Глава 13
Его Императорское Высочество Великий князь Алексей Александрович был мужчиной видным, и даже то, что в последнее время он начал сильно полнеть, ничуть не вредило ему в глазах дам. Несмотря на то, что шансов получить престол у четвертого сына императора Александра II не было никаких, он был завидным женихом. Принадлежность к царствующей фамилии обеспечило бы его избраннице блестящее положение при Петербургском дворе, поэтому, где бы он ни появлялся, на нем немедля скрещивались женские взгляды, чем-то напоминая в этот момент, лучи новомодных боевых фонарей[46], выискивающих свою жертву на водной поверхности.
Сам он тоже не чурался женского общества, хотя и не был так ветрен, как ему приписывали. В молодости он состоял в романтической связи с фрейлиной Александрой Васильевной Жуковской и, когда та забеременела, был даже готов жениться, но… царственный отец не одобрил подобного мезальянса. Молодой человек был отправлен в длительное плавание, а его пассия за границу, где её быстро выдали замуж.
С тех пор высокопоставленный моряк вел жизнь богатого холостяка, совершенно нежелающего обременять себя семьей и тому подобными заботами. Впрочем, недавно всё переменилось. Год назад[47] его двоюродный брат Евгений Лейхтенбергский женился морганатическим браком на Зинаиде Дмитриевне Скобелевой, в замужестве получившей титул — графини Богарнэ.
Алексей Александрович был в ту пору на Дунае, где командовал русской флотилией и на церемонии присутствовать не мог, но, когда вернулся в Петербург, ему представили новую кузину.
Великий князь взглянул в прекрасное женское лицо и понял, что пропал. Графиня Богарнэ была умна, невыразимо очаровательна, а самое главное — замужем, так что для завоевания этого приза не было нужды обещать жениться, и самый молодой контр-адмирал Российского Императорского флота ринулся на абордаж.
Увы, его атака окончилась позорным фиаско! Красавица весьма благосклонно принимала великокняжеские ухаживания, мило улыбалась, охотно оставалась наедине, и подходила при разговоре на куда ближе, нежели это позволяли приличия, но этим всё ограничивалось. Давно пора было делать следующий шаг, но совсем потерявший голову от страсти Алексей Александрович, никак не мог на это решиться.
Какое-то чёрное наваждение лишало его воли и способности мыслить в присутствии этих прекрасных глаз. Сердце требовало — схвати её в охапку и тащи на край света (в соседнюю спальню), но руки отказывались повиноваться ему, а околдованный мозг никак не мог вмешаться.
Так что оставалось только продолжать ухаживания, а пока этого не случилось, топить черную тоску в превосходном французском коньяке. Причем, не иначе как по злому умыслу «Врага рода человеческого», постоянным собутыльником великого князя был муж ветреной красавицы — Евгений Лейхтенбергский.
Хотя вчера всё обошлось без него, да и без грандиозной попойки тоже, и контр-адмирал ехал на испытания какой-то очередной новинки почти трезвым и в компании совсем другого человека. А именно генерала Михаила Дмитриевича Скобелева — знаменитого «Белого генерала». Героя прошедшей войны и родного брата красавицы Зинаиды.
— А я полагал, Ваше Императорское Высочество, что флот проводит испытания на Охтинском поле, — удивленно заметил генерал, выходя из коляски.
— Вот ещё, — хмыкнул великий князь. — Тащиться в такую даль! Ладно бы испытывать пушку, а то так — безделицу.
Михаил Дмитриевич не стал отвечать и с любопытством осмотрелся. Экипаж привез их в порт, где силами матросов с фрегата «Генерал-Адмирал» была расчищена небольшая площадка, на которой мастеровые занимались сборкой какого-то механизма. Командовавший матросами лейтенант, увидев прибытие высоких гостей, скомандовал: — «Смирно!» и подошел с докладом.
— Вольно, — небрежно козырнул в ответ великий князь и поинтересовался: — Всё ли готово?
— Сию секунду, Ваше Императорское Высочество!
Мастеровые и впрямь уже заканчивали, а к члену императорской фамилии почтительно приблизился известный изобретатель — инженер Барановский.
— Ну что, Владимир Степанович, — доброжелательно обратился к нему, хорошо его знавший, Алексей Александрович, — готов представить своё новое изобретение?
