6
Переходя к частому у Зелинского приему усиления или распространения словесного образа оригинала, мы имеем в виду два случая.
Первый — относительно безобидное расширение оригинала, более уместное в комментариях, чем в тексте.
В "Филоктете" моряк, одетый купцом, говорит Неоптолему: "Оказавшись в равном с тобой положении (т. е. причалив к тому же острову), я решил не совершать плаванья молча, прежде чем я не расскажу тебе..." (551 сл.). У Зелинского: "Я так решил: раз общая нас доля / На этот остров дикий занесла — / То, знать, не след мне молча удалиться, / А должен все поведать я тебе".
В "Электре" героиня, оплакивая мнимую смерть Ореста, над которым теперь глумится их же мать, замечает с горькой иронией: "Не довольно ли ему этого?" (790). У Зелинского: "Ужель, о боги / Достойно с нами поступили вы?"
В "Аяксе" хор призывает Пана: "О явись, владыка, ведущий хоры богов, чтобы, придя, начать со мной Нисейские и Кносские хороводы, которые ты изобрел" (697-700). У Зелинского: "Как на Нисе под меди звон / Пляшет Вакха безумный рой, / Или под Кноссом, где юный бог / За себя Ариадну взял / Так и нас научи плясать ты!"
Как видит читатель, "купец" в "Филоктете" не сообщает о том, что он прибыл на дикий остров (зритель и так это знает); Электра в данном случае не призывает богов" и хор в "Аяксе" не растолковывает, какие события происходили на Нисе или под Кноссом, — все это добавлено Зелинским, и с этими добавлениями, в конце концов, можно примириться. Если даже читатель не поймет из этих стихов перевода, как экономно выражал свою мысль Софокл, он все-таки поймет, что хотел сказать автор. Хуже обстоит дело со вторым случаем усиления в переводе словесного образа, когда читатель получает не совсем то или совсем не то, что сказал Софокл. Таких примеров, к сожалению, очень много. Выберем некоторые из них.
В "Аяксе" Афина объясняет Одиссею, что герой "ночью, один, коварно поднялся" (47) против ахейских вождей. У Зелинского: "...Пошел он ночью одинокий / С коварным замыслом в душе больной". Однако Аякс отправился мстить обидчикам в полной здравии ума, — желание мести никогда не считалось у греков признаком помрачения разума, и душа Аякса стала "больной" лишь вследствие вмешательства Афины, — характерное для греков убеждение в том, что лишить смертного разума могут только боги.
В "Трахинянках" вестник, первым сообщивший Деянире о возвращении Геракла, задерживает ее после ухода Лиха перед дверью дворца, чтобы открыть глаза на истинное положение вещей. "В чем дело? — спрашивает Деянира. — Чего ради ты заступаешь мне дорогу?" (339). У Зелинского: