Начался визит Папы Климента XV на наш остров.
------------------------------------------------------------------------
Как уже сообщалось, вчера вечером пресс-служба Святого Престола объявила график пастырской поездки Климента XV по островам Карибского бассейна, которая была спланирована ещё Папой Адрианом VII. Предполагалось, что Папа вылетит из Рима в Санто-Доминго (Доминикана, остров Гаити), однако Климент XV поставил Гваделупу первым пунктом в графике. Как указано в сообщении пресс-службы: «Папа пожелал поздравить профессоров и студентов Астроинженерной школы с событием, чрезвычайно важным для католической астронавтики: стартом марсианской миссии «Caravella». Астроинженерная школа на Гваделупе учреждена по инициативе ESA и Папской Академии наук и находится под особым попечением Святого Престола.
В 11:35 самолет Папы совершил посадку на небольшом аэродроме Терр-де-Бас на островах Ле-Сант, всего в семи милях к югу от кампуса Астроинженерной школы, расположенного в районе Труа-Риверес на полуострове Равабо-Пен. Как пояснил Климент XV в интервью перед вылетом из Рима: «Я выбрал легкий бразильский административный самолет «Embraer-Ferry», чтобы иметь возможность садиться на небольших аэродромах, а не на тех, которые и так загружены регулярными рейсами пассажирских лайнеров. Это позволяет экономить время и рационально планировать поездки, не создавая неудобства простым людям, интересы которых всегда в центре внимания церкви». Сейчас вы в прямом эфире видите встречу Папы с префектом…
------------------------------------------------------------------------
Папа был одет в легкий закрытый белый костюм и маленькую белую шапочку. Он двигался уверенно и быстро, как это свойственно людям, регулярно занимающимся спортом. Обменявшись рукопожатием и несколькими приветственными словами с префектом, он сделал повелительный знак телерепортеру.
– Подойдите сюда, молодой человек. Не бойтесь. Вы сейчас глаза и уши народа, и вы должны быть смелым и решительным. Как вас зовут?
– Э… э… Жан, святой отец.
– Замечательно, Жан. Спрашивайте.
– Э… э… О чем, святой отец.
– Спрашивайте о том, что хотят знать люди, которые сейчас смотрят телевизор. Вы должны это знать. Вы должны нести людям правдивые и ясные сообщения. Верно?
– Да, святой отец.
– Отлично! Что хотят узнать люди, прежде всего?
Репортер на пару секунд замялся, а затем спросил:
– Почему вы нанесли первый визит именно сюда, к нам?
– Вот, – Климент поднял ладонь к небу. – Это правильный вопрос. Я прилетел сюда потому, что здесь рождается будущее. Будущее христианской цивилизации, а значит, будущее человечества. Сегодня парни и девушки, студенты нашей Астроинженерной школы, с гордостью и немного с завистью наблюдают по TV за полетом астронавтов, отправившихся к Марсу. Завтра они вырастут и достигнут гораздо большего – при условии, что сегодня мы поможем им встать на нужный путь, вооружим их верой и нашими христианскими ценностями и освободим их от негодных, пораженческих доктрин, которые исходят от врага рода человеческого. Мы вооружим их истиной! Помнишь Жан, что сказал святой апостол Жан об истине?
– Э… – репортер снова замялся. – Истина это…
– Вы узнаете истину, – жестко перебил его Климент XV. – …И истина сделает вас свободными. Свободными от чего? Свободными от пут, мешающих человеку быть христианином, быть ответственным за судьбу нашей цивилизации и религии, быть ответственным за будущее. Свобода, знание и уверенность – это сила! Я приехал рассказать нашим студентам о том, что такое наша вера, что такое истина. Сегодня вечером в центральной аудитории нашей Астроинженерной школы, я буду говорить именно об этом, а также о том, к чему нас обязывает наша вера. Это будет открытый диспут, это будет честный прямой разговор со студентами и гостями нашей школы. Готовь свои вопросы Жан, и да поможет тебе Бог. Аминь.
…
Доктор Чинкл стряхнул в мусорное ведро пепел с сигареты, которую закурил одновременно с включением телевизора, и произнес:
– Реальный отморозок. Чем-то он мне напоминает комбрига Ним Гока.
