Глава 11

Элизабет Бошан вернулась в Атланту сразу, как только Орвиль Бошан сообщил в письме замечательную новость. Возвратился и Хьюберт, хотя найти его оказалось немного сложнее. Тем не менее семья Бошанов собралась вместе довольно быстро, и вскоре их знакомые в Атланте получили приглашения на помолвку. Несмотря на то, что многие до сих пор отсутствовали, на званом вечере в честь помолвки дочери Орвиля собралось более двухсот человек. Камилла, принимавшая поздравления гостей, еще никогда не выглядела лучше. На ней было платье из тонкой кисеи, отделанное изящной вышивкой. Шею украшало маленькое жемчужное ожерелье. Молочно-белая кожа и черные как смоль волосы делали ее похожей на сказочную принцессу. Ослепительнo улыбаясь, она стояла рядом с Иеремией. На пальце у нее сверкало обручальное кольцо с бриллиантом в двенадцать каратов.

– Боже мой, он чуть ли не с яйцо! – воскликнула мать девушки, увидев кольцо, и Камилла закружилась по комнате, весело поглядывая на хохочущего отца. – Ах ты, шалунья! – засмеялась и Элизабет. – Что ж, Камилла, скоро ты станешь очень богатой! – Она бросила на Орвиля укоризненный взгляд, однако он предпочел промолчать.

Он был рад за Камиллу.

– Знаю, знаю! Иеремия собирается построить для меня прекрасный дом. Там все будет самое новое, все, что я пожелаю! – Она вела себя так, словно ей было девять лет, и мать нахмурилась.

– Из тебя вырастет очень избалованная женщина, Камилла.

– Знаю.

Сейчас она тревожилась только из-за того, что когда-нибудь придется рожать. Может, это не так уж трудно? Камилла собиралась поговорить с матерью и спросить, что можно сделать, чтобы не сразу забеременеть. Ей приходилось слышать такие разговоры между женщинами, однако сейчас она не хотела об этом думать. Ведь ее брачная ночь наступит еще не скоро.

– Ты понимаешь, как тебе повезло?

– Да. – И она тут же убежала, услышав от служанки, что Иеремия ждет внизу.

Две недели в Атланте прошли как сон: вечера, пикники, подарки. Ему иногда удавалось украдкой поцеловать Камиллу и обнять ее стройный стан. Иеремия с нетерпением ждал того дня, когда он в конце концов увезет ее с собой. На этот раз расставаться им было очень тяжело. Ему предстояло считать дни до их новой встречи, когда она станет всецело принадлежать ему. Однако у Терстона оставалось еще немало дел: нужно было купить землю и выстроить дом для невесты. Всю дорогу он обдумывал и уточнял свои планы. Прежде чем возвратиться в Напу, он провел в Сан-Франциско три дня, где осматривал участки под застройку и огромные пустоши, выставленные на продажу. Потом он встретился с архитекторами и заказал у них проект будущего дома. В день отъезда Иеремия все же нашел то, что искал, – огромный участок, занимавший почти целый квартал в нижней части Ноб-Хилла^[2], откуда открывался вид на весь город. Прищурив глаза, Иеремия попробовал представить дом, который он здесь построит. Он будет больше особняков Хантингтона, Крокера и Марка Хопкинса, превзойдет размерами даже дом Тобинов. И когда он позже заехал в мастерскую архитекторов, то только рассмеялся в ответ на уверения хозяина, что через пару лет будет именно так, как ему хочется.

– Вы ошибаетесь, мой друг.

Архитектор озадаченно посмотрел на улыбающегося Иеремию.

– Я собираюсь закончить все гораздо раньше, чем за два года.

– За год? – Архитектор побледнел, увидев, как улыбка на лице заказчика сделалась еще шире.

Он просто никогда не имел дела с Иеремией Терстоном... или с Камиллой Бошан. Иеремия не сомневался в том, что она станет такой же требовательной, как и он сам, когда немного повзрослеет и привыкнет к положению его супруги. Тут он не ошибся.

– Я рассчитывал на четыре месяца. Максимум на пять.

Архитектор едва не лишился дара речи, но Иеремия только рассмеялся.

