на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


ГЛАВА II

Обстоятельства его рождения нельзя назвать благоприятными. В январе 1788 года в Лондоне стояли трескучие морозы; костры и «морозные ярмарки» на Темзе растянулись на недели. Суровая погода объяснялась извержением вулкана в Исландии. Для разрешения от бремени двадцатидвухлетнюю Кэтрин Гордон в сопровождении повитухи, сиделки и врача отправили в Лондон и поместили на Холлис-стрит в арендованной комнате над магазином. Роды были тяжелые. Ребенок родился в рубашке, что считалось добрым знаком и сулило удачу; однако тут же все всполошились — оказалось, что у младенца изуродована ступня.

Отец, «Шальной Джек» Байрон, при родах не присутствовал — вернись он в Англию, его тут же посадили бы в долговую тюрьму. Мистер Хэнсон, молодой поверенный, был выписан опекунами Кэтрин из Абердина для поддержки матери, оказавшейся одной в Лондоне без своего беглеца-мужа. Ногу новорожденного притянули к лангетке; нижняя часть икры была слабая и тонкая — физический недостаток, который принес муки, насмешки и унижения будущему молодому лорду, вынужденному по советам шарлатанов и врачей-ортопедов в течение многих лет приспосабливаться к ножным протезам, бандажам и прочим хитроумным приспособлениям. Выдвигались различные предположения о причине уродства, включая недостаток кислорода в легких, но Байрон, всегда готовый осудить свою мать, полагал, что все дело в ее тщеславии: якобы во время беременности она носила слишком тугой корсет.

Для Байрона хромая нога станет каиновой печатью, символом оскопления и позорным клеймом, отравляющим жизнь.

В ту зиму все мысли обоих родителей занимали деньги, а вернее, их отсутствие. Шальной Джек пишет своей сестре Фрэнсис Ли из Франции и жалуется на крайнюю нужду, а потом добавляет, что сыну его не суждено ходить: «это невозможно, ведь у него изуродована нога». Кэтрин же нажимала на поверенного своих опекунов в Эдинбурге, описывая стесненные обстоятельства, в которых пребывала, и добавляя, что двадцати гиней, которые они послали на роды, недостаточно и что ей нужны еще сто. Она также надеялась, что ее беспутный и беспечный муж вновь вернется и отец, мать и дитя смогут отправиться куда-нибудь в Уэллс или на север Англии, где заживут скромно и где к ним вернется то скоротечное счастье, которое они испытали во время помолвки в Бате всего три года назад. Но эти надежды не оправдались. Спустя два месяца она вновь писала поверенному в Эдинбург, уже на грани отчаяния: «Через две недели, считая с сегодняшнего дня, я должна буду покинуть этот дом, так что мешкать уже нельзя, и, если до этого срока деньги не придут, я не знаю, что мне делать и что со мною станется».

Ребенка окрестили Джорджем Гордоном в честь его деда по матери в церкви Марилебон, интерьер которой послужил фоном для картины Хогарта «Путь повесы». Знатные, но живущие в отдалении шотландские родственники — герцог Гордон и полковник Роберт Дафф из Феттерессо, — названные крестными отцами, на церемонии, к сожалению, отсутствовали. Кэтрин была потомком сэра Уильяма Гордона и Анабеллы Стюарт, дочери короля Якова I. Феодальные бароны Гордоны из Гихта держали в страхе и зависимости весь север Шотландии — рожали внебрачных детей, насиловали и грабили. Некоторые закончили жизнь на эшафоте, других убили, кое-кто сам наложил на себя руки. Дед Кэтрин бросился в ледяную реку Айтен прямо под стенами своего замка в Гихте, а ее отца нашли в Батском канале. Мать Кэтрин, как и две ее сестры, умерла молодой, и она осталась единственной наследницей состояния, приносившего тридцать тысяч фунтов годового дохода и состоявшего из земельных наделов, доли в правах на ловлю лосося, принадлежащих Абердинскому банку, и ренты от угольных шахт.

