Глава 1

Если в один знаменательный день человек узнает, что его дом сгорел, его матери врачи подписали смертный приговор, банки разорились, ребенок попал в автомобильную катастрофу… Человек отчаивается и ругает жизнь, Господа Бога, Аллаха, Будду – но вообще-то он не знает, кого именно винить в том, что он попал под удар судьбы, а его жизнь теперь навсегда будет отмечена клеймом страшной трагедии.

В отличие от всех этих несчастных, Андрей Панов точно знал, кто виноват в том, что с ним произошло.

Виноват он, Андрей Панов.

Он сам разрушил свою жизнь. У него было все, о чем только можно мечтать (кроме разве что яхты, самолета, Жизель Бундхен и личного конкурса «Мисс Мира»).

А теперь у него нет даже надежды.

Он раздавлен.

Раньше он думал, что переживет все, что угодно. Считал себя сильным. Но тогда на него не падала с высоты десяти тысяч метров бетонная плита.

А самое главное, что в жизни больше нет ни малейшего смысла.

Он был у психолога. Ходил в церковь.

Смысл не появился. Как будто за несколько недель кто-то съел его душу, и сейчас он, Андрей Панов, представляет собой лишь телесную оболочку – довольно жалкую, исхудавшую, с сухой кожей и мешками под глазами. Кажется, от него даже пахнет потом и перегаром.

Андрей приоткрыл один глаз и взглянул на часы. Восемнадцать часов три минуты.

С добрым утром!

Сегодня большой день. Самый важный в его жизни. Надо многое успеть.

Заварив кофе, Андрей отправился в спортзал – не очень просторную комнату с универсальным тренажером, беговой дорожкой, приспособлением для накачивания пресса и солярием. Двадцать минут в солярии – и кожа приобретает золотистый оттенок, скрывающий проблемы с психикой и здоровьем.

Вернувшись на кухню к остывшему кофе – он любил его пить едва теплым, – Андрей фыркнул и выплеснул напиток в раковину. Вместо этого налил коньяк и пошел в ванную комнату.

Пока наполнялось стеклянное джакузи, Андрей намазался двумя масками – питательной для лица с эффектом мгновенного восстановления и успокаивающей для глаз.

Прошелся по квартире. По любимой квартире, олицетворявшей его Эго. Темные дубовые полы. Красные стены в гостиной. Серые, с оттенком синего в двух других комнатах. Низкие замшевые диваны. Огромный телевизор. Брутально и стильно.

Ему здесь хорошо?

Трудный вопрос.

Он помнит, что радовался, когда купил квартиру. Потом был долгий ремонт и новоселье, затянувшееся на пару недель. В то время у него было особенно много женщин.

Андрей вернулся в ванную, смыл маски, намазал тело медом, вылил в джакузи полбутылки шампанского, включил «Просто прекрасный день» в исполнении Лу Рида, а не безголосых «Дюран Дюран», лег в ванну и закрыл глаза.

Когда это началось?

В тридцать пять лет Андрей уже четыре года возглавлял крупную корпорацию. Генеральный директор. Лет пять назад он и мечтать не смел о подобной квартире, о капризах: на чем поехать? – на BMW пятой серии, на антикварном «Мерседесе» SL – суперлюкс, на красном «Порше» с классическими круглыми фарами или же на черном пикапе «Ниссан Титан»? Андрей тогда и помыслить не мог об интервью в деловых журналах, о девушках с длинными загорелыми ногами, о круизах на арендованной яхте, о гостиницах, недоступных простым смертным, о членстве в клубе «Квинтэссеншиал»…

Андрей не подозревал, что это случится именно с ним. С кем-то другим – пожалуйста! Но он все-таки попался в эту ловушку, и чем больше у него было денег, тем больше их ему хотелось. Он должен был радоваться, но вместо этого сокрушался, что теперь, когда жизнь удалась, мечты сбываются, он, Андрей, стал самой жалкой козявкой среди тех, кто действительно значит что-то в этом мире. Раньше он был вершиной эволюции, королем среднего класса, но с новой должностью, новыми доходами появились не только новые траты, но и новые знакомцы, новый уровень жизни, другие правила игры.

Андрей очень гордился собой. Тем, что не сдается. Тем, что не останавливается на достигнутом.

Как же можно было так облажаться?

Он разорил компанию. Не напортачил, не доигрался, а разорил целую компанию. Всего одна невыгодная сделка. Зато какая! Возможно, они выкарабкаются, но для этого потребуется столько усилий, что ошибка Андрея войдет в учебники по экономике.

Конечно, совет директоров мог ему не поверить, но ведь он был таким убедительным и, если на то пошло, несколько исказил факты.

В расчете на успех Андрей спустил собственные сбережения в казино. Конечно, сбережений было не так уж много – большая часть ушла на оплату кредита за квартиру. Правда, если бы он не разошелся тогда в «Пальмах», самом «голливудском» казино Вегаса, мог бы заплатить последний взнос. А он не может. И в долг ему никто не даст – все знают о том, что он разорил компанию.

И он связался с этой сукой – Алиной… Это она потащила его в казино, тварь! Даша ушла навсегда…

Он позвонил ей, когда все уже было хуже некуда, а она ответила:

– Андрей, мне потом будет стыдно за мои слова, но я очень и очень рада, что у тебя все плохо. Ты это заслужил.

И повесила трубку.

Может, если бы хоть Даша осталась с ним, он бы попытался утешиться. Но у него ничего не осталось. Жить дальше нет смысла. Это была красивая, но не долгая жизнь, и умереть надо тоже красиво.

Ванна с шампанским, красная от крови вода, Лу Рид. Послезавтра придет домработница и найдет его. Он оставил письмо. Завещать ему, кроме костюмов от «Хьюго Босс», нечего. Разве что несколько украшений от «Барака» и «Картье». Их он попросил раздать на память тем людям, которых мог с большим преувеличением назвать близкими.

Сейчас. Опасная бритва готова. Он пьян в стельку.

Андрей взял бритву, два раза замахнулся наотмашь…

Его удивило, как все просто. Было даже почти не больно. Голова закружилась. Андрей закрыл глаза. Время смерти девятнадцать часов двадцать одна минута.

Но тут вдруг из динамиков вместо трогательного и грустного Лу Рида грянула полная энергии и вульгарного оптимизма «Я буду жить!» Глории Гейнер. Андрей подпрыгнул, поскользнулся, ушел с головой под воду, захлебнулся, вынырнул (топиться он не собирался), закашлялся… и, наконец, открыл глаза.

Напротив него, на диванчике от Филлипа Старка, сидел мужчина среднего возраста. Шатен с залысинами на лбу был одет настолько странно, что Панов на мгновение даже перестал беспокоиться о том, как этот тип оказался в его ванной. Брюки в полоску от костюма ручной работы, спортивная фуфайка с капюшоном от знаменитого Дона Эда Харди (рисунок – татуировка: сложная композиция из роз, черепов и драконов), хорошие кожаные сандалии, а под ними – белые носочки с Гомером Симпсоном и финал-апофеоз – джинсовая куртка с крупными стразами.

В одной руке незваный гость держал бокал с шампанским – его, Андрея, шампанским, «Дом Периньон», в другой – вонючую сигару.

Шатен растянул губы в рекламной улыбке и помахал рукой.

– Привет!

– Вы кто? – оторопел Андрей.

В голову даже пришла мысль, что, возможно, самое худшее у него еще впереди. Он перевел взгляд на собственное тело. Выглядело оно неважно – из порезов все еще сочилась кровь, кожа побледнела.

– Я умер? – Голос у Андрея дрожал, но он решил, что стесняться этого в таких обстоятельствах глупо.

– В общем-то, да, – кивнул незнакомец. – Иди сюда, – поманил он Андрея.

Андрей попытался встать, но так как в джакузи растворилось примерно четыре литра его крови, сделать это ему не удалось.

– Я не могу, – сообщил Андрей.

– Попробуй еще раз. Поэнергичнее, – посоветовал шатен.

Андрей попробовал… и это оказалось очень неприятно. С него будто сдирали кожу, но боль была хоть и чудовищной, зато длилась мгновение. Андрей встал и с удивлением оглядел себя.

– Надо же… – пробормотал он. – Я думал, человек умирает, когда теряет больше трех литров крови.

Незнакомец кивком головы указал на нечто за спиной у Андрея. Тот обернулся и увидел… себя. Бледного и мертвого.

Андрей схватился за горло. Его мутило. Он даже не мог определить собственные ощущения как страх, панику. Мало того, что без тела он чувствовал себя одновременно и свободным, и беззащитным, его совершенно сбило с толку новое, неприятное переживание, какое бывает, если человеку кажется (или же он твердо уверен), что сходит с ума.

– Я… – прохрипел он. – Что со мной?

– Ты не жив, и не мертв, – произнес незнакомец. – Считай, что все это нечто вроде сна. Так будет проще.

– Кто из нас двоих – я? Тот в ванне? – спросил Андрей.

– Ты веришь в бессмертную душу? – усмехнулся странный человек.

Один из Андреев, тот, что жил, дышал и боялся, задумался.

Он не знал. Душа… Иногда он ее чувствовал – когда стал генеральным директором и когда умирала бабушка, а в последнее время ему казалось, что души у него больше нет… Но в целом… Он редко об этом размышлял.

– Душа есть, – сказал блондин. – И сейчас я с ней разговариваю. Ты отделился от тела, и тебе даже было больно. Всегда бывает больно.

Андрею казалось, что все вокруг как будто выцвело, постарело. Тело умирает без души, но и душа без тела, хотя бы в первые мгновения, ощущает потерю. Душа привыкает, что тело помогает ей мыслить, чувствовать, жить, и сейчас Андрей, или то, что от него осталось, ощущал себя покинутым, обездоленным, несчастным. Чувства притупились – его даже не особенно удивляло все, что происходит. Ну, происходит и происходит – и что дальше?

Не выпуская из рук бокал и сигару, незнакомец встал, оказавшись на полголовы выше Андрея, подошел к нему вплотную и произнес:

– Мое имя Герман. Я пришел кое-что тебе предложить.

Андрей уставился на Германа.

– Вы – дьявол? – с трудом произнес он.

Герман закатил глаза и хмыкнул.

– Пойдем со мной, – велел он и ушел из ванной.

Андрей неуверенно двинулся за ним, очутился в темном коридоре… И тут вдруг дверь за его спиной захлопнулась – да так оглушительно, что Андрей подпрыгнул на месте, а уже через мгновение был ослеплен яркой вспышкой света.

– Глаза открой, – услышал он голос Германа где-то рядом.

Андрей послушно открыл глаза и обнаружил, что они находятся в кафе.

– Черт! – воскликнул он и прикрыл причинное место ладошками.

– Расслабься, тебя никто не видит, – усмехнулся Герман.

Люди действительно их не замечали.

– Вот! – Герман указал на дальний столик, за которым сидели две девушки.

Даша. Такая… несчастная.

Дерьмо!

Наверное, он был гадом.

– Присядем, – предложил Герман и направился к столу.

Было как раз два свободных места. Андрей и Герман устроились рядом с Дашей и ее подругой.

– Он просто урод! – говорила Даша подруге. – Почему так? Почему я любила его? С самого начала он мучил меня, спал с другими женщинами, обещал жениться, заставлял надеяться…

– Но ты же знала, что он придурок! – фыркнула подруга.

Даша поморщилась.

– Он не придурок… – с грустью произнесла она. – Он возвел эгоизм в культ.

– Да-а? – с издевкой отозвалась подруга. – А в чем разница?

– Разница в том, что он прекрасно понимал, что делает! – отрезала Даша. – В отличие от настоящих придурков, которые не ведают, что творят. У нас же был разговор… Андрей сказал, что либо я принимаю его таким, какой он есть, либо ухожу и не насилую ему мозг. Он знал, что ведет себя, как задница, что мне больно, плохо, но он ничем не хотел жертвовать… ради нас…

– Да не было никаких «вас»! – разозлилась подруга. – Была ты со своими идиотскими надеждами, и он… Он знал, что Даша всегда рядом, что ее всегда можно поманить на сахарочек, и она прибежит, вся такая наивная… Черт… Неужели ты его так любила?

– Как «так»? – передразнила Даша. – Я его просто любила…

Герман покосился на Андрея.

– Что?! – рявкнул тот. – Я знал, что она меня любит.

– И он меня любил, – прошептала Даша. По щеке у нее скатилась слезинка.

– Ага! – усмехнулась подруга.

– Любил? – полюбопытствовал Герман.

Андрей познакомился с Дашей полтора года назад на дне рождения своего друга. Отмечали на природе, всего человек десять, и сестра друга привезла приятельницу, Дашу. Андрей был недоволен – вместо того, чтобы отдыхать где-нибудь на частном пляже в Серебряном Бору, он проводит время на общественных угодьях Клязьменского водохранилища. Да и компания подобралась унылая: две супружеские пары – слава богу, без наследников. Одна из жен все время рассказывала о миланских распродажах, как будто надеялась кого-то этим удивить, а другая в тридцать три года выглядела на пятьдесят и носила пятьдесят второй размер одежды.

Мужчины обсуждали Путина и Буша, а также девиц из группы «Виагра», и если бы не Даша, Андрей сошел бы с ума.

– Какая пошлость! – воскликнул он, когда они отошли подальше и сели у берега.

– Обычные простые люди, – ответила Даша.

– Убежим? – поитересовался Андрей.

Даша немного испугалась.

– Прямо сейчас? – она сделала большие глаза.

– Нас никто не видит! – убеждал Андрей. – Ну, давай же…

И они сбежали. Оказалось, правда, что все видели, как они, на полусогнутых, драпают подальше от пляжа, но это никого не обидело, а развеселило – все эти скучные друзья детства радовались тому, что Даша с Андреем нашли друг друга.

Он уложил ее в койку в первый же вечер. И самое интересное, что ему не очень-то и хотелось. Просто Андрей так старался показать Даше, как сильно он отличается от своего прошлого – в лице друзей детства, так блистал остроумием и изящными манерами, что жаль было ничего этим не добиться. К тому же Даша смотрела на него, как на идола, млела и готова была отдаться прямо в машине.

Она влюбилась. А он всю ночь проклинал себя за то, что забыл надеть презерватив. Было неплохо, но… Милая светлая девочка. Такие плохо разбираются в сексе. Он уже вычеркнул было Дашу из памяти, как позвонил тот самый друг детства, у которого был день рождения, и рассказал, кто у Даши папа, где она учится и какие у нее перспективы. И Андрей смилостивился. Он позволял Даше себя любить, ухаживать за собой, спать рядом, терпеть его измены, прощать несостоявшиеся свидания.

Он знал, что Даша – хорошая. И что она была бы замечательной подругой. Но он не мог отказаться от блестящих возможностей – всех этих новых, красивых, веселых женщин, вечеринок, спонтанных выходных в Лондоне, Амстердаме… О том, чтобы ходить на вечеринки вдвоем не могло быть и речи.

* * *

Андрей пожал плечами:

– Любил… В определенном смысле. Мне просто это было не нужно.

– Я так надеялась… – слезы текли у Даши по щекам. Подруга протянула ей салфетку. – Что он изменится… Ему тридцать пять лет и, кроме меня, у него не было ни одного близкого человека…

– Таким, как он, не нужны близкие люди, – сказала подруга. – Они понятия не имеют, что такое близость. Он гад, Даш, выкинь его из головы.

– Ага, – кивнула Даша. – Выкину.

– Как это? – опешил Андрей. – Вот так возьмет и выкинет?

– И даже на похороны твои не придет, – не без злорадства уточнил Герман.

– Ну ни фига себе! – возмутился Андрей. – Все бабы – суки!

Герман расхохотался.

– Пошли, умник! – распорядился он, поднимаясь со стула.

Они вышли из кафе, и опять – хлопок, вспышка света… и вот они уже в квартире у Алины. От таких перемещений Андрея немного подташнивало, но он слишком устал, чтобы всерьез удивляться.

У Алины была скромная вечеринка: суши, вино, две подружки и мальчик-гей.

– Да он, блин, просто лох! – хохотала Алина. – Хотел на мне жениться!

Подружки рассмеялись.

– Псих! – заявила одна. – Ну, где ты и где он?

– Вот! – Алина вытянула руку и показала кольцо, которое ей купил Андрей. «Булгари», двенадцать тысяч евро. – Его максимум.

– Ты, Алина, корыстная жаба… – томно произнес мальчик-гей.

Алина легонько его шлепнула.

– Никакая я не жаба, – сказала она. – Просто смешно… Да я в месяц на ногти больше трачу, чем стоит это кольцо! Но дело даже не в этом. Ну, Андрей, ну, Панов… И что? Он скучный, как салат из редиски!

– И еще потом отрыжка! – добавила одна из подружек.

– Уж не без этого! – усмехнулась Алина. – Он просто меня достал! Мне даже появиться с ним на людях стыдно было… Он же клерк! Все бы подумали: «Плохи дела у Алиночки, раз уж она взялась за менеджеров»…

– Ой, ну, Алин, ты сейчас рассуждаешь, прямо как содержанка… – вздохнул гей.

– Да ну тебя, зануда! Сколько ты членов отсосал ради своего «Кайена», а?! – И Алина бросилась щекотать мальчика-гея, который завизжал, задергался и заорал дурным голосом:

– Ничего я не сосал! Я его сам… этими руками… – он вытянул руки. – Заработал!

– Ты меня подстрижешь? – Алина сделалась серьезной.

– Да пошла ты на фиг, проститутка! – Мальчик надул губки. – Тебя бы под ноль остричь и на зону, за грехи твои, к злым потным лесбиянкам!

Они опять завозились, пока подружки не предложили выпить еще шампанского и обсудить, кому в какой цвет красить волосы.

* * *

После знакомства Даша прожила у Андрея целую неделю. Он ненавидел ее и злился на себя за то, что не может выгнать ее вон. Она была такая нежная, ласковая, податливая, что он никак не мог найти подходящий случай, чтобы отказать ей от дома.

Даша ходила в магазин, готовила, делала ему массаж – и была счастлива, а он задыхался.

Это было очень и очень глупо, но он ее обманул: сказал, что уезжает в командировку. Даша рвалась в аэропорт, и ему пришлось снова врать, что водитель заболел, поэтому он едет на своей машине и не может допустить, чтобы Даша осталась одна в аэропорту и возвращалась с местными таксистами или еще хуже – на общественном транспорте…

И когда она сдалась и пролепетала, что будет ждать его, ждать и скучать, Андрей понял, что ждать и скучать она намеревается в его квартире. Честное слово, он готов был ее убить. Схватить за волосы и вытащить на улицу. Спустить по лестнице и еще плюнуть с балкона.

Но он лишь жизнерадостно сказал:

– Даш, тебе нужно вещи собрать.

Она посмотрела на него с недоверием:

– Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?

И он сорвался:

– Да я хочу, чтобы ты ушла из моей квартиры, еб твою мать! Ты что, не понимаешь, что это ты здесь живешь, а не мы с тобой и теперь уже даже не я? Я наврал тебе – нет никакой командировки, я просто хочу, чтобы ты убралась отсюда!

Он много еще чего говорил, а потом попытался смягчить тон – обвинял, что она на него давит, что его не спросила, что сама здесь поселилась, что они так не договаривались… Андрей собрал ее вещи, отвез вместе с ней домой, а потом отправился в «First» и встретил Алину. Он был так опьянен свободой, что не побоялся снять эту телку, какой бы крутой она ни казалась.

В девяностые Алина была очень популярной певицей. По крайней мере, она такой себя считала. Тощая, наглая, мускулистая. Она ездила по Москве на «Хаммере», выступала в кожаном лифчике и кожаных шортах, демонстративно появлялась в обнимку с подружкой-лесбиянкой…

У нее были романы с самыми-самыми: актеры, режиссеры, певцы, продюсеры, главные редакторы журналов, один симпатичный политик… А потом она вышла замуж за какого-то французского миллиардера и уехала жить в замок. Написала автобиографический роман из серии «Сквозь тернии к звездам», где подробно описала, с кем, где и как занималась сексом, выпустила эротический фотоальбом, развелась и уехала в Австралию заниматься серфингом. В Австралии познакомилась с известным голливудским актером второго плана, с которым жила два года, разорила какого-то музыкального продюсера из Нью-Йорка и вернулась в Москву ничуть не изменившейся, такой же молодой и красивой. По слухам, во Франции у нее остался ребенок.

Петь она больше не пыталась – денег у нее было завались.

Андрей угостил Алину шампанским, смеялся над ее шутками, позволил всем ее подружкам потрогать свой пресс – его гордость, ровные кубики, а ночью три раза подряд довел Алину до оргазма. На следующий день он купил ей смешной «Купер»-кабриолет. Он дарил ей подарки каждый день. Шуба. Кольцо. Серьги. Лас-Вегас.

Алина оказалась азартным игроком – правда, за чужой счет. Вместе они спустили сто тысяч долларов. Еще столько же он потратил на нее.

А она его стеснялась.

* * *

– Уходим! – велел Герман.

Они вышли в прихожую и… очутились в ресторане, где Андрей имел обыкновение собираться с друзьями.

– Черт, Панову хана, – сокрушался Петя, такой же, как Андрей, топ-менеджер.

В состраднии Пети был и страх за себя – «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», и восторг – одним конкурентом меньше, и немного искреннего сочувствия.

– Предсказуемый финал, – усмехнулся их приятель Сергей, банкир. – Ты сам подумай! Зарвался Панов.

– Ну, не совсем… – смутился Петя.

– Да ладно! – В голосе Сергея было столько снисхождения, что Андрея передернуло. – Не сопоставил свои возможности со способностями.

– В чем-то ты прав… – вздохнул Петя. – Андрея, конечно, занесло маленько…

– Нет, ну ты подумай – кому придет в голову связаться с Алиной?! – воскликнул банкир-всезнайка.

– Гм-м… – задумался Петя.

– Алина – тигровая акула! – пояснил Сергей. – Даже я ее не потяну, а Андрей решил, что справится. Да Алина – это так, деталь… Я тут с ним разговаривал полгода назад, мы обсуждали дома в Испании. Андрей облизывался на особняк за пятьсот тысяч, а месяц назад уже воротил нос от виллы за полтора миллиона! Ты подумай! – Сергей в который раз выдал любимую присказку. – Надо же понимать, камо грядеши…[Куда идешь? (церк.– слав.)] Вот и все. Ты на «Металлику» собираешься?

Вот так. Пять минут на Андрея Панова, десять – на «Металлику», четверть часа – на айфон и с полчаса – на критику нового «Инфинити».

Андрей закрыл глаза. Голова закружилась.

– Очнись! – услышал он голос Германа.

Они были в его гостиной. Андрей сел на диван, опустил голову.

– Чего ты хочешь? – спросил он демона.

– Доволен ты своей жизнью? – усмехнулся Герман.

– Я так доволен жизнью, что покончил с собой! – отрезал Андрей.

– Ну… – демон с шумом втянул воздух. – А не хотел бы ты… скажем… начать все сначала?

– С какого начала? – повторил за ним Андрей. – С детства?

– Зачем с детства?! – удивился Герман. – С того момента, когда все пошло не так. Когда это случилось?

Андрей задумался. Полгода назад ему предложили ту самую роковую сделку. Он согласился, убедил совет директоров и… сорвался. Возомнил себя богом. До заключения договора он чувствовал себя неудачником, последним среди первых и жаждал власти, признания, несметного богатства, но это были только мысли, ощущения, переживания… К решительным действиям он приступил шесть месяцев назад.

– Значит, ты бы хотел вернуться к первому апреля? – вкрадчиво поинтересовался Герман.

– Я лично ничего не хочу, – Андрей сделал независимое лицо и, сложив руки на груди, откинулся на спинку дивана.

Но тут же вспомнил, что не одет, и снова скрестил руки на коленях.

– Ты не умер, – сказал Герман. – Время остановилось. У нас осталось две минуты в запасе. Решение надо принимать быстро. Спустя сто двадцать секунд бритва полоснет по венам, и тебя найдут через неделю, когда домработница вылечится от гриппа. Ты будешь выглядеть не столь импозантно, как предполагал.

– Какая разница? – улыбнулся Андрей. – Благодаря тебе я знаю, что душа существует, а значит, все остальное неважно. А вот что действительно важно, так это то, чего ты добиваешься. Если ты, Герман, демон, то я что, должен продать тебе душу?

– Нет, – ответил Герман улыбкой. – Пока что у тебя есть два варианта. Ты умрешь и отправишься в ад. Во второй круг… или третий… В общем, все это довольно грустно. Но ты можешь заключить со мной сделку и вернуть свою жизнь, а взамен я попрошу тебя время от времени выполнять незатруднительные поручения. Мелочь! Ты и не заметишь. Иногда надо будет приехать в какой-нибудь клуб, попросить зажигалку у симпатичной девушки, заказать ей коктейль, поговорить немного и уйти. Иногда – и того проще! – закрыть машиной чужой автомобиль на стоянке.

Андрей молча смотрел на демона.

– Что? – хмыкнул Герман.

– И все?

– И все. Но я не хочу тебя обманывать – это не так уж и мало. Вся наша жизнь – череда мелочей.

И вдруг Андрею очень захотелось еще пожить. Это так заманчиво – прожить полгода, все зная наперед. Удивительная возможность. А потом… Он разберется с этой сучкой Алиной и сделает так, чтобы умник Сережа пожалел о том, что сказал сегодня вечером. Даже если это предсмертная агония, видения, то он ничего не теряет.

– Двадцать секунд, – напомнил Герман.

– Согласен! – воскликнул Андрей.

– Руку! – Герман вскочил и протянул ему руку.

Андрей вложил ладонь в руку демона, и его мышцы свело от боли. Боль пульсировала в голове, обжигала кожу и ломала кости. Он провалился в черную пустоту. И вдруг в этой темноте послышался ненавистный пульсирующий звук. Андрей открыл глаза и увидел перед глазами огненные линии, которые постепенно сложились в красные цифры «08.00».

Глава 2

Каждый день он просыпается в восемь. Умывается, мажет лицо маской с витаминами, выпивает стакан свежего апельсинового сока, с четверть часа занимается на беговой дорожке, принимает душ, увлажняет лицо кремом, укладывает волосы, пьет кофе с круассаном с малосольной семгой и салатом и уходит на работу, согласовав с домработницей Татьяной Ивановной меню.

Сегодня обычный день или… особенный?

Возможно, вчера он перебрал спиртного, и вся эта история ему привиделась. В этом случае стоит всерьез задуматься о последствиях белой горячки. Или же ему приснился кошмар – правдоподобный, внедрившийся в душу, от которого нелегко отделаться даже наяву.

В любом случае это ничего не меняет: вчера он собирался покончить с собой.

Хорошее настроение, длившееся секунд двадцать, мгновенно испортилось, и не испортилось даже, а превратилось в болезненную депрессию с острым желанием завершить начатое вечером.

Это была горячка. Чудес не бывает, как бы ни хотелось. А если и бывают, то происходят они всегда с другими людьми – в шоу «Битва экстрасенсов».

Андрей встал и голый поплелся на кухню. Может, там найдет, чем отравиться…

– А-ааа! – заорал Андрей.

– А-ааа! – вторила ему Татьяна Ивановна.

Андрей схватил кухонное полотенце и прикрыл наготу. Полотенце было мокрым и не очень чистым, что привело Андрея в раздражение. Просил ведь Татьяну не приходить сегодня!

Он нахмурился. Домработница смотрела на него так, будто он уже привязал ее к кровати железными цепями, а сейчас, поигрывая отверткой, спрашивает, под какую музыку она предпочитает долго мучиться от невыносимой боли. Такое лицо у Татьяны Ивановны бывало, когда она разбивала чашку, тарелку или выкидывала вилку в помойку. И еще когда капнула отбеливателем на коврик в ванной, оставив на нем радужное пятно.

– Что случилось? – поинтересовался Андрей.

Глаза ее наполнились слезами.

– Татьяна Ивановна… – строго начал он.

Домработница без лишних слов протянула вперед руку, в которой держала небесно-голубой шерстяной комок.

– Никуда не уходите! – распорядился Андрей и бочком, чтобы не усугублять ситуацию сиянием голой задницы, протиснулся к выходу.

Побежал в сторону ванной, но решил, что это слишком далеко, вернулся в спальню, опрокинув что-то по дороге, выкинул из гардероба три полки с трикотажем, но так и не нашел спортивные штаны. Пришел в отчаяние, пнул шкаф, схватил брюки от делового костюма, влез в них и, на ходу застегивая «молнию», возвратился на кухню.

Татьяна Ивановна тут же вернулась в исходную позицию – вытянула руку и взглянула на Андрея с мольбой. Андрей забрал у нее комок, опознав недавно купленный свитер из чистого кашемира, который обошелся ему в целое состояние. Эта дура постирала его в машинке с горячей водой и теперь от свитера остались только чек и пакет.

Но самое интересное заключалось в том, что купил он его двадцать восьмого марта, а второго апреля эта курица свитер угробила, и случилось разбирательство, и угрозы вычесть стоимость из зарплаты, и слезы домработницы, и клятвы… А вчера было второе октября.

А это значит…

– Хрен с ним, со свитером, Татьяна Ивановна, – сказал Андрей. – Дайте я вас лучше обниму…

И он прижал к себе всполошившуюся домработницу, которая от таких душевных щедрот совершенно расстроилась.

Андрей с тоской посмотрел на бутылку виски, что стояла на столе. Переварить случившееся без алкоголя было невозможно. Но и заявиться на работу к десяти утра с запахом легкого, но свежего перегара было бы неумно.

И Андрей позвонил знакомому человеку.

– Толик, есть чего? – поинтересовался он.

– Андрей, ты с ума сошел звонить в такое время? – пробурчал знакомец.

– Не гони! – усмехнулся Андрей. – Ты еще и не ложился…

– И что с того?

– Ты в центре?

– Ну, – ответил мрачный Толик.

– Приезжай ко мне, не обижу! – обнадежил Андрей.

– Втройне! – Толик, конечно, проявил несусветную наглость, но Андрея сейчас такие мелочи не беспокоили.

– Не вопрос! – обрадовался он и заручился обещанием Толика объявиться через полчаса.

Переговоры по телефону совершенно его вымотали: сердце часто-часто билось, руки дрожали, а дыхание превратилось в мучительный и сложный процесс.

Андрей добрался до ванной, где попытался отвлечься на рутинные процедуры: надо умыться кремом-пенкой, сделать увлажняющую маску, почистить зубы… Но, похоже, всему нужно учиться заново – Андрей озадаченно разглядывал тюбики и флаконы, пока, наконец, не осознал, что уже минут пять читает состав зубной пасты.

В дверь постучали.

– Андрей, к вам пришли, – пропищала Татьяна Ивановна.

Она была из тех, кто не умеет повышать голос. Если случалось крикнуть – без злости, раздражения, просто позвать Андрея к телефону, домработница брала высокие ноты, сипела, визжала, но ни в коем случае не кричала.

Андрей встретил Толика, пообщался с ним пару минут, после чего заперся на своей замечательной террасе и раскурил лучшую в мире траву. Как только реальность стала такой же странной, путаной и невыносимой, как и его внутренний мир, он почувствовал облегчение. Это было правильное, взрослое решение – позвонить дилеру и одурманить себя с утра пораньше.

Андрей потянулся на шезлонге. Апрель был необыкновенно теплый, и все же не настолько, чтобы загорать, но двигаться, суетиться ради того, чтобы прикрыть от ветра обнаженный торс, было, по меньшей мере, глупо. И пошло.

Неожиданно все вдруг стало таким ясным и очевидным…

Он – король мира!

Если все правда – и у него все же не было ни белой горячки, ни бреда, ни иного помутнения рассудка, тогда он, Андрей Панов, знает наперед, что случится с ним в ближайшие полгода.

Двенадцатого апреля пройдет гроза, о которой будут вспоминать долгие годы. Нужно поставить машину в гараж – иначе на его любимца «Порше» рухнет тополь.

Второго мая разобъется рейсовый самолет Москва – Анкара. Пятнадцатого Андрей попадет на Кутузовском в пробку и не успеет на деловую встречу – надо выехать пораньше.

«О боже, боже…» – думал Андрей.

Он – счастливчик.

В приподнятом настроении он ворвался на кухню и рявкнул:

– Татьяна Ивановна!

Вышло громко и нелепо – куда-то исчезла координация между мыслями и действиями.

Домработница к тому времени совершенно успокоилась на предмет загубленного свитера. Андрея уже не первый раз удивляли дружеские отношения домработниц с совестью – угроза расплаты их так пугала, что они рыдали, стопками употребляли валокардин, обещали, что сын или дочь будут отказывать себе во всем, даже в лекарстве от астмы, только бы расплатиться… Но стоило даровать им прощение, как они немедленно принимались с пылом бить посуду, стирать цветное белье с белым, протирать «Кометом» антикварную мебель – и милосердная совесть не мучила их, пока их не ловили с остатками фарфора «Ville– roys Boch», который они пытались выкинуть из окна. Андрей считал себя демократом. С Татьяной общался на равных. Но эта странная ее особенность опровергала всю его систему либеральных ценностей и принуждала время от времени вести себя как рабовладелец.

Татьяна Ивановна с укором взглянула на Андрея.

– А нет ли у нас… пирога? – поинтересовался он.

– Пирога? – растерялась та. – А вы заказывали…

– Нет! – Андрей замахал руками. – Просто я решил, что вдруг… ну, совершенно неожиданно, случайно, по воле судьбы… пирог все-таки есть! Представляете, как замечательно проснуться утром и обнаружить теплый пирог с капустой! В постели. Я бы проснулся и обнял его, – и он захихикал. – Можно как-то так рассчитать, чтобы поставить вечером в духовку сырой пирог, и чтобы утром он только– только приготовился?

Татьяна Ивановна, кажется, немного испугалась.

– Нет, пирога нет, но если вы скажете…

– Да ладно! – Добрый Андрей улыбнулся очень дружелюбно. – А давайте закажем пиццу?!

– Пиццу? – Татьяна Ивановна, кажется, утратила способность понимать родную речь.

– Все! – Андрей поднял руки, как бы говоря «сдаюсь». – Не надо пиццы. Куплю по дороге. Отличную пиццу с сочными, жирными тигровыми креветками, рукколой, на средней подошве. Да, Татьяна Ивановна?

Та лишь кивнула.

Добравшись до ванной, Андрей с восторгом огляделся. Джакузи, душевая кабина, сауна… Мысли о горячей воде, геле с ароматом морского бриза и чего-то парфюмерного от «Кензо» щекотали душу в предвкушении наслаждения.

По рассеянности не сняв брюки, он встал под душ и пустил воду. Выяснилось, что мыться в одежде весьма приятно. Андрей от души повеселился, намылив пеной брюки от «Поль Смит» и протерев их мочалкой. Он никак не мог понять, сколько же времени провел в ванной, но все это сейчас представлялось такими пустяками…

Из дому он выбрался без четверти десять, предполагая опоздать на работу и ничуть по этому поводу не беспокоясь. Может, и работы-то никакой нет. Может, ему все снится.

– Что за запах такой? – поморщился таксист.

Андрей устроился на заднем сиденье и все ерзал, не понимая, как люди ухитряются выжить в этих российских машинах, в которых и прямо-то толком не сядешь – голова упирается в потолок. Андрей уставился на свою сигарету и сообразил, что только что прикончил остатки травы. Это было зря. Мягкий приход немедленно превратится в жесткий загруз, но Андрей ничуть не огорчился.

– Понимаете… – каким-то странным голосом произнес он. – Купил сигареты в ларьке, и они вот явно поддельные, пахнут соломой… Если не хуже! Неизвестно еще, что производители туда запихивают! Помните, в детстве были истории о бритвах в жвачке? Смерть советским детям? Ха-ха-ха! Может, в сигаретах отрава, яд, или наркотики, или так, какая-нибудь крапива с пестицидами…

– С пестицидами? – удивился водитель.

– Ну да, – подтвердил Андрей. – О чем я сейчас говорил?

Пока Андрей корчился от смеха (это ведь очень весело – напрочь позабыть о чем только что рассказывал), таксист поддал газу и довез его до работы за рекордный срок.

Очутившись на улице, Андрей растерялся. Он уже привык ехать в машине и не понимал, что сейчас надо делать. Его прекрасный мир был полон неожиданных и серьезных проблем – нужно, во-первых, перейти улицу, во-вторых, войти в опасную крутящуюся дверь, преодолеть в лифте пятнадцать этажей…

– Настя! – Андрей позвонил секретарше. – Ты не могла бы спуститься?

Настя была около него минут через пять. Она с удивлением разглядывала босса, который выглядел странно: растрепанные волосы, черные очки, вместо рубашки – футболка…

– Насть, слушай, а почему ты вообще решила покрасить волосы в такой цвет? – произнес странный босс.

Это было очень важно – понять, отчего люди с таким типом лица, как у его секретарши, красят волосы в цвет воронова крыла. Это было делом всей его жизни – получить ответ на сей вопрос.

– Мне не идет? – обиделась Настя.

– Не-а… – Андрей покачал головой. – Он тебя старит.

Настя, казалось, была не просто оскорблена, но и шокирована тем, что начальник увидел в ней человека – пусть и с неудачным цветом волос.

– Не вешай нос, Анастасия! – Андрей потрепал ее по плечу. – Вот… – он достал бумажник и вытащил несколько купюр. – Иди в салон… – он всучил девушке визитку. – Скажи, что от меня и срочно! Дай руку! – Он взял Настю за руку. – Переведи меня через дорогу, – попросил он.

Секретарша старалась не смотреть на него, но послушно сопроводила к зданию, помогла прорваться через крутящиеся двери и усадила в лифт.

На работе все было как обычно. Никто ничего не знал об увольнении Андрея.

Кабинет у него был небольшой – они снимали офис в центре и теснились на четырех этажах (со второго по пятый). Первый этаж здания занимал женский журнал – два года назад их контора волновалась и предвкушала общество стильных красоток, но девицы из журнала оказались так себе – угрюмые, злые… Друг Андрея, Петя, исполнительный директор компании, считал, что это горе – от ума. Были бы тупые – вели бы себя веселее, но Андрею некогда было переживать за девиц и за несбывшиеся надежды. С девицами у него трудностей не было. А за Петю переживать он и подавно не собирался – тот вечно страдал из-за девушек, которые оказывались то слишком умными, то непроходимо глупыми, то жадными, то чрезмерно независимыми… Себя Андрей от такого рода метаний оградил стеной равнодушия: флирт в его случае вел лишь к одному – сексу. Так было проще и спокойней.

Петя зашел к нему без уведомления.

– А Настя где? – поинтересовался он.

– Я ее уволил, – вальяжно сообщил Андрей и закинул ноги на стол.

– Что? Почему? – заволновался Петя.

– Ладно-ладно! Пошутил! – хохотнул Андрей. – Отпустил к врачу.

Петя кивнул.

– К гинекологу, – продолжил Андрей. – Она вроде от меня беременна. Сделает аборт – тогда и уволю. Да пошутил я! – заорал он, прежде чем Петя свалился без чувств.

– Ну и шутки у тебя, извини… – выдохнул Петя. – Ужас какой-то… Ты почему в таком виде?

Андрей не удосужился снять очки, зная, что глаза его выдадут. Прищуренные красные глазки.

– У меня конъюнктивит, – сказал он.

Петя с недоверием уставился на него.

– Это одна из твоих знаменитых шуток? – уточнил он.

– Да какие уж там шутки… – вздохнул Андрей. – Глаза как ножом режет. Кошмар!

– Слушай, я тут хотел уточнить насчет сделки с «Кромвелем»… – забубнил Петя.

Когда он через полчаса закончил, Андрей захихикал и сказал:

– Петя, прости, ты не мог бы повторить, а то я прослушал…

– Ты издеваешься? – ранимый Петя от возмущения даже вскочил со стула.

– Петь, ну, извини, забылся… – молил Андрей.

– Нет, ну это бред какой-то! – пыхтел Петя. – Что с тобой?

Андрей снял очки. Видимо, лицо у него было настолько выразительное, что Петя тут же присмирел.

– Ты под кайфом, что ли? – пробормотал он.

– Вроде того. Может, пойдем пожрем?

– Да ты что, в самом деле?! – вскипел исполнительный директор. – С ума сошел?

Андрей закусил губу. Приблизился к Пете.

– Вчера я говорил с самим сатаной… – прошептал он. – Я продал душу дьяволу, Петя…

– Ну, твою мать, честное слово! – взорвался Петр.

– Или, может, закажем сюда хавчик? – фантазировал Андрей. – Кстати, я не гоню про сатану.

– Панов, алло! – Петя постучал себя пальцем по голове. – Ты где?

Андрей вернулся в кресло.

– Какой-то ты неисполнительный директор… – пожаловался он. – Ты ведь должен исполнять все мои желания?

– Андрюха, может, тебе кофе выпить? – Петя всерьез разволновался. – Ты же не в себе…

– Какой кофе? – с поддельной тоской произнес Андрей. – Никакой кофе мне не поможет, дружок. Меня прет со страшной силой, и ни дна, ни берегов… Знаешь, я, пожалуй, пойду. А ты скажи там, что я отравился. Я же выгляжу, как отравленный?

– О, да, – согласился Петя.

Внизу, в лобби, Андрей столкнулся с Настей, чьи волосы теперь отливали медью и были намного короче. Андрей немного расстроился, что чудесного преображения не случилось – это была все та же Настя с тяжелым подбородком и длинным носом, вот только рыжий цвет немного смягчал черты.

– Отлично! – Андрей поднял оба больших пальца. – Супер! Что ты делаешь сегодня вечером?

Но прежде чем Настя ответила, он улизнул.

Он вышел на Цветной бульвар и с удивлением открыл для себя дневную Москву. Оказалось, что множество народу то ли не ходит на работу, то ли пренебрегает служебными обязанностями. Одно дело – подростки и мамаши с детьми, но вокруг было полно людей его возраста, и все они выглядели отнюдь не так, будто ждут важного звонка. Их лица были светлы, они казались счастливыми. И они ничем не занимались.

Андрей прошелся вперед, к Трубной. По дороге заметил девушку, очень симпатичную, стильно одетую, с дорогой сумкой (Андрей всегда обращал внимание на детали), в отличных туфлях. Она с аппетитом уминала нечто в пластмассовом лотке.

– Простите, а что вы едите? – поинтересовался он.

Вблизи девушка была еще лучше: вьющиеся темные волосы, гладкая светлая кожа, большие рыжие глаза.

– Это картошка, – не без удивления пояснила девушка. – «Крошка-картошка» называется.

– А где вы ее купили?

– Вон там, – она кивнула в сторону перекрестка.

Андрею не хотелось уходить. Ему нравилась эта девушка. Не терпелось узнать, отчего она, в таких туфлях, с такой сумкой, запросто сидит на бульваре, ест какую-то дрянь… И не желает ли она пообедать в хорошем ресторане… Но он боялся, что своим приглашением – таким правильным, таким удобным – разрушит таинственную гармонию, которую представляют собой девушка, бульвар, это месиво в лотке и даже он сам.

Андрей перевел взгляд на книгу, которую она читала. Девушка посмотрела туда же, потом на Андрея и скуксилась – видимо, разгадала его маневр: завести речь о литературе, устроиться рядом, заманить ее, если не в ресторан, то в кафе…

– Ладно, спасибо, – поблагодарил Андрей и ушел.

На полпути обернулся – девушка все еще смотрела ему вслед.

В кафе, где продавалась «Крошка-картошка», все было такое… неизысканное. С трудом подавив желание удрать в ближайший ресторан, Андрей не без брезгливости выбрал несколько заправок (кажется, слишком много), забрал у продавщицы пакет и направился к бульвару. Устроившись на лавочке, разложив, словно бомж (по его собственному, Андрея, мнению), имущество, открыл лоточек и не без опаски попробовал еду. Оказалось, что ничего страшного нет – картошка, сосиски, огурцы… Обычная пища.

Андрей, правда, отвык от обычной еды – даже хорошие итальянские рестораны представлялись ему заурядными. Незаметно он стал гурманом, и вопрос, куда пойти поужинать, постепенно превращался в настоящую проблему.

Он и не заметил, как проглотил всю картошку без остатка, запил фантой, которую считал убийцей, и решил, что в этом есть своеобразный кайф. Наверное, его секретарша Настя ходит сюда обедать.

Зазвонил телефон. Андрей испугался. Сейчас он пребывал в замечательном измерении, где люди перед выходом на работу обкуриваются первосортной голландской травой, отправляют секретарш менять цвет волос, знакомятся на бульварах с девушками и пожирают дешевую быструю еду. Звонок наверняка был из другого мира – от какого-нибудь хлыща в стильном кабинете. Такого же, как и он сам.

Даша.

– Привет, – с привычной усталостью в голосе: «Дорогая, я тебе страшно рад, но ты не вовремя, у меня переговоры», – ответил он.

– Масечка, ты занят? – Дашин голосок звенел так чисто и невинно, что Андрей на секунду вышел из себя.

Он любил голоса с хрипотцой, с предысторией, с намеком.

Черт!

Какая же красавица Алина!

– Даш, перезвони ровно через минуту! – ответил он и отключился.

Записная книжка… Так и есть! Никакой Алины.

Он должен познакомиться с ней… в пятницу! Рассуждения давались сытому Андрею нелегко. Если он познакомится с Алиной в эту пятницу, значит, Даша живет у него. А если Даша живет у него, то где она была утром?

Андрей поспешно набрал домашний номер.

– Татьяна Ивановна, это я, – представился он. – Скажите, а Даша была, когда вы пришли?

– Она в половине восьмого ушла в спортзал, – доложила Татьяна.

– Ах, ну да, ну да…

Андрей вспомнил. Вот, что его бесило в Даше! Она жаворонок. Просыпается в семь утра. Если он спит до полудня, она бродит вокруг, целует его в нос, щекочет за ухом… Она искренне верит, что нельзя так долго спать, что нужно с улыбкой встречать новый день на рассвете, радоваться всякой фигне типа солнышка, ветерка, листочков…

Телефон опять устроил пытку – разразился песней Мадонны. Мадонна сейчас была ему не в кайф.

– Как позанималась? – поинтересовался Андрей.

Даша принялась что-то лопотать, но он уже целиком сосредоточился на ненависти к ней. Совсем скоро, в конце недели, ему придется наврать ей, что он уезжает в командировку, и тогда…

Андрей словно окаменел.

Это начало. Начало того самого, что случится с ним потом. Ужас. Мрак. Безысходность.

Значит, не надо ругаться с Дашей. Не надо выгонять ее из дома. Даша – хорошая. Даша – луч света.

– Андрей! – звала трубка.

– Дашка, а давай смотаемся куда-нибудь на выходные, – предложил он. – К Сереге можно.

Он не знакомил ее с друзьями. То есть время от времени они случайно пересекались, но Андрей не водил ее в гости, не приглашал в клубы… Он знал, что с Дашей будет скучно. И что с ней он не сможет приударить за очередной сексапильной девицей, с которой все произойдет как в первый раз.

Даша там, в трубке, притихла.

– К Сереге? – промямлила она. – Это твой знакомый банкир?

Даша знала, что Сережа устраивает у себя за городом вечеринки, о которых потом говорит вся Москва. Ничего особенного – ни разврата, ни наркотиков, ни стриптизерш, но к нему стекается избранная публика, у него Андрей считал за честь появиться. Один. Или с молоденькой моделью, которая еще плохо разбирается в нулях и рангах.

По законам жанра Сергей не должен был привечать Андрея, наемного работника в известной, но все-таки не очень влиятельной компании. Но они дружили с института, и Андрей прокручивал деньги корпорации в банке Сергея – всем этим он заслужил некое подобие дружбы, шарж на дружбу, но он принимал ее, пусть и с затаенной обидой и с оговоркой «я еще всем покажу».

– А он не будет против? – Даша оробела.

– Что за чушь! – возмутился Андрей. – Так мы поедем?

– Конечно! – голос Даши потеплел.

Андрей физически почувствовал ее смущение и благодарность, и ему даже неловко стало за то, как мало ей от него надо.

– Форма одежды – парадная, – брякнул он и отключил звук на телефоне.

Его сморило. Хотелось прилечь на лавочку и поспать. И Андрей с ужасом и смятением понял, что уже делает это – ложится, закрывает глаза, подставив лицо припекающему солнцу и все еще прохладному ветру.

Он, генеральный директор известной компании, значительная персона, лежит на лавке в объедках «Крошки-картошки» и кайфует.

Наверное, Андрей заснул, потому что, когда он наконец расклеил веки, на животе у него лежала книга. Очень похожая на ту, что читала девушка на Цветном. Андрей посмотрел на обложку. «Американские боги». Нил Гейман.

Он давно не читал. Говорил, что нет времени, но обманывал. Было время, было, но он нарочно уверял всех, что очень занят, круглые сутки занят – потому что книги заставили бы его думать, а думать не хотелось. Хотелось просто жить. Книги помогают оценивать не только мир, но и себя, а вот этого Панов всеми силами старался избежать.

Все будет хорошо. У него есть полгода, чтобы все исправить, понять, почему он ошибался, взять свою жизнь под жесткий контроль. А что, если жениться на Даше? Она станет о нем заботиться, а ему будет к кому возвращаться… Они построят дом, купят собаку, и у него, Андрея Панова, появятся новые ценности… Говорят, дети людей меняют.

Андрей, конечно, не то чтобы разочаровался в прежних ценностях, но он хорошо получил по голове, и он, наверное, единственный человек в мире, который на все сто процентов осознал смысл выражения «второй шанс».

Глава 3

На выходные загородный дом Сергея превратился в галерею. Были художники – одни нормальные, другие – с причудами, с подвывертом, третьи – уважаемые, признанные, с буржуазными замашками.

– Каждый свой холст я окропил… – бормотал художник с причудами, разглядывая две свои картины – портреты полуобнаженных дам.

Девушка лет тридцати, журналистка, с недоумением взирала на него сверху вниз – художник вряд ли доставал ей до плеч.

