Глава пятнадцатая

Когда Убо и Чемик проснулись, то обнаружили, что Конан уже встал; пара зайцев лежала у его ног, ибо на рассвете он успел поохотиться. Пока два бандита зевали и почесывались, их атаман соорудил маленький костер из сухого дерева и старых верблюжьих лепешек, что почти не давали дыма. Каждому из своих товарищей он кинул по кролику.

— Это завтрак, — сообщил киммериец, — если вы расположены его приготовить.

Чемик поднял зверька за длинную заднюю лапу.

— Думаю, это займет меня до вечера. Мы скачем в наше старое укрытие?

— Да, но поедем длинным путем, самым извилистым маршрутом.

— А зачем это нужно? — спросил Убо, надрезая заячью лапу.

Он принялся умело свежевать тушку.

— Загобала и его охотников не было в храме прошлой ночью, не видел я их и в толпе на площади.

— Эта масса горожан с кроличьими сердцами бегала в такой панике, что я бы вряд ли заметил и короля Турана, будь он там со всей своей свитой, — сказал Чемик, разрубая зайца на четыре части и нанизывая их на палочки.

— Я бы заметил их, — уверил Конан. — Итак, можно не сомневаться, что они уже идут по нашим следам. Мы устроим им отличную охоту, а эти холмы нам известны настолько лучше, чем им, что запутаем мы их обязательно. Затем отправимся к нашему сокровищу.

— В этом есть смысл, — сказал Убо. — Мы сможем рассовать достаточно золота по нашим сумам, отправиться куда-нибудь, где нас никто не знает, и залечь там на какое-то время, да хоть на целый год. Затем вернемся с караваном и заберем остальное. Все будет просто, ведь теперь нас осталось только трое… — Он замолк, сообразив, что что-то здесь не так. — Трое? — Он посмотрел вокруг. — Где эта женщина? Где Ауда?

Чемик вскочил на ноги.

— Они взяли своих лошадей и сбежали! Девка и этот пустынный шельмец бросили нас! Они поехали заграбастать себе все сокровища! Атаман, как ты допустил?

— Сиди и готовь завтрак, — распорядился Конан. — Я голоден, а нам скоро пора ехать. Лейла выполняет мое поручение. Если вы проверите следы, то убедитесь, что она поскакала не в сторону укрытия. Ауда возвращается по нашему пути не для того, чтобы замести следы — а просто скачет подальше на запад. С такой раной он не сможет держаться нашей скорости, а потому пойдет более короткой дорогой и прибудет в укрытие примерно в то же время.

Постепенно заподозрившие неладное бандиты успокоились.

— Ты разбрасываешь для охотников за людьми фальшивые следы? — ухмыльнулся Чемик. — Мудро, атаман. А если они схватят ее — невелика потеря. Да и Ауда, хотя он и был верным товарищем. Но его рана замедляет бегство.

Наконец зайцы поджарились, и они съели их с плоскими лепешками, твердым сыром и сушеными финиками. Подкрепившись таким образом, они оседлали своих скакунов и продолжили бегство, забираясь поглубже в лабиринт безводных холмов, не видимые никем, кроме горных козлов и прочих местных тварей.

Торгут-хан вытер пот со лба. Он еще не чувствовал себя в полной безопасности, однако проверяющие, похоже, были удовлетворены. Они прибыли после полудня, когда весь город гудел слухами о захватывающей катастрофе предшествующей ночи. Встречные ветры Вилайета действительно продлили их путь от столицы до Хоарезма, и только это спасло его. Они затребовали королевские подати, а он показал им разрушенный храм и рассказал душераздирающую историю о сверхъестественных событиях, что начались во время большого празднества и достигли высшей точки в нечестивой борьбе этой ночи.

Рассказывая, он рыдал и рвал на себе волосы, объяснял, что не только королевские подати погребены под развалинами проклятого храма, но и сам Торгут-хан потерпел сокрушительное разорение, целое состояние потратив на восстановление древнего храма, дабы создать настоящую твердыню для сокровищ его величества, кому он, Торгут-хан, с великой верностью служит, жизни своей не щадя.

Естественные подозрения казначеев рассеялись при виде разоренного храма. Подобно огромному вулкану, что после разрушительного извержения еще месяцы время от времени исходит дымом и лавой, руины храма обнаруживали последствия своей колдовской гибели. Временами там начинали светиться невероятные огни, ясно различимые даже при дневном свете. Каменные глыбы подлетали до уровня окружающих крыш и падали, разбиваясь вдребезги.

Совершенно ясно, объяснял Торгут-хан, что много лет пройдет, прежде чем можно будет заставить кого-то выкопать сокровища, которые, уверял он, по-прежнему лежат под развалинами. Похоже, на данный момент они вполне довольствовались этим.

Торгут-хан щелкнул пальцами, и юная рабыня наполнила вином драгоценный кубок. Он сделал глоток и задумался. Теперь, когда прямая угроза миновала, он снова обрел ясность в мыслях. Он понимал, что уверенность, овладевшаяим прошлой ночью, была просто манией, плодом воспаленного сознания. Сокровища действительно были похищены в день празднества. Тогда где они? Нет сомнения, что Загобал напал на след негодяев, но доложит ли он Торгут-хану, когда обнаружит сокровища?