В двадцать лет, как и многие девицы, ожидавшие наследства, она отправилась в Бат в поисках мужа. Красотой Кэтрин не блистала. Согласно Томасу Муру, другу Байрона и его первому, доброжелательному биографу, она была невысокая, тучная и «ходила вразвалочку». Довольно скромные умственные способности не могли уравновесить внешнюю невзрачность. Кроме того, она отличалась повышенной впечатлительностью, и, похоже, у нее было определенное предчувствие, ибо годом раньше в Шотландии во время представления пьесы «Фатальный брак»[5], когда знаменитая актриса миссис Сиддонс[6] воскликнула «О, мой Байрон, мой Байрон!», у Кэтрин началась такая истерика, что ее пришлось вынести из ложи. В Бате она встретила «своего Байрона», Шального Джека, недавно овдовевшего и вконец разорившегося. До нее он увивался за Амелией, очаровательной супругой маркиза Кармартена, которая, бросив мужа, убежала с Джеком во Францию, где ее состояние, как и здоровье, совершенно расстроилось из-за его мотовства и распутства.

Ухаживание Шального Джека за Кэтрин вскоре увенчалось успехом. Шотландские родственники, зная ее пылкий нрав и, возможно, догадываясь, что будущий муж — прохвост и пройдоха, пытались отговорить Кэтрин от этого брака. Но Джек вскружил ей голову, и она осталась непреклонной.

Они обвенчались и вернулись в замок Гихт, где Джек стал жить на широкую ногу — лошади, гончие, игра. Размах был таков, что его даже прославили в балладе. Не прошло и года после женитьбы, как во время скоротечной поездки в Лондон Джека арестовали за долги и посадили в Тюрьму королевской скамьи; единственным человеком в Лондоне, кто смог Джека оттуда вызволить, оказался его портной. Вскоре, подобно многим должникам, супруги бежали во Францию: деньги закончились, замок и почти все владения были проданы кузену Кэтрин лорду Абердину; молодая жена потеряла связь с родственниками и утратила их уважение из-за столь постыдного падения на дно общества.

Байрон почти не видел отца, однако всю жизнь оставался пленником ярких и дерзких подвигов своих предков с отцовской стороны; они родились с оружием в руках и в доспехах, хвастался он, и прошли во главе своих воинов от Европы до долин Палестины. Живой рассказ о кораблекрушении у побережья Арракана, описанный одним из его предков, стал источником вдохновения поэта, когда он сочинял Четвертую песнь «Дон Жуана». В отношении семьи своей матери Байрон был более нелицеприятен — он даже утверждал, будто вся плохая кровь в его жилах унаследована от этих выблядков Банко.

Как рассказывает Томас Мур, Байрон «столкнулся с разочарованиями на самом пороге жизни»: мать — взбалмошная и капризная, в смягчающем влиянии сестры ему было отказано. Мур говорит, что мальчик был лишен утешений, которые могли бы умерить высокий накал его чувств и «освободить их от бурных стремнин и водопадов». Однако те же самые «стремнины и водопады» характеризуют и предков Байрона как по мужской, так и по женской линии.

Байроны, упомянутые в «Книге Судного дня», это де Бурэны Нормандские, вассалы Вильгельма Завоевателя, получившие титул и земли в Ноттингемшире, Дербишире и Ланкашире за доблесть в битвах на суше и на море. В 1573 году Джон Байрон из Колуика купил за 810 фунтов у Генриха VIII Ньюстедское аббатство в Ноттингемшире — дом, церковь, монастырь на трех тысячах акров земли — и лет через шесть был посвящен в рыцари Елизаветой I. Он переделал Ньюстед с размахом, по своему вкусу, приспособив его для светских нужд, даже разместил там театральную труппу. Ко времени рождения Байрона его двоюродный дедушка, известный по прозвищу Злобный Лорд, жил в уединении в Ньюстеде, своем фамильном гнезде. Когда-то человек буйный, он под гнетом жизненных невзгод стал затворником. Построив причудливый замок и каменные укрепления на озере, по которому плавали игрушечные корабли, он разыгрывал там морские баталии со своим доверенным слугой Джо Марри, присвоив тому звание второго по старшинству командира; о том же Марри ходил слух, что он научил говорить с собой живущих за камином сверчков.

