на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


9

– Дженнифер? – тихо переспросил Скаут.

– Мне кажется, ее именно так и зовут.

Ничем не выказывая своего огорчения, Шанталь встала и отнесла чашки и блюдца в раковину, куда насосом по трубочке подавали воду.

– Сдается, что раз ты подслушивала наш разговор с Рейнолдсом, то ты слышала и о Дженнифер.

Собрав все свое мужество, Шанталь повернулась к нему:

– День вашей свадьбы стремительно приближается, а мисс Колфакс являет собой очаровательную молодую особу, интересующуюся антиквариатом.

– Слушай, Шанталь…

– Не стоит, Скаут, – устало перебила она. – Пожалуйста, не оскорбляй меня ненужными объяснениями. И не вовлекай меня в свою двойную игру. Я не стану служить тебе временной забавой до твоего возвращения к целомудренной бостонской невесте.

У Скаута хватило совести смутиться, ведь его поймали с поличным, не дав осуществить старый, как мир, трюк.

– Я никогда не собирался оскорблять или компрометировать тебя, Шанталь. Честно, я последнее время совсем мало думал о своей женитьбе на Дженнифер. И уж точно не прошлой ночью.

– Вы полагаете, я вам поверю?

Он уныло опустил голову.

– Нет, я не жду, что ты мне поверишь. Но это правда.

– Все это говорит не в нашу пользу, верно?

– Да, особенно не в мою.

– Мы оба виноваты. Я ведь тоже о ней не подумала, Скаут, – тихо призналась она.

Он поднял голову, и их взгляды снова встретились. В кухне наступила томительная тишина, хотя в помещение уже долетали звуки и шум просыпавшейся деревни. С подножия холма доносился гул обыденной жизни, но он казался отдаленным и был не властен над Шанталь и Скаутом, окунувшимися в омут вины и желания.

Неожиданно в животе у Джонни громко заурчало. Очнувшись от своих мыслей, Шанталь заговорила с мальчуганом на певучем французском и, получив молчаливое согласие Скаута, Джонни удалился в надежде не пропустить свой завтрак.

– Несмотря на все, что я проделала, я не собираюсь удерживать вас и мешать вашей свадьбе, – заверила она Скаута. – Значит, надо начинать работу как можно скорее. Если, разумеется, вы теперь не откажетесь строить мост из-за того, что я отказалась делить с вами постель.

– Я сказал, что сделаю, и я сделаю свою работу, – сказал он резко.

Ком в груди, который все время мешал ей дышать, начал потихоньку рассасываться, однако она постаралась скрыть от Скаута испытанное облегчение.

– Вы можете показать мне свои чертежи?

– Сначала я хочу знать правду.

– О чем?

– О лодках.

– То есть?

– Когда я сегодня сидел на пляже, я подумал, а нельзя ли сбежать морем. Но проходящих судов, которым можно было бы сигнализировать, что-то не заметил.

– Морские пути пролегают вдоль противоположного берега острова.

– До этого я и сам додумался, – проворчал он. – Когда Джонни понял, о чем я спрашиваю, он так расстроился, что у меня не хватило совести давить на него.

– В деревне много рыбачьих лодок. Их спрятали, но скорее ради вас, чем ради нас самих. Я боялась, что вы наделаете глупостей. – Скаут искоса взглянул на нее, но промолчал.

– Мы ходим на этих лодках на другую сторону острова очень редко, потому что течения здесь опасны. Даже самые опытные мужчины в деревне справляются с трудом. Одному это и вовсе не под силу. Тут нужен моторный катер, а его у нас нет.

– А как же вы в таком случае доставили сюда все эти строительные материалы, на ковре-самолете?

– Мы позаимствовали небольшое транспортное судно, стоявшее в сухом доке.

– Позаимствовали? У… ладно, оставим это… Я не хочу ничего знать.

– Ну, военные им пока не пользовались. Мы поставили его на то же место, где нашли.

Он хмыкнул, качая головой.

