Глава 5

– Аделина, ты не знаешь, как тяжело папа переживает это. Ты едва сказала ему хоть слово вчера или позавчера. Почему ты не разговариваешь с ним? Ты не знаешь, как сильно ранишь его.

Адди мятежно смотрела на Кейда, в то время как они оба прогуливались около коптильни и пинали древесные стружки.

– Ты не знаешь, как сильно он ранил меня, Кейд. Что бы ты сделал, если бы он запретил тебе видеться с одним из твоих друзей? Например, с той маленькой темноволосой девочкой, которую ты любишь навещать, Джинни или как ее там …

—Джейни.

– Да, с ней. Что если бы он запретил тебе видеться с ней?

Кейд всегда был дипломатом.

– Полагаю, я бы согласился, если бы понял, что у него есть на то причины.

– Ха! Ты бы не согласился. Ты бы хотел видеться с ней, и был бы сердит на отца за то, что он повел себя так деспотично.

Он усмехнулся.

– Да, но я бы не смог сердиться так долго, как ты. Ты и папа из тех людей, что копят недовольство. Что насчет меня? Я не вижу смысла в том, чтобы сердиться из—за того, что не можешь изменить.

– В этом нет никакого смысла, – мрачно согласилась Адди. – Но я не могу притвориться такой хорошей как ты, Кейд, и не могу не сердиться.

Со времени ее ссоры с Расселом, Адди держалась от него подальше, обнаруживая в себе небывалую твердость всякий раз, как подумывала простить его. До сих пор он позволял ей говорить и делать почти все, что заблагорассудится. И с его стороны измениться и ограничить ее свободу, обращаясь с ней как с вещью, которую можно положить на место, было слишком неожиданно. Нельзя давать человеку свободу действий, а потом урезать ее настолько внезапно, настолько жестко.

Как любая дочь, находящаяся в плохих отношениях с одним из родителей, она нуждалась в любви и поддержки другого. Мэй мудро воздерживалась от критики в адрес либо Адди, либо Рассела, или от того, чтобы вставать на сторону одного против другого. Вместо этого она оказывала поддержку им обоим наедине, зная, что оба были слишком упрямы, чтобы понять точки зрения друг друга. Адди и Рассел едва разговаривали.

Хотя ее сильно тревожили проблемы с Расселом, Адди ни с кем не разговаривала об этом, особенно с Беном. Она сильно смущалась всякий раз, когда смотрела на него и вспоминала, как рыдала у него на руках. Что он теперь думает о ней? Бен не упоминал о том случае. Его нежность той ночью исчезла, и он вернулся к своей привычной насмешливой манере общения по отношению к ней. Но иногда он смотрел на нее так, словно про себя смеялся над ее внезапно открывшейся застенчивостью, и достаточно было одного его взгляда, и у нее мурашки начинали бегать по коже. И она ждала очередной колкости, которую он все не отпускал...ах, как же он был невыносим!

Она искала утешение для своего оскорбленного эго в обществе Мэй. Мэй всегда была спокойна и нежна. Было мягкое изящество во всем, что она делала, изящество, которому нельзя было научиться — оно было в крови. аролина тоже была такой. Они принадлежали к тому типу женщин, которые никогда не позволят миру изменить их. Адди знала, что была полной их противоположностью. Она постоянно боролась и менялась, постоянно хотела чего-то и возмущалась, когда не могла этого получить. Она поняла, что Рассел пытался сказать ей прежде.

Никто из семьи не смог бы пережить убийство Рассела, — мрачно подумала она – Неудивительно, что все полетело к черту после того, как он умер. Они все достаточно хорошо справлялись, если все было под контролем и удобно для них. Но когда случалось несчастье, им нужен был кто-нибудь еще, чтобы справиться со всем. Хорошо быть добрым и мягким, но временами это непозволительная роскошь, иначе о тебя просто начнут вытирать ноги.

Спустя неделю после того, как Адди запретили видеться с Джефом, семья готовилась проехать пятьдесят миль, чтобы побывать на свадьбе Харлана, младшего брата Джефа, с Руфь Фанинс, дочерью богатого владельца ранчо. «Санрайз» и «Дабл Бар» по молчаливому согласию решили отложить их разногласия на несколько дней. Они все любили свадьбы. Это давало им возможность увидеть старых знакомых, послушать рассказы путешественников, пить сколько душе угодно и танцевать, пока не сотрутся подошвы на туфлях. Ковбои с разных ранчо ели вместе, разговаривали о зарплате и о работе, наслаждались бесплатными спиртными напитками и настолько пользовались гостеприимством хозяина, насколько это было возможно. И каждый владелец ранчо в Техасе любил похваляться тем, что они называли их легендарным гостеприимством.

Мужчин на таких мероприятиях всегда было больше, чем женщин, поэтому за расположение и внимание каждой свободной непрерывно сражались. Адди опасалась предстоящего посещения свадьбы. Что она будет делать, когда люди, которых она не знала, ожидали, что она узнает их? Но в то же время, Адди была взволнована. Она не танцевала долгое время. Она хотела послушать музыку и побыть среди толпы веселящихся людей.

Накануне отъезда, Мэй поднялась наверх, чтобы помочь Адди уложить вещи, и нашла ее посреди груды платьев. Адди целый час примеряла платья, но ни одно из них ей не захотелось надеть, и она уже намеревалась сжечь весь свой гардероб.

– Я заплачу, – сказала она в отчаянии, – если это хоть как-то поможет.

Лицо Мэй выражало беспокойство.

– Милая, у тебя все лицо красное. Что тебя так расстроило?

– Это. – Взмахнув рукой, Адди показала на кучу одежды вокруг нее. – Я пытаюсь найти что-нибудь, чтобы одеть на танцы после свадьбы, но у меня нет ничего, что не было бы розовым. Я ненавижу это. Это почти все, что я ношу с утра до вечера, и я сыта этим по горло.

– Я пыталась уговорить тебя использовать другие цвета, когда их шили. Но ты настаивала на этом. Помнишь, какой упрямой ты была?

– Я, наверное, была глупа как пробка, – с чувством сказала Адди. – Не могла бы ты сказать мне, почему я решила сшить все розовое?

– Я полагаю, Джеф сказал, что этот цвет больше всего идет тебе, – спокойно ответила Мэй.

– Это просто замечательно. Теперь, когда я даже не могу больше видеться с ним, у меня целый шкаф розовых платьев.

Несмотря на все старания, Мэй не смогла сдержать улыбку.

– Аделина, этот цвет прелестно смотрится на тебе …

– Нет, даже не пытайся, – сказала Адди, неохотно начиная улыбаться, несмотря на свое раздражение. – Я безутешна.

Мэй сочувственно прищелкнула языком и заняла себя тем, что стала собирать платья, разбросанные по комнате, и складывать их на кровати.

– Мы все уладим, милая. Только дай мне подумать минутку.

Адди почувствовала, что ее раздражение спало, пока они с Мэй приводили все в порядок. Было кое-что почти волшебное в том, какое влияние на нее оказывала Мэй, что-то успокаивающее и чудесное в аромате ванили, в блеске ее чистых светлых волос, в мягких движениях ее тонких белоснежных рук. Это было самопровозглашенной ролью Мэй: утешать и успокаивать, давать распоряжения и организовывать, содержать дом в идеальном порядке и следить, чтобы все его обитатели жили в мире и гармонии. Адди знала, что не была так же терпелива, как Мэй, но не испытывала уверенности, что хочет быть. Но она все равно ценила это качество в Мэй.

– Давай посмотрим, сможем ли мы найти что-нибудь подходящее для тебя в моем гардеробе.

– Ты уверена? – Адди удивленно посмотрела на нее.

– Что ж, мы почти одного размера. Но у тебя талия тоньше. Я заметила, что ты не затягиваешь корсет так туго, как привыкла. Я собиралась поговорить с тобой об этом, Аделина.

Адди нахмурилась. У нее всегда была хорошая фигура. Но это было в то время, когда девушки не носили корсеты. В 1930 году женщина в годах носила корсет из китового уса, женщина средних лет – более легкий вариант, называемый корселетте, а девушки возраста Адди носили бюстгальтер и корсет, который совсем мало весил. Теперь же ее оценивали по другим стандартам, и в 1880 двадцатичетырехдюймовая талия была считалась огромной. Любая женщина, старая и молодая, носила жесткие корсеты из китового уса, укрепленные плоскими свинцовыми пластинами и затянутые настолько туго, насколько она могла выдержать.

