Глава 11. ВОЗМЕЗДИЕ

Волоча вместе с Сэнсэем мешок с телом Чики, Вано то и дело пинал мешок, приговаривая:

— Да что же он такой тяжелый… Совсем меры не знают, разжирели на бандитских харчах! Бога не чтут, законы не соблюдают, жрут как свиньи. Кто после этого назовет их людьми? У, кабан!..

С этими словами он добавил еще пару пинков, не желая признавать, что Чика был небольшого роста, крепок и мускулист, в отличие от жирного борова Люки.

— У меня уже спина разболелась от этих туш… Ну надо же так непомерно жрать! Надо было его в туалете завалить, я тебе предлагал! Там бы вся охрана от ужаса в соляной столб превратилась…

Но, видя, что Сэнсэй никак не реагирует, продолжал:

— На фига мы его куда-то будем волочь, давай здесь с ним покончим!

— Да нет! Ты пойми — это дело чести!

— Какая честь?! Он хуже свиньи! О чем ты говоришь?..

— Я говорю не про его, а про свою честь.

Вано вздохнул, поняв, что друга переубедить не удастся, и молча поволок ношу, периодически наказывая ее, незаметно от Сэнсэя, резкими пинками. При этом Чика, придя в сознание, начал издавать ответные клокочуще-булькающие звуки.

— Смотри, не переусердствуй, — сказал Сэнсэй, не оборачиваясь, и лукаво добавил: — Ты это от удовольствия или от безысходности своего положения?

— Это аванс, — выкрутился Вано. — Вдруг он после смерти тоже окажется каким-нибудь извращенцем?

Дойдя до машины по лесопосадочной полосе, они запихали мешок с Чикой в багажник машины Сэнсэя и поехали околицами к дому Люки.

— Как таких земля носит?! — возмущался отец Иоанн.

— У природы тоже бывают свои ошибки, — спокойно ответил Сэнсэй.

— Да, но удивительно, что эти «ошибки» имеют свое место под солнцем!

— Место под солнцем — вопрос спорный. Солнце ведь не только растит, но и разлагает.

Вано любил заводить с Сэнсэем разговоры на философские темы, так как эти беседы всегда оказывались своеобразны и уникальны. Сэнсэй умел не только анализировать факты, но и логично выстраивать их в цепочку, приводя примеры из истории цивилизаций. У него было необычное. видение общей картины мира и смысла человеческой жизни. Он досконально разбирался в тонкостях человеческой психики. А его философия о жизни и смерти уничтожала все сомнения по поводу бренного существования индивида. Многие истины, высказанные Сэнсэем, казались на удивление близкими и очень родными по духу, но давно забытыми, таящимися на самом непроглядном дне подсознания. Поэтому отец Иоанн, хоть и позволял отпускать «наставнические шутки» в адрес Сэнсэя, но всегда считал его человеком, которого, как говорится, Бог посылает раз в жизни. Он был дружен с Сэнсэем еще с «Острова», но настоящее понимание сущности этого человека к нему пришло лишь в самый пик кризисного периода жизни. Это было время, когда правительство, на которое они работали за идею о светлом будущем, бросило их на произвол судьбы. Разрушился Союз, погибли убеждения. А ничто в мире так не угнетает душу, как разрушение твоей чистой веры. И неизвестно, чем бы закончилось для Вано это опустошение внутреннего живительного источника, если бы не Сэнсэй. Он был единственным из всех, кто воспринял трагедию с внешним спокойствием, кто тогда зажег в Вано новую веру, веру в Бога — веру, которую не сможет отнять у человека ни одно правительство мира. После беседы с Сэнсэем в душе Вано тогда произошел коренной перелом. Неожиданно он увидел мир с совершенно другой стороны. После памятного разговора они с Сэнсэем долго не виделись. Вано, помыкавшись по миру, решил стать священником. Но, уже проповедуя вечные истины другим, он помнил, что Сэнсэй — единственный бальзам для его собственной души.

Отец Иоанн с уважением посмотрел на Сэнсэя и продолжал рассуждать:

— Сколько сталкиваюсь с садизмом, с этим гнилостным элементом разложения, но никак не пойму, каковы его истоки в человеке?

— Первичные истоки таятся в родителях. Таков закон природы: за грехи родителей расплачиваются дети. Возьми, к примеру, «новых русских», тех, кто наживал свои «закрома» грязным путем. Посмотри, что творится с их детьми! То личная жизнь не складывается, то они внезапно гибнут от несчастного случая, то у них обнаруживаются неизлечимые заболевания. То есть природа бьет человека по самому больному месту. И если раньше грехи всплывали в третьем, четвертом поколении, то сейчас время все больше и больше сжимается, и наказание природы можно наблюдать в течение одного поколения… Или вот возьми Чику. Это вообще живой пример типичного представителя вымирающего рода. Его мышление и образ жизни говорят о том, что многие его предки преступали человеческую грань, уничтожая тем самым свои последующие поколения. То, что от них рождалось, все больше и больше деградировало, передавая эту дегенерацию из рода в род по хромосомам. Понятие Любви в таких семьях напрочь отсутствовало, превращая это чувство либо в голую животную страсть, либо в холодность и извращение. А ведь закон преобразования высших энергий, выраженный для людей в простой словесной формуле, гласит: «Кто в Любви, тот в Боге, и Бог в нем, ибо Бог и есть Любовь». Чем глубже род зарывался в грех, тем больше эта вечная незыблемая формула единения с Богом начинала бесить последующие поколения выродков, а проще говоря, сформировавшихся нелюдей. Это своеобразная агония вымирающего рода. И самое интересное, что остановить эту адскую машину самоуничтожения зла практически невозможно. Едва в роду набирается определенное количество тяжких грехов, срабатывает механизм самоликвидации. Это тоже закон природы, касающийся степени зла, порожденного, кстати, не только действием, но и любыми формами негативных мыслей. Ничто никуда не исчезает, а лишь преобразуется из одной формы энергии в другую… Так вот, когда запускается этот механизм самоликвидации, подключается неосознанный «брачный инстинкт» — выродки вступают в браки с себе подобными дегенератами.

