Глава 1

Иран Реза-шаха Пехлеви

Конец XX в. Иран встретил с глубокой верой в ценности исламского правления, с надеждой на дальнейшее процветание и экономический подъем. И мало кто сейчас вспоминает о том, что еще в начале прошлого столетия все здесь выглядело иначе. Иран был страной удручающей бедности, представляя собой типичное полуколониальное государство, в некоторых отношениях даже более отсталое, чем Османская империя. Экономика его находилась в упадке: практически не было фабрик и удобных путей сообщения, электричество имелось только в крупных городах. Большинство иранцев были неграмотны, нищета и слабое развитие медицинской помощи способствовали высокой смертности.

Нигде нельзя было встретить столько уличных попрошаек, как в Иране. Милостыню здесь просили все, не гнушались этим и состоятельные люди, довольно искусно переодевавшиеся в нищих. Трудно было отличить бедного перса от богатого по его одежде, вкусам, понятиям и желаниям, если он держался строгих правил мусульманского быта. И все же бедных здесь было много больше, чем богатых, и больных больше, чем здоровых. Серьезным бедствием для Ирана являлось курение опиума — в стране насчитывалось до миллиона наркоманов.

Каждый четвертый житель этой древней страны занимался кочевым скотоводством. Воинствующие, сепаратистски настроенные вожди бахтиаров, кашкайцев, луров, шахсеванов и других племен не признавали над собой власти правительства, а Ахмед-шах, последний монарх из тюркской династии Каджаров, не чувствовал себя хозяином в собственной стране. На севере ощущалось российское влияние, на юге доминирующие позиции занимали англичане, которым принадлежала иранская нефть — главное достояние и национальное богатство Ирана. Созданная в 1909 г., Англо-персидская нефтяная компания (АПНК)^[1] имела право экстерриториальности и в виде концессионных платежей отчисляла иранскому правительству мизерные суммы от своих доходов^[2]. После того как британское правительство выкупило контрольный пакет ее акций, перед компанией открылись новые перспективы расширения промышленной и коммерческой деятельности.

В те годы англичан в Иране считали какими-то сверхъестественными существами, контролирующими и управляющими всей страной. От желания или нежелания Лондона нередко зависел состав правительственного кабинета в Тегеране. Действовали при этом британцы через свою дипломатическую миссию, а порой не гнушались введением на территорию Ирана вооруженных сил. Каждый иранский политик, независимо от политической окраски, нападая на своих врагов и противников, утверждал, что они британские агенты. Засухи, неурожаи, нашествия саранчи приписывались коварным замыслам злобных англичан. Ненависть — самое распространенное чувство, которое питали в Иране к Англии и англичанам.

Беспринципность, отсутствие убеждений, алчность отличали правящие круги Ирана. Произвол отдельных лиц, действующих в духе сатрапов, интриги ничтожных проходимцев, свивших себе гнезда вокруг шахской семьи. Взяточничество и коррупция были стилем жизни местных чиновников. Есть сведения, что даже Ахмед-шах был подкуплен англичанами, получая из Лондона щедрые субсидии.

Депрессия и безнадежность царили в иранском обществе. Ели в Иране и были здоровые силы, то это прежде всего средний класс, патриотически настроенные военные и отдельные представители интеллигенции.

В 1920-е гг. ситуация постепенно стала меняться. В феврале 1921 г. в Иране произошел государственный переворот, и к власти пришло национально ориентированное правительство. Главную роль в нем играл глава персидских кавалерийских частей Реза-хан. Получив должность военного министра, он нанес поражения ханам-сепаратистам, воссоздав тем самым централизованное государство^[3]. Племенные вожди, не признававшие ранее власть Тегерана, стали послушными как овечки.

В декабре 1925 г., отправив путешествовать по Европе Ахмед-шаха, Реза-хан ловко использовал его отсутствие и путем заигрывания с различными политическими группировками захватил трон. Последовавшая вслед за этим коронация Реза-шаха ознаменовала начало правления в Иране династии Пехлеви. Эта созвучная с одной из древнейших династий фамилия, избранная шахом, должна была подчеркнуть самые серьезные амбиции нового властителя страны.

