Глава 13
«Газик» стоял в безлюдном переулке в квартале от штабных строений. Ночь была в разгаре. Несколько минут назад по тротуару прошел патруль, не заметил автомобиль за мусорной свалкой.
Павел посмотрел на светящиеся стрелки. Два тридцать ночи. Обратная дорога короче не показалась, пока добрались до машины, укрытой за оврагом, обессилели окончательно. Пока тряслись по ухабам, чтобы не уснуть, грызли сухари.
В штаб и в офицерское общежитие Кольцов решил не соваться, отправил подчиненных на разведку. Они отсутствовали уже пятнадцать минут…
Тень шевельнулась между деревьями, и через несколько секунд в машину забрался запыхавшийся Караган.
– Все плохо, товарищ майор, – сообщил он. – Дежурный говорит, что есть ордер на ваш арест. Вас обвиняют в пособничестве предателю Родины Серову. Уму непостижимо, они там что, белены объелись? Считается, что вы в бегах, вы объявлены в розыск. Хотя мы русским языком сообщили дежурному, что опергруппа в полном составе убывает на оперативное задание. Дело инициировано государственной безопасностью, руководство СМЕРШа поставлено в известность. Полковник Шаманский весь прошлый день извергал молнии, потом впал в прострацию. Можно представить, целый отдел бесследно пропал. Какой-то перевернутый мир, товарищ майор… Ордер выдан только на ваше имя, остальные члены группы пока вне подозрений. Но скоро и нас начнут подозревать в соучастии. Цветков и Безуглов остались в отделе, а я пулей сюда… Есть мысли, командир? За нас не переживай.
Желчь скопилась в горле. Этот мир действительно казался перевернутым…
– В отделе милиции осведомлены о том, что происходит в армейских структурах?
– Я не знаю, командир, – озадачился Караган, – думаю, нет. О подобных решениях не трубят на всех углах.
– Вези в отделение. А я тут свернусь у тебя за спиной… Срочно нужен телефон.
Дежурный в отделении милиции на предъявленные документы среагировал правильно. Этот парень ни о чем не знал. Поморгал воспаленными глазами, кивнул на телефон и вышел из дежурки. Надежда, что удастся связаться с Шаманским, была слабенькой, и все же это случилось! Полковник бодрствовал, очевидно, черные мысли не покидали его даже ночью.
– Кольцов! – взвился он. – Какого дьявола?! Где тебя носит?! Ты в курсе, что происходит?!
Судя по накалу страстей, никого из посторонних рядом с полковником не было. Павел облегченно перевел дыхание.
– Я знаю обо всем, Георгий Иванович. Это большая ошибка – о чем вы, разумеется, догадываетесь, но не можете этому противостоять. Внимательно выслушайте меня, а потом принимайте меры – сообщайте в штаб армии, фронта, куда угодно – хоть в Ставку Верховного главнокомандования. Непринятие мер как раз и будет настоящей изменой Родине…
Он излагал лаконично, самую суть, прикрывая трубку ладонью и косясь на дверь дежурки. Полковник молчал – до самого конца рассказа он не вымолвил ни слова.
– А теперь попробуйте догадаться, товарищ полковник, сочиняю я или нет, – подошел к концу Кольцов. – Я все разложил по полочкам, осталось лишь выявить членов диверсионной группы и имя «крота». Но по крупному счету это терпит. Есть дела поважнее. Теперь мы знаем, что делает танковая группа немцев на нашем участке фронта. Их атака намечена на утро завтрашнего дня. Но они уже знают, что кто-то был в урочище, похищен офицер. Долго ли сложить два и два? У немцев есть радиосвязь. А вдруг они пойдут ва-банк и атака начнется уже сегодня? Танки ринутся в пустоту между нашими механизированными бригадами. А на Старополоцк с востока нагрянет орда озверевших немецких солдат, которым нечего терять… Вы представляете последствия?
– Подожди, майор, – растерялся Шаманский. – Нужны хоть какие-то доказательства. Я не могу просто так ставить в ружье армию…
– И все же придется, товарищ полковник. Доказательства за час не соберешь. У вас есть выходы на здравомыслящих людей из командования? Быстро вывести на позиции артиллерию, а на востоке заблокировать урочище Галущаны. Теперь все в ваших руках, Георгий Иванович.
– Подожди, не бросай трубку, – всполошился Шаманский. – Ты сам-то как?
– Терпимо, товарищ полковник. Надеюсь, за меня и моих людей замолвят словечко. Попробую где-нибудь перекантоваться ночь. Хочется верить, что к обеду наступающего дня отменят приказ о моем аресте.
– Хорошо, я понял, майор. Ну, ты и наворотил…
На подгибающихся ногах Павел вернулся в машину. Караган смотрел на него с немым вопросом.
– Мы сделали все, что могли, – прошептал Кольцов, откидываясь на сиденье. – Дальше – хоть трава не расти…
К медсестрам, что ли, податься в госпиталь – пусть приютят? Катюша Брянцева обрадуется. Тамара Савченко будет украдкой хихикать… Нет, он не мог рисковать жизнями посторонних людей.