– Скорее всего, ты говоришь правду – придумать такое невозможно. – Он внимательно всмотрелся в ее лицо. Взгляд его был полон удивления, смешанного с восхищением. – Садитесь, доктор Дюпон.

Она нерешительно присела напротив. Ее страшили нахмуренные брови Скаута, ей казалось, что это означает плохие новости, но все равно она хотела их услышать.

– Тебе это не понравится, – пробормотал он, проводя ладонями по небритым щекам. – Один Бог знает, как ты это поймешь, особенно после нашего разговора о моей грядущей женитьбе. Поверь мне, Шанталь, я об этом не думал, когда делал альтернативный чертеж.

– Альтернативный?

– Не торопись с выводами, – сказал он, уловив в ее голосе подозрительность. Он порылся в кармане шортов и вынул несколько листков из блокнота. – Я придумал способ, как перебраться с одного края ущелья на другой. Задача абсолютно выполнима. Во всяком случае, в теории получается.

– Почему вы считаете, что мне это может не понравиться?

– Потому что потребуются компромиссы. А, как я уже выяснил, у тебя с компромиссами слабовато.

Она сжала в кулаки лежавшие на столе кисти рук.

– Что вы придумали? Я не настолько несгибаема, как вам кажется.

– Ладно. – Он разложил листки на столе.

Шанталь заметила, какие сильные у него руки. И загорелые. Тыльные стороны покрыты выгоревшими на солнце волосками. Руки рабочего человека, с мозолями, ногти коротко подстрижены, но чистые.

Помимо воли, она вспомнила, как эти руки гладили ее кожу, ласкали тело, брали ее грудь в ладони, а кончики пальцев доставляли ей такое эротическое наслаждение, что, казалось, сердце разорвется. Когда он вернется в Бостон к этой своей Дженнифер, будет ли Шанталь жалеть, что отказалась заниматься с ним любовью, упустила такую возможность?

– Совсем несложно.

– Простите, – включилась она, оторвавшись от своих воспоминаний, – что вы сказали?

Он как-то странно посмотрел на нее. Пытаясь оправдаться, она набросилась на него:

– Я ничегошеньки не поняла.

– Тогда придвигайся поближе, и ты увидишь чертеж не вверх ногами.

Она послушалась, передвинула свой стул и села рядом. При этом нога ее нечаянно коснулась его, но Шанталь не подала виду, что заметила.

– Что означают эти маленькие черточки? – спросила она, показав на ряд карандашных пометок на бумаге.

– Как я уже сказал, когда ты явно думала о чем-то другом и не слушала, построить мост невозможно, разве что начать плести пеньку, чтобы соорудить нечто вроде того, что ты сожгла.

– Что? Вчера шла речь об опорах и арках и…

– Попридержи лошадей. Дай мне объяснить, ладно? – Она замолчала. Он глубоко вздохнул и продолжал: – Я построю подвесной мост, но не на той высоте, где был старый. Наш мост будет много ниже, вон там, где ущелье сужается, – сказал он, прочерчивая линию над извилистой чертой, которую Шанталь правильно приняла за ручей. – В этом месте его длина не будет превышать пятнадцати метров.

– Не понимаю. А как попасть туда вниз?

– Посмотри сюда. Это ступени, выбитые в скале.

– Ступеньки к мосту, – раздумывала она вслух. – Мост намного короче, а построить его легче и не потребуется такого количества материалов.

– И не так много рабочих рук.

– И не так много времени.

Ее выразительные глаза встретились с глазами Скаута, но взгляд ее тут же вернулся к чертежам.

– Они будут крутыми, эти ступеньки?

– Если вырубать их вертикально вниз, то очень крутыми. Поэтому я расположил их зигзагом. Они будут тогда куда более пологими, чем сам склон. Но за ними придется постоянно следить, чтобы они не заросли.

– С этим проблем не будет. Вы что-то упоминали о компромиссах.

Он поскреб голову.

– Во-первых, пешеходу теперь понадобится больше времени, чтобы перебраться через ущелье, чем прежде. И всему населению придется заняться аэробикой.

– Но этот мост будет много безопаснее, чем старый.

