хранилось на чердаке. Миссис Монтейт заверили Клэр, что племянница будет польщена, если ее свадебный наряд появится на страницах «Французского шелка».

И вот теперь свадебное платье висело рядом с туалетным столиком, создавая иллюзию того, что Дана — невеста, которая готовится к церемонии бракосочетания. Съемка предстояла сложная и без Леона и его чудодейственного осветительного оборудования вряд ли вообще могла состояться.

— Я хочу, чтобы Дана приподняла волосы, так чтобы видны были все линии бюстгальтера.

Гримерша еще колдовала над макияжем Даны, и Ясмин попросила Клэр сесть перед зеркалом, чтобы установить свет и фотокамеры.

— Я вряд ли потяну на невесту, — сказала Клэр, придирчиво рассматривая свое отражение в зеркале. Ее льняная рубашка уже изрядно помялась, а макияж почти весь расплылся от невыносимой жары. — Если только невесту Франкенштейна.

— Убери волосы с шеи, — попросила Ясмин.

— С удовольствием. — Она зажала волосы в кулаках, приподняв руки вверх, так что ее локти оказались параллельны линии плеч.

Взгляд ее уловил еле заметное движение возле балконной двери. Кассиди раздвинул прозрачные шторы и вошел в комнату, остановившись у окна. Их взгляды встретились в зеркале.

— Отлично, Клэр! — закричала Ясмин. — Превосходно. Это именно то выражение глаз, которого я добивалась. Ты видела, Дана? Удивление. Немой вопрос. Легкое волнение. — Но, когда она обернулась и увидела, что причиной смятения Клэр оказался Кассиди, энтузиазма в ее голосе заметно поубавилось. — Что вы здесь делаете? — с явным неудовольствием спросила она. И, взглянув на Клэр, добавила:

— Ты приглашала его?

— Нет, — ответила та, не в силах оторвать взгляд от помощника окружного прокурора.

Леон передал светоустановку помощнику и подскочил к Кассиди, схватив его за руку:

— А, собственно, кто вы такой?

— Сыщик из Нью-Орлеана, — ответила Ясмин. Кассиди приветливо улыбнулся и мягко высвободил руку из цепких тисков Леона.

— Я не сыщик.

Клэр встала, уступив место у зеркала Дане.

— Нам нужно закончить эту съемку. Все готовы? Дана села за туалетный столик. Рю засуетилась вокруг нее. Ясмин вернулась к Леону, советуясь, как проводить съемку.

Клэр, еле сдерживаясь от гнева, отвела Кассиди в угол комнаты.

— Чего вы добиваетесь?

— Я и не предполагал, что угожу прямо в кадр, когда пробирался через эти… э-э… шторы. — Внимание его на какое-то мгновение отвлекла Дана — в золотых лучах подсветки она выглядела на редкость обворожительной невестой и к тому же чертовски сексуальной.

— На наши сеансы фотосъемки зрители не допускаются, — строго сказала Клэр, проследив за направлением его взгляда. — Ни родители, ни приятели, ни даже супруги. Тем самым мы обеспечиваем нашим фотомоделям интимность съемки, да и все остальные участники чувствуют себя более раскрепощенными.

— Сожалею, но на этот раз вам придется сделать исключение.

— Или…

— Или я предъявлю постановление прокуратуры.

— Еще один обыск? Мне, может быть, стоит предупредить съемочную группу, что всех будут трясти?

Кассиди нахмурился и виновато посмотрел на нее.

— Откуда вы узнали, где мы находимся? — сердито спросила она.

— В моем распоряжении целый батальон сыщиков. Разыскать вас было раз плюнуть.

— Странно, как это миссис Монтейт впустила вас. Я думала, дом открыт только для постояльцев.

— А я и есть постоялец.

— Что? — воскликнула она. Заметив, что на них обращают внимание, Клэр понизила голос, но от этого интонации его не смягчились:

— Предполагалось, что мы здесь будем одни. Я особо оговаривала это условие, когда бронировала места.

— У миссис Монтейт была одна свободная комната. К тому же моя личность внушила им доверие, и меня впустили.

— Мне неприятно ваше присутствие здесь, Кассиди.

— Охотно этому верю. Оно станет вам особенно неприятно, когда вы узнаете, с какими дурными вестями я прибыл.

— Как всегда, иначе у вас не бывает. Ну и с чем вы пожаловали на сей раз? Давайте уж поскорее закончим с этим.

Кассиди бросил взгляд через плечо. Присутствовавшие в комнате были заняты или делали вид, что заняты съемкой. Как и Клэр, ему, должно быть, стало неловко продолжать разговор в такой обстановке. Взяв Клэр под руку, он вывел ее в коридор.

Уставившись под ноги, словно разглядывая узорчатый ковер, Кассиди с оттенком легкой грусти прошептал ее имя, потом как-то странно посмотрел на нее.

— Вы знали, что она занимается шаманством?

— Кто, Ясмин?

Кассиди кивнул головой, Клэр лишь пожала плечами.

— Многие в Нью-Орлеане занимаются этим. И поскольку она так долго прожила в этом городе, неудивительно, что и у нее появился интерес к магии. Она обучилась каким-то формулам, у нее есть несколько свечей, которые…

— Ее комната во «Французском шелке» полна подобного хлама.

— Но это ничего не значит. Сколько я ее знаю, она постоянно увлекается разными религиями — от иудаизма до буддизма. Иногда она может носить христианский крест и одновременно — браслет с египетским анком^[8]. Эти символы ничего не значат для нее.

— Все это, как выясняется, далеко не безделушки и не бижутерия, Клэр. При обыске нашли также шаманскую куклу — точную копию Джексона Уайлда.

— Но это чепуха! — тихо вскрикнула Клэр, стараясь не привлекать внимания. — И это все, что они нашли? Вряд ли возможно строить обвинение в убийстве на какой-то глупой кукле.

— При обыске во «Французском шелке» ни в вашей квартире, ни в офисе не нашли ничего, что могло бы впрямую связывать вас с убийством Уайлда.

Она, стараясь не выдать себя, облегченно вздохнула.

— Я могла бы сказать вам заранее, что они ничего не найдут, но вы бы все равно не поверили мне.

— Не торопитесь.

— А, еще что-нибудь, — сказала она. — Плохие новости, которые вы обещали?

Взгляд его, казалось, пронзал ее.

— Волокна, взятые с коврика в вашей машине, соответствуют найденным в гостиничном номере Джексона Уайлда. Экспертиза подтвердила идентичность. Вы лгали мне, Клэр. Черт бы вас побрал, вы все-таки были там!

…После обеда съемочная группа устроилась на заднем крыльце дома. Лиз, фотомодель, сидела на высоком стуле в длинной белой батистовой ночной сорочке. Верхние пуговицы были расстегнуты, подол Лиз задрала до колен, слегка раздвинув их — так было прохладнее. По замыслу Клэр, Лиз следовало заснять именно атакой позе, а Курта — полулежащим в гамаке, на заднем плане.

— По-моему, сексуально, — сказала Ясмин.

— Глядя на Лиз, этого не скажешь, — возразила Клэр.

— Да просто дерьмово, — вмешался Леон, раздраженно настраивая фокус камеры. — Где страсть? Где накал?

— Уж чего-чего, а накала здесь хватает — пекло невыносимое. — Рю закашлялась и прикурила очередную сигарету. — Господи, как же здесь люди живут, при такой-то жаре? Они хоть когда-нибудь видят осеннюю листву?

— Может быть, Лиз стоит изобразить капельки пота на лице? — робко предложила гример.

— А я могу слегка увлажнить ей волосы, — подхватила парикмахер.

— Что ж, давайте попробуем.

— Ради всего святого, поторопитесь. Я уже начинаю плавиться, — ныл Леон.

— У меня от этой сетки, наверное, на всю жизнь останутся отпечатки на заднице, — пожаловался Курт, ерзая в гамаке.

По общему замыслу, сам Курт являлся в кадре лишь смутным очертанием, а из гамака должна была свешиваться мускулистая загорелая нога. Курт был совершенно раздет, только бедра прикрывало полотенце. При съемке его должны были убрать.

— Потерпи уж, Курт.

Лиз чуть смочили волосы, и теперь влажные локоны липли к ее шее и груди.

— Мне это нравится гораздо больше, — сказала Клэр парикмахеру. — Спасибо.

Гример увлажнила лицо и тело Лиз, создав тем самым иллюзию пота.

— Ах, — вздохнула Лиз. — Так дышится намного легче.

— Да-да, совсем другое дело! — закричал Леон. — Теперь смотрится великолепно. О, да. Я уже чувствую эту сцену.

— Создай видимость движения, Лиз, — сказала Ясмин. Фотомодель чуть наклонилась вперед.

— О! Идеально! — завопил Леон.

— Постойте, — скомандовала Клэр. — Проступили соски. — Действительно, от холодной воды, которой увлажняли тело Лиз, сквозь тонкую ткань сорочки стали проступать маленькие бугорки.

— Ну и что? — Леон театральным жестом опустил камеру, раздраженный тем, что его прервали.

— Я не хочу, чтобы они были видны, — сказала Клэр. — Давайте немного подождем, пусть Лиз расслабится.

— Но у тебя в каталоге они везде видны.

— Под непрозрачными тканями все смотрится совсем иначе, — спокойно объяснила Клэр. — Но здесь — это вульгарно. Просвечивает и контур соска, и цвет, мне это не нравится. Я не хочу, чтобы получилось так, будто мы фотографируем мокрые майки.

— Но у тебя же там обнаженный мужчина лежит! — протестовал Леон своим визгливым голосом, от которого дребезжал фамильный хрусталь Монтейтов.

— Это как раз ничего не значит. Мужчина — лишь иллюзия. Никакой похоти он не вызывает. — Клэр говорила ровным голосом, сдерживая эмоции. — И давайте прекратим этот спор.

— О, ради бога, — пробормотал Леон. — И с каких это пор ты стала такой благочестивой?

— Это на нее Джексон Уайлд так повлиял, — пошутила Ясмин.

Клэр резко обернулась и гневно обрушилась на подругу:

— Что за чушь ты несешь, Ясмин! Уайлд никогда не был для меня критерием вкуса. И уж, конечно, не был моей совестью. Ты это прекрасно знаешь.

— Единственное, что я знаю, так это то, что ты изменилась с тех пор, как его нашли мертвым. Расслабься. Он уже больше не сможет ткнуть в тебя пальцем.

Неосторожные реплики подруги взбесили Клэр, тем более что их вполне мог слышать Кассиди. Клэр изменила своему строгому правилу и позволила ему наблюдать за съемкой издалека; она надеялась, что, приоткрыв ему эту сторону своей жизни, отвлечет его внимание от других. Присутствие Кассиди, похоже, не смущало никого, кроме самой Клэр, Из-за него она постоянно нервничала и была на грани срыва, хотя и исполняла свои обязанности так же четко и умело, как всегда.

Клэр почувствовала, что Кассиди не оставил без внимания брошенные Ясмин упреки, хотя выражение его лица оставалось бесстрастным и не выдавало и намека на то, о чем он в тот момент думал.

Ворчливым тоном Клэр сказала:

— Сними как есть, Леон.

Через полчаса съемку закончили, и все начали расходиться. Вполголоса Клэр обратилась к Ясмин:

— Я бы хотела поговорить с тобой.

Через пять минут Ясмин появилась в их спальне:

— Я знаю, ты вне себя.

Клэр сидела, откинувшись на резное изголовье кровати. За спиной у нее высилась гора подушек в белоснежных льняных наволочках, пахнущих чистотой и крахмалом.

— Я думаю, в сложившейся ситуации, Ясмин, твои замечания о смерти Джексона Уайлда были совершенно неуместны и к тому же сделаны в слишком грубой форме.

Ясмин повела безукоризненно очерченной бровью.

— Кому какое дело до него и кого волнует, что я о нем говорю?

— Помощнику окружного прокурора Кассиди есть дело. — Клэр вытянула ноги на кровати. — Мне бы не хотелось, чтобы ты так дерзко и с таким явным удовлетворением высказывалась о смерти Уайлда.

— Не думаешь же ты, что какая-то случайная фраза, оброненная как шутка, может повлиять на мнение Кассиди о твоей виновности или невиновности?

Клэр не ответила. Она посмотрела на Ясмин и серьезным тоном сказала:

— Но я рассердилась на тебя не из-за этого.

И Клэр рассказала о своем разговоре с юристом накануне отъезда в Миссисипи. Едва услышав его имя, Ясмин зажглась гневом.

— Подлый доносчик. Я же просила его не говорить тебе.

— Так это правда? Ты просила его убедить меня акционировать нашу фирму, чтобы ты могла продать свою долю?

— Да. Мне нужно обновить свой капитал. Это единственный выход для меня.

— Единственный выход? — крикнула Клэр. — Ты могла бы обратиться ко мне.

— С протянутой рукой? Признав, что я банкрот?

— Черт побери, Ясмин, я вот уже несколько месяцев как в курсе твоих финансовых проблем.

— Великолепно. — Ясмин плюхнулась на край кровати, враждебная и гордая.

Клэр смягчила тон:

— Здесь нечего стыдиться. У тебя просто произошел перерасход средств, вот и все. С каждым это бывает. И я с удовольствием ссужу тебе денег, пока дела твои не поправятся.

— У тебя я попрошу денег в самую последнюю очередь.

— Почему?

— Потому что ты и так одна тянешь это предприятие. Постой, не торопись возражать мне. Я говорю правду, Клэр. Этот каталог — твое детище, ты создала его, ты его мозг и будущее.

— А в тебе — его красота. Моя скромная маленькая фирма такой бы и осталась, если бы не твой вклад в нее.

Ясмин поморщилась, словно не соглашаясь с Клэр.

— На этот раз удача мне изменила — дела мои здорово пошатнулись. Пожалуй, я была чересчур беспечна. Я потеряла контроль над своими деньгами, доверила их «советчикам», которые меня же и обобрали в итоге, промотав добрую половину вверенных им капиталов.

— Ты сама швыряла деньги на совершенно нелепые цели — взять, к примеру, ту тысячедолларовую взятку Джексону Уайлду. Ясмин подняла руки в знак капитуляции:

— Сдаюсь, виновата. Как бы то ни было, я оказалась на нуле. Вот почему я надеялась выкарабкаться, продав свои акции.

Клэр покачала головой:

— Я никогда не допущу открытого акционирования. Если ты настаиваешь на продаже своей доли, я выкуплю ее.

— И поставишь меня в полную зависимость.

— Я об этом и не помышляла. Речь идет о самосохранении. Ты знаешь, как я щепетильна во всем, что касается моего бизнеса.

— Знаю, знаю, — раздраженно сказала Ясмин. — Господи, неужели ты думаешь, мне было так легко решиться на этот разговор с нашим толстогубым юристом? Никогда бы на это не пошла, если бы не крайние обстоятельства. Я уже продала свою последнюю шубу и все сколь-нибудь ценные украшения. Акции во «Французском шелке» — единственное, что у меня осталось.

— Ты можешь отдать мне их под залог.

— Я сказала нет, разве не ясно?

— Не понимаю…

Ясмин вскочила с кровати.

— Что ты заладила одно и то же! Я не возьму у тебя в долг, но я продам тебе эти чертовы акции. Довольна? Теперь мы можем покончить с этим вопросом? Я получу немного наличности, и компания будет спасена. Аллилуйя и аминь! И все, больше я ничего не хочу об этом слышать, потому что у меня в жизни уже назрел совсем иной кризис.

— Но это все равно не оправдывает твоих действий за моей спиной и вопреки моим желаниям. У каждого из нас есть проблемы. Меня, к примеру, обвиняют в убийстве.

— Кто — Кассиди? — фыркнула Ясмин. — У него против тебя ничего нет.

— Они установили идентичность волокон с коврика в моей машине найденным в номере Уайлда. Ясмин, казалось, была очень удивлена.

— И когда это он» установили?

— После того как провели обыск во «Французском шелке».

— Что?!

— Да. В твоей комнате, кстати, нашли целый склад шаманской атрибутики, в том числе и куклу, похожую на Уайлда.

— Но это же была шутка!

— То же самое я сказала и Кассиди. Но ему эта шутка не показалась забавной.

— Да, он и впрямь целый день ходит мрачнее тучи.

— Кассиди считает, что в ночь убийства Джексона Уайлда я была в его номере. И все из-за этих волокон с коврика.

— А они не установили, сколько машин в Нью-Орлеане с такими же ковриками? Десятки, если не сотни, так ведь?

— Уверена, что это единственный довод, благодаря которому Кассиди не арестовал меня тут же, на месте. Он сказал, что хороший адвокат непременно воспользовался бы такой статистикой и привел бы на суде целый список потенциальных убийц. — Клэр подошла к балконным дверям. — Я боюсь, Ясмин.

— Чепуха. Ты же никогда ничего не боялась. Во всяком случае, сколько я тебя знаю.

— А сейчас боюсь.

— Кого — Кассиди?

— Он всего лишь часть проблемы. Больше всего я боюсь, что теряю контроль над ситуацией. Это самое ужасное чувство — когда ты становишься невластна над собственной судьбой.

— Успокойся, Клэр. Кассиди вовсе не собирается отправлять тебя в тюрьму.

— О, не думай, он отправит, — невесело рассмеялась Клэр. — Когда он будет уверен в том, что у него достаточно фактов для вынесения обвинения, он обязательно арестует меня.

— До или после того, как трахнет? Клэр с застывшим на лице изумлением взглянула на Ясмин. Та лишь пожала плечами.

— Он так хочет тебя, что явно страдает от этого и готов в любую минуту наброситься на тебя.

— Чтобы прочитать мне очередную нотацию.

— Ну да. — Ясмин покачала головой. — Он видит тебя уже в постели, причем в его объятиях. — И прежде чем Клэр успела возразить, продолжила:

— Послушай, первый мужчина был у меня в тринадцать лет. А когда у тебя такой ранний опыт, вырабатывается особое чутье на все эти вещи. Поэтому меня не проведешь — я знаю, когда мужчина хочет женщину. И знаю, когда женщина готова отдаться. Так вот: вы уже оба достигли такого предела. Стоит ему появиться в комнате, и ты загораешься… и наоборот. Сексуальные токи ведь очень сильны — от них даже воздух накаляется.

— Кассиди старается набрать очков на этом деле. Успех повысит его шансы занять место окружного прокурора. И токи, которые, как ты почувствовала, исходят от него, — всего лишь враждебность и злость, но никак не сексуальное влечение, — возразила Клэр. — Как только обнаружится хоть одно доказательство моего присутствия в той комнате, у Джексона Уайлда, он сделает все, что в его силах, чтобы обвинить меня в убийстве.

— Но мы же знаем, что ты невиновна, не так ли? Несколько секунд они напряженно смотрели друг другу в глаза. У Клэр так бешено колотилось сердце, что его удары отдавались в голове. Она чувствовала себя как в дурном сне. Наконец она нарушила паузу:

— Я выпишу чек на четверть стоимости твоих акций. Таким образом ты получишь некоторую наличность, сохраняя при этом свое полноправное партнерство во «Французском шелке». Если тебе представится возможность, выкупишь свою долю обратно за ту же сумму.

— Спасибо, — без улыбки произнесла Ясмин.

— Отблагодаришь меня тем, что больше не будешь вести переговоры за моей спиной.

Пропала авторучка.

Кассиди обнаружил пропажу, одеваясь к ужину. Авторучку — подарок родителей по случаю окончания юридического факультета — он клал обычно в левый нагрудный карман пиджака и редко когда расставался с ней.

Кассиди мысленно восстановил все места, где побывал его пиджак с того момента, как он надел его утром. Поскольку стояла не по сезону удушливая жара, он оставил пиджак на вешалке в вестибюле, когда отправился вскоре после ленча на короткую прогулку по окрестностям Роузшэрон.

Неужели кто-то украл авторучку? Но зачем? Среди тех, кто гостил в Роузшэрон, вряд ли был хоть один человек, способный шарить по чужим карманам в поисках ценностей. Кто-то из прислуги? Он не мог представить, чтобы Монтейт терпели воровство среди своих служащих, которые с виду были столь любезными и внимательными к гостям.

Ручка была не столь уж ценным предметом, но Кассиди глубоко переживал ее потерю по сентиментальным причинам. Спускаясь к ужину, он был и огорчен, и обескуражен случившимся.

Две девушки-фотомодели слонялись у бара — современного атрибута старинного особняка. Кассиди протиснулся между ними и подошел к стойке налить себе порцию двойного виски.

— Не забудьте отметить в счете, — сказала жгучая брюнетка.

— Не забуду.

— А вы какой полицейский — по гражданским делам или уголовным? — поддразнивая, спросила ее подруга, длинноногая блондинка.

— Я не полицейский, — учтиво улыбнулся Кассиди.

— Хм, — скептически отреагировала она, постукивая ноготком по переднему зубу. И, проведя пальцем по блестящим надутым губкам, добавила:

— А вполне могли бы им быть.

К разочарованию красоток, Кассиди извинился и направился к Ясмин, которая стояла у окна, созерцая длинные густые тени на лужайке.

— Прекрасное место.

Замечание стоило ему убийственного взгляда ее тигриных глаз.

— Если вы столь же банальны на судебных процессах, удивительно, как вам вообще удается выигрывать их, мистер Кассиди.

— Я лишь попытался завязать вежливый разговор.

— Оставьте меня в покое. Он потянул виски.

— Вы намеренно так резки со мной?

— Не люблю полицейских.

Кассиди, скрипнув зубами, коротко возразил:

— Я не полицейский.

— Все равно, не вижу разницы.

Она была, бесспорно, роскошной женщиной. Даже стоя так близко, он не мог уловить ни малейшего изъяна ни в ее лице, ни в фигуре, и смотреть на нее было большим удовольствием. Но Кассиди она все равно не нравилась Не нравились ее гордые, надменные манеры, ее было не сломить ни угрозами, ни лестью, ни обманом Он насмотрелся таких свидетелей на перекрестных допросах, если уж они избирали своей позицией ложь, правду из них нельзя было вытянуть и клещами Перейдя к более понятному для нее языку, который, как он знал, вызовет ответную реакцию, Кассиди спросил — Что за репей сидит у тебя в заднице?

— Почему ты не отстанешь от Клэр?

— Потому что она, вполне возможно, убила человека.

— Ну да, а я тогда один из семи гномов.

— Ты думаешь, она невиновна?

Ясмин усмехнулась.

— В таком случае я могу обратить свои подозрения и на тебя. У тебя было не меньше оснований для убийства. Может, я здесь вовсе не для того, чтобы следить за Клэр. Может, я присматриваю за тобой.

Ее красивые губы растянулись в широкой улыбке. Уперев руку в бедро, она выпятила грудь и гордо вскинула голову.

— Что ж, вот я перед тобой, сладкий мой. Любуйся, сколько пожелаешь.

Он ухмыльнулся.

— В этом ты, пожалуй, отличаешься от Клэр. Та все стремится избежать моего взгляда.

— Мне все равно — пялься сколько угодно, я лишь хочу, чтобы ты оставил Клэр в покое Ты ей действуешь на нервы.

— Это она тебе сказала?

— Ей и не нужно ничего говорить. Я ее знаю Кроме матери, больше всего на свете она любит свой «Французский шелк». Она очень чувствительный человек. Эти съемки и так достаточно утомительны и напряженны, а ей еще приходится из-за вас дергаться.

— Клэр, по-моему, не та женщина, которая будет дергаться по пустякам.

— Ты не знаешь ее так, как я Она никогда не теряет самообладания. Но внутри она кипит, и этот пар когда-нибудь да прорвется. — Ясмин запнулась Кассиди вопросительно взглянул на нее.

— Ну что же ты, договаривай.

— Ладно, не бери в голову.

— Так о чем же шла речь на «встрече в верхах» после сегодняшней съемки?

Обсуждали твое высказывание по поводу Джексона Уайлда?

— Сгораешь от любопытства?

— Да, пожалуй.

— Иди к черту, Кассиди.

Он приподнял свой стакан с виски, словно благодаря ее за напутствие.

— Да-да, у меня с мужским населением свои счеты, — добавила она, залпом допивая свое вино.

— Прошу к столу. — Грейс Монтейт мелодичным звоночком пригласила всех на ужин.

Кассиди постарался сесть так, чтобы оказаться за столом напротив Клэр. Хотя окружавшие его фотомодели были молоды и очаровательны и составили бы украшение любому застолью, в сравнении с Клэр Лоран они казались какими-то неодушевленными, призрачными — как если бы попытаться сравнить обычное белое вино с отборным бургундским, которое Агнесса Монтейт наливала сейчас в бокалы. Делая вид, что всецело поглощен поданным жарким с овощами, он исподволь наблюдал за остальными участниками трапезы, строя предположения, кому могла понадобиться его ручка. Он почему-то был убежден, что ее украли, и, вполне возможно, без особого умысла. У Кассиди была прекрасная возможность изучать всех присутствующих, не привлекая к себе внимания, поскольку за столом царил Леон.

— Мне понравились эти старомодные детские качели на западной лужайке, — говорил он, намазывая маслом булочку — Мы должны что-нибудь заснять на них

— Может быть, леггинсы? — предложила Клэр

— Здорово, — тут же подхватил идею Леон — Качели — это как раз то, что нужно для широко расставленных ног, и именно в леггинсах. — Он хихикнул, но тут же напустил на себя важный и серьезный вид, не забывая при этом усердно работать челюстями.

— Завтра с утра, я в первую очередь хочу снять модель в той длинной прозрачной ночной сорочке.

— Фелисию, — подсказала ему Ясмин

— Я хочу, чтобы она была снята на рассвете — Леон сложил руки перед лицом, словно изображая взгляд в объектив камеры.

— Может быть, нам повезет и мы застанем росу. Если же нет, милая леди предложила нам воспользоваться их оросителем. — Агнесса в этот момент как раз наливала ему кофе, и Леон, поймав ее руку, поцеловал ее. — Иными словами, трава будет мокрой и искрящейся. Я уже вижу этот блеск росы. Подал ночной сорочки должен быть влажным и слегка стелиться по траве. Может быть, даже стоит приспустить рубашку на одном плече. Это вообще будет писк.

— А Курт пусть нежится на заднем плане, — предложила Ясмин — Как и в сцене на веранде — взлохмаченный, в одних пижамных штанах.

— Мне нравится — завизжал Леон. — Курт, с утра не брейся. Я просто обожаю эти сцены — пробуждение после ночи любви. О, моя милая Агнесса, ваши щеки пылают. Простите мне мою пошлость. Вы, наверное, считаете меня мерзким типом?

Кассиди покосился на Клэр. Она еле сдерживалась от смеха. Они обменялись улыбками. И это было очень личное. Он тут же подавил волну истомы, разлившуюся теплом в паху. Не будь Клэр подозреваемой номер один, он бы расшибся, но уже затащил ее в постель. Он знал это. Знал это и Краудер. Возможно, знала и она. Черт возьми, он уже так много ей наговорил.

«Больше никаких намеков на личное, — сурово приказал он себе — Ни одного многозначительного взгляда"

Хозяйки предложили гостям выпить кофе в малой гостиной или на веранде, где было прохладнее, поскольку солнце уже село Кассиди последовал за Клэр, распахнул перед ней дверь, и они прошли в глубь веранды Клэр отхлебнула ароматного кофе.

— Ну и каковы ваши впечатления?

— Все очень интересно.

— Как дипломатично.

Он подумал, стоит ли предупредить ее что один из ее коллег оказался нечист на руку, но потом решил не поднимать этот вопрос. Хватит с нее пока одного его заявления. Он ведь так или иначе обвинил ее в убийстве.

— Ваши мысли где-то далеко, Кассиди, — тихо сказала она.

— Я думаю о том, что сказал прошлой ночью Гленн. — Он заметил, как содрогнулась Клэр при одном лишь имени детектива, но продолжал. — Ему вдруг пришла в голову мысль, что Ясмин, возможно, была любовницей Джексона Уайлда.

— Что? — Чашка в ее руках дернулась, звякнув о блюдце Клэр отставила ее. — Ваш друг теряет чувство реальности, Кассиди. А если и вы думаете так же, как он, то это в полной мере относится и к вам.

— Но, если вдуматься, его предположение не так уж бессмысленно.

Клэр смерила его скептическим взглядом.

— Вы когда-нибудь думаете, прежде чем выдать подобную чушь?

Хоть бы прислушались к тому, что только что сказали Клэр оказалась права сейчас, когда он вслух высказал версию Гленна, она и в самом деле казалась нелепой, но Кассиди упрямо защищал ее, хотя бы для очистки совести.

Да и потом, никогда не знаешь наверняка, куда может завести кажущийся тупик.

— В «черном списке» Ясмин преобладают мужчины. Она сама мне сказала об этом.

— И что, это автоматически наводит на мысль о ее любовной связи с Джексоном Уайлдом? — возразила Клэр — Он был таким же врагом Ясмин, как и моим.

— На первый взгляд все это так.

— Вы думаете, они поддерживали тайную связь?

— Возможно.

— Нелепо Как бы то ни было, в ночь, когда был убит Уайлд, Ясмин находилась в Нью-Йорке.

— Вы уверены?

— Я встречала ее в аэропорту на следующее утро.

— Вполне возможно, она ловко все обставила.

— Вы опять хватаетесь за соломинку, Кассиди.

— У нее сейчас есть любовник?

— Я не понимаю, зачем вам.

— Итак?

— Да, есть, — огрызнулась Клэр — Кто он? Как его зовут?

— Не знаю.

— Лжете, черт возьми.

— Клянусь, не знаю.

Он пристально посмотрел ей в глаза и решил, что Клэр говорит правду.

— К чему такая секретность? Он что, женат?

— Единственное, что я могу сказать, это то, что она очень привязана к нему, — уклончиво ответила Клэр. — И потому можете послать к черту свои идиотские домыслы о ее связи с Джексоном Уайлдом. Они даже ни разу не встречались.

— Вы в этом тоже уверены?

— Абсолютно. Ясмин сказала бы мне.

— Это верно. Она, в отличие от вас, не лжет и не играет в секреты. — Кассиди подошел к ней ближе. — Может быть, у вас была тайная связь с Уайлдом? — Черты лица Клэр исказились от гнева. Она сделала попытку встать, но он, положив руку ей на плечо, заставил сидеть. — Хорошо разрекламированная ненависть друг к другу, возможно, была вам обоим на руку. Может, вы вместе и состряпали сценарий этой свары.

— Кому принадлежит эта идея — вам или детективу Гленну?

Игнорируя ее вопрос, он продолжал.

— Вы подсказали Уайлду хорошую идею для его крестового похода, принесли ему популярность, чуть ли не славу национального героя.

— И это в обмен на бесплатную рекламу «Французского шелка», я так полагаю?

— Именно. Вы как-то признались мне, что его проповеди вашему бизнесу ничуть не мешали, скорее даже наоборот.

— Тогда зачем же мне понадобилось его убивать, ведь я тем самым лишала себя такого блага?

— Может быть, вы обнаружили, что были не единственной, кто был связан с ним подобным образом. Может, у него был целый легион женщин — на любой вкус, на любой грех — Да вы больны.

— А может, ваша любовная связь уже потеряла остроту, приелась. Может, ваше «пожертвование» было очередной платой шантажисту за молчание? Может, вы условились о встрече с ним в Нью-Орлеане, чтобы оговорить порядок ваших платежей? Только вы решили не упускать случая и покончить с Уайлдом раз и навсегда.

Клэр все-таки удалось встать. Она попыталась обойти Кассили, но тот преградил ей путь.

— Где вы встречались с Джексоном Уайлдом? Запрокинув голову, она посмотрела ему прямо в глаза:

— Я уже говорила вам. Я виделась с ним всего лишь раз, во время его проповеди в Домском соборе.

— И скрыли это. А положив руки вам на плечи и обещая бессмертие, не прошептал ли он вам на ухо номер своей комнаты в отеле? — Кассиди мертвой хваткой вцепился ей в руку. — У вас была целая коллекция материалов о нем, Клэр, которую вы собирали годами. Он даже пукнуть не мог так, чтобы вы не узнали об этом. Вы же следили за каждым его шагом, каждым жестом.

— Я уже объясняла вам, откуда эта коллекция.

— Это не объяснение.

— Но я действительно не была его любовницей.

— Вы же больше ни с кем не спите.

— Откуда вы знаете?

Ее вопрос прозвучал как удар скрестившихся шпаг. Воздух, казалось, накалился от возбуждения и долго сдерживаемой страсти.

В конце концов Клэр произнесла:

— Извините меня, мистер Кассиди. — Она обошла его и скрылась за решетчатой дверью.

Глава 17

Ариэль сломалась во время проповеди на стадионе в Канзас-Сити.

В течение получаса она удерживала аудиторию в чрезвычайном напряжении. Вся в белом, в луче одинокого прожектора, который выхватывал ее хрупкую фигурку из темноты арены стадиона, с воздетыми к небу руками, копной светящихся, словно нимб, волос, она искусно создавала образ оскорбленного ангела.

В какой-то момент голос ее возвысился в отчаянной мольбе, тело содрогнулось, словно в лихорадке, и она повалилась на землю. Поначалу Джош подумал, что на этот раз Ариэль превзошла самое себя в артистизме. Мысленно он даже поздравил ее с такой драматической игрой. Слушатели буквально в один голос ахнули, когда фигурка проповедницы скрылась в белом облаке платья, которое медленно опустилось на землю, словно купол парашюта.

Но прошло несколько секунд, а Ариэль все не двигалась, и Джош встал из-за рояля. Чем ближе он подходил к ней, тем быстрее становился его шаг. Трудно было понять с первого взгляда — то ли падавший луч света стер все краски с ее лица, то ли мертвенная бледность означала нечто худшее. Джош склонился над Ариэль, в волнении выкрикивая ее имя. Когда же он попытался усадить ее, она, словно тряпичная кукла, обмякла в его руках, голова свесилась набок. И это уже не было игрой.

— Она без сознания! Кто-нибудь, позвоните 911! Немедленно вызовите неотложную помощь! Ариэль! Ариэль! — Джош потрепал ее по щекам. Женщина не реагировала. Он попытался нащупать пульс на неимоверно исхудавшем запястье. Пульс чувствовался, но был крайне слабым. — Отойдите назад, дайте ей воздуха, — приказал он столпившимся вокруг зрителям, с готовностью предлагавшим помощь.

Собравшиеся на стадионе разом оказались на ногах, подняв такой шум и грохот, что Джош даже не слышал собственных мыслей. Некоторые молились, другие плакали, кто-то просто тупо глазел по сторонам. Джош попросил одного из организаторов программы распорядиться, чтобы все расходились.

— Шоу окончено.

Все попытки привести Ариэль в чувство были напрасны. Она не реагировала ни на что, пока не подоспели реаниматоры.

— Что случилось? — пробормотала она, постепенно приходя в себя.

— Ты упала в обморок, — объяснил Джош. — Приехала «Скорая помощь», тебя отвезут в больницу.

— «Скорая помощь»? — Она сделала слабую попытку вырваться из рук врачей, когда ее клали на носилки. Пока ее везли к машине, она протестовала, заявляя, что все нормально и нет необходимости тащить ее в больницу.

— У вас есть предположения, отчего это могло произойти? — спросил Джоша один из врачей. — Она не страдает диабетом?

— Насколько я знаю, нет. Думаю, она просто крайне измучена и истощена. Ее рвет после каждой еды.

Врач измерил Ариэль кровяное давление и связался по телефону с реанимационным отделением больницы Сан-Люк. Там посоветовали срочно сделать внутривенное вливание, но и это не помогало — на подъезде к больнице Ариэль все еще была на грани смерти. Лицо сохраняло мертвенную маску, губы приобрели известковый цвет, глаза глубоко запали. Ее немедленно поместили в реанимацию, куда Джошу входить запретили.

Впрочем, его вскоре отвлекли сотни дел и обязанностей. Видеозапись обморока Ариэль была передана в программе новостей. Репортеры, фотографы и просто сочувствующие горожане стекались к больнице такими толпами, что пришлось выставить полицейские кордоны. Не имевшему ни малейшего опыта публичных выступлений Джошу выпала миссия выдать экспромт перед нацеленными на него камерами и микрофонами:

— Миссис Уайлд подорвала свои силы в тщетных попытках добиться правосудия над убийцей моего отца. Доктора заверяют меня в том, что есть все основания для оптимизма. Как только у меня будут известия о состоянии ее здоровья, я тут же сообщу вам. Пожалуйста, молитесь за нее.

Сидя за чашкой кофе в ожидании информации о состоянии здоровья мачехи, Джош пытался проанализировать свои чувства. Всего лишь несколько дней назад он был так зол на Ариэль, что готов был убить ее. И вот теперь боялся, что она может не выжить. А что, если она больше не сможет тащить на себе всю эту уайлдовскую махину? Что, если придется распустить министерство? Что тогда делать ему, Джошу?

Вероятно, он сможет найти работу в каком-нибудь оркестре и будет обречен до конца своих дней играть в барах и дискотеках. Он мог бы гастролировать по курортным местам, выступая в гостиницах и ресторанах. Эта перспектива была настолько отвратительна, что, на миг представив ее, Джош опустился на колени и взмолился: «О боже!"

Он ненавидел тот балаган, в который превратилось министерство его отца, но в то же время ему безумно нравилось быть на виду. В этом Ариэль была права. Презирая лицемерие проводимых шоу, Джош не мог не признать, что именно благодаря им он ежевечерне выходил на сцену, садился к роялю. Это был не только стабильный заработок, но и роскошь, о которой мог только мечтать музыкант. Его аудитория была преданна и отзывчива. Играя для людей, слыша их аплодисменты, он обретал уверенность в себе, и ничто более не принесло бы ему этого чувства. Он блаженствовал, упиваясь своей известностью, славой, хотя они и были не более чем символичны. А без этого он бы просто умер. Во всяком случае, желал бы умереть.

Так что же ему делать, если вместе с Ариэль оборвется и его пусть иллюзорный, но успех в искусстве?

— Мистер Уайлд?

— Да? — Доктор была молода и привлекательна и походила скорее на воспитательницу детского сада, нежели на работника реанимационной службы большой городской больницы.

— Как она? Она поправится?

— У миссис Уайлд начал развиваться процесс расстройства системы пищеварения — булимия, но, думаю, мы вовремя вмешались. По-видимому, она раньше была вполне здорова, пока не начала это самоистязание. При надлежащем уходе и правильной диете процесс можно остановить. Я не думаю, что в дальнейшем возникнет угроза ее здоровью и здоровью ребенка.

Джош оцепенел и тупо уставился на нее.

— Ребенка?

— Да, — с улыбкой ответила доктор. — Ваша мачеха беременна.

Клэр Луиз Лоран были неведомы муки ревности. В детстве поводов для этого не возникало — никто другой не покушался на любовь и внимание матери.

С детских лет в ней развилось совершенно здоровое чувство самоуважения и собственного достоинства, что было удивительно при том воспитании, которое она получила. Клэр никогда не испытывала внутренних конфликтов и не желала походить на кого-то другого. Стремясь к самосовершенствованию, она не примеряла к себе чужую внешность, чужое достоинство и богатство.

Так что когда доселе незнакомое ей чувство ревности вдруг захлестнуло сознание, Клэр была ошеломлена, и ей стало невыносимо стыдно. Особенно от того, что объектом ревности явилась Ясмин.

— Нет, это просто божественно, — с благоговением произнес Леон, словно увидел в объективе фотокамеры настоящее чудо.

— Ты, безусловно, лучшая фотомодель, дорогая. Всегда была и останешься ею. Второй Ясмин не будет никогда.

— Ты-то понимаешь это, сладкий мой.

— Ясмин говорила с Леоном не оборачиваясь, соблазнительно виляя задом.

Облака, которые еще вчера угрожали пролиться дождем, рассеялись, и, хотя на горизонте до сих пор маячили темные контуры грозовых туч, над Роузшэрон сияло солнце, и съемочная группа собралась у кабины старого душа на лужайке. Было довольно жарко, а влажность не отступала Клэр винила в своем настроении именно эту нескончаемую, расплавляющую и тело и мозги жару, но в глубине души знала, что причина совсем в другом Ясмин до самого последнего момента скрывала свой замысел предстоящей съемки.

— Я хочу надеть вот это. — Она извлекла откуда-то белую пижаму из прозрачного батиста.

— А я ее обыскалась, — заметила Клэр.

— Я ее спрятала. — Этот пижамный комплект из белых панталон и легкой кофточки совсем не походил на те модели, которые обычно выбирала для демонстрации Ясмин. Она предпочитала более изысканные.

— Не простовато для тебя?

— Нет. Увидишь, как я собираюсь это преподнести, — промурлыкала Ясмин с хитрой ухмылкой.

— И как же?

— Встретимся у старого душа, и я тебе все покажу. Что ж, теперь ее секрет ясен, уныло думала Клэр, наблюдая за тем, как Ясмин выстреливала серию поз под нескончаемый треск фотокамеры, с которой носился Леон, в то время как его ассистент ловко подавал ему другие камеры и объективы, менял освещение. Ясмин сняла пижамный верх, высоко закатала панталоны, которые плотно облегали ягодицы и выгодно подчеркивали ложбинку между ними, и приняла первую позу — стоя под душем спиной к камере. Затем включила кран, и вода заструилась, искорками рассыпаясь по ее черным волосам, гибким рукам, которыми она, как балерина, выделывала чудеса, создавая все новые и новые позы. Вода мягкими ручейками стекала по ее шелковистой спине. Импровизированные шортики к этому времени уже намокли и липли к ее упругим ягодицам. Тончайшая ткань обволакивала все изгибы и выпуклости, и они словно лоснились, волнуя и возбуждая Ясмин искусно управляла своим телом. Оно, словно отлаженный механизм, чутко реагировало на ее команды. Клэр хотела было возразить против откровенной сексуальности сцены, как накануне возражала против выделявшихся под тканью сосков. Но сегодня мотив ее протеста был совсем иным. Несомненно, Ясмин являла собой произведение искусства. Такое совершенство форм просто невозможно было назвать непристойным Образ, который она создавала, был эротичен, да, но это не была порнография. Это был триумф чувственности, а не пропаганда морального упадка. И было бы несправедливым исключать такую модель из каталога, тем более что картинку, представляющую саму пижаму, задумано было дать тут же, рядом с фотографией сцены под душем. Правда, не всякая женщина могла предстать в этой пижаме столь фантастично, но одна лишь ассоциация с образом Ясмин обеспечила бы продажу огромной партии Клэр, вне всякого сомнения, тоже присоединилась бы к восторженным аплодисментам, которыми Ясмин наградили зрители и участники съемки, если бы не Кассиди, глазевший на Ясмин подобно ошалевшему сексуально озабоченному подростку. Клэр зажглась гневом. Она то нервничала, то становилась рассеянной. Она ревновала. Из-за него, Кассиди, произошел этот неожиданный, непростительный, какой-то подростковый всплеск негодования. Ей следовало заставить его покинуть съемочную площадку. Но он мог бы задать справедливый вопрос «почему», и в ответ на ее замечание о том, что он всем мешает, она услышала бы лишь всеобщие заверения в обратном Ясмин, несомненно, была великолепна, но никогда раньше Клэр не испытывала такого чувства по отношению к ней. Ясмин воплощала дикую, необузданную сексуальность, и Клэр этот образ казался забавным и привлекательным. Речь, конечно же, шла не о зависти. Ведь Ясмин — просто фотомодель, позирующая перед камерой. Она находилась в своей стихии и вовсе не пыталась соблазнить Кассиди.

— Тебе нравится, Клэр? — бросила Ясмин через плечо.

— Да, — безучастно произнесла Клэр.

— Очень мило.

Ясмин опустила руки и обернулась. Она даже не потрудилась прикрыть свою обнаженную грудь.

— Мило? Я вовсе не к этому стремилась.

— А к чему же ты стремилась?

— Это должно быть захватывающим, возбуждающим зрелищем. Может, хотя бы благодаря этому распродадутся эти чертовы пижамы, которые, честно говоря, самые безликие из того, что ты когда-либо создавала. В них нет ни стиля, ни класса, ничего. Я лишь пытаюсь внести хоть какую-то изюминку в эту модель, которая иначе обречена стать нашей самой грандиозной неудачей.

Ясмин выпалила это с такой неприязнью, что примолк даже Леон. Напряженная тишина воцарилась на съемочной площадке. Стычки между подругами бывали и раньше, но такой яростной — никогда У Клэр так сдавило грудь, что стало трудно дышать, тем не менее она повернулась к Леону и ровным голосом спросила:

— Ты все снял, что хотел?

— Думаю, да. Если только ты считаешь, что нужно сделать еще что-то… — Он вдруг заговорил тихим голоском, с несвойственным ему подобострастием, словно боялся спровоцировать новый взрыв эмоций.

— Я вполне доверяю тебе, Леон.

— В таком случае мы закончили.

— Хорошо. Спасибо всем. На сегодня все. Увидимся за ужином.

Клэр повернулась и быстрым шагом направилась к дому, желая лишь одного — оказаться в прохладном уединении своей комнаты, где она попробует справиться с нахлынувшими на нее чувствами. Уже почти у самой веранды ее догнал Кассиди.

— Зачем вы это сделали? — Волосы его взмокли от пота. Выглядел он не менее разгоряченным и взбудораженным, чем она.

— У меня нет настроения терпеть очередной ваш допрос, Кассиди.

— Просто ответьте мне. Почему вы позволили Ясмин унизить вас перед всеми?