– Вы что, шутите?

– Нисколько. – С этими словами Терстон присел за письменный стол и выписал чек на внушительную сумму.

Архитекторы, с которыми он собирался иметь дело, считались одними из лучших в городе, и Иеремия получил о них самые лестные отзывы от своих банкиров. Он вручил архитектору чек, объяснив, что тот получит еще один на такую же сумму, если строительство завершится через четыре месяца, самое большее через пять. Сумма оказалась столь велика, что отбивала всякую охоту спорить, и это отчасти помогло решить проблему со сроками. Такие деньги позволяли нанять целую армию работников, чтобы как можно скорее воздвигнуть дом на участке в районе Ноб-Хилла, который Иеремия приобрел в тот же день. Он всегда был скор на решения. Вечером он сел на уходивший в Напу пароход и принялся с удовольствием вспоминать о том, что успел сделать за день. Архитектор должен был приехать в Напу через неделю, чтобы показать Иеремии чертежи. Если Терстон их одобрит, стройка начнется спустя несколько дней. Иеремия не собирался терять ни минуты, ему хотелось закончить дом к тому времени, когда он привезет сюда невесту с Юга. После свадьбы, которая состоится в декабре, он решил провести медовый месяц в Нью-Йорке, а потом уехать с Камиллой в Напу и заодно показать ей новый дом в Сан-Франциско. Зиму они проведут в городе, а с первыми признаками весны переберутся в Напу и останутся там до конца лета. Это вполне устраивало Иеремию. Когда на следующей неделе у него в конторе появился архитектор, чертежи показались ему просто великолепными.

Архитектор правильно понял замысел Иеремии. Мужчина, которому давно перевалило за сорок, собирается жениться на семнадцатилетней девушке, пленившей его сердце, всколыхнувшей мечты и разбередившей душу... В такой дом было не стыдно привести даже принцессу. Он подойдет для воспитания детей и переживет несколько поколений. Это будет настоящий дворец с высоким куполом из цветного стекла над главным залом и четырьмя красивыми башенками по углам. Строгий фасад здания должны были украсить несколько колонн. Проект предусматривал обширные территории для прогулок, великолепный ухоженный сад, а также нарядные ворота, через которые будут въезжать экипажи, и высокий забор вокруг всей территории. Здание больше напоминало сельскую усадьбу, чем городской особняк. Это пришлось Иеремии по вкусу. Особый восторг вызвал у него купол. Через него в дом будут падать разноцветные лучи, и поэтому даже пасмурный день покажется здесь солнечным. Подарок был со смыслом: Терстон собирался сделать жизнь Камиллы безоблачной. В общем, проект казался Иеремии безупречным. Викторианский стиль удачно сочетался со стилем рококо. И когда архитектор отправился на пристань, чтобы сесть на уходящий в Сан-Франциско пароход, Иеремия долго не поднимался из-за письменного стола. На его лице играла довольная улыбка. Он с нетерпением ждал момента, когда Камилла увидит этот дом. Он уже представлял, как она прогуливается в аккуратном садике или отдыхает в роскошных апартаментах, о которых он только что разговаривал с архитектором. Там будут огромная спальня, будуар, туалетная комната, ее собственная гостиная, а также прекрасный кабинет для Иеремии со стенами, обшитыми деревянными панелями. Кроме того, на том же этаже будут находиться детская, гостиная для детей, комната няни, а на следующем – шесть спален побольше, задуманных с той же целью. Кто знает, сколько детей у них родится? Архитектору еще не приходилось проектировать такой громадный зал для приема гостей. Он займет большую часть первого этажа. Рядом с ним будет зал поменьше, а также огромная библиотека, отделанная красным деревом, столовая и танцевальный зал. Во всем Сан-Франциско не сыщешь такой современной кухни, как в его доме. Комнаты для прислуги будут столь велики, что им позавидует любой. А конюшни смогут вызвать ревнивое чувство даже у Хьюберта. Словом, в их доме будет абсолютно все, что только можно пожелать: деревянные панели на стенах, красивые бра, широкие лестницы и великолепные ковры. Архитектор заверил Иеремию, что его люди специально займутся поисками этих сокровищ, а краснодеревщики и плотники примутся за работу, не дожидаясь, когда завершится строительство. Теперь Иеремии придется раз в неделю приезжать в город, чтобы проверять, как идут работы.

