на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


Если бы «Титаник» тонул сегодня…

Вот уже почти двадцать лет я живу в Англии, и за это время очень многое изменилось на моих глазах. Например, я теперь уже не уверен, какой стороны мне нужно держаться в узких местах, когда навстречу идут люди. В 1992-м я приехал сюда с правосторонними привычками, но быстро переучился — жизнь заставила.

Теперь ситуация гораздо сложнее. Джентльмен, мне кажется, должен уступать, а потому я обычно стараюсь угадать предпочтение идущих навстречу. Но вот с этим как раз теперь часто возникают проблемы. Если человек уверенно держится правой стороны, все ясно: это недавний эмигрант, таких становится все больше и больше. За последние годы их появилось несколько миллионов: и легальных, и нелегальных, и польских работяг, и литовских официантов, и словацких цыган, и албанцев, и арабов, и сомалийцев. Не говоря уж о русских. Впрочем, легче перечислить тех, кого не особенно влекут Британские острова, — это будет совсем короткий список… Например, швейцарцы не очень-то спешат эмигрировать в Альбион, будто подтверждая старинную точку зрения, что они и есть западноевропейская противоположность англичан… Или вот японцы явно не хотят менять свои острова на Британские — (впрочем, зачем, у них же у самих движение левостороннее!)

Если же в сегодняшней Англии человек уверенно и упорно держится левой стороны, то это или уж очень закоренелый в своих привычках туземец, или давний эмигрант (такие обычно даже более настойчивы в сохранении местных обычаев). И наконец, часто попадаются особенно вежливые люди, в глазах которых мелькает легкая паника, пока они не определят, к какой стороне прижмусь я. Ведь все может быть в современной Великобритании!

С одной стороны, благодаря столь мощному притоку молодой (в основном) иммиграции, Англия сегодня — одна из немногих западноевропейских стран, которой не грозит в ближайшее время демографический кризис старения. (Если только правительство не перемудрит со своей новой иммиграционной политикой.)

С другой стороны, множество милых черт, привычек, традиций, больших и малых примет английского образа жизни бледнеют, стираются, исчезают на глазах. Англия меняется, и как кажется старым ворчунам — далеко не в лучшую сторону.

Помню, в 1992-м я увидел вечером в метро вот какую сцену. К симпатичной девушке подсел пьяный: кажется, он ничего особенно плохого не имел в виду, просто хотел выразить свое восхищение, ну может быть, и пофлиртовать слегка не очень трезвым образом. Так или иначе, девушка была занята, читала интеллектуальную книжку, и пьяный ее раздражал. Но все мягкие увещевания оставить ее в покое не возымели действия. Тогда два незнакомых друг с другом джентльмена, сидевшие напротив, переглянулись и, ни слова не говоря, поднялись со своих мест, взяли пьяницу за руки и за ноги и на ближайшей остановке вынесли его вон из вагона. Аккуратно положили на платформу и также молча вернулись на свои места. Девушка сдержанно поблагодарила джентльменов, те столь же сдержанно кивнули в ответ и тут же снова окунулись в чтение вечерних газет. На этом инцидент был исчерпан.

Так вот, в девяностые годы я не сомневался, что нечто подобное непременно произойдет в каждом подобном случае — на каждого пьяного хама найдутся как минимум два истинных джентльмена. Сейчас соотношение изменилось.

Все чаще люди прячут глаза, стараются не замечать случаев антисоциального поведения. Страшно… Стаи подростков могут и избить, и покалечить, и убить. Жизнь, в Лондоне по крайней мере, стала явно менее безопасной. Причем растет не преступность как таковая, а вот именно это дикое групповое тинейджерское хулиганство «йобов», творимое обычно под воздействием наркотиков или алкоголя. Например, в моде забава, под названием Happy Slapping, то есть «счастливая (удачная) пощечина». Группа подростков окружает первого попавшегося на пути прохожего и, перекрыв ему или ей пути к бегству, принимается избивать. Начинается мероприятие буквально с легких пощечин, но затем, особенно если жертва сопротивляется, удары становятся все более сильными и наносятся уже по чему попало. Часто развлечение заканчивается госпитализацией, было и несколько случаев со смертельным исходом. Главное — происходящее снимается на камеры мобильных телефонов, потом участники обмениваются фотографиями и веселятся.

