на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


4. Служение Катакомбной Церкви в 1930-е годы


Возвращаясь к рассмотрению церковной ситуации в 1930-е гг., стоит обратить внимание, что повальные аресты последователей ИПЦ не привели к окончательному уничтожению церковной оппозиции, но вызвали образование церковного подполья в СССР. Оказавшись в лагерях и заточении, с конца 1930-х годов ссыльные истинно-православные святители начинают призывать верующий народ к уходу в катакомбы, по примеру древних христиан.223

Так на крови и страданиях святых мучеников христианских в СССР формировалась Катакомбная Церковь.

До наших дней дошли ценные свидетельства одного из последователей ИПЦ, профессора И. Андреева (Андреевского), после войны эмигрировавшего за рубеж. В 1947 г. он опубликовал свои воспоминания о Катакомбной Церкви в СССР, где отмечал:

«Еще с 1928 года начались в Петрограде отдельные тайные богослужения по домам. После 1930 года количество тайных богослужений значительно увеличилось. А с 1937 года можно считать Катакомбную Православную Церковь вполне оформленной. В остальной России, особенно в Сибири, катакомбные церкви создались несколько раньше... Появились тайные епископы и огромное количество тайных священников... В Петрограде и Петроградской области с 1937 по 1941 год было чрезвычайно много катакомбных богослужений. Где только эти богослужения ни происходили! На квартирах некоторых академиков, профессоров Военно-медицинской академии и Петроградского университета, в помещении морского техникума, школе подводного плавания, в школе водного транспорта, в помещениях больниц, в некоторых учреждениях, куда вход был только по пропускам... Гонения на Катакомбную Церковь, которую митрополит Сергий, признав «контрреволюцией», а молящихся в ней, - «политическими преступниками», - предал на растерзание безбожной власти, - были необычайно жестокие... Поэтому с 1939 года катакомбные церкви стали чрезвычайно оберегаться, и попасть в них было чрезвычайно трудно. Но искренно ищущие находили. И, если количество тайных катакомбных богослужений в 1939 году значительно сократилось, то качество их необычайно духовно выросло... Совершенно невозможно даже приблизительно определить процент верующих, ушедших в катакомбы. Одно можно сказать: ушли лучшие и их - миллионы. Не имея возможности всех их выявить и уничтожить, советская власть стала отрицать наличие Катакомбной Церкви и называть её мифом».224

Сергианская Московская патриархия как в советское время, так и ныне, усиленно пытается отрицать существование Катакомбной Церкви в СССР, навязывая ложный миф о том, что, кроме МП, в стране никого не было.225 В этой связи интересно будет ознакомиться со свидетельствами разных лиц о деятельности ИПЦ в условиях подполья.

Так, Д. Поспеловский, критически относящийся к Катакомбной Церкви, в то же время отмечает:

«Советское правительство, очевидно, боялось, чтобы вся Церковь не ушла в подполье, так как официальная и строго контролируемая церковь представляла меньшую опасность, чем подпольная.

Взамен закрытых правительством монастырей в 30-е гг. появилось много тайных монашеских общин, некоторые - в глубине сибирской тайги, другие - в городах... Покойный профессор Криптон описывает один такой тайный женский монастырь в Ленинграде, где богослужения и даже пение шли шепотом. У монастыря было несколько таких тайных общин в разных ленинградских квартирах... Когда некий епископ Петр (катакомбный схиепископ Петр Ладыгин - прим. авт), тайно рукоположенный по благословению Патриарха Тихона, в 1936 г. вышел после долгого тюремного заключения на свободу, верующие вырыли ему потайную землянку в Оренбурге, где он жил и молился с небольшой группой учеников. В 1937 г. за ним начал охотиться НКВД, но допросы сотен людей ни к чему не привели, хотя он поддерживал связь с сотнями верующих по всей стране. В 1943 г. он ушел на Тянь-Шань и основал глубоко в горах тайный монастырь, в котором было около трехсот тайно постриженных им монахов... В 1951 г. монастырь был замечен с вертолета, все монахи приговорены к тюремному заключению».226

Марк Поповский так писал о Катакомбной Церкви:

«Катакомбная, или подпольная, Церковь возникла у нас в конце 20-х годов. То один, то другой священник исчезал из своего прихода, поселялся в тайном месте и начинал опасную жизнь изгнанника. В скособоченных домишках на городских окраинах возникали тайные молельни. Там служили литургии, исповедовали, причащали, крестили, венчали и даже рукополагали новых священников. Тайком, передавая друг другу условный стук в дверь, стекались туда верующие из дальних городов и областей. Туда шли за утешением, беседой, за «радостью богослужения». Туда несли детей, вели стариков. Сколько таких очагов тайной веры существовало в стране, никто не знает».227

