1

Страницы книги таинственно и призывно желтели в лучах восходящего солнца. Занималось утро, медленное, торжественное и жаркое. Сквозь открытые окна доносились птичьи трели и шелест трав от еле заметного ветерка.

Иоко удалось уснуть, и когда я осторожно дотронулась до его лба, то обнаружила, что он прохладный и влажный. Значит, таблетки подействовали. Вот и славно.

Мне и самой хотелось спать, оказалось, что у меня уже выработалась привычка укладываться на ночлег с восходом солнца. Но, прежде чем улечься, я собиралась сделать еще одно дело.

– Будешь рисовать? – обрадовалась Эви.

– Хочу запечатлеть мост Забытых Песен и надпись под ним, пока не забылись детали.

– А сейчас хорошо помнишь? – спросил Лука.

– Сейчас все буквально стоит перед глазами. У меня всегда так – я чувствую момент, когда пора браться за кисти. Рисунок сначала созревает во мне, а потом я вижу его хорошо и отчетливо и не могу не рисовать.

Я улыбнулась, предвкушая радость творчества, и разложила на столе кисти, краски и альбомы.

Неторопливо водила я карандашом по бумаге, и передо мной поднимались загадочные деревья с облаком мелких серых листочков и вкуснейшими плодами. Первый рисунок я сделала для души – ветви дерева крупным планом, оранжево-розовые плоды и деревянные перила моста. Солнечные лучи, проникающие сквозь ветви и листья, и бледная синева далекого неба.

По теме книги изображение не очень подходило, ведь в ней не было никаких упоминаний о Дереве Трех Цветков. Но я все равно решила, что рисунок должен находиться среди карт и рассказов о Мире Синих Трав, поэтому подписала его и вложила между страницами.

А потом принялась за мост Забытых Песен. Ступени, перила, настил. И шеренга детей.

Я сама не могла понять, зачем изобразила оборванных маленьких рабов, топающих вслед за надсмотрщиками. Просто я чувствовала тогда, что мост этот надо рисовать именно так, тем более что о рабах в книге «Карты Безвременья» было написано достаточно много.

Внизу рисунка я запечатлела ту самую загадочную надпись, что мы нашли под Мостом.

Круглый стол. Железные Часы.

Эви заверила меня, что я сделала все очень хорошо, что, по-моему, так и было на самом деле. Лука тоже восхитился, сказав, что это «класс, просто суперздорово», и высохший рисунок был отправлен в книгу.

– Фу! Это ваше волшебство – настоящая гадость! – неожиданно заорал Хант.

Мы обернулись и обнаружили его рядом с моим рюкзаком. Я не закрыла молнию переднего кармашка, и Хант, воспользовавшись случаем, вытащил таблетки парацетамола, достал одну и принялся жевать. Видимо, он думал, что это так же вкусно, как конфеты.

Я рассмеялась при виде его кислой, скривившейся физиономии и вывалившегося языка, который в этот момент был самым обыкновенным, человеческим. Видимо, Хант настолько был сосредоточен на выплевывании горькой таблетки, что даже забыл покривляться.

– Выпей воды, – со смехом предложила я.

Лука тоже потешался, он ведь знал, для чего предназначался парацетамол.

– Это лекарство! Горькое лекарство! – сквозь смех проговорил он. – Оно не сладкое. Его нельзя есть!

– Прополощи рот, и я дам тебе конфету. Где-то осталось еще несколько штук, – пообещала я, видя, что Хант не на шутку разозлился и глаза его просто пылают от ярости.

– Две конфеты! – зло потребовал он. – Ты это специально подстроила, чтобы я взял в рот твое опасное волшебство. И как только Иоко его ел!

– Иоко его проглотил, а не разжевывал, – пояснила я. – Ладно, две конфеты тебе и две Эви. Иди, прополощи рот и умойся.

Раздав конфеты, я искупалась в небольшом каменном бассейне, устроенном у каменной же ограды огородика. Выстирав рубашку и носки, я повесила их на веревку, натянутую между двумя невысокими деревцами, затем добралась до провала в каменной ограде, когда-то высокой и надежной.

Передо мной раскинулась равнина, поросшая синими травами, по которой петляла каменная дорога. Заброшенное поместье семьи Сиан Иннади располагалось на вершине холма, и с того места, где я стояла, можно было увидеть даже Перекресток. Ярко-розовые радостные лучи восходящего солнца заливали землю, питали ее ласковым теплом и обещали долгий хороший день. Где-то вдалеке я разглядела крепкое тело луса, шнырявшего в поисках добычи. И все. Больше нигде ни души. Пустая, тихая и одинокая земля.

В этот момент я слишком хорошо осознала, что оказалась единственным человеком в этом мире, если не считать колдуна-оборотня Иоко. Призраки все-таки не люди. Призраки – это призраки.

Мне не было страшно, лишь немного грустно от мысли, что вряд ли еще когда-то в этом мире будут жить люди. Ему не суждено больше ожить. Почему? Почему он погиб?

Почему его Хранители не смогли справиться со своим предназначением? Почему Хозяин так легко овладел ими?

А с другой стороны, разве в моем благополучном и щедром мире не было злых и жадных людей? Да сколько угодно. У нас, правда, действовали более совершенные законы и не было рабства, но не везде. Не во всех странах. И я знала, что власть имущие в нашем мире вполне могли предать за деньги. За приличную сумму, как это сделали когда-то Хранители.

Иоко, выходит, тоже стал предателем. У его отца были лусы, которых, видимо, доставлял для него старший сын. Вот почему так болезненны воспоминания для моего Проводника. Хант прав, мы не знаем, каким был когда-то Иоко.

Может, ему лучше и не вспоминать о прошлой жизни?

Но тогда он будет безразличным и потерянным. Воспоминания меняли его, возвращая утраченную часть души.

Все казалось мне тогда запутанным и неясным, поэтому я повернулась и ушла в дом, спать.