— Ну, изобретение не совсем моё, но для демонстрации мы готовы.
— Отлично. Тогда изволь начать. Кстати, знаком ли ты с Михаилом Дмитриевичем?
— Ну кто же в России не знает знаменитого «Белого генерала»! Вы, верно, не помните, Ваше Превосходительство, но мы встречались…
— Отчего же не помню, — приветливо улыбнулся Скобелев и крепко пожал руку Барановскому. — Очень хорошо помню. И турки усовершенствованные вами митральезы Гатлинга должны хорошо помнить!
— Вы слишком добры ко мне.
— Ничуть. Ну, так что, покажете свою новую «адскую машину»?
Инженер, убедившись, что высокопоставленные зрители заняли свои места, пошел к стоявшим у картечницы мастеровым и озабочено спросил:
— Ну как?
— Надо бы лучше, но уже некуда, — буркнул в ответ Будищев, которому не слишком нравились спешка и перенос места испытаний.
— Тогда с Богом!
— Он-то тут причем? — хмыкнул Дмитрий и нажал на гашетку.
Пулемёт в ответ громко зарокотал, и, окутавшись клубами дыма, выпустил длинную очередь. Едва закончились патроны, натасканный вчерашним гальванёром второй номер сноровисто снарядил магазин, и за первой очередью последовала вторая, но уже прицельная. С расставленных тут и там мишеней полетели щепки, вызвав тем самым бурный восторг у генерала и некоторое оживление со стороны явно скучающего великого князя. И наконец, последовал коронный номер: на стене близлежащего пакгауза появилась большая буква «А», а под ней две черточки, изображающие римскую цифру «II».
— Ай, молодец! — не удержавшись, завопил Скобелев и с азартом хлопнул себя по ляжке. — Императорский вензель изобразил!
— И впрямь, недурно, — согласился с ним Алексей Александрович. — Кто этот виртуоз?
— А вот это и есть изобретатель! — с готовностью пояснил Барановский.
— Что вы говорите? — удивился высокий гость и с любопытством подошел к пулеметчику. — Кто ты таков, братец?
— Отставной унтер-офицер Болховского полка Дмитрий Будищев! — отрапортовал тот, вытянувшись во фрунт.
— Кавалер? — продолжил расспрос великий князь, заметив георгиевскую ленточку, приколотую к пиджаку.
— Так точно, Ваше Императорское Высочество!
— И за что же?
— Я — бантист, — невозмутимо отвечал Дмитрий. — А первый, за то, что в атаке на турецкий пароход участвовал.
— Это как же? — удивился августейший контр-адмирал в прошедшую войну как раз командовавший русской флотилией на Дунае.
— А вон у их благородия господина лейтенанта спросите, — кивнул в сторону офицера Будищев. — Это он тогда «Шуткой»[48] командовал.
— Нилов, это правда? — обернулся великий князь.
— Так точно, Ваше Императорское Высочество. Он нам тогда гальванику на катере починил.
— Так ты не только стрелок, но и гальванёр, да ещё и изобретатель?
— Так точно!
— Экий молодец! Не желаешь ли вернуться на службу? Во флоте такие умельцы нужны. Станешь прапорщиком по адмиралтейству, а я тебе протекцию составлю. Что скажешь?
— Прошу простить, Ваше Императорское, — прикинулся простачком Дмитрий. — Но нам — ярославским — даже в графы и то не завлекательно!
Алексей Александрович на какое-то время застыл, как громом пораженный, видимо, пытаясь осмыслить дерзкий ответ. Потом, не найдя ничего лучшего, отрывисто захохотал. Присутствующие тоже деликатно похихикали, разве что Скобелев при этом смотрел на бывшего унтера оценивающе, а Барановский тайком вытирал пот. Нилов, единственный оставшийся серьезным, тем временем подошел к великому князю и что-то тихонько прошептал.
— Так вот как, — удивленно пробормотал августейший моряк и уже иначе взглянул на непонятно откуда взявшегося изобретателя.
«А ведь эта история, расскажи я её в свете, может наделать немало шума» — подумал он про себя. — «Да и Зинаиде должно понравиться».