Проект поражал грандиозным размахом, и Терстон постоянно спрашивал себя, удастся ли все делать в срок. Камилла тем временем засыпала его письмами, в которых рассказывала, как идет подготовка к свадьбе. Ткань для подвенечного платья приобрели в Новом Орлеане, куда ее доставили из Парижа. В письмах Камиллы было не слишком много подробностей, однако чувствовалось, что она едва справляется с нетерпением и беспокоится о приданом не меньше, чем Иеремия о новом доме. А он предпочитал помалкивать. Написав, что дом в Сан-Франциско уже строится, Терстон ни словом не обмолвился о том, что решил возвести самый большой и самый красивый особняк в городе и что толпы зевак каждый день наблюдают, как строители выбиваются из сил, стараясь уложиться в назначенный срок. Иеремия прислал им на помощь рабочих с рудников и платил хорошие деньги тем, кто соглашался работать на стройке в выходные.

Одновременно он не жалел сил, чтобы обновить дом в Сент-Элене. Раньше Иеремия не обращал внимания на то, какой убогой сделалась его спальня за прошедшие девятнадцать лет, но теперь понял, насколько неопрятным и пустым было его жилище. Он побывал на ярмарках в Напе и Сан-Франциско и попросил Ханну повесить в каждой комнате занавески. Если он решит привезти Камиллу в Напу, в его доме все должно быть прекрасно. Такой девушке, как она, необходимы свет, свежий воздух и приятная обстановка. Он распорядился разбить рядом с домом сад и прислал рабочих, чтобы заново выкрасить здание. К концу октября дом был готов, и Терстон сам удивился его красоте. Одна Ханна казалась недовольной переменами и ворчала всякий раз, когда видела Иеремию. Потом она замкнулась в себе и угрюмо умолкла. Терстон не вытерпел. Однажды вечером он посадил старуху рядом, налил ей и себе по чашке кофе и закурил сигару, несмотря на ее всегдашние протесты.

– Вот что, Ханна, давай поговорим. Я понимаю, тебе не нравится, что у нас все пошло по-другому. В последние месяцы я лез из кожи вон и не щадил никого, однако теперь наш дом выглядит отлично. Я думаю, Камилле здесь понравится. Ты и сама полюбишь ее, она просто очаровательна. – Иеремия улыбнулся, вспомнив о письме, полученном сегодня утром. – Если мне не изменяет память, ты без конца ворчала из-за того, что я бог знает как долго остаюсь неженатым. Теперь я женюсь. Так почему ты на меня злишься? – Ханна несколько раз отказывалась съездить с ним в Сан-Франциско и посмотреть, как строится новый дом. – Неужели ты ревнуешь меня к семнадцатилетней девчонке? У меня в сердце хватит места для вас обеих. Я уже рассказал ей о тебе, и она с нетерпением ждет встречи с тобой, Ханна. – Иеремия заволновался.

Старуха действительно стала тревожить его, особенно последние несколько недель.

– Что с тобой? Может, ты неважно себя чувствуешь? Или просто злишься на меня за то, что я решил построить дом в другом месте, а не в Напе?

Ханна улыбнулась. В словах Терстона была доля правды.

– Я уже говорила, тебе не нужен другой дом. Ты испортишь эту девчонку раньше, чем она попадет сюда.

– Ты права. Ей предстоит стать утехой старика.

– Счастливая...

Иеремия почувствовал облегчение. Впервые за целый месяц он услышал от Ханны доброе слово. Он всерьез беспокоился из-за нее, а также из-за того, что она будет такой же неприветливой с Камиллой, а его хрупкая маленькая невеста с Юга будет ломать голову, чем она заслужила холодный прием.

– Это я счастливый, Ханна. – Их взгляды встретились, и она увидела в его глазах неподдельную радость.

Иеремия изумлялся тому, насколько изменилась его жизнь за полгода... Удивительно... Однако сейчас он испытывал не только удивление.

