Глава 32.

  * * *

  Тем временем, день угасал, следовало собираться домой, что я и передал своей пациентке. Ее тело все еще зияло вырванными клочками шерсти и мяса. Дома соберусь с силами и подлатаю ее как надо, а сейчас, пусть немного потерпит в рюкзаке. Простую перевязку сделаю, чтобы рюкзак не пачкала, да и чтобы грязь в раны не занести. У этого существа еще нет иммунитета к нашим заразам, а мы их наплодили множество, что естественным путем, что искусственным. Ученые, что наши, что зарубежные, задействованные в военно-промышленном комплексе не комплексуют. Вот такой каламбурчик у меня получился. Так что будем собираться домой, мне же ее еще на себе тащить и тащить. Так к вечеру до дома и доберемся, а там уж я и полечу и покормлю. Еще не забыть сабли продезинфицировать, а то неровен час, еще кого-нибудь заражу. Две сквозные дыры на руке я даже заращивать не стал, кровь уже не бежала, а вот противоядие пусть выполнит всю свою функцию до конца. Кто знает, что за последствия у этого яда, кроме смертельного исхода, конечно?

  Сборы были недолгими, и вот мы, в смысле я и моя пациентка в рюкзаке, отправились вниз, к остановке автобуса. Пока спускался, я попытался разговорить мою попутчицу, но она пребывала в какой-то прострации. Думаю, что это был своеобразный шок. Она пробыла в переходе очень долго, на вскидку, около двух дней. Я там пролежал несколько часов и то, чуть не сошел с ума, спасибо, Черный меня оттуда вывел. Ей сейчас очень больно, хоть я и перевязал ее, но рваные раны всегда очень плохо заживают и, естественно, очень сильно болят. Поза этой самки в моем рюкзаке была неудобной, общее состояние очень плохое, но самую страшную рану я ей залечил, и она, самое главное, сможет дотерпеть до моего дома, где я постараюсь оказать ей всю необходимую помощь. Ее ментальный фон стал очень слабым, так что мне следовало, поторопиться. Торопиться-то торопиться, но бежать мне с ней нельзя, ее раны растрясутся, да и контролировать ее все время надо, ведь она сейчас очень слаба. Ветер, налетая со спины, приносил знакомый трупный запах, но уже не такой концентрированный, как раньше. Дома нужно будет получше ее осмотреть, не может она продолжать так пахнуть, ведь основную рану я у нее залечил. Видимо есть еще такие очаги разложения, которые я пропустил. Сейчас пара часов ничего не решает, так что спущусь, доберусь до дома, и там займусь ею всерьез. Спуститься я рассчитывал минут за сорок, пятьдесят, шел постоянно амортизируя ногами. Мне важно было обеспечить хоть минимальный комфорт моей пациентке. Сколько пережила эта малышка, сказать было трудно, думаю, она мне расскажет то, что можно рассказать инопланетному существу. Тем временем я, не так стремительно, как хотелось бы, терял высоту. Вскоре спуск стал менее крутым и мне уже не было необходимости пружинить ногами, чтобы исключить резкие толчки, передающиеся через мое тело на рюкзак. От моей пациентки не поступали какие-то стоны или ментальные просьбы нести ее осторожнее, а вскоре я уже шел по почти пологому склону, приближаясь к основной дороге, где располагалась остановка. Я предупредил мою пациентку, что, возможно, ей придется ехать в закрытом помещении, но это продлиться недолго. Я просчитывал тот вариант, что если я поймаю попутку, то загружу рюкзак в багажник.

