Н. В. ПИГУЛЕВСКАЯ

КУЛЬТУРА СИРИЙЦЕВ В СРЕДНИЕ ВЕКА

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Культура сирийцев в средние века

Введение

Глава I. Средневековая сирийская образованность.

Наука у сирийцев

Средневековая сирийская образованность

1. Сирийская средневековая школа

2. Источники по истории сирийской высшей школы

3. Сирийские школы Эдессы и Нисибина

4. Предметы занятий

5. Занятия и жизнь Нисибийской школы

6. "Правила святой школы города Нисибина" (перевод)

Наука у сирийцев

1. Филология

2. Греческая философия у сирийцев

3. Бардесан - ученый, философ и поэт

4. Афраат, персидский мудрец

5. Ефрем Сирин, "пророк сирийцев"

6. Переводы греческих философов

7. Сергий Решайнский

8. Сирийская алхимическая литература средневековья

9. Космографические представления у сирийцев

10. Сирийские "Геопоники"

Глава II. Империя. Иран и сирийцы

1. Распространение христианства и гонения

2. Организация христианской церкви в Иране

3. Сирийцы-монофизиты

Приложение. Вклад сирийцев в мировую культуру

Список сокращений

Указатель имен

Указатель географических названий

Summary

ПРЕДИСЛОВИЕ

Предлагаемая работа "Культура сирийцев в средние века" представляет собой итог многолетней деятельности Н. В. Пигулевской в сирологии. Сирийские источники были главной областью интересов и отправным пунктом всех научных работ Нины Викторовны. Громадный вклад, внесенный ею в изучение истории Византии, Ирана, Аравии, истории народов СССР, базировался на широком и последовательном использовании нового пласта источников литературы на сирийском языке, включающей сочинения самого разнообразного характера: исторические и агиографические хроники, юридические и географические трактаты, вплоть до алхимической литературы и актов церковных соборов.

Нельзя сказать, что Н. В. Пигулевская первая обратилась к сирийским источникам. Напротив, сирология является одной из старейших отраслей востоковедения. У ее истоков стоял интерес к истории христианской церкви, к изучению "священного писания", из которого вообще зародилось научное востоковедение. В исследовании сирийской литературы, неразрывно связанной с ранней историей христианства, это направление существует и поныне и оставалось господствующим до последнего времени. Н. В. Пигулевская - первый ученый, порвавший с этой вековой традицией и превративший сирологию из ветви "истории церкви" в равноправную востоковедную науку, изучающую историю и культуру народов Ближнего Востока, дающую ценнейшие сведения о политической и социальной истории Ирана и Византии, Аравии, Армении и Грузии, позволившую изучить важнейшие общетеоретические проблемы истории, такие, как единство исторического процесса на Западе и Востоке или основные закономерности становления феодализма.

Труды Нины Викторовны Пигулевской охватили все области сирологии. Начав свою научную деятельность с изучения сирийских рукописей, итогом которого явился "Каталог сирийских рукописей Ленинграда" 1, образец методики описания рукописей, она заложила надежную основу дальнейших исследований. На этой базе был создан свод сирийских ис-{5}*точников по истории народов СССР 2, сослуживший немалую службу не одному поколению историков и давно ставший библиографической редкостью.

Всестороннее изучение источников позволило ученому накопить большой фактический материал для исследований и обратиться к решению важнейших исторических проблем. Н. В. Пигулевская последовательно рассматривает коренные проблемы социально-экономической истории раннесредневековой Византии 3, показывает их взаимосвязь и сходство с процессами, протекавшими в то же время в сасанидском Иране 4, и рисует широкую картину экономического и социального единства всего Ближнего Востока (включая Южную Аравию и Эфиопию), торговые и экономические связи которого простираются вплоть до Средней Азии, Индии 5 и Китая 6.

Расширение круга интересов последовательно сопровождается расширением круга источников. Так, к историческим хроникам присоединяются географические сочинения, а впоследствии и юридические документы. Их использование позволяет впервые исследовать экономические отношения в сасанидском Иране и по-новому осветить важнейшую для этого периода проблему города 7. В этой же работе были привлечены и агиографические источники, которые позднее дали Н. В. Пигулевской возможность проникнуть во внутреннюю экономическую и идеологическую жизнь арабских племен и государств у границ Ирана и Византии 8; это исследование открыло новую эпоху в изучении доисламской Аравии.

Монография "Культура сирийцев в средние века" своеобразно суммирует все эти работы, отнюдь не повторяя их проблематики; одновременно она представляет новый этап в изучении сирийских памятников, переход от их источниковедческого анализа к комплексному историческому исследованию, от использования сведений сирийских источников по {6} истории Ирана и Южной Аравии, Византии и Индии к воссозданию истории творца этих сочинений сирийского народа - во всех аспектах его жизни: хозяйственной и экономической, политической и религиозной, культурной и научной.

Такая задача всегда наиболее трудна для историка, о каком бы народе или эпохе ни шла речь; но в данном случае она многократно усложняется особенностями конкретной политической и культурной истории сирийцев.

Еще во второй половине II тысячелетия до н. э. из степей и пустынь Северной Аравии стали переселяться на плодородные земли Сирии, Палестины, Малой Азии и Северной Месопотамии многочисленные арамейские племена. Попадая в экономически и культурно развитые области с населением, говорящим на близкородственных арамейскому семитских языках, они подвергались сильнейшему культурному и языковому влиянию, но и воздействовали, в свою очередь, на население этих стран. Постоянный приток новых волн переселенцев поддерживал их языковую и культурную самобытность. Уже к середине I тысячелетия до н. э. население Месопотамии и Сирии настолько сильно арамеизировалось, что один из диалектов арамейского языка стал официальным языком канцелярии в державе Ахеменидов. Этот процесс шел так медленно и постепенно, что этапы его прослеживаются лишь с трудом, с большей или меньшей степенью вероятности.

Попадая на территорию сложившихся организованных государств, таких, как Ассирия или Вавилония, арамеи никогда не имели собственной единой политической организации, своего государства. С конца I тысячелетия до н. э. в Сирии, возникает целый конгломерат мелких раздробленных арамейских городов-государств, находившихся большей частью в политической зависимости от Ассирии, Вавилонии и Египта. Наиболее крупным среди них было Дамасское царство, игравшее значительную роль в истории древнего Ближнего Востока. Время от времени, особенно в периоды ослабления Ассирии, ахеменидского Ирана или эллинистического царства Селевкидов, создавались более крупные арамейские царства в Адиабене, Эдессе и т. д., сменявшие друг друга, но не создавшие политической преемственности арамейских государств. Ни одно из них даже на короткий срок не занимало всех областей, населенных арамеями. Отсутствие политического единства препятствовало сложению единого языка, способствовало культурной раздробленности. В тех случаях, когда создавшееся государство с арамейским населением существовало более продолжительный период, оно закрепляло местные особенности в языке, культуре, ре-{7}лигии. Так произошло, например, в Пальмире, Эдессе, Хатре.

В первые века нашей эры арамеи представляли собой обширное, но весьма неопределенное и неустойчивое этническое единство, включавшее население Сирии, Палестины и Месопотамии и разделенное между двумя политическими образованиями - Римской империей и Парфией (позднее - сасанидским Ираном). В Римской империи этот народ получил название сирийцев. При этом в каждой из этих областей обитали и другие народы - греки, персы, римляне и т. д. В большинстве мест (во всяком случае, в городах) население было смешанным и большей частью двуязычным: культуры этих народов были чрезвычайно близки. В дальнейшем читатель не раз встретит примеры того, что сирийские авторы писали свои сочинения по-гречески, персы - по-сирийски и т. д. Сознание политического и культурного единства в древности и раннем средневековье играло гораздо большую роль, чем единство языка. Именно поэтому греческое население Восточноримской империи, а позднее Византии называло себя "ромеями" (римлянами); так же называли его и окружающие народы.

Элементом, объединившим сирийский народ и отграничившим его от соседних народов, стала культура - понятие, в то время почти полностью поглощавшееся понятием религии. Христианство, бурно развивавшееся и распространявшееся в первые века нашей эры, очень быстро захватило Сирию. С самого начала оно проповедовалось на арамейском языке (некоторые документы христианского канона, вероятно, даже были первоначально написаны по-арамейски), что делало его доступным широким слоям. Создание религиозной литературы зафиксировало язык и письменность, придало им авторитет и стабильность. В свою очередь, язык и письменность способствовали осознанию и закреплению этнического единства.

Примером того, насколько запутанным и сложным может быть взаимодействие разных факторов: этнических, языковых, политических и идеологических (религиозных) - может служить развитие сирийской письменности. Два вида письма, применявшиеся сирийцами, яковитский и несторианский, обособились в результате церковной борьбы V в., когда от ортодоксального христианства отделились сначала несториане, а затем монофизиты. Определяющим в их применении являются не диалектные особенности, не место происхождения текста, а религиозная принадлежность писца. Но изначально они восходят к различию между сирийцами Римской империи и Парфии и отражают два различных диалекта. {8}

В условиях, когда самый предмет исследования не имеет четких границ и одновременно связан множеством нитей самого различного характера и свойства со смежными областями науки, задача ученого чрезвычайно усложняется. Только такой специалист, как Нина Викторовна Пигулевская, накопившая громадный багаж фактов, знание огромного круга разноязычных и разнохарактерных источников, проделавшая самостоятельные исследования почти во всех областях и аспектах этих проблем, могла взяться за решение такой задачи.

К сожалению, Н. В. Пигулевская не успела завершить книгу в первоначально намеченном виде: некоторые разделы остались ненаписанными. Поэтому в предисловии необходимо охарактеризовать задачи работы и предмет исследования. Термин "сирийский" применяется в данной работе в соответствии с давней традицией для обозначения языка и культуры, бытовавших в средние века (начиная со II- III вв. н. э.) на территории Ближнего Востока, преимущественно Сирии и Северной Месопотамии, и представленных богатой литературой, существовавшей с IV по XVI-XVII вв. Более ранние, дохристианские произведения этой литературы не сохранились и известны лишь по отдельным реминисценциям в позднейших сочинениях. Сирийский язык представляет собой особый диалект и один из этапов развития арамейского, в настоящее время классический сирийский употребляется как церковный язык монофизитской и несторианской церквей Ближнего Востока (да и то лишь наряду с арабским). Сохранившийся прямой потомок этого языка - современный сирийский (ассирийский) значительно отличается от него.

Сирийцы и сирийская культура сыграли в средние века весьма значительную роль в мировой истории. Сирийцы, разделенные политически между Византией и Ираном, т. е. между Западом и Востоком, стали связующим звеном между двумя важнейшими мировыми культурными регионами. Эта роль особенно возросла в VII-VIII вв. н. э., когда с созданием Арабского халифата и распространением ислама возникло противостояние Запада и Востока, противостояние двух идеологических систем, каждая из которых считала себя единственно истинной, а другую - ложной; когда культурный обмен и культурные контакты были чрезвычайно затруднены. В этих условиях сирийцы, жившие в мусульманском мире, но придерживавшиеся христианской идеологии, оказались важнейшими посредниками для передачи научных сведений и культурных ценностей между Западом и Востоком. Сирийцы познакомили арабов с наследием античной {9} науки - с трудами Платона и Аристотеля, Галена и Гиппократа. И только в арабской передаче и переработке познакомилась с этими учеными через несколько веков средневековая Европа. Сирийцы принесли к границам Китая и Индии христианскую идеологию, а на Ближний Восток и Византию - манихейские идеи, игравшие важнейшую роль в социальной борьбе раннего средневековья.

В своей посреднической деятельности сирийцы были не просто передаточным звеном, но и творческим элементом. Они вносили свой вклад, зачастую весьма значительный, в разработку и развитие этих идей и учений, что определяет значение сирийской культуры для изучения истории культуры всего человечества.

В монографии "Культура сирийцев в средние века" Н. В. Пигулевская ставила своей задачей всесторонне охватить духовную жизнь и культуру сирийцев, показать ее первостепенную роль в мировой истории. Она рассматривает культуру не как механическое соединение или параллельное развитие литературы и историографии, религии и науки, а как совокупность знаний и представлений, идеологии и морали, как систему мировоззрения и норм поведения. Поэтому Н. В. Пигулевская не ограничивается изучением научных достижений, выдающихся литературных произведений, перечислением и описанием вершин культуры, а уделяет большое внимание изучению системы образования в целом, что включает и степень распространения грамотности, и уровень образования, и объем знаний культурного человека, т. е. вопросы, весьма трудно поддающиеся определению и установлению, когда речь идет о средневековом обществе. Сосредоточив свое внимание на духовной культуре и в значительной мере на религиозной идеологии, Н. В. Пигулевская подошла к ним с материалистических позиций.

Занимаясь темой, выношенной и продуманной на протяжении многих лет, стоявшей в центре всей ее научной деятельности, Н. В. Пигулевская не ощущала необходимости в каких-либо предварительных набросках или записях. Материалы, подготовленные к некоторым разделам, оставшимся ненаписанными, ограничиваются выборочной библиографией (причем ясно, что основную литературу автор держал в уме, выписывая лишь дополнительные, мелкие работы) и подборкой из двух-трех статей или книг, необходимых для данного раздела. Это чрезвычайно осложнило работу по подготовке издания.

Даже о плане книги приходится говорить лишь предположительно. Представление о недостающих частях могут дать читателю тезисы "Вклад сирийцев в мировую культуру", {10} помещенные в приложении (с. 229-230). Однако расположение материала далеко не полностью соответствует тезисам: они были составлены в 1965 г., а в процессе работы над темой план монографии значительно изменился: тезисы наглядно показывают лишь объем и характер материала, который Н. В. Пигулевская хотела охватить в своем исследовании.

Работа должна была состоять из трех больших глав. Глава I "Средневековая сирийская образованность. Наука у сирийцев" охватывает 3-5-й и 12-й пункты тезисов, хотя и не полностью раскрывает содержание третьего и двенадцатого пунктов. В ней рассматривается система передачи знаний, организации обучения, определение его ступеней и границ, круг изучаемых наук и объем знаний. Эти данные позволяют с наибольшей полнотой, представить себе уровень культуры и степень ее распространенности "вглубь" среди самих сирийцев.

Начав с рассмотрения низшего этапа обучения - овладения элементарной грамотностью, Н. В. Пигулевская особое внимание уделила Нисибийской академии - средневековому университету, сохранившему наиболее ранний университетский устав - "Правила Нисибийской академии". Этот устав рисует живую картину жизни академии: нравы студентов и преподавателей, характер обучения и перечень изучавшихся наук; в нем упоминаются даже первые студенческие волнения и борьба за реформу высшего образования.

Хотя образование на всех ступенях, от низшего до высшего, носило клерикальный характер и находилось в руках церкви, в нем неразрывно сочетались духовные и светские науки, необходимые как для сохранения церковной традиции, так и для общих социальных и производственных интересов сирийцев. Грамотность поддерживалась и развивалась прежде всего в интересах культа; но она была нужна и для работы мастерской, и для ведения торговых дел. Производственная необходимость вызывала развитие и распространение сложных технических знаний: алхимических, географических и астрономических, не говоря уже о медицинских.

Неразрывная связь в системе образования духовных и светских наук определяет то значение, которое приобретает изучение таких вопросов, как экзегеза и богословские споры ветвей христианства, несторианства и монофизитства; зачастую они являются той "надводной частью айсберга" культуры, которая позволяет определить движение всего массива и даже составить представление о "подводных течениях", вызвавших это движение.

Н. В. Пигулевская подробно исследует достижения сирий-{11}ской науки в области медицины и философии, географии и космогонии, алхимии и земледелия, деятельность Бардесана и Сергия Решайнского, Хунайна ибн Исхака и Михаила Сирийца. Особенно большое внимание уделено переводческой деятельности сирийцев, которая связывает античную науку со средневековой арабской, индийскую и иранскую с византийской и т. п., играя активную роль в передаче знаний и идей между многими народами, от Армении до Эфиопии и от Египта до Китая.

Глава II "Сирийцы, Иран и Империя" охватывает 6-й и 7-й пункты

тезисов. В ней детально исследуется жизнь сирийцев на Ближнем Востоке: их взаимоотношения с другими народами, населявшими эти же земли, процессы взаимодействия сирийской культуры с греческой и иранской, их экономическое и политическое положение, их участие в политической жизни и в международной торговле. Особое внимание уделено вопросам идеологии: положению идеологии в государстве, постепенному становлению государственных религий, взаимоотношений зороастризма и христианства, политическим причинам распространения различных направлений христианства, несторианства и монофизитства и т. д. Н. В. Пигулевская подробно исследует весь этот необычайно сложный комплекс политических и идеологических проблем, составляющий конкретную действительность культурной жизни сирийцев на Ближнем Востоке.

В первые века христианства становление новой религии сопровождалось непрерывным развитием догматической мысли. Уже на раннем этапе этой эволюции к мессианско-эсхатологическим представлениям добавилась философская теория бога-Логоса, связавшая христианство с античным, эллинским культурным наследием. Характер дальнейшего развития богословского учения (в IV-V вв.) определился в результате полемики по вопросу о "богочеловеке", прошедшей два основных этапа - "теологический" (борьба с арианской ересью) и "христологический", когда споры вели несториане, монофизиты и халкидониты.

Сирия стала местом особенно энергичных дискуссий. Это объясняется тем, что именно здесь раньше всего распространилось и укрепилось христианство. В небольшом эллинистическом государстве Осроене оно впервые было признано в качестве официальной, государственной религии. Вместе с тем, находясь на восточной окраине Византийской империи, соседствуя с Персией, Сирия издавна испытывала идущее оттуда влияние дуализма (зороастризм, манихейство) и фатализма. Идеологи сирийского христианства должны были постоянно отстаивать, с одной стороны, учение о действитель-{12}ности существования человеческой природы в Христе (против докетического дуализма, провозглашавшего кажущуюся видимость, призрачность ее), а с другой - учение о свободе воли человека, получившего власть над природой (против фатализма).

Богословская полемика IV-VI вв. сопровождала и зачастую становилась выражением политической и социально-экономической борьбы в Византии. К V в. укрепилось и определилось положение двух важных районов империи: Египта и Сирии (диоцез Восток). Обладая в равной степени значительными экономическими возможностями, две эти области боролись между собой за первенство на грандиозном рынке империи - в Константинополе. Такая конкуренция в какой-то степени нашла себе отражение и в разногласиях, возникших между "александрийской" и "антиохийской" богословскими школами. Эти школы расходились между собой по экзегетическому методу, способу толкования Писания, а философские основы их разногласий базировались на двух традициях, ведущих свое начало от Платона (Александрийская школа) и Аристотеля (Антиохийская школа).

Усиление роли представителей сирийских торговых кругов в Константинополе, их возросшее влияние на византийскую знать и мелких купцов-посредников привело к тому, что в 428 г. патриархом столицы империи был избран антиохийский священник Несторий. Будучи талантливым проповедником, новый патриарх стал пропагандировать в Константинополе учение Антиохийской богословской школы, довел его до крайностей и вступил в противоречие с ортодоксальным христианством, основные положения которого были сформулированы в "символе веры", принятом на Никейском соборе 325 г., а затем дополнены и утверждены окончательно в последней трети IV в.

