Книга: Демоны пустыни




Демоны пустыни

Глава 1

— Что!? — злость выветривается моментально. — В смысле, я еду в пустыню? Яр, ты реально задолбал со своими шутками.

— Я не шучу, — перестает ржать брат и включает адеквата. — Вас всей командой отправляют в пустыню. Император отметил выдающиеся способности наследников великих родов. И, в качестве награды, разрешил присоединиться еще одной группе после большой пересменки. Это, между прочим, большая честь. Дед аж прослезился от счастья и откупорил бутылку двадцатилетнего бренди.

Я ошарашенно плюхаюсь обратно на кровать. В качестве награды отправить в пустыню к демонам? Мне бы и медали хватило, честное слово… Ну там, грамоту можно еще, благодарственную. Повесил бы на стенку в рамочку, черную.

— Ты правда не шутишь? — не оставляю последнюю надежду.

— С ума сошел, о таком не шутят, — брат хмурится. — Попасть до обучения в вылазки, да за такие шутки голову оторвут и сама Мафдет не осудит.

Я вроде как и сам хотел получить такую возможность доказать свою дееспособность… Но неясное чувство опасности давит на череп. Мы только выпутались из знатного месива и снова лезть в самое пекло?

Боги, как же я задолбался! Я невесело гляжу на брата, тот словно ждет ответа. А это что, предложение разве было?

— Что, прямо сейчас? — я оглядываюсь по сторонам, соображая что с собой надо брать.

— Выдыхай, есть несколько дней сборы, — довольно улыбается Яр. — Через неделю самолет в Константинополь. Оттуда поездом в Александрию, на основную базу.

Закатываю глаза и откидываюсь на спину. Вот и отдохнул.

— А зачем… — поднимаюсь, но брата уже нет. — На поезде то…

В ногу стреляет, и вроде даже что-то хрустнуло. Так, нужно в душ и в храм Хака, отдаваться на милость целителей. Оттягивать и дальше эту неприятную процедуру, слишком опасно.

Хотя шальная мыслишка о том, чтобы забить и стать хромым, мелькает в моей дурной голове. И со свистом отправляется к остальным трусливым сородичам.

Горячий душ — это очень больно, когда твое тело словно на терке натерли. Я так долго отмокаю, что рана на руке открывается, окрашивая белый кафель красными разводами.

С каким-то особенным удовольствием одеваюсь в чистое, целое и приличное. Надеваю браслет и хватаюсь за амулет связи. Обращаюсь к силе и восторженно ахаю.

Под завязку и, по ощущениям, верхняя планка поднялась прилично. Не иначе как подарок от Упуаута после явления в храме Маат. Я тогда даже и не додумался призывать силу, решив что снова полностью истощен.

Со всеми все оказывается в порядке. Володя сожалеет только о том, что половину времени провел в отключке. Олег желает мне пойти подальше, а точнее к их верховной жрице. Саша торжественно клянется, что закатит царскую пирушку.

Илена радостно пищит, что их отец наконец-то сказал, что гордится дочуркой. И что, дедуля, будь он жив, даже сделал бы ее прямой наследницей. Еще бы, боевая львица в роду домашних котов.

Богдан ворчит, что ему очень скучно валяться в госпитале. В его недовольство сложно верить под звуки заливающихся трелями лесных птиц.

И все они в совершенном восторге, потому что отправляются в пустыню. Все, кроме рыжей, которую решили оставить дома. Чтобы не отправлять сразу двоих детей. Впрочем, как мне показалось, не слишком она и возмущается по этому поводу.

Я, хоть и понимаю, что разницы тут не делают, согласен с решением главы рода Каритских. Пусть лучше девчонка радуется мирной жизни в столице, чем мочит демонов за тысячи километров от дома. Для этого есть мужчины.

В особняке творится что-то несусветное. Слуги носятся по коридорам и лестницам, воспитательница протяжно вопит откуда-то снизу, из столовой доносятся громкие голоса и звон бокалов.

Ускользнуть тихо из этого филиала ада мне не удается. Я натыкаюсь на Славу и не успеваю ее остановить.

— Господин Игорь! — кричит она радостно.

Тут же из столовой орет дед:

— Иди-ка сюда, внучок!

Поборов желание сделать вид, что не слышал этого крика, доносящегося до самого императорского дворца, иду на его зов. Глава рода сидит за столом, разливая янтарную жидкость из пузатого графина. Рядом с ним мужчина, уже порозовевший.

Лет пятидесяти, загорелое почти до черноты лицо, с глубокими морщинами вокруг глаз, выделяющимися светлыми полосами. Будто он целыми днями щурится на солнце.

Короткая темная борода и длинные взлохмаченные волосы. Слишком волосатый для военного, которым явно и является. Даже расслабившись, он сидит слишком уж прямо. Да и в плечах широк и мощен.

— Вот, познакомься, — хлопает его по плечу дед. — Внук мой, Игорь. Не смотри, что молодой такой. Сам видишь, крепкий парень. И шустрый, ух.

— Добрый день, — здороваюсь, не сводя глаз с мужика.

Его цепкий изучающий взгляд мне не нравится. Чувствую опасность и вызов в этих серых глазах. Улыбается искренне, а глаза холодные, как у змеи.

— Федот Афанасьев, — представляется он.

Ни титулов, ни рода, ни должности.

— Учитель твой, — довольно хмыкает дед. — Мало у нас времени, а подготовить тебя к пустыне надо. Федот у нас один из лучших спецов по огневой подготовке.

— Огневой? — позволяю себе уточнить.

— Ну конечно. Ты же не думал, что ты в пустыне будешь одной силой демонов валить?

Да я вообще не думал, что я их буду валить. Ладно, огневая так огневая. Это даже и хорошо, значит шансов будет больше. С другой стороны — не одни же одаренные там находятся.

А оружие я в руках и не держал толком. Пару раз только из стрелял со стены по тварям, что ошиваются поближе к людям. Ружье было старое, охотничье и отдавало в плечо так, что чуть меня не снесло. Ну и стоял я тогда неправильно…

Если меня натаскают немного, я не против. Только дед слишком уж доволен, резво взялся за мое обучение. Стоило всего лишь устроить локальный прорыв хаоса.

— Прекрасно. Благодарю, — киваю я Афанасьеву. — Я бы хотел приступить как можно быстрее, но сначала мне нужно в храм Хака.

— Что случилось? — вмиг серьезнеет дед и даже встает.

— Надеюсь, пока ничего достаточно серьезного. Повредил ногу, ее наскоро залатали. В общем, сказали, что нужно к верховной обратиться.

— Да чтоб тебя. Ты чего сразу то не сказал? — глава рода ответа не ждет, прикрывает глаза и что-то беззвучно бормочет.

Он то хмурится, то улыбается, шевеля губами. Выглядит это забавно, но я сдерживаю смешок под неотрывным взглядом Федота. Словно мерку с меня снимает.

Наконец дед заканчивает ментальное общение и открывает глаза:

— Договорился. Зоряна полютовала, но согласилась. Ты уж ее поблагодари как следует. Силы она немалой, но после этой ночи вымотана. Многих пришлось… — он замолкает, бросив быстрый взгляд на Афанасьева.

Было бы неплохо узнать официальную версию произошедшего. Ну а пока просто молча киваю. С сожалением смотрю на графин. Придется подождать годик, а там, гляди, и вообще отпустит.

* * *

— И как вам, молодой человек, не стыдно так издеваться над телом? — возмущенно вопрошает верховная жрица Хака, пока я нагло ее разглядываю.

В храм я добрался очень быстро, всего-то нужно было пересечь мост и тут же оказаться перед белоснежным зданием. Буквально в километре от императорского дворца, окруженное шикарным парком, оно высилось, ярко выделяясь среди зелени.

В главный зал, к статуе бога, держащего у груди двух змеи, меня отводят изможденные женщины. Больше похожие на поминальных служителей, чем исцеляющих. Возможно, жертв все же было немало.

И там, у подножия монолита, меня и встречает уставшая, но прекрасная Зоряна.

Слышать «молодой человек» от этой женщины очень странно. Уж не знаю, как так получилось, но жрица очень молода для верховной. На вид тридцать, не больше. Видимо, и правда силы огромной.

Светлое платье в пол, чуть менее строгое, чем у жриц Маат, облегает ее пышные формы так плотно, что не оставляет места для фантазий. В гневе она машет руками, а ее грудь колыхается прямо передо мной, завораживая, как маятник.

Я не могу с собой ничего поделать, а жрица, наконец заметив мой взгляд, затихает и отводит глаза. Ловлю на ее лице легкую улыбку.

Еще раз ругнувшись, уже незлобно, она велит мне ложиться прямо на пол, у статуи, и приступает к пытке. Лучше бы продолжала читать нотации, а я бы продолжил любоваться.

Без содрогания больше я на нее не взгляну. То, что делает со мной эта красотка, напрочь отбивает все желания. Кроме одного. Сдохнуть. Ладно, сначала прибить ее, а потом уже сдохнуть.

Олег не шутил, говоря, что меня придется вскрыть. Обезболивают меня ровно настолько, чтобы я не потерял сознание. Но я упрямый и справляюсь.

Но вырубиться, окруженным целителями, получается на секунду. Мне грозят, что начнут сначала и только это помогает держаться.

Упади на меня сотня домов и вцепись в меня сотня гончих, не было бы так больно. И если первые несколько минут я храбро молчу, стиснув зубы, то после хруста кости в руках Зоряны, погруженных в мою ногу, я ору.

Потом хриплю и ломаю зуб. Мне тут же все вылечивают.

От совместной силы нескольких целительниц воздух в храме тяжелеет. И наполняется запахом крови, которая хлещет из меня, растекаясь по каменному полу. Я уже начинаю подозревать, что меня не лечат, а расчленяют, принося в жертву.

Позволяют вырубиться мне нескоро. Я успеваю охрипнуть несколько раз. И, кажется, покрыть матом всех. На мою ругань никто не обижается. Наверняка, привыкли и не к такому.

Но, высказав все, что я думаю о современной медицине, мне легчает и я теряю сознание почти довольным.

* * *

Прихожу в себя я среди такого ослепительно белого пространства, что поначалу думаю, что попал в мифический рай. Приятно пахнет какими-то травами, кожу холодит легкий ветерок. А тело лежит на мягком. И ничего не болит.

— Добро пожаловать в тюрьму! — слышу я веселый голос Богдана.

Мой боевой товарищ валяется на больничной койке прямо напротив такой же моей. Их тут около десятка, но кроме нас с Покровским, больше никого нет.

Потолок сверкает белизной где-то очень высоко. Белые стены, белый кафельный пол. И только зелень деревьев за высокими окнами выбивается из этой однообразной цветовой гаммы.

Как сообщает мне обрадованный моей компанией здоровяк, находимся мы в госпитале при храме. И валяться мне…

— Два дня, — сообщает Зоряна, лично явившись ко мне. — Вставать только по нужде. Знаю я вас, судна боитесь больше, чем оторванных ног.

Верховная по-прежнему прекрасна, но я, смотря на нежные пальчики, вижу только эти же руки, по локоть в моей крови. Кажется, ее это немного разочаровывает.

— Будешь шляться просто так, повторим все сначала, — грозит она, хмурясь. — Я серьезно. Если не хочешь еще раз пройти через это, лежи тихо. Посещения разрешены и компания у тебя есть, — жрица кивает в сторону притихшего Покровского.

Я соглашаюсь на все и благодарю, как и настаивал дед. От души и долго. Так же как ругался во время процедуры, но сейчас словарный запас поменьше.

Вот удивительно, для ругани слов так много, для благодарности — спасибо и все? Впрочем, Зоряна немного оттаивает и напоследок желает скорейшего выздоровления, погладив меня по руке.

Я оглядываю свою пижаму, конечно же тоже белую, и вижу содержимое карманов на тумбочке рядом с койкой. Кто меня отмывал и переодевал, знать не хочу. Но такими темпами мой гардероб очень быстро опустеет.

Связываюсь с братом и прошу принести одежду и книги. Раз уже наконец выдалась возможность лежать и никуда не бежать, пора усиленно умнеть.

Яр приносит все перечисленное и много шума. Беззлобно подшучивает над двумя лбами, боящимися пошевелиться лишний раз.

— Да у вас тут просто дворец! — осматривается он, заглянув во все углы и даже под кровати. — Не сравнить с полевыми лазаретами. Ну ничего, скоро и сами сравните. Уж тогда порадуетесь такой роскоши.

Он со скрипом перетаскивает один из стульев по центру помещения, между нашими койками.

— Физраствор с песком и скорпионы в подушке, вот что вас ждет. Так что мой вам совет, не попадайте в полевой лазарет! Целителей там толковых немного, а вот костоправов и патологоанатомов полно. Понимаете, о чем я? — он дожидается наших кивков. — Попадет ядом в вас — вскроют, кровь пустят, пластырем залепят и обратно. Повезет — дополнительный паек дадут.

Мне и до этого не особо хотелось в пустыню, а теперь тем более. Даже Покровский задумывается. Понятное дело, что брат нас просто пугает. С юмором у него не очень, есть такое.

— С едой, — он смотрит на тарелки с обедом, стоящие на тумбочке, — совсем плохо. Что поймаешь, то и съешь. Хоть тех же скорпионов. Вообще придется в основном жуками всякими питаться.

Я лишь закатываю глаза на такую откровенную чушь. А вот наивный Богдан ведется, бледнея от такого рациона. С его аппетитом потребуется даже не двойной, а тройной паек.

Ярослав, выдав нам еще пару страшилок о пустыне, уходит. А я берусь за еду и книги.

И я узнаю… толком ничего. Почти все время я либо сплю, либо болтаю с Богданом, дорвавшегося до хоть какого-то собеседника. Правда, собеседник из меня так себе. Мне даже ни одной байки ему не рассказать, о своих похождениях в другом мире.

Поэтому я, в основном слушаю. Впрочем, и из таких односторонних бесед, удается получить немного полезной информации о мироустройстве. Благо хоть уточняющие вопросы можно задавать, больше не боясь разоблачения.

Да и кормят отлично. Покровскому так вообще отдельную доставку устраивают. Догадываюсь, из той самой забегаловки, где я его и нашел. Резкие ароматы специй и пряностей разносятся по всему помещению.

Дегустировать незнакомую кухню я отказываюсь, предпочитая питаться, пусть и простой, но сытной и известной пищей из местной столовки. В случае чего, быстро добежать до туалета у меня не получится.

Навещают нас и остальные члены новообразовавшейся команды. Приходят все вместе и так бурно обсуждают заварушку, что их выгоняют через несколько минут.

Меня отправляют на волю в обещанный срок, через два дня. А Богдана, резко от этой новости погрустневшего, оставляют. Но обещают обязательно передать верховной пожелание убраться отсюда.

Судя по его решительной, отъевшейся и румяной роже, он своего добьется.

* * *

Верховная бабушка связывается со мной сама, еще в госпитале. Напоминает хранить в тайне мой дар и явиться к ней, как только встану на ноги.

Что я и делаю, проигнорировав в очередной раз главу рода. Будем собирать пазл из сведений. И сначала пусть они будут от жрицы. Хотя эта ее оговорка «узнаешь, что позволено» мне и не нравится.

София встречает меня лично, провожает в свой кабинет и поит ароматным травяным чаем с шоколадными конфетами. И мило мне улыбается. Меня эти перемены нервируют.

Такое превращение из строгой жрицы в умиляющуюся внучком бабушку, не сулит ничего хорошего. Может, ляпнуть какую-нибудь ересь, для профилактики?

— Слышала, что тебя отправляют в пустыню, — воркует она, подливая мне чаю. — Вот, наверное, Свят, счастлив.

До меня не сразу доходит, что она про моего деда. Киваю. Глава рода так счастлив, что страшно становится. Как бы он не начал хлопотать, чтобы меня там в самую задницу засунули. Опыта побольше набраться.

— И правда, император наш щедр на награды. И суров в наказании, — вдруг добавляет она, становясь серьезнее, аж легчает.

— Надеюсь, не доведется убедиться лично. Ба… — я мотаю головой, — Госпожа София, вы обещали ответить на все мои вопросы.

— Так и обещала? — хитро прищуривается она, на что я морщусь. — Ладно, ладно, не заводись сразу. Не все я могу тебе сказать. Кое-что не твоего ума дело, а кое-что и не моего. Но, что смогу — расскажу как есть. Надо было сразу так и сделать. Уж прости старую женщину.

Ох, хитра. Старой женщиной ни у кого язык не повернется ее назвать. Так что под старушку косить так откровенно не сработает. Но я решаю промолчать про свое отношение к ее загадочности.

— Я… — и теряюсь, не зная, с чего начать.

Вопросов так много, что выделить из них хоть один я не могу. Демоны, с чего начать то? Боги, хаос, весь этот мир.

— Не подготовился? — сочувственно смотрит она. — Выпей еще чаю.

Издевается? Я смотрю на благоухающий напиток и начинаю подозревать, что она туда что-то подсыпала. Нет, так я опять скачусь в паранойю.

— Где мои родители? — задаю я ей первый вопрос.



Глава 2

Жрица не торопится отвечать. Наливает себе чаю, делает глоток, не спеша разворачивает конфету, шурша оберткой. Я молча жду.

— Твой отец, Игорь, — медленно начинает она. — Глава внешней разведки империи. А мать — дипломат. Она тебе место в Элладе и выбила, у нее связи по всему миру. Родители твои работают вместе. В последние годы особенно часто. Как только близнецы подросли, княгиня вернулась к тому, что у нее получается исключительно хорошо.

Верховная на несколько секунд умолкает, теребя в руках обертку. Я от новости о работе отца немного выпадаю в осадок. Да, читал про то, что наши родовые умения подходят для этого как нельзя лучше. Но чтобы глава… Странно только, что это не дед.

— А хорошо получается у твоей матери — убеждать, — продолжает жрица. — Дар у нее такой, редкий и опасный. Окажись она под чужим влиянием или во власти эмоций, натворить бед сможет немало. Ее и замуж отдали за Мишу, чтобы под присмотром была, да поближе к императору. Но получилось так, что только он и смог ее уравновесить. Удачно получилось.

Я представил себе такой дар и содрогнулся. Убедить кого угодно и в чем угодно. Идеальный шпион. Бате повезло такой актив иметь. Тем более управляемый.

— В общем, когда ритуал посвящения чуть не закончился трагедией, да еще и после него ты очнулся без памяти… Ситуация на Севере вдруг оказалась сильно приоритетной. И их отправили туда в спешном порядке.

— Ситуация на Севере?

Я смутно себе представляю, что тут называют Севером, кроме того, что это про викингов. Наши самые близкие соседи, со своим странным и суровым пантеоном.

— Не могу я тебе подробности рассказать, Игорь. Да и не так просто это было бы сделать, объяснить нюансы политических отношений за пять минут. Норманны наши союзники, но фактически никто не знает, что происходит на их землях. Они очень скрытные относительно своих внутренних дел. Гостей принимают радушно, но на кухню не позовут, скажем так.

Понятно, не любят, когда суют нос в их дела. Загадочный народ под самым носом — дело, несомненно, требующее постоянного присмотра. Но…

— И это требует внимания главы разведки и сильного, хм, дипломата?

— Требует. Боюсь, только они и смогут справиться с возникшей ситуацией, чтобы она не превратилась в проблему. Пусть твой дед и форсировал их отъезд, но точно не зря. Большего я тебе сказать не могу, извини.

Понятно, что опять ничего не понятно. На Севере что-то творится, явно странное. Император сказал, что родителям, считай повезло, что смогли связаться. То ли их миссия настолько секретная, то ли… А вот опять не понятно.

Надо на досуге изучить Север этот. Если он будет, досуг.

— Это опасно? — вот что меня волнует, демоны с ними, со шпионскими играми.

— Не опаснее, чем гулять ночью по центру Петрополиса, — невесело усмехается верховная.

Да уж, что может случиться в столице? Ну не прорыв же хаоса, в самом деле. Но уклончивый ответ меня беспокоит. Не то чтобы я проникся семейными узами. Но эти люди все же меня защищали, так что я им обязан.

— Кстати, — вспоминаю я еще один вопрос. — Какая официальная версия случившегося этой ночью?

— Никаких демонов, конечно. Повреждение газопровода, утечка и взрыв газа.

Понятно. Ну хоть тут без неожиданностей, банальное оправдание, но вполне себе реалистичное. Пусть и не все поверят.

— А свидетели?

— А свидетели подтверждают, — отрезает она. — Всем пострадавшим оказана помощь и выплачена хорошая компенсация.

— Жертв много? — я не хочу задавать этот вопрос, но заставляю себя.

Верховная молчит, только пристально смотрит холодным взглядом. Добрая бабушка выключается.

— Не надо тебе этого знать. Это не ты виноват, — наконец отвечает она.

Конечно, не за мной охотился этот психопат. Как бы его не обманули, оправдать то, что он устроил, я не могу. Панаевский позволил себе свихнуться на почве фанатизма. Но преследовал он меня.

— Давайте все же я сам буду решать, что мне надо знать, а чего нет, — я злюсь и чуть не разбиваю чашку, зажатую в руке. — Когда за меня решают другие, получается полная хрень.

— Не выражайся, Белаторский, — жрица морщится. — Это не та информация, которая тебе поможет.

Я продолжаю сверлить ее взглядом, аккуратно поставив на столик чуть треснувший по краю сосуд.

— Жертвы есть, — сдается жрица, мрачнея. — Несколько демонов забрались в здания.

— Дети? — мне становится тяжело дышать, но я не отступаю.

Верховная чуть заметно кивает. Приходится призывать силу, чтобы успокоить волну ярости, поднявшуюся внутри. Ну, держитесь, твари, я разнесу вашу пустыню до основания.

— Да простит меня Шед-Херу, но я понимаю твой гнев, — окончание фразы я почти не слышу.

Имя бога иссушивает меня изнутри, съеживая все органы. На какой-то миг я чувствую себя невесомым, словно дотлевающий лист бумаги. Все чувства пропадают, оставляя только невыносимую тоску и сожаление.

Я хватаюсь за подлокотник дивана и, кажется, рву обивку. Сила пульсирует, отгоняя наваждение. Жрица вежливо отводит взгляд, видимо решив, что меня трясет из-за злости.

— Можете мне объяснить, как такое вообще возможно? Призыв демонов, — продолжаю, справившись с чувствами.

В горле пересохло и я берусь за чай, руки дрожат, и чашка с блюдцем дребезжат, стучась друг о друга. Эдак я совсем дерганным стану к последнему имени.

— Не могу. И советую тебе даже не заикаться об этом. Мы эту тему вообще не должны с тобой обсуждать, — ее ледяные глаза промораживают насквозь.

— А как вы… Ну тот демон, которого вы для нас… сделали.

Я уже понял, что он был ненастоящий. Настоящие воняют так, ни с чем не спутаешь. Да и силой хаоса от него не несло. Теперь, когда есть с чем сравнить, это становится очевидно. Но каким образом такое возможно, узнать не помешает.

— Артефакт, — жрица облегченно вздыхает, обрадовавшись смене темы. — Очень искусная симуляция, с кафедры боевой подготовки Императорской академии. Низшие воспроизводятся со всеми деталями, вплоть до способов поражения. Конечно, смертельной угрозы не представляют, только парализуют. При помощи таких артефактов и тренируются тактические группы.

Интересно. Тот жук был физически совершенно реален, в отличии от иллюзий салюта. Было бы неплохо иметь подобную вещицу в кармане. Не завалит, так хоть отвлечет в случае чего.

— Не со всеми деталями, — усмехаюсь я, морща нос. — Запах забыли, вонь — еще одно их оружие.

— Передам артефакторам академии, — серьезно воспринимает мое уточнение верховная.

— Так а что с моим даром? — вспоминаю свою главную тайну.

— А ты сам не догадываешься? Впрочем, рано или поздно, это случится. Просто сейчас ты совершенно не готов.

— К чему еще? — догадываться мне поднадоело, мягко говоря.

— К службе, Белаторский. На благо империи. С таким даром ты не просто по стопам родителей пойдешь, а гораздо дальше. Если не запрут в допросных. Ты можешь видеть силу хаоса…

И до меня доходит. Так, что пот прошибает. То, что мне не показалось необычным, на самом деле может выводить на чистую воду всех. Ну то есть вообще. Я могу видеть кто человек, из какого рода, какой силы. Если выучу всех зверушек, то есть воплощения.

И эта история с призывами хаоса. Меня же сделают детектором сил добра и зла. Хтонический елдак…

— Вот именно, — резюмирует жрица, заметив как я бледнею. — Так что помалкивай об этом. Пока к тебе не вернется память. Или пока не освоишься достаточно.

Следующий вопрос мне не хочется задавать. Но мне нужно понять, чего и почему все так боятся.

— Почему потеря памяти настолько опасна? До такой степени, что меня могли за это убить.

— Глеб… — она кривится от боли. — Я не хочу его оправдывать, Игорь. Расскажу тебе одну историю. И об этом тоже никто не должен узнать. Потеря памяти после ритуала — случай крайне редкий. И последний такой произошел десять лет назад. Мальчик тоже подавал очень большие надежды. Из… хорошего рода. И Глеб тогда пожалел его, поверил, что тот справится. Он переживал за парня, пытался помочь ему. До последнего, даже когда он сорвался. Не справился с силой и погибли люди. А сам Глеб пострадал так сильно, что исцелить его до конца так и не смогли. Тогда его лицо и парализовало.

Это многое объясняет. Хоть и не оправдывает, опять же. Ну не хочется мне ставить себя на его место. Здоровый эгоизм только способствует выживанию.

— Так он сорвался из-за того, что все забыл?

— Да. Сила очень отзывчива, на любые эмоции и желания. Когда ты учишься обращаться с ней постепенно, год за годом, срывы практически невозможны. И, к моменту получения еще большей силы, во время ритуала посвящения, ты знаешь, как с ней справиться. Все обучение с малых лет ведет к этому моменту. Контроль эмоций, понимание ответственности, даже желания. Все это становится важным.

— Ну а успокоительное дать, не вариант? — предполагаю я очевидное.

— И ты действительно думаешь, что до этого никто не догадался? — к бабуле окончательно возвращается строгость и поучительный тон. — Это не помогает удержать силу. Ее ты не успокоишь. В этом случае сила все равно вырывается, но при этом еще и сводит с ума. А сумасшествие и неспособность контролировать силу — гораздо хуже, чем просто отсутствие контроля.

Ну а медитация и теплые ванны? Но больше я вариантов не предлагаю. Что я вообще могу об этом знать? И правда, возможно испробовали они многое.

Верховная начинает поглядывать на часы и нетерпеливо перебирать фантики. Моя голова и без того гудит от ответов, новые вопросы выдавать отказывается. Хотя и гложет ощущение, что я что-то забыл.

Благодарю и получаю пожелание хорошо отдохнуть. От верховной слышать «выспись» звучит скорее угрожающе, чем заботливо.

Мой неожиданно обострившийся нюх слышит аромат благовоний из главного зала. И я понимаю, что я забыл.

* * *

Сначала я провожу разведку на местности. Вяземский снова скрывается в тени колонн позади храма Эрнутет. Прячется он отлично, но со слухом у него беда. Мне удается подойти вплотную.

— Ну, как там дела? — тихо говорю ему в ухо и отскакиваю.

Игнат подпрыгивает, призывает силу и разворачивается, вжимаясь в камень. Плотная защита и ничего атакующего. Эх, надо было рыкнуть что-нибудь пострашнее.

— Ты кто? — повторяется он.

— Мимо проходил. Ты хоть поговорил с Кирой?

— Я… — он прищуривается, оглядывая меня с ног до головы. — Мы знакомы?

Ах ты, точно. Узнать во мне хрипящего и потрепанного гопника он не может. Даже жаль такое шикарное прикрытие раскрывать.

— Встречались, — хмыкаю я. — Буквально на днях. Буквально тут же.

— Ааа, — зависает парень, у него никак не сходится. — Но я… Но мы… Ты… А!

Я только мотаю головой, пока в его голове складывается полная картина. Потом он начинает таращиться на мою голову и его глаза озаряются новым пониманием. Тут же он сникает.

— Понятно, — печально вздыхает он. — А я то еще думал, как это возможно. Куда мне до Белаторского… Ладно, я тогда пойду?

— Слушай, Игнат, давай я вас познакомлю? — излишне дружелюбно предлагаю я.

Пусть он хоть поговорит с объектом своего воздыхания. А то шатается тут, словно призрак. Замерзнет, заболеет да помрет еще. Снова во мне гуманизм просыпается.

— Не надо! — испуганно вскрикивает он и добавляет тише: — Я попробовал…

— Что попробовал?

— Ну, поговорить. Я поздоровался, — с гордостью делится Вяземский.

— Иии? — встряхнуть его что ли…

— И она рассмеялась, — опять сдувается он. — И тоже поздоровалась. И ушла. И все.

Я не удерживаюсь от хлопка ладонью по лбу. Мне отчего-то искренне жаль беднягу, но такими темпами он далеко не продвинется. Да и у меня тут другое дело.

— И все… — задумчиво повторяю я, с сожалением бросая взгляд на вход в храм.

— Ты туда? — грустно спрашивает Игнат и, получив утвердительный кивок, мотает головой в другую сторону. — Ну, тогда я туда.

На этом мы и расходимся. Поговорить что ли с Кирой на эту тему? Пусть уж лучше отвадит, чего парню зря страдать.

Прислоняюсь лбом к прохладному камню, усмиряя гудящую голову. И призываю прекрасный образ. Заставить себя в своих мыслях одеть Киру у меня не получается. Не то чтобы я сильно стараюсь…

В этот раз дверь отворяется гораздо быстрее. Жрица буквально вылетает, резко останавливается и складывает руки на груди.

— Белаторский, ну в самом деле. Хватит меня гонять! Связаться со мной просто не пробовал?

Нда, это мне в голову и не пришло. Но непохоже, что она злится. Голос недовольный, а глаза улыбаются. А, к демонам разбираться…

Сгребаю в охапку и целую. Никогда не был сладкоежкой, но перед ее медовыми губами устоять не могу. Вялое сопротивление быстро превращается в страстный ответ.

— Аааах, — отстраняется она, когда губы уже начинают гореть. — Отвратительные манеры, княжич. Нельзя же просто так хватать жриц и…

Понятно, недостаточно. Затыкаю рот вторым поцелуем, более настойчивым. В общем, больше мы не разговариваем. Пока окончательно не решаем, что со жрицами делать можно. Больше слова «нельзя» я не слышу.

Разговариваем мы спустя долгое время, отдышавшись.

— Что с тобой произошло? Куда ты пропал? — спрашивает она, устроившись на моей груди.

Ах ты ж, слишком уж много событий и размышлений было. И я забыл сообщить Кире, что со мной все в порядке. Видят боги, я не со зла.

— Извини, стоило предупредить, что я был в заботливых руках жриц Хака, — я даже морщусь от воспоминания этих рук. — И еще раз сказать спасибо за удачу. В ту ночь она мне очень пригодилась.

— Расскажешь, что случилось? Столько слухов ходит… Догадываюсь, что ты как раз точно знаешь.

— Я не могу, — честно и без сожалений говорю я. — Дал слово.

Как и кому рассказывать о той ночи, я не знаю. И теперь данное императору слово кажется мне избавлением от новых проблем.

— Жаль, — легко соглашается девушка. — Люблю интересные истории.

— Думаю смогу тебя ими обеспечить, после возвращения из пустыни.

— Ты едешь в пустыню? — она подскакивает. — Как это возможно? Все группы уже собраны.

— Повезло, — подмигиваю я ей. — Кстати, о жаждущих везения. Ты хоть знаешь, что у тебя тут поклонник ночами ошивается?

— Ревнуешь? — хитро улыбается Кира.

Вопрос с подвохом. Отчего то, по причинам мне совершенно непонятным, девушки считают, что их нужно ревновать. Это мне еще наставник в голову вдолбил, но и сам я пару раз обжегся.

Захочет уйти, уйдет. Не хочет — смысл в чем-то подозревать? Брр. Люблю я женщин, но не их «вопросики».

— Жалко парня, — пожимаю я плечами.

— Что, предлагаешь и мне его пожалеть?

Да твою ж хтонь! Я смотрю в эти смеющиеся зеленые глаза, долгим и тяжелым взглядом.

— Ладно, ладно, шучу я, расслабься, — сдается жрица и обезоруживающе очаровательно кусает губы. — Извини, привычка. Больше не буду тебя дразнить. Клянусь.

Ну за такое можно и извинить, и повторить…

* * *

Дом в такой поздний час тих, темен и спокоен. Только охрана бдит, коротко здороваясь и желая спокойной ночи. Так я и не узнал, зачем их тут столько.

Приходится тихо пробираться на кухню и сметать все, что плохо лежит. Ну и что хорошо спрятано, тоже. Надо хоть повиниться перед Филиппой Матисовной, а то вдруг она на близняшек подумает.

А жизнь то прекрасна, когда не надо ни с кем драться. Когда там, где надо, пусто, а где надо — полно.

Даже любимую книжку на ночь, о демонах, не трогаю. Скоро сам все увижу, а почитать и в пути можно. Самолет, поезд… Путь будет неблизким и, надеюсь, спокойным.

* * *

Вырывает из сна меня не противно верещащий будильник. Так я, кстати, и не выяснил, кто его прячет каждый раз в новом месте.

В моей голове начинаются военные действия. Бахают взрывы, воет воздушная тревога и слышатся пулеметные очереди. И, на этот раз, совершенно соответствуя звуковому сопровождению, звучит до смерти перепуганный голос Богдана.

«Игорь, мне срочно нужна твоя помощь!»

Глава 3

От звукового сопровождения и тона Богдана я подрываюсь, как по боевой тревоге. Правда, получается у меня не очень. Запутываюсь в одеяле, падаю с кровати и ударяюсь головой об ее угол.

Доброго утречка, как говорил один мой знакомец.

«Что случилось? Кого убивать?» — ору я ему в ответ.

«Ой, извини. Никого убивать надо» — уже спокойнее отвечает он, но грохот взрывов совсем не помогает адекватно воспринимать его речь — «В общем, меня уже отпустили из госпиталя. И дома меня ждал сюрприз. Приезжай, увидишь».

Его там жрица покусала? Что за загадочность? Но в голосе отчетливые нотки то ли стыда, то ли вины. Может стесняется, может манеры такие. Ясно, что сообщит он только лично. Надеюсь, сюрприз приятный.

«Хорошо, позавтракаю и приеду» — отвечаю ему, стараясь выбраться и путаясь в одеяле еще больше.



«А можно тебя попросить…» — скромность никак не увязывается со свистом пуль на заднем фоне.

«Пирожков привезу» — понимаю я его без слов. Прямо образ в голове возникает, большая корзина с блестящими глазурью свежеиспеченными пирожками. Даже самому захотелось. То ли он мне транслирует в голову свои потаенные желания, то ли обострилась эмпатия.

Чувствовать других — одно из родовых умений. И, после внезапного обострения нюха, проявление и другого умения наводит на мысли. Что я хочу жрать.

К радости Филиппы Матисовны, завтракаю я на кухне. Сознаюсь в воровстве и тут же прошу пирожков в дорогу. Женщин, которые меня так кормят, всегда буду любить беззаветно. Что ей и сообщаю.

За клятву вечной любви я получаю целую коробку свежей выпечки и обещание приготовить еще. Только для меня, вот тут, за занавесочкой ждать будут.

— Ты куда? — ловит меня дед прямо у выхода и принюхивается к коробке.

— К Покровскому.

— Ах, ну к Покровским хорошо. Передавай мои наилучшие пожелания крепкого здоровья. И не забудь, у тебя сегодня первая тренировка с Федотом, — глава рода добродушно улыбается и отпускает меня с миром.

По дороге не сдерживаюсь от витающего аромата и закидываю в себя пару чудес кулинарии, хрустящих корочкой. С Богдана станется все проглотить в один заход и добавки попросить.

Артефактор ждет меня в своем отдельном доме-мастерской, куда меня и провожает прислуга.

— Это что? — удивляюсь я.

Помещение убрано и все аккуратно разложено по стеллажам. И, посреди сверкающего чистотой пола, стоят внушительные деревянные ящики. С печатью в виде императорского герба. Распахнувший крылья сокол хищно прищуривается на меня один глазом.

— Материалы, — разводит он руками. — Все необходимое для создания артефактов. И даже больше. Гораздо больше.

Я вижу, что крышка самого верхнего ящика уже сдвинута в сторону. С опаской подхожу и заглядываю — какие-то прозрачные боксы с камнями. Не булыжниками конечно, а драгоценными камнями. Ну, или минералами, не разбираюсь я в этом. От черных до белых, весь цветовой диапазон.

— Сокровище… — с придыханием комментирует артефактор.

Видеть такой геологический восторг от огромного детины слишком забавно. Я ржу, но Богдан отмахивается, бережно доставая контейнеры.

— Раухтопаз, морион, сапфир, изумруд, рубин, аметист. Ооо, лабрадор! — последнее почему-то приводит его в полный экстаз.

Я с любопытством смотрю — никаких собак в своих руках он не держит. Я против опытов над животными. Вот люди — другое дело.

Каменюка, конечно, красивая, переливается ярко-голубыми прожилками. Но, если он меня позвал любоваться на этот сад камней…

— Дружище, я, конечно, за тебя очень рад. Наверное, — неуверенно добавляю я. — Но зачем ты меня позвал?

— Ах, да. Извини, — спохватывается Покровский, но камень и рук не выпускает, прижимая к сердцу. — Никогда столько сразу не видел. Мне из старших каждую песчинку выпрашивать приходилось, строго под проект. В общем это все — от императора. Нам с тобой, — он подозрительно отводит глаза.

— Нам? — тихо уточняю, чувствуя неладное.

— Ну ладно, мне. Рассказал я его величеству про Светлячка. Очень ему понравился этот артефакт, — Богдан озирается. — Ну, по понятным причинам. В общем, попросил сделать таких как можно больше до отъезда. Ну и… Мы же вместе его с тобой делали. Точно сказать не могу, но мне кажется, без твоей силы не сработает.

Ну вот и сделал доброе дело. Теперь мне что, целыми днями батарейкой для штамповки артефактов работать? Я укоризненно качаю головой. Хоть и понимаю, что дело важное.

Не так я хотел провести последнюю неделю до отъезда.

— Хорошо, — вздыхаю я, соображая, что это не та просьба императора, от которой можно отказаться. — И сколько ты сможешь сделать?

— Десять, двадцать. Может больше. Не знаю. Самое сложное уже сделано — схема. И я предлагаю вот что попробовать…

Идея его усложняет мою жизнь ненамного. Он предлагает создавать заготовки, а потом просто вместе напитывать их силой, оптом, так сказать. То есть мне придется всего лишь приезжать вечером и «заряжать» готовые артефакты.

В общем, мы проводим эксперимент сразу. Я пью кофеек, пока Покровский колдует над сплавом и его более приличной формой, вплавляет камень и чеканит символы. Шипение охлаждаемого металла прерывается на тихие ругательства и негромкие хлопки.

Ох и рискует император. Как в итоге сработают эти артефакты, одним богам известно. С другой стороны, это лучше, чем ничего. Даже если артефакт в итоге запоет оперу, то демоны хотя бы удивятся.

Посматриваю на его тетрадку, но теперь он с ней вообще не будет расставаться. Может через пару дней и запомнит наизусть. Вот тогда надо не забыть подглядеть.

Испытать решаем подальше от жилых кварталов. Едем за город, на берег Финского залива. И там я совершенно забываю про все, увидев узкий песчаный берег. К нему с одной стороны вплотную подступают сосны, а с другой…

Море! Ладно, может это и не море. Но для человека, никогда не видевшего такого в живую, это целый океан. Вселенная воды. И воздух, о боги и демоны, вот как пахнут бескрайние воды.

У Северной агломерации в моем мире не было выхода к воде. От залива нас отрезала самая высокая и самая прочная стена. Потому что то, что жило в темной воде, ужасало даже бывалых Охотников.

Наставник обещал когда-нибудь сводить меня на западную стену, самую недоступную для посещений. Но так и не довелось…

И теперь я пускаю скупую слезу. Но это от того, что солнечные блики, играющие в водах залива, меня слепят. Богдану приходится меня встряхнуть за плечо, чтобы вернуть на землю.

— Эх, нам бы демона… — с сожалением говорит он и бледнеет. — Нет, это я погорячился.

— Скоро будет тебе их, полный комплект, — утешаю я его, заставляя позеленеть.

Полевые испытания проходят успешно и без жертв. Мы только совсем немного подправляем береговую линию. И, как по мне, получается очень уютная бухта.

Обратно мы несемся, потому что я опаздываю. Афанасьев встречает меня хмуро, демонстративно глянув на навороченные наручные часы. Мы загружаемся в катер и несемся через море к островам в заливе. Тут, насколько я успел узнать, и находится та самая императорская академия.

А полигон, предусмотрительно, на соседнем острове. Я мельком гляжу на комплекс невысоких зданий вдалеке. Настроение у меня отличное. Мне предстоит научиться давить на гашетку, ну как я себе это представляю.

А представляю я себе все неправильно. Федот сначала долго и упорно учит меня стоять.

— Чего ты, как одержимый, скукожился? — возмущается он на мою «боевую стойку». — Ноги на ширине плеч, расслабь колени, чуть согни, чтобы пружинили. И корпус вперед наклони! Чего ты там на земле рассматриваешь? Яйца потерял? Выше корпус! Ниже! Иначе тебя отдачей нахрен снесет!

Учитель мне попадается нервный. Я не обращаю внимание на его крик, но в морду двинуть хочется примерно сразу же. Ему, судя по выражению красного от злости лица, тоже. В общем, что-то общее мы находим.

Когда его устраивает моя стойка и я наконец беру в руки автомат, который он ласково называет «Гретой», то издевательства не заканчиваются. Я долго прилаживаю приклад в «мышечный карман, лять», пока не понимаю где это.

— И теперь жать на курок? — спрашиваю я нетерпеливо.

— В штанах у тебя курок! — Афанасьев даже плюется от бешенства. — Спусковой крючок это! Спуск! Корпус! Прижмись щекой! Жми, пла…

Твою ж матушку, как же это громко! Отдача фигачит явно не в тот карман, щеку дергает и меня чуть сдвигает назад. Я жмурюсь, прогоняю шум из ушей.

— Не отбрасывай, плавно отпускай! — начинаю я слышать вопль. — До щелчка!

Короче, похоже, сами боги уберегли моего учителя сегодня от инфаркта. Ну или просто манера общения у него такая. Учит он меня стрелять и короткими, и длинными очередями.

К концу урока и дня я глохну, а он хрипнет. Удовлетворенные таким прогрессом, мы расстаемся до завтра.

Возвращаюсь к Покровскому я с дергающейся щекой, но довольный. Давать мне указания ему приходится очень громко. Но в итоге за час мы заряжаем пять артефактов. Как он умудрился так быстро их сделать, я не спрашиваю. По его синякам под глазами понятно.

И я бы с радостью отправился в кровать, но есть у меня еще одно неоконченное дело.

Я отправляюсь в центр и решаю немного прогуляться. Пешие прогулки по ночному городу — самый лучший способ взбодриться.

Но приключения находят меня раньше, чем я их. Надо бы узнать, какой бог тут так веселится, сплетая чужие дороги и встречи.

Потому что недавняя картина повторяется. Ресторан, распахивающиеся двери и вот они, зачесанные назад длинные темные волосы. Валерий Манчини, посольский отпрыск выходит на улицу с болтающейся на руке девицей.

Он мешкает секунду, быстро рассматривая меня. И расплывается в приторной улыбке.

— Какая неожиданная и приятная встреча! — фальцетом щебечет он, делая легкий кивок головой.

— Извините, мы не представлены, — я повторяю его намек на поклон и скороговоркой представляюсь, с особым удовольствием добавляя имя, данное богами.

И только после этого соображаю, что зря. Или нет. В общем, насколько подробно нужно распространяться о своей родословной и богах перед неодаренными, я не знаю. А тем более иностранными.

Но легкая досада на его лице мне нравится.

— Валерий Манчини, — нехотя коротко отвечает он и поворачивает голову к своей спутнице. — А это моя сестра, Изабелла. Рад, наконец познакомиться лично. Я…

— О, не утруждайтесь, я о вас знаю.

Сарказма в моем голосе он не слышит, поэтому радуется:

— Польщен. Мы с сестрой собираемся в клуб. Присоединитесь к нам?

От его улыбки сводит зубы. Изабелла вдруг перевешивает себя с его руки на мою. И, будто случайно, прикасается к мне грудью.

— Игорь. Можно я буду вас звать Игорь? — нежно и доверительно спрашивает она с легким акцентом.

Девушка, безусловно, хороша собой. Выглядит дорого и безупречно. Большие синие глаза невинно распахнуты, но тонкие губы сжаты. Я смотрю на нее с легким удивлением, но ответа моего она не дожидается.

— Игорь, давайте с нами. Обещаю, это будет незабываемая ночь! — неизвестно что обещает мне она, прижимаясь сильнее. — У Фрязиных настоящий эксклюзив. Никто не побеспокоит нас и не посмеет отвлекать от… беседы. А я очень интересная… собеседница, уж поверьте.

У меня чуть челюсть не отпадает, но удается силой воли ограничиться лишь поднятием одной брови. Что девица тут же принимает за заинтересованность и тащит меня в сторону машины.

От неожиданности я даже позволяю провести меня пару шагов. Но затем останавливаюсь, освобождаясь от ее хватки. Мы какое-то время боремся за мою руку.

Изабелла сдается первой, обидчиво топнув ножкой. И тут же игриво склоняет голову набок, бросая томный взгляд.

— Я бы с огромным удовольствием составил вам компанию. Но, к сожалению, уже приглашен.

— И что же может быть важнее? — капризно спрашивает девица, хлопая густыми ресницами.

Видят боги, я бы сейчас пустился бы в новый забег по улицам. Лишь бы подальше от этой актрисы. Почему она так настойчиво хочет меня отвести в какой-то клуб, я не понимаю. Ее брат только молча наблюдает со скучающим видом.

— Обещание. Чего стоит слово княжича, если его не держат? — пытаюсь воззвать к благородству.

Хочется послать прямым текстом обоих Манчини. Но только дипломатического скандала мне не хватает. О дипломатии я знаю еще меньше, чем о магии. Но тут логика хотя бы подсказывает не хамить и не убегать.

— Тогда дайте и мне слово! — требует Изабелла. — Что мы встретимся.

Подловила, вот хтонь. Чем больше я смотрю на эту красотку, тем меньше мне хочется встречаться еще раз.

— Этот город слишком маленький. Конечно, мы еще встретимся, — скрещиваю пальцы за спиной.

— Дайте слово, — нежно воркует она, накручивая прядь черных волос на палец.

Во что она меня хочет втянуть? Я окончательно теряюсь, не зная что ответить. Тут одно слово может навлечь кучу новых проблем.

«Ярослав!» — мысленно ору я, прижимая руку к карману с амулетом — «Как мне избавиться от Маничи, чтобы не оскорбить их?».

«Понятия не имею, кто это. Если они не из великого рода, шли к демонам! Если из великого — сделай это вежливо» — приходит мне ответ, пока молчание затягивается.

«Детей посла тоже туда слать?» — любопытствую я, усмехаясь. Изабелла начинает хмуриться.

«Пошли посла» — ухахатывается брат — «Ну чего ты пристал, вежливо откланяйся, сделай вид, что тебя срочно вызвали. Заверь там… в вечном уважении и обожании. Бабам ручки целуй, мужикам пожимай. И не перепутай!».

Ух, выпрошу я Богдана еще один обессиливающий артефакт, дошутится он. Шлю к демонам брата, очень вежливо, как он и велел.

— Игорь? — настойчиво напоминает о себе Изабелла, повышая голос.

Может связаться с Иленой? Она должна и в дипломатию уметь, и в женские заскоки. И меня осеняет.

— Извините, было срочное дело, — стучу я по своему виску. — Я был бы счастлив дать вам слово, и не одно. Но не могу, я дал другой слово не давать таких слов.

Я несу полную околесицу, но девушка меня понимает. Она кривится, словно съела кислый лимон.

— И кто она?

Я порядком раздражаюсь от такого наглого вмешательства в частную жизнь. Продержишься, Игорек, можешь съесть в награду пирожок.

— Никогда бы не позволил себе распространяться на такую тему, — я чуть понижаю голос, намекая на ее бесцеремонность.

— Очень, хм, похвально, — наконец то оживает Валера, хватая сестру за руку.

Я замечаю как он ее одергивает, на что сестра упрямо вздергивает подбородок. И награждает меня многозначительной улыбкой:

— Что же, надеюсь когда-нибудь и наша тайна не будет вами раскрыта. Не смеем вас более задерживать.

Мы еще раскланиваемся, желаем другу взаимного счастья, здоровья нам и нашей семье, спокойной ночи и «очень сладких снов».

Я ухожу, из последних сил стараясь не сорваться на бег. И чувствую спиной провожающие меня взгляды. Боюсь, и с этой парочкой придется разбираться.

Хотя бы узнать какого они в меня вцепились.

После этой встречи я шарахаюсь от каждой открывающейся двери. И держусь самых неосвещенных мест. Не думал, что снова придется прятаться, и так скоро.

Перебирая в уме, к кому можно обратиться за информацией о Манчини, я забредаю во дворы.

Очередной полутемный переулок радует неприятной встречей. Я поначалу даже и не замечаю два темных силуэта. Но они сами выходят на контакт:

— Заблудился, пацан? Ну так мы поможем, — низкий голос звучит излишне заботливо. — Всего лишь за все твое добро, отведем к мамочке.

Я замираю, а романтики с большой дороги уверенно приближаются. При этом умело избегая скудного освещения. Тощий и низкий. Тот, что пониже ростом и плотнее, выступает вперед, а другой держится чуть позади.

Я вижу блеск. Низкий играет перед моим носом ножом с лезвием в полторы ладони длиной.

— Или, — голос становится тихим и злобным. — Мы решим это другим способом.

Глава 4

Вы ж мои хорошие! После встречи с Манчини мне эти ребята с однозначными преступными намерениями уже кажутся родными. Еле сдерживаю радостную улыбку.

Так я их спугну еще. С психами никто не связывается. Хотя в их умственных способностях я сильно сомневаюсь. Пусть мой браслет и не виден, но нельзя же так невежливо, не зная с кем говоришь.

Пожалуй стоит добавить известности своей белой голове и в этих кругах. Но пришел я не за этим. Призываю силу и легонько бью, укладывая обоих на землю, чуть прижимаю, чтобы не дергались. Погладил считай, но их тут же пронимает.

— Ты чего это? — обиженно возмущается тощий. — Так бы сразу и сказал, что благородный. Мы ваших не трогаем!

— Мне нужен Никола, — игнорирую я его душевный протест.

— Не знаем таких! — быстро выдает сквозь зубы крепыш.

— И мы ничего не видели! — испуганно добавляет тощий.

— Да заткнись ты, — шипит на него второй.

Что же, неудивительно, что такой эпический разнос по соседству от их вотчины не прошел мимо. Уж не знаю, есть ли тут магическое промывание мозгов. Хотя эти ребята и без того будут молчать, чтобы не прибили. А я нашел слабое звено.

— Да не по ваши души я пришел, — смотрю в расширенные глаза тощего. — Мне всего лишь нужно поговорить с Николой. Так что мы пока с твоим приятелем побудем тут, а ты сбегай и позови. Он меня знает. Скажи ему, хм, княжич с белой башкой зовет.

Я дожидаюсь, пока тот не начинает быстро кивать головой и отпускаю его. Тощий уносится стрелой, только и слышен удаляющийся топот подошв. С крепышом мы молча играем в гляделки.

Он сверлит меня злобным взглядом, я отвечаю равнодушным. Возможно, найти седоголового можно было проще и безопаснее. Но так гораздо быстрее. Разговор наш может затянуться, а мне еще хочется поспать.

Никола объявляется минут через пятнадцать. Тощий маячит за ним, сверкая свежим фингалом.

— Ну, доброго вечерка, — здоровается он, расплываясь в улыбке, и кивает на распростертого на земле крепыша. — Отпустишь? Или себе сувениром оставить хочешь?

Хм, боюсь в в моей спальне такой сувенир будет смотреться неуместно. Отзываю силу, с радостью понимая, что даже и не заметил ее использования. Неудивительно, что аристократов тут шарахаются. Миг — и тебя размазали по стенке, даже имени не спросили.

Никола, задумчиво почесывая щетину на лице, отводит меня в «тихое место». Место оказывается очень шумным. Кухня одного из крошечных азиатских ресторанов Лиговки наполнена ароматами специй, шкворчанием, паром, визгливыми криками и звоном посуды.

Мы усаживаемся в углу, за миниатюрный столик, видимо для того, чтобы было где перекусить поварам. Седоголовый одобрительно щурится на то, как я озираюсь по сторонам:

— Не бойся, тут нас никто не подслушает. Они по-русски вообще не понимают. Удивил ты меня, парень. Не думал, что ты придешь так скоро.

— Не люблю оставлять долги незакрытыми, — я принюхиваюсь и чихаю.

После нашей беседы я и сам буду пахнуть, как те странные блюда, что тут подают.

— Здоровьица вашей светлости, — насмешливо желает Никола и наигранно удивляется: — Неужели пришел рассказать, что на самом деле произошло на Свечном?

Хороший вопрос, и я на этот раз я успел обдумать ответ. Слово, данное императору, имело только одно исключение — «никому, кроме тех, кому позволено получать доступ». А этот доступ я сам и позволил получить, дав другое слово, до этого.

По-крайней мере, я был в этом уверен. Врожденная хитрожопость и склонность к интерпретациям вселяли в меня такую надежду.

В ином случае мы тут оба с Николой поджаримся. По-крайней мере, примерно так объяснил мне Богдан, пока мы валялись вместе в госпитале. Нарушение клятвы сжигает изнутри не только самого нарушителя, но и того, кто, например, получает запретную информацию.

Но, прежде чем позволить ляпнуть что-то не то, магия меня предупредит. По словам Покровского «подпечет слегка». Значит, можно попытаться увильнуть.

— Всего не смогу, — сознаюсь я сразу. — Да и вряд ли я все знаю.

— Например, про низших демонов? — понижает голос Никола.

Нда, о таком только шепотом и именно в таких местах. Но, похоже великая тайна не такая и великая. Как вообще император думал сохранить все это в секрете, когда об этом знают столько людей?

Но это сильно облегчает мне задачу. Именно новость про демонов и вызывала самое сильное беспокойство.

— Например, — я тоже говорю тише.

— И чего ты еще не знаешь? — подсказывает мне хитрый мужик.

— Не знаю, стоит ли за этим один из… — я прислушиваюсь к себе, — не самых последних сотрудников службы безопасности империи. Не знаю, что и его самого сильно удивило то, что он смог организовать прорыв хаоса.

Я играю в игру «ничего не знаю» довольно долго, тщательно подбирая слова. В самых общих чертах, не называя имен, описываю ситуацию. К чему быть готовым.

Предателем интересов империи я себя не ощущаю. Не иностранному же агенту сдаю внутреннюю информацию. Пусть передо мной представитель не самого многочисленного и благополучного сословия, но среди их рядов хоть паники не будет.

Я, как и большинство аристократов, смогу защититься от демонов. А вот обычные люди вряд ли. И что-то мне подсказывает, что Никола не из тех, кому плевать на всех остальных.

А я, в свою очередь, еще и получу кредит доверия человека, который мне сможет пригодиться в будущем. Надеюсь, что не пригодится, но уж лучше иметь такие полезные знакомства.

Седоголовый то кивает, то мотает головой, мрачнея с каждым моим словом. Но ничему не удивляется. Только ругается изредка.

Под конец рассказа он отрешенно вперивается взглядом в одну точку, переваривая информацию. А я решаюсь задать вопрос, который мне не дает покоя:

— Ты сын одаренного?

Никола моргает, переключается на меня. Смотрит внимательным взглядом, прищуриваясь. Но он сам открыл мне то, что может чувствовать силу. Почему — непонятно, но отнекиваться уже бессмысленно.

— Не забыл значит, — кривится он. — Да, парень, все верно, ублюдок я одного из ваших. Мать моя нагуляла. А как поняла от кого, так и выбросила на улицу. Наверное, рассчитывала, что сам подохну. Чего грех детоубийства то на душу брать.

Болезненная усмешка появляется на его лице. Не ожидал я от него такой откровенности, поэтому вежливо молчу, давая выговориться. А у него, судя по всему, накипело.

— Люди добрые подобрали. Шибко тощий был и юркий. В игольное ушко пролезть мог. Вот и лазал. По домам тех самых аристократов. Потому что от бати, кем бы он ни был, мне досталась капелька дара. Обходить простейшую защиту. Насмотрелся я в этих домах такого, что даже рад теперь тому, где я. Ну а с тобой что не так?

— В смысле? — совершенно не понимаю я и напрягаюсь.

— В смысле совсем ты чудной для княжича, парень. Вроде и гладко говоришь, и наивный порой как дитя. А потом вдруг смотришь таким взглядом, что жуть берет. Ты только не заводись, но притворяться тебе надо еще поучиться.

Я проколося тем, что злобно зыркаю? А, хтонь, срисовал и срисовал. Вряд ли побежит всем рассказывать, что с Белаторским что-то не так. Но над его словами стоит подумать.

— Недостаток хорошего воспитания, — ухмыляюсь. — Наложенный на болезненное восприятие окружающей действительности.

— Завернул, — уважительно кивает Никола. — Да ладно, парень, мне твоя тайна ни к чему. И без того слишком много знаю.

Радуюсь его беззлобному «парень», сменившему «пацана». Еще немного и по имени назовет. В общим, расстаемся мы с самыми наилучшими и искренними пожеланиями больше не видеться.

Осталось совершить узаконенную кражу съестного на кухне и можно поспать. Но неожиданно встречаю там подстерегающего меня деда.

Хмурое выражение не мешает ему уплетать мои пирожки. Сокровище Филиппы Матисовны служит закуской янтарному напитку в его стакане.

Я присаживаюсь рядом, подвигая блюдо поближе к себе.

— Чем от тебя так воняет? — дед сморщивается, принюхиваясь к моей одежде.

— Интересными знакомствами, — язвительно отвечаю я. — Неважно, в общем.

— Ты, Игорь, шибко прыткий стал, — он начинает недовольно бухтеть. — Ишь, хвост распушил, как только император отметил. Скромность, достоинство и уважение — лучшие черты княжича. А ты шляешься ночами неизвестно где. И без того слухов о тебе ходит много. О Белаторских!

Занесло немного, ну бывает. Сложно мне принять этого сурового мужика за родню. Но уважение к возрасту проявлять не помешает. Тем более, что дед того точно заслуживает. Методы его воспитания мне, может и не близки, но понятны.

— Извини, — искренне говорю я. — Ничего порочащего честь рода я не делал, клянусь.

— Ладно, — смягчается дед. — Не забывай просто, что великий род это не только преимущества, но и обязанности. И займись лучше подготовкой к отъезду.

— Конечно. У меня только один вопрос. Что ты можешь мне рассказать о Манчини? Он по…

— Да знаю я, кто он, — глава рода внезапно раздражается. — Тебе то зачем?

— Встретился случайно с его детьми, Валерием и Изабеллой. Вели они себя… странно. Будто нужно им что-то было от меня.

Я с опозданием понимаю, что чуть не спалился перед Иленой. Два года в Элладе учился дипломатии, а решить такую простую задачку по словесности не смог.

— Вот как? Интересно, — дед ерзает на стуле и он жалобно скрипит. — Ну раз встретились, то думаю и самому понятно, что лучше с ними не связываться. Посол имеет немалое влияние в империи. Мы со Святым престолом все же союзники, с ними, да с эллинами пустыню от тварей хаоса зачищаем.

Глава рода наклоняется к столику, косится на меня и подливает себе из графина. Выпивает, довольно крякает, вытирая губы.

— В общем, есть у посла одна мечта. Породниться с великим родом. Настолько она навязчивая, что и дочурке передалась, как болячка какая-нибудь неприличная. Вот она и льстится ко всем юным княжичам, как самой легкой добыче. Ну ты ее видел, породистая девка, ничего не скажешь.

Я издаю смешок, представляя лицо Изабеллы, услышь она про породистую девку.

— Короче говоря, делай что хочешь, но в постель к ней не лезь, — вдруг серьезно выдает он. — Изворачивайся, ври, да хоть притворись… Нет, этого не надо. Отец ее был паладином, так что и ей частица их божественного передалась. Ходят слухи, что девица умеет обольстить и убедить, — дед коротко хохочет. — Да только никто ее близко к себе не подпускает.

Брр, опять эти брачные игры. Я и без его предупреждений не полез бы. Но хоть прояснилось немного. Хотя вижу, не договаривает глава рода, ой не договаривает.