– Я не могу дышать, когда он затянут туже, чем сейчас.

– Конечно, можешь, – сказала Мэй. – Раньше ты могла.

– Я изменилась, мама. Правда, изменилась.

– Я знаю, что порой это может быть неудобно, но просто не культурно позволять своей талии быть настолько большой, милая. И, кроме того, ходить без опоры вредно для твоей спины.

– Я постараюсь затягивать туже, – пробормотала Адди, зная, что упадет в обморок, если сделает это.

Мэй лучезарно улыбнулась ей.

– Вот это моя хорошая девочка. Я просто хочу, чтобы ты была самой красивой девушкой на танцах. И ты будешь. Я собираюсь дать тебе то сине-зеленое платье, которое даже не носила.

– О, я не могу взять то, что ты никогда …

– Я решила, что слишком стара для этого платья. Но оно прекрасно подойдет тебе. Пойдем, примерим его.

Адди последовала за ней вниз по коридору к ее спальне. Мэй и Рассел спали в отдельных комнатах, чтобы предотвратить появление новых детей. После того, как узнала об этом, Адди спросила Каролину, не в силах поверить, что такой крепкий мужчина, как Рассел, сможет обходиться без женщины всю оставшуюся жизнь. Каролина слегка покраснела.

– Я думаю, что он навещает кого-то время от времени, – сказала она.

Адди была обеспокоена этой мыслью.

– Но как странно. Кажется, что он и мама все еще любят друг друга.

– Конечно, любят. Даже, несмотря на то, что папа, возможно, проводит время в постели другой женщины, он любит маму так же сильно, как всегда любил.

– Но они не спят вместе …

– На самом деле это ничего не значит. Он может любить маму сердцем, даже, несмотря на то, что, возможно, любит другую женщину в физическом плане.

– Нет, он не может, – сказала Адди, сдвинув брови. Верность не была тем, что можно подвергнуть риску.

– Почему нет?

– Потому что он просто не может!

Вспоминая этот разговор сейчас, Адди всматривалась в аккуратную, в бело-желтых тонах спальню Мэй, а потом ее взгляд переместился на ряд платьев, висевших в шкафу.

– Мама, – осторожно спросила она, – как ты думаешь, если два человека собираются пожениться, для них важно испытывать страсть друг к другу?

Мэй обернулась, выглядя удивленной, но затем улыбнулась.

– Боже мой, иногда ты даже более прямолинейна, чем твой отец. Почему ты спросила об этом?

– Я просто думала о браке и о любви.

– Эти двое должны будут идти рука об руку. Поэтому важно любить мужчину, за которого ты выходишь замуж. Но еще важнее иметь интересы, которые совместимы с его интересами. Что касается страсти, она не так необходима, как ты, возможно, думаешь. Страсть померкнет. Любовь навсегда останется, так же как и совместимость. Я ответила на твой вопрос?

– Отчасти, – задумчиво проговорила Адди. – Ты думаешь, что страсть это плохо, да?

– В некотором роде, да. Она ослепляет людей, и они не видят того, что на самом деле у них на сердце. Они гораздо больше прислушиваются к страсти, чем к разуму, а это плохо. Это пустая эмоция.

Адди была совсем не согласна, но держала язык за зубами и не спорила. Молча, Мэй снова повернулась к шкафу и достала платье, которое искала.

– Вот оно, Аделина. – Она положила его на кровать, и Адди подошла посмотреть.

– Это самое красивое платье, которое я когда-либо видела, – сказала она, благоговейно касаясь ткани. Бирюзовое платье переливалось и сияло в свете дня. Оно имело сердцеобразный вырез, рукава по локоть, отделанные кружевом, и искусно задрапированную юбку, украшенную вставками из газа и искусственными розами. Она не могла дождаться, когда примерит его.

– Если тебе нравится, то оно твое.

– Я влюбилась в него, – оживленно воскликнула Адди, и они обе хихикнули, когда она подняла его и пошла к зеркалу, приложив платье к себе.

– Ты будешь прекрасна в нем, с твоими медовыми волосами и этими чудесными карими глазами, – заметила Мэй, ее лицо сияло от удовольствия.

– Почему ты выглядишь такой счастливой? – со смехом спросила Адди. – Ведь это я надену платье.

Мэй подошла к ней и быстро обняла ее сзади.

– Я твоя мама. Я всегда счастлива, когда счастлива ты, милая. Разве я не говорила тебе этого раньше?

Странное чувство испытала Адди, когда увидела отражение их лиц в зеркале. На долю секунды она увидела маленького ребенка, позирующего перед тем же самым зеркалом в пышном платье, взятом из шкафа Мэй, но потом видение исчезло, оставляя ее дрожащей и потрясенной.

– Да, говорила, – прошептала она.

– Аделина, что случилось?

Адди медленно повернулась к ней, и что-то внутри нее встало на свое место, как недостающий кусочек мозаики. Внезапно Мэй стала ей такой знакомой, в отличие от того, что было раньше. Адди была ошеломлена близостью этого лица, приливом любви, который в один момент охватил ее сердце. Вид обеспокоенного лица Мэй вызвал другое видение, более ясное, чем первое. Адди увидела себя маленькой девочкой, рыдающей и страдающей от сознания своей вины, умоляющей Мэй простить ее.

Мама, мне жаль. Мне так жаль…

– Я просто вспомнила кое-что, – хрипло проговорила Адди, ее взгляд стал отсутствующим. – Давным-давно я взяла у тебя кое-что без разрешения. Золотой браслет, да? И…я потеряла его, да?

– Это все в прошлом.

– Но это было, – настаивала Адди.

– Да, но теперь это не имеет значения.

Но это было.

Воспоминания об этом было достаточно, чтобы заставить Адди поверить. Мэй – моя мать. Я знаю это она. У Адди защипали глаза, и она яростно вытерла их. Ее горло болело, когда она попыталась заговорить. Я столько лет хотела … никогда даже не надеялась…не смела надеяться.

Мэй протянула руки и раскрыла свои объятия, ее лицо омрачилось от беспокойства.

– Что? Что случилось?

Адди положила голову на ее мягкое плечо, дрожа от переполнявших ее эмоций.

– Ничего. Совсем ничего, мама.

* * * * *

Все пространство вокруг дома Фанинсов роилось людьми, животными, повозками. Дом больше походил на гостиницу, чем дом, пусть даже и достаточно большой, чтобы разместить бесчисленных гостей и посетителей. Свадьба должна была состояться завтра утром, после барбекю сегодня днем и вечеринки вечером, дальше гостей ждали танцы и еще два дня празднеств.

— Я не ожидала, что будет так много людей, — прошептала Адди Каролине, которая сухо рассмеялась.

— Похоже, миссис Фанин пригласила несколько сотен из своих самых близких друзей. Я полагаю, она решила, что эта толпа меньшее зло, чем обвинение в скаредности. Прием там, на веранде. Это необходимый компонент всех гуляний. Ты хотела бы мило ворковать с пятью сотнями человек одновременно? Это то, что я называю гостеприимство.

Питер и Рассел помогли женщинам выбраться из повозки, тогда, как Кейд, заметив друга, убежал, чтобы присоединиться к нему. Адди отвела глаза от Рассела, когда приняла его руку, чтобы ступить на землю. Прежде чем она смогла отвернуться, он остановил ее с тихим предупреждением:

— Я все время буду следить за тобой. Не дай мне поймать тебя где-нибудь около того парня Джонсона. И я подразумеваю именно это, Аделин.

— Я думала, что сейчас перемирие…

— Верно. Но это не означает, что война закончилась. И я не хочу, чтобы ты общалась с этими разрушителями заборов больше, чем того требует простая вежливость, приветствия будет вполне достаточно. Поняла?

— Это не моя война.

— Твоя. Ты – Уорнер.

Она коротко кивнула и отвернулась от него, присоединившись к Мэй и Кэролайн, которые пошли поприветствовать миссис Фанин.