Став шахом, Реза-шах приступил к широкой модернизации иранского общества. Замыслив ряд важных реформ, новый правитель Ирана начал проводить политику государственного капитализма: были введены автономный таможенный тариф, установлены высокие пошлины на ввозимые из-за рубежа товары, создан Национальный банк, а частным вкладчикам были предоставлены различные налоговые льготы.

Выполняя указания Реза-шаха, иранское правительство начало реализовывать планы промышленного развития, в первую очередь создания на базе местного сырья импортозамещающих отраслей экономики. Государство активно включилось в экономическую жизнь страны: полным ходом шел процесс модернизации пищевой, обувной, ковровой отраслей. Начали строиться текстильные фабрики, сахарные, цементные, хлопкоочистительные заводы, электростанции. Осуществлялось строительство железных дорог и шоссе, проводились ирригационные работы, принимались меры по расширению посевов хлопка. Огромные деньги были вложены на обустройство Тегерана — столицы государства.

Важным элементом модернизации иранского общества стали реформы в области образования и культуры: были учреждены светские школы, принят закон об обязательном начальном образовании, открыты средние учебные заведения и вузы^[4]. В 1934 г. был основан Тегеранский университет — в настоящее время крупнейший вуз и научно-исследовательский центр Ирана.

Примечательный факт — женщины стали допускаться в высшие учебные заведения и на государственную службу. В обязательном порядке им было предписано снять чадру — лёгкое женское покрывало, ранее покрывавшее фигуры местных женщин с головы до ног. Этот смелый шаг взбудоражил общество и вызвал бурные протесты религиозных деятелей.

Программы промышленного развития также включали в себя реорганизацию армии и снабжение ее современным оружием^[5]. Для дряхлой, слабой Персии, не вышедшей из феодально-крепостного быта, эта программа носила самый передовой характер и, казалось, могла сплотить лучшие силы страны.

Иранский шах проявлял завидную активность и во внешней политике. Поставив вопрос о ликвидации некоторых привилегий для англичан в Иране, он стал решительно настаивать на пересмотре условий договора с АПНК. И отчасти добился своего. До 16 % чистого дохода увеличились денежные отчисления в пользу иранского правительства. Эта плата распространялась и на доходы дочерних предприятий компании.

Были приняты и другие меры. Из иранской казачьей дивизии были удалены английские военные инструктора, ликвидирован корпус «южноперсидских стрелков», долгие годы служивший инструментом британской политики. Великобритания, хотя и играла по-прежнему роль «первой скрипки» в Иране, была вынуждена отступить.

Здесь будет уместно вспомнить о том, что до сих пор не ясна роль англичан в событиях, предшествующих приходу к власти Реза-шаха. Развернувшаяся в конце 1960-х гг. среди советских ученых на этот счет дискуссия так и не дала ясного ответа на этот животрепещущий вопрос. Ясно одно: если Реза-шах и воспользовался помощью британцев, то «отблагодарить» их он не очень-то стремился.

Серьезное внимание Реза-шах уделял отношениям со своим великим северным соседом. Он хорошо знал Россию: в годы службы в кавалерии был знаком с русскими офицерами и даже немного говорил по-русски. Создание регулярной армии в Иране во многом происходило под влиянием русской военной школы. Реза-шах был реалистом — как любой восточной правитель он уважал силу, а Российская империя, а затем и Советская Россия, не говоря уже о СССР, были ее олицетворением.

Не секрет, что он недолюбливал большевиков и как убежденный персидский националист не испытывал симпатии к грузину Сталину. Как-никак, а Персия традиционно была могущественней Грузии, и, как хорошо известно, только вмешательство России спасло Грузию от ее порабощения южным соседом. Реза-шах не испытывал иллюзий в отношении миролюбивых заявлений Москвы, считая, что советское руководство лишь на время отказалось от лозунгов мировой революции. Не забыл он и уроков Энзелийской операции, когда по приказу Л. Троцкого (Бронштейна) советские корабли высадили десант восточнее порта Энзели^[6]. Осторожность и прагматизм были первыми советниками нового правителя Ирана.

В первые годы правления Реза-шаха Пехлеви иранское правительство поддерживало добрососедские отношения с Советским Союзом, который неизменно оказывал поддержку Ирану во всех мероприятиях, направленных к укреплению независимости иранского государства, к его экономическому и культурному развитию.