Теперь вице-король целиком зависел от своего командующего стражей. Разумно ли это? Но что он еще может сделать? У него нет следопытов, что могли бы сравниться с теми, которых нанял Загобал. Все это выводило его из себя.

Он вздрогнул, когда что-то влетело в его окно и звякнуло на полу. Первым его чувством была ярость. Какой-то горожанин выражает на свой грубый манер неуважение к власти? Он уже был готов позвать стражу, когда увидел, что это было: плоский неровный кружок из свинца в три пальца шириной, с его личной печатью. Подобные были на каждом мешке и каждом сундуке, что хранились в крипте.

— Оставь меня, — приказал он рабыне.

Она поклонилась и моментально исчезла. Торгут-хан встал, вышел на середину комнаты, нагнулся, и подобрал печать. По краям ее болтались обрывки кожаных ремешков. Совершенно ясно, что этой печатью был скреплен один из кожаных мешков с серебром.

— Кто бы ты ни был там, на террасе, — сказал он, — иди сюда. Я желаю поговорить с тобой.

Через высокое окно в комнату влез человек. Он сложил руки на груди и поклонился.

— Приветствую тебя, могущественный вице-король Торгут-хан. Ты видишь перед собой покорного слугу Османа из Шангары.

— Говори быстрее, Осман из Шангары, ибо терпение мое на исходе. — Он показал печать. — Откуда у тебя это? Ты из банды негодяев, что похитила мои сокровища?

— Точнее, хозяин, я был шпионом Загобала. Он посадил меня в тюрьму, чтобы я сначала помог бежать варвару, а потом привел его и всех прочих обратно в Шахпур, дабы, объяснил Загобал, захватить их всех разом. Уверяю тебя, я не сомневался, что командир преданно служит тебе.

— Конечно. Итак, ты принимал участие в налете.

— Именно так.

— И ты знаешь, где находятся сокровища?

— Знаю.

— Так скажи мне.

— Это бесполезно. Они далеко в холмах к югу от города. Словами не объяснить ни где они лежат, ни как добраться до туда. Но я могу провести тебя к ним.

— Великолепно! — Настроение вице-короля резко улучшилось. — Ты сделаешь это немедленно.

— Да, мой господин, но прежде нужно решить некоторые вопросы. Загобал обещал щедро наградить меня за мою преданную и опасную службу. Однако я больше не считаю его человеком чести и подозреваю, что он плетет против тебя интриги, желая заграбастать себе все сокровища.

— Не суди об этом, — сказал Торгут-хан. — Не пристало таким, как ты, судить начальствующих. Но я не скуп. Отведи меня к сокровищам, и ты получишь пятидесятую часть.

— Мой повелитель добр, — проговорил Осман. — Но даже останься я с разбойниками, получил бы двадцатую часть.

— Тогда получишь десятую, будь ты проклят! — воскликнул Торгут-хан, чрезвычайно раздосадованный. — Это больше, чем ты смог бы украсть за всю свою гнусную жизнь!

Осман улыбнулся и низко поклонился:

— Я послушный слуга моего повелителя.

— Они разделились, — доложил Беритус. — Попытались скрыть свои следы, но недостаточно, чтобы одурачить моих охотников.

— А это не вызывает у тебя подозрений? — спросил Загобал. — Возможно, они заманивают нас в ловушку.

— Возможно, но они потеряли всех жителей пустыни, кроме одного, да и тот ранен. Несколько раз нам попадались пятна крови у следов коня, подкованного на пустынный манер. Это не конская кровь, Амбула может отличать по вкусу. Именно жители пустынь до этого заметали их следы, сильно затрудняя нашу задачу. Бандитов осталось не более пяти, и среди них женщина.

— Итак, — сказал Загобал, — четверо мужчин, причем один ранен.

— Да. Нас шестеро, и все первоклассные бойцы. Пусть строят засады. Среди них только киммериец способен оказать достойный отпор.

— Очень хорошо. Разделим твоих людей и погонимся за всеми?

— Нет. Женщина отправилась на юг. Раненый пустынник — на запад. Варвар и еще двое скачут вместе.

Мы последуем за варваром.

— Тогда вперед, — сказал Загобал, пришпоривая коня.

Конан и два его спутника три дня скакали по холмам головокружительным маршрутом, вновь и вновь пересекая собственную тропу. В некоторых местах они старательно скрывали свои следы. В других, наоборот, не делали никаких попыток. Иногда Конан вел их по каменным кручам, не оставляя никаких отметин, различимых обычным глазом. А другой раз они небрежно скакали прямо по песку, оставляя за собой глубокий, отчетливый след лошадиных копыт. Утром четвертого дня его товарищи взбунтовались.

— Клянусь Сетом! — закричал Чемик, сидя у костра. — Мы прошли путь, который не распутает и пустынный охотник с собаками! Пора отправляться в укрытие, атаман!

— Точно, — согласился Убо, потирая стертую задницу. — Не для того я стал разбойником, чтобы так корячиться.

— Как хотите, — сказал киммериец. — Мы отправляемся. По коням.

Ухмыляясь и алчно потирая руки, бандиты так и поступили.

Они скакали весь день и к вечеру прибыли в маленький каньон с холодным, питаемым ключами водоемом. Приближаясь, они увидели облаченного в халат человека, что сидел у пруда; рядом щипал траву его конь.