Все реже и реже находятся бесстрашные рыцари-джентльмены, готовые рискнуть здоровьем, а то и жизнью, чтобы прийти на выручку жертве. Да ладно, понятно, что это действительно опасно, бог с ним, с рыцарством, хоть бы полицию вызывали, увидев такое. А то ведь некоторые норовят скрыться куда-нибудь поскорее, по принципу «моя хата с краю». (Новая и довольно мерзкая интерпретация известного английского выражения «мой дом — моя крепость».) Натренировавшись на «счастливых пощечинах» и убедившись в своей безнаказанности, уличные банды совсем обнаглели: настолько, что учинили массовый грабеж и погром в августе 2011-го.

И вот я призадумался. Конечно, не дай бог такого, но если бы сегодня вдруг повторилась история с затонувшим «Титаником», как бы вели себя оказавшиеся на борту британские граждане? Так же, как в 1912 году, или иначе?

Тогда многие мужчины-британцы погибли, потому что вежливо и терпеливо ожидали места в спасательной шлюпке. Зато у детей и женщин благодаря этому было на семьдесят процентов больше шансов спастись.

Уцелевшие в катастрофе дамы рассказывали, что мужья посадили их в спасательные шлюпки, а сами вернулись на борт «Титаника». Некоторые говорили, что им нужно «выкурить сигару и побеседовать с друзьями». Но это, конечно, был лишь предлог для того, чтобы не занимать мест в спасательных шлюпках, пока не все женщины и дети были эвакуированы.

Один английский джентльмен, убедившись, что его жена вне опасности, спустился в каюту за смокингом и сигарой: решил переодеться и умереть «прилично одетым» и наслаждаясь до последней секунды любимой «гаваной».

Итак, самоотверженная забота о спасении женщин и детей. Плюс отсутствие истерик, слез и криков (или ничтожно мало всего этого) перед лицом неминуемой гибели.

Почему-то мне кажется, что, если бы поставить такой «эксперимент» в Англии сегодня, результаты оказались бы гораздо хуже… Хотелось бы ошибиться..

Может, действительно все дело в том, что слишком много стало в Британии людей, которым непонятны язык, традиции и культура, таких, которым не поможет никакой словарь…

Премьер-министр Дэвид Кэмерон вызвал немалый переполох, заявив, что официально проводившаяся годами политика так называемого мультикультурализма потерпела полный крах. Суть ее сводилась к тому, что нехорошо заставлять иммигрантов ассимилироваться: пусть цветут все цветы, пусть этнические общины сохраняют свои отдельные культуры… Одним из самых пугающих последствий такой политики стало появление и развитие стойких, замкнутых и часто даже просто враждебных английской среде групп, социокультурных «гетто», активно отрицающих и английский образ жизни, и моральные ценности. Неудивительно, что дело доходит и до презрения к закону: внутри некоторых мусульманских общин фактически действует шариат, женщины лишены многих прав, теоретически гарантированных каждой жительнице Великобритании. Практикуются самосуд, так называемые убийства чести, когда отцы убивают дочерей, посмевших влюбиться вопреки родительской воле. С печальными результатами политики мультикультурализма многие связывают и усиление тенденций исламского радикализма и даже терроризма (хотя это уже проблема более сложная и многослойная).

Но то, что произошло в августе 2011-го, наглядно продемонстрировало стране и миру, что главная проблема сегодняшней Британии не мультикультурализм и не иммиграция, а нечто совсем иное — «гетто», в котором своей, отдельной от всего общества жизнью, живут «подонки».

«Подонки» не в ругательном, а в изначальном смысле слова. Те, кто обитает на социальном дне. Здесь никто не голодает и не ходит без одежды. Здесь у людей есть лэптопы и «Блэкберри», у некоторых даже машины.

Хватает денег на сигареты и наркотики. Но чего на дне нет, так это работы. Во многих случаях уже три поколения живут исключительно на пособия. Не видно ничего в будущем, к чему можно было бы стремиться. У подростков там есть один только способ обрести некое подобие смысла жизни и самоуважения — присоединиться к молодежным уличным бандам, откуда прямая дорога в тюрьму и в профессиональные гангстеры. Безделье развращает, долгая, многолетняя праздность развращает абсолютно. И это вина не только и не столько самих «подонков» — государство и общество на протяжении десятилетий откупались от проблемы безработицы социальными пособиями, закладывая под свое будущее бомбу замедленного действия.