А уже цитированный нами проф. И. Андреев (Андреевский) вспоминал о своих посещениях тайных богослужений Катакомбной Церкви:

«В сергианские храмы я и мои многочисленные друзья не ходим с конца 1927 года, т.е. уже 10 лет. Тайком я приезжаю в Петроград и иду к одной своей знакомой. К ней приходит одна тайная монашенка. Эта последняя везёт меня на тайное богослужение Катакомбной Церкви. Я ничего не спрашиваю и не интересуюсь, куда мы едем. Я нарочно не хочу знать, чтобы потом, если, сохрани Боже, буду арестован, даже под пытками не сказать, где я был.

Поздний вечер. Темно. На одном из вокзалов садимся в поезд. Едем больше часа. Вылезаем на маленьком полустанке и идём в темноту 2-3 километра. Приходим к какой-то деревушке. На краю первый домик. Почти ночь. Темно. Тихо. Тихий стук в дверь. Дверь отворяется, и мы входим в избу. Проходим в чистую комнату. Окна глубоко занавешены. В углу несколько старинных образов. Перед ними теплятся лампа-дочки. Народу - человек 15, больше женщины в платочках: трое мужчин средних лет, несколько детей 12-14 лет...

Начинается вечерня. И говорят, и поют шёпотом. У многих на глазах слёзы умиления. Молиться легко!.. Ничто не мешает, не отвлекает. Никогда и нигде я не переживал так ясно и глубоко правоту требования св. Иоанна Лествичника: «заключай ум в слова молитвы!»

...Словами передать невозможно, что пережил я на этой всенощной. По окончании службы выпил чашку чая с хлебом. Прощаясь, облобызался трижды со всеми. Ночь на исходе.

Идём тихонько вдвоём с монашенкой назад. На душе спокойно и сосредоточенно. Садимся в поезд. Едем в Петроград. Перехожу на другой вокзал и еду домой».228

Не менее ценны свидетельства о катакомбном служении в советские годы самих катакомбных пастырей. Так, в докладе Архиерейскому Собору РПЦЗ 27 апреля 1993 г. о катакомбном служении в СССР архиепископ Лазарь (Журбенко, t2005) Одесский и Тамбовский вспоминал:

«Храмы в катакомбах были разборные и передвижные, очень упрощенные: Антиминс, крест, Евангелие, необходимая утварь, крайне необходимые богослужебные книги, богослужебная одежда, несколько свечей, кадило, ладан. Вся необходимая утварь была в уменьшенном виде. Службы совершались тайно, в полголоса, ночью или же среди дня, глядя по обстановке, как удобно по местности. Детей вовсе не водили, где совершались службы, боялись выдачи. Детей преданных и близких людей причащали в другом доме ночью, чтобы адрес не запомнили. За Катакомбами следила Моск. Патриархия и КГБ. У них была целая сеть доносчиков - епископы, священники, причетники, монашки и просто прихожане, которые вели наблюдение, кто не посещает патриархий-ные храмы. Катакомбам приписывались “связь с западными странами”, “шпионаж”, “измена Родине”, “фашизм” и т.п. уголовно наказуемые обвинения /.../ За каждым человеком велось наблюдение, заводилось “дело”, все граждане были на строгом учете: паспортная система, прописка, выписка, поступление на работу, военный билет, военнообязанность; больные должны иметь удостоверение о нетрудоспособности и т.п. Если не работал, то преследовался по закону и его судили. Иконы в доме старались прятать в шкафы, за домашним строением следили, измеряли, чтобы не было тайников. Мужчины не могли носить бороды, подозревали, что тайные священники, за ними велось наблюдение, а если женщины надевали скромное платье, то их подозревали, что это скрытые монашки и за ними наблюдали соседи по улице, завербованные доносчиками».229

А вот как вспоминал о пребывании в 1930-е гг. на катакомбном положении будущий архиепископ Чилийский РПЦЗ, а тогда - архимандрит Леонтий (Филлипович, t1971): «Живя на нелегальном положении, служа самой малой части своих верных пасомых (всего несколько человек), я не всегда мог позволить себе роскошь посетить тайно своего когда-то близкого собрата. Если я это делал иногда, не выдерживая одиночества и желая в беседе с таким же, как я, хоть немного укрепить себя, то у него я вызывал неприятное без-покойство своим посещением. Не обратил ли кто-либо из соседей внимания, что прошел незнакомый, не следил ли за мной какой-нибудь секретный агент, не взят ли дом под подозрение? и т.п. Так смотрел на вещи и я. Старался избегать встреч с духовными лицами, пользовавшимися свободой, или их знакомыми. Через других до меня доходили сведения, что где-то скрывается священник, тайно совершает службы, но я не желал знать, кто он и откуда, в каком доме служит, не зная, вынесешь ли допрос и невольно не предашь ли».230