— Там Ауда! — воскликнул Чемик.

Он лягнул коня, погнав его рысью.

— Стой! — закричал ему Конан. — Мне не нравится…

Но Чемик, казалось, не слышал его.

— Ауда! — кричал он.

Его рот был открыт, когда туда влетела стрела, вонзилась в нёбо и на ширину ладони вышла из затылка.

Бандит падал с коня, а Конан уже действовал. Он птицей слетел с седла и перекатился в кусты. Стрелы преследовали его, но он был быстр и бесшумен, как пустынная змея.

Убо, что шагов на пятьдесят отстал от киммерийца, развернул коня и, низко пригнувшись, поскакал во весь опор.

— Забудьте про бандита! — послышался голос с аквилонским акцентом. — Он добежит до самого Хоарезма или даже дальше. Нам нужен варвар. Хватайте его лошадь.

Тело Конана действовало, будто хорошо смазанная машина, когда он полз среди валунов и кустов. Случайный зритель мог бы принять его за змею, ползущую на брюхе, но это было обманчивое впечатление, ибо лишь кончиками пальцев и ступнями он касался земли. Он знал, что преследующие его — исключительные ищейки, но Конан из Киммерии ускользал от пиктских охотников в их родных лесах. Даже в полупустыне он умудрялся находить укрытия.

— Тебе лучше сдаться, киммериец! — закричал Беритус. — Твой бедуин слегка позабавил нас, но он был ослаблен своей раной и долго не протянул. Иди, расскажи нам, где ты спрятал сокровища, и избавишь себя от долгих мучений.

Конан не давал сбить себя с толку. Хочет похваляться, ну и пусть. Темнело, а тьма поможет Конану больше, чем целая армия.

— Ты не надул меня своими тупыми маневрами и фальшивыми следами, киммериец, — продолжал Беритус. — Как только я понял, что вы затеяли, то поскакал сюда и принялся ждать. Я был здесь во время первой погони, когда вы убежали в Иранистан. Я мог еще тогда сообразить, что именно здесь вы собирались погрузить сокровища на верблюдов, но селяне забрали своих животных, а потому вы спрятали неправедное богатство и ускакали. Когда сюда приехал твой бедуин, я понял, что все именно так. Иди сюда, Конан. Игра кончилась. Это начинает надоедать.

Может, он просто хвастлив, но Конан понимал, что, скорее всего, аквилонец старается отвлечь его внимание, пока приспешники стараются окружить его. Он пополз к нависающей скале; козырек скрывали заросли кустарника. Это было подходящее место, чтобы дождаться темноты. Он вполз в укрытие, и, когда глаза его привыкли к сумраку, увидел, что не одному ему пришлось по душе это место. Злобные глаза гадюки, кольцом свернувшейся в тени, уставились на него безо всякого радушия. Змея устремилась к нему, но он зубами сжал ее голову. И не выпускал, пока сильный хвост бился в агонии. Не одна минута прошла, прежде чем мертвая гадюка прекратила борьбу и Конан выпустил ее изо рта.

Выступ был недостаточно широк, чтобы послужить надежным укрытием. Но Конан весь сжался и совершенно скрылся из виду; густой кустарник завершал маскировку. Совсем рядом он услышал осторожные шаги, но по звуку понял, что охотник не заметил его логова. Он был уверен, что не оставил никаких признаков своего передвижения с того момента, как вылетел из седла. Ни один конь не может пройти, чтобы не оставить малейших следов, и очень немногие люди способны на большее, но Конан мог пробираться даже по мягкой земле и оставлять при этом не больше отметин, чем лунный свет.

— Мне это не нравится, — сказал Загобал. — Уже совершенно стемнело, а твои мнимые специалисты не отыскали единственного неуклюжего варвара, что скрывается не более чем в ста шагах отсюда.

Двое мужчин стояли у огня, а четверка Беритуса продолжала охоту на киммерийца.

— За всю свою жизнь я встретил лишь несколько подобных охотников, — признал Беритус. — Я сам осмотрел то место в кустах, куда он выпрыгнул из седла. Никаких признаков приземления. — Охотник за людьми покачал головой. — Должно быть, его обучали пикты. Но как же это возможно? Киммерийцы и пикты — смертельные враги.

— Обычные киммерийцы также не приезжают в Туран и не воруют сокровища, — сказал Загобал. — А этот приехал и украл.

Они повернулись к приближающемуся Урдосу из Кофа. Бородатое лицо великана было хмуро.

— Никаких следов, атаман. Как будто бы он…

Кофит не смог закончить фразу. Бледная тень мелькнула перед ним и тут же скрылась во тьме. Что-то блеснуло, послышался громкий хруст, и неописуемое удивление появилось на лице Урдоса. Мгновение он стоял неподвижно, а затем повалился вперед, уткнулся лицом в землю и застыл. Его позвоночник был разрублен.

— Барка! Амбула! Бахдур! — закричал Беритус. — Ко мне! Киммерийский пес убил Урдоса!

Конан пригнулся за скалой, ожидая. Он слышал шемита и по звуку обутых в сандалии ног знал, куда тот направляется… ясно, торопится к своему атаману, но шаги его очень осторожны. Шемиты хороши в седле, но этому пришлось спешиться, чтобы преследовать хитрого киммерийца.