В политике Советской России восточное направление традиционно занимало особое место. Вытеснить оттуда англичан, использовать антибританские настроения народов Востока, превратив их в авангард мировой революции, было одной из задач ленинской, а затем и сталинской внешней политики.

Ради достижения этих целей большевистское правительство пыталось как можно быстрее продемонстрировать разрыв с политикой царской России и тем самым завоевать расположение и дружбу иранцев. Именно такими помыслами было продиктовано подписание большевиками 21 февраля 1921 г. советско-иранского договора. Он стал первым равноправным договором, заключенным Ираном с великой державой после столетнего господства английского империализма. По свой сути договор придал новое содержание российско-иранским связям, определил намерение обеих государств строить их на основе дружбы, доверия и сотрудничества.

Следуя букве и духу советско-персидского договора 1921 г., советское правительство отказалось от царских займов, различных сооружений и концессий. Иран получил ценности на сумму свыше 100 млн руб. золотом — огромные по тем временам деньги. Передача этих ценностей Ирану, а также добровольный отказ советского правительства от всех прав и привилегий, полученных от Ирана правительством императорской России, создали исключительно благоприятные возможности для укрепления его самостоятельности. Казалось, навсегда в прошлое ушли те времена, когда, реализуя режим капитуляций, российские дипломаты брали под свое прямое покровительство иранских подданных, демонстрировавших открытое неповиновение местным властям.

Заключение договора 1921 г. стало существенным положительным шагом в истории внешней политики Ирана. Договор содействовал стабилизации внутриполитического положения в Иране и тем самым появлению условий для возрождения централизованного государства.

Несколько забегая вперед, скажем о том, что в договоре 1921 г. были 5-я и 6-я статьи, которые позволяли Советской России вводить свои войска в Иран в том случае, если «со стороны третьих стран будут иметь попытки путём вооружённого вмешательства осуществлять на территории Персии захватническую политику или превращать территорию Персии в базу для военных выступлений против России». Как видим, советское руководство смотрело далеко вперед, что и позволило впоследствии решить безболезненно проблему ввода войск в Иран.

Но это было потом. А пока советское правительство принимало все меры для развития дальнейшего сотрудничества с Ираном. В 1927 г. между СССР и Ираном был подписан пакт о ненападении; одновременно были заключены соглашения, урегулировавшие ряд важных хозяйственных вопросов (о рыбных промыслах, о порте Пехлеви и др.). Так, в 1927 г. было образовано совместное производственно-коммерческое предприятие «Совиранрыба», внесшее значительный вклад в развитие рыбной отрасли на юге Каспия.

Опираясь на поддержку Советского Союза, иранское правительство в 1928 г. отменило режим капитуляций и всех неравноправных договоров. В этом же году в Иране был принят закон о введении автономного таможенного тарифа. СССР первым из иностранных государств признал это решение иранского правительства. Вслед за СССР отмену режима капитуляций были вынуждены признать и другие государства.

Торговля между Ираном и СССР сохраняла чрезвычайную важность для обеих стран, основные стратегические товары были забронированы монопольными договорами с Советским Союзом. Так, в 1925 г. более 63 % импорта Советского Союза из Азии поступало из Ирана, в том же году на долю Советского Союза приходилось около трети иранской внешней торговли.

В Иране была введена монополия внешней торговли, что в условиях укрепления этатизма в Иране и полного свертывания НЭПа в СССР облегчало развитие экономических связей и формирование их правовой основы. СССР стал первой страной, признавшей монополию внешней торговли Ирана, о чем было заявлено в договоре 1931 г. о поселении, торговле и мореплавании.

В России, а позже в СССР традиционно был велик интерес к иранской культуре. В 1920 г. был создан Отдел Востока Государственного Эрмитажа. Серия организованных им выставок («Сасанидские древности» в 1922 г., «Мусульманские изразцы» в 1923 г., «Средневековые памятники Ирана, Кавказа и Средней Азии» в 1925 г., «Культура и искусство Востока» в 1931 г.) познакомили советскую интеллигенцию с разнообразными образцами культуры Ирана в различные эпохи его истории.

Интерес к иранской литературе выразился в многочисленных переводах на русский язык произведений Саади, Хафеза, Омар Хайяма, Фирдоуси и других классиков иранской поэзии. Лучшие из этих переводов были изданы отдельными книгами и опубликованы в «Антологии иранской поэзии».