  Выйдя на остановку, вздохнул с облегчением, в пределах видимости показался автобус. Этот маршрут всегда не отличался большой загруженностью, так что можно будет сесть подальше от основной массы пассажиров, так чтобы запах не доходил до них и спокойно проехать до конечной остановки. Если что, то скажу, что наступил во что-то, что издает такой резкий запах. Мои опасения оказались беспочвенными, все прошло нормально, никто не тыкал в меня пальцем, требуя выбросить из автобуса. Может, меня спасло и то, что некоторые окна автобуса были открыты, и встречный поток воздуха выдувал смрад, источаемый моим рюкзаком. На конечной остановке я вышел из автобуса последним, водитель, проверяющий билеты и пластиковые карточки, только поморщил нос и все, я на улице. Здесь я принялся ловить машину, а на городских автобусах мне мой рюкзак довезти не дадут. Я избирательно поднимал руку, голосуя тем машинам, которые отвечали моим требованиям, а именно, чтобы там не было других пассажиров, или чтобы этот автомобиль был пикапом. Мне повезло, рядом со мной остановился старенький грузовой "москвич". Я договорился о маршруте нашего движения, и оставив рюкзак в фургоне, сел рядом с водителем. Этот вариант был даже лучше, чем везти рюкзак в багажнике легковой машины. Здесь было достаточно воздуха, а рюкзак я смог хорошо зафиксировать, так что, была надежда, что мы доберемся до моего дома более или менее нормально.

  Водитель попался молчаливый, но зато у него работал радиоприемник, так что наш путь прошел под громкую, веселую музыку. Мне было все равно, а моей пациентке, в ее состоянии, было все фиолетово. Транспорта было не так много, все же мы успели спуститься до того, как основная масса работников отправится с работы домой. Когда мы снова повернули к горам, то я вздохнул с облегчением, теперь пробки исключены, а значит, мы доберемся до моего дома без проблем. Еще пара десятков минут и все, мы свернули на нашу тупиковую улицу. Проехав не более десяти минут, мы подкатили к моим воротам. Я щедро рассчитался с водителем, он даже не догадывался, что оказался для меня самым оптимальным транспортом. Я вытащил рюкзак и, захлопнув дверцу фургона, помахал водителю рукой на прощание. Тот лихо развернулся и умчался, не обращая внимание на лежачих полицейских. Я открыл дверь калитки на воротах, и прошел к себе во двор. Следовало хорошенько запереть ворота, так как, если моя пациентка сможет перемещаться по двору, то лучше тут никому не появляться. Я перевел взгляд на свою прокушенную руку. Края ран воспалились, и из них сочилась какая-то белесая жидкость. Рукав флиски пропитался им, ведь я вынужден был прикрывать такие раны в общественных местах. Вот как только разберусь со своей пациенткой, так и займусь собой. Не гоже такому лекарю ходить с такими ранами или их следами. Я решил все лечение проводить дома, не хватало, чтобы соседи лицезрели здесь непонятное существо, а вот когда оно окрепнет, то я попытаюсь его легализовать. Придумаю какую-нибудь байку об экзотическом животном, которое мне подарили благодарные пациенты.

  Я пронес рюкзак в свой кабинет и стал вытаскивать пострадавшую. Та не подавала признаков жизни, так что я быстренько размотал все бинты и, разложив тело прямо на своем рабочем столе, принялся диагностировать состояние потерпевшей и восстанавливать то, что умудрился пропустить. Вскоре моя пациентка тяжело вздохнула и открыла глаза, вот это да! Глаза были под стать нашим, земным лемурам. Немного навыкате, огромные, или фасетчатые, или нашпигованные какими-то концентрическими кругами. Эти круги начали синхронно вращаться в разные стороны относительно золотистого зрачка. Цвет глаз был под стать чистым местам меха моей подопечной. Мордочка была симпатичная, так и хотелось ее потискать, думаю, что когда совсем оклемается, так будет выглядеть очень даже ничего.

  Я проводил свое лечение еще минут тридцать. Состояние существа уже можно было назвать удовлетворительным, но и мои силы стали подходить к концу, а значит, сегодня я себе помочь не смогу. Пришлось поделиться своими соображениями с моей пациенткой, а заодно попросил ее как-нибудь назвать себя, чтобы мы могли общаться. Существо не поняло, что значит назвать себя. Я попытался объяснить, что когда существа общаются голосом, то они обычно дают друг другу какие-нибудь прозвища или клички. Еще лучше поступают родители, они, при рождении потомства, дают им имена.