Стасим

Убийца Зла

— Почему? — спросил Иобат. — Почему ты не рассказала мне об этом раньше?

Филоноя вздохнула:

— Не знаю, отец. Наверное, боялась.

Царевна поймала себя на том, что все время оглядывается по сторонам. Ее не покидало чувство, что в углах кто-то прячется. Вот-вот шевельнется, выползет, поднимет над полом узкую змеиную голову. Сверкнут ядовитые клыки, раздвоенный язык мелькнет в воздухе, насыщенном гарью факелов. Филоное было неуютно: отец редко приглашал ее в дворцовый мегарон. Она бывала здесь трижды — и впервые, когда отец имел полное право разгневаться на младшую дочь.

— У тебя не было причин для страха, — Иобат размышлял вслух. — Расскажи ты мне все, я бы не смог ни в чем обвинить тебя. Ты жертва, ты спаслась волей случая и милостью богов. В чем твоя вина?! Значит, ты боялась за кого-то другого. За Беллерофонта? Он тебе нравится?

— Да, отец.

Филоноя хотела соврать и не смогла. Отец распознаёт ложь за десять шагов, не глядя в сторону лжецов.

— Великан, — Иобат встал с трона, сошел с возвышения. Принялся бродить от стены к стене, заложив руки за спину. — Юноша исчез, явился великан. Играл с псом, потом тоже исчез, ушел по радуге. Вернулся Беллерофонт, доставил тебя во дворец. Действительно, удивительная история. Не знаю, поверил бы я тебе, признайся ты сразу. Должно быть, не поверил бы. Списал на потрясение, помрачение рассудка.

— А теперь веришь? — решилась Филоноя.

— Теперь верю. У тебя не было ни единого веского повода, чтобы признаться сейчас. Значит, сокрытое терзало тебя. Просилось наружу. Ты поделилась не с подругами, с матерью или советниками. Ты поделилась даже не с твоим отцом. Ты поделилась с царем. Значит, сказанное тобой — правда.

Филоноя молчала. Смотрела в пол. Ей всегда было трудно беседовать с отцом. Он любил младшую дочь больше жизни, царевна знала это. Но Иобат подавлял любого, кто находился рядом с ним. Природное качество, царь не задумывался о нем, как воин не задумывается о мече, а просто разит — или прячет в ножны. Даже когда меч в ножнах, все помнят, что это меч.

— Великан, — слова царя звучали в такт шагам. — Возможно, бог. Латы, шлем, меч.

— Лук, — напомнила Филоноя. — То меч, то лук.

— Оружие-оборотень. Не знаю, кто это был, но он спас тебя. Тебя и Беллерофонта. Говоришь, юноша знал имя великана?

— Да, отец. Он сказал: Хрисаор.

— Никогда не слышал о таком боге. Впрочем, это может быть прозвищем. В Карии, на юго-востоке от нас, есть храм Зевса Хрисаора. Уверен, легко найдутся храмы Аполлона Хрисаора, Посейдона Хрисаора… Если это прозвище, хорошо бы выяснить, какой именно бог спас вас от двуглавого пса. Если же это имя… Мудрецы говорят: имя бога — его природа, суть, стержень и основа. В любом случае, Хрисаор Золотой Лук, он же Золотой Меч, явился на подмогу Беллерофонту, Метателю-Убийце. Вероятно, не в первый раз, если юноша не был удивлен.

— Да, отец.

— И он тебе нравится? Беллерофонт?

— Да, отец.

— А ты ему?

— Не знаю. Возможно.

— Стесняешься сказать правду?

Иобат расхохотался. В смехе царя, когда-то гулком и раскатистом, мелькнуло старческое дребезжание. Заметив это, царь прекратил смеяться.

— Я стар, — спокойно заметил он. Лишь на виске билась, трепетала синяя жилка, выдавая истинное состояние царя. — Дитя мое, по возрасту я скорее гожусь тебе в деды, чем в отцы. Я начал дряхлеть, в том нет сомнения.

— Отец! Ты силен, как бык!

ы против живодерни. Маслобойка кажется им слишком рискованным вариантом.

— Кто эти мятежники?

— Тебе ни к чему знать их имена. Достаточно того, что все они принадлежат к нашей семье. Царь зажился на свете, думают они. Ждать, пока Иобат исчерпает свой срок и уйдет в царство мертвых? Слишком долго, думают они. Хорошо бы поторопить. Нож, яд, удавка. Открытый мятеж, в конце концов. «Страна нищает, враги острят копья! Ликия, вставай! Мы хотим перемен…»

Филоноя заплакала. Отец говорил сухо, с отменным равнодушием, но воображению не прикажешь. Царевна ясно видела, как это происходит: нож, удавка, бунт.

— У меня нет сыновей, — продолжал Иобат. Тени бродили вокруг царя, словно наемные убийцы, но приблизиться опасались. — Только дочери. Старшая могла бы принять трон вне зависимости от того, кто станет ее мужем. Принять трон, укрепить власть, подавить мятеж, расправиться со злоумышленниками. Я говорю о Сфенебее. Поздно, она сидит в Аргосе. Остальные дочери, включая тебя, Филоноя, на такое не способны. О чем это говорит?

— О чем, отец?

Вопрос был пустой формальностью. Филоноя знала, к чему клонит царь.

— Твои сестры замужем. Я не оставлю трон их мужьям. Почему? Они не усидят и месяца. Но этот юноша… «Я убью Химеру, — сказал он мне, — потому что я должен это сделать. Твой приказ ни при чем, я сам этого хочу». Ты понимаешь? Мой приказ ни при чем. Я послал его на смерть, он знал это, но пошел, потому что сам так хотел. Допускаю, что у его отваги имелось не слишком красивое объяснение — великан за спиной, покровительство богов. Но это вряд ли.

— Почему, отец?

— Я слышал, боги избегают столкновений с Химерой. Она жжет их храмы, но олимпийцы делают вид, что ничего не произошло. Гордые олимпийцы, гневные олимпийцы, ревнивые и мстительные. Если так, Беллерофонт должен понимать, что великан может его не спасти. Сгорят оба: смертный и бессмертный. «Я должен это сделать. Твой приказ ни при чем, я сам этого хочу». Разве это не царская речь?

— К чему ты клонишь, отец?

Иобат вернулся на трон.

— Раньше я был уверен, что он не вернется, — задумчиво произнес царь, барабаня пальцами по подлокотнику. — Сейчас моя уверенность поколебалась. Если он вернется, если Химера будет убита им…

Он наклонился вперед:

— Ты выйдешь за него замуж, Филоноя. И горе мятежникам, восставшим против Беллерофонта, Убийцы Зла^[17]. Полагаю, великан нам тоже пригодится. Ты же хочешь жить долго и счастливо, не так ли?