Глава IV

Шипы и розы

Некоторое время все шло хорошо, и Роза была счастлива. Свет казался ей прекрасным, дружелюбным местом, где исполняются самые светлые мечты. Конечно, это не могло длиться вечно, неизбежно должно было последовать разочарование. Молодость ищет рая на земле и горько плачет, когда находит вместо него будничный мир, преисполненный забот и тревог. Плачет, пока не научится радоваться и прославлять его возвышенными чувствами и добродетельной жизнью.

Все любившие Розу с беспокойством ждали, когда настанет крушение иллюзий, от которого не может оградить никакая забота. До сих пор Роза была так занята своими науками, путешествиями и домашним хозяйством, что не имела ни малейшего понятия об успехах, испытаниях и соблазнах большого света. Благодаря своему происхождению и состоянию она должна была рано или поздно столкнуться с разочарованиями. Доктор Алек, зная, что опыт – лучший учитель, благоразумно предоставил ей самостоятельно выучить этот урок, моля Бога, чтобы испытание не было слишком тяжким.

Октябрь и ноябрь пролетели быстро, уже приближалось Рождество с его весельем и светлыми надеждами на чудо. Роза сидела в своей маленькой комнатке подле гостиной и занималась приготовлением подарков для бесчисленного множества друзей, которые становились все нежнее и нежнее по мере приближения праздника. Из открытых ящиков комода она доставала всевозможные изящные мелочи и перевязывала широкими лентами.

В такие минуты лицо девушки обычно сияет от счастья, но Роза была серьезна. Время от времени она деловито и небрежно бросала в ящик очередной приготовленный пакет. Она не вкладывала в подарки особой любви.

Доктор Алек вошел в комнату и, увидев необычное выражение на лице племянницы, забеспокоился. Любое омрачавшее девушку облачко сразу бросало тень на лицо ее опекуна.

– Не можешь ли ты на минуту отвлечься от приятного занятия и зашить мне перчатку? – спросил он, подходя к столу, усыпанному лентами, кружевами и цветной бумагой.

– Конечно, дядя, с радостью.

Лицо ее вдруг просияло, обе руки протянулись за старой, изношенной перчаткой, а в голосе послышалась такая душевная радость, которая делает приятной самую ничтожную услугу.

– Леди Щедрость, кажется, страшно занята. Может, ей нужна помощь? – доктор бросил взгляд на разложенные перед ним сокровища.

– Нет, благодарю вас. Разве только вы вернете мне утраченный интерес к этому делу. Как скучно готовить подарки, если ты не собираешься дарить их любимым людям! – последние слова девушка произнесла с легкой дрожью в голосе.

– Я никогда ничего не дарю тем, кого не люблю. Почему бы и тебе не поступать так же? Ведь накануне Рождества все делается по доброй воле. Сколько у тебя должно быть друзей, если им предназначаются все эти штучки!

– Я думала, что они мои друзья, но оказалось, что далеко не все. Это-то меня и тревожит.

– Ну-ка, отложи мою перчатку, дорогая, и расскажи, что у тебя на сердце, – дядя Алек уселся напротив Розы с самым ласковым выражением лица.

Но та, крепко сжав вещицу, проговорила с жаром:

– Нет, нет, сначала зашью! К тому же я не смогу смотреть вам в глаза, пока не расскажу, какая я дрянная, подозрительная девушка, – и принялась орудовать иголкой, не поднимая глаз от работы.

– Хорошо, я с радостью выслушаю твою исповедь. В последнее время я замечал озабоченность на лице моей девочки. Неужели кто-то подмешал горечи в чашу со сладким нектаром?

– Да, дядя, я не хотела этого замечать, но это так. Мне стыдно, но я должна поделиться с вами. Научите, как вернуть чаше сладость, или заставьте выпить ее как лекарство.

