Глава 8. Кошечка на диване
— Как же мне вас благодарить, Валечка? — спрашивала Лиза, заглядывая в глаза Валентине и всплескивая руками как курица крыльями.
Вале было приятно слышать слова искренней благодарности. Она любила делать свою работу хорошо и очень хорошо. Случай с Лизой был, действительно, тяжелый. Ни детство под крылом любящей семьи, ни отрочество с друзьями из таких же благоустроенных квартир в центре города не подготовили молодую женщину к шквалу горестей, обрушившихся на нее с неожиданной, непредсказуемой и невиданной жестокостью.
К моменту икс Лиза была милой замужней домохозяйкой, нежным цветком в комфортабельной оранжерее, кошечкой на велюровом диване. У нее были длинные ногти и рассеянный взгляд женщины, список проблем которой умещался в одной — единственной фразе: ах, если бы у меня был ребенок! Но вскоре и это затруднение благополучно разрешилось — у Лизы родилась дочь. Безоблачное счастье длилось всего пять месяцев. В марте девочка приболела, потом стала угасать на глазах и, наконец, тихо умерла одной черной ночью, освещаемой лишь вспышками молний майской грозы. Девочку не спасли ни деньги, ни молитвы, ни аура благополучия семьи. Диагноз не имел значения, поддержка родственников была не нужна, судьба заткнула свои маленькие ушки бирушами, не желая слышать жалоб.
Нет ничего скучнее банальных комментариев соседей по лестничной клетке, втайне подпитавшихся адреналином удовлетворения от несчастий таких счастливых людей, как эти Бирюковы. Марья Михайловна в беседе с подругой о превратностях путей человеческих скорбно качала головой:
— Ты же смотри, Инна Константиновна, как жили Бирюковы! И квартира у них четырехкомнатная, и машина не абы какая, и Лиза одета как куколка, а вот — дитё умерло у них, и теперь еще Лизины родители в аварию попали!
Родители Лизы погибли вместе, в один день, в один час. Их новенький «Форд» за секунду превратился в груду бессмыленного изуродованного металла. Залитые кровью тела пожилых людей доставали из скомканного «Форда» с помощью автогена и все равно по частям. Как-то не укладывалось в голове, что водитель, размазавший «Форд» по асфальту своим многотонным груженным бетонными плитами КАМАЗом, остался абсолютно невредим да и не виноват.
До смерти родителей Лиза успела погрузиться в отчаяние только наполовину глубины, но полагала, что достигла дна, ибо хуже быть не может. Однако, оптимист — Случай доказал, что может и еще как! Муж Лизы, слушая ее бессвязные и отчаянные речи, потоком лившиеся день за днем, неделя за неделей, начал постепенно терять терпение. Ему стало казаться, что вся его последующая жизнь теперь превратится в эти беспрерывные беспомощные слезы, слезы сольются в ручьи, соленые ручьи образуют реки, реки — моря, а потом эти моря просочатся в почву и не будет больше ничего определенного и прочного в его жизни. Скорбь отца по дочери так и не окрепла в настоящее и абсолютное горе. Сам он и раньше терял друзей и любимых, видел как это бывает у других и точно знал: жизнь состоит из потерь до тех пор, пока ты сам не становишься чьей-то потерей. Но до того момента надо жить, не позволяя обстоятельствам превращать себя в Бахчисарайский фонтан.
Сам не замечая того, муж Лизы начал рыть эффективные слезоотводы и возводить на пути соленых рек плотины и дамбы. От его мелиораторских усилий Лиза совсем превратилась в земноводное, отчаявшись выбраться на сушу. Примерно полгода муж окапывался на личном острове своей собственной жизни, а через полгода собрал чемодан и ушел в неведомое Лизе пространство.
А Лиза осталась. Она проснулась однажды утром, помня все. Она не спятила и не потеряла связь с внешним миром. Она не сдвинулась, не поехала, не тронулась и не рехнулась! Лиза просто решила, что должна жить так, будто бы у нее есть то, чего уже не было. То есть, после дурного сна наступило пробуждение, и Лиза сказала с облегчением:
— Какая дикая бредятина приснилась! Как хорошо, что я проснулась!
И вот теперь каждый день во дворе появлялась хорошо одетая молодая женщина с коляской. Женщина недолго катала коляску вокруг дома, а потом садилась на лавочку у подъезда и открывала книгу. Проходящих мимо соседей Лиза приветливо окликала. Они останавливались, наиболее мужественные и артистичные даже улыбались. Лиза рассказывала про то, как кушает и спит ее дочь, про отменное здоровье родителей и про новую работу мужа. Если кто-то из собеседников пытался вернуть заплутавшую Лизу к реалиям, она лишь мило улыбалась. Людям придется привыкнуть к тому, что у нее снова все хорошо!
