52

Январь 1947 года. Антарктика. Южный океан.

Борт флагманского авианосца «Флорида».

Снились адмиралу излучина озера, ковер из густой травы на склоне холма и ранчо на плоской вершине его. То самое ранчо, в которое еще несколько часов тому Брэд мечтательно стремился заманить прекраснейшую из женщин, которых ему пришлось познавать за свою далеко не бурную любовную жизнь полярного бродяги и военного моряка.

Чем ближе он подходил к этому ранчо — с якорем у ворот и корабельной рындой на невысокой мачте, — тем склон становился круче и вязче, и Роберт Брэд словно бы врастал в него, чувствуя, что каждый последующий шаг дается ему все труднее и труднее.

И лишь когда у ворот восстал и небытия образ некоей женщины в белом полушубке, командующий эскадрой как-то странно рванулся, словно и в самом деле пытался вырваться из трясины, и увидел у своей постели… швейцарскую журналистку.

— Вы, Фройнштаг? — едва слышно проговорил он, сонно уставившись на женщину.

— Верная примета, мой адмирал: если вам снится что-то ужасное, значит, где-то рядом появилась Фройнштаг.

Казалось бы, эти слова должны были убедить адмирала, что явление Лилии — уже не сон, тем не менее тянулся к ней настолько осторожно и неуверенно, словно опасался, что женщина вот-вот растворится во сумеречном свете каюты.

— Идите ко мне, — еще тише произнес он, садясь в постели, однако, на шаг отступив от него, Фройнштаг жестко произнесла:

— С любовными делами нашими, адмирал, мы уже все выяснили.

— Тогда почему?.. — начал он было, однако женщина не позволила ему договорить.

— Там самолет, сэр. Кэптен Вордан не хотел нарушать ваш сон, однако я считаю, что обстоятельства требуют подобной жертвы.

— Какой еще самолет?

— Тот самый, германский. Штурмовик. И пилот уже вышел на связь.

— Пилот? — сонно поморщился адмирал. За последние несколько суток он чертовски устал, и теперь ему не хватало еще хотя бы двух часов, чтобы окончательно восстановить форму.

— Да-да, пилот. Тот самый, что сопровождал нас от базы «Адмирал-Форт» до космодрома Страны Атлантов. Он улетел куда-то в сторону океана, давая нам несколько минут на размышление. Уж не пьяны ли вы адмирал?! — сдали у журналистки нервы.

— Убедительно трезв, мэм. Но как он здесь оказался, этот пилот, якорь ему в глотку?

В ту же минуту они услышали гул авиамотора. Адмиралу нетрудно было установить, что самолет шел над эскадрой, прямо по ее курсу.

— Чего он добивается?

— Хочет сдаться.

— Сдаться?! Мы с Рейх-Атлантидой не воюем. Если же он будет сдаваться, как пилот гитлеровского рейха, то его следует предать суду как офицера, не подчинившегося приказу высшего командования о капитуляции.

— Да ему безразлично, поскольку он уже принял решение не возвращаться в подземелье Рейх-Атлантиды.

— А вот нам небезразлично, мэм. Я не хочу, чтобы эскадра еще раз подверглась нашествию дисколетов и прочей германской авиации. Вот почему мы не будем брать его в плен.

Дверь открылась, и в проеме ее возник адъютант командующего. Он был взволнован.

— Обер-лейтенант Ридберг вновь просит разрешить ему посадку на борт авианосца, сэр.

— Это невозможно, — почти прорычал адмирал. — Вслед за ним здесь появится целая эскадра всевозможных дисков и командование германцев, а может, и атлантов потребует вернуть им самолет и пилота.

— В таком случае упростим задачу, — молвила Фройнштаг, выходя из каюты вслед за командующим. — Он не будет сдаваться в плен, а попросит политического убежища. Или просто попросит доставить его до ближайшего цивилизованного берега в роли пассажира. А самолет мы позволим германцам забрать.

Услышав это, Брэд взглянул на журналистку, как на сумасшедшую.

— Я понимаю, Фройнштаг, что вам не терпится устроить себе на авианосце свидание со своим земляком…

— Сейчас не время для шуток, — отрубила журналистка. — Особенно трюмных.

