Глава 23. Я ЗАКАНЧИВАЮ СВОИ ДЕЛА В ДОМЕ КЕРНУСА

Я ждал, сидя в центральном зале дома Кернуса, в его собственном громадном кресле, положив перед собой меч. Мне несложно было попасть в его дом прежде него самого, поскольку я добрался сюда на черном тарне.

Взгляд мой удержал бы на месте каждого, кто попытался бы преградить мне дорогу, но таких не находилось, поскольку залы огромного дома были почти пусты. Очевидно, слухи о событиях на Стадионе Клинков достигли дома Кернуса раньше, чем Стадиона Тарнов.

Я прошел по опустевшим, обезлюдевшим залам, тишина которых лишь изредка нарушалась мелькавшими кое-где рабами и охранниками, собирающими свои пожитки, чтобы скорее убраться подальше. Я миновал целый ряд мрачных помещений, забитых пленниками и рабами — мужчинами, женщинами, детьми, часть из которых была прикована к стенам, а другие выглядывали из-за решеток.

Суру я нашел в её комнате. Она лежала на подстилке рабыни, но была в одеянии свободной женщины. Ошейник, конечно, все ещё был на ней. Глаза её были закрыты, а лицо — белым как мел.

Я бросился к ней и заключил в свои объятия.

Она с трудом открыла глаза и, казалось, не узнала меня.

Все во мне закипело от гнева.

— Он был красивым юношей, — пробормотала она, — красивым юношей.

Я уложил её на подстилку и оторвал кусок материи, чтобы перевязать ей руки со вскрытыми венами.

— Я позову кого-нибудь из медиков, — попытался я её успокоить. — Фламиниус, сейчас, конечно, пьяный, мог все ещё быть в доме.

— Нет, — ответила она, беря меня за руку.

— Ну зачем ты это сделала? — воскликнул я.

Она взглянула на меня с легким удивлением.

— Куурус, — прошептала она, называя меня по имени, под которым я был известен в этом доме. — Куурус, это ты?

— Да, — ответил я, — да!

— Я не хотела больше оставаться рабыней… Передай Хо-Ту, что я люблю его.

Я вскочил на ноги и бросился к двери.

— Фламиниус! — закричал я изо всех сил. — Фламиниус!

Какой-то раб, пробегавший мимо, остановился по моей команде.

— Приведи Фламиниуса! — приказал я. — Он должен остановить кровь.

Раб бросился на поиски.

Я вернулся к Суре. Ее глаза были закрыты, а лицо покрывала мертвенная бледность. Дыхание едва замечалось.

Осмотревшись, я увидел в комнате некоторые знакомые вещи: кусок шелка, расчерченный на квадраты для игры, всевозможные бутылочки, пузырьки.

Сура с трудом открыла глаза, увидела меня и улыбнулась.

— Он красивый юноша, правда, Куурус? — спросила она.

— Да, — ответил я, — он отличный парень.

— Отличный.

— Да, — сказал я, — да.

Сура закрыла глаза и улыбнулась.

Через минуту в комнату вошел Фламиниус. Он нес под мышкой какой-то медицинский аппарат и канистру с жидкостью. От него попахивало вином, но глаза были трезвыми. Войдя в комнату, он остановился, глядя на Суру.

— Поторапливайся! — воскликнул я.

Он опустил на пол принесенные с собой вещи.

— Быстрее! — не выдержал я.

— Разве ты не видишь, что она мертва?

В его глазах заблестели слезы. Нетвердой походкой он подошел к Суре и опустился рядом со мной на колени. Пытаясь удержать рыдания, он стиснул ладонь зубами.

Я поднялся.

Теперь я ждал, сидя в центральном зале дома Кернуса. Он был пуст. Я обводил взглядом столы, выложенный плиткой пол, вделанные в стены кольца для приковывания рабов, квадратную площадку с песком в центре зала, между столами. Я расположился в кресле Кернуса, обнажив меч и положив его перед собой.

В зале царила полутьма и прохлада. В доме стояла полнейшая тишина, нарушаемая лишь заглушаемыми толстыми стенами редкими криками с улицы да обрывками песнопений во славу Ара.

Я ждал. Терпения у меня хватало. Я знал: он обязательно придет.