Так, в странном спокойствии, Лиза прожила до Нового года. Она полоскала пеленки и ночью кормила дочь грудью. Она готовила мужу ужины и стирала его рубашки, обнаружив две, отправленные на тряпки в дальнем углу шкафа. Лиза ездила в дом родителей, накрывала стол к чаю и подолгу болтала с мамой о том как быстро растет ее внучка. Она смутно осознавала происходящее, невозможно было заставить глаза не замечать пустой детской кроватки, сияющей чистоты неношеных мужских сорочек и оставшийся в чашках из маминого любимого сервиза не выпитый чай. И все же Лиза продолжала свою сюрреальную жизнь в окружении призраков, просто не зная чем же ей еще заняться. Денег, оставленных мужем пока хватало на детское питание, погремушки и прочее…
Наконец, одна из ошарашенных подруг Лизы пришла к ней в сопровождении знакомого психолога. После недолгой беседы доктор предложил Лизе пообщаться с одним из специалистов Центра психологической помощи «Надежда». Лиза отчего-то согласилась.
Курс лечения занял почти год. Сегодня Валентина прощалась с самой необычной пациенткой в своей практике.
— Лиза, вы должны благодарить только себя! — убеждала она молодую женщину. — Вы молодец, в вас скрыты огромные силы! Всегда помните об этом, и все у вас будет хорошо. Я позвоню вам через недельку и мы назначим встречу.
Лиза ушла. А через неделю она покончила с собой, отравившись газом. Предсмертная записка объясняла причину душевного катаклизма Лизы: у ее бывшего мужа и его новой жены родилась дочь.
…— Но как же так? — рыдала Валентина в кабинете руководителя центра. Непрофессиональные эти рыдания она позволила себе первый раз за полтора десятилетия своей психологической деятельности и только потому, что Роман Сергеевич был из разряда мужчин-подружек. Толстый и добродушный, он позволял женщинам расслабиться в своем присутствии. Валентина высморкалась в одноразовую салфетку, судорожно вздохнула, поморгала мокрыми глазами и в тот самый момент, когда казалось, слезы иссякли, расплакалась снова, причитая: — Да ведь все было хорошо!.. Лиза и тесты все прошла и со смертью родителей смирилась… Ну, невероятно это! Да, могла она расстроиться из-за ребенка мужа! Да, порыдать могла бы, истерику закатить, но в газовую духовку лезть?! Нет, не верю! И потом она бы обязательно мне позвонила, обязательно!
Роман Сергеевич пожал плечами:
— Валечка, просто, ты же сама понимаешь, что не могло все быть так гладко, как ты говоришь…
От изумления зареванные Валины глаза раскрылись так, что стали видны красные сосудики глазного яблока. Она произнесла с дрожью:
— Рома! Ты считаешь, что я виновата? Да ты что? Я же профессионал! У меня медицинское образование. Не то что у Иващенко или Ганеевой — они факультет биохимии в педе кончили и теперь в душу к людям лезут! А я…
Роман Сергеевич потянулся через стол и взял ее потную ладонь.
— Перестань, — мягко произнес он, — никто тебя ни в чем не обвиняет. Просто, сама знаешь, тут не психолог нужен был, а психиатр. И если хочешь знать, то виноват на самом деле я. Просто я подумал… Ох, да что там! Муж ее хорошие деньги заплатил, чтобы мы бедолагу в порядок привели. А привлеки психиатра — тут же окажешься у Ищенко в лапах…
Роман Сергеевич упомянул главного специалиста психиатрической больницы города Гродина не случайно: Василий Цезарионович Ищенко к самому факту существования Центра психологической помощи относился с ядовитым сарказмом и неприкрытым предубеждением. А если учесть авторитет академика Ищенко в кругу серьезных медиков и его связи во властных структурах Гродина, то получалось, что он из обыкновенного недоброжелателя превращался в серьезного противника. Его имя пугало каждого сотрудника Центра «Надежда», буквально, до печеночных колик, так что Валентина как-то сразу пообсохла, схватила предложенную Романом Сергеевичем сигарету, притихла, собралась. Роман Сергеевич еще немного поубеждал ее, поуспокаивал и отправил восвояси с миром.