— Ну а если говорить серьезно, то ни германцы, ни, тем более, атланты, не захотят, чтобы этот дезертир раскрывал потом на допросах в контрразведке все секреты и тайны Внутреннего Мира, а главное, его координаты. Им не нужен болтун, — объяснял Брэд, взбегая по трапу на командный пункт, — которого завтра вся пресса Штатов будет воспринимать, как инопланетянина, и который станет зарабатывать себе на хлеб, раздавая интервью.

— Говорит обер-лейтенант Ридберг, — услышала Фройнштаг уже знакомый голос «Рейна-один», когда вахтенный офицер включил громкую связь. — Прошу разрешения на посадку. Прошу разрешения на посадку!

— Здесь адмирал Брэд, командующий Полярной эскадрой, — последовал ответ по-английски.

— Приветствую вас, адмирал, но, пожалуйста, перейдите на германский. У вас есть переводчик — фрау Фройнштаг. Кстати, она рядом с вами? — с надеждой спросил пилот.

— Рядом! — прокричала журналистка в микрофон, находившийся в руке адмирала.

Как бы не пытался сейчас этот беглый летчик объяснять свой прилет и свою просьбу о пристанище, Фройнштаг прекрасно понимала, что в этом его дезертирстве без всякого там «шерше ля фам», рано или поздно «обнаружится женщина». И в какой-то степени уже чувствовала себя виновной в этой драме, хотя, как ей казалось, и не давала пилоту никакого повода и никаких надежд. В то же время, само ее присутствие сейчас на командном пункте уже было мощной поддержкой Ридберга, поскольку она, офицер ОС, была единственным человеком, на помощь которого он мог рассчитывать.

— Мы не можем разрешить вашу посадку на борт, — отвечал тем временем командующий, переходя на свой неуклюжий германский. Словарный запас у него сложился немалый, но произношение… — Это будет истолковано командованием «Базы-211», как нарушение обязательств, принятых нами на переговорах с Повелителем Страны Атлантов и адмиралом фон Готтом. Здесь появятся дисколеты Рейх-Атлантиды и потребуют вернуть им самолет вместе с вами.

— Командование решит, что я потерпел аварию и погиб где-то во льдах Антарктиды или в прибрежных водах.

— Это будет всего лишь одной из версий, — заметил адмирал, наблюдая, как штурмовик разворачивается над равнинным прибрежьем какого-то безымянного залива. — Но она не станет основной, поскольку у берегов Антарктиды все еще пребывает наша эскадра, а ваш напарник слышал ваши переговоры с госпожой Фройнштаг.

Пилот на какое-то время умолк и это заставило адмирала вопросительно взглянуть сначала на кэптена Вордана, а затем на Фройнштаг.

— Согласен с вашим мнением, сэр, — невозмутимо пожал плечами командир авианосца. — Мы должны быть крайне осмотрительны. И потом, что ему мешало взять курс на Африку или на Огненную Землю?

— Эти маршруты могут быть под контролем патрульных дисколетов, мы же находимся сейчас в такой зоне и на таком расстоянии от «Базы-211», что служба безопасности исключает уход пилотов в этом направлении.

Кэптен пытался как-то возразить Фройнштаг, но в это время в эфире вновь возник голос обер-лейтенанта Ридберга:

— Господин адмирал, все, кто слышит меня на судах эскадры, Горючее в баках самолета на исходе. Ни вернуться на свою базу, ни дотянуть до ближайшего обитаемого острова я уже не смогу! Если я посажу самолет на материке, то погибну. Связи с базой у меня нет, слишком большое расстояние.

Теперь уже командир авианосца напряженно всматривался в откровенно растерянное лицо командующего эскадрой. Фройнштаг чувствовала, что он готов разрешить германцу посадку на палубу «Флориды», однако не может решиться на это без согласия адмирала.

— Нужно разрешить ему посадку, мой адмирал, — сквозь зубы процедила Лилия. — Не забывайте, что на борту эскадры находится еще несколько журналистов. Кроме того, свидетелями гибели пилота станут несколько сотен боевых моряков.

— Не шантажируйте меня, Фройнштаг.

Кэптен не владел германским, поэтому он попросил Фройнштаг:

— Спросите его, садился ли он когда-либо на авианосцы.

— Не садился! — прокричал пилот, услышав перевод журналистки. — Но сяду, у меня достаточный опыт посадки в антарктических условиях.

— Уверены?

— У меня нет выбора!

— Верно, нет, — признала Фройнштаг. — Пора решаться, господин адмирал.