– Могу и ваш портрет нарисовать, – уверял он журналистку. – Только вот нужно окропить… Художник и муза, тесная связь, единение…

Журналистка, уловившая наконец его мысль, расхохоталась, похлопала портретиста по плечу и присоединилась к компании знакомых, среди которых был и нормальный художник.

Тот с удивлением разглядывал стопку с дорогой водкой (третью по счету).

– Да я вчера только приехал из Серпухова, – говорил он известному писателю, который рассказал, что видел дома у одного влиятельного политика его картину. – Выставка вчера была. А у меня там баня, сосны… Мастерскую построил, да… На природе так хорошо работается! В Москве я не могу. В Москве только пить…

– Да я же не Никас! – возмущался неподалеку известный авангардист. – Я же не пойду к Лужкову с портретом: «Вот смотрите, царь-батюшка, как я вас симпатично нарисовал!» Никас же не художник, он – пластический хирург! Там подрезал, здесь замазал…

– И получает столько же! – усмехался литературный критик, который никуда не выходил без сопровождения двух гладеньких юнцов. Всегда разных.

– Ну, знаешь! – фыркнул авангардист. – Зато меня японцы покупают сериями. Йоко Оно, кстати, купила. Я бы ей картину подарил, конечно, но она же через галерею – пришла и купила… Ты ведь меня знаешь – я ля-ля не развожу. Надо вообще переезжать туда, но очко играет…

Были богемные девушки в эксцентричных нарядах – их непохожесть на фифочек с пластмассовой грудью привлекала офисный народец. Менеджеры, деловые люди, владельцы производств и предприятий с восторгом разглядывали симпатичные мордашки, украшенные странными шляпками, и удивлялись, выяснив, что за большинством красоток стоят богатые отцы со связями в высших эшелонах власти.

У красоток были влиятельные друзья, которые не ухаживали, конечно, за столь оригинальными особами, но ничего не имели против богемной свиты, которую возили за собой по всему свету.

Были и актрисы, и балерины, и артисты мюзиклов, и писатели с писательницами – и все они казались милыми, симпатичными, обаятельными, необыкновенными.

Новички, впервые или случайно попавшие на прием к Сергею, тушевались и робели – их представление об избранном обществе все еще ограничивалось системой ценностей журнала «GQ», помноженной на откровения Оксаны Робски: они-то думали, что «все крутые» вечно пропадают в бермудском треугольнике «Дягилев» – «Симачев-бар» – Третьяковский проезд, где и знакомятся с девушками, чей образ сложился на основе постеров журнала «Плейбой».

Сергей являлся для всех непререкаемым авторитетом. Ему было всего тридцать пять, а его банк уже стал частью холдинга, который владел медиаресурсами, несколькими салонами очень дорогих автомобилей, торговал предметами роскоши, имел собственный ювелирный завод и фабрику косметики. Холдингом вместе с партнерами владел отец Сергея, но банк сын создал сам, с нуля, хоть и оперировал доходами отца и партнеров.

Мать Сергея была известной художницей, бабушка – легендарной художницей, чьи плакаты до сих пор раскупали на сувениры. Отсюда и его интерес к искусствам, и дружба с богемой, и меценатство.

В ближний круг, насчитывающий человек триста, Сергей не пускал кого попало – он тщательно отбирал знакомых, отсекая людей случайных, которыми движет лишь вульгарная ненасытность и праздное любопытство.

Андрей крепко держался за однокурсника – он знал, что не заслужил этого общества, что его здесь терпят из деликатности. Он не был остроумным собеседником, неважно разбирался в искусстве и литературе, выделялся слишком откровенными замашками яппи и считался слишком буржуазным.

Но его тянуло сюда, в яркую толпу законченных эксцентриков (если не сказать сумасшедших) – людей талантливых, образованных, интересных.

В эту субботу он злился на Дашу за то, что сам себя принудил взять ее на эту вечеринку. Даша будет в шоке. Даша растеряется. Даша будет ходить за ним по пятам и молчать. Она слеплена из другого теста.

Андрей курил дурь во вторник, среду и четверг. Курил умеренно, соображал, ходил на работу, но реальность тем не менее представала в тумане фальшивой легкости, несбыточных надежд и той обманчивой радужности бытия, которую дарит марихуана.

В пятницу он сообразил, что больше жить под гнетом самообмана нельзя. Отрезвление прошло мучительно. Андрей лежал на диване, смотрел телевизор и отказывался думать о том, куда завела его жизнь. То и дело поблизости мелькала Даша, которая якобы берегла его покой, а на деле каждые пять минут спрашивала, что такого сделать для его счастья.

«Заткнуться!» – мечтал Андрей, в полной мере ощутивший жуть страдания тех, кого истязали древней пыткой – сажали под кран или что там было в древности, из чего на макушку текла вода. Медленно, по капельке.

Без скандала не обошлось. Парадная форма одежды, о которой сдуру упомянул Андрей, в Дашином представлении выглядела как настоящее вечернее платье в пол, с открытой спиной, плюс туфли на шпильке, дорогая сумочка-клатч. В таком виде можно заявиться на вечер в честь присуждения Нобелевских премий, в оперу, на благотворительный прием к Горбачеву, но уж точно не на вечеринку Сергея. Даша смотрелась бы там белой вороной.

– Даш… гм-м… а что у тебя еще есть из одежды? – поинтересовался Андрей.

Даша обиделась.

– Да надевай что хочешь! – кричал он. – Говно вопрос! Только я никуда не поеду!

Она расплакалась, несказанно обрадовав Андрея, – пафосный вечерний грим был окончательно испорчен.

Андрей засунул Дашу в машину и отвез в магазин «умной» английской одежды, где купил ей подходящее платье. Даша нарядом осталась недовольна – у нее был консервативный вкус, что Андрей считал отсутствием вкуса – все простенькое, без изюминки, бежевое, голубое и белое.

У Сергея было шумно. Играла молодая рок-группа, богемные девицы выплясывали на террасе, три рэппера – два известных и один начинающий – организовали спонтанную битву фристайл.

Даша первая разглядела знакомых – обнялась с девушкой в винтажном бальном платье, с которой, как выяснилось, ходила в колледж. Андрей был возмущен (тем, что Даша здесь, оказывается, не чужая), но несколько успокоился, когда девица попыталась склеить его на террасе.

– Привет! – Пьяный, но не чрезмерно, Сергей обнял его и похлопал по спине. – А, Дашк, давно не виделись, – мимоходом произнес он, клюнул ее в щеку и предложил вина.

– Вы знакомы? – удивился Андрей.

– Сто лет! – кивнул Сергей. – Помнишь, как ты не пустила меня на день рождения потому, что я трех трансвеститов притащил? – хохотнул он, обращаясь к Даше. – Ты чего, с ума сошел? – прошипел он на ухо Андрею, оттащив его в сторону. – Это же зануда номер один!

– Да ладно, Сереж… – отмахнулся Андрей. – Типа скромная приличная девушка. Чего плохого?

– Ой! – испугался Сергей. – Не узнаю тебя! Я, наверное, пропустил момент… в туалет вышел… когда тебе заменили мозг на чип от общества призрения сирых и убогих.

– Слушай… – Андрей затолкал Сергея в туалет. – У меня типа проблемы.

– Проблемы – это фигня какая-то! – заявил Сергей.

– Не то что бы проблемы… – Андрей развел руками. – Ну… Мне тридцать пять. И что?

Сергей не понимал.

Андрей присел на край биде – унитаз занял банкир.

– Куда я иду?

– Ой, бл… – поморщился Сережа.

– Да не «ой, бл…», а это реальная фигня! – разозлился Андрей, который знал то, чего Сергей не знал, но поделиться с ним не мог.

– Скажи мне, что хочешь жениться, и что Даша будет хорошей женой, и я, так и быть, дам тебе телефон своего психотерапевта, – сказал Сережа.

– Серый, ты говнюк! – обиделся Андрей.

– Ты не выживешь рядом с ней, – заверил бывший однокурсник. – Она тебя погубит.

– И что ты предлагаешь?!

– Есть одна тема. Пойдем на кухню, чаю попьем.

Они пробрались на кухню, заперли дверь и устроились за длинным столом.

– Андрюха, у тебя кризис самоидентификации, – сообщил Сергей, налив себе чаю.

– Да я так сразу и понял, – согласился Андрей, рассматривая кружку с чаем.

– Не надо разбазаривать и так-то небогатый запас остроумия! – огрызнулся Сережа. – У меня к тебе серьезный разговор.

– Да ты чего? – хмыкнул Андрей.

– Есть люди. Они тобой интересуются, – многозначительно произнес Сергей.

Стоп!

Андрей оторвал взгляд от столешницы и заглянул банкиру в глаза. Он уже слышал эту фразу.

На этот раз она не произвела на него большого впечатления. Он и жаловаться-то Сереге начал лишь потому, что хотел оправдаться за Дашу, пытался изобразить внутренний кризис – тогда бы Сергей его пожалел и не стал пенять на то, что он приволок девицу, которая покрывается язвами, услышав матерное или околоматерное слово.

Обратная последовательность. Механизм саморазрушения нарушен.

Позавчера член совета директоров, совладелец фирмы, в прошлой жизни Андрея должен был приехать на работу на «Ламборгини». На новой «Ламборгини».

Все машины Андрея куплены через вторые руки – он пока не мог себе позволить настоящий взрослый автопарк.

Андрей помнил приступ острой зависти – его душа рухнула как подкошенная и корчилась от боли, а он, Андрей, взирал на нее с презрением и сожалением о том, что ему досталась такая жалкая и никчемная душонка.

Совладелец был младше его на три года – умный, талантливый мальчик, золотая голова, жених знаменитой телеведущей.

Вчера Андрей должен был встретить Алину. Тогда, в его прежней жизни, ночью, на ее кухне, куда она отправила его за апельсиновым соком, Андрей некоторое время стоял со стаканом в руке, уставившись на старинный буфет, на мраморную столешницу, на бронзовую люстру, и думал о том, что нет у него привычки к роскоши. Благородной привычки. Не капризов зажравшегося баловня, а нравственных страданий при виде чего-то дешевого и некрасивого.

Вошла она.

Андрей тогда вожделел и проникал не в Алину – он брал сладкую жизнь: жадно, агрессивно, неутомимо. Он рвался к мечте.

На следующий день, на этой самой вечеринке у Сергея, куда тот пригласил его в последнее мгновение (но, проживая жизнь заново, Андрей еще в понедельник знал, что в пятницу банкир его позовет), приятель должен был сделать ему заманчивое предложение. Предложение, которое должно было вознести его к мечте.

Андрей жаловался тогда, что хочет дом за полтора миллиона. А год назад – чистая правда – он мечтал всего лишь о квартире за пятьсот тысяч. И когда Сергей предложил сделку, он не верил собственному счастью. Его даже вырвало от волнения, перед тем, как он отправился на подписание договора. Кредит ему выдал банк Сергея.

Сукин сын! Он ведь ловко разыграл эту подставу. Не зря ходит к психотерапевту – знает, на какие точки давить.

О’кей. Он, Андрей, будет сидеть дома, злиться на Дашу, растолстеет, купит эту гребаную собаку… Он будет жить.

На плечи давило. Бетонная плита, рухнувшая на него несколько дней назад, теперь удобно лежала на горбу.

Андрей не хотел так жить. Наверное, он просто слишком испугался и теперь перестраховывается. Сделки с Серегой-двурушником это не касалось. Здесь все прозрачно.

Андрей выслушал Сергея и сказал, что подумает. Пусть этот гаденыш помучается. Точнее – сначала порадуется, а потом – помучается.

Оставив Сергея в недоумении (которое тот неумело скрывал), Андрей выбрался из кухни и разыскал Дашу, терзаемую художником, что «опрыскивал» картины. Судя по ужасу на лице девушки, художник-маньяк предложил ей все, что описал маркиз де Сад, и, возможно, добавил еще от себя.

Но выяснилось, что пьяненький художник держался скромно – он всего лишь рассказывал Даше о значении длины половых членов в истории искусства.

– Вы бы видели, какие у Кунса фаллосы! – восторгался художник.

– Простите, – Андрей улыбнулся и притянул Дашу к себе.

– Андрей, как это понимать? – лепетала она.

Он старался не реагировать на ее слова. Как понимать?! Как пьяный бред талантливого психопата, которого надо было осадить с самого начала! «Тебе двадцать семь лет, дочка!» – хотелось рявкнуть ему.

– Даша, постой тут, я выпить принесу, – сказал он.

– Не бросай меня! – Даша схватила его за руку.

– Видишь девушку в платье цвета морской волны? – спросил он. Даша кивнула. – Она тебе кажется подозрительной? – Даша помотала головой. – Это писательница Маша Царева, замужем, есть ребенок, – Андрей считал, что наличие мужа и детей успокоит Дашу. Он подвел ее к писательнице. – Маша, привет, я Андрей, мы с вашим мужем и Коротковыми, помните, сидели в «Чипполино»… – Маша помнила. – Это моя девушка Даша, она обожает ваши книги. Я ее на минутку с вами оставлю.

И, не глядя на Дашу, не оборачиваясь, Андрей сбежал к бару, роль которого играла столовая.

– Прочитали?

Он даже не сразу понял, что это к нему обращаются. Обернулся. Та самая девушка с бульвара.

– О, привет… – вдруг смутился он.

Девушка была прекрасна. Пышная юбка-пачка серого цвета, дымчатая. Небесно-голубой свитер без рукавов с высоким горлом. Стеклянные бусы. И белая искусственная роза в волосах, как у испанки, Карменситы…

– Понравилось? – спросила девушка.

– Что?

Выражение лица у него, наверное, было самое что ни на есть идиотское.

– «Американские боги». Книга.

У нее были такие красивые скулы… Андрей даже и не думал, что скулы могут завораживать.

– Книга? Ах, книга! Так это вы ее оставили? – воскликнул он.

– Ну да, – кивнула она.

– Здорово! Так… прикольно! – О боже, он произнес это детское слово! – Вам не жалко было?

– В тот момент – нет. Вы так забавно спали там, на скамейке. Я решила, что такому человеку пригодится хорошая книга. К тому же я тогда ее только прочитала и мне хотелось поделиться впечатлениями.

– А я похож на человека, которому пригодится хорошая книга? – Андрей задавал один дурацкий вопрос за другим и тут же стыдился этого.

Но девушка только усмехнулась.

– Вы все сами поймете, – сказала она и ушла.

Андрей видел, как она уходила, и колыхалась юбка-пачка, и изгибалась спина, и стучали каблуки, обтянутые серебристой кожей… Она была прекрасна. Может, конечно, обычная дура, которая хочет произвести впечатление, но…

Андрей принес Даше вино, себе – виски, но настроение уже было не компанейское.

– Хочешь домой? – спросил он у нее.

– А ты? – в ее глазах была мольба.

А ведь Даша единственная, кто не бросил бы его… тогда. В той жизни. Если бы он ее не сломал. Ей, наверное, тоже было больно – только он об этом ничего не хотел знать. Неожиданно он ощутил щемящую благодарность. Она сказала только:

– Э-э… Так мы не поедем на MTV?

Тем вечером вручали кинонаграды.

Андрей обнял Дашу, поцеловал в макушку. Даша обмякла, а он поймал взгляд той самой девушки. Она смотрела сквозь него.

Глава 4

Без четверти восемь солнце уже скрылось за горизонтом.

* * *

В это время на Сухаревской площади, во втором подъезде дома, выходящего на Садовое кольцо, сценарист Александр Гинзбург поставил последнюю точку в рукописи и крупными буквами написал КОНЕЦ. Одновременно он испытывал и облегчение, и подъем. Александр любил это чувство – ты уходишь от чего-то прекрасного, чтобы встретиться с удивительным.

Он получит деньги, уедет в… Марокко, а вернется к началу съемок, и будут артисты, режиссер – его друг, и суета, и невроз, и творческий катарсис… Сценарист Гинзбург был счастлив. Сейчас он позвонит своей девушке (она ждет звонка), и они отметят финал в их любимом ресторане.

* * *

Ровно в ту же минуту на Пашу Сорокина, журналиста, подвизавшегося на освещении международных конфликтов, бросилась девушка, за которой он заехал, чтобы забрать ее и угостить в кафе ужином. С девушкой он встречался уже пятый раз, и все было серьезно, только вот Паша никак не мог взять в толк, как же она к нему относится.

Девушка обняла, поцеловала Пашу, прижалась и сказала, что очень его хочет. Паша пробормотал, что он все не так себе представлял. Девушка ответила, что это не просто секс, что она не хочет кино, не хочет кафе, а хочет только Пашу – она это поняла, и она его, наверное, любит.

* * *

В семь часов сорок шесть минут студентка последнего курса юридической академии Наташа ударила ногой по кровати своего любовника и заявила, что он жлоб и козел. Любовник сделал вид, что не понимает, о чем речь, что он не готов к очередной женской истерике. Наташа ответила, что перед тем, как спать с кем попало, надо было подготовиться к тому, что его схватят за задницу, а то он выступает не только жлобом, козлом, но еще и тупицей. Она собрала вещи, а когда уже была в дверях, любовник наконец осознал, что происходит, и попытался ее удержать. Наташа заявила ему, что он глупый, жадный, перестал за ней ухаживать, а секса у них не было с ее прошлых месячных – теперь она знает почему. Наташа ехала в лифте и радовалась, что избавилась от обременительных отношений с человеком, с которым у нее нет ничего общего.

* * *

В семь сорок семь Лере, проститутке, дежурившей на Ленинградском шоссе, позвонила тетка из Нарофоминска и сказала, что умер отец.

Это было неожиданное, незаслуженное счастье. Мать Леры погубил рак, когда девочке было три года, ее воспитывала бабушка, сошедшая с ума накануне Лериного тринадцатилетия. Отец с трудом узнавал дочь – все эти годы он пил, отбирая у бабушки пенсию. Однажды отец не узнал Леру и попытался ее изнасиловать. Не получилось – к тому времени он уже ходил под себя и целыми днями спал, как многие пьяницы, а потому был немощен и неуклюж. Лера убежала из дома и в итоге оказалась здесь, на трассе. К счастью, квартира все еще была государственной, и прописана там только она, Лера.

* * *

Жизнь продолжалась. Повсюду люди встречались, влюблялись, расставались, веселились, грустили… Андрей Панов завидовал всем – за то, что они не знают, что будет завтра, а потому имеют полное право ошибаться.

Вместе с Дашей он сидел за столом в доме ее родителей – и это было самое унылое воскресенье в его жизни. Хотя, конечно, случались в его жизни разные эпизоды, однажды он провел выходные в аэропорту Хитроу… были ночи без сна на работе, как-то раз он отметил собственный день рождения в пробке на Рублевском шоссе… Но тогда было хоть занятно.

А сейчас его арестовало семейство из рекламы бульонных кубиков – и каждая новая секунда падала и разбивалась вдребезги, со звоном напоминая о бездарно потерянном времени.

Андрей не считал себя эстетом, но он умел слушать и учиться.

Он узнал, что нельзя помыкать домработницей.

Что хайтек – дурной тон.

Что бильярдная в загородном доме – пошлость.

В доме Дашиных родителей все говорило об отсутствии вкуса и о чрезмерных претензиях. Отсутствие вкуса вынудило хозяев обставить дом в бежевых тонах, претензии – восполнить недостаток фантазии стоимостью вещей. Каждое окно покрывало такое количество дорогой материи, что его хватило бы на занавес для Большого театра, а от излишества бахромы, золотого шитья, кистей на витых шнурах рябило в глазах. Мебель была одновременно и резной, и инкрустированной, и расписной, а именные диваны, ценой в автомобиль экономкласса, по старой мещанской традиции накрыли тряпочками и пледами – чтобы гости задницами дыры не протерли. Не хватало только застелить ковры пленкой или скатать, чтобы не затоптали.

Андрею, который приехал в костюме, при галстуке и в лучших ботинках от «Берлутти», выдали тапочки, и он чувствовал себя так глупо, что стеснялся встать из-за стола.

– Выдвигаюсь на следующее место, сразу ставлю незацепляйку на офсете, потому что место очень зацепистое было по осени. Первый заброс – первый внятный удар! Вытаскиваю виброхвост – следы хорошие есть, а рыбы – нет. Зацепляйка-то нормальная, но ничего не цепляет! – Отец Даши, Владимир Олегович, сделал драматическую паузу, заглянув в глаза каждому слушателю. – Быстренько меняю на свой стандарт: чебурашка, двойник, виброхвост и второй заброс – первый судачок!

Однажды в Лондоне Андрей познакомился с немой девушкой. Они гуляли весь день и провели замечательную ночь у нее в Кэмдоне, в домике, похожем на тысячи других в округе. Они объяснялись жестами, пантомимой, записками. Он ни с кем не был так близок, никого не хотел понять так, как ее. И ему казалось, что он рассказал ей всю свою жизнь – ведь девушка в прямом смысле понимала его с полуслова. Читала взгляды. Всем сердцем улавливала интонации. С ней он слышал как растет трава и как плывут облака.

Отца Даши он не мог понять, хоть в самом начале и нафантазировал себе уютный семейный вечер. Настроился даже смотреть фотографии.

За один вечер Андрей выслушал столько историй о рыбалке, сколько не узнал за всю свою жизнь. Он зевал, скучал, разглядывал тарелку, но воодушевленный папаша то ли не мог поверить, что кого-то действительно не интересует рыбная ловля, то ли его это не волновало. Наверное, он привык считаться только со своими интересами. А это значит, что он либо очень влиятельный человек, либо ни с кем не общается. Скорее второе – отец Даши выпускал мебель, а это хоть и выгодно, но вряд ли приближает к истинной власти.

– Андрей, налить тебе лимонад? Андрей! Лимонада хочешь? – разволновалась Даша.

– А? Что? – вздрогнул Андрей, которого ее голос вывел из оцепенения.

– Тебя папа совсем заговорил? – улыбкой она словно извинялась.

– Даша… – укорила ее мать.

Папаша, кажется, намеревался всерьез обидеться.

– Нет, что вы! – воскликнул Андрей и замахал руками. – Мне безумно интересно! Я очарован!

– Как жаль, что вы не останетесь, – в который раз заметила мать Даши, Ольга Анатольевна.

Здесь правил возрастной шовинизм. Женщина за сорок превращалась в даму с именем-отчеством, имела право носить на себе лишних двадцать килограммов и с вдохновением рассказывать о врачах.

С самого начала она до смерти измотала Андрея легендами о каких-то остеопатах, которые вылечили ее от всего.

Отец, мужчина пятидесяти лет, считался неоспоримым авторитетом, и все гости плясали под его дудку.

Он заставил Андрея пробовать какую-то особенную селедку. Селедку Андрей не выносил. Наверное, от него теперь разит луком, так как без лука селедку есть не положено – это же все знают.

Андрей посмотрел триста семнадцать фотографий с рыбалки на Мальдивах – шесть взрослых грузных мужчин и морская гладь во всех возможных вариациях. Мальдивы в кадр не попали.

Андрей посетил мастерскую, где Владимир Олегович хвастался инструментами, в которых Андрей ровным счетом ничего не понимал и понимать не желал.

«Может, они хорошие», – с отчаянием думал Андрей, покуривая на балконе под причитания Ольги Анатольевны о вреде курения.

– Андрюша, вы много курите? – переживала она.

– Достаточно, чтобы рак легких убил меня раньше чем Альцгеймер, – ответил он, выпустив дым.

Ольга Анатольевна сокрушенно покачала головой.

Последние две недели Андрей был сам себе противен. Он выслуживался на работе. Был мил, заботлив и человечен. Наверное, со стороны казалось, что он вступил в секту адвентистов седьмого дня.

Ему трудно было хорошо относиться к людям. Он их не любил. Не понимал, почему их всех устраивает жалкое существование: работа с девяти до шести, почему им хорошо, когда они смотрят телевизор и жрут креветки с пивом, почему не видят залысины и привыкают к рыхлому брюшку, почему считают, что для того, чтобы остепениться, надо жениться, и что такое вообще это самое «остепениться»?…

Андрей не считал себя метросексуалом.

– Метросексуал – это гомосексуалист, который занимается сексом с женщинами, – сказал однажды его знакомый гей. Друг Алины.

Метросексуалы были злые и выглядели «слишком». Загар, зубы, бархатный пиджак, волосок к волоску, бабские капризы, истерики, охи и ахи насчет новых революционных носков от «Прада»… Андрею было смешно. Он нашел себя в продуманной небрежности, иллюзорном невнимании к вещам, в выверенной естественности.

Он презирал людей уже за то, что те плохо выглядят, носят стоптанные мокасины или же не задумываются о том, какой портфель выбрать.

И вот он попал в засаду с теми, кого на дух не выносил – с патриархами отечественного мещанства, апологетами среднего класса, которые только и мечтают, что о баньке на свежем воздухе, о шашлычке из баранины, словом «вегетарианец» в их кругу можно смутить дам, а анекдоты из серии «возвращается муж из командировки» или про тещу придуманы нарочно для них.

Даша, конечно, немного отличалась от мамы с папой. Выяснилось, что она не такая бука, какой представлялась. Одевалась она, разумеется, кошмарно – джинсы, простая белая рубашка, пиджачок без затей в офисном стиле, туфли на среднем каблуке – нечто старушечье, коричневое или бежевое.

Но и она, оказывается, выходит в свет.

Неделю назад они побывали на выставке. Автор, приятель Дашиного папы, рисовал портреты, пейзажи и натюрморты – классический набор для гостиной, бильярдной и столовой. Видимо, некто в мэрии именно так и понимал искусство – количество световых бликов на груше оставило столь глубокий след в душе какого-то чиновника, что тот организовал музей имени Автора. Не такой, как у Церетели, и послабее, чем у Шилова, но все же в центре, и с выставками в Манеже, и со школой искусств.

Художник показался Андрею педантом и технарем, но кругом ходили его расфуфыренные поклонники, так что Панов приберег критику на десерт.

Андрей часто появлялся в модных продвинутых галереях. И туда наряжались. Но оригинальные платья были продолжением творческого эго, а их обладательницы не выглядели как арабские жены, таскающие на себе все самое ценное на случай непредвиденного развода.

Даша была знакома со многими. Она представила Андрея супруге чиновника-благодетеля, которая так разволновалась, дебютировав в роли гранд-дамы, что держалась напряженно и высокомерно. Кроме изысканных манер, дама отличалась необыкновенным нарядом, сшитым, видимо, из той же парчи, что пошла на шторы в доме Дашиных родителей. Золото, много золота, странный покрой, как будто к квадрату пришили юбку-трапецию, и прямоугольники-рукава, а круглый воротник украсили жгутом из того же материала.

Андрея она удостоила беглым взглядом.

– Дашенька, как папочка с мамочкой поживают? – спосила дама, взяв Дашу за ручку.

– Ой, спасибо, хорошо, – Даша расплылась в улыбке. – Передавали вам привет. Мама что-то приболела, не смогла прийти. Выставка замечательная! Андрей, тебе нравится?

Андрей пожал плечами.

Гранд-дама буравила его взглядом.

– Что, молодой человек – не большой ценитель искусства? – дама обратилась к Даше, будто Андрей был маленьким ребенком, который не отвечает за свои слова.

– Ну, да… – смутилась Даша.

– Нет, ну почему же! – встрял Андрей. – Я очень люблю искусство. Но только здесь я его что-то не замечаю.

Больше всего его вывело из себя то, что дама не обратила на его слова ни малейшего внимания. Видимо, его приняли за крепостного, за смерда, который носит ридикюль барышни, пока та развлекается в свете.

– Простите… – Андрей тронул даму за локоток. – Мне очень неловко… Наверное, мне не стоило высказывать свое мнение… А уж тем более в обществе такого признанного ценителя живописи… Признанного мировым сообществом… Извините, бога ради, но можно ваш автограф? – Он уже вынимал из сумки белый пригласительный и ручку. – Галина Павловна, не откажите!

Повисла тягостная пауза.

– Елена Иннокентьевна… – прошептала Даша.

– Какая Галина Павловна? – вдрогнула дама.

– Вишневская… – забормотал Андрей. – А разве вы не Вишневская?

Шутка была старая и глупая, но Елена Иннокентьевна купилась.

Даша позеленела и утащила Андрея в угол, где тот, по ее мнению, не мог никому навредить. Андрей кусал ногти, умирая от желания покурить, пока Даша отчитывала его за дурное поведение.

Но и там их разыскали ее настырные знакомые. Девушка Дашиного возраста, о чем невозможно было догадаться, так как она сделала все, чтобы выглядеть на сорок. Строгий коричневый костюм, жилетка, блузка кисельного цвета и сумка «прощай, молодость». Рядом с ней топтался молодой человек, с волосами, которые выдавали его главный секрет – он никогда не смотрелся в зеркало.

– Андрей, – расслабилась наконец Даша. – Это Оля, мы с ней в институте учились! Андрей работает в группе компаний «Маклай».

– Очень интересно, – с выражением тюремной надзирательницы произнесла Ольга. Она порылась в сумочке, нашла визитку. – Ольга Безбородко, глава отдела рекламы и маркетинга газеты «Проспект бизнеса и инвестиционных технологий weekly».

Андрей растерялся, услыхав такое заковыристое название. Ольга, видимо, несколько преувеличивала свое значение для современной экономики – поэтому ерничать он не стал, вспомнив недавнее возмущение Даши. Безбородко кивнула молодому человеку. Тот изъял из портфеля экземпляр газеты и передал, как нечто хрупкое и очень ценное, Андрею.

– Наша газета издается тиражом пятьдесят тысяч экземпляров. Распространяется она по элитным торговым точкам, ресторанам, кафе и деловым центрам. Мы на рынке сравнительно недавно, но динамика роста, узнаваемость увеличиваются с каждым годом. Мы ведем переговоры с авиарейсами – хотим захватить сегмент дистрибуции в бизнес-классе и залах ожидания VIP. Нашим клиентам мы гарантируем всестороннюю поддержку, упоминая их раз в две недели, и скидки на рекламные площади при длительном сотрудничестве…

Андрей перевел глаза на Дашу. Та улыбалась и маленькими глоточками потягивала шампанское. Неужели она не понимает, что ее подруга шпарит наизусть рекламное предложение в смутной надежде на то, что Андрей, который пришел сюда развлечься и отдохнуть, купит рекламу в этой проклятой газете, чтобы только от нее отвязаться?!

Даша не понимала. Она ничего не понимала.

В прошлую субботу Даша потащила его знакомиться с подругами. Андрей вздохнул с облегчением – милые девушки, хорошо одеты, свеженькие, хоть и не без лишнего веса… Но в ожидании кесадильи он загрустил.

– Иванов мне работу предложил, – сказала одна.

– И что? – отозвалась другая.

– Не знаю, – первая пожала плечами.

– Что? Я не расслышала, – вмешалась третья.

– Иванов мне работу предложил, – с охотой повторила первая.

– А-а… И что? – заинтересовалась третья.

– Не знаю, – первая пожала плечами.

– Девушки, а кто-нибудь из вас занимался групповым сексом? – спросил Андрей.

Даша покраснела и пнула его в бок.

– Не, я серьезно, – настаивал Андрей.

Самая смелая, с лицом, напоминающим птичье, призналась:

– Я занималась. А что?

Андрей не любил эти «а что?». Вызов? Смущение?

– Ну, просто интересно, как к этому относятся женщины, – пояснил он свой интерес. – Как это было? Два мальчика и девочка? Две девочки и мальчик? По очереди или одновременно?

Даша выскочила из-за стола. Андрей вздохнул и поплелся за ней.

– Зачем ты это делаешь? – Она действительно была готова заплакать.

– Даш, ты что, в самом деле… – укорил ее Андрей. – Что тебе не нравится?

Даша плакала.

– Послушай, это просто разговор о сексе. Легкий, забавный, светский треп… – оправдывался Андрей.

В тот вечер она его укротила. Под знаменем «Я хороший, я не злю и не обижаю людей» Андрей мило улыбался подружкам, усаживал их в такси, доставал из такси, но так и не понял, о чем они говорили весь вечер.

Даша утомляла Андрея, выводила из себя, но он решил, что она – тот самый якорь, который удержит его от выхода в открытое море разврата и сомнительных сделок, и держался за нее. Она была так уверена в собственной непогрешимости, в правильности своего образа жизни, что обманула и его.

Он даже надел жуткий клубный галстук, который она ему подарила.

– Классный галстук! – одобрил Петя, боявшийся экстравагантных вкусов Панова.

И тогда Андрей первый раз сам себя удивил. Он достал из шкафа подарок партнеров – широкое круглое блюдо, положил на него галстук, облил его заправкой для зажигалок и поджег.

– Ты охренел… – Петя по-настоящему разозлился.

Пожарная сигнализация не сработала. Галстук тушили подушкой с вышивкой «Нам десять лет. РОСБИЗНЕССТРАХКОНСАЛТИНГ», пепси-колой и землей из горшка. Петя открыл окно. Андрей закурил.

– Ты что? – возмутился Петя при виде сигареты.

– Но мы же теперь знаем, что противопожарная хрень не фурычит, – буркнул Андрей.

– Что с тобой происходит? – Петя всплеснул руками.

– Помнишь про сатану?

Петя даже дверью хлопнул.

– Что случилось? – в кабинет ворвалась Настя со стаканчиком «Магги» в руке.

– Да мы тут с Петенькой сжигали снимки, где занимаемся с ним сексом, – ухмыльнулся Андрей.

У Насти, кажется, пропал аппетит…

Вечером, сидя в машине, Андрей так и не мог ни на что решиться. Он не может ехать домой – это бесспорно.

Еще он не может заниматься сексом с Дашей.

Он не может не мечтать о новом «Ламборгини».

Не может не желать снять виллу на Лазурном берегу.

Не может жить без сапог от «Дискейрд2» за тридцать восемь тысяч рублей.

В конце концов, он хочет трахнуть Памелу Андерсон!

Он соскучился без порнушки! Откуда взяться порнофильмам, если Даша «Основной инстинкт» считает верхом неприличия?!

Он сойдет с ума. Он только что сжег свой галстук на рабочем месте. Ему нужна разрядка.

Сегодня двадцать первое апреля.

В той, прежней, жизни он уже познакомился с Алиной, подарил ей машину, заказал в салоне цветов ежеутреннюю доставку роз, переговорил с партнерами Сергея, купил мотоцикл.

А вчера было двадцатое.

* * *

Вчера он должен был в обход Алины и Даши забрать в Конькове новую знакомую и отвезти ее на Поклонную гору, как сделал это в прежней жизни…

Иногда ему нравились просто девчонки с улицы. Разумеется, хорошенькие, сексапильные, дерзкие, но все же неискушенные.

Они не показывают виду, но им льстит, если их приглашают не в «Му-му», а в приличный ресторан, катают на дорогом мотоцикле, приводят в стильную квартиру… Это была жизнь, о которой они только мечтали – пока сам Андрей мечтал о сучках, избалованных роскошью, у которых кожа круглый год пахнет солнцем и морем.

У новой знакомой по имени Таня были ржаные волосы ниже лопаток, пухлые губки, круглые голубые глаза и грудь четвертого размера – все натуральное. Она была немного дикой, но хотя бы неглупой, как большинство вот таких случайных знакомых.

Для начала они с Таней поужинали во французском ресторане, потом заехали к Андрею, где тот переоделся и заметил, что Таня готова заняться сексом прямо сейчас. Но он увез ее на гору и катал по Москве, пока она не посинела.

Странно… В прошлый раз он не придал большого значения той истории. Он был с девушкой, они поехали кататься…

А ведь случилось кое-что значимое.

Они мчались толпой по набережной. Человек сто. Среди них был персонаж, известный, как Сникерс. Гнусный тип, нервный. Он заметил на набережной мотороллер, беспечный владелец которого скорее всего спрятался в кустах, чтобы сходить в туалет. Невесть откуда образовался внедорожник знакомых Сникерса, в который мотороллер и затолкали.

Сникерс, говорят, радовался, как дитя.

А на следующем повороте, в районе Лефортова, Сникерс не справился с крутым поворотом и вылетел из седла. Он лежал в ста метрах от места аварии, а его новенький, недельной давности «Ямаха» ценой в «Хюндай Гетс» представлял собой груду бесполезного металлического лома.

Преступление и наказание.

Тогда Андрей с приятелями отделился от банды и они гоняли по Москве, пока головы не устали от шлемов, заскочили в «Секстон», и там Андрей познакомился с двумя сестричками – почти близняшками. Он не помнил, что именно врал Тане, но решил, что, как это принято у девушек, она сама придумает ему оправдание. Андрей отвез ее домой, пулей вернулся в клуб, подхватил близняшек и великолепно провел с ними время у себя в джакузи.

Было весело.

* * *

В этой жизни он не знал никакой Алины, не ответил на предложение Сергея, согласился с Дашей, что покупать мотоцикл – глупо и опасно, а вчера встречался с Дашей, с Петей и девушкой Пети, Леной.

Андрею Лена представлялась чем-то вроде мороженого с солью и черным перцем. Это была маленькая (метр пятьдесят два) гадкая стерва, которая ничуть не сомневалась в том, что господь дал ей право помыкать людьми.

– Петя, ну как ты зовешь официанта? Он так никогда не подойдет! – возмущалась она. – Молодой человек, мы вас ждем двадцать минут! – отчитывала она официанта, стоявшего с бесстрастным лицом. – Мне «цезарь», но без уксуса, пожалуйста, и вы это запишите, а то прошлый раз я просила без уксуса, но уксус там все равно был! Покажите! Хорошо.

– Мне лазанью… – блеял Петя.

– Лазанья у них слишком жирная! – отрезала Лена. – Мне в прошлый раз от нее стало дурно. Фетуччини с грибами, пожалуйста! И никакой лазаньи!

Андрей, разумеется, заказал лазанью.

Даша похвалила блузку Лены.

– Да, это русский дизайнер, Костя Чаландзия, он потрясающий! – Лена стреляла словами, как легендарная «Катюша». – К нему очень трудно попасть – он жену Воробьева одевает… – она небрежно упомянула имя влиятельного политика. – Но для меня он, конечно, делает исключение. Он меня обожает. Не знаю, сколько стоит, это подарок. Даш, надо нам съездить в Италию, я тебе покажу аутлеты, где можно одеться с ног до головы, но, главное, обувь! Обувь там почти бесплатно – «Прада» за сто двадцать евро, «Марк Джейкобс» за двести. Самые дорогие туфли от «Гуччи» – триста пятьдесят, но это все равно копейки! Я познакомилась там с одним менеджером – он мне все самое интересное откладывает. Он меня просто обожает!

Даша смотрела на Лену влюбленными глазами, Петя давился грибами, которые ненавидел с детства, а Андрей думал о том, как легко Лене жить – все ее обожают!

– Я вчера видела по телевизору программу о жертвах пластической хирургии… – Даша принялась развивать мысль, возникшую как продолжение цепочки Италия – распродажи – «Версаче» – Донателла Версаче – пластические операции.

– Да! – воскликнула Лена. – Я смотрела! Помнишь, там показывали девушку, которая говорила, что стоит один раз сделать губы – и потом не можешь остановиться? Я видела этих баб с подтяжками – вблизи все видно, если не швы, то натянутую кожу! Ужасно!

– Там еще было про этот гель… – встряла Даша.

– Кошмар! – Лена схватилась за голову. – Ну, почему они такие идиотки?! Закачивают в грудь какой-то гель, который неизвестно куда утечет, и никто не знает, что там за битое стекло в этом геле!

У Андрея разболелась голова.

– Ты права, – сказал он Лене. – С лазаньей что-то не то. Мне плохо. Даша, едем домой.

Дома Даша устроила сцену – он, мол, всегда всем недоволен. Андрей лежал, водрузив на лоб прохладную ладонь, и в который раз размышлял о том, что проще было умереть тогда, зато прожить славную, веселую, хоть и короткую жизнь.

* * *

Андрей достал из бардачка хабарик[Окурок с марихуаной или еще каким-то наркотиком (жарг.). ], оставшийся от самокрутки с травой, сделал пару затяжек, включил наконец зажигание и тронулся с места. Спустя полчаса припарковал машину на Петровке и пошел в «Симачев-бар».

Глава 5

Яна и Тина, его подружки, с которыми он как-то раз занимался групповым сексом, пригласили Андрея за свой столик. Яна была с интересным азиатом, на которого, вопреки своим убеждениям, хотела произвести впечатление. Обычно Яне на такие вещи было наплевать – она и так знала, что всем нравится: красивая, богатая папина дочка, заместитель главного редактора глянцевого журнала.

Тина была продюсером – одним из двадцати продюсеров в киностудии известного режиссера. Умненькая и хваткая, она нравилась Андрею больше Яны.

Но сегодня она была с ухажером – молодым режиссером Антоном Качалиным.

Тот самый групповой секс был не чем-то из ряда вон выходящим – по большей части они целовались, дурачились и так хорошо проводили время в Греции, что хотелось чего-то большего, чем просто дружба. К тому же девчонкам нравилось шокировать пляжное общество – они подчеркивали, что у них один мужчина на двоих, и наслаждались собственной раскрепощенностью.

– Нет, вы только подумайте, нанотехнологи обещают, что из той гадости, которую содержит наш воздух, можно выделить молекулы чего угодно и сделать, допустим… зажигалку! – Нияз схватил со стола фиолетовый пластмассовый «Крикет» и помахал им.

– Не верю! – Настя подняла бунт. Она любила спорить.

– А «Мерседес slk» можно будет сделать из воздуха? – поинтересовалась Яна.

– Нияз, нельзя слишком серьезно относиться ко всему, что показывают на канале «Дискавери», – усмехнулась Настя.

– Нет, вы такие скептики, что мне с вами просто противно! – обиделся Нияз. – Вы еще скажите, что не существует домовых, барабашек и зеленых человечков!

Антон рассмеялся.

И тогда Андрей увидел ее. Алину. Она стояла у барной стойки. С подругой. Но вот подруга вышла в туалет, и Андрей, не соображая, что делает, встал и пошел.

Он не знал, что будет говорить. Просто подчинился импульсу.

Алина почувствовала, что этот мужчина явился по ее душу. Взгляд стал еще более томным. Грудь незаметно подалась вперед. И она стала как-то особенно пить свой коктейль, словно это был не стакан, а губы любовника.

– Привет, – сказал Андрей.

– Мы ведь незнакомы?

Алина умела как-то по-особенному смотреть в глаза собеседнику, так, что в этом взгляде было одновременно и нечто интимное, и полное безразличие.

– Вас зовут Алина, – сообщил Андрей.

– Спасибо, я знаю, – кивнула она. – Давай так договоримся – у тебя есть пять минут, чтобы меня удивить.

– Ну, просто для разминки… – он пожал плечами. – Ты спишь со своим массажистом.

Если бы некто коллекционировал эмоции, удивление Алины стало бы жемчужиной этого собрания.

В конце концов она даже открыла рот, чтобы возмутиться, вознегодовать, но на это уже не хватило сил. Алина лишь медленно покачала головой из стороны в сторону.

* * *

В прошлой жизни он их застукал. Просто повезло. В ее загородном доме, куда Андрей приехал, не выдержав разлуки в двадцать пять часов. Увидел их в окно и смылся.

Потом он даже спросил (как бы нечаянно):

– Ты мне изменяешь?

– Что за бред! – фыркнула тогда Алина. – Не веди себя как глупая ревнивая баба!

На этом разговор закончился.

* * *

В этой жизни Алина готова была провалиться сквозь землю. А Панов наслаждался ее замешательством. Он чувствовал себя всемогущим. Вершителем судеб.

– Ты меня не знаешь, – неуверенно произнесла Алина.

– Это очевидно, – Андрей пожал плечами.

– Почему?

– Да ладно, я просто угадал, – хмыкнул он и ушел.

«Каково это, детка, когда тебя считают дешевкой?» – он еще обращался к ней по пути к друзьям, но уже через секунду напрочь забыл об Алине. Между Настей и Антоном сидела она. Девушка с книгой, которую он так и не прочитал.

– Привет, – в некоторой растерянности произнес он.

Девушка была одета несколько странно. Белое шифоновое платье перехвачено поясом салатового цвета с крупной ажурной пряжкой из желтого металла. Платье же надето поверх фиолетовых шаровар, прикрывающих ярко-оранжевые туфли с круглыми мысами.

– Андрей, – представился он и вопросительно посмотрел на Настю.

– Глаша, – произнесла девушка.

– Какие… оранжевые, – улыбнулся Андрей, еще раз оглядев туфли.

– Оранжевый – цвет тревоги, – сообщила Глаша.

– Зачем же вы их носите? – поинтересовался он.

– Мне нравится тревога, – пояснила Глаша. – Предчувствия… Ну… – она задумалась. – Вы понимаете о чем я?

– Можно на «ты», – с легким разочарованием ответил Андрей, подумав, что столкнулся с очередной «интеллектуалкой».

– Это все равно, что смотреть на грозу, – заявила Глаша. – И страшно, и приятно. Ощущаешь себя маленькой, жалкой фигулиной, которая ничто перед стихией, но в то же время проникаешься чувством единения с ней.

– Ага, – только и смог ответить Андрей, который уже много лет был уверен, что хорошенько заплатив, можно избавиться от такой ерунды, как плохая погода и прочие стихийные неприятности.

Наверное, эта Глаша – одна из тех девушек, что считают своим секретным оружием знания, ум и острословие, и вот таким способом мечтают заполучить образованного молодого бизнесмена, который увидит наконец пропасть, что отделяет его от глуповатых красоток, гадающих на жениха на кредитных картах.

– Просто эти туфли вписываются в наряд, – добавила Глаша. – Дополняют фиолетовый и хорошо оттеняют белый. Но если продолжить линию, которую ты пресек мыслями о том, что я гружу тебя всякой заумной чепухой, то напомню, что какой бы ужасной ни была катастрофа и каким бы искренним сочувствием ни наполнялись сердца людей, они завороженно смотрят на то, как рушатся башни-близнецы. И они будут с дрожью и восторгом вспоминать об этом до конца своих дней.

И как-то так вышло, что они с Глашей приехали к нему домой. Они были во многих местах, но перед тем, как ушли из «Симачев-бара», Андрей пошел в туалет и встретил по дороге Алину.

– Ты меня напугал, – сказала она.

– Как? – удивился тот. – Я просто шел в туалет…

– Не сейчас! – нахмурилась Алина. – Откуда ты обо мне столько знаешь?

– Тебе надо меньше интервью давать, – буркнул он.

Пока Алина соображала, Андрей вырвался вперед, но девушка его догнала.

– Ты псих? – спросила она.

– Несомненно! – согласился он.

– Спешишь? – удивилась она его очередной попытке удрать.

– Вроде того.

– А телефон у тебя есть?

– Зачем?

– Приглашаю на ужин…

О, боже! Да она заискивает!

– Алина, послушай, ты очень красивая… Известная и сексуальная… Но я тебя знаю. Знаю таких девушек, как ты. Я топ-менеджер, ежемесячный доход – семьсот тысяч рублей, плюс премии, плюс какие-то левые доходы. Такими, как я, ты чистишь зубы после еды. Мне это не надо.

– Ну… – Алина смутилась. – Может, тогда просто секс?

Андрей задумался. Наверное, ей очень хочется выяснить, откуда он знает о массажисте, и еще, возможно, она собирается его задобрить – на всякий случай.

– Позвони, решим на месте, – он протянул ей визитку и удрал.

Ее удивление Андрей ощущал спиной.

Ура! Он ее сделал! Ха!

Они сильно напились в тот вечер. Яна с Ниязом потерялись в «Раю», потом Нияз нашелся, но без Яны… а уж как они очутились в «Технике молодежи», Андрей и понятия не имел.

В такси он почувствовл, что опьянение идет волнами – он то совсем ничего не понимает, то вдруг реальность пробивается сквозь толщу текилы, но скоро уже задыхается в волнах, беспомощно машет руками – и тонет…

Глаша буквально втащила его в квартиру, бросила на диван и сказала, что у нее есть волшебное средство, которое немедленно приведет его в порядок. Втайне от нее, Андрей сбегал в ванную, разболтал марганцовку и нагнулся над унитазом. Больше его не тошнило, но вертолеты со страшным шумом все еще летали вокруг, слепя глаза прожекторами.

Глаша притащила бульонную кружку чего-то, что пахло лавандой, и заставила его выпить.

– Это шутка? – спросил он минут через десять.

Глаша покачала головой.

Он был все еще пьян. Но то было приятное опьянение, волнительное, благолепное!

– Ты ведьма? – полюбопытствовал он.

– Если бы ты знал, сколько стоит эта отрава, не задавал бы глупых вопросов, – Глаша вытянулась на диване.

Андрей вспомнил об обязанностях радушного хозяина и соблазнителя. Зажег свечи, поставил музыку.

– Мы не будем снимать кино по твоему сценарию, – сказала Глаша.

– Что? – насторожился Андрей.

– Я говорю, что романтическая мелодрама отменяется, – Глаша повысила голос. – Забудь о сексе.

– Почему? – Андрей так растерялся, что спросил без нажима, совершенно искренне.

– Момент утрачен, – ответила Глаша. – Так что пока будем дружить. У тебя, говорят, есть отличная терраса?

– Кто говорит?

– Ты сам и говорил!

Глаша заставила его найти свитера, носки, пледы, перенесла чай на террасу и устроилась в шезлонге.

– Не жарко, – пожаловался Андрей, который уже не чувствовал так остро удовольствия от чудесного чая.

– Я расскажу сказку, это тебя согреет, – пообещала Глаша.

– Что за сказка?

– Неважно. Просто сказка. Итак, в одном царстве-государстве жил-был бедный крестьянин…

Хозяйство у него было небогатое – то волки овец порвут, то коров свалит мор, то разбойники нападут по дороге с ярмарки и ограбят, то засуха выжжет посевы. Худо-бедно дожил крестьянин до тридцати лет. У него не было ни жены, ни детей, а дом, отцовское наследство, приходил в негодность, так как денег на ремонт не хватало. Крестьянин всю жизнь честно работал, вставал спозаранок, и все никак не мог взять в толк, отчего же у него такая горемычная доля.