– Это уж наверняка.

– Какие минусы? – спросила она.

– Калеке через него не перебраться.

– Калеке и по тому мосту, что у нас есть, не пройти.

– Был, – поправил он Шанталь и улыбнулся.

– Был, – мягко повторила она. – Однако до деревни все равно нельзя будет добраться на машине, – указала она еще на один недостаток предложения Скаута.

Он бросил карандаш и глубоко вздохнул.

– Вот тут-то и самая главная закавыка, Шанталь. Я почти всю ночь думал, пытаясь найти способ, как построить действующий мост с теми ограниченными ресурсами, что имеются в моем распоряжении. Нет такого способа! Прости, но я не кудесник. Я не могу перекинуть мост через такое ущелье без бульдозеров, подъемных кранов, современных материалов, не располагая месяцами тяжелой работы опытных инженеров. Мужчины в твоей деревне при всем их энтузиазме не являются квалифицированными рабочими. Это же очевидно. Мне думается, я смогу построить вам пешеходный подвесной мост внизу в самой узкой части ущелья, укрепить его на бетонных столбах стальными тросами. Ничего лучшего я предложить не могу.

Она пристально смотрела на Скаута, силясь понять, насколько он искренен. Ей показалось, что он не хитрит. Ни тени фальши. Более того, он казался неподдельно расстроенным и явно сожалел, что не может предложить ничего иного.

– Я и хотела, чтобы ты предложил нам лучшее, Скаут.

Он улыбнулся.

– Значит, ты согласна, чтобы я действовал в соответствии с этим замыслом?

Она поднялась со стула, закатывая рукава рубашки.

– Еще как! С чего начнем?

Он медленно и с трудом встал со стула. Сунул под руку костыль и сказал:

– Собирай воинов, принцесса. Твой главнокомандующий желает к ним обратиться.


– Ты давно носишь очки?

Скаут некоторое время наблюдал за Шанталь, сидевшей у стола в противоположном конце комнаты. Помещение освещалось лишь керосиновыми лампами, расставленными по углам. Ее сосредоточенное лицо было почти в тени. Перед ней на низеньком столике лежало несколько фрагментов застывшей лавы, и она что-то записывала в журнал.

Подняв голову, Шанталь взглянула на него сквозь очки.

– Со школы. Только когда читаю.

– Гм-м… над чем ты работаешь?

– Данные по вулкану Голос Грома.

– Зачем?

Она не ответила. Вместо этого она подняла очки на лоб и с тревогой посмотрела на него.

– Ты выглядишь усталым, Скаут.

– Так оно и есть.

– Почему бы тебе не лечь спать?

– Слишком о многом надо подумать.

Она сидела, поджав под себя одну ногу. Спустя секунду она отложила блокнот, встала с дивана и подошла к нему, бесшумно ступая босыми ногами.

– Мой отец утверждал, что я прекрасно массирую спину. Может быть, это поможет тебе расслабиться.

– Звучит заманчиво.

Она зашла сзади за его стул и принялась ловко массировать ему спину и шею. Ощущение было замечательное, но Скаут не верил, что это поможет ему расслабиться. Рядом с Шанталь об этом думать не приходилось. Больше недели прошло с той праздничной ночи и их несостоявшейся любви там, на пляже. Скаут все еще легко заводился и быстро раздражался. Казалось, его лихорадит без особой температуры. От этой лихорадки он не мог избавиться. Каждые несколько часов он глотал аспирин, но дрожь не унималась.

– В последние дни жарче, чем когда я здесь появился, верно?

– Это все вулкан, – объясняла она, массируя его напряженные мускулы сильными пальцами. – От двух сегодняшних извержений воздух сильно прогрелся.

Подобное происходило и со Скаутом при одном взгляде на Шанталь. Каждое утро она надевала шорты и простую рубашку и присоединялась к рабочим. Но ее бюст делал рубашку необыкновенной, а то, что удавалось ее длинным ногам, украшавшим обыкновенные шорты, держало Скаута на грани извержения, под стать Голосу Грома. Эти ее ноги даже в толстых носках и тяжелых ботинках выглядели потрясающе.