— Парашют у вас, надеюсь, с собой? — спросил командующий.

— Прикажете прыгать в ледяную воду?

— Не обязательно, — проговорил адмирал, растягивая слова, но договорить пилот ему не дал.

— Все, я захожу на посадку, — прокричал он. — Если с первого захода не получиться, есть шанс повторить заход.

— Посадите самолет на любую прибрежную равнину или прыгайте неподалеку от берега. Тогда у нас будет доказательство того, что мы подобрали пилота, попросившего о помощи и потерпевшего аварию.

— Слушайте меня, обер-лейтенант, — буквально вырвала Лилия микрофон из руки адмирала — С вами говорит гауптштурмфюрер Фройнштаг. Выполняйте требование адмирала Речь идет о безопасности всей эскадры. Поэтому еще раз запросите помощи, и приземляйтесь на ледовое поле или прыгайте. Не исключено, что где-то рядом шляется дисколет космического патруля, или как он там у вас называется. Он может зафиксировать вашу посадку на борт авианосца, и тогда это будет расценено, как угон самолета. Вы слышите меня, Ридберг?

— Слышу, гауптштурмфюрер! И верю вам.

— Попробовали бы не поверить! — шутливо подбодрила его Фройнштаг, чувствуя себя в ответе за того, кого так неожиданно и помимо своей воли «приручила».

— Вам я верю, как никому другому.

— Обойдемся без объяснений, обер-лейтенант, — предупредила его Лилия: — Мы подгоним ледокол к паковому льду и высадим десант. На борту есть журналисты. Мы гарантируем, что вы будете спасены. Ваше решение?

Небольшая заминка, и в динамике вновь послышался голос пилота:

— Я развернулся. Прямо по курсу эскадры вижу снежную равнину В миле от вашего ледокола и приблизительно в двух милях от берега. Сбавляю скорость, снижаюсь и сажусь на сани.

— Как только сядете, выходите на связь и укажите свои координаты.

— Есть, выйти на связь, гауптштурмфюрер.

— Не буду отвлекать вас, лучший из асов Германии. Счастливого приземления.

Вернув микрофон адмиралу, она игриво повела кончиком языка по верхней губе, и на лице ее вырисовалась хитроватая ужимка девчушки, которая основательно нашкодничала, однако уверена, что это ей простится.

— Вы ведь именно так хотели распорядиться судьбой этого несчастного германского пилота, которого силой приказа загнали в подземелья Антарктиды, мой адмирал?

— Будем считать это лучшим из возможных вариантов, — проворчал Брэд, и журналистка заметила, как побледнела его переносица — верный признак того, что адмирал недоволен ее поведением. Уж она-то успела изучить весь набор выражений его лица.

— А главное, что авторство его принадлежит вам.

— Теперь это уже не важно.

— В таком случае господину кэптену стоит поднять в воздух свой спасательный полярный самолетик и позаботиться о судьбе терпящего катастрофу пилота. Причем самолетик германца лучше засыпать снегом, чтобы его как можно дольше разыскивали, а мы подождем развязки еще одной антарктической драмы. На всякий случай, следует подогнать к берегу.

Пока командир «Флориды» связывался с командиром авиаотряда полковником Колдуэном и командиром ледокола, Фройнштаг поставила условие адмиралу:

— Сразу же после появления германца на борту авианосца, он в течение часа будет находиться в моем распоряжении.

— Само собой разумеется, — кисловато ухмыльнулся адмирал.

— Не для любовных утех, доктор Брэд, не для любовных…

— Хотелось бы верить.

— Меня интересует все, что касается «Базы-211» и этой их Рейх-Атлантиды, зародыша Четвертого рейха. Для меня это принципиально важно.

— В Америке это будет интересовать многих, — хитровато улыбнулся адмирал. Он явно был доволен тем, что история с бегством пилота завершается таким вот, относительно безопасным способом.

— В том-то и дело, что он останется в Америке, и там будут потрошить его, как им заблагорассудится. Но к тому времени все самое интересное и важное уже найдет свое отражение в моей книге. Вот почему я прошу всего лишь час. Но сразу же после того, как обер-лейтенант ступит на борт.

— А если эта встреча случится завтра? Какое это имеет значение.

— Для журналиста — имеет. Право первому получить информацию — это как право первой брачной ночи.

— Потрясающее сравнение.