– А? – Растерянно переспросила Зирка. Вид у нее был отсутствующий, как в первые мгновения после выпитой залпом порции подогретого абсента.
– Ну… – Произнес Чинкл, вспомнив, что для его подруги только что выступавший персонаж является безошибочным транслятором мнения наиболее почитаемого из оккультных существ. – Я имею в виду: нормальный такой Папа. Не какой-нибудь сопливый пацифист. По ходу, ваш manaroa указал на него с учетом политических требований момента. В Старом Свете большой спрос на полувоенных лидеров.
– Я не знаю… – Зирка пожала плечами и поправила соскальзывающее полотенце, в которое она завернулась после ванны. – …У меня странное ощущение. Как будто он сказал очень важные вещи, но не очень понятные. Я не ожидала…
Чинкл протянул руку и легонько погладил её по затылку.
– Жизнь полна неожиданных событий. Этим-то она и интересна, ага?
– Может быть, – неуверенно согласилась девушка.
– Точно-точно, – сказал он. – В общем, я пошел мыться, а потом я предлагаю найти симпатичное место, где нас покормят завтраком, потому что плановый завтрак мы решительно проспали, а до планового обеда ещё как до Африки на веслах.
– Угу, – снова согласилась она, и Чинкл направился в ванную.
Примерно посредине водных процедур он услышал сквозь шорох воды из душа старомодный дребезжащий звонок местного телефона, а потом голос Зирки:
– Алло… Как вы сказали?.. Да-да, это я, а вы?.. Секретарь кого?.. Подождите, я вас не поняла. Приглашение куда?.. А… Вообще-то он в ванной. Подождите, я попробую спросить… Кватро! Это звонит секретарь Папы. Нас с тобой приглашают… Тебе не сложно подойти и поговорить с ним?
– Вот всегда так, – проворчал Чинкл, появляясь из ванной и на ходу вытираясь полотенцем. – Срочные звонки непременно поступают, когда ты или ешь суп, или наоборот, сидишь в сортире, или стоишь под душем…
Он взял протянутую Зиркой трубку и, продолжая вытираться, ответил:
– Да, я слушаю… Да, я смотрел выступление Папы Климента, а что?… Да и про это вечернее мероприятие я слышал… Вот как?… А ваш шеф в курсе, что я ни разу не католик?.. Ни разу, значит, что я вообще не католик. Никогда им не был… Никак не отношусь… Нет, атеист это уже какое-то отношение к религии, а у меня никакого… Почему же? У меня есть мнение, но не отношение. Вы чувствуете разницу?… Нет, на вечер особых планов не было, но мероприятие католическое, а…
– Кватро, – тихо окликнула его Зирка и посмотрела особым выразительным взглядом, который означал: «может быть, если тебе не очень сложно, ты мог бы…»
– …Ладно, – произнес он в трубку. – Если Папа Климент приглашает нас, не питая иллюзий по поводу моего мнения о католицизме, то почему бы и нет?… Что значит «литерные места за круглым столом»?… Ясно. ОК, мы договорились. В 6 вечера.
…
Доктор Борис Леклер, ректор школы, занимавший литерное место «B», страшно волновался и, произнося свою краткую вступительную речь, нервно потирал руки. Создавалось впечатление, что его донимала чесотка.
– …Собрались за этим столом, чтобы… Так сказать… Провести очень важный и необходимый разговор на темы, которые затрагивают основы… Я бы даже сказал, являются основами того, чем мы занимаемся… Вот, собственно, почему я хотел бы передать слово нашему почетному гостю, его святейшеству Папе Клименту XV.
– Благодарю вас, доктор Леклер, – сказал Климент, который, в отличие от ректора выглядел абсолютно спокойным и уверенным в себе. – Мне представляется крайне важным то, что за этим столом собрались люди, объединенные общей идеей, хотя кажется, что они придерживаются диаметрально противоположных мировоззрений. Однако, кажущееся не есть реально существующее. Так ли сильно отличаются мировоззрения доктора Леклера и доктора Чинкла? Так ли велико различие между религиозными представлениями мэтра Оркварда и мадам Чинкл? Существуют ли противоречия между церковью, которую представляю я, и католической общиной Океании, к которой принадлежат мадам и мсье Виола? Доктор Леклер, как бы вы ответили на этот вопрос? Вы знакомы с взглядами доктора Чинкла, не так ли?.