— Ну как знаешь, — барственно отозвался великий князь и обернулся к Барановскому. — Мне понравилось ваше изобретение. Может рассчитывать на мою поддержку.
— Благодарю вас, Ваше Императорское Высочество, — с чувством отвечал инженер. — Счастлив, что смог заслужить Ваше благосклонное внимание. Однако осмелюсь заметить, что изобретателем является…
— Вот и хорошо, — отмахнулся от объяснений контр-адмирал, весьма мало озабоченный проблемами авторских прав, и обернулся к своему спутнику. — Ну что, Скобелев, угодил я тебе? Тогда поехали.
«Белый генерал» в ответ почтительно поблагодарил высокого покровителя. Вообще-то ему ещё хотелось бы пострелять самому, но Алексей Александрович заторопился, а отстать от него в такой ситуации было бы крайне невежливо. Поэтому Михаил Дмитриевич, дав себе зарок поближе познакомиться и со странным отставным унтером и его изобретением, кивнув всем на прощание, последовал за великим князем.
— Дмитрий Николаевич, — облегченно выдохнул Барановский, когда высокие особы удалились. — Ты меня эдак до удара доведешь!
— Или до заказа, — философски пожал плечами Будищев.
— Возможно, что до того и другого, — не стал спорить инженер.
— Да ладно вам, лучше скажите, какая нелегкая нас сюда принесла? Испытания же на носу, а мы тут цирк устроили на потеху публике. Слава Богу ничего не заклинило, а то бы греха не обобрались.
— Ничего-то ты не понимаешь, теперь, когда наш пулемёт понравился великому князю, любая комиссия просто формальность. Никто не посмеет возразить августейшей особе.
— А вы говорили, что на флоте все решает Константин Николаевич, а он с племянниками не очень-то дружен.
— Верно, но у него сейчас сложное положение, а потому он не станет с ними ссориться по пустякам.
— Хорошо пустяки! — хмыкнул Дмитрий. — Небось, тысяч триста планируете на заказе поднять?
— Может и больше, — загадочно улыбнулся Барановский. — Кстати, ты заметил, что везде упоминаю тебя как изобретателя? Помяни мое слово, будет твоя фамилия в названии новой митральезы!
— А можно деньгами?
— Скучный ты человек Будищев! Меркантильный.
— Это точно. Так что давайте так, пулемёт — Родине, славу — вам, деньги — мне!
— Гобсек!
— Что? — наклонил голову отставной унтер и, прищурившись, посмотрел на своего недавнего работодателя.
Затем, очевидно, решив, что первыми слогами всё-таки было не «гомо» изобразил на лице нечто вроде улыбки.
Звонок на двери был старый, и для того что бы позвонить требовалось как следует дернуть за висевшую снаружи ручку, после чего в квартире раздавался настоящий колокольный звон, способный пробудить и мертвого. По городу ходили упорные слухи о каких-то новомодных электрических звонках, привезенных неким ушлым купцом не то из Парижа, не то из Лондона, а может быть даже и из далекой Америки, но пока что Гедвига Берг не могла себе позволить такой экзотики. Всё-таки она простая модистка, хоть и довольно популярная.
Впрочем, дела её в последнее время шли лучше и лучше. Над заказами кроме неё самой трудились ещё две портнихи, а помимо них наконец-то появилась ещё и кухарка. Вот только сейчас она ушла на рынок, и хозяйке пришлось идти открывать самой.
— Кто там? — поинтересовалась она, прежде чем отворить.
— Госпожа Берг, здесь проживает? — раздался снаружи какой-то странно знакомый голос.
— Да, — улыбнулась она, ожидая клиентов, и принялась отпирать запоры.
Оббитая зеленым коленкором дверь распахнулась, и перед модисткой предстал её старый знакомый. Из той прошлой жизни, которую ей так иногда хотелось забыть.
— Здравствуй, Геся.
— Это вы? — вздрогнула она.
— Неужели ты думала, что я тебя не найду?
Девушка растерянно посмотрела ему в глаза и тихо спросила:
— А зачем вы меня искали?
— Может, ты пригласишь меня войти? — вопросом на вопрос ответил Будищев.
— Да, конечно, проходите, — смешалась она.
— А у тебя милая квартирка, — похвалил Дмитрий, оказавшись в гостиной.