По Несторию, "богочеловек" - "Христос двойствен по природе". Он различает и "разделяет" в нем две неслиянные природы - божественную и человеческую, хотя и не допускает расторжения их единства. Но Несторий учение о двух естествах развил до учения о двух лицах, нарушив ипостасное единство "богочеловека", установленное Никейским "символом веры". Лишь только потому, что Христос - "богочеловек", между божеством и человечеством установилось общение - "хорошо и достойно евангельских преданий исповедовать, что природа божества усвоила себе храм, т. е. тело сына". С этим положением связано решение частного вопроса, называть богоматерь "богородицей" или, как предложил Несторий, "христородицей", поскольку "Мария не родила божества, а человека - Христа". Именно это новшест-{13}во Нестория произвело смятение в массах. Против него выступили не только соперничающее с пришлым епископом константинопольское духовенство, но и александрийский клир, возглавляемый Кириллом Александрийским, который стал основным оппонентом Нестория. Кирилл, возражая Несторию, утверждал, что, хотя божественная и человеческая природа в Христе качественно различны, они с момента соединения составляют одно целое, одну природу. И такое соединение следует рассматривать с точки зрения единства, а не выделять в нем двойственность. Последним пределом двойства Кирилл считал различие двух природ. Несторий и его последователи полагали, что такое различие объективно, действительно существует, а Кирилл считал, что оно лишь мыслится и что после соединения двух природ, после воплощения, следует говорить об одной природе, об одном Христе. Хотя различие двух природ после этого момента не перестало существовать, исчезла возможность наблюдать их двойство. В разногласиях Кирилла с константинопольским патриархом на египетской стороне выступил и римский папа, отстаивавший в этот период у Константинополя права на восточный Иллирик. В 431 г. на созванном в Эфесе для решения спора третьем вселенском соборе Несторий был предан анафеме, лишен сана и выслан из столицы сперва в Петру, а затем в отдаленный египетский оазис. Противники Нестория стремились искоренить не только его доктрину, но самые истоки ее, учения представителей Антиохийской школы Феодора Мопсуестского и Диодора Тарсского. Сочинения "учителя учителей и толкователя толкователей" Феодора, направленные в основном против влияния дуализма и фатализма, были особенно популярны среди философов, живших на окраине Византийской империи. Его труды переводили на сирийский, персидский и армянский языки. При эдесской школе была целая группа переводчиков во главе с Ивой (Хибой), переводившая на сирийский и изучавшая сочинения Феодора. Именно на них, как на догматических противников Кирилла, начались гонения. Эдесская школа была разгромлена, часть учителей и учеников бежала в Персию, где они организовали новую школу в пограничном Нисибине. Влияние сторонников Нестория в Персии было так велико, что вскоре персидская христианская церковь стала несторианской. Несторианская нисибийская школа сплотила в своих рядах политическую оппозицию, враждебную Византии и потому поддерживаемую в Персии. Богатые и предприимчивые сирийские купцы и ремесленники, лишившись рынка и политико-религиозной поддержки в Константинополе, двинулись на Восток - в Среднюю Азию, Монголию и Китай. {14}

Как последовательная и непримиримая борьба против манихейства и фатализма на Востоке привела к возникновению несторианства, так резкое отрицание последнего вызвало появление еще более мощного, чем несторианство, еретического движения - монофизитства. Оно сразу же приобрело огромную силу, потому что первоначально выступило под эгидой господствующей церковной и политической партии, а авторитет его противников был подорван причастностью к несторианству. Монофизитство имело гораздо более опасные для Византии последствия, чем несторианство. Борьба с несторианством продолжалась менее 20 лет, тогда как с монофизитством в империи сражались более 200 лет (451-680), несколько раз на протяжении V-VII вв. идя с представителями этого учения на компромисс, делая им уступки. Монофизитство подорвало единство Византии, отделило от нее в клерикальном отношении восточные окраины - армян, коптов, эфиопов, сирийцев, сделав их затем легкой добычей арабского завоевания.

Основоположником монофизитской доктрины явился константинопольский архимандрит Евтихий, сторонник александрийской богословской школы. Евтихий отрицал двойство двух природ в Христе, выступая противником количественного различия естеств. К тому же он считал, что плоть Христа качественно отлична от человеческой, не, единосущна ей, и призывал поклоняться единому естеству бога-слова, воплотившегося и вочеловечившегося. Монофизиты, таким образом, устанавливали полную слитность двух природ в Христе и его единую божественную сущность.

Для борьбы с еретическими движениями и церковным расколом в 451 г. в Халкидоне был созван четвертый вселенский собор, направленный, как было записано в его постановлениях, против следующих вероотступлений: против разделяющих единую ипостась надвое, против признающих, что пострадал бог, а не человек, против тех, кто допускает слияние двух природ, против тех, кто считал, что в Христе была небесная или другая, не единосущная, не человеческая природа, а также против тех, кто признает две природы до их соединения, а после соединения - одну.

Ортодоксальное христианское учение излагалось в принятом на соборе вероисповедании, основное догматическое содержание которого сводилось к положению, что в Христе два естества, но одно лицо, или одна ипостась. Однако каноны Халкидонского собора не были признаны ни в Сирии, ни в Египте, ни в Армении. Монофизитством в отличие от несторианства были охвачены не одна, а несколько народностей, для которых догматические разногласия стали знаменем {15} борьбы за национальную независимость, служили предлогом для антиправительственных выступлений. В своей политике на Востоке византийскому правительству необходимо было считаться со сторонниками монофизитских взглядов. Монофизиты особенно сплотились и укрепились в середине VI в. благодаря деятельности сирийского монаха Иакова Барадея, ставшего епископом Эдессы. Иаков создал особую, отдельную от ортодоксальной, монофизитскую иерархию, сам рукополагал епископов и священников. По его имени сирийские монофизиты стали называть себя яковитами. Сирийцы же, подчинившиеся постановлениям Халкидонского собора, получили от своих впавших в ересь соотечественников прозвище "мелкиты" "царские". Так объясняет происхождение этого имени сирийский автор XII в. Иаков бар Салиби. О времени появления названия, однако, нет точных данных. Так, существует предположение, согласно которому оно возникло не в V, а в VII в., поскольку у древних сирийских писателей V-VI вв. (у Филоксена Маббогского и др.) разделявшие ортодоксальное вероучение называются не мелькитами, а халкидонитами и синодистами. Яковитские и несторианские писатели употребляют по отношению к ним также наименование диофизиты.

Глава III "Распространение сирийской культуры" должна была охватить

пункты 8-11 тезисов. Она посвящена исследованию деятельности сирийцев в Индии и Средней Азии, на Дальнем Востоке и в Европе. Н. В. Пигулевская связывает культурную деятельность сирийцев с экономической, с первостепенной ролью сирийцев в международной торговле. Она намеревалась тщательно проследить данные о торговле сирийцев и их расселении вдоль торговых путей, по Великому шелковому пути через Иран, Среднюю Азию и Восточный Туркестан до Китая, а также по "дороге ароматов" через Красное море и Аравийский полуостров в Эфиопию и Йемен и далее в Индию, на Цейлон.

К сожалению, третья глава осталась незавершенной. По разделу "Сирийцы в Индии" сохранились лишь черновые наброски. К следующим разделам "Сирийцы в Средней Азии" и "Сирийцы на Дальнем Востоке" была составлена библиография. Некоторое представление об их содержании дают приводимые тезисы; дополнительные материалы по этим вопросам можно найти также в других работах Н. В. Пигулевской: монографии "История мар Ябалахи III и раббан Саумы" (см. выше) и статье "Еще раз о сиро-тюркском" 9. Не написан также раздел "Торговля сирийцев в {16} Европе", который должен был охватить период от раннего средневековья до расцвета "левантинской торговли", привлечь подлинные документы - грамоты и печати.

Отсутствие третьей главы, несомненно, обедняет представление, которое получит читатель о культуре сирийцев и ее поистине мировом значении. Однако ученики Н. В. Пигулевской, подготовившие книгу к печати, не сочли возможным взять на себя написание данного раздела. Они надеются, что даже без него работа наглядно показывает размах, интенсивность экономических и культурных связей уже в раннем средневековье и выдающуюся роль, которую сыграли при этом сирийцы.

В имеющемся тексте книги Н. В. Пигулевской лишь частично реализованы пункты 1, 2 и 3 "Тезисов", т. е. история сирийского языка и письменности и политическая история сирийцев до распространения христианства. Однако есть основания думать, что автор и не предполагала дать здесь их развернутое изложение, отсылая читателя к справочной литературе и к своим предыдущим трудам. В архиве Н. В. Пигулевской обнаружена также подборка рабочей библиографии по теме "Юридическая литература сирийцев" (пункт 12 "Тезисов"). Но и этот раздел остался ненаписанным.

Однако даже в том виде, какой она имеет сейчас, книга представляет собой законченное целое: она дает картину культуры сирийцев в средние века и ее взаимосвязей с культурами соседних народов: византийцев, персов, арабов. Читатель найдет в книге обширные материалы о взаимоотношениях сирийцев с народами дальних стран - Европы, Средней Азии, Индии, Китая. Таким образом, книга дает представление обо всех аспектах сирийской культуры и ее роли в истории человечества. Работа обогащает также наши представления о средневековой культуре вообще, показывая период средневековья не как "темные века" в истории человечества, не как период упадка и регресса, а как закономерный своеобразный этап исторического и культурного развития человеческого общества.

В подготовке монографии к печати принимали активное участие все сотрудники Кабинета Ближнего Востока, Большую работу по редактированию текста монографии проделали сиролог-византинист Е. Н. Мещерская, сиролог А. В. Пайкова и арабист А. Г. Лундин. Р. Г. Рылова завершила перевод "Устава Нисибийской академии" (с. 93-97), а также заново просмотрела и выверила перевод памятника, подготовленный Н. В. Пигулевской. В ряде специальных вопросов ценную помощь в процессе работы над рукописью оказали К. Б. Старкова и И. Ш. Шифман. Техническая ра-{17}бота по подготовке рукописи выполнена Е. Н. Мещерской, А. В. Пайковой и Р. Г. Рыловой. Проблемы, связанные с подготовкой книги и ее отдельных частей, неоднократно обсуждались на заседаниях Кабинета. Обязанности ответственного редактора принял на себя заведующий Кабинетом И. М. Дьяконов. {18}

КУЛЬТУРА

СИРИЙЦЕВ

В СРЕДНИЕ ВЕКА

ВВЕДЕНИЕ

В предшествующих работах исследователя всегда заложены зерна его будущей работы. Книга как разрешение суммы каких-то проблем может быть задумана и годы ждать своего осуществления. Как будто автор и не занят ею непосредственно, но ее план, отдельные ее части вызревают, пока мысль деятельно работает в других направлениях.

Проблема, исключительно важная, как нам кажется, состоит в определении того, что представляла собою сирийская культура в средние века и почему оказалось возможным ее широкое распространение как на Запад, так и на Восток.

На восточной окраине Восточноримской империи, в непосредственной близости от границы с Ираном и дальше, за этой границей, в городах и селениях располагалось сирийское население. Земледельцы, ремесленники и торговцы занимали значительное место в экономической жизни данных областей. Не меньшую роль они играли и в развитии культуры, о чем свидетельствуют сообщения, сохранившиеся в литературе, написанной главным образом на сирийском языке и частично на греческом и арабском.

Распространение сирийской письменности и языка на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке в средние века не может не вызвать удивления, поэтому возникает необходимость выяснить причины такой экспансии. Одной из них несомненно была давняя, налаженная торговая связь по воде и по суше между Средиземноморьем и странами Среднего и Дальнего Востока, которая в значительной мере была в руках сирийцев. Они соперничали в этом с персами, и лишь арабы несколько ослабили их положение, хотя и не смогли полностью их заменить. Сирийцы продолжали и в VIII и в X вв. свое продвижение на Восток.

Торговые пути уводили сирийцев далеко от Месопотамии. Из Ирана они отправлялись в области Закавказья, им был доступен Средиземноморский бассейн, они плавали по Красному морю, а по "дороге ароматов" достигали страны "царицы Савской". Арабы между Ираном и Византией оказались под влиянием сирийцев, которые христианизировали часть северных арабских племен. Благодаря им евангельское учение проникло также и в Южную Аравию.{21}

Наряду с арабами Средний Восток в лице персов и индусов учился у сирийцев. Достаточно назвать школу персов в Эдессе, Нисибийскую академию, школы в Кеннешрине, Бет Абе, Марге и при монастыре мар Маттайа. Древнейшая христианская традиция, в Армении восходит к сирийцам, позднее они проповедуют в Дейлеме, Гиляне и Мукане, налаживают тесные связи с христианами государства Лахмидов и Сабы в Йемене. В Индии насаждение христианства, которое принесли сирийцы, засвидетельствовано авторитетными памятниками III-IV вв.

В этом отношении выдающийся интерес представляют сведения о проникновении сирийцев на Западное Малабарское побережье Индии, где до настоящего времени насчитывается около десяти миллионов христиан, стоят храмы и отправляется культ.

Древняя традиция связывает их с именем апостола Фомы; их литургия сирийская (лишь позднее, с приходом португальцев, изменяется ее вид), а иерархи получают посвящение "из Персиды".

Апокрифические "Деяния апостола Фомы" являются одним из древнейших памятников сирийской литературы, возникшим не позднее III в. н. э. В нем рассказывается, что Фома был продан индийскому купцу, прибывшему на ярмарку и искавшему раба-строителя. С этим купцом Фома морем попал в Индию, где строил дворец царя и успешно проповедовал христианство.

Памятник изобилует деталями, представляющими живой интерес: в нем описан рынок, продажа раба, оплата, специальность, которую имеет раб, - все это яркое отражение жизни того времени.

Ранняя связь с Индией осуществлялась сирийцами благодаря интенсивным торговым сношениям, встречам купцов, которые проходили на ярмарках, в частности в Батнане. Следует обратить внимание на то, что наиболее древние сведения об Индии говорят о передвижении туда по суше. Однако и морской путь использовался в столь же раннее время.

Поразительно, какие отдаленные области Азии оказались связанными с сирийцами. Их колонии и торговые фактории находились вдоль всего пути, который тянулся от берегов Средиземного моря до "Небесной империи". В оазисах этой дороги, проходившей по горам и пустыням, обнаружены замечательные памятники культуры, свидетельствующие об исключительном этническом разнообразии тех, кем они создавались. На этом пути нашли покой затерявшиеся в песках памятники обыденной жизни и искусства, предметы культа, принадлежащие разным религиям - буддизму и {22} брахманизму, зороастризму и манихейству, христианству и исламу, книги, написанные разными письменами, на различных языках, частью давно забытых, теперь неизвестных. И на всем протяжении этого пути неизменно встречаются свидетельства сирийской письменности, сирийского христианства, распространение которого началось уже в самый ранний период его истории. Многовековые экономические связи сирийцев обусловили их культурное влияние и на Аравийском полуострове, и в Индии, и в областях Средней Азии, где иранские и тюркские наречия оказались в известной мере под воздействием сирийского языка.

Следы международных связей сирийцев сохранились не только в виде памятников материальной культуры, но и, что является особенно ценным, в виде письменных замет. Имеются в виду надгробия с сирийскими надписями, относящиеся ко времени до VII в., которые были обнаружены на территории Франции. Сирийские и сиро-тюркские надгробия находят также у озера Иссык-Куль и в Семиречье, в глубинных областях Средней Азии. Эти памятники ценны тем, что они датированы, дают имена собственные, сведения о занятиях, положении покойного, иногда о его родине. Стела Сианьфу на китайском и сирийском языках сообщает о епископии, которая возглавлялась сирийцем-несторианином, закрепляя за его единоверцами славу "просветителей Сина (Китая)".

Сирийская культура средневековья получила широкое распространение и оказала значительное влияние на развитие мировой культуры. Как ветвь арамейского языка сирийский был превосходно развитым литературным языком, способным передавать сложные отвлеченные мысли, философские понятия. В качестве торгового и дипломатического языка Передней Азии сирийский язык стал распространяться задолго до христианской эры. Важнейшее значение имеет и тот факт, что сирийская письменность фиксировалась легко усваиваемым алфавитом, который впоследствии был усовершенствован.

Известно то исключительное значение, которое имел финикийский алфавит; его деривативы послужили основой для многих алфавитов Востока и стали образцом греческого алфавита, родоначальника всей европейской, как западной, так и восточной, письменности. Особенностью греческого алфавита следует считать введение в него букв для обозначения гласных звуков, не только долгих (их начали передавать еще финикийцы и арамеи), но и кратких.

Арамейский сирийский алфавит оказался удобным и нашел широкое применение благодаря простоте написания; к {23} тому же на протяжении веков его изменяли и упрощали, стремясь сделать скорописью. Что касается огласовки, то и она претерпевала неоднократные изменения. Несториане пользовались условной огласовкой текста - точками, расположенными над строкой и под строкой, а монофизиты приспособили греческие буквы в схематическом изображении как озвучивающие согласную систему их алфавита.

Распространение христианства у согдийцев, как в самом Согде, так и в Восточном Туркестане, где были многочисленные согдийские поселения, привело к знакомству согдийцев с сирийским письмом (эстрангела). Согдийцы, переводившие христианские тексты с сирийского, приспособили для этих переводов эстрангелу, причем несколько изменили систему передачи гласных и умело использовали возможности сирийского письма для передачи особенностей согдийского консонантизма (для согдийского c, t для , для t). В согдийских переводах с сирийского немало сирийской лексики - имен собственных, существительных, а также целых фразеологизмов. Как правило, согдийцы-христиане переводили сирийские тексты очень точно, порой буквально, сохраняя даже особенности сирийского синтаксиса.

От согдийцев-христиан сирийское письмо распространилось и к древним тюркам - до нас дошло несколько тюркских фрагментов, написанных эстрангелой.

Наряду с эстрангелой согдийцы-христиане пользовались и собственно согдийским письмом (возникшим на основе арамейского). Это письмо применяли и тюрки (в том числе христиане); от согдийцев это письмо в VIII-IX вв. было заимствовано уйгурами.

Таким образом, самая письменность, алфавит сирийцев сыграли выдающуюся роль в истории культуры восточных стран.

Сирийский язык был литературным и разговорным языком как в Приморской Сирии, так и в областях Междуречья, особенно в верхнем и среднем течении Тигра и Евфрата. В областях Сирии, ее центрах - Дамаске и Антиохии, где господствовал греческий язык, большая часть населения была двуязычна. Многие представители культурных слоев этих городов писали на сирийском и на греческом языках, переводы с одного из этих языков на другой осуществлялись без особых затруднений. Важнейшие центры сирийской образованности находились, однако, в Междуречье. Небольшое эллинистическое княжество Осроена с центром Эдессой заняло значительное место в культурной истории Ближнего Востока, как и город Арбела и тяготевшая к нему область Адиабена. {24}

Месопотамия - страна древней культуры, где продолжали жить традиции, сложившиеся на протяжении веков. Они подверглись эллинистическому влиянию, но в некоторой своей части устояли. Об этом свидетельствуют сохранившиеся религиозные культы древности, которые известны были в Харране. Проникновение христианства и его распространение не помешало харранским сабиям остаться верными своим религиозным и культурным традициям; здесь продолжали существовать старые центры язычества. Среди памятников христианской письменности есть полемические трактаты, диалоги, в которых новая религия вела словесную борьбу с древними культами.

