Глава тринадцатая

ГИДРИЙ

Стоило только старшему матросу, мистеру Леви, потянуть носом в сторону устья пещеры, как широкая улыбка осветила его лицо.

— Мистер Круз, — сказал он, — для меня этот запах дороже золота.

Я тоже улыбался, и в первую очередь от облегчения. Было бы ужасно, если бы я ошибся и привел их всего лишь к дереву манго с особо пахучими плодами и к змеиному гнезду.

Мы на четвереньках заползли в пещеру, он и я, водя фонариками по стенкам и ища место, где выходит газ. Шипение было громким и постоянным, и я удивлялся, как тогда не услышал его раньше, несмотря на завывания ветра. Когда мы забрались поглубже, я почувствовал, что от запаха меня слегка подташнивает. Гидрий вытеснил почти весь воздух. Не хватало кислорода для дыхания. Свод пещеры косо снижался и заканчивался глухой стеной.

— Вот она. — Мистер Леви направил луч фонарика на заднюю стенку. Я разглядел узкую трещину в камне. Я был ближе и подполз к ней. Прижав к трещине руку, я почувствовал напор выходящего гидрия, прорывавшегося из-под океанского дна.

— Мы сможем пристроить сюда переходную муфту, — сказал мистер Леви, — а к ней подсоединить резиновый шланг.

Он снял с пояса небольшой мешочек из пленки, такой же, из какой были сделаны газовые отсеки. Он поднес мешок к расселине, тот быстро наполнился, и мистер Леви зажал его устье в кулаке. Мы начали неуклюже пятиться из пещеры. Капитан Уолкен с мистером Райдо ждали снаружи. Я глубоко дышал, радуясь, что опять оказался на открытом месте.

— Лучший гидриум, какой мне когда-либо доводилось нюхать, сэр, — объявил мистер Леви. Мешочек из пленки рвался из его руки в небо. Мистер Леви отпустил его, и тот взвился между деревьями, как ракета. Он раскрылся, выпуская гидриум в воздух, и упал прямо в руку старшего матроса.

— Он чище, чем тот, что выходит с очистительных заводов Лайонсгейт-Сити.

— Отлично, мистер Круз, — сказал капитан. — Снова отлично.

— По моим прикидкам, до корабля три километра, — вступил мистер Райдо, ухитряясь хмуриться, несмотря на добрые вести. — Нам понадобятся все шланги.

— День уже потерян, — сказал капитан Уолкен. — Будем работать ночью, ставить заплаты, а с рассветом надо быть готовыми тянуть газопровод. — Я кивал и улыбался.

Они не будут убивать корабль.

Он полетит снова.

Новость разлетелась по кораблю быстрее, чем гидрий по воздуху. Я вошел в кают-компанию, собираясь наскоро пообедать и снова идти на вахту, и все вдруг встали.

— Ура мистеру Крузу! — провозгласил один из механиков.

Дюжины стаканов поднялись в воздух.

— Мистеру Крузу, лучшему из юнг!

— Нашему мистеру Крузу, который легче воздуха!

Я не знал, что сказать, и просто улыбался, уставясь в стол и мечтая, чтобы они поставили свои стаканы и занялись едой.

Шеф-повар Влад вышел из камбуза с дымящейся тарелкой, на которой громоздились копченая мускусная утка, печеный картофель и спаржа, и поставил ее передо мной.

— Ваше любимое, мистер Круз.

— Как вы узнали?

Он, казалось, был оскорблен.

— А вы не подумали, что я наблюдаю за людьми, когда они едят приготовленную мной еду? Я шеф-повар! Я могу назвать любимое блюдо любого в этой комнате!

— Спасибо, мистер Влад, — сказал я. — Спасибо огромное.

— Я так понимаю, что вы спасли этот корабль, — сказал шеф. — На самом деле я должен был бы сердиться. Я мог бы жить здесь, готовя рыбу для всех этих людей. Это было бы изумительно!

— Мы можем оставить вас тут, мистер Влад! — крикнул кто-то из ребят.

— А кто же будет готовить вам, придурки! — Мистер Влад взглянул на меня и улыбнулся. — Ты славный мальчик, мистер Круз. Ты знаешь толк в еде, не то что некоторые болваны из сидящих здесь.