И вот, сидел он как-то на пастбище, пас коров – это были особенно трудные времена, даже на пастуха он не мог разориться – и вдруг увидел женщину, которая шла к нему через поле.

Женщина была одета в роскошное платье, драгоценности сверкали на ее пальцах, на шее и в ушах, прическу украшали жемчужные шпильки в окаймлении бриллиантов… и она была очень красива.

Крестьянин уставился на нее в полном недоумении. В городе он видел нарядных барышень, но, конечно, не таких – просто девушек в шелковых платьях, с лентами, розанами и всякой ерундой. Эта же дама казалась царицей, и крестьянин был уверен, что она не может просто так ходить по полю в туфельках с драгоценными пряжками. Он даже было решил, что от голода и расстройства заболел, и дама ему мерещится.

– День добрый, – приветствовал ее крестьянин.

– Я к тебе, – сказала дама.

– Вы меня знаете? – испугался он.

– Конечно! – усмехнулась она. – Ты самый несчастный человек в округе.

Крестьянин не знал, что на это сказать. Дама присела рядом с ним на пригорок, распластав подол по траве.

– Что тебе нужно для счастья? – поинтересовалась она. – Назови все, что угодно.

Разговор был странный. Крестьянин-то думал, что даму понесла лошадь, и она попросит проводить ее до ближайшей деревни… Не могла такая роскошная особа интересоваться его убогой жизнью.

– Ты хотел бы стать… князем? Богатым, уважаемым… – соблазняла красавица.

– Да что вы такое говорите… – вконец смутился крестьянин.

Давно, в молодости, и он не прочь был пофантазировать, но жизнь так разочаровала его, порушив все его начинания, затоптав в грязь мечты, что уже много лет он уповал лишь на то, чтобы овцы были целы, да крыша не прохудилась.

Женщина провела рукой по его волосам. Было и щекотно, и приятно, и мурашки побежали. Из головы одна за другой бросились врассыпную тревожные мысли, и он уже смотрел не под ноги, а за горизонт – туда, куда уходили мечты.

– Князем? – улыбнулся он. – Князем я бы не прочь стать…

У него был бы вороной конь… и гнедой, и в яблоках, и карета, да не одна… И стоял бы замок – величественный, как собор, и цвели бы сады, и летом воздух наполнялся бы ароматом яблок и вишни… И была бы жена – первая красавица княжества, и полный дом гостей, и повара, и прислуга, и верные подданные… И жене бы он дарил украшения с рубинами, изумрудами и бриллиантами…

– Ты был бы счастлив? – Красавица неожиданно разрушила воздушные сады, что он возвел одним усилием мысли.

– Да уж, наверное! – крестьянин даже обиделся.

– То есть все, что тебе надо – титул, почет, деньги, красавицу жену и угодья?

– А чего же еще хотеть? – усмехнулся простак.

– Я могу тебе все это дать, – как-то странно глядя на него, сказала незнакомка.

– Да ну? – крестьянин даже отодвинулся от нее.

– Не веришь?

– Вы уж простите… – забормотал он, но красотка покачала головой.

– Сними рубашку, – велела она.

Тот смутился.

– Не о том думаешь. – Она, кажется, стала злиться. – Другой возможности у тебя уже не будет.

Рубашку он снял.

– Ну, что, заключаем договор? – ни с того ни с сего развеселилась красавица.

– Чтобы я князем стал? – в ответ ей рассмеялся крестьянин.

– Ага, – кивнула она и так взглянула на него, что крестьянину вдруг все стало нипочем.

– Заключаем!

Дама поднесла руку к губам и дыхнула на тяжелый золотой перстень с большим бриллиантом. Крестьянин испугаться не успел, как она приложила печатку к его плечу – и грани камня врезались в кожу, боль пронзила его до самых косточек.

Крестьянин страшно закричал, упал на колени…

А когда очнулся, уже стоял вечер. Коровы разбрелись, истошно лаяла собака, пытаясь согнать животину в стадо, незнакомки не было.

Дома, при свете восковой свечи, крестьянин рассмотрел шрам, но тот выглядел застарелым – он зажил, оставив лишь едва заметные рубцы в форме алмазной огранки.

А спустя пару месяцев на их земли напали враги.

Крестьянин, проявив невиданный военный талант, собрал ополчение и разгромил чужеземные войска. На этом он не успокоился – присоединился к регулярной армии и двинулся со своим ополчением в другие места, где бесчинствовали захватчики. Поговаривали, что если бы не он – не выиграть им войну.

Но крестьянин не просто уничтожил врага – он пришел на его территорию и подарил своей стране новые земли.

Крестьянину пожаловали эти земли и титул князя. Он стал героем. Старики снимали перед ним шапки, девушки смотрели с восхищением, а молодежь замирала и боялась сказать лишнее слово, пока он ехал мимо на вороном жеребце. О нем слагали песни.

Княжество досталось ему с замком – величественным, как собор. По случаю победы долго пировали, устраивали во дворе фейерверки и танцы для всего честного народа.

Это было хорошее время, но и ему пришел конец. Княжество благоденствовало, сады цвели, земли плодоносили, а скот весь был здоровый, откормленный на заливных лугах… И князь, ощутив в душе меланхолию, задумал жениться.

В то время ему было тридцать шесть лет.

Все молодые честолюбивые красавицы грезили о том, как станут княгиней. Но князь выбрал простую девушку, дочь трактирщика. Впрочем, трактирщик считался уважаемым человеком: мало того, что у него была ферма, и трактир, и гостиница – и все это хозяйство будто сошло с картинки, еще он исповедовал отречение от излишнеств, трудился от зари до заката и был очень честным человеком.

Князь мог бы выбрать дочь любого негоцианта, любого дворянина, но он выбрал Елизавету – скромную девушку с хорошей наследственностью, румяную, послушную, добрую и чистую.

Трактирщик дал отцовское согласие не без сомнений – боялся, что богатство князя испортит дочь, но почитал жениха героем, а потому согласился, верно расценив, что эта дочь – не единственная, есть еще три, которых надо пристроить в хорошие руки.

Невеста была счастлива. Свадьба, по традициям семьи девушки, была богатой.

Молодые отправились в свадебное путешествие, посмотрели мир, вернулись, казалось, еще более влюбленными – молодая жена носила под сердцем ребенка.

Князь ликовал, раздавал деньги на строительство храмов, но за неделю до рождения первенца случилось несчастье – Елизавета свалилась с террасы и разбилась насмерть. На террасе располагался висячий сад – подарок князя любимой. Жена полководца проводила там много времени, несмотря на то что побаивалась высоты. Близкие пришли к мнению, что у нее закружилась голова, она не удержалась…

Князь страдал так, что даже безутешный отец за него испугался. Но прошло время, и князя вызвали в столицу, в царский дворец. Чествовали победителей – князь принимал очередную награду из рук самого государя и вернулся, к большому изумлению подданных, с новой супругой.

Это была дама из высшего общества – изысканная, понимающая толк в искусствах, светская. Замок расцвел – его убрали по-новому, привезли из-за границы мебель и драпировки, обменяли почерневшие серебряные кубки на элегантный хрусталь и открыли двери гостям.

Жизнь бурлила. В замке устраивали балы, ужины, маскарады… Пока новая жена князя не забеременела.

В округе ее не очень-то любили – она была важной, брезгливо морщила нос, ступая на выщербленную мостовую городка, сверху вниз оглядывала наряды местных модниц. Но беременность смягчила ее. В ней появились свет и простая человеческая радость жизни, счастье предвкушения материнства. Поэтому даже кумушки расплакались, узнав, что лощадь понесла, опрокинула коляску, и супруга княза погибла.

Князь ходил черный от горя.

Год почти не выходил из покоев – был бледен, исхудал, руки у него тряслись.

Но вот однажды трактирщик попросил его поселить у себя трех монахинь – гостиница была переполнена, а рекомендовать невестам Христовым соседнюю тот не решился – там квартировали офицеры и, по слухам, пили уже неделю.

Когда одна из монахинь сбежала с князем – точнее, просто осталась в замке, разразился скандал. Подданные ждали кары небесной, но неожиданно все разрешилось миром. Появились родители девушки – граф и графиня, узнали о серьезных намерениях князя и успокоились – им никогда не нравилось, что дочь отказалась от мира и ушла в затворничество.

Свадьбу справили почти незаметно.

Но когда и на этот раз беременная супруга ушла из жизни раньше срока – отравилась ягодами, люди стали шептаться. Князя никто не винил, но начали поговаривать, будто он проклят.

Его сторонились, девушки прятались при его появлении.

Но нашлась бесстрашная, что согласилась стать четвертой княгиней. Дочь разорившегося негоцианта не ведала сомнений – она была капризна, избалована и мечтала блистать в обществе.

Ее растерзали волки.

Это было страшно. Окрестные жители помрачнели и стали больше молиться.

Пятую жену князь привез из-за границы. Француженка, казалось, ничего не боялась, но и она захлебнулась в ванне.

Замок обходили строной. Князя давно уже никто не видел. Ходили слухи, будто он появляется то там, то здесь – в шляпе, надвинутой на глаза, и в длинном плаще.

В городке пропадали молодые люди – одиннадцать мужчин исчезли без следа.

Когда до трактирщика дошли сведения, что князь снова женился – то ли на столичной шлюхе из дома терпимости, то ли на какой-то легкомысленной модистке, он собрался с силами и отправился к господину.

Как первого свекра княза его допустили в покои.

Трактирщик вошел и ужаснулся. Некогда нарядная комната была пуста. Со стен ободрали обивку, окна были голые, без портьер – их просто заколотили, чтобы не пускать солнечный свет, мебели не было – только матрас на полу и стол, сколоченный из грубых досок, а вместо канделябров комнату освещала убогая восковая свеча.

– Кхгмм… – произнес трактирщик.

– Что тебе надо?

Трактирщик обернулся к тому, что он принял за груду тряпья, и понял, что это и есть князь. Желтый, с запавшими глазами, истощенный до полусмерти, князь сидел на матрасе и глядел в никуда.

– Что с вами? – дрожащим голосом спросил трактирщик.

– Я жду ее, – ответил князь.

– Кого? – робко поинтересовался гость.

Князь не ответил.

– Послушайте… – трактирщик запнулся, неуверенный, что господин его слышит, но все-таки продолжил: – Ходят нехорошие слухи…

Князь неожиданно воодушевился.

– Слухи? – воскликнул он. – Знали бы твои сплетники, что на самом деле здесь происходит! – Он вскочил с дивана.

– Что? – растерялся трактирщик.

– Лучше тебе не знать! – Князь закрыл лицо ладонями с обкусанными до крови ногтями.

С этими словами он вдруг кинулся к окну, оторвал доски, что потребовало огромных усилий с его стороны – он ведь был истощен, а доски прибили надежно, распахнул ставни и… бросился вниз.

Со стоном трактирщик ринулся вон, по коридору, вниз по парадной лестнице… И нашел княза невредимым. У того лишь были в кровь изодраны руки и сломана нога.

Трактирщик забрал его к себе. Выхаживал, откармливал, проповедовал. Трактирщик пресекал любые слухи, утверждая, что князь своими страданиями искупил свою вину, – если та и была.

Однажды утром трактирщик принес ему чай, булочки, жареную ветчину и застал княза здоровым.

– Как же я рад! – воскликнул бывший свекор.

– Да что ты! – с ехидством ответил князь. – Чему?!

Он откинул одеяло, и оказалось, что он полностью одет. Добрый трактирщик растерялся.

– Смерть ждет меня, – нехорошо усмехнулся князь и ушел.

Думали, он исчез навсегда. До их земель доходили слухи о том, что князь живет то в Лондоне, то в Париже, то в Будапеште или Праге и отовсюду убегает, оставив о себе дурную славу. Вино, карты, падшие женщины, дуэли – это лишь малая часть его бесчинств. Говорили, что во Франции князя на дуэли ранили в самое сердце, но лезвие скользнуло по ребрам, и его выходили.

В Венгрии пуля попала князю в голову, но отчего-то вышла через плечо.

В Бристоле князь попал в шторм, но его, полуживого, выкинуло на берег – прямо в руки рыбаков.

Говорили, что в Румынии князь резал себе вены. В Чехии травился. В Нидерландах разбойники перерезали ему глотку – но и там он выжил.

А спустя двенадцать лет со дня первой свадьбы случилось то, что до сих пор заставляет леденеть души местных жителей.

В опустевшем замке почти никого не осталось. Разве что конюх, который не ушел из-за любви и жалости к племенным лошадям князя, старая кухарка да его слуга, исподтишка подворовывавший у хозяина и продававший кое-какие ценные мелочи заезжим торговцам.

Слуга и обнаружил в подвале запертую на десять замков комнату, в которую вознамерился во что бы то ни стало попасть. Хозяина он уже давно похоронил и решил сорвать последний куш перед тем, как жениться на дочери лесника.

Вместе с приятелем он две недели вскрывал замки, прежде чем тяжелая железная дверь распахнулась, и тогда незадачливые воришки заорали от ужаса.

С потолка, с крюков, предназначенных для коровьих туш, свисали головы одиннадцати мужчин, одна из которых принадлежала второму конюху, а другая – учителю фехтования, – приятели их опознали.

Возникло предположение, что князь, снедаемый черной ревностью, убил сначала жен, потом их мифических любовников.

Хотели даже сжечь замок, но трактирщик отговорил людей – убедил всех, что нельзя превращаться в зверье.

Никто не ждал князя, но тот явился. Он шел по дороге, закутанный в некогда белый, а теперь серый от грязи плащ, и глаза его сверкали, как у сумасшедшего. Его тут же схватили и приговорили к повешению.

Но веревка оборвалась. Князь лишь рассмеялся. Ему хотели отрубить голову, но вдруг передумали – князь жаждал смерти, а какое же это наказание – дать преступнику то, о чем тот страстно мечтает?

Княза сопроводили в замок и заколотили ворота. Умрет от голода – мол, не наша печаль.

Прошло пятнадцать лет.

Старый трактирщик ушел на покой, ему в ту пору было уже восемьдесят, гостиницей управляли его сыновья.

Трактирщик жил далеко от замка, не видел его долгие годы, но, поняв, что здоровье его на исходе, неожиданно ощутил тревогу – его мучили воспоминания. Он знал: зло – близко и самое страшное еще впереди.

И как-то в ночь, выспавшись днем под крики малышни – шестерых горячо любимых внуков, – он отправился в замок. Оторвав фомкой одну из досок, трактирщик, не жалея хороший сюртук, протиснулся в щель в воротах.

Он ожидал увидеть руины, запустение, грязь, но то, что встретило его в замке, было самым большим потрясением в его жизни.

В замке горели огни. Снаружи это нельзя было увидеть сквозь плотные шторы, но внутри было светло и тепло. Мраморный пол сверкал чистотой. Хрустальные люстры сияли радугой. Мебель была отполирована до блеска.

Трактирщик непременно бы поседел от страха, если бы уже не был седым.

Он шел вперед, но шаги не разносились эхом. Он шел как будто бесшумно. Словно и не шел вовсе, а стоял.

Трактирщик потянул на себя дверь в каминный зал, который помнил по веселым пиршествам. Внутри было тепло. Пылал камин.

– Я ждал тебя, – услышал он звонкий голос княза. – Но все же не был уверен, что ты придешь.

Трактирщик обогнул диван, предполагая увидеть больного и немощного человека, но князь, развалившийся на сиденье, был здоров и весел.

– Садись, – любезно пригласил князь.

Трактирщик присел на краешек кресла.

– Ты хочешь получить ответ на все вопросы? – спросил хозяин.

Трактирщик кивнул.

– Тогда жди.

И они стали ждать. Трактирщика, отвыкшего в силу возраста от ночных бдений, разморило у огня, но услышав какой-то звук, он немедленно проснулся.

Это был шелест шуршащего по полу платья.

Он открыл глаза и увидел необычайно красивую даму – от нее нельзя было взгляд оторвать.

Дама смотрела на князя, а тот смотрел на нее. В ее глазах была вся любовь мира, в его – благодарность.

Женщина села у князя в ногах.

– Ты понял, наконец, что ни слава, ни почести, ни деньги не приносят счастья? – спросила она. Голос у нее был чистый и нежный.

– Ты обманула меня, – произнес князь без злости.

– Ну уж нет! – воскликнула дама. – Ты сам себя обманул. У тебя было все, но не было покоя. Ты ревновал своих жен, и ревность сводила тебя с ума. Ты не просил меня о любви. И ты ее не получил.

– Ты сделала меня чудовищем, – вздохнул князь.

Трактирщику казалось, будто князь говорит о ком-то другом, не о себе. В его голосе не было сожаления.

– Ты и был чудовищем. Ты был слабым, жалким, унылым, завистливым и жадным. Таким я тебя встретила.

– И полюбила? – по-доброму усмехнулся князь.

– Сердцу не прикажешь, – она пожала плечами.

– А у тебя есть сердце?

– У меня такое большое сердце, что иногда мне кажется, будто я сейчас умру. Моему сердцу не хватает воздуха – любви.

– Но я ведь убил всех этих женщин… и мужчин… – в его голосе послышалось отчаяние.

– Какая теперь разница? – дама накрыла руку князя своей. – Грязные страсти свели тебя с ума, и мир от тебя отказался. Теперь твой мир – это я.

– Я мог стать другим… – простонал князь.

– Не мог, – она покачала головой. – Ты ведь не знал, какой ты. Не видел себя со стороны. И никогда бы не увидел. Зато теперь ты знаешь, что только я могу любить тебя.

Он потянулся к ней и обнял.

– Что с ним делать? – князь кивнул на трактирщика.

Гость похолодел.

– Пусть идет, – распорядилась дама, не глядя на гостя.

И трактирщик поспешил убраться подобру-поздорову. На следующий день он не проснулся. Он получил ответы на все вопросы и со спокойной душой, но с разбитым сердцем ушел в иной мир.

А замок все стоял. Он стоял десять, пятьдесят, сто лет и стоит до сих пор. Случайным прохожим иногда кажется, что они слышат детский плач, но, скорее всего, это просто коты дурачатся – так говорят им в деревне.

* * *

Андрей хотел спросить, зачем она это ему рассказала, но понял, что не может – наверное, он уже спал, и ему все снилось.

На следующее утро он проснулся в шезлонге, но не на террасе, а в комнате, к пледу была приколота записка «Сказка – ложь, да в ней намек». Больше о Глаше ничто здесь не напоминало.

Глава 6

Алина позвонила, когда он был на работе.

Андрей не ответил, но отправил сообщение «Переговоры. Освобожусь в три».

Он ее обманул – не было никаких переговоров. Втайне от секретарши Андрей смотрел четвертый сезон «Остаться в живых».

В последнее время, к его немалому удивлению, Андрей совсем перестал интересоваться делами. Если в старые времена работа представлялась ему ядром его жизни, то сейчас он никак не мог выбить искру воодушевления, даже не мог сделать вид, что относится к ней серьезно.

Странные новые чувства беспокоили его, но Андрей никак не мог отказаться от чудесного расслабленного состояния, которое даровало ему это равнодушие. Впервые в жизни он понял, что покой снисходит не только от секса, выпивки, марихуаны или разорительного курса СПА-процедур, но изнутри.

Алина позвонила через два с половиной часа. «Настойчивая!» – усмехнулся про себя Андрей и ответил:

– Привет.

Его «привет» был сухим и сдержанным.

– Можешь говорить? – поинтересовалась Алина.

Раньше ее такие детали не волновали.

– Ну, в принципе… – засомневался он. – Могу, но недолго.

– Не хочешь сегодня поужинать? – спросила она таким сексуальным голосом, что еще немного – и пришлось бы ему застирывать штаны.

– Можно.

– В девять? – предложила она.

– Лучше в семь.

Все знают – если мужчина назначает свидание в семь, значит, либо он – жаворонок, либо планирует отвезти ее домой пораньше и успеть на другое свидание. И очевидно, что в таком случае первое свидание не вызывает у него больших ожиданий.

Алина поломалась, но согласилась. Назначила место – не самый дорогой, но все же пафосный ресторан, в который ходят знаменитости и просто интересные люди.

«Выпендривается!» – подумал Андрей.

С его точки зрения получалась какая-то глупость. Он всего лишь хотел ее подразнить, разозлить и уж ни в коем случае не рассчитывал, что Алина, полагавшая, что бриллианты меньше трех карат относятся к бижутерии, может заинтересоваться кем-то, кого сама она не интересует. Он был уверен, что это не в ее правилах. Неужели он так плохо разбирается в людях?

Она его не интересует?

Или интересует?

Он ее хочет?

Он обижен?

Он мстит?

Андрей не мог внятно ответить ни на один вопрос, так как все его мысли были заняты Глашей. Вот уж кто… не в его стиле. И тем не менее…

Он не понимал ее.

О Глаше можно было бы сказать: красивая девушка. Бледная девушка. Эксцентричная девушка. Слишком умная девушка. Все это Андрей считал отрицательными характеристиками.

Но почему-то ему казалось, что Глаша знает его лучше, чем он сам, и это его заинтриговало.

На встречу с Алиной Андрей явился позднее нее на четверть часа: она опоздала на тридцать минут, он – на сорок пять.

– Кошмарные пробки! – воскликнул он.

– Да я сама только приехала, – вздохнула Алина. – Черт-те что происходит…

Он откинулся на стуле и окинул ее долгим оценивающим взглядом – будто прикидывал, стоит с ней сегодня спать или нет. Любимый прием Алины. Обычно мужчины смущались и начинали что-то говорить, развлекать ее, а Алина сидела с отрешенным видом, будто думала о своем.

– Ну-у… – промямлила она. – Расскажи о себе.

– Хорошо, – кивнул Андрей. – Итак. Я карьерист, шестнадцать часов в день думаю только о работе, а в оставшееся время пью, накуриваюсь, нюхаю кокаин и занимаюсь сексом со случайными девицам, потому что боюсь серьезных отношений. Наверное, я бы не хотел, чтобы какая-то ловкая барышня женила меня на себе и воспользовалась всем, что я нелегким трудом отвоевал у жизни. Вот, собственно, и вся характеристика Андрея Панова – какой он есть. Ни добавить, ни прибавить.

Алина прикусила губу.

– Ладно, – она пожала плечами. – А теперь обо мне. Мне нравится дикий, необузданный, грязный секс. Моя любимая ролевая игра – секс в офисе, секс у гинеколога. Но больше секса я люблю деньги – я буквально помешана на бабках, а мой главный талант, фактически моя сверхспособность – выбирать в мужья очень и очень щедрых людей – они и после развода дают мне деньги. Я скупа, поэтому даже тем любовникам, с которыми у меня необузданный секс, приходится раскошеливаться. Кроме того, я тщеславна и плачу за статьи о себе в глянцевых журналах. Вернее – мои мужчины платят.

Андрей удивился. Алина оказалась… довольно забавной.

– А теперь, когда мы выяснили, что состоим исключительно из пороков и низменных инстинктов, давай немного поиграем в нормальных людей. Представь, что ты – обычный такой парень, тебе понравилась девушка – это я, и ты пригласил меня в ресторан, чтобы произвести на меня впечатление, – сказала Алина.

– Это ты меня пригласила, – напомнил Андрей.

– Ладно, – кивнула она. – Начнем. Ты был в Италии?

– Ну, да.

– Обожаю эту страну! Все обожаю! И туристические места, и окраины, и просто дороги… Я бы хотела поехать туда с тобой. Мы бы арендовали машину и путешествовали бы из Рима во Флоренцию, и побывали бы и в музеях, и в магазинах… Мы бы обязательно купили что-нибудь в настоящем магазине, не на распродаже, что-нибудь дорогое и ненужное, и ели бы все подряд… Иногда за день мы объезжали бы по три города, а временами не выбирались из кровати, а на пляже напивались бы с утра… Я могу уехать на месяц. А ты?

– Ух ты! – восхитился Андрей. – Ты меня купила!

– Я сказала, что мы бы слушали в машине Боба Марли? – нахмурилась Алина.

– Нет вроде…

– Черт! – расстроилась она. – Это мой любимый момент!

– Очень трогательно, – умилился Андрей.

Они рассмеялись.

Он смотрел на нее и не понимал – что же изменилось?

Та самая Алина. Стерва. Сноб. Алчная Медуза Горгона.

А он все еще Андрей Панов, жалкий менеджер. Но он… нравится ей. Или это ловушка?

– Не понял, – сказал он. – Я тебе что, нравлюсь?

– Тебя это задевает?

– Не то чтобы я расценивал это как оскорбление… нет! Но все же подозрительно.

– Послушай… – Алина наклонилась к нему. – Все считают меня жуткой стервой. И знаешь, почему?

– Потому что так и есть? – предположил он.

– Да! Мужчины либо охотятся на меня с лассо, либо расставляют капканы с кредитками, либо заискивают. И я первый раз встретила человека, который… похож на меня. Это ты. Ты испорченный сукин сын с дурными манерами. Это заводит.

– Жуть какая-то! – расхохотался Андрей.

– Это лучше, чем душ Шарко, – заметила Алина. – Мне давно не было так хорошо. С тобой я расслабляюсь.

– Душ Шарко – это самоистязание! – воскликнул Андрей.

– Вот именно. Ты не будешь против, если чуть позже я попрошу меня связать?

– Прямо здесь?!

– Ха-ха! Да! Хотелось бы мне посмотреть на их физиономии! – рассмеялась Алина, кивком указав на соседний столик, за которым отдыхали деловые люди средних лет.

К его удивлению, получился замечательный вечер. Алина его веселила, а он был самим собой. И он ей нравился – такой, какой есть.

– У меня… обязательства, – пробормотал Андрей, когда они вышли из ресторана.

– О боже… – Алина закатила глаза. – Ты женат и тебе нужно домой – менять памперсы пятому ребенку?!

– Не так! – улыбнулся он. – Обязательства – это не совсем жена. Но близко к тому.

– Ладно, – Алина пожала плечами. – Тогда едем ко мне.

Ее квартира поразила его, как и в первый раз. Это была очень красивая квартира. Дорогая. Два этажа в старинном доме на Чистых прудах. Когда-то там было десять комнат, но сейчас осталось пять с половиной, если за половину считать гардероб и кладовку.

Интерьер был как во дворце: паркет выложен узорами, стены обиты жаккардовой тканью с цветочным рисунком, хрустальные люстры венецианского стекла, шторы от известного лондонского мастера, диваны, изготовленные по авторским эскизам, антикварная мебель, привезенная из Франции, Италии, Голландии… И все это смотрелось естественно, так как у Алины был тот же дизайнер, что оформлял дом Оскара де ля Ренты. Это был прощальный подарок одного бизнесмена из Арабских Эмиратов. Очень красивого бизнесмена – высокого, стройного, с тонкими чертами лица.

Тогда, в прошлой жизни, Андрей обрадовался тому, что был пьян, когда впервые столкнулся со всем этим великолепием – иначе бы его хватил удар. Но сегодня он вполне искренне восторгался красивым интерьером.

Вот такая у него, Андрея Панова, классная любовница. Богатая любовница. Она хочет с ним секса – и не надо выпрыгивать из штанов… то есть надо – в буквальном смысле, но в переносном смысле – казаться не тем, кто он есть, быть всемогущим, – не нужно. Он не миллиардер и никогда им не будет.

Эти мысли были еще более странными, чем отсутствие интереса к карьере, но и тут Андрей не насторожился – слишком уж хорошо ему было. На этот раз у него есть власть над Алиной – он еще и сам не понял, какая именно, но есть, точно есть!

– Ну, что, тебе надо бежать к своим обязательствам? – спросила Алина, затягиваясь удлиненной «Мальборо лайт».

– Ты меня выгоняешь? – возмутился он.

– Да, – усмехнулась она. – Не хочу портить тебе жизнь.

Наверное, у него на лице появилось странное выражение, так как Алина осеклась и взглянула на него с обидой: «Что такого я сказала?»

– А ты клевая! – в духе американских фильмов про подростков произнес он. – Но мне и правда наверное, скорее всего, черт побери, надо идти.

Даша его ждала. Он сидел в гостиной, пил текилу со спрайтом, и тут вышла она – бледная, взволнованная.

– Меня разбудил запах дыма, – сказала она.

В ответ ее ждал тяжелый, неприязненный взгляд.

Даша не разрешала ему курить в постели. Даже после секса. Она вообще была против курения – и Андрей это одобрял, он сам был против курения, но раз уж он все-таки курит, то его квартира – территория курильщика, и никто не имеет права указывать ему, где здесь курят.

– Глупость какая, – фыркнул Андрей.

Даша помахала рукой перед носом.

– Открой окно, – сказала она.

– Не хочу! – отрезал он.

– Андрей, что с тобой? – Глаза ее наполнились слезами. Наверное, от дыма. – Где ты был?

– В спортклубе.

– От тебя перегаром пахнет! – ужаснулась она. – Ты пил?

– Даша, ты просто Шерлок Холмс какой-то! – восхитился он. – Или мисс Марпл.

– Андрей…

– Послушай меня! – Он дернул ее за руку и усадил на диван рядом с собой. – И не надо рыдать… Не надо меня шантажировать. Стоп! Дослушай до конца. Мы живем вместе. Но, с другой стороны, мы живем у меня. Я курю. Пью по ночам текилу. У меня в трусах… ну, в ящике с бельем… заныкан косячок. Да, я такой. И ты каким-то образом решила быть со мной, спишь со мной в одной кровати, знакомишь меня с родителями и… все прочее. Так вот, я не стану другим ради тебя. Я тебе уже нравлюсь. И ты мне нравишься. Но если ты и дальше не оставишь попыток меня сломать, у нас ничего не получится. Я доходчиво говорю?

– Андрей…

– Даша, ты настырна, эгоистична, упряма и не замечаешь того, что тебе не нравится. Не замечаешь моих чувств.

Пока Даша хлюпала носом и вытирала слезы, Андрей будто выпал из реальности.

Раньше он просто ненавидел Дашу. Потом, после катастрофы, психотерапевт сказал, что он ненавидел себя – за все зло, которое причинил девушке, но перенес злость на нее, чтобы не злиться на себя… Уф, все это так сложно…

А сейчас Андрея осенило, что не только он был эгоцентричным подонком! Даша – милая, скромная, плаксивая Даша – перла как танк, ломая и круша все на своем пути!

Андрей пошел спать.

* * *

– Неплохо, неплохо… – признал Женя, возвращая Мише коммуникатор «Нокиа».

– Что мне нравится, так это то, что модель классическая, – заявил Миша. – С годами почти не меняется. Массивная, конечно, зато не надо таскать с собой ноутбук.

– А ты ведь тоже собирался новый покупать? – обратился Толя к Пете.

Петя смутился.

– Собирался… – пробормотал он.

– Да ладно тебе! – Женя хлопнул его по плечу. – Показывай!

Петя положил на стол новенький черный «Верту». Все расхохотались.

– Ну ты даешь! – веселился Миша.

– Мне девушка подарила… – оправдывался Петя.

Но «Верту», разумеется, одобрили – хоть и показная, но все-таки роскошь.

– А я машину купил, – неуверенно произнес Влад.

В этой неуверенности было что-то значительное. Предчувствие грозы.

– Что за машина? – спросил Петя.

– «Инфинити» М45 в новом кузове.

Повисла тишина. Автомобиль еще не появился в России. Стартовая цена – девяносто тысяч долларов.

– А… как? – растерялся Толя.

– Заказал в Японии, там же и руль переставили.

Вся компания бросилась на улицу смотреть на автомобиль, вопя:

– Интриган!

– И молчал!

– В тихом омуте!

Потом Женя представил тюнинг своей «БМВ» пятой серии. Петя похвастался новыми фарами своего «Шевроле».

А после все дружно уставились на черный «Порше» Андрея, на капоте которого ночью кто-то вывел белой краской «Деньги – мусор». Андрей, конечно, в первые секунды чуть не отдал концы, но потом вдруг, вместо того, чтобы срочно отвезти машину в покраску, проникся девизом. Ему показалось, что это смешно – ездить на «Порше» с таким лозунгом.

– Гм… – выдал Петя.

Они вернулись в ресторан.

Андрей мучился, как аллергик на выставке кошек. Это был их традиционный четверг – большие мальчики собирались вместе (совет директоров и партнеры), хвастались игрушками и считали, что здорово проводят время с целью укрепления сотрудничества. Ничего они не делали просто так – даже не напивались без умысла.

Это было весело – говорить о машинах, о телефонах, о стрип-клубах, но все дело в том, что из года в год, из четверга в четверг, повторялось одно и то же. Те же лица. Те же разговоры. Наверное, кроме телефонов и машин, у них нет ничего общего (да и не стоит мечтать о большем), но Андрею казалось, что его заманили в фокус-группу немецкой порностудии, и все они вот прямо сейчас занимаются коллективным самоудовлетворением.

В ресторан зашел Сергей и помахал ему.

– Извините, парни, наш банкир явился, – сообщил Андрей приятелям. – Пойду, засвидетельствую уважение.

– Здорово! – Они с Сережей обнялись.

– Иди со мной, познакомлю с интересными пассажирами, – сказал банкир и потащил Андрея во второй зал.

Андрей сразу узнал эти рожи.

Его демоны.

Люди, которые в прошлой жизни обвели его вокруг пальца. Вместе с Сереженькой-душегубцом.

– Дима, Федя, Паша… Андрей, – представил душегуб.

Если бы эмоции могли материализоваться, Андрея бы сейчас тошнило фонтаном прямо на стол. Особенно он ненавидел Сергея, человека, которого другом, конечно, не считал, но которому верил.

Все эти парни ему нравились. В той жизни он даже надеялся, что они станут друзьями. Возможно, отправятся на мотоциклах в заезд по Европе. Будут знакомиться с классными девочками и сравнивать пиво из разных стран.

Он мечтал стать таким, как они… Смешно.

Андрей был всего лишь наемным служащим, он ничего сам не придумал, он всегда знал, что делит ответственность с другими.

А Дима, Федя и Паша зависели только от себя: у них было собственное дело, и они могли в любое мгновение сорваться в Марокко, в Тайланд, на Бали, улететь в Амстердам…

О такой жизни Андрей только мечтал. Над ним всегда был босс, который может отчитать тебя, как школьника, за опоздание или одежду не по форме.

Открыв рот, он слушал, как Федя познакомился в Бразилии с транссексуалом и две недели у них был бурный роман.

– Прикол в том, что они знают, чего хотят мужчины, – говорил тогда Федя.

Дима поехал в Нью-Йорк по делам, но сдал билет, купил мотоцикл и рванул в Мексику. Жил неделю у стриптизерши из Лас-Вегаса, которая украла выигрыш клиента и пряталась в Техасе.

Паша жил в Тибете в какой-то келье со змеями и скорпионами, после чего приехал домой и заработал миллион.

Тогда все это потрясло Андрея. Это было кино, которое ты, словно ребенок, не отделяешь от реальности, воспринимаешь как нечто, что может быть на самом деле. С тобой. С любым зрителем…

– Прикол в том, что они знают, чего хотят мужчины, – сказал сейчас Федя.

Все засмеялись.

Все, кроме Андрея – он это уже слышал в прошлый раз.

– Помнишь, я тебе говорил, что у ребят есть хорошая идея, как нам всем заработать, – напомнил Сергей.

Наверное, Андрей странно на него посмотрел, так как Сергей ответил ему недоуменным взглядом.

– Что? – удивился банкир. – Андрюха, ты с нами?

– Что за идея? – поинтересовался тот.

Дима кивнул Сергею.

– У вас же есть агентство недвижимости? – напомнил Андрею Сергей.

Официально контора, где работал Андрей, называлась «группа компаний». Это означало, что, кроме основного рода занятий, у них был журнал, сеть кафе и захудалая риэлторская контора.

Сейчас Сергей объяснит, что Феде, Паше, Диме должна некая строительная фирма, которая строила коттеджи под Москвой. Дела у строителей пошли плохо, бизнес был непрофильный, и они хотят скинуть актив – по минимальной цене. Феде, Паше, Диме отдают долю в счет долга, но парни мечтают прибрать дело к своим рукам. Стоимость жилья выросла, часть домов не продана – их можно отдать по новым расценкам, но нужен дольщик, и этим дольщиком будет Андрей. Контора Андрея. Свободных денег в конторе нет, но Сергей готов дать кредит – он заработает на несколько завышенных процентах.

На всей этой истории можно так хорошо поживиться, что при желании Андрей сможет открыть свое дело.

В прошлой жизни Андрей не знал, что существуют некие субподрядчики, которым владельцы домов, клиенты, заплатили много денег мимо кассы строителей, и на которых теперь строители валили вину. Бумажные махинации были настолько сложные, что эти переводы никак не отражались в документах компании. Вместе с компанией Андрей тогда приобрел и долги, и неких личностей, которые уверяли, что являются партнерами, они имели на руках документы, свидетельствующие, что некая доля была приобретена уже после начала строительства, а старый договор был не аннулирован, и опротестовывали сделку, и подавали в суд, и угрожали… И сделать уже ничего было нельзя. На руинах коттеджного поселка кто-то хорошо заработал, и это был не Андрей.

– Интересно, – сказал Андрей, стоя на палубе «Титаника» и разглядывая верхушку айсберга, которую ему соизволили показать. – Я подумаю. Поговорю со своими.

Мысль о том, что Паша, Дима, Федя, Сережа делят его шкуру и не догадываются о том, что он все знает наперед, доставляла ему огромное удовольствие.

Они все пожали друг другу руки, и Андрей вернулся к приятелям, но долго не высидел – у него было свидание с Алиной.

От одного взгляда на нее захватывало дух. Казалось, она вся в облаке, и эта дымка будто отделяла ее от всего мира. Была Алина – и все остальные. Андрею немедленно захотелось стать для нее особенным – самым умным, забавным, щедрым и всемогущим. Хотелось заботиться о ней, боготворить ее.

Он шел к ней, улыбался, грелся в тепле ее улыбки, и тут вдруг с ним случился самый страшный и сильный приступ дежавю за всю его жизнь.

Все было хорошо. Он уже хотел быть умным, щедрым, сильным. Он мерз без ее внимания, без ее радости, которую, как он точно знал, можно высечь только подарками. Он уже хотел перевернуть ради нее мир – и тут его собственный мир стал с ног на голову.

Эта женщина запускала внутри него реакцию определенного рода – он терял голову.

Всего час назад он сидел за одним столом со своими врагами – и все почему? Да потому, что месть ударила ему в голову, и он вздумал подшутить над самим Сатаной! Он хотел поставить тех людей на место, разоблачить, даже не помыслив, чем это ему грозит. Если бы он бросил им в лицо всю правду (а ведь собирался), его бы просто уничтожили, как в старые добрые времена.

Андрею захотелось быть крутым, поиграть мускулами, но дразнить Алину – совсем не то, что привязать банку на хвост волкодаву и забавляться, глядя, как тот вертится вокруг своей оси.

Алина уже что-то ему говорила, целовала в щечку, но Андрей все не мог вынырнуть из своих мыслей.

Он думал, что завладел Алиной. А если и тут он заблуждается? Если Алина просто манипулирует им? Если она всего лишь играет по новым правилам?

Он ведь уже однажды облажался, почему же он так уверен, что не сделает это еще раз?

Опять Алина, опять Сергей. Встретил Алину – встретил Федю, Пашу, Диму. Цепочка.

Андрей не мог разрешить собственные сомнения, а потому лишь сказал:

– Прости, у меня очень важная встреча. Я пойду, а то уже опаздываю.

Алина, кажется, впала в бешенство, Андрей ощущал это спиной – развернулся и ускакал галопом.

Дома он нашел записку от Даши: «Ты – идиот! Я хотела помочь, а ты назвал это эгоизмом. Не могу так больше!»

Андрей бросился в гараж, долго ехал к Даше в Крылатское, звонил в дверь, а когда она открыла, забыл, что хотел сказать.

Все шло не так. Даша не была его спасением. Он ошибся. Она не изменит его жизнь.

Глава 7

Андрею позвонили, как только он вышел из душа.

Был чудный майский вечер, когда после теплого, даже жаркого дня город ласкает прохлада, и пахнет сирень, и хочется выпить, чтобы не озябнуть, и уже предвкушаешь первый глоток, от которого даже немного поламывает все тело, но чуть позже сниходит блаженное расслабление…

– Узнаешь? – поинтересовался звонивший.

– Нет, – признался Андрей.

– Твой друг, Герман, – произнесла трубка.

– А-а… – протянул Андрей, начавший уже сомневаться в том, не сходит ли он действительно с ума и не померещилась ли ему вся эта история с демоном.

– Есть задание. Поедешь на Тверскую… – Герман продиктовал адрес. – Купи букет цветов, а ровно в десять вечера позвони в правую от лифта дверь на пятом этаже. Там нет номеров, поэтому ты никого не удивишь. Скажи, что пришел к Ларисе, и объясни, что тебе в сорок первую квартиру. Извиняйся поэнергичнее и все такое.

– А что дальше? – буркнул Андрей.

– Ничего.

– Это все? – Андрей удивился.

– Все, – подтвердил Герман и отсоединился.

На часах было семь.

Андрей не сразу понял, что разволновался, лишь врезавшись в пару углов, разбив стакан и налив сок мимо кружки, догадался, что беспокоится сверх всякой меры.

Он поспешно натянул спортивные штаны, схватил пачку сигарет и вышел на улицу.

В последние дни его душа и тело словно отдалились друг от друга. Тело просыпалось по будильнику – душа спала до двух. Тело работало – душа то дремала, то жаждала чтения, кино, то хотела прогуляться.

Андрей искал выход из тупика.

Он мог дружить с Алиной, мог не дружить, мог податься в секту, мог пойти в грузчики… но все это были декорации, и выходило так, что актер он бездарный – вжиться в новую роль ему не суждено. Он заложник амплуа – амбициозный молодой человек со способностями чуть выше средних.

Надо смириться. Найти решение, как со всем этим жить дальше.

Андрей вернулся к дому и собрался было устроиться на лавочке, покурить, но заметил, что его любимая скамейка занята девушкой. Придется сесть на ту, что под деревом, а там слишком мрачно, поэтому Андрей шел медленно – с надеждой, что девушка успеет уйти.

Но та не уходила. Мало того – оказалась Глашей.

– Привет! – Глаша первой подала реплику.

– Какими судьбами? – улыбнулся Андрей.

– А тебе хорошо с длинными волосами.

Волосы нельзя было назвать длинными – они просто немного отрасли и пошли волной.

– Надо подстричься, – ответил он и сел рядом.

– Не надо! – отрезала Глаша. – Тебе не идет стрижка. Как жизнь?

– Что ты здесь делаешь?

– Гуляла в парке, – пояснила она. – Какие планы на вечер? Хочешь в кино со мной пойти?

– А что за кино? – поинтересовался он.

– «Баскиа». Про художника.

– Не слышал, – Андрей пожал плечами.

– То есть ты не смотрел «Баскиа»? – ужаснулась Глаша. – Как же ты живешь-то?

– В смысле… – смутился Андрей. – Ты уже видела этот фильм? Он не новый?

– Ты сейчас так произнес «не новый», как «заразный» или «порнушка с детьми», – ухмыльнулась она.

– А какой смысл смотреть фильм еще раз?

Глаша взглянула на него и помолчала.

– Ты-то его вообще ни разу не видел, – напомнила она. – Я озадачена. Ты что, не перечитываешь книги и не пересматриваешь фильмы?

Андрей покачал головой.

– А зачем? – спросил он.

– Да ты страшный человек! – воскликнула Глаша. – Затем, чтобы еще раз насладиться! Значит, это для таких, как ты, снимают кино-говно – главное, что новое! Жуть!

– Ты мне хамишь? – уточнил Андрей.

– Пока только вхожу во вкус, – буркнула она.

– И где показывают этот твой фильм про художника?

– На Новой Риге.

– Что? – растерялся тот.

– У моих знакомых есть дом, в доме – кинозал, ключи от дома – у меня. Я там по пятницам смотрю кино. Это традиция.

– Круто… Я занят до половины одиннадцатого.

– Отмени, – она передернула плечами.

– Не могу.

– Что-то важное?

– Ну, да…

– А что именно? – настаивала она.

– Да какое тебе дело! – разозлился Андрей, но тут же устыдился своей необузданности. Ссориться с Глашей не хотелось.

– Просто интересно, что люди называют важным. – Она, кажется, не обиделась.

– Одно дело.

– Ясно. Ты уверен, что не можешь его отменить?

Андрей задумался.

– Вот что я тебе скажу, – решился он. – Это дело жизни и смерти.

– Чьей?

– Моей.

– Хорошо.

– А зачем ты ездишь смотреть кино за город? – поинтересовался он.

Глаша оживилась.

– Понимаешь… – она наклонила голову и улыбнулась. – Это так просто – идешь в кино, покупаешь билет, смотришь какую-то чушь… Или покупаешь диск, вставляешь в проигрыватель… Нет предвкушения. Нет ощущения, что ты это заслужил. А так я сажусь в поезд, еду, оказываюсь в каких-то елках, вхожу в дом, включаю свет, ощущая себя очень важной персоной, ради которой открывают целый кинозал, разогреваю соус, высыпаю чипсы в миску… А после вызываю такси, возвращаюсь домой и по дороге думаю о том, что видела… Мне нравится. Это, кстати, для меня лично очень важно. И время начинает течь по-другому.

– Ты сумасшедшая.

– Это ты сумасшедший.

– Я-то почему? – рассмеялся Андрей.

– Твоя жизнь – тоска зеленая, – сказала она и поднялась со скамьи. – Ладно, если что – звони.

Андрей смотрел ей вслед и думал о том, что это был самый дурацкий разговор за всю его жизнь.

Он еще посидел – покурил, а потом поднялся в квартиру, переоделся в майку и джинсы, взял ключи от машины, купил по дороге букет цветов и поехал на Тверскую.

Его жизнь – «тоска зеленая»?

Он вздрогнул.

Вот оно!

Конечно, он часто кутит, и у него много женщин, и каждые выходные он ходит по клубам и ресторанам… Но всегда в этих клубах и ресторанах происходит одно и то же. Оттого и хандра, и злость… оттого он редко спит с одной и той же женщиной… Оттого капризная, непредсказуемая Алина так его увлекла.

Она все-таки не без странностей: могла тогда ответить на предложение купить ей последний «БМВ»:

– Что за чушь!

И могла обрадоваться какой-то ерунде, вроде стекляных бус, а назавтра устроить истерику, что белое золото носят «одни лохушки из глубины сибирских руд», а сейчас модно желтое золото, и он ее почти оскорбил…

Ему скучно. А как себя развеселить, он не знает.

Андрей припарковался и набрал код на домофоне.

Охранник спросил, в какую он квартиру. Андрей ответил, как научили: в сорок первую, к Самгиной.

Охранник кивнул.

Андрей вышел на пятом этаже, осмотрел красивую деревянную дверь, выждал с минуту и позвонил. Долго не открывали, но наконец дверь распахнулась без предварительных «кто там?». Хозяин, в отличие от большинства граждан, не высовывал нос за порог и сам на площадку не выходил – дверь он раскрыл широко, так, что в поле зрения появился просторный холл, заставленный книжными полками.

Мучжина Андрею понравился. Высокий, с красивым нервным лицом. Лет пятидесяти пяти, но в отличной форме. Черная водолазка, спортивного кроя брюки цвета кофе с молоком и с множеством карманов. Дорогие очки.

Лицо усталое и немного злое.

– Добрый вечер, – сказал хозяин квартиры.

– Э-э… – Андрей сделал вид, что растерялся. – Наверное, я ошибся… Здесь живет Лариса?

Мужчина задумался.

– Это такая светленькая с тонкими ногами? – уточнил он.

Андрей кивнул.

– Нет, – хозяин покачал головой. – Не живет. Она выше. Не помню, на каком этаже, мы с ней просто часто в лифте ездим.

– Н-да. Простите… – забормотал Андрей. – Неловко вышло… Мне, вообще-то, сорок первая квартира нужна…

Мужчина снова задумался.

– Это на следующем этаже, – сказал он. – А я вот с ума схожу… – неожиданно добавил он.

– Что? – Андрей хлопнул ресницами.

– Да сценарий этот чертов… – пробормотал мужчина. – Дрянь какая-то… Я же писатель, и зачем я ввязался в эту авантюру?!

Андрей все хлопал глазами, пока в голове не забрезжило понимание.

Этот человек… Вадим Сидур!

– А вы… – смутился он. – Вадим Сидур?

– Ну-ка, заходи! – распорядился писатель и посторонился.

Андрей продолжал стоять на месте.

По легенде у него свидание.

Наверное, он не должен нарушать договор. Сказали позвонить – он позвонил. И все.

Или нет?

Кто знает, может, писатель… людоед?

Но Андрей вспомнил слова Глаши. Тоска зеленая.

Он может познакомиться с великим писателем, а может уйти и всю жизнь жалеть, что не сделал это.

И Андрей переступил черту.

– Обувь не снимай! – заорал Вадим, едва Андрей потянулся к шнуркам. – За мной!

Андрей шел за Сидуром, заглядывая в открытые двери. Хоть он и не был романтиком, а уж упрекнуть его в чрезмерном воображении и вовсе было нельзя… почувствовал, что попал в особенное место. Эта квартира будто располагалась высоко в небе – снаружи ее не ограничивали улицы, города, страны… Она могла бы находиться в Париже, Нью-Йорке, Мадриде, Праге… Квартира жила в своем собственном измерении, где время исчислялось не сутками, не зимами и летами, а какими-то одной ей понятными событиями, которые и составляли ее личный календарь.

Где-то Андрей прочитал, что настоящее искусство – это одеваться вне стиля, вне моды, создавая цельный образ, который нельзя отнести к определенному времени.

Такой была эта квартира.

