на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


25

Мобильный телефон Ноя звонил резко и требовательно.

– Алло? – сказал он, нажимая на кнопку ответа.

– Ты где?

– Это ты, Надя?

– Да, Ной, это Надя, – нервно отозвалась она, и Ной украдкой бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться – Дэниэл еще не спускался. Яркий солнечный свет бил в поднятые жалюзи и ложился на пол ровными параллельными полосами. В лучах света крутились золотые пылинки. Мягко светились обитые темно-шафранным атласом стены.

На вкус Ноя, загородный дом Мадерли был слишком роскошным и старомодным; сам он предпочитал прямые углы, плоские полированные поверхности, составлявшие основу современного, функционального стиля, однако и он отдавал должное мастерству реставраторов и дизайнеров, сумевших с такой точностью воссоздать колониальный стиль начала восемнадцатого века. Что ни говори, в нем что-то было – что-то такое, что Ною никак не удавалось определить словами. Ему, однако, было вполне достаточно того, что особняк стоил целую кучу денег, а деньги Ной уважал. Деньги и еще славу, если быть точным. Впрочем, дом Мадерли был и известным тоже – лет пять назад о нем писали в «Архитектурном журнале».

В гостиной, в которой расположился Ной, стояли широкие и удобные мягкие кресла ручной работы, к каждому из которых прилагалась низенькая скамеечка для ног. Медная решетка камина была старинной – ей было столько же лет, сколько самому особняку. За стеклянными дверцами высокого буфета мягко поблескивал коллекционный фарфор, который собирала Розмари Мадерли. Как было достоверно известно Ною, эти тарелочки, чашки и блюдца обошлись Дэниэлу в кругленькую сумму, но за прошедшие два десятка лет стоимость коллекции выросла по крайней мере в семь раз.

На приставных диванных тумбочках, на стенах и на полках книжных шкафов были расставлены многочисленные фотографии, на которых Дэниэл Мадерли был снят со знаменитыми авторами и издателями, а также со звездами эстрады, спорта и политики, включая двух президентов. На отдельной полке стояли рассортированные по годам альбомы с фотографиями Марис, в которых была запечатлена вся ее жизнь – с самого детства и по настоящее время.

На столе в центре комнаты стояла в рамке и свадебная фотография Ноя и Марис, сделанная на приеме в честь их бракосочетания. На снимке смеющаяся невеста кормила Ноя из рук свадебным тортом, и теперь, глядя на фотографию и разговаривая по телефону с любовницей, Ной даже испытал своего рода удовольствие.

– Я весь день пытаюсь тебе дозвониться! – накинулась на него Надя. – Почему ты не отвечаешь?

– Потому что мне так захотелось, – ответил Ной, блаженно потягиваясь. – Каждый раз, когда на определителе появлялся твой номер, я выключал звонок.

– Ты меня избегаешь? Я так и поняла, поэтому решила позвонить тебе с телефона подруги.

– Эта твоя подруга случайно не носит штаны? – осведомился Ной.

– Все будет зависеть от того, будешь ты со мной разговаривать или нет, – парировала Надя.

– У тебя замечательная память, Надя, – сказал Ной. – Кое-что ты отлично помнишь, а кое о чем предпочитаешь забыть. Мне кажется, это весьма удобно, но не у каждого получается.

– Что же я забыла? – спросила Надя.

– Ты забыла, почему я не хочу с тобой разговаривать.

– Ничего подобного, я прекрасно помню, в чем дело. Просто когда сегодня утром я проснулась, я решила простить тебя и…

– Простить меня?! – перебил Ной. – Но ведь это не я трахался со своим тренером!

– Я видела твоего персонального тренера – по доброй воле никто с ним трахаться не захочет.

Ной едва сдержал грубое ругательство. Надя снова взялась за свое. Опять она его высмеивала и пыталась разозлить. Точно так же она держалась, когда он застал ее вытянувшейся на смятых простынях. Тогда он едва не задушил Надю; и теперь стоило ему только услышать в ее голосе насмешливые нотки, как прежняя ярость тотчас проснулась в нем с новой силой. Это была именно ярость, а не ревность, поскольку Ною было абсолютно наплевать, с кем еще трахалась Надя. К ее изменам Ной был равнодушен, он не выносил только одного – насмешек над собой.

