Глава 9

Гиффорд

Он ничего не мог поделать. А если бы не остановил Джейн, то ее бы тоже покалечили. Ги был сильным мужчиной – по крайней мере, таким он сам себя считал, но ни при каких обстоятельствах ему не удалось бы разогнать целую волчью стаю.

Тем более что это были не обычные волки, а члены эзианской Стаи – Ги в этом не сомневался.

Против таких у него не было ни единого шанса. Эту Стаю знала вся Англия. Эзианам эти оборотни представлялись своего рода Робин Гудами – ведь они лишь возвращали себе то, что некогда было у них отнято. Все остальные же считали их страшными разбойниками. Беспощадными. Хитроумными. И если бы даже Ги каким-то чудом удалось остановить их нападение, самому оставшись при этом в живых, спасение одной маленькой деревушки ничего не изменило бы по большому счету: число разоренных и голодающих по вине Стаи бы не уменьшилось.

Он вздохнул и поскреб указательным пальцем позолоту на раме под окном кареты. Пара золотых песчинок упала в его ладонь. Господи, чего бы только не отдали те крестьяне за горсть этого блестящего металла. А для лорда Дадли и других аристократов это просто украшение… Ги никогда не знал голода в истинном значении этого слова, но он его видел. В лошадином образе он избегал полстраны, и ему казалось, что голодать начинает все королевство. Но что может с этим поделать один человек?

«Ничего», – подумал он. Один человек ничего не может сделать. Какой же тогда смысл проявлять благородство в частных случаях?

В этот момент колесо кареты наскочило на кочку и одна из книг Джейн свалилась на пол. Ги украдкой взглянул на нее, ожидая драматической акции по спасению упавшей драгоценности, но лицо жены осталось непроницаемым и она продолжала сидеть неподвижно. Грудь ее тяжело вздымалась – видимо, Джейн еще не отошла от минувшего происшествия. Кожа под ее ключицами покраснела и покрылась пятнами.

Ги достал флягу, смочил водой носовой платок и подал ей.

С минуту она глядела на платок со странной опаской, но затем взяла его и с облегчением прижала к нежной шее, протерла линию ключиц и шею сзади. Проделала она это с такой грацией, что Ги сразу решил включить описание этого ее движения в задуманное стихотворение о форме губ и изгибе шеи жены.

– Спасибо, – сказала она и отдала платок мужу.

Ее профиль на фоне залитого лунным светом окна был прекрасен. Это неземное существо – его жена, подумал он, как бы сам себе не веря. И неважно, что она там решила (ошибочно) о только что произошедшем, но он спас ее. В эту минуту Ги почувствовал сильнейшую привязанность к ней, желание защищать ее везде и всегда. В какое-то мгновение у него даже мелькнула романтическая мысль украдкой запрятать платок под рубашку, поближе к сердцу. Он поймал себя на том, что слегка наклонился в ее сторону.

Джейн резко повернулась, на щеках ее вспыхнул румянец.

– Милорд, могу я вас просить об одолжении оставаться на своей половине сиденья? В таком положении вы мнете мои книги.

Ну, вот она и во всей своей красе. Дама во льду и мраке разочарования. Ги принялся мысленно раздавать себе пощечины и не прекращал до тех пор, пока не выбил из головы всю романтическую дурь. Ему хотелось сказать, что места было бы больше, если бы она просто избавилась от этой груды книг, но он понимал, что для нее это прозвучало бы равносильно предложению, сделанному матери, выкинуть к черту родных детей.

Так что вместо этого он просто улыбнулся супруге, взял платок и пустил его на волю ветра за окном.

Карета тем временем уже въезжала в ворота загородного поместья, и все тревоги Ги насчет Стаи немедленно сменились чувством привычного раздражения по поводу леди Джейн.

Вся домашняя челядь выстроилась, чтобы приветствовать счастливую пару, препроводить их в главную гостиную и предложить воды и вина – слава богу, больше никакого эля. Более чем обильный багаж был вскоре внесен внутрь, после чего слуги незаметно растворились в пространстве дома, как обычно и поступают посторонние перед лицом новобрачных (особенно после того, как до этих посторонних доносятся слухи о порванной одежде, найденной в супружеской опочивальне). Ги и Джейн остались одни и были вольны предаться любому занятию, приличному молодоженам в ночное время. Особенно в медовый месяц.

Судя по поведению Джейн, ей таковым занятием представлялось глазение в окно и подсчет звезд на небе.