– Отвезу вас, товарищ майор, в одно укромное местечко, – вздохнул Караган, запуская двигатель, – это в частном секторе, здесь недалеко. Домик маленький, хозяйка молчаливая – для себя берег, можно сказать…
Он мог лишь догадываться о том, что происходило в верхах. Здравомыслие взяло верх, завертелись невидимые маховики. В район Жлобинки скрытно выдвигались артиллерийские дивизионы. На проселочные дороги отправлялись группы корректировщиков артиллерийского огня с радиостанциями. Приводились в боевое состояние батареи дальнобойных гаубиц, командиры расчетов определяли координаты.
Немецкие танки ринулись в прорыв следующей ночью – за несколько часов до назначенного срока. Колонны шли по проселочным дорогам в обход болот – маршрут наметили заранее. Но на выходе из лесистой местности танковые колонны подверглись беспощадному артиллерийскому огню. Огненная лавина накрыла старенькие «Пантеры» и новые «Тигры». Было светло как днем. Местность взрывалась и горела, плавилось железо. Экипажи гибли в танках, не успевая покинуть горящие машины. Атака захлебнулась, не успев начаться.
На месте осталось два десятка подбитых боевых машин. Немецкое командование все поняло, в эфир полетели истеричные приказы: всем назад! Колонны неуклюже разворачивались, ломали деревья. Обстрел не прекращался – артиллеристы перенесли огонь западнее. Это было форменное побоище. Горел лес, горела техника, в панике разбегались выжившие люди. С опозданием в дело включилась немецкая артиллерия, но неудачно – позиции советских батарей немцы толком не выявили. Потрепанные танковые части возвращались на исходные рубежи…
Одновременно два стрелковых полка, выделенные из армейского резерва, заблокировали урочище Галущаны. Подвезли установку с громкоговорителем. «Немецкие солдаты и офицеры, вы окружены! – Вещали мощные динамики на чистом немецком языке. – Контрнаступление ваших танковых частей подавлено, вам не на что надеяться! Выходите по западной тропе и складывайте оружие! Мы гарантируем жизнь и достойное обращение! Через час по ущелью откроет огонь артиллерия и будут сброшены авиационные бомбы! Все, кто откажется сдаться, будут уничтожены!»
Обращение длилось минут пятнадцать, его мог слышать даже глухой. Для устрашения на бреющем полете над лесным массивом прошло звено бомбардировщиков.
Реакция последовала через полчаса. Ожили скалы, стали выходить потрепанные солдаты вермахта. Сначала поодиночке, потом мелкими группами, потом повалила толпа. Они бросали оружие, задирали руки вверх и шли через поле с лицами библейских великомучеников – прямо в руки радостных красноармейцев.
Пленных усадили на открытом пространстве тесными рядами, чтобы удобно было пересчитывать, окружили кольцом автоматчиков. Вместе с солдатами вышли офицеры, санитары вынесли раненых. Желающих оказать сопротивление почти не было.
По истечении срока ультиматума урочище наводнили советские автоматчики. Уже рассвело. Солдаты шли цепью – через лес, по берегу реки, по кромкам глубоких оврагов. Со скалы загремел пулемет MG-42, но к этому были готовы. Пулеметчиков сняли. Больше никто не сопротивлялся.
В районе бревенчатых строений на берегу реки автоматчикам предстала малосимпатичная картина. Здесь покончили с собой несколько офицеров и представителей младшего командного состава – у большинства в петлицах золотились руны зиг. Они стреляли себе в висок. На срубленном из досок столе валялись пустые бутылки из-под шнапса. Крайнее строение уже догорало. Судьба секретных документов военной разведки, кажется, прояснилась…
В районе обеда распоряжением начальника армейского отдела ГУКР СМЕРШа был отменен приказ о привлечении к ответственности майора Кольцова. Он сидел в каком-то сарае, безостановочно курил. Радостную новость принес сияющий Караган – влетел в сарай, распинывая ногой ржавые тазики и лейки.
– Неужели? – проворчал Павел, с трудом разгибая спину. – А приказа о присвоении звезды Героя там не было?
– Шутишь, командир? – засмеялся капитан. – Радуйся, что не расстреляют.
В два часа дня, обладая всеми прежними полномочиями, он навестил офицера Абвера Бруно Гессинга, томящегося в следственном изоляторе. У того был неважный вид, а после изложения последних новостей он и вовсе перестал улыбаться.
– Приветствую, господин майор, – сухо сказал Павел. – Майор Кольцов, контрразведка. Вы уже в курсе недавних событий? Прекрасно. Мы знаем, что Абвер намеренно подставил под удар генерал-майора Серова и его ближайшее окружение. Цель более чем понятна: посеять смуту в наших рядах, устранить сильного военачальника и парализовать управление войсками накануне наступления. Место нашего наступления активно скрывается, немецкое командование попалось на эту удочку, однако у умных людей в Абвере сохраняется резонное сомнение. Хочу обрадовать: вы правы, наступление будет именно в Белоруссии. Другая причина устранения Серова: облегчить проведение операции по выводу людей из урочища Галущаны. Увы, ваша затея провалилась. То, что вы сделали, конечно, смело, но, увы, не самопожертвование. Вас должны были освободить люди полковника Крюгера, прибывшие из Галущан. Это являлось одним из условий. Повторяю, ваш план провалился. Вы никогда не попадете за линию фронта. Единственное, что спасет вас от расстрела: чистосердечное признание. Берите ручку и пишите, как Абвер провел операцию против генерал-майора Серова. В этом случае вам гарантируются жизнь и приличные условия в плену. Удачи, герр Гессинг.