Демонстрацией советско-иранской дружбы явились проводившиеся в мае 1934 г. в Москве торжества по случаю 1000-летия со дня рождения Фирдоуси. В связи с юбилеем был издан ряд книг и монографий. В Ленинграде и Москве была открыта выставка «Шах-Намэ и изобразительное искусство Ирана, Кавказа и Средней Азии».

Однако не все было гладко. Тенденция постепенного укрепления отношений в 1920-е гг. в 1930-е гг. стала меняться в сторону усиления конфронтации. На дальнейшее развитие советско-иранских отношений оказали как изменения в характере власти обоих государств, все более и более тяготевших к диктатуре, так и мировой экономический кризис.

За исключением компании «Совиранрыба» прекратили свою деятельность все совместные советско-иранские предприятия. В реализации торгового договора 1935 г., заключенного сроком на три года, участвовали только государственные организации.

Москва рассматривала строительство Трансиранской железной дороги и запрещение Реза-шахом деятельности коммунистической партии как враждебные акты. Иранские коммунисты понесли тяжелые потери: партийные и профсоюзные организации были разгромлены, активисты брошены в тюрьмы. В течение 1929 и 1930 гг. в тюрьмы было брошено около 200 коммунистов. Многие были сосланы: жители северных районов — на нестерпимо жаркий юг в район Бушира, южане — в тюркоязычный Азербайджан. 38 человек были заключены в тюрьму Каср^[7]. Подражая Сталину, Реза-шах организовал политический «процесс 53-х», посадив на скамью подсудимых местных интеллигентов, увлекавшихся марксистскими идеями.

Наиболее уязвимым местом в советско-иранских взаимоотношениях оставался вопрос о границе. На отдельных ее участках пограничные власти не имели детальных карт, большое количество пограничных знаков было утеряно или разрушено, изменились русла рек. Строгого повсеместного контроля границы не существовало, что приводило к постоянным нарушениям и конфликтам.

Правительство СССР неоднократно обращалось к Ирану с предложением урегулировать ситуацию, взаимно укрепить границу и подписать конвенцию о порядке разрешения пограничных конфликтов по аналогии с соглашением, подписанным с Афганистаном. Однако вопрос так и остался неразрешенным^[8]. СССР, в частности, высказывал пожелание закрепить за собой участок земли в округе Фирузе, тяготеющий к Ашхабадской области Туркменской ССР, предлагая взамен обширные участки территории в других местах^[9].

Со своей стороны, иранское правительство также постоянно поднимало вопрос о необходимости уладить пограничные разногласия и требовало вернуть Фирузе, считая этот участок иранской территорией.

СССР был готов пойти на некоторые территориальные уступки Ирану, но только в районе Мугани. Иранская сторона в первую очередь требовала пересмотра границы в Хорасане. Представители двух стран подготовили проект соглашения о порядке рассмотрения и разрешения пограничных конфликтов. Однако настойчивость иранской стороны вначале пересмотреть границу в районе Атрека и лишь затем рассматривать другие проблемы завела переговоры в тупик. В 1938 г. СССР денонсировал Конвенцию относительно перехода границы между СССР и Персией жителями пограничных областей.

Советские власти, проводящие линию на укрепление режима своих границ и санацию приграничной полосы, со второй половины 1930-х гг. начали высылку в Иран иранских мигрантов, многие из которых стали «отходниками» еще в период царской России. Главным образом они жили в Закавказье и Советском Азербайджане. Наиболее массовые акции были проведены в 1938 г., когда отношения с Ираном стали ухудшаться, и очевидной становилась ориентация иранского правительства на сближение с Германией. В январе 1938 г. вышел указ наркома внутренних дел Н. И. Ежова «Об арестах и выдворении иранских граждан из Азербайджана». В последовавшем за ним Постановлении ЦК ВКП (б) «О принятии советского подданства подданными Ирана» говорилось о немедленном выселении в Иран тех иранцев, которые не перейдут в советское гражданство, либо их аресте. Только в первой группе насильно выселенных из СССР насчитывалось почти 3 тысячи человек^[10]. Как обустроить этих несчастных? А может быть, среди них есть агенты Коминтерна? Кому-то помочь с жильем, а кого-то обезвредить. Такие задачи встали перед иранским правительством.