— Да, получается, как волка ни корми, он все равно в лес смотрит, — задумчиво произнес Вано.

— Совершенно верно. Снова возьмем Чику. Это характерный пример последней стадии предсмертной агонии рода. Уже даже то, что накопал на него Филер, впечатляет. Его семья кишмя кишит всякими «бесами». В его роду были и анархисты, и нигилисты, двуликие «бесы» инкубы и суккубы, что превращают мужчин в женщин и наоборот, скрытые «бесы» садизма и мазохизма… Его мать в результате ранних беспорядочных половых связей родила ребенка. Но он сразу же умер. Второй и третий ребенок умерли в младенческом возрасте. Возможно, мать каким-то образом догадывалась о дегенерации своего рода, поэтому пустилась на ухищрения, пытаясь обмануть природу. Но как она ни старалась, в конце концов, оказалось, что четвертый ребенок был зачат от злостного садиста, неоднократно судимого за тяжкие убийства. Чтобы скрыть свою беременность, она вышла замуж за другого, На свет появился Чика. Названый отец Чики был законченным алкоголиком, к тому же заражен сифилисом. Считается, что потомству гарантированно передаются все «бесовские» качества. Отец, естественно, догадывался о происхождении ребенка. Чика, мало того что родился рыжим, так еще четырехпалым — на левой руке два пальца были сросшимися. Бог шельму метит!

— Да, я тоже заметил у него этот дефект.

— Так вот… Отец из-за своей полной импотенции и хронического алкоголизма зверел с каждым днем, беспощадно избивал мать и сына. В конце концов, когда Чике было девять лет, мать, придя домой с работы, обнаружила труп мужа. В его живот воткнули нож по самую рукоятку. Чика сказал, что видел, как отец сам напоролся на нож. Дело ясное, что дело темное… Позднее там, где они жили, стали пропадать соседские кошки и собаки. Однажды мать застала своего сына за разделкой тушек этих беззащитных животных.

Если следовать дедуктивному психоанализу, именно тогда у Чики начинает всплывать негативная наследственность, а также формироваться комплекс неестественной любви к смерти. Это значит, что человек всю жизнь живет любовью к чужому страху и чужой смерти. Они становятся для него наркотиками. Но данный комплекс одновременно порождает мучительный страх перед собственной смертью, который тоже сопровождает человека всю его жизнь.

Когда Чике было двенадцать лет, его мать повесилась в туалете. Подобный суицид опять-таки — проявление признаков гнилого рода. Естественно, для психики Чики данное происшествие не прошло бесследно. Он полностью замкнулся в себе. На воспитание его взяла бабушка со стороны матери — полуеврейка. Благодаря ее стараниям Чика выбрал себе профессию хирурга и даже поступил в мединсти- тут. И эту профессию Чика выбрал не случайно, чтобы поближе быть к внутренней среде крови и власти над телами.

— Змея меняет кожу, но сама от этого не меняется.

— Совершенно верно.

— А как же душа? Она что, отсутствует у подобных типчиков?

— Почему отсутствует? Отнюдь. Конечно, бывают в истории случаи, когда тело живет без души, но они единичны. Кстати, редкостный пример — наш Люка. А в основном души, конечно, присутствуют, только доступ к ним наглухо забит тоталитарной властью животного начала в мыслях человека. Но тут вопрос даже не в присутствии души, все гораздо глубже. Почему именно эти души оказались в телах деградирующего рода…

Машину сильно тряхнуло. Пошла ухабистая дорога лесных проселков. Сэнсэй некоторое время сосредоточенно вел автомобиль и, выехав на ровную дорогу, продолжил:

— Так вот, о Чике. В мединституте у него разыгрался половой «аппетит». Это понятно. В восемнадцать—двадцать пять лет половой инстинкт и, соответственно, связанные с этим психозы проявляют себя сильнее всего. Как говорят нынче ученые — гормоны в голову бьют. В этот период у Чики утверждается комплекс садизма. Он стал испытывать наслаждение от ненасытной жажды власти и своей половой силы и блаженствовал, развлекая себя сексуальными на- силиями в извращенной форме и страхами очередной партнерши-«жертвы». Из мединститута Чика «вылетел» именно из-за своего сексуального садизма. Находясь в экстазе во время половой связи с однокурсницей, он начал резать ее тело бритвой. Вид крови его еще больше опьянял. Но девушка смогла вырваться и убежать. Чику тогда не судили, так как его бабушка постаралась замять дело до суда. А зря! Сколько людей от него потом еще пострадало… Ну, а дальнейшая жизнь Чики закрутилась на волне преступных деяний, пока его не нашел Кронос. Как говорится, свой своего чует по запаху… До этого Чика успел жениться. Но вскоре выяснилось, что детей у него никогда не будет. Вот тогда у него и окончательно «сорвало крышу». В предсмертной агонии своего рода Чика возненавидел всех и вся. А тут подвернулся подымающийся Кронос с беспределом власти. И Чика получает то, к чему стремился всю свою сознательную жизнь, причем в открытом виде: кровь, тела и безграничная власть над собственными жертвами. Естественно, после такого «подарка» он был предан Кроносу, как собака… Но как бы Чика ни «разделял и властвовал», как бы «глубоко ни дышал», перед смертью, как говорится, не надышишься. Особенно если это смерть рода.

Сэнсэй с Вано подъехали к поселку Люки со стороны леса. Не доезжая метров пятьсот, Сэнсэй потушил фары. Дом Люки по-прежнему угрюмо стоял на окраине. Но сейчас возле него наблюдалось некоторое оживление. Вано вызвался сходить в разведку. Он бесшумно пробрался к дому. Темнота скрывала Вано с головы до ног, делая его своей невидимой частью. Возле ворот Люки стояли две машины. Вано подполз к ним совсем близко. В одной из машин сидели люди и играли в карты, щурясь в тусклом свете салона. Видимо, они давно поджидали хозяина дома, и такое времяпрепровождение им изрядно надоело. Вано послушал их ленивые реплики и уже собирался уходить, как внезапно у кого-то из картежников зазвонил мобильник.

— Да, — послышался голос и тут же изменился. — Что?! Люка?! Ясно… Ясно… Едем!

Выругавшись по-черному, он сообщил остальным находящимся в машине:

— Твою мать, Люку завалили! Тремовы только что обнаружили его у себя в кабинете…

В салоне повисла немая тишина. Лишь приглушенная музыка доносилась из приемника. Эта новость явно шокировала присутствующих.

— Ну, чего расселись! Быстро по машинам! — рявкнул тот же голос.

Вано моментально откатился в сторону. Почти одновременно из автомобиля выбежали трое мужчин и кинулись ко второй машине. Взревевшие моторы двух поспешно отъезжающих иномарок подняли неугомонный лай собак в округе. Вано, воспользовавшись этим шумом, скрылся в темноте в сторону леса. Сэнсэй встретил его с улыбкой.

— Ты что там, приблудившегося кота изображал? — спросил он с издевкой.

Вано усмехнулся.

— Ну, чего ты зубы скалишь? Ну не я, не я всех собак брехать заставил! — пошутив, он перешел на серьезный тон и подробно рассказал обо всем, что видел и слышал.

— Отлично, — проговорил Сэнсэй, выслушав друга. — Даже еще лучше, чем я предполагал. Теперь все разбуженное село подтвердит, что две машины умчались от дома Люки во втором часу ночи. Скорее всего, они еще с утра поджидали Люку. Следовательно, кто-то может запомнить их номера, дать описание. Этот след приведет к Тремовым. А дальше, по милицейской логике, ясно, что труп Чики — дело рук Тремовых…

— Безусловно. Если учесть, что бандиты мыслят единственно знакомыми им милицейскими категориями, то все в порядке. Но мелюзга, вроде тех недоумков, которых я видел, не в счет. Такое серое мышление может быть интересно только районному отделению милиции… А вот Минос — это уже серьезно…

— Не беспокойся. Минос и пальцем не пошевелит для этого дела.

— Ты уверен?

— Уверен. Видно, мы изъяли у него очень серьезную информацию. Надо будет проверить эти дискеты… Иначе он бы еще вчера всех своих старых знакомых из контрразведки на уши поставил. А Минос из «Олимпа» со вчерашнего дня не вылезает. Знать, затаился со страху… Но не беспокойся, мы и для него подбросим несколько фактов, указывающих на Тремовых. А пока Минос со всеми разберется, «поздно будет пить боржоми — печенка развалится».

Они подождали, пока собаки в поселке более-менее успокоятся, и потащили Чику к дому Люки. В отличие от прошлого раза, свет в окнах дома не горел. Все это злачное место было погружено в непроглядную темень. Друзья заволокли мешок в сарай и наглухо закрыли за собой дверь. Сарай стал воплощением мечты Люки, который его построил. Стены были добротные, покрытые особым звуконепроницаемым материалом, чтобы никто не слышал, какие ужасные вопли раздавались внутри. Сэнсэй развязал мешок и вытащил из него крепко связанного по рукам и ногам Чику с кляпом во рту. В маленьких бегающих глазках некогда всесильного убийцы застыл неописуемый страх перед ожидаемой смертью. На его одежде засохло несколько кровавых пятен. Чика, виртуозно владевший ножами, всегда носил их с собой. И сейчас он был весь ими нашпигован. Его захватчики даже не потрудились забрать это смертоносное оружие. Поэтому, когда Чика трясся в багажнике, он отчаянно боролся за свою жизнь, пытаясь придумать способ, как добраться до своих ножей и освободиться от пут. Но так и не смог. Его связали столь крепко и хитроумно, что любая попытка пошевелиться сопровождалась сильнейшей затяжкой. Пару раз, превозмогая боль в попытках извернуться, он получил несколько неглубоких порезов от собственных остро заточенных ножей. После этих неудачных стараний Чика окончательно сник. Страшная смерть, которой он всю жизнь так боялся, неумолимо приближала свои костлявые объятия.