Она все еще не могла простить Ги того, что он остановил ее и не дал броситься в гущу событий, но, если рассудить здраво, что бы она стала там делать? Топить хищников в пышных складках нижних юбок? Поражать обширными знаниями «Трав и пряных растений, характерных для испанских нагорий, том II»?

Ничего лучше, пожалуй, не придумаешь, чем просто отправиться спать. Ги открыл дверь, чтобы покинуть гостиную, но на пороге был встречен двумя слугами.

– Ваша опочивальня уже готовится, – с поклоном объявил один из них и захлопнул дверь прямо перед носом у Ги. Тот закатил глаза к потолку. Очевидно, отец распорядился устроить дело так, чтобы молодые проводили как можно больше времени вместе. Он так и слышал мысленно голос лорда Дадли:

– Куда один, туда и другая. Не давайте им разлучаться ни на минуту.

Джейн по-прежнему глядела в окно. Он не знал даже, заметила ли она его попытку удалиться. Ги не сомневался: в нынешнем состоянии уговорить ее отправиться в спальню не удастся. Но им предстояло провести в этом доме весь медовый месяц, и единственный способ пережить его – это наладить доброжелательное общение вместо презрительного высокомерия, царившего в тот момент. Молодой Дадли попытался говорить приветливым тоном:

– Принести вам что-нибудь, миледи?

Она даже не обернулась.

– Для этого у меня есть слуги.

Ги шумно вздохнул и с размаху бросился на диван.

– Скажите, ради бога, ну что я вам сделал? Кроме самог'o неприятного факта своего существования и того, что меня заставили на вас жениться?

Джейн обернулась и посмотрела на него.

– В этих двух прискорбных обстоятельствах вы неповинны. И я не стану возлагать на вас вину за то, что вне вашей власти.

– Что же тогда? Чем обидел я вас? – продолжал он в шутливо-торжественном тоне.

Она сжала кулаки так крепко, что костяшки побелели.

– Вы пьяница и ловелас, неспособный… неспособный и единой ночи удержать свою жеребятину в штанах!

Ги наклонил голову набок.

– Откровенно говоря, «жеребятину» я держу вовсе не в штанах.

– Не старайтесь меня запутать! – воскликнула Джейн. – Мне все рассказал Стэн. Он принял меня за… за одну из героинь ваших интрижек.

Ги выставил руку вперед, как бы защищаясь.

– Миледи, если можно, давайте рассмотрим мои преступления спокойно, одно за другим. – Он жестом пригласил ее сесть в кресло. Она скрестила руки на груди. – Прошу вас, – добавил Ги.

Наконец Джейн села, хотя и не в то кресло, на которое указывал он.

В настоящий момент уж точно не придумаешь лучшего образа действий, чем предложить мир, причем в форме чистой правды.

– Во-первых, обвинение в пьянстве. Признаю, в ночь благословления небесами нашего брака я проявил неумеренность в возлияниях, но, смею вас заверить, это был единичный – или, скажем так, весьма нетипичный – случай, вызванный той неохотой, с какой я связал жизнь с девушкой, о которой много слышал раньше, но которую не имел возможности узнать.

– И эта жизненная связь теперь будет мешать вашим ночным связям, не так ли?

– Теперь что касается второго вашего обвинения. В волокитстве… – Ги помолчал. Он уже хотел было откровенно рассказать ей о своих поэтических занятиях, но передумал. Мало ему оскорбительных шуток насчет лошадей и упреков в неумении управлять своими превращениями, что ли? Интересно, как долго она будет смеяться, если узнает, что этот «ловелас» на самом деле целыми днями сочиняет в своей конской голове стихи и пьесы, а по ночам записывает их и читает перед публикой? – Да, мне нравилось женское общество.

– Ха! – она указала на него пальцем с таким торжеством, будто чисто словесными средствами только что заставила признаться в избытке амбиций Александра Македонского.

– Да-да, – миролюбиво реагировал он. – Трепещу под вашим испепеляющим взглядом. Однако могу я продолжить?

Джейн победоносно кивнула.

– Я провожу каждый день в теле коня. Многие годы не был при дворе. Примерно так же давно на мою человеческую кожу не падал солнечный свет. Я не думал, что когда-нибудь смогу кому-нибудь подойти в качестве мужа, учитывая, что проживаю только половину жизни, причем ту половину, в которую большинство нормальных людей спят. Вы не представляете, как одиноко чувствуешь себя в таком положении. Так что, каюсь, вплоть до той ночи, когда нас с вами объединили священные узы, я находил утешение в мимолетных связях с разными…

– Проститутками, – перебила Джейн.