В 1765 году в Лондоне, в таверне на Пэлл-Мэлл состоялась встреча ноттингемширских сквайров и знати, многие из которых были связаны родственными узами. Злобный Лорд и его кузен Уильям Чаворт затеяли спор о том, как лучше подвешивать дичь; взаимное ожесточение зашло столь далеко, что мужчины перешли в верхнюю комнату, где при свете единственной свечи Злобный Лорд проткнул шпагой живот своего оппонента. После недолгого заключения в Тауэре за убийство он был помилован его друзьями пэрами и освобожден после уплаты скромного штрафа. Злобный Лорд возвратился в Ньюстед и становился все более несносным; жена покинула его. Он обрюхатил одну из служанок, которая называла себя леди Бетти. Его сын и наследник Уильям должен был жениться также на наследнице, но вместо этого сбежал со своей двоюродной сестрой. В отместку Злобный Лорд велел вырубить большую дубовую рощу, а две тысячи оленей, обитавших в его лесах, были зарезаны и проданы на мэнсфилдском рынке за гроши. В последнем приступе мстительности он заложил свои права на угольные шахты в Рочдейле, лишив дохода всех будущих наследников. И все же Байрон гордился благородством своего происхождения, забывая добавить, что многие из его родни были скотами и проходимцами, по временам впадавшими в помешательство и, как выразился Томас Мур, постоянно страдавшими от «вторжения в их жизнь финансовых затруднений».

В августе, когда Шальной Джек не вернулся, чтобы дополнить семейный портрет, Кэтрин с маленьким сыном отправилась в почтовой карете в Абердин, где ей вновь пришлось снимать комнаты над магазином. Ее муж появлялся время от времени лишь для того, чтобы тянуть деньги из женщины, чей доход теперь уменьшился до 150 фунтов в год. Отвратительные скандалы, которые сопровождали его появление и которые, как утверждает Байрон, он помнил, не оставили у ребенка, по его собственному выражению, «вкуса к семейной жизни».

В Абердине жизнь матери и ребенка была спартанской и довольно неспокойной. Кэтрин, склонная к крайностям, переходила от неуемной любви к приступам гнева; сын, с его необузданным нравом, платил ей той же монетой. Соседи рассказывали, что миссис Байрон нередко бранила сына, называла его «хромуша», а через пять минут утешала поцелуями. Он со своей стороны развлекался тем, что во время церковной службы втыкал булавки в пухлые руки матери. Он не желал подчиняться. В шотландском пледе сине-зеленых тонов — цвета Гордонов — Байрон разъезжал на пони с хлыстом в руках и, если кто-то смеялся над его хромотой, пускал хлыст в ход и приговаривал: «Не смей так говорить!»

Шальной Джек писал из Франции сестре, которая была и его любовницей, умоляя ее «приехать ради Христа», так как у него нет ни крова, ни прислуги, а питаться приходится объедками. В августе 1791 года в Валансьене он умер от чахотки, продиктовав двум нотариусам завещание, в котором оставлял своего трехлетнего сына ответственным за его долги и расходы на похороны. Кэтрин ухитрилась их оплатить, заняв более тысячи фунтов под наследство, которое должна была получить после смерти своей бабки. Когда она узнала о смерти мужа, ее вопли были слышны по всей Брод-стрит: глубина ее скорби «граничила с помрачением рассудка». В довольно напыщенном письме, адресованном золовке, к которой она обращалась «моя дорогая сударыня», Кэтрин, описав свою безмерную печаль, попросила прядь волос покойного мужа в память о том времени, когда она и ее «милый Джонни» любили друг друга.


В пять с половиной лет Байрон стал настолько неуправляем, что Кэтрин отдала его в школу в надежде, что там мальчика приучат к послушанию. Отчуждение в семье, скандалы, обращение «хромое отродье» в устах матери, частые наказания — все это оставило столь глубокий след в его памяти, что много лет спустя в драме Байрона «Преображенный урод» мать называет сына, горбуна Арнольда, демоном и ночным кошмаром, когда тот молит ее не убивать свое дитя из ненависти к его отталкивающей внешности.