Чика выглядел довольно-таки жалким. Сэнсэй вынул у него кляп изо рта и в полной тишине произнес изменившимся голосом:

— Того, что ты сотворил в этом мире, с лихвой хватит, чтобы ты умер девятью смертями, живьем закопанный… Ты знал, насколько гнилой твой род и его корни, но ничего не сделал, чтобы действиями или мыслями своими выпросить у Господа прощения за Грехи предков… Твоей душе тоже нет оправдания в содеянном. Помнишь, когда тебе было девять лет, четыре месяца и три дня, когда душа твоя еще имела частично власть над телом, что ты сотворил? Господь тебя трижды уберегал от этого, решающего твою судьбу поступка. Первый раз, когда гнев овладел тобой, и ты решил убить отца, помнишь, как ты запутался в сетке на чердаке и долго не мог выбраться?… Холодок пробежал по спине Чики, волосы встали дыбом. Этих подробностей не знал никто в мире, ибо свою детскую тайну он никогда никому не рассказывал. Тело его затрясло мелкой дрожью. А голос звучал в кромешной тьме с новой силой, словно из ниоткуда, оповещая на весь мир одному Чике известные подробности того рокового Дня.

— Гнев твой исчез, и ты благополучно выпутался из сетки, но не отступился от своей черной мыс- ли… Второй раз, когда ты направился к дому, где спал отец, к тебе пришла соседская девочка. Ты же считал Свету своей «невестой». Именно она пришла в ту роковую минуту и позвала тебя играть. Тебе очень хотелось пойти с ней, но мысль об убийстве была сильнее детской непорочной любви. Даже третье предупреждение тебя не остановило. Помнишь, как любимая мамина кошка Сливка уронила вазу, когда ты тянулся за кухонным ножом? Ты испугался, потому что отец в этот момент проснулся. Но вместо того, чтобы бежать, ты схватил нож и…

— Не-е-ет!!! — закричал Чика, словно разъяренный зверь.

Слезы градом покатились из его глаз.

Но Сэнсэй упорно продолжал перечислять все его потаенные грехи, о которых не знал никто, кроме Чики. Даже Вано, слушая эту беседу, как-то сжался от грозного монолога Сэнсэя и стал невольно креститься от таких тяжких грехов Чики. По мере оглашения «приговора» с Чикой стали происходить странные вещи. Он свалился на пол, стал кататься. Его крик переходил то в остервеневшее рычание, то в обессиленный плач. Он пытался хоть как-то заглушить этот страшный голос, но тщетно. Руки его были связаны. Ногтями он впивался в кожу собственных рук, царапая их до крови. В конце концов, обессиленный от собственной беспомощности, Чика просто лежал и слушал, давясь слезами. Грудь его ныла. И где-то глубоко внутри ему стало больно. Настолько больно, что эту боль нельзя было сравнить ни с одним человеческим страданием. В заключение Сэнсэй произнес:

— Ты хулил Господа за паршивую жизнь, за свою стерильность, за ненасытность властью! И даже ни разу не заметил в туче своих черных мыслей, сколько шансов, даже такой мрази, как ты, давал Господь, чтобы ты хоть на миг приблизил свою ничтожную душу к Его свету! Своей ненавистью и отвратительными ежесекундными мыслями ты сам перевесил свою чашу зла. Отныне твоей душе не будет больше пристанища в мире людей! В этой жизни ты лишился своего последнего шанса стать Человеком.

— Не-е-ет!!! — вновь заорал Чика. — Прости меня, Господи, прости! Я не хочу, не хочу умирать! Дайте мне еще шанс! Я исправлюсь, обещаю, исправлюсь! Господи, прос-ти-и-и!

Чика вновь залился слезами. Сэнсэй и Вано угрюмо молчали. Отец Иоанн был потрясен не меньше, чем Чика. Только в отличие от него он увидел друга с совершенно другой, незнакомой ему стороны. Когда Сэнсэй произносил речь, отцу Иоанну даже померещилось, что от его головы исходило какое-то голубоватое свечение. Правда, он поспешил отнести это к своим собственным галлюцинациям, поскольку больше суток не спал. Но изменившийся странный голос Сэнсэя пробирал до глубины души даже его, слышавшего всякое в своей жизни. Отец Иоанн словно разделился внутри на две половинки. Одна, меньшая, думающая как профессионал, говорила, что все это психологический трюк, подводящий жертву к самоубийству. Но вторая, большая половинка, благодаря которой он, в принципе, и стал отцом Иоанном, дрожала от какого-то непонятного счастья и порождала неизвестное доселе восхитительное чувство, словно душа Вано впервые за многие жизни «воочию» столкнулась с войском Божьим. И это ощущение отражалось не только на эмоциональном, но и на физическом уровне в виде непонятного давления, щекотания и разрастания вдохновляющей силы веры в районе солнечного сплетения. Вано даже стал бить легкий озноб Сэнсэй скорее почувствовал замешательство отца Иоанна, чем увидел. И чтобы предупредить ненужные действия и расспросы, поинтересовался у него уже своим привычным голосом:

— У тебя есть к нему вопросы? Редкий шанс услышать от садиста искреннюю исповедь и заодно разобраться в причинах этого зла.