Ухудшение советско-иранских отношений отразилось и в решении Тегерана сократить сеть советских консульств и дипломатов в Иране. В ответ Москва потребовала сократить число иранских консульств на территории СССР.

Важным фактором в советско-иранских отношениях была потребность в юридическом закреплении правового режима Каспийского моря. В 1931 г. в Конвенции о поселении, о торговле и мореплавании был зафиксирован правовой режим Каспия как общего моря (вопрос о разграничении вод не поднимался). Однако в последующие годы СССР фактически в одностороннем порядке установил пограничную морскую линию как условную линию, соединяющую противоположные точки сухопутной границы — от Астары до Гасан-кули. За пределы этой линии (423 км) иранские суда практически не допускались, хотя в приказе НКВД от 9 января 1935 г. оговаривалось, «что задержание персидских судов в пределах советской части Каспийского моря в случае совершения каких-либо правонарушений производить только в пределах 12-мильной прибрежной зоны. Не чинить препятствий персидским судам, плавающим и занимающимся, в соответствии с действующими между Персией и СССР договорами, рыболовством в советской зоне Каспийского моря за пределами 10-мильной прибрежной зоны»^[11].

Интересный факт, но такое положение не получило юридического отражения ни в подписанном в 1935 г. договоре о мореплавании, ни в договоре 1940 г. о торговле и мореплавании. Договор 1940 г. стал и является до сих пор основополагающим в отношении статуса Каспийского моря и на нем базируется современная позиция иранской стороны по проблеме юридического статуса Каспийского моря. В нем провозглашалось равенство в условиях мореплавания для торговых судов обеих стран по всей акватории моря. Отдельная статья оговаривала, что в Каспийском море могут находиться только советские и иранские суда. Иными словами, фактически определялся замкнутый характер Каспия.

Каспийская проблема вызывала озабоченность руководства Советского Союза по мере все более проявляющейся ориентации Ирана на Германию. В 1937–1938 гг. Москва неоднократно заявляла официальные протесты по поводу присутствия германских советников и военных специалистов в прикаспийских районах Ирана.

Именно Германия стала серьезным конкурентом СССР в Иране. Реза-шах не мог не видеть роста могущества Третьего рейха — другого тоталитарного государства, заинтересованного в проникновении на Ближний и Средний Восток. И ситуация стала меняться. Отношения СССР и Ирана с середины 1930-х гг. становились все более прохладными. К 1939 г. Германия серьезно потеснила СССР на иранском рынке, став крупнейшим торговым партнером Ирана.

Расширение экспорта Ирана в Германию шло главным образом за счет вывоза знаменитых персидских ковров. Некоторые из них стоили целое состояние — за один такой ковер в Иране можно было купить дом, стадо овец или целое селение. Но состоятельным немцам такие изделия были по карману. Заодно с коврами они скупали иранскую шерсть, кишки и опиум. Неуклонно повышался удельный вес Германии в иранском импорте. Этот рост шел в основном за счет ввоза промышленного оборудования.

Промышленными поставками в Иран занимались известные немецкие бренды: «АЭГ», «Бош», «Крупп», «Ленц», «Макс Генест», «Макс Гутенберг», «Менус», «Отто Вольф», «Сименс», «Шарк», «Юнкерс». Самые престижные офисы в центре Тегерана отошли под представительства этих фирм.

Германия вышла на первое место по поставкам Ирану металлических изделий, большинство из которых использовалось при создании предприятий тяжелой индустрии. В 1938 г. между представителями иранского правительства и германским консорциумом «Крупп» было заключено соглашение о строительстве в районе Кереджа двух доменных печей с ежедневным производством 150 т чугуна^[12].

Германское оборудование было установлено на стратегически важных объектах Ирана: Ганиабадском медеплавильном комбинате, Аминабадском и Анарекском металлургических комбинатах, Парчинском химическом комбинате, цементных заводах в Тегеране, Мешхеде, Ширазе и Тебризе, тегеранской табачной фабрике. Германские лаки, краски, бумага, медикаменты заполонили иранские прилавки.

