Глава 24

ПОСТОЯНСТВО ПАМЯТИ

(Сальвадор Дали, 1931)

Ночью сон ко мне не шел. Дыхание было затрудненным, мысли без устали вертелись в голове, как бумага на ветру. Все персонажи последних лет словно собрались в мою комнату и мелькали перед мысленным взором, как гости на свадьбе. Без ингалятора дыхание не налаживалось. Пришлось сделать несколько инъекций. Ясно, что дома моя астма значительно ухудшилась.

Я изо всех сил старалась не думать о Тиме. Я презирала себя за то, что позволила ему так сильно собой завладеть, словно попалась в его ловушку и никак не могу выпутаться. За то, что он снова стал мне так близок. В пять часов начали свой концерт птицы, в шесть проехал молочник. Я лежала с открытыми глазами и смотрела на стену, где когда-то висел постер Митчела Хатчинса. Его судьба тоже вызывала во мне острое сострадание. Но еще большее сострадание вызывала во мне та девочка, которой я когда-то была.

Я встала и завернулась в халат. Потом спустилась вниз и поставила чайник. Есть мне не хотелось, хотелось только отдохнуть, найти успокоение.

В этот день все у меня валилось из рук. Я посидела в саду, почитала Агату Кристи. Иногда ко мне подходила мать, мы мирно разговаривали. Я подставляла солнцу лицо, вдыхала аромат цветущих роз, но успокоения это не приносило.

Когда зазвонил телефон, я подпрыгнула на месте. Но мать меня опередила.

– Это не тебя, – сказала она, подходя ко мне со стаканом апельсинового сока в руках. – Кто-то не туда попал. Последнее время это часто случается. У нас одинаковый номер с продуктовым магазином в Корке, мы долго писали, просили что-нибудь с этим сделать. Но все напрасно. Народ постоянно забывает набирать код района перед номером.

Я закончила "Убийство в восточном экспрессе" и начала "Смерть на Ниле".

Алисон вышла в сад с подушкой и с наушниками в руках.

– Меня не будить, – проинструктировала она нас. – Я совершенно измочалена.

Телефон зазвонил, когда она едва прилегла.

– Это, наверное, Питер, – вскочила она. – Я подойду.

Оказалось, что снова ошиблись номером.

– Больше я не встану, когда он зазвонит, – пообещала Алисон. – Питер должен понять, что мне нужен отдых.

Очередной звонок раздался примерно через полчаса.

– Давайте я подойду, – сказала я. – Заодно налью себе сока.

– Слава тебе Господи, что ты наконец ответила, – сказал Тим Мэлон. – Мне больше не хотелось бросать трубку. Твоя сумасшедшая матушка могла бы подумать, что это какой-нибудь маньяк, и позвонить в полицию.

– Так это ты звонил раньше?

– Разумеется, я, кто же еще?

– Откуда мне знать? – ответила я. – По-моему, сюда могут звонить все, кто угодно. У Алисон насыщенная личная жизнь. У Яна свои друзья, у мамы свои. Да и отцу звонят часто. Даже чаще, чем мне.

– Прекрати шутить!

– Я просто констатирую факт.

– Ну ладно. Я звоню, чтобы узнать, в котором часу сегодня ты можешь со мной встретиться?

– Встретиться с тобой?

– Разумеется, Изабель. Мы же договаривались, что встретимся и поговорим еще раз.

– Но о чем?

– Как о чем? Мы еще не договорили множество вещей.

– А мне показалось, что ты уже все сказал.

– Конечно, все, – согласился он. – Но мне еще нужно узнать, как ты себя чувствуешь. И, вообще, я хочу тебя видеть, Изабель. Ну пожалуйста.

Раньше он никогда не говорил мне "пожалуйста".

– Но, Тим, какой смысл в нашей встрече? Сейчас слишком поздно.

– А смысл в том, что есть вещи, которые нам надо прояснить до конца. Причем слово "поздно" для них не существует.

– В моей жизни все уже прояснено, – тоскливо настаивала я.

– Может быть, – не отступал Тим. – И если это действительно так, то я обещаю оставить тебя в покое и никогда больше не искать с тобой встреч. Но мы должны во всем удостовериться, Изабель. Мы обязаны это сделать для нас же самих.

– Ты так думаешь?

– Да, – твердо ответил Тим.

У меня вспотели руки. Я поочередно вытерла каждую ладонь о свои джинсы.

