на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню



СПЕЦИАЛЬНЫЕ ОПЕРАЦИИ: «МИСТЕР ИГОРЬ, У НАС УКРАЛИ РАДАР»


Для меня, слушателя Военного института иностранных языков, командированного в Объединенную Арабскую Республику на стажировку в качестве военного переводчика, эта очередная арабо-израильская война, названная Войной на истощение, началась 30 ноября 1969 года. В тот день ранним утром вместе с майором Тарасом Панченко, батальонным военным советником из 3-й механизированной дивизии, дислоцированной в пригороде Каира, мы выехали на фронт. Путь наш лежал на Красное море, в далекий и, казалось, романтический красноморский военный округ. Как и Суэцкий канал, он также считался зоной боевых действий.

Дислоцированная здесь 19-я отдельная пехотная бригада своими оборонительными позициями перекрывала важную в оперативно-тактическом отношении Заафаранскую долину. Обрамленная с двух сторон горными массивами, эта обширная песчано-каменистая долина протянулась широким языком от побережья Суэцкого залива почти до самого Нила. Израильтяне, стремившиеся расширить зону боевых действий, 9 сентября высадили здесь морской десант и на трофейных египетских танках Т-54 совершили пятидесятикилометровый рейд по западному побережью залива, уничтожив при этом радиолокационную роту и ее РЛС П-35. Египетское командование оперативно прикрыло опасное направление, расположив в Заафаране одну из двух своих отдельных пехотных бригад. Почти весь сентябрь бригаду жестоко бомбили. Во время одного из налетов погиб наш советник. Сейчас же здесь было относительно спокойно. О событиях тех дней напоминали лишь огромные воронки от тысячефунтовых израильских бомб.



Для работы нам в качестве персональной автомашины выделили грузовик ГАЗ-63. В его кузов поставили две простые солдатские кровати с матрасами и подушками. Таким образом, у нас имелось и транспортное средство, и даже крыша над головой.


504-й БАТАЛЬОН


Часам к трем после полудня мы добрались до места назначения. Батальон расположился в нескольких километрах юго-восточнее Рас-Гариба. Покрытая местами галькой, а местами песком и лишенная к тому же всякой растительности, эта холмистая местность производила унылое впечатление.

Командир батальона подполковник Мустафа Зибиб и другие египетские офицеры штаба встретили нас очень радушно. На второй день начали детально знакомиться с обстановкой, силами и средствами, имевшимися в нашем распоряжении. Нужно было детально изучить и сектор, в котором предстояло действовать нашему батальону. В нашу задачу входило: не допустить высадку морского десанта в районе Рас-Гариба, обеспечить безопасность «жизненно важных объектов» (нефтяных полей), а также радиолокационной станции от возможных действий вертолетных десантов израильтян. Батальону были приданы значительные средства усиления, однако от возможных действий авиации противника мы должны были защищаться лишь своими тремя пулеметами ДШК.

Настоящей головной болью для нас стала радиотехническая рота. Точнее, не сама рота, а ее радиолокационная станция П-12 советского производства. Размещенная на невысоких холмах в пяти-шести километрах от нашего батальона, она вела разведку в центральном секторе Суэцкого залива. Охраняли РЛС всего десять солдат. Сам же командир роты находился на позиции так называемого ложного радара, ближе к побережью залива, в полутора-двух километрах от настоящей станции.

Ложный радар представлял собой насыпной бугор с воткнутой в него какой-то железкой, изображавшей, видимо, радиолокационную антенну. Прикрывали объект пять зенитных батарей спаренных зенитных установок советского и американского производства. Считалось, что подобным образом противник будет введен в заблуждение.

Столь «мудрый» замысел был утвержден командиром батальона и командующим египетскими РТВ. Естественно, о своем категорическом несогласии с таким решением мы сразу же сообщили бригадному советнику, который обещал разобраться с этим вопросом.

Тем не менее ситуацию с РЛС надо было как-то решать. Мы не могли допустить ее уничтожения. Дело в том, что территория красноморского военного округа была зоной активных действий не только израильской истребительно-бомбардировочной авиации, но и вертолетов. Именно последних мы особенно опасались. Высадка вертолетного десанта противника в районе расположения РЛС с целью ее уничтожения считалась нами вполне вероятной.