— Ясмин унизила лишь себя. А теперь — дайте мне пройти. — Ей удалось проскользнуть мимо него и подняться по ступенькам, прежде чем он вновь преградил ей путь.

— Вчера вы неодобрительно отозвались о сосках, проступавших под тканью сорочки, а сегодня, когда Ясмин выглядела едва ли более одетой, чем если бы на ней вообще ничего не было, вы сделали вид, будто не заметили этого. Не понимаю.

— А вам и не надо ничего понимать.

— Почему одна поза вам нравится, а другая нет?

— Потому что существует очень тонкое различие между чувственностью и явным провоцированием похоти. Мне нужны такие снимки, которые бы волновали и будили воображение, но ни в коем случае не были пошлыми.

— Вы же по своему опыту знаете, что все это чисто субъективно.

— Все равно. Я первый судья своим творениям, да и к тому же у меня превосходный вкус, — самоуверенно заявила она. — И я доверяю ему в том, что касается качества съемки.

— А вам понравилось, как позировала Ясмин?

— Я же сказала, что да. Разве вы не слышали?

— Но это прозвучало вовсе не так, как если бы вы в самом деле так думали. Все это почувствовали, и Ясмин — в первую очередь.

— Моя работа состоит не в том, чтобы тешить самолюбие Ясмин.

— Но ваша работа сводится к тому, чтобы продать товар, а эта съемка как раз поможет реализовать те злополучные пижамы. Она откинула со лба упавшую прядь волос.

— Вы что-то хотите мне доказать, Кассиди?

— Чувственность Ясмин вдруг стала вам неприятна. Почему?

— А вы нашли ее чувственной? Впрочем, зачем я спрашиваю об этом, ведь ваша реакция была однозначной. Вы были словно околдованы.

Он вдруг как-то странно и недоуменно посмотрел на нее, и это взбесило Клэр еще больше.

— Что, разве я не права?

— Я, в общем-то, не следил за своей реакцией, — мягко ответил он. — Но от вас, как видно, она не ускользнула.

Клэр, понимая, как опасно близка она к тому, чтобы выдать себя, отвернулась.

— Это все, Кассиди?

— Не совсем. Что за отношения связывают вас с Ясмин, если она позволяет себе так оскорблять вас? У любого человека уже давно лопнуло бы терпение.

— Ясмин нападает на других только тогда, когда недовольна собой. Я отношусь к этому с пониманием.

— Вчера — эта выходка с Уайлдом. И что за причина у нее для такого недовольства собой?

— Не ваше дело, — оборвала его Клэр. Она вновь попыталась обойти его, но он сделал резкий шаг в сторону и встал на ее пути. Она разгневанно взглянула на него — Что ж, хорошо, я отвечу вам. Ясмин сегодня вечером берет наш фургон и отправляется в Нью-Орлеан на встречу с любовником. Она намерена вернуться обратно завтра рано утром.

Кассиди какое-то мгновение задумчиво смотрел куда-то поверх ее плеча.

— Она берет фургон, вы говорите?

— Хм.

— А она когда-нибудь пользуется вашим автомобилем?

— Вы теряете хватку, Кассили. Вопрос ваш отдает дилетантством. Все ведь шито белыми нитками: вам просто хочется знать, брала ли Ясмин мою машину в ночь убийства Джексона Уайлда. Только вы упустили из виду два важных обстоятельства: что она в ту ночь была в Нью-Йорке и что машину вела я сама.

Кассиди не преминул отыграться:

— Слава богу, вы помните об этом, Клэр. А то уж я начинал думать, вы забыли, что именно ваша машина связывает вас с убийством Уайлда.

— Это всего лишь ваше предположение.

— Пока да. Но рано или поздно отыщется та ключевая улика, которая изобличит вас как убийцу. Клэр вздрогнула и тихо произнесла:

— Извините. Мне пора идти.

Она вошла в дом, но в вестибюле Кассиди вновь догнал ее:

— Клэр, зачем вы так? Почему вы отворачиваетесь и уходите, выслушав мои обвинения? Почему не опровергаете их?

— Потому что я невиновна. Обратное пока не доказано — вспоминаете этот юридический постулат? И мне нечего вас бояться.

— Плевать мне на это. — Он наклонился к ней и процедил сквозь зубы:

— Вы не посмеете и впредь вот так просто уходить от моих вопросов. Я не по собственной прихоти притащился за вами в Миссисипи, вы знаете.

— Неужели? Тогда почему же вы здесь? Зачем досаждаете мне, вмешиваетесь в мою работу? Изводите какими-то нелепыми домыслами о моих несуществующих отношениях с Джексоном Уайлдом? Пытаетесь вбить клин между мной и Ясмин? «Разделяй и властвуй»? Это ваша тактика?

— Нет. Я здесь потому, что у меня нет выбора. Улики против вас уже нельзя отнести к разряду случайностей. Эти волокна с коврика — нечто материальное. До сих пор я оберегал вас от ареста.

— Почему же?

— Во-первых, я не хочу предстать дураком в глазах присяжных и выслушивать их оправдательный приговор в отношении вас в связи с недостаточностью улик.

— А во-вторых?

Маятник старинных часов мерно отстукивал секунды, пока Клэр и Кассиди, замерев, смотрели друг на друга. В конце концов он ответил:

— Потому что мне хочется вам верить. Но Гленн и все остальные, кто вовлечен в это расследование, стремятся как можно скорее закрыть дело.

— Они пасуют перед этой истеричкой.

— Которая к тому же оказалась беременной. Клэр шумно выдохнула:

— Беременной?

— Вчера вечером во время проповеди в Канзас-Сити с Ариэль Уайлд случился обморок. Если бы вы смотрели программу новостей, вы бы увидели эту сцену.

В Роузшэрон в комнатах гостей не было телевизоров, так что во время своего пребывания в этом тихом местечке постояльцы оказывались совершенно оторванными от внешнего мира. Единственным источником информации являлась местная газета, которая, правда, весьма скупо преподносила новости, как внутренние, так и международные.

Клэр, не переставая, качала головой.

— Так вы говорите, она беременна?

— Да, — коротко ответил Кассиди. — И это практически исключает ее из числа подозреваемых.

— Совсем необязательно.

— Это вам так кажется. Может быть, даже и мне. Но для всех остальных она становится вне подозрений. К кому, по-вашему, будут склоняться симпатии публики? К женщине, олицетворяющей материнство и добродетель, или к той, которая публикует непристойные картинки?

— Маловероятно, что это ребенок Джексона, — сказала Клэр.

— Да, скорее всего он от Джоша. Я знаю это. И вы знаете. Но обывателю этого не докажешь. На цветном экране своего «Панасоника» он видит лишь святую, всю в слезах, беременную вдову, о которой никогда не скажешь, что она состоит в любовной связи со своим пасынком и способна на хладнокровное убийство мужа. Приготовьтесь, Клэр. Ариэль будет играть эту роль до конца. Вы уже испытали на себе ее способности манипулировать общественным сознанием. Угроза судебного преследования за клевету ей не страшна. Она явно рассчитывает живописать образ аморального, безбожного злодея, который отнял жизнь у ее мужа и обрек на страдания ее саму и неродившегося ребенка. А поскольку подготовительную работу она уже провела, как вы думаете, с кем конкретно будет ассоциироваться этот злодейский образ в сознании большинства? — Он наклонился ближе к Клэр. — Ну что, до вас начинает доходить смысл возможных последствий ее беременности?

Он не просто начинал доходить, он укоренялся глубоко в подсознании, где уже и так затаились самые зловещие страхи Однако было бы безумием показывать Кассиди, что она испугалась.

— Чего вы хотите от меня? — с вызовом спросила Клэр.

— Признания.

Она презрительно ухмыльнулась.

— Тогда, черт возьми, не позволяйте мне вот та к за просто обвинять вас. Топайте ногами. Кричите. Набрасывайтесь на меня с кулаками. Придите в ярость, негодуйте. Только не прячьтесь за этим надменным фасадом; от этого вы выглядите еще более виновной. Вам больше нельзя держать эту высокомерную позу, Клэр. Сопротивляйтесь же, ради бога.

— Я не намерена ронять свое достоинство.

— Достоинство! — взорвался он. Его лицо исказилось от ярости. — Тюрьма — вот где окажется ваше достоинство, Клэр. И судебный процесс по обвинению в убийстве.

Клэр ощутила на своем лице его жаркое дыхание.

— Черт побери, да скажите же вы хотя бы, что я ошибаюсь в своих подозрениях! Приведите мне хотя бы один довод, который бы тут же разнес в прах все улики против вас.

— До тех пор, пока мне не предъявлено обвинение, я пальцем не пошевельну, чтобы защищаться от ваших нападок. Юридическая процедура…

— К черту процедуру! Поговорите со мной по-человечески!

— Мистер Кассиди? — раздался робкий голос Мэри Кэтрин, которая появилась в дверях столовой. — Почему вы кричите на Клэр? Вы ведь не собираетесь увезти ее отсюда, не так ли?

— Конечно же, нет, мама! — воскликнула Клэр.

— Потому что я действительно не могу разрешить вам забрать ее.

Клэр быстро подошла к матери и обняла ее за плечи.

— Мы с мистером Кассиди просто… кое-что обсуждали.

«Где же Гарри? — недоумевала Клэр. — Почему она не с матерью?»

— Все прекрасно, мама. Уверяю тебя Ты хорошо себя чувствуешь?

Мэри Кэтрин робко улыбнулась.

— У нас на ужин будут свиные отбивные. Разве не великолепно? Мне надо проследить, чтобы срезали весь жир по рецепту тети Лорель. Ты же знаешь, иначе она не может есть свинину. У нее начинается несварение. О, простите меня, мистер Кассиди, я коснулась такой деликатной темы в вашем присутствии.

Кассиди прокашлялся — Все в порядке.

— Тетя Лорель хочет взять здесь отростки розовых кустов, чтобы посадить в своем саду. Правда ведь, будет чудесно, Клэр Луиз?

— Да, мама. Очень мило.

Мэри Кэтрин прошла мимо Клэр к стоя вшей у двери вешалке, где висела спортивная куртка Кассиди. Она что-то достала из кармана юбки и сунула в нагрудный карман куртки. Так и не объяснив своего странного поступка, она продолжила разговор:

— Клэр, дорогая, ты вся пылаешь.

— На улице жарко.

— Ты потеешь, милая? Это совсем не пристало даме. Может, тебе следует принять ванну и переодеться к ужину?

— Я так и сделаю, мама. Я как раз шла к себе.

— Ты слишком много работаешь. Мы сегодня с тетей Лорель обсуждали это за чаем. Тебе следует позаботиться о себе. — Мэри Кэтрин нежно потрепала Клэр по щеке, поднялась вверх по лестнице и скрылась из виду.

Услышав, как хлопнула дверь ее спальни, Кассиди направился к вешалке и сунул руку в карман своей куртки.

— Черт возьми, ничего не понимаю.

— Что такое? — спросила Клэр, увидев, что Кассиди достал золотую авторучку. — Это ваша?

Печально улыбнувшись, он ответил:

— Я обнаружил ее исчезновение еще в день своего приезда, когда после обеда ненадолго оставил пиджак на этой вешалке. Я подумал, что кто-то украл ее, хотя и не мог предположить, кому она понадобилась. Эта ручка особой ценности не представляет, но мне она дорога как память о родителях, которых уже нет в живых.

Клэр прижала пальцы к губам и отвернулась, прислонившись лбом к стеклу входной двери, хранившему прохладу, несмотря на знойный день.

Кассиди подошел к ней ближе и остановился сзади.

— Да бросьте, Клэр, ничего страшного не произошло. Голос его был мягким и нежным, внушающим доверие. И когда он, положив руки ей на плечи, повернул ее лицом к себе, Клэр захотелось уткнуться ему в грудь. Каким невероятным облегчением было бы выплеснуть ему душу, рассказать обо всем.

— О, Кассиди, я бы очень хотела…

— Что? — нежно спросил он. Она покачала головой. Конечно же, она не могла сказать того, что хотела, и вместо этого лишь выдавила:

— Как бы мне хотелось, чтобы спала жара. Чтобы пошел дождь. Хочу закончить съемки и уехать домой, навести порядок в офисе и квартире — представляю, в каком виде их оставили полицейские.

Она закусила нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы негодования и страха.

— Я бы очень хотела никогда не слышать о Джексоне Уайлде. И еще было бы хорошо, если бы вы мне сразу сказали о вашей авторучке. Я бы тогда могла объяснить вам все еще несколько дней назад.

— Я же получил ее назад, и это самое главное. Забудьте об этом.

Но Клэр чувствовала, что просто обязана объяснить поступок матери:

— Видите ли, мама иногда берет чужие вещи. Это не воровство, потому что делает она это несознательно. Она думает, что «берет в долг». Но всегда возвращает то, что взяла. Это вполне безобидно, здесь нет никакого злого умысла, поверьте.

— Замолчите, Клэр. — Он провел пальцами по ее волосам и легким поцелуем коснулся губ. — Я верю вам.

Но, когда он склонил голову для более интимного поцелуя, она резко оттолкнула его.

— Нет, не надо, Кассиди. — И, уже вовсе не имея в виду Мэри Кэтрин и недоразумение с авторучкой, тихо добавила:

— Вы мне совсем не верите.

Глава 18

Сразу же после ужина Клэр, сославшись на усталость, поднялась вместе с Мэри Кэтрин и Гарри наверх. Она зашла к ним в спальню и немного поболтала с матерью, пока не начало действовать снотворное.

Ясмин собиралась в Нью-Орлеан в страшной спешке, и после ее отъезда комната выглядела так, будто по ней прошелся ураган. Клэр понадобилось время, чтобы привести все в порядок как в шкафу, так и на туалетном столике. В ванной было не лучше. Убравшись и там, Клэр налила в ванну прохладной воды и попыталась расслабиться и перестать думать о беременности Ариэль Уайлд и тех нежелательных последствиях, которые она создавала для Клэр.

После ванны она припудрилась тальком и надела шелковую, до бедер, рубашку цвета старинного дорогого жемчуга. Волосы стянула и заколола на самой макушке, затем, водрузив в изголовье высокую гору подушек, прилегла, опершись на них спиной. Она хотела зажечь настольную лампу, но темнота так приятно обволакивала, что не стоило нарушать уюта и спокойствия. Да и нужно было просто хорошо выспаться.

Но в голову все лезли какие-то мысли; они, словно непослушные дети, не давали покоя, будоражили. Лишь на считанные секунды Клэр удавалось сомкнуть глаза. Постель, в которой она провела несколько беспокойных ночей, сбилась в какие-то глыбы и кочки. Подушка очень скоро стала горячей. Она несколько раз переворачивала ее, мучаясь от бессонницы.

Она винила в своем дискомфорте и матрас, и подушку, и доносившийся шум, но знала истинную причину, которая, как и ревность, вдруг нахлынувшая сегодня днем, таилась в самой глубине ее души.

И в то же время Клэр старалась не думать об истинной причине своего столь странного поведения. Интуитивно она знала, что столкнулась с чем-то новым, необъяснимым, но сочла, что лучше избегать этого незнакомого чувства. Может, оно и уйдет само собой.

Приближалась гроза. Тщетно уговаривая себя заснуть, Клэр лежала, прислушиваясь к раскатам грома. Внезапно прозрачные шторы на балконных дверях озарились вспышкой молнии. Может быть, подумала Клэр, на этот раз облака принесут дождь и долгожданную прохладу. До сих пор они оставались лишь грозными предвестниками бури.

По мере того как гроза приближалась и усиливалась, росло и беспокойство Клэр.

Кассиди отказался присоединиться после ужина к карточному застолью и предпочел прогуляться. Однако удушливая влажность и озверевшие москиты быстро загнали его обратно в дом.

Он не стал заходить в гостиную, чтобы пожелать всем спокойной ночи, а поднялся прямо к себе. У двери комнаты Клэр, которая находилась рядом с его комнатой, он замедлил шаг и прислушался, но оттуда не доносилось ни звука. Из щели под дверью света не пробивалось, так что, подумал он, Клэр скорее всего, как и обещала, рано легла спать.

Войдя к себе, он в первую очередь скинул с себя всю одежду. Боже, даже в доме нечем было дышать. Он подумал, что было бы неплохо спуститься в бар за пивом, но потом оставил эту идею. В этот вечер единственной подходящей для него компанией оставался он сам, но и свое общество он переносил с трудом.

Приняв прохладный душ, он лег на кровать и зажег сигарету. Он бросил курить еще два года назад, но сейчас чувствовал крайнее возбуждение. Мысли его бешено носились по замкнутому кругу.

У Клэр был мотив для убийства. И волокна с коврика ее автомобиля напрямую связывали ее с местом преступления. Железного алиби у Клэр не было. Словом, она представлялась лучшей мишенью для обвинения в убийстве.

Но он так не хотел, чтобы виновной оказалась именно она.

Проклятье! Вырвавшееся ругательство, казалось, еще долго витало в воздухе. Кассиди сознавал, что оказался в дурацком положении. Если он будет следовать чувству и этике профессионала, он затянет расследование. Краудер уже определил ему крайний срок для окончания дела. Отпущенных дней оставалось не так уж много. И если его в итоге все же отстранят как не справившегося с расследованием, это будет ударом, равносильным гибели.

А что, если он попросит заранее отстранить его, не дожидаясь окончания отведенного срока? Краудер знает о том, что у него появился личный интерес в деле, так что, вполне возможно, эту просьбу встретит с облегчением. И это вовсе не помешает их дружеским отношениям. Более того, даже добавит симпатии шефа. Краудер лишь перепоручит дело кому-то другому.

Нет, ничего хорошего из этого не выйдет. Этот «кто-то другой» может оказаться агрессивным и коварным и как только Клэр вернется в Нью-Орлеан, тут же засадит ее на скамью подсудимых. Ее сфотографируют. Снимут отпечатки пальцев. Предъявят обвинение. От этой мысли ему стало не по себе.

С другой стороны, он не сможет жить спокойно, зная о том, что оставил виновную на свободе лишь потому, что имел на нее виды. Только все это было совсем не так просто. С той самой минуты, когда он впервые вошел во «Французский шелк» и встретился с Клэр Лоран, он почувствовал, что дело окажется не таким уж легким и гладким.

Он был словно околдован. «Французский шелк» навевал атмосферу, которая интриговала, завораживала, И вовсе не потому, что офис располагался в старинном здании, и даже не потому, что здание это находилось во Французском квартале. Он бывал в этих местах много раз с тех пор, как переехал в Нью-Орлеан. Ему нравился дух старого квартала, но никогда раньше не испытывал он подобного чувства ирреальности происходящего.

И это колдовство исходило от Клэр. От нее веяло какой-то мистикой. Он не мог найти определение этому чувству, знал только, что оно слишком романтично и потому опасно, всепоглощающе и разрушительно. Оно опутало его, словно незримая сеть. И чем отчаяннее он сопротивлялся, тем сильнее запутывался. Даже сейчас, когда ему следовало бы уже всерьез задуматься над тем, чтобы задержать Клэр, он подсознательно искал способы защитить ее от преследования.

Безумие, подумал Кассиди, анализируя ситуацию, в которой оказался. Но, в то же время утешал он себя, имеет же он право на сомнение и поиск альтернативы? Разве не в этом заключается искусство профессионала?

Итак, на кого еще падает подозрение?

Ариэль Уайлд. Сейчас она беременна, но у нее были причины избавиться от мужа. Тем не менее предъявить ей обвинение и предстать при этом героем довольно проблематично. Правда, можно выстроить свою линию нападения, основываясь на сомнениях в том, кто же является истинным отцом ребенка. Но хороший адвокат всегда сможет заявить на суде протест. И неизвестно, на чьей стороне окажется судья. Так что обвинение умрет еще в зародыше. Суду присяжных невозможно будет доказать связь Ариэль с пасынком, и на Кассиди обрушится шквал негодования и презрения за то, что посмел опорочить гнусными подозрениями будущую мать.

Джошуа Уайлд. Какой-то внутренний инстинкт подсказывал Кассиди, что у парня не хватило бы пороху даже на то, чтобы муху убить, не то что тирана-отца. С другой стороны, достало же ему смелости увести у старика жену.

Сложность с обвинением Ариэль и Джошуа состояла в том, что у Кассиди не было против них ни одной вещественной улики. Все его версии строились лишь на случайных совпадениях и предположениях. И стоит присяжным справедливо усомниться в доводах, приводимых обвинителем, Ариэль и Джош тут же окажутся оправданными, а помощник окружного прокурора Кассиди не только лишится доверия, но и получит вполне заслуженные упреки в том, что позволяет истинному убийце разгуливать на свободе.

О такой перспективе лучше не думать. Кассиди ставил своей основной целью не допустить столь мрачного для себя финала. Ну и, кроме всего прочего, его моральным и профессиональным долгом было поймать убийцу и предъявить обвинение. Ему или ей.

Думая о Клэр, он страшно злился и даже ругался, не стесняясь в выражениях. Выбросив первую, практически не выкуренную сигарету, он тут же зажег еще одну. В глазах опять стояла Клэр — такая, какой он видел ее сегодня днем. Растрепанные волосы лишь добавляли ей очарования, а выступавшие капельки пота придавали коже здоровый блеск. От влажности кудряшки еще круче вились вокруг лица. Выглядела она взволнованной и разгоряченной. Но стоило ему заговорить с ней о причинах ее беспокойства, как тут же взыграла ее проклятущая гордость, не позволявшая ей признаться в человеческих слабостях.

Чувствуя, что уснуть все равно не сможет, Кассиди скатился с кровати и натянул джинсы. Он даже не потрудился застегнуть «молнию», а, распахнув двери, вышел на балкон. Воздух, казалось, стал еще более густым. Не ощущалось ни малейшего дыхания ветерка.

Он посмотрел на балконную дверь комнаты Клэр — там было темно. Клэр спала. Кассиди уставился в небо: низкие облака словно набухли синевой. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение, будто вот-вот должно произойти нечто важное.

Едва он успел подумать об этом, как небо разрезала ослепительная вспышка молнии, озарив неподвижные кроны деревьев.

Разорвавший небо электрический разряд напугал Клэр, и она вскочила в постели, затаив дыхание. Гром, словно кнутом, ударил по крыше дома, и тут же задребезжали оконные стекла и посуда в шкафах. Сильный порыв ветра распахнул балконные двери. Прозрачные шторы надулись, словно паруса.

Клэр выскользнула из постели и подбежала к окну. Разбушевавшийся яростный ветер, который, казалось, дул сразу во всех направлениях, клонил деревья к земле. Он терзал волосы Клэр, трепал ее ночную сорочку. Очередная вспышка молнии на мгновение озарила балкон.

И она увидела Кассиди. Он стоял у перил, без рубашки, курил и смотрел прямо на нее. Клэр хотела попятиться назад, захлопнуть балконные двери, но не могла сделать ни шагу. Его неотрывный взгляд парализовал ее. Молча он оторвался от перил и медленно, мягко, словно хищник, направился к ней.

Ее сердце бешено забилось в такт неистовым порывам ветра. На язык пришли глупые слова:

— Я и не знала, что вы курите.

Кассиди ничего не ответил, но приближался к ней все так же неотвратимо. Остановился он, лишь когда оказался совсем рядом. Клэр почувствовала, что ее безудержно тянет к нему физическая сила, как будто в груди его скрыт мощный магнит.

Едва дыша, она произнесла:

— Думаю, разразится настоящая буря. Он выбросил сигарету и притянул Клэр к себе с силой, сравнимой лишь с очередным ударом грома. Поцелуй, которым он впился в ее рот, был таким же неистовым, как и бушевавший ветер. Сорвав с ее головы заколку, он запустил руки в ее рассыпавшиеся волосы, запрокидывая ей голову в такт поцелуям.

От него исходил огненный жар. Его прорвавшееся желание передалось Клэр, и она откликнулась, внезапно осознав, что в этом и крылась причина ее недавнего недовольства собой. Страстное желание охватило ее, разлилось сладкой, ноющей болью, желание лишь одного — близости…

Ее пальцы впились в его плечи, и она тесно прижалась к нему. Он издал низкий, сладострастный звук. Рот его оторвался от ее губ и стал спускаться к шее. Клэр запрокинула голову, наслаждаясь поцелуями.

Его рука скользнула по ее спине, ягодицам; он все сильнее прижимал ее к себе, и она все явственнее ощущала его твердую плоть меж своих ног. Он приспустил бретельку ее сорочки, обнажив грудь. Сомкнув на соске губы, он стал страстно ласкать его языком. Счастливые приглушенные вскрики слетали с губ Клэр, пока он не закрыл их своим поцелуем.

Охватившая их страсть была сродни разыгравшейся буре. Завывал яростный ветер. Небо разрывали молнии. Дождь обрушился на землю серебристым ливнем. Разбиваясь о крышу балкона, струи воды омывали их босые ноги. Но они не замечали ничего вокруг.

До тех пор, пока до них не донеслись приближающиеся голоса.

Чтобы полюбоваться дождем, две девушки-фотомодели решили добираться до своих комнат через тянувшийся вдоль здания балкон. Клэр оттолкнула Кассиди и посмотрела туда, откуда приближались голоса.

Взяв Клэр за руку, Кассиди вошел в спальню и втянул ее за собой. Он закрыл балкон вовремя — девушки как раз вышли из-за угла и остановились, наблюдая грозу.

Кассиди прижал Клэр к балконной двери, и они безнадежно запутались в кисее штор. Все, что она могла прошептать в тот момент, протестуя против столь сладостного насилия, потонуло в глубоком поцелуе. Его язык полностью заполнил ее рот, руки проникли под сорочку. Она почувствовала их силу и тепло, когда он приподнял ее бедро, а его пальцы слегка коснулись пушка на лобке. Клэр тут же откликнулась на это прикосновение, вскрикнув от наслаждения.

За дверью одна из девушек говорила другой:

— Это действительно похоже на стихийное бедствие. Никогда не видела таких молний.

— Тс-с! Разбудишь Клэр.

Клэр же в этот момент каждой клеточкой своего тела откликалась на прикосновения Кассиди.

С улицы донесся пронзительный визг.

— Осторожно, здесь скользко! Я чуть не упала.

— Рю тебе задаст, если ты завтра объявишься с синяками.

Кассиди пальцем нащупал ее набухший клитор. Клэр моргала, пытаясь не закрывать глаз. Лицо Кассиди расплывалось. Волосы падали ему на лоб, глаза горели лихорадочным блеском.

Голоса за окном стихли, лишь доносились отзвуки грозы и их тяжелое дыхание. Кассиди подхватил Клэр и отнес в постель. Он снял с нее сорочку, и руки его скользнули по ее пылавшим грудям. Кончики пальцев ласкали соски, рождая такие сильные ощущения, что Клэр застонала. Он склонил голову и стал целовать их страстно, но нежно. Она схватила его за волосы, пытаясь остановить безумие. Но это было равносильно тому, чтобы остановить бушующий за окном ливень.

Скользнув ниже, он уже целовал ее бугорок. В смущении она произнесла:

— Кассиди?

Он нежно подул на темный треугольничек волос.

— Кассиди?

Словно не замечая нерешительности Клэр, он раздвинул руками ее бедра, жадно приник ртом к мягкой влажной плоти, его язык блуждал, лаская ее, глубоко проникая внутрь. Он то нежно касался ее, то жадно целовал, словно высасывал божественный нектар из экзотического цветка.

Наслаждение достигло пика, и Клэр еле сдерживалась.

— Пожалуйста, — чуть слышно выдохнула она. Он встал на колени и, раздвинув ее бедра еще шире, вошел в нее. Клэр ощутила на шее тяжелое и горячее дыхание, услышала его стоны: «О Боже, Боже».

Движения стали сильными и резкими, и она забыла обо всем.

Спина его повлажнела от пота. Клэр чувствовала, как переливаются его мускулы под ее ладонями. Она обхватила его ягодицы, прижимая его еще сильнее к своему телу. Он застонал от удовольствия. Их губы вновь слились в поцелуе. Губы его пахли мускусом и еще чем-то запретным. Она облизала их сначала робко, потом с жадностью.

Он зажал в ладони ее грудь и большим пальцем потер напрягшийся сосок. Клэр, изогнувшись, почти свешивалась с кровати. Глубоко вздохнув, она прошептала его имя. Первый оргазм оказался лишь предвестником настоящего. На этот раз она почувствовала себя словно в эпицентре грандиозного урагана.

Мгновение спустя и Кассиди испытал такой же экстаз. Стиснув ее в объятиях, он шептал ей на ухо сладкие признания, и она с наслаждением ощущала, как глубоко внутри ее разливается теплая живительная влага.

Пресыщенные, они лежали молча — его голова покоилась на ее груди, ее ноги все еще были сомкнуты на его бедрах. В конце концов он сел и стянул джинсы, потом опять привлек ее к себе. Клэр уютно прижалась к его обнаженному телу.

Гроза прошла, но дождь все хлестал. Отдаленные раскаты грома напомнили Клэр о той ночи, когда Кассиди в первый раз поцеловал ее, — после их поездки в отель «Поншартрэн» за Мэри Кэтрин.

Клэр отбросила это воспоминание. Она не хотела сейчас думать о том, кем они были друг для друга и какие разные роли играли в этой реальной жизненной драме.

Почувствовав ее дрожь, он нежно поцеловал ее в висок.

— В чем дело?

— Ничего, все в порядке.

— Что-то произошло.

Она вздохнула, и улыбка тронула ее губы.

— Это был самый непристойный секс в моей жизни. Сдавленный смех вырвался из его груди.

— Замечательно.

Она провела пальцами по его бокам, возбуждаясь от одного этого прикосновения.

— Кассиди?

— Да?

— Что будет завтра?

Он склонился над ней, приложив к ее губам палец.

— Если мы будем говорить об этом, мне лучше уйти. Ты этого хочешь? — Он вновь впился в ее губы глубоким влажным поцелуем. Потом раздвинул ей бедра. Он снова хотел ее.

Клэр вздохнула.

— Нет. Не уходи.

Глава 19

Андре Филиппи был вне себя от счастья. Ясмин вновь появилась в его отеле. Ясмин! Самое совершенное в мире создание.

Он делал свой повседневный обход отеля, когда в вестибюле увидел знакомый силуэт. Хотя солнце уже зашло, на Ясмин были огромные темные очки. Она явно не хотела быть узнанной. Если бы Андре не изучил ее лицо до мельчайших подробностей, она вполне могла бы проскочить мимо него незамеченной. Но он гораздо чаще, чем себя в зеркале, разглядывал хранящийся в его столе портрет любимой Ясмин. И потому лицо ее было известно ему лучше собственного.

Уверенной походкой Ясмин направилась к лифтам. Один из них стоял открытым. Андре бросился к нему, стремясь догнать свою королеву прежде, чем двери лифта захлопнутся.

— Ясмин, добро пожаловать. — Он слегка склонил голову в знак приветствия.

— Привет, Андре. — Она улыбнулась и сняла очки, сунув их в сумку, висевшую на плече — Как дела? Сто лет тебя не видела.

Клэр познакомила их несколько лет назад на небольшом приеме, который устраивала в своем доме. С тех пор они время от времени встречались на различных торжествах. Андре испытывал невероятный трепет от одного лишь сознания, что Ясмин считает его своим другом.

— У меня все хорошо. А ты как?

— Не жалуюсь. — Улыбкой она попыталась скрыть истинный смысл своих слов.

— Ты снова в городе, приехала работать над каталогом?

— Мы сейчас работаем в Миссисипи, снимаем весенний номер. Я лишь на один вечер заехала сюда.

Андре не имел привычки выспрашивать у гостей, что привело их в отель. Это было бы нарушением правил и традиций, которые в первую очередь предусматривали полную конфиденциальность в отношении клиентов.

— Как Клэр?

— Откровенно говоря, она была немного не в себе, когда я ее покидала сегодня днем, — ответила Ясмин.

— О, неужели Мэри Кэтрин…

— Нет-нет, это совсем не связано с ней.

Андре вежливо промолчал, надеясь, что Ясмин добавит что-нибудь о душевном состоянии их общей подруги, не вынуждая его досаждать ей расспросами.

Ясмин оценила его тактичность.

— Думаю, она просто переутомилась. Ты же знаешь Клэр. Она никогда не взрывается, не выпускает пар, а это как раз самый верный способ свихнуться. Она все копит в себе, молчит, заставляя окружающих чувствовать себя полнейшим дерьмом.

— Вероятно, творчество всегда связано с волнениями, моральными перегрузками? — вежливо поинтересовался он.

— Да, но на этот раз всего этого оказалось в избытке.

— Почему?

— Кассиди.

Андре побелел.

— Ты хочешь сказать, что он там?

— Да. Он последовал за Клэр в Роузшэрон и стал практически неизменным атрибутом декораций на наших съемках. Андре нервно облизал губы.

— Ради всего святого, зачем ему понадобилось преследовать ее? Лифт остановился. Андре вышел вместе с Ясмин, и они пошли подлинному коридору.

— Он все еще подозревает ее в убийстве Уайлда.

— Но это же абсурд! — Андре даже споткнулся. — О, дорогая, это ужасно.

— И все из-за меня. — Пот выступил у него на лбу. Достав из нагрудного кармана безукоризненно отутюженный носовой платок, он промокнул капельки пота. — Если бы я не поддался на его уловку и не назвал имени Клэр, когда слушал ту запись телефонного разговора…

— Ну, не стоит. — Ясмин успокаивающе потрепала его по плечу. — Клэр рассказывала мне, как ты тогда расстроился. Послушай, Кассиди хитрый проныра. Рано или поздно он все равно бы узнал, что Клэр была в «Фэрмоне» в ночь убийства Уайлда. Так что ты не выдал ему ничего такого, что могло бы остаться для него секретом.

Она понизила голос и доверительным тоном добавила:

— Если хочешь знать мое мнение, то я думаю, Кассиди больше заинтересован в том, чтобы доказать невиновность Клэр.

— Но она действительно невиновна, — поспешил подтвердить Андре. — Клэр приезжала сюда в ту ночь, но лишь для того, чтобы забрать Мэри Кэтрин. Я готов поклясться в этом на суде. Я на все пойду, лишь бы защитить друга.

— Твои друзья рассчитывают на это.

Ускорив шаг, Ясмин, дала понять, что им пора расстаться.

— Потом поговорим, Андре.

— Au revoir, Ясмин. Твоя ослепительная красота делает мир краше.

Лучезарная улыбка, некогда принесшая ей славу, озарила лицо Ясмин.

— Ах ты, маленький паршивец! Ты просто поэт!

— Признаюсь, — покорно ответил он. Ей не суждено было узнать о душевных муках, которые он испытывал, часами слагая оды ее красоте и очарованию.

Она провела ладонью по его щеке.

— Ты настоящий джентльмен, Андре. Почему все мужчины не могут быть такими чуткими, добрыми и преданными, как ты? — Улыбка ее стала грустной. Она отняла руку, повернулась и пошла вперед. Андре не последовал за ней. Это было бы бестактно. Но он подождал, пока она вошла в номер, предварительно постучав и тихо назвав свое имя.

Андре не завидовал мужчине, который ждал ее по ту сторону двери. Его любовь к Ясмин была скорее платонической. И она была гораздо возвышеннее, чем просто физическое влечение людей друг к другу. Всем сердцем Андре желал, чтобы Ясмин познала любовь и счастье во всем их многообразии, и неважно было, кто ей их принесет.

— Ты, поганый ублюдок. Сукин сын. Ясмин обрушила на Алистера Петри шквал непристойной брани.

— Какая изысканная речь, Ясмин.

— Заткни свой лживый рот, ты, мерзавец.

Ясмин извергала такую неистовую ярость, что от нее, казалось, накалялся воздух. Гневом горели ее глаза, тело напряглось, словно струна, готовая вот-вот лопнуть.

— Ты вовсе и не собирался уходить от жены, так ведь?

— Ясмин, я…

— Так собирался или нет?

— В год избирательной кампании это было бы политическим самоубийством. Но это не значит…

— Гнусный обманщик. Мерзость, дерьмо вонючее. Я бы могла убить тебя.

— Ради бога. — Он провел рукой по волосам. Они все еще были взъерошены после схватки в постели, не менее дикой и неистовой, чем происходящая сейчас стычка. Они так яростно боролись, буквально впивались друг в друга, кричали, что все это напоминало скорее побоище, нежели акт любви.

— Ты все преувеличиваешь, — успокаивающим тоном сказал Алистер, стремясь погасить всплеск ее бешеного негодования. — Это лишь временная разлука, Ясмин. Так будет лучше…

— Лучше для тебя.

— Для нас обоих, если мы затаимся на какое-то время, хотя бы до окончания выборов. Я же не порываю с тобой окончательно. Господи, неужели ты думаешь, я хочу этого? Нет же. Ты моя жизнь.

— Дерьмо.

— Клянусь тебе, что, как только окончатся выборы, я…

— Что ты? Наградишь меня счастьем трахаться с тобой раз в неделю? И как долго это будет продолжаться? Всю жизнь? Пошел ты к черту, конгрессмен. Я с таким дерьмом путаться не желаю.

— Я вовсе не имею в виду, что ты должна быть счастлива от такой перспективы. Боже, да я бы сошел с ума, если бы ты реагировала по-другому. — Он протянул к ней руки. — Единственное, чего я прошу, это немного понимания. Мое деловое расписание — это же сущий кошмар, Ясмин, я под постоянным давлением.

— Сладкий мой, ты еще не испытывал настоящего давления. — В ее голосе появились угрожающие нотки. — Когда я с тобой разделаюсь, твой тощий зад не будет нужен уже нигде — ни в этом штате, ни в другом. Твоя маленькая негритянская девочка больше с тобой церемониться не будет, так и знай. Праздник окончен, дорогой. Пора за него расплатиться. — Она направилась к двери. Алистер бросился вслед.

— Постой, Ясмин! Дай мне все объяснить. Ты несправедлива. — Он схватил ее за плечи и повернул к себе лицом. — Пожалуйста. — Голос его дрогнул. — Пожалуйста.

Она уже больше не делала попыток уйти, но в глазах ее еще тлели раскаленные угольки. Алистер глотнул воздуха и часто заморгал — выглядел он словно отчаявшийся человек, умоляющий об отмене сурового приговора.

— Ясмин, дорогая, — запинаясь, начал он, — будь ко мне великодушна. Обещай, что ты не вынесешь все это в газеты.

Его слова пронзили ее, словно копья, и из нанесенных ран потоком хлынули боль и ярость.

— Тебе, оказывается, наплевать на мои чувства, да? Ты думаешь лишь о себе и своей чертовой кампании!

— Я не это имел в виду. Я…

С диким криком она вырвалась из его рук, вонзаясь ногтями в его щеки и оставляя на них глубокие кровавые следы. Другой рукой она вырвала прядь его волос.

На какое-то мгновение Алистер буквально опешил и не мог двинуться с места. Затем боль дала о себе знать, и он прижал к щеке руку.

— Сумасшедшая! — заорал он, обнаружив на лице кровь. — Психопатка чертова.

Ясмин доставила себе удовольствие насладиться его растерянностью, затем бросилась вон из номера. По пути к лифту она столкнулась в коридоре с мужчиной и женщиной. Они недоуменно уставились на нее и расступились, дав ей пройти. Лишь потом Ясмин поняла, что она вся в слезах, а блузка совершенно распахнута.

Спускаясь в лифте, она кое-как застегнула ее и заткнула под пояс, опять водрузила темные очки. По вестибюлю отеля Ясмин шла с опущенной головой. Заметив краем глаза Андре, она не замедлила шаг и, даже не кивнув ему, вышла на улицу. Запрыгнув в запаркованный на стоянке автофургон Клэр, она направилась вниз по Кенэл-стрит.

Был мягкий вечер. Начинался уик-энд. Улицы Французского квартала наводнили туристы, которые, бросив свои автомобили, бродили по узким улочкам. Ясмин не нашла места для парковки и в конце концов оставила фургон у причала, так что ей пришлось пройти пешком несколько кварталов вниз по рю Дюмэн, чтобы добраться до нужного места. По пути она старалась не смотреть по сторонам, дабы не привлекать к себе внимания.

Заведение, куда она так стремилась попасть, было еще открыто. Несколько покупателей бродили среди полок со всевозможными травами, предназначенными для приготовления снадобий и настоек.

— Я бы хотела повидать жрицу, — тихо обратилась Ясмин к служительнице, раскуривавшей сигарету с марихуаной. Пожилая хиппи удалилась, но через какое-то мгновение вернулась, дав знак Ясмин следовать за ней.

Комнату жрицы отделяла от помещения магазина пыльная коричневая бархатная занавеска. Стены комнаты были украшены африканскими масками и металлической чеканкой, называемой «veve». В самом центре уютно свернулась Дамбаллах, змея, самый могущественный дух. Змею использовали в ритуальных обрядах, которые проводились за городом, на болотах. На алтаре стояли статуэтки христианских святых, мерцали свечи, горели благовонные палочки, повсюду были разложены кости и скальпы животных.

Жрица была гаитянкой, черной, как эбонит. Она была огромна, ее непомерного размера груди лежали поверх живота, с короткой толстой шеи свисали десятки золотых цепей. По крайней мере, на половине из них поблескивали талисманы, медальоны и амулеты. Жрица подняла гигантскую руку и знаком указала Ясмин подойти. Словно пребывая в глубоком трансе, она разглядывала посетительницу из-под полуопущенных век дремотными глазками — маленькими и блестящими, будто пуговки и зон икса.

Ясмин обратилась к ней с большим почтением, чем если бы преданный вере католик обращался к кардиналу:

— Мне нужна твоя помощь.

Густой дух, исходивший от горевших свечей и благовонных палочек, кружил голову. Ясмин чувствовала легкий дурман, но так всегда бывало, когда она оказывалась в этом словно потустороннем мире черной магии. От жрицы, от всех предметов в комнате, даже от густых теней в каждом углу, казалось, веяло колдовством.

Бесцветным, монотонным голосом Ясмин рассказала жрице о своем любовнике.

— Он слишком часто лгал мне. Он грешен. И должен быть наказан.

Жрица кивнула с мудрым видом:

— У тебя есть что-нибудь, принадлежащее ему?

— Да.

Жрица подняла унизанный кольцами палец, и тут же служанка протянула Ясмин маленькую глиняную чашу. Ясмин выковыряла из-под ногтей частички человеческой кожи и засохшей крови и аккуратно опустила их в чашу. Затем выпутала из пальцев левой руки клочок волос Алистера и положила его туда же.

Ясмин устремила взгляд на жрицу. В ее агатовых глазах отражался мерцающий блеск свечей, что придавало им выражение дикой неукротимости. Губы ее еле двигались, но произнесенное шепотом заклинание отчетливо слышалось. «Я хочу, чтобы он мучительно страдал».

Белль Петри ждала Алистера внизу, в гостиной, когда он наконец появился в их загородном доме на берегу озера Понша-ртрэн. Детей накормили раньше и уже отправили спать. Перед уходом на выходной экономка, она же кухарка, накрыла к ужину стол, не забыв поставить в центре его букет из искусно подобранных цветов.

Белль, вышедшая встретить мужа, была в домашнем брючном костюме из лилового шелка.

— Боже мой. Неужели это она? — разглядывая царапины на его лице, воскликнула Белль, но сочувствия в ее голосе он не уловил, лишь одно удивление.

— Ты удовлетворена, Белль? Эти ссадины будут служить доказательством того, что я выполнил свое обещание.

— Ты сказал ей, что между вами все кончено, и предупредил, чтобы она нас больше не беспокоила?

— Совершенно верно. После этого она набросилась на меня, как пантера.

Белль покачала головой, ничем не нарушив тщательно уложенного на голове «пажа».

— Поднимись наверх и протри царапины перекисью водорода, а я пока разолью вино.

— Я не голоден.

— Еще как голоден, дорогой, — с натянутой улыбкой произнесла она. — Иди же, займись своим лицом. Я тебя жду.

Алистер хорошо понимал истинный смысл намека Белль — это был своеобразный тест на послушание. Как всегда ловко и хитро, она диктовала свои правила игры — условия, при которых она останется с ним, продолжит финансирование его кампании и сохранит в тайне его супружескую неверность. Отныне Белль брала бразды правления в свои руки, она становилась и сценаристом, и режиссером, и директором этого спектакля. И если Алистер намерен был в нем участвовать, то должен был принять отведенную ему роль и исполнять ее безукоризненно.

У Алистера не оставалось иного выхода, как бы неприятно это ни было. Разумеется, рассуждал он, придется протянуть так какое-то время, хотя бы до окончания выборов. Потом, если ему захочется возобновить роман с Ясмин или начать новый с кем-нибудь еще, он может с успехом это осуществить. Неужели из-за того, что его однажды уличили в измене, он должен просидеть остаток дней, как кастрированная болонка у ног Белль? Нет, у Алистера были на этот счет совсем иные планы. Однако в настоящий момент все-таки следовало проявлять осторожность.

— Я спущусь через минуту, — пообещал он.

Наверху, в ванной, он внимательно разглядел свое лицо в зеркале. Царапины еще были свежими и кровоточили. Черт возьми, как же он предстанет в таком виде перед своими сотрудниками и комиссией по проведению выборов, не говоря уже о масс-медиа и избирателях? Как объяснит, откуда это? Продирался сквозь чащу? Или, может, котенок в доме? Какой идиот ему поверит?

С другой стороны, если их не устроят его объяснения, пусть официально обвинят во лжи и докажут это. Им же ничего не остается, кроме как поверить ему на слово.