Конан заметил ноги, что медленно продвигались перед ним, и прыгнул. Шемит попытался вытащить стрелу, но было слишком поздно. Сильная рука киммерийца сковала шемита, в то время как другая рука, вооруженная мечом, протаранила тело врага от бока до бока. Шемит издал изумленный вопль, и Конан опустил труп на землю, с хлюпающим звуком извлекая из тела свой меч. Он выпрямился, и в этот момент на него свалился Амбула из Пунта. Резко рванувшись в сторону, чтобы увернуться от первого удара копья, Конан не смог не восхититься той ловкостью, с которой к нему подкрался смуглый человек. Острый слух северянина не распознал ни малейшего звука. Второй удар достиг бы цели, не отбей киммериец копье мечом. Это было вынужденное движение, ибо за ним последовал шум, которого так стремился избежать Конан.

— Беритус! — закричал Амбула. — Он здесь!

Вопль отвлек человека из Пунта, помешал его новой атаке. Конан сделал ложный выпад к голове противника, и Амбула поднял копье, чтобы отклонить удар. Клинок молниеносно изменил направление, сверкнул под оружием пунтабе, отхватив обе руки чуть ниже локтей. Не успел тот и вскрикнуть, как следующий удар отсек ему голову.

Конан даже не успел ощутить радость победы, как некий скрип заставил его развернуться на месте. Сквозь сумрак ночи увидел гирканийца, натягивающего свой лук не более чем в пятнадцати шагах. Прежде чем Конан успел пошевельнуться, за гирканийцем выросла какая-то масса и сверкнуло лезвие, перерезая тетиву, а заодно и горло стрелка единым взмахом острой как бритва стали.

— Я не понимаю, — сказал Убо, вытирая лезвие об одежду поверженного врага, — почему эти охотничьи псы считают, что только они умеют двигаться в темноте.

Он убрал кинжал в ножны.

— Во имя Крома, вот уж не думал, что когда-нибудь увижу твою мерзкую рожу!

— Амбула! — кричал Беритус. — Варка! Бахдур! — Ни звука не доносилось из окружающей тьмы. Он повернулся к Загобалу. — Я слышал сталь. Я слышал зов Амбулы. Теперь я не слышу ничего. Они мертвы.

Загобал раздраженно сплюнул.

— Покончено с твоей великой бандой охотников за людьми! Как ты себя чувствуешь, побежденный варваром, атаманом разбойников?

— Ему надо еще убить меня, — холодно сказал Беритус. — Что до людей, я всегда смогу набрать новых. Как бы то ни было, его я прикончу собственной рукой.

Он повернулся и пошел прочь.

— Куда ты идешь, трус? — крикнул Загобал.

Беритус не обернулся.

— Подальше от огня. У него теперь два лука.

Загобал чуть не упал, спеша покинуть круг света.

— Они там! — прошептал Убо.

Двое залегли за небольшим кряжем и пристально оглядывали сверху маленький каньон. Лица их были густо припорошены пылью, и, поскольку солнце вставало за ними, парочка, что оставалась внизу, в каньоне, обнаружить их не могла.

— Ты рискнешь пустить стрелу? Я не был лучником даже с двумя превосходными глазами.

— Нет, — сказал Конан. — Выстрелить я могу, но никто не способен с первого раза попасть из незнакомого лука. Случая попробовать этот мне не представилось.

— Тогда что мы будем делать? — спросил Убо. — Можем просто спуститься вниз и напасть на них, но ведь неизвестно, кто кого.

— Мы ждем, — сказал Конан.

— Ждем чего?

— Похоже, я слышу кого-то, — сообщил киммериец.

Вдалеке послышался стук копыт.

— Кто бы это мог быть? — удивился Убо.

— Смотри.

Люди внизу, явно встревоженные, тоже обернулись на звук. Затем первые всадники въехали в каньон. Они были облачены в тяжелые доспехи личной стражи Торгут-хана. Среди них был и Торгут-хан собственной персоной. Бок о бок с вице-королем скакал маленький человечек.

— Клянусь Сетом! — воскликнул Убо. — Это же тот негодяй. Осман!

— Точно, — проговорил Конан. — Я знал, что он не задержится в своем стремлении сыграть, как обычно, за всех против всех. Нам повезло, что они не оказались здесь раньше. Но эта жирная свинья Торгут-хан не приспособлен к быстрой езде, и я могу спорить, что Осман промахнулся разок-другой, ведя их сюда. Он плохо знает эту местность. Пойдем, это должно быть приятной картиной.

С этими словами Конан скользнул вниз по склону. Сбитый с толку Убо последовал за ним.

— Вице-король! — крикнул Загобал, взбешенный, но не потерявший самообладания. — Как ты попал сюда?

— Этот человек привел меня, — сказал Торгут-хан. — А теперь объяснись!

— Ты слушал Османа, так? Эта вероломная, мелкая свинья привела нас в засаду у дома колдуна. Какую игру он ведет на этот раз? Мы проследили бандитов до этого места и сражались с ними всю ночь. В конце концов только один из них остался в живых, хотя это и ненадолго. Я не сомневаюсь, что…

Резким взмахом руки Торгут-хан заставил его замолчать. Вице-король спешился и направился к Загобалу.