НАЛЕТ

Вечером 26 декабря, после ужина, мы, как всегда, пришли в землянку комбата, чтобы обсудить план работы на следующий день. Около двадцати двух часов поступила телефонограмма о пролете двух вертолетов в километрах пятидесяти севернее расположения батальона. Подобное часто бывало и раньше, так что особого значения этому сообщению мы тогда, к сожалению, не придали. Через полчаса с Синая в наш сектор вошел еше один вертолет, но тогда о нем не было никаких сообщений. Об этом, третьем, вертолете мы узнали гораздо позже.

В ходе разговора Панченко неожиданно предложил комбату поднять вторую роту по тревоге и провести с ней ночную тренировку по выдвижению к предполагаемому месту высадки условного десанта противника у радара.

Честно говоря, даже сегодня, сорок лет спустя, мне трудно с уверенностью сказать, что было бы лучшим для нас: проводить или не проводить эту тренировку. Если бы такое учение действительно состоялось, то последующие события этой ночи могли бы развиваться совсем по другому сценарию и в весьма благоприятном для нас отношении. Другой вопрос, какие последствия ожидали бы нас в таком случае. Нет сомнения в том, что на следующий день израильтяне ударами своей авиации смешали бы батальон с песком, и мне, вероятнее всего, не пришлось бы писать эти строки. В таком предположении нет никакого преувеличения. Знакомый батальонный советник, участник Великой Отечественной войны, реально познавший на практике всю мощь израильских бомбардировок на Суэцком канале, как-то образно сравнил удары египетских и израильских войск: «Если араб из рогатки выбивает еврею стекло в окне, то еврей берет дубину и вышибает в доме араба всю оконную раму».

Так или иначе, но подполковник Зибиб категорически отказался от предложения Панченко. Одним из доводов, в частности, было то, что именно в эту ночь наш пехотный взвод должен был устроить засаду в непосредственной близости от РЛС. Организация подобных засад была тогда обычной практикой по защите ночью «жизненно важных объектов». Дискуссия завершилась тем, что нам показали официальную инструкцию, запрещавшую проведение каких-либо занятий и тренировок в случае объявления второй степени боевой готовности. Новых сообщений о вертолетах больше не поступало, и Зибиб предложил нам идти спать, что мы и сделали. Договорились, что в случае необходимости он нас вызовет.

Устав от переводов за день и намотавшись по позициям, я сразу же заснул. Тарас же, как выяснилось, не спал. После полуночи он неожиданно разбудил меня из-за гула самолетов и попросил выйти наружу. Полусонный, я нехотя поднялся с кровати и в одних трусах и майке вышел из землянки. Было зябко, как и всегда ночью в пустыне. Ярко светила полная луна. Действительно был слышен сильный гул реактивных двигателей нескольких самолетов.

– Это, наверное, разведчик! – прокричал я, даже не подумав: «Какая такая воздушная разведка может быть ночью?».

Гул становился все сильнее. Один из самолетов был где-то совсем близко, хотя его и не было видно. Через какие-то секунды, когда я уже собирался спускаться по ступенькам вниз, метрах в двухстах или меньше раздался сильный взрыв, а через секунду второй. Справа я увидел яркие вспышки. Это разорвались первые бомбы. Начался воздушный налет. Мои часы показывали двадцать пять минут первого.

– Тревога, бомбят! – заорал я и кубарем скатился вниз в землянку.



Наскоро одевшись, мы выскочили наружу и побежали в сторону землянки комбата, до которой было метров двести. Воздух уже разрывался от рева реактивных двигателей, а в разных местах, и справа, и слева были видны вспышки разрывов бом и ракет, сопровождавшиеся страшным грохотом. Неожиданно очень близко от нас разорвались сразу несколько ракет. В тот момент мы как-то не подумали о том, что можем быть поражены осколками, поэтому даже ни разу не залегли. Единственным стремлением было лишь одно – как можно быстрее добежать до места.

В землянке комбата были начальник штаба, офицер разведки и офицер связи, мы первым делом попросили сообщить об обстановке.

– Какая может быть обстановка, – нервно ответил Зибиб. – Нас бомбят.

– Что сообщают с радара? – спросил Тарас.

– С радара сообщают, что их тоже бомбят, – ответил комбат.

О том, что радиотехническую роту действительно бомбят, мы знали и сами, поскольку до этого видели красные цепочки трассеров зенитных снарядов – батареи ложного радара вели огонь.

Для уточнения обстановки стали связываться по телефону с ротами, командирами батальона народной обороны и радиотехнической роты. Дали радиограмму о налете в штаб бригады. Пытались по радио установить связь и с нашим «засадным» взводом, который в двадцать два часа должен был занять назначенную ему позицию вблизи РЛС.