Его даже не особенно беспокоило, что Ясмин вдруг взбредет в голову натравить на него репортеров. Правда, был момент, когда он испытал страх под ее леденящим душу взглядом. Но, поостыв, она не станет помышлять о возмездии. В конце концов, она ведь любит его. Сейчас любовь причинила ей страдания, но кто знает, может, завтра все образуется. Кроме всего прочего, она была слишком гордой, чтобы признать свое поражение. Она не могла допустить огласки их неудавшегося романа, выставив себя при этом дурой. Речь ведь шла и о ее карьере, о ее бизнесе, которые она в таком случае ставила бы под удар.

Итак, приведя себе самому все эти доводы и обдумав их, он спускался вниз, будучи уже в довольно оптимистичном расположении духа. Белль нежно поцеловала его и даже изобразила гримасу сочувствия по поводу его израненной щеки.

— Все это уже позади, — сказала она, протягивая мужу бокал в меру охлажденного белого вина. — Расскажи лучше, как прошел твой день.

Супруги мирно беседовали, когда вдруг что-то ударилось в окно. Удар был настолько сильный, что огромное стекло задрожало.

— Что за черт? — Алистер резко обернулся. Белль стремительно вскочила со стула, опрокинув его. Алистер в ужасе смотрел на окно, запачканное кровью и грязью.

Белль зажала рот рукой, чтобы удержаться от крика.

— Господи, — прохрипел Алистер. — Оставайся в доме.

— Алистер…

— Сиди здесь!

Он никогда не отличался завидной храбростью, так что скорее злость заставила его выбежать из дома. С улицы донесся визг покрышек, но было слишком темно, чтобы можно было рассмотреть марку автомобиля или номер.

С опаской Алистер подкрался к окну. Снаружи залитое кровью стекло выглядело еще более зловеще. Алистер почувствовал запах крови. Это был словно сигнал с того света.

Он перегнулся через цветник, чтобы получше рассмотреть окно, потерял равновесие, упал в кустарник и приземлился на дохлого цыпленка с перерезанным горлом. Рана была свежая и глубокая. Влажные перья блестели от темной крови.

Конгрессмен вскрикнул.

Он вскочил на ноги, продрался сквозь кусты и вбежал в дом, захлопнув дверь и задвинув все засовы. Обезумев от страха, он даже включил охранную сигнализацию.

Белль, придя в себя после шока, потребовала объяснений:

— Чьих рук это дело? Ты хоть понимаешь, что значит очистить теперь стекло от этого дерьма?

Алистеру захотелось так встряхнуть ее, чтобы было слышно, как лязгнули ее безупречно ровные белые зубы.

— Ты что, не понимаешь, что это означает? Она хочет моей смерти.

— Кто?

— Она.

— Твоя бывшая любовница? Он кивнул и, заикаясь, произнес:

— Она… она насылает на меня проклятие.

— Ради всего святого, Алистер, возьми себя в руки. Ты смешон.

Он яростно покачал головой.

— Этим займется полиция. — Белль, как всегда хладнокровная, направилась к телефону.

— Нет! — Он бросился следом и вырвал телефонный шнур из розетки.

— Алистер, ты ведешь себя по меньшей мере странно. Что тебя так напугало?

Он выдавил лишь одно слово:

— Колдунья.

Глава 20

Еще не было и шести утра, когда Ясмин ворвалась в комнату. Она опешила, увидев Клэр, уютно спавшую в объятиях Кассиди, в ворохе смятых простыней, на огромной двуспальной кровати.

— О, черт!

Бранное словцо нарушило мирный крепкий сон Клэр. Она привстала, тряхнула волосами, убирая их с глаз, и инстинктивно потянулась за простыней, чтобы прикрыть обнаженную грудь-Стойло Клэр шевельнуться, и Кассиди тоже проснулся.

— В чем дело? — Он проследил за изумленным взглядом Клэр, прикованным к Ясмин, которая с не меньшим удивлением смотрела на них обоих. Повернувшись, она вышла, хлопнув дверью.

— У нее что-то произошло. — Клэр потянулась к ночной сорочке, перекинутой через заднюю спинку кровати.

— Что ты имеешь в виду? Что произошло, с кем? Который час? — Кассиди был в совершенном недоумении.

— С Ясмин что-то не так.

— Клэр!

Но она уже натягивала халат поверх сорочки. Он выбросил вперед руку и схватил ее. Слегка прищурившись, он смотрел на нее. Клэр понимала, что означает этот взгляд, он рождал сладкую ноющую боль внизу живота.

— Я не могу, — с сожалением шепнула она. — Сейчас я нужна Ясмин.

— Ты мне нужна.

— Но ты меня уже получил, — напомнила она, робко улыбнувшись.

— Этого недостаточно.

Разрываясь между долгом и желанием, она с отчаянием смотрела на дверь, потом опять на него.

— Я должна узнать, как она, Кассиди.

— Хорошо, — проворчал он. — Но я глубоко страдаю, помни. — Он поднес к губам се руку и поцеловал в ладонь. — Поторопись, я жду.

— Обещаю.

Холл был еще окрашен предрассветными серовато-лиловыми тенями. Клэр быстро прошла к лестнице и на цыпочках спустилась вниз, стараясь никого не разбудить. Она окинула взглядом гостиную, но Ясмин там не было. Проходя мимо столовой, Клэр уловила какое-то движение у стойки бара.

Топ-модель стояла со стаканом в руках.

— Хочешь выпить?

— Ясмин, что случилось?

— Какое твое дело? У тебя, видно, выдалась чудная ночка. Все так славно устроилось с этим сыщиком, а? Хм. Могу себе представить.

— Он не сыщик, и ты несправедлива. Почему тебя так задевает, что я была с Кассиди?

Ясмин отошла от стойки, держа в руках стакан, полный виски.

— Вовсе нет. Если честно, мне плевать, с кем ты трахаешься. Она ухмыльнулась, и вдруг лицо ее исказилось страданием. Опустив голову, она закрыла его руками и горько всхлипнула. Клэр обняла подругу и подвела ее к стулу.

— В чем дело, Ясмин? — спросила она, гладя ее по волосам. — Чтобы в тебе произошла такая отвратительная перемена, надо было случиться чему-то ужасному.

— Этот говнюк бросил меня.

Этого-то Клэр и боялась. Неизбежный финал все-таки наступил. Клэр всегда знала, что Ясмин в конце концов будет обманута ее женатым любовником, что это лишь вопрос времени, и с ужасом думала об этом дне. Она положила голову Ясмин себе на плечо и позволила ей вволю выплакаться.

— Сукин сын лгал мне с самого начала, — всхлипывая, говорила Ясмин — Он вовсе и не собирался уходить от жены. Никогда и не помышлял о женитьбе на мне. Я была такой дурой, Клэр. Так чертовски глупа. — Сжав кулаки, она яростно ударила по стойке. — Как я могла свалять такую дуру?

— Любовь и здравый смысл — понятия несовместимые.

Именно любовь заставляет нас совершать заведомые глупости. И ничто нас в этот момент остановить не может.

Ясмин выпрямилась на стуле и утерла нос краем блузки.

— Этой ночью он переспал со мной и лишь потом выложил новости. Поверишь ли? Только мы встретились, повис у меня на шее, все уверял меня, какая я красивая, как он безумно скучал по мне все эти дни. Мы трахнулись, как кролики — быстро, суетливо. — Слезы навернулись у нее на глаза и медленно скатились по гладким щекам. — Я любила его, Клэр.

— Я знаю. Мне очень жаль.

— Мне даже не верится, что я могла поддаться на его ложь. Хоть я многое и приукрашивала, не могу понять, почему не раскусила его пижонство еще там, в Вашингтоне.

— В Вашингтоне?

Ясмин громко и презрительно рассмеялась.

— Это может стоить ему потери одного голоса, но разве это цена? А кстати, почему бы тебе не узнать теперь его имени? Итак, моим тайным возлюбленным был конгрессмен Алистер Петри.

— Алистер Петри, — медленно выдохнула Клэр.

— Ты его знаешь?

— Нет, никогда с ним не встречалась. Но я знаю его жену Белль. Я готовила кое-что для ее приданого, когда они женились. Тогда я еще работала как комиссионер. Одна из ее подруг порекомендовала ей меня.

— Ну и какая она?

— О, Ясмин, забудь об этом…

— Ради всего святого, Клэр, не отказывай мне. Какая она?

— Милая. Блондинка. Изящ…

— Не то я имею в виду. Я знаю, как она выглядит.

— Ты с ней встречалась?

— Видела ее.

Клэр вопросительно взглянула на подругу.

— Да, я шпионила за ними пару раз, — раздраженно призналась Ясмин. — Я делала все, что не положено делать прелестной маленькой любовнице. Я ныла. Я требовала. Предъявляла ультиматумы. Умоляла. Устраивала скандалы. Я звонила им домой среди ночи только за тем, чтобы услышать его голос. В общем, весь набор подобной чуши.

С тех пор, как началась избирательная кампания, у него оставалось все меньше времени для встреч со мной. И чем реже мы виделись, тем больше я его преследовала. Думаю, это одна из причин, почему Алистер испугался. Я создавала слишком много неудобств. Однажды нас могли застать вместе. Он боялся, что Белль все станет известно. А может, она уже обо всем узнала. Какая разница? Я уже не поверю ни слову из того, что мне скажет этот лживый ублюдок.

— Теперь я понимаю, почему его так влекло к тебе. Ты так на нее не похожа.

— В чем?

— Во всем, — ответила Клэр. — Мне она никогда не нравилась. Она аристократка и стремится, чтобы все знали об этом. Сдержанна и надменна. Злая. Нетерпимая. И, как мне кажется, холодная.

— Может, он и не лгал, говоря об этом, — пробормотала Ясмин.

— Не знаю, стоит ли сейчас заводить разговор на эту тему, — с некоторой нерешительностью начала Клэр, — и ты к тому же можешь не поверить мне. Но все, что я скажу, правда. — Она взяла руки Ясмин в свои и крепко сжала их. — Ваши отношения с самого начала не предвещали ничего хорошего, иначе бы ты не выглядела все это время такой несчастной. Лучше тебе навсегда расстаться с ним.

Ясмин покачала головой.

— Нет, Клэр, ты не права. Я просто ничтожество. И вся моя жизнь — дерьмо.

— Но это же не так, Ясмин!

— Ты, очевидно, забываешь о моих финансовых проблемах. Те деньги, что ты заплатишь, выкупив мою долю в компании, — лишь капля в море моих долгов.

— Все образуется. Подожди немного. Ты красива и талантлива, Ясмин, — искренне убеждала ее Клэр. — Тысячи женщин мечтали бы хоть на мгновение побывать на твоем месте. Просто сейчас твое сердце разбито, но рана затянется, дай время.

Ясмин слегка прищурилась, и глаза ее стали по-кошачьи хитрыми.

— Да, сердце мое разбито, но я не собираюсь страдать в одиночестве. — Она высвободила руки и потянулась к сумке, достав оттуда предмет, один вид которого заставил Клэр содрогнуться.

— Боже мой, Ясмин. Что ты сделаешь с этим? Шаманская кукла была символическим образом конгрессмена.

— Видишь эти волосы на ее голове? Это настоящие волосы Алистера. От этого возрастает сила заговора. А это, — указала она на неимоверных размеров красный войлочный пенис, болтавшийся между ног куклы, — ну, это ты знаешь, что такое.

Клэр была ошеломлена.

— Ты ведь шутишь, правда? Свечи, талисманы — ладно, все это безобидно. Но ты же не можешь всерьез верить в заклинания и черную магию!

Ясмин со злостью обрушилась на нее:

— А почему нет? Вы же верите в непорочное зачатие, разве не так?

Спорить на эту тему было занятием бесполезным. Клэр и не собиралась ввязываться в это, тем более сейчас, когда Ясмин находилась в таком взвинченном состоянии. Она благоразумно промолчала, в изумлении наблюдая за действиями Ясмин, которая положила куклу на стойку бара и полезла за ворот блузки, достав оттуда серебряный амулет, висевший на цепочке. Амулет представлял собой филигранный шарик. Полость его была заполнена каким-то веществом, незнакомым Клэр, но пахло от него травами.

— Когда я ношу это на своем теле, — угрожающим голосом произнесла Ясмин, — я могу контролировать его мысли. Ему не удастся выбросить меня из головы. Я буду мучить его воображение днем и ночью, пока он не свихнется.

— Ясмин, ты меня пугаешь.

Она рассмеялась низким гортанным смехом.

— Твой страх — ничто в сравнении с тем, что предстоит испытать Алистеру, пока я не закончу.

— Что ты подразумеваешь под словом «закончу»? Ясмин, что ты замышляешь?

Не обращая внимания на ее вопрос, Ясмин продолжала:

— Смотри, Клэр. Запоминай. Учись. На случай, если когда-нибудь захочешь навлечь на кого-нибудь проклятие.

Отогнув воротничок своей блузки, она обнажила ряд длинных, зловещего вида булавок. Отколов одну из них, она отложила ее в сторону и зажгла спичку. Затем несколько раз провела пламенем вдоль булавки и воткнула ее в отвратительный красный пенис куклы.

— Доброе утро, Алистер, — прошептала она. — Хорошо поспал? Теперь и не помышляй о том, чтобы трахнуть свою пресную женушку. Даже ни один из моих знаменитых пируэтов не поможет теперь ему встать, ты, импотент. — Ясмин зажгла еще одну спичку и накалила следующую булавку, которую вонзила кукле в грудь.

Клэр схватила Ясмин за плечи и с силой встряхнула.

— Прекрати! Это же нелепо. Колдовство опасно и глупо, и я не позволю своей лучшей подруге заниматься подобной ерундой. — Она еще раз грубо тряхнула ее. — Ты слышишь меня, Ясмин?

Ясмин часто заморгала, как будто Клэр вывела ее из состояния транса.

— Конечно, слышу. — Широко улыбнувшись, она спросила:

— Ты ведь не думаешь, что все это всерьез, а?

— Я… — неуверенно начала Клэр. Ясмин рассмеялась.

— Пожалуй, я неплохо тебя разыграла, правда? — Она закинула амулет обратно за ворот, а куклу убрала в сумку.

— Смотри, чтобы Кассиди это не увидел, — предупредила Клэр. — Он весьма заинтересовался той, уайлдовской куклой, но я сказала, что это шутка. Теперь он может призадуматься.

— Да ладно, Клэр, успокойся. Это все равно что всерьез принимать гадание цыганки по руке. Никто ведь в это не верит, но зато забавно.

Клэр этот довод не убедил. Ясмин бросила на нее застенчивый взгляд и возвратилась к своему недопитому стакану.

— Этот сеанс черной магии — всего лишь фокус, но, если честно, мне приятно думать, что я могу по-настоящему навредить Алистеру. В самом деле, почему я одна должна страдать? Мне будет гораздо легче, если этот ублюдок тоже немножко помучается. — Она отхлебнула виски. — Все, хватит обо мне. Расскажи-ка лучше, как это Кассиди все-таки удалось проникнуть в твою постель.

На цыпочках Клэр прокралась обратно в спальню. В западном крыле дома, где она находилась, еще царил полумрак. Кассиди лежал на спине, заложив руки за голову и уставившись в потолок, где вентилятор лениво гонял теплый воздух. Клэр поневоле залюбовалась его красивым профилем — сильным, мужественным, четко выписанным. Ей нравилась форма его губ, и сейчас, глядя на них, зная их вкус и сладость их прикосновения, она вновь почувствовала прилив желания.

Она попыталась подавить эротические воспоминания. Услышав, как она вошла, Кассиди повернул голову.

— Привет.

— Привет.

— Все в порядке?

— Теперь да. А поначалу было неважно. Она ужасно огорчена.

— Из-за чего?

— Тебе что, так важно это знать?

Он слегка приподнялся, облокотившись на подушку:

— Не надо сразу жалить, Клэр. Это просто вежливое любопытство.

Она присела на край кровати, но спиной к нему.

— Ее любовник порвал с ней. Только не спрашивай у меня его имени, потому что я все равно не вправе его раскрывать.

— Я и не собирался спрашивать.

— Что ж… хорошо. Тогда проблем не будет.

— В самом деле? По твоему тону этого не скажешь. У Клэр напряглась спина.

— А теперь тебе пора вернуться к себе. Ясмин хотела принять душ и поспать пару часов перед съемкой.

— Я так понимаю, что дело вовсе не в Ясмин.

— Что ж, ты прав. — Клэр вскочила на ноги и повернулась к нему лицом. Указывая на балконную дверь, она сказала:

— Если ты не заметил, Кассиди, так знай, что солнце уже взошло. Уже утро.

— Ну и что? Ты опять собираешься строить из себя гордячку?

— Нет, но ты ведь опять будешь выступать в роли помощника окружного прокурора, стремящегося упрятать меня за решетку.

— А ты совершила преступление?

— Я не обязана отвечать.

— Я бы предпочел, чтобы ты не отвечала в случае, если собираешься преподнести очередную ложь.

— Просто уходи.

Он сбросил с себя простыни и выскочил из постели, обнаженный и вызывающий возбуждение.

Чувственные воспоминания о прошедшей ночи стучались в ее сознание. Она не желала этого, но побороть себя не могла и вынуждена была впустить их. Увидев сейчас Кассиди, она испытала непреодолимое желание коснуться его вновь, почувствовать, как прижимаются к ней его сильные, крепкие бедра, ощутить ласку его рук.

Она наблюдала, как натягивал он старые, потертые джинсы, в которых ворвался к ней в комнату ночью. Он и на этот раз так и не удосужился их застегнуть. Впрочем, они так ловко сидели на нем, что он вряд ли рисковал потерять их по дороге.

— Почему ты предпочитаешь молоть этот вздор про Ясмин и ее тайного любовника и не скажешь мне правду, что же все-таки происходит на самом деле?

— Я не понимаю, о чем ты.

— Не понимаешь. — Он слегка ткнул пальцем в кончик ее носа. — Не старайся спрятаться за ширму высокомерного пренебрежения, Клэр. Это уловки, свойственные скорее старшеклассникам. Теперь-то мне ясно, что все это у тебя напускное.

Прошлой ночью я узнал тебя настоящую. Здесь, — сказал он, указывая на скомканную постель.

— Так вот почему ты тащил меня в постель — чтобы получше узнать меня?

— Да. Изучить до тонкостей.

— Как романтично. Ну а теперь скажи правду.

Он схватил ее руку и приложил к расстегнутой ширинке.

— Забудь этот бред, поцелуй меня, и через двадцать секунд ты получишь ответ.

Она высвободила руку.

— Я уверена, ты будешь утверждать, что просто хотел заняться со мной любовью.

— В общем, да. Идея была такова.

— Я не верю тебе, Кассиди. Ты всегда обвиняешь меня во лжи. Теперь я думаю, что лжешь ты.

Он фыркнул и удрученно покачал головой.

— Что? Что произошло в те полчаса, которые ты отсутствовала?

— Я вернулась к здравому смыслу, — пробормотала она, отворачиваясь.

Он взял ее за подбородок и вновь повернул к себе лицом.

— Не говори загадками.

— Хорошо, буду откровенна. — Она убрала с подбородка его пальцы. — Кое-что из того, что сказала Ясмин, заставило меня задуматься.

— О чем?

— О сладких речах.

— Ты опять за свое?

Вопрос Ясмин о том, как Кассиди возник в ее постели, словно отрезвил Клэр после сладостного дурмана влюбленности, вернул ее в холодную реальность. Испытывая необыкновенный душевный трепет, она тем не менее с нарочитой враждебностью в голосе спросила:

— Почему ты спал со мной?

— Неужели не понятно, Клэр?

— Нет.

— Мы хотели друг друга, — ответил он.

— Но ты же спровоцировал это.

— Ты тоже была не против.

— Нет, ты не пришел ко мне, размахивая удостоверением или с огромной папкой, полной служебных бумаг, ты не угрожал разоблачением. Ты повел себя гораздо умнее, зная, что я не признаю власть и всячески сопротивляюсь ее служителям. Ты подошел с другой стороны: как мужчина к женщине. Ты сыграл на моей ревности. Да, по какой-то необъяснимой причине я вчера вдруг приревновала тебя к Ясмин. А ты воспользовался этим, возбужденный эротической атмосферой, царящей на наших съемках. Ясмин как раз говорила о том, что повела себя глупо, — продолжала Клэр. — Я утешила ее, сказав, что время от времени с каждым из нас это случается, когда мы теряем рассудок по воле влечения плоти. И вот тогда-то мне вдруг стало ясно, какой же я сама оказалась дурой. Ты затащил меня в постель, надеясь, что к утру убийца уже будет в твоих руках. Может, ты рассчитывал еще до рассвета услышать мое признание?

— О, ради всего святого! — Выслушав ее с еле сдерживаемым раздражением, Кассиди резким движением взъерошил волосы, потом, уперев руки в бока, спросил:

— И когда же именно, в какой момент предполагалось твое признание, Клэр? Во время прелюдии? Или оргазма, когда должен был раздаться твой крик «Я виновна!»? А, нет же, я понял. Наверное, я надеялся, что ты признаешься во сне, уже после того, как мы трахнемся. Я прав?

— Это не смешно.

— Это уж точно, на этот раз ты совершенно права! — закричал он.

— Если тебе так хотелось поймать убийцу, зачем было опускаться до такой дешевой уловки? Почему ты сразу не арестовал меня?

— А тебе не приходило в голову, в каком положении я оказался, зажатый между долгом и чувством к тебе? Недели меня это мучает. Прошлой ночью я хотел тебя, а не твоего обвинения.

— Лжешь.

Он приблизился к ней, злой и раздраженный.

— Если ты думаешь, что я спал с тобой из-за этого дела, в таком случае должен сказать тебе, что ты забываешь гораздо быстрее, чем кончаешь.

Раздался резкий звук пощечины — ладонь Клэр тяжело опустилась на его щетинистую щеку.

— Убирайся с глаз моих.

Он схватил ее за руку и притянул к себе. Глаза его горели гневом. На какое-то мгновение Клэр даже подумала, что он может возвратить ей пощечину. Он выдавил сквозь зубы:

— С удовольствием, мисс Лоран. Уже в дверях балкона он обернулся:

— Знаешь, что на самом деле тебя так разозлило, Клэр? Ты бесишься, потому что была со мной настоящей. Злишься, потому что отключила тормоза, а еще потому, что тебе чертовски понравилось все, чем мы занимались. Да, понравилось — от первого поцелуя до последнего вздоха. И ты — единственная, кто лжет сейчас, причем лжет самой себе.

— Что ты хочешь услышать? — выпалила она. — Что ты потрясающий любовник? Что ж, я скажу. Это было чертовски приятно. Ты знаешь все точки, которые нужно нажать, знаешь, когда быть страстным и агрессивным, а когда — нежным и мягким.

— Спасибо.

— Это не комплимент. Такая искусная техника, вероятно, шлифовалась годами. Сколько других таких же подследственных из числа женского пола вы уложили, а? Это так у вас подсчитываются очки? Не когда вы отправляете своих клиентов за решетку или отпускаете на волю, а когда удается их трахнуть?

— Послушай, — сквозь сжатые зубы процедил он, — мне никогда не приходилось задницей добиваться обвинений.

— Неужели?

— Да. Я никогда не прибегал к разного рода уловкам. Мне это не требуется — я слишком хорошо знаю свое дело.

— Ну, если уж вы такой профессионал, мистер Кассиди, тогда занимайтесь своим делом и катитесь к черту из моей спальни!

Глава 21

— Выглядишь потрясающе. — Джошуа Уайлд влетел в больничную палату к Ариэль, толкая перед собой кресло-каталку. Дежурная сиделка предупредила его, что Ариэль одета и ждет, когда ее вывезут во двор, где уже толпились вездесущие репортеры, жаждущие запечатлеть ее на выходе из больницы и задать вопросы по поводу столь драматического события, происшедшего с ней на днях.

— Ваш экипаж подан, мадам. Ариэль щелкнула замком на чемодане.

— Что, эта телега необходима?

— Таковы правила. Кроме всего прочего, в этом есть нечто библейское.

Ариэль нахмурилась.

Джош отнесся невозмутимо к столь мрачному расположению духа, в котором пребывала мачеха. В это утро он выглядел особенно привлекательным и каким-то одухотворенным. Как всегда, был со вкусом одет, волосы хорошо уложены и блестели, одна прядь свисала над бровями. Но в его походке чувствовался несвойственный ему азарт. Словно последние несколько дней отдыха вдохнули в него свежие силы.

Ариэль, хотя все еще и была в траурных черных одеждах, выглядела потрясающе, и не только для пациентки, покидающей стены больницы. Специально был приглашен парикмахер, который вымыл и уложил феном ее длинные платиновые волосы. Ариэль сама сделала макияж, намеренно не замаскировав слабые тени под большими голубыми глазами. Это должно было напомнить публике, какие страдания перенесла ее любимица.

Ариэль не особенно обрадовалась появлению Джоша и вовсе не собиралась разделять его восторг.

— Скалишься, как дурак. По какому поводу?

— Да так, без повода, — довольно ответил он. — Просто счастлив.

— Пока я тут томилась, ты, наверное, целыми днями торчал за роялем.

— Практически не вылезал. — Он извлек из корзины с фруктами банан, очистил его и со смаком надкусил. — И не сыграл ни одной молитвы.

— Опять один классический мусор, — пробормотала она, бросая последний взгляд на свое отражение в зеркальце пудреницы. — Я даже рада, что меня в тот момент не было рядом.

— Осмелюсь признать, играл я довольно неплохо. Ариэль щелкнула компакт-пудрой и сунула ее в сумочку.

— Разминай пальцы, в ближайшие дни тебе уже не придется играть в свое удовольствие. Будешь обслуживать наше шоу.

Улыбка сползла с лица Джоша. Он бросил банановую кожуру на поднос.

— «Ближайшие дни»? Что ты имеешь в виду? Доктора предписали тебе полный покой по крайней мере еще на месяц.

— Меня не волнуют их предписания. К концу следующей недели я хочу, чтобы уже был назначен сеанс проповеди. У нас так мало времени, да еще это… — Она стукнула себя по животу, словно наказывая ребенка, которого носила. — Нам нужно продолжить поиск убийцы Джексона. Чем скорее мы нападем на след, тем лучше. Я не собираюсь отступать, пока Кассили, или кто там теперь занимается этим делом, не предадут суду виновного. И это только начало. Я планирую каждый день появляться в суде. Этот процесс станет самой горячей темой — не недель — месяцев. Я же хочу быть его участницей все это время, хочу, чтобы меня видели все. Я выжму все до капли из этого бесплатного шоу. Ты готов?

Рассказывая о своих планах, Ариэль расхаживала по палате, проверяя, не забыла ли что из своих вещей в ванной, туалете, ящичках комода. Наконец она обернулась к Джошу, который все это время молча слушал ее монолог.

— Вижу, ты так и не извлекла никаких уроков из случившегося, — строго сказал он.

— Я буду есть. Ты это хочешь услышать? Так что хватит зудеть на эту тему.

— Но булимия — это всего лишь часть проблемы, Ариэль. А ты опять хочешь довести себя до обморока, в этом состоит твой план?

— Нет, не совсем, — притворным голоском произнесла она. — Я вовсе не намерена в очередной раз угодить в больницу, но я и не собираюсь устраняться от жизни только потому, что слегка переутомилась.

— А как насчет ребенка?

— Что ты имеешь в виду?

— Он мой?

— Нет, — раздраженно бросила она. — Это от твоего милого ушедшего папаши. Он преподнес мне такой сюрпризец. — Глаза ее зажглись злобой.

— Ты уверена?

— Да. Ты всегда пользуешься презервативом. Он же этого не делал. Сукин сын.

— Ты не хотела ребенка?

— Конечно же, нет, черт возьми! Ты что, думаешь, я сумасшедшая? Зачем он мне, да и с какой стати я должна отказываться от всего, чего достигла таким трудом?

— Но отец хотел ребенка.

— Естественно, — язвительно заметила она. — Ты же знаешь его-Его и его чудовищное самомнение. Он хотел маленького Джексона Уайлда-младшего, который бы в точности копировал его. — Она с вызовом взглянула на Джоша. — Ведь его первый сын был для него таким разочарованием.

Джош опустил глаза, посмотрев на свои длинные пальцы музыканта; ему нечем было опровергнуть эти слова, поскольку в них заключалась столь ненавистная ему правда.

— Он все время приставал ко мне с ребенком, — продолжала Ариэль. — Говорил, что это благотворно скажется на нашем имидже и укрепит министерство. Готова спорить, что сейчас, глядя на меня с небес, он здорово веселится.

Она взглянула наверх и, словно обращаясь к супругу, произнесла:

— Я ненавижу тебя, ты, ублюдок.

— Ты не подозревала, что беременна, до того как отец… умер?

Она повернулась к нему спиной и подхватила сумочку.

— Какая разница? Если бы он был жив, я была бы по рукам и ногам связана этим ребенком. К счастью, сейчас мне никто не может помешать избавиться от него.

Джош так резко развернул Ариэль к себе, что у нее шея хрустнула.

— Избавиться?

Она сбросила его руки.

— Не будь наивным, Джош. Если ты думаешь, что я собираюсь отказаться от своей карьеры, променяв ее на грязные пеленки, ты ошибаешься. Я не хочу ребенка. И никогда не хотела. — Она самодовольно улыбнулась. — Хотя бы в этом Джексону придется проиграть мне.

— А ты подумала о том, как отнесутся к этому твои преданные почитатели, когда узнают, что ты сделала аборт?

— Я не так глупа, — огрызнулась она. — Все, кто на прошлой неделе смотрел телевизор, знают, что у меня был обморок от переутомления и горя. Вскоре будет объявлено, что, несмотря на беременность, я продолжаю миссию Джексона, обличая его врагов. И не успокоюсь, пока не будет схвачен и наказан убийца моего мужа.

Некоторое время беременность мне будет даже на руку. Всякий раз я со слезами буду говорить о том, как был бы потрясен Джексон, узнай он о том, что оставил во мне свое живое семя. Это будет так напоминать библейский благовест! — добавила она, хрипло рассмеявшись. — Я буду ссылаться на историю Авраама и Сары, которых бог в конце концов вознаградил за верность, послав им дитя. Потом, через несколько недель, у меня случится выкидыш. Ты только вообрази, какая лавина соболезнований обрушится на меня тогда. «Лишившись мужа, потеряв ребенка, она отважно продолжает начатое дело».

Фантазия уже захлестнула ее, глаза горели голубыми факелами. Она взглянула на Джоша и рассмеялась.

— Ну что, что случилось, Джош? Ты выглядишь так, будто тебя сейчас вырвет.

— Меня действительно тошнит от твоего бреда. — Только не говори мне, что ты был счастлив от мысли о ребенке. Не потому ли ты ворвался сегодня такой веселый и бодрый? Может, ты уже воображал себя в роли приемного отца своего маленького сводного братика? — Она потрепала его по щеке. — Если бы ты не был так глуп, ты был бы очень даже ничего.

Джош отшвырнул ее руку.

— Я не так уж глуп, как ты думаешь, Ариэль. — Раздраженно кивнув в сторону кресла-каталки, он спросил:

— Готова?

— Более чем. Но я предпочитаю передвигаться на своих двоих, а не в этом тарантасе. — Ариэль протянула руку к чемодану.

— Не стоит тебе таскать такие тяжести.

— Почему? Я мечтаю сбросить эти последние оковы, которые связывают меня с Джексоном. — Подняв тяжелый чемодан, Ариэль направилась к двери.

… — Открыто. — Кассиди оторвался от груды бумаг, возвышавшейся на его столе.

Говард Гленн ввалился в кабинет и с беззаботным видом плюхнулся в кресло.

— С приездом.

— Спасибо.

— Как все прошло?

— Точно так, как я и предсказывал. Мисс Лоран заявила, что в нашем штате сотни подобных автомобилей, и сказала также, что интерес Ясмин к колдовству вполне безобиден. Она увлекается разными религиозными учениями, но ни одно из них не воспринимает серьезно. Но кое-что я все-таки выяснил. У Ясмин действительно есть тайный возлюбленный, но это не Уайлд. Как раз сейчас ее роман переживает кризис. Можешь кого-нибудь подключить проверить это.

— Да, я это сделаю. Пока тебя не было, я перепроверил ряд фактов.

— Ну и?..

Гленн извлек из нагрудного кармана твидовой куртки маленький блокнотик.

— Пока — а ты учти, что мне еще предстоит копать и копать в этом направлении, — так вот пока я нашел еще десять весьма подозрительных вкладчиков в министерство Уайлда. Солидные суммы.

— И насколько солидные?

— От пяти до двадцати пяти тысяч долларов. — Гленн сделал паузу, ожидая реакции Кассиди.

— Слушаю тебя.

— Трое из десяти — владельцы порнокинотеатров. Двое владеют такими же низкопробными книжными магазинами. В этом же списке — два массажных салона и два веселеньких бара. — Гленн красноречиво ухмыльнулся.

Кассиди выслушал молча, без тени улыбки — Выходит только девять. А ты говорил о десяти.

— Есть еще кинозвезда, которая слывет самой «горячей» штучкой порнофильмов.

Кассиди встал из-за стола и подошел к окну. Он невидящим взглядом уставился вдаль.

— Дай-ка подумать. Итак, после того как они сделали свои «пожертвования», Уайлд сбавил обороты.

— У меня не было возможности проверить это предположение, — сказал Гленн, — но мне оно тоже первым пришло на ум.

— Может быть, Уайлд поднял цену своей благосклонности, а кому-то это не понравилось?

— Может быть. Кассиди обернулся.

— Кто-нибудь из этого списка был хотя бы в относительной близости к Нью-Орлеану в ночь убийства?

— Вот в чем вся загвоздка, — ответил детектив, глубокомысленно почесывая мочку уха. — Они оказались разбросанными по всем Соединенным Штатам Америки. И никто не был поблизости.

— Но ведь в Нью-Орлеане есть и аэропорт, и автобусная станция, я уж не говорю о скоростных автострадах.

— Не стоит так нервничать, Кассиди.

— Извини, но у меня мерзкое настроение.

— Имеешь право, — пожал плечами Гленн. — Только кинозвезда подтверждает, что бывала в Нью-Орлеане.

— Когда?

— Давно. А в день убийства Уайлда она была в Риме.

— Это проверено?

— У нее контракт с итальянским режиссером, и он говорит, что она с апреля живет с ним на его вилле. Кассиди почувствовал горечь поражения.

— Я думаю, тебе надо продолжить в этом направлении, Гленн. Скажи своим ребятам, чтобы по сто раз, если понадобится, перепроверяли эти списки. Обращайте особое внимание на тех, кто не вписывается в строгие рамки библейского послушания.

— Согласен, — ответил Гленн, собираясь вставать. — Но это займет время.

Нахмурившись, Кассиди спросил:

— А что с вкладами фирм?

— Нашел немного. Но ничего интересного.

— Давай-ка их тоже проверим. Например, кто стоит за той или иной фирмой. Бизнес — хорошее прикрытие для тех, кто хочет остаться анонимным. Начнем с компаний, которые имеют интересы на Юге, в частности здесь, в Нью-Орлеане, и отсюда уже будем двигаться.

Детектив кивнул и, шаркая ногами, медленно вышел из кабинета. Кассиди даже захотелось дать ему пинка, чтобы придать ускорение, но сейчас он не мог позволить себе роскошь ссориться с кем бы то ни было. У него было слишком мало союзников. Да и практика показывала, что с неудачником мало кто хотел иметь дело. Всякий раз, когда он спускался вниз, к кофеварке, коллеги разбегались, словно мыши.

Возвратившись в город, Кассиди доложил Краудеру, что поездка в Миссисипи не дала никаких результатов. Окружной прокурор без особой радости воспринял эту новость, объявив, что терпение его на исходе.

— У тебя уходит время. К концу недели я жду конкретного результата, или можешь считать себя отстраненным от дела.

— Кого бы ты ни назначил на мое место, он упрется в те же непробиваемые стены. Тони, да к тому же никто не сможет сработаться с Гленном.

— Может быть.

— Я-то уже привык к нему.

Выражение лица Краудера оставалось каменным. Кассиди вздохнул.

— Послушай, нет ни одной вещественной улики, кроме тех нескольких волокон с коврика, который мог валяться в любом из десяти тысяч автомобилей этой марки, зарегистрированных в нашем округе.

— Один из которых принадлежит Клэр Лоран, имевшей и мотив, и возможности для убийства.

— Но у меня нет оснований утверждать, что она была в номере Уайлда во время убийства.

— Волокна — достаточное основание.

— Ни черта не достаточное, — возразил Кассиди, упрямо качая головой. — Я не собираюсь представать перед судом присяжных с неприкрытой задницей.

Краудер сердито посмотрел на своего помощника.

— Ты только убедись сначала, что печешься именно о своей заднице, да и о моей тоже, а не о заднице Клэр Лоран.

Это замечание настолько взбесило Кассиди, что он был готов обрушить на Краудера всю мощь своих кулаков. Вместо этого он стремительно вышел из кабинета шефа. С тех пор они не общались, а прошло уже два дня. Время неумолимо летело.

Самое ужасное было в том, что Краудер попал в точку. Кассиди действительно хотел защитить Клэр. И, хотя он настолько разозлился на нее, что готов был задушить собственными руками, сажать ее за решетку ему совсем не хотелось. Но, если она все-таки виновна, выхода у него не будет. Ему придется отправить ее в тюрьму на пожизненное заключение без права условного освобождения или амнистии.

— Господи!

Он крепко зажмурился, вдавив кулаки в глазницы, упершись локтями в крышку стола. В такой обреченной позе его и застал Джошуа Уайлд, вошедший в кабинет несколько минут спустя.

Кассили очнулся, услышав осторожный стук в дверь. Джош уже стоял в кабинете, колеблясь в нерешительности.

— Секретарь сказала, что можно зайти.

— Что вам надо? — сердито спросил Кассиди.

— Вы все еще занимаетесь делом об убийстве моего отца?

— Во всяком случае, утренние газеты не опровергают этого. Входите. Но предупреждаю вас, что я в прескверном настроении, поэтому, если вы намерены водить меня за нос, лучше уходите сразу, к вашей же пользе.

— Я вовсе не за этим пришел.

— Тогда садитесь.

Молодой человек пододвинул к себе стул. Кассиди кивнул в сторону входа в здание прокуратуры.

— Почему же вы не там, внизу, не с этими сумасшедшими? Со времени приезда из Роузшэрон всякий раз, когда Кассиди входил в прокуратуру, ему приходилось пробиваться сквозь пикеты людей, обвинявших его в некомпетентности. Это было враждебное сборище обезумевших фанатиков, которые митинговали часами, распевая свои гимны и размахивая плакатами и лозунгами, видными отовсюду.

— Это одна из последних атак моей мачехи, — сказал Джош, имея в виду хорошо организованную демонстрацию протеста.

— Я думал, она только что вышла из больницы.

— Да, это так, но, к сожалению, тут же впряглась в работу. Ариэль не намерена давать вам ни минуты передышки, пока вы не привлечете к ответу убийцу.

— Она не единственная, — пробурчал Кассиди себе под нос. — Почему вы не посоветуете ей прекратить шабаш под моими окнами? Ведь все это совершенно ни к чему.

— Зато обеспечивает ей место в программе шестичасовых новостей. А именно этого она и добивается.

— Все это лишь пока безобидно. Не забывайте, кто работает в этом здании. Я думаю, Ариэль не нуждается в скандальной рекламе.

— Она сумеет и ею воспользоваться в своих интересах.

— Но с пикетчиками у «Французского шелка» у нее это не вышло. Мать и дочь Лоран сумели выставить вас в достаточно неблагоприятном свете.

— Да, Ариэль тогда здорово взбесило, что Клэр Лоран сумела повернуть ситуацию. — Выражение лица Джоша стало задумчивым. — Она, бесспорно, интересная женщина. Большинство людей, оказавшись в ее положении, прибегли бы к клевете, пытаясь спасти свою репутацию. А в ней чувствуется класс. Восхищаюсь ее мужеством, пылкостью.

"Да уж, — мрачно подумал Кассиди. — Чего-чего, а пылкости ей не занимать».

— Так вот, возвращаясь к Ариэль, — продолжил Джош. — Она и слушать не хочет моих советов. Да и не только моих, ничьих. Раз уж ей взбрело что-то в голову, она идет к цели напролом, не останавливаясь.

— Я что-то не пойму: мы говорим о вашей мачехе или о каком-нибудь боевом генерале?

— Поверьте мне, Кассиди. Вы не знаете ее так, как я. Она просто сошла с ума, особенно… особенно после смерти моего отца.

Глаза у Джоша забегали, ускользая от взгляда Кассиди, что вселило в того надежду. Безошибочный инстинкт подсказывал ему, что Джош на грани признания. Кассиди с трудом сдерживался, делая вид, что совершенно не тронут откровениями Джоша. Он лишь показал ему, что тот может продолжать.

— Вы, я уверен, слышали о беременности Ариэль.

— Стоит поздравить?

— Вы имеете в виду, что я отец? — Джош покачал головой. — Она говорит, что это ребенок Джексона. Вот, собственно, почему я здесь. — Внезапно он встал со стула и принялся расхаживать по комнате.

— Почему бы вам не успокоиться и не рассказать мне, что вас гложет? — Кассиди придал своему голосу доверительный оттенок, который, как он надеялся, добавит уверенности и мужества трусоватому сыну проповедника.

— Я вам солгал, — выпалил Джош.

— В чем?

— В подробностях о событиях той ночи. Солгал, что мы с Ариэль были все время вместе. На самом деле… она… она покинула мой номер и вернулась к себе.

— В котором часу?

— Около полуночи.

— И надолго она уходила?

— Минут на пятнадцать, может быть, двадцать.

— Она разговаривала с вашим отцом?

— Не знаю. Клянусь богом, не знаю.

— Не надо о боге. Поклянитесь мне. Джош облизал пересохшие губы.

— Клянусь вам, я не знаю.

— Хорошо. Продолжайте.

— Она придумала объяснение, что якобы пошла за нотами. Говорит, что отец спал. Я не придал тогда этому значения. А утром… Она попросила меня ничего не говорить ни вам, ни полиции о том, что выходила.

У Кассиди забилось сердце, но он по опыту знал, что не стоит особо обольщаться признаниями человека, который однажды солгал. В любом случае его показания были голословны. И в суде они никакого действия не возымеют. У Кассиди так до сих пор и не было ни одной веской улики против вдовы. Однако разговор с Джошем был не бесполезен: он мог направить расследование в новое русло и отвести удар от Клэр. Образно говоря, это могло оказаться благодатным дождем после зверской засухи.

— А почему вы пошли на обман, Джош?

— Я в самом деле думал, что это вполне безобидная ложь и что мое признание ничего не даст. С Ариэль была страшная истерика, когда она обнаружила тело. Там было столько крови, вы же знаете. К тому же я и не думал, что она может иметь какое-то отношение к убийству.

— А сейчас что вы думаете?

Джош остановился у края стола и посмотрел Кассиди в глаза.

— А сейчас я думаю, что убила она.

Кассиди даже боялся глотнуть, моргнуть, боялся, что сейчас малейшее его движение развеет робкое признание Джошуа Уайлда и оно растает, утратит свою реальность.

— И что же изменило ваше мнение?

Джош вел нелегкую борьбу с самим собой. По крайней мере, было такое впечатление. Вытерев взмокшие ладони о брюки, он ответил:

— Вопреки тому, что заявляет Ариэль в прессе, она несчастлива в своей беременности. Более того, она страшно злится из-за этого и собирается инсценировать выкидыш, что даст ей двойной выигрыш — она избавится от ребенка и завоюет еще больше симпатий сочувствующих.

На лице Кассиди появилось выражение крайнего ужаса.

— Да это же чудовищно!

— Вы еще всего не знаете, мистер Кассиди. Ариэль видит себя в роли супермессии, властвующей над умами и душами миллионов. Вам бы послушать ее планы. Бред несусветный. Для начала она хочет, чтобы ее кафедра стала трибуной для тех, кто разделяет ее взгляды по текущим политическим проблемам. Она уже разослала приглашения нескольким ораторам. Ариэль амбициозна и хитра и не позволит никому встать на ее пути. Она уже сама не замечает, что попросту порет горячку, совсем обезумела.

— Давайте вернемся к убийству.

Джош сел на место. Он сцепил на коленях пальцы и, пока говорил, не сводил с них глаз.

— Мой отец был тираном. Он играл роль господа, довлея над всеми, включая и нас с Ариэль. Я бы сказал, особенно над нами. Ариэль он всегда дразнил из-за ее склонности к полноте, довел ее до того, что она стала голодать и у нее нарушился обмен веществ.

— Газеты намекали, что у нее обнаружили булимию, но врачи в Канзас-Сити не подтвердили этот диагноз.

— Это правда. А этот ребенок… в нем она видит еще одну злую шутку отца. Видите ли, она считает, что он до сих пор держит ее в своей власти. Мне кажется, она знала о том, что беременна, еще задолго до того обморока. Думаю, ее страшно бесило то, что отец все-таки навязал ей этого ребенка, несмотря на то что она была категорически против. Из-за этого и убила его, по-моему.

Кассиди решил сыграть «адвоката дьявола», выискивая слабые места в показаниях Джоша — так же, как повел бы себя на суде адвокат подсудимого.

— В теории все это выглядит логично, Джош, но прямых улик все равно нет. Вы когда-нибудь слышали, чтобы ваш отец и Ариэль ссорились из-за этой беременности?