— Спасибо. Неугодно ли чаю?
— Геся, перестань мне выкать, а то мне кажется, что разговариваешь с кем-то другим.
— Но мы…
— Мы с тобой давно знакомы, прошли войну, ты меня перевязывала, если помнишь.
— Да. Вы правы… ну хорошо, ты прав. Но ты, так и не ответил, зачем ты меня искал?
— А сама не знаешь?
— Нет.
На лицо Дмитрия набежала тень. Некоторое время он молчал, как будто собираясь с мыслями, потом, наконец, решился и принялся говорить. Сначала короткими будто рубленными фразами, потом всё более увлекаясь становясь оттого красноречивым.
— Геся, я люблю тебя! С того самого момента как увидел впервые в Бердичеве. Ты тогда пришла проводить нашего Николашу. Я помню в каком платье ты была одета; помню шляпку; длинные до локтя перчатки. Ты была самая красивая на том перроне. Послушай, я не виноват в том, что у вас не сложилось с Штерном. И уж тем более не виноват в его смерти. Меня тогда вообще в полку не было…
— У тебя хорошая память.
— Ты о чем?
— Может, ты вспомнишь ещё и о том, зачем врал, будто знал моего брата?
— Геся, я же все тебя объяснил…
— И ты думаешь, что этого довольно?!
— А что я ещё могу сделать?
— Господи! Да оставь меня в покое!
— Не могу. Прости. Ты помнишь Лешку?
— Лиховцева?
— Да.
— Конечно, помню. Это же друг Николаши, очень приятный и воспитанный молодой человек. У него ещё была невеста, как её…
— Софья.
— Да, кажется, Софья. Ты не знаешь, как у них всё сложилось?
— Никак.
— Что?!
— Никак, говорю, не сложилось. Увидев его без ноги, невеста тот час выскочила за другого.
— Какой ужас!
— А его позвала быть шафером.
— Это невозможно! Ты врешь мне. Не знаю почему, но ты, верно, хочешь сделать мне больно!
— Нет, что ты.
— Тогда зачем ты вспомнил об этом?
— Просто он сказал тогда, что если нам суждено быть вместе, то мы будем. И нравится тебе или нет, то наша встреча это знак судьбы. Ты ведь тоже хотела меня найти, не правда ли?
— С чего ты взял?!
— А зачем ты рассказала своим новым товарищам обо мне? Кстати, зачем ты вообще с ними связалась?
— Это получилось случайно. А второе тебя вообще не касается!
— Ещё как касается. Помнишь, я говорил, что убью любого, если он будет угрожать тебе?
— Они вовсе мне не угрожают.
— Ошибаешься! Эти твои народники — полные отморозки. Рано или поздно, они вляпаются в какое-нибудь дерьмо и утянут тебя за собой.
— Они хотят только хорошего. Они борцы за народное счастье…
— И готовы перебить половину этого самого народа, чтобы осчастливить вторую.
— Как ты можешь так говорить? Ты же их совсем не знаешь!
— Зато я хорошо знаю, чем всё это кончится.
— И чем же? — раздался от двери насмешливый голос.
Гедвига и Дмитрий одновременно оглянулись и увидели стоящего в проеме Крашенинникова. Ипполит Сергеевич всё это время с нескрываемым интересом прислушивался к их разговору, но в последний момент не выдержал и вмешался.
— Дядя, тебя стучать не учили? — первым опомнился Дмитрий.
— А я, некоторым образом, у себя дома.
— Что?!
— Что слышали. Я снимаю эту квартиру для госпожи Берг и, следовательно, являюсь здесь хозяином.
— Это правда? — повернулся к девушке Будищев.
Та не нашла в себе сил ответить и лишь затравлено молчала, прикрыв лицо руками.
— Ну что же ты, голубушка, — продолжал адвокат. — Хоть бы дверь закрыла, ей богу.
— Вам не следовало так поступать, — глухо отозвалась модистка.
— Да, — бесстыдно согласился Ипполит. — Не слишком красиво получилось, но я даже рад, что услышал всё это. Не в каждом романе прочитаешь про такое!
— Ладно, пошел я, — хмуро заметил Дмитрий, с неприязнью глядя на Крашенинникова.
— Но вы так и не ответили, чем все это закончится?