Почему же немцы так легко и непринужденно вытеснили конкурентов с иранского рынка? Назовем основные причины.

Прежде всего, это высокое качество германских товаров и оборудования. Бумага, которую немцы поставляли для печати иранских газет, заметно превосходила советские образцы. Лаки и краски из Германии также отличались высоким качеством. Выше качеством были и германские станки, чем аналогичное оборудование из Советского Союза^[13]. В этом отношении трудно не согласиться с Мохаммедом Резой, бывшим тогда наследником престола: «То, что мой отец установил с Германией весьма тесные экономические отношения, не должно вызывать удивления, так как качество немецких изделий и высокий уровень подготовки немецких специалистов были хорошо известны, а в торговле с Ираном они предлагали достаточно выгодные условия»^[14].

Ему вторит известный российский специалист — знаток тайных операций на Среднем Востоке Ю. Л. Кузнец: «Однако верно и то, что авторитет немецких специалистов был высоким. Они заслужили это своей компетентностью и добросовестностью. Десятки тысяч иранцев убеждались в этом непосредственно на объектах ирано-германского сотрудничества, в частности, на Трансиранской железной дороге, где немцы трудились на всех уровнях, вплоть до паровозных бригад»^[15].

Экспансия Германии в Иран была развернута самая мощная. Понимая, в чем заключаются интересы иранского бизнеса, немцы умело потакали желаниям своих восточных партнеров. Они предложили Ирану разнообразную номенклатуру товаров, удовлетворяя практически всем его потребностям в импортной продукции. Одновременно немцы скупали иранские товары, перечень которых был необычайно широк. Согласно данным иранского таможенного отчета, по количеству наименований экспортных и импортных товаров Ирана Германия занимала первое место. В результате уже к 1937 г. ее показатели по количеству наименований в иранском импорте превысили показатели СССР на 50 %, в экспорте — на 100 %^[16].

Отметим умелую организацию торговли. Немцы не только поставляли оборудование, но и монтировали его на месте. Любой немецкий товар сопровождала краткая инструкция, написанная на бумаге высшего сорта. Советская же документация, прилагавшаяся к товарам, как правило, была небрежно оформлена, в ней часто встречались опечатки, подчистки и другие дефекты. Станки из СССР иногда привозилась в разбитом виде, чего нельзя было сказать о технике, поступавшей из Германии.

Снабжая Иран современным оборудованием, Германия посылала для его монтажа высококвалифицированных специалистов. Берлин использовал любой повод для того, чтобы направить на Средний Восток своих вояжеров, техников, инженеров и просто рабочих. Только в 1936 г. в Иран было направлено 800 подданных Германии. Они работали на строительстве промышленных объектов, при прокладке новых дорог, занимали ответственные должности в иранских учреждениях. После того как в 1927 г. американский финансовый советник А. Мильспо покинул Иран, ведущие должности в Национальном банке — символе финансового единства страны, которому от Шахиншахского банка было передано право эмиссии, — занимали только немцы. Даже директором типографии меджлиса^[17] был назначен немец Вильгельм Вебер.

Много германских специалистов трудилось и в сельском хозяйстве Ирана. Агрономы, ветеринары, животноводы, зоотехники десятками прибывали в Иран.

Заслуживала внимание германская реклама. В больших количествах немцы распространяли каталоги, специализированные технические и коммерческие журналы, прославлявшие достижения германской техники. На авторучках, зажигалках, расческах и других мелких предметах, которые немцы вручали иранским чиновникам и купцам в качестве сувенира, обязательно присутствовала реклама какой-нибудь немецкой фирмы. Не забывали немцы заниматься компрометацией своих конкурентов. Они распространяли слухи, что Советский Союз не имеет собственной промышленности и, кроме железных балок и гвоздей, русские больше ничего делать не умеют, а поставляемое ими оборудование является устаревшим немецким, которое перекрасили в СССР и под советской маркой отправили в Иран.