— Нет. Я и не знал, что она ждет ребенка, до тех пор пока ее не доставили в реанимацию после обморока.

— А вы слышали, чтобы Ариэль угрожала убить вашего отца?

— Нет.

— Никогда?

— Нет. Он бы не потерпел таких угроз.

— У вашей мачехи есть оружие?

— Нет. По крайней мере, мне об этом неизвестно. Но ее брат сидит в тюрьме.

Кассиди уже выяснил это в предварительном расследовании.

— Согласно сведениям, полученным из тюрьмы, Ариэль вот уже несколько лет не общалась с братом, даже открытки не написала. Я сомневаюсь, чтобы он мог каким-то образом передать ей оружие.

Джош пожал плечами.

— Это просто мое предположение. Она могла тайком достать оружие и так же незаметно избавиться от него.

— Все может быть, — уклончиво ответил Кассили.

— Подумайте о ранах на теле Джексона. Мужчина делает женщине ребенка. Она в ярости, поскольку на нее взваливают такую ношу, да еще помимо ее желания. Стреляя, разносит в прах его яйца. Разве это не выглядит правдоподобной версией?

Кассиди прищурил один глаз, словно обдумывая эту гипотезу. Почесав затылок, он ответил:

— Должен сказать, Джош, что версия довольно хилая.

— Я думал, вы отнесетесь к моим словам с большим вниманием, — холодно сказал Джош.

— Когда Ариэль покидала ваш номер в ту ночь, были ли на ней туфли?

— Туфли? Нет. Мне кажется, она была босиком. Она сняла туфли, когда мы занимались любовью. Не помню, чтобы она после этого обувалась. А почему вы спрашиваете?

— Мы все еще проверяем кое-какие волокна, которые нашли на ковре в спальне вашего отца. — Кассиди сделал паузу. — Вы или Ариэль не брали напрокат машину, когда останавливались в Нью-Орлеане?

— Я брал. Люблю, когда у меня есть свой транспорт.

— Вы катались по городу?

— Очень много. Каждый день. Я взял машину с открывающимся верхом и получал огромное удовольствие, разъезжая в ней.

Эту информацию можно было легко проверить.

— А Ариэль когда-нибудь сопровождала вас в этих поездках?

— Один раз, по-моему, было. Может быть, и пару. А что?

— Вы все еще поддерживаете с ней интимные отношения?

— Нет. Вот уже несколько недель, как нет.

— А что произошло?

Джош взглянул на него, потом отвел глаза:

— Не знаю Она так увлеклась своей новой ролью лидера министерства, что времени ни на что другое у нее просто не остается. Или она утомлена и раздражена. Или же я раздражаю ее своими разговорами о том, чтобы она все бросила. Она просто бесится от этого. А теперь, когда я знаю о ребенке…

— И что?

— Ну, я не чувствую себя вправе заниматься с ней любовью в то время, как она носит в себе моего сводного брата. Кассиди подался вперед:

— Вы не видите в этом иронии судьбы, Джош? Когда отец был жив, трахать его жену было незазорно, а теперь, когда его нет, а она носит его ребенка, вы стали так щепетильны.

— Так уж я чувствую, — попытался оправдаться Джош.

— Что ж, хорошо. — Кассиди откинулся в кресле. — Давайте на минуту представим, как все это могло произойти. Готовы? Ариэль вас покинула, вернулась в номер, который занимала с вашим отцом, убила его из оружия, о котором никто не знал и которое так и не было потом найдено, потом вернулась к вам на второй раунд секса, резонно полагая, что вы и будете ее алиби.

— Так мне все это и представляется. Кассиди причмокнул губами.

— Что меня беспокоит, так это причина, побудившая вас рассказать мне все это сейчас.

— Меня мучила совесть.

— Совесть? — скептически переспросил Кассиди. Джош опять выглядел обиженным.

— Меня можно, конечно, обвинять в адюльтере. Я признаю, что гнусно обошелся с собственным отцом, наставив ему рога. Но я не намерен вместе с Ариэль отвечать за убийство.

Словно колеблясь, он сделал паузу, нервно покусывая нижнюю губу.

— Хорошо, я скажу. Вы можете не поверить, но я боюсь ее, мистер Кассиди.

Кассиди фыркнул.

— Это правда! — воскликнул Джош — Я и раньше знал, что она амбициозна и хитра, но сейчас это перешло все границы. Она становится безжалостной. Порочной и злобной. Она не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего. Если кто-то смеет ослушаться ее, тут же вылетает с работы. Никаких извинений. Никаких дискуссий. Бац, — Джош ударил кулаком по ладони, — и человек уничтожен.

Он уставился на свои дрожащие руки.

— Все это время я был словно в шорах. Может быть, я чересчур сосредоточился на отце и не видел настоящей Ариэль. Сейчас я думаю, что она способна буквально на все, лишь бы отстоять свои интересы. И к тому же она неуравновешенна, причем до такой степени, что просто опасна.

Кассиди посмотрел на Джоша долгим, задумчивым взглядом, потом встал, давая понять, что их беседа окончена.

— Спасибо, Джош, — сказал он, протягивая ему руку.

Молодой человек пожал ее, крайне удивленный.

— И это все? Я думал, у вас будет миллион вопросов ко мне.

— Их появится много, но позже. Я сейчас же начну работать над вашими показаниями. А вы тем временем ведите себя спокойно с мачехой. Выполняйте свою работу, как обычно. Не делайте и не говорите ничего такого, что могло бы вызвать у нее подозрение. Пусть она продолжает думать, что я уже давно вычеркнул ее из списка подозреваемых. — Кассиди серьезно посмотрел на Джоша. — Я знаю, вам нелегко дался этот шаг.

— Да, нелегко. Долгие годы мы с Ариэль словно искали защиты друг в друге, спасаясь от отца. Мы одинаково страдали и старались держаться вместе. Так было легче. Но вот отец умер, и стало ясно, что лишь ненависть к нему объединяла нас с Ариэль, толкала в объятия друг друга. Мне кажется, у Ариэль серьезно нарушена психика, и это отголоски ее загубленного нищетой детства. Я и злюсь на нее безумно, но еще больше боюсь ее. И все-таки, — добавил он, грустно качая головой, — я не могу позволить ей уйти от ответа за совершенное убийство.

— Джош, поскольку вас слишком многое связывает с Ариэль, я должен знать — сможете ли вы свидетельствовать против нее в суде?

Без малейшего колебания он ответил:

— Да.

Они распрощались. Едва за Джошем закрылась дверь, Кассиди надел пиджак и подтянул узел галстука. Выждав некоторое время, он поднялся на лифте этажом выше и направился к кабинету Энтони Краудера. Не обращая внимания на предупреждения секретарши, что Краудер занят и просил не беспокоить, Кассиди без доклада ворвался в кабинет шефа, уверенный в себе, как никогда за эти последние дни.

— Прежде чем ты начнешь на меня кричать, выслушай. Кажется, я знаю, кто убил Джексона Уайлда. Краудер отложил в сторону авторучку.

— Ну и кто же?

— Его сын.

Глава 22

Почти дословно Кассиди передал шефу содержание своего разговора с Джошуа Уайлдом. Когда он закончил, Краудер перестал барабанить пальцами по столу.

— Не знаю, что и сказать. Ты думаешь, что виновен сын, а он обвиняет вдову.

— Это все от досады и злости. Наговор — удел трусов, которые таким способом сводят счеты с противником, а у Джоша как раз ярко выраженная склонность к трусости.

— Тогда где же он набрался храбрости убить отца?

— Он настиг его в самый подходящий момент, когда тот был беззащитен и наиболее уязвим: раздетый, лежал на спине, возможно даже, что спал. Джош знал отцовские привычки. Знал, когда нанести удар. Что, собственно, в полной мере относится и к Ариэль, — пробормотал Кассиди, словно эта мысль только что пришла ему в голову. — Как бы то ни было, Джош выстрелил Уайлду в пах, чтобы навести на ложный след, заставить искать убийцу-женщину. Он мне даже напомнил об этом во время нашего разговора.

Краудер сложил под подбородком свои мясистые руки и на какое-то мгновение задумался.

— А зачем Джошу понадобилось убивать отца? Ревность?

— Возможно. Если ребенок, как сама Ариэль утверждает, не от него, а от Джексона. Но я думаю, у него были более серьезные мотивы.

— Сильнее ревности? Деньги?

— Не совсем. Вне всякого сомнения, Джошу очень хотелось встать после отца во главе министерства. Он рассчитывал, что явится прямым наследником отцовского детища. Для молодого человека, который всю свою сознательную жизнь оставался в тени родительской славы, это был серьезный шанс преуспеть.

— И вместо этого — бразды правления перехватывает Ариэль.

— Да, причем вцепившись обеими руками. Вновь, как и прежде, Джошу отводится задний план, роль второго шута. Но даже если отбросить этот мотив, связанный с министерством, остается еще один — личный.

— И что же это?

— Джош признался мне, что Джексон Уайлд был тираном, который их обоих угнетал морально, унижал. Джош так и оставался всю жизнь «мальчиком для битья». В конце концов терпение лопнуло. Собрав весь свой хилый запас мужества, он избавился от старика, но, как оказалось, лишь затем, чтобы расчистить мачехе путь к вершине и оказаться теперь уже в ее тени. Есть от чего взбеситься.

— Да, он променял одного деспота на другого.

— Точно. И теперь, чтобы избавиться от Ариэль, он выставляет ее в роли убийцы. Или, может быть… — Теперь, когда открылось новое русло в расследовании, в голову стали приходить свежие идеи. — Может быть, они сговорились убрать Джексона. А уж потом, по причинам, которые я только что перечислил, Джош превратился в Иуду.

— Во всяком случае, звучит правдоподобно. Ты это обсуждал с Гленном?

— Нет еще, но он будет вне себя от радости. Он ведь все время твердил, что это дело рук или Ариэль, или Джоша. Я думаю, теперь он под микроскопом изучит всю их подноготную. Хорошо бы последить за ними обоими.

— Комиссар полиции в штаны наложит, если ты попросишь еще людей.

— Ты дал мне время до конца недели. Тони. Играй честно. Помоги нам. Договорись с комиссаром.

Кассили вернулся в свой кабинет, чувствуя себя так, словно открылось второе дыхание. Впервые за последние несколько дней в венах заструился адреналин. Теперь у Кассили была цель, новый план атаки. И он будет бороться, пока не исчерпает все возможности, в том числе и собственные силы.

Для начала он сделал серию телефонных звонков.

Кассиди не было нужды представляться, когда он набрал первый номер телефона. Он просто спросил:

— Ты все еще подкармливаешь новостями того тележурналиста?

Система осведомительства напоминала улицу с двусторонним движением. Прокуратура использовала те же источники, что и масс-медиа, зачастую намеренно подкидывая информацию, замешанную на полуправде или очевидном вранье. Кассиди говорил в трубку:

— У меня сегодня днем был долгий доверительный разговор с Джошуа Уайлдом. Он вышел из моего кабинета явно расстроенный. Пока все.

Затем Кассиди отдал распоряжение своему сотруднику проверить все городские агентства по прокату автомобилей.

— Найди, кто сдавал машину Джошуа Уайлду на неделе, когда был убит его отец. Мне нужно знать марку и модель, километраж, который он на ней наездил, и в каком состоянии ее вернул. Если это был автомобиль с голубым ковровым покрытием, его нужно немедленно пригнать в полицию на экспертизу.

— Спасибо.

— Может, ребята из лаборатории сумеют обнаружить частички запекшейся крови Джексона Уайлда, и тогда — удача! — появится настоящий подозреваемый.

Задача перед вами стоит простейшая, — инструктировал Кассиди лейтенанта полиции, руководителя группы слежки, которую Краудер все-таки выпросил у комиссара. — Джошуа и Ариаль Уайлд — персоны еще более заметные, чем проститутки на Бурбон-стрит. Упустить их из виду очень сложно.

Распределив обязанности, Кассиди устроился в своем кресле и облегченно вздохнул, преисполненный небывалого оптимизма. Что-то определенно должно было проясниться. Прежде не замеченная деталь обернется вещественной уликой против Джоша или Ариэль и отведет подозрения от Клэр. Со времени той неприятной ссоры в Роузшэрон он старался не думать о ней, но все бесполезно. Клэр не шла у него из головы — в памяти жили ее тело, нежные ласки, злые упреки.

Такое впечатление, что она открыла самые заветные тайники его души и разбередила потаенные чувства и помыслы. Клэр обвинила его в обмане и предательстве. В другой ситуации это могло бы оказаться правдой. В бытность свою адвокатом он проделывал еще и не такое, лишь бы добиться признания невиновности своих подзащитных. Ему приходилось играть, пуская в ход слезы, веселье, издевки, — все средства были хороши.

"Я всего лишь выполняю свой профессиональный долг», — утешал он себя.

Но он знал, что все это лишь оправдание перед собственной совестью. Существовали некие этические пределы в защите подсудимого, отвергавшие ухищрения, к которым он зачастую прибегал.

Победа любой ценой — вот была его высшая цель, а не правосудие как таковое… и так продолжалось вплоть до того памятного процесса. Когда Клэр обвинила его в обмане и лицемерии, она и сама не знала, как близка оказалась к его прошлому. Но теперь он был уже не тем Кассиди. Теперь его задачей было привлечь преступника к ответу и упрятать его за решетку, откуда он уже не мог бы угрожать невинным людям.

Расследование дела об убийстве Уайлда в этом смысле не было исключением. Кассиди готов был на все, чтобы осуществить правосудие в отношении истинно виновного.

И помоги ему бог, чтобы этим человеком не оказалась Клэр Лоран.

"Нет, этого не будет, — упрямо твердил он себе. — Она невиновна. Женщина, такая теплая и отзывчивая в постели, не способна на хладнокровное убийство». Он тогда касался не только ее губ, грудей, бедер, живота. Он коснулся и ее души. И если бы она была отравлена, он бы это почувствовал.

Что бы ни думала Клэр, спал он с ней вовсе не для того, чтобы убедиться в ее виновности или невиновности. Их близость была неизбежна, как прилив. С первой же встречи этот поворот в их судьбах был предопределен.

Как только с Клэр спадет подозрение, он пойдет к ней и будет смиренно просить прощения за то, что ей пришлось пережить по его милости. В конце концов, она и сама не могла бы уважать его, если бы он не подходил столь серьезно к своим обязанностям. И, как только они попросят друг у друга прощения за нанесенные обиды, они вновь будут близки, предадутся своей страсти.

От одной этой мысли он почувствовал возбуждение, и оно вернуло его к реальности. Он уставился на телефон, горя желанием позвонить ей. Но нет. Она, наверное, еще злится на него. Лучше дать ей несколько дней, пусть остынет.

А тем временем он продолжит свои кропотливые поиски, стараясь найти то недостающее звено, которое свяжет воедино разрозненные факты и выведет на настоящего убийцу, освободив от подозрений Клэр.

Потому что она невиновна.

При виде груды нераскрытой почты, сваленной на ее рабочем столе, Клэр нахмурилась.

Здесь были и счета для оплаты, и письма, которые надо было рассортировать; выделялся конверт с яркой эмблемой Международного Красного Креста. У Клэр совсем не было сил браться за бумажную работу. Свою усталость и лень она связывала с напряженной поездкой. Пришлось слишком много работать в строгом графике, да еще при такой изнурительной жаре. Ей были необходимы несколько дней отдыха, и она действительно их заслуживала. Но вскоре Клэр поняла, что этот отдых не принесет облегчения и не решит ее проблемы.

Она отбросила унылые мысли и попыталась сосредоточиться на беспорядке, царящем на столе. Кроме нераскрытой почты, здесь были свалены и последние номера газет. Сообщалось, что, по сведениям из анонимного, но надежного источника, помощник окружного прокурора Кассиди изменил направление своих поисков, сосредоточившись на Ариэль и Джошуа Уайлд.

Его имя, напечатанное жирным шрифтом, мгновенно привлекло внимание Клэр, и она в оцепенении уставилась на него, простояв так, с газетой в руках, неизвестно сколько времени, пока ее грезы не прервала мать, появившаяся в дверях с подносом в руках.

— Хочешь выпить чаю, Клэр Луиз? Ты выглядишь такой утомленной, и я подумала, он хоть немного взбодрит тебя.

— Спасибо, мама. По-моему, идея замечательная. Выпью с удовольствием, но только если ты составишь мне компанию.

— Я надеялась на твое приглашение. Клэр улыбнулась и, прихватив с собой одну из газет, прошла к столику, за которым принимала Кассиди в день его первого визита. Что бы она ни говорила и ни делала теперь — все напоминало о нем. Ее даже раздражало, что он приобрел такую власть над ней. А ведь он так и не позвонил и не предпринял ни одной попытки увидеть ее с того самого утра, когда, не попрощавшись, покинул Роузшэрон. Клэр не знала, считать ли себя оскорбленной, предаваться ли печали или вздохнуть с облегчением.

Мысли о нем пробуждали в ней эмоции самых разных оттенков — от блаженства до отчаяния. Она ловила себя на том, что, стоит ей улыбнуться, на глаза тут же наворачиваются слезы. Никогда не испытывала она столь сильного ощущения чужой власти над собой — никогда со времен детства, когда чиновники из социальной службы пытались насильно увести ее из дома тети Лорель.

Мать поставила серебряный поднос на столик, подала Клэр расшитую вручную льняную салфетку, потом разлила по чашкам ароматный напиток.

Наслаждаясь чаем и печеньем, которое Мэри Кэтрин и Гарри испекли утром, они болтали о всяких пустяках. Поездка в Миссисипи пошла Мэри Кэтрин на пользу. Клэр отметила здоровый румянец, появившийся на щеках матери, он придавал ей свежесть и моложавость. Глаза смотрели ясно и живо. В них не было того отсутствующего выражения, которое всегда так беспокоило Клэр, поскольку в нем она узнавала предвестника очередного приступа болезни. У Мэри Кэтрин, казалось, появилось чувство реальности. И, насколько Клэр было известно, в этом состоянии она не могла допустить таких нелепостей, как с авторучкой Кассиди.

Словно читая мысли дочери, Мэри Кэтрин сказала:

— Вижу, ты просматриваешь газеты. Говорят, теперь Кассиди склоняется к тому, что Джексона Уайлда убили или сын, или вдова. Ну не глупость ли?

— Глупость?

— Это не их рук дело. И я не верю, что мистер Кассиди может всерьез такое думать.

— Откуда ты знаешь, что они не убивали, мама? Не обращая внимания на вопрос Клэр, Мэри Кэтрин задала свой:

— Он вернется сюда?

На какой-то леденящий душу миг Клэр подумала, что мать имеет в виду Джексона Уайлда.

— Кто, мама? — сдавленным голосом спросила она.

— Мистер Кассиди.

Клэр слегка расслабилась и с облегчением вздохнула.

— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

Внезапно в глазах Мэри Кэтрин заблестели слезы. Нижняя губа задрожала.

— Я так надеялась, что, когда ты полюбишь, твой молодой человек не принесет тебе столько разочарований, сколько принес мне мой возлюбленный.

Она достала из кармана юбки носовой платок с монограммой. Ткань его была тонкой, почти прозрачной, от него исходил аромат розовых лепестков, пакетики с которыми Мэри Кэтрин держала в ящиках своего комода.

Клэр нежно сжала руку матери.

— Не плачь, мама. У нас никогда ничего не было… у нас с мистером Кассили.

— О, — разочарованно произнесла Мэри Кэтрин — А я думала… Я надеялась, что было. Мне он очень нравится. Такой красивый молодой человек. И знает, как вести себя с ламой.

О да, подумала Клэр, он красив. Она вдруг отчетливо увидела перед собой его лицо, сосредоточенное и напряженное в порыве страсти, его губы, нежно ласкающие ее груди, его теплое обнаженное тело. И конечно же, он знал, как обращаться с дамой, особенно в постели, доставляя ей удовольствие не меньшее, чем себе, а может, и большее. Столь безупречное поведение в постели, наверное, тщательно просчитано им заранее, не так ли?

Клэр отбросила эти мысли. Было слишком больно думать об этом. Она была безнадежно влюблена в Кассиди. Безнадежно, вот в чем состояла главная проблема. У них не могло быть общего будущего. Даже если не брать во внимание это расследование, в котором они выступали по разные стороны баррикад. Но Кассиди олицетворял собой систему, которой боялась и которую не принимала Клэр. Сколь сильна была ее любовь к Кассиди-мужчине, столь же велико было ее недоверие к Кассиди-любовнику.

Этот конфликт был глубокой душевной болью Клэр, он рождал отчаяние, сознание безысходности, парализовывал волю, мысли и чувства. И Клэр, уступив, предпочла хранить свою тайную любовь глубоко в сердце, пытаясь делать вид, что ее попросту не существует. Она протянула матери свою чашку:

— Налей мне, пожалуйста, еще немного. Тебе удается заваривать божественно вкусный чай. — Клэр направила их разговор и более безопасное русло. Через полчаса Мэри Кэтрин с подносом удалилась. Оставшись одна, Клэр вернулась к газетам.

Джошуа яростно отрицал свою причастность к убийству отца. Ариэль обвиняла Кассили в некомпетентности. Она также предположила, что по неким личным мотивам он пытается отвести подозрение от главного действующего лица. Назвать это лицо она скромно отказывалась, даже когда ее напрямую спросили, имеет ли она в виду Клэр Лоран. Такое молчание лишь подкрепляло очередную инсинуацию.

Клэр, естественно, с облегчением восприняла новость, что уже не является основным подозреваемым, но все равно не могла себе позволить расслабиться. Она все еще находилась в эпицентре урагана, и ей предстояло выдержать второй, может быть, даже более яростный натиск стихии. Если Джошуа Уайлд так разнервничался из-за голословных обвинений Кассиди, трудно было предсказать его дальнейшие шаги, которые он наверняка предпримет, чтобы отвести от себя удар. Вместо одного врага Клэр тогда получит сразу двух.

Глубоко задумавшись, Клэр даже подпрыгнула, когда под рукой вдруг зазвонил телефон. Она сняла трубку лишь на третий звонок.

— Алло?

— Клэр, это ты?

— Андре? Bonjour. Рада тебя слышать. Как ты?

— Прекрасно, прекрасно, у меня все в порядке. Нет, на самом деле… — Он сделал паузу. — Меня очень беспокоит Ясмин.

Клэр нахмурилась, полностью разделяя его беспокойство. После разрыва с любовником Ясмин вела себя странно. Клэр как будто бы и не в чем было упрекнуть ее, но она чувствовала: что-то не так. Внешне Ясмин оставалась прежней. Пока продолжались съемки в Роузшэрон, она все так же шутила со всеми, привычно скандалила с Леоном и к каждой фотографии подходила с неизменной выдумкой, демонстрируя богатое воображение и вкус. Но и энтузиазм ее был напускным, и в веселом смехе слышались фальшивые нотки.

А едва переступив порог «Французского шелка», она отбросила внешнее притворство и сделалась мрачной и замкнутой.

Ясмин молчала и насчет компоновки каталога. Клэр волновалась с чисто профессиональной точки зрения, но, поскольку оставалось еще несколько недель до составления договора с издателем, она терпеливо выжидала. Днем Ясмин даже не показывалась — торчала в своей комнате, по ночам уходила из дома, возвращаясь лишь к рассвету. Она никогда не говорила, куда уходит, и не приглашала Клэр с собой.

Клэр догадывалась, что Ясмин следит за домом конгрессмена Петри или пытается встретиться с ним. Она все порывалась предостеречь подругу от таких подростковых выходок, но Ясмин не давала повода к разговору по душам. Она, словно чувствуя намерения Клэр, делала все, чтобы избежать его. Дверь ее комнаты была всегда заперта. К столу она не выходила.

Ясмин прежде неизменно окружала себя поклонниками, любила общество, обожала быть в центре внимания. Она ненавидела одиночество. Вот почему Клэр была так обеспокоена столь резкой переменой, произошедшей в Ясмин. Клэр уважала желание подруги побыть одной, понимая, что та пытается успокоить свое разбитое сердце. Но, по-видимому, пришло время вмешаться.

Андре, должно быть, испытывал ту же тревогу.

— Ты давно не видел Ясмин? — спросила его Клэр.

— С прошлой недели, когда вы еще были в Миссисипи. Она приходила в отель, пробыла около часа, потом ушла. Клэр, ты знаешь, я никогда не выдавал чужих тайн, но, поскольку ты так близка Ясмин…

— Я не сомневаюсь в твоей преданности, Андре. И в твоей порядочности. Я в них неоднократно убеждалась. Будь уверен, я не стану упрекать тебя в сплетнях.

— Если бы я думал о тебе иначе, я бы и не позвонил.

— Все-таки что заставило тебя позвонить? Я слышу тревогу в твоем голосе. Ты, видимо, говорил с Ясмин, когда виделся с ней?

Он рассказал об их встрече в отеле и о том, какой расстроенной Ясмин его покидала.

— Я ее никогда такой не видел. Она была просто в жутком состоянии. А как она сейчас?

Клэр, не забывая о праве Ясмин на личную жизнь, ответила:

— Той ночью что-то произошло, что ее очень огорчило. Она мне рассказала обо всем на следующее утро. Думаю, после нашего разговора ей стало легче.

— Она вернулась в Нью-Йорк?

— Нет, осталась в Нью-Орлеане. Здесь потише, нет такой суеты. Думаю, она хочет все спокойно обдумать, прежде чем вернуться домой.

"И Алистер Петри живет в этом городе», — подумала Клэр, вспоминая его фотографию на первой странице утренней газеты. Она, однако, не стала говорить Андре о конгрессмене. Если даже он и знает имя любовника Ясмин, то все равно не выдаст его никому. Так что Клэр решила не провоцировать Андре и не ставить его в неловкое положение.

— Как ты думаешь, она уже понемногу приходит в себя после этого… потрясения? — спросил он.

Это был сложный вопрос. Сейчас, хотя они и жили под одной крышей, подруги общались гораздо реже, чем когда Ясмин находилась в Нью-Йорке и почти каждую ночь звонила Клэр, болтая подолгу и обо всем. Так что на вопрос Андре Клэр пришлось ответить уклончиво: «Во всяком случае, ей не хуже».

— Ну что ж, слава богу, — сказал он и даже тихонько рассмеялся. — Для тебя ведь не секрет, что я всегда восхищался Ясмин.

— Нет, не секрет, — улыбнувшись, поддразнила Андре Клэр, но тут же легкая тревога вновь омрачила ее лицо. — Может быть, я сама слишком отстранилась от нее. Думаю, нам пора еще раз поговорить с ней по душам.

— Прошу тебя, дай мне знать, если понадобится моя помощь. Любая.

— Хорошо, Андре.

— Клэр, ты… ты не сердишься на меня? То недоразумение с мистером Кассиди…

— Забудь об этом, Андре. Пожалуйста. Тебя просто бессовестно обвели вокруг пальца. Так же, впрочем, как и меня, — добавила она тихо. — Не стоит горевать об этом.

Клэр заверила Андре, что никакие происки Кассиди не в состоянии прервать их многолетнюю дружбу. Они договорились как-нибудь поужинать вместе. Распрощавшись с Андре и повесив трубку, Клэр тут же вновь потянулась к телефону.

Кассиди незаметно подошел к агенту, которому было поручено следить за Джошуа Уайлдом. Как случайный прохожий, он попросил прикурить.

— Не знал, что вы курите, — сказал полицейский низким, доверительным голосом. Достав из кармана зажигалку, он щелкнул ею, и, словно из миниатюрного огнемета, выплеснулось яркое пламя.

— Бросил пару лет назад, — ответил Кассиди, закашлявшись от первой же затяжки.

— И опять начали?

— Я только попросил у тебя огня, договорились? О чем еще я могу попросить тебя, случайно проходя мимо? Трахнуться со мной, что ли?

Худощавый негр ухмыльнулся. Его длинные лоснящиеся волосы были заплетены в косичку и туго стянуты резинкой. Он подмигнул и слегка толкнул Кассиди плечом.

— Я дорого стою. Ты можешь себе это позволить? Кассиди отшатнулся.

— Пошел в задницу.

— О, хорошо бы.

Этот новичок, которого отличало явное отсутствие комплексов, сейчас, в разговоре с Кассиди, просто упивался самим собой. Высокий, стройный, привлекательный, он частенько работал во Французском квартале в качестве «хвоста». С нахальным видом он сейчас стоял, беспечно опершись о фонарный столб напротив ресторана «Гумбо» на Сент-Питер-стрит. В микрофон, спрятанный под лацканом дешевого пиджака, он передал на центральный пульт, что «довел» Джоша до ресторана. Кассиди, слишком возбужденный происходящим, чтобы сидеть в своем кабинете или, что еще хуже, в душной пустой квартире, решил принять активное участие в слежке.

— И как долго он уже там?

Полицейский посмотрел на свой фальшивый «Ролекс».

— Тридцать две минуты.

— Он что, ужинает?

— Похоже, что да.

Кассиди прищурился, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь голубовато-серую тюлевую занавеску на окнах ресторана.

— И сколько же времени требуется одному человеку, чтобы поужинать?

Войдя в роль, полицейский оценивающе посмотрел на Кассиди, будто примериваясь к выгодному клиенту. Демонстрируя великолепное знание уличного жаргона, он сказал:

— Эй, мужик, у тебя слишком плоская задница. Если ты хочешь со мной трахнуться, тебе надо расслабиться.

Кассиди мрачно посмотрел на него и уже было собрался отойти, как вдруг в дверях появился Джош. Кассиди тотчас же отвернулся, сделав вид, что разглядывает спортивные майки, развешанные в дверях сувенирной лавки. Краем глаза следя за Джошем, он заметил, что тот пребывает в крайне раздраженном состоянии.

— Ух ты, — прошептал полицейский. — Наш мальчик хорош — взбешен изрядно.

Кассиди сгорал от желания воочию увидеть то, что происходит за его спиной, но вынужден был демонстрировать интерес и восторг по поводу маек со скабрезными надписями, выполненными блестящими буквами. Продавец-азиат с радушной улыбкой устремился ему навстречу, желая оказать помощь в выборе.

— Нет, спасибо. Я просто смотрю.

— Что и говорить, — пробормотал полицейский. — Только женщина способна довести мужика до такого.

— Женщина? — Кассиди, обернувшись, бросил быстрый взгляд и сторону ресторана. — Черт возьми! — выругался он тихо, но от души.

— Простите? — переспросил улыбающийся азиат.

Полицейский едва сдерживался, чтобы не прыснуть от смеха.

Женщина, вышедшая из ресторана вместе с Джошем, не смотрела по сторонам. Она что-то сказала ему, потом повернулась и пошла по аллее. Джош уже было собрался следовать за ней, но передумал и лишь молча смотрел ей вслед. Его длинные музыкальные пальцы были сжаты в кулаки. Постояв немного, он, с видом оскорбленного пророка, повернулся и пошел в противоположном направлении.

Кассиди бросил сигарету в урну и обрушился на полицейского:

— Ты же сказал, что он был один.

— Не выводи меня из образа. — Он улыбнулся и взял Кассиди под руку. Изобразив влажный взгляд и соблазнительную ухмылку, он промурлыкал:

— Заходил он туда один. Должно быть, встретились они в ресторане.

— Иди за ним. — Кассиди жестом показал в сторону Джоша, который уже достиг перекрестка с Ройал-стрит.

— Ты отправишься за дамой?

— Это не дама. — сказал Кассиди, ступив с обочины и направляясь на противоположную сторону улицы. — Это Клэр Лоран.

Глава 23

Едва свернув за угол, Клэр резко остановилась, увидев Кассиди, стоявшего у дверей «Французского шелка». Это была их первая встреча с того самого утра, когда он хлопну, дверью се спальни в Роузшэрон. От неожиданности у Клэр перехватило дыхание. Сердце забилось. Но она постаралась взять себя в руки и с невозмутимым видом подошла к нему.

— Привет, Кассиди.

— Клэр — Он кивнул. — Прекрасный вечер, не правда ли? — На лице его проступили капельки пота, и дышал он с не меньшим трудом, чем она.

— Не по сезону тепло. Осень никак не придет в Нью-Орлеан. Он смахнул струйку пота, которая прокладывала себе путь со лба сквозь густую бровь прямо в глаз.

— Да, вы чертовски правы. Жара такая липкая, словно дешевая проститутка в субботний вечер. Клэр нахмурились.

— Мне неприятны ваши грубые аналогии, мистер Кассили.

— О, мы опять вернулись к мистеру Кассиди. Клэр ужасно хотелось крепкой оплеухой убрать с его лица эту ироничную ухмылку. Вместо этого она лишь холодно произнесла:

— Я иду домой.

Перед зданием все еще митинговали. Хор, исполнявший «Вперед, солдаты Христа», звучал медленно и заунывно. Клэр с надеждой подумала о том, что демонстранты уже, должно быть, устали и на их ногах наверняка лопаются мозоли. Незаметно она проскочила в здание через боковую дверь. Но, прежде чем она успела захлопнуть ее, следом проник и Кассиди.

— Что вам нужно? — В ее вопросе не было и намека на гостеприимство. — Думаю, мы уже вполне исчерпали тему погоды.

— Я был здесь неподалеку, — непринужденно ответил он. — Решил вот зайти, поприветствовать вас.

От Клэр не ускользнуло, что дышит он по-прежнему тяжело. Под пиджаком, было заметно, рубашка намокла от пота.

— Считайте, что я оценила ваш дружеский жест, — сказала она. — А теперь, если вы позволите…

— Хотите перекусить где-нибудь?

— Нет, спасибо. Я уже поужинала с мамой.

— О, вы уже ужинали сегодня?

— Да.

— Так вы, верно, выходили из дому прогуляться — вечерний моцион?

— Я сегодня весь день просидела за столом. Нужно было размять ноги.

— Ходили куда-нибудь?

— Нет. Просто бродила. — Она зашла сбоку и попыталась открыть дверь. — Извините, Кассиди, но мне бы надо подняться наверх и проверить, как там мама. Мне пришлось оставить ее од…

Кассиди грубо схватил ее за плечи и прижал спиной к двери.

— Вы оставили ее одну, чтобы отправиться на свидание с Джошуа Уайлдом в ресторане «Гумбо».

Клэр уже поняла, что попала в западню, но от удивления не могла сразу прийти в себя. Она попыталась найти какое-то логическое объяснение, но в голову ничего не шло, так что ей пришлось ответить встречной атакой.

— Вы следили за мной? Выходит, все эти россказни в газетах поя вились лишь с одной целью — усыпить мою бдительность?

— Следили не за вами. Следили за Джошем. Представьте мое удивление, когда я увидел вас вместе.

— Если вы знали, где я и с кем, к чему тогда весь этот маскарад, Кассиди?

— Я пошел за вами намеренно. Хотел проверить, как вы поведете себя со мной. Как всегда, вы солгали.

— Потому что знала, что вы все равно ничего не поймете.

— Вы знали и другое: я больше не потерплю никакой лжи. — Он наклонился к ней и понизил голос:

— Так попытайтесь же сказать мне правду, Клэр. Когда вы познакомились с Джошуа Уайлдом?

— Сегодня вечером.

— И вы рассчитываете, что я в это поверю?

— Клянусь! Сегодня днем я долго разыскивала его по телефону, пока наконец не выяснила, где он остановился. Я связалась с ним, попросила о встрече. Он согласился.

— Почему?

— Возможно, ему было любопытно встретиться со скандальной владелицей «Французского шелка».

Кассиди покачал головой.

— Я имел в виду, почему вы захотели его увидеть? О чем вы могли разговаривать с ним?

— Я предложила ему денег.

— Денег? — повторил он, опешив.

— Да. В обмен на то, чтобы он повлиял на Ариэль. Я попросила убедить ее прекратить гнусную клевету на меня и мою мать, убрать пикеты — в общем, заключить перемирие и покончить со всей этой кутерьмой. Я сказала ему, что хочу жить своей жизнью, спокойно работать и готова все за это отдать.

— Вы пытались дать ему взятку? Вы это хотите сказать?

— Вы стоите слишком близко, — пробормотала Клэр. — Мне трудно дышать.

Кассиди, до этого смотревший на нее в упор, отвел взгляд, обратив внимание, что кончики его пальцев, впившиеся Клэр в плечи, от напряжения побелели, а сама Клэр действительно оказалась вплотную прижатой к двери. Он сделал шаг назад и опустил руки.

— Спасибо, — тихо произнесла она.

— Наш разговор тем не менее не окончен. Продолжайте, я вас слушаю.

— В основном я все уже рассказала. Мне известно, что Джексон и, возможно, Ариэль с Джошем брали взятки и от других изданий сомнительного характера. Вот почему им удавалось избежать обличительных нападок проповедника.

— Откуда вам это известно?

— А разве это не логично? Журналы, которые наверняка должны были бы значиться в том списке — «горячем списке» Уайлда, как вы его называли, — как раз там и отсутствовали. Почему мишенью для нападок Джексон Уайлд избрал каталог нижнего белья, а не порножурналы — такие, как «Лайкети сплит» и «Хот пэнтс»? Да просто потому, что их издатели заранее позаботились о том, чтобы Уайлд оставил их в покое. — Клэр внимательно посмотрела на Кассили. — Вам и самому, возможно, эта мысль приходила в голову.

— Да, не скрою, мои люди занимаются проверкой этой версии. Ну и что же сказал Джош?

— Он не признался в том, что его отец брал взятки, но и не отрицал этого.

— А почему же вы раньше не додумались до такого решения проблемы? Вы могли бы еще год назад заплатить Джексону и избавиться от стольких неприятностей. Вы когда-нибудь обращались к нему с подобным предложением?

— Нет. Только в форме того пожертвования, о котором вы уже знаете.

— Тогда почему же сейчас вы пошли на это, Клэр?

— Потому что меня уже тошнит от всего этого, вот почему! — воскликнула она. — А как бы вы себя чувствовали в подобной ситуации? Лозунги, которыми размахивают перед моим домом эти демонстранты, обвиняют меня чуть ли не во всех смертных грехах. Мама читает их и расстраивается. Моим служащим тоже это порядком надоело. Нам мешают работать, перед зданием склада идет постоянный митинг, транспорт не может подъехать забрать товар. Одна автомобильная компания уже пригрозила увеличить расценки, поскольку водители их грузовиков жалуются.

Она вскинула голову, словно обращаясь за помощью к небесам:

— Еще задолго до убийства Джексон Уайлд был словно заноза на моем теле. И даже сейчас, когда прошли недели со дня его смерти, он все еще не оставляет меня в покое. Я хочу напрочь вычеркнуть его из своей жизни. Избавиться от него раз и навсегда.

Клэр осеклась, поняв, что напрасно сказала это. Она украдкой взглянула на Кассиди — тот пристально смотрел на нее.

— И даже убийство не помогло вам избавиться от него.

— Я не то имела в виду.

— Может, я вообще пошел по ложному следу, Клэр? Может, в сговоре с Джошем были вы, а не его мачеха?

— Не будьте смешны. Сегодня вечером я впервые встретилась с Джошуа Уайлдом.

— Вы лжете, Клэр.

— Нет, не лгу!

Кассиди выдавил усмешку. Отойдя на несколько шагов, он какое-то мгновение рассматривал штабеля контейнеров, потом его взгляд опять устремился на Клэр.

— Доверьтесь мне хоть в чем-то. Я знаю вас сейчас гораздо лучше, чем несколько недель назад.

И вновь волнение и страсть, как в ту грозовую ночь в Роузшэрон, завладели ими. Клэр первая отвела взгляд.

— Я не лгу. Я встретилась сегодня вечером с Джошуа Уайлдом и предложила ему чек в обмен на спокойствие и тишину.

— Может быть. Но что-то вы мне недоговариваете.

— Мне нечего добавить.

— Клэр!

— Нечего!

Кассиди тихонько выругался.

— Хорошо, допустим. Ну и как Джош реагировал?

— Он пришел в ярость.

— Отказался? — скептически спросил он.

— Категорически. Сказал, что он не вымогатель. — Клэр спокойно смотрела на Кассиди, слегка вздернув подбородок. — Я ему верю.

— В таком случае вы остаетесь в одиночестве, потому что я не принимаю ни одного слова из того, что вы мне тут наговорили. Вы предложили Джошу взятку, а он отказался. Этому я должен поверить?

— Мне совершенно наплевать, чему вы поверите.

— А вам бы не следовало плевать, Клэр. Потому что, я думаю, вы скрываете истинную причину вашей встречи с Джошуа Уайлдом.

— Какая еще причина могла у меня быть?

— Не знаю, но у меня как-то в голове не укладывается, что вы могли бы предложить кому бы то ни было взятку. Во-первых, вы чересчур гордая. Во-вторых, вас не настолько уж волнует общественное мнение о вашей персоне. Ну и, наконец, вы сами говорили мне, что вся эта кутерьма даже выгодна вашему бизнесу, так что Уайлды вовсе и не угрожают его процветанию. И еще труднее мне поверить в то, что Джош мог бы отказаться от взятки. А если и в самом деле отказался, то это чертовски подозрительно.

— Вы всегда идете напролом, не так ли?

— Да Иначе не могу. Мне за это платят жалованье.

— Но вас могут заставить отступить. Могут заменить. Влиятельные люди потребуют убрать вас с дороги. Даже ваш наставник, Энтони Краудер, не в силах будет вас защитить.

— К чему это вы клоните? — сурово спросил он.

— Вы пытаетесь из ничего слепить нечто. Сейчас вы близки к разгадке убийства Уайлда не более, чем наутро после преступления.

— Не будьте так уверены.

— Я уверена лишь в одном. Его сын не убийца.

— Тогда опять остаетесь только вы, Клэр, не так ли? — Он открыл дверь и вышел не попрощавшись.

— О боже. Уйдите, оставьте меня в покое.

— Откройте.

Послышался щелчок снимаемой цепочки, и мгновение спустя Джош распахнул дверь навстречу нежданному гостю.

— Уже поздно, — проворчал он.

Кассиди вошел в комнату и медленно огляделся. Постель еще не была разобрана, хотя покрывало и было смято.

— Вы ведь еще не ложились. Думаю, вам сегодня предстоит беспокойная ночь, Джош. Да и мне тоже.

Джош опустился в одно из двух стоявших в комнате кресел и жестом указал Кассиди на второе.

— Ну и ублюдок же вы, мистер Кассиди. Я пришел к вам по доброй воле, изливал вам душу, поделился самой, как мне казалось, конфиденциальной информацией. И вдруг — нате вам! — все это выливается на первые полосы газет. Ариэль повернулась ко мне задницей и не желает больше со мной разговаривать. Чтоб вы знали — ; она меня уволила. Так что я оказался новоявленным Иудой Искариотом. Думаю, Ариэль вполне серьезно ожидает от меня того, что я поступлю благородно и повешусь.

— То, что вас уволили, — полная для меня неожиданность. Джош мрачно усмехнулся.

— Это лучший момент в моей жизни. Вам, может, и трудно в это поверить, но, клянусь богом, я говорю правду. Сейчас я чувствую себя как никогда свободным.

— Забавно. Вы вовсе не производите впечатления счастливчика, — заметил Кассиди. — Скорее подумаешь, что вас выкупали в дерьме.

— За это я должен благодарить уже вас. Самые свежие новости, которые я узнаю из газет, — о том, что я вновь в числе подозреваемых.

— Строго говоря, Джош, подозреваемое лицо — это тот, чьи действия вызывают подозрения.

Джош с невинным видом пожал плечами.

— Например?

— Ну, скажем, попытки бросить тень на мачеху-любовницу.

— Я думал, что поступаю правильно.

— Совесть вам подсказала? — съязвил Кассиди.

— Я не хотел оказаться ее соучастником и вместе с ней сесть за решетку. Я же сказал вам об этом.

— Хорошо. Объясните мне лучше вот что. Зачем вы сегодня вечером встречались с Клэр Лоран? Джош впился взглядом в Кассиди.

— Откуда вы узнали? Вы что, следили за мной?

— Я видел, как вы выходили из ресторана «Гумбо».

— Случайно проходили мимо? — со злостью спросил Джош.

— Отвечайте на вопрос!

Окрик Кассиди несколько отрезвил Джоша, подавив в нем вспышку благородного негодования. Он виновато опустил глаза.

— Это она позвонила и попросила о встрече.

— Вы и хозяйка «Французского шелка» вместе — странное сочетание.

Джош встал и заметался по комнате. Движения его были порывистыми, нервными.

— У меня чуть трубка из рук не выпала, когда она позвонила и назвалась.

— А до этого вечера вы с ней никогда не встречались?

— Нет же, черт побери. После всей этой грязной истории меньше всего я ожидал услышать именно от нее предложение встретиться.

Как и Клэр, Джош либо лгал, либо говорил полуправду. Кассиди зашел с другой стороны:

— Классная дамочка.

— Еще бы, — уныло ответил Джош.

— Вы, казалось, были чем-то расстроены, когда покидали ресторан.

— Да.

— Давайте не будем ходить вокруг да около. Что она хотела, Джош?

— Это не имеет ни малейшего отношения к убийству моего отца.

— А это уж мне решать.

Молодой человек, казалось, какое-то мгновение боролся с собой, прежде чем выпалил:

— Она предложила мне чек на двадцать пять тысяч долларов, чтобы мы убрали свою свору. Кассиди присвистнул:

— Неплохая цена за то, чтобы остановить демонстрацию протеста.