Как выяснилось позже, взвод в нарушение приказа находился не в засаде, а на позиции ложного радара, где взводный распивал чай с командиром роты. К настоящей РЛС взвод начал выдвигаться лишь с началом воздушного налета. Единственным сообщением от лейтенанта было: «Двигаться не могу. Меня бомбят». В дальнейшем на наши вызовы взводный не отвечал. Через пару дней во время тщательного обследования района на маршруте выдвижения взвода мы не обнаружили ни одной воронки, ни от бомб, ни от ракет.

Где-то в половине второго ночи или несколько позднее нам позвонил командир радиотехнической роты. Он сообщил, что видит пожар на позиции РЛС, а «сама станция, видимо, уничтожена попаданием бомбы, и связи с ней нет». Это было последнее сообщение, которое мы получили с ложного радара в эту ночь. Связь была прервана. Вскоре прервалась связь и со всеми ротами батальона. Мы остались без связи и в полном неведении о складывающейся обстановке. Восстанавливать связь комбат отказался из-за опасения, что «связисты могут погибнуть».

Интенсивность бомбежки тем временем продолжала нарастать. В какие-то моменты казалось, что до утра мы просто не дотянем. Одна из бомб упала между землянками комбата и пункта связи. Наша «мальга» содрогнулась от взрыва. С потолка посыпался песок, а воздух наполнился пылью и едким дымом.

В начале пятого утра солдат, выставленный комбатом для наблюдения, со ступенек землянки сообщил о странном звуке. Выбежав наверх, мы действительно услышали очень мощный и характерный рокот. Это летели вертолеты. Сразу же пришла мысль, что противник под прикрытием авиации будет высаживать десант. Быстро поднявшись на вершину ближайшего холма, мы смогли на какие-то секунды увидеть за позициями третьей роты темные силуэты, удалявшиеся в сторону пустыни. Тогда мы так и не узнали, почему рота не открыла огонь по этим вертолетам.

Вскоре все затихло. Вертолеты улетели. Слышен был только одиночный гул приближавшегося самолета. По быстро нараставшему в нашем направлении звуку мы сразу поняли, что нас собираются атаковать. В те мгновения, когда мы сломя голову неслись к землянке, над нами пролетели сразу несколько ракет. Они разорвались метрах в пятидесяти позади землянки.

Включив форсаж, самолет ушел в сторону Синайского полуострова. Вновь наступила тишина. Налет закончился. Было около половины пятого утра.

Совершенно разбитые, с трудом передвигая ноги от усталости, мы молча поплелись в свою землянку. Не раздеваясь, прилегли на кровати. Минут через тридцать-сорок раздался телефонный звонок.

– Мистер Игорь, – обратился ко мне комбат. – У нас украли радар.

Через несколько минут мы были в землянке Зибиба. Из его сбивчивых объяснений узнали, что «на позиции РЛС больше нет». Она просто исчезла. Других подробностей подполковник не знал. Выяснилось, что о происшествии ему только что сообщил по радио командир взвода, который лишь к утру добрался до места своей засады.

Решили, что с рассветом съездим на позицию и все посмотрим сами. Узнали, что в результате налета в батальоне погибли два солдата и более десятка получили ранения. Погибших утром похоронили тут же в пустыне.

Договорившись о том, что комбат сообщит нам о времени отъезда, мы вернулись к себе в землянку. Однако часов в девять утра нас разбудил майор, приехавший из штаба бригады на разбор происшествия. Он стал расспрашивать нас о событиях прошедшей ночи.


РАССЛЕДОВАНИЕ

Все остававшиеся до Нового года дни мы занимались расследованием произошедшего. Стали выясняться некоторые отдельные подробности проведенной израильтянами операции, хотя полной и абсолютно точной ее картины мы, конечно, тогда не получили.

Нам было ясно, что все появления вертолетов и самолетов-разведчиков в нашем секторе были неслучайны. Противник к чему-то готовился. Вспомнили и сообщение о пролетах вечером 26 декабря двух вертолетов, о которых нам сообщал пост воздушного наблюдения. Следы колес шасси одного из них мы обнаружили в месте посадки в глубокой лощине. По специфическим следам на песке я определил, что это был тяжелый вертолет французского производства «Супер Фрелон» (самый грузоподъемный вертолет европейского производства). Место посадки второго вертолета нам тогда найти не удалось. Честно говоря, особой необходимости в этом уже и не было. Общая картина была ясна. Вертолеты доставили к станции группу захвата. Ну а о третьем «Супер Фрелоне», участвовавшем в высадке десанта, мы узнали гораздо позже.