Когда он выходил из камеры, офицер Абвера покрывался мелом, как налетом плесени, и даже не пытался сохранить самообладание.
Около трех часов пополудни в отдел ворвался возбужденный Безуглов.
– Товарищ майор, поступил сигнал! Пять минут назад был звонок в отделение милиции, а они тут же перезвонили нашему дежурному… Звонил председатель сельсовета села Ровники… по крайней мере он так представился. Голос у человека срывался, он был сильно взволнован. Говорит, что его сын несколько минут назад видел шестерых вооруженных людей в гражданском, они прошли по северной околице, перебрались через дорогу и ушли на запад берегом реки Ключицы. Подозрительные, все время озирались. Сынок у председателя сообразительный, спрятался, а потом припустил к папаше… Товарищ майор, там до линии фронта километра четыре, но быстро не уйдут, местность пересеченная – только рекой, но и это трудно…
– Командир, да это же остатки нашей диверсионной группы! – встрепенулся Караган. – Как раз шестеро! Уходят, что им тут делать? Командир, мы же еще можем их накрыть!
Дыхание перехватило. Неужели есть реальный шанс прибрать эту публику? Они должны знать имя «крота»…
Павел вскочил, развернул карту. Село Ровники – небольшой населенный пункт южнее того места, где в памятный день диверсанты чуть не пленили генерала Серова. Вчерашняя заваруха с применением всех средств артиллерийского огня проходила севернее… Он пожирал глазами карту. От Старополоцка практически прямая дорога на юго-запад, вот река Ключица. Село Ровники. Другие населенные пункты отсутствуют, войск там тоже нет, а в село протянута единственная дорога… Он схватил телефонную трубку.
– Кто это? Дежурный по НКВД? Лейтенанта Красавина мне! Немедленно найти и передать следующее: десять минут назад засекли группу диверсантов – северная околица села Ровники, уходят на запад берегом Ключицы! Пусть берет отделение солдат и немедленно перекрывает им дорогу! Группа СМЕРШа уже будет на месте. Ты все понял, дежурный?
Он швырнул трубку, бросился прочь из кабинета, прихватив с гвоздя автомат. Остальные бросились за ним. Некогда ждать, пока проснутся войска по охране тыла. Уйдут же, гады!
«Газик» несся по проселочной дороге как ошпаренный. Десять верст уже остались за спиной. Проносились жидкие леса, дрожали накаты мостов через мелкие речушки. Безуглов вцепился в баранку, что-то бормотал. Напряжение первых минут унялось, было время подумать. Местность была безлюдной, и неудивительно, что именно этот район диверсанты предпочли для отхода.
Несколько минут газовали в низине, колеса вышвыривали комья грязи – но с помощью мускульной силы и такой-то матери «газик» все же вытолкали! Снова девственная природа с приметами войны: воронки от снарядов, перевернутый грузовик, несколько брошенных жителями деревень.
Дорога пошла на холм, слева заблестела Ключица – сравнительно широкая, с отлогими берегами, речка. Такое ощущение, что ехали по дамбе – справа ухабистый, испещренный препятствиями склон, слева – глубокий водосток, заросли лопухов, кустарник. Слева по курсу показались крыши – те самые Ровники…
Участок был сравнительно ровный, Безуглов разогнался. Слева мелькали островки кустарника, приближались крыши в низине. Где-то на этом месте председательский сынок засек чужаков. Интересно, далеко они ушли?
На западе – густые леса, до них километра два. Поздновато кольнуло неприятное чувство. А ведь действительно здесь всего одна дорога, хочешь не хочешь, а поедешь по ней. Идеальнее места для засады и не придумаешь. Кто-то позвонил, представился председателем… А в Ровниках вообще есть население?
Павел занервничал, приподнялся, начал всматриваться. А что, неплохие психологи, знали, кто пойдет на захват…
Лучше поздно, чем никогда! Что-то шевельнулось в кустах слева по курсу, метрах в пятидесяти – словно приподнялся человек, развел ветки, чтобы пулеметчику было удобнее стрелять.
– Вадим, руль вправо, быстро!!! – крикнул Кольцов и схватился за баранку. Пока еще сообразят!
Разразился раскатистой очередью пулемет Дегтярева, пули ударили по левому крылу, разорвали железо. Машина вильнула вправо, ушла с дороги, опасно накренилась. В последний момент Павел видел, как пулеметчик с искаженным лицом выпрыгнул на дорогу, стал стрелять от бедра, держа пулемет за сошку. Рядом с ним кто-то долбил из автомата!
Их спасла какая-то доля секунды! Надо же успеть сообразить! Машина перевалилась через неглубокую канаву, устремилась вниз.
– Не тормози! – кричал Кольцов. – Держи баранку!
Это были страшные мгновения. «Газик» несся по крутому склону, подпрыгивал на буграх, разваливаясь на ходу, вилял из стороны в сторону. Все внутренности вытрясло! Мелькали залежи камней, щуплые ветки кустарников в расщелинах.
«Надо же попасться на такую удочку! Успехи окрылили? Вот вам холодный душ! Уничтожить сотрудников оперативного отдела за проявленную инициативу – очередная задача диверсионной группы!»
От дикой тряски оторвалась крышка капота, ее куда-то сдуло, хорошо, что не на головы. Безуглов вцепился в баранку, орал дурниной. Но сообразил, что тормозить теперь точно нельзя – машина начнет кувыркаться. Стремительно приближался берег, зеленый косогор над небольшим обрывом – какой ни есть, трамплин!