— Для кого как.
— В каком смысле?
— Очень просто. Ты этих дурачков, вроде Максима, на смерть пошлешь, а сам будешь в шоколаде. Такие как ты — всегда в выигрыше.
— Вы фундаментально ошибаетесь на наш счет! Мы — борцы за народное счастье и не боимся сложить головы за свои идеалы. И если надо будет, то и я, не колеблясь, положу свою жизнь на алтарь революции. А вы способны на такое? Вы сможете пожертвовать собой, чтобы уничтожить тирана?
Дмитрий, некоторое время, не мигая, смотрел на упивавшегося своим красноречием Крашенинникова. Громкие слова адвоката не произвели на георгиевского кавалера ни малейшего впечатления, но вот явно сквозившее в них обвинение в трусости показалось обидным. И Будищев не выдержал.
— То, что вы собираетесь погибнуть, говорит лишь о вашем непрофессионализме, — с кривой усмешкой заявил он Ипполиту. — А теперь, если нет крыльев, посторонись.
— Каких крыльев? — удивился тот.
— А вот я тебя сейчас в окно выкину, тогда узнаешь, отчего люди не летают как птицы!
Дорога домой показалась графу Вадиму Дмитриевичу невыносимо долгой. Казалось что лошади еле плетутся, кучер совершенно их не понукает, а колесные оси скрипят так, как будто не видели смазки со времён выхода из каретной мастерской. Но хуже всего, казалось что каждый прохожий бездельник, каждый зевака завидев блудовскую карету ткал в неё пальцем и говорил окружающим: — «смотрите, это едет первое посмешище на весь Петербург»!
Наконец, экипаж остановился возле дома и чиновник для особых поручений, сделав каменное лицо, прошел мимо вытянувшегося перед ним швейцара и поднялся по лестнице к себе. Сестра, услышав шум, вышла из своей комнаты и встретила его на пороге гостиной.
— Ты сегодня рано, — немного удивленно спросила она, но, заметив выражение лица брата, всполошилась и озабочено воскликнула: — Что с тобой, Вадим?
— Вы ещё спрашиваете?! — взвился тот и, может быть, впервые в жизни посмотрел на Антонину Дмитриевну с такой неприязнью.
— Да скажи же ты, наконец, в чем дело?
— Дело в вашем протеже, которого вы, непонятно почему, полагаете моим сыном!
Выпалив это, и дав, таким образом, выход своему раздражению, Вадим Дмитриевич неожиданно успокоился и смог присесть за стол, бросив на него цилиндр и перчатки. Сестра, которую совершенно не смутили ни его горячность, ни сказанные им слова, присела рядом. Помолчав несколько времени, и убедившись, что брат успокоился, она положила руку ему на ладонь и мягко спросила:
— Так что же всё-таки произошло?
— Ничего особенного, — буркнул тот, уже жалея, что дал волю чувствам.
— Настолько, что ты бросил прием, прибежал домой и наговорил мне Бог знает каких глупостей?
— Прости, Тоня, но меня вывели из себя.
— Кто?
— Ну, ты вероятно слышала о графине Богарнэ?
— Морганатической супруге герцога Лейхтенбергского? Да слышала, причем весьма мало хорошего!
— В действительности она ещё хуже, — желчно усмехнулся Вадим.
— Так зачем ты бываешь в таких местах?
— Ну, милая моя, она теперь всё-таки член императорской фамилии, а я по долгу службы вынужден бывать на приемах. Не думаешь же ты, что мы повстречались в бор… в неподобающем месте.
— Хм, я действительно не думала, до сего вечера, что ты можешь бывать в таких «неподобающих местах», особенно начинающихся на…
— Не цепляйся к словам, сестрица! Я просто оговорился.
— Пусть так. И что же случилось, когда ты встретился с графиней?
— Она хлопнула меня по носу веером и громко сказала, что я, оказывается, в юности был шалунишкой!
— И это всё?
— Если бы! Там был ещё великий князь Алексей. Я рассказывал тебе, что он ведет себя со своей новой кузиной совсем не по-родственному? Как, впрочем, и она с ним. Так вот. Увидев меня, Его Императорское Высочество громко фыркнул и громко повторил, к вящей радости собравшихся вокруг него бездельников, — «нам даже в графы и то не завлекательно»!