Она помолчала минуту, затем девичьи печали полились из нее сплошным потоком:

– Дядя, большинству людей, которые так добры ко мне, я совершенно не нужна. Их не я интересую, а мои деньги. Эта мысль гложет меня, ведь я так радовалась и гордилась всеобщей любовью. Лучше бы у меня не было ни пенни, тогда бы я знала, кто мои настоящие друзья.

«Бедняжка! Она уже поняла, что блестит не только золото, и разочарования уже начались», – сказал доктор про себя, и заметил громко, с утешительной улыбкой:

– Поэтому пропало Рождество и исчезло удовольствие готовить подарки?

– О нет! Только не для тех, в ком я уверена. Для них я стараюсь больше, чем всегда. Я вкладываю всю душу в каждый стежок. Ведь тетушке Изобилие, тете Джесси, Фиби и мальчикам совсем неважно, сколько стоят мои подарки, они одинаково будут радоваться любой безделице.

С этими словами Роза открыла ящик комода, где лежали подарки, изготовленные ее собственными руками. Она любовно перебирала их, с улыбкой трогала голубую ленту на большом пакете, перевязанном морским узлом, словно вспоминая о том человеке, кому он предназначался.

– А вот эти, – она выдвинула другой ящик и полупечально-полупрезрительно подбросила его содержимое в воздух, – эти я купила и подарю, потому что на них рассчитывают. Эти люди озабочены лишь ценой подарка, им безразличен даритель. Не удивлюсь, если мне не удастся им угодить, кое-кто меня еще и осудит. Ну разве может радовать такое занятие?

– Конечно, нет. Но, может быть, ты чересчур несправедлива к ним, моя дорогая? Не позволяй зависти или эгоизму нескольких людей отравить твою веру во всех остальных. Почему ты считаешь, что никто из этих девушек тебя не любит? – спросил он, читая фамилии на разбросанных свертках.

– Боюсь, что это так. На вечере у Ариадны я случайно услышала разговор своих приятельниц, который меня глубоко огорчил. Почти каждая толковала лишь о том, что я подарю ей, и надеялась, что это будет что-нибудь дорогое. «Она так богата, что не должна быть скупой», – надеялась одна. «Я несколько недель ей угождала, неужели она это позабудет», – говорила другая. «Она должна подарить мне хоть несколько пар своих перчаток. У нее их целая куча. Я как-то примеряла (они мне совершенно впору) и дала ей понять, что они мне нравятся», – прибавила третья. Как видите, я заметила ее намеки, – и Роза открыла изящную коробку, в которой лежало несколько пар ее лучших перчаток, украшенных множеством пуговиц.

– Что ж, сюда вложили много фольги и духов, но ни капли любви, – сказал дядя Алек и улыбнулся, заметив презрительный жест, с которым Роза оттолкнула от себя коробку.

– Вы правы, любви здесь ни капли. Я подарю им подарки, но отниму мое доверие и уважение, которые им все равно не нужны. Может быть, это неправильно, но мне непереносима мысль о том, что их хорошее отношение ко мне – не более чем лицемерие, преследующее корыстные цели. Сама я совсем не так отношусь к людям!

– Я не сомневаюсь в этом, моя девочка. Принимай вещи такими, как они есть, и научись отделять зерна от плевел. На самом деле зерен гораздо больше, просто надо уметь их искать. Это все твои горести?

– Нет, дядя, это еще мелочи. Боюсь, что когда я привыкну не доверять этим девушкам и научусь, по вашему совету, принимать их такими, какие они есть, то разуверюсь во всех остальных людях. А перестав верить в людей, мне придется жить в полном одиночестве. Я ненавижу интриги и притворство!

Роза говорила все это с нарастающим раздражением и так дергала нитку, что та в конце концов оборвалась.

– Очевидно, тебя колют и другие шипы? Давай их тоже выдернем, а потом поскорее залечим больное место. Помнишь, сколько раз в детстве мне приходилось вынимать занозы из твоих пальчиков? – доктор стремился как можно скорее помочь любимой пациентке.