Основополагающие документы новой веры - христианства - составлены на греческом языке. Только на границе с эллинизированным миром, в Эдессе, центре Междуречья, колыбели древнейших культур, куда христианство глубоко проникло в первые века своего распространения, его стали проповедовать на языке, который сам имел древнюю культурную традицию,- на сирийском.

На сирийский язык во II и III вв. н. э. было переведено большое число греческих памятников: литургические и агиологические книги, не говоря уже о Новом завете. Пригодность языка к адекватной передаче свидетельствует о его постоянном совершенствовании в дохристианский период, чему способствовало и влияние на него греческого синтаксиса.

С христианством расцвет сирийской литературы из столетия в столетие становился все ярче; она охватывала не только церковно-догматические темы, но и научную, и светскую области знаний. Сирийский язык приобрел на Ближнем и Среднем Востоке значение международного, дипломатического и торгового языка; сирийские фактории стали рассадниками письменности, а вместе с нею науки и идеологии сирийцев, познакомивших иноземцев с плодами своей образованности и особенностями культуры, которой были известны как новозаветный канон, так и философские положения Аристотеля и неоплатоников.

Чтобы представить себе значение и возможности распространения сирийской культуры, необходимо определить ее уровень, степень ее развития и последовательную и организованную систему передачи знаний, позволяющую постоянно повышать их уровень. В этой области сирийцы добились поразительных результатов. Существовало множество начальных школ при церквах и монастырях или просто в городах и селениях. Источники сообщают о десятках таких школ, рассеянных по всей территории Сирии и Ирана. Имелись и высшие школы-академии в Месопотамии - Эдессе, Нисиби-{25}не и в Иране - в Гунди Шапуре, где ученики получали обширные знания в областях духовных и светских наук. Таким образом была обеспечена систематическая передача знаний, необходимых как для сохранения церковной традиции, отправления культа, так и для общих социальных и производственных интересов сирийцев. Грамотность была немаловажным условием для работы мастерской, для выполнения ремесленных работ, иногда весьма сложных технически, как, например, изготовление пурпура, различные способы окраски тканей, серебрения и золочения изделий. Знания, необходимые для выполнения этих сложных процессов, веками передавались посредством традиции. Однако сохранились и книги, по содержанию близкие алхимическим, в которые наряду с несуразными суеверными предложениями включались и химические рецепты.

Грамотность была необходима и для ведения торговых дел, которые осуществлялись сирийцами на огромной территории - от Галлии до Китайской империи.

Сирийский язык и письменность сыграли важную роль в культурной жизни Азии. До распространения арабского языка сирийский был международным языком, его отточенность, способность передавать отвлеченные философские понятия и мысли сделали его языком культуры, образования. Как в экономической, так и в культурной жизни арабы постепенно вытеснили сирийцев, заняв самостоятельное, а затем и доминирующее положение и сведя долю сирийцев к минимальной.

Арабы восприняли через посредство сирийцев греческую образованность, тонкие приемы перевода, эквиваленты многих отвлеченных понятий на родственном им языке, ценные знания в области философии, медицины, алхимии, космологии и космографии, которые они смогли получить, лишь пользуясь сирийскими переводами, более доступными им, чем греческие подлинники. Исключительную роль для усвоения знаний сыграли комментарии, схолии, истолкования, которыми сирийцы снабжали свои переводы. Это упрощало постижение философии Аристотеля и медицинских трактатов Гиппократа и Галена. Не меньшую роль сыграли толкования сирийцев на книги Ветхого и Нового завета. Их комментарии, с одной стороны, учитывали "Слова" столпов православия - Василия Великого и Иоанна Златоуста, с другой - развивали экзегезу александрийской школы и учение "вселенского толкователя", как сирийцы-несториане называли Феодора Мопсуестского.

Нельзя не отметить новое направление в развитии идеологии, связанное с местными древними традициями, а имен-{26}но гносисом, различные ответвления которого надолго определили философскую мысль Средиземноморья и Передней Азии.

Будь это учение Бардесана (Бар Дайсана), или Маркиона, или офитов, их дуалистические представления неизбежно приводили к острому философскому конфликту и полемике между православием и гностицизмом. В этой борьбе совершенствовались как те, так и другие учения, устанавливались с логической точностью их догматические и философские формулировки и определения.

В своем развитии экзегеза привела сирийцев к трем богословским направлениям: к православию - традиция толкования, воспринятая от великих каппадокийцев и Иоанна Златоуста; к несторианству - толкование великого экзегета антиохийской школы Феодора Мопсуестского; и к монофизитству традиция крайних направлений александрийской школы. Конфликт разыгрался на греческой почве - не без влияния сирийского фона - между Иоанном Филопоном, представителем монофизитов, и Козьмой Индикопловом, проводником сиро-несторианских идей. Догматические разногласия обусловили и различные представления о мироздании, где несторианская точка зрения противостояла взглядам монофизитов, в частности Севера Себохта, чьи практические знания о вселенной были получены благодаря астролябии.

Хотелось бы отметить значение столкновений мысли, контроверсы, которая приводила к новым выводам, к попыткам найти другое объяснение. Это же явление можно наблюдать и в развитии таких наук, как изучение земли, геопоники, где теория и практика были неразрывно связаны. Сирийские авторы и в этом случае не только учитывали местные дохристианские традиции (например, набатейскую), но использовали и греческие геопоники.

Таким образом, сирийцы внесли огромный вклад в мировую науку и культуру. Они приобщили Восток к той тенденции развития мировой культуры, которая исходила из достижений античности. Греческий дух, греческая философия неизбежно должны были стать достоянием народов Востока.

Сила влияния сирийцев объяснялась высоким уровнем развития науки, теоретической философской мысли и практических знаний, которые передавались из поколения в поколение. Древнегреческая философия, древние восточные учения космологического и космографического характера придавали им особую глубину. Теорию дополняла практика, в которой сирийцы были сильны как врачи, алхимики, изготовители лекарств.

Общая тема настоящей работы диктует и соответствую-{27}щее расположение материала, определенную последовательность его изложения и представления читателю.

Первые главы исследования посвящены характеристике географического положения сирийцев, их политической роли на Ближнем Востоке, во многом обусловленной их территориальным размещением между великими державами Византией и Ираном. Христианизация сирийцев, легендарная и фактическая, гонения на христиан в Иране, взаимоотношения с зороастрийским жречеством составляют содержание следующих глав.

Торговые связи сирийцев с Закавказьем способствовали распространению христианства в Армении, а несколькими веками позднее сирийцы проповедовали Евангелие в областях, расположенных на юго-западном и южном побережье Каспия.

Малабарское побережье Индии славилось перцем, кассией и другими пряностями, которые были предметом вывоза в страны Западной Европы. Сирийцам были знакомы два пути в Индию - морской и материковый. По волнам Красного моря они достигали Адулиса в Эфиопии, затем гаваней Йемена.

Образовавшееся на перепутье морской дороги в Индию - в Аксуме, Сабе и Неджране - центры христианства сохраняли теснейшую связь с сирийской церковью монофизитов.

Другой путь из городов Междуречья, где ярмарки Эдессы, Нисибина и особенно Батнана привлекали множество купцов и торговцев из отдаленных областей Европы и Азии, лежал по суше до Персидского залива. Кангалор, Музирис, Калиана упоминаются в сирийских апокрифах, сказаниях и хрониках. Христианство в этих городах и областях было сирийским, их священство находилось в иерархической зависимости от патриарха несториан. Вдоль великого шелкового пути к границам "Небесной империи" двигались караваны, они проходили через области, населенные согдийскими и тюркскими племенами, где сирийцы закладывали торговые фактории и основывали поселения. Яркую иллюстрацию этого дает замечательный письменный документ - описание путешествия раббан Саумы и мар Ябалахи из Пекина в Багдад, составленное их современником в XIV в.

Главы о сиро-тюркских связях и сирийцах в Китае - последние.

В заключение сделаны общие выводы о роли и значении сирийцев в международной жизни средневекового Востока.

Настоящая монография является как бы завершением целого ряда исследований, которые нашли свое отражение в статьях и книгах. Так, вопрос о положении сирийцев в Ира-{28}не был рассмотрен нами в книгах "Месопотамия на рубеже V и VI вв." (1940 г.), "Византия и Иран на рубеже VI и VII веков" (1946 г.), "Города Ирана в раннем средневековье" (1956 г., французский перевод - 1963 г.).

Проблема ислама и образования Арабского халифата занимает настолько большое место в истории Ближнего Востока, что потребовала особого рассмотрения, которое и было дано в книге "Арабы у границ Византии и Ирана" (1964 г.). Эта работа естественно продолжает и тему, которая нас давно интересовала в связи с древними торговыми сношениями по шелковому пути и по "дороге ароматов" и была освещена в книге "Византия на путях в Индию" (1951 г., немецкий перевод - 1969 г.), где затронуты проблемы, связанные с Индией, а в разделе "Перепутье" - с проблемами Южной Аравии. Главы о тюркских и китайских связях сирийцев затрагивались в разных наших исследованиях, но подробно это сделано в настоящей работе.

Таким образом, эта монография продолжает линию, намеченную нашими предыдущими работами, и в то же время разрабатывает вопросы, которые не были еще предметом специального рассмотрения и в целом составляют новую важную тему. Основной задачей настоящего исследования является определение уровня развития сирийской культуры, широты ее распространения, роли сирийцев в средние века на Востоке. {29}

ГЛАВА I СРЕДНЕВЕКОВАЯ

СИРИЙСКАЯ ОБРАЗОВАННОСТЬ.

НАУКА У СИРИЙЦЕВ

СРЕДНЕВЕКОВАЯ

СИРИЙСКАЯ ОБРАЗОВАННОСТЬ

Расцвет сирийской культуры в эпоху средневековья связан с интенсивной жизнью городов Ближнего Востока. Одной из особенностей восточного феодализма было именно то, что на Востоке сохранялись товарно-денежные отношения, что города продолжали свою жизнь, не приходили в упадок, хозяйство не повсеместно приобретало натуральный характер. Городское ремесло, торговля и рынки продолжали существовать, а в ряде случаев создавались новые пункты обмена и обновлялись старые. Этому способствовала не только местная торговля, но широкие международные торговые связи. На тысячелетних караванных дорогах, в гаванях Красного и Средиземного морей, Индийского океана, на "дорогах ароматов", на "шелковом пути" сирийцы занимали одно из первых и чрезвычайно прочных мест. Торговля была в их руках, они соперничали и с персами, и позднее с арабами, сохраняя свои позиции.

Использование сирийского языка в качестве международного было обусловлено самим географическим положением сирийцев между Византией и Ираном. Сирийцы оказались совершенно необходимыми в сношениях этих великих держав с арабскими племенами Аравийского полуострова, их письменность и язык проникли в области Средней и Центральной Азии. Переводчики, толмачи, посланцы, миссионеры, они освоили значительную часть Азии, бассейны Средиземного и Красного морей. Не только сирийский язык, но и письменность, и литература сыграли выдающуюся роль в развитии культуры Востока. Сирийские миссионеры несториан и монофизитов устраивали диспуты при дворе шаханшахов, соперничали в ставке царей Хирты (Хиры), спорили в Хымьяре, добивались прочного положения в Константинополе, в далекой Нубии и Эфиопии.

Давно было отмечено, что сирийский язык был тем связующим звеном, которое дало возможность Ближнему и {30} Среднему Востоку освоить достижения греческой науки, чтобы затем она достигла нового творческого расцвета на арабской и персидской почве. Высокое развитие философии и науки в средние века на Востоке явилось результатом длительного процесса, в основе которого лежало приобщение к древнегреческой культуре. Она была воспринята, преобразована, переработана, приобрела новые черты, самобытно и независимо выкристаллизовавшиеся в древних восточных государствах.

Со времен Селевкидов в области Антиохии и приморской Сирии имело место внедрение греческих элементов культуры в арамейскую языковую среду. Антиохия оказалась местом скрещения, взаимного влияния. Высокий уровень образованности сделал ее соперницей Александрии. Когда угасла слава Петры и Пальмиры, Антиохия вновь заняла центральное положение, и греческий язык стал как обиходным, так и литературным языком приморской Сирии. Однако в ней сохранился и сирийский язык, на котором в VI в. писал свои гомилии Север Антиохийский, "неистовый Север".

Но колыбелью сирийского, как и местом его пышного расцвета, было Междуречье, где арамейский, в течение веков бывший языком канцелярий и правовых соглашений еще со времени Ахеменидов, - в Эдессе, Нисибине, Амиде, Кеннешрине, постепенно приобретая новые качества, превратился в тот развитый сирийский язык, на котором можно было выражать любые понятия: философские, научные, догматические. Распространение христианства сыграло в этом важнейшую роль. Литература сирийцев развилась в Междуречье, откуда вышли древнейшие литературные памятники, вслед за которыми возникла и литература в Сирии и ее центре Антиохии. Глубокие, независимые, самобытные учения, отражающие древние традиции, которые восходят к язычеству, сохранялись, например, у сабиев.

Древнейшие свидетельства арамейской письменности в Сирии и Палестине относятся к середине II тысячелетия до н. э.; эти первоначальные тексты писались справа налево, причем одно слово от другого отделялось чертой. В Междуречье арамейский язык вытеснил аккадский с V в. до н. э., и в этом решающую роль сыграло удобство алфавита. Использование полугласных букв давало возможность характеризовать звук в слоге 1 как количественно, так и качественно.

Впервые древнее арамейское письмо появилось в областях Дамаска и Алеппо. В Междуречье оно победило в Ассирии, Вавилонии. Персы, завоевавшие Вавилон в 539 г. до н. э., {31} использовали употреблявшееся там арамейское письмо. Самое управление, письменные документы оставались в руках арамеев, разговорный язык которых получил широкое распространение 2.

Монументальное письмо надписей вошло в употребление во всей Передней Азии, от Средиземного моря - Петры и Дамаска - до Йатриба (Медины) на юге, в Осроене и за Кавказским хребтом, в Армази близ Тбилиси. Арамейским письмом писали в Финикии, Петре, Пальмире. И только завоевание Римом Набатеи в 106 г. и Пальмиры в 273 г. положило предел его распространению. Совершенно справедливо Ж. Пиренн связывает сирийский шрифт как с пальмирским, имевшим целый ряд элементов курсива, так и - в еще большей степени - с письменностью городов в верхнем течении Тигра и Евфрата (Бережик, Серрин) 3. Наиболее вероятным нам представляется, что развитие сирийской письменности происходило в тесном взаимном влиянии письма, распространенного с древнейших времен в Междуречье, и письма приморской Сирии - набатейского и пальмирского.

Самым первым датированным образцом сирийского курсива в настоящее время следует считать документ о продаже рабыни, найденный при раскопках в Дура-Еуропос 4. Этот текст, написанный в 243 г., имеет все основные элементы сирийского скорописного почерка. Заслуживает особого внимания то, что это выработанный, развитый курсив, который продолжал служить сирийцам и в дальнейшем в качестве "светского" письма. Четкая, с округлыми линиями эстрангела была в известной мере более монументальной, хотя она и в древнейших своих образцах дает связь буквы с буквой, при которой слово или какая-то часть его, в зависимости от характера знаков, могли быть написаны неотрывно. Система связного сирийского письма, зародившегося еще до христианизации сирийцев, засвидетельствована христианскими рукописями - 411 г. в Британском музее и 462 г. в Государственной публичной библиотеке в Ленинграде 5. Следует отметить, что до настоящего времени палеографы не придают {32} должного значения тому, что параллельно развивались два дукта: классическая эстрангела, которая впоследствии выработалась в несторианскую восточную ветвь, и курсив, которым писались светские рукописи. Та же эстрангела в западных областях развилась в скоропись монофизитов-яковитов, с одной стороны, и с некоторыми особенностями почерка - в скоропись мелкитов, православных, с другой стороны.

К очень ранней эпохе относится и зарождение сирийской литературы, неразрывно связанной с письменностью. Вероятно, уже в дохристианское время развились разные жанры литературы, существовали не только культовые и мифологические тексты, но и светские сочинения. Произведения светской литературы, практической философии в частности, имели широкое хождение в языческой среде. Интересно отметить, что эта литература уходит своими корнями в глубокую древность, сюжеты взяты из старых традиционных повествований, как, например, роман об Ахикаре, восходящий еще к ассирийской письменности. Их освежали новыми идеями, соответствующими времени, так что старый сюжет приобретал черты философских теорий, которые были восприняты и творчески переработаны на Ближнем Востоке.

Так же осваивались и практическая философия, и нормы поведения, выработанные какой-либо философской школой. Стоические идеи, например, были развиты в широкоизвестном "Послании" Мары бар Серапиона своему сыну Серапиону. Гностическая философия со всеми ее астрономическими и астрологическими особенностями стала важнейшей частью в творчестве Бардесана.

В сирийской литературе первых веков христианства можно проследить как развитие местных, заложенных в древности, основ, так и греческой философии, древней, античной, с одной стороны, и более новой, эллинистической, - с другой. Если практическая стоическая философия, гностическая и герменевтическая литература были плодами эллинистической мудрости, в которой доля александрийской учености была не меньшей, чем афинской, то изучение формальной логики и аналитики основывалось на трудах Аристотеля. Но и в последнем случае древнее греческое учение воспринималось уже через призму неоплатонизма, обогащенного идеями Плотина. Практическая философия была уделом средних слоев общества. Поучения о добродетели, об удовлетворении малым, о снисходительности к людям должны были способствовать спокойствию, устойчивости жизненного уклада. Теоретическая же философия, логика в частности, стала уделом тех, кто проходил школьную подготовку, стре-{33}мился к той или другой интеллектуальной профессии, связанной с духовным саном или со светскими занятиями и должностями ритора, философа, врача, схоластика.

К числу памятников, представляющих выдающийся интерес, принадлежит упомянутое "Послание" Мары бар Серапиона. По поводу этого сочинения нет единого мнения: одни исследователи склонны считать его частным письмом, другие - литературным произведением в эпистолярной форме. Мара бар Серапион, находясь в плену у римлян, пожелал послать наставление своему сыну, чтобы поддержать его стремление учиться возможно лучше, приобретать знания. Он также советует ему быть скромным и снисходительным к людям. Житейская мудрость письма почерпнута из популярной стоической философии. Датируют это послание или I в. н. э., на основании упоминания "мудрого царя иудеев", или III в. н. э. Во всяком случае, этот памятник трудно назвать христианским. Культурный центр сирийцев - Осроена в Верхней Месопотамии с ее столицей Эдессой - стал христианским никак не позднее середины II в. Но по своему происхождению автор "Послания Мары", возможно, был не из Эдессы, а из города Самосаты на верхнем Евфрате. Однако даже и при этом предположении "Послание" приходится признать очень ранним памятником. Отсылая к обширной библиографии его, отметим лишь то, что отсутствие единого мнения о месте и времени происхождения памятника свидетельствует о его обобщающем характере, который заставляет видеть в нем литературное произведение, практические советы которого, направленные на воспитание правил поведения в жизни, адресованы молодым людям вообще. Это образец бытовой философии. Памятник неоднократно переводили и подробно комментировали 6.