– Я за многое благодарен судьбе. – Иеремия принял невинный вид и пронзил Ханну взглядом.

Глаза старухи были печальны.

– Что с тобой?

Ханна была обязана сказать правду. Мало ли что она обещала... Старуха взглянула на Терстона, и на глазах у нее блеснули слезы.

– У меня не поворачивается язык, Иеремия...

– Что случилось? – Терстону стало страшно.

Внезапно он припомнил, с каким ужасом встретил когда-то известие о том, что Дженни умирает от гриппа. Встретив пристальный взгляд Ханны, он почувствовал, что земля уходит из-под ног.

– Я про Мэри-Эллен...

Сердце Иеремии защемило от предчувствия беды.

– Она больна?

Ханна медленно покачала головой:

– Она ждет ребенка... Твоего ребенка...

У Терстона перехватило дыхание, как от сильного удара под ложечку.

– Не может быть... Ей же нельзя...

– Когда я увидела ее в Калистоге, то сказала, что она сошла с ума. Она чуть не умерла во время двух последних родов. Да и лет ей уже немало. Иеремия, она заставила меня поклясться, что я ничего не скажу тебе...

Терстон кивнул. На мгновение его затошнило, а потом он принялся за подсчеты. Скорее всего это случилось в апреле, во время их последней встречи. Ему почему-то казалось, что Мэри-Эллен сделала это нарочно. Тогда Мэри-Эллен сказала, что готова родить, если ему хочется иметь детей. Еще несколько лет назад врач предупредил Мэри-Эллен, что она может умереть, если снова попробует рожать. Почему же сейчас, именно сейчас она решилась на это? Не говоря ни слова, Иеремия с силой ударил кулаком по столу. Ханна следила за ним. Терстон резко выпрямился и направился к двери.

– Что ты собираешься делать?

– Хочу поговорить с ней. Только и всего. Дура чертова! А ты еще глупее ее. Неужели ты думала, что я буду сидеть сложа руки? – Ему надоела ее упрямая, глупая гордость!

Она была его любовницей семь лет. Конечно, он поможет ей. Но это будет только помощь, не больше. Ни за что на свете он не откажется от своего решения. Оно останется неизменным.

Терстон вышел из дома, оседлал Большого Джо и поскакал в Калистогу, горя жаждой мщения. Вскоре он остановил коня у знакомого крыльца, неожиданно вынырнув из облака пыли и напугав детей, широко распахнутыми глазами смотревших, как он входит в дом.

– Мамы нет дома! – крикнул ему самый старший.

Иеремия и сам видел, что дом пуст.

– Где она?

– На работе, в санатории. Вернется не скоро.

Он мог бы дождаться Мэри-Эллен здесь, но сейчас у него было не то настроение. Иеремия вновь вскочил на Большого Джо и помчался по главной улице, ведущей в сторону санатория. Чертова баба! В городе, наверное, уже все знали, что она решила рожать от него ребенка. Иеремия всю дорогу клял себя на чем свет стоит, что в тот вечер согласился лечь с ней в постель. Он не собирался этого делать, но Мэри-Эллен была убита горем, и, как всегда, ему захотелось ее. Ах, какого он свалял дурака... Какого дурака... Иеремия не мог избавиться от мысли, что Камилла когда-нибудь узнает о его незаконнорожденном ребенке. Нервничавший Иеремия привязал Большого Джо у ворот санатория. По правде говоря, все это пустяки. Главное сейчас – Мэри-Эллен...

Иеремия нашел ее за стойкой. Она старательно записывала поручения отдыхающих. Фигуру ее скрывал стол, за которым она сидела. Что ж, по крайней мере эта работа не слишком тяжела для женщины, решившей стать матерью. Заметив Терстона, Мэри-Эллен вздрогнула и отпрянула, но он протянул руку и схватил ее за запястье.

– Выйдем отсюда. Сейчас же. – Глаза Терстона горели от гнева.

Он с досадой понял, что обрадовался, снова увидев Мэри-Эллен. Казалось, она похорошела со времени их последней встречи.

– Иеремия... Перестань... Я... Пожалуйста... – Она опасалась скандала и не хотела, чтобы он увидел ее фигуру.