— Боже мой, Мэй! Как давно мы не виделись! – воскликнула миссис Фанинс слащавым протяжным голосом, смотря на них своими темными глазами так, словно одаривала бриллиантами и искривила губы в улыбке.

— О, Аделина, ты такая красавица! Я уверена, что скоро мы все соберемся на твоей свадьбе, не так ли?

Аделин неловко улыбнулась:

— Я не думаю, это..

— И Каролина…ты, на этой жаре…мы должны усадить вас с прохладным напитком сейчас же. Мэй, ах твои девочки просто конфетки и произведут настоящий фурор. Вы непременно должны мне позволить похвастаться некоторыми из подарков, которые получила Рути.

— Что мы подарили ей? – шепнула Адди Каролине, пока они следовали за миссис Фанин в дом.

— Хрустальное блюдо для артишоков.

Адди не смогла скрыть усмешку.

— Приятно сознавать, что мы подарили ей кое-что действительно полезное.

Каролина, которая собственно и выбрала это блюдо, высокомерно задрала нос:

— У Рут уже есть все, что ей нужно. И самое главное – младший брат Джефа в качестве мужа.

Улыбка Адди немедленно померкла.

— Каро, если ты увидишь Джефа, скажи мне. Я должна объяснить ему некоторые вещи.

— Ты просто напрашиваешься на неприятности, сестренка. Ты не должна ничего ему объяснять. Он уже знает, почему ты не отвечаешь на его записки и не приходишь на свидания.

— Просто скажи мне, если увидишь его, — сказала Адди нетерпеливо.

После восхищенных восклицаний у столов, перегруженных свадебными подарками Рут, Адди и Каролине удалось сбежать в отведенные им комнаты, чтобы ненадолго вздремнуть и освежиться перед барбекю. Мэй осталась с миссис Фанинс, чтобы помочь ей встретить остальных гостей.

Прохладный бриз сквозил по комнате, ослабляя дневную жару, но Адди не могла спать. Она подошла к окну, наблюдая за суетой снаружи. Сотни названий теснились в голове, поскольку старые друзья возобновили свое знакомство. Она деловито повторяла про себя имена, надеясь, что вспомнит достаточно из них, чтобы не оскорбить кого-нибудь ненароком и не затрудниться в разговоре.

Наконец все вокруг стихло, когда люди удалились в свои комнаты, чтобы подготовиться к вечеру. В животе у Адди заурчало от раздававшихся в воздухе запахов. Не трудно было представить свинину, которая в этот момент жарилась и потрескивала на огне. Тут была и копченая колбаса, грудинка и картофель, не говоря уж о разнообразнейших пирогах и десертах. Адди тайком ослабила свой корсет, выпустив талию на добрую половину дюйма, и вздохнула от облегчения. Никто и не заметит. Черт с ней с элегантностью. Она хотела есть.

— Я думаю, что все выглядит просто замечательно, — сказала Каролина, цепляясь за руку Питера, когда Уорнеры маленькой группкой спускались вниз по лестнице. Они все двигались очень медленно из уважения к неуклюжей походке Каролины. Мэй и Адди шли по обе стороны от Рассела, касаясь ступенек подолами платьев.

Адди была очарована людьми, выходящими из дома. Каро была права. Все действительно выглядело замечательно. Это было похоже на сцену из кинофильма. Она поразилась тому, что это было реальностью. На женщинах были красивые пышные платья, обильно украшенные цветами и тесьмой. Тонюсенькие талии были подчеркнуты поясками с бахромой или множеством бантиков, волосы были завиты в массы локонов и собраны на затылке. Мужчины были одеты еще более вычурно, чем дамы. После долгого созерцания мужчин, одетых только в грубые джинсы и хлопковые робы, было удовольствием видеть их одетыми во все лучшее. Многие носили светлые рубашки, яркие шелковые шарфы и изящные, сделанные на заказ ботинки. Более состоятельные были одеты в фешенебельную городскую одежду, полосатые брюки, легкие летние костюмы и атласные жилеты. Адди хотелось захихикать, когда она увидела, у скольких из них волосы выглядели так, словно лакированная кожа, гладко зачесанные и блестящие как макассаровое масло, приглаженные на макушке и уложенные завитком.

— Аделина, ты сегодня вечером как картинка, — грубо сказал Рассел, мельком взглянув на нее.

Насыщенный розовый оттенок платья делал ее кожу похожей на персик, а карие глаза более темными. Умеренное декольте платья и короткие рукавчики оставляли ее шею и плечи открытыми. Две плоеные юбки платья были отделаны плиссированными лентами и шелестели, когда она двигалась.

Адди нехотя улыбнулась:

— Спасибо, папа.

— Еще одно. Не дай Бог, я поймаю тебя в укромном местечке с тем парнем Джонсоном.

— Не поймаешь, — казала она сладко. Она собиралась найти Джефа, но кончено перед этим удостовериться, что Рассел не увидит этого.

Снаружи играла музыка, было несколько скрипок, гитара, банджо, всюду были венки и ленты из цветных тканей. Люди расставляли длинные столы, заполняя их блюдами со щедрыми порциями разнообразной еды: от свинины до пирогов с малиной. Едва Адди приблизилась к столам, ее осадили предложениями о помощи – «мисс Аделин, позвольте мне положить вам кусочек этого»… «мисс Аделин, могу я подержать вашу тарелку, пока вы решаете, что выбрать?»

Не много времени потребовалось, чтобы понять, что большинство мужчин вокруг были из ранчо «Санрайз». Как объяснила позже Каролина, каждый ковбой из «Санрайз» считал это своей обязанностью и привилегией – присматривать за женщинами Уорнер. Адди оказалась в небольшой толпе мужчин, каждый из которых назначил себя ее опекуном и защитником, и она была удивлена и тронута их поведением, когда они соперничали за ее внимание. В большинстве своем они были просты и грубоваты, но их нельзя было обвинить в отсутствии галантности. Она опрометчиво пообещала станцевать завтра с каждым из них и смеялась, когда они шутливо ссорились за очередность.

— На твоем месте, я бы оставила танец для кое-кого особенного, — тихонько пробормотала Каролина, и Адди беспечно усмехнулась, суя в рот нежный кусочек цыпленка.

— Кто же это?

— Смотри, вон там. Говорит с миссис Фанинс.

Адди последовала за пристальным взглядом Каролины и прекратила жевать, увидев худощавого, привлекательного мужчину, который отвечал миссис Фанинс, держа в одной руке бокал с напитком и жестикулирующего другой. На нем были бежевые брюки, белая рубашка и вышитый жилет, подчеркивающий его широкие плечи. Она не могла увидеть его лицо, но видела коротко стриженные темные волосы, загорелая кожа резко контрастировала со снежной белизной воротничка. Вся его уверенная осанка, казалось, объявляла, что он был опасным человеком, с которым не шутят. Адди не спускала с него взгляда, продолжив жевать свою курицу.

— Интересно, — пробормотала она, — кто это?

— Это Бен, глупенькая!

Она чуть не подавилась едой.

— Нет!

— Ты ослепла? Посмотри еще раз.

— Это не он, — сказала Адди упрямо, с трудом проглотив кусок, — Бен не такой высокий как он и…

Ее голос увял, поскольку он повернул голову в ответ на чье-то приветствие и она узнала его профиль.

— Это Бен, — ошеломленно произнесла она.

— Я же говорила тебе.

Она никогда не видела Бена в чем-то, кроме джинсов, рабочей одежды и пыльной шляпы. Как ему удалось превратиться в этого элегантного незнакомца? Он был такой же, и все-таки настолько другой, что она боялась довериться глазам.

— Посмотри на него, прямо денди, — сказала она задохнувшись и пытаясь проигнорировать стук сердца в груди.

— Очень красивый мужчина, не так ли?

— Любой человек выглядит лучше, когда вымоется и оденет чистую одежду.

Каролина фыркнула:

— О, признайся, Аделина.

Но Адди не могла ответить. Ощутив ее потрясенный взгляд, Бен повернулся и посмотрел на нее, его глаза скользнули по ней с наглой оценкой, заставив ее пульс участиться. Он лениво улыбнулся и переключил свое внимание на миссис Фанинс, как будто Адди не представляла для него никакого интереса.

