Глава 30 ПОЛЕВЫЕ ЛИЛИИ
Я спустился по склону холма. Дождь кончился, свежая зелень сияла на солнце изумрудным блеском. Я прошел через лес, пересек равнину и очутился в неведомой стране.
Все и вся смотрело на меня. Холм на краю равнины пригнулся, по грудь спрятался в густых зарослях и оттуда наблюдал за мной. Деревья толкались, соперничали в кокетстве, пытаясь привлечь мое внимание. Даже травы, усыпанные капельками дождя, поднимали в знак приветствия свои стебельки, а потом уныло сникали, провожая меня грустными взорами.
Рельеф местности постоянно менялся, волнами откатываясь то налево, то направо. Я шел вперед, купаясь в лучах солнца. Я ощущал на себе множество взглядов и испытывал от этого радость. От моего тела постоянно валил пар. Руки, волосы, униформа – все как будто дымилось, следом за мной тянулся призрачный шлейф. Пар медленно поднимался в воздух, и мне казалось, что вскоре он сольется с облаками и полетит по небу.
Радужные причудливые облака, подхваченные ветром, неслись над моей головой, причем каждое – на определенной высоте. Они клубились, извивались, стремительно метались взад-вперед по ослепительной лазури, затопившей все пространство между мной и холмами.
Впереди раскинулась долина. Она казалась очень знакомой, словно именно ее я давным-давно много раз видел из окна поезда в Японии. Линия холмов, тянувшихся вдоль железнодорожной насыпи, резко обрывалась, и открывался чудный вид на обширную котловину – звенящий простор, ни дорог, ни проезжих путей. Мне всегда нравилась эта местность. Прильнув к окну поезда, я каждый раз с нетерпением ждал появления долины…
Естественно, та моя долина не могла существовать здесь, в тропиках! Обступившие котловину, точно стражи, холмы, щетина деревьев на вершинах, зеленый бархат трав – все было иным. Умеренный климат Японии создает совсем другие формы и краски. Но, честное слово, я никак не мог избавиться от ощущения, что вижу перед собой одну и ту же местность. Шаг за шагом я приближался к ней, и чувство узнавания нарастало во мне. А потом я понял, что долина смотрит на меня.
Солнце затопило землю золотым блеском. Усевшись в тени, я принялся рассматривать растительный покров ландшафта. Все кусты и деревья выглядели сухими, хотя длинные щупальца корней, пронизывая почву, жадно впитывали грунтовые воды.
Мое внимание привлекло одно необычное растение. На конце прямого длинного стебля в зеленой чашечке покоился плотный бутон из розовых лепестков. Он должен был вот-вот раскрыться, плавно, нежно, как музыкальный перелив. Это был чудесный, незнакомый мне тропический цветок, похожий на пион. Сердцевина цветка была влажной и почти бесцветной. Запаха я не уловил.
«Если хочешь, можешь меня съесть», – внезапно проговорил цветок женским голосом.
На меня накатил дикий голод. Только я собрался сорвать цветок, как мои руки вновь сцепились, действуя наперекор друг другу. Однако схлестнулись не только руки, на этот раз левая и правая стороны моего тела вели себя как самостоятельные живые организмы. Внезапно я осознал, что от голода страдает только правая половина, в том числе и правая рука.
Левая часть меня имела на все свое мнение. Она считала, что я плохо делаю, поедая растения, кору, корешки и листья. Ведь они живые! Уж лучше бы я питался мертвыми людьми…
Цветок блестел в лучах солнца. Я не спускал с него глаз, а он горел все ярче и ярче и вскоре затмил своим сиянием зеленое мерцание травы.
С неба посыпались цветы. Огромное количество цветов, все одинакового размера и формы, один за другим падали с облаков. Сверкая и переливаясь, они стекали в цветок, похожий на пион.
«Посмотрите на полевые лилии, как они растут, не трудятся, не прядут… Если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!» [9]
Звук поднимался, ширился, раскрываясь, точно воронка, над цветами. Казалось, голос гремел среди летевших над моей головой цветов. Это был Бог!
Яркие, блестящие цветы все падали и падали, но я знал, что они никогда не коснутся меня. Мне не было места в этом парящем сверкающем Боге – там не было места моему телу. Жалкое, неприкаянное, оно изнемогало, билось в конвульсиях между Небесным, Сверхъестественным, и земным – плотским и грешным.
Смиренно склонив голову, я пытался молиться, но ни слова не сорвалось с моих уст. Бренное тело мое разделилось на две части.
Моя плоть должна была преобразиться, трансформироваться.