Я принялся за обед и не могу припомнить, чтобы когда-нибудь я так наслаждался едой. Будто я никогда раньше ничего такого не пробовал. Великолепные пряные ароматы щекотали ноздри, и, по мере того как мой желудок заполнялся, по телу разливалось потрясающее чувство умиротворенности. Со всеми этими приключениями в лесу я ни разу не ел. Я сделал паузу и глубоко вздохнул. Голова кружилась. Хромой облачный кот, скользящий по деревьям, шторм, швыряющий ветки в небо, изувеченный корабль…

Я так старался держаться все эти дни, а теперь почувствовал, что начинаю дрожать, и мне захотелось закричать. Я действительно совсем расклеился. Этот остров доконал меня.

Но теперь у нас есть гидрий, а с гидрием мы сможем улететь отсюда.

Все опять должно быть хорошо.

Я падал.

Я был влажным скользким комком костей и шерсти; я был в небе — и падал. Я знал, что должен лететь; знал, что предназначен для этого. Но крылья мои почти не раскрылись. Я пытаюсь взмахнуть ими, но я такой слабый, мне не взмыть обратно, не набрать утраченной высоты. Почему я не могу сделать это? Каждая клеточка моего тела создана для этого, почему же я не могу?

Крылья мои неподвижны.

Навстречу летит земля.

Я пробудился от своего пахнущего манго кошмара. Было уже темно. С ужасом я увидел, что еще только чуть больше двух. Я пытался приманить к себе сон, но он лишь тряхнул черными кудрями и не стал возвращаться. Несмотря на все хорошие новости, мой мысленный горизонт грозила заслонить грозовая туча паники. Если я останусь лежать в постели, закрыв глаза и мучаясь, она меня накроет.

Тихонько, чтобы не разбудить База, я вылез из койки и оделся. Закрыв за собой дверь, я выскользнул наружу, на килевой мостик. Одна из причин, почему мне нравились ночи на борту «Авроры», — это то, что корабль никогда по-настоящему не спит. Рядом всегда есть кто-то из команды, ночная вахта матросов работает на осевом мостике и в шахтах, машинисты копаются в моторных отсеках. На мостике на капитана и офицеров падает насыщенный оранжевый свет от пультов управления. За иллюминаторами тьма, но мы летим навстречу рассвету. Пекари и повара уже давно встали, готовят первую на этот день еду. Прислушайся — и услышишь шаги; вдохни — и почувствуешь божественный аромат пекущегося хлеба. От всего этого мне всегда становилось легче.

Даже в воздухе сон временами не шел ко мне, но все-таки там я никогда не паниковал. Мне нравилось читать, лежа в койке, или просто мечтать, радуясь тому, что я несусь сквозь ночь. А иногда я делал то, что собирался сделать сейчас.

Я пробрался в пассажирский отсек, поднялся по главной лестнице на А-палубу и проскользнул через темный опустевший салон и гостиную к кинозалу. Открыв дверь ключом из своей связки, я прошел в будку киномеханика, поставил на проектор первую катушку с фильмом и включил мощную вольфрамовую лампу. Потом нажал на кнопку, и занавес перед экраном пополз вверх. Когда лампа нагрелась, я включил аппарат и поспешил в зал, чтобы усесться в обитое красным бархатом кресло.

Мы с Базом порой делали так, когда не могли уснуть, когда голова шла кругом от множества ночных вахт или когда были слишком возбуждены после отлета из какого-нибудь экзотического порта. Мы запускали ленту и сидели рядышком посреди пустого зала, и кино отвлекало нас. А иногда я приходил один. Когда фильм начинается, да еще если он хороший, ты как бы забываешь, один ты или нет. В зале пахло духами, сигарами и жареным миндалем.

«Гильгамеш». Этого фильма я еще не видел, но, судя по множеству катушек в коробке, это замечательно длинная картина. Братья Люмьер всегда делают хорошее кино. Свет заплясал на экране, и, как всегда, фильм захватил меня. Там было существо по имени Энкиду, получеловек-полузверь, прилетевшее с небес, и жестокий король Гильгамеш позавидовал его власти над людьми и животными и захотел убить его. Я сидел как пришитый, вставал, только чтобы поменять катушку в проекторе. Бегом бежал в будку, сдергивал старую, торопливо заправлял новую и спешил назад, на свое место. Ближе к концу фильма Энкиду отправляется в город, чтобы бросить вызов Гильгамешу, и они начинают драться на верхушке городской башни.

Сердце мое колотилось, руки вцепились в подлокотники, я подался к экрану. Башня была ужасно высокая, и еще налетел страшный ураган и гнал по небу облака, и было почти похоже, что герои летят. Они бились все ближе и ближе к краю башни, сверкали молнии, гремел гром, и Гильгамеш поскользнулся. И упал.

Я вскрикнул от неожиданности.

Гильгамеш падал так медленно, раскинув руки, прямо с края башни в облака, но Энкиду как-то ухитрился поймать его. Он схватил его за руку и был такой сильный, что сумел втащить его обратно на башню.