Другой памятник практической философии - роман об Ахикаре - известен в многочисленных вариантах на различных языках. Достаточно сказать, что предполагается его ассирийское происхождение, что один из списков дошел на древнем арамейском языке в числе папирусов военной колонии Элефантины. Имеются греческая, сирийская, эфиопская, арабская, армянская и славянская версии этого произведения. Сказание об Ахикаре - один из древнейших па-{34}мятников сирийской литературы. Сюжет поучительного повествования прост: Ахикар, мудрый советник Синаххериба, царя Ассирии и Ниневии, бездетен. Глубоко огорченный, он, по указанию богов, усыновляет сына своей сестры Надана, которого заботливо воспитывает, обучает и вводит во все свои дела. Но неблагодарный Надан пишет от имени дяди ложные письма, клевещет на него, так что дело доходит до вынесения Ахикару смертного приговора. Однако Ахикара спасает от смерти облагодетельствованный им некогда человек, который тайно прячет его в подземелье своего дома. Между тем Синаххериб получает от фараона, египетского царя, загадочное письмо, которое, по мнению его советников, мог бы разгадать и понять один только мудрый Ахикар. Его возвращают ко двору, и он снова пользуется доверием царя. И так же как в первой части сказания были перечислены благие советы Ахикара его племяннику, во второй части приведены неблаговидные поступки Надана и горькие слова, которые Ахикар вынужден сказать ему. По своему характеру поучения могут быть сближены с библейскими 7. Это практическая этика, выработанная на протяжении веков ближневосточной традицией. В то же время можно найти черты, сближающие идеологию сказания об Ахикаре с идеями Феофраста в изложении Диогена Лаэрция или Демокрита в изложении Климента Александрийского 8. Этот широко распространенный памятник неоднократно изменялся и дополнялся. Он подвергался тщательным исследованиям, среди которых по глубине достигнутых результатов выделяется работа Т. Нёльдеке 9.

1. Сирийская средневековая школа

Язык, письменность, литература не могут получить широкого распространения, если нет традиции и систематической передачи знаний. Сирийцы были сильны своей школой, в которой усваивались грамота, чтение, письмо, знание энциклопедии того времени - Библии - и элементов эллинской образованности. Выдающееся значение высшей сирийской школы, ее древнейшего университета - академии в Эдессе,{35} затем Нисибине, было темой нашего специального исследования. В настоящей главе нам хотелось бы дать представление о том, каким было начальное общеобразовательное обучение у сирийцев.

Для сирийцев, учитывая исторические условия, в которых они жили, грамотность была явлением большой значимости. Сирийские школы, насколько источники позволяют судить о них, более всего походили на церковно-приходские и монастырские школы, известные латинскому Западу, греческому Востоку и всему славянскому миру. Этот тип школы хорошо знаком как мусульманству, так и буддизму и брахманизму. Обучение в них предполагало в первую очередь овладение знаниями, которые соответствовали примерно представлениям о латинском тривиуме, т. е. тому, что составляло начальное образование, первую его ступень.

Такая школа во многих случаях являлась лишь ступенью для дальнейшего высшего образования и получения соответственного духовного сана. Сирийцы тяготели и к светским наукам. Этого требовали их торговые связи, которые были настолько широки и разнообразны, что и для их поддерживания были необходимы грамотность, знания, традиции. Ремесленники также должны были располагать определенными знаниями, хотя большую часть нужных им сведений они обычно получали в ходе практической работы, усваивая их "под рукой" старшего. Сирийцы славились как врачи; этому немало способствовало систематическое, школьное приобретение знаний, которое затем уже пополнялось специально медицинскими сведениями, знакомством с трудами греческих врачей (Гиппократа, Галена) и практическим изучением врачебного искусства под руководством опытного медика. Таким образом, начальная школа приходского типа была ступенью для специального образования, как светского, так и духовного. Даже в Нисибийской академии не были изжиты возможности продолжать занятия светскими науками, философией и особенно медициной, хотя специальный канон запрещал одновременно с церковными книгами заниматься и по книгам о врачебном искусстве.

Источники сохранили некоторые далеко не полные, но интересные сведения о том, как происходило обучение, в чем оно состояло и как долго оно длилось. Замечательно, что сведения эти черпаются преимущественно из несторианских по своему происхождению сочинений. Именно несториане развили максимальную деятельность в области образования, что вызвало неудовольствие монофизитов. Известно, что монофизиты и несториане соперничали на всем Ближнем Востоке за господство в сирийских городах и селениях, {36} за влияние среди арабских племен, за приоритет в сношениях с Византией.

В житии первого яковитского иерарха, получившего звание мафриана (католикоса), Маруты из Тагрита (ум. в 649 г.), написанном его младшим современником мар Денхой, обронены язвительные слова относительно широкой сети несторианских школ. Денха правильно усмотрел в этих школах мощную возможность влияния. "Несториане Востока, - писал он, - желая ввести простецов в заблуждение и околдовать уши этих мирян, что было весьма легко сделать посредством песнопений и приятных напевов, а также ради лести мира и главенства над ним и чтобы ,,поедать домы вдов" и замужних, по слову Евангелия, под предлогом, что "они продлевают свои молитвы" (Матф.: XXIII, 14), в каждом селении своем, так сказать, позаботились устроить школу. Они привлекали в свои школы тем, что установили одинаковый для всех областей порядок исполнения псалмов и песнопений" 10. Денха перечисляет различные виды этих гимнов, называя их гласами, песнопениями, антифонами.

Монофизиты стали также проявлять усердие в устройстве школ, о чем сообщает этот же автор. В области Бет Нухадра, которая находится между Тигром и Большим Забом, севернее Маргской области, лежащей между теми же реками на юге, были устроены школы в селениях Бет Коке, Бет Тарли, Тель Зельма, Бет Бани, Шурзак.

Школы несториан, по словам того же Денхи, пользовались доброй славой и известностью. Это особенно справедливо для VIII в. и связано с деятельностью Бабая из Гебилты (Тирхан) 11.

Сведения о сирийских школах IV, V вв. несколько отрывочны, но для VI, VII вв. они приобретают все более определенный характер. Интересно отметить, что программа начального обучения, как и его методы не только сохранялись на протяжении многих веков, но и носили международный характер; как и во всем христианском мире, обучение у сирийцев начинали с Псалтири.

Об основателе Нисибийской академии мар Нарсае (ум. в 502 г.) сообщается, что, "когда ему было семь лет, он пошел в школу для мальчиков" в селении Айн Дулба области Маалта, откуда он был родом 12. (Маалта область, сосед-{37}няя с Маргской, от которой она отделена Хазиром, притоком Большого Заба.) По истечении девяти месяцев, благодаря своим способностям и горячей любви к знаниям, он смог "отвечать всего Давида", т. е. выучил Псалтирь.

Мар Гиваргис (Георгий), перс и зороастриец, перешел в христианство и умер мучеником в 615 г. В селении Бет Растак области Адиабена он стал учиться в школе, выучил псалмы так, что "отвечал Давида" 13.

Дальнейшие занятия заключались в усвоении всего Писания, особенно Нового завета, его толкования. В экзегезе несториане следовали толкованию Феодора Мопсуестского, ставшему классическим образцом для несторианской школы.

Мар Киприан, основатель монастыря в Бирте, был уроженцем селения Бет Магуше. Родители его были христиане. Он учился в "церкви своего селения" и в короткое время прочел псалмы и освоил "учение", которое давалось "мальчикам" (ywlpn' dly'). После этого он отправился в селение Маккабта, которое "процветало в его дни", где освоил "писания" и их экзегезу 14.

Начальное обучение происходило при церквах, где были грамотные клирики. Очевидно, существовал некий цикл первоначального образования, который надо было пройти. Относительно Иоанна Дейлемского, скончавшегося в старческом возрасте в 737-38 г. и, следовательно, учившегося в середине VII в., известно, что родители отдали его в школу, где он "в короткое время выучил псалмы и прочую науку, необходимую мальчикам" 15. Таким образом, и здесь для характеристики первоначального образования повторены те же выражения, свидетельствующие о том, что оно имело определенную программу.

Имеются некоторые сведения и относительно численности учащихся в школах. Так, согласно сообщению Фомы Маргского, Маранаммех, митрополит Адиабены в 753-772 гг., объезжая свою епархию, побывал в селении Бет Едрай: "В нем была небольшая школа - двенадцать учеников и их учитель; и он вошел в нее, когда учитель приготовился читать главу из книги Исаии. Спросил его блаженный (митрополит): "Что за главу ты читаешь?" И приказал ему: {38} ,,Оставь эту главу сегодня и начни, откуда я тебе покажу"" 16.

Из этого рассказа видно, что в школах и на низших ступенях образования занимались чтением и толкованием Писания. Школа носила, следовательно, клерикальный, конфессиональный, характер и на своих начальных ступенях. Но грамота сама по себе открывала путь к знаниям, к светским наукам, о которых речь пойдет ниже в связи с высшим образованием у сирийцев.

В житии Бар Идты сообщается, что он родился в Русафе, рано потерял родителей, его воспитывала старшая сестра Хенанишо, которая отправилась в Нисибин, где и поселилась. Там она отдала брата в школу 17. "Она взяла за руку святого раббан Бар Идту, своего брата, и отправилась в город Нисибин, Антиохию Мигдонийскую, в один из женских монастырей, что вокруг Собы. Она приобщилась к монашеской жизни со Христом женихом вышним. Эта чистая Хенанишо брата своего раббан Бар Идту поселила вблизи себя, т. е. отдала его в дом обучения, чтобы он читал псалмы Давида и научился петь и писать те знаки и буквы, когда был еще мал годами. С вечера до утра оставался он у своей сестры, а днем она провожала его в школу; каждый вечер она заботливо вела его к себе, а каждое утро, оберегая, водила в дом обучения" 18. Она следила за тем, чтобы он не перенял дурных привычек от других детей, "то пугая, то одобряя и похваливая его". Между тем курс начального обучения был закончен. "Когда он выучил псалмы и все главы и вступления к ним и овладел в совершенстве чтением и письмом, вновь ввела она его в великую школу, мать ученых, которые все находятся на востоке и орошают вселенную своими учениями".

Таким образом, окончив курс начальной школы, которая дала ему грамотность - умение читать, писать, знание Псалтири и важнейших богослужебных песнопений, - Бар Идта смог поступить в высшую школу сирийцев. Не только данное житие, но и другие сирийские памятники самыми высокими словами прославляют свою древнюю академию в Нисибине, называя ее "матерью ученых" и другими славными именами. Здесь Бар Идта обучался "писаниям и толкованиям", т. е. специальной экзегезе и гомилетике, главным образом по трудам Феодора Мопсуестского. {39}

К первой половине VII в. относятся сведения о жизни Хормизда, который родился в области Бет Хузайе в Бет Лапате, называвшемся также Шираз (byt lpdhy syrz), Его родители были христиане, и "когда он был отроком и достиг двенадцати лет", его отвели в школу, чтобы он выучил псалмы и постиг духовное учение. Он оставался там в учении шесть лет. Он знал наизусть псалмы и Новый завет, "трудился над ними отрок ночью и днем" 19. "Когда завершились годы его пребывания там, ему было лет двадцать". После окончания школы он пожелал сделаться монахом.

В житии Сабришо I, патриарха несториан (ум. в 604 г.), составленном его младшим современником монахом Петром, говорится, что он был родом из селения Фирузабад, у границы Сиарзура в области Бет Гармай. "В этом селении, упомянутом нами выше, - сообщает биограф, - был один благочестивый священник по имени Иоанн. Он (Сабришо) пошел к нему, и тот обучил его псалмам". Им овладела жажда знаний, желание "толковать и читать божественные писания, и он отправился в Нисибин, город образованности, где в это время жил экзегет Авраам" 20.

Много таких кратких сообщений можно найти в биографической литературе сирийцев. Очень интересна механика усвоения знания. В первую очередь требовалась память, поскольку часть прочитанных книг выучивалась наизусть. Так, по образному выражению самих сирийцев, псалмы должны были "исходить из уст".

В 620 г. при Хосрове II окончил свою жизнь перс, перешедший в христианство и принявший имя Ишосабран. Его житие было написано патриархом несториан Ишоябом III (ум. в 657-58 г.). Став христианином, Ишосабран пожелал научиться читать Писание, поэтому в своем родном "селении Кур на горе Хедайаб" в области Адиабены он обратился к крестившему его священнику Ишорахмеху, у которого был юный сын по имени Ишозеха, с просьбой: "Если тебе угодно, о господин, дай мне этого юношу, чтобы он был мне по любви брат и сын, а по чину (bks') - учитель и наставник божественных писаний". В ответ на это он получил согласие в такой форме: "Ты знаешь, о брат мой, что я не имею другого сына, кроме этого, он отрада моей старости и свет очей моих, но так как ты достоин уважения в моих глазах, как слуга Христов, я не откажу тебе в нем. Да будет так, как ты просил... Итак, возьми себе моего Ишозеху, так {40} как он нужен тебе" 21. Ишосабран обрадовался и согласно порядку посадил юношу как учителя. Когда они так расположились, он спросил его: "Что именно положено правилами человеку учить прежде всего?" И юноша сказал ему: "Буквы, конечно, учит человек прежде, затем слоги, после того начинает читать псалмы и постепенно прочитывает все Писание. И когда выучится чтению Писания, после этого он приступает к толкованию". На это Ишосабран сказал юноше: "Бесполезно учить буквы, прочти мне десять псалмов". Юноша стал объяснять ему, что напрасно он будет путем "бормотания", "подобно магам", стремиться запомнить все Писание, что необходимо выучить буквы. Но Ишосабран упросил своего молодого наставника учить его со слов, т. е. дать ему возможность затвердить все на память, причем каждое слово он произносил "с силой" и повторял их, "покачивая шеей, подобно магам" (kd mz? z? b'skm' dmgws'). Но юноша запретил ему это, сказав: "Не делай так, как поступают маги, произноси спокойно, только устами, и таким образом в короткое время запомнишь много слов". Однако тот продолжал настаивать на своем. Ишосабран и его учитель сообщили Ишорахмеху, что обучение построено на усвоении с голоса. Тогда священник стал настойчиво просить Ишосабрана выучить сначала буквы, потому что это даст ему возможность прочесть все Писание. Ишосабран "послушался", "выучил буквы", усвоил псалмы и стал читать книги 22.

Хотя память играла значительную роль, поскольку частое повторение приводило к тому, что многое запоминалось наизусть, одной памяти было недостаточно: требовалось умение читать и читать правильно. Сирийский алфавит, огласовка, которую постепенно вводили и западные и восточные сирийцы, создавали возможность правильного чтения и таким путем освоения нового текста. В противоположность этому сложность пехлевийского письма, идеограммы, гетерограммы, отсутствие гласных - все это приводило к тому, что "магуше", т. е. зороастрийское жречество, стремилось освоить и заучить свои книги наизусть, мало пользуясь грамотой, запоминая со слов, "бормоча" и "покачивая шеей". Так они старались облегчить процесс усвоения.

Сирийцы добивались того, чтобы человек научился читать, разбирать то, чего он не знал наизусть, тогда как пер-{41}сидская система базировалась исключительно на памяти, причем употреблялись мнемонические приемы для ее обострения, закрепления заучиваемого текста. Но при постоянном повторении наиболее употребительных текстов отрывков Писания, например, псалмов, часть из них запоминалась наизусть.

Знание букв, чтения и письма было необходимо сирийцам для овладения всем комплексом сведений, нужных им для практической жизни. Надо было уметь не только читать, но и писать, разбирать написанное.

В связи со сказанным приобретают значение данные о школах, находившихся в разных селениях. Достаточно подробные сведения об этих школах имеются в дошедших до нас сирийских источниках.

Знаменательны два этапа в жизни сирийской несторианской школы - время католикоса Ишояба III и учителя мар Бабая, современника католикоса Селибазехи (ум. в 728 г.). Деятельность Ишояба III, родившегося в Куфлане, в области Адиабены, бывшего учеником мар Иакова из Бет Абе и закончившего свое образование в Нисибине, относится к первой половине VII в. Основав новую церковь у монастыря Бет Абе, расположенного в Маргской области, недалеко от слияния рек Большого Заба и Хазира, Ишояб III "пожелал построить школу близ своей кельи". Он хотел снабдить эту школу "всем необходимым, привлечь учителей, философов, экзегетов, собрать много учеников и всячески заботиться о них" 23. Однако пожеланию католикоса не суждено было исполниться, так как настоятель монастыря Камишо с группой братьев воспротивились этому. Они не захотели расставаться с "радостью тишины", предвидя, что присутствие юношей будет докучать им. Они сослались на то, что не было на это указания основателя монастыря мар Иакова. Католикос не согласился с их возражениями, тогда Камишо и 70 монахов-отшельников покинули монастырь и ушли в селение Херпу области Сафсафа. Это сломило решимость католикоса, и он перенес место основания школы в свое родное селение Куфлану, куда должны были последовать "работники и строители", вызванные им в Бет Абе на постройку.

Хотя настоятель Камишо и утверждал, что ему неизвестно о существовании школ при монастырях, такие школы были, на что указывает свидетельство Ишозехи, относящееся к рубежу VI и VII вв. Ишозеха был современником католикоса Сабришо I, на посвящение которого в этот сан дал разрешение шаханшах Хосров II Парвиз в 596 г. Ишозеха {42} построил три монастыря и при них школы. Он основал "большой монастырь в области Бет Арабайе и собрал в нем учителей и учеников. Затем пошел на гору Хефтун в Бет Багаш. На склоне лет он отправился в область Адиабены, оставив прежний монастырь в руках учителей, как и школу, которую устроил в нем". Новый монастырь был сооружен из камня, потому что в этой области хозяйничали разбойники и грабители. И в этом монастыре Ишозеха "поставил учителей и школу" 24. Таким образом, школа и монастырь были связаны, и предложение Ишояба III не содержало ничего необычного.

Но особое внимание привлекает то, что в ряде случаев школа была независима от монастыря, она устраивалась просто в селении, а персонал, учителя не принадлежали к клиру, хотя и пользовались особым положением и уважением.

К первой половине VII в. относится деятельность Бабая из Гебилты, расположенной близ Тирхана. Его биограф Фома Маргский в середине следующего, IX в. посвятил ему немало страниц своей "Книги начальников". Впечатление от всей деятельности, от личности Бабая было настолько сильным, что сохранилось даже описание его внешности. "Это был муж ученый и весьма просвещенный, здоровый, могучего телосложения, голос же у него был, как рассказывают, сладкий и звонкий, подобно трубе" 25.

Свою педагогическую деятельность Бабай начал в Гебилте, своем родном городе, куда к нему собрались ученики, в том числе Маранаммех, ставший затем его верным спутником. Бабай дал им "полное наставление в учении церкви", в духе последователя Феодора Мопсуестского, как это подобало несторианину. Школы он нашел в большом упадке, ведавших, ими "нерачительными", а "каноны и правила школ" - в небрежении. Деятельность Бабая была направлена на восстановление школ, учреждение порядка, дисциплины, обеспечение усвоения знаний. Но предметом особенного внимания Бабая была музыка, гимнология.