Вано встрепенулся. В горле у него пересохло. Он попытался сосредоточиться. Мысли вновь заработали в привычном ритме, уравновешивая возможности двух половинок. Но отцу Иоанну ничего больше не пришло в голову, как спросить, обращаясь к Чике:

— Что ты чувствовал, когда ощущал власть над своими жертвами?

Чика горько усмехнулся и безразлично ответил, как бы рассуждая сам с собой:

— Хм, власть… Пустое слово для потерянной души… Не знаю… Трудно объяснить… Какое-то странное сладострастное ощущение. Оно одновременно пронизывает все тело до мозга костей, точно током прошибает. Наверное, это как-то передается жертве. Потому что она начинает дрожать, словно осиновый лист и липко потетъ. Такой ее страх десятикратно возвеличивает меня в своих собственных глазах. Окрыляет, что ли… Точно я сам Бог… Зевс-громовержец. В этот момент только в моих руках заключена вся власть, правда и неправда, весь суд и приговор. И на вершине этого экстаза я как будто вижу мир с другой стороны, точно попадаю в нечто запретное, запредельное. Словно заглядываю в колодец мироздания, на дне которого хранятся все тайны мира…

Чика немного помолчал, а потом, ухмыльнувшись, добавил:

— Странно… Мне вчера приснился сон. Никогда такого не было. Мне приснилось, что я сорвался в пропасть и стал падать в этот самый колодец мироздания. Долго летел, страху кошмарного натерпелся, думал, вдребезги разобьюсь. А приземлился мягко, как перышко… И знаете, самое смешное, этот колодец оказался пуст. Представляете, ПУСТ! Нет там никаких тайн, одни голые холодные стены, темень и пустота…

Чика недобро рассмеялся своим же мыслям, возвращаясь в привычный образ.

— Иногда мне казалось, что из меня мог получиться великий правитель, эпохальный реформатор.

Если бы я им стал, я бы поразил мир такими фантастическими переворотами, событиями и революциями, каких еще никогда не было на земле. Весь мир бы содрогнулся! Подумать только, я уже был на полпути близок к цели…

Чика метнул злой взгляд в темноту, всматриваясь в своих врагов, как он считал, каких-то сумасшедших священников, оборвавших все его великие замыслы на самом корню. И тут его голову посетила дьявольская мысль. Чтобы не выдать радость от такого внезапного озарения, он попросил смиряющимся голосом:

— Я хочу помолиться перед смертью. Развяжите мне руки. Я хочу покаяться перед Господом. Даже грешный человек имеет право на последнюю просьбу.

Отец Иоанн не поверил своим собственным глазам, когда в темноте узрел склонившуюся фигуру Сэнсэя, который намеревался выполнить просьбу этого ублюдка. Вано спешно попытался вмешаться в этот, как ему казалось, необдуманный поступок своего друга.

— Я могу отпустить ему грех и так…

— Это слишком тяжкий грех, — услышал он в ответ слова Сэнсэя. — Он требует особого уединения.

Вано понял намек и не стал возражать, ответив:

— Ну что ж, дела Божьи есть священная тайна, и свидетели, как вижу, здесь не нужны.

Сказав это, Вано незаметно отошел в сторону и занял удобную стратегическую позицию, хотя обещал Сэнсэю не вмешиваться в его дело Чести.

Сэнсэй перерезал веревки на руках у Чики и тут же отступил на прежнее место в темноту. Но все это он проделал лишь для того, чтобы Чика запомнил направление. Едва Чика оглянулся и сосредоточенно сложил ладони, якобы в молитве, Сэнсэй бесшумно переменил позицию.

Не прошло и полминуты, как два метательных ножа Чики со свистом рассекли воздух в направлении предполагаемого местонахождения его противников. Чика чертыхнулся, поняв по звуку, что ножи врезались в стены. Но эта неприятность его сильно не расстроила. Глаза заблестели от долгожданной свободы. Чика был не только свободен, но и во всеоружии. Для него начиналась настоящая охота, в которой он заведомо уже считал себя победителем, поскольку думал, что равных в метании ножей ему не существует. Не зря же тренировался столько лет!

В следующую минуту Чика отступил, стараясь превратиться в единый слух. Но как он ни силился, кроме своего дыхания, бешеного стука собственного сердца и бурчания своих кишок ничего больше не услышал. Вокруг стояла мертвая тишина, словно в этом сарае отродясь никого не было. Чика отступил еще на несколько шагов, шурша одеждой, и вновь прислушался. Затем метнул пару ножей, резко обернувшись в разные стороны, и отбежал. Но ответом стала все та же звенящая тишина и бесцельные броски в стену. Из искусства ведения боя в темноте Чика лишь знал, что, кидая ножи, нужно быстро уходить в сторону. На этом его познания тупо обрывались. Он метался влево и вправо, словно мелкий грызун, натыкаясь то на стол с чем-то липким и вонючим, то на огромную тушу, то на какие-то острые предметы. В конце концов, по тишине Чика понял, что он один мечется в этом сарае, как придурок, а его сумасшедшие священники, видимо, испугавшись, давно уже позорно сбежали с поля боя. Чика снова чертыхнулся, цинично сплюнул на пол и расслабился. Теперь требовалось найти выход из сарая. Но именно в этот момент над самым ухом Чики, точно гром среди ясного неба, прозвучал резкий крик:

— Valeas!