– Несмотря на всю историю моих отношений с дамами, уступающими свою благосклонность за деньги, я дал слово королю быть вам безоговорочно верным мужем.

Лицо Джейн едва заметно смягчилось.

– И я держу свое слово.

Она вскинула брови.

– Уже целых двое суток.

– Вот именно. Послушайте, я влачил очень уединенное существование. В моем положении трудно заводить друзей. К тому же, несмотря на все усилия Короля-льва, эзиан по-прежнему все боятся и преследуют.

Черты ее лица снова посуровели.

– Что ж, давайте это обсудим. Вы обладаете волшебным даром, древним благородным отличием, унаследованным от предков и уготованным судьбой только для самых выдающихся из нас. Вы же зовете его проклятием!

– Миледи, ваш взгляд на эзиан очевидно наивен и безнадежно радужен.

– Вовсе он не наивен, – сказала Джейн. – Этот взгляд выработан долгими годами изучения проблемы.

– Изучения историй, в которых прославляются легенды, не более того.

Она поджала губы и покачала головой.

– Вы за всю жизнь хоть одну книгу об эзианстве прочли?

– Нет. – Он предпочитал научным трактатам поэзию и художественную прозу. Но признаваться в этом не собирался. Он встал и приблизился к Джейн вплотную, зависнув над ней, как башня. – Мне и не нужно ничего читать. Я им, эзианством, живу. Скажите мне, к примеру, миледи, что напишут в ваших прекрасных исторических работах хотя бы о сегодняшнем нападении эзиан на тех бедных крестьян? Какой волшебный дар, какое благородное отличие, какая честь и слава в том, чтобы рвать на части целую деревню ради нескольких жалких кусков мяса? Есть ли подобные рассказы в ваших драгоценных книгах?

– Это были не эзиане, – мягко возразила Джейн.

– О нет, это были именно они, – заверил Ги. – Настоящие волки не допустили бы в свои ряды одичавшую собаку и уж точно никогда не стали бы нападать на деревню в компании с людьми. Это был не кто иной, как печально известная Стая, моя дорогая.

Джейн нахмурилась.

– Существование Стаи – только слухи. Настоящие эзиане никогда не стали бы творить таких отвратительных вещей.

– Ошибаетесь. Думать так – крайне наивное заблуждение.

– Я вас не понимаю. Вы – эзианин, а говорите о своих собратьях с такой же ненавистью, как единосущники.

Ги взял с края стола кувшин и налил прохладную воду в два кубка. Он решил во что бы то ни стало сохранять самообладание, хотя этот разговор с женой начинал раздражать его не меньше, чем все предыдущие. Он подал ей кубок.

– Я их не ненавижу. Я просто полагаю, что сами по себе случайно унаследованные магические способности еще не делают чести мужчине.

– Или женщине, – вставила Джейн.

Он прикрыл глаза и, глубоко вздохнув, согласился:

– Или женщине. Я не выбирал своей судьбы. Просто в одну из наших стычек с отцом я отчаянно захотел убежать из дому как можно дальше. А в следующую секунду уже был конем и в буквальном смысле осуществил свое пожелание. И с тех пор, как только встает солнце, я превращаюсь в жеребца. Как только оно садится – в человека. Если это называется даром, то я его не заслужил. Если проклятием – тоже. – Он сделал глоток воды и продолжил: – В натуре эзиан зло есть точно так же, как и добро в натуре единосущников. Я не спорю: эзиан следует защищать от жестоких преследований. Шкалу весов надо поправить в сторону равенства. Но если бы дело обстояло наоборот и преследованиям подвергались единосущники, я бы точно так же боролся за их равенство. Не за господство. Господство – это всегда тирания.

В комнате воцарилось продолжительное молчание.

– Я не знала, что вы испытываете такие глубокие чувства по поводу предмета нашего обсуждения, Ги, – произнесла наконец Джейн.

Она назвала его «Ги». Что ж, если в чем-то тут можно усмотреть добрый знак, так точно в этом. Полные губы ее изогнулись в едва заметной улыбке.

– Я тоже раньше не думал, что они так сильны, – признался он, и это было правдой.

Она деликатно отвела глаза.

– Наверное, если бы вы не тратили данное вам время в человеческом облике на пьянство и разврат, вы бы успели открыть для себя больше мудрых мыслей, ст'oящих минутки, чтобы их обмозговать.

