[Тодд]

— Он не сказал тебе, чего хочет? — спрашивает Дейви.

— Мы с ним только при тебе разговариваем, не заметил?

— Да брось, ушлепок, вы же в одном здании живете!

Мы едем в министерство Вопросов, заходящее сонце освещает конец нашего рабочего дня. Мы заклеймили двести женщин. В городе работают еще две команды во главе с мистером Морганом и мистером О’Харой, и говорят, что не заклейменных женщин почти не осталось. Правда, раны заживают на людях куда медленней, чем на овцах и спэклах.

Я поднимаю глаза к сумеречному небу, и тут до меня доходит.

— А ты-хо где живешь?!

— Спросил, надо же! — Дейви подстегивает Урагана — Желудя. Тот на несколько секунд переходит на легкий галоп, но потом снова замедляет шаг. — Мы уже пять месяцев вместе работаем.

— Ну, а спрашиваю я сейчас.

Шум Дейви немного жужжит. Он не хочет отвечать, это ясно.

— Можешь не…

— Над конюшней, — говорит Дейви. — В малюсенькой каморке. На полу один матрас… и вечно конским дерьмом воняет.

Мы едем дальше.

— Вперед, — ржет Ангаррад.

— Вперед, — отвечает ей Ураган.

Тодд, думает Ангаррад.

— Ангаррад, — говорю я.

С тех пор как четыре дня назад Дейви принес мне дневник моей ма, мы с ним об этом не разговаривали. Ни словом не перекинулись. Если в его или моем Шуме случайно появляется какая-нибудь мысль о дневнике, мы оба делаем вид, что не обращаем внимания.

Но вапще разговаривать мы стали больше.

Я начинаю гадать, каким бы вырос я, если б моим отцом был мэр. А я — сыном, от которого одни разочарования. Тоже, наверно, спал бы в конюшне.

— Я очень стараюсь, — говорит Дейви, — но разве ему угодишь?

Я не знаю ответа и поэтому молчу.

Мы привязываем лошадей к главным воротам. Иван снова пытается поймать мой взгляд, но я на него не смотрю.

— Тодд, — окликает он, когда мы проходим мимо.

— Для тебя он мистер Хьюитт, рядовой, — фыркает Дейви.

Я иду дальше. Мы выбираем тропинку покороче и подходим к дверям министерства. Они тоже охраняются, но мы без промедлений идем мимо, по бетонному полу — все еще голому, все еще ледяному, — прямиком в знакомую наблюдательную комнату.

— А… мальчики, входите! — здоровается с нами мэр, отворачиваясь от зеркального стекла.

За ним, на Арене Вопросов, стоит мистер Хаммар в резиновом фартуке. Рядом — голый, вопящий от боли мужчина.

Мэр нажимает кнопку, и крик тут же замолкает.

— Как я понимаю, маркировка проведена? — радостно спрашивает он.

— Насколько нам известно, да, — отвечаю я.

— А это кто? — спрашивает Дейви, показывая на мужчину.

— Сын террористки, подорвавшейся на собственной бомбе, — говорит. — Дурачок, не пожелал бежать вместе с матерью. Теперь мы пытаемся выяснить, что ему известно.

Дейви поджимает губы:

— Но раз он не сбежал, значит…

— Вы оба проделали огромную работу, — перебивает его мэр, сцепляя руки за спиной. — Я очень доволен.

Дейви улыбается, и его Шум розовеет.

— Но опасность близка, как никогда, — продолжает мэр. — Нам наконец удалось расколоть одну террористку, пойманную еще во время атаки на тюрьмы. — Он бросает взгляд на Арену. Мистер Хаммар почти целиком загораживает собой происходящее, видны только ноги допрашиваемого мужчины, которые сводит судорогой от боли. — Прежде чем отдать Богу душу, о чем мы глубоко скорбим, она успела сказать нам, что, судя по частоте последних бомбежек, в ближайшие дни «Ответ» перейдет к решительным действиям. Возможно, это случится уже завтра.

Дейви косится на меня. Я не свожу глаз с голой стены за спиной мэра.

— Мы их разобьем, естественно, — говорит мэр. — Раздавим, как мошку. Их армия так мала по сравнению с нашей, что сражение не займет больше дня.

— Покажем им, па! — воодушевленно кричит Дейви. — Мы готовы, ты же знаешь!

Мэр улыбается — улыбается родному сыну. Шум у Дейви такой розовый, что стыдно смотреть.

— Я повышаю тебя, Дэвид, — говорит мэр. — Отныне ты военный, отныне ты — сержант Прентисс.

Лицо и Шум Дейви буквально взрываются довольной улыбкой.

Он смачно выругивается, как бутто нас тут нет.

— Ты станешь первым помощником капитана Хаммара и вместе с ним поскачешь в бой — вы поведете за собой первую волну, — продолжает мэр. — Как ты и хотел, тебя ждут настоящие сражения.

Дейви буквально сияет от гордости:

— Вот это я понимаю! Спасибо, па!