После захвата позиции РЛС туда, по нашим предположениям, прибыли по меньшей мере еще два вертолета. Разрезав при помощи автогена крепежные скобы, израильтяне демонтировали обе кабины РЛС – аппаратную и антенно-мачтовое устройство — и на внешней подвеске перебросили их на Синайский полуостров. На позиции сиротливо остались лишь шасси двух автомобилей ЗИЛ-157, сама антенна станции, также тела двух убитых египетских солдат. Расчет РЛС был взят в плен. Оставшиеся в живых бойцы убежали в пустыню.

Дизель-генератор станции десантники взорвали. Вот этот горевший дизель-генератор и увидел командир радиолокационной роты с ложного радара, приняв его за пожар на РЛС.

Прежде чем улететь на Синай, израильтяне тщательно заминировали позицию, установив в кабинах ЗИЛов даже «мины-сюрпризы». К счастью, от этих израильских подарков к Новому году никто не пострадал, хотя, честно говоря, страх не покидал меня ни на минуту, когда я расхаживал тогда с Тарасом по позиции бывшей РЛС.

Вся эта мрачная эпопея с «кражей радара» наделала тогда много шума и в Каире, и в Генштабе в Москве. Среди наших военных советников и специалистов только и разговоров было о том, «как на Красном море евреи украли радар». Каких только домыслов об этом мы не слышали в последующие недели.

Но реальную и достаточно подробную картину о событиях той ночи удалось получить лишь спустя много лет уже в Москве, когда мне случайно удалось ознакомиться с несколькими израильскими источниками времен Войны на истощение.

Израильтяне до сих пор считают проведенную в Рас-Гарибе операцию зимой 1969 года одной из самых смелых и сложных за все время этой войны, а, на мой взгляд, и очень рискованных. Решение о ее проведении было принято израильским командованием достаточно неожиданно. Дело в том, что израильские ВВС уже давно разыскивали египетские РЛС П-12, которые начали поступать на вооружение египетских РТВ. Прежние радиолокационные станции П-10 и П-35 были хорошо известны израильтянам и отдельные их образцы даже захвачены во время «шестидневной войны» 1967 года. Большая часть из 47 египетских РЛС были уничтожены или повреждены. Что же касается П-12, то ее тактико-технические характеристики противнику не были известны. Не было у израильских ВВС и эффективных средств противодействия этим радарам.

Только во второй половине декабря израильским воздушным разведчикам «Вотур» удалось обнаружить такую станцию в районе Рас-Гариба на западном побережье Суэцкого залива. Командование ВВС Израиля уже было готово отдать приказ об уничтожении станции, когда молодые дешифровщики аэрофотоснимков предложили просто вывезти станцию и, таким образом, узнать все ее технические характеристики. Главным их доводом было то, что РЛС практически не охраняется и не прикрывается средствами ПВО. Предварительный план операции был разработан начальником оперативного отдела штаба ВВС генерал-майором Д. Иври, а общее руководство операцией было поручено генерал-майору Р. Эйтану. Для участия в операции он набрал преимущественно молодых офицеров из 50-го десантного батальона и разведроты 35-й парашютно-десантной бригады. Всего в группу захвата вошли 37 человек.

Для обеспечения проведения операции было выделено 27 самолетов, из которых 12 должны были атаковать наш 504-й батальон, а также три вертолета «Супер Фрелон» и два новейших американских вертолета СН-53. Вечером 25 декабря после проведения успешной тренировки на трофейной РЛС П-10 план операции «Тарнеголь-53» («Петух-53») был утвержден начальником генерального штаба Хаимом Бар-Левом, а 26 декабря около полудня был отдан приказ о начале операции.

В то же день в 21.00 15 боевых самолетов вылетели на отвлекающую бомбардировку подразделений бригады в Заафаране и блокирование всего района операции от возможной активности египетской авиации. Вся эта воздушная вакханалия продолжалась почти до самого утра. Группа же захвата ожидала своего часа на аэродроме в Абу-Рудайсе на восточном побережье Синая. К полуночи десантники, разделившиеся на три отделения, были уже на месте и под грохот авиационной бомбардировки начали захват объекта, а позже и демонтаж станции, который планировали закончить в 1.45. Однако закончить работу пришлось на час позднее из-за трудностей с демонтажом высокой антенны. Для этого пришлось использовать даже один из вертолетов. Между тем другая группа десантников заминировала дизель-генератор и взорвала его. Около трех часов ночи на позиции приземлился первый вертолет СН-53, который с большим трудом доставил на Синай самый тяжелый блок – аппаратную часть РЛС. Примерно через час была вывезена и вторая часть РЛС. Доставленная в Израиль станция была сразу же передана специалистам из лабораторий ВВС для тщательного изучения.