Он отпускает меня спать только после еще одной порции наставлений о достоинстве, отваге и прочих смертельно опасных чертах характера. И пирожки отбирает.

* * *

Несколько дней проносятся одинаково. Одинаково бешено. С утра верховная жрица Маат натаскивает по моральной части. Сначала кинувшись в нас парочкой демонов. Чтобы не расслаблялись.

Потом на меня исступленно орет Федот Афанасьев, вдалбливая в голову, как нужно обращаться с оружием. А я попутно учусь обратному обострению слуха, то есть приглушению громких звуков. Оказывается, очень полезный навык с нервными людьми. Чувствую, он мне пригодится на базе.

После этого я еду к Богдану работать зарядным устройством артефактам. Мне даже удается поизучать его драгоценную тетрадку. К своему сожалению, большую часть я не понимаю из-за кошмарного почерка и какого-то шифра, который он называет сокращениями.

И разъяснять мне свои записи, и одновременно работать, Покровский не может, поэтому толку от добытого сокровища оказывается немного.

Затем уроки уже со своей верховной. Антея переходит к обучению жесткой практикой и я почти не вылезаю из «морозилки», отрабатывая умения. Целитель дежурит в доме постоянно.

И дальше делай, что хочешь. Хочу я после такого дня только спать. Даже получив ноту недовольства от Киры, не могу себя заставить променять сон на прекрасную жрицу.

И только после угрозы издевательства над Вяземским, являюсь во плоти и в справедливом гневе. Приходится проводить краткую лекцию о неподобающем поведении. Краткую, потому что невозможно ругать эту зеленоглазую ведьму, когда она поддакивает с виноватым видом и раздевается.

И, ко всему прочему, до меня постоянно докапывается голозадое божество, напоминая об артефакте. В конечном итоге я сдаюсь и решаю поговорить с Богданом.

В его мастерскую полный бардак вернулся моментально. Уже на следующий день там было не протолкнуться, а любое неосторожное движение грозило запуском какого-нибудь боевого артефакта.

Мы заканчиваем с очередной партией Светлячков и пьем кофе. Я, чтобы выдержать занятия с Антеей, он просто кофеман. Хотя догадываюсь, что спит он в последние дни очень мало. Даже взхуднул, чем у меня лично вызвал нешуточную тревогу.

— Ты чего-то хочешь? — догадывается он, когда я наливаю себе еще чашку ароматного напитка, вместо того, чтобы убежать как обычно.

— Помощь твоя нужна. Но только об этом никто знать не должен, — сознаюсь я. — Нужно сделать один артефакт.

— Всего лишь один? — невесело смеется он, оглядывая мастерскую. — Давай, рассказывай.

— Нужен артефакт-вместилище для хранителя рода, — на одном дыхании выпаливаю я и зачем-то оправдываюсь: — По его личной просьбе.

— Ух ты, круто! — неожиданно восторгается здоровяк. — Так ты с ним общаешься? Я нашего с детства не видел, он только к главе рода является. И то, если захочет. Ну ничего себе, тебе повезло!

То есть мне с этим хохмачом-нудистом повезло. Хранитель теперь непременно являлся с громким дзиньканьем микроволновки. Никакие угрозы не помогли изменить звуковые настройки божества.

— Так, подожди. А зачем ему такой артефакт? А разве это вообще возможно, чтобы хранитель покинул землю по своей воле? А что будет, если он это сделает? — закидывает меня вопросами Богдан.

— Он убеждает меня в том, что ничего страшного не случится. Так надо, говорит. Хочешь, сам ему эти вопросы задавай. Только сделай артефакт, он меня уже задолбал.

Покровский смотрит на меня со священным ужасом. Но в итоге любопытство пересиливает трепет и он соглашается. И тут же с воодушевлением берется за производство, что-то мгновенно подрывая.

Меня он отправляет восвояси, не мешать творцу. Договариваемся связаться и я отправляюсь на зубодробительное занятие к Антее.

Не успевает целитель подлечить вывихнутое плечо и сломанный зуб, как Покровский радостно орет в голове «Я сделал! Скоро буду!». На фоне звучит зловещий детский смех, вызывая мурашки. Что-то меня напрягает такая скорость.

Бэса приходится дозываться долго. Мы успеваем съесть все запасы ночных пирожков, выпить бочку кваса и уже добраться до упакованного в фольгу большого окорока, когда объявляется хранитель.

Богдан от восхищения даже добычу из рук выпускает. Бэс гордо выпячивает грудь и перестает чесать под бородой, с важным видом убирая руки за спину.

— Хранитель, — кланяется Покровский, глядя на того с обожанием.

Общество поднимает брови, смотря на меня. Мол, вот как надо со мной обращаться. Я втихаря показываю ему фигу. Уже догадался, кто прячет будильник, любитель резких звуков.

— Наследник великого рода бога-отца, — Бэс кивает и, косясь на окорок, интересуется: — Сдюжил сотворить вещицу?

Богдан достает из кармана небольшой шарик, размером чуть больше перепелиного яйца. Из черненого металла, он покрыт плотной вязью мелких символов. Хранитель торжественно принимает предмет, верит в руках.

— А как оно работает то? — морщится Бэс. — Не пойму чавойто.

— Простите, хранитель, — почтительно склоняет голову артефактор. — Носитель крови рода должен его активировать, для того, чтобы поместить вас туда. Вы должны согласиться. Выбраться вы можете либо по собственному желанию, либо по желанию того, кто вас туда заключил.

— То есть если я позову, то он точно вылезет оттуда? — уточняю я.

Богдан кивает, а Бэс насуплено хмурит брови. Хоть мне и самовольное явление не очень нравится, но это не тюрьма все же. А вот то, что он не сделает вид, словно не слышал меня, как раз полностью устраивает.

Ха, исполню все таки я мечту о карманном духе!

— Ладненько, давай, — соглашается Бэс после короткого обдумывания. — Но будешь звать почем зря, я тебе, ууу, — грозит он маленьким кулачком и передает мне артефакт. — Согласен.

Призываю силу, запускаю ее в шарик и чувствую, как он теплеет в моей руке. Хранитель от радости пускает слезу, быстро стирает ее и с хлопком втягивается в артефакт.

Мы ждем несколько минут, но Бэс не появляется. Вот зараза, поди дрыхнет там уже. Зову его, трогая шар каплей силы. Тишина. Зову громче, вливая больше силы. Безрезультатно.

Сдаюсь через полчаса, бахнув силы столько, что металл обжигает ладонь. Покровский предлагает разные варианты и мы все их пробуем с одним и тем же результатом. Нулевым.

— Не может такого быть… — бледнеет Богдан, глядя на последнюю тщетную попытку.

Вот хтонь, приехали. Мы, похоже, грохнули хранителя рода…

Глава 5

— Чего не может быть? — осторожно уточняю я, слегка встряхивая теряющего связь с реальностью артефактора. — Что мы натворили?

Богдан молчит, только моргает с пугающе постоянной частотой. А я уже придумываю, как буду объяснять исчезновение хранителя рода. С какого мы вообще подумали, что все получится и на этот раз без глюков — не знаю.

От долгого молчания Покровского и меня начинает потряхивать. Карманный дух, как же! Перед кем мне придется отвечать за убийство божества? Имя этого бога я еще не знаю.

— Так, спокойно. Мы найдем… — я замолкаю на полуслове и срываюсь на бег, выкрикивая уже за дверьми: — Жди тут!

Свежий ночной воздух придает мне бодрости и сил. Стучусь в двери храма, опять забыв про ментальную связь. Мне открывает незнакомая жрица, дежурящая этой ночью.

На мою просьбу оставить меня в главном зале одного она не возражает. Стройная фигурка медленно удаляется, пока я нетерпеливо жду наступления полной тишины.

Бережно кладу артефакт у подножия статуи и склоняю голову. Взываю к богу-волку, упорно повторяя про себя, как мантру, его имя.

И невольно отступаю, когда мощный призрачный зверь появляется передо мной. Он смотрит на меня, недовольно рычит и наклоняет голову к шарику. Принюхивается, фыркает и опять смотрит на меня.

— Прошу, тот, кто открывает пути, — со всем уважением, на которое способен, произношу я. — Помоги найти путь домой хранителю рода.

«Кто?» — он щадит меня, произнося только одно слово, но я тут же оказываюсь на коленях. Кажется, я начинаю понимать причины коленопреклонства перед богами.

— Я виноват, — с усилием отвечаю, отрывая язык от неба, в горле першит от сухости.

«Хранитель свободен. Принесешь мне достойную жертву в пустыне…»

Не знаю, говорит он мне что-то еще, я вырубаюсь. Приводит в чувства меня жрица. Ее взволнованное лицо тут же разглаживается, как только я улыбаюсь. Не смотря на то, что улыбка моя кровавая.

Чувствую влагу на губах и ушах, трогаю и вижу красный след на пальцах. Тело пробивает мелкая дрожь, голова раскалывается, но аудиенцию я вроде пережил. Что-то хрустит в шее, хребту пришлось нелегко.

Когда я возвращаюсь, шатаясь, на кухню, Богдан на пару с Бэсом жрут пирожки, мирно болтая. Покровский вскакивает, увидев мое состояние, а хранитель взмахивает руками:

— Спас меня, молодой господин! Вызволил из проклятой штуковины! Боги были к нам добры.

— Что это было? — хриплю я, игнорируя радость одного и беспокойство другого.

— Не дозволено мне было, — сникает божество. — Мы с княжичем поговорили, не его это вина. Но головушку то ему подправить надобно. Пойдет он к главе рода бога-целителя, в пустынях значит.

Отлично, никто не виноват, а жертву приносить теперь мне. Какая будет достойна бога? И почему в пустыне… Ладно, нарежу ему ушей демонов. Если найду ушастых.

* * *

В ночь перед отъездом, кажется, никто не спал. Сначала я несколько часов прощался с Кирой. Жрица, несмотря на мои возражения, благословляла меня удачей до полного исступления.

Потом меня мучал дед, сбивчиво давая разнообразные советы и указания. Я был ими настолько воодушевлен, что вырубился. За что получил подзатыльник и пожелание удачи. С таким количеством удачи мне должно повезти поспать хотя бы в самолете.

Но мысль об этом лишает меня всей сонливости и усталости разом. Потому что за всю свою жизнь мне не приходилось летать. Все мои мечты и фантазии о перелетах так и остались мечтами и фантазиями.

И на меня накатывает странное чувство — страх неизвестности, когда от тебя ничего не зависит. Нет, я не думаю о крушении или подобной ерунде. Я просто не знаю, к чему мне готовиться и бешусь от этого.

В общем, когда на рассвете мы садимся в машину с Яром, нервничать я начинаю конкретно. Брат, к счастью, не замечает еще одного повода для идиотской шутки, потому что засыпает. В нем, похоже, включается режим «спи в любой удобный момент». Я ему завидую, но даже глаза закрыть не могу.

Взлетное поле, окрашенное холодным розовым светом поднимающегося солнца, удивительно оживленное. Аэропорт в этот час открыт только для отправки людей в Константинополь. И до меня только сейчас доходит, что большая пересменка означает большое количество людей.

Пухлые воздушные лайнеры стоят в ряд, автомобили и автобусы шустро гоняют прямо по полю, выгружая группы военных. Те резво загружаются под крики командиров и взмахи руками, указывающие кому куда бежать.

Ярослав просыпается ровно в тот момент, когда машина останавливается. Хлопает меня по спине и желает не попасть в пробку, с усмешкой глядя на самолеты. И убегает к одному из командиров. Боевая суета начинается еще до вылета из столицы.

Я вижу рыжую голову Каритского и иду на нее, как на спасительный маяк. Издалека слышно, как он возмущается тем, что им не разрешили воспользоваться личным самолетом, отправляя в этой «развалюхе».

Развалюха лично для меня выглядит отлично. Новехонький и сияющий чистотой, белоснежный авиатранспорт вблизи внушает уважение и доверие.

— Саша, ну что ты заладил. Мы будем в тех условиях, в которых придется, — успокаивает его Олег. — Нам лететь всего четыре часа, уж потерпишь первый класс.

Володя от их обсуждений бледнеет на глазах. Меня, и без того нервного, это заводит еще больше. Я подхожу к нему и осторожно трогаю за плечо.

— Ты в порядке? Ты что-то видишь?

— Да все нормально, — появляется Богдан, хватает Истровского и легонько встряхивает. — Не, ну что за насмешка богов? Прорицатель, который точно знает, упадет самолет или нет, боится летать!

Мне беднягу искренне жаль, но я от нетерпения уже начинаю подпрыгивать. Олег предлагает успокоительное заклинание, на что Володя мотает головой, начиная зеленеть.

Рассаживают нас в хаотичном порядке, но мне достается место у окна, а моим соседом становится несчастный прорицатель. Он тут же туго затягивает ремень, вжимается в кресло, вцепляется в подлокотники и закрывает глаза.

Быстрая предполетная подготовка, выруливание на взлетную полосу, возрастающий гул двигателей, разгон и… Я несдержанно ахаю, добавляя сверху пару крепких слов. Внутри все ухает вниз, уши закладывает и меня вдавливает в сиденье.

Боги, как же охрененно летать! Это как крышесносный секс. Нет, лучше. А, к демонам, это ощущение ни с чем не сравнить.

Я восторженно дергаю за рукав Истровского, тыкая в окно, где земля плывет под углом в сорок пять градусов, но он только крепче зажмуривается, что-то мыча.

Зря я думал, что буду спать или читать в полете. Я тупо пялюсь в окно, совершенно по-идиотски счастливо улыбаясь облакам внизу. Отрывает меня от этого космического зрелища голос очнувшегося Володи:

— Везет тебе, — грустно говорит, наблюдая мою довольную рожу. — Меня мутит от одной мысли, а уж на борту…

— Может тебе что-нибудь принять? — я и правда за него переживаю, но улыбку с лица убрать не получается.

— Не надо. Меня не стошнит. После той ночи мой дед решил провести ритуал с нанесением знака рода. В благодарность за то, что выжил, — усмехается он. — Мне нанесли символы снятия боли и удержания сознания. Страшно от этого не меньше, но хоть не вырублюсь теперь. Я же тогда мог…

— Перестань, — отмахиваюсь я. — Ты молодец, сделал все правильно. Вытащил нас.

— И отрубился в разгар битвы, ага. И поэтому тоже дед не поскупился на кровь богов. Отправлять меня в пустыню не хотел, но хоть как смог подстраховался.

Так, неуверенный прорицатель — мертвый прорицатель. Надо что-то сделать с его самооценкой, пока мы не отправимся в первую вылазку.

— Так ты не хочешь в пустыню?

— Почему это? — оживляется Володя и даже решается отцепиться от подлокотника, чтобы поправить очки. — Конечно хочу! Я и мечтать не смел о таком шансе.

— У тебя что, дар пропал?

— Нет, — он не понимает к чему я веду, но отвечает. — Сильнее даже стал.

— Ну и все. В пустыню хочешь, с даром все в порядке, в столкновении с демонами ты уже выжил. И мы будем рядом, прикрывать. Так что завязывай переживать. Условия отличные.

Вижу, что парень приободряется, хоть и смотрит недоверчиво. Может его в какой-нибудь колоритный бордель сводить? Рискованно конечно. Тут либо все изменится в самую лучшую сторону, либо совсем плохо станет.

— Да ты только представь, — продолжаю расписывать в какую сказку он попал. — Вернешься настоящим героем. Мужики будут завидовать, а женщины восхищаться. Илена точно будет.

Последний гвоздь в крышку срабатывает лучше всего. На щеках появляется румянец, а в глазах мечтательное выражение. Вот, главное — правильная мотивация.

Богдана можно замотивировать жратвой. Сашу, наверное, личной массажисткой. А вот с Олегом даже не знаю. Оригинально оторванной конечностью? Но он вроде серьезнее всех относится к своему дару.

Так, пока я подбадриваю Истровского и строю коварные планы по способам воздействия на команду, мы и долетаем.

— Ух ты, вот это здоровый! — слышу я сзади приглушенный вскрик Покровского.

Пусть цифра в пятнадцать миллионов населения меня и не особо впечатляет, но вид — да. В конгломерациях живет людей в несколько раз больше. Но я никогда не видел такой муравейник сверху.

Мы пролетаем совсем низко над бесконечными крышами невысоких домов. И я испытываю второе невероятное чувство в жизни — снижение и приземление.

Константинополь встречает нас адской жарой, духотой и оглушительным шумом. Кажется, что гудят миллиарды машин, причем каждая на свой лад. Пока Богдан носится в поисках кофе, я млею на солнце, чувствуя, что вырубаюсь.

Расслабляюсь я в этом хаосе, напоминает мне эта суета родной мир. А то от малочисленного и просторного города с широкими проспектами и каналами, было ощущение, что я в музее. Правда тут слишком жарко. А это мы еще до пустыни не добрались.

— Группа ТГОП-33! — открываю я глаза от крика над самым ухом.

Мужик, стоящий передо мной, тоже не любит тепла. Потому что он потеет так отчаянно, что темные следы уходят по рубашке до самых брюк. Вся его раскрасневшаяся рожа блестит на солнце. Невысокий, пухлый и суетливый.

В его руках помятая и намокшая от его ладоней бумага. Все вяло заинтересовываются его воплем.

— Добро пожаловать в Константинополь, группа ТГОП-33! — тушуется он от наших равнодушных взглядов. — Позывной вам дадут на базе. До ритуала понимания вас разместят в квартирах. После него поездом отправят в Александрию. А там уже вами будет заниматься другой.

Он вдруг разворачивается и припускает в сторону здания аэропорта.

— За мной, прошу. Вас ждет машина. Все подробности по пути, — стихает в отдалении его торопливая речь.

— А вы кто вообще? — запоздало спрашиваю я, но мужик меня уже не слышит.

Толстяк оказывается распорядителем чего-то там. От жары он плавится и бормочет нечленораздельно. Но, как только мы садимся в комфортный минивен с включенным на всю катушку кондиционером, он оживает.

— Роман, зовите меня просто Роман, — мужчина растекается на сидении, обмахиваясь измочаленным листом бумаги. — У нас нет таких длинных имен. А фамилию все равно исковеркаете. Тут у меня, — он открывает портфель, лежащий рядом, — все данные для вас. Адреса, телефоны с нужными номерами, расписание.

Нам вручают пухлые конверты и я с удивлением достаю оттуда мобильный телефон, о существовании которых я вообще забыл. Этот же очень древний — хоть и тонкий, но раскладной и с кнопками.

— Так-то я не умею, — стучит Роман себе по виску. — Я на быстром наборе, на единичке. Что случится — сразу мне звоните. Вопросы если возникнут, тоже не стесняйтесь. Лучше я на них отвечу, чем потом вытаскивать вас из…

Он умолкает, с опаской глядя на нас. Боится подать интересную идею для досуга?

— И, раз никто из вас, кроме господина Володи не знает языков, что тут в ходу, советую на улицу лишний раз не выходить. До ритуала есть большой риск попасть в неприятности. Константинополь — город, населенный слишком разными людьми. Тут особого отношения, — мужик указывается на мой браслет, — к вам не будет. Не все знают, что это значит.

Мы согласно киваем, но я вижу, как у Каритского загораются глаза. Конечно, будет он сидеть взаперти, главный столичный весельчак.

Меня сильно отвлекает от его наставлений происходящее за окном. Разномастные узкие дома, надстроенные и перестроенные. Яркие вывески, путаница улочек. И много, очень много машин и людей.

Мы проносимся по набережной, мимо сверкающей глади воды, проезжаем мост с сотней летающих над ним чаек и углубляемся в старый город, медленно пробираясь по улицам.

Судя по карте, лежащей в конверте, отмеченное место нашего жилья почти в центре по левую сторону пролива. До храма всех богов минут десять пешком.

Саша возмущенно осматривает тротуар, шириной сантиметров тридцать и жирного кота, дрыхнувшего на ступеньке входа в пятиэтажный облезлый дом.

Я задираю голову наверх и вижу крошечные балконы по всему фасаду. От одного из них на другую сторону улицы протянуты веревки и на них развиваются какие-то тряпки и огромный семейные труселя ярко-красного цвета.

— Мы тут будем жить? — брезгливо спрашивает Каритский и вздрагивает, тоже замечая главный флаг улицы.

— Не обращайте внимания, — отмахивается Роман, опять начинающий потеть и тяжело дышать. — Место спокойное и приличное. Внутри все гораздо лучше, чем снаружи. Тут это нормально.

Нас располагают на третьем этаже, в конце длинного узкого коридора, друг напротив друга. Мне достается жилище с видом на улочку и труселя.

Но распорядитель оказывается прав. Внутри обстановка приличная, я даже сказал бы шикарная. Хотя возникает чувство, что здесь просто накидали шикарных ковров и развесили вычурные картины, для галочки.

Главное, что есть кондиционер, просторная ванная комната с душем и огромная кровать. Я только это и замечаю, намереваясь воспользоваться всеми тремя.

Но сначала ко мне нагло врывается Саша. Вихрем проносится по квартирке, пристраивается на кровати, выглядывает в окно и уходит. Из коридора слышится настойчивый стук и возмущенный крик Олега.

Потом приходит Богдан и просит поменяться с ним жильем, потому что число тридцать пять его всегда «угнетало». А именно под этим номером его и поселили. Я даже спрашивать не хочу об этой фобии, просто молча переношу свои вещи туда, оказываясь еще ближе к бельевой веревке.

Не успеваю я взяться за ремень, опять врывается Каритский и несколько секунд подозрительно на меня смотрит. Встряхивает головой и повторяет странные действия по тщательному досмотру.

Когда в мою дверь стучит Володя, я распахиваю ее так резко, что отрываю ручку.

— Что? — рычу я на него.

— Извини, Игорь, — он пятится. — Я позже зайду.

— Что случилось? — успокаиваюсь я и озадаченно верчу в руках оторванную фурнитуру.

Не хотелось бы звонить Роману через полчаса после заселения и сразу с порчей имущества.

— У меня опять было видение просто, — прорицатель краснеет. — Про тебя, ну и про… Такое же. Мне наша верховная сказала, что нужно обязательно говорить людям о том, что видел. Когда повторяется одно и то же.

Боги, серьезно? Опять влажные фантазии. Рыжая за несколько тысяч километров, а он все туда же. Ну какая, мать его, принцесса в этой дыре? Тем более в пустыне. Я гашу злость и вздыхаю:

— Спасибо, Володя. Надо так надо. Только прошу, остальным этого не говори. Еще что увидишь, приходи обязательно.

Я захлопываю дверь и смотрю на нее. Потом на дверную ручку в своей руке. Отлично, теперь я тут еще и заперт. Но зато могу никому больше не открывать.

Выглядываю с балкончика, оцениваю состояние труб и выступов. Ладно, если что вооружусь красным парашютом и спикирую.

И только я с огромным облегчением стягиваю с себя одежду и берусь за дверную ручку ванной комнаты, как дом встряхивает. Мне на голову сыпется штукатурка под пронзительный визг откуда-то с улицы.

— Демоны! — надрывно орут снаружи и резко затыкаются.

Глава 6

В одних трусах и Белом доспехе я вылетаю на балкон, еле удерживаясь за перила, чтобы не вывалится наружу. Краем глаза замечаю, что на соседних балконах тоже суета.

Откуда-то справа, в сторону крика, пролетает сгусток мерцающей бледно-голубой силы. И я, бросив взгляд вниз, в последний миг успеваю бросить наперерез защиту. Две силы сталкиваются и с треском рассеиваются.

По центру улочки, вжав голову в плечи, стоит бабка. На создание хаоса она, может и похожа, но это точно не демон.

Старушка одета в невозможно пестрое цветастое платье, с черным платком на голове. Фигура — глаз не оторвать. Узкие тощие плечи переходят грушей в широченные бедра. Грудь висит где-то в районе талии, где она должна быть по правилам анатомии. Маленькое черепашье лицо все покрыто складками морщин. И только черные глаза злобно сверкают.

— Вы, бабуля, не кричали бы такое под носом у одаренных, — слышу спокойный голос сбоку. — Зашибить ненароком могут.

Я поворачиваюсь, рассматривая его хозяина, через один балкон от меня. Высокий, светловолосый, с хищным острым лицом. Слабое остаточное сияние силы дает понять, что это именно он и шарахнул. Реакция, конечно, хорошая, но не среди же оживленного города…

— Пидрилы! — вдруг заводится и верещит на всю округу бабка, отмирая и распрямляясь. — Убить меня хотели?! Вот вам!

Она резво сгибает одну руку в локте, бьет второй по сгибу и показывает средний палец. Понятно, городская сумасшедшая. Спокойное и приличное место, как же.

Но что так громыхнуло? Я кручу головой во все стороны — почти все выскочили на балконы, в основном полуголые. Но виноватого вида ни у кого не наблюдаю. Кто бы не встряхнул здание, теперь он будет сидеть тихо.

Бабка, тем временем, повторяет жест для нескольких балконов персонально. Грудь ее возмущенно бьется о живот. Закончив, она удовлетворенно кивает и бодро скрывается в доме напротив.

— И что это было? — задаю я риторический вопрос.

— Бакия, — неожиданно получаю я ответ от атаковавшего. — Она безобидная, только шумная очень. Живет тут с эпохи битв богов. Только приехал?

Я киваю, на что парень обводит рукой притихшую улочку и усмехается:

— Ну, тогда добро пожаловать в Константинополь! — и, не дожидаясь ответа, уходит с балкона.

Перевешиваюсь через перила и вижу по-прежнему невозмутимо дрыхнувшего кота на ступеньке. Только морду отвернул в другую сторону.

Тут веревки начинают перемещаться, унося развешенное белье. Из окна напротив высовывается сморщенная рука и хватает красное знамя. Плююсь, отгоняя новый яркий образ бабки и наконец-то иду в душ.

Ложусь в кровать, окружая себя плотной защитой. Пусть мне хоть опять дом на голову обрушат, но я буду спать! Закрываюсь символов сокрытия, включаю приглушение звуков и отрубаюсь.

* * *

Будит меня очень настойчивый стук в дверь. Приглушенный силой он звучит мягко, но крайне навязчиво. Тук-тук-тук. Дятел, мать его.

Открываю один глаз. За окном стемнело, ваза на тумбочке рядом с выходом ритмично подпрыгивает, смещаясь к краю.

Кондиционер работает на полную и воздух уже даже не прохладный, а морозящий. Заворачиваюсь в простынь и иду открывать. В темноте щелкаю замком и шарю по двери.

— Толкни! — ору я молотобойке по ту сторону.

Хтонь, надо найти какие-нибудь инструменты и скрыть следы вандализма. А пока веревку хотя бы привязать, не оставлять же дверь распахнутой в этом дурдоме.

В коридоре ожидаемо стоит Богдан. Вместе с ним в квартиру залетает волна духоты и жара. Он заходит, ежится, включает свет и выключает кондиционер. Я включаю обратно и вопросительно смотрю, соизволив открыть и второй глаз.

— Нас там внизу Роман ждет. Ты чего наглухо закрылся то? — Покровский делает широкий взмах рукой и роняет вазу, замершую на краю.

Я молча смотрю на россыпь осколков и иду одеваться. Мне в спину летит неторопливое:

— Давай быстрее, жрать охота! Мы на ужин едем.

Он опять пищит кнопками кондея, уменьшая мощность. Тот издает протяжный писк и с гулом отключается, издав громкий хлопок. А я всерьез задумываюсь над несчастливым числом тридцать пять.

* * *

Ужин нашей группе устраивают в ресторане на берегу пролива, с шикарным видом на качающиеся на волнах лодки, орущих чаек и ощетенившихся удочками рыбаков, десятками промышляющих прямо с моста.

И, пока мы налегаем на разнообразие мясного и морепродуктов, распорядитель рассказывает нам про ритуал понимания. К ночи воздух чуть остывает, от воды веет прохладой и свежестью, и Роман обмахивается уже не так интенсивно.

— Это самое величайшее благословение богов! — он театрально взмахивает руками. — Сложнейший ритуал, проводится всего два раза в год. И в это время года самый многочисленный.

— А почему? — быстрее всех наедается щуплый Володя и его тут же обуревает новый голод, знаний.

— В основном из-за вас, неофитов. Так уж исторически сложилось, что перед началом обучения, в конце каникул, отправлялись в пустыню. Вот и пересменку под это перенесли. Это сейчас Эллада и Святой престол участвуют наравне, а тогда и им пришлось подстраиваться. В городе в эти дни не протолкнуться.

— И много людей?

— Тысячи, юноша, многие тысячи. Неофиты, регулярные части, контрактники, технический персонал, дипломаты, туристы…

— Туристы? — я даже жевать прекращаю.

— Конечно, чему вы удивляетесь? Охота на демонов, вы только представьте, это не по лесам за оленями бегать, — оживляется пухляш. — За такую возможность платят немалые деньги. Их число, таких охотников, строго ограничено, отчего количество желающих только увеличивается. И они, конечно, до ритуала не допускаются, без сопровождения их все равно никто в пустыню не пускает.

— Но это же опасно, — неодобрительно ворчит целитель, качая головой.

— Смертельно! — чему-то радуется Роман. — Но все риски они берут на себя. Никакой страховки, треть погибает. А спрос и стоимость только растут.

Охренеть, демоническое сафари. Кто бы, впрочем, сомневался, что тут такое устроят. У русской рулетки тоже любителей хоть отбавляй. Но там шансов больше.

— Итак, ритуал понимания проводят, как вы знаете, в храме всех богов. Фактически, не всех, но это не так важно. Важно то, что боги даруют участникам особое умение — понимать чужие языки. Понимать и говорить, конечно же. Ведь боги говорят на одном языке, своем.

— Так мы что, выучим божественный язык? — влезает Каритский с горящими глазами. — И сможем всех понимать?

— Не совсем, — распорядитель бросает укоризненный взгляд, но не просит его не перебивать. — Это лишь малая частица божественного языка, вы сможете понимать только союзников и обитателей пустыни.

— Демонов что ли? — хмыкает Богдан. — Чего их понимать? С ними разговор короткий, по башке дал и все.

— Юноша, ну что за невежество. Александрия большой город, да и вокруг него немало поселений. И в самой пустыне встречаются местные, кочевники.

Мне это и в голову не приходило, поэтому удивляюсь, как и все. Кроме Володи, конечно, который согласно кивает. Мне это место представлялось сущим адом. Прорывы хаоса, вечные песчаные бури и безжизненные тысячи километров сплошного песка.

— Впрочем, инструктаж по местному населению их обычаям, вы получите на месте. Мое дело — рассказать про ритуал, удостовериться, что все на него попали, и посадить на поезд.

— А почему на поезд? — спрашиваю я.

И получаю еще один взгляд, полный разочарования. Распорядитель вздыхает, вытирает пот со лба, делает большой глоток из запотевшего стакана.

— Вы самая неподготовленная группа… — грустно сообщает он нам.

— Послушайте, нас отправили сюда в последний момент. Мы не самые неподготовленные, а просто неподготовленные, — я начинаю раздражаться от его причитаний. — И, кажется, это ваша задача — ответить на наши вопросы. Как вы сами об этом и говорили.

Хотя он прав, наверняка только я тут не в курсе транспортных особенностей. Меня поезда не страшат, наоборот, мне интересно увидеть действующую железную дорогу. В моем мире, все, что от них осталось — остатки ржавых рельс, заканчивающихся в стене.

Роман поджимает губы, обводит нас хмурым взглядом и, не находя ни в ком поддержки, вздыхает и сдается:

— Конечно, юноша. На базу в Александрии отправляются не только люди, но и большое количество разнообразного груза. Техника, боеприпасы, продукты, медикаменты. Из-за непредсказуемых бурь отправлять все это туда по воздуху слишком рискованно.

— А морем?

— А морем слишком дорого, — сознается он. — С железнодорожным путем же, как правило, никаких проблем.

— Как правило? — навостряет уши Володя.

— Юноша, ну не забывайте где мы. Под самым боком у Великой пустыни может случиться что угодно. Но поезд — это самый безопасный и надежный способ добраться до Александрии.

— И насколько комфортный этот поезд? — настороженно интересуется Каритский.

— Да ну какая разница? — возмущается Богдан. — А ритуал опасен? Я слышал, что ритуалы изучения языков очень непредсказуемы.

— Да, обычный — опасен. Если нет хотя бы простейшей языковой базы, при таких ритуалах огромный риск сойти с ума. Но ритуал понимания в храме всех богов совсем другой. Как я уже сказал, это не чужие языки, а частичка божественного. Так что он безопасен. По-крайней мере, пока еще ничего страшного не случалось.

Хочется мне спросить насчет нестрашного, но молчу. Истровский и без того задумался над этими оговорками распорядителя. Моя паранойя фоновым шумом недовольно бурчит, но прорицателя лучше лишний раз не пугать.

Сытость и свежесть вечера притупляет в итоге все наши тревоги. Роман не соглашается на наше предложение добраться обратно самостоятельно. Думаю, он хорошо знает что может случиться с молодыми парнями за какие-то жалкие пятнадцать минут прогулки по древнему городу.

Поэтому, откромив нас до полусознательного состояния, он отвозит обратно на машине. И даже сопровождает до этажа, убедившись, что мы разошлись. Ночной город манит своим шумом и неизведанностью. Но кровать манит больше.

Тем более, что ритуал проводится ранним утром, а дневной сон только вызвал желание поспать побольше. Так что первую ночь в Константинополе мы, к огромному облегчению распорядителя, проводим в своих постелях.

И только один резкий звук будит меня среди ночи на несколько секунд. Бакия с улицы опять обвиняет кого-то в нетрадиционной сексуальной ориентации. Ей не отвечают, только согласно мяукает кот и я засыпаю до самого утра.

* * *

Хоть я и успел поудивляться размерам храмов в Петрополисе, но храм всех богов меня поражает.

Исполинский храм может вместить в себя десятки тысяч человек. И сейчас какие-то жалкие несколько тысяч выглядят букашками под мощными высокими сводами. На непостижимой высоте, через узкие окна по кругу огромного купола, проникает утренний свет.

А я и не знаю, на что смотреть. На убранство или людей. Народ течет мерным потоком, стягиваясь к возвышению в центре. Воздух приятно охлаждает и пахнет благовониями. Тысячи негромких голосов сливаются в тихий гул.

Роман отправляет нас направо, в той стороне наши. По центру эллины, а слева римляне. Среди последних ярко выделяются паладины, сияя как лампочки. В таком скоплении людей, одаренных разнообразными богами, начинают болеть глаза.

Настоящий калейдоскоп из вспышек крутится передо мной. А еще тут я чувствую другую силу. Богов. Она давит, заставляя дышать медленнее и глубже.

Богдан утягивает нас ближе к центру, бесцеремонно расталкивая всех на пути. При этом не забывая приносить свои глубочайшие извинения. В пустом пространстве позади него, как за ледоколом, мы продвигаемся на несколько метров вперед.

Со стороны эллинов раздается звонкий женских смех, долетая до самого купола. И недовольный гул чуть дальше.

— Вот ведь буйные они, — радуется Саша, рассматривая источник веселья и подмигивает мне: — Так ведь, Игорь?

У меня мурашки пробегают от мысли, что чуть ну переспросил и не спалился. Я же, по легенде, два года в этой самой Элладе провел. И один Богдан тут в курсе, что я не от мира сего. Хорошо, что остальные не обратили внимания.

Хтонь, так я, по идее, и язык их знать должен, хоть поверхностно. Неужели дед подсуетился, чтобы это из моих данных убрать? Я даже отодвигаюсь немного в сторону от шумных эллинов. Ничего, после ритуала одна проблема будет решена.

— Да уж, гроза портовых забегаловок, — фыркает незнакомая девчонка рядом. — От них проблем больше, чем проку. Надеюсь, хоть в этот раз мы не будем соседями на базе.

Девушка брезгливо отправляет короткую юбку, с важным видом ожидания нашей реакции. Вероятно из старших и явно гордится тем, что тут не впервые. Ямочки на ее чуть пухлых щеках никак не вяжутся с излучаемым презрением к союзникам.

Пока я думаю о том, что забыл спросить у Романа как долго длится действие этого ритуала, нас спасает Володя:

— А мы на базе будем жить вместе со всеми?

Она осматривает его с головы до ног, разглядывает родовой браслет и немного смягчается, решая все же нас просветить:

— Да. Гениальная идея организаторов всего этого мероприятия — перемешать нас всех, чтобы мы сдружились. Так что с одной стороны у вас будут дебоширить эти дети Диониса, а другой читать нудные морали святоши паладины. Даже и не знаю, что из этого хуже.

Судя по дольной рыжей морде, Каритский знает, как сделать еще хуже. И обязательно это устроит.

— Начинается… — проносится хор голосов.

Гудение толпы стихает моментально и даже движение замирает. Тысячи людей застывают и в полной тишине слышно, как кто-то мягко шагает по каменному полу. На возвышение поднимается человек.

Мне его не разглядеть с такого расстояния, вижу только сверкающую золотом одежду и исходящее белое сияние, похожее на то, что у паладинов. Его сила разрастается, метр за метром покрывая все пространство. Вместе с этим я ощущаю усиление давления божественной силы.

От этого я задерживаю дыхание и вижу, что рядом тоже не дышат. В ушах звенит, высокий звук перерастает в низкий гул. И в момент, когда уже начинает казаться, что голова вот-вот расколется, во мне поднимается сила, помогая выдержать.

Сияние над нашими головами обрушивается вниз и тысячная толпа вздрагивает одновременно. Все изнутри обжигает, жар проносится через тело, взрываясь в мозгу миллиардом раскаленных игл.

— Аааах, — слышу рядом приглушенный стон Олега и его окутывает сияние, смывая с лица гримасу боли.

Я осторожно оглядываюсь и вижу, что все понемногу тоже приходят в себя. И тут под сводом звучит короткое слово. Язык мне незнаком, но голос…

От грохота падающих на колени людей кажется, что сама земля вздрагивает. Голос бога бьет по всем. Кто-то держится, уперевшись сжатыми кулаками в пол. Кто-то вскрикивает. Кто-то хватается за уши и беззвучно кричит.

Я скриплю зубами, зажмурившись на миг, но справляюсь. Сосредотачиваюсь на шершавом бугристом камне под руками. Опытный, можно сказать. Нас снова накрывает сиянием силы, исходящей из центра.

И теперь она приносит легкость, отгоняя все неприятные ощущения. Хор голосов выдает облегченный вздох. Растерянные люди с улыбками поднимаются на ноги.

— Теперь вы можете понимать друга, — тихо говорит мужчина с возвышения, но его слышно, будто он стоит рядом. — Воспользуйтесь этим даром правильно. Чтобы одерживать победу над хаосом, а не спорить друг с другом. У нас есть общий враг и мы должны бороться с ним. И поблагодарите богов за это благословение.

Сверкающий в лучах солнца золотым одеянием, он уходит, а толпа оживляется. И я понимаю, что теперь не слышу незнакомой речи. Со стороны эллинов доносятся восторженные слова и они звучат немного глухо, как под водой, но понятно.

Ритуал окончен и люди начинают двигаться к выходу, переговариваясь. Всех накрывает эйфорией и даже девчонка, которая ворчала на нравы наших союзников, счастливо улыбается и подмигивает мне.

Вдруг по толпе на нашей стороне, от центра, разносится приглушенный ропот. Людей волной несет туда, слышатся вскрики сдавленных людей. Я подпрыгиваю, силясь разглядеть, что там происходит, но без толку.

— Не может быть… — рядом со мной шепчет ошарашенный Богдан, вытягивая вверх голову.

Глава 7

— Да что там еще? — трясу Покровского за плечо, но тот безнадежно в шоке.

Или не в шоке. Взгляд его странный, он так на самый лакомый кусок еды смотрит обычно. Подпрыгиваю еще пару раз, но разглядываю только небольшой просвет в нескольких метрах от нас.

Переглядываюсь с остальными — они только пожимают плечами. И тут Богдан устремляется в ту сторону, как танкер. Люди возмущаются, но его никто не останавливает.

Еще бы, с его габаритами и решительной рожей — себе дороже будет. Мы пристраиваемся за ним и только Володя смущенно извиняется, когда очередной пострадавший ругается.

По мере продвижения разговоры вокруг ситуацию если и проясняют, то ненамного.

— Невероятно…

— Вот бы попасть в ее группу…

— Так тебя и допустили! Скажи спасибо, если тебя вообще заметят.

— Видели прическу? Сейчас такое в столице на самом пике…

— Посмотрите только, кто с ней! Как эта выскочка умудрилась…

Ясно, что тут объявилась какая-то местная звезда. Но такой ажиотаж? И меня начинают терзать смутные сомнения… Мы подбираемся близко и я наконец могу разглядеть, вокруг кого все столпились.

— Ваше высочество, а вы надолго в пустыню?

Златовласая Ольга Разумовская, дочь императора, лучезарно улыбается. По бокам от нее стоят крепкие ребята, удерживающие самых любопытных. Но небольшой безлюдный пятачок вокруг нее держится самостоятельно.

— Как и все, — ее голосок журчит звонким ручейком. — Это обычная практика, как и у большинства из вас.

Богдан уставляется на нее с обожанием. С ним все понятно — неизлечимо влюблен. Володя бросает на меня виноватый взгляд и я грожу ему кулаком. Еще раз скажет про свои видения — я их выбью из башки раз и навсегда.

— Ну ничего себе — обычная! — восклицает кто-то и по толпе проносится смех.

— Мой брат тоже приезжал в пустыню, и не раз, — отвечает Ольга, пожимая плечами. — Так что тут необычного?

Вижу, что Каритский, усиленно работая локтями, уходит в сторону, явно заметив знакомого. Ясно, пошел добывать последние слухи.

— Но он же… — обрывается на полуслове девушка в передних рядах.

Она получает внимательный взгляд принцессы и мотает головой. Разумовская взмахивает рукой:

— Прошу не устраивать из моего приезда повод для обсуждений. Ничего такого уж необычного в этом нет. Члены императорского рода, так же, как и все вы, участвуют в борьбе с хаосом. Давайте не будем забывать, ради чего мы здесь.

Она делает шаг вперед и толпа расступается, освобождая проход. Взгляд карих глаз Ольги останавливаются на мне, она коротко мне кивает, чуть улыбаясь. Какая-то доля секунды, и она идет дальше.

И тут я замечаю, кто идет рядом с ней. Вздернутый подбородок, презрительно поджатые губы, бегающие по толпе глаза. Анна Эратская, собственной персоной.

Да чтоб вас, этот мир слишком тесен. Но хоть ее брата не видно. Убеждаюсь в этом, крутя головой в его поисках, до хруста шеи.

Как ее вообще отпустил император? И почему из-за этого такое оживление? В Петрополисе я не заметил такого отношения, все совершенно спокойно реагировали на появление Разумовской в городе.

Хотя, если тут люди со всей империи… И не только одаренные. Возможно, для них лицезрение императорской особы и правда событие невероятное.

Не люблю я такие совпадения, надо убраться отсюда подальше. А то некоторые уже начали бросать на меня заинтересованные взгляды, заметив жест Ольги в мою сторону.

Как только Разумовская уходит, толпа начинает рассеиваться. Саша возвращается довольный, как кот, сожравший миску сметаны. Даже облизывается так же.

— Ну, дела… — таинственно произносит он шепотом.

Я хмыкаю, не люблю я это нагнетание интриги. Олег нас подталкивает двигаться к выходу. Богдан наконец возвращается на землю и смущенно отводит глаза, сообразив, что спалился по полной.

И только прорицатель, хмурый и молчаливый, смотрит на меня так, словно я сломал его любимую игрушку. Нет уж, выбери себе другой объект для обучения. Пока он разберется, к чему эти все его странные видения, я с ума сойду. Или, что еще хуже, поверю.

— Так вот, — разочарованно говорит Каритский, видя, что никто торопится его расспрашивать. — Говорят, ее высочество, пробивалась сюда с большим скандалом. Император категорически отказывался пускать ее в пустыню. Хоть наследник — старший брат, но уже давно говорят, что ее брак дело решенное.

Покровский несчастно вздыхает и Саша его хлопает по плечу.

— Слухи. Слишком много вариантов, а обстановка постоянно меняется. Император не торопится выбирать ей мужа, но Ольгу берегут именно для такой задачи. Выгодный брачный союз. А, неважно, вы и сами знаете, как это происходит.

Богдан снова вздыхает так мощно, что сдувает рыжую челку. Каритский поправляет волосы, сочувственно глядя на здоровяка.

— Короче говоря, ясно, что при таких условиях ее отпускать не хотели. Как она уговорила императора — неизвестно. Известно только, что один из корпусов дворца на реставрации. В общем, сюда она приехала тайно, чтобы не вызывать лишнего шума. Но, конечно же, ее узнали.

— А что с ней делает Эратская? — спрашиваю я.

— Ну, Аню и так сюда отправляли. Приставили, для защиты. И еще парочку сильных наследников из великих родов. Кого только — непонятно, слишком быстро все произошло. Ты бы, Белаторский, тоже попал в ее группу, если бы не та история с фрегатом. Так что своими руками дал возможность Эратским отличиться перед императорским родом.

Я ненадолго задумываюсь. Нет, меня это не волнует. А дед наверняка бесится. Не сомневаюсь, что принцесса может задать жару демонам, но быть ее нянькой в пустыне — такой себе способ выделиться.

Так что и хорошо, что нам не придется трястись за ее царственную особу. Будем тихо себе совершать вылазки, набивая морды мерзким тварям.

Мне вообще начинает казаться, что все слишком спокойно относятся к прорывам хаоса. Туристы, принцессы… Да и радуются, как дети. Настолько привыкли к смертельному аттракциону?

— Успею еще отличиться, — радуюсь я, что пронесло от еще одной великой чести. — Все мы успеем. Думаю, нам и без того хватит веселья.

— Кстати, насчет веселья! — оживляется Каритский. — Я тут переговорил с нашими союзниками и узнал про одно местечко…

Да когда он успел? Мы только выучили язык, а он уже умудрился выведать у эллинов список злачных мест?

— Даже не думай! Нам завтра утром на поезд, — Олег отчаянно трясет головой.

— Да ты сначала выслушай… — рыжий увлекает целителя и Богдана вперед.

Я чуть придерживаю Володю и мы отстаем, огненную башку упустить из вида сложно, не потеряемся. У распахнутых исполинских ворот храма я чувствую, как кто-то вцепляется в мою руку и тянет в сторону.

Я вздрагиваю, опустив взгляд вниз и увидев сморщенное недоброе лицо.

— Чего, белобрысый, вылупился? — Бакия морщится еще больше. — Будто призрака увидел. Много видишь то, да? Такого, что другие не видят.

От ее очередного цветастого платья рябит в глазах, но ее слова заставляют забыть о внешнем виде бабки. Я озираюсь, но рядом только насторожившийся Истровский.

Откуда она про меня знает, неважно. Сейчас эта ненормальная меня раскроет перед тем, кто из самых лучших побуждений молчать не сможет.

— Со зрением у меня все в порядке, — осторожно отвечаю я. — Молодость, знаете ли.

— Ты мне зубы то не заговаривай, умник, — ощеривается она. — Болтливые долго не живут. У тебя и без того проблем полон рот, так что ты его затыкай почаще.

Я всматриваюсь в нее, но не вижу ни силы, ни ее ощущения. Вообще ничего, словно и нет бабки в этом мире. От этого по спине пробегают мурашки. Бакия усмехается:

— Не зыркай куда не просят. Тебе надо в Дименхор, белобрысый. Там таких как ты, научить могут. Зыркать куда надо. Послушаешься, может и выживешь, — бабка смотрит сквозь меня, говоря тише, и мне приходится склониться к ней.

Пахнет от старушки, на удивление, неплохо. Ее окутывают ароматы сладостей, кофе и табака. Будто попал в восточную курильню.

— Та тень, что над тобой, недолго будет ждать, пока не проглотит, — прогоняет она все приятные ощущения загробным голосом. — Мало у тебя времени, белобрысый волчонок. Поторопись. Сам знаешь, что тебя ждет по ту сторону.

Меня от ее слов пробивает озноб. Яркий солнечный свет приглушается, звуки затихают, пальцы немеют и воздух становится безжизненным. Я встряхиваю головой, прогоняя наваждение. Легчает. Ну, нагнала жути, старая.

— Ну а ты, глазастый, — бабка вдруг переключается на Володю, но мою руку не отпускает. — Хватит сражаться со своей башкой. Тебе не победить, только мешаешь.

Прорицатель только ресницами хлопает и Бакия свободной рукой цепляется за него, дергая на себя.

— Держись белобрысого. Но только не смей менять ничего! Запомни, глазастый. Не для того тебе дано. Вмешаешься и всех погубишь, ирод.

Пока мы оба не понимаем, что вообще происходит, бабка нас отпускает и отталкивает, повышая голос:

— А ну брысь! Ишь, прицепились к старой женщине.

Мы оглядываемся по сторонам, как бы не подумали, что мы и правда до бабки сами докопались. Саша с Богданом и Олегом остановились на улице в паре десятков метров, и обернулись, ища нас. И поворачиваюсь обратно, но бабки, естественно, и след простыл.

— И что это было? — спрашивает озадаченный Истровский.

— Да ненормальная она просто, — я сглатываю и опять трясу головой. — Ты вообще понял о чем она?

— Нет…

— Вот и я нет. Забудь, пойдем, — я тяну его за руку к ожидающим друзьям. — Спросят, лучше молчи.

Вот хтонь! Только избавился от загадочных жриц, так получил таинственную жуткую бабку. Если высшие силы мне помочь хотят, то выбрали они не самый лучший путь. Терпеть не могу шарады.

А если хотят страха нагнать, так могу повторить любимый жест Бакии. Не страх двигатель прогресса, а лень. А бояться того, не знаю чего, это же какую надо фантазию иметь?

А вот с Володей надо еще поговорить наедине. Вижу, что мое «забудь» со свистом улетело в бездну его любопытства. Глаза загорелись еще одной интересной задачкой. Точно придется в бордель вести.

* * *

Мы туристами шляемся по городу и даже не находим приключений. Все наши встречи с группками эллинов и римлян оканчиваются спокойно. А обедаем мы вообще в неприметном местном ресторане, обнаруженным исключительным нюхом Богдана. И, к удивлению, их языка мы не понимаем. Но отлично срабатывает метод тыка в потрепанное меню с картинками.

Кто бы подумал, но под вечер от прощальной гулянки я отказываюсь. Каритский орет на нас с Володей и Олегом, обвиняя в слабости, трусости и даже отсутствии чести, которую мы, по его мнению, должны доказывать в сомнительной полпуподпольной забегаловке.

В итоге с ним соглашается пойти только Богдан, после обещания отличной кухни. Ну а мне становится спокойнее, пока здоровяк рядом, у рыжего есть шанс не впутаться в неприятности. Ну или быстро из них выпутаться.

Договариваемся быть на связи и расходимся. Я хочу успеть собраться, поизучать «бальную» книжку и хорошенько выспаться. После слов бабки желание пускаться во все тяжкие как-то стихает.

Почему то все мои немногочисленные вещи раскиданы по комнате. Что я искал, не помню. И обратно уложить так, чтобы все влезло — не получается. Приходится присаживаться на сумку.

Что-то хрустит, но утрамбовывается достаточно, чтобы закрыть молнию. Одержав победу, я только собираюсь сходить в душ, как слышу крик на улице:

— Белаторский, выходи!

Противный писклявый голос брата сначала вводит в ступор. Какого? А, хтонь, я опять закрылся символом.

С одной стороны радует, что магия начинает срабатывать автоматически. Но подсознательное желание, чтобы от меня все отвязались хотя бы на день, играет со мной злую шутку.

Придется мне заняться этой самой медитацией. Когда-нибудь. Вряд ли на военной базе есть залы для медитаций.

Выхожу на балкон и вижу довольную рожу Яра. На его руках не менее счастливый котяра, которого он гладит. Мурчание слышно даже отсюда.

— Чего ты орешь? — тоже ору я.

— Давай, спускайся. Шевели булками, дело есть.

— Какое? — не сдаюсь я.

Не сдвинусь с места, пока не скажет, что ему от меня надо. С его чувством юмора станется втянуть меня в очередные приключения.

— Важное! — рявкает брат в ответ и шарахает в меня силой, отбрасывая назад.

Стекла за спиной жалобно звенят, но выдерживают. Ну, сейчас я тебе… Из дома напротив слышится приглушенное «пидрилы!». Яр испуганно озирается, выпускает недовольно мяукнувшего кота и быстро заходит внутрь. Похоже, Бакию тут знают все.

Мы встречаемся на лестнице. Ярослав, прежде чем выйти на улицу, осторожно выглядывает. Прикладывает палец к губам и жестом показывает, что путь свободен.

— Фух, — выдыхает он, когда мы доходим до конца улочки.

— Да кто она такая, бабка эта? — раздраженно спрашиваю, на всякий случай оглядываясь.

— Никто толком и не знает. Чего только не говорят о Бакии, — брат расслабляется окончательно, лишь повернув за угол. — Только шутки с ней плохи. Была одна история… Ладно, расскажу, только ты никому.

Я охотно киваю, а Яр становится серьезным.

— Мы тогда с моей группой тоже первый раз тут были. Устроили знатную веселуху в ночь перед выездом. Понятное дело, Бакия на нас орала, грозила всеми мыслимыми карами. А мы только посмеивались. Игорек, тезка твой, шарахнул в нее безобидной глушилкой. Сила через нее прошла, как и не было. А Игорек онемел. Целитель наш ничего сделать не смог. В общем, само через пару дней прошло.

Я хмыкаю и думаю, что зря вступался за гордую носительницу красного исподнего.

— Но это ерунда, — продолжает брат. — Хотя об этом и не распространяются, самые шустрые на эти грабли сами наступают. Самое странное случилось после. Игорек онемел, а бабка вдруг посмотрела на Степу и говорит мол, ладно, гуляйте, для кого-то в последний раз удастся повеселиться. Ну мы ее послали куда подальше с такими пожеланиями.

Ярослав замолкает, задумавшись. Воспоминания у него, судя по печальному лицу, не очень хорошие.

— В общем, Степан не вернулся из первой же вылазки.

— Так она…

— А демоны ее знают, — отмахивается Яр. — Не вернуться каждый может. Но слова ее все вспомнили.

Он опять замолкает, а я не хочу больше не хочу спрашивать. Мне она тоже наговорила, не пойми что. Но чего дергаться лишний раз. Я вообще не впечатлительный, но если мы продолжим обсуждать эту муть, то проймет.

Брат ведет меня переулками куда-то наверх. Подошвы скользят по мокрым гладким булыжникам. Тут все замощено древними камнями, отполированными миллионами ног. Везде лужи, мусор и окурки. Среди этого бардака дрыхнут коты, кто на ступеньках, кто на подушках, выглядящих тут неуместно. Хотя я уже успел заметить особый культ поклонения семейству кошачьих.

Мы идем и идем, а обстановка становится все мрачнее. Дома нависают надстроенными этажами и хлипкими балконами. Кучи мусора встречаются все чаще, а запахи витают все неприятнее.

Ярослав наконец останавливается у одного из просветов между домами, озирается и протискивается между стенами. Я лезу за ним с тихими ругательствами. Ладно, если что дорогу назад я найду при помощи поиска.

Мы попадаем во двор, поднимаемся по лестнице, проходим крышами, спускаемся и оказываемся на задворках какого-то склада. В свете одной единственной мутной лампочки видны коробки и стопки ковров, замотанные в несколько слоев пленки.

— Так, жди меня здесь и не отсвечивай, — брат обеспокоенно всматривается в темный двор. — Никуда без меня не уходи. Я скоро вернусь, нужно сначала договориться.

— Да о чем? Куда ты меня привел? — тихо шиплю я.

— Жди, — игнорирует мои вопросы Яр и, еще раз оглядевшись, скрывается за еле заметной дверью.

Минуты тянутся очень долго. Я стою, в тишине и темноте, и мысленно крою брата. И себя заодно. Надо было хотя бы спросить, сколько его ждать. Я пытаюсь с ним связаться, но Яр не отвечает.

Использую комбинированный поиск — он где-то наверху и чуть дальше. Пытаюсь подсмотреть, что там происходит, но меня откидывает незнакомой силой так, что отшатываюсь, спотыкаясь о какой-то хлам под ногами.

Дверь тоже не поддается, оказываясь запертой. Нарастает чувство тревоги. Плюнуть и уйти я не могу, пока не удостоверюсь, что с ним все в порядке. Меня немало удивило, как меня отшвырнули, но кто знает, возможно это вполне обычная вещь.

Напрягает только то, что единственная известная способность плотно закрыться или вообще управлять образами была у Панаевского. А он пользовался силой хаоса.

Я решаюсь применить взлом замков. Заодно и потренируюсь. Прочитать то я прочитал про это родовое умение, но использовать не пробовал пока. Надо всего лишь запустить силу в механизм, изучить его и нажать на нужные детали.

И, если замок не защищен, то… Щелк. Громкий звук открывающегося замка вынуждает замереть. Вроде тихо, никто не выбегает из темноты.

Я осторожно захожу внутрь, тихо прикрывая за собой дверь. Поворачиваюсь и вижу трех амбалов, охваченных красным призрачным огнем. Поздороваться я не успеваю, с шести рук срывается пламя и летит в меня.

Глава 8

Это что за джинны, мать их? Бросаюсь в сторону, призывая Белый доспех. Падая, кидаюсь чистой силой. Одного из них сносит, а меня задевает боком.

От удара доспех натурально нагревается и я моментально вспотеваю от жара. Один из них что-то злобно орет, но я не понимаю этого языка. А на мой чистый русский мат он никак не реагирует. Так, понятно, разговаривать бесполезно.

В меня летит очередная порция огня и я выставляю перед собой стену защиты. От столкновения дом встряхивает, защита сдерживает удар, но сдвигается ко мне. Амбалы продолжают лупить без перерыва.

Под их напором стена медленно приближается, грозя меня же и смять. А я, матерясь впустую, пытаюсь воспроизвести один из символов, что умудрился выучить. Зеркало, такое полезное против «жучков».

Получается из рук вон плохо, символ дрожит и вот-вот развалится, так что я просто направляю его на одного из атакующих. Ему прилетает своим же зарядом и дом опять трясется.

От одного защита перестает стремительно приближаться, но первый уже стонет на полу, приходя в чувства. Леплю еще одно зеркало, но во второй раз плетение не поддается, рассыпаясь.

Плююсь и мой плевок с шипением растворяется. Жар стоит такой, что полыхает кожа. Я чувствую, что еще немного и пойдет волдырями. Надо бы его охладить…

Не зря я совал нос в тетрадку артефактора! Его неудавшийся походный морозильник сейчас может меня спасти. Сооружаю охлаждающий символ и вливаю в него столько силы, что внутри ухает.

И последний оставшися на ногам замирает. Натурально мгновенно замерзает, покрываясь сначала инеем, а затем и слоем льда. Ох ты ж, надеюсь ему удастся оттаять, когда я отсюда уберусь.

Первый окончательно очухивается и с ревом кидается на меня с кулаками. Я наконец немного расслабляюсь, добавляя слой защиты. На что он надеется…

Удар его огромной лапищей пробивает и защитный слой и доспех, словно их и нет. И татуировка не помогает. Я только и успеваю, что чуть отклониться и кулак смазано проезжается по щеке.

Из такого положения мне остается только вдарить снизу под челюсть и пнуть ногой, отталкивая. Вижу шевеление за его спиной, у подножия темной лестницы, уходящей наверх.

Да лежите вы! Прибиваю их к полу силой и кидаюсь вперед. На лету включаю режим берсерка и врезаюсь в амбала на огромной скорости, не рассчитав.

Мы влетаем в стену, вызвав еще один мощный толчок. Наши силы, соприкасаясь, отпружинивают и резонируют в стену. Да кто они вообще такие?

Задать этот своевременный вопрос не успеваю, получив под дых. Бью головой в нос и чуть сам не отрубаюсь, перед глазами плывут круги. Отскаиваю, пока амбал машет руками, загребая к себе.

Отвлекаясь на него, упускаю из виду остальных и сила, держащая их, слабеет. Меня дергают за лодыжку и я падаю. В памяти мелькают символы, но я не успеваю вспомнить ничего подходящего.

Только тот, что артефактор использовал для Светлячка. Мы их столько сделали, что он врезался в мою память. Ну, сейчас вам будет взрыв сверхновой!

— Прекрати! — кричит откуда-то сверху брат, а за ним звучит похожий крик на чужом языке.

Я бью уронившего меня в живот и прекращаю. Ну не останавливать же руку на подлете? Хтонь, этот режим берсерка плохо на меня влияет.

— Ты чего тут устроил? — Яр спускается по лестнице и помогает мне подняться, подавая руку.

— Пофему сфазу я то? — ворчу, двигая челюстью — вроде не сломана. — Эти милые ребята даже здрасте не сказали, сразу напали.

— А ты как сюда попал? — вкрадчиво интересуется он.

— Нууу… Открыл.

— Понятно, — хмыкает брат. — То есть ты взломал замок, втихаря влез и ожидал теплого приема?

— Ну, его то я получил. Горячий прием, я бы сказал.

Я наконец осматриваюсь. Все вроде живы, ледяная статуя сама себя расплавляет изнутри. Но небольшое помещение немного обуглилось. Да и из дыры в стене тянет свежим воздухом.

Мужчина, спускающийся за Яром, усмехается, оглядывая погром. Еще здоровее огненных ребят, бочки мускул вот-вот разорвут кожу. Смуглый, коротко стриженный, но с объемной бородой, торчащей во все стороны бородой. Словно морского ежа на лице надул.

И покрытый татуировками с ног до кончика носа. Наверняка и бороду поверх узоров отрастил. Я разглядываю его, открыв рот. Это же не человек — ходячая татуировка.

— Про этого младшего братишку ты говорил? — обращается он к брату густым басом, очень подходящим под колоритную внешность. — Смотрю, буйный нрав — это у вас семейное.

— Про этого, — Яр вздыхает и коротко представляет нас друг другу: — Игорь. Иредж. Ты уж извини…

Он рассеянно обводит рукой нашу помятую композицию.

— Да ничего, моим парням размяться не помешает, — не расстраивается мужик. — Ха, смотри-ка, пацан чуть троих ифритов не уложил.

Его глаза темнеют и он добавляет еще что-то, звучащее угрожающе. Судя по невеселым лицам охраны, это был не комплимент. Я насчет «чуть» сильно сомневаюсь не в свою пользу, но вежливо молчу.

Надо же послушаться совета бабки и помалкивать.

— Ладно, уговорил, — Иредж машет рукой наверх. — Пойдем. Вижу, что такому бойкому понадобится мое мастерство. Но с одним условием — расскажешь чем ты его, — он указывает на оттаявшего амбала, стоящего в растекающейся по полу луже.

Мне не очень хочется сдавать прием, против которого в следующий раз будет защита. Но брат кивает, и я следом за ним. Ладно, буду тушить песком.

Я раздумываю над возможностью создания локальной песчаной бури, пока следую за Яром. Узкими крутыми лестницами мы поднимаемся на пятый этаж, проходим длинный коридор и попадаем в то, что татуированный с гордостью называет мастерской.

Глаза, от резкого контраста, сначала не верят. Идеальная чистота и порядок. Почти стерильная комната, облицованная светлым крупным кафелем. И даже воздух какой-то нейтральный, со слабым запахом дезинфекции.

Посреди помещения стоит медицинский топчан, такой, со сгибающейся спинкой. И ремнями, что сразу меня напрягает и вынуждает отступить.

— Это для исключительных случаев, — объясняет мне мужик и поворачивается к Яру. — Ты ему вообще ничего не объяснил? Неудивительно, что он чуть мой дом не разнес.

— Ладно, больше не буду скрывать куда я иду и зачем, — сдается Яр.

Ну наконец-то! Если каждый раз мне придется сбивать таинственность такими способами… Надо быстрее учиться.

— Так где я?

— Иредж редкий мастер. По очень редким татуировкам, — снова начинает нагнетать брат, понижая голос, и показывает свои руки. — Вот эти — его рук работа. И я даже не знаю, сколько раз они меня спасали от тварей хаоса.

— Так это защита от демонов? — до меня, наконец, доходит по каким именно тату он мастер.

— Не совсем, — Иредж отходит к дальней стене и гремит какими-то склянками, стоящими рядами на столе. — Это усиление твоего собственного дара, но только в отношении всего, что касается хаоса. То, что я наношу, вытягивает часть силы из твари, напавшей на тебя, и ей усиливает защиту или атаку. Зависит от обстоятельств.

— Силы хаоса? — мне становится дурно, в горле начинает печь.

А вот таких приколов не позволит слово, данное императору. И магия только что на это намекнула.

— Не совсем, — повторяет он. — Ты не будешь пользоваться силой хаоса, если ты про это. Сила становится нейтральной, никому не принадлежащей. Такой силы немало в мире. И только мы умеем ее приручать. Но я не дам тебе способность получить силу мира, а только вытянуть чужую, превратить в ничью и завладеть ею.

Кто они, которые умеют такое вытворять, я не понял. Судя по еле заметному жесту Яра, спрашивать об этом не стоит. Ладно, выпытаю из него потом. Ифриты это кто вообще?

Хтонь, ну нельзя было заранее предупредить? Звучит отлично, но я чувствую подвох. А мне даже времени обдумать не дают. Хотя я и не слышал, чтобы было предложение.

Хочется врезать Ярославу, но его сосредоточенное и серьезное выражение лица намекает, что надо ложиться под… Что там, иглы? Вот ведь любят в этом мире ходить расписными.

— Давай, — подгоняет брат. — У нас мало времени, это займет почти всю ночь.

— А мои друзья? Они тоже отправляются в пустыню, — было бы неплохо вооружить всех такими татуировками.

— Не успею, — отвечает Иредж недовольно. — И уговор был только на одного. И так пришлось подвинуть одного уважаемого человека. Ярослав, если кто-нибудь…

— Никто не узнает, — перебивает брат. — Игорь, ты ничего не знаешь и не слышал ни об этом месте, ни о мастере.

Вовремя он мне сказал. Вот что мне сейчас сделать? Взбрыкнуть и гордо уйти? И отказаться от дополнительной защиты от тварей? Хоть я не понял, как в точности это работает, но магия слова угомонилась.

— Ааа, давайте, — я укладываюсь на топчан и закрываю глаза.

Ничего плохого ведь не случится? Просто еще одна татуировка.

Под утро я понимаю, почему чуть не помер на ритуале посвящения. Именно во время него мне делали татуировку кровью богов. Сейчас же — жидким огнем.

Сила Иреджа ручейками раскаленной лавы текла по моим рукам, сжигая их к демонам. В какой-то момент я подумал, что лучше бы меня пристегнули ремнями. Но потом обратился к силе и она помогла выдержать боль. Орать от этого я меньше не перестал.

Огонь прожигал кожу, въедался в мышцы и пробирался до самых костей. Узоры тут же чернели, а мастер только сдувал с них пепел.

А я наделся, что тут хорошая звукоизоляция и у него достаточно крепкие нервы, чтобы не обращать внимание на оскорбления всей его родни.

Пытка заканчивается перед самым рассветом. Я весь мокрый и дрожу, судороги вальяжно гуляют по всему телу, губы искусаны в кровь. На моих руках от запястий до локтя переплетение линий разной толщины.

Такие же, как у Яра. И сейчас я знаю, что они прячут под собой. Сначала Иредж наносил символы, тысячи закорючек и тонких изогнутых полосок. А поверх них уже этот узор.

Маскировка истинного значения, как мне объяснил мастер, прежде чем приступить к самой болезненной части. И своеобразная защита от чужих глаз. Которые могут понять, кто это сделал.

Мне вручают банку вонючей мази и обматывают руки бинтами. Боль от этих манипуляций уже не чувствуется. Настолько она ничтожна по сравнению с прикосновения лавы.

Обратно мы с братом идем молча по тихому городу. Сил спрашивать что-то у меня попросту нет. Я уверен, что во сне мне будет сниться, что я сплю. Но поезд через пару часов, так что эти фантазии исполнятся еще нескоро.

— Игорь, — останавливает меня Яр, когда мы доходим до поворота на нашу улочку. — Я прошу тебя, никому не говори где был и что видел. Ты уж извини, что не предупредил. Но я был не уверен, что смогу уговорить Иреджа.

— Хорошо, — самое время его подколоть, но желание поспать пересиливает желание поиздеваться и отомстить.

— Когда-нибудь я расскажу тебе, как я с ним познакомился. И кто эти ребята. Но пока — молчи.

От недосыпа и усталости раскалывается голова. Челюсть ноет, а руки горят. Когда-нибудь все мне все расскажут. А, демоны с ним.

Дзинь, дзинь, дзинь. Пополняется моя пухлая копилка вопросов.

Я машу на брата рукой и ухожу. Небо светлеет, откуда-то уже доносится аромат свежесваренного кофе. Кот по-прежнему дрыхнет на ступеньке. Глажу его и получаю в ответ шипение, переходящее в глухой угрожающий звук. Но цапнуть меня он ленится.

Дом тоже спит, ни единого звука не нарушает предрассветную тишину. Ну хоть собраться вчера успел. С сожалением смотрю на кровать. Если я сейчас прилягу, меня уже ничто не поднимет. Духота и жара из-за сломанного кондиционера добивает и я, взяв сумку, выхожу на улицу.

Усаживаюсь прямо на тротуар, прислонившись к стене. Кажется, отрубаюсь. Кажется кто-то зовет меня в голове. Приводят в чувства голоса уже над моей головой. Команда в сборе, сумки кучей свалены на земле.

— Эй, ты в порядке? — первой вижу взъерошенную голову Володи.

— Да, все нормально, — поднимаюсь на ноги, разгоняю кровь.

— Ты же вроде не с нами был? — неуверенно спрашивает Саша, глядя на мою щеку.

Его сонное лицо украшает шикарный фингал под глазом. Богдан, мрачный и насупленный, только качает головой. Понятно, у этой парочки ночь тоже задалась.

— Нет, не с вами. Брат отвел к мастеру, — я поднимаю руки. — Там наткнулся на… дверной косяк.

— Помоги, а? — Каритский поворачивается к Олегу, трогая пальцами свое ночное достижение и морщится.

— Тебе — не буду. Я предупреждал, вот теперь и ходи с фингалом.

— На меня коварно напали! Это не я виноват! — возмущается рыжий.

Целитель смотрит на Покровского, тот мотает головой.

— Еще и врешь, — вздыхает он и подходит ко мне. — А вот тебе помогу. Хотя у твоего косяка явно был мощный кулак.

Саницкий призывает силу и проводит рукой у моего лица. Щека вспыхивает сначала холодом, потом жаром, и ноющее чувство пропадает. Не успеваю я его остановить, как целитель принимается за мои руки и тут же отскакивает.

— Что… Что там такое? — он кривится, тряся руками.

— Не надо, — вяло отвечаю. — У меня мазь есть. Это… какое-то местное творчество. В общем, велено не распространяться.

Сил что-то выдумать нет. Но ребята только согласно кивают, хотя Олег подозрительно прищуривается.

Роман, приехавший за нами, сияет утренней свежестью и счастьем. Мне кажется, она даже по головам нас считает, беззвучно шевеля губами. Нахмуривается, глядя на мои руки и синяк Каритского, но от комментариев отказывается.

Мы загружаемся в минивен, а я бросаю прощальный взгляд на улочку. Красная знамя трепыхается на легком ветру. Что же, чистоплотность — это хорошее качество. Замечаю шевеление за занавеской и исполняю поклон невидимой бабке.

Умудряюсь подремать, пока мы час едем до вокзала. А вот на месте просыпаюсь моментально. Как только мы выходим у старинного здания, на нас обрушиваются звуки. Протяжные гудки, разговоры, крики носильщиков, лязганье тележек, смех, плач, крики чаек, носящихся в небе.

Меня тянет к ароматам кофе и свежей выпечки. Я даже опережаю Покровского, первым подлетая к фургону с едой. Роман, поторапливающий нас, не справляется с желаниями молодых организмов. Мы впятером завтракаем прямо среди этого суетливого хаоса.

А распорядитель только вздыхает, каждую секунду поглядывая то наручные часы, то на огромный циферблат на здании.

— Вот это раритет! — восхищенно восклицает Володя, когда мы добираемся до нашего поезда.

Каритский недовольно морщится, но тоже с любопытством разглядывает локомотив. Черно-красная махина издает оглушающий гудок, сверху и снизу с шипением вырываются облака пара и мы погружаемся в туман.

— Быстрее, быстрее! До отправления две минуты! — уже не сдерживаясь, вопит Роман, выталкивая нас из клубов пара.

Мы несемся по платформе, огибая препятствия. И даже толстяк не отстает, воодушевленной последней миссией.

Я залетаю в вагон последним, когда состав уже начинает движение. Вижу большие испуганные глаза молоденькой проводницы, прижатой нашей компанией к противоположной двери.

Пока поезд набирает ход, разбираемся с билетами. Каритский никак не может найти свой и проводнице приходится устраивать долгие переговоры по хрипящей рации. Я, как ни вслушиваюсь, не могу понять что ей отвечают.

Зато Саша, из последних сил сдерживающийся, чтобы не начать возмущаться, отрывается, как только мы попадаем внутрь. Его категорически не устраивает уровень комфорта.

Я не обращаю внимание на его ворчание, с интересом разглядывая чудо — настоящий поезд. Я такое только раз видел, в музее. И то внутрь не пускали, у тех вагонов просто не было одной стенки. Да и были они попроще.

Размещают нас в четырехместных отсеках, сиденья обиты мягкой тканью, все облицовано темным гладким деревом. Изящные светильники, белоснежная скатерть на небольшом столике. Чего он так орет?

— Да замолчи ты уже, — не выдерживает Богдан и грозит Каритскому кулаком. — Сутки всего ехать.

Рыжий замолкает, еще раз разочарованно оглядывается, принюхивается и смиренно вздыхает. Ох, чувствую на базе его точно хватит удар.

Володе достается место по соседству, но конечно мы устраиваемся вместе. И сидим долгое время молча. Я смотрю в окно, за пролетающей мимо окраиной города. Дома стоят все реже и ниже.

Под мерный стук колес начинает нестерпимо клонить в сон. И я вырубаюсь, кажется прямо рожей в прохладное стекло.

* * *

Просыпаюсь я лежа. Кто-то заботливо накрыл меня пледом. За окном еще светло, но небо уже окрашивается теплым закатным светом.

На столе записка. На ней перечеркнуто «мы пошли обедать» и дописано снизу «мы пошли ужинать». В животе сразу же начинает урчать.

Шатаясь от быстрого хода поезда, я выхожу в коридор и оглядываюсь. Так, справа мы пришли, вроде по пути были только пассажирские вагоны. Значит мне налево.

С непривычки меня кидает из стороны в сторону и я зарабатываю несколько синяков, пока прохожу вагоны. В переходе пятого или шестого толкаю дверь, которая неожиданно слишком сильно распахивается.

С той стороны слышится недовольный вскрик и только я хочу извиниться, как слышу злобный голос Вадима Эратского:

— Смотри куда прешь, придурок!

Глава 9

Демоны и боги этого мира, ну почему опять он? Мне никто не отвечает, а Эратский потирает плечо и поворачивается ко мне.

— Ты? Ты вообще как здесь оказался? — его злость вмиг превращается в удивление.

— Вероятно, чтобы тебе на нервы подействовать лишний раз.

Гнев возвращается вместе с силой, ее сияние заполоняет все небольшое пространство тамбура.

— Белаторский, — мою фамилию он буквально выплевывает. — Я кажется, предупреждал, что в следующий раз…

— И в тот раз мы чуть императорский фрегат не потопили. Желаешь повторить, но теперь с поездом? — я тоже завожусь, хотя драться тут — чистое безумие.

Один удар и нас, на такой скорости, снесет с рельс. А мне жалко первый же поезд, в котором удалось прокатиться. Я вижу, что свечение его силы затихает. Играя желваками, он отзывает ее совсем. Не совсем отбитый, это радует.

— Лучше не попадайся мне больше на глаза, — сквозь зубы угрожает он.

— Да, да, уже слышал, в следующий раз не повезет. Но меня, увы, сложно не заметить, — я указываю на свою голову. — Так что либо тебе зрение придется подкорректировать, либо не смотреть в мою сторону.

— Да ты совсем охренел? — Эрасткий снова переходит в состояние изумления.

Так то да, но не признаваться же сразу. Не то чтобы я люблю провоцировать несдержанных людей, но и угроз по неизвестным мне причинам тоже не люблю. Я вздыхаю:

— Нет, ищу выход из непростой ситуации. Видеть ты меня не желаешь, но, похоже, придется. Догадываюсь, что мы направляемся в одно место. Ты же не собираешься где-то по пути выйти? — я не дожидаюсь ответа от офигевшего парня. — Вот и мне так кажется. А там, предполагаю, будет тесновато. Ну и как поступим? Предложения?

Я пытаюсь вспомнить, что там положено при вызове на дуэль. Перчаткой по наглой роже охаять? С сожалением смотрю на свои руки.

— Тьфу, — оживает Эратский, трясет головой и морщится. — Псих. Предложения? Предлагаю тебе заткнуться.

Неисправимое хамло. Я осуждающе мотая головой, изображаю грусть.

— Ты так меня видеть не хочешь или не слышать? Что-то я запутался.

Эратский бросается вперед, хватает меня за грудки и тянет вверх. Удерживая за плечи, бью в берцовую кость, он сгибается от боли, разворачиваю и, удерживаясь от пенделя, отталкиваю от себя.

Конечно же ему мало. Бросается на меня сразу же, пропускаю болезненный удар в бок, поворачиваясь. Выворачиваю за локтевой сустав и нагибаю орущего Эратского. Знаю, знаю, это очень больно, но по-другому его не успокоить.

— Ой, мальчики… — раздается писк за спиной.

Девчонка, миниатюрная, полненькая и кучерявая, стоит в дверях вагона и смотрит на нас расширенными глазами. Голубыми, как ясное небо.

Хтонь! Я вдруг соображаю как это выглядит со стороны и резко отпускаю Вадима. Вовремя я его нагнул, конечно. Румянец уже вовсю играет на женском личике, она отводит глаза. Мать вашу, вот этого мне еще не хватает.

Эратский быстро справляется с болевым шоком и выпрямляется, держась за локоть. Бросив «ну теперь тебе точно конец», он уходит. К моему счастью, в противоположную сторону.

— Не подскажете, красавица, где тут ресторан? — отвлекаю я девчонку от ее фантазий.

— Конечно, конечно, — с радостью отвечает она. — Через один вагон, туда.

Отвешиваю вежливый поклон голубоглазке и скрываюсь с ее глаз. Аппетит мой вся эта возня только подстегнула. А о поведении и последствиях лучше думать на сытый желудок.

Придется с этим нервным что-то делать, но что… Может, демоны его достаточно займут, чтобы со скуки не совался ко мне?

Друзья обнаруживаются за сдвинутыми столами и в компании незнакомых мне аристократов. Радует, что хоть на время пути нас явно разделили с союзниками. Саша, по-прежнему сияющий фингалом, немного грустит. Не тот уровень веселья.

Мне кого-то представляют, я отвечаю взаимностью, не глядя, полностью поглощенный меню. Напрочь забываю о манерах, когда голоден.

Дневной сон ничуть не уменьшает желание поспать. Интуиция подсказывает мне, что эта роскошь в ближайшем будущем будет доступна в небольших дозах. А значит, надо брать про запас.

Перед сном удаляюсь в душевую, которая оказывается отдельно от туалета. И, скрежеща зубами, разматываю бинты на руках. Задыхаясь от вони и боли, намазываю воспаленную кожу.

Когда я, отдышавшись, возвращаюсь, все уже спят под мерный стук колес.

* * *

Александрия, последний оплот человечества перед Великой пустыней, встречает нас палящим солнцем и духотой. В воздухе витают микроскопические частицы песчаной пыли, тут же забиваясь в нос. И я чихаю, едва выйдя на перрон.

— Буря ночью была, господин. Ажно до нас долетело, — комментирует мою реакцию мальчишка, стоящий у выхода из вагона.

Тощий и загорелый, как демон, он щербато нам улыбается, прикрываясь от солнца рукой.

— Вам туда, господа, — пацан машет рукой в сторону головы поезда. — Тама вона, видите, черный флаг, тама вас ждут.

Флаг и правда оказывается «тама», вися жалкой тряпкой на высоком флагштоке. Мы благодарим мальчишку, а Олег сует ему пару купюр и проводит над головой рукой, окутанной сиянием силы. Мелкий удивленно хлопает ресницами, хватаясь за щеку, и улыбается еще шире.

С каждым шагом солнце припекает все больше. Неподвижный воздух не дает и шанса охладиться. Я пытаюсь обмахиваться рукой, но тут же бросаю. Только делаю хуже, согревая себя еще больше горячим воздухом.

Вижу, как военные взводами бегом пересекают площадь и загружаются в автобусы под громкие крики командиров. Я же только мечтаю, что о панамке и чтобы не пришлось бегать. Водится за мной некоторая наивность, что уж…

До тента, над которым сник черный флаг, дохожу уже потный насквозь. Там, за длинным столом, сидят пятеро ребят в песочном камуфляже и шустро распределяют новоприбывших аристократов.

— Номер группы? — тут же задает вопрос парень, как только мы дружно подходим.

— ТГОП-33! — бодро докладывает Богдан и мы все удивленно на него смотрим.

Покровский, словно и не из нашей реальности, даже не взмок. Его акклиматизация произошла мгновенно, вызвав во мне жгучую зависть.

— Вас ждут у места двадцать три, — парень сверяется с бумагами и машет в сторону стоянки за площадью. — По прибытию идите в административное здание, там вам скажут куда дальше.

Ожидает нас транспортное средство такого вида, что у меня оно вызывает смех, а у Каритского нервную икоту. Микроавтобус размера, кажется, только для одного Богдана, раздутый и на разномастных небольших колесах.

Но ошибки нет, ее исключает водитель, в руках у которого картонка с номером нашей группы.

Мы набиваемся внутрь, как селедки в бочку. Когда последним залезает Покровский, то это чудо неизвестного автопрома дает сильный крен, опасно скрипнув.

— Великая девятка, — стонет Саша, зажатый мощным телом здоровяка. — Хотя бы кондиционер включите.

Водитель хохочет и его бешеная «табуретка» срывается с места, фыркая и исторгая вонючий черный дым из выхлопной трубы.

До города, плавающем в мареве жары вдалеке, мы не доезжаем. База располагается у его окраины, по пути от вокзала. Асфальт же кончается ровно на стоянке. Нас трясет так, что даже бодрый Богдан к концу поездки зеленеет.

На Володю так вообще лучше не смотреть, он бледнее белой футболки, что уже покрылась пятнами от пыли в воздухе. Олег почти сразу прекращает попытки облегчить наши страдания, отзывает силу и судорожно держится, уперевшись одной рукой в меня, а второй в крышу.

Меня хоть и немного мутит от бесконечных подпрыгиваний и резких обгонов, но я радуюсь. Состояние какого-то счастливого предвкушения занимает все мысли. Моя улыбка всех раздражает.

Справа сверкает бескрайняя водная гладь, а слева полоса зелени, за которой виднеются горы. Между низкими деревьями и возвышенностью — он, правитель почти всего континента, песок.

У распахнутых ворот, зияющих в бетонной стене, мы затормаживаем на полном ходу. Нас всех кидает вперед, а я продолжаю радоваться. Потому Покровский сидит ближе всех к выходу и никого не придавил.

Рыжий, выбираясь наружу, счастлив. Вот так, потихоньку, и научится радоваться простым вещам. Наш транспорт, выдав еще одно черное вонючее облако прямо в нас, уносится.

А мы идем искать административное здание. Указания, выданные нам на вокзале, оказываются не совсем точными. Нас отправляют сначала в одно здание, где сверяются с бумагами. Потом в другое, где сверяются и ругаются, отправляя обратно.

Когда мы наконец находим нужную нам палатку, я почти в отключке, и кажется, что мы прошли базу вдоль и поперек несколько раз. Хорошо хоть где-то в середине этих метаний нам выдали литровые бутылки с водой.

— Ну и где вы шлялись? — вместо приветствия орет наш будущий командир.

Невысокий, поджарый, широкощекий. На лице хитрые карие глаза, переломанный нос, трехдневная щетина и короткая бородка с седыми проплешинами в выгоревших волосах. Голова же совершенно лысая.

Его одежда, как и все тут, песочного цвета. Здания, ангары, палатки и люди — все сливается с проклятым песком. Который забился, кажется, в такие места, в которых никто еще не смел бывать.

Нам уже настолько плевать, что никто не обращает внимания на его вопль. Мы просто кидаем пыльные сумки на землю. И пытаемся стоять более-менее ровно.

— Ладно, — немного смягчается он, — Добро пожаловать на первую объединенную базу, господа дрищи. Вас прикрепляют к тринадцатому усиленному взводу девятой пустынной роты. Сокращенно — тринадцать дробь девять пэ эр.

Он вдруг ударяет кулаком по стоящему рядом с ним столу и тот жалобно хрустит.

— Да где этого свистка теперь носит! Забельский! — орет он так громко, что будь тут стекла — лопнули бы.

Мы вздрагиваем, а мужик прислушивается и спокойно продолжает:

— Я — старший лейтенант Егор Бражинский, командир тринадцатого, то есть вашего, господа дрищи, усиленного взвода. Экипировку получите позже, после обеда. Где тут что вам покажет… Забельский, демонов тебе в жопу!!! — снова орет он.

Слышится топот и в палатку, подняв облако пыли, влетает парень. Молодой, ненамного старше нас. Волосы тщательно причесаны, лицо гладко выбрито. Песочная форма застегнута под самый подбородок. Бледноват по сравнению с командиром. И у парня отчаянно дергается глаз, а лицо покраснело.

— Лейтенант Христофор Забельский по вашему приказу прибыл! — громко выкрикивает он высоким голосом, вытягиваясь по стойке смирно.

— Поедешь у меня колхозников патрулировать! — старлей отмахивается от оседающего песка.

— Так я по вашему приказу, распечатывал, — он трясет пачкой листов, зажатой в руке.

— Два раза, — подводит итог спору Бражинский и кивает на нас. — Определи их. Все, теперь это твоя проблема. Свободны!

Забельский вылетает из палатки пулей, а мы нехотя подбираем сумки и плетемся за ним на жару. Лейтенант, явно свежеиспеченный, оказывается очень разговорчивым и вежливым.

— Вы не обращайте внимания, — тараторит он, пока мы идем вдоль бесконечного ангара. — Стралей наш классный мужик. За своих горой стоит. Ну а нервный, так все тут нервные. Ко мне можно просто по имени, кстати. Меня вообще все Кристо зовут.

— Ты сам-то тут долго? — прищуриваюсь я от яркого солнца.

— Две недели, — сознается Забельский, вздыхая.

— В вылазках был? — подтягивается Богдан.

— Нет, меня тут к снабжению приставили. И к вам. Только в патрулирование местных деревень пару раз… попадал. Но там никогда ничего не происходит.

— Ну, ничего, целее будешь, — не очень уверенно утешаю я его.

— Да у нас уже месяц тихо! Только одному ногу оторвали, — печально сообщает он нам и пока наши рожи вытягиваются, принимается снова тараторить. — Время до обеда на обустройство. Душевые и туалеты — там.

Кристо машет куда-то в сторону, но мы не успеваем увидеть куда.

— Столовую мы только что прошли. Там и встретимся. Потом я отведу вас за экипировкой, потом короткий инструктаж. До ужина время свободное, на адаптацию. Ну и после. С завтрашнего дня уже строго по расписанию. Экспресс-обучение по анатомии, тактике, оказанию первой помощи. Пять дней на обучение, затем вылазка.

Плотное расписание, ничего не скажешь. Хотя, честно говоря, такого подхода к начальной подготовке я не ожидал. Думал кинут прямо к демонам и разбирайся там сам. Сказывается неудачный опыт с этими тварями.

— Это что? — оживает Саша, когда лейтенант останавливается у большой армейской палатки.

На ней наспех пришита белая тряпка с надписью ТГОП-33. Так мы не выяснили, что означают эти буквы. Роман отказался нам отвечать, отводя взгляд. А наши предположения состояли, естественно, сплошь из матерных слов. Мы разгадали только первые две буквы — тактическая группа.

— Уж поверьте, это лучше, чем в бараках, во всеми остальными, — взволнованно говорит Забельский. — Хоромы, можно сказать.

Я смотрю на идеально ровные ряды подобных «хором». Каритский мотает головой, но идет внутрь, подальше от прожигающих макушку лучшей солнца.

Внутри стол со скамейками в предбаннике. В основном отсеке пять коек, по две слева и справа и одна по центру, рядом с небольшой печкой-буржуйкой, трубой подпирающей самую высокую точку крыши. Кровати заправлены, у каждой небольшая тумбочка. На ней фонарь и кружка.

Просторно, проходы такие, что и вдвоем можно разминуться. Но кислое лицо Каритского совсем не гармонирует с интерьером. Впрочем, он ничего не говорит. Неужели смирился?

Кристо, пожелав удачи напоследок, сверяет с нами часы и уходит. Я занимаю центральное место, пока остальные ловят ворон, рассматривая наше новое жилье. И успеваю вздремнуть до обеда.

Кормят нас, несмотря на увещевания брата, отлично. И даже дают добавку Богдану. Дежурный на раздаче молча оценивает его размеры и без лишних вопросов выдает еще одну порцию густого жирного супа, макарон с котлетами и винегрета.

В столовой на всю катушку работают кондиционеры, но прохлаждаться нам там не дают. Забельский водит нас зигзагами по базе, мы получаем комплект амуниции, аптечку, рюкзаки, рации и прочее снаряжение.

А после душа лейтенант заставляет нас все это надевать, рассортировывать и объясняет что куда пихать не надо. К нам даже на минуту присоединяется старлей, орет, что мы не достойны почетного звания «дрищей» и уходит довольный.

Все свободное время до ужина и уходит на изучение этих нехитрых премудростей. Адаптация, по нашему мнению, проходит успешно. По мнению Забельского, лучше, чем могло быть.

Ужин в себя приходится запихивать. Аппетита нет ни у кого, кроме Покровского. Нас мутит, накатывает апатия, поднимается жар. К ночи тепловой удар получает и Богдан.

И мы, поначалу желавшие познакомиться с соседями и изучить базу, еле плетемся до нашей палатки. Единодушно принимаем волевое решение больше не двигаться.

— Ну что, мы теперь — пустынники, — слышу я шепот Саши, когда мы все укладываемся по койкам и тушим фонари.

Мне хочется ответить в рифму, но лень. Покровский ерзает, урча животом. Володя, кажется, вырубился сразу. Олег хмыкает и мудро изрекает:

— Мне кажется, лучше не стремиться завоевывать это звание. Не хотелось бы научиться расстраиваться всего лишь оторванной ноге.

Я согласно зеваю, а Каритский недовольно бурчит:

— Вот умеешь же ты все испортить. Найду палатку с эллинками — тебя не позову.

— А я тебя лечить после них не буду, — мстительно отвечает целитель.

Под их тихое переругивание я сладко засыпаю, думая о том, где с утра тут можно добыть кофе.

* * *

Наше первое утро на базе пустынников начинается не с кофе. И до рассвета.

Оглушительной вой сирены подбрасывает меня с кровати. В темноте слышу только ругань и звук падения чьего-то не меру отъевшегося тела. Издалека доносится трескотня автоматных очередей. Снаружи — крики и топот десятков ног.

В нашу палатку врывается Забельский с глазами-блюдцами:

— Подъем! — истошно орет он, перекрикивая незатихающую сирену. — Тревога! Тревога! Нападение!

Глава 10

Я судорожно начинаю одеваться в темноте, но Володя догадывается зажечь фонарь. Нам это не особо помогает, мы выбегаем наружу, застегиваясь уже на ходу. Хватаю первое, что попадается под руку. И бегу в сошедшую с ума ночь, как идиот, с одним биноклем.

Ночную темноту рассекают лучи прожекторов, они мечутся с невероятной скоростью, выискивая что-то в небе. Атака с воздуха? Задать вопрос я не успеваю, Забельский уже бежит в нескольких метрах перед нами.

— Вперед! Быстрее! — звучит со всех сторон.

Лучи слепят, сирена оглушает, а пыль, поднятая в воздух бегающими людьми, не дает нормально вздохнуть. Я вообще перестаю понимать, что происходит. Мы добегаем до распахнутой двери ангара, где всем по очереди пихают в руки автомат.

У ангара какой-то мужик бешено орет с красной от натуги рожей, отправляя группами кого налево, кого направо. Рядом с ним подпрыгивающий от волнения и озирающийся лейтенант.

— Туда! — кричит он нам, указывая к воротам. — Бегом!

Мы бежим, тяжело дыша и не глядя под ноги. Я вижу, как один за другим вспыхивает сила друзей. Я свою призвал сразу, как проснулся. Как и доспех, в который я уже упакован.

Ворота открыты и рядом, укрывшись за мешками, несколько десятков человек. Их оружие нацелено куда-то в темноту пустыни. Что там — не разглядеть, прожекторы только мешают, рваными кусками на долю секунду освещая землю.

— Одаренные тут! — орет на всю округу наш старлей, когда мы подбегаем, пригибаясь. — Выходим!

Да куда? Кто напал? Нас командой «вперед!» отправляют за ворота, на кой то ляд прикрывая сзади. Я начинаю беситься, Саша соображает растянуть над нами защитный купол, Богдан его подпитывает. Прорицатель рассеянно озирается.

Догадываюсь усилить зрение, переводя в ночной режим, и вижу… ничего. Кроме нескольких групп по бокам и чуть впереди. Пусто, как минимум на пару километров вокруг.

И тут резко отключается сирена и перестают мелькать лучи. Мир погружается в темноту и тишину. Мы оборачиваемся и я уже готовлюсь к тому, что база исчезла с лица земли.

База на месте, как и Бражинский. Он стоит, сложив руки на груди, зловеще подсвечивая свою усмешку фонариком.

— Ну теперь точно добро пожаловать на первую объединенную базу, господа дрищи, — торжественно сообщает он. — И раз уж вы не спите, мы обсудим то, как вы выглядите.

Включается нормальное освещение и мы разглядываем охреневшие рожи друг друга. У меня слов нет, кроме матерных, поэтому молчу. Чтобы их хтоническим елдаком и провернуть!

Я застегнут через пуговицу. Богдан успел нацепить только футболку, наизнанку. Саша вообще с голым торсом, а через ширинку торчат трусы. Зато в каске.

И только Володя, к моему удивлению, выглядит приличнее всех. Правда у него в руке котелок, который он почему-то так и не выпустил.

— Как я понимаю, — обводит тяжелым взглядом нашу группу командир и отмечает нас с Истровским. — Ты высматриваешь низших, а ты, значит, их готовишь? — он теряет всю строгость и сдавленно хрюкает, смотря за наши спины. — Но спасибо, хоть все в портках.

Я поворачиваюсь и вижу, как из темноты выходит еще одна поникшая группа. Их шестеро, и только двое из них в штанах. А девушка еще и в майке. Остальные белеют трусами, успев надеть лишь ботинки.

За ними идет злой командир, подгоняя криками.

— Что, твои голыми жопами демонов по пустыне гоняли? — в голос ржет наш старлей, когда они проходят мимо.

Их командир только отмахивается, а наш радостно возвращается к обсуждению:

— Каждое утро будете отрабатывать подъем по тревоге перед завтраком! Забельский! — лейтенант тут же появляется, как из под земли. — Ответственный за отработку. Забирай их и приступайте. У вас час до подъема, для начала хватит.

Мне хочется врезать ему по довольной морде. На кой нам устраивать такие проверки, когда мы еще ничего толком не знаем? Показать какие мы «недодрищи»? Сплевываю песок, забившийся в рот от беготни, и молча отправлюсь обратно на базу.

Спрашиваю у Кристо, зачем нам оружие и почему только автомат. В общем, боеприпасов нам выдали некомплект, чтобы не убились по незнанию. А нужны они, логично, для момента, когда сила уже не поможет.

— Вы уж не злитесь, — сбивчиво извиняется Забельский, когда мы возвращаемся к нашей палатке. — Тут всем, кто в первый раз, устраивают такое приветствие. Традиция… — он разводит руками. — Проверка на поведение в экстремальной ситуации. Стрессоустойчивость и прочее.

— Наверное, и ставки делают? — заинтересованно спрашивает Каритский.

— Делают, — со вздохом сознается Кристо. — На скорость, количество одежды и комплектацию. Вы хорошо справились, командир явно доволен. На нас он полчаса орал, прежде чем отпустил. Был у нас любитель спать голым. В общем, так он и выскочил и сразу в пустыню рванул. Там целое торнадо с перепугу устроил. Пришлось успокаивать.

Хорошо, что мы с перепугу Светлячок не запустили над базой. Богдан себе парочку отложил, все же создатель. И я точно знаю, что в его боковых карманах полно всяких безделушек.

— Думаю, командир выиграл, — подводит итог лейтенант.

Саша разочарован, что ему не удалось поучаствовать в тотализаторе. А мы выиграли час скоростного одевания.

Одеваться учимся быстро. Сложнее со снаряжением. Разложить все так, чтобы успеть схватить и ничего не забыть. Но без световых и шумовых спецэффектов получается гораздо лучше.

Зато к завтраку нагуливаем такой аппетит, что сметаем все, не глядя. Судя по ошарашенным лицам присутствующих, досталось всем. Один даже сидит с разбитой губой, обиженно сопя.

А затем начинается настоящая учеба. Для этих целей собирают по несколько групп сразу. Преимущественно криком и матом в нас экстренно вбивают основные правила выживания в пустыне.

Мне легче всех, я просто приглушаю звук и усваиваю информацию. Хотя вижу вспышки силы и у некоторых аристократов, не один я самый умный.

Володю все таки тошнит на оказании первой медицинской помощи. И никакие татуировки не помогают. Учебный макет раненого боевого товарища слишком натуралистичен. А развороченное бедро с торчащими костями и фонтаном крови даже пахнет мерзко.

Но веселее всего оказывается на анатомии. Там нам вручают собственные «бальные» книжки. И вывозят в центр просторного ангара нечто внушительного размера, накрытое простыней.

— Познакомьтесь, — наш учитель, немного дерганный старичок, тянет за край и вокруг звучат оханья и аханья. — Афродита!

У твари, закрепленной на металлическом штыре, спереди отсутствует внешний покров. И переплетенные толстые внутренности блестят в солнечных лучах. Чучело так реалистично, что Володя снова зеленеет. Но большинство заинтересовано поддаются вперед.

— Она же сколоящерка, — с теплотой добавляет старичок. — И не вздумайте при наших союзниках называть ее по имени. Они почему-то сильно обижаются. Нет, ну разве не красавица?

Сколоящерка, как нежно ее называет наш добродушный учитель, двухметровая тощая тварь. С телом сколопендры и головой варана. Длинный раздвоенный язык этого низшего демона хватает за шею и притягивает жертву. А в пасти ее ждут два ряда зазубренных зубов. Особенно они любят откусывать ими голову.

Нашей группе, благодаря книжке Яра, уже успевшей изучить местных обитателей, эта информация не кажется ошеломляющей. Успели ужаснуться. А вот другие хватаются за шею после того, как старичок клацает зубами, усиливая эффект от демонстрации любимого способа убийства твари.

На занятиях по тактике мы почти повторяем все то, чему нас учила верховная жрица Маат. Как знала… Хотя не удивлюсь, если что-то она знала. Уж слишком полезно и предметно это оказалось.

На этих уроках к нам присоединяются настоящие пустынники. Суровые мужики молча сверлят нас оценивающими взглядами и к концу занятия заплевывают весь пол. Как я правильно понимаю, присматриваются.

Благодаря Федоту Афанасьеву, я быстро адаптируюсь не только к оруще-матерному способу общения. Но и на полигоне чувствую себя спокойно. С точностью у меня по-прежнему проблемы, ну да и мы не снайперы.

Брат ограничивается ежевечерней связью перед отбоем с одинаковым насмешливым вопросом «еще живой?». Но один раз мне приходится его искать. После того, как я обнаруживаю над своей койкой красное знамя.

Где он умудрился достать такие же труселя — ума ни приложу. Мысли о том, что он спер их у бабки, я даже не допускаю. И без того тошно. Приходится подкупать административного служащего своей порцией ужина. Но я добываю расположение палатки Яра.

И в следующий раз, когда он будет пополнять большую походную флягу, его ждет большой сюрприз. Хоть бы и правда они новые были…

Отношение к нам явно терпимое. Хоть мы и не из офицерского состава, но все же аристократы. Вроде как и не погоняешь, как других. Так что наш старлей отрывается голосом.

Мы, по его мнению, годимся разве что в качестве приманки. Я каждый раз засовываю гордость куда поглубже. А Каритский выслушивает с очень мрачным видом. Но тоже молчит. Чувствую, рыжий держится только из-за слова, данного императору.

Но это ничуть не мешает Саше перезнакомиться со всеми обитателями соседних «хором». И отдельно, уже без нас, пройтись по тем самым эллинкам. Откуда у него такой к ним интерес, я не понимаю. Тем более не понимаю, почему он заговорщицки мне подмигивает каждый раз, когда к ним отправляется.

У меня с эллинками не складывается. Сразу после того, как я чуть не огребаю по роже от одной из них. И случается это, конечно, в момент наибольшего расслабления. После обеда.

У выхода из столовой меня останавливает возмущенный крик:

— Белаторский!

Я недоуменно оборачиваюсь на женский голос и вижу несущуюся ко мне прекрасную эллинку. Черные вьющиеся волосы развеваются на ветру, темно-синие глаза сверкают, немаленькая грудь, соблазнительно обтянутая футболкой, вздымается.

Ну прямо Афина во плоти. То, что она эллинка я уже понимаю по особенности речи. Язык мне хоть и понятен, но по какому-то странному ощущению, их можно различить.

Пока я наслаждаюсь зрелищем, богиня войны подбегает ко мне и замахивается рукой. Прекрасное видение вмиг пропадает, превращаясь в фурию. Я перехватываю ее руку на подлете и поднимаю брови.

— Да как ты смеешь делать вид, что меня не замечаешь! Ты… — она обрывается, замечая, что на нас начинают обращать внимание.

Какой-то лохматый парень так вообще вытаскивает из палатки раскладной стул и усаживается, лузгая семечки.

— Чего уставились?! — орет она уже на публику.

— Ну-ка, давай отойдем, — я тащу ее за угол здания. — Можешь не кричать, а спокойно объяснить?

Девица гневно раздувает ноздри, шумно дышит, сверкая на меня синими глазищами. Я молча ожидаю с равнодушным лицом. Что мне испытывать по ее поводу — я не в курсе пока.

— Да как ты… — сдувается она, надышавшись. — Я понимаю, что мы договаривались забыть друг о друге, потому что у нас не было шансов. Но не так же!

Ооооох. До меня начинает доходить. Вот они, два года в Элладе и бесконтрольные гормоны. И эллинки, о которых я чего-то не знаю. Похоже мы с ней…

— Эээ, не хотел тебя обидеть, — осторожно отвечаю, пытаясь подобрать слова. — Но лучше так, чем пошли бы слухи…

Не договариваю, оставляя ей додумать.

— Конечно, — девушка кусает губу и вздыхает. — Ты прав, Игорь. Прости. Но ты просто так посмотрел сегодня на обеде… Сквозь меня. Как будто меня не существует! А я… Я…

Хтонь! Эллинка вдруг начинает плакать и я окончательно теряюсь. Ну а с этим мне что делать? Видят боги, лучше бы продолжила нападать.

Я аккуратно хлопаю ее по макушке, отчего рыдания становятся громче. Она прижимается ко мне, утыкается в плечо и ревет, размазывая слезы и сопли по рубашке. Приобнимаю ее и замираю. Это как держать в руках бомбу со сломанным таймером. Не знаешь, когда рванет.

Постепенно судорожные вздрагивания плеч прекращаются, подвывание переходит в шмыгание носом. Девушка успокаивается, но из объятий вырываться не спешит, прижимаясь сильнее.

Так, стоп, вот это уже лишнее. Мягко отстраняю ее от себя, заглядываю в красные заплаканные глаза.

— Давай я тебя провожу до душевых, — предлагаю очень вежливо. — Приведешь себя в порядок. Не нужно, чтобы кто-то видел тебя в таком состоянии.

Намек на испорченную внешность помогает. Эллинка прикрывает рот и кивает. Отвожу ее, придерживая за плечи и пряча от любопытных взглядов. Девушка задерживается у двери, хватаясь за забинтованную руку и я еле сдерживаюсь от шипения.

— Спасибо. И прости. Не знаю, что на меня нашло. Я же сама тебе предложила… Но ты так легко согласился и тут же забыл про меня.

Внутри меня уже надрывно орет, но выдавливаю из себя улыбку:

— Принято. Только давай придерживаться нашего договора в будущем, хорошо?

Эллинка хмурится, но соглашается и, наградив меня поцелуем в щеку, скрывается за дверью. А я еще стою с минуту, глубоко дыша. Расслабился, даже не подумал о том, что на базе слишком много эллинов.

В общем, с эллинками не складывается и я избегаю их, обходя по большой дуге, едва заслышав специфическую речь. Может меня угораздило не только с одной…

В столовой вообще происходит все самое интересное. Особенно на обеде. На завтраке все еще сонные и вялые, а на ужине уже уставшие и вялые.

Зато обед приносит последние новости, слухи, сплетни и небылицы. Постоянно обсуждают Разумовскую, которой выделили отдельное жилье в городе и персональных инструкторов.

Говорят, он возражала, но тут возражать — как в воду пукать, выражаясь словами нашего командира. Либо выполняешь приказ, либо вылетаешь с базы. Императорского ты рода или нет, обратно попасть будет очень сложно.

Много обсуждают и Александрию. Город манит слухами о дешевизне и ассортименте развлечений. Все новички считают часы до окончания подготовки, когда нас отпустят на свободу.

Мне на свободу хочется, просто для смены обстановки. Но нужно избегать не только эллинок, но и встречи с Эратским. К счастью, смены в столовой распределены таким образом, что со старшими мы там не пересекаемся.

Ну а плотный график занятий не оставляет времени погулять по базе. Никому, кроме Каритского, у которого после ужина второе дыхание открывается.

Только на четвертый день после ужина не хочется только вырубиться. Удивительно, как быстро можно привыкнуть к беготне, тонне информации, вливаемой в голову и постоянному ору.

Жара уже не ощущается невыносимой и даже к песку, забивающемуся во все щели, я привыкаю. Просто не надо лишний раз открывать рот и распахивать глаза. Теперь я понимаю, почему тут все ходят с хитрым прищуром.

Отработка подъема по тревоге сокращается до пятнадцати минут и, когда мы справляемся пять раз, то получаем удовлетворенное «ууу, дрищи!» от командира. А когда не справляемся — злобное «ууу, дрищи!» и еще полчаса.

И вот, когда жизнь уже начинает казаться прекрасной и по расписанию, начинаются проблемы.

Мы с Олегом валяемся в палатке, почитывая какие-то потрепанные книжки с бредовыми сюжетами. Тут их передают из рук в руки и они оказываются просто жизненно необходимы. Чтобы отключить гудящую голову.

Каритский умудряется уговорить прорицателя и здоровяка пойти с ним «на дело». Троица смывается перед самым ужином и даже не приходит поесть. Мы сразу отказываемся, не пожелав выслушать в чем суть. Суть обычно в нескольких палатках от нас, и я туда ни ногой.

Ну а Олег… Таких серьезных людей я и среди старшего поколения не встречал. Все хоть как-то хохмят, а этот только осуждающе вздыхает. Разговорить его и выведать причину у меня пока не получается.

Меня уже начинает клонить в сон, книжка выскальзывает из рук.

«Игорь, нужна твоя помощь!» — выводит меня из полудремы взволнованный голос Саши.

«Сам из объятий эллинок вырывайся» — кидаю в ответ и закрываю глаза.

«Да не у эллинок я! Мы тут встряли с Богданом и Володей. Помоги!» — такое отчаяние в его голосе я слышу первый раз…

Глава 11

«Так, где вы?» — я отгоняю сон и принимаю сидячее положение.

Каритский тот еще любитель приключений, но его шутки сплошь про гулянки и противоположный пол. В отличие от Яра, просить о помощи зря он не будет.

«В анатомичке. Попроси Олега тоже прийти, Богдан повредил спину».

Да что они там делают? Задавать вопросы буду на месте, все равно придется их вытаскивать. Я хватаюсь за ботинки и отвечаю на вопросительный взгляд целителя:

— У ребят проблемы. Ты тоже нужен, собирайся.

Олег, к моему удивлению, слушается меня без лишних вопросов. Только неодобрительно хмыкает, надевая рубашку.

До отбоя остается совсем немного времени и к ангару, где у нас проходят занятия по анатомии созданий хаоса, мы идем быстрым шагом. Какого они туда полезли и как? Учебный ангар, он же хранилище разнообразных экземпляров, он же лаборатория по их изучению, закрывается перед ужином.

И, ко всему прочему, охраняется. Вот и сейчас двое бойцов стоят у запертых ворот. Мы с Олегом притормаживаем, скрываясь за углом соседнего сооружения.

«Мы на месте. Тут охрана. Где вы?».

«Внутри» — виновато отвечает Саша — «Отвлеките их как-нибудь, нам надо выбраться».

И как нам отвлечь двух человек на базе, битком набитой военными? Устроишь шум, так их сбежится сразу сотня. Тем более, что перед отбоем становится особенно тихо. Никто не бегает, не орет, а самые буйные развлекаются в городе.

Я делюсь ситуацией с Саницким и он удовлетворенно мрачнеет. Я уже подумываю о том, чтобы их заморозить, как тех ифритов.

— Могу их усыпить, — подумав, выдает вариант Олег. — Но для этого мне нужно подобраться поближе. И нельзя, чтобы они меня увидели. Так что это — на тебе.

План у меня безумный, но поэтому есть шанс на успех. Мы пробираемся по территории, обходя ангар с другой стороны. И оказываемся за углом от ворот. Ночью в пустыне температура падает слишком резко и я замерзаю, готовясь исполнить свою часть.

Я было думаю сгонять в палатку за каской. Для пущего эффекта и маскировки своей башки. Но отвергаю идею, и без того меня вычислят по татуировкам. Придумывать оправдание придется позже.

Только шок сможет отвлечь этих ребят от бдительности. Зрелище, которое сразу захочешь развидеть. И я им его устраиваю.

Не знаю, что происходит у этих парней в голове, когда они меня видят. Только мельком замечаю их совершенно охреневшие лица.

Я несусь, поднимая облака пыли, вращая глазами и шепча с ужасом «не может быть» без остановки. Абсолютно голый, вприпрыжку, оглашая округу громкими хлопками по животу.

Холодный воздух придает мне бодрости, а от избытка адреналина и азарта мой главный аргумент устрашения в этой битве принимает полную боевую готовность.

Зрители этого феерического представления оседают мешками. Целитель успешно подкрадывается сбоку, пока они зажмуриваются, не веря своим глазам. Олег давится беззвучным смехом, проверяя состояние обмякших парней.

Великая девятка, вот что нужно было сделать, чтобы заставить его развеселиться! Я торопливо одеваюсь, не забывая проверять поиском округу. У этого умения открылась еще одна замечательная сторона. И очень вовремя.

Надеюсь, с их психикой все в порядке будет. Ну а нет, тут полно хороших целителей.

На мой зов ворота открывает Володя и жестом торопит зайти внутрь. Троица застряла в нескольких метрах от выхода. Эти ненормальные крадут Афродиту.

Я чуть не вою в голос. И ради этого я скакал, вооруженный один достоинством? У чучела, водруженного на тележку, стоит согнувшийся Богдан. Вот чем он надорвал спину.

— Что происходит? — шиплю я на Каритского.

— Сначала надо поскорее вытащить это отсюда, — рыжий осторожно выглядывает, приоткрывая створку и смотрит вниз. — Вы чего с ними сделали?

Олег, не выдерживая, тихонько ржет. Я мотаю головой и отправляю его к пострадавшему Покровскому. Здоровяка исцеляют за секунду и он с хрустом выпрямляется, издав стон удовольствия.

Я прикрываю поиском, выясняя чист ли путь. Володя сосредоточенно пытается найти в будущем возможные проблемы. Хотя они с ним и умудрились встрять…

Мы с Богданом и Сашей выкатываем неподъемную тварь наружу и тащим в тень между строениями. Олег нас поддерживает, на лету исцеляя вывихи и растяжения.

— Так, рассказывайте все! — требую я, отдышавшись.

Каритский сознается, а я только смотрю на его подельников. Ну как он вас то вписал в такое?

Предприимчивый Саша, который жить не может без приключений, сдружился с поварами. С их помощью он уже успел организовать целую сеть информаторов за взятки в виде продуктов питания и лакомств.

А в столовой, тем временем, тоже новая смена прибыла. Молодая, наивная и слишком позитивно-неверующая. Вот и решили над ними пошутить старшие. Для этого они подговорили Каритского на похищение Афродиты. Ее требовалось доставить на раздачу, где она будет поджидать с утра слишком борзых новичков.

Сколько и чего они ему за это пообещали, он не признался. Но, судя по смущенному Богдану, ему он тоже пообещал немало. Немало дополнительных порций, чтоб его, обжору.

С прорицателем все понятно, он потянулся за другом, как всегда. Этого во что угодно вписать можно. Думаю, рыжий ему сказал «в лабораторию» и этого хватило.

Проникли они в ангар до ужина и там спрятались. Выбираться планировали, оглушив охрану. Но Покровский сорвал спину, а Каритский не справился с символом оглушения. Хотя, подозреваю, он изначально хотел это скинуть на нас.

Возвращаться на полпути уже нет смысла. Бойцы скоро очнутся, а мы можем застрять внутри. Олег наотрез отказывается снова кого-либо усыплять.

Сквозь мат и тихие стоны, тащим тварь в столовую. С нашим медленным продвижением и постоянными прятками от людей, это занимает два часа.

Задняя дверь в производственные помещения кухни оказывается предусмотрительно открыта. Приходится просить Каритского накидывать на нас купол и укреплять его звукоизоляцией.

По пути к раздаче, мне кажется, задеваем и сносим все, могущее дребезжать, звенеть и громко падать. В пункте назначения довольная рыжая сволочь нацепляет на Афродиту фартук, прикрывая внутренности, и прикрепляет к одной из множества лапищ поварешку.

И мы стоим какое-то время, молча любуясь на жуткое зрелище. Двухметровый монстр хищно поблескивает антрацитовым покровом среди царства хрома и белого кафеля. Даже нас немного прошибает в холодный пот.

А меня еще и из-за мысли о том, что будет завтра… И как мне выкручиваться за свое дефиле. Получается, что единственный, кого видели рядом с местом преступления — это я. Вот я молодец.

* * *

Утро следующего дня начинается с истошного вопля еще до общего подъема. Со стороны столовой нестройным хором натурально визжат. Потом слышится приглушенный взрыв и легкая отдача в землю.

Прекрасная Афродита, похоже, не выдержала встречи с неофитами разделочных досок. Мне даже жаль становится, отличная сколоящерка была. Сроднился я с ней, пока таскал полночи.

Завтрак ожидаемо задерживается. У закрытых дверей столовой голодная толпа аристократов, тихо перешептывающихся. Что происходит — никто не знает.

Мы тоже делаем вид, что возмущены таким вопиющим положением. И тихо урчим животами в сторонке. Я недовольно, Саша радостно, Олег осуждающе, Богдан протестующе, а Володя нейтрально.

Прибегает наш командир, выискивает мою белую башку и, смачно сплевывая, орет:

— Белаторский и компания! За мной!

Я и не надеялся избежать расплаты, только рассчитывал сначала поесть. Я напоминаю нашей преступной банде прикидываться валенками и мы идем за старлеем, к нему в палатку.

Там он то краснеет, то бледнеет, то вспоминает что-то и начинает хохотать. Исполнив эту пантомиму эмоций, он вкрадчиво интересуется у меня:

— Ну и кто это сделал?

— Что? — мои актерские способности с каждым днем становятся все лучше.

— Тебя видели, — стойко продолжает он.

— Где?

— Да твою ж мать, в жопу тебе демонов!! — приходит в свое привычное состояние старлей. — Тебя видели у анатомички, ровно перед тем, как охрана отключилась! Задери тебя в твою голую жопу, которой ты там светил!

— А, это, — спокойно отвечаю я, успев приглушить звук. — Так я лунатик, у меня бывает такое. Забыл на ночь колокольчик к руке привязать.

Мне становится страшно, что командира сейчас хватит удар. Лицо его покрывается пятнами, а борода шевелится на ветру, выдуваемом ноздрями. Усугубляют ситуацию друзья, которые дружно кивают, подтверждая мою историю.

— Колокольчик? — наконец выдавливает из себя он, немного придя в чувства. — И если я скажу тебе принести мне этот колокольчик, то это сразу же и сделаешь?

— Конечно, — не моргнув и глазом, бодро вру я, внутренне сжимаясь.

А вот это я как-то не учел…

— И я очень надеюсь, что это так! — опять срывается на крик командир, багровея. — Потому что иначе, я найду, два, лять, колокольчика! Привяжу их к твоим яйцам и будешь каждую ночь голым полный обход делать!

Я понимаю, что в этой шутке есть только доля шутки. С одной стороны — ну не станет же он гонять аристократа голым по базе. А с другой — кто его знает? Я не слышал ничего подобного о пустынниках. Но и про приветствие новичков, бабку и, уверен, многое другое, тоже.

В общем, мне становится очень неуютно от такой перспективы. Бражинский вдруг резко успокаивается и машет на нас рукой:

— Все остаются без завтрака. А ты, Белаторский, и без обеда. Вместо него отправишься в храм, жрицам каяться. И до конца дня чтобы принес мне свой колокольчик. Свободны!

Мы своему счастью не верим, но шустро убегаем, пока он не передумал. А я успеваю поймать его ухмылку. Вот ведь жучара, и над розыгрышем посмеялся, и душу отвел, и дал мне время, фактически прикрыв.

Где только мне добыть проклятый колокольчик на военной базе среди пустыни? Я подключаю друзей к мозговому штурму. И мы составляем странную схему подкупов и обещаний, через пятое лицо договорившись, что его купят в городе и привезут после обеда.

К обеду, похоже, что вся база узнает о моем сонном недуге. Я ловлю слишком много взглядов. Уважительных мужских и заинтересованных женских. Никогда не стал бы себя недооценивать, на новое тело не жалуюсь. Но у страха оказываются глаза велики. Не такой славы я хотел, нда.

Как бы наш командир на радостях не отправил за стену дежурить, запугивать тварей хаоса воооот таким, как показала мне руками одна из элинок и подмигнула. Где же я, по ее мнению, прячу эту третью ногу?

А вот в храме, скромном и невысоком, по сравнению со столичными, меня ждет сюрприз. Жрица, высушенная солнце пожилая дама, естественно, взывает к моему благоразумию. Местное святилище посвящено великой девятке богов, к которым и можно обращаться, как к высшей инстанции.

Мы вместе по кругу обходим девять статуй и просим благословения богов. Мне хочется тут остаться одному и помедитировать, но времени мало. Жрица приступает к довольно равнодушному и короткому допросу.

— Сказали мне, что ты причастен к краже, — спокойно сообщает она, подливая масло в светильники, пока я бреду за ней.

— Я не крал.

Ну а что, это же правда. Причастен — да, но идея была не моя, значит и крал не я. Я, можно сказать, друзей спасал. Жрица раздумывает несколько секунд, но не цепляется за мою игру слов.

— Что же, пусть Хепет-седежет решает, правда это или нет.

Имя бога, не любящего воришек, тысячью плетьми обрушивается на спину. Меня сгибает и чуть не выворачивает. Перед глазами темнеет, я не могу вдохнуть, грудь сжимает тисками. Жрица продолжает обход, а я так и стою, сжавшись и учась дышать заново.

Мне вот интересно, хоть одно имя я получу, не корчась от боли? Или можно как-то сразу несколько? Только призыв силы помогает мне разогнуться и вздохнуть. Спина горит, постепенно затихая. В ушах пульсирует, а перед глазами горит имя.

— Пусть, — соглашаюсь я, обретя голос и вспоминаю наставления верховной бабушки. — Да будет ко мне справедлива Маат.

— Приходи, Белый волчонок, если получится, — вдруг говорит она. — Вижу, что тебе это нужно. Тут, на родине богов, ты сможешь получить больше ответов.

Я благодарю, хотя и сомневаюсь. Обычно у меня получается накопить больше вопросов. Так что желание гоняться за ответами как-то уменьшилось.

Но, возможно, у нее можно узнать еще парочку имен. Всех грехов я не знаю, но что-то мне подсказывает, с нашей группой мы найдем несколько. Опытным путем.

После обеда доставляют мой важный груз и приходится проходить целый квест, чтобы получить колокольчик. Явиться в здании администрации, получить указание передать важные бумаги на ворота, там взять груду писем и посылок и отнести на склад. Принести одну из них конкретному пустыннику и уже у него получить желаемое.

Почему нельзя было сразу пойти к нему, я не понимаю. Просто бегаю туда-сюда по базе то с бумагами, то с коробками. Мне кажется им просто весело меня погонять лишний раз.

К слову, заветный предмет оказывается бывшим в употреблении. Судя по остаточному аромату, который улавливает мой обостренный нюх, его недавно сняли с полуживого копытного.

Но хоть командир остается довольным, даже орет всего пару минут, доходчиво объясняя что мне сделать с колокольчиком. И разрешает ужин и вечер в городе.

В столовой на раздаче молодых нет. Подкосила Афродита свежий состав. Старшие, ничуть этим не расстроенные, выдают мне поднос с такими порциями, что еле доношу до стола. Их улыбки немного утешают меня.

Соглашаюсь отправиться в Александрию вместе со всеми, только взяв с каждого слово княжича. Не навлекать неприятности. Не лезть в проблемы. Вести себя как лапоньки. Последнее Саша добавляет в шутку, но никто не спорит и ему приходится клясться и в этом.

И даже его не расстраивают строгие рамки сегодняшнего вечера. Потому что мы, наконец, покидаем базу. Нас подвозит в открытом кузове добродушный почтальон, отчего-то допоздна задержавшийся у ворот.

Выгружаемся в центре города и идем любоваться на главную достопримечательность. Колоссальный маяк на длинном моле. Он высится над низким городом и сияет огнями. Полторы сотни метров светлого мрамора. Настоящий небоскреб этого мира.

Вдоволь насмотревшись на чудо, решаем что делать дальше, растирая затекшие шеи.

— Надо поесть, — тут же предлагает Покровский и оправдывается: — У меня от впечатлений аппетит разыгрался.

— У меня есть адрес! — сообщает нам Саша тоном абсолютного чемпиона по поиску неприятностей.

И, видя на наших лицах недоверие, спешит добавить:

— Нет, там почти все наши и безопасно. Мне старшие рассказали, завсегдатаи. Да и держит это место один из своих, осел после нескольких лет службы. В общем, там целая улица увеселительных заведений на любой вкус. Местная достопримечательность! Мы просто не можем не сходить туда.

Я переглядываюсь с Богданом, он пожимает плечами. У Володи горят глаза. Ну еще бы, достопримечательность — ключевое слово. Олег, по обыкновению уставший, неожиданно соглашается, добавив:

— Чувствую, целитель вам пригодится…

Знаменитая улочка оказывается плохо освещенной и очень узкой. По обеим сторонам низкие строения с плоскими крышами, в основном двух- и трехэтажные. Тут и там висят пестрые фонарики, отовсюду доносится аромат благовоний и табака.

Кое где стоят низкие диванчики, оттуда звучат приглушенные голоса и скачут угольки сигарет. Все окна или плотно занавешены, или закрашены. Что внутри — узнаешь, только когда войдешь.

Мы идем, разглядывая разномастные номера домов, пока Каритский сверяется с какой-то запиской. Судя по хаотичному порядку нумерации, то ли тут достраивали новые дома между зданиями, то ли изначально просто выбирали себе любимую цифру.

Темное стекло заведения перед нами рассыпается осколками и через него на улицу вылетает человек. Тело перекатывается по тротуару и со стоном тормозит о кадку с пальмой.

— Это низко! — слышу я из кадки удивительно знакомый голос.

Глава 12

— О, это наш адрес! — радуется Каритский, переступает тело и направляется ко входу.

Я уже было следую его примеру, плююсь и резко разворачиваюсь на пятках. Игнат Вяземский с выражением вселенской печали на лице полулежит, облокотившись одной рукой на кадку с пальмой. Поза, мало того, что неестественная, так еще и неудобная. Но он старательно делает вид, что все нормально.

— Эй, ты как? — подаю ему руку.

Он щурится, силясь рассмотреть меня против света, хлынувшего на улицу из разбитого окна. Но руку принимает и я рывком поднимаю парня на ноги.

— Благодарю вас, не стоило, все в полном порядке, — Игнат отряхивается с невозмутимым видом. — Я…

— Вы чего натворили? — слышится надрывное изнутри.

Двери распахиваются перед носом у моих друзей, застывших в ожидании. Целитель резво и изящно уходит в сторону. Володю отбрасывает на Богдана, а Сашу сбивает с ног мощный темный силуэт. Рыжий улетает в сторону, оттуда слышится треск ломаемого дерева.

— Смотри, куда прешь! — гаркает ему фигура голосом Эратского и обращается к Вяземскому. — Ты! — но затем замечает меня: — Ты?

— Ты… — вздыхаю я.

— Ты? — наконец разглядывает меня Вяземский.

Наши оригинальные реплики повисают в наступившей тишине. Где-то ниже по улице громко стрекочут цикады. Из окна доносится взрыв хохота и звон разбитой посуды.

Из дверей выскакивают еще пятеро, один за другим врезаясь и отпружинивая от Эратского. Тощий, тощий и высокий, два амбала и, внезапно, девчонка. Интересно, они все вместе в одной палатке живут?

Подкрепление, видя нас, тут же собирается и занимает тыловую оборону предводителя.

— Господа, — Саша с кряхтением поднимается. — Вы меня уронили. Требую извинений!

Мы с Эратским оглядываемся. Силы равны численно, но вряд ли качественно. Целитель если и впишется, то после — залечивать раны. Из актива у меня, считай, только Богдан и рыжий.

Покровский, конечно, может и за двоих сойти, если не заглючит. Если заглючит сильно и в нужную сторону, то и за троих, но вряд ли нам так повезет.

— Ммм, извини, — Вадим хмурится, поднимает Каритского и даже помогает ему поправить одежду. — Погорячился. К вам, господа, — он обводит нас взглядом, на миг задерживается на мне, но продолжает, — у нас претензий нет. А вот с ним разговор еще не окончен.

Вписываться за воздыхателя моей жрицы желания нет никакого. И мы пообещали друг другу — не впутываться в неприятности. Да и без толку. Вытащим парня из одной передряги, он тут же другую найдет.

Но, как я себя ни убеждаю, не помогает. Жалко мне этого не в меру благородного парня. Может, как раз из-за этого упрямого благородства.

— Окончен, — с сожалением говорю я.

Олег тут же театрально закатывает глаза, Каритский опять расплывается в улыбке, а Богдан хрустит шеей. От этого звука тощий и высокий отшатываются, с опаской глядя на нашего здоровяка. А вот два амбала делают маленький шаг вперед. Силу пока никто не призывает.

— Господа, — вдруг выступает вперед девушка, выходя на свет. — Ситуация у нас, на первый взгляд, патовая. Но вам не стоит вмешиваться, поверьте. Разница в опыте и силе слишком велика. Если, конечно, у вас нет какого-то секретного оружия.

Она усмехается, демонстративно глядя на меня. На ту часть меня, которую полдня усиленно пытаются разглядывать все девицы на базе. Да вашу ж мать! Тебя, милая, я этим секретным оружием уложу, конечно. А вот остальных не хотелось бы.

Милая она, с большой натяжкой. Хищная и злобная — так точнее. Светлые волосы стянуты сзади в такой тугой хвост, что даже уголки глаз приподняло. Еще и устрашающий шрам на лбу. Если она его специально оставила, это многое о ней говорит.

Вяземский было открывает рот, но я останавливаю этот порыв, подняв руку.

— А давайте просто разойдемся? Вяземский пойдет с нами, а с вами… Да хрен с вами. Такой чудесный тихий вечер. Не будем портить его своей возней.

Цикады выдают особо мощную трель, в паре домов от нас кого-то звучно тошнит. Нда, всю картину испортил, зараза. Эратский игнорирует мои увещевания и обращается к Игнату:

— Будешь прятаться за их спинами теперь? Мамкина юбка слишком далеко, так нашел себе новую?

Понятно. Теперь играем в то, кто кого разозлит достаточно, чтобы напасть первым. Я на всякий случай смотрю вниз, на мне по-прежнему штаны. Слабым звеном, неожиданно, оказывается Вяземский. Намеки на мать доводят его до точки кипения.

— Не смей трогать мою мать! — возбужденно кричит он, выходя из-за моей спины.

— Да я бы твою мать… — начинает довольно усмехаться провокатор и получает комком силы прямо в лицо.

Ох ты ж! Я даже не успел ничего сделать, как Игната окутало сияние. Ну ты вовремя, парень, начал отвечать! Все моментально вспыхивают и я немного слепну. Приглушать это светопреставление я уже научился, чем и пользуюсь.

Не знаю, что за странное плетение использовал Вяземский, но оно, попав в ухмыляющуюся рожу, липнет на ней, намертво запечатывая рот. Эратский краснеет от злости и скребет по щекам, будто может снять это руками.

И начинается фейерверк. Все атакуют одновременно и во все стороны. Я даже не понимаю, прилетает мне от чужих или от своих же. Доспех, пару слоев защиты и весь изученный ассортимент идут в ход.

Тощего мне удается заморозить только наполовину. Он удивленно смотрит на правую часть тела, покрытую инеем и отвечает мне чем-то противно пахнущим и зеленым. Похоже на болотную жижу, в которой я сразу же увязаю.

Эратский, так и не обретший способность орать, прет на Игната, краснея еще больше и вращая глазами. От ярости у него оттопыриваются уши. Вяземский на миг теряется, испуганно отступает, но вдруг кидается на обидчика с кулаками.

Пока в меня летят заряды силы, я пытаюсь выпутаться из трясины. И тут накатывает страх. Нет, настоящий ужас. Меня аж съеживает от чувства чего-то необъятного и страшного.

Я слышу тихое хихиканье и нахожу его источник. Девчонка отошла назад, к дверям. Ее сила бледными струйками тянется к каждому из нас, оплетая шею. Вижу, как моя команда вместе с пополнением вздрагивает. Их глаза расширяются, а действия замедляются.

«Выноси стерву, это она делает!» — ору я Богдану, от меня ее закрывает один из противников.

Покровский рычит медведем и бросается в нее символами. Один за другим они влетают ей прямо в лоб. И если первые рассеиваются на подлете, то последний достигает цели. От попадания она дергается, удивленно хлопает глазами и выключается, оседая на землю.

Меня кто-то настойчиво таранит сбоку, я не глядя кидаю зеркало. Вскрик и за ним вопли, уже всех присутствующих. Зеркало скачет между вспышками силы, зациклено фигача без разбору на своих и чужих.

Я поспешно отзываю, оно бьет по мне, усаживая задницей в многострадальную кадку. С удивлением замечаю, что Игнат опрокинул Эратского и прилепляет того, как препарированную лягушку. Но, судя по усиливающему свечению, сейчас снесет нас всех…

— Патруль! — орет кто-то в ухо, оглушая на несколько секунд.

Под визг шин рядом останавливаются два джипа, выбрасывая на ходу десяток людей. Половина целится в нас из автоматов, другая — сияет силой.

— Сейчас же прекратить! — слышу мужской голос и безумие останавливается.

Как мы умудрились не разнести всю улицу, ума не приложу. Только листья пальмы над моей головой печально дотлевают. И пару дыр в и без того уставшем асфальте добавили.

Ну вот и настоящие неприятности подъехали. Боюсь ночной пробежкой с бубенцами теперь не отделаюсь. Отправят драить сортиры или полировать чучела демонов. Хотя нет, к чучелам нас теперь не подпустят.

Вид виноватый у всех. А Вяземский от растерянности даже помогает подняться вражине. Правда тут же шарахается в сторону. От нас требуют назвать номера групп и фамилии.

Командир сдерживается из последних сил, но орать на нас не начинает. Только кидает взгляды на полный комплект родовых браслетов. И с особым злорадством докладывает по рации о «ситуации».

Как это ни странно, но раненых нет. Только разорванная и испачканная форма, да несколько ссадин. Не успели мы дойти до фазы тяжелых увечий. А легкие тут же исправляют целители.

Из группы Эратского целителем оказывается один из амбалов. Они с нашим даже успевают обсудить какие-то медицинские премудрости, пока мы ждем транспорт.

По поводу нашей доставки на базу командир долго договаривается, отходя в сторону и прикрикивая в рацию. В итоге приезжает тот самый почтальон, что вез нас сюда. Хотя, судя по его лоснящемуся лицу, немного отдохнуть он уже успел.

Назад мы несемся, пьяно виляя и подпрыгивая на кочках. Володю чуть не выбрасывает за борт и его вовремя ловит Каритский. Мы больше на разговариваем, договорились уже. Только злобно посматриваем друг на друга.

И только старлей очень рад нас видеть. Когда еще выдастся такой прекрасный повод поорать от души. Его долго не отпускает.

— Выыыы! Залупа демонов! Выбля… — он затыкается, секунду обдумывая нашу родословную. — Отрыжка пустыни! Вы даже ссать больше без моего разрешения не пойдете! Каааак, — командир охает и оседает на стул, глубоко дыша. — Что произошло?

— Я заступился за княжича Вяземского, — выступаю вперед, гордо выпячивая грудь. — А остальные уже за меня, у них не было выбора. Группа Эратского сразу же атаковала.

Не то, чтобы это повод гордиться. Но по факту, виноват я. Пройди мы мимо, ничего не случилось бы.

— Дрищи вступились за дрища! Ну прямо героическая драма. Еще и на старших полезли, болезные! Да они бы вас размазали!

— Никак нет, мы побеждали, когда прибыл патруль! — мой голос звонко разносится по спящей базе и я чуть поднимаю плечи от неожиданности.

— Побеждали они… Будете у меня побеждать сортиры до самого отъезда, — озвучивает он мой главный страх. — Так, завтра начинается практика. Устрою я вам практику! Белаторский, отправишься в вонючий патруль. Тьфу, то есть в колхозный. Ты, здоровенный, на склад тяжести таскать. Саницкий, ты у нас лекарь? В лазарет на дежурство по уткам. Остальные на кухню, будете весь день посуду мыть.

Мы возмущенно пыхтим, но конечно же молчим. Мне только Олега жалко, своим приговором я даже доволен. Убраться подальше со слишком оживленной и богатой на приключения базы — это подарок, а не наказание.

Командир обвел нас мутным уставшим взглядом:

— И скажите спасибо, что я у вас такой добрый. Все, свободны.

Приходится его вяло благодарить и отправляться в душ и по койкам. Что за наказание придумали Эратскому, я могу лишь предполагать. Знаю только, что мне это аукнется.

* * *

Смена патруля начинается после обеда. До этого я торчу полдня на солнцепеке у палатки старлея, изображая поплывшую статую. Он постоянно носится туда-сюда и не забывает каждый раз, проходя мимо, грозить мне кулаком и неодобрительно зыркать.

Я перестаю подпитывать себя силой, только когда слышу его приближение. А это слышно издалека. В общем, морозилка неплохо работает и на охлаждение. Тем более у меня есть время настроить ее так, чтобы не отморозить пальцы, как в первый раз.

Жаль только, что сбивается сразу же, стоит отвлечься. Закрепить символ в своей черепушке у меня не получается. Придется обходиться без встроенного кондиционера.

Вторым одаренным в патруль отправляют несчастного Вяземского. Мы встречаемся у ворот и он начинает долго и витиевато извиняться. А потом благодарить. А потом опять извиняться.

Я просто смотрю на него одуревшим от пекла взглядом и молчу. Это помогает и Игнат тоже умолкает, вздохнув напоследок:

— Вот нам не повезло… Почти сразу попасть в вонючий патруль.

— А что за патруль то такой? — заинтересовываюсь запоздало я, будто мне это поможет.

— Тут в окрестностях города много деревень с фермами. Их то наши и зовут колхозами. Что-то они там выращивают, не знаю толком даже что тут растет вообще. И коз держат. Много коз… Ну а тут жара, ветра нет почти. В общем, запах очень специфический. И въедливый.

Боги, и этого тут страшатся? Провонять козьим дерьмом? Разговоров то было…

— Ну и скучно там, — добавляет Игнат. — Целый день болтаться по жаре, от деревни к деревне. Скука и запах. Худшее наказание.

Да это просто подарок судьбы, а не наказание! Ничего не происходит целый день. Великая девятка, спасибо за такой божественный подгон.

— Это вы, значит, наше усиление? — лениво подходит к нам молодой мужик, жуя травинку.

Загорелый, с солнечным прищуром и выгоревшими волосами, как у всех пустынников.

Мы киваем, он вздыхает и указывает на потрепанный низенький джип. Меня немного напрягают глубокие царапины на его боку. Примеряю руку и понимаю, что когти были толщиной в мой палец. Это там козы такие агрессивные?

— Наша старушка успела побывать в пекле, — усмехается пустынник. — Не ссыте, у колхозников ничего страшнее скорпионов не встретишь. Обычных скорпионов, — он показывает пальцами их мизерный размер. — Такие даже не кусаются, так, щекочут.

Он дает знак забираться внутрь и мы продолжаем знакомство в духоте салона. Первый представляется Гришей Жукоедом. Говорит это из-за того, что зубами порвал одной из тварей глотку. А потом долго в лазарете валялся с отравлением. Водителя он кратко называет Молчун и тот полностью оправдывает прозвище, молча нам кивнув.

Через пару часов я проклинаю то, что назвал подарком судьбы. И демоны с ним, с запахом. Он ничто по сравнению с дорогами, по которым мы едем. Они даже не раздолбаны. Просто такое чувство, что их нет. Только намек в виде отличия по цвету.

Пейзажи вокруг унылые и скорбные. Чахлые деревца, голые скалы, плешивые кустарники. Мы постоянно едем в облаке мельчайшей пыли и лицо сразу же покрывается шершавой красноватой коркой.

Задача у нас простая. Приехать в деревню, побродить там, проверить, что все в порядке и поехать к следующей. Местные все, как на подбор, одинаковые. Низкорослые, худые и сморщенные от солнца, как финики. Замотанные с ног до головы в тряпки, когда-то бывшими разноцветными.

Только один раз вижу настоящего здоровяка. До нашего Богдана ему, конечно, полдеревни сожрать надо. Но на контрасте выглядит богатырем. Он оказывается старостой то ли этого поселения, то ли вообще всех деревушек в округе. Он что-то живо рассказывает Жукоеду, а тот лишь изредка посмеивается.

Язык этих местных мы не понимаем. Как объясняет нам пустынник, в Константинополе обучают только языку кочевников, которые живут в самой пустыне. А он тут уже несколько лет, так что сам выучил.

После наступления темноты немного легчает, жара спадает. Но дороги лучше, увы, не становятся. Мы едем без остановки уже довольно долго, от болтанки шея готова сломаться окончательно.

— Скоро встанем на ночь, почти приехали, — утешает Гриша, поворачиваясь к нам. — Дежурство по два часа, по двое. Один ваш, один наш, меняемся через одного. Этот пусть в первую и последнюю идет.

Этот, то есть Игнат, с виду совсем плох. Бледность заметна даже под слоем грязи на лице. Он периодически шипит сквозь зубы, но на вопросы о самочувствии отвечает, что в порядке.

— Те, которые тут живут, самые странные, но принимают нас без проблем, — пустынник кивает на огни впереди. — Встанем перед деревней, там овраг, с другой стороны обрыв, удобная позиция.

Я пытаюсь разглядеть наше ночное пристанище, но из-за тряски огни сливаются и плывут. Мне уже плевать и на туземцев, и на то, где придется спать. Только бы вылезти наконец из машины.

Размещаемся мы на небольшом пятачке, явно уже натоптанном предыдущими стоянками. От деревни нас отделяет хлипкий забор из каких-то палок и сушеных листьев. В пол роста высотой, он скорее для того, чтобы не разбежалась живность. А живность, судя по ароматам и тихому блеянию, тут имеется.

Пустынники смотрят на нас сочувственно и дают пятнадцать минут отдыха. Игнат садится прямо на землю, со стоном снимая ботинки. Бедняга, оказывается, стер себе ноги до кровавых волдырей.

Я вижу движение у забора. Местные гуськом выходят из открывшегося прохода, полукругом окружая нас.

— Поздороваться вышли, — слышу хмыканье позади.

Что-то слишком напряженные позы и недоброжелательные лица у этой делегации. Ну да ладно, может тут так принято. Я делаю шаг к ним, широко улыбаясь.

Два десятка людей хором ахают, дружно отступая назад. Половина ощеривается копьями, а другая — подносит ко рту какие-то длинные дудки и целится в меня.

Вот хтонь! Тут что, улыбаться нельзя? Я поднимаю руки, показывая, что безоружен. Делаю небольшой шаг назад, а они вперед, за мной.

— Эээ, командир, — тихо зову я. — Чего это они?

— Странно… — слышу его задумчивое сплевывание и приближающиеся шаги.

Гриша встает рядом и что-то спрашивает у местных. По низкорослой толпе проходит гул, затем один из них выступает вперед и что-то быстро и злобно лепечет, яростно тыкая копьем в мою сторону.

— Чего они говорят? — шепчу ему я, мне все меньше и меньше нравится тон говорящего.

Пустынник морщится, отмахиваясь и продолжает напряженно вслушиваться. На его лице появляется недоумение, рука его дергается к автомату и он переводит:

— Говорят, что ты злой дух, который пришел всех убить. И они убьют тебя первыми…

Глава 13

— Они меня точно ни с кем не перепутали? — зачем-то уточняю я, хотя и сам по их недружелюбным рожам вижу — в своем выборе они вполне уверены.

— Да подожди ты, — отмахивается Гриша и обеими руками берется за автомат, демонстрируя его местным.

Их переговоры продолжаются уже на повышенных тонах. И не зная языка можно понять — идет взаимный обмен угрозами. Гриша усиленно машет в сторону базы, говорящий в противоположную. А туземцы тем временем окружают нас уже со всех сторон.

Вяземский поднимается и подходит, озираясь. Молчун тоже приближается и встает спиной к нам, вскинув оружие.

В прохладе ночи внезапно становится жарко. Я вижу, что все собравшиеся тут местные обладают силой. Не похожей ни на что, виденное мной до этого. Они светятся словно изнутри, приглушенное красное сияние подсвечивает смуглую кожу.

— Ерунда какая-то, — подводит итог переговоров пустынник, но оружие не опускает. — Я половину слов не очень хорошо понимаю, что-то там с духами и прочие сугубо местные верования. Но… — он вытягивает шею, опять вслушиваясь в трескотню переговорщика. — Да, вроде убивать не собираются.

Понятно, трудности перевода.

— А чего тогда целиться не перестают?

— Говорят, что тебя заберут. А нас не тронут, если не будем сопротивляться.

— Куда заберут? — я глупо моргаю, слабо понимая, что от меня и где, надо туземцам.

— Туда, — Гриша машет в сторону пустыни. — Говорят, что вернешься, если… выживешь. Ничего не понимаю. Никогда они не были агрессивными.

— Так, и что делать будем?

Он тянется к рации и плотный ряд местных неодобрительно рычит, переводя часть орудий на пустынника. Понятно, вызвать подкрепление не получится.

— Так то, — он чешет голову, — уложить с этими палками их не проблема. Проблема в других, с трубками. В них иглы с ядом желтых скорпионов, «крадущихся убийц». Одна царапина и верная смерть. И их слишком много. Связаться с базой можешь?

Я конечно рад, что он так спокоен, но твою ж мать! С сожалением смотрю туда, где по моим представлениям находится база. Скучно в патруле, как же.

Пытаюсь достучаться до команды, но это словно в глубокий колодец орать. Уходит в пустоту и затихает где-то далеко.

«Ты меня слышишь?» — обращаюсь к Вяземскому. Он вздрагивает и смотрит на меня. Значит, связь есть. Пускаю поиск и не успеваю отправить подальше, туземцы угрожающе рычат на меня. Чувствуют, похоже, дальнобойные штуки.

Мотаю головой:

— Не могу. Ладно. Они не собираются меня убивать, только хотят куда-то отвести. Зачем? И почему там есть шанс не выжить тогда?

— Там, — снова взмах в пустыню, — живет какой-то, хм, старец, мудрец. Не понимаю я этого слова. Человек, короче говоря. И они должны привести тебя, то есть злого духа. Ну или не злого, но что-то связанное с другими мирами. Или загробным миром…

Пресвятые ежики, так они меня спалили? Задрипанные мелкие туземцы в забытых богами землях вычислили попаданца на раз. А что, если они там собираются обряд экзорцизма проводить?

Я осматриваю нашу позицию: окружены, численное преимущество не на нашей стороне, эти еще, с трубками. Устали уже наверняка, вот вздохнет кто-то…

— Ну, выбора у нас особо нет, получается. Только как я их пойму, ты со мной пойдешь?

— Наотрез отказываются кого-то еще с собой брать, — качает головой Гриша. — Придется тебе без толмача. Говорят, сам все поймешь.

Вот это нехорошо. Разговаривать, значит, со мной не собираются. Распнут там где-нибудь в дебрях пустыни и поминай, как звали. А если я отлить захочу? Возьмусь показывать, подумают еще что неприличное и сразу стану как еж, весь в иголках.

— Можно попробовать прорваться, — тихо предлагает он. — Если сможешь удержать защиту на четверых, то будет шанс. Главное, до машины добраться, а там закроемся и своих вызовем, чтобы тут все зачистили к демонам.

— Я могу их замедлить, — добавляет Вяземский, переминаясь босыми ногами, — Не уверен, что с таким количеством справлюсь, но можно попробовать.

Этот вариант уже возникал в моей голове. Но, пока шли переговоры, туземцы нас очень грамотно отрезали от джипа, усилив ту линию плевателями ядом. И я не уверен, что смогу расширить защиту, как Каритский. А попрактиковаться мне никто не даст. «Попробовать» мы сможем только один раз.

Еще и неизвестно, что за магия у местных…

— А они одаренные? — осторожно интересуюсь, не спрашивать же в лоб, что у них за способности.

— Нет, — мотает головой Гриша. — Тут все местные пустые. С духами они говорят, но это хрень полная.

Хрень, как же. Хитрые значит, успешно скрывают, что бы там ни было. А раз непонятно, чего ожидать, то выбора и правда нет. Риск всем тут окочуриться от яда, слишком велик. А туземцы потом скажут, что на ночевке скорпионы покусали неосторожных чужаков.

— Понятно. Я иду с ними, скажи им.

— П…дец белобрысому, — вдруг громогласно объявляет Молчун.

Мы все от шока теряем на время дар речи. И даже местные стихают, чувствуя, что произошло что-то необычное. Но Молчун, высказав мнение, возвращается к исходному состоянию.

— Есть такая вероятность, — отмираю я первым. — Но, если убивать они меня не собираются, а нас, в случае отказа, вполне могут, то какие еще предложения? Себя я смогу защитить. Тем более, если они неодаренные, — тут я уже привираю, успокаивая остальных. — Прогуляемся по пустыне, познакомлюсь с мудрецом и обратно вернусь. Так же они говорят?

— Вроде того… — неуверенно отвечает Гриша.

— Спроси у них, в жертву меня приносить не собираются, ну, этим своим духам?

На вопрос пустынника туземцы хихикают и мотают головами. Действительно, отличная шутка. Я еще требую уточнить, не бросят ли меня в пустыне, не скормят каким-нибудь животным, не заставят жениться на аборигенше… Моя фантазия вероятных подстав заканчивается, а туземцы только все больше ржут и мотают головами.

— Значит, решено, — бодрым голосом говорю я и ласково улыбаюсь переговорщику: — А ты, сморчок, если обманываешь, первым сдохнешь, — и добавляю для пустынника: — Это можешь не переводить.

Туземец не менее ласково улыбается в ответ и что-то говорит, хитро прищурившись. Надеюсь, что заверяет в долгом здравии и хорошем самочувствии.

Договариваюсь с бледным и напряженным Игнатом, что буду с ним связываться. Но есть вариант, что попаду под что-нибудь глушащее. Кто их знает, чем они удивить смогут. Да и в пустыне, говорят, иногда аномалии и даже ментальная связь может не работать, не то что рации.

Тем более что непонятно, насколько далеко меня уведут. До города отсюда не докричаться, а на каком максимальном расстоянии эти голоса в голове работают, я так и не понял. В Петрополисе мы все были в пределах километров двадцати, а то и меньше.

— Если потеряете с Вяземским связь и к рассвету не вернешься, будем прорываться, — хмуро обещает мне Гриша. — Вернемся с подмогой и тебя найдем. Не бросим, так что держись, если что случится.

Не говорю ему, что если я не вернусь, то их тоже не найдут. По глазам вижу — сам понимает.

— Угу, если что, жестоко отомстите и устроите на месте моей славной гибели шашлык из козлятины. Памятников ставить не надо, — оставляю я последние указания.

«Не нападай на местных силой, только защищайся, если они сами нападут» — все-таки предупреждаю Игната — «Чувствую, они непростые ребята. Просто поверь мне и постарайся их не провоцировать».

Игнат удивленно поднимает брови и всматривается в местных. Хмурится, ничего не ощущая. Но, к счастью, кивает мне, соглашаясь.

— Ну, до скорой встречи! — уверенно прощаюсь я.

Смотрит на меня троица, как в последний раз видит. Даже Молчун недоверчиво мычит. Ну а как же поднятие боевого духа и подбадривание?

Я иду за тем, кто с нами переговаривался. Низкий и костлявый, как и все тут, мужичок идет впереди меня уверенной походкой, совершенно не боясь нападения в спину. Либо их защищает эта странная сила, либо он беспечный идиот. Насчет последнего я сильно сомневаюсь.

Мы проходим через всю деревню, совсем небольшую, домов на двадцать. И с другой стороны нас уже ждет такая же делегация сопровождающих. Откуда тут столько народу — непонятно. Не штабелями же они в этих домиках спят.

Меня берут в оцепление из копьеносцев, из-за их спин выглядывают ядоплеватели. И так, подгоняемый копьями, направляюсь вглубь пустыни.

Идем мы часа два, а может и больше. Плутаем еле приметными тропками, поднимаемся на скалистые холмы. Фонариков у местных нет, они и без них прекрасно ориентируются в темноте.

Ну а мне помогает усиление зрения. Без этого я бы точно тут все ноги переломал. Заодно выявляю особенность некоторых родовых умений. Долго удерживать зрение, слух или нюх не получается. Чем больше времени пользуешься беспрерывно, тем слабее становится. То есть самый сильный эффект — временный.

По мере приближения к цели, настроение у туземцев улучшается. И мне это не нравится. Их смешки звучат все чаще и все громче. Идти, окруженным хихикающей толпой, вооруженной ядом, неуютно.

Хотя в меня перестают тыкать копьями и целиться трубками почти сразу. Но я видел, как шустро они перешли в боевой режим, там, у деревни.

Паранойя, с которой мне казалось, что уже расстался, так как задергал, просыпается. Подвывает и рисует картины в воображении, одна страшней другой. Вот, например, забыл уточнить, вернусь ли я с тем же количеством конечностей.

Или что мне придется победить десяток воинов в яме, чтобы доказать право поговорить со старцем. Вот против этого я ничего не имею. Морду кому-нибудь набить уже хочется.

— Ну и долго нам еще гулять? — задаю я вопрос вслух, просто чтобы чем-то заглушить раздражающие смешки. — Ничего не имею против пеших прогулок, для здоровья полезно, да и на сон положительно влияет, но…

Я затыкаюсь от зрелища. Возможно, днем и при обычном зрении, это не выглядит так… впечатляюще.

Внизу, зажатые между скалами, развалины очень древнего храма. Судя по количеству и размерам обломков колонн и стен, он был огромен. И я вижу первые признаки цивилизации — выдолбленные в камне ступеньки, ведущие вниз.

Но впечатляют меня не старинные каменюки. А сила. Все это место гудит и светится, потоки летают вихрями, огибая препятствия, уходят в землю и вырываются из нее.

У самого крупного скопища обломков единственная целая постройка. Дом, похоже собрали из стройматериала, валяющегося вокруг. Окон нет, а снаружи у входа горит фонарь, покачиваясь на ветру, которого нет.

Внутри, за занавеской вместо двери, одно просторное помещение. Трепыхаясь, по углам горят свечи.

Стены покрыты символами, все целиком, насколько видно в слабом свете. Ни одного из них я не видел раньше. Палки да треугольники, в различных положениях и комбинациях. Где-то выбиты узнаваемые — типа солнца или птицы.

В центре, на подушке, прямо на полу, сидит старичок. Печати мудрости на его морщинистом лице я не нахожу. Редкие седые волосы на голове и тощей козлиной бородке. Потресканные губы, нос картошкой. Замызганный полосатый халат и босые пятки.

— Ну, добрый вечер, — здороваюсь я, не забывая про приличия.

Старичок игнорирует меня и переговаривается с моими сопровождающими. Он то хмурится, то улыбается, а в конце прикрикивает и быстро машет на них руками.

Остаются четверо с копьями, они встают за его спиной. Двое позади меня, подталкивают вперед. И еще парочка с трубками, чуть поодаль. Правильно делают, им бы я в первую очередь по башке дал, если бы дотянулся.

Мне указывают на вторую подушку, по другую стороны от столика, больше похожего на толстый кусок дерева без ножек. На нем, на подносе, стоит одна большая глиняная чашка, наполненная до краев. От нее исходит пар и густой травяной аромат.

Я сажусь, долго устраиваясь, не зная куда деть ноги. Задеваю столик, чашка вздрагивает, а вот жидкость нет. Старичок усмехается, замечая мое удивление и двигает чашку ко мне, кивая на нее и показывая на рот.

— Мне мама говорила, что нельзя брать напитки из рук незнакомого мужчины, — вежливо отказываюсь я и отодвигаю сосуд обратно.

Он снова пододвигает ко мне, что-то лопоча. Четверка за его спиной опускает копья и нацеливает на меня. Никаких манер у мужиков… Хоть бы объяснили, что там. Я вздыхаю и упрямлюсь:

— Спасибо, но я, пожалуй, откажусь. Хорошо посидели, надо еще как-нибудь встретиться. Ну, я пойду…

Поднимаюсь на ноги и тут же меня усаживают обратно, давя на плечи. Сильные коротышки, ничего не скажешь. Призываю силу, чтобы стряхнуть их руки и поставить защиту покрепче. Доспех болтается на мне с самого начала.

Один отдергивает руку, а вот второй сжимает ее. И я с ужасом наблюдаю, как проминается под этим маленьким кулачком Белый доспех. Он покрывается трещинами, светящимися красным изнутри.

Старичок делает быстрый жест рукой и туземец убирает руку. Как он одной рукой проломил доспех? Да кто эти ребята вообще такие? Силу не призывал, это точно. Они все просто ей пропитаны.

Времени на научные исследования мне не дают. Мудрец кивает на чашку. Я мотаю головой. Он кивает. Хтонь, поговорить бы по-человечески.

Пока меня никто не трогает, накидываю несколько слоев защиты. Взываю к Упуауту и получаю такой мощный поток, что жмурусь. Ух, вот оно что — родная земля.

Прицеливаюсь по поиску. Двое позади, четверо за стариком и двое у дверей. Сейчас уложим всех спать и поболтаем с мудрецом. Но сначала он сам отхлебнет, что мне подсовывает.

Уже не скрывая злорадства бью силой и сам слепну от ее мощи. Доля секунды, никто не успевает среагировать. Они слишком спокойны…

Я вижу, как поток врезается в первого и растворяется. Второй, третий. Ничего! Ни звука, ни движения. Они стоят, как и стояли, даже не моргнули. Вот я и выяснил, в чем подвох.

Осматриваюсь и вижу, что двое, что стояли у дверей, приблизились. Улыбчивые, зараза. И направляют свои трубки прямо мне в лоб. С расстояния пары метров не промахнутся.

Но с другой стороны, хотели бы убить, уже справились бы. Что я им смогу сделать? Ну может успею пару морд набить, пока не получу иглу в мягкое место. А то и в глаз. Эта мысль меня окончательно примиряет.

Цокаю, укоризненно смотря на старичка, и беру чашку. Напиток обжигает язык, но я упрямо делаю большие глотки. Вкусы десятков трав перемешаны в этом пойле. Даже, можно сказать, приятно.

— А ничего на самом де…

Перед глазами плывет, я заваливаюсь на бок. Тело отключается полностью, даже губы немеют и глаза не моргают. Я цепляюсь за прощающееся со мной сознание, внутренне поддерживая себя матом. Сила не отвечает.

Пытаюсь связаться с Игнатом, символы на стене вспыхивают и поглощают прощальное матерное послание.

Меня берут под руки и под ноги, куда-то тащат. Помещение растекается расплавленным воском, огни свечей устраивают бешеные пляски. Голова кружится, все сильнее и сильнее. Вырубаюсь под монотонный бубнеж под ухом.

А говорили в жертву приносить не будут. Везде нае…

* * *

В глаза словно горячий клей залили. Открыть их — настоящий вызов. В голове раскаленные иглы, от каждого движения они дергаются и погружаются глубже. Во рту — та же пустыня, что и снаружи.

Знавал я жесткие похмелья, но так плохо мне еще не было. Глаза приходится открывать пальцами, шипя от стреляющей в голове боли.

Все еще темно. Или уже темно? Я не понимаю, сколько тут провалялся и что снаружи, день или ночь. Тело вроде слушается, хоть и вялое, значит недолго был в отключке. Сморщенное лицо старика прямо передо мной — смеется, тряся бородкой.

Вот так и знал, что не надо было пить…

— Что это было? — свой прокуренный голос я не узнаю.

— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спрашивает старик.

Что? Какого хрена я его понимаю?

«Кхе, такого наивного я еще не пробовал…» — вдруг противно и пискляво звучит в моей голове. А я понимаю, что это не ментальная связь, отчетливый голос идет прямо изнутри.

«Ну что, белобрысый, а теперь повеселимся!» — не отстает он.

Что, лять, происходит!?

Глава 14

— Что это было? — повторяю я вопрос, игнорируя голос в башке.

Либо я сошел с ума, либо… Другой вариант даже представлять не хочется. И если мне не показалось, что теперь я понимаю этого дедка, не слезу с него, пока не получу ответы.

«Ну попробуй, белобрысый. Старик Адапа так тебе мозги заморочит, сам не рад будешь своим вопросам, кхе-кхе». Так, я не сошел с ума.

«А по мне так сошел, иначе как ты тут оказался?». Я мотаю головой, отгоняя и голос, и мысли. Внутренние диалоги с неизвестным писклявым собеседником оставим на потом.

Старичок смотрит на меня очень внимательно:

— Я обучил тебя одному из самых древних языков.

«Он?! Это я тебя обучил! Вот старый хрен, постоянно все себе в заслуги записывает!».

— И на… зачем? — я хватаюсь за лоб, уйди ты.

— Поговорить, Белый волчонок.

— Откуда…

— Твой бог-волк приходил во время ритуала. Молодые боги очень любопытны и нетерпеливы, — усмехается сморчок.

Молодые? Эээ, я думал египетские боги самые древние…

«Ух, ты еще и думать иногда умеешь? Ахаха». Заткнись!

Я пытаюсь вспомнить хоть что-то полезное из истории обоих миров. Но в голове мешанина. Пока я тут пытался вникнуть в пантеон, ритуалы и воззвания, остальное окончательно перепуталось.

— Вы провели ритуал изучения языка? — доходит до меня и пробивает в холодный пот.

Значит, я реально свихнулся. Все, что я узнал про эти ритуалы — проводить такой без хорошего целителя очень опасно. Именно тем, что можно кукухой поехать. И их вообще не проводят, если о языке нет никаких знаний. Тогда точно сумасшествие.

«Точно, точно».

— Не пугайся, — он видит все мои душевные терзания на лице, я их и не скрываю. — Молодые народы не умеют правильно такие ритуалы проводить. Забыли, откуда они вообще появились и как это должно было работать. Хватают духов, без разбора, без подготовки.

— Духов? Каких еще духов?

— Ну а ты думал, как понимание языка чужого появляется? О письме, о речи и ее особенностях? Призывается дух и сливается с человеком. Чем древнее дух, и чем активнее, тем лучше происходит понимание. Но духи разные бывают. И они очень не любят, когда их к человеку привязывают.

«Ну а кому понравится в глупой башке сидеть? А, белобрысый?».

— И для чего вы поселили в моей голове психованного духа? — у меня начинает дергаться глаз.

— Он не психованный, — старичок недовольно морщится.

— Ну не в вашей он голове орет. Так что уж поверьте.

— Намтару, может и обладает скверным характером, но остальные от тебя бы просто избавились сразу же.

«Да я в любой момент это сделать могу!» — возмущается дух — «Щелк! И мозги из ушей потекли. Хочешь покажу, белобрысый?».

— А чего он злобный тогда такой?

«Тебя бы дернули из женской душевой в тупую башку! Летал себе, никому не мешал и вот здравствуйте! И полвека не прошло, я даже толком отдохнуть не успел!».

— Успокоится, — обещает старичок. — Дай время, привыкнет. Слишком долго он по земле носился без дела. Набрался дурных привычек и слов… Но, когда подружитесь, великая польза тебе от него будет.

— И как с ним подружиться?

«О, я девок люблю! И накатить чего-нибудь крепкого. И девок!». Вот зашибись, теперь в моей голове будет жить алкаш и бабник. Я не обращаю внимание на его возмущенный вопль, хотя он отдается звоном в правом ухе.

— А избавиться от него как?

— Избавиться? — удивляется старик. — Никак. Только после твоей смерти дух будет свободен. Тебе придется с ним договориться или управиться. Силы у тебя хватит, поэтому и я призвал Намтару.

— И зачем? — вздыхаю я, пока дух орет, что знает пять тысяч способов убийств и начинает занудно их перечислять.

— Домой мы хотим вернуться. В пустыню, — старик грустнеет. — Но пока там силы хаоса, не можем. Даже древние боги не могут с ними совладать.

— А я, значит, могу? — делаю логичный и совершенно дурацкий вывод, а дух прерывается на хохот.

— И ты не можешь. Но помочь можешь. Ты можешь увидеть то, что другим не дано. Может, пока понять не можешь, но научишься. И Намтару тебе тоже в этом поможет. Боги никогда не говорят прямо, что они видят и знают. Я только знаю, что должен был помочь мальчишке, пришедшему с севера. Который ничего не знает, хоть много видит, и за которым идет Белый волк.

Да вот как же можно понятными словами сказать так, что ничего не понятно? Намтару соглашается, что полная хрень, а я трясу головой.

— Так, что я делать должен?

— Тебе надо идти в Дименхор.

Они с бабкой родственники что ли? И этот туда же. Куда я, мать их, уйду с базы? Боюсь, что после этой истории с похищением туземцами, меня и в патруль больше не отправят. И вообще…

— Мне — не надо. Уважаемый…

— Адапа.

— Уважаемый Адапа, либо вы мне человеческим языком сейчас объясните, зачем мне куда-то идти, либо я пойду сам, но в другую сторону.

Я уверенно машу рукой в стороны базы и вздрагиваю. Поиск работает, символы на стенах больше не поглощают мою силу.

«Игнат, прием! Ты меня слышишь?».

«Великая девятка! Слышу!» — доносится приглушенный взволнованный ответ Вяземского — «Ты в порядке? Живой? Ну то есть живой, это понятно. Я не мог до тебя достучаться несколько часов. И мы уже думали прорываться…».

«Я в порядке, живой и относительно здоровый. Оставить прорываться, я вернусь. Отбой».

— Это, — я показываю на стены, — какая-то защита была? Вы ее сняли?

«Сняли! Ну ты пень, белобрысый. Они бы тут эти каменюки скребли до конца миров, чтобы снять!» — ухахатывается дух.

— Сильный дух может поделиться и своими умениями, — важно сообщает старик. — Так что теперь мы перед тобой почти беззащитны. Надеюсь ты не будешь этим пользоваться. Впрочем, здесь ты и не сможешь. Намтару не позволит.

Ну хоть одна хорошая и понятная новость. Получил немного чужой магии. «Хренушки тебе без закуски, а не магии! Пока девок не увижу, ничего не получишь!».

Внезапно снаружи, как будильник, раздается птичья трель.

— И не советую тебе рассказывать кому-либо о том, что произошло, — старик поднимает вверх руку, привлекая мое внимание и указывает на мои татуировки на руках. — Смешение стольких сил в одном человеке вызовет лишь много ненужных вопросов. А ответить на них ты не сможешь. Понимаешь?

Я киваю. Ничего я уже не понимаю. Напихали в меня каких-то сил, а толку от них? Объяснить, конечно же, это уже слишком просто. Значит, буду выяснять опытным путем, как обычно.

Но на что он намекает, яснее неба. Если меня только из-за одного родового персонального дара загребут спецслужбы, то что и говорить про загадочные символы ифритов и не менее загадочную силу этого народа.

Как бы этот пазл загадочности меня самого не пришиб. Теперь еще с голосовым помощником в голове… Намтару, к счастью, замолкает, дав немного подумать.

— То есть все это, — я неопределенно машу рукой на стены. — Было для того, чтобы вселить в меня какого-то ненорм…, простите, сильного духа и сказать, что мне надо в Дименхор?

— То есть все это, — передразнивает он. — Нужно было, чтобы помочь тебе выжить, нетерпеливый мальчишка. Потом придешь и спасибо скажешь. А теперь тебе пора. Твои друзья, боюсь, еще более нетерпеливые.

Небо снаружи уже начинает светлеть. Вроде незаметно, но вот уже видны изгибы скал, можно разобрать карабкающиеся по ним чахлые кустики. Надо поторопиться, чтобы успеть вернуться до восхода солнца.

Я хоть и отправил сообщение, что со мной все в порядке, но уверен, обещание свое Гриша выполнит. Меня ведь могли и заставить, в конце концов. А с него станется пол деревни положить, а потом вопросы задавать.

Сопровождение обратно мне выделяют совсем скромное — троицу безоружных коротышек. Мне хочется у них спросить, бесполезны ли теперь и их плевательницы против меня. Но поверхностное внутреннее исследование вводит меня в молчаливый ступор.

Перед глазами рябит и я даже спотыкаюсь, чуть не улетев лицом в каменную ступеньку. В последний момент успеваю выставить руки, ободрав ладони. Но боли не замечаю.

Моя сила, такое привычное, уютное и белое сияние, преобразилась. Через нее нитями проходит чужеродная, буро-песчаная. Словно пронизывает венами в непрекращающемся движении.

Но самая странная вещь происходит, когда я поднимаюсь и призываю силу в руки. На эту новую смесь реагируют символы, скрытые татуировками. Тлеющий узор призраком отрывается от кожи и пульсирует. К ним начинает притягиваться нечто, настолько незаметное глазу, что вижу только слабое искажение картинки, как от горячего воздуха.

Я завороженно чуть ускоряю поток и меня сносит на землю, вырубив на пару секунд.

— Эй! Эй! Ты чего? — трясет меня один из туземцев, приводя в чувства.

Сморщенная рожа аж разглаживается от удивления. Еще бы я знал, чего это я прилечь решил.

«Еще меня психованным называешь. Хватит играться, дай поспать» — недовольно ворчит дух в моей офигевшей башке.

— Устал я чего-то… — рассеянно отвечаю проводнику и припускаю бегом.

Небо светлеет уже быстрее и заметнее. Бодрости в теле после короткой отключки прибавляется столько, что готов до самой базы пробежать. Туземцы чуть отстают, слышу только позади их довольный смех.

Дыхалка сдает только на окраине деревни. Я встаю отдышаться, опираясь на ноги. Да и наша команда бегунов вызовет ненужные мысли. Со стороны это выглядит так, что они меня по пустыне гоняют.

Все целы и на месте. Вяземский дрыхнет, подложив под голову рюкзак со снаряжением. Молчун молчаливо целится в одну сторону, Гриша в другую. Едва завидев меня, оцепление тут же опускает оружие и бесшумно растворяется.

Остаются только мои сопровождающие.

— Ты цел? — с заметным облегчением выдыхает пустынник. — Куда тебя водили?

— Да развалины какие-то показывали, хрен знает где, — я машу рукой совсем в другую сторону. — Чего-то лепетали, да я не разобрал ни слова. Чего хотели так и не понял.

Гриша смотрит на меня с явным подозрением.

— Этот идиот чуть нам не испортил этот, памятник архитектурный! — вдруг вопит один из туземцев. — Никакого уважения к истории! Мы выгнали из него злого духа, а он на алтарь нассал! С вас пять коз, за ущерб!

Я от возмущения чуть ему в рожу не даю, но вовремя спохватываюсь. Только застываю с поднятыми бровями:

— Чего он сказал? — сквозь зубы спрашиваю пустынника.

— Говорит, идите с миром, восвояси, — усмехается Гриша и отвечает на туземском: — Ты не наглей, я из пятерых ваших коз сделаю и скажу, что так и было.

Они еще обмениваются угрозами, но мы расстаемся на мирной ноте. Туземец посылает нас к демонам, а пустынник их. И только отъехав от деревни, он берется за рацию.

— Ну я им устрою, — ворчит Гриша.

— Подожди, не надо, — останавливаю его я, пытаясь сообразить почему. — Они ничего мне не сделали, как и обещали. Ну потрясли там травами каким-то, что-то спели. Ерунда.

— Угроза смертью и похищение одного из нас — ерунда? Ты, Белаторский, там не падал, случаем? Я в любом случае обо всем доложу. Пусть там начальство решает, что им за эту ерунду прилетит.

Мне отчего-то даже жаль становится туземцев. Как в джип сел, сразу злость вся отпускает. Странные они ребята, и сила у них странная. Нельзя же геноцид редких видов устраивать…

«Харе драматизировать, нагнал печаль-тоску, поспать не даешь. Все нормально с саггигами будет. Пока ваши лопухи очухаются, их уже и след пропадает» — сонно ворчит Намтару.

Я ему сразу верю и успокаиваюсь. Или это он там нужные нервные окончания возбудил? В любом случае, мне становится лучше. И даже бешеную скачку по дорогам переношу нормально.

На базе нас таскают по командирам, которым мы повторяем одну и ту же историю. У них она совсем незамысловатая — всю ночь были в осаде. А я просто прогулялся по пустыне, смотрел достопримечательности, поучаствовал в аутентичном обряде.

Друзьям, так и не узнавшим о моих ночных приключениях, я коротко сообщаю, что вернулся и иду спать. До обеда дали мне такую возможность.

Но на обеде, кажется, опять вся база в курсе. В меня тыкают пальцами и шушукаются, но никто не решается подойти. С такой хмурой рожей я сижу. Но друзей это не останавливает и они забрасывают меня вопросами.

Приходится снова повторять свою экскурсионную сказку.

— Эх, хотел бы я тоже попасть в тот патруль… — мечтает Володя, проигнорировав часть про пекло, тряску и ароматы.

«Дай ему леща!» — требует дух. И я чувствую, как рука чуть шевелится, не по моей воле. Этого мне еще не хватает, одержимости. А ну, сгинь.

— Ну теперь туда вряд ли за провинность отправлять будут, — Богдан умудряется и есть одновременно, и членораздельно говорить. — Если там, оказывается, опасно. Говорят, состав усилят и увеличат вдвое, а то и втрое. Туда уехала целая колонна еще перед обедом.

Соглашаюсь с Покровским, сочувствую прорицателю. Саша уже давно не обращает внимания на наш разговор, наблюдая за женской компанией неподалеку.

А вот Олег меня немного напрягает. Уставился так внимательно, словно чувствует что-то. Так и хочется залепить ему гречневой жижей, что досталась нам на гарнир. Чтобы лицо попроще сделал.

Хотя его помощь мне не помешала бы. Приструнить неугомонного духа. Но тот с такой радостью соглашается, что эту идею отбрасываю.

«Не, ну ты глянь, какая жопа…». Я автоматически бросаю взгляд на девушку, изящно облокотившуюся на соседний столик. Тут я с Наматру солидарен, шикарная.

Она, словно чувствуя взгляд, медленно оборачивается. И я очень резво отвожу взгляд. Ну конечно же, та самая эллинка. Хтонь, я даже имени ее не узнал…

Ну а после обеда нашу группу отправляют в первую вылазку. Без предупреждения, просто объявляется старлей и в привычной нежной манере сообщает:

— Ну, господа дрищи, вот вам и кабздец! Полакомятся демоны сегодня свежим мясом, — и сам смеется над своей шуткой. — В общем, вас прикрепляют к другой группе, со старшими. Сами не лезьте, если только попросят. Смотрите и учитесь!

* * *

— На этом? — нервно вскрикивает Володя, когда мы являемся к взлетной полосе.

Перед нами огромный вертолет, уже гудящий лопастями. Боковые двери сдвинуты, внутри Забельский и пара пустынников. Кристо подзывает нас рукой, переорать этот шум невозможно.

И если самолет привел меня в полный восторг, то тут мне поначалу становится не очень хорошо. Вертушка так резко взмывает вверх и вбок, что начинает мутить. И пока мой вестибулярный аппарат пытается определить, где горизонт, я даже зажмуриваюсь.

Мы несемся низко. Мне кажется, что даже задеваем редкие деревца, прижимающиеся к земле. Тарахтение оглушает, но шлемы для переговоров нам не выдают, пользуемся ментальной связью. Правильно, что на нас дорогое оборудование переводить. Сломаем еще.

Наматру в башке бурчит, что можно и побыстрее летать. Но слышу — нравится. И мне начинает нравится. Дух захватывает, но летать — это всегда охренительно.

База в пустыне гораздо проще. И тут уже нет палаток, только однообразные одноэтажные постройки. И никакого бетонного забора — палки да проволока. Скорее всего от случайной живности.

После приземления Каритский тут же с восторгом просится порулить, получает порцию отборного мата, но остается довольным. Володя часто дышит носом, вроде ему это помогает. Богдан, кажется, успел поспать. Ну а Олег продолжает сверлить меня подозрительным взглядом.

— Сначала на учения! — бодро командует Забельский.

Учение проходят в паре километров, среди песчаных холмов и здоровенных камней. Тут даже какие-то остатки домов соорудили. Или, может, от местных осталось. Вокруг, насколько хватает глаз, сплошь песок. Солнце шпарит особенно зло.

Нас рассредотачивают по укрытиям, кого за развалинами, кого за камнями. Мне достается куча песка и скопление скелетов деревьев.

Откуда-то слева доносятся команды, на открытое место выбегает группа. Десять человек, все закутаны в камуфляж и вооружены, но я вижу шестерых одаренных по призванной силе.

Демонов изображают движущиеся мишени в виде разнообразных тварей. Явно не артефакт, но двигаются они очень резво и по ломанной траектории. Начинается световое и огненное шоу.

Группа разделяется и разбегается во все стороны. Я только и верчу головой, пытаясь уследить. Солнце ослепляет ярким бликом, сверкнувшим отражением от кого-то.

«Слышь, белобрысый, тебя сейчас, кажется, прибьют…» — задумчиво сообщает дух.

Боковым зрением улавливаю вспышку и направляющийся ко мне поток силы. Падаю на землю, откатываюсь в сторону. Что за? Второй поток попадает прямо в меня в следующий же миг.

Из меня вышибает воздух, сметает доспех. Я вижу огромное красное лезвие из силы, летящее на меня под углом. Защита сметена и времени увернуться у меня уже нет…

Глава 15

Мир взрывается шипящим треском и вспышкой. Я чувствую, как пылает песок вокруг. Дух, что-то неразборчиво крикнув, резко умолкает. Я не успеваю подумать, сила сама поднимается волной и устремляется в сторону напавшего.

Я ничего не вижу и не слышу, только чувствую поток и обжигающую лаву под руками. Лицо, щекой лежащее на земле, стреляет адской болью, приводя в чувства. И эти чувства мне не нравятся. Я сгораю в пламени противостояния сил, погружаясь в плавящийся песок.

Приподнимаюсь на руках, отталкиваюсь и откатываюсь в сторону. Пытаюсь стряхнуть с себя тягучую массу. Со всей дури леплю морозилкой, превращая все вокруг в сверкающее стекло.

Половины лица я просто не чувствую, успокаиваю его холодом. Руки покрылись волдырями. Я с ужасом жду боль, но она не приходит, словно издеваясь. Со стоном поворачиваюсь.

В паре метров от меня, из-за валуна смутно видна чья-то нога. Ползу туда, боясь встать на ноги. Не уверен что они меня послушаются. Глухие звуки автоматных очередей и криков дают понять, что учения не прекращаются.

Слух работает странно, как эхолот под толщей воды. Похоже, оглушило. Как я вообще остался жив? То, что в меня летело, однозначно было смертельным. Доползаю до человека, тяну себя к нему, цепляясь за форму.

Добираюсь до лица и сдираю маску, чувствуя как трещит ткань под пальцами. Вот хтонь!

Эратский жив, просто оглушен, как и я. Он медленно моргает, блуждая невидящим взглядом. Его руки шарят по песку, тело дергается в судорогах. С ног до головы его покрывает паутина красных нитей силы.

Проклятый ублюдок! Решил ударить исподтишка! Ярость накрывает в миг, взрываясь жаркой волной в голове, застилая глаза. Руки сами тянутся к его шее, прижимаясь большими пальцами к ложбинке.

Паутина вздрагивает и уплотняется, сдавливая его. Эратский сначала стонет, потом хрипит, я вижу как кровь отлынивает от его лица, а губы начинают синеть. Он хватается за мои руки и символы вгрызаются в его силу, начиная ее поглощать.

Да твою ж мать, что я творю! Я отталкиваюсь, падая рядом. Наваливается холодный липкий ужас. Я был готов его убить. Что-то внутри меня так жаждало крови, так отчаянно хотело разорвать горло к демонам.

Я тру лицо, отгоняя мерзкое ощущение. С трудом отзываю силу от еле дышащего тела.

— Что… ты такое? — Эратский сипит, держась за горло.

— Ты какого хрена делаешь? — отвечаю, отползая чуть дальше и усаживаю себя, прислонившись спиной к камню.

— Что ты со мной сделал? — слышу в его голосе панику.

Нет, так мы ни до чего не договоримся, перекидываясь вопросами.

— Чуть не убил. Как и ты меня. Теперь повторяю, ты какого хрена на меня напал?

Чувствую, что снова начинаю злиться. И сила тянется обратно, обвивая Эратского. Он дергается и смотрит со смесью ужаса и злости. С усилием отзываю, глубоко дыша.

— Ты псих! Я не нападал на тебя, Белаторский, ты попал на линию огня.

О как! То есть никто не знал, где мы располагаемся, так я и поверил. И что-то на той линии я дальше себя целей не видел. Мы сверлим друг друга взглядом.

Вижу, он своей версии будет придерживаться до конца. Сам бы так сделал. Не напал со спины, сознаваться не стал бы. Тем более что свидетелей нет. Мое слово против его.

А значит… Для начала надо разобраться, что со мной происходит. Я тщетно зову агрессивного духа. Ни просьбы, ни прямые оскорбления, ничего не дают. И эта тишина в моей голове добавляет вопросов.

— Дрищи! — слышу я знакомый ор неподалеку и поднимаю руку, не сводя взгляда с Эратского.

Командир прибегает, немного запыхавшись. Быстро осматривается, гаркает в рацию «нашел, все живы».

— Что случилось? — хмурится на нас он и разглядывает мою щеку. — Как тебя угораздило то получить ранение на учениях?

— Я сидел на указанной позиции, — пожимаю я плечами.

— Я виноват, — глухо признается Эратский. — Увлекся и оказался у него в тылу, не заметил. Бил издалека по цели, поэтому переборщил с силой.

Я сдерживаю облегченный вздох. До последнего сомневался, что он возьмет вину на себя и меня не сдаст. Хотя что ему сдавать? Он и сам не понял «что я такое». Я — тем более. И тем более, что я с ним сделал.

— Понятно, — старлей сплевывает с явным недовольством и разгоняет нас. — Ты — в лазарет, а ты — докладывать своему командиру.

Он убегает, а мы поднимаемся на ноги. Меня немного шатает, а вот Эратский усаживается обратно.

— В следующий раз имей смелость напасть открыто, — рычу на него, сдерживая силу, прежде чем уйти. — Или старайся получше.

Он отвечает мне злобным прищуром и раздутыми ноздрями.

«Тебя ранили?» — тревожно спрашивает в голове Богдан. На фоне кто-то ухахатывается, вызывая и у меня улыбку. Глючный друг немного снимает гнев, который все еще плещется на поверхности сознания.

«Все в порядке, просто царапина» — успокаиваю его, ощупывая щеку. Надеюсь целитель это сможет исправить, не хочется мне ходить с оплавленной рожей. Охлаждение снимает боль, кожа зудит и ноет, но больше не пылает.

В лазарете, центральном строении, на удивление прохладно. Небольшое помещение, всего на десяток мест, встречает тишиной и приятным цветочным запахом. Только у дальней стены, за занавеской, кто-то лежит.

— Великая девятка, кто тебя так? — целительница, совсем молодая девчонка, вместо приветствия тут же хватается за мое лицо, усаживая на свободную койку.

— Уснул на утюге, — улыбаюсь я ей, чувствуя, как сморщивается ожог.

— И как звали этот утюг? — она призывает силу и я понимаю, откуда этот аромат цветов.