Конца картины я не увидел. Я рыдал в темноте.

Мой отец тоже упал.

Но никто не сумел спасти его. Никого не оказалось рядом. Он возвращался из Катманду на «Авроре». Над Восточно-Китайским морем начался шторм, и сорвало кусок обшивки возле хвостового оперения. Он был матросом, мой папа, младшим матросом. После нескольких лет работы на грузовых судах линии Лунарди ему предложили место на «Авроре». Капитан Уолкен пригласил его.

Группа матросов вышла на поверхность корабля в шторм. Отец был среди них. Ветер дул ужасный, но папа не побоялся. Обшивка лоснилась от дождя, но он не поскользнулся. Он ставил заплату, когда оторвался большой кусок обшивки и ударил его по голове. Папа потерял сознание, и от рывка его страховочный линь сорвался с крепительной планки. Остальные пытались добраться до него, но не успели. Они видели, как он сорвался с корабля и полетел вниз, в штормовое небо. Видели, как он скрылся в низких облаках, клубившихся над морем.

Тело найти не удалось, море и небо были слишком бурные. Нам сказали, что при падении с такой высоты удар о воду должен был убить его мгновенно. Но мне больше нравилось думать, что он продолжает лететь. Думать, что он парит над миром и наши пути пересекаются.

Пришло утро. Я был в команде, отправленной прокладывать газопровод, и повел матросов к пещере. Странно было пробираться по лесу без Кейт, но, должен признаться, я чувствовал облегчение, освободившись от нее. Прошлым вечером я не видел ее в столовой; Баз потом сказал, что мисс Симпкинс и Кейт обедали в своих апартаментах. Похоже, компаньонка посадила Кейт под арест, и я не мог не признать, что в этом был здравый смысл. Я знал, что она захочет вернуться и снова повидать облачную кошку, и боялся, что у меня не хватит сил отказать ей. И тогда я выкажу себя полным слабаком.

Это была долгая, трудная работа — тащить по лесу тяжелые резиновые шланги, мы как будто сражались с каким-то сказочным удавом. До пещеры мы добрались к полудню, и матросы, как смогли, присоединили конец шланга к муфте с клапаном.

— Марш на корабль, — велел старший матрос, — и скажи, чтобы включали насос!

Я припустил обратно. Конец шланга был выведен прямо в переднюю газовую шахту в носу «Авроры». Был установлен насос, чтобы закачивать в нее гидрий из шланга. А оттуда капитан мог заполнять им любой газовый отсек, просто открывая клапаны, которыми отсеки соединялись с шахтой.

— Запускайте насос! — прокричал я механикам. — Все готово!

Я услышал, как заработал насос, и пошел обратно на берег посмотреть.

Это было глупо, я знал, что процесс будет долгим, это не то что глядеть, как надувают воздушный шарик. Резиновый шланг был тонкий, и я слышал, как матросы говорили, что нужен по меньшей мере день, чтобы полностью заправить «Аврору». Они работали всю ночь, снова латая шкуру корабля. Теперь он выглядел как чудовище Франкенштейна — весь в швах, борта и корма в рубцах и выпирающих заплатах. Но это все поправимо. Этим можно будет заняться, когда мы вернемся в порт.

Я смотрел. Я хотел увидеть хоть какие-нибудь изменения.

Мистер Нгуэн, один из механиков, подошел сказать, что гидрий идет отлично.

— Что ты высматриваешь? — спросил он.

— Просто смотрю на нее, вот и все.

— Ты спятил, мистер Круз. Пройдут часы, прежде чем ты заметишь разницу.

Я пошел обратно на корабль, и стоило мне ступить на А-палубу, как из-за угла вылетела мисс Симпкинс, несущаяся с максимальной скоростью, которую позволяли развить ее длинные юбки, и размахивающая костью.

— Как вы посмели совать нос в мою комнату! — вопила Кейт, выскакивая из-за угла вслед за своей компаньонкой.

— Это уж слишком! — Мисс Симпкинс развернулась ко мне, потрясая костью перед моим лицом. — Что это значит?!

— Отдайте! — кричала Кейт. — Вы ее повредите!

Мисс Симпкинс, похоже, только что обнаружила наши кости.

На счастье, из дальнего салона неспешно вышел капитан и мисс Симпкинс прямиком устремилась к нему.

— Капитан Уолкен!

— Мисс Симпкинс, надеюсь, вы избавились от ваших тропических головных болей благодаря нашему славному доктору?