– Ну и что ты предлагаешь?

– Сегодня вечером я буду в городе. Что, если нам встретиться в кафе "На Сене"? Там хорошая атмосфера, и если тебя не заинтересую я, то, в конце концов, туда заходит множество других приятных мужчин.

Я засмеялась.

– Других приятных мужчин?

– Именно, – подтвердил Тим. – Кроме меня.

– Твоя скромность всем хорошо известна, она отличала тебя с давних времен.

– Только не на этот раз, – сказал он, и я почти ему поверила. – На этот раз дело не в моей скромности.

– Но я не хочу встречаться с тобой в пабе, – начала торговаться я. – Мы всегда встречались в каком-нибудь пабе.

– А что бы ты предпочла? – спросил он. Я промолчала.

– Я знаю, что бы ты предпочла. – Он сам ответил на свой вопрос, не дождавшись ответа. – Чтобы доказать тебе, насколько мои намерения серьезны, я за тобой заеду. Так сказать, встречу льва в его логове. Я позвоню к тебе в дверь, и мы вместе решим, куда нам ехать.

При мысли о Тиме, который звонит в мою дверь, я поежилась.

– Нет, – сказала я. – Этого, пожалуйста, не делай. С минуту он раздумывал, потом сказал…

– Жду тебя в ресторане "Фитцерс", Даусон-стрит. Если нам захочется, то потом мы пойдем куда-нибудь еще.

– Ладно…

– В восемь.

– Ладно.

Мне самой трудно было поверить, что я согласилась с ним встретиться.

Как всегда, я приехала раньше назначенного времени, но решила не заходить в ресторан, чтобы не сидеть там в одиночестве и не ждать Тима. Он скорее всего снова опоздает. Пунктуальность никогда не была его сильной чертой. На наши прошлые свидания он регулярно опаздывал минут на пятнадцать-двадцать, причем без всяких объяснений. Но сегодня мне не хотелось повторять прошлые ошибки: я решила, что опоздаю сама.

Я зашла в парк Тринити-колледжа, села на скамью и подставила лицо под лучи вечернего солнца. Если закрыть глаза, то можно даже вообразить, что я в Ретиро-парке. Даже на гитаре кто-то играл. Я открыла глаза и удостоверилась, что это не Нико. Играла какая-то девушка с каштановыми волосами. При мысли о Нико мне стало очень грустно. Я просто схожу с ума, сказала я себе. В этом нет никакого сомнения.

Когда я вошла в ресторан, Тим сидел за столиком. Я села напротив него и неуверенно улыбнулась.

– Ты выглядишь чудесно, – сказал он.

– Спасибо. – Сегодня мне не хотелось особенно мучиться со своей внешностью. Я оделась просто – в джинсы, белую шелковую блузку и синий жакет. Никакой косметики, если не считать едва заметного касания туши и блеска для губ. Бижутерия тоже самая простая. Ничего, чтобы могло намекнуть ему на то, что ради него я провела перед зеркалом целую вечность.

– Что ты будешь пить? – начал он обычный в таких случаях диалог.

– Ничего.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Я полистала меню, но оно показалось мне китайской грамотой.

– Что ты будешь есть? – спросил Тим.

– Спагетти, – ответила я первое, что пришло мне на ум.

– А что-нибудь более существенное?

– Нет, спасибо.

– Спасибо, что пришла, – сказал Тим после того, как сделал заказ. – Я так боялся, что ты не придешь. Конечно, я бы все понял, но мне было бы очень жаль. Мне очень хотелось с тобой еще раз поговорить.

Я теребила розы, которые стояли в вазе посередине стола.

– В прошлый раз я говорил с тобой совершенно серьезно, Изабель. – Лицо его выражало крайнюю озабоченность. – Я совершил огромную ошибку. Непростительную.

Я проглотила комок, который застрял у меня в горле.

– Потом я очень удивлялся, что это на меня нашло, – продолжал он. – Я был так счастлив с тобой! Я тебя любил! Я хотел на тебе жениться! – Он горестно поник головой. – Все случившееся я могу объяснить только одной причиной – меня охватила паника.

Я не знала, к чему он клонит, и начала обрывать с роз лепестки.

– Я бы с радостью изменил теперешнюю ситуацию, – заключил он свою речь.