Я только хмыкаю в ответ, следя за движениями ее изящных тонких пальчиков. Она пробегается ими по коже, еле касаясь.

Это неожиданно настолько приятно, что чувствую, как мне неудобно становится сидеть. Я стараюсь незаметно поправить положение и вижу ее быстрый взгляд вниз.

— Не смущайся, — а сама при этом румянится. — Это нормальный побочный эффект от моего дара. Вот уж мне повезло…

От усердия она высовывает язык и приходится прикрываться обеими руками, отводя взгляд. Он упирается в ее грудь, делая только хуже. Я скашиваю глаза к дальней стене.

— А там кто? — тихо спрашиваю я, чтобы отвлечься.

— Ай, жжется, — она на миг убирает руку, морщится, но тут же возвращается к лечению. — Тяжелый там. Зацепило утром на вылазке. Я немного могу, стабилизировала только. Должны сегодня ночью отправить на базу, пока его нельзя двигать.

— Что случилось? Ну, кто его так?

— Да я толком и не знаю. Он в бреду почти все время, бормочет что-то про обман. А группа его говорит, что ничего необычного не случилось. Насколько можно назвать это все обычным, — девушка вздыхает. — Только что низших было очень много. Его отрезали от остальных и кто его ранил, никто не знает. Распотрошило его…

— Про какой обман он говорит? — меня цепляет это слово, и не нравится его сочетание с прорывом хаоса.

Последний раз я слышала про обман под вой демонов от Панаевского.

— Да кто разберет. Обманул его кто-то. Может, это и не связано с вылазкой. Засело в голове что-то, вот и бредит.

— А можно с ним поговорить? — осторожно прошу я.

— Категорически нет, — она вмиг становится строгой и серьезной. — Любопытство тут совершенно неуместно, его нельзя беспокоить.

Видимо я смотрю на нее так умоляюще, что целительница немного смягчается и, оглянувшись, тихо говорит:

— Вот когда его на базе исцелят, найди и тогда сможешь поговорить. Крестовский, двадцать пятая усиленная группа, их позывной «лисица».

Я искренне благодарю ее, и за информацию, и за исцеление. Провожу по гладкой щеке — на ощупь ни следа. А вот девушка явно вымоталась, дышит тяжело, присела на табурет и обмахивается немного дрожащей рукой, несмотря на прохладу.

С ее позволения ухаживаю, принеся воды. После второго стакана ей немного легчает.

— Странный ты, — она вглядывается в нашивку на моей рубашке, — Белаторский. Рана, конечно, серьезная, но это не оторванную руку к телу приделывать. А тяжело было, словно из другого мира вытаскивала. И сила твоя… колючая.

— Всегда так, — нагло вру я. — Нелегко целителям со мной. Такой вот дар богов, со своим побочным эффектом. Тебе по-своему повезло, а мне вот так.

Такими темпами мне и к целителям скоро дорога будет закрыта. Надо проверить, на Олеге. Только как-то сначала слово с него стребовать, не болтать. Но с его подозрительностью, после ночи в деревне, это будет проблематично.

— Сочувствую, — верит она сразу, к моему счастью. — Ты уж тогда постарайся больше не засыпать на горячих бытовых приборах. Хорошо, что больше никого нет, а стандартная вылазка только ночью. Хоть успею восстановиться.

Я только киваю и, еще раз поблагодарив и извинившись, сматываюсь. Снова зову Намтару и снова без толку. Нахожу группу по воплям командира.

— Рожей в песок не падать! — раздает он последние указания. — А то будете, как этот, — он видит мою вылеченную щеку, — был. В вылазке со всех сторон долбит! Будете суетиться, своим же под руку попадете. Облегчите тварям задачу — прибью! Ууу, дрищи!

Мы все уже настолько привыкли к громких звукам, что только киваем, каждый думая о своем. И даже Володя больше вздрагивает. Только смотрит грустно. И почему то на меня. Я вопросительно поднимаю брови, но он мотает головой.

Надеюсь в его голове не новая принцесса с красным крестом на груди. Хотя, лучше бы только это.

Нас размещают в бараках, вытянутых и узких, несколько десятков однотипных коек стоят ровными рядами вдоль обеих стен. Невысокие, в локоть, вытянутые окошки над самой крышей. Такие годятся только понять, что за окном — ночь или день.

Хотя, говорят, во время бури самая настоящая ночь и наступает. Так что, кажется, окна тут просто, чтобы помещение не казалось бункером под землей.

На этой базе более оживленно. Из летных ангаров доносится грохот и смех. Пустынники бегают от строения к строению. Тут круглосуточная боевая готовность, твари могут объявиться в любой момент.

Да и на постах по периметру не такие расслабленные ребята стоят. Бдят, не отводя взгляда от пустынного марева.

Из развлечений — самопальный ринг, сооруженный из четырех бочек с натянутыми веревками. Там врукопашную сошлись двое, а вокруг расставлены выцветшие огромные зонты, укрывая болельщиков. У одного из наблюдателей в руках зажаты купюры и он ими рассерженно машет. Судя по форме, какой-то старший офицер.

Каритского тут же заинтересованно клонит в ту сторону, приходится корректировать его траекторию. Да и Богдан разминает плечи, довольно ухая. Как бы эта парочка не спелась и не пошла туда. Хотя, что может случиться?

Ко мне триумфально возвращается паранойя. Поэтому я делаю вывод, что случиться может что угодно.

На ужине опять отбиваюсь от вопросов любопытных друзей. Втягивать их в свои непростые отношения с Эратским я не хочу. Пока не разберусь, что это за отношения вообще.

Еще и Яр в башке отчаянно матерится. Нашел знамя. На его угрозы и увещевания не обращаю внимания. Только обещаю, что в следующий раз я ему подарок прямо в глотку засуну.

Чтобы успокоиться, подумать и побыть в тишине, иду на прогулку по периметру. Ночь в пустыне — удивительная штука. Пекло, такое беспощадное днем, резко спадает. И из-за этого перепада кажется, что замерзаешь.

И как только садится солнце, безжизненная земля оживает. Писк, порхание крыльев, тихое урчание — все вокруг наполняется звуками. Один из них привлекает внимание — отдаленная возня и высокий то ли свист, то ли визг.

Усиливаю зрение, чтобы разглядеть ночных охотников. И даже ржу от неожиданности, спугивая маленьких пушистых созданий. И неимоверно ушастых. Стайка животных, совершая высоченные для такого размера, прыжки через камни, улепетывает. Ух, вот ведь шустрые ушастики.

Получив заряд позитива от пушистиков, убивать Эратского уже окончательно не хочется. Прижать бы его к стенке и выяснить, в чем проблема. Да только где тут найдешь место и время для приватной беседы.

Но больше всего меня пугает моя сила. И гнев, который вынес из головы вообще все разумное. Я был готов разорвать человека не то что магией, а голыми руками. Набить морду — это одно, но убить…

Мне нужна консультация божественного психотерапевта. Намтару не отвечает и теперь это хуже, чем слушать оскорбления и похабщину. Он мог хотя бы объяснить, что это было.

Возвращаться к тому старичку, что подселил мне духа? А вдруг я его зашиб и меня за это тоже по головке не погладят? Но чужеродная сила никуда не делась. Значит, выход один — Дименхор, куда меня настойчиво отправляли уже двое.

Город, скорее даже городок, по словам всезнающего Володи, находится между главной базой и этой. И, судя по тому, сколько мы летели, по земле до него добираться полдня. И как уговорить одного из пилотов меня подбросить?

Я аккуратно призываю силу и рассматриваю во что превратился. Красные прожилки потемнели, приобретя еще более зловещий оттенок. И символы татуировки пульсируют, словно голодно ожидая чего-то.

Опять я не знаю, кому можно довериться. И не уверен, что по возвращению расскажу хотя бы верховной бабушке. До этого она меня, пусть и по своему, но прикрывала. А теперь может сдать, от греха подальше.

Так ничего и не придумав, бросаю прощальный взгляд на вернувшихся ушастиков, улыбаюсь им и иду спать.

* * *

Командир приносит радостные новости еще на завтраке. Он подходит к нам, напевая какую-то бравую песенку и хитро улыбается:

— Повезло вам, господа дрищи! В полста километрах засекли прорыв. Мелочь всякая повылезала, но нам как раз хватит. Быстро заканчивайте и на взлетную, птичка вас уже ждет.

Адреналин предвкушения скорой встречи с низшими сразу отбивает аппетит. Мы подскакиваем и бежим за снаряжением. Только Богдан задерживается на минуту, доедая. И даже Володя несется с горящими глазами, на ходу застегивая рубашку.

Мы пересаживаемся на настоящих боевых монстров. Вертушка, метров десяти в длину, укомплектована еще и крыльями. И там, на подвесах, крупнокалиберные установки и снаряды.

— Хороша, да? — удовлетворенно улыбается подходящий к нам пилот, заметив мой восхищенный взгляд. — Десять тонн чистого веса, как тебе? Пять тысяч лошадок, до трехсот на крейсерской! Специальная модификация для пустыни, турумти.

— Кто? — я залипаю на двуствольной пушке, заглядывая в широченное дуло.

— Сокол такой, водились тут на юге, пока пустыня все не поглотила. Три с половиной тысячи в минуту выдает, со скоростью семьсот метров в секунду, а! — комментирует он пушку.

Да, серьезно тут все. Впрочем, я и не сомневался. Но увидеть своими глазами такую мощь — впечатляет. Одаренные — это безусловно хорошо, но и эти ребята могут разнести демонов в пыль.

— Шевелитесь, загружаемся! — стралей проносится мимо нас пулей. — Твари нас уже заждались! Невежливо опаздывать.

Загрузка, плотная усадка и резко вверх, поднимая целый ураган пыли. Впрочем, песок стоит в воздухе уже в пяти минутах лету от базы. Видимость резко снижается и подключается техника — вертушка набита под завязку приборами и визорами.

Мы летим в сотне метрах над землей и что под нами происходит, разглядеть трудно. В песчаном тумане внизу проносится неровный рельеф, холмы, глыбы камней и целые кладбища деревьев.

Вертушка не приземляется, а виртуозно зависает над песком, рокоча двигателями. Я вижу только бурые клубы, поднимающиеся в виде миниатюрных торнадо вверх, улетая под лопасти.

— На выход! — подгоняет нас командир, буквально выталкивая наружу.

Свесить ноги, прыгнуть, шаг в сторону. В пыли почти ничего не видно, как и не слышно в трескучем шуме. Но истошный вопль пилота я слышу:

— Атака с воздуха! Уходим!

И вертолет мгновенно взмывает вверх, унося всех пустынников, так и не успевших выпрыгнуть вслед за нами. Мы стоим впятером, озираясь по сторонам и тут я чувствую знакомый запах гнили хаоса…

Глава 16

— Приготовьтесь! — кричу я, натягивая платок на лицо, песок уже забивается в нос и рот.

Но запах уже дошел и до друзей, им не надо говорить, что это значит. Саша растягивает над нами защитный купол и мы кучкуемся, вставая вплотную, спина к спине.

— Уменьши и укрепи защиту, — говорю ему, вглядываясь в песчаный туман.

Чем концентрированнее и сильнее будет защита, тем меньше он потратит силы. Пока непонятно сколько тут демонов, надо готовиться к худшему варианту.

— Они вокруг нас, — Володя входит в транс, закатывая глаза. — Несколько десятков.

— Долбануть их Светлячком? — Покровский так возбужден, что дергает плечами, готовый сорваться и рвать низших руками, этому и режим берсерка не нужен.

— Прибереги, пока не надо, — мотаю головой, прищуриваясь на движение прямо по курсу.

Там мелькает смазанным темным пятном какая-то мелкая тварь. Быстрые, сволочи. При такой видимости будет нелегко. Протяжный визг раздается откуда-то сбоку.

— Не поворачивайтесь! — рявкаю я, чувствуя, что нас отвлекают.

Вряд ли это возможно, твари не настолько умны. Но интуиция орет об обратном. Или паранойя. Неважно, сейчас я готов доверять этому ощущению. И без того все слишком странно, на нас не напали сразу же, а медленно окружают.

— Олег, все силы на стабилизацию Богдана, — я понижаю голос, хотя демоны нас и не понимают. Я очень надеюсь, что не понимают.

Все затихает, только шуршание невидимых тел по рассыпающемуся песку говорит о том, что мы не одни. И запах. В застывшем воздухе он тяжело плывет, давя приторным вкусом, и ощущается на губах так сильно, что хочется их вытереть.

Я кидаю связку поиска с символами, которая работает как локатор. И еле сдерживаю ругательства. Хтонь с ними, с демонами, плотным кольцом стягивающихся к нам.

За ними, на холмах и даже в песке вокруг, пустынники. Наверху засели снайперы, в песке зарылись обычные вояки. Мать вашу, опять проклятая проверка! От злости сила, огибая демонов, устремляется к своим. Оттягиваю ее назад, рыча.

Вот бы мы сейчас долбанули Светлячком, все бы в шоке были. Даже немного жалею, что остановил Богдана. Но такой артефакт стоит приберечь на крайне хреновый случай. Полсотни низших — не такой случай. Тем более под прикрытием снайперов.

Решаю молчать о том, что обнаружил. Во-первых, неизвестно, слушают ли нас. А во-вторых, нечего расслабляться. Проверка проверкой, а демоны настоящие.

Я пытаюсь их сосчитать, касаясь силой и тут они срываются к нам. Сила вцепляется в хитиновые тела, вызывая в низших настоящее бешенство. И у меня не получается ее убрать.

— Атакуют! — кричит Володя и Богдан начинает набирать из потока, готовясь к контратаке.

А мы с ним еще на основной базе как раз обсуждали один интересный ход.

— Все вниз! — командуя я и пригибаюсь к земле.

Покровский, надув щеки от напряжения, отпускает силу. Тысячи сверкающих лезвий летят во все стороны над нашими головами, как автоматная очередь. Ух, красиво!

Темную извивающуюся массу выкашивает через одного-двух. Я от неожиданности даже замираю. Не ожидал такого обширного поражения. Богдан тут же переключается на поддержку защиты.

Истровский больше не выкрикивает, он стоит в кругу из наших спин и хлопает нас по плечам, к кому ближе подбираются. Так быстрее и эффективнее. Олег успевает поддерживать Богдана и Володю, и экспериментировать, запуская успыплящие связки в напирающих тварей.

Здесь уже знакомые нам псы, змеи, толщиной в пару рук и обожаемые старичком-анатомом скалаящерки. Эх, не хватает бронебойных кулачков рыжей бестии! Приходится брать на себя прочных скелетообразных. Они, как и в прошлый раз, бросаются толпой на защиту.

— Снизу! — вскрикивает прорицатель, подпрыгивая.

Я вижу, как змеи зарываются в песок, ныряя под нас. Саша резво делает из купола сферу, разрезая ею монстров прямо в почве. Одна умудряется проскочить и обвив мне ноги, валит на землю.

— Справлюсь! — кричу я, пока в меня не бахнули силой свои же.

От чешуйчатого тела исходит холод, змея сдавливает меня, закручиваясь вверх, к шее. И я вижу силу хаоса, парящую серой дымкой. Змеиная голова резко устремляется вперед, к моему лицу.

Я только и успеваю, что в последний момент подставить руку под ее клыки. Демон переходит с угрожающего шипения на испуганный визг. Змея содрогается, отпуская меня, но застревает клыком в предплечье.

Символы на руке жадно накидываются на добычу, иссушая мощное тело за секунду. Я замечаю встревоженный взгляд Олега. Он было бросается ко мне, но застывает, моргая. Низший рассыпается с шелестом на мириады чешуек.

Хтоническим елдаком вам в глотку! Это что вообще было сейчас? Обдумать времени нет, продолжаю атаковать лежа, чувствуя прилив силы. Низшие верещат, их вопли звенят в ушах.

Меня начинает мутить, тварь успела выпустить яд. Но помогают родовые татуировки, они снимают одурманивающий эффект. Этот вид не убивает ядом, только обездвиживает. Любят полакомиться свежатинкой.

Защита чуть проседает, но демонов остается уже немного. Не сравнить с той массой, что вывалилась из прорыва в Петрополисе. Но бесконечный поток силы выматывает. Перед глазами мелькают блестящие от крови сородичей тела, хвоста, лапы, клыки.

Все сливается в этот самый хаос, чтоб его. Богдан вскрикивает, ему в ногу снова вцепился пес. Но тут же усиленный кулак обрушивается на череп и тот с громким хрустом рассыпается. Но защита исчезает без его поддержки.

Но больше никого не остается. Наступает тишина. Только адреналин стучит в висках. Мы стоим, с ног до головы заляпанные вонючими ошметками.

Истровский, дрожащий от напряжения, смахивает с лица какую-то слизь и нервно хихикает. Выдыхаем и оглядываемся. И опять пользуюсь поиском — пустынники на местах, не шевелятся.

Устраиваем водопой и частичное умывание, доставая из рюкзаков фляжки с водой. Я сначала осторожно заглядываю внутрь. Повторять мою шутку, конечно, не очень оригинально, но с Яра станется.

— И что дальше? — Богдан, напившись, поливает свою голову.

Я ковыряю ногой камень, раздумывая. Похоже, предполагается, что мы и выбираться сами будем. С моим умением поиска пути это не проблема.

Проблема в том, что мы в пятидесяти километрах. И идти нам полдня под палящим солнцем. Если выйдем из этого пылевого облака.

— База там, — уверенно указываю я, поднимаю камень и силой запускаю его вдаль.

Если совместить прицеливание с поиском, то можно попасть… Я слышу глухой звук, камень угодил прямо в цель — в каску одного из засевших в песке. К его чести, он не проронил ни звука, только очень тихо ругнулся.

— Выдвигаемся, путь неблизкий, — командую я, перекидывая рюкзак через плечо, и направляюсь на холм, в сторону одного из снайперов.

Эти «учителя» предусмотрительно не выдали нам ни рации, ни оружие. Ну хоть вода и паек есть.

— Жрать охота, — тут же выдает Богдан, догоняя.

Он копается в своем рюкзаке, достает помятый батончик и шелестит оберткой, довольно улыбаясь. Надолго этого не хватит, ему такая закуска на полминуты ходьбы.

— Ты ранен, — нагонят меня Олег. — Я видел, тебя укусили.

Прислушиваюсь к себе. Подташнивает и небольшая слабость, но вроде не смертельно. Впрочем, по жаре может и накрыть, так что соглашаюсь.

Саницкий тут же приступает, болезненно касаясь укуса. Края раны воспалились. Целитель морщится, бледнеет и даже зажмуривается, но рана потихоньку затягивается, превращаясь в белый выпуклый шрам.

— Что… Что с тобой такое? — задает он вопрос, разминая шею.

Ну хоть не «что ты такое», и на том спасибо. Я делаю вид, что не понимаю его вопроса, хлопаю по плечу и подталкиваю вперед.

— Все в порядке, спасибо. Давайте, двигаемся.

Я вижу, как путь перед нами бесшумно расчищается. Значит, придется прогуляться. Но если нас заставят сделать марш-бросок в полсотни километров…

Но мы идем всего час. Затем слышим гул приближающегося вертолета и он приземляется перед нами, погружая в темную пыльную завесу. Песок хрустит на зубах, забивается даже в обувь, натирая ноги.

— Атака с воздуха, серьезно? — спрашиваю я у сияющего улыбкой старлея, когда мы подходим.

Он мне только радостно подмигивает, мощно хлопая каждого из нас по спине.

— Молодцы, господа дрищи! Уууух, молодцы! Эка вы их всех там распотрошили. Раненых нет? Нет, вот и хорошо. Двойную порцию на обед получите!

До друзей доходит, что нас снова обманули и они обиженно сопят. Искренне радуется только Покровский, кроме слова «обед» он уже ничего не слышит. Я хочу только, чтобы нас перестали проверять и подкалывать. Хотя, они же не знают, что мы проверку давно прошли.

Командир морщит нос, когда мы загружаемся в салон, но молчит. Каритский начинает чесаться сразу же, недовольно ворча. Я чувствую, что к волосам намертво прилип чей-то кусок. И очень надеюсь, что тут есть прачечная.

С этих станется заставить так ходить, в знак статуса победителей. «Первое» боевое крещение все же.

Уже на подлете к базе вижу встречающую нас толпу. Да что еще случилось? Оказывается, это все по наши души.

Только мы отбегаем от вертушки, как нас подхватывают на руки и начинают резво подкидывать в воздух. Я пытаюсь отбиваться, но это бесполезно. Мужская часть одобрительно гудит, женская счастливо пищит.

Так нас и несут, подбрасывая под крики «хей», до самых душевых. Меня так растрясли, что тоже смеюсь, заразившись к концу триумфального прохода. А хтонь с ними, много тут еще радостей?

Отмокаю я долго, так, что остаюсь один. Тут хитрая система циркуляции воды, снабженная артефактами, так что можно не экономить. Роскошь для пустыни.

— Ну чего, герой, пришел в себя? — от голоса брат я подпрыгиваю.

Так расслабился под струей прохладной воды, что напрочь выпал из реальности.

— Твою ж… — шиплю я. — Не мог дождаться, когда закончу?

— Да тут толком и поговорить негде, — Яр прислоняется к стене, равнодушно наблюдая, как я хватаю полотенце, чтобы прикрыться. — Нашел чего стесняться. Не привык, княжич, к общим душевым то?

Мне плевать кто там мою задницу рассматривает. Не люблю, когда ко мне в душе подкрадываются. Если это только не зеленоглазые красавицы. От мысли о Кире ноет в паху и я быстро одеваюсь. Чистую одежду нам, к счастью, приготовили.

— Ты чего хотел то?

— Да узнать, как мой братишка после первой боевой вылазки, — он хитро скалится и кивает на татуировки на руках. — И как мой подарок отработал.

— Отлично, — бурчу я. — Отработал.

Вот бы мне вернуться к Иреджу и спросить про их магию. Но только без брата.

— Извини, не отошел еще, — вздыхаю, отгоняя злость. — Спасибо.

— То то же, — Яр радостно хлопает в ладоши. — Ничего, отпустит. В первый раз всегда тяжело, надо отвлечься немного. Но сначала — хорошенько выспаться. У вас после обеда свободное время. Советую его использовать для сна, уж поверь.

В сон и правда клонит. После долгого использования силы всегда хочется отоспаться, организм требует отдыха, как никогда.

— А вечером соберемся, будете рассказывать впечатления, — продолжает брат. — И старших заодно послушаете, может чего полезного узнаете.

Я только киваю, а он хлопает по спине:

— Добро пожаловать в пустыню, братишка!

К концу обеда на моей спине синяк. Мне кажется, что каждый, кто тут находится, подходит и дружески нас хлопает. Столько счастливых людей вокруг я никогда в жизни не видел.

Но Олегу приходится нас исцелять перед сном, лопатки отбиты у всех. На мне он опять морщится и хмуро качает головой. Пожалуй, в следующий раз лучше будет потерпеть боль. Пока не разберусь что чувствуют целители и как это скрыть.

Сон приходит урывками, я постоянно просыпаюсь, дергаясь. Мне снится то сумасшедшая бабка, то ифриты, то тот старичок в горах. И даже Панаевский является, укоризненно качая головой.

Кожа зудит, в голову лезут вопросы. Куда пропал дух? Как мне попасть в Дименхор? Надо ли мне туда вообще попадать? Что делать с целителем? Как, мать ее, работает новая сила? Могу ли я ей вообще управлять? Аааа.

Просыпаюсь я с дикой головной болью и еще больше измотанный. И даже перед Олегом не притворяюсь, что все в порядке, только отмахиваюсь от его предложения помочь.

Отказываюсь я и от похода в лазарет, избавиться от шрама. Саницкий не стал тратить все силы на полное мое исцеление. Не положено, пока не добрались до безопасного места. Мало ли что еще могло случиться в пустыне, пока мы шли.

Но мне, похоже, придется остаться со следом укуса надолго. На этот случай есть традиция — оставлять боевые шрамы. Благо повод, для остальных, подходящий.

Как и обещал брат, после ужина нас торжественно сопровождают к месту отдыха, где устроен ринг. Там развешаны фонарики, в большой бочке горит огонь и вокруг него собрались пустынники.

Наш командир приветственно нам машет, подзывая к себе. Мы рассаживаемся на разномастные складные стулья, невольно придвигаясь поближе к пламени. Когда вокруг такая темнота и тишина, инстинктивно тянет к теплу и свету.

Рассказчики из нас получаются так себе. Никому не удается изобразить достаточный восторг или ужас, описывая свою встречу с демонами.

— Ну там эти были, Афродиты, — сумбурно вещает Богдан, размахивая руками. — Они здоровые, ух. Еле удержали защиту, когда навалились разом. Гончие еще, — он передергивает плечами. — Цепкие твари. Такая ногу откусит и не подавится.

— А что за змеи то? — спрашиваю я, не припоминая их в книжке.

— Да обычные, — отвечают с той стороны огня. — Размером только и вышли. Парализуют ядом и душат.

— Обычные, — хмыкает Саша. — Они нас чуть снизу не достали. В один момент все в песок нырнули, еле успели прикрыться.

— Снизу? — удивляется командир. — А вот это необычно. Вы уверены, может просто песком присыпало?

— Конечно уверены. Одна на Игоря напала, пропустили тварь.

— Странно… — задумывается старлей. — Они ползучие, это да. Но чтобы все вместе и под землей… Надо будет доложить на базу, пусть разбираются, почему они поведение изменили.

— А как вы вообще узнали, где нас выкидывать? — задаю я вопрос, который мне тоже покоя не дает.

— Так это совсем просто. Тут вообще редко внезапные прорывы случаются, низшие словно по расписанию лезут, пару раз в день. Иногда далеко, да сами исчезают. А те, что близко — засекают на базе. Тут по всей округе локаторы расставлены, со специальными артефактами, улавливающими хаос.

Хм, логично. Не мотаться же постоянно по пескам в поисках демонов. Мы свой рассказ на этом и заканчиваем и пустынники начинают делиться своими байками.

— Держите, господа дрищи, заслужили, — хекает командир, протягивая плоскую фляжку. — По глотку можно, совсем незабористая вещь.

Все по очереди прикладываются, кривя лица. Я, смотря на реакцию остальных, делаю маленький глоток.

Дикая кислятина, но после жаркого дня — самое то. Налегать я не собираюсь, сам себя побаиваюсь. Пока не разберусь, как управлять этим симбиозом сил, расслабляться не стоит. А то проснусь, а базы нет, нда…

Поэтому я незаметно ухожу, немного прогуляться перед сном.

У летного ангара какая-то суета и я иду туда. Возле вертолета люди, горят взлетные огни и внутренности хищной птички горят огоньками приборов. Может внеочередная вылазка?

Я с сожалением смотрю, как уносят на носилках Крестовского. Хтонь, если бы я знал, что его отправку задержат еще на день, возможно попытался бы поговорить.

Двигатели начинают глухо урчать, разгоняя лопасти все быстрее и быстрее. И вдруг крутящийся контур вспыхивает светом, словно он горит. Над вертушкой переливается огненный круг из миллионов сталкивающихся друг с другом песчинок. Феерическое зрелище.

Я так увлечен необычным зрелищем, что не сразу обращаю внимание на тихие шаги. Кто-то подходит и встает рядом.

— Игорь, тебе придется объяснить мне, что с тобой происходит, — слышу я решительный голос Олега.

Глава 17

Я смотрю на целителя долго, раздумывая. Частичка безумия, поселившаяся во мне, даже предлагает его тихонько убрать и припрятать в пустыне. Вооон там, за холмом, где сейчас стайка ушастиков резвится.

Но не знаю толком, справлюсь ли… Тьфу. Нельзя так про боевого товарища думать. Значит, надо договариваться. Только как схитрить, чтобы у него чувство долга не взыграло? Тут с самого детства его вдалбливают так, что и не засомневаешься своего сдавать.

— Олег, это дело сугубо личное, — приходит ко мне идея. — Я могу тебе рассказать, но только если ты расскажешь, что случилось с тобой.

По его вздрогнувшим плечам вижу, что попал по больному месту.

— И мы дадим друг другу слово, что это останется между нами. Моя тайна в обмен на твою.

Наступает очередь Саницкого крепко задуматься. На его и без того вечно серьезное лицо ложится тень, он резко выдыхает и решается:

— Хорошо. Слово княжича, что все, услышанное мной, останется тайной, если…

— Без если, — перебиваю. — Извини, но либо только между нами, либо никак.

Олег опять на время замолкает, наблюдая за огненным кругом над вертушкой. В свете мигающих взлетный огней его лицо заостряется, приобретая зловещие черты.

Что он сделает, если не согласится? Хватит ли его подозрительности для того, чтобы рассказать обо мне? Только вот кому — жрицам, службе безопасности, санитарам?

— Ладно, — все таки соглашается он. — Надеюсь, я об этом не пожалею.

Думается мне, что пожалеешь. Но тактично умалчиваю, так я его точно спугну. Мы торжественно клянемся не раскрывать никому то, что узнаем друг от друга. В этой жизни, по-крайней мере.

Наши силы поднимаются, скрепляя слово. Переплетаются потоками вместе с рукопожатием. И снова мне кажется, что частица его силы остается внутри. Как страж, неусыпно следящий за соблюдением договора.

Я оглядываюсь. Здесь слишком людно. Вертушка, подняв вихри пыли, взлетает и боком отчаливает к городу. Техники перекрикиваются, переключая огни. Шум лопастей, прикрывающий наш разговор, стихает.

Я мотаю головой в сторону пустыни и Олег согласно кивает. Явно прокручивает в голове историю, которой будет со мной делится. Что бы с ним ни произошло, но мне его заранее жаль. Столько муки на его лице от вызванных воспоминаний.

Мы отходим к самой границе света, еще пара шагов и погрузимся в непроглядную темноту. Голоса и шум базы еле слышно, а вот звуки ночных обитателей оживляют ночь.

Усаживаемся прямо на холодный песок, под прикрытием валунов. Меня так и продолжает тянуть завести его подальше от лишних глаз. Такое чувство, что от злобного духа осталось только это. Какая-то всепоглощающая кровожадность. И странная сила.

— Рассказывай, — опережаю я его.

Его история явно будет невеселой, но моя — жуткой. Пойдем, значит, по нарастающей. Олег рассеянно перебирает песок, пропуская его между пальцев.

— У меня был друг… — он говорит медленно, но встряхивает головой, бодрясь. — А, что уж. Мы дали слово, можно говорить прямо. Для всех он был просто другом детства, сыном нашего казначея. Влад.

Голос его подводит, переходя в хрип. Целитель обращается к силе, то ли успокаивая себя, то ли смывая душевную боль.

— Влад был моим братом. Бастардом. Я об этом узнал случайно, сразу после посвящения. Сила у бастардов проявляется иначе. Может и вообще не проснуться, а может с самого детства, от сильных эмоций. Мой дар… В общем, после ритуала мы оба радовались. Но мне кажется, он больше. За меня.

Олег прикрывает глаза и откидывается на валун. Я даже дышу беззвучно, от предчувствия, сжавшего все внутренности. И уже не очень то хочу знать, что было дальше.

— Саницкие очень сильный род, Игорь. И, когда просыпается наша сила… Влад не справился. Его же не учили этому! Мы росли вместе, но он — как неодаренный. Я не знаю, почему мой отец так поступил. С ним я больше не разговаривал.

Он замолкает, шумно дышит с закрытыми глазами, справляясь с гневом. Через силу заставляю себя спросить:

— Что случилось?

Олег открывает глаза, поворачивается ко мне. Взгляд его горит пламенем. Тщательно скрываемые эмоции вырываются, поглощая, и его голос почти срывается в крик:

— Я пытался ему помочь! Я думал, что смогу! После ритуала, когда силы столько, что кружится голова… Влад испугался и запаниковал. И дар целителя вывернулся наизнанку. Сила, которая должна лечить, начала калечить его самого.

Целитель отворачивается и хватается руками за лицо.

— Это было страшно. Сила рвала его по кусочкам, пока он кричал. А я не успевал исцелять. Он умер, весь в крови, на моих руках. Его крики… Он умолял спасти его, а я не мог. Я никогда этого не смогу забыть. И в тот момент во мне проснулся мой родовой дар.

Олег вскакивает на ноги, начиная ходить передо мной взад-вперед. А у меня кожа покрывается мурашками… Кажется, я уже догадываюсь.

— Знаешь, а хорошо, что ты дал слово. Я хоть кому-то могу сказать. Боги дали мне дар, который мог бы спасти брата. Воскрешение, Игорь. В момент его смерти я понял это. Что могу вытащить его, могу договориться со стражем врат. Хвати мне знаний, хвати мне силы… Но мне не хватило. И я сам чуть не умер там. Неделю меня вытаскивали. Даже дед приехал из пустыни, чтобы помочь. Думаю, если бы не он, то и я бы давно стоял бы на суде богов, а мое сердце взвешивали на весах Маат.

Мой рот от шока распахивается так широко, что в него залетает какая-то мошка. Я кашляю, а целитель горько усмехается:

— Вот что случилось, Игорь. Великий дар, который не смог спасти брата и чуть не убил меня самого. Я никому не сказал, слишком зол был на семью. Они подумали, что я просто не справился, истощив себя. Взял больше, чем мог отдать. Поэтому меня и отправили в храм Маат. У целителей лишь одна слабость, не остановиться вовремя.

Его кулаки сжимаются, он скрипит зубами.

— А как? Как можно остановить себя, когда в твоих руках жизнь человека?! Как заставить себя дать другому умереть? Когда ты можешь ему помочь! — Олег отворачивается лицом к пустыне и замолкает.

Хтоническим елдаком мне по лбу, такого я не ожидал. Я не знаю, что ему сказать. И надо ли. Но вашу ж хтонь, серьезно, воскрешение? У меня голова идет кругом. Воскрешение! Понятно, что сейчас он никого с того света вытащить не может.

Да и вряд ли сможет в ближайшее время. Без правильного обучения, без помощи. А он никому не сказал. Да вот только, сдается мне, его тоже закроют где-нибудь. Поближе к императору, с такими способностями то. Ни у одного меня опасные тайны…

— А теперь — твоя очередь, — Саницкий берет себя в руки и поворачивается, сложив руки на груди. — И учти, если соврешь, я почувствую. Я был с тобой откровенен, и от тебя жду того же.

Насколько нерушима эта клятва? Проклятье, слишком мало знаю я об этом. Слово, данное императору, удалось обойти. Не напрямую, но все же. Но после такого, я не могу ему не довериться. Не хочу.

И я, набрав холодящего ночного воздуха в легкие, выдаю все на одном духу. Ну ладно, не на одном. Моя история уже обросла новыми деталями настолько, что за пять минут не уложиться.

Олег слушает молча, не перебивая. Только лицо вытягивается, а глаза округляются. Когда я замолкаю, тишина стоит еще пару минут. Ушастики пищат где-то совсем рядом. Обостренный нюх чувствует запах крови. Поймали мышь или еще какую мелочь, и пируют.

— Аааа… — выдает наконец целитель и захлопывает рот, клацая зубами. — Это многое объясняет. И многое — нет. Ох, демоны тебя забери, Игорь, у меня теперь столько вопросов!

— У меня тоже, — пожимаю плечами, добро пожаловать в мой мир вопросиков. — Но боюсь, как только я начну их задавать, для меня это ничем хорошим не обернется.

Он призывает силу, лихо закручивающуюся вокруг его тела, и смотрит на меня:

— Ты видишь, да? — я киваю. — С ума сойти. Я знаю, что некоторые могут ощущать, слабо. Целители — другое дело. Мы чувствуем чужую силу во время исцеления, так оно работает. Без этого невозможно правильно диагностировать. Поэтому я и… То, что творится с твоей — я никогда о таком не слышал даже.

— И как она, ну, ощущается? — вот он, безопасный источник хоть какой-нибудь информации.

— Хм, колючей, — он втягивает голову в плечи и ежится. — До Константинополя твоя сила была чистой, как свежевыпавший снег, морозящей. Потом начала кусаться горящими искрами. Неприятно, но терпимо. Но после патруля… Она словно вцепляется, прожигая насквозь. Сопротивляется и… Не знаю, мне показалось, что вытягивает что-то. Из воздуха, из меня. Жуткое ощущение. Это уже не неприятно, но еще не больно. Где-то на той грани, когда хочется инстинктивно одернуть руку.

Хреновый расклад. Как то так я и предполагал. Значит и правда к целителям мне теперь нельзя. Только к одному.

— Та змея, в пустыне, что ты с ней сделал?

— Да если бы я знал! — меня его откровения немного расстраивают.

Теперь свою тушку придется беречь особенно тщательно. Но в этом меня волнует лишь то, как оправдывать перед целителями свое нежелание помощи.

— Так ты не можешь этим управлять? — Саницкий невольно делает маленький шаг назад.

— Не знаю, честно. Я только получил это на свою голову. Но отзывать вроде получается. Я только справился со своей силой, так мне теперь еще и с совершенно неизвестной, демоны пойми, как справляться!

— Так, спокойно. Давай подумаем.

Олег частичкой потока окутывает меня и становится лучше. Я облегченно вздыхаю. Надо бы попросить их вместе с Богданом соорудить мне артефакт, успокаивающий нервы. Как у прорицателя. Только мне такой, чтобы не хотелось убивать.

— Тот старик говорил тебе про Дименхор. Мне кажется, это и есть выход из положения.

— Мне тоже, только как туда добраться? А сначала вообще выбраться с базы?

— Придумаешь, — уверенно говорит целитель. — И я подумаю, как тебе можно помочь. С силой. А теперь пошли, пора возвращаться, пока нас не потеряли.

Лед пробит и Олег оживляется. Даже распрямляется, становясь выше. Словно тяжелый груз с его плеч упал. Могу себе представить, самому дышать вкуснее стало.

* * *

— Так, господа дрищи! — ласково орет командир, когда мы выстраиваемся перед ним после завтрака. — Минута славы прошла, теперь вас ждут трудовые будни. До обеда дежурство. Быть собранными и готовыми в любой момент выдвигаться. После обеда режим полубоевой готовности, на подстраховке.

Он проходится мимо нашего строя, заботливо поправляя одежду.

— Вечером отправитесь обратно, в Александрию. У вас будет два дня отдыха. Потом опять сюда, на сутки. И дальше по такому же расписанию, сутки через двое. Семь дежурств и домой. Если повезет, то целыми. Нас кидать на сложные прорывы не будут, пока вы в моем взводе. Но это не значит, что вам можно расслабляться! — он краснеет и плюется, но тут же остывает. — Хотя, вы молодцы, не обосрались, порадовали.

Мы гордо выпячиваем грудь. Когда еще такие добрые слова услышишь от старлея.

— Но у нас некомплект, — командир чешет голову, щурясь на солнце. — Уж не знаю, чего там в столице намудрили, но в вашей группе не хватает одного боевого. А так как я выигр… Так как вы лучшие среди худших во время учебной боевой тревоги, то я могу выбрать вам одаренного. Есть предложения?

Друзья переглядываются, пожимая плечами. Да ну что же ты будешь делать…

— Есть! — рапортую я, с трудом вспоминая нужный номер. — Игнат Вяземский, пятнадцатая группа.

— Тот дрищ чтоль, которого вы спасали от старших? Это он то боевой?

— Он и сам неплохо справлялся. Боевой, да.

Я не очень в этом уверен, но его умения и смелость на меня произвели впечатление. Надо дать парню шанс, раз уж он решился. И его я хоть немного знаю. А новый человек в нашей группе заговорщиков — лишняя угроза. С Игната же, если в случае чего, взять слово, то точно не нарушит.

— Вяземский, Вяземский, — хмурится командир. — А, это Вяземские в стрелковом корпусе императорской служат? Слышал. Ладно, посмотрим, что можем сделать.

* * *

Дежурство на базе, под самым носом у демонов, проходит… скучно. Нас так и не вызывают на вылазку. Хотя, судя по беготне других взводов и стрекоту улетающих вертушек, прорывы случаются.

Возвращаются все целыми и невредимыми, а одна вылазка притаскивает тушу скалаящерки. Никак взамен той, что мы сперли. Полбазы собирается у воняющего на всю округу трупа, радостно гудя. Ну а мы наблюдаем издалека.

Богдан умудряется дрыхнуть, спрятавшись в тени нагромождения ящиков. Командир пару раз его будит, крича прямо в ухо. Но Покровский показывает отличные результаты по переходу в боевой режим, и его оставляют в покое.

Володя изучает какую-то потрепанную книжку, Каритский нетерпеливо расхаживает туда-сюда, голодно поглядывая в сторону женских бараков. Олег больше не смотрит на меня волком, но в таких условиях нам не поговорить.

И я внезапно чувствую щемящую ностальгию. По моему миру, по знакомым улицам и людям. Даже немного по наставнику, который меня в итоге и предал. Вдруг понимаю, что прошел месяц. Безумный, насыщенный столькими событиями, что все мысли о привычном забылись. В режиме бей-беги-охреневай не до воспоминаний.

Редкий момент абсолютного покоя вызывает во мне грусть по прошлому. Вокруг, насколько видно, плавящаяся под палящим солнцем пустыня. Сотни километров песка и демонов. Эх, где она, вечная бесячая морось и серое небо…

Но бодрый мат командира, отправляющего нас на обед, вышибает из головы это, по-своему, приятное чувство. А вечером нас ждет очередной перелет на адской машине и огни Александрии, рассыпанные по побережью.

Душ, смена одежды и я бегу к лазарету, надеясь, что застану Крестовского там. Не дает мне покоя его бред, а если что-то засело в голове, надо действовать.

Но меня перехватывают, коварно подстерегая у выхода из зоны палаток. Две эллинки устремляются мне наперерез. Одна уже знакомая мне, а вот вторую я вижу в первый раз. Я на миг оглядываюсь, но понимаю, что сбежать так в открытую будет слишком.

— Игорь! — воинственная брюнетка сейчас излучает такое дружелюбие, что зубы сводит.

Она тут же вешается мне на руку, другая на вторую и они тянут меня куда-то в сторону от оживленного места. Я слабо сопротивляюсь, но иду, не понимая, чего они от меня хотят.

Мы заходим за угол одного из ангаров и меня впечатывают в стену двумя изящными, но сильными руками. Аккуратно призываю силу и хмурюсь.

Так, в прошлый раз она сначала напала, потом разревелась. Решила повторить? Но тогда зачем ей свидетели? Или это подкрепление? Я готовлюсь к атаке, на всякий случай одевая Белый доспех.

И тут оне обе прижимаются ко мне, горячо шепча в оба уха.

— Я слышала, ваша группа самая крутая среди новичков…

— Ты же всегда хотел, чтобы я позвала подружку…

Да вашу ж мать! Серьезно? Ненормальные девицы решили меня зажать в уголке и трахнуть? Одна из них уже цепляется за мой ремень, ловко расстегивая. Вторая забирается под рубашку, целуя в ухо.

— А ну, отставить! — рявкаю я и вырываюсь, отоходя на шаг. — Вы что устроили?

Команда «отставить» срабатывает отлично. Тут ее быстро в голову вбивают, хоть что-то на пользу. Девушки смущенно переглядываются, хихикая. И делают шаг ко мне. Я — шаг назад.

— Пойдем к нам, — закусывает пухлую губу незнакомка. — Палатка наша на два часа. Времени немного, но мы успеем познакомиться поближе.

Да что за… Я застегиваю ремень, заправляю рубашку и оглядываюсь. Нет, никто нас еще не увидел. Ну и что мне с ними делать? Прямо послать в их долбанутую Элладу, как-то неприлично.

— Девушки, я, хм, рад вашему предложению, но мне нужно в лазарет.

— Ой, ты ранен? — моя неизвестная бывшая тут же подскакивает, начиная ощупывать.

Только вот это не похоже на медицинский осмотр. Я нежно перехватываю ее руки, закрываясь ее телом от второй, которая тоже приближается с хищным взглядом.

— Смертельно и очень заразно, — я бочком смещаюсь в сторону. — До встречи!

Сдаюсь и перехожу на небыстрый бег. И слышу вдогонку разочарованное:

— Лазарет же в другой стороне…

И лишь добежав до палатки и спрятавшись внутри, задумываюсь. А чего я вообще убежал то? На месте только Олег и Володя, вопросительно смотрят. Ну да, я немного запыхался и вид у меня растерянный.

Рассказать про вероломное нападение союзников я не успеваю, полог распахивается и там появляется серьезная рожа Яра:

— Быстро, на выход. Есть одно дело…

Глава 18

Ну уж нет. Я выхожу наружу и встаю у выхода, упрямо мотая головой.

— Никуда я не пойду, пока не расскажешь, в чем дело. Яр, мы кажется уже выяснили, что лучше меня предупреждать.

— Ай, да брось ты! — легкомысленно отмахивается от меня брат. — В этот раз ничего опасного, обещаю! А рассказать — только приятный сюрприз испортить. Тебе понравится.

Подозреваю, что не понравится. Но на его лице только какой-то детский восторг и задор. Может, что-то вроде очередного боевого крещения? Традиции, чтоб их.

— Давай, быстрее, нас ждут, — поторапливает меня он и направляется в сторону ворот.

И я нагоняю. Есть у меня к Ярославу один разговор… Если это снова какая-то подстава, то придется ему сделать мне одолжение. Так даже лучше будет. У виноватого просить что-то проще.

За стеной нас поджидает джип с военным патрулем. Я уже думаю, что меня сейчас опять куда-то отправят, но оказывается просто подбрасывают до города, по-дружески. Брат всю дорогу хохмит, я насуплено молчу.

Пока не узнаю, куда он опять меня тащит, расслабляться не стоит.

Мы проезжаем через всю Александрию, на противоположную ее окраину. Тут, как ни странно, не трущобы, а вполне приличные дома за высоченными заборами с колючей проволокой наверху. И везде камеры видеонаблюдения.

Высаживаемся у поворота на тихую темную улочку и проходим до ее конца вниз, к воде. Там, через неприметную дверку в стене, ступеньками спускающуюся до самого берега и дальше.

— Ну и где мы? — не выдерживаю я, останавливаясь у проема.

— Совсем скоро узнаешь, — хмыкает Яр, заталкивая меня внутрь. — Да не бойся ты, говорю же, ничего тебе не угрожает. Все, теперь не задавай вопросов. Тут их не любят.

Ничего не угрожает в месте, где не любят вопросов? Ну-ну. Ничего, братишка, придется тебе расплачиваться за свою загадочность. Так что потерплю немного.

В просторном саду мощеная дорожка, слабо подсвеченная крохотными фонариками, приводит нас к дому. Я толком не успеваю рассмотреть само двухэтажное строение, только замечаю, что оно довольно большое.

На крыльце нас ждет женщина. Немолодая, но все еще красивая. Изящная фигура, идеальная кожа, высокая прическа и гордо выпрямленная спина. Смуглая, явно местная.

Она тепло улыбается Яру и с интересом разглядывает меня. Мне кажется, ей хочется, чтобы я покрутился. Очень цепкий и приценивающийся взгляд у нее. Но она лишь приветствует нас, жестом приглашая внутрь.

В доме тоже стоит полумрак и витает густой терпкий аромат благовоний. Хтонь, он меня опять притащил на какой-нибудь ритуал? Как бы ему намекнуть, что с меня хватит чужих сил?

— Прошу за мной, — женщина указывает на закрытую дверь в конце узкого коридора, я вопросительно смотрю на брата, но тот мне подмигивает, уходя в другую сторону.

От резкого света я на миг слепну, но как только зрение возвращается ко мне, не сдерживаю ругательство.

— Господин недоволен? — слышу я журчащий голос моей сопровождающей.

— Господин просто удивлен, — шокировано говорю я и прочищаю горло. — Приятно удивлен.

Передо мной шикарно обставленная гостиная. Все в темных, сочных тонах и золоте. Под высоким потолком сверкают сотнями хрусталиков люстры. Кругом низкие столики и диванчики.

А по центру комнаты выстроились в ряд девушки. Этот долбанутый привел меня в бордель! Высококлассный, ничего не скажешь. Но, мать его, бордель.

Глаза мои натурально разбегаются от разнообразия прекрасных и почти полностью обнаженных тел. Эти полупрозрачные тряпки, которыми они прикрыты, ничего не скрывают. Шестеро красавиц томно вздыхают, стреляя глазками.

— Можете выбрать двух, — тихо говорит мне на ушко мадам. — Ваш брат оплачивает.

Щедро, ничего не скажешь. Могу себе только представить, сколько это стоит. И такое явно не запишешь на семейный счет. Или как это вообще происходит. Я первый раз реально задумываюсь о деньгах.

Хочется подложить брату большую финансовую свинью взять всех сразу. Еле удерживаю себя. Как же я не люблю сюрпризы… Сила реагирует на мою злость, поднимаясь грозной волной.

И неожиданно я вижу, как от одной из девушек исходит слабое свечение. Миниатюрная, на пару голов меня ниже. Стоит, соблазнительно изогнув гибкое тело. Кожа — кофе с молоком, грудь на троечку, в смысле размера. И в глазах обещание такого, что в штанах становится тесно.

Но привлекает меня, в первую очередь, ее сила. Слабый отголосок, подобной моей и тем туземцам в деревне. Девушка, видя мой заинтересованный взгляд, игриво склоняет голову, выступает вперед и протягивает мне руку. И я ее принимаю.

Остальные очень натурально издают разочарованный вздох и расходятся, рассаживаясь по диванчикам. Не забывая при этом выпячивать свои достоинства и бросать нежные взгляды.

Девушка, виляя упругой попкой, отводит меня в комнату, запирает дверь и поворачивается, улыбаясь. Откровенно и очень, хм, профессионально. Хочется поверить во внезапно вспыхнувшую страсть незнакомки.

Она заводит руки за шею, расстегивая свой наряд.

— Подожди, — я поднимаю руку, останавливая.

— Господин хочет раздеть меня сам? — мурлычет она с легким акцентом.

Ее чуть хриплый голос и плавные движения, пока она подходит ко мне, сбивают с мыслей. Она поворачивается ко мне спиной, прижимается к паху, чуть наклоняясь. Да чтоб вас…

Призываю силу на помощь, но она, вместо того, чтобы успокоить, вызывает желание схватиться за эти бедра, разорвать одежду и… Стоооп.

Я немного грубо отталкиваю ее.

— Мне надо… освежиться, — с трудом говорю я и иду в сторону ее кивка.

Запираюсь в крошечной ванной. Узкая раковина, душевая кабинка и унитаз стоят так плотно друг к другу, что чувствую себя слоном, запинаясь о гальюн.

Обливаюсь холодной водой, пока не отпускает. Мне нужна информация. Если я сейчас воспользуюсь положением, то разговаривать она со мной не будет. Не стану себя тешить надеждой, что я ее смогу настолько впечатлить. Скорее всего смогу, но делать на это ставку не буду.

Значит, надо что-то придумать.

«Богдан!» — ору я со всех сил. База недалеко, но кто знает, добьет ли ментальная связь.

«Что случилось? Можно позже? Я занят…» — отвечает здоровяк, а на фоне звучат такие стоны, что сомневаться в их происхождении не получится. Это он что, мне сейчас в прямом эфире передал?

Хтонь, ну конечно, его же Каритский увел. Боги, ну что за день такой, обострение какое-то, все туда же…

«Не можно. Я быстро. Есть какой-нибудь, обет безбрачия, что ли… В общем вариант, когда можно отмазаться от секса, не обидев?».

Я даже сам себе неодобрительно мотаю головой. Дожил, нужен вариант отмазаться от секса. Честь, мать ее, берегу. Не пойми для чего.

«Белаторский, ну ты вовремя… Подожди полминуты».

— Ты в порядке? — моя спутница скребется в дверь.

— Да-да, все хорошо, скоро выйду, — бодро отвечаю, включая воду сильнее.

«Богдан!». Потом извинюсь за испорченный вечер. Можно было бы к Олегу обратиться, но у меня такое чувство, что не по его это части. Парню точно не до легкомысленных развлечений.

«Ну ты гад» — незлобно сообщает Богдан. В противовес словам на фоне каркают вороны и слышен вой ветра. «От кого ты там отбиваешься? Такая страшная что ли? Ну скажи ей, что ты не по этой части…».

«Так, давай без этих вот шуток. Я серьезно, Богдан. Есть какой-то вариант, безопасный для репутации?».

«Ну скажи ей, что слово княжича дал, другой девушке. И стоило меня ради такого дергать?».

Тьфу ты. Сложно соображать, когда кровь от головы приливает к другому месту. С этой, посольской дочкой, такой вариант сработал. Я благодарю друга и извиняюсь.

— Как тебя зовут? — в первую очередь спрашиваю я, выходя из ванной.

— Элия, господин, — девушка снова тянется ко мне, но я отхожу и она распахивает глаза: — Я не нравлюсь господину? Вы меня не хотите?

— Я хочу поговорить. Ты мне нравишься, очень нравишься. Но… человек, который привел меня сюда, не знал о том, что я дал слово другой. Знаешь, что такое слово княжича? — она хмурится, но кивает. — Поэтому давай просто поговорим.

— Как пожелает господин, — расстроенно вздыхает она. — О чем вы хотите поговорить?

— Оденься, пожалуйста.

Пока Элия будет в таком виде, я точно думать не смогу. Девушка слушается, но одевается так медленно и дразняще, что я отвожу взгляд. Когда ее тело прикрывает плотное длинное платье, я приглашаю сесть в кресло. А сам усаживаюсь во второе, по соседству.

Элия по-домашнему подбирает ноги под себя и с любопытством смотрит.

— Расскажи мне про Дименхор.

Девушка тут же становится серьезной, не удержавшись. Торопится вернуть улыбку, но поздно. Она бормочет «чужакам там не место» на своем языке и хлопает глазами:

— Этой какой-то город на юге?

— Я не совсем чужак, — отвечаю я на том же языке.

Удается мне это с трудом. Если с союзниками мы словно на одном языке разговариваем, то тут приходится мысленно переключаться. Слова поддаются нелегко и я говорю медленнее, чем обычно.

Но Элия меня понимает. Ее янтарные глаза распахиваются от удивления, которое она больше не скрывает. Она озирается, быстро, как лисичка на охоте.

— Откуда ты знаешь наш язык? У тебя даже акцента нет! Как это возможно?

— Хотел бы знать, как это возможно. Поэтому мне и нужно в Дименхор. Узнать.

— Но… Туда не пускают чужаков. Тебя просто не пустят внутрь.

— Пустят, — уверенно говорю я, есть у меня пара ласковых для местных. — Что это за место вообще?

— Город тысячи храмов, — просто отвечает она, но глядит все еще немного настороженно.

— Тысячи? Он же вроде небольшой.

— А они и не видны с земли. Они все там, — Элия пальцем указывает на пол.

— Катакомбы? Там подземный город?

— Да, глубоко под землей. Там — настоящий Дименхор. Почему ты этого не знаешь? Кто тебя обучил нашему языку?

— Ммм, — мне с трудом удается вспомнить имя. — Адапа. Старичок такой, в горах…

Но по ее лицу, я вижу, что объяснений не нужно. Она резко бледнеет и сжимается. И тут же бросается мне в ноги, прижимаясь.

— Умоляю, господин, только не говорите ему, что я рассказала про Дименхор! Умоляю.

— Тише, тише, — я и сам пугаюсь ее реакции. — Никому я ничего не расскажу. Если и ты не расскажешь, о чем я тебя спрашивал. И вообще о том, что мы разговаривали. Договорились?

Она отчаянно кивает, несмело поднимая голову. В глазах застыли страх и слезы. Да что за сморчок такой, что его боятся до ужаса? Вот и получил вместо ответа новый вопрос.

Я пытаюсь ее поднять, но Элия только крепче прижимается, доверчиво глядя в глаза. Мол, не прогоняй. Мне неуютно, но я больше ее не трогаю. Не дай боги еще плакать начнет.

— Я никому не скажу про тебя, обещаю, — успокаиваю ее. — Расскажи мне про город, пожалуйста.

— Тот, который наверху, был построен чужаками. Уже гораздо позже того, как настоящий город ушел под землю. Чужаков выгнала пустыня, а мы вернулись. И его отдали нам. Кто еще захочет жить в таком месте?

— Да, климат тут так себе. И местная фауна какая-то слишком агрессивная, — соглашаюсь я. — А как попасть в настоящий город, который под землей?

— Без проводника никак. Да и с проводником никто чужака не пустит. Не ходите туда, — ее пальцы сжимаются на моих ногах. — Вы там погибнете.

— Боюсь, погибну, если не пойду, — я рассеянно смотрю на свои руки, которые светятся симбиозом трех сил, уже не прекращая. — Или погибнет кто-то другой.

— Значит, нужен надежный проводник. А лучше вам найти жреца Энки, владыки недр.

— Спасибо, я запомню. А ты была там, в настоящем Дименхоре?

— Я оттуда родом, — ее лицо на миг расцветает мечтательной улыбкой, но тут же грустнеет. — Мне больше нет туда дороги. Пусть я всего лишь поменяла один позор на другой, но обратно меня не пустят.

— А как ты…

— Не надо, господин. Тебе не нужна моя история, — ласково перебивает меня Элия. — И спасать меня не надо. Только одно могу попросить. Когда попадешь в Дименхор, замолви за меня слово перед богиней-матерью.

Я обещаю выполнить просьбу, а она счастливо улыбается и кладет голову мне на колени. Ну просто идиллия посреди дома терпимости. Нда.

Я даже глаза прикрываю в наступившей тишине. Может поспать? Сколько у нас вообще времени осталось? Я глажу Элию по голове, привлекая внимание и она меня понимает по-своему.

Смотрит лукаво снизу, закусывает губу и ведет рукой вверх по ноге.

— Ты чего? — задаю глупый вопрос.

— Может я могу еще чем-то помочь господину? — шепчет она, приоткрывая рот и добирается до паха.

Да ну что же ты будешь делать… Нет, ну сейчас делать вид, что никакого слова я не давал, будет совсем неправильно. Боги, как же приятно.

— Элия! — я вскакиваю, роняя ее на пол.

Помогаю девушке подняться и она тут же обвивает своими руками мою шею.

— Неужели даже этого нельзя? — невинно хлопает ресницами.

С усилием отвожу взгляд от ее губ и освобождаюсь из объятий. Так, еще немного и эта девчонка победит. Делаю несчастный вид и мотаю головой:

— Ничего нельзя. Совсем. Даже целоваться. Даже в щеку. Что-то душно тут. Мне бы на свежий воздух выйти.

— Ааа… — она испуганно смотрит на дверь, потом на окно.

Отлично, сбегать из спальни жрицы любви через окно. Такого ты, Игорек, еще не делал. Хотя я не уверен, после встречи с эллинками. Что я там вообще делал. И какие дипломатические связи налаживал.

— Хорошо, — сдаюсь я, не желая подставлять Элию. — Можно и так. Скажешь, что я так привык всегда уходить.

Ну хоть первый этаж, пусть и не видно ничего. Не видно мне шикарного и густого куста, облепленного липучими цветками. Прямо в него и я приземляюсь, безрассудно сиганув из окна.

Не знаю, что это за экземпляр местной флоры, такой приставучий. Но отдиранием пахучих соцветий я занимаюсь минут десять. Пока иду к воде, заметив там небольшой безлюдный причал со скамейками.

Прохлада, идущая от воды, немного остужает, принося облегчение. Силой я, пожалуй, больше себя успокаивать не буду. Успокаиваю мыслью, что добыл полезную информацию и наконец придумал, что делать дальше.

Для начала постараться не взбеситься на брата и не начистить ему морду. Он же из самых добрых побуждений, я уверен. Наверняка думал, что после первой встречи с демонами и боя, самое то — выпустить пар.

Понимаю и согласен, но осуждаю. Эта опека над младшим братом меня порядком раздражает. Мои гневные мысли прерывает скрип открывающейся двери и приглушенный смех.

— Перестань, — звенит тихими колокольчиками женский голос.

— Не могу от тебя оторваться, может еще разок, по-быстрому? — отвечает ей спутник.

У дома происходит какая-то возня. А я узнаю голос амбала Эратского. Проклятый город и проклятый мир, чего же вы такие тесные! Вжимаюсь в скамейку, но в мою сторону парочка и не смотрит.

Возня заканчивается быстро и слышится немного сердитое:

— Уходи! Иначе расскажу госпоже Бенну. Она такого в своем доме не потерпит!

— Ладно, ладно, чего ты сразу заводишься. Я пошутил, — ворчит Эратский и уходит, шурша подошвами по каменной дорожке.

Получается, наш Вадик тот еще ходок по неприличным местам. И, похоже, краев не видит. Не в копилку его плюсов эта информация, но тоже пригодится. Пожалуй не такая и плохая идея, по злачным заведениям походить.

Через полчаса объявляется брат. Он обеспокоенно зовет меня, шаря в кустах под окном Элии. Я поднимаюсь и тихо подзываю его к себе.