Дно — это отдельная страна, даже другая планета, не имеющая ничего общего с остальной Британией. Причем дело совсем не в цвете кожи. И вот дно восстало, и стало понятно, что надо срочно что-то с ним делать наконец. Но легко сказать… Простых, одномоментных решений не существует.

У нас на благословенной Кентщине всего этого пока гораздо меньше — и отдельных общин, и радикализма, и хулиганства. Процент национальных меньшинств здесь заметно ниже, а если встречаются разбушевавшиеся подростки, то их все еще можно приструнить, особенно не опасаясь за последствия. В августе 2011-го погромы нас не коснулись. Но, боюсь, недалек тот день, когда и наши края начнут догонять столицу…

Но в целом и у нас пьяниц стало больше, а настоящих бесстрашных джентльменов — меньше.

Одновременно уменьшилось также число настоящих английских пабов. Помимо пива, эля, чая британцы то и дело пьют капучино и латте в несусветных количествах, а двадцать лет назад и слов-то таких здесь не знали. Теперь же итальянские кофейные машины имеются в любом кафе и даже в самих пабах (вот уж невообразимое святотатство!). Причем отнюдь не только в столице, но везде, в том числе и у нас в Фолкстоне. Когда мы еще только переехали сюда из Лондона, в городе не было ни одного современного кафе. Потом появилось сразу несколько.

И в супермаркетах, и в заведениях общепита стало в несколько раз больше всякой иностранной еды. Суши, сашими на каждом углу.

Зато простоватая, но добротная, по-домашнему приготовленная, натуральная английская еда становится редкостью.

Лучший «фиш-энд-чипс» (рыба в легком кляре с жареной картошкой) во всем городе делают у нас эмигранты с Кипра… А ведь это, можно сказать, главное народное блюдо Англии, выручавшее британцев в тяжелую годину — во времена войн и послевоенной разрухи. Благодаря запеченной треске удалось избежать и массового голода, и цинги, и авитаминоза…

А лучший кофе (на мой лично вкус) делают в кафе «Ла Делиция». Название у него итальянское, но хозяин — алжирец, очень обаятельный и интеллигентный человек, я иногда перекидываюсь с ним парой арабских фраз. Типа: «Как дела?» Или: «Ну как вам события в Ливии?» Но он блестяще, на уровне родного, владеет также английским и французским, и мы тут же переходим на европейские наречия. И о чем же, как вы думаете, мы беседуем с ним через несколько лет знакомства и после литров выпитого в его заведении кофе? Ну, конечно же, о погоде, о чем же еще! Два англичанина, понимаешь…

Британцы моего поколения ворчат: им кажется, что страна отправляется к собакам. The country is going to the dogs — так буквально они чаще всего и говорят. Но двадцатилетние смотрят на «старье» с изумлением. Настоящим хитом в английском Интернете стала переписка между некоей миссис Бурн (весьма почтенного возраста) и двадцативосьмилетней невестой ее приемного сына. Фредди Бурн привез свою любимую в родовое гнездо на уик-энд, чтобы представить своей мачехе. Но встреча закончилась плачевно. После отъезда молодых миссис Бурн отправила своей потенциальной невестке по электронной почте послание, начинающееся словами: «Давно пора объяснить Вам, что такое хорошие манеры, поскольку Вы не имеете о них ни малейшего представления». И далее: «Оказавшись в гостях, нельзя объявлять громогласно, что Вы будете есть, а чего не будете… Недопустимо также валяться допоздна в кровати, находясь в доме, где все рано встают…» И так далее и тому подобное.

Получив такую электронную отповедь, невеста пасынка разослала ее своим друзьям в «Фейсбуке» — как иллюстрацию грубости и глупости старшего поколения. И началось… Британское общественное мнение раскололось. Свои многочисленные сторонники нашлись и у миссис Бурн, в то время как молодежь вовсю издевается над напыщенностью старших. А кто-то из пятидесятилетних заметил по этому поводу: «Мы — иммигранты из страны прошлого, живущие на чужбине».

Но что думают, скажем, сорокалетние? Я спросил моего знакомого Дэвида, преуспевающего компьютерщика из финансового сектора: в какую сторону движется Великая Британия? И узнал следующее.