Известно, что еще сирийский гностик II-III вв. Бардесан придавал особое значение пению как способу пропаганды и усвоения своего учения. У несториан, по свидетельству биографа Бабая, к этому времени не стало единообразия в пении. "Всякая страна, город, монастырь, школа имели свои собственные песнопения и напевы, и когда случалось учите-{43}лю или ученику находиться вне своей школы, то он стоял, как невежда" 26, т. е. не мог, принять участия в пении. Этот разнобой был устранен внедрением общих правил еще в школах. Песнопения исполнялись по определенной музыкальной системе, которая была введена мар Бабаем и распространилась на все школы.

Покинув школу в Гебилте, Бабай с Маранаммехом направились в области Адиабены и Марги. Первая школа, которой занялись после переселения Бабай и его спутники, находилась в селении Кефар Уззел, недалеко от Арбелы. Это была большая школа, где постигали не только основы грамотности, но и получали обширные знания. Эта "большая школа" могла успешно развиваться благодаря состоятельности жителей Кефар Уззела, "людей богатых и знатных".

Только дождавшись ощутимых результатов, Бабай решился перенести свою деятельность дальше "и, передав ее (т. е. школу) в руки Маранаммеха, оставил ее". В Маргской области им были основаны и обновлены двадцать четыре школы. Здесь на его долю выпала не только необходимость "собирать" учеников и "строить" школы. Он обнаружил крайнюю неисправность рукописных книг, которые нуждались в "исправлении". Таким образом, в перечисленных Фомой Маргским селениях мар Бабай выполнял одну и ту же работу: собирал разбежавшихся учеников; проверял и приводил в порядок книги, в которых была нарушена принятая последовательность текстов, что привело к отсутствию единообразия; исправлял ошибки, вкравшиеся при переписке.

Мар Бабай ревизовал школы как при монастырях Шамира или Кори, так и в селениях: в Хардесе, Хетаре, Маккабте, Кофе и др. Последние можно назвать приходскими школами, согласно общей средневековой традиции, о которой речь была выше, широко распространенной и на Западе и на Востоке.

Неутомимый учитель устроил и укрепил несколько десятков школ; он же подготовлял и кадры учителей. "Ибо, говорят, что у него было шестьдесят учеников, которые стали учителями" 27 в шестидесяти устроенных им школах. Таким образом, Бабай заботился не только об усвоении грамоты, т. е. начального обучения, но осуществлял подготовку лиц и более высокой квалификации - учителей.

Со времени реформаторской деятельности мар Бабая прошло столетие, и к первой половине IX в. опять все пришло в упадок. Тяжелые общеполитические условия, измене-{44}ния в характере власти арабов и отношений с мусульманами привели к новым затруднениям, школы оказались заброшенными. К 834 г. н. э. относится свидетельство Сабришо Дамасского, патриарха несториан, который объезжал Арамейские земли, т. е. Междуречье и прилегающие области. В школах он нашел только старых учителей, а ученики не знали даже псалмов, которые полагались на каждый день. Учителя должны были принуждать их учиться, касалось ли это чтения или усвоения урока, "как врач принуждает больного пить полынь, смирну или сокотровое алоэ. А они так отворачиваются от учения, как больной отворачивается от питья сокотрового алоэ" 28. Школа снабжалась всем необходимым, и в первую очередь пищей, ее содержала христианская община, данное селение или монастырь. Этим, по словам католикоса, и объяснялось отсутствие интереса к занятиям: "Ибо ради хлеба только они собрались сюда, а не из любви к учению".

Сабришо перечисляет следующие области и школы: Ктесифон (Махозе), школы мар Теодороса и мар Мари, т. е. школы, называвшиеся именем Феодора Мопсуестского и святого мар Мари. В заключение своего послания Сабришо пишет: "Подобное я слышал и относительно Элама, Месены, Персии и Хорасана". Иначе говоря, речь идет о южных областях Междуречья и восточных провинциях Ирана, сохранивших свои наименования и после завоевания их арабами.

Уделив внимание школе, методам обучения, принятым в ней, широкому распространению грамотности, а следовательно, и литературы, необходимо отметить сравнительную легкость освоения сирийской письменности, благодаря буквенному алфавиту, системе огласовки текста и особенностям сирийского синтаксиса. Все это способствовало проникновению сирийского языка, как разговорного, так и письменного, в обширные районы Азии. Школа, в которой усваивалась сирийская грамота, сыграла выдающуюся роль, так как здесь складывалась традиция освоения первоначальных знаний и решалась судьба языка и литературы.

Сирийский язык и литература несли новые идеологические представления, философские идеи, космологические и географические понятия, опытные научные сведения в области алхимии и медицины. Эти знания базировались на греко-византийской учености, развитой и освещенной новыми {45} данными, которые были добыты сирийцами, а позднее арабами.

Распространение сирийского языка и с ним идеологических, философских и позитивных знаний было явлением прогрессивным, служившим просвещению многих народов Азии.

2. Источники по истории

сирийской высшей школы

Высшая сирийская школа - это средневековый университет, каким его знали и Византия, и латинский Запад. В истоках своих эти высшие школы восходят к античной, греческой традиции, преобразованной и обновленной в них. Сирийские школы постоянно упоминаются средневековыми писателями, не только сирийскими, но и греческими. Они славились как центры просвещения и образованности. Школы высшего типа имели особенно существенное значение. Их основной задачей являлось чтение и толкование Писания, способствовавшее утверждению и распространению догматических взглядов, того философского направления, которого придерживались сирийцы. Но если экзегеза, гомилетика, литургика и были основными предметами изучения в этих клерикальных школах, то вместе с ними там было высоко поставлено и изучение философии, а в некоторой степени и других светских наук. Раннее средневековье (V-VII вв.) было временем расцвета школ, но и в последующие века (до XII в.) они продолжали существовать и оставались центрами образованности. Замечательно, что для этого времени сохранились сведения о рассадниках просвещения на самой восточной окраине массового распространения христианства, в Междуречье. Источники сообщают как о начальных школах, так и об академиях, центрах освоения высших знаний.

Очень многие сочинения сирийцев упоминают о школах: жития, биографии иерархов, истории монастырей, хроники, местные истории, такие сочинения, как "Книга начальников" Фомы Маргского и "Книга целомудрия" Ишоденаха. Особый интерес представляет одна из очень ранних средневековых клерикальных школ - академия в Нисибине, о которой сохранились достаточно подробные сведения в документах и сообщениях современников. Об этой академии известно не только из нарративных источников; до нас дошел также ее устав, правила, которыми руководствовались в управлении школой и которые устанавливали нормы поведения учащихся и преподавателей. Все вместе они составляли некую организацию, "собрание" (knwsy'), возглавляемое ректором и {46} экономом, выполнявшим хозяйственные обязанности и осуществлявшим общий надзор в школе 29.

Замечательным памятником сирийской образованности являются "Правила Нисибийской академии", ее "статуты" - древнейший устав средневекового университета. В старом споре о культуре Востока и Запада этот памятник все еще не занял подобающего ему места, хотя он свидетельствует о достаточно стройной организации высшей школы на заре средневековья. Сирийцы сохранили конкретные правила поведения школяров, сведения об условиях их жизни, общем устройстве школы. Определяя внутренний распорядок школы, "Правила", как всякий юридический документ, носят нормативный характер и вскрывают главным образом отрицательные черты, позволяя тем не менее воссоздать живое представление о повседневном течении жизни академии, ее обычаях и нравах. Достоинством этого устава является то, что он датирован. Более того, указано время и обстоятельства составления первой и второй серии "Правил", имена лиц, участвовавших в их написании, и, наконец, то, что они были засвидетельствованы подписями с приложением печатей епископа города, ректора и учителей академии. Тщательно выработанный устав был принят "собранием школы", т. е. ее коллективом. "Статуты" являются нормативным юридическим установлением, которое особенно драгоценно историку. В сочетании с повествовательными источниками эти документы V-VII вв. дают возможность создать представление о деятельности ряда лиц, жизни самой школы и общей политической обстановке.

Предисловие, введение ко второй серии правил и послесловие содержат сведения о том, когда и при каких обстоятельствах статуты были составлены, восстановлены, дополнены и приняты "собранием школы".

В сирийских исторических памятниках выражение "школа" ('skwl') в ряде случаев заменено выражением "собрание" (knwsy') или еще подробнее "собрание школы". Нам удалось проследить, что это отнюдь не случайное явление. "Школа" и "собрание" или "собрание школы" указывают на различные по своей организации, составу и устройству учебные и ученые центры. Выражение "школа" имеет как общее широкое значение, так и частное - школа с некоторым количеством учеников, начальная школа при храме или мона-{47}стыре. "Собрание" предполагает некую организацию, коллектив, конгрегацию, которую составляли учащиеся и профессора школы, достаточно многочисленной. Известно, что в Эдессе и Нисибине число школяров достигало нескольких сот человек. Такое "собрание", как всякая организация, требовало установления правил. Было необходимо фиксировать нормы, которыми руководствовались по традиции и должны были руководствоваться и в будущем.

При епископе Бар Сауме (ум. между 492-495 гг.) вскоре после перенесения школы из Эдессы в Нисибин были написаны первые статуты, которыми должна была руководствоваться пересаженная на новую почву школа. Бар Саума утвердил эти правила, с тем чтобы они служили опорой в управлении школой и нормой поведения учащихся. С уставом согласились все члены школы, что они и удостоверили своими подписями. Но после кончины Бар Саумы эти правила были утеряны или уничтожены злонамеренными людьми, и дисциплина школы пришла в упадок. Позднее, при ректоре Нарсае, пришли к решению вернуться к этим правилам. Удалось разыскать один экземпляр постановлений Бар Саумы. На их основе были возобновлены так называемые "старые" статуты из 22 глав 30. Они были составлены учителями Нарсаем и Ионой по просьбе всего собрания школы, обращенной к епископу Нисибина Осии, и приняты 21 числа месяца Тишри первого в год 808 греков и 9-й год шаханшаха Кавада, т. е. 21 октября 496 г. н. э. 31.

Эти статуты, или каноны, были подтверждены при епископе Нисибина Павле в правление шаханшаха Хосрова I, когда экзегетом школы был Авраам, а чтецом и дьяконом - некий Нарсай. Об этом сообщает запись, сохранившаяся в тексте, заключающем каноны 32.

Затем следует вторая серия статутов - "Другие каноны той же школы", которые были составлены в 12-й год шаханшаха Хормизда (590 г. н. э.) при епископе и митрополите Симеоне, священниках Хенане и Хенанишо 33.

Каноны были подтверждены епископом и митрополитом по имени Ахадабуй, учителем и священником Хенаной, их собственноручными подписями и печатями в 13-м году шаханшаха Хосрова 34. Имеется в виду шаханшах Хосров II, {48} следовательно, 602 г. н. э. 35. Таким образом, дошедшие до нас каноны Нисибийской академии действовали по крайней мере на протяжении двух веков. Об их значении говорит уже то, что они были включены в рукопись сборника постановлений сирийских несторианских соборов. Такой памятник, как устав Нисибийской академии, представляет, конечно, выдающийся интерес. Главное его достоинство - надежность сообщаемых сведений, среди которых имеется несколько важных дат, не вызывающих сомнения.

В тесной связи между собою стоят два других источника, содержащих сведения по истории школы в Нисибине - трактат "Причина основания школ" и "История святых отцов". Они дополняют данные устава и дают возможность получить новые факты. Трудность при использовании этих источников заключается в том, что они оба дошли до нас под именем Бархадбешаббы из Халвана 36. Материал их местами совпадает дословно, но характеристика отдельных лиц, оценка их деятельности подчас прямо противоположны. Попытка критического подхода к этим источникам по истории Нисибийской академии была сделана Э. Германом 37, который использовал предшествующие работы Ж. Шабо и А. Минганы. Сравнение текста обоих памятников привело исследователя к выводу, что "История" была источником трактата, но Э. Герман даже не делает попытки поставить вопрос о том, были ли эти сочинения написаны разными лицами или автор в обоих случаях один. Его статья не вносит существенных данных в эти вопросы, тем более что в ряде случаев автор ссылается на сведения "Хроники Арбелы", которая была подвергнута основательной критике 38.

В одном сочинении автором назван Бархадбешабба Арабайа епископ Халвана, в другом - к этому имени добавлено, что он был "священником и главой надзирателей 39 святой школы города Нисибина". Этот титул дан ему в заголовке "Истории", две последние главы которой содержат со{49}ставленные им биографии двух ректоров школы - Нарсая и Авраама. В трактате же "Причина основания школ" автор назван епископом Халвана, что соответствует и его подписи под деяниями собора Григория I в 605 г. 40. Судя по обоим дошедшим до нас сочинениям, он ученый и знающий человек, хорошо осведомленный об истории школы и знакомый с ее жизнью. Можно предположить, что Бархадбешабба сначала учился в ней, потом занял положение старшего учителя, риш бадуке, а затем был рукоположен епископом Халвана. Подобный путь проходили и другие воспитанники этой школы.

Трактат "Причина основания школ, что составил мар Бархадбешабба Арабайа, епископ Халвана" отчетливо распадается на две части. Первая часть, теоретическая, говорит о поучениях, которые "были даны Творцом невидимому миру ангелов и человеку", - поучения Христа своим ученикам и последователям. В этой же части дан философский анализ познания мира, причем сирийские термины находятся в непосредственной связи с греческой философией. Главным качеством человека является "разум словесный и просвещенный" (md?' mlyl wnhyr'); так как наше слово соответствует этому разуму, тому, что есть в нас, то возможно и его понимание. У разума есть качества, среди которых названы понимание, мышление, а также страсть, гнев, воля. Но "разум стоит над всеми ними" (md?' dyn 'ytwhy l'l mn kwlhwn) и как "мудрый возница" (hnywk' kym' - ??????) и как "способный кормчий" (wprny' zryz' - ??????????). Именно разум действует и выявляет следуемое 41. Все, что заключается в науке, может быть, таким образом, разделено на две части - "знание и действие" (yd't' ws'wrwt'), т. е. на теорию и практику 42. Знание необходимо для различения добра и зла, правды и лжи, тогда как действие, практика обусловливают выполнение добрых дел. "Этой замечательной способностью рассуждения разум рисует величественные картины истинного знания" 43 (??????? bhn' mkyl 'wrgnun tmyh' dmlylwt' 'r md'' lkwlhwn lm' hdyr' dyd't' tytt'). Далее автор переходит к истолкованию легенды о грехопадении человека и рассматривает историю израильского народа как передачу традиций, поучений, которые якобы формировались в {50} "школах", т. е. группах учеников, собиравшихся вокруг патриархов или пророков, как в "школе Ноя", в "школе Авраама" 44. Поучения в этих школах были даны "самим Господом". "Великую школу совершенной философии", главой которой ему было приказано быть, основал Моисей для "сынов Израиля". "И он вел эту школу в течение сорока лет в пустыне Хорив (Хореб)", причем наказывал тех, кто противился его учению. Благодаря преемственности эта "школа" продолжала существовать и далее. Школу создал и "премудрый Соломон" 45, точно так же как и "прочие пророки" 46.

Затем трактат переходит к перечислению "собраний", которые и составляли собственно школы, "собрание школы", учеников, собиравшихся для занятий 47. Первым таким "собранием" названа академия Платона, в которой, по преданию, насчитывалось более тысячи учеников, в том числе сам Аристотель, ставший преемником Платона. В Александрии "собрание" было образовано Эпикуром и Демокритом, но их учение было языческим, они, по словам автора, смешивали истину с заблуждениями 48. Трактат упоминает также о "физиках" (pwsyy') и их учении об атомах, отмечая, что Пифагор заблуждался в учении о едином божестве. В Персии "собрание школы" (knwsy' dskwl) создал маг Зардушт. Сообщив об отдельных сторонах его учения, трактат завершает описание словами: "Таковы собрания, устроенные сынами заблуждения".

Далее автор трактата рассказывает, что с пришествием Христа была "обновлена первоначальная школа его Отца". В ней учителем Писания стал Иоанн Креститель, а управителем, майордомом - апостол Петр 49. Христос начал проповедовать тридцати лет, он поучал учеников и народ, его учение продолжали распространять апостолы, и особенно Павел. Сообщив о смерти апостолов, трактат переходит к тому, "как начали быть школы" собственно образовательные и "в какое время стали толковать писания".

Знаменита была Александрийская школа, в которой процветали философия и экзегеза 50. В ней "к чтению писаний" было присоединено толкование. Руководителем этой школы и ее экзегетом был "Филон иудей", который стал толковать Библию аллегорически (pltn'yt), совершенно устранив исто-{51}рию (kd bln lts'yt' gtnyr'yt). Эти ученые увлекались "пустяками" (sryt'), а не "истинным учением", и спустя немного времени "та школа философов пропала и усилилась эта новая" 51. Таким образом, философская языческая школа нашла известное признание у сирийцев, тогда как к Филону отношение было явно отрицательным. В известной мере трактат связывает с этими традициями и арианство, так как "нечестивый Арий" учил в Александрии, толковал Писание и, впав в гордыню, стал проповедовать ересь о том, что "Сын - создание" 52. Никейский собор 325 г. осудил арианство и все предшествующие ереси, а затем епископы основали школы: Евстафий - в Антиохии, Иаков - в Нисибине, Александр - в Александрии, где экзегетом стал Афанасий Великий 53.

Иаков поставил экзегетом своей школы мар Афрема - Ефрема Сирина, который преподавал там 38 лет. Когда Нисибин "был отдан персам" в 363 г., Ефрем Сирин переселился в Эдессу (ум. в 373 г.), где его школа достигла расцвета. К нему собралось много учеников, в том числе Нарсай, Бар Саума будущий епископ Нисибина, и Мана - будущий епископ Рев Ардашира 54.

Центральное место в трактате занимает Феодор Мопсуестский, его толкования писаний и отношение к ним. Бархадбешабба подчеркивает связь Феодора с антиохийской традицией, со школой, основанной Диодором, которую прошли также Василий Великий, Иоанн Златоуст, Евагрий Понтийский. "Великий экзегет" впервые дал подробные комментарии ко всем книгам Библии и, что автор трактата считает не менее существенным, составил также "ответы" относительно всех ересей 55. В Эдессе были приняты его комментарии. Более того, "глава и экзегет школы", "светоч" Киора сожалел лишь об одном, что они "не были переведены на сирийский язык", и он этот перевод осуществил 56. "Когда толкования Феодора были переведены на сирийский язык и затем переданы собранию Эдессы, тогда отдохнул этот муж (Киора) со всем собранием братьев". У Киоры было много учеников, и они приняли от него толкование божественных писаний и их предания; он также читал и толковая по книгам экзегета 57. Таким образом Киора с целой группой уче-{52}ников перевел на сирийский язык с греческого толкования Феодора Мопсуестского. Сам же он пользовался как этими толкованиями, так и "преданием", существовавшим и раньше, "устным учением", т. е. традициями, которые передавались от учителей к ученикам. Бархадбешабба сообщает, что такие "традиции школы" (mslmnwt' dskwl), передававшиеся изустно, существовали: это толкования мар Афрема, "о которых говорят, что они восходят к самому апостолу Аддаю; их запечатлел потом в своих проповедях и других сочинениях мар Нарсай" 58.