Все оставшуюся часть барбекю она делала вид, что ей все равно, ожидая, что Бен коснется ее руки или прошепчет что-то ей в ухо. Конечно, он должен был подойти и поприветствовать ее, хотя бы из вежливости. И, когда он действительно к ней приблизится бы, она бы тут же поставила его на место. Независимо от того, каким бы привлекательным он не был, она ему покажет, что ей это совершенно безразлично. Но день тянулся, а он так и не подошел к ней. Адди была странно опустошена отсутствием шансов поговорить с ним. Его время принадлежит ему, видит Бог, меня нисколько не волнует, как он его тратит, думала она, пытаясь набрать немного здорового презрения. Пусть он себе говорит с каждой женщиной здесь, но только не с ней. Ее это нисколько не заботит.

После того, как толпа наелась, и пища начала перевариваться в переполненных животах, день стал ленив и тих. Голоса, оживленные раньше, стали вялыми, стулья отодвинулись, веки удовлетворенно опустились.

— Смотрите, кто пожаловал, — сказала Каролина, очищая тарелку последним кусочком ветчины. К ним приближались молодые женщины, обе в платьях из индийского батиста и хлопка, с низким декольте, чтобы показать белые муслиновые шемизетки под ним. Женщины выглядели смутно знакомыми, но Адди понятия не имела, как их зовут. Она поспешно опустила взгляд вниз, подняв руку к глазам.

— Я не вижу кто это, мне что-то попало в глаз, — пробормотала она, — Кто это?

— Это Рути и твоя старая приятельница Мелисса Мериголд, — сказала Каролина, — Мелисса будет подружкой невесты. Что с тобой?

— Ресничка в глазу, — Адди поморгала, симулируя облегчение, — Вот и все, мне лучше. О, Рути, Мелисса, как дела?

Рути, девушка с черными волосами и длинным, узким лицом, широко улыбнулась ей.

— Прекрасно. Думаю, мы приехали увидеть, как всем понравился обед.

— Я должна получше разглядеть платье Аделины, — вмешалась Мелисса, наклоняясь и слегка обнимая Аделину, как давнего друга. Мелисса была высока и стройна, с круглыми синими глазами, острыми скулами и длинными аристократическими пальцами.

— Это самая шикарная вещь, которую я когда-либо видела!

— Спасибо, — сказала Адди улыбаясь простой лести. Она чувствовала себя обязанной возвратить комплимент.

— Мне тоже очень нравится твое платье, особенно эти ленточки.

Шемизетка и рукавчики платья были украшены цветной тесьмой. Мелисса перебирала один из концов ленточек на левом рукаве, укладывая его под красивым углом. И Адди увидела, что ее мизинец был изогнут под неестественным углом, как будто был когда-то сломан и не вправлен должным образом. Она смотрела на изящную белую кисть расширившимися глазами. Словно вспышку, она увидела двух маленьких девочек, бросающих друг другу мяч. Одна из них бросила его слишком высоко… «Попытайся поймать его, Мисси!» Мелисса поймала мяч неудачно и сломала мизинец.

— Мисси…, — спросила Адди странным голосом, — палец причинял когда-либо тебе боль?

Мелисса усмехнулась ей, протягивая руку.

— Этот палец? А, маленький недостаток. Только не говори мне, что ты все время думала о том дне.

— Мисси? – повторила Рут, морща бровь, — Я никогда не слышала, чтобы тебя так называли прежде

— Аделина единственная, кто называл меня так, — ответила Мелисса, нежно улыбаясь Адди, — Еще с тех пор как мы были маленькими. А палец будто и не был сломан вообще, только немного изогнут. Ты не вспоминала об этом раньше, Ад.

— Но это ведь из-за меня, это я подбросила мяч так высоко…

— Нет, это была я. Я всегда была очень неуклюжей. Никогда не знала, как правильно поймать мяч, — она посмотрела, как Каролина неловко переместилась на стуле, — Каро, когда должен родиться ребенок? Довольно скоро, а?

Пока Каролина и Мисси разговаривали, Рут присела на стул рядом с Адди и наклонилась, чтобы прошептать ей:

— Харлан говорит, что твой отец не позволяет тебе видеть его брата.

— Да. Скажи мне, как Джеф? Я не видела его несколько дней.

— О, он готов умереть от одиночества, — ответила Рут, ее глаза заблестели, — Не знаю, что ты с ним сделала. Но он не хочет смотреть на других женщин, ему нужна ты.

— Я не видела его сегодня…

— Он и его друзья заняты планами на сегодняшний вечер, — Рут захихикала, — Это удобная отговорка. Харлан и остальные вчера вечером добрались до ликера и весело развлеклись. Но Джеф где-то здесь. И если Харлану можно верить, Джеф хочет устроить так, чтобы вы увиделись после того, как обед закончится.

— Спасибо, Рути.

После этого Адди слушала беседы вокруг нее вполуха, ее внимание было поглощено кланом Джонсонов, которые собрались на другом конце.

В центре семьи сидел крупный человек с огромными руками и массивной челюстью, у него были глаза яркого синего цвета, темно рыжие волосы и красное лицо. И хотя обед уже закончился, у него на коленях стояла полная тарелка, с которой он брал отборные куски. У него был королевский вид, что вполне соответствовало его значительным пропорциям. Должно быть это был Большой Джордж. Она видела некоторых из его детей, собравшихся вокруг него, включая и жениха — Харлана, но Джефа нигде не было. Толпа начала редеть. На остальную часть вечера мужчины и женщины разделились. Мужчины праздновали последние часы холостяцкой жизни Харлана с ликером и грубыми шуточками. В то время как женщины будут дарить Рут еще подарки, говорить и хихикать о мужчинах и их оригинальностях, а затем рано удаляться, чтобы выглядеть утром отдохнувшими.

Адди шла к дому рядом с Каролиной, чувствуя себя потерянной, неуместной. Едва они подошли к лестнице, она увидела Джефа за углом дома и его настойчивый взгляд.

— Аделина, — сказал он мягко, желая чтобы она сбежала, чтобы поговорить с ним. Она остановилась, быстро оглядевшись, заметит ли кто-нибудь ее отсутствие. Конечно, нет. Умы у всех были заняты предстоящим вечером.

— Аделина, не делай этого, — сказала Каролина, беря ее за руку и не глядя на Джефа, — Это не стоит того. Если папа узнает…

— Не узнает, если ты не скажешь ему.

Голос Каролины стал раздраженным

— Я не скажу, но он узнает так или иначе. Не будь дурочкой.

— Я могу принимать собственные решения, — Адди отняла свою руку, — Я не долго, Каро.

— Я могу только переживать за тебя, — пробормотала Каролина, поднимаясь по ступенькам и не оглядываясь назад, пока Адди кралась к Джефу в поисках уединения.

* * * * *

Лучшим местом, где они могли укрыться и спокойно поговорить, была кузница – небольшое помещение с крытым навесом, расположенная среди хозяйственных построек. Там повсюду лежали клейма, подковы, молотки, плоскогубцы и другие, необходимые для работы инструменты, а так же стояли две наковальни. Воздух был пропитан запахами железа и нефти. Как только дверь в кузницу за ними закрылась, Джеф тут же протянул руки к Адди и так крепко обнял, что она едва могла дышать.

— Я скучал по тебе, — многократно повторял он, покрывая жадными поцелуями ее лицо, а руки нетерпеливо гладили ее тело. Его порыв оказался для Адди совершенно неожиданным, поэтому несколько секунд она безвольно терпела его притязания. Затем она стала вырываться, неловко корчась в его руках.

— Джеф, — окликнула она, пытаясь увернуться от его поцелуев. – Ты задавишь меня. – Она поморщилась, почувствовав в его дыхании кислый запах перегара.— Ты выпил? Думаю, что ты с этим переборщил, приятель.

— Я бы совсем сошел с ума, если бы не смог увидеться с тобой, — бормотал он ей в шею, прижимая к себе. – Я собирался что-нибудь предпринять… похитить тебя, или…

— Джеф, ты слишком сдавливаешь меня.

— Я не касался тебя так долго. Твоему отцу придется за многое ответить.

— Что ты имеешь в виду? То, что он запретил нам встречаться?