От неожиданности и накатившего неописуемого страха Чика выронил из рук последние ножи, ноги его подкосились. С ужасным воплем он обернулся и быстро попятился, прикрывая лицо руками, словно защищаясь от неотвратимого надвигающегося возмездия. Его нога запуталась в какой-то веревке. Чика оступился, не удержав равновесие, и рухнул всем телом назад. В темноте послышалось грузное падение тела с характерными звуками рвущейся ткани. Резкий запах свежей крови наполнил сарай.

Сэнсэй включил свет. Вано, стоявший невдалеке от него, несказанно удивился, увидев Сэнсэя именно на этом месте, так как несколько секунд назад крик «Valeas!», что в переводе с латыни означает «Прощай!», он Слышал совсем с другой стороны, недалеко от места гибели Чики. Отец Иоанн взглянул в ту сторону. То, что он увидел, шокировало даже его. Огромный нож, который изготовил Люка, сыграл фатальную роль в смерти Чики. Его тело валялось отдельно от головы. Из шеи бил фонтан алой крови. На лице Чики застыла ужасная гримаса отча яния. Словно сама Смерть поставила на нем костлявой рукой свою печать адской муки и парализующего страха… Друзья подошли к середине сарая, где лежал обезглавленный труп. Вано опять-таки отметил про себя приличное расстояние. Ошарашенный происшествием и тошнотворным зрелищем, отец Иоанн только и смог произнести:

— Да уж… Все же глас Божий имеет сокрушительную силу…

Когда первый шок прошел, Вано помог Сэнсэю упаковать мертвую голову Чики, уничтожая все свои следы пребывания в сарае, и отнести отвратительный груз в багажник.

В машине отец Иоанн ехал молча, в глубокой задумчивости. Позже, когда он более-менее пришел в себя, произнес:

— Нет, это же надо — такая смерть! Прямо какое-то Провидение… Так упасть на нож, который собственноручно изготовил Люка точно специально для этого случая… Что же Чику убило? Громко сказанное слово? Или мысли Люки, изготовившего этот нож, воплотились в реальность? А может, это падение — просто несчастный случай, роковое обстоятельство?

Отец Иоанн был озадачен. Он думал, что Сэнсэй, говоря о Чести, убьет Чику в равном бою один на один. Но произошло нечто из ряда вон выходящее. Вано заметил, что с тех пор, как он отошел от дел и обратился с помощью Сэнсэя к Богу, вокруг него стали происходить невероятные вещи. Даже сейчас, когда они должны были хоть и нелюдей, но УБИТЬ, в дело словно вмешивалось само Провидение, которое приводило «приговор» в исполнение самым жестким, безжалостным образом. Странно… Люка внезапно умер собственной смертью, не дав возможности не то что его отключить, но просто при коснуться к нему. Тогда Вано подумал, что это случайность. Но то, что сегодня произошло в сарае, нельзя назвать даже совпадением. Скорее закономерностью, проявлением чьей-то воли свыше. От таких дум бросало в дрожь…

— Мучаешься мыслями: Аннушка масличко разлила или Люка ножичек заточил? — глядя на Вано, подметил Сэнсэй.

Отец Иоанн вздрогнул и удивленно посмотрел в сторону друга.

— Нет, но все-таки Это случайность или закономерность?

— Случайностей в природе не бывает, — спокойно ответил Сэнсэй. — Случай — это всего лишь закономерное следствие неконтролируемых мыслей.

— Да, но Люка, Чика?

— Люку, как и Чику, убили собственные страхи. Их они часто держали в своих головах и пытались внушить другим. Поэтому эти страхи и материализовались. Всего-навсего.

— Но ведь в жизни и без собственных мыслей полно страхов!

— Отнюдь. На самом деле жизнь, так, как представляют ее люди, — это мираж. Все ее страхи — мысли конкретных индивидов. Эти люди лишь заражают ими других людей, что в целом проецируется на общество. То есть люди рождают своими мыслями иллюзию и в этой иллюзии живут.

— Что же тогда главное в этом мире, если все — иллюзия?

— Главное — это Бог, Любовь. Кто в Любви, тому страх неведом, поэтому данный человек живет на совершенно другой волне реальности. У него все по-иному, начиная от внутреннего мира и заканчивая внешним. Он живет мыслями высшей Любви, окруженный Божьей силой. Поэтому судьба более чем благосклонна к нему, какие бы катаклизмы не преследовали окружающее общество.

— Интересная мысль: против Любви бессильны катаклизмы. Я помню, ты когда-то говорил, что катаклизмы возникают в большинстве своем из-за массовых негативных мыслей людей.