Не менее ценные письменные свидетельства о катакомбном (т. е. подпольном) служении ИПЦ в 1930-е гг. сохранились в воспоминаниях прот. Михаила Польского, кн. Н. В. Урусовой, В. Василевской и многих других. Сохранились и многочисленные рукописи с воспоминаниями самих катакомбных пастырей. Живы еще многие прямые очевидцы тех событий - катакомбные истинно-православные христиане, воспоминания которых являются неоценимыми свидетельствами бытия и подвига Катакомбной Церкви. Но самое неопровержимое свидетельство о Катакомбной Церкви - это тысячи уголовных дел на архиереев, пастырей и мирян ИПЦ, многие из которых и доныне хранятся в архивах ФСБ и СБУ в закрытом виде.

Как видно из архивных дел НКВД, новый пик массовых репрессий против ИПЦ пришелся на конец 1930-х гг. В этот период начались повальные аресты всех ранее осужденных «врагов народа». Как правило, их осуждали на новые длительные сроки заключения (10-25 лет) или приговаривали к высшей мере наказания. Практически все истинно-православные архиереи и большинство священников были арестованы. Большинство из них приняли мученическую смерть за Христа и Истинное Православие. Те из священников и верующих, что остались в живых и на свободе, вынуждены были уйти в глубокое подполье, катакомбы. Это была Истинная Церковь - «Невеста Христова» (2 Кор. 11:1-4), «жена, бегущая в пустыню от дракона» (Откр. 12, 6), хоть и без внешних форм легальных «институтов» и «администраций».231

В результате жесточайших гонений и репрессий на Истинную Православную Церковь в СССР она как ««институт» фактически прекратила свое внешнее существование, уйдя в ««катакомбы» и применив Указ патриарха Тихона № 362 ««О самоуправлении». Чекистам это давало повод утверждать, что Истинно-Православной Церкви в СССР больше нет. Однако Церковь там - где совершается Евхаристия, а не там, где есть внешние формы организации.232 А Евхаристия непрерывно совершалась в общинах ИПЦ вплоть до падения коммунистического режима, как и в последующем. Истинно-Православная Церковь, подобно христианским общинам первых веков, продолжала нести свое исповедническое служение, только теперь - в условиях конспирации и подполья, без внешних форм «институтов» и «администраций», от чего и получила такое необычное наименование - «Катакомбная Церковь». В таких условиях централизованную структуру иметь было объективно невозможно. Как и в первые века, ИПЦ представляла собой катакомбные общины, разбросанные по всему СССР, объединенные не административно, а вероисповедно, духовно, евхаристически, почему она и носила столь ответственное имя - Истинно-Православная Цер-ковь.233

Такое положение ИПЦ было временным, а не нормой, и обусловлено оно было условиями гонений и катакомбного служения в СССР.234

Говоря о положении ИПЦ в СССР, необходимо особо обратить внимание на появившиеся во второй половине 1990-х гг. сообщения о т.н. «Кочующих Соборах», будто бы проходивших на протяжении 1928 г. в разных уголках страны.235 [III]

Более тщательное исследование такой информации вынуждает сделать вывод, что она не соответствует действительности. Конечно, на протяжении 1928-1930 гг., в связи с разразившейся в Церкви сергианской смутой, в различных епархиях проводились епархиальные совещания (соборы) и съезды, на которых обсуждались актуальные вопросы церковной жизни и принимались соответствующие решения. Проводились также и архиерейские совещания, в частности в Петрограде и других городах. Постоянно совещались ссыльные архиереи на Соловках и в других местах ссылок. Однако эти мероприятия не носили характера всероссийского и общецерковного Собора и чаще всего имели лишь локальное, епархиальное значение. Более того, с самого начала идеологи ИПЦ отказались от идеи централизации церковной власти, противопоставив ей децентрализацию и самоуправление на местах, в соответствии с Указом патриарха Тихона № 362.