Новые кресла соседствовали с потертыми кожаными диванами, старинные затоптанные ковры – со свежими дорогими обоями, классические картины с современным искусством, и не было никакого порядка, но было чисто. Здесь пахло табаком, вкусными мужскими духами и весной.

Писатель провел Андрея на кухню, где кухонный гарнитур жизнерадостного зеленого цвета (привет из 60-х) дружил со старинным буфетом, витражным столом и модным угловым диваном из палевой кожи.

– Располагайся, – пригласил Вадим. – Кофе? Чай? Я варю отличный кофе с корицей и гвоздикой.

– Тогда кофе, – ответил Андрей и растекся по дивану.

А диван принял его и сказал: «Поспи, дорогой, на моей широкой груди».

– Ты мои книги читал? – спросил Сидур, посыпая кофе корицей.

– Читал, – ответил Андрей.

– Понравилось?

– Очень! – искренне признался Андрей.

– Обманываешь?

– Два-три романа наизусть могу рассказать!

– Ладно, это мы выяснили… – Сидур замолчал на полминуты, после чего выключил кофе и разлил его по чашкам. – В последний момент всегда отвлекаюсь… – он кивнул на кофеварку. – А то знаешь… – добавил он, поставив чашки на стол. – У писателей такие дела… Я бы в голове прокручивал: читал – не читал, нравится – не нравится… Понимаешь? Па-ра-но-йя! – по слогам произнес он. – Хорошо на улице… – Сидур присел на широкий подоконник и выглянул в окно. – Литература – ремесло для эгоцентриков. Совета не спросишь, ни с кем не поделишься – все должно быть твое, личное… Через нутро должно пройти… – с этими словами он погладил себя по животу. – Есть хочешь?

– Не особенно, – Андрей покрутил головой.

Но писатель уже открыл холодильник и принялся выставлять на стол всякую снедь.

– А кино – это коллективный разум! – воскликнул Сидур. – Продюсер, режиссер… какой-нибудь там редактор… – Все эти умники лезут тебе в голову! Это же просто насилие над личностью! Я с ума сойду!

– Вы все сами пишите? – уточнил Андрей.

– О чем я уже раз сто пожалел! – вскипел Вадим. – Но ты понимаешь… С другой стороны, отдашь ведь какому-нибудь недотепе, он все испортит, а мне потом будет стыдно! Невозможно!

Он с грохотом захлопнул дверцу холодильника и сел за стол напротив Андрея. Несмотря на злость, на крики, на усталость, глаза у Вадима были добрые. А вокруг рта так глубоко залегли морщины человека, который много смеется, что, казалось, он неспособен грустить.

– Ты знаешь, Андрей… – Сидур заученным жестом поднял руку с сигаретой, его часто так фотографировали. – Я успешный писатель. И это был мой выбор. Давно, в семидесятые, я писал концептуальные вещи. В восьмидесятые – философские. А потом устал быть непризнанным гением. И стал писать детективы. Я их всегда любил. Но ощущение, что продаю душу дьяволу, осталось. Куда-то не туда я свернул. Слишком резко переломался.

– Но сейчас…

– Знаю! – Вадим его перебил. – Сейчас я могу выпустить что угодно, и кто-то это купит… Но мне уже не хочется изменить мир. Ясно?

Они помолчали. Молчать в этой квартире тоже было приятно.

– Ты любил когда-нибудь так, чтобы не думать о себе? – спросил писатель.

Андрей покачал головой.

– Да ну тебя! – расстроился Сидур. – А я вот любил, только она от меня ушла. Мы поссорились. А я ее до сих пор люблю. И она меня. Только мы лет десять не созванивались. Пятнадцать лет не виделись. Она живет в Нью-Йорке. Я там был сто раз и ни разу не набрал ее номер.

Они снова помолчали. Тишину прервал телефонный звонок. Мобильный Андрея вибрировал в кармане куртки.

Звонила Глаша.

– Через пятнадцать минут отходит электричка, – сообщила она.

– Слушай… – заволновался Андрей. – Я… У меня…

– Девушка? – прошептал Вадим.

Андрей неопределенно покачал головой.

– Глаш, слушай, я тут в гостях у интересного человека, у Вадима Сидура… Может… Пригласим его?

– Поезд через пятнадцать минут, – напомнила Глаша.

– А на машине?

– На машине не годится.

– Черт! – расстроился Андрей.

– Что такое? – поинтересовался Сидур.

Андрей коротко и сбивчиво обрисовал ситуацию.

– Скажи своей девушке, чтобы никуда без нас не уезжала! Я кое-что придумал! Ей понравится! – засуетился Сидур, бросился кому-то звонить, кричал, метался по квартире, собирая вещи, и, наконец, вытолкал Андрея на лестничную клетку.

– Давай, быстро! – покрикивал он.

На машине Андрея они забрали Глашу, которая пыталась отбиться, но не вышло – Вадим схватил ее за шиворот и потащил за собой.

Заехали на Остоженку, в шикарный новый дом, огорошили мужика в пижаме, в котором Андрей признал одного из лидеров списка «Форбс».

– Вадик, наххх, ты же водить не умеешь! – суетился лидер.

– Ты со мной ездил в Испанию? – возмущался Сидур.

– Это меня и пугает! – Мужик воздевал руки и всячески изображал отчаяние.

– Да пошел ты в задницу, скупой говнюк! – Вадим потрепал приятеля по плечу и был таков.

– Что?! – возмущалась Глаша.

– Что?! – вторил ей Андрей.

Они уже минут десять плутали по стоянке.

– Да вот! – Сидур торжественно указал на роскошный трейлер.

– Ух ты… – простонала Глаша. – Ни разу в таком не ездила, представляете?

– В таком – точно не ездила, – кивнул писатель и открыл дом на колесах.

Это был настоящий пятизвездочный отель. Отделка из карельской березы. Кожаный диван. Двуспальная кровать. Изящная кухня. И даже стильная душевая кабина.

– Охренеть… – удивился Андрей.

– А ты точно умеешь ее водить? – насторожилась Глаша.

– Будем ехать медленно, – успокоил ее Вадим.

Ехали действительно медленно. И в одном ряду. Зато можно было валяться на кровати, пить чай и смотреть новости по телевизору.

– Я не буду Хичкока! – кричал Вадим с водительского сиденья. – Мне надоел Хичкок! Я сто лет живу на свете и не могу больше смотреть Хичкока!

– А «Головокружение»? – соблазняла его Глаша.

– В жопу «Головокружение»!

– А «Паранойю»?

– Да на хрен ее, мать твою… – ругался Сидур.

Андрей ничего не понимал, но ему все нравилось.

– Сюрприз! – Глаша с довольным лицом вытащила из сумки диск в конверте и устроилась рядом с шофером.

– Ну? – заинтересовался тот.

– «Кика»! – завизжала Глаша.

– Откуда она у тебя?! – Вадим так орал, что чуть не потерял управление. – Я ее ищу долгие годы! Она должна быть моей!

Наконец приехали.

В дом они не заходили – Глаша сказала, что это лишнее, неинтересно. Кинозал находился в подвале.

Хозяева обустроили его в стиле ретро – красные бархатные диваны, занавес с кистями, хрустальные бра по стенам.

Глаша принесла чипсы и теплый сырный соус, мужчины раздвинули первые ряды, Глаша высказалась на тему творчества Педро Альмадовара и фильма «Кика» в частности, Андрей с Вадимом похлопали и…

Андрею казалось, что должно случиться чудо. Так и вышло. Дома, в Москве, он бы и пяти минут не продержался.

Он привык к энергичным боевикам, к комедиям с указателями «здесь смешно», к ужастикам с правильным распределением психологического напряжения и кровавой резни.

От предсказуемости Андрей получал удовольствие – он знал, что напрягаться не придется.

А сейчас он смотрел сумасшедшее кино с некрасивыми женщинам, которые действительно ему нравились, с очень странными шутками, от которых сгибался пополам и хохотал до ломоты в щеках, и сумасшедшим сюжетом, который просто невозможно было с чем-то сравнить.

После просмотра Глаша и Вадим заставили его хлопать стоя.

– Он не пересматривает фильмы, – сказала Глаша Сидуру.

Тот обернулся и уставился на Панова.

– Он опасен, – заявил писатель.

– Покажем ему класс? – подмигнула Глаша.

И они поставили «Кику» заново. Правда, на этот раз они трепались и разговаривали.

Назад ехали на рассвете.

– Звони, – сказал Сидур, продиктовав Андрею свой номер телефона.

– Хорошо, – улыбнулся тот.

– Сейчас звони, чтобы я твой номер записал! – раздраженно сказал усталый писатель, которого все-таки измотал этот дом на колесах. – Такое впечатление, будто мы летели на самолете, – жаловался он.

Домой Андрей возвращался, спрятавшись от яркого солнца за темными очками, и на секунду ему даже показалось, что жизнь удалась.

Глава 8

Светлана, маркетолог, 31 год: «Тайны? О боже… Да, у меня есть тайна, о которой я никому не рассказываю. Не потому, что это стыдно, просто… Не знаю… Это… интимно. Я хотела рассказать подруге, но… это слишком личное. Короче! Впервые на арене… Иногда я открываю свой гардероб и подолгу смотрю на одежду! Вот! Я же говорила – это чушь (смущается). Просто я долго не могла позволить себе купить больше одной пары джинсов в год, и… В общем, вот так. Шкаф – это мой фетиш. Я горжусь им. Не самим шкафом – одеждой».

Борис, менеджер по продажам шоко-лада известной марки, 33 года: «Это бред. Вы не будете смеяться? Извините, мне хочется сказать это с закрытыми глазами. Ха-ха-ха! Да нет, я шучу. Я… Я смотрю гей-порно. Не фильмы – снимки! Ищу в Интернете. Причем я не гей – это точно. Снимки меня не возбуждают. Мне было бы не стыдно быть геем! Это точно. Просто мне интересно, как у них… Я бы хотел понять. А потом я удаляю все следы – из журнала, из временной папки… Хоть и живу один».

Федор, музыкант, 24 года: «Ну-у… Это глупость, но каждый раз, когда я выхожу в Интернет, я заклеиваю камеру стикером. Если, конечно, не пользуюсь „Скайпом“. Мне кажется, они могут следить за мной. Нет, я в это не верю, но сама идея мне не нравится».

Диана, домохозяйка, 27 лет: «Я купила тренажер для боксеров – ну, знаете, такой мужской торс с головой, глазами и ртом… Как настоящий. Иногда я его целую. А иногда надеваю на него блондинистый парик, представляю, что это Памела Андерсон, и рву его в клочья – ну, в переносном смысле… Однажды даже кисть вывихнула».

* * *

Андрей не сразу отправился домой. Он зашел в ближайший ресторан, купил бутылку вина и поднялся на крышу. Там для жильцов разбили искусственный садик, несколько елочек в кадках, и поставили скамейки.

Его большой тайной была коллекция замечательных людей, которые общались с ним на равных. Или просто общались. Или хотя бы перекинулись парой слов.

Андрея нельзя было назвать охотником на знаменитостей – просто его интересовали яркие личности.

До сегодняшней ночи ни одна из таких личностей не удостаивала Панова вниманием. Да и девушки вроде Глаши его не жаловали. Конечно, временами он мог подкупить такую ужином в дорогом ресторане или каким-то подарком – и тогда они приглашали Андрея на одну из модных вечеринок и знакомили с друзьями, но все эти отношения скоро превращались в ничто.

Иногда Андрею казалось, что он поступает как хрестоматийный придурок – все равно что монтирует в фотошопе свою фотографию в обнимку с Брюсом Уиллисом. Или фотографируется с Алексеем Серебряковым, чтобы потом говорить: «Вот! Кореш мой!»

Наверное, он и был хрестоматийным придурком. Догадывался, что все эти богемные персонажи говорят у него за спиной:

– Да вы посмотрите только на эту кухню хай-тек! Ха-ха-ха, бу-га-га – прямо расцвет русского капитализма, девяностые годы, деньги есть – ума не надо…

– Вы представляете, он не читает! Это ведь ужас какой! Как можно общаться с человеком, который не читает?!!

– Не удивлюсь, если у него и носки от «Гуччи»! И он их гладит! Ах, как смешно!

– Давайте, давайте же наедимся и напьемся за его счет – надо же доставить человеку радость!

Андрей ненавидел этих людей. Завидовал им. Считал ничтожествами. Очень хотел разбогатеть так, чтобы они пресмыкались перед ним.

И знал, что все их слова – правда.

Кому интересна логистика? Или мерчендайзинг? Или тайм-менеджмент?

Его, так сказать, хобби.

Даже родителям с ним скучно. А ведь отец зарабатывает меньше его.

Первый раз Панову стало стыдно за такие мысли.

А ведь еще недавно он гордился, наслаждался своим положением сильнейшего в стае (по его собственному мнению), хоть и понимал, что отец ни за что не станет уважать его лишь за то, что Андрей ездит на «Порше», а отец – на «Пежо».

Его отец зарабатывал достаточно, чтобы раз в три месяца путешествовать, ходить на концерты и в хорошие рестораны, покупать украшения и красивые вещи мачехе…

Но дело не в этом. Просто отец счастлив. С женщиной, которая влюблена в него уже семнадцать лет. И если бы он дарил этой женщине бумажные стаканы из Макдоналдса, она бы все равно его любила.

Его отец не хотел большего. У него и так все было.

С матерью он развелся, когда Андрею перевалило за восемнадцать. Всю жизнь, с раннего детства, мать внушала сыну, что она – святая. Отец должен боготворить ее за то, что она не только работает каждый день с десяти до двух в школьной библиотеке, но еще и разогревает котлеты из кулинарии на ужин, заставляет мужа стирать белье, ходит за Андреем, пока тот пылесосит квартиру, и смотрит сериалы, чтобы потом в деталях рассказать им, почему Анна оказалась в публичном доме, а Мария вышла замуж за преступника.

Мать была убеждена, что отдала мужу и сыну всю жизнь, но отца при этом ненавидела более яростно – на Андрея она только кричала (временами и лупила ремнем), а вот для мужа приберегала сложные многоходовые интриги, целью которых было, например, разрушить его планы на рыбалку в Заполярье.

В разводе она, конечно, винила только мужа (и сына) и еще «эту потаскушку» – мачеху Андрея. Панов так и не понял, зачем ей нужен был этот брак, эта семья, если она их так ненавидела. Он только помнил, что мать очень уж сокрушалась из-за того, что не развелась раньше, пока Андрей был подростком, – тогда бы мачеха поплатилась за все воспитанием чужого ребенка, которого, кстати, очень любила.

Таких женщин Андрей еще не встречал.

Мать, ее подруги в сорок лет были грузными тетками, хоть его мама, трудно это отрицать, все еще была очень красива. Но она носила странную прическу, вдовьи наряды и не веселилась.

Мачеха же выбирала модные платья по фигуре (стройной, спортивной), надевала туфли на шпильках, все рвалась на танцы, флиртовала с друзьями Андрея (а те ее обожали), вкусно готовила, завела домработницу, не разрешала Андрею есть чеснок, если тому предстояло свидание с девушкой, и уговорила отца купить сыну мотороллер.

Андрей стеснялся этого, но вместе с отцом и мачехой он был счастлив.

А мать вышла замуж за бывшего военного, который служил в охране, закусывал водку черемшой и слушал группу «Лесоповал», пока мамаша окучивала на даче картошку.

Андрею казалось, что мать с отчимом ведут ненастоящую, карикатурную жизнь. Казалось, что вот сейчас он проснется – и все будет по-другому, они вместе посмеются над кошмаром, что приснился ему в знойный летний полдень.

В доме отца собирались интересные люди. Андрей не понимал, откуда он их берет, но там вечно ошивались журналисты, художники, известные стилисты, молодые актеры… И всем было весело, хорошо. Они с большим удовольствием приезжали к отцу и вели с ним долгие беседы в саду, за столом, у мангала.

Андрей надеялся, что он такой же, как они, – молодой, успешный, на дорогой машине, но им было с ним неинтересно. Они принимали его как сына замечательного человека и как пасынка красивой остроумной женщины.

Андрей вспомнил об одной встрече, которая, можно сказать, перевернула его жизнь. Одноклассник, с которым они собирались в кино, сказал, что должен отвезти что-то бабушке. На метро мальчики добрались с Преображенки до Сухаревской, дворами прошли в Уланский переулок и зашли в подъезд дома, построенного в тридцатых годах двадцатого века. В подъезде Панову не понравилось – он был темный, узкий, проходной и довольно грязный. Старый лифт визжал, как живой, отправляя их на пятый этаж.

Квартира также не произвела на Андрея большого впечатления: паркет тут по старинке натирали мастикой, мебель купили, казалось, еще до войны и повсеместно пахло едкими духами «Красная Москва».

Одноклассник зашел в гостиную (она же кабинет), Панов подтянулся за ним. Среди клубов сигаретного дыма он разглядел жилистую старушку лет семидесяти, укутанную в шелковую шаль с вышитыми розами. Седые волосы были уложены в прическу «боб» с острыми, как кинжалы, клиньями, в красных от помады губах тлел окурок «Мальборо», пальцы унизаны кольцами.

Старушка сидела за столом, на котором стояла печатная машинка, а напротив, в кресле, сутулился великий драматург. Слава драматурга была столь велика, что не поместилась бы и в Кремле, не говоря уже об этой квартире, но почему-то именно здесь тот выглядел, как школьник, только что попавший мячом в лоб главному дворовому хулигану.

– Понимаешь, Эдик, если ты всерьез намереваешься халтурить… – Она глубоко затянулась. – Если это твое выстраданное решение, то бери свои манатки и свою жалкую писанину и вали отсюда вон, пока я еще не настолько зла, чтобы дотянуться вон до той бронзовой голой бабы и треснуть тебя по голове! – отчитывала старушка Великого. – Ты соображаешь, что творишь, или уже все – забрался на другую ступень, где каждый твой пук – дар человечеству?!

– Ба, я тебе от мамы какую-то фигню принес, – подал голос внук.

– Натан, ты мне принес не фигню, а том большой энциклопедии Южакова, которым твоя мать, наверное, подпирала шкаф, потому что если бы ты хоть раз в него заглянул, то знал бы, что от Преображенской площади до Сухаревской всего двадцать минут лету, а не три дня! Ты почему во вторник не приехал, засранец? Кому Марья Ивановна пекла пирог? В наказание ты сейчас у меня сожрешь три кило простокваши вместе вот с этим двоечником! – И она ткнула пальцем в драматурга.

Драматург рассмеялся. Андрей позеленел от волнения.

– Ба, откуда у тебя простокваша? – проблеял внук.

– Я не поленюсь сходить в магазин ради такого случая, – пригрозила бабушка. – А это что за жалкое создание? – она ткнула пальцем в Андрея.

Создание раскраснелось и с трудом произнесло свое имя.

– Смотри, друг моего балбеса, вот это – Репин! – бабушка ткнула пальцем в картину на стене. – Ты в Третьяковке был?

Андрей не мог вымолвить ни слова, пока приятель не наступил ему на ногу.

– С классом…

– Оно и видно! – фыркнула бабушка. – Если я сейчас не выпью чаю, я вас всех поубиваю, честное слово, – сказала она и поднялась со стула. – Ну, за мной! – прикрикнула она в дверях.

Они сбились в кучу на небольшой кухне, где господствовал круглый стол красного дерева.

– А я на вашем спектакле был! – Чай с мятой придал Андрею смелости, и он посмел обратиться к Великому.

– С классом? – поинтересовалась бабушка.

– Ну да…

– Ужас какой!

– Что вы, Полина Яковлевна, в самом деле… – надулся драматург.

Полина Яковлевна резко к нему повернулась.

– Послушай, Эдик! – призвала она. – Ты в этой сцене на даче такого понаписал, что мое слабое сердце в любую минуту может отказать! Дай мне поворчать!

– У тебя же, бабушка, кардиостимулятор! – вмешался внук. – Ты умрешь, а твое сердце будет биться! Ты сама говорила…

Драматург расхохотался.

Бабушка тоже.

– Ладно, в таком случае угощу вас домашними цукатами, – сказала она.

Они тогда сидели у Полины Яковлевны до темноты. Ели цукаты, слушали, как бабушка и драматург спорят, как он кричит на нее, как она на него… На ужин бабушка положила им по куску торта и по бутерброду, взяв слово, что они не скажут об этом взрослым, а потом драматург развез их по домам на своей машине.

– Классная у тебя бабка, – заявил Андрей приятелю. – Чем она занимается?

– Она редактор по сценариям, – ответил тот. – Я у нее Михалкова видел. И Кончаловского. И Данелию. Он рядом живет. А еще у нее дом в Переделкине, но она там почти не бывает, она на море отдыхает.

Андрей пришел домой в таком состоянии, словно видел зеленых человечков. Его бабушка со стороны матери тоже обзывала его засранцем, но ее он боялся и недолюбливал. А с этой, грозной и скандальной, было здорово.

Тогда он первый раз в жизни, в двенадцать лет, задумался над тем, что есть просто люди, а есть особенные люди, которых любишь, даже когда они делают тебе больно. Потому что их нельзя не любить.

И его всегда удивляло то, что на бумаге он, Андрей Панов, был замечательным человеком: небедным, щедрым, активным, веселым – но его никто не любил, если не считать Даши, да и то лишь потому, что на большее у нее не хватало воображения.

Иногда ему казалось, что он – с другой планеты, и все это знают, и как бы он ни старался стать как человек, думать, как человек, чувствовать, как человек – ничего у него не получится.

У его приятеля – предателя Сергея – были обаяние золотого мальчика, легкость и уверенность любимого сыночка, который – вот неожиданность! – выбился в люди, стал большим человеком, но, разумеется, если бы сыночек утирал по клубам кокаиновые сопли, его бы еще больше любили, потому что он бы тогда был жертвой, бедненьким, несчастненьким, беспомощным малышом.

Мачеха с годами в нем будто разочаровалась – и Андрею от этого было очень больно. Отец его поддерживал, но, похоже, несколько подустал от амбиций сына и от того непонимания, что образовалось между ними. Мать все еще причисляла себя к лику святых, чем страшно выматывала окружающих.

Некому было погладить его по голове, сказать «мой маленький» – и он сам был в этом виноват.

Андрей вспомнил, как давным-давно, когда он только перешел на пятый курс Плехановского, он поехал в Крым с друзьями, и они провели там долгий жаркий август. Было вино, были девушки, была трава… и он ощущал себя эдаким старожилом, который всех знает, с которым здороваются хозяева ресторанов и продавщицы под утро отпускают в долг мадеру.

Однажды вечером, часов в девять, он шел по набережной и встретил девушку. Она тащила чемодан, а из сумки у нее торчала бутылка вина. Девушка сказала, что потеряла бумажку с адресом и телефоном человека, у которого должна остановиться, и что она надеется встретить его здесь. Андрей знал хозяина дома, отвел к нему новую знакомую, а потом они три дня загорали, любили друг друга и разговаривали.

Они мечтали, и это пьянило больше, чем коньяк. Они решали, что сделают со ста миллионами долларов, которые заработают, и в какие страны поедут, и с кем из знаменитых актеров, писателей и певцов познакомятся.

Андрей влюбился в нее потому, что она умела грезить, придумывать сказки и верить в них, какой бы ни была жизнь на самом деле. Он хотел проникнуть в нее, в ее плоть, в ее душу, забраться в ее голову и увидеть, как совершенно там все устроено.

Последний день, когда его друзья не вылезали из моря, пили с утра, танцевали во всех клубах города, они с Верой провели в комнате – душной, жаркой, спрятанной от посторонних взглядов старым каштаном, и мылись вместе в уличном душе, в теплой, нагретой солнцем воде, и Андрею казалось, что его любовь глубже, чем море, ярче, чем солнце, и что никогда не будет осени.

Он часто ее вспоминал и представлял, кем стала эта девушка, которая не верила в непреодолимые препятствия, в то, что жизнь разочаровывает. Может, она наркоманка. Может, вышла замуж и муж оберегает ее от невзгод. Может, работает секретаршаей в каком-нибудь офисе и бережет свой маленький придуманный мир.

И еще он думал о том, сколько мужчин не могут ее забыть. И с горечью вспоминал о том, что боль расставания была такой сильной, что самое лучшее в своей жизни переживание он пренебрежительно назвал животной страстью, скомкал, порвал и выкинул в помойку.

Позвонила Алина.

– Ты что, псих? – спросила она.

– Может быть, – ответил он.

– Надо встретиться.

– Ну-у… Давай в среду…

– Сейчас! – прикрикнула Алина. – Я стою у тебя под дверью.

– А меня нету дома!

– Андрей!

И он поплелся открывать.

Алина, как всегда, была хороша. Обтягивающие джинсы, шелковый топ, стильные очки с дымчатыми зеленоватыми стеклами.

Алина прошла в гостиную, Андрей поплелся за ней.

– Какие планы? – поинтересовалась она, словно за тем только и приехала.

– Ну, хотел поужинать…

– Ой, давай, я такая голодная! – обрадовалась Алина.

– Я вообще-то собирался заказать пиццу.

Лицо у нее вытянулось.

– Н-да… – она теребила прядь волос.

– Короче, на тебя заказывать? – Андрей начал злиться. Она что, пришла его критиковать?

– Мне с креветками, – Алина, казалось, смирилась с незавидной участью.

Когда Андрей повесил трубку, она вся подтянулась и сказала:

– Андрей, у тебя, случайно, нет депрессии?

– А что, похоже? – усмехнулся он.

– Вообще-то, да, – кивнула Алина.

– Наверное, есть…

– И что ты делаешь?

Вопрос его удивил.

– Я… – он смутился. – Ну, не знаю… Думаю. Курю траву.

– А ты не пробовал обратиться к специалисту? К психоаналитику?

– Пробовал. Не помогло.

– Может, был плохой врач? – настаивала Алина.

– Хороший. Как его… Кропивницкий.

– Лев Соломонович? – воскликнула Алина. – Надо же! Я тоже к нему хожу!

Андрей похолодел. Вот черт! Как же он мог так проколоться?! Кропивницкого ему посоветовала она, Алина, в той, прошлой, жизни. Она же не будет выяснять, был он у психоаналитика или нет?

– Ты не понимаешь. Психоанализ – это процесс. Нельзя вот так прийти и сказать – решите за меня, сделайте чудо. Да, это трудно, долго, подчас мучительно, но работает… – бубнила она, пока он ее не прервал:

– Алина, спасибо большое, ты говоришь правильные слова… Но скажи, зачем тебе это нужно?

– Что?

– Зачем ты обо мне заботишься? Ты от меня чего-то хочешь? Или ты меня безумно любишь?

Андрей и сам удивился тому, что сказал. Он не иронизировал, не издевался. Ему, правда, хотелось знать.

Алина задумалась.

– Я тебя не люблю… безумно. Просто я подумала… Может, у нас что-то получится?

Неожиданно Андрей рассмеялся. Это был долгий истерический хохот, и на Алину он произвел неприятное впечатление.

– Может, начать выступать в «Комеди Клаб»? – мрачно произнесла она. – Или мне больше подходит «Аншлаг»?

И тут он все понял! В мае ведь ее бросил Каримов! Тимур Каримов, известный богач, ценитель красивых женщин!

Никто не знал, что у них отношения – Каримов тогда встречался с известным дизайнером, девушкой двадцати пяти лет. Быть дизайнером девушке помогал отец, тоже очень богатый, но почти бедняк по сравнению с Тимуром, и все это было так красиво: знаменитый миллионер, красивая девушка, выросшая в перламутровой раковине и вышедшая в свет прямо из пены морской, и приемы на яхте Каримова где-нибудь между Сардинией и Монако…

Алина встречалась с Тимуром полгода и нисколько не сомневалась, что он уже почти ушел от своего дизайнера, что сейчас-то она блеснет в обществе таким кавалером, а также новыми платьями, украшениями, машинами… Но Тимур ее бросил. Андрею об этом рассказала ее домработница, которой он заплатил пятнадцать тысяч рублей за сведения о мужиках Алины.

– Ты рассталась с Каримовым? – спросил он.

На тот момент даже домработница не знала – последний разговор должен был состояться послезавтра, когда Алина позвонит и скажет, что умирает, а Тимур приедет с модной штучкой от «Шопард» – приз зрительских симпатий. Они будут ругаться, а домработница – подслушивать.

На мгновение ему почудилось, что Алина, добрая фея, сбросила личину и превратилась в Алину, злую колдунью – так исказилось ее лицо.

– Что? – прошипела она.

– Ты думала, я не знаю?

– Конечно, думала! – возопила она. – Никто не знает! Черт! Черт-черт-черт! Кто мог тебе сказать?

– У меня длинные руки… – он вытянул кисти и потряс ими у нее под носом.

Алина больно шлепнула его по ладони.

– Придурок! – всхлипнула она и заревела. – Я его любила! – подвывала она. – Он казался мне таким… Таким… настоящим! Он урод! И сука! И мразь!

Андрей с изумлением смотрел на Алину. Он и не подозревал, что ей тоже может быть больно. Что где-то там, под чешуей, бьется холодное, но все-таки живое сердце рептилии.

– Мне не нужны деньги! У меня куча бабок! Даниэль меня содержит, у нас общий ребенок, он скоро умрет, и я стану очень богатой вдовой!

– Какая ты милая! – восхитился Андрей.

– Слушай, ты!.. Какая есть! Ему шестьдесят пять и у него лейкемия! Залеченная, но он уже старый! И, вообще, я просто говорю вслух то, о чем все думают! Он похож на тебя!

Андрей подавился воздухом.

– Не Даниэль! – Алина с размаху шлепнула его по спине. – Тимур!

– Внешне? – прохрипел Андрей.

– Идиот! Ты такой же отстраненный… Не знаю, как сказать… Как будто у тебя собственный мир.

– Да ты что?

– У меня есть план, – сообщила она, немного успокоившись. – Я хочу быть вместе с тобой. Из нас ведь получится хорошая пара?

Андрей уставился на нее.

– Это деловое предложение?

– Почему? Просто… предложение. Мы ведь и так как бы вместе.

– «Как бы» – хорошее такое уточнение, – заметил Андрей.

– Ты молодой. Идешь в гору. С тобой не скучно, – перечисляла она. – Тебе не хватает блеска, но он есть у меня. Мне нужен кто-то… нормальный.

– Обычный?

– Нормальный! А тебе нужна я.

– С тобой трудно спорить! – усмехнулся он.

– Но у нас же отличный секс, нам весело… – настаивала Алина. – Почему нет?

– Слушай, ты что, меня уговариваешь? – удивился он.

– Вроде того. А что, незаметно?

Андрей засмеялся. Неудивительно, что Алина добилась успеха. Она напористая, и с толку ее не собьешь.

– Ты меня озадачила, – честно признался он. – Я не могу прямо сейчас дать ответ, так как еще не привык к мысли, что ты не шутишь. Давай отдохнем и встретимся на днях, чтобы серьезно поговорить в спокойной обстановке?

– Ладно… – Алина надела темные очки. – Давай, пока.

Андрей выпроводил ее и прыгнул на диван.

Вот это да!

Алина предложила ему руку и сердце! Потому что он нормальный! И она его уговаривала!

Да пошла она!

Позвонила Даша.

– Ты ведь получил мою записку? – спросила она.

– Да.

– Ты поэтому ко мне приехал?

– Да.

– Нам надо поговорить.

– Может быть.

– Давай встретимся.

– Не сегодня.

– Андрей!

– Да?

– Что с тобой?

– Даша, я тебе уже все сказал. И я не согласен с тем, что ты написала. Ты хочешь сделать из меня своего папу, а я ведь даже не знаю, где у дрели сверло, а где – ручка. Понимаешь?

– Я не…

– Даша!

– Андрей, я просто хочу быть с тобой! – с драматическим апломбом воскликнула она.

– Ты хочешь за меня замуж, детей, дом и лабрадора?

– Мне все равно. Я хочу быть с тобой. С таким, каким ты, хочешь быть. Наверное, я зануда. Но я могу измениться.

«Твою мать…» – думал Андрей, выслушивая откровения Даши. Он этого не заслужил. Он старался избавиться от этих женщин, он делал больно им, себе, он все портил… А им это нравится! Их, мать их, это заводит!

Вот черт! С кем в этом мире можно посоветоваться?

– Привет, это Андрей!

– Андрей? – задумался Вадим Сидур.

– Ну, Альмадовар, девушка Глаша…

– Андрей! – воскликнул Сидур. – Быстро ко мне!

Писатель втащил его в квартиру, затолкал в ближайший угол и прогремел:

– Это ты во всем виноват! Я даже не уверен, что ты выйдешь из этой квартиры живым!

– В чем дело-то? – отбивался Андрей, которому на секунду даже стало по-настоящему страшно.

Вадим схватил его за шкирку и притащил на кухню.

– Вот ты тогда пришел… – сказал он, разливая по бокалам виски. – А я сценарий писал, отключил звук на телефоне… Не потому, что ни с кем не хотел разговоривать. Мне могут по делу звонить, интервью… Просто меня резкие звуки из колеи выбивают. Телефон вибрирует – я снимаю трубку. Но я пошел тебе открыть, а она мне позвонила.

– Кто?

– Женщина, о которой я рассказывал. Которую не видел пятнадцать лет. Она была в Москве, первый раз за все это время. Ты знаешь… – писатель облокотился о подоконник и уставился в окно. – Если бы мы тогда поговорили, она бы осталась. Я бы ее удержал. Потому что без нее моя дурацкая жизнь – говно! Я бы все бросил, и мы бы уехали в Португалию. У меня там дом. Большой дом, а рядом пруд. Тихо так, и весной черемуха цветет. Я бы писал романы о вечном, а она бы шила лоскутное одеяло и слушала Чезарию Эвору.

– Извини… – пробормотал Андрей.

– Да ты не виноват, конечно… Судьба, – писатель выглядел усталым и старым.

И тут Андрею стало плохо. Он виноват. Это он – судьба.

Глава 9

Если большую часть времени ты проводишь на диване перед телевизором, то поневоле заимствуешь у киногероев манеры, жесты и ужимки.

Вот и Петя стоял сейчас перед столом Андрея и, сложив руки на груди, поджав губы, медленно водил головой из стороны в сторону, будто не веря своим глазам. Он был похож на шерифа из шаблонного голливудского триллера, которому только что сообщили, что нравственность в округе достигла критического минимума.

Все это привело Андрея в замечательное расположение духа, так как уже неделю он не знал, что бы еще такого придумать, чтобы вывести Петю из себя.

– И ты считаешь, это нормально?

– Не знаю, о чем ты, но мой ответ «да»! – Андрей попытался закинуть ноги на тумбочку, но та была слишком далеко, и ноги соскользнули.

– Андрей, что с тобой происходит? – Петя сел напротив.

– Да в чем дело-то?

– Посмотри на себя! – Петя был так взволнован, что его голос сорвался на визг.

Андрей посмотрел. Отличная униформа: майка со снимками шести пар грудей с надписью «Угадай кто?» (на спине можно было посмотреть лица актрис и певиц, чьи бюсты украшали фасад), мятые джинсы, которые Андрей выдернул поутру из сушки, и кроссовки с ярко-зелеными шнурками. На руках болтались серебряные браслеты, а в ушах сверкали бриллианты.

– Не поверишь, но я не только видел себя в зеркале, но и попросил Настю меня сфотографировать, и фото залил как обои, – Андрей развернул монитор лицом к Пете. – Особенно мне нравятся бриллианты. Скажи, стильно?

– Ты помнишь, что у тебя сегодня переговоры? – Петя сменил тактику и превратился из взволнованного друга в грозного наставника.

– Ты удивишься, сколько ненужной информации хранится в этой голове! – Андрей ткнул себя в макушку. – Петь, ты типа что всем этим хочешь сказать?

Но откровенного разговора не вышло: в кабинет ворвалась Настя с криком:

– Котлеты пришли!

Это означало, что клиенты, производители котлет, пельменей и прочей замороженной еды, явились на деловую встречу. На глазах у изумленного Петра Андрей допил коньяк и пошел в комнату переговоров.

Все только догадывались, а он точно знал, что клиенты будут трудными. Это были люди, столкнувшиеся с суровой действительностью, но до сих пор отрицавшие тот факт, что без посторонней помощи их отрава быстрого приготовления не будет распространяться по магазинам. В глубине сознания этих мрачных и хамоватых личностей все еще теплилась надежда, что какие-нибудь идиоты вроде Андрея захотят работать с ними бесплатно.

И Андрей был единственным, кто знал, что делать. Он уже один раз через это прошел и точно знал, что нужно.

– Эй, ты куда? – крикнул Петя.

Андрей обернулся.

– Переговорная там, – и Петя указал направо, хотя Андрей двинулся налево.

– Вот что я тебе скажу, – заявил Андрей. – За последние два месяца наша прибыль возросла на двадцать процентов. И если ты или кто-то другой тешишь себя напрасной надеждой, что в этом есть и твоя заслуга – иди на переговоры и возвращайся ко мне на щите. Я хочу выпить кофе и съесть штрудель, и я сделаю это, пока вы будете приседать в реверансах и гадать, что же нужно этим кретинам. Здрасте! – поздоровался он с клиентами, которые только что вышли из лифта.

Андрей знал, что перегибает палку. Но поделать с этим ничего не мог. И проблема была не только в том, что работать, зная все наперед, было скучно, но и в том, что сама работа представлялась ему неудачной шуткой фортуны. Что он здесь делает?

Кроме того, Петя увивался вокруг него и жаловался, что Даша очень переживает – его подруга с ней дружит и каждый день либо видит, либо слышит, как та страдает.

Андрей вернулся, когда клиенты предельно ясно обозначили свою позицию – они не хотят платить, но хотят много заработать с помощью их компании.

Это был тупик.

– Добрый день, я Андрей Панов, генеральный директор, – представился он, пока присутствующие разглядывали его майку. – Вы не хотите тратить много денег, но хотите получить результат, который оправдает расходы на бензин, что вы потратили, добравшись из Отрадного, где располагается ваша фабрика, до Цветного бульвара, где находимся мы.

Вы продаете недорогую еду, которая теряется в недорогих магазинах среди точной такой же недорогой еды. Я предлагаю остановиться на ста торговых точках, на хороших дорогих супермаркетах, в которых отовариваются местные жители, и большая часть их – пенсионеры и простые домохозяйки. Они рыщут между шоколадом ручной работы и королевскими креветками в поисках дешевых обедов, и тут-то мы выступим с уникальным предложением, если вы, в принципе, не отрицаете рекламу как факт. Совокупно вам это будет стоить дешевле, а если учесть, что наша стратегия это что-то вроде рекламной кампании, то вся эта история обойдется вам почти бесплатно. Ну, а уже потом будем покорять мир, так как заказы посыпятся как подарки из мешка Деда Мороза. Только я прошу не забывать, что без нас вы с магазинами не договоритесь. Надеюсь, это замечание удержит вас от самодеятельности.

Клиенты рыдали от счастья. Коллеги выжимали носовые платки.

В прошлый раз переговоры отняли у совета директоров два месяца жизни и невосполнимое количество нервных клеток.

– Рад был произвести на вас неизгладимое впечатление. Формальности утрясут наши юристы, – Андрей помахал ручкой. – Вот это… – он ткнул пальцем в одну из грудей – большую, с крупными коричневыми сосками. – Холли Берри. Круто, да?

И он ушел, чтобы еще немного поспать в своем кабинете. Он заперся и не отвечал на звонки. Не желал принимать участия во всеобщем корпоративном экстазе. Пока не получил сообщение от Пети: «Кажется, я уже верю в эту историю с сатаной. Ты хотя бы не продешевил? Тебе обещали секс с Холли Берри?» Андрей рассмеялся. Ведь когда-то они с Петей стали почти друзьями. Наверное, для этого был какой-то повод.

А в шесть вечера раздался очередной звонок.

– Ты должен отъехать на двадцать километров по Каширскому шоссе. Ровно в двадцать три ноль шесть стартуешь от поселка Ям в сторону Москвы со скоростью сто километров в час. Если не будешь сбрасывать скорость – а ты не будешь, – на съезде на МКАД обгонишь красный «БМВ». Учти, в это время дорогу перебежит женщина в розовом велюровом костюме. Тебе нужно немного вильнуть в сторону, чтобы ее не сбить, но и не врезаться в «БМВ», – сказал Герман.

– Я не понял, в чем смысл? – уточнил Андрей.

– Ты не должен ее сбить.

– Я не должен сбить женщину?

– Не должен, – подтвердил Герман и отключился.

Андрей хмыкнул. Он не знает – как. Не знает – почему. Но он влияет на жизнь людей. По меньшей мере, это любопытно.

Каширка, как всегда, была запружена автомобилями. В область Панов ехал часа два, еще с полчаса ошивался в этом Яме, а в одиннадцать вечера его чуть не стошнило от волнения. А если он перепутает? Если не успеет? Не обгонит? Собьет?

Он был вроде готов, но когда эта дуреха бросилась ему под колеса, сердце так возмутилось, что изо всех сил ударило его по ребрам. Андрей вильнул вправо, влево… эта курица на него даже не посмотрела!.. выругался, метнулся к обочине, сдал задом, вылетел из машины и ворвался в магазин.

– Вы что, слепая?! – заорал он на дамочку.

Она взглянула на него, покрутила пальцем у виска и продолжала заниматься покупками.

– Да вы понимаете, что, если бы не я, вы бы сейчас валялись на шоссе с переломами всего тела и вам бы очень повезло, если б вас не переехал «БМВ»?! – Андрей действительно вышел из себя. – Вы почти труп! Алло! Вы меня видите?!

Девица молчала, но хотя бы не отрываясь смотрела на него.

– Вы не умеет разговаривать?

– Не понимаю… – пропищала эта ненормальная.

Андрей разразился бранью.

– Ты сейчас неслась по шоссе, не обратив внимания, что бросилась под колеса машины, мать твою! – орал он, раскрасневшись от злости.

– Почему вы мне тыкаете? – дрожащим голосом произнесла девушка.

– Скажи, ты из леса бежала? Ты там живешь? У тебя есть опекун, нянька, психиатр?

Но девушка уже расплатилась и вышла из магазина. Андрей бросился за ней. Она в очередной раз попыталась покончить с собой, бросившись под «Газель», но Андрей ее перехватил и перевел через дорогу. К его огромному удивлению, девушка приехала сюда на машине. Сама.

– Послушайте, вы что, нетрезвая? – поинтересовался он.

Но девушка, воспользовавшись тем, что он отпустил ее руку, быстро прыгнула в автомобиль и рванула с места.

Андрей только руками развел. Видимо, он только что упустил свое счастье – женщину без мозгов в буквальном, физиологическом смысле. Но номер желтого маленького «Ситроена» запомнил. На всякий случай.

На следующий день Андрей кис на работе, пока не сорвался.

– Паша! – воскликнул он, дозвонившись. – Это Панов! Можешь оказать мне услугу?

Его давний приятель работал в ГАИ. Особенной пользы от этого не было – Андрей не гонял, не нарушал правила и вовремя проходил техосмотр. Но сейчас был именно тот случай, когда друг детства мог пригодиться.

– Пробей номер, – попросил Андрей.

Спустя полчаса он стал обладателем сведений о том, что желтый «Ситроен» принадлежит Екатерине Дроздовой, двадцати восьми лет, которая работает в компании «Деметра» в должности менеджера по персоналу, зарабатывает шестьдесят тысяч рублей в месяц, живет в Медведкове. Все эти сведения Паша узнал из кредитной истории.

Компания «Деметра», как выяснил Андрей самостоятельно в Интернете, занималась продажей офисной мебели.

– Настя! – заорал Андрей.

Через секунду секретарша стояла перед ним.

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты поехала в компанию «Деметра» и попробовала устроиться туда офис-менеджером. Я дам тебе машину с водителем.

На глазах секретарши выступили слезы.

– Я тебя не увольняю! – воскликнул Андрей. – Это личная просьба. Нужно подружиться с менеджером отдела кадров, Екатериной Дроздовой.

– Как подружиться? – растерялась Настя.

– Ну не знаю! Попробуй ее разговорить. Как это бывает между вами, девочками. Хотя бы составь о ней собственное мнение.

Настя позвонила вечером ему домой.

– Ну?! – оживился Панов.

– Меня взяли на работу.

– Да ты что? Ну, ты крутая! – восхитился Андрей. – А что Дроздова?

– Ничего, – с ноткой страха ответила Настя. – Мы говорили о работе.

– Н-да… – задумался Андрей. – Слушай… А давай я тебе дам отпуск за мой счет, и ты там немного поработаешь?

Настя молчала.

– Андрей, зачем это вам нужно? – спросила она в конце концов.

– Если не будешь задавать вопросов, получишь премию, – пообещал Андрей.

Он был не уверен, нужно ли ему это. Они с Германом пожали друг другу руки, и он, Андрей Панов, получил то, что ему обещали. Имеет он право вмешиваться в ход событий? Не накажут ли его за любопытство? С другой стороны, никто и не запрещал…

Но ведь могущественный демон, который вернул его назад во времени, заинтересовался именно этой девушкой. Ради того, что Панов сделал вчера ночью, ему вернули жизнь. Значит, это важно. Значит, он должен узнать, в чем тут фокус.

Андрей валялся на диване и не мог придумать, чем бы ему заняться. Сидеть дома не хотелось. В клуб тоже не хотелось. Секс?

Андрей листал записную книжку, но ни одна из знакомых девушек не возбуждала его настолько, чтобы это заставило его хотя бы принять душ.

И тогда он вспомнил о Глаше.

– Что ты делаешь сегодня вечером? – спросил он, дозвонившись с третьей попытки.

– У меня есть планы, – ответила та. – А у тебя?

– Я свободен.

– Тогда я приеду к тебе через час, и мы вместе займемся моими планами, – сказала она, после чего немедленно раздались короткие гудки.

Глаша приехала ровно через час. Руки у нее были заняты пакетами из «Глобус Гурме».

– Лимонный пирог мой! – воскликнула она и схватила одну из коробок.

– Дашь попробовать? – попросил Андрей.

– Ни за что!

Андрей некоторое время ждал, когда же она протянет ему ложечку с десертом, но так и не дождался.

– Ты серьезно? – удивился он.

– Андрей, если тебе не нужны физические травмы, не вставай между мной и лимонным пирогом, – предупредила Глаша. – Я не из тех недоумков, которые готовы пожертвовать собственным удовольствием ради мира на земле. Ешь свой бисквит и не лезь под руку!

– Ну, а какие у тебя планы? – спросил Андрей, когда лимонный пирог был уничтожен и Глаша переключилась на грецкий орех в трюфеле.

– Одевайся! – распорядилась она.

– А, может, останемся дома? – Андрей подобрался поближе. – Посмотрим кино, выпьем вина…

– О боже! – Глаша всплеснула руками. – Ты опять про секс?

– Ну… да, – смутился Андрей. – А что такого? Ты приняла обет целомудрия? Или я тебе не нравлюсь?

– Не то чтобы не нравишься… Ты привлекательный. В других обстоятельствах я бы подумала насчет кино, вина и секса… Да, ты сексуальный, у тебя симпатичное тело, и если всерьез задуматься о том, какая у тебя на вкус кожа, и как твои руки меня обнимают, как ты целуешь мне шею и грудь… Наверное, у тебя нежные губы…

– Стоп! – возопил Андрей. – Это просто секс по телефону! Ты что?

– Да просто прикидываю, – усмехнулась она. – Но я сказала – нет!

– Почему?!

– Ты мой брат.

– Что?!

– Шутка, – Глаша поднялась с дивана. – Идем!

Она попросила Андрея одеться попроще. На метро они добрались до Волгоградского проспекта, а там Глаша увела его в переулок и показала дыру в заборе.

– Полезай, – сказала она.

– Мы что, идем на завод? – рассмеялся Андрей. – Это шутка?

– Да какие уж тут шутки, – мрачно ответила Глаша. – Да расслабься ты! – прикрикнула она. – Тебе понравится.

Они пролезли в дыру и очутились в мистической зоне, где, казалось, даже у мертвых станков были призраки. Большие здания с выбитыми стеклами; дома, у которых нет стен; ржавчина, ярко-зеленые лужи, забытые кем-то когда-то ботинки… Если бы Сальвадор Дали был человечным роботом из рассказов Азимова, он рисовал бы именно такие картины.

Глаша вела Андрея по комнатам, где кучами валялась одежда, по жутковатым коридорам, где все еще висели плакаты и доски с объявлениями, по лестницам, на которых успели вырасти деревья… А потом они оказались на крыше, где находились стекляные домики, парники.

– И что? – поинтересовался Андрей.

Даша привела его к одному из домиков, открыла дверь, и Андрей увидел комнатку, пол которой устилал ковер, на ковре валялись подушки, а еще там были CD-плеер, ящик с вином и недопитая бутылка текилы.

– Господи, что это? – пробормотал Панов.

– Это приют, – пояснила Глаша и развалилась на подушках.

– Кошачий? – хохотнул Андрей.

Глаша ничего не ответила – просто включила плеер, и «приют» заполнил хриплый голос Луи Армстронга.

– Ты находишься в месте, которого не должно быть. Мы на заброшенном заводе, в стеклянном доме, где никто нас не найдет, потому что не догадается, что это может быть в реальности. Оно отличается от всего, что ты видел в своей жизни. Так воспользуйся этим. Подумай о том, о чем никогда не думал. Посмотри на мир по-другому. Выпей текилы, – Глаша протянула ему бутылку.

Андрей глотнул. И откинулся на подушки. Он смотрел на небо, от которого его отделяла треугольная стеклянная крыша, поглядывал на Глашу, лицо которой в свете горевшей свечи казалось ему необыкновенно красивым и одухотворенным, посматривал на собственное отражение в окне и ощущал необыкновенную свободу – свободу человека, который наконец-то стал самим собой.

Это было странно – пить текилу молча, без движения, и опьянение казалось почти наркотическим. Он видел закат, видел рассвет, а потом заснул и очнулся в полдень. Кто-то накрыл приют брезентом от солнечных лучей – и это был не Андрей.

