ВОЕННЫЙ КОМИССАР — ВОЕНКОМ
Ленин сорвался со стула и гневно крикнул:
— Кто вам дал право вмешиваться в дела Совета народных комиссаров? !
Остыв, он посмотрел на странных гостей.
Они сидели неподвижно, прямо, смотрели круглыми слезившимися глазами в каемках воспаленных век.
После долгого молчания старый цадик произнес несколько слов.
Раввин немедленно перевел, глядя на Ленина:
— Мудрый цадик сказал: «Если наше требование не будет учтено, туча повиснет над вами, а из тучи может пойти живительный дождь или… ударить смертельная молния».
— Мои милые старцы! — насмешливо ответил Ленин. — Можете умолять, доказывать, жаждать, но требовать и угрожать — не смейте! Это привилегия пролетариата! Слышите? Теперь можете идти! Наш разговор закончен…
Он повернулся к ним спиной и молчал. В нем все кипело. Рука тянулась к электрическому звонку.
«Распорядиться, чтобы Халайнен вывел этих „священников“ несуществующего Иеговы, поставить под стенку и выпустить по ним из кольта две пачки патронов».
Однако сделать это он не осмелился. Не потому, что боялся их персонально. Он и не такое проделывал, но не захотел. Кто же мог заменить евреев в партии?
Аристократы и буржуазия — естественные враги пролетариата? Никогда! Крестьяне? Эти только до поры до времени являются союзниками, но могут превратиться в самых страшных противников. Нет!
Невежественный, болтливый российский рабочий? Он хорош только в качестве пушечного мяса для разбивания голов безоружным буржуям и интеллигентам, для разрушения достижений цивилизации.
Русские — нетерпеливые, непредсказуемые, непоследовательные, сомневающиеся, мечущиеся между аскетизмом и анархией, не могут заменить евреев, переполненных ненавистью, зато сознательно или наследственно связанны инстинктом «роя».
Таково было неумолимое убеждение Ленина.
Поэтому он не нажал кнопку электрического звонка и терпеливо ждал, пока за последним израильским цадиком не закрылись двери.
Он прошелся по комнате, сжимая холодные пальцы.
Долго думал он над словами цадиков и решил ничего о своем разговоре с ними товарищам евреям не говорить.
— Они подозрительны и бдительны… — рассуждал Ленин. — Могут подумать, что в глубине моей души таится зародыш антисемитизма…
Он еще долго не мог успокоиться.
Ему казалось, что он еще слышит мягкий шелест атласных шуб и тихое сопение вздохов старцев. На него отовсюду остро и пытливо смотрели птичьи глаза в красной каемке уставших век, белели седые бороды и серебристые витки ниспадавших на плечи локонов. Шелестело едва слышное эхо спокойной, уверенной в своей силе и значении угрозы: из тучи может пойти живительный дождь или… ударить смертельная молния…
— Откуда он должен ударить? Когда? В кого? — спрашивал себя Ленин.
В коридоре за дверями щелкнула винтовка постового.
Ленин тихо рассмеялся.
— Попробуйте! — шепнул он и сильно сжал кулак.