— Осман говорит, что знает, где спрятаны сокровища, — прошептал Торгут-хан. — Давай-ка выясним, правду ли он говорит, а потом обсудим дальнейшее.

Загобал поднял руку в приветствии.

— Очень хорошо. — Он повернулся к Беритусу. — Аквилонец, оставайся здесь со стражниками. Осман, ты идешь с нами.

Беритус пожал плечами, будто показывая, что его все это не касается. Осман, подобострастно улыбаясь и кланяясь, шагнул вперед.

— Соблаговолите последовать за мной, господа. Пока они шли, Загобал не спускал глаз с окружающих высот. Он знал, что с легкостью увернется от стрелы, летящей издалека. По-настоящему опасны лишь стрелы, падающие во время штурма или летящие из темноты или сзади. Ну а попади стрела в Торгут-хана, так кого это беспокоит?

Но никто не нападал на них, и они зашли в крошечный боковой каньон, где Осман вскарабкался на склон и раскидал несколько камней. Его трудами обнаружилась пещера, сама по себе прекрасно скрытая от глаз, и он величественно указал на вход:

— Зрите! Там, внутри, разрисованная пещера, где пребывают похищенные сокровища, от которых ты, вице-король, посулил мне десятую часть.

Загобал вытащил меч и приставил острие к подбородку Османа.

— Ты пойдешь первым, шакал. Я не забыл последнее место, куда ты привел меня.

Осман успокаивающе протянул руку:

— Ну конечно, хозяин, но помни… Теперь я под защитой Торгут-хана, а с ним полно вооруженных людей.

— Иди, — мрачно проговорил Загобал.

Осман пролез в щель, и наступила тишина. Затем они услышали дикий вопль.

— Что это? — воскликнул Торгут-хан.

— Они пропали! — стенал Осман. — Все сундуки и мешки, все до последней монеты — пропало!

— Что? — вскричал Загобал.

Двое влезли в отверстие и встали у входа. Утренний свет, проникающий снаружи, освещал пещеру с загадочно разрисованными стенами и потолком, но никаких сокровищ в ней не было.

— Вы же видите эти следы на полу! — в отчаянии кричал Осман. — Именно здесь мы все уложили! Но оно пропало! Верьте мне, хозяева! Я не лгу вам.

Он начал пятиться к выходу, когда Загобал подошел к нему с мечом в руке. Осман повернулся и кинулся наружу, командир стражников сразу за ним. Прежде чем коротышка успел сделать десять шагов вниз по склону, Загобал как тигр набросился на него.

— Ты надуваешь меня в последний раз! — закричал Загобал, полоснув Османа под обоими коленями, чтобы тот не смог убежать. — Я проклинаю тот день, когда вытащил тебя из темницы! — И он отрубил одну руку. — Я проклинаю мать, что родила тебя! — Отлетела вторая рука. — Вот тебе обещанная награда!

Мощный вертикальный удар вскрыл тело Османа от шеи до живота, обнажив кости и внутренности, но не нанеся смертельной раны. Осман визжал и бормотал нечто, лежащее за пределами связной речи.

За ними послышался раскатистый взрыв смеха. Загобал обернулся. Торгут-хан, как раз вылезающий из разрисованной пещеры, сделал то же самое. На склоне, что возвышался над ними, стоял Конан из Киммерии. Его меч был обнажен, и варвар насмешливо взирал на них.

— Не те ли это могущественные особы, что послали меня в темницу и собирались насладиться зрелищем моей казни на великом празднестве? — Он расхохотался. — Это просто дурачины, с которыми я забавлялся так много дней!

Загобал не мог больше оставаться на месте. С яростным воплем он бросился вверх по склону на киммерийца, который внес такой хаос в его продуманный план. Кривой и прямой клинки схлестнулись, зазвенели, вновь схлестнулись. Оба они являлись отменными фехтовальщиками, но Конан был потяжелее, да и взмах у него был пошире. Он стал наносить мелкие раны, потом раны поглубже, а сам оставался невредимым. Наконец низкий выпад опрокинул Загобала на землю, следующий удар заставил выронить меч из обессилевшей руки. Командир стражников закричал от ярости, а Конан спихнул его ногой со склона. Загобал скатился прямо на Османа; тот все еще был в сознании и завыл от новых мучений.

— Желаю вам двоим насладиться взаимной компанией, — сказал Конан. — Может, оба и доживете до полуночи, если прежде до вас не доберутся гиены.

— Азурой клянусь, Конан! — воскликнул изумленный Убо. — Ты человек, серьезно относящийся к мести!

— Вот именно. Где Торгут-хан?

— Он побежал вон туда. — Убо махнул в направлении водоема. — Ну ладно, а что же случилось с сокровищами?

— Когда мы выехали из шахтерской деревни и вы все направились к дому колдуна, — объяснил Конан, — я вернулся сюда, дабы убедиться, что Осман не пытается удрать с сокровищами. Его здесь не было, но я понимал, что он может появиться в любой момент. А потому я перенес все сокровища.

— Перенес? Куда?

— В пруд. Они все там, под водой. День и ночь мне пришлось перетаскивать сундуки и мешки, а потом еще убирать следы.