И тогда тоже Надя не смутилась, не пыталась раскаяться или оправдаться, она только улыбалась, улыбалась вызывающе и насмешливо. Именно это дерзкое и надменное выражение ему и хотелось стереть с ее лица кулаками.

Да, тогда он был зол настолько, что, казалось, мог бы убить Надю голыми руками. Ной уже представлял себе, как сжимает обеими руками ее горло, как трепещет в агонии ее тело, как вылезают из орбит глаза и перестает биться сердце. Это желание уничтожить ее было столь сильным, что он с трудом удержался от рокового шага. К счастью, Ною удалось справиться с собой и не совершить непоправимой ошибки, однако пережитые эмоции были достаточно сильны, чтобы он осознал: только что он снова заглянул в бездну.

Да, у его души была оборотная, темная сторона. Как обратная сторона Луны, она обычно была не видна, но она существовала.

За последние время Ной дважды побывал в плену темной стихии своего «я». В первый раз это случилось, когда Марис застала его с Надей. Во второй раз – когда он сам застукал Надю с тренером. В обоих случаях он испытал сильнейшее желание отомстить. Заставить обидчицу замолчать навсегда. Изуродовать. Искалечить. Убить.

Теперь он вполне владел собой, но интерес к собственным переживаниям остался. Ной был словно зачарован мрачной глубиной разверзшейся перед ним бездны. Ему хотелось исследовать ее, опуститься глубже, чтобы получше рассмотреть, что же скрывается в клубящемся на дне мраке.

А Надя, не подозревая ни о чем подобном в душе своего любовника, продолжала наивно полагать, что Ной злится на нее за интрижку с накачанным тренером.

– Ты сам виноват, – твердила она. – Припомни-ка, дружок, как ты вел себя тогда за завтраком! Никто не смеет называть меня глупой и надеяться, что я это так оставлю. Ты первый начал – я только отплатила тебе за оскорбление, так что теперь мы квиты. Так, может, мы забудем об этом маленьком недоразумении и займемся делом?

Ною очень хотелось обозвать Надю словом, которое вертелось у него на языке и прекрасно характеризовало основные свойства ее натуры, – обозвать и повесить трубку, чтобы она поняла, как он относится к ней на самом деле. Но он не сделал этого, так как прекрасно понимал – на данном этапе ему выгоднее иметь Надю союзником, а не врагом. Сделка с «Уорлд Вью» висела на волоске, и разрыв с Надей мог означать крушение всех его надежд.

Кроме того, Ной уже заметил, что Надя, похоже, нравится Моррису Блюму и, следовательно, еще может быть ему полезна. В конце концов, ведь именно она свела их, так почему бы ему не использовать и другие выгоды, вытекающие из ее доброго расположения? Когда-нибудь – он знал это точно – Надя получит свое, но не раньше, чем будет подписан договор с «Уорлд Вью» и у него на счету не появятся денежки. Десять миллионов долларов награды за пять минут смирения? Да с удовольствием! За такие деньги и единоличный контроль над «Мадерли-пресс» Ной готов был пойти и на большее.

– Эй, Ной? Ты что, заснул? Куда ты пропал?!

Голос Нади вернул его к действительности. Теперь он звучал мягко, почти просительно, и Ной понял, что Надя решила подсластить пилюлю. Что ж, это делало его задачу еще более простой.

– Я здесь, – ответил он.

– Нет, я имею в виду – где ты сейчас находишься? Улыбнувшись, Ной сказал:

– Я нахожусь в загородном доме моего тестя.

– У Дэниэла Мадерли? Ной снова усмехнулся.

– У меня только один тесть, Надя.

– И зачем тебе это понадобилось?

– Нам нужно кое-что обсудить, Надя. Я сам предложил ему поехать сюда.

– Ага, понятно. Ты собираешься нанести последний удар?

– Точно. – Он сказал Наде, что Марис снова уехала в Джорджию, а экономка осталась в Нью-Йорке. – Так что мы здесь только вдвоем, – закончил он самодовольно. – Рыбалка, немного виски, откровенные мужские разговоры и все такое…

– Потом небольшой нажим и…

– …И курочка снесет золотое яичко. Впрочем, я сомневаюсь, что мне придется давить на старика очень уж сильно.

– Дэниэл Мадерли гораздо упрямее, чем ты думаешь, и так просто не сдастся.

– Никто и не говорит, что будет просто, но я уверен – мне удастся его убедить. Надя немного помолчала.