Секрет успешного проникновения немцев на иранский рынок заключался и в менталитете немцев, для которых, как хорошо известно, пунктуальность и порядок превыше всего. В отличие от специалистов из Советского Союза, на все запросы иранской стороны немцы реагировали оперативно. Так, в 1936 г. Иранское акционерное строительное общество обратилось в торгпредство СССР с запросом о поставках оборудования для строительства кирпичного завода, деревоперерабатывающей мастерской и лесосушилки. В течение нескольких месяцев иранцы ждали ответа, но так и не получили его. Затем они связались с немецкими фирмами, которые разработали свои предложения в кратчайший срок. «…Мы всегда проявляли недопустимую неповоротливость, товаров при повышенном спросе и при высоких ценах на рынке быстро не даем, а немцы всегда с большой оперативностью используют моменты хорошей конъюнктуры рынка», — констатировалось в одном из отчетов советского торгпредства в Иране.

Немалое значение в обострении взаимоотношений с Ираном в этот период имела и работа советских торговых организаций в Иране. Расхлябанность и безответственность работников, несоответственно высокие цены на поставляемые Ирану товары, заключение крупных сделок только с ограниченным кругом купцов, игнорирование запросов иранского рынка — принудительный ассортимент, неаккуратная доставка иранского транзита и т. п. — все это толкало широкие круги иранского купечества на бойкот советских торговых организаций.

Довольно часто случались сбои в работе Морагентства в порту Пехлеви по транспортировке, приему и сдаче грузов, поступавших в Иран из СССР и транзитом из Германии. В особенности это касалось грузов, поступавших в Пехлеви не по количеству мест или штук, а так называемым «навалом». К этим товарам относились главным образом пиломатериалы, импортируемые Ираном из СССР, и металлические изделия, импортируемые из третьих стран. Груз на протяжении пути переходил из рук в руки, и формально при этой системе никто из транспортных организаций никакой ответственности за его сохранность не нес. При такой организации поставок появлялись возможности Для хищений, в результате чего грузополучатели заявляли о недостачах.

Имели место случаи задержки иранских экспортных грузов: перегрузки на пограничной станции Джульфа, неподачи вагонов, задержки грузов в Батумском порту и другие нарушения. Подобные мероприятия Совирантуркторга рассматривались иранцами как меры, сознательно принимаемые советской стороной с целью задержать иранский экспорт в страны Европы, в частности в Германию, обесценить его и таким образом не выполнить обязательства, принятые СССР по ст. 20 советско-иранского договора 1921 г. Отметим, что северное направление — путь доставки грузов транзитом через территорию СССР — имел особое значение для германо-иранской торговли, так как здесь перевозки из Ирана в Германию составляли 50 % от всех перевозимых грузов, а перевозки в Иран из Германии — 90 %^[18].

Но на этом проблемы в российско-иранской торговле не заканчивались. Имела место элементарная коррупция. Вот как, например, описывает Г. Агабеков, бывший в 1925–1928 гг. резидентом ОГПУ в Тегеране, проделки чиновников советских внешнеторговых ведомств в Иране и покровительство им из самых верхних эшелонов власти в Москве: «Перед выездом из Сабзевара ко мне обратился с просьбой подвезти до Мешхеда интеллигентного вида перс. Я согласился, и мы выехали из города. В дороге мой спутник спросил меня, в каком советском учреждении я работаю. „В торгпредстве“, — ответил я. „Вы, наверно, очень богатый человек?“, — спросил он. „Почему вы так думаете?“. „Потому что вы служите в торгпредстве в Тегеране. Если здесь, в провинции, ваши служащие зарабатывают большие деньги, то в центре имеют ещё больше“. „Да, у нас хорошее жалованье“. „Какое там жалованье! Да разрешили бы мне заготавливать хлопок и шерсть для Советской власти, так я сам бы платил жалованье государству. Кто из ваших служащих живет на жалованье? Вот хотя бы купец Алиев. Он продал вашему хлопковому комитету голые стены под видом хлопкоперерабатывающего завода за 40 тысяч туманов (около 8 тысяч долларов по тогдашнему курсу). Заместитель председателя хлопкома получил из этих 40 тысяч от Алиева 10 тысяч… Сахар и нефть. Советские синдикаты продают их только двум купцам в Мешхеде, а те устанавливают на рынке цены, какие хотят. А за это платят представителям синдикатов проценты. А кроме этого в синдикатах заработки на таре, на утечке, на подмочке. Это же тысячи и тысячи, а вы говорите о жалованье. Кто из них смотрит на жалованье! Да на такой работе можно стать богачом“, — мечтательно закончил он»^[19].