— Безусловно. В природе существует так называемый зеркальный закон Божий. Он одинаков как для конкретного сознания индивида, так и для сознания общества в целом. Так вот, согласно ему, если ты думаешь о плохом или желаешь кому-то зла, то что бы ты ни делал, твои мысли, как бумеранг, с утроенной силой обязательно возвратятся к своему создателю и ударят по самому слабому, самому больному месту твоих собственных страхов. И это не Бог наказывает. Это ты сам себя наказываешь и сам себя обделяешь своими же нерадивыми мыслями. Даже если ты считаешь себя «правым», но зарабатываешь на чужих страхах, в конечном итоге эти страхи материализуются и воплотятся именно в твоей жизни. Так что, как здесь ни крути, а закон природы есть закон, не в пример человеческому. Он же распространяется и на положительные мысли. Если ты порождаешь и даруешь миру добро и любовь, то и это все вернется к тебе сполна тем же… То, чего ты ждешь, в конечном итоге и получишь.

Вано некоторое время молчал, обдумывая услышанное, а потом вернулся к обсуждению прежней темы:

— Все-таки Люка и Чика — обыкновенные мелкие подонки, затравленные зверьки. Они по-человечески даже умереть не могли. Просто трусы! А страху нагнали на людей, будто они суперубийцы. Тьфу! Мыльные пузыри!..

— Оттого они страху и нагнали, потому что сами до смерти боялись… Да и людям только дай повод для разговора. Их воображение «разрисует» тему так, как на самом деле никогда и не было. А за страхом фактически ничего не стоит. Чика и Люка подпитывали свои образы раздутой иллюзией, нагнетая обстановку страха слухами про свою суперсилу и непобедимость. А на самом деле они были гораздо трусливее своих жертв. Но именно страх жертвы придавал им силы и внушал мысли о своем превосходстве… Это порок многих людей с болезненным комплексом власти. Полбеды, если они остались на низших слоях общества мелкими сошками. Хуже, когда такие дегенераты прорываются в высшие эшелоны власти. Тогда из-за этих придурков с их болезненной манией величия гибнут целые народы. В высших эшелонах власти, конечно, трудно их вычислить. Ведь дьявол опасен тогда, когда он невидим. А когда он выставляет перед всеми свой маразм и пытается взять на испуг, считай, дни его уже сочтены…

— Да, помнится, Батя хорошо поработал на вычисление этой нечисти. Жаль, ему не дали завершить начатое. Слишком много к тому времени этой дряни развелось в верхушках власти.

— Ничего. Не человек, так природа свое возьмет. Она имеет одно великолепное свойство — вне зависимости от мнения «элиты человечества» периодически очищаться от всякой грязи и падали. Против ее невидимых сил человеку-нелюдю не устоять.

— М-да-а… А вот по поводу рода… Я хотел тебя еще тогда спросить… Если уровень зла в роду, допустим, еще не достиг критической массы, можно как-то предотвратить или избежать гибели рода?

— Безусловно. «Все люди братья» — это не просто выдуманный постулат основных мировых религий. Это всего лишь один из законов природы, выраженный таким образом в словесной формуле, дабы сделать его доступным разумению человечества. Люди знают о данном явлении, но еще недостаточно познали его… Наилучшее лекарство против дегенерации рода на генетическом уровне — примесь свежей крови, когда различные народы, нации, социальные классы мешают свою кровь в совместном браке и живут в мире и дружбе. Кстати, последнее — не менее важное условие, если не основное. Ибо в мире и дружбе, в этой основе основ, заложена положительная мысль. А мысль сама по себе — явление уникальное в человеке. Это тонкая грань между его духовным и физическим уровнями. Бог одарил человека силой мысли и правом личного выбора. Эти два незаурядных качества отличают человека от зверя. Во всем остальном человек — обыкновенное двуногое животное… Так вот почему я акцентирую внимание на мысли. Как бы это ни парадоксально звучало в наше время, но сила мысли способна изменить генетику человека, то есть информацию генетического кода. Поэтому если в дегенерирующем роде появляется человек, а еще лучше группа людей, накапливающая духовную силу, то в конечном итоге эта духовная сила искореняет негативную, делая род физически и умственно полноценным.

— Ну, хорошо… Ты говорил, что дегенерация рода держится на трех основных «китах»: душевных болезнях, половых извращениях и некоторых физических деформациях организма.

— Врожденных деформациях, — уточнил Сэнсэй.

— Да, врожденных. Но как быть с масштабными обстоятельствами? Ведь во время глобальных катаклизмов или во время, к примеру, войны не каждый нормальный человек выдержит такое напряжение. Кроме того, я считаю, именно обстоятельства делают человека уязвимым. А уж коль в его жизнь, а тем более жизнь его рода врываются события глобального масштаба, то для всего рода может наступить неожиданный конец, даже если он был процветающим.

— Не скажи, — возразил Сэнсэй. — Против законов природы не происходит ничего. Любое событие зарождается, прежде всего, в мыслях конкретных людей. А то, что оно совершается якобы против воли данного индивида, так извини, мил человек, научись сначала контролировать все свои мысли, которые ты закладываешь в подсознание. Событие — это лишь их результат… А что касается глобальных событий в отношении крепкого рода, то я приведу тебе живой пример своего дедушки. Он, гвардии лейтенант, прошел всю Великую Отечественную от начала до конца. Сражался не только с немцами, но и с японцами. При этом командовал штрафным батальоном. Ты сам знаешь, что это означает — ни дня вне фронта. И за всю войну у него не то что царапины, даже ни одной простуды не было. Вот тебе и сила рода!