— Не только демонстрацию. Речь шла обо всем — и о пикетах, и о звонках с угрозами, и о заявлениях Ариэль в печати. Мисс Лоран хочет покончить со всем этим дерьмом. Я ее вполне понимаю.

— Ну и что же вы ей на это ответили?

— Я послал ее. Она ведь не знает, что я не имею никакого влияния на Ариэль. С тех пор как умер отец, она предпочитает общаться на более высоком уровне, чем мой. Я не в силах заставить ее замолчать.

— Итак, вы отклонили предложение Клэр?

— Я порвал ее чек и швырнул его ей в лицо, сказав, что я к министерским махинациям не имею никакого отношения. Никогда не имел. И не буду иметь. Даже и не стремился к этому никогда. Я играю — вернее, играл — на рояле. Вот и все. Только этим я и хотел заниматься всю жизнь. Я далек от политики. Я не искал дружбы с врагами отца. Он сам лихо расправлялся с ними. А если и брал взятки — так это его дело. Я не претендую ни на какие деньги.

— Вы остались без работы. Вы же могли пообещать ей все, о чем она просила, взять чек и по дороге в банк от души посмеяться над всем этим.

Джош смерил его холодным, враждебным взглядом:

— Ну и дерьмо же ты, Кассиди. Убирайся.

— Не так скоро. Вы пробыли в ресторане больше получаса. И это все, о чем вы говорили с Клэр?

— Было много неловких пауз.

— О, продолжайте!

— Я говорю серьезно. Когда до нее дошла моя реакция, она собрала клочки чека, положила их в сумочку и рассчиталась за заказ. Выходя из ресторана, она попрощалась. Вот и все.

— Вы остановились на тротуаре в раздумье, словно порывались последовать за ней.

Джош откинул со лба упавшую прядь волос.

— Я этого не помню.

— Я помню. Отчетливо. — Кассиди подался вперед. — Вы, может, передумали насчет денег?

— Нет. Я не убийца и не вор.

Кассиди вдруг захотелось схватить его за шкирку и хорошенько встряхнуть.

— Вы все-таки что-то недоговариваете, Джош. Мне уже надоело ходить кругами. Что вы скрываете?

Глава 24

— Она…

— Что? — требовательно спросил Кассиди.

— Я не знаю. — Джош выглядел расстроенным. — Если я и смотрел ей вслед, как вы говорите, так это потому, что был не только взбешен, но и озадачен.

— Чем же?

— Ею. Было в ней что-то странное, необъяснимое, понимаете?

— Нет, не понимаю, объясните.

— Боюсь, что не смогу.

— Попытайтесь.

— У меня было такое впечатление, что она видит меня насквозь! — крикнул Джош. — Я же смотрел на нее словно сквозь вуаль. Мы общались на одном языке, но слова, которые она произносила, совсем не сочетались с тем, что говорил ее взгляд. Я чувствовал себя откровенным идиотом.

— Что за чертовщину вы несете?

В действительности же Кассиди прекрасно понимал, что имел в виду Джош. С ним происходило то же самое — всякий раз, когда он был наедине с Клэр, за исключением тех редких мгновений, когда она искренне отдавалась страсти, Кассиди чувствовал себя совершенно незащищенным, открытым для удара, в то время как Клэр всегда оставалась загадкой. Это было сродни ощущению, будто собеседник твой прячет лицо за железным забралом. Ты знаешь, кто он, но разглядеть отчетливо не можешь.

— Я так и знал, что вы мне не поверите, — пробормотал Джош. — Потому не стал даже и заикаться об этом.

В надежде выжать как можно больше информации, воспользовавшись волнением молодого человека, Кассиди солгал:

— Думаю, вы сознательно подсовываете мне эту заведомую чушь, пытаясь сбить меня со следа.

Джош выругался и замешкался, словно подбирая верные слова, способные выразить его эмоции.

— Я никогда раньше не встречался с этой женщиной лицом к лицу, но у меня возникло какое-то жуткое чувство, что я ее знаю. Или, вернее сказать, что она меня знает. Черт, не могу понять. К отцу всегда приходило много людей. Может, я когда-нибудь и наткнулся на нее и в подсознании запечатлелась эта встреча. Джош перестал метаться по комнате и повернулся лицом к Касс иди:

— Мне тут кое-что пришло в голову. Может, Клэр Лоран попробовала ту же тактику с моим отцом, а когда он отказался от взятки, убрала его? Вы не думали об этом?

Не удостоив его ответом, Кассиди молча встал и, направившись к двери, вдруг обернулся, сказав угрожающим тоном:

— Джош, если я узнаю, что ты мне лжешь, я вернусь, и тогда пеняй на себя. Разорву твою лживую пасть и натяну на задницу. — И, ткнув в него пальцем, добавил:

— В последний раз спрашиваю: до сегодняшнего вечера вы встречались с Клэр Лоран?

Джош с видимым усилием проглотил слюну:

— Нет. Клянусь могилой матери.

Выйдя на улицу, Кассиди перевел дух и попытался расслабиться.. Он слишком устал. С трудом он доплелся до своей машины. Вести ее было сложно: глаза горели и слипались, но Кассиди знал, что стоило ему лечь спать, и их уже не сомкнуть до рассвета, а там опять начнется эта бесплодная возня.

Устало он вошел в свою душную квартиру, бегло просмотрел почту, с трудом дотащился до спальни. Разглядывая в зеркале над умывальником свое изможденное лицо, он вдруг понял, почему чувствовал себя таким опустошенным, словно марафонец, одолевший подъем в гору. Сегодняшний вечер очистил Клэр от одной лжи, но в то же время высветил еще один возможный мотив убийства Джексона Уайлда.

Кассиди оставил Клэр глубоко расстроенной. Закрыв за ним дверь, она еще долго стояла, прижавшись к холодному металлу. Встречу с Джошем она рассчитывала сохранить в абсолютной тайне. Теперь же ей следовало быть вдвойне осторожной. Нельзя было недооценивать возможностей Кассиди, которые явно превосходили ее собственные. Скорее всего его люди уже ведут за ней круглосуточную слежку.

От этой мысли она еще больше разнервничалась. Во-первых, ее личная жизнь выносилась на всеобщее обозрение. Во-вторых, несмотря на новый поворот в расследовании, она и все, кто был связан с «Французским шелком», оставались в числе подозреваемых. И самое огорчительное было то, что человек, с которым ее связывали интимные отношения, являлся представителем столь ненавистной ей власти.

Его превосходство разрушало нежность и сладость их чувств, как если бы некто грубый и безжалостный вымарал в грязи благоуханный букет цветов. Цветы бы не умерли, но красота их оказалась поругана и безвозвратно утеряна.

Терзаемая столь мрачными мыслями, Клэр отошла наконец от двери и направилась к грузовому лифту. Подойдя, она услышала, что он спускается, и вскоре столкнулась в его дверях с Ясмин.

— Привет, — сказала Клэр, пытаясь придать своему голосу бодрость, которой вовсе не испытывала. Да и встреча с Ясмин не особенно вдохновляла — лишь напоминала еще об одном поводе для беспокойства. — Ты что, опять уходишь?

— Да, ненадолго.

— Хочешь, составлю компанию? С удовольствием бы тоже прогулялась. Я могу позвонить Гарри, она побудет с мамой. Но Ясмин уже качала головой:

— Извини, Клэр, но у меня другие планы. — Клэр приняла отказ, сохраняя на лице улыбку.

— Рада, что ты вновь возвращаешься к привычным хлопотам и заботам. А то уж я начинала беспокоиться о тебе.

— Не стоит. Все налаживается.

— Ну и хорошо. Я знала, что так и будет. Хочешь, возьми мою машину.

— Нет, спасибо. Возьму такси.

Не желая выглядеть излишне назойливой, Клэр не стала уточнять, куда направляется Ясмин и какие у нее планы. По ее одежде догадаться об этом тоже было весьма сложно. На Ясмин было шелковое платье, в меру скромное. Цвета дыни, оно выгодно оттеняло ее кожу. Волосы, высушенные без фена, лежали блестящими кудрями. В ушах сияли неизменные огромные золотые диски, на изящных запястьях поблескивали браслеты. Выглядела Ясмин сногсшибательно, и Клэр не преминула сказать ей об этом.

— Спасибо. Мне хотелось сегодня вечером выглядеть хорошо.

— Даже в самые худшие времена ты выглядишь прекрасно. — Поддавшись внезапному порыву, Клэр обняла подругу. Ясмин ответила не менее нежным объятием.

— Спасибо за все, Клэр.

— Не надо меня благодарить. Тебе пришлось многое пережить за это время.

— Но ты все равно оставалась моим другом, тогда как многие отвернулись от меня.

— Я тебя никогда не оставлю. На это можешь рассчитывать. — Она еще раз крепко обняла Ясмин. — Будь осторожна.

— Ты же меня знаешь, милая. — Высвободившись из объятий Клэр, Ясмин подмигнула ей и прищелкнула языком. — Всегда на острие ножа.

Клэр рассмеялась. Перед ней была настоящая Ясмин. На мгновение в сознании промелькнуло, не звонок ли Алистера Петри, предложившего примирение, был тому объяснением. Тогда была бы понятна и та особая тщательность, с которой Ясмин оделась сегодня вечером.

— Мне волноваться, если ты будешь задерживаться?

— Нет, не жди меня. Пока. Я включу сигнализацию на выходе.

— Спасибо. Пока.

Клэр подождала, пока Ясмин прошла через склад. В дверях она обернулась и весело помахала рукой.

Даже на таком расстоянии Клэр расслышала, как звякнули браслеты на запястье Ясмин.

Поднявшись наверх, Клэр зашла к Мэри Кэтрин — она мирно спала. Уже закрывая дверь спальни, Клэр замерла от испуга — в нос ударил запах дыма.

Когда модернизировали старинное здание, Клэр щедро заплатила и за совершенную противопожарную систему, и за детекторы дыма, понимая, что пожар неминуемо приведет к огромным финансовым потерям и, не дай бог, к человеческим жертвам. И все равно, даже с такими мерами предосторожности она панически боялась огня.

Клэр уловила, что дым тянется из спальни Ясмин. В последнее время она не заходила сюда, но до разрыва с Алистером Ясмин редко когда запиралась. И сейчас Клэр без колебаний открыла дверь.

Переступив порог комнаты, Клэр испытала чувство, которое привело в шок не только ее нервную систему, но и обоняние. Инстинктивно зажав рукой нос и рот, она сделала несколько шагов вперед, подойдя к импровизированному алтарю, который прежде служил обычным ночным столиком.

Стоявшие по его периметру свечи нещадно дымили и трещали, отбрасывая зловещие тени на стены. По поверхности столика были разбросаны какие-то травы, разбрызганы масла. Они-то как раз и были источником мерзких запахов, наполнявших комнату. Но не всех.

В центре алтаря стояла грубая глиняная чаша. В ней лежали внутренности какого-то зверька. Когда-то, вероятно, еще можно было определить какого. Сейчас же они выглядели отвратительным кровавым месивом. От его запаха Клэр едва не вырвало.

Поверхность алтаря была старательно расписана кровью символическими узорами. Маленькая копия Алистера Петри — кукла, которую Клэр уже однажды видела и теперь узнала, — была обезглавлена и кастрирована. Прямо в сердце торчала отвратительная булавка.

— Бог мой, — застонала Клэр, пятясь назад, спасаясь от зловещего кошмара. — О боже, Ясмин. Нет!

Как только пришла Гарри, откликнувшаяся на ее отчаянный звонок, Клэр тут же прыгнула в машину и помчалась в район престижных загородных резиденций у озера Понша-ртрэн, где с женой и детьми жил конгрессмен Алистер Петри. Она молила бога, чтобы не опоздать.

— Хотите, чтобы я подождал? — Таксист, обернувшись, разинул рот на свою ослепительную пассажирку.

— Нет, спасибо. — Ясмин протянула ему двадцатидолларовую бумажку. — Сдачи не надо.

— Благодарю, мисс. Очень признателен. Э-э, ваше лицо кажется мне знакомым. Я только хотел спросить, могли я вас где-то видеть? Вы, верно, знаменитость?

— Я была фотомоделью. Может быть, вы и видели мои фотографии в журналах.

Он хлопнул себя ладонью полбу.

— Бог ты мой! Точно! — Таксист оскалился, обнажив гнилые, прокуренные зубы. — Кто бы мог подумать, что именно вы окажетесь в моей колымаге? Единственная знаменитость, которую мне довелось везти до вас, была та дама с телевидения — ну, что рассказывает про кулинарные рецепты.

— Какая-то Джулия. Знаете, я был бы рад за вами попозже заехать. Могу дать вам мою карточку. Позвоните, когда освободитесь и нужно будет забрать вас.

Ясмин покачала головой и вышла из машины.

— Спасибо.

— Что ж, пока. Было очень приятно. — Таксист включил зажигание, помахал рукой и отъехал. Ясмин смотрела, как он удаляется. Она улыбалась, довольная, что доставила парню такую радость. Теперь он будет месяцы, а может, и годы рассказывать всем, как ехала в его машине Ясмин, и именно в ту ночь, когда она по-настоящему прославится.

— Удачи тебе, дорогой, — прошептала она в неподвижный вечерний воздух. Стоя у обочины, она смотрела на величественный особняк на противоположной стороне улицы. Его вид вполне годился для почтовой открытки. Даже испанский бородатый мох, свисавший с ветвей старинных дубов в парке, и тот был само совершенство.

На окне столовой, погруженной в темноту, следов крови уже не было. Их смыли на следующее утро после того, как по заказу Ясмин в дом был «доставлен» дохлый цыпленок. Она сама тогда ездила проверить. К ее сожалению, в доме царило спокойствие, и никаких признаков паники после столь жуткого ночного сюрприза она тогда не уловила.

Да, Алистер еще не знал, что такое настоящий страх. Пока не знал.

Ясмин сошла с обочины и направилась на противоположную сторону улицы. Запустив руку в большую кожаную сумку, висевшую на плече, она вытащила револьвер. Хотя весь этот мучительно тянувшийся день она беспрерывно проверяла барабан, сейчас ей в очередной раз необходимо было убедиться, что все патроны на месте.

Ясмин уже шла по дорожке, разделявшей лужайку перед домом строго пополам. Походка ее была уверенной, величественной, как некогда на подиумах крупнейших домов моды мира. Нью-Йорк, Париж, Милан. Никто не умел так двигаться, как Ясмин. Ее походка была неподражаема. Многие пытались, но никому так и не удалось достичь такого удивительного сочетания чувственности движений бедер и плеч с элегантностью и грацией.

Она колебалась лишь долю секунды, стоя на нижней ступеньке лестницы, затем стремительно поднялась к широкой входной двери и нажала кнопку звонка.

— Папа, у меня в субботу футбол. Может, тебе удастся прийти на матч, как ты думаешь? Я стою на воротах.

Алистер Петри протянул руку через обеденный стол и потрепал сыну волосы.

— Я постараюсь. Это все, что я могу обещать. Но я постараюсь.

— Здорово! Вот будет здорово! — просиял мальчуган. Со дня того инцидента с дохлым цыпленком, который стоил ему десяти лет жизни, Алистер очень изменился. Несколько дней он пребывал в состоянии жуткого страха, выбираясь из дома лишь в случаях крайней необходимости и только в сопровождении телохранителей, которых наняли по настоянию Белль.

Когда он выступал с трибуны со своими программными речами, у него дрожали колени — так он боялся покушения. Ночами, во сне, он видел, как неумолимо приближается к нему пуля и, попадая прямо в лоб, с треском раскалывает голову, словно арбуз. Алистер почему-то всегда оказывался очевидцем собственной гибели и просыпался в слезах, насмерть перепуганный.

Белль неизменно была рядом, утешая его и успокаивая. Прижимая дрожащего мужа к себе, она нашептывала, что столь дикой и гнусной выходкой его любовница просто сорвала на нем злобу, но все это в прошлом и больше не повторится.

Однако в ее утешительных речах нет-нет да и прорывалась свойственная ей колкость. «Ты пожинаешь то, что посеял, Алистер». «Твои же грехи воздаются тебе». У Белль был целый набор подобных изречений, и произносила она их всегда нравоучительным тоном.

Как ни странно, но эти афоризмы Белль глубоко западали ему в душу. Алистер уже и не знал, сколько времени может пройти, прежде чем он вновь отважится на адюльтер. Он получил свой урок. Все-таки, рассуждал он, если и будет острая необходимость гульнуть, в первую очередь надо будет удостовериться, что выбранная им шлюха не балуется колдовством. Может, оно само по себе и безобидно, но на психику действует разрушительно.

Постепенно, убедившись, что выходка с дохлым цыпленком — всего лишь эпизод и Ясмин просто выплеснула переполнявшую ее ярость и жажду мести, Алистер начал успокаиваться. Он вернулся к своему обычному рабочему графику. Телохранителей отпустили. Наступил даже период семейной гармонии. Теперь Алистер старался бывать дома как можно чаще. Он целовал перед сном детей, желая им спокойной ночи, и даже успевал перекинуться с ними несколькими фразами, обсуждая волнующие их события прошедшего дня.

Белль с большей активностью включилась в его избирательную кампанию. Супруги почти не расставались. Она держала его на коротком поводке, чему он нисколько не сопротивлялся, поскольку Белль сдержала свое обещание не урезать ассигнований на кампанию, и они щедро лились не только с ее личных банковских счетов, но и со счетов ее богатейших родственников.

Однако с того злополучного вечера они никогда больше не обедали в столовой на первом этаже.

В этот вечер все Петри собрались за столом в укромном помещении, примыкающем к кухне. На десерт был подан свежеиспеченный яблочный пирог. Его аромат наполнял ярко освещенную комнату. Со стороны семейство Петри походило как две капли воды на типичную американскую семью — лишь присутствие горничной в форменном платье, начавшей по молчаливому сигналу Белль убирать со стола, выдавало положение хозяев.

— Папа?

— Да, дорогая? — Алистер переключил свое внимание на дочь.

— Я сегодня в школе раскрасила твой портрет.

— Неужели?

— Да. Там ты произносишь речь на фоне американского флага.

— А ты не шутишь? — вошел в роль отец. — Что ж, давай посмотрим.

— Мамочка, можно мне выйти на минутку из-за стола? Картинка в моем портфеле, наверху.

Белль снисходительно улыбнулась:

— Конечно, дорогая.

Младшая Петри соскользнула со стула и стремглав помчалась из кухни. Только она выбежала, как раздался звонок в дверь.

— Я открою! — Ее звонкий детский голосок эхом разнесся по комнатам.

В это же время зазвонил телефон. Горничная сняла трубку.

— Резиденция Петри.

Было слышно, как открылась входная дверь.

— Нет, — говорила горничная по телефону. — Здесь таких нет.

— Кто это был? — спросила Белль, когда она повесила трубку.

— Ошиблись номером. Какая-то женщина истерично кричала, что разыскивает кого-то по имени Жасмин. Алистер побледнел и вскочил из-за стола.

— Ясмин?

Белль взглянула на него. Одновременно сознание обоих пронзила страшная догадка.

— Это что… — начала было Белль.

— Да. — Алистер кинулся вон из кухни.

— Что случилось, мам?

— Ничего, сынок.

— Вы какие-то смешные.

— Миссис Петри? Что-то не так? — спросила горничная.

— Не задавай глупых вопросов, — огрызнулась Белль. — Что может быть не так?

И тут они услышали выстрел.

— Нет, только не вешайте трубку! — кричала Клэр в телефон-автомат. Услышав короткие гудки, она с силой швырнула трубку. — Я же предупреждала..

Безнадежно запутавшись в малознакомом районе, Клэр остановилась у телефонной будки позвонить в дом Петри. Торопясь предупредить их об опасности, она нервно набрала номер, который нашла в адресной книге. Ответили сразу же, но, очевидно, экономка, которой Клэр столь сумбурно представилась, сочла, что ошиблись номером или что звонила сумасшедшая.

Клэр опустила в автомат еще монету и вновь набрала номер. Линия была занята.

— Ну же, пожалуйста. Пожалуйста. — Она позвонила снова. На этот раз гудки были длинными, но к телефону никто не подходил. Решив, что в спешке она могла перепутать номер, Клэр стала набирать снова. Ответом были те же длинные гудки.

Мгновение спустя она расслышала вой приближающейся сирены. Ужас сковал ее.

— О, нет. Умоляю, господи, нет.

Но се мольбы повисли в воздухе. Машины «Скорой помощи» и полиции пронеслись мимо, отчаянно мигая. Клэр бросила телефонную трубку, помчалась к своей машине и отправилась следом. Доехав до места, она выскочила из машины и, схватив за руку одетого в пижаму мужчину, вышедшего на шум из соседнего дома, спросила:

— Чей это дом?

— Конгрессмена Петри.

Полицейские уже заполонили лужайку, санитары кинулись с носилками к открытой двери. Клэр отстранила ошарашенного соседа и очертя голову бросилась к дому. Полицейский попытался остановить ее, но она не обращала внимания на его окрик.

— Я нужна там, моя подруга…

Тяжело дыша, она вбежала по ступенькам крыльца и протиснулась сквозь мрачную толпу у входа. Из дома доносился истеричный крик ребенка.

Самые худшие опасения подтвердились, когда Клэр увидела у порога накрытое клеенкой тело. Поздно! Ясмин убила его! Клэр стала отчаянно искать глазами подругу среди тех, кто стоял в холле.

Внезапно она встретилась взглядом с Алистсром Петри. Клэр чуть было не рассмеялись — такое облегчение почувствовала она. Конгрессмен был явно в шоке, но цел и невредим.

И тут она заметила, что он весь забрызган свежей кровью, неявно не своей. Он стоял буквально в луже се, которая образовалась из тоненьких ручейков, вытекавших из-под клеенки.

Клэр посмотрела под ноги и увидела то, что ускользнуло от нее в самом начале: из-под покрывала торчала рука, длинная и изящная, прекрасной формы, цвета кофе с молоком. На запястье поблескивали золотые браслеты.

Глава 25

Когда Клэр спустилась с трапа самолета, на нее тут же обрушился фейерверк фотовспышек и прожекторов видеосъемки. Она инстинктивно прикрыла рукой глаза. Хотелось исчезнуть, но бежать было некуда. За ней тянулись остальные авиапассажиры, отрезая ей путь бегства, а впереди уже выстроилась фаланга репортеров и фотографов. В Нью-Йорке ей пришлось выдержать сумасшедший рекламный бум, вызванный самоубийством Ясмин. Внимание масс-медиа было естественно и неизбежно, так что Клэр взяла себя в руки и стоически переносила тяготы ежечасного общения с прессой. Но она справедливо полагала, что к моменту ее возвращения в Нью-Орлеан трагическая новость уже отойдет в разряд устаревших. И уж совсем не ожидала такой бурной встречи и натиска репортеров — Мисс Лоран, что вы думаете о причастности Ясмин.

— Верны ли утверждения.

— Что вам известно.

— Пожалуйста, — сказала она, с трудом протискиваясь сквозь толпу.

Но репортеры стояли насмерть, вооруженные фотокамерами и микрофонами. Они не отступали ни на шаг и не намерены были отпускать Клэр, не услышав ее заявления.

— Моя подруга была, очевидно, очень несчастлива, — говорила Клэр, скрывая за темными стеклами огромных солнцезащитных очков боль и печаль.

— Я скорблю о ней, но вклад Ясмин и в мою жизнь, и в мир моды не сможет вычеркнуть ее из памяти. Извините.

Она стойко прошла в здание аэропорта, отказываясь отвечать на дальнейшие расспросы. Служба охраны помогла ей получить багаж и проводила к такси. Когда Клэр подъехала к «Французскому шелку», то столкнулась у входа не только с представителями прессы, но и со ставшими уже привычными пикетчиками из числа преданных сторонников Джексона Уайлда. Клэр спешно расплатилась с водителем и устремилась в дом. В лифте она наконец сняла темные очки, наскоро подкрасила губы и привела себя в порядок. Она не хотела, чтобы Мэри Кэтрин, глядя на нее, вновь расстроилась, переживая самоубийство Ясмин Когда Клэр после похорон провожала мать и Гарри из Нью-Йорка, Мэри Кэтрин была в полной прострации Клэр опасалась, что потрясение, вызванное смертью Ясмин, скажется на душевном состоянии матери, отпускать ее от себя было тяжело, но в то же время она чувствовала, что в родных стенах Мэри Кэтрин будет спокойнее, чем в Нью-Йорке, тем более что Клэр не могла ей уделить там много времени и внимания. Заставив себя улыбнуться, она открыла дверь и впорхнула в квартиру.

— Мама, я дома — Клэр сделала всего несколько шагов и замерла, увидев Мэри Кэтрин, которая сидела в гостиной, забившись в уголок дивана, комкая в руках носовой платок Гарри стояла у окна, суровая и недовольная. Рядом с матерью на диване сидел не кто иной, как Кассиди.

— Какого черта вам здесь надо? — закричала Клэр.

— Я говорила ему, что не стоит этого делать, но он все-таки настоял на разговоре с ней.

— Спасибо, Гарри. Я знаю, каким настырным бывает мистер Кассиди. — Бросив на него испепеляющий взгляд, Клэр подошла к дивану и опустилась на колени перед матерью. — Мама, я дома Ты разве не рада мне?

— Клэр Луиз?

— Да, мама?

— Они пришли за тобой?

— Нет Никто не приходил.

— Я не хочу, чтобы они тебя забирали из-за того, что я совершила.

— Они не могут забрать меня. Я никуда не пойду. Теперь я дома. Мы вместе.

— Я хотела как лучше, — слегка икая, говорила Мэри Кэтрин — В самом деле. Спроси тетю Лорель .Просто так вышло… — Она приложила руку к виску и потерла его. — Как подумаю о своем грехе, просто теряю рассудок. Мама и папа так были разгневаны, когда я сказала им о ребенке.

Клэр прижала Мэри Кэтрин к себе и прошептала.

— Не волнуйся, мама. Я здесь Я всегда буду заботиться о тебе. Клэр держала ее в своих объятиях, пока не стихли всхлипывания матери, потом выпустила ее и с улыбкой взглянула в ее залитое слезами лицо.

— Знаешь, чего бы мне хотелось на ужин? Твоего фирменного супа из стручков бамии. Ты мне приготовишь? Пожалуйста.

— Он у меня никогда не получается таким вкусным, как у тети Лорель, — смущенно произнесла Мэри Кэтрин, — но если ты действительно хочешь.

— Да, хочу — Клэр обернулась к Гарри — Почему бы вам сейчас же и не начать, чтобы не растягивать на целый день? Мама, иди с Гарри Она тебе поможет. — Клэр помогла матери подняться.

Мэри Кэтрин протянула руку Кассиди.

— Мне надо идти, мистер Кассиди, но я благодарю вас за визит. Приходите как-нибудь со своими родителями на стаканчик хереса.

Он кивнул. Гарри спешно увела Мэри Кэтрин на кухню.

— Я еще не закончил с ней беседовать.

— И не закончите, черт бы вас побрал! — обрушилась на него Клэр. — Как вы посмели проникнуть сюда в мое отсутствие и расстраивать мою мать своими разговорами? Что вам от нее нужно?

— У меня был ряд вопросов к ней.

— К черту ваши вопросы!

— Как помощник окружного прокурора я имею право…

— Право? — скептически переспросила она. — В нашем доме траур, или вы забыли?

— Я сожалею о смерти Ясмин.

— Еще бы. В вашем деле теперь на одного подозреваемого меньше, не так ли?

— Вы несправедливы. Я вовсе не собирался огорчать вашу мать.

— Но тем не менее огорчили. И если вы еще раз посмеете запугивать ее, я убью вас. Она не знает ответов на ваши идиотские вопросы.

— Но зато знаете вы, — сказал он. — Поэтому сейчас отправитесь со мной.

— Куда и зачем?

— Скажу, когда приедем на место. — Он мертвой хваткой вцепился в ее руку.

— Вы что, собираетесь арестовать меня? Каких признаний вы добились от мамы?

— Скажите им «до свидания», Клэр, и спокойно пойдем, — сказал он тихо, но твердо. — Еще одна сцена лишь расстроит Мэри Кэтрин.

В этот момент Клэр ненавидела его.

— Ублюдок.

— Берите сумочку и прощайтесь. — В этой схватке Кассиди, бесспорно, победил. Ради матери Клэр была готова на все. Он это знал и умело этим пользовался. Клэр смерила его исполненным отвращения взглядом. Наконец она крикнула:

— Гарри, я ненадолго отлучусь в город с мистером Кассиди. Мама, до свидания.

Стоило им выйти из здания, как в толпе репортеров и митингующих началось радостное оживление. На Клэр в тот же миг обрушился шквал вопросов.

— Мисс Лоран не будет ничего комментировать, — сурово сказал Кассиди репортерам.

— Кассиди, что вы думаете.

— Без комментариев.

— Как вы полагаете, вам уже удалось найти убийцу?

— Без комментариев.

Не обращая ни малейшего внимания на нацеленные прямо ему в лицо микрофоны, Кассиди уверенно вел Клэр сквозь толпу. Она совершенно обессилела, чувствовала себя опустошенной, вконец сбитой с толку, поэтому покорно следовала за ним. По крайней мере, Кассиди был противник уже хорошо знакомый.

Вскоре они вырвались из толпы. Двое полицейских в форме шли за ними.

— Я отвезу ее на своей машине, — сказал Кассиди патрульному офицеру.

— Да, сэр.

— Спасибо за помощь.

— Да, сэр.

— Попытайтесь разогнать это сборище и держите постоянное наблюдение за домом.

— Да, сэр.

Полицейские развернулись и отправились выполнять приказания. Не замедляя шага. Кассиди подвел Клэр к своей машине, запаркованной в неположенном месте, у обочины. Он распахнул перед ней дверцу и жестом пригласил сесть. Слишком утомленная, чтобы сопротивляться, она скользнула на пассажирское сиденье.

— Как вам удалось избежать телевидения на похоронах? — спросил он, когда они отъехали.

— Мне пришлось пойти на хитрость. Катафалк с ложным гробом увлек за собой прессу в Нью-Джерси, и лишь там они поняли, что обмануты — Клэр тронула золотой браслет на запястье, один из самых любимых Ясмин. Клэр знала, что той было бы приятно, что теперь его носит она. — Я бы просто не вынесла, если бы ее похороны превратились в карнавал, собравший совершенно чужих людей.

Прошло уже чуть больше недели с того трагического вечера, когда Клэр приехала в дом Алистера Петри и увидела на пороге мертвое тело своей подруги. На глазах возлюбленного и его дочери Ясмин выстрелила себе в висок, до неузнаваемости обезобразив свое прекрасное лицо Ясмин не было в живых. Однако иногда Клэр почти забывала об этом. Потом вдруг жестокая реальность вновь обрушивалась на нес, заставляя еще больше страдать.

У Клэр не хватало времени на то, чтобы полностью предаться скорби. Дни после смерти Ясмин заполнились печальными обязанностями — надо было оформлять какие-то бумаги, назначать встречи, улаживать финансовые дела Ясмин, и кроме всего этого — бесконечные интервью, вопросы, на которые не было ответов. Как можно было объяснить, почему женщина, внешне столь благополучная, свела счеты с жизнью таким жестоким способом и в то же время при таких романтических обстоятельствах?

Клэр свято хранила тайны Ясмин. Она ни за что не согласилась бы предать подругу даже сейчас, когда для нее это уже было неважно. Близким друзьям, которые с ужасом восприняли страшную новость и ждали ответов, Клэр просто объяснила, что Ясмин в последнее время была глубоко несчастна. Она не стала углубляться в подробности ее неудачного романа или финансовые проблемы.

Ясмин не оставила никаких распоряжений, так что Клэр, следуя своим чувствам, кремировала тело подруги. Траурная церемония была тихой и спокойной, присутствовали лишь самые близкие да несколько приглашенных. И вот теперь в маленькой урне хранилось все, что осталось от роскошной, талантливой, энергичной Ясмин, которая так радовалась жизни, пока не встретила свою роковую любовь.

Вспомнив о Петри, Клэр повернулась к Кассиди, который молча вел машину.

— Как дочка Петри?

— Судя по тому, что пишут в газетах, она уже поправляется. Хотя ее еще мучают ночные кошмары. За ней наблюдает детский психиатр.

— Не могу представить, как Ясмин могла сделать такое на глазах у ребенка.

— Петри был тем самым любовником, который бросил ее, так ведь?

— Вы поразительно догадливы.

— Я слышал, что потом в ее комнате нашли полный набор шаманской дряни.

— Да.

— Я также слышал, что вы тоже были на месте происшествия, Клэр.

— Я обнаружила в ее комнате алтарь и подумала, что она собирается расправиться с Петри. Я помчалась за ней, но приехала слишком поздно.

— Вы вели себя достойно.

— Не нуждаюсь в вашей похвале.

— Вы решительно настроены против меня, не так ли?

— Думаю, самый первый день нашей встречи предопределил, что мы никогда не сможем быть друзьями.

Они посмотрели друг на друга, и оба быстро отвели глаза. Мгновение спустя Клэр сказала:

— Думаю, случившееся здорово подорвет шансы Петри в его кампании. Как он собирается реагировать на это?

— А вы не читали?

— Нет. Я намеренно избегаю публикаций на эту тему, особенно идиотских измышлений о причинах, побудивших Ясмин к самоубийству. Мне от них становится дурно.

— Тогда не рекомендую вам читать последние выпуски. Каждая газета или журнал, от «Нью-Йорк тайме» до «Нэшнл инкуайрер» выступает с собственной версией события.

— Этого-то я и боялась. Ну и в чем же состоят их идеи?

— Что она была наркоманкой.

— Я так и думала.

— Что у нее с Петри возник конфликт на расовой почве.

— Ясмин была совершенно аполитична.

— Что она была отвергнутой любовницей.

— И как на это реагирует Петри?

— Да он, в общем-то, не особенно и высказывается. Прячется за спину жены, а она за него объясняется в прессе. Обычная практика среди ему подобных. Мило и удобно. Если бы у него изначально не было такой опоры в лице жены, он бы вообще не отважился на левую связь. Я прав?

— Да, правы. В общем, Ясмин выставили психопаткой.

— В общих чертах, да. — Кассиди уже тормозил, въезжая на стоянку перед зданием окружной прокуратуры.

— Зачем вы меня сюда привезли? — с негодованием спросила Клэр. — Я только что с дороги. Я устала. И не настроена отвечать на ваши вопросы. Я еще не простила вам допроса моей матери. Кстати, я думала, вас уже отстранили от дела. Разве вас Краудер еще никем не заменил?

— Нет, учитывая кое-какие обстоятельства, возникшие совсем недавно.

— Поздравляю. Но какое отношение эти обстоятельства могут иметь ко мне? Меня ведь даже не было здесь в последние дни.

Он повернулся к ней, облокотившись рукой на спинку сиденья.

— Мы провели баллистическую экспертизу пули, которой была убита Ясмин. На ней та же маркировка, что и на пулях, извлеченных из тела Джексона Уайлда. И все они были выпущены из револьвера тридцать восьмого калибра, который был зажат в руке мертвой Ясмин.

Глава 26

Андре Филиппи ощущал глубокую печаль, тоску и страх. С тех пор как до него дошло страшное известие о самоубийстве его любимой, у Андре пропало всякое желание работать, опустились руки. Такое безразличие и пренебрежение некогда святыми для него обязанностями было сродни кощунству.

Когда позвонила Клэр и сообщила о смерти Ясмин, Андре обвинил ее во лжи. Поверить в то, что такое прелестное создание могло покончить с собой столь отвратительным способом, было трудно; еще тяжелее было осмыслить и понять этот шаг. Все это до боли напоминало Андре тот день, когда он, возвратившись из школы, нашел свою красавицу maman лежащей обнаженной в ванне, из которой на кафельный пол стекала прохладная вода, смешанная с кровью.

Обе женщины, которых он боготворил, предпочли жизни смерть. Они не только выбрали себе мир иной без него, Андре, они даже не попрощались с ним, уходя. Глубокая тоска сдавила ему грудь, стало невозможно дышать, сердце терзала невыносимая боль.

Чтобы хоть как-то примириться с гибелью Ясмин, он пытался утешить себя знакомыми житейскими мудростями: «Неземная красота несет в себе проклятие», «За славу и удачу приходится дорого платить».

Он даже вспомнил давний разговор с одним из влиятельных друзей матери уже после того, как она свела счеты с жизнью. «Есть ангелы на земле, — говорил тот, — чья красота настолько изумительна, что господь бог не может долго терпеть разлуку с ними. И потому они с рождения обречены на короткую земную жизнь. Подгоняемые судьбой, они стремятся вернуться в царство божие такими же незапятнанными, какими пришли в наш мир». По традициям Французского квартала уход матери в мир иной — мир, достойный ее, был обставлен пышно, ее хоронили с оркестром.

Андре, тогда еще подросток, не поверил в подобную чушь. Не верил он и сейчас, но находил хоть какое-то утешение для себя в тех словах. Ежедневно он стал посещать мессу и горячо молился во спасение души Ясмин.

Но одной ее смерти словно было мало — страданий Андре добавляли злобные нападки на Ясмин, которыми изобиловала пресса-Обвинения эти казались крайне несправедливыми, тем более что сама Ясмин уже не могла себя защитить.

Андре взглянул на смятую газету, которую в сердцах выбросил в корзину, прочитав оскорбительные заголовки. Чушь-Ложь. Нелепый вымысел.

Но помощник окружного прокурора Кассили, похоже, верил всему этому.

Он позвонил Андре рано утром. Прочитав газеты, Андре не удивился звонку. Он даже ждал его. Ждал, чтобы выразить свое негодование по поводу того, как неуважительно отнеслись к памяти Ясмин.

— Женщина умерла, мистер Кассили, — горько произнес он. — А вы, как стервятник, кружите вокруг ее мертвого тела. Ваши нападки на беззащитного человека чудовищны, бесчестны, отвратительны.

— Хватит молоть чушь, Андре. Я безжалостен, признаю. К сожалению, налогоплательщики, в том числе и вы, мне за это и платят. А теперь я хотел бы задать вам один вопрос, и будет лучше, если вы мне скажете правду, иначе мне придется к вам нагрянуть, и тогда уж полетят цветочки в вашей оранжерее — буду рвать с корнем. Я вовсе не имею в виду лишь неизменную гвоздику в вашей петлице. Итак, была Ясмин в отеле «Фэрмон» в ночь убийства Джексона Уайлда?

— Вы меня оскорбляете. Хотелось бы вам напомнить, что…

— Так была она в вашем чертовом отеле или нет? — рявкнул в трубку Кассиди.

Андре взял себя в руки, провел влажной ладонью по волосам и ответил:

— Вы знакомились с данными регистрационной службы. Значится ее имя среди гостей?

— Я не об этом вас спрашиваю.

— Мне больше нечего добавить.

— Послушайте, — Кассиди умерил свой пыл и продолжал уже примирительным тоном, — я знаю, Ясмин была вашим другом. Я сожалею о ее смерти. За то короткое время, что я был с ней знаком, я успел оценить ее талант, которым искренне восхищаюсь. Она была великолепна. Божественна. С ее уходом планета утратила частичку своей красоты. Я очень хорошо понимаю ваши чувства. Поверьте мне. Смерть ее трагична и безвременна, и можно только гадать, почему Ясмин решила уйти из жизни. Если вы читали газеты, — продолжал он, — вы, должно быть, заметили, что многие предположения о причинах ее гибели действительно лишены всякого смысла. Ясмин вовсе не была наркоманкой. Не была она и активисткой движения за гражданские права. Все, что о ней пишут, — бред. Так что, Андре, если вы будете со мной откровенны, вы тем самым предотвратите очередной поток газетного мусора. Подумайте также и о Клэр.

— Не надо играть на моих дружеских чувствах, мистер Кассили.

— А я и не пытаюсь. Но если Ясмин виновна в убийстве Уайлда, это автоматически снимает вину с Клэр. Вы разве не хотите ее оправдания?

— Нет, если это влечет за собой обвинение другого моего друга, который также невиновен и к тому же мертв и не может себя защитить.

— Виновность или невиновность Ясмин, вероятно, будет определяться на дознании, — резко сказал Кассиди; терпение его уже было на исходе. — Скажите мне лишь одно: видели вы Ясмин в ту ночь в отеле или нет?

— На словах все у вас очень гладко, мистер Кассиди, но ваши истинные мотивы мне хорошо известны. У вас, по всей видимости, не клеится дело по обвинению Ясмин. И если во мне вы видите помощника, то ошибаетесь. Однажды вам удалось провести меня. Достаточно и одного раза. Прощайте.

— Я ведь могу вас и повесткой вызвать, — пригрозил Кассиди.

— Делайте все, что считаете нужным. Мои ответы на ваши вопросы не изменятся.

На этом их разговор и окончился. Андре уже почти приготовился к атаке судебных исполнителей, которые вломятся в его дверь с повесткой в суд. Однако, что бы ни предпринял Кассиди, ничто не в силах было поколебать Андре. Его не могла бы сломить даже пытка. Версия о том, что Ясмин убила Джексона Уайлда, была нелепа. Абсурдна, лишена всякого смысла. Да это попросту невозможно, твердо сказал самому себе Андре, направляясь в очередной раз мыть руки.

— Вы что же, хотите сказать, что Ясмин убила Джексона Уайлда? — спросила Клэр уже в лифте, когда они поднимались на второй этаж.

— Послушайте, — резко ответил Кассиди, — я и сам в это не верил, пока не убедился в результатах экспертизы.

— Это ошибка. Кто-то совершил страшную ошибку.

— Я проверял и перепроверял результаты, Клэр. Доказательства бесспорны. Пули выпущены из одного и того же оружия. Какого черта вы не сказали мне, что у Ясмин был револьвер? Если бы я знал об этом, возможно, ваша подруга была бы сейчас жива.

Застонав, Клэр прижалась к стенке лифта, словно пытаясь отстраниться от Кассиди как можно дальше.

— Ну и подлец же вы. Двери лифта распахнулись.

— После вас, — вкрадчиво произнес Кассиди, ожидая, пока Клэр выйдет. Отступать ей уже было некуда. — Сюда, пожалуйста. Нам надо наконец покончить со всей этой путаницей.

Когда они вошли в его кабинет, он шумно хлопнул дверью, скинул пиджак и указал Клэр на стул.

— Располагайтесь как вам будет удобнее. Вы отсюда не уйдете, пока я не докопаюсь до истины.

— Вы, видимо, спрашивали и мою мать, могла ли Ясмин убить преподобного Уайдда. Вот почему она была так расстроена.

— Я спрашивал, известно ли ей, что у Ясмин было оружие, говорила ли когда-нибудь Ясмин о возможном убийстве Уайлда. Вот, собственно, в общих чертах содержание нашего разговора. Клянусь вам, я старался быть предельно вежливым. — Выражение лица Клэр тем не менее не менялось — она все так же, с укором, смотрела на него. — Я лишь выполнял свою работу, Клэр.

— О да, все ваша мерзкая работа. — Она отбросила со лба упавшую прядь волос. Казалось, даже этот жест дался ей с огромным трудом. Под глазами у нее залегли глубокие тени; Клэр была измотана до предела. — Можно мне, по крайней мере, позвонить домой, проверить, как там мама?

Он жестом указал на телефон, потом высунул голову в дверь и прокричал кому-то заказ на две чашки кофе. Когда в кабинет влетел клерк с дымящимся напитком, Клэр уже заканчивала разговор.

— Суп на плите. Они играют в джин. Мама выигрывает Улыбка, блуждавшая на губах Клэр, словно сошла с портрета Мадонны, взирающей на своего спящего младенца. Когда Клэр так улыбалась, губы ее выглядели мягкими и красивыми. Кассиди старался не думать о том, какие они на вкус.

— Кофе?

— Нет, спасибо.

— Выпейте. Вам это необходимо.

Она подвинула к себе чашку, но к кофе так и не притронулась. Устроившись поудобнее в кресле, положив ногу на ногу, скрестив на колене руки, Клэр выжидательно смотрела на него — Итак? Давайте же, спрашивайте, обвинитель.

— Не делайте этого, Клэр.

— Не делать чего?

— Не усложняйте мне работу.

— Мне кажется, чем она труднее, тем вам приятнее. Он склонился над ней:

— Неужели вы думаете, мне доставляет удовольствие задавать вам вопросы о Ясмин, зная, как вы были близки с ней, каким потрясением для вас должно было быть ее самоубийство?

— Но вас ведь это не останавливает, не так ли? Вам во что бы то ни стало надо добыть виновного, предъявить его как трофей. Кассиди стукнул ладонью по столу:

— Да, черт возьми. И я хочу, чтобы им оказался кто-нибудь другой, неважно кто, только не вы!

Возникла долгая, напряженная пауза. Глаза его, устремленные на Клэр, говорили больше, чем следовало бы, и она понимала их молчаливый призыв. Клэр отвела взгляд и печально склонила голову.

— Ясмин не могла совершить убийство Джексона Уайлда, — тихо произнесла она. — Вы и сами не верите в то, что это сделала она.

— Почему бы мне сомневаться в этом?

— Она ведь даже не была с ним знакома лично, не знала, что он за человек. Какой мог быть у нее мотив?

— Тот же, что и у вас. Она хотела заставить его замолчать. Он угрожал ее благополучию, а она и так была в тисках кредиторов. Мы это обнаружили, когда проверяли ее юное в министерство Уайлда.