— Ты меня напугал! — он подбегает и оглядывает меня. — Мне сказали, что вышел из окна и все. Что случилось?

Сработало два раза, сработает и в третий. Я хватаю его за грудки и трясу.

— Ты! — завелся я уже за это время прилично, так что теперь приходится сдерживать злость. — Ты меня подставил уже дважды, Яр! С теми ифритами и тут. Ты меня хотя бы спросил! А я слово дал. Знаешь, как это, когда нарушается слово аристократа?

— Игорь… — на него смотреть жалко, настолько он расстроен.

— Нет, Яр, хватит. Теперь ты мне должен.

— Что я должен сделать? — тяжело вздыхает брат, сдаваясь.

Глава 19

— Ты поможешь мне завтра попасть в Дименхор! — выпаливаю я.

— Чегооо?! — Яр вырывается и отступает. — Ты свихнулся, братишка? Какой Дименхор, это же хрен знает где. Зачем тебе туда?

— Ну ка, расскажи мне, кто такой Иредж и что он сделал с моими руками, — я резко меняю тему.

— Чего? Ты о чем? Что он сделал? — брат моргает, потеряв нить разговора.

— Кто он такой? — напираю, пока не очнулся.

— Ифрит! — отвечает Яр и сглатывает. — Ты чего на меня орешь?

— Ну давай поговорим спокойно, — я тут же снижаю голос. — Кто такие ифриты и какая у них сила?

— Ифриты — самые сильные из народа персов. Тоже союзники наши, между прочим. Там свой пантеон, но ифриты обособленные. Их сила вроде как древнее. Но после войны богов они примкнули к империи. Ну или позволили тем считать, что примкнули. Говорят, что они не совсем люди…

— И кто же тогда?

— Духи, божества. Как их только не называют за глаза. А до первого прорыва хаоса и вовсе демонами. Но они сами считают себя народом. Хоть и лучше людей. Их не так много осталось, поэтому к хаосу они стараются не соваться. Но помогают иногда.

— Например такими вот рисунками? — я поднимаю руки.

— Да, такими вот рисунками, — передразнивает Яр. — Их сила — везде, Игорь. И малой толикой этого они могут поделиться. Как и говорил Иредж, ты не сможешь пользоваться их силой так же, как они. Она, хм, зациклена на одну задачу — бороться с тварями хаоса.

— Везде? — до меня начинает доходить. — Так они что, всесильны?

— Они могущественные, но не бессмертные. Хотя, подозреваю, что живут гораздо дольше людей. Но в войне богов их почти истребили. Ифриты лезли в самое пекло, в самые страшные битвы. Бились с Высшими и погибали. У них тоже есть предел и слабости. Как у всех нас.

— А ты не думал, что это опасно? Связывать чужеродные силы? Это же как… не знаю, делать переливание крови не той группы.

— Связывать? Ты о чем? — хмурится брат, не понимая меня. — Это работает как и другие татуировки. Как артефакт, если хочешь. Ты просто носишь его с собой, всегда.

— Да не просто… — я думаю пару секунд, что можно сказать. — Со мной это явно не совсем так сработало. Силы… как будто переплелись. И теперь мне нужно в Дименхор, чтобы это исправить.

— Не понимаю, при чем тут Дименхор. Давай свяжемся с Иреджом и расскажем ему, что с тобой происходит. Ну, как тебе кажется что что-то происходит.

— Мне нужно в Дименхор, — упрямо повторяю я.

— Да кто тебе это сказал? — начинает злиться Яр.

— Послушай, ты можешь мне просто поверить? Без объяснений откуда, кто, зачем? Просто поверь, мне нужно туда попасть. И как можно скорее.

Меньше всего мне хочется втягивать и брата в свои тайны. Просить дать слово, все рассказывать. Надеяться, что он сразу поймет и поверит. Я достаточно перенервничал за разговор с Олегом.

— Ты уверен? — брат хмурится уже так сильно, что лицо покрывается морщинами.

— Уверен, Яр. Как никогда в жизни. Для меня это очень важно. И я прошу твоей помощи.

Брат крепко задумывается, отвернувшись к воде. Что-то бормочет себе под нос. Я не мешаю — сказал все, что мог. Не поможет, демоны с ним, угоню вертушку. Уж не знаю как, но придумаю.

— Хорошо, — он поворачивается и протягивает руку. — Договорились, помогу. Но когда-нибудь ты мне все расскажешь.

— Когда-нибудь мы все и все расскажем.

— Ну братишка, ты и задачку мне задал. Придется потрясти все связи, что есть. Пожалуй, это ты мне должен будешь, — к Яру возвращается привычная усмешка.

— Буду, буду, — соглашаюсь я. — Если прекратишь свои дурацкие шуточки.

— Вот еще! Ты бы свою рожу видел! — он смеется. — Пока не перестанешь так реагировать, не прекращу. Ладно, давай возвращаться на базу. Может пара нужных мне людей и не спит, но скорее всего, это дело придется отложить до утра.

Мы ловим попутку, очередной мелкий и пузатый микроавтобус. Она несется с космической скоростью, подпрыгивая на неровностях дороги так высоко, что пролетает пару метров, перескакивая другие.

Пока мы доезжаем до ворот, успеваю набить себе о крышу приличную шишку на голове.

К собственной палатке приходится пробираться, как по минному полю. Эта богатая на гормоны ночь и мою паранойю перевозбудила. Мне теперь в каждой тени мерещатся озабоченные девушки.

Скорее бы уже к демонам…

* * *

Утро начинается с прекрасного настроения, обвиняющего взгляда Богдана и брата, вихрем врывающегося к нам в палатку сразу после подъема. Судя по его бодрому виду, он не спит уже давно.

Он тащит меня наружу, отводит в сторону и вздыхает:

— Ну что, ждешь хороших новостей?

Я молчу, выжидая. Меня его актерские способности поражают, но шутка приелась. И точно, сам не выдерживает и улыбается во все тридцать два белоснежных зуба:

— И ты их дождался! Нашел тебе транспорт. Повезло тебе — не то слово. Словно жрицы богини Эрнутет благословили.

Тактично умалчиваю, что есть такая вероятность. Хотя и не думал, что удачи хватит так надолго. Правда Кира действительно очень старалась.

— В общем, едут туда с провиантом. Раз в неделю грузовик ходит, водитель друг моего друга. А, не важно. Тебя захватят, но придется в кузове трястись демоны знают сколько, путь неблизкий. Только вот говорят, что внутрь тебе не попасть. Их и самих не пускают, у ворот все выгружают.

— За это не переживай, попаду.

— Ну, сам смотри. Гостинец мне хоть оттуда привези тогда, в коллекцию.

— Гостинец? — я ржу. — Думаешь у них там, в закрытом городе, сувенирные лавки есть?

— Ты уж найди, — серьезно просит брат. — Ребята будут там пару часов, потом обратно.

— А если я за пару часов не управлюсь? — осторожно спрашиваю.

Вот что-то мне подсказывает, что так оно и будет. Яр улыбается еще шире, хотя казалось, что это невозможно.

— Останешься там и станешь махровым аборигеном? А что, семью заведешь, мелких. Будут голозадыми по песочку бегать.

— Завязывай, — отмахиваюсь. — Вижу же, ты что-то и на этот случай придумал.

— Отож! Брат у тебя ого-го! Что бы ты без меня делал вообще…

Пешком бы пошел, демонов ему в зад! Ну сколько можно тянуть кота за яйца! Я начинаю беситься, а Яр, конечно веселится от этого еще больше.

— Нервный ты, братишка. Надо было воспользоваться моим подарком и снять напряжение то. Ладно, не заводись. Завтра вас отправляют в пустыню. Так вот, если не вернешься с грузовиком, тебя подберут на вертушке. В километре на юг от города. Будь на месте после полудня. Эти уже ждать не будут.

— Понял. Спасибо, братишка.

В ответ получаю дружелюбный удар по спине, от которого сносит на шаг.

— Сочтемся, не сомневайся. Грузовик уходит через час, так дуй собираться и завтракать. Удачи!

Он убегает, добавляя уже на ходу:

— И гостинец не забудь!

Придется искать, надо человека порадовать. Я и не верил до последнего, что все получится так быстро устроить. Хороший все таки у меня брат. Только юмор дурацкий.

Боюсь лишь, что меня там самого на сувениры пустят. Как их уговорить пропустить внутрь? Поможет ли имя старика или еще хуже сделает, демоны их знают. Ладно, сделаю морду кирпичом и попру уверенно. Может и сработать. План так себе, но хоть какой-то.

Приходится нагло врать друзьям, что брат меня отправляет на секретное и очень ответственное задание. Так что встретимся на базе в пустыне, если раньше не вернусь. И только Олег позволяет себе улыбнуться.

«В Дименхор?» — слышу его голос в голове и незаметно ему киваю.

«Слава богам! Удачи, Игорь!».

От его пожеланий на душе становится особенно спокойно и хорошо. Все складывается просто прекрасно.

* * *

Все складывается просто отвратительно.

Мы едем по пустыне полдня. Я покрываюсь таким толстым слоем пыли, болтаясь в открытом кузове, что с трудом сгибаю пальцы. От мучительной и долгой смерти меня спасает только морозилка.

Но заклинание невозможно держать постоянно. И я нахожусь между молотом пекла и наковальней обжигающего холода. Поднимается температура и начинает бить озноб.

Ребята гонят с максимальной скоростью, чтобы поспеть обратно до темноты. А дороги нет. И в середине пути приходится переваливаться за борт, избавляясь от завтрака.

Я проклинаю старика, бабку, духа, демонов и даже ушастых зверушек. Они то умные, спрятались себе по норам и дрыхнут.

Внутрь меня не пускают. Перед ребятами, доставляющими сюда груз, я не хочу показывать, что знаю местный язык. А мой гениальный план идти напролом с уверенным видом, конечно, не срабатывает.

Поэтому два часа брожу вокруг, насвистывая. В итоге даже берусь помогать с разгрузкой и больно ударяюсь коленом, не удержав тяжелый ящик.

А когда провожаю взглядом уезжающий грузовик и поворачиваюсь, то утыкаюсь в наглухо закрытые ворота. Тишина стоит такая, словно город вымер. Даже усиление слуха не помогает расслышать, что происходит за его стенами.

Я, прихрамывая, подхожу и стучусь в толстое промасленное дерево:

— Открывайте, свои!

Тихо, только ветер подвывает из щели внизу. Падаю на землю, прижимаясь щекой и пытаюсь разглядеть в узкий просвет, что там, за воротами. С той стороны виднеется только такой же клочок сухого песка. Проносится перекати-поле и движение воздуха прекращается.

Стучу настойчивее. В итоге кричу, ломлюсь ногами и руками, вызываю туземцев на смертный бой и крою по матери. Не помогает. Только что суетились стайкой муравьев, затаскивая ящики и коробки. А сейчас — не единого звука.

Может они сразу под землю рванули? Должен же быть тут звонок или колокольчик…

Так я провожу еще час, почти охрипнув от криков. Потом иду в обход, надеясь найти лазейку в высоченной стене. Обхожу весь город за три часа и возвращаюсь к воротам.

Солнце тянется к горизонту, я устраиваю пикник прямо на песке, отчаянно пытаясь выманить местных шоколадными батончиками. Похоже, ночевать мне придется прямо тут.

Не очень хорошая затея. Демоны вряд ли тут объявятся, но и без них ночью в пустыне полно хищников. Загрызут какие-нибудь койоты, или кто тут водится, и следа не останется. А что останется, быстро скроет песок.

Когда светило касается дрожащего края пустыни, решаюсь на штурм. Раз не хотите по-хорошему, разнесу все к демонам.

И в этот момент створка ворот со скрипом приоткрывается. В нее буквально протискивается девчонка-подросток. Вся в пыли, от волос до босых ног. Шоколадка, присыпанная серой пудрой.

— Ты чего здесь делаешь? — улыбается она мне тремя зубами.

— Взрослые дома есть? — моя ухмылка уже не похожа на дружелюбную. — Зови старших, разговор есть.

— Нет у нас никаких разговоров с чужаками.

— Ну а мы сейчас, по твоему, что делаем? — я закатываю глаза.

Послали ко мне ребенка, надеясь, что не зашибу? Ну хоть бы кого поумнее выбрали. До девчушки мои слова доходят медленно. Она прищуривается на один глаз, поднимает взгляд наверх, теребит подол платься. И, наконец, удивленно распахивает глаза:

— Ты говоришь на нашем языке! — и тут же делает странный вывод: — Ты демон?

— Нет, я злобный дух Намтару. Пришел мстить за столетия неволи!

Ребенка прошибает моими словами так, что я даже не успеваю заметить, как она с писком уносится обратно. Но щель остается. Я напираю на створку, кряхтя. Сколько же весит эта махина? Расширив проход до подходящего размера, встискиваю тело внутрь.

И натыкаюсь на два десятка человек, стоящих полукругом у ворот. Все они целятся в меня трубками с ядом. Никакого разнообразия у них, один и тот же прием.

— Добрый вечер, — пока никто не плюнул, вежливо здороваюсь. — Мне бы в настоящий Дименхор попасть. Никто не подскажет дорогу?

— Чужак! Чужак! Чужак! — тихой волной проносится по их рядам.

— Чужак, — охотно соглашаюсь я. — Ну так кто дорогу покажет? Только давайте по одному, не все сразу.

Вот зря они меня полдня на солнце запекали. Я слишком устал и зол, чтобы бояться.

— Ну ты и наглец! — раздается за их спинами звонкий голос.

По центру расступаются, пропуская вперед дивное создание. Женщина такая пестрая, что на контрасте с однообразным унылым пейзажем, смотрится как не от мира сего.

Все цвета радуги переплетены в узорах ее длинного платья. В темных волосах бусины, цепочки и еще какие-то висячие безделушки.

Глазницы густо измалеваны черным и там, как в провалах, сверкают алые глаза. По-крайней мере сначала они мне кажутся красными, в свете заходящего солнца. Она наклоняет голову набок и цвет глаз становится светло-карим.

— Ты знаешь, чужак, что мы можем убить за долю секунды? И что твоя сила против нас бесполезна?

— А давайте проверим, — радостно предлагаю я. — Уложу одного из ваших, вы со мной поговорите.

— Ты хорошо знаешь наш язык, — она покачивает головой и украшения звенят. — Но ничего не знаешь о нас. Нам не надо с тобой спорить, мы просто убьем тебя.

— Испугались значит, — разочарованно отвечаю ей. — Правильно, в общем, делаете.

— Саггиги никогда не боялись наследия земель Та-Кемет! — возмущенно кричит она. — У тебя нет шансов, чужак, но ты можешь погибнуть достойно, в бою.

Она делает знак рукой, туземцы отступают, освобождая место и остается только один. Он убирает трубку за пояс и щерится угрожающим оскалом. Жуть, ему бы к хорошему стоматологу.

Призываю силу, не сдерживаясь. Своего она убить не должна. Ну, мне так кажется. Я понимаю, что пока не покажу, на что способен, разговаривать со мной не будут.

Зрелище белесого потока с красными прожилками и опадающим пеплом символов, меня и самого немного страшит. Не думаю, что могу привыкнут к такому.

Я бью в кинувшегося ко мне местного вполсилы. Убивать за подозрительное отношение к чужакам — слегка перебор. Но и этого хватает. Его резко останавливает на полпути, приподнимая от земли.

Туземец залипает в плетении, как муха в паутине. Символы жадно кидаются, въедаясь под кожу, а красные нити стягивают до настоящих следов на теле и одежде.

Все в ужасе отступают, а женщина кидается ко мне с криком:

— Остановись!

Отозвать силу в этот раз сложно. Буквально отрываю ее часть за частью под стоны жертвы. Она рвется обратно, голодная, жадная. На лбу проступает пот, от напряжения сводит скулы, а воздух становится тяжелым, сдавливая грудь.

Вот хтонь, все же перестарался. Только я подумал, что могу контролировать хотя бы откат. Если я его сейчас убью, они церемониться не станут. И уж точно помогать, если выживу.

Тело дрожит, чувствую, как из носа течет горячая кровь. Ноги не выдерживают и я падаю на колени, ударяясь ушибленным местом. Боль помогает и у меня получается заставить силу отпустить полуживого мужичка.

Он мешком падает на землю, но дышит. Мне приходится сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем я поднимаюсь на ноги, пошатываясь.

— Достаточно? — я злюсь не на них, а на себя, но голос мой звенит от гнева.

— Достаточно, — мягко отвечает женщина. — У тебя есть право войти в город тысячи храмов, юноша. Пойдем со мной, я провожу тебя.

— Мне нужен жрец Энки, — я вспоминаю слова Элии.

— Вот как? Что же, ты знаешь, куда идешь и чего хочешь. Я приведу жреца, жди здесь.

Она неторопливо уходит, звеня побрякушками в волосах. Бойца уносят и все расходятся, пятясь. Никто не смотрит мне в глаза, но и не поворачивается спиной.

Вроде как не очень хорошо получилось. Пришел, навалял и требую жреца. Знать бы еще, что я там знаю. Но уж лучше пусть меня опасаются, чем устраивают принудительное иглоукалывание.

Жду я долго. Короткий закат подсвечивает город оранжевым сиянием. Несколько минут теплых оттенков и пустыня погружается во мрак. Зажигаются подвесные фонари, редкие, их света еле хватает, чтобы разглядеть очертания домов.

Становится легче дышать и головокружение уходит. И приходит жрец. Старика слышно издалека. Он плетется, громко шаркая сандалиями по земле и кряхтит над каждым шагом.

Жрец опирается на трость из кривой толстой палки, и от каждого ее удара о землю вверх поднимается облачко пыли. Тук-шарк-кхе. Тук-шарк-кхе. Когда он, наконец, подходит, еле вывожу себя из транса этих звуков.

— Ты тут, что ли, требуешь попасть в нижний мир? — он встает вплотную, задирает голову и даже принюхивается, изучая меня.

Седые волосы затянуты в длинный хвост. И, на удивление, очень живые глаза, на круглом морщинистом лице. Ну хоть этот без побрякушек.

— Я, уважаемый. Не требую, прошу, — дипломатию включить лучше поздно, чем никогда.

— Ну раз сам просишь… — усмехается старичок. — Тогда пойдем.

Он, покачиваясь, разворачивается и своим черепашьим ходом устремляется вглубь города. Я бреду следом, разглядывая знаменитый Дименхор. Точнее, его наземную часть.

Меня не впечатляет. Низкие одноэтажные дома с плоскими крышами. Непойми из чего построенные, облепленные снаружи то ли штукатуркой, то ли глиной. Узкие улицы завешаны сверху навесами с обеих сторон. Так, что те соприкасаются, закрывая небо.

И ни в одном окне не горит свет. Только эти уличные фонари, не столько для освещения, сколько для обозначения пути. Даже звуков ночных обитателей не слышно. Ни писка, ни трепыхания крыльев мотыльков.

Жуткое место. Мертвый город. Куда все подевались, под землю всем скопом ушли?

Жрец водит меня какими-то закоулками, постоянно сворачивая. Словно пытается запутать. Не хочется его расстраивать и говорить про поиск пути. Я и сам выбраться могу, и обратно дорогу найти.

Спуск под землю обнаруживается в обычном неприметном доме. Мы заходим внутрь через незапертую скрипучую дверь. Проходим пустые комнаты и попадаем в маленькое помещение без окон. И там, посреди пола, зияет темный лаз.

Пламя единственной свечи дрожит от воздуха, поднимающегося снизу. Пахнет землей, свежей водой и мокрым камнем.

Старичок неожиданно резво ныряет туда, тут же пропадая в темноте. Я осторожно нашариваю ступеньки и спускаюсь, ощупывая ногой путь. Ориентируюсь по кряхтению передо мной.

Мы спускаемся и спускаемся, пока слабый свет проема над головой окончательно не пропадает. Тут же стихает кряхтение и шаркание. Я догадываюсь усилить зрение, призываю силу и… она не откликается. Пусто и глухо, как и вокруг.

— Ну и что дальше? — тихо спрашиваю я, больше сам у себя.

— А дальше ты умрешь, — звучит ответ из темноты.

Глава 20

Ну ты еще зловеще засмейся, старый хрен. Какой-то слишком замороченный способ меня убить. Хотя, если я не чувствую тут ни свою силу, ни чужие, смысл в этом есть.

— А какие еще варианты? — интересуюсь, шаря в темноте руками.

— Варианты? — в его голосе появляется удивление. — Ты же сам хотел попасть в нижний мир.

— А это что, значит умереть? — я тоже удивляюсь.

В темноте замолкают, затем кашляют.

— А что это еще может значить? Я жрец владыки земли, проводник в нижний мир, мир мертвых.

Вот спасибо Элия, подставила ты меня. Я подумал, что нижний мир — это и есть подземный город, мать его. Нда, знать язык — не значит понимать его. Этот, тоже молодец. Без лишних вопросов — хочешь помереть, да пожалуйста. Ну что за люди…

— Ммм, уважаемый. Тут недопонимание вышло. Мне в Дименхор надо, а не в другой мир.

— Так чего ты меня путаешь? — ворчит жрец и темнота вдруг оживает светом.

Огоньки светлячками порхают вокруг. А я расставляю руки для удержания равновесия. Справа и слева от каменной лестницы глубокий обрыв. Никаких ограждений, один шаг в сторону и летишь вниз, успев спеть короткую матерную песенку.

Мы в огромной пещере, на самом верху спуска, который теряется далеко внизу, во тьме. Жрец стоит на несколько ступенек ниже и смотрит на меня недовольным взглядом, опираясь на трость.

— Извините, — раскаиваюсь я, стараясь не смотреть в пропасть. — Несовместимые культурные различия. А почему я не чувствую силу?

— Хм, а вот это интересно, — оживляется старичок. — Ну пойдем, несовместимый.

— Город там? — уточняю я на всякий случай, кивая вниз.

— Там, там, — кряхтит жрец и начинает спуск. — И я очень надеюсь, что это стоило того, чтобы подниматься.

В его темпе спускаемся мы очень долго. Он продолжает что-то незлобно ворчать себе под нос. А я глубоко дышу и смотрю в его затылок. От высоты и гулкого пространства вокруг слегка мутит.

Огромная пещера приводит нас в другую, низкую и вытянутую. Пахнет сыростью и камень под ногами коварно скользит. Идти сложно, от напряжения болят ноги, но я умудряюсь не упасть, пару раз балансируя на грани. Жрец в мою сторону не оборачивается, спокойно проходя опасное место.

И в конце этого «коридора» я застываю, распахнув рот. Здесь действительно целый подземный город. Мы находимся на возвышении и отсюда хорошо видно уходящие вдаль строения.

Да сколько же их тут? В глазах рябит от странной местной архитектуры. Храмы похожи на пирамиды, но с широкими ярусами и лестницами сбоку и спереди. Между ними зажаты дома, вразнобой наседающие друг на друга.

И люди. Множество людей, муравьями бегущих куда-то по улочкам и лестницам. Похоже, когда снаружи ночь, тут начинается день. Доносится детский смех, шум строительных работ и даже блеяние животных и лай собак.

Среди плотной застройки вижу зелень деревьев и порхающих над ними птиц. Неожиданное зрелище живого, шумного города ввергает меня в полный шок. Мне почему-то казалось, что тут лабиринты ходов и пещер, где, сгорбившись, у костров сидят туземцы.

А тут почти мегаполис с парками, улицами, шустрым населением и свежим воздухом. Я пытаюсь рассмотреть потолок, но он слабо мерцает в высоте, прямо как звездное небо.

Старичок терпеливо дожидается, пока я перестану таращиться и закрою рот. Только довольно посмеивается, гордясь произведенным впечатлением.

Мы спускаемся в город и идем к ближайшему храму, а я вижу, что таких подъемов тут несколько. Значит, этот вход не единственный. Похоже вообще персональный, для жреца. Ему приходится долго усмирять дыхание, когда мы доходим до цели.

Внутрь мы не заходим, располагаемся на скамье среди деревьев. Перед ней фонтан, а от улицы нас отделяет невысокая живая изгородь. И она не мешает резвящейся неподалеку ребятне с любопытством меня разглядывать.

— Ну так что там с твоей силой? — задает жрец вопрос сразу, как только усаживается и с удовольствием откидывается на спинку.

— Вот это я и хотел бы узнать, — я корчу рожу детишкам и те с довольным визгом разбегаются. — А почему вы не удивляетесь, что я знаю ваш язык?

— Поживешь с мое, тоже перестанешь всяким мелочам удивляться. Никак работа древнего Адапы?

— Да… А как вы…

— В его стиле. Обучить, отправить куда подальше и ничего не объяснить. Забыл он уже, какого это, чего-то не понимать. Ты на него не серчай, отвык он от жизни, — жрец рукой обводит шумный город.

— А вы можете объяснить?

Жрец смотрит наверх, словно сверяясь с солнцем. Мотает головой:

— Нет, у меня сегодня еще много забот. Вчера твари хаоса забрали немало людей, нужно подготовить их в последний путь. Тебе нужно к оракулам синебородого Зуэна.

— А где это? — я рассеянно оглядываюсь, среди тысячи храмов найти один — задачка не из легких.

Старичок шарит в глубоких карманах своего объемного халата. Достает клочок бумаги, огрызок карандаша и начинает рисовать на нем линии.

— Вот, — он ставит жирную точку. — Мы сейчас тут, тебе по улице прямо, тут повернешь, это — лестница. Храм Зуэна здесь.

— И я могу просто так тут ходить? — удивляюсь я его спокойствию. — Я же чужак.

— Ну раз ты попал сюда, значит можешь.

— Так тут даже охраны нет.

— Если ты чего-то не видишь, это не значит, что этого нет, — мудро произносит он, поднимая руку с указательным пальцем. — Но рассказывать кому-либо о том, что ты видел, не советую.

— Могу дать слово, — предлагаю я с сожалением.

— Да и без слов будешь молчать. Потому что, скорее всего, тебе не поверят. А если найдутся те, что поверят, придут сюда. И отсюда уже не вернутся, — на его сморщенном лице сияет милейшая улыбка. — А ты же не хочешь быть повинен в смерти невиновных?

И что-то в его тоне мне подсказывает, что это не пустая угроза. Сколько бы сюда людей не отправили, они до конца той лестницы не дойдут.

Я вспоминаю про силу и призываю ее. К моему огромному облегчению, она отзывается, хоть и нехотя. Словно ее убаюкал такой мирный, на вид, город.

— Я вас понял, — отвечаю, внутренне содрогаясь. — И спасибо. За помощь и предупреждение.

Старичок смеется, кивает и машет рукой. Мол, давай уже, утомил. Я поднимаюсь и вспоминаю еще одну вещь. Раз уж попался такой дружелюбный, надо пользоваться.

— А вы не подскажете, есть ли тут… Ну лавка какая-нибудь, с безделушками. На память.

К концу своей фразы понимаю, что несу полную хрень. Жрец хлопает по коленям и хохочет так, что в итоге заходится страшным кашлем.

— Это для брата, — зачем-то оправдываюсь я, чем вызываю еще один приступ.

Я с опаской смотрю на покрасневшего старичка, но он быстро приходит в себя:

— А брат у тебя такой же наглый и пронырливый?

— Еще хуже, — вздыхаю. — Шутник к тому же. Но любит собирать всякие необычные вещицы. Он мне помог сюда добраться, вот я и хочу отблагодарить.

Я вдруг понимаю, что денег у меня с собой нет. Но есть хороший армейский нож, пусть и казенный. Тут вообще натуральный обмен в ходу?

— Ой, не могу, — жрец вытирает слезы. — Ладно, неугомонный. Внука ты мне моего младшего напоминаешь. Будет тебе, хм, безделушка.

Он снова засовывает руки в карманы и достает круглый плоский камень, размером с ладонь. На нем выдолблены неизвестные символы, составленные в узор, напоминающий солнце с лучами.

— Держи, отдашь брату, — он протягивает мне камень с хитрой улыбкой.

— А что это? — я не тороплюсь прикасаться к явно магическому предмету.

— Амулет. Не бойся, вреда никакого в нем нет. Внуки подарили, на удачу и крепкое здоровье. Первое мне боги каждый день посылают, а второе уже не исправить, кхм, безделушкой. Брату твоему от него больше пользы будет.

Я искренне благодарю и принимаю подарок. Камень теплый, словно нагретый у огня. Укладываю его поглубже в рюкзак, чтобы не потерять. Ну, Яр, теперь ты мне снова должен будешь. Не думаю, что еще у кого-то есть амулет от жреца Дименхора.

С сожалением отгоняю мысли о том, какое выгодное дело можно было бы построить на таких сувенирах. Охотники за редкостями состояния бы тратили на такие штуки, которые тут детишки делают.

Но, во-первых, эксплуатация детского труда — это плохо. А в-вторых, мне тогда точно местные башку оторвут. С этими мыслями, сверяясь с картой, я дохожу до нужного храма.

Перед ним никто уже не носится, а наоборот, все замедляют шаг и кланяются хмурому тощему мужику, стоящему у провала входа. Я тоже, на всякий случай, отвешиваю ему поклон и зачем-то показываю клочок бумаги.

Он смотрит на меня предсказуемо, как на идиота. А я и не знаю, что ему сказать. С ходу симптомы озвучить? Как-то все слишком обыденно происходит.

А значит, добавим жару. Призываю силу и укутываюсь ею с ног до головы. Нападать мне не на кого, поэтому сила не рвется ко всему живому вокруг.

Но мужик сразу заинтересовывается. Обходит вокруг, разглядывая меня. Видит или просто чувствует? Силе тоже становится интересно и она робко тянется к туземцу, словно ощупывая.

Он отмахивается, как от приставучей мухи и сила действительно отстает. Опа, вот ты то мне и нужен. Я даже улыбаться начинаю радостно.

— Не справляешься? — у щуплого с виду мужика оказывается неожиданно низкий и хриплый голос.

— Неа, — простодушно отвечаю, продолжая улыбаться.

— Ну а чему тогда так радуешься? Ладно, заходи. Попробуем исправить.

Ну как на прием к терапевту попал… Но «поликлиника» внутри выглядит еще древнее, чем снаружи. Гигантские блоки неровных камней, коридоры с факелами, удушающий аромат благовоний и мерное подвывание из недр храма.

Мужик приводит меня в небольшую комнату с низким потолком. На полу символы, такие же, как на амулете. А по центру — идеальный блок розового мрамора. То ли алтарь, то ли лежанка. Мне указывают на него и я с опаской присаживаюсь на край.

Перед моим лицом оказывается широкая чаша с жидкостью, без цвета и запаха. Где он ее так шустро достал?

— Пей.

— А что это?

Последний раз, когда я выпил из рук представителя их народа, чуть не сдох и очнулся с безумным духом в голове. В общем, мое доверие к местным напиткам сильно подорвано.

— Вода.

— Простая вода? — уточняю я недоверчиво.

— Простая вода, — вздыхает туземец. — Пей, тебе пригодится.

В общем-то, сам пришел, сам согласился. Чего теперь отказываться? Я осторожно пробую, на вкус и правда вода. Прохладная, свежая и вкусная, как из лесного ручья. Большими глотками осушаю чашу.

— Ну а теперь, начнем.

Его сила вдруг резко кидается ко мне, я взываю к своей защите, но ее рассеивает без каких-либо усилий. Чужая, тяжелая магия сковывает меня, сдавливая и придушивая.

— Подождите, у меня есть вопро…

Я немею, теряю зрение, затем отключается слух и чувствую как заваливаюсь назад, со всей дури прикладываясь затылком о холодный мрамор.

* * *

Прихожу в себя я в знакомом состоянии крайней степени хреновости. Под ладонями шершавый песок. Руки и ноги, нехотя, но слушаются. Тело затекло.

Со стоном разлепляю глаза. Хтоническим вас елдаком! Мне что, все приснилось? Я лежу, прислонившись спиной к стене, за городом. Небо светлое, но только уже на востоке. Великая девятка, я отрубился и проспал всю ночь?

Ощупываю себя с головы до ног. С затылком вроде все в порядке. Оглядываюсь — ворота рядом, наглухо закрытые. Тихо и никого вокруг.

Разум настойчиво твердит, что такое я придумать сам не смог бы. А ничего сильнодействующего не употреблял. Шоколадные батончики не в счет. Паранойя орет, что в них то мой брат что-то и подсунул.

Посылаю обоих к демонам. И подскакиваю, хватаясь за рюкзак. Вытряхиваю все содержимое прямо в песок. И застываю. Круглый амулет блестит полированным боком в лучах восходящего солнца. Моргаю, на всякий случай. Подарок жреца не исчезает.

Прислушиваюсь к себе, зажмурившись. Никто не орет в голове и вообще там мыслей особо не находится. Только в ушах тихо-тихо звенит.

Призываю силу и она охотно отзывается. Своя и чужая. Но теперь она послушно исчезает. И появляется. И исчезает. Я гоняю ее туда-сюда, пока окончательно не убеждаюсь, что она меня слушается.

Проверить не на ком и я секунду смотрю на ворота. Мотаю головой. Некрасиво будет ломать памятник архитектуры, если мне помогли. Только вот помогли ли? Сила контролируется легко, но и вкусных живых объектов поблизости нет.

Без особых надежд стучу в ворота. Минут пятнадцать, пока рука не начинает гудеть. Мне опять никто не отвечает. Взять измором их тоже не получается. Я долблюсь, как дятел, с одинаковой периодичностью. Раз в десять минут. Не зря же у меня часы с таймером.

В какой-то момент мне кажется, что слышу за стеной смех. Но, как ни вслушиваюсь, больше оттуда не раздается ни звука.

К полудню приходится сдаться и поменять позицию, выдвинувшись на юг. Где-то тут моя вертолетная остановка.

А вот подбирают меня далеко за полдень. Я даже успеваю подремать, подложив под голову рюкзак и прикрыв лицо платком. Из сна меня выводит приближение нарастающего стрекотания.

Вертолет, окатив меня песком, приземляется, не выключая двигатели. Пригибаясь, бегу к открывающейся двери.

— Это тебя надо забрать? — орут мне оттуда.

Я оглядываюсь по сторонам. Дименхор плавает миражом далеко позади.

— А вы тут еще кого-то видите? — задаю риторический вопрос, забираясь внутрь.

Группа встречает меня недоуменными взглядами и только Олег вопросительным. Не менее изумленные глаза у Вяземского. Хтонь, я совсем про него забыл. Теперь особо осторожно нужно разговаривать.

Мне приходится изображать хтонь знает кого, не отвечая на расспросы друзей. Больше всех расстраивается Володя, он то как раз понимает, где я был. Но я упорно поддерживаю версию, что не имею права рассказывать.

И тут не обманываю, хотя легче от этого и не становится. До сих пор чувство, что меня просто солнечным ударом прибило. И все привиделось. Если бы не амулет и успокоившаяся сила, так бы и думал.

Только Олегу приходится сообщать ментально, что все прошло успешно и теперь меня бояться не стоит. Не уверен я ни в первом, ни во втором. Но даю себе обещание в следующий раз сначала задавать вопросы, а потом пить.

Надо бы только узнать насчет татуировок, укрепляющих память…

* * *

— Ну что, господа дрищи, радуйтесь! — встречает нас старлей у летного ангара. — Выбил нам боевое, сразу после завтрака. Кашку скушаете и помчимся с ветерком, потрошить демонов!

Игнат сразу зеленеет, к удовольствию командира. Насколько я понимаю, для него это будет первая встреча с местной фауной. Не успели их группу испытать до того, как его к нам перевели. Но парень держится, нервно сглатывая.

Нас отправляют на распределение, инструктаж, подготовку снаряжения и отдых. А я в очередной раз поражаюсь, сколько же беготни приходится устраивать из-за таких простых задач. Прибежать, выслушать, доложить, убежать, получить, доложить… И так до самого ужина.

Уж не знаю, где провели друзья предыдущую ночь, но вырубаемся мы все дружно, едва добравшись до коек после ужина. Пустыня выматывает даже просто физической нагрузкой. Перед сном, вместо молитвы, я прошу невозможного. Дождя.

* * *

Утро начинается со встречи с командиром. Он ловит нас перед завтраком, особенно внимательно рассматривая пополнение — Игната.

— До обеда в подстраховку, — со вздохом сообщает он. — Передвинули всех, чтоб их! Устроили демоны знают что.

— А что случилось? — спрашивает Вяземский, пока еще не знающий, как тот любит вопросы.

— Принимаем важных персон, — неожиданно спокойно отвечает он, зевая. — Подняли с рассветом старший состав. Словно мы няньки какие. Все вылазки переставили. Чтобы ее императорскому высочеству, значит, удобнее было. Они уже вылетели, на боевом дежурстве следующий взвод, следом мы.

Мы озадаченно переглядываемся. Значит, принцесса выбила себе боевую вылазку. Честно говоря не думал, что ее пустят в пустыню. Хотя, кто с ней будет спорить…

— Бегом на завтрак и к взлетной! — он с удовольствием прикрикивает, улучшая свое настроение.

Только и успеваем, что набить животы, выйти из под шатра столовой и сыто потянуться. Мирный гул базы взрывается пронзительным воем боевой тревоги. И на учения это точно не похоже.

Мимо нас проносится старлей, размахивая руками:

— Боевая готовность! К вертушкам! Сокол один подбит!

Дружно срываемся с места и бежим к складу с оружием. Боевая — значит нам нужно взять дополнительные боеприпасы и оборудование. Одаренные в этом случае выступают и как дополнительные носильщики.

— Что за сокол один? — кричу я вслед убегающему командиру.

Из-за летного ангара один за другим срываются в небо вертолеты.

— Разумовская! Упала вертушка с императорской дочкой! — орет он уже у ворот ангара. — Несколько прорывов хаоса одновременно, демонов им в зад!

Глава 21

— Он что, сказал несколько прорывов? — пыхтит рядом со мной на бегу Покровский.

— Не уверен… — бросаю я и ускоряюсь.

Во время беготни и воя тревоги особо не до раздумий. Паники нет, но жара, крики и стоящий в воздухе песок сбивают с толку.

Мы плотно набиваемся в вертолет, пока проводят последнюю проверку и подготовку.

— Все в воздухе! Третий и пятый на ремонте, готовят! — орет в рацию командир, поторапливая жестом техников.

Старлей, оторавшись, забирается внутрь. В раскрытых и зафиксированных дверях, свесив ноги, сидят по пустыннику, у закрепленных на корпусе крупнокалиберных пулеметов. На подвесах пушки и ракеты. Я ни хрена не разбираюсь в этом, но понимаю — дело серьезное.

На лицах огромные очки, под ними платки, на головах каски. Я только и вижу, что корявые надписи над краями — фамилии или позывные. Лис, Реутский и Кострома. Вот и познакомились, как говорится.

Пока улетевшие вертолеты рассредотачиваются, а мы ожидаем команды на взлет, наш командир дает нам хоть какие-то объяснения:

— Сокол один доложил об атаке в полутора часах лету. Затем о том, что поднимается буря. После мы получили сигнал бедствия. Они были сбиты и упали.

— Как это возможно? Как их могли сбить? — ору я в ответ.

Ничего не понимаю. Да, есть и летающие твари, но, насколько я знаю, уйти от них несложно. И, при нападении с воздуха, защищает броня. А в лопасти, какими бы они не были агрессивными, демоны не кидаются. Инстинкт самосохранения у них сильный.

— Не знаю! Сигнал был очень плохой. Они, скорее всего, попали в бурю, а там может сбоить связь. Но связисты сказали, что четко слышали «сбит». Не упал, а сбит…

Нам раздают переговорные устройства с наушниками, пока все не охрипли, и разговаривать становится проще.

— Получены координаты, — слышится голос пилота. — Взлетаем.

После нескольких полетов все уже автоматически хватаются за ручки и выступы.

В желудке ухает и сжимается, когда вертушка поднимается вверх и резко уходит вперед, опуская нос. Ветер, через открытые двери, бьется в одежду и лицо. База, с бегающими людьми, остается позади, растворяясь в облаке поднятой пыли. Впереди — только бесконечная пустыня.

— Точные координаты падения неизвестны, — говорит нам старлей. — После атаки они успели уйти, предположительно, обратно на север. Если буря движется к нам, то приборы будут барахлить. Все птички ищут по квадратам.

Он обводит нас мрачным взглядом, задерживаясь на Игнате.

— Скажу честно. Дела обстоят хреново. Что бы там ни произошло, в любом случае ситуация нештатная. Прежде чем пропала связь, они успели доложить о пяти прорывах. Такого я припомнить не могу. Локаторы зафиксировали три и вырубились. Там, — он мотает головой в сторону носа, — сейчас происходит какая-то хрень. И я молю богов, чтобы вы были к этому готовы.

Мы переглядываемся с друзьями. Пять прорывов — это серьезно. Неизвестно сколько тварей успело оттуда выползти, но все равно больше, чем мы видели до этого. Но сейчас у нас есть огневая поддержка и вертушка. С воздуха можно многих уложить, не рискуя своими шкурами. И свои рядом.

Выражение лица командира мне очень не нравится. Он предельно собран и серьезен, но лицо осунулось, стало старше и заметно бледнее. На несколько тонов бледнее Вяземский. Ну с ним все понятно, первый вылет и сразу в самое пекло. Ну хоть не паникует, только сидит, уставившись в одну точку, кивая на слова старлея.

— Мы готовы, — спокойно отвечаю я, подняв большой палец вверх.

Командир смотрит пристально. Пытается поймать в моем взгляде что-то. Слабость, непонимание, страх, раздолбайство — не знаю. Ясно, что он нас толком не знает и доверять не может. Но сейчас нам придется положиться друг на друга.

А мне — на то, что силы действительно будут работать, как надо мне, а не им.

— Будь моя воля, не тащил бы вас, — отвечает командир, но на лице проскальзывает облегчение. — Не готовы. Да только к такому, похоже, никто не готов, — он поворачивается к кабине. — Что там?

— На канале тихо. Первый и четвертый зашли в бурю, связь пропала. Второй на подходе. На радарах чисто. Помех пока нет.

— Так, собрались, — он снова обращается в нам. — Мы скоро подойдем к буре. Видимость станет почти нулевая и трясти будет прилично, будьте готовы.

Я выглядываю чуть вперед и шокировано застываю. В нескольких километрах перед нами стена. Словно небо упало на землю клубящимися рыжими облаками. Отсюда кажется, что они стоят на месте. А их высота… Глаза просто не верят.

— Полторы тысячи метров, двадцать метров в секунду, растет! — докладывает пилот, стуча по одному из мониторов. — Двадцать пять.

Хтонь! Полтора километра вверх? И мы летим прямо туда? Командир мрачнеет еще больше и надевает очки. Мы следуем его примеру. В воздухе уже летают мельчайшие частицы колючего песка. Мы несемся на стену песка, а она на нас.

— Что за… — слышу удивленный голос пилота. — В зоне видимости вертушка! На два часа! Сигнал!

Я кручу головой, не сразу сообразив куда смотреть. И вижу чуть правее еле заметное темное пятно, скрывающееся в буре. Вертолет очень низко, почти у земли, и от него завирхяется красный дым.

Я судорожно пытаюсь вспомнить, что означает красная дымовая шашка. Подбит? Атакован? Пилот пытается связаться, но я даже сквозь шум винтов слышу ответное хрипение.

— На связь не выходит!

— Давай туда! — принимает решение командир.

Мы ныряем в бок и летим на след красного дыма. Туман подсвечивается вспышками выстрелов, в них виден и силуэт вертолета. От тряски и виражей я теряю его из видимости.

— Володя, приготовься! — кричу я Истровскому.

Но вижу, что прорицатель уже откинул голову назад и вцепился руками в сиденье. А, хтонь. Отлепляюсь от ручки, кидаюсь к нему и затягиваю ремни. Впадет в свой транс и вывалится к демонам из вертушки.

Нас встряхивает и заваливает на левый борт. Я почти вылетаю наружу, удерживаясь за край проема. Видимость стремительно ухудшается, туман поглощает метр за метром проносящейся внизу земли.

Вглядываюсь вперед и тут нам навстречу вылетает второй вертолет. Его крутит вокруг своей оси, из хвостовых винтов валит черный дым.

— Уходи вверх! — кричит пилоту пустынник с моего боку, кажется Лис.

Двигатели взрываются натужным гулом и мы, качнувшись, поднимаемся. Слишком медленно! Несколько тонн железа проносятся в полуметре от нас, обдавая жаром и криками.

Из взбесившегося облака снизу стремительно выпрыгивает тварь. Вытянутое тело, длинные лапы с когтями и извивающийся хвост. Она цепляется за падающий вертолет, притягивается рывком.

В бешеном вращении я только и успеваю увидеть, как она залезает внутрь и вертушка пропадает в тумане.

— Не удержать! Надо снижаться!

Гуд двигателей нарастает, как и ветер. Я слышу надрывный стон железа, корпус трясет и вертолет ухает вниз, отрывая ноги от пола. Резко темнеет и врубаются прожекторы, высвечивая вокруг нас пляску песка.

— Под нами! Они прямо под нами!

Внизу, в зловещем тумане, окрашенном в кровавый оттенок, шевелятся тела. Вот хтонь… Мне приходится проморгаться, чтобы убедиться, что это мне не кажется. Их сотни. Извивающиеся черные твари вокруг того, что осталось от вертолета.

— Огооооонь!

От грохота выстрелов я глохну, растерявшись на мгновение. Воздух рассекают огненные следы и на демонов обрушивается шквальный огонь. Раздается визг и разъяренное шипение.

— Что-то не так… Что-то не так… — Володя шепчет, но его прекрасно слышно в наушниках.

— Все, мать их, не так! — кричит командир, высовываясь наполовину наружу и стреляя одиночными из автомата. — Их слишком много! Что на приборах?

— Помехи! Мы в буре, визор отказал!

Я призываю силу, со всей мощи. К демонам опасения. Она бурлит, словно чувствуя источник угрозы. Много источников. Отправляю ее вниз, раскидывая во все стороны. Тварей под нами столько, что сила запинается, отхлынивает обратно.

И на миг кажется, что там, внизу, чуть не половина видов из «бальной» книжки. Сплошные щупальца, хвосты, челюсти и когти. Стрекотание лопастей и беспрерывный грохот выстрелов прорезает вопль.

— Ветер усиливается! Надо уходить! — орет пилот под очередное усиление гула двигателей. — Долго не продержимся.

— Давай стопятыми! И уходим! — командует старлей, не прекращая стрелять.

Нас сносит в сторону, салон встряхивает и толпа демонов, беснующаяся и верещащая, взрывается огнем, раскидывая ошметки. И еще, и еще. Пока от места, где они были, не остается ничего, кроме сизого дыма.

— Впереди!!! — Володя вопит так громко, что заглушает вообще все звуки.

Где впереди, никто не понимает. Я снова раскидываю силу и натыкаюсь на что-то действительно огромное. Как будто сотня низших сплетаясь в тугой клубок и он несется на нас по земле.

— Что там?

— Где?

Прорицатель заваливается набок, отрубаясь.

— На пять… На девять часов! — кричу я, пытаясь сориентироваться. — Олег, приведи его в чувства!

Вертушка крутится, совершенно сбивая с толку. И тут полутьма тут же окрашивается огнем. Прожектор высвечивает гигантское темное пятно. Богдан лупит лезвиями без остановки, Игнат еле сияет, но поливает демонов странным плетением.

В мельтешнии снизу я вообще не могу разобрать ничего, кроме попадания разрывных пуль. От них тела демонов взрываются, как гранаты, снося тварей поблизости. А те лезут, будто прямо из под песка.

Я бью тоже без разбора, только чувствую сытый отклик символов ифритов. Сила уходит, но не так быстро, как раньше. И не могу найти источник. Откуда они прут?

Вторая волна еще больше. Вся земля внизу, насколько видно в глухом свете скачущих прожекторов, заполнена тварями. И живыми, и мертвыми. Но больше — живыми. Вонь добирается и до нас, заполняя ноздри до дурноты.

Поиск, как и приборы, барахлит. На мониторах то вспыхивает сотни точек, то их становится вдвое меньше, то вообще пропадают. И сила, которой я ощупываю землю, то выдает многочисленное движение, то молчит, словно там никого нет.

Огонь уже не прекращается ни на секунду. Сколько у нас боеприпасов? Надолго ли хватит? Я не разбираю, что там движется, но кажется, что их становится меньше. Командир залихвацки матерится, перейдя на стрельбу очередями.

Еще раз бахает снарядом, раскидывая самое густое скопление.

Вижу, что Саша поддерживает остальных, защищая от падения. И он, похоже, удерживает всю вертушку от сноса яростным ветром. Его тело мелко дрожит.

— Олег, — я трясу его за плечо. — Что с Володей? Почему он без сознания? Он нам нужен.

Целитель нависает над бездыханным другом, а его сила витает вокруг всех нас.

— Не могу, Игорь, — отвечает он. — Слишком тяжело. Я истрачу много сил, а мы в зоне риска. Пока мы не выбрались из бури, нельзя.

— Оставь остальных, сосредоточься на нем, — я прислушиваюсь к себе, чувство опасности нарастает. — Его нужно привести в сознание.

— Ты что-то чувствуешь? — осторожно спрашивает целитель.

Я чувствую, что это только цветочки. Ощущение давит, сжимая все внутри. Сумрачная сила хаоса, трепыхающаяся внизу, сгущается. А должна наоборот, рассеиваться. И мне кажется, что там, чуть дальше, темнее, чем должно быть.

А я не могу сосредоточиться, чтобы понять свои ощущения.

— Да, все очень плохо. Поверь, ему нужно очнуться. Я не разберусь без него, — я хлопаю Олега по плечу и он кивает.

Целитель отзывает силу и меня резко ведет в сторону. Ох, ничего себе. Усиливается и запах, и дрожь многотонной машины, из последних сил сражающейся со стихией. В ушах звенит. Мне на руку попадает раскаленная гильза и я с шипением дергаюсь от ожога.

Вижу, как Олег усиливает поток, вливая его в Володю. Тот дергается, выгибается и вскрикивает. Я тут же наседаю на него, тряся за плечи:

— Володя, соберись, срочно! Знаю, больно, потерпи! Нужен прогноз, как можно скорее, — меня подстегивает нарастающая тревога.

Он вяло мотает головой, стягивает очки, рассеянно моргает, пытаясь сфокусироваться на моем лице. Мутный взгляд немного проясняется:

— Что… Что происходит? Ой, — Володя морщится, сжимаясь.

— Что-то не так, ты прав. Что? Откуда идет угроза?

— Повсюду, они повсюду, — стонет он.

— Знаю, Володь, знаю. Мы все уже это чувствуем.

Сумрачная сила тянется наверх, к нам. Маленькими струйками поднимается к вертушке, проникая внутрь. У меня по телу пробегают мурашки.

Порыв ветра прокручивает нас вокруг оси, и Каритский вздрагивает. А воздух вдруг начинает хаотично двигаться, постоянно меняя направление. Вертолет кидает из стороны в сторону.

— Саша, держи! — я опять встряхиваю прорицателя, пока Олег направляет силу в рыжего. — Давай, дружище, соберись.

Он закрывает глаза, веки его дрожат, на лбу проступает пот. Я отчаянно хочу помочь ему, но не знаю как. Осторожно направляю силу к нему, с одним желанием, укрепить.

— Там, — он водит рукой, пытаясь удержать направление. — Оттуда что-то идет, быстро, на нас. Слишком много вариантов, Игорь, я не могу разобраться.

— Постарайся, прошу, — я вливаю еще немного силы и он распахивает глаза.

— Надо уходить… — шепчет он, кашляет и пытается вскочить, но ремни врезаются в тело, отбрасывая назад. — Надо уходить!

— Уходим! — я оборачиваюсь и стучу командира по спине. — Срочно, уходим!

— Уходим! — внезапно тут же отдает приказ старлей.

— Куда? В какую сторону? — пилот яростно бьет приборную панель. — Мы потеряли ориентир. И направление ветра постоянно меняется.

Я даже кручу головой, пытаясь понять, откуда идет опасность. Отовсюду. Володя опять поднимает руку, машет ею, бессильно откидываясь назад. Я машу в обратную сторону, но нас опять закручивает.

Сквозь зев двери засыпает волной песка, перекатываясь через салон.

— Убираемся подальше отсюда! — сам принимает решение пилот, вытягивая на себя штурвал.

— Саша, еще немного! — подбадриваю Каритского.

Целитель на пределе, Богдан без лишних слов тоже переключается на поддержку единственного человека, которому сейчас под силу удержать вертушку. От виража нас кидает вправо, мы со скрежетом выпрямляемся.

— Воздух! — глаза Володи округляются.

— Что за… — осекается пилот и нас снова кидает в сторону.

Из рыжего тумана, один за другим, вылетают демоны. Тощие создания, но каждый размером с лошадь и мощными крыльями, размахом в пол вертушки.

— Что это? — кричит пустынник, открывая огонь.

— Не знаю… — я клацаю зубами. — Я не знаю что это.

— Их не существует, — бормочет Володя, тряся головой. — Уходить, надо уходить.

Мир опять разрывается от оглушительных очередей. Твари подныривают под дно, я чувствую удар, мы наклоняемся, болтаясь по салону. Я сталкиваюсь с Богданом и он на мгновение прекращает поддержку Саши.

Вертолет тут же опрокидывает, почти вертикально. Меня заваливает сверху на остальных. Пилот с рычанием выпрямляет ход, Покровский, стеная где-то подо мной, возобновляет поток.

Я бью в ближайшую тварь, сила вцепляется в нее и разрывает на части. Вторая, третья. Еще одну рассекает пополам автоматная очередь. Голова демона взрывается, залепляя очки пустынника. Он трет их одной рукой, второй не прекращая стрелять.

Гильзы гулко бьются о пол, отскакивая и улетаю в туман снизу. Что там, на земле, уже не видно, мелькание тварей почти незаметно, нам удалось подняться достаточно высоко.

Остается последний крылатый демон, он мечется вокруг нас, как взбесившаяся летучая мышь. Я злорадно ухмыляюсь ему, отпуская силу.

Тварь, издав высокий визг, делает резкий рывок вверх, бросаясь прямо под винты. От сильного удара мы опять валимся на пол и мир начинает вращаться. Вертушка хрустит, дергается и начинает падать, закручиваясь все сильнее и сильнее.

— Падаем! Падаем! — кричит пилот. — Держитесь!

Меня вжимает в борт с такой силой, что я не могу пошевелиться. Только успеваю схватиться за какой-то ремень. За дверью мелькает песок, небо и земля быстро меняются местами, пилот что-то кричит, но я уже не слышу.

Глава 22

Похоже, я умер, так и не справившись с заданием богов. Я словно нахожусь в невесомости, вокруг пустота и непроглядная темнота, и не чувствую тела. Вообще ничего не чувствую.

Только где-то очень далеко, на границе слуха, вроде звучит чей-то голос. Кто это? Что он говорит? Меня сейчас опять куда-нибудь пошлют? Я сосредотачиваюсь, пытаясь разобрать слова.

И тут мощный удар в челюсть возвращает меня в реальность. Мир в один миг обрушивается звуками и запахами. Стоны, скрежет и треск огня. Нос и рот забиты песком, затылок стреляет резкой болью. В тяжелом воздухе стоит запах гари, крови и отвратной вони хаоса.

Перед глазами плывет, но вижу лицо командира перед собой. Его лоб рассечен, кровь стекает прямо в глаз, он прищуривается и пытается ее сдуть. Трясет меня, открывает рот и я с трудом различаю слова:

— Давай, давай, приходи в себя! Не время валяться, — и он отходит в сторону.

И я наконец разглядываю, где нахожусь. Ох, лучше бы не смотрел. Мы упали на бок и зев второй двери у меня над головой. Меня впечатало в самый угол и, похоже, прилично приложило головой. Каска слетела и валяется рядом, на груди у пустынника. Она не поднимается.

Кабину смяло и разнесло, искрятся подыхающие приборы и вспыхивает огонь. Я вижу только окровавленную руку пилота, торчащую из под смятого металла.

Со стоном и хрустом позвонков поднимаю голову. Богдан в другом углу, моргает и трясет пальцем в ухе. Командир приводит в чувства Володю. Рядом, на боку, лежит Олег, по дрожащим ресницам ясно — тоже жив.

Не вижу Сашу, Игната и двух других пустынников. Неужели выпали?

— Давай, Белаторский, резвее. Приводи в чувства целителя. Тут все плохо, — он убирает от Володи руку и показывает мне — вся в крови.

Он разрезает ремни ножом, аккуратно освобождая прорицателя.

— Где остальные? — спрашиваю старлея, подходя к Олегу и поворачивая его на спину.

— Там, — он указывает наверх. — Осматриваются. Мы рухнули, размазав прорву демонов, нас снесло сильно в сторону. Но тварей еще может быть много.

— Они в порядке? — я легонько бью целителя по щекам и слышу слабый стон.

Приводить его в чувства хуком у меня не хватает сноровки. Это у старлея удар поставлен, как на выключение, так и, похоже, на включение. Я лишь могу вырубить окончательно.

— Лиса сильно приложило, перелом. У остальных так, царапины. Рыжего вашего вроде тоже головой шмякнуло, но он только бодрее стал, — хмыкает командир. — Схватил автомат и рванул наружу сразу же.

Шок и адреналин лучше, чем паника и страх. Но Каритскому голову тоже надо вылечить, пока он с голыми руками на демонов кидаться не начал.

— Надо выбираться, может рвануть в любой момент, — он кивает на огонь. — Этого только боюсь трогать, пока целитель не посмотрит.

Олег распахивает глаза и так резко садится, что я, отпрянув, плюхаюсь на задницу.

— Проверь пацана, — тут же берет его в оборот старлей и дергает Богдана за рукав. — Здоровяк, сам вылезти сможешь?

Покровский оглядывает нас мутным взглядом и неуверенно кивает, задирая голову.

— Собирай свои вещи и быстро отсюда! Ты, — командир смотрит на меня, — тоже.

Я снимаю свою каску с тела пустынника, нахожу треснувшие очки и разорванный рюкзак. Вот хтонь! Быстро вытряхиваю содержимое. Рассовываю все по множеству карманов, флягу цепляю на ремень.

С каким-то странным облегчением нахожу амулет из Дименхора и бережно сую в нагрудный карман, плотно застегивая его. Как там говорил жрец — удача? Она, чувствую, сейчас нам ой как пригодится.

Богдан уже выбирается наверх, протягивает мне руку и помогает подняться. Снизу слышу стон и бормотание Володи.

Наши в нескольких метрах от вертушки. Саша резво крутит головой, окутанный ярким сиянием. Плохо, он так выдохнется совсем быстро. Вяземский держится за голову, но тоже начеку. Пустынники прикрывают их по бокам.

Старлей с Олегом подпихивают Володю и мы вытаскиваем его, помогая вылезти остальным. Прорицателя сильно шатает и я подхватываю его, оттаскивая от горящего вертолета.

— Обстановка? — спрашивает командир, когда мы подходим.

— Чисто, — докладывает Лис, морщась, его левая рука крепко привязана к корпусу. — Прибили парочку тварей, когда вылезли. А потом они все сбежали. Сколько их тут было, не знаю. Но все ушли.

— Плохо, — старлей чешет в голове.

За нашими спинами громыхает и мы пригибаемся от волны воздуха и песка. Вертушка чадит черным дымом и ветер жадно поднимает его то вверх, то в стороны. Мы какое-то время наблюдаем за танцем огня и дыма.

— Оставлять живых тварей вне зоны видимости — плохо, — продолжает старлей, отворачиваясь. — А еще, это может означать, что они учуяли добычу крупнее. Так, где мы? И что со связью?

— Связи нет, одни помехи. Координаты не определить, куда нас снесло ветром и падением, не понятно. Может одаренные что скажут?

Мы с Володей синхронно прикрываем глаза. Так проще не отвлекаться на творящееся вокруг безумие. Прощупываю силой пространство и вздрагиваю.

Волосы на затылке начинают шевелиться. Мы среди бездны силы хаоса. И если, пока я смотрел глазами, мне просто казалось, что буря приобрела серый оттенок, то теперь становится ясно, что не казалось.

Сумрак замер вокруг нас, в противовес ураганному ветру. Он словно мелкими частицами парит в воздухе, уходя на сотни метров вверх и в стороны. Я не могу дотянуться до края этой завесы.

И эта хрень дико фонит. Что-то там мелькает в ней, вдали. Но от попытки рассмотреть, сконцентрироваться, сразу начинает болеть голова. В ушах нарастает низкий гул и в нос ударяет запах гнили.

Где юг или север, я вообще не могу понять. Словно мы застыли между мирами, даже верх и низ кажутся условными. Жуткое ощущение и я отзываю силу, ежась.