Чтобы уберечь лицо от солнца, Шанталь не расставалась с потрепанной соломенной шляпой с широкими полями. Этот головной убор был довольно уродлив, но, когда Скаут попробовал пошутить по этому поводу, она прореагировала странно и, похоже, обиделась. Он решил, что с этой шляпой у Шанталь связаны какие-то сентиментальные воспоминания. Более того, он даже начал испытывать симпатию к этой дурацкой шляпе и частенько взглядом выискивал ее среди голов трудившихся по обеим сторонам ущелья работяг.

Вечера Шанталь и Скаут проводили в тишине. Они жили в затененном доме вдвоем. Первые несколько дней он, входя в комнату, машинально тянулся к выключателю. Но со временем он уже едва замечал отсутствие электричества. В офисе Джорджа имелся радиоприемник на батарейках. После ужина оба полчаса слушали новости, чтобы быть в курсе дел, но все происходившее в мире, казалось, не имело почти никакого отношения к жизни на острове.

Странно, но Скаут не скучал по телевидению, своему видеомагнитофону или другим электронным игрушкам, заполнявшим его дом. Его радовали вечера, проведенные за книгами из обширной библиотеки Дюпонов. Он любил также наблюдать за Шанталь, когда та изучала геологические карты, которые для него были полнейшей загадкой.

Фотографии составляли еще одну тайну.

На следующий день после начала строительства, когда жители деревни были заняты доставкой стройматериалов, перетаскивая их из тайника на строительную площадку, Скаут заметил, что Шанталь отправилась вдруг по хорошо замаскированной тропинке вверх по склону ущелья.

– Куда это она пошла, черт побери? – задал он Джонни риторический в определенном смысле вопрос.

Разумеется, он не ожидал ответа, но мальчонка, тоже успевший заметить Шанталь, пока она не скрылась в зарослях, внезапно начал что-то говорить.

– Что? Помедленнее, помедленнее, – попросил Скаут, стараясь понять, что хочет сказать Джонни, залепетавший по-французски.

– Photographic.

– Photographic? Фотографии? Она делает фотографии?

– Oui, oui, – обрадовался мальчик, довольный, что его поняли. Он жестами изобразил, как смотрит в видоискатель камеры и щелкает затвором.

– Фотографии, – пробормотал Скаут, недоуменно качая головой. – Фотографии чего?

Шанталь вернулась через несколько часов. Скаут видел, как она передала Андре непроявленную пленку, а тот выслушал ее указания и исчез.

– Чей фотоаппарат? – спросил Скаут, входя в дом. Он застал ее как раз в тот момент, когда она снимала камеру с шеи.

– Моего… моего отца.

Громыхая костылем, он подошел, взял фотоаппарат и оценивающе повертел его в руках.

– Замысловатая штуковина.

– Да, он довольно сложный.

– Куда ты с ним ходила?

– В предгорья.

– Чтобы увидеть отца?

– Да.

– Фотографировать его?

Она состроила гримасу, должную означать, что он задал глупейший вопрос из всех, какие она когда-либо слышала.

– Ладно, сдаюсь. Что ты фотографировала?

– Вулкан.

– А-а… И ты послала Андре проявить пленку.

– Что тут плохого?

– Ничего. Просто любопытно. Ну и как Джордж?

– Все так же.

– Что он там наверху делает? Разве ему совсем не интересно, что происходит здесь? Почему он не желает полюбопытствовать, как мы вышли из положения с мостом? Когда я буду иметь удовольствие познакомиться с ним?

Она сняла шляпу и стояла, обмахиваясь ею как веером.

– Я покажу тебе фотографии сразу же, как только получу их. Мне кажется, они потрясут тебя. Однако теперь тебе придется меня извинить: очень жарко, мне надо помыться.

Ей не надо было пояснять, что ей жарко. Он и сам это заметил. Мокрая от пота рубашка прилипла к телу, по шее стекали капельки пота. Ему захотелось поймать их языком. Ее округлая грудь просвечивала сквозь накладные карманы рубашки. Скауту приходилось туго, он силой заставлял себя не пялиться на ее грудь.