— М-да…

— Так что когда люди начнут относиться к духовной силе серьезнее, у них и их потомства исчезнут многие проблемы. И неважно, к какой религии эти люди принадлежат или не принадлежат вовсе. По большому счету, Бог один и законы природы, касающиеся мысли и, соответственно, силы веры человека, тоже одни. А структуру религий придумали предприимчивые люди на базе одной и той же информации, которую в разное время давали Великие Учителя.

— Допустим. И все же насчет религий и информации я не совсем согласен и могу поспорить.

— Без проблем, — с улыбкой ответил Сэнсэй. — Но у меня к тебе будет маленькая просьба. Передтем как спорить, не поленись прочитать, кроме Библии, священные книги индуизма, джайнизма, буддизма, ислама, синтоизма, даосизма, работы древних философов и мудрецов, на основе которых построена идеология существующих современных религий. И если ты там не увидишь единое зерно мудрости, которое давалось в разные времена, разными людьми, для разных уровней человеческой формации, то…

— Будешь полным кретином, — усмехаясь, закончил Вано.

— Заметь, ты это сам сказал. Я тут ни при чем, — шутливо уточнил Сэнсэй.

Друзья рассмеялись.

— Ладно, — Вано поднял два пальца. — Торжественно клянусь осилить этот титанический труд.

И все же вначале я хотел бы еще раз от тебя услышать, что в твоем понимании есть Бог и дьявол.

— Бог — это огромная сила мироздания, которая пронизывает все и вся. Причем сила эта уникальная. Самая мельчайшая частица «По»…

— «По»? Это что-то новенькое.

— Да нет. Это хорошо забытое старенькое, — в тон ответил Сэнсэй.

— Ты о ней раньше не упоминал.

— Всему свое время… Так вот, даже самая мельчайшая частица «По», которая является переходной к энергетическим состояниям и из которой состоит все, — носитель этой божественной силы.

— В смысле?

— Ну, «По» может быть как волной, так и преобразовываться в корпускулярную материальную частицу.

— Ты хочешь сказать, что из этой частицы «По» может зародиться даже Вселенная? — недоуменно посмотрел на Сэнсэя отец Иоанн. При определенных условиях — да. Ведь она — носитель не только информации, но и соответствующей творящей божественной силы.

— Вроде сперматозоида, что ли? — удивился Вано, не найдя больше подходящего земного сравнения.

— Почти, — усмехнулся Сэнсэй. — Так вот, божественная сила контролирует и пронизывает все от микро- до макромира. И ничего сверхъестественного в этом нет. Все построено на четко определенных законах… Конечно, сегодня многим людям трудно понять то, что не укладывается в их ограниченную картинку привычного видения мира. Человек слишком замкнут в бытии и собственных эгоистичных мыслях.

Вано внимательно выслушал, а потом спросил:

— Интересно, а я вот часто думаю, почему в Библии упоминается, что Бог не может напрямую говорить с человеком, а использует для этого Ангелов и Архангелов.

— Потому что Бог — это энергия. А человек ждет разъяснений через Слово… Человек может понять Бога только внутренне. Это словно озарение.

— Да. Это верно… словно озарение. И помолчав, добавил:

— А что есть дьявол?

— Дьявол есть не что иное, как присущая каждому человеку звериная, животная сущность, порождающая негативные мысли. Даже перевод с древнееврейского, если ты помнишь, слова «сатан», откуда и пошло «сатана», означает «противодействующий». Проявление дьявола это как раз и есть то, что мы наблюдаем в себе, в своих плохих мыслях. Нам просто кажется, что мы такие расхорошие. А по факту, посмотри, сколько раз ежедневно в деянии и помыслах мы побуждаем в себе животное начало, то есть взы- ваем к дьяволу, а не к Богу. Сколько раз в день мы лелеем в своих мыслях свое самолюбие и плоть…

— Интересно, а люди представляют дьявола в виде некого существа…

— Ну, им же надо сделать из кого-то козла отпущения за свои грехи, — усмехнулся Сэнсэй, а потом добавил более серьезно: — Люди исказили информацию для своего удобства и представили его в виде зверя. А фактически он находится внутри нас, как неотъемлемая часть сознания. И наносит удар именно оттуда, откуда мы не ожидаем — из наших мыслей. И победить дьявола — это не означает отречься от всего на свете. Победить дьявола — значит победить в себе негативные мысли, навести порядок в своем разуме. Как говорили древние, самая великая победа человека — победа над самим собой, самое большое достижение человека — убить в себе дракона.

— Легко сказать — победить. А как? Они случайно не указали? Как победить этого дьявола? Внутренней сосредоточенной борьбой?

— Отнюдь. Мысли — это, считай, вакуум. Как ты будешь бороться с вакуумом?

— Действительно… А как?

— Исключительно созданием такого же вакуума. То есть надо отвлечься от плохих мыслей и переключиться на хорошее. И ежесекундно себя контролировать.

— Тоже правильно…