Мэр поворачивается ко мне:

— А ты отныне — лейтенант Хьюитт.

Шум Дейви резко меняется.

— Лейтенант?!

— С первой минуты боя ты будешь моим личным телохранителем, — продолжает мэр. — Пока я командую войсками и слежу за ходом битвы, ты будешь защищать меня от любых опасностей.

Я молчу и все смотрю на голую стену.

Я — круг, круг — это я.

— Вот так замыкается круг, Тодд, — говорит мэр.

— Почему ты сделал лейтенантом его? — спрашивает Дейви, скрипя и лязгая Шумом.

— Лейтенант — офицерское звание, — спокойно и ласково отвечает мэр. — А вот сержант — солдатское. Стань ты лейтенантом, тебе бы опять не пришлось сражаться, а ты так об этом мечтал.

— А-а… — Глазки Дейви бегают от меня к отцу: он пытается понять, дурачат его или нет.

У меня на этот счет вапще никаких мыслей.

— Не стоит благодарности, лейтенант, — поддразнивает меня мэр.

— Спасибо, — говорю я, не сводя глаз со стены.

— Зато тебе не придется делать того, что противоречит твоей природе, — продолжает он. — Не придется убивать.

— Если, конечно, никто не захочет напасть на вас, — замечаю я.

— Совершенно верно, если никто не захочет напасть на меня. Это проблема, Тодд?

— Нет, — отвечаю я. — Нет, сэр.

— Превосходно.

Я смотрю сквозь зеркало. Голова допрашиваемого безвольно свесилась набок, с приоткрытых губ свисает слюна. Мистер Хаммар сердито стягивает перчатки и бросает их на стол.

— Мне невероятно повезло, — тепло говорит мэр. — Я добился своей цели: вернул жизнь на этой планете в нужное русло. Вот уже через несколько дней, а может быть и часов, я уничтожу террористов. А когда прибудут переселенцы, их встретит с распростертыми объятиями гордый и справедливый властитель Нового света, нового мира…

Он поднимает руки, как бутто ему не терпится скорее раскрыть объятия.

— Надеюсь, вы будете рядом со мной. — Он протягивает руки к нам. — Вы оба.

Дейви, розово сияя, хватает отца за ладонь.

— Я прибыл в этот город с одним сыном, — говорит мэр, все еще призывая меня взять другую, свободную руку. — Но обрел здесь второго.

Его рука нетерпеливо замерла в воздухе и ждет, когда я ее возьму.

Ждет, когда ее пожмет второй сын.

— Поздравляю, лейтенант Ушлепок, — фыркает Дейви, запрыгивая в седло.

— Тодд? — окликает меня Иван, покидая свой пост. Я тоже залезаю на Ангаррад. — Можно тебя на минутку?

— Он теперь твой начальник, — говорит ему Дейви. — Если не хочешь рыть ямы для нужников, называй его «лейтенант».

Иван делает глубокий вдох, как бы беря себя в руки:

— Очень хорошо, лейтенант, можно мне с вами поговорить?

Не спешиваясь, я смотрю на него сверху вниз. Шум Ивана разрывается от ярости, обиды за раненую ногу и открытого желания при первом удобном случае отомстить мэру. Он как бутто бахвалится этим передо мной.

— Лучше держи это при себе, — говорю я. — Мало ли кто услышит.

Я дергаю поводья, и мы уезжаем прочь. В спину мне летит Шум Ивана. Я не обращаю на него никакого внимания.

Я ничего не чувствую, мне плевать.

— Он назвал тебя сыном, — говорит Дейви, глядя строго вперед, на сонце, опускающееся за водопад. — Стало быть, мы теперь братья.

Я молчу.

— Надо отметить, что ли?

— Где? — спрашиваю я. — Как?

— Ну, мы же теперь офицеры, а, брат? У офицеров должны быть привилегии. — Он смотрит на меня искоса, Шум горит ярким пламенем, и в нем — знакомые по старому Прентисстауну картинки.

Голые женщины.

Я хмурюсь и посылаю ему в ответ картинку голой женщины с железным обручем на руке.

— Подумаешь!

— Ты больной.

— Нет, брат, я теперь сержант Прентисс. Жизнь налаживается!

Он хохочет и хохочет. Ему так хорошо, что отчасти его настроение передается и мне. Мой Шум немного светлеет, хотя я и не просил.

— Ой, да брось, лейтенант Ушлепок! Ты что, до сих пор сохнешь по той девчонке? Уже сто лет прошло! Подыщем тебе новую подружку.

— Заткнись, Дейви.

— Заткнись, сержант Дейви. — Он опять смеется. — Ладно, ладно, сиди дома, читай свою книжку… — Он резко умолкает. — Ой, слушай, извини, я не хотел… Я забыл.

И, как ни странно, он говорит это искренне.