— У Ясмин действительно были финансовые трудности, но Уайлд никогда не представлял реальной угрозы «Французскому шелку». Ясмин казалось забавным, что все усилия Уайлда против нас были не просто напрасны, но и давали обратный эффект. Мы благодаря его рекламе процветали. Как бы то ни было, даже при наличии мотива Ясмин чисто теоретически не могла совершить убийства. В ту ночь она была в Нью-Йорке.

— Нет, это не так.

— Я ее встречала в аэропорту на следующее утро.

— А я перепроверил регистрацию авиапассажиров на всех линиях, Клэр. Еще несколько недель назад. Ясмин не было среди пассажиров того утреннего рейса из Нью-Йорка. Она прилетела накануне вечером, то есть на двенадцать часов раньше.

Клэр недоверчиво взглянула на него:

— Почему вы мне об этом не говорили до сих пор?

— Мне казалось, не было смысла выдавать тайну Ясмин. Я так понял, что она приехала раньше, чтобы встретиться с любовником, и не хотела, чтобы вы узнали, поскольку вы этот роман не одобряли. Это был сугубо личный момент, и я не хотел вмешиваться в ваши взаимоотношения. Но сейчас ее обман выглядит совсем иначе.

Кассиди присел на угол стопа и пристально посмотрел на нее.

— Клэр, вы знали, что Ясмин была в Нью-Орлеане в ту ночь?

— Нет — Она брала вашу машину?

— Нет. Мы увиделись с ней лишь на следующее утро.

— Вы знали, что у нее есть оружие? Клэр заколебалась. Кассиди чувствовал, что она борется с соблазном солгать, и испытал облегчение, когда она ответила:

— Да. Я знала, что у нее есть револьвер. Сколько я помню, он всегда у нее был. Я не раз просила ее избавиться от него.

— Почему вы мне раньше об этом не говорили?

— Потому что… Ясмин сказала, что куда-то задевала его.

— Вы имеете в виду, что она его потеряла?

— На какое-то время да. Но потом он опять у нее появился.

— То есть был утерян, а потом неожиданно нашелся? Клэр кивнула.

— Ясмин приходилось отправлять его вместе с багажом, когда она летела самолетом, чтобы служба безопасности не могла конфисковать его. И она сказала, что, очевидно, невнимательно осмотрела чемодан, в котором прятала револьвер.

— И вы опять-таки скрыли это от меня?

— Вещи, бывает, теряются, — раздраженно сказала Клэр.

— Мы говорим не просто о вещах, Клэр, а о смертоносном оружии. Итак, я повторяю свой вопрос: почему вы не сказали мне ничего о револьвере Ясмин?

— Потому что не думала, что это так важно.

— Опять лжете, черт возьми.

— Хорошо! — взорвалась она. — Я боялась, что вы тут же свяжете эту чертову пушку с убийством Джексона Уайлда.

— Но она действительно связана с этим убийством.

— Ясмин не убивала Джексона Уайлда.

— Кто-нибудь другой мог.

— Но не Ясмин.

— У кого еще был доступ к оружию?

— Ни у кого, насколько мне известно.

— Вы могли взять.

— Я ни разу не стреляла из пистолета. Даже не знаю, как это делается. Я вам уже не раз говорила об этом.

— Все это могло быть очередной порцией лжи.

— Я не лгу.

— Как Ясмин объяснила пропажу?

— Она сама не знала, как это могло случиться.

— А где она его потеряла?

— Я думаю, в багаже. Точно не знаю.

— И надолго он исчез?

— На две или три недели. Я не могу сказать с уверенностью.

— А как же он нашелся?

— Ясмин сказала, что вдруг обнаружила его в своей сумке.

— Клэр…

— Я не знаю!

Внезапно раздался стук в дверь, и в кабинет заглянул молодой человек.

— Мистер Кассиди? — Уловив напряженность происходящего, он застенчиво посмотрел на Клэр, потом вновь перевел взгляд на помощника прокурора. — Мистер Краудер хочет вас видеть.

— Я свяжусь с ним позже.

Несмотря на явное раздражение, сквозившее в голосе Кассиди, стажер не сдавался.

— Извините меня, сэр, но Краудер сказал, что вы нужны именно сейчас. Если я не приведу вас, мне достанется. К нему там кто-то пришел, и ваше присутствие обязательно.

Глава 27

Кассиди, бормоча проклятия, потянулся за пиджаком. Одеваясь, он сказал:

— Если Ясмин была в ту ночь в номере Уайлда, она и занесла туда волокна с вашего автомобильного коврика.

— В сотый раз уже говорю вам, что я не видела в ту ночь Ясмин. И машину вела я сама. — Клэр сидела с поникшей головой, избегая смотреть на Кассиди, но голос ее был твердым. — Я встретилась с Ясмин лишь на следующее утро, когда приехала за ней в аэропорт. Если она и была в Нью-Орлеане, то, значит, скрывала это от меня. В любом случае воспользоваться моей машиной она не могла.

— Я постараюсь вернуться от Краудера как можно скорее. Никуда не уходите отсюда. — Он вышел, закрыв за собой дверь. По дороге к лифту он наткнулся на Говарда Гленна.

— Эй, Кассиди, я как раз собирался зайти к тебе.

— Что-нибудь новенькое?

— Кое-что очень занятное всплывает в этих списках вкладчиков.

— Спасибо. — Кассиди взял списки, которые протягивал ему Гленн, сложил их пополам и сунул в нагрудный карман. — Займусь ими, как только смогу. Сейчас я должен быть у Краудера. — С этими словами Кассиди вошел в лифт.

Из лифта он, не замедляя шага, устремился к кабинету Краудера и мгновение спустя уже стоял у стола шефа.

— Ради всего святого, Тони, что может быть настолько важным, что не терпит отлагательств? Я допрашивал Клэр Лоран. Она защищает Ясмин, но чем больше я из нее вытягиваю, тем более очевидным для меня становится, что именно Ясмин и убила Уайлда.

— Вот об этом-то мы и хотели поговорить с тобой. Кассиди, вспомнив, что стажер упоминал о каком-то посетителе, проследил за взглядом Краудера. В противоположном углу в уютном кожаном кресле с самодовольным видом расположился Алистер Петри.

Кассиди никогда не испытывал к Петри симпатии — ни как к человеку, ни как к политику. Кассиди считал Петри чванливым занудой, который чужими заслугами и деньгами приобрел себе место в конгрессе. А поскольку Кассиди к тому же оторвали сейчас от важной работы, он не стал скрывать своего презрительного отношения к Петри.

— Привет, конгрессмен.

— Мистер Кассиди, — холодно ответил тот на столь фамильярное приветствие.

— Присаживайся, Кассиди, — сказал Краудер, резким жестом указывая ему на стул.

Нервы у Кассиди были на пределе. Что-то должно было произойти, если интуиция его не подводила. Тони Краудер избегал его прямого взгляда. Это уже было тревожным сигналом.

— Я позволю конгрессмену Петри самому объяснить, почему он попросил нас об этой встрече. — Тони неловко закашлялся. — Когда ты выслушаешь все, тебе станет понятно, насколько это важно и срочно. Итак, сэр?

Петри начал со следующего:

— Меня крайне удивили заголовки сегодняшних утренних газет, мистер Кассиди.

— Да, новости ошеломляющие. Только слепой мог не заметить идентичности пули, которой была убита Ясмин, и тех, что мы извлекли из тела Джексона Уайлда.

— Это ошибка.

— Ошибки нет.

— Тем не менее ваше расследование на предмет возможной связи между самоубийством Ясмин и убийством Джексона Уайлда следует прекратить. Немедленно.

Он произнес это с такой педантичностью и откровенной наглостью, что Кассиди захотелось расхохотаться. Взглянув на Тони Краудера, он, однако, не заметил и тени улыбки на лице шефа. Наоборот, оно хранило выражение суровое и непроницаемое.

— Что происходит, черт возьми? — Кассиди вновь перевел взгляд на Петри. — С какой стати вы указываете мне?

— Ясмин не убивала Джексона Уайлда.

— Откуда вам это известно?

— Она была со мной в ту ночь. До утра.

Воцарилось молчание. Кассиди опять посмотрел на Тони — его тяжелый пристальный взгляд словно требовал разъяснений. Окружной прокурор прокашлялся; он явно ощущал неловкость от происходящего. Краудер с горечью сознавал, что теряет уважение Кассиди. Ведь он в отцы годился этому Петри, а распинался перед таким ничтожеством, словно тот был наследным принцем.

— Сегодня утром ко мне пришел мистер Петри и добровольно признался, что у него… э-э… что они с Ясмин состояли в определенных отношениях.

— Ну и признание, — саркастически заметил Кассиди. — Мне об этом уже давно известно.

— Полагаю, тебе рассказала обо всем мисс Лоран, — сказал Краудер.

— Да.

— Тогда ты можешь представить, в какое неловкое положение поставит твое расследование конгрессмена Петри и его семью.

— Ему следовало об этом подумать самому, прежде чем шляться на сторону. Петри рассвирепел:

— Переполох, который вызовет ваше следствие, будет совершенно напрасным, мистер Кассиди, поскольку, как я уже сказал, Ясмин была со мной, то есть у нее алиби.

Кассиди посмотрел на него с упреком.

— И вы, по всей видимости, не испытываете никакого чувства вины за ее самоубийство? Она размазала свои мозги по вашим стенам, и все из-за того, что вы оказались ничтожным лгунишкой. И что же вас заставило так низко пасть? Чувства притупились? Или испугались предстоящих выборов? А может, побоялись, что белые избиратели неодобрительно отнесутся к вашей темнокожей любовнице?

— Кассиди! — Тони стукнул кулаком по столу. Кассиди резко встал со стула и обрушил свой гнев теперь уже на Краудера:

— Это первая реальная улика, которую мы обнаружили с начала следствия. Неужели ты и впрямь думаешь, что я откажусь от нее лишь потому, что она может вывести нас на любовную связь нашего выдающегося конгрессмена?

От беспечного равнодушия Петри не осталось и следа. Красный от злости и негодования, он тоже вскочил на ноги:

— Ясмин не была моей любовницей. Она была очень привязана ко мне, но эта страсть была односторонней. Я бы сказал, роковой для нее страстью.

— Лжете. У вас было взаимное чувство, пока вы не отвернулись от нее.

— Она была крайне навязчивой особой.

— Что за чушь.

— Она употребляла наркотики…

— Вскрытие, проведенное доктором Дюпюи, доказывает, что единственным лекарством, присутствовавшим в ее организме, был аспирин.

— Ясмин к тому же явно не была согласна с моей позицией по…

— О, готов спорить, что вы достигали согласия по всем позициям. Какую вы предпочитали? Сверху или снизу?

— Кассиди, я не потерплю этого! — взорвался Краудер, тоже вскакивая со своего кресла. — Я не позволю оскорблять в моем кабинете господина конгрессмена. Он пришел сюда с чистосердечным признанием, которое я склонен расценить как большое личное мужество.

— Я не могу поверить, Тони! — воскликнул Кассиди. — Ты что же, собираешься спрятать это под сукно, притворившись, что результатов баллистической экспертизы попросту не существует?

— Нам обоим хорошо известно, что эти результаты неубедительны. Кроме того, конгрессмен говорит разумные вещи. Выслушай его.

— Но почему. Тони? — Кассиди готов был взорваться от гнева.

— Он убедил меня, что у Ясмин не было мотива для убийства Уайлда.

Кассиди повернулся и уставился своим тяжелым взглядом на Петри.

— Что ж, вам слово. Валяйте.

Петри одернул полу пиджака и приосанился.

— Ясмин воспринимала Джексона Уайлда как шутку, — сказал он. — И, хотя тот и называл «Французский шелк» порноизданием, она всерьез не реагировала на это. Для нее он оставался комической фигурой. Вот и все. Она даже поддразнивала меня за то, что я принимал его как почетного гостя нашего города.

— О да, вы большой специалист по части лизать задницы.

— Кассиди, замолчи!

Но он не обратил внимания на окрик Краудера и пошел в атаку на Петри:

— Вы чувствовали себя как дома, сидя на его подиуме. Вы такой же говнюк, как и он. По-моему, Уайлд был воплощенным Алистером Петри в рясе. Как и вы, он был самодовольным, эгоистинным человеком, чьим единственным талантом было дурить людей.

Петри побагровел, но голос его сохранял спокойствие.

— Вы можете сколько угодно оскорблять меня. Но факт остается фактом. Ясмин была со мной в ту ночь, когда был убит Джексон Уайлд.

— Где вы были?

— В «Даблтри».

— Вы провели всю ночь в «Даблтри», и ваше отсутствие не вызвало никаких подозрений миссис Петри?

— Я часто остаюсь на ночь в городе, если допоздна засиживаюсь на работе, а рано утром уже назначена очередная деловая встреча. Ночуя в отеле, я экономлю время, и это дает мне возможность хоть немного выспаться.

— Да, и еще возможность обмануть жену.

— Я пытаюсь говорить с вами начистоту, — со злостью воскликнул Петри. — Я же признаю, что был с Ясмин в «Даблгри»!

— Я проверю это.

— Не сомневаюсь.

— А как вы объясните, что из ее револьвера был убит Джексон Уайлд, если не она нажала на курок?

— Может быть, я попробую пролить свет и на это.

— Будьте так любезны.

После столь саркастического замечания Петри решил обращаться непосредственно к Краудеру:

— Ясмин при мне нашла свой исчезнувший револьвер.

— Нашла?

— Да. Она была очень удивлена, обнаружив его на дне сумки, с которой пришла. Она сказала, что уже считала его утерянным, — может, потеряла где-то в дороге между Нью-Орлеаном и Нью-Йорком.

Кассиди мысленно выругался Все это в точности совпадало с показаниями Клэр и рушило его версию ко всем чертям. Тем не менее он не оставлял своего задиристого тона.

— Я вам предлагаю опросить всех, у кого мог быть доступ к сумке Ясмин, — сказал Петри. — И прекратить тратить время на расследование ее похождений в ту ночь.

— Что вам, безусловно, будет только на руку, не так ли? Спокойно отреагировав на колкость Кассиди, Петри потянулся к своему портфелю.

— Расследование преступления и подготовку обвинении я оставляю вам, мистер Кассиди. — Он слегка улыбнулся — По сути дела, я избавил вас не только от лишних трудов, но и от публичного позора.

— На самом-то деле печетесь вы о себе, — с ядовитой усмешкой произнес Кассиди. — Вы признались нам в том, что были любовником Ясмин, только затем, чтобы не распространяться об этом перед своими избирателями. И вновь Петри парировал с легкой улыбкой:

— Будет лучше, если вы все-таки последуете совету своего наставника, мистера Краудера. Ваша амбициозность делает вам честь, мистер Кассиди. Но если вы хотите занять это кресло, — кивнул он в сторону стола Краудера, — советую изучить правила игры.

— Я не копаюсь в дерьме политики, если вы это имеете в виду.

— Политика присутствует во всем, мистер Кассиди. И дерьма тоже везде хватает. Так что если вы собираетесь трудиться на государственном поприще, привыкайте разгребать этот мусор.

— Браво, экспромт хорош, Петри, но звучит так, словно заранее отрепетирован. Это для вас жена написала?

С Петри мгновенно слетела спесь. Брызгая слюной, он прошипел:

— В сегодняшнем вечернем номере «Тайме пикайюн» я рассчитываю прочитать следующее: «Специалист, проводивший баллистическую экспертизу, допустил серьезную ошибку; обвинения помощника окружного прокурора Кассиди, выдвинутые против Ясмин, необоснованны; прокуратура снимает свои прежние заявления в связи с возможной причастностью Ясмин к убийству Уайлда; расследование направлено в другое русло». Пусть ее самоубийство останется необъяснимым поступком неуравновешенной женщины, которая в силу причин, известных лишь ей одной, покончила с жизнью на пороге моего дома, вероятно, рассчитывая тем самым на какой-то радикальный политический жест.

— Вы уже полностью отмыли стены от ее мозгов?

— Кассиди!

— Или просто сменили обои?

— Кассиди!

Замечания Краудера вновь не возымели действия.

— Неужели можно так быстро от всего отмыться, Петри? Немного воды, порошка, и все — она улетучилась! Неужели ее жизнь так мало значила для вас?

Выпалив свои оскорбления, Кассиди надеялся сокрушить стену, за которой в силу своего общественного положения укрывался настоящий Петри. Он хотел сразиться с ним как мужчина с мужчиной, на поле равных возможностей. Он хотел видеть Петри разозленным, перепуганным, расстроенным. И в конце концов получил то, что хотел — Ясмин ни черта не стоила тех испытаний, на которые обрекла меня своей смертью, — ухмыльнулся Петри. — Она была всего лишь шлюхой, но самой стоящей из всех, кого я знал. Жаль, вам не повезло, что вас потянуло на холодную Клэр Лоран, а не на Ясмин.

Кассили бросился на него и одним ударом отшвырнул конгрессмена обратно в кожаное кресло. Сжав пальцами его горло, придавив коленом бедро, он прорычал:

— Если Ясмин была шлюхой, кем же тогда был ты, ублюдок? — Он еще сильнее сдавил ему горло и всадил коленом в пах. Петри пронзительно взвизгнул. Кассиди с наслаждением отметил ужас в его глазах.

Но радовался он недолго. Краудер хотя и был на тридцать лет старше, но весил на сорок фунтов больше и был здоров как бык. Его руки, словно мешки с мокрым цементом, опустились на плечи Кассиди; нога, на которую тот опирался, подкосилась. Краудер оттащил Кассиди от конгрессмена, который, обхватив горло, тяжело заглатывал воздух, лишь повторяя: «Он сумасшедший».

— Прошу прощения за крутой нрав моего заместителя, — сказал Краудер. Одной рукой он все еще придерживал Кассиди и многозначительно посматривал на него.

Петри, собрав остатки достоинства, поправил пиджак и пригладил ладонью волосы.

— Я намерен возбудить дело об оскорблении чести и достоинства. Мой адвокат даст вам знать.

— Нет уж, — резко оборвал его Краудер. — Это у вас не пройдет, если только вы не хотите сделать достоянием гласности содержание нашего сегодняшнего разговора. Пока он остается конфиденциальным. Как только вы начнете судебную тяжбу о том, что здесь произошло, тут же все станет известно прессе.

Петри вскочил как ужаленный. Скрытая угроза Краудера возымела действие. Не проронив больше ни слова, конгрессмен удалился.

После его ухода в кабинете на некоторое время воцарилась напряженная тишина. Наконец Кассиди со злостью отшвырнул руку Краудера, которой тот все еще придерживал его.

— Знаю, о чем ты думаешь, — сказал Краудер.

— Слава богу, дошло наконец. — Кассиди был взбешен. Взбешен поведением человека, которого уважал и которым восхищался. Он был зол и уязвлен одновременно. Словно обманутый ребенок, уличивший в слабости своего кумира. — Зачем ты это сделал. Тони?

Краудер вернулся к своему столу и тяжело опустился в кресло.

— Я в должниках у Петри. Во время последних выборов он здорово поддержал меня. Конечно, он гнусный сопляк, сукин сын Но, к сожалению, за ним стоят серьезные силы и деньги.

Переизбрание на новый срок ему гарантировано. А мне на следующий год предстоит уход на пенсию. И я не хочу, чтобы Петри давил на меня все это время. Я хочу уйти спокойно, не замаранным дерьмом политики.

Он поднял взгляд на Кассиди, словно взывая к пониманию. Тот молча отошел к окну. На улице, окруженный прессой, Петри уже делал заявление, позируя перед камерами и микрофонами. Кассиди не мог слышать, о чем говорил конгрессмен, но можно было не сомневаться в том, что его сладкая ложь непременно будет передана в пятичасовых «Новостях» Самое печальное было то, что доверчивая публика поверит ему, поверит красивому лицу и искренней улыбке.

— Может быть, раньше, когда я был так же молод и горяч, я бы и взял его за яйца, — сказал Краудер. — Я бы уж вдолбил ему, что уголовное расследование — не предмет торга. Что нарушением закона справедливости не добьешься. И что лизоблюдством в этих стенах не занимаются. Не сомневайся, я бы сказал ему все это и сегодня, если бы у меня был надежный тыл и неоспоримые улики. Но, по сути дела, прав оказался он. Если он по собственному желанию приходит к нам и признается, что у него была любовница, нам ничего не остается, как поверить и его заявлению о том, что она провела ту ночь с ним.

Кассиди по-прежнему стоял, уставившись в окно, с интересом наблюдая разыгрывавшуюся внизу пантомиму. Уайлдовские головорезы с энтузиазмом приветствовали Петри, который уже покидал импровизированный митинг. Охрана проводила его к автомобилю, и в сопровождении полицейского эскорта конгрессмен умчался.

— Проклятье, — пробормотал Кассиди, отворачиваясь от окна. — Иногда кажется, что все это мне приснилось — тело Уайлда с тремя пулевыми ранами, кровь. Он ведь был убит, правда?

— Да, был.

— Тогда, значит, кто-то убил его, черт возьми.

— Но не Ясмин. Я уже посылал сегодня сотрудницу полиции в «Даблтри» проверить рассказанное Петри. Как раз перед твоим приходом она мне позвонила. Петри был зарегистрирован в ту ночь в отеле. Ей даже удалось побеседовать с четырьмя служащими, которые помнят, что видели его тогда. Это швейцар, портье…

— Ладно, ладно. А что Ясмин?

— Никто не может подтвердить, что видел ее. Но если у них было назначено свидание, она, вполне естественно, постаралась пройти незамеченной. Если войти в отель через боковую дверь, можно подняться на лифте, минуя вестибюль.

Кассиди засунул руки в карманы брюк.

— Итак, возвращаемся опять к нулю.

— Не совсем, — тихо сказал Краудер.

— Что ты имеешь в виду?

— Это же так чертовски просто, Кассиди. И с самого начала так было. Вот мы сейчас с тобой беседуем, а убийца тем временем сидит в твоем кабинете.

— Клэр не убивала.

Краудер поскоблил крышку стола указательным пальцем.

— У нее так же, как и у Ясмин, был мотив для убийства, причем более весомый. У нее была и возможность это сделать — она ведь не может вразумительно объяснить, как провела ту ночь. У нас на пленке записан ее голос, когда она просит своего приятеля из «Фэрмона» дать ложные показания. Волокна, найденные на месте преступления, явно с коврика ее автомобиля. У нее был доступ к револьверу Ясмин и возможность положить его обратно после того, как он перестал быть нужным. Господи, ну что еще тебе нужно, парень?

— Она не убивала, — сурово сказал Кассиди.

— Ты так уверен в ее невиновности?

— Да.

— Настолько, что готов рисковать своей карьерой? В дверях показалась голова секретарши Краудера.

— Прошу прощения, но госпожа настаивает… Оттолкнув секретаршу, в кабинет ворвалась Ариэль Уайлд. Ее светлые волосы волнами ниспадали на плечи. Одета она была в белый костюм, очень похожий на платье, в котором выступала в телешоу.

— О, миссис Уайлд, как мило с вашей стороны заглянуть сюда к нам, — колко заметил Кассиди. — Вы знакомы с окружным прокурором Энтони Краудером? Счастлив представить вас друг другу: мистер Краудер, миссис Ариэль Уайлд.

Она бросила на Кассиди холодный взгляд своих голубых глаз.

— Да осудит вас бог. Вы устроили посмешище из убийства моего мужа.

Кассиди в недоумении взметнул брови:

— Посмешище? И это говорите вы? А не посмешищем ли выглядел ваш брак с преподобным Уайлдом на фоне романа с пасынком?

— У меня больше нет пасынка. Под вашим влиянием он превратился в Иуду. Бог и его накажет.

— А как бог наказывает лжецов, миссис Уайлд? Ведь вы лгали мне, не так ли? В ту ночь, когда был убит ваш муж, вы около полуночи покидали комнату Джоша, наведываясь к себе.

— Кассиди, куда ты клонишь? — вмешался Краудер.

— Несколько дней назад я выяснил, что Джош на время пребывания в Нью-Орлеане брал напрокат «Крайслер Барон» с откидывающимся верхом. Совпадение — но он в точности соответствует марке автомобиля Клэр Лоран, и даже ковровое покрытие у них одинаковое.

— Я пришла сказать вам…

Кассиди не дал Ариэль возможности продолжить:

— Вы разъезжали по городу в арендованной машине Джоша. И, конечно же, могли наследить волокнами с автомобильного коврика в спальне вашего мужа, когда пришли убить его.

— Я могла наследить там когда угодно! — закричала она. — Вместо того чтобы искать убийцу моего мужа, вы продолжаете изводить меня и моего неродившегося ребенка.

Словно по команде, в открытую дверь кабинета, мимо застывшей в изумлении секретарши, ворвались два репортера и оператор с видеокамерой. Ариэль обхватила руками живот.

— Если я потеряю ребенка, вы будете виноваты, мистер Кассиди. Из того, что преподносят в газетах, выходит так, будто смерть моего мужа связана с этим непристойным каталогом и шлюхой, которая в нем позировала!

— Ясмин не была шлюхой.

Это спокойное заявление исходило от Клэр, которая неожиданно появилась в дверях. Кассиди вновь взорвался негодованием:

— Я же просил вас оставаться в моем кабинете.

— Шлюха! — закричала Ариэль, показывая пальцем на Клэр.

— Попрошу всех немедленно освободить кабинет! — взревел Краудер. — Кто впустил сюда прессу? — Видеокамера нацелилась на злое, раскрасневшееся лицо окружного прокурора.

Ариэль не отступала от Клэр. Глаза ее сузились в злобные щелочки.

— Наконец-то мы встретились лицом к лицу.

— Я старательно избегала этой встречи.

— «Возмездие за грех — смерть», — прошипела Ариэль библейскую заповедь.

— Совершенно верно, — ответила Клэр. — Вот почему ваш муж должен был умереть. — Она повернулась и посмотрела прямо в глаза Кассиди. — Вот почему я должна была убить его.

Глава 28

С этого мгновения все завертелось с такой быстротой, что позднее Клэр уже не могла восстановить точную последовательность событий.

Ариэль Уайлд упала на колени, вознесла сомкнутые руки к небу и начала во всеуслышание благодарить Господа за то, что он все-таки обрушил меч правосудия на виновного, Краудер все призывал охрану очистить его кабинет от посторонних.

Репортеры молниеносно нацелили на Клэр микрофоны и обрушили на нее первый залп вопросов.

Секретарша, стоявшая за спиной Клэр, взвизгнула: «О Боже!», увидев, как толпа уайлдовских приспешников, словно лавина, катится к кабинету. Череда событий, которые последовали за признанием Клэр, прошла перед ней как в тумане. Ясно она вспоминала потом только одно: глаза Кассиди, то, что она в них увидела, — неверие. Раскаяние. Чувство вины. Изумление. Разочарование. Боль. И вместе с тем взгляд его был прямой, пронзительный и тяжелый.

Раскаяние. Чувство вины. Изумление. Разочарование. Боль. И все же этот калейдоскоп чувств не отразился в его взгляде — прямом, пронзительном, тяжелом.

Пауза нарушилась, когда внезапно кто-то толкнул Клэр в спину, и она, чтобы удержаться на ногах, вынуждена была ухватиться за дверной косяк. Толпа, пока никем не сдерживаемая, начала напирать сзади.

Ариэль закончила читать молитву и вскочила на ноги.

— Она убила моего мужа, одного из самых выдающихся духовных лидеров нашего столетия! — Ариэль ткнула пальцем в Клэр.

Оператор из кожи лез, стараясь запечатлеть все до мельчайших подробностей. Репортеры продолжали выкрикивать в лицо Клэр вопросы. Толпа вломилась в приемную, сминая сопротивление служащих секретариата Краудера.

Имя Клэр повторяли со все возрастающей ненавистью. Еще мгновение — и Клэр линчуют — Это все она! — раздался крик.

— Да будет проклята и она, и ее «Французский шелк»! Агрессивность толпы нарастала. Крики становились громче, эпитеты — все более злобными. Краудер приказал репортерам убраться, согнал с кресла оператора. Видеокамера соскользнула с его плеча и рухнула на пол, что вызвало поток его гневной брани в адрес Краудера.

Поскольку видеокамера вышла из строя и опасности уже не представляла, Краудер отвлекся и от ее владельца, переключив свое внимание на Ариэль Уайлд:

— Уберите отсюда свое стадо!

— «Отмщение, и аз воздам», — кричала она; глаза ее горели фанатичным огнем.

Кассиди, чувствуя опасность, исходящую от этого неуправляемого сборища, кинулся к Клэр и схватил ее за руку.

— Если так пойдет и дальше, они разорвут ее на части! — громко крикнул он Краудеру, стараясь, чтобы тот его услышал. — Я уведу ее отсюда.

— Куда ты? Кассиди!

Это было последнее, что слышала Клэр, поскольку Кассиди, схватив ее за плечи, развернул и начал пробиваться вместе с ней сквозь толпу.

— Очистить помещение! Убрать всех отсюда! Секретари и клерки, повинуясь начальственным окрикам Кассиди, начали предпринимать попытки рассеять толпу, пытаясь действовать вежливыми уговорами, к которым никто и не думал прислушиваться. Наконец появились охранники в форме, которые тут же ввязались в схватку, выкрикивая приказы и угрожая немедленным арестом, что, впрочем, тоже не возымело никакого действия.

До Клэр дошло, что Кассиди пытается вывести ее через запасную лестницу. Но, когда они подошли к дверям с табличкой «Выход», дорогу им преградил плотный детина в спортивной майке с крупными буквами: «Бог — моя любовь».

— За то, что ты совершила, сестра, гореть тебе в аду, — с ухмылкой обратился он к Клэр.

— Прочь с дороги, иначе будешь там гораздо быстрее, чем она, — пригрозил Кассиди.

Детина озлобился и, выбросив руку, схватил Клэр за волосы. Клэр закричала от боли и инстинктивно обхватила голову руками.

Кассиди тоже действовал, повинуясь инстинкту. Он с силой ударил детину в живот и, когда тот согнулся, нанес сокрушительный удар под подбородок, отбросив верзилу к стене.

Поблизости закричали. Кассиди распахнул дверь и выпихнул Клэр на лестничную площадку.

Схватив за шиворот охранника, он загородил им, как щитом, выход на лестницу:

— Прикрой меня, пока я выведу ее из здания. Не пускай никого! — крикнул Кассиди, закрывая за собой дверь. Охранник, до которого до сих пор так и не дошло, что же происходит, тупо кивнул.

Кассиди, крепко сжимая руку Клэр, бросился вниз по лестнице.

— Ну как вы?

Клэр вдруг осознала, что от страха не может вымолвить ни слова. Как и ошарашенный охранник, она лишь молча кивнула.

Лестница служила пожарным выходом и вела прямо на улицу, так что им удалось миновать запруженный вестибюль здания, где столпились уайлдовские демонстранты.

Очутившись на улице, Кассиди, не выпуская руки Клэр, помчался через задний двор к стоянке автомобилей.

— Проклятье! — Он вдруг резко остановился. — Ключи от машины остались на моем столе.

Времени на раздумья не оставалось, и он огляделся в поисках подходящего предмета, намереваясь разбить стекло автомобиля. Спустя несколько секунд он уже нес в руках кирпич, который раздобыл на стройплощадке неподалеку.

— Отвернитесь.

Сильным ударом кирпича он выбил стекло, просунул руку в салон автомобиля и открыл дверцу, затем быстро пропихнул Клэр на пассажирское сиденье. Изнутри она открыла водительскую дверцу, и Кассиди сел за руль.

— И как вы собираетесь ее завести?

— Как это делают все воры.

Пока Клэр счищала с сиденья осколки стекла, Кассиди уже завел двигатель. Минуту спустя они были вне опасности, лавируя по улочкам, окружавшим комплекс административных зданий. Кассиди, не останавливая машину, снял со щитка телефон и бросил трубку Клэр на колени.

— Звоните во «Французский шелк». Скажите, чтобы на сегодня закрыли офис. Пусть все расходятся по домам, да побыстрее.

— Они не осмелятся….

— Вы видели, что творилось в прокуратуре? Одному богу известно, что учинят эти маньяки, когда до них дойдет весть о вашем признании.

Клэр опасалась и за здание, и за его дорогостоящее оборудование, но больше всего волновалась за своих служащих. Она начала набирать номер, неуклюже нащупывая резиновые кнопки телефона.

— Моя мама. Я должна укрыть ее в безопасном месте.

— Я как раз думаю об этом, — коротко сказал Кассиди, рванув на желтый свет.

Клэр уже разговаривала с секретаршей.

— В деле Уайлда наметился новый поворот. — Она скосила взгляд на Кассиди; он тоже посмотрел в ее сторону. — Может так получиться, что оставаться в офисе сегодня будет небезопасно. Отправьте всех по домам. Да, прямо сейчас. Скажите, чтобы не выходили на работу впредь до уведомления, но обязательно подтвердите, что жалованье все получат сполна. Включите охранную сигнализацию. Быстро. А сейчас, пожалуйста, переключите меня на домашний телефон.

Ожидая, пока соединят с квартирой, Клэр обратилась к Кассиди:

— Вам придется завезти меня домой, мне нужно повидаться с мамой.

— Я не могу подвозить вас к дому, Клэр. У Ариэль связь налажена лучше, чем в любой городской службе. Но вы правы: если они начнут штурмовать здание, Мэри Кэтрин будет небезопасно оставаться там.

Одна мысль об этом повергла Клэр в отчаяние.

— Вы должны отвезти меня к ней сейчас же, Кассиди.

— Не могу.

— К черту ваше «не могу»!

— А она не могла бы пойти домой к Гарри?

— Мне необходимо…

— Хватит спорить со мной, черт бы вас побрал! Гарри может отвести ее к себе домой?

Он отвлекся от дороги и взглянул на Клэр. Она хотела было возразить ему, но, подумав, коротко сказала в трубку:

— Алло, Гарри, это я. Слушай меня внимательно. — Высказав свою просьбу, Клэр добавила:

— Я понимаю, что обременяю тебя, но мне важно знать, что мама в безопасности. Не волнуй ее. Нет, я уверена, ты прекрасно со всем справишься. Сейчас очень важно выиграть время. Немедленно уходите. Да, я буду осторожна. Позже я вам позвоню и сообщу, где нахожусь.

Она повесила трубку и какое-то время молчала, уставившись вперед, на дорогу. Кассиди ловко лавировал в потоке машин.

— Вы разве не в полицейский участок собираетесь меня доставить?

— Позже. Пусть сначала разгонят толпу этих безумцев, чтобы я не волновался, что какой-нибудь фанатик вздумает расквитаться с вами.

— Куда же мы едем в таком случае?

— Готов принять любое ваше предложение.

— Вы хотите сказать, что лично у вас нет никаких идей на этот счет?

— Было с десяток. Но я их все отмел. Во «Французский шелк» ехать нельзя. А как только они выяснят, что вас там нет, искать начнут у меня.

— Есть сотни отелей и мотелей.

— Будут проверять регистрацию.

— Даже в загородных? Он покачал головой.

— С разбитым окном в машине слишком легко будет нас обнаружить.

— Тогда отвезите меня обратно. Он усмехнулся.

— И не подумаю. Если у вас непреодолимое желание погибнуть, я вовсе не испытываю ничего подобного.

— Я призналась в убийстве, Кассиди. В тяжком преступлении. Вся полиция штата начнет разыскивать меня. И я, вовсе не хочу усугублять свою вину, пускаясь в бега.

— Пока вы со мной, вы не считаетесь беглянкой. Как только мы приедем на место, я позвоню Краудеру. И, когда страсти улягутся, я отведу вас к шерифу оформить задержание. Хорошо бы все это провернуть, пока не разнюхает пресса. — Он мельком взглянул на Клэр'. — А пока я должен проследить, чтобы вы не попались какому-нибудь ублюдку с Библией в одной руке и обрезом — в другой.

Кассиди не преувеличивал опасность. Клэр прикоснулась к еще зудевшей коже головы и вздрогнула, вспомнив, какой ненавистью горели глаза того человека, рвавшего на ней волосы.

— Есть какие-нибудь идеи? — спросил Кассиди. — К сожалению, у меня нет ни рыбацкого домика, ни шлюпки, ни места, где бы…

— Дом тети Лорель, — внезапно осенило Клэр. — Вот уже несколько лет, как он пустует. Очень немногие знают, что он до сих пор принадлежит мне.

— У вас ключ с собой?

— Нет, но я знаю, где спрятан запасной.

Она нашла ключ под камнем, под третьим кустом камелии в цветнике по левую сторону от крыльца. Этот тайник существовал очень давно, сколько помнила Клэр. Кассиди не рискнул оставить машину на улице перед домом, так что се запарковали на задней аллее.

Войдя в этот старинный дом, они словно перенеслись в прошлое. Хотя в доме и стоял запах нежилого помещения, Клэр уловила в удушливом, затхлом воздухе десятки полузабытых ароматов: розового цвета, пакетики которого хранила тетя Лорель; ароматических шариков из гвоздики; жасминового чая; рождественских свечей.

Кассиди закрыл входную дверь на замок и, взглянув сквозь шторы на окнах, с удовлетворением убедился, что их появление в доме не вызвало любопытства вездесущих соседей. Оторвавшись от окна, он огляделся. Клэр внимательно следила за его реакцией; ей очень хотелось, чтобы он оценил и полюбил этот дом так же, как и она.

— Давно вы здесь не были? — спросил он.

— Со вчерашнего дня. — Он изумленно взглянул на нее. Клэр улыбнулась. — Кажется, что была здесь только вчера.

Пойдемте, я покажу вам внутренний дворик. Это мое любимое место в доме. А потом поднимемся наверх.

— А есть здесь телефон?

— Его отключили, когда мы выезжали отсюда.

— Придется воспользоваться автомобильным.

— Прямо сейчас? — разочарованно спросила она.

— Нет, не сию минуту, но скоро, Клэр.

— Понимаю.

Кассиди проследовал за Клэр через парадную залу, причудливо убранную кухню в так называемую «солнечную» комнату. Окна здесь располагались по трем стенам, и обставлена она была белой плетеной мебелью, обитой цветастым ситцем. Клэр открыла застекленную дверь и ступила на старинную плитку внутреннего дворика.

Лишь вьющаяся глициния да одинокий застенчивый хамелеон продолжали обитать здесь. Основание фонтана треснуло и осыпалось. Бассейн, окружавший обнаженного херувима, был наполнен застоявшейся дождевой водой и мертвой листвой. Кресло-качалка заржавело и, когда Клэр слегка толкнула его, лишь жалобно скрипнуло.

— При виде этого запустения мне становится грустно. Это все равно что смотреть на труп любимого человека. — Клэр еще раз обвела дворик грустным взглядом и вернулась в «солнечную» комнату. На кухне она нашла жестяную банку с остатками чая. — Хотите чашечку?

Не дожидаясь ответа, она нашла чайник и поставила его на плиту. Клэр направлялась в столовую за сервизом, когда Кассиди перехватил ее и притянул к себе.

Этот момент был неизбежен. Клэр знала, что рано или поздно Кассиди задаст ей этот вопрос и она должна будет все ему рассказать. Она старательно оттягивала этот момент, но, видимо, дальше тянуть было невозможно.

— Клэр, — мягко спросил он, пытливо заглядывая ей в глаза, — почему вы убили Джексона Уайлда? Момент настал.

— Джексон Уайлд был моим отцом.

Глава 29

Он был родом из бедного провинциального городка в штате Миссисипи. Единственной достопримечательностью городка была железная дорога. Здесь же размещалась и контора по ее эксплуатации. В большинстве своем местные мужчины были холостяками и жили в гостиницах.

Его мать скрашивала их вечерний досуг.

Будучи единственной проституткой в городе, она без работы не сидела. Маленький Джек был зачат неизвестно кем, да ей это было и неважно. Едва научившись ходить, он обшаривал комнату в поисках завалявшихся сигарет для матери. К восьми годам они с ней уже сражались за полупустые пачки, которые иногда забывали клиенты.

Он ходил в школу только лишь потому, что чиновник из социальной службы строго следил за этим и мог устроить матери нагоняй за плохое воспитание сына, а это тут же бы вылилось в соответствующее наказание и для Джека. В силу своего исключительного упрямства учился он плохо, хотя и был прирожденным лидером. Поскольку ему было совершенно наплевать на все и вся, поскольку в драках он никогда не хныкал и не скулил от боли и дерзко смотрел прямо в глаза противнику, одноклассники его и боялись, и в то же время восхищались им. Он же ловко этим пользовался, так что недостаточное прилежание и рвение к учебе успешно восполнялись его авторитетом негласного вожака.

В тринадцать лет он уже называл мать толстой вонючей шлюхой. Она не оставалась в долгу и однажды наняла одного из своих дружков выбить дурь из непочтительного сынка. На следующий день Джек очнулся у железнодорожных путей, где как раз стоял под парами товарняк. Прижимая руки к сломанным ребрам, он впрыгнул в поезд. Обратно домой Джек не вернулся и больше уже никогда не видел свою мать. Он надеялся, что она умерла и сгорела в аду.

В течение нескольких лет он бродяжничал по южным штатам, время от времени брался за любую работу, скапливая немного денег, которых было достаточно лишь для того, чтобы напиться, взять дешевую проститутку, подраться и опять тронуться в путь.

Однажды ночью товарный состав, в котором он путешествовал, остановился где-то в штате Арканзас. С виду казалось, что это был какой-то тихий провинциальный городишко — как раз то, что нужно молодому дерзкому парню. Но каково же было его разочарование, когда «городишко» оказался лишь огромным шатром, под которым собрались для богослужения члены религиозной секты. Следующий поезд ожидался не ранее утра, и, как назло, зарядил сильный ливень Джек рассудил, что шатер по крайней мере хоть какое-то укрытие, и вместе со всеми потянулся на службу.

Он презирал и это богослужение, и всех, кто с надеждой внимал проповеднику, призывавшему искать счастье и утешение на небесах, но не на земле. Какой обман, думал Джек.

Он резко изменил свое мнение, когда до него дошла тарелка для пожертвований, полная денег. Сделав вид, что тоже кладет туда бумажку, он на самом деле вытащил оттуда десятидолларовую купюру. Но теперь Джек смотрел на самодовольного проповедника, стоявшего на подиуме, с нескрываемым уважением.

Так дождливой ночью в штате Арканзас решилась судьба Джека Коллинза. На часть из украденных десяти долларов он купил Библию и окунулся в ее изучение. Он стал посещать мессы. Слушал и учился. Часами упражнялся, имитируя интонации и жесты проповедников. Когда же он почувствовал, что время пришло, он встал на углу в каком-то захолустном городишке Алабамы и прочитал свою первую проповедь. Его денежный сбор составил один доллар и тридцать семь центов.

Это было начало.

— Здравствуйте. Вы, наверное, меня не помните, — застенчиво произнесла Мэри Кэтрин, перехватив его прямо на углу пресвитерианской церкви. Он только что закончил читать проповедь и пересекал площадь своим стремительным шагом. Вот уже несколько дней наблюдая за ним, Мэри Кэтрин отметила, что он всегда как будто торопится, словно опаздывая куда-то.

Он улыбнулся девушке.

— Конечно же, я вас помню.

— На днях вы молились во спасение моей души.

— И вы после этого еще два раза приходили сюда. Уже без подруг.

Она действительно приходила, но старалась спрятаться за чьи-то спины, боясь, что он ее увидит И он, казалось, не замечал ее. Но, как выяснилось, напрасно она так думала.

Мэри Кэтрин зарделась от смущения.

— Не хочу беспокоить вас.

— Никакого беспокойства, сестра. Что тебя тревожит?

— Вы говорили, что всевышний нуждается в помощи и поддержке.

— Да. И что?

— Я принесла вот это — Она сунула ему в руку десятидолларовую бумажку.

Он какое-то мгновение стоял, уставившись на деньги, потом поднял на нее взгляд и взволнованно произнес — Господь да благословит тебя, сестра.

— Это поможет?

— Даже больше, чем ты думаешь — Он прокашлялся. — Слушай, я голоден, как зверь. Хочешь гамбургер?

Раньше Мэри Кэтрин назначала свидания по телефону, получив родительское разрешение. Сейчас она испытала восхитительное удовольствие от того, что ее пригласили втайне от всех, даже от Элис и Лисбет.

— Было бы здорово. Ухмыльнувшись, он взял ее за руку.

— Если мы собираемся стать друзьями, мне надо знать, как тебя зовут.

С началом летних каникул Мэри Кэтрин стало гораздо проще убегать из дома, чтобы встретиться с Джеком Коллинзом, который по-прежнему каждый день выступал с проповедями на улицах Французского квартала. Они ужинали в дешевых забегаловках, и чаще всего расплачивалась Мэри Кэтрин. Ее это совершенно не волновало. Джек был самым удивительным человеком, которого она когда-либо встречала. И, естественно, люди тянулись к нему — от убогих проституток до самых хитрых и ловких мошенников, «работавших» на улицах квартала. Джек забавлял ее анекдотами, рассказами о своих приключениях за семь лет странствий, когда он, бродя по городам, проповедовал божью любовь и милость к падшим и грешникам.

— Очень нужен кто-нибудь, кто умеет петь, — однажды вечером сказал он ей. — У тебя есть музыкальные способности, Мэри Кэтрин?

— Нет, боюсь, что нет, — с грустью ответила она.

Как было бы великолепно присоединиться к Джеку и путешествовать вместе! Его проповеди были совсем не похожи на привычные молитвы. И хотя в проповедях Джека была заложена та же идея искупления Христом людских грехов, Мэри Кэтрин сомневалась, что ее родители одобрительно отнесутся к его вульгарным манерам и фанатизму, с которым он проповедовал. Поэтому их свидания оставались в глубокой тайне, которую она поверяла лишь своему дневнику.