– Держись, мужики! – взвыл Безуглов, отпуская баранку.
Колеса оторвались от косогора, «газик» ушел в свободный полет. Стал крениться на растерзанный капот. Три секунды ошеломляющего безвоздушного пространства. К удару о воду они уже были готовы. «Газик» рухнул в реку, стал погружаться. Удар был чувствительный, но вроде не смертельный. Впоследствии выяснилось, что глубина здесь была небольшой, от силы по грудь.
Кто-то застонал от боли, Цветков мгновенно оказался в воде – его выбросило. Снова купание, черт возьми! Мозги, похоже, растрясло вместе с нутром.
Павел плохо осознавал, что происходит. Но все делал правильно. Он машинально поймал ускользающий автомат, перевалился через борт. Ныли отбитые ребра. Но какое счастье – он чувствовал ногами дно!
Рядом возились товарищи. Кашлял Цветков, Безуглов оплеухами приводил в чувство Карагана.
– Все на берег! – заорал страшным голосом Кольцов. – Под обрыв! Я прикрою.
До обочины дороги отсюда было метров сто пятьдесят – немудрено, что залихватский спуск показался вечностью. Но диверсанты уже перебежали дорогу, мелькали головы над водостоком. Никакие не шестеро – только двое!
Они готовили пулемет, и вряд ли это было хорошей новостью. Откроют огонь – долго не продержаться. Павел приладил автомат на борт «газика», стал целиться. В ушах гудело, силуэты двоились, но он старался и первым открыл огонь.
Пули, взбивая глину на косогоре, заставили диверсантов пригнуться. Безуглов сберег автомат, остальные вытащили пистолеты. Почему так медленно – словно по бульвару гуляют? Но быстрее они не могли. Кольцов опять выстрелил, прижимая диверсантов к земле. Он видел их перекошенные лица – неотчетливо, но видел. А ведь не впервые он их видел! Но мысль ушла, когда в ответ загрохотал пулемет!
Оперативники уже попадали за обрыв, пули смели дерн с косогора. Кажется, все живы… Павел пригнулся, пули прошили борт, порвали железо. Он чуть не захлебнулся, забыв, что находится в реке. Пауза в стрельбе – он высунулся, послал наобум короткую очередь.
В этом момент заговорил «ППШ» Безуглова, теперь уже он нервировал диверсантов. Павел спохватился, бросился к берегу. Он брел, широко расставляя ноги, а Безуглов продолжал стрелять. Хлопали пистолеты оперативников. Кольцов успел покатиться под обрыв, когда опять заговорил пулемет! Полетели в реку пучки травы, взметнулись комья глины. Оперативники скорчились под обрывом – мокрые, как утята, злые, как голодные волки! Хорошо, что живые, но как же мерзко оставаться в дураках!
– Командир, что будем делать? – прокричал Безуглов. – В атаку пойдем? Так все и ляжем на этом склоне!
Павел осторожно высунулся и тут же спрятался. Пули пролетели совсем близко, земля посыпалась за воротник. «А ведь не все так плохо, – подумал он. – Для тех и других ситуация патовая. Они не подойдут, и мы не выйдем. А рано или поздно подтянутся солдаты лейтенанта Красавина, если не заблудятся…»
Стало непривычно тихо. Павел недоверчиво вытянул шею, стал приподниматься. Рухнул, когда новая очередь чуть не срезала ухо. И снова тишина.
– Товарищ майор, кажется, машина… – неуверенно заметил Цветков.
В самом деле где-то вдалеке ехал грузовик! Надрывался мотор, ревел, как простуженный слон.
– Огонь, дадим шума! – встрепенулся Павел. – Да не высовываться, в небо палите!
Они загрохотали из четырех стволов сразу. Снова забился в припадке пулемет Дегтярева. Сидящие в машине все поняли. Машина стала, высадились бойцы, затрещали «ППШ». В сторону реки диверсанты уже не стреляли, у них появилась другая забота. Потом пулемет и вовсе заткнулся, зато автоматы продолжали вести огонь…
Когда измазанные грязью, мокрые до нитки оперативники вышли к дороге, там уже все кончилось. Противник бежал. Брошенный пулемет валялся тут же. По окрестным канавам сновали солдаты в синих фуражках, из кустов доносились крики.
– Вы живы, товарищи контрразведчики, слава богу… – облегченно выдохнул лейтенант Красавин – молодой, но уже повоевавший, – просим прощения, но мы спешили, как могли…
– Все в порядке, лейтенант, – отмахнулся Павел, – вы явились как нельзя вовремя. Где эти упыри?
– Мы видели, как они убегали, товарищ майор, – лейтенант кивнул в сторону села. – У них, кроме пулемета, имелось автоматическое оружие. Отчаянные, черти. Прижали нас к земле, мы и пикнуть не могли. Потом у них, похоже, патроны кончились… У меня один убитый, один раненый.
Поиски диверсантов не принесли успеха. Отделение красноармейцев двигалось цепью, прочесывая местность.
В низине лежало село – в нем, как ни странно, жили люди. Посланные разведчики сообщили, что местные слышали пальбу, но ничего не видели. Продолжать поиски было бессмысленно. У немцев, без сомнения, имелся продуманный маршрут отхода.
– У них машина была припрятана, помяни мое слово, командир, – прохрипел Караган. – Интересно, они вернутся в город или сразу подадутся к своим?