— Да. И за строительство того проклятого забора. Он нарывается на большие неприятности и получит за это по заслугам.

— Одну минуточку, — ринулась на защиту Рассела Адди. – Мне тоже не нравится этот забор, но…

— И никому не нравится. Твой папаша слишком высоко замахнулся, сладенькая. И он не имел никакого права прятать тебя от меня. Но не волнуйся, это долго не продлится.

— Он имеет полное право сердиться. А что ты скажешь на счет нападения ваших работников на наших ковбоев, в том числе и на управляющего.

— Не нужно спорить сейчас, — его губы вновь принялись целовать ее шею. – Святой Моисей, тебе нравиться спорить только ради того, чтобы мне противоречить.

— Но ты, кажется, думаешь…

— Ты нужна мне. Будь милашкой, Аделина. О, я так скучал по тебе эти недели. Будь хорошей. – Его рука обхватила ее грудь, отчего Адди подскочила на месте.

— Прекрати немедленно! – она оттолкнула его руку, чувствуя, как краска стыда заливает ей лицо. Внезапно все пошло не так, как надо. Вся ее радость от встречи исчезла.

– Я пришла сюда не для этого, а для того, что бы поговорить и узнать, как у тебя дела.

— Ты пришла сюда по единственной причине, потому что хотела меня, — убежденно сказал Джеф. – Я тоже тебя хочу. Не имеет никакого значения, что делает твой отец. Я получу тебя, Аделина. Я всегда хотел тебя больше всех на свете. И плевать на все, что стоит на нашем пути. Я уверен в этом. – Он снова нащупал ее лиф, стараясь ртом заглушить ее протесты. Адди пришла в бешенство от его бесцеремонности.

— Ты как маленький мальчик, — произнесла она, изо всех сил вырываясь из его объятий. – Хвастаешься о еще не сделанном… прекрати это, Джеф! Я уже жалею о том, что пришла сюда с тобой, если это то… Ой! – она в порыве больно ударилась головой о стену, так что из глаз полетели искры. Его руки еще крепче стиснули ее. – Ты причиняешь мне боль! – задыхающимся голосом сказала она, делая рывок к двери, чуть не опрокинув их обоих на пол.

— Я люблю тебя, — бормотал он, нащупывая вырез ее платья. – Аделина… Я хочу тебя.

— Прекрати! – ее гнев смешался со страхом, когда она поняла, что Джеф не контролируем. Она была тесно прижата спиной к стене. Как далеко он собирался зайти? Она могла бы позвать на помощь, но какой позор это навлекло бы на нее и всю семью, не говоря уже обо всех неприятных последствиях! Почему он не оставляет ей выбора?

— Пожалуйста, — задыхалась она, отворачивая лицо от его липких поцелуев, в то время как его пальцы проворно расстегивали пуговицы на ее платье. – Джеф… послушай меня…

Она почувствовала прикосновение металла к затылку. Подкова, висящая на гвозде. Адди сосредоточилась, что бы освободить хоть одну руку и дотянуться до нее. Она смогла бы стукнуть его подковой. Но как сильно? Как надо стукнуть, что бы освободиться от Джефа, но при этом не убить его?

— Джеф, что с тобой происходит? – потребовала она ответа, но вместо этого почувствовала толчок его колена у себя между ног, что привело ее в бешенство.— Не заставляй меня причинять тебе боль. Я сделаю это, если ты вынудишь меня, Джеф. – он, казалось, совершенно не слышал ее, его рот все также покрывал поцелуями ее горло. Когда его руки слегка ослабили хватку, она тут же освободила руку и схватила подкову. Одновременно с этим распахнулась дверь, впуская стремительно двигающуюся тень.

Джеф был схвачен за шею и откинут от нее. Адди от неожиданности покачнулась и чуть не упала, но успела сделать шаг вперед. Хотя тут же отступила обратно, внимательно вглядываясь сквозь полумрак помещения, но разглядеть ничего не смогла, а только услышала глухие удары потасовки и приглушенный вскрик боли.

— Кто здесь? – дрожащим голосом спросила она, судорожно сжимая в руке подкову. – Джеф? Джеф…

Она услышала стон, а затем спокойный мягкий голос Бена, отчего у нее по телу поползли мурашки.

— Ты, несчастный маленький сукин сын. Если ты еще раз коснешься к ней только пальцем, то я убью тебя.

— Ты не имеешь права, — хрипел Джеф.

— Я имею все права. Это – моя работа: защищать собственность Уорнера, включая и ее. А теперь вали отсюда, иначе я закончу это здесь и сейчас.

— Я сделаю из тебя фарш, Хантер.

Бен презрительно фыркнул.

— Очень надеюсь, что попытаешься.

Заторможено Адди уставилась на дверной проем, через который ушел Джеф. Она судорожно вздохнула. Бен ногой захлопнул дверь и направился к ней, остановившись всего в нескольких дюймах. Она видела лишь силуэт головы и плеч. Хотя он был тих, она ощущала темную ярость, исходящую от него. Она не осмеливалась произнести ни звука. Без предупреждения, он схватил ее запястье и сжал, пока она не разжала руку и не уронила подкову. Отдернув руку, она стала растирать воспаленный участок.

— Если бы т…ты не пришел, — заикаясь бормотала она. – Он мог бы меня…

— Наступит время, — холодно произнес он, — когда мне не надо будет об этом беспокоиться.

— Бен…с…спасибо за…— она вжалась в стену, поскольку он придвинулся ближе. Знакомый запах и фигура, тем не менее, не успокаивали ее. Почему он молчит? Почему ей кажется, что настоящая опасность только начинается? – Джеф так странно вел себя, — проглотив комок в горле, сказала она. – Казалось, что он не слышал меня. Мне кажется, что он пытался…

— А что было бы, если бы он добился своего? Что, если бы он все-таки изнасиловал тебя?

— Я не позволила бы ему.

— Думаешь, что кто-нибудь услышал бы твои крики о помощи сквозь музыку и шум гостей?

— Я собиралась ударить его…

— Подковой? Ты случайно не заметила, насколько легко у меня получилось отобрать ее у тебя? Ты думаешь, что ему это составило бы больше труда?

— Возможно.

— Или, возможно, нет, — сказал он жестко. – Если бы он преуспел в своих стараниях получить то, что он хотел, то ты побежала бы к папочке с такой потрясающей новостью, и все вокруг превратилось бы в настоящий ад. Ты – маленькая дурочка. Неужели ты не понимаешь, что мы на грани войны? Ты чуть не предоставила чудесный повод для нее. Все ждут лишь малейшей возможности. Включая и твоего отца, — его руки схватили ее плечи, и напряглись, когда она вскрикнула от боли.

— Бен, отпусти меня!

— Тебе понравится, когда из-за тебя начнется кровопролитие?— шипел он ей в лицо. – Мужчины, умирающие из-за тебя, проливающие кровь… это польстит твоему тщеславию?

Она вздрогнула и отрицательно покачала головой.

— Нет. Я ни о чем таком не думала. Я только хотела…

— Ты хотела доказать Рассу, что ты уже взрослая. И к черту все, о чем он тебя просил. Иисус, неужели ты думаешь, что весь мир вращается только для тебя? Как тебе удалось свести с ума всех вокруг? Неужели, ты стоишь всех тех неприятностей, которые пытаешься вызвать? Меня это просто поражает!

Ее сердце екнуло, и она сделала попытку сбежать. Однако, он легко поймал ее и заключил в свои объятия. Джеф был силен, но ничто по сравнению с Беном. Пытаться бороться с ним было бесполезно. Его мускулы были тверды как сталь, а тело жесткое как сыромятная кожа.

— Теперь, когда ты избавился от Джефа, — сказала она, — ты собираешься занять его место?

— Есть огромная разница между ним и мной, дорогая, — издевательски произнес он. – Последствия от того, возьмет он тебя или я. Если ты так нуждаешься в мужике, что готова прятаться тут с Джефом, то я буду более чем рад удовлетворить тебя. Все останутся при своих интересах, если я займу его место.

— Я ненавижу тебя!