КОМУ НУЖНА СТАНЦИЯ?

Проведенную операцию сами израильтяне предпочли не афишировать. Во всяком случае, «Голос Израиля» из Иерусалима на русском языке, любивший ежедневно информировать советских «хабиров» об успехах израильской армии, по этому поводу упорно молчал. Лишь через месяц или чуть позже радио Би-би-си сообщило о том, что «в Израиле находится группа американских специалистов, которая занимается изучением советской радиолокационной станции, похищенной израильскими десантниками на побережье Красного моря».

Дело в том, что противнику удалось захватить хотя и не новейшую, но вполне современную радиолокационную станцию П-12, стоявшую в то время на вооружении не только египетских и вьетнамских ПВО, но и нашей противоздушной обороны. Станция работала в метровом диапазоне и имела дальность обнаружения 200 км и до 25 км по высоте. В наших войсках она использовалась не только для обнаружения воздушных целей и выдачи целеуказаний различным средствам ПВО, но для сопряжения с РЛС сантиметрового диапазона и с комплексами автоматизированного управления ЗРК войск ПВО страны «Воздух».


ЭПИЛОГ

Тем временем над нашими головами продолжали сгущаться тучи. И мы, и египтяне с тревогой ожидали выводов высоких комиссий. И выводы действительно последовали. Все главные участники событий – командир нашего 504-го батальона, командир радиотехнической роты, командир взвода засады, командир радиотехнического батальона, в состав которого входила рота, и восемь солдат-беглецов из охраны РЛС были отданы под суд. Эта же участь постигла и командующего РТВ.

Заседание военного трибунала состоялось уже в январе. Оно проходило в одном из помещений штаба округа в Эль-Гардаке, которую наши турфирмы ныне почему-то называют Хургадой. Мы с Тарасом также были там. Комбат надеялся на нашу помощь в качестве свидетелей. Однако на суд нас так и не пригласили. Была лишь беседа с одним из штабных чинов. Сначала мы думали, что приговоры будут не слишком суровыми. Однако все оказалось гораздо хуже. До сих пор помню, как этот уже немолодой подполковник в последнюю встречу с нами еще до окончания суда и объявления приговора заплакал навзрыд, повторяя лишь одно слово – «иадам» (смертная казнь). Действительно на следующий день трибунал приговорил подполковника Зибиба и двух других рас-гарибских офицеров к высшей мере. Командующий РТВ и командир радиотехнического батальона получили по двадцать пять лет тюрьмы. Столь суровое решение суда вызвало тогда большой резонанс среди египетских офицеров, которые в целом с сочувствием относились к осужденным.

Собирались строго наказать и майора Панченко. Реально Тарасу грозило досрочное возвращение в Союз и увольнение из армии. Однако после жесточайшего разноса главным военным советником Тараса Васильевича сослали на Суэцкий канал, где он и прослужил весь оставшийся срок до отъезда на родину. Я же остался «загорать и ломать кораллы» на Красном море, но уже с новым советником и новым комбатом.

Вскоре в Рас-Гариб привезли и новую П-12. Теперь ее окружили и колючей проволокой, и зенитными батареями, и даже подготовили к взрыву, хотя вторично красть такую же станцию израильтяне вряд ли собирались. Подобную же станцию установили и в Заафаране.

Вскоре 19-я пехотная бригада ушла в Александрию, а на смену ей пришла уже другая бригада, в которой я прослужил до самого перемирия. Спустя полтора года во время уже второй командировки в Египет случайно встретил в Каире бывшего командира пулеметной роты, от которого узнал, что новый египетский президент А. Садат помиловал осужденных. К тому времени в Союзе станцию модернизировали несколько раз, и она еще с десяток лет простояла на вооружении нашей ПВО.


Игорь КУЛИКОВ




КАК ИЗРАИЛЬТЯНЕ У ЕГИПТЯН РАДАР УКРАЛИ ( Игорь КУЛИКОВ ) | Операция "Петух-53" | Примечания