Ректор школы, надеявшийся, что от него сегодня потребуется только формальное вступительное слово, растерянно посмотрел на меганезийского математика.
– М-м… Я не могу знать точно, но, кажется, коллега Чинкл агностик скептического склада, что впрочем, не редкость и среди ученых Франции.
– Согласны ли вы с таким определением? – Спросил Папа, повернувшись к Чинклу.
– Если честно, – сказал тот, – я этого определения просто не понял. Кстати, как мне правильно к вам обращаться? Мсье Климент, доктор Климент или как-то ещё?
Климент XV открыто и дружелюбно улыбнулся.
– Скорее, второе, поскольку я доктор философии, но можете обращаться, как вам привычнее. Мне вот привычнее обращаться к собеседнику просто по имени.
– Aita pe-a, – сказал Чинкл. – Так вот, я не понял высказывания дока Леклера, но я допускаю, что по французским стандартам мое мировоззрение так и называется.
– Отлично! – Папа повернулся к ректору. – Борис, а как бы вы определили свое собственное мировоззрение? Ничего, что я перешел на обращение по имени?
– Конечно… м-м… доктор Климент. Никаких проблем… Вы спросили про мое мировоззрение?
– Да, я спросил про ваше мировоззрение.
– М-м… Я считаю себя христианином. Католиком, разумеется.
– Вы верите, что Господь Бог сотворил мир за шесть дней? – Уточнил Папа.
– М-м… Если честно, то я, как бы это сказать?.. Представляю себе это, как некую аллегорию. В том смысле, что процесс возникновения или, так сказать, сотворения материального мира, можно разделить на шесть условных… Ну, скажем, этапов.
– А вы верите, что эти этапы произведены Господом Богом?
– М-м… В некотором смысле, это вопрос о… – Леклер поднял глаза к потолку, будто рассчитывал, что там найдется шпаргалка. – …О недоказуемой первопричине или, как принято говорить в научной среде, о первом импульсе. И, я думаю, что в этом первом импульсе присутствовало что-то… Что-то такое, что можно назвать Богом.
Возникла пауза. Пара молодых меганезийских калабрийцев: Лерна и Руджи Виола, с Хендерсон-Питкерн, из мини-городка Коста-Виола-Нова, переглянулись и шепотом обменялись репликами. «Во, задвинул!» – «Цицерон отдыхает». Лерна хихикнула.
– Присутствовало что-то такое, – медленно повторил Климент XV. – Возможно, кто-то полагает, что подобное утверждение о Боге не соответствует канонам. Но не всё так просто. Не случайно у святого апостола Жана сказало: Бога никто никогда не видел. Поэтому многие ученые определяют сущность божества именно такими словами. Я полагаю, что такова профессиональная особенность католической веры ученых. Мы должны ясно понимать: профессия человека накладывает отпечаток на его веру. Для ученого вера выражается в одних словах, а например, у писателя… Мистер Орквард, какими словами вы бы выразили эту сущность?
– Можно просто: «Гисли», док Климент, – ответил гренландец. – Только я сразу хочу предупредить, я убежденный язычник. У меня к христианскому богу неоднозначное отношение. Я об этом говорил вашему парню, который меня сюда приглашал.
– Разумеется, – сказал Климент XV, – мне это известно, но если святой апостол Пабло сидел за одним столом с язычниками, чтобы найти взаимопонимание, то и я должен поступать так же. Итак, что есть божественная сущность для вас, Гисли?
Гренландец задумчиво поскреб широкой пятерней свою рыжую шевелюру.
– Если попросту, без философии, то это драйв. За что я не люблю христианство, док Климент, так это за безвкусность. Оно как плохо сваренный суп. А языческие боги реально живут, дружат, враждуют, сражаются, любят, путешествуют. Драйв! Из них можно подкачивать эмоциональную энергию, как говорят спиритуалисты.