— Что это значит?
— Я сначала тоже не понял, но потом нашлись «добрые люди» и растолковали мне, в чём тут соль.
— И в чём же? Боже мой, Вадим, рассказывай уже, а то у меня такое чувство, что я тащу из тебя слова клещами!
— Ты знаешь, что такое клещи? — искренне удивился граф.
— О, дорогой мой, с тех пор как я занялась делами «Кирилло-Мефодиевского братства» я многое узнала! Мне теперь прекрасно известно, что такое клещи, топор или молоток. Сколько стоит фунт гвоздей, кубическая сажень тесового леса, а также, как надо договариваться с подрядчиками, чтобы тебя не обманули и сделали всё качественно и в срок.
— Невероятно!
— Ничего особенного. Но ты не закончил.
— Ах, да, прости. Так вот, этот развязный и невоспитанный молодой человек, к которому ты питаешь ничем не оправданную слабость, оказывается ещё и изобретатель! Ты, я вижу, не удивлена?
— Я слышала об этом.
— Но, откуда?!
— Не важно. Просто я знаю, что он работает на фабрике Барановских. Они ведь тоже изобретатели, вот и привечают людей своего склада.
— Да, ты права, без них не обошлось. Так вот, они вместе с Барановским придумали какую-то новую пушку или митральезу или ещё что-то в этом роде и представили её великому князю. Тот, уж не знаю, в шутку или всерьез, предложил этому, как его, Будищеву, поступить во флот. Ты, верно, слышала, что туда требуются механики, и гальваники, и Бог знает кто ещё, так что берут даже из мужиков и кухаркиных детей.
— И что он ответил? — с интересом спросила графиня, начиная, кажется, что-то понимать.
— А вот то самое и ответил! — с сарказмом воскликнул Вадим Дмитриевич. — «Нам даже в графы и то не завлекательно»! Каково?! А ты мне еще говорила, будто он ничего не желает…
— А разве он сказал Его Императорскому Высочеству что-то другое?
— Что, прости?
— Ну, разве он сказал, что жаждет признания?
— Ты что, его защищаешь?
— Ничуть. Это, действительно, не очень красивое заявление с его стороны, но попробуй поставить себя на его место.
— Я ушам своим не верю!
— Да послушай же. Мальчику не так просто пришлось в жизни. Я видела много незаконнорожденных и могу судить об этом. Ему, наверняка, пришлось с детства терпеть насмешки, много трудиться, чтобы добыть себе кусок хлеба насущного. Было бы странно, если бы его характер не испортился. Однако же он не стал злым или черствым. Вовсе нет, его сердце не чуждо благородство и самопожертвование. Ты же слышал, что он, рискуя своей жизнью, спас на полигоне Барановского и барона Штиглица-младшего?
— Ещё бы я не слышал, ты же мне все уши прожужжала, — пробурчал в сторону Вадим Дмитриевич.
— К тому же он получил недурное для его положения образование, — продолжала ковать железо пока оно горячо Антонина Дмитриевна. — И к тому же у него светлая голова. Если бы ты в свое время позаботился о нем, он мог бы занять завидное положение в обществе и сейчас радовал тебя, а не фраппировал.
— Господи! — взмолился граф. — Ну что же мне сделать, чтобы ты поверила, наконец, что я не имею отношения к его рождению!
— Но ты ведь гостил у дяди Николая? — не собиралась сдаваться сестра.
— Да гостил. Но это было Бог знает сколько лет назад!
— Двадцать три с половиной, — с невинным видом подсказала графиня.
— И что с того?!
— А сколько, по-твоему, лет Дмитрию?
— Нет, это решительно не выносимо! Послушай, я тебе чем хочешь клянусь, я будучи в Будищево, не имел никаких отношений ни с дамами, ни с дворовыми девками, и ни с кем вообще…хм…
— Что же ты замолчал?
— Чёрт возьми… я был уверен, что это сон…
— Такой сон, от которых у мальчиков пачкаются рубахи?
— Фу, Антонина, откуда тебе известны такие гадкие подробности?!
— Помимо всего прочего, в братстве есть и приют. И не смотри на меня так. Моё служение заключается не только в молитвах и устройстве благотворительных вечеров. Мне пришлось узнать много такого, после чего трудно верится в человеческую добродетель.