Больше они не говорили о фотографиях в тот день. Он и не вспоминал о них до настоящего момента.

– Ты получила фотографии? – Он ощутил, как руки ее замерли на его плечах. – Те, что ты делала позавчера.

– А-а, они вышли превосходно. Хочешь взглянуть?

– В другой раз. Не останавливайся, продолжай. Никогда не останавливайся.

Тихо рассмеявшись, она приложила ладонь к его лбу, а другую запустила в волосы, чтобы помассировать голову. Он издал низкий, удовлетворенный возглас.

– Неудивительно, что Джордж такого высокого мнения о твоих способностях массажистки. Просто чудесно! – Она продолжала массировать ему шею и голову. – Что думает твой папа насчет того, что ты живешь в доме вдвоем с мужчиной, пока он отсутствует?

– Так ведь он француз, этим все сказано.

– А что он думал о твоем романе с Патриком?

Она пожала плечами.

– Что обычно думают отцы о любовных делах своих дочерей? Как правило, это вызывает у них смешанные чувства.

– Значит, ты ему все рассказала, даже о причине разрыва?

Чтобы заглянуть ей в лицо, Скаут выгнул голову. Затылок уперся ей в живот. Ее смутил вопрос. Он видел это по ее глазам.

– Нет, об этом я ему не рассказала.

– Ты из-за отца позволила Патрику так легко отделаться?

– Не понимаю, о чем ты.

– Да нет, понимаешь. – Он поймал ее за руки, когда она попятилась. – Ты видела, как страдает отец, будучи оторван от семьи и друзей, от своей страны, и все из-за того, что он женился на твоей матери. Ты не хотела, чтобы такое же произошло с милым мальчиком Патриком.

Почему-то Скаут испытывал сильную неприязнь к калифорнийцу, с которым даже ни разу не встречался. Парень представлялся ему неким книжным червем, слабым, слегка сутулым, со слабыми худыми руками цвета старой замазки. Каждый раз, когда он представлял себе руки Патрика, касающиеся тела Шанталь, ласкающие ее, ему хотелось кому-нибудь врезать. И побольнее.

Он всегда считал ревность величайшей глупостью. Смешно ревновать к человеку, которого никогда не видел. И все же это зеленоглазое чудище – ревность держала его за горло, грозя удушить.

– Я не хотела, чтобы Патрик чувствовал себя в долгу, потому и согласилась на расторжение помолвки без лишнего шума. – Она говорила обиженным тоном. – Я сама решила, как поступить. Я не устраиваю скандалов, когда не получаю того, чего хочу, или когда у меня что-то отнимают. Я взрослая женщина.

– Я уже заметил.

Эрекция грозила скандалом: казалось, шорты вот-вот прорвутся. Он постоянно находился в полувозбужденном состоянии, и это действовало ему на нервы, просто раздражало. Он был не в состоянии контролировать физиологическую реакцию на Шанталь, как не мог справиться и со своей мальчишеской ревностью к Патрику. Это и заставляло его говорить теперь язвительным тоном.

– Тебе нравится сводить меня с ума, Шанталь?

– Мне эта тематика наскучила, Скаут. Отпусти мою руку.

Он послушался, но, когда она направилась в спальню, он поднялся со стула и заковылял вслед за ней, опираясь на костыль. Она подошла к туалетному столику, отделанному во французском стиле. То было абсолютно женское приспособление из всех имевшихся в доме. Когда он в первый раз сказал ей об этом, она пояснила, что Джордж заказал его во Франции специально для Лили. Шанталь унаследовала этот предмет мебели после смерти матери.

В комнате горели свечи. От них в помещении становилось как-то теплее, но в голосе Шанталь тепла не чувствовалось.

– Мне хочется спать.

– И мне.

– Скаут, пожалуйста. Мне казалось, мы сняли эту проблему.