– Странно, – произнес Папа и повернулся к парочке океанийских католиков. – Я не настолько владею молодежным сленгом, чтобы чувствовать оттенки слова «драйв». Скажите: вы находите в католицизме этот элемент, важный с точки зрения Гисли?
– Селедке ясно, что находим, док Климент, – мгновенно ответил Руджи Виола.
– А на счет супа, – добавила Лерна. – Это ещё вопрос, у кого он плохо сварен. Наши океанийские фольк-католические мифы самые заводные и эротичные в мире, если не считать мифов о спутниках Мауна Оро, которые вне конкуренции. Куда там вашему северному язычеству, где герои тормозные, и даже оргазмы у них какие-то унылые.
– А у ваших героев вообще нет оргазмов, – парировал Гисли.
– Как это нет!? – Возмутилась она. – Есть, и ещё какие! Почитай нашу океанийскую католическую библию, она небольшая, 25 тысяч знаков.
– Десять страниц? – Подозрительно уточнил гренландский литератор.
– Если на бумаге в виде журнала, то где-то так, – подтвердила она, – но лично я читаю библию на мобайле, она у меня отформатирована на полста экранных страничек.
– Давай мобайл, я тебе скачаю, – добавил Руджи.
– Надо же… – Проворчал Гисли и передал ему свою трубку-коммуникатор.
– Лерна, вы часто обращаетесь к библии? – Поинтересовался Климент XV.
– Ага, – девушка кивнула. – По ходу, толковая книжка. Про все понемногу, типа как афоризмы. Экономика, секс, наука, политика. Кратко, просто, удобно.
– Весьма похвально, – Папа кивнул и повернулся к ректору. – А вы, Борис, часто обращаетесь к библии в работе и в жизни?
– М-м… У меня нет такой краткой, так сказать, афористичной модерновой версии.
– Понятно… – Папа кивнул и повернулся к Зирке. – А вы часто открываете библию?
Сначала Зирка немного растерялась, а потом, слегка пожав плечами, ответила:
– Не очень часто, святой отец. В школе нам объясняли, что библия это сложная для понимания книга, в ней можно запутаться, и поэтому лучше слушать священника.
– Вы учились в Кракове и привыкли к большой, канонической библии, а не к краткой, океанийской, верно? – уточнил Папа.
– Да, святой отец.
– А как часто вы ходите в церковь?
– Обычно каждое воскресенье, – сказала она.
– Весьма похвально, – повторил Папа и окинул глазами зал, где собралось несколько десятков студентов и гостей. – Я прошу тех, кто обычно посещает церковь каждое воскресенье, поднять руки… Что, и это все, кто посещает церковь по воскресеньям?! Больше никто? Вот результаты «общечеловеческих ценностей» и «толерантности». Доигрались! Добрые католики забыли об элементарной этике церковной жизни.
Климент XV обвел внимательным взглядом аудиторию и резко вытянув левую руку, указал на довольно молодого мужчину с типично галльской внешностью.
– Вы не согласны с тем, что я сейчас сказал?
– Э… – Тот замялся. – …Нет, ваше святейшество, я просто немного удивлен.
– Подойдите сюда, – повелительно сказал Папа, – представьтесь и объясните, что вас смутило. У нас здесь честный, открытый разговор.
– Меня зовут Луи Фурми, – сказал мужчина, подойдя к круглому столу, – я преподаю общую теорию поля и релятивистскую механику. Я, конечно, не очень разбираюсь в теологии, но я читал, что океанийская церковь не совсем христианская.
– Где вы это прочли, и как это было аргументировано?
– Я не помню точно, где, но там говорилось: океанийская церковь не признает, что Христос умер за наши грехи и воскрес. Для меня, католика, это серьезный аргумент.
– Что такое смерть? – Спросил Климент XV.
– Смерть? – Переспросил Фурми, – Вы имеете в виду научное определение?
– Я имею в виду ваше мнение, Луи.
Преподаватель теории поля смущенно переступил с ноги на ногу.
– Мое мнение? Я не биолог и не врач. Возможно, я ошибусь в деталях, но смерть это прекращение жизни, после которого уже ничего не помогает и организм разлагается.