Вопрос был важный. Неясное чувство подсказывало, что к своим диверсанты сегодня не пойдут. Костяк группы остался в Старополоцке, если и будут сбегать, то все вместе…
Лейтенант Красавин любезно подбросил оперативников до штаба. Солдаты в кузове отворачивались, прятали усмешки. Вид у бравой четверки был не самый представительный.
– Помыться, переодеться, – приказал Кольцов, – и через полчаса приступить к несению службы.
– Снова черная полоса, майор? – улыбнулся полковник Шаманский. – Ничего, не расстраивайся, рано или поздно ты их поймаешь. Диверсанты опускаются до обычной мести, значит, скоро станут делать ошибки. Ты точно где-то видел этих людей?
– Точно, товарищ полковник, – уверенно заявил Павел. – Причем совсем недавно. Во всяком случае одного. Он на дорогу с пулеметом выскочил, тут я его и срисовал. Я вспомню, товарищ полковник.
– Так иди и вспоминай. Удивляешь ты меня, майор, разве возможно такое? Память тренируй, травку огородную ешь. Вот со мной, знаешь ли, никогда такого не случается…
Оперативники еще не отошли от этого бесславного боя. Обмундирование со склада висело мешком, на лице еще отражались впечатления.
– Орлы, нечего сказать, – вздохнул Кольцов. – Где Цветков?
– В милиции, – буркнул Караган.
– За что его? – не понял Безуглов.
Отворилась дверь, вошел Коля Цветков. Похоже, сотрудник решил проявить инициативу.
– Пообщался по душам с милицейским дежурным, принявшим звонок от якобы председателя сельсовета, – поведал Цветков. – Он уже в курсе, крайне пристыжен. Но я не стал с ним разбираться по-мужски, милиционер, собственно, не виноват. Кстати, последнего председателя сельсовета села Ровники немцы расстреляли еще в 41-м. После их ухода в селе удручающее безвластие. Но это так, к слову. Теперь он понял, что голос звонившего был молодой – сомнительно, что у него мог быть сын-отрок. Волнение выглядело наигранным, он говорил на чистом русском языке – без всяких местных диалектов. Откуда был сделан звонок, выяснить не удастся. А звонить он мог хоть из соседнего здания.
Возникла странная уверенность, что он узнал бы этот голос. Да и всех выживших людей из затаившейся диверсионной группы…
– Товарищ майор, вы не вспомнили, где видели ту рожу? – спросил Цветков.
Кольцов сидел в оцепенении. Лица людей, которых он встречал на этой неделе, плыли перед глазами стройными колоннами. Может быть, другая одежда, сколько-нибудь отличные обстоятельства…
На часах без нескольких минут семь вечера. Еще не темнело, но надвигались тучи. Караган потянулся, включил настольную лампу. Свет мигнул, потом пропал на несколько мгновений, снова замигал, после чего напряжение стабилизировалось.
– Да будет свет, сказал монтер… – пробормотал Караган. И вдруг стало как-то тихо. Капитан медленно поднял голову, опасливо посмотрел на командира. Тот сидел неподвижно и как-то странно смотрел на подчиненного широко раскрытыми глазами.
– Что, товарищ майор? – Караган испуганно сглотнул.
– Я вспомнил, где видел пулеметчика… – выдохнул Павел. – Это один из электриков… А второй диверсант – его напарник.
Озарение было трудно переоценить. Все смотрели, не дыша, на командира, боялись спугнуть удачу.
– Это точно он… – голос Павла захрипел. – Несколько дней назад, возле штаба… Один на столбе сидел, а этот на земле с проводами ковырялся… Мы еще парой слов перекинулись, он у меня папиросы стрельнул… Не в армии, говорит, потому что в 35-м переболел малярией в тяжелой форме, и с тех пор имеет пожизненный белый билет… Вот же тварь… – Павел начал медленно приподниматься. – Они под самым носом у нас орудуют…
– Стоп, – вскочил Караган. – А я ведь их тоже видел, помню их лица. Долго они тут работали. Они не могли просто так прийти, порезать провода и взяться их чинить. Они действительно электрики, и у них должны быть соответствующие документы. В противном случае их бы к работе близко не подпустили. О них должны быть сведения в комиссии исполкома по трудовым кадрам… – он вскинул руку с часами, – которая работает до восьми вечера. Там должны быть фамилии, адреса временного проживания, краткие сведения…
– Так мчитесь туда пулей! – вскричал Павел. – Сам не могу, уж больно моя физиономия примелькалась, можем спугнуть. Безуглов, идешь с Караганом. Будьте осторожны. Возможно, удастся проследить фигурантов. Но никаких серьезных действий без моего ведома не предпринимать!
Вечер прошел на нервах. Кольцов метался из угла в угол, не отходил от телефона. Цветков принес из столовой ужин, но кусок в горло не лез.