Он открыл глаза, вышел из стеклянного домика и едва не завопил от ужаса – на крыше загорал мужчина лет сорока – лысый, здоровый, голый по пояс и босой.

– Ты кто? – спросил мужчина.

– Андрей.

– Слава, – мужчина протянул руку. – Не стал тебя будить.

– А вы… давно здесь? – поинтересовался Андрей.

– Часов в девять приехал.

– Вы Глашу видели?

– Глашу? – обрадовался тот. – Нет. А жаль. Наверное, она рано ушла. Есть хочешь?

Мужчина зашел в домик и вернулся с пакетом из «Макдоналдса». Отсюда, с крыши, был виден мост, дорога и вереницы машин, тянувшиеся во всех направлениях.

– И что, Андрей, нравится тебе твоя работа? – спросил Слава.

– А почему ты спрашиваешь? – насторожился Андрей.

– Да потому что сюда просто так люди не приходят.

– Сюда? – Андрей указал подбородком на домик-приют.

Слава утвердительно кивнул.

– Приходят, когда надо принять решение. А точнее, их сюда приводят.

Андрей подумал.

– Не понимаю, – ответил он.

– Да я и сам не понимаю, – улыбнулся Слава. – Вот смотри, я раньше был нефтетрейдером. Такая профессия… Большие бабки, конечно, заводят, но это, знаешь, как наркота – однажды просыпаешься в собственной блевотине и если хватает сил удивиться, что еще не помер – и на том спасибо. Познакомился с Глашей, она меня сюда привела, и я кое-что начал понимать. И что в итоге? Я бросил работу, открыл свое дело. У меня мотоклуб – продаю байки, снегоходы, квадроциклы. И еще у меня концертный зал и роллердром. Все в одном ангаре, на Ярославке. Арендовал цех на пятьдесят лет и кайфую.

– Ты – Слава Якут? – подпрыгнул Андрей. – Так я же тебя знаю! Тебя все знают!

– Я польщен, – улыбнулся Слава.

– Не, я не понял, вы что, здесь решили изменить свою жизнь? – разволновался Андрей.

– Ага, – кивнул Якут. – Место силы. Место, где можно отвлечься от самого себя.

– Ничего себе…

Андрей задумался. Хотелось вымыться, переодеться, почистить зубы. Но уходить не хотелось.

– Давай, домой пора. Здесь не стоит надолго задерживаться, – посоветовал Слава.

Андрей даже не стал спрашивать, почему. Собрался и ушел. На прощание Слава Якут оставил номер телефона и сказал:

– Позвони, когда уволишься.

Панов не стал задавать вопросы: всяческие «почему ты так думаешь?», «с какой стати?» были лишними, пошлыми и совершенно бессмысленными.

Андрей нашел машину, сел за руль, а когда вышел у себя в Сокольниках, удивился новым переживаниям. Он шел к подъезду, смотрел на людей, и, казалось, он знает то, чего не знают они. И дело не в странном приюте на крыше заброшенного цеха, а в чем-то более масштабном, в целой вселенной новых ощущений.

Он знал, что не нравится прохожим – от него несло перегаром, одежда измялась и запачкалась, но, как ни странно, Андрею и не хотелось нравиться. Он чувствовал, что эти его новые знания дают ему право не нуждаться в мимолетной симпатии первых встречных. Любят ли его, ненавидят – он заслужил честь быть самим собой.

Глава 10

Настя работала в «Деметре» три дня.

Понедельник

Выяснилось, что Екатерина Дроздова общается только с менеджером по продажам, высокой блондинкой с прической «конский хвост», любительницей ботфортов на садомазохистских шпильках, и рекламщицей, которая предпочитает укладку «бабетта» и наряды расцветки «зебра».

Вместе девицы обедают в итальянском ресторане, где самые дорогие в округе бизнес-ланчи.

Еще Настя сказала, что у Екатерины дорогая одежда, но обувь и сумки – подделка известных марок. Настя предположила, что Дроздова одевается на распродажах, но вот дизайнерские аксессуары ей не по карману. Также Андрей получил бесполезные сведения о том, что она ярко красит одновременно глаза и губы (по мнению Насти – от отчаяния и депрессии) и пользуется румянами с блестками (крик о помощи).

Кроме всего прочего, у Насти состоялся личный контакт с объектом. Екатерина остановила ее в коридоре и сказала:

– Ну, что там с картриджами? Откуда их везут, из Африки?

Из чего Настя сделала вывод, что Дроздова – особа неприятная, слишком много о себе воображает и, скорее всего, закончит на панели.

В понедельник Андрей встретился с Дашей. Она убедила его, что ей очень важно, жизненно необходимо с ним поговорить.

В ресторане «Академия» Андрея подвели к столику, за которым сидела незнакомая девица. И лишь когда она поднялась и поцеловала его в щеку, он признал в ней ту самую Дашу.

– О боже… – всхлипнул он. – Да что с тобой такое?

Даша покрасила волосы. Если раньше Андрей считал ее бесцветной, то теперь ее шевелюра переливалась всеми оттенками золотистой ржи.

Она сделала новую прическу. Длинные, до талии, волосы выстригли прядями и укоротили до лопаток.

Даша сменила однотонные платья чуть выше колен на джинсовое мини в стиле «сафари», обнажив стройные длинные ноги, изящно подчеркнутые босоножками на высоких каблуках.

Она превратилась в вызывающе красивую девушку. Мелкие черты лица, которые так раздражали Андрея, с помощью макияжа превратились в канонические.

– Что? – хрипло произнесла Даша.

Наверное, волновалась.

– Ты очень красивая! – Андрей опомнился.

– Правда? – она заискивающе улыбнулась. – Просто понимаешь… Я решила, что готова к переменам. Сначала я думала, что из-за тебя, а потом оказалось, что не только. Но я тебе все равно страшно благодарна, потому что, если честно, я сначала просто хотела тебе понравиться, а потом вдруг увидела себя в зеркале и поняла… Ты не обижайся, но я поняла, что достойна большего… Не потому, что ты – меньшее… Ой, я плохо выразилась… Но, в общем, ты же ко мне так относишься, и сейчас я даже понимаю, почему… Я как будто пряталась от себя, а теперь я – это я…

Даша говорила весь вечер. Андрей представил себе, что у соседей – вечеринка, и ничего нельзя изменить, хоть он и ненавидит группу «АББА», которая играет так громко, что даже в наушниках он не слышит телевизор, но это вопрос выживания: сегодня у них вечеринка, завтра – у тебя.

Ему почти нравилась эта Даша – красивая, тоненькая, взбудораженная, даже в некотором роде уверенная в себе. Но в этой симпатии было нечто отличное от сексуального влечения: Даша была забавной, милой, привлекательной, но почему-то он хотел ее еще меньше, чем тогда, когда она выводила его из себя.

– Андрей, ты здесь?! – воскликнула Даша.

– Ты ничего не замечаешь? – спросил он.

Даша огляделась.

– А что?

– Посмотри на меня!

Даша посмотрела. Довольно внимательно, не просто окинула беглым взглядом.

– Что случилось? – поинтересовалась она, видимо, не обнаружив в его внешности ничего выходящего из ряда вон.

– Даша, ты чертовски красива! – воскликнул он и накрыл ее руку своей. – Тебе идет цвет волос, платье, а какие у тебя ноги… Ты хотела мне понравиться, и ты нравишься – очень нравишься!.. Только вот, понимаешь, если бы я встретил тебя тогда, когда встретил, и ты была бы такой, как сейчас, может, все было бы по-другому, но теперь… и это не потому, что я знаю тебя другой… просто… Черт! Как все сложно! Возможно, ты самая красивая женщина, которую я видел в своей жизни, но мне нужно что-то другое! Я не для того это говорю, чтобы обидеть – тебя здесь все мужики хотят… Просто вот ты изменилась, и я изменился – мне уже не нужно то, что было нужно месяц назад! Черт! Я несу такой же бред, как и ты!

– Я говорю бред?! – возмутилась Даша.

– Конечно! – Он широко улыбнулся. – А ты что, сама не замечаешь?

– Допустим, – она ответила улыбкой. – А с тобой-то что произошло?

– Сам не знаю, – он пожал плечами. – Лучше расскажи, что ты будешь делать в своей новой жизни? Ринешься тусоваться по клубам?

– Ну, не знаю… – Даша закатила глаза. – Хочу, чтобы меня кто-то любил. И хочу просто жить. Получать удовольствие.

– У тебя получится, – заверил ее Андрей.

Даша еще раз оглядела его.

– Может быть, ты и правда изменился, – медленно произнесла она. – Я совсем не ощущаю враждебности, исходящей от тебя.

– Ты просто пьяная! – расхохотался Андрей. – И все люди тебе кажутся добрыми и сердечными!

– Знаешь, хоть ты и обозвал все, что я говорю, бредом, но я все-таки скажу! Когда я покрасила волосы – а это был жест отчаяния, я тогда все еще думала, что люблю тебя…

– Думала, что любишь? – повторил Андрей.

– Да как же можно было тебя любить? – не без грусти воскликнула Даша. – Ты же так плохо ко мне относился! Ну да ладно – это в прошлом… Но знаешь, в тебе было что-то хорошее! Ты отличался от тех, с кем я была знакома, хоть ты и думаешь, что я знакома с одними занудами! Ты был таким трогательным…

– Трогательным? – переспросил Андрей.

– Ну да… – Даша засмущалась. – Ты так старался быть крутым, так задирал нос и так смешно комплексовал…

Андрей растерялся. Вот, значит, каким она его видела?

– Но в то же время ты был таким искренним! – продолжала Даша. – Так радовался своим победам! До поры до времени, конечно. За это ты мне и понравился.

После ужина они поехали к Даше в Крылатское, где она надела туфли без каблука, и гуляли по улицам, добрались до Гребного канала и пили ром, пока их ждал таксист, и даже немного целовались – просто так, потому что хотелось целоваться…

А потом Андрей поехал домой и удивился странному ощущению, которого то ли не знал раньше, то ли забыл и которое он мог бы условно назвать чистой совестью.

Вторник

Во вторник Настя сообщила, что Екатерина Дроздова спит со своим начальником. У нее на глазах между бухгалтером Галиной и Екатериной разыгралась сцена в честь того, что Дроздова, представитель отдела кадров, отказала родственнице Галины и отдала должность помощницы бухгалтера своей знакомой. Когда Дроздова ушла, Галина не сдержалась и выложила всю подноготную вражины.

– Да она начинала здесь секретаршей! – негодовала Галина. – Кофе принести не умела! А потом шмыг-шмыг… То колечко, то туфли, то отдыхать уедет… А потом и вовсе должность ей подарил! Она что, думает, он с женой разведется?

– Может, разведется? – предположила Настя.

– Да он что, идиот?! – Галина чуть не взорвалась от подобной крамолы. – У него жена – умная баба, нормальная, хоть и не красавица, но, уж поверь мне, от таких не уходят!

Насте, разумеется, очень хотелось знать, от каких таких женщин не уходят мужья, и Галина с удовольствием пояснила:

– Да он у нее на коротком поводке! Она-то у него ого-го! Свое производство, благотворительный фонд, с депутатами дружит. У такой не забалуешь. Мы один раз на Новый год напились, так она и сказала: «Думаешь, я не знаю, что он мне изменяет? Пусть изменяет, мне же проще. Легкое чувство вины мужчине не повредит». Я же говорю – голова! А что он будет делать с этой ля-ля фа-фа?

Настя пожала плечами.

Во вторник на премьере фильма братьев Коэнов Андрей встретил Сергея.

– Старик! – Сергей похлопал его по плечу. – Как жизнь?

– Да ничего, – сухо ответил Андрей, не расположенный к беседе.

Сергей был с известной московской красавицей, которая самую малость раздражала Андрея излишеством силикона и ботокса.

– А ты как сюда попал? – невинно поинтересовался Сергей.

Для такого вопроса был повод. Вся Москва рвалась на Коэнов, и всем хотелось получить приглашение на закрытую премьеру, о которой потом будут писать в светской хронике.

Пару лет назад Андрей облажался, похваставшись Сергею, что попал на премьеру «Пиратов Карибского моря». Только он имел в виду, что забронировал билеты на первый день показа, а Сергей сказал:

– Что-то я тебя там не видел…

И вышло неловко, так как Андрей еще и не сразу сообразил, что Сергей имел в виду не то, что тоже был в «Пяти звездах», а то, что настоящая премьера, для взрослых, проходила в Октябрьском, и он, Сергей, даже попал в репортаж MTV, так как пришел с певицей Славой.

– Да ерунда! – отмахнулся Андрей. – Пробрался через кухню, подкупил официанта – он меня в зал провел… Кстати, у тебя нет с собой пакета? Хочу пирожков с креветками домой прихватить – очень вкусные!

Красавица расхохоталась.

Вернулась Глаша, которая и позвала Панова на вечеринку.

В сером платье с пышной юбкой с блестками, перехваченном поясом цвета электра, Глаша была великолепна. Андрей уже понял, что она любит наряжаться сверх меры, но розовые лосины чуть ниже колен делали платье менее вечерним, скорее забавным.

Сергей притих. И не зря – несмотря на эксцентричный вид, сегодня Глаша была особенно красива. Она как будто похудела – черты смуглого лица заострились, взгляд стал глубже, а розовые губы блестели без помады.

– Я умею гадать, – сообщила Глаша, едва Андрей успел ее представить.

– Я хочу! – оживилась красавица, которая оказалась довольно милой девицей, и вовсе не глупой, как полагал Панов.

Глаша посмотрела на ее ладонь.

– Ты счастливица! – улыбнулась она. – Встречаешься с человеком, который обещает на тебе жениться, когда ты родишь ему ребенка.

Красавица спала с лица, но руку не отняла.

– Это все вранье, – продолжала Глаша. – Он на тебе не женится. Брось его. Напрасные надежды. Но ты скоро встретишь мужчину, которого давно знаешь, и поймешь, что он – твоя судьба. Он примет тебя с ребенком от того, другого, но ты родишь ему еще двоих детей. Два мальчика и девочка.

– Ух ты… – красавица, похоже, была под большим впечатлением. – Лучше, конечно, две девочки и мальчик… А где я его встречу?

– Ты его точно встретишь, так что пусть будет сюрприз. Ну, а тебе погадать? – обратилась Глаша к Сергею.

– Вряд ли, – поморщился тот.

– Да ладно тебе! – Красавица ткнула его локтем в бок. – Ты же видишь… Ну, давай!

Сергей неохотно протянул руку.

Глаша долго смотрела на нее, а потом выдала:

– Ты скоро потеряешь много денег, у тебя обнаружат волчанку, а твой дом ограбят.

Андрей и красавица уставились на нее во все глаза.

– Гм… – растерялся Сергей. – Мне надо… Сейчас вернусь.

Красавицу скоро кто-то увлек, и Андрей с Глашей остались одни. Они переглянулись и расхохотались.

– Круто ты его! – восторгался Андрей.

– Только учти – я не обманывала!

– Ты серьезно? – Андрею вдруг стало не по себе.

– Это один из вариантов развития событий, – сообщила она.

– Ты ясновидящая?

– Что-то вроде того, – кивнула Глаша.

Спустя минут сорок Андрей встретил Сергея в туалете.

– Странная у тебя подружка! – пожаловался банкир.

Андрей не без удовольствия заметил, что тот нервничает.

– Не обращай внимания! – Андрей похлопал его по плечу. – У нее необычное чувство юмора.

– Очевидно. Ну, что там по нашим вопросам?

– Каким вопросам? – Андрей сделал вид, что озадачен.

– Ну, ты подписываешься на долю в проекте?

Андрей покачал головой.

– Сомневаюсь. Сложно там все.

Стараясь не выдать ликования от того, как разочаровался Сергей, Андрей бросил салфетку в помойку и вышел из туалета.

«Дамы и господа, один ноль в мою пользу!»

Среда

Настя дозвонилась до Андрея с сенсационными новостями. В туалете она застала менеджера с конским хвостом, девицу по имени Жанна, у которой случился острый припадок бешенства. Жанна металась вдоль двух умывальников и орала в телефонную трубку:

– Нет, ну сука, вот сука! Ты подумай! Я попросила ее намекнуть этому похотливому козлу насчет повышения, а она мне отказала! Да кто она такая?! Нет, ты послушай, что за дура она, сука какая! Нет, ну какой же надо быть идиоткой, чтобы пять лет верить мужику, который говорит, что разведется! Он уже типа почти развелся, а теперь его жена беременна!

Настя выглянула из кабинки и увидела, что Жанна настолько успокоилась, что смогла прикурить сигарету.

– Жене сорок два. И он ее теперь уж точно не бросит! Хотя вряд ли и собирался! Катька же совершенно тупая! За фигом я на нее столько времени потратила!

Дальше Настя слушать не стала.

* * *

Андрей попытался обнаружить в происходящем хоть какую-нибудь логику.

Писателю Вадиму Сидуру не дозвонилась любовь всей его жизни.

И что?

Он ведь сказал, что больше не хочет изменить мир.

Менеджер Екатерина Дроздова так и осталась любовницей женатого шефа, который теперь готовится стать отцом. Ее не сбила машина.

И что?

Андрей поднатужился, но так и не родил ни одной, хотя бы самой паршивенькой, бездарной идейки.

И тогда объявилась Алина.

– Ничего у нас не получится, – сказала она.

– Наверное, – согласился Андрей.

– Я приеду? – с усталостью в голосе попросила она.

– Ну, давай, – разрешил снисходительный Андрей.

Алина была в джинсах, майке и шлепках. Обычная девушка. Только, конечно, очень красивая и величественная.

– Андрюша, что же такое с нами со всеми происходит? – вздохнула она, схватившись за бокал с вином.

– С кем?

Алина пожала плечами.

– Со мной, с тобой… Вот ты счастлив?

Андрей выпятил нижнюю губу.

– По обстоятельствам, – ответил он.

– А мне, знаешь, первый раз в жизни показалось, что я не та, за кого себя выдаю, – призналась она. – Как будто ты бежишь марафон, финишируешь первой, хватаешь награду и думаешь: «Боже ты мой… Да зачем же мне все это нужно?». Может, у меня кризис среднего возраста?

– Может, тебя мужчина бросил?

– Ну, спасибо! – воскликнула она. – Слушай, я тебе не нравлюсь, да?

– В плане секса нравишься.

– Послушай… – она подалась к нему. – Зачем ты со мной так? Неужели я успела сделать тебе что-то плохое?

И тут Андрей понял, что на этот раз Алина действительно не успела ему навредить. Он не дал ей такой возможности.

– Не знаю, Алина, – он покачал головой. – Мне просто кажется, что ты опасна.

– Это другой способ сказать, что я – сука?

– Если хочешь, – отважился Андрей.

– Да! – Она сложила руки на груди. – Я – сука! Все мои друзья это знают! Но у меня есть друзья, ты понимаешь? У меня ужасный характер, я эгоистка, у меня куча недостатков, но я умею любить и дружить! Все знают, что мне нельзя давать волю, что я превращаюсь в капризную стерву, пытаюсь манипулировать другими и дергать за ниточки, но меня любят, несмотря на это! Я бываю хорошей!

– Алина, успокойся… – Андрей положил руку ей на плечо. – Зачем ты передо мной оправдываешься?

– Потому что я не понимаю! – Она всплеснула руками. – Ты относишься ко мне так, словно я по ночам покрываюсь шерстью и прыгаю с могилы на могилу! Ты мне нравишься, мы могли бы дружить, и мы спали вместе, нам было весело, но ты почему-то ведешь себя как… как инквизитор! Что за ерунда?! Мне просто интересно!

– А ты у всех спрашиваешь, почему они тебя недолюбливают? – поинтересовался Андрей.

– Ты мне понравился! – Алина схватила бутылку вина и отхлебнула. – Твою мать! Я до тебя и так и сяк пыталась это донести, но ты находился под впечатлением страшного сна, где я была в роли твоей мамочки, у которой выросли огромные вампирские клыки, и меня не слышал! Я хотела сказать – давай дружить, заниматься сексом… Я не уверена, что люблю тебя, но у нас есть шанс! Бл…, какой же ты чертов дурацкий идиот!

Она откинулась на спинку дивана и закрыла лицо руками.

– Если бы я была автором самого тупого серила, люди бы там именно так и говорили, – сказала она.

И тут Андрея осенило. Даша изменилась сама, нашла себя – и это было здорово, необыкновенно. Но раньше она была такой, какой он ее видел. Вот Алина не была. А он был таким, каким видела его Даша…

Андрей чуть было не запутался в том, кто кого каким видел, но справился с положением… Даша видела его а) трогательным, б) закомплексованным, в) высокомерным.

И вот этот трогательный, закомплексованный, высокомерный Андрей видит в роскошной Алине то, чего боялся. А боялся он, что такой, как она, он не может понравиться, и она снизойдет разве что до того, чтобы использовать его, презирая в душе. И он, Андрей Панов, сделал все, чтобы подтвердить свои опасения!

Он унижался, злился, ревновал, пытался ее подкупить… Он был груб, жалок, желчен. Кошмар!

А ведь он всю жизнь мечтал о такой девушке.

– Иди ко мне… – он притянул Алину к себе и стянул с нее майку. – Мои девочки… – прошептал он, целуя ее грудь.

Это была настоящая страсть, когда от прикосновений бархатистой кожи поднимается температура, когда касания губ слепят рассудок, а время останавливается и с удивлением наблюдает за деяниями человека, который не устает всякий раз заниматься любовью с таким неподдельным вдохновением, будто это происходит первый раз за всю историю мира.

Когда Алина заснула, и Андрей поцеловал ее в макушку, и еще раз – в плечо, и в две ямочки на пояснице, и пальчик на левой ноге… он взял сигареты и остановился в дверях, и посмотрел на нее, спящую, и вернулся из коридора, и снова посмотрел, и, наконец, вышел на террасу, закурил, облокотился о перила… И сказал сам себе, что не может до неузнаваемости изменить собственную жизнь. Но он может ею управлять. Это его жизнь, и никто не может отнять у него то, что ему дорого. Никто не заставит его испугаться настолько, чтобы стать одним из тех, кто боится жить.

Глава 11

«Наверное, это любовь», – подумал Андрей не без отвращения.

В отличие от многих других он действительно никогда не грезил о романтических чувствах. Не верил в то, что люди могут жить долго и счастливо с одним человеком.

Кроме того, он не видел в том ни малейшей необходимости, кроме бесплодных попыток так называемого цивилизованного человека найти оправдание низменной похоти.

Андрей верил в симпатию, дружбу, приязнь и взаимное уважение, но его всегда смущали сколь торжественные, столь и пустые обещания, которыми обменивались возлюбленные перед тем, как начать тайно изменять друг другу.

На примере собственной семьи он видел, как жестоко человек-скульптор ваяет свой идеал: удар кувалдой отсекает вредные привычки, с визгом резака отлетают мечты юности – и вот так из глыбы природного материала рождается человек, готовый отвечать за данные клятвы.

Сейчас он смотрел на Алину и умилялся, как красиво она спит. Сон не портил ее, как некоторых женщин – ни отекшего лица, ни слипшихся век, ни глупо приоткрытого рта.

И больше всего его удивило, что он радуется этому зрелищу не первый раз – тогда, в прошлом, он тоже чуть не плакал, глядя, как солнечный луч играет на ее темных волосах.

Герман позвонил, когда Андрей был в душе.

– Что?! – рявкнул Андрей.

– Мой друг, не зарывайся, – осек его демон. – На этот раз задание будет чуть посложнее, но не обижайся – в прошлый раз ты даже слишком хорошо справился. Я, признаться, от тебя такого не ждал.

– Значит, я, что, преспокойно мог облажаться? – усмехнулся Панов.

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, – заметил Герман. – Запоминай. Завтра в ночь ты пойдешь в клуб «Б1» на концерт группы «Ногу свело» и познакомишься там с девушкой. В половине двенадцатого ты должен стоять у бара, того, что справа, а она подойдет и закажет молочный коктейль со вкусом фисташек. Ее зовут Маша, она пепельная блондинка. Вы поговорите, ты отвезешь ее домой и пригласишь на завтра в клуб «Рай». Я тебе сегодня вечером позвоню, уточню, что надо делать.

Вечером Андрей спешил домой и удивлялся себе, так как еще ни разу в жизни ему не хотелось увидеть кого-то, кто ждет его после работы. Обычно его никто и не ждал – кроме того случая, когда он нечаянно забрал ключи домработницы и запер ее в квартире.

– Посмотри, что у меня есть! – закричал он с порога.

Алина влетела в прихожую. Она была, как всегда, прекрасна. Волосы уложены в небрежный пучок. На ноге поблескивает браслет с бриллиантом-капелькой. Точеная фигура и скрыта, и подчеркнута шелковым кимоно.

– Что? Что?! – Алина прыгала вокруг него.

– Вот. Твои любимые, – Андрей протянул коробку пирожных от Волконского.

– А, здорово, – Алина сунула коробку под мышку, чтобы позже небрежно затолкать ее в холодильник. – А я сделала лазанью!

– Ой, спасибо, я не хочу, – сказал Андрей.

– Что значит «не хочу»? – Алина подбоченилась.

– Я поел на работе, не выдержал, – пояснил он.

– Какой ужас! Ужас! – Алина воздела руки и обратилась к небесам. – Я готовила эту дурацкую лазанью первый раз в жизни! Я чуть не сгорела, я вся была в пасте и в этом, прости господи, фарше, а теперь ты говоришь мне, что поел на работе! Ненавижу тебя!

– А ты что, не могла меня предупредить?! – рассердился Андрей.

– Ну как, как я могла тебя предупредить, если это был чертов сюрприз?! Ты должен был прийти и свалиться без чувств от одного запаха, а потом я бы кормила тебя и ты думал: «Это самая лучшая женщина, мне с ней так повезло!»

– Я так и думаю! Ты лучшая женщина, мне с тобой повезло! – рассмеялся Андрей.

– Не заговаривай мне зубы! – возопила Алина.

– Алиночка… – Андрей притянул ее к себе и поцеловал в макушку. – Давай лучше чай с пирожными пить, а лазанью я попозже попробую…

– Но я ведь на диете! – Алина отпихнула его от себя. – Я же тебе вчера говорила!

– Ах, ты на диете? – Андрей снял пиджак.

– Ну, да… – Алина с опаской взглянула на него.

– Хорошо… – он открыл холодильник, достал коробку, открыл и вынул чудесную корзиночку со взбитыми сливками. – Как я понял, это война. Пли!

И он запустил пирожное в Алину. Она бросилась от него с визгом, но второе пирожное настигло ее по дороге.

– Андрюша… – она схватилась за ухо, в которое угодил бисквит. – Что ты делаешь?

Андрею показалось, что она сейчас заплачет. Он бросился к ней, и тогда Алина быстро схватила восхитительный сочный эклер, запихнула ему за шиворот, прихлопнула и размазала прямо у него под майкой.

– Ах ты дрянь какая! – закричал Андрей и бросился за ней.

Погоня продолжалась до того мгновения, пока Алина не поскользнулась на сливочном креме и не полетела головой на террасу. К счастью, дверь была открыта – девушка пронеслась над порогом и снесла шезлонг.

– Черт! – закричал Андрей. – Алина! Ты жива?! – Тормошил он ее. – Тебе больно?!

– Да… – простонала она. – Спокойно! – Она выхватила у него телефон, когда Панов уже вызывал «Скорую». – Это было круто! До свадьбы заживет… Ой… Помоги мне встать…

Когда она вышла из ванной, розовая и чуть влажная, Андрей наливал в бокалы вино.

– Вот! – Алина положила на стол косячок.

– Это что такое? – насторожился Андрей.

– Либо ты куришь и ешь мою лазанью, либо я сплю в гостиной! Последнее слово за мной!

– Мне плохо будет, – предупредил Андрей.

– Я провернула говядину с мезимом, – сообщила непреклонная Алина.

Вечером в гостиной они смотрели «Перед рассветом».

– Андрей, ты чувствуешь мою руку у себя в трусах? – забеспокоилась Алина.

– Я чувствую только лазанью, – прокряхтел Андрей.

– Тогда я все-таки посплю в гостиной, – припугнула она.

– И я посплю в гостиной. Потому что встать не смогу.

– Но тогда никто из нас как будто не спит в гостиной… ну, на символическом уровне… И это нечестно!

– Ты что, хочешь со мной поругаться? – Андрей набрался сил и повернул голову в ее сторону.

– Очень, очень хочу! – обрадовалась Алина. – Давай чуть-чуть, а? Ну хоть капельку поругаемся?

– Не вопрос, – согласился Андрей и спихнул ее с дивана.

А когда она вскочила и запрыгнула на него, Панов взял ее в охапку и сказал:

– У меня совершенно вылетело из головы. Есть тема для настоящего взрослого конфликта.

– Да-а? – заинтересовалась Алина и выпростала руку из его объятий.

– Я не смогу завтра пойти на вечеринку этого твоего журнала.

– Да ну тебя! – Алина посерьезнела. – Это шутка? Шутка?!

– Нет, Алин, прости, не шутка. Я действительно не могу.

– Но час назад ты мог! – Алина отодвинулась в угол дивана и поджала ноги к подбородку.

– Мне позвонил один человек. Попросил о помощи. Отказать ему я не могу.

– И что, что тебе надо делать? – сердилась она.

– Надо кое с кем встретиться.

– Ну, ладно… – она как-то слишком быстро оправилась, хотя меньше всего на свете любила, когда путали ее планы.

На следующий день Андрей поехал на концерт, с удивлением вспомнив, что в прошлой жизни по собственному почину ходил на тот же самый концерт, в тот же самый клуб. На «Ногу свело».

В назначенное время он подошел к бару, где выжидали те, кто не хотел спускаться по лестнице в толпе, заказал кофейный и фисташковый коктейли и огляделся по сторонам. К бару подошла «она» – непримечательная девушка с завитыми пепельными волосами, в красной кожаной куртке и дешевых туфлях.

– Молодой человек! – окликнула она официанта, который поставил перед Андреем напитки и тут же куда-то умчался.

Андрей протянул ей молочный коктейль. Фисташковый.

– Угощайтесь! – улыбнулся он.

– Ой, я хотела именно такой заказать… – растерялась та.

– Телепатическая связь, – пояснил Андрей, пальцем указав сначала на свою голову, а потом на ее.

– Ну да! – смущенно улыбнулась она.

Определенно, она не была изощренным мастером светского диалога. И она не была привлекательной. Может, милой. Может, доброй. Но Андрей вряд ли вспомнил бы, как она выглядит, стоит ему отвернуться.

– Концерт понравился? – спросил он.

– Очень! – Она приложила руки к груди.

– Да, и мне – они просто отлично играли, а Покровский, как всегда, на высоте. Я не то чтобы их поклонник, но выступают они отлично.

Девица кивнула в ответ.

Андрей чуть не взвыл. Придется тащить разговор на себе, а он этого не выносит. Даже Даша с ним сама разговаривала.

– Андрей, – представился он.

– Маша, – промямлила она.

Да что с ней такое? Не верит своему счастью? Дома ее ждут трое детей и муж боксер? Ей надо делать уроки? Она дала обет безбрачия?

Андрей никогда не понимал этих робких девиц, что тихо стоят в углу, хлопают глазами и надеются, что мужчина будет делать все: знакомиться, развлекать, платить, сочинять, куда пойти, говорить, что ей надеть…

Маша испытывала его терпение, но надо держать себя в руках, нужно сделать вид, что ее добродетельное бормотание кажется ему очаровательным.

– Ну, Маша, какие планы? – поинтересовался он.

– Я поеду домой, – твердо заявила она.

«Ах, вот как!» – усмехнулся про себя Андрей. – «Скромница с характером. Железная воля».

– Я могу вас отвезти? – подчеркнуто вежливо спросил он.

Маша задумалась.

– Не знаю…

– Ну, вы же не на машине, а метро далеко, к тому же уже поздно, – уговаривал он.

– Меня вообще-то мама будет встречать. С собакой.

– А какая собака?

– Мастиф.

– Да неужели? – воскликнул Панов. – Я всю жизнь мечтал о мастифе! Они много едят? Их трудно дрессировать?

Видимо, собака была главной в доме Маши, потому что девушка немедленно оттаяла и рассказала все, что знала, о жизни мастифов в целом и о своем Линче в частности. Андрей изо всех сил восторгался умом, красотой и прочими заслугами любимого животного, пока Маша не соизволила настолько расслабиться, чтобы сесть в его внедорожник.

– Где ты живешь? – поинтересовался он.

– Метро «Битцевский парк».

Нечто треснуло, заискрилось и замкнуло у Андрея в голове. Этот Битцевский парк о чем-то ему напоминал. Только вот о чем – он понять не мог.

Они ехали и болтали о всякой ерунде – Андрей говорил и говорил, лишь бы не останавливаться: о музыке, о погоде, о мобильных телефонах, которые были на рекламных щитах, о кино, которое рекламировали по радио, о собаках, о парках – в том числе и о Битцевском, в котором он ни разу не был…

– Ой, высади меня здесь! – воскликнула Маша.

– Но тебе же надо на ту сторону, – удивился Андрей.

Маша замялась.

– Просто… дело в том… Ты не подумай… Мама удивится, если я выйду из машины незнакомого молодого человека. Андрей! Почему ты так на меня смотришь? Может, это странно, но мама – моя лучшая подруга, и она за меня беспокоится…

Андрей никогда не падал в обморок и не знал, как это бывает, но он чувствововал, что близок к потере сознания.

Он все вспомнил!

Девушка Маша с незапоминающимся лицом.

Алина тогда исчезла – не отвечала на звонки, с Дашей он поругался и хотелось чего-то незамысловатого. Девушку, для которой он будет, как бы глупо это ни звучало, принцем. Лучом света в Битцевском парке, полном маньяков, гопников, злых волшебников, медведей и тигров.

Он познакомился с Машей. Она ему не дала. Он встретился с ней на следующий день и сделал все возможное, чтобы она с ним переспала.

Так – для самоутверждения.

Андрей с трудом отделался от видений прошлого, сосредоточился на Маше и предложил:

– А ты скажи маме, что нас друзья познакомили.

Маша задумалась.

– Мне неловко. Я не умею врать.

– Ну, то есть бессмысленно просить у тебя телефон? – Андрей принял расстроенный вид.

Маша бросила на него страдальческий взгляд.

– Ну почему же… – выдавила она из себя.

Андрей замолчал. Пусть сама выкручивается.

– Мы могли бы еще встретиться? – спросил он наконец, так и не дождавшись реакции. – Ты меня смутила, и я теперь не знаю, как сказать о том, что ты мне очень нравишься и не хотелось бы вот так…

Маша порозовела.

– Ты ведь позволишь мне пригласить тебя куда-нибудь завтра? В ресторан, а потом, возможно, в клуб?

Маша все никак не могла справиться с уравнением, одной частью которого было неизвестное – Андрей и вполне предсказуемое – беспокойство и гнев мамы.

– Подожди! – воскликнул он. – Только, умоляю, никуда не уходи!

Андрей выбежал из машины, купил самый большой букет роз – штук сто свежих розовых цветов, и вернулся.

– Вот это тебе, – и он всучил Маше розы. – Скажи, что я тебя до метро проводил. И что я хороший. Обещаю сделать копию паспорта и лично вручить ее твоей маме.

Маша неожиданно рассмеялась.

– Ладно! – улыбнулась она. – Во сколько ты за мной заедешь?

Договорились на семь, после чего Андрей быстро развернулся, припарковал машину подальше от входа в метро и увидел, как Маша встречается с крупной женщиной в спортивной ветровке, которая ведет на поводке здоровенную псину.

Маша что-то возбужденно ей говорила, а мамаша при этом выглядела вполне мирно.

«Обошлось», – решил Андрей и поехал домой.

Он не сразу нашел Алину – она заперлась в ванной и не открывала, пока он не пообещал выломать дверь.

– Да что такое! – возмутилась она и вернулась в джакузи.

На лице у нее была маска, голова замотана полотенцем, из-под которого стекал бальзам для волос. По краям ванны стояли свечи, играл Леонард Коэн.

Алина закрыла глаза.

– Детка… – позвал Андрей.

– Пошел вон отсюда! – прошипела Алина.

– Ни фига себе! – удивился он. – Что произошло?

– Я смою маску через десять минут. Тогда и поговорим.

Андрей переоделся в халат, сел в шезлонг и дождался, когда Алина смоет маску, скрепит волосы заколкой и отопьет половину витаминного коктейля.

– Можешь даже не начинать всякие там упреки! – предупредила она. – Я права на сто процентов, так как это я схватила тебя за задницу! С каких пор тебя просят флиртовать со всякими лохушками и развозить их по домам, а?

Поначалу Андрей даже и не понял, о чем она говорит.

– Что?! – Алина была в ярости. – Ты думал, я поверю в твои бла-бла-бла насчет планов на вечер? Ты просто решил отодрать какую-то телку, а мне слил убогую дезу и думал, что я на это куплюсь?

– Ты за мной следила?! – расхохотался Андрей. – Да не может быть!

– Еще как может! Кто она такая? Что ты себе позволяешь? Пошел вон отсюда! Урод! – вопила Алина.

– Стоп! – заорал Андрей так, что стакан с витаминным коктейлем чуть не треснул. – Мне на фиг не надо тебе врать! Я провел вечер с ужасной, заторможенной девкой, которая живет рядом с Битцевским парком, не потому, что это мое экзотическое сексуальное извращение! Я не врал тебе! Меня попросили! И я не могу отказать этому человеку, потому что я ему до хрена должен! Вот он звонит, наверное!

Андрей бросился к телефону.

– Да! – закричал он, выведенный из себя и подозрительной Алиной, которая скоро будет шляться в париках и очках в стиле Йоко Оно, и смешением прошлого с будущим.

– Познакомился с девушкой? – спросил Герман.

– Конечно.

– Еще раз?

– Вроде того.

– Завтра ты должен ее соблазнить. Точно так же, как тогда.

У Андрея свело желудок. Тогда он пригласил заторможенную Машу в «Рай». Он ее поил. Он уговорил ее попробовать экстази. Он был убедителен, как Гитлер.

А спустя два месяца Маша наглоталась кислоты и вышла из окна. Нечаянно.

– Ты еще здесь? – спросил Герман.

– Я так не могу, – прохрипел Андрей. Голос его не слушался.

– Ты ведь не собираешься мне отказать?

– Я не знаю, что делать. Не вижу смысла… – Андрей закашлялся и бросился на кухню за водой.

Герман помолчал.

– Твой ответ – «нет»? – уточнил демон.

– Мой ответ – «пойду-ка я, пожалуй, перережу себе вены», – с грустью усмехнулся Панов.

Герман размышлял.

– Вот что, – произнес он. – Встретимся через… минут двадцать на крыше высотки на Котельнической.

– И как я туда попаду? – фыркнул Андрей.

– Просто. Зайдешь в пятый подъезд, доедешь до последнего этажа, а там все двери будут открыты.

В коридоре Андрей столкнулся с Алиной, про которую начисто забыл.

– И не смей за мной следить! – закричал он. – У меня проблемы! Посмотри телевизор!

Он схватил ключи и выбежал из дома.

Дверь в пятый подъезд поддалась, словно и не было ни домофона, ни консьержа. Андрей поднялся на одну из башен, где было холодно, ветрено и страшно. Германа он принял за одну из теней, что скрывают пыльные углы, и даже всерьез испугался, когда у этой тени появились руки, ноги, голова и неплохие ботинки, которые демон чистил промасленной губкой.

– Учти, я делаю тебе большое одолжение, – сообщил Герман. – Но, видишь ли, у нас произошла небольшая накладка… Случайность, мой друг…

– Я, наверное, вам не друг, – сказал Андрей. – И накладка произошла не у нас. А у вас.

– Ладно, напарник, не рассчитывай, что я всерьез собирался поднять в тебе командный дух, – усмехнулся демон. – Просто… Ну, ты все понял насчет случайностей?

– Вообще-то нет, – Андрей пристроился у колонны в надежде, что та спасет его от ветра.

– Человек появляется на свет маленьким, беззащитным и чистым, – Герман закурил сигару, дым которой несло прямо на Андрея, и тот перебрался на противоположную сторону. Но дым почему-то упрямо сдувало на него. – В детстве ты радуешься всему, что видишь, но очень скоро многие люди знакомятся со словом «справедливость». У одних родители богатые и добрые, а других бьют и кормят на ужин хлебом с перловой кашей. Многие, а если уж честно, большинство, принимают свою жизнь такой, какая она есть, сгибаются под грузом обстоятельств и медленно ползут к ожидаемому концу. Но есть и такие, мой друг, что отказываются принять то, что им уготовила судьба. Они сопротивляются. Они меняют себя и свои недостатки обращают в достоинства. Это сложные люди. Они, как ты, надеюсь, понимаешь, достойны уважения. Мне такие нравятся. Но и они – лишь предмет спора между добром и злом. Им трудно что-либо навязать, но можно так организовать их жизнь, чтобы туда проникли эти едва заметные паразиты – случайные совпадения, подчас роковые, которые меняют если не историю, то душевный вектор. Сильный, но несчастный человек – благодатный материал для лепки. Вот подумай, что можно сравнить со смертью ребенка, который погиб в машине лишь потому, что на встречную полосу вылетел пьяный водитель «Газели»? Будет ли несчастный отец прежним? Сохранит ли он веру в справедливость всего сущего?

– Это жестоко, – сказал Андрей.

– А писатель, который сделал свой выбор между славой и вечностью? И в результате не получил того, о чем мечтал? Все свои заслуги он готов променять на любовь одной женщины? Будет ли он жить так, как раньше? А ведь рана уже болит, и скоро кровь станет черной, как грех…

– Но зачем это нужно?

– Уныние, между прочим, все еще смертный грех.

Андрей не видел Германа, а только кончик зажженной сигары.

– Но Маша? – растерялся Андрей. – Почему она? Что она такого сделала?

– Да ничего не сделала. – Сигара качнулась. – Ты что, думаешь, все люди, попавшие в катастрофу, ставшие жертвами ограбления, насилия, потерявшие близких, работу, части тела… Ты думаешь, они это заслужили?

– А в чем же суть? Почему именно они? – Андрею казалось, что он перекрикивает ветер.

– Ну, вот твоя Маша, например, очень хочет умереть. Она несчастна. Я могу ей помочь. Пусть умирает. Столько людей хочет жить – так пусть же они займут ее место.

– Но как же ее мать? – возмутился Андрей.

– Ее мать будет очень несчастна, но со смертью дочери она получит освобождение. Она изводит себя и эту твою Машу заботой, вниманием, она не спит ночами, представляя, как ее деточка переходит дорогу в неположенном месте. Если произойдет несчастный случай, мать сойдет с ума от горя. А вот если непослушная дочь наестся наркотиков… Она сама будет виновата. А мать – свободна.

– Боже мой! – Андрей схватился за голову. – Какие страшные вещи вы говорите!

– А что, лучше, если ее дочь повесится?

– Это реально?

– На сто процентов.

– А эта… Дроздова?

– Дроздова – неподражаемая дура! – Фыркнула «сигара». – Она могла бы попасть под машину, в больницу и там бы, вдали от привычной суеты, страдая от невнимания любовника, у которого жена переживает трудную позднюю беременность, Екатерина Дроздова в первый раз задумалась бы о том, что она делает. Но она не попала под машину, а значит, все пойдет своим чередом. Любовница, любовник и обманутая жена будут дружно страдать, и все закончится еще одной парой несчастных судеб. Я тебя убедил?

– А ты меня что, все это время убеждал? – насупился Андрей.

Герман вышел из мглы, которой себя окутал.

– Я рассказал тебе, как все происходит. Это справедливо. Ты со своими бессмысленными угрызениями совести ничего не изменишь. Можешь страдать, жалеть, просить – как все мы, время от времени, но все это без толку. Вместо Маши умрет кто-то другой, а ты превратишь ее жизнь в психоз и мучения.

– Можно я пойду? – взмолился Андрей.

– Я откладываю задание на неделю. Перенеси встречу на следующую субботу.

И только на подъезде к дому на Андрея в полной мере обрушилось понимание ситуации. Он должен убить человека.

Солдаты убивают людей. Правители убивают. Врачи. Неосторожные водители.

И все они живут с этим дальше.

Глава 12

Причины смерти могут быть самые разнообразные.

Врачи рассказывают правдивые истории о том, как пациент три года лечил рак, справился с болезнью, после чего умер, подавившись шашлыком.

Другой перенес операцию на мозге, избавился от опухоли, и тут же покинул этот мир из-за разрыва сердца.

Некоторые так любят жизнь, что долгие годы цепляются за те тонкие ниточки, которые удерживают их в этом мире, несмотря на болезнь Альцгеймера. И в то же время сотни молодых людей, безнадежно парализованных, мечтают о смерти.

Другие лезут в горы, где пропадают без следа в снежных лавинах.

Некоторые ведут себя так, что их хочется убить – напиваются, водят машину почти без сознания, спят с чужими женами, соблазняют дочерей, предают друзей и разоряют целые страны, – но почему-то судьба им благоволит.

Есть и такие, кто боится выйти из комнаты в страхе, что их прирежут, что они подцепят смертельный вирус или же их инсульт сразит.

Все мы стараемся принять смерть стоически, но никто еще не сказал: «Да бога ради!», когда сумасшедший приставил к его голове пистолет для того, чтобы поживиться сотней долларов.

Мы панически, отчаянно боимся смерти – или не верим в нее.

Чужая смерть может ранить душу. Мы способны тяжело переживать утрату. Иногда, когда умирает кто-то близкий и старый, мы плачем, но быстро отпускаем его, так как чувствуем, что его время пришло.

Но даже если смерть не испугала нас, вдруг осознаем, что мы – следующие в очереди. И становится грустно, и хочется все успеть, и мы сгибаемся под грузом понимания того, что это невыполнимо.

Андрей заперся у себя в кабинете и отказывался с кем-либо разговаривать. Только что он провалил переговоры с производителями салатов в вакуумной упаковке. И ничуть не огорчился.

Возможно, он первый раз осмыслил, что есть кое-что поважнее, чем карьера, статус и личное пространство.

Он переживал не за себя. А за человека, девушку, чья жизнь зависела от него.

Это звучит ужасно.

От него зависит чужая жизнь.

Никто не хочет делать эфтаназию, даже несмотря на то что это гуманно. Никто не хочет думать о себе как о палаче.

Поневоле Андрей задумался и о собственной смерти. О той, что могла произойти, если бы его не спас демон.

Почему, интересно, ему захотелось умереть? У него выбили почву из-под ног, мир рухнул, но кто сказал, что в такие мгновения человек не открывает в себе удивительные возможности? Вероятно, он не мог бы удержаться на ногах, но мог бы… взлететь?

У любого есть мечта. Ты страдаешь, когда она далеко, и часто не веришь, что с каждым шагом она становится ближе, и страдаешь, потому что не ожидаешь уже, что пройдешь этот длинный путь за свою короткую жизнь, а потом вдруг оказывается, что ты уже жмешь мечте руку, и пьешь с ней на брудершафт, и приглашаешь ее пожить у тебя пару дней… А когда она оказывается рядом, то вдруг перестает быть мечтой, становится чем-то обыденным.

И тогда она для тебя словно умирает. Ты лишаешься того, что тебя поддерживало и утешало, и даже пугало – и тебе не хватает не только чаяний, но и страхов. Ты потерял что-то очень дорогое и не знаешь, как жить дальше.

Андрей знал, ради чего раньше жил. Ради денег, славы, ощущения собственной значимости. Он еще этого не обрел, но уже потерял – и жить стало незачем. Мечта скончалась от тяжелого недуга вдали от него – совсем одна.

– Эй, ты! – Андрей ткнул пальцем в грудь не то чтобы очень здорового, но довольно внушительного охранника. – Пусти меня туда! – И он указал на коридор, ведущий в ночной клуб.

Охранник отвернулся.

У них уже состоялся настоящий мужской разговор, из которого следовало, что охранник – тупица и не знает, с кем связывается, а Андрей – алкоголик, которого ни за какие блага (взятка в пятьсот рублей) не пустят в приличное место.

Откровенно говоря, место было не особенно приличным.

Начинал Панов где-то в центре, а закончил в Кунцеве, у дверей местного заведения. Сюда он приехал с какими-то людьми, которых потерял, кажется, у метро. Он ехал на метро? Андрей не помнил.

– Эй, да ты пьяный! – рассмеялась девица в магазине, где Андрея сочли достаточно трезвым, чтобы продать ему бутылку текилы.

Андрей обернулся.

– Ты сама пьяная, – отрезал он.

– И что? – не унималась девица.

Андрей посмотрел на нее повнимательнее.

Заурядная. Блондинка, джинсы в обтяжку, что-то там со стразами на груди, черные стрелки на глазах. Тушь осыпалась. Лет двадцать шесть.

– Хочешь текилы? – предложил он.

Она затащила его к себе домой, в пятиэтажный дом с запахом кошек в подъезде. Андрей давно не бывал в таких местах. В квартире витал дух семидесятых: свалка на балконе, горчичного оттенка обои, сто слоев облупившейся краски на окнах, высокий торшер с двойным абажуром. Призраков прошлого пытались изгнать с помощью черной магии ИКЕА: старый диван маскировало веселенькое покрывало в кругах, на полу лежал коврик в тон, пыльные окна закрывали шторы в крупных цветах.

Андрея мутило.

– Извини, – булькнул он и бросился в туалет, где его долго выворачивало в допотопный унитаз.

– Где текила? – поинтересовался Андрей, вернувшись в комнату.

– Может, тебе больше не надо?

– А может, признаешься, что ты когда-нибудь убивала человека? – почти заорал Андрей, схватив бутылку.

– О чем ты? – насторожилась девица. – Ты что, кого-то убил?

– Нет, но собираюсь, – Андрей отпил из горлышка.

Кажется, она испугалась.

– Давай ты больше не будешь пить, – сказала она, злобно сверкая глазами.

– Давай! – согласился Андрей и вылил текилу себе на голову. – Так лучше?