Летняя жара все усиливалась, и все более теплой становилась их дружба. Однажды вечером Джек предложил накупить китайской пищи и отправиться ужинать к нему домой. Мэри Кэтрин мучительно переживала это приглашение. Пойти одной в дом к молодому человеку означало крайнюю распущенность. Но, увидев, как болезненно Джек реагирует на ее колебания, она согласилась.

Вид убогого, кишащего тараканами дома, где жил Джек, шокировал Мэри Кэтрин. Даже «цветные» рабочие, которых нанимал се отец для уборки двора, и те жили в лучших условиях. Увидев нищенскую лачугу Джека, Мэри Кэтрин поняла, насколько он беден, как бескорыстно предан идее, которой служит, и какой материалисткой воспитана она. От стыда и жалости она заплакала. Когда же она объяснила причину своих слез, он притянул ее к себе и обнял:

— Ну же, милая. Не плачь обо мне. Иисус тоже был беден.

От этого она заплакала еще горше. Он лишь сильнее прижал ее к себе. И вот уже его руки заскользили по ее хрупкой спине, а губы — по волосам, шепча о том, как нужна она ему, как мила она и прекрасна, как великодушна в своих пожертвованиях.

Наконец их губы встретились. Когда он поцеловал ее, она жалобно застонала. Это не был первый поцелуй в ее жизни. Но впервые она почувствовала прикосновение языка мужчины.

Смущенная и испуганная, она вырвалась из его объятий и кинулась к двери. Он догнал ее, вновь обнимал и гладил по волосам.

— Такого со мной никогда не было, Мэри Кэтрин, — сказал он тихим голосом. — Когда я целовал тебя, я чувствовал, как Святой Дух вселяется в наши души. А ты?

Она тоже чувствовала в тот момент какое-то внутреннее волнение, но никак не могла предположить, что это и есть Святой Дух.

— Я должна идти, Джек. Родители начнут волноваться. Она уже спустилась по темной шаткой лестнице, когда он окликнул ее, стоя в дверях своей комнаты:

— Мэри Кэтрин, я думаю, господь хочет, чтобы мы были вместе.

В последующие несколько дней она без устали заносила в свой дневник мучившие ее вопросы, на которые она не знала ответов. И речи не могло быть о том, чтобы поделиться своими чувствами с родителями. Интуитивно она знала, что стоит им один раз увидеть Джека в его дешевом безвкусном костюме с потертыми манжетами и засаленным воротником, как они тут же с презрением отвернутся от него.

Рассказать обо всем подругам тоже было опасно — ведь они могли поделиться ее секретом со своими родителями, а те в свою очередь не преминут предостеречь и родителей Мэри Кэтрин. Оставалась еще тетушка Лорель — она всегда отличалась пониманием и добрым сердцем, но, подумав, Мэри Кэтрин решила не рисковать. Тетя Лорель тоже могла посчитать своим долгом рассказать родителям о новом увлечении их дочери.

Мэри Кэтрин столкнулась с вполне взрослой проблемой, первой в своей жизни, и решать ее следовало тоже по-взрослому. Она уже не была ребенком. Джек ведь говорил с ней как со взрослой. Он относился к ней как к женщине.

Но в этом-то и был весь ужас. Мэри Кэтрин пугало такое отношение. От монахинь-наставниц в школе она узнала о сексе все: поцелуй ведет к объятиям, объятия ведут к сексу. А секс — это грех.

Но ведь, мысленно спорила она с самой собой, Джек говорил, что почувствовал, как вселяется в него Святой Дух, когда они поцеловались. А монахини — они ведь никогда не испытывали плотских наслаждений, так как же они могли осуждать их, не зная, что это такое? Может быть, легкое головокружение, дрожь и желание, которые испытываешь при поцелуе, вовсе не плотские ощущения, а лишь духовные? Когда язык Джека коснулся ее языка, она почувствовала необычайное волнение. Какое же еще более сильное чувство можно испытать?

Прошло несколько дней после их первого поцелуя, и вот она уже ждала Джека в его квартире. На грубо сколоченном, шатком столе она накрыла скромный ужин. Зажгла свечу, закрепив ее воском в маленьком соуснике. Мягкое мерцание свечи и вазочка с маргаритками, которую принесла с собой Мэри Кэтрин, хоть как-то скрадывали убожество и уродство жилища.

Чувствуя себя неловко, она с застенчивой улыбкой встретила его.

— Привет, Джек. Я хотела сделать тебе сюрприз.

— Тебе это удалось.

— Я принесла вареных раков и , батон хлеба. И еще это. — Она робко положила на стол сложенную двадцатидолларовую бумажку.

Он посмотрел на деньги, но не взял их. Ущипнув себя за кончик носа, он прикрыл глаза и опустил голову, словно читая молитву. Так прошло некоторое время.

— Джек! — дрогнувшим голосом позвала она — Что случилось?

Он поднял голову. В глазах его блестели слезы.

— Я думал, ты разозлилась на меня из-за нашей последней встречи.

— Нет. — Она обогнула стол, так чтобы их уже ничто не разделяло — Просто я была ошеломлена, когда ты поцеловал меня, вот и все.

Он притянул ее к себе и крепко обнял.

— О боже, спасибо тебе. Спасибо тебе, Иисусе. — Он погладил ее по волосам. — Я думал, что потерял тебя, Мэри Кэтрин. Я не заслуживаю того, чтобы в моей несчастной жизни появилось такое милое создание, как ты, но я молился и молился, чтобы господь вернул мне тебя. Давай помолимся вместе Он опустился на колени, увлекая ее за собой Пока они стояли коленопреклоненными на грязном линолеуме, лицом к лицу, он читал молитву, восхваляющую ее красоту и чистоту. От эпитетов, которые он подбирал, Мэри Кэтрин становилось неловко, и она краснела. С его губ слетали слова восхищения и обожания, и, когда он наконец произнес «аминь», взгляд ее был исполнен любви и удивления.

— Я даже не предполагала, что ты испытываешь такие сильные чувства ко мне, Джек.

Он смотрел на нее, как на видение.

— Ты словно ангел, озаренный светом этой свечи. Я боюсь ослепнуть от твоей неземной красоты.

Но этого не произошло, и Джек бодро поднял руку, коснувшись ее волос. Наклонившись вперед, он прижался губами к ее губам. Мэри Кэтрин была разочарована, что он поцеловал ее закрытым ртом, но, когда он, разомкнув губы, прижал их к ее шее, от удивления и восторга у нее перехватило дыхание.

Прежде чем она смогла осознать, что происходит, он уже покусывал ее грудь сквозь тонкую ткань платья и расстегивал жемчужные пуговки.

— Джек?

— Ты права. Нам надо лечь в постель. Бог не велит заниматься любовью на полу.

Он подхватил ее на руки и отнес в постель. Не давая ей опомниться, он все целовал ее в губы, стягивая с нее платье. Вскоре она осталась лишь в трусиках и белоснежном лифчике, но и то ненадолго. Его горячие руки заскользили по ее обнаженному телу, и их прикосновение было самым что ни на есть чувственным. Оно рождало величайшее наслаждение и в то же время ощущение страшного греха. Но Джек ведь был проповедником, так как же можно было это считать грехом? Наоборот, он уводил людей от греха.

Снимая с нее остатки одежды, он все шептал что-то о красоте и совершенстве своей Евы.

— Бог создал ее для Адама. Чтобы она была его подругой, партнером в любви. И вот теперь он посылает мне тебя.

Ссылки на библейские сюжеты успокаивали Мэри Кэтрин, приглушали муки совести. Но, когда Джек остался без трусов и она ощутила прикосновение его твердой плоти, в глазах ее промелькнули тревога и страх.

— Ты хочешь проникнуть туда? Он рассмеялся.

— Ну да. Так ты еще девственница?

— Конечно, Джек. — Ее признание потонуло в крике боли. Был дождливый сентябрьский день, когда Мэри Кэтрин сообщила Джеку Коллинзу весть о том, что его ожидает отцовство Они встретились у аркады Кабильдо после очередной его проповеди, которая закончилась рано из-за непогоды. Прикрываясь зонтом, они добежали до его дома, где от запахов несвежей еды и немытых тел ее затошнило. Оказавшись в его комнате, они тут же разделись, сбросив с себя мокрые одежды, и забрались в постель, укрывшись грубыми простынями. И тогда Мэри Кэтрин прошептала:

— Джек, у меня будет ребенок.

Его губы, блуждавшие по ее шее, внезапно замерли. Он вскинул голову.

— Что?

— Ты разве не расслышал?

Она нервно закусила нижнюю губу; повторять сказанное ей не хотелось. Вот уже несколько недель она страдала, проверяя, не ошиблась ли в своих догадках. Но, пропустив второй приход месячных и измучившись от приступов тошноты по утрам, она уже почти не сомневалась.

Мэри Кэтрин жила теперь в постоянном страхе, что родители обратят внимание на ее налившиеся груди и заплывшую талию. Она строго хранила свою тайну, не доверяя ее никому. Несколько месяцев назад она оставила всех своих подруг, променяв их компанию на общество Джека, и теперь она считала себя не вправе обращаться к ним со своей проблемой. Кроме того, таких, как она, попавших в беду девчонок, обычно осуждали и осмеивали все, включая и лучших подруг. Так что, если бы Лисбет и Элис и захотели дружить с ней и дальше, их родители никогда бы этого не допустили.

Мэри Кэтрин решилась на исповедь, выбрав церковь в другом округе. Она шептала признания, а щеки ее горели, и слова застревали в горле. Спасало лишь то, что она видела перед собой ширму да слышала чужой голос. Исповедоваться реальному человеку, с глазу на глаз, было бы невыносимо.

Так она и несла одна бремя своего греха.

Теперь же Мэри Кэтрин с ужасом ожидала реакции Джека.

Он привстал в постели и молча смотрел на нее какое-то время, словно лишившись дара речи.

— Ты сердишься? — слабым голосом спросила она.

— О нет. — И добавил, уже увереннее:

— Нет. — Присев на кровать, он взял ее влажную холодную руку в свою. — Ты думала, я рассержусь?

Она испытала такое невероятное облегчение, что едва могла говорить. Горячие соленые слезы потоком хлынули из глаз.

— О, Джек. Я не знала, как ты отнесешься к этому. Не знала, что мне делать.

— Ты еще не говорила родителям? — Она покачала головой — Что ж, это хорошо. Это же наш ребенок Я не хочу, чтобы кто-нибудь омрачал нашу радость.

— О, Джек, я так тебя люблю. — Она обхватила его за шею и начала исступленно целовать.

Он снисходительно принимал ее ласки, потом, рассмеявшись, слегка отстранил ее от себя.

— Ты ведь понимаешь, что это означает?

— Что?

— Мы должны пожениться.

Она сложила руки под подбородком. Глаза ее светились счастьем.

— Я надеялась, что ты скажешь именно это. О, Джек, Джек, никто еще на свете не был так счастлив.

Они предались охватившей их страсти, а потом еще долго лежали, мечтая и планируя свое будущее.

— Я хотел уехать из Нью-Орлеана на несколько месяцев, Мэри Кэтрин. И до сих пор не уехал только из-за тебя. Но теперь, поскольку у нас будет малыш, мне надо подумать о нашем будущем. — Он строил планы насчет своего пастырства. — Может быть, мне удастся найти кого-нибудь для исполнения церковных гимнов и аккомпанирования на рояле. У некоторых проповедников целый штат сотрудников. Помощники ездят по городам, организуют выступления. И к тому времени, когда приезжает сам проповедник, аудитория там уже подготовлена и соответствующим образом настроена. Вот этого я и хочу. Я не создан для улиц и нищенских заработков. Когда-нибудь я пробьюсь на радио. А потом и на телевидение. Ну как тебе?

Мэри Кэтрин завораживали его страстная вера и убежденность.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, Джек. Ты знаешь.

— Ну если говорить о помощи… То прямо сейчас мне нужно… Ладно, ничего, не обращай внимания.

— Что? — Она тронула его за плечо. — Скажи мне. Он выглядел подавленным.

— Не знаю, что делать с деньгами, особенно теперь, когда мне нужно кормить еще двоих. Думаю, придется на время оставить мою священную миссию и устроиться на постоянную работу.

— Нет! Я и слышать об этом не хочу. Ты должен продолжать проповедовать, чего бы это ни стоило.

— Не знаю, возможно ли это.

— Позволь мне решить эту проблему. У меня есть немного денег.

Чуть не разрыдавшись, он притянул ее к себе и крепко сжал в объятиях.

— Я не заслуживаю тебя. Ты святая. Взгляни на эту лачугу.

В другом городе я обязательно найду что-нибудь получше. — Он с омерзением оглядел свое убогое жилище. — Меня эта конура вполне устраивала. Баптист Джон питался саранчой и жил в пустыне. Но я не могу требовать таких жертв от своей жены.

На следующий день она принесла ему двадцать стодолларовых банкнот.

— Я сняла их со своего счета в банке. Это деньги, которые мне дарили на Рождество и дни рождения. Я их копила много лет.

— Это слишком много. Я не могу их принять, Мэри Кэтрин.

— Конечно же, можешь, — возразила она, насильно вкладывая деньги ему в руки. — Я собираюсь стать твоей женой. Все мое — твое. Это же для нас. Для нашего ребенка. И для твоей священной миссии.

Наметили, что через три ночи состоится их тайный побег.

— Почему так долго ждать? Почему не завтра? — недоумевала Мэри Кэтрин.

— Мне нужно кое-что уладить, — объяснял он. — Ты же знаешь, какая это волокита — женитьба.

— О, — разочарованно произнесла она. Этого она не учла. — Ладно, все формальности оставляю тебе, Джек.

Они поцеловались, желая друг другу спокойной ночи и с тоской думая о часах разлуки. Мэри Кэтрин пошла домой, где, закрывшись в своей комнате, вписала еще несколько страниц в дневник. Ей не спалось и она направилась к гардеробу — выбрать платье, в котором будет встречать своего жениха.

Глава 30

— Конечно же, когда она пришла в условленное время к месту встречи, его там не оказалось.

На стенах кухни домика тети Лорель повисли длинные тени. Они захватывали и круглый стол, за которым друг против друга сидели Клэр и Кассиди. Чай, стоявший перед ними, уже остыл. Клэр говорила тихо, и голос се доносился словно издалека.

— Сначала мама подумала, что от волнения все перепутала: и место, и время их встречи. Она пошла к нему домой, но оказалось, что он уже съехал оттуда. Нового адреса управляющему не оставил. И даже не обмолвился, куда направляет его на сей раз воля божья, — добавила Клэр с сарказмом. — Когда по прошествии недели она так и не дождалась весточки от своего возлюбленного, то наконец поняла, что он просто-напросто украл ее деньги и бросил ее. — Клэр взглянула на Кассиди. — Хотите еще чаю?

— Нет, спасибо, — мрачно ответил он. Клэр продолжала свой рассказ:

— Джек Коллинз превосходно сыграл свою роль. Когда мама сказала ему о беременности, он ведь мог удрать тут же. Но он был слишком хитер. Несомненно, он знал, что семейство Лоран влиятельно и располагает связями. Мама ведь могла обратиться к шерифу, чтобы разыскали беглеца. И он сообразил, что лучший выход для него — сделать ей предложение. Он все обставил очень романтично. Тайный побег влюбленных. Общее будущее, освященное идеей служения господу. Мама ведь была преданной христианкой и искренне верила в спасение души. Но она была на удивление наивна.

Внезапно выражение лица Клэр стало каким-то холодным и отрешенным.

— До самого дня своей смерти — до того дня, как я убила его, — Джек, наверное, смеялся над ней и восхищался своей ловкостью. Если, конечно, вообще помнил ее. Кто знает, сколько еще молодых женщин оставил он с незаконнорожденными детьми на руках за долгие годы своих странствий.

Кассиди отставил чашку с чаем и облокотился о стол.

— Откуда вы обо всем этом узнали, Клэр?

— Из маминых дневников. В них подробно описано все — начиная с того субботнего утра, когда она увидела Джека Коллинза, читающего свою проповедь в сквере напротив. Я нашла дневники, когда умерла тетя Лорель. Она продолжала их вести с тех пор, как мама лишилась рассудка.

— Выходит, она знала, кто был ваш отец? Клэр кивнула.

— Но только она и знала, больше никто. Когда маме стало ясно, что ее обманули, она рассказала родителям о своей беременности.

— А они не предпринимали попыток разыскать и задержать Джека Коллинза?

— Нет. Она ведь не назвала имени своего возлюбленного, но дала понять родителям, что это кто-то из их среды. Единственным человеком, кто знал правду, была тетя Лорель. Мама доверила ей свою тайну. И когда спустя годы Джек Коллинз объявился уже в качестве телеевангелиста Джексона Уайлда — имя он изменил, явно чтобы скрыть многие свои прегрешения, — тогда-то тетя Лорель и начала вести хронику его восхождения к славе.

Он и с матерью Джоша обошелся не лучше, чем с моей мамой. Семья ее была протестантской веры и гораздо богаче, чем Лораны. Коллинз разглядел свой шанс и не упустил его. В своих записях тетя Лорель высказывала подозрения, что именно благодаря деньгам этой семьи он и пробился на радио и телевидение.

— Так вы с Джошем, выходит…

— Да, он мой сводный брат, — мягко улыбнулась Клэр.

— Так вот почему вы тогда встретились с ним.

— Я хотела посмотреть — такой же он, как наш отец, или он все-таки человек честный. Да, он слаб, но даже после столь короткого знакомства могу сказать, что он достоин уважения.

— Не думаю. Он спал с женой отца.

Она не приняла этого упрека и встала на сторону брата.

— Джош тоже был своего рода жертвой Джексона Уайлда, который унижал его, угнетал морально. И связь с Ариэль была своеобразной местью отцу.

— А вашей местью стало убийство.

— Я оказала всем неоценимую услугу, Кассиди. Ариаль притворяется безутешной вдовой, но на самом деле она получила после его смерти то, что хотела, — славу, которая раньше доставалась лишь ему одному. Джош избавился от своего мучителя и тирана.

— Не преувеличиваете ли вы? Уайлд, по-моему, вовсе не держал сына в ежовых рукавицах.

— Он давил на него морально. Джош мечтал быть концертирующим пианистом. У его отца были совсем иные планы. Он хотел иметь своего аккомпаниатора, который был бы привязан исключительно к его шоу. И избрал для этого самый хитрый путь — стал глумиться над амбициями Джоша, принижать его талант, пока не довел юношу до крайней степени неуверенности в себе. И в итоге он стал таким, каким его хотел видеть отец.

— Вам все это Джош рассказал?

— Нет, он рассказал мне лишь то, что он собирается возобновить свои занятия музыкой, — ведь Ариэль увалила его.

— А как ваша мама?

— Что вы имеете в виду?

— Ей никогда не приходило в голову, что Джексон Уайлд — не кто иной, как Джек Коллинз?

— Нет. И слава богу. За эти тридцать лет он, вероятно, очень изменился внешне. Кроме того, вы же знаете, память у нее очень пострадала, так что если даже догадка и промелькнула когда-нибудь, то не задержалась в голове.

Кассиди нахмурился.

— Клэр, я настоятельно рекомендую вам не рассказывать больше ничего в отсутствие адвоката.

— Я отказываюсь от своего права на защиту, Кассиди. Я сделала публичное признание, и целая толпа была тому свидетелем. Отрицать свои же слова я не намерена. Я расскажу вам все, что вы захотите. Хотя, — добавила она, — вы уже почти обо всем догадались сами.

— Что вы имеете в виду?

— Вы догадались, как я проникла в номер Джексона Уайлда. Помните, когда мы бродили по Французскому кварталу, восстанавливая мой маршрут в ночь убийства?

— Вы хотите напомнить мне о пустой трате времени?

— Нет, я действительно бродила в ту ночь. Уже после убийства. И вот когда я вернулась с прогулки домой, тогда-то и обнаружила, что мама исчезла.

— По странному совпадению она тоже отправилась в ту ночь в отель «Фэрмон».

— Да.

— Вы собирались рассказать мне, как проникли в номер Уайлда. Андре помог?

— Нет. Ни в косм случае. — Она решительно покачала головой. — Он совершенно невиновен. В этом вы можете не сомневаться. Никто не знал о моих намерениях.

— А Ясмин?

— Даже она не знала. Это было сугубо мое, личное. Я бы никогда не стала компрометировать друзей — Боже упаси А хладнокровно убить человека — это запросто.

— Вы хотите именно это от меня услышать?

Кассиди вскочил со стула; чашки на столе жалобно зазвенели.

— Какого черта вы себе воображаете? — закричал он — Да ничего я не хочу от вас услышать. И если в вас осталась хоть капля здравого смысла, вы возьмете адвоката, который заставит вас быть осмотрительной.

Кассиди был без пиджака — он снял его, как только они вошли в дом; серые помочи обтягивали его спину, рукава рубашки были закатаны до локтей. Узел галстука он ослабил, Клэр смотрела на его подвижные пальцы и думала о том, что больше никогда не ощутит их прикосновения к себе. Воспоминания отозвались болью, и она разлилась по всему телу. Чтобы не мучить себя, Клэр попыталась сосредоточиться на разговоре, представив перед собой противника.

— Когда мы сидели в кафе «Дю Монд», — сказала она, — вы правильно догадались, что убийца уже был в номере Уайлда, когда тот возвратился после ужина.

— Не надо об этом, Клэр.

Не обращая внимания, она продолжала.

— Я выжидала в холле. Когда пришла горничная разбирать постели, я незаметно проникла в номер и спряталась в стенном шкафу. Мне пришлось просидеть там около часа, пока он не пришел.

— Один?

— Да, без Ариэль. Он немного посмотрел телевизор. До меня доносились звуки. Потом принял душ и лег спать Услышав храп, я вылезла и на цыпочках прокралась в спальню. Убила я его тремя выстрелами.

— Вы говорили с ним?

— Нет. Меня так и подмывало разбудить его. Я хотела увидеть страх в его глазах. Хотела, чтобы он узнал, что умрет от руки своей дочери. Мне хотелось произнести имя матери и увидеть, дрогнет ли что-нибудь в его душе, оживут ли в памяти воспоминания. Но он был все-таки крепким мужчиной, и я побоялась будить его. Он мог наброситься на меня и отобрать револьвер. Я довольно долго простояла у его постели. Все смотрела на него и не испытывала ничего, кроме ненависти. Ненавидела его за то унижение, которому он подверг людей, его любивших Маму. Джоша. Ариэль Я отомстила ему сразу за всех.

Кассиди вновь присел к столу.

— Вы сделали три выстрела. Почему, Клэр? Почему три?

— В голову — за то, что гнусно передергивал христианские заповеди, обратив их на служение собственным целям и выгоде. В сердце — за те разбитые сердца, которые он оставил в жизни своей. И в мужское достоинство — за то, что бессовестно совратил, а потом бросил прекрасную молодую женщину, которая заслуживала быть любимой.

— Вы же просто изуродовали его, Клэр.

— Да Это было какое-то месиво. Я даже не ожидала.

— Как вы выбрались из отеля?

— Так же, как и вошла. На этаже меня никто не видел, поскольку его полностью занимали Уайлды. Я спустилась в лифте в вестибюль и воспользовалась выходом на Юниверсити-стрит. — Клэр облизала пересохшие губы и нервно взглянула на Кассиди. — А чтобы меня никто не узнал — на случай, если после меня останутся какие-то улики, — я оделась, как мама.

— То есть?

— Я надела ее платье, шляпу, в которой она собиралась бежать со своим возлюбленным, а в руках у меня был чемодан.

— Очень умно. Значит, если бы свидетелей потом спросили, кого они видели в отеле в этот час, они бы описали Мэри Кэтрин. Ее бы автоматически исключили из числа подозреваемых, поскольку всем известно о ее странностях и персонал отеля уже привык видеть се разгуливающей в таком наряде и с чемоданом в руках.

— Все точно. Но я совершенно не ожидала, что мама и в самом деле отправится в ту ночь в отель.

— Без шляпы и чемодана?

Его вопрос, казалось, застал ее врасплох.

— Нет, они, естественно, у нее были.

— Мне показалось, вы говорили, что сами воспользовались ими.

— Ну да, но, вернувшись домой, я переоделась, прежде чем отправиться на прогулку. В это время мама и ушла.

— Я не уверен, что все вами рассказанное совпадает по времени со смертью Уайлда, — нахмурившись, произнес Кассиди — Если бы я был вашим адвокатом, я бы использовал все эти временные несовпадения в линии защиты на разбирательстве в суде.

— Разбирательства не будет. Я призналась. Осталось лишь выслушать приговор, и на этом все будет кончено.

— Вас послушать — "так вы ждете не дождетесь этого, — со злостью сказал он — Неужели вам так хочется провести остаток жизни в тюрьме?

Она отвернулась.

— Я только хочу, чтобы все это поскорее закончилось.

Изрядно вспотев от духоты и напряжения, Кассиди пригладил руками взмокшие волосы.

— Почему вы не избавились от револьвера, Клэр? Почему той ночью, пока гуляли, вы не выбросили его в реку?

— Да, надо было так и сделать, — жалобно ответила она. — Но я никак не думала, что он когда-нибудь возникнет в полицейском протоколе.

— Единственными отпечатками пальцев на оружии оказались отпечатки Ясмин.

— На мне были мамины перчатки.

— Мы их можем исследовать на наличие частичек пороха.

— Я их уничтожила, а ей купила новые. Так что вы ничего не найдете.

— В уме и хитрости вам не откажешь.

— Боже, я же во всем призналась, и с единственной целью — чтобы поскорее со всем этим покончить — вскипела она — Но вы же меня просто истерзали Кассиди, никак не отреагировав на эту вспышку, вновь обратился с вопросом.

— Когда вы выкрали револьвер из сумочки Ясмин?

— За неделю до того, как им воспользовалась Ясмин тогда прилетела лишь на одну ночь. Она была довольно ветреной и со своими вещами не особенно церемонилась, так что я знала — если она и обнаружит пропажу, ее это нисколько не огорчит. Через несколько дней я положила его обратно — это после того, как вы стали интересоваться оружием. Как я и ожидала, Ясмин не придала этому эпизоду особого значения.

— Это на вас совсем не похоже, Клэр. Воспользовавшись оружием Ясмин, вы тем самым косвенно вовлекли ее в убийство.

— Я не думала, что из него еще когда-нибудь будут стрелять. И уж, конечно, не ожидала, что он унесет жизнь самой Ясмин. — В глазах Клэр стояли слезы. Все это время, прошедшее после смерти Ясмин, ей так и не удалось побыть наедине со своим горем. — Надо было мне все-таки избавиться от этого проклятого револьвера. Ясмин гораздо тяжелее переживала случившееся с ней, чем я предполагала. Нечто ужасное должно было произойти. Я же была слишком занята, чтобы обратить на нее внимание, ушла в свои проблемы, увлеклась… — Внезапно она замолчала и украдкой взглянула на Кассиди. — Слишком увлеклась этим расследованием и не заметила, что Ясмин молчаливо просила о помощи. Я предала ее.

Кассиди промолчал. После некоторой паузы он спросил:

— В тот вечер, когда вы подошли после проповеди к Уайлду, какие чувства вы испытывали к нему?

— Интересный вопрос, — тихо произнесла она. — Как ни странно, я не почувствовала острой ненависти, которой ожидала. Приняв меня за новообращенную, он положил свои руки мне на голову. Я ничего не ощутила — ни физически, ни эмоционально. Я заглянула в его глаза, ожидая какого-то душевного всплеска, трепета, может быть. Но поняла, что передо мной чужой, незнакомый человек. Ничто не влекло меня к нему. Я даже не испытала желания признать в нем своего отца — так же, как он не захотел признать меня тридцать два года назад. Я рада, что он так и не узнал ничего обо мне. После той душевной травмы, которую он причинил моей матери, он не заслуживал чести знать свою дочь.

— Браво, Клэр. — Он посмотрел на нее долгим, полным восхищения взглядом. Даже протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но тут же отдернул се. Потом, отодвинув стул, поднялся. — Я должен позвонить Краудеру. С ним уже, наверное, удар приключился, может, и не один. В доме есть что-нибудь из еды?

— Я не голодна.

— Все равно вам надо поесть. Клэр безразлично пожала плечами.

— За углом есть кафе. Снаружи оно не производит впечатления, но мистер Тибодо готовит вкусные сандвичи с жареными устрицами.

— Что ж, прекрасно. Пошли.

— Я останусь здесь.

— Ни в косм случае. Кроме того, вы обещали Гарри, что позвоните.

У Клэр не было сил с ним спорить. Вид у Кассиди был решительный. С трудом, еле передвигая ноги, Клэр последовала за ним.

— Я пытаюсь связаться с помощником окружного прокурора Кассиди.

— Вы не правильно набрали номер. Это полиция, сэр.

— Я знаю, но прокуратура уже закрыта.

— Да, верно. Звоните завтра.

— Нет, подождите! Не вешайте трубку.

Андре Филиппи был взволнован до предела. Он в конце концов решился сделать этот звонок, но все его попытки связаться с Кассиди оказались безуспешными — в прокуратуре рабочий день уже закончился, а в полицейском участке сидел зануда.

— Мне просто необходимо сегодня же вечером переговорить с мистером Кассиди. Должен же быть какой-то способ связаться с ним после работы. Его домашний телефон есть в справочнике?

— Не знаю.

— Тогда вы, может быть, проверите у старшего?

— Вы хотите заявить о преступлении?

— Я хочу поговорить с мистером Кассиди! — От природы высокий голос Андре взвился до настоящего фальцета. Чувствуя, что близок к истерике и по его интонациям это уже заметно, он заставил себя успокоиться. — Речь идет о деле Джексона Уайлда.

— О деле Джексона Уайлда, говорите?

— Да. И, отказывая мне в помощи, вы осложняете расследование. — Андре надеялся, что хотя бы этим расшевелит дежурного. Видимо, эффект был достигнут, потому что в трубке раздалось:

— Подождите у телефона.

Пока тянулось ожидание, Андре еще раз просмотрел первые полосы вечерних газет. Самая свежая информация подтверждала непричастность Ясмин к убийству Уайлда. Но помещенная под расплывчатым черно-белым снимком статья недвусмысленно намекала на участие Ясмин в подрывной деятельности и ее возможное психическое расстройство. Андре воспринял эти вздорные обвинения как личное оскорбление. Так же, как и его maman, Ясмин не поняли и не защитили. С этим Андре больше не мог мириться.

Словно подливая масла в огонь, другой заголовок трубил о признании Клэр Лоран в убийстве Джексона Уайлда. Конечно же, и эта информация была ложной, с негодованием рассуждал Андре. С какой стати Клэр сознаваться в убийстве? Это же нелепо. Более того, это чистая ложь. Попытки Андре связаться с Клэр не увенчались успехом. Во «Французском шелке» к телефону так никто и не подошел.

Весь мир, казалось, сошел с ума. Один Андре, в здравом рассудке, противостоял всеобщему безумию. И в такой ситуации он счел единственным выходом обратиться к Кассиди.

— Эй! Вы еще ждете?

— Да, — с готовностью ответил Андре. — Можете дать мне домашний телефон Кассиди?

— К сожалению, нет. Мне сказали, что сегодня его застать невозможно и нужно ждать завтрашнего утра, когда он, вероятно, выступите заявлением.

— Но я не из прессы.

— Да будет вам.

— Клянусь.

— Вот что я вам скажу: если хотите, я дам вам телефон Говарда Гленна, детектива, который работаете Кассиди.

Андре вспомнил тех невежественных болванов из полиции, которые заполонили отель наутро после убийства.

— Я буду говорить только с мистером Кассиди.

— Как знаешь, приятель.

Полицейский отключился, оставив Андре в полной растерянности и замешательстве. Он мучительно ломал голову над тем, что же делать дальше. Сосредоточиться на работе было невозможно. Впервые за свою бытность ночным менеджером он пренебрег обязанностями и забыл о клиентах. Почему не отвечает телефон во «Французском шелке»? Где Клэр? Где Кассиди?

И если ему в конце концов удастся связаться с ним, найдет ли он в себе силы сказать то, что должен сказать?

Глава 31

Воспользовавшись телефоном в автомобиле Кассиди, Клэр позвонила матери в дом Гарри. Пока Мэри Кэтрин ничто не угрожало. Кассиди так и не удалось связаться с Краудером, и он очень огорчился из-за этого.

— Позвоните тому детективу, с которым вы работаете, — предложила Клэр, когда Кассиди разразился потоком ругательств.

— Нет Я знаю, что он потребует от меня.

— Доставить меня в наручниках?

— Что-то в этом роде. — Кассиди покачал головой. — Мне необходимо в первую очередь переговорить с Тони. Пока этого не сделаю, я не повезу вас обратно.

Таким образом, Клэр была дарована ночь передышки. Они вернулись в дом тети Лорель. Поужинав тем, что купили в кафе мистера Тибодо, Клэр, сославшись на крайнюю усталость, поднялась наверх, в свою спальню. Она разделась и повесила одежду в шкаф, где до сих пор хранились некоторые уже вышедшие из моды вещи. Наклонившись над умывальником, она сполоснула лицо и шею прохладной водой.

В шкафчике она нашла аккуратно сложенные полотенца и салфетки. Они пахли цветами.

Она промокнула полотенцем лицо и вдруг увидела в овальном зеркале над умывальником отражение Кассиди, который стоял в дверях, молча и спокойно наблюдая за ней.

В спальне, за его спиной, горел неяркий свет, так что часть его лица оставалась в тени, и это усиливало его напряженное выражение. Он был без рубашки. Одной рукой он опирался о косяк, другая была опущена. Хотя он и не двигался, в его позе чувствовалась сила, мощь, угадывался бешеный темперамент.

На Клэр были бюстгальтер и шелковые трусики, но она почувствовала себя более чем раздетой. С трудом она поборола в себе искушение схватить полотенце и прикрыться. Выражение лица Кассиди не оставляло сомнений в том, что любая попытка соблюсти приличия и выглядеть скромницей обречена на провал. Кроме того, Клэр сомневалась, что вообще сможет двинуться с места. Его взгляд словно гипнотизировал.

Он подошел к ней сзади, почти вплотную. Они смотрели друг на друга в зеркало, взгляды их были жадными и голодными. Он положил руки на ее обнаженные плечи.

— Я хочу тебя.

Она дернула плечами, словно сбрасывая тяжесть его прикосновения.

— Ты не можешь. Мы не можем.

Он нежным поцелуем коснулся ее плеча.

— Не надо, Кассиди, — пробормотала она. — Не надо. — Но, когда его губы уже целовали ее шею, слабые протесты уступили место желанию.

— Клэр, — прошептал он, уткнувшись ей в волосы, — я люблю тебя.

— Ты не должен говорить мне этого.

— Я хочу тебя. Сейчас.

— Остановись, пожалуйста. Ты будешь жалеть потом. Я знаю тебя, Кассиди, — с чувством произнесла она. — Мне близки и понятны твои мысли. Ты будешь себя ненавидеть до конца дней своих, если сейчас уступишь своему желанию.

— Нет, не буду.

— Да, да, будешь, обязательно.

— Тс-с-с.

Он провел рукой по ее спине и щелкнул замочком бюстгальтера. Клэр застонала, когда его руки проникли под освободившиеся чашечки и нежно обхватили ее груди. Кончиками пальцев он слегка сдавил соски, и они напряглись, поддавшись ласке. Его губы блуждали по ее шее и нежно покусывали шелковистую кожу.

— Кассиди, не надо. Я не хочу быть пятном на твоей совести. Это не правильно — то, что мы делаем. Ты же знаешь. Пожалуйста, остановись.

Ее мольбы были слабыми и казались неискренними даже ей самой, так что когда рука его опустилась ниже, к животу, а потом погрузилась в трусики, она замолчала. Она еще могла бы солгать ему, но ее тело лгать не могло. Лоно ее было теплым и влажным.

Он спустил ее трусики, и Клэр высвободила ноги. Расстегнув брюки, он придвинулся к ней — ближе, ближе, пока она не почувствовала прикосновение его твердой плоти. И когда он ворвался в ее раскрывшееся, теплое, нежное лоно, их сладострастные стоны слились в единую мелодию страсти.

Опершись руками о фарфоровый умывальник, Клэр двигалась в такт его медленным, сильным толчкам. Он держал ее бедра крепкими руками, прижимая ее ягодицы к своему теплому паху. Затем, положив руку ей на живот, он с силой вдавил его, и она впустила его еще глубже, исступленно сжав в себе его плоть. Он застонал в экстазе, уткнувшись ей в шею.

— Кассиди, — прошептала она.

Кончиками пальцев он коснулся ее раскрытых губ, затем накрыл их рукой. Она поцеловала его ладонь, облизала подушечки пальцев, прикусила мякоть большого пальца. Его движения стали более резкими и быстрыми, настойчивыми и жадными. Клэр тоже была охвачена лихорадкой страсти. И когда его рука оказалась меж ее бедер и нежно коснулась набухшего клитора, она не могла сдержаться. Это прикосновение словно током пронзило ее тело, и она непроизвольно стиснула бедра.

Кассиди обнимал ее за талию, склонившись над ней, прижимаясь грудью к ее спине. Он не просто обнимал ее, он поглотил ее всю, и наконец дом огласил протяжный крик. Она накрыла его рот глубоким, долгим поцелуем, влажным и соленым от слез.

— Ты мог бы не говорить, что любишь меня, — прошептала Клэр, когда они уже лежали в постели. Она нежно теребила пальцами его волосы. Шевелюра его явно нуждалась в стрижке.

Но Клэр она нравилась именно такой — лохматой и неухоженной. — Я бы вес равно не устояла перед твоими чарами, — поддразнила она.

— Я сказал тебе об этом, потому что это правда. — Он поуютнее прижался к ней ногой. — Я почувствовал, что влюблен, с той самой минуты, как увидел тебя. А может, это началось, когда ты подула на меня этими идиотскими пузырьками из флакончика, что висел у тебя на шее. Это было чертовски эротично.

— Я вовсе не с этой целью демонстрировала тебе эту безделушку.

— Разве нет? Ну, значит, все дело было в том, как ты вытягивала губы. — Он пробежал пальцами по ее губам, задумчиво улыбнувшись, потом выражение его лица стало мрачным. — Каждый раз, когда Краудер обвинял меня в том, что мои чувства мешают расследованию, я отрицал это, спорил с ним. Но он был прав. — Кассиди на мгновение прикрыл глаза. — Я не хотел, чтобы убийцей оказалась ты, Клэр.

Она уткнулась лицом в его грудь.

— Я не хочу говорить об этом. Пожалуйста. Давай о чем-нибудь другом — о чем говорят обычно влюбленные.

— Мы не обычные, Клэр.

— Ну давай притворимся, хотя бы ненадолго. Как будто мы встретились при обычных обстоятельствах. И сразу же влюбились друг в друга. Мы отдались охватившей нас страсти, но наши отношения до сих пор остаются на этой удивительной, волшебной стадии, когда мы еще ничего толком друг о друге не знаем. — Она привстала, облокотившись о подушки, и внимательно смотрела на него. — Расскажи мне, что причинило тебе такую боль.

— Что ты имеешь в виду?

— Не оскорбляй мой природный ум, Кассиди. В твоем прошлом есть очень горькие страницы. Я знаю эти симптомы. Что так задело тебя? Что обозлило и сделало таким нетерпимым? Твоя жена? Развод?

— Нет. Это все прошло мирно. Я не любил ее. — Он поиграл прядью ее волос. — Во всяком случае, не так, как тебя.

— Ты уходишь от разговора.

— Пытаюсь.

— Ничего не выйдет. Я такая же упрямая и настойчивая, как и ты.

Он преувеличенно шумно вздохнул:

— Это не слишком подходящая тема для постельной беседы, Клэр.

— Но я хочу знать.

— Почему?

— Потому что мне отведено так мало времени! — нетерпеливо закричала она, отбросив шутливый тон. Потом, смягчившись, добавила:

— Я хочу успеть как можно больше. Ты моя последняя любовь в этой жизни, Кассиди. Я хочу знать все о тебе. Для меня это важно.

Они долго смотрели в глаза друг другу, потом он сказал:

— Ты будешь жалеть, что проявила настойчивость. Она покачала головой. Немного поколебавшись, он поведал ей историю, которую совсем недавно рассказывал Тони Краудеру. Клэр слушала молча, не перебивая. Закончив свой рассказ, Кассиди сказал:

— Знаешь, где нашли этого подонка? За картами и пивом в компании приятелей. Убив и расчленив одиннадцатилетнюю девочку, он развлекался с дружками. Он даже не боялся ареста. Думал, что ему ничто не грозит. И это с моей помощью он настолько обнаглел.

Она положила руку ему на грудь, словно успокаивая:

— Его оправдало жюри из двенадцати присяжных. Ты не вправе считать себя ответственным за этот приговор.

— Я приложил к этому руку, — с горечью произнес он.

— У тебя были обязательства перед клиентом.

— Я уже пытался найти тысячи оправданий себе, Клэр Но безуспешно. Оправдания моему поступку нет. Если бы не я, не мое самолюбование на суде, не разгуливать бы ему на свободе. Та малышка погибла в муках из-за моего тщеславия и непомерных амбиций.

Сердце Клэр разрывалось от сострадания к нему. Она понимала, что он до самой могилы обречен нести тяжкий крест своей вины. К сожалению, она ничего не могла сказать или сделать, чтобы изменить прошлое, но ей хотелось убедить его в том, что он уже искупил свой грех.

— Это был тяжелый урок, Кассиди, но ты многое вынес из него. И стал хорошим обвинителем. Он глубоко вздохнул:

— Это единственное, что хоть как-то меня утешает.

— Мне очень жаль, — честно сказала она. Он удивленно взглянул на нее:

— Жаль?

— Да, жаль, что это произошло с тобой.

— Я думал, тебе станет противно.

— Могло бы, если бы ты так не переживал из-за этого. Склонившись над ним, Клэр целовала его грудь, порхая по ней языком, потом стала опускаться все ниже и ниже. Оставив следы легких поцелуев на животе, ее губы побежали по шелковистой дорожке волос к густым темным зарослям, обрамлявшим его член.

Когда губы Клэр коснулись пениса, Кассиди выдохнул ее имя и зажал ее голову руками, погрузив пальцы в ее пушистые волосы. Ее язык мягко скользнул по головке члена и начал нежно ласкать гладкий ствол. Она отбросила все условности и приличия, она делала то, что хотела, — она любила.

Подхватив Клэр под ягодицы, он опустил ее на свой член, уткнулся лицом в ее груди, зажав губами сосок. Скользя вверх и вниз по его напряженному стволу, она почувствовала, что он кончает, и вот теплая волна его любви уже разлилась где-то у нее внутри. Мысленно Клэр повторяла то, что не могла произнести вслух. «Кассиди, любовь моя… моя любовь… моя любовь».

Глава 32

Когда Клэр проснулась, рядом с ней никого не было. Она торопливо оделась и бросилась вниз по лестнице. В холле ее уже ждали женщина в полицейской форме и ее коллега-мужчина. Увидев их, Клэр резко остановилась и нервно пробежала пальцами по неприбранным волосам.

— Привет.

— Мистеру Кассиди пришлось уехать по срочному делу, — сообщила ей женщина-полицейский. — Нас вызвали, чтобы сопроводить вас в город.

— О! — Клэр была страшно разочарована тем, что Кассиди предпочел расстаться с ней именно так. Почему он не разбудил ее перед уходом, чтобы поговорить в последний раз?

— Как только вы будете готовы, мисс Лоран, мы отправимся, — тактично сказала сопровождающая.

Клэр включила сигнализацию и заперла дверь, оставляя за ней воспоминания о своей любви к Кассиди, которые отныне станут частичкой прошлого, хранящегося в стенах этого родного дома. Сердце Клэр разрывалось от боли, когда она ступала по крыльцу, быть может, в последний раз, но она не могла себе позволить предаваться отчаянию. Ведь это была лишь первая из многих жертв, которые ей предстояло принести.

— Я бы хотела принять душ и переодеться, если можно. Мне так и не удалось побывать дома со времени вчерашнего приезда из Нью-Йорка.

Полицейские согласились заехать во «Французский шелк».

Когда они остановились у дома, Клэр с тревогой заметила, что здание патрулируют полицейские в форме.

— Что они здесь делают? — Ее в первую очередь беспокоила участь матери, хотя Мэри Кэтрин и была надежно спрятана у Гарри.

— Они следят, чтобы люди Ариэль Уайлд не устроили здесь очередного погрома.

— Спасибо.

Полицейские поднялись вместе с ней на третий этаж и подождали, пока она примет ванну и переоденется. Клэр вдруг захотелось выглядеть эффектно, и она довольно долго провозилась с макияжем и прической, хотя все это и было явно не к месту. Она надела элегантный черный костюм-двойку с короткой изящной юбкой. Пиджак был с белым воротником. На лацкан она приколола брошь из марказита — подарок тети Лорель. Серебряный браслет на запястье когда-то принадлежал Ясмин. В сумочку она положила носовой платок, вышитый Мэри Кэтрин.

Взяв с собой эти дорогие сердцу вещицы, она вышла из спальни и уверенным голосом объявила:

— Я готова.