В половине девятого позвонил Караган, стал рассказывать осипшим от волнения голосом:
– Значит, так, товарищ майор. Звоню из горсовета – они любезно разрешили воспользоваться телефоном. Мы с Вадимом сразу направились в исполком, без очереди пролезли к председателю комиссии, он предоставил нам все бумаги и личные дела. Примерно неделю назад в город прибыли четыре электромонтера. Двое из Подмосковья, двое с предприятия «Смоленскэнергосети». С документами у всех порядок. Работы в городе – непочатый край, сами знаете. Первые двое не проходят по возрасту – им за пятьдесят, это обычные советские люди, отправленные в долгосрочную командировку в районы, освобожденные от фашистских захватчиков. Двое других… Это они, товарищ майор! – Караган возбужденно задышал. – По документам, Павел Лаврентьев и Алексей Южный. Мы видели их фото – это они, только гладко побритые… Ежедневные задания получают в исполкоме, там им дают объем работ и проводят инструктаж. Серьезного контроля за ними нет, но с работой они справляются. Адрес первого: Кузнечный переулок, 12, второго – улица Семенная, 32. Это частные строения, работников вселили по временным ордерам. В общем, идем мы оттуда… – Караган понизил голос, – вдруг видим в окно, как один из них идет… этот самый, Лаврентьев – в рабочем комбинезоне, уставший после трудового дня. Может, у них собрание в конце работы или отчитываются, не знаю… Мы – за угол, он нас не заметил, пошел по своим делам. Мы – на улицу, стоим, ждем. Выходит Лаврентьев, мы за ним, довели до Кузнецкого переулка. Безуглов говорит: «Проберусь на участок, в засаде посижу, а ты беги, товарищу майору доложи…»
Павел скрипнул зубами – проявили-таки инициативу. И что теперь делать – снова сидеть и мотать нервы? Побежишь помогать, только испортишь все…
Безуглов появился через час – живой и даже улыбающийся. Семь потов сошло!
– Все в порядке, товарищ майор, слушайте, что расскажу… – лейтенант развалился на стуле, вытянул утомленные ноги. – Я пролез на участок, уже темнело, никто не видел. Там стена глухая, малинник, хлам деревянный. Полчаса стоял, статую изображал, аж ноги затекли… Лаврентьев в доме посудой гремел, вода плескалась. Потом пришел к нему гость, похожий на второго «электрика»… Южный, или как его там. В общем, постучал, Лаврентьев открыл, они на пороге говорили, и я все слышал. Русские они, по-нашему гутарили… «Надо уходить, – говорит один, – после сегодняшнего СМЕРШ глубоко копать будет, уже не остановишь». Этот майор, мол, как с цепи сорвался. А уходить все равно придется, мы сделали свое дело… Другой пытался возражать: дескать, этот майор сам на честном слове висит, его вот-вот арестуют нашими молитвами – может, лучше подождать? Получается, их сведения про вас, товарищ майор, сильно устарели. В общем, обсудили они эту тему. Нет, говорит первый, надо уходить, получено распоряжение с той стороны. Оповестить, значит, всех, сбор сегодня в четыре утра на хуторе Омшаный… После этого гость удалился, а Лаврентьев в доме заперся…
Павел кинулся к карте. Вот так фокус, далековато же собрались господа диверсанты переходить линию фронта. Впрочем, для них это как раз безопасно. Северо-запад, та самая тропа, по которой они добирались до города – но севернее памятной деревушки, где местные жители засекли чужаков…
Павел пристально посмотрел на притихших офицеров. Стоит ли говорить о последнем шансе?
Хутор Омшаный, как и большинство окрестных поселений, жители покинули несколько лет назад. Строения ветшали, сыпались. В центре – жилая изба, впритирку – сарай, напротив, через двор – скособоченная баня с трубой, курятник. Хутор лежал в седловине между покатыми холмами – его окружал зеленый массив. До линии фронта – километра три.
Еще не светало, но уже проступали бледные очертания окружающих домов и деревьев. Кольцов и Караган лежали на холме со стороны дороги, заросшей сорной травой. Остальные – на противоположной стороне. Упускать диверсантов не хотелось. Условный сигнал – двойное карканье вороны.
Первыми нарисовались «электрики». Шевельнулись кусты вблизи дороги, появился расплывчатый контур. Вышел человек, постоял, послушал. За ним показался еще один. Тени заскользили к хутору, вошли во двор. Ограда, похоже, отсутствовала.
Один направился к жилому строению, скрылся внутри. Его спутник поднялся на крыльцо, закурил. На нем была длинная накидка, на голове – капюшон. Под накидкой что-то выразительно выпячивалось.
– Начинаются вечера на хуторе, – прошептал Караган. – Почти по Гоголю – без бутылки не разобраться…
Прошло минут пятнадцать. Субъект в накидке растворился в доме, потом оба вышли. Откуда взялись еще двое, Павел не заметил. Словно из ниоткуда материализовались, вошли во двор. Такие же закутанные, невнятные, исчезли в доме. А потом на дороге показалась еще парочка. Словно не шли, а плыли, не касаясь травы. Пропали из вида, потом опять возникли – теперь во дворе. Там что-то происходило, бубнили голоса, вспыхнул огонек папиросы.
Павел напрягся. Атаковать рискованно, одних убьют, другие разбегутся, потом не соберешь. Будут потери, а это недопустимо. И хотя бы одного надо брать живым. И действовать быстро – они не будут долго прохлаждаться на хуторе!
Он подался к Карагану, зашептал ему на ухо. Тот отстранился, передернул плечами.
– Командир, ты серьезно? Но это самоубийство…
– Зависит от вашей расторопности. Попробую их отвлечь. Займете позиции – жду сигнала, он прежний. Пробирайся к нашим, все им расскажи, будьте осторожны…
– Товарищ майор, но это неправильно, – жалобно протянул Караган. – Это авантюра, мы не можем гарантировать вашу безопасность…
– Все, ползи, слушать тебя не хочу.