Внезапно двери распахнулись, в зал вошли пятеро человек. Первым появился дрожащий Кернус с диким, блуждающим взглядом, за ним шел Филемон из касты писцов, затем человек, командовавший наездниками на тарнах, бывшими моими противниками на Стадионе Тарнов, и двое таурентинских охранников.

Едва они ворвались в зал, я поднялся из-за стола и, уперев в его деревянную поверхность острие меча, обвел их изучающим взглядом.

— Я пришел за тобой, Кернус, — сказал я.

— Убейте его! — крикнул Кернус пришедшим с ним охранникам.

Командир тарнсменов посмотрел на меня с ненавистью и выхватил свой меч, но, поколебавшись мгновение, внезапно швырнул его на пол.

Из груди Кернуса вырвался негодующий вопль.

Двое таурентинов один за другим также обнажили мечи и бросили их на покрывающие пол изразцы.

— Трусы! — завопил Кернус. — Мерзавцы!

Его наемники разом повернулись и все как один бросились из зала.

— Вернитесь! — отчаянно вопил Кернус.

Филемон с расширенными от ужаса глазами, пятясь, также поспешно оставил зал.

— Вернитесь! — призывал их Кернус. — Я приказываю: вернитесь назад!

Вне себя от ярости, он плюнул на пол и повернулся ко мне.

Я молча наблюдал за ним. В эту минуту лицо мое, должно быть, было страшным.

— Кто ты? — запинаясь, спросил Кернус.

В эту минуту я поверил, что, вероятно, я действительно мало напоминаю сейчас Тэрла Кэбота. Кернус это, конечно, помнил, по он никогда не видел настолько холодных, ничего хорошего не обещающих глаз.

— Я — Куурус, — ответил я.

Направляясь из спальни Суры в зал Кернуса, я задержался в отведенных для меня комнатах и снова надел черное одеяние убийцы и поместил на лоб черную отметку в виде кинжала.

— Убийца? — спросил Кернус прерывающимся голосом. — Ты — Тэрл Кэбот! Ну, да! Ты Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба!

— Я — Куурус.

— У тебя на лбу черный символ смерти, — прошептал он.

— Это для тебя, — сказал я ему.

— Нет! — закричал оп.

— Да, Кернус. Это по тебе я ношу на лбу черную метку.

— Я ни в чем не виноват! — воскликнул он.

Я не удостоил его ответом.

— Это Менициус, — быстро забормотал Кернус, — это он, он убил того воина из Тентиса! Это он, а не я!

— Я получил плату, — перебил я его; я решил пока не говорить с ним о Суре.

— Это Менициус, — продолжал стонать Кернус.

— Но отдал ему приказ ты.

— Я дам тебе золота, много золота!

— У тебя ничего не осталось, Кернус, — сказал я, не сводя с него холодного, бесстрастного взгляда. — Ты все потерял.

— Не убивай меня! — взмолился он. — Не убивай!

— Но ведь ты лучше всех владеешь мечом в этом доме, — усмехнулся я. — Насколько я знаю, ты даже принадлежишь к касте воинов.

— Не убивай меня, — словно не слыша, бормотал он.

— Защищайся, — сказал я.

— Нет, нет, нет! — отчаянно замотал он головой.

— И это гордый Кернус, — с насмешкой заметил я.

— Нет, нет, нет, нет!

— Хорошо. Бросай оружие и сдавайся. Я прослежу, чтобы тебя в целости и сохранности доставили во дворец убара, где, я надеюсь, правосудие, наконец, свершится.

— Да, да, конечно, — простонал Кернус. Он с обреченным, покорным видом сунул руку в складки своей одежды и вытащил длинный кинжал. Я внимательно наблюдал за ним. Внезапно он быстро выбросил руку и метнул кинжал в меня. Я был готов к этому и резко увернулся.

Кинжал вонзился в спинку стоящего за мной кресла, и его лезвие глубоко вошло в деревянную поверхность.

— Превосходный бросок, — поделился я своим мнением.

Он уже сжимал в руке меч, в его глазах пылала ненависть.

Предстоящая схватка наполнила меня восторгом, и я, перемахнув через стол, бросился к нему.

В то же мгновение наши просвистевшие в воздухе клинки встретились.

Он прекрасно владел оружием и действовал быстро, умело, хитро и напористо.

