La mano di Constantino^[100]

Первое, что бросилось мне в глаза после приезда в Вечный город, — красивые чернокожие продавцы сумок и кошельков. Я купила маленькое красное портмоне — старое у меня украли в Стокгольме. Второе — прилавки со множеством открыток: в сущности, можно было бы ими и ограничиться, а оставшееся до отъезда время провести на набережной Тибра, сидя в тени в одном из маленьких дорогих ресторанчиков и потягивая вино. Пейзажи и панорамы древних руин, стремление побольше втиснуть в двухмерный лоскуток пространства постепенно вытесняются пристальным интересом к детали. Это прекрасно, поскольку разгружает наш утомленный интеллект. Мира слишком много, лучше сосредоточиться на частности, чем пытаться объять целое.

Вот красивый элемент фонтана, вот сидящий на римском карнизе котенок, гениталии Давида Микеланджело, гигантская ступня каменной скульптуры, выщербленный торс, глядя на который начинаешь гадать, каким лицом обладало это тело. Одинокое окно в охряной стене и наконец — ладонь с устремленным в небо указательным пальцем! Жуткая, отсеченная по запястье от некоего неслыханного целого рука императора Константина.

Дальше я ходила по Риму, уже зараженная этой открыткой. Вот уж правда: надо следить за своими первыми впечатлениями! Теперь мне повсюду виделись указывающие куда-то руки, эта деталь захватила и поработила меня.

Обнаженный — только в парадном шлеме — воин: в одной руке пика, вторая указывает куда-то вверх. Два младенца, пухлыми пальчиками привлекающие внимание публики к чему-то у них над головой — но к чему именно? И еще: две корчащиеся от смеха туристки, их пальцы, толпа перед роскошным отелем, откуда как раз выходят Ричард Гир и Николь Кидман, на площади Святого Петра таких указующих перстов — многие сотни.

На Кампо-деи-Фьори я заметила женщину, оцепеневшую от жары у крана с водой: ее палец застыл возле уха, словно она пыталась припомнить мелодию своей молодости и уже почти слышала первые такты.

Потом я увидела старика-инвалида в коляске, которую толкали две девушки. Мужчина был парализован, из носа торчали две прозрачные пластиковые трубочки, исчезавшие в недрах черного рюкзака. На его лице застыло выражение глубокого ужаса, а правая рука хищным когтистым пальцем указывала куда-то за спину, за левое плечо.