Ги обхватил лоб рукой и с силой потер его. Ему снова захотелось рассказать ей, что он – поэт.

Но когда молодой Дадли опустил руку, то увидел, что жена улыбается. Все шире и шире. А ее рыжие волосы, еще минуту назад напоминавшие ему клубок багряных змей, сплетенных в чопорный пучок, теперь казались солнечными лучиками, собранными вокруг яркого диска-лица. Она вся светилась.

– Знаете, как нам следует провести первую ночь медового месяца, по моему мнению? – спросила она мягким низким голосом.

Что касается Ги, то впервые с момента их помолвки он точно знал, как хочет провести ночь. В животе у него образовался ком, в котором переплелись беспокойство и предвкушение. Он поднял брови в ожидании продолжения.

Глаза ее заблистали еще ярче – если только это было возможно.

– Я думаю, нам следует совершить налет на буфетную и отвезти немного копченого мяса тем несчастным крестьянам в долину!

Ги ненадолго отвернулся, чтобы не показать, как вытянулась у него физиономия.

– Миледи, вы просто читаете мои мысли, – сказал он, преисполненный благодарности небесам за то, что она их не прочитала.

Вдобавок к мясу, сушеным фруктам и сыру в твердой оболочке Джейн с Ги набрали в кладовой целый ворох трав, чайных листьев, а также разорванных на бинты полотняных отрезов. Джейн объяснила:

– Чай из тысячелистника помогает от болей. Я читала об этом в «Истории надлежащего лечения ран на полях сражений Войны Алой и Белой розы».

Ги с благоговением смотрел, как она ловко орудует пестиком, смешивая в ступке три вида трав и два вида специй. Затем Джейн сняла со стенки в углу кладовой совершенно бесполезный на вид деревянный ящичек, засунула в него руку и извлекла закупоренную пробкой бутыль.

– Это спиртное, миледи? – Ги удивленно вздернул бровь.

– Я послала слугам наперед приказание как следует спрятать его, – объявила она таким тоном, словно считала: залог счастливого брака – в том, чтобы получше прятать спиртное. Наверное, тоже в какой-нибудь книге прочла.

Ги даже не знал, восхищаться ему или всерьез возмутиться. Во всяком случае, он был всецело согласен с тем, что сейчас самое время выпить. Однако Джейн только вылила пару унций жидкости в ступку, снова вставила пробку в бутыль и вернула ее на прежнее место.

Ги предусмотрительно запомнил точное местонахождение деревянного ящичка.

Джейн тщательно перемешала спиртное с растолченной в ступке смесью, все вместе перелила в сосуд и тщательно запечатала его воском.

– Теперь раствор должен настаиваться восемь дней, а потом он будет заживлять особо тяжелые раны.

Ги кивнул, мало понимая в ее объяснениях и манипуляциях. Затем они облачились в самые простые одежды, какие смогли найти, и накинули на плечи самые обыкновенные плащи, чтобы никто не опознал в них высокородных господ. Ги завернул припасы в тюк и взвалил его на плечо.

– Ну что, идем?

Джейн зажгла светильник и подняла его высоко над головой.

– Идем.

Им не хотелось посвящать слуг и кучера в свои планы, так что затея оборачивалась весьма захватывающим приключением. Вероятно, ничего более озорного ни один из них в жизни раньше не предпринимал.

Ги рассказал обо всем только конюху и велел ему запрячь одну, самую обычную лошадь в самую обычную повозку.

Джейн забралась на нее весьма «неженственным» образом, так что Ги даже улыбнулся – и они скрылись в ночи.

При въезде в селение не было ни дозорных, ни часовых – никто не остановил супругов. Ги направил лошадь прямо к центру деревни, где в окнах самого большого дома горели огни. Когда повозка остановилась, до них сразу донеслись тихие стоны раненых.

Ги спрыгнул на землю.

– Ждите здесь, – сказал он Джейн.

Видимо, это предложение для его супруги было равносильно приказу: «Скорее за мной!», поскольку она проворно выбралась из экипажа, не успел Ги и на шаг отойти.

Он забарабанил в дверь дома, но, поскольку никто не открыл, сам отодвинул защелку.

– Кто вы такие? – спросил у них усталого вида мужчина.

– Мы супружеская пара. Прослышали о ваших несчастьях. Вот привезли еды и кое-что для лечения раненых.

Человек внутри подозрительно сощурил глаза.