– Ты не можешь ничего изменить, – устало сказала я. Мой голос эхом отозвался в голове, словно говорила не я, а кто-то другой. – Все вокруг стало другим, Тим.

– Что значит "другим"?

– Это значит, что у меня новая жизнь. Новая страна. Новые друзья. Новая работа.

– Ты хочешь сказать, что ко всему, что было здесь, ты повернулась спиной?

– Нет. – Я откашлялась. – Но вряд ли стоит от меня ожидать, что я повернусь спиной ко всему, что за это время с таким трудом наработала на новом месте.

– Уточни, пожалуйста, что ты имеешь в виду?

– Я уже тебе говорила. У меня теперь ответственная, хорошо оплачиваемая должность, Тим. Работа мне очень нравится. И жить в Мадриде мне тоже очень нравится. Это такой чудесный город! У меня там появилось множество друзей.

– А среди них есть кто-то особенный?

– Да. – Мне очень не хотелось пускаться в объяснения на эту тему. – У меня есть бойфренд. – И это слово мне тоже не хотелось произносить, потому что оно звучало как-то слишком по-молодежному. – Он хорошо ко мне относится.

– Чем он занимается?

– Он музыкант.

– Послушай, Изабель! Это значит, что он зарабатывает гроши!

– Одновременно он работает в фармацевтической компании.

– Вот это уже лучше, – как будто облегченно сказал Тим. – Но музыка, Изабель! Наверняка это один из тех эмигрантов, которые подражают стилю 1960-х. Этакий клон Найгеля Кеннеди!

– Да он родился в 1960-е! – воскликнула я. – И никакой он не эмигрант! И он гитарист, а Кеннеди, между прочим, играет на скрипке!

– Тогда он наверняка ностальгирует по хиппи и цветочному народцу.

– Что? – Я была вне себя. – Ты говоришь так только потому, что он не совпадает с твоим идеалом мужчины! Этаким высоколобым техновундеркиндом или безликим корпоративным клоном!

– Нет! Ничего подобного! – защищался Тим. – Я вовсе не намекал ни на что подобное… Впрочем, извини меня, Изабель.

– Нико очень порядочный, хороший парень, и я им очень увлечена!

– А как насчет любви? Ты его любишь?

– Я не знаю, – честно созналась я после недолгой запинки.

– Значит, ты его не любишь, – решительно резюмировал Тим. – Если бы ты его любила, то твердо знала бы об этом. Ты ведь знала, что любила меня, не правда ли?

– Мне казалось, что я тебя люблю, Тим, – со вздохом ответила я. – Но, с другой стороны, мне казалось, что и ты меня любишь.

– Туше, – сказал Тим, когда официант поставил перед нами еду.

Я ковыряла вилкой в своих макаронах, обмакивая их в грибной соус. С Тимом меня связывало слишком многое. Общие воспоминания, например. Однажды на берегу моря нас застигла гроза, и мы стояли, тесно прижавшись друг к другу у скалы, в то время как почти у наших ног клокотало море и дождь крупными каплями бомбардировал песок. Или в другой раз, когда мы ехали за город и случился прокол колеса. Тим снял колесо, но оно выскользнуло у него из рук и покатилось вниз по склону, так что Тиму пришлось бежать за ним со спринтерской скоростью. Или однажды его мать сделала мне замечание, что, по ее мнению, носить такую прозрачную блузку не стоит, на что Тим огрызнулся, что, по его мнению, она ведет себя, как глупая старая корова, потому что я выгляжу абсолютно сногсшибательно.

Но можно вспомнить и самые простые вещи.

Как мы вместе смотрели телевизор. Как мы вместе бродили по улицам. Как мы чувствовали, что наши жизни соединены в единое целое…

– Изабель, я люблю тебя даже больше, чем любил раньше! – Тим положил вилку и смотрел мне прямо в глаза. – И я был последним ослом, когда заварил всю эту кашу. Я могу понять, если ты меня ненавидишь, если считаешь, что больше нам встречаться не стоит. Я все могу понять, Изабель! Я знаю, что я самовлюбленный эгоцентрик, что слишком много о себе воображаю. Я знаю, наконец, какой я дурак! Я знаю, что сам, своей рукой, разрушил свое счастье, позволил событиям выскользнуть из-под контроля. Я знаю, что выставил тебя в идиотском свете, точно так же, как самого себя. Я прекрасно понимаю, что ты чувствовала, хотя ты, возможно, в это и не веришь. Но я прошу тебя – дай мне еще один шанс! Тебе не надо ничего делать самой, только дай мне шанс, вот и все!

