ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СИЛА СУДЬБЫ

Год Сильного Солнца. Месяц Звездопада, пятый день

Меосс, гарнизон передового охранения ОГВ

Весна была в разгаре. На вершинах еще кое-где сверкала ослепительная белизна, но ущелья зеленели ручьями. На лугах сияла сошедшая на землю радуга — живая радуга. Цвет морской волны, золотого песка под ярким солнцем, свежей крови и неба чередуясь, соревновались друг с другом на склонах гор.

В виноградниках перекликаясь и подтягивая песни, земледельцы подрезали молодые побеги. Цвели персиковые деревья и тот странный кустарник, который давал сине-зеленые вкусные плоды, напоминающие спелую клубнику.

В предместьях детвора с песнями загоняла в хлевы свиней и телят. По большой дороге тащились буйволы. Задрав голову мычали буйволы, ржали кобылицы. Вьючные верблюды шли по дороге, гордо покачивая головами. Пастушок, присев на холме, играл на свирели, блеяли козлята и весело носились между кустами ежевики.

Вдали куковала кукушка, будто призывая весну.

В прогалинах цвели фиалки, робко выглядывая из порослей кустарника. Зяблик шуршал в сухих листьях, сохранившихся на ветках. Крупные белые муравьи вереницей поднимались по корявому стволу дуба. А под ними у извилистых корней, ярко-красные муравьи облепили дохлого жука и деловито тащили ее куда-то. Капитан Ивлев, командир девяток роты 714 сводного мотострелкового полка и комендант Меосс — первого из взятых когда-то городов бывшей империи Черного Солнца поднялся с на ноги и направился в город.

По пути ему попался пастух, перегонявший стадо коз, принадлежавших горожанам низко поклонившийся офицеру — почтительно но без рабского страха в глазах.

Люди потихоньку привыкают к тому что они не рабы — также как уже не удивляются градоначальнику, гуляющему без охраны.

Впрочем — жизнь по большому счету текла тут также как год и сотню лет назад.

Скоро в город начнут стекаться караваны ибо Меосс стоял на пересечении нескольких старых караванных путей — пусть и не главных, но все равно важных. Наверное, когда-нибудь это изменится — верблюдов сменят грузовики и поезда, но пока в мире Аргуэрлайл все осталось по-прежнему.

А крестьян вообще куда больше волновало их поле с просом и рисом, да мелкие коровенки и козы, нежели непонятные пришельцы.

И пережив страх первых дней, они вновь принялись за свои дела — те же, что и тысячу лет назад. Даже не всегда оборачивались, когда мимо проезжала машина.

Капитан быстро дошел до ворот. У входа в город сидевшие на корточках люди перебирали засаленные квадратики пергамента. Они вежливо закивали в его сторону, он махнул рукой в знак приветствия — и они вновь вернулись к картам. Игра в карты, прежде неизвестная тут, уже успела стать одной из самых любимых забав для обитателей Харсима. Так и осталось неизвестным — кто именно из его подчиненных обучил ей аборигенов, иначе бы тому не вылезти с гауптвахты.

Здешние карты он уже видел и не раз.

Валеты изображали фигуру в длиннополом зеленом одеянии, черных сапогах чуть ли не до бедер, при этом сжимающую в руках стилизованный автомат Калашникова, узнать который можно было только по магазину да по ствольной коробке.

Дамы правда были здешние — одетые в индигово-синие платья знатных женщин, и с толстыми золотыми цепями, обвивающих шеи и головы.

Но всех занятнее получились короли. Когда к нему впервые попали в руки местные карты, он минут пять соображал — а что это за упитанный старик в непонятной, но что-то мучительно напоминающей мантии, покрытой орденами (вещью неизвестной тут), с широким полосатым поясом, и почему-то — с бородой? И лишь разглядев слева на груди пять маленьких желтых звездочек, понял в чем дело — и не сдержавшись, расхохотался.

Помнится, Сентябрьский пошутил по этому поводу насчет взаимопроникновения культур.

Надо сказать, процесс этот шел довольно быстро, правда, несколько однобоко.

Солдаты, не смущаясь всякими там вопросами множественности миров, как-то сами собой нашли дорогу к местам сомнительных увеселений — к кабакам, где продавали кислое вино и дешевую рисовую брагу и к домикам, в которых жили девицы, предоставляющие некоторые удовольствия за наличный расчет.

С этими заведениями вообще вышла занятная история.

Содержателя местных борделей, где половина работниц были рабынями или отрабатывающими родительские долги, вместе со всеми аналогичными личностями упрятали в тюрьму сразу после падения города, а потом куда-то увезли.