– Вполне здравая мысль, – констатировал Папа. – Следовательно, если жизнь как-то восстановилась, то мы не можем говорить, что имела место смерть, не так ли?
– Медики называют это клинической смертью, – сказал Фурми. – Но это, конечно, не смерть в прямом смысле, поскольку это обратимое явление, а смерть необратима.
– В таком случае, Луи, что вы понимаете под этими словами: умер и воскрес?
– Так написано в катехизисе, – ответил Фурми.
Климент XV погрозил ему пальцем, на котором сверкал перстень святого Петра.
– Я спросил не где это написано, а как вы это понимаете.
– Я… Я полагал, что это чудо, и слова здесь имеют совсем другое значение, чем в обыденном языке. Ведь Христос – это Бог, а значит, он бессмертен, и он не умер в человеческом смысле, а… Извините, я не могу это объяснить, я не теолог.
– Вы не можете объяснить, – задумчиво отозвался Папа. – Вы не понимаете. Да?
– Не понимаю, – признался преподаватель.
– Не понимаете. Никто не понимает, потому что это тайные слова. На попытке их толкования споткнулись и впали в ересь даже многие отцы церкви. А составители краткого океанийского катехизиса обошли молчанием эту великую тайну, чтобы не соблазнять верующих, потому что сказано: кто соблазнит одного из малых сих, тому лучше бы повесили жернов на шею и бросили в море. Кто это сказал, Луи?
– Христос, – тихо ответил Фурми.
– Правильно. Помните об этом, и не повторяйте глупостей, которые пишут всякие безответственные люди, вообразившие, будто они святее Спасителя. Сейчас, Луи, выйдите из аудитории, прочтите трижды «Pater noster», а потом вернитесь.
Папа проводил глазами преподавателя теории поля, идущего к дверям походкой Буратино, на негнущихся ногах. Потом снова обвел взглядом аудиторию, и опять протянул левую руку – на этот раз, указав на худощавую даму лет около сорока.
– Вас тоже что-то смущает? Подойдите сюда и поделитесь своими сомнениями.
– Да, доктор Климент, – сказала она, направляясь к столу. – Я Сандри Ретел, и я тут пытаюсь преподавать основы астрофизики… С переменным успехом. Я не могу утверждать, что я католичка. Я как-то больше склоняюсь к деизму. Меня смутило высказывание по поводу общечеловеческих ценностей и толерантности. Знаете, я, конечно, могу ошибаться, но, по-моему, в современном мире должны быть некие ценности, общие для всех, независимо от религии.
– Какие это ценности? – Спросил Папа. – Вы можете их перечислить?
Сандри Ретел утвердительно кивнула.
– Это несложно. Их, на мой взгляд, всего три. Не поступать с другими так, как вы не хотели бы, чтобы поступили с вами. Затем желание понять другого, и найти с ним компромиссные решения по спорным вопросам. И последнее: не забывать, что мир принадлежит не только нам, но и следующим поколениям. Им здесь жить.
– Почти католическая позиция, – заметил Папа, вставая со своего места. – Я бы сказал: католическая, если бы вы объединили первые две ценности в одну: любить ближнего.
– Нам бы перестать ненавидеть ближнего, – ответила она, – а любить, это роскошь.
Климент XV улыбнулся и похлопал ладонью по спинке стула.
– Присядьте, пожалуйста, Сандри. Я освободил место специально для вас.
– Я ещё не в том возрасте, чтобы мне трудно было стоять, – проворчала Сандри.
– А я ещё не в том возрасте, чтобы сидеть, когда дама стоит, – парировал Папа.
– Только из уважения к вам, – сказала она, и уселась на литерное место «A».
– Спасибо, – сказал он. – Теперь, давайте выясним главное: кто наш ближний?
Преподаватель астрофизики посмотрела на него с некоторым удивлением.
– По-моему, любой человек. Разве нет?
– Вообще любой, или любой, признающий эти ценности? – Спросил он.
– Я полагаю, – сказала она, – что любой нормальный человек признает эти ценности. Возможно, в каких-то системах это формулируется иначе, но суть та же самая.