А произошедшее на самом деле осталось под завесой тайны…
Еще продолжая посещать сеансы терапии в «Надежде», Лиза поняла — никакие психологи ей не нужны и помочь ничем не смогут. Валя была такая милая девочка, так старалась для Лизы! Она столько времени потратила впустую, разрабатывая мудреные тренинги, применяя наивно-хитрые психотехники, часами выслушивая Лизины излияния… Но все напрасно! Лиза и так знала о себе все: она в полном порядке, у нее нет никаких проблем. Дочь Лизы растет здоровой и крепкой девочкой, муж на руках носит, родители, слава Богу, души в дочери не чают. Лиза встречалась с Валентиной только для того, чтобы завистливые друзья-приятели не смотрели на нее с таким вот озабоченным выражением: «Ох, Лиза, ты на каком свете находишься?». Пусть они не думают ничего, не болтают своими раздвоенным языками: лечится Лиза, лечится! Они, безумцы, не понимают — от счастья не вылечишь. От благополучия — не спасешь. Да, ходит Лиза на все эти занятия, а потом вновь возвращается в свою огромную гулкую квартиру, открывает дверь своим ключом, входит в сумрачную прихожую, вдыхает полной грудью родные запахи своей семьи: свежие пеленки, мужской одеколон, осетрина, запеченная в фольге, сигаретный дымок с балкона, где курит ее красивый ласковый муж.
Лиза скидывает с усталых ног легкие остроносые сабо и летит к ним, к мужу и к дочери, чтобы обнять, прижаться, затискать, чмокнуть, подставить сохнущие от нетерпения губы… Смех, куча-мала, визг толстенькой девчушки, мужские властные руки. Потом — ужин и это святое. Они садятся на кухне (никаких телевизоров! Они соскучились и хотят видеть только лица друг друга, а не ведущих этих смрадных новостей!), Лиза раскладывает осетрину и салат по тарелкам, наливает по бокалу белого вина себе и мужу, а дочери — гранатовый сок для гемоглобина. Они едят, и говорят, и замирают, встретившись взглядами, что похоже на тот пронзительный момент, когда мимо окна летним вечером пролетает шальная ласточка и звонко-высоко кричит по-птичьи, что лето коротко и грядет ночной тревожный сумрак.
Потом ночь, нежные супружеские ласки. А назавтра новое счастье от каждого мига существования.
Можно ли такое вылечить?
На какое-то время Лиза вдруг почувствовала, что она, вроде бы, не узнает своего мужа. Он вдруг стал другим. Изнутри и снаружи иным, чужим. Но потом стало ясно: это после ссоры. Так бывает! Да, именно так и бывает. Ты живешь рядом с человеком, думаешь, что знаешь его как линии своей ладони, как любимую книгу, но тучи закрывают небо и разражается гроза. В ее синеватых вспышках ты узнаешь совсем иное о своем любимом, о его лице и о его характере. Некоторое время после ссоры воспоминания о грозе болезненны и близкий человек выглядит чужим, но это же не навсегда! Любовь побеждает все, любовь все прощает. Главное, мы рядом, вместе, семья, мужчина и женщина.
После ссоры каждый готов на все! И он и она чувствуют как неправы они были, как несправедливы. Наговорили черт знает чего! И зачем было вспоминать как он опоздал на первое свидание, зачем было обвинять в давно прощенных грехах? Ты хочешь, чтобы я подписала эти смешные бумажки? Милый, ну, конечно, конечно! Ты прав, это как-то странно: глава семьи, а в квартире и не прописан! Мамин дом? И она не против? Ну, конечно, я подпишу, конечно!
Узнать бы точно, прозрела ли Лиза накануне смерти? Вернулся ли к ней разум? Поняла ли она, что смысл жизни заключается в проживании жизни, в методичном и полноценном прохождении всех ее нелегких этапов: младенчества с желудочными коликами и отрыжкой после маминого молока, детство с царапинами на коленках и насмешками старшего брата, юность с прыщами, молодость с зачетной книжкой, в вечной спешке, зрелость с сожалением о прошлом, старость с болезнями… Парадокс в том, что каждый этот этап мучителен и прекрасен в равной степени, а если не прочувствовать его муки или красоты — будет невосполнимый ранящий пробел. Лиза же мечтала только о счастье, ей оказались не по силам потери, которые тоже суть наша жизнь, она постаралась избежать их, изменить жестокую реальность единственным доступным для нас способом — изменив собственное сознание.
А у человека, сумевшего воспользоваться безумием ради наживы, не было никаких иных забот и тревог, кроме заботы о полученном наследстве. Он только удивился, насколько легко далось ему это первое в его жизни убийство! Раньше ему убивать не приходилось, он сознательно избегал этого, но теперь стало ясно: он перешел Рубикон.