Наступает тишина, в которой его Шум опять вспыхивает каким-то мощным чувством, которое он старательно прячет…

Из-за которого ему…

И тут он говорит:

— Знаешь… — Я уже вижу, что он сейчас предложит, и просто не могу это вынести. Я умру, если он скажет это вслух. — Хочешь, я тебе почита…

— Нет, Дейви, — выпаливаю я. — Спасибо, но нет.

— Точно?

— Да.

— Ну, мое дело предложить. — Его Шум снова светлеет и расцветает при мысли о новом звании, женщинах и нашем родстве.

Всю дорогу до города он радостно насвистывает какую-то дурацкую мелодию.

Я лежу на матрасе спиной к мэру Леджеру, который, как обычно, уминает ужин. Я тоже ем, но при этом гляжу на мамин дневник, который вытащил из-под подушки и положил на одеяло.

— Народ готовится к последнему удару «Ответа», — говорит мэр Леджер.

Я не отвечаю. Как всегда перед сном, пробегаю пальцами по прохладной кожаной обложке и нащупываю прорезь, оставшуюся от ножа.

— Ходят слухи, что ждать осталось недолго.

— Мне все равно. — Я открываю дневник. Под обложкой по-прежнему прячется сложенная вчетверо карта Бена. Похоже, Дейви даже не потрудился открыть книжку. Она немного пахнет конюшней — теперь-то я знаю, где она побывала, — но это по-прежнему дневник, дневник моей мамы.

Моей мамы. Слова моей ма.

Вот, ма, что стало с твоим сыном…

Мэр Леджер громко вздыхает.

— Они ударят прямо по нам, между прочим, — говорит он. — Надеюсь, на тебя можно рассчитывать? Ты откроешь мне дверь?

— Помолчите хоть пять секунд, а? — Я переворачиваю первую страницу и вижу первую запись, сделанную моей ма в день моего рождения. Страница полна слов, которые мне когда-то читали вслух…

(читала она…)

— У меня ведь ни ружья, ни ножа. — Мэр Леджер встал и снова смотрит в окна. — Я совершенно безоружен.

— Не бойтесь, я не дам вас в обиду. А теперь помолчите, ради бога…

Я все еще лежу к нему спиной, смотрю на первые слова моей ма, написанные ее собственной рукой. Я знаю, о чем там говорится, но все же пытаюсь прочесть.

М-О… Мой. Н-Е… Не… Н-А-Г-Л-Я… Ага, ненаглядный. Мой ненаглядный, значит. А последнее слово «сын», его я севодня уже слышал.

Я вспоминаю протянутую руку мэра.

И как я ее взял.

Мой ненаглядный сын.

— Я ведь предлагал почитать тебе вслух, — говорит мэр Леджер, не в состоянии сдержать стон при звуке моего неумело читающего Шума.

Я резко оборачиваюсь:

— Просил же, заткнитесь!!!

Он виновато поднимает руки:

— Ладно, ладно, как скажешь. — Он садится и добавляет тихо, но язвительно: — Лейтенант.

Я сажусь. Выпрямляюсь:

— Что-что?

— Ничего. — В глаза он мне не смотрит.

— Я вам не рассказывал! Ни словом не обмолвился.

— Я в твоем Шуме прочел.

— Неправда! — Я вскакиваю на ноги. Потомушто он врет. Этим вечером я только и думал, что о дневнике моей ма. — Откуда вы знаете?

Он поднимает глаза, но сам ничего не говорит, а его Шум пытается что-то сказать…

И не может.

Я делаю шаг к нему.

В этот миг лязгает замок, и к нам входит мистер Коллинз.

— К тебе посетители, — говорит он мне и вдруг замечает мой разъяренный Шум. — Что стряслось?

— Я никого не жду, — цежу я сквозь зубы, все еще сверля взглядом мэра Леджера.

— Это девчонка, — добавляет мистер Коллинз. — Говорит, ее прислал Дейви.

— Черт! Я же сказал ему.

— Да мне-то что? Девчонка ни с кем не хочет разговаривать, только с тобой. — Он мерзко хихикает. — Хорошенькая, между прочим!

От его тона меня прямо выворачивает.

— Оставьте ее в покое, ясно? Так же нельзя!

— Вопщем, ты тут не слишком задерживайся, а то я за себя не отвечаю. — Он хохочет и закрывает за собой дверь.

Я снова смотрю на мэра Леджера. Шум у меня все такой же взвинченный.

— Я с вами не закончил.

— Да я в твоем Шуме все прочитал, честное слово… — мямлит он, но я уже выбегаю за дверь и запираю ее с обратной стороны.

Топая вниз по лестнице, я думаю о том, как бы увести девчонку подальше от мистера Коллинза, чтобы ей не пришлось терпеть всю эту мерзость. Мой Шум кипит подозрениями и вопросами к мэру Леджеру. Понемногу картина начинает проясняться…

Мистер Коллинз стоит, опершись спиной о стену и скрестив ноги, весь такой расслабленный и улыбчивый. Показывает большим пальцем через плечо.

Я смотрю.

И вижу ее.