– Увы, нет, – произнес Папа. – Есть совсем другие системы. Например, нацизм.
– Нацизм – это патология, – возразила доктор Ретел.
– Будете ли вы считать нациста своим ближним? – Спросил он.
– Если это не просто обманутый болван, а убежденный нацист, то не буду.
Папа кивнул и развернулся к доктору Фурми, только что вернувшемуся в зал.
– Луи, как, по-вашему, следует ли считать нацистов нашими ближними?
– Нет, конечно!
– А исламских экстремистов с их террористической сетью?
– Нет.
– А буддистов, язычников, коммунистов, анархистов, атеистов?
– Э… Их так много, и они такие разные. Может быть…
– Что может быть? – переспросил Климент XV.
– Может быть, надо их рассматривать отдельно? В смысле, например…
– Ну, продолжайте, смелее.
– …Например, Далай-Лама, вроде бы, неплохой человек, хотя и буддист. Или… Мне можно говорить о присутствующих, ваше святейшество?
– Это вам решать, Луи. На то Господь Бог и дал вам свободу воли.
– …Или, – продолжал преподаватель, – мистер Орквард, хотя и язычник, но помогает подросткам, которые стали жертвами насилия, и пишет НФ-книги, способствующие интересу к науке. Некоторые студенты признаются, что их увлечение современной физикой началось со сборника саг Оркварда «Паруса Прадедов». К сожалению, это языческие книги, но… Я хочу сказать: Аристотель тоже был язычником… Мистер Орквард, я надеюсь, я не сказал ничего обидного для вас?
Гренландец задумчиво пригладил свою широкую рыжую бороду.
– Вроде, ничего такого. Скорее, наоборот. Меня до сих пор никто не сравнивал с Аристотелем. Пожалуй, это слишком круто, но я постараюсь соответствовать.
– Отлично, Луи, – произнес Папа. – Вот как полезно бывает прочесть «Pater Noster». Господь всегда помогает тем, кто искренне к нему обращается… Скажите, Гисли, а существует ли в вашем язычестве представление о том, кто ваш ближний?
– У нас всё более конкретно, док Климент, – ответил Орквард. – Есть друзья, а есть недруги. Есть ещё люди, которые могут стать друзьями. Хорошие знакомые…
– Ясно. А католики могут оказаться вашими друзьями?
– Запросто, док. Например, Зирка, которая жена дока Кватро. Или вон те парень с девушкой, которые в зале. Мы вчера подружились в… Ну, в общем, мы гуляли.
– В пабе в Труа-Риверес, – с улыбкой уточнил Папа, – я уже наслышан. Поселки тут маленькие, люди общительные, сплетни распространяются быстро… А что скажет Кватро? Существует ли в его мировоззрении представление о ближнем? А?
Меганезийский математик, с хрустом, потянулся.
– Если это был вопрос, то я хотел бы уточнить: вы имеете в виду интуитивное представление, или некий формализованный критерий?
– Первое есть врожденное свойство всех потомков Адама, поэтому – второе.
– Тогда так, – сказал Чинкл. – Среди окружающих людей есть те, с которыми у нас возникают отношения общности интересов. Это друзья или хорошие соседи. Их относительно мало. С остальными всегда существует некий конфликт интересов, и требуется компромиссный или компенсационный договор. С большинством людей договор принципиально достижим. Они аналогичны ближним в той терминологии, которую несколько минут назад изложила доктор Ретел.
– А те, с которыми договор принципиально недостижим? – Спросил Климент XV.
– С ними невозможно иметь дело по-человечески, – ответил меганезиец. – Значит, единственный метод, это относиться к ним, как к явлениям дикой природы.
– Если они мешают, то их надо отстреливать, – спокойно уточнил Руджи Виола.
– Или, если ещё не мешают, но скоро точно начнут мешать, – добавил Орквард.
– Да что вы такое говорите! – Возмутилась доктор Сандри Ретел.
– А что мы такое говорим? – Спросила Лерна. – Что, по-вашему, неправильно?
Астрофизик, от избытка чувств, всплеснула руками.
– Вы, меганезийцы, иногда ужасаете меня своим пулеметным фанатизмом.