— Моя голова просто раскалывается, — объявила мисс Симпкинс, — а после недавних событий явно стало еще хуже!

— Возможно, мы могли бы поговорить в каком-нибудь более уединенном месте, — галантно предложил капитан. — Прошу вас, не пройдете ли вы все в мою каюту? Вы, мистер Круз, тоже.

— Да, очень хорошо, — бросила мисс Симпкинс, повернувшись к Кейт. — Следуйте за мной.

Кейт сверкнула глазами на компаньонку и обратилась ко мне:

— Здравствуйте, мистер Круз. Как поживаете?

— Все в порядке, мисс де Ври. А вы?

— О, я ужасно рассержена.

Мы прошли вслед за капитаном по мостику в его уютную каюту, где он предложил мисс де Ври и мисс Симпкинс кресла. Я остался стоять.

— Капитан, — начала компаньонка, выставив перед собой кость, словно что-то невообразимо отвратительное и мерзкое, — то, что моя подопечная и ваш юнга вдвоем болтались по лесу, уже достаточно скверно, но теперь я обнаружила, что они еще и раскапывали могилы!

— Вы не имели права открывать этот саквояж, Марджори, — заявила Кейт. — Я ужасно, ужасно этим раздосадована.

— Она отказывается сказать мне, где взяла эти кости, поэтому я надеюсь, что ее пронырливый сообщник, этот ваш юнга, будет более откровенным, — закончила мисс Симпкинс, похлопывая себя по волосам.

— Мы не раскапывали могил, Марджори, — ответила Кейт, высокомерно вскидывая голову. — Это полная чушь.

— Тогда объясните, что это, будьте любезны! — Та опять тряхнула костью.

— Это бедренная кость.

— Меня не интересует, как оно называется. Я хочу знать, откуда это взялось и зачем оно вам.

— Мы просто нашли их, — сказала Кейт. — На дереве.

— На дереве! Вы слышите, капитан, что она несет!

— Мистер Круз, — сказал капитан, — уверен, я могу рассчитывать на то, что вы прольете некоторый свет на это дело.

Я взглянул на Кейт. Теперь лицо ее ничего не выражало. Я знал, что обещал ей хранить секрет, но мой капитан задал мне прямой вопрос, и я не собирался больше идти против него.

— Она права, сэр, мы нашли кость на дереве. На самом деле мы нашли там целый скелет.

— Я очень интересуюсь костями, — вклинилась в разговор Кейт.

— Костями! — повторила мисс Симпкинс, пожимая плечами и кладя наконец бедренную кость на стол капитана, как будто та могла ожить в ее руках и обернуться змеей. — Это нездоровое пристрастие, Кейт. Это ненормально.

— Вот и нет, — запротестовала Кейт. — Совершенно здоровое. Я собираюсь стать зооархеологом.

— Ее родители этого не одобряют, могу вас уверить, — сказала мисс Симпкинс капитану.

Похоже, нам удастся обойтись без объяснений, какому такому животному принадлежали эти кости. Это было немножко нечестно. Я не стал бы врать, но и не считал, что должен добровольно все рассказывать. Я предоставил решать Кейт.

Капитан взял кость и задумчиво осмотрел ее.

— Внушительная, — заметил он, глядя на Кейт. — Я думал, что на этих тихоокеанских островах не встречаются такие крупные животные.

— Голова просто раскалывается! — простонала компаньонка.

Я был ужасно благодарен мисс Симпкинс: она замечательно отвлекала капитана от наших костей.

— Не угодно ли вам, чтобы я прислал к вам нашего врача? — спросил капитан с невероятным сочувствием.

— Я чувствую, мне лучше снова прилечь, — жалостно объявила мисс Симпкинс.

— Я попрошу его немедленно прийти в ваши апартаменты, — заверил ее капитан.

— Пока вы снова не вышли из строя, Марджори, — начала Кейт, — надеюсь, мы можем получить ваше разрешение на еще одну экскурсию.

У мисс Симпкинс отвисла челюсть.

— Дитя, вы, должно быть, совсем сошли с ума. Вы не просто не пойдете больше в лес, вы будете заперты в каюте до тех пор, пока мы не покинем этот проклятый остров.

— Это лишение свободы! — запротестовала Кейт. — Капитан, я уверена, что вы не можете этого допустить.

— Здесь я не властен, — отозвался капитан. — Но, по правде говоря, мисс де Ври, вы не проявили достаточного благоразумия. Во время тайфуна с вами легко могло что-нибудь случиться: вы могли потеряться, на вас могли напасть дикие звери. Я предпочел бы, чтобы теперь все оставались на борту корабля. До отхода остается совсем немного времени, и я бы не хотел упускать благоприятствующий ветер из-за того, что недостает одного из пассажиров.