– Что ты делаешь?! – Девица тут же превратилась в чудовище.

Андрей мысленно прибавил ей двадцать килограммов, заменил шелковый пеньюар на застиранный банный халат и заранее пожалел того мужчину, который на ней женится.

– Пошел вон! Быстро! – орала девица.

Она вытолкала смеющегося Андрея из квартиры, и только на улице он понял, что забыл у нее пиджак, и телефон, и кошелек.

Пиджак, телефон и кошелек полетели вниз, в кусты.

Наличных в бумажнике не было.

– Наташа! – заорал Андрей. – Ты меня обворовала! Наташа!

– Я не Наташа! – крикнула девица с балкона. – Заткнулся и пошел вон!

– Я буду петь тебе песни, Наташа! – веселился Андрей. – А ты просто кидай мне за это мои деньги! Я хочу ря-ааадом бы-ыыть, я хочу все-еее забыыыть…

Спустя полчаса его забрала милиция.

– Я пьяный, но это же не повод воровать мои деньги! – возмущался Андрей. – Отнимите их у нее и возьмите себе! Там десять тысяч!

Милиционеры, как ни странно, последовали его совету, но деньги вернули ему. Андрей всучил им пять тысяч, «за причиненное беспокойство», как он выразился, и его доставили в отделение, где он заснул раньше, чем у него спросили адрес.

Очнулся он дома. Алина сидела рядом, читала.

– Время сколько? – пробормотал Андрей.

– Два часа ночи. Кто же так нажирается еще до полуночи? – ответила она, не отводя глаз от книги.

– Я. Я нажираюсь…

И он побежал в туалет.

После душа чуть-чуть полегчало.

– Ну, что случилось? – спросила Алина, взяв его за руку, когда Андрей упал на кровать и накрылся пледом.

– Мне плохо, – ответил он.

– Андрей! – строго произнесла Алина. – Объясни, что с тобой происходит.

– Дай сигарету.

– Тебя снова вырвет.

– Тогда дай сигарету и тазик! – закричал он.

Алина вернулась с сигаретами, апельсиновым соком и таблеткой алказельцер.

– Не поможет, – покачал головой Андрей, но таблетку принял. – Алин, тебе приходилось делать что-то, с чем ты потом не сможешь жить?

– Ты о чем? – нахмурилась она.

– Мне надо приничинить вред одному человеку. Плохо должно быть либо мне, либо ему.

– Это по работе?

Андрей кивнул.

– А какой именно вред? – поинтересовалась она.

– Ну-у… Представь, что ты угощаешь виски человека, и тут тебе говорят, что он потенциальный алкоголик, и алкоголь его убьет.

– Убьет прямо сейчас? У меня на глазах? – уточнила Алина.

– Да какая разница?! – разозлился Андрей.

– Вообще-то, огромная! – усмехнулась Алина. – Если у него… ну, не знаю… аллергия на алкоголь, какой-нибудь там злостный отек Квинке, и в радиусе ста километров нет ни одного врача – это одно. Но ты понимаешь, он же должен об этом знать…

– А ты представь, что он не знает. А вот ты знаешь.

– Ну, то есть он прямо умрет от капли спиртного?

– Нет! Он станет пьяницей и умрет!

– Бред какой-то! Как бы то ни было, это не мое дело, – она пожала плечами. – Человек сам решает, пить ему или не пить. В любом случае, лично я не сделаю его алкоголиком. Он сам себя сделает.

– Но получится, что ты помогла ему начать…

– Да нет, конечно! – Алина сердилась. – Такие люди обвиняют кого угодно, кроме себя, но зачем их слушать? Ты собираешься страдать от чувства вины за чужой выбор? А?!

– Не знаю… – Андрей покачал головой. – Я запутался.

– Андрей, но это же маразм! – Алина схватилась за голову. – Ты взрослый человек, успешный менеджер, умеешь принимать решения! И ты не можешь отвечать за судьбу других людей! Это какая-то маниакальная рефлексия! Так не должно быть!

– Спасибо, – Андрей взял ее за руку.

Он не читал книги и не любил кино за то, что они учили его размышлять, о личной ответственности в том числе. Он боялся превратиться в одного из тех, кто считает, что все в мире взаимосвязано и каждый твой поступок – звено очень длинной цепи.

Он не хочет быть таким! Это страшно. Тяжело, в конце концов!

Вся эта история его доконала. Но он должен преодолеть психологический барьер, чтобы снова стать самим собой. Он изменился, поумнел, но не настолько, чтобы взвалить на плечи ношу любви ко всему сущему. Он не Иисус, блин, Христос! Он не Спаситель.

Но на следующий день он все-таки сделал то, чего не должен был делать.

Позвонил Маше и пригласил ее выпить кофе.

У Маши оказался настолько хороший аппетит, что Андрей удивился, как же она остается такой стройной, даже худой.

Салат, суп, блины, еще блины с жюльеном, «Наполеон», клубника со сливками…

Ее не кормят дома?

Булемия?

Нервы?

– Ты учишься? – спросил он.

– Я работаю в юридической фирме, – не без гордости сообщила Маша.

– Первая работа? Платят немного? Я мог бы…

Маша перебила его:

– Я зарабатываю сто тысяч рублей каждый месяц. Так что спасибо тебе, все хорошо.

– Ой, прости… – Андрей приложил руку к сердцу. – Просто ты живешь с мамой…

– Не поняла, – Маша действительно удивилась.

– Ты не подумай… Каждому свое… – Андрей сделал вид, что смутился. – Просто я думал, что люди живут с родителями, когда у них нет денег на съемную квартиру.

– А мне не нужна съемная квартира. У меня есть своя.

– Но там же мама…

– Там квартирант.

– Э-э… У вас в семье кто-то болеет? Вам нужны деньги?

– Да не нужны нам деньги! – Маша вдруг закричала так громко, что Андрей отшатнулся, а люди за соседними столиками вздрогнули. Это была неподдельная ярость.

– Маша, просто скажи мне, почему ты живешь с родителями, если у тебя есть своя квартира? – прошипел Андрей.

Маша прикусила губу.

– Потому что мне это нравится, – сказала она.

– Ну… А как же личная жизнь? Мама встречает тебя у метро… Но ведь ты уже взрослая.

Тогда Маша встала и ушла. Андрей оставил на столе деньги и побежал за ней.

– Черт! – выкрикнул он, обогнав ее и перегородив путь. – Почему ты злишься?

– Потому что я не хочу, чтобы ты лез в мою жизнь! – Из глаз Маши брызнули слезы.

– Все в порядке? – спросила какая-то женщина.

– Не волнуйтесь, – ответил Андрей, обнял девушку и посадил в машину. – Да в чем дело?

И Маша рассказала историю, которая доказала ему, что его новая знакомая совершенно ненормальная.

Маша пыталась жить одна. Это было ее решение, хоть мама и выступала против. Отец, как обычно, не высовывался. Ему было удобно в том мире, где за согласие с мнением жены он каждое утро получает свежую рубашку, вкусную еду, чистоту и уединение в собственном убежище – кабинете, куда его запрятали подальше от семейных бурь.

Не то чтобы Машу дрессировали, как собачку в цирке. С ней разговаривали, позволяли высказывать свое мнение, но последнее слово всегда оставалось за матерью – касалось ли это выбора туфель, профессии или молодого человека. Мать говорила, что понимает желание Маши носить шпильки, стать модельером и пойти в кино с другом из Интернета, и она же поясняла, отчего все эти решения кажутся ей наивными и неверными, и даже искренне сочувствовала дочери, когда та плакала от расстройства, но уверяла, что будет стоять на своем, так как она – мать, и знает, что Маша ее за это позднее поблагодарит.

Отец первый и последний раз вмешался, когда Маша решила уехать от родителей. Маша слышала, как тот говорит матери, что жил двадцать три года без жены, и устал от этого. Он даже угрожал ей разводом. И говорил, что такой домоправительницы за деньги ему, конечно, не найти, но будет хоть кто-то, кто захочет просто быть рядом, целовать его и смотреть с ним телевизор.

И Маша переехала. Иногда она звонила матери и спрашивала совета, на что та говорила, что дочь уже взрослая и должна сама принимать решения.

Так Маша прониклась виной: она обидела маму, которая о ней беспокоилась. Она оставила ее одну.

Вина была настолько больной, что начались нервные срывы, приступы паники, депрессия.

Машу забрали домой, а ее квартиру сдали.

– Ну, я понимаю, расставаться с родителями тяжело… – заметил Андрей, держа Машу за руку. – Но время лечит. Ты можешь…

– Не могу! – заорала она.

– Ты можешь. Но не хочешь. Это ведь так удобно – оставаться с мамочкой, которая скажет, что тебе делать…

– Да пошел ты на хрен! – Маша выглядела больной. Глаза воспалились, щеки впали, и она тряслась от злобы. – Кто ты такой, чтобы меня учить? Да, мне нравится жить с ней, и я знаю, что это неправильно, но мне хорошо, ясно?!

– Нет, неясно.

– Отвези меня домой! – завопила она. – Я не могу выйти из машины в таком состоянии! Мне душно!

В любом случае, она теперь ни за что не согласится на второе свидание, так что вопрос закрыт.

И, скорее всего, Маша покончит с собой.

Но когда в четверг для очистки совести он позвонил с извинениями, Маша сказала, что пойдет с ним на вечеринку.

А в пятницу объявилась Глаша и пригласила его на ужин.

Его удивил ее выбор. Яхт-клуб, где за обычную еду берут тройную плату, а все услуги стоят так дорого, что ужин там едва ли не превратился в аукцион «кто больше?»… Это место не для Глаши. Оно было слишком буржуазным, предназначенным для менеджеров, которые соревнуются, кто лучше изобразит poker face при виде заоблачного счета.

– А ты уверена? – уточнил Андрей.

– Несомненно, – подтвердила Глаша.

Она надела розовый кожаный комбинезон без рукавов. Брюки – капри. Вблизи это было похоже на позитивное садо-мазо в стиле шестидесятых.

– Не парься! – отмахнулась она, когда Андрей вытер слюну и захлопнул челюсть. – Меня там знают.

– С лучшей стороны?

– У тебя есть шанс это выяснить.

Они вошли, сели за стол, заказали вина…

И тогда Андрей увидел… Алину и Сергея.

– Я знаю, куда ты смотришь, – сообщила Глаша.

– Ты… – он не находил слов. – Нарочно?

Глаша развела руками.

– Может быть.

– Они знакомы, да?

– Как видишь.

– Глаша, что происходит?

– Посмотри.

Алина и Сергей вели себя как добрые друзья. Смеялись, оживленно болтали.

– Хочешь к ним? – спросила Глаша.

– Зачем? Чтобы их уличить?!

– В чем?

Андрей скис. Действительно, чего он хочет? Сцены ревности?

– Зачем ты меня сюда привела?

– Ну, твоя девушка дружит с твоим деловым партнером… – Глаша пожала плечами.

Если бы воздушный шарик был живым существом с центральной, а также вегетативной нервными системами и его бы прокололи вилкой, он бы почувствовал то же самое, что и Андрей.

– Идем отсюда! – Панов вскочил и бросился к выходу.

– Андрей, открой! – стучала Глаша по стеклу машины.

В конце концов она смирилась с тем, что тот заперся в автомобиле, прислонилась к чистому боку машины и стала ждать.

А Панов включил кондиционер, закурил и вспомнил, как все было.

А было несколько разговоров, невинных порознь, но достаточно подозрительных вместе.

Разговор первый

Место действия – кровать.

Алина: – Во сколько завтра просыпаемся?

Андрей: – Лично я в десять.

Алина: – Что значит «лично я»?

Андрей: – Я завтра работаю. А что, у нас планы?

Алина: – Да! Мы едем на день рождения Камиллы в Переделкино!

Андрей: – Ой, прости, я не могу… У меня волынка на весь день. Может, приеду попозже.

Алина: – Ненавижу твою работу!

Примечание Андрея: У Алины к «романам» всегда был несколько утилитарный подход. Встретились вечером, поговорили, занялись сексом. Ходить по гостям она могла и одна – ей это даже больше нравилось, так как никто не мешал ей флиртовать. А уж звонки в течение дня, чтобы сказать «Люблю!», она и вовсе ненавидела – считала, что общение должно быть наградой, а не рутиной. Так что ее сетования на то, что она попадет на вечеринку, где будет много красивых мужчин, без Андрея, показались ему неискренними.

Разговор второй

Место действия – Истринское водохранилище.

Алина – Как же мне все надоело… Тебе никогда не хотелось все бросить, уехать в какую-нибудь Мексику и жить там на пляже?

Андрей – Нет. В Мексику не хотелось бы. Может, на Лазурный берег… Я люблю Европу.

Алина – А почему нет?

Андрей – Даже если я сдам квартиру тысяч за… семь… Ну, этого хватит впритык, а впритык не хочется. Чтобы все бросить, нужны большие деньги.

Алина – Но ты же хорошо зарабатываешь. Ты – генеральный директор. У тебя должны быть деньги.

Андрей: – Я много трачу. И у меня еще долг за квартиру.

Алина – А как можно заработать сразу много?

Андрей – Я женюсь на тебе, устраиваю несчастный случай, продаю все твое имущество и становлюсь богатым.

Алина рассмеялась.

Она: – Имущество завещано дочке. Так что ты отдыхаешь. Жаль! Надоела мне Москва.

Андрей – Ну, может, я что-нибудь придумаю.

Алина: – Да я уверена!

Примечание Андрея: Если бы Алине взбрело в голову уехать в Мексику, на Лазурный берег, в Южную Корею – куда угодно, она бы уехала и там бы нашла себе нового Андрея. Она ни с кем не делит ни мечты, ни планы. Может, она и хорошо к нему относится, но не настолько, чтобы жертвовать собственными интересами.

Но все эти беседы были лишь прелюдией к тому краеугольному разговору, который состоялся на прошлой неделе.

Разговор третий

Место действия – дом приятелей на озере Сенеж.

Они лежали на кровати, обнявшись, первым по-настоящему жарким вечером за все это удивительно хмурое лето, слушали треск цикад, шорох листвы, пение ночных птиц.

Алина – Если бы не было никакого завтра…

Андрей: – То есть?..

Алина – Ну, знаешь… Вот когда ты так лежишь и понимаешь, что тебе некуда спешить, и что завтра будет все то же самое, и можно сколько угодно лежать, глядя на потолок или в окно, и что вся твоя жизнь – череда каких-то бессмысленных и приятных вещей…

Андрей (вздыхает) – Ну, для этого нужен дом на побережье, и чтобы окна на кухне были маленькие, деревенские, и чтобы была терраса с видом на море, и счет в банке с процентами, и, может, небольшой магазин с женскими соломенными шляпами…

Алина – А, может, правда, продать квартиры и купить дом?

Андрей: – Ты что, готова иметь со мной совместную собственность?

Алина – Звучит, как какое-то урбанистически-футуристическое предложение руки и сердца.

Андрей хихикает.

Алина – Не знаю даже. Иногда так хочется все изменить. Похоже, к этому я действительно готова.

Андрей – Продавать квартиры глупо.

Алина – А что еще мы можем сделать?

Андрей – Ну, теоретически можно как-то заработать. Хотя сейчас уже не урвешь сразу много денег.

Алина – Разве что в недвижимости?

Андрей – Разве что.

Алина – А, может, придумаем что-нибудь? Я могу сколько-то там занять в долг.

Андрей – Ну… Подумаем.

Примечание Андрея: Алина обожает жизнь в городе. Тогда, на озере, он почти вообразил ее в простом летнем платье, у плиты, с противнем горячего печенья… Счастливую, румяную, другую. Но та, другая, не могла быть Алиной. Все это были пустые хлопоты, как в рекламе, когда мы видим тех, кто похож на нашу мечту, но не является ею и не станет ею никогда.

Неужели она просто хотела его окрутить?

Умный Сережа решил, что если Алины не существует в жизни Андрея, ее надо выдумать? Привести за ручку?

Что ей пообещали?

Андрей вышел из машины, схватил Глашу за руку.

– Ты кто такая? – закричал он.

Глаша молчала.

– Ты вообще откуда взялась?

– Алина все еще в клубе, – ответила Глаша. – Можешь наорать на нее.

– Я просто хочу понять! – выкрикивал Андрей. – Что ты делаешь в моей жизни?! Откуда ты знаешь… Почему ты вообще решила, что мне надо это знать? – он кивнул в сторону клуба.

– А, может, это случайность? – без энтузиазма предположила Глаша.

– Случайностей не бывает! – заорал он и дернул ее за руку.

– Ты собираешься покалечить гонца? – поинтересовалась Глаша, которой, похоже, было больно.

– Возможно!

Андрей все-таки отпустил ее и даже довез до города, но высадил, отвернувшись, у ближайшего такси.

И возвратился в клуб.

Алине с Сергеем как раз принесли горячее.

– Привет! – Андрей широко улыбнулся и подсел к ним. – Какая неожиданная встреча. Не знал, что вы знакомы.

Конечно, они растерялись. И совсем уж зря попытались загладить неловкость.

– Вообще-то, мы давно друг друга знаем, – первой облажалась Алина.

Сергей зло на нее посмотрел.

– Как интересно! – воскликнул Андрей. – Почему же тогда я представлял вас друг другу, а вы делали вид, что незнакомы?

– Просто мы когда-то встречались… – пробормотал Сергей.

– И я не хотела, чтобы ты… злился… – подхватила Алина.

Все это выглядело так беспомощно, что Андрей их даже пожалел.

– То есть ты думала, что я буду ревновать? – уточнил он.

Они молчали. И переглядывались.

Андрей ушел.

Алина догнала его на стоянке.

– Постой! – кричала она. На каблуках трудно бегать. – Андрей, я могу…

– Он попросил тебя сделать все возможное, чтобы я заключил с ним эту сделку с коттеджами, да?

Алина прикусила губу.

– Но ведь это выгодная сделка, – призналась она.

– И ты знала, что меня собираются кинуть? Что бы ты получила?

Взгляд Алины неожиданно стал жестким.

– Моральное удовлетворение, – произнесла она. – Ну, и процент. Деньги, знаешь ли, лишними не бывают. Я же говорила, что люблю деньги.

– Моральное?.. Да в чем твоя проблема?! – распалился Андрей. – Ты что, насиловала себя в постели со мной? В чем дело?

– Ну, ты был со мной груб, ты мной пренебрегал и думал, что настолько крут, что можешь так со мной обращаться, – перечислила она его грехи.

– Алина… – опешил Андрей. – Ты серьезно?

Она фыркнула и развела руками.

– Ты ненормальная… – Андрей даже отодвинулся от нее подальше. – И что ты будешь делать теперь, когда я все знаю?

– Не надейся, пожалуйста, что я на этом остановлюсь, – сообщила Алина и ушла, виляя бедрами.

Андрей застонал. Она сумасшедшая! Как он об этом мог забыть?! Дурная баба с манией… чего-то там!

Ладно, можно считать, что он дешево отделался.

С помощью Глаши.

Вот черт!

Получается, что он – неблагодарная свинья!

Черт!

Андрей завел машину и медленно поехал в город. Настроения не было вообще, и это угнетало. Жить опять было незачем, так как он, глупый Андрей Панов, изо дня в день совершает одни и те же ошибки. Сделка с демоном была фальшивкой – никакой новой жизни не получилось. Наверное, поэтому люди так и боятся нечистой силы – наивный человек со своими убогими страстишками всегда остается в проигрыше.

Глава 13

Глаша не отвечала на звонки.

Вещи Алины сложила домработница и передала консьержу.

Андрей поменял замки.

Сергея он мельком увидел в ресторане, но тот мгновенно исчез из поля зрения.

В субботу Андрей сменил спортивные штаны на приличные джинсы и встретился с Машей в веселом шумном ресторане. Он рассчитывал, что непринужденная обстановка поможет ей расслабиться.

Но не тут-то было.

– Вина? – предложил он.

– Нет, спасибо, – ответила Маша, запакованная в платье с высоким воротом.

– Виски? Водку? Джин? Ликер? – настаивал он.

Маша отвергла спиртное.

– Да почему нет? – воскликнул он.

– От алкоголя люди контроль над собой теряют, – заявила Маша.

– В этом-то и весь смысл!

– Мне это не нужно.

– Маша… – Андрей накрыл ее ладонь своей. Руку она немедленно убрала.

Андрей разозлился. Он понял, почему предложил ей тогда экстази! Как можно общаться с человеком, который носит железные трусы шипами внутрь и при этом улыбается как ни в чем не бывало?!

– Маш, в чем дело? – нахмурился он. – Мы собираемся хорошо провести время или…

– Хорошо проводить время – совсем не значит напиваться.

– Вообще-то, иногда значит. Но мы не обязаны напиваться. Можно просто немного выпить для настроения.

– У меня и так отличное настроение, – заверила его Маша.

– Да ты посмотри на себя! – Андрей старался возмущаться как можно тише. – Ты ведь на грани самоубийства!

«Сейчас она уйдет», – подумал он.

Маша молчала, будто парализованная его словами.

– Пожалуй… – новым, скрипучим голосом произнесла она. – Я бы выпила виски. Двойную порцию.

Поесть им так и не удалось. Маша выпила свой виски, его вино, еще виски – по дороге в туалет, и еще виски – на обратном пути.

К тому моменту, когда подали горячее, она была вне игры. Андрей попросил упаковать ужин с собой, нанял таксиста на всю ночь и притащил Машу на Воробьевы горы. По дороге ее стошнило.

– Что мы здесь делаем? – промямлила она, когда Андрей уложил ее на пригорке и всучил тарелку с пастой.

– Ешь давай! – прикрикнул он.

– Не хочу! – закапризничала Маша, но съела все, включая два десерта – свой и Андрея.

– А ты никогда не думала уйти от матери? Ну, может, тебе нужен врач, психолог…

– Поверь мне! – Маша ударила себя кулаком в грудь. – Все это мы проходили! Только вот мама против врачей! Она говорит, что не заслужила того, чтобы ее дочь жаловалась на наши с ней отношения!

– Но почему ты ее слушаешь? – допытывался он.

– Потому что мне больно! – Маша зарыдала.

Андрей дал ей выплакаться.

– Мы в клуб поедем или что? – спросила она.

– А ты хочешь? – удивился Панов.

– Хочу!

Так они очутились в «Раю», который Андрей любил еще пару недель назад, но теперь, после истории с Алиной, почти возненавидел. Всюду ему мерещились мстительные красивые девушки и мужчины, готовые платить за то, чтобы их уважали.

Выглядела Маша неважно. За барной стойкой едва не заснула. И тут к ним подошел его знакомый, веселый золотой мальчик, которого все знали как Флюгера. Флюгер находился во всех местах сразу и никогда не уставал, чему виной был кокаин, которого у него было в избытке, и он им щедро угощал желающих: ему нужна была компания.

– Поедем в «Мост»? – поинтересовался Флюгер.

Андрей кивнул на Машу.

Флюгер запустил руку в карман узких джинсов и незаментно передал Андрею две таблетки.

– Это ее выправит, – прошептал он. – Волшебная штука.

Андрей посмотрел на Машу. На Флюгера. Покрепче сжал в кулаке таблетки.

Маша сейчас согласится на все, что угодно.

Все так просто. Надо просто отключить память. Возложить ответственность на ее плечи.

И Андрей поступил так, как считал лучшим для себя.

Положил таблетки на стол, чем на всю оставшуюся жизнь заработал ненависть Флюгера, оторвал Машу от стакана с колой, запихнул ее в такси и увез к себе.

Кто имеет право решать эа нее? Уж точно не он, но и не какие-то там карикатурные силы зла.

Последние, впрочем, не заставили себя ждать.

Когда Андрей накрыл Машу пледом и вышел на террасу вдохнуть свежего ночного воздуха, Герман его там уже ждал.

– Ты вроде как нарушил договор, – напомнил демон.

– Да я вроде как знаю, – Андрей не удержался от язвительности.

– Оно того стоило? – с искренним, как показалось Панову, любопытством спросил Герман.

– Понятия не имею, – Андрей закурил и присел на шезлонг.

– И почему ты это сделал? Совесть? Страх?

– Что мне делать со своей жизнью? – произнес Андрей.

Герман пожал плечами.

– Я собирался умереть, – продолжал Панов. – Наверное, в этом был смысл. Но ты дал мне время понять, что я не могу разобраться с собственной жизнью. Я даже не знаю, кто я такой! Я тридцать пять лет думал, что хорошо быть эгоистичной сволочью без сердца и совести, но тот путь привел меня к самоубийству, так что я просто не знаю, как мне жить дальше, чего хотеть! Мне плохо! Я мог умереть, но я жив и от этого мне еще хуже, потому что жить-то опять не хочется! Давай, убей меня! Я это заслужил.

Они помолчали.

– Ты умрешь второго октября, – сообщил наконец демон. – А до того времени тебе придется разбираться с тем, во что ты ввязался.

– А во что я ввязался? – насторожился Андрей.

– Ты взял на себя ответственность за чужую жизнь, – усмехнулся Герман. – Теперь ты – я.

С этими словами он ушел с террасы и пропал, но Андрей не слышал, как хлопнула дверь.

И тогда Андрей осознал то, что наделал. Молодой, полный сил мужчина точно знает дату собственной смерти. И случится это через два с половиной месяца. Семьдесят дней на то, чтобы… что?

Он был готов к тому, что его заберут сейчас и ему не придется еще с этим жить. Конечно, он может прыгнуть с балкона, вернуться к опасным бритвам, повеситься, в конце концов, но в ад после знакомства с Германом не хотелось. Это будет совсем уж позорное поражение.

Острая боль ножом повернулась в животе. Андрей пошатнулся от нахлынувших чувств.

У него есть всего два месяца. И он может делать все, что угодно. Теперь он точно знает, что есть загробная жизнь – как бы она ни выглядела, так что – ура! – бессмертие души ему обеспечено.

– Андрей… – позвала Маша из коридора.

– Выйди на террасу, – отозвался он.

Маша выползла и порядком его напугала. Взлохмаченная, бледная, с размазанной под глазами тушью, она выглядела как его совесть.

– Ой, – сказал Андрей. – Думаю, тебе надо умыться.

Он сделал ей ванну, выставил в ряд шампунь, бальзам, жидкое мыло, несколько кремов для лица, скраб и прочую косметику, обилие которой Машу, кажется, удивило.

Она плескалась больше часа.

– Ну, вот… – потупив глаза, Маша куталась в банный халат.

– Суши голову, и я отвезу тебя домой, – распорядился Андрей.

– Куда… домой? – Маша, кажется, испугалась.

– К маме.

Маша позеленела.

– Я не могу к маме, – с трудом произнесла она. – Мама звонила, а я сказала, что я у тебя, и она запретила мне появляться дома.

– Как это? – теперь уже перепугался Андрей.

– Ну, сначала она велела мне немедленно ехать домой, но я отказалась. Сказала, что я уже взрослая и имею право заниматься сексом, а она ответила, что воспитала шалаву и что я разбила ей сердце…

И тут Маша заплакала.

А Панов наконец понял, во что ввязался.

Он решил за Машу, что делать. Теперь ему придется расхлебывать эту кашу, если, конечно, не хватит мужества выставить девицу вон.

Это ведь ее проблемы, так?

– Ладно, – кивнул он. – Только спать будешь на диване.

– Я тебе не нравлюсь? – спросила она жалобно.

– Пока не знаю, – Андрей покачал головой. – Как-то все стремительно…

– Ладно, я поеду… – поникла Маша.

– Ну куда?! – воскликнул Андрей. – Куда ты поедешь?! Иди спать! Завтра решим, что делать.

Андрей уложил девушку, выключил свет и задумался над тем, как же теперь жить.

У него есть всего два месяца. И Маша тут совершенно ни при чем. Она зануда. Ужасно одевается. Держится за юбку мамаши.

Но с другой стороны… Что, если за эти последние два месяца он сделает ее другим человеком? Он будет как бы Пигмалион, а она – Галатея.

У него много дел, но этот опыт можно считать развлечением. Он все успеет. Все будет хорошо.

– Я не могу… – ныла Маша с утра.

– Дорогая моя… – Андрей разводил руками. – Пора принимать самостоятельные решения. Звони! – Он протянул ей телефон.

Маша трубку держала уверенно, но в последнее мгновение номер сбрасывала и ныла, ныла, ныла…

– Или ты звонишь, или немедленно идешь вон! – страшно закричал Андрей.

Маша все-таки дозвонилась.

– Олег Николаевич? – дрожащим голосом произнесла она. – Здравствуйте, это Маша… Да, спасибо, хорошо… То есть… В общем… Простите, пожалуйста, мне так неловко… – она с тоской взглянула на Андрея. – Но я вынуждена просить вас найти новую квартиру. Я вас ни в коем случае не тороплю, вы ищите, сколько нужно… Ну, в разумных пределах… Да. Да. Спасибо. И еще раз извините…

Извинения длились бесконечно долго, поэтому Андрей пошел на кухню – распорядиться насчет завтрака.

– Татьяна Ивановна, вы могли бы пожарить блинчики? Мороженое у нас есть? – Андрей уставился в холодильник.

Татьяна Ивановна посмотрела на него с подозрением. Здоровый образ жизни Панова исключал всяческие блинчики, булочки и прочие соблазны.

– Понадобится ваш кефир, – ответила она.

Кефир Андрей пил по вечерам.

– Замечательно! – обрадовался он. – Кстати, вам нравится что-нибудь из моей мебели?

Татьяна Ивановна уронила ложку.

– Я продаю квартиру, – заявил Андрей. – Так что если вам что-то нравится, забирайте. Я буду вас рекомендовать новым владельцам.

И тут Татьяна Ивановна неожиданно разревелась.

– Ой! – воскликнула Маша, входя на кухню.

Андрей с Машей изо всех сил утешали домработницу.

Всхлипы и придыхания вскоре перешли в описание трагической картины: зять Татьяны Ивановны болен раком крови, и они всем миром собирают деньги на его лечение.

«Сколько она у меня зарабатывает? – подумал Андрей. – Тысяч двенадцать?»

– Пятьдесят тысяч евро… – задыхалась Татьяна Ивановна.

– И сколько у вас уже есть? – поинтересовалась Маша.

– Пять! – выкрикнула домработница, и слезы опять полились потоком. – Машину продадим – будет десять… В долларах…

– Я дам вам денег, Татьяна Ивановна, – произнес Андрей. – Пятьдесят тысяч евро.

Далее последовали удивление, шок, головокружение, слезы, восторг, благодарности на грани нервного срыва…

А Панов даже не понимал, зачем все улыбаются и только что руки ему не целуют. Ему не нужны деньги. Он приговорен. Он сделал это не от душевной широты, не из прекраснодушного альтруизма.

Маша приготовила блинчики. Андрей выписал чек. Татьяна Ивановна в очередной раз попыталась упасть в обморок, и Андрею пришлось везти ее домой.

В общем и целом он был недоволен. Благотворительность стоила ему большой самоотдачи.

По дороге домой Андрей заехал в банк, перевел на счет владельца дома оставшиеся деньги, позвонил риэлтеру, попросил оформить право собственности и продать квартиру.

– Деньги нужны быстро, – заявил он. – Продавай за ту цену, которую дадут.

Спустя полчаса Панов исподтишка наблюдал за Машей, которая стояла у подъезда.

«Отвратительно!» – думал он.

Вчера Маша была в бежевой рубашке с коротким рукавом, в бежевых капри и в босоножках «прощай, молодость» цвета кофе с молоком. Наряд завершала коричневая сумка оттенка детской неожиданности, который модные издания сгоряча прозвали карамельным, и платок на горле – коричневый в белый горошек.

Он погудел, покричал и все-таки вышел из машины – Маша так и не сообразила, что все это внимание оказывают ей.

– Давай, едем, – Андрей потянул ее за руку.

– Куда?

– По магазинам.

В ЦУМе Маша уперлась, как ослица, и не могла сдвинуться с места. Андрей ходил вокруг нее кругами, убеждал, но она, видимо, впала в ступор и не могла пошевелиться.

– Маша, я пошел! – взорвался Андрей. – А ты оставайся.

И ушел. Она догнала его на улице.

– Я не понимаю… – лепетала она.

– Прости, дорогая, но ты выглядишь, как реклама дома престарелых! – со всей возможной грубостью заявил он. – Тебя надо переодеть и причесать.

– Зачем? – растерялась Маша.

– Затем, чтобы ты была похожа на женщину! – отрезал Панов.

Маша заплакала. Слишком много слез для одного дня.

Но она неожиданно сдалась, и они вернулись в магазин.

Машу влекло к цветастым хламидам и шифоновым кофточкам, но Андрей, поднаторевший в моде, гнал ее от вешалок и не разрешал даже померить. Он точно представлял, как должна выглядеть его подопечная.

– У тебя же прямые волосы? – поинтересовался он.

Маша кивнула.

– Так зачем ты эти кудельки накручиваешь? – возмутился Андрей.

Они купили много черного. Брюки с небольшим галифе на бедрах. Топы с одним рукавом. Легкие пиджаки в военном стиле. Серебряные босоножки с тысячей ремней. Драпированные платья. Малиновые платья. Фисташковые топы. Ярко-синие, сочно-голубые, белые с красными цветами рубашки.

На распродаже зацепили пальто с эполетами.

Страшную Машину торбочку Андрей выкинул сразу после того, как она получила несколько стильных сумок, которые обошлись Андрею в целое состояние.

– А ты не разоришься? – с опаской спросила Маша, в глазах которой наконец-то промелькнул охотничий азарт.

– Да ерунда! – отмахнулся он. – Сейчас поедем мои машины продавать. Мне с утра звонят без перерыва. Только к одной знакомой завернем. Посмотришь там себе тряпочки.

Не без труда они добрались до шоу-рума «Персонаж», где Маша, слава богу, впала в раж и вынесла половину магазина. Андрей с удовольствием смотрел, как она покупает все без разбора – всех цветов, всех фасонов – и думал, что из этой девушки, возможно, выйдет толк.

В половине седьмого они продали «Ниссан». Сразу за ним – «Порше».

Вчера ночью Андрей дал объявления в Интернете. Жадничать не стал – он знал, как это здорово – купить хорошую машину за небольшую цену, и решил устроить неизвестным автолюбителям прощальный подарок.

А потом Андрей отвез Машу в салон, где ей сделали прическу «боб» – фокус был в том, что сзади волосы остригли до плеч, но спереди они спускались до груди.

Маша сияла.

А вечером они целовались.

– Хочешь в джакузи? – прошептал он.

Маша кивнула.

Они сидели там голые, хоть Маша поначалу и краснела. У нее была отличная фигура, красивая грудь второго размера, не особенно длинные, но крепкие аппетитные ноги.

Андрей хотел ее, но чего-то не хватало… Не то чтобы страсти, а влюбленности. Ему действительно захотелось влюбиться – чтобы его последний роман остался в душе, которая скоро покинет грешное тело.

К Маше он испытывал влечение и даже пообещал себе завершить этот чудесный вечер новой жизни хорошим сексом. Пусть девочка запомнит его не только как друга, но и как любовника.

В постели она была довольно неумелой, но горячей. Андрей даже забеспокоился – Маша в буквальном смысле раскалилась: ее кожа обжигала.

После первых двух попыток он насторожился.

– Все в порядке? – спросил он.

Маша отчаянно кивала.

В очередной раз ничего не удалось.

– Что-то не так? – он заглянул ей в глаза. – Маша, ты что… Я твой первый мужчина?! – Догадался он.

Андрей попытался соскочить, но она его удержала.

– Ты хочешь… – он смутился. – Стать женщиной?

– Ну а ты сам как думаешь?! – возмутилась Маша.

– Тебе больно? – разволновался он.

– Послушай! – Маша, кажется, рассердилась. – Ты сделаешь это! И не надо всяких там «я недостоин»!

Такая Маша ему нравилась. Решительная. Уверенная.

И он это сделал.

Трудно назвать это полноценным сексом, да и впечатления были самые прозаические, но Маша, кажется, осталась довольна, хоть и стонала от боли.

– Че-ерт… – Маша уставилась на пятна крови. – Твои простыни умерли…

– А мы их сейчас на террасе вывесим! – воскликнул Андрей. – Чтобы все знали!

– Что?! – Маша подскочила на кровати.

– Шутка! Стой! – Андрей отбивался от увесистой диванной подушки, которой она его колотила.

– Спасибо… – сказала она, успокоившись.

Погладила его по руке.

– А как ты умудрилась… – запнулся Андрей.

– Очень просто! – Маша всплеснула руками. – Во-первых, мама ходила вокруг и говорила, что надо беречь честь смолоду и вплоть до замужества. Ну а когда я решилась, то всем говорила, вот, мол, девственница я, а они боялись и отвечали, что все это очень серьезно, что я – святая, лучше не сейчас… А потом все исчезали куда-то. Это что, так сложно – лишить человека девственности?

– Ну-у… – задумался Андрей. – Не то чтобы…

Они всю ночь занимались сексом.

Андрей все боялся, что Маше неприятно, плохо, но она говорила: «Плевать!» – и хотела его с таким самозабвением, что устоять было невозможно.

С утра он преподнес ей сюрприз – чемоданчик косметики.

– Ой, я же не крашусь… – поскучнела она.

– Это ты вчера не красилась, а сегодня начнешь! Ненакрашенную я тебя дома оставлю! – пригрозил Андрей. – Увольняться надо во всеоружии!

– Кому надо?… – Маша побледнела.

– Тебе!

– Я не могу…

– Маша, ты работаешь в гнусной маленькой конторе! – возмутился Панов. – Поверь, я тебя пристрою на хорошую работу! С дипломом МГИМО, знаешь ли…

Ее пришлось уговаривать. Но недолго – не прошло и часа, как Маша сдалась.

Он отвез ее в офис, а сам поехал на работу – писать заявление об уходе.

– Ребята! – воззвал он к совету директоров. – Я увольняюсь. Прямо сейчас. Знаю, что вы скажете, но дело в том, что я смертельно болен и жить мне осталось два месяца. Думаю, многие из вас… кроме Лисицина… поймут, что просиживать в конторе в такой ситуации было бы непростительной ошибкой.

Насте он на прощание преподнес кольцо с голубым бриллиантом – то самое, «Булгари», которое некогда дарил Алине.

Хотел оставить хорошую память о себе. Если он ничего толкового не сделал при жизни, так пусть же хоть после смерти его вспоминают как достойного человека.

Глава 14

Стоит ли надеяться, что на вопрос: «О чем вы мечтаете?» – можно услышать оригинальный ответ? Вряд ли. Люди отличаются друг от друга – но горе и радость все мы представляем одинаково.

Когда происходит нечто ужасное: война, террористический акт, катастрофа – мы заглядываем в глаза соседей и видим там точно такую же боль, как и в собственной душе. И мы ощущаем родство и единство.

Точно такая же подоплека и у беспричинной радости, например, по поводу хорошей погоды, или праздника, или победы, пусть хоть сборной по футболу – все счастливы одинаково, и большинство лишь потому, что радость передается по воздуху, заражает все вокруг.

Нелли, школьница, 15 лет: «Ну, я мечтаю стать мамой. Хочу много детей, штук пять, и хочу жить с ними на берегу большого озера. И чтобы муж привозил мне каждый вечер в подарок какое-нибудь украшение. А потом, когда я стану старой, я подарю их своей внучке и скажу, что все это наши фамильные драгоценности».

Алиса, генеральная директриса строи-тельной компании, 37 лет: «Хочу домик у моря. Буду просто лежать в шезлонге и смотреть на закат. Не хочу ни мужа, ни детей, ни собак… Хочу, чтобы все оставили меня в покое».

Сергей, продавец пластиковых окон, серфингист, 31 год: «Работу я ненавижу. Хотел бы жить на берегу океана, учить народ серфингу. Курил бы траву, пил ром. Еще я хотел бы познакомиться с Камерон Диаз, она ведь увлекается серфом».

Оксана, писательница, 36 лет: «В моем идеальном мире я бы жила у моря в белом домике с красной крышей, писала романы, пила вино… Ко мне бы приезжали друзья, и я водила бы их по набережной и говорила: „Вот, смотрите, яхта Брюса Уиллиса. Видела его вчера в ресторане“. У и меня был бы роман с садовником, ха-ха!».

Антон, студент художественного учи-лища, 22 года: «Я бы хотел быть как Айвазовский. Жить в портовом городе, рисовать закаты – рассветы, море, медуз… Дружил бы с местным мэром, он покупал бы мои картины, открыл музей… А я бы прогуливался вдоль цветущих каштанов и на меня показывали пальцем – мол, знаменитость идет» (улыбается).

Андрей мчался на мотоцикле по Ярославскому шоссе и благодарил железного друга за то, что все это счастье: ветер, солнце, скорость – для него одного.

Сегодня он плакал, отдавая старинный «Мерседес».

– Может, этот подарок и не реабилитирует меня за то, как я себя вел, но… Не знаю. В общем, это тебе, – сказал он Даше. – Будь ему хорошей мамой.

Слава ему обрадовался.

– Уволился? – тут же спросил он.

Андрей кивнул.

– Свободу ощущаешь? – поинтересовался Слава.

Андрей только развел руками.

Квартира продана. У него есть две недели, чтобы ее освободить.

Он купил «Ямаху Thunder Cat».

У него нет ничего, кроме счета в банке, но и это ненадолго. Деньги – бумага.

– Ну, и что, и где ты будешь жить? – любопытствовал Слава, набросив на покрышки покрывало и усаживаясь на солнышке.

– Сниму квартиру, – Андрей пожал плечами.

– Пойдем, покажу тебе кое-что, – Якут вскочил и позвал его с собой.

Уволившись из нефтетрейдеров, Слава купил бараночный заводик – двухэтажное кирпичное здание, на первом этаже которого были мастерская, магазин и бар для мотоциклистов.

– Второй этаж я немного переделал, – сказал Якут, поднявшись по лестнице. – В сервисе нужны высокие потолки, так что здесь я все совместил, а вот тут живу… – он отпер железную дверь.

Лофт выглядел симпатично. Много света, хороший ремонт.

– Но! – Слава поднял вверх указательный палец. – С другой стороны есть отдельный вход. Помещение пустое – чисто-белые стены и ни фига. Жить можно. Правда, унитаз стоит посреди комнаты. Я перегородки не ставил. Я там хотел сделать че-то типа клуба для своих, но передумал. Шума и так много. Можешь тут жить. Можешь купить, вообще. Розетки, кстати, есть.

– Чувак! – обрадовался Андрей и бросился на Якута с объятиями.

Пару дней он перетаскивал мебель: кровать, диван, телевизор, кресла, с которыми не мог просто так расстаться (это были самые удобные кресла в Солнечной системе), ковры…

Перед шкафом с одеждой Андрей замер. Костюмы. Рубашки. Галстуки. Ботинки. Все это он отвез в ближайшую церковь.

Оставил себе только джинсы, майки и пару свитеров. Ну, и черный костюм. Для судного дня.

Андрей осмотрел квартиру, в которой будто бы побывали грабители, и решил остаться здесь этой ночью. Эта квартира – часть его души. Он так ее хотел, что готов был не спать ночами, писать табаско и есть на обед жареные скрепки для бумаги. Но сейчас…

Вчера он первый раз остался на Ярославке. Один на четырехстах метрах без стен. Смотрел в большие окна без штор. Ел холодные гамбургеры. И размышлял о том, почему он так счастлив. Здесь и сейчас.

Он всю жизнь думал, что нельзя иметь все сразу – деньги, счастье, свободное время, женщину, которая тебя любит… Приходится выбирать. А может, не приходится? Может, те правила, что мы себе придумываем, – ужасный самообман?

Его квартира, некогда прекрасная, а теперь разоренная, была могильной плитой на его прошлой жизни. Сегодня он сидел на террасе и хоронил Андрея Панова, которого знал и, возможно, любил.

С новым Андреем роман только начинался – были и первые восторги, и эйфория влюбленности, и некоторые сомнения, но ему уже ничего не оставалось кроме того, чтобы полюбить себя таким, какой он есть.

Ему нравилось быть новым. Нравилось становиться хорошим.

И у него есть сюрприз для Маши. Он встретился с ее жильцами и предложил им денег за то, что они за два дня найдут новую квартиру. За пять тысяч евро те расстарались и тут же переехали – за его, Андрея, счет. Сейчас рабочие перекрашивают стены – из бежевого и голубого в насыщенный зеленый и цвет под загадочным названием «электра». В конце недели, когда Маша вернется из Черногории, привезут мебель.

Его бывшую мебель.

А он, Андрей, будет жить на бараночном заводике, и повариха из кафе будет жарить ему яйца на завтрак, и обедать он будет под разговоры заядлых байкеров о вилках и стаканах – не о тех, с помощью которых едят и пьют, а тех, без которых не поедет мотоцикл… И он будет проходить мимо гаража и вдыхать запах бензина, и не поедет в Чили, потому что не имеет значения, что ты видишь перед глазами, а важно, что ты об этом думаешь. Важно для человека, которому осталось жить два месяца. Полтора…

Андрей блаженствовал, предвкушая, но чего-то ему определенно не хватало.

Печаль застряла где-то в нем, как кость в горле.

И вдруг, после четвертой текилы, он понял. Понял!

Нужно все исправить. Повернуть время вспять.

Андрей с трудом удержался от того, чтобы не броситься вон из дома, но рассудил, что к пьяному человеку в три часа ночи серьезно не отнесутся. Он выпил еще текилы, чаю, посмотрел «Достучаться до небес» и лег спать, чтобы поскорее проснуться.

– Почему без звонка? – с неудовольствием поинтересовался Вадим Сидур, когда Андрей заявился к нему в три пополудни.

– Это срочно! – Андрей отодвинул писателя и вошел в квартиру. – Ты занят?!

– Конечно, занят! – воскликнул тот.

Выглядел Сидур неважно. Небритый, в растянутой майке, он источал легкий запах перегара.

– Ладно, иди на кухню, – смилостивился писатель. – Позавтракаем.

На завтрак у Вадима предлагали красную икру с блинами, осетрину холодного копчения и торт.

– Вчера были гости, – пояснил Сидур.

– Ну, ты помнишь тот день, когда мы познакомились… – начал Андрей. – Ты еще не поговорил с той женщиной, которую любил пятнадцать лет.

Сидур прикурил сигарету.

– Я думаю, надо ее найти! – выпалил Андрей.

– Да ты что? – Вадим откинулся на спинку стула. – Зачем?

– Послушай, эта женщина может изменить твою жизнь! – заявил писателю Панов. – Давай! Чего ты боишься?

– Я не уверен, что стоит продолжать этот разговор, так как сама идея твоего вмешательства в мое сугубо личное пространство мне отвратительна, – брюзжал Сидур. – Но раз уж я позволил тебе преломить со мной хлеб, то отвечу, чтобы раз и навсегда прекратить эту пустую дискуссию. Этого я и боюсь! Того, что она изменит всю мою жизнь. Тот звонок был ошибкой с ее стороны. И мы – я и она – это знаем. Поэтому она не оставила сообщения и не позвонила еще раз.

Андрей растерялся.

– Но… – пролепетал он.

– Никаких «но», Андрюша, – мягко сказал писатель. – У меня хорошая жизнь. И еще лет двадцать она будет такой же. Я богатый, знаменитый сукин сын, меня любят миллионы людей. И если сколько-то там лет назад я по наивности полагал, что этого мало, то теперь мне вполне хватает того счастья, которое я заслужил.

Андрей задумался.

– Это обман, – заявил он. – Ты даже выглядишь, как неудачник.

– Ты об этом? – писатель провел рукой по щетине. – Об этом? – пощупал майку. – Я пишу сценарий, а это работа не для творцов, а для грузчиков. Так что я и выгляжу как грузчик.

– Какой сценарий? – поразился Андрей. – Ты же его дописал.

– Другой сценарий. Моя работа понравилась. Мне предложили кучу денег.

– Но ты же… – смешался Андрей. – Ну, ты говорил… Ты же клялся, что никогда и ни за что! Вот! – Он вскочил с дивана. – Это начало конца! Ты делаешь не то, чего тебе хочется, а то, за что тебе платят!

– Начало конца… – передразнил Сидур. – Да! – заорал он, вставая. – Я делаю то, за что мне платят! Если бы не платили, я бы вообще ничего не делал! Шедевры, между прочим, рождаются из-под палки! Достоевский! Моцарт! Мария Шарапова, в конце концов! Что ты ко мне привязался? Чего ты хочешь?

Андрею вдруг стало трудно дышать.

– Ты охрененно запутался, – произнес он. – И не хочешь видеть очевидное. Ты хотя бы умом понимаешь, что уныние уже запустило в тебя когти?

Сидур хлопнул себя по лбу.

– Как это я сразу не догадался! – возопил он. – Свидетели Иеговы?! Сайентология?! А?! Что ты исповедуешь?

– Да ничего я не исповедую… – возразил Панов.

– Иди вон! – Сидур потряс указательным пальцем перед носом Андрея. – И чтобы этой гнуси не было в моем доме! Иди, приноси младенцев в жертву своему Ксену, но меня не впутывай!

И Вадим Сидур, знаменитый писатель и сценарист, вытолкал безработного Андрея Панова взашей из своего дома.

Настроение у Андрея было безобразное.

Он завел свою «Ямаху» и медленно покатил по Тверской.

Остается Екатерина Дроздова. Может, сбить ее? Но на такое Андрей не мог решиться.

Андрей заехал в ГУМ и приоделся. Такие, как Дроздова, считывают человека по внешности. Значит, внешность должна быть безупречной.

Старую одежду затолкал в багажник.

Роль детектива оказалась скучной и без слов. Он ждал Екатерину минут сорок, в семь двадцать она все-таки появилась.

– Девушка, вас подвезти? – Андрей нагнал ее, пока она шла к машине.

Вроде не вспомнила. Окинула презрительным взглядом: ну еще бы, парень на мотоцикле! Это вам не «Бентли»! Такие, как она, жертвы «Блондинки в шоколаде», начитавшиеся Робски простушки, настолько придирчивы, что всегда предпочтут стразы бриллиантам – они же больше и сверкают всеми цветами радуги.

