Деянира
Рассказ о чуде невообразимом
Услышать вам, подруги, предстоит.
Тот белый клок овцы прекраснорунной,
Которым плащ я дома натирала[379] —
Разрушен весь! Не посторонней силой, —
Нет! сам себя, шипя, он пожирает,
По каменному растекаясь полу.
Не поняли вы слов моих, я вижу;
Постойте же, я расскажу вам все.
680 Из тех наказов, что кентавр мне дал,
Стрелою в грудь жестокой пораженный,
Не позабыла я ни одного.
Так прочно их запечатлела я
В своей душе, как на скрижали медной
Незыблемы чернеют письмена.
Он так учил, и так я поступила:
Хранила эту мазь в укромном месте,
Вдали от света и тепла, покуда
Я испытать его не пожелаю.
Все это свято я блюла. И вот,
Когда настало время, в мраке дома
Натерла я мой плащ, клок шерсти вырвав
690 У нашей же овцы, затем сложила
И схоронила в ящике, как сами
Вы видели: луч солнечный его
И не коснулся. — А теперь, домой
Вернувшись, несказанное я вижу
Явленье, выше мысли человечьей:
Тот клок овечьей шерсти, коим плащ
Я натирала, — бросила случайно
Я в самый жар, на солнцепек. Нагревшись,
Он по земле вдруг растекаться стал,
Теряя вид свой прежний, рассыпаясь,
700 Как сыплются опилки под пилой.
Так он лежит — а где лежал он раньше,
Вскипают комья краснобурой пены,
Как будто кто густую влагу пролил
Плодов созревших Вакховой лозы.
Не знаю, что подумать, — только вижу,
Что страшное я дело совершила.
Ради чего и за какую милость
Стал бы тот зверь в минуту страшной смерти
Ко мне, виновнице, благоволить?
Нет! Он убийце отомстить хотел
710 И для того мне вкрадывался в душу.
Теперь я это поняла, но поздно!
Да, чует сердце: мужа своего,
Одна из смертных, я свожу в могилу!
Хирон[380] был богом, да; но и его
Замучила стрелы отрава этой.
Всем гибельно ее прикосновенье;
Теперь еще через кентавра кровь
Тот черный яд прошел; ужель Геракла
Он пощадит? Безумное желанье!
Но твердо я решила, если он
720 Оставит свет, под тем же пасть ударом —
Невыносимо жить в бесславье[381] той,
Которой честь всех жизни благ дороже.