— Превосходно, — заметил я ему.

Мы кружились по залу, опрокидывая стулья и сражаясь прямо на столе, неуклонно приближаясь к центру зала, к засыпанной арене.

Наконец Кернус, отступая, сделал неверное движение и упал; я тут же приставил острие меча ему к горлу.

— Ну, — сказал я, — выбирай: мой клинок или копье правосудия Ара?

— Пусть это будет твой клинок, — ответил он.

Я отступил и позволил ему подняться. Схватка возобновилась с новой силой. Наконец я ранил его в левое плечо. Показалась кровь. Я отошел на пару шагов. Он сорвал с себя мантию и остался только в подпоясанной ремнем домашней тунике. Рана в его плече сочилась кровью.

— Сдавайся, — предложил я.

— Умри! — крикнул в ответ он, бросаясь ко мне.

Его атака была великолепной, но вскоре мне снова дважды удалось ранить его, нанеся удары в грудь и слева, под ребра.

Кернус пошатнулся и отступил. Взгляд его помутился. Он закашлялся, и на губах у него показалась кровь.

Я ждал.

Он смотрел на меня, тяжело переводя дыхание и вытирая капли пота на лице окровавленной рукой.

— Сура мертва, — сказал я ему.

Он, казалось, удивился.

— Я не убивал её, — пробормотал он.

— Это именно ты убил её.

— Нет!

— Убить можно по-разному, — сказал я.

Едва держащийся на ногах, залитый кровью, Кернус не сводил с меня глаз.

Я двинулся к нему. Кернус быстро оглянулся и увидел, что дверь, ведущая на лестницу, открыта. Там, наверху, начинался проход к зверю. Черты его лица мгновенно исказились, взгляд наполнился дикой, безумной радостью. Он весь подобрался, словно готовясь отразить мою атаку, и, внезапно развернувшись, со всех ног бросился к двери.

Я дал ему возможность добежать до двери и, спотыкаясь, взобраться по ступеням. Сам я остановился в дверном проеме.

— Вот кто защитит меня! — донесся до меня сверху его голос. — А ты, Тэрл Кэбот, — глупец!

Стоя на верхних ступенях, он запустил в меня мечом. Я уклонился, и лезвие глухо загрохотало до черепичному полу. Кернус скрылся в проходе.

Я медленно поднялся по лестнице и увидел, что дверь в помещение для зверя в конце прохода открыта.

Как я и ожидал, охранников на месте не оказалось.

По полу, там, где пробежал Кернус, тянулась цепочка кровавых следов.

— Ты тоже так и не стал настоящим игроком, Кернус, — сказал я негромко.

Из дальнего конца помещения я услышал донесшийся до меня душераздирающий вопль и сердитое рычание, сменившееся странными звуками какой-то возни и утробным урчанием.

Когда я осторожно с мечом наготове подошел к комнате, животное уже исчезло.

Я пробежал через комнату и оказался у прохода, ведущего в гораздо большее по размеру помещение с широким порталом, выходящим наружу и открытым всем ветрам. Здесь я почувствовал запах тарна и примешивающийся к нему другой, не поддающийся определению, но, несомненно, принадлежащий животному запах. С наружной части помещения во внешнюю стену цилиндра Кернуса была вделана площадка для тарнов, ступив на которую я увидел на спине быстро удаляющегося огромного тарна что-то косматое и сгорбленное.

Я обернулся и внимательно осмотрел помещение. В углу я заметил ружье, несомненно доставленное сюда с Земли. Вдоль стен располагалась аппаратура, напоминающая некогда виденные мною приборы Царствующих Жрецов: сложные пульты управления, переплетающиеся толстые жгуты проводов, какие-то диски. Я заметил, что приборы предназначались для существ, обладающих органами зрения: они были снабжены разнообразными шкалами и дрожащими на них стрелками, подходящими, как — я догадался, к предельным из рассчитанных делений. Среди приборов, на одной из горизонтальных панелей вспыхивал и гас какой-то конус. Я осторожно взял его, поднес к уху и услышал поступающий из него странный сигнал непрерывно изменяющейся тональности. Сигнал поступал со все возрастающей частотой, становился все громче, набирал силу и вдруг, к моему изумлению, исчез. Наступила томительная пауза, сменившаяся через минуту также внезапно появившимся странным звуком, который едва ли мог быть воспроизведен живым существом. Он, несомненно, был искусственного происхождения и продолжал раздаваться снова и снова.