– Нет! – отрезала она и открыла свою машину.

На ближайшем светофоре Андрей заглянул в ее окно.

– Может, передумаете? – спросил он.

Екатерина подняла стекло.

Он ехал за ней до Медведкова.

– Еще шаг – и я вызову милицию! – предупредила она, когда Андрей последовал за ней к подъезду.

– Девушка, вы такая симпатичная, но такая суровая! – воскликнул он. – Скажите мне, что ваше сердце занято, что вы замужем или у вас есть возлюбленный, и я немедленно отменю столик в «Турандот».

Панов с интересом наблюдал, как Дроздову раздирают сомнения. Попасть в «Турандот» мечтает любая девица ее положения. Дворцовый интерьер, экзотическое меню, дороговизна… Будет что рассказать девочкам.

– А когда это ты успел заказать стол? – с подозрением спросила она.

– На светофоре, – пояснил Андрей.

И тут она оглядела его с ног до головы. Ожидаемое решение…

«Давай, детка, давай!» – мысленно подогревал ее Панов.

Кожаная куртка и джинсы только что куплены в «Дискейрд2». Майка и свитер – «Гуччи». О стоимости ботинок лучше забыть, как о первом подростковом гомосексуальном поцелуе. У многих мальчиков бывали такие поцелуи – они учились целоваться. Просто никто об этом не рассказывает.

И не надо забывать, что на руке у него неплохое кольцо от «Шопард».

– Ну-у… – Екатерина все еще надеялась, что ее провинциальное жеманство обречено на успех.

– Это вас ни к чему не обязывает, – Андрей пожал плечами. – Ужин, разговор.

– А мы поедем на этом? – она брезгливо ткнула пальцем в байк.

– Пока ты будешь собираться, я могу заказать такси.

– Да уж! Так будет лучше, – Дроздова задрала нос.

– Тогда я жду тебя через сорок минут.

Она вышла в сиянии блесток и стразов. Платье насыщенного бирюзового цвета поражало богатой отделкой, которая обошлась владелице примерно в цену «молнии» на куртке Панова.

Она села спереди.

– Так не пойдет, – заявил Андрей.

– Что? – Екатерина держалась уже не так уверенно. Он ведь заказал темно-синий «Мерседес», а не обычное желтое такси.

– Можно тебя на минутку? – спросил Панов, вышел из машины и открыл ее дверь. – Я похож на человека, который будет лапать тебя за коленки через час после знакомства?! – произнес он как можно более зло. – Я Андрей, кстати.

– Катя, – пробормотала она.

– Но ты садишься вперед, как будто мы коллеги, которые едут на встречу с поставщиками. Это невежливо. Если я тебе не нравлюсь или ты меня боишься, зачем согласилась на ужин? Хочешь, я просто заплачу, и тебе пришлют его на дом?

– Я не то имела в виду… – ныла Катя. – Прости…

Они сели назад и поехали на самое дурацкое свидание в жизни Андрея.

Как он и предполагал, интерьер поразил Дроздову в самое сердце.

– Чем ты занимаешься? – спросила она.

– Уже ничем. Продал бизнес. Живу в свое удовольствие. А ты?

– Ну, я служу в фирме… Мы торгуем офисной мебелью. Я работаю в отделе кадров.

Катя уже флиртовала.

– А мужчина? – настаивал Андрей.

У него не было плана. Он хотел встретиться, поговорить и найти в этой бездушной кукле признаки (хотя бы один) живого человека.

– Что мужчина? – Глаза у нее стали злые.

– Ну, в твоей жизни был мужчина?

– Конечно, был! – надменно ответила она.

– Может, он женат? Может, он твой босс? Женатый босс? – от отчаяния Андрей пошел ва-банк.

– Тебя послала его жена, да?! – рассвирепела Дроздова. – Да пошел ты!

– Значит, я прав? – усмехнулся Андрей. – Есть босс, и он женат? Ты сейчас уйдешь, да?

– Ага, размечтался! – фыркнула Дроздова. – Пусть эта сука оплатит мой ужин!

– Ой! – Андрей схватился за голову. – Я просто ткнул пальцем в небо, зато теперь знаю, что жену начальника ты считаешь сукой. Почему? Она что, виновата в том, что ты спишь с ее мужем?

– Виновата! – воскликнула Катя. – Мы с ним уже пять лет вместе!

– А она?

– Да мне плевать!

– Может, и ей плевать? – Андрей схватил удачу за хвост и не собирался отпускать. – Может, тебе надо наладить свою жизнь и обратить внимание на кого-нибудь… вроде меня?

В ушах зазвенело. От фальши. Что он мог предложить этой девице? Он скоро умрет – это во-первых. А, во-вторых, он знает ее всего часа полтора, но уже ненавидит эту озлобившуюся тварь. Может, ее начальник – единственный, кто не видит в Екатерине безнадежную слабоумную стерву?

– Может… – Катя пожала плечами. – Но мне все-таки кажется, что я его люблю.

Андрей вздрогнул. Люблю? Это она сказала «люблю», или у него слуховые галлюцинации? Она не может любить. Такие, как она, не любят даже собственное потомство.

– А он меня не любит! Я ему нужна только для секса… – и она заплакала.

Искренне, от всего чистого раненого сердца.

– Ну, послушай… – говорил Андрей, подсовывая Дроздовой салфетки. – Разве может мужчина пять лет встречаться с тобой ради секса?

– А почему нет? Я же честная давалка! – всхлипывала она. – Всегда под рукой! Я не могу смотреть ни на одного мужчину. Знаешь, почему я с тобой сегодня поехала? Да потому что это уже совсем бред – отказаться от ужина с красивым мужчиной, который готов оставить свою «Ямаху» у меня в Медведкове… кстати, ты это зря… ради ужина со мной! А он там с женой… А я здесь порчу тебе аппетит… Меня недавно вообще чуть машина не сбила! А я ничего не почувствовала! Пусть бы она меня лучше сбила!

– Слушай… – Андрей подлил Кате вина. – Ну, ты его любишь… Это я понимаю. А, может, пора его отпустить?

– Как отпустить?

– Ну, люди каждую секунду расстаются с теми, кого любят. Кто-то кому-то изменяет. Кто-то умирает. Представь, что он умер.

– Но он жив! – воскликнула Катя.

– А ты представь, – советовал Андрей.

– Нет, – ответила Катя после короткого раздумья. – Я не смогу. У меня силы воли нету.

– Ну… Хочешь, я с тобой пересплю? – нашелся Андрей.

Катя уставилась на него во все глаза. После чего захохотала.

– Первый раз… – задыхалась она. – Меня… Так соблазняют… Ой, не могу!

– Я не соблазняю! – обиделся Андрей. – Я тебя даже не очень хочу. Просто это может стать неплохой профилактикой.

– А давай! – вдруг согласилась она. – Может, ты прав! В конце концов, я в верности ему не клялась! Только не у меня дома.

– Знаешь, я переезжаю, – сказал Андрей. – И я бы хотел, чтобы в старой квартире остались старые воспоминания. Так что поедем на новое место.

Андрей был приятно возбужден. Первая женщина в его новом жилище.

– Куда мы едем? – Катя выглядела встревоженной.

– Без паники! Мой друг, бывший нефтетрейдер, купил завод и у него теперь там мотоклуб. Я арендовал у него часть второго этажа. Честно говоря, там только матрас и пара кресел, но для секса сгодится.

Увидев пристанище Андрея, Дроздова удивилась, но, к счастью, не испугалась.

Ей скорее понравилось. Да и снаружи бывший заводик выглядел представительно: на черной стене красовалось яркое граффити, внимание привлекала затейливая неоновая вывеска.

– Здорово! – воскликнула она. – Правда, здорово. Только штор нет.

– Н-да… – расстроился Андрей. – Шторы – мое упущение… Как-то не подумал…

– Да ладно… – Катя махнула рукой и села на матрас.

Кровать Андрей выкинул рано утром. Она напоминала о прошлом. О Даше. Об Алине.

– Вина? – предложил он.

– Как-то даже не знаю… – пробормотала Катя спустя полчаса. – Кажется, у нас ничего не выходит.

– Тебе надо расслабиться, – сказал Андрей.

– Надо, – согласилась та. – Но не получается. Я все время о нем думаю.

– А он хотя бы приятный мужчина? – спросил Андрей, не без труда натягивая штаны.

– Сейчас покажу… – Катя потянулась за сумкой.

Достала ежедневник, протянула Андрею фотографию.

Со снимка на него смотрел видный мужчина. Хорошего роста, спортивного телосложения, в теле, загорелый, лысый. На нем были джинсы, футболка и красная спортивная куртка на «молнии».

– Да-а… – протянул Андрей. – Классный мужик.

– А вот он с женой. Это на корпоративе снимали. За городом.

На следующей фотографии любовник Дроздовой стоял рядом с невысокой дамочкой. Андрею такие не нравились. Короткая стрижка, волосы с красным отливом. Одета в белые брюки и несуразную розовую ветровку – не спортивная, не элегантная, а какая-то бесформенная и скучная. Мокасины, уродливая сумка. Идеальная домохозяйка, затоптавшая у плиты свою сексуальную привлекательность.

– М-да… Расслабиться тебе будет нелегко, – заявил Панов. – Но мы не сдадимся. Жди меня!

Он сунул ноги в шлепки и побежал в бар. Пивом, кофе и «Смысловыми галлюцинациями» наслаждались человек двадцать.

– Парни! – прокричал Андрей. – У кого есть шмаль? Для девушки нужно!

После небольшой паузы волхвы потянулись с дарами. Один предложил гашиш. Другой – презервативы. Третий – окурок джойнта с ямайской травкой. Андрей позаимствовал пару резинок и окурок.

– Всем напитки за мой счет! – объявил он и умчался к себе.

– Ой, я не буду! – отнекивалась Катя.

– Да я тебя умоляю! Тебе понравится! – упорствовал Андрей. – Секс будет офигительный!

Она сдалась.

– Если ты не закажешь пиццу, я не раздвину ноги! – пригрозила Катя, когда Андрею удалось наконец стянуть с нее лифчик.

– Я обещаю тебе пиццу! Клянусь!

Секс был потрясающий. Андрей не ожидал. Катя оказалась горячей, опытной и очень искренней.

– Ух ты! – восхищалась она. – Это трава? Или мы?

– Не знаю даже… – Андрей только качал головой. – Но было круто!

– Давай еще! – бросилась на него Катя.

А потом они зашли к Якуту, уговорили его и поехали за пиццей. Заказали с собой и отправились на Поклонную гору встречать рассвет. Андрей заметил, что Катя увлеченно разглядывает Славу, и даже подмигнул ей, одобряя, но рассвет был таким красивым, что все немедленно забыли о мирском. Даже о пицце.

– Хочешь домой? – спросил Андрей.

– Да, – сказала она, не глядя на него.

На прощание Катя обняла его и долго не отпускала. А когда уходила, Андрей смотрел ей вслед. Она обернулась и подняла большой палец. И отправила воздушный поцелуй. Катя выглядела счастливой.

Глава 15

Никто никогда не думает о верности как о чем-то особенном. А ведь постоянство требует нечеловеческих усилий.

Мы влюбляемся, женимся, вожделеем одного человека, а потом что-то происходит, и мы всерьез задумываемся над тем, что будет, если хотя бы раз… О скольких страданиях никто не знает – тайные мысли остаются глубоко внутри нас, когда рядом с мужем или женой мы грезим о другом человеке. Сколько вопросов мы себе задаем, как тщательно, словно лекарственный яд, взвешиваем что лучше: настоящее с тем, кому обещали быть вместе в горе и радости, или призрачное будущее с тем, кто будоражит наши чувства.

Андрей о верности ничего не знал. Даже не пытался узнать. В его жизни не было человека, которому он ни разу не хотел изменить.

Он не понимал, отчего люди не могут просто заниматься сексом, дружить, поддерживать ни к чему не обязывающие отношения. Андрей удивлялся способности большинства девушек строить планы на будущее с человеком, которого они знают без году неделю. Он поражался упрямству, с каким они настаивают на видимости серьезных отношений, даже если все говорило за то, что этот человек не пойдет с ними дальше кровати.

Пришло сообщение от Кати: «Срочно! Давай увидимся в обеденный перерыв!»

Ровно в час Андрей был в любимом Катей итальянском ресторане. Дроздова опоздала на двадцать минут. Явилась взлохмаченная, в черных очках.

– С тобой все в порядке? – спросил Андрей.

Катя покачала головой и разревелась.

– Я ему сказала, что ухожу! – взвыла она. – А он меня уволил!

– Черт! – возмутился Андрей. – Вот сукин сын!..

– Стоп! – перебила она. – Это еще не все. Вечером он приехал и сказал, что расстроился. Что хотел сделать мне больно. И что любит меня. Он не может меня потерять.

– Он что, бросает жену? – испугался Андрей.

Катя покачала головой.

– Я не могу без него… – хрипло, словно ее душили, произнесла Катя. – Я люблю его.

– Послушай, мы уже говорили…

– Нет! – крикнула она. – Мне слишком больно. Я слабая, я тряпка, но я не могу терпеть такие пытки. Спасибо тебе, Андрей, большое.

– За что? – оторопел Панов.

– За секс. Теперь мы квиты.

– Мы… кто?

– Я с ним. Он мне изменяет с женой. Я изменила ему с тобой.

– Изменяет с женой? – переспросил Андрей. – Кать, ну ты хоть понимаешь, что говоришь?

– Я все решила, – она поднялась. – Прости.

И ушла.

Андрей некоторое время смотрел ей вслед, как завороженный. Да, ее грузовик просто должен сбить, чтобы мозги на место встали!

Он был в гневе. В отчаянии.

Ничего у него не получилось. Эти люди не хотят менять свою жизнь. Они упорны, самоуверенны, они переламывают линию судьбы и внезапно подчиняются крошечному дурацкому обстоятельству. Чувство вины? Усталость? В чем дело?

На следующий день прилетела Маша. Андрей заказал такси, встретил ее в Шереметьеве, привез к себе.

– Ой… – удивилась Маша. – Что с твоей квартирой?

– Не обращай внимания! – отмахнулся он. – Скоро здесь все будет по-другому. Идем!

– Куда?

– Сюрприз!

Андрей улыбался, уводил Машу из квартиры, усаживал в такси…

– Наверное, это глупо, но надень вот это, – он протянул ей повязку для глаз, которую обычно используют для сна.

– Андрей…

– Пожалуйста! А то сюрприз не получится! – молил Панов.

– Но что мне делать? Сидеть всю дорогу с этой… штукой? – сопротивлялась Маша.

– Поспи. Ты же устала с дороги, – уговаривал Андрей.

К счастью, Маша согласилась раньше, чем заметила, куда они едут.

Андрей осторожно вывел ее из машины, посадил в лифт, открыл дверь…

– Та-да-да-дам! – провозгласил он. – Снимай!

– Это же моя квартира… – пробормотала Маша и провела рукой по стене оттенка «электра». – А где мои стены? Что все это значит?

– Ну, я сделал ремонт. И ты теперь можешь здесь жить.

– Жить? Здесь? – эхом отозвалась Маша. – В каком смысле?

Андрей уставился на нее.

– Маша, прости, я не понимаю, что ты хочешь сказать. Это твоя квартира. Ты же хотела жить отдельно от матери?

Глаза девушки наполнились слезами. Она посоображала немного и все-таки расплакалась.

– Маша! – воскликнул Андрей. – Что с тобой?

– Я не хочу здесь жить! Я хочу жить с тобой!

Андрей усадил ее на кушетку, принес воды, поставил чайник… Но Маша все не унималась.

– Ну ты посмотри – у тебя чудесная квартира…

– Ты меня бросаешь? – простонала она. – За что?

– О чем ты говоришь? – расстроился Андрей.

– Ты хочешь от меня избавиться?!

– Маша! – Он тряс ее за плечи. – Приди в себя! Стой! Я сейчас вернусь! – И он бросился к двери.

– Не уходи! – вопила вслед Маша.

– Да я буду через минуту!

Он вернулся с бутылкой коньяка. Маша лежала лицом в подушку.

– На, возьми! – Он всучил ей стакан.

– Фу! – поморщилась она.

– Пей! Я сказал, пей! – прикрикнул Андрей.

Маша с трудом проглотила четверть бутылки.

– Легче? – поинтересовался он.

Она покачала головой.

– Слушай меня внимательно, – сказал Андрей. – Я тебя не бросаю. Я останусь с тобой. Мы будем дружить, созваниваться, я хочу тебе помочь. Но мы ведь говорили, что ты будешь жить здесь, у себя…

– Мне незачем больше жить… – прошептала Маша и залпом допила коньяк.

– Что ты хочешь этим сказать? – возмутился Андрей.

– Я… не могу… одна… – Маша говорила, а слезы капали.

– Ты взрослая. Ты должна быть одна, – убеждал Андрей.

– Лучше бы я осталась с мамой! – Маша в который раз зашлась в рыданиях.

– Девочка моя… – Андрей взял ее холодную руку. – Ты же не думала, что я просто сменил твою маму? И что теперь я буду управлять твоей жизнью?

Он испугался. А Маша, словно почувствовав это, отомстила:

– Думала! Да, думала! Ты отнял у меня все!

У Андрея закружилась голова. Что за черт?!

– Маша, ну, давай рассуждать логически. Что с тобой случится, если ты поживешь одна?

– Все! Все случится! – Это уже была истерика. – Почему я должна делать то, что не хочу?! Давай, вали отсюда! А я пойду и повешусь!

Андрея тошнило.

– Я умру через два месяца! – заорал он. – И что ты будешь тогда делать?!

– Ты не умрешь, – Маша потрясла головой.

– Умру! Я смертельно болен! Ясно тебе?!

Маша оторопела.

– Не может быть…

– Может, дорогая моя, может!

– Я буду о тебе заботиться, – пообещала она.

– Обо мне не нужно заботиться! Это о тебе нужно!

И опять слезы.

– Бедный мой…

– Маш, руки убери! – рявкнул Андрей. – Чего ты хочешь? Жить здесь со мной? Хочешь, чтобы я забрал тебя к себе? Только учти – я теперь живу на Ярославке, на заводе.

– Мне все равно… – всхлипывала она.

– Тогда собирай вещи.

Он перевез Машу на завод, где та безуспешно делала вид, что ей все нравится.

– А что с твоей квартирой? – спросила она.

– Я ее продал. Да, Маш, я завтра уеду. На неделю, наверное.

Она будто окаменела.

– Мне жить осталось полтора месяца! Я хочу сделать то, что поможет облегчить боль! Ты понимаешь это, или мне надо все время вытирать твои сопли?!

Честное слово, он был готов сам убить Машу!

Но она села рядом с ним на матрас и взяла его за руку.

– Спасибо, что не оставил меня там. Куда поедешь?

– Махну на мотоцикле в Крым. Лучше бы по Европе, но у меня шенген закончился.

– Я буду тебя ждать, – прислонилась к нему Маша.

– Я хочу сегодня напиться, – сообщил он.

– Конечно. – И она погладила его по голове.

Обыкновенно Андрей не выносил, когда его гладят по голове – то есть портят укладку, но последний раз он мыл голову, кажется, три дня назад, так что сейчас отнесся к таким ласкам благосклонно. Выяснилось, это даже приятно.

– Ты устраивайся, а я за водкой. Не жди меня рано.

На обратном пути он, кажется, упал с летницы. Поскользнулся. Дверь не открывалась, поэтому он ее выбил. На кровати сидела, вытаращив глаза, перепуганная Маша.

– Андрей…

– Иди сюда! – Он сбросил одеяло, схватил ее за ноги и притянул к себе.

– Что ты делаешь? – она даже не сопротивлялась.

– Живу с тобой. Забочусь о тебе. Хочу секса, – бубнил Андрей, снимая с нее трусы.

– Но я, кажется, не хочу… – пропищала девушка.

– Меня не волнует. Это взрослая жизнь, детка.

Это был грубый секс. Ничего личного – только злая животная похоть. После чего Андрей сразу же заснул (а возможно, и во время), а когда открыл глаза, Маши уже не было. Вещи, впрочем, остались.

Похмелье было грандиозное. Два часа ушло на то, чтобы набраться сил и встать с кровати. Еще часа три Андрей старался не отходить далеко от унитаза, вокруг которого кто-то (наверное, Маша) соорудил из коробок подобие ширмы. В ширму, Андрей, впрочем, врезался и всю ее разрушил.

Часам к семи ему стало легче, а после душа Панов оправился. Пообедав в баре, Андрей собрал вещи, сел на мотоцикл и отправился последний раз увидеть море.

На второй план отошли мысли о сервисе, об уровне отеля, о качестве местной кухни. Он никогда не любил Черное море и с большим удовольствием окунулся бы в Эгейское или Средиземное, но это было бы неинтересно – сесть в самолет, нанять такси…

Он летел на своей девочке, на «Ямахе», и ветер кричал ему в лицо, и впереди его ждали остановки, придорожные мотели, и девушки, и вкус моря, ощутимый издалека… – и это было лучшее приключение в его жизни, потому что сейчас он был одиноким бесстрашным ездоком, которого не испугать такой заурядной штукой, как смерть. Он бросал вызов всем этим «КамАЗам», заигрывал со смертью, и он и грустил, и радовался тому, что наконец оценил жизнь.

Он кокетничал с официантками. Без малейшего страха ел придорожные шашлыки. Дерзко глазел на дальнобойщиков и пару раз даже ввязался в драку.

А когда увидел море и сосны, и песок, и загорелых людей, которые забыли обо всех неприятостях, то почувствовал себя таким живым, что на секунду ему показалось, будто его мотоцикл взлетел, преодолев земное притяжение.

Андрей снял комнату в гостинице, спрятал «Ямаху» в гараж и лег на серый крымский песок.

Жизнь стала для него ценной сама по себе, без дополнительных условий. Без успеха, без карьеры, без дома, без машины, без статуса завидного московского холостяка.

Было только его тело, которое ласкали солнце и ветер, был покой в душе и ощущение того, что твое земное существование ознаменовывается не количеством памятников, которые ты видел, не стоимостью обедов, которые съел, не длиной яхт, на которых побывал, а вспышками беспричинного счастья, когда ты чувствуешь себя в безопасности только потому, что ничто тебя не тревожит…

В Евпатории Андрей познакомился с девушкой Настей, у которой на пятке была татуировка в виде черепашки. Настя каталась на вертикальном водном скутере, похожем на самокат.

– Я как-то попробовал, так у меня руки неделю тряслись, – заметил Панов, указывая на скутер.

Настя неохотно изобразила удивление.

Она была невысокой, метр с половиной, мускулистой и поджаристой, как булочка.

– А вы милая, дружелюбная девушка, которая не доверяет незнакомцам, или вы приехали сюда с другом? – поинтересовался он.

Настя задумалалась.

– Вы хотите завести друзей или строите планы, как бы со мной переспать сегодня вечером? – спросила она.

– Строю планы, как переспать, – признался Андрей.

Настя еще раз подумала.

– Странный у нас разговор, – заключила она.

– Если бы он был обычным, было бы хуже.

– Ну а какой бы у нас был обычный разговор? – Она присела рядом с ним на песок.

– Я спросил бы, откуда вы приехали. Сколько дней здесь. Были ли раньше.

– Ну, да, занудство, – согласилась она. – Давай на «ты»? Я Настя.

Волосы у Насти были белые.

Ночью они пили вино, Настя порвала босоножку за пятнадцать тысяч и выкинула ее в море, они шли босиком по пляжу, пили коньяк в кафе, где все официанты были геи…

Она любила сверху, и Андрей чувствовал каждый ее мускул, а потом думал о том, что же за прелесть эти встречи без прошлого и будушего. Все равно, что портреты в музеях, на которых изображены люди, о которых ты ничего не знаешь: дама, крестьянка, обнаженная женщина без сословных признаков – и ты смотришь и воображаешь разные истории, домысливаешь их жизнь, а иногда просто любуешься…

Утром он отвез Настю домой, собрал вещи и уехал.

В Севастополе Андрей увлекся красоткой Наташей – девушкой с фигурой манекенщицы, с золотисто-шоколадными волосами и родинкой над верхней губой.

Он принес ей голубой коктейль, но Наташа отказалась пить.

– Ты думаешь, я его отравил? – рассмеялся Панов.

– Ты не поверишь, чего со мной только не случалось, – ответила она, не глядя в его сторону.

Андрей выпил коктейль сам, а потом отвел Наташу в бар, где заказал ей то, что она пожелала – пиво с вишневым сиропом.

Изысканная Наташа оказалась спортсменкой, чемпионкой чего-то там по рафтингу, а также студенткой факультета экономики МГУ.

Она потащила его в поход в горы, и они плескались в ледяной родниковой воде, ночевали в палатке и жарили сосиски.

Секс был нежный и такой, будто они лет пять жили вместе и даже устали друг от друга, но под южными небесами романтические чувства вернулись.

В Симеизе Андрея обольстила женщина лет тридцати пяти по имени Нина. Нина была похожа на русалку: темные прямые волосы до талии, бледная кожа, отчаяние в зеленых глазах.

Она беззастенчиво рассматривала его на пляже. Познакомиться труда не составило, а в постель она его сама затащила.

Позже выяснилось, что Нина – лесбиянка.

– Да, мы спим с мужчинами, – сказала она, вставляя сигарету в золотой мундштук, инкрустированный бирюзой и рубинами. – Секс с женщиной – это лажа.

– Почему тогда ты лесбиянка? – Андрей перевернулся на живот и заглянул ей в глаза.

– А ты пробовал когда-нибудь жить с мужчиной? – поинтересовалась Нина.

Андрей не пробовал.

– В определенный момент ты все-таки стоишь с утюгом в руке и гладишь его рубашки, – продолжала Нина. – А твоя домработница вынимает из холодильника его грязные носки. Жить можно только с молодыми, они легко обучаются, но с молодыми мне скучно.

– А чем ты занимаешься? – спросил Андрей.

– Торгую антиквариатом. Красивый бизнес. Подделок до хрена. Главное – знать, где берут подлинного фальшивого Фаберже. Не отличишь.

– А ты, случайно, не обожаешь поэзию Серебряного века?

– Да ну тебя в жопу! – обиделась русалка. – Я вообще поэзию не усваиваю. Люблю детективы.

В Ялте у Андрея был секс с чужой женой. Ему надоела жареная рыба с картофельным пюре в кафе, и он зашел в настоящий ресторан. За соседним столом ужинала компания: солидные мужчины в теннисках и летних брюках, нарядные девушки и Она. Имени Панов не узнал.

Женщина не была красивой: худое нервное лицо с длинным носом, но в глазах у нее металось безумие – привлекательное, хоть и заразное. Она подмигнула ему и вышла, а он последовал за ней. Они занимались сексом прямо в кустах жасмина, неподалеку от ресторана, пока ее муж ковырял жюльен. Вязаное развратное платье она сняла и осторожно повесила на ветку.

– Не трогай прическу! – предупредила она вначале.

– Я пойду первой, – сказала она в конце.

Андрей уже испугался того, что наделал, потому завел «Ямаху» и поспешил оттуда убраться.

В Коктебеле его девушка так напилась, что он тащил ее домой на спине.

Он ждал очереди в баре, наблюдал, как симпатичный, но простоватый и, откровенно говоря, сильно подшофе мужчина заигрывает с девушкой, которая позже оказалась Олей.

– Девушка… – обратился к Оле мужчина. – А вы не модель? Я вас мог по телевизору видеть?

Девушка устроила целое представление.

– Ну, да! – воскликнула она. – Это ведь я рекламирую средство для потенции! Меня узнают все, у кого проблемы с эрекцией! Добро пожаловать в клуб!

Мужчина испарился.

Андрей захихикал.

– Что? – повернулась к нему девушка. – Весело? Хотите так же?

– Думаю, вы его обманули. Думаю, вы рекламируете особые секаторы для кастрации, – сказал Андрей.

– Ух ты! А ты остроумный, да?

– Ну, тексты мне пишет Жванецкий, я их только озвучиваю.

Девушка стала его раздражать. Смешная, но злыдня.

– Ладно, можешь меня угостить, – она будто ощутила его раздражение. – Или я тебя?

– Ты меня, – буркнул Андрей.

Она была очень красива. И по внешности невозможно было догадаться о вредном характере. Вьющиеся светлые волосы, интеллигентное лицо с мягкими чертами, тонкие длинные пальцы…

– Меня только что бросил друг с помощью смс, – сказала она. – Смотри… – она немного повозилась с телефоном и показала Андрею текст: «Перевез свои вещи. Извини. Между нами все кончено». – Да он просто Куприн, так? – усмехнулась Оля. – А мое сердце рвется на части…

– Ну, может, это шутка… – Андрей не умел утешать.

– Ты серьезно? Я два года жила с человеком, у которого такое чувство юмора, и ничего об этом не знала? Почему тогда я ни разу не нашла в изюме дохлых тараканов?

– Ладно, я был не прав! – сдался Андрей.

– Предлагаю напиться и заняться сексом, а? – предложила она.

Секс произошел днем. Они уплыли на водном скутере в неприметную гавань, расстелили полотенце, и Андрей окончательно убедился в том, что романтики в сексе на пляже нет ни на йоту. Зато в Оле было много страсти. Секс был мучительным, но прекрасным.

– Это называется ковровый ожог? – рассматривал Панов свои колени.

– Тогда уж песочный ожог, – ответила Оля. – Кажется, я сейчас умру…

– От счастья?

– От похмелья… – вздохнула она. – Вторая волна. Пиво еще есть?

Вечером Андрей купил одеяло и уехал в Тихую бухту.

Осень была жаркая, но по вечерам становилось прохладно, так что Андрей развел костер, открыл бутылку рома и посвятил эту ночь прощанию с самим собой.

Глава 16

Игорь Сергеевич, писатель, 79 лет: «Умирать я, наверное, не боюсь. Все дело в том, что в этом возрасте на земле удерживают только инстинкты – человеку хочется жить во чтобы то ни стало. Но я старый, у меня все время что-то болит… А люди в это время влюбляются, пьют вино, смеются глупым шуткам – знаете ли, им просто хочется смеятся… А я проеду на метро пять остановок и уже устаю. Это не жизнь, как я привык ее понимать. Так что жду своего часа».

Марина, 19 лет, продавец: «Ну, не знаю, я вены резала. Два раза. От любви и потому, что меня никто не понимает. Зачем жить, если ты никому не нужна? Мне это вообще по фигу. Я бы хотела, как Курт Кобейн – жить красиво и умереть молодой».

Анжела, фотограф, 32 года: «Я боюсь старости. Как подумаю о пигментных пятнах… брр! Я все сделаю, чтобы долго оставаться привлекательной. Пластические операции, химический пилинг, ботокс – не вопрос. Все дело в том, как тебя воспринимают люди. Можно быть старой уже в сорок. А умереть не страшно – все умрем».

Наташа, телеведущая, 38 лет: «Мне становится грустно, когда я думаю о том, что в мире произойдет что-то значительное, а я этого не увижу. Я верующая, но мы ведь не знаем, что будет там, куда уходят наши души. Люди не видят призраков, призраки, наверное, не видят людей. А человечество ведь ждут великие открытия… Грустно».

Костя, автомеханик, 41 год: «Да что-то я не думал об этом. То есть я один раз попал в аварию, меня по кускам собирали… Но я не думал о смерти. Открыл глаза – жив. Ну, в гипсе весь, зато жив. То есть был момент, когда в меня „Пассат“ врезался – ну, решил, все! Конец. Испугаться, правда, не успел. А так как-то не думаю о том, что умру, и все такое… Когда-нибудь это произойдет, но зачем вот сейчас-то себя накручивать?»

Алена, политолог, 47 лет: «Если я чего и боюсь, так это немощи. Я видела, как тетя моей подруги много лет умирала – у нее была редкая болезнь… не помню точно, как называется, но очень редкая, и она не лечится, так вот – у нее постепенно отмирала нервная система, она просто ничего не чувствовала, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой… Причем муж, из-за которого, как мы все думаем, все это и произошло – ну, на нервной почве, просто ее ненавидел, воды не мог принести без мата… Это очень и очень страшно. Тут просто молить о смерти станешь».

Он смотрел на черное ночное море, на огни прибрежных городов и думал о том, что же за парень был этот Андрей Панов.

Несчастный парень. Который не жил своей жизнью. Человек, который так давно принял решение «соответствовать», «доказать всем», что и понятия не имел о собственных желаниях.

Он ничего по-настоящему не хотел – потому что его не существовало.

Был человек, который перемешал несколько расхожих штампов, разбавил их стереотипами – и решил, что этот коктейль в один замечательный миг сделает его счастливым.

Он всегда хотел умереть. Потому что не любил жизнь.

И сейчас, несмотря на попытки убедить себя в том, что это неверно, что так нельзя, Андрей был готов к смерти. Он не любил этот мир, а мир не любил его – пришло время им расстаться.

Было немного грустно и обидно за то, что жизнь не оказалась даром, которому можно радоваться, не глядя дареному коню в зубы. Андрей завидовал людям, счастливым лишь потому, что все в этом мире доставляет им радость.

Он улыбался, хорошо выглядел, смеялся, любил женщин, болел за футбол, отмечал успехи, но все это было притворством.

Андрей размышлял о том, что хорошо бы заснуть в этом спальном мешке и не проснуться. Умереть, последний раз увидев закат.

Это было бы красиво.

Но он заснул – с недопитой бутылкой текилы в руке – и проснулся ранним утром.

Искупался в море, протрезвел, позавтракал какой-то дрянью в единственном местном кафе, погрелся на солнышке и отправился домой, в Москву.

Дверь была заперта. Маше он не дозвонился. Поел в баре, после чего додумался переждать у Славы Якута.

У Славы гремела музыка, но долго не открывали. Наконец, дверь распахнулась – и Андрей не поверил своим глазам.

На пороге стояла Катя. Она кое-как замоталась в полотенце, с головы у нее текла вода.

– При… вет… – пролепетал Андрей.

– Ой, – сказала Катя. – Ну, заходи, ты чего…

– Что ты… – начал было Андрей, но потерял дар речи.

– Сейчас я… Голову вытру… Подожди! – суетилась Катя.

Она убежала в ванную, а Панов сел на диван и задумался. Это сон?

Катя вернулась спустя четверть часа.

– Ты с дороги? Хочешь помыться? – спросила она.

Андрей ответил ей тяжелым взглядом.

– Так! – воскликнула она. – Спокойствие! Сейчас я все объясню. Выпить хочешь? – Андрей кивнул. Катя разлила в стаканы бурбон и села напротив Панова. – Андрей, спасибо тебе большое!

– За что? – удивился он.

– Ты изменил всю мою жизнь, – сказала она, поплотнее укутываясь в халат. – Честно. Я до сих пор ничего не понимаю, но… В общем, я как-то неожиданно рассталась с этим своим… – Катя определенно волновалась.

– Ну, я понял.

– У меня два дня голова кружилась! Я не понимала, что я, зачем я и где я вообще. А потом решила поговорить с тобой. Я помнила что-то насчет баранок и Якута, посмотрела в Интернете и все-таки нашла, но ты уже уехал. У меня было такое состояние, как от наркотиков, ну и вот так вышло… В общем, я встречаюсь со Славой. Точнее, я у него живу.

– И… тебе нравится?

– Мне очень, очень нравится! – Катя вскочила с дивана и принялась ходить по комнате. – Я, правда, пока ничего не понимаю, но чувствую себя такой живой!

– Везет, – усмехнулся Андрей.

– Что?

– Да ничего… Это здорово, Кать. Честно. У тебя, кстати, есть ключи от моей квартиры?

– Ой, не знаю! Но ты можешь принять душ и поспать, если хочешь… – Катя запнулась. – И это все? Ты мне больше ничего не скажешь?

Панов задумался.

– Я в шоке! – воскликнул он. – Прости, я… Наверное, надо было по-другому реагировать… Катя! Черт! Я очень рад. Я просто поверить не могу… тому, как я рад. Тебе хорошо? Ты счастлива?

– Очень! – Катя расцвела. – Это… Сама не верю! У меня как будто три сердца и две пары легких – я дышу! Все такое… громкое, яркое, прекрасное! Честное слово. Андрей, спасибо! Без тебя бы ничего не было!

– Да ладно тебе… Я же пистолет у твоей головы не держал…

– Не знаю, что бы я без тебя делала! – повторила Катя. – Я так закопалась в своих проблемах, а ты был так… честен…

– Груб?

– Может, но главное – честен. Я не могла больше так жить, услышав правду. Не знаю, почему, но это сработало. Самой странно.

– Да ладно тебе! Ты все сделала сама. Ты молодец!

Когда было покончено со взаимными восторгами, Андрей помылся и поспал, а потом вернулся Якут, и Маша вернулась, и они все пили бурбон, и Слава обнимал Катю, а та смотрела на него похотливо, и Маша смущалась, а Андрей так напился, что все происходящее казалось ему телевизионным реалити-шоу.

Маша, кажется, тащила его домой, а у него заплетались ноги, и он плакал.

Андрей никогда не плакал. Не потому, что был мужественным и сдержанным, а потому, что он не умел любить, страдать, сочувствовать, жалеть – отчасти, потому что ему казалось, будто его никто не любит, отчасти потому, что жизнь представлялась ему совершенно бессмысленной.

Он заплакал, наверное, первый раз за десять лет – и ему понравилось.

Андрей плакал обо всем сразу – о том, что жизнь не удалась, о том, что она так бесславно закончилась, обо всех упущенных возможностях и о тех годах, что он провел словно в забытьи.

И первый раз он узнал, что плакать можно не тогда, когда больно, не когда ты слаб, а когда ты прощаешься с тем, что тебе вовсе не дорого. И ты не знаешь, что чувствуешь – горе, радость, тоску, восторг… ты просто чувствуешь – и этого достаточно.

Он не помнил, как заснул, а проснувшись, нашел записку от Маши: «Мне нужно сказать тебе кое-что важное. Встретимся вечером».

Андрей хмыкнул. Зачем сообщать, что скажет «что-то важное» заранее? Чтобы он приготовился к худшему? К лучшему? Испортить настроение?

Пить хотелось так сильно, что Андрей готов был утолить жажду водой из унитаза, но сдержался.

Нацепил тренировочные штаны и поплелся к Якуту.

– Славка уже третий день пропадает на таможне, – сказала Катя. – Байки пришли. Кофе хочешь?

– А вода есть? – проскрипел Слава.

– Умираешь? – улыбнулась Катя.

– А ты нет?

– Да мне конец!

Они выжали в кастрюлю все лимоны и апельсины, что были в доме, залегли на диван и уставились в телек, который показывал «Части тела».

– Четыре сезона, – похвасталась Катя.

– То есть до вечера нам есть чем заняться? – уточнил Андрей.

На пятой серии Панов отключился, а проснувшись, обнаружил, что Катя спит, прижавшись к нему, а его рука находится в ее трусах. Андрей уставился на нее, не решаясь пошевелиться.

Она открыла глаза.

– Ой, – выдохнула она. – Мне снилось, что у нас был секс.

И неожиданно Андрей понял, что секс с этой девушкой – самое важное в его жизни.

Короткое замыкание.

Андрей никогда не понимал тех, кто умеет держать себя в руках, когда дело касается секса, но то, что произошло сейчас, было выше обыкновенной похоти, химии, притяжения. Это было безумие – и они знали об этом, но ничего не могли поделать.

– Твою мать… – пробормотала Катя, когда все закончилось.

– Гмм…

– У тебя так было? – повернулась она к нему.

– Ну-у… Я ни в чем сейчас не уверен.

– Есть ощущение, что мы не должны были этого делать.

– Но сделали, – напомнил Андрей.

– И еще сделаем, – заявила Катя и положила руку ему на живот.

Это было прекрасно. Андрей задыхался от желания, у него сосало под ложечкой, он видел, чувствовал, вдыхал ее одну.

– Че-ерт… – протянула Катя, когда они курили после душа. – И что делать-то?

– В смысле? – насторожился Андрей.

У него было достаточно опыта, и он знал, что девушки имеют слабость рассказывать об изменах своим мужчинам. Вроде бы им тяжело жить с грузом вины. По его мнению, девушки просто не могут страдать в одиночестве – им нужна компания. Хотя бы уже почти бывший молодой человек.

– Андрей, для меня это не просто секс, – сказала Катя. – В моей жизни было слишком много «просто секса»…

– Сколько? – перебил он.

– Сколько у меня было мужчин? – уточнила Катя.

Андрей кивнул.

– Это сейча стак важно?

Андрей пожал плечами.

– Ну-у… Штук пятьдесят.

Она замолчала.

– Я не люблю Славу, – произнесла она наконец. – Не уверена, что уже люблю тебя, но мне ни разу еще так не сносило крышу. От того, будет ли у нас секс, зависела моя жизнь, понимаешь?

– Понимаю, – согласился Андрей.

– Да неужели?! – воскликнула она, уставившись на него. – У тебя серьезно с Машей?

– Да с Машей у меня вообще никак! Просто… Я должен тебе кое-что сказать.

Катя ждала.

– Я через месяц умру.

Катя молчала.

– Это шутка? – спросила она.

– Веселая такая шутка, ага. Гроб, ритуальный автобус, поминки – приходи, поржешь! – отчего-то зло и грубо ответил Панов.

Ему было хорошо с Катей. Он за ней не ухаживал. Она не флиртовала, не ломалась, не строила из себя бог знает что. У них просто был лучший на свете секс и что-то еще, что нельзя обозначить как дружбу, но хотелось бы назвать доверием, если бы им было что друг другу доверить. Скорее это было таинственное ощущение близости – и сексуальной, и духовной, которая пока только зацвела, распустилась, одурманила их ароматом, но не успела дать плоды.

Катя плакала. Андрей ее утешал.

– Это ведь несправедливо, когда уходят молодые и красивые! – ревела она.

– Старые и некрасивые тоже хотят жить, – гладил ее по голове Андрей. – Вуди Аллен, например.

– Ну что ты сравниваешь! Какое мне дело до Вуди Аллена! – сердилась она.

– Я пойду, наверное, – Андрей не без труда поднялся с кровати. – Скоро Славка приедет. И Маша. Она что-то затеяла.

На улице Андрей остановился, закурил и уставился на дорогу. Все эти люди, водители, спешат куда-то. Одни из них приедут домой, другие попадут в аварию, их отвезут в больницу, а некоторых отправят в морг. Но сейчас, в то короткое мгновение, когда Андрей успевает рассмотреть цвет и марку автомобиля, они живут, дышат, думают, верят во что-то.

Маша вернулась минут через пять после него. Андрей уже разделся и голый лежал на постели. Она смутилась.

– Ты не мог бы… надеть штаны?

– Маш… – с упреком произнес он. – Мне и так нелегко…

– Ну, хорошо, – согласилась она. – Я беременна.

– Чего?

– У меня внутри растет твой ребенок, – пояснила Маша.

– Мой?

– Андрей! – прикрикнула она. – Ты меня достал! Ре-бе-нок. Бе-ре-менна я.

Андрей думал. Точнее, он впал в странное состояние, когда мысли несутся со скоростью гоночного болида под управлением Шумахера-старшего, а сосредоточиться он не мог ни на одной.

– Настоящий ребенок?

– Да.

– Это точно? – робко поинтересовался он.

– Да.

– И что?

– Я хочу его.

У него пересохло во рту. Андрей выпил теплого спрайта, пристроился рядом с Машей, взял ее за руку.

– Но как ты… справишься?

– Справлюсь. У меня есть где жить.

– Я завещаю тебе все деньги! – спохватился он.

– Да не в этом дело, – отмахнулась Маша. – Хотя… спасибо.

– Но ты же… – растерялся Андрей. – Ты поссорилась с мамой. Я умру. Маша! Подумай!

– Да о чем тут думать?! – она зло взглянула на него. – Аборт я делать не буду!

– Н-да…

– В чем проблема?

– Маша, да проблема в том, что ты не знаешь, что делать со своей-то жизнью, а тут еще и ребенок! – взвился Андрей.

– Я знаю, что делать со своей жизнью, – твердо сказала Маша. – У меня есть голова, образование, я хороший специалист и у меня квартира. И твои деньги. Чем плохо?

– А кто ныл: не бросай меня – мне страшно?! – упорствовал Андрей.

– Ну что, что ты хочешь этим сказать, Панов?! – сорвалась Маша. – Это не я не знаю, что делать, а ты! – Она положила руку ему на плечо. – Все будет хорошо. Я буду мамой. Позабочусь о ребенке. Жизнь продолжается. Извини… Просто это особенное чувство – знать, что внутри тебя ребенок. У меня как будто все в душе перевернулось.

– Сообщить матери?

– Позже. Потом.

Андрей закрыл глаза. У него будет ребенок. Он, Панов, оставит след. Кто-то продолжит его род. Андрей почувствовал к Маше неизмеримую благодарность. Наверное, вот ради этого и стоит жить. Знать, что в ком-то растет новый ты. Или новый еще кто-то, в ком течет твоя кровь. В чьей молекуле ДНК твои гены. И у кого будут твои глаза. Или твой нос. Или пальцы на ногах.

Он никогда не думал о детях, так как не желал нести за кого-то ответственность. Ну, ответственности он и не получит. Не доживет.

– Ты можешь сделать ультразвук какой-нибудь? – спросил Андрей.

– Могу, – улыбнулась Маша. – Только там пока еще такая клякса, а не ребенок.

– Ну, хоть что-то, – заметил Андрей.

Она обняла его.

– Как жаль, – сказала она.

– Да ладно… Я бы тебя только расстроил. Из меня не получился бы хороший отец. Я бы говорил, что занят. Ты бы думала, что я самый плохой отец в мире.

– Ну а ребенок, может, так и не думал бы.

– А ты бы кого хотела? Мальчика?

– Девочку. А ты?

– Девочку, наверное. Мальчики – зануды.

Она рассмеялась.

– Ты был бы отличным отцом.

– Но не буду.

– Да.

Его ребенок родится, научится махать руками, ходить, завязывать шнурки, подерется в школе, упадет с дерева, заболеет ветрянкой, а он ничего этого не увидит.

Андрею вдруг стало страшно. Так страшно, что он даже разозлился на Машу. Она его подставила!

– Тебе плохо? – прошептала Маша.

– Как-то не очень хорошо…

Она уложила его, налила чаю и гладила по голове, пока он не заснул.

А Панов сквозь дрему размышлял о том, что никогда не мечтал о такой жизни. Ребенок, семья, прогулки в парке, родительские собрания… Он бы не выдержал.

И все же было что-то приятное в том, что где-то в этой девушке зарождалась жизнь его дочери. Или сына.

Андрей видел некий высший, пока не понятный смысл в том, что женщины беременеют от мужчин, которые о них заботятся, испытывая благодарность за то, что те производят на свет их наследников.

Он бы не жил с Машей. Он бы ей помогал, нанял няню, ездил бы за продуктами, но не хотел бы остаться рядом с матерью его ребенка.

Он не любил ее. И не смог бы никогда полюбить. Вот для чего он зарабатывал деньги, вот почему его усилия не были напрасными – ради того, чтобы женщина захотела родить от него ребенка, несмотря на отсутствие любви. В этом был смысл его прежней жизни. Значит, что-то он сделал не зря.

Глава 17

– Я от него уйду, – пообещала Катя.

– Зачем?! – воскликнул Андрей.

Они лежали в номере загородного отеля. Из окна была видна Истра.

Это место они облюбовали после парочки настоящих мотелей для дальнобойщиков, после бывшего советского дома отдыха с мраморными полами в ванной и пыльными покрывалами на кроватях, после особняка знакомых, где невозможно было толком расслабиться – прислуга оказывалась всюду, где уединялись Катя с Андреем.

Отель был приличный, уютный, номер – с видом на водохранилище.

Андрей неловко чувствовал себя в роли Яго, но им руководили инстинкты – он слишком хотел Катю, чтобы мучиться угрызениями или бояться расправы мрачного Отелло.

Начинали они в квартире Славы, но однажды Маша чуть их не застукала. Приехала из города раньше времени, за пять минут до того, как Андрей ощутил приближение оргазма.

Он потерял голову, но Катя сохранила ясность мысли: затолкала его в душ, прибрала кровать…

– Зачем? – повторил Андрей.

– Да мне кажется… – Катя потянулась за сигаретой. – Что я его выбрала потому, что он напоминает мне Юру.

– Ну и что? – как можно более непринужденно произнес Андрей, который очень не хотел драм.

– Все это неправильно. Меня тянет к определенному типажу, и кто может гарантировать, что один из этих лысых, самоуверенных мужчин старше меня окажется моим идеальным возлюбленным? Ну, ты понял. Не то чтобы идеальным, но с кем я бы не задумывалась: сделала ли правильный выбор?

– Катя…

– Стоп! – Она, кажется, рассердилась. – Я все понимаю. Ты не хочешь драм.

Андрей кивнул.

– Но это не ради тебя. Это ради меня. И не смей, пожалуйста, не смей меня отговаривать! Ты был единственным, кто сказал мне всю правду – ради меня. А сейчас ты думаешь о своем интересе.

– Все всегда думают о своем интересе.

– Да, но…

– Катя! – перебил ее Андрей. – Нет никаких «но»! Я скоро умру, но сейчас я с тобой, и мне от этого лучше. Ты рядом, я знаю, что через стену, через коридор есть ты, я думаю о тебе, когда засыпаю и когда просыпаюсь, я живу тем, что мы встретимся.

Катя удивилась.

– Ты говоришь так, словно любишь меня.

– А что, это не так?

– Откуда же я знаю! – воскликнула она. – Но ты почему-то хочешь, чтобы я оставалась с мужчиной, с которым из-за тебя быть не хочу. Чушь какая-то! Неужели ты не ревнуешь?

– Ревную? – переспросил Андрей.

– Я ведь с ним сплю. В смысле секса.