Судя по растерянному виду прорицателя, у него успехов не больше. Он мотает головой, покачиваясь всем телом от этого движения. Его подхватывает Олег и смотрит осуждающе, почему-то на меня.

— Ничего не разобрать, — признаюсь, но не сдаюсь. — Богдан, можешь помочь?

— Я плохо соображаю, но попробую, — он призывает силу и та мерцает, как перегорающая лампочка.

— Потом соображать будем, — ворчит командир. — Надо двигаться. И понять — куда. Пока нас не засыпало песком или не схватили за жопу демоны. Нужно укрытие, переждать бурю.

— А если она не стихнет? — Игнат встревоженно переминается с ноги на ногу.

Ясно, перепуган до усрачки. Его можно понять, на сотни километров вокруг пустыня, пойдем не в ту сторону, только еще хуже сделаем. Воды мало, еды впритык. Своего пайка я вообще лишился, все порвалось и рассыпалось.

Командир, к счастью, не усугубляет состояние Вяземского и не отвечает.

«Олег, успокой немного Сашу, а то он перегорит» — прошу я целителя, наблюдая за дергаными движениями рыжего. Саницкий удивленно смотрит, но без возражений подходит к Каритскому, приобнимая за плечи и направляя силу к голове.

Киваю Покровскому, с опаской глядя на его барахлящую силу. Как бы он мне мозги не поджарил, по дружески. Пока нам много не нужно — найти укрытие, достаточно безопасное, чтобы не озираться по сторонам, и подумать.

Богдан усиливает меня такими рывками, что и сам начинаю дергаться от каждого наплыва. Картинка с таким заикающимся эхолотом лучше не становится. Даже наоборот, периоды включения начинают находить скопления мрачной силы. И они везде.

Все равно в какую сторону нам идти, лучше не станет. Отгоняю все паникерские мысли и думаю только об одном — убежище. Спокойное место, где нет воя ветра и вездесущей пыли.

Яркая точка вспыхивает передо мной маяком и я замираю.

— Туда, — кричу я и срываюсь на бег, в желании удержать ощущение.

Меня тянет в ту сторону магнитом, ноги еле поспевают. Странное чувство, не направления, как было раньше, когда и пользовался поиском. А словно сигнал.

Догадываюсь обернуться и слегка притормозить. Володя не в состоянии бежать, да и пустынник Лис держится за руку. Олег немного подлечил ее, но серьезное обследование нужно делать в более спокойной обстановке.

Сигнал не теряется, но понять, какое до него расстояние, невозможно. Идем мы долго. Прорицатель периодически вскрикивает, но на вопросы отвечает только «везде». И шатается гораздо сильнее.

Не представляю что у него сейчас творится в голове, но ему нужно отдохнуть. Всем нам нужно, борьба с ветром и постоянное использование силы выматывает. Мы все замедляемся, но упорно бредем, озираясь.

Тревожность нарастает, от напряжения звенит в ушах, тело ноет от нагрузки. И тут в тумане впереди вырисовываются очертания. Я чуть не автоматически не атакую, но вовремя останавливаюсь, понимаю, что это то ли скалы, то ли просто огромные валуны.

А за ними — сгусток хаоса. Он пульсирует и через несколько шагов я вижу вспышки. Там стреляют!

— Там наши! — кричу я. — На них нападают!

Командир побегает, всматриваясь в бурю. Вздрагивает, тоже увидев вспышку, и оглядывается.

— Вы, — он указывает на раненого пустынника и целителя с прорицателем. — Укройтесь у камней. Вяземский, ты остаешься их прикрывать. Остальные за мной!

Мы, пригибаясь, пробираемся среди россыпи валунов. Вспышки усиливаются и до нас доносятся крики и автоматные очереди. А я чувствую что там, буквально в десятке метров, какая-то редкая дрянь. От фона твари мутит и приходится сдерживать рвотные порывы.

Саша накидывает на нас купол, Богдан сгущает силу в руках и мы выбегаем к месту боя.

Живой демон там только один. Вокруг него пространство усыпано трупами низших. Но этот такого размера, что сначала не осознать, а потом я вижу рядом с ним фигурки людей. Вот хтонь! Метров двадцать в холке. Тварь напоминает массивным телом мамонта. Только вместо шерсти панцирь и из под его края извивается множество щупалец с когтями на конце.

Он загнал людей к скале и напирает. От сияния силы и огневых прочерков вокруг светло, как днем. Ну, по-крайней мере, для меня.

Только двое пустынников стреляют. Остальные — одаренные. Двое из них стоят впереди, невыносимо ярко светясь. Паладины! Мне кажется, что я вижу на них доспехи, мощные и расписанные узорами.

Сила остальных переплетается разными цветами, но это серебристое сияние и голову сокола я не с кем не перепутаю…

— Там Разумовская! — кричу на бегу. — Дочь императора!

Мы атакуем демона сбоку, немного отвлекая от другой группы. Наш пустынник вырывается вперед, поливая панцирь твари очередью.

— Стой! — слышу я крик от одного из паладинов.

Щупальце демона взмывает вверх и с невероятной скоростью летит в пустынника. Бросаю лезвие силы, отрезая конечность, но поздно. Та по инерции врезается в тело, прибивая его к земле огромным когтем насквозь.

Мы с Богданом одновременно орем и начинает отсекать силой щупальце за щупальцем. Тварь верещит и плюется липкой жижей. А конечности все никак не кончаются.

Я прощупываю демона силой, содрогаясь от отвращения. Должно же быть слабое место! Этой твари тоже не было в книжке. И меня этот факт побеспокоил бы, будь время подумать над новыми видами.

Символы ифритов довольно ухают, всасываясь в голову монстра. Вот, нашел! Мой запас немного пополняется, взбадривая.

— Саша! Можешь перекинуть защиту на его ноги, или руки, на эту хрень? — дергаю Каритского за плечо.

— Чего? Зачем мне его защищать? — непонимающе ворчит он, мотая головой.

— Не защищать. Поставь барьер, хотя бы на пару секунд, чтобы он нас не достал. Сможешь так сделать?

— Да! — в его голосе звучит радость, хотя он и не понимает к чему я.

Я быстро объясняю командиру идею, пока мы подбегаем ближе. Слишком близко, но шанс завалить гиганта у нас только один.

— Все по команде, бьем в харю!! — орет старлей.

Его голоса не послушаться невозможно. На то у меня и был расчет. Скачи я тут и требуя слушать меня, ничего бы не вышло.

— Три, два, ррррраз!

Я слепну, но успеваю бросить всю силу прямиком между двух вращающихся глаз демона. Каритский орет от напряжения и падает на колени, но удерживает щупальца. К потере зрения из-за мощи всех сил прибавляется еще и глухота.

Тварь вопит так, что кажется, даже ветер стихает. Я ору в ответ и продолжаю держать поток. В себя меня приводит тряска. Командир дергает меня за плечо.

— Готов! Успокойся! — вижу по губам, что он орет, но я еле его слышу.

Туша монстра лежит на боку, вскрытая общими усилиями от хари до самой задницы, если она у него есть. Я тоже не удерживаюсь на ногах и падаю рядом с Сашей. Он упирается руками в землю, плечи его сотрясаются. Он там ржет, что ли?

Слух постепенно возвращается гулом голосов. Я смутно вижу, что вроде больше никого не задело. Другая команда сильно потрепана и не разобрать где кто. Только что, кроме Разумовской, там еще одна девушка, из под ее каски торчит темный хвост.

Половина валяется на земле, но шевелятся. Похоже, на этой атаке истощились все. Грудь Богдана вздымается и он показывает мне большой палец. Его, как самого здорового, отправляют забрать наших.

Пустынники все собираются вместе, чуть в стороне. О чем-то жарко спорят, махая руками в разные стороны. Хтонь, надо найти укрытие… Я собираю последние силы и запускаю поиск.

Мы среди скал, от них прилетает холодный отклик и гул. Я продолжаю искать, торопясь. Сила отвечает мне все неохотнее. Красные нити бледнеют, но я нахожу. Провал в твердом камне. Пещера!

— Я нашел! — кричу командиру и показываю рукой. — Там, пещера. Большая.

— Выдвигаемся! — тут же командует он.

Поднимаюсь со стоном, как и остальные. Ничего, главное добраться, еще немного. Ветер усиливается, словно подгоняя нас. Я пытаюсь разглядеть где кто, но мы все в грязи и мерзкой жиже. А душевые слишком далеко.

Богдан на одном плече тащит Олега, на другом Володю. Меня мотает, как пьяного, но еще держусь на ногах.

«Ты как?» — спрашиваю у целителя. Совсем скоро он станет самой важной персоной среди выживших.

«Плохо, Игорь. Много ранений, я на пределе» — его голос тихий, еле слышен в голове — «Нужно отдохнуть, хотя бы немного».

Кто-то падает, его подхватывают и тащат под руки. Командир идет последним, прикрывая всех нас. Паладины не отходят от Разумовской, которая еле перебирает ногами, но отмахивается.

Упрямая девчонка! Впрочем, она никого не тормозит. Мы все еле плетемся. Мне кажется, что перед нами прошмыгивает несколько мелких тварей. Вскидываю голову, запуская силу и чуть не падаю.

Никого, только сила хаоса зудит на коже, вызывая желание почесаться.

До небольшого темного провала, входа в пещеру, дохожу на одном упрямстве. Шаг, еще один, еще. Может, если я упаду, меня и не бросят. Но мне упорно хочется, если не войти самому, так заползти.

Кто-то зажигает фонарь. Пещера приличных размеров, пол засыпан песком, крупные камни повсюду — много укрытий. И вход, похоже один и узкий.

От легкого хлопка по спине улетаю вперед и командир меня ловит:

— Все, Белаторский, ты нашел укрытие, молодец. Отдохни немного, мы тут сами дальше. Вам всем надо набраться сил. Чувствую, они совсем скоро понадобятся. Поспи хотя бы чуть-чуть.

От заботы в его голосе даже слезы наворачиваются. Если бы в моем организме не высохло все. Я киваю, достаю воду и делаю большой глоток, удерживая себя, чтобы не осушить флягу разом.

Бреду за круглый валун, достаточный, чтобы прикрыть меня. Просто чуть-чуть времени, чтобы никто не трогал. Голоса опять сливаются в гул, перед глазами туман и я падаю прямо на спину, в песок. Он для меня сейчас мягче любой перины.

Я уже начинаю проваливаться в сон, но мне не дает вырубиться тревожное ощущение. Тихонько отпускаю силу. Вокруг все чисто. Насколько можно так назвать раздражающий сумрачный фон силы хаоса.

Но сердце продолжает сжиматься и колотиться. Я ерзаю, устраиваясь поудобнее, вздыхаю. На смену тревоги приходит ноющая боль. Хтонь, у меня что, приступ на нервной почве?

Я набираю воздуха полные легкие, пытаясь унять сердцебиение. И слышу шуршание одежды, совсем рядом. Открываю глаза — надо мной склонился один из наших. В слабом свете фонарей я с трудом разглядываю надпись на его каске.

И от этого мои глаза распахиваются на полную. Потому что там написана фамилия того, что чуть не убил меня. Фамилия призрака. Панаевский.

Глава 23

Похоже, приложило меня головой прилично. Машу перед собой рукой, прогоняя призрак. И попадаю тому ровно по лицу, сбивая очки. Хтонь, не привиделось.

На меня злобно глядят темные глаза на незнакомом молодом лице. Тело парня окутано слабым сиянием силы и она тонкими струйками тянется ко мне. К моей груди.

Сердце сжимается еще сильнее и замирает на миг.

Моя сила отзывается неохотно, слишком вымотался. Как будто не считает, что мне что-то угрожает. Или я сам так не считаю? Но знакомое царапанье когтей по внутренностям помогает прийти в себя.

Так, только бы спросонок не прибить его. Бурые нити оплетает его руки и шею, затягиваясь. Пепел с поднявшихся символов оседает на слабом потоке его силы, впитывая его в себя. Чуть усиливаю хватку за шею и парень, хрипя, приваливается к валуну.

Сердце отпускает, приток чужой силы бодрит немного, но достаточно, чтобы я мог сесть. Осторожно выглядываю — никто в нашу сторону не смотрит. Пара пустынников с Игнатом дежурят у входа.

Остальные рассредоточились по пещере, почти все лежат. Только командир явно проводит проверку припасов и оборудования — перед ним свалены рюкзаки.

Перевожу взгляд на незнакомца. Со стороны должно казаться, что мы разговариваем. Собственно, поговорить я и хочу.

Злоба в его глазах меняется на непонимание. Он не может пошевелиться и даже говорить. Немного ослабляю давление. То, как послушно реагирует сила, придает мне еще немного энергии.

— Ты кто вообще такой? — задаю ему главный вопрос и стучу в надпись на каске. — Панаевский?

— Хррр, — он прочищает горло и сдавленно отвечает. — Да. Ты даже не запомнил род, который подставил.

— Чего? — я трясу головой. — Кого я подставил? Ты о чем вообще? И кто тебе Глеб Панаевский?

— Не делай вид, что не понимаешь о чем речь, я все знаю, — он пытается приблизиться и мне приходится снова его слегка придавить. — Что… Что это такое?

— Особое родовое умение, — усмехаюсь. — Спокойные переговоры называется. Не дергайся, тогда не пострадаешь.

Но я уже не уверен, что долго удержу свою «чужую» силу. Она начинается едва заметно пульсировать, пробуждаясь. Жадная, зараза, не нравится ей, когда дразнят. Я так и не понимаю, что она может делать.

Экспериментировать на недружелюбном, но вроде как своем, как-то нехорошо.

— Не слышал о таком… — бормочет парень, хмурясь.

— Предполагаю, что ты о многом не слышал. А некоторое из того, что слышал, и вовсе чушь. Так кто ты такой? И кем тебе был Глеб Панаевский?

— Отцом он мне был, тварь, — сквозь зубы рычит он, снова заводясь.

Ну вот тебе и наследие былых встреч. Хтонь, мог бы и догадаться, что при таких густонаселенных аристократических семьях, и у психопата есть отпрыск. А то и не один. Сколько ему было, сороковник? К этому времени немало можно настругать…

Я слегка придавливаю шею и отпускаю, как только вижу, что губы его начинают белеть.

— Давай без этого, — вежливо прошу я. — У меня очень плохое настроение, а терпение так вообще закончилось демоны знают когда. Объясни нормально.

— Ты убил моего отца! Так нормально объяснил? — глаза парня вспыхивают злостью.

— Я не убивал. Кто тебе вообще такое сказал?

— Не ври! — он шипит, но на крик не переходит, не привлекая внимания. — Я знаю, что он занимался тобой. И после его смерти слышал от старших о контрибуции. Тебе лично!

Контрибуция? Я пытаюсь вспомнить значение мудреного слова. Это вроде выплата победителю. Мне лично род Панаевских что-то там выплатил, а я и не знаю? Ну прекрасно, ну дед, вот старый хрыч. Вот выберусь, дождешься ты разговора по душам.

Интересно, если прорыв хаоса в столице замаскировали под взрыв газа, то как выставили смерть безопасника? Знай этот воспылавший местью о демонах, обвинял бы их, а не меня.

— То есть того, что это я виноват в его гибели, ты не слышал? — вкрадчиво спрашиваю я.

— Это и дураку ясно! Контрибуцию выплачивают только после прямой схватки.

— Так и что тебе сказали?

— Что не моего ума дело, — скукоживается он, но не надолго. — Да вот только не на того напали! Я не оставлю смерть отца без ответа!

— Да успокойся ты, — я раздраженно морщусь и снова затягиваю силу на шее.

Панаевский сипит, скребя руками по невидимой удавке. Борется отчаянно, не сдается. Я даже проникаюсь уважением. Не понял, чем его прихватили, но не боится.

— Повторю еще один раз. Я не убивал твоего отца. Могу дать тебе слово княжича.

Парень замирает, смотря на меня с недоверием. В глазах его борьба. Нарушить слово, насколько я понял, без непоправимого ущерба для здоровья, невозможно. Обойти, частично, при очень специфических обстоятельствах, можно. Но соврать напрямую не выйдет.

И мне приходится подтвердить обещание, дав это слово. Наши силы сплетаются и расходятся, оставляя частички себя внутри. Это простое взаимодействие во мне вызывает легкую дрожь.

— Но… — теперь он совершенно растерян. — Но как тогда? Что случилось? Как умер мой отец?

— А вот этого я сказать тебе не могу, извини. Дал слово императору.

— Императору? — Панаевский таращится на меня со священным ужасом. — Самому императору?

— Да, лично, самому, — киваю и отзываю силу. — Могу только сказать, что он погиб не от руки человека. И защищая других.

Приходится говорить медленно и подбирать слова. Надеюсь он не зацепится за это «не от руки человека». Но он цепляется за совсем другое.

— Но почему тогда мой род выплатил тебе целое состояние?

Какой хороший вопрос. Только вот меня как-то не удосужились проинформировать. Ни о версии гибели Панаевского, ни о «целом состоянии».

— Честно, не знаю. О чем договорились старшие и почему так — я не в курсе, — признаюсь я. — Тебя хоть как зовут то?

— Глеб, — с грустью отвечает он. — В честь отца.

Боги, вы там, смотрю, неплохо потешаетесь на небесах, или где вы наблюдаете за забавными людишками. Глеб Панаевский, второй, собственной персоной. Еще и с таким же родовым умением, как у бати. Надеюсь, он не унаследовал и слепой фанатизм.

— Игорь. Ну вот и познакомились, — ворчу я, поднимаясь на ноги и протягивая ему руку.

Он смотрит на мою руку с подозрением, потирая шею. Но решается и подает свою. Рассеянно пожимает.

Жаль, что не могу рассказать ему про демонов. Его бы дурь сейчас как раз против них направить, и было бы отлично. Но он дает мне еще одну пищу для размышлений. Точнее подтверждение догадки.

Панаевский, как и его отец, смог использовать кровавое родовое умение только из-за уверенности в своей правоте. Можно сказать, что младший Глеб тоже фанатично верил, что я убийца и ушел от справедливого наказания.

А если это так — то тут такая огромная брешь в системе, что жуть берет. Допустим, силу можно применить только при исключительных условиях. Как прямая угроза империи или преступник, избежавший страшного наказания.

Но даже при таком раскладе — можно подстроить все так, что и боги не докопаются до использования своего дара. Мне такие интриги и игры в долгую неинтересны, но есть же умные люди.

— Давай-ка наш разговор оставим между нами, — предлагаю я, глядя как он озирается, не зная, что дальше делать.

Вот так всегда, прешь за отмщением, а получаешь пшик. Да убей бы он меня, тоже теперь стоял бы с такой непонимающей рожей. Надеюсь только, что когда вернусь в свой мир и найду наставника, меня не будет ждать такое же разочарование.

— Хорошо, — кивает Глеб. — Спасибо. И… извини.

Ну потерявшийся щенок, видят боги. Но места в нашей группе поддержки уже нет, уж прости, парень. Я утешительно хлопаю его по спине.

Сон с меня окончательно слетает. И я иду к старлею, разузнать как наши дела.

В пещере прохладно и сухо, но даже сюда залетает яростный ветер пустыни. В воздухе мерцают песчинки, и навязчиво фонит тлетворным хаосом.

— Ты уже очнулся? — удивляется командир. — Отдохнул бы еще, кто знает, когда удастся в следующий раз.

— Я в порядке, — вру я ему и присаживаюсь рядом. — Как наши дела?

— Хреново, — со свистом сплевывает он.

Как он умудряется плеваться при таком обезвоживании — для меня загадка. Мой язык упорно присыхает к небу, а рука постоянно тянется к фляге.

— Запасов на пару дней, — продолжает сталей. — Это если сильно урезать порции. С водой дела еще хуже. Если ты не умеешь находить в пустыне воду, то нам и пары дней не протянуть.

Я задумываюсь. Мне, похоже, простой путь куда надо, найти сложно, не то, что источник воды. А шляться серди бури, кишащей демонами, проверяя предположения — так себе идея. Мотаю головой:

— Вряд ли. Никогда не пробовал. А пробовать сейчас…

— Да, да, понял, — перебивает он, вздыхая. — До базы пешком мы не дойдем, запасов не хватит. Нужно выбраться из бури и связаться с нашими, чтобы забрали. Но выходить прямо сейчас опасно. Одаренные истощены, толку от вас в таком состоянии ноль, и в пути сила не восстановится.

— Пережидаем? — догадываюсь я.

— Да, выжидаем, сколько сможем. Надо восстановить силы. Может, и буря к тому времени стихнет.

— Сколько она может длится?

— Мы с самого краю, если не пойдет на север, то есть шанс выбраться, — он говорит тише, чтобы не услышали остальные. — На юге бури не стихают, так говорят. Что там происходит, одни боги знают. Тут может за пару часов уйти, а может и неделями лютовать. Пойми теперь, когда все пошло по одному месту…

Он прищуривается на меня и шрам на его лбу, который остался после быстрого исцеления, бугрится:

— Я правильно понял, что об этих, летучих тварях, вы тоже не слышали?

— Нет, — уверенно отвечаю, книжку я успел изучить неплохо. — Известных, из тех, что могут летать, немного. Там точно таких не было. Как и того, последнего.

— Хреново, — опять метко оценивает ситуацию командир. — Сначала в первый раз столько прорывов, потом и вовсе неведомые твари. Соображения есть?

Нда, нашел у кого спросить. Я смотрю на крепко спящего Володю, если кто и знает, то только он. Его будить жалко, но надо. Я отхожу к свернувшемуся клубком парню, трогаю за плечо.

— А, что? Нападение? — он тут же подскакивает, хватаясь за каску.

— Нет, успокойся. Нужна твоя светлая голова, — я указываю в сторону командира. — Разобраться, что происходит.

Истровский сонно моргает, расслабляясь. Саша, спящий рядом, ворочается, что-то мыча. Мы с прорицателем замираем и рыжий, устроившись на другом боку, снова засыпает.

— Светлая голова, скажешь тоже, — шепчет Володя, пока мы идем к старлею. — В моей голове сейчас такая муть…

— Ты не на экзамене в академии, — слышит его командир. — Неправильных ответов нет.

— Да никаких у меня ответов нет, — прорицатель крепко зажмуривается, открывает глаза и мотает головой. — Сплошной гул. Либо тут слишком много низших, либо…

— Что? — мы хором не выдерживаем.

— Либо то, что невозможно. Высший. Только его сила может исказить потоки событий так, что прорицатели не могут ничего увидеть. Это может объяснить и неизвестных низших. Высшие демоны могут их создавать. Так говорят, но это почти что древний миф. Со времен войны богов никто не видел Высших.

— Ты можешь ошибаться? — я спрашиваю с надеждой.

— Могу, — охотно отвечает Володя. — И, надеюсь, что ошибаюсь. И просто слишком фонит.

Хтонь, фонит действительно сильно. И мне кажется, что Высший фонил бы так, что я его не пропущу. Мало того, что неизвестно, как эта тварь выглядит, так и способы борьбы с ней — бежать.

— Белаторский? — слышу за спиной удивленный женский голос.

Я поворачиваюсь и отвешиваю поклон:

— Ваше императорское высочество.

— И теперь не очень уместно, — нервно смеется Ольга Разумовская.

Выглядит принцесса и правда не подходяще для церемоний. Вся в пыли, грязи, гари и засохшей крови. Как и все мы сейчас. Прекрасные золотые волосы спутались и то, что она их старательно приглаживает, не особо помогает.

— Аня? — приходит моя очередь удивляться, когда я вижу, кто у Разумовской за спиной.

Эратская только устало усмехается мне, слегка кивнув головой. Точно, я же слышал, что она в сопровождает императорскую дочь. Белаторские, в моем лице, показали себя не с лучшей стороны, и император приставил к дочурке представителя другого воинственный род.

Теперь и участие Панаевского не кажется таким удивительным. С их то родовыми способностями только и защищать наследницу. А вот откуда взялись паладины? И почему они таскаются за принцессой, как пара цепных псов?

Паладины, двое высоченных и молодых мужиков, зеркально стоят за девушками, внимательно разглядывая нас. Словно и мы можем быть угрозой. Их сияние не прекращается, только сильно слабеет вне боя.

О силе этих ребят я ничего не знаю. Вроде у них один бог и тоже любитель закрутить гайки. Слышал, что их в шутку называют святошами. В глаза никто не осмеливается.

— Так, — стралей оглядывается. — Думаю, с учетом обстоятельств, надо выдвигаться. Не хочется проверять разные теории, — он смотрит на прорицателя. — Придется рискнуть и попытаться выбраться из бури. Пара часов на отдых и выходим. Белаторский, найди нам дорогу назад.

И киваю, хотя в голове нарастает паника. Как им объяснить, что я вижу? Я должен только чувствовать путь, а не видеть это проклятую силу вокруг. Она меня сбивает не меньше, чем прорицателя.

И, пока все разбредаются по углам, я битый час пытаюсь медитировать. Абстрагироваться от мира, воняющего демонами, задача непосильная. Потому что, чем больше я погружаюсь в ощущение силы, тем сильнее давит хаос.

Ни тебе уютного бабушкиного дивана, ни даже приятной морозилки в домашнем храме. Хрустящий песок под задницей, завывание ветра, жажда и мерзкий туман сумрака.

Через час просыпается Богдан и командир отправляет его на помощь. Ну или сам того распинывает. Я стараюсь не обращать внимания на тихие разговоры и возню людей.

Покровский тормошит меня, заставляет сделать глоток воды. От этого немного легчает, хотя во рту тут же снова пересыхает. Но с помощью его поддержки дело идет легче.

У меня даже получается прочувствовать рельеф. За нами скалы разрастаются, не до гор, но камень ощущается далеко. А перед нами слабой струйкой вьется путь. Силу словно сдувает ветром, но она, трепыхаясь, указывает дорогу.

Я удерживаю ее долгое время. Лишь бы не ошибиться. Оставляю в голове только одно желание — выбраться, избавиться от хрени, что творится вокруг. Путь бледнеет, но не пропадает.

— Есть, — хриплю я и делаю маленький глоток, чувствуя как стремительно легчает емкость.

Собираются все быстро. Будим спящих и отправляемся в дорогу. Снаружи не понять, поменялось время суток или нет. На часах дело к закату, но тут, среди бури, вечная ночь.

Мне кажется, что ветер становится тише. Или просто привык к его бесконечным порывам. Нет, точно — стало тише и немного светлее. Видимость уже не два метра, а все десять. Возможно, мы на самом краю и идти нам недолго.

Но плестись по рассыпающемуся под ногами песку нам приходится несколько часов. Я сверяюсь с поиском, он бледнеет с каждым разом все больше, но еще различим. Хочется ускорится, меня подгоняет сила. Она будто шепчет в уши — давай, вперед, быстрее, там выход.

Что-то там, перед нами, совсем близко. Сила подсказывает, что там наша цель. Но просвета впереди нет и я не могу разобраться, куда мы идем.

«Ты что-нибудь чувствуешь?» — спрашиваю я у Володи, от нетерпения потирая руки.

«Игорь, я чувствую, что сейчас сдохну» — устало отвечает он — «А что? Что там?».

«Не знаю, но мы почти пришли…»

Из песчаного тумана проступают очертания, выдвигаясь на нас из темноты. Твою ж мать, это храм! Проклятый заброшенный древний храм. А это значит, что мы шли в обратную сторону. Я вою от злости, но мой вопль заглушает ветер.

Старлей, идущий впереди, поднимает руку, делая нам знак остановиться. Перехватывает автомат и идет в сторону храма. Он доходит до края видимости, поворачивается к нам.

В голове взвывает тревога и сумрак стремительно бросается в его сторону, сгущаясь за спиной. Я кричу, но не успеваю.

Из тумана появляются две длинные лапы с кривыми пальцами, хватают командира за ноги, дергают. Он падает, взмахнув руками и его тело в долю секунды утаскивают, разрезая песок, в темноту.

Глава 24

Я бросаюсь за командиром, не раздумывая. Слышу за спиной крик «стой!». Пара секунд и я оказываюсь в полумраке, окруженный взбешенным песком. Свет фонарей и защитный купол остаются позади.

Цепляюсь взглядом за смутное движение впереди, стралея тащат по земле, в тумане мелькает вытянутое тело демона, длинный хвост бьется, помогая тому улепетывать.

— Стой, сука! — ору я низшему и слышу оттуда родной русский мат.

Жив! Мне это придает ускорения и ориентируюсь дальше по мату и вспышкам выстрелов. Командир умудряется стрелять, пока его болтает из стороны в сторону. Тварь убегает со своей добычей куда-то за камни, там снова вспышки, следом верещание.

Вылетаю и с размаху бью силой. Демон нависает над старелеем, притягивая к себе когтями, на его спине острый костяной гребень, а мелкая голова украшена короткими витыми рогами.

— Не стреляй! — кричу я, но верещание твари заглушает мой крик.

Ну хоть какая-то знакомая туша встретилась в проклятой пустыне. Эти монстры, чем-то похожие на динозавров, имеют почти непробиваемую шкуру. Вот и сейчас, пули рикошетят о брюхо, одна попадает командиру в руку и он продолжает поливать низшего, уже только матом.

Моя сила не рикошетит, просто обтекает костяное тело, символы ифритов недовольно жужжат, исследуя неприступную пищу. Я направляю поток в лапы, стараясь отбить их от жертвы.

— Убьююю! — командир хватает бесполезный автомат за ствол и бьет прикладом в склонившуюся распахнутую пасть.

Часть клыков с хрустом вылетает, демон клацает оставшимися и хвостом выбивает оружие из рук. Очередной истошный визг заставляет нас обоих заткнуть уши, а мне направить удар симбиозом сил прямо в раскрытую глотку.

Я чувствую как сила проникает внутрь, оплетает пульсирующие органы и огромное сердце. Символы загораются огнем, прожигая его насквозь. Демон дергается ко мне, застывает и всей бронированной тушей обрушивается на старлея.

Хтонь! Спас, мать его, и прибил трупом! Я бегу к твари, упираюсь и проваливаюсь ногами в песок, тяну за хвост. Из под смердящего монстра слышится стон. Сдвинуть демона получается на несколько сантиметров.

Но я освобождаю частично старлея и переключаюсь на него, хватаюсь за его руки, вытаскивая. Мы оба приваливаемся к трупу, тяжело дыша.

— Ты как? — я напрочь забываю о вежливости.

— Хочется кого-нибудь убить, — он начинает ржать, сбрасывая напряжение. — Не бойся, не тебя. Хотя ты, конечно, тоже молодец. Куда один рванул, псих?

— Не было времени думать, — хмыкаю я. — Не за что.

— По тебе заметно, — дружелюбно отвечает командир. — Где остальные?

Я прислушиваюсь и отпускаю поиск. Кто-то кричал в моей голове, когда я бросился в бурю, но от прилива адреналина я даже не разобрал кто. А потом и вовсе некогда было.

Первыми находятся паладины, лампочками сверкая среди мрачного марева. Погоня за демоном увела нас на пару сотен метров в сторону от храма. Люди остались на месте, к счастью, никто не последовал моему примеру и не побежал не пойми куда.

«Мы оба в порядке, скоро вернемся» — сообщаю Володе и принимаю от него слегка нервное «Принято, ждем».

— Там тоже вроде все целы, не разбежались.

Я опять раскидываю поиск, ища других тварей. Среди хаоса это сильно выматывает, но сила немного подкрепилась демоном. Пытаюсь натравить вечно голодные символы на витающий вокруг сумрак, но он им не по зубам.

Фонит по-прежнему. Но самое странное ощущение приходит от храма. В нем нет совсем ничего, ни силы хаоса, ни какой-либо другой. Возможно, потому что он давно заброшен? Я еще не видел пустых храмов, а от других всегда исходило ровное свечение, словно сами камни были скреплены силой, вместо строительного раствора.

Вот только значит ли это, что там безопасно? Поиск выхода привел нас сюда. Угрозу я и без того чувствую отовсюду. Остается положится на то, что дар сработал, как надо мне.

— Хррр, — рычит старлей, вставая на ноги и сжимая свое плечо. — Сам себя подстрелил, ну надо же. Вот уж не думал, что меня какая-то букашка собьет с мыслей. Знал же, что их бесполезно огнем поливать.

— День такой, хреновый. Мне кажется, все с мыслей сбиты, — я неохотно отталкиваюсь от удобной туши и поднимаюсь.

По возвращению Олег тут же берет в оборот старлея, подлечивая. Пулю приходится запечатывать внутри, на ее извлечение уйдет слишком много силы. Да и условия тут не самые подходящие для операций.

Целитель и сам выглядит плохо. Он сутулится и покачивается — на пределе. И поддержать некому, моя сила его сожжет, а Богдан помогает Саше. Перекидывать его означает оставить нас без защиты.

Я чешу каску и иду к паладинам. Меркарс и Балло — так у них написано.

— Сможете помочь целителю? — указываю на присевшего на корточки Олега. — Он вымотался, а его помощь нам нужна больше всех.

— Как? — они переглядываются, неизвестно зачем, в заляпанных очках почти ничего не разглядеть.

— Поделиться силой. Я не уверен, что это возможно, между ее разными, хм, видами. Но стоит попробовать.

— Поделиться святым духом с язычником? — в голосе Балло звучит нотка брезгливости. — Свет не в силах помочь неверующему.

— Я верю, что если мы лишимся целителя, то нам всем конец, — я сдерживаюсь, чтобы не выразиться крепче.

— Марк, мы должны попытаться. Не забывай, что мы на одной стороне. Есть только зло и те, кто с ним сражается. Я готов и сделаю все, от меня зависящее, — Меркарс коротко кивает и выступает вперед.

— Я не отказываюсь, — спешит добавить первый. — Просто это звучит… невозможным. А почему вы не можете помочь своему?

— От моей помощи ему станет только хуже. Остальные либо и без того на пределе, либо у них другие задачи, — я вижу, что у паладинов силы хватит, чтобы поделиться. — Если вы в состоянии, хотя бы чуть лучшем, это поможет.

— Мы готовы, — решает за обоих Меркарс. — Говори, что нужно делать.

А я вдруг понимаю, что они совсем не удивлены самим фактом перекачки силы. Значит, у паладинов это нормально? Потому что в тот единственный раз, когда накачивали силой меня, сначала вообще никто не верил, что такое возможно.

— Благодарю. Для начала нужно уйти с открытого пространства.

Я выдыхаю. Шанс, что получится, небольшой, но есть. Если мы сможем привести в порядок Олега, то возможно, и все выживем.

— Надо идти в храм, — я возвращаюсь к командиру. — Это единственное укрытие поблизости.

— Что там, внутри?

— Ничего, я там не чувствую ничего, — продолжаю я через силу. — Но это не значит, что там безопасно.

— В этой демоновой духовке нигде не безопасно! Но и тут мы не можем торчать, — подтверждает общее мнение старлей и машет рукой. — Двигаемся!

Храм, когда-то величественный и необъятный, на удивление разрушен не так уж сильно. Чуть просела крыша под парой развалившихся колонн. Площадка, на которой он стоит, засыпана песком. По бокам его тоже припорошило, но вход остался целым.

Гигантская черная дыра дверного провала выглядит как распахнутый в крике рот. Ну или желающий нас сожрать. Желание идти внутрь уменьшается с каждым шагом. И не только у меня, судя по тому, как все замедляются, приближаясь.

— Володя? — с надеждой спрашиваю я.

— Не могу опознать, чей это храм, — прорицатель останавливается, задирает голову и рассматривает строение. — Все знаки снаружи стерлись от песка и ветра. Возможно, в главном зале мы найдем статую, тогда станет понятно. По кладке и камню ясно только, что ему несколько тысяч лет.

— Ты что-нибудь видишь, в потоке? — к демонам археологию и достопримечательности.

— Тут… пусто, — Володя трясет головой. — Словно его нет вообще. Мне это не нравится.

Может, паладинам и его удастся прокачать? Интересно, что будет, если их святой дух применить к прорицателю? Надеюсь, у нас будет время и силы проверить. Ну а что поделать, пришло время нестандартных решений.

Я всегда любил оригинальный подход, за это качество меня наставник и выделил среди других оборванцев. По той же причине я оказался в итоге тут, то есть сначала умер. Нда, если это коматозный бред, он явно слишком сильно затянулся.

Мы все останавливаемся на минуту у входа, не решаясь войти. Вижу, что одаренные призывают силу, а пустынники вскидывают оружие. Богдан сжимает в руке артефакт.

Пожалуй, самое время для Светлячка. Если на нас оттуда что-то вылезет, то оно может быть и пострашнее виденного раньше.

Штормовой ветер опять меняет направление, подталкивая нас внутрь. Стралей выступает вперед, дает нам знак двигаться и мы осторожно идем следом, вытягиваясь цепочкой.

Фонари высвечивают длинный коридор, на полу песок и обломки каменных блоков. Основной проход в главный зал завален наглухо. Причем, похоже, вручную. Командир оглядывается на нас, указывая на завал и мы синхронно пожимаем плечами. Идей ни у кого по этому поводу нет.

Только я с некоторым сожалением смотрю назад, на выход. Старлей укоризненно мотает головой и углубляется в проход. По общей логике храмов, справа и слева обходные коридоры, они ведут в разные служебные и жилые помещения. И должен быть еще вход в главный зал, и не один.

«Игорь, что-то не так…» — не отличается оригинальностью Володя.

Да все тут не так. Этот мир, боги, их отношения, пустыня эта, чтоб ее. Долбанный ветер и километры песка над головой.

Командир останавливается, поднимает руку с кулаком вверх. Мы мгновенно застываем, прислушиваясь. Но я слышу только свист ветра оттуда, откуда мы пришли. Ни скрежета когтей, ни единого шороха.

Усиление слуха только отнимает силу и увеличивает вой ветра. А еще я слышу бешено колотящиеся сердца. Уф, ну хоть не одного меня напрягает это место. Но тревога не нарастает, как я к ней не прислушиваюсь. Просто тупо долбит ноющей болью в груди.

Мы сворачиваем и попадаем в просторное помещение. Что тут раньше было — неизвестно, от мебели не осталось и щепки.

— Пока остановимся тут, — старлей снимает очки и все мы с удовольствием делаем то же самое. — Места тут хватит всем, выход недалеко. Немного отдохнем и нужно обыскать весь храм.

Он отзывает меня в сторону.

— Ты куда нас привел? — тихо спрашивает, стуча пальцем по часам, где стрелка компаса накручивает круг за кругом. — Насколько знаю я, никаких храмов по пути к базе быть не должно.

— Не должно, — виновато сознаюсь.

— То есть мы ушли, демоны знают куда, и в обратную сторону? Ты, случаем, не барахлишь, как этот? — он кивает в сторону Богдана.

Видимо, наши личные дела он все же хорошо изучил.

— Мне кажется, что тут мы все барахлим. Но в том, что мы пришли, куда нужно, я уверен.

По-крайней мере, поиск больше не показывает другого пути. Он привел меня в храм и отключился. Больше путей нет. Но об этом я предпочитаю умолчать.

— Что же, одним богам ведома истина. Надеюсь, Белаторский, что ты не ошибся.

Я молчу и мы смотрит друг на друга какое-то время. Затем он цокает, покачав головой, и отходит, распределяя пустынников у выхода.

А я подзываю паладинов и целителя. Кратко и запутанно рассказываю идею. Олег соглашается сразу, все поняв. Он то как раз хорошо понимает, как это происходит. А вот паладинам приходится объяснять на пальцах.

— Вы просто берете, чистую силу, и направляете в него, — пытаюсь я руками показать невидимые для их глаз потоки. — С намерением помочь, поделиться. Понимаете? Как вы призывается свой дух?

— Святой дух, — строго поправляет меня Балло. — Мы возносим молитву и на нас снисходит божья сила. Мы можем использовать ее только против врагов Святого престола.

— Ну а друг другу вы можете помочь?

— Да, если брату нужна помощь, — кивает Меркарс. — Или невинной жертве зла.

Вот ведь и правда святоши. Они готовы помочь, но в глазах непонимание.

— Ну хорошо, — задумываюсь на пару секунд. — Вознесите молитву за всех нас, застрявших среди зла и во имя спасения того, — я указываю на целителя, — кто может помочь в этой борьбе.

Надеюсь не сильно загнул. Но в их глазах наконец светлеет и они прикрывают глаза, беззвучно произнося молитву.

Снисхождение их святого духа выглядит эпично и зрелищно. Мерцающий белый свет прорезается сверху, ударяя в паладинов ярким потоком. Я даже рот распахиваю от зрелища и тут же спешу его захлопнуть, пока никто не заметил.

Тем временем святоши склоняют головы и кладут руки на плечи Олегу. Я вижу, как сила мягко направляется к нему и тело целителя чуть выгибает, а глаза распахиваются.

— Оооох, — не сдерживает он восхищенного вздоха. — Вот это да!

Несколько секунд светопредставления и поток резко прерывается, а паладины убирают руки и отходят на шаг. Они переглядываются, но ничего не говорят. Но я вижу — и их посетила какая-то идея.

— Ты как? — трогаю Олега за плечо и он вздрагивает.

— Очень… необычно, — целитель бодро двигает плечами. — Как в холодную воду окунули. Но чувствую себя отлично. Благодарю, — он отвешивает поклоны задумчивым паладинам.

— Не нас надо благодарить, а Бога, — Меркарс бросает взгляд наверх. — На то его воля.

— Что же, — вмешиваюсь я. — Тогда спасибо вашему богу.

— Бог один, — недовольно ворчит Балло. — А вы…

— Мы на одной стороне, — перебиваю я его не очень вежливо, видя, что он начинает заводиться. — Помните? Все против зла и все такое.

Паладин мрачнеет, но не продолжает проповедь. Второй кладет ему руку на плечо, чуть сжимая. Ладно, помогли и хорошо, не время для религиозных споров. Хотя я и не могу понять, как можно верить в одного единственного бога, видя на что способны другие.

Но, к счастью, нас отвлекает командир.

— Надо разведать, что у нас под боком, — он пристально разглядывает каждого. — Белаторский, Вяземский, со мной. Остальные остаются на месте. Без сигнала не высовываться.

— Без какого сигнала? — спрашивает Саша, успевший привалиться к стене и устроить руки на груди.

— О, ты его не пропустишь, — ухмыляется ему старлей и поглаживает гранату на поясе.

Каритский юмора не понимает и судорожно сглатывает. Пустынники давятся смешками, а мы уходим.

Коридор заканчивается тупиком и очередным завалом. Возвращаемся к предыдущему ответвлению и, крадучись, пробираемся по нему. Не смотря на стоящую тишину, расслабляться не тянет.

Я каждые тридцать секунд на время усиливаю слух, но слышу только наши сердца. Ровное биение у командира и ускоренное Игната. Под это звуковое сопровождение мы и подходим к перекрестку двух коридоров.

И я останавливаюсь, вытягивая шею.

Мне точно не кажется, что я слышу голоса? Это настолько неожиданно, что я не верю своим же ушам. Но нет, монотонное бормотание отчетливо разносится, эхом отскакивая от камня.

— Ты тоже это слышишь? — шепчет командир с удивленными глазами.

Я киваю и осторожно выглядываю из-за угла. Хтонь, ничего не видно. Дальше еще поворот, и за ним явно горит свет живого огня. Желтые отблески скачут по неровному рельефу стен.

— Может там другой взвод, тоже выжившие? — делаю я предположение, искренне надеясь, что это так.

Я напрягаю слух и отшатываюсь. Все, похоже с силой совсем плохо стало. Язык незнакомый, но не это меня сбивает с толку. Вместе с шипением огня оттуда доносятся шорохи. Ползающих по песку чешуйчатых тел.

Я моргаю на вопросительный взгляд командира. Игнат из-за его спины выглядывает с не менее любопытным лицом. Что бы мне не почудилось, нужно убедиться.

— Я проверю, подождите, — еле слышно говорю и почти ползком выбираюсь за угол.

У поворота очень удобно раскиданы глыбы разбитых статуй. Можно прошмыгнуть и остаться в тени нависающей огромной каменной лапы. Сюда не попадают блики огня и я могу разглядеть, что происходит в зале…

Меня прошибает холодный пот и дыхание останавливается. Я вжимаюсь глубже в тень, моля богов, чтобы меня не услышали.

Не показалось, там действительно люди. С десяток смуглых мужчин в длинных светлых рубахах. Главный алтарь заставлен стандартными атрибутами — цветы, фрукты, благовония. Мраморная плита с темными прожилками вспучена и расколота по центру.

И оттуда вылезают создания хаоса. Неторопливо выбираются, обнюхивают людей и отползают в противоположную от меня сторону, за край видимости. А человек, стоящий ближе всех к прорыву, поглаживает каждую вылезающую тварь, посмеиваясь.

Это что за…

Глава 25

«Командир спрашивает, что там» — выводит меня из ступора робкий голос Игната.

«Не высовывайтесь! Тут… Сейчас вернусь».

То, что происходит какая-то хтоническая ересь, я понимаю. Больше я ничего не понимаю. Кроме однозначного факта, что люди могут сами организовать прорывы хаоса. После того, что устроил нам в столице старший Панаевский. Но он и сам тогда охренел.

Эти же мужики явно знают, что делают. Я осторожно смотрю на того, кто радостного лапает демонов. Он точно в курсе, что этот обтянутый обрывками кожи скелет гончей — не милый песик.

Кажется, у нас проблем больше, чем мы думали…

Выбираюсь я очень долго, по сантиметру преодолеваю несколько шагов, стараясь не издавать звуков. Дышать и вовсе перестаю, на всякий случай.

Пытаюсь тихо отдышаться, вернувшись к своим. Соплю носом, хватаю воздух ртом. Командир наблюдает настороженно, уже сообразил, что не к добру я выброшенную на берег рыбину изображаю.

Приведя себя немного в порядок, прикладываю палец к губам и делаю знак отходить. Только бы сейчас не запнуться об какой-нибудь камень. И не чихнуть. От этой мысли в носу начинает свербить так сильно, что зажимаю его до боли в переносице.

Сейчас мой метод обескураживающего чиха сработает не нам на пользу.

— Что… — начинает спрашивать Игнат, как только мы отходим на приличное расстояние.

Останавливаю его жестом. Почти дошли, а такие новости надо обсуждать сообща. Вижу, что старлей согласен и даже руку заносит для профилактического подзатыльника, но передумывает. Правильно, удар по пустой башке может привлечь ненужное внимание.

Встречают нас обеспокоенные взгляды дюжины пар глаз. Видимо, на моем лице сейчас вселенская озадаченность. Только паладины глядят скорее любопытно.

— Итак…

Я обвожу всех невеселым взглядом. Не нагнетаю, просто не знаю, как в приличных выражениях все рассказать.

— Мы нашли людей, — вижу неуверенные улыбки и все порчу. — И демонов.

— В смысле? Трупы? Людей или демонов? — закидывает меня вопросами Олег, хмурясь.

— Все, ммм, немного сложнее. Людей и демонов вместе. Мы добрались до главного зала и там обнаружился прорыв. Судя по всему, его устроили люди.

Вскрики «что?», «как?», «это невозможно!» и «нам п. ц» обрушиваются на меня со всех сторон. Чей последний я не успеваю расслышать, но пунцовое лицо становится у Володи.

— Ты уверен, Белаторский? — командир почесывает щетину и спокоен, словно я про плохую погоду сообщил.

— Уверен.

— Но никто ничего не слышал и не видел! — возмущается Эратская, указывая на прорицателя.

— Возможно там стоит какая-то защита, я не знаю. Такая мощная, что даже мой слух не смог засечь наших соседей. Думаю и мы от них тоже скрыты, иначе…

Озвучивать перспективы обнаружения нас толпой демонов вслух мне не надо. По лицам понятно, что все и без того красочно себе это представляют.

— Подожди, ты сказал, что прорыв хаоса устроили люди? — святоша Балло выдвигается вперед. — Но это же невозможно. Сила хаоса не может быть в руках человека.

— Возможно, — неожиданно подтверждает Разумовская.

Императорская дочь каким-то образом умудрилась привести себя в порядок, стерев с лица грязь и причесавшись. Даже одежда у нее выглядит чище, чем у остальных. Теперь все смотрят на нее.

— Об этом не принято говорить, но такое реально, — Ольга пристально смотрит на меня, намекая на то, что знает о произошедшем в Петрополисе. — И прорыв нужно срочно закрыть!

— Ваше импера… — осторожно начинает командир, но принцесса его останавливает.

— Да перестаньте уже! Со мной тут с самого начала носятся, как с хрупким цветочком. Ваше высочество то, ваше высочество это. Мы сейчас в равных условиях. В заднице, уж извините, — она немного румянится. — И прорывы, сотворенные человеческими руками, не закрываются сами собой, в отличии от стихийных. Поэтому давайте оставим обходительность и манеры, и подумаем, как нам остановить это безумие.

— Я ничего не знаю о закрытии прорывов, — после недолгого всеобщего молчания признается Володя. — Не встречал даже упоминаний в книгах.

— Об этом и не пишут в книгах, — принцесса оправляет одежду, приосаниваясь. — Я знаю, как закрыть прорыв. Сколько там низших?

— Точно не знаю, — ошарашенно отвечаю ей. — Похоже, что они уходят из храма через другой выход.

Хтонь, какой еще сюрприз выкинет эта девчонка? О способностях императорского рода я знаю немного, но вряд ли это что-то обыденное. Интересно, какой у нее личный родовой дар?

Словно услышав мой вопрос, Ольга призывает силу и та серебристыми нитями тянется ко всем присутствующим. Ее касание не вызывает неприятных ощущений. Скорее успокаивает, приглушает тревожность.

А вот это полезно, нарастающая паника в глазах людей отступает, сменяясь решительностью. Только паладинам этого не требуется, они были готовы рвануть в бой, едва услышав про демонов.

Меня выкрутасы принцессы не особо воодушевляют, но этот фонтан из низших прикрыть нужно. Если они продолжат лезть оттуда без перерыва, то мы вряд ли выберемся.

— Надо, значит надо, — старлей хлопает себя по ноге, привлекая внимание. — Проводим боевую подготовку. Что у нас по личному составу?

По нашей группе все понятно, по другой — все боевые. Целителя они потеряли при падении, а командира с третьим пустынников в стычке с тем мамонтоподобным демоном.

Выходит, что у нас в объединенной команде четверо пустынников, все закаленные в вылазках. Боевых одаренных семеро вместе со мной — паладины, Богдан, Игнат, Эратская и Панаевский, который упорно избегает на меня смотреть.

Ему теперь что, стыдно? Нашел чего стесняться, ну хотел убить втихую, с кем не бывает. Меня больше напрягает Аня, с ее генетической предрасположенностью ко вспыльчивости и непредсказуемости. Но она на меня, вроде, особого внимания не обращает.

Может, в этот раз никто под шумок не попытается меня прибить.

Олег и Володя идут под нашим прикрытием. Каритский, как всегда, на защите, причем исключительно Ольги. Ну а у той одна единственная и главная задача — закрыть прорыв, пока мы будем отбиваться от тварей.

Находится у Разумовской в запасах и еще один Светлячок, что к двум артефактам Покровского дает неплохой шанс выстоять против уймы монстров.

Сила во мне вдруг вскипает, придавая заряд бодрости. И возникает желание пойти и убивать демонов голыми руками. Я прислушиваюсь к себе с опаской, но чужих голосов нет. Да и Ольга уже отозвала свой дар.

Мы группируемся у дверного провала, одаренные призывают силу и взывают к богам. Пустынники хрустят шеями и проверяют оружие.

— Вперед! — не в меру энергично командует старлей.

И все сомнения и страхи враз вылетают из головы. Мы прем прямо в пасть к демонам, а мне становится весело. Нездоровая эйфория накрывает и Богдана, который идет рядом, задорно мне улыбаясь.

Да и Каристкий опять дергается от адреналина. И чему мы так радуемся?

Но наш пыл и задор прилично охлаждаются, как только доходим до нужного поворота. За ним по-прежнему горит огонь и слышатся голоса.

И, как только мы пересекаем границу тени света, выходя из-за поворота, я сразу же ору:

— Светлячок!

Большая часть главного зала, скрытая от нас до выхода на свет, кишит демонами. Они беспрестанно шевелятся, грудой сваленные друг на друга. Сколько их тут, просто не сосчитать. В голову бьет концентрация силы хаоса и меня пошатывает, уводя в сторону.

Я вижу, как от прорыва к нам бегут люди, а демоны заинтересованно поднимают морды. И отпускаю силу в артефакт, который Богдан с криком «давай!» поднимает над головой.

Ослепительный свет вырывается словно прямо из его руки и заполняет собой все. Вспышки силы одаренных теряются в этом потоке.

От оглушительного визга тварей и плывущей вони никуда не скрыться. Я пытаюсь отключить слух и нюх, но вся сила уходит в Светлячок. Держу поток и только приглушенные автоматные очереди дают понять, что пустынники тоже время зря не теряют. Они шли перед нами и им не нужно зрение, чтобы поливать огнем все вокруг. Впереди невинных жертв быть не может.

Земля под ногами ощутимо вздрагивает и артефакт отключается. Хтонь, надо крепко закрывать глаза, ничего не видно первые несколько секунд. Делаю мысленную зарубку это запомнить. И тут же молю богов, чтобы такая привычка не пригодилась больше.

Пустынники явно умнее, уже вовсю шестерят груду трупов, добивая контрольными в головы. Демонов вперемешку с теми, кто их призвал. Не похоже, что они теряли зрение даже на миг.

— Лезет!

На вопль Володи реагируют все и тварь, вылезающая из разлома, разлетается на мелкие части от нашего совместного удара. Я даже не успеваю рассмотреть, кто это был.

— Эх, сюда бы огнемет, — с сожалением говорит Лис, смотря на расползающуюся гору туш.

— Быстрее, — Разумовская кидается к алтарю, пока остальные оглядываются. — Нельзя медлить.

Меня преследует ощущение чужого взгляда в спину и я даже поворачиваюсь, передернув плечами. За мной лишь слегка побледневший Володя, но он смотрит на алтарь, точнее на надписи на стене позади места прорыва.

Разумовская начинает светиться, сильнее и сильнее, пока ее силуэт не превращается в размытое пятно в серебристом потоке. Она направляет его в разлом. А я вижу, как сумрак, витающий над ним, сжимается, будто рой обозленных пчел.

— Тот, кто выше всех, взываю к твоей силе, — звенит ее голос.

Поток усиливается, но и сила хаоса в ответ уплотняется.

— Не хватает… — Ольга говорит еле слышно.

Я поворачиваюсь к Покровскому, пинающему ногой ближайшего жучка. Но тут паладины дружно опускаются на одно колено, вознося свои молитвы. И их белоснежный святой дух соединяется с серебристой силой императорского рода.

Хаос начинается дрожать, по нему пробегают волны. А массивная мраморная плита чуть сдвигается краями друг к другу. И еще чуть-чуть. Слишком медленно! Святоши склоняются ниже, словно на их плечи давит тяжелый груз.

— Богдан, — трогаю здоровяка за руку. — Помоги им.

Покровский ухает и сжимает кулаки, концентрируясь. Его сила вспыхивает и гаснет. Он растерянно моргает и пробует еще раз. Ему на помощь приходит целитель и тому удается успокоить расстроенного Богдана. Его сила мерным потоком присоединяется к закрытию прорыва.

Рыжий чуть ослабляет защиту, видя, что больше никто не рвется из разлома. Хаос сам закупорил прорыв в попытке противостоять.

Я слышу за спиной движение, дальше, чем находятся наши, и резко оборачиваюсь, задержав дыхание. Куча трупов шевелится, из нее вытягивается что-то гибкое и блестящее, хватает пустынника и, с хрустом свернув тому шею, затягивает внутрь.

Тут же из под останков начинают лезть низшие. Эти твари просто спрятались от артефакта под своими же!

— Атакуют, бей! — кричу я и тянусь в самый центр копошащейся массы.

Каритский тут же перебрасывает защиту на нас, а пустынники начинают стрелять. Эратская с боевым кличем бежит к нам, гоня впереди себя кровавую стену. Я еле успеваю увернуться, чтобы не зацепило и меня.

Моя сила жадно впивается в тела, иссушает, бросается на следующее. Мне кажется, что я уже это не контролирую. Но сейчас и не важно. Отступаю, прижимаясь спиной к стене и пытаюсь удержать в поле зрения и груду демонов, и алтарь. Нас снова оглушает верещанием.

Богдан вздрагивает, дергает головой в желании повернуться и поток силы прерывается. Движение плит останавливается и сила хаоса расходится трещиной. Достаточной, чтобы выплюнуть очередную тварь.

— Прорыв! — кричу я, не в силах переключиться.

Из разлома пулей выскакивает гончая и кидается на Разумовскую, вгрызаясь в ногу. В сиянии видно только, что принцесса заваливается на бок, но поток не останавливает. Богдан с ревом бросается к девушке, и руками сжимает череп демона. Тот трещит и, не выдерживая, ломается.

— Олег, — зовет он, вытирая руки о штаны.

Хтоническим еладком вас всех! Я не вижу, что с Ольгой, но сияние не ослабевает. Значит, жива. Паладины уже опираются руками, их трясет мелкой дрожью. Целитель бежит в этот кокон света.

— Богдан, мать твою! Врубай! — меня уже и самого начинает колотить от напряжения.

Я вижу, что Игнат ранен в ногу, у командира лицо в крови, явно человеческой, Панаевский на коленях, поток его силы еле светится. И Только Аня Эратская с львиным ревом крушит демонов, отрывая тем конечности.

Одна из них пролетает совсем рядом, с хлюпаньем врезается в стену и сползает вниз. Бешеная девчонка, ну хоть сейчас это к месту.

— Эратская, нужно что-то масштабное! — пытаюсь я ее направить в нужное русло.

Пока она персонально каждому оторвет по ноге или лапе, вторая битва богов наступит. Аня недовольно рычит на меня, бросая злобный взгляд, но кивает и останавливается, сосредотачиваясь.

Я стараюсь при помощи поиска уцепиться за как можно большее количество еще живых тварей. Моя сила их не видит, а вот символы ифритов разлетаются во все стороны, находя цели.

От их отдачи мне становится холодно, пальцы тут же сводит, но я терплю. Эратская обрушивает на костяные черепа и непробиваемые панцири что-то жуткое, похожее на дождь. Из тягучей черной массы.

Крупные капли этой субстанции, попадая на живых тварей, оживают и заползают через рот, нос, уши, любые доступные отверстия. Я подгоняю их своей силой и демонов начинает разъедать изнутри.

В желании развидеть, а точнее разчувствовать эту мерзость, пытаюсь отозвать силу. Но та пирует на помирающих монстрах, поглощая исторгаемый ими хаос. Эратская падает на камни, гулко стукнувшись каской.

Целитель бежит к ней, а меня выворачивает. Уже стоя на коленях я вижу, как плита разбитого алтаря окончательно сходится, со скрипом принимая изначальный вид.

Поток императорской силы прекращается и Ольга тоже оседает на землю. Ее подхватывает Богдан, усаживаясь прямо на алтарь и укладывая голову девушки себе на колени. Он гладит ее волосы и что-то шепчет.

Паладины поднимаются, с трудом разгибаясь и оглядываясь на побоище. В их глазах легкое разочарование. Пропустили знатную веселуху, бедняги.

Но мы сделали это! Закрыли долбанный прорыв! Мне хочется орать от радости, но меня еще мутит. Боюсь мой крик будет сопровождаться не самой лучшей реакцией организма.

— Справились? — командир удивленно осматривается, выискивая противников.

Но масса окончательно замерла, теперь там точно ни одной живой твари. Сила ифритов вернулась, слегка недовольная, больше целей она не нашла. С таким аппетитом нужно что-то делать. Никаких демонов не напасешься на эти татуировки.

— Похоже на то, — я наконец чувствую, что могу встать на ноги и поднимаюсь.

— Все целы? — громко спрашивает старлей.

Кто-то коротко отвечает «да», кто-то хмыкает, кто-то просто стонет, целитель раздраженно отмахивается, переключаясь с Ольги на Анну. У той уже суетится рыжий, прощупывая пульс. Надеюсь, что он там пульс щупает… Хотя лицо у него и правда обеспокоенное.

— Только Разинский, — Лис мрачно кивает на груду трупов.

— Чтоб вас в… — вместо заупокойной молитвы командир кроет демонов матом, не сдерживаясь.

— Послушайте, — негромко перебивает старлея Володя, и тот мгновенно смолкает. — Я не смог разобрать все, что тут написано, — прорицатель указывает на стену с иероглифами. — Но тут…

— Тут написано, что вам здесь не место, — глухой голос раздается будто отовсюду.

Мы тут же сбиваемся вместе, вскидывая оружие и призывая силу. Из темноты дальнего выхода, куда уползали низшие, прорисовывается высокая фигура. На гиганте надет длинный плащ, капюшон надвинут на лицо.