– А поддержка тебе не нужна? – спросила она наконец. – Я могла бы подъехать. Надеюсь, ваш загородный дом достаточно просторен, чтобы там нашлось местечко и для меня?

– Интересное предложение. Даже очень хорошее предложение, но я боюсь, ты не сумеешь удержаться в рамках благоразумия. К тому же, когда старик немного выпьет, он начинает путать двери. Вдруг он зайдет не в ту спальню и увидит на кровати прилежных последователей Камасутры?

– А что мы ему можем показать на этот раз?

– Нет, ты неисправима!

– Абсолютно! И у меня нет ни капли стыда. Вот почему мне так нравится заниматься сексом, когда я знаю, что меня могут увидеть. К тому же, если твой старенький тесть случайно наткнется на нас, кто знает, может, из этого и выйдет что-то… Ты, часом, не знаешь – сердце у него здоровое? – Она перешла на соблазнительный шепот. – Лучший секс – это секс с выдумкой, Ной! Мы купим шоколадные конфеты с какой-нибудь тягучей начинкой – такие, которые ты так любишь слизывать, и…

– Отличный секс по телефону, Надя, – честно признался Ной. – Я даже возбудился.

– Дай мне два… нет, полтора часа, и я буду у тебя!

– Я бы дорого дал, чтобы ты была здесь сейчас! Но ведь ты знаешь, Надя, – тебе нельзя приезжать.

– К сожалению, знаю. Я тоже многое теряю, если эта сделка сорвется. Просто мне тебя очень не хватает. Наверное, придется мне достать мой верный вибратор и немного пофантазировать.

Ной негромко рассмеялся:

– Надеюсь, у тебя есть батарейки?

– Даже два комплекта.

– Слушай, кажется, Дэниэл идет. Мне пора, Надя. Увидимся, как только я вернусь.

– Пока, дорогой.

Ной выключил аппарат, потом проникновенно добавил в молчащую трубку:

– …Я тоже люблю тебя, милая.

Обернувшись, он увидел входящего в гостиную Дэниэла.

– О, это вы! Марис только что звонила. Она не хотела звонить на ваш телефон – боялась, что вы легли отдохнуть. Хотите, я сейчас же ей перезвоню? Правда, она сказала – они там как раз садятся ужинать, но я думаю…

– Нет, нет, не стоит, – остановил его Дэниэл. – Как у нее дела?

– Марис работает над рукописью. Говорит – жара стоит ужасная. У нее все отлично, только очень соскучилась.

– Ладно, не будем ее беспокоить, – решил Дэниэл и опустился в кресло. Трость он прислонил к журнальному столику рядом. – Я действительно немного вздремнул, только теперь пить хочется.

Ной непринужденно рассмеялся и, легко поднявшись с кресла, направился к одной из тумбочек, служившей баром.

– Виски?

– Со льдом, пожалуйста.

– Я позвонил в кафе. Они доставят двойные сандвичи, картофельный салат с майонезом, шоколадный торт и ванильное мороженое на десерт. Вот такой у нас будет праздничный ужин.

Дэниэл хмыкнул.

– Эта холостяцкая жизнь с каждым днем нравится мне все больше и больше, – сказал он, принимая из рук зятя стакан с виски. – Отличная была идея, Ной!..


Марис была рада, что она переоделась к ужину, так как Майкл впервые за время их знакомства накрыл стол в большом обеденном зале.

Сегодня на Марис было серое шелковое платье, которое она купила в начале лета у Бергдорфа, полагая, что оно как нельзя лучше подойдет для какого-нибудь загородного пикника. Так и вышло, если, конечно, можно было назвать пикником этот ужин в особняке восемнадцатого века. И хотя элегантное платье и крупные коралловые бусы не делали ее похожей на томную южную леди, выглядела она в этой обстановке вполне достойно.

Сегодня Майкл превзошел самого себя. Застеленный белой льняной скатертью стол украшала низкая ваза, в которой плавали душистые цветы магнолии; по обеим сторонам от вазы стояли до блеска начищенные бронзовые подсвечники с белыми свечами. Тарелки были из тончайшего костяного фарфора, начищенные серебряные приборы сверкали, хрустальные бокалы разбрызгивали во все стороны крошечные зайчики.

– Как красиво, Майкл! – воскликнула Марис, замерев на пороге зала.

– Только не думай, будто все это мое, – сказал из своего кресла Паркер. – Все это великолепие взято напрокат на один вечер.