Джейн выступила вперед, мягко взяла его руку в свою, повернула ладонью вверх и вложила в нее кусок хлеба.

– Сэр, у нас есть хлеб, вяленая говядина и медовуха.

Ги посмотрел на жену.

– Откуда медовуха?

Она пропустила вопрос мимо ушей.

– Пожалуйста, позвольте вам помочь.

Тут к ним приблизилась дородная женщина, перед тем возившаяся с раненой ногой какого-то мальчика.

– Мы будем очень благодарны вам, миледи.

– О, я не леди, – воскликнула Джейн, хотя, конечно, ее правильный выговор и элегантные манеры никого не могли обмануть.

Но женщина не стала спорить.

– Ну же, упрямец, пригласи их в дом, – велела она.

Старик посторонился, и Ги с Джейн принялись раздавать еду, отрезы полотна, настойки и мази. Ги завладел было бутылью с медовухой, но Джейн твердо заявила, что будет разливать ее сама.

Не прошло и двух минут, как он пришел к выводу, что его молодая супруга – настоящее чудо. Она не боялась смывать кровь, терпеливо объясняла крестьянам, как надлежит перевязывать раны и готовить микстуры.

– Я бы не отказался от куска мяса, – обратился к Ги тот первый старик.

– Не мешайте, прошу вас, – отмахнулся тот. – Я наблюдаю за действиями дамы. (Нетрудно догадаться, что Ги впервые в жизни участвовал в оказании помощи нуждающимся и вообще кому-либо, кроме себя самого, и по этой причине слабо разбирался в тонкостях этой работы.)

– Вы не думаете, что ей уже приходилось заниматься целительством? – спросил он.

– Не знаю. Она же ваша жена, – отвечал пожилой селянин.

Тут Джейн подняла голову и заметила, как Ги неотрывно следит за ней. Она улыбнулась и бросила ему несколько льняных бинтов.

– Займись-ка делом!

Так они перевязывали и обеззараживали раны, мыли, кормили и утешали, а вокруг потихоньку полз ропот недовольства. Не ими, конечно, а королем.

– Стая становится все сильнее и наглее, а король ничего не делает.

– При старом короле дело бы никогда до такого не дошло.

– Старый король был львом. А Эдуард – мышонок.

Было видно, что эти слова глубоко оскорбили Джейн, и это заставило Ги опять задуматься о ее подлинных чувствах к монарху.

А сетования меж тем продолжались:

– Во всем виноваты эти грязные эзиане.

– И как нам защищать себя, если они умеют так коварно менять свою внешность? Всех их нужно изловить и посадить под замок, чтобы страна наконец вздохнула свободно.

Джейн бросила на Ги обеспокоенный взгляд. В ответ он улыбнулся, как ему показалось, ободряюще, и весело перекинул ей несколько чистых бинтов.

Через пару часов все раны были перевязаны, все порезы промыты, очищены и обернуты материей.

Джейн с Ги собрались уходить, и множество благодарных губ целовали на прощание руки двух благодетелей, пожелавших остаться неизвестными.

Джейн все еще пребывала в скверном настроении из-за крестьянских нападок на короля и эзиан, поэтому Ги старался поднять ей настроение разговорами о том, что бы сделал он, если бы правил страной, и в конце концов жена включилась в игру. Вскоре они уже на два голоса выкрикивали проекты указов, которые они приняли бы, став во главе английского королевства.

– Никто больше не будет голодать! – предложила Джейн.

– Доступная медицина для всех! В том числе – чудодейственные настойки! И микстуры, которые еще надо настаивать! – подхватил Ги.

– Уголовное преследование всех, кто охотится на слабейших! – не унималась Джейн.

– Неисчерпаемые фонтаны бесплатного эля!

Тут жена нахмурилась.

– И еще… субсидии на образование для женщин, – поспешно добавил Ги.

Этот проект на какое-то время, очевидно, успокоил юную даму.

Когда они вернулись домой, у Ги оставалась лишь пара часов до метаморфозы. Войдя в спальню, Джейн аккуратно положила на пол возле кровати подушку и одеяло.

– Джейн, я не могу позволить вам спать на полу, – галантно возразил муж.

Она улыбнулась.

– Подушка и одеяло – для вас, милорд.

– Ах, вот как! Разумеется.

Ги медленно опустился на жесткий деревянный пол, а Джейн, забравшись в постель, задула свечи и укуталась в пышные одеяла.

Ни он, ни она не проронили больше ни слова. Но каждый заснул, прислушиваясь к дыханию другого.