Боровцова, Глафира, Погуляев и Кисельников. Боровцова. Куда еще гулять! Я уж и так ноги отходила. Кисельников. Сядьте, маменька, тут вот на скамеечку, мы подле вас будем. Погуляев (Глафире). Вы очень любите своего жениха? Глафира молчит. Что же вы мне не отвечаете? Боровцова. А ты скажи: «Столько, мол, люблю, сколько мне следовает». Глафира. Как же я могу про свои чувства говорить посторонним! Я могу их выражать только для одного своего жениха. Кисельников. Какова скромность! Боровцова. Вы про любовь-то напрасно. Она этого ничего понимать не может, потому что было мое такое воспитание. Погуляев. А как же замуж выходить без любви? Разве можно? Боровцова. Так как было согласие мое и родителя ее, вот и выходит. Погуляев. Вы чем изволите заниматься? Глафира. Вы, может быть, это в насмешку спрашиваете? Погуляев. Как же я смею в насмешку? Боровцова. Нынче всё больше стараются, как на смех поднять. Хоть не говори ни с кем. Глафира. Обыкновенно чем барышни занимаются. Я вышиваньем занимаюсь. Погуляев. Что ж вы вышиваете? Глафира. Что на узоре нарисовано: два голубя. Погуляев. А еще чем? Неужели только одним вышиваньем? Глафира. Маменька, что же мне еще ему говорить? Кисельников. Ну что ты пристал! Этак, конечно, сконфузить можно. Погуляев. Я и не думал конфузить, я сам всегда конфужусь. Глафира. Вы к нам будете с Кирилой Филиппычем приходить или так только? Погуляев. Если позволите. Кисельников. Придем непременно, завтра же. Глафира. Мы будем в фанты играть. Боровцова. Да, приходите с девушками поиграть, а то у нас молодых-то парней мало; молодцов зовем, так те при хозяевах-то не смеют. Погуляев. Да я в фанты играть не умею. Глафира. Мы выучим. В фантах можно с девушками целоваться. Боровцова. Да, у нас запросто. Кисельников. Ты только побывай раз, потом сам проситься будешь. Ты что ни говори, лучше этих тихих, семейных удовольствий ничего быть не может. Погуляев. Ну нет, есть кой-что и лучше этого. Боровцова. Это танцы-то, что ли? Так ну их! Муж терпеть не может. Глафира. Теперь я вас не буду бояться, потому что вы будете к нам вхожи в дом; а то я думала, что вы так только, посмеяться хотите. Я думала, что вы гордые. Погуляев. Отчего же вы так думали? Глафира. Ученые все гордые. Вот у нас рядом студент живет, так ни с кем из соседей не знаком и никому не кланяется. Погуляев. Должно быть, у него занятий много, времени нет для знакомств. Кисельников. Нет, так дикарь какой-то. Глафира. Как времени не быть! Ведь с портнихами знаком же, к ним ходит часто. Его спрашивали, отчего он не хочет с хорошими барышнями познакомиться? Погуляев. Что же он? Глафира. «Они, говорит, глупы очень, мне с ними скучно». И выходит, что он – невежа и гордый. Погуляев. Ну, конечно, невежа. Боровцова. Да ты сам-то, батюшка, не таков ли? Кисельников. Нет, маменька, что вы! Боровцова. Ох, трудно вам верить-то! Кисельников. Какая простота! Какая невинность! Боровцова. Ну пойдем, Глаша! Глафира. Пойдемте, маменька. Кисельников (подходя к Боровцовой). Прощайте, маменька. Я к вам завтра часов с пяти. Глафира (Погуляеву). Прощайте. Приходите завтра, не обманите. (Тихо.) У меня есть подруга, очень хороша собой, у ней теперь никого нет в предмете, я вас завтра познакомлю, только чтобы секрет. Вы смелей, не конфузьтесь. (Отходит к Боровцовой.) Боровцова. Ты и приятеля-то приводи. Кисельников. Хорошо, маменька, придем вместе. Боровцова и Глафира уходят.ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