Спорить с командиром было бесполезно. Караган растворился в темноте. Павел тяжело дышал, усмиряя разгулявшееся сердце. Решение принято, отступать нельзя…
Он появился в светлеющем пространстве через пять минут. Шел, покашливая, руки по швам. Его услышали, во дворе стало пусто. Он перешагнул через поваленный плетень, вошел во двор.
– Не стреляйте, – сказал он – Я один и с миром. Майор Кольцов. Еще раз прошу, не надо стрелять.
Голос дрожал от волнения. В районе бани кто-то перебежал, выпала чурка из дровяника. Покатился камень. Поколебавшись, Павел сделал еще несколько шагов, остановился.
– Вы знаете меня, моя группа неделю занималась вашими поисками. Именно мои люди под моим руководством уничтожили кое-кого из вашего отряда. Не далее как сегодня двое ваших людей устроили засаду на мою группу, и чем это закончилось, вы тоже знаете. Господа Лаврентьев и Южный засветились, я вычислил их по исполкомовской картотеке, подслушал разговор в Кузнечном переулке… и вот я здесь. Я один, вы это можете легко проверить. Не стреляйте, я достану пистолет и положу на землю, – он медленно вытянул из кобуры «ТТ», пристроил под ноги и отбросил носком. – Можете обыскать меня, я безоружен.
Ответом было пронзительное молчание. Он чувствовал, как дрожат их пальцы на спусковых крючках. Диверсанты наверняка удивились, не без этого.
– Сегодня вечером я узнал, что отделом госбезопасности готовится представление о моем аресте. Мне ставится в вину пособничество предателю Серову и многое другое, чего я не делал… – голос ровным не выходил, дрожал, срывался. – Вы русские люди, понимаете, что, если я подвергнусь аресту, назад уже не выйду. Такая система. Не буду распространяться о переполняющей меня обиде, разочаровании и крахе всех моих идеалов. Надеюсь, вы меня поймете. Большинство из вас тоже не сразу пришло к своему нынешнему положению. Я не состою в партии большевиков и никогда не состоял, это легко проверить. Идеалы партии я не разделял, но, будучи под присягой, добросовестно делал свое дело. До сегодняшнего дня. Больше я этого делать не хочу. Застрелите меня – очень жаль. Возьмете с собой за линию фронта, буду благодарен. Надеюсь, вы поймете, что творится у меня на душе.
Сердце бешено колотилось. Он безбожно врал. Ордер на его арест был уже отменен. Если диверсанты это знали, то его судьбе не позавидуешь. А с другой стороны, разве не занятно – привести с собой в немецкий тыл перековавшегося офицера СМЕРШа, владеющего целой кучей секретов?
Пространство продолжало безмолвствовать. Потом послышался шелест, словно кто-то перешептывался. Тень шмыгнула за угол. Очевидно, отправились проверять, что он один.
Кольцов продолжал стоять посреди пустого двора. Начиналась предрассветная пора, темноту сменяла рваная серость. Проступали очертания сараев, высокого крыльца, за которым прятался враг. За углом бани тоже таился человек – и за дровяником, и за сортиром, похожим на обглоданный скворечник…
Из-за крыльца выступила фигура в длинном брезентовом балахоне. Мужчина медленно приближался. Поднял пистолет, отброшенный майором, передернул затвор. Подошел вплотную, приставил ствол ко лбу Павла. На него смотрели колючие глаза «электрика» Лаврентьева. Напрягся палец на спусковом крючке. Дышать стало трудно.
– Любишь жизнь, товарищ майор? – процедил диверсант.
– Люблю, куда деваться…
Лаврентьев засмеялся утробным смехом, потом медленно опустил оружие.
– Ну, и что прикажешь с тобой делать? Ты же не думаешь, что мы поверили тебе?
– Все, что я сказал, – горькая правда, господин Лаврентьев. Все изменилось за какие-то часы. Я больше не собираюсь служить большевикам.
– Будешь служить великой Германии?
– Не знаю, посмотрим…
– А противно не будет, товарищ майор? – в голосе «электрика» звучали саркастические нотки. Судя по манере себя вести, он исполнял обязанности старшего группы.
Павел промолчал. Подошел второй «электрик», что-то прошептал на ухо Лаврентьеву.
– Вот же странно, – хмыкнул первый, – похоже, ты и впрямь пришел один, майор. Почему?
– Вам недостаточно моих объяснений?
Приблизился второй, тоже стал с интересом разглядывать Павла.
– Кстати, что вы делали на тех столбах? – спросил Павел. – В самом деле энергопитание восстанавливали?
– Цеплялись к телефонному кабелю, – объяснил Лаврентьев, и оба заулыбались какими-то нечеловеческими улыбками.
– Понятно, – кивнул Павел.
Выступила фигура из-за дровяника, медленно приблизилась. Мужчина держал в руках автомат Судаева – более удобный и эффективный, нежели «ППШ». Из полумрака проступила постная физиономия сержанта Чинаря – водителя при госпитале.
– Слышь, старшой, а давай я ему промеж зенок засвечу? – предложил Чинарь. – Ну, очень хочется.
– Ты мне ногу тогда отдавил, – напомнил Павел, – этого достаточно.