Убо в изумлении почесывал свою бритую голову.

— Мне никогда не нравилась мысль о тяжелой работе, но думаю, что сокровища стоят этого. Что мы предпримем теперь, атаман?

— Посмотрим, — ответил Конан. — Пойдем.

И они направились к другому наблюдательному пункту, на этот раз возвышающемуся над водоемом. Торгут-хан, все еще отдувающийся после бега, с воплями гнал солдат разыскивать грозного киммерийца. Люди бесцельно кружили на месте, сбитые с толку невразумительными приказами.

— Новые всадники скачут, — сообщил озадаченный Убо. — Это еще кто?

Через южное ущелье в каньон въехал еще один отряд наездников. То было суровое, потрепанное воинство, полная противоположность лощеным стражникам Торгут-хана.

— Подожди! — закричал Убо. — Не тот ли это командир, который решил, что может приказывать мне?

— Он самый, — сказал Конан. — Капитан Хоста из иранистанских мятежников. А вон и Идрис, юный посягатель на трон.

— Они-то как здесь очутились? — удивился Убо. Затем он увидел Лейлу, скачущую среди мятежников. — О, теперь понимаю.

— Я послал ее за ними, — сообщил Конан. — Я понимал, что вскоре предстоит схватка, с которой нам не справиться, поскольку Осман все еще бродит где-то. Торгут-хан остался последним, кем мог воспользоваться коротышка. Дай мне лук.

Убо протянул ему оружие, и Конан прицелился в солдата. Не знакомый с этим луком и его стрелами, первый раз промазал, вторая стрела пролетела уже ближе к цели, а третьей он выбил всадника из села. Тем временем внизу завязалась схватка. Солдаты и мятежники рубили и кололи друг друга, меч и копье несли смерть одинаково действенно. Мятежников было больше, солдаты превосходили амуницией и оружием.

— Это уж слишком, надеяться, что они все перебьют друг друга, — сказал Убо. — Почему ты помогаешь мятежникам?

— Потому что хочу уничтожить Торгут-хана, — объяснил Конан.

Выпустив последнюю стрелу, он побежал с холма и присоединился к сражающимся. Удар его меча освободил одно из седел, и Конан заменил седока.

Пробивая себе дорогу в массе сражающихся, он кричал:

— Торгут-хан! Покажись, ты, свинья!

Затем он увидел человека, неистово пытающегося удержать свою стражу между собой и этими неожиданными пришельцами. Конан пропахал себе путь, и под его бешеным напором конь Торгут-хана отпрянул в воду.

— Варвар! — закричал Торгут-хан. — Ты что, бессмертен?

— Нет, — сказал Конан, отбивая беспомощную защиту Торгут-хана. — Так же, как и ты!

Его меч пересек жирное тело вице-короля, одинаково рассекая доспехи, плоть и кость. С диким воплем Торгут-хан полетел из седла и поплыл лицом вниз по воде пруда, что поднималась, наполняясь телами. Последнее, что узрели очи Торгут-хана сквозь волнующуюся пелену его собственной крови, была огромная груда сундуков и мешков, покоящаяся на дне водоема.

Грохот и крики смолкли. Силы мятежников были истощены, но солдаты Торгут-хана уничтожены. Повсюду были раскиданы тела, и раненые стонали, лежа на земле или провисая в седлах.

— Убедитесь, что никто не сбежал! — приказал генерал Элтис, кузен претендента.

— Да! — закричал юный Идрис. — Мы не должны испортить отношения с Тураном. Для короля Торгут-хан и его стражники просто исчезнут!

Тут он заметил Конана и улыбнулся:

— Приветствую, капитан! Эта женщина сказала, будто у тебя есть что-то для нас.

— Да, есть, — ответил Конан. — Вам придется обшарить пруд, ибо все это там.

— Эй! — взвился перед Конаном Убо. — Ты же не собираешься позволить им забрать все, не так ли? Клянусь Сетом, мы заслужили свою долю.

Идрис взглянул на своего кузена:

— Генерал, не этот ли человек бросил мою службу, и не заслуживает ли он повешения?

— Это должное наказание, мой повелитель, — кивнул Элтис.

— Что? — возмутился Убо. — Ты называешь себя королем и вот так обходишься со мной, когда я доставил тебе все эти великие сокровища?

Идрис улыбнулся:

— Нет, ты в безопасности, пока находишься вне пределов моего королевства, но бандит, подобный тебе, должен быть благодарен за то, что ему позволено дышать, и не стоит беспокоить королей ради большей награды. — Он взглянул на Конана. — Но если сокровища таковы, как утверждала женщина, я дам тебе один сундук золота.

— Ваше величество, — запротестовал Элтис, — ты слишком великодушен. Горсти динаров таким негодяям будет более чем достаточно.

— Нет, не хочу, чтобы люди считали меня поступающим не по-королевски. Сундук золота.

— Как пожелаешь, — сказал Элтис, он выглядел обиженным.

— Мой повелитель! — позвал капитан Хоста. — Что мне делать вот с этим? — Он указал на круг всадников, наставивших копья на Беритуса Аквилонского. — Он не принимал участия в схватке, и он не туранец.

— Он один из ваших? — спросил Идрис.