Уперевшись руками в его грудь, она что есть, силы отталкивала его, сумев добиться только того, что они оба потеряли равновесие. Бен сумел развернуться и взять на себя удар от падения. Адди приглушенно вскрикнула, когда он тут же перекатился на нее. Она попыталась его ударить, но он быстро поймал ее запястья и прижал к земле у нее над головой. Адди продолжала бороться, тесно прижатая к земле его телом, не обращая внимания на то, что лиф ее платья сползает все ниже.

— Остановись, Бен! Я уже и так достаточно пережила сегодня! Если ты не отпустишь меня, то завтра…

— Помолчи!

— И не подумаю! Дай мне уйти, ты, вонючий кусок…

— Я сказал помолчи! – тон его слов был так категоричен, что Адди пораженно замолчала. – Считай, что тебе повезло, что я помню о твоем отце даже сейчас. Только из уважения к нему, я не сделаю того, что ты заслуживаешь. Черт побери, прекрати ерзать!

Ее глаза, привыкшие к полумраку, неистово впились взглядом в его лицо.

— Если ты не собираешься давать мне то, что я на твой взгляд заслуживаю, то отпусти меня немедленно! Не выводи меня из себя! — потребовала она.

Его губы находились так близко к ее, что пожелай он ответить, прикосновение было бы неизбежным. Через юбки она чувствовала твердость его плоти, плотно прижатой между ее бедрами. Чувство его там заставило ее задрожать. Теплая слабость разливалась по всему телу.

Нет. Она не могла чувствовать такого, не к Бену Хантеру… ее врагу… он был смертельно опасен… ему запрещено. Быстрым движением она подняла колено, пытаясь ударить его. Он ловко переместился так, что колено ударило внутреннюю часть его бедра, которое было таким же твердым и непоколебимым, как ствол дерева. Он приподнял ее юбки, и устроился между ее бедрами так, что еще шире раздвинул их.

— Так это то, чего ты стремишься избежать? – потребовал он ответа, прижимаясь к ней между бедер так, что она охнула. Он показался ей огромным и горячим. – Потому что это, — продолжал он, качнув бедрами, отчего по ее телу разлилась еще одна волна удовольствия, – результат всех твоих улыбочек и заигрываний, Адди…

— Я никогда не пыталась тебя…

— Тебе достаточно просто посмотреть на мужчину, и ты об этом прекрасно знаешь. Черт, я даже не могу обвинять Джефа в том, что он хочет тебя. Для тебя это – просто игра: сводить с ума, заставляя неистово желать себя, а затем бросать.

— Нет! Ничего подобного я не делаю! – дрожащим голосом из-за переполнявших ее эмоций, стала отрицать Адди. Она была ошеломлена силой его гнева. Что такого она совершила, что бы привести его в такое неистовство.

Бен поднял голову. Его глаза сверкнули, когда он заметил ее учащенное от злости дыхание и хищно скрюченные пальцы.

— Ты выцарапала бы мне глаза, если бы смогла, — тихо констатировал он.

— И даже больше, — сказала она, в то же время сознавая, что он просто играет с ней, и ненавидя его за это. – Я заставлю тебя заплатить за то, что ты посмел относиться ко мне, как к…

Его рот прекратил ее тираду, крепко прижавшись. Это был поцелуй гнева, а не страсти, направленный на то, что бы показать кто здесь главный. Она стонала и боролась с ним изо всех сил. Через какое то время она осознала всю бесполезность сопротивления и сдалась. Бен остановился и поднял голову, его дыхание было хриплым и тяжелым. Она знала, что его губы так же пострадали от этого поцелуя-наказания, как и ее, но эта мысль не принесла ей удовлетворения.

— Ты закончил?— прерывающимся голосом сказала она. – Ты доказал, что больше и сильнее меня. Я уверена, что эта мысль принесла тебе удовлетворение. Ты победил. Есть одна вещь, которую я хочу тебе объяснить. Я слышала, что ты сказал Джефу несколько минут назад. Так вот, я хочу, что бы ты запомнил для себя раз и навсегда: я – не собственность, ни моего отца, ни твоя. А теперь убери свои лапы и отправляйся ко всем чертям!

Он был совершенно не впечатлен ее яростью.

— Когда буду готов.

— Чего ты хочешь от меня? – взорвалась она. – Что б я притворялась, что я наслаждаюсь?

— Возможно. Стоит попробовать.

— Пошел к черту! Единственное, что я чувствую к тебе – это отвращение.

Он замолчал, всматриваясь в ее лицо, а затем встряхнул головой, как-будто пытаясь избавиться от наваждения.

— Должно быть, это правда. Да и нельзя сказать, что я сегодня от тебя в восторге.

Он приподнялся, оставляя свои бедра крепко прижатыми к ее, и отпустил запястья Адди. Внезапно, она снова смогла свободно дышать. Ее руки безвольно упали вдоль тела. Она почувствовала небольшое покалывание, когда кровь стала нормально по ним циркулировать. Она лежала неподвижно, ожидая, когда он освободит ее тело от своего веса, и, пытаясь привести мысли в порядок.

Глаза Бена блуждали по ее груди, когда она попыталась приподняться. Даже плененная, со скрученными юбками, она являла собой соблазнительное зрелище. Он не мог не помнить ощущение ее груди, плотно прижатой к его, мягкую колыбель бедер. Его гнев утих так же быстро, как и возник, заменив собой чисто мужской интерес. Его могли лишить места, если бы стало известно, как он с ней обошелся. Рассел бы избил его до полусмерти, если бы узнал.

И все же, он был уверен, что Рассел ни о чем не узнает. Если интуиция Бена права на счет Адди. Если она чувствовала хоть часть того, что ощущал он, то не только сожаление останется в ее памяти от их встречи. Конечно же, она никогда в этом не признается. Бен смотрел на нее и думал, как ему стоит поступить. Отпустить ее и принести извинения? Это, вероятно, было бы лучше всего… но что-то внутри восстало от мысли дать ей уйти просто так. Пока она в его руках, почему бы не использовать это в своих интересах? Она не сможет ненавидеть его еще больше. И к черту все сомнения. Он так неистово желал ее, что, казалось, просто сгорал изнутри.

— Отвращение – это все, что ты чувствуешь, Адди?

— Да, — коротко ответила она.

— Не хотелось бы противоречить тебе, дорогуша, но в какой то момент, и я готов в этом поклясться, ты чувствовала кое-что совершенно не похожее на отвращение. В течение некоторого времени ты…

— Меня не интересует, что ты себе вообразил о том, что я чувствовала! – К этому моменту Адди уже была достаточно оскорблена, и желала только одного, что бы вся эта ситуация осталась в прошлом. Чтобы сбить ее с толку, Бен наклонился и поцеловал ее в кончик носа, как будто у них только, что было нежное свидание. Адди была совершенно изумлена. Она никогда не могла предсказать, что он сделает в следующий момент.

— Я сожалею, что назвал тебя собственностью, — пробормотал он. – Я не это имел в виду.

— Именно это, но больше такого не повториться. Ты такой же, как все здешние мужчины. Я не могу смириться с таким отношением к женщинам, которое существует.

Его губы нежно потерлись о ее бровь, а затем, легко, как касание бабочки, поцеловали веко.

— Так помоги мне измениться.

— Я… Мне нет никакой з…заботы, изменишься ты или нет. Я только хочу…

Ее сердце стало бешено стучать в груди от его очередного поцелуя. Что он с ней делал?

— Ты хочешь, что? – напомнил он, поглаживая рукой ее шею. Она попыталась отодвинуться. Но теперь, когда она была в его объятиях, он не собирался позволить ей уйти.

— Я хочу, что бы ты меня отпустил.

— Ты уверена?

— Да,— слабым голосом ответила она.

— Думаешь, я смогу?— в его голосе появилась такая интонация, что у нее по позвоночнику пошла дрожь. Она сморгнула, начисто забыв, о чем он спросил, пока он не повторил вопрос.

Кивнув, Адди снова попыталась встать.

— Ты не сказал, что сожалеешь о том, что целовал меня.

— Нет.

— Но мне было плохо.

— А вот об этом я сожалею, — он взял ее за руку и приложил к своему лицу, нежно поглаживая запястье, от чего дрожь у нее переместилась аж до пальцев ног. – У тебя такая маленькая ручка. – Она попыталась ее вырвать, но он только стал крепче ее держать. Его лицо расплылось в улыбке. – Ты сама не больше ребенка.