Чинарь хищно оскалился. Из-за дровяника выбралась четвертая фигура, тоже направилась к ним. Вдали возникли еще двое, и они медленно приближались. Проявилось еще одно знакомое лицо. Молодой статный мужчина, с располагающими чертами. Он криво усмехался и уже не казался таким располагающим.
– Рад вас приветствовать, товарищ Касьянов, – учтиво поздоровался Павел, – если не ошибаюсь, какое-то время вы проходили службу на военно-почтовой станции?
– Да, недолго, – кивнул Касьянов, – я вообще-то по другой части.
Павел догадывался, кто были оставшиеся двое. Рядовой Ильин на КПП не мог разглядеть людей, сидящих в кузове на втором плане. Их заслоняли люди в форме. Он даже не мог описать их половую принадлежность… Женщина сняла капюшон с головы.
На майора смотрели пронзительные серые глаза медсестры Тамары Савченко. Она не верила ни одному его слову – у женщин такого типа просто звериная интуиция. Подошла последняя.
Она изменилась, оказавшись в другой ситуации: в глазах уже не было ни прежней доверчивости, ни добродушия, ни отчаянно скрываемого интереса к этому подтянутому майору. Она улыбалась – самую малость, сухо, вымученно. Волосы Кати Брянцевой были стянуты на затылке, в кармане накидки она сжимала пистолет – сомнительно, что это был вытянутый указательный палец.
– Удивлены, Павел? – спросила Катя. Глаза источали прохладу, не мигали.
– Удивлен, – кивнул Кольцов. – Признаться, Екатерина, даже холодок по коже… Ну, а если честно, то я скорее рад…
«А ведь она тебе почти нравилась, – подумал он. – Твое счастье, что не успел наладить серьезные отношения».
Женщина усмехнулась.
– Подождите, вы говорили, что давно служите в этой части, – вспомнил он.
– В корпусе генерал-майора Серова, – поправила женщина. – А это понятие растяжимое. Конечно, я вас обманула, Павел. Мы с Тамарой всего три дня числились в штате госпиталя. Вам и в голову не пришло проверить мои слова. Все мужчины одинаковые – как увидят симпатичную женщину, обо всем забывают, так хотят им понравиться, верят каждому слову…
– А как же письмо от матери, которое вам принес Касьянов?
– О, его написали где надо. Вы не поверите, но там есть хорошие специалисты. Они знакомы с написанием подобных посланий. Это было прикрытие для рабочего контакта, вы же понимаете.
– Ты веришь ему, Ульяна? – спросил Лаврентьев.
Ульяна? Даже спрашивать не хотелось, как она дошла до такой жизни и что могло случиться, чтобы она взялась за такое.
– Не думаю, – женщина медленно покачала головой. – Да, в этом мире случается всякое, но с майором Кольцовым – случай явно не тот. Теоретически это возможно – щемящая обида за несправедливость… Но лично я бы в это не поверила. Он играет в игру, смысла которой мы пока не знаем. Вы уверены, что он один? – женщина с опаской посмотрела по сторонам.
– Да вроде один, – нахмурился второй «электрик».
– Господа, не будьте дураками, уберите это, – процедила женщина, кивнув на майора. – И не стойте здесь, расходитесь. Я чувствую, что все это неспроста…
– А ну, не маячить! – прикрикнул Лаврентьев. – Вы чего сюда все притащились? Светает уже. А ты, майор, извиняй, не по пути нам с тобой, – он поднял табельный «ТТ» майора, скривился от сожаления.
Кольцов плевать хотел, поверят или нет. Все, что нужно – чтобы они задержались на открытом месте.
– Подожди, – встрепенулся он, – еще пару слов…
– Ну, что еще? – Лаврентьев недовольно опустил ствол и отступил. Да спят они там, что ли?! Наконец дважды прокаркала ворона!
Павел бросился на Касьянова – тот находился ближе других, повалил его на землю. Ряженый лейтенант не ожидал, забился, как в падучей, стал вырываться. Но Павел крепко прижимал его к земле. Все, кто стоял рядом, попали под перекрестный огонь! Охнул Лаврентьев, выронил пистолет. Завизжали женщины. Люди падали как подкошенные. Никто даже не успел открыть ответный огонь. Огненная свистопляска продолжалась несколько секунд, потом неожиданно оборвалась. Затопали сапоги.
– Командир, все кончилось, можно вставать! – Взволнованно крикнул Караган. – Поднимай эту мразь… Смотри, как глазенками лупает – рад, поди, что живой остался…
Все уже были здесь, ходили по двору, переворачивали тела. Достреливать никого не пришлось – под огнем такой плотности никто не выжил. Гневно зарычал Касьянов, оттолкнул Кольцова, вскочил на ноги. Но тут же попал под стальной кулак. С каким удовольствием Павел врезал ему по челюсти, прямо-таки с наслаждением! У диверсанта подкосились ноги – отдыхай, почтальон…
Расслабление накатывало волнами. Павел прошелся, всматриваясь в мертвые лица. У Тамары лопнула височная кость, к голове в этом месте приклеилась жуткая багровая лепешка. Лицо Екатерины пули пощадили – прошили грудь. Она лежала с распахнутыми глазами, недоверчиво смотрела в небо – во взгляде уже не было ни холода, ни презрения. Павел с усилием оторвал от нее взгляд, побрел куда глаза глядят, прислонился к дровянику, достал трясущимися руками папиросу. Неужели все?