Тем временем, совсем сбитый с толку Вадим Дмитриевич, напряженно размышлял, о мелькнувшей у него догадке. Человеческая память — престранная вещь. Несчастного чиновника так долго пытались убедить, что у него есть внебрачный сын, что, похоже, он и сам в это поверил. Тем паче, что в юности он действительно гостил, хоть и недолго, у своего дальнего родственника, славящегося своей эксцентричностью. И не все подробности из тех далеких времен, ему хотелось вспоминать.
— Но, если всё было именно так, отчего дядя Николай не сообщил мне?
— Разве теперь узнаешь? Ты же помнишь, какой он был странный. Да и ты, как раз, собирался жениться, помнишь?
— Да, хороший был бы сюрприз…
Коловорот, медленно вращаясь, миллиметр за миллиметром прогрызал дерево дверной коробки, и скоро в ней появилось отверстие. Ящик с звонком и элементами Лекланже уже был закреплен на полке внутри. Оставалось только прикрепить кнопку снаружи и прокинуть провода. Легким ударом молоточка Дмитрий вогнал маленькие гвоздики в плотную древесину и отошел на шаг назад, чтобы полюбоваться делом своих рук. На его взгляд всё получилось идеально. Разумеется, будь у него такие инструменты, какие были в далёком будущем, он сделал бы все гораздо быстрее, но вот качественнее ли? Пожалуй, что нет. Хотя перфоратор, дрель и шуроповёрт не помешали бы. Как и паяльник. Правда, втыкать их пока некуда, но дайте, как говорится, срок.
— Дмитрий Николаевич, у меня всё, — почтительно доложил Сёмка, только что закончивший прикручивать провода.
— Ща, проверим, — хмыкнул Будищев и нажал пальцем на кнопку.
Раздавшийся звон подтвердил, что всё сделано правильно и работа на сегодня завершена. Всё стояло на своих местах, нигде ничего не топорщилось, а деревянную стружку Семён уже сметал специальной щеточкой.
— Ну что тут у вас? — подозрительно спросил клиент — невысокий лысоватый мужчина, по виду — средней руки коммерсант.
— Пожалуйте принять работу. Так сказать, получите и распишитесь.
— Расписаться?
— Конечно! Мы фирма серьезная и веники не вяжем. Вот тут, пожалуйста.
— А…
— Нажимайте.
Короткий, заросший рыжеватыми волосами, палец с размаху ткнулся в кнопку, вызвав трезвон. На лице клиента появилась улыбка. Ещё бы, такой игрушки в его доме пока что не было не у кого!
— Получите, — протянул он деньги Будищеву, не забыв прибавить на чай.
— Благодарю, — кивнул тот и ловко спрятал полученное в карман.
В последнее время Дмитрий был абсолютно счастлив. Мастерская для открытия которой он не пожалел ни сил, ни средств, наконец-то заработала, причем, заказов было так много, что у них образовалась очередь. Да-да, именно его мастерская. Ну, почти.
Дело в том, что наладить отношения с Петром Викторовичем у них так и не получилось. Не то чтобы они ругались или как-то конфликтовали, но относились друг к другу насторожено и это не могло не сказаться на работе. Поэтому Владимир Степанович, организовал новое предприятие, где они с Будищевым стали компаньонами.
Состоятельных людей в Питере жило много, и немалое количество из них заинтересовались модной новинкой. Удовлетворить спрос нужно было быстро, но не хватало буквально всего, но прежде — опытного персонала. Выход нашел Дмитрий, он, как и говорил, набрал на работу подростков и обучил каждого одной — предельно простой операции. Так, чтобы даже полный олигофрен не смог ничего напортачить. Более сложные операции, вроде намотки катушек и окончательной сборки, он поначалу выполнял сам, попутно обучая Сёмку, а потом подсказал Барановскому, как сделать специальный станок. Главная проблема была в подсчете витков. Тут и Дмитрию было не мудрено сбиться, а Семён и вовсе умел считать лишь до десяти, да и то сбивался. Но Владимир Степанович недаром был изобретателем и сумел соорудить что-то вроде механического калькулятора, который и присоединил к станку. Как оказалось, такие счетные машинки — арифмометры — уже существовали, правда, были редкостью, причем дорогой. Но тут нужно было выполнять всего одно действие, так что цена полученного механизма не зашкаливала.