– Угу, – подтвердил Майкл. – В баре у Терри… Ты, наверное, не знаешь, что он зарабатывает на жизнь, сдавая напрокат сервиз, доставшийся ему от прабабушки?

Марис рассмеялась.

– Откуда бы ни взялась эта посуда, мне она очень нравится. Даже в самых дорогих ресторанах Нью-Йорка редко можно увидеть что-нибудь подобное.

– Боюсь, что ничего подобного нельзя увидеть даже на столе у наследного принца Брунея, – заметил Майкл. – Это действительно очень старая посуда. Она принадлежала матери Паркера, а до нее – ее семье. – Он налил Марис вино в высокий хрустальный фужер. – Удивительно, но за двести лет треснула только одна соусница и разбился один бокал.

– За двести лет? – Марис удивленно посмотрела на Паркера, и тот кивнул.

– Этот сервиз на двенадцать персон состоял из двухсот с лишним предметов и передавался в семье матери из поколения в поколение. Как правило, он доставался в качестве свадебного подарка старшей дочери или – если в семье не было дочерей – невестке. А поскольку у моей мамы не было ни дочерей, ни женатых сыновей, сервиз перешел ко мне. Что касается того, что он уцелел, то тут нет ничего удивительного – им пользовались только по самым торжественным случаям. Интересно только, что у нас сегодня за дата? Десятая годовщина твоего избавления от геморроя, а, Майкл? – И он бросил на своего друга быстрый взгляд.

Майкл выпрямился и хотел что-то ответить, но Марис, боясь, как бы их обычная пикировка не превратилась в ссору, поспешила вмешаться.

– Давайте выпьем за то, – сказала она, поднимая бокал, – чтобы Паркер поскорее закончил свою «Зависть».

– За это я бы выпил, – согласился Майкл.

– Но до конца еще далеко, – уточнил Паркер.

Звон сдвигаемых бокалов напомнил Марис бой старинных часов. Только сейчас Марис заметила, что Паркер тоже приоделся к ужину, и невольно подумала, сделал ли он это по настоянию Майкла или по собственной инициативе. Правда, волосы его были, как обычно, растрепаны, однако это ему даже шло. Судя по исходившему от него запаху сандалового крема, он недавно побрился; кроме того, он надел свежую рубашку, которая, как ни странно, была застегнута на все пуговицы и аккуратно заправлена в легкие голубые брюки. Рукава ее были закатаны до локтей, обнажая загорелые мускулистые предплечья.

Облюбованная призраком люстра не горела, и мягкий свет свечей скрадывал глубину и резкость избороздивших его лицо морщин – следов пережитых страданий. Марис даже показалось, что сегодня Паркер пребывает в благодушном настроении, что было для него по меньшей мере не характерно. Пока Марис с Майклом ели, он развлекал их рассказами о Терри и о том, какой репутацией пользуется на континенте его бар. По слухам, это было нечто среднее между базой современных пиратов и подпольным притоном, где активно шла торговля наркотиками и «живым товаром».

– Не знаю, что тут правда, а что выдумка, – закончил Паркер. – Мне известно одно: у Терри подают отличные бифштексы!

При воспоминании о своем посещении таверны у причала Марис передернуло.

– Увы, я вряд ли решусь порекомендовать это место кому-то из своих друзей – уж больно неприветливая там публика, – заметила она.

– Но-но, ты не очень-то!.. – оскорбился Паркер. – Как-никак Терри делает нам скидку как постоянным клиентам, и я не позволю…

Марис решила, что пора сменить тему, и заговорила о романе:

– Насколько я заметила, напряжение между Рурком и Тоддом понемногу нарастает.

– Вот как? – осведомился Паркер с показным интересом. – Майкл, будь добр, положи мне еще вон того салата…

– Да, – с нажимом сказала Марис. – Оно чувствуется в каждой фразе. Похоже, скоро наступит кризис. Я угадала?

– Ни словечка не скажу – иначе будет неинтересно, – отрезал Паркер.

– Ну хоть намекни! Пожалуйста!

Паркер поглядел на Майкла:

– Как тебе кажется, могу я рассказать ей о какой-нибудь из своих идей относительно сюжета?

Майкл несколько секунд раздумывал, потом пожал плечами.

– В конце концов, Марис – твой редактор – сказал он.