Эдесский епископ Раббула (ум. в 435 г.) был расположен к Феодору Мопсуестскому, но на соборе, когда Раббула стал оправдываться в том, что он наказывал клириков, Феодор дал ему отповедь на основании писания ("от писания"). После смерти "вселенского толкователя" Раббула велел сжечь его сочинения. Избежали этой участи лишь не переведенные с греческого толкования на Евангелие от Иоанна и Экклезиаст 59.

После смерти Киоры его сменил избранный по общему желанию мар Нарсай, о роли которого в Эдесской и Нисибийской школах речь пойдет ниже. Далее трактат сообщает, что Нарсая в Нисибине сменил Елисей бар Косбайе; он был ректором семь лет и скончался в преклонном возрасте. Преемником Елисея стал Авраам, родственник мар Нарсая 60, которому помогал Иоанн из той же семьи. Затем эти обязанности нес Ишояб (569-571), избранный сначала епископом Арзуна, а в 581 г. - патриархом несториан (ум. в 596 г.). После Ишояба экзегетом школы в течение одного года был Авраам Нисибийский бар Кардаха, а затем "его степень" (drgh) получил Хенана Адиабенский, учение которого стало причиной внутреннего раскола в несторианской церкви.

Трактат отзывается о Хенане в очень лестных выражениях, говорит о его смирении, скромности, о его исключительных знаниях и способности к преподаванию. У него было "великое сокровище души", "ему было недостаточно только словом передать нам толкование, но и в писаниях он желал запечатлеть нам свои мысли и идеи" 61. Бархадбешабба несомненно принадлежал к числу учеников Хенаны и составлял свой трактат, когда тот был жив. "Мы все молим о продлении его жизни, - пишет он, - потому что он украшал изящным словом философов свои замечательные толкования. Его труды распространены повсеместно, по ним учатся и там, {53} где его нет. Через его учеников распространяется его слава" 62. В трактате нет указаний на то, что Хенана был осужден на соборе 585 г. за свою близость к православию. Единственный намек на то, что его жизнь не всегда шла гладко, имеется в словах об искушениях, волнениях и испытаниях 63. Нам представляется, что автор имел в виду нападки, которым подвергся Хенана в Нисибине, но которые он сумел отвести. Несмотря на эти обвинения, он стал ректором академии (572 г.). По-видимому, приведенные выше строки были написаны до собора 585 г., созданного Ишоябом I. Тяжелые упреки, которые были выдвинуты против Хенаны на соборе католикоса Григория Кашгарского (605- 608-09), имели место позднее 64.

Последняя часть трактата посвящена жизни школы. "Такова вкратце причина школ, - пишет автор. - Не без основания установлена и определена сессия в два срока - летом и зимой. Поскольку человек состоит из души и тела, которые не могут пребывать одна без другой, решили отцы, видя, как мы заботимся о пище духовной, выделить нам время и для работы, для добывания пищи телесной" 65. Летней сессии предшествует жатва, а зимней - сбор фиг и олив, важнейших сельскохозяйственных культур на Востоке. Но Бархадбешабба не забывает прибавить, что физический труд должен быть подчинен духовной жизни. Следуют также советы об общем поведении школяра, которое должно быть достойным и примерным. Бытовым вопросам посвящено несколько более мелких замечаний.

Таковы основное содержание и оценка трактата "Причина основания школ" Бархадбешаббы.

Под именем "Бархадбешаббы, священника, главы учителей святой школы города Нисибина" до нас дошло сочинение, названное "История святых отцов, которые были преследуемы за правду" 66. В конце рукописи название дано несколько иначе: "Окончено написание истории святых отцов, которые собрал мар Бархадбешабба Арабайа, священник и экзегет" 67.

Некоторые исследователи сомневаются в принадлежно-{54}сти одному и тому же лицу трактата о школах и "Истории", поскольку в них имеются противоречащие друг другу данные; однако есть некоторые основания, позволяющие приписывать оба сочинения одному автору.

Во введении к "Истории", которое автор называет "предупреждением", говорится: "Многое удерживало меня от намерения собрать истории святых отцов и показать различных их клеветников: во-первых, незнание, во-вторых, молодость, в-третьих, неподготовленность (l mdrswt'), но более всего тяжелые времена, которые постоянно волнуют и смущают разум, затрудняют ему познание" 68. Судя по этим словам, "История" была написана автором в молодости, когда он только лишь начинал свою деятельность. Об использовании письменных источников он сообщает сам, говоря, что "если находил в писаниях других хоть одно слово", которое свидетельствовало бы "об успехе отцов", то вносил его в свой труд 69. Издатель текста называет его источники: "Церковная история" Сократа, "Книга Гераклита" Нестория и другой труд этого же автора, упоминаемый как "История", не сохранившийся сборник документов, относящихся к Эфесскому собору. Главы об учителях Нарсае и Аврааме основаны на устном предании о них, бытовавшем в Нисибийской академии 70.

В "Истории" имеется ряд несоответствий фактического характера и противоречий в оценках, данных в разных местах деятелям Нисибина. Подлинность фактов, сообщаемых трактатом, подтверждается другими источниками, тогда как данные "Истории" недостоверны. Так, в "Истории" экзегетом школы в Нисибине, предшественником Нарсая, назван Раббула. Между тем Раббула был епископом Эдессы (с 412 по 435 г.). Епископом же Эдессы "История" ошибочно считает Киору 71, который был на самом деле предшественником Нарсая на посту экзегета и ректора Эдесской школы. Совершенно очевидно, что здесь имеет место неверное, ошибочное написание имен - Киоры вместо Раббулы и наоборот. Возможно, в этом была повинна устная передача, тем, более что текст содержит соответствующее указание: "говорят о нем" ('mryn 'lwhy). Киоре, предшественнику Нарсая, так же как в трактате, дается положительная характеристика. Однако уже на следующей странице он назван "еретиком", препятствовавшим Нарсаю, а его клирики {55} разбойниками 72. Вначале Нарсаю были предъявлены обвинения как стороннику Феодора Мопсуестского и Нестория, а затем к ним прибавились упреки и политического характера в том, что он держит сторону персов. О такого рода обвинениях говорят и другие источники, но имя, данное епископу, - Киора ошибочно, и издатель предлагает его заменить именем Нонн 73. Основные факты жизни Нарсая в "Трактате" и в "Истории" совпадают. На базе их может быть написана история Нисибийской академии, но следует, по нашему мнению, принять во внимание то обстоятельство, что в "Истории" могли быть интерполяции. Возможно, что епископ и экзегет в первоначальном тексте не были названы, а впоследствии имена их были вписаны ошибочно. Возможно также, что отрицательная характеристика, данная епископу Эдессы, была продиктована последующими событиями, приведена в соответствие с новой обстановкой.

В различных сирийских летописях, житиях, историях также имеются сведения о сирийских школах и академиях, которые позволяют дополнить и уточнить то, что сообщают основные источники. История школы дает возможность глубоко проникнуть в процесс передачи знания, в характеры людей далекого прошлого, которые были носителями культуры своего времени.

Для истории Нисибийской школы кроме ее замечательных статутов, трактата о школах и "Истории" Бархадбешаббы существенное значение имеют сохранившиеся в отдельных биографиях, историях, хрониках сообщения о том, что те или другие сирийские деятели учились и учили в этой школе. Она заслужила название "матери наук" и была первым и наиболее известным центром образованности Междуречья. Слава Нисибина распространилась по всей Византии, он соперничал с такими замечательными городами, как Антиохия и Александрия, традиции философских знаний которых уходят далеко в языческую античность. Сирийские города между Тигром и Евфратом имеют свою продолжительную политическую и культурную историю. На путях с Кавказа к Персидскому заливу, на дорогах из Центральной Азии к берегам Средиземноморья, на границе Ирана и государства Селевкидов, а затем сасанидского Ирана и Римско-Византийской империи эти центры экономической жизни, ремесла и торговли, пункты обмена всевозможными товарами азиатских стран были в то же время центрами культуры. Там приходили в соприкосновение разнообразные теории и верования, знакомство с {56} которыми было доступно лицам различного этнического происхождения благодаря тому, что они сговаривались обычно на сирийском языке. Письменность и школьная традиция упрощали освоение сирийского языка и способствовали его использованию в качестве международного языка в сношениях греко-латинского Запада и арабо-персидского Востока. Обе стороны обращались к услугам сирийцев как толмачей и переводчиков. Они бывали членами посольств, направляемых в Византию, поскольку, живя на территории Ирана, исповедовали "религию кесаря", а из Византии их охотно посылали в Иран, с языком и обычаями которого они были хорошо знакомы и где они имели своих людей при дворе шаханшаха. Они были полезны обеим державам как в их сношениях друг с другом, так и с третьей силой, зревшей на востоке, - с арабами.

Широкое распространение сирийской культуры связано с историей городов Междуречья, среди которых Эдесса и Нисибин заняли наиболее выдающееся место, как важные экономические пункты, центры ремесла, торговли и образованности.

3. Сирийские школы

Эдессы и Нисибина

К первой четверти IV в. восходят сведения о христианской школе в Нисибине, епископ которого Иаков принимал участие в Никейском соборе 325 г. Его ближайшим учеником был знаменитый Ефрем Сирин, мар Афрем. В житии Ефрема рассказывается, что он писал толкования на библейские и евангельские книги и был привлечен Иаковом к занятиям в школе 74. Какова была тогда ее организация, неизвестно.

В 363 г. Нисибин отошел к персам, и мар Афрем покинул этот город и перебрался в Амиду, в области Бет Гармай, а с 365 г. стал учить в Эдессе, в "школе персов". Некоторые источники считают его основателем этой школы. В Эдессе Ефрем оставался до своей смерти в 373 г. 75.

Развернувшиеся в это время христологические споры приняли особенно острый характер в Эдессе благодаря тому, что там противоречивые взгляды высказывались экзегетами, толковавшими в школе Писание, выступавшими с проповедями, писавшими обширные трактаты. До того как произошел открытый раскол церкви и было осуждено несторианство, в "школе персов" преподавали учителя - сторонники различ-{57}ных догматических направлений 76. В этом отношении характерно положение Раббулы, епископа Эдессы.

Раббула, уроженец Кеннешрина, был сыном жреца-язычника и христианки и сам женился на христианке. Будучи "наставлен в греческой науке", он занимал административную должность префекта. Обратившись в христианство, он совершил паломничество в Палестину. По возвращении Раббула раздал свое имущество, оставил семью, стал монахом и достиг высокого сана. На вселенском соборе в Эфесе он отказался от взглядов Иоанна Антиохийского и стал приверженцем учения Кирилла Александрийского; некоторые сочинения последнего он перевел с греческого на сирийский 77. Между Раббулой и несторианами, в частности Ивой (Хибой), горячим сторонником Феодора Мопсуестского 78, сложились поэтому тяжелые отношения. Однако и Раббула и Ива были профессорами школы в Эдессе.

Источники упоминают также Киору, который возглавлял Эдесскую школу до Нарсая. Киора был учеником замечательного деятеля сирийской культуры мар Абы I, преподававшего в Нисибийской школе и основавшего школу в Селевкии 79. Судя по тому, что Киора обвинил Нарсая в ереси, можно предполагать, что он по своим взглядам был близок православным епископам Эдессы, Раббуле и Нонну, и, во всяком случае, враждебен несторианству.

С именем Ивы Эдесского связан ряд важных моментов в развитии догматических взглядов на Востоке. Его отношение к христологии несколько раз менялось, а вместе с этим менялось и его положение. У него были горячие приверженцы, к числу которых принадлежали его ученики по школе, в частности Бар Саума, выдающийся представитель сирийской образованности. Перс по происхождению, раб, принадлежавший некоему Маре из Бет Карду, он выдвинулся в "школе персов" благодаря своим способностям и знаниям. Страстный приверженец несторианства, Бар Саума уже в 449 г. был осужден на Эфесском соборе, но оправдание Халкидонским собором Ивы укрепило и его положение. Бар Саума поддерживал в Нисибине - и в Иране вообще - вероучение диофизитов в противовес господствовавшему в Византии пра-{58}вославию, основываясь на политических соображениях, по которым христианство в Иране должно было носить свой, отличный от византийского, характер. Как и другие восточные отцы, он был противником целибата, вплоть до того что отстаивал право вступления в брак даже для епископов. Он сам, будучи епископом, женился на бывшей монахине Мамуе, уступив пожеланию шаханшаха, как утверждает один из источников 80.

Горячий и неуживчивый нрав Бар Саумы не раз приводил к конфликтам между ним и другими клириками, как в случаях с католикосом Бабуем и с епископом Акакием. Но он сумел поладить с Перозом (457-484). Шах отнесся благоприятно к его избранию епископом Нисибина, более того, утвердил за ним чисто светские обязанности надзора над пограничными войсками персов. Вместе с марзбаном Кардаг Нахверганом и царем арабов-лахмидов он участвовал в определении границы между Ираном и Византией. Свое положение при дворе Бар Саума использовал в интересах несторианства и его укрепления у персов.

В 457 г. после смерти Ивы Эдесского, учеником которого он был, Бар Саума покинул Эдесскую школу, где выявилась резкая монофизитская реакция, и перебрался в Нисибин 81. В качестве епископа Нисибина он проявил большую инициативу, созвав несколько поместных соборов, упорядочил чтения церковного года. Особое значение он справедливо придавал школе, передаче традиций и поэтому уделил большое внимание организации Нисибийской академии. Нет сомнения, что он использовал в качестве образца сложившиеся в Эдессе порядки. Он и сам вел занятия, толкуя Писание, и привлек новые силы, чтобы сделать школу в Нисибине оплотом несторианского учения, которое после смерти Ивы в 457 г. было гонимо в Эдессе. Епископ Нонн, преемник Ивы в Эдессе, поспешил освободить школу от несториан, которые покинули византийские пределы, переселившись в Иран. Вероятно, тогда же оставил Эдессу и талантливейший Нарсай, стоявший во главе школы после Киоры 82. В 489 г. в соответствии с распоряжением императора Зенона епископ Киора совсем закрыл Эдесскую академию как очаг ереси диофизитов. Судьбы Нисибийской школы оказались теснейшим образом связанными с Нарсаем и Бар Саумой, однокашниками по "школе персов" и последователями Ивы. {59}

Биография мар Нарсая представляет большой интерес во многих отношениях 83. Когда ему было семь лет, он пошел в школу для мальчиков в селении Айн Дулба, где за девять месяцев выучил наизусть всю Псалтирь. Между тем против школ началось гонение со стороны персидских жрецов-"магов", которые стремились "отвратить от истины" учеников. Учитель школы, в которой учился Нарсай, увел всех учеников своей школы в горы, где они пережидали "грозу гонений". "Оставался этот святой Нарсай в той школе девять лет и превзошел в знаниях своего учителя". Лишенный возможности после смерти родителей учиться дальше, он отправился к своему дяде по отцу Эммануилу, архимандриту монастыря Кефар Мари, находившегося у границ области Бет Забдай (Забдицены). Сам Эммануил учился прежде в Эдесской школе, и при нем значительно увеличилось число братьев названного монастыря 84. Он был назначен периодевтом области и затем ведал церквами Амида. В Кефар Мари он основал школу. Когда Эммануил увидел, что пришедший к нему племянник "просвещен в знании больше, чем тамошние учителя и братья, он вместе со всем собранием упросил его (Нарсая) читать им книги. Они его уговорили, и он остался с ними на одну зиму". Нарсай стремился к новым знаниям, "он услыхал о собрании, которое существовало в Эдессе, оставил их и отправился в Эдессу, где нашел собрание, полное духовной жизни и знания писаний. Там он оставался десять лет" 85. Эммануил вынудил Нарсая вернуться в Кефар Мари, куда к нему собралось около 300 братьев, но Нарсай ушел оттуда, на этот раз тайно (msy'yt), и вернулся в Эдессу. Перед смертью дядя вновь призвал Нарсая и завещал ему "все собрание монастыря". Но тот поручил "дело обучения" некоему брату Гавриилу, а сам вернулся в "школу Урхи". В "Истории" Бархадбешаббы дважды говорится о пребывании Нарсая в Эдессе в течение десяти лет, но следует считать, что это повторение одного и того же факта 86.

Здесь, в Эдессе, Нарсай встретился с Бар Саумой. Они оказались единомышленниками, убежденными последователями Нестория 87. Бар Саума переселился в Нисибин, где благодаря своей учености стал экзегетом, а затем в соответствии с общим желанием был поставлен епископом Нисибина, куда впоследствии он и привлек Нарсая. Последний преподавал в "школе персов" в Эдессе и возглавил ее в качест-{60}ве ректора после Киоры 88. Наиболее вероятно, что преподавание Нарсай начал после смерти Раббулы в 435 г., в период, когда епископом Эдессы был Ива. Став главой Эдесской школы, Нарсай вел основной и наиболее важный предмет - толкование, экзегезу. Чтобы уделить "больше внимания истолкованию божественных писаний", он передал занятия чтением, огласовкой и другими дисциплинами специальным учителям (mryn' wmhgyn').

Однако Нонн и другие клирики называли его "толкователем-еретиком" (mpsn'hry'), так как он следовал учению Феодора Мопсуестского и, Нестория, учеников Павла Самосатского 89. По мнению Бархадбешаббы, Нарсаю завидовали, потому что он, будучи персом, был так учен и занял столь высокое положение, хотя, по словам завистников, и не знал правил риторики. К этому стали прибавлять чисто политические обвинения в том, что Нарсай готов предать Эдессу, которая стоит на границе с Ираном. Ему угрожали, предлагали отказаться от своих убеждений, но он оставался тверд и непреклонен. Страсти разгорались. Против него подняли чернь ('klws - ????), толпу, намереваясь его сжечь. Один из друзей успел предупредить Нарсая и предложил ему бежать. Нарсай сразу согласился и отправился в городскую церковь, где нашел персов, которые могли помочь ему скрыться 91. Но у него было сокровище, с которым он не хотел расставаться, - его книги. "Он спросил, может ли он взять книги с собой". Те очень обрадовались и бережно доставили все его рукописи в Нисибин. Наутро Нарсая хватились в Эдессе, но он был уже далеко - ни друзья, ни враги не могли найти его. Помощь ему была оказана единоверцами-персами, т. е. христианами, близкими ему и по этническому признаку.

Надо думать, что Нонн в изгнании Нарсая не участвовал. Он даже пытался вернуть его, обещая в случае возвращения встретить с почетом, но все попытки были тщетны: ушедший не вернулся 92.

Достигнув Нисибина, Нарсай "не вошел в город", а остановился в "монастыре персов", находившемся на востоке от него. Об этом сообщили Бар Сауме, который предложил ему войти в город, и после долгих уговоров Нарсай согласился. Он был торжественно встречен Бар Саумой, который хотел, чтобы Нарсай создал в Нисибине школу, считая за{61}дачей его жизни просвещение всего Междуречья. Бар Саума полагал, что этим будут удовлетворены обе стороны - и ромеи и персы 93. Кроме того, он думал, что для Нарсая важно остаться вблизи Эдессы, чтобы враги видели и его торжество 94.