Благодаря своему наставнику мистеру Бауэрсу Байрон страстно полюбил историю, особенно историю Древнего Рима; он упивался описаниями битв и кораблекрушений, которые потом мысленно разыгрывал с собственным участием. В шесть лет он переводил Горация; величественные и мрачные описания смерти, приходящей без разбора во дворцы и хижины, возбуждали его испуганное воображение. Ему не исполнилось и восьми, когда он прочел все книги Ветхого Завета и нашел, что Новый Завет не сравнится с ним в выразительности и богатстве описаний. Когда Байрона зачислили в школу, он подсчитал, что уже прочел четыре тысячи романов, хотя, возможно, тут нам следует сделать скидку на мальчишеское преувеличение. Его любимцами были Сервантес, Смоллетт и Вальтер Скотт. Но самой сильной привязанностью Байрона оставалась история; «История Турции» Ноллеса заронила в нем страстное желание еще в юности посетить Левант и определила экзотический фон многих его восточных поэм.

В восьмилетнем возрасте в школе танцев его сразили прелести Мэри Дафф, и, еще не умея найти этому название, он ощутил приступы радости и смятение, сопутствующие влюбленности. Мэри была одним из тех хрупких, словно сотканных из цветов радуги созданий с классически правильными чертами лица, которые и в дальнейшем всегда пленяли Байрона. Ее сменила Маргарет Паркер, дальняя родственница, в которую он тоже был безумно влюблен. Вновь и вновь искал он эту душу-близнеца в своих кровных родственниках, стремясь ощутить ту страсть, которая погрузила бы его в «трепетное смятение». Противоположностью подобной нежности была ответная жестокость. Байрон попал под очарование романа «Зелуко»[7], в котором антигерой, утратив власть над собой, роковым образом принужден совершать преступления — он убивает самых близких ему людей, приручает воробья, чтобы потом свернуть ему шею, и эти черные дела не приводят его в узилище, а возвышают до положения Великого мага, которым и сам Байрон хотел бы стать.

Никаких родственных отношений с семейством Байронов не было, хотя Кэтрин и пыталась заручиться содействием Фрэнсис Ли, чтобы добиться финансовой поддержки от Злобного Лорда: «Вы знаете лорда Байрона. Как Вы полагаете, пожелает ли он сделать что-нибудь для Джорджа или взять на себя расходы на его образование, а если пожелает, то позволят ли его теперешние обстоятельства это сделать?» Все письма оставались без ответа. И вот однажды утром в 1798 году до них дошла весть, что Злобный Лорд скончался в свои шестьдесят пять; его сын был убит ядром еще раньше, в 1794-м, в сражении при Кальви. Так десятилетний Джордж стал шестым лордом Байроном — благодаря этому возвышению мать и сын мгновенно воспарили на крыльях Икара.

Вся атмосфера детства Байрона круто изменилась. Теперь по распоряжению директора школы ему полагались вино и кексы, а на перекличке, произнося «Доминус де Байрон» вместо «Байрон», он не удержался от слез. Не обнаружив в зеркале никаких перемен в своей внешности, он принял решение меняться внутренне и вести себя, как подобает лорду.

Случившееся стало головокружительным восхождением в новый мир и для его матери. Переезд из Шотландии в Англию внесет большие перемены, ее новыми друзьями станут родственники из семейства Байронов, а со временем она станет помощницей сына и поселится вместе с ним.

Ее первое появление в Ньюстедском аббатстве не произвело впечатления на домоправительницу, которая сочла Кэтрин неопрятной, а ее сына слишком упитанным, чтобы сидеть на коленях у свой няни Мэй Грей. Кэтрин пришлось продать свою мебель, чтобы оплатить похороны Злобного Лорда, который уже несколько недель лежал в аббатстве, пока кредиторы прибирали к рукам все что могли. Расходы составили 74 фунта 17 шиллингов и 6 пенсов, и Кэтрин торжественно потребовала, чтобы слуги на похоронах были в черном. Скопив к концу августа 1798 года достаточную сумму, Кэтрин с сыном и Мэй Грей сели в почтовый дилижанс и отправились в путешествие с вынужденными остановками в весьма непрезентабельных гостиницах — другие ей были не по средствам.


ГЛАВА I | Влюбленный Байрон | ГЛАВА III