– Вот именно! – подтвердила Марис, и все трое рассмеялись. Потом она слегка наклонилась к Паркеру и проговорила громким театральным шепотом:

– Что, если ты допустишь фатальную ошибку – фатальную в литературном смысле? Чтобы исправить ее, придется приложить немало труда, тогда как, если мы с тобой обговорим следующие сцены, я постараюсь указать тебе на возможные опасности и избавить от лишней работы.

Паркер подозрительно сощурился:

– Знаешь, на что это похоже? На завуалированную угрозу.

– Вовсе нет. – Марис ослепительно улыбнулась. – Это самый обыкновенный неприкрытый шантаж.

Паркер накрыл ладонью бокал, рассеянно скользя пальцами по затейливой гравировке. При этом он пристально посмотрел на Марис, но она выдержала его взгляд и даже с вызовом вскинула подбородок.

Майкл отодвинул стул и встал:

– Как насчет клубничного шербета? Я сам приготовил его из свежих ягод.

– Вам чем-нибудь помочь? – тут же откликнулась Марис, продолжая неотрывно смотреть в глаза Паркеру.

– Пожалуй, я справлюсь. – Майкл отправился в кухню, прикрыв за собой дверь.

Марис почувствовала, как у нее слегка закружилась голова. Это было странно: после двух бокалов легкого вина опьянеть она вряд ли могла, поэтому Марис решила – все дело в том, как Паркер на нее смотрит. Действительно, взгляд у него был таким, словно именно Марис, а не клубничный шербет, была долгожданным десертом к сегодняшнему ужину.

– Итак, что же дальше? – спросила она, безуспешно пытаясь справиться с внутренней дрожью.

– Сказать – что? – Его взгляд, остановившийся было на вырезе ее платья, снова обратился к лицу Марис. – Нет, просто взять и сказать – это неинтересно. У меня есть идея получше. Мы сыграем в «Старшую карту». Помнишь сцену из «Соломенной вдовы», где Дик Кейтон и невольная свидетельница убийства играли в эту игру?

– Смутно, – солгала она. На самом деле Марис отлично помнила этот эпизод. – Как звали эту свидетельницу? – спросила она с самым невинным видом.

– У нее было прозвище – Френчи Француженка. Ее прозвали так потому, что она была обольстительно стройной, светловолосой, с крупным ртом. А главное, она обожала делать…

– Да-да, я вспомнила, – поспешно сказала Марис, и Паркер плотоядно улыбнулся.

Стараясь оставаться серьезной, Марис сказала:

– Я подзабыла правила этой игры. Ты не напомнишь?

– С удовольствием. Они использовали обычную колоду в тридцать две карты. Каждый вытаскивает по одной карте. Старшая карта выигрывает. Как видишь, все очень просто.

– Что именно выигрывает старшая карта?

– Если выигрывал Кейтон, Френчи должна была сообщить ему одну из примет убийцы.

– А если старшую карту вытаскивала Френчи?

– В этом случае Кейтон обязан был исполнить одно ее желание – обязательно сексуального характера.

– Кейтон должен был исполнить желание Френчи?

– Совершенно верно.

Марис слегка вытянула губы и постучала по ним кончиками пальцев, словно раздумывая.

– Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказала она, – по мне кажется, что Дик Кейтон выигрывает и в том, и в другом случае.

– Ничего удивительного – ведь в данном случае именно Кейтон устанавливал правила, а он был далеко не глуп.

– Но Француженка…

– Ты же помнишь, какой она была. Настоящий сексапил! Длинные светлые волосы, ноги от ушей, огромные сиськи, а попка… Это же просто мечта поэта! Добавлю в скобках – и прозаика тоже… Тебе этот тип должен быть знаком. Среди них изредка попадаются весьма приятные особы, но бедняжка Френчи, к сожалению, никогда не была особенно умна.

– Таким образом, – подвела итог Марис, – умный-преумный Кейтон ухитрился сесть сразу на оба стула – сумев получить и удовольствие и информацию.

– По-моему, – заметил Паркер, – это была неплохая идея.

– Идея-то неплоха; жаль только, что ты считаешь меня не умней Француженки. Ты действительно уверен, что я буду играть с тобой по таким правилам?

– Это зависит от…

– От того, насколько сильно мне хочется услышать, что будет в твоей книге дальше?

Паркер кивнул.

– Или от того, насколько сильно ты хочешь, чтобы я исполнил твои сокровенные желания.


предыдущая глава | Зависть | cледующая глава