— Но запирать меня в моей же комнате — это, мне кажется, совершенно несправедливо, — заявила Кейт. — Мои родители будут очень недовольны.

— Узнав о ваших фокусах, о да, безусловно, — отрезала компаньонка. — Выкапывать кости!

— Мы их не выкапывали, Марджори.

— Надеюсь, вы избавитесь от них до того, как мы отправимся! С нами они не полетят.

— Еще как полетят, — пообещала Кейт.

— Может быть, вы могли бы продолжить эту дискуссию в вашей каюте? — предложил капитан, вставая. — Я должен заняться кораблем. Благодарю вас, мистер Круз, что вы присоединились к нам.

— И, капитан, — подхватила мисс Симпкинс, — я была бы вам очень признательна, если бы мистер Круз держался подальше от моей подопечной. Я опасаюсь, что он оказывает на нее дурное, развращающее влияние.

— Марджори, это совершенно беспочвенно!

— Вам известно, что именно мистер Круз обнаружил на острове гидрий? — спросил у нее капитан. — Он спас всех нас, мисс Симпкинс.

— Гениально! — сияя, воскликнула Кейт. — Где?

— В пещере.

— В пещере! Вы имеете в виду, что это шипел гидрий? Ой, здорово, мистер Круз!

— Вы были вдвоем в пещере? — с ужасом спросила мисс Симпкинс.

— Да, — сказала Кейт, — и там было очень-очень темно.

— Леди, всегда к вашим услугам, — произнес капитан Уолкен, открывая дверь.

— Капитан, я хочу, чтобы эти двое держались порознь, — настаивала мисс Симпкинс. — Я сделаю то, что зависит от меня, и, надеюсь, вы поступите так же. Следуйте за мной, Кейт.

Кейт вздохнула и на миг задержалась, чтобы забрать кость с капитанского стола. Уходя, она бережно баюкала ее в ладонях. Я собирался последовать за ними, но капитан окликнул меня:

— Я не стану ни о чем расспрашивать вас, мистер Круз, но, пожалуйста, оставайтесь на корабле. Давайте вместе приведем его в порядок, вы и я, и не будем больше отвлекаться, хорошо?

— Хорошо, сэр. Простите.

— Не нужно извиняться, мистер Круз. Если бы это зависело от меня, вы бы уже сейчас были старшим помощником.

Он наполнялся. Я выскочил посмотреть на него и, клянусь, смог заметить разницу. Его самые пострадавшие секции, прежде вялые и обвисшие, теперь выглядели куда тверже. Это было все равно что увидеть, как старуха вдруг встает со своего кресла-каталки. И даже более того — увидеть, как она на твоих глазах сбрасывает груз лет, как ее кожа вновь становится гладкой и красивой. Я простоял там несколько лишних минут, любуясь. Брюхо корабля больше не нависало всей тяжестью над песком. Рабочая команда чинила нижний руль. Все были заняты делом, приводя корабль в порядок.

Из апартаментов Топкапи ударила мощная вспышка света, я посмотрел вверх и увидел Кейт: она стояла у окна своей спальни и махала мне. Чтобы привлечь мое внимание, она воспользовалась вспышкой. Я неохотно подошел поближе. Иллюминаторы А-палубы были где-то в десяти метрах над землей. Кейт торопливо открыла окно и запустила маленький бумажный самолетик. Он, вращаясь, упал на песок. Я поглядел по сторонам, не видит ли кто, потому что это полный идиотизм — гоняться за бумажными самолетиками.

Я развернул его. На бумаге было написано:

Я посмотрел вверх, а она глядела на меня с молчаливым укором.

Я пожал плечами. Что я могу поделать?

Еще один вылетевший самолетик стукнул меня по лбу.

Я покачал головой.

Готов поклясться, что даже на таком расстоянии я увидел, как сузились ее ноздри.

Она принялась что-то яростно строчить в блокноте, вырвала лист и бросила за окно. Он падал, кружась в воздухе, и я поймал его на лету.

Я вздохнул и снова пожал плечами. Невыносимо было чувствовать на себе мрачный взгляд Кейт, и я отвернулся и поспешил обратно на корабль, к своим делам. Сразу две требовательные женщины оказались в моей жизни, «Аврора» и Кейт де Ври, и я не мог угодить обеим сразу. Я был сердит на Кейт. Я хочу быть счастливым. Зачем ей нужно было появиться и заставить меня чувствовать себя виноватым, когда единственное, чего я хочу, — чтобы на душе у меня было легче гидрия?