– Сняли? – Он саркастически засмеялся. – Вряд ли это подходящее слово для моего теперешнего физического состояния. – Он уперся руками в дверные косяки, чтобы уменьшить нагрузку на больную ногу. – Что ты будешь делать, если я не стану обращать внимания на твои протесты, а войду и начну тебя целовать?

– Ты этого не сделаешь.

– Зря ты так уверена. – Его зловещий тон поразил его самого, но он был так взбешен, что извинил себя. Он не касался ее, но не забыл, какая она на ощупь. Сейчас он желал ее больше, чем когда-либо.

Дженнифер, считавшаяся красоткой, с каждым днем все более превращалась в туманное воспоминание. Она, наверное, планирует разные вечеринки, приемы, Бог знает что еще, готовясь к свадьбе. Она изощрена до мозга костей и иногда может по-настоящему достать человека, но она не заслужила, чтобы ее возлюбленный желал другую женщину каждой клеточкой своего тела, ворочаясь в постели в луже собственного пота и теряя рассудок из-за тех сцен, которые он не мог заставить себя не воображать. Он никогда не вел себя так прежде. Неужели все дело в Шанталь? Или обстановка сказывается? Окружение? Может, она так соблазнительна потому, что сама атмосфера такая сладострастная, а она находится прямо в эпицентре?

Как-то бессонной ночью ему удалось поддержать в себе это убеждение пару секунд, но помимо воли пришлось все же отбросить эту мысль. Если бы их пути с Шанталь Дюпон пересеклись в любом уголке земного шара, она произвела бы на него то же самое оглушительное впечатление.

Ему почти сорок лет. Его любовная жизнь не годилась для романтических легенд, хотя ему и довелось иметь дело с достаточным количеством женщин, чтобы можно было сравнивать. Ничто из испытанного им ранее не могло сравниться с этим всепоглощающим, сводящим с ума, всепроникающим желанием, которое он испытывал к Шанталь.

Это было больше, чем похоть. Да, он страстно хотел оказаться в ее теле, но он хотел также проникнуть ей в мозг. Ему никогда раньше не приходилось встречать такого интересного человека. Он хотел узнать, что таится на дне этих синих глаз, узнать, что представляют собой скрывающиеся за ними душа и разум. Наблюдая сейчас за Шанталь, он заметил тревожную искорку в этих потрясающих глазах. Выругавшись вполголоса, он опустил руки.

– Я не стану целовать тебя, – хрипло произнес он. – Мне вовсе не хочется умереть от яда, удара мачете или рыболовного копья.

– О чем это ты?

– О твоей сторожевой собаке. Ему чертовски не нравится, что я живу здесь в доме вместе с тобой уже столько времени. Я не удивлюсь, если он расположился на ночь где-нибудь под пальмой, дожидаясь, когда ты позовешь на помощь.

Она легонько покачала головой, отметая это предположение.

– Он же подчиняется тебе на стройке.

– Неохотно. Он делает, что ему велят, только потому, что ты его просила об этом, и он знает, что я работаю на благо деревни. Ему не по душе повиноваться моим приказам. Если вспомнить, ему это всегда не нравилось. Даже когда он работал на строительстве гостиницы, я всегда чувствовал его недовольство. А теперь, – добавил он, – я знаю, в чем дело. Он с самого начала видел во мне угрозу, узнавал соперника в борьбе за твои симпатии.

– Это просто смешно.

– Скажи это Андре. Он считает, что ты должна принадлежать ему, и готов придушить меня. Если я сделаю неверный шаг, он сначала убьет меня и только потом задастся вопросом зачем…

Она была подлинным олицетворением женственности: нежная, сильная, прямая и одновременно таинственная, простая и сложная, элегантная и эротичная.

Его горящий взгляд смущал ее. Он видел, как она сглотнула и нервно облизнула губы. В полутьме ее голос звучал хрипловато и неуверенно.

– Что – зачем?

– Ничего, – ответил он, поворачиваясь, чтобы уйти. – Я только подумал, что, может быть, ты и стоишь того, чтобы за тебя умереть.


предыдущая глава | На пределе | cледующая глава