Роза рассмеялась, но румянец на ее щеках разгорелся еще ярче, когда она призналась со смесью девической стыдливости и природного чистосердечия:

– Тетя Клара надоедает мне предостережениями против молодых людей, которых я встречаю. Она говорит, что они ищут лишь моего состояния. Это ужасно, и я не хочу слышать этого. Однако все время ловлю себя на этой мысли, когда они вьются вокруг меня. Я не настолько тщеславна, чтобы приписывать мой успех красоте. Может быть, это глупость, но мне кажется, что я и без денег чего-нибудь стою.

Голос Розы слегка задрожал при последних словах. Доктор Алек вздохнул, глядя на печальное личико, утратившее простодушную веселость. Впервые поколебалась неизменная детская вера Розы в людей. Он ожидал этого: девушка начинала понимать и пыталась скромно высказать то, что давно уже было ясно для светских глаз. Богатая наследница привлекала множество молодых людей. Нельзя было всех их назвать плохими людьми, ведь большинство юношей с детства воспитываются в убеждении, что молодые девушки стремятся повыгоднее продать или свою красоту, или богатство.

Обладая тем и другим, Роза оказалась весьма выгодной партией. Многочисленные поклонники наперебой пытались выхватить друг у друга завидный приз. Роза не считала удачное замужество единственным исходом и целью жизни женщины, как многие ее приятельницы. Когда прошло первое упоение успехом, она вдруг поняла, что для поклонников главную прелесть составляло ее приданое. Об этом красноречиво говорили многозначительные взгляды, вскользь брошенные слова и легкие намеки. Чуткий женский инстинкт подсказывал девушке, что причиной всеобщей благосклонности к ней был исключительно деловой интерес.

Роза была глубоко разочарована и возмущена. Она относилась к любви как к священному дару, который невозможно познать, пока не почувствуешь сердцем, который нужно принять с благоговением и бережно хранить до самой смерти. Стоит ли удивляться, что ее шокировало легкомысленное отношение к любви и рассуждение о браке как о торговой сделке, без малейшей мысли о его высоком назначении, громадной ответственности и мирных радостях. Девушка была совершенно сбита с толку: пошатнулось все, во что она прежде верила, порой ей казалось, что она без компаса плывет по открытому морю. Новая жизнь разительно отличалась от ее прежнего уклада, и то, что вначале очаровывало Розу, теперь приводило в недоумение.

Настроение воспитанницы было хорошо знакомо доктору Алеку, и он постарался предостеречь ее без излишней назидательности.

– Любящим и знающим тебя людям безразлично, сколько у тебя денег. Будь благоразумна, моя девочка, и береги веру, которая живет в тебе. Это испытание – всего лишь пробный камень. Даже если все вокруг выглядит истинным, сомнений не избежать. Значит, следует быть осторожной, тщательно проверять и женщин, и мужчин, с которыми сходишься. Я верю, что твой ум, интуиция и опыт предохранят тебя от грубых ошибок, – он положил ей руку на плечо и ободряюще заглянул в глаза.

Доверие дяди чрезвычайно утешило Розу. После минутного молчания она вновь заговорила, смущенно улыбаясь и прикрывая перчаткой покрасневшие щеки:

– Дядя, если уж мне суждено иметь поклонников, хотелось бы, чтоб они были хотя бы интересными людьми. Как я могу любить или уважать мужчин, которые так странно ведут себя и притом воображают, что женщина должна считать за честь, если они предложат ей свою руку? Сердце теперь не в моде, а потому они и не вспоминают о нем.

– Ага! Вот в чем горе-то! У нас, оказывается, появились сердечные страдания? – доктор Алек обрадовался тому, что Розу развеселила и заинтересовала новая тема разговора. В душе он был старым романтиком, в чем честно себе признавался.

Роза отложила в сторону перчатку и глядела на нее с забавной смесью веселости и отвращения.