Мэри-Эллен еще не догадалась, что Ханна обо всем рассказала. Она казалась такой несчастной, что работавший вместе с ней мужчина приготовился дать Иеремии отпор.

– Тебе помочь, Мэри-Эллен? – Он сжал кулаки.

Мэри-Эллен взглядом умоляла Иеремию уйти.

– Прошу тебя... Будет лучше, если ты... Я не хочу...

– Мало ли чего ты хочешь. Если понадобится, я просто унесу тебя. Живо поднимайся и идем на улицу, а не то я возьму тебя на руки.

Густо покраснев, Мэри-Эллен беспомощно огляделась по сторонам, потом сняла со спинки стула шаль, небрежно накинула ее на плечи и направилась к выходу вслед за Терстоном. Мужчина, собиравшийся помочь, обещал посидеть на ее месте. Она предупредила, что это ненадолго.

– Иеремия... Прошу тебя...

Он потащил ее на другую сторону улицы, где стояла окруженная деревьями скамейка.

– Я не хочу, чтобы...

Терстон чуть ли не силой заставил Мэри-Эллен сесть и повернул лицом к себе.

– Мне наплевать на твои желания. Почему ты ничего мне не сказала?

– О чем? – Она сделала вид, что ничего не понимает, но смертельно побледнела. – Я не знаю, о чем ты говоришь... – Однако смертельная бледность и страх уличали ее во лжи.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. – Иеремия устремил взгляд на ее талию, а потом осторожно откинул шаль.

То, что он увидел, говорило само за себя.

– Как же ты могла, Мэри-Эллен?

Она тихо заплакала, утирая слезы кружевным платком, его давним подарком, и от этого Иеремии стало совсем скверно.

– Значит, Ханна тебе рассказала... Она же обещала... – Мэри-Эллен горько зарыдала.

Иеремия сел рядом и обнял ее на виду у всех. Он никогда не стыдился своих отношений с Мэри-Эллен, просто не хотел на ней жениться и не собирался ничего менять. Им обоим этого не хотелось. Но теперь, когда она решила родить ребенка, все становилось гораздо сложнее.

– Мэри-Эллен, глупышка, что ты натворила...

– Я хотела родить от тебя ребенка, раз уж не сумела удержать тебя... Я хотела... – Рыдания не дали ей договорить.

– Но ведь тебе нельзя. Ты и сама это знаешь. – Иеремия подозревал, что Мэри-Эллен таким образом хочет женить его на себе, но слова женщины не оставили от этого подозрения камня на камне.

Итак, она хочет от него ребенка и больше ничего... Терстон вскипел.

– Мне надоело слушать этот вздор, Мэри-Эллен! Ты слишком часто говорила об этом. Надо было давным-давно перестать тебя слушать. С сегодняшнего дня ты больше не работаешь. Будь проклята твоя гордость! Я позабочусь о тебе и о ребенке. Буду помогать деньгами, поскольку ничего другого мне не остается. Уж это-то я могу сделать, а если это тебе не нравится, тем хуже. Я хочу что-нибудь сделать для своего ребенка, ясно?

Его гневные слова бросили ее в дрожь.

– Мне надо растить еще троих, Иеремия. – В голосе Мэри-Эллен прозвучала гордость. – Я никогда не забывала об этом.

– И слышать не желаю! – Обеспокоенный Иеремия снова опустился на скамейку. – Ты была у врача, Мэри-Эллен? – Она кивнула, стараясь заглянуть ему в глаза.

Ясно было, что она до сих пор любит его... Глядя на женщину, он изо всех сил старался не дать воли чувствам. Он должен думать о Камилле. Они поженятся через два месяца... раньше, чем этот ребенок появится на свет. Ах, как несправедлива жизнь! Все могло бы сложиться иначе, если бы Мэри-Эллен надумала раньше.

– Что сказал врач?

– Что все будет в порядке. – Ее голос звучал тихо и нежно.

Глядя на нее, Иеремия испытал острое чувство вины, отозвавшееся в груди жестокой болью.

– Хотелось бы верить...

– Это правда. Я ведь родила троих и не умерла, правда?