— Это наемный пес Загобала, — сообщила Лейла, сдерживая коня. — Он привел свою свору шакалов, чтобы напасть на дом моего отца. А еще он шел за нами по пятам с тех пор, как мы забрали сокровища.

— Тогда убейте его, — сказал Идрис.

— Подожди! — крикнул Беритус. — Я требую для себя права отомстить!

— За что отомстить, пес? — презрительно осведомился Конан. — Я никогда не искал драки с тобой. Это ты принял плату от Загобала за мою голову. Я убил твоих людей, потому что они охотились за мной, а ни один человек не может поступить так и остаться в живых!

— Ты думаешь, это меня заботит? Я жажду мести за Венариум!

— Венариум? — переспросил Идрис. — Я слышал это название. Не та ли это великая битва, что разыгралась на далеком севере много лет назад?

— Не так уж и много, — с горечью произнес Беритус. — Король Аквилонии основал колонию на землях к северу от Бессонских Пределов, и мой род был среди поселенцев. Дикие племена с киммерийских холмов обрушились на нас и учинили великую резню. Вся моя семья была уничтожена.

— Твой король насадил свою колонию на родовых землях наших кланов! — воскликнул Конан. — То было наше право — выбить оттуда вторгшихся незаконно. Это была моя первая битва. Хотя я видел к тому времени всего пятнадцать зим, но сразил многих: аквилонцев, боссонцев и гундеров. Но это была битва, а не ловушка и не предательское нападение. Никто не может требовать мести за поражение в честном и открытом бою.

— Я тоже был мальчишкой, — сказал Беритус. — И когда битва кончилась, меня продали в рабство.

— Это ложь! — вскричал Конан. — Киммерийцы не держат рабов сами и не продают пленников торговцам. Когда побоище завершилось, мы вернулись на свои холмы и не взяли с собой ничего, кроме своих мертвых и раненых.

— С битвой все не кончилось, — сказал Беритус. — Еще месяцы после нее по стране ездили работорговцы, сгоняли уцелевших и отправляли их на невольничьи рынки. Большинство были женщины и дети, ибо не многие мужчины избежали смерти от рук черноволосых волков с севера. Я трудился как раб, но натура моя была слишком горда, чтобы обрабатывать землю. Я заработал себе свободу гладиаторскими боями, и с тех пор я всегда оставался воином и охотником. И никогда не покидала меня жажда мести киммерийцам. Я столь поспешно принял предложение Загобала, ибо узнал, что во главе разбойников один из тех. В свое время я переловил множество людей, но не было среди них представителей этой проклятой расы.

— Ага, и ты охотился за мной на свою голову.

— Все это глупо — разговоры о старых битвах и мести, — сказала Лейла. — Убейте его.

— Нет! — возразил Конан. — Он злобный шакал, ловит беглых рабов и доведенных до отчаяния людей, но не скажу, что он лишен храбрости. И он заслуживает справедливости. Доставай свою сталь, аквилонец. Мы с тобой повторим Венариум.

— Это безумие! — закричала Лейла. — Ты уже победил!

— Это замечательно! — воскликнул Идрис.

— Да, — сказал Элтис. — Возможно, они прикончат друг друга. Это сохранит нам сундук золота.

Мятежники расступились, образовав полукруг, ограниченный водоемом. Два северянина обнажили мечи и отбросили ножны. Потом они принялись медленно кружить друг против друга, каждый ища преимущества, прежде чем решиться на удар. Они были под стать друг другу размерами и весом; возможно, Беритус чуть помассивнее, а у Конана чуть подлиннее руки и ноги. Если не считать стального шлема и щитков на ладонях и предплечьях у Беритуса, оба были никак не защищены.

Несколько раз они обменялись ложными выпадами, прощупывая друг друга. Затем Беритус пошел в атаку и обрушил целый шквал ударов на голову и тело Конана. Киммериец был вынужден отступить, обороняясь без всякой возможности для контратаки. Охотник за людьми орудовал своим кривым мечом, проводя серии коротких, мощных бросков, и при этом предохранялся от ответных ударов своими защищенными предплечьями. Конан узнал этот стиль. Он был безупречен для поединков и идеально подходил для узкого пространства.

Конан отпрыгнул на шаг и обрушил на голову противника встречный шквал, стараясь заставить того прекратить свою атаку. Беритус парировал удары мечом или отбивал пластинами, закрывающими кисти. Одновременно оба они отскочили в стороны. Оба тяжело дышали и были залиты потом. Они изучили друг друга, и следующий обмен ударами должен был стать последним. В этой паузе сражающихся насмерть зрители хранили полную тишину. Беритус был напряжен, вздулся каждый его мускул. Конан был почти расслаблен.

Затем оба прыгнули, и удары посыпались так быстро, что за ними невозможно было уследить. Сталь звенела о сталь, и непрерывный грохот был таков, будто все оружейники в мастерской одновременно стучали своими молотками.

Они наступали и отступали, пока не оказались в пруду; вода доходила им почти до колен. Лязганье стали стихло на долгие секунды, когда сцепились две рукояти; люди давили друг на друга, мускулы напряглись, и будто бы не из легких доносилось это шумное дыхание, а из раздуваемых мехов.