– Я не меганезиец, – поправил Орквард, – я гренландский неандерталец.
– Да ну вас, – буркнула она. – Вроде бы, образованные культурные люди…
– Внимание! – Ароизнес Папа, и поднял руку, так, что свет ламп блеснул на перстне святого Петра, – сейчас доктор Чинкл со свойственной математикам четкостью определил нижний предел требований к человеку. Церковь предъявляет к человеку значительно более высокие требования, а критерий доктора Чинкла показывает нам уровень, падение ниже которого лишает человека человеческой сущности, лишает человека способности сопереживать, способности понимать интересы ближнего, способности к познанию божества в каком бы то ни было смысле. Посмотрите: даже дикари по-своему познают Творца через мнимое одушевление его творений: неба и небесных светил, земли, рек, морей, растений и животных. Даже совсем, кажется, неверующие люди, как например, доктор Чинкл, познают Бога через ту гармонию, которую Господь заложил в фундамент природы, и через принцип сопереживания, который Господь вдохнул в первого человека… Кватро, вы не согласны со мной?
Меганезиец улыбнулся и утвердительно кивнул.
– Конечно, я не согласен. Вы, док Климент, занимаетесь сейчас тем самым мнимым одушевлением природных феноменов, которое только что приписали сообществам дикарей. Это относится и к биосоциальным феноменам, таким, как сопереживание.
– Вы любите свою жену? – Внезапно спросил Папа.
– Да, – ответил Чинкл, – а вас это удивляет?
– Ничуть не удивляет. Скажите, а ваша любовь это тоже природный феномен?
– Разумеется, – спокойно подтвердил математик.
– Ну, если так… – Климент XV остановился рядом с Чинклом. – …то меня ничуть не удивляет, что вы и Бога называете природным феноменом. Называйте на здоровье.
По залу прокатились смешки, аудитория оценила эту своеобразную шутку.
– Где вы учились софистике, док Климент? – Невозмутимо поинтересовался Чинкл.
– На высших курсах военной психологии в Рио, – так же невозмутимо ответил Папа и, повернувшись к аудитории, произнес. – Вернёмся к критерию, сформулированному представителями науки: доктором Фурми, доктором Ретел и доктором Чинклом, и представителем прогрессивного искусства мэтром Орквардом – людьми разных религиозных убеждений, но при этом гражданами одной общей цивилизации. Этот критерий чрезвычайно важен, потому что он опровергает нелепые заблуждения об общечеловеческих ценностях и снимает с вас бремя толерантности к нацизму или экстремистскому исламу. С адептами этих учений надо поступать не как со своими ближними, а как с существами, отпавшими от человеческого рода. Христианское милосердие требует, чтобы мы снисходительно относились к неразумным юнцам, попавшим в нацистские шайки, или к неграмотным арабским беднякам, верящим в магометанские заблуждения, но мы должны быть безжалостны к тем, кто осознанно выступает против свободы, которую даровал нам Спаситель, и которая ныне стала фундаментом образа жизни всего цивилизованного человечества. Аминь!
В зале наступила полная тишина.
– Боже! Что теперь будет… – Прошептал ректор Борис Леклер.
– Я ожидала чего-то в этом роде, – со вздохом, произнесла доктор Сандри Ретел.
– Может быть, надо позвонить в полицию? – Тревожно спросил доктор Луи Фурми.
– …И поздравить полицмейстера с шикарным скандалом, – громко договорил Гисли Орквард и радостно заржал.
– Тише, – сказал Климент XV, и положил руку на широкое плечо гренландца. – Мы в стенах высшей школы, а не в вашем любимом пабе.
– Ваше святейшество… – нерешительно произнес Леклер. – Мне кажется, что коллега Фурми прав, и нам следует действительно уведомить полицию. Возможны… М-м… Экстремистские действия… К счастью, на Гваделупе почти нет мусульман, но…
– Где ваша вера, Борис? – Укоризненно перебил Папа. – В послании к римлянам ясно сказано: Если Бог за нас, кто против нас? А в полицию, видимо, уже сообщили. Наш круглый стол, как вы заметили, транслируется в прямом эфире.
…