– Да, но тогда ты была моложе. Ах как глупо!

– Нет. – Мэри-Эллен с вызовом посмотрела на Терстона.

Она действительно ни о чем не жалела, и это вновь разозлило его.

– Какого черта ты это сделала?

Подобные вещи не укладывались у него в голове. Как ни крути, это было глупостью.

– Это все, что у меня осталось, Иеремия... – Тихий и печальный голос женщины разрывал ему сердце. – Думаешь, я не понимаю, что ты меня оставил и больше не вернешься? Ты ведь женишься на этой девушке, правда?

Иеремия кивнул. Его переносицу прорезала глубокая морщина, и это добавило Мэри-Эллен решимости.

– Значит, я поступила правильно.

– Ты рискуешь жизнью.

– Это моя жизнь, и я имею право делать с ней что хочу. – Она поднялась, и Иеремия подумал, что он еще ни разу не видел ее такой красивой.

Гордая, сильная, добившаяся того, чего хотела... Как Камилла... Но куда Мэри до пылкой, изысканной мисс Бошан? Нет, встретившись с Мэри-Эллен, Иеремия не раскаялся в своем выборе. Жаль, что она решилась. Это усложнит жизнь всем, и в первую очередь ребенку. Терстон прекрасно понимал это. Рано или поздно слух дойдет до Камиллы, а потом и до их детей. В таком месте, как Напа, трудно что-нибудь скрыть, а ему меньше всего на свете хотелось огорчать невесту. Что будет с Камиллой, если через месяц после свадьбы она узнает о рождении его незаконного ребенка? Иеремия сжался при мысли о том, какую боль ей причинит эта весть.

– Лучше бы ты не делала этого, Мэри-Эллен.

– Мне очень жаль, Иеремия. – Она гордо вздернула подбородок, и Терстону захотелось поцеловать ее. – Я всегда думала, что ты хочешь ребенка.

– Но только не так. На свете есть гораздо лучшие способы...

– Они не для меня, Иеремия. Нет, нет... Будь счастлив с молодой женой.

Но он понимал, что она кривит душой. Мэри-Эллен знала: Терстон отремонтировал дом в Напе и строит настоящий дворец в Сан-Франциско. То, что он предназначался для Камиллы, было известно каждому на добрую сотню миль в округе.

– Что ты собираешься делать? – В эту минуту он не думал ни о невесте, ни о строившемся для нее доме.

– То же, что и до сих пор. Я работаю в санатории, и это меня вполне устраивает. Я здесь не слишком устаю, а когда родится малыш, я вернусь на прежнюю работу. Девочки мне помогут.

– Тебе надо сидеть дома и воспитывать детей. – В голосе Иеремии звучало осуждение, и это показалось Мэри-Эллен очень странным.

Прежде она не слышала от него ничего подобного, но теперь речь шла о его ребенке, и это меняло дело.

– Я позабочусь об этом, Мэри-Эллен.

Он завтра же отправится в свой банк в Напе и отдаст необходимые распоряжения. Все наладится. Это не так уж сложно. Ему следовало сделать это давным-давно, но лучше поздно, чем никогда.

– Не надо. Я не хочу, Иеремия!

– А я не собираюсь спрашивать твоего разрешения. Ты ведь не спрашивала его у меня? Теперь решения принимаю я.

В глубине души Мэри-Эллен была разочарована. Она рассчитывала, что Иеремия с большим энтузиазмом встретит известие о своем ребенке. Но сейчас его мысли занимали совсем другие вещи... Он думал о других детях, и она это понимала. Так же, как понимала, что совершила ошибку, но упорно не желала сожалеть о ней. Именно об этом она и твердила Ханне...

– Я хочу, чтобы ты перестала работать в санатории. – Иеремия смотрел на нее почти по-отечески.

– Я не могу этого сделать.

Терстон свирепо уставился на нее.

– Ты сообщишь им сама или это сделать мне? Начинается другая жизнь, ясно? Ты будешь сидеть дома со своими детьми и моим малышом и беречь здоровье. Если ты умрешь при родах, что станет с остальными? Об этом ты подумала? – Услышав жестокие слова, Мэри-Эллен заплакала, и Терстон пожалел о своей резкости. – Прости... Я не хотел... Сейчас нам обоим трудно. Поэтому давай попытаемся найти выход. Позволь помочь тебе. Ты согласна?