– Шанс на что? – спросила я. – Какие у нас могут быть отношения, когда я живу за две тысячи миль отсюда?

– Просто думай обо мне, – попросил он. – Я могу приехать в Мадрид на несколько недель. Ты же знаешь, как это делается: я возьму свой ноутбук и буду там работать. В твою жизнь я не буду внедряться, Изабель. Просто мне кажется, что у нас с тобой было кое-что настоящее, особенное, и я не хочу, чтобы это пропало просто так, без всякой проверки. Я хочу, чтобы мы сначала удостоверились, что все, что было между нами, абсолютно мертво.

Глаза его блестели. Я еще ни разу в жизни не ставила мужчину в положение, когда он был на грани слез.

– Мне нужно подумать о том, что ты тут наговорил, – сказала я после минутного раздумья. – Все это меня очень смущает, Тим. Я просто не могу разобраться в своих чувствах.

– Конечно! Я все понимаю! – воскликнул он, не спуская с меня затуманенного взгляда. – Я очень тоскую без тебя, Изабель.

– Я без тебя тоже, Тим, – сказала я.

После ужина мы зашли в бар "На Сене". Там было людно, народ с бутылками пива расположился даже на мостовой перед баром. Все здесь напоминало мне об Испании. Мы сели на парапет внутренней клумбы и наблюдали за кипящей вокруг жизнью. Наши плечи соприкасались. Сквозь тонкую блузку я чувствовала тепло его тела, и это тепло мне было до боли знакомо. Оно доводило меня до дрожи.

– Я отсидел задницу, – сказал Тим примерно через полчаса такого сидения.

– Пойдем куда-нибудь еще.

Я взглянула на часы.

– Пожалуй, мне пора домой. Я завтра улетаю.

– Еще масса времени, – усмехнулся Тим. – Пойдем выпьем на дорожку, и я отвезу тебя домой.

– Пить я больше не хочу, – твердо сказала я.

– Я имею в виду не здесь, – уточнил Тим. – Я имею в виду у меня дома.

Я с ужасом посмотрела на него.

– Нет!

Он поймал меня за руку.

– Неужели ты так меня ненавидишь?

– Дело не в этом. – Я прикусила губу. – Но будь реалистом, Тим. Если мы пойдем к тебе, то рано или поздно… рано или поздно… – Я не стала договаривать.

– Ты хочешь сказать, что рано или поздно я не удержусь и сделаю попытку затащить тебя в постель?

– Что-то в этом роде, Тим, – ответила я. – У меня воображения не хватает подумать, что ты можешь повести себя по-другому.

– Ты очень хорошо меня изучила, – ответил он. – Но я изменился, Изабель. Честное слово. Конечно, мне бы очень хотелось затащить тебя в постель. Я только и делаю, что мечтаю об этом с того самого момента, как увидел тебя сегодня. Но я этого не сделаю. Потому что хочу, чтобы ты мне верила. И чтобы не исчезла та искра доверия, которое, возможно, у тебя ко мне сохранилось, ради какого-то мимолетного…

– Тим, прошу тебя!

– Хорошо, – сказал он. – Я буду примером хорошего поведения, сварю нам кофе, чтобы ты была уверена, что до дома мы доедем в полной сохранности и что я полностью перевоспитался.

– Слушай, прекрати говорить о себе так, словно раньше ты отличался крайней испорченностью! – не выдержала я. – Словно ты ничем другим не занимался, как только направо и налево разбивал девичьи сердца! Это же все абсолютная чушь, Тим!

– Просто у меня такое гнусное чувство по поводу всего случившегося! Мне все время кажется, что ты должна меня ненавидеть.

– Я возненавидела бы тебя еще больше, если бы ты женился на мне, а потом признал, что совершил крупную ошибку, – сказала я.

– Ты это серьезно?

– Разумеется, серьезно, – решительно сказала я, хотя еще минуту назад вовсе не была в этом уверена. – Тогда нам обоим было бы гораздо хуже, не так ли? Представь, если бы наша жизнь пошла после свадьбы наперекосяк? Мы были бы несчастливы вдвойне. – Я даже доверительно ему улыбнулась. – Тогда бы я просто возненавидела свое замужество и все, что с ним связано.