— Достаточно большая, что бы справиться с тобой, — возразила она, и тут же покраснела, когда он засмеялся.

— Очень даже может быть.

— О, дай мне, наконец, уйти. Ты – злобный, властный… Я никогда не прощу тебя за… Нет, Бен…

— Нет, что?

— Не делай этого.

— Не делать, что?

— Бен…

Ее слова затихли от того, что его рот накрыл ее губы, целуя настойчиво и проникновенно, как никто и никогда ее не целовал прежде. Она слабо попыталась отодвинуться, но он взял ее лицо, как в колыбель, в свои ладони, и нежно поглаживал скулу большим пальцем. Он целовал ее так всепоглощающе, как рисовало его воображение уже столько времени, сколько он хотел ее, исследуя внутреннюю часть ее рта, смакуя вкус, щекоча языком ее небо и сплетаясь в интимном танце с ее языком. Она дрожала, не пытаясь больше бороться с ним, поскольку начала тонуть в море огня. Они целовались отчаянно, страстно, пробуя и смакуя друг друга.

Низкое довольное урчание вырвалось из горла Бена, когда его рот проложил дорожку к ее шее. Тело Адди горело. О, удовольствия было так много, что она не могла выдержать. Но тем не менее, хотела большего. Что она позволяет себе здесь, на полу, с Беном Хантером? Она сошла с ума.

— Я ничего не соображаю…

— Тише. Не говори ничего сейчас.

Он продолжал исследовать губами ее шею, спускаясь все ниже, туда, где начиналась округлость груди. Он чувствовал рукой бешенное биение ее пульса. Прежде, чем она могла остановить его, его пальцы скользнули под ее платье, пока рука полностью не сомкнулась вокруг ее груди. Потрясение от ощущения его руки на ее кожу поразило их обоих, заставляя задохнуться от восторга. Адди застонала. Она никогда и не с кем не разделяла такую близость. Это пугало, но и восхищало. Ее ум приказывал ей остановиться, но ночь вокруг была так пропитана этим безумие, что голос разума затих сам собой. Она не могла уже остановиться.

Его рука нежно поглаживала ее ребра, словно боясь, что она может сломаться, а в ответ она выгнулась для него, как настоящая распутница. Ее стон наполнил его рот, когда рука вновь возвратилась к груди, и он большим пальцем стал описывать круги вокруг соска. Сладкая мука заполнила все ее существо. Прижимаясь к нему, она запустила руки в его волосы и припала к его губам. Их языки скользили друг о друга, то отступая, то вновь возвращаясь.

Через время, Бен поднял голову и глубоко вздохнул, что бы справится с настойчивым желанием своего тела. Потребность взять ее, здесь и сейчас, было почти невозможно сдерживать. Это стало его навязчивой идеей. Он хотел знать все ее тайны, почувствовать ее, пока не поймет ее душу и тело, как свои собственные. Несмотря на весь свой опыт, он никогда не ощущал такой потребности в другом человеке, не жаждал так полного слияния. Он вытащил шпильки из ее прически и стал ласкать и гладить освободившиеся локоны.

Адди обвила его шею руками, почувствовав, что он придвинулся так, что бы их тела идеально сливались вместе. Слои одежды, которые разделяли их, не мешали в полной мере ощущать его желание и ее мягкость, твердость его возбуждения и ее податливую форму.

Адди почувствовала, как он стянул с ее плеч платье, а его горячий рот накрыл ноющий от желания сосок, вызывая этим горячие молнии внизу живота. На ощупь, она обхватила крепко его плечи, пытаясь без слов сказать: не останавливайся… никогда не останавливайся.

— Аделина, — шептал он, страстно целуя ее губы. – Не сдерживайся. Я не причиню тебе боли.

Она задохнулась, когда почувствовал, как его рука спустилась вниз, минуя талию, и скользнула в ее панталоны. Адди напряглась, ощутив кончики его пальцев внутри себя.

— Нет… Я не должна позволять тебе…

— Да, — шепнул он ей, уткнувшись лбом в ее плечо. – Ты права. И я не должен хотеть тебя. Но я хочу.

— Бен, — пробормотала она. – Пожалуйста…

— Никто и никогда не узнает о том, что было. Ты можешь держать в страхе остальную часть мира, но позволишь мне быть внутри. Ты ведь понимаешь, что случилось между нами. И знаешь, что ничто не сможет остановить это, независимо от того, что хотим или не хотим мы сами, — она застонала, когда он нашел чувствительное место, которое стал поглаживать, держа ее на грани удовольствия и безумия.— Я хочу, чтобы ты помнила это, — прошептал Бен ей в лицо. – Помнила всякий раз, когда будешь думать обо мне.

Она вцепилась в него, требовательно выгибая вверх бедра. И вскрикнула.

— Вспоминай. Потому, что я не собираюсь брать тебя здесь, — продолжал он шептать ей в волосы. Вздыхая, Бен убрал руку от ее бедер, нежно погладив вздрагивающий живот, и поправил на место ее сбившиеся юбки. Он оглянулся вокруг, как будто впервые замечая, что их окружает. Его губы скривились от отвращения. – Кузница.

Обессиленная Адди смогла лишь слегка пошевелиться и с трудом восстанавливала дыхание. Бен довольно улыбнулся, и, приподняв ее за плечи, положил ее голову себе на грудь. Он ждал пока утихнет ее дрожь, хотя его самого сжигало болезненное ощущение от собственного неудовлетворенного желания.

— Я должен буду вернуться в «Санрайз» завтра после свадьбы, — сказал он, стараясь казаться спокойным. – Кто-то должен заботиться о ранчо, а в сложившейся ситуации, я не могу доверить управление своему помощнику больше чем на день или два. Если ты не хочешь подвергнуться повторению притязаний Джефа снова, то постарайся держаться ближе к отцу и своей семье.

— Что, если…— она сделала паузу и проглотив комок в горле, продолжила. – Что, если я не хочу повторения твоих притязаний?

— А и правда, что?— заинтересованно сказал он, нежно куснув ее у основания шеи.— Я думаю, что мы найдем ответ на этот вопрос, когда оба окажемся в «Санрайз».

Он был уверен в ответе. Она знала, что он нисколько не сомневался, что она будет хотеть его все так же. Она должна была бороться сама с собой, поскольку тоже не сомневалась в его правоте. Но, тем не менее, стала протестующе извиваться, пытаясь отклониться от его ласк.

— И не удивляйся, если заметишь, что за тобой будут наблюдать наши работники. Прежде, чем я уеду, я собираюсь дать строгие указания на счет тебя, и все черти ада вылезут, если Джеф подойдет к тебе ближе, чем на сто футов. А, если я узнаю, что он позволил себе что-то большее, чем просто взгляд издалека, то я собственноручно заставлю его пожалеть об этом.

— Даже рискуя вызвать войну? – приглушенно спросила она, на что он мрачно усмехнулся, удивленный ее сарказмом.

— Совершенно верно. Если она должна начаться из-за тебя, милая, то ты видишь перед собой человека, который первый нажмет на курок.

* * * * *

Приведя себя в порядок, насколько это было возможно, Адди, разыскав Мэй, сослалась на головную боль, дабы провести остаток вечера в одиночестве. Она не хотела никого видеть, не сейчас, когда ее мысли беспорядочно путались в голове. Пытаясь уснуть пораньше, она лежала на животе, обхватив руками подушку, и уставившись невидящим взглядом в стену. Дом Фенинсов был удобным, но далеко не столь изящным, как дом в «Санрайз». Комнаты здесь были маленькими и скромно обставленными, матрасы комковаты, а постельное белье даже немного заплесневелым. Лиа спала на кровати у противоположной стены. Они расположились в комнате, по соседству с комнатой, занимаемой Каролиной и Питером.

Адди не хотела думать о том, что случилось той ночью, но она не могла избежать этого, и не могла забыть об этом. Она продолжала слышать голос Джефа, и то, что он сказал о Расселе. — Он взлетел слишком высоко, дорогая. У него нет никакого права прятать тебя от меня... но не волнуйся, это долго не продлится...

Что он имел ввиду?