Дэвид видит и положительные, и отрицательные перемены, но в целом, по его мнению, страна меняется к лучшему. Ему по душе космополитизм нового Лондона, превращающегося вслед за Нью-Йорком в общемировой плавильный котел, в котором варится множество разных национальных культур. Он, кстати, и сам женился на таиландке и произвел с ней двух замечательных, явно одаренных полукровок. Дэвиду скорее нравится и некоторая американизация образа жизни Сити: он успел еще застать долгие ланчи с вином и неторопливыми беседами. Теперь все это кажется нелепым анахронизмом. Деловой человек более не может себе позволить этого, ограничивается, как правило, проглоченным на ходу сэндвичем, если только речь не идет о приеме важного клиента. Темп жизни неизмеримо возрос, а с ним вместе увеличились и нагрузка, и стрессы.

Все это Дэвид относит скорее к плюсам, но отмечает и некоторый упадок систем медицинского обслуживания (все его родичи — медики) и образования. Своих замечательных детей он побоялся отдать в обыкновенную лондонскую школу, уж больно дурная у тех репутация. И при всей своей любви к столице уехал ради потомков жить в Тонбридж, все в тот же Кент. Жить ему здесь очень нравится, но приходится каждый день тратить более полутора часов на дорогу.

Однако и в тонбриджской школе Дэвида не все устраивает. Например, ему кажется странным полное устранение элемента соревновательности из жизни школьников. Ученики делятся здесь по способностям на более или менее продвинутые группы, но в какую и почему определен ваш ребенок, вы должны догадываться сами: спросить об этом учителей нельзя, да они и не скажут.

Это другая крайность по сравнению с частными школами, где соревнование носит открытый и подчас ожесточенный характер — мне это известно не понаслышке, моя дочь попробовала и ту и другую систему обучения и нигде не была счастлива.

Мою жену более всего угнетает, что Англия стала заметно грязнее, что англичане нового поколения все чаще громко ругаются матом — при детях, при женщинах. Собственно, и сами молодые дамы не брезгуют иногда воспользоваться экспрессивной лексикой (в основном словом «факинг»). Почему у них все люди и предметы и в положительном, и в отрицательном смысле непременно занимаются сексом в Present Continues Tense (настоящем продолженном времени), один Бог знает…

Вот буквально на днях позвонил мне молодой приятель, чистокровный англосакс (если такие бывают, в чем я не уверен) и с тоской сказал: «Не могу я больше выносить всего этого — и этих. Хочу эмигрировать…»

Так что существует и такая, гораздо более пессимистическая точка зрения.

Мой друг Уилл эмигрировать вовсе не собирается.

И черного пессимизма не разделяет. Но и ему многое не нравится в сегодняшней Британии. Хотя он готов сделать поправку на возраст: в жизни каждого человека наступает момент, когда он склонен ворчать и тосковать по старым добрым временам.

И все-таки… Прежде всего его расстраивают наблюдения за собственными детьми — замечательными, на мой взгляд, представителями молодежи.

Дедушка завещал им очень много земли и денег. Но вам никогда это не придет в голову, если они вам повстречаются, такие это скромные, совсем не спесивые, прекрасно воспитанные молодые люди. Юный джентльмен Мэтью, мечтающий стать агрономом, и изящная, как эльф, Сара, которая отправилась в Африку учить местную бедноту английскому языку.

Но вот они тем не менее пугают Уилла — тем, что как и все новое поколение, при первой возможности удаляются в свои комнаты, где немедленно погружаются в виртуальное электронное пространство. Там свои дружбы и свои страсти, привязанности и антипатии, там вовсю идет общение, но электронное, ненастоящее, с точки зрения Уилла — фальшивое. В этом виртуальном мире старые, традиционные ценности уже не имеют значения и уступают место чему-то новому и непонятному. И поскольку это происходит одновременно по всей Земле, стираются и национальные особенности и отличия. С одной стороны, это, конечно, хорошо… но с другой… В чем же теперь будет состоять английскость, британскость? Что будет с жесткой верхней губой и культурой недосказанности и недоговоренности? Или они родятся вновь, в какой-то новой, немыслимой для нас, электронно-виртуальной инкарнации?

Уилл, многие десятилетия проработавший в издательской индустрии, любит держать в руках старую добрую книгу, и общий переход к электронному варианту книги его огорчает. Правда, первой в семье новшество освоила его девяностооднолетняя тетка…


Английский плавильный котел | Иностранец ее Величества | Возвращение на маленький остров