– Ты потрясающая женщина, Изабель Кавана.

– Я знаю, – сказала я, допивая свое пиво.

В машине нам стало как-то легче. Мы не разговаривали, Тим включил магнитофон, классическую музыку, которая подействовала на меня умиротворяюще. Интересно, думала я, он специально для меня выбрал эту кассету? Вкус Тима в отношении музыки мне был хорошо известен: тяжелый рок, "Лед Зеппелин", к примеру, включенный на всю мощность через динамики. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза.

– Устала? – спросил он.

– Не очень.

Так странно было снова входить в этот дом, в который я больше уже никогда не рассчитывала войти, забраться с ногами на хорошо знакомый диван, свернуться на нем калачиком. Тим отправился на кухню готовить кофе. Я чувствовала себя хорошо и одновременно не очень хорошо. Чтобы отогнать глупые мысли, я покачала головой.

Мое внимание привлекла фотография на стене. Я помнила, когда она была сделана, – в день нашей помолвки. У меня на ней такой самодовольный вид, подумала я, глаза улыбаются, руками я собственнически обнимаю Тима, на третьем пальце левой руки блестит обручальное кольцо.

– Мне не хотелось ее прятать, – сказал Тим, входя в комнату с двумя кружками дымящегося кофе. – Надеюсь, ты не возражаешь?

– Просто забавно сейчас на нее смотреть, – ответила я, принимая у него из рук кружку. – Насколько я помню, меня в тот день застукали врасплох.

– Мы оба были хороши, – мрачно заметил Тим. – А на следующее утро Грег позвонил ужасно некстати и велел срочно явиться в офис.

– Бедняжка, – посетовала я.

– Я был тогда совершенно болен, – напомнил он.

– Я помню, – ответила я. – Ты еще сказал мне на следующий день, что тебя радует только одно – что такой человек, как ты, проходит через помолвку лишь однажды. – Сказав это, я прикусила язык.

– Извини, – сказал он, ставя свою кружку на камин и обнимая меня за плечи. – Очень прошу… извини меня за все, Изабель.

Я точно не знала, позволять ему себя обнимать или нет. С одной стороны, мне нравилось чувствовать его руки на своих плечах, а с другой – они вызывали во мне болезненное чувство. Честно говоря, я боялась. Я боялась того, что эмоции в один прекрасный момент могут взять верх, несмотря на все заверения Тима, а я не могла себе позволить снова в него влюбиться.

Это было бы слишком простым решением и наверняка повлекло бы за собой еще более сокрушительные последствия.

Он поцеловал меня в волосы.

– Как ты думаешь, я перед тобой извинился? – спросил он.

Я подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– Не надо перебарщивать, Тим. Мне трудно с собой справиться. По крайней мере, сегодня.

– А когда?

– Не знаю.

– Ты должна дать мне шанс тебе доказать, что я тебя люблю.

– Зачем?

– Затем, что если я этого не сделаю, то никогда себе не прощу.

Я положила голову ему на грудь, как делала много-много раз в прошлом, и почувствовала себя… на удивление нормально. У меня появилось чувство… надо полагать, удовлетворения от того, что мужчина, который меня бросил у алтаря, все еще любит меня. За прошедшие два года я попыталась вытеснить его из головы – и вот, он снова испытывает ко мне желание. Пожалуй, во мне зародилось даже чувство удовлетворения своей властью, чувство собственности, которое раньше мне было абсолютно чуждо. Но в то же время я боялась. Я оторвалась от Тима и снова села на диван.

Он сел рядом со мной и включил телевизор. Показывали "Прогноз погоды": в Европе повышенный фон атмосферного давления, температура в Дублине – предположительно 24 , в Мадриде – 34 .

– Там просто кипящий котел, – заметил Тим.

– Иногда действительно на то похоже, – признала я.

– Но тебе это нравится?

– Это же дом.

Он повернулся и взял меня за руку.

– Дом? – переспросил он.

– Теперь – да.

– И этот дом тоже мог стать твоим, – задумчиво сказал он. – Если бы я не был таким тупицей.

Я сглотнула.

– Мог, но не стал…

Он сильнее сжал мою руку.

– Он все еще может стать твоим, Изабель.

– Нет, не может, – ответила я, высвобождая свою руку и вставая на ноги. – Не может, Тим. И вообще, мне пора идти.

Он подал мне жакет и подхватил ключи от машины.