Бар Саума предложил Нарсаю открыть "собрание" в Нисибине: "Ибо нет в Персии города, который мог бы принять тебя так, как этот большой город, стоящий на границе. В него стекаются люди со всех сторон, а если услышат, что здесь есть школа, что ты - ее руководитель, они с еще большим желанием устремятся сюда" 95. Убедив Нарсая, Бар Саума тотчас приказал сделать все необходимое для создания школы. В короткое время пришли к нему не только персы и сирийцы из окрестностей Нисибина, но и те, которые принадлежали раньше к собранию Урхи.

В Нисибине и до этого была школа, которой руководил экзегет-кашкарец по имени Симеон. Предстояло только расширить ее. Бар Саума для этого "купил около церкви стойла верблюдов под школу", и сюда к Нарсаю "в короткое время начали собираться братья со всех сторон... По этой причине умножились собрания в Персии, Урха помрачилась, Нисибин просветлел".

Популярность Нарсая была очень велика, его постоянно посещали; келья его находилась вблизи епископского дома, и жене епископа Мамуе показалось обидным, что множество людей приходит не к Бар Сауме, а к экзегету. Она не стала этого скрывать, и однажды, когда Нарсай посетил Бар Сауму, он заметил, что отношение к нему изменилось. Поэтому он счел за лучшее удалиться из Нисибина и отправился в монастырь Кефар Мари, где написал две мимры об этих событиях. Когда они были прочитаны в Нисибине, епископ Бар Саума покаялся и пригласил его обратно. Нарсай вернулся, но на этот раз купил себе келью вдалеке от дома епископа, хотя они и остались в дружбе 96.

Из биографии этого талантливого человека особенно отчетливо видно, какие трудности могли ожидать перса-христианина. Политическая обстановка, в частности враждебные отношения шаханшахов с Византией, не только влияла на развитие тех или иных идеологических направлений, но и находила свое отражение в жизни отдельных людей.

На философскую мысль сирийцев воздействовали труды византийских теологов, вырабатывавших свои догматы в {62} жарких спорах. Школы играли в этом случае первоочередную роль. В зависимости от того, из Антиохии или Александрии тянулись связи ученого или экзегета, определялось и его догматическое направление. Правительству шаханшахов было желательно, чтобы христианская церковь в Иране оставалась независимой от византийской, а ее вероучение отличалось от принятого там православия.

Принадлежность к религии, которую исповедовал ромейский кесарь, враг Ирана, делала положение Нарсая легко уязвимым и давала повод к политическим подозрениям. Будучи персом, Бар Саума пришел на помощь Нарсаю, персы же помогли ему скрыться из Эдессы. Но Нарсай был неосторожен: он составил мимру и в ней в "жестоких словах" высмеял самонадеянность шаханшаха Пероза, который отправился в поход в Бет Катарайе и потерпел поражение.

Когда Кавад осаждал Амид в 503 г., двое из учеников Нарсая оговорили своего учителя перед шахом, утверждая, что Нарсай - "ваш враг" и "ненавистник вашего царства". Персы-христиане из Бет Хузайе (Хузистана), дружественно настроенные по отношению к Нарсаю, сообщили ему об этом доносе. Тогда Нарсай написал другую мимру, а эти "хузайиты перевели ее на персидский язык". Мимру прочитали шаху, в ней были положительные слова о персидском государстве, и поэтому Кавад решил не преследовать Нарсая, который получил возможность продолжать свою деятельность 97.

Была сделана еще одна попытка оклеветать Нарсая как шпиона, действовавшего в пользу Византии, но выполнить это не удалось, так как посол, направленный из Ирана с доносом, умер в Антиохии 98.

Согласно подсчету Бархадбешаббы, Нарсай прожил 103 года 99, однако, если учесть, что в Эдессе он провел не 20, а 10 лет, из этого следует, что он умер в возрасте около 93 лет 100. Он оставил после себя огромное количество трудов, часть которых сохранилась 101. В его биографии говорится, что он вел аскетический образ жизни, посвящая много времени чтению и толкованию писаний. С ним соперничал монофизит Иаков Серугский, сочинявший мимры и стремившийся с помощью "благозвучных стихов" и проповедей перетянуть на свою сторону последователей Нарсая. {63}

В свою очередь, Нарсай сочинил мимры на каждый день года, толкуя библейских пророков 102.

Не лишено интереса то, что Бархадбешабба спрашивает себя, какие внешние и внутренние качества Нарсая вызывали к нему интерес и симпатии народа. И далее перечисляет их: 1) новизна его мыслей, 2) умение держать себя с достоинством, 3) располагающая внешность, 4) отзывчивость, 5) доброта, 6) красота его поучения 103.

С именами Бар Саумы и Нарсая связано составление документа большой важности, о котором было упомянуто выше,- статутов Нисибийской школы, т. е. первого дошедшего до нас устава средневекового университета.

Продолжателем дела Нарсая был его односельчанин и родственник, которого отец привел 15-летним юношей в Нисибин к знаменитому экзегету. Так как его тоже звали Нарсай, то ему было дано новое имя - Авраам (чтобы "не было двух Нарсаев в одной келье") 104, под которым он и стал известен впоследствии. Авраам прожил долгую жизнь и вплоть до самой смерти (569 г.) сохранял свои способности и знания 105. По данным "Истории", Авраам назван непосредственным преемником Нарсая, а его сменил Елисей: через 20 лет "восстали против него (sgsw 'lwhy) братья вместе с горожанами (bny mdynt') и поставили вместо него Елисея Арабайа бар Косбайе" 106. В трактате о школах Елисей назван сразу после Нарсая. Он руководил школой семь лет 107. Поскольку сведения трактата более надежны, следует считать, что Нарсая на посту ректора сменил Елисей, который длительное время был ближайшим помощником Нарсая и умер в глубокой старости. И лишь после Елисея ректором стал Авраам.

Оба названные источника говорят о трудах и комментариях, которые составлял Елисей. В особую заслугу ему ставят апологетическую деятельность, т. е. защиту христианства, написание трактатов, в которых он опровергал зороастризм 108. Когда Авраам 109 стал главой академии, численность конгрегации возросла до тысячи человек. Школярам прихо-{64}дилось селиться в разных местах города, дорого платить за кельи, подчас терпеть обиды. В связи с этим возникла необходимость принять меры для расширения школы. Поэтому ректор обратился к некоему Кашви, христианину и врачу шаханшаха, прося его дать землю под постройки, которые он предполагал возвести на свои средства. Авраам построил 80 келий, разделил их на три двора и поставил две бани: одну - для братьев, другую - для горожан. Доход с последней поступал в пользу больницы, предназначенной для братьев. Авраам построил и обставил ее и сам навещал больных.

Часть доходов он выделил на содержание учителей, у которых не было других средств к существованию. Он приобрел селение за 1000 статиров. Из тех доходов, которые с этого селения поступали, определенную часть он предназначал учителям, остальные же отдавал в больницу 110. Таким образом, школа и ее ректор владели недвижимостью, имели с нее доход.

При академии был свой скрипторий - "дом писцов" (byt mktbn'). Ценность каждой рукописной книги была исключительно высока. Не зря Нарсай считал свои книги "сокровищем" и не хотел без них покинуть Эдессу. "Постановления" школы включают специальные параграфы, запрещающие брать книги из библиотеки без разрешения. За утайку рукописи грозило суровое наказание. Переписке книг придавалось большое значение, и скрипторий являлся одной из основ школы. Поскольку первоначальное помещение скриптория было тесным, Авраам приложил немало стараний, чтобы построить "другой дом около своей кельи, большой и просторный". В новом здании писцам было "легко писать и выполнять свою работу" 111. "Нет нужды говорить о трудах Авраама, которые он выполнял ради школы,- пишет Бархадбешабба, - о тех постройках, которые он возвел, и о пользе (буквально "доходах"), которую он принес школе... так как дела его яснее и светлее, чем лучи солнца, потому что вся земля персов просвещена его учением" 112.

Авраам был автором целого ряда сочинений. Особенно ценными сирийцы считали изложенные им в доступной форме толкования писаний Феодора Мопсуестского и его последователей 113. Как видно из дальнейшего, он оставался приверженцем несториан. Едва ли можно усомниться в правдивости источника, сообщающего о популярности Авраама сре-{65}ди широких слоев населения: его очень "любили жители города, не только верующие, но и язычники, а иудеи верность клятвы удостоверяли призыванием его имени" 114.

Вместе с тем тот же источник говорит о столкновениях Авраама то с епископом города, то с христианской общиной, то с "чужими" (bry'). Известно, что Авраама обвинили "в том, что он доставляет беспокойство на границе". Марзбан, которому было сообщено об этом, послал с известием к шаху своего сына, но тот, возвращаясь от шаха, утонул в Тигре, а марзбан с горя умер 115.

Позднее против экзегета подняли свой голос иудеи. В свою очередь, на них ополчился "весь город". Тогда иудеи обратились к епископу, требуя, чтобы вина была возложена "на старца, который со своими учениками был причиной раздора". Никто не пришел на помощь тяжело больному в то время Аврааму, и "персидские правители" сочли его виновным.

Как видно из дальнейшего, положение школы стало угрожающим. К тому времени, когда Авраам поправился, друзья "скрылись", а "братья", т. е. школяры, "рассеялись". Он увидел это разорение и отправился ко двору шаханшаха, где с большим почетом был принят шахом и его приближенными, и добился того, что был снят запрет на школу. Академия была восстановлена в прежнем виде, а все ее враги посрамлены 116.

Другое столкновение было у Авраама с его единоверцами, христианами, обвинившими его в идолопоклонстве. Поводом послужило то, что "у него были икона нашего Господа и знак креста". Когда он вставал засветить свой светильник, прежде всего кланялся и молился иконе и кресту. Его обвинили в том, что у него якобы есть идол; горожане рассмотрели это дело и сочли клеветой 117. Но враги не успокоились. Ввиду того что Авраама много посещали "и дверь его постоянно была открыта", ему пришлось сделать загородку перед внешней дверью своего двора, чтобы туда не мог заходить скот. Это выглядело непривычным, поскольку "в Нисибине было сделано впервые по обычаю ромеев" и вызвало новые обвинения в идолопоклонстве; говорили, что якобы против двери в доме Авраама стоит кумир, которому всякий входящий должен кланяться поневоле. Клевета была обнаружена и раскрыта 118. Подозрения в идолопоклонстве объясняются большой настороженностью в отношении к иконам {66} на Востоке, где иконоборчество имело глубокие корни, восходящие к языческим культам и связанные с влиянием иудеев.

Аврааму пришлось также защищать свои взгляды, основанные на учении Диодора Тарсского, Феодора Мопсуестского и Нестория. Так как он поминал имена этих трех отцов в богослужении - "он приказал возвещать их имена в книге жизней" (pd dntryn smhyn bspr ), против него поднялись сторонники Халкидонского собора, как ромеи, так и сирийцы. Тогда убедили кесаря (вероятно, императора Юстиниана) потребовать у Авраама ответа на вопрос о его вере, тем более что Нисибин находился в тесном общении и связи с Антиохией. Но в Константинополь экзегет не поехал, а ответил письменно, отговорившись старостью. Клирики, посланные им к императору, упорно отстаивали его точку зрения и защищали ее. Нисибийцы не согласились отказаться от поминания имен трех великих отцов 119.

Авраам руководил "этим собранием", т. е. конгрегацией Нисибийской академии, в течение 60 лет, тщательно поддерживая порядок и принимая участие в ведении занятий 120.

Биографии ректоров и профессоров многое раскрывают в жизни замечательной сирийской школы. Ее устав с еще большей полнотой позволяет уяснить формы, в которых протекала учеба. Учителя и ученики, вернее, профессора и студенты составляли все вместе организацию, собрание, общину.

Сходка всех членов общины являлась высшим органом, решавшим миром все важнейшие вопросы жизни школы. В какой-то мере система организации школы соответствовала древней христианской и крестьянской сельской общине, решавшей свои дела сходом, и тому порядку, согласно с которым жили в обителях.

Из Нисибийской академии вышел ряд несторианских ученых, литературная деятельность которых оставила глубокий след в истории идеологии Востока. Назовем в хронологической последовательности имена руководителей этой школы после Нарсая: Елисей бар Косбайе, мар Авраам, родственник и синкелл Нарсая, ему помогал Иоанн де Бет Раббан. После смерти последнего Аврааму самому пришлось вести все дела. После него в течение двух лет ректором был Ишояб I, будущий епископ Арзуна, а затем католикос (581- 596). Следующим экзегетом школы был мар Авраам Нисибийский.

В 572 г. на эту кафедру вступил Хенана Адиабенский, имя которого мы уже упоминали выше в связи с тем, что {67} трактат Бархадбешаббы заканчивается хвалой и пожеланием долгой жизни этому блестящему ученому-теологу трагической судьбы. Сам Хенана учился в академии при мар Аврааме, затем стал ее учителем и занял положение экзегета и ректора. К этому времени в академии было свыше 800 слушателей. В своих взглядах Хенана отошел, однако, от привычного трафарета в толковании библейских книг, отказавшись от системы изложения Феодора Мопсуестского и традиций несторианства. В толкованиях своих он принял методы и взгляды таких отцов, как Иоанн Златоуст, что вызвало неудовольствие и возмущение. К тому же его философские воззрения были близки оригенизму. Большое стечение слушателей и волнения среди них побудили Хенану в 590 г. обновить и дополнить старые и утвердить новые правила поведения, т. е. устав академии. В 602 г. эти правила были восстановлены и подтверждены повторно. Известно, что 300 слушателей академии, в том числе Ишояб II из Гедалы, будущий католикос (628-643-44), и часть учителей в знак протеста против учения Хенаны покинули свою alma mater 121. Хенана получал поддержку со стороны светской власти, благодаря чему в течение ряда лет мог продолжать свою деятельность.

Главным пунктом обвинения против Хенаны было то, что он давал иное толкование Писания, чем принятое школой традиционное учение Феодора Мопсуестского 122. Это следует из второго канона, принятого собором Ишояба I в 585 г., в котором опровергались "ложные" представления, "возводимые еретиками" на "вселенского экзегета". В этом каноне предлагалось точно придерживаться его учения и не приводить никаких "других" комментариев, в частности толкований Иоанна Златоуста 123, в какой бы изящной и притягательной форме они ни излагались. Из другого источника известно, что Хенана признавал учение Оригена. Об этом говорит Бабай Великий, автор жития мученика мар Гиваргиса. Когда последний прибыл учиться в Нисибин, Авраам, "отец" и "глава монахов", предупредил новообращенного Гиваргиса Михрамгушнаспа "о еретических учениях, которыми наводнен и испорчен весь этот несчастный город". "Злые заблуждения" распространяли, как говорится в житии, "злодей Хенана и его ученики". {68}

Обвинения, которые Бабай предъявил Хенане, заключались в том, что тот считал Бога конечным (msyk'), страдающим (swh') и смертным (mywt'), "отвергал воскресение тела" и признавал "возможным лишь спасение души", утверждал, "что суда и наказания нет" 124. В другом месте к этому прибавлено, будто Хенана учил, что "нет суда, нет наказания, нет воздаяния" 125. Ему приписывают мнение, что "не грешит тот, кто прелюбодействует и любодействует, потому что это прирождено" (mn byt mwldh). В данном контексте это выражение употреблено в своем прямом значении, но в сирийском языке оно имело также смысл гороскопа 126. Выбор этого выражения не случаен. Хенана учил, что "всякая судьба", каждое решение и определение (pwsn') имеют свою причину и "руководимо звездами" 127. Это позволяло говорить о его "халдействе", т. е. о связи с учениями астрологов, широко распространенными в древности в Междуречье и надолго удержавшимися в Харране. "И наконец", Хенана считал, "что все люди - сыны Божией сущности", т. е. одной духовной сущности с Богом, "как говорил Ориген, язычник из язычников" 128. Верный несторианским взглядам, Бабай ставит в вину Хенане то, что он разделяет заблуждения Кирилла Александрийского, поддержанные императором Юстинианом, а именно православное учение о двух природах Христа - божественной и человеческой,- слившихся в одной ипостаси. Он приводит по поводу этого длинные доказательства, построенные в строгой логической форме, как было принято у искушенных в риторике теологов 129.

Все "заблуждения" Хенаны, по мнению несториан, были достаточным основанием для того, чтобы называть его "еретиком", "оригенистом", "халдеем" и "губителем жизни" 130. От имени всех епископов Востока к Хенане был послан Григорий Нисибийский, чтобы переубедить его, но эта попытка не удалась 131. Так как Хенана воздействовал на умы не только словом, но и своими "писаниями", то патриарх Сабришо (590-604) запретил их. Сохранилась часть толкова-{69}ний и гомилий Хенаны, как слова о праздновании "Золотой Пятницы" и на "Пост Ниневитян" 132, которые свидетельствуют о его православных взглядах. Издатель этих текстов называет выпады Бабая "клеветой", так как Хенана в своих трудах утверждает ответственность человека за его грехи и высказывает взгляды, которые отводят предъявленные ему обвинения 133.

Одаренность, красноречие, сила убеждения и большие знания делали Хенану, по признанию его противников, опасным для несторианства. Характеристика, данная ему в трактате о Нисибийской академии, говорит о его смирении и о том, что он обладал "всеми талантами, которые требуются для толкования", для экзегезы. "День и ночь он предавался чтению писаний и их толкованиям" и призывал к этому других. У него была "большая любовь" к этому делу, а "убежденность и великое сокровище его души" делали его устное и письменное слово особенно притягательными 134.

Борьба со взглядами Хенаны приняла острый характер, но в течение длительного времени он сохранял признание части учителей и слушателей Нисибийской академии. Об этом свидетельствует то, что имя Хенаны упомянуто в приписке ко второй серии "Правил" академии, датированной 602 г. (13-й год шаханшаха Хосрова), в качестве подписавшего и приложившего печать к этому документу 135. Он назван там "нашим учителем" со всеми высокими званиями ("почетный", "его святость").

Возможно, что 6-й канон постановлений собора Иезекиила 576 г., подтвержденный также 18-м каноном постановлений собора Ишояба I 585 г., следует отнести к делу Хенаны. В них говорится о необходимости соблюдать "разделение", "отчуждение" от экскоммуницированных лиц, о недопустимости общения с ним до тех пор, пока они не будут оправданы 136. Постановление упомянутого выше собора 585 г. о комментировании Писания в соответствии с учением Феодора Мопсуестского также не называет имени Хенаны. Все это говорит о том, что принять окончательное решение в вопросе о деятельности выдающегося экзегета представляло для несториан серьезные затруднения.

Несомненно, что подобные постановления отражают расхождения во взглядах, свидетельствуют о разрыве между {70} сторонниками разных направлений христианства. Несториане заняли твердую позицию и не хотели ее сдавать, настаивая на признании Феодора Мопсуестского и Нестория. Немалую роль играли и монофизиты, которые превратили ряд монастырей в центры обучения, а тем самым и распространения своих взглядов. Разлад привел к ухудшению общего положения Нисибийской академии, ослаблению ее влияния, так как развитие идеологического учения сирийцев пошло по нескольким руслам.