– Дядя, это ужасно стыдно! Я давно хотела с вами поделиться, но не решалась. Хвастаться такими вещами я не привыкла, к тому же все это так глупо, что не стоит и обсуждать. Но, может быть, все-таки нужно рассказать вам: вы имеете право выбрать для меня будущего мужа, и я должна вас послушаться, – прибавила она, стараясь принять покорный вид.

– Расскажи, во всяком случае. Разве я не сохранял твои тайны и не давал хороших советов, как образцовый опекун? У тебя должен быть наперсник, а где же ты найдешь лучшего, чем я? – спросил он, указывая на свое сердце.

– Конечно, нигде. Я вам все расскажу, но не называя имен. Я боюсь, что вы рассердитесь. Вы всегда сердились, если кто-нибудь мне досаждал, – начала Роза, радуясь возможности посекретничать с дядей, который в последнее время больше держался в отдалении. – Вы прививали мне несколько старомодные понятия, а потому я была совсем не подготовлена к тому, что молодые люди станут выражать свои чувства без малейшего стеснения, где угодно, с помощью ужимок, улыбочек и сладких речей. Я считала, что признание в любви – это красиво и трогательно, но этого вовсе нет. Они смешат меня, вместо того чтобы трогать, бесят, вместо того чтобы радовать, и я сейчас же все забываю. Представьте, дядя: один глупый малый сделал мне предложение после того, как мы виделись друг с другом не более шести раз. Он весь в долгах, и этим объясняется его поспешность, – говоря это, Роза отряхивала свои пальцы, как будто запачкала их.

– Я знаю, о ком ты говоришь, и ожидал, что он так поступит, – заметил дядя Алек, пожав плечами.

– Вы все видите и знаете, значит, не стоит и продолжать.

– Нет, нет, пожалуйста! Я больше не буду угадывать.

– Хорошо. Другой стал передо мной на колени в оранжерее миссис Ван, мужественно доказывая свою страсть, потому что огромный кактус колол его во все время признания. Китти застала его в этой позе, и я не смогла удержаться от смеха. С тех пор он возненавидел меня.

Доктор не смог сдержать громкого хохота, и Роза тотчас к нему присоединилась. К этому эпизоду нельзя было отнестись серьезно, даже сильное чувство не оправдывало его нелепости.

– Третий прислал мне стихи собственного сочинения, от которых так разило Байроном, что мне сразу захотелось покрасить волосы в рыжий цвет и поменять имя^[36]. Не рассчитывайте прочесть – я их сожгла, а бедный парень скоро утешился Эммой. Но хуже всех был один джентльмен, который начал объясняться в любви публично и сделал мне предложение во время танцев. Обычно я танцую вальс только с нашими мальчиками, но в тот вечер изменила своему правилу, потому что девицы стали смеяться и называть меня ханжой. Теперь мне безразличны их насмешки, я не стану больше слушать их, потому что считаю себя правой. Но я чувствую, что заслужила неуважительное отношение к себе этого господина.

– Это все? – спросил дядя, начиная понемногу свирепеть при мысли о том, что его дорогая девочка была вынуждена выслушивать наглые признания поклонника прямо во время танца.

– Был еще один, но о нем я не буду рассказывать, потому что он действительно очень страдал и испытывал ко мне серьезные чувства. Я старалась быть с ним любезна, насколько могла. Я еще очень неопытна в подобных вещах, поэтому огорчилась и отнеслась к его любви с большим уважением.

Голос Розы мало-помалу понижался и под конец перешел в шепот. Доктор сочувственно склонил голову, а затем подошел к Розе, приподнял ее лицо за подбородок и, внимательно вглядываясь в глаза племянницы, спросил:

– Хочешь жить так еще три месяца?

– Я отвечу вам на этот вопрос в Новый год, дядя.

– Хорошо. Старайся вести свой корабль прямым курсом, мой маленький капитан. Если же впереди покажутся рифы, зови на мостик своего первого помощника.

– Есть, сэр! Я буду помнить об этом.