Так, на январском акте отхода духовенства Воронежской епархии от Сергия Страгородского (1928 г.) митрополит Иосиф (Петровых) написал резолюцию: «Управляйтесь сами, самостоятельно - иначе погубите и меня, и себя».236 Аналогичные ответы разослал митрополит Иосиф и другим сочувствовавшим ему архиереям, таким образом показывая, что он не желал централизации движения.237 Так, когда в марте 1928 г. в Петроград к управляющему «иосифлянскими» приходами архиепископу Дмитрию (Любимову) прибыл епископ Майкопский Варлаам (Лазаренко), окормлявший православные приходы на Кубани и Северном Кавказе, по результатам совещания «было уговорено, что он будет действовать применительно к местной обстановке и в значительной степени самостоятельно».238

Аналогично и архиепископ Серафим (Самойлович), бывший Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, 20 января 1929 г. в послании «Возлюбленным о Господе архипастырям, пастырям и пасомым Православной Российской Церкви» писал из ссылки:

«...В части административной, по управлению церковными делами мы рекомендовали бы всем верным о Господе принять к руководству воззвание почившего Высокопреосвя-щеннейшего Агафангела, Митрополита Ярославского, от мая 1922 г. и наш циркуляр от 16/29 декабря 1926 г., обращаясь в крайней нужде к Высокопреосвященнейшему Митрополиту Иосифу (Ленинградскому), от которого мы восприняли 16/29 декабря 1926 г. права Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и с которым мы находимся в одинаковом ссыльном положении».239

А вот что писал в 1928 г. по поводу церковного управления еще один из лидеров антисергиевской оппозиции архиепископ Уфимский Андрей (кн. Ухтомский):

«Церковь есть такое бытие, которое не нуждается ни в каких внешних административных подпорках. Церковь есть

Столп Истины! Она нуждается только во внутреннем очищении своей жизни: а это очищение производится не иначе как в процессе внутренней жизни и никогда не производится по приказанию начальства».240

Но наиболее полно и ясно необходимость децентрализации церковной власти раскрыл один из отцов-основате-лей Катакомбной Церкви митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), писавший в феврале 1934 г.:

«Как и все обновленчеству сродное, не можем признать обновленное митрополитом Сергием церковное управление нашим православным, преемственно идущим от Святейшего Патриарха Тихона, и потому, оставаясь в каноническом единении с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Петром, при переживаемой невозможности сношения с ним, признаем единственно закономерным устроение церковного управления на основе Патриаршего Указа 7/20 ноября 1920 года»241

В соответствии с такими наставленими ссыльных свя-тетелей Катакомбная Церковь нелегально действовала по всей стране. В этой связи представляет интерес свидетельство одного из очевидцев, в конце 1930-х гг. отбывавшего наказание в сталинских концлагерях за принадлежность к ИПЦ, а в годы войны эмигрировавшего за рубеж. По его словам, в 1937 г. в пересыльном лагере возле Иркутска шесть ссыльных иерархов Катакомбной Церкви провели тайное совещание, на котором подтвердили осуждение сергианского раскола и запретили своим последователям принимать таинства «у духовенства, узаконенного антихристианским правительством». Кроме того, они приняли решение сохранить самоуправление ветвей Катакомбной Церкви при сохранении молитвенного единства: «Все ветви Церкви, произрастающие из экклезиастического древа - ... а древом является наша дореволюционная Церковь, - суть живые ветви Церкви Христа. Пусть пребывает молитвенное и литургическое общение между духовенством всех этих ветвей».242

Показательными являются и свидетельства проф. И. Андреева, писавшего в 1947 г.:

«Никакого административного центра и управления катакомбными церквами не было. Духовными руководителями считались митрополит Кирилл и митрополит Иосиф. Главой Церкви признавался законный Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Петр Крутицкий».243

Свидетельство проф. И. Андреева наиболее точно отображает положение ИПЦ времен сталинских репрессий. Еще раз подчеркнем, что подпольная ИПЦ в условиях гонений сознательно не имела внешних форм «институтов» и «администраций». Катакомбные общины ИПЦ, в отличие от обновленцев и сергиан, объединялись не административно, а вероисповедно, духовно, евхаристически.244

В условиях жесточайших репрессий, конспирации и подполья централизованную структуру объективно иметь было невозможно и опасно. В своей деятельности катакомбные епископы и священники ИПЦ опирались на Указ патриарха Тихона № 362 «О самоуправлении», придерживаясь таким образом (в связи с чрезвычайной ситуацией - гонениями) практики «временной децентрализации» церковной жизни, что уже само собой исключало необходимость созыва как высших органов церковного управления - Соборов, так и самой централизации тайной церковной жизни.


3. Уход «тихоновской» Церкви в катакомбы | В катакомбах. Православное подполье в СССР. Конспект по истории Истинно-Православной Церкви в СССР | 5. Катакомбная Церковь в годы войны