Угроза маленького мальчика, шептала она. Расстроенный маленький мальчик, который не получил желаемого. Возможно, все дело в этом.

Глубоко вздохнув, Адди потерла лоб, затем прикрыла глаза и прижала к ним кончики пальцев. Она лежала с закрытыми глазами, а ее ум продолжал лихорадочно работать. Медленно темнота окутала ее сознание, и она вновь услышала, преследующий ее, хриплый голос.

Адди, не отварачивайся от меня. Я не причиню тебе боли. Теплый рот, скользящий по ее коже, твердое тело, обещающее наслаждение. Никто никогда не будет тебя знать, как я. Ты можешь оградиться ото всех, но пусти меня в свой мир.

Адди, сжавшись, сидела, затаив дыхание, с бешено колотящимся сердцем.

— Остановись, — шептала она. – Остановись.

Бен был ее врагом. Она не позволила бы ему убить Рассела. Она не могла позволить ему ослабить ее оборону. Рассел был ее отцом, ее настоящим отцом, и она была в ответе за его жизнь. Пришла пора действовать.

Она должна была предупредить Рассела. Так или иначе, она должна была найти возможность сделать это. Адди встала. Она мерила шагами комнату, и ее длинная ночная рубашка развевалась позади нее. Она попыталась представить себе Бена, планирующего убийство Рассела, после того, как будет подписано новое завещание. А затем крадущимся в комнату отца, с намерением осуществить убийство. Это было настолько очевидным, что даже беспокоило Адди. Бен должен был бы знать, что он будет первым, кого все заподозрят. Он должен был бы предусмотреть это.

А еще есть Джонсоны, которые ненавидят Рассела. Множество людей хотели бы наложить руки на ранчо «Восход солнца», сломать заборы, завладеть его скотом и водными правами. Фактически все вокруг. Но никто не желал этого больше, чем владельцы «Дабл бар». Возможно, Джонсоны были замешаны в убийстве.

Она остановилась, на мгновение, посреди комнаты, когда на ум опять пришли слова Джефа. Он взлетел слишком высоко, дорогая... но не волнуйся, это долго не продлится... Это было угрозой, настоящей и неприкрытой. Она не сомневалась, что Джеф и Большой Джордж хотели смерти Рассела не меньше, чем Бен. Может, они и планировали все вместе?

Нет. Задумчиво покачала головой Адди. Бен ненавидит Джонсонов. Он никогда не стал бы действовать с ними заодно. И он любит Рассела. Он не убил бы его. Я не должна думать, что это был он. Она не хотела верить этому.

Но Рассел должен был быть убит кем-то из близких ему людей, кем-то, кто знал о его привычках, какая комната была его, и как пройти через дом. Кто-то, кому не надо было пробираться мимо всадников, которые охраняли собственность круглосуточно. Это должен был быть Бен, тем более что, согласно истории, он уедет из города после убийства и никогда не уже не вернется.

— О, Бен, это не ты. Это не ты. — Прислонившись к стене, кусала она губы.

Сильные руки нежно скользили по ее телу, разжигая в крови огонь желания. Я хочу, чтобы ты запомнила это. И вспомнила каждый раз, когда будешь думать обо мне.

— Почему все это происходит именно со мной? – шептала она в муке. – Чем я заслужила это испытание? Я — все еще Адди Пек... но я и — Аделина Уорнер. Я помню события, произошедшие в разное время, но я не знаю, что для меня реальность. — Она затихла, когда увидела, что маленькое тело под одеялом, на кровати напротив, зашевелилось. Лиа проснулась.

— Тетя Аделина? — сказала она сонно.

— Да, Лиа? — Адди медленно подошла к ней, пытаясь взять себя в руки.

В I930 Лиа сказала, что тетя Аделина была жадной и эгоистичной интриганкой. Воспоминания о тете Аделине были Лиа неприятны. Почему? Что Лиа видела или слышала такого, что у нее сложилось такое впечатление о тете?

Ребенок, зевая, повернулся и уставился на нее сонными глазами из под тяжелых век.

– Почему Вы ходите по комнате?

— Я сожалею, что побеспокоила тебя. Я не могла уснуть. И думала о стольких вещах, что просто должна была встать.

— О чем Вы думали?

— О ком-то.

— Я видела, что Вы ушли сегодня с Джефом Джонсоном, — сказала Лиа, и ее темные глаза, потеряли все следы сонливости. — Вы думали о нем, не так ли?

— Ты видела меня с... но... Я думала, что все дети играли за загоном.

— Я вернулась раньше. Я шла следом за Вами и мамой в дом, когда появился Джеф Джонсон и Вы пошли с ним. Мама сказала мне, что я должна об этом никому не рассказывать, иначе у Вас будут проблемы с дедушкой.

— Да, действительно, — сказала Адди с сожалением. — Я буду тебе очень благодарна, если ты никому об этом не расскажешь. Почему ты так морщишь свой нос?

— Почему Вы пошли с ним?

— Я должна была поговорить с ним, Лиа.

Девочка сморщила свой носик, как-будто почувствовала какой-то неприятный запах.

— О.

— В чем дело? Тебе не нравится Джеф? Почему?

— Вы же сказали мне не говорить почему.

— О... Я... — Адди сделал паузу, и посмотрела на нее, в то время как любопытство забурлило в ней. — Я и забыла, что говорила тебе это, Лиа.

— Вы сказали, что это наша тайна.

Адди потребовалось все ее самообладание, чтобы подавить свое неистовое нетерпение и удержаться от желания вытрясти «тайну» из ребенка. Она улыбнулась и села на кровать, стараясь говорить спокойно.

— Хорошо, но, может ты освежишь мою память, а то я просто не смогу заснуть. Почему я забыла такую вещь? Скажи мне, в чем заключается наша тайна?

— Тетя Аделина, я устала.

— Скажи мне, а потом мы обе сможем быстро уснуть.

— Разве Вы не помните? Я сидела под верандой, а Вы с Джефом разговаривали возле лестницы.

— Это было утром или вечером?

— Вечером.

— Это было очень давно, или недавно?

— Недавно, — сказала Лиа торжественно.

— И о чем мы говорили?

— Вы говорили очень тихо о дедушке, Бене и...

— И?

— И о завещании. Завещании дедушки. И я издала какой-то шорох, и Вы словно обезумели, когда увидели, что я была там. Разве Вы не помните?

— Я... очень смутно. — Адди закрыла глаза, почувствовав внезапное головокружение. Завещание Рассела.

Быстро обойдя лестницу, она схватила заледеневшими руками, ребенка за плечи, и как бы со стороны услышала свой голос, мягкий, но звонкий от гнева. Что ты слышала? Что ты слышала? — А затем, нежный, хитрый и умасливающий: — Не кричи, Лиа. Я думаю, что ты, теперь достаточно большая девочка, чтобы разделить взрослую тайну. То, что ты услышала – Наша большая тайна, Лиа... и ты ни кому не должна о ней рассказывать...

Это было все, что она могла вспомнить.

— Что я говорила о дедушке и Бене?

Лиа отвернулась к стене.

— Я не хочу говорить об этом.

Адди медленно наклонилась и поцеловала Лиа в лоб.

— Я сожалею, если рассердившись, напугала тебя тогда.

— Все хорошо, тетя Аделина. — Это все еще наша тайна?

— Да, Лиа, пожалуйста. – Ответила она, и ее голос прозвучал отстраненно. — Сладких тебе сновидений.

Ребенок отвернувшись, шлепнулся на подушку, сонно зевая.

Ее колени тряслись. Адди подошла к своей собственной кровати и села.

Зачем я сказала бы Джефу о завещании? Для этого не было никакой причины. Если... если я только не замышляла что-то с Джефом. О, но я не могла. Не о завещании. Ведь это означало бы...

Подозрения разлились в ней подобно яду. Но она упрямо продолжала отрицать даже саму возможность.

Я дочь Рассела. Я не сделала бы ничего, что причинило бы ему боль, независимо от того, на что я была прежде способна. Я знаю, что я не смогла бы.

— Боже мой, что делать? – прошептала она пересохшими губами.

Каким человеком она была до того, как вернулась в «Санрайз»?

Интриганкой. А возможно и кем-то намного худшим.