Кстати, Владимир Степанович поспешил тут же оформить патент на станок, не забыв указать Дмитрия соавтором. По его словам, со временем они непременно разбогатеют на авторских отчислениях, но Будищев сказал, что «лучше синица в руках, чем утка под кроватью» и продолжил работу с ещё большим рвением. Отдельной проблемой была установка уже собранных звонков. Для этой цели нашли двух гальванёров, которые теперь мотались по всему городу, выполняя заказы. А когда и они не справлялись, за дело брался и сам «хозяин» вместе с неразлучным Семёном.
Обычно Дмитрий не скупился на извозчика, говоря своему младшему товарищу, что время — деньги, но нынче их клиент проживал недалеко, поэтому они решили пройтись.
— На, держи, — протянул пару монеток своему младшему сотруднику глава корпорации.
— Чего это? — удивленно переспросил мальчишка, отлично знавший, что Дмитрий так просто деньгами не раскидывается.
— Твоя доля.
— Какая ещё доля?
— С чаевых. Этот коммерсант с барского плеча пожертвовал нам пятиалтынный[49]. Половина твоя. Всё по-честному.
— Чего это по-честному? — возмутился Сёмка. — Ты мне пятак и алтын дал, стало быть — восемь копеек, а пополам будет семь и половинка.
— Ты что, считать научился? Значит, не зря с тобой Анна занимается.
— Всё равно нечестно!
— Поумничай мне ещё! Дают — бери, бьют — беги!
— Нечестно…
— Тьфу ты пропасть! Бери, я сказал. Стешке конфет купишь.
— Вот сам и купи.
— Блин, вот ты странный. Она, чья невеста, твоя или моя?
— Моя, — не слишком уверено ответил ученик.
— Вот и ухаживай — раз твоя.
— По-моему она тебя больше любит, — шмыгнув после минутного раздумывания носом, заявил Семен.
— Что? — не понял сразу занятый своими мыслями Дмитрий.
— Я говорю…
— Послушай Сёма, — прервал его Будищев и даже остановился, чтобы придать своим словам веса. — Я Степаниду тоже люблю! Но как сестру. Младшую. Уловил?
— Ага.
— Поэтому прекрати эти разговоры и пошли дальше.
— Ага.
— Что «ага»?
— Я ей тоже сказал, что у тебя невеста есть.
— Не понял, какая ещё невеста?
— Так модистка. Ну та, черненькая и красивая. Мы ей ещё звонок ставили на прошлой неделе.
Увы, насколько хорошо шли дела у Будищева с мастерской, настолько туго всё было на личном фронте. Геся откровенно избегала его, как будто чего-то боялась. В принципе, Дмитрий понимал, чего или точнее кого она опасалась. Ипполит, несмотря на внешнюю мягкость, был человеком серьезным и мог легко доставить целую кучу неприятностей. К тому же, девушка глубоко увязла в их организации, а это дело такое. Вход — рубль, выход — два. В общем, всё было сложно, а юный приятель в очередной раз с грацией циркового слона потоптался по мозолям своего наставника.
— Ой, а что это он тут делает? — остановился мальчишка перед самым домом и с удивлением показал Будищеву на прислонившегося к стене старика.
— Ого, Филиппов пожаловал, — хмыкнул тот и обратился к нежданному гостю, — Аким Степанович, тебя каким ветром к нам занесло?
— Степанида у тебя? — без предисловий начал старик и пытливо уставился на своего недавнего квартиранта.
— Не знаю, — пожал плечами Дмитрий. — Сам видишь только пришли. А ты сам зашел бы да посмотрел.
— Дворник — аспид не пускает!
— Ого, а что это Рахимка зверствует?
— И ничего я не зверствую, — появился из-за ворот татарин. — Просто почтенный куда ему надо не знает, так вздумал орать на весь двор, людей беспокоить.
— О как! И что кричал?
— Девушку звал, которая к вам приходит. Только зачем так громко?
— А ты её не видел?
— Нет.
— Пропала Стеша, — вдруг с отчаянием заговорил Степаныч. — Сердцем чую — беда случилась!