Я положил конус на место. Звук не смолкал.

В комнату вошел Хо-Ту, сжимая в руке длинный кривой нож.

— Где Кернус? — спросил он.

Я кивнул на валявшиеся в углу среди мусора и костей окровавленные лохмотья и объеденные остатки туловища.

— Ты не смог бы сделать этого лучше, — заметил я.

Хо-Ту посмотрел на меня.

— Сура, — сказал я, — просила передать, что любила тебя.

Хо-Ту кивнул; в его глазах стояли слезы.

— Я счастлив, — пробормотал он и быстрыми шагами оставил комнату.

Среди останков я заметил цепочку и медальон Кернуса — золотого тарна в оковах. И цепочка и медальон были забрызганы кровью.

Я подобрал медальон и бросил его на горизонтальную панель рядом со все ещё вспыхивающим конусом, продолжавшим посылать свой остающийся без ответа запрос.

Я огляделся. В комнате стоял тяжелый, удушливый запах животного. Я увидел толстый слой паутины, на которой, очевидно, спало это существо, и оценил её прочность. Увидел коллекцию небольших коробочек, доставленных с черных кораблей, и ящики, заполненные дискетами для компьютера. Царствующие Жрецы, подумалось мне, могли бы извлечь немалую пользу из содержимого этой комнаты. Полагаю, даже они могли бы узнать много нового для себя.

Я вернулся к панели и взял конус; издаваемый им звук чем-то отдаленно напоминал непривычный для человеческого уха голос. На одной из поверхностей конуса я заметил кнопку и нажал её. Звук моментально прекратился.

Поднеся конус ко рту, я начал говорить. Я говорил на горианском языке. Я не знал, к кому обращаюсь, но был уверен, что мое послание будет услышано или каким-то образом воспринято. Рано или поздно его непременно поймут.

— Кернус мертв, — говорил я. — Зверь ушел. Ответа не будет.

Я снова нажал кнопку выключателя, но конус молчал.

Потом я повернулся и вышел из комнаты, заперев её снаружи, чтобы другие не смогли в неё войти. Проходя через центральный зал дома Корпуса, я столкнулся с Фламиниусом.

— Хо-Ту, — пробормотал он и поманил за собой.

Я направился за ним в спальню Суры.

Рядом с телом девушки лежал Хо-Ту, своим кривым ножом перерезавший себе горло. Я заметил, что прежде, чем сделать это, он снял с Суры рабский ошейник.

Фламиниус был потрясен. Мы обменялись с ним понимающими взглядами. Он опустил глаза.

— Ты должен жить, — сказал я.

— Нет, — покачал он головой.

— У тебя есть работа, — говорил я. — В Аре новый убар. Ты должен вернуться к своим исследованиям.

— Жизнь мало что значит, — сказал он.

— А смерть? — спросил я.

Он поднял голову.

— Смерть вообще ничего не значит.

— Если смерть ничего не значит, следует выбрать ту малость, которую предоставляет жизнь, что на самом деле вовсе не так уж мало.

Он отвел взгляд.

— Ты воин, — сказал он. — У тебя есть твои войны, сражения.

— У тебя тоже. Ты медик. Дар-косис ещё не побежден.

Он опустил голову.

— Ты должен вернуться к работе, — продолжал убеждать его я. — Ты нужен людям.

Он горько рассмеялся.

— Кто я такой, чтобы печься о других? — воскликнул он.

— Ты — Фламиниус, тот, кто некогда любил людей и выбрал зеленые одеяния касты медиков.

— Когда-то я знал одного Фламиниуса, — усмехнувшись, сказал он. — Но это было очень давно.

— А я знаю того Фламиниуса, который есть сейчас.

Он посмотрел мне в глаза, в них стояли слезы. Как, впрочем, и в моих.

— Я любил Суру, — вдруг признался он.

— Хо-Ту тоже её любил, — ответил я. — По-своему она была дорога и мне.

— Я не умру, — сказал Фламиниус. — Хорошо. Я буду работать.

Я вернулся в свою комнату. С улицы доносились песнопения, прославляющие Ар.

Я смыл со своего лица знак черного кинжала.