Затем наступил судорожный взрыв плоти и стали. Меч Конана пошел вниз, Беритус выкинул руку. Последовал звук металла, пронзающего плоть. Тут Конан, пошатнувшись, отступил на шаг; кровь струилась из четырех длинных, параллельных борозд, что оставили, глубоко разорвав кожу, шипованные костяшки пальцев Беритуса. Аквилонец наклонился вперед, стараясь повторить ужасный удар, но не дотянулся. Конан освободил наконец рукоять своего меча и, не убирая лезвия, пронзил аквилонца — гарда вплотную к животу, два фута окровавленной стали торчали из бока.

— Проклинаю тебя, киммерийская свинья, — вымолвил Беритус.

Затем он рухнул в кровавую воду. Конан подошел к трупу и вытащил меч. Он погрузил сверкающую сталь в пруд, дабы очистить клинок от крови и мяса.

— Кром, — воскликнул Конан, — однако он оказался достойным противником! Не будь он злобной, жестокой гиеной, я бы устроил ему отличное погребение.

— Великолепно! — закричал Идрис.

Элтис выглядел менее довольным, ибо сундук золота все-таки уплывал.

Остаток дня мятежники в поте лица доставали сокровища. Люди ныряли в смешавшуюся с кровью воду и привязывали к сундукам веревки; затем веревки приматывали к лукам седел и волокли сундуки к берегу. Другие мятежники выносили на плечах мешки с серебром.

— Это даже больше, чем описывала женщина, — в восторге проговорил Идрис. — Располагая такими сокровищами, я соберу под свои знамена весь северный Иранистан. Я скину узурпатора с трона!

Его люди громко захлопали.

— Конан, — продолжил Идрис, — ты сослужил мне добрую службу, хотя я и не имею искреннего желания вновь видеть тебя в границах моего королевства. Выбери сундук и возьми его. Он твой.

Конан выбрал сундук, взвалил его на плечо и отнес туда, где была привязана его лошадь. Убо съездил и отыскал животное после схватки с Беритусом. Теперь разбойник уныло сидел на земле.

— Итак, у нас единственный сундук, и мятежники все забирают себе. Что в этом хорошего?

— Могли бы не получить ничего, — сказал Конан. Кровь на его лице высохла, но щека выглядела так, будто по ней лапой прошелся тигр. — Ты когда нибудь воровал столько, сколько лежит в этом сундуке?

— Нет, за всю свою жизнь.

— Тогда не жалуйся. Мир полон золота, и волевой человек способен добыть его.

Через час все сокровища были погружены, и мятежники поскакали в сторону Иранистана. Своих мертвецов они забрали, но охотники за людьми и солдаты Торгут-хана лежали там, где настигла их смерть. Вокруг рыскали шакалы и гиены, появился даже редкий степной лев. Воздух кишел стервятниками.

— Поехали, — сказал Конан.

Они привязали сундук к солдатской лошади, которую оставил им Идрис, и вскочили в седла. Они направились на другую сторону озерца, где Лейла беседовала с новоприбывшим.

— Я рад видеть тебя живым, Волволикус, — сказал Конан. — Вообще-то я не люблю колдунов, но ты был верным товарищем, хотя и вынашивал свои собственные замыслы насчет этого проклятого храма и чужеземных магов. Это существо умерло?

— Оно никогда не умрет, — ответил колдун, у которого не было коня, хотя он и прибыл в белоснежных одеяниях без единого пятнышка. Конан не был расположен спрашивать его о том, чем завершился поединок. — Но теперь божество не будет пытаться возродиться еще тысячу лет, а может, десять тысяч или сто.

— Значит, ко мне это больше не относится, — сказал киммериец. — Ты был в нашей шайке. Золота не так много, как мы взяли, но ты имеешь право на свою долю.

Колдун покачал головой:

— Мне не нужно золото. Я возведен в Первый Круг; подобным нет нужды касаться мирских забот.

— Тогда прощай, — сказал Конан и повернулся к Лейле: — Ты оказалась более чем знающей толк во всех этих делах прошедших дней. Поедешь с нами?

Она улыбнулась:

— Нет, это было славное приключение, но я остаюсь с отцом. Ему есть чему поучить меня, и я думаю, что твоя дикая жизнь скоро бы мне приелась. До свидания, киммериец.

— Прощайте, вы оба.

Конан махнул рукой, развернул коня и рысью поскакал вслед за Убо, который вел их груженую лошадь.

Они скакали несколько часов, пока не оставили за спиной холмы, оказавшись на краю пустыни, испещренной караванными путями, соединяющими редкие колодцы.

— Куда теперь, атаман? — спросил Убо.

Конан указал рукой прямо на запад:

— Там есть город, именуемый Замбула. Это злачное место, там приветствуют людей с золотом и не задают вопросов, откуда оно взялось. Если колодцы полные, мы будем там дней через десять-двенадцать.

Убо почесал подбородок:

— Звучит подходяще. В этом сундуке годовые доходы изрядного города. В таком месте, как ты описал, этого может хватить на месяц или даже больше! А затем мы сможем сколотить новую шайку, ибо злачные города всегда полны народом, жадным до золота и умеющим кое-что получше, чем работать за него в поте лица.

— Да, — сказал Конан. — В Замбулу!

Весело смеясь, двое поскакали прочь от холмов Турана. За ними кружили стервятники.