Об этом у Андрея не было времени подумать. Кроме того, он как-то не привык ревновать. Разумеется, он злился на Алину, когда та кокетничала с каким-нибудь миллионером, но вовсе не потому, что ее любил, а потому, что ему нужна была эта девушка… статусная девушка… и его унижало, что кто-то более влиятельный может оказаться для нее лучшей парой. Это доказало бы его несостоятельность.

Но ревновать просто так, из-за секса…

– Наверное, ревную, – сказал он.

Мысль о том, что Катя целует, обнимает, вожделеет Якута, была неприятной. Отвратительной.

– Я хочу быть твоей девушкой, пока ты не… – Катя осеклась.

– А что делать с Машей?

– С Машей?

– Она беременна.

Андрей произнес это, и беременность вдруг стала реальной. Клякса превратилась в ребенка.

Катя сидела, открыв рот.

– Да ладно тебе! – Она приложила руки к груди.

– Вот такая вот фигня, – подтвердил Андрей.

Катя неожиданно обняла его и разревелась. Плакала долго и честно, извела половину рулона туалетной бумаги.

– Катя… – он потрепал ее волосы. – Успокойся. Ты делаешь мне больно.

– Ага… – всхлипывала Катя. – Прости… Просто грустно все это…

– Что поделать? – Андрей развел руками.

Он вернулся домой в подавленном настроении.

Маша читала.

– Здорово, что у тебя здесь нет телевизора! – воскликнула она. – Оказывается, я столько времени тратила на эту телемуру!

– Маша… – Андрей сел рядом, обнял ее. – Давай поговорим.

Маша ждала.

– Что мы будем делать? – спросил он.

– Ты насчет Кати? – уточнила она.

– Что? – Андрей опешил.

– Да я все давно поняла, – сдержанно, но не без истерических ноток в голосе призналась Маша.

– Ээ… Ну… Ты умница.

– И что?

– Я не знаю что, – Андрей покачал головой.

– Ты хочешь… к ней? А Слава?

– Не знаю. А ты чего хочешь?

– Андрей… – Маша сглотнула. – Ты сейчас решишь, что я – шантажистка… Я просто скажу тебе, чего я хочу. Я не настаиваю. Просто это моя точка зрения.

Андрей смотрел на нее, пока Маша наливала себе воды, пила, вытирала губы, промокала пятно на майке…

– Слушай… – начала она, присев на край дивана. – Я тебя совсем не знаю. Могло быть и хуже, конечно… Но ты сейчас здесь, рядом. И я бы хотела, чтобы мне было что рассказать о тебе нашему ребенку. Понимаешь? Не просто «наш папа был космонавтом, улетел на другую планету, и сейчас он там, потому что их час – это наш год»…

Андрей расхохотался.

– Ты прямо сейчас все это придумала?

– Нет! Это мне мама так говорила.

– Но… У тебя же…

– Отчим! – отрезала она. – А мой папа – космонавт и все такое. На самом деле – он мебельщик. Я узнавала.

Они помолчали.

– Я хочу… – Маша сглотнула, – говорить сыну: «Ты совсем как твой отец», когда он будет бросать на мокрый пол в ванной свои школьные брюки! – И она, конечно, разревелась.

Андрей уже привык к рыдающим женщинам, так что просто обнял ее и погладил по голове.

И вдруг…

Сердце пнуло его в грудную клетку – как толкается ребенок в животе матери.

Все эти женщины не хотят его терять! Он… им дорог. Он что-то значит. Он – часть их жизни.

Андрей никогда не чувствовал себя частью чьей-то жизни.

Родители всегда были заняты.

Даша хотела за него замуж.

Алина была не прочь разорить очередного поклонника.

Но они ничего без него не теряли.

Андрей никогда не считал, что может быть дорог кому-то просто так. Потому что он – это он. Без доказательств.

– Маша… – прошептал он. – Я сейчас уйду. Но вернусь. Побудешь одна?

Она покивала.

Андрей взял ключи от мотоцикла, шлем и поехал в город. К человеку, который должен его понять. Разделить его чувства.

– О боже… – Вадим Сидур закатил глаза.

– Занят? – зачем-то поинтересовался Андрей.

– Ну, уж наверное! Проходи. Я тут на балконе чаевничаю.

Балкон выходил во двор. В тихий московский двор, где бабушки выгуливали внуков, подростки курили в кустах, местная пьянь тихонько распивала пиво…

Андрей ему все рассказал. Про Германа, про договор, про Катю и Машу.

– Ты мне не веришь? – спросил Андрей, с опаской поглядывая на писателя.

– Не хотелось бы. Но верю. Ты правда умираешь?

– Видимо, да.

Вадим Сидур, автор бестселлеров, 61 год: «Страх смерти – чувство неприятное, но я рад, что его испытываю. Бояться нужно, так как в эти минуты мы осознаем – нам есть что терять. Мы всю жизнь ноем: то не так, это не сяк, жизнь – говно, у меня депрессия, но стоит заглянуть в глаза смерти, увидеть эту бесконечность, эту пустоту, как ты начинаешь ценить даже корочку старого заплесневелого хлеба – хотя бы за то, что тебя от нее тошнит, за то, что ты можешь это чувствовать. Это не инстинкт выживания, не чувство самосохранения… Нет. Просто жизнь, со всей палитрой вкусов, запахов, чувств – прекрасна».

– И ты сказал, что не боишься умирать? – настаивал Сидур.

– Да вроде…

– Но теперь вдруг понял – тебе есть что терять?

– Не знаю… Правда, не знаю! – Андрей помассировал лоб ладонью. – Я запутался. Осталось совсем ничего, а я запутался.

– Я могу сказать одно: не разочаровывай их, своих женщин. Они должны отпустить тебя с миром. У них не должно остаться вопросов.

– Какой ты умный! – фыркнул Андрей. – А у тебя, у твоей женщины остались вопросы? Может, надо дать на них ответы, а? Я же тебе все рассказал! Это не просто так!

Сидур встал и ушел.

Вернулся с трубкой, набил ее вишневым табаком и закурил. Андрей с удовольствием вдохнул теплый аромат.

– Я ей позвонил, – сказал Сидур.

Андрей медленно повернулся к нему.

– Что?

– Я позвонил Нике.

– Да не может такого быть, – осторожно, будто боясь спугнуть торжественность момента, произнес Андрей.

– Может.

– Она вернется?

Писатель улыбнулся. Снисходительно.

– Конечно, нет. Но мы поговорили. И теперь она не вспоминает обо мне как о единственном человеке, с которым была счастлива. А я не думаю, что рядом с ней моя жизнь могла бы сложиться по-другому. Мы говорили пять часов. Ты представляешь? Главное – получить ответ на все вопросы, братан. У нее хорошая жизнь. И у меня хорошая жизнь. Все сложилась так, как должно было. Только я этого не знал. И она.

– Напиться хочется невыносимо, – простонал Андрей.

– Так без вопросов! – Вадим побежал за бутылкой. – Только напиваться будем культурно, – предупредил он, вернувшись. – Сейчас притащу закуску. У меня есть тушеные раки – это очень вкусно.

Сидур ушел, а Панов, перед тем как напиться культурно, от души хлебнул виски из горлышка.

Спустя часа полтора, оставив недопитую бутылку на балконе, Андрей и Вадим спустились в один из местных баров.

– Я так ничего и не понял… – бормотал Андрей.

– Чего не понял? – Писатель смотрел на него ясными глазами, но впечатление было обманчивым.

– Вообще ничего о своей жизни не понял, – уверял его Андрей.

– Да на хрен тебе это надо! Меньше знаешь – крепче спишь.

– Вечным сном, – буркнул Панов.

– Эй! Ты! – возмутился Сидур. – Я все понимаю, но мы сюда не ныть пришли! Слушай… – он задумался. – А пойдем к гадалке?

– Чего? – поморщился Андрей.

– Ну, к гадалке. Ты что, никогда не ходил к гадалкам? – удивился писатель.

– К какой гадалке?

– Да к любой! – Писатель одним махом допил виски. – Не ходил? Правда, что ли?

– Да зачем мне к гадалкам ходить?

– Ой, ну это же интересно! Ты приходишь, а она все о тебе рассказывает… Поехали, а?

– Да что-то я не уверен… – сопротивлялся Андрей, заинтересовавшийся фразой «все о тебе рассказывает».

– Слушай, она классная тетка, астролог, – убеждал Вадим. – Марианна.

– Марианна?! – хмыкнул Панов.

– Ну не цепляйся к мелочам! Давай, я позвоню… – И прежде чем Андрей успел что-либо сказать, писатель уже звонил астрологу. – Марьяша! Привет, дорогая! Это Сидур. Занята? Хотел. Прямо сейчас. Ну, пожалуйста… Ради меня. Очень, очень важно! Нет слов, чтобы описать мою признательность! Целую! Я с ней спал, – сообщил он, повесив трубку. – Больная баба на всю голову.

– И ты меня везешь к больной бабе? – усмехнулся Панов.

– Не в том смысле. В хорошем. Мы с ней один раз кровать топором разрубили.

– Зачем?

– Да у нее был мужик какой-то, оставил плохие воспоминания… Поехали!

По дороге заехали в Елисеевский, где писатель придирчиво выбрал только самые дорогие сладости и бутылку хорошего вина.

Гадалка Марианна жила на Трубной. В подъезде старинного дома было чисто и красиво, сидел консьерж. С потолка свешивалась хрустальная люстра.

Дверь квартиры на третьем этаже открыла такая рыжая женщина, что у Андрея в глазах потемнело. Коротко стриженные оранжевые волосы украшали скуластое лицо с узкими, обильно подведенными черным карандашом глазами. Отчаянно красная помада. Одета гадалка была в строгий, ослепительно белый костюм.

Дом ничем интересным не отличался: заурядный хороший ремонт с обыкновенной дорогой мебелью. Разве что в гостиной висело необычное полотно, чем-то напоминавшее картины Шагала.

Марианна вела Андрея за руку. Усадив на диван, сказала Сидуру:

– А у мальчика проблемы.

Вадим кивнул.

– Я здесь, – напомнил Андрей.

Они взглянули на него, как родители, которых вызвали в кабинет директора школы.

– Чаю? – предложила Марианна.

– Может, вина?

– Только после работы, – твердо сказала Марианна. – Ну, что, пойдем? – обратилась она напрямую к Андрею.

Тот вздохнул и пожал плечами.

Марианна проводила его в кабинет, удививший Панова тем, что ничуть не походил на то, как он представлял приемную гадалки.

Обычный кабинет. Шкаф с бумагами, стол, компьютер.

– Ну, астрологический прогноз я тебе не составлю, времени нету. Таро? – спросила Марианна, устроившись на рабочем месте.

Андрей развел руками.

Женщина достала карты, разложила и грустно посмотрела на Панова.

– Я ведь тебя не удивлю? – мягко поинтересовалась она.

– Нет. Это все?

– Подожди…

Гадалка еще раз раскинула карты, уставилась на них, поджала губы.

– Слушай… – она потерла переносицу. – Тут что-то есть… Не хочу обнадеживать, но такое ощущение, что у тебя есть шанс. Только вот, мне кажется, ты не захочешь им воспользоваться.

– Шанс… Что?… Остаться в живых? Или другой? – моргал Андрей.

– Как-то непонятно… – Марианна наклонила голову. – Не могу точно сказать. Но я тебе точно говорю – не отказывайся. Бери не глядя, даже если будешь сомневаться.

– Весело, – хмыкнул Панов.

– Послушай меня, мальчик, – гадалка перегнулась через стол, и только тут Андрей заметил, что глаза у нее такие черные, что даже зрачков не видно. – Это все не шутки. Ты сам все видел, все знаешь. А мне не веришь. Ну не странно ли?

– Что я видел? – Андрей размяк, впал в сонливость.

– Не к ночи будет сказано. А уж о том, что я вижу, лучше никогда не говорить. Но ты знаешь – все правда. Так что не веди себя как на аттракционе. Я не клоун.

Андрею стало страшно. Казалось даже, что рыжие волосы ведьмы шевелятся на голове. При этом он хотел, чтобы она гипнотизировала его, чтобы смотрела вот так этими черными глазами, а приятное тепло лилось бы по его жилам.

– Ладно… – Марианна откинулась в кресле.

– И легко вам… с этим жить?

– Если могу помочь – да. Тогда вдохновение, – ответила она. – Ты, главное, про шанс все понял?

– В меру своих возможностей.

– У тебя ангел есть, – сказала Марианна.

– Ангел? – удивился Андрей. – Как ангел-хранитель?

– Похоже на то.

– И где же он?

– Я-то откуда знаю? – вдруг рассердилась гадалка. – Все! Я устала.

Они с Сидуром шли по Трубной в сторону Цветного бульвара. Вадим искал ресторан, где можно поужинать, а Панов кусал губы, погрузившись в собственные мысли.

– Ну, не знаю я… – бубнил себе под нос Андрей. – А ты ей веришь?

– Это твое дело – верить или не верить, – отвечал Вадим.

– Послушай! – Андрей перегородил писателю дорогу. – Она меня обнадежила. Сказала, что мне дадут шанс.

– А ты им что, хочешь воспользоваться? Ты же говорил, что готов умереть.

Андрей задумался.

– Не знаю, – он развел руками, ощущая непреодолимую беспомощность. – Честное слово, не знаю я.

– Андрей… – Сидур положил руку ему на плечо. – Жизнь стоит того, чтобы за нее бороться.

– Я устал бороться… – тихо проговорил Андрей.

– Но это и есть жизнь. Ты все время за что-то сражаешься. В основном за то, чтобы отличаться от тех, кто плывет по течению.

– Я бы прямо поплыл… И не говори мне, что без горя не было бы радости и все такое.

– Ты хочешь рая, в котором всегда хорошо. Может, ты его и получишь. Ты же понимаешь, что рай – это смерть?

– Нет, – честно признался Андрей, хоть то, что сказал Сидур, и было очевидно.

Только вот дело в том, что очень часто мы не замечаем именно очевидное. Наверное, потому что не хотим.

Он очнулся, потому что было очень и очень неудобно. И холодно. Зубы стучали – он это даже не почувствовал, а услышал.

Чувствовать он не мог.

«Вот я и умер», – подумал Андрей.

Холодно, страшно. Темно.

– Ты жив? – окликнули его.

– Ннне уввверен… – отозвался Андрей.

Кто-то потащил его. Плескалась вода.

– Давай, переодевайся!

В лицо полетели тряпки. Рядом с ним посветили фонариком. Панов скинул мокрую одежду, нацепил кое-как сухую и теплую и, наконец, взглянул на спасителя.

Слава.

– Что происходит? – Андрей обнимал себя руками, перетаптывался с ноги на ногу.

– Идем в машину, – Якут кивнул на черный «Форд» пикап.

В машине было так тепло, что Андрей едва не заплакал от счастья.

– Надень! – Слава сунул ему шапку.

Андрей нацепил на мокрые волосы шапку.

И вспомнил.

Они нашли бар. Вадим пил медленно, со вкусом, а Панов частил одну рюмку за одной, пока не затуманил разум настолько, что мог лишь хихикать, глядя, как Сидур шевелит губами, сам не понимая ни слова.

– Мне Вадик позвонил, – пояснил Якут. – Попросил тебя забрать.

– А вы что, знакомы?

– Сто лет. Мне Катя все рассказала.

– Что? – не сообразил Андрей.

– Андрюха, мне тебя жалко. – Слава на него не смотрел, говорил будто с лобовым стеклом. – И я не фанат ссориться из-за телки. Но, согласись, все это некрасиво. Сказал бы мне, я бы понял.

– Да все так быстро случилось… И о чем говорить, если меня через месяц не будет?

– Тебя не будет, но я останусь, – ответил Слава. – Я как-то по-другому представлял себе дружбу.

– Слав, плохо все это, конечно.

– Не мужественный поступок, ага, – согласился Якут. – Я не держу зла, братан. Только я бы попросил тебя переехать.

– Куда?! – воскликнул Андрей. – Извини! Я нечаянно.

– К Кате, – посоветовал Слава.

Андрей удивился. Действительно, он же мог перебраться к Кате или Маше, но почему-то даже и не думал об этом.

– Слава, я – говно. Но, черт, мне бы так не хотелось тебя терять.

– Да ладно. Да чего там, – бурчал Якут. – Я просто не могу прямо сейчас тебя простить.

– Ты… любил ее?

Якут побарабанил пальцами по рулю.

– Наверное, – без уверенности произнес он. – Она классная. Даже и не знаю, почему. А ты?

– И я не знаю.

Они еще немного посидели, помолчали.

Дома Андрей сказал Маше, что они должны переехать, наскоро побросал в сумку одежду, на десять сообщений от Кати ответил лишь раз, что позвонит завтра, а в центре попросил Машу высадить его на Тверской.

Маша не хотела бросить Андрея в таком состоянии – он действительно с трудом держался на ногах. Панов обещал, что все будет хорошо, а она не верила и даже всплакнула – но без вдохновения, и он ушел, и пошел по Тверской вниз, и, кажется, прохожие оборачивались вслед и даже хихикали.

Андрей хотел было податься к Сидуру, но передумал – ему не нужен сейчас друг, ему надо понять, что же происходит в его разваливающейся на кусочки голове.

Он что-то съел и что-то выпил в мексиканском ресторане, умылся в туалете, привел себя в порядок, а потом снял в «Национале» люкс с видом на Кремль.

Он был один, но не чувствовал себя одиноким. И это было что-то новое.

Он лежал на большой кровати, смотрел на расписную лепнину и думал о том, как бы жил, если бы остался жив.

У него была бы женщина, в которую он был влюблен. Катя. В Медведкове они, конечно, не жили бы, но их квартира была бы скромной. Скромной и уютной. Наверное, двухкомнатной в Сокольниках, в обычном доме. Или в центре.

Он бы скучал по Кате, звонил и радовался ее голосу. Он бы напивался с ребятами, а она бы его ждала, и он знал, что она не злится и ей не скучно. Он ревновал бы ее к мужикам в клубах. Она бы спрашивала: «Кто звонил?» Он называл бы ее «бусинкой». Она бы говорила, чтобы он не подходил к стиральной машине, потому что не отличает черное от белого. Ночью она бы прижималась к нему, чтобы согреться, и он обнимал бы ее холодные ноги своими горячими. Она злила бы его тем, что скапливает модные журналы где-нибудь в углу. А он бы раздражал ее тем, что набивает пепельницу окурками до самого верха.

А еще бы у него был ребенок, и он не стал бы для этого ребенка идеалом. Он не делал бы вид, что лучше всех разбирается во всем и не поучал его, и почти не наказывал, а пояснял бы ему, почему так делать нельзя – чтобы ребенок понял. И у него были бы хорошие отношения с Машей, и он заботился бы о ней, и защищал бы от матери, и он не дал бы ей, беременной, растолстеть.

Он мечтал о жизни, которой не будет, и что-то внутри него надрывалось и визжало, как порванная струна. Ему очень хотелось жить.

Глава 18

Андрею было хорошо, когда он хотел умереть. С оттенком грусти, но все-таки он точно понимал, что это хорошее решение.

Сейчас он хотел жить, и его мучили сомнения, и было так плохо, что душевная боль затмевала одно из величайших похмелий в его жизни.

Ему не нравилось это желание жить. Он не мог ответить на вопрос: зачем? Андрею было страшно. Так страшно, что он не чувствовал рук – они заледенели.

Все случилось слишком быстро. Еще вчера все было прозрачным, очевидным, а сегодня его разум застит туман чувств, которые он, как какой-нибудь клептоман, маньяк, наркоман, не может контролировать.

А ведь он привык все держать под контролем.

Он всегда опасался того, что живет у него внутри. Всех этих эмоций, страстей. Говорят, что они дают радость, но Андрей точно знал, что обратная сторона любой радости – отчаяние. Уныние.

Он не хотел остаться один на один с жизнью, которую ненавидел за то, что она бывает жестокой и несправедливой.

Но горе утраты было таким значительным, что хотелось кричать от страха.

Казнь.

Приговор оглашен, осталось только ждать, пока тебя выведут на эшафот. Увы, он пойдет не с гордо поднятой головой – он будет выть, умолять, ползти на коленях и обещать все что угодно за право жить.

Звонил телефон, но Андрей неспособен был говорить с живыми людьми.

Постучали в дверь. Он не открыл.

Панов слышал, как отпирают замок, кто-то хлопает дверьми…

– Офигеть! – воскликнула Глаша.

Андрей, завернувшись в халат, сидел в пустой ванне.

– Отстань, – произнес он и закрыл глаза.

С закрытыми глазами Глаши как будто и не было.

– Андрей, это лажа! – говорила Глаша, которой не было. – Я знаю, тебе страшно, но ты должен собраться.

– Уйди, а? – взмолился Андрей.

– Ну, сколько ты будешь здесь сидеть?! – возмутилась Глаша.

– До последнего вздоха, – пообещал Андрей.

И тогда она включила холодную воду. Андрей вопил, метался по ванне, швырял халат на пол, подпрыгивал, хватался за сердце, которое не выдерживало такой спортивной нагрузки…

– Сука! Какая же ты сука! – задыхался он.

– В кровать! – прикрикнула на него Глаша. – Быстро!

Она уложила его, накрыла одеялом, заказала бульон и чай, включила телевизор.

– Глаша… Ну что за херня какая-то на фиг, честное слово… – ворчал Андрей.

Глаша легла рядом.

– Какое в жопу дерьмо… – простонал Андрей.

– Да ладно тебе! – улыбнулась Глаша.

– Глаша, все плохо, – он повернулся к ней. – Я бездарность. Неудачник. Я теряю что-то важное именно тогда, когда научился это ценить. Мне больно… – он приложил руку к сердцу. – Я тридцать пять лет занимался какой-то фигней и сам этого не понимал. Какой, блин, ужас! Ты хотя бы меня понимаешь? О чем я говорю?

– Да ладно, Андрей, ты не такое говно, каким кажешься.

– Ой, какая ты добренькая, ты меня просто утешила!

– Правда в том, Андрей, что не каждый знает, что поделать со своей жизнью. Вот ты бы что сделал? С этого мгновения.

– Я бы… – и он замолчал. – Я бы… Да в этом все и дело. Я не знаю. Не могу загадывать больше, чем на день. Поехал бы с Катей в Черногорию. Нашел бы Маше врача. Черт! Ты не знаешь… Я влюбился, и у меня будет ребенок. От другой женщины.

– Ну, вот ты влюбился… – вкрадчиво произнесла Глаша. – И что? Что ты чувствуешь?

– Да что ты ко мне привязалась?! – вспылил Андрей. – Ты что, психолог? Что ты вообще тут делаешь? Откуда ты узнала, что я здесь?

– Обзвонила все гостиницы.

– Ага, конечно!

– Тебе хорошо быть влюбленным? – терзала его подруга.

– Да отстой это! Мне плохо. Хочу снова стать бесчувственным подонком.

Принесли бульон. От горячего его разморило, и Андрей заснул.

Проснувшись, обнаружил новую одежду, кроссовки, и Глашу, которая сидела в кресле и читала «ОК!».

– Одевайся, – велела она.

– Да пошла ты! – Андрей зажмурился и накрылся одеялом с головой.

– Это важно. – Она села на кровать, стянула с него одеяло и погладила по голове. – Пожалуйста. Ты не пожалеешь, поверь.

Андрей, чье сознание подчинялось кошмару в желудке и пульсирующей боли в голове, неожиданно для себя решил, что не может больше находиться в номере, где испытывает нечто похожее на боязнь замкнутого пространства, встал, пошатнулся, с трудом сдержал тошноту, оделся и молча поплелся за Глашей.

Они наняли такси и отправились на Петровку, в тихий приличный ресторанчик, где устроились на улице.

– Опохмелись, что ли, а то на тебя без слез нельзя смотреть, – посоветовала Глаша.

Андрей попросил водки.

– Где ты откопала этот свитер? – он с подозрением взглянул на свой черный джемпер с молодежным рисунком.

– Все «Дизель». Я думала, тебе понравится.

– Ну, ага! – кивнул Андрей. – Я выгляжу, как подписчик журнала «GQ».

– А ты разве не такой? – усмехнулась Даша.

Андрей задумался.

– Я… не такой, – произнес он в конце концов. – Ты что, не веришь, что люди меняются?

– А ты?

– Бл…! – выругался Панов. – Когда же я сдохну?! Глаша! Что тебе от меня нужно? А?

Принесли водку. После первой же рюмки ему стало веселее. Глаша больше не раздражала своими душеспасительными беседами.

– Привет, – послышался сзади мужской голос.

Андрей обернулся и увидел Германа.

«Сплю», – решил он.

– Садись, – пригласила Германа Глаша.

Брови Андрея полезли наверх.

– Я что-то пропустил? – поинтересовался он и налил себе еще водки.

Глаша с Германом сидели напротив него и с неподдельным интересом следили за тем, как Андрей пьет водку. Ради забавы он черпал ее чайной ложкой. Его собеседники молчали.

– Вы знакомы? – спросил Андрей только ради того, чтобы начать разговор.

– А ты как думаешь? – произнес мрачный Герман.

– Я вам не мешаю? – Андрей потянулся за черным хлебом, но Глаша хлопнула его по руке.

– Я начну, – сказала она. – Ты, Андрей, знаешь условия договора. Но ты не знаешь, что договор заключен с нарушениями, без соблюдения необходимых формальностей… хотя большого значения это не имеет. Мы не готовы судиться. Но после доверительного разговора с Германом и еще кое с кем мы пришли к выводу, что должны тебе помочь. Если ты, конечно, к этому готов.

– Ничего не понимаю, – признался Андрей.

– Он тупой, – отозвался Герман. – Я же тебе говорил, – повернулся он к Глаше.

– А ты кто вообще? – Андрей смотрел только на Глашу.

Она прикусила губу.

– Будем считать, что я твой ангел-хранитель.

– Ангел?! – воскликнул Андрей. – Твою мать, бабушка! Да что за чушь! Ты – ангел?

– А что? – Глаша, похоже, обиделась. – Почему нет-то? После того, как ты заключил сделку, я за тобой присматривала. Любой договор можно оспорить по ряду причин. К счастью, у нас эти причины есть. Так что…

– И что? – перебил Андрей. – Меня… – он покосился на Германа. – Отпустят?

– Не спеши, – Герман достал сигариллы с ванильным запахом.

– Я говорю, хорошо?! – рявкнула Глаша. – Ты его запутаешь, – пояснила она. – Андрей. Все действительно не так просто. Если ты готов расторгнуть договор, то тебе пойдут навстречу. На их условиях, – она кивком головы указала на Германа.

– И какие условия? – Андрея потянулся к водке, но Глаша отодвинула графин.

– А условия такие… – вступил Герман. – Ты остаешься в живых, но возвращаешься к тому, с чего мы начали.

Андрей в недоумении уставился на собеседника.

– Ты заключаешь сделку с твоим другом Сергеем и вкладываешь в нее все свои деньги.

– Что?

– Ты слышал.

– Я слышал, но не понял, – Андрей моргал глазами. – Зачем?

– Это будет честно, – вмешалась Глаша. – Вы аннулируете условия контракта, и ты возвращаешься на исходную позицию. Понимаешь?

– А Маша… Катя? Они будут?

– Конечно, будут! – успокоила его Глаша. – Никуда не денутся!

– П…ц… – расстроился Андрей.

– Я же тебе говорил! – обрадовался Герман и подмигнул Глаше. – Наш мальчик, наш…

«…у тебя есть шанс. Только вот мне кажется, ты не захочешь им воспользоваться… не отказывайся… бери не глядя, даже если будешь сомневаться…» – говорила ему Марианна.

Он не мог не глядя. Если это вообще тот самый шанс. Если это не сон. Не бред.

– Мне надо подумать, – сказал он.

– У тебя есть только двенадцать часов. В восемь утра ты должен принять решение, – заявил Герман.

– Почему двенадцать? – растерялся Панов.

– Ну, я пошел, – Герман отодвинул стул.

Глаша накрыла руку Андрея ладонью.

– Послушай…

– Ничего не хочу слушать. Извини. Ничего личного. Мне надо идти. Времени мало, – на одном дыхании выпалил Андрей и сбежал, опрокинув плетеное кресло.

На углу Столешникова и Малой Дмитровки он расхохотался.

Смех – это просто истерика? Защитная реакция? А не лекарство от всех болезней? Не эликсир жизни?

«Чушь…» – думал Панов.

Казалось, будто он на глазах становится прозрачным – вот исчезают пальцы на руке, локти, плечи…

Он не хотел умирать.

И он не намеревался так жить.

Третьего варианта не было – и это сводило его с ума.

Ребенок. Девушка. Потянет ли он все это на зарплату официанта или заправщика на бензоколонке?

Он видел много фильмов о большом счастье маленького человека, он когда-то читал Чехова, иногда мечтал о жизни где-нибудь в глуши, но все это были пустые хлопоты, игра контрастов, зарисовки с Марса.

Андрей был не настолько наивен, чтобы пообещать себе: «Я справлюсь». Он никогда не считал, что просто жить: дышать, просыпаться утром, ощущать холод, тепло, чье-то тело, вкусы, запахи – важно само по себе, без нюансов. Без разницы между «Бон Аквой» и «Эвианом», квартирой на Покровке и конурой в Бутове, вкусом горячих свежих крабов и привкусом синтетического салата из крабовых палочек.

Он сдохнет от такой жизни.

Лучше было бы жениться на Даше.

Но он не женился.

И тому есть причина.

Он не мог найти себя в этом большом мире. Как вампир, смотрелся в зеркало, не в силах увидеть собственное отражение. Он – существо, которое живет чужими мечтами, смотрит на мир чужими глазами, пьет чью-то кровь и не ощущает жизни в своих холодных руках.

К счастью, Катя была дома.

– Мать твою! – воскликнула она. – Что с тобой?

Катя, признаться, тоже выглядела не лучшим образом: непричесанная, в каких-то домашних одежках. Наверное, переживала. Делала что-нибудь женское: ела конфеты, смотрела фильмы о любви, слушала Шер.

Женская печаль всегда хорошо пахнет и выглядит симпатично. Мужская отдает бензином, тем сложным похмельным букетом, что производят на свет водка с пивом, и завершающей нотой нестираной одежды.

– Подожди! – Катя метнулась в ванную и вышла минут через десять свежая, с гладким конским хвостом на затылке, в нарядной майке.

Потный и разбитый Андрей валялся на диване.

– А ты бы хотела, чтобы я остался жив? – спросил он.

– Издеваешься? – нахмурилась она. – Конечно. Как ты можешь сомневаться?

– Я серьезно. Не просто жив, а с тобой. В твоей жизни. Хотела бы, чтобы я был твоим парнем? Единственным? На всю жизнь?

– Почему ты меня спрашиваешь? – Катя была очень серьезна.

– А почему ты не отвечаешь?!

– Андрей… – Она потянулась к бутылке с водой и выпила сразу много. – Ты хочешь ответа на определенный вопрос? Так задавай его.

– Кать, вопрос в том, стоит мне жить ради тебя? Стоп! Я объясню. Я не боюсь смерти. Но вот ты представь, что у меня есть шанс… остаться. Стоит мне им воспользоваться? И ради чего? Может, ради тебя?

Катя думала долго. Глаза, когда она подняла их на Андрея, были полны печали и сочувствия.

– Не знаю, Андрей, как я могу… сказать… Разве тебе пригодится мой совет? Я даже представить не могу такой постановки вопроса: жить ради кого-то… Знаешь, есть люди, очень здоровые, они говорят, что живут ради детей, или потому, что у них старенькие родители… И я знаю, что это хорошие, в общем-то, люди, но мне так их жаль, ведь они не знают вкуса своей собственной жизни. Они пустые. Я тебе могу сказать, что надо бороться в любом случае.

Андрей вздохнул.

– Ладно. Но я тебе нужен?

– Сейчас – да. Мне тебя не хватает. Но как я могу сказать – это просто секс или что-то большее? Я, наверное, живу ради того, чтобы это узнать, но я – не ты. Я бы очень хотела сказать тебе, что ты – все для меня, но боюсь тебя обмануть. То есть я боюсь себя обмануть, если честно.

– Ты не думаешь, что я сошел с ума? – уточнил Андрей.

– Поверь, это не имеет никакого значения. Мы все не в своем уме. Это нормально.

Андрей закрыл глаза.

– У меня ничего не осталось, – говорила Катя. – Ни работы. Ни мужчины. Я не знаю, как мне жить дальше. Но у меня есть будущее, на которое я могу надеяться. У меня есть горизонт. Все говорят, что надо жить настоящим, но это чушь, потому что мы без прошлого – пустое место, и бывает так, что только мечты, только наши надежды на то, что в будущем станет лучше, поддерживают нас на плаву. Тебе важно, кто ты здесь и сейчас, но ведь иногда, когда плохо, мы можем вообразить себя кем-то еще. Тем, кому хорошо.

Андрей ушел от нее за полночь.

– Я еще тебя увижу? – спросила она.

– Конечно, – он потрепал ее по щеке.

– Легче не стало?

– Пока не знаю.

Дома у Маши он сначала помылся, переоделся, а уже потом сел рядом с ней и положил руку ей на живот.

– Ты ничего не почувствуешь, – усмехнулась она.

– Я очень постараюсь, – пообещал он. – Маша, ты ведь понимаешь, что я был бы не очень хорошим отцом.

– Кто знает?

– Ну… Может так получиться, что у меня не будет для тебя денег. Ни капельки.

– Хреново.

– Эй! – Андрей встряхнул ее. – Ты меня слышишь?

– Слышу, конечно! – Маша повернулась к нему. – Андрей. Мне это по фигу. Честно. Ну… То есть было бы здорово, если бы деньги были. Но я, видимо, устала беспокоиться. О том, прилично ли я выгляжу. О том, престижная ли у меня работа. О том, волнуется ли мама. О том, сколько денег я отложила на черный день. Понимаешь? Я не хочу ни о чем волноваться. Я даже не могу ни о чем волноваться. У меня резерв беспокойства истощился. Не будет у тебя денег – я отниму у мамы ключи от дачи и буду жить там, а квартиру опять сдам. Главное – то, что у меня внутри происходит. И я не только ребенка имею в виду.

– Видимо, я один – тупой идиот, который ничего не понимает, – Андрей положил на колени диванную подушку и уткнулся в нее лицом. Это было самое безопасное положение на сегодняшний день.

– Я завидую тебе, – сказал он в подушку.

– Вот видишь! Вчера я завидовала тебе. Сегодня – ты мне. Так всегда и бывает. Все меняется.

Андрей лежал на диване и смотрел телевизор без звука. Маша принесла ромашковый чай.

– Я себя не узнаю, – сказала она. – Месяц назад я была другим человеком. Ты даже представить себе не можешь, что будет с тобой в следующее мгновение.

– Ага! – воскликнул Андрей, вскочив с дивана. – Маша, прости, но мне очень надо уйти!

– Чай выпей… – растерялась она.

Андрей схватил чай, опрокинул его внутрь, спалив небо, горло и желудок, рассовал по карманам документы и бросился ловить машину.

Не открывали очень долго. Наконец, дверь распахнулась, и заспанная Марианна появилась на пороге:

– Ты в своем уме?! – заорала она. – Я милицию вызову! Я убью Сидура! Ты пьян?! До утра подождать не мог?!

– Нет! – крикнул ей в лицо Андрей. – У меня есть время только до восьми часов!

– Придурок! – фыркнула Марианна. – Что тебе надо?

– Почему я должен воспользоваться этим шансом? А если я не хочу?

Марианна долго на него смотрела.

– Очень большой соблазн послать тебя на х… – сообщила она.

– Поверь мне…

– Ладно! Заходи.

Без косметики гадалка выглядела не менее странно. Бело-желтый халат в крупных рюшах со шлейфом смотрелся пародией на дворцовые наряды. Кожа блестела от жирного крема.

– Ты меня прямо вывел из себя, честное слово, – сказала она, залпом опустошив пузырек с боярышником. – Хочешь? – предложила она ему другой такой же флакон.

– Давай! – Андрей немного развеселился.

Пузырьков с настойками в шкафу было много.

– На здоровье! – пожелала Марианна, чокаясь бутылочкой.

Пока Андрей корчился от горького и крепкого боярышника, Марианна закурила сигарету с золотым ободком и сказала:

– Я знаю лишь то, что ты будешь очень сильно жалеть, если не воспользуешься этим шансом. Я не ясновидящая. Не медиум. У меня есть контакт и озарения. Я не знаю твои мысли, но я ощущаю твои чувства.

– Мои чувства…

– Да. Я как фильтр. Ты видишь все вместе, а я могу отделить плохое от хорошего. Интуиция. Но это только слова. Я могу ошибаться.

– То есть…

– То есть никто не скажет тебе, что делать. В любом деле есть погрешности. В моем особенно. Это как лотерея. Так что зря ты сюда приперся и разбудил меня среди ночи.

– Может, еще по боярышнику? – взмолился Андрей.

– Да ради бога.

Андрей ушел от нее в половине второго ночи. Мог снять номер в гостинице, но почему-то отказался от такой мысли. Вместо этого поехал к Славе и заснул в баре, в комнате для персонала, на коротком и жестком диване.

Будильник в телефоне разбудил его в половине шестого.

Слава сидел на табуретке и смотрел на него.

– Прости… – проскрипел Андрей.

– У тебя проблемы? – поинтересовался Якут.

– Даже и не знаю, – Андрей пожал плечами. – Что выбрать – легкую добровольную смерть или жизнь, в которой я не вижу смысла?

– Андрюха, вот положа руку на сердце… – для убедительности Слава накрыл грудь ладонью. – Ты мудак мудаком.

– Да. Я – это он, – согласился Андрей. – Только решение мне надо принять через два с половиной часа.

– Пойдем, – велел Слава и потащил Андрея в зал.

Им принесли кофе.

– Я размусоливать не люблю, поэтому скажу просто: смерть – это окончательно. А депрессия может пройти. Врубаешься?

– Ага.

– Ну, тогда я тебя отвезу, – пообещал Слава.

Он вез его со скоростью двести километров в час. Один раз они даже удирали от погони.

Было и страшно, и прекрасно.

Это Андрей и ответил Якуту на вопрос: «Ну, как тебе?»

– Вот и жизнь такая же, – заявил Слава, натянул шлем и уехал.

Андрея его слова оставили совершенно безразличным.

Глава 19

– Ты просто хорошо подумай над тем, что если тебе все надоест… а тебе надоест, ты уж поверь… то самоубийство – ворота в ад.

– Андрей, в чем-то он прав. Ты уверен? Я-то с тобой, ты же понимаешь, но ты хорошо подумал?

– Глаша, а какой смысл задавать мне все эти вопросы, если на раздумья у меня было всего двенадцать часов? У меня что, есть дополнительное время?

– Нет! – крикнул Герман.

– Не надо так орать! – рявкнула Глаша.

– Друзья мои! – прервал их Андрей. – Я принял решение. Это все.

Он положил на стол деньги, допил кофе и покинул ресторан.

В груди, изнутри, чесалось. Хотелось засунуть туда руку и разодрать там все ногтями.

Это было самое бессмысленное решение в его жизни. Но оно было сильнее его – на ногах будто появились гири, которые тянули его к земле – и как бы он ни сучил ручками, ни извивался, работал неумолимый закон притяжения.

Жизнь оказалась сильнее его, Андрея.

Он присел на лавочку возле часовни, что в Столешниковом переулке. Напротив него грелся на солнышке господин в сером костюме и ослепительных часах.

Слева старушка в драной шляпке с бантом жевала гамбургер, а вокруг нее выплясывала плешивая собачка.

Андрей же сидел, не в силах пошевелиться, контуженный неожиданным прозрением: не он управляет своей жизнью, а жизнь управляет им, Андреем Пановым, тридцати пяти лет от роду.

Он столько лет пытался все держать под контролем, обо всем беспокоился, был напряжен, как палец самоубийцы, придавивший курок… и никогда не верил в судьбу, в Божий промысел, в случай, в совпадения.

Он не смог ничего поделать. До последнего мгновения не знал, что скажет своему демону.

И почему-то совсем не хотелось думать обо всем этом. Хотелось заниматься чем-то простым, человеческим. Помыться.

Хотя ведь он теперь бездомный, так что нужно отвыкать от таких излишеств, как ежедневная ванна.

И вдруг Андрей понял, что следует сделать именно сейчас. Что он хочет сделать.

Он взял такси и поехал за город к родителям.

– Папа, я теперь вроде как безработный, – сообщил Андрей после душа.

Мачеха, Вера, кормила его домашними котлетами из курицы.

– А что случилось? – поинтересовался отец.

Неожиданно для самого себя Андрей ответил:

– Нервный срыв.

– Я сейчас кое-что скажу, а ты, пожалуйста, не обижайся! – вмешалась Вера и поцеловала Андрея в макушку. – Я же говорила! – воскликнула она, воздев руки.

– Вера… – смутился отец.

– Андрей, какое счастье, что у тебя нервный срыв! – продолжала Вера. – А то ты стал совсем… как чужой.

Отец не без тревоги смотрел на Андрея. Наверное, ему хотелось узнать, что же сын будет делать, но он не хотел давить, боялся, что вопросы прозвучат как требования.

– Я не знаю пока, чем займусь, – сказал Андрей. – Надо подумать.

Думать, правда, не было никакого желания. Хотелось отдыхать в комнате для гостей, смотреть телевизор, курить в окно… а, может, и вовсе бросить курить… слушать шорохи в саду и воровать по ночам из холодильника сосиски.

Первый раз в жизни у него не было плана действий.

В пять утра Андрей проснулся от тревоги, которая ныла где-то между желудком и сердцем, сбегал за сигаретами, нарочно оставленными им в машине – чтобы курить поменьше, и выкурил две, на улице, завернувшись в одеяло. Голые ноги в тапках, правда, все равно мерзли и отвлекали от рассуждений о том, что же ему предстоит и как с этим справиться.

Когда Андрей был маленький, он очень любил отца. Потом он им восхищался. Чуть позже – немного ненавидел, но это было сразу после развода мамы с папой.

А потом стал ему завидовать.

И, наконец, почти не мог выносить его присутствия, так как сам себе казался глупым и ничтожным человечком.

Он помнил отца Богом. Теперь он будет Богом своему ребенку – это единственная возможность обрести истинное величие.

Богатство, слава, власть – все это ввергает человечество в трепет и искушение, но это не защита. Люди возненавидят тебя за то же, за что любили, и нет гарантии, что ты справишься с массовым разочарованием и гневом. Толпа непостоянна.

Любовь одного человека – такого, что готов принять не только твою видимую сторону, но и то, что ты тайно скрываешь, твоего темного спутника, – стоит всего мира.

Жизнь Андрея сузилась до одного дня, одного часа, до теплой руки мачехи, которая треплет его волосы, до полуулыбки отца, чей взгляд полон умиротворения, до воспоминаний о горячих поцелуях Кати, которые заводили его даже в качестве фантомов, до мысли о том, что в животе Маши у его ребенка растут ручки и ножки, до запаха желтого листа на яблоне, до тоненького, пыльного луча солнца.

Это была жизнь. Настоящая.

Возможно, ему захочется получить много денег. Он будет переживать, горевать… когда-нибудь он потеряет близких. Его ребенок принесет ему множество волнений и разочарований. Он может расстаться с любимой. Но воспоминания, запахи, ощущение под ногами теплой земли, на которой выросла сочная зеленая трава, всегда будут с ним.

Уговорить совет директоров было не очень сложно. Он знал, что делать. И если в той жизни его козырем можно было назвать авторитет генерального директора, то сейчас его тузом были полтора миллиона собственных денег, которые он готовился потерять. Он был так спокоен и убедителен, что ему почти сразу поверили. Андрей сказал, что хочет обеспечить семью.

Сергей, конечно, сконфузился и даже попробовал избежать сделки, но Андрей клялся, что это не подвох, не ловушка – и тот поверил. Может, Сереже было стыдно. Может, он держал его за дурака. Может, просто очень хотел заработать. Неважно.

Откровенно говоря, Андрей рассчитывал на чудо. Вдруг все сложится так, что его не обманут. Но чуда не произошло.

Он обнищал, и его возненавидели с такой силой, что даже пришлось уехать. Отец одолжил денег на скромную поездку в крымскую деревню. Без моря. В горах.

Каждый день Андрей выходил на выжженные солнцем холмы, брал с собой воду в бутылке, узбекскую лепешку и часами смотрел на долину, на небо, на маленькие сиреневые цветочки.

Он торчал там до середины ноября. Ездил в поселок, на почту – звонил близким. Мобильный он оставил в Москве.

Хотелось так жить вечно.

Но как-то раз прохладным осенним утром он проснулся и понял, что эта жизнь стала ему тесна. Он соскучился по шуму больших городов. По суете больших дорог. По тем, кого оставил в мире, которого словно и не существовало.

И еще очень хотелось калифорнийских роллов.

Андрей попрощался с хозяйкой, помыл мотоцикл и отправился в путь.

Самое странное, что первым же человеком, которого он встретил в городе, была Алина.

Он покупал сигареты, а она шла по улице с пакетами магазина «Джеймс».

Андрей смотрел на нее с искренним недоумением – он уже разучился понимать, как это люди ходят по дорогим бутикам, тратят тысячи долларов на отрезки материи. Это все вернется, но позже. Сейчас он был чист и светел.

– Андрей? – насторожилась Алина.

– Привет! – улыбнулся он.

У него не получалось на нее злиться. Хотел бы, но не получалось. Алина, с ее вульгарными фантазиями, с пошлой одержимостью всем материальным, с ее ущербной системой координат, казалась ему до крайности уродливым представителем Альфа-Центавры, который, несмотря на длинный слизистый хвост и три головы с рогами, тщился произвести благоприятное впечатление на перепуганных жителей планеты Земля. Все бы ничего, но у представителя Альфа-Центавры под мышкой застряла ядерная боеголовка.

– Хорошо выглядишь, – сообщила Алина. – Похудел, загорел.

– Да ладно тебе! От меня, наверное, разит, как от бомжа!

Алина скорчила мину, словно попыталась улыбнуться.

– Как дела? – поинтересовалась она.

– Все отлично.

– Я слышала… Сережа рассказывал…

– Алина… – с упреком произнес Андрей.

– Где ты живешь? – она разумно сменила тему.

– Пока нигде. Только что приехал в город. Можно у тебя перекантоваться?

На ботоксном лице Алины отразился такой ужас, что Панов поспешил ее уверить в том, что пошутил.

– Ну, а ты как? Встречаешься с Серегой? – спросил он.

– Ой… – отмахнулась Алина. – Этот твой Сережа, скажу я тебе!.. Ты не представляешь! У меня такой мужик! Ну, он немножко женат, но кто сейчас не женат? Зато он с лету купил мне дом на Новой Риге, мы с ним ездили в Вегас… Он проиграл триста пятьдесят тысяч, – прошептала она. – Нормально?

– Нет, – покачал головой Андрей. – Это совершенно ненормально. Ладно, я поеду.

Не попрощавшись, он повернулся к ней спиной и направился к мотоциклу, возле которого уже собрались нахальные подростки.

Маша заморочила ему голову беременными новостями: анализами, их стоимостью (грабеж!), советами врача, цветной фотографией ребенка, на которой Андрей с трудом разглядел нечто, похожее на голову, радостным известием, что эта штука на семьдесят процентов девочка…

Андрей не понял своих чувств, но радостное безумие Маши оказалось скорее симпатичным, хоть и малость утомительным.

– Мама закатила такую сцену! – Маша скорчила рожицу. – Сопли, слезы, вся фигня. Она, мол, мне всю жизнь отдала и так далее.

– А ты?

– Она еще говорила, что не для того меня воспитала, чтобы я рожала без мужа, и что я никому-то теперь не нужна, кроме нее, а я ответила, что это гребаный шантаж, что она сводит меня с ума, и я не могу так, потому что это издевательство. Что мне нужен воздух.

– А она?

– Что она? Она разрыдалась и сказала, что воспитала чудовище. Звонит мне теперь каждый день по десять раз. Ничего, привыкнет. Психотерапевт сказала, что она не может от меня отделиться.

– Ты ходишь к психотерапевту? – удивился Андрей.

– Все ходят к психотерапевту.

Катя заставила его ждать сорок минут, после чего не дала вставить и слова: сообщила, что вместе с подругой теперь устраивает праздники, у нее куча дел, она уже заработала денег, и он может жить у нее – она потянет.

– Тебе нужны деньги? – спросила она.

Андрей расхохотался.

– Нужны, – признался он.

– Я тебе помогу, – пообещала она.

Все было так просто!

Есть женщина, которая хочет заботиться о нем, пока он не встанет на ноги. Другая женщина растит его ребенка и сама о себе заботится.

А он живет в доме у своих родителей, которые кормят его, поят и дают денег на бензин.

Ему тридцать пять лет, и он зависит от других людей. Это здорово, хоть и временно.

Андрей добрался до дома, бросил во дворе мотоцикл, подключил, наконец, телефон к розетке и устроился во дворе, чтобы поймать последние лучи низкого осеннего солнца.

Он не был счастлив. Пока. Но он спокоен – и для него это уже много.

Когда, наконец, не без опаски Андрей посмотрел входящие звонки и сообщания, то обнаружил письмо от Сидура: «Андрей, ты скот – ответь же, гад, на звонок, бога ради! Я тут решил открыть издательство: начнем с моих книг, еще парочка авторов уже на мази – причем не абы кто, а с тиражами под сто тысяч. Мне нужен менеджер или генеральный директор, как там правильно? Ты готов? Или что там с тобой, в астрал ушел?»

Андрей отправил сообщение: «Готов. Завтра позвоню» – и пошел встречать Катю, которая заплутала где-то на подъезде к деревне.

Он обещал ей костер, шашлык из палтуса, креветки-гриль, глинтвейн, секс и доступ в Интернет. Это все, что он мог обещать ей сегодня, но отчего-то этого было так много, что он чувствовал себя полным до самой макушки. Как будто он был не одним человеком, а двумя.