В VII и VIII вв. деятельность Нисибийской академии продолжалась, но арабское завоевание значительно поколебало общие устои жизни Ирана, подорвав его экономику, нанесло ущерб земледелию, ремеслу и торговле.

Нам придется еще говорить о роли сирийцев в просвещении арабов, в освоении ими плодов греческой науки и философии, что стало возможным в значительной степени благодаря сохранению и преемственности знаний в таком центре, как Нисибин. Хотя в VII в. в академии намечается известный упадок ослабление интенсивности занятий, уменьшение числа учителей и учеников, тем не менее традиция передачи известного цикла знаний из поколения в поколение продолжает держаться. Школы сохранялись в селениях, монастырях и городах, но того мощного влияния на умы, которое имели академии Эдессы - Урхи и Нисибина, они оказать уже не могли. Расцвет высшей сирийской школы следует отнести ко времени до победы мусульманства, которое приглушило идеологическую роль сирийцев в Иране, но получило из их рук традиции эллинской культуры.

4. Предметы занятий

Выше уже приходилось упоминать о содержании занятий в Нисибийской академии, в церковных сирийских школах. Большой интерес представляют сведения, сохранившиеся в "Номоканоне" Абдишо бар Берихи (ум. в 1318 г.), который был поставлен епископом Шигара и Бет Арабайе в 1284-85 г., а затем, в 1290-91 г., стал митрополитом Собы (Нисибина) 137.

В Номоканоне, включающем постановления по различным церковным вопросам, имеется специальный раздел, посвященный учебной программе. В хронологическом порядке приведены апостольские каноны, изложение традиций Нисибийской академии и, наконец, постановления трех като-{71}ликосов IX в.Сабришо (831-835), Авраама II (837-850) и Феодосия (853-858) 138.

Глава 3 шестого трактата Номоканона имеет общее заглавие "О порядке

чтения книг". Согласно апостольскому канону должно "читать следующие книги Ветхого (завета): Пятикнижие Моисея, книги Иисуса Навина, Судей, Самуила, книги царей, притчи Соломона, Песнь песней, книги Руфь, Иова, Исайи, двенадцати пророков, Иеремии, Иезекиила, Даниила и то, что записано в последовательности служб года. Юношам же [следует читать] Премудрость сына Сирахова и псалмы Давида. Из книг Нового [завета] - четыре евангелия Матфея, Марка, Луки и Иоанна, Деяния апостолов, три католических послания и четырнадцать посланий апостола Павла" 139.

Это апостольское постановление в своей главной и основной части состоит из перечисления книг Ветхого и Нового завета, считавшихся каноническими. Но в добавлении к нему содержится указание на то, с чего нужно начинать обучение, а именно - с псалмов Давида и книги Премудрости сына Сирахова. Это дополнение заставило включить весь раздел в главу о порядке чтения книг. Канон был необходим для того, чтобы отделить "истинные" книги от "отреченной", апокрифической литературы.

Следующая часть Номоканона озаглавлена "Постановления школы Нисибийской". В трактате Бархадбешаббы сказано, что занятия в Нисибийской академии происходили в две сессии. Постановление, содержащееся в Номоканоне, касается не только Нисибийской академии, но и других школ. Отсюда можно заключить, что правила академии были приняты и в других местах, что по ним велись занятия во многих школах. Канон школы, приведенный в труде Абдишо, устанавливает: "В первый год (начинается) сессия (sym mwtb') там, где есть хлеб в школах, в понедельник после того воскресенья, в которое поется песнопение "После гроба твоего". А там, где нет хлеба в школе и школярам необходимо работать, чтобы кормиться, занятия должны начинаться в понедельник, после того воскресенья, в которое поется песнопение "Не от жизни"" 140. Таким образом, существовали школы, где ученикам обеспечивалось пропитание. Это подтверждает и постановление католикоса Сабришо. Судя по тому, что было предметом занятий в таких школах, следует полагать, что в них приходили грамотные, прошедшие первоначальное обучение юноши, для которых это была уже {72} "вторая ступень" образования. В первый год ученики "должны были писать первую часть молитвословий (dbyt mwtb'), книгу Павла и Пятикнижие". Обучение состояло, очевидно, в том, чтобы ученики переписывали те части книг, которые нужно выучить. Благодаря такому способу запоминалось содержание и удовлетворялась потребность в копировании рукописей. Те из учеников, которые пели в хоре, должны были выучить в первый год учебы погребальные песнопения. "Во второй год переписывают вторую часть молитвословий Давида и пророков", т. е. псалмы Давида и пророческие книги Ветхого завета. В этот же второй год выучивали "песнопения таинства", т. е. литургические молитвы. На третий год полагалось писать третью часть, "книгу Нового (завета) с таблицей", указывающей ежедневный порядок чтения Писания, а также песнопения, известные под общим названием "унайе" ('wny') 141.

Для характеристики общего положения сирийцев в халифате в IX в. показательны следующие выражения, приведенные в Номоканоне в связи с постановлением католикоса Сабришо об изменениях в последовательности школьного курса: "Однако Сабришо, католикос Дамаска, полагал иначе и постановил ввиду тяжелых времен следующее..." Времена действительно были тяжелые, так как второго преемника Сабришо, католикоса Феодосия, при халифе Мутаваккиле просто держали под стражей.

Мы упоминали уже выше, что католикос Сабришо II в 220 г. хиджры (834 г.) посетил в Междуречье область Бет Арамайе "и увидел, что все селения лишены образованных (ydw'tn') клириков", включая и "школы мар Феодора, Бет мар Мари и той, что в Махозе". "То же самое я слышал и относительно областей Элама, Майшана, Пераса и Хорасана",- добавляет католикос 142. Таким образом, как по всей Месопотамии, так и Средней Азии в IX в. Сабришо отмечает резкое падение уровня образования и грамотности, что объясняется "тяжелым" для сирийцев гнетом халифата. Ввиду всего этого Сабришо внес некоторые новшества и облегчения в учебный план. Так, им был составлен "годовой круг песнопений", который он в качестве образца оставил в "патриаршем" доме и "увещевал учителей" дать распоряжение "сельским священникам, которые служат в селениях, и тем, которые совершают обряды у верующих на дому", чтобы они следовали этому "кругу". Составление годового круга имело целью сделать более доступными обиходные молитво-{73}словия. Обращает на себя внимание тот факт, что сирийцам приходилось отправлять богослужение не в церквах, а на дому. Иначе говоря, сказывались притеснения арабов, которые разрушали, уничтожали или переделывали в мечети христианские храмы.

Затем следует исчерпывающее объяснение того, чем вызваны нововведения, предложенные Сабришо. "По древнему обычаю, после того как мальчики прочтут псалмы, учителя, согласно правилам, действующим в школах, читают с ними Пятикнижие, песнопения и книги пророков. Когда же они доходят до чтения Нового (завета), прекращают юноши (учение) и уходят, чтобы учиться ремеслу. Установил я, патриарх Сабришо, каноническое правило, чтобы юноши, после того как прочтут псалмы и славословия богослужения, изучали бы Евангелие и Апостолов, а потом те части Ветхого (завета), которые читаются в праздничные дни. Остальное предоставлялось желанию и свободному выбору" 143.

Противопоставляя старому обычаю новый, Сабришо основывался на том, что юноши, приобретая некоторые знания, умение читать и писать, стремились затем уйти из школы, "чтобы учиться ремеслу", т. е. начать трудовую жизнь, которая давала бы им пропитание. При старом порядке они успевали прочесть лишь книги Ветхого завета, а Новый завет оставался непрочитанным к тому времени, когда они покидали школу. Поэтому Сабришо постановил, чтобы после начального обучения по Псалтири запоминали песнопения, богослужения, т. е. литургии, а затем читали Евангелие и Апостолов, с тем чтобы и эти книги становились предметом изучения до того, как юноша уходил из школы.

Распоряжение католикоса Авраама II, хотя и не касается школьников, хорошо характеризует общий уровень грамотности сирийцев. "Старцам" и лицам, достигшим примерно 50 лет, католикос советовал размышлять над книгой "Парадис" - "Рай Палладия",- писаниями аввы Исайи, мар Евагрия и Авраама-отшельника 144. Эта литература рекомендовалась для чтения, судя по тексту, не только духовенству или монахам, но и светским людям, достигшим зрелого возраста 145.

Постановление католикоса Феодосия возвращает нас к требованиям католикоса Сабришо, который приказал, чтобы книги Нового завета читались вслед за Псалтирью и независимо от того, "готовят ли себя школяры к изучению науки врачевания или к тому, чтобы стать писцами: они не долж-{74}ны пренебрегать изучением толкования на Новый [завет] и сочинения о таинствах (pnyt' d'rz'), что составил мар Феодор, учитель учителей и толкователь толкователей" 146. Как врач, так и писец были светскими людьми, но и им предписывалось знание книг Нового завета и толкований Феодора Мопсуестского на эти книги и на литургию. Эти сочинения составляли самую суть доктрины несторианства, возникшей на основе экзегетических трудов Антиохийской школы.

К IX в. относятся ценные сведения о школах, сохранившиеся в книге Фомы Маргского о монастыре Бет Абе, в котором он жил начиная с 832 г. В 837 г. Фома стал секретарем патриарха Авраама. Затем последовательно был поставлен епископом Марги и митрополитом области Бет Гармай. Брат его Феодосий достиг сана католикоса несториан. С 840 г. Фома начинает писать историю монастыря Бет Абе, излагая в хронологическом порядке все события с начала VI в., со времени основания монастыря на горе Изле, и вплоть до своего времени 147. "История" содержит целый ряд биографий учителей и монахов, сообщения о жизни сирийской церкви, рассказы о ее иерархах. Ценность его сочинения в правдивости, во множестве ярких деталей, которые дают достаточно полное представление об условиях жизни и деятельности сирийцев, об их взаимоотношениях с государством Сасанидов, а затем с халифатом.

Среди составленных Фомой биографий большой интерес вызывает жизнеописание мар Бабая из Гебилты, имя которого упоминалось выше. Он основал целый ряд школ, обучил и подготовил учителей, обеспечил кадрами школы, которые существовали до него, "исправил" книги. Благодаря сочинению Фомы Маргского есть возможность учесть, в каких селениях и монастырях были школы, а также составить список лиц, получивших там образование. Эти данные могут быть приурочены как к первой половине VIII в., т. е. к периоду деятельности мар Бабая, так и к последующему времени, примерно до середины IX в.

Список школ и учившихся в них лиц может быть пополнен из "Книги целомудрия", сочинения Ишоденаха из Басры о благочестивых мужах 148. В нем сообщается об основателях монастырей и школ, выдающихся деятелях несторианства.

В "Хронике" Михаила Сирийца есть цитата из 17-й главы 10-й книги "Церковной истории" Ишоденаха об основа-{75}нии монастыря Зафран в 1104 г. селевкидской эры (== 793 г.). А. П. Дьяконов полагал, что от этой даты до составления "Истории" прошел "значительный промежуток времени" 149. Между тем эту цитату не следует считать, выдержкой из сочинения Ишоденаха. Выписки из его трехчастной истории церкви имеются у ряда сирийских авторов, но все они относятся ко времени до 95 г. хиджры (713-14 г.) 150. Судя по тому, что в книге упомянуто о перенесении тела мар Ишозехи в 3-м году "царствования Джафара, сына Мутасима, царя арабов", т. е. в 849-50 г., ее создание можно отнести к середине IX в. Однако Ж. Лабур считал невозможной такую датировку. Он исходил из того, что включенное в "Книгу" Ишоденаха сказание о мар Авгене (Евгении), основателе монастырей в Междуречье, было неизвестно Фоме Маргскому. Это заставило Ж. Лабура отнести "Книгу целомудрия" лишь к 900 г. 151. А. Баумштарк сохраняет этот памятник в перечне несторианских книг IX в. 152. А. П. Дьяконов, предполагая зависимость "Книги целомудрия" от "Рая восточных" Иосифа Хузайи (вторая половина VII в.) 153, считал, что в книге Иосифа уже содержалось сказание о мар Авгене (Евгении), которому Ишоденах отдавал предпочтение перед основателем сирийского монашества Авраамом 154 и поэтому внес историю о нем в свое сочинение. Особый интерес представляет вопрос, поставленный автором "Христианской Ассирии" о том, что имя мар Авгена не упомянуто в "Книге целомудрия", которая была сожжена как еретическая по постановлению собора 1599 г. в Малабаре (Диампер). В актах собора поименованы герои книги Ишоденаха, но имя мар Авгена не встречается потому ли, что его в Малабарских списках "Книги" совсем не было, или потому, что его принадлежность к православию древней церкви препят-{76}ствовала внесению имени в проскрипционный список 155. Если Фома Маргский не знал сказания о мар Авгене как основателе монастырей, а Ишоденах "его канонизировал", то с относительной вероятностью книгу Ишоденаха можно отнести ко второй половине IX в.

Заглавие дает представление о содержании всей книги Ишоденаха: "С помощью господа нашего Иисуса Христа мы начинаем писать вкратце истории всех отцов, которые основали монастыри в государстве персов и арабов, всех отцов, которые составили писания о жизни монашества, о святых мужах, митрополитах и епископах, тех из них, которые основали школы, тех, что написали о монашеской жизни, тех, что открыли монастыри в областях Востока, об уважаемых мирянах, мужах и женах, основавших монастыри и обители, истории, что составлены боголюбивым мар Ишоденахом, митрополитом Перат де Майшана. Господь наш да поможет нам их молитвами. Аминь" 156.

Из названия сочинения видно, что Ишоденах наряду с основателями монастырей упоминает устроителей школ. Он дает достоверные сведения о селениях, церквах и обителях, где были школы, и подчеркивает, что несториане уже в те времена осознавали, какое значение имеет образование.

В "Книге целомудрия" назван ряд таких городов и селений. Из них не все могут быть соотнесены с определенными областями Междуречья. Значительный прогресс в установлении местонахождения средневековых селений Междуречья был сделан в работах Э. Хонигмана 157 и Ж. Фией. Последний не только тщательно изучал карты и сочинения средневековых сирийских писателей, но посещал и изучал на месте памятники древности.

Выше уже говорилось о деятельности учителя, основателя и организатора школ мар Бабая из Гебилты, современника католикоса Селибазехи (713-14-727-28), с которым он был в переписке. Согласно рассказу Фомы Маргского, деятельность Бабая началась в Гебилте, школы которой он впоследствии оставил в руках своих наиболее успевающих учеников, а сам направился в область Адиабены. Здесь "первой он основал школу большую и знаменитую в селении людей знатных и богатых, Кефар Уззеле" 158. Эта школа стала центром, {77} откуда Бабай руководил другими школами, время от времени посещал их. Затем Бабай перенес свою деятельность в Маргскую область, и, чтобы не быть голословным, "не заслужить упреков", его биограф сообщает названия школ, учрежденных там учителем.

Школы, основанные или обновленные Бабаем в Марге, перечислены в следующей, 2-й главе 3-й части среди пяти монастырских:

1) монастыря Барсил в рустаке Гарин,

2) монастыря Шамира,

3) монастыря Кори,

4) монастыря мар Ефрема,

5) монастыря мар Ахи.

В перечне, приведенном Фомой, монастырские школы названы не подряд. По-видимому, автор или придерживался хронологической последовательности, в которой Бабай устраивал эти школы, или располагал их по географическим районам. Школы были в следующих селениях:

6) Башош (в области Сафсафа),

7) Экра,

8) Хардес,

9) Шалмат (в области Сафсафа),

10) Бет Едрай,

11) Хетара,

12) Маккабта,

13) Саура (в Нирам де Раббат),

14) Коф,

15) Нераб Барзи,

16) Губе,

17) Майа Карире,

18) Бет Асе,

19) Бет Сати,

20) Бет Кардаг,

21) Хенес,

22) Бет Растак,

23) Бет Наркос,

24) Бет Тартемайа.

"Именно эти школы основал и обновил в области Марги мудрый садовник" 159. Бабай возвратился в Кефар Уззел, но дважды в год посещал каждую школу для проверки, чтобы не ослабевала дисциплина, не нарушались порядок и каноны службы, которые он установил для своих учеников. {78}

Фоме известны и другие школы в области Марги, например в селении Бет Матуше, неоднократно упоминаемом в сирийской литературе. По своему названию оно связано с древней персидской религией и ее служителями, магами. Родившийся в Бет Магуше от христианских родителей, Киприан учился в деревенской школе при церкви и в короткое время "прочитал псалмы" и овладел другими предметами, которые изучают в школе 160. После этого он отправился в уже упомянутую выше Маккабту, где получил дальнейшее образование 161.

В селении Хадитта (Хедатта) 162, у впадения Большого Заба в Тигр, в VIII в. была школа, в которой начинал учиться Иоанн Дейлемский (ум. в 737-38 г.) 163. В селении Куфлан в Адиабенской области основал школу мар Ишояб III после тщетной попытки устроить ее при монастыре 164. В Бет Гармай в селении Хербат Гелал также была школа, где учился и учил основатель монастыря Бет Абе, мар Иаков 165. То, что в Марге насчитывалось большое количество школ, подтверждается еще одним свидетельством, сохранившимся в устной традиции и переданным тем же Фомой. Раббан Кириак, глава монастыря Бет Абе, в день памяти его основателя Иакова созвал двадцать две школы Марги на празднование, которое живо описывает один из присутствовавших там гостей 166.

Большую ценность представляет сообщение о селении Внешний Салак, расположенном на северо-западе от Арбелы, в котором жили курды. Оно называлось также Салак Нарсая. При Фоме здесь был монастырь и при нем школа - "до этого времени, в это время и после этого времени",- иначе говоря, на протяжении длительного периода 167.

Из селения Зарн в области Бет Багаш происходил Нарсай, деятельность которого протекала затем в монастыре Бет Абе. Эта область была в значительной части, заселена курдскими племенами, воинственными и хорошо вооруженными. В селении Зарн при церкви существовала школа, в которой учился мар Нарсай. Его сестра была женой Шахдуста, а их сын Нааман прославился богатством и многочисленными по-{79}жертвованиями в пользу церкви. Он "получил во владение земли от Зарика и его отца, правителей Мосула и всего севера". Халиф ал-Мамун поставил названного Зарика правителем Армении и Азербайджана в 209 г. хиджры (824-25 г. н. э.) 168. Так может быть установлено и время жизни Нарсая, деятеля Бет Абе.

"Книга целомудрия" в ряде случаев перечисляет те же центры, которые были приведены Фомой Маргским, но включает и новые названия. Ишоденах выделяет Эдесскую школу 169 и неоднократно упоминает Нисибийскую академию, "мать учености" 170. Обычно сообщаются наименования как монастыря или селения, где находилась школа, так и области, в которой расположено это селение. Иногда бывает названа только область или, наоборот, только селение, без указания области.

С относительной последовательностью по расположению областей с севера на юг можно даже составить перечень названий городов, селений и монастырей, в которых, как сообщает Ишоденах в своей "Книге целомудрия", существовали школы:

1) Бет Айната в области Бет Забдай (

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

XML error: Invalid character at line 339

---

на главную | Культура сирийцев в средние века | настройки

Текст книги загружен, загружаются изображения…

Оцените эту книгу -ОтличноХорошоТак себеПлохоОтвратительно