Девицам сообщили что они теперь свободны, и могут идти куда хотят, и отныне никто не будет заставлять их продавать свое тело.

Многие и в самом деле ушли, но остальные, во главе с рыжеволосой красоткой Майлой, сообщили командованию, что им негде жить и, поблагодарив за избавление от злого тирана-хозяина, попросили разрешения поселиться в своих прежних заведениях, и подыскать себе какое-нибудь ремесло. Растроганный генерал Сентябрьский разумеется такое разрешение дал.

Потом армия ушла из города, оставив лишь их роту, жизнь вошла в прежнюю колею, и случилось нечто неожиданное — проститутки взяли дело в свои руки, организовав самую настоящую артель, председательницей которой стала все так же Майла.

Замполит даже пытался поговорить с городским головой, но Эрек Сарс хотя и обещал с этим разобраться, так и не сделал ничего. Как успел узнать Семенов, в городе ходили слухи, что в благодарность рыжая бестия Майла лично обслуживает его по льготному тарифу.

Да и многие горожане, которым наскучили жены, были весьма частыми гостями у веселых красавиц, и очень огорчились, случись им покинуть Хеос.

Даже недовольство землян значения не имело. За прошедшие месяцы аборигены поняли, что хотя воины из другого мира грозны в бою и беспощадны к врагам, но в мирные дни довольно мягкосердечны, и не упрячут за такую мелочь никого в тюрьму, и не вздернут на городской площади (как сделал бы любой из местных сардаров).

Так что даже замполиту пришлось смириться, что большая часть солдатского жалования оседает в кабаках и веселых домах.

Хуже было другое — в городе имелись и притоны, где воскуривали некую травку, дающую блаженные сны.

Уже трое обкуренных солдатиков с блаженными улыбками и пустыми глазами, пойманные в казармах, были переправлены на гауптвахту. (Кстати, под нее приспособили аналогичное заведение армии Неназываемого).

И капитан не предполагал совершенно — что ему сделать для повышения дисциплины.

Запретить увольнения? Или, по укоренившемуся давно в армии обычаю занять солдат каким-нибудь тупым и бесполезным делом, вроде окрашивания травы в зеленый цвет, или строевой подготовки после завтрака, обеда и ужина (или вместо них)? Другой бы может так и поступил, но Семин был, должно быть, слишком молод, чтобы проникнуться подобными традициями, а может еще не успел забыть как сам два года занимался чем-то подобным, включая уборку метлой снега с плаца в тридцатиградусный забайкальский мороз.

Кроме того, все-таки никто не отменял военного положения.

Хороши же они будут в случае чего, если вместо занятий по тактике, и изучения материальной части оружия будут выколачивать пыль сапогами из местных улиц.

Улицы города оживали. Мастеровые и торговцы спешили открыть свои лавки и мастерские. Тянулся запах печеного хлеба и жаренного мяса с нехитрыми специями.

За прошедший год он уже перестал воспринимать этот город, как территорию врага.

Теперь это был просто небольшой — хотя по здешним меркам и не маленький населенный пункт, столица достаточно обширной и богатой области.

Четыре полноводные реки — притока Из — Сенны, (откуда и название страны, на древнем языке означающее — Четырехречье) давали достаточно воды для полей и садов.

А здешние поля и сады не могли не восхищать крестьянского сына Ивана Ивлева.

Рисовые и пшеничные поля с колосом чуть не в рост человека, и посадки кукурузы, известной тут с незапамятных времен (выходит, не врали насчет древней цивилизации). Фрукты — и знакомые по Земле, и совсем неизвестные — вроде длинного лилового плода, внешне напоминающего баклажан, а на вкус — что-то среднее между абрикосом и клубникой. А какой тут тутовник! Чуть не в самый высокий тополь вышиной, и ягоды со сливу.

Но это ладно — а вот здешние урожаи так это просто чудо!

Он пересчитал — сколько снимают тут с гектара, и едва не подпрыгнул до потолка. Выходило, что здешние землепашцы далеко обставили не только родное сельское хозяйство, но и хваленых американских фермеров.

И все это — без тракторов и комбайнов, и без всяких там химикатов и агрономии — на одном навозе, да воловьей упряжкой с сохой из горного дуба. (Ну, плюс самую малость колдовства).

Да — нужно было быть такими сволочами как правители Сарнаргаса, чтобы при таком изобилии народ тут редко ел досыта.

Навстречу по улице ехало с полдюжины всадников, оживленно переговариваясь.

Это были союзные степняки. Десяток Эурени Тамхая из рода Бури, племени сай, народа кистин.

Он привычно поздоровался со вскинувшим руку к шляпе Тамхаем.