Я напрягаю зрение, чтобы разглядеть неожиданного гостя. И вижу пустоту. Там, под грубой тканью, ничего. Кроме враждебно бурлящего мрака.

— И что вы все здесь умрете, — говорящий не торопится выходить на свет. — За то, что убили моих детей.

Володя впивается в мою руку ногтями до крови:

— Нам п…ц, — емко, но совершенно неподобающе аристократу, выдает он. — Это Высший.

Глава 26

Я не успеваю согласиться с другом. Вокруг фигуры сгущается сумрак, он поднимает руку и делает ею чуть заметный взмах. Нас раскидывает силой, как котят.

Пустынников сносит дальше, протаскивая несколько метров. Одаренные держатся лучше, но мы все оказываемся оглушенными на полу. Мне в плечо впивается что-то острое и это чувство помогает не отрубиться от удара.

Хаос давит и душит, вжимает в камень так, что трещат кости и мышцы в попытках противостоять. Доспех вминает в меня сразу же и я перебрасываю всю силу на простую защиту.

Даже голову не повернуть и в моем поле зрения небольшой участок перед алтарем. Там лежат паладины, Ольга и Богдан. Вижу как Покровский, покраснев от натуги, призывает силу. Та аж искрится, но хаос смывает ее, размазывая по стенам.

Светлячок! У нас осталось два артефакта. Только бы хоть немного ослабить давление и пошевелиться.

Демон приближается медленно, плащ волочится по присыпанному песком полу. И какое-то время слышно только это шуршание. Он склоняется над Разумовской, водит головой, словно принюхиваясь.

— Ммм, какой подарок богов. Кровь недостижимого, покровителя царей, — довольно произносит он и протягивает руку. — Она прекрасно подойдет для ритуала призыва.

Рукав задирается, открывая клубы мрака. Хаос бурлит и начинает приобретать очертания руки. За секунду на моих глазах он материализуется в нечто, похожее на человека. В тенях капюшона появляется профиль, с острым носом и широким подбородком. И глаза — совершенно белые, с кровавым росчерком вместо зрачка.

Он тянется и тянется, не торопясь, к принцессе. В ее широко распахнутых карих глазах застывает ужас. И никто ничего не может сделать. Паладины что-то бормочут, но их бог явно не отвечает.

Сука, даже пальцем не пошевелить! Символы, вечно голодные и жадные до хаоса, не могут пробиться сквозь его силу. Включаю режим берсерка и направляю эту ярость в символы. Они начинают мельтешить, вгрызаясь в давящую пелену мрака.

Мне удается перевернуться на живот и застонать.

— А ну, — рычу я в пол, не в силах поднять голову, — оставь ее в покое, мразь!

Цепляюсь за стыки камней на полу и подтягиваю себя. Ползу я очень угрожающе, ничего не скажешь. От шумных выдохов песок разлетается в стороны. Чтобы увидеть, что происходит, приходится положить голову на бок.

Отвлекающий маневр удался, Высший приближается ко мне, наклоняется и хватает меня за плечо, поворачивая. Его длинные тощие пальцы сжимаются, впиваясь в ключицу, и я не сдерживаю стон боли.

— Какая замечательная ночь, — говорит он, осматривая меня белесыми глазами. — Откуда же в тебе столько разных сил, человек? Давно я не вкушал дара недр земли и огня. С тебя и начну.

Хаос бросается ко мне, перетекая по руке демона. Меня пронзает острая боль, выгибая и поднимая тело. Сила стремительно уходит, пожираемая тварью. Красные нити начинают рваться, обрывками улетая в пасть демона. И я ору.

Ну вот кто меня за язык тянул? Но за его спиной я вижу шевеление, Разумовская пытается подняться. Видимо, чтобы высосать жизнь из меня, ему все таки пришлось немного ослабить давление.

— Светлячок… — хриплю я ей.

Громче не могу, но этого достаточно. Богдан и паладины тоже оживают. Где остальные, я не вижу. Ольга садится на колени, упираясь головой в пол, шарит по карманам. Да давай быстрее!

Узкие потрескавшиеся губы демона расплываются в улыбке. Ну ты еще облизываться начни. Я из последних сил стараюсь удержать утекающий к нему поток, но получается все хуже и хуже.

Боковым зрением замечаю вспышки и тут все поглощает яркий свет. Глаза я закрыть опять не успеваю. Рука отцепляется от моего плеча и пропадает. Все пропадает в этом ослепительном сиянии сил.

Отступает и давление, я упираюсь руками, поднимая непослушное тело. Становится очень тихо и тепло. Тихо? Почему так тихо? Свет, усилившись, исчезает.

Высший демон стоит перед нами, усмехаясь. И силы вокруг него стало больше. Твою ж мать, мы, что его сейчас подкормили?

— Неплохо, люди, неплохо. И очень глупо, но попытка храбрая.

Он начинает поднимать руку и тут Ольга кидается к нему, совершая какой-то безумный прыжок. В полете она призывает серебристое сияние. Оно широкими лентами оплетает ее тело, уплотняясь в доспех.

Из-за ее спины вырастают два огромных крыла, она взмахивает ими, поднимаясь в воздух и кидается разъяренной птицей вниз. Я от шока матерюсь на наследницу императорского рода, благо она не слышит.

Паладины вспыхивают лампочками и тоже бросаются на врага. Богдан не отстает, в его руке зажат последний артефакт. Мы бьем одновременно. Всем, что есть. Приглушаю зрение, чтобы не ослепнуть от всплесков сил.

Эратская снова бьет кровавой стеной и падает без сознания. Игнат опутывает демона какой-то липкой паутиной. Тварь вздрагивает, отступает на шаг. Еще один.

— Еще немного! — кричу и усиляюсь. — Добивайте!

Я прощупываю его в поисках хоть малейшей бреши. Тело демона покрыто толстой кожей, похожей на броню прямо из силы. Но я слышу — в его груди бьется сердце. Слишком спокойно бьется.

Высший делает еще шаг назад. А потом вдруг резко вскидывает руку, втыкая ее в грудь паладина. Рука без усилий вскрывает плоть и демон, прокручивая кисть, вырывает святоше сердце, отталкивая.

Меркарс с выражением искреннего удивления падает замертво. Белло кричит и бросается к товарищу. А я понимаю, что вот теперь нам точно тот самый, пушной. Тварь просто играется с нами.

Демон хватает Разумовскую за шею, легко удерживая над землей. Она бьется об него крыльями, но без толку, тот даже не морщится. Богдан, рассвирипев, бьет демона в морду, усилив кулак свечением.

— Нет! — я пытаюсь его остановить, но поздно.

Хренов влюбленный герой! Высший от удара только чуть наклоняет голову, но глаза его темнеют. Он свободной рукой отталкивает Покровского, вскрывая тому живот.

Здоровяк оседает на пол, из его раскрывшейся руки выпадает артефакт и катится прямо ко мне. Ольга пытается уже не отбиться, а вырваться и улететь, но демон не выпускает добычу. Хаос впивается в принцессу, ломая той крылья.

По залу разносится звенящий крик боли, а я смотрю на бесполезный Светлячок. Высший питается силой и направлять ее в него не просто бесполезно, а еще и вредно. Я, стараясь не смотреть на Богдана и кровавое месиво на его теле, быстро оглядываюсь.

Пустынники вырублены, надеюсь что не насмерть. Но в любом случае они сейчас не помогут. Володя отключился от первого же удара. Целитель ползет на трясущихся руках к Покровскому. Времени останавливать и его у меня нет.

Игнат на пределе, еле светится. Рыжий отрешенно сидит у дальней стены, его приложило головой — на шее много крови. Я перехватываю перепуганный взгляд Панаевского. А вот твоя сила, младшенький, может и сработать.

Хватаю артефакт и бегу к нему. Он отшатывается, но я ловлю за рубашку.

— Один шанс, Глеб, — я киваю на обмякшую Ольгу. — Защитить императорский род.

Спасти принцессу, это конечно святое. Но я думаю и о том, что после нее очередь дойдет до нас всех. Панаевский издает какой-то писк, но встряхивается.

— Мне не пробиться через его защиту, никак, — едва слышно произносит он.

— Пробьемся! Атакуем вместе! Давай, соберись! — я уже ору, не скрываясь.

Высший на нас пока не обращает внимания, мы для него не угроза. У наследницы влекущей его императорской крови силы много, но ее надолго не хватит. Немного взбадриваю Глеба порцией звериной ярости.

Только бы сработал артефакт. Концентрируюсь на нем, запуская силу. Только одну силу — тлеющих символов ифритов. Отделить их сейчас несложно, остальные на исходе и не сопротивляются.

Артефакт нагревается, обжигая ладонь. Я ору «давай!» и мы бьем одновременно. Символы загораются, превращаясь в лаву, а сила Панаевского переплетается с ними. Я удерживаю ее, пока не время для атаки, опять впустую уйдет.

Горящие символы влетают в Высшего и он издает звук, похожий на удивленный вскрик. Ага, получай, скотина! Я то знаю, как они прожигают шкуру. Любую шкуру.

Перед глазами мутнеет от перерасхода сил, но я со злобным оскалом наблюдаю, как символы вплавляются, погружаются в плоть демона. Пробивают защиту. И отпуская силу Панаевского.

Глеб приваливается ко мне, а я к нему, и только это нас удерживает на ногах, пока его дар находит сердце твари и дерет его когтями. А символы ифритов, проев шкуру, набрасываются на хаос, текущий вместо крови.

Высший отпускает Разумовскую, поворачивается к нам. О да, в его жутких глазах появляется понимание. Не страх, но и так хорошо. Нечем тут подкрепиться, теперь ты наш ужин.

Демон делает шаг в нашу сторону, поднимает руку. Панаевский вздрагивает и, отпуская все что осталось, падает на пол. Изнутри Высшего слышится булькание и он заваливается на спину, вскинув руки.

Я падаю гордо, последним. Бьюсь головой о костлявый локоть Глеба и уставляюсь в потолок. На нем завораживающе мечутся отблески огня.

В реальность меня возвращают стоны и всхлипы. И дрожащий голос Олега:

— Давай, давай, давай…

Целитель нависает над Богданом, его руки на животе, уже по локоть в крови. Сияние силы трепыхается, как пламя факелов. Я ползу к ним на карачках, не надеясь на свои ноги.

— Я не могу, Игорь, — Олег почти плачет, заливая силу в здоровяка. — Он умирает. А я… Мы еще не в безопасности. Я потрачу всю силу. Что мне делать?

Я даже не оглядываюсь, запускаю поиск живых. Самый слабый отклик от Богдана, он почти за порогом. Остальные ранены, но справятся. Разумовская обессилена, но в обычном обмороке, ее сердце бьется равномерно.

То ли я перекушал силы Высшего, то ли начал чувствовать при помощи поиска, что там у людей, внутри. Бррр, надеюсь второе и я просто прокачался.

— Спасать друга, — принимаю я решение за целителя.

К демонам все инструкции и порядки. Если его можно спасти, то нужно это делать. Саницкий смотрит на меня с благодарностью. Хтонь с ними, пусть мне выговор потом делают.

Отползаю к командиру, трясу его. Не помогает и я решаюсь на воскрешающий удар. Меня слегка заносит, я смазано попадаю по уху, но старлей подскакивает, хватаясь за автомат.

— Свои! — спешу я его остановить, не хватает мне эпической смерти от пули после такого. — Завалили урода, все хорошо.

Командир со стоном берется за голову, потирает ушибленное ухо, осматриваясь. Паладин, шатаясь, бродит по залу, приводя в чувства остальных. Он произносит краткую молитву и призывает свет, выводя людей из беспамятства.

— Демонов мне в зад! Белаторский, я что, все проспал? — бесится старлей.

— Можете поблагодарить богов, что так. Иначе смертей было бы больше.

Пустынник мрачнеет, глядя на паладина с раскуроченной грудью. Переводит взгляд на меня:

— Нам нужно убираться отсюда. Ты сможешь найти дорогу? Только теперь точно на базу.

Что-то мне подсказывает, что смогу. И что сюда мы попали не просто для того, чтобы сдохнуть. Я призываю силу, запас который прилично пополнился. И думаю о нашей палатке, теперь точно кажущейся настоящими хоромами.

И путь сразу находится. Я вижу, что буря уходит на юг и мы у ее края. Идти прилично. Но если мы двинемся в ту сторону, а буря в обратную, то к утру дойдем. Низшие маленькими точками хаоса разбежались подальше. Всех мы не добили, но больших скоплений на пути я не нахожу.

— Есть, — я улыбаюсь от души.

Хаос, проклятый сумрак, растворяется. Не исчезает, но больше нет гнетущего давления. Его словно уносит вместе с песком куда-то вглубь пустыни. Там, далеко-далеко, есть что-то еще. Неприятное, колючее.

— Как раненый? — командир удовлетворенно кивает мне и переключается на целителя.

— Ему нужно немного восстановиться, прямо сейчас его нельзя перемещать, — Олег буквально отваливается от Богдана, усаживаясь рядом. — И мне тоже.

— Хорошо, понял, — старлей сосредоточенно кивает, хмыкая. — Час на отдых и выступаем.

Я с ненавистью смотрю на то, что осталось от твари, чуть не положившей нас всех. Тело демона, такое похожее на человеческое, не рассыпалось, так и осталось в прежнем виде.

Мне бы сейчас добротный меч… Хм, а ведь Покровский делал из силы лезвия. Что может сделать глючный, сможет и беспамятный.

Призываю Белый доспех. Пусть меня в нем никто и не видит, но так колоритнее творить подобающее оружие. Сила, сытая и довольная, откликается с удовольствием. И ей, похоже, очень нравится моя идея.

Сначала меч получается слишком большим. С меня ростом и клинком, шириной в пару ладоней. Мне такую громадину, даже эфемерную, не поднять. Полюбовавшись на этот колосс, отзываю и концентрируюсь на чем-то более практичном и изящном.

Следующий сотворяется размером скромнее, но почему-то фламберг. Пламенеющий клинок конечно красив, но этими волнистыми краями хорошо только что пилить и кромсать, а не отсекать.

С третьей попытки сила соображает, что мне нужно и в моих руках оказывается вполне обычный метровый меч. Эфес оплетен красными нитями, а на сверкающими острыми краями лезвии вязь символов огненных ифритов.

Красота! Даже жалко, что некому оценить и первая задача у него не самая приятная. Я подхожу к трупу Высшего, прицеливаюсь к его телу, хватаясь за оружие двумя руками. Хтонь с ним, что выгляжу по-дурацки, но иначе управляться с мечом у меня не получается. Да и не смотрит никто в мою сторону.

Заношу меч на головой и со всей дури опускаю на шею твари. Лезвие прорубает кожу и застревает, погружаясь на несколько сантиметров. Хм, возможно насчет фламберга я погорячился. Тут, похоже, лучше пилить.

Волосы лезут в глаза, я пыхчу и пытаюсь их сдуть, раз за разом опуская меч на проклятую шею. Та наконец с чавкающим звуком поддается и голова демона откатывается в сторону. Рядом кто-то закашливается и я оборачиваюсь.

— Ты что делаешь? — глаза Эратской округляются и она смотрит на меня со смесью восхищения и отвращения.

— Сувенир, — кровожадно усмехаюсь я. — Обещал принести достойную жертву. Куда уж достойнее, чем башка Высшего демона.

— Псих, — подытоживает девушка с нотками одобрения. — А как ты…

Я вдруг понимаю, что она уставилась на мой меч. Она его видит? Я ничего не понимаю, но тут подходит Володя и все объясняет:

— Ух ты! Игорь, так ты умеешь воплощать?

Видимо да. Умею воплощать в жизнь всякую хрень. Впрочем, за это спасибо верховной бабуле, она подсказала в свое время про воплощение. И сделала вид, что это детская задачка. Поэтому я и вывернулся мехом внутрь, но сделал.

Правда этот процесс силы сжирает немало, внутри голодно ухает и сразу хочется прилечь на пару часиков.

Я пожимаю плечами и жертвую свой платок, чтобы обернуть свой подарок богу-волку. Волос на бугристом черепе нет, а за наросты тащить будет неудобно. Да и Разумовская как-то бледнеет, видя что у меня в руках.

Упаковываю голову, завязывая узлы, и примеряюсь. Весит мой трофей немало, то ли покров бронированный, то ли мозг тяжеловат. Но донести смогу, надо только придумать, как это протащить в самолет…

Командир, наблюдая за моими упражнениями, удивленно поднимает брови, но в итоге машет рукой. Этого пустынника такой ерундой не смутишь.

На отдых остается совсем немного, но я умудряюсь задремать, прислонившись к валунам, в обнимку с головой. Не то чтобы я думал, что ее сопрут, но так спокойнее.

Будит меня легкое прикосновение силы. Олег подбадривает всех, делясь целительным снятием усталости. Вид при этом у него такой, что краше в гроб кладут.

— Спасибо, но не надо было. Ты лучше себя береги, — я неохотно встаю и разминаю затекшее тело.

— От меня уже толку не будет, — легкомысленно отмахивается целитель. — На что-то серьезное просто силы не хватит. Это мелочь, но поможет быстрее двигаться.

Для Покровского сооружают что-то вроде носилок из брезента, который находится у одного из пустынников в рюкзаке. Мы тащим его по очереди, не подпуская только Ольгу, которая и без того еле ноги передвигает.

Но она, как и целитель, идут рядом. Разумовская держит здоровяка за руку, умоляя того выжить. Я умиляюсь, делая вид, что ничего не замечаю.

На привалах целитель вместе с паладином вливают по капле силы в пугающе бледного Богдана. Дотянем до базы и там его быстро на ноги поставят. Нас всех.

Путь, без созданий хаоса, выскакивающих отовсюду, кажется бесконечно долгим и скучным. Без платка нос забивается песком. Рот я попусту не открываю.

Мы идем и идем, спотыкаясь, падая, поднимаясь и продолжая движение. И к границе бури выходим неожиданно. Понимаем это, когда рация на поясе командира хрипит чьими-то криками.

— Один три дробь девять на связи! — старлей даже подпрыгивает, выхватывая ее, и чуть не роняет. — С нами сокол один! Мать вашу, мы живы! Забирайте нас к херам отсюда! Прием!

Оттуда доносится не менее радостный мат и мы переглядываемся с глупыми улыбками. А я вдруг чувствую шевеление своей силы. Она тянется куда-то в сторону, обратно в бурю.

Я смотрю туда, в тумане видны лишь скалы. Отпускаю силу в поиске и смеюсь. Да неужели!

— Сколько у нас времени? — спрашиваю у радостного командира.

— Около часа, может чуть больше, вертушку уже готовят.

— Отлично, я вернусь раньше, — я направляюсь в сторону зова.

— Ты чего это, Белаторский? — хватает меня за рукав старлей.

— Там все чисто, — я осторожно высвобождаюсь. — Но мне нужно туда сходить, это недалеко и ненадолго. И я должен пойти один.

Командир щурится, глядя на меня очень внимательно. Решение ему дается нелегко, но он кивает, убирает руку и отворачивается.

На краю бури гораздо легче, ветер уже не сбивает с ног и видимость улучшается. Но мне не нужно видеть, меня подгоняет зов силы. И я бегу к скалам. Там, в расселине, сокрытый от порывов ветра и летящего песка, стоит древний храм.

Поднимаюсь по гладким от времени ступеням, прохожу через темный провал входа. Вдыхаю полной грудью и направляюсь в главный зал, усиливая зрение. От нетерпения даже фонарь не включаю.

Там, в темноте и тишине, в центре церемониального зала храма Упуаута, стоит огромный призрачный белый волк. Его глаза горят ярким голубым светом и смотрят прямо на меня.

Глава 27

Я предусмотрительно опускаюсь на колени, не ожидая пока меня прибьет божественным голосом. Развязываю платок и бросаю голову демона к ногам волка.

— Надеюсь, такую жертву ты сочтешь достойной?

— Сочту, для спасения и другого духа тоже.

— Что?

Я ошарашен сразу двумя вещами. Во-первых тем, что у меня не льется кровь из ушей от его голоса. Очень неприятно, грудь сдавливает и череп сжимает, но выдержать можно. И что значит другого духа?

Я с опаской поднимаю голову, вжимая ее в плечи. Если шарахнет, может и шею сломать. Волк приближается, мягко ступая лапами. Он встает рядом, принюхивается и чихает, тряся головой.

— А ты времени зря не терял, Белый волчонок, — пасть зверя закрыта и голос звучит словно из воздуха.

Не в моей голове. Вопросов прибавляется.

— Сила первородного огня и дар Нергала, — продолжает волк. — Ты быстро заводишь новые знакомства. Это внушает надежду.

— На что? — зачем-то спрашиваю я.

— Что ты выживешь. Но будь осторожен, не поддавайся на соблазны, что будут шептать в твоей голове.

Мне бы хоть разобраться, как с ними справиться, с силами. А шептать… Орал тут один.

— А что значит спасение другого духа? — возвращаюсь я к его первой фразе.

— Тот дух, что призвал тебе на службу служитель Нергала. Он пострадал, защищая тебя от верной смерти. И не в силах теперь вернуться в свою стихию.

— Ты можешь ему помочь?

— Я могу его освободить.

Я морщусь. Разговор с богом меня не убивает, но выматывает очень быстро. В голове назойливо гудит. Думать в таких условиях сложно.

— И я потеряю силу, хм, Нергала?

— Человек, ты по-прежнему ничего не знаешь? — теперь морщится волк и короткая шерсть на его носу встает дыбом. — Учись добывать знания, а не только проблемы.

Мне хочется ему сказать, что не до того было. С одной стороны сам виноват, а с другой — сунули в осиное гнездо и разбирайся теперь. Ну вот я и разбираюсь, как могу. Но делаю вид, что мне стыдно. Толку оправдываться перед богом? Захочет — поможет.

— Боги не могут отобрать силу, что дарована, лишь уничтожить вместе с человеком. Но ты можешь ее лишиться, по своей вине или по чужой воле. Не по воле богов. Я могу освободить дух и ты не потеряешь его силу, она уже стала твоей. Могу оставить все, как есть. Со временем он восстановится и будет служить тебе.

Равнодушный голос бога-волка словно перечисляет список покупок, а не говорит о своего рода ментальном рабстве. И в чем подвох? Я задумываюсь над тем, что мне может дать безумный дух в голове.

Не я его, в конце концов, туда запирал. Но я, получается, могу отпустить. Мы были вместе недолго, но мне показалось, что Намтару не очень-то рад такому соседству. Да еще и спас меня, выходит.

— Освободи его, — принимаю я решение.

Мне и своих безумных мыслей в голове хватит. Можно и побыть немного благородным. Насколько бы не был он ценным источником информации, но это живое существо. Ну или мыслящее хотя бы. Пусть преимущественно о женских прелестях и крепких напитках.

Волк наклоняет голову в ответ и его сияние переходит на меня. Будто купаешься в теплых утренних лучах солнца. Не равномерно запекаешься под корочкой от палящего жара пустыни, а приятно согреваешься после холодной ночи.

На моем лице против воли расплывается улыбка. Длится блаженство недолго, что бы там не делал бог, это прекращается. Духа я не слышу и не чувствую, просто приходит понимание, что его больше нет. Улетел и даже не попрощался.

— Благодарю, — я склоняю голову перед зверем.

— И делай это почаще, — голос звучит мягко, но немного недовольно. — Не забывай о том, кто дал тебе силу, что ты сам выбрал.

— А что… — я пытаюсь поймать мысли и сформировать из них вопрос.

Но передо мной уже никого нет. Воплощение бога-волка исчезло, как и ощущение силы. Да ну вашу ж мать, я ничего не успел спросить! Благодари богов и иди отсюда.

Я пытаюсь воззвать к Упуауту и слышу в ответ злобное рычание в голове. И теперь оно бьет по мозгам, как молот по наковальне. Зажмуриваюсь и дышу, несколько минут восстанавливая дыхание.

Что с прорывами, откуда тут Высший, как мне управиться с новыми силами? Во мне поднимается ярость, смывая все приятные ощущения от прикосновения божественной силы. Ну и как мне разговаривать с богом? Сначала дай подумать и спросить, а потом отдам подношение?

Еще и башка Высшего испарилась вместе с призрачным волком. Я поднимаюсь на ноги и со злостью пинаю горку песка на полу перед собой. Она с шорохом разлетается, неторопливо оседая маленьким пыльным облачком.

Ладно, доберусь до семейного храма и буду там ночами караулить на дежурствах.

Я вздрагиваю от неожиданного звука. В храме настолько тихо, что легкое шуршание из дальнего угла звучит внезапно громко.

— Кто здесь? — на всякий случай вежливо интересуюсь я.

После нескольких секунд тишины я снова слышу этот звук. И еще один, но с другой стороны. Отступаю, пятясь к выходу. В темноте начинают шуршать активнее и в тенях заметно движение.

Что-то некрупное, размером с обычную собаку. Чуть не бью себя по лбу и запускаю поиск. И получаю странный отклик. Там есть что-то, неживое. Слабый фон хаоса, но не похоже на низших демонов. Символы вообще никак не реагируют.

Уже решаю наплевать на неизвестных зверушек и смотаться отсюда, как одна из них кидается ко мне. Плююсь натурально и бегу к выходу. В этих темных катакомбах может и не получиться одновременно усиливать зрение и отбиваться. Еще и не пойми от чего.

Вслед за шорохом за моей спиной раздается легкий цокот когтей по камню. Ускоряюсь и вылетаю наружу, проехавшись по песку. Лечу со ступней, отталкиваясь и разворачиваясь.

И кривлюсь от омерзения. Ненавижу пауков! Две мохнатые твари с жирными телами и россыпью черных глаз-пуговок выбегают следом, перебирая лапками. А точнее лапищами. Меня и от их естественного размера передергивало, а тут они с овчарку.

Один резво перебирается на стену и ползет наверх, второй бежит ко мне. Я, пытаясь уследить за первым, бью ближайшего силой. Красные нити впиваются в волосатое брюхо, сжимаясь. И расплющивают паука в паре шагов от меня, разбрызгивая внутренности.

Поежившись, встаю и осторожно отхожу от храма. Где вторая тварь? Остервенело кручу головой, борясь с мурашками, табунами носящимися по всему телу. Это просто мерзкое создание хаоса, я с ним справлюсь!

В спину, со стороны пустыни, бьет горячий ветер и я отвлекаюсь. Смазанное движение где-то сбоку заставляет меня резко повернуть голову. Второй паук прыгнул, раскинув в полете лапы и падает на меня сверху.

— Аааа! — ору и с перепугу сотворяю из силы лезвие, бросая его в брюхо.

Его тельце рассекается с хрустом, но тварь успевает плюнуться в меня паутиной, сбив с ног. Паук приземляется прямо на меня и перед тем, как окончательно сдохнуть, вонзает мне в живот заостренный отросток.

Мохнатое тело дергается, выпуская яд и окончательно замирает. Я окутан силой и она бросается к месту укуса. Хорошо хоть у меня есть защита от ядов, спасибо деду за расписную спину.

Я вздыхаю, сдирая с себя липкую паутину и спихивая тело. Опираюсь на руки, чтобы встать и тут перед глазами начинает все плыть. Тело бьет судорогой, меня резко бросает в жар. Кружится голова и сознание улетает в эту воронку.

Концентрируюсь на силе, зову ее на помощь. И вижу, как внутри меня, от самого центра источника расползается темное пятно. У этой мерзости вместо яда был сам хаос.

Зрение отключается и перед тем, как погрузиться во мрак, успеваю крикнуть Олегу, что помираю и где я. Вот хтонь…

* * *

Обрывки реальности перемешиваются с кошмарами. Я брежу демонами и мрачными богами, которые осуждающе смотрят на меня. А когда урывками прихожу в себя, то хочу снова отрубиться. Температура подскакивает до озноба, тело безостановочно трясет. А место укуса пылает ожогом.

Глаза горят и каждый раз, когда я их открываю, картинка меняется.

Вот мы в пустыне, Олег склоняется надо мной. Он сутулится, щеки впали, под глазами провалы синяков, а сами глаза от усталости почти прозрачные.

— Держись, — шепчет он мне. — Совсем немного, продержись еще немного, мы что-нибудь придумаем.

Я чем-то плююсь, похоже что кровью. Вкуса я не чувствую. Целитель орет на паладина, требуя поделиться силой. Но тот пуст, это я вижу.

— Ты не можешь, — сиплю я, — Не надо, Олег, в этот раз не надо.

— Игорь, целители не смогут тебе помочь… — бормочет он.

Ну да, только если не найдется такой же, как я, привитый магией разных народов. Я это понимаю, как и то, что Саницкий может сглупить, опять попытавшись вытащить человека из лап смерти.

— Обещай! — я все силы бросаю в требование, вцепляясь в его руку.

Он вроде обещает, но я снова проваливаюсь в кошмары. Там страшно, но хотя бы не больно. Слышу стрекотание лопастей, лицо обдувает горячим воздухом и посыпает песком. Открываю глаза и вижу Яра.

— Игорь, даже не вздумай! — орет он на меня. — Я тебя и в полях Иалу достану и сам прибью!

— И не надейся, братец, — еле усмехаюсь. — Карман, карман на груди.

Мне почему-то становится важно, чтобы он получил свой сувенир. Весь мир сужается до одной цели. Хриплю, пытаясь поднять руку. Меня куда-то несут, шум вертушки приближается, брат бежит рядом.

Он удерживает мою руку, укладывая ее обратно, но я сопротивляюсь и Яр послушно открывает карман и достает амулет.

— Тебе, как и ты и просил, из Дименхора, — совершенно счастливо сообщаю ему я и улетаю в темноту.

В следующий раз я прихожу в себя от монотонного бормотания. Слабый свет свечей, душный аромат благовоний — я в храме. Все, меня уже в последний путь готовят?

Не могу поднять голову, да я вообще ее не чувствую. В поле зрения появляется знакомая жрица. Ясно, я в храме великой девятки на базе. Значит, дело совсем плохо. Я вслушиваюсь в ее слова.

— О Рути, он не убавлял от меры веса. О Унем-сенф, он не резал быков, принадлежащих богам. О Иремибеф, он не осквернил бегущей воды. О Акшут, он не совершал вороства.

Она что… Меня подбрасывает, пронзая тело болью.

— Нееет, хватит, хватит!

Я кричу, а имена богов раскалывают череп, разрывают мышцы и вонзаются иглами в глаза. Кажется, я падаю на пол, бьюсь головой. Хватаюсь за ногу жрицы, впиваясь ногтями в мягкую теплую кожу.

Хтоническим еладком ваш пантеон. Ну почему так сложно сдохнуть… И снова отрубаюсь.

* * *

Осознав себя как живого человека, открывать глаза я не тороплюсь. Вроде ничего не болит. Только ломит тело и невыносимо чешется нос.

Воздух прохладный, свежий. Заупокойных завываний не слышно и пахнет приятно. Ничем. Открываю глаза — типичная больничная койка, ширма и низкий бетонный потолок. Похоже, что я в лазарете на главной базе.

Поднимаю руку отодвинуть ширму и сношу стоящий рядом столик с какими-то склянками на железном подносе. Они с грохотом и звоном разлетаются по полу. Слишком много усилий приложил, перестарался.

Тело слушается меня идеально. В руках и ногах такая легкость, хоть летай ласточкой. На шум прибегает Олег. Целителя явно и самого подлатали. Выглядит здоровым, выспавшимся и даже счастливым.

— Игорь! — он побегает и начинает щупать мой лоб, руки и легонько стучать по груди. — Ты очнулся, слава богам.

— Так, — я отмахиваюсь от его осмотра и сажусь. — Что произошло? И сколько я тут провалялся?

— Ммм, день, — он отводит глаза, отчего-то немного помрачнев.

Что, всего один день? Либо те пауки и правда были не такие уж ядовитые и мне показалось. Либо…

— Рассказывай как есть, — спускаю ноги с койки, с удовольствием шевеля пальцами.

— Мне пришлось обратиться к главе рода. Ты умирал и только мой дед мог тебе помочь. И даже ему далось это тяжело. Извини.

— За что? — я непонимающе моргаю, но меня начинают терзать подозрения. — Ты же не мог ему ничего рассказать про меня?

Утверждение само превращается в вопрос с нотками надеждой.

— Он сам все понял, Игорь. Я не мог ему ничего рассказать, но и отрицать не стал. Дело было слишком серьезное. Утаи я от него хоть что-то и ты мог погибнуть. И ты… Ты бредил, Игорь, в агонии. Ты говорил, что видишь хаос.

Вот я молодец, сам и спалился. Как меня исцеляли и что я говорил, из моей памяти словно стерли.

— И что теперь?

— Не знаю, — Олег вздыхает. — Я просил деда молчать, сказал даже, что вернусь в семью, прощу всех, забуду о прошлом. Но он ответил, что не нам с тобой это решать.

Нда, что знаю двое, знает весь мир. Я и не надеялся, что никто больше не узнает мою тайну, но не так же быстро. Вот ведь знал же, что нельзя помирать.

— Прости меня, — целитель совсем сникает.

— Да брось, что теперь сожалеть. Ты же хотел меня спасти, — я хлопаю его по плечу. — И спасибо тебе за это. Но как я так быстро пришел в себя?

— У моего деда очень мощный дар, — с легкой завистью отвечает парень. — Почти невероятный. Он может исцелять саму силу и душу.

— У тебя покруче будет, — утешаю я его, как могу.

— Да уж, — он начинает рассеянно собирать осколки с пола. — Только вот его держат под охраной в самой горячей точке планеты. А куда меня с моим даром засунут…

Мне хочется его поправить и сказать, что засунут нас обоих. Но ему вряд ли от этого полегчает, поэтому меняю тему:

— Как остальные?

— Все целы и отдыхают, нам дали бессрочный отгул. Богдана тоже мой дед на ноги поставил. Все вылазки в пустыню прекратили, явно решают, что дальше делать. Но молодых больше не пускают, говорят всех по домам отправят в ближайшие дни. Никто не знает, что происходит. И нас попросили молчать.

Я усмехаюсь. Ну еще бы не попросили. Вообще удивляюсь, как их отпустили гулять свободно. Видимо там, наверху, сейчас крупная неразбериха.

— Разумовскую сразу в столицу вывезли, как только мы вернулись. Всю их команду, кто остался. Балло тоже уехал, его остановить хотели, но там паладины за своего поднялись. Чуть не устроили тут священную битву.

Я аккуратно встаю на ноги, перемещаю вес с одной на другую. Так странно ощущать себя совершенно нормально после кошмаров и боли, которые длились словно вечность.

— Ну, тогда пошли, — заглядываю за другую сторону койки и нахожу там одежду.

— Куда? — с опаской замирает Олег, склонившись над полом.

— Отмечать наше спасение, куда же еще! — оптимистично заявляю я.

Шальная мысль свалить куда подальше у меня промелькнула. Тут, в Александрии, можно затеряться. Выбраться будет нелегко, но возможно. Думаю, и брат бы помог. Да вот только бежать без плана, денег и неизвестно куда — плохая идея.

Сначала мне нужно добраться до столицы и душевно побеседовать с дедом. Затем с Упуаутом, уже повежливее конечно. А потом уже принимать такое решение. И то, стать беглецом — последний вариант.

И пока нас всех не прихватили за задницы, нужно хотя бы насладиться победой. К демонам вопросы, тайны и очередные загадки. Мы выжили не для того, чтобы снова страдать.

* * *

Но, похоже, для этого мы и выжили. Чтобы страдать. Голова раскалывается, словно с нее срезают слой за слоем. Острым таким и горячим лезвием. У, хтонь, что за пойло нам подсунул мой брат…

Вспоминаю Яра, как он до хруста сжал меня в могучих объятьях. Молча и без обычной усмешки. А потом я его попросил об услуге. А дальше… Помню друзей, все шло отлично, мы пили за всеобщее здоровье. Похоже, персонально за каждого на этой базе.

Открыть глаза для меня задача посложнее, чем выжить среди демонов. Во рту пустыня и травяной привкус. Воды, надо воды.

И тут я распахиваю глаза очень быстро. Но моей груди лежит чья-то рука. Твою ж… Две женские руки, с обеих сторон. И ноги. Слишком много ног для одной. Я рассматриваю в полумраке девушек, что сопят мне в шею.

Ну конечно, эллинки. Те самые, которые зажали меня и чего-то хотели. И память услужливо вырывает отрывки ночи, подсовывая их мне. Ох ты ж… Ну, Каритский, получишь ты у меня. Конечно же это была его идея.

Я оглядываюсь. Палатка не наша, но кроме нас тут никого нет, к счастью. Кажется, я всех сам разогнал. И я же накидал по центру одеял и простыней, устроив нам это царское ложе. А потом… Нет, нет, что было в пустыне, останется в пустыне.

Придя к такому выводу, я осторожно выпутываюсь из сплетения тел. Девушки спят крепко, улыбаясь. Ну хоть это хорошо. Потом поговорим, а пока надо вернуться к своим. Одежда раскидана по всему периметру главной сцены. Долго ищу штаны и нахожу под самым потолком.

Застегиваюсь я уже на ходу, вываливаясь из палатки. Уже рассвело, до общего подъема, похоже, совсем немного времени. Бегу мимо рядов однообразных шатров.

Все друзья на месте и спят, кроме Саши. Не сомневаюсь, что рыжий тоже где-то там. А может и эти были. Вот как мы расходились — не помню совсем. Олег нас первое время пытался отрезвлять, но потом напоили и его.

Сигнал подъема вызывает дружные стоны и шевеления. Наша палатка оживает, парни поднимаются с закрытыми глазами, на автомате шаря в поисках одежды. Я прикладываюсь к бутылке с водой, шумно глотая волшебную жидкость.

— Ну что, пустынные лисы, проснулись? — слышу за спиной бодрый голос командира.

Я поворачиваюсь к нему с довольной улыбкой, уже готовый крепко обнять. Но моя улыбка сползает, как только вижу его лицо. Слишком серьезное и озадаченное, даже для него.

— Все на выход, вас срочно вызывают к командованию, — говорит старлей, сжимая губы.

Глава 28

Даже если какой-то местный хмель и оставался в наших головах, от тона командира он моментально выветривается.

— Что случилось? — спрашиваю я, забыв про бутылку и поливая себя водой.

— Мне не сказали, — признается старлей и сплевывает, отвернувшись. — Велели привести всех, и срочно. Так что быстро приводите себя в порядок и бегом.

Сказать проще, чем сделать. Головная боль усиливается от попыток думать, что значит срочный вызов, еще до завтрака. Олег, наш спаситель, подходит к каждому по очереди и избавляет от похмельного синдрома.

Вот это полезный друг, я понимаю. К демонам воскрешение, вот за какую способность действительно памятник надо ставить. Нет, все, больше никаких гулянок. Только спорт, здоровый сон и правильное питание.

Мы все с облегчением благодарим целителя. Утренняя пробежка, уже привычная, теперь воспринимается тревожно. Бежим — куда, зачем, за что? У административного здания стоит машина. Неприлично дорогая и слишком чистая. Среди базы, покрытой слоем бурой пыли, ее яркий синий цвет режет глаз.

— Ну, удачи, ребятки, — тепло напутствует нас командир и уходит.

Мы какое-то время смотрим ему вслед. Хороший все таки мужик, прав был Кристо. У меня чувство, что мы больше не увидимся. И я буду скучать по его матерку, солнечному прищуру и даже нелецеприятным выражениям в наш адрес.

До меня только сейчас доходит, что назвал нас не дрищами, а пустынными лисами. Мы что, теперь пустынники? Я переглядываюсь с друзьями и, судя по их улыбкам, они думают о том же.

Только вот рано мы радуемся. Вряд ли нас с утра пораньше хвалить позвали.

Ожидают нас двое, как из одного яйца вылупились. Неуместные среди пустыни черные костюмы, начищенные до блеска туфли. И даже маникюр у этих мужиков идеальный. Я смотрю на потрескавшуюся кожу на своих руках и раздолбанные ногти.

— Доброе утро! — жизнерадостно здоровается один, а второй отступает за его спину. — У нас для вас отличные новости, вы летите домой.

— Но… — начинает говорит рыжий и осекается, понимая, что возражать ему не хочется.

— Для вас уже подготовлен самолет, спецрейс, прямо отсюда, из Александрии. Нам дали разрешение на срочный вылет. Совсем небольшое окно, пока позволяют погодные условия.

— В смысле, прямо сейчас? — у Богдана громко урчит в животе. — Но мы даже не позавтракали.

— Вас обязательно накормят на борту. И ваши вещи доставят туда же.

— Почему такая срочность? — спрашиваю я, прищуриваясь.

Не нравятся они мне. И что нас увозят вот так, без предупреждения. Хотя догадываюсь, почему.

— Это приказ его императорского величества, у нас распоряжение доставить домой княжичей великих родов, — важным тоном сообщает тот, что стоит позади.

Не подумать, не возразить нам не дают. Подгоняют приближающейся бурей, усаживают в машину и отвозят в аэропорт. Я сильно сомневаюсь в правдоподобности небольшого погодного окна. Небо ясное и ветра нет. А о приближении бури на базе говорят заранее, обсуждая в красках кто и куда этот песок, хм, любил.

Я только сообщаю Яру, что мы срочно вылетаем. «Ну это было логично предположить. Держись, братец, трясти будут так, что в ушах затрещит» — успокаивает меня он в ответ.

Самолет наш небольшой, но комфортный. Не пожалели для княжичей хорошую птичку. Просторные удобные и мягкие кресла, обтянутый светлой кожей салон. Видимо, на таких и привык летать Каристкий, который сразу же успокаивается, зайдя внутрь.

— Ну наконец-то, — делает вид, что ворчит он и устраивается в кресле, вытянув ноги и зажмурившись от удовольствия.

Нас, как и обещали, кормят вкусно и досыта. Взлет опять меня будоражит и я замираю у окна, наблюдая, как стремительно уносится вдаль пустыня. Кондиционер в салоне тут же смывает память о духоте, вездесущем песке и вечном пекле. Мы круто заваливаемся на бок, поворачивая к морю.

Во рту снова пересыхает, но хоть тело болит приятно. В голове и яйцах звенящая пустота. Если второе меня полностью устраивает, то с первым надо что-то делать. И я крепко засыпаю до самого приземления.

Будит меня встряска и торможение многотонной железной машины. В ушах заложило, похоже, прямо во сне. Изображаю рыбину, избавляясь от неприятного ощущения.

Встречает на взлетной полосе нас целый кортеж. Совершенно одинаковых неприметных автомобилей. У трапа переминается с ноги на ногу низенькая суетливая дамочка.

Очки в тонкой оправе, прилизанная прическа, строгое платье, облегающее немного пухлую фигуру. И добродушные ямочки на щеках. Только вот глаза холодные, а в руках она нервно мнет какие-то бумаги.

— Господа! Княжичи, — добавляет дама. — Прошу вас по машинам.

— Это что еще такое? — Саша моментально возвращается в режим избалованного аристократа, едва попав на родную землю. — Где мой личный водитель и автомобиль?

— Простите, но это приказ императора, — она прижимает бумаги к сердцу и воодушевленно хлопает ресницами. — Вас ожидают на доклад, а затем сразу же отвезут по домам.

Как она лихо допрос переименовала. Решили взять в оборот сразу по прилету, не давая возможности сболтнуть лишнее. Я не сильно удивлен, а вот друзья недовольно хмурят брови. Только Олег кривится в усмешке, как и я.

— Господа, прошу вас, — вдруг начинает умолять дама. — Это очень важно, не даст мне солгать Маат.

Против такого аргумента уже не поспоришь. Хотя мне становится интересно, что они сделают, начни мы сопротивляться?

Я прикидываю количество людей, запуская поиск. Внутри каждой из машин водитель и одаренный. Сияние их силы похоже на род Панаевских, но ощущается грознее.

А на крыше сидят снайперы. Серьезно, из-за нас? Может они там думают, что в нас демоны вселились? В руках у них непростые винтовки, а настоящие артефакты. Заряжены силой по полной.

— Конечно, раз приказ самого императора, то как можно отказать? — моя милая улыбка почему-то заставляет нервную даму вздрогнуть.

Каритский еще для вида бухит под нос, жалуясь на неподобающий прием, но тоже сдается. Нас разделяют, каждого усаживая в отдельный транспорт.

«Только ты не вздумай им признаваться!» — бросаю на прощание целителю и получаю неприличный ответ, куда идти тем, кто нас увозят.

К моему удивлению и облегчению, приводят меня не в крошечные застенки без окон. В то же здание, напротив дворца, но теперь в офис на верхнем этаже. Современная обстановка, стеклянные стены и двери, простор и шикарный вид на площадь, дворец и набережную.

Мне вежливо предлагают кофе, приносят фрукты и сладости. Я задумчиво жую какое-то печенье, когда ко мне приходит старый знакомый. Никанор Пантелеев-младший, следователь по особо важным.

Он интересуется о моем самочувствии, хорошим ли бы был полет. И, пока он не начал любопытствовать по поводу моего мнения о погоде, я спрашиваю первым:

— Что вам от меня нужно?

— Мы уже получили доклад вашего командира о случившемся в пустыне. Прошу с ним ознакомиться и подтвердить, или опровергнуть. Возможно, вы захотите его дополнить.

Следователь подсовывает мне под нос несколько листов бумаги, прошитых красной ниткой. На заглавной странице, кроме императорского герба и служебных надписей, ожидаемо стоит печать «совершенно секретно».

Я читаю доклад старлея с улыбкой, представляя, как он его писал, с неудовольствием опуская матерные знаки препинания. Впрочем, описано все четко, одни факты, ничего не приукрашено и не скрыто.

— Все именно так, как тут написано, — отдаю я ему бумаги, прочитав два раза.

— Благодарю, — Никанор натянуто улыбается и протягивает мне еще стопку. — А это доклад великого князя Бориса Саницкого, Верного Богам. Прошу ознакомиться и с ним.

По спине пробегается холодок. Вот теперь мы и переходим к сути нашей встречи. Только я не думал, что буду говорить об этом со следователем, пусть и по особо важным делам. А следователь ли он?

Я напускаю на себя максимально равнодушный вид и принимаю бумаги. Великий князь изъяснился тоже четко и по делу. Сдав меня с всеми многостадальными потрохами. Мало того, отдельной страницей дед Олега описал рекомендации и предположения.

Я против воли начинаю мрачнеть, читая, куда меня хочет запихнуть тот, что спас мне жизнь. В разведку, короче говоря, сразу меня не возьмут. Молод, не организован и не подготовлен. Возможно успешное обучение.

Требуется специальная подготовка и надзор жриц. Рекомендуется изоляция на время подготовки. Возможно применение для особой техники допросов. Необходим ритуал привязки.

На последнем пункте я останавливаюсь, прожигая бумагу взглядом. Привязки? Меня что, на цепь хотят посадить? Да хрен вам был. Справился с Высшим и вам наваляю.

Я с ненавистью смотрю на Пантелеева, бросая бумаги на стол. Его мой взгляд ничуть не смущает. Он приглаживает края пиджака и садится на соседний стул.

Глупо, конечно, думать, что если я его сейчас придушу, то избавлюсь от проблем. Но мысль об этом мне нравится. С ней я и продолжаю на него глядеть.

— Не надо горячиться, княжич. Последнее — всего лишь рекомендации. Это не значит, что мы обязательно станем их выполнять.

— Что вам от меня нужно? — повторяю я, скрипя зубами.

— Чтобы вы подумали. Чем вы сможете быть полезны империи. И на каких условиях. Ваш род беспорно предан императору и надежен. И ваш долг не нарушать эту славную традицию, не так ли? Вы будете делать лишь то, что и так бы сделали. Но подготовка и методы ее проведения зависят только от вас.

Ох, как бы я сейчас сжал эту шею обеими руками…

— И как долго мне позволено подумать?

— Не беспокойтесь, никакой спешки нет, — Никанор сглатывает, замечая мой взгляд. — Конечно же, вашему обучению в императорской академии это не должно повредить. Если на то будет воля богов. Пока отдыхайте и набирайтесь сил, у вас выдались не самые легкие несколько недель.

Я хмыкаю. Какой заботливый. Не самые легкие несколько недель? Хтонь, сколько я здесь? По моим ощущениям прошло слишком до хрена недель. Не самых легких.

— Если мы друг друга поняли, то вас отвезут домой.

— Я вас понял, насчет обратного не уверен, — огрызаюсь я. — Что, даже не возьмете клятву молчать? — киваю на секретные документы.

— Положусь на ваше благоразумие. В ваших же интересах не распространять эту информацию вне круга тех, кто с ней ознакомлен.

Пантелеев гадливо улыбается, часто моргая. Это, похоже, первая проверка. Да и кому мне рассказывать о том, что случилось в пустыне? Прессе? Зачем только. А о второй тайне и я сам не хочу говорить.

Ну вот почему нельзя по-человечески? Мол, боец, ты нужен империи, без тебя совсем беда, спасай! Я бы подумал. А теперь я подумаю, как избежать такой чести.

— Что касается информации… — отвечаю ему не менее неприятной улыбкой. — Посвятите меня заодно, что происходит? Прорывы, Высший. Раз уж мне придется работать со сведениями, о которых не распространяются, можно начать сразу.

Никанор задумывается, опуская глаза в пол. Сияния силы нет, он не одаренный, а то я бы подумал, что использует ментальную связь. Чуть наклоняю голову — точно, в ухе следователя микронаушник, сливающийся по цвету с кожей.

Кнут мне уже показали, давайте теперь пряником побалуйте. Я терпеливо жду его ответа.

— Ситуация в пустыне нестандартная, — наконец говорит Никанор, — Сейчас империя вместе с союзниками, разрабатывают новый план противостояния хаосу. И обсуждают новые союзы, в связи с появлением Высшего демона.

Новые союзы, а точнее очень старые, это ифриты, понятно. Кажется, только благодаря их силе и удалось остановить тварь. А уговорить их будет непросто, исходя из слов брата.

— А люди? Демону же помогали люди, — не отстаю я.

— Кочевники, — следователь морщится. — Которые, как мы думали, тоже были нашими союзниками. Пока ни одного из них не удалось взять живьем, но и над этим мы работаем. Они весьма успешно скрываются в пустыне, это их дом.

— А…

— Если пожелаете, то позже сможете получить информацию о результатах переговоров и операций, — перебивает Пантелеев, глаза его холодеют.

Ясно, это был крошечный аванс, а теперь мол, думай Игорек о сотрудничестве.

— Прошу, я провожу вас до автомобиля, — следователь поднимается и торопливо добавляет: — Ах да, средства будут переведены в течение дня.

— Что, какие средства? — я от неожиданности даже забываю злиться.

В большом окне из-за здания дворца выглядывает заходящее солнце и подсвечивает шевелюру Пантелеева золотым ореолом.

— Ну как же, за боевые заслуги, — удивленно объясняют мне из свечения. — Всем участникам вылазок в пустыне положены денежные награды, соответствующие рискам, положению, уровню опасности и количеству истребленных созданий хаоса.

Количеству? Мы же там сотнями их укладывали. А Высший? Сколько стоит его голова? Хтоническим елдаком меня по лбу, почему я вообще не знал об оплате? Видимо мой рот распахивается в немом вопросе, вижу как светящаяся башка кивает:

— Да, все верно, это очень много денег. Прошу за мной.

Солнце быстро закатывается за дома на горизонте, погружая город в сумерки.

Я иду за Пантелеевым, как зомби. Еще и Панаевский говорил о контрибуции, целом состоянии. Отличная новость! За то, что моя шкура в постоянной опасности, оказывается неплохо платят. Думаю, больше чем неплохо.

* * *

Дом встречает меня тишиной и пустотой. Не понял, а где шарики, хлопушки и качание на руках? Куда все вечно деваются?

— Господин! — меня выбегает встречать только Слава. — Вы вернулись, слава богам!

В ее глазах искренняя радость, а улыбка делает и без того милое личико просто очаровательным.

— Вы что-нибудь желаете? — девушка хлопотливо оглядывается.

— Не надо ничего, спасибо, — тоже отвечаю ей улыбкой. — А где все?

— Так в угодьях охотничьих, на Волге, каникулы же. А великий князь по делам уехал. Велел… Просил никуда не выходить, — смущенно говорит управляющая.

Сразу хочется пуститься во все тяжкие, но я и сам хочу поговорить с дедом. Например, о своем банковском счете. Старших слушаться, безусловно, нужно. Когда они адекватно объясняют зачем.

Я еще раз заверяю Славу, что ни в чем не нуждаюсь. Кроме, пожалуй, одного, но с этим я и сам справлюсь. Комнаты, как и весь особняк, кажутся слишком большими и просторными. Но я с особым удовольствием, не торопясь, иду в спальню.

В душе я провожу, кажется, не меньше часа. Выскребаю песок из всех мыслимых и немыслимых мест. Пыль словно въелась в кожу, смываясь особенно долго. Выхожу распаренный, румяный и довольный.

В самолете я отлично выспался, но постель все равно меня манит. Огромная, чистая и благоухающая. И мягкая. Разбегаюсь, чтобы нырнуть в ее недра. И тут в дверь настойчиво стучат.

Я застываю нелепой фигурой с руками в разные стороны. Хтонь, есть тут у каких-нибудь богов дар невидимости? Вот бы мне такую способность… Бац и нет меня. Боги молчат, а стук повторяется.

Вздыхаю и крайне неохотно иду открывать. Со скорбным лицом уставляюсь в пустоту. Привычной беспокойной рожи братца нет. Он же остался в пустыне.

Опускаю голову. Передо мной мелкий пацан, посыльный. Взъерошенный и запыхавшийся.

— Вас тама внизу ожидают, господин! — радостно сообщает он.

— Кто? — оттягиваю я момент, как могу.

— Из императорского дворца, какой-то очень важный господин, — пацан понижает голос, заговорщицки втягивая голову в плечи.

— Скоро буду, — я захлопываю дверь.

И прислоняюсь к ней лбом, тихо ругаясь. Ну вот и пришли за мной. Я то надеялся, что мне дадут хоть какое-то время. А теперь, если сам император «попросит», как я ему откажу?

Воспримет все на свой счет, обидится и позовет еще какого-нибудь отпрыска Панаевских. И здравствуйте, карающие когти кровавой богини Мафдет.

В общем, пока я переодеваюсь, привожу в порядок внешний вид и спускаюсь, накручиваю себя знатно. На улице меня ожидает уже знакомый мужчина. Выправка, парадная форма и цепкий неодобрительный взгляд. Ну а сейчас я то что не так надел?

Даже пиджак через руку перекинул, не впихиваться же в него в такую теплую погоду? Но мне приходится это сделать и даже застегнуться. Взгляд мужика тут же добреет и он молча указывает на автомобиль.

Мы едем всего пятнадцать минут и я едва успеваю полюбоваться на мирный город. Нева поблескивает отражениями огней, их рассекают катера и лодки. По набережной неторопливо прогуливаются люди, чайки носятся над водой.

Я опускаю стекло, игнорируя недовольный взгляд моего сопровождающего. И полной грудью вдыхаю прохладный вечерний воздух.

Меня привозят к тому же проезду у дальней стороны площади. Ведут коридорами со стоящими на страже замершими вояками. Распахивают передо мной створки высоких дверей.

— Ваше императорское величество, — склоняюсь я на пару секунд.

Картина очень знакомая. Тот же кабинет, по меркам дворца, весьма скромный. За окном тихий город. На столе перед императором папка. Теперь, правда, гораздо толще. Да и сам правитель выглядит иначе.

Снова уставшим, но сейчас его измученность особенно бросается в глаза. Мне его даже становится жаль. Мне то что, демонов поистреблял и домой. С нюансами своими, не без этого. А ему теперь все это разгребать…

Он жестом указывает мне садиться и потирает виски. Мне кажется, что в его золотых волосах появились седые проблески.

— Игорь Белаторский, Белый волчонок, — он стучит пальцами по бумагам. — У меня к вам, молодой человек, просьба.

Ну вот, как я и думал. Интересно, что бывает с теми, кто его просьбы не выполняет?

— Просьба или задание? — сам не понимаю, откуда столько наглости берется.

Император позволяет себе легкую усмешку. Так, намек на нее, одними уголками губ. Но взгляд его тут же снова становится серьезным.

— Задание. И просьба в том числе. Знаю, что с вами уже говорили, так что не удивлен таким вопросом. Они умеют убеждать, такова их задача, поставленная ради безопасности империи. Но я, в отличии от них, скажу как есть.

Я даже чуть вперед поддаюсь. Неужели кто-то мне прямо скажет, что происходит? Без мутных угроз и тощих подачек? Разумовский награждает меня еще одной усмешкой:

— Ситуация такова. Ваши родители пропали, будучи на задании. Очень тайном, как вы можете и сами догадаться. Связи с ними нет, а жрицы… Жрицы говорят, что они живы. Конечно, мы отправили на Север специалистов в таких делах. И те вернулись ни с чем. Ни слухов, ни догадок. Никто не чинил им препятствий, а напрямую спросить о людях, которых не должно быть там, сами понимаете — невозможно.

Родители, Север? От резкой перемены в висках стреляет.

Мне очень хочется задать ему много вопросов. Наверняка же там должна быть целая сеть агентов, мы же соседи, хоть и вроде союзники. Не может же быть такого, что никто ничего не видел и не слышал.

Но я молчу. Сомневаюсь, что во внешней разведке работаю люди глупее меня.

— Поиск? — догадываюсь я.

— И не только. У вас, молодой человек, в достатке интересных умений. Вы можете увидеть то, что другим не под силу. И не привлечь при этом лишнего внимания.

Вот тут я чуть не хрюкаю, но сдерживаюсь. Я то его не привлекаю, оно само меня находит. Но к чему он ведет, я уже понимаю.

— Честно вам признаюсь, я хотел отправить вашего брата, у него есть необходимый опыт. Но нет нужной в такой ситуации силы и легенды. Вы молодой аристократ из великого рода, и успели принять участие в паре скандальных историй. Пусть ваш род известен своей службой империи, но вы…

— Молодой, — заканчиваю я за ним, сдержавшись от неприличного продолжения.

— Верно, молодой и вспыльчивый. И на этом можно сыграть. Безусловно, ваш приезд на Север будет подозрителен, учитывая все обстоятельства, — он замолкает на миг, словно хочет что-то добавить, но передумывает. — Но от вас что-то скрыть будет сложнее. А я надеюсь и вовсе невозможно.

Нормальная тут эксплуатация детского труда. А я еще туземцев жалел. Ладно, я не ребенок, а здоровый лоб. И звучит все логично. И понятно, что император дает мне главный мотив — родителей.

Жаль только, что я этим не проникся. Мне не плевать на них, но я их даже толком не видел и воспылать сыновней любовью как-то не успел. Уверен, император не поймет мое равнодушие, а значит придется изображать рвение спасать их без раздумий.

Хтонь, вот такую ловушку я предугадать не мог. Я хмурюсь, тереблю край пиджака, поправляю воротник рубашки.

— И, прежде чем перейти к обсуждению деталей, я должен сказать еще кое-что. Но сначала взять с вас слово молчать о том, что вы услышите.

Странно, что не сразу по приходу. Мне тут уже выдали пару гостайн. Я, конечно, соглашаюсь и произношу клятву. Наши силы переплетаются, закрепляя слова.

На меня накатывает готовность кидаться в бой и я отгоняю ее, натравив бурую силу Нергала. Отпускает. Надеюсь, император это не специально сделал.

— Моя дочь, Ольга, тоже пропала, — сообщает он мне и на секунду сутулится, тут же выпрямляясь.

Я невоспитанно распахиваю рот. Эта то когда успела? И при чем тут Север?

— И, предположительно, она сейчас тоже на Севере, — отвечает он на мой мысленный вопрос.

— Да как? — продолжаю плевать на манеры я.

— Ольга отправилась с дружественным визитом в Великое княжество Литовское. У нас там свои интересы, но сейчас это неважно. И пропала прямо из дворца великого князя. При очень странных обстоятельствах, но указывающих на причастность к этому норманнов. Доказательств для прямого обвинения недостаточно. А без них предъявлять такое союзникам означает начать конфликт. И, скорее всего, военный.

То есть суровые северные ребята в случае чего и войну могут устроить? У меня от таких откровений голова идет кругом. И я понимаю, что встрял по полной программе.

То, что мне сейчас рассказал император, не говорят для того, чтобы согласиться или отказаться. Пропали мои родители. Пропала принцесса, чтобы ее неугомонную задницу… Хм. Если я начну изображать раздумья сейчас, то мне точно конец.

Можно ли осуждающе вздохнуть при императоре? Я думаю об этом и просто спрашиваю:

— И что я должен делать?

* * *

Уважаемые читатели!

Второй том закончен, но история уже продолжается.


на главную | Демоны пустыни | настройки

Текст книги загружен, загружаются изображения



Оцените эту книгу