Но от напускной уверенности не осталось и следа, стоило ей бросить последний взгляд из окна на реку. Все в этом доме напоминало о тех часах напряженного труда, которым и создавался ее успех, столь поразительный для девушки, которая выросла на руках эмоционально неуравновешенной матери, без отца, имея в качестве начального капитала лишь швейную машинку «Зингер» и богатое воображение.

Когда она в последний раз проходила по складу, слезы уже застилали глаза. Что станет с «Французским шелком» без нее и Ясмин? Отгрузят выполненные заказы. Оплатят счета. Но нового бизнеса уже не будет. Не будет нового каталога. «Французский шелк» прекратит свое существование.

Какая ирония судьбы — Джексон Уайлд все-таки добился своей цели.

Морально Клэр была готова к трудностям. Она сделала то, что сочла необходимым, зная о последствиях своего выбора и добровольно принимая их.

Здание прокуратуры все еще было осаждено сторонниками Уайлда. «Вперед, солдаты Христа», — распевали демонстранты, размахивая лозунгами, приговаривающими Клэр Лоран к вечным мукам ада и проклятию. В здание она вошла в сопровождении вооруженной охраны.

— Я думала, вы доставите меня прямо к шерифу, — заметила Клэр, заходя в кабину лифта. — Разве не там будет оформлено мое задержание?

— Мистер Кассиди приказал доставить вас в прокуратуру, — ответил полицейский, сопровождавший ее.

— Не знаете почему?

— Нет, мисс.

Клэр проводили в кабинет Тони Краудера. Следов недавнего хаоса уже не осталось. В приемной шел обычный рабочий день. Личный секретарь Краудера встала из-за стола при их появлении. Она распахнула перед Клэр дверь кабинета и тут же ее закрыла, оставляя Клэр наедине с прокурором.

Он сидел за рабочим столом. Выражение его лица было мрачным. В глазах заметно раздражение.

— Доброе утро, мисс Лоран, — резким тоном приветствовал он ее.

— Доброе утро.

— Хотите кофе?

— Нет, спасибо.

— Садитесь.

Как только она села на указанный им стул, Краудер сказал:

— Я прошу прощения за то, что произошло в этом кабинете вчера днем.

— В этом частично и моя вина, мистер Краудер.

— Но ваша безопасность была под угрозой. И с нашей стороны это непростительно. Сегодня утром мы постарались обеспечить надлежащую охрану.

— Я заметила. Я бы также хотела поблагодарить вас за полицейские посты у здания «Французского шелка». Хотя у моего предприятия и нет будущего, мне было бы горько, если бы его разрушили эти вандалы.

— Это была идея Кассиди.

— Понятно, — тихо произнесла она. — Не забыть бы поблагодарить его.

— Он должен появиться здесь с минуты на минуту.

— Вы не знаете зачем?

— Не имею ни малейшего представления. Он позвонил мне сегодня рано утром, буквально вытащил меня из постели и попросил устроить эту встречу. — Краудер сцепил руки, положил их на стол и подался вперед. — Мисс Лоран, вы убили Джексона Уайлда?

— Да.

— Из револьвера вашей подруги?

— Да.

— И как давно об этом известно Кассиди?

Дверь за спиной Клэр шумно распахнулась, и в комнату ворвался мощный поток воздуха и энергии. Она резко обернулась. Кассиди стремительным шагом уже шел по кабинету. Волосы его были вымыты и аккуратно уложены, лицо свежевыбрито. Темный костюм сидел на нем отменно.

— Доброе утро, Тони.

Клэр была совершенно сбита с толку. Такого Кассиди она не знала. Это был не тот Кассиди, который любил ее нежно и яростно, шептал на ухо о своей страсти; это был не тот Кассиди, который задел в ней глубинные струны, ранее никогда не звучавшие.

Этот Кассиди был чужим.

— Доброе утро, Клэр.

Но голос тот же. Красивое лицо — дорогое и любимое. Виной всему был, вероятно, хорошо сшитый костюм. Эта бюрократическая униформа сразу же превратила его в противника.

— Доброе утро, мистер Кассиди, — хрипловатым голосом ответила она.

— Может, я принесу вам обоим кофе, прежде чем мы начнем?

— Оставь ты этот кофе, — сердито произнес Краудер. — Объясни лучше, что происходит. И, кстати, разве Гленн не должен здесь тоже присутствовать?

— Он сейчас занят другим. Объясню позже. — Кассиди, не теряя времени, перешел сразу к сути:

— Признание Клэр было ложным. Она не убивала Джексона Уайлда.

— О, ради всего святого! — взорвался Краудер. — Только что, сидя здесь, она призналась мне, что убила.

— Она лжет. — Кассиди посмотрел на Клэр, и тень улыбки пробежала по его лицу. — У нее есть такая плохая привычка.

— Она же в своем уме и сознает, что делает. Зачем же ей признаваться в преступлении, которого она не совершала? — требовал ответа Краудер.

— Чтобы защитить от преследования кого-то другого.

— Это не правда! — воскликнула Клэр.

— Она говорит, что это не правда, — эхом отозвался Краудер.

— Выслушай меня, Тони, наберись терпения, — сказал Кассиди. — Дай мне пять минут.

— Я засек время.

— Прошлой ночью я попросил Клэр восстановить картину преступления.

— В отсутствие адвоката? О господи. — Краудер закрыл лицо руками.

— Заткнись и слушай, — нетерпеливо оборвал его Кассиди. — Клэр отказалась от своего права на адвоката, но дело не в этом. Она не убивала Уайлда. Ее там не было.

— Ты имеешь в виду, на месте преступления?

— Именно это я и имею в виду. — Кассиди выудил что-то из нагрудного кармана и протянул Клэр. — Прочитайте подчеркнутое.

— Что это? — спросил Краудер.

— Это наш пресс-релиз, который мы передали в газеты утром после убийства.

Клэр уставилась на подчеркнутые строчки. Это было описание места преступления.

— Не понимаю.

— Здесь умышленно даны ложные сведения, — объяснил ей Кассиди. — Я запустил эту фальшивку, чтобы сразу отсеять поток шизиков, страдающих манией сознаваться в чужих грехах, который неминуемо сопровождает любое сенсационное убийство.

У Клэр бешено забилось сердце. Она вновь и вновь перечитывала газетные строчки, отчаянно пытаясь отыскать деталь, которая и служила ловушкой для лжецов.

Кассиди склонился над ней и, понизив голос, произнес:

— Восстанавливая сцену убийства, вы процитировали эту фразу почти дословно, Клэр. Ваши факты — из газеты, но не из реальных обстоятельств.

— Я была там. Я убила его.

— Если это так, тогда покажите мне, где здесь несоответствие, — не сдавался он.

— Я…

— Не можете, так ведь?

— Нет. Да. — Она пыталась вслепую найти выход. — Я не могу помнить каждую мелочь.

— А ночью вы помнили.

— Вы меня смущаете.

— Да и меня тоже, Кассиди, — вмешался Краудер. — Если она говорит, что убила, значит, так оно и есть.

— Ты просто хочешь поскорей закрыть это дело, — взорвался Кассиди.

— А ты хочешь и дальше спать с мисс Лоран.

— Черт возьми, Тони!

— Тогда скажи, что это не так!

— Не могу. Да и не хочу. Но, независимо от того, сплю я с ней или нет, неужели ты хочешь приговорить женщину к пожизненному заключению за преступление, которого она не совершала?

Этот вопрос моментально отрезвил Краудера, он примолк, хотя и было видно, что гнев его еще не прошел. Кассиди встал перед Клэр на колени и накрыл ладонями ее руки.

— Клэр, прошлой ночью ты сказала, что, стоя у постели Уайлда, заметила часы «Ролекс», лежавшие на томике Библии на ночном столике. Ты еще сказала, что от этого тебе даже стало нехорошо.

— Постойте! Это был не «Ролекс». Просто дорогие наручные часы, необязательно «Ролекс». Я никогда не придаю значения фирменным этикеткам, так что, когда я сказала «Ролекс», это прозвучало как бы вообще. После статей в газетах мне, возможно, и запало в голову, что это были именно часы «Ролекс».

— Значит, теперь ты говоришь, что часы, лежавшие поверх Библии, были вовсе не «Ролекс»?

— Мне могло показаться, что это «Ролекс». Улыбка медленно расползлась по лицу Кассиди.

— Это действительно был «Ролекс». Но Библии не было. Еле слышный вздох вырвался у Клэр. Краудер что-то проворчал себе под нос. Кассиди наклонялся все ближе к ней:

— Клэр, ты ведь не убивала Джексона Уайлда? До вчерашнего дня у тебя были десятки возможностей признаться.

— Но я никогда и не отрицала этого, так ведь? Вспомните. Вы постоянно обвиняли меня в убийстве, но я ни разу этого не опровергла.

— В общем, да. Это на тебя похоже. Так же, как и взять на себя чужую вину.

— Нет, — упрямо качала она головой. — Я убила его.

— Ты должна доверять мне. Черт возьми, хоть раз доверься мне и скажи наконец правду!

Она пыталась поверить в его искренность, но не могла — система, которую он представлял, душила ее порывы. Она напоминала ей о тех бездушных чиновниках, которые решали участь маленькой Клэр Луиз. Они тоже просили ее довериться им — даже тогда, когда насильно тащили из дома тети Лорель, а мать кричала им вслед, обливаясь слезами.

— Клэр, ты любишь меня?

Слезы текли по ее щекам, но она отказывалась ответить ему, потому что признание могло опять обернуться ловушкой.

— Значит, не любишь, раз не доверяешь мне. Прошлой ночью ты была права. Я бы никогда не смог быть с тобой, если бы был убежден, что ты убийца. Но я уверен: ты не убивала. Клянусь тебе, все будет хорошо, только скажи сейчас правду.

Слова, которых он так ждал, готовы были сорваться с ее уст. Но она боялась. Сказать правду — означало вверить ему свою жизнь. И, что еще важнее, жизнь любимого человека. Судьбы тех, кого Клэр любила, были ей дороже правды. Она не могла предать близких ей людей.

— Клэр. — Он до боли сжал ей пальцы. — Доверься мне, — настойчиво шептал он. — Доверься. Ты убила Джексона Уайлда?

Клэр стояла на краю пропасти, и Кассиди подталкивал ее сделать шаг вперед. Если она любит его, она должна поверить его обещаниям, тому, что этот полет будет безопасным, а приземление мягким.

И, всматриваясь в дорогое ей лицо, Клэр уже знала, что дольше не сможет никого обманывать: она любила его.

— Нет, Кассиди, — произнесла она, и голос ее дрогнул. — Я не убивала.

Словно неимоверная тяжесть свалилась с его плеч. Он в изнеможении опустился на колени и уткнулся Клэр в подол. Воцарилось молчание. Наконец Краудер спросил:

— Зачем же вы сознались в убийстве, которого не совершали, мисс Лоран?

Кассиди поднял голову.

— Она защищала свою мать.

— Нет! — Безумным взглядом широко раскрытых глаз Клэр смотрела на Кассиди. — Вы сказали…

— Все будет в порядке, Клэр, — успокоил он, коснувшись ее щеки. — Но я должен рассказать Тони все, о чем ты рассказала мне прошлой ночью.

Клэр заколебалась на какое-то мгновение, потом согласно кивнула головой. Кассиди повернулся к Краудеру и произнес:

— Джексон Уайлд был отцом Клэр.

Ошеломленный и притихший, Краудер выслушал историю о том, как жестоко обошелся с Мэри Кэтрин уличный проповедник Джек Коллинз.

— По мере того как продвигалось расследование, Клэр начала догадываться, что в какой-то момент прояснения сознания Мэри Кэтрин узнала Уайлда и решила убить его. Подозрения Клэр подтвердились, когда мы установили, что орудием убийства был револьвер Ясмин тридцать восьмого калибра. У Мэри Кэтрин была возможность взять его — она иногда «берет на время» чужие вещи, потом возвращая их на место. — Кассиди поведал Краудеру историю исчезновения его авторучки в Роузшэрон.

— Вчера Клэр, испугавшись, что я вспомню и сопоставлю все эти факты так же, как и она когда-то это сделала, решила побыстрее сознаться в убийстве и сбить меня со следа.

Краудер глубоко вздохнул и откинулся в кресле. Угрожающе нахмурившись, он в упор посмотрел на Клэр.

— Так Кассиди прав в своих утверждениях?

— Да, мистер Краудер, — тихо признала она. — Вскоре после убийства Ясмин как-то в разговоре со мной упомянула, что у нее пропал револьвер, а потом вдруг нашелся при весьма загадочных обстоятельствах. Тогда-то у меня впервые и мелькнула мысль о том, что мама вполне могла им воспользоваться, а потом положить обратно. Тем более что она была в ту ночь в отеле «Фэрмон», и ее интерес ко всему, что писали о Джексоне Уайлде и убийстве, мне показался далеко не случайным.

— Но вы ничего не сказали об этом Кассиди.

— Нет, не сказала. Но каждый раз, когда Ариэль Уайлд упоминала имя моей матери, я была в панике. Я боялась, что кто-нибудь, особенно мистер Кассиди, сможет догадаться, что Джексон Уайлд был тем самым исчезнувшим возлюбленным мамы, и таким образом обнаружится, что у нее был мотив для убийства. Я хотела подать в суд на миссис Уайлд, чтобы заставить ее замолчать, но мой адвокат посоветовал не делать этого, поскольку судебное разбирательство вызовет еще больший интерес у публики и лишь подогреет страсти. А этого я как раз и хотела избежать любой ценой.

— Но вас могли обвинить в том, что вы покрываете убийцу.

— Я была готова защищать свою мать даже ценой своей жизни, мистер Краудер. Она ведь не представляет никакой угрозы для общества, а за отмщение Джеку Коллинзу я не вправе ее осуждать.

— Вы рассчитывали, что пройдет какое-то время, Кассиди махнет рукой, оставит свои поиски и дело прикроют.

— Я надеялась на это.

— А что, если бы мы обвинили кого-то другого?

— Это исключено. У вас же не было доказательств.

— Я вижу, вы все продумали, — сказал Краудер, глядя на нее с оттенком восхищения.

— Все, кроме одного. Я не могла предположить, что револьвер Ясмин вновь когда-нибудь выстрелит. — Она опустила глаза и тронула браслет на своем запястье. — Когда Кассиди сказал мне, что из этого оружия был убит Уайлд, я решила признаться, чтобы отвести подозрения от мамы.

Она умоляюще посмотрела на Краудера.

— Ее нельзя считать виновной. Она ведь даже не осознает, что совершила что-то недозволенное. Это все равно, как если бы ребенок убил скорпиона, который укусил его, причинив страшную боль. Она, возможно, даже и не помнит сейчас, что…

— Клэр, тебе не стоит переживать за Мэри Кэтрин, — перебил ее Кассиди. — Она не убивала Уайлда.

Уверенное заявление Кассиди явилось полнейшей неожиданностью.

— Откуда ты знаешь? — спросил Краудер.

— Потому что его убил конгрессмен Алистер Петри.

Глава 33

— Это уже становится смешным.

Белль Петри, стелившая себе на ночь постель, вопросительно взглянула на мужа.

— Что тебе смешно, дорогой?

Петри испытывал непреодолимое желание испортить ковер, обрушить на пол хрусталь «Баккара» или же схватить жену за горло и просто-напросто придушить. Ему хотелось сотворить нечто разрушительное — лишь бы не видеть этого холодного презрения, с которым относилась к нему Белль в последнее время.

— Мне надоело спать в комнате для гостей, Белль, — раздраженно сказал он. — Надолго еще приговорен я к этой пытке? Я ведь признал свою вину, так когда же мне будет дозволено спать в своей собственной постели, черт побери?

— Не надо так кричать. Дети услышат. Он бросился к ней, вырвал из ее рук подушку, грубо схватил за плечи.

— Я принес тысячу извинений. Чего еще ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты убрал руки. — Слова ее прозвучали отрывисто и резко, рассыпавшись, словно кусочки льда, и, слившись с ее холодным взглядом, тут же остудили пыл Алистера. Он выпустил ее и отступил назад.

— Извини, Белль. Этот последний месяц был сущим кошмаром.

— Да уж. Думаю, что сцена самоубийства твоей любовницы на глазах твоей дочери должна была оставить хотя бы морщинку на твоем холеном лице.

— Господи! Ты когда-нибудь оставишь меня в покое? Алистер все это время бесконечно просил прошения за измену и столь отвратительную развязку своего романа. Но до сих пор ему так и не удалось пробить броню презрения, которой оградила себя Белль. Супружеская гармония, которая восстановилась было, когда он объявил о своем разрыве с Ясмин, после сенсационного самоубийства тут же рухнула. Когда же, в довершение ко всему, револьвер Ясмин приобщили к делу об убийстве Уайлда, Алистер запаниковал и сдался на милость Белль, умоляя о помощи.

— Я выполнил все, о чем ты просила, Белль, — взывал он к ней. — Я признался в своей связи Тони Краудеру и этому типу, Кассиди. — Взгляд его потемнел. — Если только это от меня будет зависеть, ему не видать места окружного прокурора". Гнусный сукин сын! Ты бы послушала, как он со мной разговаривал. Он даже бросился на меня с кулаками!

Белль, однако, не выказала ни малейшего сочувствия.

— Что ж, я влип в историю. Нужно было во что бы то ни стало остановить расследование, которое вел Кассиди, прежде чем мои отношения с Ясмин станут предметом всеобщего обсуждения. Мне пришлось обратиться за помощью к Краудеру. Не очень-то приятно было стоять перед ними обоими со спущенными штанами, но я переступил через это, потому что так посоветовала ты, и я признаю, что совет твой был хорош. Краудер приказал Кассиди изменить направление своих поисков, срочно. Через день-два никто и не вспомнит о самоубийстве Ясмин, поскольку всеобщее внимание будет привлечено к признанию этой сучки Лоран. Так что теперь мы, может, наконец забудем обо всей этой истории? Можно мне сегодня лечь в свою постель?

— Ты никогда не говорил мне, что она черная.

— Что?

— Твоя любовница была черномазой. — Белль стояла перед ним, сжав кулаки, ноздри ее раздувались от негодования и отвращения — И без того унизительно для нас обоих, что ты пошел искать развлечений на стороне. Но представить, что отец моих детей спал с… Ты целовал ее в губы? О боже! — Она брезгливо отерла рот рукой. — От одной этой мысли меня тошнит. Тошнит от тебя Вот почему я не желаю видеть тебя в своей постели.

Алистеру вовсе не по душе было выслушивать, словно мальчишке, порицания за свои шалости. Он и так вчера хлебнул достаточно унижений у окружного прокурора. Так что, на этот раз не сдержавшись, он выпалил:

— Если бы ты владела хотя бы половиной сексуальных трюков Ясмин, я бы не стал бегать полюбовницам. Черным, белым, разноцветным…

Белль впилась в него взглядом. Она не повысила голоса, но ее мягкий тон прозвучал более угрожающе, нежели крик:

— Будь осторожен, Алистер. Ты допустил слишком много непростительных промахов. Хорошо еще, что додумался обратиться за советом ко мне, а то бы увяз еще больше. — Она отвернулась и взяла что-то со столика. — Любопытно было бы узнать о твоих злодеяниях, которые пока еще не всплыли, — сказала она, подбрасывая в воздух, словно монетку, какой-то маленький предмет. — Видишь ли, я знаю, что в день смерти преподобного Уайлда у вас с ним произошла ссора. Несмотря на соблюденные внешние приличия, вы оба явно не стеснялись в выражениях, когда разговаривали в тот вечер, после проповеди. — Она поймала подброшенный в очередной раз предмет и, задумчиво его рассматривая, продолжала:

— Если я вычислила твою любовницу, преподобный, наверное, тоже знал о ней. Ты же оказался не настолько умен, чтобы нанять кого-то для грязной работы. Наверняка решил действовать сам, попытался решить свою проблему в одиночку, без моего совета.

Алистер наблюдал, как она убирает в ящичек комода коробок спичек, на котором стояла эмблема отеля «Фэрмон».

— Надеюсь, что я ошибаюсь, но подозреваю, что ты так охотно ухватился за мою идею признаться прокурору в своей связи с любовницей только для того, чтобы скрыть более серьезный проступок. Если это так, тогда учти мое предупреждение. Мне надоело покрывать тебя, Алистер. Так вот: если этот Кассиди явится ко мне с расспросами о той ночи, я буду вынуждена рассказать ему, что неоднократно звонила в твой номер в «Даблтри», но к телефону так никто и не подошел. Чтобы защитить себя и своих детей, я буду вынуждена показать ему эти спички.

От ее интонаций повеяло холодом.

— Я честно предупреждаю тебя: если ты опять оступишься, я разведусь с тобой, опозорю и лишу средств. И когда моя семья вышвырнет тебя, боюсь, лучшим применением твоих способностей станет очистка выгребных ям. Даю тебе испытательный срок, дорогой, — со сладким сарказмом произнесла она — На публике продолжай являть пример честного, достойного гражданина, воплощение американской мечты. Будешь играть роль преданного мужа и заботливого отца — улыбающийся, сияющий, символ добродетели и чистоты. Со временем, может, тебе и удастся вернуть себе место в моей постели. Но пока я не сочту, что ты заслужил это право, даже не заикайся об этом. Мне противна даже мысль о прикосновении твоих рук. Ты все понял, что я сказала?

— Где уж не понять, — дерзко ответил он — Все предельно ясно.

Он вышел из спальни, хлопнув дверью. Кому нужна ее стерильная постель, со злостью спрашивал он себя по дороге в свою комнату. Зануда, пресная и холодная, приятнее трахнуться с козой, чем с ней.

Он упивался своей злостью. Это помогало ему отвлечься от страха, который затаился в глубинах подсознания, словно крыса, готовая в любой момент выпрыгнуть и схватить его.

Ни на секунду не усомнился он в том, что Белль осуществит свои угрозы, если он посмеет ослушаться ее. Не вызывала сомнений и ее способность погубить его, стоит ей только захотеть. У нее для этого были все возможности — не столько темперамент и жажда отмщения, так свойственная обманутым женщинам, сколько деньги и их власть — лучшие козыри в сведении счетов.

Белль нравилась роль супруги конгрессмена. Это было престижно, достойно. Но, право же, с таким состоянием она могла купить себе при желании судью, губернатора и даже сенатора. Другими словами, Алистера Петри можно было легко заменить. А что, если Кассиди не купился на его признания? Что, если он и в самом деле беседовал с Белль?

Одна лишь мысль об этом вызвала у него слабость в коленях, живот свело судорогой. Он присел на краешек своей неразобранной постели, обхватив руками пульсирующие виски. Белль ловко зацепила его и держала на крючке, прекрасно сознавая свое превосходство. Сука.

Что ему оставалось в подобной ситуации?

Ничего, только ждать. Положение его сейчас крайне рискованное. Белль, правда, пока на его стороне, но надолго ли? Только до тех пор, пока ее положению в обществе ничего не угрожает. Дай бог, чтобы так оно и было.

А ему оставалось лишь молить господа и надеяться, чтобы ложное признание Клэр Лоран возымело действие.

От заявления Кассиди опешивший Краудер вскочил из-за стола.

— Ты что, рехнулся? Прошу прощения, мисс Лоран. Клэр даже не обратила внимания на грубоватое восклицание Краудера. Она была в шоке, в то же время испытывая невероятное облегчение. Ее мать вне подозрений! Но Алистер Петри?

— Я понимаю, что это звучит нелепо, — сказал Кассиди, — но, когда я выложу все факты, тебе станет ясно так же, как стало ясно и мне, что именно Петри виновен в убийстве Джексона Уайлда.

— Ты просто зол на него, — сказал Краудер. — Выслушай мой совет, Кассиди, — не связывайся с ним. Это та еще отрава.

— Разреши изложить мои доводы. Тони.

— У Петри достаточно денег, чтобы удержаться на плаву.

— У его жены есть деньги, это верно. И Петри пользовался ими, чтобы откупиться от Уайлда.

Краудер вновь плюхнулся в кресло.

— Откупиться от Уайлда? Ты хочешь сказать, что Уайлд шантажировал его?

— Взгляни сюда. — Кассиди протянул список вкладчиков в министерство Уайлда. — Гленн передал мне это еще вчера, как раз перед тем, как началась вся эта заваруха. Когда Клэр сделала свое признание, я начисто забыл об этом списке и вернулся к нему только сегодня рано утром. Но к этому времени список уже служил лишь подтверждением моих догадок.

— Это ни черта не доказывает, — проворчал Краудер, ткнув пальцем в разложенные перед ним листки бумаги.

— Послушай меня, Тони. Несколько человек и ряд компаний переводили так называемые «пожертвования» на счет уайлдовского министерства. Гленн выявил нескольких лиц, которые согласны свидетельствовать, что эти деньги представляли собой плату за молчание.

— Джошуа в разговоре со мной признался, что его отец брал деньги за отпущение грехов, — сказала Клэр.

— Мне он тоже говорил об этом, — подтвердил Кассиди. — Взгляни: вот эта компания — «Блок Бэг энд Бокс» — принадлежит семейству супруги Петри. Сразу же после их женитьбы его назначают президентом корпорации, но эта должность чисто представительская, приносящая, однако, самому Петри солидный ежемесячный доход в виде жалованья. Она также обеспечивала ему доступ к финансовым операциям компании и право подписания чеков.

Кассиди ткнул пальцем в компьютерные выкладки, разложенные на столе Краудера.

— Какого черта понадобилось вдруг «Блок Бэг энд Бокс компани» жертвовать свыше ста тысяч долларов на какого-то телеевангелиста, Тони? Началось с чека на пять тысяч долларов, датированного еще прошлым годом. С тех пор поступления шли регулярно, причем постоянно увеличиваясь в размерах.

— Да, но эти операции могли легко всплыть при проверке.

— Если и возникали вопросы, Петри вполне мог обосновать эти переводы как налоговые выплаты. А кто бы стал оспаривать действия зятя владельца компании?

Краудер нервно покусывал нижнюю губу.

— С чего вдруг Уайлду шантажировать его? Они ведь лобызали друг другу задницы.

— На публике — да. Поскольку это было в интересах обоих. Я так думаю, что Уайлд знал об отношениях Петри с Ясмин и угрожал ему разоблачением.

— Ясмин говорила мне не раз, что Петри втайне ненавидел Джексона Уайлда, — сказала Клэр. — Он был нужен ему лишь для того, чтобы привлечь дополнительные голоса избирателей.

— У Петри был доступ к револьверу Ясмин, Тони. Он вполне мог взять его, воспользоваться той ночью, а потом во время очередного свидания незаметно положить обратно в сумку. Уверен, что у него достало хитрости надеть перчатки или стереть отпечатки пальцев.

— А как он мог проникнуть в номер Уайлда?

— Может быть, Уайлд ждал его с очередным «подношением», — язвительно заметил Кассили — И появление Петри в его номере в столь поздний час не вызвало у него никаких подозрений.

— Да, но он ведь был раздет? — спросила Клэр.

— В газетах писали, что в тот день они оба тренировались в местном оздоровительном клубе. Так что Уайлд вряд ли стеснялся своей наготы. — Кассили повернулся к Краудеру. — Вчера я подошел к этому окну в твоем кабинете, — сказал он, — и наблюдал, как Петри выходил из здания. Охрана сопровождала его в автомобиль. Белый, с голубым салоном. Это был «Крайслер», Тони.

Клэр сообразила куда быстрее, чем Краудер.

— Коврик в этом автомобиле такой же, как в моем, — взволнованно произнесла она.

— Вероятнее всего, Петри пользовался именно этим автомобилем в ночь, когда был убит Уайлд. Он-то и занес волокна с автомобильного коврика в спальню Уайлда. Если мы сумеем взять на экспертизу несколько таких волокон, готов спорить: они окажутся идентичны тем, что мы нашли на месте преступления.

Краудер задумчиво постукивал по столу пальцами.

— Все это интересно, но улик недостаточно. Что еще у тебя есть?

— Петри очень хитер. Он предусмотрительно нанес такие раны, чтобы подозрение пало на женщину.

— И сработало. Ты с самого первого дня и искал женщину.

— Да уж, — мрачно признал Кассиди — Петри, вероятно, думал, что нашим главным подозреваемым станет Ариэль. Он достаточно долго был знаком с семейством Уайлд и знал, что их брак далеко не идеален. Вполне возможно, он даже догадывался о ее связи с Джошем.

— Зачем же он вчера приходил к нам?

— Прикрыть свою задницу. Наше расследование по поводу причастности Ясмин к убийству, естественно, рано или поздно высветило бы и их отношения, но больше всего Петри боялся изобличения в убийстве. И он предпочел признаться в одном грехе, чтобы скрыть гораздо более тяжкий.

— Но у него есть алиби, что он был той ночью в «Даблтри», — напомнил Краудер.

— Он действительно был там. Зарегистрировался и сделал так, что все его там видели. Но большую часть ночи он провел в «Фэрмоне».

Краудер упрямо покачал головой.

— Все равно это лишь догадки и случайные совпадения, Кассиди. Любой адвокат — а Петри может позволить себе нанять лучшего — даст тебе на суде такого пинка под задницу, если только ты не сумеешь доказать, что Петри был в ту ночь в «Фэрмоне».

— Я могу это доказать.

— Можешь?

— У меня есть свидетель.

У Краудера взметнулись брови.

— Кто?

— Андре Филиппи.

— Андре? — в изумлении вымолвила Клэр. Кассиди кивнул.

— Прошлой ночью он несколько раз пытался связаться со мной и, когда уже отчаялся, снизошел до Гленна, рассказав обо всем ему. Гленн с тех пор глаз с него не спускает. Как только я получил сегодня утром сообщение от него, я тут же отправился к ним. Клэр все поймет. Ты тоже. Тони, после того как увидишься с ним. У Андре «пунктик» в том, что касается конфиденциальности в отношении клиентов его отеля. Это для него своего рода кодекс чести, который он хранит свято. Он ведь держал в секрете тог звонок Клэр, пока мы не уличили его, помнишь? Точно так же он хранил тайну Петри. До сегодняшнего утра.

— Так что же он теперь вдруг решился разболтать все о Петри?

— Похоже, второй страстью в жизни Андре была Ясмин.

— Это правда, — подтвердила Клэр. Она рассказала им о матери Андре, о сходстве этих двух женщин. — Андре рос в обиде на отца, который всю жизнь сохранял дистанцию в отношениях с его матерью, хотя и поддерживал ее материально. За несколько дней до самоубийства Ясмин Андре позвонил мне, страшно обеспокоенный ее душевным состоянием. Безусловно, он увидел сходство в трагической гибели обеих женщин.

Кассиди продолжил ее мысль:

— Андре знает, что Ясмин покончила с собой из-за Петри. И поскольку Петри пальцем не пошевельнул, чтобы остановить поток грязной лжи, который обрушился на Ясмин после ее смерти, он счел себя свободным от любых обязательств перед Петри. Андре клянется могилой матери, что Петри провел ночь в «Фэрмоне» вместе с Ясмин. Приехал он чуть позже одиннадцати, а покинул отель около семи утра, еще до того, как Ариэль обнаружила тело Уайлда и мы опечатали двери. Андре сам вызывал такси для Ясмин. Она поехала в аэропорт, чтобы в назначенное время встретиться там с Клэр. Я уверен, что ни один человек в «Даблтри» не сможет поклясться под присягой, что видел Петри между одиннадцатью вечера и семью утра.

— А с какой стати присяжные вдруг поверят какому-то Андре?

— Они поверят, — с уверенностью произнес Кассиди. — Более того, они поверят Белль.

— Жене Петри? — воскликнул Краудер.

— Да. Я не удивлюсь, если окажется, что она знала об убийстве. До сих пор она покрывала все проступки Алистера, но мне почему-то кажется, что, если дело дойдет до обвинения в убийстве, она не станет рисковать своим положением.

— Я тоже так думаю, — тихо сказала Клэр. — Я встречалась с ней лишь несколько раз, да и то давно, но она произвела на меня впечатление женщины, которая слишком себя ценит.

Краудер уже изгрыз свою нижнюю губу.

— Петри может все это вывернуть наизнанку и заявить, что Уайлда убила Ясмин. У нее был мотив, и оружие принадлежало ей. Он даже может обвинить мисс Лоран.

— Может, — сказал Кассиди, ухмыльнувшись. — Но ему все равно придется ответить на вопрос о проведенной с любовницей ночи в отеле «Фэрмон». Другими словами, он связан по рукам и ногам. В любом случае он виновен хотя бы в том, что утаивал информацию, чрезвычайно важную для расследования дела об убийстве.

Кассиди склонился над столом Краудера.

— Мне нужно достать этого подонка, Тони. Я хочу провести доскональное расследование, но втайне от Петри. Он сейчас, вероятно, ломает голову над тем, почему призналась Клэр, и правильно полагает, что она стремится защитить либо Ясмин, либо Мэри Кэтрин. Как бы то ни было, он думает, что отвертелся. Но это не так.

Несколько мгновений Краудер молча выдерживал пристальный взгляд Кассиди, потом посмотрел на Клэр и вновь обратился к своему помощнику:

— Действуй, но осторожно и в строжайшей секретности. Надо пригвоздить сукина сына.

Ариэль Уайлд приветствовала визит Кассиди с сердечностью гремучей змеи, готовой к прыжку. Но, какие бы речи она ни готовила в его адрес, слова замерли на ее устах, стоило ей увидеть, с кем он пришел.

— Я думала, она уже за решеткой.

— Это я попросила мистера Кассиди устроить эту встречу, — сказала Клэр. — Можно войти?

С нескрываемой враждебностью вдова отступила от двери, пропуская их в свой номер. Час назад ей позвонил Кассиди и, не объяснив причины, попросил о встрече с ней и Джошуа наедине.

Джош, развалившийся на диване и всем своим видом выражавший явное неудовольствие от вынужденного присутствия в номере мачехи, тут же вскочил при появлении гостей. Со смешанным любопытством и недоверием он разглядывал обоих.

— Итак, я жду. — Ариэль скрестила руки на животе. — Сегодня я очень занята.

— Организацией новых демонстраций? — учтиво спросил Кассиди.

— Они ведь пошли на пользу, не так ли? Вынудили ее признаться в конце концов.

— Я не убивала вашего мужа, миссис Уайлд.

— Что?! — Ариэль обрушилась на Кассиди:

— Вы спите с ней, так ведь? Вот почему так халатно относитесь к ее признанию. Но подождите — как только все это станет известно прессе, вы…

— Миссис Уайлд, — произнесла Клэр тихо, но с такой решительностью, что Ариэль невольно замолчала. — Я призналась, потому что думала, что тем самым защищаю свою мать. Я думала, это она убила вашего мужа.

— Как вы могли такое вообразить? Ваша мать ведь полоумная.

Клэр напряглась как струна, но усилием воли постаралась сдержаться.

— У моей мамы действительно непорядок с психикой. Это возникло давно, более тридцати лет назад, когда она влюбилась в молодого уличного проповедника по имени Джек Коллинз, которого знали тогда под псевдонимом Дикий Джек. Он соблазнил ее, ограбил и бросил, в то время как она была беременна его ребенком. Дикий Джек Коллинз стал Джексоном Уайлдом. А ребенком была я.

Ариэль разразилась истеричным хохотом.

— Какого черта вы все это выдумали? Неужели вы…

— Заткнись, Ариэль. — Резкий окрик исходил от Джоша, который пристально вглядывался в Клэр. — Я чувствовал что-то… Когда я увидел вас, я… Вы ведь мне почти сестра.

— Да. Ну, здравствуй еще раз, Джош. — Улыбаясь, Клэр протянула ему руку. Он пожал ее, не отрывая взгляда от Клэр. — Надеюсь, ты простишь мне ту проверку, когда я предложила тебе взятку. Ты не разочаровал меня своим отказом.

— Все это очень трогательно, — язвительно произнесла Ариэль, — но я буду последней дурой, если поверю в этот бред.

— Я не собираюсь заявлять во всеуслышание о своем родстве с Джексоном Уайлдом. Откровенно говоря, я вовсе не горжусь этим, и, кроме того, такая огласка коснулась бы моей матери, а я этого не хочу и постараюсь ее избежать.

— Тогда что вам здесь нужно?

— Я пришла, чтобы предложить вам навсегда забыть о «Французском шелке» и о тех, кто с ним связан.

— А иначе…

— Иначе я открою миру настоящего Джексона Уайдда. Уверена, вы не захотите, чтобы ваш муж предстал как соблазнитель молоденьких девушек, обманщик, вор, мошенник, отец покинутых им детей. Это ведь не очень благоприятно отразится на вашем предприятии?

Ариэль часто заморгала своими голубыми глазами. Она была явно напугана, но еще не готова сдаться.

— Вы не можете этого доказать.

— А вы не можете опровергнуть. Люди же больше склонны верить худшему, не так ли, Ариэль? Вы ведь, собственно, именно на этом и строили свой расчет, склоняя мое имя в прессе.

Ариэль открыла рот, но слова словно застряли в горле.

— Я была уверена, что вы найдете убедительными мои аргументы, — сказала Клэр. — Думаю, для нас обеих будет лучше забыть всю эту историю. Мне ничего не нужно от Джексона Уайлда. Даже его ненавистного имени. Если я получу возможность спокойно жить и работать и избавлюсь в дальнейшем от вашего вмешательства, о деяниях вашего мужа никто не узнает. Однако, если вы продолжите свою кампанию против меня и «Французского шелка», я буду вынуждена пересмотреть свою позицию, — Клэр улыбнулась. — Но я уверена, что мне не придется этого делать. — Она посмотрела на Джоша — До свидания Скоро увидимся. — Повернувшись, Клэр направилась к двери.

Кассиди задержался, чтобы сказать несколько слов на прощание:

— Я продолжаю расследование обстоятельств убийства вашего мужа, миссис Уайлд. У меня есть новые факты, и, я уверен, они помогут мне изобличить убийцу. А пока я настоятельно рекомендую вам не вмешиваться в мою работу и уйти с моего пути. Отправляйтесь-ка лучше к себе в Нэшвилл и сосредоточьтесь на спасении заблудших душ.

— Я бы хотела помочь Джошу в его музыкальной карьере. У меня много знакомых в Нью-Йорке. Я могла бы его представить в соответствующих кругах. Надо дать ему возможность развивать свой талант, он ведь всегда мечтал об этом.

Клэр и Кассиди устроились, обнявшись, на диване-качалке во внутреннем дворике дома тети Лорель. Весть о том, что Клэр отказалась от сделанного ранее признания, облетела все информационные службы. Репортеры чуть ли не со всей страны жаждали услышать заявления от нее и от Кассиди. Краудер посоветовал обоим «убраться от греха подальше и затаиться где-нибудь на пару дней», доверив ему уладить все самому.

Краудер намеревался созвать пресс-конференцию и заявить, что Клэр Лоран сделала ложное признание, чтобы положить конец дальнейшим преследованиям и неопределенности. Он также собирался безоговорочно отклонить ее признание как сделанное под давлением со стороны общественности, прессы и министерства Джексона Уайлда, а также под впечатлением от утраты подруги и делового компаньона — Ясмин. Краудер, кроме того, должен был объявить о том, что совместными усилиями полиции и прокуратуры выявлены достоверные факты, которые начисто опровергают какую-либо причастность мисс Лоран к убийству и открывают новые аспекты в расследовании. Это, безусловно, несколько задержит его ход, но Краудер хотел еще раз подчеркнуть, что он прежде всего заинтересован в объективном следствии.

Получив напутствие от Краудера, Клэр и Кассиди отправились к Гарриетт Йорк повидать Мэри Кэтрин. Она уже обыграла Гарри во всех партиях джина и горделиво продемонстрировала выигранные восемьдесят два цента.

— Гарри прекрасная Хозяйка, но когда же мы поедем домой, Клэр Луиз?

— Представь, что ты в отпуске, мама. Через несколько дней мы все отправимся домой. — Она притянула к себе мать и крепко обняла ее.

— Ты всегда была замечательной дочерью, — сказала Мэри Кэтрин, погладив Клэр по щеке. — Когда мы приедем домой, я испеку тебе фирменный пирог тети Лорель — «Французский шелк». Вы любите шоколадный пирог, мистер Кассиди?

— Обожаю.

Лицо ее осветилось радостью.

— Тогда мы обязательно его испечем, и вы присоединитесь к нам.

— С удовольствием. Спасибо за приглашение. И вот теперь Клэр, склонив голову на плечо Кассиди, наслаждалась тихим уединением, дарованным им волею случая На потрепанные подушки дивана-качалки они набросили стеганое одеяло. Проржавевшие пружины жалобно скрипели, но Клэр никогда еще не чувствовала себя на этом старом диване так уютно.

— Что, теперь и Джош попадет под твою опеку? — с улыбкой спросил Кассиди.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты сердобольная, Клэр, и любишь всех опекать, взваливая на себя чужие проблемы. Мэри Кэтрин. Андре в какой-то степени. Ясмин…

— Только не Ясмин. Это она мне помогла встать на ноги.

— Может быть, в самом начале. Но ты оказалась сильнее ее, Клэр. Ты ведь была опорой «Французского шелка» — и мозговым центром, и творческим гением. Ясмин своим именем, возможно, и помогла тебе выбиться, но со временем она стала больше нуждаться во «Французском шелке», чем он в ней.

Клэр в глубине души сознавала его правоту, но ей казалось, что, согласившись, она предаст память подруги.

— Мне будет не хватать ее. Я иногда ловлю себя на том, что пытаюсь вспомнить, когда же она должна прилететь из Нью-Йорка, но потом с ужасом осознаю, что она не прилетит никогда.

— Это вполне естественно. Должно пройти какое-то время.

— Много времени.

Они помолчали; тишину нарушал лишь скрип качалки. Наконец Кассиди спросил:

— А как насчет меня?

Клэр подняла голову и вопросительно посмотрела на него.

— Что насчет тебя?

— Меня ты возьмешь под свое крылышко?

— Не знаю, — игриво ответила она. — Мне вовсе ни к чему еще один приемыш. Что мне с тобой делать?

— Ты могла бы познакомить меня со старым кварталом, который ты так любишь и с которым ты связана душой. Учи меня французскому. Рассказывай о своих новых идеях. Обсуждай со мной мои самые интересные дела. Выслушивай мои жалобы. Ходи со мной в кафе-мороженое. Целуйся со мной на людях.

— Другими словами, я должна стать твоей компаньонкой и любовницей.

— Совершенно верно.

Они поцеловались. Во дворике сгущались ароматные сумерки. Где-то неподалеку одинокий саксофон наигрывал томный блюз. По соседству кто-то готовил филе со стручковым перцем.

Кассиди расстегнул жакет Клэр и жестом собственника положил руку на ее грудь Их поцелуй стал более глубоким и страстным. Повернувшись к нему, Клэр потерлась коленом о ширинку его брюк, и он возбужденно прошептал ее имя.

Когда на мгновение их губы разомкнулись, он сказал:

— Ты потрясающая женщина, Клэр Луиз Лоран. Самая волнующая. И самая загадочная.

— Уже нет, Кассиди. — Она обхватила руками его лицо. — Теперь ты знаешь все мои секреты. Все. Надеюсь, ты теперь можешь понять, почему я так часто лгала тебе.

Налицо его появилось то напряженное, мрачное выражение, которое так шло ему и которое Клэр успела полюбить.

— Я никогда не встречал женщины — да и мужчины, впрочем, тоже, — которые могли бы любить так, чтобы пожертвовать ради этой любви своей жизнью. Я знаю, что настоящая любовь именно такой и должна быть, но до встречи с тобой думал, что это недостижимый идеал. Я хочу знать лишь одно: распространяется ли твоя любовь на меня?

Она нежно поцеловала его.

— Я полюбила тебя, как только увидела. Я боялась тебя и сопротивлялась системе, которую ты представлял, но я любила тебя.

— Я не могу предложить тебе слишком многого, — печально сказал он. — Я имею в виду, что я не так состоятелен, как ты. Я люблю свою работу. Хорошо с ней справляюсь, но я не предприниматель. И, пока я на государственной службе, мои финансовые возможности будут ограничены жалованьем. — Его взгляд скользил по ее лицу, впитывая каждую черточку. Затем он прошептал:

— Но я люблю тебя, Клэр. Видит бог, люблю. Ты согласна выйти за меня замуж?

— Это нечестно, — переводя дыхание, вымолвила она, когда он прильнул к ее груди. — Ты спрашиваешь меня в момент слабости.

— Так ты согласна?

— Да.

Взволнованно и неуклюже, они наспех освободились от одежды. И когда их тела слились, вечерний воздух наполнился новыми звуками — счастливыми вздохами влюбленных.

Саксофон уже наигрывал другую мелодию. Кого-то по имени Дезире звали ужинать. Голубая сойка, залетевшая во дворик, села на краешек фонтана, чтобы попить дождевой воды. Повеяло легким бризом, и листики вьющейся глицинии зашуршали о старый кирпич, заставив испуганного хамелеона искать укрытия. Ритмичное поскрипывание дивана-качалки все усиливалось, пока в воздухе не разнесся громкий счастливый стон. Потом все стихло и замерло.

1

1 фут — 30, 48 см

2

Wilde — фамилия проповедника; wild (англ.) — дикий. Здесь — игра слов.

3

Добрый вечер (фр.).

4

Естественно (фр.).

5

Конечно, разумеется (фр.).

6

Боже мой (фр.).

7

Квартероны — потомки от браков мулатов и белых людей. В свою очередь, мулаты — потомки от браков белых с неграми.

8

Анк — священный крест, символизировавший жизнь в Древнем Египте