С крыльев седла его свисали вдетые в ременные петли ТТ, рукояти которых обматывал длинный шнурок из конского волоса.

За спинами висели старые автоматы, блестя истертым вороненым металлом.

Хотя он уже привык, но все-таки ППШ рядом с луком и полным стрел колчаном смотрелся дико.

Капитан чуть нахмурился, вспомнив — чем именно снаряжены обоймы ТТ и диск автомата. Трудно сказать — додумались ли до этого воины степей сами, или нашелся доброхот, что подсказал им, но они приспособились подпиливать точильными камнями головки пуль, так что при попадании в тело человека они разрывались, превращая внутренности, мышцы и кости в кашу. Редкие прохожие шарахались от них — как убедился капитан, кочевников — старых врагов и родственников по крови, тут боялись куда больше чем пришельцев с их стальными черепахами и оружием, посылающим смерть на тысячи шагов — потому что чем страх старше, тем прочнее: а страху этому не одно поколение. (Собственно, во многом поэтому тарегами и усиливали окраинные гарнизоны).

Он вернулся в военный городок, и часовой пропустил его не спросив пароля, узнав в лицо.

Это непорядок — ведь кто помешает колдуну — диверсанту навести морок делающий его неотличиимым от командира?

Но с другой стороны — если магия сможет преодолеть шаманские обереги часового, то он и пароля не спросит.

Войдя, Ивин заметил еще один непорядок. Его замполит, старлей Серега Климов любезничал на скамейке под расцветшим вишневым деревом с одетой в шелквое платье и легкую косынку девушкой лет семнадцати.

Они были так увлеечны друг другом, что даже не заметили появления командира.

Надо было конечно подойти да нарушить идиллию… Но юное создание так трогательно улыбалось, а Сергей так нежно держал её за руку, что мысль эта пропала, толком не оформившись. Впрочем, влюбленные уже увидели отца-командира.

Лейтенант поднялся, одернув форму. Эме поклонившись, убежала.

— Злравия желаю, — бросил Климов.

Здравия желаю, — товарищ старший лейтенант! — усмехнулся Ивин. И когда рапорт ждать? О намерении сочетаться браком?

— Есть такая мысль, — не стал отрицать политрук.

— Так ведь ее отец — кто? А уж дядя…

— Я не отца ее в жены взять хочу, а тем более — не дядьку, — отрезал Климов. Она за дядьку не ответчица. И если на то пошло — батя ее труженик, каких еще поискать.

Отец прекрасноокой Эме был местным ювелиром — хозяином маленькой мастерской, где работал он сам с дочерью, да дальний родственник — не то слуга, не то ученик. Дядя же её был жрецом этого самого Чёрного солнца и сгинул в дни штурма.

— Ты знаешь, у нее ведь и в самом деле талант, — продолжил замполит. Я таких вещей даже в музеях не видел. Ей бы по настоящему учиться, у нас… — Да и вообще, — вдруг словно спохватился он, — чья бы корова мычала, товарищ капитан. Про вашу трактирщицу весь город знает.

— Отставить пререкания со старшим по званию! — буркнул Ивин. И не трактирщица она… а работница общепита!

Оба улыбнулись.

Ибо возлюбленная капитана, достойная Гуресса, была личностью известной в городе. Она и в самом деле управляла лучшим трактиром, хотя достался он ей по случаю и не задаром. Поступив туда поварихой, она вскоре вышла замуж за прежнего хозяина — хромого типа на тридцать с лишним лет старше ее. Правда она вскоре овдовела, как шутили злые языки (и Ивин был с ними согласен), старый хрен, испустил дух прямо в супружеской постели, не выдержав темперамента благоверной.

Правда за недолгое супружество он успел наградить ее тремя детьми.

И — видит Бог даже несмотря на это Ивин иногда думал что… Впрочем, было к этому одно препятствие — больше веселая вдова замуж не хотела — по ее словам, чтобы больше не рожать.

Капитан задумался.

Как был то ни было — служба его шла неплохо. И в сущности было бы неплохи если бы он так бы и остался служить в этом гарнизоне. В конце концов — должен же кто-то служить тут. Кромме того за прошедшие месяцы, капитан и сам не заметил, как полюбил эту землю.

Разноголосые быстрые реки, несущиеся по лобастым валунам и трущиеся боками о скалы, вздымающиеся над долинами хребты — зеленые снизу и белые сверху, горы с отвесными гольцами, рвущимися в небо, и поросшими лесом склонами. Он полюбил этих людей — на вид простых и наивных, и в то же время — мудрых и смекалистых.

И бродившие в группе войск слухи что большую часть их постараются оставить тут навсегда не так уж его пугали…