Мэри-Эллен приходилось носить слишком тугой корсет, чтобы беременность не бросалась в глаза. О Господи, что угодно, только не этот корсет!

– Если только ненадолго, Иеремия. – Внезапно она почувствовала, что очень устала. – Пока не родится малыш.

– Нет. – Он просто похлопал Мэри-Эллен по руке. – Предоставь это мне.

Он пришлет к ней своего банкира. Она станет плакать, но он ее уговорит, и каждый месяц она будет получать пособие, на которое сможет безбедно жить с четырьмя детьми. Это будет длиться столько, сколько понадобится. Вот и все, что он в состоянии для нее сделать. Иеремия не мог на ней жениться, и они оба это понимали. Этим мечтам давно пришел конец, и теперь Иеремия строил дворец для девушки из Атланты.

Иеремия поднялся и проводил Мэри-Эллен обратно в вестибюль. Взглянув на дожидавшегося ее молодого человека, Терстон внезапно заподозрил, что тот слишком о ней заботится. Но если это и так, разве что-то меняется? Терстон не сомневался, что Мэри-Эллен ждала ребенка от него, он доверял ей, зная, что у нее не было никого другого. А если бы у нее кто-то появился, он бы не стал упрекать Мэри-Эллен. В конце концов, у него тоже появилась Камилла.

– Ты уйдешь с работы?

Она кивнула и попыталась заглянуть ему в глаза.

– Ты будешь иногда навещать меня, Иеремия? – Хотя ее слова болью отозвались в сердце Терстона, внутренний голос говорил ему «нет».

– Не знаю. Не думаю. Так будет лучше для всех нас.

– Даже на малыша не придешь взглянуть? – В глазах Мэри-Эллен опять показались слезы, и он почувствовал себя последним ублюдком.

– Приду. Если что-нибудь понадобится раньше, обязательно сообщи. – Терстон не боялся, что она злоупотребит его щедростью.

Она никогда этого не делала. Другие женщины на ее месте вцепились бы в него когтями, но Мэри-Эллен вела себя с большим достоинством.

– Я уеду... – Иеремия внезапно смутился и осекся. – После первого декабря.

Его свадьба должна была состояться в Атланте двадцать четвертого числа, однако Бошаны в течение двух предшествующих недель собирались устраивать званые вечера, и Иеремия обещал Камилле, что будет на них присутствовать. А в это же время женщина из Калистоги будет рожать его ребенка...

Нет, странная штука – жизнь. Эта мысль преследовала его по дороге домой. Он думал и о том, как за последние полгода изменился его быт. Неужели через год он станет отцом сразу двоих детей? Ставя Большого Джо в стойло, он широко улыбнулся. Двое детей... Один – от Мэри-Эллен... А другой – от Камиллы. Поэтому он и не слишком удивился, обнаружив на кухонном столе письмо от Амелии Гудхарт. Иеремия впервые получил от нее весточку с тех пор, как они распрощались в поезде на Саванну. Амелия сообщала, что получила его письмо и обрадовалась его знакомству с молодой леди из Атланты.

«Хотя и не без ревности», – добавила она, и Иеремии сразу вспомнилась ее улыбка.

Амелия одобряла его поступок и выражала надежду на встречу с его избранницей в Нью-Йорке. Ее дочь в Сан-Франциско ждала уже второго ребенка, и она собиралась обязательно навестить ее в будущем году. Прочитав письмо, Иеремия ощутил внутреннюю теплоту. Разогревая обед, оставленный ему Ханной, он думал об этих трех женщинах и о том, как непохожи они друг на друга. Да, жизнь – странная штука, если в ней существуют женщины и дети, романы в поездах дальнего следования, если он сам через девять недель женится на хрупкой маленькой девушке с молочно-белой кожей и роскошными черными волосами, с соблазнительными губами и озорными глазами. Он сидел в тихой кухне, думая о девушке из Атланты, на которой он собирался жениться.