На странице 96-й Русского Архива сего года сообщено мною неточное сведение о приезде Пушкина в Москву в 1826 г., во время праздников по случаю коронования императора Николая. Пушкин был привезён во дворец (в какой, Кремлёвский или на дачу гр. Орловой, нынешнюю Александрию, где некогда жил Государь, как видно из Северной Пчелы 1826 г.?)^[527] действительно 8 сентября, в день большого бала, не у герцога Девонширского, а у герцога Рагузинского, маршала Мармона, королевско-французского посла, помещавшегося на Старой Басманной, в доме кн. Куракина, где ныне Межевой корпус. Поблизости, на Басманной же, жил в своём доме дядя поэта Василий Львович Пушкин, к которому Александр Сергеевич и приехал прямо из дворца, так как родителей его, Сергея Львовича и Надежды Осиповны, в то время не было в Москве. Весть о возвращении Пушкина, об этом высоком и знаменательном на ту пору деле царской милости, облетела многочисленных гостей герцога Мармона и с бала радостно разнеслась по Москве^[528]. Один из давних приятелей поэта тотчас же из дому кн. Куракина отправился в дом Василия Львовича и застал Пушкина за ужином. Тут же, ещё в дорожном платье, Пушкин поручил ему на завтрашнее утро съездить к известному американцу графу Толстому с вызовом на поединок. К счастью, дело уладилось: графа Толстого не случилось в Москве, а впоследствии противников помирили^[529].

Ещё прежде, чем у Веневитиновых, Пушкин читал своего Бориса у С. А. Соболевского (у которого вскоре потом поселился на Собачьей Площадке, в угольном флигеле нынешнего дома Левенталя). На этом первом чтении кроме хозяина были: П. Я. Чаадаев, Д. В. Веневитинов, гр. М. Ю. Виельгорский и молодой И. В. Киреевский^[530]. Вообще же Пушкин чрезвычайно редко читал свои произведения в большом обществе, отличаясь в этом отношении поучительною скромностью и даже застенчивостию. Он читал только людям более или менее близким, мнением которых дорожил и от которых надеялся услышать какое-либо дельное замечание, а не безусловную похвалу, и притом читал как-нибудь невзначай. Посему А. Ф. Писемский при следующих изданиях своего Взбаламученного Моря мог бы опустить начало 7-й главы, пятой части, где говорится, будто «великий Пушкин ехал читать в великосветские салоны».